1964

Литературнохудожественный
и общественнополитический
ЖУРНАЛ
Орган
Союза писателей
Бурятской АССР
Выходит один раз
в 2 месяца

В номере:
И. Лазутин. ЧЕРНЫЕ ЛЕБЕДИ. Ромач.
Продолжение.

Год издания десятый
О

В мире фантастики
А. ГорбовскиЙ. ОН ПРОСНЕТСЯ
РПЗ ДВЕСТИ ЛЕТ. Рассказ.
ХРОНИКА ЛИТЕРАТУРНОЙ

ЧЕ

ОД
"

ЖИЗНИ

Новые стихи
Д. Улзытуев. В САЯНАХ. АЛЕНЬКИЙ СО
КОЛОКОЛЬЧИК.
"°
Б. Шаракшанэ. ТУМАН
Поштть.

РАССЕЯЛСЯ. СК

Любите, изучайте русский язык
II

Кудрявцев.

шлг:м.

""

СКОЛЬКО СЛОВ МЫ 1 1 7

* ''

И. Никитин. ЗАГАДОЧНОЕ ИСЧЕЗНО- 110
! |д
1Н 11111 Рассказ-быль
п Колычев. ДВА СТИХОТВОРЕНИЯ.
К ПО И - 1 И К 1 Великого Октября
М

Мяригиич ЭШЕЛОН СМЕРТИ. До-

| \ М | Н 1 . 1 11.11(14

НОВОСТЬ.

126

5

Очерки и публицистика
А I ......,..,!, МОЛОДОСТЬ, МОЛО,;1(>( |||" 1|1м< 1|1|| на темы воспитания.
К

II
'

I 1М1

136

1511 ЛГ1НИ1 го дня рождения
М К) Лермонтова

' ! , , ,„..„
I '1ПП1.1

ПЛАЧЬ, ПЛАЧЬ. РОС

II 1 но . М М

1964 г.

147

КУРМ1С.КОГ ГА1РГНОК ИЗДАТЕЛЬСТВО

Сентябрь—Октябрь
^^

и НИМММ

И К Н И ЛГ.РМОИТОВА
И Л И Н.М'ОДИЛЯ ПОЭЗИЯ.
П ,м•...,».

И147
'Ч*

МИШИН» /II ПИЯ М. Ю. ЛЕРМОНТО-1СО
М МА |»НМИ< КОМ ЯЗЫКЕ.
1^0
Короткие рассказы

И Муиюиов. НЕУДАЧЛИВАЯ ОСЕНЬ
МММ I ЬЛЯН-ГОЛ. СОН В ГЛАЗНОИ1СЛ

клиники.
А

'«Ю

Щитов. ДВА СТИХОТВОРЕНИЯ.

1СЕ

Страничка спортсмена
Б. Курочкин. МАТЧИ СИЛЬНЕЙШИХ.
.'I им гтк и с финала личного первенства
СССР по боксу 1964 года.
Наш календарь
Г. Туденов. ДАМБА ДАШННИМАЕВ.
Дамба Дашинимаев. ВОЛК В .МЕШКЕ.13"
Сказка.

Главный редактор А. А. БАЛЬБУРОВ
Редакционная коллегия: Ц-Б. БАДМА ЕВ (зам главною редактора), Ц. Г ГАЛСАНОВ, Ц. А. ЖИМБИЕВ, И К. К А Л А Ш Н И К О В , Ь М МУНГОНОВ, К. Ф. СЬДЫХ,
М Н. СТЕПАНОВ, Г О ТУДЕНОВ, Д. А У Л З Ы Т У К В , Ц. Б. ЦЫДЕНДАМБАЕВ,
В. Е. ШТЕРЕНБЕРГ (ответ секретарь), А. В ЩИТОВ.
На обложке: В Чивсркуйском з^.-п-.'Н1. (1чпо '!'. (Сорокина.
Рукописи не возврашаюп-я
Н-00915. Подписано к печати 18 !\'-М г. Т и р а ж 9347.
Заказ .V» 1942. Формат бумаги 70X108'/^ Сум. л. 1(1 (13.7) п. л.+1 вкл.
Технический редактор И. Нечаев
Корректор 3. Александрова.
Адрес редакции: Улан-Уд», ул. Коммунистическая, Л« 20. Телефоны: Главный ре
лактор — 28-82; зам. главного редактора, ответ, секретарь и отдел прозы—23-36; зам.
главного редактора, отделы публицистики, поэзии и критики и библиографии — 26-9!
Типография Управления по печати при Совете Министров БурАССР.

Иван ЛАЗУТИН

ш

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
Рег азрега а! аб1га!
XV
ТУДЕНТОВ отправляли в колхозы »а уборку картофеля, а поэтому последние дни Шадрин, по указанию Терешкина, сновал
г угажа на этаж, разыскивая должников, просил бухгалтера не выда1Н1Т1» им стипендию. Но как ни старался Дмитрий, Терешкяну все казалось, что он либеральничает с должниками.
— Эдак мы окончательно пролетим в трубу. Шутка сказать: около
ста книг и брошюр!.. Если не сдадут их сейчас, то через месяц мы вообще ничего от них .не получим.
— Не могу же я гоняться за каждым студентом и упрашивать его.
('.иноки должников переданы в деканаты, в бухгалтерию...
— Если нужно — будете и гоняться. Я здесь материально ответстншиое лицо, а поэтому требую, чтобы к субботе была полностью ликннднрована вся задолженность!
Дмитрий что-то хотел ответить Терешкину, но в это время в кабипри 1 профессора затрещал телефон. Тедаешкин кинулся на звонок.
Вас вызывает директор. — Лицо Терешкина как-то сразу посерело. Он -недоумевал, зачем Меренкову понадобился его лаборант?
Если директора интересует что-либо в ра;боте кабинета, то аи должш вызвать его, заведующего. Что может сообщить ему новый челомск, который за три недели работы с :горем пополам н а ч и н а е т входить
и к у р с кафедральных дел? Если директор хочет всего-нав.сего ноэяакомимк'и с новым лаборантом, то почему же тогда он за все пять лет ра11|юдолжоние. Нач. см. в №№ 1, 2, 3, 4.
Чгргл тернии к звездам! (лат.)

Торсшкима ни разу не вызвал его и не побеседовал с

ним о ра-

Тарешкнну было досадно и обидно. К этим двум чувствам примешии/1Л(к'|| и третье—боязяь. Как бы директор не сделал такую перестановку: Шадрина—в заведующие кабинетом («У .него университетский
•шилом, его поддерживает Кисиди»), а Тереижина — на старое место,
л л Гидрантом.
- Что же вы сидите, вас вызывает директор!— сказал Терешкип,
нидя, что его сообщение не произвело на Дмитрия ожидаемого впечатления.
— Древние римляне в т а к и х с л у ч а я х говорили: РейИпа 1еп1е',спокойно ответил Шадрин и, закрыв ящик стола, вышел.
Не зная перевода латинского афоризма, Терешкин насторожилсяможет быть, в этих двух нерусских словах кроется все, что .накопилось
в душе Дмитрия за три недели их совместной работы? Он, не лерестаная, твердил про себя два этих слова, собираясь тут же записать их в
блокнот, чтобы потом перевести. Но, едва Терешкип взялся за к а р а н даш, вдруг снова раздался телефонный звонок. Секретарь директора
еще раз напомнила, чтобы Шадрин немедленно явился к Меренкову.
— Он уже вышел...
Вторично взявшись за карандаш, Терешкин. с горечью обнаружил,
что злополучные латинские слова улетучились из его памяти.
В то время, когда Тереаким, открыв стол Шадрина, проверял, к а к
его лаборант ведет учет работы агитколлектива института, Дмитрий сидел в кабинете Мерецкова и силился попять, п о ч е м у директор задал ему
этот страввый вопрос: «Все ли прафы в анкете он заполнил точно?»
— Думаю, что все... — ответил Дмитфий.
Чуть поодаль директорского кресла на потрескавшемся кожаном
диване сидел секретарь партийного бюро н н с п п у т а Карцев. Его полные, гладко выбритые щеки полыхали здоровым румянцем. Рядом с
Карцевым сидела белокурая женщина, которую Ш а д р и н несколько раз
видел, когда она зачем-то приходила к Т е р с м п к м и у . Г-)то была инспектор
спецотдела.
Голос Меренкова был мягкий, с г р у д н ы м и п е р е к а т ц а м и . В его п р а вильное великорусское произношение иногда в к р а п л и в а л и с ь еле уловимые нот.ки смоленского говорка. Директор был нысок .ростом и хорошо
сложён. Это бросалось в глаза даже тогда, когда он сидел. Глубокие
залысины, наступая »а проредь русых волос, п р и д а в а л и его лбу ещебольшую ясность, от чего он казался горделиво высоким. Во всем облике Меренкова проскальзывало что-то начальстве.иное, важное. Такие
люди любят распоряжаться, командовать.
— А вы хорошенько посмотрите — на все ли вопросы ответили
правильно? — Директор пододвинул Дмитрию анкету. — Не торопитесь.
У нас с вами, как сказал Маяковский,— вечность.
Меренков говорил, а сам п р и с т а л ь н о в с м а т р и в а л с я в лицо Ш а д рина.
Дмитрий внимательно прочитал а н к е т у и п о д н я л на директора
глаза.
— Если бы м>не сейчас предложили снова з а п о л н и т ь анкету, он ;
была (бы точно такой же.
Директор привстал и, посмотрев через очки на одну из граф анкеты, задержал на ней кара.ндаш.
— Меня интересует вот этот п у н к т . П о ч е м у он не соответствует
действительности?
Шадрин прочитал вопрос графы, п р о т и в которой на полях стояла
галочка красным карандашом. «Есть ли среди в а ш и х родных или род1

Торопись медленно, не делай наспех.

ственников репрессированные и судимые? Где, когда, по какой
статье?»
Дмитрий взглянул на директора. Тот, скрествив яа столе руки,
смотрел на него устало и выжидающе.
— По-моему я написал все подробно. Мой двоюродный дядя, по
отцу, Шадрин Николай Опиридонович быш репрессирован в 1937 году
по 58 статье.
— А еще кто-нибудь из родных, поближе, чем двоюродный дядя,
случайно яе был репрессирован по этой же грозной статье?
— Нет. Только он.
— А где сейчас находится родной брат вашей
матери, Веригин
Александр Лукич?
— Как, разве он жив? — Дмитрий всем корпусом подался к столу.
— А /вам сообщали, что он умер?
—• После испанских боев, где он дрался в интербригаде, мы о нем
ничего не знаем.
— Даже не получали писем?
— Не получали. Вообще, дядя Александр .не очень любил писать
письма. Случалось, что от него годамч яе было весточки.
Меренкое вздохнул, сдул со стола табачинки, потер пальцами свой
иысокий лоб и, глядя на Шадрина сочувственным и вместе с тем отчужденным взглядом, сказал:
— Что ж, товарищ Шадрин, я не могу вам не верить. Но не могу
тпкже не сообщить, что эту графу...— Директор подчеркнул ее двойной
жирной линией,— нужно дополнить.
— Чем?
— Тем, что кроме двоюродного дяди по отцу в том же 1937 году,
но той же 58 статье был репрессирован и ваш родной дядя по матери,
Мсригин Александр Лукич.
Шадрин не знал, что ответить. В какое-то мгновение в его памяти
намыл образ высокого военного, затянутого скрипучими ремнями, с нампюм на боку. Последний раз о» видел его в тридцать третьем году,
когда он, проездом с Дальнего Востока, несколько дней гостил у Шадр и н ы х . Тогда еще был жив отец Дмитрия. Вместе с ним дядя Саша пел
у н ы л ы е тюремные песни и, гладя голову Дмитрия, говорил: «Вырастешь большой — приезжай ко мне в Москву. Обязательно поступишь
и поемное училище... Будешь командиром...»
А теперь вот, оказывается... Тоже тридцать седьмой год... И тоже
• >Н статья.
— Вы не знали о судьбе этого дяди?
— Не знал,— твердо ответил Шадрин, с трудом подавляя охватившгг <%го волнение.
Теперь он отчетливо припоминал: после Испании дядя вернулся
м Могкиу и сообщил, что его на год командируют за лраницу. Последние
(ми п и с ь м а были из Детройта. Эти письма и сейчас хранятся в сундуке
V митсри. Где только не разыскивала о»а брата. Писала в Америку,
ми «то адресу,— письма возвращались с припиской: «Адресат выбыл...»
I (пепла по старому адресу в Москву — письма также возвращались
ц рш'мгчатанными. Письма, адресованные в Наркомат обороны, остаи,|лись без ответа. Потом война... Смерть мужа... Ранения и госпитали
• шрпкмч) сына... Мать сама стала часто болеть... А дальше — годы заЛщ и горьких воспоминаний как-то притушевали, отодвинули мысль о
'тисяпх брата... Кто-то из соседей по секрету сказал: был за границей —
'Нйчит нельзя переписываться: время военное...
После войны в доме Шадриных все реже и реже вспоминали Алек• и м е н и Л у к и ч а Веригина.
Сообщение директора института о том, что он репрессирован

и М)Л7 году, как враг народа, вспышкой молнии в темную ночь осветило
дялскос прошлое.
— Он был военным?—спокойно спросил Меренков.
— Да,— внешне спокойно ответил Шадрин.
— Какое у него было звание?
— Ком(бри.г.
— По теперешнему генерал?
— Да.— И после некоторой паузы, в течение которой Меренков делал какие-то лометкн в настольном календаре, Дмитрий спросил: —
Могу я быть уверен, что сведения эти достоверны и официальны?
Меренков криво улыбнулся и принялся рыться в стопке документов, лежавших ш правом краю стола.
— Вы разговариваете в официальном учреждении с официальными
лицом...— Меренков вопросительно взглянул на инспектора спецотдела,
которая в знак согласия кивнула головой.— А поэтому разговор у »ас
может (быть только официальным. Вы, как юрист, должны это знать
лучше, чем я.
— Неужели спец-отделы гражданских учреждений работают так
оперативно? За какие-то три недели они сделали то, чего мать безрезультатно добивалась несколько лет.
— Представьте себе, да. Добиваются до десятого колена.
Дмитрий перевел взгляд на Карцева. Тот 1сидел на пузатом кожаном диване и, высоко подняв голову, смотрел в окно. Затаив дыхание,
он словно к чему-то прислушивался. Лицо его выражало такое напряжение, будто в соседнем дворе вот-вот произойдет взрыв бомбы, от которой можно пострадать и здесь, в директорском кабинете.
— Что ж, на первый случай объяснение ваше кажется правдоподобным. Но это не все. Вот тут нам сообщили о вас еще кое-что и, я бы
сказал, не менее тревожное...— тихо сказал директор.— Это сигнал с
вашей родины.
Подавшись вперед, Шадрин ждал: что же еще могли сообщить
о нем из села, где он родился, где вырос, откуда пошел на фронт, куда
коммунистом, в боевых орденах .возвратился с войны и откуда вскоре
уехал учиться в Москву. Он пытался хотя бы приблизительно представить себе, что еще смогло бы бросить тень на его биографию.
— Соответствующие органы сообщают, что летом сорок девятого
года, будучи на родине, вы заняли антипартийную позицию при решении важного государственного вопроса.
Директор замолк и переглянулся с Карцевым.
«Кирбай...— тоскливо подумал Дмитрий.— Его работа».
А Меренков, после некоторой паузы, продолжал:
— В результате вашей антипартийной позиции, пишут дальше,
Оыли скомпрометированы перед населением р а й о н а местные органы
власти и партийное руководство. Как вы это объясните?
В какие-то секунды перед глазами Д м и т р и я , как в кинематографе,
промелькнули картины сельского схода, на котором Кирбай не дал последнего слова хромому инвалиду. Потом этого инвалида объявили
пьяным и вывели из клуба. Припомнился разговор с Кирбаем... В его
кабинете. А потом приезд Кирбая к Шадриным и приглашение Дмитрия
на охоту...
С тех пор прошло четыре года. Но Шадрин отчетливо, до родинки
на верхней губе, представил себе лицо второго секретаря райкома Круг .1 икона. Секретарь струсил, когда Дмитрий заявил ему, что он поедет
в обком партии и расскажет о бесчинствах и безобразиях, свидетелем
которых он был на сходе. Даже вороной рысак Кир'бая, и тот в какое-то
мгновение проплыл в его воображении.
— Что же вы молчите? Отвечайте. Ведь занимать антипартийную

•ми п н и . I в важном государственном вопросе и дискредитировать
и 1.1. 11. -- это гораздо серьезнее, чем не знать, где находится родной
иидя.
Теперь Шадрина словно подожгли изнутри. Он встал.
— Простите, с «ем я разговариваю: с директором или с прокурором?
Карцев и блондинка из спецотдела сидели не шевелясь. На их пам и г и ице не было случая, чтобы кто-нибудь так дерзко возражал директору.
• - Вы разговариваете с директором института и с членом партийного бюро.
Директор посмотрел на Карцева, спрашивая взглядом его мнение.
— Что ж, можно разобрать и ,на бюро,— ответил Карцев.
— Когда будет бюро?
— Через неделю,— с той же неизменной готовностью ответил
Клрцоп.
Для Карцева Меренков был не только директором института, но
и тому же и руководителем его диссертации. Той самой диссертации,
ы п о р л я , вопреки всем аспирантским срокам, до сих пор еще не пред• тяши-на к защите. И это, пожалуй, больше всего сковывало Карцева
и отношениях с директором.
Так и порешили: то, о чем говорили здесь, в директорском каоинпг, - обсудить на партийном бюро.
-- А сейчас....— Меренков взглянул на Карцева и сотрудницу из
«'псцотдела,— больше задерживать вас не буду. У всех работа.
Шадрин тоже привстал, собираясь уходить, но его задержал МеРСМ1КОП.

— Вы на минутку останьтесь.
Директор теперь жалел, что три недели назад, не ознакомившись
• документами Шадрина (раньше с ним этого никогда .не случалось),
нпргмшсндовал его профессору Неверову в качестве лаборанта кафглрм. «Отвратительная характеристика, жена имеет судимость, скрыл
и том, что родной дядя репрессирован, как враг народа, в прошлом
имп-г идеологические вывихи. И это »а кафедре марксизма-лениIII 1М.1».

Меренков внимательно прочитал диплом Шадрина, зачем-то зан - р ж л л с я взглядом на последних строках, где стояли подписи и печать,
•ином что-то отметил у себя в блокноте, лежавшем рядом с календарем.
Потом очень долго чинил карандаш, который и без того «был достаточострым.
• Вот что, молодой человек.... Ознакомившись с вашими докуменммн, л что совершенно безотносительно к тому, что вас будут за неИ( ьришость разбирать на партбюро, я пришел к твердому убеждению,
•ми ны и . 1 м не подходите. Будем считать, что двадцать дней, которые
мы проработали лаборантом, были вашим испытательным сроком.— МеII» НГ.1И1 потер кулаком лоб, собираясь с мыслями и подыскивая подхо. ' . н , - слова, чтобы Шадрин не мог изобличить в нем формалиста.
Прошу вас мысль выразить до конца,—-сказал Шадрин, точно
••ими-Инин из Меренкова то, что он сам хотел сказать, но раздумал.
II результате испытательного срока мы ближе познакомились
н и м и и нашли, что нам такие работники не подходят.— С явным раз!• | г. шп'м ответил Меренков.— Несколько минут назад вы спросили
Ц«н, к И) я—директор или прокурор? Тогда я не ответил вам. Сейчас
нмчу. Меренков взял со стола характеристику и держал ее так, слов• чин ж г л а ему руки.— Разговор прокурорский у нас уже состоялся.
Ъ н р м ц у р о р » вы не вызвали ни симпатии, ни доверия. Что касается ди-

рек юра, то я отвечу по-директорски. Вот вам чистый лист бумаги, вт
п у ч к и , садитесь и пишите заявление.
— Под диктовку?
- Да, под диктовку.
Меренков встал, достал из портсигара папиросу и, ссутулившись
так, словно ветром могло погасить спичку, стал прикуривать.
— О чем писать?
Теперь Шадрин понимал, почему все в институте, начиная от студента и кончая профессором,— трепетали перед Меренковым. От него
веяло завидной природной силищей, которая выгодно сочеталась с административной властью человека опытного и умного.
— Об уходе ло собственному желанию.
— А если у меня нет такого собственного желания? — На словах
«собственное желание» Дмитрий сделал ударение.
— Тогда мы сами найдем предлог избавиться от вас.
•— Какой именно?
•— В давней ситуации их может быть несколько.
— Если вас не затруднит—назовите хотя бы один.
Тон Меренкова оыл благодушный, мягкий. Со стороны можно было подумать, что между ним и Шадриным протекает обычная беседа.
— Первым предлогом...— Меренков загнул мизинец на левой руке.— Проходя испытательный срок, вы не обнаружили тех элементарных деловых качеств, которые необходимы работнику кафедры марксизма-ленинизма. И это заключение «обнаружил» или «не обнаружил»
может сделать директор. Вас этот предлог устраивает?
— Какой еще есть мотив для увольнения?
Директор не торопился. Зажав безымянный палец левой руки, о;:
спокойно и вкрадчиво продолжал:
— Вас можно уволить как человека, работающего не по своей специальности. Вы же юрист. А на кафедре «ужен историк или партийный
работник. Этот мотив увольнения тоже во власти директора института.—
Меренков затушил папиросу, подошел к окну и широкой отмашью большой руки, тремя металлическими кольцами, задернул портьеру. Он защитил стол от яркого солнца, лучи которого, падая на толстое зеркаль
ное стекло, слепили его.
Шадрин ждал, какую же еще л о в у ш к у приготовил для него директор в качестве третьего мотива.
Возвратившись к столу. Мерен ков загнул средний палец. Тон, каким
он говорил Шадрину об этом «третьем мотиве увольнения», был откровенно раздраженным.
— Я вас мопу уволить просто за неискренность. От администрации и от партии вы скрыли, что ваш родной дядя репрессирован. А если
хотите!..— Глаза Меренкова блеснули в кошачьем прищуре. От этого
взгляда Шадрину стало не по себе.— Если хотите — я могу все эти три
гири повесить вам на ноги одновременно, сразу. И повешу их так, что
вы не сделаете шага. И это будет солидным приложением к тем грязным
заплатам в вашей биографии, которых вы не скрываете: судимость жены,
увольнение из прокуратуры. Ну, что? Какой «мотив» вас больше
устраивает.
Огонек протеста, который вспыхивал в душе Дмитрия насколько
минут назад, погас. Опустив глаза в пол, Шадрин чувствовал себя по
сравнению с Меренковым маленьким и беспомощным. Теперь он жалел, что так неосмотрительно и так по-мальчишески дерзко показал
спой пыл и задор перед жестоким своенравным человеком, который держит в руках целый институт.
— Я напишу такое заявление,— тихо проговорил Дмитрий. В этч
минуту он больше всего боялся, что Меренков, в ответ на его строптн-

т и-п., может и в самом деле повесить на его ноги все те «три гири», которыми только что угрожал.
Но Меренков не изменил своего решения. С видом благожелателя
ОН подал Шадрину ручку.
— Пишите, пока я не раздумал. И пока вы не наговорили еще глушктсй, которых я вам могу не простить. Вы слишком молоды, чтобы
и таком тоне разговаривать со старшими.
Шадрин написал под диктовку заявление и подал его Меренкову.
Тот прочитал и положил на стопку бумаг, лежащих слева.
— Вы свободны.
И:< кабинета директора Шадрин вышел, как побитый. Профессор
Кисиди, которого он встретил на кафедре, всматриваясь в его лицо,
.•просил:
— Что с вами, вы не больны?
— Я здоров. Только что от директора.
Кисиди пригласил Дмитрия в свой кабинет, где за столом сидел
((•[нмпкин и что-то писал. Своего рабочего места у него не было, а по»|ому, когда на кафедре не было заведующего, он располагался со свои м и к л и к а м и за профессорским столом.
При виде Кисиди Терешкин поспешно вскочил, подхватил свои бучпги и положил их на подоконник.
Чшбы остаться один на один с Шадриным, профессор послал Те1>|<и1К11на в библиотеку за книжкой. Терешкин имел привычку крутиться
и ип ("и и юте заведующего, когда к нему кто-нибудь приходил. Он всегда,
как порочно, находил в это время срочное дело, разыскивая в своих
п п и к м х какую-нмбудь бумагу. Папки его лежали на широком подоконнике и кабинете Кисиди.
Когда Терешкин вышел, Кисиди спросил у Шадрина — зачем его
м ы и ц и а л директор.
— Меня увольняют.
За что? — от неожиданности Кисиди отшатнулся на спинку
приели.
Предложили написать заявление о собственном уходе.
Мы его написали?
- Да.
Мсличайшая глупость!..
У меня не было иного выхода.
Ш и ' ф и н подробно рассказал о разговоре в кабинете директора. Не|ип из-за портьер, заменяющих двери, высовывалась чья-ниюлмпп, но всякий раз профессор поднимал руку, давая знать, чтойы н и л о ж л п л и .
Ми и самом деле не знали, что ваш дядя репрессирован?
11с тал! — Так же как и Меренкову, Дмитрий рассказал Киси•»м к ч ч Ч ' 1 п», что ему было известию.
• ' 1г.и.гном сходе Шадрин рассказал подробно. Профессора это за••'•("'"•'••'•'|и. Он внимательно слушал и время от времени качал голоцнИ К<н л п Д м и т р и й закончил, Кисиди о чем-то задумался, вздохнул,
"•м, глпиио. отгоняя от себя назойливые мысли, спросил:
II -но нее, о чем вы .говорили с директором?
Ист, не все.
1)| ш|цц|),(н- время Шадрин молчал. Дождавшись, пока из кабинета
нмйнм I гргшкин, которому в эту минуту приспичило дать на под><*.«, К И) м ч и б у м а ж к у , он рассказал профессору о тех «трех гирях», ко• »||*Ы1 и'шПсщал повесить на е<го ноги директор.
Мчит с |И1р,ных дней работы на кафедре Шадрин замечал, что межц> М»>|м чинным и Кисиди жила какая-то внутренняя затаенная вражда.

И несмотря на внешне корректные отношения, в их разговоре нет-нет
1,ч и всплескивал иногда седой колючий бурунок неприязни. Меренкова
•лило, что во всем институте только один профессор Кисиди осмеливал
ся говорить с ним, как с ровней. А иногда, на партбюро, профессор фи
лософии бросал в адрес дирекции такие реплики, которые били по престижу Меренкова. Кисиди же бесило другое: привыкнув к неограничен
ной власти в институте, которая порой доходила до самодурства,
Меренков очень тонко пытался подмять авторитет заведующего соци
ально-политической кафедрой. Почти на каждом партийном собрание
он выступал с речью в защиту Кисиди, точно его кто-то обвинял в развале работы на кафедре. И если случалось, что комиссия из райкома
партии или Министерства высшего образования находила в работе кафедры мелкие неполадки, Меренков начинал трезвонить во все колокола, призывая помочь Кисиди «вытянуть» работу кафедры «на должную
высоту...»
Получалось так: он жалел Кисиди тогда, когда его никто не обижал; он призывал спасать его тогда, когда он и не думал тонуть. А неделю назад, когда Кисиди без согласования с администрацией института сделал незначительные штатные перемещения, директор вызвал
его к себе и самым официальным тоном минут десять читал ему мораль
Горячий Кисиди вспылил и заявив, что ему видней, кому из цреподавателей его кафедры читать лекционный курс, а кому весги семинары, де
монстративно вышел из кабинета директора.
И вот теперь случай с лаборантом его кафедры. Директор уволь
вяет, не посоветовавшись с заведующим, даже не поставив его в из
вестность.
— Подумайте, что вы делаете?!. Ведь вы целых полгода будете искать работу и не найдете. Ступайте немедленно и возьмите назад свое
заявление. Это же величайшее легкомыслие!..
Дмитрий встал и, как провинившийся школьник, молча вышел и/,
кабинета профессора. Спускаясь с четвертого этажа, о» пытался пред
ставить себе лицо Меренкова, когда он, Шадрин, войдя к нему, скажет,
что передумал и станет просить возвратить ему заявление. Чем меньше
ступеней оставалось до второго этажа, тем больше им овладевала робость.
В приемной директорского кабинета он; уже совсем было решил п '
вернуть назад, но в это время дверь широко р а с п а х н у л а с ь и почти грудь
в грудь Шадрин столкнулся с Меренковым.
«Опять ко мне?»— взглядом спросил Меренков, и Дмитрий, поняв
значение этого взгляда, ответил:
— Да, к вам.
— Только на одну-две минуты. Я очень з а н я т .
— Иван Григорьевич...— неуверенно н а ч а л Шадрин и тут же оновл
затрещал телефон. Меренков снял трубку.
Он говорил недолго, не больше минуты.
— Я вас слушаю.
— Иван Григорьевич,— подавленно проговорил Шадрин,— верните,
пожалуйста, мое заявление.
— Почему? — Меренков взглянул на Шадрина, словно увидел ер
впервые.
— Я поторопился... Я раздумал уходить по собственному ж».ланию.
— Это Кисиди вас н-астрополил?
— Нет, я решил сам.
Роясь в ящике стола, Меренков сказал:
— Вы что, голубчик, собрались со мной в (бирюльки играть? Вы
что— маленький? Я получил от вас официальное заявление, я удовлет10

нишу просьбу, и другого разговора быть не может. Вот так, мочгловек. У меня нет времени толочь в ступе воду.— Меренжов
рр»К(» эпдв'инул яш«к стола.
— Я принял другое решение, — уже более твердым голосом сказал
Дмитрий.
— Какое же?
— Вешайте на меня все «три гири», о которых вы говорили, только
•срнитс мое заявление.
Морсиков захихикал мелким добродушным смешком.
— Ну какой же вы чудак, Шадрин. Ведь вы же юрист, поймите —
юрист, а не можете усвоить элементарных вещей. Не верну я вам ваше
шяилсн'ие. Оно уже удовлетворено. Оно закрутилось в барабане адмииигтряции.
Мсренков нажал кнопку звонка и дал знать, что разговор окончен.
II кабинет вошла секретарша, и директор, не обращая в н и м а н и я на
Ш а д р и н а , принялся выяснять у нее какие-то сведения о механическом
факультете. Шадрин понял, что больше ему в директорском кабинете
лглнть нечего. Беззвучно ступая по ковровой дорожке, он вышел.
Кич-ид'И ждал Шадрина. Он нервничал. Никогда еще Терешкин не
МИЛ0Л с.го таким возбужденным и злым.
— Иу что? — привстав с места, спросил он Дмитрия, когда тот воитй и его комнату.
— Но отдал. Только унизил.
— Пойдемте вместе, — решительно сказал профессор и вышел из-за
тЛП,

Меренков уже собрался уходить, когда они без доклада вошли к
н«му, Насиди начал шутливо:
— Что это вы тут обижаете моего лаборанта? Напугали, а он уже
• ипррг и заявление писать. Еще как следует не поработал, а уже в б-ега.
Ш у т к а эта не дошла до директора.
•- Тоже насчет заявления? — И не дождавшись, пока Кисиди отМТНТ, штряс головой. Я уже подписал приказ, все решено. Не могу.
П р я л ли когда-нибудь раньше Шадрин чувствовал себя в таком
м у м с П ш г м положении, как сейчас. Кисиди предложил ему на минутку
НМЙ1Н

' вышел.
- Ято не солидно!.. — с укором сказал Меренков, когда за Дмитриям шкрылась дверь. — И потом, за кого вы печетесь? Вы знаете, что
Шадрин окрыл, что его родной дядя репрессирован в 1937 году, как
нпродл?

Мгргиков надеялся огорошить Кисиди этим сообщением, но был
VIII клен, когда увидел, что слова его не произвели должного
имешмлсиим на заведующего социально-политической кафедрой.
Оц 1К- скрыл. Он об этом не знал. И я ему верю. В конце концов,
он •... Р и., проверить.
Допустим! — Меренков достал из кипы документов какую-то
А вот это?.. Вам известно, что в 1949 -году ваш Шадрин заиш п м м и п ф т и й н у ю позицию? Это не что-нибудь, а документ. — Меренж и р т - т-ред лицом Кисиди бумажкой.
•• Дм, мне об этом известно. Только я не считаю, что это антипарИ01ИЦНЯ. Шадрин был прав, поступив таким образом. Он обра' . ' „ . . | и р к й к о м партии и получил поддержку. Более того, Шадрин по. м ' - п ) ЧГ1-ЦЩ, как настоящий принципиальный коммунист, когда вопрос
и |м . . к н и ч нетрудовых элементов решался в его родном селе. Я, лично,
н ч(им н и ж у 1'1.'и>ко хорошее. А потом: какие «три гири» вы хотите по1!

нссиП) на ноги Ш а д р и н а ? — с к а з а в об этом сгоряча, Кисиди пожалел
он выдал Дмитрия.
Словно прицеливаясь, Меренков выбрал больное место и ударил
Но теперь ударил уже не по Шадрину, а по Кисиди.
— А вы не подумали, что состав ваше!"! кафедры на пятьдеся,
процентов с хвостами. У одного выговор по партийной линии, у другого
к семье ералаш, у третьей...— не выяснено, почему она шестнадцатойоктября сорок первого года, когда немец подходил к Москве, вдруг, ни
с кем не согласовав, бросила райкомовский кабинет и удрала в Тат
кент... И ко всему этому вы тянете на кафедру... На такую кафедру!.,
почти выкрикнул Меренков,— тянете человека, у которого все под во
просом, все сомнительно. Из прокуратуры выгнали, жена имеет суди
мость, два дяди арестованы как вра.ги народа, в селе чуть ли не омутч
поднял, дискредитировал местные органы власти... Ну за кого? За коп
вы стоите горой?!.
Полузакрыв глаза, Кисиди о чем-то думал. Когда Меренков выговорился, он поднял свою крупную лысеющую голову.
— Прошу вас еще раз — верните заявление Шадрину.
— Не могу! — отрезал Меренков и тут же добавил: — И не хочу!
— Вы оказали, что я тяну на кафедру человека сомнительного, с
хвостом. Вот именно так вы и выразились. Тогда я хочу спросить: кто ж<
и за какие такие красивые глаза втянул вас в это директорское кресле,
когда у вас у самого хвост не легче, чем все «три гири» у Шадрина?
— Что вы имеете в виду? — настороженно спросил Меренков, вы
жидательно склонив голову на бок.
— То, что ваша жена была раскулачена в 1931 году. Разве это
не хвост? Разве это козырь в анкете?
Ноздри Меренкова вздрогнули, он всем телом подался вперед.
— Я об этом нигде не скрывал. Это известно райкому, это извести,
горкому, это я пишу во всех анкетах. Это во-первых, во-вторых...
— Простите, я перебил вас. А сын ваш, что кончает физическш
факультет Университета, при засекречивании написал, что его мать бы
ла раскулачена в тридцать первом году?
— Вы что, допрашивать меня пришли•• Или у вас есть какое-н~лбуд.
дело ко мне, профессор?—настороженно спросил Меренков, ознобипотирая руки.— Не забывайте, что на будущий год на должность зл
ведующего кафедрой марксизма-ленинизма будет объявлен конкурсНоли мы и дальше будем продолжать такую «дружбу», то нам придете/
расстаться. Не забывайте, что пагоду в конкурсе в основном делает дирекция и партбюро. Это не намек, а предупреждение.
— Я тоже хочу не намекнуть, а напомнить, что, как правило, ди
ректор института сидит на одном месте «е более пяти-шести лет. А вы
"десь трубите уже, кажется, около пятнадцати лет. Как бы кое-кому и
министерства не показалось, что вы слии-ком задержались в этом ин
ституте, дорогой Иван Григорьевич.
Меренков встал. Глаза его вспыхнули в злом.прищуре.
— Что вы хотите?
Встал и Кисиди.
— Я хочу, чтобы Шадрин работал на моей кафедре. Я ему верю
Несколько секунд директор стоял в нерешительности, плотно ежа и
губы. Смотрел на Кисиди так, словно взвешивал, что выгодней: усту
пить его просьбе, или настоять на своем. Потом он молча достал и ящика стола заявление Шадрина и, мелко-намелко изорвав его, бросил
клочки в корзину.
— Пусть будет по-вашему. Только заранее предупреждаю: если
имешается райком — я снимаю с себя всякую ответственность.
На том и порешили.
12

Профессор вышел из кабинета разгоряченный, помолодевшиий.
Шадрина в приемной директора не было. Не было его и в кабинете,
н | кафедре.
Ь р г ш к и н сказал, что Шадрин плохо себя чувствует и отпросился
10МОЙ,
На нем лица нет. Бледный и весь в поту.
Пцручнв Терешкину собрать на завтра внеочередное заседание
ьйфглры, профессор напомнил ему, что явка Балабанова обязательна.
I ш< и не сообщив Шадрину о решении директора института, он выни-л и.1 улицу и, остановив первое попавшееся такси, поехал в Академии! наук, где у него должен быть философский семинар с учеными
1ГСТИСННЫ1Х наук.

XVI
ОМОЙ идти было страшно. Опять слезы Ольги, опять вздохи Марии Семеновны... Нужно объяснять, почему все это случилось. Но
|1н тс им станет легче от его объяснений? Хотелось остаться наедине,
и | ч « думать — что же делать дальше?
Ни идя на улицу Горького, Дмитрий пошел вниз к Охотному ряду.
1ши.ко теперь хватился, что забыл папиросы, которые ему дал Терешмнн Н к а р м а н а х — ни копейки. Не нашлось даже полтинника на метро.
Ц| ишход Москвы — это целая трагедия, если живешь в другом конце
'••(шли, а под рукой — никого из знакомых. Возвращаться в институт
•и мпслоеь. Теперь он, Шадрин, был там чужим, даже чувствовал к
• йЛг враждебность. Да и у кого он мог занять, у Терешкина? Тот сам
мгн я и приходил на работу с тремя рублями, на которые жил целый
ИМИ.,
Ш а д р и н посмотрел на часы, впервые думая не о времени, а об их
« (оимпгги. В студенческие годы случалось, что в трудные минуты, нав я и у н г стипендии, не оказывалось даже рубля, чтоб выкупить по кар»'чмм хлиб. Занять было не у кого, и им, студентам, приходилось пригмнки. к крайней мере — идти в ломбард. А сокурсник Данкевич, ще• |. I Л|)Г»пта, считал особым шиком заложить в ломбард часы. При
н и м ,, м непременно вспоминал Беранже и Бальзака, которые, как он
•" ||*'1ал, были частыми посетителями ломбарда. «Все великие люди
шли через ломбард и мансарду!.. — патетически восклицал Данкеяич
.Что хо|рошая примета!..» — Застывая в картинной позе, он снимал
и у и н чщ-ы, взвешивал их на ладони и меланхолически произносил:
1'ичп1 рублей!.. Целое состояние!..»
Д н м к с и и ч знал все тонкости правил ломбарда. В них он посвятил
«•мышц сноси комнаты. Всем было известно, что с носильными вещами приводится стоять полдня в очереди за талоном, а для этого нужно
нний'МЦ рано, чтобы с первым трамваем отправиться на Первую Ме(циншую. С часами и драгоценностями проще: десять минут в очере•ш
и ни р у к а х двести рублей. Без всяких вычетов за бездетность, без

Д

•ч мимй займов.

Дийяи до Моссовета, Шадрин пересек улицу и н а п р а в и л с я в сто| т.'импннкова переулка. Там, на Пушкинской улице, стоит больм м г н н ы й дом, а в доме том — ломбард. Без р а з д у м и й , без коле1Й Д м ш р и н свернул на Пушкинскую и молил только об одном,
"1ы 1(<|11лм>1 не было в ломбарде учета или выходного д н я .
1^ Мйжчи.кой будки толпилась очередь за т а л о н а м и : на з а в т р а ш н и й
••(и ш . | | < п п облегченно вздохнул.
I ни не был давно, почти два года. Но все тут оставалось по« н м м у Тс же московские старушки с блеклыми л и ц а м и в тех же
'•••тих т а л о н ч и к а х и изъеденных молью шляпках, те же сумочки
• им, у «елки, п р и ж а т ы е к груди...

Е

По полутемной железной лестнице Шадрин! поднялся на второй
паж. Первое, что ощутил он сразу же, как только переступил порог
большой, просторной комнаты — это запах. Особый, специфический
ч и п а х ломбарда. Он не походит ни на какие другие запахи. Его ни с чем
не спутаешь, ни с чем не сравнишь. И тот, кому хоть раз довелось вдохпуть этот пропитанный нафталином, лежалой обувью, потной одеждой,
воздух, никогда его не забудет. А вспомнив, наверняка, вздохнет и печально улыбнется.
«Ломбард... Не дай бог даже изредка навещать этот мрачный толстостенный дом с глубокими погребами-хранилищами...»
Шадрин встал в очередь. Впереди стояли три человека. Все они,
как показалось Дмитрию, сдавали часы. Тот, что стоял у самого окна,
где принимали ценности, с угрюмым лицом голодного человека держал
часы, крепко зажав их в ладони, из которой торчал кончик ремешка.
Второй, молодой парень в коротеньком сером пиджачке с разрезом
сзади, время от времени что-то доставал из кармана, посматривал украдкой вниз и снова совал руку в карман.
«Стыдится,— подумал Дмитрий.— Не хочет походить на того, что
стоит впереди, в обтрепанном костюме».
Прямо перед Шадриным стоял небритый мужчина с огромным кадыком, заросшим щетиной. Худой и высокий, он сутулился так, словно
ему было зябко в промозглых стенах ломбарда. Несколько раз он кидал
беглый взгляд на часы, которые были прикреплены к руке металлическим браслетом.
«Этот, видать, дока,— решил Шадрин.— Чувствует себя в ломбарде, как у тещи на блинах. Не торопится, не смущается... Этот снимет
часы с руки лишь тогда, когда очутится у самого окошка оценщицы...»
Чуть в сторонке, в другой очереди, к другому окну, стояла молодая,
лет двадцати, красивая девушка. Платье на ней было узкое, модное,
но туфли настолько разбиты, что всякий раз, как только на нее падал
свет из окна, она с т а р а л а с ь встать за кого-нибудь, чтобы спрятать сваи
ноги. По ее утомленному взгляду трудно было прочитать, что привело
ее сюда: нужда или беспутство.
«Может, просто проезжая, не рассчитала расходы, а занять не у кого»,— подумал Дмитрий, но тут же отогнал эту мысль. Он вспомиил,
что в московских ломбардах п р и н и м а ю т в залог вещи только от москвичей, с московской пропиской. Всматриваясь в ярко накрашенные губы девушки, на которых бродила зазывно-блудливая улыбка (теперь
он это заметил отчетливо), в ее искусственные стрелы ресниц, он решил: «Шалава... По всему видно, что никогда не была в цехе завода.
Эти руки не держали лопату. Да и в Москву-то приехала, может быть,
мечтая стать кинозвездой или женой знаменитости, а получилось... явно
не то. Наверно, снимает угол где-нибудь в полуподвале, работать считает унизительным. Бродит вечерами у ресторанов, ищет милых друзей, «партнеров», приключений...».
В этой мысли Шадрин утвердился еще больше, когда девушка обещающе-кокетливо улыбнулась ему и томно опустила свои неестественно
длинные, игольчатые ресницы.
Не раз приходилось ему встречаться с т а к и м и девушками, когда
он работал следователем в прокуратуре. Без сожалений, с каким-то
внутренним негодованием при допросах он разил их в самые уязвимые
места, всегда вспоминая при этом фронтовых медсестер. Он сам, своими глазами видел, как они под огнем выносили раненых с поля боя.
А иногда, подкошенные осколком или пулей, падали тут же, вместе со
своей ношей...
Шадрин перевел взгляд на маленькую худенькую старушку. Она
стояла у барьера и, беззвучно шевеля морщинистыми губами, сосредо-

точенно считала серебряные ложки с фамильной монограммой. Их было
больше дюжины. Она пересчитывала несколько раз, обивалась и начинала снова. Истертые в местах, которых касаются губами во время еды,
ложки, должно быть, отслужили не одному поколению. А теперь, че|рез
какие-нибудь десять минут, они попадут в подвалы ломбарда. Шамкая
беззубым ртом., старушка жаловалась своей соседке, тоже немолодой
и, как видно, тоже из когда-то имущих старых москвичек:
— Третий год лежат здесь. Прямо, знаете, никак не вылезу из этого ломбарда, будь он неладен.
Несмотря на свой преклонный возраст и глубокие морщины, избо'..1 роздившие лицо, старушка, поймав на себе взгляд Шадрина, по-старчески поджала губы, тряхнула головой и поправила седую прядку воI лос, выбившуюся из-под вуалетки потертой бархатной шляпки.
«Может быть когда-то, до революции, она барынькой разъезжала
по улицам Москвы. Собственный выезд, рысаки, кучера, лакеи...» — по. думал Шадрин и пробежал глазами по ее старомодной темной одежде
» со складками. Во всем: в надменном прищуре глаз, смешном и жалком,
в претензии на манеру грациозно поворачивать голову, в неистощимой
привычке кокетливо и жеманно поджимать губы, Дмитрий увидел горькие остатки того, что когда-то было жизнью этой старушки и что больше никогда уже не повторится. Она напомнила Дмитрию некогда знаменитую, но теперь уже состарившуюся актрису, которая все еще претендует на роли молодых героинь. Бурные овации, призвание тонких
ценителей искусства — в прошлом; неловкость и скрытые усмешки публики — в настоящем. «Блажен, кто смолоду был молод...»
Почти ни на ком из толпившихся в ломбарде не лежало отпечатка
труда. В этом разноликом скопище случайных людей Шадрин пытался
найти хотя бы одно лицо, в котором угадывался бы шахтер или токарь,
каменщик или дворник... Таких лиц не было.
«Рабочий человек сочтет за позор опуститься до лом^барда. Он лучше займет у соседа по верстаку, чуть ли не с божбой выпросит у соседки по квартире, обратится в кассу взаимопомощи... Но чтобы придти
сюда и днями толочься в этом пронафталиненнюм стаде!.. Ни за что!..
В основном здесь собралась безалаберная промотавшаяся интеллигенция. Есть и просто пьяницы. Вон тот с лиловым носом, со свертком в руках. Что это за алкаш? Отчего его так подтрясывает? Наверняка не на
что опохмелиться после вчерашнего загула. Вот и притащил в ломбард
последний костюм. Да и свой ли?
А эта? Что это за особа?—думал Дмитрий, глядя на солидную
пожилую даму с большим узлом в руках. На ней было черное каракулевое манто, на ногах — меховые сапожки на высоком каблуке.— Что
ее привело сюда? Может, купила драгоценную безделушку в ювелирном
магазине? И, боясь подвести мужа, у которого зарплата не так уж велика, чтобы приобретать драгоценности, она завтра будет совать в нос
СБОИМ подругам квитанции и станет уверять их, что снесла половину
своего гардероба в ломбард, чтобы купить приглянувшиеся ей серьги
или перстенек...» Шадрину не верилось, что у нее нет денег. Это как-то
не вязалось с ее выхоленным самодовольным лицом. Наверняка у нее
не одна сберегательная книжка.
Шадрин обежал взглядом и других посетителей — «гостей ломбарда». Но таких, как дама в каракулевом манто, не нашел. Остальные
были одеты беднее. Невеселые, с утомленными лицами.
И еще одну особенность ломбарда подметил Д м и т р и й : люди здесь
никогда не жалуются на жизнь. Как правило, они не говорят о вещах,
которые принесли закладывать. Очевидно потому, что каждый, кто пришел сюда, как-то глубоко внутренне, как стыд и грех, чувствовал, что
обращение к ломбарду — не самый светлый, не самый героический шаг,
15

ч го ломбард — это лазейка для неаккуратных и неумеренных людей.
И последний, почти не подлежавший сомнению, был вывод: «Сюда стек.'шсь люди, которые не умеют жить. Одни из них не по кар-ману размамшлются, расточительны, другие живут одним днем. И очень редко
судьба заносит сюда человека, который случайно попал в беду. Взять
хотя бы его. Разве у него есть необходимость идти в ломбард? Нет.
Просто после встречи с директором сдали нервы. Дмитрий хотел выйти
из очереди, но было уже поздно. Белокурая девушка-цриемщица, сидевшая за барьером, нетерпеливо постучала карандашом по стеклу.
— Что у вас, молодой человек?
Дмитрий положил перед ней часы. Теперь о» уже ни о чем не думал: ни о даме в каракулевой шубе, ни о жеманной старушке с фамильными серебряными л о ж к а м и , ни о накрашенной девушке в стоптанных
туфлях. Теперь он все делал автоматически: з а п о л н я л квитанцию, получал в кассе деньги, расписывался, спускался по лестнице. Когда вышел
во двор, то заметил, что девушка с н а к р а ш е н н ы м и губами кого-то поджидая, стояла у ворот. На лице ее по-прежнему скользила зазывноблудливая улыбка. Дмитрий прошел мимо и сделал вид, что не заметил ее.
И уже в самой арке, выходя на П у ш к и н с к у ю улицу, Шадрин чуть
не столкнулся с запыхавшимся человеком, д е р ж а в ш и м под мышкой поношенное осеннее пальто. Дмитрий узнал в ном молодого поэта, который с группой других поэтов читал свои стихи на вечере в студенческом
городке на Стромынке. У него была увесистая ф а м и л и я (не то Державин, не то Дубровин, не то Государев...) и очень слабые жиденькие стихи. Слушая его стихи, Шадрин подумал: «Какое нахальство!.. Уж, если
менял свою родовую ф а м и л и ю , стараясь скрыть национальность, то
брал бы что-нибудь поближе, чтоб не так в глаза бросалось, без громовых притязаний, без боя колоколов... А потом, что .чл манера появилась
в последние годы у поэтов: прячут свою бездарность за громкие рекламные псевдонимы?!. Ведь не делали же этого ни Маркс, ни Эйнштейн,
ни Гейне... Не делают этого Эргнбург, М а р ш а к , Л а н д а у . Фамилия питается соками труда человеческого. Творческий г е н и й окрылит любое
имя и сделает его знаменем эпохи... А этот, ж а л к и й краснощекий рифмач! Тоже мне Державин...» — Шадрин посмотрел вслед поэту, но тот
быстро юркнул в подъезд и скрылся из виду.
«Почему так не хочется идти домой? П о ч е м у я р а н ь ш е всегда летел
к жене, как молодой олень? А теперь?..» — Ш а д р и н ощупал правой рукой запястье левой руки, на котором не было часон. Отсутствие их ощущалось почти как физический недостаток. Было как-то неловко, непривычно без них, словно чего-то не х в а т а л о в ого теле. И это ощущение
ему казалось похожим на вкус супа без соли. «Суп без соли... Человек
без времени»,— прошептал Шадрин и у л ы б н у л с я .
Он даже не заметил, как очутился у кинотеатра «Метрополь». Сновали прохожие. Дмитрий остановился. Трос ич п у б л и к и , толкавшейся
у входа в кинотеатр, подбегали к нему с одним и тем же вопросом —
пет ли лишнего билета. Шел м о д н ы й ф р а н ц у ч о к и й фильм, о котором
з столице уже успели сочинить остроумный анекдот. Дмитрий отвечал
автоматически и несколько р а з д р а ж е н н о : «Нот... Нет...» Когда к нему
подскочил пожилой лысый толстяк и бесцеремонно стал совать в р у к и
десять рублей, п р и г о в а р и в а я : «Прошу вас, п о ж а л у й с т а , мне два билетика»... Дмитрий порылся в к а р м а н а х , достал дна старых использованных билета в метро и, п о д а в а я их вместе с десяткой толстяку, сказал:
— Все, что имею для вас.
Огорошенный толстяк, х л о п а я г л а з а м и , стоял на месте и что-то невчятно бормотал. Глядя снизу вверх на Д м и т р и я , он пятился, словно
о ж и д а я в следующую м и н у т у получить оскорбительный щелчок в лоб.
И.

Из полуоткрытых дверей ресторана «Метрополь», который находился в одном здании с кинотеатром, доносились звуки джаза. Дмитрий
прислушался. «Те, кто сидят там и пьют коньяки, не знают ломбардов.
А впрочем...— Что-то обидное шевельнулось в душе Шадрина и коль,. цевой спазмой подступило к горлу.— В первоклассных ресторанах я ниI когда еще не (бывал. Зайду...»
Ш а д р и н толкнул тяжелую дверь. За первой дверью была вторая —
;, крутящаяся. Непривычно- было Дмитрию семенить ногами, стараясь
| успевать за ее поворотом вокруг оси. А в голове уже успело мелькнуть:
1 «Как лошадь на мельничном кругу. Останавливаться нельзя, сшибет
I сзади...»
Просторный зал с высоким стеклянным куполом 'был старинным,
' д о б р о т н ы м . По углам на м р а м о р н ы х ростральных колоннах стояли хру|стальные люстры. Их было четыре. Они и з л у ч а л и мягкий, грустноватый
«свет. Посреди зала веером р а с с ы п а л и с ь слабые струи ф а н т а н а , от кожгорого тянуло легкой прохладой. Купаясь в холодных брызгах, продрог•ший м р а м о р н ы й амур прижимал к груди голубя, тщетно пытавшегося
«вырваться из его объятий.
Дмитрий сел за д а л ь н и й свободный столик в углу. Огляделся. Пубйлика была совсем не такой, какую он видел в студенческой третьеразрядной «Звездочке» на Преображенке, куда они нередко з а г л я д ы в а л и
в день стипендии. Там, в полуподвальчике, не было ни джаза, ни фонтана. Там было все проще, надежнее. Здесь же все дышало роскошью,
.холодной чистотой и разобщенностью: каждый столик — свой мир, своя
жизнь, свои тайны. Никто не подбегал к соседним столам прикурить,
или, хлопнув по плечу незнакомца, простодушно воскликнуть: «Слушай,
братень, я, кажись, где-то тебя видел, случайно не воевал в тридцать
первом стрелковом полку?..»
Здесь, в «Метрополе», на каждом лице покоилась чопорная надменность, несокрушимая уверенность и подчеркнутая важность... Даже
улыбки и те здесь слетали с губ не живыми цветами, а батистовыми
розами, какие вплетают в нагробные венки. Тихий утомленный фонта»,
джаз, мягко льющийся свет хрустальных люстр, официанты, снующие
как опереточные артисты, непроницаемые лица посетителей...— все это
в Дмитрии вызывало протест. «Все чужое... Не мое... Русью здесь и не
пахнет...»
В кармане хрустнули две сотенные бумажки.
«Все равно нехорошо. Ольга поймет. Она простит...» И Дмитрию
захотелось хоть ненадолго, хоть на часок забыться. Если он сейчас придет домой и расскажет все Ольге, она, как и раньше, заплачет, обнимет
его и будет любить еще сильнее. А он захлестнутый волной этой
жертвенной любви, станет мягче, забудет те незаслуженные у н и ж е н и я ,
которые ему пришлось пережить сегодня в кабинете Меренкова.
Сейчас Ш а д р и н не хотел сожалений. Любовь и нежность Ольги
расплавит в нем свинцовое ядро ожесточения, которое ныло в его душе.
Рядом с Ольгой он всегда с т а н о в и т с я добрым. Сейчас ему не хотелось
быть добрым. Рядом с ней он прощает всем самые большие обиды. Сейчас он не хотел прощать даже м а л е н ь к и х обид.
Доставая из к а р м а н а папиросы, Дмитрий о б н а р у ж и л в нем письмо
от Нади Сэфроновой. Он уже з а б ы л о нем и н и к а к но мог выбрать время позвонить Наде. А ведь она так просит, чтобы Д м и т р и й непременно
ей позвонил. Письмо кончалось с л о в а м и : «...Это в а ж н о не только для
меня, но, прежде всего, для тебя». Ш а д р и н а это о з а д а ч и л о . Чом может
помочь Надя, эта в е т р е н а я девчонка, к о т о р а я п и с а л а ему любовные
.чппнски, когда на одном из студенческих печерон они и г р а л и в «почту».
Д м и т р и й п о м н и л , что он д а ж е п о с м е я л с я над н е й : в четырех п о с л а н и я х
Н.чдя сделала шесть о р ф о г р а ф и ч е с к и х ошибок. П р и с т ы ж е н н а я , она рас2. сПайкал» № 5.

17

м л и к а л а с ь и убежала из зала. В этот вечер Дмитрий больше не видел
ее И нот теперь письмо... Как она узнала его адрес? Что может быть
оГнцсм-о у него с Надей?
Ш а д р и н решил позвонить —как-никак, когда-то вместе учились.
К телефону подошла Надя. Голос ее Дмитрий узнал сразу. Как и
в студенческие годы, она певуче, по-старомосковски тянула окончания
слов. За ка.кие-то пять минут Надя успела рассказать о себе почти все:
и где работает, и чем целый день занята в своем министерстве, и то,
что работа для нее не мила, как каторга, и что летом она собирается
з туристическую поездку по Кавказу... Не утаила даже того, что замуж
до сих пор не вышла, хотя Дмитрий об этом не спрашивал. Со стороны, из очереди, скопившейся у телефонной будки, можно было подумать, что вот уже несколько минут Дмитрий ждет, когда позовут того,
с кем ему необходимо поговорить. Надя не д а в а л а ему произнести нм
слова. Только еле у л о в и м а я улыбка, да кивки головой свидетельствовали о том, что человек в будке кого-то слушает.
Когда Шадрин спросил, наконец, зачем он Наде понадобился так
срочно, та з а м е ш к а л а с ь с ответом, голос ее осекся, и она очень невнятно объяснила, что хочет познакомить его с интересным человеком, который ему, Шадрину, непременно понравится, и что вообще им, как
старым товарищам по университету, не грех иногда и видеться.
— Ты понимаешь, Дима, на днях мы с ним очень много говорили
о тебе, и он заочно влюблен в тебя.
— Кто это он?
— Мой друг. Талантливый молодой человек. У нас с ним...— Надя
замялась, подыокизая подходящие слова.
— Роман? — несколько иронически с к а з а л Шадрин.
— Дима, мне сейчас об этом говорить трудно... но я прошу тебя,
как друга студенческих лет... Я очень хочу повидать тебя. При встрече
все расскажу...
Очередь у телефонной (будки н а ч а л а беспокоиться. Шадрин назначил Наде встречу через час, у фонтана в ресторане «Метрополь».
Прикинув, что Ольга еще не скоро придет с работы и что изнывать
з одиночестве, ожидая ее целых пять часов и п у с т ы н н о й комнате — дело
не самое веселое, внутренне он был даже рад, что .позвонил Наде. После
телефонного разговора на него п а х н у л о чем-то далеким, беззаботным,
свежим и юным. «Она все т а к а я же. Щебечет, как божья птичка. И будет всю жизнь такой. Когда-то с ч и т а л а ш и к о м в дс'нь выдачи стипендии
половину ее прокучивать в коктейль-холле».
Шадрин вспомнил стихи Есенина, которые она однажды, в облаке
папиросного дыма, клубившегося над с т о л и к а м и , ч и т а л а своим друзьям,
рдея от выпитого в и н а :
...Жить нужно легче,
Жить нужно проще,
Все принимая, что есть на свете.
Вот почему, обалдев над рощей.
Свищет ветер, серебряный ветер..

Потом она долго и звонко х о х о т а л а и псе просила, чтобы кто-ниб у д ь из друзей заказал оркестру вальс.
Это .было давно, три года н а з а д . А вот теперь Дмитрий назначил
ей свидание в «Метрополе». «У фонтана... Как экзотически звучит!» И,
вздохнув, с горечью, подумал: «Эх, Шадрин, Шадрин... Тебе ли таскаться по ресторанам?! Сухари р ж а н ы е тебе есть, да запивать водой
из колеи дорожной». Он толкнул перед собой вращающуюся дзерь просторного вестюбиля.— А впрочем... все равно. Шилом моря не согреешь...»
18

Он вернулся в ресторан и прошел к своему столику. Перед г л а з а м и
сновали асе те же вылощенные, услужливые официанты. Все те же тщательно выбритые лица посетителей, черные, как крыло ворона, пиджаки,
белоснежные н а к р а х м а л е н н ы е сорочки, до зеркальности начищенные
ботинки... Посетители сдержанно-молчаливы.
«Ох, эти ресторанные официанты!..— Взгляд Шадрина у п а л на рыжего п р и л и з а н н о г о верзилу.— Поставить бы тебя к наковальне, ты б
.пудовым молотом так играл, что искрами засыпал бы кузницу». Тут же
невольно в с п о м н и л а с ь другая к а р т и н а . Вчера он переходил улицу ГорьБкого у площади Маяковского. И видел... Боже мой, какая это была
|горькая, позорная к а р т и н а ! Бригада из семи женщин взламывала ста$рый асфальт. В мозолистых руках, давно потерявших былую женственность, тяжелые ломы. Бедн.яги, они еле п о д н и м а я их, долбят лунки...
]Л всякий раз попадают не туда, куда с т р е м я т с я попасть. Потом, через
•полчаса согбенных усилий они с трудом отковыривают ошметки вязкого
^гудрона. И так все семь: склонившиеся, молчаливые, напряженные.
?А тяжелый лом никак не хочет попадать в лунку. Над головой палит
$солнце. Мимо, обдавая бензинным дымком, бесшумно проплывают во„роненые «Зимы», проносятся куцые «Победы», мелькают вертлявые
«Москвичи». И пешеходы... Вал за валом, по обе стороны. Разодетые,
оживленные, они куда-то торопятся.
«Если б поймать самого главного н а ч а л ь н и к а , устроителя этих тяжелых дорожных работ, да на недельку, а то и на две, вместе с этим
вот рыжим витязем-официантом поставить на гудрон, с ломом в руках!
А всех тех вчерашних, семерых, усталых, рожденных прежде всего для
материнства, отмыть хорошенько, причесать, да дать как следует отдохнуть... А потом одеть их в легкие платьица, на голову кружевную
наколку... Разве не радость из таких чистых, заботливых женских рук
получить тарелку (борща?»
Взгляд Шадрина скрестился со взглядом рыжего официанта. Ему
не больше тридцати лет, но о в уже, как видно, отлично усвоил пружины везения и невезения в своей работе. Наметанным глазом он почти
безошибочно мог отличить иностранца долларовой зоны от соотечественника. Он знал цену первому и второму. Он знал, но делал вид, что
не знает, что для него все посетители равны. Лицо у этого официанта
хитроватое, взгляд нетвердый, он перекатывается, как ртуть на белом
блюдце. Минут двадцать н а з а д он начал обслуживать солидного
джентльмена с гитлеровскими усиками, по всей вероятности, богатого
туриста или коммерсанта из буржуазной страны. Об этом можно было
судить по его развязным манерам (так, по крайней мере, показалось
'Шадрину).. В сдержанной вежливости официанта проступали угодливость и подобострастие. Дмитрию неприятно было смотреть на эту к а р тину растоптанного мужского достоинства. И вот теперь тот же с а м ы й
официант, видя, что Шадрин сидит за столиком почти полчаса и терпел и в о ждет, когда у него возьмут заказ, .делает вид, что очень з а н я т , чг.>
не замечает его нервозности.
Рыжий официант все подносил и подносил что-то к столу джентльмена с гитлеровской щеткой усов. Они и з ъ я с н я л и с ь с трудом. Иногда
им помогала дама, очевидно, супруга и н о с т р а н ц а . Когда еп по х н а т а л о
слов, она м а х а л а р а с т о п ы р е н н ы м и п а л ь ц а м и и нервно дергала головой
иа длинной тонкой шее. Губы ее то и дело н ы т я г и н а л м с ь и трубочку.
Ш а д р и н не слышал их слов, но догадывался, что о ф и ц и а ш обслуживает людей, говорящих на английском языке.
За соседним столом, с п р а в а , б е з н а д е ж н о з а с и д е л а с ь п а р а . Очевидно, эго были проезжие люди, муж и ж е н а . Она была беременна. Судя
но тому, как неловко она д е р ж а л а п и л к у , м о ж н о было полагать, что
( и м . дома, ложкой она орудует куда надежней, чем вилкой. Все в н и ч

а*

т

ныдшимо провинциалов: и мелкая шестимесячная завивка, и пиджак
»• ипфочгпными острыми плечами .набитыми ватой, и непомерно широк и й у.чел полосатого галстука, надетого на мятую клетчатую ковбойку,
II минера смотреть время, отставляя руку с часами почти на метр перед
гобой... Но лица... Какие, простые, удивительно скромные лица тружеников. Такие лица Шадрин не раз видел на привалах между (боями, на
колхозном току во время молотьбы, видел их в общих вагонах дальних
поездов. Они попадались ему всюду, где люди п а х а л и и сеяли, рубили
уголь и поднимали молот, двигали рубанок и нянчили ребенка...
Дмитрий решил, что провинциал уже выпил граммов двести водки
и что ему дьявольски захотелось «добавить» еще, но жена тайком посылала во взглядах стрелы запрета. Она стеснялась поговорить с ним
по-домашнему—кругом такие важные люди, все-таки, как-никак—Москва... Но ей так не хотелось, чтобы по м а г а з и н а м муж ходил нетрезвым.
Не дай бог — еще обворуют, или задержит милиция. Уже в третий раз
провинциал давал знак рукой официанту, чтобы тот подошел, но рыжий
не замечал его или делал вид, что не замечает.
Это возмутило Шадрина. «Нахал... Ведь это сидит шахтер. На его
угольке вы жарите цыплят табака, его углем отопливают дом, в котором ты живешь. Ты вглядись в это лицо, рыжий, ведь он брат твой. Он,
как и ты, рожден тружеником. Но разница в том, что ты прислуживаешь, а
он работает...»
Официант перехватил взгляд Дмитрия. Если и в самом деле существует на свете телепатия, то она в этот миг дала себя знать. Словно от
укола иглой, рыжий поспешно, даже чуть-чуть пригибаясь в коленках,
подошел к столику Шадрина.
— Слушаю вас?
— Обслужите вначале вон ту пару.— Д м и т р и й взглядом п о к а з а л
на соседний столик.— Вы же прекрасно видите — женщина беременна,
сни уже несколько раз подавали вам з н а к и , просили подойти к ним...
И снова пепельно-серые глаза официанта забегали как ртуть на
(белом блюдце.
Он слегка склонил голову и подчеркнуто-вежливо ответил:
— Собственно, почему вас волнует эта п а р а ? Вы лучше побеспокойтесь о себе.— Он пододвинул Шадрину толстые корки меню и, поклонившись (это был годами выработанный, как рефлекс, профессиональный жест), хотел уйти, но Шадрин задержал его.
— Пожалуйста, вернитесь!
Официант вернулся.
— Ваше меню я изучил. Но прежде чем п р и н я т ь заказ у меня, еще •
раз прошу обслужить моих соседей. Вы томите их больше часа.
Официант ничего не сказал и н а п р а в и л с я обслуживать провинциалов за соседним столом. Он, очевидно, понял, что Шадрин на этом не
остановится.
Дмитрий не ошибся. Соседу по столику и в самом деле немного
«не хватало». Он заказал еще водки и две б у т ы л к и пива. Шадрин подумал: «Странно, почему все приезжие ч у т ь ли не па вокзале сразу же
набрасываются на пиво? Особенно с и б и р я к и . Те, прежде чем войти
в столовую или ресторан, в н а ч а л е обязательно справятся у швейцара,
есть ли пиво?»
Официант обслужил соседей и тут же подошел к Шадрину. Дмитрий заказал на двоих: на себя и Надю. М и н у т через пятнадцать она
должна подъехать.
Мелкие брызги фонтана переливчато-радужно отражались в хрустальных подвесках громадных люстр с т а р и н н о й работы. Хрусталь лил
м я г к и й , лнмонно-сумрачный свет на дальние столики. А белый амур,
20

продрогший в холодных струях, казалось, изо всех сил п р и ж и м а л к груди мраморного голубя.
Шадрин еще раз заглянул в меню, прикинул приблизительную
•стоимость заказа и, решив, что денег ему хватит, отодвинул меню в сторону. Этот его жест, как заметил Шадрин, не ускользнул от бегающего
-взгляда рыжего официанта, который рассчитывался с провинциалами.
Надя появилась неожиданно, откуда-то сзади. С тех пор, как Шадрин видел ее в последний раз,— это было на выпускном вечере — прошло два года. А как она изменилась! Как возмужала и как похороше>*ла. Она и раньше слыла факультетской красавицей, но теперь в двад("цать четыре года, во всем ее облике появилось что-то новое, значительное, а что именно — Шадрин пока не мог понять. Короткая прическа
* делала ее и без того аккуратную головку еще более элегантной и блар
городной. Такие стройные, выточенные, как античные статуэтки, фигуры
и модные платья Шадрин видел в ж у р н а л а х мод, где демонстрировались последние новинки Парижа. Даже улыбка Нади и та походила на
те улыбки, которые он когда-то и где-то уже видел в подобных журлалах. Красота витринная, броская.
Поздоровались. Наговорили друг другу комплиментов. Надя села
.против Шадрина, положив на стол руки, и смотрела на него обеспокоен|«о, точно желая о чем-то спросить, но не решаясь.
— Ты почему такая рассеянная?
— Дима, а ничего, если я буду не одна? — словно в чем-то оправдываясь, спросила Надя и тут же замахала руками:— Слушай, Дима,
я тебя совсем не узнаю, ты как Жан Вальжан из «Отверженных». Загорел, огрубел, задубел... Тебе можно прямо в кино сниматься.
— В качестве бандита с большой дороги?
— Ну хотя бы в качестве беглого каторжника или странствующего рыцаря.
— А Пятница из «Робинзона Крузо» не получится?
Надя рассмеялась.
— Ты все такой же. Неисправимый.
Дмитрий озабоченно посмотрел на Надю.
— Он придет сюда?
- Да.
— Кто он?
— Мой друг. Его зовут Альбертом. Он румынский журналист. Замечательный товарищ!
•— Ну, что ж, рад познакомиться. Только я не понимаю, зачем я
тебе так срочно понадобился?
— Ты понимаешь, Дима...— Этот прямой вопрос смутил Надю.—
Ведь мы с тобой в годы студенчества были хорошими товарищами. Из
всех наших ребят ты был мне самым близким человеком. С твоим мнением я всегда считалась...— Надя комкала в руках бумажную салфетку.
— Я слушаю. Если это в моих силах, я готов помочь,— мягко и сердечно сказал Дмитрий, мысленно ругая себя за то, что слишком холодно встретил старого товарища.
— Ты понимаешь, Дима...— Пушистые ресницы Нади опустились
темными полукружьями.— Альберт почти сделал мне предложение.
•— Почти? Что это значит — почти?
— Нет, как тебе сказать... Все зависит от меня — вот я и п р и ш л а
посоветоваться с тобой. Я тебе доверяю, Дим:). Ты много знаешь, много
ни дел в жизни. А ведь я одна в семье, у меня нет брата, который мог
Сы что-нвбудь посоветовать.
— А родители?
— Полнейший раскол. Отец уже две недели на меня не смотрит.
21

Мать в ы п л а к а л а все слезы. Альберт ей нравится, даже очень нравится,
но...— Надя умолкла на полуслове.
— Что «но»?
— Я люблю Алыберта. Я не могу 'без него.
Рыжий официант принес водку, вино и холодную закуску. Д м и т р и й
н а л и л Наде «Мукузани», себе водки и, поднеся к ее рюмке стопку, чокнулся.
— За твоего... Альберта.
Они вьшили.
Надя принялась расспрашивать Шадрина о его жизни, о работе,
но тот уклончиво покачал головой.
•— Не нужно, Надя. Не отравляй себе вечер. Давай лучше говорить
о тебе. Ты любишь, ты любима. А что может быть прекраснее, чем молодость и любовь? Расскажи о своем друге, что он за человек, где вы познакомились, кто он?
Надя словно ждала этого вопроса. Брови ее дрогнули и сошлись
у переносицы.
— Ты понимаешь, Дима, в жизни, особенно в моей, почти всегда
все складывается как-то случайно. Первое Мая мы решили встречать
в университете. Я была с подругой. Ты ее не знаешь. И вот там-то, во
время танцев, я познакомилась с одним очень интеллигентным молодым
человеком. Мне он показался простым и д у ш е в н ы м . Протанцевали один
танец, потом другой, смеялись, ш у т и л и . Он очень остроумный, веселый
человек.
Дмитрий н а л и л себе водки и, не г л я д я па Надю, выпил. Та, смущенная (ей вдруг показалось, что Д м и т р и й слушает ее механически, а
сам думает о чем-то своем, далеком), на м и н у т у оборвала рассказ. Шадрин жестом попросил ее продолжать. И Надя п р о д о л ж а л а .
Дмитрий курил. Уставившись куда-то в одну точку на скатерти
стола, он внимательно слушал Надю. С л у ш а л не перебивая, не задавая
вопросов. А когда она, передохнув, спросила, почему он молчит, Дмитрий ответил:
— Пока мне кажется, что он х о р о ш и й , порядочный человек. Что
будет дальше — не знаю. Но я хочу предупредить тебя, Надя...— Дмиттрий не успел докончить фразу. К их столу подошли двое незнакомых
молодых людей. Щеки Нади полыхнули заревом румянца. Она встала
из-за стола.
— Прошу познакомиться. Мо;"; с т а р ы й д р у г пп университету, Дмитрий Шадрин. А это...— Надя посмотрела на смугловатого высокого молодого человека, который, приветливо у л ы б а я с ь , протянул руку Шадрину.— Мой Друг, Альберт.— Надя перевела взгляд на незнакомца в
черном касторовом костюме. На лице его светилась широкая белозубая
улыбка. Надя не предполагала что Альберт придет не один.
— Это мой друг, Гарри,— в ы р у ч и л ее Альберт.— Тоже ж у р н а л и с т .
Здесь, в Москве, он просто турист.
— Что же вы стоите?! Прошу садиться,— засуетилась Надя, подод в и г а я новому гостю пепельницу.— Вы к у р и т е ?
— Да.— Все та же светлая улыбка снова вспыхнула на лице Гарри,
я он достал из к а р м а н а сигареты.
Как почти всегда при знакомствах, н а с т у п и л а минута неловкого
молчания.
— Вы тоже из Румынии? — с п р о с и л а Надя.
— Нет, я американец.
— Очень приятно. Среди моих друзей и з н а к о м ы х вы — первый
американец.
Г а р р и благодарно у л ы б н у л с я и поднес к груди ладонь.

— В е л и к о л е п н о ! Что может быть лучше, чем быть первым! Это в
д у х е р у с с к и х . Они во всем хотят быть первыми.
— А разве это плохо? — настороженно спросила Н а д я .
— Почему плохо? Это очень хорошо. Я хочу походить ка русских.
Хочу быть у вас п е р в ы м а м е р и к а н с к и м другом. Вас зовут Надья?
— Да, Надя.
— Очень к р а с и в о е имя. Надья... Надежда. За этим именем стоит
г л у б о к и й смысл.
Ш а д р и н смотрел на непринужденно веселых иностранцев и думал:
«Почему они все т а к и е самодовольные?.. На к а к и х д р о ж ж а х Европа и
А м е р и к а замешивают этих рослых красивых парней? Попробуй женщина устоять перед т а к и м и . Эх, Надя, Надя, п р ы г а е ш ь ты сама, как
к р о л и к в п а с т ь удава. Пищишь, у п и р а е ш ь с я , а сама все-таки прыгаешь...»
Подошел р ы ж и й о ф и ц и а н т . А м е р и к а н е ц з а к а з ы в а л щедро. Две бут ы л к и в ы д е р ж а н н о г о а р м я н с к о г о к о н ь я к а принесли не сразу. По слов а м о ф и ц и а н т а , его д о с т а л и откуда-то из п о д в а л а . Ш а м п а н с к о е п о с т а в и л и в ведро со льдом. А н а н а с был р а з д е л а н так х у д о ж е с т в е н н о , что
к н е м у б ы л о ж а л ь п р и к о с н у т ь с я : не блюдо, а к а р т и н а . З е р н и с т о й и к р ы
было з а к а з а н о столько, что Ш а д р и н п о д у м а л : «Неужели все съедят.-'»
Маленький, п о ч т и уже пустой г р а ф и н ч и к с водкой, з а к а з а н н ы й
Д м п т р г к - м , П ы л с и р о т л и в о з а ж а т между м а р о ч н ы м и к о н ь я к а м и , фирм е н н ы м и с а л а т а м и и ф р у к т а м и . Едва начатое Надей « М у к у з а н и » официант, даже не спросив разрешения, переставил на рабочий столик; на
его и с к у ш е н н ы й в з г л я д , это дешевое вино, очевидно, п о р т и л о общую
картип\- богатого СТОЛУ. Для Нади было заказано выдержанное грузинское в и н о . О ф и ц и а н т с к а з а л , что его м о ж н о н а й т и только в «.Метрополе»
к в «Арагви», да и то очень р е д к о .
После д в у х стопок водки, в ы п и т ы х до прихода иностранцев, Шадрин уже ч у в с т в о в а л с л а б о е о п ь я н е н и е . В г л я д ы в а я с ь в лица новых з н а комых, он д у м а л : «Черт в о з ь м и ! . . Почему я п р и д и р а ю с ь к этим р е б я т а м ?
Чем они х у ж е меня? Вот они н а л и л и в мою рюмку коньяк, у г о щ а ю т сигарой, п р и д в и г а ю т ко мне дорогие закуски... А за что, спрашивается?
Зачем я им н у ж е н ? Все делается просто, по-человечески, без всякой
п о л и т и к и и мерзкой д и п л о м а т и и . Человек угощает человека».
. . . Ш а д р и н пил. Пил столько, сколько н а л и в а л и в его рюмку. И всякий раз в ы п и в а л до дна. И чем больше пил, тем больше ему к а з а л о с ь ,
что он совсем т р е з в ы й , что м ы с л ь его работает, как н и к о г д а , о г т о ч е н н о
и ясно. Он з н а л , что через два часа к о н ч и т р а б о т у Ольга, а через т р и
она уже будет д о м а . Знал, что к ее п р и х о д у ему н у ж н о о б я з а т е л ь н о
вернуться д о м о й и н е п р е м е н н о п р и н е с т и к а к о й - н и б у д ь гостинец.
К а ж д ы й шаг своего поведения: слово, жест, взгляд Шадрин строго
к о н т р о л и р о в а л р а с с у д к о м . К а к - н и к а к , он все-таки сидит с и н о с т р а н ц а ми. О д н и из них — а м е р и к а н е ц .
П и л и и н о в ы е з н а к о м ы е Ш а д р и н а . А м е р и к а н е ц пил с к а к и м - т о особенным с м а к о м и м н о г о з а к у с ы в а л . Не отставал от него и р у м ы н с к и й
ж у р н а л и с т . Он н а л е г а л на ч е р н у ю икру.
Р а с к р а с н е в ш и с ь от в ы п и т о г о вина,. Надя г о в о р и л а без у м о л к у . Она
видела, что Ш а д р и н у п о н р а в и л и с ь и а м е р и к а н е ц , и ее ж е н и х , а поэтому
была так с ч а с т л и в а , что с трудом с д е р ж и в а л а свой в о с т о р г .
П и л и за д р у ж б у , п и л и за мир на земле, за к р а с о т у , п и л и за женщин... И больше всего п и л и за Надю.
Дмитрий п ь я н е л . Говорил м а л о , больше к у р и л . Теперь ему все н р а в и л и с ь : Г а р р и , Надя, ее у д и в и т е л ь н о в н и м а т е л ь н ы й и у м н ы й друг
Альберт. «Хорошая пара»,— д у м а л он, л ю б у я с ь и м и .
А м е р и к а н е ц о к а з а л с я д о б р о д у ш н ы м , п а р н е м , влюбленным в рус23

не...— И о чем-то подумав, продолжал:—Труд... Короткое слозо. А
сколько в этом слове спрессовано человеческих трагедий, сколько надежд убито, какие океаны радости разлиты.-..
Снова белокипенная улыбка вспыхнула на лице Г а р р и .
— Вы романтик, Дмитрий.
— Может быть.
— Это великолепно! Да, между прочим, я до сих пор не осмелился
спросить: кто вы по профессии?
В этом вопросе Шадрин не нашел ничего неожиданного и подозрительного.
— По образованию я — юрист, закончил Московский университет,
а работаю...— Шадрин растерялся. Что сказать американцу о своей работе? И он решил солгать.— Работаю адвокатом в городской коллегии.
— О!—Гарри покачал головой.— Вы очень богатый человек? У
вас частная практика?
Шадрин пьяно улыбнулся. Ему хотелось сказать а м е р и к а н ц у : «Дэрогой ты мой человек!.. Я богат!.. Я так 'богат, что несколько часов назад не имел полтинника на билет в метро. Но все это ерунда. Правы
древние вьетнамцы: «Деньги — мусор. Справедливость — золото...»
•— Вы не ответили на мой вопрос,— сказал Гарри.
— В нашей стране у адвокатов частной практики не бывает. У нас
все общегосударственное.
— Курите, пожалуйста,— Гарри пододвинул Дмитрию коробку с
сигарами. Давайте не будем говорить о политике. Женщины и спорт интереснее.
В это время смолк джаз, и танец кончился. Надя и ее друг подошли
к столу. Последние слова американца Альберт слышал, а поэтому поспешил поправить его:
— Не спорт и женщины, а в и н о и женщины! По крайней мере на
сегодняшний вечер.— Эти слова он сказал с такой восторженной и влюбленной улыбкой, что со стороны можно было подумать — в мире он самый счастливый человек: рядом с ним л ю б и м а я красивая девушка.
Глаза Нади в л а ж н о блестели. Она походила на цветущую яблоню,
на розовые лепестки которой упала утренняя роса, а из-за леса брызнули первые лучи солнца. Она не скрывала своего счастья, а поэтому
самым печальным образом на очередном
словаре языка огнеземельцев по эмбриологии, которого, если верить заведующей редакцией Веташевской, ждали все народы от
Огненной Земли до Таймыра.
'
Но чем хуже приходилось Андрею на
службе, тем чаще мечтал он перенестись
в сияющую эпоху фотонных ракет и марсианских пейзажей. Так зародился проект
подземной камеры, где система холодильных установок будет автоматически поддерживать постоянно низкую температуру.
По мере того, как одни агрегаты станут
приходить в негодность, другие будут автематически подключаться Трудней всего
было решить систему их питания. Даже самого мощного набора аккумуляторов могло не хватить на такой срок. Но когда, наконец, теоретическая часть была решена, в
учреждении над Андреем собрались такие
тучи, что нечего было и думать заняться
этим практически. Веташевская предала
Андрея служебной анафеме. Она не станет
держать негодных работников! Негодным
26

работником был
он — Андрей. Дружба
между народами, которая зиждилась на и !
Дании словаря по эмбриологии, оказалась
П
°Д угрозой. В высшие сферы была отирав
лена
м р а ч н а я реляция. Наконец, Андрея
вызвали в кадры. После этого он работал,
как вш1
' Д»а месяца и сделал то, что пола
галось сделать за год. Словарь огнеземелг
ского я з ы к а
"° эмбриологии был доведи.
Д° 6 У К В Ы « В а - Тог Д а он отложил карточм,
и
занялся своими делами,
3т
У поляну в лесу Андреи выбрал пою
М
У> ч т о она казалась ему достаточно уди
ленной, чтобы гарантировать двухсотое т
нюю
неприкосновенность. Мешки с цементом
пришлось доставлять на грузовике. Коп .
Андрей велел выгрузить их на опушке л«са, шофер опешил. Он растерянно смотре I
на Андрея, но потом, решив, что перед ним
• «ненормальный», сразу успокоился и пол.-,
'*
в К
У ЗОВ - Правда, сомнения его полностью
улеглись только тогда, когда Андрей ра.
платился с ним. Погромыхивая на к о ч к а х ,

вела себя как девочка, которой вместо одного обещанного шарика, подарили целое облако разноцветных шаров.
Американец заказал еще шампанского и пунша. И снова вылили.
Дмитрий взял сигару, отгрыз кончик и закурил. Но поперхнулся,
как только сделал первую глубокую затяжку.
— Нужно быть американцем, чтобы курить такие сигары! Крепче
нашей бийской махорки.
— Я давно знаю русских,— с к а з а л Гарри, поднося ко рту ломоть
ананаса.— С сорок пятого года. Я служил летчиком в истребительном
полку. И вот т а м , на Эльбе, в конце войны я встретился с русскими.
— Как, вы были на Эльбе?! — Ш а д р и н п о т я н у л с я к американцу,
точно собираясь з а к л ю ч и т ь его в объятья.
— О, это был с а м ы й с ч а с т л и в ы й день в моей жизни! С тех пор, как
[бы ни р у г а л и с ь между собой наши главы государств и газетчики, я ни' когда не изменю м н е н и я о р у с с к и х !
З а к р ы в на м и н у т у глаза, Дмитрий отчетливо представил себе то,
1то было семь лет назад там, на Эльбе, куда ему не довелось дойти. Об
гой встрече ему рассказывал однополчанин. Да, когда-то русские, как
грузья-победители, встретились с а м е р и к а н с к и м и солдатами. Да, да, да.
Все было... Обнимались, п и л и за дружбу. Все это было, было... Тогда
ничто не о м р а ч а л о теплоты долгожданной встречи. А вот сейчас, спу~;ТЯ семь лет, они сидят за одним столом, нет уже больше ненавистной
войны, но есть к а к а я - т о н е в и д и м а я черта между ними. И все-таки напоминание о встрече на Эльбе растопило п р о з р а ч н у ю ледяную завесу,
которая незримо стояла между Ш а д р и н ы м и американцем.
Надя и Альберт о чем-то вполголоса переговаривались. Больше
они объяснялись взглядами.
Сквозь струи фонтана Шадрин видел, как на эстраду вышла певица, одетая в длинное декольтированное платье. Кто-то из посетителей
ресторана подал ей записку, и она, прочитав ее, мило улыбнулась. Потом кивнула головой дирижеру, и через несколько секунд по залу поплыла г р у с т н а я мелодия Александра Вертинского. Чистым грудным
голосом, берущим за душу, она пела:
Я тоскую по русским полям,
По родной стороне моей,

грузовик укатил, и Андрей остался один
N1 куче мешков.
Он работал в лесу все лето. Здесь он
привел отпуск и еще месяц, который взял
»• свой счет. И вот только сейчас, в конце
с и г н и , все, наконец, было готово.
Когда люк наверху закрылся, Андрей
••мет свет. Это была овальная камера с
игринностями и асимметричностью, котоРЫР. очевидно, неизбежны, когда за такое
«г 10 берется неспециалист.
Последний раз Андрей опробовал системм Все работало безотказно. Андрей включил еще раз. А потом еще. Он догадался
Ч1« намеренно оттягивает время. Тогда,
»»иОи ис было пути назад, Андрей быстро
иршлотил таблетки снотворного и лег на
1м«-мин.ч|,11ын помост в центре кабины. Свет
Нище. Когда через 20 минут он будет уже
муЛоио спать, включатся холодильные ус1*ишки Андрей закрыл глаза. Ему каза-

лось, он слышит, как наверху ветер гонит
по поляне сухие листья.
Он успел проститься со всеми. Это хорошо. Даже с Леной. У Андрея сжалось сердце, но он тут же заставил себя думать о
другом.
Конечно, эти последние дни Андрей мог
бы и не бывать на работе, но он все-таки
приходил и делал все, что было ему положено. Сегодня была суббота, последний
день, когда он пришёл в издательство. Для
других зтот день ничем не отличался ни от
предыдущих, ни от последующих. Все
встретятся в понедельник в этих же стенах. Только Андрей знал, что для него понедельника не будет. И от этой тайны, которой нельзя было поделиться с другими,
было сладко и мучительно.
«Волоокий»,
«волокнистый»,
«волонтёр»,— Андрей пытался перебирать карточки со словами, но сегодня работа не клг
илась. Он посмотрел в окно, потом на ма
шинистку Веру, которая, как всегда по
субботам, предавалась тому, что с утра со-

И по серым любимым глазам,
Как мне грустно без них..,

Печальные слова песни всколыхнули в душе Дмитрия что-то родное, исконно русское. На некоторое время он забыл, что сидит с иностранцами, которым должен уделять внимание в ответ на их радушие
и гостеприимство. А песня, как подраненная птица, металась под стеклянным куполом зала, беспомощно била крылом, сплетаясь с фонтанными всплесками.
Проезжаю теперь Бухарест,
Всюду слышу я речь неродную,
И от этих знакомых мне мест
Я по родине больше тоскую,
По родной стороне моей...

Окончательно опьянев, Дмитрий уронил голову на стол. Он забыл,
что находится в ресторане. Ощутив на своем плече чью-то руку, Шадрин пьяно вскинул отяжелевшую голову. Перед глазами все плыло.
Лицо американца двоилось: две одинаковых ослепительных улыбки,
четыре .ряда кипенно-белых зубов.
Альберт предложил Дмитрию пройти к швейцару и освежиться под
холодным краном. Напряженно-пьяной походкой Дмитрий пошел за
ним. В глазах его пошатывались столики, мимо которых он проходил.
Старик-швейцар дал ему понюхать вашатырный спирт, и он несколько
раз чихнул. А когда вернулся в зал, то снова видел две одинаковых
ульгбки американца и две одинаковых сигары в его руках. Пока они ходили, Гарри уже успел рассчитаться с официантом. Он рассчитался и за
Дмитрия. И когда тот попытался возразить, предлагая свои деньги, его
новые друзья так бурно запротестовали, что он решил уступить. Деньги
для Шадрина в эту минуту потеряли свое значение: он мог бы отдать их
старику-швейцару.
Все, что было дальше — Дмитрий не помнил.
...А когда проснулся наутро, то долго лежал с закрытыми глазами.
Шаг за шагом он пытался припомнить все, что было вчера после ломбарда. Он отлично помнил, как вошел в ресторан, как позвонил Наде,
как заказывал вино и закуску, как пришла Надя, как через несколько
минут за их стол сели двое иностранцев. Все это он отчетливо помнил.
зерцала себя в маленькое зеркальце. Потом Андрей осмотрел пять знакомых голов,
которые истово склонились над пятью столами, заваленными карточками, словарями, гранками, и принялся мысленно сочинять прощальную речь.
— Дорогие мои друзья и не
только
друзья,— так начал бы он,— я покидаю
вас, и мы никогда больше не встретимся. Я
отправляюсь в будущее, чтобы быть там делегатом от нашей эпохи. Я расскажу людям будущего о нашем времени, о всех вас.
Вполне возможно, Андрей придумал бы
еще что-нибудь, если бы его не вывел из
творческого состояния голос Веры:
— Андрей, к телефону!
Он взял трубку.
Это был составитель словаря, вредный
старикашка, который не мог найти более
удобного времени, чтобы позвонить.
— Это очень важно,— въедливо бубнил
он. — Слово «мутноглазый». В словаре оно
у нас есть, но нужно дать образования:
«му пкн.ча н'иький» и превосходную сте-

28

пень — «наимутноглазенький», Знаете, *
префиксом «пых-пых-ха-ха-ха». Это важно
с точки зрения академичности работы...
Старик был единственным специалистом
по языку огнеземельцев и поэтому состан
лял гордость научных кругов. Он был учг
ником академика Белолошадского, коп.
рый, в свою очередь, изучал этот язык по I
руководством академика Староцерковск»
го. Староцсрковский был учеником при
фессора Вольфа. А Вольф утверждал, что
он занимался у Белолошадского. Если 8м>
действительно так, то круг замыкается, и
мы имеем здесь дело, по всей вероятности
с интересным научным явлением в облает
лингвистики.
Андрей нарочно постарался задержат ь<"
чтобы уйти последним. Он хотел незаме и
снять и унести с собой стенгазету. Вмсс
с пачкой брошюр, газет и любительсю
фотографий, уже собранных в камере, о
составит то, что Андрей мысленно назьт
«реликвии эпохи».
Андрей осторожно снял кнопки, и га)г

Пили, говорили тосты, вспоминали о встрече на Эльбе, говорили о пророчестве Наполеона... Дмитрия угощали, он курил американские сигары, рассматривал какие-то открытки и фотографии, потом снова пили... За Эльбу, за дружбу, за русских, за все хорошее... И словно живой кусок, выхваченный из темноты мощным прожектором, перед глазами всплыла иностранная машина. Длинная, приземистая, черная... с
буквой «Д» на номерном знаке.
Поддерживаемый под. руки Альбертом и американцем, Дмитрий
сел на заднее сиденье. И это он помнил. Была с ними и Надя. Он слышал голоса Альберта и Гарри, но их самих не видел. Помнил, как тронулась машина... Все, что было дальше, вдруг неожиданно проваливалось в какую-то черную 'бездонную пропасть. И это Дмитрия страшило. Уткнувшись лицом в подушку, он лежал неподвижно. «Если бы все
было сном! Если бы можно было вычеркнуть из жизни этот вечер! Что
делал после ресторана? Где был? Как попал домой? И дома ли я?» —
С этой мыслью Дмитрий, не открывая глаз, нащупал под подушкой, на
валике дивана, выпирающее кольцо пружины, которое Ольга несколько
раз просила заделать. «Слава богу, дома».
В голове — нудный, однотонный звон, во рту — тошнотный привкус водочного перегара.
В напряженной тишине комнаты с нарастающей тревогой тикали
стешые ходики. «Который час?» — Дмитрий ощупал левое запястье
руки, на котором не было часов.— «Лежу, как в могиле. Неужели все
уже на работе?» Он открыл глаза и осмотрелся. В комнате никого не
Йыло. Взглянул на ходики. Двенадцать часов. На стуле, возле дивана,
лежал пакет и записка. С внутренней дрожью он развернул записку.
Ольга писала:
«Митя! Что это такое? Откуда у тебя столько денег и эти странные
фотографии? Ничего не понимаю. Будила тебя полчаса,— ты, как мертвый. Ухожу на работу с недобрым предчувствием. Жди меня. Приду
сегодня раньше. Целую — Ольга».
Дмитрий положил на подушку записку и взял со стула пакет. В лощпюй синей бумаге были завернуты деньги и фотографии с видами
«мориканских небоскребов и бойких мест Бродвея. «Тысяча рублей...
Откуда? За что?»
И страшная, как черная молния, догадка прорезала мозг Дмитрия.
свернулась в рулон. Стена сразу ста*• пониженной.
И, хотя все уже было решено и Андрей
•ЯМ| что сделает то, что задумал, в по«мним момент он почувствовал, что дол••и щипать пути назад. Обычно при поН..ШИ 1пкого приема нерешительные люди
*«> 1ШН111Н1Г себя совершать решительные
•••ч ( > м к м Поскольку н и к а к а я более бле|«|||,|н идея не пришла ему в голову, АН«(«••и щи»ю н а р и с о в а л
физиономию 13е• «ниш «он, щедро снабдив ее развесистыН . " ш и м м и ушами. Одно ухо было торч• »« • лруюс опущено. И, чтобы все было
» • " п и п.ни и бесповоротно, он подписал
••" ч « Л ш О и м о й заведующей от Андрея».
•рм^чми., ни прошел в кабинет и с у н у л
*§Н н» пил Всташевской, под стекло.
И* И1Н1И<ми.стпа Андрей выходил в при|Н1|мм пас Iроении. Сам идиотизм этой
|М1И манил его уже по ту черту. Мо" I - ч | I о ж ж е н ы . Пути назад не было.
• •• • ! ' .. путь вперед, в грядущее, ту• <• » лшуриое небо взмывали сереб-

ристые звездолеты, устремляясь к далеким
мирам. И поэтому так приятно было опускаться по широкой белой лестнице —
зная, что это — в последний раз!
Вспоминая все это, Андрей улыбнулся в
темноте. Уже на станции, сойдя с электрички, он вспомнил о часах. Андрей отдал их какому-то мальчишке, и тот, ошалев от неожиданного подарка, припустил
прочь,
Какое-то время Андрей лежал, ни о чем
не думая. Только сейчас откуда-то из глубины сознания стала вдруг проступать жялость к миру, который он покидал. Тогда
он стал повторять себе, что каждую секунду может прервать эксперимент, выбраться из камеры, уйти из леса. Он долго
лежал, примиренный этой мыслью, и ему
было хорошо. Но когда решение это созрело, и он п о п ы т а л с я было (или ему казалось, что он пьпается) встать, откудато сверху, с потолка, повалили вдруг какмето черные хлопья, и он уже не мог подняться...
•х

Он вытянулся во всю длину д и в а н а и долго лежал неподвижно, уставившись в потолок. «За что ты меня наказываешь, жизнь? Скажи, за
что? Что я сделал себе плохого?»
Дмитрий порывисто встал и швырнул на пол пачку сторублевых бумажек. Дрожащими пальцами он взял со стола фотографии и стал рассматривать их: на одной из фотографий — балерина, застывшая в полупорнографической позе, на обороте он прочитал: «Завтра, в девятнадцать ноль-ноль в «Метрополе». Внизу стояла подпись: «Гарри».
— Гарри, Гарри!.. — простонал Шадрин и бросил пакет с фотографиями на стул.— Как ты купил меня Наполеоном и Эльбой!
Многое передумал Шадрин, пока не п р и ш л а Ольга. Он ходил как
горячечный больной по комнате, стараясь припомнить, как добрался
домой, где был после ресторана. Шаги Ольги отдались в его сердце гулким тревожным набатом. Он чувствовал, как дрожат его колени.
Ольга вошла молча и встала у порога. Она смотрела на Дмитрия.
Дмитрий смотрел на нее. Оба ж д а л и друг от друга слов, которые хоть
в какой-то степени смогли бы р а з р у ш и т ь те страшные догадки, которые
мучили их.
— Что случилось, Митя? — Ольга подошла к Шадрину и пристально посмотрела ему в глаза. Ее взгляд умолял. — Где ты был вчера? Что это за фотографии? Откуда деньги?
Дмитрий поднес ко лбу ладонь и закрыл ею глаза.
— Я все расскажу... Расскажу подробно, как на исповеди. Ты
только скажи, как я пришел домой?
— Ты приехал.
— На чем?
— На дипломатической машине.
— Один?
— Нет.
— С кем же?
Двое незнакомых м у ж ч и н и с н и м и д е в у ш к а .
— Во сколько это было?
— В первом часу ночи.
«В первом часу ночи, в первом часу...— припоминал Дмитрий.—
А из ресторана мы вышли в одиннадцатом часу. Кажется, никуда не заезжали больше... Почему так поздно они привезли меня домой?»
Прошел только миг, неизъяснимо краткий миг — и сознание стало медленно возвращаться. Золотистой то-чкой оно плыло,
приближаясь, из черных глубин небытия.
Потом появились какие-то круги, они все
быстрее начали сходиться к центру, пока
не замерли, подрагивая, и не стали маленькой электрической лампочкой, горевшей
прямо над головой. Лампочка тлела елабым, чуть красноватым светом.
Понимание того, где он и что означает
пробуждение, пришло сразу. Но он долго
еще продолжал лежать неподвижно. Ьму
было страшно. Ему казалось, он — большая смерзшаяся кукла, у которой бсдрствует только мозг. Он чувствовал каменистую неподвижность своего тела и боялся
пошевелиться. Воялся бессильного ужаса,
если окажется, что не сможет сделать этого. И, если температура так и не поднимется выше, чтобы его плоть обрела жизнь,
он так и не сможет поднять ледяную глы«у руки, чтобы повернуть отопитель чуть
пправо. Чуть вправо. Чуть вправо,
30

Он шевельнул пальцами. Потом поиивелил рукой. Это оказалось легче, чем оч
думал. Через минуту Андрей уже сидел
Он с трудом открыл люк. Прямо над I '
лсп°й с и я л и звезды.
И тогда ему еще раз стало страшно. Ут •>
был страх перед незнакомым и чужим ми
ром, к встрече с которым он так стреми :
ся. Теперь мир этот, притаившись, жд.-. I
его там. снаружи. Чувство безмерного од.:
ночества охватило его. Давно, давно бы.ш
вабыты даже могилы людей, которых " '
знал когда-то Только сейчас почувствоп
он необратимость происшедшего. И т м
жестокость того, на что обрек себя
Запрокинув голову, Андрей стал медлен
но подниматься по ступеням,
Он старался не думать о том, что откпп
ется сейчас его взгляду. Испепеленная и
спекшаяся степь и мертвые, безжизненна
„
,
горизонты. Или белый город из светят...
ся пластиков. Или мир, лишенный челои
чества, уничтоженного эпидемиями, прии

— Они были очень пьяны?
— Почти трезвые. Очень галантные и вежливые. Что это за люди?
Дмитрий молчал.
— Я спрашиваю, что это за люди? — повторила вопрос Ольга.
— Иностранцы... Один из них американец.
Ольга отступила на шаг.
— А деньги? Откуда эти деньги? Откуда эти пошлые фотографий
танцовщиц?
— Тоже а м е р и к а н е ц .
В г л а з а х Ольги застыл немой ужас. Д р о ж а л и губы, ее лихорадило.
XVII
УБЯНКА... «Так вон ты какая, Лубянка!.. Недаром говорят в народе, что из подвала этого дома, видно все, что делается во Влади:токе.
Шадрин остановился у подъезда, потом решительно толкнул дверь,
входа в приемную дежурил рослый старшина с красной повязкой на
рукаве. Всем своим видом он как бы вопрошал: «Вам к кому?»
— К дежурному по приемной.
— Документы.
Дмитрий предъявил паспорт.
Старшина внимательно и неторопливо перелистал паспорт и дольше чем на других задержал свой взгляд на странице со штампом прописки.
|— Минутку. — Старшина положил на тумбочку паспорт и позвонил куда-то по местному телефону. Он доложил о Шадрине. И там, »а
Другом конце провода, сказали, чтоб посетитель подождал.
— Посидите, вас вызовут. — Он показал на ряд стульев в просторНом вестибюле, посредине которого стоял длинный стол, покрытый сукНОМ. На столе лежали чистые листы бумаги и несколько чернильных
приборов с р у ч к а м и .
Кроме Шадрина в вестибюле никого не было.
Ждать пришлось минут двадцать. За все это время вошли два человека в штатском. Но тут же вскоре, сделав свое дело, вышли.
Наконец, вызвали Дмитрия. Комната, в которую его пригласили.
•Мйыми людьми, которые побывали на
«(тих планетах.
Андрей п р и г о т о в и л с я ко всему. Он сде41 последний шаг и выглянул из люка.
|(шруг был лес. Ветер гнал между ку>мми сухие листья.
Андрей помедлил. Где-то вдали прокри<•*• ночная птица. Он решил идти в ту
•'•роиу. откуда пришел сюда два столетия
•Мея Андрей шел долго. Может, он много
М< Прошел уже то место, где раньше быН шглезная дорога, давно
погребенная
•М моем .чем.,-и и заросшая лесом. А ночь
шлясь и лес не прерывался.
N пи никуда не выйдет до утра, привернуться к камере. Только сохпали запас продовольствия, который

Ш

М \Л<

1.1.,?

4мргй вскрыл п а ч х у г л ю к о з ы и застаМ4 «»Пм съесть несколько таблеток.
ШЯ11 светать
М кнмапно поредел, и Андрей увидел
мр»| д л и н н ы й помост и то, что раньше он
**Мял бы вагонами. И тогда, подхвачен-

1

ный атавистическим,
нелепым
страхом
опоздать, он вдруг, сам того не ожидая,
побежал к помосту. У него не было времени ни осмотреться, ни подумать. Едва Андрей оказался в вагоне, как сооружение
тронулось и. набирая скорость, устремилось куда-то мимо предрассветно темневшего леса.
Андрей был один в большом продолговатом помещении, которое напоминало чемто пригородные вагоны его эпохи. Даже
скамейки были покрыты полосами пластмасс, в точности и м и т и р у ю щ и м и дерево.
Когда через некоторое время лес кончился, изумление
Андрея
возросло еще
больше. Он был готов к чему угодно, только не к этому. Это была очень,
очень
странная цивилизация. Цивилизация намеренной, хоть и не всегда удачной, имитации прошлого. Поезд, не останавливаясь,
проносился мимо домиков с Т-образными
антеннами на крышах, мимо станционных
зданий, выстроенных из каких-то неизвест-

31

била крайняя справа, в конце тускло освещенного коридора. За столом
сидел человек в штатском. Лицо его Дмитрию показалось спокойным и
Д а ж е простоватым. Не т а к и м Шадрину представлялся чекист на Лубянке, которому он будет рассказывать о вчерашнем знакомстве с американцем и румыном.
— Я слушаю вас, товарищ Шадрин,— сказал человек в штатском и
подвинул Дмитрию папиросы.
•— Спасибо... — отказался Дмитрий. Он начал подробно рассказывать о том, как вчера вечером зашел в «Метрополь» и как поздно ночью
вернулся домой. Время от времени человек в штатском задавал по ходу рассказа вопросы. С т а р а я с ь не упустить малейшей мелочи в поведении иностранцев, Дмитрий, как мог, припоминал вчерашний вечер.
— Опишите их внешность,— вежливо прервал Дмитрия человек в
штатском.
Н а п р я г а я память, боясь упустить малейшую деталь в облике Альберта и Гарри, Шадрин с фотографической точностью описал их внешность.
По лицу человека в штатском пробежала улыбка, потом оно снова
стало непроницаемым.
— Вы член партии?
- Да.
— Расскажите кратенько о себе. Где родились, как жили... Что закончили, где работаете сейчас?
Как в анкетной автобиографии, Шадрин почти протокольно начал
с того, что родился в семье крестьянина, учился в сельской школе, после
десятилетки был на фронте, войну закончил под Варшавой... Потом
Университет, работал в прокуратуре и, наконец, л а б о р а н т института...
— Они ничего вам не предлагали? Не давали никаких заданий, поручений?
— Не было даже намека на какую-нибудь услугу. А потом... Простите, я не знаю вашего звания и вашего имени. — Шадрину было непривычно говорить с официальным, да к тому же военным человеком, не
называя его ни по званию, ни по имени.
— Это не имеет значения. Можете отвечать только па вопросы.
Сказал, как отрубил.
И Шадрин почувствовал, что за официальной вежливостью собеных материалов, но в стиле, так хорошо
знакомом Андрею.
Потом он увидел людей. Двое мужчин
и женщина шли куда-то по полю. Андрей
уже не удивился, увидев покрой их одежд.
А когда поезд вскоре остановился и в вагон вошло несколько человек, Андрей увидел, что сам он одет примерно так же, как
и они. Никто не обратил на него внимания. По-одному, по-двое люди разбрелись
по вагону. Некоторые тихо переговаривались о чем-то, но Андрей не слышал слов.
Он только видел их лица — умные, доОрые. Да, такими и должны быть люди будущего! Но что за странный мир!
Когда-то Андрей читал о деревнях Полинезии, вид которых не менялся тысячелет и я м и , о городах средневековья,
которые
пребывали неизменными сотни лет. Правда, для эпохи, в которую жил когда-то он"
сам, х а р а к т е р н ы были резкие скачки и перемеиы во всем — в технике, архитектуре,
но внешнем облике мира. Но почему эта
тенденция должна продолжаться вечно?
32

Разве прогресс не мог пойти по какому-то
иному руслу, чем изменение внешнего об
лика мира?
Поезд замедлил ход и остановился. Вес
стали выходить, вагон опустел. Андреи
тоже направился к дверям. Он стоял на
платформе, которая напоминала платфор
му любого из вокзалов прошлого. Нуж1ы
было где-то сесть и собраться с мыслями
Он должен выработать план действий
Вдруг он услышал голос, который доно
сился неизвестно откуда. Это был г р о м к и м ,
гордый голос, который разносил слова н.п
толпой. Пройдя еще несколько шагов, ли
дрей стал различать слова. Все напрягло* I.
в нем.
— Труженики города и деревни,— у
лышал он,— готовясь встретить
знамен.I
тельную дату... Небывалый подъем царш
в эти дни на п р е д п р и я т и я х и стройках
Воодушевленные заботой...
Дикая, почти невероятная догадка м < > I
нией мелькнула у него в мозгу. А н д р е и
почувствовал, как платформа уходит у и<

седника все резче выпирают привычки следователя. «Уже допрос»,—
подумал он.
— Я юрист. И думаю, что смог бы заметить, если бы кто-нибудь
из них попытался извлечь корысть из нашего безобидного и почти Дружеского у ж и н а . Разговор был задушевным, почти ни слова не было
сказано о политике. Мы говорили как солдаты двух дружественных

армий.

— Что они вам подарили?
Шадрин положил на стол пакет в синей бумаге. Человек в штатском развернул обертку, отложил в сторону деньги и принялся рассматривать фотографии.
— Не подарили, а всучили пьяному. Я узнал об этом угром, когда
проснулся.
— Обо всем этом, пожалуйста, напишите. В приемной на столе
найдете бумагу и ручку. Когда напишете — зайдите ко мне. Это...—
человек в штатском показал на фотографии и открытки,— оставьте
здесь. Деньги? Деньги тоже оставьте. Нас могут заинтересовать
номера денежных знаков. В записке отметьте, что фотографии и тысячу
рублей прилагаете к письму.
Человек в штатском поспешно принялся что-то записывать в блокиоте, лежавшем перед ним.
Шадрин вышел из кабинета и прошел в тихую просторную приемную.
Долго он сидел над объяснительной запиской. В некоторых местах
•ставал в тупик, не зная, как записать диалог: простым повествованием, или как прямую речь. Когда он закончил вторую страницу, за спиНОЙ его кто-то прошел в коридор. Потом снова в приемной наступила,
К1К скрученная пружина, тишина.
Когда он вошел в комнату, где был поинят полчаса назад, его встретили два человека: тот, с кем уже беседовал Дмитрий, и новый, другой,
юже в штатском, но, как видно, старше по положению.
Об этом можно -было судить хотя бы по тому, что в большом кресла с высокой кожаной спинкой теперь сидел не тот, кто вел первую бе• |"1у с Шадриным, а только что пришедший. По возрасту он был старг, жесты его были увесистые, твердые. Объяснительную затшску Шадон читал внимательно и, время от времени, словно что-то припо• • ш иод ног. Покачиваясь, он сделал еще
жмолмо шагов и остановился. Прямо пе•М ним был газетный стенд. Он подошел
• *гау, и ноги у него стали, как ватные.
йи поднял глаза и увидел название гаИ год. И дату.
% пилось, он проспал лишь немногим
*»«•• суток! Был понедельник...
Андрей опустился на чей-то чемодан, и
• 4ми ю женщина толкала его в спину и
|М причала ему что-то, потому что это
*м« м чемодан и еще потому, что ей не
4м*« и г л а ни до Андрея, ни до того, что
•риишшло с ним. И людям, которые тог'чниим текли куда-то мимо, тоже не было
миишнп дела. Андрей не мог ни сказать,
И 4яи|1ич||ть, ни объяснить им того, что
II чн |1п|.
Янмм прошло потрясение первых миIII Ашфгй. неожиданно для себя, не по1|».(вп»ил ни разочарования, ни досады.
4 м» щ и душе поднималась даже трусМ РАДОСТЬ, что все обошлось. И этот
, *»н ЛИ1ДИ, которых он с таким легким

С

Я *ПйПм.'1» № 5.

сердцем собирался было покинуть, показались ему теперь дороже всех грядущих
эпох и миров. Во всяком случае, теперь
Андрей знал одно — он не сумел бы заставить себя повторить все это еще раз.
. Но тут он вспомнил о Веташевской, и
па душе у него заскребли кошки. И вообще, что теперь будет! Если она успела
уже войти в кабинет, он погиб! И тут началась гонка — между Андреем, судорожно пробиравшимся сквозь толпу на привокзальную площадь к такси, и Веташевской, которая в эту минуту не спеша поднималась по широкой лестнице. Она отвечала на приветствия, время от времени останавливаясь, чтобы благосклонно сказать
то одному, то другому несколько снисходительных слов.
Когда Андрей, наконец, подбежал к матине, д л и н н а я очередь с детьми и чемоданами взревела от ярости.
И снова бесполезны были слова и беспомощны жесты,
люди кричали что-то ему в лицо и размах и в а л и руками. Когда в конце концов он

33

миная, подчеркивал некоторые строки. А когда закончил читать, отодвинул в сторону записку и поднял на Шадрина до бесцветности голубь!
глаза. Вначале, когда Шадрин не видел глаз старшего -начальника, он
подумал, что тот все лето провел под знойным солнцем — до того выцвели его брови и волосы. Теперь же перед ним сидел ярко в ы р а ж е н ный альбинос. Ему было больно смотреть на яркий свет, а поэтому он
старался приставить ладонь к левому виску, з а г о р а ж и в а я глаза от н а стольной л а м п ы . Дневного света в комнате не хватало. Единственное
окно выходило в у з к и й колодец двора.
— Вы обратили внимание на перстень того, кто назвал себя Г а р р и ?
«Откуда он знает о перстне? — подумал Шадрин. — Ведь я словом
не обмолвился, что у а м е р и к а н ц а на безымянном пальце левой р у к и
был массивный перстень».
— Да, я видел этот перстень.
— Подковой?
— Совершенно верно.
— На подковке мелкие камни, кажется бриллианты?
- Да.
— А у того, что представился Альбертом, мизинец правой руки со
шрамом, заметили?
— Да, да... Мизинец, видимо, когда-то был ранен.
— Эти приметы тоже запишите. Человек подал Шадрину р у ч к у и
обратился к своему коллеге: — А вы... Вас просил зайти Николай Иванович.
Оставшись вдвоем с Шадриным, человек с бесцветными бровями
встал из-за стола и в течение дальнейшего разговора больше не садился. По виду ему было уже за сорок. Высокий, худощавый, с глубоко посаженными слезящимися глазами и белесыми волосами, он чем-то напоминал Дмитрию высокий подсолнух.
Альбинос положил перед Шадриным п а ч к у новеньких сотенных
бумажек, которые лежали под пресс-папье.
— Запишите, пожалуйста, в объяснительной записке номера денежных знаков и год выпуска.
Дмитрий сделал то, что ему было п р и к а з а н о .
— Деньги возьмите, они вам сегодня пригодятся.
— Зачем?
сел в такси, минутная стрелка на больших
привокзальных часах заметно продвинулась вправо, приближаясь, а может уже
перейдя ту точку, которая должна была
оказаться роковой. В тот момент, когда
Андрей хлопнул дверцей машины, Веташевская переступила порог своего кабинета.
Взбегая по лестнице, Андрей слышал,
как громко стучало его сердце, а знакомые
белые ступени,
казалось, вытягивались
вверх, и он никак не мог добежать до площадки. То, что он увидел, распахнув дверь
кабинета, походило на страшный сон. Там
сидели завкадрами, директор, а Веташевекая, с лицом, покрытым красными пятнами, показывала им портрет. Еще издали
Андрей увидел ослиные уши. Одно торчком, д р у г о е — опущенное.

Но почему-то никто даже не посмотр.' :
в его сторону. А когда Андрей захотел ска
зать, крикнуть им что-то, он почувствова . 1
только, как шевелятся его губы, но го.и:
са не было.
в ту ж е секунду, похолодев, он начал по
нимать, почему никто на него не смотри!
На ковре, там, где должны были быть п
ноги, ног не было. Он протянул руки, и<
не увидел их Не было его тела. Не были
ег
° вообще. Но он не успел даже у д и в и т ь
с
я этому, потому что откуда-то сверл \
опять повалили густые черные хлопья .,
Андрей лежал на возвышении, в центр
л
круглой
бетонированной
камеры
н.у'
_ '
.
под землей. Он не оыл живым и не о>.
лбу
у
него
выступил
иней
мертвым
На
Он проснется через двести лет.

— Ровно в д е в я т н а д ц а т ь ноль-ноль вы будете сидеть за тем жестоликом, в том же «Метрополе», где были вчера.
— Я этого не хочу. Мне неприятно даже соседство с н и м и .
Альбинос устало у л ы б н у л с я .
— Вы к о м м у н и с т ?
- Да.
— Вы можете нам помочь.
— В чем?
— В том, чтобы узнать, что хотят от вас ваши новые друзья. Ьы
' юрист и я юрист. Нам легко понять друг друга, когда речь пойдет о технологии вашего задания.
— Я слушаю вас.
Человек с бесцветными бровями перевернул фотографию балерины.
— На это приглашение вы должны ответить визитом. Ровно в девятнадцать ноль-ноль вы сядете за свой вчерашний столик. В вашем
распоряжении тысяча рублей. Считайте, что деньги эги вам выданы для
дела. Угощайте щедро. Может случиться, что ваши друзья вам этого
.не позволят. Они слишком горды и богаты, чтобы пить на деньги своего
будущего подшефного. Ясно одно — вы им нужны. А вот зачем? Они об
этом сегодня вам намекнут. Или даже скажут. Для себя он<и, по всей
вероятности, уже считают, что наполовину завербовали вас. В разговоре дайте им понять, что, как адвокат, вы счень мало зарабатываете, что
с трудом сводите концы с концами. Только это должно быть тонко. Перегнуть здесь — значит вызвать подозрение. У разведчика обостренный нюх к контрразведке. Полагаюсь на ваш житейский опыт и юридическое образование. Главное — вам нужно узнать, что от вас хотят,
чем вы можете быть им полезны. На любое предложение сразу не говорите №и «да», ни «нет». Просите срок подумать. Какой-нибудь мелочью, а ее подскажет вам сама ситуация, посейте у них маленькую надежду, что вы хоть и колеблетесь, но в душе согласны, только боитесь.
Пейте очень осторожно. Совсем не пить нельзя. Пить нужно столько,
сколько вам позволяет ваше здоровье, чтобы трезво и ясно мыслить. Вот
пока все. — Он з а к у р и л и прошелся по кабинету. — А вчера, однако,
вы были хороши.
— Откуда вы знаете?
Альбинос улыбнулся.
В этой улыбке сквозил намек: «Молодой человек, по роду работы
лам приходится знать и видеть значительно больше, чем это кажется
со стороны...»
— Не забывайте, что вы на Лубянке, два.
Он посмотрел на часы и заторопился.
— Итак, товарищ Шадрин, к делу. Задание строго секретное, Кажется, у Есенина сказано: «Ни матери, ни Другу, ни жене». Завтра утром жду вас в этом кабинете розно в девять ноль-ноль. — Альбинос ппжал Шадрину р у к у . — Ж е л а ю у д а ч и .
Казалось, все было по-прежнему на шумной улице столицы: спешили люди, двигались машины, пешеходы торопливо пересекали улицу,
дворничиха в белом фартуке мела тротуар, девушка мыла толстое стекло витрины магазина... И все-таки все было не так, как час тому назад,
когда Шадрин подходил к серому дому на Лубянке. В этот дом он шел
ТОЧНО на исповедь, после которой, как он предполагал, выйдет успокоенным, очищенным, готовым понести любое наказание за свой вчерашний опрометчивый поступок в ресторане. А вышел из этого дома
совсем не таким. Он почувствовал себя ядром в заряженной пушке.
Теперь он не шел, а почти бежал. «Я вам покажу, сволочи, как покуИять солдата. Сегодня я буду такой лисой, таким плющем обовью вас,
уют блондинистый начальник завтра скажет: «Из вас может полу-

«

ч п т ь с я неплохой контрразведчик». Вздумали купить. «Эльба!» Бого/ульством звучит в ваших подлых устах слово «Эльба»...
Дмитрий спешил домой, чтобы надеть свой единственный выходной
костюм, лучшую белую сорочку и к семи часам подъехать на такси к
«Метрополю».
Хотелось курить, а папирос не было. Шадрин порылся в к а р м а н а х :
кроме билета в метро, ничего не нашел. И только у самого входа в метро вспомнил, что в к а р м а н е у него, рядом с паспортом, лежат десять
новеньких сторублевых бумажек. Некоторое время он колебался: можно ли тратить деньги, теперь уже ставшие казенными, на свои личные
расходы? Отчетливо вспомнив бесцветное лицо алыбиноса и представив
как ободряюще улыбнулся бы он сейчас при виде его р а з д у м и й , Дмитрий решил твердо: «Когда солдат идет в атаку — он не боится сломать
штык винтовки о ребро врага».
Купив пачку «Беломора», Дмитрий с каким-то особым смаком выкурил папиросу.
«Думал ли ты когда-нибудь, Шадрин, что судьба будет подбрасызать тебя, как детский мячик. Позавчера ты был следователем прокуратуры, вчера — лаборантом в институте, а сегодня... Сегодня ты — наживка, на которую должны клюнуть две матерые американские щуки...».
XVIII
ОВНО в семь вечера Дмитрий вошел в «Метрополь» и прошел к условленному столику. На белоснежной скатерти стояла прозрачная
пластмассовая дощечка с надписью «Стол занят». Шадрин хотел сесть
за соседний стол, но к нему предупредительно подошел вчерашний официант и любезно сообщил, что стол заняли его друзья, которые только
что звонили из номера и просили несколько м и н у т подождать.
Официант снял со стола дощечку с надписью «Стол занят» и пригласил Дмитрия сесть.
Чтобы сделать приятное своим новым «друзьям», Шадрин решил
заказать кое-что до их прихода. Он кивком головы подозвал
официанта.
— Что прикажете?
— Бутылку коньяка, черный кофе и яблоки... Остальное, когда придут товарищи.
— Все уже заказано. — Официант посмотрел в блокнот с з а к а зом:— Есть коньяк, есть фрукты, есть ч е р н ы й кофе... Прикажете, пока
ждете товарищей, что-нибудь подать?
— Коньяк и пунш.
Со вчерашнего вечера у Дмитрия болела голова. За целый день он
не прикоснулся к еде: от одного у п о м и н а н и я о ней его тошнило. Теперь
же, спустя сутки после вчерашнего у ж и н а , Дмитрий ощущал голод, а
поэтому решил до прихода Альберта и Г а р р и выпить рюмку к о н ь я к а :
«Клин вышибают клином».
Но не успел официант поставить на стол коньяк, как в конце зала
показались его вчерашние д р у з ь я . Что-то з а х о л о н у л о в душе Шадрина.
Он через силу улыбнулся. Улыбка Гарри по-прежнему была лучезарной, по-детски наивной и простодушной. Альберт сиял темно-розовыми
загорелыми щеками. Они поздоровались с Дмитрием за руку, как со
старым знакомым.
— Трещит голова? — спросил Гарри и рассмеялся.— Какое великолепное слово у русских — «трещит».
• Трещит...— ответил Дмитрий.— Даже не помню, как вы довезли
мс'пя нчера до дому. Больше так пить нельзя... Это нехорошо.

.'.г,

— О!.. Хорошо, хорошо!..—воскликнул Альберт и наполнил рюмки
.оньяком.— Я п р о е х а л много стран, а такого коньяка нигде не встреал. А р м е н и я ! — Он п о с т у ч а л р а з р у б л е н н ы м ногтем по этикетке, Н'а ко^торой к р а с о в а л и с ь золотые медали.
Сразу же после первой рюмки Дмитрий почувствовал себя лучше.
П о т я г и в а я через соломинку пунш, он смотрел на Г а р р и и удивлялся:
•«Удивительное с а м о о б л а д а н и е ! Какое актерское мастерство! Со сторо,иы м о ж н о подумать, что это честнейший и 'благороднейший человек!
Одна у л ы б к а покоряет. Молодцы американцы, что в разведку 1берут та';Ких о б а я т е л ь н ы х парней».
Шадрин рассказывал, как сегодня утром он тщетно силился припомнить все, что было после ресторана, как благодарен он за подарки...
— Только деньги... Зачем вы дали деньги?
Гарри улыбнулся.
— Деньги не пахнут. Деньги это самый универсальный эквивалент
всех человеческих отношений. Еще древние бенгальцы знали цену деньгам. На этот счет у них есть м у д р а я послов'Ица: «Деньги и бог — родные
братья, если есть деньги, з а п о л у ч и ш ь и бога». Вчера мы просто поделились с вами. Когда не будет у нас советских рублей — мы охотно, в знак
дружбы, п р и м е м их от вас. Будем считать, что они у нас с Альбертом
на сберегательной книжке. Когда разбогатеете — вернете с процентам'!.
Пока Г а р р и шутил, Альберт наполнил .рюмки, подозвал официанта
и попросил, чтобы оркестр что-нибудь с ы г р а л . Официант 'посмотрел на
часы.
— Оркестр н а ч н е т играть через пятнадцать минут.
— Пардон! — Альберт приложил руку к сердцу.
После второй р ю м к и Ш а д р и н почувствовал себя вполне здоровым.
^Разговор все время крутился вокруг вчерашнего вечера. Гарри и Альберт х в а л и л и русскую кухню, но тут же добродушно поругивали русскую медлительность. Д м и т р и й все ждал, когда же они, наконец, н а ч нут разговор о том, что им нужно от него.
Уже выпили и по третьей рюмке, но ни Гарри, ни Альберт пока не
Приближались к тому главному, во имя чего они вчера привезли Дмитрия домой и заплатили ему тысячу рублей.
Как и вчера, хрустально струился посреди зала фонтан. Продрогший м р а м о р н ы й амур, навек обреченный немо холодеть под ледяными
Струями, казалось, грустными глазами смотрел куда-то дальше стен:
%ягляд его скользил над столиками... Играл оркестр. Та же самая певица в д е к о л ь т и р о в а н н о м длинном платье пела те же песни, что и вчера.
Дмитрий обратил внимание на массивный перстень Гарри. Да, это был
тот самый перстень, о котором упоминалось на Лубянке. Подковка,
усыпанная м е л к и м и драгоценными камнями. «Бриллианты...» — подумал
Шадрин.
— Вот это уже совсем не по-русски,— укоризненно сказал Гарри,
когда Д м и т р и й отодвинул налитую Альбертом рюмку коньяка.
— Больше не могу... Вернее, нельзя. Сегодня вечером мне предстоит работа: н у ж н о познакомиться с делом моей подзащитной. Завтра
выступаю в суде.
— О! Позвольте присутствовать на этом процессе. Хочу увидеть
нас в работе. Солдатом, с автоматом в руках я вас представляю, а вот
В роли адвоката не могу вообразить.
— К сожалению, не могу пригласить вас на этот процесс.
— Почему? Насколько я знаю — в вашей стране судебное разбирательство открытое.
•— Вы правы,— уклончиво ответил Шадрин, но тут же быстро н а июлся.— К сожалению, з а в т р а ш н и й мой процесс — закрытый по просьбе сторон. Решается весьма к а м е р н а я интимная история, в которой за37

м е ш а н ы 1 | к ч | . м л и ц а . Супружеская неверность. Ну, разумеется, обе сто" | ' м просили суд оставить тайной их семейные коллизии. Если б не
н о - - я с превеликим удовольствием пригласил бы ва-е.
Альберт поднял рюмку и выпил за здоровье Дмитрия, за успех его
митрашней защиты.
— Спасибо! — Шадрин з а к у р и л протянутую ему сигарету. Вспомнив наказ н а ч а л ь н и к а из Министерства 'государственной безопасности,
он старался определить—в состоянии ли еще выпить. Чувствовал себя
достаточно крепко, чтоб позволить еще рюмку. Его сегодняшняя роль
была пассивной, а излишняя осторожность и воздержание могут броситься в глаза иностранцам.
— Расскажите, как вы живете, Дмитрий? — спросил Гарри, лостукивая перстнем о край массивной пепельницы.—Мне кажется, что у вас
какая-то ж и з н е н н а я драма. Это можно 'прочитать на вашем лице, это
сквозит в ваших поступках.
«Неужели вчера что-нибудь сказал спьяна?! — подумал Шадрин.—
Нет, не может быть, это просто тактический ход, перед тем как подойти
ближе к делу. Ну что ж, если тебе так кажется, то я польщу твоей наблюдательности».
— Да, у меня сейчас неожиданные осложнения. Но о них я умолчу.
Они сугубо личные. Я хочу немного выпить. Альберт, налейте мне, пожалуйста, большую рюмку. Эти коньячные наперстки сгорают, как порох в костре.
— О!..— воскликнул Альберт, услужливо н а л и в а я в большую рюмку коньяк.— Теперь я верю, что вы настоящий русский. Выпьем, друзья,
за то, чтоб в жизни нашей было меньше драматических сдвигов.
Чокнулись, вылили. «Вот теперь, кажется, хорошо. Теперь я в спортивной форме. Теперь я готов и к смерти и к бессмертной славе...» Дмитрий затянулся сигаретой и задумался.
— Скажите, Гарри, а за что вы меня второй вечер угощаете? Неужели только за то, что на лице у меня можно прочитать печать «драматических сдвигов»?
— Почему вы об этом спросили?
— Просто так. За последние годы я внимательно читаю газеты. По
ним я слежу за политическим курсом наших великих государств. Но
это— политика. Пошлем ее сегодня ко всем чертям. Пусть ею занимаются, как вчера сказал Альберт, премьеры и журналисты.
— Почему вы думаете, что политикой занимаются одни только
премьеры и ж у р н а л и с т ы ?
— Потому, что однажды я где-то прочитал стихи неизвестного мне
поэта и поверил в них.
— Что это за стихи?— пуская кольца дыма, спросил Гарри.— Я
люблю поэзию.
Дмитрий вздохнул и, п е ч а л ь н о г л я д я на струи фонтана, гихо произнес:
— Я помню всего-навсего две строки из этих умных стихов. Поэта
спросили: «Что нас опьяняет сильнее вина?» И он мудро ответил: «Женщины, лошади, власть и война...»

— Великолепно!
— Гениально!.
— Я запишу их в блокнот! — воскликнул Альберт, доставая авторучку.— Мой друг переведет их на английский язык.
— Гарри, -после войны я прочитал немало американских писателей.
В них я познакомился с нравами ваших людей. И признаюсь, мне нраиится одна черта вашей великой нации.
— К а к а я ? — спросил Гарри.

— Деловитость. Ее еще давно подметил Ленин и поставил в п р и мер р у с с к и м .
— О!.. Вы правы. В н а ш и х штатах все подчинено одному богу.
— Какому?
— Бизнесу!— Альберт наполнил рюмку Дмитрия, потом налил себе
и Гарри.— Бизнес, это наша романтика, наша религия, наш.а поэзия.
— Гарри, вы не ответили на мой вопрос. За что вы угощаете меня?
|3а что вы д а л и мне вчера деньги? Ведь вы — американец. Без пользы
•йля дела вы никогда не пожертвуете даже центом. Это у вас, американ1<1ев, в крови. С вашей головы не упадет ни один волос в благотворительных целях. Давайте будем хорошими ребятами и поговорим начистоту.
ДЗачем я вам нужен?
Теперь уже Гарри не улыбался. В уголках его рта залегли складки
сосредоточенного раздумья. Притих и Альберт.
• Вы п р а в ы . Мы, а м е р и к а н ц ы , слишком расчетливы и слишком
занятые люди, чтобы тратить деньги на благотворительные цели. Мы
,1очень уважаем древний п р и н ц и п л а т и н я н : Оо и! йез 1 . И если мы даем
лент, то возвратить пытаемся доллар.
— Какое отношение имеет этот л а т и н с к и й принцип к той тысяче
рублей, которую...— Шадрин умолк.
— Я понимаю вас. Вы правы. Вы нам н у ж н ы .
— Кому это нам?
— Мне лично. Я инженер-авиатор. Вы не пугайтесь, вам не придется п р о н и к а т ь на авиационный завод или в конструкторское бюро. Все
гораздо проще. Вы познакомите меня с одним из русских инженеровшнсгрукторов авиационной промышленности. Все остальное — не ваша
забота.
Гарри вскинул голову и сквозь прищур пристально смотрел на
.Дмитрия. Делая вид, что разговор собеседников ему не интересен, Альэерт з а н и м а л с я второй бутылкой коньяка и пуншем, которые только
[что принес официант. Заметив, что Дмитрий настороженно посмотрел
на Гарри, он отрицательно п о к а ч а л головой.
— Не беспокойтесь, я нем, как ваш седой Казбек.
— Чтобы на это ответить, я должен подумать. Слишком необычная
просьба.
— Помните, Дмитрий, вы говорите не с разведчиком, а с туристом,
инженером по профессии. Последние два года я сплю и вижу... То, что
я вижу во сне, я пока не скажу вам. Я только хочу услышать ваше принципиальное согласие помочь мне. Я промышленник. Я делаю доллары.
1
Если с вашей помощью мне удастся решить одну интересную техническую з а д а ч у , во имя которой я п р и е х а л в Советский Союз,— я могу вас
заверить: вы станете с а м ы м богатым человеком в Союзе. Тогда могут
кончиться все в а ш и д р а м а т и ч е с к и е сдвиги.
В ы р а ж е н и е л и ц а Г а р р и было деловым и озабоченным.
- Альберт, налей еще. Ты вял сегодня.
— Вы безрассудно р и с к о в а н н ы й человек, Гарри,— с к а з а л Д м и т р и й ,
п р и к у р и в а я с и г а р у . — Как можно так легко давать столь серьезное задание человеку, которого видите впервые.
Гарри криво усмехнулся.
— Прежде чем стать инженером-промышленником, я познакомился с римским правом, с конституцией А м е р и к и и с вашим уголовным
кодексом.

' Даю, чтобы и пи мне мл.
39

- И что же вынесли из этой триады? — Шадрин любовался хладнокровием и деловитостью Гарри.
— Вам, как юристу, этот закон известен. Те51)5 ипиз 1ез11з пиИиз'.
— Я тоже учил когда-то латынь. Но к чему вы вспомнили этот
принцип?
По губам Гарри проплыла скорбная улыбка.
— Если вы завтра утром пойдете в органы государственной безопасности и заявите, что я уговаривал вас бросить бомбу в Кремле —
вам могут не поверить. Вы этого не докажете. В ответ на это я могу вас
втянуть в такую кашу, что вы из нее живым-здоровым не выберетесь.
— Вчера вы ничего не предприняли, чтобы втянуть меня в эту
кашу?
— Так, пустяки...— Г а р р и полез в к а р м а н и вытащил пачку фотографий, на каждой из которых Дмитрий увидел себя. Вот он сидит за
столом, когда еще был трезвый. Вот он при выходе из ресторана, в туалетной комнате, рядом с машиной, в машине...
На всех фотографиях Дмитрий был то рядом с Гарри, то с Альоертом. Технически фотографии были выполнены безукоризненно. Дмитрий через силу улыбнулся, но улыбка получилась горькая, вымученная.
— Что же, недурно. Не сомневаюсь, что кроме колледжа и Университета, вы кончили еще одно учебное заведение. И, очевидно, закрытое.
Гарри щелкнул зажигалкой и, любуясь голубым огоньком, ответил:
— Это уже детали. Главное в вас. Мне нужна ваша помощь. Помочь всего-навсего единственный раз. Больше мы никогда не увидим
друг друга. Я уеду в Америку, вы сможете безбедно жить два-три года.
Думайте и решайте.
— Давайте лучше выпьем,— предложил Альберт и снова налил
Дмитрию коньяку в большую рюмку.— Вьшьем за то, чтобы вы сегодня не говорили «нет».
Шадрин перевел взгляд на Альберта. Не таким был вчера румын,
когда рядом с ним за этим же столиком сидела Надя.
— А вы, Альберт, вы же румын? Почему вы так печетесь о Гарри?
Что роднит вас с бизнесом американца?
•— Законы дружбы,— ответил Альберт и тут же, словно боясь, что
Шадрин неправильно поймет его, продолжил: — Для дружбы сердец не
существует национальных границ.
— Если эти сердца честные,— поддержал его Гарри.
Ненавистны были сейчас Шадрину два этих вылощенных, уверенных в себе иностранца, которые вели себя так, словно они были хозяева,
а Дмитрий — робкий чужестранец, впервые ступивший на московскую
землю. Не он, а они д и к т о в а л и ему условия дружбы. «Какая нахальная
вера во всемогущество доллара!.. Забыли, что есть на свете такие понятия, как честь, долг, чувство Родины»...
— Вы не дадите мне на память эти фотографии? — попросил Шадрин, и ему вспомнилось лицо человека с бесцветными бровями и белыми
ресницами. «Правильно ли поступаю? Не слишком ли я пьян? Нет, пожалуй, я не пьян, я слишком трезв. Я просто зол. Главное — не наделать глупостей, не отпугнуть. Это, как видно, крупные птицы. Наверное,
мне нужно сказать «да»!.. Это ни к чему не обязывает сегодня. Когда
с к а ж у «да» — они введут меня в курс дела. До моего твердого соглас и я они не скажут ничего конкретного».
Однако, решив сказать «да», Дмитрий хотел при этом показать,
что он все-таки еще колеблется. Это для того, чтоб его друзьям не по1

II)

Один свидетель — ни одного свидетеля.

казалась подозрительной поспешность в решении. Нужно еще помуииться на их глазах. Нужно пострадать, чтобы пойти на такой шаг: ведь
Ьа спиной — Родина.
— Я хочу выпить. Сегодня, как никогда я хочу выпить! — закусив
нижнюю губу, сказал Дмитрий.— Вы поставили передо мной проблему,
перед которой у м е н я дрожат р у к и . Прошу вас, не торопите меня с сиветом. Сейчас я волнуюсь больше, чем в тот день, когда первый р а з
шел з атаку.
И снова выпили. Никто не ел. Все молча п о т я г и в а л и через соломинку ледяной пунш. Д м и т р и й курил. Ему казалось, что он не пьянел...
Удивительное дело — вино его не брало. Но это только казалось. Все
сильнее и сильнее п о д н и м а л о с ь в нем озлобление. Почему так предательски несправедлив мир?! Они торговали. Они делали свиную
тушонку и студебеккеры. За их т у ш о н к у и автомобили русские платили
кровью, судьбами, сожженными городами, растоптанной мечтой... Потом,
как р а в н ы е , они встретились на Эльбе. Одни — в боевых рубцах и шрамах четырехлетних сражений, другие — с гаванскими сигарами и французским ромом. И вместо того, чтобы в н у к а м своим и п р а в н у к а м завещать, чтобы те благоговейно чтили п а м я т ь п о г и б ш и х русских воинов,
они из-за угла, держа за пазухой нож, п р и г о т о в и л и с ь всадить его по
рукоятку в спину добродушного русского Ивана.
Полузакрыв г л а з а , Шадрин сидел неподвижно. Так отдыхают от
усталости в дороге: на грани сна и бодрствования. Но он не спал.
Ему вспомнилась когда-то и кем-то р а с с к а з а н н а я не то п р и т ч а , не то
народное поверье о том, как жестокий сын в порыве гнева убил свою
мать, мешавшую ему счастливо жить с женой. И вот мать умирает. В
минуты агонии, видя, что смерть матери уже у ее изголовья, сын испугался. Он подхватил старушку на руки и среди ночи выскочил под
дождь, чтобы бросить умирающую в бурную реку и отвести от себя вину в ее гибели. Выскочил босой, полураздетый. Мать была еще в сознании. Она поняла, что сын несет ее к реке, чтобы утопить. Но не об этом
она думала в эту минуту. Собрав последние силы, она с трудом прошептала: «Сынок, ступай оденься и обуйся. Смотри, какая погода.
Простудишься...» Это были последние слова матери, последняя материнская забота о родном сыне.
Вспомнив это поверье, Дмитрий отчетливо представил картину: хоЮдный проливной дождь, у м и р а ю щ а я с т а р а я мать на руках сына и
гни... с бешено округленными глазами, в которых застыл холодный
Ужас. И точно слуховая галлюцинация, Дмитрию слышался страдальческий голос: «Сынок, ступай оденься, а то простудишься...»
Почувствовав на своем плече чью-то руку, Д м и т р и й открыл глаза.
— Вы спите? — тихо спросил Гарри.
— Нет, я думаю. Мой мозг ворочается, как м е л ь н и ч н ы й жернои.
(мжело...
Вышитый коньяк, день, проведенный в тревоге, нервное н а п р я ж е н и е
ю пой нелегкой беседой дали себя знать. Дмитрий опьянел как-то сра• V и быстро. Но он опьянел не так, как вчера. Его рассудок работам
*|и<>. Перед г л а з а м и стоял поджарый человек с бесцветными б р о в я м и
«•льйиноса. «Если бы мне пришлось принять семь смертей, семь с а м ы х
••торных смертей... И тогда бы, Гарри, ты не услышал от меня «да».
Нгль:»я купить честь! Нельзя растоптать Родину...»
Шадрин вспомнил светлую, л у н н у ю ночь под Волоколамском. Шел
щ х и й снег. Первый р а н н и й снежок в конце октября сорок первого года.
Нч юлько что сгрузили с эшелона, прибывшего с Дальнего Востока.
Игре | боем полк клялся. Клялся, стоя на коленях, под полковым гварн П' н и м з н а м е н е м . Пушистые снежинки плавно к р у ж и л и с ь и падали на
41

ч п а м я , на о б н а ж е н н ы е стриженные головы солдат, на седые с п у т а н н ы е
к у д р и командира полка, застывшего, как и з в а я н и е , под з н а м е н е м .
«Ох, Гарри, Гарри...» — Дмитрий тяжело вздохнул.
— Что с вами? — спросил Гарри, поглядывая то на Альберта, то
па Дмитрия.
— Не поднимается язык... на это страшное слово.— Д м и т р и й в
упор посмотрел на Гарри, а сам думал: «А что если сейчас встать и одним ударом, одним единственным ударом обить с этой самоуверенной
рожи всю спесь и надменность? — Но тут же другая, сторожкая мысль
холодком рассудка остудила поднимающийся из глубин сердца горячий
гнев: — Так нельзя. Ты на з а д а н и и , Шадрин. До сих пор ты роль свою
играл хорошо, а вот теперь барахлишь, вино в тебе заиграло. Зря много пил... Блондинистый начальник предупреждал тебя: пей умеренно.
не теряй ясности рассудка... А впрочем, все ерунда! Не так уж я пьян.
Итак, Шадрин, в атаку!.. За тобой очередь. С к а ж и это предательское
«да».
Альберт взглянул на часы, зевнул и п р и н я л с я что-то з а п и с ы в а т ь
в блокнот.
— История знает примеры, когда короли и императоры вопрос войны и мира решали гораздо быстрее, чем вы эту пустяковую задачу.
Дмитрий устало перевел взгляд с Альберта на Гарри. Его губы были плотно, как от боли, сжаты.
— Вист,— твердо ответил о» и сурово посмотрел на Г а р р и .
— Повторите,— не менее строго отозвался Гарри.
- Да!
— Вы согласны мне помочь?
- Да!
— И это останется великой тайной?
- Да!
— Не предадите?
— Нет!
•— Вас устраивает тридцать процентов задатка?
— Нет! — ГубТЗ Ш а д р и н а вытянулись серой лентой. Слова он це
лил сквозь зубы.
— Что вы хотите?
— Семьдесят.
— Это мне уже нравится. Вы деловой человек. В вас сидит стопроцентный американец.
«Дальше, дальше, сволочь!.. Я терплю! Видишь, терплю... Я мног .
еще вытерплю. Моя шкура дубленая. Покупай меня! Покупай оптом и
в розницу. Хочешь, я отдам половину своей крови, но только не за тел:.
чтобы спасти тебя, а чтоб кровь моя свернулась в твоих ж и л а х . Говор;',
что тебе от меня нужно?.. Ну, что же ты смотришь взглядом Пуды?!
И тихо спросил:
— Во сколько вы меня оценили?
— На первый случай, когда в ы п о л н и т е то, что от вас потребую вы получите тысячу долларов. На ваши деньги это в десять раз больик
— Когда я получу аванс?
— После того, как подтвердите делом, что вы п р и с т у п и л и к работ
Желательно, чтоб это было не позднее, чем двадцатого числа. Сегоднч
пятое. В вашем распоряжении две недели.
— Я постараюсь.
— Завтра вы получите небольшую сумму на рабочие расходы.
— Сколько?
— Три тысячи рублей
Где мы встретимся?
— Только не здесь.
42

- Где же? — З а к р ы в глаза, Шадрин мучительно д у м а л : «Что ска5ал бы сейчас белесый н а ч а л ь н и к из МГБ?»
— Приходите завтра ровно в семь вечера к ф о н т а н у на площади
1ушкина. Я буду ждать вас на крайней от площади левой скамье. Тольсо будьте точны.
— Я постараюсь.
Альберт н а п о л н и л б с к а л ы ш а м п а н с к и м .
, Гарри п о д н я л бокал и, у л ы б а я с ь своей белозубой у л ы б к о й , вос:л икнул:
- Итак, Альберт, п а р и в ы и г р а л я! Выпьем за то, чтобы тебя и
федь не подводила интуиция.
— Не понимаю вас,— Ш а д р и н отшатнулся от стола и заморгал
глазами, точно их чем-то запорошило.— О каком п а р и вы говорите?
- О Митя!.. Митюха!.. Вы наивный русский!.. Итак, Альберт, зл
тобой тысяча долларов! Т ы с я ч а золотых долларов взамен десяти русских бумажек, на которые можно к у п и т ь в России поношенный костюм
В комиссионном магазине.
— Выражайтесь яснее, Гарри,— р а з д р а ж е н н о с к а з а л Шадрин.—
?|1 не шутки шутить с в а м и пришел сюда.
Скрестив на груди руки, Гарри громко расхохотался. Альберт сидел насупившись и безуспешно старался соломинкой утопить в пунше
льдинку. Ему было не до смеха.
— Почему вы хохочете?! — Д м и т р и й смотрел на Г а р р и и чувствовал, как кровь т у г и м и зыбистыми в о л н а м и приливала к его щекам.
— Я ставил на вас. Против моей тысячи русских бумажных рублей
Альберт поставил тысячу золотых а м е р и к а н с к и х долларов!— И снова
приступ смеха душил Гарри.— А вы, однако, хороший актер. Вы далеко
Войдете!
Шадрин ничего не п о н и м а л . Он рассеянно глядел то на Гарри, то
Альберта. «Неужели р а з ы г р ы в а ю т ? Или я пьян и мне все это кагся?..»
Гарри добродушно похлопал Д м и т р и я по плечу и, у л ы б а я с ь все той
обворожительной у л ы б к о й , с к а з а л :
— Вчера, когда мы с Альбертом спускались из номера в ресторан
обедать, я с к а з а л ему, что к а ж д ы й третий русский, с и д я щ и й в «Метроиоле»— это или чекист с Лубянки, или агент уголовной полиции. Он с
Мим не согласился. В с а м ы х дверях, при входе, я случайно увидел вас,
Когда вы сидели за этим столиком. «Он»,— шепнул я Альберту и глазаИИ показал на вас. Альберт не согласился со мной. А когда мы сели за
ваш стол и он увидел ваше лицо, то против моих тысячи русских рублей поставил тысячу а м е р и к а н с к и х долларов. Он был готов рисковать
большим, утверждая, что вы не чекист и не агент полиции.
Гарри посмотрел на Альберта, который, хмуро потупившись, нервно стучал наконечником мундштука о донышко пепельницы.
— Эх, Альберт, Альберт, в а ш и скалистые К а р п а т ы д е л а ю т и .ч нас
легковерных аркадских пастушков.
— Ну н что д а л ь ш е ? — п ь я н о выдавливал из себя Д м и т р и й . — Как
Же дальше шел ваш спор?
— В м а ш и н е я вручил вам при Альберте т ы с я ч у рублей и н а п и с а л
иписку, в которой назначил вам свидание на сегодня.—- Гарри снова заКЛебнулся в приступе заразительного смеха. Хохотал он так громко ч
Ик неудержимо, как могут хохотать в русских ресторанах только американцы.
— Дальше?— Шадрин пьяно, исподлобья смотрел на Гарри. «И он,
нргодяй, вчера смел мне говорить об Эльбе!..»
43

— Сегодня утром зы встали и неожиданно о б н а р у ж и л и у себя
фотографии и деньги, которых у вас не было вчера.— Вытирая платком
глаза, Гарри делал вид, что не замечает, как каждое его слово, точн ( )
судорогой, сводило лицо Ш а д р и н а .
— Что же было дальше? — тихо спросил Шадрин.
— А дальше вы быстрее лани побежали на Лубянку, где пробыли
ровно час двадцать восемь минут. Там вы получили задание от ЧК я
галопом поскакали переодеваться в свой единственный п а р а д н ы й костюм. Вы решили, что делаете большое патриотическое дело! Вы шли
ловить а м е р и к а н с к и х шпионов! Ха-ха-ха... Наивные русские! Вы легковерны, как дети, и очень любите ловить в своей стране шпионов.
Дмитрий налил в фужер коньяка и, не чокнувшись ни с кем, выпи.':
до дна. Запил ш а м п а н с к и м . Его била нервная л и х о р а д к а . Г а р р и невозмутимо к у р и л сигару.
— Значит, никакого з а д а н и я не будет? — сквозь зубы процеди.
Шадрин.
— Разумеется, друг мой! Все это была м и л а я шутка иностранного
туриста, который хорошо знает нравы русских. Мы, американцы, любим
азарт во всем: в бизнесе, в отдыхе, в споре и даже в дружбе.
Лицо Ш а д р и н а перекосило недоброй, желчной улыбкой.
— Вы говорите, что хорошо знаете нравы русских? А хорошо ли?
Он попытался встать, опираясь локтями о стол, но тут же тяжело сел.—
Нет, вы не знаете, Гарри, н р а в ы русских. Ох, как вы не знаете эти н р а вы, Гарри! С тысячью рублями у вас получилась авантюра. Вы прост-,
обманули доверчивого Альберта, если верить вашим словам. А впрочем... впрочем, вы просчитались. Грубо сработали. Очень грубо! По серой мешковине вы шили черной дратвой. Заметно. И то, что вы выдает^,
за шутку сейчас — это ваш неосторожный просчет. И этот просчет вы
хотели замести сегодняшней импровизацией. Но это получилось по-медвежьи. Такие стервецы, как вы, зря тысячу рублей на ветер не бросают
А у вас получился холостой выстрел.
Гарри это задело. Он перестал смеяться. Лицо его посуровело. Отпив несколько глотков шампанского, он ответил:
— Видите ли, май дарлинг, я всего-навсего турист и люблю импро
визировать. И то, что вы приняли за государственную трагедию — был;
лишь легонькая бытовая комедия... К тому же она, кажется, подходи
к концу. Нужно опускать занавес. В таких случаях говорят: Рт11а 1;;
сотесИа 1 .
Видя, что Шадрин полез в грудной к а р м а н пиджака, Гарри преду
предительно остановил его.
— Вы за деньгами? Не утруждайте себя, счет уже оплачен.
Дмитрий вытащил из кармаиа пачку сторублевых бумажек и потряс ею над столом, не сводя с Гарри взгляда. Что-то недоброе, мсти
тельное почувствовал Гарри в этом прищуренном взгляде. Он уже а
брался было встать из-за стола и раскланяться, но Дмитрий останови
его, придерживая за рукав.
Кровь отхлынула от лица Шадрина. Он сидел, не шелохнувшись.
— Вы сказали, что комедия окончена? А я считаю, что она не окон
чена. Ее последние строки буду дописывать я. Всего полчаса назад в;-.!
упомянули, что деньги не пахнут! Неправда, деньги пахнут!.. Не уходи
те, постойте.
Шадрин грубо осадил Гарри, который хотел подняться со стула
— Эти деньги п а х н у т кровью тех, кто не дошел до Эльбы!.. Он;
1

41

Конец комедии.

пахнут горелым человеческим мясом тех, кого сожгли в печах Освенцима и Закценхаузена... Они пахнут слезами наших матерей и замученных пленных... Они пахнут!..— Дмитрий швырнул сотенные бумажки
в лицо американца, и они веером разлетелись по сторонам. Подоспевший официант принялся проворно подбирать деньги, мешая их с мелочью, которая у него была зажата в руке.
Чувствуя, что дело не обойдется без драки, Альберт отодвинулся
вместе с креслом подальше от Шадрина. А Дмитрий с налитыми кровью
белками глаз, с побледневшим лицом стоял грудь в грудь с Гарри и в
упор смотрел ему в глаза.
— За свой поступок вы ответите по уголовному кодексу! — отступая, сказал бледный Гарри.
— Я отвечу!.. Отвечу за все. Одним разом!..— почти шепотом проговорил Дмитрий.— На первый случай вы хотели купить меня за тысячу
долларов. А вчера вы дали мне задаток в тысячу рублей... Сегодня, сэр,
мы выиграли на мне пари!.. Я поздравляю вас!..— Зубы Шадрина стучали, как в лихорадке. Он дрожал.— Я тоже держу пари! Против ваших тысячи долларов я ставлю пять лет л и ш е н и я свободы. Вы слышите:
иЛъ лет тюрьмы по уголовному кодексу моей Родины.
С этими словами Шадрин нанес в лицо Гарри сильный неожиданный
к'дар. Тот, как подрубленный, плашмя грохнулся на спину и, проехав
четра полтора по скользкому полу, очутился под соседним столом.
Альберта точно ветром сдуло.
В ресторане поднялся шум. Оркестр замолк. Оборвалась ооычная,
торжественно-праздная жизнь первоклассного столичного ресторана.
г В тумане буйного опьянения Дмитрию казалось, что все, кто сидел
I ресторане — друзья и соотечественники Гарри, все они причастны к
Тайному сговору против него. Все они смотрят н;а него чужими ненавимщими глазами.
Широкой отмашью руки Дмитрий смел со стола все, что на нем
Чыло.
Хрустальные рюмки, падая и дробясь, звонкими осколками катипо паркету к мраморному фонтану. Из-за соседних столов вскакиI посетители. Они поспешно ретировались в глубину зала, за фон. Спокойным оставался один амур, купающийся в холодных струях.
Цадриным уже овладело бешенство. Теперь он видел и понимал одио: против него весь зал. Все они хотят купить его за тысячу долларов.
О» поднял над головой круглый стол и шагнул в глубину зала к <ронКНу : туда, где стадно скучились они в черных костюмах, в белых
"•крахмаленных сорочках, с лоснящимися темными волосами...
Теперь уже поднялся на ноги почти весь ресторан. Кто-то из офичнмнтов повис на плече Ш а д р и н а . К нему на помощь подоспел второй,
ЧОТом третий... А Ш а д р и н все шел и шел вперед. На его вытянутых руШ угрожающе высился стол.
р — Вы не были на Эльбе, сволочи! У вас не хватит долларов, чтобы
к у п и т ь русского...— С э т и м и словами Шадрин споткнулся и во весь рост
••Смластался вместе со столом. Он не заметил, как кто-то подставил ему
подножку. Упал прямо перед фонтаном.
От удара при падении или от нервного шока он тут же потерял
иимлиие.
I ...Проснулся Шадрин рано утром. Открыл глаза и не мог понять —
ИР он? Продрогший, в одних трусах, он лежал на деревянном диване,
•«•крытом белой медицинской клеенкой. Рядом с ним, слева, на таком
«| !Ц'р1'иянном д и в а н е спиной к нему лежал полуголый человек, с Оир• >'И ни левой ноге. Ш а д р и н повернул голову н а п р а в о . Справа такая же
• п р и н т . На таком же диване скрючился полуголый старик с синюшным
Цутлоиатым лицом алкоголика. К. его ноте тоже была привязана бирка

Ь
П

45

с номером. Дмитрий перевел в з г л я д на свои голые, покрытые гусиной
кожей, ноги и увидел... «О, боже!..» У щиколотки бечевкой была привязана ф а н е р н а я бирка с номером «78».
Сквозь низкое оконце з полуподвал еле сочился мутно-серый рассвет. Дмитрий закрыл г л а з а . Из груди его в ы р в а л с я сдавленный стом.
Где-то за спиной кто-то тоже стонал. «Что это — сон?.. Куда я попал.•"->
Шадрину стало страшно. Он снова открыл г л а з а и увидел перед сооой
старшину милиции. В р у к а х он держал пузырек с каким-то лекарством.
Преодолевая унизительный стыд, Ш а д р и н спросил у старшины —
где он находится?
Старшина ответил:
— Что, первый раз?
— Первый.
— Тогда поздравляю, г о л у б ч и к . Ты в н а д е ж н о м месте.
— Где же?
— В вытрезвителе.
Шадрин снова закрыл глаза и долго лежал неподвижно. «Докатился! Докатился, Шадрин, до последней, до самой позорной ступеньки
Человек с номером семьдесят восемь». Думал ли когда-нибудь, ч?<>
придется проснуться вот так... Лучше бы в сорок первом остаться лежать под Волоколамском...»

XIX

|—| А ЛУБЯНКУ Ш а д р и н а привезли в крытой машине под охраной
*• * молоденького милиционера, который за всю дорогу не обмолвился
ни одним словом со своим, не попадавшим зубом на зуб, пассажиром
Его привезли и сдали дежурному. Дежурный кому-то позвонил, и через
несколько м и н у т его провели в к а б и н е т того самого высокого поджарого
альбиноса, который вчера давал ему задание. Он посмотрел на Шадрина с нескрываемым презрением: слишком большой была вина человека,
которому много доверили и который не оправдал этого доверия.
— Поздравляю вас. Вы п р о в а л и л и сложную операцию.
Уронив взгляд на пол, Дмитрий х м у р о молчал.
— Что же вы молчите?
— Мне нечего сказать в оправдание.
— Зачем вы столько пили?
— Я сам себя спрашивал об этом и не находил ответа.
Альбинос что-то записал на листке бумаги, потом поднял на Шал
рина свои усталые, воспаленные от бессоницы, глаза.
— Никак не думал, что это можете сделать вы, коммунист, окончивший университет. В войну вы командовали ротой. Были разведчи
ком... А здесь... Мелко, позорно!.. Рассказывайте по порядку, не упу
екайте мелочей.
Шадрин начал рассказывать. Чекист внимательно слушал и дела :
время от времени какие-то записи на листе бумаги. Иногда он ости
рож'НО задавал вопросы и снова что-то отмечал на своем листке. А перед глазами Дмитрия, как тяжелый и длинный сон, проплывала вч,
рашняя встреча с иностранцами. Около часа, дымя п а п и р о с а м и , проси
дели они с глазу на глаз, один, п р и п о м и н а я подробности злополучное>
вечера, другой, записывая их.
— Вы ударили его в лицо. Из-за такого хулиганства начинаются
международные скандалы. Я уверен, что сегодня же добрый десятое
американских газет будет трубить о том, как русские среди бела дня и ;
(жвают невинных американских туристов.
Я просто не выдержал.

— Потому что безобразно много пили.
— Может быть. — После некоторого м о л ч а н и я Ш а д р и н спросил: —
Я арестован?
- Покз свободны.
Дмитрий удивленно вскинул голову.
— Я его ударил в общественном месте. Меня должны судить.
— Вас можно судить... — На слове «можно» чекист сделал ударене. — Однако, если ваши вчерашние друзья не возбудят уголовное дело, то вы можете отделаться легким ушибем.
— Каким?
— Разберут по партийной линии.
— Это еще хуже.
Альбинос пожал п л е ч а м и .
-- Как знать.
*
— Я думаю, что мне придется объяснять свое поведение н.а п а р тийном бюро и на собрании. Могу я сослаться на вас, когда речь зайдет
о вчерашнем вечере?
— Что вы имеете Б виду?
— То, что на вторую встречу с и н о с т р а н ц а м и я пошел по вашему
заданию?
— Ни в коем случае!
— Но это обстоятельство проливает свет на все, что случилось вчеа... Ведь могут все истолковать по-другому.
Альбинос встал и прошелся по кабинету. Заметно было, что он был
раздражен, но сдерживает себя.
— Вы что, хотите нашей высокой фирмой п р и к р ы т ь свое х у л и г а н ство?! Оправдать дебош, который учинили в общественном месте? И все
|то вопреки з а д а н и ю , которое было вам дано... — Альбинос з а к у р и л .
Нгрвно ш а г а я по кабинету и все более раздражаясь, он продолжал: —Своим в ч е р а ш н и м поведением вы мне н а п о м и н а е т е солдата, который поШел в разведку за языком, а вернулся не с -пленным противником, л
пьяный, с четвертью самогона под мышкой. По пути к передовой храбрец набрел на х а т у самогонщицы. Н а п и л с я сам, да еще смародерничал
прихватил с собой...
— Это очень обидное сравнение, товарищ начальник,— глухо произнес Шадрин.
— Вы его заслужили. Прикрывать ваше позорное поведение мы не
можем. А потом, вы же юрист... Вы прекрасно знаете характер и методы
иашей ра;боты. Девизом нашего ведомства являются слова: «Совершенно секретно».
— Что же я буду говорить собранию? — не п о д н и м а я головы, тихо
спросил Шадрин.
— То, что говорили мне позавчера, в нашу первую встречу.
— А зачем я пошел к ним на второй день?
— Все объяснимо. Вы хотели вернуть иностранцам деньги, которые 1
•сучили вам пьяному. Более того, вернув деньги, вы грубо, хулигански
довлетворили вашу оскорбленную честь. Тут все логично. И мы тут не
ричем. Вы точно так же могли поступить, не побывав у нас.
Щ — Понятно.
— Больше вы нам не нужны. У вас, Шадрин, с л а б ы е нервы, мосте идти. И советую забыть, что на Лубянке, два вам когда-то д а в а лось задание, которое вы, как мальчишка, п р о в а л и л и . Вы свободны.
Дмитрий встал и еще раз пристально посмотрел на чекиста, «эх,
Товарищ начальник, хороший ты человек!.. Говоришь — слабые нервы.
А знаешь ли ты о том, что, если по этим нервам, толстым и крепким,
н м к стальные морские тросы, с утра до вечера бить кувалдой, то и они
рОГут лопнуть? Или, если на эти тросы повесить с н а ч а л а одну, потом

«

У

47

другую, потом третью гирю... И вешать их до тех пор, пока последняя.
наконец, не оборвет могучий трос. Всему есть предел. Даже человеческим нервам. И выдержке».
Уже в самых дверях Шадрин повернулся и, не глядя в глаза чекисту, глухо произнес:
— Свой вчерашний поступок я себе никогда не прощу.
Дмитрий вышел из кабинета, прошел длинным тускло освещенным
коридором, миновал дежурного старшину и очутился на улице.
Вчера он вышел из приемной министерства с боевым ощущением,
будто он ядро в заряженной пушке. Сегодня сознание непоправимости
ошибки, предчувствие чего-то рокового и неизбежного угнетало его, давило душу. Ход мыслей был сумрачно-тумавный, тяжелый.
«Человек номер семьдесят восемь»,— всю дорогу не выходило и:;
головы Шадрина. — Как обо всем этом рассказать "Ольге?
Но Ольги дома не было. Достав из-под крылечка ключи, он открыл
дзерь. Дрожали в коленях ноги. Дмитрий с трудом разулся и лег на
диван. «И позор земной имеет свою грань. А я в эту грань уже уперся
лбом. Ниже катиться некуда. Дальше идет сама преисподняя».
Засыпая, Дмитрий почувствовал, что кто-то стучит в дверь. Прислушался. Стук повторился.
— Войдите,— откликнулся он.
Вошел Терешкин. Откашливаясь, он остановился у порога и, прикрывая ладонью рот, старательно вытирал о половичок ноги. На лит 1
его была написана такая почтительность, что Дмитрий никак не мог
осмыслить неожиданной перемены в обращении к нему со стороны
своего непосредственного начальника. Он только спросил:
— Что случилось? — А сам подумал: «За мной пришел. Пришел нг
казнь вести. Ну что ж, пойду. Там, наверное, по всему институту раззвонили, что я избил американца».
— Пожалуйста, садитесь.
Терешкин нерешительно прошел к столу и сел на табуретку.
— Могу вас поздравить.
«Почему «вас»? Ведь всего два дня назад ты обращался ко мне на
«ты», пронеслось в голове Шадрина, но тут же автоматически всплыл
ответ: «Все ясно. Даже судьи, вынося подсудимому смертный приговор,
обращаются к нему вежливо на «вы».
— С чем вы пришли меня поздравить? — спросил Дмитрий.
— С новой должностью.
— С какой?
— Заведующего кабинетом.
— А вы?
— Снова в лаборанты.
— Постойте, постойте... Я решительно ничего не понимаю... — Шадрин; привстал с д и в а н а . — Вы что, шутите?
— Почему шучу? Так настоял Кисиди. Сам в райком ходил. И позавчера сказал вам, что вас увольняют. Так п р и к а з а л директор. А ока
залось наоборот. Помните, вы ждали в приемной Кисиди, когда он оьы
у директора?
— Помню. Кто вас ко мне послал? — Шадрину еще больнее было
от сознания, что он подвел хорошего человека.
— Профессор Кисиди. Велел справиться. Ов решил, что вы заболели. Послал меня проведать и сообщить вам п р и я т н у ю новость.
— Спасибо... — Шадрин сидел на диване, опустив на пол босые но
Iи. — Большое спасибо... Передайте профессору Кисиди, что дня т;м
я не смогу выйти на работу, мне нездоровится. — Сказав это, Д м и т р и и
дал п о н я т ь Терешкину, ч го его уже утомил разговор. Терешкин изви
пился, попрощался и вышел.
4,ч

За стеной пьяный сосед в третий раз заводил одну и ту же патефонную пластинку.
Горе горькое по свету шлялося,
И на нас невзначай набрело...

Пластинка была старая. На середине игла застревала в заезженной борозде, и несколько раз повторялось одно и то же слово. Время
ОТ времени было слышно, как, пьяно всхлипывая, сосед хрипловато подтягивал. Он недавно похоронил жену.
' Дмитрий лег. К р у ч и н н а я песня и горькие в с х л и п ы в а н и я соседа еще
вольше надрывали душу. А стенные ходики равнодушно отсчитывали
вечность. Что им, ходикам, до человеческого с т р а д а н и я ?
Дмитрий старался представить себе, что будет в институте, когда
до стен его докатится весть о его вчерашнем позоре? «Все как будто
сговорились утонченно мучить. А как теперь поднимет голову Меренков!
Чего только не наговорит он Кисиди! И политическая слепота... И пагубная легковерность... И н и к у д ы ш н а я работа с кадрами...».
Р Дмитрий накрылся одеялом. Пытался заснуть, чтобы хоть во сне
убежать от дум, которые теснили голову. На душе было тяжко... Нериый раз в жизни им овладело мучительное желание: уснуть и больше
НС просыпаться.
Вспомнились строки из «Гамлета», которые он учил наизусть еще
и школе: «Умереть, уснуть... и сказать, что сном кончаешь тоску и тыСИЧИ природных мук...»

XX

т| РИ ДНЯ пролежал Дмитрий в постели

после того, как был у не• го Терешкин. Участковый врач, выслушав больного, сказал, что у
И1ГО грипп. Велел отлежаться. Но Дмитрий знал, что это был не грипп.
А что — он не хотел говорить ни врачу, ни Ольге. Он знал только одно:
«ли дня через три не пойдет на поправку, то болезнь может принять
серьезный оборот. Последний раз, когда он выписывался из больницы,
лмащий врач предупредил: если случится, что неожиданно начнет подниматься температура и он почувствует покалывание в груди, нужно
немедленно ставить в известность клинику, иначе могут быть печальные
последствия. Какие это должны быть печальные последствия — Дмитрий знал. «Летальный исход...» Когда он впервые услышал эту краси•УЮ звучную фразу, си не знал, что на простом языке она означает:
«Смерть».
«Смерть! Я не боюсь тебя! Слышишь — не боюсь! Только бы все
-пики ударом! Быстрей... Чтоб не отравлять жизнь другим».
...Но опасность миновала. На четвертый день Дмитрий встал и пэ^ЦСтиовал, как прибывают силы.
«Не торопись, костлявая!.. Рано мне поднимать руки! Я еще должен смыть с себя грязь, в которую нырнул с головой...»
Похудевший, осунувшийся, он явился на работу. В коридорах сто•Дй непривычная т и ш и н а . Почти все студенты и а с п и р а н т ы уехали ч
1ИЛХ0.1Ы на уборку к а р т о ф е л я , многие п р о ф е с с о р а - с п е ц и а л и с т ы были
н щ п м л н д и р о з а н ы па Волго-Дон.
Шадрин поднялся на кафедру. В кабинете сидел Кисиди. Около
*|'ы п п - п р е ж н е м у к р у т и л с я Терешкин. С порога Д м и т р и й понял по гла§цы профессора и Терешкина, что им все известно. На его приветствие
| > Н ( П ' 1 и ответил небрежным кивком и у г л у б и л с я в ж у р н а л ь н у ю статью,
* цитрой он п о д ч е р к и в а л отдельные строки, делая на полях заметки
*.' и м м м к а р а н д а ш о м .
( »Г.й(|к:!.•!» Л!> 5.

49

— Автандил Периклович, я должен с вами поговорить.— тихо сказал Шадрин.
— Я занят. Расскажите все Терешкину.
Крещенским холодом повеяло на Шадрина от этих слов. Он сел за
сгол лаборанта и не знал, за что приняться. Чтобы не нарушать тишины кабинета и не мешать профессору работать, Терешкин положи ~
перед Дмитрием приказ директора об его увольнении. Приказ был написан в смягченных то.нах. И здесь Меренков был осторожен: «...Освобожден от должности заведующего кабинетом марксизма-ленинизма в
связи с тем, что д а н н а я работа не соответствует специальности юриста».
Шадрин грустно улыбнулся.
— Сколько же я ходил в заведующих?
Терешкин п р и л о ж и л указательный палец к губам и п о м а н и л Шадрина в коридор.
Они вышли, з а к у р и л и . Коридор был пуст.
'— Когда об этом... узнали в институте?
— Ты о чем — о драке, или о связи с а м е р и к а н ц а м и ?
— О том и другом.
— Вчера вечером. Был тут у нас инструктор из райкома. Карцеву
и Кисиди давал такого дрозда, что те только кряхтели, да потели. О поведении Кисиди поставлен вопрос на райкоме. Борисова на него зуо
имеет. — Терешкин говорил тихо, с оглядкой. Делая глубокие з а т я ж к и ,
он сочувствовал:— Да, попал ты, брат, в карусель. Говорят, что твое дело — табак... Звонили из прокуратуры...
- Когда будут р а з б и р а т ь на бюро?
— В институте?
- Да.
— Не будут. Вынесли сразу на бюро райкома. Как особый случай. — Терешкин боязливо оглянулся вокруг и, поджав губы, развел
р у к а м и : — С а м понимаешь: статейку тебе пришивают незавидную —
связь с а м е р и к а н ц а м и . — Не успел Терешки» добавить что-то еще, как
дзерь открылась и на пороге показался Кисиди. Он куда-то спешил.
— Сегодня и завтра меня не будет. К пятнице приготовьте сведения о работе с а с п и р а н т а м и . Для р а й к о м а . — Он уже сделал несколько
шагов по направлению к лестнице, но на какое-то мгновение замешкался, потом остановился. — А я, признаться, от вас. товарищ Ш а д р и н ,
не ожидал этого.
— Прошу вас, выслушайте меня, Автандил Периклович...— Шадрин приложил к груди руку, словно ему было больно произносить к а ж дое слово.
— Я сейчас очень занят. Расскажите обо всем Терешкину. Прощайте. — Он спустился по лестнице. Шадрин еще долго слышал его тяжелые, упругие шаги.
Дмитрий зашел в партбюро института, чтобы узнать, когда и к у д а
ему явиться. Дежурный член бюро внимательно выслушал его и, поюзрительно осмотрев с головы до ног, сказал, что ему необходимо сегодня же явиться к инспектору райкома партии.
— .Моя явка обязательна?
Да.
В б у х г а л т е р и и Ш а д р и н у с к а з а л и , что расчет он может получить,
деньги уже в ы п и с а н ы , что кассир будет через пять м и н у т .
— Подождите в коридоре, к а с с и р сейчас придет.
Дмитрий поблагодарил и вышел. «Все-все знают... Связь с а м е р и канцами. Так, наверное, смотрят на предателей и на прокаженных».
Кассир пришел скоро. Дмитрий даже не успел выкурить папиросу.
Во взгляде кассира он уловил любопытство: «Вон ты какой?..»

г>п

...Шел проливной дождь. Он начался н е о ж и д а н н о и дружно. Во
дворе института не было ни души. Он словно вымер.
Дмитрий вышел под дождь. Вахтер остановил его и сказал, что, но
приказанию директора, он обязан сдать пропуск.
. — Я еще должен быть в институте. У меня здесь все документы.
— Придете за документами — выпишем разовый.
Шадрин сдал пропуск. «Какая оперативность!..»
Он вышел на улицу и пропал в густой сетке дождя. Шел неторопливо, з а л о ж и в за спину руки. Такой походкой и с таким видом ходят
Люди, которым больше уже некуда спешить.
Косые секущие струи дождя хлесткими жгутами стегали по лицу
Дмитрия. П о п а д а я за ворот, они противно текли по опи'не.
А он все шел и шел, не зная, куда, не ведая зачем...
— Да!.. — громко, словно с кем-то разговаривая, сказал он. — Хорошо тем, кто у п а л под Волоколамском... И не поднялся... Им теперь
чего не больно... Им ничего не нужно...

XXI
казалось, что никогда так медленно не т я н у л о с ь время,
Д МИТРИЮ
как в этот томительный час ожидания. П р и е м н а я секретаря рай-

кома просторная, чистая. По бокам широких окон тяжелыми ф а л д а м и
спадали светлые портьеры. В углу возвышались две стройные узколнпные зеленые пальмы. Посредине приемной стоял огромный круглый
СТОЛ, покрытый б а р х а т н о й скатертью. От кабинета первого секретаря :•;
кабинету второго секретаря пролегала широкая ковровая дорожка
(Йета з а п е к ш е й с я крови. В дубовом паркетном полу, натертом до зерШлыности, о т р а ж а л и с ь пальмы и переплеты окон.
Все, кто входил в приемную и обращался к секретарше, сидевшей в
окружении ч е т ы р е х телефонов, говорили тихо, почти шепотом, словно
|»а кинофабрике, когда висит светящаяся табличка «Тишина! Идет
1'ЪСМ'Ка». Во всем чувствовалась сдержанность и холодная деловитость.
Время от времени мимо Шадрина уверенной походкой проходили
работники р а й к о м а . Они без доклада открывали тяжелую дверь первоИ» секретаря и скрывались в темном тамбуре.
Всякий раз, как только где-то рядом со столом секретарши разда-'
••лея п р и г л у ш е н н ы й звон, на который она вставала и торопливо шлч
• уда, где заседает бюро, сердце Шадрина делало раскатистый, гулкий
юлчок. Секретарша выходила и объявляла ф а м и л и ю очередного товарища, вызванного на бюро.
Перед заседанием Шадрин сосчитал: вызванных па бюро было
|ГМЬ человек. Все молчаливо ждали, когда откроется дверь и секретарн* назовет очередную фамилию. Шадрина все не вызывали. Уже давно
уШгл полковник в отставке, который пришел после него. Вышел и тог
думный м у ж ч и н а в кителе и хромовых сапогах, которого па виду Шадрин п р и н я л за х о з я й с т в е н н и к а . Со счастливым сиянием в г л а з а х потрошилась с секргтг.ршей молодая женщина, по всей вероятности т о л ь к о
•и» п р и н я т а я в п а р т и ю .
В приемной осталось всего двое из вызванных на бюро.
На улице уже зажглись огни. Вспыхнула зеленая н а с т о л ь н а я л а м '|.| к па столе секретарши. Вот снова, где-то слева, за ее спиной, раздал| М | и г у ч и й , низкого тона сигнал вызова. «На этот раз меня»,— подумал
Ш и л р и п и привстал. Такое волнение он испытывал давно, в н а ч а л е войии, перед первой атакой.
По и на этот раз вызвали не его, а того, другого — лысого кевозИИИМого т о л с т я к а , что сидел рядом со столом секретарши и вниматель«•

51

но ч и т а л газету. Д м и т р и й удивлялся его выдержке и терпению: он прочитал, очевидно, от первой до последней строки несколько газет. А когда его вызвали, толстяк неторопливо встал и, свернув аккуратно газету, положил ее на круглый стол. «Вот это — нервы»,— с завистью подумал Дмитрий.
Потом мимо Шадрина прошел инструктор, с которым он неделю н а зад разговаривал около двух часов. Все, что говорил тогда Д м и т р и й ,
он тщательно, как на допросе в прокуратуре, записывал. Изредка вставлял вопросы и продолжал писать. Сейчас, проходя мимо Шадрина, он
№е ответил на его приветствие, сделав вид, что не заметил его.
Лысый толстяк в кабинете первого секретаря задержался недолго.
Дмитрий ждал последнего звонка. Но его все не было. Прошло десять, прошло пятнадцать, прошло, наконец, двадцать минут. О Ш а д р и не словно забыли. У него мелькнула догадка: «Наверное, слушают доклад инструктора».
Дмитрий вздрогнул, когда дверь отворилась и секретарша назвал.:
его фамилию. Он вошел в кабинет. За Т-образным столом сидело девять
человек. Заседание бюро вела Борисова.
Дмитрию предложили пройти и указали на стул, стоявший в конце
стола. Но он не сел. Окинув взглядом членов бюро, Шадрин дрогнул
Рядом с генерал-майором, в профиль к нему сидел Богданов. Вначале
Шадрин подумал, что ему показалось, но, когда Богданов повернул лицо в его сторону, и взгляды их встретились, Дмитрий понял, что дел<:
его совсем плохи.
Борисова курила. Затягиваясь папиросой, она н а т у ж н о кашлял;н, глядя на Шадрина, вполголоса переговаривалась с соседом, худоща
вым.пожилым человеком, которого, как показалось Дмитрию, он где-то
видел.
Все смотрели на него. Взгляды взвешивали, прощупывали, буравили...
— Товарищ Шадрин, вы д а в н о в п а р т и и ? — прокуренным голосом
спросила Борисова.
• — Десять лет.
— С сорок второго?
-Да.
— Где вступали?
— На фронте.
— Награды имеете?
- Да.
— Какие?
— Пять орденов и четыре медали.
— Как же вы докатились до такой жизни?
Шадрин не ответил.
— Расскажите, как вы познакомились с а м е р и к а н ц а м и и получили
от них тысячу рублей, а на второй вечер устроили в ресторане дебош
Как все это случилось?
Опустив глаза на зеленую скатерть. Дмитрий сдержанно и тих
рассказывал. В третий раз ему приходится рассказывать одну и ту /IV
позорную историю. В третий раз он с болью и кровью выносил на суд
теперь уже самый высший партийный суд — свою «связь» с америка; 1
цами. Слушали его внимательно, не перебивая. Когда он дошел до дс
пег, о б н а р у ж е н н ы х утром, Борисова насмешливо оборвала его на по.г
слове.
- Недурственно!.. Прямо, скажем, недурственно... Целый вечер ни
м и л и на американские денежки, довезли вас на американской машн:1
до дому и еще вдобавок дали на память тысячу рублей. Вряд ли встр"
52

'тишь п о д о б н ы х Д0|бряков, 410:6 ни за понюх табаку так щедро облаго•Ьегельствовали. Продолжайте.
Шадрин продолжал.
Когда он замолк, генерал беспокойно з а в о з и л с я на стуле и задал
вопрос:
— За что вы п о л у ч и л и первый боевой орден?
— За Волоколамск.
Генерал з а к и в а л головой, точно желая сказать: «Понятно... понятЬо».
Психиатры говорят, что длинные кошмарные сны с бесконечным
•нагромождением то фантастических, то грубо реальных событий проводят в мозгу человека за какие-то секунды.'Вздремнувшему на коротком п р и в а л е солдату может присниться множество милых сердцу картин. Р а з б у ж е н н ы й о к р и к о м командира, он в первую минуту думает, что
•Проспал несколько часов.
Ученые-медики утверждают, что перед смертью, в последние минуты, вся п р о ж и т а я человеком жизнь с сонмом лиц, вереницей событий,
Калейдоскопом р а д о с т е й и с т р а д а н и й проплывает в голове человека с
космической быстротой, удивительно обостренно, четко, вырисовываясь
даже в т а к и х мелочах, которые много лет назад уснули на глубоком
Яне п а м я т и .
Вот и теперь... Когда Шадрина спросили, за что он получил свой
Первый боевой орден, в воображении Шадрина в какое-то мгновение
•спыхнула ночь. Тревожная, д л и н н а я ночь, которую он раньше никогда
Не в с п о м и н а л . Раненный под Жлобином, он ехал в тыл, в госпиталь. Лил
дождь. Н у д н ы й осенний дождь, какие в пинских болотах могут идти
сутками. На каждом уха;бе размочаленной дороги пустые железныебочки и я щ и к и так подбрасывало в кузове, что Шадрин опасался, как
бы самая б о л ь ш а я , непрочно з а к р е п л е н н а я бочка не накатилась на неро и не задела его раненную руку. Накрывшись брезентовой плащ-накидкой, он к у р и л . При каждом толчке з раненой руке пульсировала острия боль.
Шадрин* сидел на ящике из-под патронов. Ящик был наглухо заоит
II » нескольких м е с т а х туго перетянут проволокой.
• Что н а х о д и т с я в ящике — Дмитрий не знал. Но, судя по тому, что
штабной офицер, сидевший с шофером в кабине, несколько раз вставал
ня крыло и бросал тревожный взгляд на ящик, можно было полагать —
|руз в нем представлял ценность.
< Остановились в деревушке, утонувшей в непроглядной ночной измороси. Л е й т е н а н т пошел в крайнюю хату договориться о ночлеге. Шофер выглянул из к а б и н ы , чтобы справиться, цел ли там раненый и не
МЛСрнуть ли ему п а п и р о с к у . Шадрин осмелился спросить у шофера,
ничему лейтенант-штабист так беспокоится о ящике, на котором о:*

• идит.

— В нем ордена.
•— Какие ордена?
— С убитых. В штаб везем.
Лицо Ш а д р и н а вытянулось. Он всем телом подался вперед, хотел
и чгм-то спросить шофера, но слова застряли в горле. Шофер понял его
•иижение.
^ — За последние две недели в одной только нашей дивизии полегл ч
иг мн л о ребят. Почти у каждого по две, по три награды.
Шофер п р и к у р и л толстую с а м о к р у т к у и, не с п р а ш и в а я , хочет лн
НИ к у р и т ь , п р о т я н у л ее Шадрину. Только теперь Ш а д р и н по-настояще«V ршглядел освещенное спичкой лицо шофера. Оно было обветренное,
иеЛрмтое, с т е м н ы м и п р о в а л а м и х у д ы х щек. В его хриплом, простуженном голосе з в у ч а л о с о ж а л е н и е , что вот он, совсем здоровый человек,
53

едет в кабине, а раненый Ш а д р и н трясется под дождем в кузове, сред;:
пустых бочек и ящиков.
— Откуда будешь, браток? — прозвучал из темноты РОЛОС шофера.
— Из Сибири.
— А я из-под Воронежа. С какого года?
— С двадцать второго.
— Годки... — донеслось до Шадрина.
Хлопнула дверка кабины, и зарычал мотор. Это вернулся лейтенант. Он договорился о ночлеге.
Когда заехали во двор, шофер заглушил мотор и помог Шадрин,
вылезти из кузова. Потом они вместе с лейтенантом сняли с машинь.
ящик с орденами. Натру'жемно дыша, они внесли его в избу, где в самом углу, под иконами, слабым печальным светом теплилась бледно
фиолетовым огнем ламбада.
Шадрин лег на полу. Немолодая и, наверное, одинокая хозяйка, ви
дч, что кроме шинели у Шадрина ничего нет, подала ему под голову
латаную шубейку, а накрыться — грубое тканое одеяло, к а к и м и в Сн
лорусских избах застилают кровати.
Ящик с о р д е н а м и стоял у стены, под окном, в головах у Шадрин,
Ночь прошла в бессонице. Темными тучами, одна печальнее др>
гой, клубились в голове тяжелые думы. Шадрин видел ордена... Много
много орденов. То они поблескивали, привинченные к выгоревшим н,1
солнце гимнастеркам, то почему-то плавились и трескались в пламен
горящего танка, то, простреленные, рдели кровавыми сгустками.
Здоровой рукой Шадрин нащупал на груди свои два ордена, неж
!ю погладил их ш е р ш а в о й ладонью. «Может, и вы когда-нибудь с г р \
ци моей перекочуете в такой же ящик из-под патронов,— думал о.
т р о г а я грубые доски я щ и к а , стоявшего в изголовье. Ордена... Нет, н
в такой таре н у ж н о возить вас, родимые... Для этого бесценного г р у 5
нужно отливать золотые ларцы и нести их над головами. Нести, как
знамева, нести, как солнца... Сколько светлых человеческих надежд, ка
кяе бездонные поднебесья мечты, океаны возвышенных чувств и родни
ковы.х помыслов спрессованы в этом сосновом ящике, что стоит в убогоч
крестьянской избе. И это всего только одна дивизия. А сколько так!"
дивизий выходило из боя, потеряв добрую треть, а то и полови и \
3 месяце четыре недели, в году двенадцать месяцев... Война идет уж,
четвертый год...— Шадрин пытался умножать, но всякий раз, как толь
ко перед глазами его проплывали разбитые отступающие дивизии пер
иого года войны, он сбивался со счета.— Пожалуй, целый вагон таки
орденов. Да что там вагон? Десяток вагонов... Эшелон орденов с уби
тых мог бы идти в Москву. Да, да, в Москву! Вечным хранилище^
воинской доблести может быть лишь Москва! Только она, всем' горо
дам город, сможет в груди своей вместить всю неизмеримую высоту чс
ловеческого подвига, всю глубину любви своих сынов, оставшихг
лежать 1.? голе боя... Только великой многострадальной матери-Москш
по плечу вы нес п; неуемную скорбь и бездонное горе».
Лейтенант и шэфер уже с п а л и . А Шадрина мучил вопрос: куда В(
зут ордена? Зачем везут? Что с ними будут делать? Почему их не О!
мравляют родным?
И вдруг осенила мысль... Она была как вспышка молнии в ночи. О
ьолнения Шадрин даже п р и в с т а л . Зажав в коленях коробок спичек
он прикурил одной рукой окурок, который специально приберег. Скл''
пив голову, он сидел и курил. Сидел с з а к р ы т ы м и глазами. Л а м п а д к \
хозяйка потушила сразу же, как только все легли. Очевидно, экономим
остатки гарного масла.
«...А что, если сделать так... Пусть пока все эти ордена свозя' и

• Москву, х р а н я т их в я щ и к а х где-нибудь в военных складах, под строгой
• охраной. О х р а н я ю т , как знамя полка... И у каждого ордена должен
Ьбыть свой д о к у м е н т , в котором точно, без ошибок было бы написано:
• чей орден, откуда родом погибший, с какого года, где пал в бою, и, если
Весть прощальное письмо-завещание (а такие листочки солдаты писали,
I уходя в бой), то оно тоже должно быть в конверте вместе с орденом...
ВТ1отом кончится война... Кто окажется в живых — вернется домой. МноВиГие не вернутся... Не вернутся миллионы... Они уже больше никогда не
• переступят порога родительского дома. При виде сына или дочки, ко• торые со слезами кинулись бы на шею вернувшемуся с войны отцу, ни• когда не просияют радостью их глаза. Не пробежит по грубой обвет•ренной щеке солдата горячая слеза вновь обретенного счастья... Их
•уже нет... Они остались лежать под -ракитами, у межи в ржаном поле,
1у разбитых проселочных дорог...
А в Москве построят по заданию правительства огромный Пантеон
НИ назовут этот Пантеон к а к и м - н и б у д ь простым, но берущим за самую
Кдушу словом... Неважно, что Пантеон этот займет много гектаров зем•ри (грудь России широка)... Неважно, что много ночей будут ломать
•головы с а м ы е великие архитекторы над тем, чтобы слить воедино к р а Всоту,
мужество и благородство человеческой души. Этот Пантеон долч; жен быть В е л и к и м п а м я т н и к о м Великому подвигу Великого народа.
И вот о т к у д а - н и б у д ь из-под Рязани или из далекой Сибири старуш•ка-мать услышит по радио или вычитает сама из настенного календаря,
•Что построили в Москве такой большой дом, где хранятся ордена поН^ибших на войне. А у ее сыночка, как он писал в письмах, было три меВдал-и и орден. Приедет она в Москву, войдет в этот красивый и печаль•ный дом, п р о н и з а н н ы м солнцем, и ей скажут в особом окошечке, что
ИЬрден ее сына н а х о д и т с я на девятом этаже, в восьмом секторе, в ком•Вате номер три. И тут же, чтоб старушка не забыла, дадут ей бумажку,
вроде билетика, где стоят три цифры и ф а м и л и я сына. Войдет она в
''Лифт... Л и ф т бе-лпумно поднимет ее на девятый этаж. Вежливый деж у р н ы й п р о в о д и т старушку в третью комнату восьмого сектора... И вот
на к р а с н о й б а р х а т н о й подушечке она увидит боевой орден и медали ее
сыночка. А в н и з у н а д п и с ь к р а с и в ы м и разборчивыми буквами. Все, как
полагается: и ф а м и л и я , и и м я , и отчество, и откуда родом, и когда ролился, где п о : п о . и где похоронен. Долго будет стоять в скорбном молчании с о г б е н н а я мать, п р и п о м и н а я , как начал ходить ее Алешенька,
Как произнес он первое слово « м а м а » , как потом, когда уже подрос, ходил вместе с б о л ь ш и м и в лес за малиной. И ведь такой был старатель•гый, такой у с е р д н ы й , ни ягодки в рот не положит, а все в туесок, да в
туесок. Не то, что д р у г и е ребятишки: пока не наедятся, ни горсточки не
бросят з л\ к;ш:ко. Послушный был мальчик. А как совсем вырос и как
ИЬолучил повестку в военкомат — даже не заметила, так быстро проле•гело время — в т р у д а х , в вечных заботах и хлопотах.
"В этом п е ч а л ь н о м доме не совьет себе гнездо радостная улыбка.
В нем будут ц а р и т ь высокое благоговение и торжественная т и ш и н а . И
не лики с в я т ы х , а боевые ордена будут отражены в зрачках грустных
глаз п о с е т и т е л е й . Не религиозный фанатизм сдавит настрадавшееся
Сердце, а в')лны то горьких, то с л а д к и х воспоминаний захлестнут его в
своем прибое».
——
Размечтавшись, Ш а д р и н дошел до того,_что увидел и свои ордена
Ий алой б а р х а т н о й подушечке под стеклом. Он отчетливо видел лицо
матери, с к л о н и в ш е й с я в немом молчании над наградами. Видел скор'бные с к л а д к и ее р т а . Она в черном кашемировом платке, сползшем с сеЮй головы на опущенные плечи. Но глаза ее сухи. Все слезы выплаканы, на дне д у ш и о с т а л а с ь одна сухая, полынная горечь. Вот она молча
Истает на колени и делает земной поклон. Но не только перед его по55

душечкой... Она это делает посреди светлой просторной комнаты. Мать
кланяется всем, чьи награды лежат в этой комнате рядом с орденами .м
медалями ее сына. Она — мать им в с е м , а о н и все — ее сын о в ь я . Она — Мать скорбящая...
...Вдруг фантазия Ш а д р и н а оборвалась, как »ить шелковой пряжи.
Наверняка, в ящике с орденами, что стоит у него в изголовье, нет ник а к и х документальных записей о тех павших в боях, чьи гимнастерки
еще совсем недавно у к р а ш а л и эти ордена. В воображении Шадрина ор. дена трескались и плавились не в пламени горящего т а н к а , а в домен
ных печах, куда их ссыпают из вагонеток, на которых к домнам подвозя:
металлический лом. Расплавленный металл тяжелее ртути... Что?.. Что
сделают из этого металла, каждый милли-грамм которого овеян д ы м а м и
боев, освещен заревом орудийных вспышек? Если из »его будут л и т ь
пушки, это еще туда-сюда, но, если он пойдет на дверные ручки, нг.
кастрюли или на дамские шпильки... Нет, этого не должно быть! Это
святотатство!..
И вдруг, словно под лучом мощного прожектора, в воображении
Шадрина встала другая к а р т и н а . Москва... К р а с н а я площадь. Шадри ;
стоит внизу, у п а м я т н и к а Минину и Пожарскому. За его спиной собо'
Василия Блаженного, слева — мавзолей Ленина. Прямо перед ним старинное здание Исторического музея. А справа... Справа невиданный ь
истории зодчества п а м я т н и к Погибшему Солдату. Уже издали свое,,
монументальностью и необычностью композиции п а м я т н и к приковывал
внимание. Шадрин идет ближе к памятнику. К нему течет живая человеческая река. Но это не обычная людская процессия, какие он виде,на п р а з д н и ч н ы х демонстрациях. Люди снимают шапки. Люди молча;
Люди о чем-то задумались. Шадрин видит их лица. Они угрюмо-сосредоточены. И вдруг он слышит вопрос прохожего, который вливается :
человеческий поток, плывущий к п а м я т н и к у .
— Почему все сняли головные уборы?
Никто ему не ответил.
— В честь чего такое скорбное шествие? Что это — траур? — про
звучал тот же голос.
— Да,—.глухо произнес пожилой человек с обнаженной головой
— Почему?
— Разве вы не знаете, из чего отлит этот памятник?
Тот, кто спрашивал, недоумение пожал плечами.
— Нет...
— Он из орденов погибших на войне.
Диалог оборвался. Было слышно шарканье подошв о каменную
брусчатку Красной площади.
Шадрин всматривается в п а м я т н и к , в суровые, пророчески-мудры-,
и вместе с тем добрые черты лица воина. Все, что есть светлого в чело
веческом сердце, все отражено на этом лице: мужество, воля, земна •
тоска уходящего из жизни... Даже затаенная мужская нежность, к < торую не заволо«ли окопные дымы. Он как бы шепчет молчаливом
людскому потоку: «Люди!.. Там, на войне, мы не только ходили в атак-.;,
не только стреляли из пушек... Мы любили... Мы всегда помнили о ва .
н а ш и братья и сестры. А вы, наши юные невесты... О, если б вы з н а л и
к а к и е волшебные т у м а н ы солдатской мечты плавали в п р о к у р е н н ы блиндажах... Мы писали вам короткие, как автоматная очередь, письм:
Вы ждали нас... Мы не пришли к вам. И вот теперь вы уже не юные. >
многих из вас я вижу седину в висках. В глазах
ваших затаила;...
грусть... И если когда-нибудь недобрый человек, желая обидеть в а , .
пг.зовет старой девой — не печальтесь, будьте горды, наши ровесницы
Маше одиночество — н а г р а д а тем, кого вы не дождались. Мы все зк

ем... Когда к вам п р и х о д и л и похоронные, вы хоронили не только нас,
не и свои н а д е ж д ы , свои мечты. Над х о л м и к о м своей женской доли вы
п а м я т н и к о м с т а в и л и ч и с т у ю Любовь. Так будьте же горды своей судьбой! И если она, как вечно ноющая р а н а , п р и ч и н я е т вам душевную
|0оль — помните всегда: вы и сегодня стоите плечом к плечу с нами,
у п а в ш и м и на поле боя. П р я м о и гордо смотрите в гл^за тем вашим
^частливым подругам, которые к у п а ю т с я в л у ч а х семейного благоденствия и не знают, что такое одиночество, что такое о п а л е н н ы е сердцй
Юных невест, не д о ж д а в ш и х с я своих нареченных. Не плачьте, когда,
перечитывая наши пожелтевшие солдатские письма, вы вспомните все.
что ждали от жизни и в чем жизнь вам отказала...»
С людским потоком Шадрин все б л и ж е и ближе подходит к п а м я т [ику, п р и с т а л ь н о в с м а т р и в а я с ь в лицо бронзового в о и н а . По спине
.митрня пробегает дрожь. Гений х у д о ж н и к а сумел вдохнуть в холол[й неживой металл ж и в у ю огненно-опечаленную душу... В этом много|НШ>м бронзовом м о н о л и т е , с п л а в л е н н о м из десятков... сотен тысяч...
[ллнонов орденов у б и т ы х воинов... в каждой к а п л е священного метал— большая человеческая судьба. Не нужно спрашивать, почему так
.думчивы л и ц а , отчего з а т у м а н е н ы взоры тех, кто подходит к п а м я г 1ку. У каждого кто-то не вернулся с войны. Цветы... Цветы... Горы жиIX цветов у подножия. И рядом часовой, застывший в торжественном
[рауле. Внизу, у подножия п а м я т н и к а , на бронзовом постаменте
|Д,пись:
' «Люди! Если п о с л е д н и е к а п л и нашей крови, последнее дыхание насогревает вас сегодня — значит мы с в а м и , мы не засыты. Спасибо,
м, люди, за добрую п а м я т ь о нас».
...И вдруг, точно в налетевшем вихре, все з а к р у ж и л о с ь , спуталось,
.стаяло... Осенняя ночь под дождем в п и н с к и х болотах, пустые бочки
•под бензина, ящик с орденами, Великий Пантеон, согбенная мать.
|асная площадь, бронзовый п а м я т н и к , цветы, цветы, часовой... — все
Юг.рузилось в многоцветный хаос, бесследно потонуло...
. Перед г л а з а м и — зеленая скатерть. Над скатертью склонились л и в н а ч а л ь с т в е н н о м о к а м е н е н и и . И голос... Трескучий, мертвящий гоЮс Борисовой:
, — Вы позорите ордена, которыми н а г р а д и л о вас Советское правительство. Вы недостойны носить высокое звание члена партии.
Шадрин молчал. Он мысленно пожалел, что ордена его не очутпь в том ящике из-под патронов в ту дождливую ночь в пинских боах.
— Где и когда вы вступили в партию?
Тот, кто задал вопрос, был в синем кителе. Он так склонил голову,
*
ЧТО Дмитрий, стоя у к р а я стола, мог видеть только его пролысину и
су бледного л б а .
- После Волоколамска,
'довлетворемный ответом, генерал к и в н у л головой.
!ледующий вопрос Шадрин услышал, но лицо человека, задавшего
е видел. Он стоял неподвижно, вперив взгляд в одну точку стол;1.
- Зачем вы п и л и с а м е р и к а н ц а м и во второй вечер? Вы просто-нао могли бы в е р н у т ь им деньги и сказать, что они ошиблись.
- Я этого не сделал. И в этом моя г л а в н а я в и н а .
Уступило м о л ч а н и е . Его о-борвала Борисова.
• - А почему вы, товарищ Шадрин, в своей биографии и в л и ч н о м
^нгткс но учету к а д р о в скрыли, что ваш родной дядя репрессирован ;?
|М,17 юлу как в р а г н а р о д а ?
}»- По этому вопросу я уже несколько раз объяснялся подробно. В
•НСТИТуте и в р а й к о м е , у с т н о и письменно. Могу повторить то, что вам
1*р известно.

К

57

- Не всем это известно,— вставил худощавый м у ж ч и н а , сидевший
рядом с Борисовой.
Шадрин объяснил еще раз, почему он в анкетах не писал о своем
репрессированном роднюм дяде.
— Странно у вас все получается: с а м е р и к а н ц а м и познакомились
случайно, деньги вам всучили незаметно, против вашей воли, о дяде вы
ничего не зн<али, виновность своей судимой жены не признаете, и считаете, что это простое недоразумение... Не на что опереться, чтобы решить вашу п а р т и й н у ю судьбу положительно. Николай Гордеевич. —
Седой м у ж ч и н а с огромным кадыком круто повернулся к Богданову. —
Вы, кажется, с Шадриным работали? Как о» зарекомендовал себя и
прокуратуре?
Богданов заговорил не сразу: он вздохнул, потом неторопливо размял патшросу.
— Я знаю Шадрина неплохо. Мне пришлось больше года рабо1ать с ним вместе. Ничего лестного о нем сказать не могу. Из п р о к у р а туры его уволили за недобросовестное отношение к своим обязанностям
Обернувшись к Карцеву, который сидел у окна, Борисова спросил;;
— Как он работал у вас?
Щеки Карцева пунцово вспыхнули, но ответил он твердо, Схм
колебаний:
— Замечаний не имел. И воо.бще... — Карцев развел руками. Показал себя с положительной стороны.
— Еще бы!.. Работать три недели и показать себя с отрицательно;' 1
стороны,— язвительно заметила Борисова и удушливо закашлялась
после глубокой затяжки. И тут же, точно боясь, что насупившийся ген»,
рал незаметно возьмет из ее рук руль управления заседанием, она рез
ко пробарабанила пальцами по столу и обвела членов бюро наметание
начальственным взглядом.
— Какие будут предложения?
Никто не смотрел на Шадрина. Чувствовалось, что никому не хо
телось первым давать роковую команду: «Огонь!..» Но вот заерзал и >
п
воем стуле Богданов. О» медленно поднял голову, и его п р а в а я бров:..
дрогнув, застыла подковой.
•— Считаю, что поведение товарища Шадрина несовместимо с щч
быванием в партии.
— Другие предложения будут? — надтреснуто-глухо прозвучи I
голос Борисовой.
Генерал хмуро посмотрел на Шадрина.
— Я предлагаю дать строгий выговор с занесением в лич'ное дел •
Борисова удивленно в с к и н у л а брови на генерала.
— Я считаю, что поведение товарища Шадрина позорит высок •
знание члена партии. Тем более, что его драка с иностранцами... Груб'»
избиение иностранца влечет за собой уголовное наказание. Мое предл '
жение определенно и твердо: исключить Шадрина из партии. Прош\
голосовать. Кто за это предложение?
Не подняли рук двое: генерал и сидевший рядом с ним пожил. >и
человек с седыми висками и худощавым обветренным лицом. Это бы ч
заслуженный учитель, директор одной из московских школ Денис Три
фимович Трощук.
— Кто против?
Поднял руку один генерал.
— А вы, Денис Трофимович? — обратилась Борисова к Тропи
к у . — Воздержались?
— Думаю, что мы поторопились в такой категорической форме он
иинить Ш а д р и н а в неискренности, когда разговор шел о дяде, репресси
рованном в тридцать седьмом году. Шадрин мог этого не знать. Что к.|
58

сается вторичной в с т р е ч и с а м е р и к а н ц а м и в ресторане, то здесь многое
тается в тени. Совершенно опущена роль Лубянки, которая, как п.раило, не оглашается. А если принять во в н и м а н и е это обстоятельство, то
екоторые поступки Ш а д р и н а могли бы выглядеть совершенно в ином
вете. Поэтому я воздерживаюсь от голосования за оба предложения.
За второе предложение — вынести Ш а д р и н у строгий выговор гоосовал лишь один генерал.
— Бюро р а й к о м а вас исключает из п а р т и и , т о в а р и щ Шадрин,—
холодно и р а в н о д у ш н о с к а з а л а Борисова, не г л я д я на Д м и т р и я . — Ваше право о б ж а л о в а т ь решение бюро р а й к о м а вплоть до обращения в
•Центральный Комитет п а р т и и .
Шадрин вышел из к а б и н е т а . В п р и е м н о й стояла т и ш и н а . Рука его
потянулась за п а п и р о с а м и . Пальцы д р о ж а л и . Он з а к у р и л . С е к р е т а р ш а
поливала из графина цветы. Дверь на балкон была открыта. Увидев
Шадрина с папиросой, секрота.рша сделала ему замечание, Дмитрий
молча прошел на балкон. Опершись на н и з е н ь к и е перила, он стоял и
смотрел ВН'ИЗ. Там, внизу, куда-то спешили л ю д и . Они п о к а з а л и с ь Дмитрию суетливыми м у р а в ь я м и . Пять этажей отделяли его от а с ф а л ь т а .
Высота каждого э т а ж а — три метра. «Пятнадцать метров... Всего т р и
секунды л а д е ш г я . И это будет последнее падение...»
И вдруг в воображении Ш а д р и н а всплыла другая к а р т и н а . К р а <
ная площадь... Мавзолей... У входа в гробницу вождя неподвижно застыли часовые. Он видит их суровые, торжественные лица. Кругом ни
души. Д м и т р и й стоит перед мавзолеем и смотрит, п р и с т а л ь н о смотрит
на лица часовых. Потом он нащупывает письмо... Да, оно в кармане.
Это его эпитафия. Пусть знают друзья, что он был и у м и р а е т честным
коммунистом. Просто больше не выдержали нервы.
Трофейный пистолет заряжен шестью п а т р о н а м и . А ему, Ш а д р и н у ,
достаточно всего одной пули. Только сделать это н у ж н о быстрей и, как
можно, ближе к мавзолею. Пусть смерть его будет символом его верности партии и народу.
Вот он ощутил п а л ь ц а м и рукоятку п и с т о л е т а . Вот з в я к н у л в з у б я ч
металл короткого ствола. В последние мгновения он успел окинуть
взглядом голубые ели, задумчиво п р и г о р ю н и в ш и е с я под древней кремлевской стеной. Он даже успел заметить смятение на лицах часовых,
застывших у входа в мавзолей. «Скорей! Не медли!..» Вот большой п;:Лец левой р у к и ( п р а в о й он держит рукоятку пистолета) нажимает на
Спусковой крючок... И все! Слышен только отдаленный звон. Отдаленный звон... И больше ничего... Ничего...
Потом и эта к а р т и н а оборвалась. Ее вытеснило другое видение.
Кабинет Сталина... За столом сидит он... Такой, каким его Ш а д р и н з н а ет на портретах. Перед ним л е ж и т письмо, написанное рукой Шадрина.
Эго письмо, как доложили ему, изъяли из к а р м а н а того самого г р а ж д а нина, что застрелился. Письмо начинается словами:
«Товарищ С т а л и н ! Я коммунист и солдат. У м и р а я , перед грабом
Ленина, обращаюсь к Вам с этими последними словами...»
Лицо С т а л и н а невозмутимо спокойно. Он не дочитал письмо до
конца и отодвинул его в сторону. О, как он спокоен! Ш а д р и н у стал.)
Страшно при виде этого леденящего р а в н о д у ш и я . Было т р у д н о дышать.
«Неужели?! Неужели могло быть так!» Ш а д р и н д р о ж а л . Не попала/'.
|уб на зуб. «Неужели это Сталин?»
В какое-то мгновенье его воспаленный рассудок вновь обрел ту силу и ясность, к о т э р ы е были затуманены п р о м е л ь к н у в ш и м и видениями.
И снова, как в детстве, он увидел холодную реку... Борясь с волнами,
110 ней плывет раненый Чапаев. Пули в о к р у г поднимают белые фонМимики. А он, герой войны, гордый
орел, бросает в пространство:
•Врешь, не возьмешь!..»
59

«А Чкалов?.. Когда у него в воздухе не оставалось в баках бензина — он летел... летел на самолюбии... Вот и в твоих баках, .Шадрин,
;:ет ни капли бензина. Но ты в воздухе. Ты должен лететь!.. На чем?
Лети на нервах!.. Лети на выдержке, лети на терпении. Пусть к р ы л ь я м и
тебе будет надежда!..»
Дмитрий стоял на балконе с т а к и м видом, будто он бросил вызов
целой Москве. А она, белокаменная, кипела, бурлила... Она несла и качала Шадрина на своей широкой могучей груди, как океан несет и качает на своих крутых валах крохотную п а р у с н у ю яхту... И к а ж д а я капля этого неумолимого людского океана к р и ч а л а : «Москва слезам не
верит!»
Опершись р у к а м и о п е р и л а балкона, Ш а д р и н высоко запрокину.]
голову. Забыв, зачем очутился здесь, он шептал сквозь зубы, шептал
мстительно, ожесточенно:
— Врешь — не возьмешь!.. Без боя не сдамся! Не затем я дважды
в ы к а р а б к и в а л с я из рук твоих, Смерть, чтобы сейчас, когда впереди такая жиз'Гь, лечь с а м о м у под косу твою! Уходи прочь!.. Солдат Шадрин еще ж и в ! Солдат Ш а д р и н еще не раз пойдет в атаку!..
XXII
Г | ИСЬМО долго не попадало адресату. Недемю оно лежало на тум*• * бочке у кровати Дмитрия. Четыре дня его носила в своей сумочке
Ольга, и только на двенадцатый день оно попало в р у к и Ш а д р и н а , который слег сразу же, как только пришел с бюро р а й к о м а . С диагнозом
«острая сердечная недостаточность» он в тот же вечер на «скорой помощи» был доставлен в Третью Градскую больницу.
Сегодня первый день, как Д м и т р и ю разрешили подниматься. Он
был рад приходу Ольги, рад письму, рад тому, что строгие врачи, наконец-то, разрешили ему выйти в коридор.
— От кото? — спросил Ш а л р н н , ч и т а я адре.. на конверте.
— Не знаю.
— Странно, даже без обратного адреса...
Штемпель на марке стоял московский. По р а з м а ш и с т о м у почеркч
Дмитрий догадался, что письмо от Богрова.
По коридору сновали сестры и няни. Ссутулившись, мимо проплывали больные в полосатых застиранных п и ж а м а х .
— Пойдем в уголок, к окну, там тише.— сказал Д м и т р и й и поднялся с кресла.
В уголке холла, под громадной пальмой стояли два свободных кресла. Зябко кутаясь в белый х а л а т . Ольга смотрела на Д м и т р и я истосковавшимися глазами.
— Господи, скорее бы тебя в ы п и с а л и , дома я тебя за неделю вылечу.
— Потерпи еще денька два-три.— у с п о к а и в а л ее Дмитрий, разрыва я конверт.
— Необыкновенный с л у ч а й ! Письмо от Богрова! За пять лет жиз!»и в студгородке он домой н а п и с а л не больше пяти писем. А тут вдруг...
С чего бы?
— Митя, ч и т а й вслух,— попросила Ольга, г л а д я руку Дмитрия.
Но Шадрин, словно не р а с с л ы ш а в ее слов, л и х о р а д о ч н о пробегал
г л а з а м и неровные строчки.
«Здпавствуй, мой дорогой друг\
Это письмо пишу тебе на Чертовом мосту, на том самом мосту,
где мы когда-то открыли друг другу свои сердца.
Я очень устал. Устал падать топором на головы невинных людей
60

Что-либо изменить в этом неумолимо-жестоком ритме не в моих
силах. Поэтому избрал самое легкое — ухожу из жизни.
Если случиться тебе бывать в наших краях, на Тамбовщине,—
зайди к моей матери, утешь старую добрым словом. Деревня Прокуткино.
Ты сильней меня, Дмитрий. Ты должен жить и бороться. Помнишь, наш седой латинист часто говорил нам своим певучим старческим голосом: Рег аврега а{ а$1га. Через тернии к звездам]..
Я знаю, Дмитрий, ты победишь трудности и ты долетишь до своих звезд. А мои звезды потухнут сегодня. Я устал. Я очень, очень
устал...
Это письмо опущу в почтовый ящик своей рукой. Последнее
письмо в моей жизни. Я пишу его тебе. Когда найдут мое тело, при
мне будет письмо в Центральный Комитет. В нем я о многом пишу.
Это мой последний рапорт партии.
Перед солдатом, написавшем стихи о Сталине, моя совесть чиста. И я немного утешен тем, что мой бесславный конец может о(>легчить его участь.
Дмитрий! Дорогой мой друг! Постарайся меня понять.
Чертов мост... Чертов мост... Роковая развязка моей жизни. Когда-то наш великий славянский предок Александр Суворов провел
своих чудо-богатырей через Чертов мост в Альпах. Он провел их
через тысячу смертей, и русские победили.
Я верю в единство и силу нашей партии. Я верю, что она проведет наш терпеливый народ через Чертов мост, который коварная
история положила на его пути. Я верю в торжество учения Ленина.
Верю в победу коммунизма.
Над Сокольниками плывут облака. Последние облака в моей
жизни. В сетях голубоватых звезд запутался печальный месяц. И
звезды, и месяц, и эти два старых дуба на островке, к которым с берега тянут свои руки две уже немолодые липы, и тишина над прудом... — все это в последний раз. В последний...
Прощай,'мой дорогой друг. Прости.
Василий Багров».
По лицу Шадрина проплыла серая тучка. В руках его дрожало
исьмо. Потом оно упало на пол. Ощупывая расслабленными пальцами
(Ягкие подлокотники кресла, глядя куда-то в одну точку, Дмитрий
Стал и, ни слова не сказав Ольге, стремительно направился в кабинет
дажурного врача. Он не спрашивал разрешения войти, не спрашивал,
Южно ли ему позвонить... Он просто подошел к телефону и, не обращая
Мимания на тс, что его оговорила заведующая отделением, возмущения такой вольностью больного, н а б р а л номер телефона.
Он попросил, ч т обы позвали Богрова.
Гллос в трубке ответил, что Богров у них не работает, что его
'Же нет.
Дмитрий понял, что ему не хотят говорить правду.
— Товарищ дежурный, я друг Богрова. Я хочу знать, что с ним
[Лучилось. Моя ф а м и л и я Шадоин, мы вместе учились.
Тот же голос ответил, что Богров трагически с к о н ч а л с я , что похоКжили его десять дней назад.
Больше Шадрин не стал ни о чем расспрашивать дежурного военЮЙ прокуратуры.
Когда он вернулся к Ольге, она с письмом в р у к а х стояла у окна.
I Глазах ее застыл ужас. «Что 2 .. Нсужолч п р а в д а ? » — с п р а ш и в а л и ее

глада.

Дмитрий понял, что она п р о ч и т а л а письмо.

I

Он ничего не ответил. Он подошел к окну и, словно забыв, что рядом с ним Ольга, оперся ладонями на подоконник и, подавшись всем
корпусом вперед, пристально всматривался в небо, точно выискивая в
нем ответ на мучивший его вопрос.
Там, в голубом небе, невесомо легко плыли белые облака. Плыл;'
безмятежно, тихо, как будто в мире ничего не случилось...
(Продолжение следует).

ХРОНИКМ ЛИТЕРЯТУРНОИ ЖИЗНИ
Ведет Л. Н. Мадпсон
1936 ГОД.
Я Н В А Р Ь . В «Бурят-Монгольской правде» помещены: рецензия Н. Занданова
«Брынзын санха» о повести Ц. Дона и
статья Н. Балдано «О некоторых вопросах
развития бурятского театра».
Наркомпросом БМАССР совместно с обкомом комсомола объявлен конкурс на
пионерскую песню. В течении января в газете «Бурят-Монголой унэн» появились тексты А. Аюржанаева, Д. Дамдинова, Ц. Галсанова, Б. Абкдуева, Ш. Нимбуева, Д. Гуринова и других
ФЕВРАЛЬ. В «Бурят-Монголой унэн»
опубликованы речь X. Намсараева на приеме трудящихся нашей республики руководителями партии и правительства и его
статья «Большое счастье».
В «Бурят-Монгольской правде» напечатана статья Н. Занданова «Поэт-орденоносец» (о X. Намсараеве).
Издан первый сборник стихов Алексея
Уланова «Заглик». Вышел первый номер
литературно-художественного
журнала
«Бата зам» («Верный путь»). В номере помещены статьи Ц. Дона и Н. Занданова,
первая глава из второй книги повести
X. Намсараева «Цыремпил», рассказа Солбонэ Туя «Дарима и Ананда» и Ж Балданжабона «Хозяин победы», одноактная пьеса А. Шадаева,
стихи X. Намсараева,
Д. Дашинимаева, Ц. Галсанова, Д. Мадасона, Ц. Номтоева, Ч.-Н. Генинова и
Б. Абидуева.
В издательстве «Академия» издан эпос
«Аламжи Мэргэн» в переводе поэта Ивана
Новикова Это первый бурятский эпос полностью переведенный на русский язык
МАРТ. Вышли сборник стихов Д. Хилтухина, «Родина счастливых» и эпическая
поэма «Кбгэн Жэбжээнэй» в обработке
Ц. Дона.
В газете «Бурят-Монгольская правда >
опубликован новый вариант поэмы Солбона
Туя «Ангара».
АПРЕЛЬ. В «Бурят-Монгольской правде»
помещена статья Н. Баханцева «О недосстатках одного романа» (о книге Ц. Дона
«Брынзын санха»). Для помощи писателям
Бурятии приехал из Москвы поэт Д. Туманный (ныне известный писатель Н. Панов).

В Улан-Удэ состоялся объединенный пленум писателей Восточной Сибири и БурятМонголии. В адрес писателей Бурятии получены приветственные письма от Демьяна
Бедного, Леонида Леонова, Николая Асеева, Веры Инбер, Якова Шведова и Александра Кирпотина. В работе пленума приняли участие И. Гольдберг, П. Петров,
И. Молчанов-Сибирский, К. Седых, П. Маляревсккй, А. Кузнецова, М. Басов, Е. Жилкина (все иркутяне),'В. Конев (Черемхово),
представители Читы, Армии и писатели
Бурятии. Повестка дня пленума: 1. Состояние и задачи поэзии
Восточно-Сибирского
края (докладчик И. Молчанов-Сибирский)
и содоклад о поэзии Бурят-Монголии
(А. Хамгашалов); 2. Состояние и ближайшие задачи бурят-монгольской драматургии (доклад Солбонэ Туя) и содоклад о
бурят-монгольском театре (М. Шамбуева)
Газеты Бурятии уделили большое внимание пленуму. «Бурят-Монгольская правда:
посвятила его открытию 6 полос. Пленум
работал четыре дня. Писатели выступали '
колхозах, на предприятиях, в частях Красной Армии. Правительство и обком партии
устроили прием участников пленума. На
приеме
выступили:
М. Н. Ербаноь
И. Гольдберг, П. Петров Н. Панов, X. Намеараев и П. Дамбинов.
Московский Государственный литературный музей приобрел труды фольклорист.!
К В. Бабинова.
Н. Панов переводит поэму Д. Дашинп
маева «Краснознаменный дивизион».
МАЙ Бурятский театр ставит пьесу Со.)
бонэ Туя «Оюн Билик», посвященную р<
волюционной деятельности М. М. Сахьяш
вой.
ИЮНЬ. В Улан-Удэ состоялся траурный
митинг по случаю смерти великого русск;
го писателя, родоначальника советской ли
тературы Алексея Максимовича Горького
В Союзе писателей проведено обсужден^
статей Д. А. Абашеева «Пути развития н < >
вого литературного языка» и А. М. Хам!
шалова «Художественная литература и и
вый литературный язык».

НОВЫЕ СТИХИ

Дондок УЛЗЫТУЕВ

В С А Я НА X
У реки по прозванью Аха,
Монко скачущей по. перекатам.
Отражающей облака
II впервые назвал тебя братом.
Тм сидел на кауром коне,
• похожий на горную реку
Весню пел о родной стороне.
I Саяны прислушались к эху.

И чем выше мы шли наугад,
тем друг другу родней становились,
и уста мои крикнули «Брат!»
На вершине, где тучи толпились.
И вскричал я в восторге: «Аха!
Ах-ха-а!» — отозвались вершины,
И меня повторила река,
а ее повторили равнины.

Что за невидаль горцу гора?
ТО ли дело для жителя степи!
{•кружилась моя голова
Мк увидел я горные цепи.

С той поры не бывал я в горах.
С той поры в моем сердце навеки:
запах розы в альпийских лугах
и обвалы, и светлые реки.

Ц, рожденный для быстрой езды,
Йретающий в скачке отраду,—
I хватал скакуна под уздцы
• прислушивался к камнепаду.

Горный ветер гуляет во мне
и шумят темно-синие ели,
плещет хариус на быстрине
и трубят и ликуют олени

А когда разгорался костер.
| «оней отпускали на отдых.
Щ с охотниками разговор
М»одн.1, как заядлый охотник.

Покорили Саяны меня,
а когда — не успел оглянуться.
Но дождусь ли счастливого дня.
чтобы вновь к этим тропам вернуться?

Иу, а я неподвижно лежал —
ЦК меня подкосила дорога.
• больших городах вспоминал,
|Ц людей и огней очень много

Ну. а если уже не приду
попрощаться с нетающим снегом,
я какой-нибудь выход найду —
стану горным раскатистым эхом.

Полыхали огни светляков.
I неба сыпались метеориты.
Шумно таяло пламя костров,
• Мерцали во мгле фосфориты.

Отзовутся Саяны во мне,
и опять я им душу открою,
чтобы стать синей галькой на дне,
той реки, что зовется Ахою.

I боялся сказать обо всем.
Ммько все это в сердце запало..
(1»шлу тем прихотливым путем
Мс к истокам река увлекала.

Превращусь я в осенний туман
» к снегам прикоснусь и остыну,
поднимусь лад хребтами Саян
и дождем упаду в луговину.

Цмч воды становился иной
I ргчкг, что между скал извивалась,
М* менялось — трава под ногой,
М4о над головой изменялось.

Я
и
я
по

I купался в зеленой реке,
МЛ N3 желтого озера воду,
ммй камень нашел на песке
М*м черный цветок в непогоду.

Снова вспомню я песню твою,
и взбираясь скалистой тропою,
о тебе эту песню спою
вместе с высокогорной рекою.

в охотника вдруг превращусь,
в свое превращенье поверя.
со старым Дымбреном пущусь
следам серебристого зверя.

63

АЛЕНЬКИЙ КОЛОКОЛЬЧИК
В те далекие годы
я видел зеленые сны
цвета степной травы,
В те далекие годы
мы с матерью стадо пасли
на склоне Пестрой горы.
В те далекие годы
меня убаюкивал ветерок,
со мной заводил игру.
В те далекие годы
я увидел алый цветок,
трепещущий на ветру.
Тогда у матери я спросил:
— А что это за цветок?
— Это колокольчик, мой сын,
аленький колокольчик, сынок! —
Белый ветер его трепал
на зеленом лугу,
я встал на колени и припал
левым ухом к цветку.
И вдруг я услышал тихий звон,
чистый далекий звон.
Я от радости закричал:
— Колокольчик! Я слышу тебя!
А цветок головою качал,
тонким звоном звеня.
С тех пор я вырос и повидал
белый, бескрайний свет,

в южных странах я побывал,
и в больших городах побывал,
где колокольчиков нет.
Видел оранжереи цветов,
но за сердце не брало —
ни яркое золото южных роз,
ни лилии серебро...
А сегодня я снова
на склоне Пестрой горы,
и вспоминаю сны,
цвета степной зеленой травы,
цвета синей весны.
Снова я на коленях стою,
снова тебя узнаю.
О, колокольчик!
В родных краях
ветер со всех сторон...
Вслушиваюсь до боли в ушах,—
а где же далекий звон?
А ты молчишь на белом ветру,
кланяешься земле,
Пестрой горе,
зеленой траве,
небу, ветру и мне
Неужели не зазвенишь как тогда?
Неужели замолк навсегда?
Перевод с бурятского
Станислава КУН Я ЕВ А

РЕПРОДУКЦИИ С РАЬОТ
СКУЛЬПТОРА И. Ж У К О В А
(См.

статью в УК ур.'-.а.к; „/ш/'/лч/.Г Л« •-/)

г

На,— в миг иной мы как во сне живем
И действуем,— осмыслив лишь потом.
Д. Байрон.
1

СЕМЬ угра. выйдя из дому, Да'рима Галданова направилась на
работу Город еще спал, улицы были
почти пустынны, лишь кое-где мелькали
•динокие прохожие. Свежий мартовский
|етер обдавал прохладой, пссиня-голубое
ЖС<> предвещал.1 ясный солнечный день.
ЬОн не хочет считаться со мной,—
Ирпшш.наи И'.дроОн'Х-ти
ночной разфлвкп с мужем, подумала Дарима. —
Нисколько не хочет!»
Высокая, стиг.Гшан, в модпим пальто
из тонкой серой шерсти, в маленькой седой шляпке. из-под которой выбивались
Черные кудри. ;>,'1Л выглядела совсем
иной.
«Кще увидим, кто без кого жить не
Шожет»,—снова подумала Дарима, и неИбрая улыбка промелькнула по ее лицу.
ускорила шаг. Даже сейчас, наъ в крайнем душевном смятении,
не могла допустить и мысли о том,
нарушить ставшее привычкой пра— приходить в больницу за полчаса
иема смеаы.
Дарима работала старшей сестрой хн|'Ц»Питес'ко1\| отделения. Ее — черпогла41», говорпвшуы ч!:;!,-им грудным го.то•Ш, хороши ,:и.-!ли !'. ">лыпще и любили
«» 1ч>!п>ки сослуживцы, но и больные.
Миш :п Б;'.-елын !:;|.чв, за скромность,
•< Душенное у ч а с т и е к страданиям дру•»• Вольные В!-егда с нетерпе)гнем ждан» «• чолв.тепнм з палатах.
Ни как пройдет день сегодня? Сумеет
* ппн подаЕлть ^хватившую ее тревогу?
•4*дно, пусть с<>"н' едет»,—решила
В) «Байкал;- .V;- 5.

В

Дарима, уже войдя в помещение и поднимаясь на третий этаж.
В процедурной ее встретила смеяная
сестра Зоя Борисова. Поздоровавшись,
она сказала:
— Можешь начинать приемку.
— Подожди, Зоя, минутку. Я только к
Танюше забегу,—ответала Дарима и, надев белоснежный накрахмаленный халат,
направилась в противоположный
конец
коридора, в операционную.
Приоткрыв дверь, Дарима увидела, что
там готовятся к операции. В такие минуты старшей сестре Татьяне Зерновой, как
правило, бывало недосуг.
«Одним бы словом перекинуться — н
то стало бы легче».—Дарима повернула
обратно. В это время из операционной вышла стройная, голубоглазая девушка и окликнула ее:
— Ты ко мне, Дарима?
— Да, Танюша... Хотела поговорить
— Что-нибудь срочное?
— Нет, ничего особенного... Потом
Кед;, у тебя времени нет.
--- Да, Барадпи Эрдыпесвич нот и.и
подойдет...
Дарима тяжело вздохнула.
— Что с тобой? Ну, говори быстрсш.ко.—Таня взяла ее за руку, наг.ишула в
глаза. На лице у нес. покрытом еле аамегными веснушками, ппянчлап. онаГю
ченность.— Ну. говори, не м>чай меня..
— Сюрприз мне вчера Люр преподнес.
— Агор?
— В колхоз собрался. . Даже со млой
не посоветовался, и вдруг, как гром в
ясный день: < Кду. говорит, в колхоз, а
65

ты с сыном потом приедешь»... Будто и
не жена я...
— Ну, уж, не преувеличивай,—улыбнулась Татьяна.—Не может быть, чтобы
Аюр не посоветовался с тобой.
— Не веришь?—вырвалось у Даримы.
•—Ты еще плохо знаешь его. Это же эгоист!
— Смешная ты, Дарима. Ну ладно,
не горячись, давай после работы обо всем
потолкуем.
Подруги условились о встрече, и Дарима вернулась в процедурную, где ее ждала небольшого роста, круглолицая Зоя
Борисова.
В отделении было семь палат и изолятор, в который обычно помещали тяжело
больных. На этот раз он пустовал.
— Ночь прошла, можно сказать, нормально. Только Иванов из шестой палаты
не спал и земляк твой, Мухунов, из третьей, все морфий просил,—рассказывала
Зоя Борисова.—Иванову-то вечером резекцию желудка сделали, а этот Мухунов, как всегда, на острые головные боли
жаловался. Я ввела ему морфий. Он будто успокоился и заснул, а часа через два
снова потребовал. Я сказала, что больше
морфия не дам, тогда он такой шум поднял, всех в палате разбудил. Пришлось
дежурного врача вызвать. Насилу успокоили. Ты бы с ним поговорила, Дарима.
А то никому в палате покоя нет.
Дарима пообещала:
— Хорошо, поговорю с ним, обязательно поговорю.
— Только ты гляди, не очень-то,—
усмехнулась Борисова.—А то нянечки уж
и так говорят, что с тебя глаз не сводит. Смотри!— и Зоя шутя погрезила ей.
— Еще чего придумаете?— стараясь
подавить смущение, ответила Дарима.
После врачебного осмотра все ходячие
больные вышли в сад. Никому не хотелось оставаться в помещении в этот первый по-настоящему весенний день. Солнечные лучи, то прячась, то снова появляясь, играли на деревьях с набухшими, готовыми раскрыться почками, ласкали теплом все живое. И у всех было необычно приподнятое настроение. Даже те,
кто не мог двигаться, чувствовал себя гораздо бодрее, словно болезнь начинала отступать. Глядя на них, Дарима думала о
том, что страдает в этот день лишь она
одна и что виной этому Аюр.
66

В «тихий час» Дарима зашла в процедурную. Обрадованная тем, что там никого нет, она присела на диван. 'Хотелось
хоть немного побыть наедине с собой,
спокойно подумать. Она закрыла глаза,
но тревожные, сумбурные мысли, пипрежнему неотступно продолжали бередить сердце.
Может в самом деле следует поехать г
Аюром? Ведь он добрый и умный. Он никогда не кривит душой и если говорит <
счастье для всех, то говорит это от всег<;
сердца. Но почему он не посоветовался':'
II что ее ждет там, -в улусе?
Вспомнилось детство. Когда умер отек.
Дариме было всего полгода. Мать работала в колхозе дояркой, а брат Цырен заканчивал среднюю школу. К Цырену ежедневно приходили друзья-одноклас:с;;ши
Бато Намсараев и Павка Макаров. Русский мальчик Павка свободно говорил п м бурятски, запевал на ехорах, и был вс
общим любимцем. В улусе хорошо помни
ли его отца Ивана Макарова. Ссыльны,
революционер, поселившийся у них
пятнадцатом или шестнадцатом году, др>
жил с бурятами-бедняками, рассказыв.1
им о жизни рабочих, ненавидел богаче* 1
и нойонов. После революции Иван М;*
каров, организовав партизанский отрл.1
сражался против белогвардейцев. Уже ;
двадцатом году он, раненный, был схвачн.
и зверски убит. У людей о нем осталз<:
добрая память. О нем слагали легенды
а к Павке относились как к родному.
Окончив школу, друзья рассталип
Павку избрали секретарем райкома комо>
мола, а Цырен и Бато поступили в Ленмп
градский энергетический институт.
Прошло два года. Ждали па каникул
Цырена и Бато. Но на этот раз они и>
приехали. Вскоре Цырен написал, что «т
оставили институт и ушли на защи I *
Ленинграда. Узнав об этом, мать как I
сразу осунулась, сгорбилась, и с той м<
ры Дарима ни разу больше не видг I •
улыбки на ее лице.
А жить с каждым годом станови.1»<
все труднее и труднее. Казалось, войне и.
будет конца. Исхудавшая до неузшп: и
мости, мать только и думала о том, .'.I
накормить, одеть и обуть свою дочь. I'
вот однажды, надеясь, что с приходом
дом мужчины им станет легче, мать при
вела к себе возвратившегося в у л >
фронтовика-инвалида. Однако получи.н> •

припомнив утренний разговор с Зоей, п о не так. Отчим заставлял Дариму выполнять непосильную работу, попрекал ее
думала Дарима.
кускам хлеба, а напившись, набрасывался
Она знала Мухунова еще по школе. Он
с ремнем и гнусной бранью. Но еще крепбыл года на три старше и звали его тогд.1
че попадало от него самой матери, котоМунху. Уехав из улуса, она больше ни рарая каждый раз с горькими слезами встузу с ним не встречалась. И вот дней депалась за дочь.
сять назад, здесь в больнице, произошла
Радостные минуты бывали у них лишь
неожиданная встреча. Мухунов сразу узнал
тогда, когда приходили письма от Цырена
ее.
[или навещал их Павел Макаров, который
— Привет, Дарима! Как хорошо, что
Г работал уже секретарем райкома партии,
ты здесь!— воскликнул
он.— Надеюсь,
но, бывая в колхозе, никогда не зайыва.;
не забыла Михаила Мухунова?
[заглянуть к ним.
Конечно, она не могла забыть его. Ведь
Студеным январским днем сорок четв школе Мунху был любимцем девчонок.
вертого года пришло извещение, подпиА таких вряд ли забывают! Но каким кра[Зсашюе командованием части,
в которой
савцем он стал теперь!
^•служил Цырен. Что тогда шло с матерь;;)?
Уловив па себе восторженный взгляд
Она сначала, словно потеряв дар речи, безДаримы, Мухунов взял ее за руку и с
['юучно шевелила губами. Через несколько
улыбкой проговорил:
[Шшут, не обращая ни на кого внимания,
— Никогда не думал тебя такой увиСначала что-то искать. Переворошив все
деть. До чего же похорошела!
•сундуке, она уже бессмысленно стала
Дарима покраснела.
•статься из угла в угол. Дарпме каза— Ты не смущайся, я от души говоЬось, что мать сходит с ума. За ночь ее
рю, — рассмеялся он. •— Теперь хочешь
•устые черные волосы стали белыми...
или не хочешь, придется каждый день
[ Когда пришло письмо от Бато Намсаравстречаться.
Ш, мать уже не в состоянии была встаВрачи установили у Мухунова легкое
вать с постели. Бато писал:
сотрясение мозга. Он то и дело жаловал• «Последние слова Цырена были обраще- ся на головные боли. И Дарима верила
1Ы ко мне. Он очень просил меня щшсмотему, старалась облегчить его страдания. А
Мпъ за Даримой н помочь ей встать на ноэто вот как, оказывается,
истолковали.
Ш. Я заверил друга, что сделаю для нее
Хватит, теперь она будет обращаться с ним
•Се, что смогу. Я не н а х о ж у слов для Вастрого официально.
Шбго утешения и прошу только учесть,
«Сейчас поговорю с ним о ночном эпи4Ю просьба Цырена. останется для меня
зоде», — решила она, входя в палату.
••ценной до самого конца моей жизни».
Увидев, что Мухунов один, Дарима тоБато Намсараев остался верен своему
ропливо подошла к его койке.
Иову. Уже в 1948 году, узнав о смерти
— Вы бы лучше свежим воздухом поврнминой матери, он — инженер ГЭС —
дышали, — холодно произнесла она. —
|ЮТ же день поехал в улус и забрал девВон какой прекрасный сегодня денек! Все
ЧЯ1КУ к себе, в город.
на улице, а вы, наверное, морфий опять
Окончив семилетку, Дарима поступила
потребуете.
I Медицинское училище. Там она подруМухунов нахмурился. Исчезла улыбка,
Мдась с Татьяной Зерновой, а в год оконкоторой он встретил Дариму.
<Ииия училища вышла замуж за своего
— Что, уже нажаловались?— Он приМляка, молодого преподавателя сельскоподнялся с подушки, набросил на плечи
ИМЙственного института Аюра Галданова.
халат и сел. •— Ябеда же эта Зоя!
01Ю пор прошло пять лет...
•— У нас нет ябед, — оборвала его ДаР- Тебя, Дарима, -в третью палату прорима. — А шуметь, поднимать скандал, да
НП,
заглянув в процедурную, сказала
еще ночью... Вы же всех разбудили. Раз•Милая няня и уточ}1пла: — Опять Муве можно так себя вести?
цмв.
Мухунов сник, опустил глаза.
Последние слова няни неприятно коль— Прости, Дарима, больше этого не буДариму, но, не подав вида, она 5ыдет.
пышла в коридор.
— А сейчас — на улицу! —- Она крут»
повернулась и вышла...
• И что им дался :-)ТОТ Мухупов?» —
67

Насилу дождавшись Бальжнму Ьотогоен\ и сдав ей смену, Дарима сбежала по
лестнице. Татьяна уже ждала ее у выхода,
и иодруги медленно направились домой.
— Так что, говоришь, у тебя произошло с Аюром? — подхватив Дариму под
руку, заговорила Зернова. — Я ведь давеча^
ничего толком и не поняла.
Искренность подруги глубоко тронула
Дариму и, прижавшись к ней, она сбивчиво рассказала о том, что Аюр вчера вечером неожиданно объявил о своем отъезде
в колхоз. Она с ним разругалась, наговорила ему дерзостей. Видимо, не сегодняшвтра он уедет.
— Вот он каким эгоистом оказался,—
лакончила Дарима.— Даже не поговорил
со мной, не посоветовался... Ну, что ж,
пусть себе один да улус едет, а я и без него
проживу и сына сама выращу... Ничего, я
горе с детства познала, белоручкой никогда не была и это вынесу. С голоду, во
нсяком случае, не помру, лишь бы рукиноги целы были...
Татьяна улыбнулась.
- Тебе, конечно, не понять чужую беду,— заметив улыбку, с обидой произнесла Дарима и, немного помолчав, спросила: — Ты мне только скажи, как бы ты
поступила на моем месте?
— Я бы поехала с ним, — не раздумывая, ответила Таня.
— Поехала бы?
— Да, поехала бы, и тебе советую ехать.
Дарима выдернула руку.
— Ты всегда его поддерживаешь, — с
раздражением сказала
она. — Всегда...
Даже когда он не прав. Бросить аспирантуру, поставить крест на свое будущее —
я во имя чего? Подумаешь, председатель
колхоза! Невидаль какая!
Наступило молчание.
Хорошо зная характер подруги, Татьяна не спешила возобновить разговор. За
долгие годы их дружбы они не раз крепко спорили, и Дарима всегда, погорячившись по-началу, постепенно отходила, а
через некоторое время обе, как ни в чем ни
бывало, уже смеялись и шутили.
Татьяна одобряла решение Аюра поехать
в колхоз и была уверена в том, что и
Дарима, рано или поздно, тоже поймет его
и согласится с ним.
Они молча миновали несколько улиц.
— Зайдем ко мне, Дарима, — сказала
Таня, когда очи поравнялись с ее домом.

г.н

Дарима » нерешительности останови
лась, посмотрела на свой дом, возвышавшийся через два квартала по этой улицр,
и свернула за подругой.
— Л-а, Дарима! — приветливо встретила ее старушка-хозяйка. — Что-то давненько у нас не была. Проходи, раздевайся.
— Спасибо, Нелагея Ивановна, — поблагодарила Дарима. — Я ненадолго. Домой спешу, а то, чего доброго, потеряют
меня.
— Ничего, потеряют — найдут, — заметила Татьяна. — Снимай пальто, поужинаем.
Дарима неохотно разделась.
— Есть не Чуду, — решительно объя
вила она, увидев, как Татьяна направилась на кухню.
— А это мы посмотрим,— улыбнулась
Таня. — Пока же садись, вот тебе «Огонек» — свежий номер.
«Что сейчас делает Аюр? — подумала
Дарима, оставшись одна. — Наверное, пошел за сыном в детсад. Как он уверен, чти
я обязательно поеду за ним! Откуда такая
уверенность? Или считает: раз жена, зна
чит должна подчиняться воле мужа?»
Возвратившаяся Татьяна перебила е<мысли.
— Что за душа у Пелагеи Ивановны! воскликнула она. — Заботится, словно ма
тушка родная! И благодарности никакой
не хочет принимать. — Затем, подсев ,;
Дартгае и обняв ее, ласково заговорила
—Ну чего ты так переживаешь?.. Не нуж
но... Пройдет время, все станет на сво!место, этот вчерашний спор вам обоим
покажется смешным.
— Ты так думаешь? — перебила ее Да
рима.
— Вы прожили с Аюром пять лет. Ра.:
ве ты не убедилась в его чутком, внимд
тельном отношении к тебе?
— Я тебя. Танюша, не совсем пони
маю, — возразила Дарима. — Неужто т м
1
считаешь чутким, внимательным отнош'
кием то, что он, даже не спросив меня, |>г
шил поехать .в колхоз? И главное, зачем
ему это? Что ему — памятник золотой 11
это поставят? Или он хочет избавиться ч 1
меня?
— Ты глупости говоришь, Дарима... Г<
ли бы зто слышал Бато Намсараевич, л>
выругал бы тебя.
не случайно назвала Намсарк

ва. Ведь Бато Намсараевич и его жена,
учительница Бутэд Нагаслаевна, были для
Даримы что родные отец и мать. А они с
больший уважением относились к Аюру.
Да, жаль, что его нет здесь сейчас, — с грустью произнесла Дарима. —
Он думает, что Аюр считается со мной,
'уважает меня. II не знает, как поступает
', мой любящий муж. Ему, видишь ли, нуж! но бороться за счастье других, и эту борь[бу за счастье он начинает с разрушения
собственной семьи.
— Что ты заладила: разрушает семью,
считается с тобой, — перебила ее Татьяиа.— Мне кажется, не Аюр, а ты хочешь
збить семью. Погоди, послушай меня,
помнишь, как мы провожали Вато Намараевича в Братск? А разве его кто-нибудь направил туда? Ничего подобного! Он
оставил спокойную работу на ГЭС, оронл благоустроенную квартиру и уехал,
/ехал еще в то время, когда люди там ислвали неимоверные трудности. А
помни, как отнеслась к этому Бутэд Напаевна. Разве она хоть одним словом
прекнула его? Нет! Она поступила так,
должен поступить настоящий друг и
оварищ.
— Агитируешь? Ну, что ж, агитируй,
то ты и комсомольский вожак, — замела Дарима и добавила: — Только боюсь,
зря стараешься.
$— Я чувствую, тебя одолевает сейчас
непримиримости,—спокойно продоляа Зернова.—Но это пройдет, уверяю
я, пройдет. И ты еще...
— Танюша!—послышался в это время
емкий голос Пелагеи Ивановны.
<— Ох, про котлеты забыла,—спохватиТатьяна и стремглав выскочила на

ЕШЕНИЕ переехать в колхоз Аюр
принял накануне, после того, как
совершенно неожиданно навестила
езвычайная» делегация из родного колЮза. Встреча эта произошла так.
этот день он был свободен от лекций
гуте и, обложившись книгами, систолом. Работалось легко и весело,
сказывалось то приподнятое наение, которое не покидало его с восвья, когда они с Даримой были на
ере в театре. «Борис Годунов», впер-

вые прозвучавши!! на сиене Улан-Удэ;гского оперного театра, вызвал огромна
удовлетворение. Особенно восхищаласъ
Дарима: «Прелесть какая!.. Замечатель1
но!.. Линховоин-то. Линховоин!.. Надо и;.
быть таким талантливым!—взволнованно говорила она.—А юродивый —• Арса,ланов!.. И вообще весь спектакль... Как
хорошо все-таки иметь оперный театр!»
И вот в одиннадцатом часу раздался
стук в дверь.
— Да-да! Войдите!—не отрываясь от
стола, громко крикнул Аюр.
Дверь распахнулась, и в квартиру вошли несколько человек. «Кто это можег
быть?»—удивился Аюр и поспешил в переднюю. Там он столкнулся с Павлом
Ивановичем Макаровым.
— Что, не узнал?—весело по-бурятски
спросил Макаров.—А мы целой делегацией
к тебе, Аюр Бадмаевич. Принимай гостей.
— Павел Иванович!—радостно воскликнул Аюр.—Да что вы стоите? Раздевайтесь, товарищи, проходите, 7>роходн
те!
— Не ждал, наверное. Но мы люди п^
гордые,—все так же весело продолжай
Макаров.—Взяли да сами, без приглашения, приехали.
— Я очень рад, садитесь, пожалуйста,
— И вы, друзья, садитесь!—пригласил
Аюр бухгалтера колхоза Цыренжапова и
Дондока Аюшеева.
— Уж не взыщи, Аюр Бадмаевич,
оторвем тебя немного от работы,—сказал
Павел Иванович.
— Что вы, что вы! Жаль только, жена
на работе и мать куда-то ушла, но ничего, я сам похозяйничаю.
— Нет, ты не хозяйничай,—остановил
его Макаров.—Не за тем мы пришли.
Молодой, среднего роста, широкоплечий, Дондок присел у стола, а костлявый
юркий старичмс Цыренжапов, усевшись на
диван, по принятому у бурят обычаю, начал интересоваться здоровьем, житьембытьем Аюра н его семьи.
Отвечая на вопросы, Аюр в свою очередь интересовался колхозными делами,
расспрашивал о знакомых, о последних
улусных новостях. Оказалось, что Дондок
Аюшеев, в прошлом году окончивший
сельхозтехникум, неделю назад был выдвинут на должность заместителя председателя правления колхоза, а Цыренжапов
на этом же собрании был избран в состав

.ткш делегации и только поэтому ет мчлодал жена Долгор разрешила ему с'ездить в город, причем всего на один день.
А Пакел Иванович все продолжает страдать сердцем, но лечиться не хочет и уже
четвертый год работает секретарем парткома. Колхоз же сильно разросся, у колхозников полно забот о его укреплении.
Ак>ру уже было ясно, что земляки его
пожаловали к нему неспроста и он, теряясь в догадках, нет-нет да и вскидывал
свои узкие внимательные глаза на. высокого, плечистого Макарова, который внимательно прислушиваясь к беседующим,
медленно продвигался вдоль книжных
стеллажей. Чисто выбритый, подтянутый,
энергичный, он казался совсем здоровым
человеком. «Никак не поверишь, что он
так серьезно болен»,—подумал Аюр.
Павел Иванович, тем временем подойдя к висевшей на стене фотографии, сказал:
— Вот интересно! Себя тут нашел.
— Это Дарима сохранила.—Аюр снял
со стены фотографию и подал ее Цыремжапову.
— А-а-а,—протянул бухгалтер, с любопытством вглядываясь в снимок.—Тут вин
кто: Бато Намсараевнч, Павел Иванович и
Цырен...
— Представьте, сам себя еле узнал,—
проговорил Макаров. — Это мы после школы сфотографировались... Время-то как
пролетело! Цырена жаль...
Аюр воспользовался завязавшимся вокруг фотографии разговором и вышел на
кухню.
— Прошу только не осудить,— виновато произнес он, спустя несколько минут,
вернувшись с полным подносом. — Как-то
по-холостяцки у меня получается...
— А что еще нужно?— увидев графин
с водкой, заулыбался Цыренжапов.— Мы
же не какие-нибудь там званые гости.
Расставив на столе съестное, Аюр наполнил рюмки и сказал:
— За ваше здоровье, товарищи!
Вес выпили, и лишь рюмка Макарова
осталась нетронутой.
Павел
Иванович?.. — недоуменно
развел руками Аюр.
Макаров тяжело- вздохнул и, не желая
обидеть хозяина, поднял рюмку. Однако
тут вмешался Дондок.
- Павел Иванович, зачем же вы? — И,
обращаясь уже к Аюру, сказал:— Нельзя
Павлу Ивановичу ни грамма. Категорически запрещено!
7(1

Да, Ак>р Бадмаевич, не тот, как говорят Федот,— с сожалением произнес Макаров и отставил рюмку.
Аюр давно знал Макарова. Когда после
школы он остался работать в колхозе бригадиром, Павел Иванович был первым секретарем райкома партии. Его очень уважали в районе за то, что он прекрасно знал
положение дел в колхозах, за простоту, за
мудрость, которая сквозила в каждом его
совете. А перед отъездом Аюра на учебу в
институт, Макаров долго беседовал с ним.
Павел Иванович говорил, что колхозу, как
воздух, нужны свои специалисты и выражал надежду, что он — Аюр — по окончании института обязательно вернется V
колхоз... Уже заканчивая институт, Аюр
узнал от Бато Намсараевича, что Макаров
оставил работу в райкоме из-за тяжелой
болезни сердца. Он долго лечился, отдыхал
па Черном море, а возвратившись с курорта, переехал в родной колхоз.
— Что ж, нельзя, значит нельзя,—согласился Аюр. — Тогда, Навел Иванович,
чай пейте.
Макаров с благодарностью придвинул к
себе чашку и, взяв ее обеими ладонями,
внимательно посмотрел на Аюра.
— Так вот, Аюр Бадмаевич,—начал он,
отпив глоток,— мы приехали к тебе но
поручению наших колхозников. — Он с
хитринкой взглянул на Цыренжапова и
Аюшеева и продолжал: — Я уверен, что
ты прекрасно знаешь решения партии и
правительства но крутому подъему сельского хозяйства. Поэтому, не теряя времени, буду краток. Наш колхоз отстает на сегодня но всем отраслям. Цыренжапов уже
рассказывал тебе, какие мы имеем показатели и по зерну, ц по надоям молока, и г.
овцеводстве. Нам необходимо в самое ближайшее время поднять урожайность зерновых, в первую очередь, пшеницы и кук;рузы, которую, кстати, мы все еще не можем освоить. Необходимо также добитьс::
повышения надоев молока и увеличить ш>п>лош>е овец... Можно ли практически
справиться г такой задачей? Да, можно
Можно решить эту задачу, потому что дели
у нас вовсе не в ограниченных возможностях колхоза, а в недостатках руководств;!.
В том, что у нас в колхозе нет руководителя-специалиста. Для руководства нашим
огромным хозяйством нам нужен такой человек, который обладал бы глубоким знанием дела и в своей работе умело опирался
на богатый опыт пауки и практики. Надеюсь, Аюр Бадмаевич, ты теперь пошм

для чего мы приехали. Твои земляки-кол[•.хозиики наказали нам передать тебе их
'! просьбу. Они присяг тебя, Аюр Бадмаеви-г,
I -вернуться в родной улус и возглавить наш
колхоз. Они ждут твоего ответа.
Павел Иванович с надеждой взглянул
:
на Аюра, но тот, опешив от неожиданности,
|ие знал что ответить и поэтому как-то неI ловко заерзал на стуле.
— Да, Аюр Бадмаевич, именно так ре1ли наши колхозники,— заговорил Цыренжапов, не понимая причину молчания
1юра. — Неужели ты не уважишь просьсвоих земляков? Подумай только, ведь
колхоз наш стоит на той самой земле, на
которой жили твои дед и прадед, на земле,
которая взрастила тебя и сделала ученым!..
Кому же еще, как не тебе, возглавить наш
колхоз?
— Весь наш народ об этом вас просит,
- добавил Дондок.
Аюр встал и прошелся по комнате.
— Я просто не знаю... Это так неожи1'данно... Это, конечно, огромная честь, но...
Не ошиблись ли вы в своем выборе... Я ведь
никогда на такой работе не был.
— Думаю не ошиблись,— твердо сказал
[.'Макаров. — Ты специалист, да и в колхонемало поработал. Где трудно будет, по;можем. Ведь хороших практиков у нас неГмало. — Он помолчал, пристально посмотрел на Аюра. — Ну что же, подумай, посоГветуйся с друзьями и сообщи. Только проочень, не тяни с ответом. Ведь посевая на носу...
Проводив гостей, Аюр долго не мог придв себя. Разве мог он когда-нибудь подуать, что земляки направят к нему такую
легацию?! Даже сейчас ему с трудом веялось, что каких-нибудь пять-десять мнут назад у него побывали Павел ИваноЦыренжапов и Дондок... Какая это
ьшая честь для него!.. Достоин ли он
вкой высокой чести?.. Справится ли, опвдает ли ожидания колхозников?.. Ведь
колхозе он работал всего-навсего бригаНром. Правда, теперь он уже не тот заенчивый юноша, который почему-то
ильно побаивался Павла Ивановича. За
лечами институт, научная работа. Но дотаточно ли этого для того, чтобы руковохозяйством? Конечно, знаний у него
атйт, а вот опыта хозяйственной работы
ни капли. Ну что ж, придется учиться,
людьми больше советоваться, с ними
«есте решать все сложные вопросы...
Но, как бы там ни было, ясно одно: он
имеет права отказать в просьбе своим

землякам. Ведь колхоз направил его на учебу или, как сказал Цыренжапов, взрастил
и сделал ученым. И теперь, когда он стал
специалистом, его долг—отдать полученные знания родному колхозу, тем более, раз
об этом просят сами земляки-колхозники.
А как на это посмотрят в институте?
Пожалуй, там не задержат, если он сам
изъявит желание поехать. Его должны отпустить.
Вот только как быть с аспирантурой?
Позади всего один год учебы. Сумеет ли
он совместить работу в колхозе с заочной
учебой? И не получится ли так, что погнавшись за двумя зайцами, он не поймает
ни одного?
И еще один вопрос. Как ко всему этому
отнесется Дарима? Она далеко не всегда
соглашалась и поддерживала его. Однако
эта ее непокорность нравилась ему, в ней
он видел проявление, хотя весьма неуравновешенного, но все же характера, сложного, своеобразного. Он не сомневался в
том, что Дарима его любит, считал ее верным, бескорыстным другом и был уверен,
что в большом, серьезном деле она всегда
его поддержит... Но вот сочтет ли она переезд в колхоз делом большим и важным?
Или начнет артачиться, проявлять свой характер? Ну пусть, если даже сразу и запротестует, то со временем обязательно
поймет свою неправоту и приедет к нему.
Иначе она поступить не сможет. В этом
он уверен...
Словом, терять время попусту нечего.
Прежде всего нужно посоветоваться п институте.
Через полчаса Аюр уже был в кабинете
директора.
•— Здравствуйте, Аюр Бадмаевич, — приветствовал его профессор, перебирая лежавшие на столе бумаги. — Садитесь, пожалуйста.
— Я хотел посоветоваться с вами,—начал Аюр и, увидев, что директор готов его
выслушать, рассказал ему о неожиданшш
посещении колхозников.
Когда он кончил, профессор внимательно посмотрел на него и задумался.
— Значит, думаете ехать?— нако"ец,
спросил он. — Я так вас понял?
— Да, — подтвердил Аюр.
— Откровенно говоря, мне жаль вас
отпускать, по что поделаешь? Земляки ваши правильно рассудили. Тут им никак ае
возразишь... Признаться, я на вас большие
надежды возлагал, считал, что вы один из
тех, кто должен продвигать нашу 'науку
71

вперед. Впрочем, аспирантуру вы, конечно, не бросите. Трудновато будет, но сами знаете, легко ничто не дается. Когда будут возникать вопросы, потребуется помощь, пишите, заходите, присылайте людей, всегда поможем.
Поблагодарив за внимание, Аюр хотел
было встать, но профессор задержал его.
— Теперь мне хочется посоветоваться
с вами,— сказал он. — И вот по какому
вопросу...
Они проговорили еще часа два, и когда
Аюр, тепло простившись с директором, вышел из кабинета, его уже до мозга костей
пронизывала мысль о введении в колхозе
новой формы организации труда — внутрихозяйственного расчета...
Вечером он подробно рассказал жене и
матери о необычных гостях из колхоза и о
том, какое он принял решение.
Обескураженная таким известием, Дарима не могла сразу ничего сообразить. Потом ей стало казаться, что все услышанное
сейчас от Аюра,—просто шутка, и она, осененная такой догадкой, сказала:
— Ты, Аюр, видно, долго думал, как бы
подшутить надо мной...
— Так, Дарима, не шутят,— ласково
произнес Аюр. — Я думаю, сначала мне
надо ехать одному. А потом, когда устроюсь с квартирой, и вы переедете.
— Так это серьезно? — удивилась Дарима. — Как же ты решил, даже со мной
не посоветовавшись, меня не спросив!..
— Я знал, что ты поддержишь меня.
— Ах, вот как: знал, что я поддержу
тебя!—невесело усмехнулась она.
— Но пойми, я иначе поступить не мог,
я должен поехать. Рано или поздно ты поймешь меня и согласишься со мной.
— Ничего я не хочу понимать. Я с ума
еще не сошла, чтобы забираться в эту дыру!
— И я не поеду,— поддержала ее свекровь.
— Раз сам решил ехать, езжай се5е
один, а на меня можешь не рассчитывать,—•
выпалила Дарима. — И больше об этом со
мной нечего говорить! — Она повернулась
и вышла из комнаты.

1—1 ОЧЬЮ Дарима не сомкнула глаз, а
утром ушла на работу, не сказав
Аюру ни слова. «Что с ней?» — удивился
«и. Раньше бывало, вспылив, она спустя
72

час-двз делала вид, что ничего между ними не произошло.
«Ничего, разберется еще»,—подумал
он и, проводив сына в детсад, направился
в институт.
Ясное солнце, заливавшее лучами город, казалось, во всем предвещало удачу
II на самом деле, к кому бы в институте,
ин не заходил, все, словно сговорившись,
любезно исполняли его просьбы, а прощаясь, желали ему самых больших усшхов. Даже вечно придирчивая кассирша выдала ему расчет без всякой задержки.
Выйдя за институтские ворота, он оглянулся и подумал: «Нет, навсегда я не прощаюсь. Придет время и я еще вернусь сюда»...
Потом Аюр зашел г> книжный магазин,
где отобрал приличную стопку книг. Во
они — и руководство но уходу за посевами, и рационы питания животных, и бр:>шюры об опыте выращивания телят,— к<<
нечно, понадобятся в колхозе. «И эта пригодится»,—подумал он,
иерелистыви:'
объемистую книгу с описанием разных м,
рок тракторов.
В другом магазине он выбрал нестшл
новинок художественной литературы и, н.ч
груженный двумя" увесистыми пачками
возвратился домой. Он отобрал еще нем,1
ло литературы из своей библиотеки
Вскоре на столе образовалась целая гор.
книг. Все его попытки втиснуть их в д;..:
больших чемодана оказались тщетным;:
Пришлось кое-что отбросить. Наконе.ч
весь вспотевший, еле закрыв крышки чем;>
данов, он отставил их в сторону и присг
на диван. Однако, не успел он отдышаты I,
как послышался ворчливый голос матери
— За Солбоном пора!..
— Иду,— отозвался Аюр, взглянув
часы. Было без четверти пять.
Отводить сына в садик и приводить п •
оттуда домой чаще всего приходилось 1'м>
самому. Аюр наблюдал, как у Солбонл •
каждым днем все больше расширялся ну .
интересов. Так, например, недавно мальчт
спросил: «Почему это машины никем 1"
подталкиваются и ездят сами?» Потом ги
заинтересовало, почему солнце сш-пп
только днем и куда оно прячется ночью'
А вчера, увидев распустившиеся на дп»
вьях почки, он спросил:
— Откуда, папа, взялись сегодня ни
зеленые пупырышки? Их же здесь не |>и
ло?
Любознательность мальчика радонл I •

Аюра. «Умным, рассудительным растет,—
часто не без гордости отмечал он, размышляя о сыне. — А когда вырастет, то физиком, только физиком должен стать. Я уж,
как-нибудь, склоню его к этому»...
Увидев отца, Солбон весело подбежал к
|[Нему и, ухватившись за руки, подскочил.
— А я ждал тебя и давно оделся,—
ъявил он и захлопал в ладошки.
Они вышли на улицу. Все еще продолая подпрыгивать, Солбон рассказал
ору о том, как они весь день играли на
яце.
И даже не спали?— спросил отец.
- Спали, папа, спали,— ответил Соли тут же без всякой связи сказал. —
нас сегодня Вовке нос разбили.
Кто же это ему нос разбил?
I,— Петька. Вредный такой. Его в угол
тавили, а еще сказали ему, что маму
вызовем.
Солбон хотел перебежать улицу, но
успел схватить его за руку.
Видишь, машины, а ты бежишь. Наегда, прежде чем улицу перейти, но
онам посмотреть.
А я все равно успел бы.
-Так нельзя, уже строго сказал Аюр.
мог упасть и тогда машина наехана тебя.
Больше не буду,— неохотно бурк(УСолбон, но перейдя улицу, как ни в
бывало, стал рассказывать отцу о
ММом поход! 1 1! ДРТГКНП парк, где всей
пне особенно поправился кукольный
Лапа, —уже около дома проговорил
А почему мама вчера сердилась? Я
и слышал, как мама сильно-силь|Дилась.
Вот мы и спросим у нее сейчас, поОНа сердилась,— Аюр открыл дверь
ры и пропустил Солбона вперед.
Мама, мама! — позвал мальчик, вбевомнату, но в ответ услышал зпакоЬбушкин голос:
* Кама твоя еще не пришла. Иди сютебя раздену.
Прошел к ней в комнату и, рас_ пуговицы пальто, спросил:
мбушка, а почему мама вчера сер(•пуда знаю,— процедила та сквозь
»Ну, давай помогу тебе раздеться,
смягчившись, сказала: —
[В колхоз ехать собрался. Ты
чтобы не ездил туда, и мама
гя не будет.

— Папа, я тебя никуда не пущу!
тут же прискакав к Аюру, выпалил Солбон
— А я сегодня никуда не собираюсь,
улыбнулся отец.
— Бабушка говорит, что ты уезжаешь
— Так это не сегодня.
И мы поедем с тобой?
— Вы потом ко мне приедете.
7
— И мама сердиться больше не будет
7
— А почему мама должна сердиться
Конечно, нет.
— Вот хорошо! — обрадовался Солбоп
и, направляясь к своим 'игрушкам, весело
произнес: — Я, папа, на машине буду ездить.
— Играй, сынок, играй,— перебирая
тетради с разными записями и конспектами лекций, сказал Аюр.
Потом они поужинали. А Даримы все не
было. В десятом часу, пожелав отцу с бабушкой спокойной ночи, Солбон пошел
спать.
Кончив разбирать бумаги, Аюр не па
шутку встревожился. «Дарима никогда так
не задерлсивалась»,—подумал он и сказал
матери:
— Пожалуй, пойду позвоню в больницу.
Собрание у Даримы, что ли?
Мать ничего не ответила, и он, надеи
пальто, вышел на улицу. Встречный ветсм*
ударил в лицо. Аюр остановился, огляделся по сторонам. Даримы нигде не было видно. Мигая, раскачивались на столбах фонари, по тротуарам спешили прохожие.
Стоять и ждать ему показалось бессмысленным и он двинулся дальше.
Миновав почти три квартала и выйдя на
Ленинскую улицу, Аюр вошел в здание
АТС. Возле автомата ждали несколько человек. Он присоединился к ним. Все, капалось, говорили страшно долго. Одни когото уговаривали, другие молча слушали то,
что доносилось с другого конца прокола, и
пока он вошел в кабину, пришли добры*
полчаса.
Аюр набрал номер, услышал длинны'гудки. Вскоре раздался женский голос. Нет,
это ответила не Дарима, и он спросил, можно ли позвать ее.
- Она давно ушла,— последовал ответ. — Сразу же после смены.
— Извините, - произнес Аюр и повесил
трубку.
На улице, несмотря на усилившийся
ветер, по-прежнему было многолюдно.
— Простите! — извинился Аюр, едва не
столкнувшись с вывернувшимся из-за угла молодым человеком, но тот даже не об73

ратил па него внимания. «Конечно, Дарима
может быть только у Тани»,— после разных предположений, решил, наконец, Аюр
и поспешил к Зерновой.
Уже у самого ее дома его вдруг кто-то
окликнул из остановившейся рядом «Победы».
Аюр подошел к машине, заглянул внутрь
и увидел шофера в иахлобученной на самые глаза шапке.
— Вы меня не узнаете, Аюр Бадмаевич?
— спросил парень, включив внутренний
свет и сдвинув шапку на затылок. — Я
Чингис Номтоев. К вам ехал, да увидел как
вы улицу переходите... Садитесь,— пригласил он и продолжал: — Павел Иванович
строго наказал, чтобы сегодня же заехал
к вам и узнал, когда вам машина потребуется. Все наши колхозники ждут вас.
— Э, да ты. наверное, сын Базара Номтоева? — догадался Аюр, усаживаясь в кабину.
— Точно,— подтвердил шофер.
Аюр прихлопнул дверку, и в машине
стало темно.
— Вы поплотнее закроите,— сказал
Чингис, но Аюр возразил:
— Подождем 'немного здесь, может, кого-нибудь дождемся,— и поинтересовался:
— Давно на машине работаешь?
Чинчис оказался разговорчивым парнем.
Он рассказал о том, что вскоре после школы его призвали в армию, что демобилизовался он всего полгода назад и сразу вернулся в колхоз. Работал на грузовой машине. А с неделю назад принял «ПобеДУ».
— Гляди, уже скоро одиннадцать,—
взглянув на часы, спохватился Аюр.— В
общем так: поедем завтра. А где живу знаешь? Отлично. К десяти утра подъезжай!
— сказал он, выходя из машины.
— Ясно. Есть подъехать к десяти! —
по-военному отчеканил Чингис и, развернув машину, скрылся за углом.
Аюр направился к Татьяне, но у самой
калитки столкнулся с ней и Даримой.
— Добрый вечер, Аюр Бадмаевич!—Таня протянула ему руку. — Может, вернемся?—и она взглянула на Дариму.
— Нет, Татьяна Юрьевна, возразил
Аюр. — Уже поздно, а мне завтра ехать.
— Значит, завтра? Что ж, желаю вам
полной удачи в предстоящей работе! —
горячо проговорила Татьяна. — Надеюсь,
вы не забудете пригласить меня в гости?
В любое время. Всегда будем вам

рады! — сказал Аюр и взял Дариму под
руку.
— Ну, Танюша, беги домой,—кивнула
та. — Теперь, сама видишь, я в полной
безопасности.
Галдановы простились с Зерновой и торопливо зашагали к дому.
— Значит, завтра едешь?— первой нарушила молчание Дарима.
— Да, завтра. Расчет получил, со всеми
простился. И машина за миой пришла.
— Ну-ну, езжай,— как-то неопределенно произнесла Дарима, в голосе ее прозвучала не то угроза, не то упрек.
Больше никто из них не обронил ни
слова. Молча дошли до дома, поднялись пп
лестнице, молча вошли в квартиру. И
лишь переступив порог, Дарима снои.1
спросила:
— Значит, окончательно завтра едешь
— Я ведь сказал уже.
— Ну хорошо,— и она принялась соои
рать его в дорогу.
В первом часу Дарима, разогнув, на:."
нец, спину, сказала:
— Кажется, все. Достаточно тебе белы:
полотенец, носков? Платочки носовые то,1..
положила, пять штук, и иголку с нить-пи
на всякий случай.
— Ты, словно, на год меня провожает!
— усмехнулся Аюр. — Куда мне сто;п,1. •
Я думаю всего две смены взять. Надо •
квартира скоро будет, и я смогу чере;: т
сколько дней за вами приехать.
— За нами?—удивленно посмотрел.;
него Дарима. — Ты все-таки рассчпч;..!'
ешь, что я приеду к тебе?
— Ну, конечно.
— Напрасно. Я же говорила, что на м>
ня не рассчитывай.
— Значит, жить врозь?
— Да, врозь! — со злостью поди,г,ла она. — Ведь ты этого хотел. Ну, •;:
чего хотел, того и добился.
Глаза Даримы наполнились слезам; 1
— Почему ты так говоришь? Вел.
хорошо знаешь...
— Что я знаю?— перебила г.ь I
знаю, что ты оказался слабым, беши и человеком. Тряпка — вот кто ты!
шл
лила она. — Ты не мог постоять ...( •
Тебя уговорили... Почему же ты елVI •
других, почему считаешься со всеми.
ме меня? Нет-нет, ты нисколько !!•• >
жить своей семьей... ты... ты...
— Тише, Дарима, сына разП\ нип
попытался успокоить ее Аюр. — Он и •
уже спрашивал, почему ты сердит;ш

— «Сердитая»?— уже потише проговорила она. — С таким, как ты, будешь не
пько сердитой! И вообще, к чему эти
зговоры?
— Но ведь ты должна, в конце концов,
энять.
Что я должна понять? Что, мало нарпелась я там, в этом улусе? Другой раз,
яько вспомню, как согнувшись в три поели, ползала по черному полу, выскабего до бела, так душа наизнанку
ачивается. Спасибо Бато Намсараеви|(, век его не забуду за то, что вырвал меоттуда. А ты! Ты хочешь утопить меня
ой улусной яме. Вот чего ты хочешь!
Как тебе не стыдно так говорить,—
рил ее Аюр.
Стыдно? Это мне еще должно быть
но? Ты хочешь столкнуть меня в боломне же должно быть стыдно?
Ну откуда у тебя такие слова? В
ое болото я тебя толкаю? Пойми же, что
рь наш улус совсем не такой, каким
го помнишь. Да и ты сейчас там буПредседателыней?! Ты так хотел
1ть? Подумаешь, почет: жена пределколхоза! — Она деланно рассмея,.— Председательша!.. Нет, уж. Почет
': я оставлю для другой. Можешь себе
| найти подходящую пару. А я и без
проживу.
:, Не говори глупостей, Дарима! — раслся Аюр. — Неужели ты до сих пор
едилась, что мне никого, кроме тебя,
ужно. Я люблю тебя... мы оба любим
руга... у нас растет сын... мне так
еще дочь... И не к чему молоть всядор... Я не тороплю тебя с переезбдумай вс^ хорошенько, без всякой
I, и реши сама. Время терпит.
На, не сказав больше ни слова, выкомнаты.

ШКЕ Дурамгут с отъездом Агора
'СЬ, что квартира их опустела.
|1я тоска щемила сердце. У нее но
х детей и она еще никогда не
Шсь с сыном. И вот он уехал...
ему и двадцать девять, но он ведь
настоящей жизни, не знает ее и
•ржет знать, когда все время жил
ИИ присмотром. А там. в колхозе,
||юди ему встретятся. Хоть бы бурВГ, доглядел за ним и отвел от неп

все зло»,— думала Дурамгут. Постоянна;!
тревога за сына лишала ее сна, не давала
покоя.
Он был у нее один. Мужа в тридцать
седьмом забрали, и с тех пор она больше
не видела его
- Ты моя единственная отрада!—говорила ина Аюру. Мне ничего больше в
жизни не нужно.
Работая уборщицей в школе, Дурамгут
вырастила сына, который заметно выделялся своим примерным поведением и отличной учебой. Но когда, окончив среднюю школу, он начал работать в колхозе,
Дурамгут была вне себя. Как же так? Ее
умный, способный сын, вопреки совету
учителей, пророчивших ему ученую карьеру, наперекор ее желанию, решил по своему н остался в улусе! Она не находила
себе места и успокоилась лишь когда Аюр
поступил в институт.
Переехав вместе с сыном в город, Дурамгут радовалась тому, что нашла хорошую квартиру и создала все условия для
нормальных занятий Аюру. Она очень
быстро освоилась с городской* жизнью, и
когда кто-нибудь спрашивал ее, не скучпб
ли ей здесь и не думает ли она вернуться
н улус, Дурамгут только пренебрежительно
кривила губы.
Незаметно пролетели годы. Аюр кончил
институт н, оставшись там преподавателем,
получил новую благоустроенную квартиру.
Нее шло, как нельзя лучше, и счастливая
Дурамгут начала подыскивать для сына
невесту. И вдруг Аюр привел Дариму...
«Откуда на мою голову навязалась эта
бездомная сирота,— со злостью думала
Дурамгут. — Обворожила его. Красавица!
Лучше бы подурнее видом, да побогаче
нашел. А то медсестру взял. Фу!..»
Она ненавидела Дариму. И как было ей
— нгоистке — относиться к невестке иначе, если с появлением ее в доме, Аюр уж<'
не так нежен был с матерью, постоянно м
спорах поддерживал не ее, а жену, ш-егда
оправдывал Дариму и старался угодить ей
во всем.
Рождение внука немного отрезвило стар у х у , I I I ) полностью мрнмирптьп! с Дарпмоп она все-таки не могла. И где-то р
г л у б и н е д у ш и надеялась когда-нибудь отомстить ей, р а з л у ч и т ь с Аюром. И вот такой
момент н а с т у п и л . Аюр уехал в колхоз, Дарима е х а т ь не хочет. 15 их отношениях образовалась трещина. Теперь нужно еде-

лать так, чтобы эта трещина расширилась
и привела к разрыву.
Наконец, от Агора пришло письмо. Это
событие вызвало у Дурамгут двойную радость: во-первых, она узнала, что сын
здоров, а во-вторых, он дал ей этим письмом прекрасный повод для важного разго-'
вора с Даримой. Собственно, письмо само
по себе было самое обычное, правда, довольно пространное и имело вид дневниковых записей. В нем Аюр писал о колхозных делах, о том, как идет подготовка к севу, о коровах и овцах, — в общем обо
всем, но только не о том, как ему трудно
без семьи. И лишь в самом конце спрашивал:
«Ну, а что нового у вас? Вы, по-видимому, не пишете мне, считая, что я первым
должен написать. Тоже правильно. Но понимаете, я ношу это письмо уже больше
двух педель и все не соберусь конверт с
маркой купить. Вспоминаю об этом лишь
мочью, когда почта уже не работает. Завтра обязательно отправлю письмо и уж тогда
с нетерпением буду ждать вашей весточки.
Крепко всех вас обнимаю и целую
ваш Аюр».
«Ну и письмо к любимой жене»,—прочитав его, подумала Дурамгут. И когда
пришла невестка, съязвила:
— На почитай, что твой умник пишет.
Дочитав письмо до конца, Дарима развела руками: «Что это? Свиньи, кукуруза,
молоко... Отчет какой-то? Нашел, чем жену
порадовать. Или просто решил поиздеваться надо мной».— Она не спеша перечитала письмо во второй раз и тут только
поняла, как много Аюру приходится работать.
«Разве напишет он, что недосыпает и
недоедает,— вздохнула Дарима.—-Никогда
в жизни! Он, конечно, скучает по нас и
ждет...»
— Подох бы скорее этот Макаров!—
неожиданно перебила ее мысли Дурамгут.
— Что вы сказали, бабушка?—спросила Дарима, не поняв старушку.
— А то, что через этого Макарова Аюр
петлю себе на шею накинул,— с той же
ненавистью произнесла Дурамгут.
— Как так?— удивилась Дарима.
— Ты его не знаешь, а я этого Макарова насквозь вижу, не раз с ним приходилось сталкиваться. Это хитрый человек,
ичонь хитрый, он всегда сумеет сделать
так, что выйдет сухим из воды, а другой
будет виноват. Сам, пебось, не взялся ру7»)

ководить колхозом. Конечно, водь надо другого поставить, чтобы не ему, а другому,
голову сняли. Вот попомнишь мои слова:
погубит он, этот Макаров, нашего Аюра.
Ой, горе мое, горе, и чего ты свалилось на
мою старую голову.
Ну что вы, бабушка — возразила
ей Дарима.
— Не хочешь меня слушать, не надо.
Но увидишь, вот увидишь, что сбудутся
мои слова. Ты же читала письмо, неужел:?
не представляешь, что там, в колхозе, творится? Аюр же сам пишет, что другой ра.;
не знает за что и взяться. А кто подсунул
ему этот колхоз? Кто? Макаров. Он, хитра::
бестия. Сначала будет крутиться за спиши".
Аюра, а когда дело начнет трещать п<
швам, всю вину свалит на нашего, а сам
умоет руки. Аюра сразу, без лишних елок
за решетку определят. Ну, а ты на боба
там останешься. Так что ты не вздума
ехать к нему, а то всю жизнь себе иск>
веркаешь. Лучше постарайся вернуть гг<
Ничего подобного у Даримы и в мыслг
не было, и теперь, услышав слова свекр!
ви, она серьезно задумалась.
— Я говорю, нам надо постараться вы 1
пать Аюра оттуда,— повторила Дурамгу
безошибочно уловив, что в душе невести •
зародились сомнения.
— Да-да,— рассеянно подтвердила 11
рима.— Но как это сделать?
Свекровь пожала плечами.
— Я старуха, откуда мне знать. Ты \,
лодая, ты умнее и тебе решать. Но будь
на твоем месте и доведись такое дело
меня, я бы прямо написала ему, что в К " ;
:
хоз не поеду, что если хочет жить со м:
цусть немедленно возвращается обрати»;
— И вы думаете, что он вернется?
— Если любит — вернется. А если
любит,--Дурамгут развела руками,- ' <
равно нечего терять.

ТЫ, мама, что будешь делать/
А спросил
Солбон, когда Дарим

привела его из детсада домой и, торонлш
раздевшись, села за стол.
—• Не мешай мне,— взяв чистый ли'
бумаги и авторучку, строго сказала она
Видишь, письмо папе хочу написать.
— И я хочу, и я тоже буду писать
— Ты потом напишешь, а сейча.мешай мне!
— А если я хочу сейчас,— про;!' !*•

настаивать Солбон, хотя умел писать все- смеивалась Дурамгут над невесткой. Когда
го два слова: «папа» и «мама». Но тут же он теперь приедет?»
С каждым днем становилось все теплее.
ра:дался голос бабушки:
На улицах растаял снег, ветер подсушил
Ты чего это к матери пристал'.' Не
видишь, ей некогда? Поди-ка лучше ко мне, тротуары.
Дурамгут все ждала ответного письма
расскажи, как у тебя день прошел.
от сына. Что ответит он жене? Она в день
Солбон нехотя подошел к Дурамгут.
- Пойдем на кухню, поговорим,— и, по нескольку раз торопливо спускалась на
первый этаж, к почтовому ящику, но письв^яв внука за руку, она увела его с собой.
I.— Ну-ка, расскажи, чем тебя сегодня кор- ма все не было. Аюр упорно молчал.
Наконец, перед самыми майскими празд,.мили?
никами, она увидела в ящике конверт. Но,
- Ой, какой ужин у нас вкусный был!..
Ты все по-порядку расскажи, с само- достав письмо, старуха выругалась: оно
|го завтрака,— перебила его Дурамгут и, было не от Аюра, а от Бато Намсараева.
— Что еще этому нужно?— в сердцах
[когда мальчик все рассказал, похвалила:
произнесла она, уже войдя в квартиру, и,
1-— Ну, вот н молодец! А теперь иди играй.
хотя письмо было адресовано Даримо, с лю|Только маме не смей мешать.
Солбон ни цыпочках прошел в комнату. бопытством прочитала его.
Бато Намсараевич. как всегда, был неА Дарима в это время писала Аюру о
|том, как ведут себя больные, которым вче- многословен. Он сообщал, что в семье у
ра сделали операции. Она строчила уже пя- него все здоровы, что и сын и дочь учатся
хорошо. Горячо одобряя решение Аюра, его
<й лист. Ей казалось, что таким образом
|№у будет преподнесена хорошая отповедь, отъезд на работу в колхоз, Намсараев удивлялся, почему Дарима до сих пор не с ним.
он, конечно, поняв свою оплошность со
В конце1 письма он выражал твердую увр^свиньями и кукурузой», раз навсегда
ренность в том, что она скоро переедет к
гучится писать ей подобные письма.
Аюру.
Мама! —вдруг прервал ее Солбон.
— Тоже мне советчик нашелся!—бурк|—- Чего тебе? — не отрываясь от письма,
нула Дурамгут и со злостью швырнула
роси.ча она.
письмо на кухонный стол, где оно так и
— А когда мы к пане поедем?
|— Отстань, пожалуйста,—отрезала Да- пролежало до самого прихода невестки.
«Откуда, каким образом Бато Намсарае«а.—Тебе уже спать пора. Иди ложись!..
Солбон в нерешительности потоптался вич мог узнать о том, что я не поехала с
песте, потом молча ушел в бабушкину Аюром? — начала размышлять Дарима,
нату, где стояла его кроватка, раздел- прочитав письмо. — Кто, интересно, сооби, улегшись в постель, свернулся ка- щил ему об этом?»
Она всегда относилась к Намсараевым,
ком.
крыв глаза, он долго не мог заснуть, как к родным, и постоянно прислушиваочень хотелось, чтоб в эту минуту пе- лась к их советам. А как поступить ей сей!; ним предстал отец. Как хорошо с па-' час? Послушаться Бато Намсараевича и поНикто не кричал па Солбона, и всег- ехать в улус? Как же можно после того
письма? Это значит бросать слова на вевало весело! Папа и поговорит обо
тер — сегодня так, завтра иначе. Нет, она
потом книжку интересную почитает,
не
поедет, никуда не поедет, и правильно
ворение поможет ему выучить или
написала Аюру.
начнет загадывать. А всего-всего
—Ты, Дарима, чего загрустила'' вкрадсней проходила у них борьба, в кочивым
голосом спросила Дурамгут.
БаСолбон почти всегда побеждал свотошка тебя на ум-разум р-шил наставить,
что ли?
ром, проводив невестку с внуком до
•— Не в этом дело, птнгтп.ча Дарима.
К, Дурамгут, самодовольно потирая
— Думаю, кто мог нажаловаться ему на
начала расхаживать от окна к окну,
меня? Аюр не станет, Татьяна тоже.
переливала у нее через край. «Ес— И ты ломаешь себе гплону? А Макабишь,— написала Дарима Аюру, —
рова забыла? Первый :К1' друг его! Главприедешь. А если не приедешь.
ное, на всякие кляузы человек способен.
?, не любишь».
— Да-да. Конечно, это он написал,—
как здорово клюнула она,—по- согласилась Дарима. — Больше некому.
77

— Ну, а Батошку ты не слушай. Хочет, пусть сам в колхоз едет.
— На этот раз я. его. пожалуй, и в гамом деле не послушаю.
—И правильно сделаешь. И вообще не
думай, что этот Батошка уж такой добрый
человек. Да-да, ты послушала бы, что люди
говорят о нем.
— А что?
— А то, что Батошке-то наплевать было на просьбу твоего Цырена, да только
ему нянька нужна стала — вот он и взял
тебя.
— Нет, бабушка, я у них как родная
дочь была. Это вы уж зря. Они мне столько добра сделали, что я им век буду благодарна. Когда я в училище училась и
тогда они ни одной копейки с меня не брали. «Стипендию, говорили, копи для себя.
Деньги тебе пригодятся». Нет, нет, бабушка, вы на них не наговаривайте!
— Чепуху ты мелешь насчет стипендии,
— взглянув на невестку, твердо заговорила Дурамгут.— Ты же им двоих вынянчила, и за каждый месяц они должны были
платить тебе. Вот и посчитай, сколько ты
должна была получить с них за все годы.
Да еще без выходных работала.. А они тебе
даже спасибо не сказали. Еще и покровителями твоими себя считают, будто ты им
обязана даже. Видишь, как пишет! А кто
ты ему? Нянькой была, нянькой для них и
осталась! Вот так-то хитрые люди дураков
за нос и обводят и еще в благодетелях
остаются.
Дариме хотелось возразить свекрови, но
она не находила подходящих для этого
слов.
Тут кто-то постучал в дверь.
— Кто там? Входите! — крикнула Дарима.
Вошел высокий широкоплечий бурят.

— Здравствуйте! — учтиво поздоровался он с Даримой. — Бабушка дома, нет?
Услышав знакомый голос, из кухни выскочила Дурамгут.
— Ламе Дагбе делать у нас нечего,—
решительно произнесла она и, выпроводив
за двери, шепнула ему:— Завтра днем
приходи.
Но Дарима, конечно, не слышала ее шепота.

|—I АД ГОРОДОМ, затянув все небо, стояли
мрачные неподвижные тучи. ПротизМ.1И смесь дождя и снега слепила глаза,
78

лезла в рот, за шею. Несмотря на непогоду,
Дагба не мог усидеть дома. Он, точно изголодавшийся волк, почуявший добычу, спешил воспользоваться приглашением Дурамгут. Ему уже мерещился крупный куш,
и его, как всегда бывало в таких случаях,
уже ничто не могло удержать. Пытаясь перехитрить ненастье, он по пути не пропускал ни одного магазина. Отряхнувшись и
осмотрев все, что было в одном, он заходил
в следующий... Наконец, он вошел в небольшой промтоварный магазин, которын
был расположен на перекрестке улиц и <п
которого до дома Дурамгут оставалось н
более трехсот метров. Протолкавшись к
трюмо, он внимательно оглядел себя с ног
до головы. В просторном темно-синем пальто, в коричневых брюках, заправленных в
хромовые сапоги, чисто выбритый, он
меньше всего напоминал ламу. «Ну что ж.
время сейчас такое — лама не в почете, подумал он.— Зато раньше бывало»...
Пятнадцать лет, вплоть до тридцаг.
восьмого года, прослужил он в дацане. IV
ему как-то особенно везло. Но тут случилась беда, вынудившая его надолго покинуть пределы Бурятии.
Несколько лет скитался он в Красноярском крае, на Урале, в Средней Азии. Чн
он там делал, чем занимался почти никт<
не знал, а сам он этот период своей жизш'
всегда старался окутать мраком таинстве:
ности.
Лишь в годы войны Дагба возвратил! I
в родные края и, шатаясь по улусам, занял
ся врачеванием. Начал он свою новум
карьеру с хитрости. Найдя двух-трех бо.т
ливых людей, Дагба от них узнавал, кто и
чем страдает в улусе. Затем, через день
два, являлся к больным и начинал разговч
с «всесильным, всемогущим бурханом».
Конечно, нашлись набожные люди, к<>
торые увидев, что некоторые больные п.:
самом деле выздоровели, приписали их и
целение Дагбе и стали распространять .
нем слухи, как о непревзойденном магг
чародее-исцелителе.
Пользуясь этим, он набил себе щчи
Знакомясь с новыми людьми, Дагба у.)
напускал на себя важный вид. Разговор !м
чинал обычно с фразы: «Расскажите, ч^
вас беспокоит?», а заканчивал: «Я поп.!
раюсь, но как бурхан... Ему бы надо .
И верующие с усердием, иной раз с бп.п
гаими трудностями, изыскивали то, что глел им в качестве приношений всевынлкч
принести хитрый Дагба.

Однако жизнь научила его осторожности.
Он хорошо знал, что ламы-служители дацанов ненавидят бродячих лам, и потому
старался не попадаться им на глаза. Он
никогда подолгу не засиживался на одном
месте, постоянно переезжал из улуса в
улус и изредка заглядывал в города.
Еще раз оглядев себя в зеркале и оставшись доволен своим видом, Дагба вышел из
магазина и направился прямо к Дурамгут.
Спустя минут пятнадцать, он уже, заглядывая ей в глаза, крепко пожимал руку. Дагба сразу смекнул, что Дурамгут
ждала его. На ней было широкое платье в
узорах, без ворота. В длинные, до пояса
!тонкие косы она вплела гирлянды старинных серебряных монет, на шею надела
[блестящее ожерелье, а на обеих пухлых ру1ках ее в два ряда сверкали золотые брасроты. II выглядела сейчас Дурамгут помолодевшей лет на десять.
Раздевайся, раздевайся,— улыбаясь
сказала она. — Как здоровье-то? Когда
•риехал? Да что стал-то? Проходи прямо
на кухню. Чайку попьем.
Дагба поначалу на вопросы отвечал укпончиво, но когда вместе с закуской на сто|е появился графин с водкой, он довольно
улыбнулся и сказал:
— А ты все цветешь и ничуть не ста|еешь.
— Небось не мешки ворочаю, чего это
ие раньше времени-то гаснуть,— кокет1во произнесла Дурамгут и чокнулась с
ной.— Дай, бог, тебе здоровья!
Отпив половину, Дагба отставил стакан.
— Ну, чего ты? Или пить разучился? —
протестовала хозяйка.
Однако ты хитрая стала,— усмехнуллама. — Себе рюмочку, а мне полный
акан налила.
— Сколько знаю Дагбу, однако, пи разу
пьяным не видела,— рассмеялась Дуигут. — Литр подай, два ему подай, все
во на ногах как ни в чем ни бывало
кится.
[,— Что правда, то правда,— опустошив
|й стакан, хмыкнул Дагба. — А ночеоставишь?
^— Я всегда рада бы, но сам понима>: Аюр как узнает, потом опять скандал.
и невестка что скажет.
['— Это верно,— согласился лама и внипьно посмотрел на нее.
^— Посоветоваться с тобой хотела, как
мне домой вернуть,— вздохнула Дуи, помолчав немного, добавила: —
ал, наверное, что в колхоз он уехал,—

и тут же подрооно рассказала о том, как к
Аюру приезжали Макаров, Цыренжапов и
Аюшеев и как они уговорили его вернуться в колхоз.
— Так-так, все понятно,— не спет;!
проговорил лама. — Вот жмут на колхозы,
жмут, а ни мяса, ни масла, ни молока в
магазинах нету. Правда, в газетах пишут,
что продуктов вдоволь, но бумагой сыт не
будешь... Умный человек был твой Бадма.
Как начнет, бывало, правду в глаза резать,
так заслушаешься его. А что не прав он
был, что ли? А твой Аюр и раньше не нравился мне и сейчас против отца родного пошел. Должен признаться, бурхан мне подсказывает, что жить ему осталось немного, что тут кровью пахнет.
— Что вы говорите,
Дагба-лама,—
встревожилась Дурамгут. — Вы ие шутите? Это правда?
— Не знаю даже, как перед бурханпн
теперь за него слово замолвить.
— Сглазили его, злые люди сглазили! запричитала хозяйка. — Ой, сын ты мой,
сын, ты и не знаешь, что тебя ожидает...
Помогите же, Дагба-лама, отведите от него злого духа.
Дагба уставился па Дурамгут захмелевшими глазами.
— Только ради тебя и ради старом
дружбы с твоим Бадмой,— сказал он чере:(
минуту и, напустив на себя глубокомысленный вид, невнятно зашлепал губами.
Дагба часто навещал Галдановых, когд.1
еще служил в дацане. Уединившись с Бадмой, они подолгу о чем-то беседовали. Дурамгут в этих разговорах участия не принимала, но однажды слышала, как они судили и рядили о кулацком восстании тридцать третьего года. Потом Бадму арестопали. Узнав об этом, Дагба на другой же дет.
сбежал из дацана. Дурамгут много лет п. 1
видела его, ничего о нем не слышала и
вот, уже во время войны, как-то вечерком,
он неожиданно нагрянул к. нем.
С тех пор он стал часто навешать <•!•
Дурамгут, конечно, знала, что у Днгйы,
почти в каждом улусе, были ж е н щ и н ы , пи
это не останавливало ее. Онл рада йыла.
каждому его посещению. Тайком от Аюр.ч
принимала Дагбу в школьной избушке, где
хранилась разная хозяйственная утнар!..
Затем, уволившись из шкп.чы, Д у р а м г у т
вынуждена была приглашать его к себе
домой. Из осторожности ом обычно являлся
к ней поздно ночью. Ни вес же случилось
так. что, вернувшись однажды с районного
79

— Ну, а Батошку ты но слушай. Хочет, пусть сам в колхоз едет.
- На этот раз я, его. пожалуй, и в гамом деле не послушаю.
—И правильно сделаешь. И вообще не
думай, что этот Батошка уж такой добрый
человек. Да-да, ты послушала бы, что люди
говорят о нем.
— А что?
— А то, что Батошке-то наплевать было на просьбу твоего Цырена, да только
ему нянька нужна стала — вот он и взял
тебя.
— Нет, бабушка, я у них как родная
дочь была. Это вы уж зря. Они мне столько добра сделали, что я им век буду благодарна. Когда я в училище училась и
тогда они ни одной копенки с меня не брали. «Стипендию, говорили, копи для семя.
Деньги тебе пригодятся». Нет, нет, бабушка, вы на них не наговаривайте!
—• Чепуху ты мелешь насчет стипендии,
— взглянув на невестку, твердо заговорила Дурамгут.— Ты же им двоих вынянчила, и за каждый месяц они должны были
платить тебе. Вот и посчитай, сколько ты
должна была получить с них за все годы.
Да еще без выходных работала.. А они тебе
даже спасибо не сказали. Еще и покровителями твоими себя считают, будто ты им
обязана даже. Видишь, как пишет! А кто
ты ему? Нянькой была, нянькой для них и
осталась! Вот так-то хитрые люди дураков
за нос и обводят и еще в благодетелях
остаются.
Дариме хотелось возразить свекрови, но
она не находила подходящих для этого
слов.
Тут кто-то постучал в дверь.
— Кто там? Входите! — крикнула Дарима.
Вошел высокий широкоплечий бурят.
— Здравствуйте! — учтиво поздоровался он с Даримой. — Бабушка дома, нет?
Услышав знакомый голос, из кухни выскочила Дурамгут.
— Ламе Дагбе делать у нас нечего,—
решительно произнесла она и, выпроводив
за двери, шепнула ему:— Завтра днем
приходи.
Но Дарима, конечно, не слышала ее шепота.

|—| АД ГОРОДОМ, затянув все небо, стояли
мрачные неподвижные тучи. Протияпая смесь дождя и снега слепила глаза,

78

лезла в рот, за шею. Несмотря на непогоду,
Дагба не мог усидеть дома. Он, точно изголодавшийся волк, почуявший добычу, спешил воспользоваться приглашением Дурамгут. Ему уже мерещился крупный куш,
и его, как всегда бывало в таких случаях,
уже ничто не могло удержать. Пытаясь перехитрить ненастье, он по пути не пропускал ни одного магазина. Отряхнувшись и
осмотрев все, что было в одном, он заходил
в следующий... Наконец, он вошел в небольшой промтоварный магазин, который
был расположен на перекрестке улиц и некоторого до дома Дурамгут оставалось н
более трехсот метров. Протолкавшись к
трюмо, он внимательно оглядел себя с ни
до головы. В просторном темно-синем пальто, в коричневых брюках, заправленных в
хромовые сапоги, чисто выбритый, он
меньше всего напоминал ламу. «Ну что а;,
время сейчас такое — лама не в почете,подумал он.— Зато раньше бывало»...
Пятнадцать лет, вплоть до тридцати
восьмого года, прослужил он в дацане. Таг
ему как-то особенно везло. Но тут случилась беда, вынудившая его надолго покинуть пределы Бурятии.
Несколько лет скитался он в Красноярском крае, на Урале, в Средней Азии. Чт
он там делал, чем занимался почти никт
не знал, а сам он этот период своей жизн '
всегда старался окутать мраком таинстве; ности.
Лишь в годы войны Дагба возвратилс•>
в родные края и, шатаясь по улусам, занялся врачеванием. Начал он свою нов\1<
карьеру с хитрости. Найдя двух-трех бол;
ливых людей, Дагба от них узнавал, кто и
чем страдает в улусе. Затем, через день
два, являлся к больным и начинал разгони
с «всесильным, всемогущим бурханом».
Конечно, нашлись набожные люди, к*.
торые увидев, что некоторые больные 1ы
самом деле выздоровели, приписали их н<
целение Дагбе и стали распространять нем слухи, как о непревзойденном магг
чародее-исцелителе.
Пользуясь этим, он набил себе щчп
Знакомясь с новыми людьми, Дагба у п.
напускал на себя важный вид. Разговор и.'
чинал обычно с фразы: «Расскажите, ч н
вас беспокоит?», а заканчивал: «Я пост.:
раюсь, но как бурхан... Ему бы надо.
И верующие с усердием, иной раз с бо.п
гаими трудностями, изыскивали то, что >•<
лел им в качестве приношений всевышнем
принести хитрый Дагба.

Однако жизнь научила его осторожности.
Он хорошо знал, что ламы-служители дацанов ненавидят бродячих лам, и потому
старался не попадаться им на глаза. Он
никогда подолгу не засиживался на одном
М!'сте, постоянно переезжал из улуса в
улус и изредка заглядывал в города.
Еще раз оглядев себя в зеркале и оставшись доволен своим видом, Дагба вышел из
магазина и направился прямо к Дурамгут.
Спустя минут пятнадцать, он уже, заглядывая ей в глаза, крепко пожимал руку. Дагба сразу смекнул, что Дурамгут
ждала его. На ней было широкое платье в
узорах, без ворота. В длинные, до пояса
;тонкие косы она вплела гирлянды старин[ных серебряных монет, на шею надела
[блестящее олсерелье, а на обеих пухлых рубках ее в два ряда сверкали золотые брасглеты. И выглядела сейчас Дурамгут помо|лодевшей лет на десять.
Раздевайся, раздевайся,— улыбаясь
сказала она. — Как здоровье-то? Когда
^приехал? Да что стал-то? Проходи прямо
на кухню. Чайку • попьем.
Дагба поначалу на вопросы отвечал укВончиво, но когда вместе с закуской на стере появился графин с водкой, он довольно
улыбнулся и сказал:
— А ты все цветешь и ничуть не ста|еешь.
- Небось не мешки ворочаю, чего это
ке раньше времени-то гаснуть,— кокетяво произнесла Дурамгут и чокнулась с
амой.— Дай, бог, тебе здоровья!
Отпив половину, Дагба отставил стакан.
— Ну, чего ты? Или пить разучился?—
ротестовала хозяйка.
Однако ты хитрая стала,— усмехнуллама. — Себе рюмочку, а мне полный
ан налила.
Сколько знаю Дагбу, однако, ни разу
пьяным не видела,— рассмеялась Дуут. — Литр подай, два ему подай, все
во на ногах как ни в чем ни бывало
кится.
Что правда, то правда,— опустошив
рой стакан, хмыкнул Дагба. — А ночеоставишь?
• Я всегда рада бы, но сам понимаЬ: Агор как узнает, потом опять скандал.
невестка что скажет.
Это верно,— согласился лама и вниьно посмотрел на нее.
[^- Посоветоваться с тобой хотела, как
мне домой вернуть,-— вздохнула Дуут и, помолчав немного, добавила: —
:ал, наверное, что в колхоз он уехал,—

К

и тут же подрошю рассказала о том, как к
Аюру приезжали Макаров, Цырепжашш и
Аюшеев и как они уговорили его вернуться в колхоз.
— Так-так, все понятно,— не спет;!
проговорил лама. — Вот жмут на колхозы,
жмут, а ни мяса, ни масла, ни молока к
магазинах нету. Правда, в газетах пишут,
что продуктов вдоволь, но бумагой сыт не
будешь... Умный человек был твой Бадма
Как начнет, бывало, правду в глаза резать,
так заслушаешься его. А что не прав он
был, что ли? А твой Аюр и раньше не нравился мне и сейчас против отца родного пошел. Должен признаться, бурхан мне подсказывает, что жить ему осталось немного, что тут кровью пахнет.
— Что вы говорите, Дагба-лама,—
встревожилась Дурамгут. — Вы не шутите? Это правда?
— Не знаю даже, как перед бурханон
теперь за него слово замолвить.
— Сглазили его, злые люди сглазили!
запричитала хозяйка. — Ой, сын ты мой,
'Сын, ты и не знаешь, что тебя ожидает...
Помогите же, Дагба-лама, отведите от него злого духа.
Дагба уставился на Дурамгут захмелевшими глазами.
— Только ради тебя и ради старой
дружбы с твоим Бадмой,— сказал он черен
минуту и, напустив на себя глубокомысленный вид, невнятно зашлепал губами.
Дагба часто навещал Галдановых, когд.1
еще служил в дацане. Уединившись с Бадмой, они подолгу о чем-то беседовали. Дурамгут в этих разговорах участия не принимала, но однажды слышала, как они судили и рядили о кулацком восстании тридцать третьего года. Потом Бадму арестпмали. Узнав об этом, Дагба на другой лес дет.
сбежал из дацана. Дурамгут много лет иг
видела его, ничего о нем не слышали и
вот, уже во время войны, как-то печерком.
он неожиданно нагрянул к п с и .
С тех пор он стал часто накгпкгп. <т
Дурамгут, конечно, знала, ч т о у Дагйм.
почти в каждом улусе, были жсшциш.1, но
это не останавливало ее. (1н,1 р.чдл им ли
каждому его посещению. Тайком от Аюр;|
принимала Дагбу в школьной инбушко, где
хранилась разная хозяйственная утил|н.
Затем, уволившись и.1 шко.п.1, Д у р п м г у т
вынуждена была прнкшилть его к ггГм 1
домой. Из осторожности ни оПычип м н л я л г и
к ней поздно ночью. По нес ж е с.1>чи.1оп.
так. что, вернушпип, о д н а ж д ы с районного

— Ничего, настроение появится. А на
Аюра не •сердись. У него же сейчас горячая пора — разгар посевной.
— Ты всегда защищаешь его, далее
когда од не прав.
— Тебе кажется, — возразила Татьяна.
— Ладно, не будем спорить.
Ожидавшие возле дома девчата плотным кольцом окружили их.
— Пошли на Ленинскую, — предложила Зоя Борисова.
С ней согласились, и дружная девичья
компания весело зашагала к центральной
улице. Там было много гуляющих.
Вдруг, где-то рядом, раздался сильный
клопик. Дарима вздрогнула.
— Ты чета это? — удивилась Татьяла. — Испугалась? Шар лопнул.
— Да нет, просто от неожиданности.
— Э, нервы, нервы, — покачала головой Татьяна.
— Что поделаешь,— вздохнула Дарима и подумала: «Лучше бы мне вернуться домой».
Они вышли на площадь. Здесь играл
оркестр и, не обращая внимания на тесноту, кружились пары танцующих. На
другом конце площадки под звуки баяна девушки и парни, одетые в яркие
разноцветные костюмы, лихо отплясывали
'«барыню».
— Потанцуем, — предложила Татьяна.
— Конечно, потанцуем, — раздался
мужской голос. Татьяна и Дарима оглянулись. Перед ними стоял улыбающийся
Мухувов. — С праздником, девчата! О-о!
Да, я смотрю, вся больница здесь собралась.
Ему никто, кроме Даримы, не ответил.
Но его, видимо, это нисколько не обидело. Он подошел к Дариме,
взял ее за
руку.
— Пойдет танцевать.
У нее не было никакого желания, но
отказаться было неудобно. Она положила
ему руку на плечо, и они закружились п
вальсе.
«Как он легко танцует», — подумала
она.
Они танцевали долго.
— Я устала, — наконец, пожаловалась Дарима.
— Что-то у тебя настроение не праздничное,— сказал Мухунюв, когда они
пилили из толпы.
— Всякое бывает, — неохотно огветн
ла ома.
82

— В праздник не должно так быть,—
твердо сказал он.
— А что сделать,
если настроение
вюе-тажи дурное?
— Что сделать?' — Мукунов усмехнулся. — Надо рассеять это дурное на/строение.
Он посмотрел на нее и, видя, что онг
не понимает его, продолжил:— Да-да.
Не удивляйся, пожалуйста. Я ведь человек земной и не люблю витать в облакак. Поэтому-то и не верю в разные там
идеалы, скажем, вроде верности до гроба. Все это чепуха!.. И тебе советую
так же смотреть на вещи.
— Интересная у вас философия.
— Во всяком случае жизненная.
— Мне такая философия непонятна.
— Ну что ж, не смею навязывать
ее.—Он помолчал, потом предложил:
— Пойдем к
Селенге, там должна
быть очень хюрошо.
Ей хотелось уйти от людей и она согласилась. Он взял ее под руку. По дороге он снова заговорил.
— Я, вот, смотрю на людей и часто не
понимаю, зачем себе создавать лишние
трудности. Нужно легко жить, ведь живешь-то один только раз. Значит, надо брать
все от жизни, стараться, чтоб тебе всегда
было весело, бывать с тем, кто тебе приятен.
— А если так не получается?—спросил.'
Дарима.
— Глупости! Когда хочешь, всегда пи
лучится.
— Научите, как это сделать.
— А очень просто. Прежде всего над"
забыть, что существуют какие-то ложны*
отношение, которое мы сами себе создаем
Верность этому — вот самая большая Ги1
да в жизни.
—• Странные вещи говорите вы,—шт*
била его Дарима.—Значит, по вашему пи
лучаегся, что вообще никаких идеалов м.
должно быть. Ведь так просто глупо жи-п
— О, нет, наоборот. Я делаю то, что V.
хочется в данный момент, нисколько но ;м
думываясь о том, как я на это пос.чнт,.м
завтра.
— Вы клевещете на себя,—возра.ш •
ему Дарима.—Зачем вы притворяетесь I
клм простачком. Ведь вы не такой.
— Почему ты так думаешь?—Мух'.и.
взглянул на Дариму.
— Потому что вы куда лучше, чгм \
тип; п'Яя показать.

Он рассмеялся.
— А я думал, поверишь мне. Ну, ладно,
не будем спорить, ты победила.
Они подошли к берегу. Широкая река
жадно лизала прибрежные камни.
— Давай щжупаемюя,—внезапно предложил Мухунов.
— Что вы? Вода еще такая холодная,
б-р-р,— произнесла Дарима.
Но он, словно не расслышав ее слов,
быстро разделся и бросился в воду.
У Даримы по телу пробежали мурашки.
— Привет! Привет!—вынырнув и дважвзметнув рукой, крикнул он и, разверувались, красиво поплыл на середину реКазалось, что студеная, могучая Селенга
уступала ему дорогу. Люди, стоявшие
берегу, с интересом наблюдали за смельиком. Его отнесло течением в сторону, и
дарима, опасаясь, что он может простугься, подхватив его одежду, поспешила
[нему навстречу.
— Замечательно!—воскликнул он, вытаивая из воды.— Вот где настоящая

кота!

; Дарима невольно залюбовалась им. Раз1НИВШЛЙГЯ Мухунов улыбался широкой
{ибкой, обнажив свои белоснежные ровзубы. «Какой он здоровый, какое кра)е у него тело,—подумала она и сравта его с Аюром.—Нет, тот не бросился
в такую холодную воду. Никогда в жкз-

I—- А теперь пошли в горсад, на ёхор,—
он, одевшись,
пятого!—мысленно произДарима, посмотрев на часы. До шести
и на ёхоре побывать»,— решила
• сказала:
Только ненадолго, самое большое —
час.
вг Принимаю любые условия,—согла•ся Мухунов и, взяв ее под руку, помог
•сггиться с дамбы.
Ввгда они вышли на тротуар, Мухунов
^•мльно посмотрел на нее и сказал:
Р- Знаешь, Дарима, мне очень не нрачто ты обращаешься ко мне на
~Ь—Он сделал паузу.—Ведь мы с тоаочти одногодки и я, отнюдь, не каИвбудь важная персона.
^К8 не знаю,— смутилась она.—Проепривыкла обращаться к людям иначе.
А ты попробуй и увидишь, что это
просто. Ну, обратись ко мне хоть раз
ГЫ»,- попросил он настойчиво.—Не-

В

ужели тебе трудно сказать: «Ты хорошо
плаваешь, или, наоборот, ты плохо плаваешь».
— Нет, нет! Что вы? — вырвалось у
Даримы и она тут же поправилась:—Что
ты? Ты прекрасный пловец!
— Во-т спасибо тебе, Дарима! Дважды
спасибо! За то, что назвала на «ты» и за
то, что похвалила. Будь мы сейчас только
вдвоем, я бы за эти слова твои стал перед
тобой на колени.—Мухунов взял ее руку
и осторожно пожал.—Поверь, Дарима, мне
никогда не забыть этот чудесный день!
8
••

р ХОР был в самом разгаре.
*-'— Я пожалуй, постою здесь, посмотрю сначала,—сказала Дарима, обращаясь
к Мухунову.— А ты иди, иди, станцуй.
— Как же я тебя одну оставлю,—возразил он.—Нет, уж тогда вместе постоим,
посмотрим.
— Ну и напрасно, потому что...
В это время кто-то из танцующих крикнул: «Мухунов! Давай сюда!» Но он только взмахнул рукой.
— Ведь тебя зовут, иди,—сказала Дарима.
— Пойдем вместе,—решительно проговорил он и ввел ее в круг танцующей молодежи.
«О-о-о! Му-ху-у-нов!—пронеслось по
кругу.—Сейчас запоет!»...
Звонкий, приятный тенор заглушил другие голоса. Переходя на самые высокие лады, он все крепчал. Чистота и тончайшие
переливы голоса Мухунова изумили Дариму. А он, почувствовав ее волнение, решил
блеснуть перед ней сложнейшими вариациями. Достигнув самого высокого звучания, Мухунов внезапно перешел на низкий
баритональный тембр, потом снова на самый высокий, а затем уже запел ровно,
спокойно своим обычным голосом.
«Вот это да!— с восхищением подумала Дарима.—Какой диапазон! Как легко он
переходит с самых высоких теноровых на
самые низкие баритональные партии!»
Припев подхватывали все. После верной
песни Мухунов пробежал взглядом своих
карих глаз по кругу и, видимо оценив настроение танцующих, сделал глубокий
вдох, тряхнул шевелюрой и снова заш-л:
Как не укрыть мне доской
не покрытый потолок,
так не сдержать мне в себе
звонкой песни клубок.

83

Ьывая в роще березовой
прошедшее вспоминаем,
а в молодости цветущей
о пляске и песне мечтаем.
Из дерева крепкого
чудный дом построим,
из молодцев отменных
сегодня выбор устроим...

Потом Мукунов, немного отдохнув, с
удалью, в быстром темпе запел плясовую.
Все снова умолкли и, лишь крепко подхватив друг друга, сомкнулись в плотное
кольцо.
Веселая, разудалая, с крутыми переходами песия, одинаковые
ритмичные
движения сотен рук и ног... Этот танец
йыл у молодежи, пожалуй, самым любимым из всех видов ёхора.
Стремительный темп танца все нарастал. Уже трудно было
различать от•дельные движения. Многие, не выдержав такого темпа, выходили из крута.
Вышла и Дарима. А Мухунов все запевал и все задорнее рвалась ввысь его песня.
У Даримы с непривычки гудели ноги.
Она вышла с танцевальной площадки и
•ярисела на первую попавшуюся скамейку.
«Ай-да, Михаил!»—подумала Дарима
;1 ей вспомнилась их первая встреча в
мельнице. Тогда от, кажется, рассказывал ей о севе. Но что именно? Дарима,
начала припоминать его рассказ.
Окончив школу и поступив в университет,
Мухунов простился с родным
улусом. Однако из-за болезни ему пришлось бросить учебу. Затем его призвали в
армию. Служил на Востоке (где именно,
она запамятовала), не то в пограничных,
ае то в танковых войсках (он, кажется,
говорил, что служил и в тех и в других).
«(Впрочем, какое это имеет значение»,— усмехнулась она.
После демобилизации он поступил учеником штукатура на одну из городских
строек. Через полгода его отозвали на
работу в отдел кадров треста.
Канцелярская должность пришлась ему
не по душе и он вскоре уволился оттуда.
Потом работал завхозом в геологической партии. Заработком ОБОИМ был доволен, особенно нравилось ему ходить по
тайге. И надо же было случиться аварии,
после которой он, с сотрясением мозга, попал к ним в больницу...
Дарима знала, что из больницы Мухутгоа выписали в начале апреля. Сегодня
и гка:ш ей, что все еще вынужден от-

дыхать. Но ато нисколько его не тревожило. «Надо найти такую работу, которая
была бы по душе,—сказал он но дороге
в горсад.—А лишь бы сунуть шею в ярмо—это не по мне»...
Мысли Даримы прервал подошедший
Мухунов. Глубоко дыша, вытирая с лица
пот, он присел рядом с ней.
— Вот я люблю так! Уж, если петь,
чтоб слышно было! А если танцевать, чтой
чувствовать!
— Да, платок-то у тебя весь мокрый,—
заметила Дарима и, вьпгув из сумочки
свои, подала ему.
— Спасибо, Дарима.—Мухунов взял е,1
платочек, приложил к губам.—Какой ней;
ный запах. «Красная Москва». Эти духи,
конечно, не спутаешь с другими.—Муху
нов снова провел платочком по губам п
вернул его Дариме.—Спасибо!—повтори I
он.—А теперь пойдем водички попьем.
Она взглянула па часы и, вскочив, ска
зала:
— Ой, нет, Михаил, я не могу. Мела
ждет Татьяна.
— А-а-а?!..— он вздохнул и с нескры
ваемым 'огорчением сказал:—Очень жал:
Мне хотелось сегодня побыть с тобой. Пи
раз обещала, значит, надо идти.
Они молча пошли по аллее к выход \
Здесь было оживленно и, казалось, вен
лому потоку публики не будет конца
Внезапно Мухунов остановился.
— Ты, можешь, Дарима, выполни п
оДи'у мою просьбу?— спросил он.
— Смотря какую?
— Я хочу попросить тебя свернут!, и
пойти вот по этой аллейке.
— Пожалуйста,—согласилась Дарима и
первая свернула в боковую аллею, I I
разросшиеся деревья так переплетал .и
что солнце туда почти не проникало.
— Смотри, как хорошо: тихо, безлш
но,—пройдя несколько шагов прол.:н
Мухунов и, мигом обхватив ее за тл.ми
страстно поцеловал в губы.
У Даримы перехватило дыхание, ".
рванулась от него, но он удержал ос
своих крепких объятиях. Тогда она рао-ч
дилась, но « ответ услышала его НРЖМИ
шепот:
— Прости меня, Дарима... Не сердим
Я люблю тебя... Я люблю тебя так, •«
готов ради тебя на все... Ну, скажи Ч"
ХОТЬ ОДНО СЛОВО... ТЫ

МОЛЧИШЬ... Я

|:,1 I

ты сейчас растеряна... Но я верю, чт» и;

дет день, и ты скажешь мне то же самое... Я не сомневаюсь... Тогда мы будем
с тобой неразлучны... Я буду носить тебя
на руках... Дарима, моя Дарима... — Мухунов снова притянул ее к себе и она вновь
почувствовала его горячий поцелуй. ТольI ко теперь Дарима уже не пыталась вы. рваться из его сильных объятий. Ей было
приятно слышать его слова.
Потом Мухунов проводил ее до дому,
|где жила Татьяна, и всю дорогу снова
[говорил о том, как он ее любит, как будет носить ее на руках. А она, чувствуя
1его крепкую руку, прижимавшую ее ло|коть, по-прежнему молчала, а про себя
думала: «Как хорошо с ним. Какой он
чековый. И к чему я пообещала Татьяне
ридти к ней...» Но как ни трудно было
расстаться с Мухуновым, Дарима все же
ростилась с ним и взбежала по лестни— Наконец, явилась. Почему так поздо? А ну-ка, налейте ей штрафную! —
аспорядилась Татьяна, увидев Дариму.
Зоя и Бальжима подхватили ее и пропи к столу.
— Вот, сюда, между нами садись, —
зала ей Зоя и наполнила коньяком
ьшую стопку. — Уговор дороже денег,—
изпесла она и скомандовала: — Пей!
[Дарима посмотрела на стопку, вздохнуи, выпив все до дна, закашлялась.
\, — Запей лимонадом, сразу легче ста», — посоветовала Дариме Бальжима, и
же напустилась на своего соседа: —
не хорошо, Николай! Ты до сих пор
пил. Так не пойдет! Посмотрите, тоищи, у Николая стопка нетронутой
поддержали Бальжиму, и молодому
пришлось подчиниться их требоваВот так другое дело, а то сидит, как
ая девица,-— под общее одобрение
па Бальжима.
не коньяка Дарнме стало еще груст«Что это со мной?» — спросила она
[и задумалась.
ем она пришла сюда? Почему не оес Михаилом? Или и его нужно быивести? Нет, она знала, что это нено. Ведь они все почему-то не
его. А почему? Ну, конечно, от
и. Обрати он на них внимание, не
к нему относились. Неожидан»ма взглянула на соседа Бальжимы.
0-то очень горячился. Она прислу-

шалась к его словам. Парень рассказывал
о последних футбольных матчах. Даримч
не любила футбол, не понимала, как эти
можно увлекаться им, и удивилась тому,
что все так внимательно слушали. «Неужели им не о чем больше говорить? —
подумала она и снова выругала с&бя за
то, что пришла, а не осталась с Мухуиовым.—Им лишь бы болтать. Болтать о
разных пустяках и строить из себя больших умников. Да, Михаил на голову вышеих всех!»
Заметив, что у Даримы задумчивый вид.
Татьяна решила поговорить с ней. Она подошла, но Дарима решительно поднялась
Ей снова послышались слова Михаила: «Я
буду носить тебя на руках»,—и она уже
больше никак не могла оставаться здесь.
— Извините,—сказала она.—Я должна уйти.
Ее начали было уговаривать, но за нее
вступилась Татьяна.
— Ей нездоровится,— пояснила она и.
обратившись к Дариме, спросила:—Тебя
проводить?
— Нет-нет, что ты, я сама дойду,—
категорически отказалась Дарима и, простившись со всеми, ушла.
Дома, на вопрос свекрови, где она
была, Дарима сухо ответила:
— У Татьяны Зерновой.
— И что ты нашла в этой конопатой
девке?—заговорила Дурамгут.— Бросила
бы с ней водиться. Гляди, еще греха с
ней наживешь.
— Что вы за глупости говорите?—-резко оборвала ее Дарима.—Может, прикажете мне заточить себя дома? И только потому, что ваш Аюр сбежал в колхоз.
Наступило молчание. Дарима ожидала,
что свекровь примется отчитывать ее к
приготовилась дать ей соответствующую
отповедь. Но та, вопреки ожиданию, даже
не рассердилась.
—• Я вижу, что ты, кажется, поумнела, наконец,—вкрадчиво заговорила свекровь.— Давно бы так. А то сидишь и переживаешь. Подумаешь, муж уехал. Ты
еще молодая и красивая. От такой, как ты.
не бегут. И тебе нечего тужить...

| Т СВЕРИВ, что Дагба-лама замолил грехи Аюра перед бурханом, Дурамгут уже нисколько не опасалась за здоровье сына. Теперь она была даже довольна,
85

— А что случилось?—удивилась Татьяна.
— Разве ты не видишь, куда она катится? С мужем не поехала и хвостом теперь виляет. Вчера был Мухунов, сегодня
у всех на глазах она с Виталием Ефимовичем флиртует.
— Не горячись, Зоя,—спокойно заметила Татьяна.—Я считаю, что у нас нет
никаких оснований о&винять Дариму в
недостойном поведении. Ну что страшного в том, что она сегодня с Виталием
Ефимовичем? Ведь так обвинять человека — это просто ханжество.
— Ханжество?—резко переспросила
Зоя.—Выходит, что тебе нужны факты?
Что ж, за ниш! дело не станет. Стоит
только сказать ребятам, чтобы они последили за этой парочкой, и в фактах, думаю, недостатка не будет.
— Следить? Это подло, понимаешь.
— Пожалуйста, без громких слов. Ну,
в общем, я тебя предупредила, а ты
поступай, как знаешь. Но учти, мы тебя
на собрании спросим.
— Хорошо,—ответила Татьяна.— Я
сумею дать ответ...
А в это время Дарима и Виталий Ефимович, уйдя вниз по реке, присели на
толстое бревно, лежавшее в двух метрах
от воды.
—• Почему вы грустите?—спросил Виталий Ефимович.
— Не знаю,—пожала плечами Дарима.—Со мной это бывает.
— И часто?
— Как вам сказать? Пожалуй, часто.
— А причина в чем? Не в том ли, что
муж уехал?
— И в этом, конечно. Но главное, меня страшно угнетает, когда за мной начинают следить.
— Кто ж это за вами следит?
— Как ни странно, мои лучшие подруги.
— И зачем им это понадобилось? —
удивился Виталий Ефимович.
— Видимо, тревожатся за мои моральные устои.
— Странно. Мне кажется, вы повода
для этого не даете.
Она пожала плечами.—Пусть следят,—•
и махнув рукой вдруг предложила: —
Давайте купаться.
Инталии Ефимович не умел плавать и
потому отказался. Дарима сбросила с себя
платье и, оставшись в купальнике, мед-

ленно вошла в воду. Окунувшись, она
легко поплыла по течению.
«Как тоскливо без Михаила»,— подумала Дарима, вспомнив, как он отлично
плавает. Где он сейчас? Ведь обещал вернуться дня через два-три, а прошла уже
целая неделя! Может, опять попал в какую-нибудь аварию? Ну зачем только он
поехал в эту свою партию? В конце концов
расчет ему могли выслать по почте.
Дарима развернулась,
попробовала
плыть против течения, но не осилив его,
направилась к берегу. Она уплыла довольно далеко и идти пришлось добрых
десять-пятнадцать минут, пока она увидела лежащего на траве Виталия Ефимовича.
«Этот человек чем-то напоминает Бато Намсараевича. Что у них общего?» —
спросила себя Дарима, но ответа на свой
вопрос не нашла.
— Освежились бы тоже немного, Виталий Ефимович, а то жара такая,— сказала она, подходя к нему. — Сразу дышать легче станет.
— Нет, я не плаваю, а так барахтаться
у берега не интересно. А вы — молодец,
как далеко заплыли.
— Спасибо за комплимент,— усмехнулась она.
— Кроме шуток, Дарима Базаровна,— *
серьезно произнес он и добавил: — Ну,
теперь загорайте, а я пойду трапезой займусь.
Дарима согласно кивнула.
Виталий
Ефимович не спеша побрел к бревну, где
они оставили свои вещи. Выбрав в тени
у кустов ровное местечко, он расстелил
плащ-палатку и выложил на нее все свои
припасы. Опустевший чемоданчик заменил
ему стол. На нем поставил две пиалы, закуску, конфеты, бутылку с вином и двл
термоса: один с бульоном, другой с чаем. Когда все было готово, Виталий Ефимович позвал Дариму.
Она не отозвалась. Погруженная в думы, Дарима лежала на песке, закинув руки
под голову. Как Аюр мог, не посчитавшись
с ней, уехать в колхоз? — думала она.—
Значит пи не дорожил ею. Ну и пусть.
Пусть строит свою жизнь, как ему хочется. И она будет поступать так, как
сердце велит.
— Дарима Базаровна! — снова окликнул ее Виталий Ефимович.
Она приподнялась на локоть и, посмотрев в его сторону, спросила:
— Вы меня звали?
— Идите обедать.

Она вскочила, оделась и, подойдя к расстеленной плащпалатке, оглядела разложенные им продукты.
— Сразу видна мужская рука,— заметила Дарима. — А мои пирожки почему
| не достали?

— Никаких указаний на сей счет не
1имел,— отшутился было Виталий Ефимо|вич, но Дарима сердито сказала:
Подайте, пожалуйста, мою сумку.—
1И приняв ее из его рук, начала вынимать
|съсстное, приговаривая: — Ваши пирожки, я вижу из магазина, а мои домашние,
вот варенье клубничное. Это омуль...
Досмотрите, какой он крупный и жирный...
— ()-о-о!..—с восхищением произнес
Виталий Ефимович.— Хорош омуль, хорош!
|1то ж, командуйте теперь сами.
Переставив все на чемоданчике по-своИу, она налила в рюмку вино и подала ее
Италию Ефимовичу.
— А себе? — спросил он.
Будет и мне,— ответила Дарима и
полнила вторую рюмку.
|0ни выпили, и Виталий Ефимович с апритом начал закусывать. Дарима же все
Вщала, словно находилась у себя дома.
— Вы о себе не забывайте, Дарима Баовна,— время от времени говорил он.
на ее недопитую рюмку.
1отом, когда Виталий Ефимович, побла1рив ее, уже поднялся, она неожидан.спросила:
Скажите, вы осудили бы женщину,
рая ушла от мужа из-за того, что подругого?
вопрошающе уставился на нее.
Значит, тоже, как все, осудили
[— И Дарима отвела глаза.
Видите ли, Дарима Базаровна, лю|; это такая область, в которой очень
разобраться посторонним. Это, как
сказать...
я думаю, что во взаимоотношекчины и женщины никто не имеет
вмешиваться,— воспользовавшись
»узой, решительно сказала Дари•Это личное дело, только личное.
Эяо, конечно, правильно,— заметил
Ефимович. — Но, видимо, лишь
потому что у нас существуют моустои...
Моральные устои... долг... Еще что
В?..
пожал плечами.
Вы задали мне вопрос и я попыталть вам,— немного погодя прогоI. — 'Но если вас не устраивает

мой ответ, то считайте, что его не было.
— Так-то и лучше,— вздохнула Дарима.
Наступило неловкое молчание. Она поднялась и направилась к воде. Освежившись и взбив волосы, Дарима тут же возвратилась и, как ни в чем ни бывало,
предложила:
— Давайте пить чай.
— Вот куда вы спрятались! Еле вас
нашла,— послышался вдруг голос Татьяны.
— Видно, долго искали,— улыбнулся
Виталий Ефимович.
— Не очень долго, но все же искала.
— А вы >бы поглядели, где черемуха
пышнее всего растет, тогда бы легко на-:нашли,— шутливо заметил он.
— Не знала такую примету,— отозвалась Татьяна и, оглядевшись вокруг, сказала: — И вправду здесь черемуха сильно
разрослась.— Она подошла к ближнему
из кустов и уткнулась в него лицом, вдыхая пьянящий аромат.
— Я вас оставлю, девушки,— сказал
Виталий Ефимович. — Что-то побродить
немного захотелось. — И не - ожидая, что
они скажут, скрылся в кустах.
Когда шаги его утихли, Татьяна посмотрела на Дариму и тихо заговорила:
— Ты можешь объяснить, что с тобой
произошло, почему ты избегаешь меня, не
хочешь со мной разговаривать?
— Мне нечего тебе объяснять,— ответила Дарима.
— Но в чем все-таки дело?
— Ни в чем.
— Интересно... — Татьяна вздохнула,
помолчала. — Когда же ты думаешь переехать к Аюру?
— И не собираюсь.
— Как это — не собираешься?
— Очень просто, не собираюсь.
— Значит, так и будете жить: ты здесь,
он там?
— Дело его.
Татьяна пристально посмотрела ей и
глаза.
— И все же я никак не могу понят I.
твое упрямство. Откуда оно?
— А ты и не старимо! попить, но-равно бесполезно.
— Даже так?
— Конечно, потому что кое-что мы с
тобой понимаем по-разному.
— Что ты имеешь в виду?
— Не стоит продолжать разговор, он
ни к чему не приведет.
89

— Мне жаль тебя, Дарима,— искренне
мазала Татьяна. — Очень жаль и тебя и
А юра.
— Ты лучше себя пожалей,— зло бросила Дарима. — А то еще останешься старой девой.
Ераока прилила к лицу Татьяны, но
она сдержала себя и спокойно заметила:
— Уж лучше быть старой девой, чем
менять мужей. И кого, подумай, собираешься сменить. Да на Аюра тебе молиться
надо!..
— Вот и поезжай к нему, утешь его.
Ты давно об этом мечтала.
— Не поехала, а помчалась бы на твоем месте. Ведь он любит тебя, любит, ты
понимаешь это!
— А что мне его любовь! Меня любят
•больше.
— Кто это? Не Мухунов ли?..
— Хотя бы и он.
По лицу Татьяны скользнула презрительная усмешка.
— Я не хотела верить, что ты можешь
Проситься в омут, но теперь вижу, что
глубоко ошибалась. Так чем же ослепил
тебя этот Мухунов? Раскрой глаза, Дарима.
Разве ты не видишь, что он лишен даже
самой элементарной порядочности, что он,
просто напросто, пустая побрякушка.
— Признайся честно, что завидуешь.
— Как ты сказала? — словно не расслышав, переспросила Татьяна. — Завидую? Да как ты можешь говорить такое?
Ты же прекрасно знаешь, как я отношусь
к нему. Он вызывает у меня лишь чувство
брезгливости.
— Хватит! — резко оборвала ее Дарима. — Я больше не хочу с тобой объясняться.
— Что ж, дело твое,— пожала плечами
Татьяна. — Единственное, о чем прошу
тебя, не руби с плеча, еще раз хорошо обдумай и взвесь все.
— Ладао, обойдусь без советчиков,—
тотерпеливо перебила ее Дарима.
День был окончательно испорчен, и теперь Дарима с нетерпением ждала, когда,
наконец, придут машины и можно будет
уехать в город.
И

Г ] РИЕХАЛИ в город уже в сумерках,
* но Виталий Ефимович все-таки направился к себе, в больницу. У него была
давняя привычка заглядывать туда, как
только появится свободная минута. Сегодня его очень тревожило состояние Ма-

90

карова, того самого Макарова, который работал секретарем парткома колхоза «УланТуя», где находился Аюр,
Макаров поступил в отделение Виталия
Ефимовича полторы недели назад с общим
атеросклерозом и недостаточностью сердечной деятельности. Еще во время первого осмотра, определив тяжелый характер
болезни Павла Ивановича, врач почувствовал недюжинную духовную силу больного. Это вселило надежду на то, что Макаров может поправиться. Однако, несмотря на все принятые меры, здоровье больного продолжало вызывать серьезные опасения.
Войдя в больницу, Виталий Ефимович
прошел к дежурной сестре.
— Как у нас дела? — спросил он.
— Пока все благополучно,— ответил;
девушка-толстушка.— Один Макаров попрежнему в тяжелом состоянии. Правда
сегодня обошлись без кислорода, но инъекцию сделала, как предписано. Поел'
обеда он часа четыре был на улице. Жен:
с детьми к нему приезжала. Видно, устал
сильно и сейчас лежит.
— Зря так долго разрешили. Ему уста
вать нельзя.
— Я виновата, Виталий Ефимович, Л"
знаете так они, и жена, и дети, просили
меня, что не могла устоять. И еще, жен.'
просила вас разрешить ей самой за нп«
ухаживать.
— Она когда теперь приедет?
— Во вторник, сказала.
— Что ж, подумаем.
— Разрешить бы ей надо,
Виталии
Ефимович,— начала упрашивать сестра.
Для больного лучше будет. Он, ведь з:
ете, какой щепетильный, никогда ничп
не попросит, не пожалуется. А захочсп.
постель ему поправить — ни за что I
даст. «Сам,— говорит,— поправлю. II
маленький». Или как поест, все сам за •
бой приберет, даже крошки хлеба ни
столе, ни на полу не найдешь. А когда > I.
лы ему ставишь, честное слово, смотр 1
бывает страшно. У него ведь живого мп •
на теле нет, весь исколот. Куда бы, д \ ч
ешь, укол ему поставить? А он лишь у.н
бается: «Что, сестричка, задумалась? I
но тебе грустить и на других тоску н.п
дить. Коли веселее, не стесняйся, и «
будет весело...» Вот так каждый раз к.и.
нибудь шуточкой встречает и провоз >
А с женой и проще и покоя ему Ст.и*
будет.

— Хорошо, Сысэгма, я подумаю,— сказал Виталий Ефимович и направился к Макарову.
Павел Иванович лежал в одноместной
палате. Опухший, с засеребрившейся головой, весь в морщинах, он казался теперь
дряхлым стариком.
— Добрый вечер, Виталий Ефимович,—
радостно откликнулся Макаров на приветствие вошедшего к нему врача и, приподнимаясь с подушки, спросил: — Как отдохнули?
— Спасибо, Павел Иванович, хорошо.
А вот вы, кажется, переутомились сегодня.
Ну-ка, давайте, покажитесь.— Виталий
Ефимович выслушал Макарова, проверил
пульс и сказал: — Нет, вам нельзя переутомляться. Слишком большая нагрузка на
сердце.
— Жена сегодня ко мне с сынишкой и
дочуркой приезжали. Ну, как с ними было
яе посидеть. С падшем в шахматы даже
партию сыграл. Чувствовал себя нормаль' но, а как уехали они, так сердце сразу чего-то заныло. Решил прилечь. Разделся,
улегся, но тут такая тоска на меия навалилась, что не знал куда деваться. К счатью в это время газеты свежие принесли,
потом заснул. Так, знаете ли, хорошо
спал и вдруг...— он умолк и неожиданно
спросил: — А Дарима, интересно, ездила?
— В лес?.. Ездила.
Макаров снова помолчал, потом, рассуждая словно с самим с собою, проговорил:
— Почему же она не хочет переехать
; нужу? Никак не пойму этого. Ведь когда
Ьиобят, все равно где жить, лишь бы вмес.
5— Когда любят, да,— подтвердил Випий Ефимович.
— А она разве не любит Агора?
— Не знаю. Во всяком случае, мне кася. она очень обижена на него.
За что?
^г- Он даже на майские празаникп доне приехал.
|— Это верно. Значкг только поэтому и
«а ему перестала писать?
талий Ефимович пожал плечами.
|-— Не знаю почему она не пишет ему,
|, думаю, что причина здесь гораздо серьСерьезнее, говорите,— повторил Маи внимательно посмотрел на вра|— Значит, говорите, серьезнее?— он
палея.
талий Ефимович пожалел, что выскасвое предположение.

— Сколько я говорил А юру, что так
нельзя. Раза два чуть ли не приказана.!
съездить в город, попроведать семью,
снова заговорил Макаров.— Но он же, как
одержимый, только и знает одну райоту.
«Вы, говорит, Павел Иванович, не тревожьтесь, приедет Дарима, вот упидитс
приеден». А его эта уверенность, как послушал вас, основана на песке.
— Я собственно, Павел Иванович, ничего не знаю. Это только мои предположения.
— Понимаю,— покачал головой Макаров.— Но, видимо, что-то наводит вас на
такую мысль.
— Лишь случайный разговор. Может
даже я ошибаюсь, так что не придавайте,
пожалуйста, моим словам никакого значения,— сказал Виталий Ефимович и, взглянув на часы, добавил:— Взыскание на меня надо наложить. Сам первым нарушаю
ваш режим. Кстати, Павел Иванович, мне
думается; вам лучше будет, если рядом с
вами будет находиться ваша жена.
— Ну, что ж,— сказал Макаров,— вам
виднее. Мне же право даже неудобно. Я и
так нахожусь у вас в исключительном положении, да еще и жена будет со мной.
Стоит ли?
— Ничего-ничего, мы всегда стараемся
делать так, чтобы как можно лучше былп
больному. Так что никакого исключения
для вас нет. Это я сделал бы любому другому. А теперь ложитесь спать. Спокойной
ночи!
На другое утро в кабинет Виталия Ефимовича заглянула Татьяна.
— Я хотела попросить у вас разрешения повидаться с Павлом Ивановичем Макаровым,— попросила она, подходя к столу.— Сысэгма сказала, что вы категорически запретили свидания с ним.
— С Макаровым? —переспросил Виталий Ефимович.— А вы что его родственница?
— Нет.
— Что же у вас тогда к нему?
Татьяна рассказала, что получила письмо от Намсараева и он просил ее повидать
Макарова и написать ему о его состоянии.
— И все-таки я не могу вам разрешит!,
свидание с ним,— отрезал Виталий Ефимович.
Татьяна удивилась, но он отвернулся и,
подойдя к окну, раскрыл его настежь.
— Не удивляйтесь, Татьяна Юры-н-

на,— заговорил он затем.— У Макарова
очень тяжелое состояние. Вчера у него оыли жена и дети. Сегодня надо дать ему
полный покой, а завтра—посмотрим. Другу
же его можете написать, что ничего утешительного, к сожалению, сказать я не
могу. Вот так.

вая себе чай.— На ту же дачу, что в прошлом году.
В это время открылась наружная дверь
и послышался голос шофера:
— Можно к вам?
— Проходи, Чингис, сюда,— позвал его
Аюр.
Плотный, среднего роста Чингис, увидев женщин, бойко произнес:
12
— Сайн-байна!
— Сайн! Сайн! — в разнобой отозваЬ< КОНЦЕ июля, в седьмом часу утра,
лись Дарима и Дурамгут. Старуха, усадик
у подъезда дома, где жили Галдановы,
остановилась голубая «Победа». Из нее шофера на стул, начала выпытывать у негп последние улусные новости.
вышел Аюр и взглянул на окна своей квар— Да что вам сказать, какие у нас нотиры. Сейчас он увидит Дариму. Аюр почувствовал, как сильно забилось его серд- вости. Вроде все по-старому и в то же время по-новому... Одним словом, хорошо жице.
вем.
Урожай в этом году богатый ожидаем.
— Машину во дворе поставь,— стараясь скрыть внезапно нахлынувшее вол- Народ шибко довольный. Чего сколько и
нение, проговорил он.— И в квартиру за- кто заработал, то уж каждый месяц давай
сюда,— и Чингис похлопал себя по кармаходи!
Поднявшись на площадку второго этажа, ну.— Так что лодыря гонять не приходитон постучал. «На работу уже пора, а Да- ся. И будто на работу никто силком не тащит. Люда теперь сами стали просить рарима еще спит»,— подумал он и постучал
сильнее. За дверью послышались торопли- боту. Ну и живем весело...— тут шофер,
вые шаги Даримы. Он, конечно, сразу уз- вспомнив о чем-то, замялся, вздохнул и тихо добавил:— Одна печаль у нас, большая
нал их.
печаль.
— Кто там? — спросила она.
— Что случилось?— заинтересовалась
— Это я, Дарима,— отозвался Аюр.
Щелкнул замок, но дверь оставалась Дурамгут.
зажрьгтой. Аюр толкнул ее, она раскрылась,
— Павла Ивановича Макарова третьего
и он увидел как жена проскочила в ком- дня похоронили.
нату. «Вот это встречает!» — подумал ом,
— Умер? Смотри-ка. Отчего же? —
но тут из дальней комнаты послышался
спросила Дарима.
голос матери:
— Инфаркт,— коротко произнес Аюр.
— Кто это? Аюр что ли приехал?
— Какой человек был,— снова вздох— Здравствуйте!—поздоровался он.— нул Чингис.— Жаль, очень жаль его. ТаА где Солбон? Он здоров?
ких людей, как Павел Иванович не частг>
— Что с ним станется. На даче он,— встретишь. На похороны со всего аймака
ответила мать и спросила: — Ты насовсем съехались. Венков больше сотни насчиприехал?
тали.
— До завтра. Утром обратно уеду.
— Ну, я пошла,— перебив Чкнгиса,
— Всего на один день! — неожиданно сказала Дарима.— Ба'бушка вас накормит.
воскликнула Дарима и, пробегая на кух— А придешь когда? — спросил Аюр.
ню, сказала: — А мне уже на работу по— Не з«аю. Поздно, наверное. Работы
ра. Чуть не проспала.
много.
Заметив, что сын все еще стоит посреди
— Тогда мы, пожалуй, к Солбону усп«комнаты, Дурамгут подошла к нему.
ем
съездить.
— Чего стоишь, как чужой? — заворча—
Смотрите. Я была у него в это восла она.— Проходи, чайник у меня давно
кресенье,—
торопливо проговорила Дарима
вскипел. Или в колхозе на весь день наи ушла.
елся?
У Агора внезапно защемило сердце. За— Шофер Чингис сейчас должен зайа
ти,— нашелся Аюр и, пройдя на кухню, метив, как у сына изменилось выражени
спросил:—Детсад в Тальцы опять вы- лица, Дурамгут хотела было тут же рассказать ему о Дариме, но присутствие шофеI! Тальцы,— ответила Дарима, нали- ра остановило ее.

— С дороги-то умойтесь и будем завтракать,— сказала она и, спохватившись,
спросила:— А может ты, Агор, искупаешься? Я тогда ванну приготовлю.
— Как, Чинтис, не желаешь помыться
в войне? — в свою очередь спросил Агор,
и, когда тот отказался, сказал: — Я вчера
вечером в баие был. Да и Солбола поскорее
хочется увидеть.
— Съезди, конечно,— собирая на стол,
проговорила Дурамгут.— Солбон сильно
скучает о тебе.
— Сына обязательно надо повидать,—
поддержал Чингис.
За завтраком Дурамгут выложила привезенные ей гостинцы, похвалила качества
сала, мяса, масла.
— Кушайте, кушайте хорошо,— сказала она. Про себя же, поглядывая на уплетающего за обе щеки Чингиса, начала возмущаться Аюром. «Что у него за дурная
привычка,— думала она,— всегда притащит домой лишние рты».
— Тебе, Чингис, машина не потребуется? — спросил Аюр, выйдя из-за стола.
— Мне? А куда
она мне?
— Тогда располагайся здесь по-хозяйски, а я один съезжу к сыну.
— В таком случае я пойду в город,—
сказал шофер.— Схожу в кино, кое-кого
наведать надо. А к вам приду утром. Мы во
сколько поедем?
— Ровно в пять.
— Вот к пяти, значит, буду здесь.
— Ну, хорошо,— согласился Аюр и,
Вращаясь к матери, спросил: — Может
вместе съездим, .мама?
— Спасибо,— ответила Дурамгут. —
'Только не по мне такое удовольствие: тридцать с лишним километров туда, да тридцать с лишним обратно трястись. Поезжай
уж один.
...Дача из шести-семи домиков, огороженная пряслом, стояла под горой, в до' лине, сплошь заросшей густым лесом. При• «хав туда, Аюр поставил машину у высо" кой сосны и, разыскав заведующую, спро:
сил, как найти Солбона.
— Его группа только что ушла на проступку,— сказала она.— Они тут недалеко.
. Я сейчас пошлю за ним няню.
•'' «Как хорошо здесь,— подумал Аюр, заЙравшись снова в машину и распахнув все
иютыре дверцы.— И все-таки у нас в колМюзе лучше. Как доказать это Дарпме? Она,
Скажется, вообще разговаривать го мной
ие хвчет. Чужого и то лучше встречают,

чем она меня. Не поздоровалась, ничего
ке спросила»...
Из-за домика послышался
знакомый
голос. Аюр поднялся и пошел навстречу
Солбону, которого вела за руку няня.
— Папа! — обрадовался мальчик и
стремглав подбежал к нему.
Аюр крепко прижал сына к груди.
— Ух, какой ты тяжеленный стал! —
воскликнул он.
А Солбон, цепко ухватившись руками
за шею отца, молчал. Он долго не мог выговорить ни слова. Мальчика не привлекали ни машина, ни конфеты, ни печенье.
Попытки Агора вызвать сына на разговор
заканчивались полной неудачей. И лишь
спустя минут пятнадцать-двадцать Солбон
спросил:
— А мама почему не приехала?
— Мама на работе, сынок,— ответил
Аюр.
— А-а-а... она. работает сегодня. А почему ты в прошлый раз с мамой не приехал?
— Тогда я на работе был.
— А где ты работал?
— В колхозе, сыночек. Теперь, ведь, я
там .работаю.
Солбон, еще крепче прижавшись к отцу,
как-то доверительно произнес:
— А мама сказала, что мы к тебе не
поедем.
— Почему?
— Она сказала, что ты нас не любишь.
«Неужели Дарима могла так сказать сыну? — спросил себя Аюр, внимательно посмотрев на Солбона.— Для чего? Странно.
Очень страшно. Что же она задумала? Что
ж, поговорим—узнаем, а пока»...
— Мама, видно, пошутила,— сказал
Аюр,— еще крепче прижимая к себе ребенка.— Я люблю вас, люблю, сынок.
— А ты, папа, куда гостинцы дел? —
немного погодя, спросил Солбон и, соскочив на землю, подбежал к машине.
Потом ояи пошли в лес, чтобы набрать
букеты цветов для мамы и бабушки и набрели на ручей. Солйпн побежал умыться,
а Аюр, усевшись на транс, спина задумался. Он не заметил, как к нему подкрался
Солбон и лишь когда тот, шлепнув его по
шее, крикнул: «Давай бороться!»—быстро вскочил.
Мальчик, пытаясь схватить отца, подскакивал к нему то с одной, то с другой
стороны. После долгих усилий ему, наконец, удалось это и тогда \юр повалился на
93

лемлю. Довольный Солбон уселся на отца
верхом и радостно захлопал в ладоши.
— Скажи: «сдаюсь»,—строго приказал
он Аюру.
— Сдаюсь, сынок, сдаюсь!—повиновался тот.
Был уже пятый час, когда они возвратились к машине, и Аюр, гладя по голоике
сына, ласково проговорил:
— Теперь ты пойдешь к ребятам, а папа поедет.
Солбон сразу сник. Немного погодя он
упрямо заявил, что здесь оставаться больше не хочет, что поедет домой. Сын не
слушал, что говорил ему отец и все только
твердил: «Хочу домой. Домой. Домой». Он,
со слезами на глазах, крепко держался за
брюки Агора. И неизвестно, чем бы это все
кончилось, не вмешайся тут заведующая.
— Слышишь, Солбон, тебя зовут,—
строго произнес Аюр.— Не хорошо так.
Какой, скажут, капризный мальчик. Ну,
бери подарки и пошли.
— Зайдите, пожалуйста, ко мне в кабинет,— попросила заведующая,
когда
отец с сыном подошли к ней.— Что это с
ним случилось? Почему у него заплаканы
глаза?—спросила она уже в кабинете. —
Ведь он у нас очень дисциплинированный.
Ничего подобного с ним не случалось. А раз
так, придется сказать папе, что Солбон нехороший и к нему ездить не надо. Но он
больше не будет плакать. Правда, Солбоп?
— Не буду,—пробурчал мальчик и, простившись с отцом, сказал:—Я, папа, пойду
в группу.

13
СВЕРНУВШИСЬ домой, Аюр поставил
*-* машину во дворе, взял аккуратно
обернутые газетой букеты и поднялся в
квартиру. Навстречу, чему-то улыбаясь,
вышла мать.
— Этот вам от Солбона,—сказал он, подавая ей букет.—А Дарима не пришла
еще?
Дурамгут взяла цветы, понюхала их
— Дарима-то только сейчас ушла па
работу,—ответила она. — Эту неделю в
ночную она.
— Как? А утром куда уходила?—спросил Аюр.
— Не знаю,—пожала плечами Дурамгут
N сокрушенно покачала головой.—Я давно
предвидела это. Сколько тебе говорила,
предупреждала, но разве ты послушаешь
!М

старую мать. Вы теперь все умные. К нам,
старикам, даже прислушаться не желаете.
И вот сейчас ты можешь убедиться, кто из
нас оказался прав... Наконец, может, поймешь, что собой представляет эта бездомная сиротина. Ну, что же ты стоишь? Проходи, садись.
Войдя в комнату, Аюр молча опустился
на диван. Он по-прежнему держал в руке
букет, предназначенный Дариме.
— Их в воду бы поставить,—сказал он,
кладя цветы.
Мать взяла букеты и вышла в кухню.
«Что же произошло?» — спросил себя
Аюр и задумался. Тут он вспомнил Павла
Ивановича, который все время настамвал,
чтобы он, Аюр, съездил в город, навестил
семью.
Дней за десять до смерти, Макаров упросил, чтобы его выписали из больницы и
вернулся домой. Сознание у него оставалось ясным, но вставать с постели он уже
не мог. Аюр был у него в первый же день
по приезде. Павел Иванович прежде всего
подробно расспросил о делах колхоза, дал
немало разумных советов. Они проговорили
часа четыре, и когда Аюр с беспокойством
заметил, что Павлу Ивановичу нельзя переутомляться, Макаров спросил:
— А ты домой ездил?—и, услышав отрицательный ответ, с сожалением произнес:—Зря. Нельзя так относиться к молодой жене.
— Ты должен съездить, понимаешь,
должен!
А вскоре Макарова не стало.
— Умылся Павел Иванович утром, —
рассказывала потом Наталья Станиславовна,—позавтракал в постели и попросил убрать посуду. Отнесла я ее, вернулась, а он
уже сидит навалившись на стену и глаза у
него какие-то стеклянные. Подбежала я к
нему, схватила за руку. Пульса нет....
Аюр закурил, глубоко затянулся дымом
и подошел к фотографии, на которой бы.!
снят Павел Иванович с друзьями. Все трос:
Цырен, Павка и Бато весело улыбались.
— Ты еще не знаешь, что у твоей красавицы на уме,—заговорила Дурамгут.
входя в комнату.—Послушай-ка, что я тгГм.
расскажу.
Тяжело вздохнув, Аюр повернулся к матери. Дурамгут присела на стул и начала
рассказывать о невестке. Она говорила, чти
было и чего не было, стараясь, как лож
но больше, очернить Дариму.
«Как сложна и противоречива жизнь,

думал Аюр, прислушиваясь к словам матери.— Никогда и мысли у меня не было, что
Дарима может оказаться такой. Конечно,
мать преувеличивает. Ведь она всегда с
неприязнью относилась к жене. Но почему?
За что она так ненавидит Дариму? Что плохого она сделала ей? Может, мне надо было
согласиться с Даримой, когда она предлагала найти для матери отдельный угол? Пусть
бы жила одна. Впрочем, что бы это измени'ло сейчас? Ведь дыма без огня не бывает»,
— И вот я думаю,— продолжала Дурамгут,—что теперь у тебя один выход: выгнать ее. Пусть она убирается куда хочет.
Она не любит тебя и никогда не любила.
Я видела это и говорила об этом давно, а
ты убедился сегодня.
— Но ведь у нас сын,— Аюр поднялся
с дивана. — Ты что забыла о Солбоне?
— Ничего я не забыла,— ответила Думгут. — И знаю, сына она тебе не отст. Но ты еще женишься и у тебя будут
ругие дети.
— Как можно говорить такое?—поразилАюр.
— Ну что ж,— вздохнула мать. — Пожди, пока она сама уйдет. Но это все
,вно случится. Случится, если не сегодня,
к завтра. Случится, потому что у нее есть
угон, понимаешь, другой,—почти прокри;а Дурамгут.
Аюр почувствовал, что не может больше
жойно слушать ее и, ни слова не сказав,
шел на улицу.
Он шел, ничего не видя перед собой,
орачивал с улицы в улицу и только ку>ил папиросу за папиросой.
Уже начало смеркаться, а Аюр, погружнный в мысли о семье, о Дариме, все
•одил по улицам, не отдавая себе отчета,
|уда идет. Лишь вой сирены, пронесшейсяо «скорой помощи», вывел его из за:чивости. Он огляделся и увидел, что
одится у больницы. «Сейчас поговорю с
»',— решил он и, пройдя до угла уливошел в будку телефона-автомата.
|— Добрый вечер, Дарима!— как-то приушенно произнес Аюр, услышав в труб•ее голос.— Ты что, дежуришь сегодня?
— Это ты, Аюр?— спросила она, хотя
яу узнала его по голосу. Затем, после
ольшой паузы, сказала: — Утром я так
'ерялась, что перепутала все на свете.
1 ночную я эту неделю работаю.
[— А растерялась из-за чего?— спросил

вр.

Дарима не ответила.

— Ты меня слышишь, Дарима?—переспросил он.
— Мне некогда,—вдруг сказала она.
— А чего ты хотел?
— Вышла бы на минутку. Повидать тебя, поговорить хочется.
Она усмехнулась и все тем же холодным
тоном произнесла:
— Ты думаешь, меня очень интересует
сколько свиней и поросят в твоем колхозе?
— Не шути, Дарима.
—• Я не шучу,— и она положила трубку.
Аюр снова набрал номер ее телефона, но
короткие гудки, снятой на миг и положенной обратно на рычаг трубки, подсказали
ему, что звонить бесполезно. Тем не менее
он снова и снова набирал ее номер, но каждый раз Дарима, взяв трубку, тут же бросала ее.
— Вам не отвечают, может, разрешите
мне позвонить?— сказал безусый паренек,
заглянув в кабину.
— Пожалуйста, пожалуйста,— рассеянно проговорил Аюр и вышел из будки.
«Ах, Дарима, Дарима,— подумал он, переходя улицу. — Неужели ты на самом деле разлюбила меня? Нет, я не хочу верить
этому. Тебя просто сбили с толку! И мне
вдвойне больно от этого».
Он решил пойти к Татьяне. Но и тут
его ждала новая неудача. Дверь открыла
ему Пелагея Ивановна.
— Аюр Бадмаевич! Вы к Танюше? А от
третьего дня уехала сдавать экзамены.
— Извините, Пелагея Ивановна, что
потревожил вас, час-то уж поздний.
— Ничего, выспаться успею,— сказала
она. — Жаль, что Танюши не застали. Перед отъездом она часто вас вспоминала.
— А когда она приедет?
— Сказала, если выдержит, то только
врачом вернется. А если провалит, то и сентябре. Ну да, чего бы это ей проваливать?
Готовилась-то как: ни дня, ни ночи не пидела. Поступит она.
— В Иркутск уехала?
— В Читу. У нее ведь там родители живут.
— Верно, а я-то забыл, что у нес отец офицер, в округе работает.
— Славная она, Танюша-то, -вздохнула
Пелагея Ивановна. — Вы бы уж, написали
ей письмецо.
— Напишу, обязательно напишу,—пообещал Аюр и, простившись, торопливо направился домой.
95

стояла перед глазами. Иду по тайге, п ты,
м«е казалось, со мной рядом.
— Ты фантазер, Михаил,— рассмеялась
Дарима.— Всегда что-нибудь придумаешь.
— Не веришь?
— Верю, верю.
— А то смотри мне,— с иапускиой
серьезностью погрозил он.
Подошла официантка -с полным подносом. Он наполнил рюмки.
— За твое здоровье, Дарима!
— И за твое, Михаил!
Они чокнулись, Мухунов выпил залпом
вино, Дарима лишь пригубила рюмку.
— Пей все до дна,— сказал он. — Или,
ладно, я себе еще налью и мы выпьем за
все 'Хорошее, за наше счастье!
Дарима «нова лишь пригубила. Заметив
это, Мухунов укоризненно покачал головой.
— За такой тост не хочешь выпить/
— Ой, мне так трудно пить,— призналась она, но все-таки выпила.
— За наше будущее! — широко улыбнулся Михаил и опять поднял рюмку.
— Я не могу так сразу,— решительно
отказалась Дарима.
— Ну, хорошо,— согласился Мухунов.— Ты отдохни немного, а я выпью. За
наше с тобой будущее!
Было уже далеко за полночь, когда Дарима сказала:
— Я плохо себя чувствую, Михаил.
Пойдем.
— Они вышли из ресторана. У Даримы
кружилась голова и заплетались ноги. Она
всей тяжестью оперлась «а руку Михаила.
— Я сильно опьянела,— еле проговорила она, не сознавая куда они идут.
— Ничего, это скоро пройдет,— успокоил Мухуиов.
...Очнувшись утр-ом в чужой постели, Дарима не сразу поняла где она. Лишь увидев рядом с собой похрапывающего Мухунова, вспомнила все.
— Михаил! — прошептала она.— Мне
пора на работу.
Мухунов, открыв глаза, порывисто вскочил.
— Дарима! — воскликнул он, уставившись на нее.— Ты ли это?.. Я сейчас сойду с ума!
Она протянула к нему руки и он, стремительно обхватив ее, крепко сжал в ооъятиях.
98

15

1

ЕПЕРЬ Дарима уже не могла «-читать
себя женой Аюра. Лгать она не умела и, решив окончательно порвать <-ч старым, в тот же день перешла к Мухунову.
Его просторная комната находилась на
первом отаже двухэтажного деревянного дома. В углу, у самой двери, стоял большой
бак для воды. Тут же, рядом, был прибит
к стене железный умывальник, а под ним,
на ящике, бросался в глаза поржавелый
грязный таз. Посередине комнаты, у длинного темно-коричневого стола стояли четыре расшатанные табуретки. В дальнем правом углу, из-за печки, виднелась кровать,
покрытая грязным одеялом, а у противоположной стены — диван с вылезшим!-,
пружинами.
Эта убогая 'обстановка, после благоустроенной квартиры, казалось, могла привести лишь в уныние, но Дарима словно тзамечала убожества. «Что для меня мебель,
уют,—думала она,—когда теперь я с человеком, который по-настоящему любит меня, с которым я буду уже навеки неразлучна».
Она уверовала в свою любовь и все пр<чее ее не тревожило.
— Миша, родной мой!—шептала он I
ему.— Почему судьба не свела нас рант.
им?
Дни летели незаметно. Дарима, упива;]'
обретенным счастьем, старалась, как мог.ь;
привести в порядок комнату. Она побел
ла ее, развесила занавески, стол накры.
скатертью, диван — красивым коврики
В комнате появился новый зеркальный т
фо>нье.р, сервант.
— Миша, дорогой, скажи, хорошо у
стало? — спросила она его однажды.
— Чудесно, Дарима! Просто глазам • •!-.
им не верю,— ответил он, и добавил:- I
такая прекрасная мастерица, а вот я <•••
дельничаю. Сегодня опять пойду ш
иски.
Заметив его грустный вид, Дарим-1 м
бодрила:
— Не надо расстраиваться. Устроям!!
на работу. Ну, подумаешь, беда — -1"ч
го отдохнешь.
Как-то утром, когда Дарима еЫш;ы
уходить на работу, Мухунов виноват ••
дошел к ней.
— Я хотел тебя о чем-"то попро";:м
сказал о« и замялся.
— Только, пожалуйста, быстрее. I
я : а работу опаздываю,— сказала о <

— Честное слово, мне даже неудобно.—
Он снова замялся.— В о:бщем, я остался
совершенно без денег. Нет, нет, ты дослушай, не перебивай меня. Понимаешь, все
деньги, которые я заработал в тайге, мне
пришлось отдать своей тетке за то, что она
уступила нам эту комнату.
— Тебе, наверное, ,на расходы нужно?— догадалась Дарима.— Почему же ты
молчал?
— Да я, пожалуй, Обойдусь.
— Как тебе не стыдно? Будто мы чужие. Вот возьми, сколько тебе нужно,— н
она вытащила из сумки несколько бумажек.— Хватит пока?
— Конечно, хватит,— сунув деньги в
карман, ответил Михаил.
Было уже поздно и Дарима бегом выскочила из комнаты.
Когда «на, запыхавшись, вбежала в процедурную, там были Бальжима Бототоева
и няни. Казалось, что они не обратили внимания иа то, что она опоздала. По крайней мере никто из них н;и словом не обмолвился по этому поводу.
«Вроде обошлось,— облегченно подума; ла Дарима, приняв смену. Но вспомнив,
, чгго сдавать придется Борисовой, которая
I после отъезда Татьяны, была избрана секремарем комсомольской организации, снова
•заволновалась.—Зоя, конечно, не упустит
[случая придраться».
Дарима была твердо убеждена, что с Зоей
нее обязательно состоится неприятный
разговор, и готовилась к нему. «И чего ей
олько надо от меня?»—немного погодя,
качала рассуждать она. Ведь совсем еще
недавно они были хорошими подругами. А
перь Зоя вела себя так, словно они нигда не дружили. Более того, она прила»ет все усилия, чтобы восстановить против
Вадимы сотрудников отделения. Почему
Опрашивается? Сегодня Зоя, безусловно,
тарается сделать так, чтобы на нее, Да1У, наложили взыскание. Прекрасный
учай — опоздала на работу! Ну, и пусть
рается.
|[— Добрый вечер! — приветствовала
[ Борисова, явившись минут за дваддо смены. Дарима молча кивнула ей.
р. «Чего-то она не в духе»,— подумала
! и, намереваясь подшутить, весело спрола:
|— Ты что это, с Мухуновым своим носилась?
I— А тебе не все равно с кем я ссорюсь

и мирюсь,— взорвалась
Дарима.- Или
больше некуда свой нос сунуть?!
Пожав плечами, Зоя добродушно заметила:
— Ты стала такой раздражительной,
что с тобой говорить совершенно невозможно.
— А ты не говори. Береги свои нервы
— Лучше потревожься о своих нерва N
— Не тебе их лечить,— так же резк"
ответила Дарима.
Зоя помолчала, потом снова заговорила:
— Я не хотела сегодня затевать эти!
разговор, но, видимо, придется. Мне, как
комсоргу, необходимо знать, что у тебя приизошло в .семье и почему ты ушла от Аюра?
— Это касается только меня.
— Ничего подобного. Твоя семейная
папань касается всех нас.
— Кого это « н а с ? » — с иронический
усмешкой спросила Дарима.
— Всех твоих сослуживцев и прежде
всего таю — комсомольцев.
— Уж не намерены лы вы указывать
мне с кем жить?
— Во-первых, мы должны, мы обязали
разобраться...
— Брось умничать,— перебила Дарима.— С кем хочу с тем и жить буду. Ясно
тебе или нет!
— Ты ошибаешься.
— Слушать больше тебя не хочу.
Зоя вздохнула.
— Что ж, тогда придется этот разговор
перенести на собрание.
— Это дело твое.
— Причем не откладывая, завтра же.
— Когда угодно,— выпалила Дарим I
и, сдав смену, без задержки направилась
домой.
Она не стала рассказывать Мухунову п
состоявшемся с Зоей разговоре, но на другой день, уходя на работу, предупредила:
— Я, Миша, сегодня задержусь. .V пас
комсомольское собрание.
— Собрание...— сморщился он. \ ч г "
тебе дает этот комсомол? Не пойму. .Мпнняя трата времени. Лучше бы не ходил;!.
— Как? — удивилась Дарима.
)1 н
комсомоле уже семь лет. Неужели тебе Хочется, чтобы меня и с к л ю ч и л и ?
— Впрочем, нс знаю,— уклонился от
прямого ответа М у х у н о в , и добапил:—Смотри сама, твое дело. А если поздно задержишься, я встречу тебя. К больнице подойду.
Она с о г л а с н о к и в н у л а и, боясь как бьг
,99

снова не опоздать, заспешила. Михаил про- поделать. К горлу подступил юшок и все,
что Дарима могла из себя выдавить, было:
водил ее до ворот.
— Я люблю М'ухушша... Я люблю, его...—
Дарима не ждала, что собрание будет
таким бурным. Почти целый день она мыс- Слезы брызнули из глаз и, еле передвигая
ленно готовила свое выступление. Не сом- йоги, она дала на свое место.
— Это все?—спросила Сысэгма Доржиневаясь в том, что комсомольцы поймут ее,
Дарима думала: «Кто может обвинить меяя ева.— Ну тогда, если у кого возникнут воза то, что я полюбила? Кто может меня за просы, их можно будет задавать по ходу
выступлений. А сейчас давайте перейдем
это осудить?»
к прениям.—Она оглядела присутствуюОднако, увидев пришедших на собрание:
главного врача больницы Барадая Эрдьт- щих.— Кто желает выступить первым?
Никто не откл1гкиул!ся.
неевича, который о чем-то переговаривал— Кто желает высказаться? — повтося с Виталием Ефимовичем, и других коммунистов, Дарима пришла в смятение. Все рила Сысэгма, и, подождав с полминуты,
слова, продуманные ею за день, как-то вне- спросила: — Что нет желающих? Как же
так, товарищи?
запно улетучились из головы.
— Дай мне слово,— попросила БотоПредседателем собрания избрали Сысэггоева.
му Доржиеву, ту самую толстушку, кото— Слово имеет Бальжима Ботогоева?—
рая работала сестрой в терапевтическом
отделении. Она предоставила слово Зое объявила Сысэгма.
Бальжима быстро подошла к трибуне,
Борисовой.
— Все вы хорошо знаете старшую сест- зачем-то посмотрела на окно и лишь пору хирургического отделения Дариму Гал- том, словно кто-то оттуда, из окна, подскаданову,— начала та, поднявшись на три- зал нужные слова, заговорила:
— Я, товарищи, давно знаю Дариму и
буну и спокойно оглядев всех присутствуюполностью присоединяюсь к тому, что о ней
щих.—1 До недавнего времени Галданова
здесь сказала Зоя Борисова. Мне, откробыла у нас отличным, всеми уважаемым
венно говоря, стыдно за Дариму. Стыдно за
работником.
Странная рассеянность мешала Дариме то, что она докатилась до таюой жизни. А
вникнуть в ровную речь Борисовой. А Зоя получилось... все произошло из^за того,
что она не пожелала и до сих пор не жерассказала об отъезде Агора в улус, о том,
что одноулусники избрали его председате- лает прислушиваться к мнению и советам
своих товарищей, своих подруг...
лем колхоза.
«Что ж, выходит, я должна была ее по— Но Дарима отказалась поехать к мужу,— продолжала Зоя.— И вот результат. слушать, повиноваться ей,— подумала ДаГалдавова связалась с человеком весьма рима, вспомнив встречу с Бальжимой на
сомнительной репутации, неким Мухуно- берегу.— Болтает глупости!»
— Галданова здесь сказала, что любит
«ым, и ушла из дому. — Она сделала небольшую паузу. — Нам, комсомольцам, се- М|ухунова,— продолжала Бальжима.— Но
годня нужно дать оценку поступкам Гал- позвольте спросить ее, что это за неледановой, спросить у нее: как она думает пая любовь? Ты пойми, Дарима, в конпс
концов, что за внешней оболочкой и бражить и работать дальше? У меня все.
-— Может у кого вопросы будут к док- вым видом твоего Мухунова скрывается
ничтожество... Пыль в глаза он умеет пусладчику или к Галдановой? — спросила
кать. Ты же, не разглядев за этой пылы"
Сьгсэгма.
гнили, кинулась в его объятия, покалечили
Тогда кто-то предложил:
жизнь своему ребенку. Татьяна Зерновп.
— Гаэгданову послушаем.
например, говорила мне прямо, что нет у
— Поступило предложение послушать
тебя никакой—ни большой, ни маленькой
Дариму,— объявила Сысэгма, и, не слыша
любви
к этому Мухушову, что ты прости
возражений, сказала:—Дарима, расскажи
внушила
себе эту ложную любовь... Конем
нам обо всем по порядку.
но, трудно судить о других, но мне кажет
Дарима поднялась с места и медленно ся, Татьяна была права. Я же с полним
прошла к трибуне.
уверенностью могу сказать одно: во всгп
— Товарищи! — 'раздался ее грудкой этой истории роковую роль сыграла твои,
голос и тут она вдруг осеклась. Ее охватиДарима, духовная слабость. И еще хочу <п
ла, дрожь, она пыталась взять себя в руки, метить, товарищи, ее высокомерие, преямупокоиться, но ничего не могла с собой брежителъное отношение к сослуживцам
100

— Разрешите мне еще два слова,— обЛично я считаю, Галданова не оправдывает
высокого звания члена Ленинского союза ратилась к собранию Борисова.— Я согласмолодежи и недостойна больше оставаться на с выступлением Виталия Ефимовича, но
решение вопроса о пребывании Галдановой
в его рядах...
«Что, что она сказала? — испуганно в комсомоле должно зависеть от того, найспросила себя Дарима.— Исключить!.. Но дет ли она в себе мужество признать свои
за что? За то, что я люблю? Нет, нет, это ошибки.
— Ясно,— отозвалась Сысэгма и обракакое-то недоразумение! И никто, конечтилась к Дариме:—- Ты хочешь что-нибудь
но, Бальжиму не поддержит».
Но Дарима ошиблась. Поч/ги все высту- сказать?
Дарима отрицательно покачала головой,
павшие комсомольцы склонялись к пред— Ну, что ж, тогда перейдем к голосоложению Ботогоевой.
На трибуну поднялся Виталий Ефимович ванию,— объявила Сысэгма.— Поступило'
два предложения. Первое — исключитьи спокойно заговорил:
— Да, говорят, сердцу не прикажешь. Галданову из комсомола. Второе — воздерНо надо помнить и другую поговорку: лю- жаться от исключения. Голосую в порядбовь слепа. Дарима Галданова, по-видимо- ке поступления. Кто за первое предложему, действительно ослеплена. Поэтому она
ние, прошу поднять руки.
Собрание большинством голосов исклюне в состоянии сейчас трезво оценить свои
поступки. О них тут уже немало товарищи
чило Дариму из комсомола.
говорили. Мне лишь хочется пожелать Дариме, чтобы она прислушалась к этим, по16
рой весьма резким, но справедливым голосам. Надо также понять, что, кроме добра, I I РОВОДИВ в это утро Дариму до ворот,
Мухунов вернулся к себе в комнату,
ничего другого выступающие здесь вам не
разделся
и снова улегся в постель.
желают. Это должно заставить вас серьезПривыкшему к независимой и бесшано задуматься, еще раз проварить себя, набашной жизни, ему нелегко было коротать
сколько оправдан ваш разрыв с семьей.
время
в четырех стенах. Но боязнь, что
Время — лучший судья. Оно подскажет
вам, где настоящее, а где —• фальшь. Мне Дарима может разгадать его подлинное лидумается, исключать Галданову из комсо- цо, заставляла держать себя в руках.
«Надо держаться! Надо выдержать хомола преждевременно. Наоборот, я счи,таю, что сейчас ей, как никогда раньше, тя бы первый месяц»,— уткнувшись в по(нужно быть с нами, с коллективом, со сво- душку, думал он.
•ими товарищами, со своими подругами. Мы
Любил ли он Дариму? Мухунов не раз
должны помочь ей разобраться в ее ошибзадавал себе этот вопрос и тут же спрашиках до конца.
вал себя: «А что такое любовь? СуществуЗаметив, что слова Виталия Ефимовича ет ли она вообще?» После долгих раздунаходят одобрение, Зоя Борисова бросила
мий, он приходил к выводу, что незачем
Црешшку:
понапрасну ломать себе голову. Дарима ему
нравится,
он испытывает к ней безудержную
— Сколько еще с ней нянчиться!
страсть
и
пока ему с ней хорошо. Он даже
— Вы неправы, Зоя,— заметил он,
;«зглянув на нее. — Что значит нянчиться? изменил привычному ойразу жизни. Он делает сейчас все, что хочет Дарима, лишь
[е так давно у нас в терапевтическом отбы
быть с ней. Ведь такого влечения к
(елении лежал один партийный работник,
женщине он уже давно не испытывал. И к
'ыюэгма хорошо помнит его. И вот как-то
(У нами зашел разговор о любви к че- чему думать о том, как обернется жи:шь'/
«Как все-таки может увлечь нас жен»веку. «Великий Толстой,— сказал он
щина»,— усмехнулся Мух>упон и сомкнул
тогда,— писал, что с людьми нельзя
веки.
>ращаться без любви, так же как нельзя
}ращаться с пчелами без осторожности».
В полдень кто-то постучал в дверь. Мухунов проснулся, протер глаза, прислушали бы хотелось, чтобы эти слова мы всегся и, решив, что ему видно почудилось,
помнили.
начал блаженно потягиваться. В дверь сноПосле выступления Виталия Ефимовича
ва постучали.
геэгма сообщила, что выступило уже две— Кто там?—спросил Мухунов, и в от(ать человек и внесла предложение
>атить прения.
вет услышал голос Дагба-ламы.
101

- Это я, Мущу.
«Вот же черт, за деньгами, наверное,
пришел»,— мелькнуло у Мухушова.
— Чего тебе надо? — спросил он.
— Открой, Мумтсу, открой,— вкрадчиво
заговорил Дагба.
— Денег у меня все равно нет и я еще
.лежу в постели.
— Ну, открой же, Мунху, дело одно
есть,— не меняя тона, настаивал лама.
«Значит не за деньгами»,— решил Мухунов и, не спеша натянув брюки, открыл
дверь.
— А ты, оказывается, богат стал
жить,— оглядев комнату и усаживаясь на
полумягкий стул, заметил Дагба.— Это Дарима все так устроила? Сам же, небось,
каждый день с утра до ночи валяешься. Потому-то тебя и не видно нигде. Я уже думал, ты по новой в тайгу уехал или хворь
какая снова тебя в больницу утартала. А
ты спокойненько х,рапака задаешь. Нельзя
так, Мунху. Пойми, ведь все на свете проспать так можешь.
— Болею я,— ополоснув под умывальником лицо, ослабевшим голосом произнес
Мухунов.— Голова у меня все кружится.
Встану на ноги, начну ходить и боюсь, как
$ы не упасть.
— Это худо. Может, от спячки долгой у
тебя такое. А по виду твоему и не подумаешь, что больной. Схватишься, скажем,
с быком, то наверняка ему голову свернешь,—рассмеялся Дагба.—Больной-то бы
у Агора Галданова жеику не сумел отбить.
— Отбивать чужих жен не в моем характере,— возразил Мухунов. — Она сама
мне проходу не давала, а отказываться от
лакомых кусочков я не приучен.
— Толково, Мунху, толково! Я, между
прочим, так и думал. Скажу прямо: всем
на зависть красавицу отхватил! Верно говоришь, добрый, с перчиком кусочек. По
такому случаю и выпить не грех.
Мухунов сделал вид, будто не расслышал
его последних слов и заговорил было о другом, но Дагба прервал его.
— Ты это что же, Мунху? — покачал
он головой.— Не хочешь уважить старого
человека? Заскупился, что ли? Пли забыл,
сколько до'бра от меня имел? Нехороши,
Мунху, нехорошо!
Вылить с ним и вправду надо бы»,—
подумал Мухунов, вспомнив, как Дагба
действительно выручил его однажды из
Гюлшой беды.
;>го было еще в апреле. В геологичел;ую экспедицию, где Мухун<рв работал

завхозом, приехал ревизор. Он обнаружил
недостачу в тысячу четыреста рублей. Мухунова хотели отдать под суд, ' но тетка,
безумно любившая его, уговорила Дагбаламу одолжить им эти деньги. Только так
Мухунов, подрыв растрату, избежал суда
и отделался лишь увольнением.
— Я понимаю... я бы сам с удовольствием выпил,— проговорил он,— ло знаете,
лучше как-ши'будь в другой раз.
— А что такое? Почему?
— Как вам сказать... причина одна
есть,— замялся Мухузюв.
— Ну и крепко же тебя Дарима к рукам прибрала,— съязвил лама.— Чувствую, под пятой у иее, видно, ходишь.
— Не было этого и никогда не будет,—
возмутился Мухунов.— Меня еще ни один
человек на свете в руках не держал. А Дарима и вовсе, даже пикнуть у меня не
смеет.
— А чего тогда выпить отказываешься?
— И не думал отказываться.— Мухунов взял а-восыку, скрутил ее и, направляясь к двери, добавил: — Я сейчас, мигом вернусь.
«Так-так, н'ачало сделано,— подумал
Дагоа и торжествующе улыбнулся.— Теперь-то гуся этого и насчет денег можно
будет пощупать».
Уже с месяц, как в голове у Дагбы неотступно крутилась цифра: тысяча четыреста. Потеряв от этого покой, он беспощадно бранил себя за то, что так глупо выложил этому бездельнику столько денег. Дагба бы, конечно, этого никогда не
сделал, но Аюлай... Никак не мог устоять
против ней. Ну и хит,рая же бестия, а горяча, как молодая. И все-таки давным-давно стоило прекратить с ней всякую связь..
Тогда бы и на удочку ей не попался, никаких тревог о деньгах сейчас бы не знал.
Впрочем, теперь уж что об этом горевать
Теперь надо думать о том, как деньги эти
вернуть. Сам не пюбешоюоишыся, с шалипая этого никогда не получишь. Но сенчас он :{;:п"т, как этого Мумху заставить
долг ему возвратить.
Мухунов вскоре возвратился с нагруженной авоськой.
— Вот и выпьем, старина,— сказал он
выставляя на стол бутылки с водкой и ни
вом.
Да>гба сам налил в стаканы водку, оь
чокнулись, выпили.
— Что мне Дарима! — заговорил Мух;
нов после второго стакана.— Меня под 1п

ту?!. Да я, если хочешь знать, могу ее се- внезапно спросил тот.— Сберкнижку со пигодня же выгнать. Вот так возьму и колен- дел?
кой под... выгоню...
— У н-н-нее н-н-нет с-с-оберк-книжки.
— Ну что ты, Мунху, разгорячился'/..
— Значит она не так глупа. Да что я
Что она тебе на хвост наступила, что ли?.. тебе об этом толкую. Ты пьян и ничего не
Лучше давай еще выпьем, чтобы не про- соображаешь.
кисла холера,— и Дагба поднял стакан.—
— ;Это кто, я п-п-пьян? Да?
Ты, Муиху, все-таки молодец! Уважил ме— Ну, если не пьян, тогда слушай. У
ня. Поэтому я хочу выпить за твое здоро- твоей Даримы на сберкнижке три тысячи
вье, за твою цветущую жизнь!
рублей. Понимаешь, три тысячи!
Выпив Дагба заметил, как у Мухунова
От такого неожиданного известия Мухузаблестели глаза.
нов, казалось, даже протрезвел.
— Ты думаешь я не зиаю о твоих про— Три тысячи,— повторил он и тут же
делках,— заговорил он, улыбнувшись.—
спросил: — А кто сказал?
И все, Мунху, знаю: и как ты по кварти— Ну, это не так важно,— ответил
рам ходил, требовал, чтобы тебя мясом и Дагба.
— Может, наврали?
едкой угощали, и как ты одну женщину
г,а косы трепал за то, что она отказала тебе
— 'Нет, Мунху, аюрова мать мне никогв этим, и как оиа тебя кочергой потом из да не соврет,— уверенно произнес Дагдому выдворила, и как ты за проезд с шоба.— Так что из этих денег ты вернешь
Ферами такси не расплачивался, и даже в мне долг. И себе еще оставишь. Понял? А
каких ты драках бывал и сухим из воды сделать ты это должен примерно так: в
выходил. Другого-то за все такие дела дав- один прекрасный день скажешь Дариме,
но посадили бы, а тебя бог бережет. Спа- что встретил друга, с которым вместе слусибо своей тетке Аюлай скажи. Это она жил в армии. Этот твой друг когда-то спас
каждый день за тебя молилась и сейчас, тебе жизнь, а сейчас попал в беду. У него
небось, молится. Славная она, добрая женвыявили растрату, и ему остается одно из
щина. А за растрату от тюрьмы тебя кто двух: или погасить полторы тысячи (.ты
спас?
можешь добавить еще сотню, даже две),
Мухушов потянулся к водке, но Дагба
или идти в тюрьму. Но он же в свое время
остановил его.
спас тебе жизнь, значит, ты теперь обязан
— Подожди, сперва поговорим, а выпомочь ему! Растолкуешь Дариме все это,
и она, конечно, согласится с тобой. А так,
пить успеем,—сказал он.— Счастливчик
все-таки ты, Мумху, и в люйви тебе везет. как у тебя нет ни гроша, она предложит
тебе свои. Если же она начнет раздумывать
А почему, думаешь, я тебе деньги одолжил? Оттого, что, как сына, тебя люблю. и колебаться, ты упрекни, мол, у тебя меЯу, не будь меня, где бы ты, у кого их лочная душа, обвини в жадности и, наковзял? Пойми, что все это от бога, Мунху. нец, скажи, что любить ее после этого и
Вот, вспомни, как ты мне клялся, что день- жить с ней тебе уже невмоготу. Ну, подуги через месяц вернешь, а считай уже пя- май, куда она в таком случае денется? Она
тый месяц пошел, и я с тебя их не тре- тут же расплачется и выложит тебе все
свои деньги.
бую. Люблю тебя, знаю, ты не работаешь,
— Дарима поверит мне,— твердо пронегде тебе их взять, и не спрашиваю. Другой-то на моем месте давно бы уж тебя за изнес Мухушв.— И не пожалеет синих денег.
горло взял, не правда ли?
— Да... да... к-коиечно,—согласился
— Однако, ты не спеши,—предупредил
Мухунов.
его Дагба.— Сначала, так сказать, ныЫчри
— Если хочешь знать, то и Дариму те- подходящий для этого момент. Но и не набе бог дал,—уже таинственно проговорил тягивай сильно. Словом, л тсПс даю срок
Дагба.— И ты не дури, не вздумай скан- пятнадцать дней. Первого сентября я приду
| далить с ней. Ома же для тебя сейчас ни- к те(бе точно в такое жо время, как сегодня, и ты отдать мне дп.тг.
чего не пожалеет, все отдаст, все сделает.
— Отдам, Дагпа-лама, отдам, заверил
Только ты, смотри, сам не сплошай.
Хоть в глазах у Мухунова лицо ламы его Мухунов.— Прямо и руки нее деньги
[.уже двоилось, он внимательно вслушивал- вам отсчитаю.
в каждое слово Дагбы.
Дагба от радости даже прослезился.
— Вот теперь давай выпьем еще,—
— Ты смотрел документы у Даримы?—
103

сказал он и иалил водку в стаканы.— За
твои успехи! — Выпив, он с аппетитом закусил. Потом поднялся, подал руку, приговаривая: — Ну, дружище, жди меня первого, а сейчас мне пора идти.

что они по одному ее виду' догадаются г>
том, что ее исключили из комсомола.
Прошло еще полчаса томительного ожидания. Мухунова не было. «А если сходить
к Дурамгут? — вдруг подумала она.—Ведь
мы с ней расстались по-хорошему, мирно.
И почему бы на са1мом деле не проведать
17
старушку, узнать, как она живет?»
«Поговорю с ней, посижу немного,— дуОГДА Дарима после собрания вернумала
она, направляясь к дому Дурамгут.—
лась домой, комната оказалась закрыА
к
тому
времени и Михаил домой вертой на замок. «Где же Михаил?»—подумала она, все еще находясь в подавленном нется...»
Дурамгут встретила ее очень радушно.
состоянии. Вдруг она вспомнила, как утром
— Красавица моя дорогая, как я рада,
он обещал встретить ее у больницы и решила, что они разминулись где-то по до- что ты зашла,— запричитала она, усадив
Дариму и намереваясь поставить чайник на
роге.
— Обалдела я совсем сегодня,— сказа- плитку.—Я так скучаю по тебе, места себе
ла она себе, выйдя на улицу и направляясь не нахожу. Ну, рассказывай, как живешь,
обратно к больнице.— Он, конечно, ждет как дела на работе идут? Мне хочется все
о тебе знать.— Дурамгут внимательно поменя там!
Опасаясь, как бы снова не разминуться смотрела на Дариму и, заметив в глазах ее
тревогу, спросила:—Чего же ты молчишь?
с иим в наступивших сумерках, Дарима
Уж,
не поссорилась ли с Мунху?
шла, внимательно разглядывая каждого
—
Нет, бабушка, нет,— с трудом выдавстречного.
вила из себя Дарима и, растроганная тепПо небу лениво ползли тяжелые тучи.
Воздух, казалось, застыл в своей непоа- лым приемом, еле слышно добавила: — Левижиости, и город изнемогал от невыноси- ня сегодня из комсомола исключили.
— Из комсомола? За что? — удивилась
мой духоты.
Дурамгут.
«Хоть бы скорее увидеть Михаила,— по— Сама не пойму за что? — как-то недумала она, выйдя на широкую улицу и
прибавив шаг.— Отвлечься бы, выкинуть уверенно проговорила Дарима.— Сказали
из головы это злосчастное собрание. Ему за бытовое разложение. Одним словом за
же, конечно, невдомек, как мне тяжело то, что я ушла от Аюра.
— Да они что, с ума сошли? За что из
сейчас, как плакать хочется»...
Вот и больница. Но где же он? Дарима комсомола исключать? Ну был бы Аюр
пристально посмотрела по сторонам. Его муж, как муж... Другое еще дело. А то.
не было видно. Неужели он не дождался хоть и сын он мне, прямо скажу, плохой
и ушел? Нет, нет этого не может быть. был муж. Такую жену, как ты, не ценил,
ни в грош не ставил. Нет-нет, ты тут не
Ведь сказал же, что встретит, значит, долвиновата, ты ни при чем. Это его, Аюра,
жен быть где-то здесь. Разве подшутить
решил? Спрятался за какое-нибудь дерево и надо было обсудить за то, что нас оставил
Дурамгут .задумалась.
наблюдает за ней?.. Ну. и достанется ему
—
Ну, конечно, комсомольцы ваши проза такую шутку!..
Дарима дважды обошла всю улицу, на сто завидуют тебе,— заговорила она, некоторой находилась больница, и снова за- много погодя.— Мунху — парень бравый,
красивый! О нем. наверное, все девк:>
спешила домой.
«Его все еще нет,— подумала она, под- вздыхают. А он тебя избрал, тебя предпоходя к воротам и увидев темные окна ком- чел. Вот от зависти на тебя и напустили. 1.
они. Но нечего из-за этого переживать. II
наты.— Куда же он мог уйти?»
без комсомола люди жили и живут.
Прошел час, а Мухунов не являлся. За
— Теперь уже ничего яе поделаешь,это время соседи, проходя мимо Даримы,
несколько раз предлагали ей зайти, подо- рассеянно проговорила Дарима.— Толы:"
обидно как-то. Там же столько наговор::
ждать Михаила у них. В любой другой день
она воспользовалась бы их приглашением, ли...
но сегодня... Нет, она не могла ни к кому
— Конечно, должно быть обидно. Я л<>
зайти, не могла, потому что ей было стыд- нимаю, но ты болтовню ихнюю не при;]] и
но разговаривать с людьми. Ей казалось, май к сердцу. Забудь обо всем. И Мунху
101

плыть до тебя. Волны, одна больше другой,
навернве, тебе тоже самое сказал.— Она
подошла к Дариме и обняла ее.— Ведь отбрасывали меня назад, к берегу. Выбившись из сил, я уже не на шутку растеряля за тебя, как за родную дочку страдаю.
Только добра тебе хочу. Так, вот, я спра- ся, но тут тчумая рассеялся, и передо мной
шиваю тебя: на что он — комсомол—тебе раскрылась вся долина. Право не знаю, к
чему бы этот сон, однако, проснувшись я
сдался? Или красота с тебя сойдет, если не
подумал, что туманы бывают и в человекомсомолкой будешь?
В ответ Дарима лишь пожала пле- ческой жизни. И так же, как в природе,
чами.
они всегда рассеиваются...»
— Ты написала ему, что оставила наг?
— А еще хочу посоветовать тебе, чтобы
ты Мунху своего больше в тайгу не отпус- — прервала ее Дурамгут.
— Нет. Я вообще ему не писала.
кала,—снова заговорила Дурамгут.— За— Значит, ол, видно, и не знает ничеботься как следует о нем, но, смотри, волю не давай, чтобы не случилось, как с го. У меня-то /рука не поднимается... БоЛифом. Мужу и жене всегда нужно жить юсь, как. бы с ума еще не сошел. Ты уж
напиши сама ему обо всем.
вместе и в полном согласии.
— Ой, я не знаю,—-неуверенно произ— Он теперь в городе будет работать.
— Вот это хорошо. А то, видишь, мне несла Дарима.
— А чего тут не знать?—твердо сказаодна печаль и забота с Аюром. Он там, я
здесь. И тебя бы никогда не лишилась. Те- ла старуха.— Нужно сесть и написать, так
перь же одной страдать приходится.— Ду- мол, и так. Пусть, наконец, поймет, что к
.рамгут тяжело вздохнула и, вспомнив о родным нужно относиться по-родному.
чем-то, отошла к комоду.—Письмо от него Ему^го ведь чужие люди дороже нас с тобой. Ради своих колхозников и жену и
(пришло. На, вот, почитай, если хочешь.
— Обо мне, что ли, пишет?—спросила мать забыл. Думаешь, легко мне сейчас.
Могла бы давно на него, так же как ты,
Дар иола.
Почему о тебе? — переспросила ста- плюнуть. Но я мать, вырастила его, от жизрушка.— Тебе пишет. Чудак-человек! Вез- ни своей ради него отказалась. И вот, на
тебе, благодарность от него какую получаю.
и всюду красоту все ищет.
Дарима вынула из конверта тетрадные Как же мне дальше жить.— Дурамгут
точки и, увидев знакомый почерк, на всплакнула.— Если сейчас от него такук>
горечь испытываю.
гновенье вся съежилась. Затем глаза ее
— Не надо так, не надо,— участливо
5егали по строчкам. Дочитав письмо до
проговорила Дарима.— Он о вас всегда заона отыскала то место, где Аюр пиботился и никогда не оставит.
|я о хорошо знакомом ей с детских лет
— Еще бы этого не хватало,— возмуш-озере.
«Сегодня ночью я видел тебя, Дарима, тилась старуха, проведя платком по гласне,— начала перечитывать она эти зам.— Я вовсе ,не об этом печалюсь. Меня
»<иш.— Ты, конечно, помнишь, что наш удивляет, жак он смеет не прислушиваться
|ус расположен на предгорье. А там, сни- к тому, что говорю, не считаться со мной/
тяяется не особенно широкая долина, Таким ли должен быть хороший сын? Оддругую сторону которой также возвы- ной надеждой и живу, что когда-ннПу/ц,
гся крутые горы. Летом же, когда на- все же образумится он у меня.
Дарима встала.
атот сумерки и на улицах колхоза за— Ты уходишь? — спросила Д у рамп ''.
мотся электрические огни, эта, усеяняркими цветами, долина начинает на- как ни в чем не бывало.— А про чаП-тп я
ься туманом, а нам кажется, что совсем забыла. Может попьешь, я Сипу»
ой. Через пять-десять минут мы уже висогрею.
перед собой чудесное озеро. Величавое
— Спасибо, бабушка, я пойду.
Юкойное оно медленно поднимается все
— Ну-ну,— согласилась
старуха и,
пе и выше и, наконец, достигает верпш(еамой высокой Толтогой-горы. Меня проводив его до диори, обняла.—Только
ГДа потрясала красота этой изумитель- заходи, не забывай мстя.
— Обязательно буду заходить,— пооОеиартины. Сегодня мне приснилось, будГЫ, решив переплыть его, бросилась в щала Дарима и быстро сбежала по лести пошла ко дну. Я поспешил к тебе нице.
Над городом все еще стояли тучи, но воз•нощь, по странно, никак не мог до-

105

дух немного посвежел. В «Эрдзме» кончил- шенно проговорил он.— Кочегары-то им
гя «анс, и оттуда повалил народ.
нужны, но чтобы поступить, надо, оказы«Долго же я засиделась,— подумала Да- вается, вначале телефон на квартире порима.— Миша, конечно, дома и, наверное, ставить.
и;дет »е дождется».
— А для чего телефон?
Когда она переступила порог своей ком— Для того, чтобы у них была возможнаты, 'Мухунов, лежавший уже в постели, ность в любую минуту: и днем и ночью,
не поднимая головы, спросил:
кочегара в поездку вызвать.
— Это ты, Дарима? Больно уж затяну—• Тогда надо завтра же заявку сделось у тебя собрание.
лать, и телефон поставят.
По сто голосу Дарима сразу поняла, что
— Телефон установить, дело нехитон пьян.
рое,— сказал Мухунов,— и кочегаром ме— Я дважды приходила домой,— хо- ня, без слов, примут. Я же видел, как у налодно отрезала она.— Но ты даже ключ
чальника кадров глаза заблестели, когда я
забыл оставить.
сказал, что кочегаром хочу поступить.
От такого тома Мухунов, казалось, сра- Только я решил сначала на станцию, прямо
зу отрезвел. Он вскочил и, виновато глядя
к паровозу, пройти. Прежде решил мнение
на нее, умоляюще забормотал:
тех узнать, которые уже кочегарами рабо— 'Прости, Дарима, меня... Я виноват тают. И, знаешь, правильно сделал. Оказаперед тобой. Я не думал, что так получит- лось, работа у них тяжеленная, а платят
ся... .хотел вернуться... хотел вернуться... им гроши. Ну, думаю, нечего мне сюда гохотел встретить тебя... не сердись, пожа- лову совать и направился уже домой, как
луйста... Я встретил старого друга и мы на перроне меня кто-то окликнул. Я огляБЫПИЛИ. У него ужасная беда, а я не могу нулся и, знаешь, глазам своим не поверил.
«го вцручить. 'Пропал мой друг, совсем Разве я думал, что когда-нибудь Мишк
пропал...
Черкасова встречу! Он лее родом из Рост
— Ты это о ком? — встревоженно спро- ва, помнишь, я тебе рассказывал о нем.
сила Дарима.
— Что-то не припоминаю.
— А ты меня прощаешь?.. Скажи, про— Ты просто забыла. Этот мой тезка щаешь меня или нет?.. Значит, прощаешь,
мой самый лучший друг по армии. Я расда? — Мухунов опустился на колени и,
сказывал тебе о нем, когда лежал в бол;
нице.
заглядывая ей в глаза, заговорил: — Клянусь тебе, мой дорогой цветочек, я искуп— Может быть,— согласилась Дар: ; лю 'свою сегодняшнюю вину и всю жизнь ма.— Ну и что же?
буду знать о том, какое доброе у тебя серд•— Он мне жиз)нь когда-то спас. Ним
нишь, я говорил об этом?
це, буду...
— Но что с другом? — нетерпеливо пе— Забыла, видно,— и Дарима влнозл:
пожала плечами.
ребила его Дарима.
Мухунов задумался на минуту, словно
— Словом, встретились мы с ним и, т;
что-то припоминая, потом встал, усадил ее дело понятное, зашли в ресторан. Так «>•
на стул.
день я и провел с ним.
— Я хочу рассказать тебе все по по— А почему домой не пригласил?
рядку,— начал он, глубоко вздохнув.—
— Ну, знаешь, неудобно все-таки
Еще вчера мне сказали, что на железной возразил Мухунов.— ^ нас одна комнат,1
дороге нужны кочегары. Эх, подумал я, вот притом я не знал как ты на это поощбы куда устроиться! Представляешь, мчит- ришь.
— II где же он остановился?
ся поезд, а из паровозного окошечка вдруг
— Да ты, Дарима, не 'беспокойся. У
я, весь чумазый, >в засаленной спецовке.
ьыглядываю. Воображаю, какая бы для те- го знакомые тут есть. Я ведь его, по п р и
де сказать, звал домой, но он сам пткал I
бя 'была . радость.
— Я каждый раз ходила бы встречать ся.—Мухунов помолчал немного. N"1
тряхнул головой.— Мишка Черкасов!.. I
тебя на вокзал,— заметила Дарима.
— Так, вот, я думал сюрприз тебе пре- ли :бы не он, меня бы в живых давлч
пидности,— продолжал Мухунов.— Поэто- было. А знаешь, что топда произошли
му-то и словом вчера не обмолвился...
И Мухунов рассказал только что и м ;
манную им историю о том, как этот г.мил
- И что же?
• Я был сегодня там, но опять, к со- Мишка Черкасов вынес его, тяжг:ш I"
жалению, ничего не получилось,— сокру* невного, с поля боя. Потом он же « и м и
И 1С,

ему первую помощь и на 'Своих плечах доты моя,— радостно забормотал Мухунон. —
тащил его до своих. Наблюдая, с каким
Тезка-то мой к первому числу приедет,
волнением Дарима слушала его.' Михаил
так что как раз ответ придет.
выдумывал и выдумывал всякие страхи.
18
— Вот так тезка мой и спас меня от
I I ЯТЫЙ день беспрерывно шел дождь.
верной смерти,— закончил он и, чтобы не
Казалось, ненастью не будет конца. А
рассмеяться, закусил тубу.
Солбон был еще на даче. Как он там? Не
Но Дарима не заметила этого и поверилч
простудился ли, не заболел ли? Ведь его,
ему.
непоседу, в помещении трудно удержать.
— И как это ты не привел домой таЕму нужно везде поспеть. Во все щели и
кого друга?
дыры заглянуть, будто без него нигде не
— Я же не знал, как ты к этому отнесмогут обойтись. Мог бегать по лужам, посешься.
скользнуться,
сломать себе ногу или руку.
— Разве я могу плохо встретить твоего
У других дети, как дети, а Солбон... Знай
друга, да еще человека, который спас тебе
только вечно волнуйся за него. И все Аюр...
жизнь? А откуда он приехал? Где живет?
Разве
не о« ему постоянно потакал. Сколь— В Заозерске,—ответил Мухунов.—Я
ведь звал его домой. Но он сам тебя, Да- ко раз ему говорила, что рано еще книжки
рима, постеснялся. У него, видишь ли, де- сыну покупать, так нет, все равно, пичкал
разными книжками. Ну что хорошего, когла плохие...
да ребенок больше матери и сказок и сти— Что такое?
хотворений
знает? Начитался всякой вся— Неприятность ужасная, говорить дачины, от этого и ^самостоятельность у него
же неудобно.
такая. К чему было делать ребенка до срока
— Мне боишься сказать?
взрослым?
Пусть бы пошел в школу и, как
Мухунов пристально посмотрел на Даривсе
дети,
начал там 'нормально учиться.
,му, махнул рукой и заговорил:
Так нет, ведь это сын Аюра, Значит, он дол— Он завмагом у шахтеров работал. А
жен прийти к школу, уже умея читать!
[там нарюд требовательный, чуть кому не Тоже мне таре-воспитатель. Бот теперь
[угодил, сразу жалобу катают. Вот по одной места себе найти не можешь. А был бы
(такой жалобе, значит, ревизию у него на Солбон, как все дети, чего бы ей трево[днях провели и недостачу в две тысячи
житься? Ох, скорей бы уж их привезли!
[выявили... Как это у него так вышлю, он
- Знаешь, у меня так 'не спокойно на
и сам ие знает, только теперь уже ему сердце,— пожаловалась она Мухунову.—
гпорьмы, как говорят, не миновать... Про- Мне все кажется, что с Солбоном что-то
|пал друг мой. Говорит, лет аесять не меньслучилось.
ше получит... Если б ты видела в каком
— Напрасно изводишь себя,— успокаиин ужасном состоянии. Похудел, осунулся, вал он ее.— Ничего там не произошло.
•переживает сильно. Было бы у кого за- Иначе бы тебе дали знать.
|яять эту сумму, я бы ничего не пожалел,
— Но ведь телефон на даче из-за дожсе отдал. Но у кого займешь? — и Муху- дя не ^работает. Я 'несколько раз пыталась
ров развел руками.
дозвониться, ничего не вышло.
— Михаил, дорогой мой, ты обязан ему
— Ну, поверь мне, так или пначг, ни
знью и, конечно, теперь должен по- обязательно сообщили бы тебе.
ь,— взволнованно проговорила ДариМухунов все эти дни был особешм) вниа.— У меня на книжке есть почти при мателен. Он даже изъявил готовность
ясячи. Мы выручим твоего друга,
съездить на дачу, узнать, как там Солбоп,
г— Неужели. Дарима?!—с искренней но Дарима против этого возразила.
— Ребенок тебя не знает, к чему ты
Костью воскликнул Мухунов.— Родная
поедешь?
я! — Он обнял ее и так прижал к себе,
Наконец, г, схбб'оту <ша пришла с рабоДарима застонала.
ты
заменю
повеселевшей.
Ты мне все кости переломаешь,—
Л.штра ребятишек прилезут,— объеялась она, когда он .разжал руки.—
что ж, придется написать Аюру: он по- я н п л а ч п а .
А и котором ч а с у ? - спросил Мухуил мою сберкнижку в какую-то книгу,
: не знаю в какую. Я напишу ему, чтобы нов.
но сообщил, где ее искать.
— К девяти утра велели подойти к детНапиши ему, напиши, 'ненаглядная
саду.
107

— Рановато их завтра поднимут,— заметил он.
Нет, Мухуиов ие очень рад был предстоящему щшезду Солбона. Он понимал,
что с появлением в доме ребенка появятся
ненужные для него, Мухунова, хлопоты,
что Дарима станет меньше внимания уделять ему. Но что делать? Потребовать, чтобы Дарима отправила сына к отцу? Нет,
сейчас этого делать нельзя. «Значит, придется потерпеть»,— решил ои и сказал:
— Мне никогда не приходилось возиться с детьми. Если я не сумею быть ласковым с Солбоном, ты уж не взыщи, пожалуйста.
— Ой, что ты, Миша! — воскликнула
Дарима.— Солбон такой
общительный
мальчишка, что я уверена, ты сразу привяжешься к нему.
— Да-да, конечно,— согласился Мухунов.— Думаю, что все будет хорошо.
И когда на (другое утро сияющий от радости Солбон, подбежав к матери и повиснув у нее на руке, спросил об отце, Мухунов сказал:
— Давай знакомиться. Меня зовут дядя
Миша.
Мальчик с недоумением посмотрел на
него и крепко прижался к Дариме.
— Дай, сынок, ручку дяде Мише,—
ласково оказала она.— Ну, дай ему ручку.
Ах, какой ты нехороший стал.
Солбюн, 'будто не слышал, что говорит
мать, и спросил:
— А где папа?
— Ничего, мы дома с ним познакомимся,— сказал Мухунов и, взяв рюкзак Солбона, направился к калитке.
— Пошли, сыночек,— сказал она, протянув ребенку руку.
— А папа где, дома? — спросил мальчик.
— Придем домой, и я тебе все объясню,— сказала она.— А как ты ату ночь
спал? Не выспался, наверное?
— У нас все сегодня плохо спали,—
ответил Солбон. Затем, показав пальцем на
Мухунова, неожиданно спросил: — А этот
дядя Миша чей?
— Наш, сынок, наш дядя Миша. Очень
нехорошо, чгго ты ручку ему не подал.
— Но я же его никогда не видел.
—Я с папой твоим в одной школе учился,— вмешался в разговор Мухунов.
Когда они, пройдя несколько улиц, свернули в чей-то незнакомый Солбону двор,
мальчик неожиданно заупрямился.
- Не ладо, не будем, мама, ни к кому
108

заходить,— оказал он.— Я хочу домой. .
— Вот он наш дом, сыяок,— пояснила
Дарима,' остановившись у двери, которую
торопливо открыл Мухунов. — Проходи,
проходи, не бойся,— и введя его в комнату, сказала: — Теперь мы будем жить
здесь, с дядей Мишей.
— А папа и бабушка?
— Бабушка осталась на старой квартире, а папа уехал в колхоз,— ответила
она.— Сейчас будем завтракать, а то ты.
наверное, успел проголодаться.
— Я не хочу здесь, я хочу к бабушке,— надув губы, готовый вот-вот расплакаться, проговорил Солбон.— Пойдем, мама. Я не хочу здесь.
Дарима окончательно растерялась, во
тут вмешался Мукунов.
— Что ж, пожалуй, лучше отвести его
сейчас к бабушке. Пусть он день-два побудет у нее, а там возьмешь отпуск и тогда
вое уладишь.
— Пойдем к бабушке,— всхлипываз
твердил Солбон.
— И завтракать не будем, что ли? —
спросила Дарима.
— У бабушки позавтракаем,— нетерпеливо проговорил от.
Мухунов решил задобрить ребенка.
— На, скушай шоколадку,— протяну*:
ему целую плитку, улыбнулся он, но Солбон отмахнулся, и у Мухунова невольно
вырвалось: — Ух, како.й ты, вреднюга!
Слова эти, сказанные с раздражением,
задели Дариму. Но, взглянув на Мухунова.
она подумала: «Он просто погорячился
Ведь сколько неприятностей доставил ем;сегодня Солбон».
— Ну чего расстраивать, ребенка, от
веди его, Дарима,— уже спокойно произнес Мухунов.— Да сама там долго не задерживайся.
— А, может, вместе сходим? — предло
жила она.
— С удовольствием бы, но, понимаешь
не люблю ее, эту старуху,— махнул рукой
Мухунов.— Хи-трая она, бестия настоящая
Книжку-то твою прибрала к рукам и отд.ч
вать не хочет. Я ведь дважды к ней и л
этих днях заходил, сберкнижку твою спра
шивал, так она на меня такой крик пол
няла, с трудом ноги унес.
— Напрасно ты, Миша, о ней так п;к
хо думаешь,—заметила Дарима.—И кнм
ка моя ей ни к чему!
— Возможно, л ошибаюсь. Тебе, к<ии"1
но, виднее,— уклончиво сказал Мухуноп
Солйон всю дорогу бежал, и Дарима <м-

поспевала за ним. Увидев вышедшую к
ним бабушку, он крепко вцепился руками
в ее платье.
— А-а-а, Солбон! Бабушку шщюведать
пришел? Здравствуй, здравствуй,— сдержанно приветствовала его Дурамгут.— Ты
когда приехал?
— Сегодня, бабушка. А папа дома?
— Нет его. Он ведь теперь далеко, в
яожвзе живет,— вздохнула старушка.—
А у ме<ня и угостить вас мечем. В магазин
я только собралась. Не знала, что такие
гости ко мне придут.
«Отчего она так холодно встретила внука?» — подумала Дарима и спросила:
— Как ваше здоровье? Что нового?
— Какие у меня, у старой, могут быть
новости,— продолжая стоять у дверей,
процедила Дурамгут.— Живу, дни доживаю.
— А я, бабушка, написала Аккру обо
всем, что вы мне в црошлый раз говорили.
И заодно насчет кнюкки своей сберегательной попросила, чтобы он мие сообщил.
— Знаю,— буркнула Дурамгут и тут
же сказала: — Ну, что ж, мне пора идти.
как-нибудь потом приходите.
— И я с тобой, бабушка!— воскликСолбон.
Старуха косо взглянула на него.
•— Только приехал и уже от матери бе. Нехорошо так, Солбон, нехорошо,—
.урила она внука.
•— Мы, бабушка, к вам не в гости при,— торопливо начала Дарима.— С Соляом прямо беда. Одно твердит: «к бабушхочу», и ничего с ним невозможно поде,ть. А садик, сами знаете, до первого сентеперь будет заврыг. Пусть уж он
вас сегодня-завтра побудет, а я за это
отпуск себе оформлю.
— Как же я могу взять его? — заприа Дурамгут.— У меня и продуктов
рмить его нет, да и сама я едва ноги
>чу. Нет-нет, сил моих на него не хваДа и вас с Мухуновьгм знать совсем
. Мунху твой и без Оолбона каждый
ко мне является, книжку твою все
требует. Вот найди ее и выложи
ты хороша.—вдруг обрушилась она
,риму.— Какое у тебя есть право на
моего Агора?! Не твои они, чего
Мунху обещаешь?
А чьи же? — растерянно спросила
.— Вы же хорошо знаете, что денья накопила, живя еще у Намсараегут, конечно, знала об этом, но,

получив письмо от сына, в котором он
сообщал Дариме, где лежит сберкнижка, и
найдя ее, старуха из жадности, решила
скрыть это от Даримы.
— Ничего я не знаю и знать не хочу!—крикнула она.— Вот приедет Агор и
разбирайтесь сами. Только пусть твой Мунху больше ко мне не ходит. Иначе...
Дурамгут продолжала кричать что-то
еще, но что, Дарима уже не слышала. Подхватив Солбона, она выскочила на улицу.
— Мама, поедем к папе в колхоз,—
проговорил Солбон, когда она сбавила
шаг.— Папа иас любит, крепко любит.
Потрясенная встречей с бывшей свекровью, Дарима все еще не могла придти в
себя и не слышала, что говорил ребенок.
— Мама, поедем к папе,— дернув ее за
платье, повторил Оолбон.
— О чем ты, сыночек? — в раздумье
спросила она и, почувствовав, что мальчик
чем-то обеспокоен, сказала: — Не волнуйся, мой умочка. Все у нас уладится. Сейчас мы идем к тете Тане и бабушке Палаше.
Солбин радостно вскрикнул
мать, побежал но тротуару.

и, опережая

19
! 1 ЕЛАГЕЯ Ивановна вставала рано. За* * кончив уборжу квартиры, она готовила завтрак, а затем шла в ту комнату, которую раньше занимала Татьяна и где теперь находился Солбон.
«Как он сладко спит,— думала она, прислушиваясь к его ровному дыханию.— Даже жалко будить. Но Дарима наказала соблюдать режим...»
Педагее Ивановне всегда нравился этот
крепкий, расторопный ребенок, а за эти
дни она так привязалась к нему, что не
представляла себе, как останется снова одна, когда Дарима возьмет его обратно.
За завтраком Солбон ел сколько ему хотелось. И вообще он чувствовал себя у байушки Палаши так, словно она приходилась ему родной. И если во время еды Лелагея Ивановна обращалась к нему с каким-тгёудь вопросом, он с важным видом
отвечал:
— Когда я ем, я глух и нем!
— Ах ты, родненький мои!—восклицала она.— Кушай, .кушай на здоровье!
Потом С'олбои помигал ен убирать посуду,
бегал в магазин за молоком и хлебом, сам
чистил картофель, подметал кухню и выносил сор.

109

Наблюдательная Пелагея Ивановна сразу заметила его большую тягу к книжкам.
И первый же день, когда она предложила
ему посмотреть картинки, мальчик, едва
взглянув на обложку, воскликнул:
— Это книжка дедушки Чуковского!
— А ты как знаешь? — спросила бабушка Палаша.
— У нас дома есть точно такая же. Мы
с папой всю ее прочитали. Еще в садике
нам ее читали,— и, уже перелистывая
страницы, продолжал: — Вот тут, бабушка, про «Айболита»... а тут «Мойдодыр»...
ч это «Муха-Цокотуха»... я их знаю... а вот
''Бармалей»... Посмотрите-ка, какой он
страшный! Я не люблю этого Бармалея.
Прочитайте, бабушка, про него, а?
— Куда же я очки подевала? — спохватилась Пелагея Ивановна и, найдя их, начала читать. Солбюн слушал, а в конце
сказки неожиданно подхватил:
Повернулся,
Улыбнулся.
Засмеялся
Крокодил
И злодея
Бармалея,
Словно муху.
Проглотил!..

— Да ты, постреленок, сам умеешь читать, а меня заставляешь,— будто обидевшись, произнесла бабушка Палаша и замолчала.
— Я же не всего «Бармалея» знаю, а
только вот отсюда,—начал было оправдываться Солбон, ил Пелагея Ивановна сказала:
— Пошутила я, деточка, пошутила,—
и, погладив его по голове, попросила: —
Может, ты мне про «Айболита» сам прочитаешь?
Солбон вышел на середину комнаты и,
не спеша, без единой запинки, выразительно прочел всю сказку.
— Какой ты молодец! — похвалила его
бабушка и, достав из буфета яблоко, объявила: — Вот, премия тебе за это!
— Спасибо, бабушка,— поблагодарил
мальчик и оказал: — А давайте я вам про
«Муху-Цокотуху» еще прочитаю.
— Хватит на сегодня, постреленок,
хватит.— ласково проговорила Пелагея
Ивановна.—Завтра ты мне про <-Муху-Цокотуху» прочитаешь или я тебе сама сказку расскажу. Хорошо?
- Я тогда, бабушка, картинки еще посмотрю,— согласился Солбон.

После обеда они выходили на прогулку,
и, как правило, шли на берег Селенги. Солбон радостно скакал возле медленно шагавшей бабушки Палаши. Однажды он
спросил:
— Бабушка, а бабушка, почему солнце
так сильно греет летом, а зимой нет?
Пелагея Ивановна растерянно посмотрела на него. «Ему же надо дать ясный ответ»,— подумала она, но не успела и рта
раскрыть, как мальчик снова спросил:
— А вы, бабушка, в школе учились?
Так- они незаметно поднимались на дамбу, где Пелагея Ивановна сразу же садилась на скамью. Свежий, влажный воздух
обдавал ее приятной прохладой. А Оолбон
псе бегал по берегу, отыскивая места, где
купался с отцом.
Домой они возвращались к тому времени, когда после работы ах обычно навещала Дарима.
— Как-то она пришла к ним очень
взволнованная.
— Что это с тобой? — встревожилась
Пелагея Ивановна.
— Отпуск мне сейчас никак не дают,—
ответила Дарима.— Просто не знаю, как
мне теперь быть с Солбоном? Видимо, к
Аюру придется его отправить. Пусть поживет у отца до открытия садика. К нему
Солбон с радостью поедет, только скажи.
Другого выхода, Пелагея Ивановна, я н"
вижу.
-— А разве у меня сыночку твоему плпхо? — обиженно спросила та.
Дарима замялась.
— Ему-то у вас хорошо, да мне перед
вами неудобно. Я же просила вас всего н .
день-два приютить его, а сколько уже днем
прошло. Вам ведь трудно с ним. Я это прекрасно сознаю, но, понимаете, так все гьлучилось...
— Не знаю, как там у тебя, а у мен и
с Солбоном все хорошо получается,— перебила ее Пелагея Ивановна,— Мне с ни ч
веселее стало. И помощник он хороши!'
Вот сейчас в магазин за хлебом послм.;.
его. Так что отправлять его я тебе не сог.>
тую. Пусть живет у меня. Я даже согл:1
на в садик его водить. И встречать с;пп
буду. Одним словом, будь спокойна н
нас не тревожься. Вот что я тебе ск;гл
— Не знаю, как и благодарить вас.
взволнованно произнесла Дарима.— Как
вам обязана...
— Ну полно, полно,—заметив, как
Даримы заблестели глаза, сказала 1Ьм

гея Ивановна.— Где-то у нас письмо от
Танюши должно быть, сейчас найду его.
— Она мне написала? — спросила Дарима.
— Вроде тебе,— ответила бабушка Палаша и подала ей конверт: — Вот возьми.
Татьяна писала:
«Дорогая Дарима!
Только что получила весточку от Нелагеи Ивановны и поняла, почему ты не
отвечаешь мне. Оказывается все три моих
письма, которые я отправила тебе по старому адресу, не дошли до тебя. Удивляюсь
только, почему? Последнее, допустим, я
отправила после того, как ты ушла на новую квартиру. А два первых куда могли
деваться? Затерялись в пути? Очень сомнительно. Скорее, видимо, их утаила от
тебя бабушка Дурамгут. Но это между прочим.
Сейчас мне хочется сказать тебе прямо:
я в ужасе от твоего поступка! Как все же
ослепил тебя этот негодяй.
Узнала я об этом из письма наших девушек. Они очень подробно написали мне
и о том, как прошло у вас собрание, с решением которого, кстати сказать, я не согласна.
Не подумай только, что я хочу защитить
тебя. Нисколько!
Ты безусловно виновата и виновата во
многом. Ты оттолкнула от себя Аюра, оттолкнула всех подруг. Чем объяснить все
.что? Неужели ты так сильно
увлеклась
Мухуновым? Или, может быть, желание
доказать, что ты сама знаешь, как тебе
жить, привело к этому. Мне кажется, что
вернее второе, чем первое.
Решение собрания не окончательное.
Его еще будет рассматривать бюро райко|. ма, а поэтому очень прошу тебя: опомнись,
Дарима. Взгляни на вещи трезвыми глазами!
Вот, пожалуй, и все.
Если тебя интересуют мои дела, то могу
, порадовать, что экзамены выдержала и меря зачислили в институт. Скоро снова за|сяду за парту, а пока отдыхаю у своих ро^дителей. Да, чуть не забыла. Дней десять
назад получила письмо от Аюра БадмаевиОн спрашивает у меня, чем объяснить,
то ты так резко изменилась к нему? Он,
(ю-видимому, еще не знает о том, что Солон лишился отца, а он, Люр, жены. И мне
ажется, Дарима, ты до сих пор не отдапь отчета в своем поступке. Словом, еще
еще раз проду;май все.
Прости за резкое письмо. Может ты соч-

тешь его не скромным, но меня обязыши I.
этому долг подруги. И написала я его ш
чистого сердца.
С нетерпением жду твоего ответа.
Крепко тебя -целую
твоя Татьяна».
Дочитав письмо, Дарима быстро с у н у л а
его
в карман.
— Я пойду, Пелагея Ивановна,— внезапно проговорила она и направилась с
двери.
— Куда ты? Подожди, сейчас Солбоп
прибежит,— сказала та, но Дарима у ж о
вышла.
...Наступил канун первого сентября.
Солб(т, поужииав, вышел из-за стола и
спросил:
— Бабушка, а кто меня в садик будет
провожать, когда мама снова с утра начнет
работать?
— Как кто? Я,— ответила Пелагея
Ивановна.
— Ой, хорошо! — обрадовался Солбон.
— Я бы лучше каждый день с вами ходил. А то маме всегда некогда и она всегда
спешит.
— Завтра с мамой тебе нужно сходить,
а там посмотрим,— улыбнулась
Пелагея
Ивановна: — Пойди-ка, приготовь се'бе постельку. Сегодня пораньше спать ляжем.
Солбон тут же умчался в свою комнату.

20
|-< ЭТОТ день на стадионе второй бригады колхоза «Улан Туя» проходил митинг. Он был посвящен открытию колхозной агрохимлаборатории. Несмотря на раннее время здесь уже находились представители всея бригад и, конечно, все руководители колхоза во главе с Аюром.
Митинг открыл новый секретарь - парткома Николай Семенович Окунев. Он предоставил слово Аюру.
— Вы, товарищи, хорошо знаете, земля наша скудная, песчаная, капризная,—
заговорил Аюр, поднявшись на трибуну. Ни
мы на правлении решили, что это для и.!'
не помеха. Мы решили добиться н безусловно добьемся такого положения, кот
на этих, казалось бы, бросовых и бесплодных, землях будем получать в ближайшие
два-три года в среднем по пятнадцать-двадцать центнеров зерна с каждого гектар;! и
по два укоса с лугов, что должно гнет
вить, по предварительным подсчетам, шт,II!

сот центнеров зеленой массы с каждого
гектара. Агрохимическая лаборатория поможет нам детально изучить повадки нашей земли, своевременно подскажет, когда
и чем ее нужно подкормить, какие культуры и на каких площадях посеять, когда
начать сев той или иной культуры. Таким
образом, как видите, она должна сослужить нам вели-кую службу, сделает нас
властелинами земли.
Когда Аюр кончил говорить, колхозники
дружно зааплодировали ему.
— Олово
предоставляется агроному
второй бригады товарищу Дармаеву, который на общественных началах взял на себя
обязанности заведующего агрохимлабораторией и утвержден в этой должности решением правления,— объявил Окунев.
Аюр вьгпул из кармана блокнот и, заскользив карандашом по листку, по привычке кратко стал записывать особенно
ценные предложения и мысли, высказываемые выступающими.
Еог.ча митинг закончился, к нему подошел Дондок Аюшеев.
— Я думаю, Аюр Бадмаевич,— торопливо проговорил он,— поехать сейчас в
третью бригаду. Она одна с уборкой нас
подвела. Я разговаривал с бригадиром Санжиевым, он уверяет, что сегодня они зако'ичат.
— А где Санжиев? — спросил Аюр.
— Он лошадь пошел залрягать,— ответил Дондок.—Мы вместе с ним и с Николаем Семеньгчем поедем. И еще мне коекакие неотложные вопросы надо бы с вами
решить. Вы вечером будете в конторе?
— Хорошо, поезжайте, — согласился
Аюр.— А мне здесь с людьми еще надо переговорить. Вечером встретимся.
В это время к нему подошел Дармаев
— Пойдемте, Аюр Бадмаевич, в лабораторию,— попросил он.— Я хочу конкретно и точво обо всем с вами договориться.
— Вас-то никак бы я не обошел,— уже
на ходу заметил Аюр.
Лишь поздним вечером Аюр собрался выехать на центральную усадьбу. «Победа»
стояла на ремонте, и ее эти дни заменял
ему крупный пегий мерин.
- Шагом, пегашка, шагом,— вскочив
в седло, ласково похлопал он коня по гривагтои шее.
И когда мерин, послушно повинуясь
словам хозяина, перешел с карьера на резвый шаг, Аюр почувствовал, как снова у
«его больно сжалась сердце. В один миг
с лица исчезла улыбка, брови нахмури112

лись. Нечто подобное с ним уже за п»следние десять-пятнадцать дней бывало не ра;<.
Началось все с того дня, когда он получил
последнее письмо от Даримы. Он никому
об этом письме не рассказывал.
«Но почему Дарима ушла от меня?» —
в который уже раз спросил себя Аюр и задумался.
Нет, Дарима никогда не была легкомысленной. Она была чиста перед ним. Была
всегда искренней до самого его отъезда в
колхоз. Тут между ними впервые произошла серьезная размолвка. Дарима упрекала его тогда в том, что он не посоветовался с ней. Это верно. Решение о поездке
в колхоз он принял сам, а ей только объявил об этом. Разве так поступают с женойдругом? Конечно, он был далеко неправ
и больно задел ее самолюбие. Так что же
подучается? Кто виноват в том, что Дарима оставила тебя?
И Аюр вынужден был признать: виноват в этом больше всего сам, сам не сумел
сохранить свою семью.
Но кто же тот другой? Почему она ни
единым словом не обмолвилась о нем? И
как теперь быть с Солбояом? С кем из них
он должен остаться? Он так любит обоих.
Какая тяжелая травма останется у него.
Ну почему Дарима не подумала об этом?
Аюр вздохнул. Да, как глупо все вышло.
Если бы ее можно было вернуть. Но сердцу
как прикажешь?..
Он снова задумался. Внезапно перед
ним предстала Дарима. Она была в белом
платье, которое отчетливо вырисовывало
ее стройную фигуру, в соломенной, слегка
сдвинутой на затылок, шляпке, в коричневых, на низком каблуке, туфлях. Румяные
щеки и черные глаза, казалось, горели огнем. Он почти отчетливо услышал ее неторопливый грудной голос: «Ты сам хотел
этого».
— Нет, не хотел! — едва не крикну."1
Аюр. Видение исчезло.
Он достал папиросу, закурил. Мерит
вдруг резко мотнул головой.
— Но-но, не балуй! — проговорил Аюр
вспомнив, что его ждет Дондок, который
конечно, уже в конторе, пришпорил коня
Мария послушно, рванулся вперед, взм>-тая за собой пыль.

21

Н

ЕТ у Мухунова не было никаких
совдений в том, что Дарима етпра
вила письмо Агору. Он читал это письмо

г-ам вложил его в конверт, и Дарима при
нем опустила его в почтовый ящик. Но
дошло ли оно до Аюра? А если дошло, то
почему он до сих пор не отвечает? Ведь его
мать, Дурамгут, утверждает, что никакого
письма для Даримы она от Аюра не получала. Правду ли говорит эта хитрая старуха? Если судить по выражению ее глаз,
по тому, как начинает юлить в разговоре
оо этом, можно подумать, что старая бестия врет. И как это он, Мухунов, не догадался тогда посоветовать Дариме написать
оГфатный адрес своей квартиры! Как же
ему теперь быть?
Мулунов задумчиво прошелся по комнате, Дарима сидела у окна и, не обращая на
него внимания, постукивала швейной машинкой. Эту неделю она работала в ночную
смену и поэтому почти весь день, с раняего утра, занималась шитьем. Ей хотелось
как можно скорее сшить сыну зимнее пальто.
«Вот-вот явится этот прохвост Дагба,—
подумал Мухунов, взглянув на часы.—
Что же я ему скажу?»
Он снова задумался. Собственно дело даже не столько в деньгах сейчас, а в том,
кдк вести разговор с ним три
Дариме?
Она ведь не глухая? Нет-нет, она ничего
не знает и не должна знать! И вообще стоит ли ему встречаться сегодня с Дагбой?
Какой смысл? Еще раз просить у него отсрочку? Да ну его ко всем чертям!
«Самое лучшее, мне сейчас уйти из доМУ|—решил Мухунов.— Придет Дагба, не
застанет меня и делу конец!»
Ол подошел к Дариме.
— Вот ты все корпишь, а я бездельничаю,— ласково произнес он, стараясь
заглянуть ей в глаза.— Но ты, Дарима,
даже не представляешь себе, как тяжело
ше сидеть дома без дела. Совесть замучила меня. Места себе не нахожу. Схожу-кл
я в одно место, может, там выгорит.
— Ну, что ж, иди,— согласилась Дарима.
Проводив Мухунова, она
задумалась.
Солбон никак не хочет признавать Михаила. А сегодня утром, когда она вела его
в садик, он сказал: «Вот приедет папа и я
• потрошу, чтобы он изругал этого дядю
;Мишу». Как ж.е с ним быть дальше? Ведь,
1_не может же он вечно жить у Нелаге и
Ивановны? Неужели его придется отдать
Аюру? Нет. она никому не отдаст сына. Не
отдаст! Солбон — ее жизнь, ее радость, ее
счастье!
р

. «Байкал» Л ° 5.

А все же какой он упрямый мальчишка. Весь в Аюра. И чем не понравился ему
Михаил?
Осторожный стук в двери прервал ее
мысли.
— Кто там? Войдите!
В комнату вошел Дало а.
— А-а-а, Да-ри-ма,— протянул он и,
учтиво
раскланиваясь,
проговорил:—
Здравствуй! Сразу и не узнал тебя. Голос
у тебя какой-то совсем другой стал. А
Мунху нет, что ли?
«Где же я видела этого человека? Кто
он?»— старалась припомнить Дарима, но
никак не могла.
— Вижу, не узнаешь меня,— покачал
головой Дагба.— А ведь я тебя хорошо
знаю. Не раз видел. А ты, значит, забыла?
И у тебя, видать, память девичья. Меня
зовут Дагба. С Дурамгут, со свекровью
твоей бывшей, мы старые друзья.
«Да это же тот самый лама, которого
так ненавидит Агор»,— вспомнила, наконец, Дарима.
— Вы чего хотели?— спросила она, не
скрывая своей неприязни.
— Почему на меня серишься? Или я
плохое тебе сделан? — и, не ожидая приглашения, Дагба опустился на стул.— Позволь отдоошуть иемного, устал,— доЮавил он.
— Отдохните, но Михаил не скоро вернется.
— Он давно ушел?
— Примерно, с час назад.
— А придет когда?
— Я же вам сказала: не скоро вернется,— ответила Дарима и, возмущаясь про
себя его назойливостью, спросила: — .V вас
дело к нему?
Дагба, видимо, не ожидавший такого вопроса, сначала замялся, но потом проговорил:
— Просто зашел попроведать его. Давно яе видел.
«Значит, у Михаила с ним какие-то дела,— мелькнула у Даримы мысль.- Но
почему он об этом ни разу мне не з а и к н у л ся? И какие дела у него могут быть с ламой?» — подумала она и, решив выведать об этом, пустилась на хитрость.
- А Михаил ведь уехал. Ждать нам
его бесполезно.
- Куда уехал? — недоверчиво спросил
Дагба.
- Сама не знаю.
— Худлар, Дарима. Шутишь,— усмех-

113

нулся он и добавил: — Без денег в наше
— Прошу вас, придите завтра и тогда
время и шагу не ступишь.
мы во всем разбере-мся.
«Почему он так уверен, что у Михаила
— Спасибо тебе, Дарима,— почувствонет денег?» — удивилась Дарима и. про- вав какую-то надежду, сказал Дагба поддолжая хитрить, сказала:
нимаясь: — Тысяча четыреста это же, по— У Михаила денег больше чем доста- нимаешь, не малые деньги. Я приду, обяточно. Вы напрасно о нем беспокоитесь.
зательно приду и, как сегодня, к двенад«Правду ли говорит она? Не врет ли?—
цати часам.
и Дагба пытливо посмотрел на Дариму.—
Дагба ушел, и Дарима снова задумаНеужели она отдала деньги этому негодяю, лась. Дагба не внушал ей доверие. Не выи Мунху укатил?» — Волнение привело
думал ли все он про Михаила? Но с другой
стафика в трепет, во он подавил его и спо- стороны, зачем ему это понадобилось? А
койно спросил:
если все это правда, то почему сам Михаил
— Откуда же у него деньга появились? не рассказал обо всем? Разве осудила оы
Ведь он у меня недавно для какого-то свое- она его? В жизни всякое может случитьго друга вза&мы выпрашивал.
ся. Его могли ПОДЕРГТИ, унт^ь.—вот и
— Две тысячи у вас просил? — уточобразовалась у
него недостача. Или
,~к'п I
го" "РР • '"VI' '
>>цл ей
нила Дарима.
ничего? Но разве можно жить с человеком,
— Точно, точно, эту сумму.
который что-то скрывает от тебя? Ун при— А когда это было?
— Недели полторы-две назад. Словом, дет, и она с ним серьезно поговорит. Если
правда то, что сказал Дагба, значит —
перед тем, как мне в район уезжать.
здесь ей делать больше нечего. С челове— Ну, так это было еще тогда, когда
он не знал, что у меня имеются кое-какие ком, который начал жизнь со лжи, она
жить не будет.
сбережения.
НРМНПГО погодя, Дарима собралась в маДагба изменился в лице, побледнел и
что-то невнятное забормотал себе под нос. газин. Она подошла к комоду, вытащила
сумочку, раскрыла ее. Но что это? В ней
— Вам плохо? —тревожно спросила
оказалось всего двадцать с небольшим рубона, поднося ему ковш с водой.— Выпейте
лей. А ведь вчера было шестьдесят...
воды.
Сумка выпала у нее из рук, и Дарима,
Тот с жадностью опустошил весь ковш.
— Он же обманул тебя, Дарима. Ника- опустившись на диван, горько заплакала.
Нет, «на не жалела денег. Она бы сама
кого друга у него нет. Это все вранье. Ему
их!
нужно было выудить у тебя деньги, вот лн отдала их Михаилу. Но он утащил
Утащил, как воришка! II как после этого
все и придумал.
— Неправда! — резко оборвала его Да- можно верить ему?..
Мухунов возвратился домой во втором
рима.
часу ночи. Он был пьян.
Дагба поднял на нее глаза.
— Ты не веришь мие? Раз он, Му.чху,
- П-п-прости меня, Д-д-дарима,—забормотал он, опустившись перед ней на котакой нечестный, то я тебе сейчас все,
по порядку расскажу. А если что-нибудь лени.— П-п-П'Онимаешь, п-получилось все
очень г-г-глупо...
совру, пусть меня бурхан тогда за это по— Постель тебе готова,— резко перека/рает...— и он рассказал ей все, что знал
о Мухунове: как его хотели отдать под суд била его Дарима.— Ты пьян и ложись, спи!
за растрату и, как он, ДагОа, одолжив ему
— Ты мне п-п-приказываешь, да? —
тысячу четыреста рублей, спас его от проговорил он.— Ты п-п-приказываешь'.'
тюрьмы.
- Да, приказываю! — решительно ска— А насчет друга, который будто спас
зала Дарима.
ему жизнь,— продолжал Дагба,— это вы- Х-х-хорошо, х-х-хорошо, я лягу...
думка. Никакого такого друга у него не
я.
к-к-конечнп,
лягу.— направляясь к пп~
было и кет. Он придумал всю эту историю,
1
чтобы выудить у тебя эти деньги и рассчи- стели, пробормотал Мухунов.— Но ты нш-ш-шуми и не р-р-ругайся...— он лег ':
таться со мной.
срг.зу захрапел.
Выслушав его до конца, Дарима спроДарима, не раздеваясь, легла на дивансила:
и всю ночь пролежала без сна. Она сн')];;1
- Вы можете зайти к нам завтра?
- Пожалуйста, в любое время,— живо и гнева передумывала все, что с ней прниз< шло после отъезда Агора.
отш'тнл Дпгоа.
III

Утром, проснувшись часов в одиннадНо Мудунов вернулся. Вернулся навецать, Мухунов с тревогой спросил:
селе.
— Я трое, Дарима, не нагрубил вчера?
— А-а-а, ты уже здесь, старина,— раз-,
Тяжело вздохнув, она холодно произ- вязно процедил он, подойдя к Дагбе.— А,
несла:
ну-ка, повтори, что ты тут наболтал вче]>г;
— К тебе гость вчера приходил.
без меня.
— Кто? Дагба-лама, наверное?—сквозь
— Наболтал?'— усмехнулся лама.— л.
зубы процедил Мухунов и поднялся с по- Муиху, Мунху... М«е деньги .нужны, те сясте-ля.
мые, что ты брал у меня. Больше уже
— Да, он. Ты, оказывается, свидание ждать -не могу.
ему назначил, а сам ушел.
— -Какие деньги? Мужуишв сделал у^нн-.
— Ничего я ему ие назначал.
ленное лицо.— Брось, старина, сказки 'рас— А почему сразу догадался? — усмех- сказывать. Тут тебе не маленькие дети!
нулась Дарима.— Интересно!
Кто тебе поверит.
— Не знаю. Просто подумал так,— по— Что с тобой. Мужу? Опомнись! Ть>
жал плечами Мухунов.
мне должен тысячу четыреста. Правиль— Ну, вот что, Михаил,— и Дарима
но?.. Но верни из них хоть тысячу. Ос- .
повернулась к нему лицом.— Вчера мне
тальные потом отдашь.
Дагба на многое открыл глаза. Ты лгун!
— Тысячу,— повторил Мухунов.—ТыСамый гнусный лгун!
сячу, говоришь?— и повалив Дагбу н.г
— Что? — вскричал Мухунов, но тут
пол, да схватил его за горло.
же взяв себя в руки, смиренно спросил: —
«Он задушит его!»—услышав дикий.
Что он -тебе рассказал?
хрип ламы, подумала Дарима.
-,..,'
—- Бее... Все, что ты сам сюрыл,— хо— Отпусти его! — подскочив и оттас-;
лодно проговорила Дарима.— И о расстра- кивая Мухунова за волосы, отчаянно за-,
те, и о том, что он тебя от тюрьмы спас, и
кричала она.— Помогите!... Помогите!..
о том, чти никакого друга у тебя нет, и вся
От этого крика Мухунов разжал пальцы
эта история с деньгами придумана тобой.
п, вскочив, направился к отбежавшей в.
— И ты поверила ему?
угол Дариме.
— Не.хотела бы, да вефить приходится.
— Чего орешь? — он сжал кулаки.
— Все зто ламские враки!— в сердцах
— Не смей
подходить! — крикнула
выпалил Мухунов.— Ты еще не знаешь
она.— Не смей!
:-т1ип1 шарлатана! Ему, мерзавцу, лишь бы
Мухупов зло взглянул -на. нее и размахна каждом шагу честных людей обманынулся, но вбежавший в это время сосед
вать. Так и ищет кого бы с кем поссорить,
схватил его за руку.
кому бы свинью подложить. Вот, видать,
— А тебе чего надо? — вырвав руку пи мае с тобой он решил разлучить. Но я
повернувшгась к вошедшему, прорычал
его, подлеца, за такое дело со света сживу!
взбесившийся Мухунов, и одним ударом,
Пусть только появится снова.
сбил его с ног.
— Он придет. Сегодня, к двенадцати
От 'набежавших людей в комнат? стало
придет.
шумно. Взволнованная, растерявшаяся Да— Вот и отлично! Ты увидишь, как он рима не заметила, как появился милициосам признается, что наврал вчера тебе!—
нер и как, затем, все покинули ее.
Мухунов накинул пиджак и направился к
9,9
двери.
— Ты куда? — спросила Дарима.—
|—I А ДРУГОЕ утро в квартире ГалданоСнова решил удочки смотать?
вых раздался стук.
— Я вернусь минут через двадцать,—
-.сОпять, видно, Мунху явился».—- подуоросил он уже с порога.
мала Дурамгут, но зная, что его накануне
Вскоре послышался такой же, как накаарестовали.
нуне, о-сторюжиый стук в дверь. В комнату
Отук повторился еще и еще.
вошел Дагба.
Пусть себе стучит, но она, Дурамгут,
— Здравствуй, Дарима! - - заискиваюбольше никогда ие впустит его в свою1 ще произнес ол п ('просил: — А Мунху все
1
квартиру. Хватит с нее и того, что он натак и нет?
доедал ей все эти дни. А вчера атот хули— Сейчас вернется,— ответила Дарима
ган окончательно распоясался. Он не тольи почему-то подумала: <'А лучше бы не
ко оскорбил ее, но, уходя, так толкнул, чтг>
возвращался».
115

она упала. А когда она начала поднимать- ляете, какая у него жизнь там, у чужих-то.
ся, он со всей силы пнул ее ногой. После Зато хулиган этот, Мунху, все деньги,, вивсего этого она больше никогда не пустит дать, из нее решил высосать. Каждый день
его к себе.
ко мне заявляется, все книжку ее от меня
И сейчас она стояла, притаившись за требует.
шторой, у окна, намереваясь понаблюдать
— Какую книжку? — не понял Намсас каким видом он выйдет из подъезда.
раев.
Но оттуда, к большому удивлению Ду— .Какую может быть? Сберегательную,
рамгут, вышел не Муиху, а Бато Намсаконечно,— ответила Дурамгут.— Ню я ему
раевич. «Вот кто отплатит за меня обидчерта с два отдам. Я, ведь, знаю, что деньчику»,— ухватилась она за мелькнувшую ги-то ваши, Бато Нам^араевич.
мысль и, распахнув окно, громко окликну— Оии где живут? —спросил Намсала:
раев, внезапно поднявшись.
— Бато! Бато! Заходи, пожалуйста! ЗаДурамгут назвала ему адрес.
ходи!
Намсараев застал Дариму за шитьем.
Намсараев снова торопливо поднялся по Она вскочила, кинулась ему навстречу.
лестнице. «Что же у них -случилось'/» —
— Дядя Бато!— радостно воскликнула
Этот вопрос мучил его с самого вечера, ког- она.— Я знала, что вы приедете... Я ждада аи получил телеграмму из трех слов:
ла вас... М'не так плохо, если б вы зна«Прилетайте срочно. Дарима».
ли...
— Сайн байна! Проходи, Бато, прохо— Ну-ну, ничего, все уладится,— ласди. Гостем будешь,— заискивающе прого- ково произнес о«, по-отцовски похлопав ее
ворила Дурамгут, впуская Намсараева.—
по сшше.
Хороший-то человек, говорят, чутьем, ког— Я потеряла всех своих друзей,—
да надо, является.
проговорила она.— Сама разбила свою
«Значит, действительно, что-то серьез- жизнь...— И Дарима подробно рассказала
ное случилось»,— решил Бато Намеарае- все, что произошло с ней.
Ш1Ч и, присев на стул, тревожно спросил:
— Ну, ну, слезами теперь не помо— А Дарима, где? На работе?
жешь,— участливо сказал Бато Намсарае— Как? — удивилась старушка.— Вы вич, выслушав ее.— Хорошо, что хоть поразве не знаете? Она вам ничего не сообняла свою ошибку.
щала?
— Понять-то поняла, но теперь что...
— Нет,— пожал плечами Намсараев.— Аюру я не нужна...
А что такое?
— Так ли,— усомнился Бато НамсараеДурамгут, казалось, только и ждала это- вич.— Конечно, ты очень сильно оскорбиго вопроса.
ла его. Не знаю, сможет ли он простить те— Обежала Дарима от нас,— сверкнув
бя и забыть все это. Не каждый смог бы.
гневным взглядом, заговорила она.— И
Но если не возражаешь, поговорю с ним...
мужа, и сына, всех нас бросила.
— Нет-шет, дядя Бато, <не надо этого
— Вот как? — задумчиво произнес Ба- делать,—взмолилась Дарима.—Я так вито Намсараевич, перебив ее.— Не знал я
новата перед Аюром... Сейчас не надо,
об этом. А когда и к кому она ушла?
когда-нибудь... если я нужна ему буду...
— Уже месяца два-три будет и, знаете,
— Тогда поедем к нам,— 'Предложил
даже сказать стыдно, к кому перебежала.— Бато Намсараевич.— Ведь не можешь ты
Дурамгут презрительно скривила губы.—
К Мунху Мух'унову, первому в городе пья- оставаться здесь.
— Да, я здесь не останусь. Я перейду
нице, развратнику и хулигану. Аюра моего
жить
к Пелагеи Ивановне... Пока... пожина этого тунеядца променяла.
— Ну, а как Дарима живет сейчас?
ву у нее, а там посмотрю... Если Аюр позоСтарушка помолчала немного и, о чем- вет меня, я к нему поеду...
то подумав, ответила:
Дарима опустила глаза, и на колени ее
— Кто их знает. Только вижу: ходит
покатились
крупные слезы. Она с минут \
Дарима и землю под собой не чувствует.
посидела так, потом решительно вскинул I
Сына совсем забыла, думать о нем не думает. Я хотела его к себе забрать, так нет,
голову я, ие стесняясь своих слез, прями
1ге отдала. У чужих людей Солбон теперь
посмотрела на Бато Намсараевича.
«Гипастся. Вы, конечно, сами представ-

ЛЮБИТЕ,
РУССКИЙ

ИЗУЧАЙТЕ
ЯЗЫК

СКОЛЬКО СЛОВ МЫ ЗНАЕМ
Р

УССКИЙ язык обладает о г р о м н ы м и
разносторонним словарным составом,
гибкостью грамматического строя, неисчерпаемыми стилистическими ресурсами, красотой произношения. Он непрерывно обогащается. В советский период этот процесс, идет особенно быстро. Совершенно
новыми являются слова: «ракетодром»,
"«космонавт», «космовидение», «прилуниться», «атомоход», «спутник» (в новом значении) и т. д. Они стали достоянием литературного языка.
Русский язык является одним из богатейших языков мира и в наше время, пожалуй, самым популярным: он сейчас изучается на всех широтах Земли.
Словарный запас русского языка огромен. Об этом свидетельствуют словари.
Например,
в
кратком
четырехтомном
«Толковом словаре русского языка», вышедшем в 30-х годах под редакцией профессора Д. Н. Ушакова,— 85 289 слов, не
считая ссылочных; в другом кратком четырехтомном «Словаре русского языка»
Академии наук СССР» (1957—1961 гг.) —
82 159 слов.
В 1964 году заканчивается издание большого семнадцагитомного «Словаря современного русского литературного языка»
Академии наук СССР. В пятнадцати его
томах, уже вышедших из печати, 107.44'^
слов, исключая ссылочные. Но этот словарь не охватывает всех слов русского
языка: в него не включены диалектные
слова ограниченного местного употребления (затуран, лабошак, лонись), узкоспециальные термины (акариды, аминокислоты,
анестезия),
узкопрофессиональные
термины, собственные имена людей, географические 'и этнические названия. В
словарь этот вошли только общеупотребительные слова современного литературного языка.
Богатство словаря, как правильно замечает академик С. П. Обнорский, определяется не только количеством слов в
«ем,
яо и смысловой насыщенностью,
широкой разветвленностью значений слон
и их смысловых оттенков, фразеологическими ресурсами.
Большинство /:лов 1в русском языке,
особенно глагольных, многозначно: кроI ме основного значения, они имеют еще ч
дополнительные. Например, у слова «идти» 25 значений. Идти пешком (шагать).
1'Лед идет (плывет). Весна идет (приблмI жается). Идет снег (падает). Заседание
( уже идет (происходит) и т. д. Слово
«брать» имеет 13 значений, слово «бой»—
8, «вещь» — 5, «белый» — 7, «беглый» — ^.

Характерной особенностью русского языка является наличие в нем фразеологизмов (устойчивых сочетаний слов), кото.рые Исчисляются несколькими десятками
тысяч: «брать за жабры» (о человеке), «отбиться от рук», «остаться с носом», «бить
баклуши», «вскружить голову», «тянуть
за язык», «попасть впросак», «не ударить
лицом » грязь», «из песни слова не выкинешь» и т. д.
В русском языке много слоп-сннонимо.в,
которые позволяют разнообразить речь и
выражать самые тонкие оттенки мысли.
Например: р а д о с т ь, веселье, отрада,
утеха, услада:
с м е л ы й , бесстрашный,
храбрый, безбоязненный, неустрашимый,
отважный, доблестный, удалой, лихой
Количество слов в русском языке огромно. Поэтому ни один человек не может знать всех слов русского языка. У
различных людей запас слов разный. У
одних он исчисляется несколькими тысячами, у других двумя-тремя десятками
тысяч.
А. С. Пушкин, например, знал больше
двадцати тысяч слов. Институт русского
языка Академии наук СССР составил четырехтомный «Словарь языка Пушкина»,
в который включено 21 290 слов. В этот
«Словарь» вошли слова, которые встречаются в сочинениях Пушкина. Некоторые
из них он употреблял десятки раз, другие — сотни. Но знал он, конечно, больше слов, чем употребил их в своих произведениях.
Словарь языка Пушкина «воспроизводит
лишь те значения слов и их оттенки, юторые являются достоянием общелитературного языка той эпохи. Не вошли и
«Словарь» особенности индивидуального
словоупотребления писателя, а также личные имена, фамилии, географические названия.
Из современников советской эпохи огромным словарным запасом обладал В. И.
Ленин. Это мы ощущаем, читая его книги, статьи, речи, доклады. В его трудах
наиболее полно отражены колоссальные
богатства и беспредельные возможности
руского языка. Но «Словарь» языка Ленина, к сожалению, еще не составлен.
Это — серьезный пробел в работе советских языковедов. Составление «Словаря»
языка Левина — одна из важнейших национальных задач языковедов-русистов, 1!
частности работников Института русского
языка Академии наук СССР.
Ну, а каким же словарным запасом обладает любой человек с высшим или сред17

| ц м образованием? Как узнать (хотя бы
приблизительно) свой запас слов?
Это можно сделать так. Взять однотомный «Словарь 'русского «зыка» С. И.
()жегова и, закрыв толкования, проверить
..шанне тысячи слов в десяти местах сл.>
паря (по 100 слов), установить процент
понятных и непонятных слов, а затем по
-•тому проценту определить общий объем
• -.иоего словарного запаса. Эту
работу
удобно проводить вдвоем: один отвечает,
другой проверяет по «Словарю».
В проверку не входят лишь слова на
буквы а, ф, э, потому что подавляющее
большинство их — иностранные, среди которых много непонятных.
В «Словаре» Ожегова (издания 1961 г.)
имеется 53.000 слов. Из этого надо вычесть
1 500 (округленно) на буквы а, ф, э. Следовательно общий объем своего словарного запаса нужно определять, исходя из
51,500 слов.
Очоиечно, такой ^етод подсчета дает
-только приблизительно верную картину,
«о он будет интересным, так как покажет.
что у различных людей разный запас
слов (разумеется, у начитанных людей он
больше).
Слава обозначают и обобщают ЯВЛРння действ-ительности, отраженные в общественном (сознании. Поэтому, обогащая
себя словами, человек в то же время обо-;
гащает себя понятиями, расширяет сво: 1
умственный кругозор. Чем больше человек знает слов и чем лучше их знает, тем
богаче и точиее его речь. Вот почему очень
важно расширять и уточнять
свой словарный запас. Для этой цели имеется несколько путей, доступных каждому человеку.
(Систематическое* чтение художественной литературы. В ней русский язык пред
ставлен во всем блеске и Могуществе.
Вдумчиво читая литературу и обращая
внимание на язык, на слова, мы незаметно овладеваем культурой речи. Жемчужины русского слова, обильно представленные в художественных произведениях,
становятся достоянием читателя.
Замечательным источником обогащения
речи 1 служит фольклор (народные пест'
.сказь: ,!. пословицы). А. С. Пушкин справедливо считал, что «изучение старинных
песен, сказок необходимо для совершенного
з н а н и я свойств
русского языка».
V М. Горький тоже рекомендовал читать

русские сказки, былины, сборники песен,
пословиц. Он говорил, что «только тут
можно изучить родной язык, а он у нас бо
гат и славен».
Изучение речей и статей л у ч ш и х ораторов и публицистов пополняет наш личный словарь общественно-политической
лексикой, совершенствует н а ш у речь, учит
тому, как надо ясно, понятно и убедительно, точно и сжато излагать свои мысли.
Точным, острым, эмоциональным является язык наших центральных газет. Систематически читая эти газеты, человек не
только развивается политически, но и незаметно пополняет свой словарный запас.
Ценными пособиями являются -толковые словари. Они должны быть настольными книгами всех, кто любит русским
язык, кто стремится обогащать и совершенствовать свою речь. Здесь нелишне напомнить, что такой корифей науки, как
В. И. Ленин, обладавший огромным запасом слов, постоянно пользовался словарями и справочниками.
К словарям нужно обращаться не только тогда, когда встретилось непонятное слово, но постоянно внимательно читать их.
В этом случае мы уточняем для себя
смысл многих слов, усваиваем их дополнительные значения.
Очень лолезно изучение образцов хорошей русской речи, устной и письменной
Но одного этого недостаточно. Необходима речевая практика —• выступления нн
собраниях, в кружках, семинарах; нужно
писать в газеты статьи, заметки, информации. Все это сопровождать
работой нал
языком. В этом случае наша речь буд.гг
не только обогащаться словами, но и совершествоваться: она станет точной, выразительной, будет литься плавно и хорошо.
Совершенствуя свою речь, мы тем самым
развиваем и свое мышление. Подбирая
слова и выражения, мы уточняем мысль,
делаем ее более ясной для себя и д.т:;
других. Имено эту роль языка имел в см
ду М. И. Калинин, когда он писал, чт'->
«только тогда будет ясна собственна-I
мысль, когда ты будешь уметь излагать
ее в простой и ясной форме».
Профессор В. К У Д Р Я В Ц Е В

1.
•у О, ЧЕГО Авдеев тревожно ждал эту
' неделю, началось. Спроси, допросы. .
Почему? Как могли ДОПУСТИТЬ?
— Это же преступление...— возмущается инженер по технике безопасности, прилетевший сегодня из Нижне-Ангарска.
Авдеев, вздрагивая, протягивает к железной печке закоченевшие руки. Заиндесевшая борода быстро темнеет. Только
•седые виски не тают, остаются белыми.
А за палаткой трещат вертолеты — из
Нижне-Ангарска прибывают новые отряды
.для поисков пропавших,
— Как могло случиться, Сергей Борисович? Е:л не первый год возглавляете
•партию... И допустить такое...
— Мг обшарили на их пути к а ж д ы й
.камень, куст, яму. Никаких следов...— устало отвечает Авдеев.
— Утонуть могли?
— Нет. Они вышли в маршрут до дождя.
— Что же они в небо улетели, сквозь
землю провалились?

— Будем искать, — Авдеев рывком сдернул сапоги, размесил над печкой портянки.
— Ммм-да-а... А что ны думаете насчет
Алексея Л а п и н а ? От таких всего можно
ожидать.
— Силина хорошо отзывалась о Лапине.
— Все они добрые до поры.
Неужели? Сердце забило тревогу, мысли побежали одна за другой...
Еще в Уоянс — небольшом эвенкийском
поселке, где Авдеев комплектом;!.! партию
проводниками и оленеводами, к нему обратился коренастый парень. Старая телогрейка, узкая для его широких плеч, нараспашку. Из-под клетчатой кепки, сфнто:"|
на затылок, торчит р ы ж а я челка.
— Работничка треба, н а ч а л ь н и к ? — спросил он развязно, развалясь на табурете.
— Надо.
— А меня примешь?
— Возьму.
— Не обманываешь, н а ч а л ь н и к ? Мною
все гребают.
— Почему?
— Срок имел Алешка Лапин.— В горГ»
носом профиле парня скользнуло что-т:>
хищное.
- Сколько?
— Шесть лет.
— За что?
- За ограбление.—Лапнч и з у ч а ю щ и м
взглядом щупает геологов, ожидая, какое
впечатление произвело на них гто сообщение.
Авдеев з а м я л с я .
— Пробы носить подойдет! — раздался
за спиной женский голос. Лапин обеонулся и хмуро осмотрел маленькую, н»
сильную фигуру девушки в брюках, зчправленных в кирзовые сапоги. Из-под синей куртки выпирает кобура. Глаза пачня встретились с ее прямыV взглядом.
Он криво усмехнулся:
— Тоже мне, начальство!
— Что ж, если старший геолог берг. г
тебя, приходи. Завтра оформим,— сказал
Авдеев.
Лапин демонстративно не уходил, рас
качиваясь, сидел на табурете, курил труО
КУ и плевал сквозь зубы.
Силп.ча взяла Алексея Л а п и н а :» наг л р н н к н — маршрутным рабочим. Н т ъ ;>-

119

вом же маршруте у нпх произошла стычка. Силина предложила ему вырыть закопушку.
— Че зазря работать,— скривился Лапин.— Мое дело пробы носить. Копаться
в земле — не нанимался.
— Чего дурака-то валяешь?
,— Ничего;,'.!— /прикидываясь, щростачком, парень пялит на девушку глазчльдинки.
— Не нравится — держать не будем!
Нам работники нужны, а не кривляки.
Усвоил?
Нагловатые глаза парня сверкнули. Он
собрался сказать этой «мозглячке в штанах» такое, чтоб заткнулась, но. встретив
спокойный ц беспощадный взгляд девушки, захлебнулся сдержанной накипью, пробормотав невнятное ругательство.
Все лето они были вместе.
...По узкой долине легко и уверенно шагает Вера Силина. Ерник цепляется за
одежду. Девушка взобралась на пригорок,
достала фотоаппарат. Кругом покой, свежесть, аромат трав, цветов, листвы...
Вдруг лесную тишину прорезал отчлянный крик:
— Помогите!..
Вера вздрогнула, и напрямик, через кусты, кинулась на голос, на бегу выхватывая из кобуры пистолет. Навстречу ей
ошалело мчался Лапин, тяжело сбивая
полусгнившие колодины.
— Медведь! Стреляйте!—расслабленные
ноги подкосились, и Лапин, споткнувшись,
рухнул ничком на землю. За ним гнался разъяренный зверь. Грохнул выстрел.
Неожиданность шарахнула медведя в сторону. Подминая кусты, он бросился наутек.
Перепуганный Лапин все еще стоял на
коленях, согнувшись и вобрав в плечи
взлохмаченную голову. Глаза его виновато поглядывали на Силину. «Вот это
девка! Задержись она малость и хана
Алешке Лапину...»
— Думал, труба!..—облегченно вздохнул Алексей, поднимаясь. Он снова почувствовал запах земли, увидел голубое
небо, зеленый лес, услышал пение птиц.
— Сколько раз говорила: отставать в
маршруте нельзя!— строго упрекнула Силина.— Пошли.
Не торопясь, вразвалочку. Лапин шагает следом за девушкой. Где-то внутри
еще колышется страх от пережитого. «Почему она так спокойна?— размышляет парень.— Ведь промазала, могла бы погибнуть. А поди ж ты. хоть бы бровь погнула».
С утра до вечера — то подъем, то спуск-,
то броды через быстрые речки. Никогда
Лапин не думал, что рек так много. Обойти бы... Так нет, все больше напрямик.
- Чего в гору лезть, низом ловчее,—
норчнт Лапин.
•— Мы же не на прогулке..
«Вот ч у д а ч к а ! — думает Лапин. — Кто
узнает, была она на горе или нет. И чего
ищет? Вое записывает в книжку, грамот/ля»
Чудаки вы... Ничего не теряли, а

120

всю жизнь ищете. Кому это нужно?
-- Как тебе объяснить?—оборвав смех,
спрашивает Силина.— Вот ходим мы, где
какие породы е с т ь — н а карту наносим.
Другие геологи посмотрят на нее и поймут, где искать железо, олово или медь
Поднялись на водораздел. Опираясь нл
длинный черенок геологического молотка.
Силина долго
всматривается
в горньк
хребты. Вдоль и поперек исхожены они за
лето. В голубоватой дымке видны озера,
из которых причудливой лентой вытекает
речка Лсеникта. Она вскачь несется вниз,
петляет между кедровым стлаником, отчаянно бьется об утесы и вырывается э
долину, заросшую
редколесьем.
Летом
речку можно перепрыгнуть с разбегу, н->
во время осенних дождей она осатанело
ворочает на перекатах замшелые валуны,
сердито грохочет, брызжет пеной. За холмами, где над рощей вьется курчавый дымок и желтеют палатки геологов, буянк;;
Асеникта встречается с птружкпй свое':
Анамакит, тоже своенравной и капризной,
рекой.
В беспокойном раздумье стоит Силина.
Начальник партии Авдеев уехал на основную базу и сейчас все заботы лежа г
на ее плечах. Отсюда, с водораздела, удобнее наметить дальнейший путь. Низовьл
Асеникты уже обследованы. Завтра следует
пойти вон к тем озерам. Новый неизведанный уголок северного Прибайкалья манит Веру своими тайнами.
В бинокль хорошо видно озеро у дальних скал. На выступе утеса примостилась
кабарга. Она внимательно наблюдает за
лосихой. Та жадно пьет воду, отдыхает,
настороженно смотрит по сторонам, и снова пьет...
Студеный ветер гуляет по вершине. Силина ежится и устало шагает дальше по
гребню. Козья тропа неожиданно упирается в узкий перешеек — длинный каменный
мост метровой ширины. Далеко внизу карликами м а я ч а т
одинокие лиственницы.
Улыбкой подбодрив
спутника, девушка
осторожно ступает на карниз и размеренным спокойным шагом переходит его. За
перешейком оглянулась. Лапин медленно
ползет вперед, используя все пять точек
опор.ы.
— Ах ты, худая жисть,— ругается он.
— Можно засыпаться.
Слева и справа почти отвесные скалы,
сумрачные ущелья. Захватывает дух. Чтото холодное, как бурав, сверлит сердце,
кружит голову. Пузатый рюкзак давит
глыбой, тянет вниз. Перешеек стал шире.
Павел поднимается, смахивая со лба л и п кий пот.
На вершине перевала тропу заслонил
большой язык ледника. Разноцветные солнечные зайчики бесновато скачут на еп
зеркальной поверхности и больно секут
глаза.
«Придется
идти в обход»,—размышляет Силина и пробует ступить на кромку льда. Обернувшись, тревожно в с к р и х нула. Припав на колени, Лапин скользи, I
вниз, упирался руками об лед, силилс:-;
удержаться, но безуспешно. Девушка бр"

|имась на помощь, с х в а т и л а п а р н я
за
к у р т к у п. нелепо в з м а х н у в руками, упала
рядом с Алексеем. Инстинктивно нзмахрула молотком, брызги и крошки ударнв лицо. На мгновение притормозилось
•кольженне. Впереди катился Алексей. «За
рудником камни, валуны...— Вера цепенеет
ужаса.— К а к а я нелепая случайность!»
Обессиленные руки выпускают
молоток,
с коротким криком девушка ткнулась
|огами в кучу щебня.
Охая, она поднявсь, поправила рюкзак. Лапин сидел на
руде камней и рукавом вытирал окро|вленное лицо. Колени и живот его огоны, в ссадинах.
[— Спустимся к ручью, промоем раны,—
ворит Силина, помогая Лапину встать.
|ексей осматривает себя: одежда висит
кмотьями.
I— Вот дурак голопузый!— бранится он,
ртраняя девушку.— Сам дойду...
Ъпуск оказался очень крутым. Силича
Ьт впереди. Лапин, п р и х р а м ы в а я , плекя сзади. Они обходят завалы, жмутся
равнсшим скалам, хватаясь руками за
пые кустики. Впереди сплошная осыпь.
:и скользко, щебень тянет вниз,
гор срывается ветер. Ошалелым в и х мечется он по ущельям, гудит и за^ает. Ожили безмолвные камни. Отвесскала, иссеченная глубокими морщинакренилась, от ее вековой толщл
пилась глыба, другая. Набирая скоглыбы мчатся вниз, дробятся, увлеза собой новые. Грозный грохот камвсё нарастает, приближается.
Алексей, скорее!— тревожно кричит
ни::.
|Че пугаешься?...— огрызается Лапин,
Донимая опасности. Вера торопит пар'вставляя бежать. И тут увесистый обс воем реактивного самолета рассек
: перед лицом Л а п и н а , ударился о

г р а н и т н у ю стену, высек искру, отскочил, п
мгновенно исчез из виду.
— Ух ты, худая жисть!..—отшатнулся
парень и прытко кинулся вперед. Миновав
россыпь, Алексей устало бросил на землю
свое тяжелое тело.
1
— Проскочили! Вот сатана! Мог в л.
пешку •^'сплюснуть,— процедил он сквозь,
1убы.— Ну и работенка!..
- Горы с л а б ы х но терпят...
Спустились вниз уже п сумерках. Сильно х р о м а я , Л а п и н доковылял к ручью,
п р и п а л к иоде носпалонными губами. Из
коды п р я м о на нею г л я н у л о незнакомое
лицо, обросшее р ы ж е й густой щетиной.
Подбородок рассечен, глаза ввалились. Дос т а н из р ю к л а к а мыли, Л а п и н стал приводить себя в порядок.
- Ну и с т р а ш и л а ! в о с к л и к н у л он. Отчего же медпедь па меня набросился?
— З н а ч и т , он храбрее, заметила Пора.
- Храбрее?! Поча насмехаться...— Лапин п о м о л ч а л . -- И чо и п ю р а х позабыл?1
Думаешь, мне деньги т м и н Н У Ж Н Ы ? Хоте. ]
человеком стать. Мы, нот. кроле, клады
ищем. А где они? Фарт - УГО такой про
хвост, не к а ж д ы й его у х в а т и т . . . Надо го
ры ворочать, а не просто ходить, постукивать, да рисовать!
— Успокойся, Алексой. Л а п а н я л у ч и т
тебе зашью фуфайку. А то на кого ты но
хож?
— Сам... Алешке Л а п и н у еще никто дыр
не зашивал.
- А я первая буду,— смеется Вора, о!
н и м а я у него фуфайку.
Л а п и н молча наблюдает, как девушка
умело и проворно работает иглой, перегрызая нитку зубами. «Гляди-ка, баба,
обыкновенная баба, юбка в штанах. Откуда же в ней сила, чтобы в тайге храбрее
Алешки?»
Кряхтя. Алексей поднялся, насобирал
хворосту, развел огонь. Расстелив плащ,
он нарезал колбасы, вскрыл консервы. На
душе было неспокойно. Ни родных, ни
близких, никого... «Пожила бы как я,—
вдруг озлился Алексей.— Жизнь-то тебя
не кромсала, не тискала. Посмотрела бы
каково это?»
«Безотцовщина,
приблудный!» — послышались ему далекие мальчишеские голоса.
Детства у него не было. Мальчишки радовались каждому лучу солниа, а он боялся восхода. Потому что для Лёшки утро
— 'ато обидные 'ырики: «Подзаборник!»
Алешка убегал в лес н подолгу плакал.
Не выдержал, подался в город. Стал хулиганом, вором, известное
дело—безотцовщина. Прозвали его, как собаку, Шалым.
— Крепись, Алексей,— мягкий голос вывел Лапина из раздумья.— В город скоро
поедем.
- А че я там делать буду? Кому я нужен? Лучше уж по лесу бродить...
— Учиться тебе надо.
- Хо! В тридцать-то лет! Мне и четырех классов хватит. Всё равно в профессо
ра опоздал.
— Учиться никогда не поздно. Специальность получишь.
...Несмотря на усталость. Лапин долго

121

не мог заснуть. Порошил бесконечную д у м у
о своем судьбе. Давила обида на тех, кто
-•зашухарил» его. Охлаждаясь, возвращался
к настоящему. В город зовет. Учиться, го
иорит, надо. К чему? И так можно про
жить. Не псе ученые. Живут же. не ггамнрают. А может, попробовать? Она умнее,
лучше знгст. Алексеем кличет. Лёней както назвала. Чудно. Не помнит он, чтобы
'по имени его звали. Неужели и з м е н и л и с ь
люди, пока оп сидел в лагерях... Ведь VI и
простые, добродушные парни-геологи приняли его и свою артель, как равного.

Г> СТОРОН!- от старой юрты, за длин*•* ным столом, ведут разговор Авдеев и
Силина. Начальник п а р т и и только что
ьернулся с базы н слушает отчет старшего геолога о проделанной работе.
— Перебазировка в основном закончена, Сергей Борисович. Здесь остались пробы, мука и консервы.
Взглянув на девушку, Авдеев отметил:
загорелое лицо похудело, под голубыми
глазами пролегли глубокие тени.
— Что-то. Вера, неважно в ы г л я д н ш к
Не болеешь?— спросил он.
— В лесу геолог и хворь по разным
'маршрутам ходят.
— А как настроение твоего н а п а р н и к а ?
— Вы о ком?— Силина устало пссмот'рела в бородатое лицо начальника п встретила озабоченный взгляд.— О Лапине? Ногу он ушиб. Вчера отправила его с к а ю р а ми на новый табор. Со мной сейчас ходи:
радиометрист Фролов.
Авдеев знал рабочего Григория Фролова,
«!«ю.тнительного, двадцатилетнего
крепыша.
—Намучилась, наверное, с ним?— снопа
беспокоится начальник.

- С к е м ? С Л а р и н ы м ? Нет. Он привык,
стараться стал.
- Хорошо,— одобрил Сергей Борисович, развертывая планшет.— Теперь поговорим о заключительной работе. Ппобы
приведите в порядок, н а д е ж н о упакуйте и
отправьте на базу. Перед выходом отсюда
детально проколотите обнажение конглсхметров в левом борту Асеникты.— Острие к а р а н д а ш а пересекло реку, побежало
по берегу и свернуло к скалам в трех километрах от юрты. Силина взяла к а р а й
даш п пунктиром продолжила свой мари;рут в верховья Асеникты. к дальним озерам, пообещав прибыть в новый лагерь
четвертого сентября.
— Добро,— согласился Авдеев и, по
зпав своего н а п а р н и к а А н д р е я Петрова,
поднялся.—Нам пора.
Из юрты вылез рабочий Петров, навью
чснный спальными мешками, а за ним сероглазый, застенчивый Фролов.
— Чай готов, Сергей Борисович!—сказал он, улыбаясь.— Выпейте на дорогу.
— Спасибо, Гриша! В другой раз,— пблагодарил Авдеев, собираясь уходить.День короток, а нам еще топать восемнад
дать километров.

П

ОГОДА резко изменилась. Вчера м
росил дождь, а сегодня па р ы ж у /
землю падают белые хлопья. Мокрые, пр .
дрогшие люди спешат через туманные со
ки к своей полотняной столице таежни;
безлюдья.
На берегу озера палатки. В самой бэ.г
той—.камералка, .п.«:а5-5<г,артира гео.:<|
гов. Здесь они собираются по вечерам ,
намечают новые маршруты, получают
Дания, слушают радио, режутся «в козл
Сегодня в камералке тесно. У с а ж и в а я . !
люди тревожно вздыхают. В лагерь не в<
чулись Сплина н Фролов. В углу камер •
ки попискивает рация. За палаткой п:\
шит снег.
Второго сентября парня и девушку
дели каюры у старой юрты. Позавчер
ними встречался Алексей Лапин, он \
1
их личные вещи. В тот же день Сил!"
н Фролов собирались покинуть табор. 1 1
ужели задержала непогода?»— беспокой
думает Авдеев, поправляя свечу в кон< > •
пой банке. Вчера, до дождя, па оспо: ! "
базу отправился обоз, который по н \
должен захватить пробы, обработа
Сллиноп. Он запросил об этом баз\-.
отпета еще не получил.
-Принимайте,— сказал
радист, и,
через головы сидящих белый листок
— Образцы доставлены. Людей у и ч м
пет,— вслух прочитал Авдеев, и его
лицо побледнело. Значит они еще в им
Но почему так долго? Быть может, ш <
рялп направление, заплутали? На Си ни.
что не похоже. Она первой пробила >•
тропу. Нет, что-то случилось.
— Положение чрезвычайное,—репмш
но произнес Сергей Борисович.

Никто ге у.хол'м. 15-.е о к р у ж и л и Авдеева, озабоченно высказывая свои предложения:
•— По гольцам ::;-..ю искать. Как бы под
обвал не попали...
— Оползни сейч'-с очень о п а с н ы . .
— Прежде всего надо прощупать реку.
— А рысь или медведь?
— Силина стреляет неплохо.
— Нет у них оружия.
Точно кипятком обдало людей это известие. Все обернулись. Сняв запотевшие
очки, Петя Зимин — студент-практикант—
виновато моргал близорукими глазами.
— Ты откуда :ло знаешь?
— Вот ее оружие...—.с трудом проговорил Петя и выложил на стол пистолет и
обойму с патронами.
— Как он к тебе попал?—Авдеев, не веря своим глазам, до хруста в п а л ь ц а х судорожно стиснул пистолет.
— Я отказывался... Понимаете, отказывался... А она: '«Мне пистолет пока не нужен: остаюсь на таборе, а тебе в марш
руте без оружия нетьзя». Ну, я и взял...
Всю ночь ьокруг озера полыхают большие костры. Через к а ж д ы й час бухают
[ружья, с треском улетают в небо ракеты.
[Далеко освещая местность. Не спит палаточный городок...

В

СУМРАЧНЫЕ долины медленно впол,
зает рассвет. Перед глазами по-преж[нему порхают снежинки. Они садятся
|яа телогрейку, запутываются в курчавой
6ороде, липнут к сапогам. Коченея, ноги
сворачивают к реке и бредут по во; — в н?й немного теплее.
Глаза зорко всматриваются в каждый
бугорок и кустик. Кругом белеют нетрон\з!е снега. И нет на сотни километров никакого жилья. Удаленный, диким и жестоки край. Кто придет на помощь человепопавшему в беду в таежной глухо•ании?
Слух напряженно ловит звуки гор. Висзастрекотала сорока. О чем это расричалась белобокая вещунья? Быть мог, она подает сигнал бедствия? Можег,
ерещит о чьей-то гибели?
Нет, не слышно тревоги в голосе сороки.
I Свернув за лысую сопку, Авдеев и Ларта остановились у скалы. Сергей Борчвич с волнением спешит к каменной
вне. Чтобы определить содержание зота, эту серую гальку, сцементированную
ком и глиной, Силина должна была
гукать и промыть на лотке. Глаза бе.-эйно ищут хоть маленькую царапину
стене, отбитый осколок, перевернутый
амень. ямку-закопушку в русл? исчезавшего ручья. Молчат мертвые камни.
рикто не трогал их и не оставил следа,
вдеев сурово сдвинул к переносью гуссоболиные брови. Стиснув зубы, замкя в свои невеселые думы Алексей Лч
в. Что же помешало Силиной в ы п о л н и т ь
анис? Ответ на этот волнующий вопро.'
ржно получить только вечером, когда
поисковые отряды соберутся у старой

юрты. Сейчас они исследуют правый берег Асеникты, прочесывая ее низовья.
Но и эта слабая надежда не сбылась.
Поисковые отряды возвратились на табор
без ощутимых результатов.
...Спал Авдеев в эту ночь плохо, тревожно. Сон не шел. Ворочаясь с боку на
Сок в спальном мешке, он с болью д у м а л
о пропавших. Где они? Что с ними? Жлвы ли? Сменяя друг друга, перед глазами
вставали то насмешливая, у п р я м а я Силина, то застенчиво задумчивый
Фролов.
Скорее бы утро. Надо немедленно
связаться с Нижае-Ангарском и подробно доложить обо всем руководству экспедиции.
Перед рассветом Авдеев вышел из юрты. У костра белела сгорбившаяся фигура
Лапина. Снег залепил его могучую спину
большим бугром.
— Ты почему не спишь?
— Думка одолела,
начальник.—Алексей стряхнул снег, набил табаком
трубку, прикурил от уголька. — У нас тоже
пропадали без вести... Подколют, зароют, костер на том месте разведут и
—
ищи ветра в поле...
— Ты к чему это?
Задфоси, н а ч а л ь н и к : не бежал ли
кто из тюряги... Народ там бывалый...—
Л а п и н поднял глаза, и Авдеев удивился:
в них металась тоска.

Л

ЮДИ В К Е Д Е ! — т р е в о ж н а я весть
(>удоражит горы Прибайкалья. С сопкп на сопку несутся быстроногие лайки.
По свежей пороше дружно бегут олени.
Ивонко с к р и п я т охотничьи л ы ж и . Зоркие
глаза следопытов читают мудрую
книгу.
Трусливый з а й ч и ш к а п р и т а и л с я
па
|«пушке и удивленно смотрит на
ироое| ающих мимо л о х м а т ы х с и б и р с к и х собак.
Кого они ищут? Проворная белка забралась на вершину кедра, откуда
хороню
видна река и п л ы в у щ и е по ней плоты. В
гормон прозрачной воде снует .хариус. Ряк>м с ним хлюпает жердь, ворочая яаломы и коряги. По извилистой реке, м и н у я
пороги и перекаш. плот вырывается на
ш и р о к и й плес.
Изюбр, к п и ь п м солончак, вдруг настороженно
поднимает
голову.
Чуткий
с л у х я в с т в е н н о у л а н . ш п а е т далекий роког. Он пльпчт о т к у д а - т о с неба. Из облаков вылста< т н е о б ы ч н а я стрекоза.
Пятые сутки Авдеоп не покидает борт
вертолет;'. Он н а п р я ж е н н о вглядывается в
белеющие хребты. Смотрит жадно, до рези и глазах. Синен л е н т о й внизу извивается река А н а м а к п т . Па берегу ее
горят
костры, стоят п а л а т к и . Это геологи
соседней партии прочесывают район бедствия. К р у г поиском сжимается с каждым
д н е м . Гчс, п к а к о м ущелье
подстерегла
.подеи беда?
Вертолет делает разворот. Дальше ход и т ь не за чем. Т а м . ц бассейнах рек Мамы и
К( нкудерп.
кружатся
АН-2 и
МП-!.

123

В безутешном горе мечется
Алексей
Лапин по заснеженной тайге.
Обмороженные щеки почернели, шершавые губы
потрескались, нз них сочилась кровь. Невысказанная печаль затаилась в его устах. От мысли, что случилось непоправимое, что Силина исчезла навсегда, жизнь
Алексею снова показалась жестокой, несправедливой. Величие гор, суровая красота тайги еще сильнее подчеркивали
перед ним его бедность, скудную жизнь,
у которой отобрали мечту. Стало тоскливо, тревожно и жутковато.
Все вокруг жило по-прежнему, словно
ничего не случилось. Среди снега дымилась, бурлила еще не застывшая черная
река. И только сидящий на пне человек
стонал...
«Крепись, Алексей!» — вдруг услышал
он бодрый призыв Веры. Лапин встрепенулся. Ледяной ветер разорвал
темную
гряду туч, и в водяном зеркале мигнула,
зажглась я р к а я , вечерняя звезда.
— Я всю жизнь буду искать тебя! —
поклялся Алексей.
6

*Т
РИ РАЗА зеленела и желтела трава,
1
три раза выпадал и снова таял снег,
три лета теплые дожди обмывали
горы
Прибайкалья.
Ни в ту памятную осень, ни позднее,
весной и летом следующего года, не были
обнаружены следы Силиной и Фролова,
хотя на розыски выходили специальные
экспедиции. Тщательно были исследованы
предполагаемые обвалы, оползни, броды.
Но все напрасно, безрезультатно. Ни следов пропавших, ни малейшего намека.
Авдеев и Лапин не могут смириться /
гибелью товарищей. Должно же
что-то
<нт;п|,г« после н и х : компас, бинокль, фо-

тоаппарат, рюкзак, сумка,
радиометр.
Закончив съемку, геологи
уйдут отсюда
навсегда и забудут
о пропавших, и не
найдется больше охотников
попытаться
разгадать эту тайну.
И снова, в который уже раз, Авдеев и
Лапин уходят к далеким берегам Асеникты. За эти годы Алексей привязался к суровому норову гор,
к костру, к открытому небу,
к неудобству палаток,
к
сильным и смелым людям. Он никогда нажалуется, хотя бывает и трудно. О прошлом Алексей не говорит, а когда растр;
вожится воспоминаниями, уходит от табсра в лес.
Над гольцами ползут грязные тучи. Ве
тер срывает с осин последние листья, раскидывая их по земле. С
нарастающе*
волнением парни спускаются
в низовь;
Асеникты. Она по-прежнему звонко кричит на перекатах, а на широком
плес .
причмокивая, шепчется о чем-то с подружкой Анамакит.
Путники устало взбираются на круто.-:
курган. Впереди вдруг что-то бухнуло, ъъ
гудело.
Земля
зашевелилась, затряс
лась, как в лихорадке. Кусты, торчащн
на куполе холма, с треском исчезают к.
глазах, проваливаясь в неизвестность.
— Назад! — кричит геолог, сбегая
подножию бугра.
— Ах ты, худая жисть!.. — шепчет Л
пин, не понимая, что происходит. Зем.ч
глухо стонет, лопаясь, как хрупкий ша;
К у р г а н оседает.
Чудовище
пожира;
камни, траву, кустарник,
выжимая •
земли влагу.
Сердце екнуло. Проблеском
обжига,
догадка. Неужели их товарищей подстрег гидролакколит — многолетний буго,
образованный подземными наледями. (.
очень опасен в момент вспучивания: мг)я
венным рывком разрывает толщу земл
раздирает деревья,
расщепляет
ствол:
выворачивает и глотает тяжелые
камь
На . Севере гидролакколит
вырастает
десятиэтажный дом при д в у х с т а х метр
в поперечнике.
Авдеев не раз встречался с этим чу^ •
по долинам рек, в озерных котловм;
н заболоченных просторах. Ровные ме
бугрятся, лопаются валообразные под
тия, п о я в л я ю т с я мелкие озера. Ведь н,
то не обратил внимания на это в
розыска пропавших. Где, в какой ям(
каком озере искать теперь
товаршП'
Где они? Кто ответит на загадку прирп,
И вдруг послышался Алексею
дал('
девичий голос: «А я первая буду...» К;'.'
то незнакомое, непонятное чувство ом.
ло п а р н я . Цепкими л а п а м и г н у л а , м;
его «худая жнсть», стараясь придави
сырой земле, чтобы больше не отпус;
Сколько раз в камере
думал он
вольном ветре, гуляющем
в сиопр
просторах, о синем небе... И вот сом •
сто мечта... Но нет той, которая <
ла зашить в нем многие дыры...

Осип КОЛЫЧЕВ

ПОЭЗИЯ
В вагоне зимнего трамвая
нам видеть внешний мир дано.
своим дыханьем согревая
обледенелое окно.
И ты, поэзия!.. Вплотную
ты тоже хочешь видеть мир

сквозь грань узорно-ледяную,
как и трамвайный пассажир.
Но ты обречена блужданьям
вне времени, пространства вне,
покуда собственным дыханьем
глазок не вытеплишь в окне!

Ч Е С Т Ь П О - М А Т Р О С С К И ОТДАЮ..
с Аврора».

Струнами

натянутые тросы.
Бессмертным крейсером
любуется земля,
И входят
на борт корабля
матросы.
Честь отдавая
флагу корабля...
И серой башне
отдавая честь,
Старинной башне,
славою покрытой,

И той радиорубке знаменитой,
Откуда первая
пошла о штурме
весть...
Закон авроровцев
храню я, как присягу
Всходя но трапу лет,
и я всю жизнь мою
Октябрьскому
немеркнущему
флагу
Честь по-матросски отдаю.

К 50-ЛЕТИЮ ВЕЛИКОГО ОКТЯБРЯ

Документальная

повесть

Автор повести .Михии... Агюрееет*'-кев'ич — участник революционных событий в Забайкалье. Вместе с Насилие*
Матвеевичем Серовы.-,: г>>- работа.: 6 Верх,
неудинском Совдепе, а после белогвар
деиского переворота перешел на ке'л?
• 'ильное положение. Был связистом большевистской
подпольной ' организации .
партизанскими итр.<1д:'ми. В июле 1919 го<)« попал в плен к семеновцам и испытав
ужасы «Эшелона смерти^ — карательного
семеновского пое.ч)и. В ряда::
Крас
ной Армии участвочи... <а волочаевском
Гю/о. После дсмобил'Мн ции работал в органах ЧК. Сейчас Михаил Андреевич югя ему 74 года — продолжает тпидит-.
сн, работает 1ори<Т'*м •. Тюмеш .

1. ПЛЕН

В

191П году я и мин младший б р а т Н и колай СОСТОЯЛИ
К ПОДПОЛЬНО!! ООЛ!.-

шевистскоп о р г а н и з а ц и и Верхнеудинска.
Руководил 1':о ти1!ари1Ц по ооенои к л п м к г
«Илья*, среднего роста, худг-щапый. лот
тридцати шести. Всегда спокойный, с т и х и м ясным голосом, исключительно л о г и ч ный, не теряющийся и самых т р у д н ы х и
опасных с л у ч а я х , он пользовался среди
подпольщиков большим авторитетом.
В то время в Забайкалье х о з я й н и ч а л и
пс только японские, но и а м е р и к а н с к и е
интервенты. Все они были з а к л я т ы м и нраг а м п г р у д я щ и х с я . Но поскольку нек.фом >-

12(5

ванным нарек Забайкалья атамаг
поп держался лио!:!:ой, аморикапщ * п и
ку им в р е м е н а м и не а: '<>;:> были ;..игр
и а т ь с к р а с н ы м и п к р т и з а н а м ' 1 . Э т а ьраж
екая помощь, конечно, не вызывала у а
доверия, но и о: д^.'.'.'-пых случаям :-р '
дилось пользоваться ею.
Я был у поднолыцнкоз связным, де
жал связь с партлч.ч!';.:.:;; лряда. Как . п
знсту, мне дали з а д а н и е завязать эна««
ство с а.мерикаП]:ам;!. Мне довольно .1'
ко удалось обри;;.»:;., на себя их в и н и
ННС--ЯНКН

ьЧиПЬ

.!о''л.'

бОКС

,1

ОСО'к-м

с н и з а н н у ю с н и м пг-.мн.Л", л я бы I е ш
ствснимм в В(. р.\Н'. ••-••:,:.•;..-. р\4:.. ::."!] '«»»
ром. \' новых си'..;, -„ьуз'.ч!. .- а яу.нп,,а м е р и к а н с к у ю одел,.; 1 .: ..• ,; м и т м ш ......
росте II Х У Д О Ш а В ' , 1

,

•• •

трудно было стать похожим на я н к и . Такой маскарад и неплохое знание а н г л и й ского я з ы к а сделали более безопасным::
мои разъезды по Прибайкалью.
Самое трудное
для
меня
было
наладить связь с партизанским отрядом
одного из бывших комиссаров Верхнеудинского Совдепа Герасима Петрова. Отличаясь исключительно!"! подвижностью, что г
отряд вел активную п о д р ы в н у ю работу па
железной дороге, где г л а в н ы м н а ш и м врагом был броневик «Мстительный». Но слухам, командир его есаул Пухлов, одностаничник самого а т а м а н а Семено:;^, был как и м - т о исчадием ада -— всегда пьяный, но
благодаря к о к а и н у никогда не теряющий
сознания, дьявольски изобретательный на
пытки своих жерт:;.
Хоть с трудом, до отряда я добрался
благополучно, а пот па обратном пути...
Было мне тогда 29 лет, я обладал большой физической силой, неплохо стрелял.
Я, конечно, допускал, что могу погибнуть
в бою, но чтобы попасть в плен —- это казалось мне совершенно невозможным. Л
вот получилось так, что я. с в я з а н н ы й и
избитый, очутился п лапах кровавого Пухлова.
Это было в июне 1Э19 года. Иду по Мысовой. Народу в поселке и теперь не так
уж много, а тогда совсем было мало. По
привычке подпольщика изредка оглядываюсь. И нот в и ж у : за мной шагают какой-то мужчина средних лет и девочка
.лет семи—девяти. М у ж ч и н а шел довольно
быстро, м для ребенка что было утомительВижу, что девочка выбивается из сил.
[А мужчина дергает ее за ручонку, и она
|еле сдерживается, чтобы не -расплакаться.
Я невольно остановился. Мужчина с деючкой тоже остановились. Вот тогда я
•видел, какой отталкивающей была его наружность. Среднего роста, не толстый, а
[экой-то рыхлый, сырой, на ходу слегка
юдпрыгивающнй и припадающий на одну
югу. Лицо без растительности и в то же
(ремя без признаков бритья, дряблое, гла»
мутные, какого-то неопределенного
;вета. Ко всему этому — слюнявый прикрытый рот с редкими, г н и л ы м и зубаВ общем, какая-то мерзость, а не чешек. Девочка, наоборот, х о т я бледная
худая, но очень миловидная.
— Зачем так торопитесь?— спросил я.—
^едь девочка устала!
Он осклабил свою отвратительную пасть
этаким слащавым голоском:
— Спасибо вам, дорогой господин, за
иманне! Ничего моей дочурке Машутке
сделается.— И, обращаясь к девочке:—
гг, видишь, дочка, какой добрый для тебя
подин. Попроси у него конфетку, Матка!
Девочка смущенно и просяще, без слов,
мотрела на меня. Это тронуло мое серди я решил зайти в бакалейную лавку.
•жчииа и девочка идут за мной по пя|М. Прохожу к п р и л а в к у и замечаю, что
[шутка смотрит на меня и с п у г а н н ы м и
венками, а мужчина куда-то исчез. Неюе предчувствие кольнуло меня. И в
р время в и ж у : п р и к а з ч и к тоже смотрит

на меня какими-то странными глазами.
Но когда его взгляд встретился с моим,
он сразу залебезил и стал заискивающе
предлагать то одни, то другие конфеты.
— А теперь извольте посмотреть сюда!
Тут, за прилавком, я для хороших покупателей кое-что приготовил,— сказал оч..
Машинально, пользуясь высоким ростом,
я з а г л я н у л через прилавок, и вдруг сзади—
( И л ь н ы й удар в голову. Несколько рук с
силой вцепились мне в волосы и потянул.1
м е н я книзу. Ошеломленный, я полусознательно уцепился одной рукой за прилавок,
а .фугой пытался выхватить из кармана
револьвер, но ('приказчик стукнул меня
чем-то т я ж е л ы м по пальцам. И опять удар
но голопг. Я р у х н у л на пол, и на меня
п о с ы п а л и с ь уд.фы. Больше я ничего не
помню.

2. СУМАСШЕДШИЙ
1_| I: ЗНАЮ, от 41-ю я пршпел и сознание.
' ' Может, оттого, ч го и нос било тяжелое зловоние. От беспрерывной тряски
тошнило.
Открыл г л а з а , периее, п р а в ы й глаз. Пропел рукой по левой стороне л и ц а — с п л о ш ная п о д у ш к а опухоли. Голову нестерпимо ломило, волосы слиплись от чего-токлейкого. Слюна со вкусом крови, по рту
словно пепсскпаются камешки.
— Плюй, родимый, сплевывай зубы-то'
Не н у ж н ы они тебе теперь, голубчик,—
слышу я рядом с собой т и х и й голос, почти шепот.
Я н а ч и н а ю сознавать, что лежу в вагоне, очевидно, товарном. Темно. Пол пропитан чем-то ж и р н ы м и смрадным. Рядом со мной что-то съежившееся, серое;
какое-то тря-пье. а из-под него выставилось нечто похожее на человеческое тело.
Всматриваюсь. Липо землистого цвета, а
глаза блестят, как мигающие звездочки
— К нам сюда припожаловал? Хорошо,
милый товарищ. Очень даже хорошо. И
что зубами плевал — тоже хорошо. Свой
ты нам, значит...
Очевидно, уже день, и я уверен: яркий,
солнечный. Окна забиты досками, но п
стенах щели. В эти щели проникают лучи солнца, как всегда игривые, а тут ещ?
от тряски вагона они подпрыгивают и
делают на полу зигзаги. В полосах света виден пол, мокрый от нечистот и о г
засохшей, впитавшейся в него крови.
Глаза начинают привыкать к темноте.
В вагоне много людей. Тряска перекатывает их безжизненные тела, как чурки
плохо сложенного леса.
Я всматриваюсь в своих новых товарищей. Лица землистого цвета, в крови. Но
глаза блестят, и чувствуется, что это отблески горящего в их груди пламени.
Все молчат. Никто не стонет. И говорит, без \ молку говорит только мои сосед.
Он уже сошел с ума.
— Так-так-так, — отбивают колеса.

127

3. СМЕРТЬ ПАРТИЗАНА

около нее полосы железа, клещи и остроконечные шипы, установленные по вагону столбы с вделанными в них крючьям)!
О НОЧАМ со скрежетом отодвигалась
и. наконец, толстая балка под потолком
дверь вагона, и к нам вносили пищу
с д ы б н ы м н веревками и ремнями.
-— куски заплесневелого хлеба, а в гржМеня подвели к одному из столбов ч
ном тазу — затхлую воду. Это бывал'.,
так привязали, что хрустнули кисти рук.
когда эшелон стоял на месте, вылавлиПухлов устремил на
меня
мутны •
вая новые жертвы, или из вагона выпо
взгляд. Облокотясь на стол, он продо.дили заключенных.
жал играть нагайкой. Потом повернулся
Но вот приблизительно через двое сук сидевшему рядом казаку и что-то шепток .после моего пленения дверь порывиснул. Оба расхохотались. После этого ка
то распахнулась.
Послышалось бряцание
зак подозвал к себе здоровенного детину,
оружия, и в вагон взобралась, отчаянно
.очевидно выполнявшего роль з а п л е ч н ы х
матерясь, компания военных. Дверь остадел мастера. Это был верзила с ленивым
лась открытой, к при лунном свете можнл
выражением тупого, низколобого лица, с:
было разобрать фигуры вошедших. Все в
громадно!!, выдававшейся вперед н и ж н е м
форме забайкальских казаков, с нагайкачелюстью. Он вразвалку подошел ко ми*
ми в руках. Один в офицерских погонах,
и неторопливо сорвал с меня остатки попри сабле с блестящим темляком. Все
рванного френча вместе с куском нижне-!
потные и пьяные, с фосфорически блестярубашки. Затем шагнул к печке, взял н щими глазами, обличающими в них кобольшой ковш, зачерпнул что-то, искрящекаинистов. Вошедшие стали медленно обеся желтым пламенем в железном чугуходить пленников. С бранью и хохотом
не на печи, и плеснул на меня. Страшна".
пинали они каждого ногами и хлестали
боль обожгла мне грудь, едкий з а п а х уда
нагайками. Никто даже не застонал.
рил в нос, спазмой сдавил горло. Я заБандиты остановились возле меня. И в
скрежетал зубами, с трудом сдержал стон
этот момент из-за их спин высунулось
Пухлов, насмешливо улыбаясь, процеди.;
лицо того самого мужчины, которого я
сквозь зубы:
видел с девочкой. Косясь на меня отвра— Что так близко принимаешь к се.рд
тительными м у т н ы м и глазами, предатель
цу, комиссар? Это так, для первого знй
неуклюже вытянулся перед офицером и
комства. Серная обработка.
стал что-то быстро-быстро говорить, прич
Но видно на этот раз я мало интересомокивая толстыми губами и брызгая слювал Пухлова. Есаул отвел от меня глаз.:
ной. Офицер брезгливо отодвинул его и,
н, нервно похлестывая нагайкой по стол;,
хлестнув меня нагайкой, приказал:
что-то раздраженно зашептал соседу, —Этого с нами!
нетерпением посматривая на дверь.
Дюжие руки поставили меня на ноги.
И вот дверь открылась. В вагон так же.
Толчками н а п р а в и л и к двери, но на пороге
как и меня, вбросили большое тело. У п а к
офицер придержал меня и скомандовал:
ший был со с в я з а н н ы м и р у к а м и н не мо;
— Разом!
подняться. Конвоиры поставили его на ноОт ударов рук и ног я вылетел и шлепги и подвели к столу.
нулся о перрон. Бандиты стали прыгать
Арестованный, мощный широкоплечи:из вагона, норовя попасть на меня. Потом
мужчина, с кудрявой головой .и густой окпоставили на ноги и повели вдоль эшелоладистой бородой,
спокойно выдержа..
на. В конце состава высился бронированустремленный на него разъяренный взгля..
ный паровоз с вывеской «Мстительный» •.-.
Пухлова.
с плакатом: «Смерть коммунистам, ги— Партизан?— прошипел Пухлов.
бель жидам!» Меня
остановили
около
— Да, Нсвелин,— был ясный, твердый
длинного товарного вагона. Бандиты отои спокойный ответ.
двинули дверь и с силой вбросили меня
— Собака!— взвизгнул Пухлов.— Ть:
внутрь.
участник взрыва железной дороги. Ты преВ глубине вагона стоял стол, покрытый
градил путь моему броневику. Говори, со
бака, где ваш отряд, а то...— от злост".
чем-то вроде конской попоны, за ним сислюна запузырилась на губах есаула.
дело несколько человек в казачьей форме,
— Где?—насмешливо
повторил Нев-.
в заломленных на затылок к у б а н к а х . Силин.— Все на выполнении оперативных за
девший в средине их. как потом мне стаданий. А каких — сам скоро узнаешь.
ло известно, есаул Пухлов,
был плотВ 'бессильной ярости Пухлов махнул наный, средних лет и среднего роста мужгайкой, метнув взгляд на п а л а ч а . Детин
чина, рыжеватый, с круглым лицом, с закрученными ж и д к и м и , белесыми усами и с
медленно подошел к партизану, подве
его под балку и, связав за ггшнон кист •
отечными щеками. Голубовато-серые, нарук, п р и в я з а л к ним дыбиыс ремни. Потел:
ныкате, глаза есаула были мутные, с остановившимся взглядом. В руке он держал
отойдя темного, схватился за другой кнец ремней, переброшенных через балк.
н а г а й к у , которой все время поигрывал, по
хлестывая по столу.
и что есть силы потянул. Оторвавшись •
пола, Нсвелин стал подниматься квср-.
Освещали помещение плошки с дрожаруки вывернулись к голове, захрусте :
щ и м и я з ы к а м и пламени. Расставленные п
кости. Партизан молчал.
нескольких местах стола и развешанные
— Клещи! — прохрипел Пухлов.
но стенам, они походили на факелы и приРаскаленными железными .клещами -I: •
ч а п н л и помещению вид застенка древней
лач начал рвать бока Невелика. Пар:
Руси Гще больше усиливали это впеча т
зан молчал.
лгнне юрящая железная печь, лежащие
Г28

П

Обезумев от ярости, Пухлов подбежал
к висевшему на дыбе Невелину и, подняв
к нему искаженное бешенством лицо, исступленно заорал:
— Говори, разорву на части!
Он не заметил, как на его щеголеватую
форму брызгала кровь. А сверху на него
смотрели глаза, выкатившиеся из орбит от
нечеловеческой боли. И вдруг рот Невелика открылся, но не признание, не слова о
том, где находится партизанский отряд, а
плевок, смешанный с зубами, вырвался и
хлестнул Пухлова в лицо.
Качнувшись, есаул выхватил револьвер
и несколько раг выстрелил в партизана.
— Победа... Слава Советской власти...—
в предсмертной агонии прохрипел Невзлин, и его кудрявая голова свисла на
грудь.
Назар Пухлов с кровью на лице от
плевка бешено крутил в воздухе нагайкой и изливал свою злость в самой грязной ругаии. Продолжая ругаться, он опрометью бросился из вагона. Испуганные
соратники бешеного есаула долгое время
не могли придти в себя, очевидно страшась его возвращения.
Наконец стали тушить плошки и подошли ко мне. Я настолько был закручен веревками, что торопящиеся казаки предпочли просто разрубить путы и толкнули
меня к двери. Хотел последний раз взглянуть на мужественное лицо Невелика, но
посыпались удары — и я упал. (Волоком
дотащили меня до порога и выбросили на
перрон, а потом, опять осыпая ударами.
[ втолкнули в б.тажайшин вагон эшелона.
, уже не в тот, кз которого я был взят.

4. БССТЬ ПА 1ЮЛЮ

О

КАЗЫВАЕТСЯ, и в эшелоне смерти,
обитателям;; которого были измученные пытками 1: голодом с м е р щ и к и , могли
' быть яркие и незабываемые моменты. В
этом я убедился, очутившись г, попой под; впжной камере.
Раньше моими товарищами были бсч! гласные люди, обреченные на смерть,
[ д а ж е если бы п а л а ч и
и
оставили
(их к покое. Теперь вокруг меня оказались
[почти все большевики, несмотря на ужасы
[пухловского застенка, не потерявшие ду> шовного мужества и уверенные в том,
[что до конца выдержат испытания.
Мы были з а м у р о в а н ы в наглухо забпом вагоне, охраняемом до зубов вооруженной стражей. Смерть могла наступить
1для каждого \к .час в любую м и н у т у — V
юсе же чног;1:'.- не теряли надежды на
•спасение, надеялись что их жизнь еше приггодится народу. Другие, наоборот, были
^убеждены в своей гибели. Но все эти лк>— 'и я среди н и х — думали не только
мужественно встретить свой конец, но и
Известить наших товарищей на воле, что
'вы не потеря.'^ бодрости д у х а .
Как известить? Бумагу нам заменяют
Ьускя нашей одежды, чернила - наша
«Байкал»

кровь. А крови у нас сколько угодно. Каждые сутки по крайней мере несколько наших товарищей приводят или приволакивают со свежими ранами.
Мы, как мыши, проскребли щели в стенах и стали протискивать в них обрывки
тряпья с надписями кровью. Один плакат
был такой: «Дорогие товарищи! Мы, смертники броневика «Мстительный», горды умирать за Советскую власть». Как радовались все, когда этот плакат исчез в щели
вагона! Мы представляли себе, как кто-то
«з наших товарищей на свободе прочтет
его и передаст другим. Почти у всех смертников, привыкших стойко переносить пытки, на глазах стояли слезы.

5. КОЛЯ НЕРИС
совсем особенный
О НсредиБЫЛнас какой-то
—грязных, пропитанных зло-

вониями вагона, с взлохмаченными, скатавшимися волосами, обросших бородами.
Это был восемнадцатилетний юноша с ясными, несколько выпуклыми глазами и
мягкими кудрявыми волосами. Мы все называли его Колей Нерисом. Настоящее же
имя его было Натан, фамилия Эльбаум,
а Нерис — кличка по читинской подпольной организации.
Несколько дней назад Колю, избитого
и смятого в комок, вбросила к нам пьяная ватага. Юноша был без сознания, а
озверевшие палачи топтали его ногами и
'хлостали 1 нагайками. Конвульсивно, то
сжимаясь, то вытягиваясь, тело его покатилось в угол. И тогда поднялись мы и,
как потревоженные звери, стоя на четвереньках, уставились разъяренными глазаМ'и на мучителей. И белогвардейцы отступ и л и , хлнца н а г а й к а м и так, будто отбппалт'ь от нападающих...
Приблизительно через час Киля пришел
1! сошанис, а спустя дна—три дня мы узнали о нем нос.
Сын бедного читинского с а п о ж н и к а , Нат а н Эльбаум и н а ч а л е 191!) года иступил
и ч и т и н с к у ю подпольную организацию. Чич а была тогда резиденцией а т а м а н а Семенона. и ней свирристнопал кропимый террор. Э т о м у способствовало пьянство семеновских п а л а ч е й , и большинстве кокаинистов, а сочетание алкоголя с кокаином
особенно распинает склонность к садизму.
В мае 1919 гида п о д п о л ь н а я организация вынесла решение у н и ч т о ж и т ь Семенова. Решили т я н у т ь жребий, так как поручение было г и я п н н п почти с верной гиГ>ель:о террориста. Жребий нал на Нериса
и еще одного члена подпольной организации, ф а м и л и ю и к л и ч к у которого я позабыл.
— Я был счастлив, в ы т я н у в жребий,—
говорил Коля.-- Это было не просто боевое поручение, по и возможность заслуж и т ь полное доверие со стороны подпольной о р г а н и з а ц и и , пускай посмертно.
— А ноч"му тебе понадобилось заслуживать какое-то особое доверие?— спросил я.

129

Краснея от смущения, как девушка, Коля пояснил:
— Шестнадцати лет я вступил в партию
эсеров, но уже через год понял, что допустил непростительную ошибку; оказывается, и Семенов был раньше эсером! В
1918 году эсер Семенов готовил в Москве
покушение на Ленина.
Вступив в читинскую подпольную организацию большевиков, я не скрыл сво<
•эсеровское прошлое, дав слово, что .сделаю
все возможное и докажу, хотя бы йеной
^рвоей жизни, что достоин быть коммунистом. И вот этот счастливый случай!—воскликнул
Коля.— Я
вытянул
жребий
убить изверга.
В конце июня вместе с товарищем он
отправился в театр, куда в тот вечер должен был приехать атаман.
— Мы держали перед собой букеты цветов, в которых были две бомбы,— рассказывал ням Коля.— Прошли на галерку :<
сели как раз против ложи Семенова.
Вскоре явился сам атаман, окруженный
офицерами и разряженными женщинами.
Оркестр грянул марш. Взвился занавес. И
в этот момент я бросил в сторону атаманской ложи букет. Публика лож и партера — вся из белогвардейцев, местных богачей и беженцев из советских областей—
бурно зааплодировала. А проклятая бомба, слегка зашипев, вылетела из букета н
упала около ложи. Нельзя было терять ни
мгновения, и я швырнул второй букет.
Он попал в ложу. Раздался взрыв, но.
как потом оказалось, убило и смертельно
ранило всех сидевших вместе с Семеновым, самого же атамана только легко ранило в обе ноги.
В театре поднялся неописуемый переполох, и нам с товарищем удалось скрыться. Подпольная организация предложила
нам временно выехать из Читы.
На д н я х я е х а л в поезде. Вышел в тамбур подышать чистым воздухом. Мимо
прошел какой-то человек, искоса взглянув на меня, и быстро перешел в следующий вагон. Почувствовав недоброе, я хотел выпрыгнуть на ходу поезда, но не
мог открыть дверь, и в это время из соседнего вагона в тамбур вбежало несколько военных, и впереди н и х тот человек.
Предатель крикнул, у к а з ы в а я на меня:
— Рядом с этим жидом я стоял, когда
он, г.Ершипец, бросил бомбы в пресветлогр атамана.
На ''снл посыпались удары, и я очнулся среди сзс, товарищ!;.
И ьесъ загсраяеь внутренним пламенем.
Коля воскликнул:
— Я знаю: меня ждет мучительная
смерть, но я горд, что умру коммунистом.
В следующую же ночь Колю взяли от
пас. Не увели, а уволокли, избивая кулаками, ногами, нагайками. Когда Нерисэ
подняли, чтобы вышвырнуть из вагона, на
нас взглянули его голубые, чистые глаза.
Ж'П-г.мми, выразительными, передающими
глубину его чистой души, мы видели их
последний раз.
130

6. ПУСТЬ НАС ПЫТАЮТ
ОГНЕМ...
I/ А К бы пи был жесток режим заклю
•*• чения для смертников, все же и к нам
доходили из внешнего мира кое-какие новости. Оки проникали к нам через одного
из тюрсмшнкон, о х р а н я в ш и х пагон. Эт >
был пожило!! казак, низкорослый, корешстый, всегда глядящий исподлобья. Чере
несколько дней после того, как забрал :
от нас Колю, Спнридояыч — так знали н а шего стража,—войдя к нам и опасливо ог
.тянувшись на дверь, зашептал:
— А вашего-то жнденка, поди, скор' •
копчут...
Мы безмолвно вперили в пего глаза.
— Дюже мучают. С живого кожу деруи солью посыпают. Ну и железом каленым жгут. А он хучь и стонет и чувствия
решается, а ни единого слова. Крепок п я
рень, хучь и жид!
Не знаю, что выразили наши глаза, н
только Спиридоныч изменился 'вдруг в
лице и стал пятиться к двери, а потом отчаянным рывком отодвинул ее и опрометью выпрыгнул. После слышно было, как
он долго возился за дверью, закрывая ее
на замок ;г пробуя крепость запора.
Не н а л о ж у слов, чтобы выразить, чт>
переживали мы, узнав о судьбе нашег
Коли, да вряд ли и найдутся такие слова
Все мы, конечно, и раньше понимали, что
если так мучают нас, то как же должны
мучить человека, покушавшегося на жизн*.
вождя этих извергов! Расставшись с Ко
лей, мы не обменивались об этом ни словом, надеясь только на одно — что измученный юноша не выдержит мучений ;
они не будут долгими.
...Замурованные в наглухо забитом в-1
гоне, ми не могли отличить день от ноч:
не знали, через сколько дней наступи. 1 ;
для нас этот ужасный час.
...Сильный, резкий толчок — эшелон остановился. Мы услышали около вагона
крики н д и к и й хохот вперемежку с мате •
ион руганью. Дверь надсадно заскрипели,
з а д е р ж а л а с ь под напором тел и распахнулись. Во тьме мы увидели дрожащие язы
км пламени от смоляных факелов, груши
вооруженных людей, в о з и в ш и х с я над чемто около вагона. Обычно к нам вбрасывллч новых смертников, ко на этот раз - г:
распахнутую дверь сначала полетела ш
р о к а я скамейка, а затем с руганью и к р ; :
К.1МП полезли белогвардейцы, кого-то волоча за собой. Это был наш Коля. Он был
без созна:;игг, но при у д а р е об пол его П 1
Перзашюе тело заколыхалось, послы;::
лось слабое хрипенье.
Казацкий офицер, упершись в н г п т '
друга концом нагайки, хрипло крикнул
— Эй вы. большевики...— последовал .
грязная ругань,— Сползайтесь сюда, п.
доставленные собаки, и глядите, как :.:•/
с.Ч!1",ныг соратники великого атамана Г;ч
ГОРНЯ Самойловича Семенова, будем ка •.
нить негодяя н жида, посягнувшего н
п;:-; светлую жизнь а т а м а н а .

Мы не двинулись с места. Тогда п а л а ч и
пинками и н а г а й к а м и заставили нас приблизиться к скамейке, на которой уже неподвижно лежал Нерпе. Блеснула сталь
двухручной пилы — ее схватили два палача. Один из них своей широкой спиной загородил от меня Колю. Видны были только обнаженные ноги юноши со следами
ожогов. Раздался сухой, режущий слух,
хряст.
— Что это?— послышался странно спокойный, а потому и особенно жуткий голос
одного из нас.— Неужели Коля застонал?
И такой же спокойный голос ответил:
— Нет, череп треснул.
Нерису живому распилили голову!
Скоро все кончилось, и бандиты, видимо, насытившись кровью, даже больше не
избивали нас, а молча выпрыгнули из вагона.
Посредине вагона осталась скамья с телом нашего замученного Коли. Полосы
лунного света, проникшего сквозь щели,
растянулись по полу. Тусклый свет задрожал около ножек страшной скамейки.
И тогда кто-то запел. Сначала это показалось криком безумия, но нет, то были
мощные слова революционного гимна:
Пусть нас по тюрьмам сажают,
пусть нас пытают огнем,
пусть в рудники нас ссылают,
пусть мы все казни пройдем.
Пели все, даже умирающие. Это были
хриплые голоса измученных пытками и
голодом людей, но они и сейчас звучат в
моей памяти.
Не знаю, сколько дней пролежало в
нашем вагоне на кровавой скамейке тело
Нериса. Как-то открылась дверь, и на нас
дохнуло прохладой забайкальской ночи.
Вошли люди и крючьями вытащили из вагона тело нашего товарища.
А потом мы долго слышали, как где-то
совсем близко лаяли, рычали и дрались
собаки. Страшно было даже подумать о
причине этой свалки голодных псов...

7. МОЯ ОЧЕРЕДЬ
пьяный, всегда под кокаином,
В СЕГДА
Назар Пухлов не просто у б и в а л , а, как

садист, смаковал, наслаждался страданиями своих жертв. Угрюмый и постоянно настороженный Спиридоныч как-то проговорился, что есаул чуть было не засек
насмерть нагайкой несколько своих подчиненных, притом одностаничников, только за то, что они самовольно вывели и
не з а м у ч и л и , а просто расстреляли группу рабочих. П у х л о в был в ярости оттого,
что л и ш и л с я возможности насладиться ич
предсмертными м у ч е н и я м и .
Я был вторым помощником комиссара
продовольствия Верхнеудпнского Совдепа, а П у х л о в считал м е н я п о с т н ы м комиссаром. .Много мне пришлось перенести мучений от есаула. Меня с т а в и л и па стопку
тонких дощечек, п р и в я з ы в а я >а пальцы
рук к потолку, после этого иытаскивалн
из-под ног по одной дощечке, н пальцы
выворачивались. К л а л и с п я ч а н н ы м н а стт
9*

и в к а ч и в а л и через рот воду. Задыхаясь,
я п р о г л а т ы в а л ее не меньше ведра. Живот вздувался, н по нему били шомполами. Пол ногти на ногах забивали стальные
типы.
— Какой шип хочешь, комиссар?—спрашивал Пухлов.— Холодный или горячий':'
И я у ж е знал по опыту, что лучше
раскаленный — после адской боли нога
скоро деревенела.
В довершение всего ступни ног обвязлли ржавой проволокой и крепко стянули ее. Проволока впилась до костей, и
пятки стали гнить.
Но подошел конец и моим мучениям
Однажды под руки меня приволокли в
застенок. За столом сидел Пухлов, как
обычно, держа перед собой на'столе н а гайку, почерневшую от крови.
Я сразу заметил что-то необычное в обстановке застенка. Штатный палач стоя./
за печкой, временами украдкой от Пухлова покуривая самокрутку, и, видимо.
не готовился к своей работе. Мне связали
за спиной руки и посадили меня на таОуоетку.
Пухлов молча поманил моих сопровождающих и что-то тихо сказал. Один т
них поднял из-за стола веревку и сделал
петлю. Переглянувшись, трое казаков подошли ко мне и вдруг начали бить по лицу ладонями, а потом накинули на шею
петлю и повалили на пол.
В сознании молнией пронеслось воспоминание, как в прошлом я без особого
труда рвал на шее веревки, а на груди —
ремни. Вобрав в себя как можно больше воздуха я, что было сил, напряг мускулы шеи. И казаки, стоя на коленях и
сопя, тянули в обе стороны веревку.
Веревка лопнула. Еще раньше я слышал,
что на суеверных палачей лопнувшая веревка производит страшное впечатление.
Что-то подобное, очевидно, произошло и ,:
Пухловым. Молча, без обычной ругани и
взмахов нагайкой он подошел ко мне
вплотную, широко расставив ноги и, с
трудом сдерживая бешенство, спокойным
голосом сказал:
— Слышь, комиссар. Нравится мне, казаку, твоя крепость. Еще раз прикажу душить. Выдержишь, знай: умрешь, но не
от моей руки.
И как всегда сразу же приходя в ярость,
взмахнул нагайкой и зарычал, вперив ь
моих палачей налившиеся кровыо глаза:
- А вы, гады...— следовала отборна;,
брань.— Если только не з а д а в и т е -запорю!
Казаки, видимо, тоже не свободные от
суеверия и н а н у г а и ы е угрозой, бледны'.и трясущиеся, отошли от меня.
В их р у к а х появилась новая верейка, а
один н.ч них. шепотом посоветовавшись о
чем-то с остальными, н а ч а л натирать веревку мылом.
Н а с т у п и л а реиптельная минута. Я ждал.
Сиона меня п о с а д и л и на табуретку, снопа били но липу и бросили на пол. На
этот рач н а м ы л е н н а я веревка стала впиши ы-н в шею, но н то же время я чувст131

покал, что она сильпо вибрирует в трясущихся руках напуганных казаков.
И вот один из них с руганью, в которой слышалось отчаяние, со всего размаха ударил меня ногой в живот, под скрещение ребер. Я задохнулся, мускулы шеи
ослабли, веревка еще больше стянула шею,
и я стал терять сознание.
И вдруг в ушах моих раздался какой-то
звон, и в полузабытье я почувствовал облегчение.
Открыл глаза. На шее болтаются обрывки веревки, а Пухлов с проклятиями
топчет и хлещет нагайкой моих палачей.
Снова тьма круглосуточной ночи, зловонный вагон, а вокруг товарищи, плохо
различимые даже привычным к темноте
глазом. Только когда за стенами вагона
солнечный день, стены его пропускают узкие полосы света.Пухлов дал слово не убивать меня, но
он жо сказал, что я обречен на смерть.
Что же ждет меня? Новые ли мучения и
смерть от руки кого-либо из близких Пухлова, или меня отдадут другим п а л а ч а м ?
И можно ли вообще верить слову палача
с затемненным от алкоголя и кокаина сознанием?
Да и что теперь осталось от меня? Последняя, страшная борьба за жизнь отняла
остатки моих сил, и я лежу, бессильно распластанный на полу. Разбитая голова не
дает мне собрать мысли. Кругом ужасный
смрад. Ступни моих ног так и не освобождены от въевшейся в них ржавой проволоки. У меня нет сил ее оторвать, а попросить некого, все мои товарищи теперь
такие же, как и я. Можно попросить об
этом Спиридоныча, единственное существо
из мира бандитов с проблесками человечности. Но мы никогда ничего не просили у своих мучителей, и я сразу же отбросил эту позорную мысль.
Человек в любом положении
надеется
на жизнь, но тогда я был уверен, что
смерть неизбежно придет ко мне, даже если никто не будет убивать. Очевидно, не
только физически, но и психически я стал
терять облик человека.
— Так. так, так,— отбивают колеса вчгона. Вслушиваюсь, и мне к а ж е т с я , что
в этих звуках пророческий смысл, но какой, не могу понять...

б. ИЗ ОГНЯ ДА
Б ПОЛЫ,П Я

Э

ШЕЛОН остановился. С п р и в ы ч н ы м
скрежетом
отодвинулась
вагонная
дверь, по уже совсем непривычно, молча
и без ругани, к нам вскочило несколько
белогвардейцев. Вагон осветили шахтерскими фонарями. При свете видно, как
пошедшие морщатся от смрада.
Кто здесь комиссар?—спросил один,
'Пришлись н глубь вагона.
Вот он. поди уж 'умер,— ответил

хриплы;; голос, и мертвенно-бледный палец указал на меня из темноты.
Вошедшие
подняли меня и поставили
г
на но п. «Почему-то не бьют»,— мелькнуло в сознании.
Довели до порога вагона. От него до
перрона уже был проложен трап. Опять
новость — меня и моих товарищей всегда
просто выбрасывали из вагона, а тепер»
свели вниз под руки. На перроне связали
руки за спину.
Я огляделся и понял, что снова нахожусь в Мысовой.
Меня ввели в помещение вокзала и поставили к стене. Двое конвоиров остались
при мне, остальные вышли. Стою и чусствую, словно подо мной не ноги, а деревянные ходули.
Вошло человек десять японцев. Один.
видимо, офицер, о чем я заключил не столько по форме, сколько по его напыщенному
виду. Искоса взглянув на меня, он злобим
процедил:
— Булсука!
Пожилым забайкальцам известно слово
«булсука.-. Это искаженное японцами слово «большевик».
Потом офицер внимательно осмотрел меня, подойдя вплотную и словно обнюхивая. Рядом с японцем я казался гигантом, но я был до невозможности исхудавший, оборванный, грязный, с окровавленными волосами, скатавшимися на голоче.
Офицер потянул к себе воздух и издал
через стиснутые зубы
характерный для
всех японцев свистящий звук: «С-с-с...» —
Потом презрительно фыркнул н сказал
что-то солдатам. Те торопливо вышли за
дверь, и за ними, надувшись как индюк,
важно и медленно замаршировал офицер.
Возле меня остался только один молодой японец. Он внимательно смотрел на
меня, я на него. У японца были маленькие красивой формы кисти рук, но я обратил внимание, что они загрубели. Это
были руки рабочего, труженика.
Мой страж подошел поближе и, показал пальцем на мои ноги и окровавленную
голову, сочувственно закачал головой. Потом он похлопал ладонью по скамейке. Я
понял его, но продолжал стоять. Тогда
японец потянул меня книзу. Я тяжело
опустился, почти грохнувшись, на скамейку.
Вошло несколько японцев. Один из н и х .
должно быть старший, сказал что-то мое
му стражу, а потом взглянул на меня ч.
переведя взгляд на дверь, выразительно
м а х н у л в сторону ее рукой.
Как на ходулях, ощущая мучительную
боль в пятках ног, я вышел в дверь, сопровождаемый двумя солдатами из числа пришедших. Они были вооружены винтовками с привинченными к ним шнрокг
ми японскими штыками. Японцы вели меня как-то странно: один шел справа о:
меня па расстоянии пяти-шести метров,
д р у г г и — с л е в а на такой же ди-станшг,!,
каждый держал в сторону от своего бок.:
вытянутую в руках винтовку.
Руки у меня были свободны — японца
р а з в я з а л и их. Объяснялось это, очевидна

тем, что я сразу стал с п о т ы к а т ь с я и падать. И хотя я очень исхудал, ш.а:л все
равно не менее 75 килограммов, и слабосильным японцам было просто не :ка силу поднимать и ставить меня на ноги. А
мой вид исключал возможность бегства.
С р а з в я з а н н ы м и руками я хоть и через
силу, но все же мог самостоятельно подниматься.
Я шел, едва передвигая ноги, и у меня
одна была дума — поскорее бы смерть!
Но когда меня обдал чистый свежий воздух, особенно пленительный после зловонной атмосферы вагона, я страстно захотел жить. Захотелось бежать, спастись.
Мелькнула мысль — приблизиться к одному из японцев, вроде двигаюсь к нему
случайно, качаясь на больных ногах, схватить и поднять его на себя, загородить им
свою грудь. Другой, конечно, подбежит,
но побоится стрелять V. колоть, чтобы не
попасть в товарища. Вот тогда-то я схвачу второго и столкну их лбами.
Но тут же понял, что это просто безумие — ведь я сейчас еле живой, с трудом
передвигаю ноги. На свежем воздухе, от
которого я отвык за два месяца, голова
кружится пуще прежнего.
Мы вышли за поселок. Каждую минуту
можно было ожидать, что японцы остановятся, обменяются непонятными для меня словами, встанут рядом и дадут по
МНР залп.
Подошли к крутому повороту. Показался узкий мостик через русло горной речки, летом почти пересыхающей, а весной
наполняющейся бурным потоком. Сейчас
воды почти не было, от настила до нее—
не менее четырех-пяти метров.
Около мостика солдаты становились и
стали о чем-то совещаться, показывая
пальцами на мою голову, ноги, а потом
на мостик, и качали головами. Я понял,
что беспокоит конвоиров: как перевести
меня на тот берег? И у меня мелькнула
мысль — не решат ли они прикончить меня по эту сторону моста?
Я ждал, что будет дальше. И вот японцы подошли ко мне вплотную, взяли меня под руки, и мы все трое, еле передвигая ноги, двинулись вперед. А мостик такой узкий, что только-только пройти троим, да и то если прижаться друг к другу.
Дошли до середины мостика. Ну, была, ни была! Собрал последние силы, по
'привычке набрал полную грудь воздуха, с х в а т и л обоих японцев за шиворот,
развел, стукнул лбами и толкнул с моста.
И вдруг чувствую: сам лечу. Отчаянно
хватаюсь за бревна руками и ногами. Коекак ухватился, с нечеловеческими усилиями подтянулся пл руках и взобрался на
мостик. Пытаюсь подняться на н о г и — н е
могу. они. как парализованные. Ползком
скребусь по настилу. Добравшись до дороги, сваливаюсь в к а н а в у и чувствую, что
теряю сознание Сейчас это для меня —
верная гибель. Хватаю зубами руку и грызу до крови...
Прикрываясь травой, смотрю и сторону
мостика. Вижу, из-под него вылезает на
четвереньках японец. Покачиваясь, п о д н и -

и становится на ноги. Винтовки
нет, лицо в крови. Продолжая покачиваться, он поднимает н а д головой руки и чтото кричит жалобно, голосом раненного
зайца, а потом издаст отчаянный вопль
и с поднятыми р у к а м и бежит в мою сторону. Я, как мог, сжался в канаве, уткнул лицо в грудь. Нет сил продолжать
борьбу, но в голове мысль: если японец
заметит меня, вцеплюсь в него искалеченными пальцами, задавлю.
Слышу японец остановился где-то надо
мной. Он продолжает жалобно кричать, а
потом неистово взвизгивает и бросается
куда-то в сторону.
Нервы мои не выдержали, и я лишился
сознания.

9. СВОБОДА!

О ЧНУВШИСЬ,
за, я прежде

но еще не открыл главсего почувствовал чистый, прохладный воздух и с невыразимым
наслаждением стал вдыхать его. Почему
же нет привычного для
меня ллонония
вагона? Неужели /мой п о б е г — г и е сон?
Боясь
открыть глаза, н а ч и н а ю ощупывать вокруг себя.
Сыра»
мягкая
трава. С забившимся в груди сердцем
рискую наконец открыть гла.и. Ночь, луна бросает свет на густую высокую траву и небольшие кусты, о к а й м л я ю щ и е дорогу. Сзади видна покрытая лесом сопка.
Извиваясь желтовато-зеленой лентой, до
рога тянется от мостика, с которого я
так недавно сбросил японцев, и исчезает
в траве и кустах. Вот туда бы попели
меня конвоипы. и это была бы для меня,
наверно, последняя дорога и жизни.
Местность мне знакома
ион там, справа от согки, я пробивался, ра ш с к н в а я п а р тизанский отряд Герасима Петрова. Я
вспомнил, что за сойкой дгрспня, давно
перешедшая на сторону к р а с н ы х . Добравшись до нее, я о к а ж у с ь среди друзей. Му,
а если деревня у ж е з а п и т а белыми или
японцами, или ее с о ж г л и с а м у р а и , ненавидящие «булсуков.> не меньше Назара
Пухлова?
Однако у меня не было выбора—'Следующая деревня недосягаема для меня,
я уже более двух суток не пил и не ел, а
ноги совершенно отказываются двигаться,
и мне придется ползти.
Скрипя зубами от боли в н о г а х , пополз.
Сколько времени
прошло, пока достиг
вершины сопки,— нг знаю. Когда добрался до нее. увидел огоньки в окнах изб.
Значит деревня не с о ж ж е н а ! Осторожно
стал спускаться, и в д р у г оборвался, покатился к у в ы р к о м тип. Несколько раз
сильно ударился обо что-то и опять потерял сознание.
Очнулся я п кровати. Пробую двинуть
р у к а м и — не могу. Мелькает мысль, от
которой холодею: неужели я связан? Н$
нет, что не веревка, а какие-то ленты. Я

133

ими как младенец. Обвязаны голона и ступни ног. Все это сделали чьи-то
неумелые, но заботливые руки. И эта зайотливость чувствуется во всем. Я лежу,
как на мягкой перине.
Комната небольшая, чистая. Много всяких предметов крестьянского обихода.
кастрюли, чашки, чугуны. В углу, запитая
добрую треть
площади, — русская
печь. В ней потрескивают дрова и мелькают языки пламени.
С тихим скрипом открылась дверь, и Р.
комнату вошла девочка. Глаза ее груглные и немного испуганные. Она подошла
к моей кровати. Это была та девочка, изза котором я оказался в «Эшелоне смертл»! Да, да, это она, Машутка. Я рвусь
с постели и кричу исступленным голосом.
— Машутка, крошка моя! Зачем ты
опять предаешь меня? Не слушай своего
отца. Он, негодяй, предатель, палач. Убем
его, Машутка, убей, и это будет твой первый подвиг за дорогую Советскую власть.
Меня хватают какие-то руки. Но это не
грубые лапы палачей, они не терзают меля, не бьют, а нежно обнимают.
— Голубчик ты наш, — шепчет нежный
голос. — Успокойся, родной. Ты у нас, у
своих, у крестьян. Мы не отдадим тебя
белякам.
Итак, я снова среди друзей, но уже не
умирающих, не смертников, а полных сил
и уверенности. Меня перевезли в другую
деревню, отдали под наблюдение опытного фельдшера. И уже к концу октября я
нелегально возвратился в Верхнеудинск
л продолжал борьбу против белогвардейцев в подпольной организации, а потом в
партизанском отряде Евгения Лебедева.

10. ПОСЛЕДНЯЯ
ВСТРЕЧА С ПУХЛОБЫМ
много лет. Я
П РОШЛО
том во Владивостоке.

работал чекисИ вот однажды вызывает меня начальник отдела.
— Ты ведь был в «Эшелоне смерти»?
-Да.
— Как назывался броневик?
— «Мстительный».
—• Кто был командиром?
— Есаул Назар Пухлов.
— Т-а-а-к... — многозначительно протя.чул начальник. — А мог бы ты
опознан.
•1ТОГО преподобного Назария?
Я почувствовал, как у меня заколотилось сердце. Перед глазами, как живой,
остал Пухлов: плотный, красный, рыжий,
г мутными выпуклыми глазами.
— Да, мог бы.
— Так «от что: на днях при переходе

г р а н и ц ы в нашу сторону задержан некто,
о котором у нас есть сведения, что это
бывший командир броневика «Мстительный». Сам он категорически это отрицает,
Я его видел н допрашивал. По внешнему
облику трудно представить, что когда-нибудь он мог быть лихим казаком, а тем
более командиром броневика. Данных с>
нем у пас, к сожалению, мало.
С уполномоченным мы прошли в арестное помещение. Медленно идем по коридору. Товарищ останавливается у двери
одной из одиночек и шепотом говорит:
— Смотри в глазок.
На топчане — тощая фигура, одетая и
грязним, защитного цвета, бушлат, рваные
ватные брюки и громадные, явно не по ноге, растоптанные валенки. Арестованный
л е ж и т на боку, лицо разобрать трудно.
- Войдем?— спрашивает шепотом уполномоченный.
• — Нет,:—ответил я.— У (меня созрел
другой план.
Вечером следующего дня я сидел в комнате по соседству с кабинетом уполномоченного. Н вот по коридору простучали
каблуки сапог и послышалось шлепанье,
словно кто-то шел в слишком большой
для него мягкой обуви.
Взглянув на часы, я точно в условленное время пышел в коридор и тихо открыл дверь кабинета.
За столом, в глубине комнаты, лицом ко
мне сидел уполномоченный, а против него, на стуле, спиной к двери — сгорбленный человек. Ноги подвернуты под стул,
видны бурые подошвы протоптанных валенок. Лысая голова с рыжеватыми, почти седыми, редкими, беспорядочными волосами.
Я прошел вперед и встал рядом с уполномоченным,
повернувшись к арестованному. Тот поднял на меня глаза. Одутловатое, землистого цвета лицо, покрытое
кустиками редкой, давно не бритой бороды. И такие знакомые мне мутные, голубоватые глаза...
Было похоже, что есаул соприкоснулся с электрическим током. Тело его конвульсивно дрогнуло .и вытянулось. Пухлов смотрел на меня немигающими глазами, полными ужаса.
— Кто это?— спросил его уполномоченный.
;' — 'Кшиксагр,)— послышалось т|ихо,/ но
ясно.
Произнесли это слово белые, как мел,
помертвевшие губы.
— А кто же тогда вы?
•— -Пухлое... Есаул броневика «Мстительный»...— ответил, как под гипнозом,
раздавленный изверг.

ОЧЕРКИ И ПУБЛИЦИСТИКА

Африкан БАЛЬБУРОВ

МОЛОДОСТЬ,

МОЛОДОСТЬ!..

Заметки на теми воспитания
1. „Местов навалом!"
я услыхал минувшей
Э ТОтрамвае.
Вошли ребята лет

весной в
по четырнадцать-пятнадцать. Их было пятеро. Сначала появился один, белобрысый, длинный.
Он не вошел, а влетел в трамвай. Пожилая женщина с бидоном еле успела посторониться. Влетел, огляделся и крикнул наружу:
- Старики, здесь местов навалом!
И вот я увидел этих самых «стариков?
Одеты онн были хорошо, строго по моде,
то есть брюки носили предельно узкие, на
ногах у всех кеды и яркие носки, на к а ж дом, выпущенная поверх брюк, рубаха с
абстрактной расцветкой. Выглядели они розовощекими, отлично упитанными, здоровыми, чрезвычайно бодрыми.
Войдя в вагон, «старики» сразу же повели себя так, что на них обратили внимание
все. Было видно по всему, что им хотелось,
чтобы во что бы То ни стало п а с с а ж и р ы
обращали внимание именно на них, смотрели на них и слушали обязательно их. Говорили они неестественно громко, хохогали после каждого забористого слова, за
пас которых у «стариков» был неистощимым. Приведу некоторые из них. Оказалось, что, заверяя в чем-нибудь собеседника, надо говорить «это железно:», в смы| €ле одобрения
надо сказать «законно»,
учительница у них называлась нелепым
словом «училка», а слова, обозначающие
I превосходную степень, они з а м е н я л и сла,. вом «мир!» (взт уж никогда не думал, что
это великолепное слово может употребляться в значении наречия степени!). Чем боль( ше слушал я «стариков», тем больше во
, мне накипало раздражение, перемешанное
с крайним удивлением. Речь их была вообще вся фантастична, помимо 1 жаргонных словечек, о которых я говорил выше.
!' Если раньше меня всегда только забавля-

ло, например, выражение «кто крайний»,
вместо «кто последний», то в этом случае]
в трамвае, я почувствовал, что передо мной
отнюдь не забавное, а очень и очень серьезное явление. Ведь передо мной были не
пожилые посетители городской бани, давно утратившие живое ощущение тонкостей
языка, а ученики, судя по словам «стариков», девятых-десятых
классов. Почему
они так ужасно изъяснялись? Куда девались знания, полученные ими в области
русского литературного языка за годы учебы? Как мог у ученика десятого класса повернуться язык, чтобы выговорить: «Здесь
местов навалом»?
Весь вагон слушал «стариков» с напряженным вниманием. П о ж и л а я женщина с
бидоном, та самая, которую чу т ь Н Р столкнул белобрысый оболтус, вздохнула: «'._>.
господи!» И я понял, что дикая мешанина
слов, употребляемых «стариками» в самых
неожиданных значениях, 'вызывала горькие размышления не у меня одного.
«Старики» явно чувствовали, ч т о и х слушают с неодобрением. Но это не вызывало у них, судя по всему, н и малейших
признаков угрызения совести.
Напротив,
они заговорили еще громче. В их речь у.кс
стали вплетаться словечки другого характера, послышались имена девочек, послышались отвратительные намеки, на лицах
появились противные у ж и м к и , стало раздаваться гнусное хихикание.
— Послушайте, вы! — крикнул
«старикам» чернобородый п а с с а ж и р в железнодорожной форме. — Замолчит? сейчас же!
Как вам не стыдно!
«Старики» с я в н ы м изумлением обернулись к железнодорожнику
Белобрысый
смерил его с головы до ног насмешливым
взглядом и подмигнул дружкам.
— Кажется, плпаша о чем-то просит,—
к а к и м - т о неестественно напряженным голосом сказал он.

135

— По-моему, он просит в морду.— очень
спокойно пояснил один из «стариков».
— Абсолют! — подтвердил другой.
Когда-то в юные годы я занимался боксом и мог при случае стать рядом с железнодорожником. Я поднялся с места. Бе
лобрысый оболтус уже делал в сторону
железнодорожника движения, не оставлявшие ни малейшего сомнения в его намерениях. «Старики» тоже поднялись с мест и
все враз засунули руки в карманы, словно у всех внезапно озябли пальцы.
Можно понять, сколь серьезно было положение железнодорожника, если учесть,
что такого рода столкновения с распоясавшимися подростками приводят порой к самым печальным последствиям. Я сразу же
вспомнил случай с одним моим приятелем.
Он собирался уже идти после работы домой. Позвонила жена и, сказав, что она
плохо себя чувствует, попросила по пути
зайти в магазин, купить кое-каких продуктов. Приятель зашел
в магазин и купил
все, что надо было. По выходе он был остановлен двумя подростками.
— Дяденька, дай-ка нам рубль,— обратился к приятелю один из них.
Конечно, мой приятель отказался выполнить это наглое требование. Не успел он
свернуть на Коммунистическую улицу, как
скорым шагом догнал его подросток, тот
самый, что требовал рубль.
— Пожалел рубль — на тебе! — к р и к н у л
он и нанес моему приятелю страшный удар
по лбу.
На пальцы подростка была надета свинчатка. Мой приятель упал с рассеченным
лбом. Неделю пришлось пролежать ему
в больнице!
Вспомнилось мне и то, что я сам, у собственного дома, был несколько лет назад
остановлен
группой грабителей.
Двое
взрослых и два подростка. Взрослые с ножами, один из подростков караулил, чтобы никто не помешал, а второй обшаривал
меня. Тогда я лишился часов, шляпы и
пиджака.
«Старики» тем временем уже плотно окружили железнодорожника. Я подошел и
стал за ними. Весь вагон затих в ожидании. Когда я оглядел попутчиков по вагону, то увидел только смущенно опущенные
глаза пассажиров-мужчин. А их ведь было
много. При случае — поднимись еще двоетрое мужчин — и хулиганов связали бы,
как котят. Но никто не проявлял ни малейших признаков готовности помочь железнодорожнику. Никто!
К счастью, все обошлось благополучно.
В трамвай вошли два милиционера. «Старики» выразительно переглянулись и стали
поспешно продвигаться вперед к выходной
двери. Мне показалось, что железнодорожник сделал привычное движение к выходу — должно быть, и его остановка была
здесь. Но он благоразумно решил проехать дальше. Так оно безопаснее!
Последние годы участились случаи хулиганства, чинимого 1 подростками. Как правило, почти все они ученики школ. Сплошь
и рядом оказывается, что среди этих хулиганов найдешь и ребят с комсомольскими

билетами. В целом ряде случаев молодые
правонарушители, 'становящиеся ',ча п у т ь
хулиганства,— дети уважаемых, а иногда
и весьма заслуженных людей.
В чем же дело?
Существуют два, уже давно с т а в ш и х
традиционными, объяснения этих печальных фактов: во-первых, плохо поставлена
воспитательная работа в школе, во-вторыл.
плохо воспитывают детей дома.
Если бы эти объяснения были неправиль
ными, они не стали бы традиционными. Они
верны так же, как верно то, что Волга
впадает в Каспийское море, а Селенга —
в Байкал. Мне приходилось работать несколько лет в средней школе на хлопотливой должности заведующего учебной частью. Рабочий поселок, где находилась наша школа, был населен шахтерами, пр»
ехавшими из глухих таежных мест, с золо
тых приисков. Контингент учащихся с а м ы й
разношерстный. Нам было очень нелегко.
Все это я говорю для того, чтобы читатель увидел: я имею некоторое представ
ление о воспитательной работе в школе. Ее
можно и надо вести значительно лучше,
чем она ведется в наших школах. Я согласен поэтому с упреками, которые общественность предъявляет школам.
Могу сказать, что мне довольно хорошо
известно и то. что называют воспитанием
детей дома. И не только по курсу педагогики в вузах, не только по «Эмилю» Жан
Жака Руссо, по Дистервегу и Песталоцци.
по Ушинскому и Макаренко. Мой сын только нынче покинул стены родительской квартиры, уехав в институт. И как многие ил
родителей, могу признать, что у нас с ним
были не одни лишь радости за годы его
учебы в средней школе.
Так что у читателя есть основания, по
моему, отнестись с доверием, когда я го
ворю: я за то, чтобы наших детей л у ч ш е
воспитывали в школе, за то, чтобы родители постоянно чувствовали перед обществом огромную ответственность за домашнее воспитание детей.
Но при всем том совершенно очевидно,
что эти два традиционных объяснения.—
сколько! бы мы углубленно ни вникали в п \
суть и сколько бы мы ни старались с и\
позиций у л у ч ш а т ь воспитание детей,— нам
почти ничего не объясняют. И наши старания пока к существенному изменению >н
приводят.
По моему глубокому убеждению сушес I
вует третья причина, и она едва ли не г л а в
ная.

2. Ударный

П

комсомольский

РЕЖДЕ чем начать разговор о том
третьей силе, которую следует счита 11.
главной, решающей в деле воспитания по I
растающего поколения, мне бы хотело. I,
рассказать кое-что о том, что из сейи
представляли комсомольцы тридцатых ы
дов, рассказать из того, что было мнш..
лично пережито, своими глазами у в и д е н . ! .
собственными у ш а м и слышано

Мы приехали в старый
Верхнеудинск
жарким июльским днем в 1932 году. Видно
было, что до нашего приезда шли обильные дожди. Реки текли набухшие — вотвот выйдут из берегов. Везде стояли громадные лужи, везде грязь. Мы остановились в Доме крестьянина «а улице Юных
коммунаров, так называлась тогда нынешняя Коммунистическая.
«Мы» — это отец, командированный колхозом «Красный Корсунгай» на стройку
ПВРЗ, брат и я. Нам с братом было одному тринадцать, другому пятнадцать лет.
На мою долю из нашего багажа пришелся большущий чугунок, в котором была засолена говядина, переложенная по старинному бурятскому способу крапивой (чтобы
не испортилось мясо от тепла). Не скажу,
что мне доставляло удовольствие тащить
этот проклятый чугунок. Он был отменно
тяжел и его страшно неудобно было нести. Отец и брат несли вещи еще тяжелее.
Командированные на стройку прибывали из всех аймаков республики. На месте
нынешней гостиницы Советов стоял
маленький домик—в нем располагалось агентство строительства ПВРЗ. Здесь регистрировали прибывающих и группами увозили
на первый участок ПВРЗ, где устраивали
в бараках.
Работы на промплошадке уже шли полным ходом. Расчищали территорию, корчевали лес, сплошной стеной подступавший тогда к самому городу. Тогда не было таких мощных машин, какие применяются для подобных работ сейчас. Большинство пней вырывали вручную с помощью стальных тросов лебедками, а наиболее крупные подрывали динамитом. Вся
промплощадка ревела, гудела, всюду блестели потные загорелые спины каменщиков,
плотников, землекопов.
Близилась закладка фундамента под будущий гигант Бурятии. Руководство стройки, коммунисты и комсомольцы, постройком
профсоюза призвали коллектив строителей
закладку фундамента произвести досрочно.
Комсомол стройки объявил ударный комсомольский месячник.
В соседнем с нами бараке жили молодые
парни, в большинстве комсомольцы. Барак
так и назывался «комсомольско-молодежный». Я помню из них одного огненно-рыжего парня, у которого даже лицо было
усеяно рыжими веснушками. Его звали
Вася Червоненко
Вероятно, я не забуду
его всю жизнь. И этому есть основания.
Бригада, в которой работал Вася Червоненко, строила ТЭЦ Там были особенно
напряженные сроки. Энергетическое сердце
завода должно было войти в строй не только не позже назначенного срока, а как можно скорее. Бригады там работали, как одержимые. Я часто ходил туда и с замиранием сердца следил, как на невообразимой
| высоте балансирует
полюбившийся мне
р ы ж и й парень Вася Червоненко. Он был
плотником, сыном плотника, внуком плотника. Набор инструментов у него хранился
в ящике, затейливо разрисованном и очень
изящном. Для улусного паренька, который
дивился даже двухэтажному дому, высота

строящейся ТЭЦ, 'конечно, была прямотаки фантастической. Однажды Вася увидел меня, стоящего внизу. Увидел и стал
приветливо махать мне, приглашая подняться. Я колебался. Тогда Вася снял с пояса
флягу и стал показывать, как ему хочется пить, а потом кинул ее вниз. Схватив
флягу, я побежал * водопроводу, проведенному к бетономешалке. Сердитый дядька,
работавший
на бетономешалке, отогнал
меня от крана, не дав наполнить флягу.
Я стал упрашивать его, показывая на Васю и в точности повторяя его жесты, по
которым дядька должен был понять, что
Вася умирает от жажды. Сердитый дядька
понял о чем я его просил и погрозил Васе
кулаком. Потом он сам наполнил мне фля
гу.
Невозможно передать, с к а к и м чувством
я забирался по лесам на самый верх строящейся м а х и н ы ТЭЦ. Мне было страшно.
Когда же я добрался до Васи, внизу отчаянно заколотили об кусок рельса, давая
знать, что наступило время обеда. Вася не
спустился. Оказывается, поюму он и попросил меня принести ему поды, что решил
сэкономить время и перекусим, прямо на
верху. Его бригада уже работала ниже. Он
же был оставлен один д о к а н ч и в а т ь осоЯ»
ответственный участок на высоте. Тут ну
жен был человек, не боящийся высоты •
Вася-то как раз не боялся вообще ничего—
ни черта, ни бога, не то что высоты Взяв
у меня флягу, он открыл спои к р а с и в ы й
ящик с инструментами, достал оттуда
сверток, развернул и показал мне место
рядом с собой.
— Вот мы с тобой и п о с н и д а с м о , — с к а зал он, почти насильно у с а ж и в а и меня.
Голос у Васи глубокий, грудной. До сих
пор как будто слышу этот у д и в и т е л ь н ы й
голос. Бывает же иногда — так красиво
умеют люди говорить, и ведь они сами н и когда не замечают этого!
В свертке у Васи были три вареных кар
тофелены, граммов четыреста хлеба да пара селедок иваси. Мы з н а т н о поели с ним.
запили холодной водой.
— А теперь, хлопчик,—обратился ко мне
Вася,— спускайся вниз, да с м о т р и поосторожней. Вечером приходи к нам. Придешь?
Я киваю ему и, стараясь не глид.-ть нп
лево, вниз, спускаюсь по широкому 1рапу.
спускаюсь, унося с собой мм кую улыбку,
да ласку синих-синих глаз веселого молодого плотника комсомольца Васи Черви
ненко.
Полюбился мне Вася Черионснко своими песнями. Вечерами у молодежного ба
рака устраивались своеобразные концерты. «Устраивались», конечно, не то слово.
Никто этих концертов не устраивал, не организовывал. Все поиуча.юсь просто. Выходил с г а р м о ш к о й парень с бритой голо
вой, у которого к а к - т о странно выделялись
густые черные брови Н а ч и н а л он выводить
тягучие з а д у м ч и в ы е мелодии. Постепенно
вокруг него собиралась большая
группа
парней.
Сговорившись, они рассаживались, а то и становились полукругом и,
обняв друг друга за плечи, начинали пес137

ию. Гармонь преображалась, ее звуки становились напряженно бодрыми, собранно
энергичными. Пели ребята здорово. Чер•юненко не был запевалой, но я всегда узнавал его голос. Хоть и слаженно и дружно они пели, и Вася никогда не старался
выделяться, но я обязательно узнавал его
красивый сочный баритон. Ах, как хорошо
пели у кОмсомольско-молодежного барак.1
ребята, посланные на стройку нашего
ПВРЗ со всех концов страны! Из Ленин
града были комсомольцы, из Оренбурга, из
городов и сел Украины, с Урала — отовсю
л у.
Червоненко первым обратил внимание на
то, как бурятенок-подросток, прижавшись
к углу барака, не уставая, весь вечер слушает нескончаемые песни, разносившиеся
над засыпающими баракамя. Разные песни были. Больше всего они любили песни
революционные, времен гражданском воГ:
мы, русские народные, украинские. Меня
всегда волнуют воспоминания об этих поющих у барака парнях. Ведь были у тех
ребят где-то родители, братишки и сестремки, были милые сердцу родные края, были
и любимые девушки, по которым, конечна,
неизбывной тоской сжимались их юные
сердца. Но позвал их всех комсомол — и
все они, не задумываясь, взяли в руки чемоданчики, котомки, а то и вовсе ничего,
да отправились за тысячи километров —
строить в забайкальском городе Берхнеудинске большой завод.
Когда Вася Червоненко попытался первый раз позвать меня к себе, я убежал. По
том как-то получилось, что я стал садиться рядом с ним, и Вася пел, полуобняв
меня. И было мне так хорошо' от Васиной
сильной теплой руки. Казалось, через эту
руку упругими толчками вливалось в меня
то, что рождает широкие раздольные звуки
песни, то, что заставляет этих парней, позабыв обо всем, полузакрыв глаза, поднимать до самых летних звезд песни народа,
совершившего пятнадцать лет назад самую
великую революцию. Как сейчас помню рокочущие басы:
Горы Урала, я вас вижу вновь —
Облитые кровью кладбища бойцов..
И вдруг песни прекратились. Случилось это так.
Однажды, когда только-только
разошлась дивная украинская «Рушничок», ве
черним воздух прорезал крик:
— Тревога"! Все в красный уголок!
Это было так неожиданно, что песня
оборвалась, как раненная на лету птица
Все повскакали с мест. Я не помню, как
вместе со всеми оказался в красном уголке. Там стоял молодой парень в юнгштурмовке, с портупеей через плечо, весь такой
ладньш, подтянутый.
— Товарищи! — обратился он к ребятам.
Парень в юнгштурмовке был очень серьезен. Произнеся обращение, он внимательно оглядел собравшихся, потом откашлялся
и начал речь.
— О том, какое значение имеет ударное
строительство нашего завода, вы в:е знл<•[•• До закладки фундамента остались
138

считанные дни. Вся стройка смотрит на
строителей ТЭЦ. Бригады на ТЭЦ рабо
тают неплохо. Но надо еще лучше. .Надо
сократить срок выполнения плана этого
месяца по крайней мере на пять дней. Комитет комсомола поручил мне передать
вам, что вы считаетесь мобилизованными
до конца месяца. Никаких выходных! Остальное продумайте сами. Главно*: план
этого месяца — на пять дней раньше.
Ребята долго молчали. Каждый обдумывал услышанное.
Первым поднял руку
Вася Червоненко.
— Даешь ночную работу! — коротко ска
зал он.
По лицам парней я сидел, что Вася выразил то, что пришло на мысль всем.
— Даешь ночную работу! — хорем подтвердили ребята слова Васи.
В ту ночь над строительством ТЭЦ от бгсчксленных ламп, от прожекторов было свегло, как днем. Я долго смотрел на мелькав
шую на невообразимой высоте фигуру Ва
си Червоненко. От искусственного освещения место, где он работал, казалось еше
выше, чем было на самом деле, а Вася
стал как будто меньше. Как я жалел, что
еще не дорос до Васи, до всех этих ребят,
которые имели право сказать такое мощное:
«Даешь ночную работу!»
Пожалуй, не было на ПВРЗ, во всей его
истории, более волнующего праздника, чем
торжество по поводу закладки фундамента
завода. Строители выполнили все взятые
обязательства. Настроение у собравшмхс-п
на большой митинг на промплощадке при
поднятое, боевое Вокруг наскоро сколочен
ной трибуны — огромная масса народа. Но
строительные машины 'продолжают работать. Стоит грохот, шум.
Сергей Михайлович Иванов, высокий,
слегка полнеющий, светловолосый,, энер
гично поднимает руку.
— Машины, остановитесь! — крикнул начальник строительства.
И разом стало тихо.
Я стоял рядом с Васей Червоненко. Он
крепко держал меня за плечо. Мною рл >
его сильная рука резко срывалась с мэего
плеча — аплодировали.
Тогда впервые я увидел Михея Никол,:
евича Ербанова. Конечно, мне почти иичг
го не запомнилось из его речи, но я отлкч
но помню, как вся промплощадка загро
хотала от аплодисментов, когда кончил г»
ворить высокого роста с огненно-черны-!
глазами бурят. Говорил он страстно, чеканными, но нг рубленными, вдохновенным и•>
током идущими словами
Была награда, так сказать, материально
поощрение за фантастический труд строг
телей в день закладки ф у н д а м е н т а заво м
усиленный обед. О нем, об этом обеде, •>
узнал и запомнил потому, что Васп Чорп."
ненко принес мне из столовой поло", 'и
пирожка с джемом и кусочек сахару.
Страна была бедна.

3. Мои друг
Пашка Добросельс кии
Н СЛЫЛ
О баивались

о т ч а я н н ы м парнем. Его подаже те, кто до профтехшколы был беспризорником, кто был знаком с ножом и свинчаткой, за кем давно
и прочно утвердилась репутация предводителей неисправимых драчунов, закаленных
в схватках с заудярами —так называли
в старом Верхнеудинске жителей Зауды.
Да, таков был П а ш к а Добросельский. Дело заключалось вовсе не в громадной силе,
которой у Пашки не было и в помине. Напротив, болезненно белокожий, тонкошеий,
с редкими цвета ржаной соломы волосами,
с синими глазами, подернутыми печаль:о.
он производил впечатление даже парня
тщедушного и хилого. Для меня, как и
для многих других, в течение долгого вре
мени оставалось великой загадкой то, что
Пашка Добросельский, (учившейся
ппгкрасно, обладавший немалыми способности
ми, пользовался в то же время такой славой. Его часто обсуждали, но всегда оставляли на исправление. Впоследствии, кажется, на него вообще махнули рукой — полдет-де на завод, исправится!
Однажды мне довелось увидеть Пашку
Добросельского в свалке, причиной которой
невольно оказался я сам Только тогда я
понял причину его зловещей популярности.
Это было как раз перед выпуском ребят, набора 1932 гола, то есть последних,
.кто захватил еше профтехшколу, кто учился еще по той чрезвычайно обширной программе, которая делала профтехшколу име
ни Постышева похожей на т е х н и к у м с силь
ным практическим уклоном. После нас уже
не стало ни профтехшколы, ни имени Постышева..
У всех настроение было приподнятое,
почтя праздничное. Я шел с зеленого база
)а и нес превосходный спасовский омуль.
1ел я медленно, полузажмурившись, предшая удовольствие от омуля, на которо
лотратил на меньше половины своей
|ендии. Конечно, три других обстоя:льствах я ни за что не решился бы на
тую расточительность. Но нам было И):тно, что выплатят помимо стипендия
исие-то выпускные да еще заплатят комжсаиию за отпуск, которым мы не могли
:пользозаться, так как нас сразу же дол(ны были направить на работу на ПВРЗ.
собирались
пускать в э к с п л у а т а ц и и
гдельные цех"», не д о ж и д а я с ь полного
юнча?:ия строительства. Вдруг на м е н я
юте л и, два паренька, настроечные япою, агрессивно и захватнически. Я был
1ит г ног. Когда я поднялся, один «агссор» уже улепетмва.ч со всех ног, дсрв руках захваченный
трофей — мой
ль. Второй бежал за первым шагах в
;х, прикрывая его тыл. Не в п р а в и л а х
>техшкольцев было п р и м и р я т ь с я г та
чудовищной несправедливостью, с танаглым вызовом: не побояться на;ть на постышевца средь бела дня ла

еще у самых стен нашего оарака — это уж
было слишком!
Не знаю, чем бы кончилась моя схватка
с двумя « з а х в а т ч и к а м и » , но неожиданно в
нее вмешались
грозные внешние силы
Оказалось, что тех двух бесенят пустили в
дело в качестве застрельщиков. Невдалеке, у места через Уду, таились главные силы заудинских молодцов. Мои грабители
должны были навести постышевцсв на них,
в засаду. Так оно и вышло. За мной, на
мой крик, выскочило несколько н а ш и х ребят. И завязалась драка.
Тут надо сказать, что эти драки ничего
общего не имели с хулиганством новейшего
образца. В профтехшколу имени Постышс%а шли сироты, полусироты, шли ребята
из самых бедных семей старого Верхнс
удинска, из районов. Школа наша, переименованная затем в школу ФЗУ имени
Постышева, готовила будущих
рабочих,
пополнение только з а р о ж д а в ш е м у с я тогда
в Бурятии рабочему классу. А в Верхне
у д и н с х е тех лет, в особенности в его заудинской
части,
проживали
остатки
обиженных
потомков
прежнего
купе
чества, прежнего городского мещанства—
людей, озлобленно п е р е ж и в а в ш и х
конец
кэпмановской стихии. И наша школа, выступавшая
всегда
запевалой
во всех
н е п о н я т н ы х для подобной публики мероприятиях, на массовых воскресниках, «
добровольных сборах средств, представляла для них силу явно враждебную, вызы
в а в ш у ю тихую, а порой совершенно откровенную ненависть. Когда в м н о г о ч и с л е н ных д р а к а х калечили н а ш и х ребят, дело бы
ло не только в м а л ь ч и ш е с к и х стычках, в
п е т у ш и н ы х подвигах. Немало мы видели
в открытых окнах злобные у х м ы л к и боро
дачей!.
Заудинская засада была продумана и организована со всем коварством людей слабых, но хитрых и злых. Постышевцам при
ходилось туго. И вдруг на нашего против
ника словно налетел вихрь.
Засвистела
безжалостная железная трость, раздался
чей-то вопль, чей-то стон, кто-то вскрикнул — и «враг» в п а н и к е покинул поле боя.
Конечно, я не избежал колючих насмешл <•
вых реплик от своих, когда, растирая ушибленные места, искал глазами свою п о к у п ч у
— своего спасовского омуля. В отличие от
противника, мы не прибегали к помощи ме
талла. Но мы победили на этот раз потому, что к нам на помощь с железной тро
стью пришел П а ш к а Добросельский.
Так вот, когда настала пора распределения, я по'.шл в один цех, в одну брига
ду с Пашкой Добросельским. Нас с ним
по пятому разряду послали в бригаду слесарей по р е м о н т у с т а н к о в в паропозомех:)
ничес:<>:Г| цех П В Р З С н а ч а л а я побаивался своею грозною сотоварища но ФЗ'Л
с т ы д и л с я за неизбежные, как мне казачос-,,
будущие его в ы х о д к и . Но случилось та:;.
что мы в скором времени стали неразлучн ы м и д р у ! ь я м и П а ш к а оказался
мечтательным и во многом, как это ни странмз,
139

застенчивым парнем. Его кумиром был
Д'Артаньян. Почти всего Дюма он знал
наизусть. Оказавшись в бригаде слесарей,
мы первым делом по предложению Пашки изготовили самодельные шпаги. В обеденные перерывы, а особенно, после работы
мы вдохновенно, до полного изнеможения
фехтовались друг с другом, воображая
себя героями Дюма. Однажды нас за этим
занятием застал бригадир—Аркадий Васильевич Тимофеев. Седоусый, с копной волос
с сильной проседью, он пользовался непререкаемым авторитетом не только в своей
бригаде. Он был старым коммунистом с
оренбургского
паровозо-вагоноремонтного
завода. Все слесари бригады были тоже из
Оренбурга. Вполне понятно, что бригада
была на редкость дружная. Слесари наши
понимали друг друга с полуслова
— Шпаги кверху! — раздалось за нами.
Увидев бригадира, мы с Пашкой опешили
и автоматически исполнили команду. После
окрика Аркадия Васильевича так и остались стоять с поднятыми кверху «шпагами» и с опущенными вниз головами.
Аркадий Васильевич подошел к нам и
деловито осмотрел наши самоделки.
— Сработано
неплохо,— сказал
он. —
Только гнутся они у вас. Надо было либо
закалить, либо дать им цементацию.
Конечно, наше грозное оружие было тут
же изъято бригадиром. Приведя нас к рабочему месту, Аркадий Васильевич подозвал самого молодого из оренбуржцев
комсомольца Волошина.
— Не кажется ли тебе, что ребятами надо заняться,— обратился к нему (уригадир. — По(ка ты к ним присматриваешься,
они уже нашли себе занятие. Еще немного,
и они выпустят друг другу кишки. Эх ты,
член комитета комсомола!..
И Волошин занялся нами. С поразительной быстротой он сошелся прежде с Пашкой. Например, он узнал, что Пашка, росший почти беспризорником, был грозой
всех мальчишек своей улицы, героем не
только своего класса в профтехшколе. Обо
всем этом он узнал не от меня. Мы не имели привычки рассказывать людям то, чего
человек не рассказывает о себе сам. Волошин, к моему удивлению, узнал все эти
подробности из пашкиной биографии от самого Пашки, не любившего откровенничать. Еще он узнал, что у Пашки дома был
нелюбимый и не любивший Пашку отчим,
были злые и тоже нелюбимые, тоже не любившие Пашку неродные братья. Вот поэтому-то, отстаивая порой свою жизнь.
Пашка научился так страшно драться. Славный был парень Волошин. Веселый и общительный, он как бы весь излучал доброжелательство. Относился он к нам как к
равным, никогда не навязывал нам ничего.
Мы много бродили по тайге, окружающей
завод. Тут, конечно, мы с Пашкой имели явное превосходство над парнем, родившимся в необъятных степях оренбургской стороны, где не то что тайги, даже путного
деревца найти трудно. Вечерами он шел с
н а м и во Дворец культуры. Там он записал нас в физкультурную секцию. Нам бы
ло приятно, что к Волошину, члену завод140

ского комитета комсомола, привлеченные
к работе секции опытные физкультурники
относились самым уважительным, почти
тельным образом. И этому вряд ли стоит
удивляться. В те годы все спортивное дело
полностью находилось в руках комсомола.
И это было очень правильно. Спортом ведь
занимается молодежь — и как не комсомолу руководить им! Комсомольские комитеты утверждали на своих заседаниях руководителей физкультурного дела, тренеров.
А если среди них попадался какой-нибудь
нечестный человек, то его моментально
изгоняли. Насколько я помню, ни разу
в те годы не появлялся на заводе вымога
тель от спорта. Работали одни лишь энтузиасты, никаких шахер-махеров не было и
в помине: сотни комсомольских глаз да наделенный могущественными фганизационными правами комитет комсомола пресекли
бы подобные вещи в два счета.
Мы с Пашкой занимались в секции бокса. Физически я был посильнее Пашки, а
так как с малых лет я был в числе тех, кто
любил вольную бурятскую борьбу, то я бы
стро и весьма результативно освоил «секре
ты» бокса, этого мужественного и красиво
го вида спорта. К слову сказать, бурятская
вольная борьба — это тот же бо*кс, только
без удара. Та же моментальная и всесто
ронняя реакция нужна борцу, что и боксе
ру, те же движения ногами, те же приемы
раскрытия противника, те же обманиьк
движения. Пашка больно переживал свои
неудачи, потому что он был парень сами
любивый, не привыкший плестись в хво
сте, за другими. И я думаю только поэтом>
у него завязалась дружба со слесарем Ску
рыхиным, дружба, сыгравшая почти что роко'вую роль в судьбе Пашки.
Скурыхин прибыл в нашу бригаду отку
да-то с севера, с приисков. Это была одна
из тех перелетных птиц, которые в годы
первых пятилеток нет-нет да появлялись ь
рабочих коллективах в погоне за длинным
рублем. Их нигде не жаловали, и они ни
где подолгу не задерживались. Как тольк<
становилась ясной и недобрая и нечистая
цель такого человека — только его и вн
дели. Новые! исключительно целомудрен
ные отношения вырабатывались в те годы
между людьми в рабочих коллективах, вы
рабатывались на почве великого революци
онного энтузиазма, поднимавшего пос.н
революции и гражданской войны миллим
ны людей на труд и на подвиги во юмч
строительства социализма, во имя приб.п:
жения светлой мечты человечества — ком
мунизма.
Высокий, плотного сложения, с малгш.
кими колючими глазами, с сильно р а з и м
тыми челюстями, он и внешне производи I
неприятное впечатление. Он был слесарем
высокой квалификации—седьмого ра.чр»
да. Насколько наши слесаря уважали п"
за мастерство, настолько же сторонилни.
от него за постоянные мелочные склоки, 1.1
то, что он, в отличие от всех, не г н у ш а . и ч
даже тайными посторонними заказами, >
заводу не имеющими никакого отношении
Такого рода веши в бригаде пресека.'Ш' •
строго. Если в бригаде сторонились ( к 4

рыхина, то я просто ненавидел его. И бы
ло за что. Как-то он неожиданно схватил
меня за уши и рывком потянул вверх. Я
дико заорал от боли и возмущения.
— Расти, расти, бурятенок, я же тебя
культивировать приехал! — осклабяс:,, вы
говаривал он.
Я помню, как вдруг Скурыхин, выпустив
меня из рук, п о в а л и л с я на лол, как куль.
Над ним со сжатыми кулаками, тяжело дыша, стоял наш Волошин.
Таков был Скурыхин. Можно представить
мое горе, когда я стал замечать, что мой
друг Пашка Добросельский, которого, как
и меня, Волошин готовил в комсомол, стал
неожиданно водить дружбу со Скурыхиным. Они таинственно перемигивались и
после работы куда-то уходили, уходили,
конечно, без меня. Вскоре я узнал, что
Скурыхин, служивший во флоте, хорошо
знал бокс. Оказывается, он уводил Пашку на берег Уды, и там мой самолюбивый
друг получал жестокую дополнительную
тренировку. Хороший боксер, Скурыхин не
имел ни малейшего представления о тренерской работе и «учил» Пашку самым варварским способом, сбивая с ног мощными
ударами своих тяжелых кулаков. Это я
подсмотрел, однажды пойдя за обоими украдкой и выследив, как они уединились п
зарослях ивняка на берегу Уды. Мне было
очень жалко Пашку, но мысль о том, почему он подвергает себя такому избиению,
к сожалению, породила у меня намерение,
противоположное долгу друга. О своем открытии я ничего не сказал ни Волошину, ни
тренеру, а стал еще усиленнее заниматься
в секции бокса: я решил не уступать ни в
коем случае Пашке, ставшему учеником
Скурыхина, злого недруга моего!
Ах, если бы я знал, что по'следует за
этими занятиями Пашки со Скурыхиным!
Волошин много раз допытывался у меня,
почему Пашка почти всегда ходит с синяками. Я не говорил ничего. Наша дружб..
с Пашкой все более и более рассыхалась,
подобно деревянной бочке, в которую перестали лить воду. И достаточно было случаю столкнуть эту бочку с горы, как она
неминуемо должна была рассыпаться.
Однажды Пашка, страшно смущенный,
попроси,! у меня денег. И довольно больЛ!ую сумму. У меня деньги водились, потопу что мы зарабатывали неплохо и, будучи постоянно окруженными
атмосферой
честной бережливости, царившей в бригаде,
старательно копили с Пашкой на хорошие
.костюмы, на хромовые сапоги, чтобы голенища были в гармошку по тогдашней моде
[К слову будь сказано, в те времена даже в
(Голову не могло придти, чтобы рабочий парень, получив получку, стал покупать себе
водку, или пошел бы в ресторан. Единственное, что иногда позволяли себе наши
юлодые рабочие—это была копеечная иг«в орлянку». Но этой игре был положен
1иец строгим постановлением комитета
1мсомола завода, влепившим нескольким
>ятам по выговору с занесением в личдело. Так что у нас с Пашкой водились
|дные деньги. Можно себе представить
юе удивление, когда Пашка попросил у

меня взаймы Но поскольку у нас не было
принято допытываться о чем-либо таком, о
чем не говорит твой друг, то я молча протянул Пашке столько, сколько он просил.
Я долго смотрел, как он уходил из цеха —
это было после работы, — уходил весь какой-то пришибленный, пряча глаза.
Потом нас словно молнией поразило известие: оказалось, Скурыхин стал водить
Пашку к себе домой. Постепенно тренировки были забыты. Он стал обыгрывать Пашку в карты! Две получки подряд выиграл
негодяй у семнадцатилетнего паренька,
выиграл и то, что дал Пашке я. Наконец,
в воспаленную голову Пашки пришла отчаянная мысль: забраться в комнату Скурыхина в отсутствие хозяина, найти спрятанный бумажник и вытащить из него проигранные свои деньги. Скурыхин, видимо,
и ожидал, что обалдевший от горя парень
придет к такому решению. Он подкарау
лил его, зверски избил и сдал в милицию
за попытку обокрасть его квартиру.
Пашка просидел под следствием недолго.
Комитет комсомола решительно
восстал
против попыток привлечь его1 к уголовной
ответственности. Тщательное
расследование, предпринятое им, повело к серьезным
обобщениям о работе с молодыми рабочими, о в н и м а н и и к их быту, к досугу молодежи. Комитет потребовал убрать с завода
Скурыхина. Волошин получил взыскание,
даже А р к а д и й Васильевич имел несколько
неприятных бесед.
Пашка после это'го случая в бригаду не
пришел. И я вполне понимал его. Болезненно самолюбивый, он вряд ли сумел бы пе
ренести свой позор. В те годы напиться
пьяным, оказаться уличенным в картежной
игре, в хулиганстве — это был позор, смыть
который представлялось делом нелегким
или даже невозможным. Эта история врезалась мне в память «а всю жизнь. И не
только мне. Таких историй на заводе, в на
шей комсомольской организации за многие
годы были единицы. Потому они и запоминались. Комсомолец играл в карты — это
было подлинное чрезвычайное происшествие!
Через некоторое время после всех этих
событий по рекомендации комсомола меня
поставили на дорогостоящий з а г р а н и ч н ы й
фрезерный станок. Быстро освоив ирофес
сию фрезеровщика, я обучил трех у ч е н и к о в
Один и; них, по фамилии Боров, стал одним из л у ч ш и х фрезеровщиков завода, а
два других — Сметании и Вильдяев— были
бессменными стахановцами. Потом меня
опять-таки по рекомендации комсомола
назначили сменным мастером. Тогла мне
было восемнадцать лет.

4.

..(\Ш III II МП,.

зовет!.."

В

ЭТО И 1лавс я хочу рассказать несколько з а п о м н и в ш и х с я мне эпизодов, которые бы показали, какой была комсомольская д и с ц и п л и н а в тридцатые годы
В 1936 году рано выпал снег, это создало серьезную обстановку в колхозах рес-

141

иуб.шкн. На тысячах и тысячах гектаров
снегом был завален урожай, неубранный,
во многих местах в снопах, а то и вовсе
на корню. Из Улан-Удэ стали направлять
на спасение урожая коллективы заводских
цехов, учреждений, учебных заведений. И,
конечно, в первых рядах были комсомольцы.
Организация ВЛКСМ ПВРЗ считалась
сильнейшей в республике. Поэтому на ее
долю и выпал самый тяжелый участок—
колхозы Агинского аймака (тогда
Агинскою национального окру! а в составе Читинской области не было, Ага входила в
состав Бурреспублики как аймак).
Сорок два комсомольца поехали в Агу.
Нас послали на поля Адун-Чулунского колхоза. Никогда не забуду эти поля. Хлеб,
скошенный жатками, лежал под снегом на
необъятном массиве. Дул пронизывающий
северный ветер. На этом ветру кое-как на
учились наши ребята и девчата вяяать снопы. Нелегкая это была работа! Перчатки
на руках буквально на второй-третий день
превратились в лохмотья. Можно представить, как стыли у нас руки. Ветер, настойчивый, ровный, до ужаса холодный, доводил до исступления. Ко всему этому надо
прибавить то, что кормили нас более чем
скромно: весьма низкого качества хлеб, подмороженная картошка да бурятская арса.
Спали мы на полевом стане, то есть в сарае с зияющими дырами и щелями. Постелью служила солома, в которую зарывались
с головой.
Как бы трудно ни было, бодрость и молодой комсомольский задор не покидал
нас. Мы постоянно вышучивали друг друга.
подзадоривали и подбадривали, как могли,
устававших. По вечерам в нашем «замке-.-,
как назвали мы свой полевой стан, звенели
песни:
Уходили

КОМСОМОЛЬЦЫ

На гражданскую войну.
Эту песню любили больше других. Когда же надоедало петь, рассказывались
разные жуткие или веселые истории, слышанные где-то или вычитанные из книг.
Многое, конечно, тут же придумывалось.
Словом, время проходило интересно, и оно
так бы и пролетело, несмотря на все неудобства и тяготы, если бы не наступивший голод.
Да, это был фо'рменный голод. Обещанных продуктов нет и нет. Уже были съедены последние ковриги хлеба, вот уже съедена вся нартошка. Подул сильный ураганный ветер, загнавший нас обратно в сарай
Ребята сидят в сарае бледные, исхудавшие.
Не было сил подняться. А что-то надо было
делать.
Николай Серебренников, командовавший
нашим отрядом, подозвал меня к себе. Он
принял единственно правильное р?шение
— идти в центр колхоза. Легко было принять такое решение, но очень нелегко оно
осуществлялось, потому что от нас до колхозного центра насчитывалось не менее
двадцати километров. У меня от одной
мысли подставить себя неистово свистевшему ветру ползли по спине мурашки. Но
шм1>!я бы.ю подавать вида, что ты мнешь-

1-12

ся, что тебе, как тогда любили выражать
ся, слабо выйти из укрытия да пойти в такой ветер, в такую далишу на голодный-желудок.
Не буду рассказывать, как мы добирались до конторы колхоза. Нам приходилось
по очереди поднимать друг друга, обесси
левшего, смертельно усталого. Когда доходили, у меня в глазах мелькали красные
круги вперемежку с черными.
За то время, которое мы бедовали на
стане, в колхозе, как выяснилось, произошли большие события. Не стало председателя, а с ним двух бригадиров, кладовщика.
Уже начинались репрессии культа личности. В колхозе царила полная растерянность. Оказалось, о нашем существовании
никто из нового, наспех назначенного, ру
ководства и не подозревал. Что бы было,
если бы Николай Серебренников не принял
своего решения! Но все для нас обошлось
как нельзя лучше. Дали нам лошадь, под
воду нагрузили продуктами, причем отмен
ного качества, среди этих продуктов даже
были две бараньи туши.
Как повеселели ребята, когда мы при
ехали поздно вечером! Смех, шутки, снова
песни, снова жуткие и веселые истории. Ра
бота пошла куда спорее. Не болеее двух
недель— и все огромные поле было нами
убрано.
Не раз после этого нам приходилось ез
дить на помощь колхозам. Бывали всякие—
и большие, и малые—трудности. Но не
помню ни одного случая, чтобы кто-нибудь
сделал попытку удрать. Приходилось жигь
и г. соломенных шалашах, приходилось пи
таться, получая в день граммов по шесть
сот-восемьсот хлеба, выпеченного из плохо
просеянной муки, есть кашу, сваренную И!
муки и картошки на одной воде, заправ
ленную прогорклым, в ничтожных количе
ствах, топленым маслом. Было бы дико ух
лышать жалобы по поводу такого питания
Мы понимали, что всей стране трудно, чт'
колхозы только-только и с большим трудом
поднимаются на ноги, что впереди, несмот
ря на все тяготы,—все-таки огни, все-таки
светлое будущее. В связи с этим не МО! V
не вспомнить позапрошлогодний случай к
Еравне, когда отдельные студенты, из чж
ла посланных на сельхозработы, грозили
бросить все и уехать, если не заменят и.1
доевшую им свинину бараниной или гч
вя диной!
Примеров исключительной дисци; тип
розанности и организованности комсомол
пев могут служить довольно частые ком> •
мольские сборы и подъемы по тревоге.
Было качало лета Естественно, молодс* 1
любила погулять. Но то были часы, пропп
димые не в ресторанах. Между городом и
первым участком ПВРЗ. а точнее, меж > \
линией железной дороги и ТЭЦ все вречч
гремел ёхор. Я не составлял исключен» I
Приходилось возвращаться с ёхора шин ' >
очень поздно. Однажды, вернувшись с I
ляния, я заснул так, как могут спать мо I"
дые люди, здоровые телом и духом, бп »
чальные—из пушек пали, не услышишь!
Мой сосед по бараку, молодой бурят, |> >

И|1 в кузнечном цехе, кое-кач добудился.
— Слышишь,— сказал он,—комсомол зовет!
В бараке слышались топот, сдержанные
голоса, торопливые возгласы. Я вскочил.
Прибежав на сборный пункт возле клуба
первого участка, я выяснил, что объявлена
общекомсомольская тревога, что нам предстоит принять участие в каких-тэ больших
учениях, которые идут в районе Верхнем
Березовки. Нам раздали по деревянной
винтовке, и мы под командой осоавиахимовских инструкторов побежали к нагначенному
месту. Расстояние от первого
участка до Верхне- Березовки мы пробе
жали одним духом. И каково же было наше общее восхищение, когда оказалось, что
нам доверили принять участие в самых что
ни на есть настоящих воинских учениях!
Большинство из нас, к нашей неописуемой
радости, получило учебные винтовки с холостыми патронами. О, надо было видеть,
с каким старанием выполняли наши парни
и девушки приказания инструкторов! Сколь
ко было энтузиазма, самого горячего и неподдельного, от души идущего. Все проделывалось наисерьезнейшим образом, словно люди позабыли, что идет игра, словно
они участвовали в настоящем бою.
Под утро, перед самым восходом солнца,
был дан отбей. Мы получили благодарность старшего воинского начальника, проводившего учения. Он произнес небольшую
горячую речь, призвал молодежь готовиться к призыву в армию, упорно готовить себя к предстоящим боям.
— Лучше будет,—говорил он,— если вы
строю и дисциплине научитесь до армим,
лучше потому, что там вам надо будет
учиться настоящему воинскому делу—вое
ияль.
Тогда никто не сомневался, что рано или
поздно придется нам воевать. И это было,
как
показали сороковые грозные годы,
очень правильно!..
Из всей г.'ногочисленной комсомольской
организации нашего завода не явились по
тревоге только двое. Эти двое представили
в комитет справки о том, что они были
больны. Комитет не удовлетворился справ
каки. Ребята принесли из бухгалтерии уже
сданные на оплату больничные листы —
бюллетени. Быть может, это было чересчур? Я лично не думаю. Подобная строгая
требовательность вполне
соответствовала
всему духу тогдашнего комсомола — боевой срганизации, наделенной очень большими правами ;; чувствовавшей громадную ответственность за осуществление этих прав.
И опять-таки, когда пишу эти строки, мне
невольно вспоминается жалоба одного физкультурного деятеля на то, что в школе
1 как-то решили провести массовый физкультурный кросс. Когда настал час сборов, л вилось незначительное число учащихся, но этот случай не был расценен ни
:в школе, ни з комсомольских комитетах города как чрезвычайное происшествие.
Я думаю, читатель правильно пЪймет меня. Обо всем этом я пишу не из традици-

онного для людей поживших стремления
противопоставлять свое время новым вре
менам. Конечно, времена минувшей молодости, всегда озаренные в памяти дивным
и негасимым светом, должны казаться человеку лучше, чем годы старости. Это явление естественное и вполне объяснимое.
Я далек от мысли идеализировать из этих
побуждений тридцатые годы. Годы жесточайшей экономии, годы карточной системы,
годы лопаты и топора, а в сельском хозяйстве — еще не изжитых серпа и косы, смешно даже сравнивать с нашим временем, с
веком космических полетов, шагающих эк
скаваторов и всевозможных хитроумных
машин, полностью у с т р а н и в ш и х ручной
труд во многих отраслях народного хозяй
ства. Но я утверждаю, что у молодежи тех
времен, далеких тридцатых годов, было
что-то такое, что в некоторой степени
отличало ее от молодежи нынешней. Эта н
утверждаю, нисколько не боясь оскорбить
лучшую часть современной
молодежи
Только недобросовестный человек может
подумать, что я о д е р ж и м мыслью огульно,
без изъятия обвинить всю нынешнюю молодежь Я не свалился с л у н ы и прикрас
но знаю, что наша советская молодежь и
на целину идет без оглядки, и на великие
стройки направляется с задорными песнями, что она идет на дела трудные и слав
ные не хуже, чем во времена мерных пятилеток, во времена строительства Комсо
мольска на-Амуре. Меня бесконечно радуем
и волнует движение зн .чв.шие ударником
коммунистического труда.
Что же отличало все-таки молодежь т р и д
цатых годов? Что нроичаш.чи? Чти у гра
чено из ценного арсенала спедстп иоспита
ния подрастающего поколения и что принт»
взамен негодного, идучичо и разрез с нашими идеалами, с н а ш и м и нелики ми целя
ми?
Я глубоко убежден что от .>тих номросок
надо не уходить, а отвечать на них с полной мерой ответственности за иыподы, ти
есть совершенно искренне и нраидшш. Это
наш долг. Мое поколение н а ч и н а л о свою
взрослую жизнь у костров в е л и к и х нити
леток. Мое поколение т и т а н и ч е с к и м трудом
преобразило облик своей с т р а н ы н допело
ее до космических побед. Мое поколение
пронесло боевые знамена советских тар
дейских полков пд всей Европе Наконец,
мое поколение выдержало мо.юр и насилие
культа личности, выдержало, чтобы потом
покончить с ним. И н" п р е д с т а в и т е л я м мое
го поколения бояться с т а в и т ь с а м ы е боль
ные вопросы и и с к а т ь на н и х отпета.
Так давайте разберемся в этих вопросах.

Г). Г.:акиаи шла
« воспитании л «л «донги
К И Е силы наибольшим образом возК Адействуют
на формирование сознания

подрастающего человека, на его всестороннее воспитание?
До революции главной силой воспитания
143

был страх. Да, да, именно: страх. Ребенок
боялся родителей, которые могли побить
его, выпороть. Его пугали разного рода чертями, дикими зверями, темными углами,
чуланами. Когда он подрастал, ремень в родительских руках заменял куда более грозное средство устрашения: право наследования, право свободы завещания наследства, в котором родитель мог отказать сыну
или дочери, завещать наследство церкви,
какому-нибудь ловкому пройдохе-подхалиму. Сколько возникло в мировой литературе драм и трагедий, сюжетная основа которых — показ ужасной зависимости детей
от произвола родителей! Эта зависимость
могущественно подкреплялась страхом перед богом, который мог после смерти отказать в праве жить з раю и мог низринуть
грешника, то бишь непослушного, в самый
что ни есть ад, с его котлами для жарения
и варки людей, с пресловутой сковородой,
с кипящей смалой.
Отмена, полная ликвидация частной собственности подорвала экономическую основу зависимости детей от произвола родителей. Уж никого не стал пугать ужас лишения наследства. Осталась лишь моральная основа родительского в л и я н и я на детей. Л и ч н ы й пример в поведении родител е й — советских людей, помноженный на
естественную любовь и привязанность ребенка к отцу и матери, его естественное
чувства благодарности родителям за заботу, за ласку — все это пришло взамен ремню, проклятию и страху нищеты в результате родительского гнева. Пришли поло
жительные категории взамен негативных.
Отделение иеркви и дацанов от государства, провозглашение свободы совести уст
ранило страх перед несуществующими бо
гами и нечистой силой, перед адом к чудо
вишными перевоплощениями Взамен этому страху, принижающему и оскорбляющему самую сущность человека, пришло стре
мление юноши и девушки стать достойными членами самого справедливого общества, строящего коммунизм. Пришли светлые идеалы взамен мистическому ужасу.
Как видим, произошли исключительно
благотворные перемены в деле воспитания
подрастающего поколения.
Но при всем этом мы не можем не признавать того, чти устранение страха, как
главной силы в воспитании молодежи, не
могло ни привести к известному ослаблению влияния на детей как родителей, так и
школы. И не так уж неправы древние
старцы, гнесно изрекающие беззубыми ртами:
— Что с ними сделаешь, с этими детьми,
они никого не боятся!
Разве не приходится нам встречаться со
случаями, когда иные безуспешно пытаются восстановить страх перед родителями
при помощи все того же ремня, а некоторые мамаши пытаются пугать своих малышей волками, готовыми унести капризничающих Петь и Зин, ч у ж и м и дядями и даже
милиционерами? Все это - атавизмы тысячелетней практики, пережитки эксплуататорского общества, которое и не могло существовать без внедрения в самое глубокое
144

сознание человека постоянного
чувства
страха.
Что противопоставило
наше общество
страху, как главной силе в воспитании де
тей? Что выработала наша
полувековая
практика в этом деле? Имеется ли надежный положительный опыт правильного воспитания молодежи на положительных идеалах?
Да, имеется. Он, этот опыт, всесторонне
испытан и проверен Антоном Макаренко.
Его система — это совершенно новое явление во всей истории мировой педагогики: воспитание человека в коллективе, с помощью коллектива и воспитание самого
коллектива коллективом. Эта система есть
практическое осуществление принципов коммунистического воспитания в детском коллективе, самоуправляемом, самодеятельном,
коллективно вырабатывающем нормы поведения своих членов. Самое ценное заключалось в том, что Макаренко создавал
свою систему не путем умозрительных теоретических построений, а умным, послело
вательным применением основных принципов марксизма-ленинизма в практике воспитания детей в условиях детских коло
НИИ.

Быть может я ошибаюсь, но мне часто
думается, что у нас слишком много стало
желающих теоретизировать на темы вое
питания и слишком мало лиц, кто присталь
но да подальше заглянул бы и активно
вмешался в процесс воспитания детей, вмо
шалея в повседневную практику
в этом
грхиважном деле. Полным-полно у нас диссертантов от педагогики, но черта с два
найдешь этих диссертантов в детских до
мах, в школах-интернатах, в пионерских
лагерях, в детских специализированных са
наториях и лечебницах. Это им, бесплолным смаковницам от педагогики, мы обязаны тем, что живое, необыкновенное дн
наличное и действенное наследство Мах •
ренко ныне фактически оказалось оторван
ным от практики, от той живой стихии, в
которой оно и зародилось. Люди бездушные, люди, равнодушные к детям и их
живым судьбам, превратили наследстя-1
Макаренко в предмет бесполезных обществу, пустых теоретических изысканий на ни
вг так называемой научной педагогики. Ра
ве не факт, что сам Антон Семенович Ма
каренко, ненавидя всгми фибрами души э т \
схоластическую педагогику, свой опыт опи
сал не в фчрме многотомных научных т р \
дов, а в увлекательной форме художествен
ных произведений. Это он сделал возсе IV
потоку, что был одержим стремлением у""
личить за счет собственной персоны ч и с ч "
писателей земли Советской. В такой фч;
ме все то ценно*, что содержалось в сисиме Макаренко, становилось практически ч >
ступным миллионам людей, имеющим ш
ношение к делу воспитания детей и гол >
дежи.
Владимир Ильич Ленин далеко, о'и-'и.
далеко заглядывал, когда на I I I съезде ком
сомола выдвинул свою знаменитую форму
лу: главная задача нашей молодежи
УЧИТЬСЯ, УЧИТЬСЯ

раничивать смысл

И УЧИТЬСЯ.

МОЖНО Л И

этой формулы

'И

толк*»

лишь необходимостью овладения советской
молодежью все большей суммой знаний,
только лишь ^необходимостью овладения
науками? Ни в коем случае! Эта формула включает в себя, конечно, обязанность
нашей молодежи непрерывно и все настойчивее штурмовать твердыни науки. Но она,
как известно, включает в себя и нечто другое, чрезвычайно важное для жизни ойщества, строящего коммунизм: молодежь
должна повседневно и самым настойчивым
образом учиться строить новое общество,
овладевать идеологией этого общества,
учиться у старшего поколения управлять
созданным этим обществом государством и
всеми его институтами. А для того, чтобы
такая учеба имела наибольший эффект,
партия коммунистов дала своей молодежи
организационную форму —Коммун^Отический союз молодежи. Мало того, партия
считала и считает, что в коммунистические
организации должны вовлекаться дети с
самого раннего возраста. Так возникли организации пионеров и октябрят.
Нет обязанностей без прав и нет прав
без обязанностей. Любая массовая организация превращается в аморфную, бездеятельную и безликую массу, если этой организации не даются все права, необходимые
для осуществления ее задач, если ее членам не предписывается самое активное действенное участие в борьбе за выполнение
этих задач. Таков многолетний организационный опыт нашей славной Коммунистической партии.
Так вот, сила комсомола тридцатых годов заключалась в том, что он полнее и
смелее использовал те огромные права, которыми он наделен. В жизни школ и вузов.
в физкультурном движении, во всех сферах
участия
молодежи в социалистическом
строительстве комсомол играл роль «организатора, горлана, главаря». Комсэмольскомолодежные бригады на стройках, в колхозах и совхозах, на заводах и фабриках —
они не были просто лишь производственны
ми единицами, состоящими из молодых ра
бочих. В них кипела своя, необычайно ин
тересная, напряженная жизнь. В них молодежь училась жить по-новому, трудиться по-новому, относиться друг к другу, к
к женщине, к отцу и матери, ко всему трудо| любивому люду на земле тоже по-ново
му — по-комсомольски.
Принципы системы Макаренко, с разгоI вора о которых я начал эту заключительную главу моих размышлений о молодежи,
[между прочим, лежат в основе всей ком
сомольской жизни, в основе о р г а н и з а ц и о н ного построения комсомола, в основе б у к вально всех требований, предъявляемых к
[комсомолу партией. Разве не представляет
комсомол собой такой коллектив, который
ризван научить молодого человека, а в
[особенности подростка жить по-советски,
^по-коммунистически? Разке не является
исомол тем вечно обновляемым, но в то
время непрерывно обогащающимся все
выми традициями коллективом, который
может и должен, воспитывая своих отдельвзятых членов, воспитывать всего себя?
10. «Байкал» № 5.

Комсомол — главная сила в воспитании
молодежи, вооруженная великими и светлыми идеалами и мощными организационными средствами. Так он был задуман, таким он являлся и таким он должен быть
всегда.
Культ личности Сталина нанес большой
урон комсомолу. И, пожалуй, самое тяжелое заключалось в том, что в результате
насаждавшейся в те годы атмосферы подозрительности, недоверия и бюрократического администрирования, у комсомольских
организаций фактически была отнята живая инициатива — святая святых комсомола, то самое, что всегда его отличало.
Меня всегда возмущает, например, то,
что комсомольские комитеты перестали руководить спортом. Почему? Разве спорт,
как и все физкультурное движение, не
прерогатива молодости? Разве нет необходимости воспитывать спортсменов? Разве можно терпеть нездоровый дух торгашества и с п е к у л я ц и и своими "спортивными
талантами со стороны отдельных деятелей
спорта? Почему бы не облечь комсомольские комитеты правами и поручить им осуществлять повседневное действенное руководство спортом?
Или возьмем вузовскую и школьную
жизнь. В воспитании студентов и учащихся
безусловно следует всячески
расширить
права комсомольских организаций. Было
бы правильно, если бы установился такой
порядок в институтах, при котором за комсомольским комитетом, за комсомольским
собранием было утверждено и закреплено
право удаления из среды студентов тех
лиц, моральный облик и поведение которых
оказывает вредное влияние на других, мешает им учиться и жить в нормальной здоровой обстановке. А ведь так было в двадцатых-тридцатых годах. Любая форма воспитательной работы становится беспредметной и в ряде случаев никчемной без
права принуждения и наказания. Это аксиома, и се нельзя игнорировать.
Настала пора решительно восстановить
все существовавшие раньше комсомольские
традиции, восстановить нормы комсомольской жизни, нарушенные в результате культа личности. Роль комсомольских организаций должна быть самым решительным образом повышена в жизни предприятий,
колхозов и совхозов, в учреждениях —
всюду, во всех сферах жизни нашего общества
Не так давно ко мне пришел старый
друг. Он был о^ень опечален одним событием. Дело было в том, что сын его, вступив в комсомол, даже удивился, когда отец
горячо поздравил его с этим большим событием.
— Мне сдается,— говорил мне друг,—
что сын вступил в комсомол, потому, что
ему сказали: «Надо вступать». А помнишь,
как мы вступали
в комсомол?
А у него1 сын — парень способный, скромный, хорошего поведения.
С таким положением дальше мириться
нельзя.
Мне всегда кажутся дикими слова:
«Вербовка молодежи в комсомол». Какое

145

отвратительное придумано слово «вербовка» рядом с чистым, ло-корчагински красиво и мужественно звучащим: комсомол!
В тридцатые годы в комсомол людей отбирали, причем это делалось с соблюдением «е формальных, а от души и сердца идущих, партией заповеданных требований к
тем, кто должен идти в авангарде великой
битвы за дело рабочего класса, за коммунизм. Подавляющее или, вернее сказать,
абсолютное большинство народа нашего
состоит из людей, которых принято называть партийными и беспартийными большевиками. Но никому, конечно, не придет в
голову, что все это большинство должно
состоять в партии. Точно так же из всей
нашей великолепной советской молодежи
комсомол отбирал и должен отбирать лучших — тех, кто достоин быть всегда в авангарде, быть всегда на виду у всех других,
кто достоин того, чтобы ему доверяли гораздо большую нагрузку, чем другим. В
годы моей молодости на комсомольцев даже недруги смотрели серьезными глазами, смотрели как на серьезную силу, с которой никак нельзя было не считаться тем,
кто готов был напакостить новому строю
всеми силенками. Комсомол умел здорово
бить по зубам врагов!
Конечно, никто у комсомольских комитетов, у комсомольских организаций не отнимал их прав. Не было ни таких постановлений, ни каких-либо подобных руководя-

щих указаний. Речь идет, видимо, о том,
что организационные формы работы комсомольских организаций с молодежью малопомалу пришли в несоответствие с меняющимся временем, первичные комсомольские организации заметно ослабили свое
влияние на подростков и молодежь.
Я далек от мысли давать какие-либо рецепты усиления влияния комсомола на нашу молодежь. Для меня ясно одно: влияние комсомольцев на молодежь сильно ослабло по сравнению с двадцатыми-тридцатыми годами. Ясно также и другое: это ослабление боевых
позиций комсомола —
прямой результат культа личности Сталина, не обошедшего репрессиями и кадры
комсомола, являвшихся хранителями и носителями драгоценных традиций, рожденных ленинцами времен революции и первых лет Советской власти,
Думается, каждый согласится со мной:
больно и невыносимо видеть на улице поо.
ростка, сквернословящего и хулиганящего,
курящего, а то и пьяного. Больно слышать
от десятиклассника, вошедшего в трамвай:
— Старики, здесь местов навалом!
Полагаю, что эти мои раздумья не являются только лишь моими. Их надо было
высказать для того, чтобы мы перестали
смотреть на те или иные выходки подростков как на явления естественные и потому не заслуживающие серьезного разговора, серьезного внимания.
За деревцами надо видеть лес!

К 150 ЛЕТИЮ СО ДНЯ РОЖДЕНИЯ
М. Ю. ЛЕРМОНТОВА

Виктор ЛЕВАШОВ

ПЛА ЧЬ, ПЛА ЧЬ,

РОССИЯ!

Глава из поэмы
«А он, пронзенный в грудь,
безмолвно он лежит...»
М. Ю. Лермонтов
Он покачнулся... сделал ш а г . .
Потом еще...
разжал кулак,
тяжелый пистолет роняя.
Глаза — в глаза врага!
Но вдруг
громадой вздыбился Машук,
полнеба сразу заслоняя.
Лесок
поплыл куда-то вбок.
Земля рванулась из-под ног.
Обмяк,
над телом власть теряя,
и — навзничь,
в рост,
лицом в т р а в у !
И небо точно раскололось:
сливаясь,
вспышки синих полос
вспороли черных туч канву,
и грянул ливень, бурно вторя
раскатам яростным
Он рос,
как будто небо в страшном горе

лило потоки гневных слез!..
Сминая в спешке аксельбанты,
сухие пальцы дуэлянта
ложатся на мундир крестом.
— Скорей же, князь, скорей .. идем..
Что тело?..
К черту!
Брось. Потом!
Вскочили в седла секунданты,
сутуло ежась под дождем.
Махнул рукою князь сердито.
О камни цокнули копыта.
Во тьму, за всадниками вслед.
Рванулись дрожки.
А на склоне.
П р и ж а в остывшие ладони
К смертельной ране,
пистолет
вдавив.
уроненный не к месту,
лежал в крови,
полуодет,
убитый подло и бесчестно
второй затравленный поэт!..

Л. ЭЛИАСОВ

ПЕСНИ ЛЕРМОНТОВА И
СИБИРСКАЯ
НА РОДНА Я ПОЭЗИЯ
ПРМОНТОВЕДЫ различных направлеции почта, его г л у о о к п м < о ч \ истпием идеЛ ний
и разных (31ГЛЯДОН неизменно схоям декабристов.

дятся на том, что тиорчестко г е н и а л ь н о г о
поэта тесно с в я з а н о с н а р о д н о й поэзией,
что он часто и с п о л ь з о в а л ее м о ш н ы и сно
их произведениях.
Тягу Лермонтова к народной поч.мш с )
ветские ученые объяснили не биографическими данными, как у т в е р ж д а л о с ь раньше,
не влиянием на него в детстве народно!!
среды, а х а р а к т е р о м общественной пози-

Р е з у л ь т а т ы и з у ч е н и я фольклоризма .Термин гона ш.ю/келы и е г а г ь е известного советского .пмературонеда и фольклориста
профессора М. К. АзаДОВСКОГО. Актор убедительно иока.чьтаст, как глубоко понимал
т е г н а р о д н у ю поэзию, как кысоко ценил
он арсенал п о э т и ч е с к и х средств, созданный'
народом. Г е н и а л ь н ы й поэт взял то лучшее,
ию х р а н и л а к споен н а м я т Россия, обога-

147

тил своим поэтическим талантом и снова
вернул людям. В подлинно народные песни
превратились его стихи «Два великана»,
«Парус», «Тростник», «Бородино», «Узник»,
«Соседка», «Казачья колыбельная», «Воздушный корабль», «Сон», «Тамара», «Выложу один я на дорогу», «Ветка Палестины» и другие. Популярность их не случайна, они отражали думы и чаяния народа.
Но этим не исчерпывается значение поэтического наследия великого поэта. Оно
имело и другую судьбу.
Песни Лермонтова сыграли немалую роль
в развитии устного поэтического творчества. Они послужили основой для создания
многих народных песен. Стихи поэта вызвали к жизни массу «подражаний», «переделок», «обработок» и совершенно новых
текстов. Во всем этом многостороннем и
сложном процессе фольклоризации поэтического наследия Лермонтова наша фольклористика еще не разобралась. Основное
внимание она уделяла только фольклоризму в сочинениях поэта. Такое одностороннее изучение поэтического наследия Лермонтова привело к недостаточно полной
оценке значения его творчества в жизни
народа.
ЕСНИ
П Сибири

Лермонтова использовались в
создателями фольклора в самых различных формах. Чаще всего бытовали лермонтовские тексты с незначительными изменениями отдельных строк и слов.
Такое «редактирование» по существу не
влияло на художественную сторону произведения в целом. Совсем другой характер
носили коренные переделки, когда целые
строфы заменялись новыми куплетами и
вместе с этим изменялось и идейное содержание произведения.
Наконец, на мотивы лермонтовских песен сочинялись совершенно новые тексты.
Такие песни близки к подражанию, они во
многом напоминают свой прототип, но их
содержание отражает идеи определенной
группы людей, в большинстве случаев той
части народа, которая ненавидела буржуазно-помещичий строй. По своим художественным достоинствам «переделки» и «подражания» несомненно уступали
стихам
великого поэта, но и они имели право на
жизнь, так как отвечали духовным запросам народа.
В старое время в Сибири, крае каторги и
ссылки, отбывали наказание люди многих
поколений, различных социальных слоев и
групп. Каторга и ссылка наложили заметный отпечаток на весь сибирский фольклор,
сыграли огромную роль в распространении
среди крестьянской массы поэзии, полной
протеста против самодержавия.
Одна из таких песен, «Спи, мужик, не
просыпайся», на известный мотив лермонтовской «Казачьей колыбельной
песни»,
лнироко бытовала в 60—80 годах прошлого века в некоторых районах Восточной и
.'Западной Сибири. В новой песне сохране|»ю лишь несколько строк оригинала. Один
|И.ч распространенных вариантов, пользо•цшимш'к'я известностью среди енисейских и
МК

ангарских крестьян, а позже получивший
известность в Забайкалье, содержит всего
пять четырехстрочных строф, вместо шести
восьмистрочных
«Колыбельной»!. Сибирский вариант не связан по содержанию со
своим прототипом:
Спи, мужик, не просыпайся,
баюшки-баю.
Тихо смотрит месяц ясный
в колыбель твою.
За окном стоит твой барин,
песенки поет,
что живешь ты словно в сказке,
как в раю цветешь.
Но проснулся не от песни
бедный мужичок.
То по шее барин съездил,
'ткнул ногой в бочок.
Сколько горьких слез украдкой,
дома, в поле льют!
Сколько вдов, сирот-бедняжек,
с голодухи мрут!
Заканчивается песня словами, выражающими надежду на светлое будущее.
Песня эта имела много вариантов. II
есть основание полагать, что все они пелись как до реформы, так и после. Трудно
теперь говорить, какой из них пользовался
большей популярностью, но одно ясно —
переделка «Колыбельной» бытовала среди
населения очень широко. Кстати, подверглась «переделке» «Колыбельная» уже вскоре после своего появления.
В Западной Сибири пользовалась популярностью переделка, появившаяся после
отмены крепостного права. Этот вариант,
известный под названием «Колыбельная
мужика», насыщен революционными мотивами. По всей вероятности, дошедший до
нас текст — конечная переделка, вобравшая в себя и события начала XX века.
Спи, мужик мой распрекрасный,
баюшки-баю.
Тихо смотрит месяц ясный
в хату бедную твою.
Появились новы сказки,
песенки поют,
что свободный мужичонка
рай дождался наяву.
От земли освободили,
баюшки-баю.
Всех крестьян закабалили,
все семьи в долгу.
Но мужик скоро проснется,
будет бранное житье,
и в свои тяжелы Руки
он возьмет ружье.
Мужичок ведь старый воин,
закален в бою,
пропоет он панихиду
барину в гробу.
Ты готовься в бой опасный,
помни мать, отца,
и не дремли понапрасно
дома у светца,
«Переделки» и «подражания» «Колы
бельной» активно входили в народный по
сенный репертуар, играли большую роль н

формировании передовых идей среди широких слоев трудящихся. Вот одно из свидетельств.
— То было сразу после русско-японской
войны,— вспоминает активный участник
борьбы за Советы Дементий Прокопьевич
Вельский. — Мне тогда было лет пятнадцать, но помню хорошо, да и отец об этом
часто рассказывал. Забайкальцы принесли
с войны много песен. В семейских деревнях
Бичуры, Мухоршибири и Тарбагатая стали петь песни. Уставщики и начетчики забили тревогу, начали урезонивать своих
односельчан, чтобы они перестали
пегь,
потому что пение мирских песен богопротивно. Духовные отцы староверов ничего не
могли поделать со своими прихожанами и
попытались несколько наиболее ретивых
песельников отлучить от своих религиозных
толков. Назло фанатичным староверам в
семейских деревнях появилась песенка:
Спи, уставщик, спи начетчик,
баюши вдвоем.
Вы не бойтесь песен наших,
не для вас поем.
Коли лихо вам от песен,
тошнота берет,
поите себе панихиду,
может все пройдет.
в

.

-

»

*

Спи, уставщик, спи, начетчик,
а мы будем петь.
Непристойно нам, солдатам,
зло на вас терпеть.
По камням струятся воды,
плещет мутный вал,
наш уставщик скалит зубы,
будто злой шакал.
Ты, солдат, готовься к бою
против темных сил,
про тебя споются песни,
что не даром жил.

и

и

Эту песенку сочинил местный м у ж и к из
села Окино-Ключн Захар Свиридов. Он тоже был на войне и любил петь. Нашлись
грамотеи, которые записали песенку и расклеили на заборах. Уставщики всех толков собрались на свое собрание и долго говорили о том, как им организовать борьбу
против «заразных песен».
Свиридов был хорошо знаком с творчеством Лермонтова, часто читал его стихи
и своим односельчанам, и сослуживцам на
фронте. Приведенный Вельским вариант
пользовался большой популярностью в первом партизанском отряде Мухоршибири,
которым он командовал во время гражданской войны. Бытовал этот вариант и среди
бойцов Первой народно-революционной армии Дальнего Востока.
Борьба с реакционными уставщиками и
начетчиками продолжалась и при Советской власти, и песенка «Спи, уставщик»
входила в репертуар самодеятельных исполнителей вплоть до 30-х годов. В бумагах главного уставщика белокриницкого
толка в Забайкалье Афанасьева есть ссылка на песенку: «А может песенка «Спи, уставщик» у вас найдется,— пишет он хонхолойскому начетчику Павлову,— то пошлите

мне ее полностью и сказать надо всем, ч т ч
она не от добрых людей исходит и людям
неугодна».
Произведения Лермонтова имели большое распространение в бывшем центре царской каторги и ссылки — Нерчинском горном округе До сих пор старожилы Нерчинского завода, Акатуя, Горного Зерентуя.
Александровского завода и многих других
когда-то картежных мест называют немало
песен, принадлежащих перу Лермонтова.
Остается только сожалеть, что систематическим сбором материалов, характеризующих фольклоризацию произведений классиков русской литературы, в Восточном Забайкалье почти никто не занимался. А здесь
и поныне рассказывают о знаменитой переделке на новый лад лермонтовского «Де- :
мона» во второй половине прошлого .или &
начале нашего века, в которой разоблачал
ся жестокий каторжный режим, созданный
царизмом для усмирения непокорных. Насыщенный местным колоритом, новый «Демон» долго не сходил с тюремных «подмостков».
Отрывки из него все еще помнят бывшие
узники Кадаи. В 1939 году от 83-летнего
Николая Матвеевича Елагина, отбывшего
20-летнюю каторгу, мы записали несколько десятков строк, дающих некотооое пред
ставление о характере переделки. Вот переделанные строки из пятой главы первой
части поэмы:
Высокий дом, широкий двор
злодей из камня нам построил,
трудов и слез он много стоил,
стоит он здесь с Петровых пор.
С утра на скалы гор соседних,
на камни стен ложатся тени,
по штольне каторжный идет,
покрытый грязью и водой,
он доживает здесь свой век,
проклятый богом человек.
Последний отрывок, который сообщил
нам Елагин,— переделка некоторых строф
из второй части. Этим отрывком и еще несколькими куплетами, как свидетельствует
Елагин, заканчивалось все «представление,
складное, которое слушалось каторжными
целыми ночами и за которое они получили
не одну сотню горяченьких плеток. Жалко,
что последних слов не помню, а вот эти остались:
Исчезни, мрачный дух гоненья,
довольно ан торжествовал,
и час суда теперь настал.
Дни испытания проходят,
оковы зла скоро спадут.
Мы знаем, и это время ждем.
Невыносимые мученья,
скоро канут в вечну мглу.
Лукавых деспотов жестоких
на испытание пошлем,
пусть пострадают в подземелье,
как мы страдали много лет».
О бытовании переделок «Демона» вспоминает и другой бывший каторжник —
Василий Иванович Лошкарев. Он работал

149

на Гпзимурском заводе около десяти лет,
а перед этим больше пяти лет провел в к а менном мешке Акатуевского острога.
- Я родился за два года до того, клк
ларь всем «свободу» дал. А через шесть лег
за таку свободу отец мой на каторгу попал.
Пришел он с далекой каторги, когда мне
двадцать лет минуло. Прожил он дома недолго, и богатый сосед его снова в Сибирь упрятал. Но на этот раз отец совсем
не вернулся, где-то положил свои кости на
Аргуни. Двадцати трех лет я сам на каторгу попал за то, что спалил дотла того богатого соседа. Вот в этих забайкальских
острогах я и слыхал песню «Недалеко-то
от Аргуни». Сначала ее пели только каторжники, а потом начали распевать и вольные. Все ее знали, да были люди, которые
.по-разному ее пели, а я так пою:
Далеко-то от Аргуни меж горами
бараки мрачные тюрьмы
.своими темными делами
;на смерть многих обрекли.
Когда ложится ночь на горы,
Я бараках темных не темней.
К чему раздоры, слезы, споры,
когда мы жить должны дружней.
Мы не безмолвные творенья,
куда не взглянь, везде гоненья.
Коварный демон над землей,
пока летает: над страной,
не дает ни жизни, ни покоя,
он жаждет смерти, жертвы ждет,
ч у ж и х сердец ему не жаль,
его не мучает печаль.
Но знает он свои грехи,
душа его теперь больна,
она получит все сполна,
на свете том грехов не спросят,
как только с трона его сбросят.
Есть у Лермонтова стихотворение, начинающееся словами «На серебряные шпоры».
К использованию его формы и идеи народные певцы обратились после подавления
революции 1905 года. Авторский текст трнтьей строфы перенесен в новый вариант
полностью, другие куплеты заменены или
изменены вовсе, добавлено два новых:
На серебряные горы
я в раздумий гляжу,
на тебя, мужик несчастный,
с грустным видом я смотрю.
Твои предки муки знали,
«а собак тогда меняли,
толстой плеткой погоняли,
за людей их не считали.
Но с успехом просвещенья
вместо грубой старины
введены изобретенья
чужеземной стороны.
Соки жмут из мужика
не плетями, батогами,
а налогом, рекрутами,
хоть умри, а все йтдай.
Никого теперь не холют.
прежде били — нынче колют,
Ренненкампф, господска тварь,—
его послал в Сибирь сам царь.
На серебряные горы

150

я в раздумий гляжу,
скинет люд мученье, горе,
разогнет свою спину.
Участники событий 1905 года указываю" 1 ,
что песня бытовала среди крестьян в Кап
ском и Красноярском уездах. Большой популярностью она пользовалась и у рабочи.чжелезнодорожников.
Говорят, этот вариант исполнялся поразному, иногда менялось начало, иногда
присочинялся какой-нибудь новый конец,
но никто из встреченных н а м и певцов не
мог вспомнить такие куплеты. И только совсем недавно в селе Киране Кяхтинского
аймака нам удалось записать ранее неизвестный вариант, в котором вместо первых
четырех куплетов вышеприведенного тег.
ста поются две следующие строфы:
На серебряные горы

смотрим мы издалека.
Ты терпи, мужик несчастный,

та землица не твоя.
Отвоюет Закамельский,
разогнем спины свои,
и с успехом просвещенья
грянем против старины.

Как и во м н о г и х других песнях, в эюй
переделке народ в ы р а ж а е т свою .ненависть
к ц а р с к и м генералам Меллер-Закамольскому и Реннеякампфу, подавлявшим революционное движение сибирского пролетариата и крестьянства.
Нередко стихи, н а п и с а н н ы е давно и сойсем по другому поводу, почти без какой
бы то ни было переделки звучат так, слонно они посвящены событию, которое только что произошло. На похоронах революционеров Костюшко-Григоровича, Цупсмана, Ванштейна и Столярова, расстрелян
ных 2 марта 1906 года в Чите по пригово
ру палача Ренненкампфа, оратор выступил
не с обычной речью, а со стихами.
— Это было стихотворение Лермонтов;«Умирающий гладиатор». Первую строкч
декламатор прочитал так: «Ликуют п а л а ч и
торжественно и громко» вместо сЛикучч
буйный Рим». Встречались и другие замененные строки, но точно повторить их V.
теперь не могу,— рассказывает бывший
учитель Читинского реального училищ.:
Яков Григорьевич Бронштейн. — Только хо
рошо знаю, что большая часть людей, ко
торая стояла у могилы, думала, что стихо
творение сочинил какой-то здешний п о ? 1 ,
посвятив его казненным товарищам. Когдг:
декламатор закончил, то у людей было т а
кое настроение, что они готовы
был:'
взяться за оружие и идти в открытый бы.
с самодержавием.
Народным сказителям и певцам н'до бь.
ло хорошо знать не только интересы и !;к-.
сы людей, для которых сочинялись ловьн
варианты песен, но и прекрасно ориентир'
ваться в огромной массе литературно:
наследства. Умение подобрать н у ж н ы й пр•>
тотнп в какой-то степени уже определи.:-,
успех песни. Любопытную историю расск.1
зал нам бывший каторжный Горно-Зерг::
туйской тюрьмы Владимир Осипович \.-.

Четвертая лермонтовская с т р о ф а , к л к
видим, выпала, в шестом куплете « т е м н ы м ,
дуб» заменен «темным лесом», в остальном
же он остался нетронутым. Народный вариант имеет продолжение—к Лермонтов
ским строкам добавлено два куплета, изменяющих идейное содержание оригинал*!.
Лермонтовская песня заканчивается тем,
что герой мечтает о покое, а в новых двух
куплетах говорится, что человек не може!
жить одной мечтой:
Так в мечте и жил надеждой сладкой,
юность растерял в тайге глухой,
а теперь на все смотрю с оглядкой,
жизнь прожить нельзя одной мечтой.
Распростился с Леной и тайгой,
скоро, скоро город меня встретит,
распрощусь навеки я с сумой.
В некоторых в а р и а н т а х две последние
строки второго куплета по своему содержанию прямо противоположны лермонтовским
строкам. У Лермонтова:
Что же мне так больно и так трудно?
Жду ль чего? Жалею ли о чем?
В переделке.
Мне не жаль, не больно и не трудно,
без тоски покинул родной дом.
Записанная в конце 40-х годов у рабочих
прииска Карафгит песня состоит всего
лишь из трех куплетов. Первые два аналогичны приведенному тексту, а третий коренным образом отличается от других вариантов н своего прототипа:
В таежной жизни всякое бывает,
распростился с прошлым навсегда,
кому я дорог, пусть память сохраняет,
но к старой жизни не вернуся никогда
Все эти варианты возникли во втором
половине прошлого века, и жители помнили
их еще в 30-40 годах нашего века. Следовательно, они находились в репертуаре рабочего фольклора около ста лет.
Примерно в годы первой русской революции появился вариант, насыщенный
новым содержанием, продиктованный построением передовой части р а б о ч и х . Первые две строфы остались без существенных изменений, но к ним добавили два куп
лета, и песня стала выражать мысли рабочего класса, поднимающегося на борьбу с
самодержавием:
В таежной жизни многое найду я,
и не жаль прошлого ничуть,
не покой мне нужен, а свобод;!,
и под гром набатный я могу заснуть.
Чтоб всю ночь, весь день тайга гремела
песней звонкою о доле горняка,
чтоб тайга без у м о л к а шумела,
поднимая руки на п р . п и .
Об истории этого дополнении рассказывают так. Во н р е м я с стек на Лепо Витимскнх п р и и с к а х р а б о ч и м н у ж н о была боевая
Я ИЩу СВОбоды И 1101.(1Я,
песня. Один п:1 рабочих п ы т а л с я сочинить
от невзгод мне хочется заснуть
ее, по у пего ничего не тлило. Тогда ему
посоветовали приспособить на новый лад
Чтоб всю ночь, весь день мой слух лелея.
про любовь мне сладкий голос пел,
с т а р у ю ценно. Выбор нал на лермонтовскую
надо мной чтоб, вечно зеленея,
«.Выхожу один н на дорогу», до этого по.тьтемный лес склонялся и ш у м е л
.ювашпуюсн очень большой популярностью

люньш. Как-то один з а к л ю ч е н н ы й сказа.г
«было бы хорошо, если арестанты имели
спою молитву, с которой легче перепоешь
тяготы тюремной жизни». За эту мысль сразу же ухватился молодой к а т о р ж н ы м , раз
ж а л о в а н н ы й офицер. Чере:1 день он спел
«Молитву арестанта». Вскоре ее стали петь
почти во всех к а м е р а х . Многие и не подозревали, что «Молитва арестанта» — это
переделка «Юнкерской молитвы» Лермонтова, написанной за 50 лет до этого. Вот
новый текст:
Боже небесный!
видит нас.
Спаси меня
Еще моленье
от клетки тесной, прошу принять —
как от огня.
чтоб в воскресенье
От карцера
дали разрешенье
меня избавь,
увидеть мать,
на стопку
я, мой всевышний,
меня не ставь.
хорош уж тем,
Пускай в тюрьме
что просьбой лишней
жандарма глаз,
не надоем,
как можно, реже
Несколько лет спустя появился еще один
вариант, распевали его рабочие железнодор о ж н ы х мастерских станции Тайшет. Сочинили «.Молитву» ссыльные, известные как
хорошие песенники. Имена этих поэтов-импровизаторов хорошо помнят старожилы
Т а й ш е т а . Это были Влас Сорокин и Тихон
Смородинов, два друга детства, родом из
Белоруссии, отбывшие каторгу в Нерчинскнх рудниках и получившие разрешение на
вольное поселение в Енисейской губернии.
Большой популярностью
пользовались
произведения Лермонтова среди рабочих
золотых приисков Сибири, особенно среди
жителей лено-витимской тайги. Некоторые
переработанные песни отражают быт населения золотого промысла, д р у г и е — н е с п р а ведливое отношение предпринимателей к
рабочим, третьи призывают к борьбе против эксплуататоров. Многие переделки посвящаются конкретным событиям. От мастерства импровизаторов и идейной направленности «овых вариантов зависела их популярность. Одни переделки прочно входили в песенный репертуар рабочих, другие
быстро забывались. Особенной популярностью пользовался в а р и а н т песни «Выхожу
один я на дорогу». Образ мятущейся души
перенесен из лермонтовской песни в народный вариант полностью:
Выхожу один я на дорогу.
Сквозь тайгу далекий путь лежит.
Что на сердце, скажу только богу,
пусть пока оно молчит.
В небе звезды светят тускло,
•спит тайга в сияньи голубом,
жаль мне город, на сердце так грустно,
увижу ль снова я родимый дом?
В таежной жизни многое найду я,
и не жаль мне прошлого ничуть,

151

в различных вариантах. К одному из таких
вариантов рабочий присочинил два куплета — и получилась нужная песня. Ее быстро подхватили сначала на Бодайбинских
приисках, а затем она распространилась и
среди рабочих баргузинской тайги.
На мотив лермонтовской «Тамары» на
приисках Витимской тайги распевалась песня «В глубокой теснине Витима». В ней
рассказывается не о коварной и злой царице, а о бродяге, который унес с собой в могилу тайну первой любви. От «Тамары»
заимствована только первая строфа, последующие же куплеты ближе к другой песне
Лермонтова — «Сон». Такие комбинации в
народной поэзии встречаются часто. Обычно
из одной песни берут самую знакомую и
удачную по напеву строфу, а из другой
переделывают те строки, которые отвечают
идейному замыслу новой песни.
«В глубокой долине Витима» передает
переживания бродяги, человека большой
силы воли, оставшегося наедине со своей
мечтой о встрече с любимой. В лено-витимской тайге было немало людей, которых называли бродягами. На самом же деле это
были люди с возвышенными чувствами,
скромные и благородные, но в силу сложившихся обстоятельств в общественной или
личной жизни отрешившиеся от жизненных
благ и ставшие бездомными. Своим внешним обликом и образом жизни эти люди
вызывали к себе жалость, но они не признавали ее и, как правило, отвергали сочувствие и помощь. О таком «бродяге» и поется в новой песне:
В глубокой теснине Витима,
где золото роют в горах,
стояла избушка худая
прикрытая тесом в горах.
Лежал в той избушке далекой
бродяга, забытый тайгой,
/
его жизнь была на исходе
и ждал он судьбы роковой.
Однажды приснилось бродяге,
что ожил он, сила в руках,
поднялся с постели убогой
ц твердо стоит на ногах.
Как будто пришла в ту избушку
красавица первой любви,
распущены косы, с улыбкой,
и молвит сквозь слезы: «Прости».
За что ты, бродяга, страдаешь?
Скажи нам про горе свое,
тебя похороним мы скоро
и имя помянем твое.
Бродяга со сном не расстался
и очи навеки закрыл,
и тайну любви невеселой
в сердце своем утаил,
«Два великана» Лермонтова были переделаны в начале нынешнего века в сатирическую песню, отражающую борьбу
приисковых рабочих с золотопромышленниками:
В шапке золота литого
старый русский богатей
поджидал к себе другого^
чтоб приехал поскорей.
За горами, за долами
'"»
повстречалися они,
за столом и за делами
152

дела сделали свои.
.
/
Гроза с тучей навалились:
«Кто не хочет работать,
чтоб отсюда провалились.
Массу темну рассчитать!»
Тут рабочий улыбнулся
и, как витязь, отвечал:
«Люд рабочий уж проснулся,
кабы вас он не прогнал».
В шапке золота литого
старый русский богатей
подхватил скорей другого
и бежать давай быстрей.
Но запнулись богатеи
и скатились под откос,
получили от затеи
результатов с гулькин нос,
Авторство приписывается рабочему Федоровского прииска Михаилу Кошкареву.
Песня, как свидетельствуют старожилы, отражает конкретный факт. В октябре 1903
года, в разгар золотодобычи, на прииск
Иоанна Дамаскина приехали Бодров и его
компаньон Поздеев.
Рабочие устроили
сходку и стали требовать теплой одежды и
дополнительных рабочих на заготовку дров
для пожогов. Они также выступили с
требованием улучшить продовольствие и
жилищные условия. Предприниматели ответили: «Кого условия не удовлетворяют,
может рассчитаться», и приказали уволить
всех, кто «мутит людей». Тогда один из рабочих подошел вплотную к хозяевам и сказал: «Прежде чем уйти, мы вас самих отсюда вытурим».
Золотопромышленники
трусливо сбежали со сходки и в темноте,
очевидно, запнувшись, действительно «скатились под откос».
После Кровавого воскресенья среди рабочих Лено-Витимской тайги распространилась переделка лермонтовской «Ветки Палестины». Текст поэта был заменен полностью, и песня стала называться «Плеткг
властелина»:
Скажи мне, плетка властелина,
ведь существуешь ты не зря,
как больно бьешь рабочих спины,
подруга верная царя.
Как ты вбиваешь в мысль народа
доверье к власти пауков,
и жажду равенства, свободы
даешь ценою синяков,
От Петербурга до Китая
гуляешь в царственных руках,
свистя, взвиваясь и щелкая,
ты нагоняешь жуткий страх.
Рабочих гонишь ты к расстрелу,
бьешь старцев, юных сыновей,
ты разбиваешь хлестко, смело
головки маленьких детей.
Но скоро будешь в куче хлама,
среди погон и галунов,
а рядом, точно в мелодраме,
кружок тоскующих чинов.
Средь них и твой хозяин бравый,
теперь уж он боится сам,
что суд народный, скорый, правый
плеть приберет к своим рукам.
О легкости, с какой переделывались пео
ни Лермонтова, говорит и другой факт. Его
широко известный «Парус» в конце прошлого века переделали в песню «Белеют

горы одиноко», песню о жизни бродяги,
скрывающегося в таежной глуши. Эта передедка бытовала в основном среди рабочих Витимских приисков, где скрывалось
немало людей, бежавших с Нерчинском каторги. В начале XX века она стала популярной, ее распевали почти на всех приисках баргузинской тайги. К трем слегка
переделанным строфам неизвестный поэт
добавил еще одну строфу, и песня зазвучала совсем иначе:
Бродягу скроет сила бури,
он ждет метели снеговой,
она милей, светлей лазури,
метель дает ему покой.
Другое содержание носила переделка, бытовавшая в Якутии в конце прошлого и начале нашего века. Якутский вариант насыщен революционными мотивами, в нем герой ждет скорой поры, когда народ возьмется за оружие, чтобы избавиться от своих извечных врагов.
— Мы пели эту песню открыто в первый
раз в -1897 году, а потом в 1902 году,—•
вспоминает Иван Митрофанович Чащин,
один из деятельных участников революционного движения рабочих золотой промышленности лено-витимской тайги.—Как поя-

вилась эта песня в Якутии, я не знаю, м•>
жег ее кто сюда из других мест занес. .1
может она тут родилась. Но только хорошо
помню, что ее любили петь в Верхоленскс.
в Олекминске, в Вилюйске и в других местах якутской тайги, которую я в свое время исходил вдоль и поперек.
Переделка «Паруса» была известна и но
время гражданской войны, ее распевали
многие партизаны Забайкалья и Дальнего
Востока. Слова Лермонтова были в боль
шинстве своем заменены:
Метель играет, ветер свищет,
лес волнуется, шумит,
партизан врага разыщет
и на месте отомстит.
Партизан сдружился с бурей,
ждет метели снеговой,
она милей, светлей лазури,
врагов укроет на покой.

Т

ВОРЧЕСТВО Лермонтова
оказало
большое влияние на развитие народной
поэзии Сибири. Переделки его произведений
носили глубоко осознанный характер и занимали в фольклорном репертуаре немалое место. Творения великого поэта прочно
вошли в жизнь его благодарных потомко'л.

ПРОИЗВЕДЕНИЯ
М. Ю.
НА БУРЯТСКОМ
Произведения Лермонтова стали переводить на бурятский язык сразу после образования республики. До 1940 года переводились в основном отдельные стихи.
В 1940 году Бурятским книжным издательством был издан сборник «Избранные
стихи» М. Ю. Лермонтова. В сборник вошли следующие стихи: «На смерть поэта»,
«На севере диком стоит одиноко», «Парус»
(в переводе Ц. Галсанова), «Кинжал», «Три
пальмы», «Тамара» и «Тамань» (перевел
Д. Чернинов), «Узник» (в переводе Д. Хилтухина), «Тучки небесные, вечные странники», «И скучно и грустно» (перевод
Ш. Нимбуева), «Спор», «Утес» (в переводе
Ж. Тумунова), «Песня про царя Ивана Ва, сильевича, молодого опричника и удалого
купца Калашникова» (перевод Д. Дугаржабона), «Прощай, немытая Россия» (в переводе А. Шалаева).
В 1941 году, к столетию со дня смерти
М. Ю. Лермонтова, Бурмонгизом выпущены
г отдельными изданиями: «Герой нашего вре> мени» (в переводе Д. Чернинова), «Демон» (в переводе Д. Уртюбаева и Ч. Цыдендамбаева).
В литературном сборнике за 1941 год в
переводе Аф. Бальбурова вышли «Горные
вершины спят во тьме ночной» и «Тучки
небесные, вечные странники».
В 1951 году к стодесятилетию со дня
смерти М. Ю. Лермонтова в Бурмонгизе
вышел сборник стихов и поэм великого
русского поэта в переводе на бурятским
язык. В сборник вошли «Бородино», «Кин-

ЛЕРМОНТОВА
ЯЗЫКЕ

жал», «Три пальмы», «Завещание» («Наедине с тобою, брат»), «"/амара» (перевел
Д. Чернинов), «Два великана» (перевел
Д. Дугаров), «На смерть поэта», «Парус»,
«Казачья колыбельная песня» (перевел
Ц. Галсанов), «Облака» (перевел Ш. Нимбуев), «Утес», «Выхожу один я на дорогу»,
«Баллада («В избушке позднею порою»),
«Нет, я не Байрон, я другой», «Ветка Палестины», «Дубовый листок оторвался от
ветки родимой», «Звезда» («Вверху одна
горит звезда»), «Утро на Кавказе», «В альбом» (в переводе Г. Чимитова), «Узник»,
«Солнце», «Нищий» (в переводе Ч. Нам
жилова), «Прощай, немытая Россия» (в
переводе А. Шадаева), «Воля» (нерсиг.1
Д. Гунзынов), «1830 год», «Из Гете» (перс
вел Ц. Жимбиев), «Станцы» (перевел
X. Намсараев), «Дары Терека» (перевел
Д. Дугаржабон), поэма «Беглец» (в переводе Б. Санжина), «Демон» (перевели
Д. Уртюбаев и Ч. Цыдендамбасв).
В 1954 году в Бурмонгизе вторым изданием вышел в переводе Д. Чернижша роман
«Герой нашего времени» В галете «БурятМонголой унэн» опубликованы новые переводы стихов: «Тростник», «Родина», «Парус», «Два великана», «Кавказ».
В 1964 году поэты-переводчики проделали большую работу по ознакомлению бурят с творчеством М. Ю. Лермонтова. Переведены многие стихи поэта. Впервые зазвучал на бурятском языке «Кавказский
пленник» в переводе Ч. Намжилова.
И. МАДАСОН, сотрудник БКНИИ.

153

КОРОТКИЕ РАССКАЗЫ

Барадий МУНГОНОВ

НЕУДАЧЛИВАЯ ОСЕНЬ
/^ТАРЫЙ охотник много дней бродил по
^> тайге в поисках добычи, но ничего не
добыл. За всю его долгую жизнь у него
ни разу не было такой невезучей осени.
Съестные припасы давно ком'ились Старик
резал на куски старую кожаную сумку и
варил из нее мутную, кисло пахнущую,
бурду. Глаза его провалились, потеряли
живой, черный блеск. Охотник был на грани голодной смерти. И он, конечно, умер
бы, если бы не было у него собаки —преданного друга в его многих охотничьих скитаниях.
Собака жалостно смотрела на своего хозяина, казалось, слезы сострадания текли
из ее глаз.
— Я хочу жить... Потому ты должна погибнуть...— пробормотал охотник, дрожащими руками вынимая из деревянных ножен острый, как бритва, блестящий нож.
Собака плотно прижалась к земле, втиснула красивую голойу меж вытянутых лап
Она вдруг поняла, что пришел ее конец, и
покорно зажмурила умные карие глаза....
Охотник остался жив.

|~1 РОШЛО три года. Старый охотник мно' 1 го дней прожил в тайге и опять ничего
не добыл. Снова догнала его неудачливая
осень. Теперь у него была другая, молодая
собака. Когда съестные припасы кончились,
по старой привычке он начал резать кожаную котомку. Глаза его потускнели. Охотник был на краю голодной смерти, и с душевной болью и состраданием
смотрел в
доверчивые глаза собаки. Перед его взором
вставали умные карие глаза той прежней
собаки, ценою смерти которой он купил
себе жизнь. И невыносимая жалость подни
малась в его груди к этой молодой, сильном,
не раз делившей с ним голод и холод трул
ных охотничьих скитаний, не раз спасавшее
хозяина из острых когтей медведя. Слезы
отчаяния потекли из старческих глаз, с п а *
ма сдавила его бегающий кадык.
Старик зажмурил повлажневшие глаза и
медленно прислонился к дереву. На колени\
охотника покоились деревянные ножны, :<
в них прятался тот блестящий, острее брш
вы. нож. Не поднималась рука, чтобы т.п.
щить его.
Охотник угасал медленной смертью... Он
не тронул своей собаки и потому не в е р н \ л
ся домой в эту неудачливую осень.

ЧЕРЕЗ БАЯН-ГОЛ
Ч Е Н Ь милый человек друг мой ДарО маев.
В эту весну он снова приехал ко

мне. И мы опять пошли бродить по горам
и лугам, встречать утренние и вечерние зори. На этот раз направились к горной речушке Баян-Гол. Идем и тихо говорим:
— Ну, как дела на твоем исследовательском поприще?— интересуюсь я.
— Отлично! Напечатал в газете большую
библиографическую статью о твоем «Упущенном счастье»,— радостно сообщает мне
Дармаев.— Как ни говори, стоящая книга!
М-да!.. Теперь все думаю: не сотворить ли
мне диссертацию?

151

— Диссертацию?
— Да. На кандидата...
В полдень мы подошли к берегу студпшм
и по-весеннему мутной речушки Баян IИ 1
Но вот беда—спутник-то мой в ботинк.1\
Что же делать?.. И тут неожиданно и р и ш ы
спасительная мысль.
— Милый мой Дармаев, зачем тебе и|ы
стужать ноги. Садись-ка лучше на сиогш
«старого мерина», и мы с тобой с ходу Ф'ф
сируем это великое водное препятстииг!
торжественно объявляю моему д р у г у , и)»
ланно подставляя ему свою широкую • ••
ну.

СОН В ГЛАЗНОЙ КЛИНИКЕ
\ 7 X, ВЕДЬМЫ, проклятые, уйдите! С
" глаз моих долой! — закричал он изо
всех сил. Но ведьмы, скопившиеся у мрачного подножья Баян-Тугата, злорадно ухмыльнулись, и их темная свора пришла в
движение. Одетые в рваные лохмотья, с высохшими скулами, с горящими глазами, они
упрямо карабкались на гору, где он нашел
последнее пристанище, и ужасающе скрипели желтыми зубами. Их было много и
все были вооружены длинными, как старинные пики, заостренными палками. Вот они
всё ближе и ближе, крадутся тихо и бес-

шумно, словно у них рысьи ноги. Вот они
почти вплотную подошли к нему и устави
лись на него тупыми красными глазами.
Подняли свои острые палки, норовя нанес
ти ему удар прямо в больные глаза. Ему
стало страшно. «Какая подлость!
Даже
здесь не дают покоя»,— подумал он
в
сердцах и по-щенячьи, истошно-мучительно
заскулил. И... проснулся.
Соседи по палате, подняв головы с подушек, испуганно смотрели на него. Был послеобеденный, мертвый час. В коридоре
слышались тихие шаги медсестры.
С бурятского перевод автора.

Анатолий ЩИТОВ

Стихи о пятом
То ль в томленьи нынешнего лета
то ль в метелях прожитой зимы
из сограждан в общем неприметных
стали примечательными мы.
Стали... Друг на друга посмотрели
и министр, и боевой прораб,
и крутой вожак сельхозартели,
что умом и жилою не слаб.
Стали... Оглянулись — как случилось,
что отныне нам вершить дела,
что страна нас править научила
и права великие дала,
что отныне каждый капитаном,
к а ж д ы й у надежного руля,
и ведем мы сквозь года и страны
эти вот заводы и поля?
Мы и впрямь увидеться сумели,
школьных лет хорошие друзья —
и крутой вожак сельхозартели,
и министр, и прораб, и я.
Встретились и подняли с т а к а н ы

в холостом убежище моем.
Но случайно в окна пятый глянул -г
и тревожно стало за столом.
Он шагнул, как привиденье, в двери,
как тоска забытая, шагнул.
Усмехнулся: «Делаем карьеру?..»
И к стакану руку протянул.
А потом мы о Байкале пели,
и плескался в комнате баян.
Но мрачнел вожак сельхозартели.
«Как же так его мы проглядели!»
И смолкал министр, прораб, и я.
Виделись нам будущего годы.
утверждая правдою своей,
что ведем сквозь них мы не заводы.
а ведем мы все-таки людей.
И вставала прямо у порога
главная из тысячи тревог,
и за тех, кто может сделать много,
и за тех, кто мог бы, да не смог...

Зимним утром
Весь город словно в белом дыме,
не разглядеть, что в трех шагах,
и фонари висят, как дыни,
поблескивая на столбах.
Ах, дыни — бешеное лето
в лучах пронзительно прямых,
как далеки твои приметы
от нашей матушки-зимы!
Как далеки жара и пляжи,
и тишина над Селенгой.
Давно ветра на льдинах пляшут,
валя сугробы вперебой.
Давно буранами швыряясь,
зима гудит, берет свое.
,Ее кляну, ею терзаюсь,
и — не могу я без нее!
Без этой дьявольски упрямой,
колючей, белой кутерьмы,
без этой злой, без этой самой

гниль выжигающей зимы!
Иду по улице, по главной,
и, как характер наш, к р у т о й ,
гордясь своей, на редкость сланной,
несоглашательской зимой!
Но что одна природа значит!
Гордился ею и горжусь,
но, удивления не пряча,
я на людей сейчас г л я ж у !
Мороз — аж лопаются к а м н и ,
и птицы гибнут на лету,
дома — з а х л о п ы в а ю т станки,
а люди п е с т и к и идут!
С улыбкой уши потирая,
з а к у р и в а я ма ходу,
они спокойно ждут трамвая,
газеты не спеша читают,
и, как и Крыму, свиданий ждут!

СТРАНИЧКА СПОРТСМЕНА

МАТЧИ СИЛЬНЕЙШИХ
Заметки с финала личного первенства СССР
по боксу 1964 года

Д

АВНО закончены встречи сильнейших
боксеров Союза, проходившие с 25 по
29 июля в Хабаровске, но до сих пор живы в памяти и напряженная, действительно предолимпийская обстановка соревнований, и те интереснейшие, захватывающие
бои, каких, честно говоря, я не видел даже
на первенстве Европы 1963 года. Кстати, европейский чемпион в весе «пера» Станислав Степашкин так отозвался о «хабаровском» чемпионате: «Первенство Союза это
не первенство Европы. Здесь в каждом бою
приходится быть предельно внимательным
и четким, чтобы до спуска флага не оказаться в числе зрителей».
Всего в Хабаровск приезжало 80 боксеров, по восемь в каждой весовой категории. Эта восьмерка составилась из четырех призеров прошлогоднего
первенства
страны и четырех победителей нынешних
зональных соревнований в Алма-Ате, Минске, Новосибирске и Тбилиси.
Надо отметить характерную особенность
хабаровского финала. Он проводился без
«рассеивания» сильнейших боксеров, поэтому в любом из пяти дней соревнований
можно было наблюдать
захватывающие,
часто неожиданные по остроте, поединки.
Мне хочется рассказать о двух из них, на
мой взгляд, наиболее ярко продемонстрировавших советскую школу бокса.

КлассиК и импровизатор
РИТЕЛИ с нетерпением ждали появЗ ления
на ринге первой полуфинальной

пары в весе до 71 килограмма. Противником двукратного чемпиона Европы Бориса
Лагутина должен был быть чемпион третьей спартакиады народов СССР молодой
талантливый боксер Виктор Агеев. Интриговало и то, что Лагутин и Агеев встречались впервые.
Когда прозвучал гонг, даже участники полуфинала стали зрителями! В напряженной
тишине зала слышались легкие шаги боксеров и четкие, сухие щелчки перчаток. На
ринге встретились два ярких таланта, еще
не прояснившие своих отношений.
Первый раунд с минимальным преимуществом выигрывает Агеев. Боксеры работают осторожно на максимальном внимании. Один неверный шаг, малейшая ошибка
и судьба боя решена. Оба бойца обладают
сильным нокаутирующим ударом. Виктор
работает в своей обычной манере—открытая
стойка, обманные удары, легкое передвижение по рингу — все это импонирует зри-

156

Б( КУРОЧКИН.

телю и вызывает гром аплодисментов п|»каждом удачном исполнении его к о м б и и .
ций. Борис Лагутин работает в собран
стойке. Его внимательный взгляд с т а р , м - 1 .
отыскать едва заметную брешь в о 6 о [ " > '
противника, неточность в действиях, . ь
ему удается лишь в середине второго [ > а \ •
да и он проводит несколько р е з у л ь т а т и ш и '
ударов, но к концу раунда Виктор срапп
вает счет. Раунд ничейный.
В третьем раунде Лагутин добивастсч и>
ревеса. Его действия становятся болгг .,,
тивными. Темп боя, его напряженное-! I. /п>,
тигают апогея. Всем ясно, что исход п<ч р.
чи теперь зависит от «концовки». По к т
Раунд за Борисом. Рефери долго >к:кч г
шения судей, чтобы поднять руку поьг.п,
теля. В напряженном ожидании, к<лп|,,..
кажется, длится вот уже час, Виктор и |.
рис не в силах скрыть своего волнении < >т.
переминаются с ноги на ногу, с м о ф ш п°
сторонам. Зал настороженно гудит. I I м и г •
в установившейся тишине раздллси шч,*
комментатора: «По очкам победил 1.н I
женный мастер спорта Борис Лагу»'"

Финал первенства „чира"

Я

ПОСТАВИЛ кавычки и задумался. Скорее всего они не нужны. Оба соперника, о которых я поведу разговор, действительно сильнейшие боксеры мира в любительском боксе. Это Олег Григорьев— чемпион Олимпийских игп 1960 года в весе до
54 кг и Сергей Сивко.
>' Не так давно Сивко, перейдя в эту категорию, убедительно выиграл у итальянца
Дзампарини, бывшего противника Олега
Григорьева в финальном бою на Римской
яимпиаде, и это придало их встрече особую
троту. Между собой они встретились в
:етвертый раз. Три раза Олег с минималь:ым преимуществом выигрывал у Сергеи.
"!о тогда он был гораздо моложе. Сейчас
му уже 26 лет, а Сергею только 23—самая
юртиВ'Ная зрелость.
Как только прозвучал гонг, Сергей реши:ьно двинулся на Олега, сразу же пуская
ход свою тяжелую артиллерию—редкий
силе удар и несгибаемую волю. Правая
'лега Григорьева тоже, как говорят боксе'Ы, не подарок. Поэтому развязка могла
роизойти в любое мгновение.
Все три раунда Сивко упорно рвался к
победе, обрушивая на Олега молниеносные
серии ударов. Маневрируя и умно защищаясь, Григорьев искусно «вливал» в град ударов Сергея свои точные и не менее быстрые
<хлысты». Так продолжалось все три раунда. Боксеры показали отличную спортивную
форму, свой «железный» характер. «Это
действительно «ассы»,—признала
восторженная публика и члены жюри,—они могут
оба с честью представить команду СССР
В Токио».
В этом бою победил Олег Григорьев, но
верится, что молодость и задор Сергея Сивко еще покажут себя.
; Болельщиков Сибири и, особенно Бурятии, интересует судьба одного из сильней:
шх боксеров страны Виллингтона Бараникова. Читатели «Байкала» уже знают из
что в Хабаровске Виллингтону не
'везло.

ДОСАДИЛИ
ПЫКС.'Ы

СП)

О Л у Ч Я Й И 1 К * 1 1| п
III

М И Г .' 1 . 1

|||" I

(М'рмпм
:• •

/КГ Гн
11.1

111.1

атакуя, великолепно .чащшцанп., он п.гпп I
переиграл своего протшшик.1, мастери сип)
та москвича Плотников:], но, ш'ожил.шн
для себя и для зрителей, соперник р.чссск
ему бровь. Ввиду невозможности продол
жать бой явный победитель пожал руку
своему сопернику.
Итак, право называться первой перчаткой
страны получили (в порядке весовых кате
горни) — С. Сорокин (ЦСКА, Москва), егч
одноклубники О. Григорьев и С. Степан!
кин, Г. Кокошкин (ЦСКА, Л е н и н г р а д ) .
В. Каримов («Трудовые резервы», А л м а Ата), Р. Тамулис («Жальгирис», К а у н а с ) .
Б. Лагутин («Спартак», Москва), В. Попенченко («Динамо», Ленинград), А. Киселев (ЦСКА, Москва), А. Изосимов (ЦСКА,
Ростов).
Однако, говорить о тех, кто поедет в
Токио, еще рано. Наши спортсмены сейчас
на олимпийских сборах, и каждый боксер
из состава сборной страны горит желанней
вознаградить терпение своих верных болельщиков, и, вырвавшись из плена спортивных неудач, достойно представить советский бокс на Токийской олимпиаде.
К Токийской олимпиаде хорошо подготовились и наши основные соперники — американцы, поляки и итальянцы. Нельзя снимать
с чаши весов и боксероз Японии, Южной
Корея и ряда других стран, боксеры кото
рых, в отдельных весовых категориях, могут
принести нам немало хлопот. Но хабаровский чемпионат показал, что наши ребята
вполне готовы к напряженным боям на р н н
ге в Токио.
Борис К У Р О Ч К И Н,
мастер спорта по боксу,
член сборной СССР.

НАШ КАЛЕНДАРЬ

ДАМБА ДАШИНИМАЕВ
(К 60-летию со дня рождения)
1 *7 ОКТЯБРЯ 1964 года исполняется шестидесятилетие >
•"• ' дня рождения бурятского писателя Дамбы Дашинпмап-...
Творчество его сыграло большую роль в развитии бурятском
советской литературы, особенно в р а н н и х ее этапах, коп
молодая поэзия и проза формировались как литературпы••
жанры.
Дамба Дашинимаев — писатель разносторонних дарон.|
пни — оставил значительное литературное наследие: стим
песни, поэмы, очерки, рассказы, фельетоны, переводы проп
ведений русских и советских поэтов и повесть «Сэндэма»
Один из ведущих поэтов двадцатых и тридцатых год»
Дамба Дашинимаев, вошел в историю бурятской советски
литературы прежде всего как новатор, раздвинувший по
можности бурятского стиха и в области тематики, и в обл.
сти образно-изобразительных средств. Поистине феномена, и
пыми были для своего времени его творческие опыты по нпг I
рению в бурятское стихосложение основных принципов метрической или, как у с т а и ш
„••.?но называть в наши дни, силлабо-метрической системы.
Дамба Д а ш и н и м а е в , сын простого скотовода из улуса Жаргалантуй Селенгипскп
то аймака Бурятской АССР. Стихи его начали печататься на страницах республик.и
ских газет и ж у р н а л о в с 1926 года. Поэзия Д. Дашинимасва отличалась п о л н ы м '
с.кой заостренностью и злободневностью. Так, в стихотворении «Ленин нугшэ(><
«Ленин умер» (1926 г.) он стремится воссоздать светлый образ вождя народа, вон |ч
тающего пафос нового, социалистического общества, идеал нового человека.
О чем бы ни писал поэт — везде слышен голос пламенного борца и агитатора
I овую жизнь. Дамба Дашинимаев является первооткрывателем многих совреме
.1
тем бурятской поэзии.
Не все стихи поэта равноценны по своему идейно-художественному уровню I
это и понятно. Он ведь пришел в литературу простым улусным парнем, з н а к о м ы м
родным фольклором и дореволюционной литературой. Большую писательскую, проф.
(.печальную школу прошел он за годы Советской власти, будучи уже взрослым че.ш
иском.
Сначала Дамбы Дашинимаев писал стихи, как и все бурятские поэты того и|»
мели, в духе старой улигерной системы стихосложения. Но его не удовлетворяла I , ' .
лициониая форма стихов-. Он ищет долго и упорно. Изучает поэзию других наро п и
более развитой письменной традицией. Переводит стихи Пушкина, Крылова, Л е р м '
юва, Горького, Маяковского. При этом стремится сохранить не только содо^ж.-мш
но и форму стиха. И вот, наконец, находит ту форму, тот ритмо-мелодическ! I п р и
!ч;п, который, по его мнению, наиболее подходит для природы бурятского я з ы к . , и <
хосложення. Это — силлабо-метрический принцип, построенный на закономерном
реновации долгих п к р а т к и х слогов. По этому принципу н а п и с а н о и першие и-пм
других языков немало стихов. Среди них такие, как «Тойон» («Свет»), «Туг» I ь
м я » ) , «Урапбиир» («Кисть х у д о ж н и к а » ) и другие, ставшие хрестоматийными
Интересные опыты Д. Дашннимаева по обновлению ритмико-мелодической > ч ' > '
| \ р ы б у р я т с к и х стихов были поддержаны до войны поэтами Ц. Галсановым п Ч I I
декдамбаевым («Нимбу» п «Сэсэгхэн» — «Цветик»). Но они, к сожалению, ш р . п п г ,
лись опытами. Представляется, что силлабо-метрическая система, открытая Д. Л.пи
шгмаезым, имеет большую будущность на почве бурятского стихосложения.
Дамбе Дашинимаеву — талантливому новатору, не удалось з а в е р ш и т ь сит
1М по реформации бурятских стихов. В расцвете творческих сил он стал ж с р п ю п н|
извола культа личности Сталина в 1937 году, в возрасте тридцати трех лет.
Стихи Дамбы Дашннимаева еще ждут своих переводчиков. Ниже п у о . т к \ '
е г о сказка, единственный экземпляр которой х р а н и т с я в библиотеке и м е н и Л е п и м
Г.
158

ТУДГ.МПН

ВОЛК В МЕШКЕ
в степи паслась отара. Вдруг
Д АЛЕКО
одна Овца отделилась от стада: очень

ей охота было поласкать своего ягненка,
такого маленького, курчавого и беспомс)цного. Всего-то неделя, как появился он на
белый свет.
Она бежала, долго-долго бежала, устала совсем и захотелось ей пить. Остановилась и смотрит — где бы найти хоть маленький ручеек.
Кругом тишина, только слышно, как
где-то в соседней роще кукушка кукует.
Кукует так монотонно и грустно, что Овца пуще прежнего затосковала по своему
ягненку.
И тут она вспомнила: в роще должен
быть источник, такой чистый и студеный.
Медленно бредет она к той роще. Подходит,— а там такая красота, что Овца застыла от удивления, как вкопанная. Деревья раскинули пушистые зеленые ветви,
а на них птички сидят. И маленькие и
большие. Беленькие и черные, серенькие и
пестрые... И все они поют. Поют так красиво, что дни и ночи стоять бы здесь да
все слушать. Но нестерпимая жажда не
дает покоя.
Осторожно пробирается Овца через густые заросли, туда, где должен быть источник. (Прислушиваясь и
оглядываясь,
идет она по роще, а у самой ноженьки
дрожат: боится как бы откуда-нибудь не
выскочил серый Волк. А это немудрено: в
такой густой роще, где разлапистые ветви
наглухо закрычают солнце, и в двух шагах не заметишь его.
Но вот, наконец, поляна, а там и ключ
бьет. Овца припала к студеной воде, напилась досыта. А теперь можно на степном приволье немного пощипать травы, а
затем — домой. К ягненку!
Вдруг видит она на маленькой поляне,
под большим деревом, стоит мешок. Обыкновенный мешок из толстой просушенной
бычьей кожи. «В таких люди обычно хранят зерно, овес, муку»,— подумала Овца и
понюхала мешок. «Тьфу, как противно
пахнет!» — Овца отпрянула. Стало страшно. Но любопытство взяло вверх и, расхрабрившись, она топнула несколько рал
по мешку. Оттуда
раздался жалобный
стон: «Аа-ёо-юу-уу». Мурашки побежали
по спине бедной Овцы. «Кто-то тут запрятан»,— решила она, и ей очень захотелось
узнать, что в этом мешке.
— Кто тут? Как ты очутился в этом
мешке?— спросила Овца
не очень твердым голосом.
В ответ — ни звука. Странно. Это спи1
больше настораживает Овцу- Но разве уйдешь, не узнав обо всем. И она снова
спрашивает как можно громче и сердито'
— Что же ты молчишь? Как ты забрался в этот мешок?
Внутри что-то зашевелилось, засопело:
— Подлые люди с в я з а л и м е н я . Сколько

дней лежу здесь. Весь измучился, изголодался, о-ох...
— Бе-бе-бедный! — заблеяла
Овца, и
так расчувствовалась, что слезы потекли V
нее из глаз. — А кто ты?
— Я бродяга Хухэ-Убгэн,— ответили из
мешка, и оттуда послышались глухие рыдания. «Какой такой бродяга Хухэ-Убгэн?» — подумала Овца и сказала:
— Жалко мне тебя, помогла бы да не
знаю — как.
Она уже собралась бросить мешок и ияти домой, как тот же голос остановил ее.
— Ой, не оставляй меня в беде. Как от
тебя вкусно пахнет. Кто ты такая?
— Я — Овца,— сказала она Доверчиво
— Ах, это ты! — раздался льстивый г о лос. — Овца? Знаю,
знаю, приходилось
мне водиться с твоими сестричками. И гы
мне знакома.
Овца очень обрадовалась: ее знают везде в округе.
А из мешка спросили:
— Куда же ты направилась?
— Иду домой, хочу покормить своею
ягненка. Он ведь такой маленький, курчавый и беспомощный.
— И я шел к своим детишкам, да вот
случилась беда,— доносятся из мешка жалобные всхлипывания.
Овца подходит ближе, нежным голосом
говорит:
— Каждому дорого свое дитя.
Из мешка уже слышится громкий плач:
— У меня дома целых пятеро ребятишек, голодные сидят. А я здесь лежу и помогу покормить их.
— Как мне жаль тебя. Но что я могу
сделать?
— О, ты можешь, ты можешь спасти
меня, спутница моя по несчастью. Спаси
же,— умоляет ее голос из мешка.
— Да как же я тебя спасу? — с дрожью
спрашивает она.
— Только узелок р а з в я ж и . Л нылезу я
сам.
Овца дотрагивается до м е ш к а , но и нос
ударяет дьявольский запах. Они и у ж а с е
отпрянула назад и, придя и себя, г о в о р и к
— Ой, как крепко з а в ж а н учелок, н и к а к
не могу развязать.
— Потрудись, развяжи, спаси детишек
моих,— слышится тот же жалобный стон.
Ей вспомнился ягненок. Манерное, плачет он, бедный, проголодался, как и ребятишки ЭТОГО бродяги, 1.-ШЧ м:::;..(., н МСШке. Надо спасти Хух^-Убгэна. Если бы
только не этот запах ужасный... Овца зат ы к а е т нос Ц1.1Г.1Ч1, з а к р ы в а е т глаза и смело берется за дело. .Чубами зацепила она
злосчастный узелок, с л е г к а ослабила его,
но бродяга Х у х э - У < н э н и нетерпении напирает изнутри, узелок еще крепче прежнею затягивается.
— Потерпи, не ворочайся,— говорит ему

159

Овца. — А то шевельнулся, и узелок затянулся.
А запах такой, что трава в носу не спасает, нет больше сил терпеть его. И Овца
снова отпрянула прочь.
Отдышавшись, она опять зацепила зубами конец узелка, с силой _ рванула его
на себя. Мешок раскрылся, и' бродяга Хухэ-Убгэн выскочил на волю. Ой, какой он
страшный. Овца отшатнулась и бросилась,
что есть мочи бежать. Но долго бежать
не пришлось: кто-то перепрыгнул через нее
и преградил ей путь. Волк! Настоящий серый Волк! И голодный, ребра
видать.
«Ам-ам!» — щелкнул он зубами. Рванулась
Овца в сторону, хотела ускользнуть. Но
куда там! Серый опять загородил ей дорогу.
— Чего ты меня не пускаешь? — стуча
от страха зубами, еле ворочает языком
Овца. — Пусти меня, дома ждет мой ягненок.
— 9,
нет,— отвечает
Волк,— я тебя
съем! Не видишь, какой я голодный. Съем
тебя и твоего ягненка!
— Но ведь я тебя спасла, помогла вылезти из мешка.
— Ам-ам! — стукнул зубами
Волк. —
Глупая ты, потому и выпустила меня на
волю.
— Пусть глупая,
но я спасла тебе
жнзнь. А ты, неблагодарный, хочешь меня съесть.
— Некогда мне с тобой болтать! — заревел Волк и шагнул к Овце.
Внезапно, как гром среди ясного неба,
послышался чей-то решительный голос:
— А ну, стой, серый Волк!
Из чащи выскочил какой-то зверь чуть
меньше Волка, а хвост большой, пушистый.
— Это кто же ты такой? Неужто сын
серого Волка? — спрашивает в недоумении Овца.
Зверь стал на задние лапы и вежливо
отрекомендовался:
— Нет, я не сын Волка. Я — всемогущий судья в царстве зверей — Лиса.
Волк забегал вокруг нее, недовольно завыл: «Ау-ау».
— Ты, кум, пожалуйста, так не вой,—
сказала Лиса и обратилась к Овце: —
Подойди-ка поближе, объясни, что тут
происходит.
Пожаловалась овца:
— Он лежал тут, завязанный в мешке.
Я спасла его, развязала узелок, выпустила
из мешка. А он меня хочет съесть.
— А зачем
выпустила? — спрашивает
Лиса.
— Глупая, потому и выпустила,— отвечает за нее Волк.
Лиса посмотрела хитровато на Серого,
перекинула пушистый хвост справа налево и говорит:
— А тебя, Серый, не спрашивают.
Овца взмолилась:
— Ой, прикажите ему, чтобы он меня
не ел, я же спасла его от верной гибели.
Лиса перекидывает хвост — теперь уже
слева направо — и спрашивает Волка:

— Верно, что ты, Серый, лежал тут, завязанный в мешке?
— Верно,— подтверждает Волк.
— И что Овца выпустила тебя из мешка, тоже верно?
— Вер^о/— отвечает
Волк.— Глупая
она, потому и выпустила.
— Ну, если так, ты, Серый, волен поступать с ней по своему усмотрению,— говорит Лиса, плутовато сощурив глаза.
Обрадованный Волк подскакивает к Овце, готовый наброситься на нее.
— Не спеши,— останавливает его Лиса
и, перекидывает хвост справа налево.—
Все равно овечка от тебя не уйдет.
«Ох горе-горе! Видно, не избежать мне
гибели»,—думает Овца и громко плачет.
— А я не верю, что ты лежал в мешке,— говорит Лиса,— Показывай мешок.
Где он; мешок-то?
— Да вон там, под деревом.
— Тащи, посмотрим.
Волк притащил мешок.
— Ты в нем лежал? — прикидывается
Лиса.
— Да, в нем.
Обрадовавшаяся было Овца, робко обращается к Лисе:
— Позвольте мне домой, ягненочек мой
дома голодный сидит.
— Что мне до твоего голодного ягненка, тут Волк голодный, не видишь? Хочет вкусно пообедать,— говорит Лиса и
спрашивает:
— Слушай-ка, Серый, неужели ты вместился в этот мешок? Трудно в это поверить.
— Вместился,— лебезит перед Лисой
Волк. — Честное слово, вместился.
— Не верю,— качает головой Лиса.— Я
готова поспорить с тобой, Серый, что ты
никак не вместишься в него.
— Ей богу, вмещусь! А если не вмещусь, то бери себе овечку и съешь ее сама.
Лиса приняла серьезный вид и говорит:
— А ну, докажи.
Волк сперва засунул голову в мешок,
затем протиснул все туловище, а ноги все
равно снаружи торчат.
Смеется Лиса:
— А ноги-то... Я ведь говорила — не
вместишься.
— Сейчас уберу, вот увидишь,— отвечает Волк, и через миг и ног уже не видно.
— А хвост-то? Все равно видать,— хихикает Лиса.
— Помоги,— просит Волк. — Затолкайка его сама.
Наклонившись, Лиса
тужится, будто
никак не может запрятать хвост Волка, а
сама тем временем крепко-накрепко завчзывает узелок мешка. И,
обернувшись,
торжественно говорит Овце:
— Ну, как, хитра я, или нет?
А Овцы-то и след уже простыл. Из мешка же слышится стон:
— Выпусти меня, кума...
— Глупый ты. Серый. Залез туда и лежи себе на здоровье,— рассмеялась Лиса
и убежала в лесную чащу.
Перевел с бурятского Ц.-Б. БАДМАЕВ.