1964

Литературнохудожественный
и общественнополитический
ЖУРНАЛ
Орган
Союза писателей
Бурятской АССР
Выходит один раз
в 2 месяца

В номере:
И. Лазутин. ЧЕРНЫЕ ЛЕБЕДИ. Роман.
Продолжение.
В МИРЕ ИНТЕРЕСНОГО
К. Дьяков. СМЕРЧ И МУМИЁ.
НОВЫЕ ИМЕНА

Год издания десятый

3
7
25

В. Намсараев. СТИХИ.
НОВЫЕ РАССКАЗЫ
Д. Эрдынеев. ЗАЧЕМ ПЛАЧЕШЬ, ХАНДАМА? Рассказ. Перевод с бурятского.
К. Балков. ТРЕВОЖНЫЕ ДНИ ИВАНА
СПИРИДОНОВИЧА. Рассказ.
Ц. Жимбиев. КУБА, ЛЮБОВЬ МОЯ.
Иутспыс заметки. Перевод с бурятского.
Ц -Д. Дамдинжапов. ЧЕРНОЕ И БЕЛОЕ.
Нош'сть. Перевод с бурятского.
А. Трубин. БЕРЕГИ СВОЮ
Ф||цгм1'нт повести.

БЕРЕЗКУ.

ОЧЕРКИ И ПУБЛИЦИСТИКА
А. Щитов. МЕЛИОРАТОРЫ. Очерк.
С. Костсрин. ЛЮДИ БЛИЖНЕГО КРАЯ.
1Ь Плокнота журналиста.
В Степанов. РЫБАКИ. Стихи.
А. Качаев. ЛИСТЫ
ЬЛОКПОТА. Стихи.

СОЛДАТСКОГО

•УРЯТСКОЕ ГАЗЕТНОЕ

27
35
42
51
85
133
139
144
144

ИЗДАТЕЛЬСТВО

4

1964 г.
Июль—Август

ИСКУССТВО
И. Соктоева, РУССКИЙ САМОРОДОК.

145

ИНТЕРЕСНЫЕ НАХОДКИ
I
М._Шмулевич.
КОГДА
МЫЕ.

В. Ковтун. МАСТЕР

ГОВОРЯТ НЕ- 1ДП

150

КАЛАМБУРОВ.

КРИТИКА И Б И Б Л И О Г Р А Ф И Я
Т. Михайлов. ЭНЦИКЛОПЕДИЯ
РЯТСКОй ЖИЗНИ.
Л. Ханбеков.
НИЕ.

СБЫВШЕЕСЯ

БУ

ОЖИДЛ- 1С Я
10*1

С УЛЫБКОЙ
Л._Булыгин_а.
». СКРОМНОСТЬ
СКРОМ
ДЕ ВСЕГО. Юмореска.

— ПРЕЖ- 1 СР

ПОМ(
ПО
МОТИВАМ ТАДЖИКСКОГО ФОЛЬ- 1 С7
КЛОРА.
ЛАСТОЧКА

158

Главный редактор А. А. БАЛЬБУРОВ
Редакционная коллегия: Ц.-Б. БАДМАЕВ (заместитель главного редактора), Ц. Г. ГАЛСАНОВ, Ц. А. Ж И М Б И Е В , И. К. К А Л А Ш Н И К О В ,
Б. М. МУНГОНОВ, К. Ф. СЕДЫХ, М. Н. СТЕПАНОВ, Г. О. ТУДЕНОВ,
Д. А. УЛЗЫТУЕВ, Ц. Б. ЦЫДЕНДАМБАЕВ. В. Е. Ш Т Е Р Е Н Б Е Р Г (ответственный секретарь), А. В. ЩИТОВ.

Адрес редакции: Улан-Удэ, ул. Коммунистическая № 20. Телефоны: главный редактор — 28—82, зам. главного редактора,
ответственный
секретарь и отдел про
зы - 23—36, зам. главного редактора, отделы публицистики, поэзии и критики I;
библиографии — 26—91.

Иван ЛАЗУТИН

Роман

VI
РОФЕССОРА Кисиди Шадрин нашел на четвертом этаже инПститута.
Он сидел в своем рабочем кабинете и делал какие-то

чаметки на маленьких листках лощеной бумаги. Очевидно набрасывал
конспект лекции или составлял план статьи. Его крупная голова, обракленная черными редеющими волосами, крепко сидела на широких
плечах. Он скорее походил на борца, чем ла ученого. В крупных толстых пальцах огрызок карандаша казался крохотным и смешным. Углубившись в работу, профессор не заметил, как в дверях его кабинета понпился посетитель. Поднял голову лишь тогда, когда Шадрин, переминаясь с ноги на ногу, откашлялся.
— Вы ко мне? — голос Кисиди был приглушенно-мягким, тихим.
Гак говорят, когда боятся разбудить только что заснувшего больного
ребенка.
— Я к вам из министерства. От Комаровой.
Несмотря на грузность Кисиди, его движения были легки и эластичны. Пружинисто привстав, он придвинул • к столу стул, стоявший у
стены.
— Прошу, садитесь.
Профессор бегло ознакомился с документами Шадрина и пошутил,
что в характеристике его не обласкали. Виноватым голосом, словно
оправдываясь, он сказал:
— Теперь не знаю, что и делать. Вчера вечером из райкома пришла бумага от второго секретаря. Есть у нас одна особа, Борисова...Профессор мягко улыбнулся. —Пусть не к ночи будет скал.чно: возр а ж а т ь ей — значит, наверняка, накликать беду.
I I , точно боясь, что Шадрин может не поверить его словам, он дос|.м из ящика письменного стола вдвое сложенный лист б у м а г и и пргт я п у л его Дмитрию.
— Даже не придумаю, как ее обойти. Признаться, я сам очень не
хочу, чтоб кабинетом заведовал лаборант Терешкин. Вся заслуга его
состоит в том, что он может по пять раз в день бегать в райком партии
на инструктажи и с утра до вечера крутиться в партбюро. Больше ниПродолжение. Начало см. в №№ 1, 2, 3.

чс-м не примечателен. Образованием тоже не блещет. После ликбеза
поступил на рабфак, да и тот не закончил.
Профессор посмотрел диплом Шадрина и покачал головой.
— Что же это вас, молодой человек, заставило с университетским
дипломом идти на такую должность? Вы же научный работник.
— У меня, профессор... — Шадрин замялся.
— Что у вас?
— Вы читали характеристику?
— Чепуха!.. — Кисиди махнул рукой. — У меня есть хороший друг,
тоже профессор. Честнейший человек и большой ученый. Но вся его беда в том, что не умеет ни хитрить, ни приплясывать перед начальством.
В прошлом году он не подчинился одному из руководителей сектора
Академии и продолжал читать лекции так, как ему подсказывали совесть и убеждение ученого. И что же вы думаете? Коллеги на него сфабриковали такую жалобу, что со стороны, если не знаешь человека, можно подумать, будто профессор идет против Советской власти и
против политики партии. Человека уволили и дали такую характеристику, с которой не примут не только профессором в институт, но не доверят
кружок политграмоты. •— Кисиди потряс документами Шадрина. — Не
характеристика ваша меня смутила. Я думаю над тем, как бы нам избавиться вот от этой бумажки, которую подписала Борисова. Это такая
особа, что свяжись с ней,— потом сам не рад будешь. А наш Терешкин
ходит у нее в активистах. Он даже и обо мне, наверное, ей время от
времени докладывает.
Шадрин внимательно слушал профессора и недоумевал: почему этот,
известный в стране ученый, профессор, доктор философских наук, заведующий кафедрой, куда Шадрина рекомендовали на работу под его
же непосредственное начало, почти исповедуется перед ним и открывает
ему такие подробности, о которых можно поведать не всякому близкому?
Профессор хотел сказать Шадрину что-то еще, но в это время
дверь в кабинет открылась, и в ней показалось заплаканное лицо молоденькой студентки. На ее вздернутом носу и на щеках была рассыпана
стайка веснушек.
—• Можно?— подавляя всхлипы, проговорила девушка.
— Да-да... Что с вами?— лицо Кисиди стало озабоченным. Он
встал из-за стола. — Кто вас обидел?
— Балабанов...
В тонких, измазанных чернилами пальцах девушки была зажата
зачетная книжка. Такие же чернильные пятна проступали на клапане
кармана ее выцветшей лыжной куртки. На ногах студентки были дешевые ботинки с толстыми шнурками.
— Чем он вас обидел?
— Поставил тройку. Это неправильно!..
— Почему вы так поздно сдавали экзамен?
— У меня задолженность... Я во время сессии лежала в больнице.
— Так что же вы ко мне пришли? Значит, тройку и заслужили.
—• Я ему отвечала хорошо, а он...
— Что он?
— Забросал вопросами, которых не было в билете...
— О чем же он спрашивал вас? Чего не было в билете?
— О троцкистско-бухаринской оппозиции, об их политической программе, о том, как они решали аграрный вопрос... Я все отвечала, отвечала... Потом он начала спрашивать то, чего не говорили ни на лекциях, ни на семинарах.
— Вы бы так и сказали, что ни на лекциях, ни на семинарах вам
об этом не говорили.
— Я ему сказала... — плечи девушки начали вздрагивать. В эту ми-

нуту она походила на попавшего под дождь воробья, который сидел на
жердочке и трясся всем телом.
— А он?
— Он говорит, что нужно знать... И поставил тропку.
— А ко мне зачем пришли? Просить, чтобы вам разрешили пересдать?
Некоторое время девушка молчала, потом — странно осевшим голосом проговорила.
— Теперь не дадут стипендию.
— Кто ваши родители?—спросил профессор, оглядывая бедную
одежонку студентки.
— У меня их нет.
— Где же вы воспитывались?
— В детском доме.
— А родители?...
— Отца убили на войне, мать погибла в ленинградскую блокаду.
— Какие у вас были вопросы?— спросил профессор после довольно продолжительной паузы.
Девушка подала ему зачетную книжку и сказала номер билета. Кисиди достал из ящика письменного стола список экзаменационных вопросов и нашел номер билета, на который отвечала студентка. Первым
вопросом стоял «Кооперативный план Ленина», вторым — «Постановление партии и правительства по идеологическим вопросам после Великой Отечественной войны».
Теперь он вспомнил, что лекцию о троцкистско-бухаринском блоке
студентам второго курса читал он сам. Того же, о чем спрашивал у студентки Балабанов, он с кафедры не говорил. Ему стало ясно, почему
Ьалабанов задал девушке эти дополнительные вопросы: уже восьмой
год он пишет кандидатскую диссертацию о троцкистско-бухаринском
блоке. Вот и решил измотать студентку на том, чему посвятил много лет
труда, и показать, что он знает больше, чем другие члены кафедры.
— Когда вы отвечали?
— Только что... Я прямо из аудитории к вам.
— Ну что ж, хорошо. Отвечайте на первый вопрос.
Деиушка смутилась. Но, поняв, что ей тут же предлагают переэкзаменовку, начала отвечать. Вначале ответ ее был несколько бессистемен,
йотом, справившись с волнением, она слегка сощурила глаза и окрепшим гс.л'ссом, связно, уверенно стала раскрывать сущность кооперативного плана Ленина. Кроме необходимого студенческого минимума, она
н.гшл;!,! даже такие работы, которые не были рекомендованы для семип . ф с к н х занятий.
«Молодей»,'— подумал Шадрин. Ему тоже когда-то приходилось чи1йТ1» чти работы Ленина.
Кнсиди слушал внимательно и время от времени кивал головой.
,'1ш и ч ш л й и стройный рассказ студентки перемежался с цитатами из лен и н с к и х работ, заученными почти наизусть.
Достаточно.— Профессор жестом остановил студентку.— Второй «опрос.
Деиушка откашлялась и начала отвечать. И снова точные з н а н и я
ш л и ш д и е ь не зубрилкой, а человеком, ясно понимавшим то, о чем гойи|1|(| Дойдя до постановления партии и правительства о ж у р н а л а х
• 1|ч пи» и «Ленинград», девушка с такой искренней злобинкой нале•< п и с а т е л е й Михаила Зощенко и Анну Ахматову, что Шадрин нейилмн» налюбовался ею и даже забыл, как и зачем он очутился здесь.
< )Г>||ум1импн свой гнев на «постельную лирику» Анны Ахматовой, сту" м м . л с ж и л а кулаки и процитировала четверостишие, которое упоминнчип. ц постановлении партии:

...Я клянуся божественным садом,
Чудотворной иконой клянусь.
И ночей наших пламенных чадом...

— Достаточно!—остановил ее >Кисиди и раскрыл зачетную книжку, где среди отличных отметок стояло жирное «посредственно».
(Профессор достал из кармана авторучку, двумя ж и р н ы м и линиями зачеркнул отметку Балабанова ( а его фамилию он с какимто с особым .удовольствием затушевал зубчатой чертой) и в новой графе своей рукой написал: «Основы марксизма-ленинизма». Поставил
число. В графе «оценка» крупно вывел «Отлично». Расписавшись, он
подул на еще не просохшие чернила и протянул зачетную книжку
девушке.
— Молодчина!.. Только о троцкистско-бухаринском блоке подчитайте. Не помешает.
Девушка сияла от радости.
— Хорошо... Я обязательно... Если б нам сказали на семинарах...—Она так растерялась, что не находила слов для выражения
своего восторга.
— А теперь отдыхайте.
Студентка пулей выскочила из кабинета заведующего кафедрой.
Некоторое время Шадрин и профессор молчали. Потом Кисиди
встал и, нервно комкая в руках исписанный лист бумаги, швырнул
его в плетеную корзинку.
— Вот, видите, какие на нашей кафедре есть любители изящной словесности. Восьмой год Балабанов сидит над диссертацией о
троцкистско-бухаринском блоке. И ведь до чего дошел?! Начал резать
на экзаменах студентов только за то, что они чуть меньше его знают
об этом блоке.
Профессор посмотрел на часы и заторопился. Через час у него
должна начаться лекция для аспирантов в Академии.
— В нашем распоряжении двадцать минут. Пойдемте к заместителю директора и решим ваш вопрос.
С трудом пробираясь через тесные лестничные пролеты, на ступенях которых стояли и сидели студенты, спустились на второй
этаж и без доклада вошли в кабинет профессора Неверова, временно
исполнявшего обязанности директора института.
В просторном директорском кабинете было прохладно. За длинным большим столом, покрытым зеленым сукном, сидел профессор
Неверов. Седой, как лунь, р у м я н ы й и ясноглазый, он выглядел гораздо моложе своих семидесяти лет. Даже я р к и й галстук, повязанный по последней моде, и тот говорил, что профессор Неверов, известный в стране специалист по сооружению тоннелей, еще не стар,
что он еще не все сделал в жизни ц не все с к а з а л в науке...
Сейчас же он не походил ни на профессора, ни на директора. На
директора — потому, что впервые в жизни встал, как он выражался.
в «административные оглобли», а поэтому все у него выходило не
«по-директорски», а «по-профессорски». Всем своим образом мыслей
и логикой поведения он оставался ученым, специалистом... В голове
его носился рой расчетов, громоздились сложные схемы, неожиданно
рождались новые и новые мысли. Но, оставаясь во всех своих помыслах ученым, внешне он не походил на профессора, каким был всегда.
Не походил потому, что изо всех сил старался вести себя по-директорс к и . Б у д у ч и беспартийным, Неверов больше всего боялся, что на
п а р т и й н о м бюро его могут обвинить в развале работы. Что такое голоиомойка но партийной линии он уже знал. На одном из заседаний бюро

профессор однажды присутствовал и был свидетелем убийственной
к р и т и к и , которой подвергся его коллега — профессор Мендельсон.
Неверов прочитал заявление Шадрина и министерскую резолюцию, потом поднял свои редкие с рыжинкой брови и недоуменно развел руками:
— 'Как же так? Только вчера было предписание из райкома парши назначить на эту должность лаборанта Терешкина. Ничего не
понимаю!..
— Борисова могла не знать, что для этой работы есть кандидат у р а более подходящая, чем Терешкин. Сейчас он на своем месте.
Лнборант — это потолок Терешкина при его образовании. Учиться
дальше он не думает, у него семья, дети...
— Может, нам позвонить Борисовой и поставить ее в известность, что министерство рекомендует товарища наиболее пригодного
для этой работы?—• предложил Неверов, но тут же, словно побоявшись своей мысли, продолжил:—А, впрочем, смотрите сами. Я лично звонить не буду.— Профессор посмотрел на секретаря партийной
организации Карцева, который только что вошел в кабинет.— Вам.
•Ьормс Николаевич, будет удобнее переговорить по этому вопросу с
рлпкомом.
Неверов не раз слышал, что Борисова — своенравная женщина,
которая ни с того, ни с сего может наброситься на человека и причинить ему неприятность.
Неверова выручил Карцев, аспирант кафедры двигателей. Он
шчтда ходил в кожаной куртке и чем-то напоминал революционных
комиссаров двадцатых годов. Не было только широкого ремня и
пистолета на боку. Суть дела Карцев понял в первую же минуту,
к и к только зашел в кабинет Неверова. Он знал,что два дня назад
и I раГжома пришла в институт бумага, в которой рекомендовалось

К. ДЬЯКОВ

СМЕРЧ И МУМИЁ
1. Смерч—гигантский электромагнит
/ • М М " ! —это атмосферный вихрь, в ко'' тром воздух кружится вокруг неко|«|ини нштра, создавая внутри разряжеин» И н у ф ь смерча всасывается все, что
н и » | , | м и и ни пути, в том числе люди и жи••••1111И Н» особое «пристрастие» смерч
НМРН , ферромагнитным материалам, в
ч«1 ним < 1 1 н железу. В 1948 году под Тулой
1 М 1 | 1 ' | т.фнил из земли деталь машины ве• мм и м н I I о н н ы и отбросил на двести мет(<и§ |> 1 м ,.., | М н Америке смерч поднял парнмн, ( ы ш г р и у л его на 180° и поставил
• м » н ' И путь. В Шантэ (Франция) в 1939
•. ' «• |>ч имлгрнул железные гвозди из
• • | • шиит)) крыши, оставив черепицу нетро•ч1"« А N01 к стеклу смерч совершенно'
• |<**||1Му|||ГН>

*(**» «|м иЛ меняется?
Ми нмгм, что при испарении частицы
•• • • • . . . , . , , , „ „ п о т у х н друг о друга и

перевести Терешкина из лаборантов в заведующие кабинетом. Эту
кандидатуру предложил сам Карцев. Ему было выгодно, чтобы заведующий кабинетом был в полной и почти неограниченной его власти,
власти секретаря партийного бюро института. В усердии Терешкина он
не сомневался. Кроме того, он знал, что любой другой новичок с дипломом высшего образования может вполне корректно сослаться на то, что
у него есть свой непосредственный начальник — заведующий кафедрой и что в его обязанности входит не ведение кружков политпросветработы среди населения, а прежде всего работа кафедры марксизмаленинизма.
Карцев внимательно прочитал характеристику Шадрина, повертел в руках его трудовую книжку и деловито сказал:
— Думаю, что рекомендация райкома для нас не менее авторитетна, чем министерская. Терешкина мы знаем много лет. Терешкина знают в -райкоме, а товарища Шадрина мы пока не знаем, тем
более...— Карцев уронил взгляд на характеристику.— Тем более, характеристика не так уж блестяща...
•— Может быть, все-таки нам позвонить Борисовой? Рекомендация министерства тоже что-то значит,— сказал профессор Кисиди.
Позвонили Борисовой. Разговаривал с ней Карцев. Он кратко
изложил суть дела и неожиданно смолк. В гулком кабинете было хорошо слышно, как Борисова принялась отчитывать Карцева за то.
что руководство института осмелилось не посчитаться с рекомендацией райкома.
Карцев оправдывался:
•— Агриппина Кондратьевна... Агриппина Кондратьевна, вы, пожалуйста, скажите об этом профессору Кисиди. Не я, а он поставил
этот вопрос. Он, а не я заведую кафедрой.
Профессор Кисиди встал и молча протянул свою большую мяэлектризуются, в результате
образуются
громадные облака, заряженные
положительным или отрицательным электричеством.
При сближении облаков с разноименными
зарядами происходит разряд в виде гигантской искры-молнии, сопровождающейся
громом. Об этом величественном явлении
природы знает каждый.
Некоторые облака имеют одноименный
с землей заряд, поэтому разряда на землю
не получается, однако потенциал облака
гораздо выше, чем земли. Облако растет и
тяжелеет, притяжение между ним и землей
увеличивается (закон всемирного тяготения). И вот наступает момент, когда наиболее насыщенная влагой и электричеством
часть тучи в виде хобота гигантского слона начинает опускаться. Раз начавшийся
процесс опускания уже не остановится, так
как чем меньше расстояние между землей
и концом «хобота», тем сильнее притяжение к земле. При соприкосновении его с
землей образуется токопроводящий шнур,
по которому повышенный потенциал электричества облака перетекает в землю.
Движение электрического тока сопровождается вращающимся магнитным полем. Газ
•округ шнура ионизируется и приходит
•месте с круговым магнитным полем в стремительное вращение. Поступающий внутрь
вращающегося столба воздух ионизируется н отбрасывается центробежной силой от

центра. Таким образом в центре поддержи
вается разряжение.
Ионизированные вращающиеся частицы
воздуха образуют невидимый соленоид с
магнитными полюсами на концах. Вот этот
млнит и способен выдергивать гвозди, железные детали машин и прочие ферромагнитные изделия.
Сказав это, мы близко подошли к вопросу образования вихрей. Если в цепи электрического тока создать разрыв — воздушный промежуток, ток проходить не будет.
Но стоит поместить туда пламя горелки—
ток пойдет. Нагретый воздух становится
проводником электрического тока! Движе
ние подогретого ионизированного воздуха
есть ни что иное, как движение электрического тока.
Автору много раз приходилось наблюдать образование смерчей на распаханных
почвах в долине реки Зеравшан в Средней
Азии. На участках полей, защищенных от
ветров, почва нагревается днем особенно
сильно. Воздух становится ионизированным
и, став от нагрева легче, поднимается кверху. Здесь образуется токопроводящая среда, движущаяся кверху. А движение тока
сопровождает магнитное поле, которое создается из того же ионизированного воздуха.
Так как с нагретого участка почвы теп-

систую руку к телефонной трубке. Шадрин заметил, как к лицу его
1рихлынула кровь.— Добродушная улыбка, которая только что светилась на его округлом лице, моментально потухла, как только на
го приветствие Борисова ответила грубостью. С минуту она надсадно
кашляла в трубку, потом заговорила. Ее слова были отлично слышны.
— Товарищ Кисиди, я еще раз ва<с спрашиваю, с к а к и х это пор
гкомендация райкома партии для вас потеряла всякое значение?
Щеки Кисиди побагровели. Шадрин не верил своим глазам. Неукели перед ним тот самый Кисиди, который полчаса назад казался
1у доверчивым добряком?
•— Вы спрашиваете, с каких пор я, как заведующий кафедрой,
стал игнорировать рекомендацию райкома?— чеканя каждое слово,
заметным кавказским акцентом переспросил Кисиди.
— Да, да... С к а к и х это пор?
— С тех пор, как в нашем райкоме появился такой диктатор, как
I. Какое вы имеете право, товарищ Борисова, вмешиваться в вопросы, которые решает непосредственно заведующий кафедрой?
В ответ на дерзость Кисиди голос из трубки прохрипел, что разговор этот не телефонный и что мнение р а й к о м а на этот счет твердое
определенное. Потом из трубки понеслись короткие гудки.
Профессор Неверов растерянно смотрел то на Карцева, то на
:иди.
— Что же будем делать?— взгляд его остановился на Карцеве.
— Что касается меня,— спокойно произнес Карцев,— то я не
1жу основания отвергать кандидатуру, рекомендованную райкомом.
Два года назад Карцев сдавал профессору Кисиди кандидатский экзамен по философии. Поэтому, несмотря на некоторое свое
преимущество в партийной субординации института, он все-таки чувствовал, что спорить ему с Кисиди, как с равным — непристойно. Одлмй воздух поднялся вверх, а его место замил более холодный, то вертикальное двиш»иие воздуха прекращается, исчезает и

магнитное поле как фактор вращения воздушных масс. Смерчи поэтому бывают
кратковременны и неустойчивы.

2, Что такое мумиё?
ташкентского врача ХадО БжиОПЫТАХ
Расуловича Расулова с мумиё, ко-

1и|Н1му древняя медицина приписывает
чмидсйственные лечебные свойства, знают
•и исгй стране. Многие энтузиасты вышли
м* м и ш к и мумиё. Учитель Усман Джали««• М1 города Пенджикента нашел на се|ч Р» Таджикистана значительное количе. 1йн стоге бальзама.
•||ц же это такое?
< 1 Н Т й » мумиё сложен. В нем обнаруженн мною органических веществ и более
м м п и й т и микроэлементов. Окончательный
ми ми сю еще не определен, но чаша ве»••» мс больше склоняется к тому, что это
и > » " п я г м ы й мед с небольшой примесью
и<ммиио1<> яда.

И 1 т м и н , что пчелиный яд
расширяет
ч " \ < | и , обладает антиспазматическими и
нПиПп ч и к а ю щ и м и свойствами. Он успешно
••(•мм) м и г к и при бронхиальной астме, ишиам, радикулите, ревматизме, невралгии
• (•"••исшит нерва. Оказывает тонизирую«•»»» «лиимие на систему кровообращения
• нннмшягт тонус всего организма — улуч-

шает сон, аппетит, благотворно действует
на обмен веществ, в частности на обмен
холестерина. Мед также употребляется в
лечебных целях.
Мумиё обладает свойствами и меда, и
яда. Порезы, смазанные им, срастаются
втрое быстрее, чем при обычных условиях.
Особенно
заманчива идея лечить этим
средством язвы желудка и другие кровоточащие внутренние поражения.
Откуда же взялись пчелиный яд и мед
под пластами горных пород на такой высоте в горах, где нет ни растений, ни пчел?
Геология утверждает, что в прошлом большая часть территории Средней Азии была
морем с множеством островов. Тринадцать
тысяч лет назад территория Средней Азии
внезапно поднялась на большую высоту,
в результате образовались ущелья и хребты, трещины в земной коре и обвалы. Семьи диких пчел, гнездившиеся либо в расселинах и пещерах, либо в дуплах больших деревьев, очутились под завалом. Мед
же без доступа воздуха не разлагается и
поэтому сохранился до наших дней.

пако, своим, хотя и вежливым, но вполне определенным ответом на
жшрос Неверова он задел за живое профессора, в котором тут же сказался его кавказский темперамент.
— Да как вы можете рекомендовать мне в заведующие кабинетом малограмотного человека?! Ведь вы же, товарищ Карцев, прекрасно знаете, что такое Терешкин! Я уверен, что основы марксизмаленинизма он знает хуже самого отсталого студента первого курса!
А культура?.. Где та элементарная культура, которая необходима для
работника советского вуза?!..
Разговор принимал резкий оборот. Кисиди настаивал, чтобы на
заведование кабинетом назначить Шадрина. Карцев твердил одно
и то же: рекомендация райкома для него авторитетней всяких
других ведомственных рекомендаций.
Профессор Неверов, который в душе был на стороне Кисиди,
все-таки не решался пойти против Карцева и Борисовой. Неожиданно
ему пришло на ум — позвонить директору Меренкову, который всего
лишь дня два как приехал из санатория и сегодня утром звонил: просил ежедневно ставить его в известность о делах института.
Прежде чем набрать номер телефона квартиры директора, Неверов весьма корректно попросил Шадрина выйти на несколько минут
в приемную.
Дмитрий только этого и ждал. Ему было неприятно присутствовать при споре. 'Внутренне он был на стороне Кисиди не потому, что
решалась его, Дмитрия Шадрина, судьба, а потому, что видел: уж
слишком неравноценными были кандидатуры на вакантную должность, если даже подходить с формальной стороны. А поэтому, ожидая вызова, он был почти уверен, что директор института, которого
введут в курс дела, непременно предложит провести приказом на
заведование кабинетом его, Шадрина.
Ждать пришлось недолго. Рядом со столом секретарши сидела
седая и юркая старушонка, которая то и дело поправляла выбивавшуюся из-под платка прядку жидких волос и что-то бойко рассказывала модно разодетой секретарше.
Дмитрия пригласили в кабинет.
Профессор Кисиди, нахохлившись, хмуро смотрел себе под ноги,
грузно- утопая в мягком кресле. Шадрин подошел к столу. Сесть ему
не предложили. Карцев поджал губы и что-то рассматривал на потолке.
— Вот что, товарищ Шадрин,— после некоторого молчания заговорил Неверов.— Мы только что советовались с директором и решили, что отказать Терешкину у нас нет н и к а к и х оснований. В институте он работает уже давно, зарекомендовал себя хорошим общественником, у него прекрасные организаторские способности. Последние
два месяца он успешно справляется с должностью заведующего кабинетом, на хорошем счету в райкоме.— Профессор поднял глаза на
Шадрина.— А поэтому у нас нет других соображений.
— Я вас понял, профессор.— Шадрин протянул руку за документами, но Неверов положил на них ладонь.
— Подождите, не горячитесь. У нас есть для вас предложение.
— Какое?
— Поработать лаборантом на этой же кафедре. Правда, должность несколько мелковата для ваших возможностей, но что подел а е ш ь — не все начинали свою научную практику с профессора. Тем
более, что институт через год будет укрупнен, откроется новая социально-экономическая кафедра, и вы сможете заведовать в ней
кабинетом.
Шадрин молчал. Предложение это было для него неожиданным.
Ш

Ои даже приблизительно не мог себе представить, в чем состоят обя•йнности лаборанта кафедры. Слово «лаборант» в его сознании всегда
Ймло связано с техникой, с химией, физикой, точными науками... А
тут вдруг он, юрист,— и лаборант.
— Бас, очевидно, не устраивает зарплата?—снова заговорил
Профессор Неверов.— Ничего сказать не могу, восемьсот рублей для
ггмсйного человека, конечно, маловато. Но ведь и молодой инженер
щ и к - вуза получает не больше.
За последние полгода своим безденежьем Шадрин даже в собсгш'нных г л а з а х был так унижен, что восемьсот рублей в месяц поМ шлись ему целым .состоянием.
— Я согласен,— твердо ответил Шадрин и тут же заметил, какими удивленными глазами посмотрел на него Карцев.
Профессор Кисиди, по-прежнему неподвижно сидевший в кресле,
Одобрительно кивнул головой, посмотрел на часы и спохватился — он
оПй.чдывал на лекцию.
— С завтрашнего дня, товарищ Шадрин, вы — лаборант на моей
кяфсдре,— сказал он и перевел взгляд на Неверова.— Только с приМ1ом прошу не задерживать. Если можно, оформите, пожалуйста,
1 Г П 1 Д Н П Ш Н И М ЧИСЛОМ.

На заявлении Шадрина Неверов вывел продолговатыми старческими буквами: «В отдел кадров. Провести приказом на должность
ЛйГюранта кафедры основ марксизма-ленинизма». Поставив число,
«т расписался и нажал кнопку звонка. Через несколько секунд вошла
« г к р с т н р ш а . Неверов подал ей документы и распорядился:
Пожалуйста, в отдел кадров. Пусть оформят сегодняшним
числом.
Из кабинета директора института Шадрин вышел вместе с проф|чтором Кисиди. Карцев остался у Неверова.
Па лестнице Кисиди встретил Терешкина. Он на ходу отдал расморижгнне ознакомить Шадрина с обязанностями лаборанта кафед|и,1 П тут же, не слушая Терешкина, который хотел сообщить ему
ч |п то важное, почти сбежал с лестницы и скрылся в подъезде.
'Гсрсшкин был небольшого роста, со светлыми редкими волосами
• • псгцнстными бровями. Его легкая, почти мальчишеская походка ниИйК нс вязалась с иссеченным мелкими морщинами лицом. Он шел,
1мм|м1ко размахивая руками. Шадрин еле поспевал за ним. Над грудным мфманом вытертого синего кителя Терешкина пестрела планка
• | р г м н новенькими наградными колодками. Шадрин искоса вглядел• и II инс-тные поперечные полоски на планке и заметил про себя: «Ме< > иг., «За 'боевые заслуги», «За победу над Германией» и третья...
Нййи'К'и, «За оборону Москвы». У Дмитрия было восемь правительМШЧ11М.1Х наград: пять орденов и три медали. Последний раз он нан п.|.ч их в сорок шестом году, в праздник Советской Армии, когда
Ир шилось сидеть в президиуме торжественного собрания. С тех пор,
н»| у ж е шесть с л и ш н и м лет, все его знаки почета — ордена, медаЛИ И п л а н к и — лежат на самом дне материнского сундука.
Когда Шадрин и Терешкин зашли в кабинет марксизма-ленинизМй, Д м и т р и й пристально всмотрелся в лицо Терешкина. Ему было
V * ! ' т1 так мало лет, как показалось Шадрину, когда они поднима•н|||. по лестнице. «Под сорок, наверняка»,— отметил про себя Дмитр и и и протянул Терешкину руку: тот предложил ему познакомиться.
Нфим Николаевич,— отрекомендовался новый
заведующий
Монистом и, не дожидаясь, пока Шадрин представится, принялся его
ММтруктировать.
Нот ваше рабочее место.— Он указал на стол, стоявший в
и.'.у,
11

Справа, между столом и стеной, прямо на полу возвышалась
огромная копна газет и журналов.
— Первое, с чего начнете — разберете вот эту груду газет, ра.1
ложите их по числам, подошьете. Подшивки — на столе. Книги п
брошюры сегодня пока никому не выдавайте. Завтра я вас познаком
лю с порядком выдачи литературы. Перед каждым семинарским за
нятием будете развешивать на стенах наглядные пособия. Для к а ж
дои темы — своя, особая п а п к а . Они хранятся вон на той полке.Терешкин показал на стеллажи, заваленные журналами, п а п к а м и ,
старыми пожелтевшими подшивками газет и скоросшивателями.
Протоколы заседаний кафедры придется вести также вам. Вся до
кументация агитмассовой работы партийного бюро института находится вот в этом ящике... Тут все разбито по бригадам, записаны фа
милии агитаторов... Одним словом, скучать не придется, работы будет по горло. А сегодня начните с газет. Тут их накопилось столько,
что <сам черт голову сломит. Работаю два месяца без лаборанта.
С этими словами Терешкин нырнул в комнату заведующего кафедрой. Шадрин остался один в пустом просторном кабинете, посреди
которого стоял длинный, почти от стены до стены, стол, составлен
ный из множества обычных канцелярских столов. На суконной зг
леной скатерти аккуратными рядками лежали подшивки центральных
газет. Стены были увешаны диаграммами, рисунками, плакатами, от
ражающими годы индустриализации страны. Дмитрий огляделся, сем
за стол и положил руку на груду наваленных на полу газет и ж у р налов, прикрытых географической картой.
...Так начал Шадрин свой первый трудовой день в институте.
Заходили студенты, просили брошюры лекций, но всем им он отвечал
одно и то же: «Сегодня выдачи нет». Более спокойные, повернувшись,
молча уходили. Наиболее строптивые начинали возмущаться, что н
последнее время в кабинете ничего нельзя взять: ни книги, ни бро
шюры, ни газеты... Если случалось, что настырный студент н а ч и н а л
настоятельно требовать выдачи книги — из комнаты профессора К"
сиди (а в ней было слышно все, что происходило в кабинете) выскакивал Терешкин и начальственным тоном призывал грубияна к порядку, ссылаясь на то, что лаборант только что приступил к работе
и на десять частей разорваться не может. Один какой-то студент, с
виду совсем мухортенький, с лукавой смешинкой в прищуре серых
глаз, выслушал разгневанного Терешкина и спокойно ответил ему.
— А вы на что? Разве вы не можете выдать брошюры?
Это еще более подожгло Терешкина.
— Выдачей литературы занимается лаборант, понятно? А он, как
видите, сегодня занят разборкой газет.
Решив, что убедил назойливого посетителя, Терешкин снова
нырнул в комнату заведующего кафедрой. Но студент на этом не
успокоился.
— Подумаешь, к а к а я цаца! Когда сам несколько лет сидел за
этим столом, так мог выдавать и газеты и книги, а заимел себе под
чиненного, уж к нему и не подойди.
Терешкин волчком выкатился из комнаты Кисиди и впился п
студента своими маленькими колючими глазками. Он готов был ударить его. Но, так ничего и не сказав, снова юркнул в комнату Кисиди
Целых пять часов, до конца рабочего дня, провел Шадрин за разборкой газет. От пыли пощипывало в носу. В глазах мелькали колонки передовиц, мелкие и крупные шрифты, фотографии ударников промышленности и сельского хозяйства...
Уже под вечер в кабинет вошел пожилой низкорослый мужчина
с толстым, почти волочившимся по полу вытертым портфелем. Черел
12

и роговой оправе трудно было рассмотреть цвет и выражение
вошедшего. Некоторое время он молчал, потом устало присел
М аюоодный стол.
Новый лаборант?
— Так точно.
— Тогда будем знакомиться.— Человек в роговых очках встал и
п|п|1инул Шадрину руку.— Балабанов, преподаватель основ.
— Шадрин,— ответил Дмитрий и тут же вспомнил: «Ах, тот сам м и Палабанов, который сегодня экзаменовал студентку и без ножа
»йр1млл на теме борьбы с троцкистско-бухаринским блоком».
Лицо Балабанова Дмитрию не понравилось сразу: самодовольмог, »' чуть затаенной усмешкой, скользившей на тонких губах.
... фу-у... Устал дьявольски.
Продолжая разбирать газеты, Шадрин спросил:
- У вас сегодня экзамены?
— К сожалению.
— У кого?— донесся из-за перегородки голос Терешкина.
•— У механиков. Восемь часов подряд слушал детский лепет. Ни
(МИпго серьезного ответа.
Тсрешкин вышел из комнаты Кисиди.
— Чья семинарская группа? Не Беркиной?
Пилабанов устало вздохнул.
• Ее почерк.
,..Вечером, когда институт почти опустел, Терешкин по-хозяйски
окинул взглядом проделанную Шадриным работу и похвалил его.
- Ого, какой террикон разобрал! А то я тут один окончательно
мшило). — Он посмотрел на часы.— На сегодня, пожалуй, хватит,
( ш и р и наш рабочий день начнется с того, что подготовите наглядное
I
»Лио по теме «Коллективизация и ликвидация кулачества как
»• 1яггй». Вон в той розовой папке на верхнем стеллаже. А все это...—
(•и 1МП11ИН-ТЫМ жестом Терешкин показал на диаграммы, висевшие на
• и не Нее это убрать! Я завтра приду к часу. У меня с утра иннрукгиж в райкоме.
Лицо Терешкина было озабоченным, как будто завтрашнее важни|' (мшчцание в райкоме партии во многом будет зависеть от его
"(••II У1Ч'«1ИЯ.

Шидрин достал с верхнего стеллажа запыленную розовую папку,
нямфыл 1«с и, удостоверившись, что именно в этой папке лежат посопми .'ПИ очередной темы, положил на стол.
Когда вышли на улицу, в домах уже зажглись огни. Шадрин
чуиппопал усталость и голод. Утром он выпил чашку кофе с булкой,
и (и п л и день во рту не было маковой росинки.
С Тгрешкиньш расстались на углу Садового кольца и Каретного
|)ЯМЯ

Прощаясь, Терешкин сказал:
•• Думаю, сработаемся. Фронтовик?
11риходилось.
• Я сразу заметил, что войну не в Ташкенте отсидел. Нам такие
н у ж н ы У нас кадрами занимается сама Борисова. Женщина — мо( г р с ш к и п и не подозревал, что Шадрин знает о Борисовой боль|
гм оц мог предполагать. И знает еще кое-что такое, чего, моим I Лм п., не знает Терешкин, несмотря на то, что с Кисиди рабощ | М1НМО лет.
Иг|м«ступив порог дома, Шадрин сразу же попросил есть.
1
' и , 1 , 1 Оросилась навстречу. Истомившись за день в неведении,
ним »иоросала его вопросами:
13

Ну как?
Все в порядке.
— Приняли?
— Приняли.
— Куда?
— В институт.
— Кем, Митя, .не томи!.. Мама, собирай на стол. Ты посмотри, он
на ногах еле стоит.
— Лаборантом кафедры марксизма-ленинизма.
Ольга хмуро сдвинула брови, словно что-то припоминая.
— А что это такое?
Дмитрий вымыл руки устало сел за стол.
— Буду давать руководящие указания дирекции института и профессуре!
— Митя, мне не до шуток!..
Но Шадрин, словно не расслышав слов жены, склонился над тарелкой и принялся жадно хлебать горячие щи.
Пообедав, он неторопливо закурил, сел на диван и положил ногу на
ногу. Ольга сгорала от нетерпения. Всем своим видом она как бы восклицала: «Какой же ты вредный! Таких упрямых я в жизни не видела!»
Поняв значение ее взгляда, Дмитрий заговорил, когда Мария Семеновна вышла в сенцы.
— Ты хочешь знать, что я буду делать?
— Хотя бы вкратце.
— Буду подшивать газеты, выдавать студентам брошюры и материалы к семинарам, буду развешивать по стенам наглядные пособия
для занятий, вести протоколы заседаний кафедры... Что, недовольна?
—А еще что?
— А еще буду следить за распределением нагрузок среди преподавателей и в случае болезни одного из них, срочно, хоть пешком, хоть на
крыльях, лететь к свободному преподавателю, чтоб тот подменил больного.
Ольга отошла к окну и повернулась к Дмитрию спиной. Теперь она
отлично представляла, что входит в круг его обяза шостей. Она вспомнила пожилую, с астматическим кашлем женщину-лаборантку, которая
в ее институте выдает студентам пособия к семинарским занятиям. Ста
ренькая лаборантка всегда очень сердится, когда студенты вырезают
из газетных подшивок нужные им статьи.
Ей стало обидно за Дмитрия. Она открыла форточку и не решалась повернуться к мужу — боялась увидеть его лицо.
А Дмитрий думал о другом. «Эх, Ольга, Ольга!.. Разве ты могла
когда-нибудь предположить, до чего докатится твой Шадрин?.. Тот самый Шадрин, который уже в сорок втором году, командовал стрелковой ротой гвардейского полка... И говорят, неплохо командовал..,»
Дмитрий привстал с дивана, подошел к Ольге и обнял ее. Она тн
хо, беззвучно п л а к а л а .
VII

ОТЦВЕЛ... Поблекшие лепестки яблонь желтоватыми хлопья
С АД
ми устилали взрыхленную землю. В р«'-скрытые окна кабинета вплы

вала прохлада, настоенная на нежном дыхании только что распустим
шнхся роз, с которых утреннее солнце еще не выпило холодные капель
ки росы.
Батурлинов подошел к окну-и окинул взглядом сад. Он не успел еще
обойти его, но наметанным взглядом хозяина уже видел беспорядки. « I I
гак всегда: стоит отлучиться на каких-нибудь пять-десять дней, и черто
И

полох поднимает голову». Взгляд его остановился на сломанной ветке
молоденькой яблони, которая в прошлом году принесла первые плоды.
«Варварство!.. И никто не замечает, никому не нужно...»
Из кирпичной дорожки, ведущей от террасы к калитке, кто-то выворотил два кирпича, которые валялись тут же рядом, в траве. И никому:
ни Марфуше, ни Лиле, ни гостям, живущим у Батурлиновых уже целый
месяц, не бросился в глаза этот беспорядок.
«И вообще все идет не так, как нужно... Колесом, через пень-коло-

ду».

Ватурлинов чутко прислушивался к каждому шороху за спиной. С
м и н у т ы на минуту в кабинет к нему должна войти Лиля. Он не видел
гг уже две недели, с тех пор, как она проводила его на Белорусском
Иок 1але. Все эти четырнадцать дней, проведенных в дороге и за границей, не было дня, чтобы он, вставая и ложась, не думал о Лиле. И
»ги д у м ы о ней для него были, как утренняя и вечерняя молитва верую||мч(1. « К а к она там, стрекоза-егоза, капризуля моя непослушная?.. Не
и м м щ у л а ли какую-нибудь очередную глупость?»
Предчувствие не обмануло Батурлинова. Рано утром, как только
им перешагнул порог сеней и увидел заплаканное лицо Марфуши, поннл, что стряслась беда.
Что случилось? — спросил он у Марфуши и поставил посреди
ггнен большой крокодиловой кожи портфель, который почему-то сразу
н и и н (алея ому непосильно тяжелым.
Худенькие плечи Марфуши еще больше заострились. Прикрыв лицо у м а м и черного платка, она беззвучно плакала.
Где Л и л я ? — с дрожью в голосе спросил Батурлинов.
•• Спит,— сквозь всхлипы ответила Марфуша.
I трона?
Г л п п и богу, здорова.
\ • н ф и к п отлегло от сердца. Он провел Марфушу на кухню и по• ы I 11| мп |.'|Г)уротку.
Чш случилось?
II М и р ф у ш а нес р а с с к а з а л а . Рассказала о том, что от мужа Лиля
. ш п р п П же дет, после отъезда Батурлинова. Ушла совсем, без
)ш|1Ы, ни ниОрому Но нощи еще пока не перевезла. А через неделю,
РИМ. п р и е х а л а на м а ш и н е с каким-то чернявым мужчиной с
• мм и «и I . щ и 1,1 ею п п ч е н а п , и своей комнате. Потом ее три дня не
• А н п ш н ч е р а ( моц;| и р и е 1/к.'ма с тем же чернявым и снова оставиЛ1 • И • ни и. и синей к о м н а т е .
1
» \ » ' е мыт ясно. То, чего он больше всего боялся, ког'
• (и |ич' пни 1.1 IV ( . ( р у м н л и н у , случилось. Тяжело опираясь на
" н|'М1н I и -I I I ,|пуре| к и ц, сгорбившись, направился в кабинет.
" 1 («(ниш ш.'нншн к о ж и но п р е ж н е м у стоял посреди сеней. Номм |,|ц I
а р к а м и Лн.че, поставленный шофером
ц 1'|чп и, т емн мои | ыо, н с п ш а л с и стоять на крыльце. Иг" |'\Ч1"|Ц. и
' м у гчи 1И.-1 миленький серый котенок.
' •• I
" иг > м ц | п\ щ и . . Ч и н и
Ги.|,1о еще р а н о . К тому же он
г
Н . 1 1 . Чш /|ш|*ги с к / ш п ь и и у ч к г . Где-то в глу• I I н Н1 и м ч н < I и* М 1 0 1 1 1 . 1 И , I ( р и к ш и кии радости: «Она
м
ц н у * Пи 1 \ ( тс и н о|мны\н и ' м •. • .1 м 1 . как толь'

м^

I"•«•»*"
1

'

'

м

|.| от

п мм!,

н

ИПрС'Ж И Д11.ЧГИО Гюсе 1Ы О

Ни ии I
. и.ние н г.'юпнн притушенное лини, Ч1НН-|'Ч11111.н н им к у т и т е Л нишм (ни «черч
Ни «я ферм Дй «'те I усикимн!.. Мсрынец!...
.|'|н<| I\мм1|| кирш мог)н дома!.. Он будет
мнч«| •
• • М и н н »н.1М'1 ип ияПннпу Несколько раз прини15

мл л с я за письма, которых за время его отсутствия накопилось не менсч/
лнух десятков. Были среди писем и приглашения на заседание в ВАК.Н,
на большой ученый совет в медицинском институте, в Академию, в издательство Большой советской энциклопедии... Одних только официальных
уведомлений и приглашений было около дюжины. Но все это: письма
друзей, официальных лиц, учреждений, учебных заведений — было топерь далеким, не волнующим, третьестепенным...
Теперь, после долгого раздумья, Батурлинов знал, о чем он будет
говорить с Лилей. Нет, он не станет спрашивать ее, почему она ушла о,'
мужа. Он откроет ей глаза на то, какой безумный шаг она совершила.
Главное — не сорваться, не накричать на нее, не утопить этот в а ж н ы й
разговор во вспышке слепого гнева, в который Батурлинов, хоть редко,
но впадал, когда видел, что самое дорогое и близкое существо, Лиля, в
ответ на добро и любовь старика иногда причиняла ему горе и страдания.
Услышав за спиной шаги, профессор вздрогнул. Он знал — это вошла Лиля. Но, делая вид, что загляделся на цветочную клумбу, не оборачивался. Лиля подошла к нему сзади и остановилась.
Не глядя на нее, он отошел от окна и грузно сел в кресло. Опустив
тяжелые веки, смотрел в пол и молчал. Лиля стояла у раскрытого окна.
Все в ней было в напряжении.
А Батурлинов по-прежнему молчал и смотрел в пол. Эта выдержки
и эта пауза стоили ему большого усилия воли. Наконец, он заговорил
ыухим надтреснутым голосом:
— Пожалуй, это самое больное, что ты причинила мне за всю свою
жизнь.
Только теперь Батурлинов посмотрел на внучку. Боже мой, как они
изменилась за эти две недели! Осунулась, похудела, под глазами появчлись темно-коричневые круги... По щекам Лили скатились две крупньислезы.
— Я не буду спрашивать, почему ты это сделала. Меня убиваем
другое — твоя жестокость. Вспомни, как я не хотел, чтобы ты выходила
замуж за Струмилина... Я отговаривал тебя, я просил, умолял... Но ты
•не послушалась. Ты сказала, что любишь Николая Сергеевича, что
только с ним можеш:ь быть счастливой... И я сдался. Ты вышла замуж.
Вскоре я понял, что был неправ. А когда ближе познакомился с твоим
мужем, то убедился, что это благороднейший человек и талантливый
ученый. Часами мы беседовали с ним о его прошлом, о его планах в науке... Иногда мне было стыдно: как я мог встать на пути к твоему истинному счастью?.. И я был спокоен, я знал, что судьбу свою ты связала
с порядочным и добрым человеком. И вот теперь... Все полетело по ветру... Как зола с пожарища... Там, где две недели назад светилась надежда, где жила мечта — теперь торчат одни лишь обгорелые головешки. А ведь я уже старый...
Плечи Батурлинова опустились. Большие руки со скрещенными
пальцами лежали на коленях. Те, кто удивляясь его энергии и работоспособности (а профессору было уже семьдесят семь лет), раньше иг
давали ему больше шестидесяти пяти, теперь могли бы не узнать Батурлинова — так он был стар и слаб.
Лиля хотела что-то сказать, но рыданья перехватили ее горло. При
слонившись к стене и запрокинув голову, она беззвучно плакала. Дед но
мог смотреть на нее плачущую. Наконец, он переборол себя и гл ухи м
голосом, почти шепотом, сказал:
— Выслушай меня до конца, потом я буду тебя слушать.
Батурлинов встал, зачем-то подошел к книжным стеллажам, постоял
с минуту, стер пальцем пыль с дубовой кромки полки и снова вернулся
1П

Б

Прежнее место. Сел в кресло. Не шелохнувшись, Лиля стояла у стеПлакала обессиленно.
^^ — Ты когда-нибудь видела слепого человека, стоящего на тротуа(и»!" Г.тоит, постукивает палкой о каменный бруствер мостовой и терпеливо ждет, когда, наконец, чья-нибудь у ч а с т л и в а я рука коснется его лок«м И чей-то незнакомый голос скажет: «Позвольте, я вас переведу че1"|| улицу...» Я спрашиваю, ты видела такую картину?
Лиля молчала. Время от времени плечи ее вздрагивали. Она никак
ни могла побороть рыданий.
— Нет, ты не видела... А я видел. Я видел эту скорбную картину
•II "КП.ч моей клиники. Это было недавне, утром, часов в восемь. Как
••" | т, н это время Москву л и х о р а д и т . Все спешат, торопятся, летят
мк сумасшедшие... И вдруг вижу: в потоке пешеходов перед самым пе• |мтгком, стоит человек. В черном плаще, высокий, с п а л о ч к о й . Стоит
и постукивает ею о бруствер. Он ждет... Ждет хорошего, доброго челоММй, Он никогда не крикнет: «Люди!.. Я слепой, переведите меня через
\ .мчу.. »
Но люди спешат... Людям некогда... У всех своя забота. Время рас• н щ м о по минутам. Все это я вижу из окна, но ничем не могу помочь
юм;'. Чтобы дойти до него — мне нужно миновать несколько коридором, ми что уйдет не менее пятнадцати минут, хотя нас разделяют всего• иито четыре этажа. И вдруг я вижу!.. Что бы ты подумала?! Жснщи'•» I ребенком на р у к а х . Увидев слепого, она остановилась, как вкопанМИ, будто перед нею неожиданно разверзлась пропасть. Я видел лицо
»|и|| женщины. Сколько г л у б о к и х чувств одновременно было отражено
•I игм: и доброта, и горечь, и сострадание. Ребенок на ее р у к а х спал.
Очевидно, она несла его в ясли. И тоже, как все в этот час, торопилась.
А • н мни псе стоял и стоял, постукивал об асфальт легкой палочкой. Жен• ||| с ребенком подошла к нему и что-то сказала. Слов ее я не слы|, мо я догадался, что она предложила перевести его через шумный
••«рвсчок. Слепой кротко улыбнулся... А, впрочем, ты видела когдаЦ,. к л к улыбаются слепые? Конечно, ты не видела. А я видел... И
|*й1 I) этом подобии улыбки больше боли, чем радости. Настоящую
"К V рождает солнце, а тот, кто не знает, что такое солнце,— улы»»• м н по-другому.
VI смотрел из окна, пока женщина не довела слепого до троллей'"К, остановки. Потом она вернулась, снова пересекла шумный пере• юк и скрылась за углом...
||.пурлннов откинулся на спинку кресла и долго смотрел на Ли• .юмио что-то п р и п о м и н а я или раздумывая: а зачем, собственно,
<.!,'! этот разговор?
Я не зря заговорил о слепом человеке и.о женщине с ребенком
I ъ » > . | \ Пока ты с п а л а , я тут ходил и все думал... Думал над тем, что
• и м.1л. II, наконец, пришел к выводу: ты поступила жестоко. Я
мми.-| нее, буквально все, вплоть до мелочей: мое нежелание блам. Н'бя на брак с Николаем Сергеевичем, твое упорство, твое заРНис н том, что ты любишь его, наконец, твои слезы, когда ты так
ми м 1 л к тепло говорила о Тане. Ты хотела заменить ей мать... Ведь
Пик никто другой, знаешь, что такое сиротство... И тогда я увидел,
N Лы;! Неправ. И с легким сердцем благословил тебя. Но вот прошло
/11.ИО месяцев. Ты ушла от Николая Сергеевича. Ушла, когда ты
•и ""'"(что необходима. Он болен, он одинок... Все свое время он отн . и м и работе, работе и науке. В клинике он получаст гроши. На
(Мечт дочь. В какой-то мере ты уже успела расположить к себе
I " "чисто ребенка. И вдруг так подло предать это расположение!.,
ц < просто — взяла и ушла!.. Твой поступок в моем сознании пред-I примерно такой печальной картиной: у панели, на шумном пере-

«

• .(.«Пиал» № 4

17

кресгке, стоит слепой человек. Тот самый, высокий, в черном плащ'. 1 .
Стоит и ждет, чтоб его перевели на другую сторону улицы-. Я вижу его и >
окна своей клиники. И вдруг откуда ни в о з ь м и с ь — п о я в и л а с ь ми
Ты, моя милая, добрая внучка. Ты бережно берешь под руку человп и
в черном плаще и переводишь через улицу. Вот ты довела его ш
самой середины перекрестка... И вдруг... Вы почему-то остановили! I.
И вдруг... Что я вижу?.. Ты бросила слепого посреди улицы и к и н у . к н I.
бежать назад. Боже мой, оказывается, в эту минуту ты вспомнила, ч т
не захватила с собой пуговицы для платья, которое сшила тебе пп|м
ниха. А платье тебе нужно непременно сегодня вечером.
А он, человек в черном плаще, стоит посреди улицы и постукшм
ет легкой палочкой об асфальт. Слева и справа, впереди и сзади ни ч
с шумом и свистом проносятся автомобили. По ш а р к а н ь ю ботинок и
туфель он догадывается, что мимо него волнами пробегают тороп.ш
вые пешеходы. И все мимо, мимо... Машины обдают его б е н з и н н ы I
дымком... Прохожие скользят по нему взглядами... И в каждом взг. п
де можно прочитать позорное извинение: «Я бы с великим удово.п
ствием, но так тороплюсь, так тороплюсь...» А он, человек в черном
плаще, даже находит в себе силы скорбно улыбнуться.
Батурлинов встал. Распрямил свои широкие вислые плечи и, ч л
ложив руки за спину, прошелся по кабинету.
— Вот так ты поступила со Струмилиным. Бросила в самую т|>\ I
ную минуту. И он, как тот слепой, стоит посреди шумного перекрп I
ка и постукивает палочкой. Я кончил. Теперь слушаю тебя.
— Что мне делать?!.— сквозь подступившие рыдания прогон"
рила Лиля.
— Вернуться к Николаю Сергеевичу! Упасть на колени и п р ' .
сить прощения!
— Нет, нет... Это невозможно... Я не могу этого сделать. Не и м г ш
права...
И как подбитая птица, Лиля упала на диван, уткнувшись л ш и ' М
в подушку.
VIII
остановился у платформы «Абрамцево».
Вмг< и
Э лектропоезд
с напористым валом пассажиров вышли на перрон Мориссоп и

Надя. После душного вагона прохлада леса, хлынувшая б о д р я п к и
волной, чувствовалась особенно остро. Мориссон остановился и ш
ляделся.
— Как в К а р п а т а х !
По этим сторонам железнодорожного полотна молчаливо в.ч.|м
мали свои угрюмые кроны могучие ели. Словно разморенные изГи.м
ком сил богатыри, они д р е м а л и под г о р я ч и м солнцем. Сверху, над :м
островерхими зелеными шлемами, лениво плыли белые облака.
Надя крепко сжала руку Мориссона.
— Ты еще не то увидишь.— Она увлекла его в сторону, к \ и
как разноперые цыплята в густую траву, ныряли сошедшие с э л е м р "
поезда д а ч н и к и .
Узкая тропинка вела в горку меж могучих стволов корабелым.к
елей. Кое-где в эту строгую зеленошлемную шеренгу врывались мш \
чие дубы и белоствольные березы.
Мориссон дышал глубоко. Внезапно остановившись, он потер |ч <•
ром ладони лоб.
- Что ты, Альберт?
— Забыл, понимаешь, забыл... Как это говорили древние р и м . ш
18

М»
Он перевел взгляд со стройной прямоствольной березы на выИФ1Н1 м о г у ч и й дуб.— Да, вспомнил: кесарю кесарево!
Нйлн не поняла, что хотел сказать Мориссон. Но не осмелилась
м ц п н и и , по, что он имеет в виду, вспомнив этот афоризм. Смущенно
• и) ни Альберта, она старалась прочитать в лице его хотя бы магнии м.-'мек на взволновавшую его мысль. Она и до этого нередко
••и 1 , 1 геГ-ц на мысли, что ее познания в области литературы и исто" очень слабы.
Помчи ее желание самой дойти до смысла сказанного им, МорисшМ • 1г.-|;|. р 1 вид, что не заметил смущения Нади.
• Ты только посмотри, как гениальна, как р а з у м н а природа!
н.1 нооуГкя, какую стройную красавицу-березку она сосватала этому
• •• Гни итырю!—Мориссон рукой показал на дуб, высоко взметнув"И I мою зеленую густую крону в голубое небо.— Чем-то он напоми| мне одного из витязей с картины Васнецова «Три богатыря».
I I и д и еще крепче сжала руку Альберта и, слегка пригнувшись,
*нми( т и по-мальчишески озорно побежала по тропинке, ведун им пригорок, где, кроме солнечной поляны, весело перешептывались
юдмс березки. Мориссон еле поспевал за ней. Ему было приятно
• •чип Лежать между деревьями, в м я г к и х наплывах хвойной прохла• <«•..и- и своей крепкой большой ладони тонкую руку Нади. В эту
••ц|у ни забыл все: и то, что он американец, который должен иг••». (ю.'и, влюбленного румынского журналиста, и то, что перед ним
• н м ш студентка, а не просто милая, нежная девушка. Забыто
, ••ми« плпутствие седого Вильсона. Забыто все... В какие-то минуты
М - 1 ' И м о н почувствовал себя маленьким послушным ребенком, подхва•ным нл сноп сильные руки доброй и ласковой матерью-природой.
Н, ' ч ч . и и я внезапно нахлынувших чувств, он неожиданно резко осИМИНЛГИ.

Альберт! Тебе это нравится?..
VI нпюмнил Карпаты. От этих елей на меня пахнуло родии
Взгляд Мориссона рассеяно скользил по зубчатой л и н и и даль• п'1 и
А вон тот спуск и дорога чем-то н а п о м и н а ю т одно местечн ' шые. по пути к королевскому дворцу. Ты никогда не видела
• |,и '
К гг.
Они древни, как мир, и юны, как утро. Когда-нибудь ты уви• мню родину. Дунай, Бухарест, Карпаты!..
И слушаю... Рассказывай, ты так красиво говоришь о родине!..
Косому что я люблю ее!—Взгляд Мориссона вспыхнул горя•• п И-ММ1М
Нет, ты не можешь представить себе, что такое Карла»•»! А.'1М1нГк'кие луга, высокогорные озера!.. А долины на берегу Бист••«' П » | ; | н этой реке чиста и прозрачна, как хрусталь, свежа и хо• 1н(к р у с с к а я зима. Она течет из Родненских гор. А ущелье
•• 1 е и ф у л у й в Бучеджских горах!.. Если ты когда-нибудь будешь
•Мити, через это ущелье и посмотришь вверх, на небо, у тебя за• О ч Ф м м м солона! А там, высоко-высоко в горах, озера... Много-много
1 1 . 1 « с т и х только Т р а н с и л ь в а н с к и х А л ь п а х их более ста. А ког|им нюпмп глазами предстанут сталагмиты в пещере СкеришоаЛс покажется, что ты н а х о д и ш ь с я на дне океана и что вокруг
• 1М1.1ШЛЮТСЯ гигантские коралловые рифы.— Мориссон вздокн Бухаресте говорить спокойно нельзя. Это не просто город.
'
•|
( | ! »то волшебная легенда! Я однажды любовался им с
• •| Нмечатление потрясающее. Ты только-представь себе: вдаи ми ' " игре, н.чдыбились в небо гордые Карпаты. А под ними, цеп• »•
ми о е л ы м и р у к а в а м и за скалистые вершины, плывут облака.
• и м . |.,1к г у м а н , они легки, как дым. А дальше, если посмот19

реть на юг от города, увидишь Дунай... Чудный голубой Д у й . т !
Сколько песен о нем сложили! Но сверху он кажется совсем не го. ц
бым.
И снова взгляд Мориссона блуждал где-то далеко-далеко, попер>
линии дальнего леса, синеющего на горизонте.
— А там, где всходит солнце, Бухарест окаймлен ж е м ч у ж н ы м
ожерельем озер: Китила, Беняса, Флоряска, Фундель... Все они п р
низаны серебряной нитью реки Колентины.
В эту минуту Альберт показался Наде настолько близким и |>
ным, словно она знала его не месяц и не два, а несколько лет, п о ч т
всю жизнь...
Они пошли дальше. Узкая тропинка привела их к реке, берега к •
торой были затянуты сизовато-дымчатыми кущами ивняка и т е м п "
зелеными кустами ольхи. Мориссон остановился. Он заметил, как ш
реке плывет венок из ромашек.
— Что это?
— Венок.
Мориссон не понял Надю.
— Это что — чисто русское, национальное?
— Да... Это старинный русский обычай. Был такой п р а з д н и к у
христиан, троица. В этот день раньше на Руси гадали молодые ден\ и
ки. Невеста плела венок себе и своему жениху, потом опускала их \>л
воду...
— Зачем?—спросил Мориссон, провожая взглядом плывущий пи
реке венок, который на несколько секунд задержался у к а м ы ш а , ни
том плавно обогнул его и поплыл дальше.
— Была такая примета в народе: чей венок потонет сразу, мп
скоро умрет. А чей поплывет, тот будет жить долго.
— Кто опустил на воду этот венок?
— Какая-нибудь девушка. Разве мало на свете влюбленных...
Мориссон вдруг громко рассмеялся.
— Что здесь смешного, Альберт?
—• Какие чудаки русские!
Венок скрылся за кустами ольшаника, клубящегося темно-зе.иии
ми тучками над рекой.
— Пойдем, Альберт...
Надя тронула Мориссона за локоть, и они молча пошли по у : >н
тайной тропинке, вьющейся вдоль берега речушки.
Надя шла за Мориссоном.
На крутом склоне к реке они наткнулись на художника. П р и м < ч
тившись на матерчатом раскладном стульчике, не обращая в н и м а н и и
на подошедших, он писал этюд. На нем была вымазанная в мас.'ппшн
краске парусиновая блуза и старая шляпа с темными подтеками НА
выгоревшей ленте. По виду художнику было не более сорока, мн
пальцы рук его дрожали, как у старика. «Наверное, много пьет,
подумал Мориссон, заметив под лопухом недопитую четвертинку и » !
ки и кусочек ливерной колбасы на ломтике черного хлеба.
Художнику не хотелось, чтобы за спиной его м а я ч и л и про.\<>/ыи
Это было видно по его взгляду, который он бросил снизу вверх н*
Мориссона. В этом взгляде были и раздражение, и немой укор. 1( ш
знает, может быть, Мориссон в эту минуту напомнил художнику п «
прилизанных черноволосых красавцев с розовыми чувственными 1 \ г ш
ми, каких когда-то рисовали на лубочных новогодних о т к р ы л и
Непременно темные, отливающие бликами, волосы расчесаны на про
бор, и рядом — темноглазая подруга с глупой, окаменевшей у л м
»
на лице. А кругом реют голубки, вылупляются из скорлупы цып.г.п».
машут крылышками ангелочки...
20

Молодой и красивый Мориссон был слишком далек от того, чем
*м * и VIII минуты художник. Он писал обветшалый мостик, к тонким
• •мим миорого ошметками прилипли космы зелено-рыжих водоросАр|, 3*нод|> речушки была тихой и сонной. Казалось, течение ее при• («МОППЛОСЬ.

ГДР-ГО куковала кукушка.
Мошкччж и Надя пошли дальше.
Что это-—богема?— спросил Альберт.
• По-моему, просто приезжий чудак. Здесь, в Абрамцеве, живет
мною художников, их целый поселок.— Надя показала в сторону
"1'ИМ1рк,1, па котором виднелось несколько дачных крыш. Не думаю,
-и.л ми нн-будь из них мог так опуститься. Здесь живут знаменитые
мицмс художники: Иогансон, Грабарь, Радимов, Мухина, Гераси»"н „— И после некоторой паузы продолжила свою мысль:—А впро.•м. у ч у ч о ж н и к о в от гения до богемы — один шаг.
• И наоборот,— сказал Мориссон.
• Лучше, конечно, когда наоборот.
• А не у художников бывает так?
И«'1И не сразу поняла значение вопроса.
К.чк?

Чтобы вот так опуститься?
Странный ты какой-то, Альберт... Почему ты всегда ставишь
1 и неловкое положение? Иногда мне кажется, что ты даже сны
•тмим, не такие, какие снятся простым смертным, а свои, абстрак• ••••I I июни, состоящие из социальных выкладок, и в паутине голых
" Х о т бы здесь, в этом райском уголке, ты на часок забыл, что
• о м и р а и г , что ты ж у р н а л и с т , что у тебя диссертация. Нельзя же
Мприссон опечале.нно посмотрел на Надю.
Ты знаешь, что я люблю тебя. Но я и хочу, чтоб мои соотечест• к ( н и - к о р с е н а у ч и л и с ь жить так, как живут русские. Не удивляйся,
4*н ш л и ' и ч а с ы нашего отдыха я иногда надоедаю тебе деловыми
«•и,•• . 1 м м С.юда, в Москву, я п р и е х а л , как с у х а я губка. Отсюда должен
•»1> . и . н рнзбухшим от познаний. Это мой долг. Это задание нашего
.

ы I на.

П я т у л ы б н у л а с ь и посмотрела на Мориссона.
Л Ьухарест? А Трансильванские Альпы? А гордые К а р п а 1М> Л I ил убой Дунай?..
Нпннорос время Альберт молчал, опустив голову. Потом тихо
•И. III

I

*|п д а н о богом. Все остальное, что н а з ы в а ю т цивилизацией,
4». .и I» 1 / к н ы брать своими руками.
Ц ййную-то минуту Наде стало жаль Мориссона. Мысленно она
н с \ | . | . - 1 а себя, что заставила его чуть ли не исповедоваться.
Прости меня, Альберт. Иногда я бываю неправа. Я просто не
Ш0М* ШИРЮ последнего вопроса, когда мы говорили о художнике.
И спросил: бывает ли так, что в России опускаются не только
«нннн, но и люди других профессий? Я имею в виду интеллиген((••М1ЫНПИ стебелек придорожной травинки, Надя силилась что1«

И|«ММНМИИ I I ,

• *"

Ну, Х(»тя бы среди твоих друзей-юристов: есть такие, которым
и И1. нс повезло? И почему им не повезло? Я хочу знать
21

больше и глубже твой народ. Я хочу видеть те его жизненные г р л н и ,
которые для неопытного глаза иностранца остаются вне поля ||><
ния.
— К сожалению, есть...— вздохнув, сказала Надя.— Я, к а ж с ч г ч
тебе уже говорила однажды, что в одной группе со мной учился х п | м >
ший парень. Фронтовик, член партии, вся грудь в орденах, а во: и
жизни не повезло...
Некоторое время шли молча, не нарушая тишины разморениш"
солнцем леса.
— Наверно, он был слаб в науках,— прервал молчание ,М"
риссон.
— Наоборот, он был силен в науках! Намного сильнее своих п >
варищей по группе. А вот когда пришла осень и стали считать ими
лят, то его, самого сильного из нас, отнесли к разряду дефективных
Я видела его недавно. Мы совсем случайно встретились у центр;:.п.
ного телеграфа. Чем-то он походил на художника, которого мы то.'п.ки
что видели. Разве чуть-чуть почище. Небритый, худой, в отрепан м ы *
брюках, в выцветшей мятой рубашке... На ногах стоптанные матерм
тые ботинки... Но не это меня поразило, не вид его. Глаза!.. Боже м ' > н
сколько в них тоски и обиды! Он поздоровался со мной сквозь зуС'ы
как-то мстительно, будто я — самая главная виновница его несчасиш
Он даже не нашел минуты поговорить со мной. Таким я его никогда ш
знала. Он всегда был добрым, внимательным и даже почему-то ч у м .
чуть застенчивым.
— Что с ним случилось?— спросил Морис'сон.
— Все мы считали, что его ждет большое будущее или в н ; | \ м
или в государственной работе,— рассеянно ответила Надя.— А ш м \
чилось все наоборот. Досадно!..
— Где он сейчас?
— После университета несколько месяцев работал в райо
и
прокуратуре, но оттуда его убрали...
— За что?
— Был слишком тверд и слишком честен. Говорят, у него м < м \
чились нелады с прокурором.
—• А после прокуратуры?
— После прокуратуры друзья с трудом устроили в н о т а р и а л ь н о
контору, «о и там он пробыл недолго.
— Ушел?
— Его уволили.
— Где он сейчас?
—• Я слышала, что сейчас он работает лаборантом при кафе 1|ч
марксизма-ленинизма в каком-то техническом вузе.
— Что он там делает?
Надя пожала плечами.
— Разве ты не знаешь? Вспомни, у кого ты берешь в своем ми
ституте газеты, брошюры, узнаешь расписание занятий?.. Это ч т щ
вроде библиотекаря. Мне даже стыдно. Я работаю юрисконсульт*
в министерстве, мне приходится сталкиваться с людьми з а с л у ж е н н ы
ми, известными в науке, а Шадрин, тот самый Шадрин, которому мм
прочили чуть ли не портфель министра, с утра до вечера выдаст . и
дентам газеты, брошюры, развешивает перед семинарами нагля пш»
пособия. Как все это нелепо и унизительно!.. И самое главное
и»
могу понять: почему все это, отчего? В чем причина такой неспр.чт •
ливости? На месте Шадрина я написала бы в Центральный К о м п м .
А если нужно, то самому Сталину!..
Надя смолкла. На ее переносице обозначилась жесткая с к . м м л
голубые глаза посуровели.
22

• Он пьет?— спросил Мориссон.
Но :шаю... А впрочем, на что ему пить, хотя в таком положеннн н немудрено запить.
Женат?
„
Кажется, нет. Девчонки в прошлом году болтали, что у него
мялись свадьба, но состоялась ли она или не состоялась — никто
шип
»' Кто его невеста?
Тоже не знаю.
Они вышли на з а л и т у ю солнцем луговину, усеянную ромашками.
|||мчон снял пиджак, выбрал на краю поляны, в холодке, местечко,
| | > . ю н была нетронута.
Дпнай, отдохнем, Надя. Ты наговорила мне столько грустных
ин^П, что хочется где-нибудь прилечь и говорить о другом. А тут
II «пи спивающийся художник... Какие все-таки встречаются в жизм н п р й с т ы : вечно юная, могучая природа и уходящие из жизни
истине интеллигенты...
Мориосон сел на разостланный плащ и предложил сесть Наде. Но
• I I'ниш не расслышав его, стремительно побежала к речке, сломала
•л нпы и, намочив ее в холодной воде, вернулась к Мориссону, ко|||, рж'иластав руки и закрыв глаза, лежал на спине.
Ты, как распятый Христос, Альберт,— шутливо сказала Надя
«•Л шли Морисеона брызгами с мокрой ветки.
Л.'Н.огрт не вздрогнул, не открыл глаз. Он оставался лежать
ММННИНАНП.

П и л и присела рядом.
I и' го снова начала свое извечно-кручинное кукование к у к у ш к а .
Ни А |н, ник (и еле угадывался нежный шелест листьев берез. Из-за реч•« и » н у ч п - т о , кажется, совсем близко, покатилось утробно-чугунное
-1111И1 ш ' к т р и ч к и . В ее грохоте утонули испуганные мягкие шелесты
• > У м о л к л а и кукушка. Наступила вязкая, глухая тишина.
К и к ф а м и л и я этого товарища?—не шелохнувшись и не от(ла.ч, спросил Мориссон.
Д м и т р и й Шадрин.
Москвич?
Иг г. Он из Сибири. Сильная натура. Раньше, когда я не видем»Лм|1»1кои, в моем представлении они рисовались такими, каким я
\ мшла Шадрина. Сложный человек.
Познакомь меня с ним.
хш открыл глаза. Взгляд его был неподвижно устремлен
у «р небо.
км (и не отлетала.
Почему ты молчишь?—Мориссон перевел взгляд на Надю и
I Ни лине ее нерешительность.— В тебе я заметил странное и
•р1И*нмоо для меня качество: о людях ты можешь говорить так,
«1н «-ж (\ н и м невольно проникаешься любовью или начинаешь их нен п. |(иг и сейчас, ты совсем немного, всего-навсего несколькими
^^Шямн обрисовала Шадрина, а я уже чувствую, что мы с ним могли
Ш йым. к о р о ш и м н друзьями. Ведь у меня нет настоящих друзей в
•'
«ч |'н (уместен, кроме тебя.
еще больше смутилась. Странные чувства захлестывали ее
• Инг л и п : то она боялась Морисеона, то ей хотелось стать в его
у к и х р а с п л а в л е н н ы м воском и сказать: «Делай со мной все,
и* ««минь...» Но это второе чувство пугало. Не успев вспыхнуть,
1
1|г1 ян- у тепло, когда Надя вспоминала наказ отца, отставного
• п и н «Смотри, дочь, как бы беды не было из-за этого иностII . 1ч горячо возражала: «Ведь Альберт из демократической
23

страны... Что тут особенного? Многие наши девочки дружат с иш>< \
ранцами-демократами...»
Отец больше ничего не говорил и уходил к себе в комнату. М;ш,.
как правило, в такие минуты отмалчивалась. Ей нравился всчч и»
вежливый и изысканно-галантный Мориссон. Она даже терялась, кем ля
он заходил за Надей в театр или кино.
— Хорошо, я познакомлю тебя с ним, Альберт. Только предупреждаю — он человек со странностями. Может иногда быть резким в гуж
дениях, а в споре всегда горячий.
— Ты начинаешь меня интриговать. Я даже немножечко ревнуй
тебя к нему. Уж не влюблена ли ты в своего Шадрина?
Надя задумалась, потом тихо ответила:
— Сейчас нет... А когда-то, на первом курсе, что-то было. Помин»,
я даже начала писать дневник.
— А потом?
Надя печально улыбнулась.
— Потом я поняла, что он смотрит на меня так же безразличии
как на нашу старую англичанку... Потом мы стали просто х о р о ш и м и
товарищами.
Мориссон взял руку Нади и поднес ее к своим губам.
Почувствовав ладонью дыхание Альберта, Надя хотела отдериVII.
руку, но какая-то сила остановила ее. На щеках ее вспыхнул г у с ш И
румянец.
...Много раз принималась куковать кукушка, ведя свой кручпп'м.Н!
счет годам, векам, тысячелетиям... Но всякий раз, как только над .к
сом утробно-гудящим валом катилось грудное эхо электропоездов, ку
кушка снова умолкала. Не умолкала только жизнь. Она трепета.м и
каждом листочке, в каждом цветке и былинке, она звенела в тонет,
ком гудении пчелы и в еле уловимом шорохе божьей коровки. Они
проступала в усилиях труженика-муравья, она дышала родникпщ.н
прохладой речушки — Яснушки, струилась наплывами ветерка с ,ч\
шистыми прожилками смолки...
Жизнь шла наперекор загадочному молчанию колдуньи-кукушки
Продолжение следует.

Владимир НАМСАРАЕВ

Намсараев
м Чиндалей

родился в
Агинского

1935
нацио-

1М/1//Л1, я семье учителя. После
1,1*» Ц.1 работал в колхозе, затем
газете «Агын унэн».
. I нн>11мир Намсараев

закан-

,1 ирный институт имени Горь,..••,.. о« подготовил первый сбор*1'олуОая река Онон».

КАМЕННЫЙ ИДОЛ
««•и г каждой минутой
• И|НН.

ММи

м у ч и м ы й жаждой
пммолпиый, один,
смутно-смутно
( к и п II, ЛСГКИЙ СОН,

, недоступный
ИИ

|,|||И ннп

<»и Лм нигпиться глазу!
|
|
»
| н ни кички нет.
'

I г

I припиши сразу—
ИМЯ 1 Н 1 у н .
.„.„ни (ЛИПОМ —
N11 ЛЯД.

1й| и» мичшп навстречу?
•• .(..ч. «щи нс рад?
• >м мши иг увидел?

Предо мной на тропе
бездыханный каменный идол —
вечный страж ковыльных степей.
Позабыв о своих заботах,
я читаю его судьбу:
словно после десятого пота
пятна соли блестят на лбу.
Все терпел он:
жару и ветер.
От живых и от жизни вдали,
и морщинами тысячелетья
на лице его залегли.
Ждет кого он в степи безводной
столько дней и ночей подряд?
Мне запомнился этот холодный,
этот мертвый,
недвижный взгляд.
Может, что-то сказать он хочет,
да, видать, не хватает сил.
...Этот памятник одиночеству
я покинуть, друзья, поспешил.

25

ТЕНЬ НА КАМНЕ
В Хиросиме после взрыва атомной бомбы на камне осталась тень человека.
Тень, оплаченная жизнью.
Осталась тень.
А человека нет.
Один лишь силуэт его на камне.
Осталась тень на много-много лет,
как ужаса неслыханного память.
Она не посветлеет от зари
ее не сгладят лютые бураны.
Та тень горит неисцелимой раной,
на теле человечества горит.
Нам только б жить,
во все вдыхая жизнь.
Чтобы теплели и светлели камни,
чтобы потоки, взнузданные нами,
в дома теплом и светом ворвались,
Добра и счастья знаем адреса.
Нам, оживая, кланяются горы.
Мы сеем зерна — оживают зерна.

Земные звезды мчатся в небеса.
Но взрыв один —
и все остановись.
Все в пепел превратись
в одно мгновенье!
Живые люди превратились в тени,
и пали тенью на большую жизнь.
На камне тень
безжизненно черна
останется потомкам в назидание,
и верю я —
уйдут с земли страданья,
и зазвенит над миром тишина.
И люди, опьяненные весной,
пойдут через века, через мгновенья,
встречая лишь единственные тени от пальм и от берез,
несущих радость в зной.
Перевод с
Александра

бурятского
Медущенко,

Доржи ЭРДЫНЕЕВ

•у
В;

I

В>Ы

Зачем

видели летом
молоду^
'стройную, с тонким ство^Ом
и белизной в хороводе п л а ' ""
щихся на ветру деревьев? Есди °
сходите посмотрите, и предс Т а в ^ в ",Г,"
нжую Хандаму. Вот так же Ср^у е Саря о на_она в кругу танцующих Д«8у Ш е п"5,ой
в
ней. Ее черные косы, кажда ч * ^ */" "
Лщи
Г
добрый жгут, падают ниже т,яса
Г° °
о™
платья
то
Много смелых ребят в Ул,аган,
, ,
дрогнут они перед опасност,?™^ '""?
кто из них выдержит приста Л ь н "° ' Гля *
Хандамы, кто осмелится обнят ь "V я/овУНо
девушку. В ее присутствии в<> "* 7°™°
теряют дар речи и топчутся на М Л ,'лпин
ж> оробевшие несмышленыши. П ш
™
Батор храбрится. И немудр^ '^ь /'' °н
Ъ(
едва ли не самый удалый, сме"'..а
"~
иый парень в улусе" Да тольС"" "
Батор встает и уверенно по^ХОдцв
— Пойдем танцевать.
Но Хандама даже не
'"'
«том. Смерив Батора
дом, девушка отворачивается
,
С гордо поднятой головой, н^' "а "*е
читальный зал.
"Р вля<
Не ожидал Батор такого от V... /' По
ДаУ 1 ка
его лицу расплывается глупа» У ыб|1СТЫД
'' "
кой человек обычно хочет ПО П а ВИть 1И со
А как не быть ему, этому сг7. п
;'
У> е
всех сторон слышится смешо*
;1 сме"
к
шок, каким смеется слабый, ' ^ко'рвуя
поражению сильного. Батор
„ 0Ра(' топ "
ч«тся на месте и, заметив И "^Овк'дРУга
Д«лая, развязной, но какой *°ег
° / ннои
походкой, направляется к нем Ско
Батор родом из семьи Тубэ^..
°' в"
Ов
амыи
М знаете кто такие ТубЭргэн^ГЭ
^
^
но^тенный род в Удагантуе. м ато / НЫ И3
•того рода круты нравом, си^^чУ* °

9 Хан

Д ама?

храбрости их и говорить не приходится.
Встретив даже нескольких медведей, ни
один Тубэргэн не убежит. Родичи говорят,
что Батор достойно носит эту почтенную
фамилию.
Мужественное, загорело* лицо Батора помрачнело. Глупая улыбка давно сошла с
него. Он тяжело дышит, кулаки его сжимаются, будто в драку сейчас пойдет. Тонкие, как две черные стрелки, усы дрожат
на слегка подёргивающейся верхней губе.
— Видал?— кивнул он в сторону ушедшей Хандамы.— Характер свой решила показать. Но ничего. Не таких кобылиц арканили парни степей. — Батор сел рядом с
Далаем. — И ее заарканим. Верно ведь?
Далай пожал плечами:
— К чему мне говоришь об этом? Ей
самой скажи.
— Нет, послушай. Как-никак, ты мне
друг. Должен понять.— Батор хлопнул по
плечу Далая. — Разве есть у меня лучший
друг, чем ты? Нет. Так вот, слушай. Она
твоя соседка, живете рядом, ходите друг к
другу, с тобой она не может не считаться,
и то, что скажешь ты, обязательно сделает,
— Да ну тебя! Меня в это дело не вмешивай. Сам говори с ней, вам ведь, а не
мне, решать, как друг к другу относиться.
В это время в зале снова появилась Хандама. Она шла прямо к ним, пробиваясь
через толпу танцующих. Остановившись возле парней девушка обратилась к Далаю.
— Проводи меня, пожалуйста, до дому.
Как ему хотелоКь пойти! Но что скажет
потом его друг Батор, ведь он только что
обратился за помощью именно к нему, Далаю. Пусть лучше сам проводит Хандаму.
И Далай кивнул в сторону Батора. — вот,
мол, кто пойдет. Но она даже не взглянула на того. А глаза ее так и просили: «Ну

27

идем, идем же со мной». Ох, какие это чудесные глаза! Как умеют они, только что
суровые, сразу становиться ласковыми,
полными неги. Нет, такому взгляду не откажешь.
— Что ж, пойдем,— как-то неловко согласился Далай и поднялся.
Какая радость засветилась в глазах
Хандамы! Ее тонкие брови и длинные густые ресницы взметнулись вверх.
Девушка пошла вперед. Далай зашагал
было за ней, но тяжелая рука Батора легла на его плечо.
— Не забудь,— шепнул он каким-то несвойственным ему голосом на ухо Далаю.
...Хорошо в степи летом, особенно тихими
вечерами, когда по ногам бьет густая, росистая трава, когда неожиданно доносится
из темноты приглушенное мычание коровы,
потерявшей теленка, слышится перекликающийся лай собак и шелест листьев в
разросшемся кустарнике. И мерцание звезд
на темном небе, словно зовущих еще не
взошедшую луну, кажется каким-то особенным, ласковым. Идешь по степи такой
ночью и будто крылья у тебя вырастают,
если рядом девушка, такая девушка, как
Хандама.
Шли молча. Каждый думал о чем-то своем, и не знали они, что это свое уже давно
стало общим.
— Что же тебе сказал Батор?— неожиданно прервала молчание Хандама.
Далай не знал, как ответить. Сказать
прямо не мог, а солгать—совесть не позволяла.
— Почему молчишь? Ведь я спрашиваю,
^требовательно заговорила девушка.
— Разве ты не знаешь?— вопросом на
вопрос ответил Далай. — Кто отказался с
ним танцевать?
Светлый взгляд Хандамы остановился на
Далае. Даже в темноте он увидел этот
взгляд, чистый, как свежая струя родниковой воды. Взгляд этот был яснее слов, в
нем струилось восхищение благородным
порывом друга, и вместе с тем таился немой упрек.
— Ты все-таки зря так резка с ним,—сказал Далай,— Батор — хороший парень, даже отец твой — Майдар-аха — и тот уважает его...
— Ох, Далай, при чем здесь отец? Зачем
говоришь мне все это?— перебила его девушка.
— Но ведь и с мнением отца нельзя не
считаться,— резонно заметил Далай.
— С мнением отца?.. Смотря в чем. А что
касается Батора, это мое дело,— шутливо,
потрепав Далая по носу, сказала девушка.
Но улыбка тут же слетела с ее лица, оно
стало задумчивым и, п о м о л ч а в с минуту,
она уже совсем другим тоном, как-то мечтательно спросила:
— Тебе никогда не хочется подняться
высоко-высоко, так, чтобы никто не мог
видеть, что ты делаешь? Чтобы можно было
жить только по велению сердца, никого не
спрашивая, никого не слушая? Никогда не
хочется?
— Не знаю,—растерянно отозвался Далай. — Я ой этом никогда не думал.
2Н

— А мне хочется.., Хочется жить так, как
только одно сердце велит... — Она снова
умолкла, нагнулась, сорвала травинку, пожевала ее в зубах. — А ты мне о мнении
отца говоришь...
Нет, не послушает Хандама никого, когда настанет время сделать выбор, подумал
Далай, не подчинится воле родителей. Она
поступит так, как поступают девушки сильные, гордые, которые ни за что не променяют чувства свои на мнимое благополучие. И, если не по душе ей Батор, никто не
заставит ее сломить свою волю. Такие, как
Хандама, уверенно идут по жизни, их не
сломит ни буря, ни горе, они идут навстречу буре, скрепя сердце, переносят
крутые
повороты в жизни. Они смелы, они сильны,
они горды до последнего вздоха своего.
— Когда думаешь возвращаться в бригаду? — прервала мысли Далая Хандама,
— В Хотогор?
— Ну, да.
— Завтра поеду. Мать выписалась из
больницы, поправилась немного.
— Я тоже скоро победу туда к Дэжэдабгай. Загляну, конечно, и к зятю, Радна,
кажется, с тобой работает?
— Ну да, со мной. Приезжай, Хандама,
я очень хочу, чтобы ты приехала. Мы там,
рядом со стоянкой, Дэжэд-абгай строим кошару для овец. И Батор приезжает к нам...
Он помогает нам своей машиной, лес, камни подвозит...
— Я не спрашиваю о Баторе,— резко
оборвала Хандама.
Попробуй, расскажи об этом Батору. Да
он просто не поверит. Как может он, Батор, из рода Тубэргэнов, первый силач и
смельчак, по которому не одна девушка из
улуса Удагантуй тоскует, не нравиться какой-то девушке? Нет, этого быть не может,
Просто, подумает он, Хандама очень горда
и скрытна, и потому такое говорит. Она
знает, что он, Батор Тубэргэн, относится к
ней не так, как к другим девушкам, что
стоит ему взглянуть на нее, и лицо его сразу меняется, обычно твердое, как кремень,
оно мигом словно размокает, мягкая улыбка скользит по губам, а глаза его становятся такими масляными... Видит, конечно,
все это Хандама, и потому, наверное, хочет его подразнить. Так думает Батор. Конечно, если бы не думал так, не стал бы говорить Далаю:
— Женюсь на Хандаме, обязательно женюсь, этим летом, вот увидишь.
И Далай верил ему. Больно было такое
слушать, но не верить не мог. Куда ему,
Далаю, до Батора? Разве выбрала бы Хандама его, Далая, когда такой батор, как
Батор, предлагает ей стать его женой? И
еще говорил Батор:
— Тот раз, когда я возил на своей машине лес для нового дома Майдар-аха, он
рассказывал мне, что Хандама хочет заочно учиться и р а б о т а т ь в колхозе. Вот мы
и поженимся с ней, пусть учится. Нужды у
нас никакой не будет. Мы ведь Тубэргэны!
Да, нужды Тубэргэны ни в чем не испытывают. Будет у молодоженов новый дом,
полное хозяйство—уж у Тубэргэнов за этим
дело не станет. Живи в свое удовольствие.

Так думал Да лай, слушая друга. Думал с
горечью в сердце, с тоской по любимой. А
[теперь, услышав каким тоном оборвала его
Хандама, в сердце всколыхнулась надежда, Легкий ветерок едва трепетал на лицах
юноши и девушки. Они шли медленно,
очень медленно, чтобы растянуть, как можно дольше, продлить этот радостный ведер. Взошла луна, она засеребрила степь,
"блеснула в окнах домов. И звезды, словно
обрадовавшись ей, умерили пыл свой, заменяли спокойнее.
& Хандаме не хотелось расставаться с Даиаем,
— Зайдем к тебе,— предложила она. —
Я давно твою мать не видала.
Г Обрадовалась старушка соседской дочери, очень обрадовалась. Ведь сколько времени лежала в больнице и не видела ее.
'Смотри, похорошела как, совсем взрослая
стала. И Далай тоже. Незаметно выросли
дети, а давно ли босиком бегали, подумала
старушка.
I Давно известно: все родители считают,
что дети их — еще дети. И нужно на какоето время разлучиться с ними, чтобы потом.
снова повстречав, неожиданно обнаружить,
что эти дети уже совсем взрослыми стали.
Так случилось и с матерью Далая. Увидев
сына с Хандамой, она впервые подумала
О них уже, как о взрослых. И подумав, невольно улыбнулась: как подходят они друг
Другу.
А Д Ш И Й зять Дэжэд-абгай — Радна
М Лутром
вернулся из дому в бригаду за-

метно выпившим.
— Одно беспокойство ездить домой. Это
личное хозяйство, будь оно трижды неладно, все свободное время отнимает. То дров
распили, то ограду городи, то сено иди косить. Просто беда. Когда, наконец, от этого личного хозяйства избавимся,—бурчит
он, переодеваясь. — Ты, Далай, после работы приходи к нам. Я барана заколол, так
что мясом свеженьким побалуемся.
— О, в таком случае обязательно приду,— усмехнулся Далай. — Но барана вы,
однако, рановато закололи. Или, может,
причина какая есть?
— Гостья там у Дэжэд-абгай. Дочка нашего Майдара.
— Хандама?
— Да. Каждое лето гостит у нас. Дэжэдабгай очень любит ее, ведь это дочь самого уважаемого зятя.
— Что ж, старший, какой бы ни был
•сегда в почете. Это культ у бурят. А Майдар—старший зять у Дэжэд-абгай.
— Это верно,—согласился Радна. — Но
почгму она ни во что ставит среднего зяти Сцндана? А ведь он лучше нас всех,
доЛрый, прямой, честный.
— Тут я ничего сказать не могу,— пожал
млгчпмн Далай. Он вспомнил, как Хандамн шпорила, что ей душно у Дэжэд-абгай.
— Тим болотом пахнет,— жаловалась
пи ч., дгвушка. — Все разговоры только о
«им, сколько молока дают коровы, сколь•II мч. .1 продали на рынке... Только о том,

как бы заработать больше, Я бы вообще
туда не издила, если бы... Она не договорила, и Далай так и не узнал, почему она
все-таки ездит.
Да, Дэжэд-абгай и Майдар очень подходят друг к другу, И любила бы она его,
будь он младший или средний. А Сандан
есть Сандан. Такой бескорыстный человек
в доме Дэжэд-абгай считается хуже самой
беспомощной бабы. А Майдар! Такого, как
она говорит, искать да искать только.
Всех троих дочерей давно замуж выдала Дэжэд-абгай. Теперь уже внуки повырастали. Но сама она—женщина крепкая,
умелая, и характера ей не занимать. Руки
у нее цепкие, ничего не упустят, все в дом
загребают. И все-то ей кажется мало, все
думает о том, как бы довести хозяйство
свое, чтобы первой по богатству в улусе
стать. А ведь есть еще семьи, у которых
добра побольше. Зависть донимает старую
Дэжэд. И Майдар это понимает. А вот Сандан—этому что? Лентяй, о доме не думает,
ему бы только для колхоза, для других.
Беда, а не зять. Чего он добился? Только
того, что на большой доске у клуба приклеена его фотокарточка.
— Кушай ее, свою фотокарточку,— зло
посмеиваются над Санданом старые Дэжэд
и Майдар. — Посмотрим, как есть ее будешь...
Может ли любить такую бабушку Хандама? Будет ли она стремиться в гости к
Дэжэд-абгай. И все-таки решила пойти.
Почему?..
...После работы Далай пришел в свою палатку, умылся, переоделся и направился к
стоянке Дэжэд-абгай.
Хмурые сумерки
опустились на степь. Черные тучи заволокли все небо. Видно, будет дождь, подумал
Далай.
Когда он вошел в дом Дэжэд-абгай, вся
родня сидела за столом. Здесь стоял аппетитный запах густого мясного бульона,
сдобренного диким степным луком. Какой
же бурят
откажется от приглашения к
такому столу?
Встретившись взглядом с Хандамой, Далай почувствовал, как лицо начинает гореть, будто наклонился он к ярко горящему очагу. Покраснела и Хандама. Смущенно опустила она глаза, стараясь не глядеть на Далая. Все с наслаждением хлебали бульон, ели мясо, а миска перед Хандамой так и стояла нетронутой.
Нет, не зря Майдар видит в дочери невесту. Когда она закончила десять классов
и приехала домой, отец доволен был, что
в доме прибавились рабочие руки. Пусть
трудится и учится заочно, ведь и трудодни
тогда прибавятся семье. И Майдар
все
подгонял ее, чтобы побыстрее приехала в
бригаду, познакомилась со сверстниками.
Девушке засиживаться нечего, размышлял
про себя Майдар, нужно ей жениха подыскать, а то выскочит за какого-нибудь лодыря или пьяницу. Будет всю жизнь с ним
горе мыкать, да и семье от этого убыток
большой. Но он знал своенравный характер
Хандамы, разве пойдет она за того, кого
29

не .тает. А познакомится с ребятами, тогда подсказать ей можно. Главное, чтобы
работящий был, да и из семьи такой, с коюрой породниться приятно. Но поехать в
бригаду, не побывав у Дэжэд-абгай нельзя,
как же обидеть старую бабушку. Вот и добился Майдар, что Хандама приехала сюда.
— Как там с вашим домом?— спросила
Дэжэд-абгай Хандаму. — Говорят, Батор
на своей машине лес для вас привозил.
— Отец говорит, что к осени закончим
сруб, может, к зиме уже будем в нем жить,
—ответила Хандама. — Не знаю, будет так
или нет.
Тут в разговор вмешалась младшая дочь
Дэжэд-абгай, жена Радны Балжима.
— Если Майдар-аха сказал, значит так
будет. Майдар-аха никогда на ветер слов
не бросает,—сказала она.
Пропустив
слова дочки, Дэжэд-абгай
вдруг повернулась к Далаю и спросила:
— А ты, Далай, что, не думаешь новый
дом себе строить? Как будто пора уже подошла. Мы, земляки, давно ждем твою
свадьбу. — И, ехидно усмехнувшись, добавила:— Невесту, наверное, издалека привезешь, как Дутарова сын, Дондок.
Хандама заметила, как сверкнули глаза
у Далая. Хорошо она знает его, очень хорошо знает. Не понравился ему этот вопрос, и Хандама ждет, чтобы Далай дал подобающий ответ.
— По-моему, дело не в том, в какой дом
приведешь жену. Да и какая важность дом,
сейчас их с каждым днем становится все
больше. А домом мне заниматься некогда...
Работы много.
Громкий с.мех Дэжэд-абагай
заставил
Далая умолкнуть.
— Вас бы с нашим Санданом спаровать,
вот отличная пара была бы,—сквозь смех
сказала она и сокрушенно вздохнула.—Молод ты еще, ничего в жизни не понимаешь.
А я думала, тебе жениться пора.
— Уж это, Дэжэд-абгай, мое дело,—сказал Далай, вытирая пальцы, поблескивающие от жирного мяса. Он взглянул на Хандаму. Нет, она не сердилась за резкий ответ, наоборот, ее приветливый взгляд и
мягкая улыбка словно говорили — смелее,
не уступай, будь мужчиной. И под этим
взглядом голос Далая окреп, стал мужественнее.
— Что-то больно многих стало интересовать, когда я женюсь. А я смотрю так: жениться не то, что в магазин сходить, принести пол-литра водки. Для того, чтобы жениться, нужно любить, по-настоящему любить.
— Любить!.. Ты посмотри, как он заговорил... Любить...—Дэжэд-абгай затряслась от смеха. — И не стыдно ему говорить такое.
— А чего же стыдиться мне?—удивился
Далай.—Это вам скорее стыдиться надо,
что так говорите.—Он почувствовал, что
этим сильно задел самолюбие Дэжэд-аогай.
Она бросила на него уничтожающий
взгляд, ее глаза еще больше сузились. Старуха поднялась и, ни слова больше не
сказав, вышла, сильно хлопнув дверью.
30

Далаю стало не по себе. Он отодвинул
тарелку. Но тут Хандама пришла ему на
помощь.
— Ты скоро собираешься к себе в палатку?—спросила она, будто ничего не произошло.—Мне нужно повидать Радну, я
пойду с тобой.
Далай и Хандама ушли, а старая Дэжэдабгай долго стояла на краю хотона и с
беспокойством глядела туда, куда с парнем
убежала внучка.
Уже растаяли во мраке две фигуры, уже
давно не слышно их голосов, а Дэжэд-абгай все стоит и думает. Нелегкую жизнь
прожила она. После смерти мужа осталась
с тремя дочерьми. Но не сломила ее
жизнь, выстояла, вырастила дочерей, всех
выдала замуж. И теперь, хоть лет ей уже
много, сама пасет колхозную отару. Можно бы и на отдых, но тогда своих овец куда девать. Добро тут, в колхозной отаре,
можно сколько угодно своих держать, да и
трудодни тоже не валяются, денег платить
не станут. Опять же убыток.
Есть люди, которым всегда всего мало.
Имеют одну корову, хочется иметь две,
потом — три, а там, глядишь, и пять уже
не хватает. Построил сосед новый дом —
в нем три комнаты. А ему уже не терпится
на пять комнат домину отгрохать. Чтобы
первым быть, чтобы все дивились. Завел
сосед мотоцикл или, скажем, «Москвича»
купил. Значит, тебе никак не хуже «Волги»
требуется. Как же, ведь первым во всем
надо быть! Выйдет Хандама за Батора —
Тубэргэн все-таки — значит, богатство семьи прибавится и ей, Дэжэд-абгай, почету
больше. А если с этим Далаем свяжется,
толк такой же, как от Сандана будет: фотография на доске — вся ему цена. Вот
почему взволнованно глядит в степь старая Дэжэд-абгай, вот почему с досадой думает о том, что далеко сейчас Майдар и
нельзя с укором бросить ему: «Не тревожишься о судьбе своей дочери. Пойди, погляди, с кем в степь ушла».
Видно, не понимает Майдар, что заневестила дочь. А раз так, то жениха ей
нужно найти достойного. Не за первого
нищего бездельника выдавать. Сваты должны быть такими, с которыми и породниться не стыдно и потягаться можно семье
Майдара. А жить Хандама должна так,
чтобы, приезжая к Дэжэд-абгай,
всегда
могла, по обычаю, привезти баранью грудинку. Обо всем этом пора сказать Майдару. Ослеп, что ли он, не видит, как дочь
выросла.
Дэжэд-абгай долго стояла на краю хотона и мысли, подобно этим, все тревожили ее старую голову.
Внезапно яркий свет фар разрубил темноту, и не прошло и десяти минут, как к
хотону подошла автомашина. Глаза Дэжэд-абгай посветлели: узнала машину Ьатора. А когда из кабины вместе с ним вышел еще и Майдар, старуха совсем обрадовалась. «Вот сейчас скажу ему, все скажу»,— решила она.
Майдар с Батором заехали сюда мимоходом. Давно лежали заготовленными на

•ершине Хотогора жерди для ограды, а
•ывезти их оттуда не на чем было. А тут
как раз Батор собрался везти строителям
Хотогора продукты. Как же не использо•ать такую оказию.
— Только поспешить надо,—предупредил
Батор. — Мне еще на станцию за грузом
сжать.
— Не задержимся,—успокоил его Май— Заедем к Дэжэд-абгай, захватим
ндаму, втроем быстро погрузим.
Услышав, что с ними поедет Хандама,
•тор повеселел. Пусть видит, как много
яает он для ее отца.
По дороге Майдар сказал Батору:
— Есть у меня одно дело к тебе.
— Ко мне?—как будто удивился Ьатор.
— Да, именно к тебе. Один мой тала 1
строит новый дом в Агинском. А лес не
•ывезен. Три машины, не меньше, бревен
иужно перевезти. Может, возьмешься? В
иакладе не будешь.
— Можно бы взяться,—что-то прикиды•ая в уме, ответил Батор.—Да будут ли у
меня туда рейсы.
Не случайно так ответил он, ведь МайДар руководит строительной
бригадой,
пусть думает, как машину туда направить.
— Об этом не беспокойся, все сделаю
сам
— Тогда лады. Согласен.
Майдар повернулся к Батору.
— Значит, считай, будет тебе машина
шифера для твоего дома. Устраивает?
Ведь это лучше денег, верно?
— Конечно,—согласился
Батор, едва
сдерживая радостную улыбку. Он и не
ожидал, что Майдар
предложит шифер,
который так необходим для нового дома.
Что это будет за дом, — подумал Батор.—
Такого не только в Удагантуе, и в Агинском не сыскать будет. И Майдару хочется, чтобы новый дом Батора был самым
красивым: ведь в нем Хандама
будет
шить. Разве нужен ей лучший жених?
Шофер, деловой парень, этот не упустит
«•работка, о семье только и думать станет,
чтобы лучше обеспечить ее. И, глядишь,
чгрион хозяйкой во всем Удагантуе его
Хяндама станет. Ну и к тому же Тубэргэн.
Уже подъехав к дому Дэжэд-абгай,
Майдар сказал Батору.
— Заедем, перекусим тут кой-чего, ХанЛйму возьмем и дальше двинем.
Дэжэд-абгай встретила их приветливо:
— Заходите, заходите, как раз барана
•чгра забили...
Они сели за стол. Дэжэд-абгай поставили перед ними дымящийся бульон.
•- А где Хандама?—спросил тещу Майдар.—Скажите ей, чтобы с нами готовились ехать.
— Плохо следишь за своей дочкой, во*•" гй слишком большую даешь,—вздохнули Д»жэд агбай и, помолчав, зло добавим Днлай увел Хандаму, этот нищий
•ИМИ.
Наступило тягостное молчание. Отста1

Т и л а — так зовут агинские буряты

вив тарелку с недоеденным бульоном,
Майдар решительно поднялся.
— Поедем... Я покажу ей, как с этим
лодырем водиться...
Взревел мотор, яркие огни фар вновь
выхватили у мрака узкую полосу, жестко
скрипнули колеса, отбрасывая назад песок.
1 1 Л Л Ш И Н А Батора
так неожиданно
^'«подъехала к палатке Далая, что ни
он, ни Хандама не услышали ее приближения. Они сидели, прижавшись друг к
другу, ничего не видя перед собой, ничего
не слыша. Они ни о чем не говорили, да •
никаких слов не нужно было. Разве словами скажешь то, что могут поведать взволнованные сердца, горячие губы, нежные
руки.
Далай обнял Хандаму, его губы отыскали ее приоткрытый рот, она не оттолкнула
его. Потом она тихо, едва слышно, прошептала:
>
— Далай, дорогой, защити меня от Б,\тора... Только ты можешь сделать это...
Ты мой единственный...
В ответ он лишь крепче прижал ее. Он
никому не отдаст Хандаму, никому...
И вдруг в палатке вспыхнула спичка.
Майдар решительно шагнул к дочери,
схватил ее за руку.
— А ну, выходи!— и рванув Хандаму, он
вытащил упирающуюся девушку из палатки.—Волю ей дали, а она вот как. Ничего, я теперь за тебя возьмусь... Я тебе покажу...—доносился с улицы его громкий
голос.—Так благодаришь ты родителей за
все хорошее, что сделали тебе...
Далай до того растерялся, что некоторое
время продолжал сидеть на койке. Лишь
когда послышался шум отъезжающей машины, он вскочил и выбежал из палатки.
Хандаму увезли. Ее увез—отец Майдараха и лучший друг Далая — Батор. А как
бы поступил тот же Майдар-аха, будь на
месте Далая Батор? Тогда бы, наверное,
вел себя иначе, не кричал. Или сделал бы
вид, что ничего не заметил, или воспользовался бы этим, чтобы скорее свадьбу сыграть. А почему же, застав дочь свою в
объятиях Далая, Майдар так озверел?
Или он думает так же, как старая Дзжэд? Ну да, конечно, ведь недаром он ее
любимый зягь!
Злость обуяла Далая. Нет, не для того
отец его, первый председатель этого колхоза, один из организаторов его, с л о ж и л голову свою на фронте в сорок третьем году,
чтобы единственного сына сю так у н и ж а
ли такие, как Дэжэд и Майдар Чем он,
Далай, хуже Батора? Тем, что тот о ссое
больше, чем о колхозе думает? Дом себе
новый строит, м а ш и н у колхо.шую, г,очно
свою использует? А у него, Далая, старенький домик и некогда ему
думать
о новом. В колхозе работы мною, мать
больная, помогать приходится.
своих русских друзей.
31

До поздней ночи стоял Далай у палатки, стоял и думал.
А СЛЕДУЮЩЕЕ утпо Батпп снова
Н приехал
на Хотогор. Увидев Далая, он

подошел к нему, остановился и, ни слила не
говоря, закурил. Молчал и Далай. Не были
бы друзьями, нашли бы о чем говорить
после того, что произошло накануне. Но
ведь они друзья, и потому никто из них не
находил, с чего начать разговор.
— Ох, совсем забыл,— первым, наконец, прервал молчание Батор.— Я ведь
вчера продукты вам привез. Так и остались
они в машине,— и, забравшись в кузов, он
стащил оттуда мешок.
Глаза у Батора были красные, воспаленные, видно было, что эту ночь он провел без сна.
— Что вчера в болоте засели?— спросил
Далай.
— Откуда узнал?— удивился Батор.
— Знаю,— неопределенно ответил
Далай. Он едва удержался, чтобы не сказать,
что знает о чем разговаривали вчера Майдар с Батором, как строили планы дальнейшей судьбы Хандамы.
— Да, брат, засели мы славненько. С
трудом машину вытащил. Всю ночь не
спал. Ничего со вчерашнего дня не ел. Может, чаек бы попить. Голоден я, как волк,
— Пойдем,— сказал Далай.
Они вошли в палатку. Взглянув на койку, на которой вчера с Майдаром застали
сидящих Далая и Хандаму, Батор нахмурился. Вновь ревность вспыхнула в нем, и
он с трудом сдержал себя, чтобы не выйти
из палатки.
— Вчера еще говорил председатель,—
наконец, овладев собой, сказал Батор, наливая из термоса чай,— чтобы ехал в Моготуй за запчастями. Придется ехать. — Он
отхлебнул чай, снова умолк. Видно, ждет
он, чтобы Далай первым начал разговор о
главном, о том, что обоих волнует. А тот
молчит, не хочет начинать. Ну что же, и
он, Батор, будет ждать. Не ему, Тубэргэну, начинать разговор. Ему что? Хандаму
он не уступит! И отправдываться ему перед
Далаем нечего. А если тому нужно, пусть
сам разговор затевает, тогда он Батор, все
скажет ему.
Но Далай молчит, словно воды в рот набрал. А ведь говорить хочет, по глазам видно, что хочет.
— Что ж, так и сидеть будем, в молчанки играть?— спросил вдруг Батор.
Нет, этим Далая не возьмешь. У него тоже характер есть и он хоть не Тубэргэн,
но и своим отцом гордиться не меньше может. А уж если по-честному говорить, то
не ему, а Батору этот разговор нужнее.
Ведь как вчера сказала Хандама... «Ты мой
единственный...» И молила от Батора ее защитить. Так пусть Батор и начинает разговор, если ему нужно, а тогда он, Далай, ему
все скажет.
И вообще, интересные люди, эти Тубэргэны. Все перед ними должны спины гнуть,
будто они действительно того заслуживают. Батор привык: скажет что-нибудь, вы32

полняй. А он, Далай, и не подумает выполнять. Раньше, когда друзьями были, дело
другое. А теперь... Какие они теперь друзья?...
Долго длилось это молчаливое состязание. И первым сдался все-таки Батор. Беспокойный характер Тубэргэнов осилил гордость.
— Надо же поговорить, слышишь? Почему молчишь?
— А что мне говорить?— пожал плечами
Далай. — Пусть Хандама сама решает.
— Сама...— зло усмехнулся Батор. Его
глаза блеснули, словно острые лезвия
бритвы. «Смотри, как уверенно говорит.
Знает, что Хандама его выберет. Нет, уж!
Хоть ты был мне другом, а свое счастье
тебе уступить не намерен»,— твердо решил
он.
— Ты с ней говорил?— вдруг спросил
Далай.
Батор прищурился, недобрым взглядом
посмотрел на Далая. «Хитер,— подумал он.
— Знает, наверное, о разговоре с Хандамой. Потому и уверен так: пусть сама решает... Нет, Далай, не она, а мы с тобой решать будем. Ты решишь, ты откажешься от
нее. Я добьюсь этого».— Он подсел поближе к Далаю, лицо его смягчилось, рука
легла на колено друга.
— Говори, что тебе нужно... Ничего не
пожалею... Все сделаю... — голос Батора
звучал взволнованно. — Что хочешь, требуй..
Далай поднял глаза на Батора. Неужели
он это сказал? Предлагает выкуп за Хандаму, словно товар она, а не живой человек. Что было бы, если б она услышала
это! И такого человека он, Далай, считал
своим другом, лучшим другом. Так вот он,
оказывается, какой. Хочет купить Хандаму.
«Не купишь! Не купишь!»—едва не крикнул
Далай.
— Ну, чего молчишь?— нетерпеливо прервал его мысли Батор. Вот он всегда становится таким, стоит ему попасть в затруднительное положение. Его скулы будто
набухают, веки тяжелеют, брови то вздергиваются, то падают на глаза.
«Нервничаешь? Ну-ну, понервничай»,—
думает Далай и говорит:
— А что ты хочешь от меня услышать?
— Не понимаешь, что ли?
— Понимаю, очень хорошо понимаю,—
вздыхает Далай. — Просто не верится, что
ты даже предлагать такое можешь.
— А чего? Надо же нам как-то решить
этот вопрос.
— Не нам решать его, Батор,— делая над
собой усилие, спокойно говорит Далай. —
Хандама сама решит его.
— Нет! Нет! Понимаешь, нет! — кричит
Батор и вскакивает. — Не она, а мы решать будем. Мы! Я буду решать!
Далай лишь вздохнул. Еще больше со
щурив глаза, Батор уставился на него. Он
ничего не говорил, но Далай отлично понял,
о чем думает Батор в эту минуту. Готов
биться об заклад, что у него мелькают

гаться со мной, с Тубэргэном? Ты забыл,
наверное, что мы, Тубэргэны, никогда ни в
чем не уступали. Я первый за ней начал
ухаживать, значит, она моя. Почему же ты
стал у меня на пути?»
Да, Батор именно об этом думал. Может
бить, другими словами, но существо мыслей было таково. Ему очень хотелось все
»то высказать Далаю, но уничтожающий
ЫГляд друга смущал его, этот спокойный,
укренный взгляд словно сковывал, не дааал говорить. Далай смотрел на него так,
как смотрят на человека, которого считают значительно ниже себя, с жалостью, с
насмешкой. Вчера точно так же посмотрела
иа него Хандама. Посмотрела надменно, с
*акой уничтожающей брезгливостью, что,
шмюминая этот взгляд девушки, ему и сейчас не по себе становится. И это на него,
'•агора Тубэргэна, так смотрела Хандама
И так глядит сейчас Далай.
Чтобы избавиться, от этого взгляда, Багор снова садится рядом с Далаем. Так
«оть глаз его не видно. И снова возвращается к нему прежняя уверенность. Опять
•Опоминается слово, данное себе вчера:
•Согну тебя, на колени перед собой поставлю. Заарканю так, что пикнуть у меня не
посмеешь...» И он говорит:
— Не могу я пересилить себя. Не могу!
Гы мой лучший друг, Далай, нет у меня
другого такого друга, как ты. Потому прямо говорю тебе об этом.
— К чему?—спрашивает Далай.
— К чему? Ну тогда я тебе все скажу,
мг начистоту. Слушай. — Батор как-то сра*у оживился. — Так вот, слушай. Вчера,
« ш л а мы ехали вместе, Майдар-аха сказал
Няидаме: «Брось ты этого Далая. Не пара
ни т*бе. Нужно глядеть в будущее. Вот теЛг жених,— и показал на меня. — Войти в
' »ммо Тубэргэнов большое счастье для денушки. Не всякая удостоится того, чтобы
нгргступить порог их невесткой. Так что
нфдись этим. И о родителях своих должна
чумать, с нашей волей считаться. Я хочу
н.цнншиться с председателем колхоза, тако1И колхоза, что гремит по всей республике.
&ик же можешь ты против воли моей идш/« Все это он сказал Хандаме. А она
«•ичяла, ничего не говорила. А раз молча1«, шичит, была согласна. Ну, что ты тен»|«. скажешь?
Ч |н мог Далай ответить Багору? Все,
ч»п шпорил тот, было правдой, в этом Да«й нг сомневался. Он знал, как хочет
м,|Ц'|.||1 ахи выдать Хандаму за Тубэргэн» Ни шал он и то, что Хандама ни за что
«* «1й1|гт женой Батора. Что ж мог он, Да«й, ответить ему?
А (штор продолжал. Теперь голос его
«•УЧИЛ терло, так, как он обычно привык

— Что с тобой? Почему убегаешь?—крикнул ему вдогонку Батор.
— Оставь меня, слышишь, оставь! —уже
от двери бросил ему в ответ Далай. — Я
не буду мешать, решайте все сами. Только
оставь меня в покое! — и захватив тотюр,
быстро зашагал в сторону строительства.
ЫЛО ЖАРКО, воздух
Б тяжелым
грузом. Далай

давил грудь
уже закончил
работу, а долгожданные сумерки, приносящие после знойного дня прохладу, еще не
скоро наступят. Еще бы, поработать можно, да очень устал он в этот день. Всю
злость свою после разговора с Батором в
топор вложил. «Искупаться сходить, что
ли,— подумал Далай. — А к тому времени
Радна подъедет.
Радна с утра уехал в колхозный центр,
давно должен был вернуться, но почему-то
задержался. А Далаю очень не терпелось
скорее увидеть его, может, новое что-нибудь
о Хандаме услышит.
Он побежал к реке, разделся, ступил в
воду. Сразу стало легче дышать, будто тяжелый зной унесло куда-то. Окунувшись
несколько раз, Далай выбрался на берег,
лег на песок. И тут услышал далекий стрекот мотоцикла.
«Наконец»,— обрадовался он.
Заметив Далая, Радна подъехал к нему.
— Заждался, наверное?— спросил он.
— Да нет, ничего,—стараясь скрыть волнение, безразлично ответил Далай. — Только что работу кончил. Вот искупаться решил. Жарко очень.
— Да, жара стоит правильная,—
подтвердил Радна. — А я в улусе был,— сообщил он, помолчав, будто Далай не знал,
куда тот ездил. И снова умолк.
— Новостей никаких?—тем же безразличным тоном спросил Далай.
— Так ничего особенного. К матери твоей
заходил. Просила передать, чтобы приехал
к вечеру. Можешь мой мотоцикл взять.
— А чего так? Не говорила?— уже не
скрывая волнения, спросил Далай.
— Говорила. Хандама, мол, часто заходит, спрашивает тебя. Дело какое-то у нее
вроде неотложное к тебе. Ведь она в Москву собирается. Завтра, что ли, ехать думает..,
— Завтра, говоришь? Тогда я, пожалуй,
поеду.
— Езжай, езжай. Там у Майдара сегодня большое гулянье. Звали остаться, да не
хотел. Завтра вставать рано, голова болеть
будет.
Только теперь понял Далай, что Радна
уже успел выпить. Ему много не нужно:
стоит стаканчик пропустить, как из молчаливого превращается в словоохотливого. И
тогда говорит, говорит без удержу. А так
• • • н . | ч ц | . г ЛЮДЬМИ.
из него и слова не вытянешь. Вот и сейчас
11.| подумай над всем, что я тебе екаРадна рассказывает:
ем Иг ль если бы Хандама не соглаша— Позвал меня Майдар-аха, поставил
ть, (щи Ли возразила, хоть слово сказала.
вино на стол и говорит: «Ты родной нам,
^ мм* молчала, сидела слушала и молчазять ведь как-никак, выпить со мной дол4* 1«йчит, согласилась с отцом.
жен за то, чтобы у Хандамы все хорошо
Ми, Польше слушать Далай его не мог.
было». Ну что ж, как же тут откажешься?
• Ц» •. Ш Ч И . 1 с койки и выбежал из палатки. Выпил с ним. «Оставайся,— говорит,— сеI «|1я(1кал> № 4
33

годня у нас такой праздник будет...» Но я
все-таки уехал. Что мне праздник? Голова
мотом только болеть будет. А ты езжай.
Вот бери мотоцикл и езжай. Хандама тоже
наказывала, чтобы приехал. Подошла, постояла возле меня, когда уезжать собирался, потом сказала: «Пусть Далай приедет
сегодня».
— Значит, провожать ее будут? А она
вроде в Москву не собиралась?
— Ой, Далай, что ты знаешь? Майдараха такой ведь, вчера думал одно, сегодня
решил по-другому. А раз решил, никто ему
поперек дороги стать не может. Железный
человек. Чего угодно добьется.
Да, Далай знал это. Знал он и то, что отсылает Майдар в Москву дочь, чтобы от
него, Далая, подальше была. Видно, не сумел ее заставить сразу за Батора выйти,
вот и решил: пусть поедет, с глаз долой,
из сердца вон. Там скорее забудет она его,
Далая, и уломать ее тогда легче будет.
Значит, ехать надо в улус. Как же не повидать Хандаму перед тем, как она в Москву уедет. Конечно, Майдару его появление
в улусе не доставит большой радости, но
что для него, Далая, Майдар. И не раздумывая, даже не переодевшись, он вскочил
на мотоцикл и, спустя несколько минут,
уже мчался по степи.
...Нет, не рада Хандама друзьям и подругам, что пришли сегодня проститься с ней
перед отъездом в Москву. Не с ними ей хочется быть в этот последний вечер. А Далай не идет, и, наверное, не придет. Так и
уедешь, не повидавшись с ним. Она то и
дело выбегает из дому и глядит в сторону
Хотогора. на перевал, в который упирается
дорога. «Неужели не приедет?—мучит один
и тот же вопрос. — Ну, пусть не заходит
сюда к нам, но ведь я куда угодно готова
пойти, чтобы встретиться с ним. Неужели
не приедет?»— Ей вдруг захотелось
напиться, так напиться, чтобы обо всем позабыть.
Они сидели вдвоем с подругой Бутид,
которая тоже собиралась ехать в Москву,
когда мимо дома протарахтел мотоцикл.
Хандама вскочила, подбежала к окну. Радостно вспыхнули глаза девушки: она увидела Далая, который ставил во!зле своего
дома мотоцикл. Хандама, в порыве нахлынувших чувств, обхватила Бутид и чмокнула ее в щеку.
— Ну-ну, рада за тебя,— улыбнулась
подруга. — Теперь грустить перестанешь.
Хандама выпустила из объятий Бутид и
тяжело вздохнула. В глазах ее снова появилась печаль.
— Чего опять загрустила?— спросила
Бутид.
— Ох, милая, трудно понять тебе будет
меня,— едва слышно вздохнула Хандама.
...Долго сидел у окна в этот вечер Далай. Зайти в дом Майдара он не хотел. Как
же после того, что было^ переступит он порог его дома. И вообще нужно ли ему видеться с Хандамой? Может, лучше, что она
уезжает, видеться
перестанут, забудут
друг друга. Ей легче решить будет. И сегодня встречаться с ней, пожалуй, не нужно.
34

Он отошел от окна, сел за стол, т и п !
за учебники. Нужно ведь готовии.т >, • м
сии в институте. Но ничего в ю
* и*
шло. Мысли снопа и снова возврат .1 ш • • к Хандаме. Там у нее гулянье в самом г..
гаре. Из дома Майдара доносятся ш.инмс
голоса, песни. Мать все уговаривасч п » ш
же пойти к Хандаме. Как же так, ( ш и ц
дружили, когда она собралась \ п * *
он даже не идет попрощаться с ш-и
вообще последнее время стал он ь п н п И ••
задумчивый, грустный. Или на район Ц
ночи торчит, или дома что-то читап и ч»||
тит.
1
— Здоровье
свое пожалей,- г
ч »»
сокрушая мать.— Все гуляют, а ты и <чИ
ги нос уткнул.
— Ничего, мама, придет время, и ч «I
лять буду,— успокаивает он ее.
\ и-1
час мне учиться нужно. Вот закс \ *•
ститут, тогда дело другое.
— Ой, хубун мой, для работяшс.
•
века всегда времени не хватает. ЗанпмчииЦ
институт, работы еще больше прио.
,.|
Сегодня он пошел бы, конечно, к \ им*
ме, не случись то, что произошло и мш им
ние дни. А так, чего он пойдет? Им. м иц
вать оскорбительные разговоры М.ш > чч!
И потом, ведь он, Далай, пообсша I 1.ш
ру... Нет, он не смеет идти к ней, не- . • • I
Мысли Далая прервал шум отшитом
двери. На пороге стояла Хандама Он I Й4'
ла в новом платье, подчеркивающем > • »»(
сокую грудь и тонкую талию. Девупи. • »м«
нуется, это видно по тому, как шм
ло дышит, как горят ее глаза. И ш.. м(
мой вопрос: «Почему не идешь ко мш '•
Далай смотрит на нее и ниче
не может. Как хочется обнять е". щч
к себе. Но нет, он этого не сделап. "» (4
имеет права.
— Тебе особое приглашение н \ ' ' '
спрашивает, наконец, девушка, и
ре
се ее слышится укор.
Что может он ответить? Разве заом «и »я|
обидные слова своего отца? Н е у ж с
мает, что у него, Далая, нет с а м о
Пойти к ней, чтобы снова у с л ы ш а н ,
ления? И как она может даже п о и м . ш <Л
этом? И еще укорять за то, что он ш шм»
— Мне в доме Майдар-аха делан, мш».
го,— стараясь
подавить волнешк
»*|
можно спокойнее, отвечает он.
— Ах, вот как... — Хандама п м р . м щ ф ]
будто кто-то ударил ее. Нет, не ж
...-4
такого ответа. Разве пришла бы
М.1
если бы знала, что услышит так"
может, ей показалось, что он ск,|
Она приблизилась к нему, поло ж
ему на плечи, внимательно загляну.г.I и
за. Нет, она не ослышалась. Это щ
Хандама во взгляде и, то, что хопзать в этот миг, не смогла нцои он-. )|
Резко повернувшись, она стремг.ып н«4|
жала за дверь.
Возле дома Хандаму встретила !•>•
Она обняла подругу, заметив на «чслезы.
— Зачем плачешь, Хандама? Не н \ * « и «
сказала она,
— Пойдем к тебе,— дернула ее >
Хандама,

,;;.;
|«~
>и...»

К

|| »•««
1 4 1 ни
и нц'имн
1и

ж д у т . . Неудобно,—возХиндима лишь повела
побежала по дороге к
последовала за ней.

««и 1,1 тревожно. Далай то
14 • пину, то выходил на крыль|М, ню Хандама снова придет.
имя
м ь ы п м с голоса в доме МайЙ <«*«" у ш у л улус, а Далай все
«нму, иг находя себе места.
н* (шлгржнв, он вышел из доМ*4ш и л о м у Бутид, куда вмес» ц ч н утл* Хандама.
ни ни ц три расцветила восток,
н)**Й ( ш л и 1ВГЗАЫ, с гор потянуН««нИ Ни И-11-Н11111Й ветерок рас.,,!,и М, поиграл на щеках.
; > | " ' лм 1н тихо. Далай несколь•м «10, шглмнул в окна, но ни1 1йМ ли была Хандама или
•Ъ М1 тек и не узнал.
> и «иной но хотелось, и он
* > 1 ' | и I им слышно шелестела
^ | » 1 . н | , | пицц П.Ю1 хлесткий переК нгму и направился Далай,
у «ширит 1.1к часто сиживал»
•нЯ
•рш'ило лучи из-за дабана,
1'" ми родника. Опустившись
, Ц.1.Ш коды, он задумался. Сеп Москву. Когда он
со? Какой вернется
Лыи.. т а м , вдали от род.
.М интим-к-» иным и, возяра|*|' иг < 1 . Н И - 1 возражать отвило. Кто знает? Время

порой такое творит, что диву даешься. А
ты, ты-то/ сам уверен в том, что не забудешь ее, что сохранишь Хандаму в сердце?
— спрашивает себя Далай. И со вздохом, печально кивает головой. Он знает:
не забыть ему Хандамы, не забыть, где бы
ни была она. Даже, если станет она женой
Батора, и тогда не сможет вырвать ее из
сердца.
Неожиданно доносится
шорох шагов,
Далай оглянулся и увидел Хандаму. Она
шла, опустив голову, шла, не видя его, шла
к тому месту, куда влекло ее сердце, словно чувствовала, что здесь, у родника, где
впервые вспыхнула их любовь, встретит она
егА
Далай вскочил, побежал навстречу девушке.
— Далай! — глаза ее заискрились, она
протянула ему навстречу руки. — Далай...
...Солнце уже было высоко. Нужно было
возвращаться в улус. Хандама в последний
раз прижалась к любимому. На глазах ее
заблестели слезы.
— Зачем плачешь, Хандама?— спросил
Далай. — Ведь теперь ничто не сможет
нас ' разлучить.
—Да, да, конечно,— улыбнулась она,—
Теперь ничто и никто.
Они поднялись и, обнявшись, пошли в сторону улуса. Подойдя к дому, Хандама остановилась, но тут же взяла за руку Далая
— Пойдем... Здесь мне больше делать нечего .. Пойдем... Мой дом теперь не здесь.—
И Хандама твердым шагом направилась к
старому домику Далая ..
Перевел с бцрятскпсп
Вен.
ШТЕРЕНБЕРГ.

Ким БАЛКОВ

1ЮОЖНЫЕ ДНИ ИВАНА СПИРИДОИОВШ
'" " '" ''"'

| г / к . 1 л на к р о в а т и

' . 1 М01|Н'Л В ПОТОЛОК.
• I I |1Ш(>рш"|. Он
ТОЛЬКО

|цц|,| и был необычайно
§М*>4Н1.*> Лрмгндира, последо•М ни >Ш1 1ПОК1 случая
на

1И1*
гтшт" спросил он. —•
М • | и! I н пгг .тали Цивелева
усмехнулся и не от• м г м у продолжал смот• мчим пытпясь разглядеть
Ми мм ни мопернул голо-

!

". ну Л н, пилить, слег...
тлит- приставила, не

крутись, говорит, а то раздавлю...
Григорий завозился на стуле, жалобно
заскрипевшем. Иван Спиридонович заметил это, затеребил бороду.
— Ты чего? Подожди немного. Хотя зачем ждать? Вон, гляди, тумба стоит. Там
бутылка, давай ее сюда...
Когда выпили по рюмке за приезд и закусили соленым огурцом, Иван Спиридонович сказал, нахмурясь:
— Не понимаю, как это получилось:
упасть с лесов. Да что и говорить — сам
виноват: крепления худые были, а не проверил.—• Замолчал, задумался.— А нынче,
видишь...— сказал спустя немного.— На отдых ушел...— и заводил пальцем по широкой, во все лицо, рыжей бороде.

35

ЕЛЫИ день ходил Иван СпиридоноТы, батя, не переживай,— сказал Гри,вич по двору. Прибивал какие-то досгорий,— К чему переживать? Ведь ты заки. Смастерил насест для куриц. Недослуженно ушел. Не каждый проработал,
вольно думал: «Вот как запущено. Вроде и
сколько ты. Теперь и отдохнешь...
мужика в доме не было».
Григорий понимал, что не то говорит.
Но когда забрался на пригорок возле
Много лет Иван Спиридоноьич трудился
огорода, откуда хорошо было видно всю
плотником и, конечно, ему не могло быть
усадьбу, смягчился.
не больно оттого, что так неожиданно по...Дом был кряжист и крепок. В ограде,
рвалась ниточка, что связывала его с люлениво помахивая хвостами, прогуливались
бимым делом, с товарищами по работ-!.
два здоровенных пса. Важные псы. Не заНо Григорию хотелось отвлечь бригадира
лают попусту. Знают себе цену. Языки выот дурных мыслей, которые, как ему казатащили большие, красные. Жарко. В столось," мучили Ивана Спиридоновича. И он
роне громко кудахтали куры, роясь в куповторил:
че мусора под навесом.
— Отработал свое. Теперь и отдохнешь...
Вспомнил: этот дом простроил сам, сво— Ну,— завздыхал Иван Спиридонович.
ими руками, сразу же, как пришел с вой— Заговорил... «Отработал»?! А кто может
ны.
знать: отработал или нет? Ты докажи.
Трудное это было время, голодное. Жил
Уходят, когда не могут больше. А я мог
тогда с женой в небольшой, насквозь пробы. Руки-то, видишь, какие еще сильные.
гнившей избе. Но потом правление колхоНо в груди лопнуло что-то. Не смогу, наза предложило строиться.
верное, рубанком утюжить.— Нервно пе— Давайте,— сказал он тогда. — Лесу
редернул плечами.— Ну, и не надо. Отдытолько надо.
хать будV. Почему бы и не отдохнуть хоть
Лес дали. И Иван Спирндонович отна старости? Когда помоложе был, все
строил себе дом. А потом и думать перомечтал отдохнуть, да не пришлось. Зато
стал о доме, о своем хозяйстве. Жена ворнынче...
чала:
— Обойдется,
батя,— привыкнешь,—
•— Себе ничего не можешь сделать, а
сказал Григорий, с тоской глядя на бригаеще мужик. Вон другие, погляди как. Снадира и не придавая особого значения его
чала себе, а после уж.
последним словам: не этому учил их Иван
— Ну и что... другие? Какое мне до них
Спиридонович, не об отдыхе говорил всегдело?— отвечал обычно и хмуро глядел
да.
жену.
—Медведь пускай привыкает к "зимней на Вздохнул:
«А что насчет того, будто по
спячке, — прищурившись, сказал Иван
дому ничего не делал, это она правду гоСпиридонович.— Мне не к чему... Все люворила. Только что же мог делать, когд,1
бят отдыхать. Тут без привычки обходитруки не доходили. А тут еще бригадиром
ся. Ну, да ладно. Ты о себе расскажи Как
стал. Но зато нынче хозяйством по-настоядела?
щему займусь, сена накошу, дров прив^
— Да как? Нормально. Вот завтра на
зу. На себя поработаю! А что, разве и.'
работу. В городе, батя, здорово. Манекеимею права на себя поработать? Конечно,
ны в окна глядят... Ведь я первый раз в
имею. А о -плотничьем деле забыть постагороде. По-настоящему, первый. Правда,
раюсь».
мальчишкой еще был. Но давно это, и не
На пороге появилась жена.
помню теперь.
— Ужинать. Приготовлено.
— А что, слюбилось?—Иван Спиридоно— Сейчас,— сказал Иван Спиридонович.
вич недовольно поглядел на Григория.
идя к дому.
— Да, батя, слюбилось. Стою я, значит, у
Ужинали молча. Жена морщила лоб и.
этого самого манекена, гляжу... Девчонка
казалось, размышляла о чем-то. Иван Спи
как девчонка, а не шевелится. Думаю, отридонович поглядел на нее, спросил:
чего бы? И только потом понял, что нежи— Что молчишь?
вая. Подвела она меня, батя, крепко Лю— Думаю, вот, неладно, отец, у тебя
ди идут, усмехаются: «Чего, мол. парень
вышло,— сказала жена, отставляя тарел
стоит?» Совестно мне стало. Дурак неучеку.— А ничего не поделаешь. Теперь по
ный. А ведь говорила учительница про эти
размыслить надо, как жить дальше. Пен
манекены, когда в школу ходил еще. Но
сию... дадут? А вдруг нет?
заоыл. Видишь, как оно.
Иван Спиридонович покосился на жену,
— Худо
это,
Гришка — «неученый».
сказал убежденно:
Учиться дальше надо.
— Дадут. А ты что так говоришь, точ
— Понимаю, батя, надо. А то совсем
но
молитву читаешь? Не умер ведь.— По
обтупишься, как топор на лиственнице.
дожил на стол большие, вздувшиеся от м' 1
—• То-то и оно. А город, говоришь, слюзолей руки.—• Видишь, двигаются еще. 1 1
бился? И остался бы, если бы нашел что
ты поменьше думай. Вон и хозяйство к м сподручное?
кое.
— Не знаю, батя. Может и остался бы...
— Да я же понимаю, — сказала жепм
Григорий встал. А Иван Спиридонович
— Только, чтобы тебе неплохо было.
лег на кровать, сказал:
Скрипнула дверь. На пороге вырос Гри
— Я, пожалуй, отдохну немного.
горий. Иван Спиридонович обернулся:
:)икрыл глаза.
— В ногах нет правды. Проходи.

Ц!

36

ело беспокойство. С утра до вечера на ногах... Ты приходи вечером, батя. Ждать
будем.
Но не на свадьбу пошел вечером Иван
Спиридонович, а в лес. Не захотел пойги
на свадьбу. А почему? И сам толком не
знал. Да только не пошел, и точка.
Удивилась жена, когда Иван Спиридонович сказал ей, что на свадьбу не пойдет н
что ей тоже лучше не ходить, поскольку
надо покупать подарки, а денег нет. Удивилась, но ничего не сказала. Ушла на
кухню, с квашней завозилась, начала стряпать.
...Идет
Иван Спиридонович по лесу.
Берданка за спиной болтается. Саднит плечо. Да не замечает он этого. Задумалсп.
— Ну, что,— говорит, спустя немного,—
Посидим, отдохнем, потом и дальше.
Садится на землю. Покряхтывает в бороду. Вытаскивает из кармана кисет с махоркой. Закуривает. Собаки ложатся рядом. Смотрят на хозяина преданными глазами, просят ласки. И Иван Спиридоновнч
треплет их по шее, гладит по шерсти. Добрые у него собаки, важные.
— Ну, что, пошли,— говорит он, наконец, поднимаясь с земли и бросая в сторону окурок.— Не то не дойдем сегодня...
И снова идет Иван Спиридонович по лесу, большой ссутулившийся. Поблескивает
на солнце ствол недавно купленной берданки.
Вспомнил, как
обрадовалась
жена,
когда узнала, что пенсию колхоз Ивану
Спнридоновичу дал целых пятьдесят рублей. Иван Спиридонович тоже довольный
был. Оценили, значит, его работу по заслугам. Да и то верно—добрый плотник был,
лучше во всем аймаке не сыщешь. Вон и
Гришка то же говорит.
А ДНИ ШЛИ. Чувствовал Иван СпириВсе бы хорошо, да только одно трево• • попович их налаженный ритм по тнжило постоянно Ивана Спиридоновичаз
• Н11.Ю часов на стене, по тому особенному
11
болезнь не такой цепкой оказалась. Побе» истцу, которое испытывал каждое утро.
дил ее, раздавил. Ушла она. А не сказал
ЧГО было не то давнишнее чувство занятооб этом Иван Спиридонович никому. Гриш||и н торопкости. Это было другое, когда
ке даже. Одна жена и знала. И молчала,
" м м г ы п а е ш ь к а ж д ы й пройденный день,
точно довольная этим. А когда сказал
пиит ставишь запуыш в памяти.
Иван Спиридонович, неприлично, мол, люЛии... Они были разные у Ивана Спидей обманывать, обозлилась, засучила ру" и н ю п п ч а , одни незаметные, скучные,
ками, зашумела, как листвяк молодой:
•1'Мнс
зовущие куда-то, настойчивые.
— И чего тебе надо? Поделай что-ниМн почти каждый день Иван Спиридонобудь для дома. А там пусть другие, помо• -I I пропадал в лесу. Там хорошо, в лесу.
ложе, поработают... А я хочу хоть немного
' ь мс фгтишь никого из знакомых, ник'о
пожить спокойно. Да и сам посуди: исдь.
не г и п ж г т : «Ну, как?» Не посмотрит иытотберут пенсию, если работать станешь.
*нно п глаза, не усмехнется: «А тебе как
Подумал тогда
Пплп Сппрп.кшоипч:
..... ч у ч ш е стало?»
«Права жена. Почему бы п самом деле не
П мот сейчас идет Иван Спиридонович
потрудиться под старость п споем .хозяйи лесу и думает обо всем этом и вспомпстве?»
•||(1 случилось недавно. А что же это
И делал он по дому много. И старался
1
не
думать о работе, о бригаде. Только
'Игл как-то Иван Спиридонович дома.
иногда р а з м ы ш л я л : «Почему из бригады
Я*™? сучил.
Неожиданно
хлопнула
никто не придет за советом, вроде нету
>)•(. н пошел Григорий, довольный доменя...» Заключил недовольно: «Обходятжни, будто сделал нечто очень важное.
ся, значит...»
Ну, батя,— сказал он, садясь нл
И опять: «А Гришка что-то последнее
-**ммо рядом с Иваном Спиридоновым
премя не т;и< глядеть на меня стал, точно
/1»ло то какое, знаешь? Пришел звать
догадывается, что прошла у меня волезнь.
ИМ м я тадьбу. Что глядишь? На свадьДа нет, не говорил ему, не должен бы
Нй д у м а л жениться. Знаешь, скопько
знать. А хоть и знал бы, все равно не скаНниилги к этому! А мать, ту совсем зазал никому: — Гришка ведь ученик мой.
И, когда парень сел на принесенный женой стул, Иван Спиридонович спросил;
— Ну, что скажешь, чем обрадуешь?
— Да я, батя, просто по привычке.
— А... по привычке...
Парень замялся, засуетился:
— Я, пожалуй, пойду, не буду мешать.
— Зачем? Сиди, раз пришел. Ну, как в
Лрнгаде, кто бригадиром?—обратился к
Григорию Иван Спиридонович.
— Антон Семенов. Он недавно у нас,
без меня уже пришел. Строительный техникум закончил. Вроде понимающий парень.
— Понимающий? Ну, что ж, недурно.
гслн понимающий. Значит, без моей помощи обойдется?— Сузил глаза, будто сомневаясь: «Правда ли? Заменит ли?»—Ну,
• ребята как? Не ушел никто?
— Один, батя, Гордеич на пенсию ушел.
А в остальном все по-старому. Только еще
новеньких взяли, сразу со школы.
— Тоже недурно: старики уходят, молодые приходят. В жизни всегда так.
А, когда парень скрылся за дверью,
прошел Иван Спиридонович к себе в коммйту. Казалось ему: «Вот отработал свое.
теперь в доме посидеть можно, поделать
ИС*-что. А то и на охоту сбегать по старинм>, хоть и больной. Только вот мать боит• и дадут ли пенсию? Конечно, дадут. Кто
ш> Цивелев. Понимать надо...»
А то, что раньше в разговоре с Григорнгм возмутился, когда тот сказал ему,
•но Иван Спиридонович отработал свое,
• «•мерь и отдохнет, 'уже успел позабыть,
н мысли его целиком переключились на
шЛственное хозяйство.

37

Один такой нынче возле меня. И плотник
поющий будет... моей кости. Надо, что ли.
рубанок ему подарить свой? Все мучился
без доброго рубанка. Тьфу, жалко как
стало, будто уже отдал ему рубанок. А
отдать? Надо отдать... На что он мне? А
может...»

Н

У, МАТЬ,—сказал Иван Спиридонович утром следующего дня.— Еду в
райцентр, в контору, что охотой ведает.
Договорился я с ними оаньше. Теперь обделать надо. Не привык сидеть...
— Гляди. — сказала жена. — Тебе видней.
Иван Спиридонович усмехнулся в бороДУ. — Хитрая ты, баба. Сколько живу ^.
тобой, а ты все «гляди», «решай сам», «тебе видней...» Эх, мне бы твою хитрость,
тогда бы я города брал...
— А что я тебе посоветовать могу? Все
равно по-своему сделаешь.
— Ладно, ладно.
— А как пенсию, если охотником? Будет ли?
Насупился Иван Спиридонович, сказал:
— Вот думал я эти дни, крутил мозгами
•—как быть? И решил: в промысел пойти.
Ведь тоже нужное дело. А пенсия будет в
сохранности.
В конторе Ивана Спиридоновича знали
хорошо. Цивелев считался одним из луч
ших любителей-охотников. И даже в один
особенно удачный год о нем писали в районной газете. Тогда он сдал
несколько
первосортных шкурок соболей.
И поэтому неудивительно, что, когда
Иван Спиридонович появился в конторе
и рассказал, в чем дело, ему сразу же дали разрешение и вдобавок ко всему выделили коня.
— Кто его знает, как может статься. А
лошадь охотнику необходима, особенно такому, как ты...
Иван Спиридонович не стал перечить.
Да куда там! И уже после, сидя в телеге,
радовался тому, как у него это удачно получилось. Подумал: «Это оттого, что знают его и уважают. Другому бы не оказали такого доверия, а ему, Цивелеву, оказали...» Это было приятное чувство, что
он еще нужен кому-то.
...Вдали показалась деревня. Иван Спкридонович стукнул кнутовищем коня. Лошадь дернула и послушно затрусила по
дороге.
А как Иван Спиридонович въехал в село, небо заволокло скучными серыми тучами. В воздухе запахло сыростью. Пошел дождь. Сначала нерешительно, будто
приглядываясь, потом все сильнее и сильнее. Крупные дождевые капли забарабанили по телеге. Вспыхнула и тотчас погасла молния. И почему-то неуютно стало
Ивану Спиридоновичу, будто потерял он
что-то важное, нужное.
Дурость,— сказал
он
себе.— Что
только не придет в голову. И все оттого, что нет-нет да и вспомню старое. А

38

зачем вспоминать? Забыть надо, и н
вспоминать...
— Ну, а с рубанком как? Отдать, ч г
ли? Нет, подожду немного. А вдруг при
годится?!..
Спиридонович сидел
И ВАН
дома.

на крыльш

— Иди сюда,— услышал он из раскр.,1
того окна.
— Чего тебе?
— Ну иди.
И когда вошел в избу, увидел озабочен
ное лицо жены.
— Что стряслось?
— Ты не брал рубанок? Вчера здесь был
а нынче уже нет. И куда
он девался'
Гришке хотела снести...
Иван Спиридонович засопел носом:
— Нет, нет... Куда же он мог деваться'
Поищи, поищи...
Кряхтя, пододвинул табурет. Сел.
— А я уже искала. Все перерыла. Нету1
— Всегда так,— нахмурившись, сказ;'.
Иван Спиридонович.— Захочешь что сд;лать, а не найдешь...
Засопел носом.
— Вот что, мать, я надумал: как нам
дешь рубанок, дай его мне, сам храни и
буду.
— А Гришке?
— Что Гришке? Давай мне... — Обозли.I
ся, затеребил бороду.
И, когда жена нашла рубанок и по.ы
ла Ивану Спиридоновичу, бережно оглядг I
его и отнес в чулан. Положил под ширм
кую тесовую доску. Вернувшись, сказгм
— Припасы на завтра
готовь. В .-ь
еду...
— Отдохнул бы немного. Трудно же .
— Помрем, наотдыхаемся. Сена-то шч
Жена поохала, повздыхала, однако и >
чала собирать припасы и складывать их >
большую кожаную сумку.
— Я пойду во двор;—сказал Иван Спи
ридонович.— Овса буланому дам.
...Конь стоял на привязи. Жарко и >
водил тугими боками. Увидев хозяин.!
хлестко заржал, забил о землю передни-'
копытом.
— Ну-ну. не дури,— улыбнулся Ии.ш
Спиридонович.
Насыпал в кормушку овса. Прислошп
ся к забору, стал набивать в трубку ы
бак.
— Понимаешь ли, какое дело?—загон»
рил, затянувшись.— Надел у нас с тоГши
мал. Не хватит. Придется собирать где <••
Но ты не вешай голову, буланый. Кто м '
Цивелев.
Понимать надо...— Заключи '
важно:—С сеном что-нибудь придум;м м
В лесу накосим.
Ласково потрепал коня по шее. В м м
щил из кармана стальной гребень с длич
ными упругими зубьями и стал расчс.п
вать слипшуюся, пахнущую потом л и п ы
диную шерсть.
— Запаршивел-то как! — пробурчал и
бороду. — Говорил ведь матери. Забы.м
видно, не почистила.
В небе плавали дымчатые, редкие «

было высоко, когда Иван Спиридонович и
Григорий выехали из дому.
Буланый шел торопко. В воздухе пахло
прелым навозом. А когда въехали в лес,
дыхнул в лицо запах хвойных листьев и
свежей смолы.
Григорий сидел на правой стороне телеги, свесив ноги в кирзовых сапогах. Был
он рассеян и задумчив. Неловко лежали
на коленях руки.
— Батя, — сказал Григорий, придвигаясь к Ивану Спиридоновичу. — В город
мне ехать скоро.
— В город?— Иван Спиридоновнч цытливо поглядел на Григория.— Это зачем?
— По делу.
— Ну, если по делу...
Замолчал. Спустя немного, сказал:
— Ты почему про работу со мной говорить не стал? Ведь я же помочь могу и
посоветовать где надо.
— А что говорить, батя? Когда не допойму, к бригадиру иду. Он парень толковый...
— Ну, разве так,— сказал Иван Спиридонович. Дернул вожжами.
— Батя, я вот гляжу на тебя и чуется
мне, что-то у тебя не то. Ну, как гвоздь...
вбиваешь-вбиваешь его в плаху, а все
шляпку видно. Ты тоже скрываешь что-то,
. а видно, что скрываешь. Вот и на свадьбу
не пошел. Вроде боишься.
— Ну...— насторожился Иван Спиридонович.
— Правду говорю, батя.
— А что скрывать? Нечего скрывать,—
рассердился Иван Спиридонович.— Зелен
ты, а туда же.
— Ни к чему это, батя.
— Что ни к чему?— Иван Спиридонович закашлялся, потом внимательно, будто
впервые, оглядел Григория прищуренными глазами. — Что ни к чему, спрашиваю?
Стукнул кнутом и без того ходко идущего коня. Нервно дрожали руки. Топорщилась широкая борода.
Муторно было на душе у Ивана Спиридоновича. Одолевала тревога,
которая
крепко засела в нем. Иван Спнридонович
знал, что эта тревога родилась не сейчас, а
еще раньше, когда почувствовал, что выздоровел, но никому не сказал об этом.
Тогда считал, что не обязательно говорить,
а потом стыдно стало с людьми встречаться, словно сделал что-то недоброе, грязное.
К полудню спустились в ложбину, поросшую высокой лесной травой.
— Здесь и остановимся,— сказал Иван
Спиридонович, осаживая коня.— Ты распрягай. Я в лес схожу. В прошлый раз
СТАЛ рано. Пошел к Григорию. Разтропу видел изюбря. Пойду погляжу...
Лудил.
Неправду сказал Иван Спиридонович.
114 что, батя? — протирая глаза, спроН и к а к о й тропы он не видел. Просто за*и,1 Григорий.
хотелось побыть одному.
вставай, в лес иду нынче, как угсЛес был высок и строен.
Молчаливо
•м|Н1.'|Ц| I. .
смотрели сосны в небо, словно приглядыА и хотел в бригаду.— Григорий расваясь, докуда еще можно дорасти, чтобы
»»|1итм> посмотрел на Ивана Спиридоновине помешать молодняку, не отбирать
у
!(• Ну. ладно. Оденусь только.
него солнца.
(йкннутое в рыжие тучи, солнце уже
Долго стоял Иван Спиридонович, при-

трухлявые, будто изъеденные молью, облака. В воздухе парило. Скупое закатное
Солнце было окрашено в оранжевый цвет.
Низко гудели пауты. И буланый то и дело
отгонял их от себя ударом хвоста и резким подрагиванием тела.
«Дождь будет,— подумал Иван Спириронович.— Земля посыреет».
Неожиданно над самой землей закружил
Коршун. Откуда он вылетел. Иван Спиридонович не заметил, но тотчас на его
лице отобразилось волнение.
,
Ш_ Мать!— закричал он, увидев пернлТОГо хищника.— Птицу закрой!
И, не дождавшись, сам побежал загонять под навес кур.
Когда кончил, снова сел на крыльцо,
расставив широко ноги, хрипло дыша.
Сурово сжал большие красные губы. Погрозил кулаком плывущей по небу черной
точке.
Углубленный в себя, не услышал, как
скрипнула к а л и т к а и во двор вошел в небрежно н а к и н у т о м на плечи макинтоше
Охотничий инспектор. Собаки закружились
•округ вошедшего, завертелись...
Иван Спнридонович увидел инспектора.
Крикнул:
— На место!
Собаки, обиженно поджав хвосты, отошли в сторону.
Г—Здорово, Иван Спиридонович!—шумN0 выдохнул инспектор и протянул руку,
т?*— Здорово! Здорово! Давненько у нас
иг бывал. Проходи.
— Спасибо. Я ненадолго. Слышал, соЛпля з а а р к а н и л . Пришел выкупить.
- Ну, что ж... Пойдем, поглядим...
Шкурка была хорошая, и инспектор дал
ч» псе шестьдесят рублей. Взяв деньги,
Мини Спиридонович аккуратно пересчитал
N1 и отнес в дом.
В»чером, ложась спать, сказал жене;
- Шкурку я нынче продал.
Через минуту завозился на постели.
_ Что-то Гришки не видно. Спросить
•м надо, почему не ходит.
• Занятый же,— сказала жена. — Ты
•«•Д1. тоже когда занятый был...
Циан Спиридонович усмехнулся в боро«У
— Да уж я... И все же Гришка дурно
Я1,ч;н'Т, что не заходит подолгу. А знает—
у м ж я ю я его. Правда, на свадьбе у него
*» был. Но ничего. Помиримся, коль оби•V «таил.
Сказал потом:
— 'Завтра с Гришкой хочу в лес. Говорил как-то, чтобы помог с сеном.
Нипорочался на постели.

В

39

слпнипшись к дереву, свесив на грудь
Гшлымую голову. Старался не думать, но
мысли сами лезли в голову. Мысли были
тяжелые, глухие, как удары грома. Зябко
становилось от них, студено.
Очнулся только, когда услышал дзиканье срезающей траву литовки. Вздохнул: «Гришка начал...» Одернул рубаху.
Спустился в ложбину, взял литовку, попробовал пальцем отточку, встал за Григорием.
Григорий уже сделал первый прокос и
остановился, поджидая Ивана Спиридоновича. Он долго смотрел, как быстро и
размашисто работает Иван Спиридонови I,
как певуче и уверенно ходит в его ловких руках литовка. И вдруг в голову Григория пришла неожиданная мысль: «Да
он же выздоровел. Не может больной так
работать!» Горечью и обидой повеяло на
Григория от этой мысли: «Как же это,
батя? Зачем? Ты ведь не этому учил...»
ГЛ ВАН Спиридонович устало поводил
'•плечами. Сказывалось сильное напряжение, которое испытал за эту неделю. Но
все кончилось благополучно. Сена они накосили. Хватит на зиму, и даже останется.
Поднялся с лежанки, кряхтя, натянул сапоги. Вышел на улицу. Смутное чувство
тревоги не проходило. Наоборот, с каждым днем оно становилось все шире и
больше. И Иван Спиридонович никак не
мог отделаться от него.
...Григорий с плеча опускал топор н§1
сучковатые чурки, которые с хрустом раскалывались на мелкие поленья. Во все стороны летела белая щепа.
— Вот пришел помочь, — сказал Иван
Спиридонович, направляясь к нему.
Григорий кивнул и ничего не ответил.
Иван Спиридонович тоже замолчал, ста т
собирать дрова и складывать их в поленницу.
Трудился Иван Спиридонович молча,
сосредоточенно. Но вот услышал за спиной
глухой, точно вырывающийся из груди, голос Григория.
— Батя, ты не сказал мне... Почему?
Оглянулся. Сверху вниз на него смотрели юркие, как мышата лесные, глаза Григория. У Ивана Спнридоновича пересохло
в горле. Силясь скрыть охватившее его
волнение, распрямил спину, спросил:
— О чем не сказал?..
— Не ладно у тебя получается. Ты Л ы
лучше в бригаду сходил... Нельзя ведь
одному. Я завтра в город еду. И хочу
знать, как ты поступишь.
— А надолго в город?— скорее механически, чем осмысленно спросил Иван Спиридонович.
— Да нет... Клуб скоро новый строить
начнем.
- А я тебе рубанок хотел отдать, —
сказал Иван Сшшидонович, сморщившись.
•— Не надо. Тебе самому пригодится, —
вздохнул Григорий.
- Худо же без рубанка,— сказал Иван
Спиридонович.— А твой дрянной. У меня
40

крепкой закалки. И чего дрянь выпускают?
— Не видят, наверное.
—• Кто их разберет...— поморщился Иван
Спиридонович.— Может, и не видят. Ну,
да не в этом дело. Требуют с них мало
Это важно — требовать. Вот когда я бри
гадиром был, помнишь? Тогда я требовательный был.
— Помню, — сказал
Григорий. — Еще
бы... Ну, а этот наш бригадир тоже требовательный.
— Да ну... — удивился Иван Спиридонович.— Молодой он еще. Ты мне скажи,
зачем всегда примером выставляешь новенького, словно он не человек, а окно
лучше других вырубленное?
— А что, не нравится? Хочешь, батя,
правду скажу?
— Ну-ну,
говори,— согласился
Иван
Спиридонович.
— Знаешь, любили тебя в бригаде. И
сейчас любят. Только уже не так, батя.
Забыли, что ли? А может, догадываются,
что не очень болезнь тебя мучает? Вед:,
я догадался там, на покосе... А этот сумел
приворожить людей. Вот и уважают его.
— Что мне рассказываешь?— обозлился
Иван Спиридонович.— Разве просил?!
— А ты, батя, дослушай. Думается мне,
да и другим, наверное, тоже, что прошла
у тебя болезнь. А ты не говоришь об этом
никому. Сам посуди—люди будто к тебе и
по-старому, а все же не так, как рань
ше. Но почему ты, как ты мог? Неужели
своя рубашка для тебя ближе к телу,
чем...
Не хватило слов Григорию. Махнул рукой. Бросил топор. Пошел куда-то.
Иван Спиридонович не понял сначала, <
чем говорил Григорий. А когда понял, отчего-то стало все удивительно безразличным.
Зашагал к калитке. Ждал, останови:
Григорий, скажет: «Погоди, батя...» Не;.
не остановил, не сказал.
И только дойдя до дому и увидев жену,
утиравшую фартуком измазанное в мук<
лицо, Иван Спиридонович опустился и••
крыльцо и все повторял:
— Гришка... Как же это? Как же?..
У ног толкались собаки. Преданно заглядывали снизу «а хозяина. Просили ла^
кн. Добрые у Ивана Спнридоновича ооба
ки, языки вытащили, большие, красные...
на кровати Иван
Л ЕЖИТ
вич, глядит в потолок,

Спиридоп<
прищури
шись, точно пытаясь разглядеть на ном
чго-то. Нечего больше делать ему по \<
зянству, все уже сделано. Вот и лежит, и
чувствует себя незанятым. Зиает—не позм
нет никто, не скажет: «Иди разметку д>
лай, будем новую стройку начинать...» А
тревога не утихает..
Зима уже на дворе. Снег выпал, первый,
липкий. Стареть стал Иван Спиридонович
Чувствует, что стареть стал. В лес совл-м
перестал ходить. «Не мое это дело, —[V
шил. — В ногах слабость появилась. Иг
выдерживают долгой ходьбы».

Наконец, поднимается с кровати
Иваи
Спиридонович, зовет жену:
— Мать, иди сюда. Что-то я «ынче худо
себя чувствую. Отчего бы это?
— Откуда мне знать? Старость, наверное. Она никого не милует.
— Старость, говоришь? А зачем бы е;'<
Ярили гинуть ко мне, смола, что ли?
— Да ко всем она приходит...
Вздыхает жена тяжело. Лицо фартуком
•ытирает.
— И вправду, отец, сдал ты. Это, пожалуй, оттого, что без дела сидишь.
— Да уж...
Иван Спиридонович лезет под кровать
рукой. Вытаскивает оттуда ичиги. Туго замвывает оборки. Потом выходит во двор.
«Снегу сколько...— думает Иван Спиридонович.— Подвалило».
Идет под навес за метлой. Поскрипывают ичиги, визжат жалобно, точно щенята.
Валко работает Иван Спиридонович, тямгло. Снег липнет к метле. И Иван Спиридонович то и дело колотит ею об землю.
гидом прогуливаются важно собаки, тычут мордой в снег, отфыркиваются. Добрые
мбаки.
Кончил подметать, отнес метлу под наМс. Зашел в избу, большой, сгорбленный.
•» Слышишь, мать?— обратился к жене.
— В чулане под лавкой рубанок. При-

ТЕЦ, пенсию получила,— сказала жеО на,
входя в дом и отряхивая снег с ва-

ленок. Она была, видно, очень довольна,
У нее блестели глаза, искрились.
— А ты зсе лежишь и лежишь... Вставай, пойдем в магазин, купим сахару, крупы.
Вытащила из к а р м а н а деньги. Бережно
пересчитала их.
— Хорошую нам пенсию дали...
•— Довольна, значит, — сказал Иван
Спиридонович. Поднялся с кровати, покряхтывая, накинул на плечи курмушку.
Взял с полки топор, рубанок.
— Это зачем? — спросила жена.
— Надо... — Помолчал немного, потом
сказал:
— Понимаешь, заскрипел я, как поя неровно подогнанный. Старость заела...
— Это оттого, что без дела... Вон и
Гордеич тоже хандрить начал.
— Что Гордеич? Он меня постарше на
целых пять лет. Ему простительно. А я не
то... Ну, а что без дела, это ты верно,
нельзя без дела...
— В лес бы, что ли, сходил?
— Нет, — сказал Иван Спиридонович.—
В лес не пойду. Не по мне это...
— Ну, как знаешь, тебе видней. Пошли,
что ли?
На улице было тихо. Так тихо, что зажмурился Иван Спиридонович, будто поразило что-то его. Людей было мало. «На
"•41...
работе, должно быть, все,— подумал Иван
т. фу, ты, чисто клад какой, — обижен.
Спиридонович. — Занятые. Вон и Гришни сказала жена. — И на что он тебе?
ка занятый. Давно уже не был. Забыл
•• Делай, что говорят,— сурово сказал
вовсе».
Инна Спиридонович.
Вздохнул Иван Спиридонович тяжело)
II, когда принесла жена рубанок, еще
«Болано что-то тускло стало. Но ничего,
Л.мьше посуровел
Иван Спиридонович,
дойду вот только. Там поймут, не могут
•км даже.
не понять».
••' Посмотри, как заржавел. — скачал
Идет Иван Спиридонович по улице,
• 1»о, — Запылился. Ты там не убираешь,
большой,
ссутулившийся.
Поскрипывает
ли?
под ногами снег, повизгивает.
Молодой
- Ну, как, отец,— протянула жена,—
снег, липкий. И думает Иван Спиридонои убираешь... Вчера только подмела.
вич, думает. Много мыслей в голове, неи То-то и оно, что подмела... — сказал
привычно много. Так еще никогда не бы1ЙИМ С.ииридонович, в ы б и з а я из рубанка
вало с ним. Рядом семенит жена, старая,
НМЛ1.1П1 и в ы т а с к и в а я лезвие. — Подтоа крепкая, будто лиственница, и не гнется
шдо.
от лет: прямо идет, твердо.
Останавливается вдруг Иван СпиридоНичем?
нович, обращается к жене:
• Сказал — надо, значит, надо.
— Скажи, мать, не слыхала ли,
где
• Отдал бы Гришке. Обещал же...
нынче. Гришка работает?
• Сим знаю, отдавать или нет. Придет
Прячет глаза.
•семи
отдам. Не пришло, значит...
Пытливо смотрит на него жена:
* шпиллсь жена:
— А тебе зачем?
* КйК же не пришло? Да оно давно
Говорит потом:
= •"• и|.|||м.'К). К чему тебе сейчас рубанок?
— А тут недалеко, около магазина. Клуб
ЛИП» Пгрданку почисти.
строят. И зачем клуб? Будто бы другого не
Ну
- оборвал жену Иван Спиридонашли.
ч пробуя осторожно пальцами лезвие.
— Тебя не спросили... — сердится Иван
1М подумал:
Спирндонович. Беззлобно сердится,
так,
''"Иду и бригаду и скажу: надоело, мол,
для порядка.
=•»••• ч < 1 1 [г и, да в небо глядеть. Принн— Знаешь, мать,— говорит, наконец. —
НМ'1 Л 'ми раньше не пришел — виноДойду я до Гришки, хоть и не звали.
Н 'м\\лп, в своем хозяйстве буду раМолчит жена, смотрит удивленно, а мо|МН Л нс вышло... Нельзя, значит, оджет, и тревожно, не разобрать сразу. Хо'ч I людей. Не понимал этого раньтела сказать что-то, но не успела.
Был
| >«•. и проработал сколько. А вот сей- уже Иван Спиридонович на другой стороне улицы.

П

Цыден-Жап ЖИМБИЕВ

КУБА, ЛЮБОВЬ МОЯ!
Путевые заметки

НОЧНАЯ ГАВАНА
Дивный « прекрасный
Г АВАНА...
роа. Город революционных несен

гои
волшебных оказок. Бе -можно назвать иочным городом. Не успеет солнце спрятаться
в морскик азида, как улицы заполняются
гаванцами. Мы с Чекуолисом тоже не
усидели в гостинице. Вышли на улицу и
тотчас попали в шумный людской поток,
который под хватил «ас в цантр гор ада.
Сколько здесь народу! Вот идут, обнявшись, п.арэнь с девушкой. Они о чем-то говорят между собой, весело и беззаботно
омоются. А вот важно вышагивает целый
выводок ребятишек во главе с 'матерью.
И ещг, и еще... Глядя на гуляющих людей, можно подумать, что иымче праздних.
Но нет, это обычный будничный вечер.
На площади установлена летняя эстрада. Идет концерт художественной самоаеягелыности. Выступают танцоры, певцы,
гитаристы. Га'эанцы очень любят гитару.
С гитарой встречают они туристов в аэропорту, с гитарой не расстаются в обычных
сво'их прогулках по улицам города.
—Хорошо поют! — восторженно сказал Чекуолмс.
- Да....
— Выучить бы хоть одиу из этих мелодий... Но не -успеешь: «адо идти.
Мы направились в сдан из центральных
портов Гаваны. Издали нам мигали М'а.чки, которыми было 'усыя.ая-о ночное море,
аватшииеь
опни
океанских
пароходов,
вспыхивали фонари пакгаузов. Горели красочные вывески «очны» баров.
Знаменитые ночные бары Гаваны. Они
обычно помещаются в небольших, а.ккуратно отделанных домиках. Нам довелось
побывать в од-ном из них.
З.а мизаныкой стойкой стояли бутылки
(различных нуйинших вин, стаканчики кофе. Официанты пригласили нас к свободному столику и приняли заказ. Потом к
«нам подошли музыканты я сыпрал-и на пиОкончание. Начало см. в № 3 за 1964 г.

42

гсараж знаменитую песню портовиков. С:)
лировала высокая стройная женщина.

«Я в молодости
Была знакома с моряками разных
стран

И, хотя не понимала их языка,
Сердцем чувствовала их любовь
к нашей стране»
— пела она. Эта женщина работает в ател:.
портнихой. Но каждый вечер приходит с;<
да, в бар, чтобы петь о Кубе, о любви. '
счастье.
Из бара мы направились в ночной кл;. ••
«Тройикаш». В клубе
стоял полумрл;
оювозь который едва (можно было раз.п
чить людей, сидящих за столиками.
Заилрал оркестр. Конфарансье привет I
вовал пюоетиггеией и объя'вил программу
(На сцене появилось трио в-окал1ист_' •
(сопрано, тавор и баритон). За-звуча : >
првчраюные нубийские песни.
Неожиданно погас свет и в наступивши 1
темноте появились какие-то блестят !!•
филуры. Они все ближе и ближе... И п-"
вышли на освещенную часть эстрады! Это
танцовщицы. Стройные, изящные, они ш
ликолеино
влацани
иакуоством тан:;.!
Крепко запала мне в память 'Одва сцан.ч
...На эстраду в'еличас!Тве1Н|НО выплыл
нарад;юм костюме мюэддой ковбой. ''
запел о любимой девушке, о тяжкой р-1
туке с ней. На сцену выбежали девушки
эаиружились вокруг пармя, о чем-то до/и
но быть, добром и хорошем, стали гог. (|
рить ему.
Ч.аотю менялось
оавещение. Оветог,
каитрасты
подччрииаапи
драматично, 1
происходящих на эстраде событий.
Зал бурно зааплодировал.
Защелкл 1
затьоры
фотоап!П'аратов: репортеры к . <
'ба снимали П'ооатигатей. Кстати, неко^
рые фотографии они оставляют потом л
вьютаими-рекламы авое;по клуба. Офи.м

•ты стали предлагать конфета, бигарм,
ц&еты... В углу эа маленьким столиком
шла бойная торговля фотографиями балерин. В «Тройнйэпе» мы познакомились
С программами других ночных клубов:
«Капри», «Националы», «Карибское море»...
Репертуар почта везде одинаковый. Кроне пеоан и танцев, артйоты клубов ставят
Пьесы по произведениям национальных
драматургов,
в которых рассказывается
О жизни трудового наряда, о ето борьбе
II будущее.
Поисггине, Куба — страна песен. Где бы
МЫ не б ы л и — н а шумных ли городских
уяивдх или на заводах, в государствен Иых учреждениях или на фабриках — везде звучали темпераментные, искрометные
куйинюкие песни.

ПО ПРОВИНЦИЯМ КУБЫ

ЭТО
В ного

УТРО мы встали раньше обычи роено в семь часов уже заняли овом места в автобусе. Гид еще раз
проверила, вое ли в оборе, и Энрико — <водата.ь автоб(уса, сунув в карман неаоОДЮниую сигарету, включил мотор.
Иь.Уже далеко позади остался город. ^
Мггюбус все мчался, стремительно набирая скорость. Стрелка спидометра показывала сто тридцать километров. Но шофбр был абсолютно спокоен. Он бэопечно
иитааал каыую-то шуточную кубинскую
Песенку. Зато наш гид... Она взволнованно
Поглядывала то на нас, то на Энрико.
Кй, видимо, было немного страшновато и,
Питаясь как-то скрыть свой страх, олц
Нвчала торопливо рассказывать о плодо
фошык кубинских полях, которые лежали
ПО обе стороны широкой асфальтированной дороги. Слушая гида, каждый из нас
невольно повторял про себя полюбившуюся нам кубинскую поговорку: «Если даже
мякнуть карандаш в 'нашу землю, из него Обязательно вырастет дерево». Остров
Свободы — остров щедрой земли. Капда-то
••щедрость служила эксплуататорам. А
|*перь земли крупных латифундистов
и
•шеркалиптических монополий переданы
••земельным крестьянам. Они вошли з
Кооперативы,
получили
от государства
Сельскохозяйственные машины, минеральные удобрения... В селах .началось строитпьспво жилых домов, электростанций,
фгри, школ, клубов, больниц...
Очень типична для Кубы судьба провинции Пинар-дель-Рио. Раньше ее плоЯОроднейшие земли находились в руках
«тиа Баттисты, а теперь здесь создан кооператив «Лас-Пинос». Директор его —
Амнший офицер революционной армия.
(Ьмшюе хозяйство кооператива разделено па несколько участков. В кооперативе
оЛ|,единено около тысячи крестьян.
Мы .встречались со многими жителями
|||>опинции.
Особенно нам запомнилась
•мч^роча с молодым нубийским парнем
1Ч»нальдо. Он учился в одной из школ мг•«ипащмм, расположенной
на Кубани.
Т*м познакомился с драматургом Дмитричм Девятое ым.

Ринальдо пригласил нас к себе. Мы сгли в йвтобуе. Всю дорогу он рассказывал
о своих друзьях, о Кубе... Русским языком
он владеет неплохо, и мы хорошо понимаии его.
Помнится, Ринальдо сказал:
— А знаете, мы, кубинцы, у вас в Советском Союзе не очень мерзли, хотя
климат там, действительно, суровый...—
Потам добавил: — Потому, может быть,
что у ваших людей в сердце тепло живет... Оно согревало нас. Кстати, многие
из кубинцев, которые были со мной на Кубани, поженились там, взяли себе в жены
русских девушек. Некоторых из них
я
встречал уже здесь, на Кубе. Живут ан.1
хорошо...
...Автобус стремительно набирал скорость, мелькали дома, высокие, порозовевшие на солнце, тростниковые заросли.
- Это маша деревня — Копра Домодена, — сказал Ринальдо. — В 1961 году во
время аграрной реформы был создан ко.оператив «Грапха». Площадь земельного
участка—около семисот кабальеро. Вы,
наверное, знаете, чгго кабальеро — это почни тринадцать с половиной гектаров. На
доброй половине площади выращиваем
сахарный тростник. Сеют его один раз в
десять лет, зато урожай снимают ежегодно...
Но вот плантации сахарного тростинка
кончились, на омену им пришли огромные
рощи банановых деревьев. Ринальдо попросил остановить автобус и через минуту мы уже шли по полю.
Под бананы отвадено пятьдесят восемь
кабапьеро. Плантация бананов дает
в
год по три урожая.
НвдХ'Олыко демяткоп кабальеро 'замято
«одето кубинской культурой»
малаиро! 1 }.
Ншкто из нас, сотоотвешю, не знал, что
щредотаилякхг из себя ее плоды. Когда мы
спросили об этом, Ринальдо рассмеялся:
— Чунепиые плоды... Жаль,
не сезон
сейчас. Приезжайте попозже, обязательно
угощу. И не только мал.ангой, апельаи.нами, ананасами, лимонами... Да мало ли
ещ-е чем?!
Все1м нам запомнилась встреча с работниками одной животноводческой фермы.
...Поперек доропи стоял большой, тускло поблескивающий черной краской, трактор стаюого американского образца «Фордэон». Воз^че него хлопотал паренек в измазанной мазутом спецовке. Увидев приезжих, он вытер тряпкой руки, подошел к нам.
— Буэнос Диес! — мягко сказал он.
— Буэнос! Здравствуйте!...
— Что случилось? —спросил Ринальдо.
— Трактор... Мотор барахлит.
— Трудно, наверное, работать на такой
рухляди, — вздохнул Ринальдо.
— Конечно, трудно. У нас еще осталось
восемьдесят тракторов типа «Фордзон».
Сейчас поступают новые сельскохозяйственные машины из ГДР, Чехословакии,
Румынии. Недавно получили несколько советских. Вот это тракторы!.. На них и работается легко.
В этот момент из зарослей тростника.
43

глухо урча, выполз «Беларусь» и подцепил на буксир американский «Фордзон».
...Вот и дом Ринальдо. Одноэтажный, с
диумя террасами, выкрашенными в зеленый цвет. В доме четыре комнаты. Пол покрыт линолеумом. В прихожей аккуратно
ныточенный из красного дерева сервант,
на нем стопка книг. Среди них роман Михаила Шолохова «Поднятая целина», переведенный на испанский язык.
Встречала нас вся семья Ринальдо во
главе с отцом. Ему за пятьдесят лет. Работает в кооперативе агрономом. Здесь же
были мать Ринальдо — Гульфиро, пожилая женщина, с густыми нитями морщинок, обильно избороздившими высокий
лоб.
Они никогда раньше не видели людей
из страны Ленина, но тем не менее знали
о них очень много. Ведь Ринальдо учился
в Советском Союзе, а когда приехал,
столько рассказывал о своих новых друзьях!..
* «•-*'*!
— Буэнос!..—сказал Бенвенидо, отец
Ринальдо, подходя к нам и крепко пожимая руки.
Он пригласил нас в дом. Завязался непринужденный разговор. Мы буквально
засыпали Бенвенидо вопросами, и Ринальдо едва успевал переводить их. Старик
рассказывал:
— Наша революция столько сделала
для крестьян! Мы обязаны ей тем, что обрели свободу. Намного увеличилась заработная плата. Так, например, я сейчас получаю на сто семьдесят песо больше, чем
раньше. На плантациях крестьяне трудятся по восемь часов в сутки. Конечно, у
нас еще много недостатков. Плохо пока
поставлены учет и планирование труда в
хозяйстве, нет хорошего контроля за выполнением работы... Но мы это исправим.
Вот уже завели трудовые книжки на каждого члена кооператива. Это дело нужное,
сразу будет видно, кто и как работает...
В нашей беседе участвовала вся семья
Бенвенидо.
Конечно, больше всего расспрашивали о жизни советской деревни. И
' мы рассказывали им о колхозной экономике. Драматург Девятое рассказал об
опытном хозяйстве в «Ленинских горках.»,
а я о Героях Социалистического Труда, депутате Верховного Совета СССР — чабанке Балдаме Доржиевон, знатном кукурузоводе Радне Гонсорунове... Подарил" Бенвенидо книги бурятских писателей, альбомы с видами нашей республики.
— Ну, теперь-то мы будем знать Забайкалье,— смеясь, сказал Бенвенндо.— И
еще... Я прошу вас, передайте привет от
нас вашим землякам и скажите: мы, кубинцы, очень любим вашу страну, вашу землю,
ваших людей...
- Передам, обязательно передам...— заверил я Бенвенидо.
— Скажите, а в Сибири действительно
холодно?— спросила Гульфиро.
— Ну, как вам ответить? Зимой, конечно, холодно. Иногда температура достигнет минус сорока градусов...
- И люди работают в такие морозы?
44

— Да, работают. Ведь мы, сибиряки,
привыкли к
морозам... .
Пока шла беседа, сестра Бенвенидо накрыла стол.
— Ну, что ж...— поднялся Бенвенидо. —
Прошу, друзья...
Он наполнил бакалы и сказал:
Давайте выпьем за дружбу, за то, чтобы была она вечной и с каждым днем
становилась все крепче и крепче!
Все дружно зааплодировали... А когда
Бенвенидо снова налил в бокалы вина —
зазвенел телефон. Ринальдо поднял трубку:
— Буэнос ночиас!
— Это наша Анна звонит...— тихо склзала Гульфиро.— Любимая девушка Ринальдо...
— Скоро и свадьбу справим,—-поддержал жену Бенвенидо.
...Было уже поздно и розовые сумерки
заката окрасили небо, когда мы вышли нэ
террасу. Кто-то вполголоса затянул песню
Соловьева-Седого «Подмосковные вечера»
Ее дружно подхватили. Наши хозяева пели ее на своем языке.
Русские песни, звучащие на кубинской
земле!..
Сколько раз я уже слышал их
здесь, на острове Свободы!
На прощанье Ринальдо сказал:
— Мы с Анной обязательно приедем к
вам, в Москву. Посмотрим Университет
дружбы имени Патриса Лумумбы. Это наша самая большая мечта. Ну, а мечты, они
сейчас осуществляются. Уж такое времч
наступило...
— А к нам на Украину? Приезжайте..
— Ждем вас в Бурятии!..
Ринальдо улыбнулся доброй и чисто:"'
улыбкой:
— Спасибо, друзья, спасибо за все.
...На следующий день мы встретились <
товарищами, которые путешествовали н.;
другом автобусе. Дальше поехали вместе
Везде с искренним радушием и теплотоГ;
встречали нас люди. И наши беседы пр"
вращались в своеобразные пресс-конференции, посвященные стране Советов, друж-"»
двух народов...
Помню, остановились мы однажды в по
ле, где кипела горячая работа. Откуда-т >
вышла женщина лет тридцати. Увидев нас.
она вначале растерялась немного, но у .
нав, что мы туристы из Советского Союз;!,
очень обрадовалась. Подошло еще нескол',
ко человек. Тут же под открытым небпч
был накрыт стол.
Из-за высоких темнолиственных дерев:,
ев, огородивших кооперативное поле, вы
бежало трое ребятишек. В руках у них бы
ли подарки... .Мы в свою очередь подарили
им советские значки, репродукции с пи
дамп наших городов.

НА САХАРНОМ ЗАВОДЕ

С ВОИ
вают

сахарные заводы кубинцы налы
«централями». На острове Си <
боды насчитывается около ста таких за ни
дов. В одной только провинции Матансм
десять централь-заводов. Мы побывали нл

одном из них — Камило
Сиэнфуэгэйэ.
Встретил нас профсоюзный деятель, машииист паровоза Франсицио Гонсалес.
'— Наш завод,— сказал он,— один из
Крупнейших на Кубе. Построен он более
яятидестяти лет назад. Здесь обрабатыМется сахарный тростник. Впрочем, даМЙте лучше посмотрим... Верно у вас говорят, лучше один раз увидеть, чем десять
раз услышать...
...Цех, ярко высвеченный электрическими
ариями. Вытянувшись в ряд стоят, наполненные с а х а р н ы м тростником, ящики. Тяжоло, взахлеб дышат большие автоматы,
•погружающие тростник в огромные бункера, емкость которых несколько сот тонн.
— Отсюда тростник по конвейеру поднимается вверх, в машинный цех, где мз
«его выжимают с а х а р н ы й сок,— говорит
Гонсалес.— Сок по специально
оборудоп я п и ы м трубам поступает в другой цех.
Там он очищается, тщательно промывается, и уже готовая продукция идет в последний цех, где установлены бочки для
Шара...
-I— Производство у нас поставлено хороши. Вот только...— Гонсалес огорченно
(мдыхает,— м а ш и н ы старые, и часто при«1ДНТСЯ останавливать их и ремонтировать отдельные узлы. Но ьто ничего. Скоро проведем переоборудование завода. Лю|М у нас замечательные. Революция их
мк'ннтала... Такие не отступают. Недавно
||цоочие п р и н я л и обязательство п р о в о д и т ь
(»М1)11Т станков, не останавливая производит!, И р е з у л ь т а т ы уже сейчас видны. ФаЕи лучших передовиков занесены на
у почета. Их у нас около тридцати.
о что-нибудь да значит. И потом... Вь•идите, стоят груженые вагоны с ящиками И них станки для Кубы, различные заиягиыг части для машин... Они нам крепко
""Могут, когда мы начнем переоборудон«ние «централи». II в самом деле, туг
" и все есть, чтобы заменить старые машины новыми... С к а ж и т е нашим совег•»мм друзьям, что мы, кубинские рабочие,
ЯМ благодарны за помощь. А если увиЙМ бочки с кубинским сахаром, знайте,
• часть его выпущена и нашей цент,.,„,„, _ СИЭНФУЭГЭЙЭ.

В КРОКОДИЛОВОМ
СОВХОЗЕ
ОНХОЗ этот не совсем обычный, в
С-'Кем
занимаются разведением и выра-

мпнмшием крокодилов. Недалеко от нас
(но ится железная ограда с
блестящими
" Н 1 М М И решетками, за которыми сразу
9» мймннается болото, окруженное плотной
М»мп11 камыша.
11у, а где же крокодилы?— недоумен|||чм-или мы у нашего экскурсовода.—
|Цгшк> они стесняются нас?
Посмотрите получше... Вон туда...
И только сейчас мы заметили глядящие
ц ||| к а м ы ш е й огромные огненные гла-

— Жарко...-—говорит экскурсовод.— Вот
они и не вылазят из воды.
Но нам страшно хотелось расшевелить
молчаливых обитателей болота, и мы стали бросать в них к а м н я м и , кричать. Однако, крокодилы по-прежнему не проявляли
ни малейших признаков жизни и продолжали, не мигая, смотреть на нас огненными глазами.
Мы уже окончательно расстроились и
собрались было уйти, как вдруг увидели
на дороге, ведущей к болоту, крокодила...
Он с минуту нерешительно р а г е м а -фнпал
нас, а потом, раскрыв пасть, с! рсмнн'лыю
пополз в нашу сторону. Вы не представляете, что тут было?! Все к и н у л и с ь и разные стороны — кто куда успел... Некоторые даже с испугу залезли на железную
ограду, побросав фотоаппараты. II тогда
КрОКОДНЛЫ, ДО ЭТОГО СПОКОЙНО ОТДМХ.'ШШИ.'

от полуденного зноя в болоте, ожили, зашевелились...
К счастью, в это время появился работник совхоза с длинным арканом в руке. Он
ловко поймал крокодила, накинул ему н.1
шею аркан. Подозвал нас. Как это нередко бывает, мы преувеличили опасность,
которая угрожала нам. Крокодил был еще
совсем маленький и при всем желании не
смог бы сделать нам ничего плохого.
— Что, испугались?— улыбнулся работник совхоза.— А бояться, собственно, нечего. Крокодилы, они смирные, привычны?
к людям, и зря не обидят.
В совхозе около шести тысяч крокодилов. Их отделяют друг от друга по возрасту. Когда крокодилу исполняется восемь лет, его убивают, а из кожи шьют
сумки, туфли...
...Мы все еще не могли прийти в себя и
с недоверием поглядывали на маленького
крокодила, уткнувшегося мордой в траву.
И только потом, в автобусе, вспомнив, как
убегали от мнимой опасности, долго и безудержно смеялись...

ВАРАДЕРО-КУРОРТ КУБЫ
— один из самых знамениВ АРАДЕРО
тых курортов Кубы. Сюда приезжают

отдыхать люди со всех концов мира. Раньше здесь были дачи американских миллионеров. Они строили дворцы, один лучше
другого,
которые обносились
садами.
Здесь не было места для отдыха простому
труженику. Тут отдыхали богачи, которые
дошли до того, что даже разделили между собой морской пляж на отдельные участки. Так было... Но вспыхнула революция. И земля перешла в руки народа. Сбежали миллионеры. Простые люди
стали
хозяевами прекраснейшего курорта Кубы.
В центре большого поселка
высится
здание, спроектированное с учетом всех
потребностей отдыхающих. Вокруг этого
здания приютились небольшие, типовые
двухэтажные дома. В одном из таких домов на самом берегу океана мы и остановились. Нас поселили на втором этаже.
Было душно, и я решил открыть форточку. Но когда подошел к окну, то з а м е н и л
45

шюнцую на стене табличку «Весстингауз».
Пиан- таблички мы не раз видели в вагонах пассажирских поездов, а иногда — в
пнтобусах. На табличке есть вентилятор,
который регулирует температуру воздуха.
II мы сами не однажды включали его. Но
сейчас нам не повезло. Мы никак не могли
справиться с выключателем. И тогда приняли единственно правильное в нашем положении решение — вырядились в купальные костюмы и побежали на пляж.
...Атлантический океан. Уже один раз
мы видели его с самолета, видели мерно
вздымающиеся волны, которые переливались разнообразными цветами радуги. А
теперь мы стоим на его берегу, восхищенные необыкновенной величавостью его водных просторов, его дивной и гордой красотой.
Вода в океане теплая, средняя температура ее плюс двадцать градусов. К тому
же она необычайно светлая. И если попытаться смотреть сквозь ее толщу, то увидишь на дне блестящие камешки, рыбок,
темно-зеленые морские водоросли.
Стояла удивительно т и х а я и ясная погода. Но не успели мы выйти из воды, как в
океане взыграли волны. С каждой минутой
они становились все больше и больше. С
грохотом, обрушиваясь на берег, они разрывали дремлющую тишину вечера. И _ если
раньше вода в океане была светлой, то
сейчас она помутнела, стала коричневой.
Небо закрыли "черные, низко нависшие
над землей облака. Поднялся ветер... Глыбы волн с шумом падали на песчаный
пляж. Океан бушевал.
К нам подошла группа мальчуганов . в
белых панамках. В руках у них были небольшие связки с рыбками. Ребята очень
обрадовались, узнав, что мы из Советского Союза, и стали расспрашивать о детях
нашей страны.
— А знаете, многие из наших ребят были в пионерских лагерях в Советском Союзе,— рассказывали юные рыболовы. — У
вас очень интересно, и нашим ребятам, понравилось. Мы тоже хотели бы пригласить ваших пионеров к нам в гости. Пусть
приезжают...
Когда ребята ушли, мы стали рыться в
горячем песке, отыскивая узорчатые раковины, выброшенные волнами. Некоторые
из них решили сохранить, как сувениры.
Но, к сожалению, многие из них утратили
для нас свою привлекательность, как только мы зашли в один из залов гостиницы,
в котором были выставлены самые причудливые раковины, камешки, гораздо лучше
и красивее наших. Но тем не менее мы не
пожелали расставаться со своими собственными, найденными на берегу океана.
Мы поднялись на самую верхнюю площадку нашего дома. Отсюда был хорошо
виден весь город, который можно было бы
назвать городом строек. Куда ни взглянешь, везде идет строительство, то и дело
вздымают свои хоботы подъемные краны,
по улицам мчатся автомашины, гружены?
стройматериалами.
46

На следующий день мы совершили прогулку по улицам Варадеры. Побывали \;
магазинах, где продаются самые различные вещи, начиная от элегантнейших костюмов и кончая обыкновенными морскими
раковинами. Кстати, очень характерная доталь. Когда кубинцы уезжают куда-нибуд.,.
они обязательно берут с собой раковину.
Это словно талисман. Кубинцы говорят;
«Нельзя забывать своего моря, на берегах
которого ты вырос. А если с тобой будет
раковинка, ты сможешь приложить ее к
уху и обязательно услышишь шум родного
моря и вспомнишь о родине».
Прогулка далась нелегко. В этот ден;>
стояла устойчивая палящая жара. Мы остановили продавца мороженым. Мороженое кубинцы делают из соков тропических
деревьев, и оно хорошо утоляет ж а ж д у
Но мороженого нам показалось мало и
пройдя еще немного, мы выпили по ста
кану кока-кола. И только тогда почувствовали себя несколько лучше, словно спила жара, ц уже была бессильна помешат .
нашей прогулке.
Когда мы шли по улице, расположеннг;;
в самом центре Варадеры, повстречали рабочую семью.
— Меня зовут Виктор Педерио.— сказее глава.— Работаю я на заводе. Сю ч I
п р и е х а л отдыхать с женой Вильмой, до ч
кой Челией и сыном Антонио... Мы здо.
первый раз. Ну, сами понимаете, что I
революции никто из рабочих не мог сю.; .
попасть...
— Вы приехали всей семьей. Наверно,это очень дорого? Сколько стоит путев: •!
— Нет, не дорого... К тому же нам ц.
мог заводской комитет профсоюза.
•— А как насчет жилья? Ведь у
г,.!.
семья, и в одной комнате просто невозмо,
но всем поместиться...
— Ну, это проще простого... Нам да. ч,
не одну, а три комнаты. А как же инач. >
Варадера сейчас наша...
Верно, Варадера принадлежит труженп
кам Кубы. «Здесь должны отдыхать тг,
кто трудится...»—записано в одном из пер
вых декретов правительства революциоч
ной Кубы.
Революция дала кубинцам свободу, ;м
ла им право называться человеком.' (к.
этом говорил Виктор Педерио, простой |м
бочии, об этом говорили его дети, которгм
строить будущее, такое прекрасное, так-,
замечательное...

В ПУТИ

В

ПОЛНЕ естественно, что, когда доли.
едешь в автобусе, сильно устаешь. ' >
даже мягкие и удобные сидения становш
ся какими-то ужасно жесткими. С н.-пы
произошло нечто подобное. Сидим уста и
шие, понурые. За время поездки успели < > < . , .
всем переговорить и сейчас все молчат, ш
редка поднимая голову и разглядывая пр"
плыввющие перед глазами солнечные ш-м
зажи. И тут кто-то предложил нашему I "
ду Ольгито рассказать о себе. Кстати ш
воря, это
предложение Ольгито слыпмн
не в первый раз, ее и раньше неодная* \и

просили об этом, только она всегда от«мивались. Но сейчас, после недолгого
|||,1лумья, к и в н у л а головой в знак согМСИЯ.
Ольгито родилась в семье крестьянина в
мкчгчке Пинос. Родители у нее были не1И1МН. Отца з в а л и Руфо. м а т ь Лилией.
II семье было девять детей. Мать умерла,
•пгла ей было шестьдесят шесть лет, и
«г заботы по воспитанию детей- легли на
И**чн отца. Отец много работал и сумел
•мрнстить всех. Братья Ольгито сейчас
• цужат в м о р с к и х ч а с т я х , сестры рабочий в селах, кроме старшей, которая уеилп в А м е р и к у и ж и в е т в одном из го(«1Д1Ч1 США. Она часто пишет письма. В
Штатах ей очень т р у д н о . Ее преследуют,
•МГОняют с работы только потому, что у
н*» черный цвет кожи.
Ольгито с м а л ы х лет работала с отцом
• Шленьком хозяйстве. Потом она постучМ» учиться на к у р с ы писарей. Здесь
«Я*рпые у с л ы ш а л а о Фиделе Кастро, Хуа»» Альмейдо...
Вскоре п о в с т а н ц ы освободили местечко
||инос. И м а л е н ь к а я
Ольгнто связала
«••И! жизнь с революцией. Она была свя>
-••I и отряде Ф и д е л я К а с т р о , который •!
.•н щн'мя н а х о д и л с я ;; г о р а х Сьепры-МаэстгЧ А после п о б е д ы р е в о л ю ц и и Ольгито по•упила в Г<'.:'.;!!К-кнй у н и в е р с и т е т на д п п -«М1тическ:;й ф а к у л ь т е т . С т у д е н т к о й уни•^И'итста ома V ! ' го е з д и л а по к у б и н с к и м
"(1ГИИЯМ, у ч и л а к р е с т ь я н г р а м о т е , п о м о <« и уборке с а х а р н о г о т р о с т и н к а .
Г>
|^К Ольгито работает в ИНИТЕ.
•Ти не с ч и т а н то. что сделал для рево•ШНН раньше, а пени то, что делаешь т.-•||. Для нее.,.У — эти слона Фиделя К а с т «< |Т1лн для Ольгнто законом. В этом, и
НПО

I!

ЭТОМ

ПИЛИТ

СШЗ

СМЫСЛ

СГ.ОеП)

<•»<». пюей ж и з н и .
КОГЛП Ольгнто к о н ч и л а р а с с к а з ы в а т ь ,
^•автобуса Энрпко, молодой парень с
ЧМИНмн ч е р н ы м и г л а з а м и , запел люби1 Пс'сню Ольгито.— «Лпселонос портМйкннос».
Хорошо з а п о м н и л и с ь слова
< МСНН:
•Диселонос портамариканос:
II Фидель коммуниста...»
(Южноамериканцы Фиделя
юммунистом зовут...)
Н* лчроге мы увидели молодую женщц• N поенной форме, плотно обтягиваю^^••Руру. Энрико остановил автобус.
•*?* скисал ей, и через м и н у т у женщина
-» тлела с н а м и в автобусе и торопливо
»ч»ли на н а ш и многочисленные вопроВИУТ ее Луисой Пане. Ей двадцать
- Ом* - председатель женского совета
*н»ми(|ии Матансас.
I *»ч»1 ж е н щ и н ы - к р е с т ь я н к и п р и н и м а ю т
• чн* я к т и п н о е участие в общественной
«««•И Кубы. В 1961 году они рука об руI • М у ж ч и н а м и сражались под городом
•««•и Хнрон, з а щ и щ а я з а в о е в а н и я ре4МНИИ Л у и с а тоже ушла на фронт ме«ЙН!) «"Л сестрой. Но когда мы попро*Ч и' рктказать о событиях тех дней,
•» Грусмю опустила глаза. Возможно,

она вспомнила своих товарищей, которые
погибли в боях, вспомнила страдания мирного кубинского города.
— Извините,— сказала она после долгого молчания.— Но я не могу... Да и нг
надо говорить о том, прошлом... Это очень
трудно. Я знаю одно — теперь никогда
Плайя-Хирон не будет терпеть обид от
иностранцев и врагов родины. Да, никогда!
Навечно исчезнут из памяти людей проклятые подручные янки!
А автобус мчался по ровной укатанной
дороге. Мелькали поселки, леса, усыпанные солнечными лучами. Гордо и спокойно лежала земля Кубы, земля у м н о г о и
красивого народа...

ПЛАЙЯ-ХИРОН
АРИБСКОЕ море... Оно известно кажК дому
человеку. Это здесь свирепство-

вал жестокий тропический ураган «Флора»,
принесший людям столько страданий. Это
по нему в 1961 году приплыли пиратыконтрреволюционеры н напали на ПлайяХирон...
Кубинские
контрреволюционеры, свившие гнездо в американском штате Флорида, ставили своей задачей свержение революционного правительства. Для этого
они и высадились ночью недалеко от города.
Первый бандитский удар приняла на себя горстка солдат революционной а р м и и .
Их было всего п я т ь человек. Но они сумели п р и о с т а н о в и т ь наступление более чем
ста б а н д и т о в . Пои п р о д о л ж а л с я несколько
часов. Один за одним п а д а л и бойцы, раненые продолжали сражаться.
«Родина или смерть!» - было лозунгом
этих о т в а ж н ы х бойцов. Они до конца выполнили свой долг перед родиной, пере!
народом: сдержали врага до подхода частей революционной армии.
Весь день рвались снаряды,
трещали
пулеметы, земля дрожала от разрывов
бомб. Небо было затянуто густой пеленой
дыма, смешанного с пылью...
Нам
посчастливилось
встретиться с
участником этого сражения, бывшим партизаном Аугустином Акосто. Вот что он
рассказал:
— Нашему отряду под командованием
Фернандеса был дан приказ пересечь шоссейную дорогу вблизи поселка Кочинос,
захваченного врагом.
Под покровом ночи мы пошли в наступление. Но противник заметил нас и открыл стрельбу из автоматов. Трудно, очень
трудно пришлось нам, каждый метр земли
брали с боем. Но наступление продолжалось.
В это время Фидель Кастро находился
на командном пункте недалеко от места
47

боя. Он сам непосредственно руководил
Аосм. Вместе с ним в штабе были майоо
Хуан Лльмейдо, майор Аугусто Мартинес
Санчсс, брат Фиделя — майор Рауль Кастро.
Вскоре пошли в наступление наши танки, вылетели самолеты. Баттистовцы были
сбиты со своих позиций и оттеснены к непроходимому болоту.
Бои продолжались двое суток. Около
тысячи контрреволюционеров сдались
в
плен. Многие из них занимали раньше видные посты в армии кровавого диктатора.
Палачи кубинского народа — полковник
Ветура, капитан Антонио Лопес и другие,
вдохновляемые американской реакцией, хотели потопить в крови революцию и установить старый режим. Но они просчитались. Части народно-революционной армии разгромили интервентов. Было захвачено много винтовок, пушек, танков. Потоплен вражеский флот. Молодые солдаты
и офицеры с честью справились со своей
задачей по уничтожению мятежников, проявили свою неиссякаемую любовь к родине, бесконечную преданность революции.
Многие из них за мужество и отвагу награждены орденами «Плайя-Хнрон».
Плайя-Хирон... Мы ходили по улицам
города. Здесь все напоминало о недавней
схватке с врагом. На широкой площади
был установлен памятник погибшим воинам. За городской чертой, недалеко от берега океана, на поле раскиданы многочисленные могилы с надгробными плитами. На
них высечены имена павших героев революции.
На одной из центральных улиц ПлайяХнрона мы наткнулись на развороченный
артиллерийским снарядом домик. Он был
обнесен высоки'м забором. Мы долго стояли у этого домика и каждый из нас невольно вспоминал свои фронтовые годы...
Мы знали: нелегко досталась кубинскому
народу победа. Кровью лучших добыта
она.
У нас было несколько встреч с жителями
города. Они рассказывали нам о ПлайяХироне, показывали новые кварталы, построенные совсем недавно. Кстати, на
Конгрессе архитекторов всего мира, проходившем в Гаване, было предложено установить в Плайя-Хнроне монументальный
памятник героям революции. Это известие
очень обрадовало горожан. Вот что сказал
нам один пожилой кубинец:
— Этот памятник будет символом величия и силы нашего народа. Он будет говорить о том, что если враги посмеют еще
раз напасть на Кубу, их ждет участь тех,
кто шел когда-то на Плайя-Хирон...
В Плайя-.Хироне мы смотрели по телевизору парад вооруженных сил революционной Кубы. Здесь очень много телевизионных точек — и государственных, и
индивидуальных... Кубинцы высоко оценинают роль телевидения в воспитании и
формировании мировоззрения нового человека. С голубого экрана часто обращаются к народу с пламенными речами Фидель Кастро, члены правительства. И вот
<тнч;|с диктор предоставил слово замести48

телю премьер-министра, министру оборон ы — Раулю Кастро. Он говорил о политике кубинского правительства, политике
мира и дружбы, говорил о той неоценимой
помощи, которую оказывают Кубе Советский Союз и другие
социалистические
страны. В заключение своего выступления
министр обороны сказал:
«...Наши
солдаты и офицеры должна
учиться мужеству и стойкости в борьбе с
трудностями у прославленных воинов великого Советского Союза».
Эти слова Рауля Кастро были встречены бурными аплодисментами людей, сидевших у телевизора. Один молодой паренек поднял вверх руку и крикнул:
— Готов служить родине!
— Э, брат, да ты еще молод,— добродушно усмехнулся старик с большой седой
головой. — Подожди немного...
— Готов служить до последнего вздоха
в революционных войсках!—сказал, по>
нимаясь со стула, пожилой негр в бело;',
фуражке.— Я знаю, что буду защищать.; .
Да, кубинцы знают, что защищают. Вс »
душу свою и сердце отдают они великому
делу революции.
...На улице было уже темно, когда мы
шли обратно в гостиницу. Изредка неб >
разрезали белые полосы от кубинских роактивных самолетов. Далеко в океане светились фонари сторожевых кораблей.
Спи спокойно, Плайя-Хирон! Сыны тво I
охраняют тебя!

И снова в путь... Теперь уже обратно, и
Гавану. Ольгито запела свою любимую
песню «Куба-си». Песню подхватили, и он;)
понеслась, поплыла на невидимых крыльях к небу... Опять замелькали густолиственные деревья, поля... Изредка нам встречались большие поселки. Они очень похожи друг на друга — везде узкие улицы,
белые одноэтажные дома, иногда перемежающиеся с двухэтажными.
Наш маршрут проходил по городам
Марнэль, Сан-Кристобль, Матансас, Коиденап, Агромонто...
Около тысячи километров проехали м .1
прежде, чем на горизонте показалась сг>
лица Кубы — красавица Гавана.

ДРУЗЬЯ КУБЫ
хотели любой
В РАГИ
революцию на Кубе.

ценою задави-',
Они дошли Д"
того,
что стали выпускать фальшив: ! •
деньги и сбрасывать их огромными печк I
ми с самолетов. Только за последнее вре
мя они совершили несколько крупных д;
версий — подожгли универмаг «Ла Эпока>.
в гаванском порту взорвали французски.!
пароход «Ла-Кувре», напали на Плайя-Х;|
рон. Американские империалисты оргаип
зова ли экономическую блокаду Кубы
Отозвали свое посольство с острова Сгч
боды. Не проходило месяца, чтобы ЗУ
риканские военные части, находящиеся и '
базе «Гуантанамо», не нарушали граним
молодой страны. Буржуазные газеты ел л-

НИ В
В ,адрес революционного правительства
Лесчясденные угрозы...
Враги д у м а л и у н и ч т о ж и т ь революцию,
навсегда вытравить ее из сознания к'убин'КОго народа. Они хотели затушить искру,
I Мжгли пожар... Все островитяне, от маII до велика, поднялись на защиту святого
нрава быть свободными, права, данного
игволюцией.
— Паредон! К стенке!—сказали они.—
Ив место на острове убийцам и диверсанИМ. То, что мы создали и создаем своими
руками, должно п р и н а д л е ж а т ь и
будет
принадлежать только нам!
Для борьбы с контрреволюцией за ко|шткнй срок была организована народная
милиция ( м п л и ц п л н о с ) . На
происки враГОВ труженики Кубы ответили еще большей с а м о о т в е р ж е н н о с т ь ю в труде. Рабочие
««Водов добровольно оставались трудиться
ПО воскресеньям. А вырученные деньги
' напали в фонд государства для подъема
народного хозяйства.
«Куба не одинока!» — эти крылатые СЛОВА облетели весь мир. Они наводили страх
иа одних и радовали других... Рядом с Ку1<>Й были Советский Союз и другие социалистические страны. Куба получила
все
необходимое для успешной защиты своих
Ц1аниц, для более быстрого развития промышленности и сельского хозяйства.
Не подчинились жестоким законам экономической блокады, не порвали торговых
нтношений с революционной республикой
и многие страны Латинской Америки. 8
чжслые для Кубы дни народы Мексики,
тины, Чили, Уругвая выступали на
нгах и рабочих собраниях под ло|мк: «Долой американских империавв!», «Руки прочь от Кубы!»
наменитый чилийский поэт Пабло Не|'УЛа, бывший президент Мексики генес«л Ласаро Кардемес пожелали приехать
« г оружием в руках защищать завоевания
рмолюции.
В Гаване мы встречалась со многими
«мгрнканскимн
с п е ц и а л и с т а м и , которые
| Ц | и а л и все своп силы на р а з в и т и е тяже«нй индустрии Кубы. В нашем отеле «Абаив Либре» мы познакомились с одной меканской девушкой... Она тоже решила
чем-то помочь молодой республике
" приехала сюда, в Гавану. В разговоре с
нами она сказала:
- Я мечтаю вернуться на родину и
ШИДгть счастливые взгляды и улыбки сво•МИЫХ людей. Но пока... пока тяжело
/кинут простые люди Мексики... И
•М'Таки, я' верю, они будут свободны!..
II еще хочется сказать об одной встрече
канадским коммунистом, которая наВЙЩко врезалась в память. Не буду назы»«п. РГО и м е н и . Н а з о н у его просто това(ИИЦ И. Он геолог.
Занимается исследом п р и р о д н ы х б о г а т с т в Кубы, рабо1в»1 имеете с советскими геологами. Очень
•••Лиг спою профессию. Ему лет за трид• < ) ц высокого роста, худощав, с боль:,.ни. г н с т л ы м и и у м н ы м и глазами... ЖеМ »1и работает учительницей в кубинской

сНайкал» № 4

Мы побывали у товарища Н. на квартире. Помню, когда мы вошли в гостиную,
из комнаты, которая, очевидно, служила
спальней, выбежали две м а л е н ь к и е девочки-близнецы в н о ч н ы х р у б а ш к а х . Они, видимо, уже собрались л е ч ь спаи,, но узнав,
что пришли гости — туристы из Советского Союза, не выдержали и соскочили
с
кровати, чтобы тоже п р и н я т ь участие во
встрече. Мы подарили им и г р у ш к и , куклы.
Поблагодарив за подарки, они у о с ж а л н в
свою комнату. И еще долго оттуда доносились звонкие
ребячьи голоса, смех, радостные возгласы...
Хозяева тепло встретили пас. 1 1с было
в наших разговорах сухой официальности,
излишней натянутости... Это был обычный
разговор друзей,
хорошо
понимающих
друг друга, несмотря на то, что мы были
первыми советскими людьми, п р и ш е д ш и м и
к ним. Некоторые из нас никогда не б ы л и
в Канаде и мало знали о борьбе к а н а д с к и х
коммунистов... Поэтому нас многое интересовало. Хозяин, словно угадывая н а ш и мысли, сказал:
— Вы спрашивайте... Не стесняйтесь...
Здесь все свои...
— Скажите,
когда вы стали
членом
Коммунистической партии?
•— М-да... Откровенно говоря, довольно
сложный вопрос, — сказал он, улыбаясь. —
У нас родители были коммунистами, и мы
с женой почти с самого детства помогали
старшим создавать партию, а потом и сами стали коммунистами...
— В Канаде сейчас много коммунистов,
— сказала его жена. — Наша партия особенно выросла после запуска в Советском
Союзе космического корабля с человеком
на борту. Компартии приходится очень туго, но тем не менее она не прекращает мужественной борьбы за права рабочих, за
запрещение испытаний атомного и водородного оружия, за независимость своей
страны...
Они подробно расспрашивали нас о Советском Союзе, о жизни наших людей...
Потом хозяин включил радиолу, и неожиданно в эфире зазвучала знакомая мелодия русской народной песни. Но певец, видимо, белый эмигрант, позабывший на
чужбине родной язык, пел глухо, с большим акцентом... Нам было неприятно слушать любимую песню в таком исполнении.
Хозяин, очевидно, заметил это и 'сказал,
нахмурившись:
— Этот не ваш, я знаю... Чужак... Ненавижу таких... — и выключил радиолу.
— Очень хорошо, что мы встретились
на Кубе, в стране, строящей социализм.
Ну, а следующий ваш приезд нам хотелось
бы отметить в Канаде, в социалистической
Канаде... А если не удастся это, то пусть
наши дети встретятся на земле свободно»
Канады...
Поздно вечером мы вернулись в отель.
На наш прощальный вечер пришли — крестьянский паренек, член кооператива Ринальдо Капото, посол Монгольской Народной Республики на Кубе Багаа, советский
писатель Альгис Чекуолис.

49

После банкета все разошлись по своим
комнатам. Но, наверное, никто не спал в
1»ту ночь. Позади было много дней, проведенных на Кубе, встречи с мужественными
людьми острова Свободы. Они стояли перед глазами, эти люди, их дела, удивительные и прекрасные, как песня, рожденная революцией.
...В аэровокзале многолюдно. Здесь и
дипломаты различных стран, и представители торговых делегаций, корреспонденты,
ученые, туристы...
Торопливо проверяем свои записки,
уточняем некоторые имена, названия провинций, поселков. Ольгито и Энрико крепко жмут нам руки...
И вот мы на борту самолета. Приветливо мигают огни Гаваны. Потом они ис-

чезают. И только долго еще виден величественно плещущий своими волнами Атлантический океан. Через несколько часов
и он остается где-то позади. Появляются
гигантские массивы гор, покрытые густым
черным дымом, города Европы.
...Земля наша, советская. Ее можно узнать сразу — величественные просторы степей, бурая щетина могучих лесов, черные
ленты рек... Родины, милая Родина, она
там, внизу, она ждет и манит. Здравствую.
Родина!
Не знаю, сколько прошло времени, только вдруг самолет резко сбавил скорость
и пошел на приземление: отчего-то смущенные и безмерно счастливые, мы прильнули к прозрачным стеклам окон. Усыпанная электрическими огнями, дивная и зовущая, широко и гордо раскинулась Моек
ва...

Улан-Удэ—Гавана,
1963—1964 гг..
Перевод с бурятского К. Балкова.

Цырен-Доржи ДАМДИНЖАПОВ

Повесть
1. „Покятно, товарищ
1* О В А Р И Щ капитан, вы, надеюсь, ознакомились с тем делом? Вот так-то, дорогой. Паршивое дело. Вроде и времена
уке не те, вроде и забывать стали мы о подобном, но нет-нет да вынырнет что-нибудь такое. Ничего не поделаешь. Придется вам возвращаться обратно и поскорей.
Иного выхода нет. Мы позвоним в Шанаа,
• сельсовет. Ну, до свидания, капитан. Думаю, вы нас извините: не успел человек
приехать в город, а его уже гонят обрат..I
С этими словами обратился к капитану
Акаеву один из крупных чинов республи•аиской милиции с двумя большими звезда*М на погонах. И как часто бывает в та•ИХ случаях, слова эти были произнесены
начальством так, что капитан мог по желанию своему понять их и как задание, и как
Мврое пожелание подчиненному, и как соние перед служебной
необходимо-

жающий в Улан-Удэ, Виктор Басае» внимательно всматривался в то, как быстро меняется облик столицы республики. Появилось много больших новых домоп. В к а ж дый приезд, что-нибудь да понос и непременно такое, чего нельзя н и к а к не заметить: либо друг, м у ч а в ш и ш ' я долгие годы
без квартиры, пригласит на нонпггльс, либо на самом привычном мосте но.шикнет
что-нибудь, сразу же изменяющее иен. облик города. Буряты дакно про та ли гостиные ряды на площади Революции «Шестьдесят проемов». Что может быть привычнее
для глаза этого огромного старого сооружения, приземистого, раскинувшегося на
всю площадь, такого традиционного? Но
вот на северной стороне этих Шестидесяти
проемов—Гостиных рядов—вдруг вымахал
многоэтажный (Универмаг» и площадь стала другой, она словно ожила, помолодела,
посвежела. Виктору Басаеву нравилось,
пройдя по Ленинской, от здания автомати•• Все понятно, товарищ подполковник.
ческой телефонной станции, бросить взгляд
I! материалами знаком. Я немедленно пона гордо белеющее, чем-то похожее на
мм»чу со своими делами и тотчас же выплывущей корабль, здание оперы и балета
М».
Купив билет на автобус, идущий в Шанаа,
Капитан Виктор Басаев, откозырнув наВиктор решил оставшиеся час-полтора прочальству, подчеркнуто четко вышел из каехать на трамвае от Лысой горы до конечной остановки за Удой. Это оказалось очень
интересным времяпрепровождением. Из окЧитатель, конечно, догадался, что разгона трамвая Басаеву город открылся весь
происходил в одном из важных м и л и
какой-то застенчиво белый, трогательно
них учреждений Улан-Удэ. И вряд ли
ЯН «снования сомневаться в том, что Вик- юный. Особенно понравился ему раскинувшийся целым городком комплекс белых
Щ Басаев, после разговора в управлении,
корпусов областной больницы. Вместо пусмил свернуть
все свои дела в оттырей, вместо древних слепых домишек
IX Солнце уже клонилось к закату,
Зауды всюду вздымались леса новостроек.
•<И а» он задумчиво спускался с горы к улиИ от всего виденного повеяло на Виктора
М Куйбышева. Как и всякий, редко приез-

а

51

I..н.н-ил до слез родным, близким, светлим и очень чистым. Ей-богу, хорошо приезжать в любимый город и смотреть на него всегда новыми глазами, замечать, как
хорошеет твой город, как добавляются у
него новые детали, неприметные для привычного глаза черточки!
На автобусной остановке пассажиров было не так уж много. Но, как это всегда замечал Виктор Басаев, к посадке немедленно образовалась давка. Перед его глазами
мелькали знакомые лица. С иными он здоровался, иные торопливо кивали ему и с
яростной решимостью устремлялись к двери автобуса. Не прошло и несколько минут,
как все уселись — никто не остался за бортом. Постепенно улеглось волнение. Послышались неопределенные какие-то междометия. Потом настала тишина. Каждый углубился в свои мысли. Некоторые, примостившись на своем сидении поудобнее, закрыли глаза — это были, конечно, из тех, кто
любую дорогу, на любом виде транспорта
проводят во сне, причем, предаются сну
с такой поспешностью и с такой легкостью,
что Виктор Басаев никогда не переставал
удивляться.
Автобус, мягко покачиваясь, тронул с
места, стал набирать скорость, его кузов застонал, закряхтел, за окном замелькали дома.
Как только тронулись с места, Виктору
Басаеву сразу же вспомнилось дело, с которым ему приказал познакомиться подполковник, и из-за которого пришлось срочно прерывать свою так долгожданную
командировку в город. «Молодой парень
ведь, не раз я его видел в Шанаа,— думалось Басаеву,— и в чем оказался замешан!
Отвратительная история, за которую и браться неохота. И что обо мне подумал подполковник: такое дело — и капитан Басаев
о нем ничего не знает, не смог предотвратить! Должно быть, подполковник подумал:
зелен ты еще, капитан, нельзя еще тебе доверять покой и мирную жизнь граждан, не
умеешь ты заблаговременно выявлять подозрительные элементы и держать их под
наблюдением так, чтобы не дать им совершить преступление. Наверняка, так подумал
подполковник, наверняка!»
Мысли Басаева, как всегда бывает в случаях, когда надо найти себе хотя бы слабое оправдание, стали принимать все более
отвлеченный характер, они становились все
более философичными, и дело в Шанаа
стало представляться как зло, к которому,

62

он, Виктор Басаев, имеет отношение скорее
как исследователь, а не следователь, несущий ответственность и за его возникновение и за его пресечение.
«Удивительное явление,— думалось Басаеву,— до сих пор происходят такие вещи, стоящие за гранью здравого смысла,
за пределами рассудка. Ведь не только в
идеале, не только по теории — из характера нашей действительности должно вытекать, что такого рода преступления в эпоху
строительства коммунизма исключаются. И
ведь каждый знает, что двадцать второй
съезд партии указал воспитывать нового
человека, строителя коммунизма, и каждьж
знает, что наше общее дело — оно краен
вое, светлое. Неужели людям не хочется,
чтобы оно пришло, это светлое? Удивительное явление. Ну чего не хватало этим парням? Вот этого Ванданова взять хотя бы.
Семья вроде такая — поискать надо. Ж и в у т
в довольстве, всеми в улусе уважаемые,
работящие. Чего не хватало ихнему Борбоноку? Щенок! Уж не подумал ли он, что
я, милиционер, изнываю от безделья и ре
шил дать мне работу? Да, он давненьк"
резвится не в меру. И я проглядел, не об
ратил во'время внимания. Но пусть теперь
узнает, что есть сила у общества, пусть узнает, что такое закон. Пусть и его дружк-1
поймут, что времена уже давно не те. Вся
ним шалопаям пути отрезаны. Хватит!»
Распаляя себя таким образом,
Виктор
старался подавить в себе то неумолигм
возникавшее чувство виноватости, которое
тем острее давало себя знать, чем дольше
он думал о деле шалопая Борбонока Ванданова — так он уже окрестил ожидавшее
его дело. И тут перед Виктором снова и
снова возникал образ подполковника, еписпытующий, пристальный и какой-то на
пряженный взгляд. Он не знал раньше это
го подполковника. Пожалуй, где-то
ею
встречал, но недосуг было поинтерсоватьси
его фамилией, именем. Стыдно! Только то!
да, когда его позвали к нему, Виктор > 1
нал, что подполковник — его начальник, и
его зовут Бальжир Батуев. Конечно, Е н н
тор Басаев постарался узнать о кем г.ч
больше, расспросил знакомых по управле
нию. Сведения, собранные им, говорил»
Бальжир Батуев долгое время служил и
погранвойсках, там он вырос от лейтел
та до майора; многолетняя безупречзии
служба на границе создала ему добр;, м
репутацию, его уважали все — н а ч и н а я <м
рядовых, кончая высокими начальниками.

хоть и был Бальжир Батуев далеко еше не
Стар, неожиданно для самого себя и для
•друзей, оказался
пенсионером — подошел
тот самый предел выслуги, когда человеку
'• армии неумолимо напоминают, что ему
уже немало лет, что ему пора уходить в
запас, и уступать место людям помоложе.
'А если говорить правду, то Бальжир БаТуев, соглашаясь на новую работу, сделал
так, чтобы пенсия не превышала половины
<го месячного оклада. Нельзя же человеку,
•уповая на пенсию, не работать, когда есть
еще порох в пороховницах, когда еще немало сил в далеко еще не старом теле. Вот
•Так и вышло, что Бальжир Батуев принял
Отдел в управлении милиции в Улан-Удэ.
I приняв, проработал уж столько, что все
Стали считать его работником, чуть ли не
всю жизнь проработавшим в милиции. И
•се его знали, как человека семейного, почтенного и преуспевающего. Здесь он стал
Подполковником и здесь на его плечи легли новые погоны, на которых приятно виднелись по две звезды...
Пока думал обо всем этом Виктор Басаев, стало уже темнеть, и город, о котором
Виктор всегда думал с такой неизбывной
любовью, стал покрываться черным-черным
аанавесом. И в воображении Виктора Басаева в наиболее ярко освещенном районе
города предстал ресторан. Он в нем не раз
вывал Если бы Виктор Басаев обладал
Способностью видеть на расстоянии, ночью,
сквозь стекло, он бы увидел, что сидят в
Иом ресторане двое: по виду этих- люде;"|
трудно угадать — сидят ли они с раннего
утра или п р и ш л и днем. Эти люди были, поамдимому, из тех, кто сидит в ресторане поМму, что им больше делать нечего, и они
(ИДят — л и ш ь бы сидеть. Взглянул бы Вих?ор Басаев ка стол, за которым на западИим углу зала сидели те двое — всякий бы
Сказал, что это не чистое место, ибо ояо
вмло прокурено насквозь, скатерть залита
•одной, заставлена блюдами с недоеденимми кусками, засыпана табаком. Один из
НИХ, высокий костистый, с грубыми чертами
ЛИНЯ, с нагловатыми глазами говорил друюму низкорослому, пухлому пареньку, с
М* заметным пушком на щеках:
— Эх, Борбонок, Борбонок...
Что за этим следовало, видимо, говориз•»1о уже не интересовало. Да и тот, к ко•у он обращался, должно быть, не очень
м у т л а л с я в пояснении. Оба понимали друг
Муса с полуслова.
•• Слушаю тебя, Мушуу,

Если бы кто прислушался к этому удивительному диалогу со стороны, сколько
бы ни слушал, так бы ничего и не услышал,
кроме этих двух имен «Борбонок», «Мушуу»,
К их столу не раз подходила официантка, брезгливо и подозрительно оглядывавшая стол. К ее изумлению, все возроставшему, перед парнями стояли две положенные по норме стограммовые рюмки, наполненные давным-давно, и не тронутые. Парни же пьянели на ее глазах самым непостижимым образом. Дело было в том, что как
только она удалялась на кухню с заказамиот других столов, Борбонок вытаскивал из.
брюк четушки и с лихорадочной поспешностью наливал в стаканы для воды. После
этого парни молча поднимали стаканы, подмигивали друг другу, а потом, воровски
оглядевшись, поспешно опрокидывали стаканы туда, где, по бурятскому выражению,
специально придуманному для обозначения
подобных дел человеческих, под двумя волосатыми ноздрями существует бездонная
щель. Выпив, оба парня, как по команде,
поднимали руки и утирались тыльной стороной ладони. Лица их при этом сводило
мучительной гримасой, а в глазах, все более поблескивавших, постепенно внедрялось
выражение объятого ужасом кролика.
— Зря говорят: «Чем больше пьешь, тем
больше хочется»,— г л у х о и как-то неожиданно для своего собеседника заговорил
Мушуу. — Это сказано должно быть о тех,
кого мучает жажда в ж а р к и й день. А от
этого пития я стал заметно тупеть, внутри у меня все время мерзость, непрерывно
хочется плеваться и чертовски тянет рвать.
Скверно! И чего это мы с тобой пьем сверх
меры? Одно мучение. Смотришь на людей,
которые не пьют, как мы, а идут себе после работы такие, что к ним никак не прикоснешься руками. На их одежде не увидишь ни пылянки
смотришь на них, проклятых, зло берет. К у. что г.к-; с тобой, кто
мы такие? Мы можем нравиться толь-:лишь гэлодным вшам, превратились в вонючие винные бочки.
Мушуу, произнеся эту безжалостную по
собственному адресу критику, несколько
раз утвердительно кивнул, словно боясь, что
собеседник начнет опровергать его очень
правильные слова.
Борбонок, с немалым удивлением прислушивавшийся к словам друга, обеспокоенно заерзал на месте и с нажимом заговорил:

53

— Да, конечно. Это если пить непрерывно
и помногу. Тут отупеешь. И внутри будет
мерзко, и тошнить будет. Вот моя абгай,
жена брата, медик, говорила точно такое.
О, это горькое зелье имеет в себе и плохое
и хорошее. Перепьешь—плохо. А в меру—
веселит. Ну, давай еще по одной. Ведь дела-то наши идут как надо. И добыча есть
и успех в будущем. Если сейчас не повеселиться и не насладиться всем добрым, то
когда?
Если бы кто сумел заглянуть в жизненный путь этих двух парней, тот без труда
убедился бы, что! это биографии, которыми
нельзя хвастаться никак, потому что они не
содержат крутых заоблачных вершин, завоеванных громадным упорством. И в то
же время из их биографий никто бы не
сделал заключения, что парни купались в
золоте, что их нежили, как говорят буряты,
с ладони на ладонь бережно пересаживая.
Мушуу Дымбрылов родился в одном из самых обыкновенных бурятских улусов, с
самым обыкновенным названием —Сосно
вый. Эта произошло в трудные тридцатые
годы. Еще когда он был младенцем, померли его родители. Его усыновили доброй души люди, дальние родственники, и благодаря их заботам мало-помалу вырос и поднялся он. Подросши, он как-то слышал, что
родители его померли от болезни, которая
носит название жэжэ улаан—болезни, покрывающей человека мелкой красной сыпью, когда от человека так и пышет жаром. Бедные, бедные родители! В злой час
их задела эта страшная болезнь. Может
быть, оттого, что с годами пришло свинцовотяжкое сознание своего сиротства. Мушуу
опротивело место, где он вырос, опротивел
дом, в котором он жил. Он стал беспричинно убегать из дому и столь же беспричинно
шататься, куда носят ноги. И в школе ему
не везло. По два года в классе—разве не
опротивеет такая учеба. Кое-как он дотянул до шестого класса и бросил школу
навсегда. Пошатавшись по селам и улусам,
па разным родственникам, жалевших его
за сиротскую долю, Мушуу даже для самого себя неожиданно оказался на курсах
шоферов. На этот раз ему повезло. Удалось окончить курсы, получить права шофера третьего класса. Вот уже несколько
лет Мушуу гоняет свой грузовик по дальним и ближним дорогам. Пусть никто не
думает, что тут началась для него безоб-

ны. У него даже появилось прозвище «толстокожий Мушуу из Сосновки».
Борбонок, сын Вандана из улуса Шанаа,
родился в тысяча девятьсот тридцать пятом
году. Он тоже рано потерял отца. Но в отличие от Мушуу, дом Баклановых не рассыпался, не были забиты окна и двери в
этом доме. В нем жила и процветала крепкая, сильная семья, во главе которой денно и нощно трудилась на благо детей родная мать Борбонока, энергичная, всеми
уважаемая в улусе женщина, не знающая,
что такое усталость и недуги, когда надо
трудиться во имя детей. И старший брат
его, могучий неразговорчивый
богатырь,
ничего не жалел для Борбонока. Маленьким Борбонок почти не видел
старшего
брата. Тот уходил со звездами и возвращался домой тоже со звездами. Очень работящим и честным человеком прослы.;
старший Ванданов в родном колхозе. Ею
жена, черноглазая и улыбчивая, фельдшер
из участковой больницы, была всегда лас
кова с Борбоноком. И даже их маленький
пухлощекий сынишка и тот всегда с улыб
кой протягивал Борбоноку свои р у ч о н к и ,
будто перевязанные толенькими нитками
Без
каких-либо приключений
окончи I
Борбонок семь классов и захотел стаи.
трактористом. Когда же ему разреши.1 ;<
сесть за руль трактора, он вдруг обнар\
жил, что это совсем не то. Не клеилась \
него работа. Почему? Вряд ли бы он отвс
тил на такой вопрос. И выработка ему не
удавалась, и гораздо чаще, чем других, . .
роном колхоза ругал и штрафовал Борш>
нока за плохое качество. Задумал он посг,
пить в городе на курсы механиков. Во I
можно, что это не очень одобряло рукови I
ство отделения совхоза, но разве м о ж н о
было отказать сыну самой уважаемой жги
т и н ы в улусе Шанаа, разве можно • •
зать брату Борбонока, на котором, м о ж п »
сказать, держится все отделение, что ею
брат сначала должен научиться сам хори
шо управлять трактором, а уж потом л е т ,
в механики. Никто ничего такого не ски и I
родным Борбонока, и он стал что ни н ш
мотаться между городом и своим

ро.мыч

улусом. Чем он занимался при этом— нрш
ли кто мог знать. Мало ли чем можно мин
маться между городом и деревней! О п и и
но хороши ведь в Бурятии дороги, они >•<
роши не только тем, что без остановки щт

лачная жизнь. Бесчетное количества раз у

пускают сотни и тысячи громыхающих.

него отбирали

д я щ и х , грохочущих, слепящих фарами *•

права,

прокалывали тало-

томобилей. Они еще и тем хороши, что
всегда молчат.
Обратил ли кто внимание, зайдя в ресторан, на одну удивительную деталь: как
Ч5удто стены слегка покачиваются в голуЧн>й дымке, то ли от папирос и сигарет
'посетителей, то ли еще от чего сам воздух в зале кажется всегда цветным, голуНрМтым,
' Должна быть от этого в осовелых глазах
людей, словно прикованых к столам незримыми цепями, все предметы вокруг к а ж у т ся увенчанными фантастическими рогами
или какими-то ветвями. Все предметы вок'руг видятся в тумане, на них стерты подяробности, все они кажутся лишенными пер
1щоначального своего естественного цвета.
Дым от сотни папирос так и висит в зале,
Ие улетучив.-ясь. а изгибаясь, плавно коЦыхпясь от еле заметного движения воздуха, п о х о ж и й на синюю тонкую-тонкую
ЦМею, к о т о р а я еле заметно вьется, вытягиваясь в ч у д о в и щ н у ю длину, над головами
вюдей, как бы выбирая очередную жертву, чтобы вонзиться в нее смертельным
укусом, обвиться вокруг задыхающейся
•си неотвратимым объятьем.
Судя по тому, как ловко Мушуу и Бор
4оиок проводили официантку, как уверенМ и по-хозяйски сидели за своим столом
• углу зала, можно было сделать безошибочный вывод, что эти два
парня не
Мраый день в этом голубом аду, что они
ю уже стали теми, кого называют ресяными баторами. И вряд ли им прихоДЫо в голову когда-нибудь, что образ
•Ими, который они ведут, не похвален,
М* табачный и водочный чад, подобно обоРугням из б у р я т с к и х поверий, околдовавШ»Л их, неминуемо, н е у м о л и м о влечет их
М мухар-дорогу—такую дорогу, которая
•ИГАа и при всех с л у ч а я х кончается тольИ безысходным тупиком. Говорят, когда
1М01ск начинает беспричинно хромать при
Мировых нотах, у него обязательно начнут
МИь И болеть кости. Ныло ли сердце и бо«Ми ли кости у Мушуу и Борбонока за
рМтранным столом в голубом чаду? По•ММли ли они что-нибудь о том, что бес•МНИая сизая змея, витающая над грязМН1И столами, давно уже
нацелилась в
М пионы и медленно, очень медленно, но
МуМолимо п о д к р а д ы в а е т с я к ним? СохраММ ли они способность еще мыслить здраМ| ИИ-молодому? Возможно. Послушаем о
<М иии говорят дальше.
•• Мушуу, ты мне, как друг, скажи-ка
•ЭЧнпшму, по-простому, чему ты решил

следовать в жизни и чего ты от
0
д|ЬБорбонок давно уже зада,л ^
Г^
Собеседник не торопился о>веч
* е_
ч
го. И чем дольше длилось »\,ол^ ,,ч"' ' м
большее беспокойство овладев,,
N >-ц*1М°ком и ои сидел, даже приот^ о ь
'"
< Н~
жения рот, раздувая от воо,не ч<))
(
и
— У меня отличная
'' '
||, ''•"•
г
после долгого молчания гл\,\о I,
' а
V
' ч и ' ]|1^
Мушуу, стараясь не смотрет ь „У
'
боноку. — Третий год рабо> ак Д
'' '*
но, сказать по правде, не очец ь А
'"'|'
моя работа. Тяжелая она. Вр е л Д | ;
ного не оставляет. А я ведь л^^. * ' ; ' '
лять на свободе. А еще мне хо» «^
' /',
^>о.||(р |йы
у меня было много нужных Вец. *е
/
Хочу, чтобы у меня водились ;\е» ' /'
быть человекам обеспеченн ы м »- ' '''•"
^НЫ ц. |.| М.
А еще, знаешь, что иногда |цне
^ в
голову? Даже самому смещ н о ^
'V
Думаю, а вдруг, когда еще ,не с
^
ленные вещи износились, Пр И л
°^
низм? Вот это будет дело!.. \^
Г,
Можно пожертвовать ими рад*1о К'•' о
н
откроется для меня. Открое г с я , Ц
'
,

ТОгп. |\) э "

ре вещей, кругом изооилье! д >0
боту, грузовик свой к черго^ ^росд^ * ,
Есть я буду все, что захочу да*й а?,''лы
ч

Мя

1

1(?

изо рта вываливалось, спать ст(^ ^,
У
ко буду в силах. Вот буде г д^^к ' V" е
черт возьми, хочется, чтобы. П(Л| ' с V
К
шел коммунизм...
Ну, а ты БГ^Ьк
,
1
'
' °Ч оре е I к акие строишь планы в жизни. СцЬд
по-дружески.
\. °к' Iй
* И~Кя
— У меня тоже есть свои п^
товностью ответил Борбоно к -Л^..
цели. Вот они, считай по п а л ы х ь '~" ^ .
'\ "-сть ^.ть,
что хочу, гулять, когда хочу_ п Ч|и.
/
чу, есть, что пожелаю, име^ ь ^Чь е> '
ко надо, жить в квартире, какгЧр' °/
чтобы все, что захочу,— все д.') ' " ^
'
(и ПОЖ |1.НМ
услугам.
",ц
— Ох и многого же ты )1оче|
к°
лыхался от смеха Мушуу. — |'|>;
упустил. Не догадываешьсц^ ,'|
/
рю о бабе, о красивой бабе, е Л
сидеть и лежать, с к о л ь к о ду ш е Чл
"
но. Как можно забыть такое, Ч(,Р"
у| '
М у ш у у р а с х о х о т а л с я , ВОСХИ|,'
им остроумием Ьорбонок ис'''|||
1
ляделся и зашниел на Му|цуу 1^
— Тише ты, загрохотал, к а к
сидишь! Ну их к черту, эти
вай о деле. Хватит фантазиЛоры
гы
слышал, что милицейский л- Ч., " */
\
мест капитан Виктор с
Басае^ П р\
**»*.,
Мне не нравится этот приезд X Л "* г
" \ ЗДд>'
Р

ГЬ

Х

55

хал ли он о нашем деле? Боюсь, как бы
пожар не разгорелся. Этот капитан, говорят, бедовый. Такой молодой, а уже две
медали нацепил. Опасный человек появился!..
Борбонок последние слова произнес напряженным шепотом.
— Ну, закаркал,— нарочито беспечно
проговорил Мушуу. — Обойдется все. И не
так все плохо. Что он, этот капитан твой,
бог и царь что ли?
Между тем капитан Виктор Басаев, разумеется, ничего не знающий о том, кто и
зачем сидит в ресторане, кто и о чем там
говорит, мягко покачивался в аьтобусе,
успевшем отъехать от Улан-Удэ довольно
далеко на северо-восток. Его автобус не
походил на те неуклюжие громадины, похожие на целые дома на колесах. Нет, то
был маленький юркий автобус, и он бежал,
не зная никаких преград, бежал со скоростью, какая только возможна по хорошей
дороге, возможна для машины новенькой,
легкой и изящной. Как только начали густеть сумерки, яркие новенькие фары выхватили из тьмы бесконечно текущую полосу света. «В летнее время куда лучше ездить ночью чем днем,— подумал Виктор
Басаев. Пыли меньше и прохладнее. Удачно все получилось: не потеряю драгоценного дневного времени и доберусь до Шанад
в нерабочее время!» В голову опять полезли мысли о деле, которым он должен будет
заниматься в Шанаа, опять возник образ
подполковника Бальжира Батуева. «Громкое будет дело, видать, большое значение
ему придает начальство,— думалось Басаеву. — Сказали, торопиться надо. И дело это возникло на вверенной мне территории. Моя вина, моя слабинка, что этот
проклятый паренек докатился до ручки.
Предупредить должен был или хотя бы по
крайней мере самому раскрыть. А то — н;\
тебе! Как котенка ткнули мордой в это
дело. Подполковник, конечно, не сказал
прямо. А подумал он, конечно, так: «Эх,
капитан, многое проходит мимо тебя незамеченным, плоховато работаешь, капитан!» Эти мысли, конечно, пробегали в его
чисто бритой голове—даже можно было
бы увидеть эти мысли, увидеть, как они
пробегают в голове. «И что за мерзавцы,
эти парни! Борбонок. Ни перед чем не постоит. Ни стыда, ни совести не знает. Махровым станет преступником, если вовремя
ие схватить за руку. Другой Мушуу Дымбрылов. В деле значится под кличкой «Тол-

Г,С

стокожий из Сосновки». И, конечно, тоже
не теленок, Когда все же кончатся все эти
мерзости? Пережитки прошлого. Правильно назвали их. Водка, карты, воровство,
спекуляция, хулиганство. Конечно, всего
этого стало меньше. Гораздо меньше. В
конце концов все они исчезнут обязательно. Новое неодолимо, оно шагает по чистой дороге. Новый человек. Благородный
труд, светлое учение, новые привычки, рожденные революцией, коммунистическое звание — что может устоять перед всем этим!»
Надо сказать, капитан не первый раз подбадривал себя такими правильными мыслями, прямыми, как солнечный луч, рвущийся в полутемную комнату сквозь щели
в ставне, мыслями теплыми, благодатными. От выводов, которые неминуемо следовали за этими мыслями, от сопоставления того темного, иногда жуткого и до
тошноты зловонного, чем приходилось ему
по долгу службы заниматься, со светлым
новым и бесконечно прекрасным, у него
как и всегда, начинало что-то шириться г
груди, голова сама по себе поднималась
выше и дышалось куда легче. Чтобы по
нять, отчего так по-детски просто удалось
капитану очищаться от гнетущих порой
мыслей, от мрачных и тяжких предчувствий, которые неумолимо обступают человека, когда он окажется один на один I
преступным, а потому необычным, непоня I
ным нормальному человеку миром,— д,т/.
этого надо заглянуть в жизнь Виктора Басаева. Быть может читатель найдет в этой
жизни нечто такое, что поможет ему понять прямоту суждений капитана.
Если спросим, что за биография была у
нашего капитана, то надо прежде вес. и
сообщить, что он родился в 1936 году в о,1
ном из бурятских аймаков восточного поо ••
режья Байкала. Окончив в родном улуч
десять классов, он стал работать в родним
колхозе трактористом. Не год и не два п,работал он на этой должности. Были б.и
годарности и награды. Потом вступи.1 и
комсомол. Комитет комсомола направил ее»
в народную дружину. Тут О'н и вступи р
впервые в борьбу с тем, что называют пс;н
житками прошлого. Борьба была сер|дм
ная, иногда даже опасная. Не одна и л
града, не одна благодарность выпали и.1
его долю. Направили в Хабаровск, в го.'шч
ную школу милиции. Оттуда вернулся леи
тенантом милиции и получил назначсишна пост начальника отделения мили
Работал и в Улан-Удэ помощником начин.

' иика, В нем увидели инициативного и волевого работника. Две новенькие медали

легли на его грудь. За что он их получил?
Пока никто об этом не знает.

2. Бллда,н

Д

ОМ Вандановых в улусе с давних пор
окружен уважением. На улусный лад
строенный довольно большой дом, он
смотрит на улицу тремя окнами с голубыми ставнями, а на полуденную сторону—
двумя. Позади дома в глубине двора летняя юрта, рядом амбар. Сразу же видно
по всему, что все делают здесь основательно, надолго, прочно.
Солнце уже заглядывало в дом с полуденной стороны,
наступал
удушающий
[летний зной. Мы говорим «наступал», по'. тому что
настоящий зной
по-настоя>щему удушающий, приходился, как правило, с пятнадцатого июля до пятнадцатого
. августа. Ежегодно. А тут июль только-только начинался, еще веяло прохладой в утренние и вечерние часы. Но несмотря на
§то, окна в доме Вандановых были зана•ешены, чтобы не пропускать слишком
Иного жары, чтобы не слишком много посланцеи озорного солнца проходило в дом.
Разве не так? Разве не с этой целью закрываются от солнца люди?
Если посмотреть на внутреннее убранство дома, то можно без всякой ошибки
Сделать заключение, что этот дом не страдал от недостатка средств к существованию. В нем было много мебели. В нем быМ много всякого добра. Даже такого, что
(«ому показалось бы лишним, ненужным,
1ТО было н а с т а в л е н о в доме, даже не очень
•^ивередливому человеку показалось бы
<§ресчур богатым, будто напоказ вы«авленным. Сверкающая
никелировкой
(ропать, заправленная и покрытая дорогим
ЙМрывалом, отлично отделанный под дуб
•уфет, такого же
изготовления, круглый
Мел, украшенный тонкой резьбой комод,
Мромное настенное трюмо,
новенькая
шсгйная машина, большие настенные часы,
МЬглированный самовар, над кроватью —
Д дорогом ковре — то ли заграничное, то
М отечественного производства—ружье, а
•I (1мой середине дома, похожий на до(ИИнй изящный мавзолей, высилась печь-

В

« п и н к а сложенная из блестящих плит.
Правую сторону от печки, у правой

ИММ, стояла кровать намного

скромнее

и4. Ч 1 И сверкала никелировкой в переднем
»•<(

1ы кровать была покрашена в синий

цвет, краска на ней, местами облупившаяся, указывала на то, что она принадлежала
человеку попроще, неприхотливому, не любящему ничего яркого. Новое зеленого
цвета стеганое одеяло, такого же зеленого
цвета наволочки подушек, а на подушке
старые коричневые четки — все это, конечно же, принадлежало самому неприхотливому, самому скромному члену в любой
бурятской семье: бабушке.
В семье, считая бабушку, было пять человек. Главой справедливо считалась уважаемая на весь улус Должид-хээтэй. Ее
старшего сына уважительно звали Балдан,
сын Вандана, а кто хотел выразить ему
уважение по-ученому, тот называл его порусски Балдан Ванданович. Жене его принадлежало удивительное имя:
Раджана,
бог весть каким образом доставшееся бурятке из улуса Шанаа — имя, занесенное,
должно быть, из Индии или еще откуда-нибудь, младший сын Должид-хээтэй нам уже
знаком — это не кто иной, как Ванданов
Борбонок. И, конечно, его не должно быть
сейчас дома. Подался в город, на курсы
механиков... У Балдана
есть маленький
сын. Его зовут Возка, и он, разумеется,
носится по улице да так, что пыль сто:п
столбом, и далеко разносится его клич. Он
встает раньше родителей, раньше даже бабушки.
О том, в какое время, в каком состоянии,
мы застаем семью Должид-хээтэй, можем
судить по разговору, который шел между
Должид-хээтэй и Раджаной.
— Где-то сейчас мой Борбоиок, чем-то
он занимается?—со вздохов говорила Должид-хээтэй. — Младшенький мой, непутевый. Попал или нет на эти свои курсы?
Или опять шатается без дела? Л то может
все деньги пропил и ходит голодом?.. Только бы не это! Какое м у ч е н и е — в ы р а с т и т ь
до таких лет и страдать, трястись—хуже
чем над м а л е н ь к и м . Ьалдан ниш спит или
так лежит? Посмотри, доченька.
— Он спит,— в тон свекрови отвечала
Раджана. — Он вам нужен? Он всю ночь
ворочался, спал урывками, И не мудрено.
Как бы вы с ним оба от переживаний за
этого противного Борбонока не нажили болезни. И что за парень — пропал, ни слуху
и ни духу. Не маленький же ведь. И мать,
57

и брата замучил. Вы меня простите, мама,
но меня прямо-таки мучает вопрос: или от
неопытности еще такой Борбонок и он еще
исправится, или же он испорчен тем, что
вы всегда нежили его, чуть не на ладонях
вырастили? А теперь вот мучаетесь. Смотрю я на вас — и у меня сердце кровью обливается.
И право же, эти добрые женщины имели
основание для подобных безрадостных размышлений, для того, чтобы изливать одна
другой свои тревоги и темные предчувствия.
В чем счастье человека? Не в том ли, что
сердце его наполняется радостью и гордостью, когда он слышит, что родное дитя
его выросло хорошим, что оно шагает по
земле уверенно и честно, что имя его окружено вниманием и уважением? Но что за
горе родителям, если они слышат, что они
произвели на свет и вырастили такое потомство, от которого людям достаются одни
лишь неприятные хлопоты и досада! Никак
не избежать им того, что у них в душе
сломается что-то, поселится у них в душе
черная тревога и начнет она сосать человека, да так, что и не заметит он, как станет подобием собственной теки, пока и не
зачахнет вовсе. «Бедный мой сын! Где-то
он сейчас бродит, что-то он сейчас делает?..
Хоть бы был здоров. Пусть ничто его не
печалит, пусть все плохое обходит его стороной, пусть ничто постыдное не доходит
до меня!»— Сколько матерей и мысленно,
и вслух произносят эти слова, ставшие
своебразной молитвой родителей!
Все догадывались, что Должид-хээтай
рано или поздно начнет убиваться по своему Борбоноку. Это было видно хотя бы
потому, что Борбонок давно уже прослыл в
улусе как зачинщик всякого рода ссор,
как парень, одержимый стремлением выпить на что угодно и с кем угодно, которого постепенно стали остерегаться сверстники за сволочной характер, за заносчивость. Рано он стал таким, на глазах у
всех. И люди, видя, как Борбонок обманывает своих, дерзит и грубит чужим, как у
него всегда на кончике языка такой ответ
на увещевания, что так и ахнешь,— покачивали головами и переговаривались между собой: «Кем-то он станет, этот сорванец, когда поднимется на собственные ноги,
и куда эти ноги его понесут!» Видели все
одноулусники, но щадили доброе имя Должид-хээтэй, ничего ей не говорили. Ни ей,
ни сыну старшему и не невестке. К чему?

Г.8

Не может же быть, чтобы они ничего не
видели!...
Разговор между Должид-хээтэй и ее
невесткой Раджаной, начавшийся, как это
очень часто случалось между ними, горестными жалобами по поводу непутевого
Борбонока, иссяк, и каждая из них погрузилась в невеселые размышления. Спустя
некоторое время Раджана поднялась.
— Мать,— обратилась она,— мне пора
идти в медпункт. Может, там народ собрался, ждут?
Должид-хээтэй
молчаливым взглядом
проводила невестку за дверь.
«Рабочие часы у нее давно уже кончились,— подумала старушка. — Тяжело ей
со мной... Пожалуй, не то я о ней подумала. Она и на самом деле ведь такая. Не
может без работы. Все ей надо что-нибудь
делать. А разве это плохо? Совсем наобо
рот. Это очень хорошо, что такая невестка
пришла в дом. Вот мне сейчас шестьдесят.
За шестьдесят. С того, как мы поженились
с Ванданам, прошло уже сорок... Вандан.
Не было ближе его человека на свете. Какой он был — на все руки! Живой такой,
быстрый. Зайдет речь о работе, так весь
загорался, на месте не мог усидеть. Если
бы кто пошел по его следам в жизни л.:1
начал, словно веревку из конского волом,
разматывать то, что в жизни успел он сделать,— не дошел бы этот человек до конца веревки. Жизни бы не хватило. Вандя I
только о работе да о детях и говорил. Нч
о чем больше. А как родился Балдан, к а ч
радовался Вандан! Говорил: «Вот ЛОПНУ
от радости, ты будешь виновница!» С поя г,
лением сына он вообще потерял покои
Бедный! Как он надрывался. Я умоля.ы
его поберечь себя. Смеется. «А кто же м;|
сына нам с тобой заработает?» Потом кол
хоз. Сколько мы с ним потрудились! Не перечесть. Как-то мы с ним были на л е с о , :
готовках. От колхоза. Начальство велс.ш
собрать всех. Удивилась тогда я: скольь»
же оказалось начальников над лесорубам.I.
освобожденных. Все упитанные.
— Скоро снег начнет таять, з а п а з д ы в а е м
с вывозкой,— объявил самый большой и I
чальник. — Я призываю вас выполнять и»
две нормы в день. Не меньше. Идет?
Молча подняли руки лесфубы. И 1>,ш
дан тоже, и они за ним. Стали возип. и
днем и ночью. А какие морозы стояли ми
чами — никогда так не мерзла. За т ">
жизнь. Сани так пронзительно с к р и п т
что казалось, это сама дорога исхо.ии

стоном. Лошади измученные. Их трясет как
в лихорадке. Бывало, у меня так озябнут
руки, что даже слезы выступали на глазах.
Вандан взглянет — без слов поймет. Подойдет, возьмет мои руки, начнет дыханием
своим отогревать, за пазуху к себе сует
мои руки. А у меня сладко-сладко ноет
сердце — так хорошо становилось. И я
ему ни слова не говорила. Все у нас делалось молча. К чему слова, когда и так понмаешь все? Такого, как Вандан, человевидать, не часто рождает земля. Ке
часто. И он бы жил до сих пор. Не от боезни он умер. Оттого'-то и ноет у меня
рдце, щемит. Все эти годы. На лесозагоэвках его и взяли. Это в том, проклятом,
ридцать седьмом году было. Вандана
бъявили врагом народа. Мой Вандан — и
руг «враг народа»! Тогда я и не поняла
чего. Поняла только одно: обрушилось
касное бедствие. Не только я одна. Нику нас не понимал, что скрывалось за
ими страшными словами: «Враг народа».
взяли тогда — пропал мой Ванне вернулся. Куда его девали?
ну вынули. Бедный, бедный мой Ван, Должно быть, не было у него на ронаписано быть счастливым. На Сталина
•адеялись: разберется, мол, где черное,
Где белое. А оказалось, он и сам во всем
Пом черном, был повинен... Бедный, бедный
мой Вандан! Жил бы ты сейчас — как бы
ковался тому, что говорилось на двадвтором съезде. Я, хоть и темная женвсе поняла. Ты бы уж подавно поТы бы разъяснил, рассказал бы мне
всем... Но что поделать, ты не верея. Балдан мой — весь в. отца. Такой
прямой и такой же чистый. Совсем неИО бегал маленьким, а сейчас уже тридвосьмой ломает. Как быстро бежит
ия! Когда брали Вандана, Борбоноку
всего два года. Бедный-бедный Ван|| «Отхончика моего покажите, маленьмоего... Дайте взглянуть на сына!» До
пор в моих ушах звенят эти его крики.
1орбоноком я долго бежала вслед той
уяимой машины.
Ничего не видела от
ММ. Как мне было трудно. Как же было
•*» трудно с маленьким — одна я и знаю,
к всего этого, конечно, и не знает,
ему?.. Чем сейчас занят Борбонок?
N »*« с этими его курсами?...»
Ч»овм конь у путника не ушел, его приМ«м»ни на ночь на веревке к к о л ы ш к у .
4 «««(Лы он наелся за ночь, веревку выби•МИ подлиннее. Но как бы она ни была

длинна, конь все вокруг колышка будет
вертеться, сам того не сознавая. Точно такая же закономерность имеется у человеческих воспоминаний. Чтобы не было очень
больно от душевной раны, надо отвлекать
мысли. О чем бы ни начала думать, о чем
бы ни начала вспоминать из своей долгой
жизни Должид-хээтэй, ее мысли непременно обращались к Борбоноку. Нет, сначала
к мужу, к Вандану, образ которого никогда не тускнеет в памяти Должид-хээтэй, а
потом обязательно к Борбоноку. Так получается, должно быть, у каждого человека,
— Мама Раджана!— раздался
тревожный голос Балдана. — Сколь поздно сейчас? Который час?
— Уже поздновато. Раджаны нет. Она
ушла на медпункт.
Должид-хээтэй почувствовала, как тепло
разлилось у нее в груди. Острая боль при
мысли о Борбоноке стала проходить: «Балдан весь в отца. Видишь, как испугался,
что проспал. А много ли спал-то! Эх,
Борбонок бы хоть немного походил на него...»
Если бы мы подумали, что Балдан заснул средь бела дня от избытка лени, то мы
бы допустили очень скверную и очень большую ошибку. Никогда нельзя делать скоропалительных выводов. Нет, Балдан был
один из тех, кто ночь превращает в день.
Дело в том, что он до самой поздней ночи
пас свою отару в степи, а утром выгонял
овец со звездами. И он сам, и овцы его
спали в дневной летний зной. А в этот день
О5н и вовсе, можно сказать, не отдыхал. Их
хозрасчетная комплексная чабанская бригада сегодня убирала кукурузу и силосовала ее вместе с дикорастущими травами.
И заснул он каких-нибудь полчаса назад.
Таков уж был у него беспокойный характер — испугался, показалось, будто
спит
целую вечность!
— Все нет нашего Борбонока,— вздохнула Должид-хээтэй. — Уж не случилось ли
чего с ним? Оставила ли его в покое эта
проклятая «черная вода»?
Нет, должно
быть, он все-таки поступил на курсы.
— Мама, ты уж сильно--то не убивайся,—
подавляя сразу же нахлынувшее беспокойство, попытался утешить мать Балдан.—
Он же ведь давно уже не ребенок. Пора
ему видеть, где может споткнуться, пора
уж отвечать за себя.
Балдан достал из буфета поджаренную
на масле крупномолотую муку, хлеб, сме-

59

тану, а с печки уже остывший чай. Сев
есть, он стал нарочито радостным тоном
рассказывать матери:
— Ты знаешь, мама, как изменились у
нас дела, как только перешли на хозрасчет. В позапрошлом году, когда перешли
на хозрасчет, начали с полутора тысяч
овец. А сейчас в нашей бригаде шесть тысяч. Чабанов стало уже двадцать четыре.
Это же почти что небольшой колхоз. А что
хорошо — это то, что все делаем сами: и
заготовку кормов, и пастьбу, и подкормку,
и племенную работу — все делаем сейчас
сами. Кончилось время, когда смотрели на
дядю — кто нам наготовит кормов. Закрепили машины, даже трактор дали.
Вот теперь попробуй, скажи, что тебя
обидели насчет кормов. Сам и'будешь пенять на себя! Раньше вот, сколько мы орали на бригадира, на председателя, что
кормов не хватает. Словно птенцы. Помнишь, в юрте у нас на перекладинах ласточки вили гнезда. Прилетит самкамать — сразу же четыре-пять желтых клювиков раскрываются. Клади им что-нибудь
в эти клювики! Им дела нет до того, что
может быть мать прилетела просто полюбоваться на деточек. А они, знай, раскрывают клювики. Вот так же и мы когда-то.
Теперь не го. Теперь смотри на свои руки,
на свой ум надейся, на свою сноровку.
И сразу все изменилось. Лучше стало вестись хозяйство. Вот теперь, можно сказать,
трудимся, не поднимая упавшей шапки. И
я раньше ненавидел людей, которые колотили себя в грудь — мы, мол, работаем,
мы кормим колхоз. А сами бездельники. Ты
сама учила меня отличать таких. Присмотрелся — и на самом деле: кто больше
всех кричит — тот и бездельник. Труженику ведь незачем горло драть. Лодырю это
нужно. Во-первых, нужно, чтобы его остерегались, а во-вторых, чтобы имели в виду
на случай выдвижений. Мерзкие люди! А
сейчас этим людям пришла хана. Получай,
сколько заработал. В бригаде люди за тебя работать не станут. Вот это и хорошо!
Говорят, в нашу бригаду едет какой-то
ученый строитель.
Хочет проектировать
двухэтажный дом для чабанов.
Говорят,
все будет общее: и столовая, и ясли, кино — все в этом доме. Хорошо бы насчет
яслей. Вот, говорят, это и будет начало
коммунизма. Интересно ведь, а?
— Вот и отец твой все насчет коммунизма толковал. Дай бог, чтобы сбылось все,
60

о чем ты говоришь. Народ ведь худа себе
не желает. Отца твоего объявили врагом
народа. Как может народ сам себе стать
врагом? А сейчас, видать, все изменилось.
К лучшему. А отца твоего нет...
Балдан стал собираться. Только он взялся за шляпу, как вбежал в дом парнишка.
Густые черные волосы у него были в глине, глина краснела на штанах, на рубахе,
на руках.
— Папка, в степь уходишь? С отарой?
Ты поймай мне птичку, сонную. Ладно?
Она будет спать и не услышит. А ты ее
возьми да поймай сонную.
— Не мешай отцу, он торопится.
Хочет Должид-хээтэй произнести эти
слова внушительно, строго, но внук знает,
что она не умеет строжить.
Вместо
строгости у нее всегда получается
так,
будто она ласкает его.
— А птичку надо спросить, захочет ли
она придти к тебе в гости. Она может
придти к мальчикам послушным, умным,
чистым, потому что она сама такая. Она
мне весь день поет, дружит со мной. Она
ужасно рассердится, если приведу ее к такому. Посмотри на себя. Рассердится
к
перестанет петь. Понял, грязнуля?
Человек идет по степи. На нем, вернее,
на его плече, дробовик, в руке лопата,
маленькая лопаточка. Он гонит отару. Ов
цы торопятся, пощелкивают копытцами,
шуршат ногами о сухую траву, Овцы >
Балдана — все как на подбор — упитапчые, сильные, рослые. Хорошая отара у
Балдана. И хорошо у него на душе. Идсг
за отарой человек по степи — вы не видите у него в руках золотых вожжей? Кч
нечно, вы их не увидите. Но они есть. И
Балдан ловко ими орудует: отара слушается его, куда он захочет, туда поверш-г
своих овечек. А как же иначе? Овечки
знают, что их гонят на сочную м я г к у ю
траву, гонят под вечер — не так бу;ич
\:арко. Оттого и сытые у Балдана овечки,
не то, что у некоторых чабанов. Почсм>
летом худеют у иных овцы?
Почему
шерсть на таких овцах висит клоками, <>"
ка впалые, вид такой, что можно ПОЛУ
мать: дунет даже не сильный ветерок, >"•'
дет овца? Потому, что чабан ленится, ш
походит такой чабан на Балдана, не ш»"
нит он отару под вечер на пастьбу, не ни
гонит ее со звездами. Потому-то и бодри»
V Балдана отара, как будто овечки иш"
рят всем: смотрите на нас, вот мы к а н т .

мы уже нагуляли вдоволь жира не только
под кожей, но и в костях!
Спустя некоторое время отара Балдана
сама повернула на запад. Да, да, сама.
Неужели овечки у Балдана знают сами дорогу в степи? Или они умеют читать в
мыслях чабана? Отара стала забираться
на склон горы, которая носила удивительное название: Хан-Облако. На ее вершине
Закатное солнце зажгло огромный пылающий костер да такой
багровый — испугаться можно. А овечки не боятся, лезут
себе по склону, все выше забираются,
травку пощипывают. Балдан долго смотрит
на кроваво-красный закат и невольно усмехается. Раньше бы кто-нибудь увидел
такой закат и принес бы в улус страшную
.•есть: небо сегодня умывалось кровью,
выть войне! Глупые были времена. Человек всего боялся. Любоваться бы таким
•сои
необыкновенным
зрелищем,
запоминать
ТЕКИ
.ким образом, чтобы, придя домой, суметь
казать сыну. А попробуй, расскажи,
I слов
ел
таких не найдешь. Как много надо
Человеку!..

пусто на душе!» Вдруг р а т м п и ш р и л ж ь
дверь и раздались голоса Д и л ж и д к*»1»А
вздрогнула.
— Не можете тише, иш-шп ••! у и р г и пула старушка вошедших Р а л ж . ш у н Год
нома Дармаева.
— Разве добрых вестнико» р у т и н / — засмеялась Раджана.— Мы же нам пшуи)
несем весть — ахнете. Вам п е н с и ю днли!
Содном Дармаев был в улусе Ш а н л и
почитаемым человеком. Особенно у н и ж а л и
его за то, что он неутомимо хлошна.'! <>
пенсии престарелым. Дело в том, ч ю и
Шанаа до недавнего времени был к о . ч ч о г
Его преобразовали в совхоз. Колхоз пыдл
вал старикам пенсию из давно определенных на эти цели фондов за счет трудодней. Совхоз отказался признать эти пенсии. Вот тут-то и развернулся председатель сомонного Совета Содном Дармаев.
Кому же и защищать интересы граждан,
как не ему, народному избраннику?

— Позвольте поздравить вас, Должидхээтэй,— торжественно обратился
к старушке Содном Дармаев,— с государственА что должна делать старая женщина,
ной пенсией! Вы всю жизнь работали, мно'авшаяся одна дома? Что должна делать
гие годы вы были передовой колхозницей.
жид-хээтэй, которой Раджана никогда
Вот и признало государство ваши заслуги
|его не поручает и ревнив.о смотрит,
и назначило пенсию. Сегодня пришла ваы старушка сама не взялась за что
ша пенсионная книжка из аймачного центг
дь? Раджана ведь такая — старается
ра.
сделать, ничего не оставить на долю
Содном Дармаев, если сказать между наи Должид-хээтэй. Хорошо это или
ми, любил во всем торжественность.
Он
ЮХо? Пожалуй, хорошо, хотя надо бы
вынул из папки пенсионную книжку, приЧТО-нр
'Нибудь оставлять, потому что старушке
нял подобающую такому важному случаю
«т тоскливо и в голову лезут всякие
позу, откашлялся и протянул Должид-хээы, от которых мрачнеет душа и сжитэй так, как обычно вручают ордена. Не
:я сердце. Мысли в голове у Должидменьше. В улусе знали эту слабость предй очень походят на облака в ясный
седателя сомсовета и охотно прощали ему,
ь. Плывут облака по небу, медлительпотому что Содном Дармаев был человебелые. Они бывают кучевые, обклаком очень честными и добрым. А кто, в
|Мппют все небо, постепенно начинают
сущности, не имеет слабостей? Найдите тапутаться, темнеть,
плотно закрывают
кого!..
солнце — и все гаснет. Бывает, все небо
Должид-хээтэй бережно приняла пенсиПокроется тоненькими перьями, белыми, онную книжку и на глазах у нес навернумг-сле обозначенными.
лись слезы.
Должид-хээтэй в ожидании Раджаны се— Спасибо,
родные мои,— дрожащим
•• к окну и стала высматривать внука, и
голосом произнесла она.— Хоть и живется
МТли в ее голове плыли медлительные,
мне хорошо благодаря заботам детей, но
• «• облака на летнем небе. Ей подумалось, счастье ведь не то/и.ко и достатке Меня,
»•« очень хороший выдался день—хорошо
простую женщину, не забыло государст»И'Шс в степи, хорошо ее Балдану. Точно
во, мой труд уважен. Разве можно было
1м же, как летний день вдруг омрачается
обо всем этом подумать раньше? Какое
«(пит тучей, з а к р ы в а ю щ е й солнце, полезудивительное время пришло! Был бы жив
М * голову темные, тревожные мысли о
мой В а н д а н — и он бы получал пенсию.
«Как он там, чем з а н и м а е т с я ?
Обязательно бы получал. Какой это был
быть, пусто у него в карманах,
труженик! Спасибо тебе, Содном, пусть

$Е

61

твоя работа идет всегда успешно, пусть
великое дело, которому ты служишь, и
дальше процветает, пусть имя твое станет
таким большим, чтобы его было
видно
всем, а оно досталось человеку честному,
чуткому и разумному. Плохо, когда боль-

шое имя носит маленький человек с маленькой душонкой.
— Спасибо вам за добрые слова,— растроганно ответил Содном Дармаев.— Я
желаю вам долгих лет жизни, счастья,
как говорится у нас, у бурят, такой ширины, чтобы не обхватить вам его.

3. „Старые лени'
за чудесное утро бывает в Шанаа!
Ч ТОЕй-богу,
только здесь оно бывает та-

ким прозрачным и чистым, когда не то что
ветра, а даже малейшего дуновения, маломальского колебания воздуха не заметишь.
Капельки росы, что легли на траву ночью,
еще не испарились, и они походят на крошечные кругленькие алмазы, нанизанные
на невидимую нить и подвешенные на растения. Может показаться, что окружающее вас зеленое царство не само по себе
создалось и выросло, а специально кем-то
придумано, что цветы подбирались кем-то
с таким расчетом, чтобы получилась дивная картина из живых растений. Каких
только цветов нет здесь! Тихо, нехотя покачиваются оранжевые головки цветка —
бадмы, или желтого мака по-русски. Цветок нямня — одуванчик — горделиво поднимает над луговой травой свою плоскую
шапочку и изгибается, тоненький, подобно
изнеженной ханской наложницы. Кругом
рассыпаны нити алтарганы, похожие на
затейливые витки украшений на женских
головных уборах. Чего-чего только здесь
нет! Разве можно перечислить все, чем
старается украсить себя по весне наша земля?
Все это зеленое царство разрезалось блестящей черной лентой асфальта. И если
посмотреть из Шанаа в обе стороны, покажется, что дорога и в ту, и в другую
сторону убегает на самое небо, а ты стоишь как бы на таком месте, что это от
тебя стрелами поднимается асфальт. Дороги, дороги! Кто не испытывает благодарности тем, кто проложил их по бескрайним
просторам нашего обширного края. Как бы
связывались между собой районы, протянувшиеся на сотни и сотни километров?
Дороги у нас поистине стали золотой лестницей, по которой все выше и выше поднимается большое хозяйство народа нашего. По дорогам бегут машины, их водят
неутомимые труженики — шоферы, по дорогам непрерывно движутся комфорта-

г,:.»

бельные большие автобусы, в которых спешат по делам своим наши родные советские люди, передовики производства, просто честные труженики, престарелые пенсионеры, шустрые ученики. Пусть они путешествуют по дорогам, пусть любуются
они несказанной красотой края забайкальского! Но бывает, что те же наши дороги
передвигают по себе совсем другого рода
людей, у которых нет светлого и честного
любящего взгляда на родные всем другим
дали.
Не так далеко от Шанаа в ранний рассветный час одиноко стояла грузовая машина «ГАЗ-51». Машина имела новенький
вид, со свежей краской, щеголеватая. И
странно было, что возле нее никого бы прохожий не увидел. Кто же мог бросить на
произвол судьбы машину на степной дороге? Впрочем, это показалось бы прохожему
только издали. А если присмотреться по
пристальней, то можно было отличить у
машины нечто похожее на чернеющие фигуры, которые напоминали два старых пня
от деревьев, бог знает, каким образом оказавшихся в этом безлесном месте.
Пока мы приглядывались к страннои
машине и к не менее странным двум чер
неющим точкам, напоминающим пни, ч.
востоке показалось по летнему огромно»
багровое солнце. Оно взошло и разлило п»
всей богатырской земной груди благода!
ное тепло, разослало во все стороны своп
лучи, как послов всеобщей радости, рассь'
пало их повсюду, устремило золотыми ки
стями к горным вершинам, к таежным глу
хоманям, к степному синему мареву. Пч
пыталось было это огромное утреннее соли
це закрыть одно облако, похожее на ст:!
рый рваный халат. Но не тут-то было. Носильное, всепобеждающее солнце, слови >
взбешенное такой наглостью, обрушило »•'
облако столько своих стрел, что оно мгш>
венно окрасилось кровью и кое-как уп<> I
зло за дальние хребты. После этого гр<п
ное солнце, сощурившись, стало вгляди

ваться в замеченные нами у одинокой машины две человеческие фигуры, напоминавшие издали пней, старых, никому не нужных пней. И солнцу стало противно, должбыть, потому что оно тут же завесилось
п о д н и м а ю щ и м с я туманом, похожим на беле перистые шторы.
Помнит ли читатель, где мы оставили
орбонока и Мушуу? В ресторане. Они там
ли разговор о каком-то дрянного харакера деле, свершенном ими, и строили ка•е-то не менее дрянные планы. Потом они
<шли из ресторана, пошатались по городим скверам и паркам. И вид у них был
что сразу можно сказать: это о
рдобных людях говорится у бурят — «недля них ни младшего под ними, ни
аршего над ними». Походка у них была,
вечно, самая мерзкая, словно их поэянно кидало из стороны в сторону. Изпошатавшись без всякого дела по
оду, они стали постепенно трезветь,
лжно быть, при этом мало-помалу стало
(•всовываться все яснее и яснее содеяними. Парней начал охватывать ужас,
решили сесть на машину, которой
ерил Мушуу, да уехать подальше от
а, да как можно побыстрее. Вот и
пись они невдалеке от Шанаа. Ехали
ночью и с такой быстротой, какую
ко можно было выжать из новой сильмашины, ехали, не тормозя под гору,
ьезжая выбоины на асфальте. По дороге, чтобы не уснуть, Мушуу все время
вал старую бурятскую песенку о до: тянущейся впереди без конца и края,
оге, по которой легко и трудно
онок, дремавший, вдруг встрепенулОчью и спросил Мушуу:
К» Где мы едем? Который час? Мне поММшалось, что ты ужасно хвалишься. Га1Й1, как ты шалопаев-шоферов везде наММом Так что ты передо мной не очень-то.
Иинил? А теперь в ы т а с к и в а й братишку-че•
• 1 Смотри-ка, что за типа везу,—давясь
•рости, отвечал Мушуу.— Хоть бы симолчал. Тут человек, можно сказать,
й,й",'
!тво совершает, всю ночь не смыкает
ИМ N всю ночь на самой опасной скорому,, А он, мерзавец, проспав всю

ночь,

МИ тест мне какие-то характеристики на•МММать!
Имлг такого диалога из кабины стали
МММяикн бессвязные восклицания, выкри-

ки: «Паршивый пес!», «Грязная с в и н ь я ! »
Послышались удары. Машина стала бешено
вилять, с треском и грохотом перескочила
огромную выбоину на асфальте, перелетела через кювет, скакнула по кочкам, чихнула раз-другой и остановилась.
Оказавшись в полной темноте, поцарапанные и обалделые от ужаса, Мушуу и
Борбонок сначала осторожно ощупали себя. Убедившись в том, что на них и головы,
и руки, и ноги все еще целы, оба шалопая
вздохнули с облегчением.
— Что-то теперь со мной будет?— простонал вдруг Мушуу.
Он имел все основания для того, чтобы
придти в ужас и почувствовать, как холод
вонзается в сердце и начинает замораживать все. Угнать государственную машину,
искалечить ее и бросить где-то на лугу, а
помимо того—совершенное в городе... Да,
было отчего застонать Мушуу.
Не менее печальны были мысли и Борбонока. «Связался с этим Мушуу — теперь
ни курсов, ничего. Как бы ноги мне унести!»
Когда настало утро, обоим пришла весьма здравая мысль, что первым делом надо
попытаться наладить машину. Отсюда мы
можем сделать заключение о том, что умственные способности шалопаев, если они
не предавались пьянству, не находились на
слишком уж безнадежном уровне.
Открыв капот, Мушуу стал проверять
мотор. Он оказался в порядке. Все 'как
будто цело в машине, но ни сигнала, ни
искры.
Помучившись изрядно, Мушуу
вдруг со злостью отшвырнул в траву отвертку.
— Пропади она
пропадом!— сплюнул
он.— Подумаешь, раскапризничалась!
После этого приятели достали, конечно,
четушку и воздали ей должное. Повеселев,
они глянули друг на друга и беспричинно
расхохотались. Затем оба почувствовали,
как их начинает душить м о г у щ е с т в е н н а я
богиня сна. Они не могли и не хотели ей
оказывать сопротивления. Расстелили на
траве брезент и заснули.
Проснулись шалопаи тогда, когда солнце, нещадное летнее солнце
начало их
жечь самым немилосердным образом. Вот
почему мы их увидели сидящими на разостланном брезенте, похожими на два
сырых пня.
Мушуу снова подошел к машине и стал
уже более тщательно осматривать ее со
всех сторон.
63

— Все цело,—заключил он.—Вот только с питанием что-то приключилось. Но
по ерунда, ничего страшного. Там, кажется, еще осталось. Дернем?
— Чего еще спрашиваешь?—возмутился
Борбонок.— Есть там еще «Ерофей Павлович». Тащи его скорей!
И два наших молодчика опять пришли в
то самое состояние, в котором человек перестает что-либо понимать, о чем-либо думать. Алкоголь, накопленный в организме
за многие сутки, получил новое серьезное
пополнение. А солнце, успевшее подняться уже довольно высоко, разморило их. И
получилось так, что жар изнутри, дополненный жаром снаружи, превратил пьяниц
в мокрые бурдюки, они стали немилосердно потеть. Никаких мыслей в голове, мутные бессмысленные глаза, грязные потные
лица. Время от времени то один захрапит,
то другой. А в перерыве между храпом
парни пытались петь, но то были лишь бессвязные выкрики, ничем не выдававшие того, что они рождены человеческой глоткой.
Правду сказано ведь: «достойный ада и
счастлив адом». Должно быть в этом и
находят счастье пьяницы: пусто в голове,
в душе беспросветно темно, впереди никаких путей, и руки и ноги ничем не контролируются — какое восхитительное состояние!
В это время к Мушуу и Борбоноку подошел человек. Он долго, незамеченный,
вглядывался в парней, укоризненно покачивая головой.
— Здравствуйте, добрые молодцы! —
произнес он, наконец.
— Сайн-сайн! Привет-привет!— насмешливо ответствовали шалопаи. Причем, это
у них вышло очень ловко: Мушуу произносил по-бурятски, а Борбонок — по-русски.
— Здорово же получается у вас. Что ж,
дорога не обидится, если на ней нагрубите
человеку ни с того, ни с сего. Она не обидится и за то, что на ней сидит пьяный
водитель.
— Ишь ты какой!— Мушуу с удивлением посмотрел на подошедшего.— Я могу и
ответить тебе. Наши приветы начались
еще до нас, поэтому мы их так произносим — пусть не обижаются. Дорога, о которой ты говоришь, оказывается, ослепла,
и мы не виноваты, что из-за нее мы торчим
здесь. А машина у нас страдает из-за похмелья. Доволен? А впрочем, какое твое
песье дело до нас и до нашей выпивки?
— А я не с вами разговариваю. Мне зна(II

ком этот парень, Борбонок, очень хорошо
знаком. К нему и обращаюсь, по-свойски
обращаюсь. А если что не так, извините.
Человек произнес все это с достоинством
и откровенно насмешливо. Борбонок, покрасневший вначале, заставил себя взорваться.
— А брось-ка, товарищ, ко мне обращаться «по-свойски»!— выкрикнул он.—
Какой я тебе «свой»? Ты мой враг! Мушуу,
знай, кто перед тобой: это Магмар Содбоев, общественный дружинник и по совместительству учитель местной школы. Он
всегда цепляется ко мне, только и знает,
что пилить меня, кусать, где только мож«
но, клеветать. Надоели мне твои придирки,
надоел ты мне весь. Чего, спрашивается,
шатаешься здесь в такую рань? Новый донос готовишь? Чернильная в тебе кровь,
бумажная душа! Опять хочешь молву пустить, что я пьянствую здесь? Ты не человек, а собака, слышишь, слышишь?
Человек, которого назвали
Магмаром
Содбоевым, выслушал Борбонока спокойно,
с еле заметной усмешкой в уголках губ и
в искрящихся глазах.
— Борбонок, шуметь много не надо,—
сказал он тоном не только не злым, а скорее доброжелательным.—А я не думал, что
ты так много яду на меня наготовил. Ничего худого против тебя я не помышлял и
помышлять не собираюсь. Кто пытается
помочь тебе сделать так, чтобы походил на человека? И здесь я вовсе не тебя
ищу. В Ацагате у брата ночевал и собираюсь обратно в Шанаа. Высматривал ма
шину — и увидел вашу. Если что не так,
могу и удалиться.
Бывают удивительные биографии. Бывл
ют биографии красивые. Но чаще веет
бывают биографии обыкновенные, припал
лежащие людям обыкновенным, ничем неотличающимся от других. Магмар Содбо'.'п
относился как раз к таким обыкновенным
людям. Родился он в Улан-Удэ, вырос "
Шанаа. Отец его был литейщиком на па
ровозо-вагонном заводе. В войну он неожм
данно для близких отказался от брони и
ушел добровольцем на фронт. Жена ст.
Хандама, осталась с двумя маленькими т
новьями. Работала уборщицей в цехе
»
том же, где работал Содбо. Война у* 1
кончалась — и на Хандаму обрушилось "'
счастье: пришла та самая
бессовсч'мш
краткая бумажка-извещение, которая и н
годы входила непрошенной гостьей в м" '
лионы домов, внося всюду стоны и

Хрупкая здоровьем Хаидама не выдержала удара, слегла. Вскоре похоронили и
ее. Ребят отдали в детский дом, расположенный неподалеку от Шанаа. Окончив десятилетку, Магмар поступил в пединститут,
а его старший брат в сельскохозяйственный. Получив высшее образование, Магмар
приехал в Шанаа уже учителем. Вот и вся
биография молодого человека, который, как
помним, столь нелюбезно был встречен Мушуу и Борбоноком.
• — Смотри-ка, этот негодяй нас тронул,
кажется. Борбонок, тебе не показалось,
Что он нас тронул? По-моему нам следует
М его лице образовать красную простоквашу да как следует накормить его.— С этимн словами Мушуу поднялся и сунул кулаки в карманы.
••— Ты, конечно, прав,— Борбонок стал
^•дом с приятелем. Он нас тронул. И это
делает какой-то паршивый дружинник, каМС-то ничтожное животное. Хватит, он поМгалялся надо мной, когда я учился в шкоМ, Посмотри-ка кругом, кажется, поблиЮстн никого. Давай-ка благословим этого
Гада, как следует.
Магмар спокойно смотрел на то, как два
фужка, изготовившись, стали медленно
Ярнближаться к нему, как они так же медМино стали вынимать из карманов сжатые
кулаки. Первым кинулся Мушуу. Но тут
ЩКШЗошло такое, что у Борбонока округММИСЬ глаза. Сильный и необычайно извО'
(МТЛИвый и л о в к и й М у ш у у , славившийся
бесконечными драками, со страш-

ной силой оказался отброшенным назад т
растянулся на траве.
— Доволен?— насмешливо спросил Магмар.— Может, еще добавить?
Мушуу, разъяренный, кинулся
вновь.
Борбонок на этот раз не опоздал. И все
трое сцепились. Магмар получил несколько
довольно сильных ударов. Это окончательно вывело его из себя. Он перестал обороняться и применил все известные ему, чемпиону института по боксу, приемы. В мгновение ока Борбонок оказался с расквашенным носом, а Мушуу, получил сильнейший левый крюк, свалился бездыханным.
— Вот теперь, кажется, с вас хватит,—
сказал Магмар в прежнем насмешливом
тоне, приводя в порядок свой костюм. Но
он не заметил, как Борбонок, схватив лежавшую в траве деревянную доску, изо
всех сил ударил Магмара по голове ребром
доски. Магмар зашатался. Мушуу и Борбонок кинулись к машине. К их радости
машина завелась. Через минуту она рванулась с места и помчалась, чуть не задавив
лежавшего без сознания Магмара.
Если бы Магмар мог слышать, то до него
донеслись бы из кабины удиравшей машины такие примечательные выражения: «Ты
сказал, что надо его бить!» «Нет, это ты
сказал!..» «Врешь, я уговаривал тебя бросить это дело...» «Ты хотел добивать его,
это я оттащил тебя!»
Поистине, трусость — родная сестра наглости!

4. Ложзга дегтя в бочке меда,

П

ОЖАЛУЙ, пора познакомить читателя
_ С поселком Шанаа, замечательным по•МИом, имеющим две ш и р о к и е улицы, про• Мувшиеся на добрый километр. Эти ули*И Перерезаются множеством переулочков.
•мио сразу, что здесь большинство насеживет в достатке. Большая часть
• поселке новенькие, крытые шифеС развеселыми наличниками. ДесятиШкола-интернат, Дворец культуры,
«тория, почта, сберегательная касса,
|вод, большая крытая база для авип. Вы, конечно, сразу же догадачто Шанаа — к р у п н ы й совхозный
Гели вы так и подумали, то не
*И| I, Только к этому надо добавить—
•ающего совхоза.
»Т сказать, что Шанаа — поселок с
I М довольно громкой историей. Здесь
• Гшйкал» № 4

в старые недобрые времена располагалось
волостное управление. Старики до сих пор
помнят, чем отличалось это управление.
У его дверей постоянно совершался суд и
расправа. Людей стегали розгами и плеткой. Сколько было пролито еле! у дверей
высокого просторного дома, над которым
сейчас висит красивая вывеска: «Шанаатский сомонный Совет». Безвозвратно ушли
в прошлое эти недобрые времена, не вернутся они ни за что! Между прочим, отец
нынешнего председателя сомомного Совета Дарма в !!)!(> году подставлял спину под розги за то, что не вовремя
выставлял на казенную почту свою единственную лошадку. Он был кузнецом. Говорят, он лежал под свистящими розгами,
стиснув зубы. Не смогли от него добиться
стонов. Ни разу! Вот каким был Дарма-

65

длрхан. И здорово же вышло, что именно
его сын возглавил сомонный Совет—как
будто народно кто так подстроил! Умирая
Дарма-дархан подозвал к себе сына и при
всех дал ему наказ:
— Сын мой, вот тебе мое последнее слово: тебя народ избрал — слушайся народа,
никогда не возносись над ним, служи ему
верно, Всегда умей отличать черное от белого, а это иногда бывает очень трудно —
труднее, чем отличить красное от желтого.
В тот самый день, когда мы с вами, дорогие читатели, стали свидетелями событий у грузовой машины неподалеку от Шанаа, председатель семенного Совета Содном Дармаев сел на свое место за председательским столом и привычным движением притянул к себе настольный календарь, на листке которого он всегда записывал то, что должен сделать на следующий
день. В это время открылась дверь и во
шел Виктор Басаев.
— О, Виктор, сам капитан пожаловал!—
приветствовал Содном Дармаев вошедшего. — Ты когда вернулся из города? Как
быстро? Только я привык к мысли, что ты
уехал, а ты тут как тут. Ты стал перемещаться со скоростью космонавта. Значит,
оперативные работники начали работать
по-настоящему оперативно. Ну как, хорошо
съездил? По лицу видно, что дела идут у
тебя успешно.
Содном Дармаев любил старательного и
скромного капитана милиции. И он по-настоящему обрадовался его неожиданному
появлению.
— Съездил я неплохо,— озабоченным тоном проговорил Басаев. — Все дела завершил, куда надо было, сходил. Зачем задерживаться больше, чем полотно? Не лучше ли возвращаться вовремя? Не правда
ли, Содном Дармаевич? У меня тут возникло очень срочное дело.
— Все у тебя дела и все срочные,— смеясь, сказал Содном Дармаев. — Ты же не
каждый день бываешь в городе. Походил
бы в кино, в театры, сходил в ресторан да
попил пива.
— Какое там п и в о ! — в о с к л и к н у л Басаев. — Придется мне поработать как раз с
теми, кто от пива да от водки с ума сходит. Дело очень серьезное!..
Содном Дармаев посерьезнел. Он откинулся на спинку стула, для чего-то придвинул к себе папку с бумагами и изменившимся голосом заговорил:
— Что то, видать, произошло. Давай-ка

66

рассказывай, в чем дело. Вчера, кстати, звонили из города. Слышимость ужасная. Я
уловил лишь «из наших мест»... «к вам поехал»... Больше ничего не понял, ничего не
расслышал,
— Содном Дармаевич, речь идет о шалопае из семьи Вандан-ахая. Вы, конечно,
догадываетесь, я говорю о Борбоноке. Он
доходит до ручки. Подружился с шофером
из города по имени Мушуу. В управлении
милиции меня познакомили с их делом. Я
был вызван к начальнику отдела подполковнику... Как его фамилия... Да, Бальжир
Батуев. Так вот он меня вызвал и велел
незамедлительно выезжать обратно, в Шанаа. Мне показалось, что он очень нехорошо подумал... о нас. Вроде как будто мы
сжились с людьми, которые черт знает что
творят — благо, мол, люди местные и мы
из здешних мест. Вроде, как мы потакаем
им. Видишь, как поворачивается дело! И
ты, Содном Дармаевич, один из местных
Ты здесь самый большой начальник. И ты
не должен благодушествовать, когда твой
«подданный» безобразничает. Не правда лиУ
Содному Дармаеву не понравилось выра
жение «подданный», употребленное капи
таном, да и насчет «благодушия» он не мен
не уловить того, что в это слово было вло
жено немала перцу.
— А что, разве Борбонок только вчер.1
стал таким?— с самым невинным видом
спросил председатель сомсовета.— Почем\
же ты не принял вовремя мер, чтобы прг
дупредить преступление?
Капитан бросил быстрый взгляд на С<м
нома Дармаева.
— А почему ты подумал, что предупрс*
дать преступления должен только я?— в и
лосе капитана появились злые нотки. — II"
чему ты взял такую скверную привычм
все, что делается хорошее, это отт<>
что тут сомонный Совет, а в нем прел
дателем Дармаев, но все, что плохое - и"
вине милиции?
— А ты что, хочешь, чтобы не совет* м»
органы милиции указывали, а наоос>|"
милиция руководила Советской власи-шНе выйдет! Советую тебе бросить эти ирг»
ние замашки.
Содном Дармаев сощурился, словно
меряя расстояние, отделявшее капитан.)
него.
— По-твоему

выходит,

что

Соне:)»**

власть должна только указывать? Где )
организаторская работа, где твоя раГнм

массами, с людьми с каждым человеком?—
С этими словами Басаев резко поднялся
с места, с грохотом отодвинул стул.
•— Ну, ладно, давай кончать,— миролюбиво проговорил Дармаев, снова придвигаясь к столу. — Оба что-то мы с тобой
упустили, вместе и давай исправлять.
Капитан смущенно улыбнулся и сел на
иесто. «Эх ты, дубина,— зло ругал он сея,— не мог сдержаться! Наговорил черт
нает что. Где культура обращения с людь?»
Председатель тоже чувствовал себя неэвко. «Как безобразно получилось у ме
я! — упрекал он себя. — Действительно,
ожалуй. Виктор имел все основания понять, что я хочу свалить на него одного
плохое, что делается у нас, в Шанаа.
:>но, очень скверно!»
— По-моему, надо пригласить Раджану,—
оворил Виктор Басаев. — Она депутат
совета. Ей полезно знать, чем занимабрат мужа. Пусть от нее услышат
пжид-хээтэй и Балдан.
Содном Дармаев придвинул к себе телеи позвонил в медпункт. Не прошло и
к-пяти минут, как вошла сильно обесенная Раджана.
Я хочу рассказать кое-что о вашем
ноке,— начал капитан после того, как
произнесены
полагающиеся
при
чах приветствия и вопросы, никого и
гда не интересующие, древние как мир.
•I, должно быть, давно догадываетесь,
С «им происходит что-то неладное. Да,
занимается неладными делами. Вот мы
«гласили вас, чтобы вы услышали от
I, что это за дела. В городе Борбонок
|комился с шофером по имени Мушуу.
ли они с того, что Мушуу научил Борка разного рода шулерским приемам,
обыгрывать в карты всяких деревенротозеев, приезжающих в город на баР, Выигрыш они употребляли на покупку
дефицитных товаров. Эти товары
Нались ими по спекулятивным ценам.
И, конечно, после всего этого, набив
свои карманы, они стали почти поИиыми посетителями ресторанов. Когда
«•111К1 примелькались в ресторанах, они
набирать все, что надо, в магазинах
такси выезжать на левый берег Се-

ленги. И там, на вольном воздухе, вдали
от людских глаз напивались так, что теряли человеческий облик. Допились до того,
что избили случайного прохожего.
Когда
же за этого прохожего заступился милилионер, то подняли руки и на него. Вот
так обстоят дела у вашего Борбонока. Последние несколько дней он потерялся из
виду вместе со своим д р у ж к о м . Полагают,
что они, боясь ответственности, удрали на
машине Мушуу. Вот мне и предложили немедленно выехать в Шанаа, потому что вероятнее всего он выедет именно сюда.
Раджана слушала с широко раскрытыми
глазами. Она действительно смутно догады
валась, что Борбонок в городе занят не
только тем, что устраивается на курсы. Она
знала, что Борбонок кое-когда выпивает.
Об этом знала и Должид-хээтэй, и знал
Балдан. Но чтобы дело дошло До такого, о
чем сообщил капитан Басаев, Раджана ни~
как не могла даже и подумать. Поэтому
она сидела оглушенная услышанным, растерянная.
— Какой ужас! — почти шепотом воскликнула она.— Какой срам на семью,
на весь улус...
Острой болью в сознание вошла мысль»
о матери, о Должид-хээтэй. Что с ней будет, когда она узнает обо всем этом? А
Балдан, добрый Балдан, который не умеет
выражать словами своих чувств и тем сильнее переживает!...
— Не только в Шанаа, но и во всем
нашем сомоне такого не случалось,— опечаленный, заговорил
Сонном Дармаев.
Он испытующе взглянул на капитана Басаева.— Да, не случалось. Жили в улусе
Шанаа честные добрые
труженики — и
вдруг объявился такой паршивец! А мы
еще говорим о моральном кодексе, о коммунистическом труде.
Правду выразила
русская пословица: «ложка дегтя бочку
меда портит». Спасибо за информацию,
капитан. Будем принимать сообща меры.
Содном Дармаев сделал сильное ударение на слово «сообща». Капитан кинул
на него быстрый взгляд.
— Это правильно,— согласился он.— Бу
дем п р и н и м а т ь меры сообща.
Он тоже выделил слово «сообща».

67

В. М.ягкоА ладонью хго хцеке

В

Он начал работать с самых малых лет.
Сначала помогал отцу и матери на разного рода колхозных работах. Кажется,
это было хорошее время, когда видя, как
сын старается, подражая отцу, родители с
радостной улыбкой хвалили его, наделяли
скупой, но всегда такой желанной лаской.
Да, это было действительно
неплохое
время. И то, что он начал очень рано трудиться,— это хорошо. Пото1му что Балдан давным-давно понял, как прав был
отец, когда говаривал, что труд — мать
всему на свете, что если хочешь иметь волшебный ключ, с помощью которого открываются все богатства на свете, засучи
рукава и берись за дело. Тринадцати лет
он остался от отца. С этого все и нача
лось. Да-да, именно с этого. Недаром это
число считается проклятым числом. Тогда Балдан ничего не понимал из того, что
слышал об отце. И впрямь — о чем могут
тринадцатилетнему
мальчишке
говорить
такие слова, как «враг народа»? Ни о чем
Только немного спустя он начал понимать,
что этими словами обозначают что-т.)
очень нехорошее. А что именно — или чу
довище какое, или еще что-нибудь -г- он
по-прежнему не знал., Какое отношение
чудища из сказок могли иметь к его отцу,
человеку очень доброму, не умевшем',
смотреть на маленького сына без у л ы б к а !
По-настоящему стало ему плохо, ког.м
мальчишки стали его дразнить, приговарн
вая: «Ты сын врага народа»! И былч
очень больно Балдапу оттого, что с нт.|
никто не играл, что к нему относились о
всем по-другому, нежели к другим ма.п.
чишкам. Он был окружен враждебным пр
небрежением, окружен плотной стекой I;
приязни. Быть может, оттого и вырос
молчаливым, неразговорчивым, что, ?.;о I,
не с кем было ему разговаривать. Им им
Мысли Балдана, давно привыкшего к
ло тяжело. Всем в семье Балдана. Огни л
углубленным — про себя — размышленили все имущество, распродали за какие п.
ям самого различного свойства, унесли
долги Вандана. А какие у него могли б •
его к воспоминаниям детства. Было ли
долги? Он же работал за двоих и п о ч т
оно у него радостным? Нет, не было причин кого-нибудь благодарить. Скорее дет- ничего не получал за труд свой. Тогда м"
чти никогда не получали на трудодне. ^
ство у Балдана было горьким, подобно
трудодней у Вандана всегда было бол.ни
степной полыни. Да-да, именно таким оно
чем у кого бы то ни было. Пыталась Гно ш
и было у Балдана.
мать возразить — не тут-то было!
Ч\и
— Хоолой-хоолой!
чего, всегда слышалось одно: «Жена пр.'
Балдан родился в 1926 году. Стало
га народа, а еще разговариваешь!» М,ш
быть, ему кет и сорока лет. Но боже ж
Балдана — Должид-хээтэй посылали !м > «
мой, сколько ему довелось увидеть в свомые тяжелые работы, какие только н.и"
ей жинш, перенести — уму непостижимо!
ЭТОТ беспокойный день Балдан, как
и всегда, дал отдохнуть своим овцам
в самый зной и погнал их на пастьбу к вечеру. Летние сумерки наступали медлительно, словно нехотя. И казалось, что это
овцы и следующий за ними всадник тянут
за собой на невидимых ' нитях вечернюю
мглу. Овцы идут, опустив низко-низко головы: они проголодались за день и 'высматривают на земле, что можно сорвать
и съесть на ходу. Но степь вблизи улуса
вся вытоптана и, можно сказать, обглодана. Ни травинки. Хоть и каждый
день
повторяется этот перегон через давно побелевшую, пустую часть степи у улуса,
овец раздражает, что ни разу им не удается ничего сорвать — они начинают недовольно блеять и предпринимают попытки
разбрестись. Но следует грозный окрик:
«Хоолой-хоолой!», Балдан на коне рыси г
налево, направо, покрикивая на отару и
размахивая длинной чабанской палкой. На
спине у него подпрыгивает неразлучная
двустволка. Отара собрана снова. Надо
сказать, что не вся отара предпринимает столь неразумные [1опытки — разбрестись по пустой степи. Этим занимается
молодняк.
Вперед
упрямо
выступают
опытные озцы. Они отлично знают, что
надо идти все вперед и вперед — и там,
не очень далеко, их ожидает вкусная сочная зелень. Ведь молодости всегда свойственно нетерпение, свойственно и горевать сильнее, и переживать глубже — даже самые небольшие раны молодое сердце переносит куда больнее. Да, очень часто бывает в жизни, что вместо того, чтобы щадить молодость с ее ошибками, с
туго натянутыми нервами, мы относимся
к ней с совершенно непонятной жестокостью, безжалостно и грубо.

С.Ч

дились в колхозе. Иногда приходилось ей
отправляться на эти работы с Маленьким Борбоноком. Самое, пожалуй, легкое,
что выпало на ее долю,— это было время,
*огда она попала в бригаду лесорубов поваром. Тогда она хоть имела возможть присмотреть сама за Борбоноком.
беда, что в избушке, в которой жили
орубы, всегда стоял чад, в двери и окнемилосердно дуло. Больно было мари оттого, что мальчишка вечно прожался и под носом у него никогда не
вало сухо. Больно было оттого, что
а сама стеснялась при людях ласкать
воего сына. Больно было от постоянной,
воги за Балдана, оставшегося в одинотве в колхозном центре. А ему, Балдаприходилось ничуть не легче. Оборван, почти всегда недоедавший, он смона людей как затравленный щенок,
чилось все тем, что тринадцати лет
лдан наотрез отказался ходить в школу,
потону, что там стало ему просто невыИосимо: он всеми силами маленькой мальчишеской души возненавидел эти проклятые слова — «сын врага народа»! О что
восхитительное время наступило, после
|, как он не стал ходить в школу, и не
шал ни от мальчишек, ни от учителя
доводившие его до исступления/ Ему
и пришлось остаться с пятью классаБольше не довелось учиться. И никто
поинтересовался, почему не стал учктьтринадцатилетний «сын врага народа».
|у не было до него дела. Родные?
боялись проявить участие даже в сама.юм.
только Балдан бросил школу, его
посылать на всевозможные рабоТут никто не обращал внимания на
Что он был «сынам врага народа».
жды с Балданом произошло такое.
включили в состав бригады, отправ!Йся с грузами по Витиму — далеко
Север. Такие бригады добирались до
У, сдав грузы, только через пять месяДолжид-хээтэй, всегда безропотная —
•Тот раз взорвалась. «Вы решили погумоего сына!» — кричала она. Ее слуно никто не заступился ни за нее,
И сына. Балдану было тяжело слушать
матери. Он совсем по-взрослому
убеждать мать:
Поеду,— упрямо твердил он. — НичеСтраншого нет, раз туда ездят люди.
страшное было. Оно случилось по дообратно домой. Солнце уже начина-

ло припекать, снег порыхлел. По обе стороны Витима — одни только горы, угрюмые, то покрытые лесам, то голые, скалистые, вздымающиеся огромными зубцами.
Балдан ехал сзади всех. Он радовался, что
ужасающие морозы проходят, что солнце
становится все заметнее, все ласковее. Сидя на санях, Балдан, завернувшийся в тяжелую доху, сладко подремывал. Дело»
шло к вечеру. Лошадка,
пофыркивая,
рысила, не отставая от остальных. На душе у Балдана было удивительно хорошо,
Он считал себя уже взрослым, уже видаишим виды. И он имел на эти полное основание: не каждому взрослому доверит
такое — пятимесячный путь на дальний север!
Вдруг лошадь неистово рванулась —и
Балдан кувырком слетел с саней. Не успел
он опомниться от неожиданности, как почувствовал: на него навалилось что-то тяжелое, грозное, сопящее и рычащее. Балдана словно вытрясли из дохи. Даже не
успев уяснить себе, что произошло, Балдан молниеносно выхватил отцовский узкий длинный, острый, как бритва, нож и
воткнул его во что-то по самую рукоятку.
Раздался страшный рев, что-то поднялось
во весь свой непомерно большой рост. Тут
раздался выстрел.
Чудовище сразу же
сникло и повалилось на лед. Подбежали
люди.
— Медведь! — удивленный,
вскричал
один из обозников.
— Какой большой! — заметил другой.
— Шатун,— заключил третий. — Он не
ложился в берлогу, чем-то встревоженный.
Потому он и напал на человека.
И только тут все замолчав, в немом
изумлении, стали смотреть на парнишку,
так и оставшегося со своим длинным узким
ножом, с кончика которого капала свежая
кровь.
— Смотри-ка,—прошептал то»т, кто стрелял в медведя. — Он ему всадил в самое
сердце!
— Вот это да! — раздался чей-то восхищенный возглас.
Когда все стало ясным и для Балдана,
он почувствовал как у него начинает кружиться голова, почувствовал противную
тошноту — и его вырвало. Очнувшись, он
увидел себя в тесной таежной зимовейке.
На столе возвышалось массивнее прокопченное ведро. Старший обозник разливал из
него суп. Прямо на столе, грубо сколоченном, лежали куски жаренного мяса. Бал-

дан запомнил, что оно отдавало вкусом
орехов. Он заметил, что все на него смотрели совсем не так, как до того. С тех
«юр всегда на него смотрели по-новому —
уважительно, ласково.
В колхозе постепенно привыкли к тому,
что Балдан всегда работает так, что никто
никогда не смел его упрекнуть. Привыкли
к тому, что он, молчаливый, ронял однодва слова только тогда, когда другие не
догадывались до того, что» видел он. Привыкли прислушиваться к его словам с вниманием, потому почти всегда говорил он
«в самую точку» — безошибочно. А ведь
.ему было совсем немного лет!
В 1943 году Балдана призвали в армию.
Короткая учеба в маршевой роте — и на
фронт. Он попал в первый свой бой на ОрловскоьКурской дуге. С этого боя пошла
долгая военная дорога бурятского паренька из улуса Шанаа. Эта дорога была длиною в два огненных года и кончилась лишь
в Берлине. И она была не просто пройдена, эта дорога. Нет, она вся окутана дымом пожарищ, всплесками огня от рачрывов бомб и снарядов, прошита трассирующими пулями. Эта дорога пройдена была Балданом между жизнью и смертью.
Вернувшись с фронта, Балдан окунулся
в работу в родном колхозе. Потом, когда
колхоз преобразовали в совхоз, в отделении совхоза. Чабаном. И как-то получилось, что с течением времени все реже и
реже стало всплывать в памяти то, ч го
было связано с горькими днями и I ода ми
после ареста отца. Работа захватила его
целиком всего. Появилась семья. Милаямилая Раджана, сын. Все пошло хорошо.
И только потом, когда он вместе с другими изучал материалы X X I I съезда партии, острой болью резануло в сердце воспоминание об отце. Снова нахлынули старые образы, еще не стершиеся в памяти
лица, события, звуки. Пришли вновь тяжелые, как мельничные жернова, мысли.
«Мой отец бып простым работягой в колхозе. Никакой он должности не нес на себе, кроме должности исполнителя самых
тяжелых физических работ. У него была
добрая душа, за ним оставался в жизни
чистый след. И до сих пор неизвестно, за
что его так страшно оболгали: «враг народа»! Он шел туда, куда посылали, делал то, что велели. Где он сложил свои кости? Спасибо, что очистили его имя. Спасибо Никите Сергеевичу Хрущеву. Партии
спасибо. Теперь сын Балдана без опаски
70

может носить фамилию по имени деда.
Это хорошо. Пусть никогда не повторится
то, что было»,
Овцы тем временем стали разбредаться
небольшими группами — одни полезли на
крутые склоны ближайшей горы, другие
направились в сторону луга, а иные даже
повернули обратно. Это же такие животные овцы — глаз да глаз нужен за ними.
И есть же чудаки, которые ни во что не
ставят труд чабана. Одни даже пытались
доказать, что чабану вовсе не нужна лошадь. Попробуй, собери эти сотни разбредающихся голов, сделай это без коня,
на своих двоих. Многие горазды толковать
о том, чего не нюхали сами. Очень многим это занятие нравится!..
Балдан быстро собрал отару и вновь направил ее туда, куда хотел. Когда же от.1ра дошла до намеченного места — до пологих склонов на северной стороне огромной горы — где росла густая, никем не
вытоптанная трава, Балдан сошел с коня
и пустил его пастись. Он знал, что овцы
отсюда никуда не уйдут. Можно посидеть
на вершине и спокойно покурить, предаваясь привычному, медлительному течению
мыслей. Снова и снова приходят в голову
цифры. Большие цифры, даже немного пугающие. Совсем недавно проводилось за
седание совета при дирекции совхоза.
Обсуждали перспективный план. К семидесятому году их совхозу надо довести
число овец до двухсот тысяч. Это — в че
тыре раза больше, чем сейчас. В четыре!
Если бы работали по-старому, никто бы
не поверил в то», что такое возможно. Но
с прошлого года все повернулось в совхозе по-новому. Перешли на хозрасчет. Ока
залось, это очень интересная штука. Рань
ше чабаны были сторожами в отаре. Те
перь не то. Чабанские бригады сами з.1
готовляют корма. Все делают сами. Реши
тельно все! Если так пойдет и дальше, то.
пожалуй, н получится с учетверением чи
ела овец. Может получиться. Вполне...
В это время до; слуха Балдана донесш
топот. Оглянувшись, он увидел, к нема 1 I
му своему удивлению, подъезжающую *
нему Раджану. Видно было, что ее при<;
ло что-то важное: она даже на гору не 1.1
медлила хода лошади — поднялась вск;ги.
— Что случилось, Раджана? — в крп-1
ней тревоге спросил Балдан.
— А что, я не могла к тебе приех.ш.
просто так? — улыбнулась
Раджана.
Ведь я тебя, считай, и не вижу ни N '

ром, ни вечером. Надо же мне с тобой кое
0 чем поговорить, и посмотреть хочется,
как работаешь.
— Сын спит? — спросил Балдан, которого не обманул нарочито беспечный тон
жены.
— Заснул,— отвечала
Раджана. — Набегался за день, умаялся да с таким удовольствием попил теплого парного молочка — и сразу в постель. Спит, хоть из ружья стреляй — не разбудишь.
Балдан стал испытывать все усиливающуюся тревогу. Он видел по всему, что
Раджана приехала по очень серьезному
делу. Ее наивные попытки успокоить его
не могли ввести в заблуждение старого
солдата, привыкшего каким-то непостижимым чутьем угадывать приближение опасности. И даже, когда Раджана прилегла,
положив голову на его колени, темная,
глухая тревога, поднимавшаяся в Балдане не улеглась
нисколько. Раджана с
улыбкой на лице провела по щеке мужа
, своей мягкой ладонью — это был ее любимый жест, когда она хотела отвести от
его мрачные мысли, которым он нередко
вдавался, вспоминая о несчастном отце.

1

— Балдан, я тебе должна что-то сказать,— заговорила Раджана. — Ты только
пугайся, ничего особенного...
«Началось!»—подумал Балдан, весь напрягаясь, чтобы не выдать жене охвативвего его волнения.
— Приехал капитан Басаев. Из милиции. Знаешь, он привез плохие вести о
Борбоноке. Возникло уголовное дело на
его. Оказывается, в городе он все время
пьянствовал, картежничал. Мало того',
уличен в спекуляции. И этого мало. Под•л руку на милиционера. Вот что передал
в присутствии Соднома Дармаева капитип Басаев. Ты можешь (представить,
Каково мне было слушать. Л у ч ш е бы комке все переломали!
Начав тоном робким, чуть виноватым
перед Балданом, словно в ее силах было
иеньшить значение того, что сообщала,
Раджана закончила с н е о ж и д а н н ы м для
Самой себя ожесточением,
— Паршивец,— вырвалось у Балдана.—
Него ему не хватало, откуда у него все эти
пакости!..
В это время вся отара ринулась в п а ра влении Балдана и Раджаны. Чабан в
Мгновение ока вскочил с места и, пригля-

девшись, снял со спины ружье. Грянул выстрел. И тут Раджана увидела, как от
отары отвернула и скрылась из виду за
горой длинная серая тень.
— Боже мой,— воскликнула Раджана.—
Как ты заметил его! Что бы было, если бы
он ворвался в отару!..
•— Глаз еще видит,— небрежно ответил
Балдан.— Слушай, уже темнеть стало. Не
поехать ли тебе домой?
— Боюсь,— сказала Раджана. — Я пробуду с тобой.
Сев рядом, муж и жена погрузились в
глубокое молчание. Нетрудно было догадаться, о чем думал каждый из них. Волк
и выстрел Балдана лишь на время отвлекли их от безотрадных холодных, как змеи,
заползающие на голое тело, мыслей о
Борбоноке. Балдан отлично" понял, почему
Раджана притворилась трусихой и не поехала домой. Он признательно сжал ей
руку у запястья. Жена ответила молчаливым поглаживанием щеки мужа.
Летом темнеет в Забайкалье не быстро.
Ночь здесь не торопится, в отличие от далеких южных мест, зажигать свои светильники-звезды. Балдан и Раджана еще
хорошо видели, как паслись по склону,
спускаясь все ниже и ниже, овцы. Они передвигались медленно, почти незаметно.
На дороге, которая задевала подножие
горы, облюбованной Балданом для ночной
пастьбы, вдали показалась грузовая машина. У нее уже были зажжены фары.
Шла она как-то странно: пройдет несколько десятком метров — и остановится, то
включит свет, то выключит. «Неисправно
что-то у шофера»,— подумал Балдан и ему
стало жалко бедного водителя: если не
удастся устранить неисправность, придется ему ночевать на этом пустынном месте.
А ночи ведь, хоть и летние, забайкальские,
•хйлойнъге. Должно быть 'маневры «снсправной машины насторожили овец. Балдан заметил, что они то ринутся, испуганные, то остановятся, как вкопанные. Глупые же создания — ведь м а ш и н ы им ничем решительно не угрожают, нг их надо им бояться!..
— Пожалуй, нам пора 1нать домой.—сказал Балдан. — Овцы уже наелись. Видишь, начинают танцевать при виде машины. Голодные, они бы не стали на нее
обращать никакого внимания.
— Как хорошо ты решил, Балдам! —
Раджана весело вскочила на коня.

71

в. Раджлил

С

ТОИТ в улусе Шанаа дом. Он почти
что новенький и какой-то квадратный
формы. Дверь в дом с северо-восточной
стороны. Но три больших окна —• по шесть
стеклил — смотрят в сторону утра и полдня, еще одно — рядом с дверью. Веселый
дом, много в нем света, много воздуха.
И точно: в тот самый час, в какой мы
пришли с вами, читатель, знакомиться с
этим домом, только-только показалось
солнце, и оно стало играть в окнах, озорчо
поблескивая бликами, словно л ю о у я с ь тем,
что есть ему куда вместить свою силу и
загнать в этот новый дом столько света,
сколько ему захочется. Хороший дом, большой и просторный, горделиво возвышающийся над всеми прочими в Шанаа.
Зайдем же внутрь и посмотрим, что это
за дом и чему он в улусе служит. Прежде
всего вам бросится в глаза поразительная
чистота — во всем. Рамы покрашены в небесный цвет, стены белоснежные, шторы
на окнах такой тонины, что могло показаться, будто они вытканы из воздуха или
из цветного газа. Матерчатые передвижные перегородки, стол, покрытый белейшим
полотном. У стены — большой шкаф с великим множеством всяческих склянок. За
передвижной
перегородкой — деревянная
тахта, покрытая клеенкой.
Вы, конечно, догадались, что здесь трудится медик, что она бдительно следит за
тем, чтобы все здесь сверкало, играло светом и воздухом, который шаловливо колыщет шторы на окнах, беспрепятственно
проникая в открытые форточки.
Может вам покажется странным, что мы
так подробно познакомили вас с самым
рядовым медицинским пунктом, сельским
медицинским пунктом, и сделали это таким образом, будто вы никогда не видали таких учреждений. Простите же наивного автора. Дело в том, что автор делает
это намеренно. Он хотел, чтобы читатель
остановил свое внимание на этом медицинском пункте не только потому, что такой пункт уже сам по себе — большое
достижение для бурятского улуса, что чистота, воздух и солнце символизируют новый улус. Между прочим, мы отвыкли удивляться. Очень многое стало и становится
для нас обыденным из таких вещей, событий и явлений, которые всего лишь сорок лет назад были бы сказкой, фантазией. Но "оставим этот разговор и объяс-

Очироваа.
нимся: автор столь подробно описал медицинский пункт в улусе Шанаа потому,
что им заведует Раджана Очировна Ваиданова. Мы не случайно так почтительно
назвали Раджану. Ее в Шанаа так зовут
все: Раджана Очировна. Вам опять покажется, что ничего особенного в этом нет.
Кто знает бурятский улус недавнего прошлого, тот не пройдет мимо такого удивительного факта: женщину в бурятском улусе стали величать по имени и отчеству,
словно большое начальство! И это вовсе
не потому только, что Раджана Очировна, двадцатидевятилегняя молодая женщина, дочь продавца-кооператора из улуса
Ундэр-Сагаан, оказалась на редкость трудолюбивой и способной фельдшерицей, а
буряты любят лечиться! В бурятских улусах по-новому стали относиться к женщине,
и она заняла совсем новое положение.
Ушли времена, когда мужчины только и
делали, что гуляли да играли в карты,
предоставив всю работу по хозяйству
женщинам. И очень хорошо, что ушли такие времена!..
Раджана Очировна пришла на работу,
чувствуя себя не так, как всегда. Вчерашний разговор с капитаном Басаевым оставил тяжелый черный камень в душе у нее.
неясные предчувствия сжимали сердце
Конечно, она постаралась, чтобы посети
тели ничего не заметили в ее настроении
Она не принадлежала к тем пустым и никчемным людям, которые имеют мерзей
шую привычку, придя в плохое состояние
духа, терзать 'беспричинно других, портить настроение ни в чем решительно неповинным людям. Нет, она по-прежнем>
принимала своих пациентов ровно, выел у
шивала их как всегда спокойно, терпелч
во, выписывала лекарства и назначаем
процедуры тоже как всегда, тщательно о»
думав, а порой заглядывая в справочники
Но оттого, что она все делала в этот дс.и.
точно так, как делала всегда, нехорошо
предчувствие не проходило. Напротив, он»
все увеличивалось, заставляя все сильно
и сильнее сжиматься сердце. И предчувп
вие не обмануло Раджану Очировну.
Часу в одиннадцатом утра, дверь в мп
пункт медленно открылась и, чуть поим
тываясь, вошел бледный, с перевязанной
головой учитель Магмар Содбоев.
— Здравствуйте, Раджана Очировн.1.

усталым хриплым голосом приветствовал
он. — Как живете?
— Что с вами, Магмар Содбоевич!—
порывисто поднимаясь, вскричала Раджана Очировна. — Что случилось?
— Особенного
такого
нет,— как-то
странно пряча глаза, сказал Магмар Сонбоев. — Ударили меня по голове. Хулиганы. Ведь я дружинник...
— У нас, в Шанаа, хулиганы?! — Раджана Очировна стала быстро, лихорадочно трясущимися пальцами приготовлять
все, что нужно для перевязки. Сердце у
нее билось, подобно пойманной птице.
Смутная страшная догадка сверлила мозг,
но внутри все протестовало против такой
догадки и кричало: «Нет! Не может он
дойти до такого!»
— Садитесь и расскажите
толком,—
ш можно спокойнее, сказала она. — Не
>ывайте, что я помимо всего прочего де1т сомонного Совета и мы вместе с ваотвечаем за работу дружинников.
Развязав повязку, Раджана внутренне
Шула: на голове была рассечена кожа,
вместе с ней и надчерепные мышцы —
черепной ко/робки. Когда рана была об
[Цаботана и перевязана, Магмар Содбоев
ЬВСпытующе посмотрел на Раджану ОчичЦ»вну и сказал:
Ж— Их было двое. Одного из них звали
Ворбонок.
Ь Как только за Магмаром Содбоевым заЬшась дверь, Раджана Очировна в изопустилась на табурет. «Что
будет с матерью!» — пронеслось в
•ове.
8*звонил телефон. Говорили из соседМго леспромхоза: у девочки тринадцати
|)Т очень высокая температура. Нужна поМшь.
В» -Еду, немедленно еду!—крикнула Рад•|иа Очировна, испытывая странное обМГ^ение оттого, что случай избавляет ее
|| время от необходимости бежать домой
I (Предать с т р а ш н у ю новость старой ДолКД-хээтэй, которая сидит и все ждет ве•НВ От своего Борбонока. «Мерзавец! Ах.
мерзавец!» — думалось ей за тороIII сборами.
| Леспромхоз приехала Раджана Очи|НМ В обеденное время. Большой поселок
I 1ЙГ«, построенный, судя по тому, что
I 1ыл весь из новых домов, всего лишь
ько лет назад, встретил горластым
м,
оравшим
с
на площади. Раджану

высокого
Очировну

всегда смешило, между прочим, а иногда
и раздражало то, что такое великое изобретение человечества, как радио, во многих местах
умудряются превращать в
сущее наказание для людей. «Этот репродуктор будет орать до глубокой ночи, всем
мешая спать!» — подумалось ей.
В доме, где была больная, встретили с
той лихорадочной, настороженной приветливостью, с какой обычно всматриваются
в лицо врача, стараясь уже с порога определить, поможет он заболевшему дорогому человеку или нет.
— Раджана Очировна,— сдерживая готовые вырваться рыдания, кинулась навстречу молодая
мать,— помогите, ради
бога! — Как мы будем вам благодарны!..
Внимательно и долго осматривала Раджа'на. 'Очировна за'болевш^ю
девочку.
Звоня из конторы леспромхоза, люди
явно напутали: девочке никаких тринадцати не было,— а всего лет шесть-семь.
Температура — тридцать девять.
— Поможем без всякого бога,— ласково
улыбнулась матери Раджана Очировна.—
У девочки самая обыкновенная простуда,
воспаление верхних 1 'дыхательных гтутей.
Дня через три-четыре поднимется и все
будет в порядке,
— Но почему у нее такая высокая температура? — с несколько виноватым видоад,
но с нотками радости в голосе спросила
мать.
— Для ребенка тридцать девять градусов — это не очень высокая температура.
Не бойтесь. Все пройдет и все будет в порядке.
Утешая напуганную мать и нарочито
спокойно выписывая рецепты,
Раджана
Очировна ловила себя на том, что зави
дует этой матери. Понятно, конечно, ее
волнение. Какая мать не испугается, если
заболел ребенок, когда ребенок мечется
от жара, губы потрескались, глаза стали
тускло задумчивыми, когда ребенок отвергает всякую пищу? Но зато какая ее ожидает радость, как только она увидит, что
ее страхи были напрасными, и ребенок
начинает уверенно и быстро поправляться!
Так устроено в жизни: волнуется человек, томится он под властью всяких ожиданий и страхов, но за всем должна последовать разрядка, облегчение, приносящие
радость. Будет ли радость для старой
Должид-хэейгай, |на чью долю пришлось
столько бед, столько горя? Виновата ли
она в том, что ее Борбонок вырос таким?
73

Виновата ли она в том, что он вырос без
отца?
Раджана Очировна, помимо медицинского обслуживания этого леспромхоза, осуществляла здесь санитарный надзор как
депутат сомонного Совета. И она решила
воспользоваться приездом и проверить базар. Ох, уж эти базары — рассадник всяческой антисанитарии, рассадник желудочно-кишечных
заболеваний в летнее
время!
В мясном ряду Раджана Очировна неожиданно увидела шофера Дугара, сына
Пожо. «Странно,— подумала
она. — Он
не должен возвращаться из города. Поче-

Т.

Б

АЛ Д А Н Ванданов сидел на крыльце
своего дома и смотрел, как овцы спасаются от жары. Недаром же в народе издавна с и л ь н о сомневаются в умственных
"способностях этих животных. Недаром,
если хотят кого-нибудь назвать дураком,
то просто называют его бараном. До чего
же неумное животной овца!
На дворе
ужасная жара. Нет, чтобы найти тенистое
место и (спокойно полежать там. Овцы
непременно вылезут на самый солнцепек,
собьются в кучу и в собственной тени
прячут головы. Глупее ничего нельзя придумать: оттого, что животные сбиваются
в плотную кучу, внутрь такой кучи почти
не проходит воздух, и бедные овцы дышат
так, будто находятся на последнем издыхании. И ничего с ними не сделаешь, не
научишь. Разгонишь, допустим, эту кучу—
они в другом месте так же станут. Бараны и есть!
Из конторы отделения совхоза сообщили, что прибудет комиссия и произведет переучет овец — приказ спущен по совхозу,
будет общий переучет всего поголовья.
Пусть! Это хорошо, что считают овечек.
Чаще счет — целее будут отары. А то есть
такие духи — попробуй не пересчитай долгое время! Такие у них пойдут махинации
с овечками, что ахнешь. Говорят, комиссию возглавляет Содноч Дармаев. И это
хорошо. Оно авторитетнее — сам председатель сомсовета!
Но вот и сам Со дном показался из-за
угла. Надо бы подшутить над ним. Человек принимает такой серьезный вид, как
будто ему не простой счет овец доверили,
а гораздо большее, нечто вроде поимки
крупного вора или разоблачение какого-

74

му он здесь, а не в Шанаа, и почему торгует бараниной?»
— Как ты здесь оказался, ты же в город уезжал? — спросила она.
Дугар опустил глаза и изменившимся
голосом, запинаясь, ответил:
— Это меня один знакомый просил продать, Раджана Очировна. Он барана своего забил... Деньги ему нужны.
«Очень странно!
Дугар—старательный
шофер, хороший парень. Почему это он в
рабочее горячее время торчит на базаре?
Тут что-то не так!» — с этими мыслями
Раджана Очировна поспешила к себе домой, в Шанаа.

оялга
нибудь скрытого врага. Поздоровавшись
с членами комиссии, Балдан весело подмигнул одному из них и обратился к Содному Дармаеву:
— Значит, не доверяем Балда ну,— подавляя улыбку, притворно обиженным то
ном заговорил он. — Значит, боимся, что
Балдан совершает какие-то махинации с
овцами, что у него недостача обнаружится
Хотите, значит, поймать Балдана с поличным, за руку поймать!
Содном изумленно взглянул на Балда
на. Он даже вздрогнул и остановился ш
неожиданности.
— Ты что, сдурел что ли? — рассердил
ся он. — Как будто не знаешь, что каждо
лето производится учет овец после стриж
ки. Это государственное добро и его нал»
считать.
Балдан расхохотался. Содном Дармаш
смущенно переглянулся с членами комш
сии. Одному из них, большеносому с кем
локожему буряту, не понравилось, что •
бан так несерьезно относится к предел
ящему занятию.
— Вот окажется у тебя, что овцы >
достанет,— без улыбки сказал он.— Ь
да посмотрим, как похохочешь. Как •
смех твой кашлем не обернулся!
— Ты что, думаешь, шутхэр или '»г
по-русски образовался у меня и овцу \ I
щил? — не сдавался Балдан. — Черти •
р а н и м о й не питаются, они, говорят,
п о ч и т а ю т кормиться сердитыми членим»
всяких комиссий. Слышишь? По-моему, <
всем недавно ты сам выступал на кмч 1
нии, что н а ш а л и добрые времена
ровство постепенно исчезает. Не так и
Все это слышала Должид-хээтэй. •

шедшая насидеть на свежем воздухе в
холодке. «С чего это
так
разговорился
Балдан? Как бы не накликал
он на себя беду. Мало ли что случается.
А вдруг обнаружится, что не хватает овцы!.. Зря он так. Стыд-то какой будет.
Не приведи господь!»
Не успела старушка так подумать, как
прибежал весь измазанный внучок Вовка,
—•' Ьабушка, а 1;бабунюшка,— запыхавшись обратился он. — Я знаешь, как захотел пить? Знаешь, как я вспотел? Дай попить холодного молока — холодного-рас. холодного!
«Как раз я тебе дам «холодного-расхолодного», чтобы ты простудил горло. Нет ты
у меня постоишь, немного поостынешь на
ветру, а потом пей. Ишь чего захотел, постреленок этакий!..»
— Посиди со мной рядом и посмотри,
как будут овец считать,— сказала она внуь *у, обнимая и ласково нюхая его головЦ ку. — Подожди,
придет мама.
Тогда и
[ попьешь молока.
— А почему я буду ждать? — возмутилмальчишка. — Ты же всегда сама давамне молока, никогда не ждала мамы...
Старушка засмеялась и погладила головнуку.
— Дело в том, что мама твоя ключ зала мне передать,— солгала
Должидтэй.
Вовка недовольно шмыгнул носом. Но
ать ему было нечего. Пришлось понеле садиться рядом с бабой и наблюдать
•В совсем неинтересным делом. Смешные
.Цшденьки. Зачем считать у папы овец?
Спросили бы его — и все! Уж папа-то зна•
, сколько у него овец в отаре. Он всего
Д*а дня назад считал своих овец.
Ь К Должид-хээтэй подошел Содном ДарМаев. Подошел, почтительно поклонился.
И— Здравствуйте, Должид-хээтэй, здразЩуйте мать Балдана,— обратился он.—
Хорошо ли живется, как ваше здоровье?
Должид-хээтэй

подслеповато

сощури-

Н»> А это ты, оказывается, Содном,— проМиула старушка нараспев. — Хорошо мне
с чего бы мне жить плохо. Пен»от ты мне выхлопотал, теперь деньI 1удут у меня водиться.. Полный ларец
Накоплю — подарок внуку моему. Как
(я идут дела, дай бог, чтобы они у
•сегда шли хорошо!
менявшись приветствиями и поговоСколько полагалось для соблюдения

приличия по отношению к старому человеку, Содном Дармаев вернулся к своим занятиям. Пересчет овец пошел полным ходом.
«Чудно как получилось,— думала Должид-хээтэй,— его отца били нещадно у
дверей воло/стного управления, а теперь
он сам дарга стал. Большими делами вершит сын бедняка Дармы. Правильно говорит бурятская пословица: «хорошего человека узнают еще в ребенке, хорошего
коня — в жеребенке». Очень верная мысль!
Содном вырос сиротой, а к а к и м человеком стал. Он и маленьким отличался хорошими чертами. Не то, что мой Борбонок... Раджана кое-как насмелилась передать мне, что ей рассказал Басаев. Чуд
ная! Боится, что я не переживу такого
удара. Конечно, мне было очень больно—
даже дыхание сперло. Но не надо бояться матери говорить всю правду о ее детях.
Только всю правду и надо говорить. Мать
нельзя обманывать. В народе давно сказано: тучи исчезнут на небе, как бы долго не держались, а злое в человеке, если
с ним не бороться,— наоборот, захватит в
конце концов всего человека. Мудро сказано! Что же делать с тем, что губит Борбонока, как бороться с этим злом? За что
такое горе — доброе имя Вандана грозит
этот варнак пустить по ветру».
В это время до слуха Должид-хээтэй донеслись взволнованные голоса членов ко
миссии, считавших овец. •
— Как ни крути, одной не хватает,— усталым голосом сообщил один.
Должид-хээтэй вздрогнула.
— Сколько раз надо пересчитывать? —
недовольно
выпрямился
большеносый,
споривший с Балданом. — Оттого, что еще
раз пересчитаем, овца не объявится. Не г
ее и все!
Балдан почернел. Он ничего не понимал
Никогда у него овцы не разбредались так,
чтобы незаметно для него, омытою чабана, мог утащить волк Ни ралу в последние
дни он не подходил с отарой к лесу Куда
могла деваться овца? Точно т а к же, как
он был уверен в количестве сночх пальцев
на р у к а х и ногах, он был умерен в числе
овец в своей отаре. То, что случилось, было непостижимо
— Балдан
Ванданович.— обратился к
нему после долгого неловкого молчания
Содном Дармаев,— когда ты последней
раз считал овец?
— С неделю назад, когда стригли,—
75

мрачно отвечал Балдам. — Ты же сам знаешь?
Должид-хээтэй была потрясена происшедшим. «Вот оно,— подумала она, —каково (теперь 'Балдану!.. Никогда нельзя
вперед предугадывать. Исход любого дела
может оказаться неожиданным, хоть ты
и уверен в нем. А оя еще смеялся вначале.
Вот оно и получилось. Что за рок лежит на
нашей семье: нет-нет, да и заденет нас
какая-нибудь беда, не пройдет мимо... Тут
Борбонок навлек на нас беду, а тут с этой
овцой. И что за проклятое животное попалось — притащило с собой позор на нашу
семью. Знать бы раньше — избавились бы
от этой овцы. Куда она могла пропасть,
проклятая? У Балдана не потеряется никак. Это что-то непонятное. Поистине, зло
и в воде не утопишь, потому что оно и в
воде дышит. И все из-за Борбонока. Балдан ведь терзается. Вот у него и пошла
голова кругом...»
У крыльца, на котором сидел весь съежившийся и понурившийся Балдан, Содном Дармаев собрал членов комиссии. Он
кинул быстрый взгляд на Балдана, для
чего-то откашлялся, поправил на себе пиджак и — в с е это почувствовали—нарочито небрежно сказал:
— Пересчет окончен. Одной овцы не хватает. Это не великая потеря, из-за нее нечего нам открывать пересуды и какое-либо
следствие. Балдан внесет ее стоимость в
совхозную кассу — и делу конец. Правильно я говорю.
У всех повеселели лица. Люди заулыбались, заговорили как-то все враз. Большеносый, тот самый, кому не понравилась
насмешливая уверенность Балдана, не
понравились ";го шутки, подошел к Балдану и 1ф-свойски хлопнул его по плечу.
— Правильно решил Содноч Дармаевич,— сказал он,— чего нам базар разводить из-за одной овцы? Мы тебе верим.
Чего там, хватит горевать!
— Спасибо вам всем,— растроганный,
глухо проговорил Балдан. — Никак не пойму, куда она могла деваться...
У Должид-хээтэй как будто взошло
солнце в душе. Она вздохнула с глубоким
облегчением и, сквозь невольно навернувшиеся слезы, посмотрела на потных, грязных, широко улыбавшихся мужиков. «Родные вы мои, хорошие вы люди!» — беззвучно шептали ее губы.
— Баба, бабуленька,— дошло, наконец,

до слуха Должид-хээтэй,— я же пить хочу!..
— Да, да, внучек,— опомнилась
Должид-хээтэй. — Тебя ведь ничто не может
коснуться, тебе ведь все равно, что происходит. Пойдем, внучек, ты получишь
свое молоко.
Шустрый Вовка с любопытством смотрел, как бабушка вынимала из кармана
ключ и открывала дверь в дом.
— А ключ был у тебя! — восторженно
крикнул он, неистово хлопая себя по бедрам.
Должид-хээтэй ласково пошлепала внука и повела его в дом.
Раджана, вернувшись из леспромхоза,
крепко задумалась над тем, что она там
увидела. И чем больше думала, тем сильнее укреплялась в мысли, что Дугар, сын
Пожо, торговал там не зря. Как могло
случиться, что человек, только вернувшийся из города, даже не заехав к себе домой, поехал в леспромхоз и расположился
там торговать бараниной? Если мясо увозилось в город, зачем его везти обратно—
в городе оно куда дороже, чем здесь. Надо идти в сомсовет и обо всем рассказать
председателю Содному Дармаеву.
В сомсовете Соднома не оказалось. Секретарь, молодая красивая девушка, спокойно чистила себе ногти.
— А он пошел к вам, там идет пересчет
овец у Балдана
Вандановича,— сказала
секретарь, продолжая свое занятие.
«С чего это? — подумала Раджана Очи
ровна. — Ведь всего несколько дней про
шло, как Балдан считал».
По выходе из сомсовета ей повстречался
Виктор Басаев.
— Ты не знаешь, что это за пересчс!
овец у Балдана?—спросила Раджана Очи
ровна.
— Не знаю. Должно быть, обычный ле!
ний переучет.
Дойдя до дому, Раджана Очирозна ср,1
зу поняла по изменившемуся лицу Балдн
на, что произошло что-то неладное. Когм
ей рассказали, в чем дело, она сразу *свспомнила о Дугаре, сыне Пожо. Вспом
нила еще одну картину, и ей стало ш г
ясным.
— Балдан,— взволнованно обратила >•
она к мужу. — Ты помнишь, как вчера и<
чером шла машина по дороге, ведущей и
леспромхоз, и как она странно вела с е н и /
Помнишь, как овцы пугались, шараха.ишда перебегали с места на место?

— Помню, конечно, но если даже та
машина и имеет отношение к пропавшей
овце, как ее найдешь. Номера-то ведь мы
не видели. — Балдам безнадежно махнул
рукой.
— Этого вора я видела в леспромхозе.—
твердо объявила Раджана Очировна.
— Как?! Кто это был? — Балдан весь
встрепенулся. Глаза его гневно засверкали,
кулаки сжались.
Раджана Очировна подробно рассказала обо всем, что увидела на базаре в леспромхозе. Наступила тишина. Люди задумались. Никому не хотелось думать, что

Дутар, всеми уважаемый совхозный шофер, пошел на такое ужасное дело, на то,
чтобы украсть, да еще у своего соседа, у
человека, который приходился сыном друга его отца.
— Товарищи, тут не надо спешить с выводами,— прервал
молчание
Басаев. —
Торопливость нужна при ловле блох, говорят русские. Я попрошу всех, кто слышал
сказанное Раджаной Очировной, оставить
услышанное при себе и никому не передавать. Я приму все нужные меры. Нужна
тщательная проверка. Не дай бо'г ославить
в таком деле невиновного человека!

8. Ж а нершине горы

Улъдирги

П

это тяжелый труд — добывать деньги чеО О Ч Е Н Ь скверной дороге бежит мастной спекуляцией!
шина. Сидящим в кабине кажется, что
— Послушай-ка,— вкрадчиво
начал
иногда они оказываются между небом и
Борбонок. — Мы теперь в еравнннской стоЗемлей — так высоко подбрасывает на нероне. Ты сдал все товары, какие были у
[Ювностях. Сразу видно: шофер этой матебя, уже выгрузил, что хотел, все ты сдешины, во-первых, нисколько не боится за
лал. А вот мне... Меня начинает брать
целость механизмов, во-вторых, у него есть
ужас. Что мне теперь делать? Давай-ка
•снования избегать дороги, по которой неподнимемся на вершину Ульдирги — и я,
прерывно снуют другие машины, а, стало
подниму как следует сэржэм, или по-русбыть, у него и в мыслях нет, чтобы ехать
•оудобнее, выбирая
где получше про- ски говоря, выпью с тобой, наберусь храбрости да пойду поклонюсь своим родным.
гать, помягче.
— Какая сволочная дорога! — выругалДругого не остается.
— Ничего, не бойся,— наставительно
ся шофер,— когда машина, ухнув в глупроизнес Мушуу. — Распродались мы хобокий ухаб, выскочила с таким скрежетом,
рошо. Твоя доля довольно большая, надолСловно ее всю перекорежило.
го хватит тебе, родные, как увидят деньг Вглядимся в этого шофера, не узнаем
ги, сразу же заговорят по-другому. Я не
•В его, не приходилось ли нам встречаться
подведу тебя, ты на меня можешь нале
В ним где-нибудь на длинной дороге наяться.
•его повествования. Так оно и есть. Перед
Машина, бешено ревя мотором, все так
••ми Мушуу, а рядом с ним — перекосивже подпрыгивая на неровностях дороги,
шийся от Соли Борбонок. Он держится за
Макушку, которой очень больчо ударился
тем временем карабкалась ча длинный и
довольно высокий подъем. На вершит*
• Железный свод кабины.
Мушуу остановил машину и, насмешливо
К — Глушь есть глушь,— философским тойом продолжал М у ш у у . — Я привык езоглядев Борбонока, прыгнул с п о д н о ж к и .
— Ты на меня можешь на;н'лп.ся,—
ДМть по центральным магистралям респубмногозначительно произнес он. .Члоигщая
Мки, а там везде асфальт. По таким дорогам плохо- ездить, надоедает. Так ведь,
усмешка скользнула по его гу.'ым
•орбонох?
Приятели достали бутылку нодки, т-мудрящую закуску и подстелили па траве
Борбонок, все еще державшийся за
^Иибленную макушку, с ненавистью побрезент. Кругом стояла перко (данная тишина. Высочснмме деревья т е с н и л и с ь по
•Могрел на приятеля и ничего ему не от•Мл.
обе стороны. Эт;) были великолепные сос•
•
» Забавно получается у тебя,— после
ны, которые называют кондовыми
Лес
ИИНутной паузы внозь з а г о в о р и л Мушуу.—
здесь стоял нетронутый человеком. Внизу,
где сидели на:ми шалопаи, не слы'палось ни
§М*хал ты в город, вернулся домой, а тсудираешь в сторону Могзона, чтобы
малейшего дуновения ветерка. Л и ш ь псрэту очень нужную тебе станцию
шш:ы могучих деревьев мерно покачиваоказаться в городе. Видишь, какой
лись. Казалось, что деревья изо всех сил;

Е

77

т к н у т с я друг к другу, стараясь
дотронуться, слиться верхушками. Но, возможно, совсем не то было в движениях солидных молчаливых таежных великанов. Можно было и так подумать: они не к а ж д ы й
день видят таких удивительных существ,
какие расположились у их подножия, и,
страшно удивленные происходящим внизу,
наклоняются друг к другу и перешептываются, делясь впечатлениями. Попробуй,
узнай, что хотят сказать друг дружке таежные сосны!
— Мы с тобой на вершине хребта, который местные буряты называют ХанОблако,—/заговорил ^Борбонок. •— Значит,
мы выпиваем вместе с духами — покровителями здешних гор. Люди говорят, что
они живут именно в этих местах. Здорово, а?
— Мы хорошо подняли в их честь сэржэм, они должны быть довольны,— криво
усмехнулся Мушуу. — Так, что, Борбонок,
ничего здесь с тобой не случилось. Только
ты хорошенечко помолись своим духам.
Понял? Ну, я пойду, принесу еще одну
бутылку.
Ьороонок удивленно посмотрел на приятеля. Тот лениво поднялся и пошел к
машине. «Почему он сказал, что со мной
здесь ничего не случится? Почему не с
обоими? Что он задумал, этот пес, сын
шутхэра?» — думал Борбонок, тревожным
взглядом провожая Мушуу к машине. Когда же приятель вместо того, чтобы с подножки достать бутылку, залез в кабину и
закрыл за собой дверцу, Борбонок вскочил на ноги и весь напрягся. Заскрежетали шестерни коробки скоростей, и машина начала трогаться с места. Быстрее птицы взвился Борбонок и, не дав машине
развить скорость, уцепился за борт. Заскочив в кузов, Борбонок вооружился ломом и изо всех сил пнул кабину.
— Стой, падла! — заорал он.
Мушуу, увидев Борбонока в кузове, вооруженного* к тому же столь грозным оружием, побледнел и с жалкой улыбкой остановил машину. Борбонок Спрыгнул и
открыл дверцу кабины.
— Вылазь, сволочь!
Мушуу виновато забегал глазами и стал
вылазить из машины. Как только голова
Мушуу показалась наружу, кулак Борбонока со страшной силой опустился на нее.
Мушуу как-то странно хрюкнул и повалился на землю, как мешок картошки.
Ьорбонок с сжатыми кулаками, задыха78

ясь от ярости, стоял над ним, наклонившись слегка, дожидаясь, когда поднимется
противник. Но тот лежал без всяких признаков жизни. Простояв некоторое время,
Борбонок в нерешительности выпрямился,
разжал кулаки. Потом он склонился к Мушуу, стал ощупывать его. Приходя во все
большую растерянность, Борбонок стал
неистова трясти своего приятеля и, наконец, обхватив его под мышками, начал осторожно поднимать. Тут у него посыпались искры из глаз. Удар кулака Мушуу пришелся как раз по тому самому
месту, на котором торчала багровая огромная шишка от удара дружинника Магмара
Содбоева. Взревев от боли и злости, Борбонок вцепился в волосы Мушуу и что
есть силы пригнул его голову. После этого
он с наслаждением ударил его в лицо
коленом.
— Здорово ты его!— раздался вдруг со
стороны насмешливый звонкий голос.
Дерущиеся отпрянули друг от друга.
На дороге стояла грузовая машина. Из
кабины выглядывал молодой парень в кепке, надетой так, что просто не понять было, как она может держаться на самом
затылке.
— Что, добычу не поделили? — все также насмешливо спросил парень.
И только тут Борбонок узнал в парне
Дугара, сына Пожо, своего одноулусника, выросшего сиротой, жившего у тетушки. У Дугара в детстве была привычка,
чтобы хоть что-нибудь да стащить. За это
ему не очень попадало, потому что отец у
него погиб на фронте, а мать умерла, ког
да мальчишке было лет шесть-семь. Дуглра все жалели, не то что Борбонока, у ко
торого отец погиб не на фронте, а бьи
объявлен врамхм народа. За это Борбонок
особенно
не любил воришку-Дугара и
часто избивал его до крови.
Первым опомнился Мушуу. Вытерев •
лица кровь, он, как ни в чем не бывало,
достал из кабины бутылку водки и мо.чо
децким ударом вышиб из нее пробку.
— Физкультурой занимаемся малость.
весело объявил он. — Ты знаешь, что м
кое самбо?
— Хорошенькое самбо! — съязвил
гар.

Д\

— А ты вылазь,— миролюбиво обра им
ся к одноулуснику Борбонок. — Вьнн-н 1
нами.
— На работе не пью,— отрезал Дуы|>

Ни капли. И вообще, Борбонок, как-нибудь проживу без твоей пол-литры. Учти!
— А ты не очень-то,— сверкнул глазами Борбонок. — Не помнишь, воришка, какие плюхи от меня получал? Можешь скушать еще!..
Последние слова Борбонока потонули в
реве машины
Дугара. Приятели
остались на пустынной дороге одни и, оглядев

друг друга с головы до ног, словно увиделись впервые, громко расхохотались.
Дугар, проехав метров сто, остановил
машину, вылез на подножку и погрозил
приятелям кулаком. Знал ли он, что попал под страшное подозрение по поводу
продажи баранины в леспромхозе? Знал
ли парень, что его обвиняют в том, что он
украл овцу у Балдана, брата того самого
Борбонока, которому он грозил кулаком?

9. В челт вкус пощечины?

В

С У М Е Р К А Х , когда летний день, устав
от зноя и ослепительного солнечного
сияния, одевается во все тумднно-серое,
к дому Балдана подъехала грузовая машина. Она была вся покрыта мощным слоем пыли. Видно, немало прошла эта машина, пока добралась до Шанаа, до дома
Вандановых. Из кабины вышли Борбонок
Мушуу. Они постояли немного, переми' наясь с ноги на ногу, и нерешительно на| правились к двери.
В доме никого не оказалось. Приятели
•обошли комнаты и оба враз пожали плеами.
Борбонок повеселел. Видать, он
нльно боялся того, как встретят его в
одном доме. Очень хорошо получилось,
у ш л и куда-то. Пока вернутся, он что1 нибудь придумает — дома ведь и стены
яогают. Главное — лишь бы не знали
«чего о том, что они проделывали в гоОде. Все остальное — дело некоторой ловсти, а в ней Борбоноку отказать было
льзя. Сколько раз он заставлял мать
рить всему, что он наврет ей!
[— Ты паршивый шофер, Мушуу,— скал Борбонок, трогая макушку. — Так ты
машину, что вся голова моя — это
л о ш н ы е шишки! Дрянной ты шофер, вот
я тебе скажу!
^»— Смотри-ка, что это за человек передо
ой! — возмутился Мушуу. — Пока сидел
машине, пока мы делали с тобой дела,
которых тебе шли денежки, ты мне
ли не поклоны был готов отбивать. А
приехал домой — критику стал навоИшь ты, какого фрукта я возил! Все
вместо того, чтобы пригласить меня к
«у на правах хозяина дома да угостить
(•настоящему. Вы слышите меня, Борник Ванданович?
Это еще неизвестно, в чьем доме ты наишься,— мрачно проговорил Борбонок.
рТо, что я родился здесь,— это бесспорПроживают здесь люди, которые меня

готовы изжарить на сковородке и угостить
этим блюдом тебя, если ты так голоден.
Брат мой, хозяин этого дома, человек
серьезный. Он никакой не начальник, а
простой чабан, потому-то его я особенно
остерегаюсь: начальники любят читать мораль, а брат попросту съездит тебе по
морде — и весь суд. Жена у него фельдшерица — тоже серьезная женщина, партейная. Я ее боюсь. Вот кого не боюсь —
это мать. Не боюсь, но люблю. А это хужя - ,
чем даже бояться. Я здесь еще потому не
хозяин, что бываю редким гостем и к тому же, как ты сам понимаешь, гостем не
очень желанным. Здесь меня всегда уговаривают работать. Я им говорю: поеду в
город, на курсы механиков — верят, дают
деньги и отправляют. Остальное ты знаешь. Ну, каков, а? Видишь, что за человек
перед тобой? Я независимый человек!
— И чего это ты так разболтался передо мной? Противно слушать...
Как раз в это время вошел Б и л л а м
Здесь автор хотел бы отметить одно уди
вительнейшее обстоятельство.
Читатель,
конечно, видит, что у Балдана накопилось
более чем достаточно оснований сразу же,
не говоря ни слова, исполнить то, чего так
боялся Борбонок. И вряд ли у него были
горячие симпатии к разукрашенному самым живописным образом лицу М у ш у у . У
Борбонока при виде Балдана сра.1у же отвисла челюсть и все мысли моментально
разлетелись. Так что обе стороны имели помногу причин, увидя друг друга, но тратить
времени на всякого рода церемонии: [>ор
бонок уже задумывая, как наиболее бсюпасным способом при случае выскочить
вон, а Бал дан, побледнев, с ж а в зубы, еле
сдерживая себя, чтобы не отвесить блудному брату то, что у бурят называется
тарак с ладони — то есть увесистую пошечину Но представьте себе, ничего такого не произошло. Балдан сел к столу, вни-

79

чему учит тебя. А ближе знать его не желаю!
Мушуу поднялся с места и с оскорбленным видом скрестил на груди руки.
— Ну, что у вас нового, как поживаете,
— Хотел я познакомиться с братом мокак здоровье?
его
друга,— заговорил он. — Но после тоЭтих вопросов было много. Вопросов,
го, что вы сказали, навязываться не стану.
ответы на которые никого не интересоваЯ не приехал к вам умолять о помощи,
ли. Таков бурятский обычай: никогда, ни
я не нищий. Имейте это в виду. Я привез
при каких обстоятельствах
не начинать
вашего брата, моего друга, домой. Вперкакой-либо разговор при встрече без повые встречаю, между прочим, человека,
добных расспросов. Интересно ведь, дд?
.
который
вместо благодарности хватает за
А это было на руку Борбоноку. Он мучигорло.
Можете
продолжать в том же духе,
тельно придумывал, каким образом ему
меня это не трогает... Возможно, я скасделать так, чтобы тяжелое для него
зал слишком резко, этому виной то, что
объяснение состоялось, как можно повднее,
вы сказали. Я не намерен просить у вас
когда придет мать, при которой Баллам
извинения, запомните!
не посмеет драться. Поэтому он охотно
Балдан медленно приподнялся и сделал
тянул время, расспрашивая о том, о сем,
шаг
в сторону Мушуу. Тот, стоявший с
делая вид, что все это его необыкновенгордым,
независимым видом, побледнел и
но интересует.
слегка попятился.
Но, как говорится у бурят, недолго от— Я повторяю: это ты втянул Борбодыхает дерево, на которое замахнулся тонока черт знает во что, паршивый, грязный
пор лесоруба. Балдан вдруг резко припес! Ты слышишь, негодяй?
двинулся к столу и заговорил совсем друВслед за этими словами раздался сочгим тоном:
ный и неимоверно громкий звук пощечи— Ну, Борбонок, значит, ты приехал,
ны, и Мушуу отлетел в угол, больно
Слух о тебе идет давно. Вперед тебя бестукнувшись головой. Борбонок, страшно
жит твоя слава. Чего так долго был в гоиспуганный, хотел было выскочить в отроде? Чем там занимаешься? Что за дело
крытую дверь, но не успел. Такой же сиу тебя — общественное или еще какое?
лы удар встретил его на бегу и повали/!
Борбонок, пытливо вглядывавшийся п
рядом с Мушуу.
лицо брата, сразу обратил внимание на
— Вот мы к познакомились с вами.
то, что в Балдане произошла разительная
гражданин Мушуу Дымбрылов, вот мы 'перемена. Прежде он был человеком добпоцеловались с тобой, дорогой мой братом
рым, терпеливым и очень покладистым.
Борбонок,— проговорил Балдан, беря "
А тут — и почерневшее лицо, и острым,
руку сзой чабанский бич. При виде это: п
как бритва, взгляд, и странная нервозоружия Мушуу и Борбонок втянули го
ность во всем — не надо было особо наловы в плечи. — Не бойтесь, скоты, больно
блюдательного человека, чтобы опредебить вас не стану. У меня нет на это мм
лить, что с Балданом что-то стряслось.
времени, ни желания, хотя и следовало
Знает ли брат что-нибудь о его проделвас всенародно высечь за одно то, что вы.
ках и если знает, то что именно? Вот, что
негодяи, чуть не убили Магмара Содог,,хотелось бы Борбоноку установить!
вича, нашего уважаемого учителя. Мож^
те оставаться здесь и даже чего-ннбу и.
— Брат, как видишь, я приехал,—
пожрать. Скоро придет мать.
осторожно сказал Борбокок. — Зачем же
С этими словами Балдан вышел, грог
спрашивать о том, что видишь свои.мч
ко хлопнув за собой дверью.
глазами. Сначала ты познакомься с моим другом.
Приятели сначала некоторое время с и
дели все в том же положении, растерян
— Чего-чего? — вскипел
Балдан. — Ты
но и испуганно прислушиваясь. Первым
что, еще умничать? То, что ты приехал,
зашевелился
Мушуу.
вижу! Очень хорошо вижу. Брат твой хо— Мне кажется, твой брат меня удар» ч.
чет знать, чем ты занимался так долго в
— сказал он, трогая щеку.
городе? Ты хочешь, чтоб я познакомился
— Ты немного ошибся,— в тон ему "'
с твоим другом? Подходящего же друга
ветил Борбонок. — Он ударил нас ошпи
ты нашел. Я его, Мушуу Дымбрылова,
— Что же нам теперь делать? — Му
шлю и без тебя. Знаю, чем он знаменит и
ч.!п .11,но оглядел сначала брата, затем его
лружка и задал ленивым, усталым голосом
•опрос:

шуу встал и зачем-то посмотрелся в зеркаК-чо.
— Я думаю, что нам надо рысью отправляться к дружиннику Магмару Содеву и вымолить во что бы то ни стало
решение. — Борбонок тоже посмотрелся в
ркало.
— По-мо'ему, ты очень умно сказал,—
гласился Мушуу. — Нам надо это сде|ть.
, Борбонок подошел к буфету, достал из
го большой кусок холодного мяса.
р. — Давай, доедим этот кусок и пойдем.
ам повезет, если Магмар простит нас.
*аче нам сидеть с тобой в тюрьме. Ты
1.ИЛСЯ, что за рука у моего брата?
- Нашел <чем хвЫстаягься! —/скривил
бы Мушуу, принимая половину куска
рук Борбонока. — Я тебе не завидую,
кок. Только теперь становится понятпочему ты столь глуп: твой брат бьет
страшной силой. Даже у меня в голозазвенело. Попробуй-ка такие плюхи
учать часто — поглупеешь!
Борбонока сузились глаза.
Если будешь продолжать в этом же
',,— сказал он, доев свой кусок,— мотебе добавить от себя — и твои мозги
«ут на место. Имей в виду, что Балиикогда не дерется. С ним что-то слусь еще, кроме моих с тобой подвиНу, пошли.
Шанаа вряд ли нашелся бы человек,
рый не побывал в квартире учителя
пари Содбоева. Это была квартира,
опримечательностью
которой
были
и. Да, книг было здесь много. Они
ложились хозяйственно, широко и
льно в этой небольшой квартире, выНв все, что им мешало. Книги остамести лишь для узенькой железной
|ти, которая робко притулилась в санном и неудобном углу. Были здесь
сячестраничные огромные тома, были
кия сочинений, было в очень больколичестве пестрое веселое сборище
разнообразных книг самых различавторов — от древних до самых нои даже наиновейших. Впрочем, влагво книг не распространялось на растол Магмара Содбоева, на котором
лнсь стопы ученических тетрадей,
иевно уносимых отсюда и ежедневно
СИМЫХ

ВНОВЬ.

самый час, когда к дому учителя
•шились два наших знакомца, ничего
I подозревавший об этом Магмар Сод
«Байкал» № 4

боевич задумчиво перебирал
множество
тоненьких брошюр и делал на некоторых
из них карандашные пометки, а из иных
делал выписки в толстую черного цвета
общую тетрадь. Вряд ли Борбонок и Мушуу поняли бы, что означают подобного
рода занятия. Но читатель, отлично разбирающийся в буднях сельского учителяпропагандиста, сразу опред?лил бы, что
Магмар Содбоевич готовится либо к очередной лекции по линии общества «Знание», либо к инструктажу агитаторов. Как
бы то ни было учитель был очень занят. И
вряд ли мы решились бы оторвать его от
дела, вероятно, очень нужного и полезного жителям улуса Шанаа. Но разве до
этого есть дело Борбоноку и Мушуу!
Раздался сначала еле слышный, потом
все более настойчивый стук в дверь.
— Войдите, войдите,— как всегда приветливо пригласил Магмар Содбоесич, откладывая свои брошюры и тетради и направляясь к выходу.
На пороге стояли Мушуу и Борбонок.
На лице Магмара Содбоевича появилось
выражение, близкое к тому, которое появляется у человека, когда болят зубы, но
он старается не показать этого посторонним. «Если пришли с теми же намерениями, что и в тот раз,— церемониться не буду. Благословлю их по первое число».
К удивлению учителя, оба шалопая прежде всего отвесили поклон до земли, а затем заискивающим, виноватым тоном заговорили:
— Здравствуйте, Магмар
Содбоевич!
Хорошо ли живете, что нового?
— Здравствуйте,— отвечал Магмар Сэдбоевич, пристально оглядев вошедших.—
Необыкновенные гости прибыли, оказывается, дорожные знакомцы. А что с вами
случилось, что так вы изменились с тех
пор? Я, по-моему, не бог и мне так нечего
кланяться. Действительно вас нельзя узнать. Там, на дороге, вы были как львы,
как африканские слоны! Ну что ж,
ра.1
пришли, проходите, садитесь. Я вас внимательно слушаю.
Мушуу незаметно толкнул
Борбонака.
Тот откашлялся, раза два хмыкнул и заговорил:
— Магмар Содбоевич, ом заслужили общую любовь у наших одноулусников... то
есть, я хотел сказать у моих одноулусников. Я знаю, что вы считаетесь одним из
лучших учителей во всем районе... Мы тогда были пьяны. Там, на дороге, Потом...

81

Потом... перепились мы и подняли руки на
вас. Мы совершили ужасную вещь. Я учился у вас, и у меня никогда никаких мыслей
о том, чтобы вас обидеть, не было. Это Мушуу растравил меня...
Тут Борбонок, почувствовав сильный толчок в бок, бросил взгляд на Мушуу. Тот
свирепо вращал белками глаз.
— Что поделаешь, все это произошло по
пьянке. Мы уже каялись-каялись друг перед другом — сказать невозможно. И мой
брат к тому же дал нам перцу. Чуть живы
остались. Мы очень просим вас, Магмар
Содбоевич, простите нас, пожалуйста!
Как только умолк Борбонок, заговорил
Мушуу, заговорил поспешно, почти скороговоркой, словно боясь, что его перебьют,
не дадут высказаться.
— Я, пожалуй, еще больше виновен. Дело в том, что Борбонок наговорил мне на
вас, что вы дружинник, очень вредный к тому же, что вы все время преследуете его
и причем несправедливо. Вот и воспалилось
у меня пьяное сознание. Мы допустили
большую ошибку. Как подумаю, что мы наделали, так мои нервы не выдерживают, готов прямо-таки истерзать себя. Дорогой
учитель, простите, нас, пожалуйста...
Магмар Содбоевич слушал обоих со
странным чувством, которому он вряд ли
сумел бы дать точное определение. В каждом слове он слышал одну только фальшь.
Ни тот, ни другой при всем старании не
могли хотя бы на одну минуту убедить
его, что они, действительно, сокрушаются по
поводу омерзительного
своего поступка.
Это была та самая уловка, древняя, как
мир, к которой прибегали во все времена и самые отъявленные преступники и
самые ничтожные жулики и мошенники.
Так поступает гадина, прижатая сильной
рукой к зем.-.е: она извивается, бьется беспощадно, задыхаясь, разевая пасть, не в
силах даже застонать. Но в то же время
учитель очень хотел поверить в то, что два
молодых парня говорят ему правду, что
они готовы ступить на путь истинный, готовы и с к у п и т ь свою вину честным трудом,
честным поведением. Как же могло получиться, что молодые люди в таком возрасте
— и уже настолько оказались испорченными!..
— Что бы вы не говорили, я вас понимаю,— сказал Магмар Содбоевич,

продол-

жая пристально,
испытующе
вглядываться в каждого. — Ничего
загадочного
82

нет. Конечно, вы люди довольно паршивые.
Хотя бы потому, что здесь каждый из вас
старается все свалить на другого. Такова
ваша трусливая и подлая натура стяжателей. Я вас предупреждал тогда, по-доброму просил. Тогда бы я простил. А сейчас я
не имею права прощать. Вот так.
У Борбонока отвисла челюсть,
Мушуу
втянул голову в плечи и у него затравленно забегали маленькие мышиные глаза.
— Магмар Содбоевич, вы меня знаете,—
плачущим голосом заговорил Борбонок.—
Я вырос без отца... Вы знаете, что мне было всегда тяжело... меня называли сыном
«врага народа».... Я молю вас: пощадите
нас, прекратите дело!
Это обращение сильно подействовало на
учителя. Он з?.думался.
«И в самом
деле,— остро и больно заговорило в нем
что-то сильно сдавившее сердце,— разве
так уж виноват этот парень, что вырос не
сиротой, а ребенком, лишенным отца!.
Балдан вынес все и завоевал себе право н;;
то, чтобы стать равным во всем со всеми
Трудом и кровью своей на войне. Какое
ужасное время мы пережили, черт возьми
когда ни в чем решительно неповинны,
людей делали изгоями в родном селе, в рол
ном улусе, в колхозе, на заводе, в школе и
даже среди самых близких!.. Этот куда ела
бее Балдана. Он пошел не туда. Но разине мы помогли пойти «не туда»? Нет, над"
попытаться вернуть этого парня в совх-л,
поставить его перед глазами близких, что
бы он всегда был перед такими глазам*.
Да, надо постараться!..»
Вдруг резко распахнулась дверь и в ком
нату вбежал Дугар Пожо. Он как-то нср
возно и поспешно поздоровался с учителем
— Магмар Содбоевич,— с тревожной и >
деждой прохрипел он. — Вы—дружинснь
Помогите найти правду... По улусу и;кч
гнусная ложь, что я украл овцу! Вы знае-л-.
я совсем недавно вернулся из армии. Ди. »
продал на базаре в леспромхозе баранищ
моего дяди. Он просил отвезти в горол "
продать там. Я не мог в городе. Мне бы "'
стыдно! Кто-то налгал на меня, что я.. 'I
не знаю, что мне делать. Вчера я хотел м
же написать письмо друзьям и родным и
Сегодня вызывал капитан Басаев. Замши
в сельсовет, его там нет. Поговорите с *•'
питаном, Магмар Содбоевич...,
Все это Дугар выпалил хриплой отчлш
ной скороговоркой. Местами его т р у : < п «
было понять,
— А ты чего раскричался перед учитслш»

—с недоброй усмешкой обратился к Дугару
Борбонок. — Помнишь, как еще в детстве
ты у нас карандаши воровал? Ты всегда
что-нибудь да утащишь. И сейчас ты, конечно, украл. Больше некоему...
Дугар обернулся к Борбоноку и, видимо, хотел ему что-то высказать такое, очень
сильное, злое, тяжелое, но у него только
вырвался глухой стон. Он круто повернулся
и стремительно выбежал.
— Дугар, Дугар, постой!— крикнул Магмар Содбоевич. Но было уже поздно. Дугар
,, убежал.
Учитель в ярости метнул взгляд на Борбонока. Тот съежился.
— Кто тебе позволил вмешиваться в то,
(что тебя совершенно не касается, а? Кто
гтебе разрешил разговаривать в моем доме с
^человеком, который пришел ко мне? Слыиишь, паршивец?
1 Видя Магмара Содбоевича таким, Мушуу
ешил предпринять последнню попытку.
1а глазах учителя он сильно ткнул Борбовока в бок.
— Всегда ты впутываешь меня черт знаво что! — громко выкрикнул он.—Магар Содбоевич, мы вас умоляем, простите
за все, что было. Я клянусь вам... У нас
-что есть, и мы сумеем отблагодарить
ас....
| — Что-о?! — взревел Магмар Содбоевич,
• Вон отсюда, негодяи!
Через секунду — никак не больше — в отрытую дверь вылетел Мушуу, за ним —
орбонок. Потом на крыльце показался
гмар Содбоевич и швырнул вслед убеквшим их кепки.
то время, когда мы были свидетелями
ль красноречивых событий в доме друйшнника-учителя, в сомонном Совете проне менее драматические события,
шло заседание партийного бюро сов, на котором обсуждались итоги летне|; переучета овец по совхозу. Заседание
к концу. Взгляды всех были устремлена вспотевшего, растерянного БалдаВанданова.
Рыступал Содном Дармаев.
Я признаю, что допустил ошибку, не
пав значения факту пропажи овцы в
Балдана Ванданова. Действительно,
на ночную пастьбу, он должен был
це всего обеспечить охрану поголовья.
вильно говорили товарищи, что мы
отделались. Волки — и четвероногие,
вуногие — могли нанести гораздо больурон. Мы проявили беспечность, а я
свои полномочия, решив за сов-

хол, что дело это за
незначительностью
надо прекратить, предложив Балдану Ванданову уплатить сполна стоимость
овцы,
Поэтому я присоединяюсь к мнению товарищей о том, чтобы за проявленную беспечность объявить
товарищу Ванданову
выговор без занесения в учетную карточку.
Я полностью принимаю замечания товарищей, высказанные по моему адресу.
Стали голосовать. Раджана
Очировна,
сидевшая за столом президиума и писавшая
протокол, медленно подняла глаза на мужа. Их взгляды встретились. Всей душой
Раджана вначале заседания была на стороне мужа. Она была возмущена до глубины души тем; что этому пустяковому вопросу решили придать столь серьезное значение. Она собиралась выступить как член
бюро с самым резким протестом. Она собиралась, когда вопрос будет вынесен на
партийное собрание, обратиться к коммунистам призвать к порядку
бездушных
формалистов, ничего невидящих, кроме
буквы закона, и не только призвать их к
порядку, а и строго наказать.
Но то,
что открылось в ходе обсуждения на заседании бюро, потрясло ее. Никто никогда
не имеет права относиться беспечно или
халатно к тому, что составляет основу социализма — к общественной
собственности. Иначе нет социализма, иначе все разговоры о борьбе за построение коммунизма — пустая болтовня. Овца, пропавшая в
отаре Балдана это частный факт, но имеющий большое общественное значение. И то,
что собиралась делать Раджана, вдруг
представилось ей невозможным и даже постыдным... И в то же время голосовать за
выговор ему, Балдану, зная, что он, как
никто другой, болеет за общественное добро,— это было также невозможно, кощунственно и отвратительно. Пусть краснобаи
говорят о том, что коммунист должен подчиниться большинству всегда и во всех случаях, а в особенности, когда речь идет о
близком человеке. Неправда! Коммунист
имеет право на собственное мнение при
всех случаях. Это право абсолютно. Партия
не состоит из винтиков, она состоит из людей и притом из людей мыслящих, творчески мыслящих, с полным чувством ответственности мыслящих!..
— Товарищи, я воздерживаюсь от голосования на этом заседании,— твердо сказала Раджана Очировна. — И воздерживаюсь потому, что речь идет здесь о моем муже. Я чувствую, что мы совершаем какую83

то ошибку. Я хочу тщательно продумать
вес, Я выступлю на партийном собрании.
В глазах Балдана засветился трепетный
огонек радости, благодарности и немного
восхищения. Раджана поспешно опустила
глаза, чтобы не увидели в них блеснувшие слезы.
Заседание было закрыто и все уже собирались домой, когда неожиданно зазвонил
колокольчик. Все недоуменно, а иные с неудовольствием оглянулись. Звонил все тог
же Содном Дармаев. Вот уж усердие!.,
— Товарищи, позвольте мне остановить
вас. Я говорю как председатель сомонного
Совета,— торжественно объявил Дармаев.
— Я имею сообщить вам, куда девалась овца из отары Балдана Ванданова.
Содном Дармаев с явным удовольствием
непозволительно долго молча смотрел на
вытянувшиеся физиономии присутствующих.
Вот же человек, любящий эффекты и торжественность!.. А может быть это и не плохо? Почему бы некоторые свои обязанности и сельскому советскому органу не выполнить торжественно и эффектно, чтобы
показать силу Советской власти.
— Капитан Басаев,— властно крикнул
Содном Дармаев,— введите тех, кто вызван
в сельсовет!
К удивлению всех, в сельсовет ввели
Борбонока и Мушуу.
— Я предоставлю слово, товарищи, капитану Виктору Басаеву. Он вам обо всем доложит. Пригласите остальных товарищей!
Вошли Магмар Содбоев, Дугар, сын Пожо, Должид-хээтэй.
Содном Дармаев, прежде чем сесть, многозначительно и торжествующе
оглядел
всех.
Капитан Басаев тоже оглядел всех, задержал взгляд на Должид-хээтэй и развернул свою папку.
— Я вам, товарищи, покажу кое-какие
материалы. Это по настоянию нашего сомонного Совета и поскольку не может помешать ходу следствия. Я пошел на такой
необычный шаг, имея в виду серьезное положение, связанное с Дугаром Пожоевым,
которого, ввиду стечения случайных обстоятельств, обвинили в краже совхозной овцы.
Овцу, товарищи, украл не он(
Декабрь 1961 — март 1962 года.
Улан-Удэ — Ленинград.

Сильный вздох облегчения вырвался и <
груди
Дугара, сына Пожо. Остальные
переглянулись. Раджана Очировна опустила глаза.
Басаев продолжал:
—С санкции прокурора арестовываются
граждане Мушуу Дымбрылов и Борбонок
Ванданов, История эта обычная: пьянки,
картежная игра, добывание средств посредством нечестных спекулятивных махинаций и, наконец, преступление. Вот серия
фотоснимков: они в ресторане, за Селенгой,
избивают прохожего, сопротивление мили
ции, они скупают через задний ход магазина стиральные машины, большую партию
безразмерных носков и чулок, вот рассматривают нейлоновые мужские рубашки. А
вот снимки наиболее интересные для вас
всех, товарищи: они же на базаре станции
Л\огзон торгуют бараниной. Товарищ Ванданов, я обращаюсь к Балдану Вандановк
чу, посмотрите на этот снимок. Здесь голова
барана, отрубленная и брошенная Борбо
ноком и Мушуу.
Балдан поднялся с места и нерешительно
подошел к столу.
— Да, это голова барана из моей отары,
— взволнованно проговорил он, тщательно
осмотрев фотоснимок. — Он еще был с
лысинкой у левого уха.
В зале пронесся ропот. Должид-хээтэн
закрыла лицо ладонями, ее узкие сгорблен
ные плечи начали вздрагивать.
— Вот и все, что мне хотелось сообщит,
вам. Овцу украли арестованные по моему
постановлению 1раждане Мушуу и Бороонок.
По приказанию капитана Басаева арест о
ванных увели.
— Какой ужас! — простонала Должи г
хээтэй.— Украсть у родного брата!.. Канон
позор, какой позор!
— Вот Дугар,— обратился к сыну П»
жо учитель,— видишь, как белое ост;ич
ся белым, а черное — черным? И все-таки,
друзья, жалко, что эти парни дошли до и
ких безобразий. Проглядели мы все!
Собравшиеся медленно расходились ни
домам.
Перевод с бурятского А, БАЛЬБУРОВЛ,

>/У ПРИШЕЛ
ИЗ МИРА
ТРУ Я А
Рождение нового писателя всегда радует.
Каждый новый, одаренный автор, приносит свое, открывает нам неведомый мир
;й души, впитавшей соки нашей жизни.
Писатель имеет предел. Он не может писать обо всем. Он в плену своей биогра
фии. Сколько п е р е ж и л сам — столько и расскажет читателям.
У Александра Трубина такая биография, что мы вправе ждать от него много
1>овогг>, ни чмн'сного. Р о л и л с я он в городе Балее Читинской области в семье рабочего.
Жизнь у него сложилась так, что он сразу же попал в кипучий, яркий мир труда.
Отслужив в армии, он стал комсомольским работником, был п и о н е р в о ж а т ы м ,
•тем ушел с геологами в Восточные Саяны. В экспедиции он из чернорабочего вырос
В бурового мастера. Обогащенный опытом вернулся в Читу и пошел им и ройку
Нртажнпком-верхолаяом. Со стройки его взяли на машзавод в бригаду слгс.чрей сбор[Щиков, которой впоследствии было присвоено звание —• коммунистической. Работая
На заводе, А. Трубин заочно окончил педучилище. Сейчас он работает преподаиателем
^•сарного дела в одной из читинских школ и заочно у ч и т с я на ли Н'рнтурпом фикульМте пединститута.
За свою рабочую жизнь он познал радость труда.
Кроме уже названных мною профессий, он овладел мастерством тракториста,
Вомбайнера. м а ш и н и с т а сельскохозяйственных м а ш и н . У исто поистине «золотые руКи» и, кажется, нет такой работы, которую он не смог бы не выполнить.
С 1952 г. А. Трубин член КПСС.
За свою жизнь он общался, жил, работал, ел из одного котла, спал под одной
'щрышей со множеством интересных люден.
Жажда познать жизнь гнала его то в Забайкальскую тайгу, то в колхоз, то на
|ввод, то на стройку, то в дебри Восточных Саян, то в стужу Удокаиского хребта, где
Ммой в п а л а т к е хлеб приходилось рубить топором. Ему мало было увидеть, он дол85

жен был сам все пережить, перещупать своими руками в сучках мозолей. Этого требоиала затаенная мечта всей его жизни — мечта стать писателем.
И люди, с которыми он работал, любили его. Он сочинял для них стихи, играл
на баяне, всегда был душевным и общительным. Он писал о своих товарищах —• рабочих, строителях, геологах —• заметки, статьи, очерки. И печатал их в забайкальских
газетах.
Эта сторона его работы была оценена по заслугам: в 1962 г. А. Трубина — рабочего автора -— приняли в члены Союза журналистов.
Всесторонне одаренный, он очень трудолюбив.
Первую повесть «Береги свою березку> он посвятил нашему молодому современнику.
Сейчас молодой автор закончил вторую повесть для школьников «Ленькин перевал:». Она будет издана Восточно-Сибирским издательством в 1964 г.
Эти повести привлекают искренностью, мягким лиризмом, подлинным знанием
жизни и людей.
Счастливый тебе путь, Александр Трубин!
Пусть твои новые книги будут также богаты содержанием, как богата ими твоя
рабочая жизнь.
Илья ЛАВРОВ.

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
ГЛАВА ПЕРВАЯ

1
у

ПОДНОЖИЯ крутолобой сопки облизывает тальники река. Чуть левее в обрывистые берега уперся массивный железнодорожный мост, а недалеко от него, на взгорье, стоят стандартные дома железнодорожников. Еще ближе
к мосту, у насыпи, белеет казарма гарнизона. В ней живут молодые солдаты, охраняющие мост. Их совсем немного и все «зеленые», только что приехавшие с учебного пункта.
Гарнизон подчиняется роте, которая находится за сотню километров. В роте есть
партийная и комсомольская организации.
А здесь всего пять комсомольцев и один
коммунист, но он лежит сейчас в госпитале и его заменяет старшина гарнизона
Виданько да сержант Фефелов.
Место отдаленное, притихшее. За рекой
тайга, она тянется на многие километры.
По эту сторону холмы, горы, сопки, равнины. На реке песчаные косы, отмели,
курьи, принаряженные зарослями тальника, черемухи, дикой яблони, корявыми
осинами.
Над рекой плывут клочья седого тумана. Они водяной пылью оседают на кустах тальника. От реки веет сырой прохладой.
Тихо. Слышно, как над головой, в молочном тумане, просвистела
крыльями
запоздалая стая нырков, а рядом, у огромного каменного быка-опоры, всплеснула
рыбина..

кг,

Поеживаясь от утреннего холодка, стоит
под серым грибком Андрей и прислушивается, не идет ли смена. Но не хрустит под
сапогами солдат щебенка возле железнодорожного полотна, только волны шуршат
о прибрежный песок и галечник, перекатывая его, да мягко шлепают о воду ветки кустов.
Андрей сунул руку под шинель, достал
из кармана блокнот. В нем фотографин
Марины: носит у сердца. Эх, Марина, знала бы ты, как тоскует по тебе молодой
солдат!
На фронт Андрей не попал. Отказали
Даже на «губе» отсидел за настойчивость
На неоднократные просьбы ответили: «Потребуетесь и без заявлений пошлем». 11
вот служит он в этом гарнизоне, ходит т>
дамбе под мостом, с тоской и зависть!"
смотрит, как мимо проносятся составы '
солдатами, едущими на запад. И так р м \
хочется оказаться с ними в теплушках
Андрей злится и шепчет:
— Торчи здесь, как привязанный! (лг
реги эти железяки, какие и старики мог.ш
бы охранять. — Он косится на мост и <
тоской предается мечтам. На фронте оти»'
деленно попал бы в разведку, и возврати.I
ся к Марине с орденами и медалями. ]'."
позавидовали бы ей девушки! Да и не и
орденах еще дело-то. Говорил Марине, ти
на фронт поедет, а вернется из тыла. К.-и,
то расценит это она? Нет, плохо живот* и
Андрею Рудину. Негде ему себя проявив

Негде. Не за тем он шел в армию добро- пает носки. Задумчивая, она очень редко
вольцем, чтобы прогуливаться тут у реки с улыбалась. Обычно в ее серых глазах тубезмолвной винтовкой. На работе и то боль- манилась невысказанная тоска, а на щеках
; ше бы принес ОБ, наверное, пользы.
у губ глубоко просеклись еще непрошенСкучная служба. Да ко всему еще с та- ные временем морщинки. Андрей жалел ее
[• ким командиром, как Виданько. Начнет и не знал, чем помочь женщине. Валя ни[ старшина проводить политподготовку — когда не жаловалась на свою жизнь.
[ спать хочется. Мямлит, мямлит о том, что
Все это вспомнил Андрей, расхаживая по
. уже давно всем известно. И с питанием в дамбе. «Надо принимать меры. А то нас до
[ гарнизоне жидко. Прожили совсем недол- ручки доведет и жену загонит в гроб рань| го, а многие солдаты чувствуют большую ше времени». На насыпи захрустела ще[ слабость. Вот и сам он вчера сменился с бенка.
I поста, стал подниматься по ступенькам на
— Стой! Кто идет? — громко окликнул
[ насыпь — и вдруг закружилась голова. Андрей и насторожился.
[ Затошнило. В глазах замелькали темные
— Свои,— услышал он голос дежурноI круги. Он пошатнулся и, схватившись за го сержанта Фефелова.
I перила, присел на ступеньку. Сердце часто
Сменившись с поста, Рудин пошел по
забилось, задрожали колени. Долго сидел,
бровке.
Туман рассеялся. Из-за темнеющего вда| пока не прошло.
Андрей, как комсорг, завел как-то раз- леке леса высунулось солнце, выплеснув
г говор о вступлении в комсомол, но его на землю тепло и свет. «Га-а-га»,— донесГ Оборвали.
лось с вышины. Андрей поднял голову и
— Ты, комсорг, лучше бы поинтересо- увидел в небе нитку гусей. Стремительно
н вался, почему у нас шамовка такая. Киш- вскинул винтовку и громкий выстрел раI ха кишке лупит по башке и лапшинки по зорвал тишину утра.
тарелке в прятушки играют.
Впереди идущие вздрогнули и обернуРудин стал стыдить ребят: «Война, мол, лись. Рудин, улыбаясь, показал на падаювиновата». Но Лешка Сенчагин отрезал:
щего гуся и радостно крикнул:
— Вышиб, вышиб, ребята! — и кинул— Правильно шумят ребята, Андрей.
Война тут ни при чем. Он-то отъелся, как ся к месту, где упала птица. Схватив ее
вуржуй, а на наших ребрах хоть белье сти- за длинную шею, вернулся.— Кричите
,й.
ура! Суп будет знатный!
Лешка намекал на старшину Виданько.
— Суп, суп,— пробурчал сержант,—
. Чте мог ответить Андрей? Он и сам ви- надо было спросить, а так и заикой мог
Ьел, что старшина Виданько какая-то тем- кого-нибудь сделать.
Солдаты дружно засмеялись, а белобры, ная личность. Часто от него несет, как от
• пивной бочки. Где он деньги берет? Ко- сый Окурков заискивающе посмотрел на
сержанта и сказал:
Ьнечно, грабит солдатский котел. Но как
— А он, того, это самое, все-таки мог
•докажешь? Любая жалоба должна идти че->
спросить вас.
грез него. А он выкрутится и, чего доброго,
Андрей сердито глянул на Окуркова.
Кебя же еще и обвинит.
— Себе я его что ли? Всем жрать охота.
. Не сладко, видно, живется и жене ВиРданько, Вале. Сколько раз Рудин замечал А спрашивать некогда. У них крылья —•
I эту худенькую, ласковую женщину с си- ждать не будут!
— Ну, ладно, скажешь в случае чего,
•Вяками на лице .Мало того, что ворует у нас
что
я разрешил.— Сержант улыбнулся и,
•продукты, еще и жену лупит. От доброй
жизни Валя не стала бы травиться акри- показывая на улетающих гусей, предложил
• хином. Хорошо, спасли железнодорожницы. Окуркову выпить еще пдипго. ,
Окурков засуетился, и.члобенил:
•Неделю ходила желтая, как лимон. Нет,
— Вы бы сразу, я того, ;п'о самое, поИ(вчист на руку старшина. Чего он шляется
старался
бы. А теперь далеко уже, товаК село и носит свертки? Приголубила карищ
сержант.
*Еая-то, а на л;ене зло срывает.
Солдаты с насмешкой посмотрели на
Г Валя приходила в казарму редко, хоть Окуркова.
• •или они рядом. Появлялась обычно в те
дни, когда старшила уходил в село. Придет,
Тверестирает солдатам подворотнички, плаПеред обедом на кухню зашел старшина
» *очки, кому погладит гимнастерку, зашто- Виданько.
87

Повар, Николай Серов, теребил гуся.
Пух летал по комнате, запорошил фартук
Николая, облепил руки.
— Эт-то што?— Виданько вытаращил
глаза.
— Гушь,— прошепелявил Серов.
— Вижу, што не рябчик. Где взял?
— Рудин убил, влет жахнул.
— Позови его сюда,— распорядился
старшина.
Насупив густые рыжие брови, Виданько
сердито глянул на вытянувшегося перед
ним Рудина и строго спросил:
— Вы, што, на охоту сюда приехали?
— Никак нет! Служить,— ответил Андрей.
— Кто вам разрешил жечь патроны?
— Старший сержант, всего один патрон.
В столовую заглянул Окурков, остановился у двери, прислушиваясь к разговору.
— На соревнованиях бы так метко
стреляли,— недовольно пробурчал старшина, разрешил Рудину идти.
— Их почти не бывает,— проговорил
Рудин, удаляясь.
Виданько посмотрел ему в спину, взял
гуся в руки, словно взвешивая, положил на
скамейку.
— Жирен гусачок. Жирен.
На вечернем расчете Виданько объявил
благодарность Андрею за меткую стрельбу.
А утром, озираясь по сторонам, к Видаиько у турника подошел Окурков и тихо сообщил:
— Вас, того это, обманули. Гуся-то он
без разрешения...
— Што-о? Как без разрешения?— старшина снял с турника гимнастерку.
— Мы с поста шли, а он сзади ка-ак
трахнет! — торопливо заговорил Окурков,
водя глазами по сторонам.— Мы аж бросились. А потом сеожант разрешил обмануть.
Нельзя же так, верно, товарищ старшина?
Виданько молча натянул гимнастерку на
полное тело.
Сенчагин видел в окно, как Окурков подходил к старшине и, сразу же, как только
объявили построение, подумал: «Что-то
ляпнул Окурок Виданьке».
Солдаты подравнялись.
Старшина скомандовал Рудину выйти из
строя.
Андрей, четко ударив каблуками, встал
столбом.
— Вчера я вам объявил благодарность,
а сегодня снимаю и даю за обман два наряда вне очереди.

Виданько распустил строй, пригласив к
себе сержанта Фефелова. Когда дверь кабинета хлопнула, Сенчагин подошел к Окуркову и чрезмерно ласково спросил:
— Кашу рубать будешь?
— А есть?— Окурков просиял.
— Есть. У Илюхи на кухне. Идем.—
Лешка вышел из казармы и направился по
двору. За ним засеменил Окурков.
Ильи Федорцова на кухне не было. За
оградой он дрессировал сторожевых овчарок, обрядив одного из солдат в ватный,
тренировочный костюм.
За Окурковым скрипнула дверь. Сенчагин обернулся и со всего размаху ударил
его между глаз. Окурков упал в угол к
плите. Лешка нагнулся, схватил его за
грудки, резко поднял на ноги, тряся его,
процедил:
— Это те'бе за Андрея и сержанта, шкура продажная! Попробуй пикни еще раз.
Раскрою так, что ни один портной не сошьет!
Илья зашел на кухню и сердито посмотрел на Лешку. Окурков, вытирая нос, вышел на улицу.
— Что ты делаешь, барбос? Ребята и
так не вступают в комсомол... Андрей
бьется, бьется, а ты?..
— Пусть не продает! — попытался оправдать себя Лешка.
Но Илья укоризненно глянул на него,
покачал головой.
— Анархист, ты Лешка! Расскажу Андрею.
...Через полчаса после этого друзья-одноклассники сидели на крыльце втроем и
разговаривали.
1
Лешка слушал и морщился.
Андрей настаивал, чтобы комсомолец
Сенчагин извинился на собрании перед
Окурковым, перед тем самым, которому Рудин сам по дороге в армию заехал в ухо.
Сенчагин напомнил это Андрею.
— Пойми, Леша, дружок мой, я тогда
не был комсоргом.
— Но комсомольцем был,— голубыгглаза Лешки смотрят в упор.
— Тогда невозможно было удержаться,
он же грабил девочку.
•— Грабеж-и предательство на одной
дорожке стоят,— ответил Сенчагин, теребя гимнастерку.
— Ты же его за правду ударил,— вставил Илья, сплюнув.
— За подхалимство,— поправил Лешка.
Он никак не хотел признавать свою вину.

лимшя на иншпекторпгкой. Наш Николай
Фомич — душа человек, но вот раны вше его
тержают. И Биданько при нем такой не
был. Штаршина, как штаршина. А шейчаш
жметшя и жметшя, хоть шебя вари. Жла
не хватает.
Андрей заметил:
— Мы обсуждаем Сенчагипа и говорить
надо по существу. Он предложил дать комсомольцу Сенчагину выговор за драку.
В рядах зашумели. Послышались возгласы: «Окурок тоже хороший гусь. Сам виноват. Пусть скажет Окурков».
— Я, это самое, с места, — Окурков
встал и, моргая светлыми ресницами, проСолдаты собрались в ленинской комнате. мямлил: — Много того, это, выговора. Пого:дрей объявил повестку дня и, волнуясь, ворили и будя на сегодня.
мотрел на Лешку, тот подмигнул, кисло
Солдаты с одобрением посмотрели на
^ясь.
него.
| Смуглое лицо Ильи Федорцова непрониСобрание закончилось, но люди не расхомо, только узкие, монгольского разреза, дились. Солдаты наперебой говорили, что
;а задумчиво прищурены.
надо сказать Виданько о питааии, о служНиколай Серов уперся локтями в стол,
бе, о подготовке к инспекторской. Просили
;ар осуждающе смотрит на Окуркова, ко- Андрея переговорить об этом со старшиый развалился на скамье, обхватив ной.
яку стула руками, лицо у него лоснитВышли на крыльцо, Сенчагии спросил:
:, как блин, на нем блуждает самодоволъ— Как ты с ним будешь об этом? Ниулыбка.
каких же доказательств.
Сенчагин подошел к столу, положил на
— В том-то и беда, — ответил Андрей
растопыренную пятерню и глухо за- и задумался, глядя на сопки за рекой, на
юрил:
затянутое хмарью небо, вспомнил о МариБуза, хлопцы, вышла. Засветил я Окур- не. «Как-то она там?
Мама, Рая? Они
|у по портрету за... да вы же знаете, из- хоть пишут, а почему молчит Марина? Что
^гуся вся волынка вышла. Ну, так вот,
случилось с ней?»
>ав я! Ты меня извини, Окурок, то есть
рков, но и сам подумай, прав ли? Не
Ьсло бы тебя выпендриваться перед
Т ТЕНИ склонившихся над рекой
рпшной...
густых тальников вода темная, как
5— Слушай, Сенчагин,—перебил Лешку тушь. Где-то далеко-далеко за рекой просит
;рей,— говори ты, пожалуйста, русским свою «шуб-бу-у!» филин. На речной ряби
:ом, без этих самых,— Рудин покрутил пляшет бледная луна, то яйцом растяги^^^ в воздухе,— без привесков. Это же
ваясь, то мячом округлясь.
Ыраине...
Внизу под сопкой скрипит от ветра ныШ- Хорошо,— Лешка мотпул головой.—
сохшее дерево, да слышно шарканье сапог
Не в гарнизоне двадцать, а комсомольцев
часового Сенчагина.
^•го пять. Вот многие тогда насчет шаВетер стихает. Наступает такал тишина,
•ши говорили. Плохо, мол. А что мы впя- что становится слышно, как ппгамыиаст
•ром провернем?
в блиндаже Окуркпп. А н д р е й нинл его втоИ1то-то вскочил с места, вставил: «Пись- рым номером, чтобы лучше подготовить
• надо в роту па Виданько написать, сов- солдата к инспекторским. И но пожалел.
•М обнаглел. Пи строевой, ни боевой».
Окурков заинтересовался пулеметом, очень
Николай Серов хлопнул руками так, гордился новой должностью.
•Овно отряхивал с них муку, заговорил:
Сегодня Андрей отослал его спать, боясь,
№• Верно! Одна пчела много меду не уне- что тот заснет па посту. Окурков было
ШГ. Я не к п м ш и м п л е ч . но ты, Рудин, за- заартачился, но Рудин усмехнулся:
•РИ, выштупать буду. Приехал шюда рапь— Ты, Яша, как петух, только стемнеет
• всех и лгпаете, какой у наш капитан. и дрыхнешь. Нарвешься на старшину, обортыдно будет, ешли мы беж него жаваим не сдобровать.
|рчитая, что правильно провел с Окурковым
оспитательную работу. Но иного мнения
или друзья. Пришлось подчиниться.
— Ладно, Андрей, собирай собрание.
Ради тебя, для дела общего извинюсь. Но
вворить будем не только обо мне, а и о
пужбе. А то идет она у нас шаляй-валяй.
Дернется старшой из госпиталя и не узнает
арнизона.
Добро! Спасибо дружочек Леша! —
рей понимал, что извиниться Сенчагину,
равносильно, что оказаться перед людьголым.

89

- А ты, того, это, вторую ночь уже...
— Ничего, днем отосплюсь,— ответил
Андрей и накидал в траншею сухих веток,
чтобы было слышно, как пойдет старшина.
Рудин прислушался. «Нет, ветки не потрескивают». Слышно, как внизу плещется река. Андрей вспоминает: «Давно ли они
качали Илью Федорцова, который ранним
утром шел с реки и узнал от железнодорожника такую новость, что от радости бросил
котелок с рыбой и вихрем помчался в казарму. И что было силы в легких, заорал:
«Подъе-о-ом! Подъе-о-ом!» Все повскакали с коек. Илюшка, сверкая глазами, захлебываясь, сообщил: «По домам скоро!
Война кончилась!» Надувшись, рявкнул:
«Ур-р-ра-а!» •
Что тут было! Полураздетые солдаты
сграбастали собаковода Федорцова и подкидывали его к самому потолку, словно он
закончил надоевшую всем войну. Илюшка
ревел: «Я-то причем. Отпустите, братцы!
Уханькаете»!
Лешка Сеячаган подлетел к Андрею с
хромкой.
— Наверни-ка, Андрей, что-нибудь горяченькое!
Рудин рванул забайкальский перепляс,
Лешка пустился по казарме, отчебучивая
ногами разные выкрутасы. Казарма гудела,
как улей. Кто-то кого-то обнимал, кто-то
барахтался, кто-то пел, смеялся, плакал.
На маленьком клочке земли, в отдаленном
гарнизоне, люди торжествовали Победу своей Родины, встречали день Мира всей планеты.
О войне с Японией в тот час не думали,
так как радость предстоящих встреч с родными, близкими захватила каждого.
Но война началась. Об этом красноречиво подтверждает тупоносый пулемет, установленный на зенитный прицел. Рука Андрея чувствует его холодную сталь. Живут
они с Окурковым не в казарме, а прямо в
блиндаже, на сопке, наблюдая за небом. Их
задача: охранять мост от налетов с воздуха.
Андрей спокоен. Он смотрит в темноту в
сторону границы и думает: «Где-то там
сейчас жарко. Сюда лее вряд ли залетит вражеский самолет?» Рудину хочется, чтобы какой-нибудь самураишка
отважился прилететь сюда, бомбить мост.
Уж тут-то бы Андрей не растерялся, срезал
бы его очередью, как гуся.
Бледное пятно луны закуталось в покрывало туч. Сопка погрузилась в мрак. По

мосту прогрохотал товарный состав, осыпав
реку огненными струйками искр.- И опять
глухая тишь. Слабый ветерок шелестит в
засохшей траве, верещит отставшей коринкой на бревнышке блиндажа.
Андрей зевает, усаживается поудобнее.
В голову лезут всякие мысли: «Что-то не
идет Виданько. Опять, наверно, в село
ушел». Никак не может понять Андрей
старшину. Целыми днями где-то пропадает. Взвалил всю работу на плечи сержанта Фефелова, а тот разве осилит? Всего не
охватишь.
«Завалимся при проверке. Подведем капитана — такого человека! Все ждут не
дождутся его возвращения. Солдаты предлагали написать ему письмо, но Илья Федорцов отсоветовал: «Зачем расстраивать
больного. Лучше в роту или в батальон
сообщить. Но для этого ехать надо, а как
уедешь? Армия, не дома.
Валя тоже, видно, хотела пожаловаться
на Виданько, пришла позвонить в роту, так
он ее выгнал из селекторской и на дежурного наорал: «Кто разрешил посторонних
к телефону допускать?!»
Вот и попробуй тут, когда жена и т»
для него посторонняя. Хоть бы вызвали и
роту или в батальон на собрание. Уж тамто я бы представил его во всем обличий
До чего дошло? К Илье Федорцову солдаты
за кашей ходят. Илюшка варит овсянку спбакам, и ему приходится урывать от них
крупу и давать солдатам, иначе бы пухнуть с голоду стали. Собак же Федорцсм
набивает чем может, то сусликов ловит, то
рыбу. Любит Илья животных. Всякими неправдами ухитрился привезти Найду в гар
низон. Не дал подохнуть с голоду. О собак* 1
позаботился, а старшина людей морит. Кл
кое же после этого будет к нему уваженш 1
Солдаты ропщут по углам, а в глаза стар
шине сказать боятся. Под момент я ему сам
выпалю! Хватит терпеть! Потому что 1" >'
это отражается па службе. Пусть и скупи
здесь, но нас тут не просто держат. Чгм»'|
мост везут войска, боеприпасы, техник>
Дрема подкрадывается незаметно, она "•>
волакивает голову. Андрей встряхивает.:!,
прислушиваясь. «Не придет Виданько, >.'.'
полночь. Дрыхнет во всю». Сузив гл.тм
Рудин всматривается в темноту. Ничего п<
видно, как в саже. «Спи-и, спи-и»,— пи
свистывает ветер. Голова Андрея клонит г я,
он щиплет себя за ногу. Спать нельзя 'м

совому. Пусть и ходит внизу Сенчагин, он
не пропустит к мосту недруга. И все равно
спать нельзя. Но вторая бессонная ночь бег рет свое.
Андрей даже не замечает, как засыпает.
К нему подходит Марина. В руках у нее
. букет марьиных кореньев и ландышей.
Андрей удивленно пожимает плечами и сонный, поднимая воротник шинели, улыбается. На Марине такое же белое, как марьины
коренья, платье с кружевным воротничком,
;
; а в косе алеет саранка. Марина так красива, что он не может оторвать от нее глаз.
Где-то сознание подсказывает: «Не спи».
Но он боится открыть глаза: перед ним любимая девушка, совсем другая жизнь. Он
-не солдат, а жених. Андрей погружается
в видение, словно в теплую воду после мороза.
Марина прижимается к нему, и он чувствует даже, как косы щекочут ег 0 щеку,
а от саранки на рубашку ему осыпается
пыльца и пламенеет ярким огоньком на белом полотне. Андрей всей грудью вдыхает
запах марьиных кореньев, но почему цветы пахнут черемухой? Это его любимый
запах. Андрей глядит в красивые, как спелые черемупгки, глаза Марины, они у нее
искрятся смехом, счастьем. Смеется и Андрей, гладя ладонью теплые и мягкие косы
Марины. «Я знал, что так будет. И эти цве;ты и ты с ними»,—шепчет он и, взяв Марину под руку, идет к столу, накрытому
зеленым сукном, где восседает милая и
вместе с тем величественная женщина, а
за ее спиной растет березка, прямо в комрате.
Но вот окно загса лопается со звоном.
На пол падает кирпич. И кто-то с улицы
[>ло орет: «Рудин!»
— Рудин! — окликнул второй раз Виранъко и выстрелил в воздух.
[ Андрей проснулся от выстрела, повер•улся и вскинул руку с наганом.
[ — Свой-и, Р-рудин, свой-и,— Виданько
Ипал на корточки и снова пролепетал: —
Вт-тставить ор-ружие, свой-и!
I Рудин медленно сунул наган в карман
•шнели и. слыша, как старшина обхлопывает с себя землю, подумал: «Влип... по|ор. Комсорг и сон на посту.— Тревожно
•цюдернул плечами. — Не вовремя ты, МаИ^очка, подошла ко мне».— Ему стало
вокливо, как было приятно еще бы видеть
'родную, милую Марину.
[ Услышав выстрелы, дежурный по гарниЮяу поднял по боевой тревоге солдат.

Андрей Рудин был снят с поста.
...Виданвко нервно расхаживал по кабинету и, брызгая слюной, орал:
— Сукин сын!— он тряс у носа Андрея кулаком.— Ты чуть не застрелил меня! Спать на таком ответственном посту во
время войны, эти изменой пахнет!
Рудина передернуло от этих слов, он было раскрыл рот.
— Молча-ать! Смирно!!! —Виданько
надулся до того, что посинел.
Андрей стиснул зубы, выслушивая
брань старшины, который разошелся во
всю, приписывая Рудину разложение дисциплины, развал комсомольских дел.
— Под трибунал упеку! — кричал Виданько и топал ногами.
Внутри у Андрея все кипело. С ним сделалось плохо. Сказалось недоедание, две
бессонные ночи. Он упал. И когда, облитый
водой, пришел в себя, поднялся с полу,
медленно подошел к столу, взял из виданькиной пачки папиросу, закурил. Андрея
колотил озноб, а в душе была буря. Это он
изменник? Ради того, чтобы стать защитником Родины, он покинул мать, сестру я
любимую девушку. Рвался на фронт, но не
его вина, что не взяли. А этот шкурник
обвиняет его в измене... Конечно, Андрей
совершил тяжелый проступок. Но разве нет
других, человеческих слов у старшины? А
страшнее всего то, что мораль читает ему
Виданько, первый разрушитель дисциплины, которого ненавидят все солдаты за крохоборство и грубость.
И Рудин не смог молчать.
•— А теперь слушайте меня! — Андрей
впервые трехэтажно выругался.— Я вас
стоять не могу заставить, а выслушать
придется! Мы еще посмотрим, кто под трибунал пойдет? Гарнизон разлагает голодовка и ваше попустительство. За гний поступок я отвечу сам, а за все остальное нам
отдуваться придется! Вон у нас брюхо илпод ремня лезет, шея через воротник переваливается, а мы на р е м н я х д ы р к и каждый день прокалываем. Перетянулись, как
муравьи, ноги една таскаем. 11с от наших
речей я тут упал, а потому, что силенок
никаких уж нет.
Виданько таращил глаза, хлопая короткими светлыми ресницами. Он не ожидал,
что с ним могут так разговаривать. Начальник гарнизона — капитан Шипицын
не допускал, чтобы солдаты вступали в
пререкание с командирами, да при нем и
не было таких столкновений. Все шло ина-

91

Марина в недоумении подняла голову
от учебника.
— Чего это ты такая шальная?
Ольга со стоном опустилась на стул.
— Карточки... все до одной! Что теперь делать?
Марина стиснула замком руки и прижала их к груди, медленно поднялась и
подошла к Ольге.
— Давай поищем. Может, по ошибке
куда?..
Они перетрясли все вещи, учебники.
На глазах у Ольги появились слёзы. Марина видела их у неё впервые, принялась утешать:
— Успокойся, Олюшка.
Проживем
как-нибудь. Не в петлю лее... продадим
что-нибудь. Люди помогут.
Безвыходным оказалось положение у
подруг. До конца месяца жить более
двадцати дней. Троим без хлеба — ужас'
Марина соображала, что предпринять,
и, когда взгляд её опечаленных глаз упал
на пальто, что висело на вешалке, она
грустно улыбнулась. Если бы не уезжала учиться, отец не взял бы такое пальто, обошлась дома и старым бы. Выхода
нет, придётся продавать. Она подала такую мысль Ольге. Та замотала головой.
— Я же посеяла их... зачем же твоё?
В чём 'зиму ходить будешь? Холода наступают.
— Ваши поношенные, не купят их.
В телогрейке перезимую.
...Продажа оказалась нелегким делом.
Полдня они толкались на барахолке, а
покупатели не находились. Смотрели многие, а не брали. Наконец, к ним подошел полный, обрюзгший гражданин, с
мешками под глазами. Пыхтя, он долго
щупал, вертел пальто в руках, мял, тянул и чуть не нюхал. Потом с вялой ленцой, почти безразлично, спросил цену.
— Двести рублей? Э, хватили'— он
недовольно поморщил нос, толстый и синеватый, как ножка гриба.— Это десять
буханок хлеба. Сто рублей дам. Материал
так себе... барахлянный,— покупатель
небрежно вернул пальто.
— Бостон барахлянный? Ну, уж это
вы зря... совсем новое, папа двести за
него платил,— возразила Марина и посмотрела на Ольгу. Глаза той как бы говорили; «Чего ты «с ним? Не видишь —
барыга'» А ему зло съязвила:
— С такой вывеской надо бы в окоиах сидеть, а не на базаре торчать'
94

Марина осуждающе посмотрела на
Ольгу, но та презрительным взглядом
окинула барыгу и добавила:
— Дураков ищет' У тебя за сто
возьмёт, а продаст за триста. Знаю его,
всю войну тут отирался.
— Ну, ты, острячка, потише, а то
язык подрежут'
— Уж не ты ли?— огрызнулась Ольга.— Геройство надо было на фронте
показывать, а ты под прилавком прятался.
Мужчина что-то промычал себе под
нос ч скрылся в толпе. Марина подумала
о нём: «Такой бык и на базаре. Шел бы
в грузчики. И от фронта сумел увильнуть. Вот Андрюша совсем молоденький,
а на фронт рвался. Почему он мне не пишет. Разве что случилось с ним?» 0:
этих мыслей ей стало совсем плохо, а
может, от того, что с самого утра у них
во рту ничего не было. Она слабо схватила Ольгу за руку.
— Что с тобой? Перепугалась этогч
типа, да?— Ольга сверкнула глазами, но
видя, как -бледнеет лицо Марины, поспешно подхватила её под руку и вывел >
из толкучки.
На просторе их охватило ветерком и
Марине стало лучше.
— Должно быть, голова закружилап.
Проходит...— шепнула она Ольге. Здесь
они лицом к лицу столкнулись с препи
давателем истории.
—С покупкой вас,— он посмотрел на
пальто в руках Марины, и не успела ы
ответить, как подруга выпалила;
— Продавали, да никто не берёт. II'
умеем...
Марина горела со стыда, а Ольга при
должала:
— И верно говорится: где тонко т;;м
и рвется. Карточки мы посеяли. А жни.
без хлеба, сами знаете; голод не тётка
— Погоди,
погоди,— остановил «
жестом преподаватель,— какие картам
ки?>
— Хлебные, понятно.
— Ах, да' Ну и что же, пальто 1ы
базар? Хорошо, что не продали.
Ольга непонимающе посмотрела на нп".
а он вытащил деньги и подал ей.
—• Сегодня купите хлеба, а завм'-'*
придумаем, как жить. Коллективом "'
дадим с голоду умереть. Ясно? И пали»
не продавать' Вот придумали!—Он I "
ворил таким тоном, как будто девушки

I в чём-то провинились перед ним.—.Вы
где живёте?
— На Набережной.
— В Советском Союзе,— поправил он
Ьих и, напомнив, чтобы завтра утром
йаашли в учительскую, ушел, недовольно
качая головой.
Подруги переглянулись и отправились
:
покупать хлеб.
Утром Ольга пошла в училище и вскоре вернулась сияющая.
— Он, оказывается, всех на ноги
поднял: и комсомол, и профсоюз учите[ей. В столовке будут нам выдавать до:олнителыше обеды, а на хлеб — вот
;еныи,—она вытащила
солидную сум.— Не пропадём! Видишь, как хорошо
еди людей. Одни бы мы что делали?
тараторила Ольга, обнимая Марину;
Когда радостное настроение у Ольги
рошло, Марина поделилась с ней сводумами об Андрее.
— Напишет Маринка! Мало ли что,
южет, перебросили их на другое место?
армии это часто бывает.
— Он всё равно написал бы.
— А вообще-то не верь, Марина, ре[бятам. Ну их к шуту! Вон, Толька наш,
с одной, то с другой крутит, противи. Девчонки к нему, как железо к
1гниту, липнут. Думаешь, чего он сюда
Ьачастил?

— К тебе ходит, сестра ты ему.
— Ну да, не скажи. Он от тебя неровно дышит, знаю я его шалапутяого.
Но за тебя я ему глаза выцарапаю, пусть
только попробует к тебе приставать.
— А может, он и мне нравится,— усмехнулась Марина.
— II <не вздумай' Бабник он.
Марина обняла Ольгу и со вздохом
сказала:
— Я шучу. Мне никто не нужен, кроме Аидрюши. Я ему слови дала — ждать,
и дождусь! А ты, Оленька, молодец, —прямая. Но за меня ты не волнуйся, у меня
в голове не опилки.
— У многих не опилки, а вот увлекутся и теряют голову.
Марина прихлопнула форточку. За окном валил хлопьями снег. Он падал плавно, тихо. Редко бывает в Забайкалье так.
Обычно снег сопровождался сильными
ветрами, хиусом. Сейчас же он шел красиво. Белые пушинки, кружась,
покачиваясь, легко прикасались к земле,
прилипали к веткам деревьев, к оконному стеклу и, как живые белые мушки,
сползали по нему.
«Как время быстро летит? Давно ли
они ещё были вместе? Где-то теперь,
родной и любимый Андрюша?»

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

1

не сержусь. Оба тогда погорячились.—
Виданько закрыл дверь, достал из стола
|> ИДАНЬКО пригласил Андрея в ка- бутылку, налил в стаканы вино.
. *-* бинет и любезно предложил;
— Давай на мировую, хлебнём по• — Садись-ка, комсорг, будем разго- немножку, да и за дело примемся.
вор вести. Што так надулся? Всё серАндрей хмуро отстранил стакан.
Ьишься? Не надо, Рудин. Служба есть
— Не пью. Можно идти?
•яужба. Уснул на посту, и слова тебе не
— Што ж, не пей. Тут нот какое де•сажи. II на меня такую напраслину
ло. Сержант на сборы уезжает, а мне
•опёр. Недоволен питанием? А я где про- дежурные до зарезу нужны. Так што подвкты возьму? Норма не резина — не менишь его. Дежурить — благодать од•астянешь. С воГппрй всё связано, пони- на. Сиди и тепле, ппкурипан, пришло
иать над".— Старшина тяжело вздохнул время — сменил посты. Ночь пролетит
• тоскливо посмотрел в окно.— И насчёт незаметно. День же — дрыхни себе на
«инки зря. Тут дело семейное. Она, ду- здоровье. Пи тактической, ни строевой.
^•я, вое ревновала меня, а потом траКрасота-а'— расписывал Видажько,
а
виться принялась.
Рудин всё больше и больше проникался
I — А синяки?— вставил Андрей.
к нему отвращением.
т— Што синяки? Тело у неё такое
«Вон куда ветер подул. Купить хо^ипкое, чуть, где стукнется, и синяк. чет»,— думал солдат.
к 'Што ты зря на меня... Ну, да я и
Виданько прошелся по комнате, и как

*

95

Гн.1 между прочим бросил обеспокоенный
нзгляд на Андрея.
— А тут> ешё два места в офицерскую школу дают, кого посылать ума не
приложу. Грамотных ребят надо. А вас
с девятилеткой всего трое. У остальных
шесть, пять классов. Подумайте, с Федорцовым или с Сенчагиным вас отправить.
•— Вот вы бы и ехали с сержантом.
У вас опыт есть и звание,— усмехнулся
Андрей.
— Рядовой состав надо, Рудин.
— У вас всё? Разрешите идти?
— Идите, да поразмышляйте насчёт
учёбы. Л с комсольцами заняться надо,
не растёт организация у нас. Не растёт!
Андрей вышел на улицу и с жадностью
глотнул морозный воздух. Не спеша пошел к Илье.
Федорцов сидел на карточках у закопчённой плиты и яростно раздувал угли.
В плите был вделан чан, в нём Илья варил овчаркам кашу.
- - Поговорить, Илюша, надо.— Андрей заглянул в печь. С поленьев текли
слёзы.— Зря надуваешься, плачут дровишки. Рудин вышел на улицу и принёс сухую доску.
— Где взял? Я все облазил,— Илья
вытер ушанкой смуглое лицо.
Андрей усмехнулся.
— У тебя под носом лежала, на крыше твоей хибарки.
— А я дул-дул, аж в глазах посинело. Сырняк...— Илья нащипал топориком лучинок, сунул в печь. Языки пламени схватили дрова, которые зашипели
и, подсыхая, стали разгораться. Вскоре в
чане запыхтела овсянка, реденьким туманом от неё пополз пар.
Илья уселся на чурбан и свернул цигарку.
— От дежурств я откажусь, на кой
чёрт это мне нужно,— Андрей потёр ладонью щеку.
— Не дури!— Илья скосил глаза.—
Он тебе отказ от службы припишет и дело
в шляпе. Ты же виноватым будешь.—
Федорцов одно за одним выпустил несколько колечек дыма. Он любил курить
с фокусами: то кольца пускает, то утянет папиросу в рот, словно у него и нет
её, а потом вытолкнет языком и снова,
как ни в чём не бывало, попыхивает
дымком.
— Серову надо подсказать, чтобы он
96

продукты полностью треоовал,— заметил
Андрей.
— Ты тоже, скажешь. Колька парень
несмелый, да и тупой, как сибирский
валенок. Этот раз опять мне жаловался:
«Плюха, чаво шкажешь. Опять машло
уволок, чем шуп жаправлять?» Я ему:
«А ты какого хрена молчал?» Колька
только глазами лупает и мне; «А я как
шкал;у? Он штаршина». Вот и возьми
такого повара за рубль двадцать. Свое
законное потребовать не может. После
твоей перепалки может образумится старшина?
— Дело не в одних продуктах. Разве
можно таким доверять воспитание людей.
Какой он образец для солдат?
— Это верно,— согласился Илья.—
Но каким путём разложить этого кобеля
на лопатки? Жалобу и ту надо через него посылать. Из роты, как назло, никш
не едет. Живем у черта на куличкам
Скорей бы капитан приехал. Он бы расчесал его по волоску.
— Пока ждём командира, Виданы;"
доведёт гарнизон до весёлой жизни. Синим надо шевелить мозгами. Главное — н<
снизить боевую готовность, дисциплину
Мост наш сейчас очень важное значешн 1
имеет.
— Да, конечно.— Илья помешал му
товкой в чане.— Тебе из дому что-ни
будь пишут? Мне Галка написала, чти и
колхоз переехала — дояркой. Придёт!
и мне после армии в колхоз подаватьгн
Галка — хозяйка добрая.
— Ты так говоришь, как будто ни.ч
жена тебе.
— Не жена, так будет ею. Приду и.(
армии и сразу сватать стану.
— А учиться?
— Жена не помешает. Ну, а тебе М.1
рина пишет?
— Нет,—вздохнул Андрей.— К а к л и
то карусель получается. Из райгпмп»
ответили, что адресат выбыл. Из дом \ ,1 •
никто не отвечает. Не знаю, куда и пи
сать теперь.
— Ты ещё раз на работу наитии
пусть сообщат, куда выбыла.
Поговорить солдатам о своих милых и»
удалось: по двору пронеслась кирши»!
команда: «Стройся!»
Зима изо дня в доть выла ил \>»»
ные голоса метелями, показывая пшй
УРОМОННЫЙ нрав. Затягивала
трш»»»

млечной сеткой позёмок, дышала морозным туманом, от которого, казалось, трещали даже деревья. Бывали и солнечные
дни, которые брызгали таким светом,
что было невозможно смотреть — резало
глаза.
Андрей отвёл на посты солдат, присел
у окна в селекторской и задумался: <<По|.чему нет писем? Неужели Марина забы[ла? Зачем же прислала тогда мне берёз?ку и просила беречь её? Что случилось
[с Мариной?». Тоскливо на душе у Андрея.
[Ох, как тоскливо' А тут ещё за окном
подной собакой воет ветер.
Рудин вышел на крыльцо, прижался
[лбом к холодному столбу,
постоял так,
ваггем откинулся и долго смотрел на восток. Там за метелью, за горами его воз•юбленная. В вихре снега ему почудилосъ ее лицо и косы, припорошенные
•нагом. Андрей, вздрогнув, покачал головой и зашел в помещение.
•
Задребезжал телефон.
Андрей схватил трубку.
-— Телефонограмма? Добро! .'Пишу- —
взял карандаш и записал: « Высылай десятого
в батальон
комсоргов на
Явдвевный семинар. При себе иметь
•окладную о спортивно-массовой работе»,
•щрочитав
записанное, Рудин отметил:
^Ру, держись теперь, Виданько!»
Ж,.Радость его была прел;девременной.
^•рюм старшина заявил:
е- От нас никто не поедет. Людей не
''Натает. А ты тем паче — дежурный.—
Нванько понимал, что отпустить Рудизначит накликать на свою шею беду,
наша даже за сон на посту не дал ему
1, зная о том, что комбат беседует
Ьпграфниками. В гарнизоне гауптвах"ие было: провинившихся возили в гогде располагался батальон.
- Ню тут ясно написано...—попытался
Андрей.
И" Што-о!? Не ваша забота, Рудин!
П? Командиру на месте виднее. — Винасупился и ушел в кабинет,
сожно 'бы и не решился Рудин на
пкный выезд, если бы в следующее
рство не случилось скверной истории,
селекторской было тихо. Мерно чана стене ходики. За окном, раскачиветром, тёрлись друг о друга
Цгные аисты железа и противно найти, словно кто царапал гвоздём
•игу.
•Прей глянул на часы и снова склоВвБайкал» № 4

I

нидся над книгой: «Эх, Варя, не знаешь
ты моего «характеру! Конечно, не дай бог
случиться! А уж коли мне здесь опостынет, так не удержат меня никакой силой.
В дано выброшусь, в Волгу кинусь. Не
хочу здесь жить, так не стану, хоть ты
(меня режь!»
Тяжелая и 'безотрадная жизнь Катерины отзывается 'болью в сердце солдата.
Он ненавидит Дикого и Кабаниху. Волнуясь, Андрей свернул самокрутку, закурил и, спрятав табжержу ш карман, долго
сидел в глубоком раздумье.
И сразу не понял, когда деерь в дежурку открылась с грохотом, в комнату
влетела разлохмаченная жена Виданько,
Валя. На ишугашшм лице её слёзы. Халат
разорван, пшрукава свесилось лоскутом у
локтя, а на оголенном плече, словно плохо
отмытое пятно чернил, багровел огромный
синяк.
•— Я позвоню,— всхлипывая проговорила она и кинулась к телефону. Андрей
торопливо освободил ей место, с недоумением и жалостью посмотрел на (худенькую
женщину.
Яе успела Валя дозвониться, как вбежал Виданько, весь взъерошенный, и заревел на Рудина:
— Кто дал право!.. К телефону посторонних?!— Подскочив к жене, старшина
вырвал трубку и, бросив её на рычаг,
схватил жену за (волосы.
Андрей оцепенел. Какое-то мгновение
он стоял бев движения и мыслей, чувствуя, как 1веё тело
охватывает
мелкой
дрожью. А когда, старшина, -сграбастал»
Валю, отшвырнул ж (дверям, а та о тумбочку рассекла люб, Рудин не выдержал.
В един миг он оказался около Виданько
и, стиснув замком ладони, заскрипел от
ярости зубами и изо всей силы ударил
того в висок. Старшина, взмахнув руками и, 'словно поскользнувшись на льду,
грохнулся на пол.
Андрей метнулся к степс, ^греб винтовку я занёс её над головой, гефсишв:
— Зас-тре-лю-у!
Валя уцепилась за шинтонку и с мольйой посмотрела Рудииу в глаза. Ее взгляд
остановил расспиреиешнего солдата. Побагровевшие р у к и , стиснувшие винтовку,
'могли при малейшем дпижеиии старшины
к жене, применить оружие.
йвданыи), косясь на виштшку, торопливо поднялся с полу и, отступая к выходу,
цедил:
97

— йу, хор-р-рошо, Р-рудин, — и выскользнул в дверь.
Андрей опустил винтовку, поставил её
к стене, царапнув штыком извёстку, яичной скорлупой она осыпалась на пол. Сел
Е стопу, захлопнул книгу и зашарил по
кармлнам, отыскивая табакерку.
•Валя всё ещё стояла посреди комнаты,
прижав рукою лоб, из-под ладони стекала кровь.
Рудин бросил разорванную самокрутку,
вытащил из аптечки йинт и подошел к Вале. 'Перевязывая лоб, спросил:
— За что он вас опять?
— Стала ему говорить, чтобы не пьянствовал и не бабничал, а он сразу с кулаками. — Валя глянула на книгу, с ресниц упали капли «лез и расползлись по
заголовку: «Гроза».— Уеду я от него,
хватит жить с талсим идиотом!
Андрей ходил по комнате, дымил маяорюой. Ему [Хотелось утешить женщину,
«о он не знал как. Валя 'продолжала рисовать картину её невесёлой, горькой жизни:
— Первое 'время неплохо он ко мне
отмою иле я. А потом, как сдурел. Запил,
стал бабничать. Совестить начала, тут кулаш в код и пошли. Чуть что, так в зубы!
Ну разве 'это жизнь? Каторга!
Андрей завернул вторую папироску,
посмотрев на часы, заявил:
— Посты мне сменять. А вы щите на
мою шику, поспите.
— Какой уж тут сон?!
— Тогда закройтесь на крючок, —
Андрей пошел будить сменщиков.
...Он шел впереди смены и думал: «Какой псалец! Теперь он меня отправит на
гаутггаакту или под суд отдаст. Бели на
«губу», так это 'хорошо. Я всё «бате»
выскажу. Не пошлет, сам уеду на семинар,
там раскажу о его бездеятельности, самодурстве, воровстве».
Балл просидела в селекторской всю
ночь. Утром, когда засобиралась уходить,
Андрей посоветовал:
— Не бойтесь вы его! Если ещё налетит, петите к нам. Мы ему всем гарнизоном припарку устроим.
...Шли дни, а Виданько как будто воды
в рот набрал. Ходил по гарнизону, как иялюк надутый.
Невыносимо медленно тянулось время в
ату ночь. Андрей беспокойно поглядывал
98

на часы и думал, как ему поступить. Он
несколько раз выходил на улицу и подолгу стоял, любуясь сугробами под луной.
От занесённого наполовину забора тянулись тёмиые полоски теней, снежные холмы отливали голубизной. Но путям, раскидывая фонарём снопики света, прошел путевой обходчик. До слуха Андрея донеслось его крют.тое, сухое покашливание.
«Скоро поезд... что же предпринять?^
Рудин зашел в казарму, включил свет.
Илья Федорцов лежал с открытыми глазами.
— Чего не дрыхнешь? — спросил Андрей.
— Не спится, — Илья поднялся с конки. —Ехать те'бе, Андрей, надо.
— А дежурство? Я же на посту.
— Обмозгуем, — Илья снял с вешалки
шинель, накинув её на плечи, пошел ч
селекторскую.
|В дежурке друзья закурили. Махорочный дьгм пеленой затянул маленькую комнату, куда вскоре пришли ещё несколь 1 ; >
комсомольцев-солдат. Илья посмотрел и/
них.
— Как вы думаете, ребята, если АН:;
рей погребёт в батальон?—последи'"время Федорцов увлекся литературой "
моряках и часто стал вставлять в свш"
речь олова из морской терминологии
«погребём», «погребли», вместо «поедем .
«пошли» и многие другие словечки.
Комсомольцы переглянулись и ожл".
лённо заговорили:
— 'Правильно!
Уговорим ефрейтор.!
принять дежурство.
Илюшка кинулся в спальню и век.-,'"
пришел с заспанным командиром отдг.иния.
— Чего чуть свет подняли? — щ>"\\\
рая глаза, спросил он.
— Примите у Андрея дежурство, п на семинар поедет и расскажет комна I \ •>
нашей житухе, — сказал Илья, по;|"-л. м.
ефрейтору руку на плечо.— Не Г и п н м
Виданько, всё, как в аптеке на весах и:
дет. Андрей провернёт там дело. А Р- «••
здесь скоро ко дну пойдём. Если да;гг I'
дину не поверят, то хоть комиссию щшш
лют. А мы тут вое на тарелочку г.м I •
жим. Куда Вкданько против правды, и|»
1
тив коллектива попрёт? Валя его тч'.м и» I
покривит душой, поддержит нас.
— Что я Виданько скажу?
— Скажите, что л заболел и вы п р и м »
ли смену.

этим взглядом и, потупив глаза, продолжал говорить.
Капитан заметил робость солдата и неожиданно перебил:
— Ты, Рудин, родом из Карийской,
забайкалец?
— Там родился, — Андрей вскинул на
командира глаза.
— Так 'Мы же земляки с тобой! —воскликнул офицер и улыбнулся какой-то
ОГДА Андрей вернулся с семинара, своей,
особенной
улыбкой.— Абрпгим
он удивился. К поезду вышли все Алексеевич, случайно, не батька твой?
(солдаты: «Кого это они встречают или
— Отец, — ответил Андрей, удивленно
рровожают?»
глядя на Шяпицына, пытаясь вспомнить,
Илья сграбастал его в охапку, тиская, не видел ли он его в сшоем районе.
рвриг сваривал:
— Вот как! Что новенького из дому
— Живём, Андрей, молодец! В гарнизо- пишут?— поинтересовался капитан, потеперь другой табак! Вел власть пер'е- кручивая реденький кончик уса.
Ьгенилась. Виданыгу того... списали с ко— А вы не знаете? Батя у меня с
вабля. Тут 'без тейя такой аврал устроил!!. фронта вернулся!— обрадованно воскликНаш капитан вернулся и дал ему чих- нул Андрей.— Райком направил его рабошх. С роты целая комиссия... С нами, с тать в совхоз, директором. Это в пяти киной беседовали.
лометрах от Карийской.
окружении солдат Андрей зашел и
— Знаю, знаю. Привет ему от меня
арму.
напиши. Мы с твоим батькой в одних око\ Колька Серов сразу же потащил его в па;х сидели, а после ранения не удалось
^головую.
больше встретиться. Меня в тыл, а его в
— Я помповар теперь, а главным — Маньчжурию.— Капитан замолчал, о чем|дангий фронтовик, — сообщил он, — вот то вспоминая, а затем произнес:
втовит, яжык проглотишь! Пробуй, — он
— За драку с Виданько я тебя продсгавил 'блюдо. — Но —йеда. Дежуришь щаю. Конечно, можно было иначе защивухне — ничего не роняй. Еш.ти штук- тить женщину. Между прочим, спасибо теон шражу •— бряк и лежит вешь бе за разоблачение этого субъекта. Но на
внь. Конфужия у него.
будущее учти, что драться с командира§<— Контузия, — поправил Андрей. — ми нельзя. Есть другие методы борьбы за
1я, а мне письма были?
правду, за справедливость. Не забывай о
|р Ешть одно.
том, что ты комсорг. С тебя ребята при— От кого? — Андрей заулыбался и мер берут. Наломали вы тут без меня
ил со стула.
дровишек. Стыдно! Дерётесь. Гусей стре^— От матери. Каши подл ежить?
ляете. Вот партизаны! Ну, ладно, инспекр— 'Нет, — Андрей махнул рукой и торская покажет, на что хорошее вы споел из столовой. Торопливо «скрыл кон- собны. Сейчас раздувай дела комсомольи подумал: «Когда же от Марины
ские в полный накал. А между делом и
1ет? Или хоть бы из райсобеса». Он на- на охоту сбегаем. Я — любитель. Да и
1л Вике, чтойы она сообщила о Мари- солдат неплохо свеженьким мясом покормить. Гуранинкой. Попятно?
Дечером его пригласил капитан Шипи— Так точно, товарищ капитан! Андрей вскочил и пышо.ч от командира
- С приездом, комсомол! Присаживан- взволнованный его простотой и сердечвыкладывай, что нового привёз с ностью.
вара. — Командир подвинул стул.
рвдрей начал говорить о планах комкой работы, о том, что необходимо
В гарнизоне началась новая жизнь. Кагь в ближайшие дни в гарнизоне.
питан Николай Фомич Шипищын был
1.ЫН не прерывал, слушал и, при- строг, но справедлив. Все его требось, смотрел на Рудина серыми с вания выполнялись беспрекословно, с жеоватым оттенком глазами.
ланием. Каждому хотелось чем-то угодить
ей почувство!вал неловкость под командиру. Шипицын умел находить та— Пушь едет. Надо ишкать правду,
— высунулся из двери Колька Серов.
...Из-за кривуна вынырнул поезд. Ярсая полоса света -скользнула по казарме,
домикам железнодорянвивов и раствоглась где-то на заснеженных холмах.
Андрей зашел в вагон...

К

99

кие слова, которые проникали в сердце
солдата. Он интересовался жизнью подчиненных, вызывая на откровенный разговор. Спрашивал о родителях, о работе.
Как-то подошел к Окуркову и спросил:
— У тебя невеста есть дома?
— Есть, того, это самое,—смутился
солдат.
— Разлюбит она тебя.
Все навострили уши, ожидая очередной
шутки офицера.
— Почему?— Окурков заулыбался, глядя на командира.
— Девушки нерях ие любят. Так я
говорю, ребята?
— Так!— гаркнуло несколько голосов.
— Я постирал, того... сохнут подворотнички.— Окурков покраснел и прикрыл
ладонью шею, а потом стянул гимнастёрку и отпорол грязный подворотничок.
Капитан всегда был выбрит, строго
подтянут. Когда был чем-нибудь недоволен, хмурил брови, серые глаза отливали
стальным блеском. Со стороны казалось,
что он сейчас накричит на провинившегося, ню офицер, наоборот, начинал говорить тихо и убедительно. Сказывалась
привычка педагога. До войны Николай
Фомич преподавал в одной из школ Карийского района, а потом его избрали на
руководящую партийную работу. Началась война, в тот же день ушел на
фронт. Профессиональная привычка так
и осталась. Во время урока, когда в
классе начинался шумок, он понижал
голос, и ученики замирали, слушая
объяснение. Не любил лишний раз командовать. Старался, чтобы солдаты сами
проявляли инициативу.
Однажды замело станционные пути. Он,
ни слова не говоря солдатам, вышел и
принялся помогать путейцам откидывать
снег.

Илья Федорцов увидел и забежал в
казарму.
— Полундра, братцы! Старшой на путях. Пошли поможем.
— А он, того это, ничего нам не говорил,— недовольно промямлил Окурков,
отрываясь от письма.
Илья метнул злой взгляд и отрезал;
— Видите ли, уважаемый
товарищ
Окурок, он забыл вам сделать предложение. За то я вас любезно прошу,-- Федорцов выставил косолапую ногу и склонился в поклоне, держа в вытянутой руке
ушанку. Это всех рассмешило. Солдат»
стали одеваться и выходить на улицу.
Илья закосолапил по снегу, приговаривая:
— Лопаты в хибарке у меня. Бери
больше, кидай дальше.
Капитан еле заметно улыбнулся.
— Ну, теперь мы, товарищи железнодорожники, посоревнуемся с вами. Как,
хлопцы, не подкачаем?
— Не подкачаем, товарищ капитан!громко отозвались солдаты.
Завихрился снег, замелькали лопат],:
Метр за метром очищались пути от з ;
носа. Седым куржаком покрылись шитл1
ли на спинах солдат, заиндевели волосы
выглядывающие из-под шапок. Усы К"
мандира стали белыми, пушистыми. Ом
стер с них куржак, посмотрел на часы.
—• Кому на посты скоро, советую ид
ти отдохнуть.
— Успеем,— отозвались
сменщики
и опять белыми фонтанами полетел сл<''
До самого моста очистили солдат
путь.
Бригадир путейцев подошел к капп I
ну и пожал ему руку:
— Спасибо
за помощь, товарами
военные!
Шипицын ласково посмотрел на евши
солдат.

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

1

апитан и солдат вошли в тайгу. Раз• лапистые ели покачивали седыми от
мороза кронами. Тихий ветерок смахивал
с них снежные комки, они бесшумно
шлепались в белый пух снега, выдавлиная н ИРМ неглубокие ямки. От слабых
шФьпшп ветра снег кое-где осыпался сз100

ребристой мукой. В морозной
будто раздавался стук пишущей ма ним
ки — это стучал неугомонный дн
Тайга жила своей жизнью.
Охотники неторопливо скользили
1
пологому косогору. Справа •тя п:>
падь, заросшая кустарником. Ее всрпи
стиснули две крутые сопки. У
одной из них бил ключ, от него

облаком поднимался пар. Здесь остановились иа привал.
Андрей наломал сучьев, разжег костер. Зачерпнув из родника котелком воду, соорудил таган и навесил котелок.
Закурил, с изумлением разглядывая деревца у родника. Нежная, хрупкая из[Норозь сковала поблескивающей паутиной
каждую ветку. Стволы деревьев у комлей
были подернуты
тонким, просвечивающим льдом. Пар от воды оседал на
ветках и, застывая, покрывал их бахромистьгм налетом, который искрился в лучах солнца. От дуновения ветерка ветки,
казалось, позванивали. О чем-то шептала
прозрачная, как стекло, вода в ручье. Забурлила, взбугрилась она и в котелке.
Андреи бросил кусочек чая, кипяток побуЯ>ел, и в ш>с ударило запахом запаренных
веииков.
Шипицын смотрел «а костёр и о чем-то
думал. Андрей видел это по выражению
серых глаз офицера.
Перекусили. Шипицын выплеснул из
;ружки остатки чая, снег сразу поржавел.
:итан загрёб ногой снег на костёр, угли
>чернели, затрещали. Шипицыя встал на
ки, нагнулся и затянул ремешки.
Андрей убрал хлеб в вещмешок, завязал
ело и надел.
Николай Фомич вытащил из кармана
перчатки.
— Жена, вязала, верблюжьи,— задум•ЧИЕО сказал ои.
— А вы почему без неё в гарнизон
•приехали?— спросил Рудин и пожалел,
Югвидев, как глаза командира сразу подёр•улись плёнкой грусти.

Пригибаясь, крались к сосновому подлеску, и вдруг Шипицын замер на месте,
прошептав:
— 'Козы.
От лесочка, вверх пи сопке, плавными
скачками прыгали три косули.
Андрей поспешно поставил крест-накрест палки, приложился и выстрелил. От
звука с сосёнок дымком осыпался снег.
Передняя косуля высоко подскочила и
упала.
Рядом сухо треснул выстрел Николая
Фомича. Вторая пошла как-то боком, припадая на правую сторону. II снова морозный воздух разорвал гулкий хлопок. Рудин бил по третьей, но промахнулся. Она,
словно подстёгнутая бичом, огромными
скачками понеслась по поляне и скрылась
Е закрайке леса. В раненную выпалил капитан, и она ткнулась в снег.
Отведав свежей печенки, Шипицын достал кисет, свернул цигарку, протянул
Андрею.
— Перекурим и домой, фартовые мы.—
Шипицын посмотрел на солнце, садившееся в седловину сопок. Его бледные холодные лучи скользили по верхушкам деревьев.— Поспешим, гору засветло перевалим.
Здесь ближе,— предложил он.
Разделав добычу и уложив мясо в вещмешки, охотники двинулись в путь. На
вершине горы налетел ветер, небо затянуло
лохматыми серыми тучами. Посыпал колкий снежок.
Андрей с высоты посмотрел на лес и
мрачно сказал:
— Не нравится те такая картина...
Метелью пахнет.
Быстро темнело, на землю всё ниже и
I — Нет её, Андрюша. Под Берлином осниже опускались тучи. Тайга тонула в
•Млась, но дожила до победы.— Шипицын
мутной пелене сумерек.
•Ик^го сник плечами и вяло стал взбиИаться -гм косогор.
Шипицын подтянул крепления, поправил лямки вещмешка и покатился вин.!.
Г Андреи тоже надел перчатки и подумал:
По его лыжне заскользил Андрей.
|;«И у М(>н<г верблюжьи. Неужели они осИнутся только памятью о Марине? Нет,
Снежная крупа колола лицо, мешая
Иразыщу её. Не могла она изменить». Он
смотреть. Сквозь прищуренные пеки Ру•л за капитаном л ругал себя за неосдин увидел, как к и м л п д и р к р у т рл:иич>Нрожнын вопрос. Но вдруг далеко на дерен у л с я и у п а л . Ам.'чк'И, аатормозин, медве, увидел г л у х а р я .
ленно п о д к а т и л с я !; н е м у . Капитан попы• — Стоите. Глухарь,— шепнул он офя- тался пстат!,, но (И 1 мог. Морщась от били,
№РУ.
сквозь з у б ы г к л л а л :
К— Где?— прошептал
тот,
обернувТ о ч к а . А н д р е и , п р и ш л и . . . похоже —
шись.
перелом. Шгш'.-м.пум. III 1 даёт. Инга офиI — Вон, на корявой сосне, видите?
церл н и ж е щ и к о л о т к и Пшл стянута пет• — Вижу,— глаза
офицера
чживи- лей, настороженной о х о т н и к а м и на зверя.
•сь.— Надо ближе подойти, а то прпмаА н д р е и осторожно отмотал от сосны проИть можно. Только тихо—птица чуткая.
волоку, отстегнул л ы ж и и снял петлю с

101

нлл<"нка. Шипицын, освободившись от на горбушке Андрея недвижно, он промёрз
до костей.
нещмешка, снова попытался встать, но
Рудин беспокойно посмотрел на него,
только зубами заскрипел, оседая на снег.
— Лежите!—Андрей
страдальчески торопливо сбросил телогрейку, снял свитер
сморщился.— Будем что-нибудь сообра- и гимнастерку, подал их офицеру.
— Что ты делаешь?! Одевайся скорей!
жать. Как назло и снегу вон как понесло.— Рудин тювеоил вещмешки на сучья. Остынешь.
Снял лыжи и, торопливо разувшись, стянул
Андрей надел телогрейку.
портянки, сунул нога в валенки. Затем,
— Так лучше будет и мне, и вам,— занадрезав ножом лыжу, сломал её и смас- метил он и помог 'капитану одеться.
терил шины. Наложив их на ногу команИ снова в путь...
дира, туго обмотал портянками. Делал он
— Передохни, Аидрюша,— по-отцовски
вое это быстро, но осторожно, то и дело ласково просил Николай Фомич.
спрашивая: «Вам не больно?»
Рудан хрипло отозвался:
Метель начинала беситься не на шутку.
— Часто отдыхать, быстрей устанешь.
Ветер свирепел. Сердито воя, он кидал с Это у Толстого я рассказ такой читал.—
сосен шапки снега, обжигал щеки, нос, И, расставляя широко ноги, шел дальше.
проникал под телогрейки.
Метель усилилась, бушевала, как оша— Разведи костёр и беги в гарнизон,— лелая.
угрюмо предложил капитан.— У железноВсё чаще Андрей касался потным лидорожников лошадь есть...
цом перчаток офицера, пытаясь протереть
— Что вы, товарищ капитан?! В такую залепленные липким снегом, глаза. Он
метель оставить?.. Нет! Я понесу вас. уже до крови стёр кожу на щеках у глаз
Дотяну!
о шершавые рукава и перчатки. Ссадины
— Тут без малого десять километров. обмерзли, покрылись ледяной коркой.
Нет, Рудин, лучше иди!
Тугие порывы ветра упирались в грудь,
Андрей понимал, что офицер не хочет захлёстывали дыхание, мешали идти. Румучить его, поэтому упрямо возразил:
дин прикрывал перчаткой рот, жадно
— Один не пойду! Вас занесёт вместе хватая воздух. Космы снега белыми змеями вились под ногами, забивались в вас костром.
Командир попытался приказать, но сол- ленки, под телогрейку. Скрипели и стонали сосны, с них падали шишки, сучья,
дат грустно заметил:
— Если бы я ногу сломал, как бы вы хвоя. Всё это перемешалось со снегом,
поступили?
кружилось. С треском где-то падали вы— Хитёр ты, Рудин. Ладно,— офицер вернутые с корнями деревья. Андрей навоздохнул.— Вези... на лыжах попробуем. чал выбиваться из сил. Через каждую
Но из этой затеи ничего не вышло. При- сотню шагов он устраивал командира ил
митивные салазки вязли в снегу, цепля- колдобине и сам валился в .снег, тяжелм,
лись за колдобины и пни. Андрей слышал, прерывисто дыша. Всё тело дрожало т
как кряхтит от боли капитан, задевая усталости. В висках гулко стучало. Катбольной ногой за валежины и кустарники. лось, он не сможет подняться. Клонило к"
ену. С невероятными усилиями он садилг.1
Рудин остановился.
— Так не доберёмся, лучше понесу я перед офицером на корточки.
вас.
— Передохни ещё,— стуча зубами, г»
Андрей поднял Николая Фомича, уса- ворил Шипицын.
дил его на пень и опустился перед ним
Но Рудин, видя, что командир замер:;
на корточки.
ет, отрицательно мотал головой.
— Цепляйтесь!
•— Цепляйтесь, иначе крышка нам П\
Шипицын со спины обхватил шею Ан- дет,— Андрей, упираясь руками в три
дрея руками.
'Сущиеся колени, выпрямлялся и, шатаяп..
Рудин поднялся и понес, увязая в глу- точно пьяный, брёл дальше. Валенки ни;!
боком снегу. Пройдя с полкилометра, он ли в глубоком снегу, их словно наполни.ш
усадил Николая Фомича на валежину, вы- свинцом, а капитан давил на спину к,1
гнулся, разминая занемевшую спину; снял менной глыбой. Рудин едва передвиг:'..
шайку и ободрал с неё намёрзшие сосуль- ноги.
ки.
Местами на пути встречались густые, и
Командир молча двигал плечами. Сидя рост человека, кустарники. По ним Р\;иш

102

века, оставившего растопку. Избушка налез напролом вслепую, прикрывая руполнилась теплом и запахом дыма. При
кой глаза. Упругие ветки стегали плетьми.
сильных порывах ветра дым кольцами вы| Морщась, Андрей цедил сквозь зубы;
летал из дырок дверцы.
— И когда кончатся, проклятые?
Отдохнув, Андрей помог капитану заКогда снова выходил на поляну, ветер
браться на нары, а сам, немного отогревобрушивался со всей силой. Он больнее
шись, вышел из зимовья, посветил фонаветок сек лицо и, казалось, чем-то раскариком и сквозь пургу увидел у стены по. ленным пронизывал кости, леденил мозг.
ленницу дров. Набрав охапку, он занес ее
От' него не было никакого спасения. Одев зимовье, набил дровами печь и залез
ревеневшие пальцы Андрея не гнулись. Он
на нары.
присел на корточки, опустил Шипицына
Шипицын курил, всё его тело вздрагии, кое-как сняв перчатки, стал снегом
вало, озноб только начал проходить. Он
растирать руки. Боль прожигала суставы,
представил сеоя одного в тайге и невольно
но оя тёр и тёр, пока они не начали гопередернул плечами. Рядом раздался усреть.
талый храп солдата. Рудин спал...
Николай Фомич растирал руки, не сниВсю ночь в стены зимовья бились ту|иая перчаток. Залепленный с ног до голоа
гие порывы ветра. В полночь Андрей провы снегом, о-н походил на ком ваты, из
снулся. Слез с нар, раздул тлеющие угли,
' которого выглядывало озабоченное лицо.
' «Неужели каюк?»— думал Шипицын, бес- подбросил дров. Разделся, телогрейкой
прикрыл командира и снова улёгся.
! покойно поглядывая на Андрея. От этих
Проснулся он поздно. Капитан сидел на
[мыслей становилось жутко.
«Прошел
нарах и разглядывал разрисованное узо'фронт, был в таких переплетах.— И тут
рами окошко.
так глупо погибнуть... Рудин же и жизАндрей спустился на пол, улыбнулся.
совсем ие видел».! Командир решил
1
— Вот это сыпанул!
во что бы то ни стало отослать солдата.
Дверь так привалило снегом, что Ру— Вот что, Рудин. Пойдёшь один! Дело
дин открыл её с большим трудом.
1серьёзное,— заявил он тоном приказа.—
Сквозь седые от изморози кроны сосен
[Разожги костёр и иди.
пробивались лучи восходящего солнца, в
— Напрасный разговор, товарищ капиних, сверкая, трепетала морозная пыль.
Вы же знаете... не уйду я от вас.
Стояла такая безмолвная тишь, что каели что, так вместе... И костёр в этом
залось и не было никакой пурги. О ней
ду... вряд ли? Цепляйтесь.
лишь напоминали наметённые сугробы.
Командир обхватил шею Андрея, тот
протащил его до ближайшего пенька и,
Солдат набрал дров и вернулся в избушсадив, рухнул в снег.
ку. Растопив печь, глянул на Шипицына,
Метель словно обрадовалась горю людей,
который с тревогой спросил:
злорадством набросилась на них, воя на
— Обморозил лицо, Андрей?
азные голоса, она косматыми плетями
— Да шут его знает, стер, наверно,—
1Стегала и засыпала их...
отозвался Рудин. вытаскивая из кармана
• Андрей пополз «а карачках, везя око- раскисшую махорку.
Командир протянул свой кисет. Андрей
реневшего командира. Передохнёт и опять
закурил и спросил о ноге.
олзёт на еле видимый во мгле лесок.
— Терпимо... до твоей свадьбы попВостигнув его, они увидели совсем рядом
равлюсь. Надеюсь, пригласишь?
Шиииотничье зимовье.
цын
улыбнулся.
— Живём!— радостно прохрипел Ан—• Как родного отца п р и г л а ш у , — отей.— Избушка.— У него словно прибаветил Андрей, возвращая кисет.
влось сил, он даже сумел подняться на
— Зачем? Возьми с соГшй.
и пронёс офицера прямо в помеще— В дороге некогда будет...— Рудин
>е, бережно опустил его на земляной
надел телогрейку.
Окоченевшими руками
нашарил в
аркане фонарик, осветил им зимовье. В
— Вшпчшки подай, п о ч и щ у , пока хоГлу торчала круглая чугунная печь, окодишь. Поржаветь могут.
неё лежали поленья и береста.
Андрей поднял с полу винтовки и, поРудин сунул бересту и дрова в печь,
ложив на нары, вышел.
ркнул зажигалкой. Глядя на разгоравшее...Часа через два Шипицын услышал
пламя, он мысленно благодарил челоскрип полозьев, фырканье лошади, вегь-

103

лый голос Рудина: «Тпру, милаша!» Солдат с тулупом ввалился в зимовье.
Капитан удивленно заметил:
— Ты как на крыльях слетал! Развг
близко здесь?
— Железная дорога недалеко. При
подъеме на товарняк заскочил, он еле
полз. А обратно... коняка добрая,— Андрей бросил тулуп на нары. Вышел на
улицу, сняв с саней мешок, развязал его
и достал мясо с котелком. Когда вернулся, капитан только головой покачал; «И
туда успел! Как отыскал?..»
Андрей расшуровал печь, нагреб снегу
в котелок.
Вскоре в избушке запахло свежим косульим мясом. Позавтракали.
Рудин вынес командира и усадил в
сани, обложил сеном ноги, подоткнул со
всех сторон тулуп. Набрав охапку дров,
занес в избушку, подогреб в печке угли,
осмотрел все по-хозяйски и вышел.
Размашистой рысью бежала рыжая кобыленка, кидая копытами снег в сани.
Искрился, слепя, снежок, весело поскрипывая под полозьями.
Проезжая под мостом, Андрей обратил
внимание на часового, который поставил
к ноге винтовку и, не вытерпев, вскинул руку к шапке, нарушая устав. Капитан улыбнулся и кивнул головой, приветствуя солдата.
Не успели они подняться на пригорок,
как навстречу им выбежали солдаты. Многие были без шинелей, в одних ушанках.
Часовой, очевидно, сразу сообщил по телефону о появлении старшого. Обступив
сани, солдаты беспокойно поглядывали на
капитана. Тронутый их виманием он, волнуясь, говорил:
— Все нмрмально, ребятки. Треснула
окаянная... А так ничего. Рудина качать
надо: утащил меня от смерти,— капитан
хлопнул Андрея по плечу и пошутил:—
На всех видах транспорта курсировал, а
вот так пришлось впервые, даже на фронте не случалось.
Не успел Андрей остановить лошадь, как
от невысокого заборчика уже бежали с
'носилками Лешка Сенчагин и Николай
Серов.
Командир простуженным баском скдзал Серову:
- Вам, товарищ кок, работенки прибавилось. Закатите-ка нам сегодня сибирских пельменей, из гуранинки.
111лутаюсь!— довольный Серов вы11)1

тянулся и, помедлив, нагнулся, раскрывая носилки.
Ночью Рудин и Сенчагин увезли капитана в госпиталь, а вскоре туда угодил
и Андрей, заболев воспалением легких. Напомнила о себе и давнишняя болезнь—
расширение вилки дужек позвоночника.
Переход нескольких километров с офицером на спине вызвал обострение. И теперь
скрыть болезнь не удалось.
Врач удивленно посмотрел на него и
заметил:
— Скрыл, говоришь, а то не подумал,
что здоровье в магазине не купишь. Комиссовать будем, с этим диагнозом не
служат. Поедешь домой. Сейчас рабочие
руки нужнее солдатских. И Шипицьгна комиссовать будем. Так что вместе домой
поедете.
— Точно! Мы ведь с ним земляки,—
обрадовашго заявил Андрей и вдруг задумался.
— Чего нахмурился?— Врач приподнял очки на лоб.— Из армии уходить не
хочется?
— Да как вам сказать, и то и другое. По дому, конечно, соскучился. Но и
тут к ребятам привык.
— И ребятам не век служить. ПриеДУТ...
Давно ли дули холодные ветры и мела
метель? А сейчас вовсю весной запахло.
От земли, от деревьев исходил ее теплый,
пряный аромат. Холодком веяло только от
потемневшего, запыленного снега, что еще
лежал в 'складках сопок, а на солнцепеках в мохнатые фиолетовые шапочки оделись подснежники.
По берегам реки блестели громады
льдин. Тая, они роняли на песок крупные
капли.
Андрей сидел на камне и курил. Он
пришел сюда, чтобы проститься с милыми сердцу местами. Отсюда было видпч
далеко окрест. Широкой лентой извивалась река, заросшая по берегам тальником, осиной, черемухой. На песчаной кисе серела стайка гусей, они прогуливались, изредка взмахивая крыльями. \
дальше, у сопок, темнела величавая тай™,
раскинувшаяся до самой границы.
Рудин любил помечтать. Скоро им
встретится с Мариной. Воспоминание "
ней мягко сжимало сердце. Пусть и ш 1
было последнее время писем, но он верит

в ее любовь. Марина ждет его. С письма- тем, отпустив его, однокашники-друзья
ми просто какое-то -недоразумение. Скорей пустились наперегонки. У гарнизона отдыбы встретиться с ней, родной и хорошей. шались и зашли в казарму.
Вечером пели, смеялись, плясали. ПосПорыв ветра колыхнул подснежники,
качнул абажур лампочки на столбе у мос- ле отбоя легли спать, но мало кто уснул
до самого отхода поезда.
та. Рудину взгрустнулось. Привык он к
В полночь, когда острый рог месяца
ребятам, полюбил их, как братьев. И вот
воткнулся
в одну из сопок, все солдаты
,скоро уедет отсюда. И вряд ли он снова
[когда-нибудь увидит этот мост, песчаную вышли проводить в дорогу капитана и так
росу с гусями, близких товарищей. Они полюбившегося им Андрея Рудина.
Андрей сидел на чемодане. На коленях
рее ему стали родными. А Лешка с Ильей
[.остаются. Сердце перед разлукой ноет- гармоника. Ее подарили солдаты гарнизона. Крутом стояли друзья. В ночной темюоет...
Помечтать Андрею не • удалось. К нему ноте светились огоньки папирос. Рудил
растянул мехи гармони и запел:
[бесшумно, как разведчики, подкрались
«Тихо в избушке, где-то старушка,
[.однокаипгики. Сенчагкн слезливым голоЖдет не дождется сынка.
затянул; «Последний нонешиин денеСердцу не спится, старые спицы
Ьек гуляю с вами я, друзья»,— и, оборвав
Тихо дрожат в руках».
[ песню, схватил Андрея за плечи.
Пел он негромко и грустно. Солдаты
— Хватит хандрашку наводить. Хлопмолча слушали. За поворотом реки сверкну[ цы за тобой послали. Поиграй на про- ли огни поезда. Рудин и Шипицын стали
щанье. А то и капитан ходит сам не свой.
прощаться. Андрей приглашал каждого
Рудин вскочил, одернув гимнастерку,
заезжать в гости. Дошла очередь про[сверкнул глазами:
щаться с Ильей и Лешкой. И тут Андрей
Эх, были бы крылья! Каждый вечер
не выдержал, на глазах блеснули .слезы.
в гарнизон прилетал бы! Но не беда, у
Он притянул к себе Илюшку, поцеловал.
Ьисем есть крылья. . Думаю, напишете?
Прижался к Лешке и чмокнул его.
Илюшка—лодырь, не ответит!— Андрей
Капитан поднялся на подножку, при•илкнул Федорцова в плечо, они начали
нял чемодан, гармонь. Его вещи солдаты
|барахтаться. Лешка подзадоривал, подтывнесли уже в вагон.
борющихся. Друзья прекратили борьДолго стояли командир с солдатом в
||у, сграбастали Лешку за руки и за ноги,
тамбуре, помахивая руками, и смотрели на
снесли под гору, он брыкался, смеясь. Зауплывающие в ночи огоньки казармы...

ЧАСТЬ ВТОРАЯ
ГЛАВА ПЕРВАЯ

1.
ВАГОНЕ было тихо. Пассажиры еще
спали. За окном бледнела ночная
ь. Таяли звездочки. Около путей в середенькой мгле все ярче вырисовыясь километровые столбы, пригорки,
ты, орнаменты — дело искусных рук
везнодорожников. Полосатые столбики
яли на звездочках, выложенных из бикирпнча. В одной из выемок, на зеоватом склоне, проплыла надпись: «Мы
яр!» — также выложенная камешками.
1 далекой, лохматой от леса сопки,
знули первые лучи солнца. День открыл
за, проснулся... Засмеялась на перекате
зашептались кусты черемухи, тре-

пыхая распускающейся листвою, за котирую на мгновение зацепился клик белого
дыма. Близилась Карийская.
Когда купе ожило,. Андрей мнил с пилки
гармонь и, подлепил себе, заиграл.
Волнение все Польше охматыиало Андреи.
Не было последнее ирсмн писем
пусть!
Он не зг.чл, чти с М.цнпшГ), по «т атого
лишь ж а р ч е разгорались сердце. Попробуй
потушить его!
Ш ш ш н м н был грустен. Нет дорогу он
думал о том, куда ехать жить. Сперва хотелось умчаться подальше от родных мест,
чтобы меньше напоминало жену. Но чем
ближе подъезжали к Карийской, тем непреодолимей становилось желание сойти здесь.

105

Потянуло к родному очагу, где знакомые,
друзья. С ними будет легче. И Андрей всю
дорогу твердил о том, как обрадуется отец
встрече с фронтовым другом, и сам очень
хотел, чтобы любимый командир остановился пожить у них в семье.
Замелькали первые домики Карийской,
зачернели квадраты
огородов.
Андрей показал на маленький домик в
окраинном проулке.
— Дядя мой живет. Митрофаныч. Он у
нас старый партизан. В полку в гражданскую разведчиком был. Хороший старик,
одна беда — пьет...
Проплыло чумазое депо, в открытое окно
пахнуло запахом паровозных топок. Зашипели тормозные колодки, звякнули буферные диски. Поезд остановился.
Рудин и Шипицын вышли на перрон и
удивились перемене. Рядом с маленьким
зданием станции росло новое, двухэтажное.
Оно не имело крыши, не блестело окнами,
но круглые, серые от штукатурки колонны, придавали ему внушительный вид.
Андрей заскочил в буфет, взял коробку
конфет, две плитки шоколада и попросил
завернуть. О приезде он не сообщил родителям. Так неожиданно — интересней. Их
семья теперь уже не жила в Карийской,
они переехали в совхоз, что в шести километрах от станции. Рудин прочел расписание рейсов автобуса и, попросив Шипицына подождать его, решил сходить к Марине.
— Екает сердечко! — пошутил Николай
Фомич.— Ну, беги-беги.
Андрей торопливо зашагал знакомыми
улицами к дому Хабаровой. Проходя мимо
дома, в котором когда-то жил, подумал:
«Интересно, кто теперь обитает здесь?»
Замедлил шаг, заглянул в новую ограду,
но никого не увидел и поспешил дальше.
Прошел по проулку в гору, остановился
у заветной калитки, рассматривая на столбе номер, стертый временем. Одернув ремень на гимнастерке и поправив пилотку,
он нерешительно зашел в ограду, брякнув
железной задвижкой.
Навстречу из стайки вышла плотная,
невысокая женщина в замызганных сапогах. Он смущенно посмотрел на нее и отметил: «Марина на нее похожа». И какимто не своим голосом спросил:
— Смогу ли я видеть Марину?
Мать Хабаровой поглядела на солдата,
и ей почему-то вспомнилась соседская дочь,
обманутая военным. Она, сердито насупив|0б

шись, вытерла смуглое лицо фартуком, колюче гяглянула на Андрея, ответила:
— Нет ее дома,— и поднялась на ступеньки крыльца, как бы говоря всем своим
видом: «Все, солдат, можешь шагать дальше своей дорогой».
Андрей постоял, положил сверток на верстак, пристроенный к забору. Извинился
и, простившись, тяжело вздохнул и вышел
из ворот.
Мать Марины глянула на сверток, торопливо схватила его и выбежала за ворота.
— Эй, парень! Ты тут забыл чего-то?..
Андрей обернулся и негромко крикнул:
— Гостинцы это, вашим детишкам!
День в его глазах сразу потускнел. И
воробьи чирикали на заборах как-то печально. Не радовали его и яркие лучи
солнца. Словно оно и не светило совсем.
Шипицын удивленно посмотрел на него.
— Что так быстро отгостил?
— Нет ее,— хмуро отозвался Андрей
и, увидев на перроне Вику Грановскую,
крикнул:
— Вика! Здравствуй!
Грановская подошла к нему.
— Ты на побывку?
— Нет, совсем. Ты почему мне ничего
не написала о Марине?
— Я все собиралась, а потом куда-то
затеряла твое письмо,— ответила Вика,
поглядывая на Шипицына, который тожо
смотрел внимательно на нее, в девушк"
что-то напомнило ему покойную жену. Или
ее серые глаза и русые волны волос, а может, овал румяного улыбающегося лица.
Он точно не знал, что роднило эту незнакомую девушку с его Таней. Но даже кольнуло в груди, заныло, защемило. Николаи
Фомич потер ладонью лоб, козырек приподнятой фуражки блеснул на солнце.
— Познакомься. Мой командир,— V
лужливо предложил Андрей. Вика протн
нуля руку, лицо у ней зарделось.
Шипицын медленно пожал ей руку и иг
хптя «аклонился за чемоданом.
Андрей спросил:
— Вика, где Марина сейчас?
Она назвала ему адрес Марины, Андрт
улыбнулся, догнал капитана. На автоПуг
ной остановке, Шипицын спросил у Ап,1
рея:
— Где она работает?
—- Марина учится. В Сретенске.
— Да нет, я о Вике.

— В райсобесе, товарищ капитан!
— Теперь я для тебя уже просто товарищ,— усмехнувшись каким-то своим
мыслям, негромко заметил Шипицын...
Сестра Андрея, Райка, поливала в садике цветы. На колышке забора белела ее
панама. Андрей тихонько поставил чемодан, снял пилотку, надел панаму и спросил:
— Узнаешь, сестренка?
Райка подняла белокурую голову, бросила лейку: из дырок брызнули струйки
воды.
— Андрейка! — закричала она, выбегая
за ворота, и повисла на шее брата.
— Ух, и болыцущая стала, Раискаириска! — он обнимал, целовал ее. На
крыльцо вышел отец. В руках у него была
централка и шомпол. Он торопливо поставил к стене ружье, прищурил глаза.
— Едрена копалка!
Кто приехал?!
Ма-ать! — крикнул он в сенцы.— Ты посмотри-ка! Радость-то какая, а? — и отец,
сутулясь, заспешил навстречу.
Мать выглянула из сеней, засуетилась,
соскребая с ладоней прилипшее тесто, потом, махнув рукой, кинулась и обняла Андрея, выговаривая: «Сын мой! Сынок родной»!
Рядом обнимались отец с командиром.
Зашли в избу. Андрей вытащил из чемодана гармонь, поставил ее на диван.
Райка сразу же обратила внимание на фотокарточку, вделанную Андреем в стенку
хромки. И засмеялась.
— А ну, иди сюда, что я тебе привез?—
[дрей загадочно улыбнулся и достал ма:енькую коробочку, подал сестре, подумав:
Марине другие куплю».
Райка крутилась перед зеркалом, надев
сы на руку, любовалась ими.
Пока Андрей и Шипицын умывались с
фогя, отец сходил в магазин за вином,
«шел всех соседей, приглашая их на
речу сына и дорогого гостя.
Вечером в доме Рудиных началось велье. Андрей чокнулся с гостями, помор|&лся, но выпил. Немного погодя почувстал головокружение и тяжесть во всем
ле. «Пьют же такую гадость люди»,—
думал он и закусил холодной капустой.
у стало легче и почему-то веселей. Он
;л гармонь и заиграл тихонько. Гости
говаривали, выпивали, а когда он рвал «русскую», многие повыскакивали изстола и началась карусель.

Дребезжала на столе посуда, скрипели
половицы пола, прогибаясь под ногами
пляшущих. А гармонь жарила и жарила
то «русскую», то «яблочко», то «барыню».
Абросим Алексеевич тоже пустился в
пляс. Он неумело топал ногами, неловко
изогнувшись, раскинул руки коромыслом,
словно пытался взлететь куда-то и не мог.
Его глаза из-под бровей-метелок сверкали
удалью.
Мать качала головой и смотрела на отца
и сына
искристым от счастья взглядом.
Ее полное лицо разрумянилось от выпитого вина, на щеках растянулись, разгладились морщинки. Рядом с ней сидела Рая,
подперев щеку рукой, на которой поблескивали часы. Вид у нее был важный. Андрей невольно усмехнулся и кивнул головой, глазами указывая матери на сестру.
Разошлись гости глубокой ночью, когда
над совхозным поселком ярко разгорелись
звезды, а от земли, с парниковых грядок
повеяло холодком и огуречным запахом.
Отец обнял сына за плечи, присаживаясь к нему и Шипицыну на диван, пальцем ткнул под фотографией на гармони.
— Значит, свадьбу скоро играть будем,
сынок?
— Это, батя, все еще в волнах,—Андрей поставил хромку на тумбочку. — Посоветуй, батя, куда на работу идти.
— Пока отдыхай. На охоту сбегаем.
Мать, а мать, принеси-ка нам еще бутылочку. Мы с Фомичо-м пропустим по рюмочке, поговорим о путях-дорогах.
— Сейчас! — донеслось из кухни.
Андрей, пошатываясь, прошел в комнату, разделся и лег в постель. Кровать закачалась и поплыла куда-то...
Заведующий учетом долго бегедппал с
Андреем, затем извинился, попросил подождать и ушел в кабинет. Нсрнулся,
предложил зайти в кабинет секретаря.
Рудин встал, одернул гимнастерку, пошел и остановился у д и е р н .
— Проходи, приходи. Ьудем знакомиться. Из-за стола п о д н я л с я т-ньк'окий, коренастый секретарь райкома комсомола. Голубев, — отрекомсидоиался он, откинув
со лба коротенький хохолок гнет-лих волос.
Андрей сел и, раиглядыпая крепко сложенную
фигуру Голубена,
подумал:
«Спортсмен, видать».
Секретарь посмотрел на Рудина пристальным взглядом.

107

В армии комсоргом был?
Да.
- Вот и хорошо. Комсомольскую рабоботу знаешь. У нас заворга нет. По всем
данным тебе подходит эта должность. Как
ты на это смотришь?
— Пока никак. На завод хочу устраиваться.
— Мы всюду работаем: и на заводе, и в
школе, и в колхозе.
Андрей потер ладонью колено, глянул на
Голубева.
— Подумать надо. Дело серьезное. Молодежь будоражить — не гайки крутить.
Секретарь улыбнулся и заметил:
— Привыкнешь, познакомишься с ребятами и дело пойдет. А отказываться не
вздумай. Такое почетное место не каждому доверяют!
— Добро! Посоветуюсь дома и результат
завтра скажу.
Андрей простился и вышел на крыльцо.
С тоской вспомнил: «Не вернулся Курганов с фронта. Какой секретарь был!»
Спустился по ступенькам крыльца и, раздумывая, неторопливо зашагал по скрипучему тротуару на окраину поселка к брату
матери—Митрофановичу. Жить придется у
него. До совхоза молотить каждый день в
оба конца двенадцать километров не захочешь. Автобус ходит туда всего два раза.
Митрофанович был дома. Он сидел за
столом и отдувал золото. Андрей достал из
кармана купленную по пути бутылку водки. Митрофанович одобрительно крякнул,
засуетился.
— Арина, ставь обед, племяш вот угостить пришел...
Андрей знал слабость старика. Из рассказов матери ему было известно, что смолоду дядя совсем не пил водку. Под старость же пристрастился так, что жить не
мог без этого зелья. А началось все вот с
чего.
Б 1937 году многие друзья Мнтрофановича, с которыми он партизанил, оказались
за тюремными решетками. Возмущенный
действиями властей, он, старый коммунист,
пришел в райком партии, медленно достал
из нагрудного кармана партийный билет,
долго глядел на него, затем бережно положил на стол секретаря и глухо заявил:
— Возьмите. Не хочу, чтобы арестовали
с ним. Пусть судят меня, а не партию. А
теперь звоните... Пусть забирают. Тут мне
делать нечего, все мои друзья там,—он
т р я х н у л бородой в сторону окон, которые
108

выходили в ту улицу, где размещалось
НКВД.
Секретарь начал возражать, но Митрофанович гневно сузил глаза, грохнул по
столу кулаком и зло отрубил:
— К хренам собачьим! Я не слепой...
Дожили!.. Николашка в тюрьмы нас упекал за то, что мы его трон шатать начали,
а сейчас за каку едрену мать попрятали
всех партизан?! Убери, секретарь, партбилет. Я знаю ему цену, и корни его у меня
шиш кто вырвет. Вот они где! Вот!—Митрофанович стиснул рукой г$удь, собрав в
комок куртку, шатаясь, вышел из райкома
и обессиленно опустился на крыльцо, задыхаясь от гнева. В груди стало пусто,
словно там, в кабинете, он оставил свое
сердце. Рука Мнтрофановича еще судорожней сжала пустой карман. Жизнь стала
безразличной. Что с ним будет, теперь все
равно.
Вечером на следующий день к его домику в узеньком проулке подкатил «черный
ворои».
Больше десяти лет просидел старый партизан, но партии остался верен, не принял
на себя ложных обвинений. Враги народа
приписывали ему связь с враждебными
элементами, когда работал в старательской
артели, что он, якобы, заодно с ними переправлял золото за границу.
В камере Митрофанович гневно осуждал
поступки тех, кто принимал на себя ложную вину.
— Как ты мог расписаться за брехню?
—спросил он одного рабочего-коммуниста.
— Я правду подписал,—стал рассказывать тот о допросе.—Спрашивает следователь:—Вредил, Полуэктов?
— Вредил,—говорю.
— Как?
— Портил аккумуляторы в гараже. Зпливал в них специальный раствор. И начинаю ему заливать арапа, называю таким
состав, каким заряжают аккумуляторы. \
он, олух, знай пишет о моем «вредите;:I.
стве». Теперь отвяжутся, а со времен'''.!
люди узнают, как рабочий Полуэктм!:
«вредил» Советской власти.
— Кто же там разберется, что ты >• '
правильный раствор называл,—замет и I
Митрофанович с тоской.
— Разберутся. Подписал такой дшл
мент, который меня и после смерти пг|>г I
партией, перед народом оправдает. А, мжет, и раньше мое дело попадет уми"М

человеку, и он разоблачит, раскроет действительных врагов.
Митрофанович только кулаки сжал и
заходил по камере из угла в угол, глядя
на настоящего человека, рабочего Полуэктова.
Митрофанович был твердо убежден, что
в арестах повинны враги, что партия разберется и вскоре выпустят всех из тюрьмы. Но враги действовали тонко, хитро. И
просидел Митрофанович ни за, что, ни про
что многие годы. Вышел из тюрьмы с подорванным здоровьем и вскоре запил.
Андрею припомнился случай. Как-то
они приехали с дядей в Читу. Проходили
по улице мимо одного здания, Митрофанович снял шапку и заставил сделать это
тринадцатилетнего пионера Андрюшку.
— Зачем, дядя?—спросил он.
— Стены эти, Андрюшка, кровавые.
Здесь остался Полуэктов...
Андрей вытаращил глаза на Митрофановича: «Чего это он? Стены, как стены —
голубоватые». У старика на скулах перекатывались желваки, гневно и как-то
страшно блестели глаза.
Нет, не понял тогда Андрюшка Рудин,
о какой крови говорил Митрофанович, не
понял... Не знал он кровавых дел врагов
народа. Верил в то время, что Тухачевский, Блюхер были врагами, а не кто
иной. В школе снимали их портреты.
...Несмотря на престарелые годы, Митрофанович все еще трудился. Каждое утро он брал лоток, вешал его на лопату,
' привязывал к красному кушаку узелок с
продуктами и шел на отвалы, скрипуче
[.покашливая. Приходил вечером усталый,
', заляпанный красноватым илом. Вешал в
г сенцах лоток, брезентовую робу. В избе
; долго, с блаженным наслаждением и лу. каво жмурясь, расчесывал окладистую, как
^подрубленный веник, бороду, усы и подсаявался к печке. Из крепкой, грубой тряпочки высыпал намытый золотой песок в
небольшую поварешку и совал ее на жар
глей.
Отожженое золото очищал от примесей,
звешивал на маленьких весах, ссыпал в
умажный пакетик и, посмеиваясь, хнасяся старухе:
— Чего не жить... Пенсия на продукты,
на винишко всегда намоем. Утром в
супку пойдем.— И прятал пакетик в каррубахи, надевал на нос очки, просматвал газеты.

Андрей решил переговорить с ним насчет работы и жилья.
Митрофанович выслушал, разгладил рукой бороду.
— Дуй, племяш, по этой части. Грамотешка у тебя есть, да и подучат. Это вот
нам, неграмотным, тяжело. А ты в гору
пойдешь. Бояться нечего. Мы вам власть
завоевали, вот и управляйте теперь. Вон,
Лазо, совсем молодой был, а какими делами ворочал. Мы были в два, три раза постарше его, а подчинялись. Голова у него
здорово варила. Тебе в комсомоле работать, оно в самый раз. Дело молодое, да и
здоровье-то у тебя не очень того, крепкое.
Только эту дрянь не потребляй. Я вот не
рад, что привык к винишку. Со временем
партейным станешь. А партейный человек,
Андрюха, должен быть от макушки до пяток, как чистое золото, без всякого в нем
шлиху.
Дед налил водку в стакан и рюмку и
протянул ее Андрею.
— Ты же, дядя, только что...
•— Чуток для встречи можно, оно не во
вред.—Митрофанович выпил, понюхал кусок хлеба и с наслаждением пророкотал:
— Ух, зараза! Обожгла как?
После второго стакана он заметно захмелел и пустился в рассуждения:
— Дуй до горы, племяш. Я хоть и старик, а от обчества в стороне не стою. Вон
посмотри!—дядя вытянул за тонкую цепочку из кармана часы, нажал кнопку. Серебряная крышка с тихим звоном отпрыгнула, и на ней Андрей увидел выгравированную надпись: «Панову Прохору Митрофановичу, лучшему старателю за оказанную помощь фронту. От руководства Зилопродснаба».
— Полгода этой заразы в рот не брал,
все золотишко мыл и до к р у п и н к и сдал и
фонд обороны. Вот и отметили. Сам у п равляющий вручил:
«Ты, лншрпт, Панов, хоть и частник-приискатель, а душа
у тебя обчественная». А к а к а я же она
у меня, племяш, должна быть? Мы ;кс
за это все, мать твпю :ш м и г у , с берданками да с малками... Только пит поцарапали нам д у ш у после пест, их, как поцарапали! Пи Г.гг
||,п:ци.
\ ! М 1 > [ ' Г \ , 1 , Я III'
м е н ь ш е д р у г и х золотишка сдаю. А оно
куда идет? Не знаешь? 15 план добычи
идет. На штаны тебе, мне, другому, па пузо, на дома. Но! Работа — она всему голова!—рокотал он, наклонившись к самому уху Рудина, сметая бородой крошки
со стола.
109

— Дал бы парню пообедать, старый!—
сокрушалась сухонькая, смуглолицая тетка.—АН нет, пошел, поехал...
— Молчу, молчу, Ариша,—пробормотал дед, уткнувшись головой на руки,
что-то еще промычал себе под нос и уснул. Андрей подхватил его под руки, уволок на кровать.
Николай Фомич прожил у Рудиных совсем недолго. Райком партии послал его
работать на завод, где у Шипицына было
много знакомых. Вскоре коммунисты набрали его секретарем цеховой партийной
организации, а когда освобожденный секретарь парткома завода уехал в высшую
партийную школу, Шгшицыи заменил его.
И закрутился, ушел в эти дела по самые
уши. Ему выделили небольшую комнатку
недалеко от предприятия. Но в ней он
только спал, да и спал-то каких-нибудь
пять-шесть часов в сутки. То совещание,
то бюро, то семинар с агитаторами. Порой еле ноги приносил в свою скромную
комнату. Совал на плитку чайник, раздевался по пояс и полоскался под краном.
Затем наскоро пил чай и садился за учебники, готовился к поступлению в университет. Спать ложился глубоко за полночь,
когда на дворе начинало отзаривать.
В этот день он пришел раньше обычного, сняв потертую фуражку и серый пыльник, повесил на крючок. Налил в таз воды, засучил рукава гимнастерки и начал
мыть пол, старательно протирать пыль в
углах.
За этим занятием и застал его бригадир слесарей-сборщиков Коваль. Он остановился у двери, заслонив ее огромной
коренастой фигурой.
— Чего остановился? Проходи, Егор
Васильевич.—Николай Фомич плюхнул в
таз тряпку, толкнул ногой к порогу половичок.
Коваль согнулся, усердно шаркая сапогами, вытер их и на цыпочках, прошел в комнату. Почесав широкий веснушчатый нос, пробасил:
— По-армейски, стало быть, живете.
— Приходится, дело холостяцкое. Присаживайся, я сейчас.— Шипнцын отжал
тряпку, протер насухо половицы, спрятал
в нишу таз и помыл руки.
Коваль разглядывал названия книг на
стеллаже. На верхней полке стояли работы Ленина, Маркса, Энгельса, «Философский словарь». На трех нижних пестрели
переплетами книги Макаренко, Горького,

Толстого, Чехова, Гоголя, Пушкина, Некрасова, Лермонтова и многих-многих других
авторов. Долго шел по фронтовым дорогам
их хозяин, а книги сохранились у одной
старушки. Как старым друзьям, обрадовался
им Шипицын и перевез в первую очередь,
соорудив примитивный стеллаж.
Николай Фомич включил плитку, поставил на нее сковородку и обернулся к Ковалю.
— Тоже любишь книгу, Егор Васильевич?
— С каждой получки покупаю,— отозвался бригадир.
Шипицын положил на сковородку масло, -оно зашипело, вспенилось, расплываясь. Парторг из шкафа достал банку с яйцами. Стукал яйцо о кромку, выплескивая
содержимое, и оно сразу белело, вспучивая желтый глаз.
— Зря вы это... не стоит беспокоиться.
— Как это зря? А у меня по-твоему
желудка нет? — пошутил Шипицын.
•— Оно к такой закуске, стало быть, и
бром не мешало бы. — Коваль хитро подмигнул.
— Какой бром? Лекарство что ли?
— Лекарство, от которого ноги в разные стороны ползут. — Егор Васильевич
басовито рассмеялся.
— Можно... сейчас сбегаю, магазин рядом.
— Нет-нет, я это ради шутки.
Шипицын быстро накинул на плечи
пыльник и вышел. Вернулся с бутылкой
зубровки.
Коваль озадаченно потер ладонью тупой
подбородок, обросший рыжеватой щетинкой и покачал головой, слегка смущенный.
— Я к вам, стало быть, по делу. Зри
вы это...
— Одно другому не помешает. Присаживайся к столу, за ужином и поговорим.
Коваль уселся, положив на колени кепку, взял толстыми, корявыми пальцами
вилку, она скрылась в его большой руке,
со следами въевшегося мазута.
— Ты не с того инструмента начни лешь. — Шипицын налил водку в стаканы.
Бригадир отложил вилку, взял стакан,
который тоже весь спрятался в зажатпм
кулаке и залпом опрокинул в рот. Выд"х
нул воздух, трубкой вытягивая губы и,
подцепив иву-сок глазуньи, закусил.
— На охоту в это воскресенье ходи. I п
Шипицын задержал вилку, в его гла.мк
загорелись иокорки.

— Ну и как, убили?
— Ноги и время убили.
— Ах, ты какая досада.— Парторг
стал разрезать вилкой глазунью, приговаривая:
— А ты кушай, кушай.
— Я ничего, я жую. С озера мы на ферму зашли. Доярки нас молоком угостили.
То да се, разговорились с ними. У Леши
Сенчагина, которого вы ко мне в бригаду
отправили, дружок там объявился. Такой
смуглый, на монгола схожий.
— Илья Федорцов,— усмехнулся Шипицын.
— Правильно, Илья. Ну, вот Лешка стал
подтрунивать над ним. «Ферма передовая,
а при лампах живете. То ли дело у нас на
заводе!» Илья смолчал, только глаза сузил. А Лешка свое: «Решили посоревноваться с вами, да какой толк? В электрический и атомный век у вас керосинки на
окошках стоят». Друг его поднялся, ходит
нервничает. Одна боевая деваха не будь
дура, возьми да и ляпни: «А ты бы, чем
на охоте шляться, пришел и помог нам и
другу своему. Взял да и провел свет». Лешка на меня глазенками зыркнул и отвечает: «А что, бригадир, проведем, поможем
людям?» Подумал я: «Какая без свету
жизнь»,— и грохнул: «Проведем!» Дояр-

ки, стало быть, молоко нам подливают, а
сами переглядываются и хитро так посмеиваются: «Мели, мол, язык без костей».
Делать теперь надо. Держать, стало быть,
рабочую марку. Вот оно .какое дело...
— Это ты верно насчет марки сказал.
Рабочие не раки, чтобы пятиться назад. В
чем же загвоздка?
— Электрика у '-меня в бригаде нет, и
проводки.
— Электрика, считай, нашел уже. Моя
страсть. А провода найдем. — Шшгацыя
улыбнулся, пододвинул сковородку, налил
бокалы и предложил:
— За свет, Егор Васильевич!
— Вот рады будут,— оживился Коваль
и выпил.
— А насчет соревнования надо подумать. Дело очень интересное. — Шипицын поставил чайник на плитку.
...Поздно возвращался Коваль от парторга. Поскрипывал деревянный
настил
тротуара под его тяжелыми шагами. Гдето далеко, на окраине поселка хрипло прокукарекал петух. Темное небо распорол
яркой полоской упавший метеорит. И
опять темень, только густой бисер звезд
на Млечном Пути серебрился широкой полосой.

ГЛАВА ВТОРАЯ

I
ТЕХ пор, как вернулись из армии
Лешка и Илья, Андрей виделся с нивсего два раза: в день встречи и когда
^Федорцов уезжал в колхоз.
Все время Рудин разъезжал по коман|дировкам, знакомясь с работой первичных
^сомсомольских организаций. Читал лекции,
проводил беседы, помогал вновь избранным
вожакам комсомольских организаций. •
Однажды в кузове машины он разговоался с парнем, который приехал из Срернска принимать катер на речной станг. Андрей стал его расспрашивать о торовом училище, о Марине Хабаровой, соИседник сразу насторожился, стал внимаельпо поглядывать на Андрея, а потом
(((интересовался:
Черноглазая такая?
— Точно! — обрадовался Андрей, что
вает о Марине подробности. Он написал
письмо и ждал ответа, но девушка повму-то молчала.

— Замуж она собирается, давно с одним дружит. Он наш речник. На катере ходит капитаном,— усмехнулся Анатолий.
Андрей прикусил губу, вцепился в борт
машины так, что пальцы посинели. «Вот
как... что же это ты, Марина?! Неужели
не хватило смелости написать прямо?»
Чем больше он думал о иен, тем тоскливей и больней становилось на сердце. Тем
сильней было желание увидеть се. Поговорить с ней. рассказать, как «и лтГшт
ее! Она для него была все: солнце, радость, жизнь! Нет! Не может <>н. не имеет
права потерять Марину. Несчастье остаться
без любви, а без Миримы любни у мего не
будет! Он готов был бросить нее и умчаться в Гретемск. Ех.чть, ехать, пока не ноздп!
Рати- Голубев ОТПУСТИТ? Рудин уже получил от него выговор за беспорядок в бумажном хозяйств!! орготдела.
Протоколов собраний не сумел собрать со
всех организаций, многие неправильно были оформлены. Виноват ли в этом Андрей?
111

ИР он же их писал, а секретари, им на месте виднее. Голубев придрался: «Не по
форме». Андрей уже пожалел, что пошел
работать в райком. Как было бы хорошо
на заводе! Там Шипицын, Лешка Сенчагин.
А здесь одна говорильня, формализм. Голубев ни на шаг не отступает от директив
обкома. Канцелярист. Все здесь стало Рудину не по душе. Он сердцем чувствовал,
что работа должна вестись с молодежью
иначе. А он превратился в бумажного волокитчика, канцеляриста.
Андрей стал спорить с Голубевым, доказывать ему, что такие методы работы—
неправильные. Но секретарь съязвил: «Пока я секретарь, и делай так, как тебе подсказывают. Как требует обком. Рано еще
думать о методах, не тобой они разработаны. Поумнее люди заботились об этом».
Чистили Андрея яа собрании и за то,
что он не по-серьезному относится к своему положению. Однажды приехал в детский дом, провел там пионерскую работу,
и ребятишки позвали его ловить рыбу. Рудин, чтобы лучше познакомиться с детишками, пошел рыбачить.
Ловили с небольшого моста. Андрей выкидывал одну за одной межую рыбешку.
За этим занятием и увидел его Голубев,
проезжавший на мотоцикле. Он даже не остановился, а потом в райкоме начал распекать Андрея:
— В первичных организациях бываешь,
а -толк какой? Рыбку с ребятишками ловишь. Ты же заворг — представитель районного комитета. Разве можно так по-мальчишески вести себя?
— А что тут особенного? — попытался
возразить Рудин.
— Вот это новость! Командировка — не
рыбалка. — Голубев явно нервничал. А Рудин не мог усмотреть в этом поступке ничего плохого. Наоборот, он считал, что надо быть проще, человечней среди комсомольцев и, тем более, с пионерами. В этот
раз он не стал спорить с секретарем, но в
следующий — серьезно срезался с ним.
Как-то они были с Голубевым в селе и
после собрания Рудин ушел на именины к
одному пареньку и весь вечер играл там на
гармони. Голубев не одобрил этого и назвал
его 'Скоморохом. И тут из Андрея полезло:
— Мы те чинуши, и от того, что я сходил на гулянье, авторитет мой не пал. Что
из того, что вы просидели на квартире, как
истукан? И ребята не одобрили ваш отказ.
Так и сказали: «Гнет из себя какого-то пу112

па земли русской»,—горячась, говорил Андрей.
— Еще бы, секретарь райкома по гулянкам не ходил?
— Да поймите, вы! Там не пьянка была, а просто собрались товарищи отметить
день рождения друга. Поиграли, попели,
потанцевали.
Но Голубев не хотел и слушать Андрея,
он махнул рукой и удалился в свой кабинет.
«Попробуй попросись у него к Марине.
Скажет, невеста тебе дороже общественных дел»,— думал Андрей, не заметив, что
машина уже подошла к совхозной конторе.
Андрей зашел к отцу. Абросим Алексеевич беседовал с человеком, у которого
было продолговатое лицо, подстать его долговязой фигуре.
— И как ты, Хатугин, не можешь понять? Нам на ремонт овощехранилища отпущено всего двести рублей. Мы даем тебе
на пятьдесят больше.
— Не-е, хызяин (вместо о, калымщик
почему-то говорил после «х»—«ы». Ты посчитай. Все подгнившие полы треба перестелить, а их-то строгать надо. Проход углубить, а земельку-то вытаскивать! Она—
тяжелешенька, земелька-то. Перегородки,
двери подремонтировать. Посчитай, на век
время надо. Уйма работенки, на целый месяц. Прикинь еще сотенку, тогда и по рукам... А то овощи сгноишь, с верхов за шиворот возьмут. — Хатугин, ухмыляясь,
смотрел на директора, а тот соображал,
откуда выкроить средства на ремонт. Он
знал, что Хатугина не уговоришь. Отказать? А кто отремонтирует? Людей в совхозе, хоть плачь, никуда не хватает. Знал
это и калымщик: «Сколь ни покрутите м
директор, а триста пятьдесят отвалит. ]!'•
гноить же ему овощ». Хатугин как им
безразлично поднялся со стула и направился к двери.
— Решай, хызяин, а то мы уйдем г.
колхоз «Россия» кошару строить. Предее
датель нас там давно ждет...
Андрей с презрением посмотрел на кл
лымщика, глянул на озабоченное лицо отп.|.
вспомнил, как они в армии помогали путей
дам.
— Батя, а материал у вас есть? Доп.н
там разные...
— Тебе зачем, сынка? — отец удивлен
но вскинул глаза на сына.
— Ремонтировать овощехранилище. И
сегодня у строителей комсомольское пи'чи

ние проводить буду. А там двадцать комсо[мольцев. Поговорю... они сделают не хуже
[этого... — Андрей чуть не сказал типа,
[кивнув на Хатугина, который сердитыми
[глазами, с ехидцей посматривал на Андрея
и обронил:
— Разевай рот шире! Их на собрание
ае соберешь.
— Это не ваша забота! — отрезал Анрей п, повернувшись к отцу: — Поедем,
|атя, к ним! Ребята там дружные, им только скажи об этом, они к порогу хапуг не
опустят. Естати, у них в клубе баяна
|ет. Выдадите им сто пятьдесят рублей и
ре отремонтируют.
Отец быстро приподнялся со стула.
— А что, сынка? Верно! Где я ему три
половиной сотни возьму? Карман у госу(фства не бездонный. Смета есть смета.
Хатугин прикидывал в уме: «Работы на
вделю. Две с половиной сотенки на тро. — неплохо. А в «России» не выгорело,
»ми животноводы начали строить». С не1вжтью глядя на Андрея, он прохрипел:
— Не убил, а отеребил. — И, подойдя
столу: — Ладно, хызяин, дери тебя за
у. Чтоб не оставить без хранилища, пооим за вашу цену. Только харч ваш.
дин посмотрел на сына. Андрей убеж|нно заявил:
I'— Не беспокойся, батя!'Даю гарантию!
бята не подведут, я же их знаю!
Посмотрим,— тонкие губы Хатугина
ривились в ехидной улыбке и он, соиись, нырнул в дверь. В коридоре разголоса: «Ну, как?» «Какой-то тип
карты перепутал,— отозвался Хату•— Э, да чего? Рудин сам прибежит
нами».
Рискуем, пожалуй, мы с тобой, Ан(са? — Отец беспокойно взлохматил
ощие волосы.
Риск благородное дело,— улыбнулся
рей. — А ловко мы его! Поехали, батя.
Сбросим Алексеевич беспокойно ерзал
камейке, слушая выступление сына, кообразно, почти дословно, передал
овор калымщика с ним. В зале засмепосльгшались реплики:
«Хапугин
^лучше подойдет! Ишь, как любит горственные денежки»,
адрей заключил:
Вот и ударим, ребята, калымщика по
бущим рукам.
Верно! •— поддержали райкомовца из
((Протоколе собрания записали: «Отре«Байкал» № 4

монтировать овощехранилище в совхозе в
воскресенье».
Абросим Алексеевич,
взволнованный,
поднялся на сцену, потеплевшими глазами
оглядел всех и заговорил:
— Вы мне сейчас мою молодость напомнили. Мы, ребятки, в двадцатые годы
вот так же решали. Надо банду разгромить.
Собрались кто с чем и даешь на банду! Кулаков также потрошили, как вы сейчас калымщика. Вот тут кто-то вставил реплику,
что колхозы и совхозы наше родное дело.
Лучше и не скажешь. Родное дело! Это замечательно! Спасибо вам, ребята!
В зале была такая тишина, что слышалось за окном трепетание и шум листвы
тополей.
Возвращались отец и сын с собрания радостные. Андрей поехал домой, чтобы утром пораньше выехать из совхоза за комсомольцами.
У их забора стоял мотоцикл. Андрей торопливо зашел в избу. Навстречу, с дивана, поднялся Илья Федорцов и, мигнув,
сказал:
— Полюбуйся, Лешка, на забюрократившегося друга.
— У нас этого в крови нет,— засмеялся Андрей, здороваясь с друзьями. — Давно ожидаете?
— Порядочно сидим. Знаем, что начальство не опаздывает, а задерживается,—
посмеиваясь, заметил Лешка Сенчагин.
— Хватит подтрунивать. Скоро удеру
из райкома.
Илюшка скосился на Андрея и усмехнулся, приняв его слова за шутку, сказал:
— Пришвартовывайся завтра к нашей
ферме. Женюсь я.
Андрей глянул на Федорцова и задумался. Женитьба друга напомнила ему о Марине, на душе стало тоскливо.
— Ну, чего молчишь?
— Не смогу я. Воскресник проводим.
— Не трави баланду, без тебя жениться не буду.
— Во сколько?
— В шесть.
— Запоздаю. К шести не управимся.
— Где что делать будешь? — спросил
Лешка, озадаченно нахмурившись.
— Здесь, в совхозе, овощехранилище
будем ремонтировать.— Андрей рассказал
им обо всем.
Лешка прошелся по комнате, остановился у окна, ковырнув пальцами оставшийся на стекле кусочек замазки, предложил:
113

обливали меня грязью. Подарки для фермы, а не Федорцову покупали.
— Разберемся. — Голубев повертел
ручкой над листом бумаги, словно собираясь записывать что-то, потом заговорил о
том, что Рудин часто возвращался из командировок без протоколов собраний, без
письменных отчетов о работе этих организаций и, что в райкоме нет многих документов. Вспомнил и о рыбалке. Он предложил:
— Надо выговорок на первый случай
дать.
Члены бюро не согласились с ним и решили просто указать Андрею на недостатки. Рудин глухо пообещал навести порядок в бумагах, а сам подумал: «Э-эх! Голубев. Разве в бумагах соль-то. Что из
того, что мы ее горы напишем. Дел-то настоящих не прибавится от этого».
После бюро он долго не мог успокоиться. Хотелось бросить все к черту, уйти на
производство.
Он пришел на квартиру. Митрофанович
был дома. На столе стояла бутылка водки.
Дядя был навеселе.
— Сижу и маракую, с кем бы эту заразу высосать!—обрадовался старик.
— Не буду, дядя, голова раскалывается.
— Вот и подлечим сейчас,—дядя нарезал огурцы. Из бумаги выглядывала темным глазом селедка, дед взял ее за хвост,
положив на тарелку, ободрал тонкую жирную кожицу.
Чтобы не огорчить старика, Андрей выпил за компанию. И странное дело, на душе стало как-то веселей. Пережитое волнение сразу развеялось и почему-то захотелось выпить еще. Осушив бутылку, Андрей сам предложил сходить за другой.
Пьяненький
Митрофанович соловыми
глазами смотрел на племянника и думал:
«В нашу породу пошел, на широкую ногу
гулять любит». Трезвый же Митрофанович
пьяных терпеть не мог, всегда ругал их и
водку страшными словами. Часто, сидя у
себя на завалинке, под окном, он наблюдал
жизнь проулка. И если какой-нибудь забулдыга шел по нему, дед провожал его
сердитыми глазами: «Ишь, как рисует ногами, подлец! Ну, куда так нажрался?!
Вот, свинья, чуру не знает! А дома, небось,
жена у окошек мечется: ждет его, детишки

116

жрать хотят. А он загнал деньги в бутылку и доволен. Ему сейчас разлюли-малина... Скотина!» Митрофанович плевался, заходил в избу и с возмущением рассказывал
старухе о виденном, а она, посмеиваясь
уголками губ, поддакивала:
— Не знают чуру, Прохор. А ты у меня
молодчина, дома прямо у стола падаешь.
Не искать по улицам...
— Чего ж на глаза людям лезть,—невозмутимо отвечал он и, насупившись,
умолкал.
Сейчас он был иного мнения и лучше
водки не было для него напитка.
— Вот зараза,—удивлялся Митрофанович,—эк она человеком вертит? Ноги тактаки и лезут в пляс. Андрюха, рвани-ка
мне камаринского мужика.
Митрофанович заковылял в комнату п
принес гармонь.
Андрей заиграл, по избе рассыпались
переливчатые трели, лицо у него омрачилось, он опять вспомнил о Марине.
Старик избоченился, придерживая рукой
бороду, лихо затоптался вокруг стола, как
петух возле курицы, другой рукой он хлопал се'бя по лысине.
Тетка Арина стояла у печки, прижавшись к ней спиной, сокрушенно покачивая головой; ее кругленькие, маленькие
глаза, выражали тихую спокойную грусть.
Андрей сжал мехи, гармонь смолкла, ни
дед все еще продолжал топтаться, царапам
краску подковами сапог. Потом, тяжел»
дыша, опустился на стул и хрипло попросил сыграть его любимую: «По долинам и
по взгорьям».
Рудин тихонько заиграл. Серые с зеленоватым оттенком глаза дяди загорелись
далеким огнем, в них как бы светился отблеск отбушевавшей буйной молодости
Широкая, окладистая борода его гордо типорщилась над вздымающейся от дыхании
грудью, Митрофанович пел надтреснутым
голосом, махая в такт песне кулаком ' • •>
вздувшимися венами. Когда он совсем .ч::
хмелел, тетка уложила его на кровать, и
из-под одеяла продолжало доноситься мм
чание песни.
Андрей долго сидел молча, потом донн I
остатки водки. Голова его уткнулап. I
руки, лежащие на гармони. Волны вп.-щ.
свисали, а под ними с фотографии на пм>
монь спокойно глядела Марина.

1
ТИХИМ всплеском шлепалась о
подмостки вода, яркие полоски огней города поблескивали, плясали на потемневших волнах. Голубыми продолговатыми хрусталиками отражались в реке
звезды.
Андрей сидел на подмостках и курил. Он
посмотрел на противоположный берег, откуда в ночную тишь плыли печальные
звуки вальса. «Сегодня суббота. Она, конечно, на танцах. Сразу пойду в парк»,—
думал Андрей. Сколько дней и ночей он
мечтал об этой встрече. Он поглядывал на
мерцающие огоньки. Где-то там ходит сейчас Марина. Дал ему Голубев отгул всего
на один день. Разве за этот короткий срок
расскажешь Марине все, что пережил за
1
эти месяцы?
Неуклюжий паром тяжело ткнулся о
подмостки, волны с шипением лизнули
береговую гальку, звякнула крепежная
цепь.
Андрей перепрыгнул на покачивающуюся огромную посудину. В душе у него творилось неладное. Он ощущал какой-то новый прилив непонятных ему чувств. И
было досадно, что паром движется очень
медленно. Рудин готов был прыгнуть в воду и что есть сил поплыть на тот берег,
где светились и манили к себе огоньки...
Не успел паром по-настоящему прича, лить, Андрей соскочил на подмостки и по. бежал по шатким доскам.
Через несколько минут он уже был в
: парке. И только подошел к решетчатому загоору танцплощадки, как сразу же увидел
[Марину. У. него больно сжалось сердце. Она
вальсировала со смуглым речником, на кигееле у того позванивали медали. Андрей
Ьузил глаза, расстегнул ворот.
Марина улыбалась, повернув лицо в
|вго сторону.
Он попятился, шею неприятно защекоЬали ветви густой черемухи, Андрей уторул в ее тени и листьях. Стало почему-то
карко. Он снял пиджак. «Так вот почему
|на не отвечала!» Хотелось немедленно
ги на вокзал, но ноги не повиновались,
стоял и между веток смотрел па
1арнну. Она стала стройное и выше,
парень красивый»,—отметил Андрей,
рро вглядываясь в смуглое, улыбающеелицо, под шапкой густых волос, таких
Ее темных, как у Марины.

Андрей обесси.тенно опустился на скамью, все глядя на Марину. «Если б ты
знала, что у меня сейчас на душе... Вот
она — встреча! Что теперь делать? Лучше
бы я тебя никогда не встречал». Ему казалось, что все теперь на свете погибло, что
никогда в жизни он не сможет полюбить,
и никогда в жизни к нему не вернется радость.
Захотелось подойти к ней. «А где твоя
гордость?—упрекал он себя.—Она изменила. Предала тебя... а ты... Даже письма
не написала. Уйти отсюда!»—Нет, он не
.мог уйти. «Да, у меня нет гордости,— думал он,—потому что нет для меня дороже
Марины».
Так и сидел Андрей, придавленный раздумьем, до тех пор, пока молодежь не начала расходиться из сада.
Он вышел вслед за Мариной, которую
речник взял под руку. Они направились по
Набережной. Еле передвигая ноги, Андрей
тащился за ними. Ему хотелось крикнуть:
«Марина, милая. Остановись!— Но внутренний голос приказывал: «Не унижайся».
Быстро перейдя на другую сторону улицы, он обогнал их.
...Поезд уносил Андрея от Марины все
дальше и дальше. Рудин сидел в вагон-ресторане и, тоскливо поглядывая в окно, тянул пиво из стакана. Сердце сжимала тоска. Хоть бы на время забыться... Он заказал бутылку водки, налил в стакан и залпам выпил. Внутри все обожгло. Он посидел немного, выпил еще. Закурил. Голова
постепенно стала наполняться туманом.
Сердцу сделалось будто легче, тоска растаяла. Он допил остатки, потянулся за бутылкой пива и уронил тарелку.
У стола появилась официантка. Андрей
извинился, торопливо протянул деньги, нагнувшись, собрал черепки с иолу. В голову
вдруг ударило,.все закружилось. Откуда-то
появился сержант. Дчжс пьяным Андрей
узнал его.

- Виданько?! - пробормотал он.

Да, это б 1,1.1 действительно Виданько.
Ом тоже узнал Р у д н н а и злорадно ухмыльнулся.
Нади шгппшть акт за хулиганстг.о,~- скапал км официантке.
Он не хулиганил, он уплатил.
- Все равно! Мы обязаны оштрафо- .

117

вать.—Виданько расстегнул планшетку,
.достал лист бумаги.
Андрей уже смутно разбирал фразы, в
его мозгу вертелось: «Почему Виданько?
Какой штраф? Я же уплатил. Кто хулиганил? Да это обо мне!» Он осоловело поглядел на сержанта, который писал акт,
схватил его за руку. Тому это только и
надо было.
— Видите? Я при исполнении служебных обязанностей, а он при... применяет
физическую силу,— закричал он.
— А ну, идем со мной, субчик! В дежурке разберемся, что ты за тип!
— Ты сам тип! Никуда не пойду. Сестричка, да это ж Виданько! Мы его из армии за жульничество выгнали...
Виданько завернул Андрею руки и повел его, слабо упирающегося, в дежурное
купе. Там он толкнул Андрея на полку,
Андрей свалился на пол. Он совсем опьянел.
Замкнув Андрея, подписал акт. Вернулся в купе, прочитал, и там где было написано: «разбил тарелку» вместо точки поставил запятую и дописал: «схватил нож
со стола и налетел с ним на официантку,
но ноле был отобран».— Теперь ты у меня
попляшешь! — Виданько обшарил карманы у Рудина, повертел в руках комсомольский билет, у него даже мелькнула мысль,
а не припрятать ли билет, но он испугался этой мысли. «Его и без этого из комсомола попрут».
На узловой станции Виданько волоком
притащил Андрея в дежурное отделение,
передал его в руки станционных сотрудников. Снял копию с акта, не забыл напомнить, чтобы о хулиганстве Рудина немедленно сообщили в райком комсомола.
— На одной из станций пытался убежать, подлец,—наговаривал он дежурному
офицеру.—Спрыгнул, да ладно поезд только тронулся. И как под колеса не угодил,
запнулся о шпалы. Тут я его и поймал,—
сочинял он историю.
Рудин заворочался, промычал.
Виданько торопливо козырнул и вышел.
Андрей проснулся и с недоумением осмотрелся кругом, соображая, где находится.
Дежурный заметил с укором:
— Что же это ты с ножами на женщин
налетаешь? А еще комсомолец, работник
райкома.
— С какими ножами? О чем вы?—Анд-

реи, морщась, поднялся и подошел к столу.
— Ты и не помнишь? На, почитай,—
офицер протянул акт.
Андрей прочел, долго разглядывал подпись Виданько, официантки, понятого.
Смутно припомнил, сохраненное памятью:
разбитая тарелка, лицо Виданько. Вспомнил, как схватил сержанта за руку и тот
потащил его куда-то. Но нож, откуда
нож?
— Брехня это, подписывать не буду.
По злобе написано.
— По какой такой злобе?—поинтересовался дежурный.
— А вот по какой!—Андрей рассказал
ему все о Виданько. И как бы подводя итог
своему рассказу, заявил:
— В органах милиции таким, как он,
не место!
— А ты не сочиняешь?—офицер строго
поглядел на Андрея.
— Нет! Это точно. За свой поступок я
же все равно буду отвечать. Насчет ножа
— туфта это. Месть. Он, паразит, и в органы сумел как-то пролезть, да продолжает свое подлое дело. Горбатого, видно,
могила исправит.
— Гм,— протянул дежурный.— Но ту]
подпись официантки. Пошлю в райком, как
есть.
— Дело ваше.
— Вытряхнут из комсомола.
Слова офицера словно ножом полоснули
Андрея по сердцу.
— Неужели не разберутся?—беспокойно спросил он дежурного, а сам подумал:
«А что, если впрямь поверят. Три подписи, какой-то понятой... Или, может, схватил
за нож?... Нет, нет. Ножа не было. Не мш
я этого сделать!» От этих мыслей г м стало не по себе, на лбу выступила ист
рина. «Что теперь будет? И дернул мен л
черт в этот ресторан зайти. Может, ра:и'ирутся и не исключат. Но Голубев... он '
слушать не захочет. Потерял Марину, и I
комсомола исключат, с работы снимут».
— У меня просьба к вам,—обрати.!' .1
он с мольбой к офицеру: — Выясните м.|
счет всего... я правду вам сказал.
— Хорошо. Это я проверю,—лообрим |
дежурный.
Измученный тревожными думами, А ш
рей вышел из помещения. В небольшим
станционном садике устало опустился ш
скамью, обхватив голову, стал ожид;ш. и"
езда.

Дома его встретил опечаленный отец.
Беда не приходит одна. На Андрея их сразу свалилось три.
— А мама где?—.спросил он, предчувствуя недоброе.
— В больницу увез,—лицо у отца было серым, а обычно живые, веселые глаза
его подернулись пепельной тоской. Отец
осунулся, заметно похудел, движения его
были вялыми. Тяжелой глыбой свалилось
горе на семью Рудиных. Мать Андрея много лет назад работала заведующей магазином. Однажды она полезла в потреб, подняв тяжелую крышку, и только чуть
спустилась по ступенькам вниз, крышка
упала ей на голову. Больше месяца мать
болела, а потом все прошло. С годами на
месте ушиба образовалась костяная опухоль. Мать ощущала боли, но не придавала этому значения, не обращалась к врачам. А во время войны вовсе не было времени лечиться. И вот сейчас у нее наступил травматический психоз. Когда отец
объяснил это Андрею, он побледнел.
— Успокойся... Врачи обещали вылечить. Раиске только ничего не рассказывай. Сам знаешь, какая она впечатлитель; ная.— Отец нахмурился, посмотрев на сына с грустью. Андрей думал: «Как я теперь скажу ему о себе? Он и так переживает».
— Ты сам, батя, возьми себя в руки.
1едицина сильная...
— Кто ее знает? Болезнь страшная,—
[вздохнул отец, сжав ладонями виски. ПоI молчал немного, потом сказал:—Вечером
Пожаловалась на боли и тошноту, а ночью
(вскочила с постели, начала петь, смеяться,
рлакать. Хорошо, Раиска ночевала у подДружки и ничего не видела. А утром ее
нгвезли в Читу. И вот... ты когда на работу
ргойдешь?
— С обеда. К маме в воскресенье поеду.
— Не дадут свидания. Сказали — через
(юлмесяца. Ну, ты тут сам обедай. В кладовке сметана, яйца. А мне идти надо. Серокосы поеду смотреть.—И отец, сутусь, вышел из дома.
Прибежала Рая, подсела к Андрею.
Он нежно гладил ее по голове и говоил:
[ — Все бегаешь с подружками.
I— У Лорки качелю делали. Маму из
Ь'ницы скоро отпустят?—Она глянула
него такими глазами, что у него больсжалось сердце.
(.— Скоро, сестренка. Я буду с вами ка-

чаться?—перевел он разговор, чтобы отвлечь ее.
•— У ' н а с там веревки тонкие. Сделай
из проволоки, тогда будешь.
— В субботу приду и сделаю.
— Ты опять на станцию? Пожил бы дома. Знаешь, как скучно без мамы. Папа
все время на работе.
— Ладно, вечером приду. А ты, Раиска, следи тут за чистотой, чтоб мама приехала и похвалила тебя.
— И так все делаю. Кто пол моет? Я.
Обед даже папке варю. Вот...—она взяла
веник и стала подметать.
Андрей вышел и, понуря голову, отправился в Карийскую. За усадьбой совхоза, меж зеленых картофельных полей, серой лентой тянулась дорога. Около нее
пестрели косынки женщин, пропалывающих участки.
Рудин нагнулся, сорвал былинку пырея,
задумался... Шел, покусывая стебелек, и
думал: «Мама... неужели в нашей семье
наступили потемки?»—Он посмотрел на
горизонт, затянутый серыми тучами, от
них на сопки падала хмурая тень. Далекодалеко, над каменными шапками скал, расчесанными волосами свесились космы
дождя. Было душно, как в бане. Слышались отдаленные раскаты грома, словно
кто катал по огромному железному листу
бочку с камнями. Собиралась гроза.
У реки Андрею пришлось ждать перевозчика, который ушел в село, что раскинулось на пригорке. Рудин присел па
бережок и смотрел на мутную воду, покоробленную налетевшим ветром. По мелкой
гальке пробежал длинноносый куличик,
ветер взъерошил на его спине серые перышки. У устья небольшой протоки тем'ноли фигурки ребятишек, торопливо сматывающих удочки.
Посматривая на них, Андрей думал:
«Все живут. Все торопятся. У каждом
свои интересы, свои заботы. Нссм но-сиоему хорошо. А для меня сейчас ничего нп
мило. Мать в больнице. Марина с другим...
И в райкоме теперь станет иннсстно о
пьянке. Из комсомола исключат. Отберут
комсомольский билет, который Андрей всегде носит у сердца. С каким трепетом он
принимал его тогда и:) рук Курганова.
Сколько было радости у друзей. Илья,
Лешка и Андрей ушли в тот день в скалы,
разожгли в пещере костер и, сидя у огня,
поклялись быть всегда стойкими. Они
пришли именно сюда потому, что в этой
119

црщерр, во время гражданской войны, белогвардейцы замучили юношу, который попался им при выполнении задания партизанского отряда. Знали они об этом из
рассказа учителя, водившего их на экскурсию. Они не видели, не знали юношу, но
он им был дорог. И они хотели быть такими же. И вот один из трех оступился. Опозорил, запятнал клятву друзей. «Какими
глазами теперь буду смотреть людям в глаза?»
Рудин со злостью бросил папиросу в
воду, она пшыкпула и запрыгала на ряби
волн. Он не слышал, как лодка мягко
шаркнула о затравенелый берег. Старческий голос: «Поплывешь, али так сидишь?»—вывел его из раздумья.
— Что?.. Да, конечно, поплыву,—Андрей поднялся и ступил на нос плоскодонки.
На бюро райкома Андрея исключили
из комсомола. Он медленно вышел в коридор, достал из портсигара папиросу, разминая, раздавил ее, взял другую, лопнула и сна, -меж пальцев осталась табачная стружка. Рудин махнул рукой и
пошел шатающейся походкой.
Люди, сидевшие в приемной, понимающе переглянулись, один покачал головой и сказал:
— Дали парню прикурить, белый, как
лебедь.
В ортинструкторском отделе Андрей
опустился на диван, сжал ладонями лицо.
«Почему поверили бумажке?»—думал он,
задыхаясь от сухих спазм в горле. Члены
бюро настаивали на проверке фактов, а
Голубев, вертя в руках акт, заявил;
— Три подписи... чего вам еще нужно?
Сам факт пьянства в ресторане заслуживает самого строгого осуждения. Не место
пьяницам в комсомоле! Надо гнать таких
из комсомола! Сберечь от них комсомол.
Его слова, как тяжелые камни, падали
на голову Андрея. «Да какой же я пьяница?—думал он.—Выпил, просто не дав
себе отчета. А кто теперь поймет? Кто?»
Конечно, он понимал, что за пьянку его
следовало наказать, нарушил устав. Но
РГО душила обида за то, что так казенно
отнеслись к нему, как к человеку. Ну,
пусть бы дали строгий выговор на первый
раз, поговорили. Не пропащий же он человек. Ие с умыслом же он пил. Исправляют и не таких, а он же не ху.тигач.
«Не могу я быть исключенным! Не могу.
12-)

Слышите!»—простонал Андрей и поднялся с дивана. Выпил воды, облив пиджа'с,
и с?юва уселся, обхватив голову руками.
Зашел Голубев, подсел рядом. Андрей
вскинул глаза, они у него блестели гневно, осуждающе.
— Вот. видишь, к чему приводит несерьезность? Теперь опять мне заворга
искать,—сказал секретарь.
— Впервые за пять лет в комсомол?
обсуждали и сразу исключить... эх, вы! В
обком, в ЦК писать буду, а билета не
отдам. Вот увидите! Не отдам!— Рудин
снова выпил воды.
— Можешь писать, но обком решения
нашего не отменит,—Голубев прошолся по
•отделу.—И меня-то подвел, я же тебя
принимал на работу.
Андрей посмотрел на него суженными
глазами, качнул головой и вышел из отдела, думая: «О своей шкуре беспокоится, за авторитет волнуется. Какое ему
дело до какого-то Андрея Рудина?»
На крыльце Андрей потер ладонью ш;сок, медленно сошел по ступенькам и, !'•
обращая внимания на прохожих, поплелся к Митрофановичу. Проходя мимо чайной, остановился. Захотелось выпить, и >
он поборол в себе это желание и торопливо зашагал на окраину поселка.
Дядя, как всегда, был на взводе. Посмотрев на опечаленного Андрея, Митр>
фанович взял бутылку и налил ему водк: 1
—• Чего ты такой ненастный? Аль I. >
работе неладно. Царапни-ка стаканчн:;.
сразу полегче станет.
Андрей махнул рукой — эх, была-ш
была—и выпил водку. Затем расска;;,! I
старику о своем горе.
Митрофанович задумался и снова н;1
лил водку.
— Перемелится все, племяш, мука П;
дет. Пей и 'спать ложись.—Дядя выпи.; и
стал рассказывать Андрею о своем, шп.п
певшим на сердце за многие годы.
— Вот оно, мать твою за ногу, кг, •
жизни бывает. Воевали мы за н"!->
жизнь, за новую власть, а потом в р п п
от имени этой власти цап-царап нас м
за решетку! Каково было на сердце?' Гтумане были мы, ни черта понять не М"
жем, что на белом свете творится. А т
1
не жиони, Андрюха! Жизнь-то она, м
погода, меняется. То теплынь на ;и!"|"'
ТО

ХОЛОД

И

СЛЯКОТЬ.

ПрИВЬГКаТЬ

Н,!.1 >

за матерь-правду бороться. Она все Р.П.И"
наверху будет. Разыскивай торговшнп

которой разбил в ресторане тарелку. Она
поможет тебе. Заодно и сестру попроведаешь, поклон ей от меня. Скажешь—намою золотишко и тоже приеду к ней.
Андрей сидел пьяный, а в его голове
роились мысли о матери, Марине, комсомоле. Все перемешалось, запуталось в какой-то путанный клубок, в котором было
трудно сейчас разобраться. Он начинал
терять веру в себя, в людей. В сердце
росла непонятная обида на все и на всех.
Было жалко и Митрофановича, который
пил, как понимал Андрей, не от радости.
В частых разговорах дяди проскальзывала
частица той большой обиды, что была у
старика на сердце, и чуткая душа Андрея
улавливала в ней это большое.
На улице затарахтел мотоцикл. Андрей
вздрогнул и выглянул в окно. Увидев
Шипицына и Лешку Сенчагитгэ, он забегал глазами по комнате: куда бы спрятаться. Не .хотелось в таком виде показываться друзьям на глаза. Но не успел
он что-либо предпринять, как они вошли
в избу.
Шигжцьш поздоровался >с Митрофановичем за руку и сердито взглянул на
Андрея.
— Горе в водочке топишь, комсомольский вожак? Залить его думаешь! Эх ты,
горемыка! Пей, пей, ана тебя к добру такому приведет, что взвоешь по-волчьи.
Полюбуйся, Леша, на дружка своего. Кра.савец!
Митрофа'нович пощипал бороду, неудов|летворенно пожевал губами и заступился;
— Это я его принудил. Вижу хандрит
|алемяш и...

— Вы, Митрофаныч, тут ни при чем. У
него самого должна быть на плечах голова, а не репа,—Николай Фомич посмотрел на Андрея так, что тому стало жарко.
Лешка молчал, теребя кепку, потом укоризненно сказал:
— Ты думаешь, мы меньше тебя переживаем? Я как узнал от ребят, сразу и
не поверил, а Николай Фомич оросил дела
и к тебе... Ну, зачем ты это? Что с тобой,
Ан-дрюша?
Андрей молчал, ему 'нечего было сказать. Он только морщился, виновато посматривая на них.
Митрофановяч махнул рукой, -словно
советуя прекратить бесполезную беседу.
Но гости были безжалостны. Они еще долго выговаривали товарищу о его слабости,
низости, о том, что не так нужно отстаивать свою правоту.
Андрей сидел, упершись локтями в стол,
прикрыв рукой глаза. Он сознавал свою
вину, и от этого «было еще горше на душе.
— Снова нахлещешься, знай: ты мне
не друг!—Лешка тронул Андрея за плечо:— Запомни!
Шипицын предложил ложиться спать,
а утром прийти к нему на завод для
серьезного разговора.
Рудин согласно кивнул, медленно встал
и. шатаясь, вышел вслед за друзьями.
Лешка сердитым рывком столкнул мотоцикл с рогульки и зло ударил ногой по
рычажку пускового механизма. Из выхлопных труб вылетели кольца дыма.
Давно за поворотом проулка скрылись
спины друзей, а Рудин все еще стоял, навалившись грудью на перекладину ворот
и думал, думал, опустив голову. Ветер
трепал его разлохмаченные волосы.

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

1
ОТОТ субботний вечер Марина сразу
•г*узнала Андрея, она побежала за ним,
догнать не могла, он успел вскочить на
ходящий паром.— Чего ж он так?— дула она.
['Кое-как дожавшись понедельника, пок директору училища, чтобы отлрося хотя бы на один день. Но он не
Вустил, потому что их группу посылали
несколько дней в колхоз. Марина ра-

ботала в поле, а из головы по выходил
Андрей.
П теперь, приехав домом, девушка сразу же заспенгила в совхоз. Ей хотелось
скорее встретиться с ним. За поселком,
оглянувшись, она
припустила
со всех
ног по л у г у и пробежала около километра. Запыхавшись, подошла к реке и, озадаченная, остановилась. Лодочника не было, а лодка была замкнута на цепи. Марина нахмурилась, посмотрела на воду: от

121

псе веяло холодом, над рябью тихих волн
плавал туман.
'Марина сняла тапочки, забрела в воду,
ноги сразу же зеледенило.
— Быр-р-р!—вскрикнула девушка и
вышла на берег. Глянула на сонный поселок на пригорке, где не было ни души,
решительно сняла платье, привязала его
пояском к голове и, надев тапочки, вошла в реку. Быстро присела, погружаясь по
плечи в воду, пружинисто вскочила, широко раскрыв рот. Дыхание захватило, а
тело обожгло, оно стало похожим на тело
ощипанного гуся. Она снова присела, теперь уже дыхание не захватывало, и побрела в глубину. Под тапочками мягко
похрустывала галька. Вода не пугала
своим холодом, наоборот, как-то прижигала, было такое ощущение, что она брела в горячей ванне.
Плыть было легко, течение несло к
противоположному берету. Чтобы выйти
ниже, где пологий склон, она повернула
еще круче вниз по течению, спокойно
взмахивая руками. Выбравшись на берег,
сняла тапки вылила из них воду, отжала подмоченное платье. Плечи, грудь,
ноги у нее порозовели, она огляделась и
сняла с себя все, торопливо стала отжимать, беспокойно поглядывая на пригорок. Выглянули первые лучи солнца и
осветили ее красивую, стройную фигуру,
крутые плечи, высокую грудь, крепкие
полные ноги. Марина почему-то застеснялась своей наготы и быстро надела
сырое белье, платье.
Шла по лугу бодрая, свежая, легкая.
Серебрилась роса. У желтого песчаного
бугорка столбиком вытянулся золотистый
суслик, свистнул, увидев девушку, и юркнул в нору, мелькнув пушистым хвостиком. Маленьким вертолетиком взмыл в
небесную синь степной солист-жаворонок.
Марина восхищенно смотрела на проснувшийся луг, глаза ее смеялись, они
были похожи на ягодки спелой черемухи,
смочетной дождем. Легкая белая косынка
на голове трепетала от быстрой ходьбы,
раздувался, пузырился шелк платья.
Около совхоза она нарвала букет цветов
и вошла в первый проулок. Ей встретилась женщина с граблями на плечах. Марина спросила, где живут Рудины? Женщина показала на домик, утопающий в
зелени густых черемух.
У ворот Марина остановилась, оробев.
Тревожно забилось сердце. Она постояла,

122

уняв волнение, тихо
открыла калитку.
В сенях ее встретил отец Андрея, удивленно посмотрев на девушку, открыл
дверь в избу.
— Проходи, дочка. Только извини за
беспорядок. Одни мы хозяйнуем, без матери,—печально сказал он.
— Как? А
Наталья Митрофановна
где?— спросила Марина просто, словно
она давно знакома с отцом Андрея, проходя в избу.
— В больнице наша мать,— ответил
Абросим Алексеевич и снова поглядел на
Марину. Он узнал ее по фотографии на
гармони.
Марина разрумянилась от ходьбы, изпод белой косынки глядели большие глаза,
а над ними, вспорхнув, загнутые крыльями брови почти сходились у переносья.
Это делало ее еще привлекательнее.
В
движениях девушки было что-то властное.
«Волевая»,— подумал
Абросим А.теексеевич. Ему понравилось, как Марина села,
как заговорила тревожным голосом, гляди
на него умными внимательными глазами.
От ее грудного голоса исходило что-то родственное, близкое их семье: простота, беззастенчивость. И старый Рудин был рал
за сына. Лучшей невестки, казалось, и ж
сыщешь. А тут, как на грех, беда: закуролесил во всю Андрей. Дважды ездил Абросим Алексеевич к шурину, но сына разыскать не мог, он пьянствовал где-то :>
ребят. Это-то и обеспокоило отца. Он п < >
нимал, что парень мог запить из-за ш 1
приятностей на работе, из-за болезни м,1
тери. А может, у него с этой * девчонк"И
нелады. Как ей рассказать обо всем?. Бри
сит она Андрюшку. Такая милая и крл
сивая девушка, наверно, отбоя от реб:м
не имеет, все-таки он стал говорить гп
правду.
— Закуролесил, дочка, наш А н д р г м
Если его сейчас не поддержать, погибнп
парень. Пропадет ни за грош...
— Что с ним?—испуганно сирот "
Марина.
— Водку хлещет, с работы полем г :
Ехал из Сретенска, нахулиганил в ваг
Он туда, случайно, не к тебе, дочка, г л
дил?—нахмурился Абросим Алексеевич и
посмотрел на Марину.
Марина задумалась: «Наверное, у и н и I
меня с Анатолием и...»
— Как мне отыскать его. Где Л и ч и н
сейчас?—волнуясь, спросила она, н п . м м »
с дивана.

— А бес его знает? В чайной где-нибудь... Живет-то у Митрофановича в Карийской.— Он назвал адрес.— Найдешь,
домой посылай. Я ему мозги
прочищу.
Второй раз бы поехал, но некогда — совещание бригадиров сегодня. Разыщи его,
дочка, а то скопытится парень.
— Вы не огорчайтесь. Не будет он
пить! Вот увидите! Я поговорю с ним,—
Марина заторопилась.
— Стаканчик молока на дорожку выпей,—предложил отец.— Да, чуть не забыл. У «ас машина с овощами в Карийскую пойдет. Отправлю тебя с ней. Чего
ж пешком-то?
Марине понравилось, что отец Андрея
лроявляет о ней заботу и называет ласко[ во, дочкой. Она прониклась к нему уважением и, шагая рядом, говорила:
— Может, вам нужно постирать, побелить в избе, так я приду, помогу...
— Спасибо, доченька. Соседка помогаI ет нам, обюйдемся пока. С Андрюшкой надо все уладить. Ведь может всяко повернуться дело. Сердце-то сама, понимаешь,
• молодое, горячее. Не охлади вовремя —
накуролесит.
— Ничего, ничего. Не волнуйтесь, Ан! дрюша неглупый, он поймет. Он бросит
[пить, вот увидите!
...Клубилась пыль по дороге. Сидя в куове, Марина думала: «вот шальной, что
[обо мне подумал. Да разве я могла бы
|Изменить тебе».
В Карийской, не заходя домой, она пома искать дом Митрофановича. Он во
дворе запрягал лошадь, собираясь в райоп за дровами. Лошаденка помахивала
остом, отгоняя паутов.
Митрофанович сказал Марине, что Анрей ушел утром и до сих пор не при|одил.
Она застала его в чайной. Он сидел за
олом в замызганной до черноты голубой
^осоворотке, в помятом пиджаке. Спутан*е, нечесанные голосы свесились на лоб.
Марина робко присела рядом на стул, с
ольбой взглянула на него и тихо проговова:
Андрюша, здравствуй.— Голос у нее
Вжал.
Рудин медленно поднял припухшее лимутными, непонимающими глазами усрился на девушку и, тряхнув головой,
рывом пробормотал;
М-марина?— Он потер трясущейся
ой висок и осоловело, почти не мор-

гая, уставился на нее. От взгляда его полных, непонятного не то испуга, не то
удивления, глаз ей сделалось больно. Стало почему-то страшно и в то же время
сердце кольнула боль за друга. А он опять
заговорил:
— Ты во сне ко мне пришла. Тебя
нет... Марина... в Сретенске замуж за
речника...
у него вся грудь в медалях.
Герой... А Андрей Рудин кто? Солдат,
пьяница... И пить буду. Все к черту! Буду пить! Б у д у ! — А н д р е й стукнул кулаком по столу.
— Андрюша, ну зачем ты так? Я ведь
к теюе приехала. Я—Марина. Ни за кого
я замуж не вых-одила. Ни за кого! Слышишь, Андрюша, я приехала к тебе. Выйдем отсюда.
Андрей посмотрел на нее, потом тяжело
поднялся. Марина поддержала его за руку.
— Пойдем, Андрюша,— снова повторирила она.
На улице Андрей остановился, и, раскачиваясь, забормотал:
— Оп... пять... на море к-к-качка...—
Потом опустился на колени, и склонив голову на грудь, рухнул «аземь, раскинув
руки.
Марина наклонилась над ним, пытаясь
поднять его, но сил у нее не хватило.
Было стыдно, очень стыдно за себя, за
Андрея, но как могла она бросить его,
уйти. Она стояла над ним, как мать над
могилой сына, чуть покачиваясь, не утирая, стекавших
по лицу слез. Тягучий,
•тоскливый поток беспокойных мыслей
сжимал сердце.
Увидев на дороге такси, Марина подняла руку. Взвизгнули тормоза, сердито
шоркнули о песок тугие колеса и из днерцы выглянул таксист. Она попросила его
отвезти Андрея в Краснопартизанский переулок, где жил Митрофанович.
— Вас хоть на край света. Ньяашх не возим, корочки отнимут, - шофер презрительно посмотрел на разметашштося
Андрея, с сочувствием заметил:— И охота
вам около такого торчать? Садитесь, вас
с ветерком прокачу!
Марина гнешю пн'рвнула глазами;
- Ладш>, езжайте себе!
Таксист покачал головой и лихо рванул с места. За машиной штопором заклубилась пыль.
Марина увидела на другой стороне дороги знакомую лошадёнку, торопливо

123

перебежала улицу, замахала косынкой, бак, тарахтенье мотоциклов. Из сада донеслась бередящая душу музыка..
крича:
Марина прикрыла створки и шум не— Дедушка, постойте!
Митрофаяович подъехал к Андрею, ло- много стих. Включила свет и присела к
шадь покосилась «а него, шевелила ушами столу, заглянула в книгу, словно там был
при каждом всхрапе Рудина. Митрофано- ответ на мучившие ее вопросы. Но в книге была другая, своя жизнь. Марина завич жмурился и говорил:
— Перебрал трошки, племяш. Жари- хлопнула ее, обхватила голову руками.
ща, вот и развезло. В меня, бестия, выдал- «Я должна помочь Андрею. Он любит меся. Но, ничего, Абросим выжмет из него ня. Нельзя допустить, чтобы он спился.
Андрей — друг. Он хороший. Он исправодку. Выжмет...
Они с трудом втащили Андрея на теле- вится».
гу, и Мятрофанович повёз его домой.
Она смотрела во тьму. Где-то далекоМарина шла по тротуару и думала; далеко вспыхивали огоньки электросвар«Вот так встретились!». Совсем не таким ки. «Работают люди, им хорошо. Знают
она хотела увидеть его. Знала Андрея, как
свое ДРЛО. А мне как быть? Как?..»
Разобрав кровать, легла спать, но сол
смелого, чуткого, сильного. А тут он представился совсем другим, совсем не тем не приходил. Марина ворочалась с боку
на бок, лицо горело, словно она сидела
Андрюшкой.
Налетел ветер, закружил по дороге бу- перед раскрытой печью и ее обдавало пламажки, пыль, понес песок, забивая им менем, а подушка казалась жесткой, как
нос, уши, глаза. Солнце закутала темная дерево, одеяло колючим. Все мешало и н>'
тучка. Вокруг помрачнело. Потемнели, за- давало уснуть. Марина поднялась, открытрепетали листья на деревьях. От этого ла окно. В комнату ворвался свежий возта душе сделалось тоскливей. Навстречу
дух, окутал горячее тело девушки. От
прошли две девушки, о чем-то оживленно легла, потянула на плечи одеяло.
разговаривая. На другой стороне улицы,
...Первый луч солнца, как котенок пу
у палисадника, худощавая женщина тяну- пгистым хвостиком, щекотнул ее по лпщ.
ла за рукав пьяного. Он упирался и, руга- коснулся кос. Листья розы едва замети •
ясь, вырывался. Женщина выпустила ру- встрепенулись, отряхивая с себя ночкы''
ку, пьяный рухнул на землю и, не удер- тени, и потянулись к свету...
жавшись на слабых руках, клюнул носом.
Жена подскочила к нему, помогла подАндрей вылез из-под одеяла, посмотр^ I
няться, а он оттолкнул её и, высоко за- на пол все еще не протрезвившимися г.м
дирая ноги, зашагал по направлению к замя. Валялись окурки. Он встал, соПр.-1 I
чайной. Женщина покачала г.товой и по- их, бросил в таз под умывальником. Ми
шла, следом.
трофановича и тетки дома не было.
«А если мне вот так же с Андреем приНе успел Андрей умыться, как к в г м .
дется?»— со страхом подумала Марина. приехали Лешка и Илья. Сенчагин ср;м.
Руки её машинально вязали узелки на же напустился на Рудина:
косынке. «Что теперь делать? Разорвать
— Почему не пришел к Николаю 'I 1 "
нашу дружбу? Оставить Андрюшу одно- мичу? Водка дороже друзей стала.
1
го?.. Нет, нет, что это я? Слабодушная!
Илья с жалостью глянул на Андр< :| и
Он, может, и запил из-за меня.? У них и огорчённо заявил:
так горе... мать в больнице. Но если он
— Не там бросаешь якорь, Андрюпн. >
будет так пить?.. Как 'быть?»— Эти воп- Не там! К чужому берегу парус пишт
росы не давали ей покоя. Впервые де- нул. Шлундру бы тебе за это сыграть и
вушка задумалась о жизни серьезно, и друг ты нам. Пойми ты это, садовая инш
то, что до этого не замечалось, проходило башка. Друг!— Федорцов встряхнул А и ми >
как бы стороной, не вызывая в сердце
за плечи.— Что ты так, а? Ты же не V >
тревог, сейчас угнетало, давило, требова- рица, чтобы так распускаться! Возьми "
ло ответа.
бя в клещи! Мы в обком писым-о и !'•••
И дома она всё ходила и ходила по написали. Оставят теоя в комсомол! 1 . II
комнате. Вечер уже давно затянул окна
если будешь так продолжать, сядгпп. ш
темно-синей занавеской. А ответ так и не мель.'А нас в корыто посадишь!
был найден. С улицы врывался вечерниц
Андрей глухо ответил:
шум поселка, голоса людей, тявканье со— Спасибо, ребята. Брошу я шт ' ••
Г.Ч

не могу понять, что на меня накатилось,
места яе могу себе найти.— Рудин помолчал, вздохнул.— Брошу я всё. Завяжу,
как ты говоришь, морским узлом. Верите?
— Вот! Давно бы так,— оживленно
заметил Лёшка и, извинился:— Мы на
минутку к тебе, чтобы сказать обо всём.
— Да я понимаю.— Аидрей посмотрел
на друзей виновато.
— К маме съезжу и приду работать на
завод.
Друзья уехали, а Рудкн задумался над
своей непутевой жизнью. Несколько дней
подряд он заливал горе водкой. Напьется
и все забудется: исключение из комсомола,
больная мать, неразделенная любовь. Проснется с похмелья и снова в голову полезет все это. Станет невыносимо. Мучается,
мучается Андрей, а потом, чтобы забыться,
опять напьётся. И спит беспробудно. Но
так не может продолжаться вечно. Ему
уже стало стыдно показываться людям на
глаза.
«О какой девушке мне ночью Митрофанович говорил? Кто это обо мне мог побеспокоится? Разве Вика меня у чайной
'видела. Нет, Вика — беленькая».— Андрей
[напряг память, и тут как во сне всплыло
[лицо Марины. «Нет, Марина не могла
[приехать из Сретенска. Да и не нужен я
[ей больше. Она теперь замужем». И опять
[грызут, мутят душу тяжелые мысли. Он
[замкнул избу, пошел за расчётом.
Получив расчёт, Андрей уехал в Читу к
1матери. В больничном садике, на посыпан1яой желтым песком аллейке, Андрей уви1дел мать. Она пополнела и с виду можно
Выло подумать, что вполне здорова. Но
ряаза ее горели лихорадочным блеском.
Она узнала Андрея, нисколько не обадовалась, даже не поздоровалась. Нагнуввсь, стала прятать какую-то бумажку в
апочек. Затем выпрямлялась и, со страхом
аираясь по сторонам, таинственно проВептапа;
— Нас всех в плен забрали. Кормить
^дут, ты плюй в миску, там отрава. Вот,
|цишь?— она указала рукой на больную
[синем халате.— Это переодетый немец.
Андрей глянул на женщину и удивился:
упорно пялила на голову тапочек и
у-то глупо улыбалась. Ему стало жуто. И чем дольше он находился в садике,
страшней становилось. Вот одна больуже полчаса топчется на одном и том

же месте и, задрав кверху голову, приговаривает: «Залез на солнце и сидит.
Слезь — говорю!—и опять одно и тоже:
— Залез на солнце и сидит. Слезь — говорю!»— и делает руками какие-то замысловапгые знаки.
Другая больная монотонно просит соседку;
— Коля, пришей мне голову. Это ж
не моя. Пришей, Ко-ля,— и трясёт, головой.
Андрей пытался поговорить с матерью,
но безуспешно, она отвечала невпопад, а
то и совсем молчала. Когда он уходил
она спокойно подсела к какой-то Польши"!
и заговорила с ней, даже не посмотрев на
уходящего, сыща.
По узкой тропинке Андрей спустился
в город. Подойдя к винному киоску, попросил налить стакан водки. «Неужели
все?..— подумал он.— Здесь и по десять
лет лежат... Мама... бедная мама»,— и
печально заглянул в стакан, выпил.
Потом постоял, покурил и снова протянул киоскерше стакан.
— Еще двести...
— Очумеешь, хватит!
— Налей, сестренка, душит меня.
Но и после второго стакана гнетущее
состояние не проходило. Еле волоча ноги,
побрел он от киоска. «Поправится ли
теперь мама?».— еще успел подумать он,
затем все замутилось и Андрей свалился в
кювет. Все покрылось тьмой...
Очнулся он и не сразу понял, что с
ним творится и где он? Со всех сторон Андрея хлестали струи холодной, как лед,
воды. Он задыхался от них. Попробовал
встать, но руки выше локтей были стянуты ремнями и привязаны к стене, в которую упиралась его спина.
Стены комнатушки, в которой он сидел,
были цементные, вверху тускло маячила
лампочка. «Что это? Где я?! Неужели сошел с-ума»,— со страхом подумал Андреи,
дотянулся ладонью до лица, прикрыл РЮ
рот, дышать стало легче. «Что такое? Камера пыток каких-то? Или сумасшедший
дом?»— Эти мысли напугали его.
В комнатушку кто-то заглянул.
— Отвяжите! Что вы делаете?! —
крикнул он, но дверь захлопнулась. А
вода стегала тугими фонтанами. Он продрог, казалось, все тело его обледенело.
Потом пришли люди в милицейской
форме, отвязали его. «Почему милиция?»— думал Рудин, шагая, поддержи125

ваемый милиционерами. Они уложили его
на кровать в темной комнате и снова
крепко стянули ремиями ноги и руки.
Это была, пожалуй, самая кошмарная ночь
в жшни Андрея.
...Утром, выйдя из вытрезвителя, Андрей
пошел, куда глаза глядят. Жизнь стала
пустой, ненужной.
Он долго бродил по городу и оказался
около пивной. Захотелось выпить. Он зашел туда, осушил стакаи, вышел на улицу и побрел к железнодорожным путям.
В голове у него бродили нехорошие мысли: «Чем так коптить белый свет, лучше
сразу под поезд. Какой толк от моей жизни? Хватит морочить людям голову. К
чёрту всё! Одни неприятности. Слово давал не пить, а сам... Кому я такой нужен? И правильно -Марина сделала, что за

другого вышла. Нужен ей такой прощалыга, подзаборник».— Он был противен сам
себе.
Кончились постройки, потянулись какие-то огороды, пустыри, стройки. Потом
Андрей опять оказался у киоска. Снова
выпил. А мысли вертелись, вспоминали,
звали к смерти. «Конечно, так проще.
Жить нужно тем, кто что-то делает для
других. Кому рады люди. А я... к чёрту,
все к черту».
И опять ноги идут, идут. Руки висят,
как плети. Голова клонится. В душе пусто,
противно, одиноко. Где-то споткнулся, руки нащупали песок, он вскарабкался на
какую-то насыпь. Запахло просмолёнными шпалами, углём, шлаком. Где-то промычал паровоз...

ГЛАВА ПЯТАЯ

ДЯ АРИНА пришла на практику в рай*"* союз, но её вызвали в райисполком.
— Дело такое,— председатель райисполкома посмотрел на Марину из-под очков, они у него висели на лбу, выше
глаз.— Мы посылаем вас в помощь приезжим,— он кивнул на девушек, по стене от очков промелькнул зайчик.— Будете ревизовать райсобес. К нам поступили
тревожные сигналы. Можете столкнуться
с фактами присвоения государственных
средств. Вы местная и многих пенсионеров знаете не только по фамилии, но и в
лицо.
— А как моя практика?
— Это будет для вас неплохим экзаменом. С облсоветом согласовано, с райсоюзом — тоже. Знакомьтесь, ваши коллеги.
— Катя,— со стула поднялась белокурая девушка.
— Валя,— протянула руку вторая, черноглазая.
— К ревизии приступать немедленно.
Когда шли в райсобес, Марина думала: «Придет ли домой Андрей? Вчера в
чайной он, конечно, не узнал меня». Утром она приходила к Митрофановичу, но
дом был на замке. «Надо во что бы то
ни стало встретиться с ним».
Когда они пришли в райсобес, заведующий Маремьянов удивленно посмотрел на
них. Предложил сесть. Марине, прежде раГмгнавшей здесь, приветливо протянул пухлую ладонь.
Г2С>

— Очень рад, очень рад... с окончанием
ученья вас.
— Благодарю.
— Куда дали назначение работать?
— Назначения еще не получила.— Марина повернулась к девушкам.— Что ж,
будем приступать?
— Так сразу?— Маремьянов нахохлился, как воробей под дождём.
Девушки прошли в отдел. Вика Грановская подняла голову от документов,
прищурилась и, узнав Марину, вскочили
со стула, кинулась к ней и стиснула и
объятьях.
• — Раздавишь,
сумасшедшая,— смеялась Марина, освобождаясь из объятии
подруги. Окинув взглядом столы, поиска.м
глазами знакомых и, не увидев их, взво.т
нованно опросила:
— А где остальные?—На Хабарову
смотрели новые служащие.
— Таня ушла, а Вера теперь — офи
церша. В Москву с мужем уехала. Лх"'>\
Маремьянов уволил. Ты ее знаешь, ч \ п .
что — так она в глаза...
— А разве это плохо?
— Неплохо. Да не всякое начальпг."
это любит,— серьезно возразила Вика
Ты в гости к нам?
— Да нет, по делу. Ревизовать.
У Вики почему-то дрогнули реснииы
и она отвела в сторону взгляд. Марит
поинтересовалась:

— Ты какой контигент пенсионеров
ведешь:
— Трудовой,— тихо ответила Вика и
ушла на свое место.
Комиссия приступила к ревизии. Марина радовалась за Вику. Дела у подруги
велись аккуратно. Всё подшито, пронумеровано, записано без помарок. После обеда Марина снова принялась перелистывать
пенсионные дела и карточки. Что это—карточка Савкова? Прочла снова. Нет, она не
ошиблась — его дело. Вспомнилось, перед
отъездом в училище по улице посёлка
шла похоронная процессия. Почти все жители Карийской провожали в последний
путь партизана, борца за власть Советов.
А тут в документах он почему-то ожил
и ему начислялась пенсия. «Что это? —
Марину
покоробило.—Неужели
семья
Савковых скрыла акт смерти и получает
деньги за умершего?»— с тревогой подумала она и тут же прогнала прочь от себя
такта мысли. Она хорошо знала эту семью.
Две дочери покойного —врачи. Сын—паровозный машинист-тяжеловесник, о нем
не раз писали в газетах, как о лучшем
производственнике. «Такая семья. Нет! Не
могут они опорочить славное имя отца.
Не могут! Но кто получает деньги? Кто?»
Марина посмотрела на уткнувшуюся в
бумаги Вику. «Неужели <ша могла сде[лать такое?—у Марины сжалось сердце.—
[Нет, что это я? Как смела даже подумать
;на Вику? Знаю ее с детства. Вместе учи!лись». Марина торопливо начала листать бланки переводов. Затем снова взя•лась за документы, обнаружила еще одну
[фамилию. Это был фронтовик Костенко, ко[торын умер полгода тому назад. О смерти
1вго ей писали из дому, так как он жил на
|их улице по-соседству.
Марину охватило тревожное беспокойЬтво. Как бухгалтер, Вика не может не
Ьнать всего этого. И снова мысль: «НеуЬэели она?» Марина медленно-медленно убрала бумаги, устало поднялась со стула.
Из райсобеса шли втроем. У гостиницы
^становились. Катя спросила:
— Марина. ты Иванову Лукерью
ваешь?
— Знаю, а что?—еще больше встревожлась Марина.
— У нее сын погиб?
—
Да, и муж...
(
| — Так вот эта бабка почему-то полует пенсию за обоих. Ты бы выяснила
&ГОДНЯ.

— Понятно. Значит, и вы кое-что обнаружили:
— Как ни печально, но да,— заметила Валя.
...Старушка обрадовалась приходу девушки. Жила она одна и скучала о людях. На столе у нее пыхтел самовар, внутри его словно кто-то постукивал молоточком.
— Ишь, кует, кует, родимый. К деньгам это,— бабка загремела посудой.—
Сейчас чаек пить будем.
За чаем Марина осторожно спросила;
— Бабуся, а вам пенсию на дом приносят?
— Пенсию-то? Как же, приносят. Прокопия-то дочка, как ее, запамятовала...
Вика, дай бог, ей здоровья. Кажин месяц носит. Ох, и помучилась она со мной,
пока научила меня расписываться. А теперь я сама на бумажках расписуюсъ.
— На каких бумажках?— словно не понимая, спросила Марина.
— На денежных, знамо... Сразу на двух
расписуюсь.
«На двух бумажках... как же это, Вика?» — Марина с тоской поморщилась от
неприятных мыслей.
— Ты пей, пей,— вывел ее из задумчивости мягкий и ласковый голос старушки.—Аль, горячий? Так я тебе блюдечко,— засуетилась хозяйка.
Марина торопливо допила чай и встала.
— А ты тоже в мать. Все торопишься.
Все молодые торопятся. А куда?—рассудительно заключила Лукерья и предложила выпить еще чайку. Но Марина поблагодарила и ушла.
Вика в это время сидела у Маремьяпона
и сквозь тихие рыдания говорила:
— Втянул меня, паразит окаянный. Выпутывайся теперь сам. Дура, я дура, с
кем связалась. Марина уже нес поняла. Я думала, что ты как чглпмек заботу обо мне, моем больном отце нршпшл.
А ты — паук!
— Ну, разнюнилась! Когда дележки
брала, помалкивала? Сейчас не плакать
нужно, а действовать. — Маремьянов
сердито засопел и поле;) и ящик стола.
Достал отгуди пачку денег. Нот тут тысяча. Снеси ей, да слезы-то утри! —
Он нехотя протянул деньги Вике.
— Не возьмет Марина их, — Вика вытерла ладонью слезы.
— Уговори. От такой суммы дурак
127

только может отказаться. Ей умолчать о
пенсиях и... Приезжие-то не докопаются.
Не-е, она сцапает сотенки. Сцапает! Да и
подруга она тебе, вместе уладите...
Вику немного успокоили эти слова.
«Возможно и уговорю», — подумала она,
и, сунув деньги в сумочку, пошла к Хабаровой.
Маремьянов проводил ее взглядом и
долго сидел задумавшись.
«Если Хабарова откажется от взятки, то придется в
ход пускать Кешку. Этот за деньги даст
руку себе отрубить». Дружба с Худолеем
родилась у них в чайной. Свела очередная выпивка. Черт черта по лапке и в
темноте найдет, а тут сидели рядом, как
не понять друг друга. С Худолеем все и
началось... Тот посетовал на скудность пенсии, а хмельной Маремьянов был битым
волком, он сразу понял, что этот «пенсионер» может пригодиться. Похлопал собутыльника по плечу:
— А ты, Кеша, захаживай ко мне. Один
ум хорошо, а два лучше. Глядишь, и смикитим чего.
Кешка понял намек. Стал наведываться
к Маремьянову. И вскоре у него прибавилась «пенсия». Правда, тут Кешке пришлось «поработать», и он «сосватал» одного почтового работника, такого же забулдыгу, как и сам. Маремьянов «заарканил» Вику. Сделал он это незаметно. Сперва подсунул ей два платья из подарков,
которые выдавали инвалидам, затем повысил в должности, чем расположил ее к
себе. И так вошел в доверие, что однажды в спешке подсунул документ на солидную сумму. Она подписала его, не поняв, что попала в лозушку.
...Маремьянов пришел к Худолею. Тот
лежал на койке и курил. Пеленой плавал
дым по комнате, забросанной окурками.
На столе лежала порожняя бутылка. Маремьянов покосился на дверь в соседнюю
комнатушку.
— Мое вам... — Кешка лениво поднялся с койки, бросил на пол папироску. —
Один я, мамаша уехала в деревню. Надоели старой мои концерты. Я последнее
время тут арии разучивал.
— Арии, говоришь, а у меня драма
начинается.
— Стряслось что-нибудь? — растерянно спросил Худолей.
Маремьянов вынул бутылку из кармана,

128

поставил на стол, повел приплюснутым
носом по сторонам.
— Зажевать найдется?
— Имеется, — Кешка полез в тумбочку, достал бутерброд.
— Можем сгореть без дыму. — Маремьянов выколупнул вилкой пробку, разлил
водку. Они выпили, и Маремьянов рассказал Худолею о ревизии.
— Тэкс, тэкс, — Кешка постучал вилкой по стакану.— Архивы уничтожить
нельзя?
— В том-то и дело, Кешенька. Хабарова уже раскопала их. Послал к ней Вику с деньжонками, так сказать. Но кто ее
знает? Вдруг не возьмет ревизорша. —
Маремьянов, морщаясь, провел по щеке ладонью.
Кешка разлил по стаканам остатки
водки.
— Тэкс, значится, все зависит от этой
черноглазой? А что, если ее в темном уголлочке... перышком... она и мне чуть веет
панихиду не испортила. Да вовремя ты ее
сплавил на учебу.
Когда-то Кешка Худолей специально
подсунул руку в дверь вагона и оборвал
пальцы. До фронта не доехал. Затем выкрутился из этой истории и даже добился пенсии по инвалидности. А Хабарова
кое-что узнала.
Кешка выплеснул в рот водку, стал
жадно жевать закуску.
Маремьянов похлопал Худолея по плечу.
— Твоя мысль заманчивая. Но посмотрим с чем Вика вернется?.. Дело-тч
очень серьезное, так сказать. Особенно
с твоей индивидуальностью, Кешенька.
Как дезертирство расценить могут,—Маремьянов задумался.
— Не вешай нос, Маремьяша. С этой
девочкой мы покончим, как пить дать,
покончим...
...Вика пришла к Марине, позвала ее и I
улицу. Они вышли в маленький садик и
сели на скамейке. Вика начала издалека.
— Папа у меня совсем плохой стал
Я так боюсь... если что... так я совсем
одна останусь.— Вика поникла плечами,
замолчала убитая, подавленная.
«Так вот почему она последнее врем-.!
такая печальная»,— подумала Марина
Ей захотелось чем-то утешить подругу,
она прижалась к ее плечу и заговорила:
— Успокойся, Вика, выздоровеет пат
Мало ли болеет людей, а потом выздоравливают.

— Нет, Марина,— Вика вздохнула и
подумала: «Почему я к Николаю Фомичу
не сходила. Рассказать бы ему все». На
глазах у нее появились слезы.
— Как же поправится?.. Кто за ним
ухаживать станет? Меня ведь посадят!—•
Вика склонила голову на грудь Марине
и заплакала.
Марина, вздрогнув,
прижала еще
сильнее к себе Вику, не находя слов утешения. А Вика это по-своему поняла, с
мольбой глядя в глаза Марины, она заговорила;
— Не губи меня... скрой все. Ты же
можешь...
Марина молча повернула к себе лицо
' Вики, глянула в ее мокрые от слез гла'за и отрицательно замотала головой.
— Марина, милшькая, ты хочешь
' убить меня? Приезжие не поймут, если
ты промолчишь...
Марина качала головой, и ее глаза
умоляли замолчать Вику. Но та, озираясь
(По сторонам, трясущимися руками достала
деньги. Марина увидела их и ее взорва[ло. Она порывисто оттолкнула от себя
[•Вику, вскочила. Глаза у Марины округ[лились, с трудом сдерживая себя, бледнея,
[задыхающимся голосом, она прошептала:
— Ты с ума сошла, Вика. Как ты
[смеешь? Уходи сейчас же...—Марина подрся.та руки, словно защищаясь от чего-то
[страшного, надвигающегося на нее. Голос
нее сорвался:
— С кем я дружила? Вон ты, оказыается, какая...
Марина зло хлопнула калиткой.
Вика торопливо спрятала деньги, подалась и, сгорбленная, вдруг постаревшая,
правилась домой...
Марина вбежала в комнату, упала на
геан, уткнулась лицом в подушку, доллежала без движения. Она впала в
акое-то полузабытье.
...На следующий день она пришла в
айсобес и спросила у Кати:
§ — Вы не поедете в город?
— Нет, а что?
{— Да я ночью пригородным хочу поать, думала вместе,— устало сказала
»рина, лицо ее было грустным, посевшим от бессонной ночи.
-, Маремьянов в это время находился в
реле. Слова Марины насторожили его.
до Кешу предупредить, чтобы не на1мся». Он ушел в кабинет, достал из сто9 «Байкал» № 4

ла деньги, что давал Вике, поспешно сунул их з карман и вышел.
Кешки дома не было. Маремьянов захлопнул калитку, уселся на чурбан и нервно задергал ногами. Но Кеша не заставил
себя долго ждать, он появился с авоськой в руке, из которой проглядывала бутылка. Маремьянов недовольно покосился
и пробурчал:
— Без нее уж никак не можешь?—
Склонившись, зашел в избу. Кешка бросил
кепчонку на кровать, достал из авоськи
бутылку, выгреб помидоры, приговаривая:
— Эх, и закусочка! Румяненькие. Сполоснем горлышки, Маремьяша, чтоб голосок отменным был!
— Сегодня нельзя. — Маремьянов достал деньги, нежно погладил их.
— Глупышка... не взяла... Какая досада? Я так скорблю... — он показал Кешке пачку, тот, как завороженный, уставился на деньги.
— Что трэба, благодетель мой? —
прохрипел он.
— Ночью пригородным Хабарова в город едет. Может, ты ей передашь деньги.
Твое-то дельце хуже моего, Кешенька.
Отвиливание от фронта приравнивается к
самострелу. А за это, дружочек мой,
прямо перед строем... свинцовая пилюлька
девятиграммовая. Указ и сейчас еще в
силе. Жестокий указ! За убийство и то
меньше дают. Если бы Хабарова понимала
это? Ей-то что? И принес же ее черт на
нашу голову! — Маремьянов искоса поглядывал на бледнеющее лицо Кешки.
— Тэкс! Ясно! — Не отрывая глаз от
денег, Худолей спросил:— Это все ей? А
если я их себе возьму? А с Хабаровой...
За убийство — меньше наказание, а?..
Маремьяназ протянул пачку Худолею,
который жадно и торопливо, словно ловил
птицу в гнезде, схватил деньги, спрятал в
карман, прижал куцей ладонью, как будто
боясь, что «сам» раздумает и заберет их
обратно.
— Тут, Кешенька, так сказать, я тебе
не советчик. Безусловно, если бы не было
Хабаровой, то все было бы шито-крыто.
— Тэкс, ночью значится... — Худолей
скрипнул зубами.
...Вика пришла на завод, позвонила из
проходной Шипицыну и тут же ее охвагила робость. Она хотела уйти, но парторг
пришел тотчас.
Вика шла рядом с ним: «С чего же начать?».
129

— Не беспокойся, Рудин, мы все выясним, — твердо сказал он. — А сейчас тебе на работу устраиваться надо. Куда думаешь?
— Так на завод, конечно.
— Хорошо, мы поможем.
Взволнованный и счастливый, Андрей
вышел из обкома и направился на вокзал.
До отхода поезда в Карийскую оставалось
полчаса. Ему хотелось обнимать каждого
прохожего, словно в любом из них был
родной и близкий друг. Почему он это заметил только сейчас? Охватившая сердце
любовь к людям, заполнила все его существо. И тело словно получило какой-то
прилив необузданных чувств и сил.
В привокзальном парке Андрей сел на
скамью. Серые глаза его лучились ярким
светом, они так и брызгали радостью. Ему
захотелось подойти к фонтану и обнять
статуи голых мальчишек, из рук которых,
летели струи стеклянными веревочками,
сверкающими на солнце.
г. Чита, ШЗ г.

Он достал из пиджака смятый листок,
бережно разгладил его на колене, прочел:
«Береги свою березку». Задумался. «Неужели это все, что осталось от Марины?
Березка...» Андрей прижал ко лбу шелестящий лист. Если бы еще была с ним
теперь Марина, он горы бы стал ворочать.
А теперь от нее осталось единственное:
березка.
...Марина шла по аллее с Ольгой. Увидев издали Андрея, вздрогнула.
•— Он...
Иди, Олюшка,— попросила
она. — Я хочу одна с ним встретиться.
Марина кинулась бегом к скамейке. Андрей, услышав топот ее ног, поднял голову, вскочил растерянный, ошеломленный.
Марина кинулась к нему, шепча:
— Родной мой, милый, Андрюша:::
Он схватил ее за протянутые руки,
посмотрел в ее сияющие чистые, преданные глаза и прижался к ее плечу.

ОЧЕРКИ И ПУБЛИЦИСТИКА

Анатолий ЩИТОВ

М Е Л И О Р А Т О Р Ы
1. Два „почему"
прошлого года вместе
О СЕНЬЮ
миссией по приему осушенных

с коземель
я приехал в долину Иволги. Еще тысяча
гектаров болот навсегда прекратили свое
существование. Теперь эти земли надо было готовить уже... к орошению.
Когда комиссия закончила их осмотр,
Алексей
Ратушный,
молодой инженер
«Бурводстроя», обратил наше внимание на
долину:
— Вы посмотрите на нее с самолета. Великолепный вид. Магистральный канал
громадной змеей выползает из гор, а от
него, как на карте, отходят распределители. Кажется, идеальней системы быть не
I может!
Мы стояли на крыльце строительной кон| торы и оглядывали долину Иволги.
— Отсюда мы можем выкачивать столь! ко овощей, что их хватит на всю респуб! лику! — снова начал Алексей.
— Можем,— продолжил кто-то из его
иволгинских коллег,— если не будем смотреть на каналы с неба. Посмотрите на них
с земли. Мы их сдаем, а они зарастают
бурьяном, драгоценная вода почти все лето идет мимо полей. Какие тут овощи!
В кабинете главного инженера Водхоза
Агея Ветошникова висит карта Бурятии.
— Карта республики перекрашивается в
синий цвет,— сказал Ветошников, принимая от Ратушного акт. Только нынче в
Большой Кударе мы построили водохранн^лище. из которого можно поливать 4 тысячи
гектаров. А к концу семилетки напоим 186
(Тысяч гектаров земли!
Алексеи Ратушный с сомнением взглянул на Ветошникова.
— А как вы их будете поливать, когда
:е можете полить даже имеющиеся площа— Да, не можем,— согласился Ветошнирэв. Он достал график роста орошаемых
емель. На нем черная линия неуклонно
Волзла вверх: в 1960 году у нас было 170
рысяч гектаров подготовленных к полипу

земель, а в 1963 году — уже 175 тысяч!
Но под этой рвущейся вверх чертой лежала почти горизонтальная линия — графическая «биография» гектаров, которые
мы ежегодно поливаем: в 1960 году —138.3
тысячи, в 1963—136,6.
—• Чтобы поливать все земли в хозяйствах не хватает рабочей силы,— пояснил
Ветошников,— не хватает
иногда воды,
иногда каналов.
—• Это объяснение того, почему вы оставляете земли сухими. А как объяснить,
что на тех участках, которые вы все-таки
успеваете поливать, в среднем-то очень
низкие урожаи?— потребовал нового пояснения Ратушный, и спор продолжился.
Типичный, извечный спор между строителями каналов и теми, кто эти каналы использует. Суть его — это стоит подчеркнуть еще раз — постоянно сводится
к
двум «почему»: почему мы не можем поливать все орошаемые земли, с таким трудом
отвоеванные у природы, и почему у нас
низкие урожаи на поливниках.
Инженерам, находящимся здесь, эти
«почему» были ясны, ясны и ответы на н и х .
Скажем, если какое-то хозяйство для полива своих земель должно ежедневно выделять сто человек, а оно в силах выделять
только пятьдесят, почему не поливать половину земель весной, а другую поломину — осенью? Просто? Да. Но это пмешняя еторона проблемы. О подобных выходах из положения уже сказано и н.чищ-ано достаточно. Именно поэтому мне и хотелось рассказать о нескольких встречах.
происшедших после о п и с а н н о г о пыше спора, которые дают отпеты ни те же «почему».
3. ПЯТЬ... 11.111 ДППДЦПТ1. Г1ЯТ1,
ГМЮРГИИ Пспеляеи;!, плтттпого куку* ру:н)вода республики, иногда не любят
за резкость. Не любят люди, привыкшие к
спокойной ж и ч м п , не желающие думать,
рисковать. А Пспеляев не даст спуску малейшему проявлению равнодушия, лени,
133

успокоенности. Сам он работает азартно,
шумно, распоряжается землей расчетливо,
уверенно, требуя того же и от других.
Пепеляев работает в учебном хозяйстве
сельхозинститута. Дом его завален мешками и початками, по углам стоят, упираясь в потолок, могучие снопы сорго,
которое он первым попробовал сеять в
Бурятии.
— Ложить семена в сухую землю — все
равно, что класть их в гроб. Надо быть
вредителем, чтобы не поливать там, где
есть возможность,— постоянно твердит Пепеляев. И с этим нельзя не согласиться.
— А все ведь начинается с плана, непродуманного до деталей. Есть план сева — выполняем, уборки — тоже. Это делают все, а в промежутках кое о чем забывают. Обычно забывают
о поливе,— с
сожалением добавляет он.
— Почему же все-таки урожаи на поливных землях низки?— спросил я его, вспомнив вопрос Ратушного.
— Потому и низки, что поливаем лишь
один раз, перед севом. Забавная
вещь.
Когда поле весной еще влажное, мы поливаем, а летом, когда оно сухое — нет. Вы
на цифры посмотрите. В Бурятии 41 тысяча гектаров пашни, а сколько нынче полили вегетационным поливом? Две тысячи
гектаров. Причем это все огороды! А пшеница, а к у к у р у з а ? Я вот недавно на партийном собрании агронома нашего критиковал. Засевает нынче 25 гектаров огурцов. Да ты, говорю, засей 5 гектаров, ведь
на 25 просто силы не хватит. Нет, говорит,
план!
Посеяли — и ни одной бочки не засолили, все заморозили! У меня в Кударе
тоже с огурцами случай был. Говорят, засевай десять гектаров. Я отвечаю, нет, засею два, но огурцов дам больше, чем вы
планируете получить с десяти, а средств
меньше затрачу. Выгоним, говорят, из партии. Подождите, прошу, до осени, а там
хоть в Чикое топите. Осень пришла, я в
три раза больше огурцов дал! Словом, надо планы соизмерять с силами хозяйства,
тогда не будет в работе срывов, впустую
не полетят наши деньги. Если, к примеру,
можем мы добротно поливать только сто
гектаров, так сто, а не триста ладо планировать посевов влаголюбивых культур.
иначе все эти триста гектаров сгорят и,1
корню. Вот так я понимаю интенсификацию,—пристукнул он кулаком и улыбнулся.
- Я бы. знаете, о чем написал? О смелости ' руководителя. Того же агронома.
Ведь от таких, как я, з а в и с и т судьба ста
гектаров, а от него — тысячи. Время номос. ,-| ж и в е м иногда по старинке, с оглядкой! На цифры, да на бумагу смотрим, а
не на людей да на землю.

3. Слово об
очковтирательстве
редко кто бывает в стольП ОЖАЛУЙ,
ких местах, как шоферы. Куда только

ни приходится ездить, кого ни приходится
им возить, о чем им только ни думается в
долгие часы за рулем.
Один из них, шофер Оронгойского управления оросительных систем (УОСа, как
это учреждение называют сокращенно),
высказал одну, в общем-то известную, но
уместную для нашего рассказа
мысль.
близкую той, что волновала Георгия Пепелева.
Было это нынешней зимой. Мы проезжа
ли занесенное снегом поле колхоза «Коммунизм» Улан-Удэнского производственного управления. Шофер остановил машину.
•— По справке здесь должна быть тысяча тонн навоза, — сказал он.
Мы вышли из машины и огляделись.
На поле лежало лишь несколько небольших куч.
— Втирают очки,— улыбнувшись, покачал головой шофер и посерьезнел: — Я это
дело понимаю так: мы подаем сводку.
сколько навоза вывезли, а нам, по нашим
цифрам, урожай планируют. Осень подходит, мы рот раскрываем — где хлеб, гд^
мясо? Выходит, сами себя обманываем!
— И в орошении так же, — продолжал
он, садясь за баранку. — Наше управление
в Оронгое размещается. Систему оронгопцам мы выстроили добрую. Да хорошо.
что студенты из совпартшколы им ко^что поливают, сами-то пальцем не шевельнут, других, говорят, дел хватает. А на бумаге все ладно. Или возьмите Х а р г а н у
Я часто там бываю. Четыре старика возя:
ся почти на тысяче гектаров лугов. Чт >
они сделают? Ничего. Воду только усп.
вают выпускать из канав. А она течо:
куда хочет. Половину лугов затопит, по.т >
вина останется почти сухой. Где не 'поли
лили, там ничего и не получили, а все-та!,1>
урожай делим на всю площадь.Вот и пол\
чается в среднем по 7 центнеров с IV.
тара. А иначе нельзя, ведь сводку-то да::к
что полили все. Перед начальством хочет, м
хорошими быть. С толку сбивает нас очк
втирательство, — вывел он. — Сами себя л
зориентируем этими средними цифрами. I I .
даем возможности реально оценить на ч : •
способны наши земли и, стало быть, реа.т.
но планировать урожаи.
Он взглянул на меня и перевел ра и
вор:
— А, может, навоз еще попадется, мм
жет, они его не на то место вывезли?
...Не попался.

/"ОДНАЖДЫ я ст;:л свидетелем Л'"'-"
^-'но интересного газювора. Это г. г
лось сразу после фелральсокго П.т и<
когда мелиораторы всей республики с \ <

сейчас говорят как об открытии н а ш и зались на свое первое в 1964 году совещание.
падные, ищущие коллеги? Прав старейший
Спорил знакомый мне инженер-мелиоратор
мелиоратор республики Василий Васильес госг! м из Москвы Львом Николаевичем
вич Саканцев, который с болью пишет и .ч
Васильевым, который не так давно возгБаргузина о забытом поливе по бороздам,
лавлял бурятскую экспедицию «Росгипв свое время так эффективно послуживроводхоза».
шем Бурятии...
ИНЖЕНЕР: Как вы применяете в своих
проектах то новое, что имеется в эксплуатации? Например, длинные борозды.
5. Оказывается, можно!
ВАСИЛЬЕВ: Мы проектируем
полив
дождеванием, это самый перспективный и
ЕСНУ 1964 года мелиораторы ждали с
культурный полив.
особым волнением. Прошел февральИНЖЕНЕР: Но ведь дождевальная усский Пленум ЦК, пленум обкома, совещатановка, используемая нами, поливает двания в производственных управлениях. Медва с половиной гектара в смену, причем
лиораторы Мухоршибири
выступили иник каждой нужен трактор да два человека.
циаторами борьбы за влагу.
А по длинным бороздам в лучшем, конечИ весна надежды оправдала. Работы по
но, случае один поливальщик способен обполиву в большинстве случаев с первых же
работать до восьми гектаров!
дней пошли самые обнадеживающие. Да— По нашим расчетам,— перебил его
же в Хоринском производственном управЛев . Николаевич,— полив по длинным бол е н и и — зоне с обилием маловодных речуроздам на бурятских почвах невозможен.
шек, с довольно т р у д н ы м и условиями исНачалось совещание. Я подсел к Мипользования к р у п н ы х водных источников,
хаилу Бутину, начальнику Баргузипского
полили нынче 3200 гектаров пашни из
УОСа, и передал ему услышанный раз3400 (сравните 1500 гектаров в прошлом
говор.
году) и 27 тысяч гектаров лугов из 28
— Чудеса! — рассмеялся он, — У нас в
тысяч. Это было по-настоящему здорово!
некоторых хозяйствах уже лет десять поЧто же конкретно повлияло на успеч
ливают по длинным бороздам!
поливной кампании?
— Почему же об этом не знают другие,
Начальник Хорннского УОСа Иван Стене знают д а ж е москвичи и по-прежнему депанович Нечаев объяснил:
лают свои проекты без учета нашего опы— Каждый год мы буквально умоляли
та, без учета опыта хозяйств, для которых
директоров совхозов выделять людей на
они проектируют?
полив своих совхозных земель, а нынче на
Бутин пожал плечами.
помощь совхозам вышли работники пред— Недооцениваем
мы то хорошее, что
приятий, школьники. 340 человек, 14 тракесть у нас самих, словно не верим себе.
торов ежедневно работало на поливе. В
Не зря же на переподготовку нас посыпрошлом же году поливало 12 человек в
лают в Грозный.
день, да два трактора. Выходит, если сдеВскоре после этого совещания мне встрелать полив такой же обязательной кам. тился начальник Бичурского УОСа.
панией, как сев или уборку, можно оро— Я сейчас отдал в газету статью о пошать все наши поливные земли.
ливах по длинным бороздам,— сказал он,
Инициаторы
соревнования — мухоршиедва мы поздоровались.
бирцы — тоже оказались на высоте. Вместо 800 гектаров поливной пашни они полиМне разом вспомнились долгие вечера
ли 1500!
в Бичуре, наши постоянные споры с ним о
— Где же они взяли остальную плотом, как ускорить поливы, ведь в Бичуре
щадь? — поинтересовался кто-то. И тут выпашни поливают, как встарь,— диким наяснилось два любопытных обстоятельства.
пуском, с громадной тратой ручноги труВо-первых, мухоршибирцы использовали
да, поливают усердно, но мало и плохо.
все старые каналы, которые считались броПолив же по длинным бороздам может
совыми и. таким образом, доказали, что
резко увеличить производительность трув наших условиях можно поливать вое
да и даст возможность поливать все земземли, прилегающие к ручьям и речкам,
ли.
доказали и то, что ссылка на нехватку во— Наконец-то, вы стали поливать как
ды и на неисправность оросительной сети
следует,— поздравил я его.
— это лишь оправдание собственной инерт— Да мы еще так не поливаем,— смуности. А ведь земель с н е и с п р а в н о й ороситился мой собеседник.
тельной сетью в Бурятии 10680 гектароа.
— Тогда о чем же вы написали?
Огромная цифра! — И псе они не нходят
— О том, как надо поливать...
в наши планы.
Почти все мелиораторы Бурятии, как
Во-пторых, мухоршибирцы полили псе
!и он, побывали на своебразной учебе и
свои земли силами к о л х о з н и к о м и рабо(городе Грозном, о которой на памятном
чих совхозов и 'этим подтвердили, что V
[совещании говорил Бутин. Там они именас I) достатке п н у т р с н н н е резервы, н у ж н а
1ли возможность изучить полив по длинным
только п р а в и л ь н а я о р г а н и з а ц и я труда.
Июроздам во всех д е т а л я х . Что же мешаЛ вот итоги. Всего и этом году в Б у р я шю им годами держать грозненскую новпнтии полито влагозарядковым поливом 32
Мсу в мыслях, а не внедрять ее на своих
т ы с я ч и гектароп п а ш н и из 4 1 , на 11 ты[|емлях? Робость? Равнодушие?
сяч гектаром больше, чем и прошлом гоТак, робость или равнодушие не позводу. П р и ч е м — это особенно важно — около
1ляют даже у себя разглядеть то, и чем

В

135

6000 гектаров было полито по бороздам!
Теперь горизонтальная линия — линия фактически политых земель — на графике глазного инженера резко подскочит вверх.
Да, нынешней весной мы поработали
значительно лучше, но не надо забывать,
что все-таки и сейчас остались неполитымн
около 10 тысяч гектаров пашни и 32 тысячи гектаров прочих угодий.
Нетрудно
подсчитать, сколько потеряно на этом зерна и сена. Но опыт первой весны после
февральского
Пленума показывает, что
мы вполне можем поливать все свои орошаемые земли. Надо только, чтобы успех
и опыт одного года стали системой, чтобы
штурм уступил место планомерной, уваренной работе.

6. ... И луговоды
село К у й т у н — в 40 килоБ ОЛЬШОЕ
метрах от Улан-Удэ. В разгар весен-

них поливов с парторгом колхоза Геннадием Прокопьевичем Болоневым мы поехали
посмотреть их луга. По пути встретился
старший луговод колхоза Иван Михайлович Афанасьев. В прошлом году он получил по 27 центнеров сена с гектара только
за счет полива: навоза в колхозе не хватает.
Естественно, хотелось посмотреть, как он
поливает.
По небольшой долине, где у Ивана Михайловича с напарниками было 240 гектаров лугов, текла вода. Она выливалась из
перегороженных земляными валами кана'ч,
затопляла низины, обходила бугры и стекала к далеким зарослям ивняка. Ни одного сооружения, даже простейшего щитка, не было в долине. Все делалось вручную, все по старинке, хотя и старательно.
. Перепрыгивая через потоки воды, мы
выбрались на середину долины.
— Здесь полито? — неуверенно спросил
я, ковырнув в подозрительном месте землю.
— Полито.
— Суховато что-то.
Болонев замолчал, а потом весело развел руками.
— А вы докажите. Вся-то эта мелиорация— дело темное. Сыро-сухо... А кто скажет, сколько воды здесь течет? Как ее регулировать, как узнать, сколько воды в
это время травам нужно?
Что можно было ответить ему, если даже на некоторых отлично оборудованных
системах поливают не лучше?
Мне снова, в тысячный раз, представились многочисленные солидные учебники,
популярные брошюры и серьезные статьи,
рекомендующие, сколько раз
и в какие
сроки поливать кукурузу, свеклу, луга. Как
же далеки они порой от земли!
Интересный случай. В разгар поливной
к а м п а н и и , когда во всех хозяйствах республики дружно взялись за лопаты, иволГИ1ШМ отказались поливать. Приехала комиссия. Георгий Харитонов, молодой гидротехник опытной станции, показал расчеты. Действительно, к моменту влагозарядкопого полива на многих участках почва
136

оказывалась достаточно влажной, и полив
в это время был бы просто вреден.
Это пример того, как можно строить
свою работу, если грамотно, а не с кондачка подходить к земле, чувствовать ее запросы. А ведь могли бы Харитонова и
заставить поливать, как когда-то заставили мелиоратора
в колхозе имени XXI
партсъезда бывшего Бичурского района,
который протестовал, правда, без расчетов, подобных харитоновским, против весеннего полива.
В результате урожай с поливного участка получился ниже, чем с суходола: земля была переувлажнена.
Но расчеты — это дело инженеров. Сооружения же на каналах,
облегчающие
тяжелый
труд поливальщиков, может
строить каждый, кому мелиоратор пояснит суть дела.
— Иван Михайлович.— спросил я,— нынче собиралось совещание поливальщиков.
Вы были на нем?
Старый луговод усмехнулся, стал сворачивать цигарку.
— Зимой, да еще на чужом поле, что
же одна говорильня, а не совещание. Ежели бы на мой луг пришел мелиоратор,
да рассказал, что здесь надо сделать, чтобы легче поливать, тогда другое дело.
Когда-то была добрая традиция. Ежегодно на месяц-полтора собирать в районных
управлениях оросительных систем участковых техников и учить их всем премуд
ростям — вплоть до строительства сооружений. Нынче эта традиция забыта. Директор Кяхтинского сельскохозяйственного техникума Иосиф Григорьевич Копылов
рассказывал, что в этом году к ним прислали на переподготовку 28 мелиораторов.
Только у десяти оказалось специальное
образование, однако и у них теоретические
познания были довольно низкие. Чему же
они могли научить своих луговодов?
Ясно, что учебу забывать нельзя, но для
. пользы дела стоит собирать и учить народ
не в залах заседаний, а на земле. Было бы
практически ценнее, если бы преподаватели
сельхозтехникумов и сельхозинститута Бурятии проводили работу с мелиораторами
каждого УОСа, проводили отдельно, основывая свои лекции на их ошибках п
достижениях, а мелиораторы в свою очередь доносили бы свои знания до каж
дого луговода и поливальщика колхоза.
Ведь именно о такой работе идет речь г.
постановлении февральского Пленума ЦК
КПСС:
«Надо в каждом колхозе и совхозе, к
каждой бригаде,
в каждом отделении.
обучать людей, которые должны внедряй,
НОВОе

В

ПРОИЗВОДСТВО,

ПОМОЧЬ

ИМ ОСВОИТ!.

тот или ной передовой производственны 1 '!
процесс».
Кто должен заниматься этим? Хозяп
ном на земле, наставником хлеборобов Гни I
и остается агроном. Какие же познания ;<
области мелиорации получают агрономы'
Журнал «Байкал» выступал
по этом\'
вопросу три года назад. А что с тех п-м.
изменилось? Василий Ефимович Козлом
заведующий кафедрой мелиорации Бурт

ского сельхозинститута,
рассказал, ч го
учебные планы сельхозинститута на 1963—
64 годы предусматривают двадцать двухчасовых лекций по мелиорации. Это ничтожно малое количество времени. Но будущий агроном прослушает теперь их уже
не на третьем курсе, как было раньше, а в
конце пятого, когда он уже сложился как
специалист. Несколько же часов практических работ по мелиорации ему представляется проводить отныне на 4-м курсе,
то есть за год до того, как он познакомится с теорией':
Может, это сделано по инерции прошлых лет, а после февральского Пленума
агрономов стали приобщать к орошению>
Отнюдь нет. Весной при сельхозинституте
собирали специалистов многих хозяйств
республики. Им читали лекции по химии.
А орошение и здесь было забыто. Так обстоит дело с обучением.
Естественно, что в первую очередь все
новое, передовое должно быть опробовано
на опытной станции. Мы говорили с Харитоновым, заведующим отделом мелиорации
Бурятской сельскохозяйственной опытной
- станции. В этом году он поставил задачу:
определить, какую же влажность почвы в
наших условиях необходимо поддерживать,
чтобы получать максимальные урожаи. Старые рекомендации молодого ученого не
согласиться
; удовлетворяли. Но было трудно
с тем, что все опыты он проводит, используя
только дождевальные агрегаты. Разумеется,
когда-нибудь усовершенствованным маркам
I дождевальных установок откроется «зеленая улица», но пока их очень мало, и
опытной станции стоило бы прежде все'го
опробовать новые поверхностные способм
[ полива.
Однако здесь свои планы, хотя и нужные, но не во всем учитывающие запросы
сегодняшнего дня. Свои планы и в Бурятском комплексном научно-исследовательском институте. Не пора ли всерьез поставить вопрос о создании единого научномелиоративного центра, скоординировать
усилия всех организаций, занимающихся
мелиорацией?

7. Не типичные истории

м

Ы ГОВОРИЛИ с Геннадием Вихревым
о наших общих знакомых по технику-

му.
— Нас из 30 однокурсников в мелиора1ции работает только трое. Остальные разорелись,— сказал он.
Мы решили проверить, кто же все-таки
аботает в мелиорации вообще. Данные
^одхоза не обрадовали. По штату эксплуаяровать поливные земли Бурятии долж74 человека — это инженеры и техники
их УОСов. Оказалось, что из 27 инжеров только трое имели высшее образова§е, а из 33 техников — 24 средне-техннское, причем многие из них имели дип«ы землеустроителей. С такой нехваткой
|мандиров производства республика выш; на выполнение решений февральского
пенума ЦК КПСС, несмотря на то, что

к этому времени Кяхтинский сельскохозяйственный техникум выпустил свыше 400
гидромелиораторов. Ежегодно из его стен
выходит примерно 30 специалистов. Было даже время, когда набор на мелиоративное отделение прекращался, так много
мелиораторов было выпущено. А сколько
специалистов приходило к нам из вузов!
Парадоксально, отличные ребята, специалисты широкого профиля, они работают
где угодно — на стройках, в учреждениях,
но не в мелиорации, хотя условия для работы мелиораторов сейчас далеко не те,
что были раньше.
— Легкая у нас работа,— ответил Геннадий Вихрев,— и скучная. Чем меньше мы
тревожим председателя, тем лучше он о нас
думает.
— Трудная у нас работа,— сказал Фирс
Матвеевич Вишняков, когда я был у него
в Оронгое. — Столько нервов надо тратить,
столько убеждать, настаивать, вместо того,
чтобы лишний час поработать в поле.
Может, они и были правы, но была, на
мой взгляд, и еще одна причина, которую
обычно не берут во внимание.
Мне нужен был Антон Иванович Москвитин, инженер экспедиции «Росгипроводхоза». Я попробовал его найти.
— Антон Иванович? — переспросили меня в «Росгипроводхозе».— Он ушел от нас
на строительство.
Это было невероятно.
С неизменной полевой сумкой на бок/
он исходил всю Бурятию, изучил и испытал на практике все, что необходимо знать
настоящему инженеру-мелиоратору. Он работал и начальником УОСа и мастером на
строительстве оросительных систем, осуществлял технический надзор, работал совхозным инженером-гидротехником, изыскателем, проектировщиком. Словом, он
любил свое дело искренне и знал его назубок. Неужели он уже, как говорят, выдохся?
Я пошел к нему. Антон Иванович работал на строительстве 56-квартирного дома.
Начальник СМУ сказал о нем просто:
— Такие специалисты нам вот так нужны!
А Водхозу?
Антон Иванович вместо ответа вытащил из кармана газету.
— Читайте!
В газете за подписью начальника управления водного хозяйства было написано
буквально следующее: «Существующая экспедиция «Росгипроводхоз» не имеет... ктлнфииированннх кадров, остается маломощной организацией, не способной подготовить необходимую проектную документацию для крупных объектов. Вопрос
об укреплении проектной организации надо решать безотлагательно».
— А назавтра автор статьи подписал
поиказ о моем
уходе! — пояснил Антон
Иванович. — Вопрос упирался в квартиру.
Но эта причина, как говорят, нетипична.
Меня могли использовать на другом объекте. В той же Иволге, где я уже работал и которую хорошо знаю. Трудные там
условия
работы, оросительная система

137

сложная, нужен опытный грамотный вожак, а нынешний технический аппарат слабиват. Были и посильнее ребята, да не
справлялись. Я предложил, чтобы мне дали возможность возглавить строительство,
хотя бы временно. Скромность ни к чему,
когда чувствуешь себя способным больше,
чем кто-либо другой, разрешить какой-то
вопрос. Отказали.
Как-то в Иволгу пришел прорабом
молодой, знающий свое дело инженер Владислав Гостев. Он и работал по-молодому, с поисками. Может, поэтому у него, как
в настоящем романе, с первых дней возник
конфликт с 'начальником участка. Тот не
был гидротехником по специальности, нп
упорно вмешивался в технические вопросы.
Из Улан-Удэ смотрели на происходящее в
Иволге сквозь пальцы.
— Или я. или он,— наконец не выдержал
Гостев,—пора работать как следует.
— Он, — ответили
в «Бурводстрое». —
Это номенклатурная единица.
Гостов махнул рукой на номенклатурную единицу, <и уехал в Братск. Сейчас он
уже начальник крупного участка на стройке Братского лесопромышленного комплекса.
Охотно отпустили из Иволги и другого
молодого гидротехника Николая Ряб-лх,
Он быстро вырос в опытного прораба и
сеГ:час уверенно, с размахом работает
в
Мирном.
— Как-то Никита Сергеевич говорил о
том, что .надо смело выдвигать молодежь,
расхить ее, — сказал Антон Иванович. —
В'едь без умелого, грамотного руководства
далеко не шагнешь. Мне кажется у наших
мелиоративных идей нет опоры на местах,
мало надежных исполнителей. Вот откуда
все наши беды. А идеи без сподвижников — пустое фразерство.
ЫНЧЕ в Бурятии дожди шли как по заказу. Вслед за ними дружно поднимались травы, покрывались зеленью всходов
поля. Это радовало и... настораживало,
едва вспоминался опыт прошлых лет.
Осенью 1958 года республиканские органы,
обеспокоенные нехваткой кормов и низкими урожаями, связанными с систематической засухой, резко поставили .вопрос о
мелиорации. Начались бурные совещания в

Н

районных управлениях оросительных систем, лихорадочно производились расчеты—
сколько мы можем орошать земель, какие
у нас возможности. Но пришел дождливый 1959 год — урожаи на суходолах и
на поливниках получились почти одинаковыми — и о мелиораторах забыли. Но
ведь именно дожди — самое убедительное
доказательство необходимости
орошения,
а значит систематической, повседневной
работы мелиораторов, повседневного вним а н и я к ним. Только так можно наши лоливники сделать подлинными участками
гарантированного урожая, чтобы они и в
засуху и в дожди цвели пышными зелеными островами, отдавали нам все, на что
они способны. А при той технике, которая
пришла на помощь мелиораторам, можно
сделать немало.
Постояяное же внимание к мелиораторам — это как раз то, о чем говорили Георгий Пепеляев, Михаил Бугин, Антон Иванович.
Это то, о чем говорят строки постановления февральского Пленума ЦК КПСС:
«Особое внимание обратить на разработку
высокопроизводительных способов полива,
рациональных режимов орошения... Подбор кадров, проверка их работы по фактическим результатам труда, поддержка
ич
инициативы, создание резерва кадров для
своевременной замены отставших и неспособных работников — в а ж н е й ш а я задача
руководства... Важно объединить усилия
всех ученых, работающих в области сельского хозяйства... У нас нет объективных
причин для того, чтобы рядом с экономически крепкими хозяйствами находились
отстающие колхозы и совхозы».
Эти строки из постановления помечен 1 1
15-м феврапя. Прошло полгода, и мы впра
ве честно сказать, какие из них уже и.1
деле приняли как руководство к действии!,
и о каких пока еще рассуждаем на заседа
ниях. Словом, без парадности подвеем!
итоги своей работы, потому что вперед I
1965 год, последний год семилетки, коп.
необходимо
подтянуть все отстающие
звенья сельского хозяйства республики, ;: и
этом немаловажная роль будет прннад.к
жать мелиораторам.

С. КОСТЕРИМ

ЛЮДИ НЕБЛИЗКОГО КРАЯ
Из блокнота журналиста
Встречи, знакомства, расставания, традиционный обмен адресами и номерами телефонов и потом — чаще всего забывчивость. Извините, но разве гак не бывает, когда человек в
пути?
.: Почему-то больше помнятся люди, которым и адреса своего, и телефона не оставлял, и в гости заезжать не приглашал.
Просто пробыл с ними какое-то время, что-то пережил. И вот
она — неизгладимая зарубка в памяти.
С такими людьми и довелось мне встретиться на реке Витим. Им и посвящены эти документальные рассказы.

МОЛОДОСТЬ УГРЮМ-РЕКИ
пришлось мне беседовать с геоК АК-ТО
логами. Говорили они, что страна па-

ша исхожена поисковыми отрядами вдоль
и поперек, составлены съемочные карты
почти всей территории. И теперь уже почти невозможно с одним геологическим молотком открыть месторождение. Но случается еще иному разведчику набрести на
удачу, отбить кусок породы и — вот она
уникальная залежь!
Так и у нас, газетчиков. Отыщешь ли
нынче место, где не побывал неугомонный
репортер, о чем не рассказал читателям?
Трудно, ой как трудно! И все же...
В одной из центральных газет попалась
на глаза заметка. Читинский водитель писал о своей зимней поездке по Витиму. Обмолвился, кстати, что называют Витим в
народе Угрюм-рекой. Заметка небольшая—строк тридцать. Но сразу вспомнился Вя•чеслав Шишков, его роман «Угрюм-река»,
Прохор Громов...
Что сейчас в тех местах? Кто писал о
|Яих? Оказывается — никто. А не тронуть
Гли «геологическим молотком»
эту тему
; вдруг?..
И вот «куплены в дорогу сигареты, до
(свиданья, милая, родная», как поется в песте. Куда путь? Туда, где пьянящий воздух
рорных высот, где люди с кремневыми .характерами, туда, где не ступала нога жур((алиста. На Угрюм-реку!
По составленному еще дома, в Улан-Удэ,
«аршруту я должен был проехать около
километров на машине до центра высо^огорного Бпунтовского района села Баг»рин. А там? Там на месте определится, с
|кон оказией продвигаться дальше.
О
ррвом отрезке пути рассказывать нечего:
_1осто полтора дня беспрерывной тряски.
рых впечатлений почему-то не отложн•В Багдарине не рассчитывал задсржиръся. Думал, полистаю районную газепоговорю с собратьями по перу и —
((а дальше. Так оно поначалу и шло.

Редактор «Красного Баунта» Казаринов. приветливый, не по-редакторски добродушный человек ввел в курс
событий
района, чуть охладил пыл
немедленно
сняться в дорогу.
— Дорог-то, собственно, у нас нет. Только по воздуху. Да и то, смотря куда вы
хотите попасть?
— На Витим. Угрюм-реку. Она же в нашем районе,— бодро ответствовал я.
— В нашем. Так ведь ее пешком не
пройдешь. Россыпь селений редка. Я вот
что посоветую. Слетайте-ка лучше в Молодежный, к геологам. Они там открыли месторождение асбеста.
...Легко сказать «слетайте». А если третий день метет пурга? Полузасыпанные снегом самолеты стоят, как нахохлившиеся
воробьи. На маленьком аэродроме скопились пассажиры, грузы. Замело воздушную трассу.
Люблю вокзалы: аэро- и железнодорожные. Неугомонную сутолоку их пассажиров. Взволнованную озабоченность лип.
Очереди к окошечкам справочных бюро.
И радио. Вернее, громкоговорители, разносящие по залам слова, манящие, .пахнущие ароматом дальних странствий.
Но трое суток дежурства на багларннском аэровокзале, право же слишком много! Казалось, даже видавшему вилы, в золоте нашивок начальнику порта было неудобно. Он скрылся у метеорологов, сам
безвылазно, торчал в эфире.
Бамбуйка, .М\-я! Лайто погоду,— слышался из-за неплотно прикрытой
л.::г;ш
его голос.
...Подшивку «Красного Паунта», взятую
в редакции, я з а ч и т а л , наверное, до дыр.
Узиал, что село Багдарп.н и переводе «Белая гора». Оно и в п р я м ь расположено у
высоченного известнякового упч'а. Отроду
селу лишь трн'шат], два года. К р а й стал
обживаться сравнительно недавно, но бурно. Золото, редкие металлы и изобилии
х р а н я т в себе бауитоиские недра. Одну за
другой открывают сейчас геологи и эксплуатационники двери подземных кладо-

139

вых. Три десятилетия тому назад во всем
районе был один фельдшер, ныне—123
медицинских работников, и даже свой курорт...
На третьи сутки прояснилось. Начальник аэропорта предложил:
— Если хотите, могу отправить с грузовым рейсом. Без удобств, но полетите.
Нет — ждите. Пассажирский рейс пока в
Молодежный не предвидится.
Ждать еще? Нет. На чем угодно, но
только лететь. Моей «плацкартой» оказалась связка толстого кабеля у самого
окошка, от которого я и не отрывался все
три часа. В начале и смотреть-то было не
на что. «АН-2» прободал пелену туч и повис «ад ними. Поразительное однообразие нарушалось-- лишь торчащими из облаков, как рифы в океане, остроконечными пиками горных вершин.
На полпути разрывы в тучах стали чаще, потом они остались позади, под крылом зазмеилась, словно богатая жила в породе, широкая лента Угрюм-реки. Вспомнились стихи:
Сломив упорство гор дремучих.
Раздвинув плечи гордых скал.
Бурлит Витим волной могучей —
Водой звенящей, как металл...
А сейчас ничего этого нет. Ведь еще конец марта. В центре страны это первый
месяц весны, сева, хлопот
хлебороба.
Здесь — земля вечной мерзлоты, и март
по-настоящему зимний месяц. И Витим не
производит впечатления, потому что могучие силы его туго спеленала толстая корка льда.
Наша «аннушка», как ласково называют
свою машину пилоты, свернув от Витима
влево, вскоре запрыгала по льду таежного
озерка Токсимо. Отсюда вел уже пеший
путь к геологам в Молодежный.
В этот день мне трижды крупно повезло.
Первое — я улетел. Второе — сразу при приземлени.и подошла за почтой машина из поселка. И, наконец, третье — к исходу дня
мой блокнот был набит записями, как нерестовая рыба икрой.
Но обо всех этих удачах я подумал
мельком поздним вечером, когда с трудом
водрузил себя в спальный мешок в крохотном селеньице геологов, расположенном
на границе с поднебесьем.
А до того... До того меня вез в машине
от Токсимо к Молодежному разговорчивый почтарь Иван Афонин.
— Поселок наш пока невелик. Строимся.
Клуб еще в палатке, я ведь по совместительству и киномеханик. Ничего, скоро
новый отгрохаем.
Говорил он весело. Влюблен был, видно, в край, где довелось поселиться. Да и
трудно не влюбиться. Вынырнула машина
с лесной просеки на такой простор, что дух
захватило. Высоко в небо взметнулись белоголовые вершины гор, ниже — вечная
зелень кедрача, провалы ущелий, у подножия рубленые домики с тесом, цвета сливочного масла, и над всем этим солнце и
иршрачное бездонное небо.
МО

—• Хорошо,— непроизвольно вырвалось у
меня.
И только тогда заметил, что машина
стоит и попутчики тоже зачарованно смотрят на панораму, которую может подарить
человеку, разве только Сибирь.
У самого поселка на дорогу выскочила
безрогая кабарга, постояла секунду и одним прыжком скрылась в чащобе. Кабарга.
Теперь ты уже не хозяйка здесь. Первым
вспугнул тебя человек с рюкзаком за плечами и геологическим молотком в руках.
За этим человеком пошли другие. Тропа
стала дорогой, первый костер и брезентовую палатку сменили добротная печь и
рубленый д'ом.1
Человек нес в рюкзаке за спиной большое будущее. А я его увидел в настоящем.
В конторе Муйской геологической партии
на меня низвергся водопад ошеломительных цифр. Главный инженер партии, молодой специалист Виктор Россов с расстановкой, рассчитанной на впечатление, на
то, чтобы не сразить наповал собеседника,
рассказывал о работе партии.
А потом я перестал удивляться. Просто
устал. На машине мы поднимались по извилистой и крутой трассе высоко в горы
к месторождению.
Слева — отвес скалы,
справа — пропасть, заглядывать в которую
даже из кабины не. хотелось. В одном из
опасных мест непроизвольно потянулся на
всякий случай открыть дверцу кабины и—
о ужас!— не нашел ручки.
— Я все нарочно отвинтил. Кого ни везешь, в этом месте все за нее хватаются.
Ничего не случится, не впервой едем,—заметив тревогу, проговорил водитель.
И точно. Ничего не случилось. Прибыли
целехонькими. Здесь в горах, на пятачке,
и находится то, чему обязан своим рож
дением центральный поселок внизу,—з,1
лежь асбеста.
Маленький зеленоватый терриконик, бу
ровые вышки, зданьице компрессорной внешне все, как на рудничке средней рук:
Прямо, что называется с колес, мс:п
провели к разработкам. Сухая, в рост ч.
ловека, штольня и от нее штреки пропп
залп гору в разных направлениях. В туп
нелях я видел седые мшистые выходы ;н
беста. Вспомнились слова Виктора Россгмм
«Двум тысячам изделий служит исходим-'
материалом асбест, и заменители ему м>
найдены».
Редкий случай. Геологи еще не кончим
детальную разведку, а уже началась пи 1
готовка к вывозке асбеста. Оказалось, ч ш
и при таком условии выгода громадная
— Правда, хлопот прибавилось,— п н и рит Россов.— Так это ж для дела...
МЫ СТОИМ

С НИМ рЯДОМ у

ПОДНОЖИЯ I "

ры. Очень-очень маленькие по сравнению
продовольствие с тем, чтобы летом геолос ней. В эти минуты молчания я вспомги не знали беды, с тем, чтобы, если вот
нил прошлогоднюю поездку в Магнитосейчас позарез потребовалась гайка, то и
горск—стальное сердце Родины. Так же
она была под рукой.
вот молча стоял я у знаменитого месторож...В этот рейс вышли три машины. Впедения, повторяя про себя слова песни:
реди Михаил Сурмах, за ним Николай
«Стоит гора Магнитная, гора магнитогорКушнарев, потом Володя Потехин. В кабине его машины и случилось мне добиская...» А горы-то и не было. Был лишь
огромнейший котлован с уступами-террасараться от поселка Молодежного до аэродми. Вычерпали люди гору магнитогорскую
рома, в Мую. Водители автопарка Буряти подбираются к самому ее основанию. Не
ского геологоуправления уже больше метакая ли судьба ждет и эту гору, по значесяца забрасывали грузы в Молодежный...
нию в своем роде не уступающую МагнитБьется о ветровое стекло талисман —
ной?
крохотный медвежонок. Возле доски приНе горькая — завидная судьба послуборов привинчена пепельница. Такая же,
жить людям!
как в железнодорожном вагоне. Рядом —
— Порода у нас мягкая, но характер
из ножен торчит ручка охотничьего ножа.
нужно иметь твердый,— сейчас не помню
И зеркало. Не то, в которое обычно просматривают дорогу позади. Домашнее чеот кого я услышал на горе эту фразу,
только смог убедиться в ее справедливотырехугольное.
сти.
— Думаете, неплохо устроился,—говоВ маленькую комнатку-камералку к верит, заметив, что я рассматриваю кабину,
черу на камелек собралось немало нароПотехин.— Иначе нельзя. По 19—20 часов
ду. Пришел и Петр Васильевич Убин,
иной раз без остановки за рулем. И в
взрывник, человек рисковой профессии.
зеркало на себя посмотришь. И покуришь.
Это он одним из первых поднялся сюда
А медвежонок в кабине — все не один.
на пятачок и основал тут капитальную
...На сибирских трассах родилось страшстоянку. Это он взрывами пробил штоль- ' ное средство «чефир» — чай, настоенный до
ню и штреки и позволил остальным прочерноты дегтя. Его пьют, чтобы не задреникнуть в глубь горы. И засыпало его
мать за рулем, взбодрить себя в дальнюю
снежной лавиной в палатке. И породой при
дорогу.
взрыве. И мороз-то прихватывал так, что
Осторожно справился у Володи. Он расотметина на лице до сих пор.
смеялся:
— У нас средства другие. Вот Николай
Рядом с ним молодые ребята, геологи
Кушнарев — тот в дороге целые произКостя Башта, Виктор Россов, Женя Черводственные собрания вслух проводит. Выменский, Владик Попов. Столько же выберет председателя, секретаря. Повестку
пало и на их долю.
дня определит. Правда, она у него всегда
Веселой гурьбой воскресным утром, не
постоянная. О неполадках в гараже. На
на машине, пешком все двенадцать трудтаком собрании Михаил — главный криных километров мы спускались вниз, в
тик. Ох, и достается же от него нашему
центральный поселок. А он по-воскресному
завгару!
весело дымил трубами, словно ждал тех,
Средство самого Володи узнал
еще
кто раз в неделю спускается на «-большую
раньше. По витимской ледянке он лучший
землю» обогреться ли теплом обжитого
певун среди водителей. В часы отдыха,
дома, повидаться ли с семьей, сходить ли
в «заезжке» берет в руки гитару. Поет.
в клуб на новую картину, да мало ли за
Оттаивают суровые обветренные
лица
какой другой радостью, из которых и склаассов таежных трасс. Теплеет от песни на
дывается отдых хорошо
потрудившегося
душе. И легче снова в путь.
человека.
На этот раз Володе не до песен. ВыехаЯ уж стал и забывать, что где-то рядом
ли к ночи.
Витим, что до ближайшей станции железМуя — приток Витима к концу марта
ной дороги 500 километров, что шагни в
«разбаловалась». Выбросила поверх льда
сторону и дальше — путь в никуда, бездоводу — наледи. Гляди в оба. Можно зарожье — до того это «белое пятно» ничем
сесть надолго. Встречные машины редки.
не отличалось от других мест, где приходиНикто не вытащит.
лось бывать. Да и честно сказать, нет
И все-таки загляделся Сурмах. Не побольше этих «белых пятея». Даже здесь!
чувствовал, как вдруг треснула под баллонами тонкая корка льда. Осела, забуксоЛЕДОВЫЙ РЕЙС
вала машина. С размаху влетели в полынью и мы.
ОАВОЗ. Это простое в обиходе слово
Михаилу не сказали ни одного обидного
•^становится иногда магическим. Тогда
слова. Просто в кабине Кушнарев и Потеему подчинено все: люди, время, труд, сон.
хин сменили валенки на длинные резиноЭто тогда, когда партия геологов оторвана
вые сапоги и — выпрыгнули по пояс в стыот базы на сотни километров. Когда к ним
лую воду. Уже не на минуты — на часы
. нет иного пути, кроме воздуха и зимней
шел счет времени, а они все еще возились,
реки.
надевая цепи на колеса всех тре< машин.
Завоз. Это когда за два-три месяца надо
Уже не помнится, как раздвигая льдидоставить к месту детальной
разведки
ны, машины, медленно, словно ледоколы,
г станки, оборудование, материалы, горючее,
двинулись вперед...
.

Н1

11, честное слово, у кого хватит совести
упрекнуть, что эти славные ребята, добравшись заполночь до «заезжки», выпили по
стопке неразбавленного спирта.
Проснувшись ранним утром, я не нашел
своих попутчиков. Все три машины ушли в
обратный рейс. Время было горячее. Завоз.

ОГНЕННЫЕ ВЕРСТЫ
он повесил полотенце, я замеК ОГДА
тил тоненькие л у ч и к и шрамов, стяги-

вавшие кожу его лица. В «засзжке» нас было двое. Спрашивать о происхождении
этих шрамов его самого, счел бестактным.
Позже на Муйском лесопункте услышал
эту историю.
...Груженая бочками с бензином машина медленно въезжала в поселок. На улице играли ребятишки. С полными кошелками возвращались хозяйки из магазина.
Сидели на скамеечках у ворот старики.
Спокойная, длинная улица забайкальского
лесного поселка.
Вдруг все насторожились. Мальчуганы
испуганно прижались к стенам домов. Тревожно закричали женщины. Над машиной
вскинулось пламя.
«Остановиться, сбить огонь... Взрыв бочек страшен! Пострадают жители,—мысли
эти пронеслись молниеносно.—А если не
успею. Конец и тебе и людям».
Нога автоматически прибавила газ. Пылающим факелом понеслась машина по
улице километр, второй.
— Прыгай, сгоришь!—запоздало кричали вслед отчаянному водителю.
А он на полной скорости вырвался из
поселка, взлетел на холм так, что раскатились, вырвав задний борт, бочки с бензином, выпрыгнул из кабины, схватил сгоряча в лгдони песок,— и стал сбивать пламя с машины...
Когда Николай Похолков улыбается, тоненькие лучики шрамов п р я ч у т с я в веселых морщинках.
Теперь я жалею, что не заговорил в то
утро с этим человеком...

ПЕРВЫЙ ЛОЦМАН

К АК-ТО
мачево

летом неподалеку от села Толпричалили барка и плоты. Люди сошли на сушу, приготовили на костре
ужин. Легли спать. Утром смотрят: не
одни они на берегу. Барка и плоты тоже.
Ночью потихонечку отступил Витим, обм а н у в доверчивых плотогонов.
-' Истинно
Угрюм-рйка,— о' дОспды
сплюнул один.— Попробуй теперь до воды
добраться.
...Плохи шутки с Витимом. Как необъезж е н н ы й конь не дается в упряжь, так и
он — выматывает сплавщиков. То барку
разобьет, то плот раскидает по бревнышку.
Л лес? сплавлять все равно надо. Здесь.
и Толмачево, расположен МУЙСКИЙ лесоп у н к т Бодайбинского леспромхоза. Постав-

142

ляет древесину на золотые прииски, слюдяным рудникам. Иным путем, как по воде, ее не доставишь.
И только пока еще один челопек в состоянии совладать с Витимом. В
свою
двадцатую навигацию нынче вышел старый
капитан катера «Беркут» Иван Феоктистович Суханов.
Команда катера невелика. Он, механик
Александр Черкашин и матрос Виктор
Слепков.
Три-четыре раза в день проводит плоты
через пороги экипаж «Беркута». На руле
всегда Суханов.
Самый страшный из порогов Парамский.
Это в нем накатывает на суденышко знаменитый «черный вал». Высота его до семи метров. Куда выше катерка. Искусство, бесстрашие и опыт капитана снова и
снова подсказывают: не сворачивать в сторону, заходить под «черный вал». Не то захлестнет — и ко дну.
— В эти минуты,— рассказывает Александр Черкашин,— кажется, что наступает
состояние невесомости...
Пройдут Парамский — готовься к преодолению Аронских порогов. И так — изо
дня в день, все лето маленький трудяга
«Беркут» таскает за собой плоты по Витиму. И каждый рейс, как схватка. Программа, лесопункта — 70 тысяч кубометров леса. Из них 50 переводит экипаж
Суханова.
Нынче появились у Суханова ученики.
Хорошо пробивается сквозь каменные гряды молодой капитан Сергей Домашевсжий.
Ему и другим передает свой опыт покорения Угрюм-реки старый лоцман.
...Уже перестали волноваться за экипаж
«Беркута» жены. Наверное, привыкли, как
привыкли к ежедневной опасности тро-.отважных...
— Будь на чеку-у!— ревет и клокочет
вода в порогах.
Глубже надвигает за
потрескавшийся
козырек фуражку первый лоцман Витим:;

ЗГЕ ДАЛЬ НА БЕЛОМ
ХАЛАТЕ
рр. ВЫЗВАЛИ в Мупскпй сельсогн
•-'Сказали, что кто-то приехал из Ул;:ч
5>дэ. II надо срочно явиться. Как был:)
белом х а л а т е медсестра Раиса А б р а м е н л »
так и отправилась, не з н а я за чем.
Не могла же она догадаться, что п ] > :
'чина вызова в том, о чем сама нед;;".'!
рассказывала подругам по работе.
— Муж у меня приболел. Дома ле,;, I
Прибежала обед ему сгото:;чть. Вожуп, •
плиты, да вдруг почувствовала чего-то и <
леным пахнет. Посмотрела, может пп м ш
те что пригорело. Нет. А тянет всо > ' '
ней. Сердце встревожилось. Не у секс м
ли беда. Там же Сашенька оставлен <• • •
Прибежала к ним в сени — огонь у/'м 1
лает. Батюшки! Не помню, как замок >'•<
ла. В комнату вошла, зозу: Сашеш.к.!
шенька? А он под кровать зпбнло'. ' I
кашлю нашла. Выносила его, занапс".-',.

нас горящая р у х н у л а . И идти-то куда не
в и ж у . Кой-как, девоньки, выбралась...
В те минуты она и не подумала, что за
стеноп этого же дома — больной муж. II
свои дети. II имушество, накопленное годами. II что все это может погибнуть в один
момент. Так она я стояла перед пылающим
домом, п р и ж а в к груди Сашеньку Стародубцева... А ее вещи спасли другие соседи.
...Она в е р н у л а с ь из сельсовета в больницу в белом халате. Па отвороте поблескивала медаль «За отвагу на пожаре». На
лице застыл недоуменный вопрос: «За что
же награждать? Как же я могла поступить
иначе?»
...Такою вот и увидел я ее, когда зашел
в Муйскую больницу за таблеткой пирамидона.
Улан-Удэ—Багдарин ный — Муя.
Март—апрель 1964 г.

пос.

Молодеж-

снова нгс меня над обС лАМОЛЕТИК
а к а м и , старательно и о с т о р о ж н о оги-

бая надоблачные рифы. И снова и ра.фиве туч мелькнул свитый в кольца Витим
свирепая сибирская река. Это она з а р ы л а
в своем бассейне тот клад, который н а ш л и
и черпают из него сейчас в Молодежном.
Так почему же так мрачно н а з в а л и Витим? Не потому ли, что, как сказал одни
местный поэт, он «не отдает без боя богатства дальней стороны»? Может быть, и
поэтому. Только все реже и реже з в у ч и т
слово Угрюм-река. Ведь назвали ее так
давно. И назвали люди беззащитные. И з
страха. Мне же довелось п о б ы в а т ь у таки.х, которым Угрюм-река — нипочем!
Эти люди не давали мне адресов и телефонов. Но уверен, что, когда доведется
встретиться снова, не пройду мимо, не обознаюсь...

РЕПРОДУКЦИИ РЛБОТ И. ЖУКОВЯ

из

Василий СТЕПАНОВ

Р Ы Б А К И
Там, где золотыми челноками
в пряже облаков снуют зарницы,
снятся морю
лодки с рыбаками,
рыбакам живая рыба снится.
Только отдых работяг недолог,
он с трудом нелегким — в вечном споре.
Не успеет ночь свернуть свой полог,—
рыбаки уже выходят в море.
Сто ветров пред ними встанут дыбом,
сто дождей промочат их до нитки,
прежде чем заблещет в лодках рыба —
белые чешуйчатые слитки.
И чем дальше в море —
ветер крепче,
ловятся труднее слитки эти...
Рыба в сети сно»в вплывает легче,
нежели в капроновые сети.
Москва

В. КАЧАЕВ

ЛИСТЫ СОЛДАТСКОГО БЛОКНОТА
Листы солдатского блокнота
листаю,
и передо мной
встает пехота из болота
и небо бьет голубизной.
Опять ползем в грязи, как черти,
по рвам,
по кочкам,
по кустам,
туда,
где за стеною смерти—
незанятая высота.
Листы солдатского блокнота...
И пушек гром до хрипоты.
Пехота катится в болото
и падает на животы.
Ташкент.

А- те,
которых подкосило,
кто землю
заслонил спиной,
лежат,
ресниц сомкнуть не в силах —
поражены голубизной.

Листы солдатского блокнота..,
И суетня госпиталей,
где запах моря или йода
и стон —
не слышал тяжелей.
Кому-то ногу снова режут,
чтоб жил и вновь дружил с мечтой..
А я не слышу,
жарко брежу
незанятою высотой.

Р Е П Р О Д У К Ц И И РЛБОТ И. ЖУКОВЯ

ИСКУССТВО
и. СОКТОЕВА

РУССКИЙ САМОРОДОК
В ноябре 1962 года Ленинградское общество филокартистов
устроило выставку подлинников и репродукций
произведений
скульптора Иннокентия Жукова.
Поистине удивительна и вместе с тем необъяснимо драматична судьба гениального человека, о котором столько лет почти ничего не знал наш современник... А между тем это о его работах было
сказано
Львом Толстым:
«Большая сила выразительности. Хорошо»;
Огюстом Роденом«Какая мощь, какая экспрессия! Это сильно, очень сильно.
Это талант исключительный»;
Алексеем Максимовичем Горьким:
«Смотрю на ваши виды, радуюсь: талантливо, жизненно... Нравится и трогает сердце. Во всем есть что-то глубоко верное, русское»;
А. В. Луначарским:
«...Помочь работам Иннокентия Жукова проникнуть в .художественное сознание масс, для которых он несомненно будет одним
из близких и любимых».
Об искусстве Иннокентия Жукова высоко отозвались Н. К.
Крупская, Ромэн Роллан, Сергей Коненков. Его знали многие великие люди начала и первой половины XX века.
Печатая статью искусствоведа И. Соктоевой и начиная публикацию репродукций работ Иннокентия Жукова, редакция присоединяется к единодушному мнению посетителей Ленинградской выставки, выраженнному в многочисленных записях в книге отзывов:
нельзя больше мириться с тем, что по совершенно непонятной причине от народа по сути скрыт такой талант! Работы Иннокентия
Жукова надо издать массовым тиражом.
Читателям «Байкала» предоставится возможность ознакомиться в ближайших трех-четырех номерах с частью репродукций
скульптур Иннокентия Жукова.

|О1О ГОД... Недавно пастух-батрак, а
*<-'1С7 теперь рабочий мыловаренного завода, как зачарованный стоит в музее Читинского географического общества перед
скульптурными работами Иннокентия Жукова. Живые, эмоциональные образы глубоко трогают, врезаются в память...
10 «Байкал» № 4

Поистине в биографии основоположника
бурятской жнпописи
Цыренжапа Сампилова эти минуты были большим и радостным событием, оказавшим глубокое воздействие на всю его дальнейшую жизненную и творческую судьбу. Впоследствии
Сампилов подробно описал свои впечагле-

145

ния от увиденных им произведений, рассказал при каких обстоятельствах произошла затем встреча с их автором, как он
был взволнован и счастлив, когда Жуков
предложил ему заниматься в своей мастерской. И. Н. Жуков, первым обратив внимание на незаурядные способности молодого рабочего-бурята, написал заметку в газету «Забайкальская новь» и показал некоторые из его работ на выставке, организованной в июне 1919 года.
Так, маститый уже, скульптор — яркий
представитель русской прогрессивной интеллигенции — протянул руку нашему земляку, приехавшему тогда в Читу из степных кочевий.
Эти факты, знаменательные для развития культуры Советской Бурятии, общеизвестны. Известно также, что дружба, завязавшаяся
в те годы между учителем и
учеником, сохранилась на всю жизнь (до
самой смерти И. Н. Жукова в 1948 году).
Она, как эстафета, передается их детям;
которые с благоговением чтят память своих отцов.
Но как мало, оказывается, мы знали до
настоящего времени о творчестве Иннокентия Николаевича Жукова!
Только теперь, после того, как усилиями энтузиастов устроена была
выставка
его работ в Доме ученых в Ленинграде,
когда интерес, вызванный материалами выставки, привел нас в архив
художника,
перед нами, наконец, открылись подлинные
горизонты его жизни и творчества, жизни,
длившейся 73 года, наполненной неустанной педагогической и общественной деятельностью, творчества щедрого, безудержного, вечно ищущего.
И. Н. Жуков ничего не таил в себе. Он
спешил высказаться, стремился как можно
скорее выразить в художественных творениях, литературных опытах, просто в письмах, дневниках и устных беседах переполнявшие его чувства и мысли, свое понимание жизни, свое отношение к ней.
Поэтому невозможно пройти мимо его
художественного и литературного наследия, невозможно оставаться равнодушным,
знакомясь с его произведениями.
Было бы, конечно, большой самонадеянностью считать, что все большое наследие
И. Н. Жукова можно сразу осмыслить, сразу все поставить на свои места. Для этого
потребуется немало времени. Ясно одно:
творчество скульптора, как дореволюционного, так и советского периода, заслуживает пристального внимания, самого обстоятельного исследования.
Впервые произведения Иннокентия Жукова появились на художественной выстаяке в 1906 году. Показываемые затем ежегодно на «Осенних выставках» в Петербурге, они принесли автору — скромному преподавателю географии в гимназии — шумный ' успех. О 'нем заговорили.
В газетах и журналах, публикуются многочисленные отклики на его скульптуры,
фоторепродукции, которые в сотнях тысяч
экземпляров расходятся по всей России.
Чем же, говоря словами одного из пер-

вых его почитателей, так «взволновал, поразил, восхитил» Жуков тогдашнюю публику?
Думается, что прежде всего своей самобытностью. Жуков — самородок. Он никогда до того времени не учился профессиональному мастерству, хотя тяга к творчеству жила в «ем с детских лет, проведенных в т а е ж н ы х приисках и рудниках
Читинской области. Находя в лесу корни
и сучья деревьев, он обрабатывал их перочинным ножиком и превращал в фигуры
животных, птиц и людей. Однажды ему в
руки попалась
голубоватая эластичная
глина, и на глазах у всех присутствующих
она вдруг «заулыбалась».
Но Жуков и не помышлял о карьеое
скульптора. Окончив историко-филологический факультет петербургского университета, он посвящает лепке лишь свой досуг — летние отпуска. Зато в эти дни он
работает с увлечением, «запоем». Сто пудов глины — обычная летняя порция. Он,
как волшебник. Стоит ему прикоснуться к
застывшему кусочку глины, как она оживает, начинает смеяться, порою гримасничать...
«Куски освобожденной глины» — так названы автором несколько его работ. Под
это название можно подвести и многие
другие его произведения. Скульптор как-то
шутя сказал, что «все эти черти, монахи,
дети сидят там, в глине,— я их только оттуда вытаскиваю». Сначала он открывал
глине глаза, а потом, по выражению глаз,
все остальное.
И, действительно, вылепленные из глины
человечки, порою странные, полуфантастнческие существа, словно радуются тому,
что появились на свет. Причем появились
ненароком, случайно. Создатель их — мастер импровизации — человек живой, наблюдательный, дерзкий. Фантазия его неистощима, потому что
в основе ее лежит
большой запас жизненных наблюдений.
Нужно было быть тонким психологом,
чтобы открыть в глине такое многообразие
нюансов человеческих чувств, переживаний.
И нужно было обладать удивительно зорким глазом, чтобы безошибочно точно найти характерный мимический жест, усилить
его, доведя образ до гротеска.
Эти скульптурные «карикатуры» — явление необычное, и вместе с тем они имеют
под собой почву. В них как бы обрели новую жизнь многовековые традиции народного творчества. Образы, созданные
фантазией народа в легендах и сказаниях,
в декоративном искусстве сочетают в себе
реальность и вымысел. Этими образами
широко пользуется профессиональное искусство, но в скульптуре начала XX столетня произведения Жукова своей демократической основой, своей выдумкой и
непосредственностью прозвучали вызовом
искусству академическому с крайней огра
ниченностью его тематики, жизненного со
держания, с его канонизацией и д е а л ь н ы х
форм и пропорций человеческого тела. Неслучайно ведь слова В. Маяковского: «Иг
навижу всяческую
мертвечину,
обож.г'<

всяческую жизнь», стали девизом скульптора.
Жизненная сила скульптур Жукова проявляется в их эмоциональности; они тотчас же, при одном только взгляде на них,
вызывают определенную реакцию, как бы
вступают в контакт со зрителем, иногда
словно заигрывают с ним. Эта игра можег
казаться безобидной, просто шуткой, озорством. Но в целом творчество скульптора
несомненно гораздо шире и глубже по
своему содержанию, по своей идейной значимости. Глина в его руках не только
смеется — она скорбит, негодует, обличает...
Иначе и не могло быть. Еще в студенческие годы Жуков был активным участником подпольных революционных кружков,
отбыл двухмесячный срок предварительного заключения за хранение нелегальной
литературы, высылался из столицы. Он был
слишком честным человеком, чтобы мириться с окружающим злом. Эпоха реакции, наступившая после поражения революции 1905 года, могла только усугубить
чувства протеста и возмущения против устоев капиталистического общества, против
его мерзостей и пороков. Именно такие
чувства вызывают всякие «Гадины», словно выползшие из самых темных щелей и
закоулков, а также зловещие «Химеры»,
«стерегущие на всех путях запретных»
различные «Духи зла». Напрасно группы
обездоленных, несчастных «у обрыва жизни» взывают к богу: «Ужели Тебе, о Всемогущий, не надоело видеть людей усталых и страдающих!..»
В мотивах горя и отчаяния, ужасах и
кошмарах, преследующих человека, мистических образах смерти можно видеть дань
времени, настроениям, характерным, в особенности, для декадентской
литературы.
Но в отличие от многих поэтов и художников той поры, Жуков не искал в символике и мистицизме убежища от жизненных невзгод. Для него все эти страшные
символы были одной из граней жизни, которую он стремился познать всесторонне.
Он заглядывал в самые черные пропасти,
пытаясь соизмерить их глубину с мужеством и бесстрашием, ибо очень твердо верил
в непобедимость светлых сторон жизни, верил в то, что «самое прекрасное, что есть на
земле и в искусстве — это душа человека».
«Индивидуалистический»,— по собственному определению скульптора, период, его'
творчества завершается созданием полушутливого образа «Ермошки — бога счастья». Это олицетворение всего человечества, «такого еще детски неустроенного на
земле», но словно светящегося надеждой.
Октябрьская революция, смысл и значение которой Жуков, благодаря своей чуткой эмоциональности в ошлшснии жизни,
уловил сразу, открывает новую страницу
его биографии.
Позади была целая полоса самостоятельных творческих поисков, учеба в Париже в мастерской известного французского
скульптора Бурдэля
(1912—1914 годы),
произведения, принесшие автору известность. Л. Н. Толстой, Ромэн Роллан, А. М.
Горький высоко оценили сто творчество.

10*

Знаменитый скульптор Франции Огюст
Родэн отметил у художника сильную индивидуальность, большую экспрессию его
произведений.
Теперь скульптор с радостным и светлым
чувством идет навстречу будущему, в сияющих лучах которого исчезают страшные
призраки и мутные видения прошлого. Отныне И. Н. Жуков, вдохновленный идеей
созидания самого прекрасного в мире общества, считает своим долгом воспеть красоту новой жизни.
Одним из первых он пытается воплотить
в скульптуре тему революции. На гребне
вздыбившейся волны поднимаются и устремляются вперед с оружием в руках народные массы, те самые, которые не так
давно с мольбой и стоном воздевали руки
к «Всевышнему». Мощный шквал революции подхватил их, и теперь они несутся навстречу битве со старым миром. Автор
подчёркивает в революции ее стихийную
силу. Только в скульптуре с изображением В. И. Ленина, как вождя и вдохновителя народных масс, группа рабочих и красногвардейцев кажется более организованной, более сдержанной в своем движении.
Правда, именно эта группа представляется
нам слабее других с точки зрения ее пластической выразительности.
Героическая борьба народа за свое освобождение волнует воображение И. Н. Жукова на протяжении многих лет. Большей
частью она ассоциируется у него с движением могучих волн, с пламенем... Посвящая
свое произведение Сергею Лазо, он думает
о «пламени, сжигающем героев в паровозной топке, пламени, рождающем тысячи
новых борцов революции».
Одно из монументальных произведений
скульптора — проект памятника Октябрьской революции, привезенный делегацией
Дальневосточной республики в Москву в
подарок правительству РСФСР в 1922 году. Автор так раскрывал его содержание:
«Полуразрушенная историческая стена. На
фоне ее мужественное лицо пролетария.
Волосы как пламя, и вот через эту стену,
через это пламя —поток революционных
борцов, устремленных в грядущее...»
Постепенно из общего «потока революционных борцов» начинают вмрисппмнаться более конкретные образы. Энергично вылеплена голова красноармейца со зпсзлой
на шлеме, с решительным выражсммн'м лица. Через внутреннюю напряженность образа передано ощущение суровых и тревожных лет в жизни молодом республики,
Становление советского
имоЛ'рляительного искусства в р а н н и й период не было
ровным и г л а д к и м . Поиски ноного содерж а н и я и новых форм н Ж'куатш' были самыми разнообразными. Та лскл^рнции, которая ныдпнпут.ч Г>!,|л;| II. II. Ж у к о в ы м и
которой он шчтдп прилсржнн.'псн,- - пожалуй, одна из наиболее . м п п и т м . н . м ы ч , наиболее я с н ы х по споим задачам. Для него
не существовало н и к а к и х чисто формальных поисков: «Пусть эстеты любуются эстетской, стилизованной формой, мертвой
поверхностью лица и тела в скульптуре,—
я до конца дней моих, как могу, буду отН7

ражать живую жизнь наших героических
дней... Эпигонам незрячей античной скульптуры, аполитичным художникам пейзажа и натюрморта я буду противопослять мою живую, эмоционально-революционную, бытовую, всем понятную скульптуру».
И. Н. Жуков думает только о содержании искусства, которое должно отражать
«радостный энтузиазм великой социалистической стройки в стране Советов», «нашу
бурно и радостно кипящую жизнь... гнев
и ненависть к своему врагу». Поэтому его
скульптуры и на самом деле были близки
и понятны самым широким массам трудящихся. «Вот когда я поняла лозунг «В
массы»! — писала в книге отзывов одна из
посетительниц выставки 1930 года.— Большое спасибо. Привет вашей «Неотразимой»
и щелчок по носу «Гадине пляжа».
Поэтому же в ряде произведений ему
удается создать типические образы советской действительности. Его «Делегатка»,
например, созвучна образам, созданным в
живописи тех лет.
Но, прежде всего, у скульптора есть свои
собственные сюжеты, окрашенные его творческой индивидуальностью, его демократизмом. Это юмористические образы, связанные с тематикой кино и радио. Технические
новинки, властно проникавшие в жизнь и
быт начала XX века, в какой-то степени
начали подчинять себе сознание человека.
Различные стороны этого явления с большой наблюдательностью и юмором запечатлены в целой серии работ И. Н. Жукова.
Интерес к техническому прогрессу проявился и в выборе сюжетов, связанных с первыми полетами авиаторов, с той реакцией,
которую вызывали эти полеты у простых
людей.
Обращается скульптор и к сатирическому жанру, создавая образы, остро и едко
высмеивающие мещанство, бичующие пороки, унаследованные от старого мира.
Тем не менее главным стержнем творчества И. Н. Жукова советского
периода

был жизнеутверждающий оптимизм. В его
«улыбающейся»
скульптуре — работницах,
крестьянках, трактористках, стахановцах,
пионерах и октябрятах радость жизни бьет
ключом.
• Именно потому, что творчество Жукова
устремлено к будущему, он с особенным
удовольствием упорно и настойчиво работает над образами детей. Еще в дореволюционное время дети с их проказами и
шалостями, с их непосредственностью неизменно привлекали внимание художника,
обнаруживавшего глубокое понимание детской психики. Уже тогда для него это были те, «которые полетят».
В первые же годы Советской власти Иннокентии Николаевич с головой уходит в
общественную работу, так как мысль о
подрастающем поколении не покидает его.
Жукова беспокоит судьба беспризорников.
Он посвящает несколько брошюр бойскаутскому движению, становится одним из
главных инициаторов создания пионерской
организации, не зря ему присваивают звание «Старший пионер РСФСР», и он с гордостью носит пионерский галстук. «Дядя
Кеша», а потом «дедушка Жуков» был настоящим большим другом детей. И тема
двух поколений, объединенных общностью
целей, отражается в таких произведениях,
как «Рассказ о Перекопе», «Привет Октябрю», «Я распахнула ворота
будущего»,
«Сняла паранджу», «Сын мой — пионер».
Лица октябрят сияют радостью, потому
что они представляют собой то «освобожденное человечество», которому принадлежит будущее.
«Нельзя оставаться равнодушным к этому талантливому художнику, сумевшему
пронести через все свое творчество бесконечную любовь к человеческому существу.
Если бы люди могли ответить тем же!»—
Это один из многочисленнных восторженных откликов на двухнедельную выставку
памяти И. Н. Жукова, состоявшуюся в
ноябре 1962 года в Ленинграде.
К этим отзывам стоит прислушаться.

ИНТЕРЕСНЫЕ НАХОДКИ

Когда говорят

немые...

О ТИШИНЕ просторных комнат лежат на полках и стеллажах тысячи дел
Центрального государственного архива республики. На обложках скромные
надписи: фонд, опись, номер...
Калсдое слово — немой свидетель прошлого. Впрочем, «немой» — не совсем точное слово. Когда к делу дотронутся ищущая рука и пытливый ум исследователя, «немой» оживает. Серые, высохшие от долголетия листы скупым
языком фактов рассказывают «о времени и о себе».
О двух интересных фактах из истории Бурятии первой половины XIX века, поведанных мне этими свидетелями прошлого, я и хочу рассказать читателю.

Памятник в Москве
и .храм в Иерусалиме
НЕ ЗНАЕТ знаменитого памятника
К ТО
Минину и Пожарскому
на Красной

площади в Москве! Это!т глубоко патриотический монумент был создан известным
русским скульптором И. П. Мартосом. Четырнадцать лет работал скульптор над монументом непобедимости России. На высоком постаменте высечены слова, простые и
благородные: «Гражданину Минину и князю Пожарскому — благодарная
Россия.
Лета 1818».
Прогрессивные круги русского общества
и народные массы горячо откликнулись на
призыв — жертвовать средства на сооружение памятника. Приняли участие в сборе
средств и крестьяне Западного Забайкалья.
В апреле 1809 года иркутский гражданский губернатор направил в уездные комиссарства ордера (распоряжения), приглашая «к добровольным подпискам на сооружение знаменитого памятники спасителям
России». Одно такое распоряжение сохранилось в делах Итанцинского волостного
правления.
Через несколько дней иволгинский выборный Орлов- ответил, что собрал 28 руб
лей 50 копеек и отослал в Верхнеудинскос

казначейство. Но сбор на этом не закончился. По тетради, куда писарь аккуратно
заносил фамилии жертвователей,
видно,
что в сборе приняли участие 113 крестьян
разных деревень Иволгинского отдельного
общества, а взносы колебались от п я т и
копеек до пяти рублей. Всего было собрано 64 рубля 50 копеек.
Казалось бы, сумма невелика, но ома
показывает, что забайкальские крестьяне
верно поняли патриотическую идею со (Дания монумента. Это станет еще более яс
ным, если привести такой факт.
В июле 1818 года губернатор сообщил
верхнеудинскому уездному и с п р а в н и к у , -но
в Верхнеудинск о т п р а в л я е т с я И е р у с а л и м
ский иеромонах Дионисий для сбора пожертвований «на возобновление строительства в Ерусалиме храма нал Iробом господним». И с п р а в н и к у к а ч а л «распубликовать» п р и к а з губернского иачалы-щи, а пожертвования отослать н уе|дное казначей
ство.
Долго ждал испрапиик результатов ре
лигиошою рпепин крестьян, и вот мере.»
месяц к у н а л е й с к и й сельский
выборный
Алексеев рапортовал: «В здешнем Куналсйском селении мною при сходке в зборном месте сделано о пожертвовании всем
жителям троекратное распубликование, но
таковых в здешнем селении никого не оказалось». То же сообщил и надеинский вы149

борный Зайцев. Наконец, в октябре волостное правление донесло, что из пятнадцати селений Тарбагатайской волости пожертвовал 5 рублей «из усердия своего»
один крестьянин Тарбагатайской слободы
Антон Степанов, «А кроме того Степанова,
никого, по многим приглашениям к вышеписанному пожертвованию не оказалось»,- заканчивает свой рапорт волостной старшина.
Как говорят, комментарии излишни.

Земляные яблоки
в Забайкалье
ГРОМНОЕ значение картофеля в сельО скохозяйственном
производстве не тре-

бует особых доказательств.
Достаточно
напомнить, что по валовому сбору он занимает первое место среди всех культур. В
Восточной Сибири картофель
разводили
уже в X V I I I веке. Академик П. С. Паллас
свидетельствует, что в конце X V I I I века
картофель сажали на Камчатке. Примерно
в это же время его начали культивировать
в тогдашней «Русской Америке» — Аляске.
Крестьянам Забайкалья картофель был известен с 60-х годов X V I I I века, однако сажали его очень мало. В архивных фондах
мы встречаем разрозненные данные о посевах этой ценной культуры в Бурятии только с 1805 года. В ведомости о посеве и
урожае хлеба в 1805—1806 годах, в отдельной графе «яблоки земляные», по 25
деревням Мухоршибирской и Тарбагатайской волостей указана 981 гряда картофеля (гряда—немногим более сотки).
Сама жизнь заставляла крестьян сажать
картофель. В «объяснении» к ведомости
Тарбагатайское волостное правление отмечает: «За сим неурожаем и малым насевам,
бедностью жителей (ибо хлебу иедород
был 4 лета), добавляют огородных и лесных овощей».

Начиная с 40-х годов XIX века посадки
картофеля значительно расширяются, В
1841 году русские крестьяне Западного Забайкалья засевали более тридцати с половиной тысяч, а буряты —около шести тысяч
гряд. Главный тайша кударинских бурят
Данбуев доносил в августе 1841 года, что
в некоторых родах посев картофеля по
сравнению с прошлым годом увеличен в
четыре-пять раз.
Царское правительство заботилось о расширении посевов картофеля не потому, что
беспокоилось о «народном
продовольствии», а опасаясь снижения «налогового
потенциала» основного налогоплательщика—крестьянина. В 1840 году Николай I
повелел министру государственных имуществ разослать по губерниям наставления
о посеве картофеля, а «о лицах... отличившихся большими против других искусством
и успехами в возделывании картофеля»
представить к награде золотыми и серебряными медалями с надписью: «За полезное».
Одно такое наставление сохранилось в
делах Верхнеудинского земского исправника. Автор его, лнфляндский помещик барон Брюйнинг, горячо пропагандирует картофель не только как продукт питания, но
и как корм для скота, а частично и как выгодный товар. Брюйнинг призывает научить крестьянина «и убедить его примерами».
Конечно, условия Прибалтики были куда благоприятнее для посевов картофеля,
чем Забайкалья, но и здесь русские и буряты знали не хуже барона значение второго хлеба — «земляных яблок». Об этом
говорят две фактические цифры: за два года, с 1841 по 1843, русские крестьяне Бурятии увеличили посевы картофеля
с
тридцати с половиной тысяч гряд до тридцати четырех, а буряты—с шести до двенадцати с половиной тысяч гряд! Это был поистине трудовой подвиг.
М. ШМУЛЕВИЧ.

Мастер каламбуров
|> И СТО Р И И литературы
** упоминаются люди, которые никакого следа в
самой литературе не оставили. Но они оказывали
большое влияние на окружающую среду, в том числе и на литераторов. Как
правило, незаурядные личности, они втличались образованностью,
изобретательностью ума, часто —ос'трословием, обладали некоторым литературным даром.

150

Таким человеком и был
обыкновенный нерчинский
мещанин Алексей Иванович
Шумихин, прославившийся
своим остроумием. Он воспитывался в среде политических ссыльных, в числе
которых находился В. А.
'Обручев, получил прекрасное образование. Шумихин
ездил за границу, был в
Бельгии, в Париже, в Берлине, этом «колбасно-мили.тарном городе», как он сам
(выражался. В Париже мо-

лодой человек с трепетным
волнением осматривал памятники искусства. Здесь
он оказался в числе немногих смельчаков, согласившихся подняться на воздушном шаре Жиффар.1.
Здесь он видел Золя. И
здесь же, в парадном каретнике Людовиков, Шумихин долго размышлял перед уздечкой, «обладание
которой обеспечило бы меня и потомство мое в деси
ток колен». "Эти путешест-

вия родили забавную шутку:
Повинуясь мании
Расширять познания.
Ездил по Германии,
Побывал в Познани я.
Тебе только, Дания,
Не принес этой дани я.
В Нерчинске А. И. Шумихин управлял типографией Бутина. Работа его мало интересовала, и он много времени отдавал чтению,
повышению
образования.
Зная английский и франц у з с к и й языки, он выписывал и читал «Фигаро» и
«Герольд». В обществе Шумихин слыл остроумнейшим
человеком. С неподражаемой легкостью писал каламбурные эпиграммы на
друзей и на
нерчнн'ских
обывателей. Вот «сатира»
на
прижимистого купца
Базанова:
Ах, не выжмете вы сока
Из Базанова:
Им отстроена высоко
Изба заново.
• Легко играя на созвучиях, Шумихин пересыпал
свои письма всевозможными шутками. «Вы ручку в
выручку недавно запускали, теперь вы нос на вынос
понесли».
В Нерчинске жил журналист и краевед И. В. Багашов. Шумихин недолго
приглядывался к нему, чтобы написать эпиграмму:
Его чело светлей
Монблана.
В очах огонь,
блестит пенсне.
И жар души, и хлад
кармана
Его весьма известны мне.
• Вслед за тем произошло
знакомство.
— Позвольте
представиться,— начал было Шумихин, но Багашов прервал его:
— А я с вами знаком
уже давно,— и процитировал четверостишие.
Вскоре автора эпиграммы и ее героя связали дружеские отношения. Вместе
'они выпускали газету «Нерчинский телефон», а потом,
когда Багашов уехал в Иркутск и добивался разрешения издавать газету «Сибирь», оживленно перепи-

сывались. Шумихин чувствовал бесплодность попыток
товарища и предупреждал
его каламбуром:
Мыслью в мраке не
пари же
Ведь в Иркутске не в
Париже,
Тут в Якутск гораздо
ближе...
Впрочем, не только стихи, но и обыкновенное слово в шумихинском письме
могло заключать в себе
подвох. Багашов долго ду
мал над явно нелепой фразой: «А ну, чин ваш каков?», пока не догадался
что это — скрытый вопрос
о новом иркутском генералгубернаторе Анучине. Багашов часто давал
читать
веселые
и
остроумные
письма Шумихина своим
знакомым. И это делал не
только он. Политический
ссыльный Обручев, будучи
уже в Одессе показывал
шумихинские письма своей
сестре и признавался впоследствии, что делал это «с
тайной целью, чтобы она
'полюбила»
автора
этих
блистательных эпистолярных посланий!
На Багашова Шумихин
написал много дружеских
эпиграмм. Они
помогают
нам раскрыть образ этого
замечательного забайкальского краеведа.
Немало про него
Я написал сатир.
Он по уму Гюго,
По лысине — Шекспир.
По аппетиту —Лев,
По корпусу —Толстой.
Громит, пенсне надев,
Рутину и застой.
По лире —чуть не Фет,
По прозе—сам Суворин.
Когда зовут в буфет,
Становится проворен.
Еще бы два штриха —
И тип увековечен.
Но... дальше от греха,
Пока не искалечен.
И еше один стих о Багашове, уже более серьезный
и строгий:
Он в очи всем
смотрелся прямо
(В нем рок гордыни не
смирил),
Ни папирос, ни фимиама
Он пред властями
не курил.
Другое послание редак-

тору сделано с принмчнмм
для автора
каламбурным
блеском:
Не рвы копать,
Не дуги загибать
Дано тебе в удел.
^
Но нервы возбуждать.
Недуги врачевать
И век корпеть у дел.
Чтобы закончить разговор о мастерстве Шумихина, необходимо
отметить,
что у него есть каламбуры
весьма оригинального свойства — это
своеобразные
«ступенчатые»
каламбуры
(«Ведь ты не Прокопьев
Наум, возьми же от Вагина ум, купи же отваги на
грош, и будет журнал твой
хорош»).
По-видимому, серьезных
литературных
намерений
Шумихин не имел. Он лотбил отшучиваться: «Как
жаль, что по недоразумению судьбы я корплю за
гроссбухом, а не сижу кучером на облучке европейской цивилизации». Ему
было приятно, .если весь
город повторял его последнюю остроту («Что будет,
если чины уничтожат? —
Бесчинство!»). Ему доставляло удовольствие нарисовать на кого-нибудь кари'катуру (он и этим отличался), подсунуть приятелю
какое-нибудь «Свидетельство из Парнасского полицейского управления на право
бессмертия в пределах Российской империи сроком на
один год». Ему льстило,
что французский путешественник Мартэн, приехав в
Нерчинск, заходил к нему
посмотреть последние номера «Фигаро» и по просьбе хозяина продиктовал последнему текст «Марсельезы».
Сами по сгбе творения
Шумихина, может быть, и
не заслуживают того, чтобы поднимать их со дна
Леты,
но исследователь,
изучающий жить, Оыт и
нравы Забайкалья прошлого века, не пройдет мимо
В. КОВТУН.

ЭНЦИКЛОПЕДИЯ БУРЯТСКОЙ]
ЖИЗНИ
издательстве Улан-Удэ выВ КНИЖНОМ
шли три тома «Собрания сочинений» од-

ного из талантливых бурятских ученых и
просветителей М. Н. Хангалова. Несмотря
на то, что издание еще не завершено, должен
выйти четвертый том, в который войдут
письма, дневниковые записи и т. п., уже
сейчас можно сказать, что в культурной
жизни Бурятии произошло важное событие. Сочинения М. Н. Хангалова предстали
перед нами как подлинное сокровище для
всех, кто интересуется историей
бурятского народа, его бытом и культурой.
Вышедшие тома включают все ранее известные и, кроме того, более двух десятков
впервые публикуемых сочинений автора.
В первом томе «Собрания», как и в целом творчестве Хангалова, большое место
занимают исследования по истории бурят,
особенно древнего периода.
Хангалов считал, что у бурят в далеком
прошлом существовала особая форма общественных отношений, при которой в основе хозяйственной жизни общины лежала
облавная охота — зэгэтэ-аба — и вся совокупность социальных институтов
точно
соответствовала организационной структуре облавы. Теория эта, получившая название «зэгэтэ-аба», разработанная Хангаловым совместно с Клеменцом, господствовала в литературе на протяжении нескольких
десятилетий, оказав большое влияние на
ряд исследователей Бурятии.
Сейчас, особенно после
исследования
Е. М. Залкинда останавливаться специально на высказываниях Хангалова об особом
эпохе «зэгэтэ-аба» в истории бурят нет необходимости. Залкинд правильно подметил, что рассматриваемая теория должна
вызвать серьезные возражения, поскольку,
по мнению Хангалова, буряты
прошли
путь, диаметрально противоположный тому, каким шло историческое развитие всех
прочих народов мира. По Хангалову выходит, что у бурят —ранне-классовое общество предшествовало общине, а последняя.
Собрание сочинений,
М. Н. Хангалов.
Улан-Удэ, т. 1, 1958, т. 2, 1959, т. 3, 1960.
152

при своем разложении, породила родовой
строй.
Ошибочная концепция Хангалова покоится в методологии ученого: он, как уже
отмечали, опирается только на данные
фольклора, преданий и легенд и при этом
нигде не приводит текстов и точных указаний на те или иные произведения устного творчества народа.
Отказываясь от теории «зэгэтэ-аба», мы,
однако, не должны считать, что исследования Хангалова по древней истории бурят
сплошь ошибочны. В целом его взгляд относительно существования у бурят патриархально-родовой общины, основанной первоначально на охоте и рыболовстве, а' затем на скотоводстве, его характеристика
облавной охоты, как приема добывания пищи в древности, заслуживают признания.
В своих работах Хангалов довольно верно устанавливает ареал этногенного процесса бурят, ход их истории, приводит многочисленные сведения, главным образом,
фольклорного характера, о происхождении
бурятских племен и родов, о приходе русских в Сибирь. Характеризуя
общественные отношения бурят, Хангалов
особо
подчеркивает
социальное
неравенство,
борьбу бедных и богатых. Это неравенство
он устанавливает д а ж е в созданном им искусственно обществе зэгэтэ-облавщиков.
Одна из особенностей творчества Хангалова — умение тесно переплетать с историческими очерками этнографические изыскания, касающиеся хозяйства, жилища,
одежды, пищи, свадебных обрядов, юридических обычаев.
Специально же хозяйству бурят посвящены статьи «Рыболовство у бурят и Ухапхат», «-Несколько д а н н ы х для характеристики быта северных бурят»,
«.Молочное
хозяйство у бурят», «Нижнеудинские буряты», «Обосинские таежные охотники».
Хангалов не ограничивается одним лишь
описанием разных видов бурятского хозяйства —охоты, рыболовства, скотоводства и
земледелия,— он дает яркую картину эволюции этого хозяйства, верно замечает,
«что жизнь и занятия бурят разных ведомств зависят от тех условий, в которых
они живут». Так, например, нижнеудинскис
буряты, в силу своеобразия географиче

ской среды — леса, тайги, отсутствия больших пастбищных территорий, занимались
скотоводством меньше чем, допустим, аларские или унгинские буряты, уделяя больше внимания охоте; а в укырском ведомстве получило наибольшее распространение
хлебопашество.
В целом Хангалов правильно определяет, что «самую
главную
статью бурятского хозяйства все-таки составляет рогатый скот, который главным
образом и доставляет бурятам насущный
хлеб». Показывая эволюцию
бурятского
хозяйства, Хангалов отмечает, что «под
влиянием русских жизнь бурят начала подвергаться новым изменениям. Они начали
приучаться к хлебопашеству».
В указанных работах мы находим мастерское описание материальной
культуры
б у р я т — ж и л и щ а , орудий труда, предметов
домашнего обихода, одежды и пищи.
В первых двух томах помещены работы по свадебным обрядам. Х а р а к т е р н а я
черта этих работ — мельчайшие подробности, точное соблюдение последовательности
событий в описании свадебных обрядои,
сопровождение текстами обрядовых песен,
благопожеланин, а также призываний, произносимых при обращении к двум покровителям. Причем эти подробности не заслоняют у Хангалова основные моменты: сватовство, договор о калыме, приготовление
приданого, приезд свадебного поезда, обряды и игры в момент торжества, утверждение невесты в доме жениха и отъезд гостей.
Работы Хангалова дают яркое представление о том, какое место занимали в жизни бурят браки и связанные с ними обряды, каково было положение женщины. Они
представляют несомненный интерес
для
изучения эволюции семейно-брачных отношений.
К историко-этнографическим исследованиям Хангалова относятся статьи «Юридические обычаи у бурят» и «Некоторые
нормы обычного права». Статьи эти дают
читателю представление о той стороне этнографических явлений, которые, существуя
на протяжении веков, оформились в писаные и неписаные законы: обязанности детей по отношению к родителям и, наоборот, обычай вдов выходить замуж за брата или другого родственника покойного мужа; сохранение родового клейма ( т а м г а ) ;
меры н а к а з а н и я за антиобщественные поступки — воровство, обман, убийство
и
так далее.
Исследования и материалы по шаманству и вообще по верованиям бурят занимают в трудах Хангалова значительное
место. Это прежде всего два капитальных
исследования — «Материалы для изучения
шаманства в Сибири. Шаманство у бурят
Иркутской области» (работа эта была написана совместно с п. Н. Агапитовым и
высоко оценена Сонетом Русского географического общества —награждена малой
золотой медалью в 1893 г.) и «Новые материалы о шаманстве бурят», а т а к ж е заметки о религиозных мифах, приметах, поверьях.

Объяснение Хангаловым происхождения
и сущности различных шаманских отрядов
показывает, что основной вопрос философии — об отношении материи и сознания—
решался им материалистически.
«Вполне
зависимый от природы и к тому же, конечно, непонимающий се, древний бурят, устраивая своим трудом сколько-нибудь сносную обстановку жизни, считал в то время
главным действующим лицом не себя, а те
невидимые, сверхъестественные силы, которые рисовались в его воображении, создавались им для объяснения окружающих»,
— пишет он. Хангалов верно устанавливает
зависимость религиозных представлений от
условий материальной жизни. Характеризуя земное неравенство и борьбу различных социальных групп, он находит подобную же картину в шаманском пантеоне п
лице высших божеств — тенгриев и ханов,
божеств средней ступени—заянов и духов,
и, наконец, духов низшего ранга — д а х а бари, ада и т. п. «Жизнь всех этих существ,— замечает ученый,— по представлениям бурят ничем не отличается от жизни
людей на земле: они, божества эти, имеют
жен, детей, богатство, пьют, едят, спорят,
враждуют».
Хангалов в своих работах выступает не
как бесстрастный и дотошный фиксатор,
он выражает свое отношение к религии,
к служителям культа. Касаясь роли шаманов в бурятском обществе, он с возмущением рисует их истинное лицо.
Однако в работах Хангалова по шаманству есть ряд положений, с которыми трудно согласиться. Так, например, по мнению
ученого, шаманы когда-то з а н и м а л и весьма
высокое место в обществе и обладали полной политической властью. Такое утверждение связано у Хангалова с его теорией
«зэгэтэ-аба», согласно которой во глине 1
древнебурятского общества стояла ш а м а н ская олигархия. Шаманы, полагаем мы. н и когда в истории не играли роль политических вождей, тем более в древности, когда,
как говорил Л. Я. Штернберг, по с а м о м у
строю такого быта, при крайней разбросам
ности населения ни о какой политической
роли отдельных лиц не могло быть и речи.
Штернберг справедливо замечал, ч т и работах Хангалова и Клсменца, р и с у и ч м и ч
шаманов, как предводителей па ц о к и п . к
облавах, ничего связанного с политической
ролью шаманов нет, скорее всего мм цо.'м.
была чисто религиозная и сио.шллгь к г а даниям,
способствовавшим
ечнстлниой
охоте.
В целом же м а т е р и а л ы и н г е . ч е л о н а п и и
Хангалова ценны дли н м ч с м п ш я общих
проблем ш а м а н с к о й р е л и г и и , п о л е з н ы они
и в практическом о т н о ш е н и и : м п л п н е и изучение этих трудом ока.шнасг большую помощь в н а у ч н о атеистический пропаганде
среди бурятского населения.
Х а н г а л о м ы м собран большой фольклорный м а т е р и а л . 15 «Собрании» мы н а х о д и м
несколько улнгерон. более десятка сказок,
около 70 легенд и преданий, множество
посломиц, поговорок, благоножеланий, свидетельствующих о богатом духовном на-

153

следим бурятского народа, поэтической его
душе и таланте.
Из произведений устного творчества бурят, помещенных в «Собрании», самым значительным является, несомненно, героическое
сказание
«Абай-Гэсэр-богдо-хан»
(«Гэсэр»). Эпос привлекал Хангалова не
случайно. Хангалов видел в эпосе духовное
наследие народа, величайший памятник его
культуры, обнаруживал высокое художественное мастерство, сочность и богатство
языка.
Основные идеи собранных Хангаловым
сказок — это вопросы социального неравенства, противопоставление богатства
и
бедности, д§бра и зла, ума и глупости
и т. д. В сказках «Старик Уханай», «Богатый царь Бадма», «Охотник» и в ряде других показаны представители определенных
социальных групп, выражены чувства протеста против несправедливости существующего строя, стремления и чаяния трудового люда расправиться со своими угнетателями.
Многочисленные мифы, легенды, предания, поверья интересны для нас тем, что в
них отражаются попытки древних бурят
дать философские объяснения происхождению на земле животного мира, природы и
природных явлений, различных поверим,
связанных с материальной и
духовной
жизнью людей.
Работы Хангалова по фольклору говорят
о том, что ученый не был простым собирателем и публикатором. Он стремился одновременно понять и объяснить сущность наблюдаемых им явлений. Он подчеркивает
тесную связь фольклора и народного искусства вообще с реальной действительностью.
«Странно было бы допустить такое мнение, что у какого-либо народа национальные танцы состоят из бессмысленных кривляний, скаканий и разных произвольных
движений без выражения какого-либо внутреннего чувства и настроения. Все эти
танцы и песни, старинные предания и религиозные обряды бурят прямо указыва-

ют на их происхождение из давно минув
шей седой старины и вытекали из образа
жизни народа, показывая его настроения,
события из его жизни, выражение различных чувств и т. п. Все это несколько изме
нилось с течением времени и в условиях
новой жизни позабылось, но унаследовано
бурятами от своих предков» — пишет ом.
В своих трудах Хангалов предстает иг
ред читателем ученым широкого кругозо
ра, вдумчивым изыскателем, имеющим свои
взгляды и идеи, выступает борцом за сча
тье и светлое будущее своего народа. Х а рактерна статья Хангалова «О бурята \.
населяющих Иркутскую губернию», в кч
торой он с болью говорит о вымирании б у
рят, об упадке их экономики, об отсутст
вии всякой медицинской помощи, о том.
что от слепых и невежественных чиновнн
ков царизма бурятам нельзя ждать ничою
хорошего.
Сейчас читатель ждет четвертый том
«Сочинений». Хочется надеяться, что «ч
выйдет и даст возможность полнее прс I
ставить облик этого замечательного учено
го и человека.
В заключении следует сказать нескол [ . ' . • >
слов относительно характера издания «О>
чинений». Издание снабжено
вводными
статьями, примечаниями, различными у к а
зателями и списками, что облегчает тру I
читателей.
Однако в «Собрании» очень много б у р т
ских терминов, выражений, текстов ттблагопожеланий, призываний ш а м а т >
трудно читаемых в транскрипции Ханга I"
ва и потому очень часто терявших си
форму, звучание и содержание, а ш и н I >
вовсе становящихся непонятными. На и ш
взгляд, редколлегии не следовало бы ос мм
лять в неприкосновенности написания >•;
рятских слов, принятых Хангаловым. Шившийся же во втором томе список бурят-.ислов не достигает цели.
Т, М И Х А Й Л О В

СБЫВШЕЕСЯ ОЖИДАНИЕ
III ПАЛЫ — суровая немногословная пео
*•«•* ня о поколении, несущем на своих
плечах все невзгоды и радости
нашего
времени. Песня о народе, не сломленном
испытаниями.
«Мы покоя не просим,
мы легкого счастья не просим,
мы горды словно горы,
что держат и тучи и просинь,
мы врывались в грозу,
Марк Сергеев,
сатель, 1964 г.
154

Шпалы.

Советский пи-

нас давили и войны и горе
пусть лежим мы внизу —
разве мы не похожи на горы?»
Любопытны в этой книге баллады
лада о тополях», в которой трамг I < I ни
рассказ органично влит в светлую, | |М'1Н
тическую побудку вечно живого и мго пионерского горна. «Баллада о < •
тах»—взволнованная быль (ш'Ь'н
тяжелым самолетам, чтобы забран,
ного мальчишку) — включает >.'|> М I И I Ч
>
сказки (самолеты разговаривают ;ч • VI
другом).

Книга Марка Сергеева не гость в стране
«Поэзия». Сколько в ней от детской неискушенности и наивности:
«Что в полночи запрятано?»
И от подлинной зрелости:
«И девушка спускается к реке,
чтоб сполоснуть горящее лицо,
с особой женщинам присущей статью,
еще не зная, что произошло».
И от тревог века:
«Неужто будет этот сын—солдат?»
Рядом со строгими и суровыми стихами
прозаичные и тонкие, как акварели, миниатюры о буксире, что «зашлепал лапами,
точно, лапчатый гусь», зарисовка об Иркутской чаепрессовочной, по которой «мы
ходим, как чаинки в чайнике, молочно-белом, заварном», о Байкале, которому, как
и людям, необходимо тепло. Тут же очень
своеобразные лирические картинки «...А
мне бы — лодку», «Песня», «Ах, проталина» и другие.
Коротко хочется сказать об «Иркутских
портретах». И не только потому, что стихи
эти по своей форме несколько отступают от
общего настроя книги, и не потому, что они
объединены в цикл и стоят особняком. Нам
кажется, Марку Сергееву не удалось гдето в последних завершающих мазках этих
портретов отойти от задуманности, справиться с заранее решенной определенностью этих портретов. Потому в отточенном
и живописном «Александре Радище» появляются две проходные финальные строчки:
«Идет шуга. Но то не просто льдиныто с глаз людских спадает пелена».
А в великолепно решенном ритмически
«Владимире Обручеве» строчки, уже подсказанные читателю эпиграфом:
«И болезнь — ерунда:
продолжается поиск!»
Эти промахи тем более бросаются в гла| за, когда сравниваешь первые два портре' та с «Ярославом Гашеком». Ведь нашлось

же для него отличное завершение! Рассвет.
Сигнал тревоги. Рождающейся книге о
Швейке опять лежать до отбоя в планшете:
«И Гашек прочищает пистолет,
и нехотя красноармейцев будит».
Умеет поэт в стихотворении зарисовочного плана неуловимо перейти к философскому обобщению. Вот «Рисунок Москвы».
Поэт шагает по стареньким переулкам, в
которых вроде и не Москва, а его «милый
старый Иркутск» с резными наличниками
на окошках. Шагает дальше и дальше, и
перед ним в цветной мозаике крыш, в кирпичной вязи стен встают города Отчизны:
«От реки Колымы—до Невы
край любой, о каком не спроси я,
отразила в рисунке Москвы,
проходя сквозь столетья,
Россия».
В этой короткой лирической миниатюре
осознанная внутренняя перекличка с программным стихотворением поэта «Шпалы»,
стихотворением о преемственное г и поколений, о силе духа тех, кто, уходя, оставляет
в наследство сыновьям добрую славу труда, заветы истории, голос сьоей эпохи.
Стихи в сборнике объединены в две части —«Главная минута» и «Тепло», очевидно с целью отделить публицистический разговор с современником от сердечного откровения лирического героя. Но деление
это все-таки чисто условное: в сьоих даже
самых интимных стихах Марк Сергеев удивительно публицистичен. В этом легко убедят «Яблоки из моей корзины», «А людям
хочется говорить о себе», «Обращайте внимание на мелочи» и особенно «Дверь».
Новая книга стихов... И знаешь поэта,
и помнишь его стиль, его излюблсмшые
приемы, а берешь ее с явным желанием
открыть еще одну новую сторону таланта.
Такова уж человеческая природа —искать
и в старом новое, необычное — в обычном.
И как радостно, когда не разочаровываешься в своих ожиданиях.
Л. ХАНБЕКОВ.

С УЛЫБКОЙ

Л. БЕЛУГИНА

СКРОМНОСТЬ ПРЕЖДЕ ВСЕГО
Юмореска
1>ЕЧЕР накануне опубликования фелье•^тона — собственного фельетона!— необходимо провести наедине с собой. Еще
раз вспомнить как высказался сотрудник
отдела:—«По-моему, редактору понравится. Пойдет в субботу».
Подготовиться. Нужно быть невозмутимым. Скромность прежде всего. Тем более,
если знаешь, что ждет тебя завтра.
Утром, как ни в чем не бывало, ты спускаешься по лестнице, спокойно, с деловым
видом выходишь на улицу.
У газетного киоска очередь. О это не та
очередь, что вы видели вчера. Сегодня она
заполнила весь тротуар!
Рассеянным взглядом
ты окидываешь
толпу. Газеты выхватывают друг у друга.
Мелькает знакомое лицо.
«Это он!» — доносится
восторженный
шепот.— «Неужели?»
«Такой молодой?»
«Но ведь это рука мастера!»—Перед тобой
расступаются. Ты не замечаешь. По-прежнему невозмутим. Даже посвистываешь
сквозь зубы.
В трамвае забывают брать билеты. Все
взоры прикованы к 4-й странице сегодняшнего номера газеты. Кондуктор нервозно
отщелкивает кому-то сдачу и снова устремляет взгляд поверх плеча читающего гражданина.
Контролер застрял на задней площадке
с газетой в руках.
Ты скромно стоишь у выхода. Взгляд
падает на собственное отражение в окне.
По стеклу бродят и струятся солнечные
блики. Но ты понимаешь, что- это не блики.
Это ореол славы начинает светиться над
твоей головой.
А впереди целый день в учреждении.
Нужно быть мужественным. Деловито заходишь в отдел. Суховато вежливо здоро-

156

ваешься, извиняешься за
пятиминутное
опоздание.
— Что вы, что вы, Петр Сафронович,суетится начальник отдела.— Вам это про
стительно.
Воспринимаешь это как должное, не по
казывая, впрочем, вида, будто понял при
чину поведения начальника, не замечая шмых, обожающих взглядов сослуживцев.
Спокойно вынимаешь из стола бумаги н
углубляешься в работу.
— Да,— небрежно бросаешь через д е с я п .
минут,— сегодняшний номер газеты еще »••
принесли?
— Как, разве вы еще не видели своею
фельетона?!— в один голос вскрикипанм
сослуживцы...
«... Ах, боже мой, о чем это я думаю»,
недовольно морщится он и ложится п I
диван.
— Ну что мне эти мелочи жизни? I I V I
но думать о будущем. О будущем, к<н • >
ты станешь известнейшим сатириком, ('.к >
жем, у тебя придут брать интервью...
...Назойливый, дребезжащий звонок > >
ставляет его вздрогнуть. Он шарит ш и м м и
у дивана, накидывает что-то на п.-н'чп и
устремляется к двери.
—

Вы

ПрОСИЛИ

ПОЗВОНИТЬ, КОГДа

Ирин.

сут почту,— как-то особенно вежливо н>и"
рит сосед.
— Да-да, просил,— нетерпеливо м и > " |
тывает он из рук почтальона газету и <•
жит назад, в комнату.
Дрожащими р у к а м и разворачим.чгг ш
сты, просматривает четвертую с ч р . п и ш у
.потом третью, вторую, первую, затем « т и п
четвертую, третью.
Фельетона в газете нет.

По мотивам таджикского фольклора

НАК.ШНШ лесть
БАСНЯ
Баран, польстить желая Льву,
сказал ему:
,
«Ох!.. Находясь с таким красавцем рядом
мне, с моим серым видом и нарядом,
и жить не хочется совсем...»
сНе хочется?—
Ну, что ж, давай, тебя я съем!..»
Льстеца постиг плохой удел.
Ведь всякой лести есть предел..,

НАСТОЯЩИЙ ОСЕЛ
Осел сказал: «Не так я прост,
Чтоб реку перейти, взойдя на мост,
Могли ходить так много лет
и мой отец, и даже дед,
но я в другие дни живу.
Речонку я переплыву!»
Хвостом взмахнул...
Нырнул...
И, как свинец, на дно пошел...
Да! То настоящий был осел.

Евг. МЮССАР,

Матвей ОСОДОЕВ

рассказ ,
вырос бет отца, у дедушки,
Г АЛСАН
известного во всем улусе мастера сто-

лярного дела. С малых лет ему знаком запах стружек... Галсану очень хочется, чтобы дедушка взял его в помощники, но старик упрямый: никак не соглашается, чтобы внук помогал ему.
— Дедушка, я знаю, сейчас вы будете
мастерить топорище,—говорит Галсан старику, орудующему с инструментами у столярного стола.— Дайте я вам подсоблю.
Старику это явно не нравится, и он начинает сердито ворчать:
— Отстань. Мал еще ты, Галсан. Чего
доброго, руки порежешь. Подрастешь —
пили, строгай, руби, сколько хочешь.
— Что вы, дедушка! У нас в школе мастерская. Уже научился я топорище делать,— с гордостью говорит Галсан и выжидательно смотрит на старика. А тот ни в
какую!
— Думаешь, я с ума спятил? В школето, как я понимаю, учат грамоте и разным
премудростям, а не топорище делать.
Брось ты мне голову морочить!
Разнервничавшись, старик ударил топором не так, как надо, и увесистое полено,
в котором вырисовывалось уже подобие
топорища, раскололось пополам.
— Т ы мне только мешаешь! Вот и испортил
все из-за тебя,— вспылил с т а р и к . —
т
О ойди отсюда, делай уроки.
Галсан давно выполнил домашнее задание. Но разве старику докажешь...
После этого Галсану и нечего было надеяться на то, что старик допустит его к
своему верстаку. И тут Галсан вспомнил:
Петр Ханданович, школьный учитель по

158

труду, велел передать дедушке, чтобы тот
пришел в школу. Видно, хотел о чем-то
поговорить со старым мастером.
— Дедушка, а, дедушка, вас просил
Петр Ханданович в понедельник зайти в
школу,— нерешительно сказал Галсан.
Старик выпрямился, положил топор на
стул, вытер рукавом вспотевший лоб:
— В жизни не ходил в школу. Зачем я
ему понадобился? Ну, что ж, раз учитель
просит, значит, надо идти. Пойду.
Настал понедельник. В школьной мастерской, как всегда, было шумно: ребята
трудились усердно, кто орудовал рубанком, кто — пилой, кто — топором... А Галсан, уже смастерив топорище, отложил его
в сторону и взялся за второе. Он так увлекся своим делом, что не заметил, как зашли в мастерскую дедушка и Петр Ханданович.
— А, вот чем здесь занимаются. Молодцы, молодцы,— похвалил немного растерянный старик и, заметив внука, тихонько
подошел к нему. Галсан старательно строгал полено, пыхтел и сопел, увлеченный работой.
Дед залюбовался внуком. К ним подо
шел Петр Ханданович, весело подмигнул и.
похлопав по плечу Галсана, громко с к л
зал:
— Молодец! Сразу видно, что дедупп;;!
учит тебя столярному делу.
Старик кашлянул, потоптался н;| м г п г
и сбивчиво проговорил:
— М-м... Оказывается... Э-э... здесь VI.и
работать топором и рубанком, а и дум.!. 1 !
их учат только считать и писать л.ч при
всякие умные вещи им рассказынаюг.

Галсан иидгл, ч ш с т а р и к с|м IV молпЛ
рел, на его лице помнились у л ы Л к п . Л улыбается он редко: уж что хороши и.питшо
Галсану. Доволен и Петр Х.'шд.чноннч. Он
взял со стола топорище, сделанное Гллс.чном.
— Вот вам подарок, дедушка.— Петр
Ханданович торжественно пру шл с т а р и к у
топорище.— Ваш внук Галсин смастерил.

ПрИХОЛИТ(<

К

МИМ

И

МШ Н|..»у»|

Ипмоп1И1г мим V
и ич» »•»•
мистер:!, кик ни
С. тех Мир д е д у ш к и 1.Ч.Ш1, щи,,»»!» | щц
СЛИЛ

К

ГНОГМУ

1И'|'11МНУ

,'|»НМ

1м«м||(МИ,

чн> дедушки н пну» н|»> н "" I
ГОТОШПЪ УШИ
Ц.ТГ1,
Что

НПННШ

МЛЛСШ.КНЧ
Ж,

ДСЛО

Ин|..,и.

.114

1|<НЦ

( |н ПИ мм н
Х1>|Н1|1И1

Пгреопл с Л у ц м ш ч м м II

Геор.им I 1'ЛУ1,ИМ

В темной туче дождевой,
будто в дирижабле,
проплывали над землей
дождевые капли.
Целый день везли грозу,
заслоняя небо.
И увидели внизу
желтый слиток хлеба.
Вниз,
водою налиты,
полетели капельки —
не боятся высоты
капельки
ни капельки:
прыг-скок
на кусток,
на березовый листок,
на овёс,
на ячмень,
на забор,
на плетень,
на цветы,
на ботву,
на крапиву,
в траву,
на дома,
на шоссе —
вот и спрыгнули все!

Трень-брень,
по лесам
с кривоногим папойходит юный музыкант,
мишка косолапый.
У бедняги на носу
синяки да шишки,
потому что инструмент
очень злой у мишки.

штг

Встретит мишка с у х о с т о й
лезет на лесину,
ловит лапой, как с т р у н у ,
звонкую лучину.
Трень-брень!— запоет,
отскочив, лучина.
Прижимается к стволу
мишка-дурачина.

Трень-брень, получил
мишка оплеуху —
бьет лучина по щекам,
по носу, по уху!
Трень-брень, каждый день
достаются мишке
за любовь к музыке
синяки и шишки.
Сгубит мишкин талант
чертова лучина:
ведь в таежной глуши
нету пианино.
Мне беднягу очень жаль,
рад помочь бы мишке,
да не вырастишь рояль
из сосновой шишки.

С. КОГАН

Повстречал козленок теленка и спрашивает у него:
— Постой, не тебя ли это Муму зовут?
— Му-му!— отвечает теленок.
— Вот и хорошо. А меня Бебе зовут.
— Му-му!—говорит теленок.
— Да нет же. Это тебя Муму. А меня—
Бебе. Понял?

— Му-му!— твердит свое теленок.
Разозлился козленок. Стукнул копытцем.
Тряхнул головой. И убежал.
— Му-му,— мычит теленок и с сожалением смотрит ему в след.
Он был еще очень мал и кроме «му-му»
ничего говорить пока не научился. А козленок ему очень понравился.

Рис. Г, Болдогоена

Рукописи не возвращаются
Технический редактор И. П. Нечаев

Корректор 3. И. Александрова

Формат бумаги 70х1081Л6. 10(13,7) п. л. + вкл.
I1 -'•• -^Э 7

Подписано к печати 17/УШ-64 г. Тираж 9440 экз. Заказ 1876.

Типография Управления по печати при Совете Министров БурАССР.