Байкал 05 - Данилов И.Н.

Гао Синцзянь. Четыре акта уик-энда. Пьес

Вишну Бахадур Сингха. Пора заняться политико

Мадху Кришна Ӹреста. Гималаи - моё отражени

О. Копылов. По интернету о сущности любв

П. Мананников.Семейские посиделки. Рассказ

$В. Бараев. ALMAMATER: \$

В. Харитонов. К вопросу о месте и времени рождения Алексея Старцева

$В. Бараев. ALMAMATER: \$

Автор: Данилов И.Н.

Теги: язык языкознание лингвистика литература художественная литература поэзия проза очерки публицистика хроника журнал байкал золотой фонд прессы

Год: 2008

Похожие

Текст

Подписаться на журналы
«Байкал» и «Байгал»
можно в любом
почтовом отделении.
Индексы:
«Байкал» - 78408,
«Байгал» - 78407

Литературно-художественный
и общественно-политический журнал

2008 №5
Гао СИНЦЗЯНЬ
ЧЕТЫРЕ АКТА УИК-ЭНДА
ПОЭЗИЯ НЕПАЛА
Олег КОПЫТОВ
ПО ИНТЕРНЕТУ
О СУЩНОСТИ ЛЮБВИ
Владимир СКИФ
РУССКИЙ КРЕСТ
Николай ХОСОМОЕВ
РОДОВОЕ ПОЛЕ
Артем ИВАНОВ
ТО ЕСТЬ – ПОВЕСТЬ
Интервью
с Марией АРБАТОВОЙ
Лариса НИКОЛАЕВА
НОВЫЙ БРОНЗОВЫЙ
ВЕК

Фото Виктора Зуева

Литературно-художественный
и общественно-политический журнал

Фото Виктора Зуева

Непал
Фото Виктора Зуева

Катманду. Дворцовая площадь

Бхактапур

Храм с колоннами

Непал
Фото Виктора Зуева

Катманду. Дворцовая площадь

Бхактапур

Храм с колоннами

УДК 89
ББК 84(2Рос=Буря)я5

Главный редактор И.Н. Данилов
Ответственный секретарь Б.Л. Аюшеев
Редактор Н.Н. Ильина
Верстка В.Л. Франтиков
Коммерческий директор С.С. Баторов
Отдел сбыта В.И. Хамосов

В оформлении обложки использована картина
Андрея Банзаракцаева «Мыс Бурхан»

Редакция знакомится с письмами читателей, не вступая в переписку.
Рукописи не рецензируются и не возвращаются.
За достоверность фактов несут ответственность авторы статей.
Их мнения могут не совпадать с мнением редакции.

Б 183
ГП "Соёл-культура"

ДРАМАТУРГИЯ
Гао СИНЦЗЯНЬ
Оао

Китайский прозаик, драматург, переводчик, критик Гао Синцзянь родился 4 января 1940 года в живописном городке Ханьчжоу (близ Шанхая), который в то время
находился под японской оккупацией. Его отец был банкиром, мать - актрисой, что
впоследствии, при власти Мао Цзэдуна, негативно отразилось на судьбе будущего
классика китайской литературы.
В детстве пережил японскую оккупацию, в 1962-м окончил французское отделение Института иностранных языков в Пекине, рано начал писать, но был вынужден
сжечь все рукописи во время «культурной революции», когда был отправлен на перевоспитание в трудовой лагерь.
До 1979 года, когда в Китае был провозглашен курс реформ, Гао было запрещено
публиковать свои книги и без «особого разрешения» покидать родной город. Только
после прихода к власти Дэн Сяопина некоторые реформистски настроенные театры
решаются поставить ряд пьес Гао Синцзяня. В это же время кое-кто из его почитателей стал величать Гао «китайским Солженицыным». Только в отличие от российского
собрата по перу Гао Синцзянь в своих произведениях не описывал ужасы китайского
ГУЛАГа, которые сполна испытал. Он, в основном, рассказывал о тяготах и невзгодах
«маленького человека» из той или иной китайской провинции.
Так или иначе, но «оттепель» в отношении Гао Синцзяня и его произведений со
стороны китайских властей длилась недолго - в середине 80-х все его книги, включая
наиболее известную из них - «Гора духов», были запрещены, а он сам вновь подвергся
политическому преследованию.
В 1981-м вышла его первая книга «Некоторые размышления об искусстве современной прозы», а в 1982-м состоялся театральный дебют - постановка в пекинском Театре
народного искусства пьесы «Сигнал тревоги». Вторая пьеса, «Автобусная остановка»
(1983), была осуждена как идеологически вредная (в драматургии Гао Синцзянь вдохновлялся эстетикой Беккета и Арто), а третья, «Другой берег» (1986), и вовсе была запрещена; более того, чтобы избежать репрессий, Гао скрывался в лесах и горах провинции Сычуань, за десять месяцев одолев путь от истоков Янцзы до ее устья.
В 1987 году Пекин отправил Гао Синцзяня в «почетную эмиграцию», а спустя
два года, после трагических событий на площади Тяньаньмэнь, лишил его китайского гражданства. Все его произведения были объявлены в КНР «контрреволюционной
пропагандой». Покинув Китай, поселился в Париже (впоследствии получив французское гражданство) для того, чтобы иметь возможность свободно и без ограничений
выражать свои идеи, причем из рядов коммунистической партии он вышел только в
1989-м после известных событий на площади Тяньаньмэнь.

мО
И
РО
3
53
^
О

Гао Синцзянь получил три литературные премии во Франции и Бельгии, причем
не только как прозаик и драматург, но и прекрасный каллиграф, а также одаренный
художник, рисующий в национальном стиле «го-хуа». Считается одним из основоположников новой китайской литературы.
Вершина творчества Гао Синцзяня - большой (около 800 страниц) роман «Гора духов».
Гао Синцзянь - первый китайский писатель, удостоенный Нобелевской премии по
литературе за «произведения вселенского значения», которые «открывают новые пути
перед китайской прозой и драматургией».

От переводчика:
^

5?
Л,
^
^
<3
О
<!
щ
&
^_
Ы

Памяти Геннадия Баторовича Дагданоеа
С доктором филологических наук и профессором Геннадием БаторовичеМ
Дагдановым (1948-2002) меня связывала до.тгая и добрая дружба. Мы оба окончили китайское отделение восточного факультета Ленинградского госуниверситета, в одно время были на стажировке в Китае: он - в качестве стажераисследователя, я - как студент-практикан'т. После окончания университета я
занялась исследованием тибетских проблем, и Геннадий Баторович, как добрый
друг и наставник, не раз сетовал на то, что я забросила китаистику. В 2001 г. он
предложил мне попробовать заняться художественными переводами. Сначала он
дал мне на перевод несколько эссе современных китайских писателей. Позже мы
попросили нашего друга китаиста Алексея Амагаева, проходившего в то время
стажировку на Тайване, разыскать для нас книги лауреата Нобелевской премии
писателя и драматурга Гао Синцзяня. У Геннадия Баторовича оказался большой
роман «Евангелие от одного человека», а в моем распоряжении - небольшая пьеса
писателя. В январе 2002 г. Геннадий Баторович ушел из жизни. Для нас, друзей
и учеников, это стало невосполнимой и горькой утратой. Пьесу Гао Синцзяня я
перевела, но без дружеской помощи Геннадия Баторовича не знала, где ее можно
издать, не с кем было посоветоваться насчет перевода и значимости самой пьесы. Так пьеса пролежала без движения шесть лет. 4 июня этого года Геннадию
Баторовичу исполнилось бы 60 лет. Я очень рада появившейся возможности опубликовать пьесу на страницах нашего журнала Байкал в честь 60-летия замечательного человека, друга и наставника.
Ирина Гарри

ЧЕТЫРЕ АКТА УИК-ЭНДА
Пьеса

Предисловие
1. Это пьеса для чтения вслух, для радио или постановки на сцене. Игру, стихи
и повествование нужно смешать воедино, конечно, можно сопроводить и музыкой.
2. Во время постановки четыре действующих лица, за исключением отдыха во
время игры, находятся от начала до конца на сцене, как будто во время танцевальной
вечеринки в четыре акта.
. 21юито 51 2Ноп§:ои. Тшре!: 1МЫп% РиЬИ$Ып% Сотрапу, 2001.
> Перевод с китайского Ирины Гарри

3. Четыре персонажа означают четыре разных подхода. В разных сценах с одним
и тем же сюжетом режиссер распределяет и меняет план, или меняет положение персонажей на сцене, или распределяет положение действующих лиц в обратном направлении.
4. Во время монолога, диалога, разговора трех или четырех персонажей трем разным лицам: мне, тебе, ему (ей) надо прибавить различий, это придаст игре актеров
новые возможности: актер может играть роль (во время слов от первого лица), может
также не играть роль (во время слов от третьего лица), а также может исполнять эту
роль в образе видения другой роли (во время слов от второго лица), таким образом
образуется больший выбор, так или иначе, режиссер должен осуществить единое планирование.
5. Актеру, даже если он сможет отлично справляться со словами роли от трех разных лиц, будет нетрудно установить отношение к собственной роли и к другим ролям
в качестве посредника. Во время исполнения роли от второго лица (ты), актер может
держаться позиции нейтрального актера, или обращаться к исполняемой самим роли,
или непосредственно обращаться к зрителям; во время исполнения роли от третьего
лица (он, она) актер может с позиции нейтрального актера демонстрировать зрителям
исполняемую им роль, также может с позиции нейтрального актера показывать исполняемую роль своему партнеру по пьесе.
6. Эта пьеса не берет во внимание логику и временную последовательность сюжетной канвы, изменения в настроении игры следуют по сюжету. Во время репетиции
нелишне задать соответствующий ритм для каждой сцены, что является еще более
важным, чем другие сценические приемы.
7. В этой пьесе из-за того, что реальность и фантазии, воспоминания и сны, размышления и изложение непрерывно меняются, в проекте сцены нелегко использовать
реалистические декорации. В пространстве и декорациях для пьесы можно использовать необходимые для действия двери, столы и стулья в различных комбинациях, организовать смену и отключение света. Одежду актеров и бутафорию1 можно менять за
дверями, не следует сходить со сцены, ритм пьесы может стать более напряженным.

Начало лета: сезон вишни.
Уик-энд, деревня в сельской местности, старый дом.
Ань - ленивая, расслабленная женщина.
Лао Бэй - художник преклонного возраста.
Сиси - кокетливая молодая девушка.
Да - писатель среднего возраста, не знающий, о чем еще можно написать.

Первый акт из четырех
Лао Бэй. В тот день после обеда ты был с ней в саду, лучи заходящего солнца были
прекрасны. Она говорила. Она обожала придираться к словам. Если ты говорил, что
лучи солнца догорают, она тут же говорила что-нибудь другое. Поправлять тебя уже
стало ее любимой привычкой. Она ничего не делала, целыми днями слонялась с книгой, а потом вываливала на тебя вычитанные из книги слова. Она хотела писать книги,
а если женщина хочет писать - она садится и пишет. Только дело в том, что она только
хотела писать, а не писать по-настоящему. Попробовали бы вы целыми днями находиться с женщиной, которая хочет писать! Ей хочется, чтобы ты все с ней обсуждал
и при этом еще старался угодить, ей же до тебя нет дела. Женский характер, что нрав
властелина неба. Стоит возразить ей - она меняется в лице. Так вот: в тот день после
обеда ты был с ней в саду, и лучи солнца были действительно прекрасны.
Ань. Лучи солнца догорают.
Лао Бэй. И нет войны!
Ань. Что?

„с
^
от.
СЗ
§
^
О
2

Ц]
^
!л
5
^
<1
<1

<
щ
И
^_
Щ

^
И
оо.
и
^
^
О

Ты говоришь, что сказал, что нет войны, что в этом такого? Но она уже нахмурила
брови, тебе остается только примирительно улыбнуться. Как бы то ни было, она попрежнему моложава и изящна. А если вернуть еще лет 20, то нечего и говорить. От
тебя же осталось только давно уже обрюзгшее лицо. Однако, возвращаясь к сказанному: женщина, которая все еще считается хоть немного привлекательной, хмурит
брови, мужчина не показывает виду; тебе остается только отвернуться, как будто ты
ничего не видел.
Звенит дверной звонок.

^
С[
=
'
>>
<^
С
<!
щ
2з
^2
И

Гости приехали! Ты идешь открывать дверь. Ты приглашаешь его провести у тебя в
деревне уик-энд. Он, естественно, говорит, что приедет с подружкой, девиц у него
хоть отбавляй, такой же ловелас, как и ты в свои годы.
Ань. Ань.
Да. Да.
Сиси. Сиси.
Лао Бэй. Меня зовите просто Лао Бэй, ведь я уже старик по сравнению с вами.
Да. Какое прекрасное солнце!
Лао Бэй. Солнце уже заходит. Ты сразу же поправляешь гостя, это, так сказать, напоминание. Невольно обернувшись, ты замечаешь, что у нее, слава богу, уже разгладились брови, улыбающееся лицо обращено, само собой, на него, а не на стоящую рядом
с ним цветущую, как ранняя весна, подругу. Эта бессердечность не лишена чрезмерности, и ты все это видишь, так как достиг уже возраста, и именно из-за возраста у
тебя есть это самое понимание.
Сиси. Какой огромный сад!
Лао Бэй. И прямиком переходит в луг, раньше здесь было поместье, можно было пасти
лошадей. А сейчас остается только показывать его молоденьким девушкам. Немного
погодя, пойдем прогуляться, раз уж приехали, забудьте обо всем, ни в чем себе не отказывайте, будьте как дома. Что-нибудь пить? Вино, чай?
Да. Какая тишина, жужжание пчел.
Лао Бэй. Здесь проходит только проселочная дорога, скоростная магистраль совсем
далеко.
Сиси. Да! Погляди, можно купаться и смотреть на сад!
Лао Бэй. Можно открыть со всех сторон стеклянные двери. С утра солнечные лучи
проникают даже в ванную комнату, вот вам и солнечная ванна, если хотите.
Сиси. А Ваша мастерская? Можно посмотреть Ваши картины?
Лао Бэй. А вон там конюшенный двор. Раз уж пришла сюда, забудь слово Вы, здесь
нет старших-младших. Чуть погодя, покажу тебе картины.
Сиси. Хорошо, Лао Бэй так Лао Бэй, класс!
Лао Бэй. А почему бы и нет? Старики стариками, а молодым надо жить на всю катушку.
Да. Здесь и правда какой-то неземной рай.
Ань. А также в доме так тихо, что если хочется писать, то никто не мешает.
Да. Ты что, тоже пишешь?
Ань. Время от времени, но пишу только от делать нечего.
Сиси. Как я вам завидую! Да, нам нужно купить дом в деревне.
Да. Совершенно верно, но неплохо было бы иметь еще и деньги.
Ань. Он был совсем недорогой, все остальное он потом спланировал и достроил сам.
Сиси. Так и с бестселлером, раз и готово?
Да. Построить три угла, или достроить еще один, добавить разных материалов, а полиция
и преступники, политические скандалы, отношения полов, иностранные жанры?
Ань. В общем говоря, секс.
Да. Ты что пишешь? Или, что собираешься писать?
Ань. Пишу только о себе и только для себя.

Да. Не думаешь издаваться? Так сказать, интимная литература?
Сиси. Да, посмотри, как свободно живут люди!
Лао Бэй. Недостает только хорошего вина! Из города на выходные приехал друг, а с
ним и прелестная молодая девушка, почему бы не выпить и расслабиться? Вечернее
солнце неописуемо прекрасно, к тому же нет войны, чего еще желать? Какую музыку
будем слушать, господа? Желательно выбирать самим. Я самый старый среди вашей
молодежной кучки. Хоть и я безумствовал в свое время, и я влюблялся в революцию.
Скажу вам откровенно, искусство прорыва или прорыв в искусстве проходили и мы.
Однако искусство, в конце концов, остается искусством, а как же революция, в нашето мирное время? Остается только радоваться, что нет болезней и несчастий! Довольно, давайте выпьем!
Сиси. О, вишня!
Лао Бэй. Самая настоящая, хочешь есть, прямо так и рви, там нет никаких удобрений.
Сиси. Я больше всего на свете люблю есть вишню.
Лао Бэй. Рви без никаких, здесь все можно. Ань, дай ей ножницы.
Сиси. Нет, я сама!
Да. Вечер начала лета.
Лао Бэй. Конец недели.
Да. Бог послал один день,
Лао Бэй. А человеку этого мало.
Да. Хорошо сидеть без дела и наслаждаться жизнью.
Лао Бэй. Если б все были как птицы, на деревьях отдыхали беспечно, ни о чем не волнуясь, как была бы прекрасна жизнь.
Да. Если бы не было землетрясений, аварий, загрязнения среды, обмана, а также безработицы, СПИДа, похищения заложников, покушений.
Лао Бэй. А также так называемых справедливости, идеалов, сочувствия и сострадания.
Да. И, раз уж начали, то морали, естественно. Как прекрасен был бы мир, а вообще, к
чему все эти нравоучения?
Лао Бэй. Итак: в это время, в этом месте - прекрасный уик-энд!
Да. Не одному богу - сады, и у людей есть свой эдем.
Лао Бэй. Еще раз! Начнем сначала. Лучи солнца прекрасны...
Ань. Солнце уже заходит.
Лао Бэй. Нет войны, ни среди народов, ни среди мужчин и женщин.
Сиси. Сколько можно: война, война, надоело, в самом деле.
Лао Бэй. Что ты будешь пить?
Сиси. Немного мартини.
Лао Бэй. Лед положить?
Сиси. Спасибо.
Да. Видел газету? Сараево...
Лао Бэй. Э, чего там только не бывает!
Ань. Можно о чем-нибудь другом?
Да. Италия, мафия взорвала...
Лао Бэй. А вот этого везде хватает.
Ань. По крайней мере, мы этого не видим.
Лао Бэй. Извини, я сказал что-то неприличное?
Сиси. Немного, ничего страшного.
Лао Бэй. Если кто хочет купаться...
Сиси. Купаться здесь в саду?
Ань. Это сооружение - его самая большая гордость.

,_С
го
—
^
^
О
^

^
^
"т*
±|

^
<!

щ
Ь
^

Лао Бэй. Нужно, однако, чтобы и девушки захотели присоединиться.
Ань. Можно о чем-нибудь более интересном!
Да. Однажды...
Сиси. Дальше!
Ань. Говори же, чего ты?
Да. Притча.
Ань. О чем?
Сиси. Совершенно ни о чем.
Ань. Ну, так что же?
Да. Притча, но без слов.
Сиси. Совсем не смешно.
Ань. Да нет, в этом что-то есть.
Сиси. Что же? Ну давай, говори!

5
,Л
^
^

Лао Бэй. Эта девушка очень милая.
Сиси. А говорят - глупая.
Лао Бэй. Кто говорит?
Сиси. Спроси у него.

^
<!
И
ЕЬ

Ань. Можно о чем-нибудь другом?
Лао Бэй. Э, какая хорошая погода,
Ань. Солнце уже заходит!
Лао Бэй. И нет войны.

н5

Да. За здоровье!
Лао Бэй. До дна, до дна!
Сиси. Можно посмотреть Вашу, извини, твою мастерскую?
Лао Бэй. Конечно, добро пожаловать.
Ань. Она такая живая.
Да. И говорит очень много, не остановишь.
Сиси. Тебе это мешает?
Лао Бэй. Вот какая теперь молодежь.
Сиси. Я так люблю картины.
Лао Бэй. А также любишь вишни?
Сиси. Когда я была маленькой, у нас во дворе было дерево... Да!
Лао Бэй. Пускай идут. Ань, как ленивая кошка, любимое занятие - пофеться на солнышке.
Ань. Тебе нравятся его картины?
Да. Видел его альбом, и музей...
Ань. Это не ответ.
Сиси. Он мне нравится сам, такой славный.
Ань. А ты хитер.
Сиси. Скорей сюда!
Да. Уже иду. Все-таки какая она прямая.
Ань. Да, действительно, очень прямая, но зато не фальшивая.
Да. Мы разве не вместе будем смотреть?
Ань. Идите, я не помню, сколько раз уж смотрела.
Сиси. Он всегда так, вечно канителится. Договорится железно о встрече, а потом забудет день!
Лао Бэй. Он договаривается, конечно, не с девушкой. Ой, извини.

Да. Может, посмотришь еще раз?
Ань. Мне нужно позаботиться об ужине.
Сиси. Я уже не обращаю на него внимания! Еще не старый, а уже с приветом.
Лао Бэй. Да, трудно жить с писателем.

Да. Мне чем-нибудь помочь?
Ань. Спасибо, все уже в духовке.
Сиси. При чем здесь писатель, у меня свои дела, к тому же я ему не секретарь.
Лао Бэй. Конечно, конечно, у всех есть дела, особенно у такой красивой девушки, как
ты.
Ань. А ты умеешь ухаживать.
Да. Проявляю галантность.

^
р:?

Сиси. Да!
Да. Иду.
Лао Бэй. Давай помогу, эту большую дверь мы открываем очень редко, обычно заходим и выходим через проход вон того домика.
Сиси. О, да здесь два этажа внутри, какой большой!
Лао Бэй. Большая и маленькая мастерские на верхнем и нижнем этажах перегорожены. Знаешь, ведь раньше здесь держали лошадей.

^
^
<

(Музыка.)

Сиси. О, вишня!
Она говорит, что, увидев вишню, всю в красных ягодах, была тронута до глубины
души. Чтобы убить время, она стала рассказывать о детстве. Говорит, что, когда
была маленькой девочкой, у них во дворе было точно такое же дерево. Мать и отец
в то время еще не развелись, у нее тоже была своя семья, а у семьи был сад. У нее
не то чтобы нет отца, только она его плохо помнит, сколько лет прошло с тех пор,
как не виделись. Только однажды, когда она выходила из дома одного мужчины
и, сбежав с лестницы, прямиком зашагала через перекресток, рядом с ней вдруг
затормозила машина, она так испугалась, что холодный пот пробил ее. В машине
сидел старик и смотрел на нее, ничего не говоря. На улице было совершенно пусто, прохожих не было, машина уехала. Тогда она вдруг и вспомнила, если бы был
отец...
Говорит, что стала искать отца, нашла его номер в телефонной книге. Она долго думала, звонить или не звонить по этому телефону?
В конце концов все-таки позвонила.
Говорит, что по телефону ответила женщина. Говорит, что та женщина все-таки записала номер ее телефона. А потом позвонил отец, они договорились встретиться
в одном кафе. Она догадалась, что лысый мужчина в углу напротив стеклянной
двери наверняка ее отец. Он был совершенно не похож на отца ее воспоминаний. Кто знает, может, образ отца, оставшийся в ее памяти, она просто придумала
сама...
Он говорил, говорит она, отец говорил, что если ей понадобятся деньги, в случае крайней необходимости она может обратиться к нему, однако, добавил при этом, что у него
самого денег мало, что он живет с этой женщиной, а также у них есть маленькая дочь.
Еще он написал ей открытку.
Говорит, что больше его не искала, больше не искала своего отца.
Лао Бэй. Какая очаровательная девочка.
Да. Да уж.

•<
щ
И

^
^
го
и

Лао Бэй. Сколько ей лет?
Да. Двадцать.
Лао Бэй. Какая молодая.
Да. Она всегда говорит, что ей двадцать.
Лао Бэй. Все равно хороший возраст. Еще учится?
Да. То учится, то не учится, сама не знает, что делает.
Лао Бэй. Э, в этом возрасте, да еще девушка, какая разница, что делать.

„>
4
5
.^
5
^
<
О

Сиси. Извини, пожалуйста, у меня проблема.
Ань. Что такое?
Сиси. У меня не все в порядке.
Ань. Что не в порядке?
Сиси. В этом месяце у меня не было месячных!
Ань. Пойди и проверься, ведь это очень просто.
Сиси. А, может быть, я забеременела?
Ань. Ты не хочешь ребенка?
Сиси. От него не хочу.
Ань. Ты еще совсем молодая.
Сиси. А вы почему не рожаете с ним ребенка?
Ань. С ним? Он очень старый.

Сиси. Да ладно тебе!

И
ЁЬ
[_
И
V

Ань. Ты не знаешь.
Сиси. Конечно, не знаю, но на вид он очень даже энергичный, такой интересный...
Ань. У него сахарный диабет.
Лао Бэй. Она рассказала об отце, очень трогательно...
Да. У нее нет отца.
Лао Бэй. Она рассказала об открытке...
Да. И тебе рассказала?
Лао Бэй. В общем, очень трогательная история.
Да. Она всем ее рассказывает, не успеет познакомиться!
Лао Бэй. Наверное, это ее больное место, можно понять. Очень симпатичная девушка,
тебе и впрямь повезло.
Да. Повезло не повезло - трудно сказать, познакомились совершенно случайно.
Лао Бэй. Где познакомились?
Да. На вокзале.
Лао Бэй, Ну и ну!
Сиси. Если забеременела, то ведь сразу чувствуешь?
Ань. Я не рожала.
Сиси. А я так хочу иметь от него ребенка.
Ань. Это тоже очень просто.
Сиси. А если он не признает?
Ань. У тебя что - другой мужчина?
Сиси. Ну зачем ты так, я люблю только его.
Ань. А он?
Сиси. Разве это не видно?
Ань. Ну тогда женитесь и рожайте ребенка.
Сиси. А вы женаты? Э, я только спросила.
Ань. Я разведена.
Сиси. А он?
Ань. Он тоже разведен, мы не собираемся опять жениться.
Лао Бэй. Никогда бы не подумал, что вокзал - такое неплохое место.
Да. Если быть точным, то это был привокзальный бар.

Лао Бэй. А отсюда вокзал очень далеко. К тому же станция совсем маленькая, даже
бара нет. Здесь только деревенский винный магазин, в котором толпятся одни старики,
вся молодежь уехала в город искать работу.
Сиси. Он очень знаменит? Я имею в виду его картины.
Ань. Художник должен дожить до старости, не выдержишь несколько десятков лет,
никто о тебе узнает. Ты что хочешь учиться живописи?
Сиси. Да нет, просто очень нравится, то есть восхищаюсь, но не очень понимаю.
Ань. В картинах дело не в том, понимаешь ты или нет. а в том, что чувствуешь.
Сиси. Чувства у меня, конечно, есть. Например, пейзажи или люди, но у него такие
картины... Не могу сказать даже, какое ощущение, а что, может стать натурщицей?
Лао Бэй. Продолжай!
Да. О чем?
Лао Бэй. О привокзальном баре. Я как минимум лет десять там не бывал. Правда, так
и было?
Да. Ну, конечно, правда. Она подошла спросить сигарету, я дал ей. а также дал прикурить.
Лао Бэй. Совершенно естественно, молодая девушка, небольшая любезность.
Да. Она села за мой столик напротив меня.
Лао Бэй. Она тоже ждала поезд?
Да. Естественно. У нее не было часов, и она спрашивала время.
Лао Бэй. Сейчас у девушек модно не носить часов.
Да. И попали как раз в один поезд.
Лао Бэй. Привокзальный бар, люди не ждут друг друга, а ждут поезд. Почему бы и
нет!
Ань. Он хотел, чтобы ты была у него натурщицей?
Сиси. Нет, конечно!
Ань. В этом ничего такого, он постоянно пользуются услугами натурщиц.
Сиси. Он рисует и женщин.
Ань. Раньше рисовал.
Сиси. Он рисовал обнаженные натуры?
Ань. Естественно, в ранние годы, может, сейчас опять начал.
Да. Что это... Кажется, что-то горит?
Лао Бэй. А, мясо в духовке! Ань - все сгорело!
Ань. Ой, извините.
(Музыка.)

Сиси. Так нормально?
Лао Бэй. Как хочешь.
Сиси. Можно говорить?
Лао Бэй. Все, что ни пожелаешь.
Сиси. Только я не знаю, о чем говорить?
Лао Бэй. О чем хочешь, о том и говори.
Сиси. Даже не знаю, что бы такое сказать, как-то не по себе.
Лао Бэй. Все, что ты ни скажешь, очень интересно.
Сиси. Правда?
Лао Бэй. Конечно. Когда ты говорила, к примеру, о вишневом дереве, было очень трогательно.
Сиси. А, все это совсем неинтересно, мне кажется... когда ты рядом, я как будто все
еще маленькая, тебе не кажется, что я все еще инфантильная?
11

.д
Н
сз

|
5
^

.,.,<
Ч;
НН
<±^
",
22
^
<|

Лао Бэй. Мне бы очень хотелось иметь такую дочку, как ты.
Сиси. Подавать тебе картины? Быть натурщицей? Дочка, работающая у папы натурщицей?
Лао Бэй. Потому и хочется, что этого нет. Желания никогда не сбываются. Я и вправду
хочу такую, как ты, дочку.
Сиси. Если честно, то и мне хотелось бы иметь такого, как ты, папу.
Лао Бэй. Вот и мне можно иметь дочь, которая всегда подаст мне картины.

^
Ч
^
",
X
^
<
И
<3
щ
&
{_
И

Ань. Зажги, пожалуйста, свечу.
Да. Слушаюсь и повинуюсь.
Ань. Не обожги руки.
Да. Разве можно обжечься свечой?
Ань. Никто не знает, что может случиться, если не быть осторожным с зажженной
свечой.
Да. В общем-то, это правильно. И часто ты сидишь так, при свечах?
Ань. Мне нравятся свечи, особенно, когда кто-нибудь приходит разговаривать при свечах.
Да. В этом есть свое очарование, какая-то теплота, но сидеть так одному, мне кажется,
еще более одиноко. Ты не находишь?
Ань. Мне все равно. Скуки боится он, это он приглашает всех гостей.
Да. Чем человек старее, тем больше боится скуки?
Ань. Возраст здесь ни при чем.
Да. Боится, что его забудут?
Ань. Это как раз-таки его не очень беспокоит, он уже вошел в музеи.
Да. Чего же он боится?
Ань. Боится скуки.
Лао Бэй. Эти чуть-чуть приоткрытые губы, ясно различимые округлости и ребра, теплые прячущиеся тени в уголках губ, эта линия шеи и плеч, о, эти две припухлые
маленькие вишни. Твои глаза беспрестанно ощупывают ее, заставляя дрожать всем
телом. Тебе нравятся ее маленькие руки и очень тонкие пальцы.
Маленький оборотень, обнаживший белые зубки. Крылья ее носа трепещут; когда она
сглатывает слюну, жилки на шее, то поднимаются, то опускаются, шарик подпрыгивает. Тебе нравится ее гладкая кожа, эти тончайшие морщинки и нежный пух, тебе
нравится ее смех.
Тебе, конечно же, нравится, когда такая кокетливая девушка ходит взад-вперед перед
твоими глазами, заставляет тебя восхищаться, навевает мечты. Признайся, однако,
ведь не отцом ты хотел бы состоять при ней, а, без сомнения, ее мужчиной!
Да. Ну, так о чем же мы говорим?
Ань. Она говорит, что слушает.
Да. Ты говоришь, что лучше послушать, что она скажет.
Ань. Она говорит, что ей нечего рассказывать.
Да. Ты предлагаешь, что было бы неплохо поговорить о книге, которую она хочет
писать.
Ань. Она говорит, что она только хочет, но еще не писала, а ты уже написал столько
книг, если говорить о книгах, то будет лучше, послушать тебя.
Да. Ты говоришь, что как только книга написана, то ее остается только прочитать, нет
никакой нужды обсуждать ее вновь.
Ань. Не лучше ли тогда поговорить о том, что ты еще не писал, или о том, что ты пишешь сейчас.
Да. Да вот вопрос как раз в том, что я не знаю, что писать. Или, по-другому, о чем еще
можно написать.

Сиси. Почему ты так смотришь?
Лао Бэй. Ничего не смотрю.
Сиси. Но ты ведь смотришь.
Лао Бэй. Ты говоришь, что смотрит она, твоя дочка.
Сиси. Это она из-за того, что ты смотришь больше, чем достаточно.
Лао Бэй. Она, конечно же, не твоя дочка. И именно поэтому ты так смотришь на нее,
без капли стеснения.
Сиси. Будешь еще рисовать?
Лао Бэй. Конечно, еще не закончил. Рисование, однако, только предлог, для того чтобы
задержать ее около себя. Разве ей самой не хочется, чтобы ею восхищались?
Сиси. Так? Или так?
Лао Бэй. Нужно всего лишь, чтобы она раскрылась, полностью и без опаски.
Сиси. Так как же лучше?
Лао Бэй. Дикая маленькая кошка, можешь пококетничать немножко!
Ань. Тогда давай поговорим о тебе. Писатель должен быть интереснее, чем его произведения.
Да. Нужно сказать, что, как правило, нет.
Ань. В своих книгах ты просто описываешь или придумываешь из головы?
Да. Главное - нужны истинные переживания.
Ань. У всех людей они есть, однако писателями они почему-то не становятся.
Да. Вопрос в том, могут они их выразить или нет. Любой женщине по плечу написать
по крайней мере одну интересную книгу, вырази она неподдельно свои личные переживания.
Ань. Почему только женщине?
Да. Книги, написанные только о мужчинах, никто не читает.
Ань. В том числе и ты?
Да. Да.
Ань. Значит, если я не ошибаюсь, ты пишешь только о женщинах.
Да. О женщинах и мужчинах или, наоборот, о мужчинах и женщинах.
Ань. Что ты все время: мужчины, женщины; и те, и другие - люди.
Да. Именно из-за того, что они разные по полу, их переживания совершенно различны.
Ань. Но ведь нет других различий кроме пола?
Да. Конечно, есть. Например, ты и я...
^
Ань. Давай не будем о нас.
Да. Я говорю просто о тех, кто мне интересен.
Ань. Но я уже умерла!
Да. Правда?
Ань. Почти.
Лао Бэй. Створка двери...
Сиси. Что ты говоришь?
Лао Бэй. Уже открыта...
Сиси. Открыта что?
Лао Бэй. Ты говоришь о створке двери...
Сиси. Ты это рисуешь?
Лао Бэй. Черный мрак, нет возможности распознать...
Сиси. Включить свет?
Лао Бэй. Не надо. Галлюцинация, фигура в тени...
Сиси. Ты говоришь обо мне?
Лао Бэй. Ты говоришь, что ты просто думаешь вслух.
Сиси. Понятно.
Лао Бэй. Не надо понимать, просто постарайся распознать.
Сиси. Гм.

^5
~;
^
^
^
2

^
^[
Л,
^
^
<С

ц
2^
р
И

^д
«
го.
Сч
5
^
О
2

Ань. И эта дверь не закрыта, им там все равно, слышат их или нет. Если попытаться прикрыть немного дверь, то они сразу все поймут. Если не закрывать, то в такую
глубокую ночь в тишине малейший звук слышен совершенно отчетливо, нет, так не
годится. Ради них, по крайней мере, ради него нужно эту дверь тихонечко прикрыть.
А, может, эту дверь специально оставили так, как будто она закрыта, хотя на самом
деле не закрыта, чтобы была видна щель, она, конечно, не войдет сюда в такое время,
всем будет ужасно неловко. Впрочем, к чему огород городить, пусть они как себе хотят, она выключит свет в коридоре и тихонько отойдет, вот и все.

Лао Бэй. Свет свечи, мутно-рассеянный, нечеткий силуэт спины женщины, ты тихотихо приближаешься, ждешь, когда она повернется, она, однако, медленно опускает
голову и обхватывает лицо руками. Тогда ты кладешь ей руки на плечи, она поднимает
голову и поворачивается к тебе. О, старое ввалившееся лицо! Подсвечник падает на

ПОЛ...

р}?
.V,
^
^
<^
^
<!
щ
Ь

Ты опять попадаешь во мрак, хочешь поднять подсвечник, однако, нащупываешь только осколок от светильника...
Ты пытаешься сообразить: явь это или сон? Хватаешь осколок стекла, чтобы понять,
можно ли им порезаться до крови, зажимаешь его в ладони, напрягаешь все свои силы,
и льется...
Твои ноги ледяные, как будто ты без брюк, ты наклоняешься и ощупываешь ноги, но
оказывается, что они ненастоящие!
Сиси. На самом деле?
Лао Бэй. Как будто глиняные, что тут смешного?
Сиси. Она говорит, что вовсе не смеется. А ты что, тоже ненастоящий? Она просто
спрашивает.
Лао Бэй. Ты говоришь, что рассказанное тобой - это галлюцинация.
Сиси. А она? Тоже ненастоящая?
Лао Бэй. Ни дать ни взять маленькая шлюшка!
Сиси. Это точно, кто посмотрит, сразу очаровывается.
Лао Бэй. А на кого посмотрит, того манит?
Сиси. У каждой кошки есть свой запах. Почему ты не рисуешь?
Ань. Она не знает, любит ли его, не знает, может, дело в зависти. Она хочет, чтобы он
был счастлив, к тому же, приехал он совсем ненадолго. К тому же она не его жена,
поэтому не должна вмешиваться. Если нет уговора, значит, нет и связи. Проститутка
по вызову, сама доставила себя на дом, будь что будет.
Но ведь она не продажная, это к ней не имеет никакого отношения! Но почему, непонятно, ей как-то не по себе? Как будто она в чем-то виновата! Свет в коридоре, однако,
горит. Выключить свет, и все дела?
Да. Э, извиняюсь. Ты говоришь, что пришел за спичками. Твоя зажигалка, непонятно
куда подевалась.
Ань. Она говорит, что ее книга осталась в гостиной, перед сном она обычно немного
читает.
Да. Конечно, книги обычно употребляют вместо снотворного.
Ань. Но ведь бывают и интересные книги. Как бы то ни было, не могу ложиться без
книги.
Да. Ты говоришь, что засыпаешь обычно очень поздно и перед сном обязательно выкуриваешь сигарету, что это уже годами сложившаяся дурная привычка.
Ань. Она говорит, что, когда не может уснуть, то выпивает маленький стакан виски,
ты не хочешь?
Да. Ты понимаешь, однако, что это только игра, но эта игра, тем не менее, возбуждает
тебя без меры.
Ань. Она ведет себя так, как будто все совершенно естественно, и то, что на ней только
ночная рубашка, абсолютно в порядке вешей.
14

Да. В этом мире нет случайных и удивительных совпадений. Все вещи имеют причину, во всем есть свой мотив. Ты можешь сказать, что ищешь спички или ищешь
что-нибудь другое, человек всегда найдет, что сказать.
Ань. Он ей не так уж интересен, как, впрочем, и любой другой мужчина. Так и сегодня,
ничто не может заставить ее почувствовать возбуждение. Даже не выпив вина, она
знала, что последует за этим, но тем не менее продолжала пить.
Да. Так оно и бывает. И уставшей жить женщине надо как-то существовать.
Ань. Мужчина никогда не откажется соблазнить женщину.
Да. Тебе, однако, непонятно, кто кого соблазняет, в общем говоря, природа человека
неизменна, опять-таки ты получаешь от этого удовольствие.
Ань. Она говорит: не подходи, нет, не подходи!
Да. Подходить нельзя, отступать тоже. Что слева, что справа - везде западня. Остается
лишь принять нежданно свалившееся наслаждение, а потом... Не знаю даже, есть ли
это потом...
И вообще, нужно прекратить ломаться, изображать медведя, побольше естественности, побольше свободы.
Нет святых и нет апостолов, эта плоть только и реальна. Человек обречен на невозможность жить иначе.
Смешно, сексуальные забавы, как азартная игра: либо расходуешь себя, либо проигрываешь. Дать мыслям остановиться, послушать Моцарта, может, хоть в этом есть утешение?

,д
~
го.
^

<>
рг
Л
21
^
<

Второй акт из четырех
Ань. Ну как ты?
Сиси. Отлично. Как давно я не проводила таких выходных. Как все-таки хорошо в
деревне.
Ань. Нужно успевать за сезон, в холодные дни здесь не так хорошо.
Сиси. Зимой можно зажечь огонь, я так люблю сидеть у камина.
Ань. Но мастерская такая большая, зажжешь огонь, а тепла все равно нет.
Сиси. А мне всего и нужно, что просторный дом, на душе сразу так радостно, чем бы
не занималась.
Ань. А чем ты занимаешься?
Сиси. Вроде как еще позирую? Он еще не закончил рисовать.
Ань. Я спрашиваю, чем ты занимаешься обычно?
^
Сиси. Всем. Но больше всего хотела бы иметь свой дом, как у тебя, и сидеть в нем,
ничего не делая.
Ань. Разве у тебя с твоим другом нет всего этого?
Сиси. Ему не до того, чтобы содержать меня. Ты не смотри, что он писатель, мне и
рядом так не везет, как тебе, приходится, искать работу.
Ань. А где ты работаешь?
Сиси. Трудно сказать. Делаю, что подвернется, интересную работу найти тяжело.
Ань. И моделью подрабатываешь?
Сиси. Да нет. Это только в первый раз, но ужасно забавно, ты не находишь?
Ань. Тебе не надоедает? Сидеть полдня, не двигаясь, в одной позе.
Сиси. Нет, он разрешает мне двигаться, как захочу, а время от времени я могу подходить и смотреть, как он рисует.
Ань. Это верно; модели очень любят работать с ним.
Сиси. У него очень много моделей?
Ань. Ты, конечно, не последняя, он рисует самых разных женщин.
Ань. Он также частенько рисует и тебя?
Ань. Он предпочитает совсем молодых.
Сиси. А я считала, что зрелая женщина куда более привлекательна.
Ань. Это просто слабость старого человека, чем старше, тем сильнее. Девочка, ты
только не стесняйся.

—3

^
Й
от,
ИЗ
К
ч /
О
2

^
(^
X
X
5
^
<3
^
<С
И
ЕЬ
с_
Ц

Сиси. Да нет, я чувствую себя совершенно свободно, мне нравится этот старик, внимательный, мягкий.
Ань. Это хорошо, что свободно, но можно и в лесу пройтись за оградой, а не сидеть
целый день в мастерской. Ты приехала сюда отдыхать, а для работы можно приехать
специально, он тебе еще и заплатит.
Сиси. Но я ведь не для этого! Мне нравится смотреть, как он рисует, смотреть, как я
превращаюсь на холсте в незнакомую мне самой женщину.
Ань. Будь осторожна, не давай ему перевозбуждаться.
Сиси. Это я знаю.
Ань. Нет, ты не знаешь. У него высокое давление.
Сиси. Извини, я пойду поброжу в лесу.
Ань. Как ты?
Лао Бэй. Хорошо, отлично выспался.
Ань. Я говорю о твоей работе, тоже доволен?
Лао Бэй. Ветреная девица, немного вульгарна.
Ань. Главное, ты в хорошем настроении.
Лао Бэй. Это точно.
Ань. Тогда не мешало бы оставить ее на несколько дней.
Лао Бэй. Необязательно. Посмотрим...
Ань. Не похоже, чтобы у нее была работа. После выходных им надо возвращаться,
лишь бы ее друг не возражал.
Лао Бэй. Ну и как он, интересный?
Ань. Как сказать? Мнит о себе немного.
Лао Бэй. Все писатели считают себя чем-то исключительным.
Ань. А ты не такой же?
Лао Бэй. Конечно. Однако интересных писателей по пальцам пересчитать.
Ань. Он умеет ухаживать.
Лао Бэй. Правда? Лишь бы тебе не было неприятно. Я всегда боюсь, что тебе не нравятся приглашенные гости.
Ань. По крайней мере, нынешние ничего.
Лао Бэй. Ну, тогда оставим его еще денька на два.
Ань. Только чтоб его подружка тоже осталась.
Лао Бэй. Конечно. Сразу скажи, если надоест.
Ань. Ты хозяин этого дома.
Лао Бэй. Ты тоже хозяйка.
Ань. Не скажи.
Лао Бэй. Почему?
Ань. Потому. Так все более свободны.
Лао Бэй. Хочешь посмотреть на картину?
Ань. Когда закончишь, посмотрю.
Лао Бэй. Она очень терпелива и, конечно, подвижна. Странно, что еще ни разу не
работала как модель.
Ань. Разве это не лучше? И для тебя это в новинку.
Лао Бэй. Конечно, очень стимулирует.
Сиси. Куда смотришь?
Ань. На облака. Какие-то они странные.
Сиси. Почему странные?
Ань. Они вздуваются и становятся больше, опять вздуваются и становятся еще больше. Разрастаются, а потом в середине опять начинают раздуваться и расширяться, и
все быстрее и быстрее.
Сиси. Пойдет дождь.
Ань. Похоже на ненормальных размеров цветную капусту.
Сиси. Как точно ты сказала!
Ань. Еще бы, везде загрязнение и в облаках тоже.
16

Сиси. Может мне поджарить хлеб?
Ань. Держатель для тостера на плите, кофе еще горячий.
Да. О, принял холодный душ, как здорово!
Ань. Хорошо поспал?
Да. Отлично, так тихо, если бы не пение птиц, спал бы еще. Ты рано проснулась?
Ань. Мне нравится, когда поют птицы.
Ань. Еще бы, едва рассветет, они и заливаются... Дождь капает, ты тоже любишь слушать дождь?
Ань. При звуках дождя на душе так спокойно.
Сиси. А я не люблю дождливые дни, никуда не сходишь.
Лао Бэй. Этот дождь ненадолго, скоро кончится. Можно потом пойти вон около того
луга поудить в речке рыбу или пойти в лес собирать грибы.
Запретов здесь нет. Что хочешь, то и делай.
Сиси. А поскандалить можно?
Лао Бэй. Что с тобой, девочка?
Сиси (тихим голосом). Я хочу что-нибудь разбить, можно?
Лао Бэй. Лишь бы тебе было хорошо!
Сиси. А папой тоже звать можно?
Лао Бэй. Конечно. Иметь такую дочь просто счастье.
Сиси. Счастье не выбирают, не убережешь - уйдет из рук.
Лао Бэй (громкий звук). Слышали?
Да. Как не услышишь такой громкий звук?
Сиси. Нет, не слышала.
Лао Бэй. Это правда?
Сиси. Человек размышляет, но часто притворяется.
Ань. Так ли это?
Да. Я смотрю на дождь, струи дождя льются по стеклу и за окном все меняется. Как
галлюцинация, ты не находишь?
Ань. А зимой, когда идет снег, и нет следа человеческого, как будто на кладбище...
Да. С мыслями о смерти обычно приходит страстное желание жить, не правда ли?
Сиси. Ой, извини! Я разбила стакан...
Лао Бэй. Старое не уходит, новое не приходит.
Сиси. Я мыла, мыла, а он разбился.
Лао Бэй. Ну так что ж, пришло время - и он разбился. Не только стакан, но и все
остальное так же.
Сиси. И люди так же?
Лао Бэй. Конечно. Человеку, этой твари, гораздо трудней избежать всяческих напастей. Стоит ли переживать из-за какого-то стакана.
Сиси. А сердце?
Лао Бэй. Что?
Ань. Человеческое сердце.
Лао Бэй. А, эта штука, еще сложнее. Малышка, что с тобой?
Сиси. С малышкой все в порядке, проколола руку.
Лао Бэй. Дай посмотреть, не занеси грязь, Ань! Пластырь есть?
Ань. Хитрая кошка.
Да. Бабочка, всех манящая.
Лао Бэй. Дай мне, сейчас забинтуем.
Да. Из него ключом бьет энергия.
2. Заказ 262

Ань, Пока утро, и еще здесь вы да совсем молоденькая девушка. А так обычно в полдень он начинает пить, к вечеру уже сам не свой, в этом большом доме только и слышен его храп. Двери моей комнаты всегда открыты, проснешься, бывало, ночью и не
услышишь храпа, на душе сразу неспокойно. Мой отец вот так и умер, тоже пил...
Да. Ты не можешь так жить.
Ань. А как иначе?
Да. Ну, например, вы могли бы почаще выходить проветриться...
Ань. Он везде пьет! Если он один за рулем, кто знает, когда...
Да. Так ты целыми днями его караулишь?
Ань. Как раз и нет. У человека всегда найдется гавань пришвартоваться, а он, в конце
концов, старая верная собака.
Лао Бэй. Смотри какие хочешь книги в этой комнате, что понравится, можешь забирать. В моем возрасте мне уже незачем читать.
Ань. Ты уже выпил?
Да. Он говорит правду. В этом мире все, о чем стоило бы написать, уже написано.
Ань. Зачем же ты тогда пишешь?
Да. Вошло в привычку. Что же до слов, то все уже давно сказано.
Лао Бэй. Неплохо сказал!
Ань. Но ты же говоришь?
Лао Бэй. Только потому, что еще живой.
Ань. Можно о чем-нибудь другом?
Лао Бэй. И правда, я сейчас только слушаю новости по радио: нет ли войны? Я знаю,
черт подери, что такое война!
Ань. Хватит, иди, рисуй свои картины!
Лао Бэй. Я ей опротивел.
Да. Ань, ничего не поделаешь?
Сиси. Да!
Да. Иду.
Ань. Что с ней?
Лао Бэй. Ничего страшного, маленькая ранка, залепили и все.
Ань. Не перебарщивай.
Лао Бэй. Беру пример с тебя.
Ань. Ваши дела, я не вмешиваюсь, только хочу предупредить: не заставляй людей чувствовать себя неловко.

Да. Что с тобой?
Сиси. Кровь идет.
Да. Ранка, сильно? Я посмотрю!
Сиси. Немного, уже залепили.
Да. Чего ты безобразничаешь?
Сиси. Не безобразничаю, веду себя прилично, очень осторожно, я маленькая мышка,
вокруг одни кошки.
Да. Какие мыши? Какие кошки?
Сиси. Еще спрашиваешь, ты и вправду не знаешь?
Да. Нельзя просто так бить вещи! Ты не маленькая!
Сиси. Я не могла себя сдержать...
Да. И не животное.
Сиси. А если животное?
Да. Ты должна знать, что это чужой дом, ты не у себя.
Сиси. Поняла, все поняла.
Да. Вот и хорошо.

Сиси. Вот и кончили.
Да. Что кончили?
Сиси. У тебя что, не было женщин, не понимаешь?
Да. Не понимаю, правда, не понимаю.
Сиси. Я больше не буду!
Да. Договорились! (Целует ее.)
Сиси. Хорошо, что ты успокоился! (Оттачкивает его, поворачивается.)

^
го.
5
О

Ань. Все нормально?
Сиси. Ничего, кончик пальца... уже залепили.
Ань. Не намочи, я чуть погодя уберу на кухне.
Сиси. Извини, у меня чуть сдали нервы.
Ань. Ничего страшного.
Сиси. Все прошло, у меня пришла менструация.

^
Сч

Лао Бэй. Сколько времени ты уже не можешь обнять по-настоящему женщину, можешь поверить?
Да. Да уж, эту мысль лучше совсем выбросить из головы.
Лао Бэй. А ты выбросил? Только правду!
Да. Ты признаешься, что тоже не силах выбросить.
Лао Бэй. Посмотри, самая тонкая вещь в этом мире - женщина, а не искусство.
Да. Зачем же ты тогда рисуешь?
Лао Бэй. Бога не проведешь. Мы думаем, что мы бессмертны, всячески изощряемся,
придумывая разные химеры, в то время как искусство - это всего лишь галлюцинация,
выдуманная нами для самих себя. Женщина же, это всегда что-то отдельное от тебя,
ты никогда не можешь по-настояшему обнять ее, а то, что ты обнимаешь, это всего
лишь галлюцинация, которую ты называешь искусством.
Да. Потому ты отбросил абстракции и решил рисовать женщину, даже если картина
все равно окажется галлюцинацией?
Лао Бэй. Больше того, нельзя сказать, что когда-нибудь эта женщина или галлюцинация будет нарисована.
Сиси.
Любимому совсем безразлична,
Кто хочет стать любимым, годится в отцы,
^
Танцую меж ними свой танец,
Да-ла-ла, да-ла-ла-ла, да-ла!
Сюда состроила рожу,
Туда послала улыбку,
Превращусь-ка я в бабочку
Или лучше в птицу,
Прыг-скок, прыг-скок,
Поймай-ка, дружок.
Называют ее хитрой, ну и пусть,
Как же обольстить мужчину?
Кто сказал, они мужчины?
Кто сказал, она русалка?
Какой сад, какие птицы?
Да-ла-ла ла-ла, да-ла-ла ла!
Лао Бэй. Что она поет?
Да. Кто знает? Настроение хорошее, вот и несет, что на ум взбредет.
Лао Бж. Какая живая девочка.
Да. Это точно, маленький зверек.
Лао Бэй. Доживешь до моих лет, тогда поймешь, что самое трудное - обрести это!
Ань. У тебя очень хороший голос.

О
Л
^
^
<
г

уд
2з
ин
и

нЗ
^
го
ЦЗ
5
!
—'
О
2

<<
нС[
X
^Л
5
^
<1
С
<!
щ
&3
Е—I
И1

1т

Сиси. Спасибо, но не поставленный.
Ань. В твоем возрасте еще есть время поучиться.
Сиси. Это дело не на два-три дня, нужно каждый день тренировать голос, а еще нужно
ходить на занятия.
Сиси. Как будто со временем у тебя нет проблем?
Сиси. Да, но где мне взять столько денег на обучение. Хотя я встретила одного старика, который говорил, что голос у меня - дар неба, и предлагал бесплатно со мной
заниматься.
Ань. Вот и отлично.
Сиси. Но у него было условие.
Ань. Какое условие?
Сиси. Спать с ним.
Ань. Он так и сказал?
Сиси. Зачем, разве так не понятно?
Ань. Но если он тебе нравился, почему бы и нет?
Сиси. Зачем мне зависеть от него?
Ань. Это, конечно, не стоит.
Сиси. Он говорил, однако, что объездит со мной весь мир, сделает меня звездой, буд
моим менеджером.
Ань. Ты ему не поверила?
Сиси. Да он и не учил толком.
Ань. Ты ходила на его занятия?
Сиси. Все, чему он учил, это как ложиться в постель.
(Обе громко смеются.)
Да. Судьбой тебе определено быть всегда чужаком, без родины, без отчизны, без привязанности, без семьи, без сбережений, нужно только платить налоги.
В каждом городе есть мэрия, на любой таможне проверяют паспорта, в любой семье
есть хозяин и хозяйка, только ты один слоняешься из города в город, из страны в стра^
ну, от женщины к женщине.
Совсем не обязательно опять делать женщину женой, государство отчизной, деревню
родиной. У тебя нет врагов. Те же, кто держит тебя за врага, пусть сами поддерживают
свой боевой дух.
Твой последний противник - ты сам, и уже не единожды бит, какой смысл опять искать
противников для поединка.
Было уже, что ты рубил сплеча, а сейчас даже сам не помнишь.
У тебя нет и идеалов, пусть кто-нибудь другой их измышляет.
Здесь и сейчас - только думаешь ты, как бабочка, порхающая на ветру, или как птица,
взлетающая по наклонной крыше и осязающая, как ровная поверхность, теряя свой
вес, устремляется вслед за тобой.
Ты взмываешь в небо и бесцельно кружишь над морями и городами: звук выстрела или внезап
но отказало сердце, и ты падаешь. Останется ли что-нибудь после тебя?
Ты пробираешься сквозь слова, сквозь иероглифы, и нет этому конца, язык этот на
столько мощнее тебя, что опутывает, как кандалами, или, как сейчас эта шлюха, своей
фривольностью, в чем смысл свободы языка внутри тебя самого?
Ань. Она говорит, что не знает, почему ей все время снится черный кожаный кошелек она с силой его комкает, мнет, давит, но он такой прочный, что никак не рвется.
Да. На самом деле это очень просто. Например, если взять шило...
Ань. Едва ли.
Да. Не мешает попробовать.
Ань. Напрасный труд. Она говорит, что еще ей снится дерево с горящей макушкой
одиноко стоящее посреди широкого поля, она смотрит на пылающий огонь, в сердц«
нет ни капли сожаления, а вокруг полная тишина.
Да. Это потому, что стоишь далеко, надо подойти поближе.

Ань. Но у нее совсем нет чувств, она уже сгорела дотла, осталась только тень, тень
какого-то другого человека.
Да. Но этот другой человек - все-таки тоже женщина.
Ань. Только привидение.
Да. Интересно, днем привидение, а только ночью оживает?
Ань. Ночью становится еще более страшной.
Да. Это ночь страшная, или она боится ночи?
Ань. В общем, никто не может ее оживить.
Да. А ты пробовала? Может, расскажешь, если в этом нет ничего такого?
Ань. Ты ведь писатель? Все это можно представить.
Да. Я много чего представил, как, например, галлюцинация стала явью, а что если
наоборот? Ты еще не готов, а она уже ожила.
Ань. Все равно это живой мертвец.
Да. В этом нужно удостовериться.
Ань. Лучше все-таки не пытаться.
Да. Посмотреть, а, может, все же есть реакция?
Ань. Но это отрава, лучше не трогать!
Лао Бэй. Ты хочешь доказать, что еще не совсем дряхл, ты не можешь признать, что
смерть все ближе и ближе. Тебе хочется еще раз громко крикнуть, еще раз пережить
чувство, не дать этой черной зияющей двери захлопнуться у тебя за спиной.
Тебе хочется до конца исчерпать это уже опустошенное тело, еще раз испытать схватку, еще раз сделать последнее усилие, еще раз...
У тебя есть все, что ты хотел: когда ты не был известен, ты думал о своей машине,
на которую можно сесть и поехать; потом ты мечтал о мастерской с размахом; о саде,
который у тебя сейчас есть.
Ты хотел славы, не хотел власти, ты предал авторитеты, и все это высосало твои силы.
А сейчас, когда ты уже давно прочно стоишь на ногах, эти никчемные волосатые молокососы кинулись наперегонки объявлять миру, что ты уже отжил свое, но ты не
собираешься гнаться за их направлениями, потому что ты знаешь, им не дождаться
твоей смерти, пусть их мода сперва найдет спрос.
Тебе не нужно еще больше денег, ты не такой алчный, у тебя есть все, что хочешь, и
этого достаточно. Тогда что тебе нужно, в конце-то концов?
^
Это трудно сказать, это просто не выговорить: ты не хочешь умирать! Твое израсходованное тело рано или поздно сожгут, и только бог знает, будут ли тебя помнить
в следующем поколении. Уж не со смертью ли ты воюешь, расходуя все свои силы,
которых и осталось-то совсем ничего? Напрасная и безнадежная борьба, смерть тихотихо поджидает тебя у этой черной зияющей двери...
Ань. Не подходи!
Да. Он хочет подойти?
Ань. Ты с ума сошел?
Да. Он совершенно трезв.
Ань. Тогда не двигайся.
Да. Что, так и стоять?
Ань. Продолжай говорить, дальше!
Да. Что говорить?
Ань. Говори хоть о чем-нибудь или что-нибудь придумай...
Да. Помоги немного...
Ань. Что значит помоги?
Да. Ты все прекрасно понимаешь.
Ань. А почему ты нет?
Да. Мужчина гораздо прямее.
Ань. Не можешь придумать?
Да. Придумать что?
2\

;_;

Щ
^Г

>.
<

щ
Вз
^
^

л
Н
го.
Н
5
^
О
!_;

^
К
^
^
3
^
^
"^
и
>2
Н
^3

Ань. Придумать самое откровенное неприкрытое желание...
(Тихий голос, отступает.)
Да. Это надо захотеть.
Ань. А тебе что, совсем все равно?
Да- В объятиях незнакомого человека.
Ань. Нет, в незнакомом месте.
Да. Как прирученное животное?
Ань. Лучше сказать, как раненный зверь.
Да. Начинать стонать?
Ань. Нет, только зализывать рану, молча.
(Отступает очень далеко, смеется и исчезает за дверью.)

Третий акт из четырех
Ань. Тебе очень идет эта юбка, ты не находишь? Пройдись-ка, изобрази что-нибудь,
продемонстрируй свои таланты! Покажи ножку, приподними подол, очень хорошо.
Приоткрой грудь, еще больше, это чересчур, отлично! Самая настоящая шлюха, ни
стыда, ни совести! Именно такой беззаботный и бездумный вид нравится людям. Иди,
покачивай бедрами, изобрази что-нибудь модное, повернись, еще раз, поворачивайся
естественно, ты не была моделью? Не смейся! Хорошо, покажи зубки, сучка. Прислонись к двери, что тут удивляться, что все мужики тебя домогаются. Остерегайся,
когда-нибудь и у тебя может наступить день, когда тебе все так опостылит, что вся
энергия исчезнет без следа, не веришь? Твое сердце в один миг остановится и останется только тело с мертвыми чувствами. Я не пугаю тебя. Как только пройдет твоя весна, думаешь, что-нибудь останется? Ничто не удержится, только останутся некоторые
воспоминания о прочитанных книгах, о написанных кем-то рассказах, так не лучше
ли черная зияющая пустота. Тебе еще этого не понять. Хорошо, ступай!
Да. Ты не знаешь, то ли ты ищешь раздражения, или хочешь доказать, что ты такой же
легкомысленный, или просто смотришь: что же будет дальше? Или просто ищешь легкой жизни. Играть с огнем - боишься обжечься, стать Дон Жуаном - не хватает пороху.
Ань. Она погребена за толстым слоем косметики, об этом знает только она. Это лицо,
начиная с ресниц и кончая губами, все фальшивое.
Сиси. Она тонущий корабль, перезревший плод марсилии, отпетая песня. Прыг влево,
скок вправо, смех под браво, всего-то, чтоб построить глазки.
Лао Бэй. Ты опускаешься вниз, люди поднимаются вверх; верх, должно быть, рай, а
низ - это ад, не так уж и плохо. Ты боишься только, что там ничего нет, что там только
сплошная пустота!
Ань. Она окоченевшая мертвая рыба, гладкая и холодная. Ее круглые глаза с белыми
глазницами ярко блестят, но ничего не видят.
Сиси. Она раскрытая книга, читайте, если хотите. Она черная дыра, которой ничего не
стоит проглотить и себя.

Да.
Ты думаешь о женщине - она приходит.
Ты считаешь ее очаровательной - она прелестна.
Ты считаешь ее фривольной, да, она ветрена.
Тебе есть, что сказать, - говоришь.
Тебе нечего сказать - пускаешь в ход хитрости.
Ань. Она, однако, не быстрая для потребы пища. Расстегнешь пуговицу, только начнешь и поймешь сразу, что все это игра, чудес не бывает.

Лао Бэй. В чем дело? От старости туманятся глаза; ты состарился, вне всякого сомнения, годы берут свое и сопротивляться бесполезно, ты зря боролся!
Сиси. Вам кажется, что она шлюха, так оно и есть, еще что-нибудь скажете? Ее поймели с головы до ног, ну так что же?

Ы
^
О

Лао Бэй. Никак не вспомню, «Турач», чьи это стихи? С памятью, чем дальше, тем
хуже, ни прочитанное, ни название, ни автор не остаются в голове. «Жизнь - это возвращение», откуда это, тоже не помню, «квинтэссенция жизни» - это все, что осталось.

О
^

Сиси. Но она не собирается умирать с вами, хотите умирать - ваша проблема.
Ань. След ноги, наступим на него, так, всего один. (Поворачивает голову.)
След ноги, наступим на него, так, всего один. (Поднимает голову.)
Прогулка в один след, прогулка в один след, это значит... (Смеется.)
Да. Ведьма?
Ань. Может, лучше сказать: привидение.
Да. Постой!
Ань. Смотреть, как ты куришь?
Да. Может, поболтаем?
Ань. Надо, чтобы было о чем.
Да. Конечно, например, о снах.
Ань. Надо, чтоб они приснились.
Да. В общем, почти...
Ань. Чего остановился?
Да. Этот немного зловещий свет...
Ань. Продолжай!
Да. Смутно различимые цепи пустынных голых вершин, погребенный в бездне мертвый город, он смотрит вниз на него.
Ань. Дальше?
Да. Глядя сверху, можно видеть, что город находится в движении, вон - храмы, вон медные башни, а вон - павильоны и террасы, вон улицы и переулки, главная дорога и
площадь, однако, то, что ниже этих зданий, совершенно не видно...
Ань (тихим голосом). Продолжай рассказывать...
Да. Облака висят ровно-ровно, на одной вышине, бледно-бледной нитью, ровнотонким слоем, и тихо движутся. Он сидит практически верхом на пике горной вершины, недалеко прямо перед ним - пропасть, нужно крепко-крепко обеими руками
держаться за скалу, чтобы не скатиться вниз, сердце сильно бьется. Скала, которую он
оседлал, тоже движется, это наполняет его радостным чувством, он не может, однако,
сдержать и некоторого страха.
Ань (с закрытыми глазами). Ей тоже кажется...
Да. Он знает, что видит забытый людьми мертвый город, в мрачном свете построение города кажется продуманным до тонкости, вызывая испуг. Он пытается изо всех сил получше рассмотреть, хорошенько запомнить, однако, замысел построек до того сложен, до того
упорядочен, что никак не ухватить его с одного раза. Он хочет уловить структуру, общий
принцип, однако, все течет: облака, и город, и ската, на которой он сидит, все кружится
приблизительно с одинаковой скоростью, в различных, однако, направлениях. Пугающая
картина: ни единого звука, ни полоски света, контуры, однако, совершенно явственны.
Осознание человеческого ничтожества. Этот город со скоплением построек полностью
деревянный, двери, окна - все плотно закрыто, исчерни серое старое дерево...
23

Ань. Она все увидела...
Да. Эти ряды зданий, дома, которых не счесть, были когда-то наполнены множеством
людей, которые ели, пили, занимались любовью, и так снова и снова, непрерывно размножались, боролись, беспокоились, досадовали так, что даже жизнь прискучила, а потом взяли и в один прекрасный день вымерли все поголовно, никто об этом не знал, и
поэтому было немного страшно, окружающая суровость заставляла его тело леденеть,
к тому же не было никакой возможности сдержать это колебание и в любой миг можно
было скатиться в лежащую под ногами бездну. Он вознесся над целым миром, поплыл
невесомый, только глаза продолжали обозревать вокруг. От представившегося взору
кружилась голова, и эта исчерни зияющая бездна манила к себе его тело, которое невозможно было удержать. Он всеми силами пытался побороть это искушение, он переместил свой взор вперед, несмотря на разверзшую под ногами черную пропасть; возвышавшийся над глубокой пропастью мертвый город все еще находился в правом поле его
зрения. Вершина горы, на которой он сидел, походила на слона или на огромного зверя,
вздыбившегося и копошащегося. Боясь потерять контроль, он поспешил закрыть глаза.
Ань. А дальше?
Да. А дальше он проснулся, всего лишь сон, одно мгновенье, только во сне возможно
это чудо. Он надеялся задержать его немного, оставить в себе как можно более ясное
воспоминание, то старался не дышать, то, наоборот, задерживал дыхание, но все равно
ничего не мог поделать, чтобы картина не исчезла. Он был очень взволнован, словно достиг какого-то прозрения, в то же время был как будто расстроен. Он знал в то время, на
что способен и на что не способен, но что делать в этот момент, он не знал.
Ань. Тогда не стоит об этом говорить.
Лао Бэй. Чего это нога совсем не слушается, как будто не твоя, да это же деревянная
нога! Только у черта растут копыта, а ты не черт, хотя черти водятся в душе у каждого,
вопрос лишь в том, как вылезть им наружу. Тяжки твои грехи, ни раскаяться, ни исправиться, нечего растравливать себя из-за тела этой девчонки, а почему бы и не попробовать, почем ведь знаешь, шлюха она иль маленькая голубка? Одна нога легка, другая
тяжела, умчусь в заоблачную высь, путь пройденный увижу весь. (Звук хлопка.)
Ань. Он зовет меня!
(Звук ветра.)
Да. Нет, это ветер.
Ань. Я пойду посмотрю.
Сиси. Ты меня напугала!
Ань. Извини, я хочу закрыть дверь.
Сиси. Где он?
Ань. Может, в гостиной, а, может, в кабинете.
Сиси. Спасибо за юбку, она мне не подошла, я положила ее в шкаф около ванной
комнаты, лучше буду в своих джинсах. Я не подбираю выброшенные вещи. И еще я
хочу сказать тебе, что больше сюда не приеду, я больше не хочу вас видеть. Я вам не
игрушка, я не такая безмозглая! Мне только хочется плакать, но плакать о себе, а вы не
увидите моих слез. Можешь не потирать радостно руки, я не собираюсь караулить полудохлого старика, мир очень большой, могу пойти куда угодно, вовсе не обязательно
гоняться за одним мужчиной!
Да. Что с тобой?
Сиси. Я тебя ни о чем не спрашивала, продолжай говорить с ней. Вы очень культурные, воспитанные, только я шлюха, подобранная на улице! Это по вашим глазам видно. Я ухожу сейчас же!

Да. Ты как разговариваешь? Мы пришли в гости.
Сиси. Пригласили тебя, я их в упор не знаю.
Да. Завтра утром мы сразу же вернемся домой, идет?
Сиси. Я не собираюсь ждать до завтра, к тому же это твой дом, а не мой.
Да. Куда ты пойдешь ночью?
Сиси. Не твое дело, поймаю машину, платить тебе не надо!
Да. Хватит, целая комедия, с самого начала полный провал! Ты никудышная актриса,
поддержать компанию и то не можешь, сама же и ставишь себя в глупое положение. И
по части чувств ты не мастак, нет ни капли ума, тебе лучше всего уйти с площадки да
подбирать брошенные мечи.
(Звуки сильного ветра.)
Сиси. Она не знает, что еще может сделать, не знает, куда ей податься? Открыть
пошире глаза, может, появится чудо. Небо потемнело, облака кружатся прямо над
головой.
Она знает, стоит только поднять на дороге руку, как сразу же остановится машина,
сразу же появится улыбающееся мужское лицо, сразу же откроется дверь машины.
Человек на самом деле такой примитивный, закрыть глаза, ну их к черту. Она и правда
хочет, чтобы ею увлекались, нежданно негаданного друга хочет дождаться, а потом от
души посмеяться, что сыграла опять с собой шутку.
Ей главное знать, что она не одинока, хотя сама она хочет себе собаку, чтоб всегда
и везде ходила за ней. Стоит свистнуть тихонечко ей, она радостно виляет хвостом,
прыгает и бегает кругом.
Сейчас же ей только хочется выкурить сигарету, сидя на глиняной насыпи и глядя
на дорожную рекламу. Ей давит грудь расшитый бюстгальтер, а в голове гудят два
пункта, которых хватит для эпатажа. Вместо здравствуйте! Ей хочется сказать всем:
шлюха! Больше всего на свете она терпеть не может женщин, которые корчат из себя
что-то, если она видит, что кто-нибудь из них попал новой туфлей в дерьмо, ее только
разбирает смех.
Она совсем не добрая, да и что путного в доброте? Мать ее сроду ничему такому не
учила. Как ей хочется мертвым узлом затянуть все галстуки и перебить все вазоны!
Да. Ты забавляешься, сам того не зная, что и ты игрушка в руках других, ты хочешь,
схватившись за волосы, взмыть в небо, а получаешь боль в затылке.
Там, где нет смысла - взыскуешь смысл, где нет любви - ищешь радости или ищешь
раздражения, идя на поводу желаний.
Все, к чему привязан ты в этой жизни, - это женщина, однако, нет такой, на которую
мог бы опереться, развернулся - можно полезть за пазуху к другому.
Мир, над которым ты глумишься, глумится в итоге над тобой, ни в чем нет смысла, и
ты не исключение.
А потом, потом ты недоуменно взираешь на открывшуюся от дуновения дверь, на
дверь, в которую ты напрасно так стремился попасть, и не найдется никого, кто захотел бы с тобою вместе войти в нее и посмотреть, есть ли по ту сторону другая
панорама?
(Звуки дождя и ветра.)
Лао Бэй. Ань! Ты слышишь?
О, что же это с костью, может, сломал? Только что свалился. Помоги мне добраться
до кресла, а... поясница еще может шевелиться, значит, пока еще не конец. Слава богу,
эти старые кости еще крепки!
Ань. Ляг, ты напугал меня.

(^
*-*
|
^
^*>
<
•<
щ
2з
^
И

,_5
Я
оо
Я
5
^
О
^

^
^
^
",
^
^
<!
^
<
щ
Вз

Лао Бэй. Какой сильный ветер, помнишь? В тот год только построили этот дом и
устроили вечеринку, комната была полна гостей, все веселились! Дождь так же лил,
как из ведра, никто не мог уйти, и поэтому все остались на ночь, спали где попало. Все
комнаты и кровати отдали парам, я как раз сидел в этом кресле. Во вторую половину
ночи ты проскользнула в комнату, это кресло тогда стояло в мастерской, помнишь?
Потом ты осталась...
Ань. Потом ушла.
Лао Бэй. Потом опять пришла, сколько лет прошло? В то время...
Ань. Была, как она?
Лао Бэй. О, что-то особенное!
Ань. Тоже разделась догола...
Лао Бэй. Встала перед картинами, все броских цветов большими кусками, ты говорила, что эти цвета бросают тебя в дрожь, не помнишь?
Ань. К чему этот разговор, это было двадцать лет назад.
Лао Бэй. Ты сможешь еще раз уйти?
Ань. Кто знает?
Лао Бэй. Где это вода течет?
Ань. На улице идет дождь.
Лао Бэй. Окна закрыла?
Ань. Закрыла.
Лао Бэй. Э...
Ань. Что ты сказал?

(Храп.) Ань. Голые ноги в холодной воде, юбка совершенно мокрая, грязь налипла на икры,
гостиная вся в воде, вода прибывает еще, из прихожей, из сада, со стороны леса, с луга,
с берегов невидимой отсюда реки, наполняется с неба, неожиданно останавливается у
стеклянной двери в прихожую, но сдержать воду невозможно, она по-прежнему непрерывно прибывает, нет ни угла, ни клочка, куда бы спрятаться. Заливает ковер, медленно
подбирается к первой ступени лестницы, поднимается, книги и футболки, футляр для
очков, папка для бумаг, джинсы, спинка кресла, все стало грязным, набухло, даже лампа
раскачивается, нет никакого выхода, а мастерская еще ниже, незачем и смотреть, картины стоят на по;гу, значит, конечно, пропали, только диван стоит в воде, не двигаясь, и
она, эта сучка, совершенно голая без единой тряпки на теле лежит на нем...

Четвертый акт из четырех
Сиси. Откуда на землю свалился шар?
Лао Бэй. Где?
Сиси. Чуть не разбился.
Лао Бэй. О, шарик из слоновой кости, какой прочный.
Сиси. Давай поиграем?
(Катит шар.)
Лао Бэй. Я выиграл!
(Ловит шар, обнимает ее.)
Сиси. Хорошо, вот тебе слева, только один поцелуй.
Да. Вот чертовка.
Сиси. Это тебе справа, только один раз, все сразу нельзя, отдашь все - ничего не останется. Кто хочет получить все, должен встать вверх ногами!
Лао Бэй. Как можно в моем возрасте?
Да. Она кого угодно заставит.

Сиси. Всего лишь сделать кувырок на земле, это очень легко, даже дети могут.
Лао Бэй. Умеет она издеваться.
Да. А если просто сделать вид, нельзя?
Сиси. По правде или понарошку? Играем ведь не от нечего делать? Просто потому что
вы говорите без умолку, так не лучше ли развлечься друг с другом?
Да. Отчего не развлечься? Только все это детские игры.
Сиси. Ни поиграть, ни выйти.
Да. Дождя нет.
Лао Бэй. Ну, говори, во что будем играть? Где наша не пропадала, составим компанию,
идет?
Сиси. Можно поиграть в прятки, такой огромный дом, столько комнат, верхний этаж,
нижний, придется поразмяться, побегать!
Лао Бэй. Вы посмотрите на нее, энергии хоть отбавляй, девать некуда.
Да. Все еще ребенок.
Сиси. Какие вы слабаки, с вами просто со скуки сдохнуть можно!
Лао Бэй. Ну скажи, как играть?
Сиси. Позовите Ань!
Лао Бэй. Оставь ее, ей бы только ничего не делать.
Сиси. Ну, тогда помогите мне снять туфли, каждый снимает одну.
Да. Тебе точно надо лечиться.
Лао Бэй. Да ладно.
(Музыка.)
Да.
Нет дверей, надо бы открыть.
Ты внутри, он за дверьми.
Ты хочешь выйти, он - зайти.
Чтобы не столкнуться, лучше дверь закрыть.
Нет ключей, ему не зайти.
Хочешь за дождем поспеть, не взял зонта, так отчего не промокнуть совсем?
Бога нет, так создай его!
Нет спасителя мира, будь за него.
Нет новеллы, все равно сделай.
Нет души? Нет - так нет.
А невезение, как зубная боль, с кем не бывает.
Нет развлечений - сам создай;
Нет оваций, сам рукоплещи;
Нет барабанщиков и трубачей, сам дуди и сам трещи;
Нет зрителей, восхищайся собой сам.
Ничего нет, нет - так нет.
Ты создаешь мир, а потом его рушишь.
Ты не создаешь, и это даже лучше, не надо разрушать, да и не разрушишь.
Ты веришь в дьявола, тогда он есть, а если не веришь, то есть неверие.
Ты хочешь повернуть колесо, но оно крутится без конца.
А если не крутить, то что же делать тогда.

Сиси. Эту дверь закрыть, а эту дверь открыть. Здесь!
(Прячется за дверью.)
Золушка в хрустальных башмачках, посмотрим, как они побегают впопыхах, пыхтя и
задыхаясь, еще и поскальзываясь!
(Звук удара, не может удержать смеха.)
Ногу подвернул? Вот беда!
(Обхватывает голову, закрывает глаза.)

Лао Бэй (с трудом поднимается с пола). Что такое?
(Видит Сиси за дверью.)
Сиси (делает плачущее лицо). Я не нарочно.
Лао Бэй. Ничего, ничего. Чего плачешь, малышка? Папа вернулся домой, он купил
дочурке большую куклу! Я все еще твой папа?
Сиси. Она никому не дочка; девочка, папочка, все прекрасно, но все это чушь собачья!
Любовница, модель, с нее достаточно этих ролей!

,>
Ч
3?
,",

Да.
Ты говоришь, что любишь ее, она говорит, что любит тебя.
Ты не будешь любить ее, она не будет любить тебя.
Любовь, как и истина, стезя добродетельных.
Она говорит, что любит до боли, до настоящих желудочных спазм.
Опять-таки распущена и хочет легкой жизни, ни у кого нет дороги.
Правду говоришь или пустое, все равно это не миф.

N4
3

>>
<1
П
<

Сиси.
Она говорит, что не кукла для секса,
Секс или не секс, но ведь общее - чувство.
Вам хочется встряски,
Но кто же тогда рассеет её печаль?

Сн

Да.

Все обсуждают своего ближнего, высоко подняв знамя справедливости,
У всех есть причина, как и у женатого человека, жалующегося любовнице на жену.
Чтобы избежать неприятностей, давно знаю, намного лучше совсем не жениться?
Ты поднимаешь ногу посмотреть, как высоко ее можешь закинуть.
Не получается выше, ну и бог с ней.
Ты думаешь, что ты насекомое, насекомое и есть.
Ты думаешь, что ты тигр, не мешало бы тебе знать, что тигры, кроме тех, кто в клетках, давно уже повымерли.

Лао Бэй (пряча руку, на цыпочках). Куда делась эта маленькая шлюха?
(Лао Бэй тихо-тихо толкает дверь. Ань и Да целуются.
Лао Бэй тихонько подходит ближе, всматривается.)

Ань. Дурак!
Лао Бэй. Я, по-моему, ничего не сделал?
Ань. Ты напугал меня.
(Отталкивает Да.)
Лао Бэй. Помешал, так продолжайте!
(Да отходит.)
Ань. Что у тебя в руке?
Лао Бэй (протягивает левую руку). Ничего нет.
Ань. В той руке!
Лао Бэй (меняет руки, показывает правую). Да нет ничего.
Ань. Что у тебя за спиной?
Лао Бэй (вытаскивает пистолет). Одна игрушка.
(Нажимает на курок, звук выстрела.)
Ань. Ты напугал меня...
(Плачет навзрыд.)
Лао Бэй. Ой, извини, это шутка, мы о ней не договаривались? Всего-то и наделала, что
шуму, ну, будет, не плачь!

(Подходит и обнимает ее.)
Ань (отходит). Нет!
Лао Бэй. Это только шутка, ничего серьезного.
Ань. Нет, ты меня убиваешь.
Лао Бэй. Да брось ты?
Ань. Ты хочешь убить меня!
Лао Бэй. Разве не понятно, что это всего лишь шутка, так, для развлечения?
Ань. Нет, я больше не выдержу, не могу быть больше с тобой!
Лао Бэй. Это не шутка?
Ань. Я больше не могу с тобой жить!
Лао Бэй. Будет тебе, старая дура, сколько времени, а все не можешь жить...
Ань. Умоляю тебя, хватит ерничать, уже невозможно!
Лао Бэй. Понятно, ты хочешь уйти с ним?
Ань. Не знаю, но с тобой больше жить невозможно.
Лао Бэй. Ради бога, тем более это не впервой, но если нужно будет где-нибудь приткнуться, ты знаешь, что здесь для тебя всегда найдется приют.
(Бросает пистолет, отходит.)
Ань. Господи, дурной сон!
(Закрывает лицо руками.)
Лао Бэй (открывает другую дверь). Ну и ну, откуда снег?
(Да поворачивается и за спиной у Лао Бэя в той же позе целуется с Ань).

<3
И
Н5

Лао Бэй (по-прежнему глядя на улицу). Улетели.
Ань (Ань опять также отталкивает Да). Кто улетел?
Лао Бэй (совсем не глядя на них). Смотри! Куда...
Ань. О чем ты?
Лао Бэй. Исчезли.
Ань. Кто исчез?
Лао Бэй. Только что были, а сейчас уже нет.
Ань. У тебя в глазах мутится!
Лао Бэй. Смотри, вон там!
Ань. О чем ты?
Лао Бэй (поворачивается и смеется). Здесь уже ничего нет.
Да. Ты издеваешься надо мной?
Лао Бэй. Я же сказал, что это шутка.
Да. Ты держишь меня за дурака.
Лао Бэй. Просто шутка, ничего другого.
Да. Ты хочешь скандала!
Лао Бэй. Друг мой, у тебя нет чувства юмора, потому и все, что ты пишешь, так тягостно.
Да. Ты позвал меня в гости, чтобы издеваться? Не на ком поупражняться?
Лао Бэй. Что ты говоришь? Это мой дом и ты мой гость, все прекрасно, я приглашаю
только тех, кто мне нравится. У меня здесь не увеселительное заведение и не бар, и
мне не хотелось бы, чтобы кто-нибудь по ошибке принял его за бар или за какое-то
другое злачное место. Почему в своем доме я не имею права пошутить? Если ты меня
не уважаешь, то ради бога!
(Да уходит.)
О чем это мы все?
(Качает головой, выходит.)
(Ань в прежней позе с закрытым руками лицом.)

А
И
го
И
5
^
О
^

Сиси. Да!
Да (поворачивается). Я туг.
Сиси. Не налети на меня.
Да. Почему?
Сиси. Ты тень?
Да. О чем ты?
Сиси. О, мне только что приснился сон. Я зову тебя, а ты не откликаешься, ты лежишь
на диване в этой комнате, спишь, я хочу тебя разбудить, прикасаюсь, а там пусто, только одна тень, я так испугалась.
Ань (с опущенными руками). Он хочет умереть.

^
(^[

Да. Кто?
Ань. Он, только что он прошел мимо меня и вышел...

ин

л
5
>>
<-<
Н
<;
щ
Н^
М

(Да и Ань смотрят наружу.)
Лао Бэи. Оказывается, все вокруг в снегу, ослепительно белом, и совсем не холодно,
только кружится голова. Вокруг такая тишина, он хочет понять, не сон ли это, в конце концов? Вдали темно-зеленый лес, серо-бурые стволы деревьев, сверкающе белый
снег, такой толстый, что ветви деревьев изогнулись под его тяжестью. Свинцово серое
небо, слышится звук, плывущий, неизвестно откуда, да того режущий ухо, что почти
пронзает барабанные перепонки. На краю леса шевелится что-то черное, похоже на
птиц, которых раньше как будто видел из дому, хочется определить их цвет, они и не
совсем черные, на ворон тоже не похожи.
(Продолжает идти вперед.)
Он хочет точно определить, птицы ли, в конце концов, те прыгающие существа? Похоже,
что ищут пищу, опять не двигаются. Похожи и на камни, еще не засыпанные снегом, чтото странно. Все вокруг такое спокойное, ясное, и только эти птицы или камни, непонятно:
то ли движутся, то ли нет, приглядишься: опять не движутся, рассудок от них мутнеет.
Ему нужно непременно узнать: что это, в конце концов, птицы или камни? В случае, если птицы, то вороны ли, в конце концов? Чем больше фокусируешь взгляд, тем
больше что-то мерещится, а эти черные точки, наоборот, становятся все более и более
смутными. Неужели глаза совсем от старости ничего не видят?
(Отдыхает, закрыв глаза.)
Этот мир еще никогда не был таким отчетливым, снежный покров на кронах деревьев
и линия неба, ярко зеленые один к одному листочки деревьев под шапкой снега, серобурые один к одному стволы, штрихи - все вырисовано с микроскопической точностью, так четко, что просто изумляешься. Наверное, это из-за того, что снег так ярко
отражает свет и нет проекции, исчезла также глубина пейзажа, все застыло, нет ни
малейшего дуновения ветра.
(Открывает глаза и смотрит опять.)
Но что это? Птицы или камни, кроны деревьев под снежным покровом с яркой линией
неба, ярко зеленые листья и серо-бурые стволы снежной страны вдруг стали терять
свои краски, так что невозможно удержать. Чем шире открываешь глаза, тем быстрее
отступают краски, очертания и штрихи впадают в сон, перед глазами - седое небо,
темно-серый лес и белый-белый снег, а эти птицы или камни - единственное, что шевелится во всем пространстве, вопреки всем ожиданиям все еще остаются на своих
местах, хотя все более расплывчатые, все более трудно различимые, и все еще важно
понять, что это, в конце концов, камни или птицы, а если птицы, то не вороны ли?
(Шаг за шагом, тихо-тихо приближается.)
Безупречная снежная земля вдруг раскалывается и медленно-медленно отгораживает
его от находящихся перед ним птиц-ворон, или каких-то других птиц, или камней...
(Оглядывается.)

Сзади нет никаких следов, он невольно пугается и пытается старательно вспомнить,
как он сюда попал? В тот момент, когда он пытается вспомнить, снежная земля за ним
тоже дает трещину, которая расширяется на глазах, и под ногами оказывается черный
омут.
(Он не двигается, едва дышит.)
Он совсем не боится и больше не удивляется, он смотрит, как расширяется этот разрыв, как так же расширяется только что образовавшийся новый... Он, по-видимому,
стоит на плывущей льдине, так как кажется, будто он плывет, он уходит по течению,
легкий и невесомый, больше не обращая внимания на птиц, или ворон, или камни
снежной равнины, а только смотрит на черный омут под его ногами, который становится все шире и шире.
Он медленно-медленно погружается в воду, сопротивляться невозможно, да и нет никакой необходимости, в руках он держит шапку, старую шапку, которую столько лет
уже не надевал, все его тело холодной волной пропитывает мысль, как бы не простулиться, во всяком случае, надо ее надеть...

дз

«•"ч
го
5
О
•_;

^
С^[
2?
1
Ы

(Музыка.)

^
>>

Ань. Тебе, похоже, очень весело.
Сиси. Почему бы и нет? По-моему, и тебе тоже.
Ань. Смотри, небо прояснилось.
Сиси. Да уж, все ясно, как дважды два.
(Смеется.)
Он все сказал.
Ань. Кто? Что сказал?
Сиси. Наверно, о ваших делах?
Ань. Умеешь же ты на пустом месте городить!
Сиси. Так ведь это он мне сказал, он сказал, что это всего на всего игра.
Ань. Вот и славно.
Сиси. Умеете же вы поиграться!
Ань. Чем?
Сиси. Еще спрашиваешь?
Ань. Ну ты даешь!
Сиси. Еще бы. Ты не куришь?
Ань. Это вредно для кожи.
Сиси. Ничего страшного, мне еще рано.

щ
2^
^2
Ц
3^

Ань. Рано или поздно, но когда ты обнаружишь, будет точно поздно. Не хочешь йогурта?
Сиси. Спасибо, я сама. Вы часто так развлекаетесь?
Ань. Не тебе говорить!
Сиси. А это и не я говорю.
Ань. Ты еще не закончила?
Сиси. Это он мне сказал, что ты ему говорила.
Ань. Ты слушай его!
Сиси. Я никому не верю.
(Смеется, обнажив зубы.)
Ань. Вы скоро уезжаете?
Сиси. Мне все равно делать нечего, спроси у него.
Лао Бэй. Сегодня так хорошо, извините, лучи солнца догорают!
Ань. Иди ты!
Лао Бэй. Шутка, она такая нервная.
Ань. А у тебя психоз.

ЛЗ
И
го

Лао Бэй. Не останетесь еще денька на два?
Сиси. Быть моделью?
Лао Бэй. Нет, только гостями, ты очень понравилась Ань, честно!

Ань (поднимаясь). Он боится скуки.

а
^

(Уходит.)

О
^

Сиси. Мне здесь очень понравилось, обязательно приедем еще раз, я ведь умею готовить.
Лао Бэй. Прекрасно, я как раз обожаю хорошо поесть.
Сиси. А еще я умею печь, мое коронное блюдо - вишневый пирог!
Лао Бэй. Как здорово, когда приедете в следующий раз, я нарву вишни, а ты сделаешь
пирог!
Сиси. Да! Ты где?

Ч
Рн
Г)
Л
53

Да. Я здесь.

<!
ч^
<!
щ
2н
с_|
Н

Да. Смотрит во дворе на небо.
Лао Бэй. Сегодня дождя точно не будет. Жалко, что они не погуляли в лесу, немного
погодя еще можно пройтись немного.
Да. Не получится, после обеда я обязательно должен быть на месте, у меня назначена
встреча в издательстве.
Лао Бэй. Тогда никак нельзя опаздывать, отличный роман написал?
Да. Скорее всего, смешная и скучная история.
Лао Бэй. Надо сразу же подписать контракт! '
Да. Если ее примут.
Лао Бэй. А если не примут? Ну, например, если ты не учитываешь тех или иных вкусов читателей, ведь люди не будут тратить деньги на скучные вещи, ты сам безусловно
знаешь, как привлечь внимание при выходе книги.
Да. Главное, чтоб был дополняющий стимул, и больше ничего.
Лао Бэй. Друг, за это - то я тебя и люблю, а не за твои книги. Если хочешь знать, то я
сейчас совсем ничего не читаю. Девочка, ты видела его книги?
Сиси. Я видела его, разве этого недостаточно?
Лао Бэй. Просто потрясающе! Написать книгу, которую даже девушки не читают, считай, что твой контракт полностью провалился!
Да. Тогда напишу пьесу.
Лао Бэй. А если некому будет ее играть?
Да. Ну и черт тогда с ней.
Лао Бэй. Не будет ли это самоубийством? Ты же ведь не как я, дошедший до предела,
тебе еще рано.
Да. Там видно будет, когда корабль подходит к мосту, он просто проплывает под ним,
если не может пройти, то спускается на воду, вот и все.
Лао Бэй. Будет тебе, пьеса о самоубийстве?
Да. Если хорошо жить, то зачем же кончать собой? Не лучше ли сказать: пьеса о крахе.
Лао Бэй. Крахе чего?
Да. Крахе всего.
Лао Бэй. А это вообще-то неплохая тема! Малышка, как тебе это нравится?

Лао Бэй. Ну что ж, малышка, договорились!
Сиси. Куда пошла, Ань?

Сиси. Я и сама хочу, чтобы мне самой пришла крышка!
Лао Бэй. Что ты, ты совсем молодая, не то что я старик, тебе жить да жить!
Сиси. Мы и так все живем.
(Неторопливо выпускает кольцо дыма.)

Лао Бэй. Это пьеса не для потехи. Кто же будет ее играть?
Да. Мы, чем не плохо?
Сиси. Только не я, с меня хватит.
Лао Бэй. Ань, ты не слышала, что он только что говорил о пьесе?
Ань. О какой пьесе?
Да. Отца Тарковского звали Тарковским.
Сиси. Отлично.
Лао Бэй. Хорошо сказано, что-нибудь еще?
Ань. На Тихом океане остров есть, никак не может в бездну сесть.
(Включает музыку.)
Вы не будете танцевать?
Сиси. Танцевать! Почему не танцуем? Мужчины, давайте вместе!
(Вальс. Да, Сиси, Лао Бэй и Ань начинают танцевать.)
Да. Отца Тарковского,
Сиси. Звали Тарковским,
Лао Бэй. Каждое утро за завтраком идет.
Ань. Петух яиц совсем не несет.
Да. В океане тихом остров есть,
Ань. Никак не может в лужу сесть,
Лао Бэй. Ногу подставил,
Сиси. Себя же поранил.
Лао Бэй. В одну страну война пришла,
Да. И ты, и я скончались вдруг,
Сиси. В доме этом тень ушла,
Ань. Только солнце освещало луг.
Ань. Моцарт умер давным-давно,
Да. Но люди играют его все равно,
Сиси. Печально так не может быть,
Лао Бэй. Сахар в кофе надо положить.
Ань. Чай всегда горек,
Сиси. Есть и сладкий чай,
Лао Бэй. Какой-то левша,
Да. Притча со смыслом, но без слов.
Лао Бэй. Однажды, ногу подставил.
Сиси. В доме этом тень давно ушла.
Ань. Сына Тарковского...
Да. Тоже звали Тарковским.
Ань. Каждое утро за завтраком идет,
Да. Сахар в кофе надо положить.
Сиси. Солнце все еще освещает луг.
Лао Бэй. Печально так не может быть.
Сиси. В Тихом океане остров есть,
Ань. Четыре акта исполняют,
Лао Бэй. Какой-то левша...
Да. Вес никак не потонет.
Ань. Где-то началась война.
3. Заказ 262

ЧЕТЫРЕ АКТА УИК-ЭНДА
<&С

П>

о
о
о

СИ

о
2

т.

л евами, ь
д совсем
Е п>
о

о
ь I
о 0)
р о

ш X
0 р 5

X ~3 ("•} Ьч
о- о г^
с П
П
•а
^ 3
Е !"*' о н
о П •3 Р

ё
з;

5с

ЕС

л:

~а
ш
я

(Т>

о со
о

а:

г^

п }-з

н •а
0" н

(П

"*'

о
^з

ГАО СИНЦЗЯНЬ

е умирал
сладкий

поэзия
ПОЭЗИЯ НЕПАЛА
Бхим УДАС
Храм
Я вижу:
Храм, стоящий у дороги, гибнет,
Шпиль покосился и вот-вот рухнет
На землю. Наверное, пришло его время,
Но он ещё держится - в ожидании бури.
Те, кто бывает здесь по утрам и вечерам,
Подходят к спящему божеству храма,
Которое не прекращает улыбаться.
Идол
Спокойно восседает на троне.
Заваленном цветами и подношениями,
Горят свечи, и тысячи и тысячи людей
Всегда готовы пасть ниц к его ногам.
Это божество
Вселяет иллюзию о равенстве всех бедняков,
Обещая миллионам голодных счастливую жизнь Не из года в год, а из столетия в столетие,
Окутывая их облаками веры и надежды.
Это божество,
Вызывая страх смерти и ужас страданий,
Заставляет людей танцевать на его ладони,
Но само внутренне дрожит от предчувствия
Внезапного подземного толчка.
Это божество,
Паразитируя на сердце и мозге человека,
Создаёт ложную картину
Во имя греха и добродетели,
Но само же страдает от болезней
И страха неизбежной гибели,
Особенно с приближением рассвета Перед тем, как покраснеет небо востока.
В конце концов.
Храм разрушается сам по себе,
В ожидании сильной бури он уже завалился набок,
Он только и ждёт начала землетрясения,
Чтобы рассыпаться как карточный домик Достаточно искры далёкого вулкана,
И он вспыхнет как факел...

Заключение
Ночного сторожа души остановил меня в пути
Суровый, но спокойный глас: «Поберегись!»
Как вкопанный стою, набат
Вдруг зазвучал внутри меня: «Поберегись!»
Мой разговор с самим собой внезапно тоже стих, завял
Или застыл, как в горле ком, застрял.
Я жду ареста каждый день
В процессе моего пути,
На улицах и площадях я - словно взаперти.
И даже в собственном дому
(Сомкну глаза - но сон нейдет)
Я по рукам и по ногам
Спелёнут, свернут, как ковёр.
Я - узник самого себя?
Наверное, ответа нет:
Я заключён внутри себя
И скован я собой.
Мне говорят: ты защищён
От козней внешнего врага,
От разных заговоров... Но
Я не свободен вновь.
Я безопасностью зажат,
Я в заключенье слов и тем,
Когда молчу, когда кричу
И выступаю с речью.
В мозгу, по сердцу и душе,
Шаги тюремщиков моих Отчаянья и страха.
О, каземат моей тоски,
Сверхразочарованье!
Где мой язык? Он онемел.
И ноги не идут.
Я разучился жизнью жить
Свободного, я - узник.
Кому молчать разрешено,
Чьи руки скованы давно.
Злым равнодушием, и чьи
Давно зовутся кандалы
«Дурная безнадёжность».
И в этом отношенье я
Свободен меньше, чем свинья, собака или вол
Те об оковах и тюрьме не знают ничего.
Но я-то - человек!
А не могу как человек
Свободно жить, свободно петь,
Свободно быть собой.
Живу меж лезвием меча и дулом пулемёта.
И по рукам и по ногам
36

Тупой закон меня связал Я в заключенье слов и тем, значений и проблем,
В темнице разума живу.
И это - наяву.
Перевод с непали Виктора Зуева

Вишну Бахадур СИНГХА
Пора заняться политикой
Сидя за последней партой сельской школы
с самого начала возьмём за практику
приветствовать помидорами добрейшего учителя,
когда он переключает внимание на чёрную доску,
посвящая нас в премудрости наук.
Если же он станет выражать неудовольствие
упрёками и наказаниями,
наша команда последней парты
выступит против подобной практики учителя,
объявив его действия политическими.
Пора и самим заняться политикой!
Чтобы привлечь на свою сторону деревенских ребят,
попавших в колледжи и университеты,
нарисуем им картину светлого будущего,
которое наступит благодаря нашей команде.
Того же, кому этого будет недостаточно,
привлечём на свою сторону угрозами и силой.
Чтобы получить хорошие оценки на экзаменах,
как бы невзначай продемонстрируем преподавателям
острые ножи и металлические прутья,
а если кто осмелится сопротивляться,
переломаем тем шеи или, в крайнем случае, руки-ноги.
Намажем сажей рожу учителя,
повесим за двери альма-матер замки.
Пора и самим заняться политикой!

*
Здесь - наши, а там - чужие!
Тем, кто с нами, потребуем тёплые места на таможнях,
чужаков же прогоним в деревенскую горную глушь.
Ради получения чинов и доходных мест
будем изображать преклонение перед высоким начальством,
а не будет по-нашему - несогласным открутим головы.
В общем, начнём выдвигать требования
и организовывать митинги протеста.
Пора, пора заниматься политикой!
Перевод с непали Виктора Зуева

Ранджана УДАС
Круговорот
Дни, обласканные лучами солнца,
Карабкающегося по крышам и холмам,

Ждут возвращения сезона, Так и моя жизнь.
Считаю цвета радуги,
Стараюсь измерить величину солнечных лучей,
Хотя морщин на лице всё больше.
И тем не менее Ожидаю смену сезонов.

о
с

Вот пришёл несносный месяц магх*
Ах, как холодна зима!
(Прежде она не была столь суровой).
Ох, и что за бури в месяце чаитра"!
(Разве они были столь свирепы?)
Настал черёд как из ведра ливней
В дни сезона варша**",
Когда ревущие потоки вод
Смывают селения со склонов гор.
Неужто раньше случались такие потопы
И оползни, сравнивающие дома с землёй?
Стала невыносимой жара От её тяжести жизнь просто тает.
Под стать вечерним сумеркам желтеют деревья
От раскалённого солнца.
Наконец следует краткое шествие осени,
И вся палитра красок года
Прячется под покровом ночи.
Цветы всех мыслимых и немыслимых расцветок,
Распространяя повсюду ароматы,
Заставляют расцветать душу.
И круговорот повторяется вновь.

Межа
Перешагнув межевое неравенство.
Мы переходим границу,
Но блуждаем в пустоте форм.
Незаметно
В ней начинают проявляться
Линии, становясь границами,
Ибо это Межевые линии нашей бесконечной жизни.
Всходят и заходят вечные бесчисленные звёзды,
Сменяют друг друга Солнце и Луна.
И сама жизнь
Начинает проявлять беспокойство
Под сверкающими лучами Солнца,
Теряет ориентацию в пространстве
Лунной тени...
"Январь - февраль
"Март - апрель
'"Лето

Тогда приходит новая волна синего неба,
Где должны взойти новое Солнце и новая Луна,
Где должны поменяться названия цветов,
Где должно измениться понятие межи.
Постой, те краски, которые я ощущаю
Всем своим существом, я вдохну в твои глаза.
Теперь смотри:
Синее небо начинает тонуть в них.
Синева становится мягче
И мы с тобою меняемся
Спорными пограничными территориями...
Потоки энергии
Движут нас сверху вниз
И снизу вверх,
И возвращают на межу.

^
Ц

Перевод с непали Виктора '.1\'е<;а

Чандани ШАХ

Едва с тобой простилась, улыбаясь, и слёзы лью, дождём текут они.
Разлука - чёрная, не голубая.
Считаю ночи я, считаю дни...
А много ль дней прошло?
Всего-то два! И всё же
Горчит разлука, сердце в забытьи...
Вся жизнь - лишь повод, чтобы скорби множить.
Теряю всё - чтобы тебя найти.
Луна - сироткой круглой - спит.
Звезд нет.
Невыносима боль. Но жду я, терпелива,
Хоть ранит всё: и музыка и свет,
Признания других - влюблённых и счастливых.
Зачем же, время, ты остановилось?
Как эта ТИШЬ мертва - средь гомона толпы!
За что, скажи, внезапная немилость:
Роз больше нет, а есть одни шипы...

К твоим желаньям неосуществимым.
к твоим мечтаньям, что проходят мимо
толпою облаков, чтоб никогда не сбыться достаточно любви добавить мне частицу.
Под тяжестью надежд израненных,
сбив ноги в кровь, подумаешь: «Не знаю,
куда идти!». Но худа не случится:
достаточно любви добавить мне частицу.
Не раз, не два в отчаянье впадая,

воскликнешь: «Нет, мне не достигнуть рая!».
Но вера в чудо всё же возродится:
достаточно любви добавить мне частицу.

На огромной груди Гималаев
ты приляжешь на миг отдохнуть.
Я - с тобой, как прохлада земная,
я шепчу тебе: «Сильным будь!».
На зелёных просторах тераев
и в горах, где легко до звезды
дотянуться, тебя не теряю,
став целебным журчаньем воды.
И куда б ни пошёл, где б ты не был
изнемогший, усталый, любой я тебя обступаю, как небо,
и, как ветер, иду за тобой!

Не так огромен мир моей любви.
Он - бусы, киноварь - твои подарки...
В неведомую даль меня ты не зови:
лик счастья рядом, и сияет ярко.
О, не гаси его, зачем шутить
с тем, что так хрупко, в самом сердце бьётся.
Любовь крепка, но всё же это - нить,
нарушь доверье - и она порвётся!
Ты горд. А гордость - камня тяжелей,
зашкалит стрелку на любых весах...
Не изменяй любви. Жизнь не длинней,
чем сон во сне - наш общий сон в слезах...
Перевод с непали Светланы Соложенкиной

Мадху Кришна ШРЕСТХА
Гималаи - моё отражение
Я прячу слёзы глубоко в глазах,
чтоб жить во имя красоты предвечной.
Я прячу муку в сердце глубоко,
чтоб стать улыбкой на губах туристов.
В бездонных недрах огненной души
вулканы негасимые бушуют.
А поверху, то воя, то свистя,
несутся ледяные ураганы.
О, сколько раз пришлось сгорать дотла
с моей страной, объятою пожаром!
О, сколько раз пришлось над бездной мне

ответного удара ждать в испуге!
И все ж моя не хочет высота,
чтоб мученики шли на восхожденье:
оно - как испытание огнем
и ценностей твоих переоценка.
Не Буддой ты рожден и не Христом,
не Кришной ты родился и не Рамой,
и даже Джунготамой ты не стал,
и Тенцингом не смог явиться миру.
Но если ты стремишься к высоте,
иные ты начертишь горизонты,
иную землю сможешь ты найти,
которую не в силах уничтожить
ни бомбы, ни ракеты, ни тротил.
Необходимо только мир покинуть,
что спутан прочной паутиной мысли,
необходимо лишь покинуть рай,
в котором правят хаос и упадок.
Ведь ты до умопомраченья рад
прикосновенью радуги бесцветной,
живя под раскалённым красным небом,
где чёрное порой восходит солнце.
И если б ты решил подъём начать,
я стал бы целью твоего похода,
я стал бы романтическим путем,
которым ты идешь к своей вершине.
Я жду тебя! Давай мы совершим
с тобою вместе наше восхожденье
на Мачхапучхру, Гауришанкар
или на Сагарматху - испытать
предел своих возможностей и сил,
и белыми и красными повсюду
цветами рододендронов любуясь!
Ты тоже сможешь, торжествуя, встать
над пиками гигантских Гималаев,
ты тоже сможешь от души смеяться
и, отказавшись от противоборства,
ты воспоёшь земли метаморфозы!
Но я - всего лишь горы, только горы.
Столетия приходят и уходят,
друг друга неустанно заменяя.
Мне ж выпало на долю в настоящем
существовать. Я - высота надежды!
Но я смеюсь в растерянности, к небу
глаза свои бессонные подняв.
О, сколько страха, ужаса и муки
таится даже в дружбе и любви!
О, сколько слёз и горестных рыданий
сокрыты в сердце раненном природы!
Я - символ красоты, царящей в мире!
Но сколько суеты во мне и боли!
Священный храм природы я, однако...
Мне надо прятать в глубине души
немало ненаписанных историй,
немало неисполненных желаний.
Чтоб стать улыбкой на губах туристов.

го
П
О

•11

храню я слезы горькие, как прежде,
и снега белизну!
О Гималаи - мой образ, отражение моё!
Перевод с непали Игоря Елисеева

Анима ДХАКАЛ
Ощущение
Осенний листопад душой любя,
Я снова забываю про себя.
Кружась с осенней радугой в борьбе,
Опять себя теряю я в себе.
Когда от ветра листья шелестят,
Пронзает радость с головы до пят.
Потом я дома чувствую в тиши
Оттенки перемен большой души.
Как будто огнезарная листва
Мгновенно запечатала уста;
Как будто прежней радости волна
Отхлынула, отныне не вольна
Нести вперёд; как дерево гола,
Осталась я подобием ствола.
Меня пронзает налетевший хлад,
Как раньше радость, с головы до пят.
Частит в испуге сердце, вызвал дрожь
Летящий с неба бесконечный дождь;
Кругом я ощущаю только тьму.
Перевод с непали Виктора Широкова

Послесловие
О непальской поэзии российский (советский) читатель не знает почти ничего, два
небольших сборника переводов вышли ещё в 60-70-х годах прошлого века, но они не
могли дать внятного представления о предмете, ибо были проникнуты революционной (псевдореволюционной) патетикой, либо...
Ну, в общем понятно.
Кроме этого, в 1966 году в журнале «Иностранная литература» в переводе Андрея
Сергеева опубликовали подборку непальского поэта М.Б.Б. Шаха, известного в Непале под именем Мохендра Вир Бикрам Шах Дев и работавшего там королём гималайского государства. И это всё.
С тех пор много воды утекло со склонов Гималаев, два года назад на непальском
посольстве в Москве сменилась вывеска: теперь оно именуется «Посольством Непала», а не «Посольством Королевства Непал». Король Гьянендра, занявший трон своего
брата короля Бирендры, трагически погибшего вместе со своей семьёй 1 июня 2001
года в результате самой натуральной бойни во дворце во время традиционного еженедельного обеда, фактически отстранён от власти. Кстати, именно он, единственный
из семьи, отсутствовал 1 июня в королевском дворце, а сын Гьянендры Парае уехал за
полчаса до событий, не дожидаясь окончания обеда. Поэтому большинство непальцев
считают Гьянендру, мягко выражаясь, не совсем легитимным правителем.

А 10 апреля нынешнего года на состоявшихся парламентских выборах первые места поделили три партии: Непальский национальный Конгресс, Компартия Непала (объединённая)
и Компартия Непала (маоистская). Маонсты 10 лет. до 2006 года, вооружённым путём боролись против монархии, нападая на полицейские участки и армейские части. Уже известно,
что первым пунктом в повестке дня на первом собрании Конституционной ассамблеи станет
отмена монархии.
29 мая Королевство Непал прекратило своё существование. Теперь это Федеративная Республика Непал.
На таком вот, как говорится, общественно-политическом фоне творят современные непатьские поэты. Поэты на самом деле интересные, что переводчики, известные русские поэты,
и попытались показать, непальских поэтов волнует тот же набор жанров и тем, что и любую
другую большую поэзию: они обращаются, естественно, к интимной и пейзажной лирике, к
философскому осмыслению прошлого и настоящего, религии и мифологии, интересует их и
политика... Биографии немало расскажут о личностях поэтов, подстрочные переводы которых сделал
проживающий в Москве почти 5 лет Кришна Нракаш ШРЕСТХА (1938). диктор-переводчик
отдела вещания на Южную Азию радиостанции «Голос России», научный сотрудник Центра
индийских исследований института Востоковедения РАН,а с 1999 года и член Союза писателей России. Он окончил Университет Патны в Индии, факультет журналистики МГУ и аспирантуру ИВ РАН. Автор более 25 книг и монографий на языках непали и русском, а также
переводов на непали русской литературы, классической и современной. Награждён пушкинской медалью «Ревнители просвещения» (2003г.)
Чандани ШАХ (1949 - 2001) - псевдоним королевы Непала Аишварьи Раджья Лакшми
ДЕВИ ШАХ. После окончания Трибхуванского университета в Катманду и получения диплома бакалавра искусств в 1970 году вышла замуж за короля Бирендру. Известность как поэтесса
получила в середине 70-х годов. Автор ряда сборников стихов, а также многих песен (выпущены несколько кассет и СО-альбомов). Своим творчеством обогатила непальскую лирическую
поэзию.
Бхим УДАС родился в Восточном Непале, магистр искусств и политологии. Работает в
ООН по Всемирной продовольственной программе более 25 лет. В 2004-2008 годах был координатором этой программы для Чечни и Ингушетии, награждён медалью МЧС России. Автор
сборников стихов «Мне нужна ещё одна революция», «Катманду в хайку». В настоящее время
работает в Мьянме.
Ранджана УДАС родилась там же, где и Бхим. Первый президент Клуба женщин Непала в
Москве. Училась в университетах Пешавара и Белуджистана (Пакистан) на факультетах международных отношений. В настоящее время живёт в Мьянме. Публиковалась в центральных
периодических изданиях Непала.
Вишну Бахадур СИНГХА родился на юге Центрального Непала, в округе Лумбини, том
самом, где родился и царевич Гаутама, ставший Буддой и основателем самой древней мировой
религии. Окончил Московский энергетический институт (МЭИ). Живёт в Катманду, является
техническим директором Непальской энергетической корпорации. Автор книг «Родная земля»
(проза 1999), «Своё и чужое» (короткие рассказы, 2001), «У озера Тхада» (стихи, 2000), «Губы
шевелятся» (сборник газелей, 2001), «Эти слёзы от радости» (сборник песен, 2002), «Нельзя продавать совесть» (стихи, 2008), «Чистые страницы восприятия» (короткие стихи, 2004),
«Тридцать шагов» (путевые очерки, 2004), «Немой ветер» (сборник хайку, 2005) и других.
Мадху Кришна ШРЕСТХА родился на севере Восточного Непала в 1963 году. Окончил
МИСИ (ныне Государственный инженерно-строительный Университет), защитил кандидатскую диссертацию, теперь - в докторантуре. Автор книги стихов «Ищу Небо и Землю» (Катманду, 2002), редактор электронного журнала выходящего на русском, английском, хинди,
непали, невари языках. Живёт в Москве.
Анима ДХАКАЛ родилась в 1971 году. С 1999 по 2003 жила в Москве вместе с мужем,
первым секретарём Посольства Королевства Непал в России. Публиковалась в непальской
прессе. Живёт в Непале.
Виктор ЗУЕВ

^
~
^
^
О

ПРОЗА
Игорь ИВАНОВ

ЭКСКАВАТОРЩИЦА
Рассказ

Впервые я её встретил лет 20-30 назад, когда я только окончил курсы экскаваторщиков и пришел устраиваться в местную ПМК. Только-только начала развиваться мелиорация, работ, как говорят, - непочатый край, заработки выше среднего, техника идёт
новая, а что ещё желать выпускнику ГПТУ. Когда я зашёл к механикам, то там стоял
шум и гвалт, дым от самокруток и папирос застилал и без того грязное окно, на полу спички, окурки, чёрные скамейки и на них мужики в грязной одежде. Все говорят враз,
машут руками, слова наполовину перемешивают с-руганью, от многих разит перегаром.
Но в любой компании есть человек, на котором непроизвольно задерживается взгляд, и
иногда это делаешь сразу, иногда через некоторое время, так и здесь через минуту или
две я различил, что под мазутной телогрейкой особа женского пола. Разговаривает с
кем-то о зажигании в пусковом двигателе. Я усомнился и подошёл ближе, нет, всё верно:
миловидное лицо, из-под шапки выбиваются длинные волосы, фуфайка на груди имеет
недвусмысленные очертания, да и сидит чисто по-женски, во рту два золотых зуба, глаза
умные серые и ещё, пожалуй, одежда чуть почище, чем у других. Если бы я сравнил её
с красавицей, то вы бы не поверили, потому что в мазутной фуфайке и ватных брюках
и подшитых валенках любая красавица сдаст позиции и потеряет свою привлекательность как минимум наполовину.
И вот я стою и слушаю: речь уверенная, доказывает, что магнето надо ставить так,
а не так, и хотя от сидящего напротив мужчины нет-нет да и сорвётся ругань, но это от
привычки, а не от неуважения к собеседнику. Вижу, что никто к их разговору не прислушивается, значит, эти двое здесь свои. Наверное, механик, подумал я, но уж одетато слишком по-рабочему. Только через час или два я узнал от машиниста, у которого
мне предстояло работать, что она тоже помощник машиниста экскаватора, работает
вместе с мужем здесь же неподалёку - грузят машины.
Меня так и подмывало сходить и посмотреть, ведь сам я ещё не погрузил ни ковша, это мне казалось не так-то просто, а здесь женщина работает на такой тяжелой
работе. Иду в карьер, там старый экскаватор, видимо списанный не один год назад,
а на нём Наталья Константиновна грузит машины, не обращая внимания на таких
ротозеев, как я.
Это сейчас я имею многолетний опыт и найду изъян в работе, наверное, у любого
машиниста, а тогда я был восхищён и подавлен. Надо же, женщина имеет такую высокую квалификацию, так умело работает, чтобы её догнать пройдёт, наверное, много
времени.
Но годы идут, и сам я стал работать, у меня появились ученики, и ещё не раз я
встречал ее на собраниях, в поле, курилке или возле кассы. И только перевалит за сорок, как годы уже мелькают, хоть надевай на них узду. И сам хожу не так прямо, и нет

былого гонора, всё чаще думаешь не о том, что будет, а о том, что было. И вот в один
из дней я встречаю её на автобусной остановке с метлою в руке.
- Что, Наталья Константиновна, перешла на новую работу. - говорю как можно
веселее.
- Да что ты. я давно на пенсии, да дома уж надоело. Всё одно и то же - завтрак,
обед, ужин, завтрак, обед, ужин. Дай, думаю, поработаю ещё. Не столько для денег,
сколько для компании, вон вишь, какие у меня подруги. А то ведь я одна живу, не дай
Бог сердце схватит и некому помочь, а здесь как-никак люди. Да и меньше есть стала,
возле дела-то человек упорядочивает свою жизнь.
- Да, да, верно, Наталья Константиновна, ведь так редко вас встречаю, на работе у
нас ведь всё командировки: 20-25 дней в поле, 5 дней дома, затем цикл повторяется, и
так из года в год, не замечаешь, как дети растут, не то, что кто уходит на пенсию.
- Да ты садись, погрейся на солнышке, видишь, как весной пахнет, - и она меня
за рукав усадила на доску, лежавшую на двух кирпичах. Видно было, что она соскучилась по собеседнику... Новый человек хоть ничем не поможет, но хоть немного пособолезнует, сделает округлые глаза, покивает в такт головой и разведёт руками. И
ничего от тебя таким людям не надо - послушай их, помоги скинуть ржавчину с души,
пускай это поможет на день или два, но и за это тебе не раз скажут спасибо. Но не
вздумай попасться в следующий раз, тебе расскажут то же, но начнут с середины или
с конца. Видно, каждая старость несчастна по-своему.
- Ну, ты-то как, Игорь? Всё копаешь землю, всё не даешь ей покою?
- Так кому-то надо и это делать - ответил я, а сам-то знаю, что это только повод
поведать мне свои дела. Поэтому я сразу беру быка за рога.
- Я-то что, у меня всё одно и то же - командировки, работа в поле, отгул и всё с
начала, а у вас-то как, как живется на пенсии, как муж, дети?
С этим вопросом я явно сглупил, лицо её стало грустным, а глаза, наверное, даже
злыми.
- О, да ты ничего не знаешь!
И чтобы сгладить неприятность, я прошу её:
- Наталья Константиновна, расскажите, что там у вас.
«А что рассказывать-то? - начала она с некоторой обидой. - То, что прошла жизнь
и прошла, видимо, зря, никого у меня сейчас нет - муж умер, сын учился в Ленинграде
на физмате, и приключилась несчастная любовь - повесился, остался от него только
чемодан с тетрадями. Труд, конечно, красит человека, но ты сам видишь, как меня он
раскрасил. Вся молодость в мазутной одежде, запчасти по 100 и более килограммов,
кругом мужичьё, ругань, споры из-за нарядов, командировки, маленькие отгулы, которые пролетают как сон, и опять экскаватор - поворот, ковш вниз, затем вверх, и так
не один год. Маленько полегче, когда на ремонте в мастерских рядом с домом, здесь
я чувствую себя более женщиной, как же, всё-таки дом, стирка, обеды на плите, телевизор и даже хождение в гости.
Начала-то я работать, если ты помнишь, когда у нас экскаваторов было всего ничего - штук пять, не более. Работала-то я с мужем, поженились мы ещё перед войной.
Александр работал в старательской артели на Алдане, а я была из бедной крестьянской семьи - восемь детей, я младшая, а здесь такой богач! Придут из тайги, денег
не жалеют, все бабы ихние, вечно пьяные, куражливые, и как все спустят, опять в
тайгу на свои заветные, одним только им известные места. Но стали их потихоньку
прижимать, число артелей поубавилось, труднее стало сбывать добытое, всё больше
стало организовываться госпредприятий с техникой, и лучшие места - им. Вот и стали
подумывать старатели, как бы приспособиться к новым условиям. Александр пошёл
работать на драгу. Вот здесь с ним и поженились. Но золото на прииске истощилось, и
стали разъезжаться кто куда. Подались и мы. Вот так и оказались здесь. Не обошла война и нас: Александр был ранен в 42-м, ступня правой ноги не сгибалась, как говорят,
был списан подчистую. В 44-м родила сына, а как жили - жили как все, зарплата в 1000

СО
Ь;
<5
@
р_
О
5

<^
дрт
О
<;
^р
^
^
^

22
2
<*
3
5Ц
Р
^

<^
д^
Р
^
~Э
^>
У
(Г)

рублей считалась очень большой, это ведь по старым деньгам, а по сейчасным всего
100 на семью. Так что можно представить, как питались и одевались. И надо сказать,
что мы жили далеко не хуже всех. Но жизнь понемногу налаживалась. Всё больше
стало на улицах техники - автомашин, тракторов, и даже стали появляться несколько
диковинные для тогдашнего жителя экскаваторы. Говорили, что деньги платят на нём
сумасшедшие, вот Александр и решил пойти учиться на экскаваторщика, учили-то
раньше как? Поработаешь помощником год-два, а затем экзамены, вот и всё. Работает
он помощником, а я чувствую, что работать ему не просто, ранение дает о себе знать,
да и представь себе - нога болит, а забираться в экскаватор нужно за смену раз 15-20,
но вида не показывает, хочется доказать, что ещё может работать и зарабатывать. Но
вот и экзамен сдал, купил «сучок», пригласил машиниста, я быстро собрала на стол,
так и отметили вступление на новую, как сейчас говорят, должность. Принёс он первую зарплату, и я поняла, что старался он не зря. За год или два мы сменили всю одежду, продукты стали лучше, маленький Васятка стал ходить в вельветке и ботинках,
до этого ходил босиком, я купила себе два бумазейных платья, а сам - шевиотовый
костюм.
Но рана всё чаще давала о себе знать, хотя и работал недалеко от дома, на обед стал
ходить реже, все чаще просил завернуть что-нибудь с собой. Особенно трудно было ему
зимой, когда тяжелые валенки сковывали и без того больную ногу. Жалко мне его, а что
поделаешь, чем поможешь? Я и сама переживаю, что питается всухомятку, и стала я
ему горячие обеды носить к экскаватору. Варю, в кастрюльку, оберну полотенцем и на
экскаватор, а он иной раз и из кабины не хочет выходить. Заходи, говорит, сюда - здесь
тепло и удобно. О бытовках в то время ещё и не слыхали, грелись и, если надо, обедали
возле костра. Поначалу шум двигателя пугал меня" такой грохот, кажется, ничего не
расслышишь, а попривыкнешь и ничего - жить можно. Поест он, чайку горячего попьет,
покурит, а здесь и автомашины подходят. Стою сзади сиденья и наблюдаю, как ловко всё
у него получается. Ковш в забой, набор фунта, поворот к кузову, и на ходу уже открывается днище, затем опять и опять, и так до вечера. И уж только потом я узнала, что когда
я на экскаваторе, он работает без остановки, а так-то часто отдыхал, это мне шофера
сказали. «Ты, - говорят, - почаще приходи, да подольше не уходи». А здесь как на грех
стал Александр всё чаще приходить пьяненький. Он и раньше капымил: то левую машину нагрузит, то после работы останется грузить землю другой организации, но раньше
деньги мне отдавал, а сейчас хоть плачь! Хоть и не скандалил, но пьяный каждый день.
Ты ведь, наверное, знаешь: какая семья, если муж пьяный?»
Я утвердительно киваю. Да, это я знаю не понаслышке, у самого отец такой, только в придачу драчун и скандалист.
«Всё чаще стали ругаться. Васятка уже не встречал отца с распростёртыми руками на улице, а забьётся в угол или убежит с ребятишками на озеро, хоть ночью, а всё
равно убежит, а зимой так к соседке. А я и не ругала его. Что наши разговоры ему? Ума
не прибавят, только обозлят против родителей.
А пить стал из-за того, что работать ему становилось всё труднее. Вроде только на
ноги встали, а здесь и опять нужду ожидай. Самой, думаю, надо устраиваться на работу,
маленькая, но помощь семье. Говорю ему: «Я решила на работу пойти, ты что посоветуешь?» «А что я посоветую? Раз решила, то решила, Васятка в первый класс пойдет, сам
дома справится, да у нас и справляться-то нечего. Самый большой труд - это дом отомкнуть». Пошла в ту же организацию, где работал мой муж, предложили мне работать
уборщицей в мастерских. Работа не тяжелая, с утра так вообще делать нечего, только ходишь и ругаешь слесарей, чтобы окурки не бросали где попало, особенно стараются забросить за батареи да в угол, откуда и выкарабкать их непросто - ну что за народ! И в это
же лето у «моего» сломался экскаватор, помощник заболел, приходит он в мастерские
и требует, дайте мне помощника, хотя бы на ремонт. Начальник мастерских говорит,
что слесаря кто в отпуске, кто на объекте, кто на срочных работах (в это лето пускали
котельную) и как бы в шутку говорит: «А ты вот Наташу-то возьми, хоть мало-мало, но
поможет, где ключ подаст, где просто дух поддержит, все-таки не один». Да мне и самой,

по правде сказать, хотелось пойти, да как предложишь-то, неудобно в мужицкие дела
лезть. Пришли мы на экскаватор, и как сейчас помню, нужно было заменить подъёмный
трос. Нужно было лезть на стрелу и там уложить его в блоки, а сам-то с больной ногой
лезть не смог, потому и просил помощника. Александр мне и говорит: «Ты сама видишь,
в платье ты здесь не работник, нужно одеть шаровары». Это сейчас брюки да джинсы
носят, а тогда только на работе, да и только шаровары. А где мне их взять? «Ну, да ладно,
- говорит он, - сегодня снимем старый трос и отмерим новый, а завтра уж оденешь мои
шаровары и запасуем новый трос». Так мы и сделали. Дома я примерила его шаровары,
и они мне оказалась впору. Когда смотришь на трос толщиной-то всего в два пальца,
он кажется таким лёгким, а когда поднимаешься на стрелу и в руках, на весу, у тебя
трос длиной 7-8 метров, то эта тяжесть составляет килограммов 15-20. Когда на земле,
где стоишь крепко, то это не тяжесть, ведь я с детства привыкла поднимать тяжести,
вода-то была метров за 200 от дома, но когда и сама-то стоишь бог весть на чём и трос
держишь одной рукой, а второй ухватилась за стрелу, чтобы не упасть, то такая тяжесть
очень чувствительна, а стоит его выпустить из рук - и надо вновь спуститься и тащить
его наверх. Конечно, потом я такую операцию делала за 10 минут, а первый раз это мне
удалось за полчаса. Стрела грязная, трос в смазке и выскальзывает из рук, плюс боязнь
высоты, как-никак высота не менее 5 метров, всё это мне слишком не понравилось. Но
так уж человек устроен, всё плохое старается забывать, вот и я через день уже об этом
и не вспоминала. А вспоминала, как Александр подал мне воды, показал, как мыть руки
в солярке, и подал ветошь, заботливо обтёр с моей куртки грязь и пораньше отправил
домой, а сам ещё что-то там доделывал. Через неделю меня ещё раз послали к нему, а
вечером он мне говорит: «Ну что. давай помощником ко мне, и зарплата побольше, когда
захочешь домой сходишь, да и работа, как видишь, не такая уж тяжелая». То, что она тяжелая, это я поняла потом, когда надо было кувалдой выбивать зубья ковша, подносить
к экскаватору трос, заводить двигатель, ремонтировать экскаватор, а тогда казалось, что
и вправду ничего.
На работе возражать не стали, помощников постоянно не хватало, а этот экскаватор старый, и на него вовсе охотников было мало. Так я и стала помощником машиниста при собственном муже. Знаешь, когда работаешь под началом мужа на работе,
то отношения в семье как-то становятся иначе. Я этого не могу объяснить, но что-то
другое, больше уважения друг к другу, что ли, или больше забота.
Самое трудное на экскаваторе - это работа зимой, но мой (так она часто называла
своего мужа) старался с наступлением морозов взять отпуск, поставить экскаватор на
ремонт или уж, на худой конец, утром выходил на работу сам и мне говорил, чтобы
приходила ближе к обеду, когда двигатель работал и на дворе становилось теплее.
Около года я не садилась за рычаги, да помощнику это и не надо. Но однажды
муж заболел, а здесь срочно нужно было навозить грунт под строящийся дом. И хоть
на улице минус 30, а у моего жар, он вышел на работу и стал меня учить. Да к этому
времени я и сама уж не страшилась шума двигателя, знала и устройство экскаватора,
взаимодействие механизмов и несколько раз сама заводила двигатель. Хотя на улице мороз, но мне на первых порах было жарко, ты ведь, наверное, помнишь: кабины
в экскаваторах раньше не отапливались, и переднее стекло проходилось поднимать,
иначе пар оседал на нём и видимости никакой. Вообще-то каждая женщина, по-моему,
немного артистка и повторять чужие движения ей легче, чем мужчине. Вот и я через
неделю уже грузила машины. Радости моего мужа не было границ, приезжали шофера с других объектов посмотреть на меня. Приехал даже главный механик, а затем и
начальник. Мой опять загрезил золотом - поедем и поедем на рудник. Вот там мы заживем, ведь двое работаем на экскаваторе, едва я его отговорила».
Да я сам помню, как только станем зимой на ремонт, кто-нибудь из молодёжи
спросит: «Дядя Александр, расскажи, как там золото-то добывают, какая у золотоискателя жизнь». И начнет он так издалека, что даже не подумаешь, что оно приведет к
золоту. Начнёт с человеческой души, с высоких материй, с жизни человека в одиноче-

СО
^
^
^
23

<^
&
й^
О
<|
^
^
^

стве и постепенно перейдет к тяге человека к золотому тельцу, а только уж затем, как
жили старатели, как добывали золото, как находили места, где оно залегает. А какие
захватывающие истории он рассказывал о том, как скрывали друг от друга эти места,
какими кружными путями шли к ним, запутывали следы, иногда шли по ручью, чтобы
не оставлять следов, иногда через чащобу, чтобы за тобой ни следов, ни запаха, ночью
костра не зажигали, жильё часто рыли в земле, печь из камня, постель из веток и работа, работа и ещё раз работа, тонны перемытой земли, десятки многометровых шурфов, каждый день по колено в холодной воде, и просто удивляешься, как легко человек
расстается с действительно кровно заработанными деньгами. Когда рассказ доходил
до этого места, народу вокруг как-то прибавлялось, на лицах появлялся ещё больший
интерес и у многих можно было заметить мечтательный взгляд. Каждый из золотоискателей хотел переплюнуть другого в бездумной трате денег - покупали портянки
из щелка, ездили на извозчике, а следом второй экипаж вёз фуражку старателя. Или
предлагали такие деньги за любовь замужним, что многие не устаивали, а чаще их
ждали в поселке такие же безалаберные бабы, жившие от выхода до выхода из тайги
старателей, а остальное время жившие воспоминаниями и мечтами о новых встречах.
Золото за два, от силы три месяца перетекало из мешочков старателей в карманы и
ящики жителей поселка, и вот уже трясущийся бывший богач просит похмелить его, и
ему редко кто отказывает, знают, что за ним не пропадет. А только пригреет солнце, он
опять потайными тропами в тайгу, опять по колено в воде, опять работа до седьмого
пота, тесная землянка, в которую можно войти только на четвереньках, и мечта о богатстве, что уж на этот-то раз всё будет иначе, всё будет рассчитано. Но, видимо, такая
дикая жизнь требует таких же диких развлечений, и всё начиналось сначала.
Вот один из его рассказов:
«Перед войной, когда я уже жил в городе, мне повстречался друг, который уговорил меня поехать в Кяхту. Я втихаря от жены сказал, что посылают в командировку на
четыре дня. Приехал в условленное место недалеко от молочной фермы, и мы начали
рыть шурф. Уже на пятом шурфе, взяв песок с глубины двух метров, обнаружили
золото. Время пролетело как одна минута. Пора было возвращаться, и мы, зарыв три
шурфа, заметив место по примятым деревьям, молочной ферме и сделав засечки на
деревьях вдали от шурфов, такие радостные отправились по домам. А через неделю
война, друг мой с неё не вернулся, а сам я, как вы знаете, был списан подчистую
в 42-м. Только через десять лет, немного оклемавшись, поехал искать фарт. Поехал
один, опять-таки, втихаря от жены, и нашел-таки эту ферму, хотя она уже была не
действующая. Переночевал в развалинах и наутро приступил к поиску своего шурфа.
Ведь, что греха таить, я очень часто его вспоминал, что придёт мой час, и я опять, как
давным-давно, возьму в руки лоток, промою песок и на дне увижу поблескивающие
крапинки, и чем их больше, тем радостнее, и можно будет опять кутнуть, не заботясь о
завтрашнем дне. За эти годы местность сильно изменилась, подросли деревья, больше
стало кустарников, многие деревья вырубили, наверное, и те, на которых мы сделали
зарубки. Ложбинки похожи одна на другую, кажется, вот оно, это место, а перейдёшь
метров на 100 или 200, и кажется, что нет, не то, а вот это. И так я ходил с раннего
утра до обеда, пока не заметил на одном из деревьев зарубку, которою мы делали с
другом. Чтобы эти зарубки не спутать с другими, мы их делали возле самого корня в
виде косого надруба. Значит, вот оно моё место, скоро я увижу и почувствую на руках
чистое золото. Но что это? Шурф должен быть метров через 40, а он оказался через 10,
потом ещё один, потом ещё и ещё, и я их насчитал более пятидесяти. Через 20 метров
шурф глубиной 2 метра, а каждый четвёртый шурф глубиной 3 метра, видно, что рыли
основательно. При такой обработке можно, чёрт знает, что найти. Как я потом узнал у
пастуха, это 3 года назад работали здесь геологи, но запасы для них маловаты, на том
и закончили разведку. Интересно, что они определили? Вот если бы я смог найти свой
шурф, тогда бы посмотрели, кто лучше ищет. Но это я только успокаивал себя, хорошо
зная, что геологи ищут основательно и своего не упустят. Так кончилась для меня последняя встреча с золотом и мечтами на другую жизнь».

- Ну ты что задумался, - толкнула она меня в бок, - я тебе рассказываю, а ты видимо, о чём-то своем думаешь.
Да нет, я думал о том, как быстра человеческая жизнь и вся состоит из ошибок. И,
понимаешь это, когда уже сделать ничего невозможно, когда можешь только развести
руками или горько усмехнуться.
Возле автобусной остановки, уже который раз за моё сиденье на скамейке, собирались люди - несколько девчонок, таких прекрасных и сияющих, что их хочется
сравнить со счастьем. Как у них-то сложится жизнь? Они думают, что радостно и
счастливо. Наверно, и Наталья Константиновна в молодости думала так. Но все не
могут быть счастливы, ведь и своё счастье замечаешь только при несчастье других.
И зачем я сижу и слушаю эту жизнь, что я могу? Разве что написать о ней, и
если девчонки прочтут, то узнают, что жизнь может быть тяжела и менее радостна. Но
пройдут годы, они узнают это без книжек. Сама жизнь всё мудро расставит и заставит
следовать своим законам.
«Так вот, - продолжала Наталья Константиновна, - стали мы работать совместно,
экскаватор не останавливался ни на минуту. Только из кабины вылезает он, сажусь
я, даже я работала больше, он чаще занимался смазкой, регулировкой, профилактическим ремонтом, кипятил чай, вообще делал всё, чтобы я работала и горя не знала.
Наш экскаватор скоро украсился красным флагом, как один из лучших. Неизменно к
празднику нас отмечали в приказах, ну а так как машинист он, то ему все грамоты,
деньги. Но я не в обиде: всё равно всё наше. Грамоту он оставлял себе, клал её в папку,
а деньги отдавал мне и говорил - «вот всё по-братски и поделили».
Но рана всё больше давала о себе знать. Вижу, что ходит и всё больше прихрамывает, залезть в кабину целое горе, а спрыгнуть с экскаватора и того хуже, да и начал
покашливать. Положили в больницу, поработал полгода и внов больница, а здесь и
инвалидность - ходить не может, только на костылях, дышит тял ело. Да что там говорить, даже курить бросил, хотя курил лет 40. Поболел он не; олго, месяца 3, и конец.
Я уж бросила экскаватор, перешла вновь техничкой, чтобы за ним поухаживать, да
видно здесь ничем не поможешь. Может, пожил бы еще, но Васятка не только себя, но
и нас не пожалел.
А одной, знаешь, как работать на экскаваторе. Помощником ко мне никто не идёт,
считают, что под началом женщины как-то не так работать. Да и прав на управление
экскаваторам у меня нет. И всё бы ничего, но любая поломка на экскаваторе - это бери
в руки лом или кувалду, а мне уже было за 50. И опять пошла я техничкой, а куда ещё
(профессии более никакой). Попробовала было поработать слесарем. Да больно много
надо сил, чтобы затягивать или отворачивать гайку, здесь и мужик^то не каждый может, а просить каждый раз кого-нибудь: это уже не работа, а насмешка. Поработала,
правда, год в инструменталке, да должность сократили. Вот я вернулась к своей профессии. С чего начала к тому и пришла.
Ну а ты-то как, - спросила она меня, заглядывая в лицо. - Я слышала, ты всё учишься, хочешь начальником стать. Да и правильно, - ответила сама себе, - под старость-то
здоровье может такое сыграть, что теплое место ой как понадобится.
Ну ладно, ты ведь, наверно, торопишься, пойду к своим подругам, вон вишь, они
уж на меня косятся. Засиделась я с тобой. А если хочешь, то приходи, я тебе расскажу,
как мой Васятка учился. В его чемодане столько тетрадей и все в формулах, когда я
их забирала из общежития, профессор просил кое-что оставить ему, но я всё забрала
с собой, как будто хотела взять что-то большее от сына. Если хочешь, посмотри тот
чемодан, может, кое-что и правда там стоящее.
Ну ладно, я пошла».
И через минуту метла пела в её руках: шик, шик. Да, подумал я с усмешкой, какой
уж там шик, просто широкая душа и горькая судьба.

4. Заказ 262

Д
У
<5
Э
^
Р
^

<^
5^
О
<^
23
^
У

ПРОЗА
Олег КОПЫТОВ

ПО ИНТЕРНЕТУ О СУЩНОСТИ
ЛЮБВИ
Маленькая эпистолярная повесть

Доктор Курочкин, он же - моложавый, худощавый, с прической а ля Ален Делон,
со следами неких сюжетов жизни на лице сорокапятилетний Игорь, зашел как-то вечерком к своему другу доктору Святковскому, он же - полноватый, лысоватый, веселый, вполне довольный жизнью Саша.
Саша открыл дверь и пошел туда, где только что сильно нагрел стул своим дородным задом, - к монитору компьютера.
- Игорек, га-га-га! Во штука интересная в «Инете» появилась! «Одноклассники,
ру»! Не ходил случаем? А я тут, представляешь, уже пять одноклассников нашел, четырех одногруппников по Пермскому меду, и даже, га-га-га, представляешь, девчонку,
с которой спал восемнадцать лет назад...
При этих словах Саши по лицу Игоря пробежал ток. Легкий. Едва заметное электрическое напряжение... Саша его не заметил. Саше было весело. Он даже чуть было
не отказался выпить...
Игорь возвращался от Саши домой до тошноты знакомыми тремя кварталами.
Двести пятьдесят миллилитров коньяка не привычно мужски бодрили, одновременно
инфантильно расслабляя, а... усилили грусть, что гнездилась в Игоре вот уже больше
месяца.
Знает ли он «Одноклассники.ру» - вроде бы штуку чудесную, сайт замечательный,
что полстраны возвращает в молодость, детство, кажется чудом, почти машиной времени? Знает ли? Да он намного раньше толстяка Святковского залез на популярнейший с конца 2007-го российский портал, и встретил там уже не пяток, а пару дюжин
старинных знакомцев и закомиц, чей след, думал, потерял по жизни навсегда. Да у
него уже целый эпистолярный роман, благодаря этим «Одноклассникам» случился!
Знает ли он «Одноклассники.ру»...
...Игорь родился в одной среднеазиатской республике бывшего СССР, в городе с
красивейшем именем Атагуль. Это ерунда, что там было полным-полно аборигенов
и только чуть-чуть славян и вообще русскоговорящих. Это был вполне нормальный,
почти европейский - советского разлива, конечно, - город. Там все говорили по-русски.
Или, во всяком случае, умели. Там был местный и русский драматический театр. Театр оперы и балета. Опера во все века - искусство итальянское, балет - мировое, национальности не имеющее. Там была шикарная библиотека и выставочный зал, куда
привозили всех - от Рерихов до Репина. Там были военные заводы и хлопкопрядильные фабрики. Там был университет и мединститут. Там были глиняные мазанки, но и
многоэтажные микрорайоны. На горизонте города всегда красовались горы с алмаз-

ными вершинами. Там было 300 солнечных дней в году. Там Игорь начинал жизнь.
Оттуда Игорь уехал учиться в Москву, и не куда-либо - в Первый мед! «Большому
кораблю - большое плаванье!» - думал про себя весь свой первый курс...

СС
2

И, может, хватит нам с вами в кошки-мышки играть?! Мне - бедному автору, ашот
- по латыни «виновник», то есть всегда виноватому, и вам, читателю, - читатель, как и
клиент, всегда прав. Вам ведь больше преамбул-введений не нужно. Вам ведь нужен
уже сам сюжет. И вы - умный человек, дорогой мой! Вы понимаете, что автор знает
причину грусти доктора Курочкина. Как то бишь я его почти только что обозвал? «Он
же - моложавый, худощавый, со следами неких сюжетов жизни на лице сорокапятилетний Игорь». Вы знаете, любезный друг мой, единственный и почитаемый читатель
мой дорогой, что знаю я некую тайну Игоря Курочкина. Проще говоря, имеются у
меня его файлы. Любоп-пытные! И не важно вам, сам ли доктор Курочкин по пьяне
пароль своего Интернетского почтового ящика мне подсказал, или автор, циник по
определению, флэшку в зад компу Игореву воткнул, когда тот опять же в третий день
запоя в коме лежал, не важно вам всё это.

Итак, хотите - получите. Такой испокон веку между вами, читатель, и мной, автором, договор подписан. Я вам интересен только тогда, когда что-то где-то уворовал, подсмотрел, перед чьей-то кроваткой свечечку подержал, ну и подобное, а потом
вам на блюдечке, в белых перчаточках нового сладостного стиля все это краденоеподсмотренное преподнес. Тогда и только тогда вы мне в ладоши похлопаете... Может
быть...
Не буду нарушать извечного договора. Не буду. Открою вам файлы Игоря, открою.
Мне самому не важно, где и как я их взял.

X
р!
О
Ьн
Я"
>>

Итак, дело было на «Одноклассниках.ру»...

И
5

_
рэ
р5
Я

О
>>

в
Он

Первое письмо Лариски Игорю
«Здравствуйте, Игорь Курочкин! Не очень удачная фотография, наверно. Что-то
сомневаюсь. Так что колитесь, Курочкин, не проживали ли вы когда-то в городе Атагуле? И откуда вы удалились аж в Хабаровск и до сих пор, что ли, там? Отвечайте-ка
поскорее, ладно? Вдруг это все-таки вы? Вот было бы здорово!»

I
Первое письмо Игоря Лариске
«Я это, Лариса, я! У меня все хорошо. Хорошая работа: второй год - проректор по
научной работе местного мединститута. Жена, трое детей. Романы даже некие случаются... В смысле написал пять книг, среди них два романа. Где вы сейчас, как?»
Второе письмо Лариски Игорю
«Елки зеленые, Игорек! Дык тогда чего на вы? Если ты, конечно, помнишь, кто
я, и вообще... Я помню - поэтому буду на ты. Ужасно, страшно просто рада за тебя,
что все так хорошо! Кроме одного - не представляю, как ты в этой вечной мерзлоте
можешь существовать? Если не обидишься, еще скажу, что рада, что ты завязал с этим
делом - имею ввиду алкоголь - ведь завязал? Ну, у меня все сильно скромнее, сильно.
Ни тебе жены, ни троих детей. Романа, опять же, ни одного! Имеется муж (другой, не
тот, которого ты видел когда-то, 15 лет назад...), живу в Москве, работаю потихоньку
то тут, то там. Сейчас вот сижу без работы, в связи с чем вот поеду в Атагуль проведать оставшихся друзей. Пишу тебе все это и все-таки думаю, Курочкин, а ведь ты не
вспомнил меня, а? Редиска. Как в день нашего знакомства у Герасют определил меня в
свои любовницы и все такое... Давай, вспоминай, Ницше! Пиши на электронку, ладно?

_
г^

А то тут коротко-неудобно. Адрес - 1аге_к.исЫ@р15ет.пе1:. И усы тебе не идут! Пиши,
жду и отвечу длинно...»
Второе письмо Игоря Лариске

С2
/5
Н
1~Ч

ии
^
м
>>
^
О
>,
[^
Д
щ
Н
_

«Привет, ну, во-первых, я все помню. Во-вторых, про вечную мерзлоту это ты
зря: ровно 1 марта у нас началась весна, плюс 5-6 и прочее, а если ты в фигуральном
смысле - тоже напрасно, никто у нас лаптем щи не хлебает, впрочем, ты же знакома с городом Владивостоком, должна помнить, в общем-то, дружественный человеку дальневосточный климат. Кстати, кандидатскую я защищал именно во Владике, у
меня там масса друзей, один из лучших - Мишель (такое вот исконно русское имя!)
Онегов, он - тележурналист, сейчас корреспондент ТК «Россия», мелькает в «Вестях»,
во Владике я часто бываю. С журналистикой я тоже был связан, причем более чем
тесно: в 1996-м даже уволился из Хабаровского мединститута и работал на одном из
первых частных телеканалов Хабаровска, а потом, до дефолта, вообще служил пресссекретарем и помощником директора банка по связям с общественностью. Это был

филиал «СБС-Агро», который благополучно «слил воду», как сказал Саша Смоленский, после августа 1998-го. Безработным я был ровно 15 минут, пока дошел из банка
в телерадиокомпанию «Дальневосточная», где благополучно работал на теле и радио.
Вел программы о медицине, здоровом образе жизни, экологии... Всё это время практиковал, конечно, только частно...
В начале 2000-х стар стал для журналистики, вернулся в вузовское преподавание.
Карьера в нем пока более чем успешна: был в своем Хабаровском меде завкафедрой,
деканом факультета повышения квалификации, теперь вот проректор по науке. Скоро еду (правда, на троллейбусе) на совещание проректоров по научной работе вузов
Хабаровского края. Все мои коллеги, проректоры по науке других вузов, - постарше
и возрастом и званиями, я всего кандидат и доцент, они, как правило, доктора и профессора, но - какие наши годы, да и получить кандидата медицины или, скажем, пиддагоггических каких-нибудь наук - две большие разницы...
Знаешь, если попереписываться поактивнее, ты лучше задай какие-нибудь вопросы. Мои же такие. А правда, что Лешка Герасюта умер? А чего это ты всё выходишь
замуж, а с мужьями у тебя что-то странно-непонятное?
О! Такой вот вопросик: а как ты все-таки тогда ко мне относилась, как это все-таки
по правде называлось?
Так, еще: как ты в Москве оказалась? И что это тебя все время тянет в Атагуль?
Шлю еще одно фото. Шли и ты. Пока!
Ах, да! Из большого спорта - алкотраста - я действительно ушел на тренерскую
работу. Но не сразу. Завоевал в этом спорте все мыслимые и немыслимые призы, звания и награды. Такие дела».
Третье письмо Лариски Игорю
«Игорежка, привет!
С чего начать-то?
С фотографий. Замечательные! Наконец-то хоть разглядела тебя толком, какой ты
есть. Почти такой же. Нет, слово «почти» - лишнее, просто такой же. Некоторые следы
- нет, не возраста, скорее, бурного прошлого, - может быть. И все.
По-прежнему сразу видно, кто ты. Нет, ну не то, чтобы я так прямо хорошо тебя
знаю. Но кое-что. Неординарный, умный, амбициозный и - море обаяния - таким я
увидела тебя тогда, и это же вижу на фотках сейчас... Нет, ну не с того начала, ей богу,
не с того! Дифирамбы потом...
Значит, про мерзлоту. Разумеется, я имела в виду исключительно погоду, ибо ведь
действительно во Владике пришлось пожить - потому и говорю. Но раз тебе не нравится, ладно, больше не буду. Просто я тут в Москве уже от этого холода, а главное от
52

отсутствия солнца не знаю, куда деваться - вот и сужу всех по себе. А зря. Да, поэтомуто меня и тянет все в Атагуль - на солнышко.
Лешка Герасюта действительно умер. И не просто умер. Ты, что ли, подробностей не знаешь? Мне Людка присылала газетную статью - жаль, не сохранилась, я
бы тебе послала. Там всякий ужас случился. Он ведь потихоньку совсем спился. И
сначала умерла его мать - знаешь, наверно... Этот его мерзкий братишка Миша тоже
пил порядочно и отца их бедолажного всячески доставал, что тот даже в милицию обращался. В конце концов, отец тоже умер - кажется, от рака. Ну и остались эти двое
наследнички...
Один алкаш другого алкашее. пардон за словообразование, ты меня понял.
И якобы прицепилась к ним какая-то мафия с тем, чтобы отобрать у них квартиры:
их ведь у них на двоих оказалось три - две однокомнатные и родительская даже, кажется,
4-комнатная ведь была. Ну они и насели на Лешку. И уж не знаю подробностей, но кончилось все тем, что Лешка выпал из окна своей квартиры горящим! Отвезли в больницу, там
в реанимации еще прожил сколько-то и умер - вот так. Все, что осталось от нормальной
дружной вроде семьи - Миша. Что стало с ним - не знаю. И с квартирами - не знаю тоже.
Последнее время Лешка жил с какой-то женщиной с ребенком - с Людкой они развелись
- наверно, вскоре после твоего отъезда, точно не помню. Так вот после его смерти эта женщина вроде претендовала на его квартиру, но получилось ли у нее, не знаю.
Игорь, как это все? Как мне жаль их отца! Всю жизнь работал, строил, созидал,
дослужился от простого строителя до замначальника треста, кажется, мухи никогда
не обидел, жену как любил, в детей как верил, веселый какой был до тех пор, как
жена заболела. А потом как все сам тащил, и больную жену, и детей - бездельников и
алкашей... Только и мысль - хорошо, что не дожил до этого кошмара с Лешкой... Да и
Лешку самого жаль, конечно - ведь он не был сволочью, а дураком только местами так это мы все понемножку... И всё эта водка - прости за банальность - но что это за
зверь такой!
Поэтому - как же здорово, какой же ты молодец, что у тебя получилось уйти от
этого! Да хоть поэтому, хоть потому! И все твои достижения, в общем, не удивительны
- ты ведь способный весьма. Нет, ну посмотри, никак не получается про другое - все
съезжаю на восхваления тебе!..
...Значит, продолжим отвечать на твои вопросы.
Ох, длинным получится письмо!
Но, может, и ничего? Не самое неприятное в этой жизни - читать длинные
письма, а?..
Про то, «как оно тогда было по правде». А ты хочешь сказать, что не знаешь?! Ну
ладно, скажу, хоть мне и кажется, что все было так очевидно. Влюбилась в тебя - вот
и вся незамысловатая правда. Со всеми полагающимися приложениями - трепетным
ожиданием звонка, неземной радостью от звука твоего голоса - и тому подобное, да...
Не говоря уже о счастье быть рядом или даже еще ближе... Ближе...
Это я не иронизирую, не подумай.
Чистейшая правда, да ты и не мог не замечать этого.
Скажешь, а как же муж? А разве это кому-то когда-то мешало? В смысле - это ведь
происходит независимо. Короче, ты понял.
Да, скажу тебе одно свое наблюдение, а ты уж ответь тоже честно: правильное оно
было или нет. Мне показалось, что когда ты именно что пообщался с моим мужем, то
это для тебя стало, как бы это сказать, короче - ты решил, что у меня вполне подходящий муж и делать тебе тут (со мной в смысле) нечего и быстренько исчез. Чего-нибудь
подобное имело место, или это плод моего воображения? Или тебе в любом случае не
нужно было ничего более серьезного? Скажи. И вообще - откровенность за откровенность, да? Всего много было. Была ведь уже тогда тоже эта какая-то твоя жена - ведь
она была уже тогда? И это была та же, с которой ты сейчас, или другая? И даже вроде
был ребенок - это один из твоих трех? И уехал ты вроде как сразу к ней в Хабаровск или это было не так? Кроме того, было же ведь и твое пьянство.

И
^
П
9
И
5

—,
д
рЗ
СЗ
""*
•_!
О
Ь^
Е±"
>>
^
О
>^
5
Н
^

И
^
^
Ы
^

,_,
И
Й
И
|_1
О
У
!ГГ
>>
^
О
;>,
Д
^

С другой стороны, помнишь, как ты шутил надо мной - говорил: не возьму тебя
замуж. - А почему? - А ты про какую-то ерунду, про возраст, что ли, отвечал. И это
вроде как значило, что наоборот, ты бы мог меня позвать. Мог бы?
Вот все мне хоть теперь расскажи. Я же тебе все рассказываю. Хотела я, чтобы ты
позвал? Хотела. Очень-очень хотела! А пошла бы? Если бы сильно звал - пошла.
Знаешь, у меня такие старинные представления о том, как мужчина, даже не то
что должен, а может себя вести, если ему нужна женщина. Но не очень она, то есть я
была тебе нужна - и это можно понять. Совершенно.
То есть, упаси бог, никаких претензий к тебе у меня, разумеется, нет и быть не
может.
Ты был таким... недосягаемым. Я себя с тобой чувствовала... э-э-э... ну, короче,
не пара тебе - во! Опять-таки, думаю, что ты это все прекрасно видел и понимал. Тем
более, что это так и было, наверно. И даже и время поставило все на свои места. Нет
у меня, например, достижений, которыми бы могла похвастать. Это факт. Не защитилась - хотя долго еще лелеяла эту мысль по приезду в Москву... Дубина... Да и не в
этом, конечно, дело, бог с ней, с диссертацией, другое не удалось - заняться любимым
делом...
Вот сейчас и про приезд в Москву заодно расскажу. И про мужей - все это связано. А почему ты говоришь, что с мужьями у меня что-то «странно-непонятное»?
По-моему, все как раз совсем понятное, и такое же происходит очень-очень у многих
людей, - люди разводятся. По разным причинам, наверное. Какая была у меня?
Как-то вот ушла любовь. Вот и все. А без нее оказалось невыносимо. Нельзя без
нее, одним словом.
Однако, сейчас, когда прошло столько лет (14 лет в этом году, как я развелась с
Андреем), я думаю, что, может, можно было это как-то пережить, может, это был такой
период, и можно было остаться вместе - не знаю. Тогда это было невозможно - и все.
Вот, не дождался ты, Курочкин, своего звёздного часа, а был он так близко!
Шутка!
На фиг он тебе был нужен, этот час.
Ну, продолжим. Значит, Андрей уехал в свой любимый Владик, а я осталась в
своем любимом Атагуле. И подобно тому, как ты совсем недолго был безработным, я
относительно недолго пробыла одна - полгода всего...
Хотя развод дался мне очень тяжело, и если бы Андрей не уехал... Однако. Все
было именно так, а не «если бы».
Значит, дальше пропускаем (тут играем, тут не играем, тут рыбу заворачивали помнишь? ну вот, типа того - не играем кусочек жизни).
В этом самом 98 году позвал меня в Москву мой теперешний муж. А вот тут-то я,
наконец, похвастаюсь, бе! (Это я язык тебе показываю.)
Значит, о муже (кстати, давай рассказывай про жену свою и детей: мальчики, девочки, кому сколько лет, и кто кого вундеркиндней?). Так вот, муж у меня защитил
докторскую в 36 лет. Учись, салага!
Правда, уже давно пора ему получить профессора, а он все бумажки не доделает
как положено, но все фигни, которые надо для получения профессора, у него давно
есть... Он доктор медицинских наук, замдиректора НИИ медицины труда.
Где я его нашла? В Атагуле, в институте экологии, где он работал тогда еще простым завом лабораторией. Там мы познакомились. И вовсе я не думала, что он позовет
к себе. А он в Москве оказался потому, что сначала кандидатскую там защитил, потом
докторскую, ну и понравился, взяли его на работу и все такое.
У него до меня, разумеется, была семья - потому что старше меня он на 10 лет. Эту
семью он перетащил в Москву и тут с ней развелся. И через два года позвал меня. А я?
А мне тогда было мало что терять - я приехала.
И не потому, конечно, что нечего было терять, а опять же, все потому же - очень
нравился мне этот человек. И началась столичная жисть...
54

Знаешь, боюсь, это письмо никогда не кончится...
Короче. Буду короче. Всякое тут было у меня, много несладкого, но ладно, проехали...
Сейчас самый ужас - а ведь думала, минует меня чаша сия, ан нет, не миновала!
Короче, кто о чем, а я все про то же - пьет мой Вовка. Сильно. Давно и много. И уже
наступает время, когда все это совсем плохо и страшно - да что тебе объяснять, ты
меня понимаешь. Бьюсь, как рыба об лед - толку чуть. А ведь какой мужик! И голова,
и характер, в общем, я в кого попало не влюбляюсь, ты понимаешь. Сам сколького добился, и вот все это летит к черту, в этот долбанный стакан...
Все, не буду об этом. Последнее, о чем еще расскажу в этом бесконечном письме.
Почему меня тянет в Атагуль.
Когда я уехала в Москву, то оставила там маму одну. Совсем одну, потому что
старший мой брат Вова умер в 96 году от рака - было ему 35. И вот все эти годы я
ездила к маме регулярно, потому что болела она у меня, и чем дальше, тем сильнее. В
2006-м после двух инсультов оставлять ее одну было уже нельзя: диабет, инсулин, и
я привезла ее сюда, в Москву. Прожила она тут 17 дней... Умерла 31 марта 2006 года.
Так что из родных у меня нету никого теперь. Вот хочу поехать сейчас сделать там последние поминки - 2 года... Ведь похоронила ее здесь, в Москве, где никто ее не знал.
Ее знали все там, дома, в Атагуле... Да, там по-прежнему для меня дом.
Квартиру я не продала, слава богу, ведь сейчас сильно поднялись цены на недвижимость в Атагуле. И не только поэтому.
Вообще не представляю, как смогу продать эту квартиру, ведь после того, как мы
переехали туда, в новый дом, все время, с 75 года никто, кроме моей семьи, там никто
не жил, там до сих пор пахнет мамой. Так что мне есть там, где остановиться, и, вообще, мне хорошо там, все равно это родина, и она в тысячу раз лучше распрекрасной
этой Москвы... Вот только если бы не эти всякие... «дети гор», как было бы там здорово жить! Так я думаю.
А где твои родители, с тобой? Или в Атагуле остались? И тебя туда совсем не
тянет? Я бы эту Россию, честно говоря, грязную, холодную и чванливую в гробу видела, извини за грубость. Была бы возможность куда-нибудь махнуть, хоть в немецкую
тайгу, хоть во фьорды какие-нибудь ледяные, хоть в Африку - ни минуты бы не задумывалась.
Да ладно, это все так. Лирика. Сильно плохо мне без мамы, совсем. Вроде уже
сама взрослая тетя, а вот никак...
И, однако же, надо когда-нибудь заканчивать эту писанину.
Твоя очередь.
Ты вообще профессионал в этом деле, в смысле писательства, тебе и карты в руки.
Про что, кстати, книжки твои?
Расскажешь? Особенно же интересуюсь романы почитать.
Вот тебе сколько вопросов. Пиши.
Фотки сейчас послать не смогу: комп не работает, калякаю тебе на ноутбуке, а на
нем ничего из фотографий нет. Как только починим - пришлю. Тебе спасибо за твои.
А с усами твоими все-таки не знаю, что делать. Зачем они тебе? Для солидности,
что ли? Непривычно. Но все равно красавец.
Обнимаю (с твоего позволенья).
И пока».
Третье письмо Игоря Лариске
«Лариска, привет!
Что-то мне не очень счастливо стало, прямо скажем грустно, и вдруг захотелось поплакаться на твоей шикарной груди. Блин, 45 мне, представляешь, почти 45! А я иногда
чувствую себя тем мальчишкой, которого так часто обижали во дворе большие пацаны.
Лучше бы уж они. А тут - сама жизнь. Эта тётя посерьезней больших пацанов.

д
Р
25
и
Ы

„
щ
р9
д
|_!
О

>>
^
О
>,

Н
_

Короче говоря, столько сразу налетело за небольшой п р о м е ж у т о к времени. Посу
ди сама. Внезапно оказалось, что наш ректор, который относился ко мне как к родно
му сыну, который поставил меня в проректоры, может быть съеден. Его съели. Губер
наторская рать. О н написал заявление об уходе. Ему о с т а л о с ь 2 дня. А т а м сожрут и
меня. Я - его человек, и этим всё сказано. Я не лизал задницу тому, которого наметили
вместо него е щ е полгода назад, я д а ж е пытался своего ректора защитить...
Я вернулся в б о л ь ш о й спорт. Алкотраст. Там не так уж и весело, как м о ж е т по
казаться на н е п р о с в е щ е н н ы й взгляд. Я влюбился в студентку. По у ш и . Дня не могу
прожить, чтобы не у в и д е т ь ее, не послать эсэмэску, или просто п о с м о т р е т ь на фото
графию. Я чуть не развелся с женой, когда о д н о в р е м е н н о напился и звонил своей сту
дентке при детях. А куда я без ж е н ы ? О н а мне как бы вторая мама: в и д и м о , есть такой
сорт мужиков, которые при всей в н е ш н е й и с к л ю ч и т е л ь н о й с а м о д о с т а т о ч н о с т и - сын
ки до старости. Я, наверное, из таких. У меня ступор в мозгах. Какая докторская?! Я
нормально л е к ц и ю не могу прочитать. Твой муж в 36 стал д о к т о р о м ? Тоже обидно.
Ректор «под дембель» подписал платежку на издание в х о р о ш е й т и п о г р а ф и и мое
го романа. На 55 тысяч подписал. Вроде бы б ы т ь на седьмом небе от счастья. Я так
об этом мечтал, хотел откладывать л е т пять по тысяче с зарплаты, ан что-то не ликуется...
Такие дела.
И еще. Мне тут п р и с л а л и приглашение на с и м п о з и у м в Атагуль. С новым ректо
ром поездку институт вряд л и оплатит. Я - человек старого, б ы в ш е г о ректора. Какой
Атагуль?! М н е скоро пинка под зад с проректорского места. Н о , может быть, поеду на
о т п у с к н ы е - в ы п у с к н ы е . С и м п о з и у м с 4 июля. Ты будешь в Атагуле 4 и ю л я ? Вспомни
ли бы молодость.
Л а д н о . Здесь всё. Я у ш е л в запой.
Пиши. Целую».

Четвертое письмо Лариски Игорю
«Игорежка, привет!
Так и тянет воскликнуть: да, ж и с т ь - она такая! И ведь сколько правды в этой ба
нальщине.
Л а д н о , шутки в сторону. Игорежка, т ы что, когда шел в эти с а м ы е проректоры
(или проректора?), правда, не знал - как это? Д е л о в том, что твоя ситуация настолько
типична, что это просто... Просто даже и говорить-то не про что. Мой м у ж точно в
таком же положении. Его тоже поставил з а м е с т и т е л е м директор, а директору этому
81 год, прикинь! И последние несколько л е т мой Вовка находится в висячем и нена
д е ж н о м весьма положении типа твоего. Потому что директора уже хотят потихоньку
того - на пенсию, ну а с Вовкой - понятно что. И этот х м ы р ь б о л о т н ы й (директор) хоть
бы как-то п о с п о с о б с т в о в а л , чтобы Вовку-то на его место: подходит он по всем пара
метрам, а вот и нет, ни фига, тем более что институт а к а д е м и ч е с к и й и академия сама
ставит, кого хочет.
И это просто закон, и он, Игорежка, всегда в этих кругах, и д у м а ю , что не только
в этих...
А ты вроде как удивлен и с р а ж е н ? Ну вот уже прошли два дня, о которых ты пи
сал, - как дела-то? Не изменилось ли чего? И где т ы ? Еще на работе, или... И где бы
ты ни был, черт тебя дери, Курочкин, какого хрена обязательно пить????? Ну ситуация
да, тяжелая и нервная, но ты же все у с у г у б л я е ш ь , блин! Как никогда должен быть в
форме, чтобы всем показать - а и что?? Вместо этого...
И « л ю б о в ь » твоя зеленая... Ну л а д н о , л а д н о . Ну пусть. Бывает. Хоть взаимно?
Но опять же, какого хрена, чтобы знала жена?!
Это что, о с о б ы й кайф такой - так мучить близкого человека?!
С к а ж е ш ь , все из-за стакана? Наверно, из-за него - иначе как м о ж н о такое делать?
Елки, ну ведь не легче тебе от этого, не легче, так зачем???????

Скажешь: ну, нашлась, умная, научила. - Да нет, конечно! Не умная. И чего учить
ученого и совсем не дурака.
Да, не дурака, только ведет он себя почему-то именно как... блин, Курочкин.
Ну что вы за люди, мужики?! И что-то многовато параллелей у тебя о моим мужем, многовато...
И он ведь из той же породы, про которую ты сказал. И ведь столько всего достиг
совершенно самостоятельно, - и так бездарно и позорно все засовывать в то самое
место! Зачем, для чего?.. А просто так. Стакан любезнее...
Игорь, ты же смог уже остановиться???
...Прости идиотские мои восклицания - уже не сомневаюсь, что наслушался ты
их от супруги в достаточном количестве. Просто, понимаешь, невыносимо же это всё
наблюдать, как такие люди во что превращаются. Невыносимо. И больно, больно - и
хоть ведь сдохни на глазах, а не остановить...
Так. Спокойно. Главная мысль ведь ясна, я думаю. Оставишь стакан - все устаканится, пардон за каламбур. Сам же говорил, что безработным не был совсем - так в
чем же дело?
И что ты носишься - 45, 45? Ну 45 - и что? Конец, что ли? Не так уж и много,
между прочим. Это только в 15 лет казалось, что 45 - это старость. Теперь-то, надеюсь,
ты понимаешь, что это не так совершенно? Вот. И еще столько всякого наделается...
Ты только не пей. Ты врач, менеджер, журналист, писатель, кандидат наук, умница
- мир в кармане! Ты все можешь, понял?! Блин, ты все можешь, Курочкин!!!
...Помнишь, 15 лет назад я хотела тебе рассказать стишок собственного сочинения
про тебя? Ты не захотел слушать - понятно почему. Вот я тебе его сейчас напишу. Плевать на его художественную ценность - нету ее, скорее всего совсем, не в этом дело. А
просто было это про тебя и от души.
Только несколько встреч.
Не трудись, вспоминая
Мою слабую речь
Из значков запинанья.
Снег и ветер, буран Или ночи кривлянье?
То ли улиц тюрьма.
То ли мне в наказанье
Каблучки по асфальту Ты уйти бы не прочь.
Только вот незадача В угу пьяную ночь
Не уйти, не уехать Снова ветер. б> ран...
ВСЕ РАВНО В ТЕБЯ ВЕРЮ.
ПЬЯНЫЙ МОЙ КАПИТАН!

а
^
^
§
2

_,
д
р;
гз
^
О
^

^*
О
^
>,
Рн

{

Все равно в тебя верю, понимаешь? 15 лет назад писано, Игорь. Так давай, елкипалки, не подведи! Это как алые паруса почти что... Понимаешь, нет?
...Ни хрена ты не понимаешь, ладно.
Понаписала, понавосклицала... Держись, одним словом. А про шикарную грудь
- это ты того, это ты загнул. Спасибо за комплимент, конечно.. И между прочим, я
думаю, что кое-что шикарное у меня-таки есть. Но это не грудь, точно. Хотя меня она
всегда устраивала и другой не хотелось - это честно. Тем более что вроде кого-то еще
она устраивала тоже...
Игорь, ты давай, не замолкай надолго-то, а? И завязывай со своими бедами быстренько и отвечай на мои вопросы всякие из прошлого еще большого письма. Вот.
Обнимаю.
Лариса.

СО
2
И^

Р.8. В июле и в другое время в этом году в Атагуле быть не смогу. В эту-то поездку еле отпросилась. И уже мне было сказано, что это была последняя моя поездка
в Атагуль. Ну это мы еще посмотрим, конечно, но то, что в этом году больше не вырваться - это точно.
Лучше приезжай на какую-нибудь учебу или еще какую хрень в Москву, а?»

и
О

Пятое письмо Лариски Игорю
«Игорежка, получил ли мое длинное письмо? Не тороплю с ответом, просто не
уверена, что отправилось. Скажи, ладно»?
Четвертое письмо Игоря Лариске
«Значит так, Лариска! Ты во всем права, это первое.
Стихи замечательные. Я их в июньский номер в Хабаровский литературный журнал помещу. Это второе.
Из жуткого запоя я вышел. Мотор хороший (тормоза плохие). Это третье.
В Атагуль я тоже не поеду: с проректоров 16 апреля меня сняли. Вообще из института уволили, даже из доцентов кафедры. Это четвертое.
Но в любом случае, надо икать новую работу. Хочу махнуть в Тверь, там - родители, сестра, научный консультант (вообще моя научная мама многих-многих лет), есть
связи в тамошнем меде, Тверь - от «твердь»! Но - жена не пускает, да и ответственность перед детьми. А в Москву при первом удобном случае, конечно, приеду. Еще до
того, как мне стукнет 50 (которые, в твоей логике, еще тоже не цифра). Это пятое.
На свою грудь не гони! Помню: была действительно шикарная грушевидная грудь.
То бишь. обе груди. Это шестое.
Стихов я не пишу, как говорил, пишу романы. Прислать последний по времени?
Он клевый. Это седьмое.
Со своей Джулиан Баффин, она же Ксения, я. кажется, завязал. Почти из головы
выкинул. А это был романчик такой - только в головах... Это восьмое.
Сейчас у меня три задачи. Вполне решаемые. Опубликовать последний роман отдельной книгой, причем самому нарисовать обложку (мое - никому не доверяю, ни
Пикассо, ни Дали, ни Моне с Мане!). Продолжать кормить семью, то бишь найти новый источник заработка - в поликлинику пойду, не возьмут - фельдшером на «скорую». И защитить докторскую - на это до 5 лет максимум. Это девятое.
...Слушай, а твой муж начинает мне нравиться. Пришли фотку, а?
Пока. Игорь».
Шестое письмо Лариски Игорю
«Ну слава тебе, господи! Привет, Игорежка! Слава богу - это что вышел из запоя,
конечно. Это именно главное и есть, и все остальное теперь потихонечку. В Тверь - это
ты здорово придумал! И я даже как-то в ней бывала, новый год какой-то там встречали, не помню, какой. Симпатичный такой город. А жену-то туда с детьми нельзя перетащить? Или сразу сложно? Или в принципе не получится?
И что это я так хочу, чтобы ты был поближе? Совершенно это ни к чему, совершенно. Вот живешь ты в Хабаровске - и очень хорошо, и прекрасно! И, кстати, о жене:
уже всё я спрашивала у тебя про нее и про детей, а ты никак мне не напишешь хоть
что-нибудь. Вот цитата из позапрошлого письма:
«Мне показалось, что когда ты именно что пообщался с моим мужем, то это для
тебя стало, как бы это сказать, короче - ты решил, что у меня вполне подходящий муж
и делать тебе тут (со мной в смысле) нечего и быстренько исчез. Чего-нибудь подобное имело место, или это плод моего воображения? Или тебе в любом случае не нужно
58

было ничего более серьезного? Скажи. И вообще - откровенность за откровенность,
да? Всего много было. Была ведь уже тогда тоже эта какая-то твоя жена - ведь она
была уже тогда? И это была та же, с которой ты сейчас, или другая? И даже вроде был
ребенок - это один из твоих трех? И уехал ты вроде как сразу к ней в Хабаровск - или
это было не так?»
Я имею ввиду - вот сколько вопросов без ответов.
Теперь, когда самые сильные твои бури поулеглись, - давай, отвечай, однако!
Про роман - еще спрашиваешь!
Чего спрашивать-то, шли, конечно, побыстрее!
И стихи ты раньше писал, - писал же?
Писал, потому что кое-то мне читал, я помню...
Что, перестал писать? Жаль!
Я тоже давно перестала... возраст, видать...
Муж, говоришь, нравится?... Да, ты знаешь, мне, в общем-то, тоже...
Ой, чего-то я всё с абзаца, да с абзаца! Прямо стихи какие-то получаются. Давайка я лучше тебе немножко о своей прозе напишу. О хорошенькой. Миленькой такой
прозе жизни напишу, можно?
Муж мой - Владимир Владимирович (сейчас уже не так прикольно, а вот сразу поеле Ельцина -!), фамилия - Воскресенский (не то, что ты - Курочкин)... Прости, глупая
шутка... Много про него можно рассказывать, но не буду, чтобы не разонравился (еще
одна глупая шутка!)
В воскресенье - Воскресенский любит делать большие покупки по воскресеньям
- купили, наконец, мне машину! Ура! Долго я этого ждала. С правами целая эпопея
была. Но, ладно, всё кончилось. У нас машина была, но большущая - «Фольскваген»бронетранспортер, знаешь, как «Газель» размером, к тому же с механической коробкой. Вовка специально покупал, чтобы на дачу было всё возить удобно. Ну, а теперь
- совсем другое дело! Теперь - симпатичненький, маленький «Фольксваген-гольф»,
автомат. Это такой, оказывается, кайф, когда не надо всё время этот костыль дергать!
2003-го года - можно сказать, новьё! Вот только черный - тьфу! Ну да ладно. Придется
чехлы сшить в цветочек, чтобы не так мрачно...
Э-э-х! Теперь бы только работку еще найти!
И тебе удачи, конечно. И шли фотки-то своих, сколько можно в неизесности-то?
Какие они?
На этой оптимистической ноте буду заканчивать.
Не исчезай надолго, ладно?
Целую.
Лариса.
Р.5. Как хорошо, что тебе понравились стихи!
Р.5.5. Слушай, ну не получается никак фотку эту присоединить, тьфу!
Пришлю потом».
Пятое письмо Игоря Лариске
«Здравствуй, Лариса!
Да, конечно, сейчас буду писать тебе большое, а может быть, и пребольшое письмо и отвечать на все твои вопросы. Благо времени теперь у меня много.
Вот даже чайник сейчас поставлю...
Конечно, в наш с тобой атагульский период мне с тобой было более, чем хорошо.
И я был в тебя влюблен. Но по своему, по особенному. И замуж мог бы позвать. Но
никогда не позвал бы...
Запутал? Сейчас попробую распутать.
Знаешь, вот сейчас только я понимаю, что среди всех моих романов (их было не
так много, если честно) были романы только двух жанров.
59

И
^
ц^
[_,

_,
д
^
О
.X
^Г
^
О
>,
^
Н
*3

Д
Н
2
С
^
М
Д

Ез
С)
^
СГ
>!
*•*
О
>,
Д
^
Н

•—|

Первый - роман-страсть. Где и мне и ей нужна только игра, приносящая удовольствие. В основе любой игры - профанация. Ну так здесь множество профанации
- «охоты» (внутри еще одна игра-профанация - в «прятки»), «войны» (внутри еще
профанации - «перемирие», «контрибуции», «ордена и медали» и т.д.). Здесь есть профанации вполне «милые» - «заботы», «помощи», иногда даже «учебы», и, страшно подумать, профанация под именем «спасение». Но всё это - ПРОФАНАЦИИ. Любовыострастью всегда движет его величество инстинкт. 5ех заПзгасиоп. Во всяком случае,
он венчает этот жанр любых романов-страстей. Наверху всей этой игры.
Второй - роман-воссоединение. Вот это уже высокий жанр. Он начался еще в античности. С мифа об андрогине. Существе, разделенном на две половинки, и мучимым тем,
что ходят по земле эти половинки в сущей жажде воссоединиться. И никак не могут...
Ведь мал человек, а хочет быть больше. И негармоничен он. От него во все стороны растут веточки, отростки, которые никак не могут дорасти до чего-то определенного. Иногда роман между мужчиной и женщиной - это вполне хороший способ стать
больше (обоим), дать дорасти своим веточкам (обоим). И даже физическая близость
в такого типа романе другая. Не то чтобы более святая, но - в ней смысл какой-то
есть. Точнее - символ. Воссоединения. Словно смешали две жидкости по 500 миллиграммов каждая, а результате смешивания получилось не 1000, а 900. Почему? На
молекулярно-атомном уровне что-то соединилось, срослось. Как пальцы двух своих
рук немного раздвинешь и между собой пропустишь, сдвинешь руки с пропущенными между собой, плотно пригнанными пальцами на уровне груди, какой-то почти
молитвенный жест получится...
Я всегда был большим ребенком. Мне всегда нужна была жена-мать. Которая не
то чтобы все время обо мне заботилась, но следила, контролировала, не допускала,
чтобы мои шалости не привели к какой-то очень большой беде.
Видел ли я в тебе такую жену-мать? Да. Но играл ли я с тобой и в роман первого
сорта? Прости, но тоже да! Чего было больше? Боюсь, что страсти. Такой, знаешь,
«гормональной романтики» было много. И при чем здесь твой первый муж? Я даже
не помню сейчас, чтобы я с ним встречался. Я сам в себе запутался, во-первых. А
во-вторых, допамин, или как его там, иссяк. Любовный хмель выветрился. Любовьстрасть имеет очень короткий период полураспада. А до любви высокого рода, Лариса, я не дорос тогда, я! Как перед Богом говорю - я, а не ты...
И «какая-то жена», как ты говоришь, да, у меня уже была.
Я ведь очень поздно в армию ушел. Когда выперли из Первого медицинского с
3-го курса за пьянку, дебош и кутеж с венгерками, а также выкинутый с 10-го этажа
студенческого общежития комсомольский стенд, и всё это, страшно подумать! - в день
рождения Генерального секретаря КПСС. Восстановиться можно было только «отсидев срок». В родной Советской армии. Что я и сделал.
Первый год в армии было тяжело вдвойне. Не просто пахал на самых черных работах с утра до ночи, не просто каждую ночь в «застройках» в туалете по морде получал,
но и испытывал постоянное моральное унижение, что надо мной, уже 23-х летним,
почти мужиком, почти врачом, издеваются 19-летние тупые пацаны. Но вот второй год
был почти чудесным. Я там стал каким-то комсомольским лидером, причем другом
«первого комсомольца» округа, подполковника, часто дома у него бывал, делал ему
кое-какую работу (связанную с текстами, докладами), да к тому же пользовал (лечил,
только лечил!) его жену, и вот уж дошло до того, что 3-4 дня в неделю я не таскался
по части, а гулял «по гражданке» по городу. Да еще и дальний родственник на Дальнем Востоке выискался, я иногда в его микрорайонской однокомнатной квартирке (он
редко дома бывал) сидел один целыми днями (числясь «в командировке»), лежал на
диване с книжкой, строчил заметки в окружную газету - ох, и много настрочил, не
успевал на почту за гонорарами бегать.
Ну как в такой обстановке роману не случиться? Случился. С ребенком, конечно.
Сын родился летом 1988-го, 5 июня (а мой день рождения - 15 июня, забавно как-то).

А я демобилизовался в мае. Конечно, с обещанием, что восстановлюсь в институте и
сразу позову. Что студенческая стипендия?! Я еще на втором курсе имел такие вкусные шабашки, иногда зарабатывал в месяц больше, чем оба родителя-терапевта жалованья получали...
Ну и как обычный сволочь уехал и сразу все обещания забыл. Мало того, у меня
еще несколько московских романов случилось. Один раз так откровенно некрасивая
девчонка, коренная москвичка, в меня влюбилась. С которой поболтать я, ну, о чемнибудь, - да, мог. Не более. Жила она в Перово в двухкомнатной квартире с мамой, без
папы. Она - тихоня. У нее никогда бы язык не повернулся сказать: «Женись на мне.
Взамен - московская прописка и комната в маминой двухкомнатной квартире». Взамен
ее немоты было ее мамы красноречие... Разошлись без подписания договора и даже
протокола о намерениях, по той простой причине, что... я опять сбежал. Сказал: «Я
подумаю», - и больше в том Перово никогда не появлялся.
,_,
А тут еще блокнот с телефоном и адресом своей дальневосточной пассии, преда
ставляешь, потерял. Где-то по пьянке в чьей-то квартире забыл. Представляешь?! А
^5
она даже адреса московского общежития не знала. А откуда ей знать? Я ж ей так и не
ЕЗ
написал, как восстановился. И из Атагуля не писал...
И был еще один роман в Москве. Серьезный. Ты о нем прочтешь в моем романе
И
«Неотложная помощь». Я тебе его, конечно, вместе с этим письмом пришлю...
О
Окончил Первый мед, приехал в Атагуль. Там - Герасюты. Десантник Ильюшка.
У
Одноклассники. Работа...
Я в этот короткий двухлетний период опять чуть не женился. Ты этой истории не
>>
знаешь.
Была на химбиофаке Атагульского универа некая лаборантка. Жила на Советской
О
в большом доме в большой квартире. С мамой, без папы. Мамы часто не было дома
>»
даже ночами. Мама работала где-то на двух ставках уборщицей-сторожем, что-то в
Г~!
этом роде, ведь что у дочки-лаборантки за зарплата?
5
Я эту лаборантку поначалу, пардон, просто драл. Или - она меня? Помню, она с
каким-то лабораторным сосредоточием ставила перед диваном банку с вазелином. И
Н
сама аккуратненько обрабатывала мой совсем не большой инструмент. Чтобы всё грамотно, по науке?.. Мне было до фени, хотя в душе я посмеивался.
Конечно, нередко приходил к ней подшофе. Она не то что бы была в восторге, но ^
терпела...
А потом, ты знаешь, отношения какие-то начались. Русский драматический театр.
Кажется, «Земляне» тогда в Атагуль приезжали, - во Дворец спорта сходили. Умора
- но разок даже вместе в библиотеку. Нет-нет, главное не это. а именно начало неких
межличностных отношений. А что такое межличностные отношения? Это когда делишься сокровенными мыслями... Я даже подумывать стал, а не жениться ли?.. Это
было совсем недолго, потому что я... просто ужаснулся! Она ведь - рыба! Она холодна,
как рыба, не только в постели, когда тщательно обработает инструмент вазелином,
молча ляжет на спину и... как бы умрет до конца операции. А потом еще лежит минут
пять, пробуждаясь от анабиоза. Она и в душе холодна, как рыба. Она впитывает соль.
Она впитывает и впитывает в себя соль. Ей больше ничего не надо...
...Я от нее сбежал. Я ее встретил потом, конечно, случайно как-то в городе. Города
- они все маленькие. «У меня, - говорит, - теперь мужчина с таким крепким телосложением, не то, что у тебя». Я так обиделся. Разве в простой массе есть какой-то смысл? Я
так обиделся, что тут же завел ее к ней домой и как-то рьяно в последний раз...
Ты, небось, подумала, а чего я тебе так подробно о своих смешных Любовях рассказываю?..
А для контраста. С настоящими. Настоящих у меня было мало.
А главная - моя теперешняя жена. Та, которую я когда-то оставил с новорожденным ребенком на краю земли и сбежал в Москву. Однозначно - настоящая любовь...

СС
Н

3
и>
Ы
3

_,
Я
и
ЕЗ
5

и
У
Я"
>>
**
О
>,
?2
Д
щ
Н
^5
|—|

Так. Здесь прервусь. Сил уже нет писать. Надо прогуляться... Но письмо это обязательно закончу сегодня же. Ночью отошлю...
Итак, ты пишешь: «Мне показалось, что когда ты именно что пообщался с моим
мужем, то это для тебя стало, как бы это сказать, короче - ты решил, что у меня вполне
подходящий муж и делать тебе тут (со мной в смысле) нечего и быстренько исчез.
Чего-нибудь подобное имело место, или это плод моего воображения? Или тебе в любом случае не нужно было ничего более серьезного? Скажи. И вообще - откровенность
за откровенность, да? Всего много было. Была ведь уже тогда тоже эта какая-то твоя
жена - ведь она была уже тогда? И это была та же, с которой ты сейчас, или другая? И
даже вроде был ребенок - это один из твоих трех? И уехал ты вроде как сразу к ней в
Хабаровск - или это было не так?»
Курсив в цитате мой. «Тоже эта какая-то твоя» с головой тебя выдает. У вас, женщин, черт знает какой силы интуиция! Да вот от черта-то и интуиция. В этом вроде бы
бессмысленном нагроможденье союзов, неопределенных местоимений - очень четкий
смысл. «Она - не я». Готовься, Лариса, к правде. К своей собственной правде. Ведь ты
это уже знаешь. То есть интуитивно все то, что тебе сейчас скажу, скорее всего, еще
тогда знала...
Нужно мне было от тебя чего-то более серьезного. Нужно... Но победила она. И не
потому, что у нее от меня уже был ребенок. Просто победила она.
Не умом, не красотой, не прелестью. Не молодостью - она вообще на целых пять
лет меня старше. И даже не «женоматеринством». То есть не способностью быть
женой-матерью в смысле заботы такого бытового сорта - там, всегда покормить, постирать, прибрать в доме, дать краюху хлеба в дорогу (хотя у Анны этого очень и
очень много). Я интуитивно - у нас ведь тоже есть интуиция - предугадал, что она
будет именно же-ной. Же-на от «Жизнь на» - «жизнь давать». Я ведь по натуре не просто вечный ребенок, но еще и самоубийца. Меня вечно тянет к краю пропасти (отсюда,
кстати, вечная склонность не просто к пьянству - к чудовищным запоям). Меня вечно
тянет к авантюрам большущего масштаба, которые любому могут голову снести или
хотя бы сильно покалечить. Мне интереснее поспать под ножом гильотины, подвязанной рыболовной леской пятого номера, чем на мягчайшей подушке. При этом - о, парадоксы жизни! - кто и когда их разгадает?! - я страшно боюсь смерти, никогда бы не
повесился и не повешусь и никак сам себя жизни не лишу, я страдаю от своего пьянства более всех, кто его видел, и ненавижу его, как всех убийц-насильников-тиранов
земли вместе взятых.
Она - Анна, - моя охранная грамота. Не сочти за ложную патетику, Лариса, я действительно так думаю: мне сам Господь ее послал. Из скольких передряг она меня
вытаскивала! Не сосчитать. Точнее, из скольких смертей всего-то за 15 лет - и не сосчитать.
У нее масса как бы недостатков. Она слишком самоуверенна и самолюбива.
Иногда мне кажется, что она просто зациклена на собственной исключительности.
«Я - лучшая из всех мать/хозяйка/красавица/вкус имеющая/умело по жизни идущая/
терпеливая/в людях разбирающаяся...». И т.д. и т.п... Но, наверное, настоящая женщина и должна быть такой...
Но вот я прервался в одном месте на том, что ни у меня ее адреса, ни у нее мое-

го...
Я как-то из Атагуля летал в Москву на стажировку от нашего мединститута в Первый мед, это при тебе уже было, нет?.. Так вот, был я там долго, четыре месяца, обошел почти всех знакомых, с которыми общался в студенческую юность. А один из них
лениво так, мы уже полбанки на двоих раздавили и прощались, уже в дверях говорит:
«Да, слушай, старик, я тут как-то твой блокнот нашел, может, он тебе еще нужен?»...

Опять Господня воля?..
Или во всяком случае, - судьба.

ЕС

Потом была переписка. Очень короткая. Она ни в чем меня не обвиняла, только
спрашивала: «Когда?» Я как-то все отшучивался, но за этим отшучиваньем было - не
поверишь, просто осознанье огромной вины. И ответственности.
В 1992-м году ей отпуск дали не летом. Только осенью. В октябре. Я ей написал прилетай... А время было худое, бедное, а дорога из Хабаровска в Атагуль неблизкая,
и азиатов она никогда не видала, но она ничего не испугалась, взяла сына и прилетела.
А мы заранее ни о чем не договаривались. Точнее, мелькнуло в наших письмах и телефонных разговорах что-то вроде такого не текста даже, а подтекста. Прилетит, поговорим. Если ни о чем не договоримся, так хоть увидит экзотическую страну, горы.
Прилетела. Вышли они из самолета. Помню, она в теплом свитере под горло, хотя
в начале октября в Атагуле - еще жара. И сынок пятилетний в красном теплом свитере...
Короче говоря, в этот же день пришли гости, близкие моих мамы с папой. Я им
представлял Анну и Глеба как свою семью. Гости - люди интеллигентные. Они удивленья с лица спрятать не могли, но ни о чем не спрашивали...
Через три недели были втроем на Дальнем Востоке. И с того времени здесь. Уже
впятером... Девочки были запланированы сразу, но сколько мы ни старались, не получались до конца века. Первая, Алина, родилась в 1998-м. Вторая, Алиса, - в 1999-м.
Обе - умницы, красавицы, талантливы, уже несколько лет ходят, кроме обычной, в
музыкальную школу (вокал) и показывают неплохие результаты (особенно Алина). В
общеобразовательную школу пошли в один год. Алина в свое время, Алиса - за полмесяца до своего шестилетия... Глеб сегодня - пусть неважный студент, но классный
парень.

,_
и
§

-Г1
^
У
Г?
>>
*—
О
>>

Фотографии, роман, всё посылаю с этим письмом.
Кажется, ответил на все твои вопросы.
На сегодня всё.
То есть - вообще всё.
...Чехлы на «Фольксваген» в цветочек, говоришь...

...Лариска, Лариска...»

25 апреля 2008 г..
Хабаровск

ПРОЗА
Сергей БОЛОТОВ
ПЕРЕД ЗОЛОТЫМ ВЕКОМ
Продолжение

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
ПЛАНЕТА ДЕРЬМОЕДОВ

Глава 21. Барон - мятежник
«Валгалла» направилась к погибшей планете сразу после того, как ее покинули корабли экспедиции Стефана Истарского. Тамганийцы были далеки от истины, гадая, что нашел
здесь барон фон Штурм. Не золото и не образцы нового оружия прятал барон. Хотя и то, и
другое он привозил из своих частых экспедиций к Скорпиону. Любопытно, что барон назвал планету тем же именем, что и Федор Тыртов. Более всего барона интересовала черная
пирамида, такая же, что и на Тамгании. На это у него были особые причины. Из поколения
в поколение бароны фон Штурм передавали свою тайну, это была запись одной горской
легенды, сделанной прапрадедом Зигфрида.
Готфрид фон Штурм, в ком храбрость соперничала с жестокостью, выпытал у вождя
горцев легенду, связанную с пирамидой. В обмен барон обещал пощадить его племя. Вождь
рассказал все. После чего барон сжег селение, предварительно перебив все население. Он
хотел один владеть тайной и сохранить ее только для своих потомков.
«...Пирамиду закрывает тьма, а открывает свет...» Так говорил вождь горцев. Что это
значит, дикарь не знал. Если бы знал, то сказал бы, чтобы прекратить свои мучения. Пирамида - это ворота в другие миры, числом их всего пять, включая Тамганию. Еще вождь
говорил, что людям дано было письмо, только вот где оно, никто не знает. А в письме,
говорил он, есть указания, как найти несметные сокровища тетлантов. Текст был написан
коряво, с множеством ошибок, видно, предок был почти неграмотен и писал с трудом, только самую суть. Но главное состояло в том, что это была голая правда. Готфрид фон Штурм
был человеком сугубо практическим, не склонным к фантазиям. К тому же, он терпеть не
мог писать. А посему, Зигфрид фон Штурм относился к тайне очень серьезно.
Когда он узнал о результатах экспедиции Стефана Истарского и о найденной на Ниобе
пирамиде, он понял, что под «другими мирами» подразумеваются пригодные для жизни
планеты. На это же указывали слова «включая Тамганию». Еще три планеты и дадут искомое число пять. Теперь барон знал четыре из них: Земля, Тамгания, Скорпион, Ниоба. И
догадывался о существовании пятой; кто-то ведь уничтожил жизнь на Скорпионе и Ниобе.
Поэтому, легион барона был вооружен самым современным оружием, которое удалось достать через своего старого приятеля Перальту. Барон и не подозревал, что генерал поставил
ему оружие по приказу герцога Истарского, поэтому отблагодарил генерала с небывалой
для него щедростью.
У барона щемило сердце всякий раз, когда он пролетал над Скорпионом. Великая цивилизация погибла, так и не осознав своего единства. Разделенная на враждующие государства, цивилизация скорпионцев не поняла, что перед лицом космоса она едина, и «враги»
- их единственные кровные братья во всей Вселенной. Скорпион взорвался от малейшей
искры, вброшенной извне. Не такой ли была и Тамгания сорок лет назад, когда ее объединил, подмяв под себя, заклятый враг - герцог Истарский?
' Начало в№4

Зигфрид фон Штурм прошел акмеирование в далеком 2002 году, вскоре после освобождения от каторжных работ. За пять лет планета преобразилась. Жаль, что тогда барон
не сразу это заметил. Вскоре после акмеирования фон Штурм соблазнил идеей автономии
южных провинций своих старых друзей- баронов. Эта, заведомо гиблая идея, нашла поддержку только потому, что гордости феодалов недавно был нанесен жестокий удар: Верховный Координатор своим указом отменил все сословные привилегии и вассалитет.
Фон Штурм по-прежнему мог называть себя бароном, хотя от баронства у него осталась лишь половина земельных владений (вторую половину он вынужден был отдать своим бывшим вассалам). Вместо многочисленной челяди по замку барона шастали лишь несколько слуг, именуемых теперь вольнонаемными рабочими. Бывшая аристократия не раз
пыталась протестовать против новых порядков, но Верховный Координатор опирался на
широчайшую поддержку народных масс, бывших простолюдинов, ставших равноправными гражданами. Барон догадывался, что герцог располагает еще большим тайным могуществом, в чем его убедил день несостоявшейся коронации императора Зигфрида Первого.
Вместо трона он получил тачку каторжника. Пока барон работал киркой на рудниках хана
Булги, было подавлено семь бунтов. Булга окончательно утихомирил бывшую знать. Те,
кто не погиб, попали на каторгу или были выселены в безлюдные края.
Фон Штурм целый год после освобождения сиднем сидел в своем замке. Обязательное
акмеирование прошел с неохотой, подчиняясь указу, но вскоре открывшиеся возможности
увлекли его. Он совершенствовал появившиеся способности, увидев в них источник новой
силы. Мятеж, который он возглавил, был подавлен с унизительной легкостью. Два штурмовика прошли над мятежной провинцией и превратили в труху старинные замки, обитателям и защитникам которых перед этим вежливо посоветовали покинуть крепостные
стены. Дело завершила пехота, пинками и тумаками согнавшая мятежников в чисто поле
и разоружившая их голыми руками. Пехотинцы были одеты в спецкостюмы, которые не
брала сабля или мушкет: увы, нового оружия у мятежников не было.
В довершение всего, власти устроили фарс из судебного процесса, транслируя на всю
планету подробности их позора, снятые во всевозможных ракурсах. Над ними хохотала
вся Тамгания! Верховный Координатор демонстративно объявил амнистию всем бунтовщикам, изобразив их выжившими из ума чудаками. После этого балагана любой разговор
о бунте против власти вызывал в ответ лишь нервный смех.
Неуемная натура барона требовала выхода, и он нашел его в космосе. Неудивительно: начало третьего тысячелетия для человечества определялось космосом, люди
жили космосом и будущее свое видели в космосе. Бароном же овладела новая мечта:
открыть пригодную для жизни планету и основать на ней колонию. Кто тогда сможет оспорить его царский венец? Выкопав заветный бочонок с золотом, спрятанный
в подвале замка, барон учредил акционерное общество «Валгалла», пригласив в компаньоны наиболее состоятельных баронов. Жалких остатков их богатств хватило на
скромный дисколет Д-15.
И все же, это был настоящий космический корабль, способный преодолевать огромные
расстояния со сверхсветовой скоростью. Д-15 имел силовые захваты, что компенсировало
отсутствие вместительных грузовых отсеков. Барон намеревался отправиться на поиски
богатых тяжелыми металлами астероидов: тамганийская космическая промышленность
испытывала все возрастающие потребности. Акционерам сопутствовата удача. Уже через
год они купили второй дисколет. Д-45 был в три раза больше в диаметре и в двадцать раз
вместительнее.
Через двадцать три года корпорация «Валгалла» приобрела самый мощный по тем
временам корабль - десантный штурмовик Д-130. Он мог использоваться и как вместительный грузовоз. По крайней мере, именно в таком качестве его приобрела корпорация.
Барон покупан оружие постепенно, восстановив для этого добрые отношения с генерапом
Перальтой. Теперь «Валгалла» имела новейшее вооружение и пятьсот хорошо обученных
легионеров. Мечта стата приобретать вполне реачьные очертания, когда во время одного
из путешествий барон услышат сигналы космического маяка. То, что это маркер, указывающий направление на одну из обитаемых планет, барон понял сразу. Об этом говорили
5. Закач 262

со
о
3
из
з^
~
Е
^

,-.
0
Ы
—,
«
ё—<
^
о

С-,

«
«
[—1
2

си

как характер сигнала, так и обостренная интуиция барона. Он шел по наводке маркера, как
гончая по следу. Барон нашел обитаемую планету. Вернее, когда-то обитаемую...
И вот его приз за все страдания, его будущие величие и мечта открыты ненавистным
отродьем герцога Истарского. Барон негодовал.
- Проклятье! Мало герцогу того, что он у меня отнял трон и пять лет жизни, так теперь
его сынок
тянет лапы к нашему будущему! - воскликнул он, обращаясь к своему старшему
сыну Генриху.
- Отец, ты ведь уже подал заявку в Регистрациошгую палату. Наше право собственности на эту планету никто не сможет оспорить. А мы будем защищать его с оружием в руках!
- Генрих был храбр, как все фон Штурмы, но более горяч, чем его отец.
- Все так, сын мой, но в законах неясно прописаны права на планеты ОБИТАЕМЫЕ.
Вернее, там ничего не говорится об этом. Потому что обитаемые планеты уже кому-то
принадлежат. Никто ведь не мог предусмотреть ситуацию, когда планета была обитаема
и перестала таковой быть. Для крючков-адвокатов этого достаточно, чтобы замотать дело,
если кто-то еще заявит свои права на планету Скорпион.
Они сидели вдвоем в рубке } правления. Остальной экипаж в это время занимался выгрузкой конструкционных материалов, из которых впоследствии будет сооружена база будущей колонии; электростанция, жилые корпуса, агрогородок. На Тамгании в это время
идет активная вербовка желающих стать колонистами (и подданными барона) на новой
планете. Барона не беспокоил вялотекущий характер этого процесса. Все равно, колония не
сможет принимать более сотни переселенцев в месяц. Это даже к лучшему.
На посулы вербовщиков могут клюнуть лишь беглецы с Земли, которым не повезло с
новой пропиской. Барон не хотел этого: земляне основательно подзабыли, что такое аристократия, и придется немало потрудиться, чтобы освежить их память. Непросто будет выбить из голов демократические идейки.
Но выбор, увы, небогат. На Земле можно навербовать хоть миллион новых подданных... мутантов. Иммиграционные службы усиленно пытаются впихнуть в первую очередь их. Нет, Скорпион должен быть населен здоровыми, акмеированными тамганийцами, способными создать на новой планете высокоразвитую цивилизацию. Барон до конца
намеревался сохранить этот принцип отбора. Каждый свой визит на планету Скорпион
барон начинал с осмотра пирамиды. Здесь, у ее холодных граней, он пытался постичь
смысл загадочных строк, записанных его прапрадедом: «пирамиду закрывает тьма, а открывает свет...»
Барон приходил сюда каждое утро, когда первые лучи солнца падали на угольночерный монолит, надеясь увидеть, как откроется вход в пирамиду. Он стоял, вперив взор в
этот загадочный мрак, и ему начинало мерещиться черт знает что. Возвращался он обычно
хмурым и раздражительным.
- Отец, ты опять отправишься к пирамиде? - спросил Генрих. Его подмывало спросить,
что кроется за повышенным вниманием к пирамиде отца, но он не решался это сделать,
опасаясь в который раз наткнуться на холодную скрытность родителя. Генрих так и не привык к его странностям, которые принимал за признаки старческого слабоумия. Хотя барон
выглядел молодцом, благодаря акмеированию, не стоило забывать, что ему уже под сто
лет...
- Да, Генрих, - ответил барон. И, чуть помедлив, добавил: - сегодня ты пойдешь вместе
со мной. Нам надо поговорить без свидетелей.
Генрих ничем не выказал своего удивления. Он молча вел свой аэромобиль над развалинами к пирамиде, стоявшей посреди этого хаоса строгим символом порядка. Солнце
встало над Скорпионом, осветив лучами мертвые руины. Тамганийцы начали засевать травой окрестности еще с первых своих экспедиций, поэтому развалины, покрытые зеленью,
выглядели сейчас симпатичнее, чем в первый день тамганийцев на этой планете. Отец
с сыном выбрались из машины и двинулись пешком к пирамиде, пробираясь между обломками стен и грудами покореженного металла, торчащего из вздыбленной земли. Здесь
барон, понизив голос, рассказал сыну о родовой тайне и своих безуспешных поисках ее
разгадки.

- Мной овладевают мрачные предчувствия. Генрих. Поэтому я открыл тебе личный
шифр сейфа в Зенирском банке, где хранятся все документы по корпорации «Валгалла».
Я не хочу дробить контрольный пакет акций между тобой и братьями. Корпорацию ты
наследуешь один. Братьям и сестрам выделишь отступного деньгами, - в завещании все
расписано. Там же оговорены права твоих братьев на территории Скорпиона. Я поделил
планету справедливо. Помни о страшной судьбе ее прежних хозяев и не допускай раздоров
с братьями и компаньонами по корпорации. Но тайна предков должна остаться тайной,
пока ты не овладеешь сокровищами. Эта тайна даст тебе могущество.
- Отец, ты говоришь так, будто уже собрался помирать. - встревожился Генрих.
- Я не хочу умирать и готов бороться за жизнь, будь уверен. Но предусмотреть надо и
худший вариант.
- Раз уж ты открыл тайну, почему бы тебе не поделиться и своими предчувствиями'?
- Интуиция и предвиденье - это, все же, не открытая книга. Видения будущего туманны
и неопределенны. Это, скорее, догадки, чем конкретные факты. Но час близок, что-то фядет... - барон с грустью посмотрел на сына, одновременно гордясь его статью и умиляясь
похожестью его воинственно торчащих усов со своими. Да, он фон Штурм, и этим все
сказано!
- Будь готов ко всему, Генрих.

Глава 22. «Не чурайтесь меня - я патриот»
Икрилер вызвал Дзесира к себе, едва тот вышел из госпиталя, где залечивал тяжкие
раны, нанесенные ему тамганийским «тифом». Несмотря на провал, Дзесир надеялся, что
шестьдесят лет работы в тылу врага будут как-то вознафаждены. Он мысленно уже примеривал место на мундире, где ему прикрепят почетный пятиугольник - ничтожную плату
за полную опасностей службу. Все же, пятиугольник давал его обладателю привилегию
- право на рождение второго ребенка. Вчера он пообещал это жене, навестившей его в госпитале. Он заработал это право собственной кровью, без всяких преувеличений.
Его задело то, что икрилер (звание, примерно соответствующее генералу армии у
землян) не посетил своего лучшего агента в госпитале, но это могло быть объяснено нехваткой времени. Отдел Совета по инопланетным делам, который возглавлял икрилер Там.
готовился передать Ихас (так тикуримцы называли Ниобу) из своего ведения комиссии по
колонизации, а это означало, что сейчас на планете идет авральная работа по подчистке
«хвостов». Отдел, как и всякая секретная служба, в своей работе не всегда руководствовался законами, и если бы даже малая часть его методов стала известна членам Совета, он
вряд ли бы стал выслушивать оправдания. Так, всепланетный Совет до сих пор пребывает
в уверенности, что население Ихаса и Терана (то есть, Скорпиона) само себя уничтожило в
истребительных войнах. Санкции на стерилизацию этих планет Совет не давал. Это было
личное решение тогдашнего руководителя отдела. Совету потом было доложено, что к счастью, вопрос решился сам собой: войны уничтожили население двух из четырех планет,
связанных между собой через пирамиду, и доступных тикуримцам.
«Интересно, члены Совета действительно так глупы, или это просто ханжеское лицемерие?» - усмехнулся про себя Дзесир. Его регенерированные внутренние органы работали
превосходно, сообщая всему организму радостную самоуверенность здорового человека.
Он шел по коридору Отдела, пружиня мощными мускулами ног и слегка подпрыгивая от
избытка сил. Он не был здесь восемь лет по земному календарю. И раньше приходилось
идти на всяческие ухищрения, чтобы пробраться к тамганийской пирамиде, а в последнее
время это стало вовсе невозможным делом: герцог окружил пирамиду сильным караулом.
Придется снова привыкать к реалиям современного Тикурима. После его дерзкого побега с
Тамгании нечего и думать о возвращении туда для нелегальной работы.
Икрилер Там встретил Дзесира очень холодно. Где его дружеские похлопывания по
животу, шуточки насчет прекрасных гуземочек и роскошных дворцов, оставленных на
Тамгании? Дзесир недоумевал, - чем же он провинился? Угроза провала висит над каждым
шпионом с момента внедрения его во вражеский тыл, и никто не может рассчитывать ра5

д
о
3
уз
,>^

—
0

СО
О
5
И
з^<
И
Си
Ц

^
0
Ь4
03
_,
+2.
Н
О
О

РН
и

ботать вечно. Но ледяной взгляд серых глаз и холодная улыбка, змеящаяся на тонких губах
икрилера, не оставляли надежды. Дзесир отчетливо понял, что приговорен, осталось только узнать текст приговора. Икрилер выслушал его доклад молча, не перебивая.
- У вас все, минас Дзесир? - спросил он, когда шпион умолк.
- Да, икрилер.
- Это значит, что нашим многолетним поискам на Земле и Тамгании пришел конец?
Меня поражает ваше самообладание, минас. Мы полторы тысячи земных лет ищем там
Письмо, оттягивая колонизацию двух планет, в то время как Тикурим страдает от ужасного
перенаселения. И вдруг оказывается, что все лишения были напрасны... Вы представляете,
что произойдет, когда вся эта история выйдет наружу?
- Все равно, эти планеты населены людьми. Закон...
- Вы слишком долго не были на Тикуриме, минас. В Совете уже нет мягкотелых голубей - там одни ястребы. Они считают, что если будущему Тикурима мешает какая-то
цивилизация, то горе этой цивилизации! Мы отбросили лицемерие в нашей внутренней
политике, и большинству населения это нравится. Мы рассекретили наши операции на
Ихасе и Теране. Совет аплодировал мне стоя, когда я доложил, что колонизация этих планет может быть начата в ближайшее время! - Там вздернул руку в победном жесте. Его
глаза горели благородным огнем, а лицо приобрело одухотворенное выражение народного
трибуна. Дзесир в полной мере осознал весь ужас своего положения. Оно оказалось гораздо хуже, чем он мог себе представить. Икрилер уже примеривал на себя диадему пожизненного председателя всепланетного Совета, и тут появляется он, какой-то жалкий минас,
без Письма и без мозгов. В довершение всего, тамганийцы теперь готовы к вторжению из
пирамиды. Лучше бы я сдался им...
- Неужели наша деятельность на Земле и Тамгании тоже рассекречена? - спросил Дзесир. Его громадные ладони стиснули подлокотники стального кресла, разведчик напрягся,
окаменев всем телом, и ждал ответа.
;
- Разумеется. Совету известно все, включая пакет информации по Письму. Кроме двоих вечных скептиков, этих замшелых ортодоксов Ликура и Веса, весь Совет очень большое
значение придал Письму. - Икрилер нахмурился, подумав о том, что его ждет неприятное
объяснение с членами Совета, руководящего всей жизнью Тикурима. До внезапного возвращения Дзесира он еще мог лелеять надежду на пост члена Совета, курирующего военную индустрию и освоение новых планет. В самых смелых мечтах (он добывает Письмо и
находит звездный флот тетлантов) благодарный народ увенчивал его диадемой пожизненного председателя Совета, дающей не ограниченную ничем власть на Тикуриме. И во всех
остальных мирах Галактики, которые будут подвластны Тикуриму, если флот тетлантов
попадет в наши руки...
- После вашего провала мы не только лишились надежд на колонизацию двух планет,
не только потеряли возможность искать Письмо, - мы потеряли Ихас! Три группы из комиссии по колонизации не вернулись с Ихаса к условленному сроку. Вы понимаете, ЧТО
это означает?
Дзесир рассеянно слушал икрилера, словно спешившего выговориться. Там облегчал
свою душу, изливая на него все, что носил в тайниках своего Я. Нет, он не считает Дзесира
виновным во всех неудачах, (потерю Ихаса он никак не может отнести на его счет), но виновный должен быть найден. Иначе, уникальный шанс, который получило наше ведомство
(Там доверительно понизил голос) может быть упущен...
- О чем это вы, икрилер? - спросил Дзесир, встрепенувшись.
- Я спрячу вас в колонии на Верите. А когда уляжется шум, вы получите назначение на какую-нибудь незаметную должность; с новым именем и более счастливой
судьбой, я надеюсь. - Там облегченно откинулся на спинку кресла, обостренно переживая приступ собственного великодушия. Он чуть было не проговорился. Тогда Дзесира следовало бы немедленно уничтожить. А этого Там не хотел. Все-таки, Дзесир
был его старым другом.
- Черт возьми, икрилер! На Верите я не протяну и пяти лет (на этой безжизненной планете добывали радиоактивную руду)! - воскликнул Дзесир по-тамганийски.

- Да, вы слишком долго отсутствовали, мой друг. На Тикуриме вы не протянете и пяти
дней. Можете считать себя счастливчиком, если дело кончится стерилизацией. Партия Чихам провела через Совет закон о восстановлении смертной казни, и у вас есть неплохой
шанс стать миллионной жертвой этого закона.
- Смертная казнь? Что за дикость? Как этот закон мог пройти...
- Ну, хватит! Дзесир, вы будете иметь время повозмущаться новыми порядками на Верите. А пока я подкину вам еще темку для размышлений: Тикурим сплачивается вокруг
партии Чихам в преддверии решающих битв за наше будущее. Место каждого патриота - в
первых рядах бойцов.
Дзесира увели двое офицеров. Идя по длинному коридору, бывший минас получил
сотню ударов по ребрам и пару «дружеских советов»: помалкивать и не задавать вопросов.
Через два часа он уже сидел на ребристом металлическом полу грузового отсека звездолета,
отправлявшегося на Верит. Его окружала толпа таких же растерянных людей, до сих пор не
веривших, что с ними могли так жестоко обойтись. Заключенные лежали и сидели прямо
на металлических плитах пола, так как сидений в грузовике предусмотрено не было.
- Вы тоже слишком долго отсутствовали на Тикуриме? - спросил Дзесир соседа, тучного здоровяка, с избитым в кровь лицом. Толстяк покосился на него, кинув взгляд на глазок
видеокамеры, следившей за заключенными, и отвернулся, давая понять, что считает вопрос
риторическим.
Корпус звездолета затрясся, крупно вибрируя каждой деталью и содержимым трюмов.
Каторжники попадали на металлический пол, превратившийся в лобное место. Трясущиеся тела расплющила чудовищная перегрузка. Дзесир с огромным трудом перевернулся на
спину, чтобы сохранить в целости ребра. Ему показалось, что кожа щек вот-вот лопнет, а
желудок покинет тело через образовавшуюся брешь. Он закрыл глаза, но не ощутил разницы в зрительном восприятии действительности: те же черно-зеленые круги и пятна перед
глазами.
Внезапно перегрузка исчезла, - корабль вышел на орбиту Тикурима.
- Пилоту все равно, что возить, - руду или людей, - проворчал Дзесир, адресуясь к молчаливому соседу, воспарившему, как и он, над полом.
- Лучше помоги мне опуститься, - сейчас включится фотонный двигатель, - отозвался
толстяк. - А пилотов на корабле нет, - это автоматический грузовик. На Верит он везет людей, а обратно - руду.
- Я рад, что к вам вернулся дар речи, мой собрат по несчастью. Не чурайтесь меня, я патриот, жертва стечения случайных обстоятельств.
- Я тоже не убийца и не предатель, впрочем, как и большинство этих людей, - толстяк
обвел взглядом каторжников, пытавшихся устроиться удобнее на стальных плитах, - но
мои взгляды не совпадают с провозглашенными партией Чихам принципами. Я имел глупость не скрывать этого.
- Дзесир, - представился бывший минас.
- Ликей Тирак, архитектор, - склонил лобастую голову толстяк. - У вас всего одно имя?
Должно быть, с такой высоты падать еще больнее. Уверяю, в моем вопросе нет и тени
злорадства.
- Охотно верю, дружище. Да, я почти сто лет жил жизнью вельможи. О такой жизни
любой тикуримец может только мечтать: я дышал чистым воздухом, ел чистую, натуральную пищу, имел дом с пятью комнатами, садом и бассейном, два аэромобиля...
- Не рассказывайте сказки. Даже члены Совета не имеют таких привилегий, - Ликей
Тирак скептически поджал губы.
- Много ли вы знаете о жизни членов Совета, мой друг? Но я лично жил не на Тикуриме. Я жил на Тамгании, - прекраснейшей из всех планет, где побывал. Я работал там на
благо Тикурима, а вся перечисленная роскошь - обычные условия жизни небогатого тамганийца. Их, вместе с переселенцами с Земли, не больше одного миллиарда на всю планету.
Представьте себе океаны, полные рыбой, множество рек и ручьев, леса, где бегают дикие
звери. Я каждый день ел фрукты, архитектор.
- Тьфу, трепло! А я тебе чуть было не поверил. - Архитектор сердито отвернулся.

д
о
5
УЗ
^<
5
иЗ
(X

^
Ъ4
д
—
«
{—.
2
3

Оч

И
О
^
из
з>^<
Р-,

ч-,
X
—,
й
2
О

го

- Ты можешь считать это сказкой, если хочешь. Но знай, - Тикурим, даже по сравнению
с Землей, зараженной после войны, - грязная клоака. Хотя мне, тикуримцу больно говорить
об этом. - Дзесир окинул взглядом окруживших его людей: они уже давно прислушивались
к разговору, ловя каждое слово.
- Если ты не врешь, то почему же земляне постоянно воюют между собой, чего им не
хватает? - недоверчиво спросил архитектор.
- Им не хватает ума, - вздохнул Дзесир. Внезапно его тело вновь обрело вес, и он шлепнулся на пол. добавляя звук от шлепка к всеобщим «аплодисментам». Фотонный двигатель
придал грузовику постоянное ускорение, равное ускорению свободного падения на Тикури.ме, поэтому теперь в корабле можно было нормально сидеть и лежать и даже ходить,
- ногами к корме.
- Сколько продлится полет к Вериту? - спросил Дзесир.
- Четырнадцать условных суток. - ответил архитектор. Дзесир по привычке мысленно
перевел это время в тамганийские единицы - выходило почти 360 часов.
- Времени более чем достаточно, чтобы попытаться завладеть кораблем, - решительно
заявил Дзесир. - Или вы предпочтете загнуться на рудниках?
- Завладеть кораблем? В соседнем отсеке десяток конвойных с «распылителями». Даже
если нам удастся открыть дверь, мы не сможем войти туда; они стреляют без предупреждения, - возразил Тирак.
- Главное - открыть дверь. Я ведь кое-чему научился за сто лет на государственной
службе, - усмехнулся Дзесир, недобро сверкая глазами. - Откроем дверь, и вы ложитесь на
пол вдоль стен, если хотите остаться в живых. Остальное я возьму на себя.

Е^[

Глава 23. Большой капитул
Черные клобуки братьев мерно покачивались перед глазами, заполняя все пространство подземного коридора. Свет фонарей отбрасывал тени, кривляющиеся на неровных
стенах узкого туннеля, вырубленного в красном песчанике тысячу лет назад. Де Моле шел
за тремя тенями, затылком ощущая дыхание еще двоих братьев, закрывавших его спину.
Через двести шагов будет поворот налево, затем еще сто шагов, и они окажутся в большой
пещере. Здесь де Моле расскажет братьям о договоре с герцогом Истарским и о его требованиях, которые могут не понравиться многим, не посвященным в Тайну. Их надо убедить,
не раскрывая ничего. Так приказал Он. Я, Луи де Моле, главный Страж Святого Грааля,
должен убедить братьев в необходимости дела, детали которого неизвестны мне самому.
Господи, прости мне гордыню! Но нелепее приказа я не получал. Две тысячи лет мы хранили тайну. И теперь нужно добровольно отказаться от власти и могущества, которыми мы
в немалой степени обязаны именно Тайне?
Главный Страж стоял на возвышении в центре пещеры, заполненной братьями. Как
нас много! Весь капитул Ордена собрался здесь, в подземелье на священной земле Иерусалима. Они молча выслушали речь де Моле, лишь шумный вздох прошелестел над толпой.
- Золотой век близок, братья. Скоро и вы увидите Спасителя. Он принесет мир и покой
многострадальной Земле. Идите и вершите дело, ради которого родились на свет. - Он смотрел на спины уходящих, чувствуя, что далеко не всех убедил в необходимости этого дела.
Стоявший рядом с ним Паризи сочувственно молчал, его юное безусое лицо даже приняло
соответствующее моменту выражение.
«Неужели я тоже выгляжу унылым ипохондриком?» - подумал де Моле и через силу
улыбнулся. - Нам пора, Винченцо. мы летим в Вашингтон.
- Опять сбор у Бейтса?
- Да. Но это - последний наш визит к нему. Теперь я могу поставить на место это ничтожество. - Де Моле активировал пространственный туннель; перед ними возник черный
прямоугольник перехода, обрамленный золотым огнем. Страж и его спутник вошли в туннель.
Паризи посадил Д-15 на лужайке перед виллой Бейтса в окрестностях столицы бывшей Североамериканской республики. После поражения в войне 2028 года «империя зла»

•

- США - исчезли с политической карты мира как самостоятельное государство, но власть
денег никуда не исчезла. Мультимиллиардер Бейтс оставался богатейшим человеком на
Земле и считался лидером «мирового правительства». Сегодня на его вилле собрались 50
самых влиятельных финансовых воротил планеты. Их власть, еще пятнадцать лет назад
казавшаяся безграничной, сейчас уже не была таковой. На сцене появились новые игроки,
путавшие все карты и запросто побивавшие козырных тузов «мирового правительства»:
деньги, большие деньги и ОЧЕНЬ БОЛЬШИЕ ДЕНЬГИ. Бейтс - моложавый джентльмен,
сухопарый и седой - радушно встретил гостей на крыльце своего дворца, в налоговых декларациях скромно именуемого «виллой».
- Наконец-то, господа, мы вас давно ждем с нетерпением, - Бейтс оскалил в приветливой улыбке фарфоровые зубы. Де Моле тоже улыбнулся, но по другому поводу. Бейтс в
последние годы предпринял немало попыток пройти акмеирование, чтобы сохранить вечную молодость, но безуспешно. Сначала Бейтс пытался пройти эту процедуру в качестве
туриста на Тамгании, но получил отказ. Самым обидным для магната было то, что другие
туристы с Земли такое разрешение получили! Бейтсу объяснили, что эти люди подавали
прошение герцогу Истарскому лично. Но когда Бейтс попытался добиться аудиенции у
Верховного Координатора, то получил еще один отказ. Обескураженному миллиардеру
секретарь снисходительно пояснил, что Верховному Координатору и без того есть чем заняться: не может же он принимать каждого туриста с Земли. Бейтс пытался пройти акмеирование в России, но и здесь потерпел неудачу: правительство России ответило отказом,
- опять же, под нажимом герцога. Ни один из членов теневого «мирового правительства»
не смог пройти акмеирование по той же причине, - этого не хотел Верховный Координатор
Тамгании. Нет нужды говорить, что после этого они возненавидели герцога еще больше.
Для де Моле не была секретом причина немилости герцога к богатейшим людям Земли. Они мешали осуществлению его планов, которые состояли в > \ ановлении контроля
над всеми ресурсами планеты. В последние годы под ними подразум вались, в первую очередь, интеллектуальные ресурсы, потому что сырье Тамгания до1" „шала на добром десятке
планет в различных концах Галактики. И не нуждалась в дорогих земных металлах. Бейтс
как-то попытался подсчитать доходы тамганийских компаний, производящих дисколеты и
аэромобили на экспорт, и понял, что его состояние уже не может сравниться с состоянием
герцога Истарского. Там счет шел на триллионы евро. На десятки и сотни триллионов.
Де Моле прошел вслед за Бейтсом в зеленую гостиную, где «мировое правительство»
заседало битый час, дожидаясь его. Он молча сел в предложенное кресло, приветствовав
собравшихся едва заметным кивком.
- Итак, джентльмены, господин Корбе прибыл и может пролить свет на загадочное исчезновение Томаса Андерсона, - сказал Бейтс, открывая заседание.
- Может быть, господин Корбе сначала объяснит причину своей задержки? Здесь собрались очень занятые люди, стоящие миллиарды долларов и ценящие свое время! - возмущенно воскликнул краснолицый толстяк, представлявший в правительстве клан Ротшильдов. Он окинул взглядом зал, ища поддержки собравшихся. По гостиной пронесся гул
одобрения. Но Де Моле и бровью не повел.
- У меня были важные дела, господа. Я никого не держу за фалды: если у вас, господин
Ротшильд, есть дело, более важное, вы можете оставить нас. Касательно Андерсона - он
находится на Тамгании, где его потрошат с пристрастием лучшие следователи герцога. Поэтому у вас будут большие проблемы в нынешней президентской кампании: Том слишком
много знает.
- Нам искренне жаль Тома, но лучше бы он умер прежде, чем начнет говорить, - с намеком сказал Бейтс.
- Напомню, что моя организация не занимается политическими убийствами, - отрезал
де Моле. - Хочу добавить, прежде чем вы начнете обсуждать свои дела, что наша встреча
последняя. Мы прекращаем контакты.
- Вы полагаете, что это так просто сделать? - Бейтс сощурил свои холодные колючие
глазки. Высохшей рукой он с силой сжал набалдашник трости, с которой никогда не расставался.
71

сС
О
^
у;
^
3
р-1
р.,

_
X
„_
—>
О
О

о-

со
Р
О
5
щ
'К
и

- Хотел бы я посмотреть, как вы помешаете нам уйти, - усмехнулся де Моле. - Вы, кажется, пытаетесь нас напугать?
- Пока я пытаюсь вас образумить... - начал Бейтс.
- Его купил герцог Истарский! - крикнул кто-то из зала. - Надо допросить их под гипноиндуктором!
Гул голосов показал, что большинство собравшихся разделяет это мнение.
- Ну, я вам все объяснил, - сказал де Моле, поднимаясь с кресла. - Винченцо, мы ухо-

Он

ДИМ.

*_,
0
Ь4
д
,_
^
Е—.
2
3
4
О.,
и

По знаку Бейтса в гостиную ворвались охранники, дежурившие за стеклянными дверями.
Винченцо вышел вперед, загораживая своего патрона широкой спиной. Пятеро молодцов набросились на него, и гостиная превратилась в поле боя. Паризи швырял охранников, как котят.
В стороны разлетались обломки мебели и посуды, старинные гобелены покрылись брызгами
от салатов и закусок, а гости то и дело ловили на руки кого-нибудь из «секьюрити», летевшего
к зрителям ногами вперед. Поймать такие «живые торпеды» было непросто, поэтому вскоре
столики с закусками превратились в обломки, а гостиная - в хаос. К летунам постоянно прибывало подкрепление, и де Моле решил ускорить события. Не вынимая руки из кармана, он
нажал кнопку на пульте управления, активируя пространственный туннель. Войдя в него, он
обернулся и сказал: «Винченцо, ты достаточно размялся. Оставь этих болванов в покое».
Паризи, дав напоследок пинка Бейтсу, исчез вслед за шефом. Бейтсу показалось, что
его лягнула лошадь. Сев на пол, он хватал раскрытым ртом воздух, пока не скорчился в
приступе рвоты. Весь покрывшийся липким потом, он чувствовал себя настолько плохо,
что посчитал эти минуты последними в своей жизни. Ошеломленные банкиры глядели
друг на друга и спрашивали себя, - не привиделся ли им этот кошмар? Продемонстрированный господином Корбе способ передвижения являлся более чем прозрачным намеком на
могущество его организации. Самые сообразительные поспешно покидали виллу, на ходу
счищая со смокингов остатки обеда.
Конрад Бейтс этим вечером особенно остро почувствовал приближение конца. Пинок Паризи стал тем последним толчком, который открыл для него бренность земного существования. Этот юнец мог запросто его убить, придись ботинок чуть правее! И с этим
ничего нельзя поделать. Он, Конрад Бейтс, богатейший человек Земли, вершитель судеб
миллионов людей, не властен над своим телом! Оно, как взятый напрокат автомобиль, изнашивается и стареет. Каждый вечер, глядя перед сном в зеркало, он подсчитывает новые
морщины и признаки надвигающейся дряхлости.
Его миллиарды оказались бесполезны; за них не купить ни дня отсрочки. Программа
уничтожения запущена. Если бы Бейтс верил в Бога, он бы молился. Нет, пожалуй, молитвами не выпросить прощения за все грехи, которые он совершил, чтобы достичь своего
сегодняшнего могущества. Которое на деле оказалось призраком. Миллиарды на тот свет
не заберешь. Кажется, там в ходу другие ценности. Рад бы в рай, да грехи не пускают. А так
не хочется думать об альтернативе!
- Кажется, я заключил самую невыгодную сделку много лет назад с собственной совестью, - горько усмехнулся Бейтс. Он с отвращением проглотил пилюлю, прописанную
лечащим врачом, и улегся в постель.
- Если я не проснусь завтра утром, какое мне дело будет до герцога Истарского или
этого мерзавца Андерсона? Президентом станет не наш человек, моя корпорация получит
на несколько миллиардов меньше прибыли. Что же, это огорчит моих наследников. А мнето что?
Пока Бейтс мучатся над вечными проблемами бытия, де Моле и Паризи приближались
к Риму. По Его замыслу, именно в Риме начнутся события, которые низвергнут в пучину
презрения католицизм, бесстыдно называющий свою церковь «святой». Орден имел большой массив документов; от пергаментных свитков двухтысячелетней давности до видеои киноматериалов и свидетельских показаний, которых с лихвой хватит, чтобы обличить
торговцев от религии в неблаговидных делах.
Де Моле думал и о том, что Орден с потерей секретности станет уязвим для Бейтса и
Ватикана, а у них есть веские причины для мести. Тысячи братьев не доживут до Золотого

века. Может быть, - это жертва, необходимая для его начала? Может, и я взойду на Голгофу?
Неисповедимы пути Господни...

5
О

Глава 24. «Эта штука работает!»
Агент отдела Совета по инопланетным делам Тикурима младший минас Сегура оказался очень словоохотливым и осведомленным человеком. Услуги Пападопуло больше не
требовались, и Стефан отослал его. Вконец расстроенный грек побросал свои инструменты в ящик и удалился, ворча что-то о всеобщем падении нравов и дефиците настоящих
героев. Даже захваченный в качестве трофея мизинец ему не достался: князь отобрал его,
пообещав прирастить пленному обратно.
Преисполненный благодарности за столь гуманное отношение, Сегура тараторил, как
дискжокей. Гипноиндуктор внушил ему такое расположение к следователям, что периодически приходилось прерывать его словоизлияния, чтобы расспросить о подробностях.
Князь зарисовал схему пульта управления пирамиды, обозначив пять планет, каждой из
которых соответствовала клавиша определенного цвета. Сегура не смог найти на звездной
карте солнце Тикурима, обнаружив весьма поверхностные знания в астрономии, но это
был единственный отрицательный ответ, поэтому князь Белогорский выразил удовлетворение результатами допроса.
Сегуру увели в изолятор отсыпаться. После часового пребывания под гипноизлучателем ему требовался семичасовой сон, чтобы мозг «отошел» от насилия и восстановились
нормальные реакции; сейчас это было существо, не осознающее самого себя. Стефан тоже
был доволен.
- Мы можем попасть на любую из пяти планет! Не навестить ли мне отца, чтобы поделиться сведениями?
- Тут и раздумывать нечего, - непременно надо навестить. Результаты допроса должны
быть немедленно переданы твоему отцу и Беркуту, - поддержал его князь. - А я пока хочу
установить координаты Тикурима.
- Каким образом? - удивился Стефан.
- Очень просто. Я выхожу из пирамиды на Тикуриме, делаю несколько снимков звездного неба и ухожу. А штурманы потом «привяжут» эти снимки к карте Галактики. По крайней мере, сектор можно будет определить....
- Вы забыли, каким образом попал к нам в плен Сегура? Могу напомнить. Или вы считаете тикуримцев совсем болванами? Не хватало еще, чтобы вы оказались в плену.
- На всю операцию потребуется десять секунд. Мне даже не обязательно выходить из
пирамиды.
Стефан с сомнением покачал головой.
- Мне не нравится эта идея, князь. Слишком велик риск.
- Стефан, да разве это - риск?
- Я не отпущу вас одного, - сдался Стефан.
- Федор составит мне компанию. Подстрахует, в случае чего. Мы наденем спецкостюмы, в конце концов! Поверь, нас не так-то просто взять. - Князь упрямо набычился. - Нам
нужны координаты Тикурима, тогда мы получим перед ним преимущество. «Тамгания»
сможет выйти на орбиту планеты и диктовать свои условия. Мы продемонстрируем мощь
нашего оружия. Уверен, что после этого тикуримцы не рискнут затевать войну. У них ведь
нет таких кораблей. А может, и деструкторов нет.
- Хорошо, но сначала я посоветуюсь с отцом, - скрепя сердце, согласился Стефан. Пирамида, на которой гасли лучи солнца, тонувшие в скрывающей все черноте, уже не казалась такой неприступной. Тамганийцы окружили ее полукольцом, стоя лицом к той грани,
из которой вышли Сегура сотоварищи. Стефан мысленно произнес заветное слово «свет».
- Не открывается! - с удивлением, смешанным с негодованием, воскликнул князь. Неужели тикуримец солгал?
- Она может быть занята. Помните, Сегура говорил об этом, - возразил Стефан. - Подождем.
73

53
г^
&*
;_;

^
о
и
*>
-х
с—1
^
О

- Подождем, - согласился князь. Он и Федор, облаченные в спецкостюмы, не настраивались на долгое ожидание. Им не терпелось сделать вылазку на Тикурим. Возле Федора
сидел Фердинанд и нервно облизывался, временами судорожно разевая пасть.
- Фердинанд, веди себя прилично, - шепотом одергивал своего воспитанника Федор
всякий раз. как суперкот издавал утробное урчанье, сопровождавшееся очередным зевком.
- Я тоже нервничаю, - оправдывался кот. Внезапно пирамида раскрылась сама. В ее
глубине играли розовые пятна света, бегающие по фигуре человека, одетого в белоснежный летний костюм. Стефа1гу фигура показалась до боли знакомой.
- Отец?! - с изумлением воскликнул он. Герцог Истарский перешагнул границу света
и тьмы, прищурился на солнце, снял шляпу и приветственно помахал ею над головой. В
ответ раздались восторженные вопли тамганийцев.
- Кажется, я угадал с погодой. Значит, это Ниоба. Мои выводы оказались верны. Добрый день, друзья мои. - Герцог обнял сына и князя, хлопнул по плечу Федора и взъерошил
шерсть на голове кота.
- Отец, а я собирался к тебе. Но как ты мог так рисковать! Если бы вместо Ниобы ты
попал на Тикурим... Мы теперь умеем управлять этой штукой...
- Вы взяли «языка»? - догадался герцог. - Отлично, вижу, что времени зря не теряли.
- Мы взяли семнадцать пленных, но только один владеет общетамганийским языком.
С остальными работают лингвисты.
- Отправь кого-нибудь на Тамганию, там мается в неизвестности Перальта. Пусть знает, что я задержусь здесь на какое-то время.
- Позвольте мне, командор, - обратился к Стефану Авакян, тоже болтавшийся вокруг
пирамиды. Стефан разрешил.
- А почему Перальта не с тобой? - спросил Стефан. Герцог нахмурился.
- Перальта упустил «брата Юлиуса», тикуримского шпиона. Потерял трех лучших оперативников. Вдобавок, шпион успел взорвать секретную установку тикуримцев, с помощью которой он наносил нам визиты в образе чудовища. Я намекнул генералу об отставке.
Этот провал нам слишком дорого обошелся.
Тем временем Авакян вошел в пирамиду. Он отсутствовал не более пятнадцати минут,
в течение которых герцог и сын обменялись последними новостями. Но вот пирамида раскрылась вновь, и появился сияющий от счастья Авакян. Он доложил о выполненном поручении герцога и передал всем привет от генерала.
- Однако мы слишком расслабились на солнцепеке, - сказал герцог озабоченно. - От
тикуримцев сейчас можно ожидать отчаянных действий, ведь мы отрезали им выходы на
три планеты из четырех.
- Прошу всех на борт «Тамгании». Здесь останется караул, - сказал Стефан.
- Но мы готовы к вылазке, - возразил князь. Федор тоже с возмущением покосился на
Стефана.
- Давайте предварительно посоветуемся, - настаивал Стефан. - Обсудим ситуацию еще
раз с Верховным Координатором...
- О чем речь? - спросил герцог. Стефан рассказал ему о плане князя, упирая на рискованности подобной операции. Но герцог неожиданно горячо поддержал князя.
- Это блестящая идея! - воскликнул он. - Ее успех сразу в корне переломит ситуацию в
нашу пользу. Мы лишим врага его единственного преимущества. Тикуримцы воображают,
что они неуязвимы. Надо лишить их такой уверенности. Действуйте, князь!
- Можно, я скомандую? - неожиданно попросил кот.
- Валяй, зверюга, - разрешил подобревший князь.
- Свет! - рявкнул раскатисто Фердинанд.
Вход открылся, и тройка разведчиков решительно шагнула в неизвестность. В треугольном основании пирамиды виднелся круг, на котором размещались переносимые
объекты. Диаметр круга составлял ровно двенадцать метров. В центре находился пульт
управления: висящая в воздухе без всяких опор или нитей панель с шестью клавишами. Больше в пирамиде ничего не было. Князь подумал, что, сколько ни привыкай к
технике тетлантов, а вот столкнешься с чем-то новым, и оторопь берет. Пирамида - тех-

ническое устройство, мгновенно переносящее за тысячи парсеков. Наверняка, она потребляет огромное количество энергии. Где-то должны быть и механизмы, установки,
какая-нибудь камера, чего-то там излучающая, или модулирующая. Тем не менее, стоишь, дурак-дураком, в пустой пирамиде и тыкаешь кнопки, не представляя, какие силы
задействуешь своим тычком.
Пять клавиш на панели обозначали планеты. Нужно нажать искомую планету и шестую клавишу, приводящую машину в действие. Как только нужная клавиша засветится,
значит, переход состоялся. Добро пожаловать в другой мир.
- А если на Тикуриме сейчас день? - некстати спросил Федор. - Как же мы сфотографируем звезды?
Князь нажал нижнюю справа клавишу, соответствующую Тикуриму. Чуть помедлив,
нажал пуск. Раздался мелодичный звон, и нужная клавиша засветилась.
- Все, мы в тылу врага, - сказал князь. - Сейчас увидим, день у них на планете, или ночь,
есть тучи, или нет. Это лучше, чем попусту гадать.
Он открыл пирамиду и пошел к выходу, активировав все защитные системы спецкостюма. Федор следовал за ним, выставив вперед руки с навешенным на них вооружением.
Фердинанд мягким прыжком обогнал их обоих и первым выскочил из пирамиды на красноватый песок чужой планеты. Тикуримский воздух ему не понравился.
- Тут дышать нечем, как в душегубке, - проворчал он. На Тикуриме оказался вечер.
Душный вечер в пустыне. Насколько мог различать глаз, тянулась песчаная безбрежность
без следов человеческого присутствия. Только черные камни и редкие кустики разнообразили красно-желто-серую пустыню.
- Ну вот, подождем часок, пока стемнеет, и все тут сфотографируем. - бодро заявил
князь, выходя наружу. - Странно, что они не охраняют пирамиду.
- А зачем ее охранять, они же уверены, что кроме них ею никто не умеет пользоваться,
- откликнулся Федор. Они отошли от пирамиды на несколько шагов и задрали головы к
небу. Первые звездочки начали проступать в сгущающейся темноте. Еще полчаса, и можно
фотографировать.
- Ну и лопухи эти тикуримцы! - довольно воскликнул князь. - Вот будет потеха, когда
«Тамгания» появится на орбите их поганой планеты!
Вдруг Фердинанд зарычал, вздыбив шерсть на загривке и округлив глаза. Он весь вытянулся в струнку и тревожно принюхивался.
- Князь, Фердинанд кого-то почуял, - с лица Федора слетела благодушная ухмылка.
- Ладно, снимаем то, что есть, и сматываемся отсюда, - решил князь.
Однако уйти по-английски не удалось. Исчезло звездное небо, исчезла бескрайняя
пустыня и последние сполохи заката. Вместо фальшивых декораций проступила суровая
действительность: они стояли посреди стального склепа, окруженные бронированными
машинами, под прицелом сотен стволов.
- Это ловушка! - с запозданием прозрел Федор. Разведчики открыли яростный огонь
сразу из всех видов оружия. Ограниченный объем статьной тюрьмы наполнился грохотом
разрывов и проклятиями. Почти сразу же разведчики получили ранения во все конечности.
Управляющие огнем компьютеры еще выпускали вкруговую весь боезапас, но люди этого
не видели, погрузившись в оцепенение.

Глава 25. Побег в никуда
В стальной двери, отделявшей жилой отсек от грузового, имелось широкое окно, через которое конвой передавал пишу заключенным. Окно открывалось три раза в течение
условных суток, и двое здоровяков в форме космической полиции быстро передавали контейнеры с пищей и водой арестантам, а окно захлопывалось вновь. Во время очередной
раздачи пищи Дэесир успел разглядеть, что остальные охранники в это время даже не выходили в коридор, оставаясь в кают-компании, оттуда раздавались возбужденные голоса
и смех. Их беззаботность была как нельзя кстати. Дзесир решил не возиться с дверью, а
воспользоваться эффектом внезапности, и атаковать охрану через окно.

3
ц;
,>^
р5-

_
0

_
И
2

а-

,_,
0
•^
д
ч_,
и
Е—I
^
О
р.,
&

- В него пролезет даже толстяк архитектор, - удовлетворенно отметил Дзесир, - а уж
такой гимнаст как я, впорхнет птичкой.
Он с нетерпением стал ждать очередной раздачи пищи - «ужина», который ничем не
отличался от завтрака и обеда: та же миска жидкого синтетического концентрата и кружка
воды. Дзесир с сожалением вспоминал роскошные обеды на Тамгании. О, тогда он мог
позволить себе не завтракать, сохраняя ясность ума в самые продуктивные утренние часы.
Отказываясь от синтетического варева, Дзесир вспоминал шашлыки из молодого барашка
в собственном соку, стерляжью уху, жареных перепелов, которых он мог съесть пятьдесят
за один присест, пышные хлебы, тушеного зайца, соленого лосося, жаркое из оленины,
блины, оладьи, кексы, жирные торты...
Товарищи оглянулись на громкое урчанье пустого желудка шпиона. Дзесир сглотнул
слюну, с усилием отгоняя видения гор всевозможных овощей и фруктов, подаваемых после
вина и сыров.
- Собираются они нас сегодня кормить? - нетерпеливо вопросил пространство Дзесир, чтобы заполнить паузу. - Я так голоден, что не отказался бы даже от хобота слона
по-бушменски: без соли, перца и лука. Неужели на ужин нам опять дадут синтетическую
размазню?
- Великий Яну! Да ты совсем зажрался там, на Тамгании, - проворчал Ликей Тиран. Даже те, кто имеет одно имя, едят синтетику, иначе давно бы подохли с голоду.
- Эх ты, жертва пропаганды, - насмешливо прищурился Дзесир. - Куда же, по-твоему,
девается натуральная пища? Ведь кое-что на Тикуриме все-таки выращивают, кроме белковой травы и водорослей.
Архитектор промолчал, но вопросительно задрал брови.
- Всю натуральную пищу съедают те, кто пробился наверх, - пояснил Дзесир. - Да,
на планете 90 миллиардов ртов, и на всех нормальной пищи не хватает. Но для 50 миллионов «элиты» ее даже с избытком. А всех остальных кормят синтетикой и сказками из
отдела пропаганды. Вроде той, про министра продовольствия, у которого обнаружилась
язва желудка «от хронического недоедания синтетической пищи». Я знаю этого Фиура, он
действительно недоедает синтетики. Точнее, он ее совсем не жрет!
Каторжники дружно захохотали. Раздаточное окно открылось, и в него заглянул охранник.
- Что это вы ржете, скоты? Синюху почуяли? Подавайте пустой контейнер! - Он подозрительно оглядел заключенных. Дзесир подскочил к окну и, высунув голову в коридор,
чуть не в подмышку охраннику, сделал вид, что принюхивается.
- Ребята, из кухни мясом пахнет, клянусь Яну!
- Какое мясо? Вы тут совсем двинули крышей, обжоры. Убери свою голову, а то я приплющу ее дубинкой, - зарычал охранник. Его напарник стоял рядом и гоготал, держась за бока.
- Надо же, какой смешливый попался, - обрадовался Дзесир. Он понял, что лучшего
момента не дождаться. Ближний охранник держал в руках контейнер с «синюхой», а дальний так развеселился, что среагировать не успеет...
Дзесир быстро сунул правой рукой в дыхательный центр первого стража и, обхватив
его руками за плечи, сделал молниеносный разворот корпуса, одновременно вытягиваясь
торсом в коридор и сгибая ноги. Когда второй охранник начал удивленно вскидывать брови
(ну и рохля, прости Господи), Дзесир отбросил обмякшее тело контейнероносца и врезал
ему ботинком в живот. Второй удар вбил заливистый смех вместе с зубами в глотку весельчака. В окно за Дзесиром лезли самые худые арестанты. Он молча показал им на оружие
и, не теряя времени, ринулся на цыпочках к кают-компании. Доблестная стража играла в
«мурасу» (игра, напоминающая покер) и не обратила внимания на неясный шумок в коридоре. Дзесир пинком распахнул дверь и влетел внутрь, подобно разрушительному урагану.
Удары рук и ног разведчика несли с собой быструю смерть. В отделе был хороший учитель рукопашного боя, а Дзесир был одним из лучших его учеников. Когда каторжники с
«распылителями» наперевес осторожно заглянули в кают-компанию, их взорам открылась
картина полного разгрома: трупы валялись вперемежку с обломками мебели и посуды, а
посреди этого хаоса стоял Дзесир, сжимая в руке мясную кость.
76

- Великий Яну! Они играли на мясо, и я выиграл главный приз! - пробурчал он набитым ртом. Прожевав кусок, он добавил: - ребята, поищите отдыхающую смену, а я пойду в
рубку управления. Надо развернуть эту колымагу.
Он подхватил в левую руку один из «распылителей» и двинулся вперед по коридору.
Корабль был спланирован так, чтобы при работающих двигателях можно было нормально
ходить. Пол всегда перпендикулярен к продольной оси корабля. Поэтому, чтобы добраться
до рубки управления, расположенной в носовой части корабля, нужно было пересечь несколько палуб. Он восходил с палубы на палубу, не переставая жевать. Давно забытое чувство сытости, наконец, овладело им, и Дзесир вспомнил о спутниках. За спиной бывшего
агента слышался топот двоих бывших заключенных. Дзесир остановился и протянул им
недоеденную кость. Все-таки, ребята пожертвовали ужином, чтобы прикрыть его спину.
- Подкрепитесь на ходу. Когда развернем корабль, сделаем капитальную ревизию кладовых.
Вход в рубку управления был заперт и опломбирован. На автоматическом грузовике не
было ни одного человека, способного управлять кораблем. Конвою категорически запревдалось даже соваться сюда, чтобы дуболомы-охранники не вздумали вдруг нажимать на
кнопки. Дзесир не стал мудрить над замками: он передвинул рычажок «распылителя» на
минимум и аккуратно вырезал замки вместе с куском гермодвери. Он остановился перед
пультом управления кораблем, припоминая, что к чему. В академии будущим шпионам читался курс управления космическими аппаратами, но практических навыков у Дзесира не
было. Придется учиться на ходу. Фотонный звездолет в качестве движителя использует
свет. Для этого надо много топлива. Вот с него и следует начать осмотр. Он каблуком разбил
колпак бокового пульта и отключил автопилот вместе с двигателем. Работать в невесомости очень неудобно, но топливо следует экономить. К тому же, возможно придется лететь
совсем в другую сторону. Так что ни к чему наматывать лишние миллионы километров.
- Теперь кораблем можно управлять только вручную, - сказал он, обернувшись к своим
воспарившим спутникам. Они переглянулись.
- Да, кому-то придется торчать здесь постоянно, присматривать за приборами. Автомат я сломал потому, что не знаю, какими возможностями располагает центр управления
перевозками. Вдруг они смогут взять на себя управление и посадить нас на Верите? Или
вообще, - взорвать корабль?
- А ты умеешь управлять кораблем? - спросил один из спутников, зацепившись за кресло.
- Когда-то умел. Вот что, вы пока погуляйте по окрестностям, осмотритесь, а я буду
вспоминать, как это делается.
Запас топлива гарантировал 2000 часов непрерывной работы двигателя. Это хорошо,
потому что ближайшая звездная система, исключая недружественную родную, находится
в пяти световых годах. Принимая во внимание скорость фотонной черепахи, нам до нее
добираться лет восемь...
Если память не изменяет, на корабле должна быть оранжерея, где регенерируется воздух и выращиваются овощи. Кое-чему мы у тетлантов научились. Должен быть и утилизатор продуктов жизнедеятельности. Делать нечего, придется ребятам рассказать, из чего
делается «синюха»...
Дзесир рассчитал на компьютере наиболее экономичный курс корабля и скорректировал орбиту по направлению к незнакомой звезде. Теперь можно вернуться в кают-компанию
и обсудить ситуацию с товарищами по несчастью.
В кают-компании за это время навели относительный порядок: трупы и мусор убрали,
а мелкий мусор, плавающий в воздухе, каторжники отлавливали сачком, сооруженным из
государственного флага Тикурима. Остальных конвоиров, застигнутых врасплох в каютах,
каторжники тоже не пощадили, перебив всех.
- Мы положили трупы в морозильник, - доложил Дзесиру архитектор.
- Оранжерею нашли? - спросил он. Оказывается, ее никто не искал.
- Если оранжереи нет, мы не проживем и месяца, - сказал Дзесир. Все ринулись на
поиски и нашли искомый объект сразу же: оранжерея занимала квадратный километр пло-

д
О
рз
^а
^
Ы
гх
^

.,0
Ь^
д
—,
>-3
2
О
г>
Си
р«

И
О
5
-•V
И
ЕС

щади, раскинувшись на трех десятках палуб. Дзесир лично осмотрел ее, и остался доволен.
Кроме овощей здесь выращивалась белковая трава, из которой можно делать качественную
синтетическую пищу. Кроме того, корабль имел установку, улавливающую водород из открытого космоса.
- Мы не умрем ни от голода, ни от жажды, - подытожил Дзесир. - А это гораздо лучшие
шансы на выживание, чем медленная смерть на рудниках. Я думаю, полоса невезения для
нас закончилась.
- А куда мы полетим? - спросил кто-то.
- Я не знаю, как называется эта звезда, но она имеет девять планет. Неужели, хоть на
одной из них мы не найдем приют?
Наступившую тишину нарушил тяжкий вздох.
- Значит, мы никогда больше не увидим Тикури.м?

2
СО
^<
2
Н
2

&<
^

Глава 26. Подвиг барона
Такой подлости Зигфрид фон Штурм не ожидал даже от своей судьбы-злодейки. Пирамида, ключ к несметным сокровищам тетлантов, оказывается, таила в себе смертельную
угрозу! Беда пришла внезапно, как удар из-за угла по затылку. Зигфрид и Генрих фон Штурмы теперь вместе встречали рассветы возле пирамиды. Это стало своеобразным ритуалом,
во время которого барон набирался сил и решимости продолжать начатое дело, несмотря
ни на что.
И в это утро они молча ждали, когда первый луч солнца канет в загадочный мрак.
Барон думал, что этот образ луча Света, порожденного Тьмой и падающего во Тьму, был
в основе представлений древних о начале Творения. В эти минуты он ощущал благоговейный восторг и стеснение в груди. Генрих стоял рядом, испытывая схожие чувства. Они
молча внимали мощному аккорду нарождающегося дня. Багровая линия горизонта ярко
вспыхнула посередине, пропуская краешек солнца в долину. Луч ударил в пирамиду. Барон всегда ждал этого момента с замиранием сердца, моля Бога, чтобы пирамида открылась.
- Отец, она открылась! - воскликнул Генрих, не веря собственным глазам.
Барон до боли стиснул руку сына и увлек его за собой, постепенно ускоряя бег. Они
были в нескольких шагах от пирамиды, когда из нее вышли первые два великана. Отец и
сын выхватили оружие, но опоздали. Ярко-белая вспышка и темнота...
Икрилер Там был «сдержанно удовлетворен»: земляне не контролировали пирамиду
на Теране, его отряду даже удалось захватить еще двоих пленных. Икрилер решил лично
их допросить. Он был взбешен досадной неудачей минаса Кера, так ничего и не добившегося от двоих тамганийцев, каким-то образом проникших на Тикурим. Кер взял неверный
тон, отчего пленники сразу замкнулись, наотрез отказавшись отвечать. Попытка сломить
их волю на психическом уровне также потерпела неудачу: люди оказались обладателями
сверхмощного гипноаппарата, в который был превращен их собственный мозг в результате
акмеирования. Икрилер достаточно знал об этой операции по докладам Дзесира, поэтому
сразу отказался от мысли повторять ошибку Кера.
Тамганийцы даже в бессознательном состоянии, после нескольких инъекций психоподавления контролировали свой мозг и речевые центры. Все. чего мы от них добились - это
ругательства и требования вернуть им кота. Икрилер невольно улыбнулся, вспомнив это
странное существо. Кот оказался прекрасно дрессирован, умел пользоваться гигиеническими устройствами (даже самостоятельно принимал душ) и обедал вместе с хозяевами
за одним столом, когда его вернули в общую камеру. Там решил временно оставить тамганийцев в покое: пусть посидят и постепенно привыкнут к своему положению. Силой их
не удалось сломить, следовательно, нужно апеллировать к логике. А пока можно заняться
пленными с Терана. Он не поехал в тюрьму. Пленных Там приказал доставить в его кабинет. Мало кто знал, что вторая дверь из кабинета вела в комнату, убранную с невиданной на
Тикуриме роскошью. По-царски просторная гостиная была в два раза больше его кабинета,
имела мягкие диваны и кресла, а также бар с веселящими напитками.

Там добродушно взглянул на доставленных пленников; верзила-конвоир держал свои
ладони на плечах людей, едва достававших своими макушками до его талии. Конвоира
икрилер отпустил и жестом пригласил пленников сесть. Барон смерил взглядом предложенное ему кресло и отказался; трудно было сохранить гордый и неприступный вид. пытаясь вскарабкаться в кресло, сиденье которого находится на уровне груди. Его сын даже не
повернул головы в сторону кресел, гордо вскинув курносый нос.
- Что ж. господа, пройдемте тогда в другую комнат), - сказал Там на общетамганийском. - Нам с вами есть что обсудить.
Он пропустил их вперед и тщательно запер за собой дверь. Отец и сын увидели, что
здесь их гордости не будет нанесен урон; диваны и кресла были достаточно низкими даже
для людей. Фон Штурм не стал дожидаться второго приглашения и сразу уселся в кресло.
Сын устроился рядом. Икрилер сохранял на лице добродушный вид, соображая, как построить беседу.
- Прежде всего, позвольте представиться. Я - икрилер Там, член Совета Тикурима. Я
руковожу всеми инопланетными делами, поэтому можете считать меня «важной шишкой»,
как у вас выражаются.
- Так у нас выражается чернь, - заносчиво отрезал младший фон Штурм.
- Увы, я до сих пор не знаю, как обращаться к вам, - развел руками икрилер.
- Я - барон Зигфрид Иероним фон Штурм, а это мой сын, Генрих фон Штурм. Если вы
знаете наш язык, то знаете и нас, я думаю. - Барон гордо усмехнулся. - А вот мы о Тикуриме
не знаем ничего.
- Я охотно расскажу вам о своей планете, но прежде хотелось бы прояснить один момент: как вы оказались на Теране и каковы ваши планы относительно этой планеты?
- Я открыл эту планету и назвал ее Скорпионом. Под этим именем она занесена в звездный каталог и, согласно первой статье Космоправа. она является моей собственностью, - с
металлом в голосе отчеканил барон.
- Увы, мой дорогой барон, все эти правовые основания имеют вес в вашей цивилизации. Наши юристы не признают ваших прав на Теран, так как Тикурим ведет работу на этой
планете уже триста лет. Мы готовим ее к колонизации. - Там удовлетворенно усмехнулся.
Он нащупал слабое место барона. Сейчас он бросится защищать «свою собственность» и
сам расскажет больше, чем под пыткой. И барон не обманул его ожиданий.
- Черт возьми! - Я видел «плоды» вашей работы на Скорпионе. Вьг натравили людей
друг на друга, чтобы прибрать к рукам освободившуюся планету. Но со мной этот номер не
пройдет. Вы захватили нас с Генрихом внезапно. Это была ваша последняя удача. Мои компаньоны поставят дисколет прямо напротив пирамиды, и из нее даже мышь не выскочит!
Вам не видать этой планеты, как своих ушей.
- Постойте, барон. Прежде, чем объявить войну, нужно испробовать все возможности
для мирного решения проблемы.
- Скажите это покойным жителям Скорпиона! - язвительно скривился младший фон
Штурм.
- Для того чтобы вести переговоры, стороны должны быть в равных условиях. Разве с
пленниками ведут переговоры? Нет, им ставят ультиматум, - сказа! старший фон Штурм.
Икрилер стер с лица фальшивое добродушие.
- Вы правы, барон. Пленникам предъявляют ультиматум. И никто не упустит возможности использовать на переговорах свои преимущества. Я их собираюсь использовать на
все сто процентов.
- Чего же вы хотите от нас, икрилер?
- Совсем немногого. Вы отдаете нам дисколет и освобождаете Теран от своего присутствия. Я освобождаю вас и сына.
- Это, по вашему, «немного»? Да вы великий скромник, икрилер. Я работа! всю жизнь,
чтобы купить один маленький дисколет.
- Разве ваши жизни стоят меньше?
Барон задумачся. Икрилер был сильным телепатом, и успел перехватить обрывок разговора сына с отцом, пока те не спохватились и не отгородились ментальным блоком.

ее

^
уа
^
;

,_.

_
>—<
2

ч_,
0
Ь^
рЗ
,_,
I—1
Е—'
2
0
Р-,

- Отец, разве ты доверяешь этому прощелыге?
- У нас нет другого выхода, Генрих. Но планету я им не отдам, это наследство твое и
братьев.
Икрилер предложил баронам подкрепиться.
- Не беспокойтесь, все продукты у меня натуральные, есть даже фруктовые соки.
- Эка невидаль, - буркнул барон.
- На Тикуриме это большая роскошь. Нам очень тесно на планете, не хватает пищи,
чтобы прокормить 90 миллиардов ртов. Поэтому, вы понимаете, что планету мы вам отдать
не можем.
- А если я вам предложу нечто большее, более ценное, чем планета? - неожиданно
спросил барон.
- Что может стоить дороже, чем целая планета? - удивился икрилер, сдерживая стук
бешено забившегося сердца. Он уже предчувствовал ответ, но боялся поверить раньше времени в необыкновенную удачу.
- Речь идет о... Письме, - со значением произнес барон. У икрилера вспотели ладони.
- О письме? Что же это за письмо, которое вы так дорого оценили? - предательски дрогнувшим голосом спросил Там, с напускным равнодушием. Барона эти ухищрения не сбили
с толку. Он видел - икрилер надежно заглотил наживку.
- Не валяйте дурака. Если бы вы ничего не знали о Письме, то и разговаривать бы об
этом не стали. В Письме говорится о сокровищах тетлантов. О «несметных сокровищах»,
вы понимаете? Вы знаете, сколько стоит один звездолет тетлантов, поэтому можете представить, насколько велики эти сокровища. Они стоят десятка планет, не так ли? Я предлагаю за наше освобождение Письмо и маленький дисколет Д-15. Вы продаете мне Теран.
Разумеется, сделку мы обязаны скрепить договором, имеющим юридическую силу на обеих планетах.
Разумеется, Там согласился. Он еще расспрашивал, каким образом Письмо попало к
барону, как оно выглядит, выражал сомнения в его подлинности, но внутри у него все пело:
вот оно! Вот то событие, которого он ждал. Пожизненная диадема председателя Совета ему
обеспечена.
- Я предлагаю следующую процедуру передачи, - сказал барон, когда соответствующие бумаги были подписаны. - Мы переносимся на Скорпион. Вы меня отпускаете, я беру
Письмо и возвращаюсь в пирамиду. Вы выпускаете Генриха. Когда он окажется в дисколете, я передаю вам Письмо. Учтите, что оно спрятано внутри атомной бомбы, которая
взорвется, если вы попытаетесь вскрыть ее без меня. Только я знаю пароль и последовательность разрядки устройства.
- Я должен буду удостовериться в подлинности Письма, - заявил икрилер. - Поэтому,
вы возвратитесь с нами на Тикурим и будете ожидать заключения экспертов здесь.
- Хорошо. Но тогда дисколет вы получите только после моего освобождения, - заявил
барон. Там вынужден был согласиться, хотя и посетовал, что барон не верит его «слову
джентльмена», как говорят на Земле.
- Слову джентльмена у нас верят только простодушные неджентльмены, - усмехнулся
барон. - Джентльмены предпочитают более твердые гарантии.
Они дружно расхохотались, выражая полное довольство друг другом. Икрилер не хотел откладывать дело в долгий ящик и предложил отправляться за Письмом немедленно.
Барон ничего не имел против этого предложения. Икрилер был взволнован и забыл об
осторожности, а это то, что сейчас нужно.
Они летели над городом-муравейником, состоявшим из домов-муравейников - гигантских небоскребов, сливавшихся в сплошные массивы, прорезанные узкими каньонами
улиц. На дне этих каменных ущелий и на крышах небоскребов, по которым тоже были
проложены дороги, кишела толпа.
Барон смотрел в окно аэромобиля и дивился размерам города: он так и не увидел окраин. Аппарат приземлился в центре проплешины посреди города; здесь небоскребы отступили друг от друга на две сотни метров, давая место приземистому массивному сооружению. Икрилер, пленники и десяток тикуримцев вошли внутрь стального саркофага. Здесь

было пусто, если не считать черной пирамиды, расположенной в центре огромного зала.
Икрилер был возбужден. Он никому не доверил это дело. Письмо он хотел получить лично
в руки!
Барон казался абсолютно спокойным. Генрих догадался, что отец что-то задумал, поэтому молчал. Он понимал, что отец ведет рискованную игру, и боялся нечаянно испортить
ее. Тамганийцы с любопытством взирали на круглую платформу и висящий в центре пульт
управления. Генрих не смог на глаз определить толщину стен пирамиды; они вошли внутрь,
но казалось, что стена так и не была нарушена. Боковая грань их пропустила, но было ли
это сделано через отверстие? Барон бы не ответил утвердительно на этот вопрос. Он так
и не понял этого фокуса. Зато Генрих зафиксировал мысленный приказ Тама, открывший
пирамиду, и запомнил его. Второй приказ барон также запомнил, как и манипуляции икрилера с пультом управления.
«Что же. кое-что мы имеем в активе», - подумал Генрих. Выход открылся. Впереди
шли вооруженные офицеры охраны, за ними икрилер и пленники.
- Надеюсь, ваши друзья не станут сразу же палить в нас. - сказал икрилер, натянуто
улыбаясь.
- Пропустите меня вперед, - решительно заявил барон. Он вышел из пирамиды и успокаивающе помахал рукой в направлении дисколета. Д-130 висел в полуметре над землей
прямо напротив входа в пирамиду. Барон не сомневался, что на него сейчас направлено не
•менее сотни стволов, но спокойно улыбался. Из дисколета выскочили несколько человек и
побежали к пирамиде.
- Фон Зонненберг, это мы с Генрихом вернулись, - мысленно сообщил барон.
- Рад вас видеть живыми и здоровыми, господа, - ответил Зонненберг.
Барон в коротких, отрывистых фразах передал суть происходящего. Легионеры отошли назад к кораблю. Тикуримцы все это время находились внутри га эамиды и напряженно
следили за ними.
- Мы с нетерпением ждем вас назад, барон, - сказал икрилер кладя руки на плечи Генриха. Барон ничего не ответил, только мотнул головой и направился к дисколету. В корабле
он сказал Зонненбергу: «Помните, что главой «Валгаллы» вместо меня остается Генрих.
Сейчас я не могу вам сказать больше. Я должен вернуться в пирамиду».
Он перешел в отсек, где хранились восемь атомных бомб, и выбрал^дну из них. Присев на корточки, он минуту колдовал над таймером, затем перекинул тамки от рюкзака
с бомбой себе за шею и поднял его. Бомба весила шестьдесят килограммов и, конечно,
никакого письма в ней не было. Барон криво усмехнулся. Если бы фон Штурмы не умели
защищать свою собственность, они никогда бы не стали баронами. Дурак-икрилер этого
так и не понял... Он с кряхтением спустился по трапу, преодолевая мускулами ног тяжесть
бомбы. Жестом он отогнал от себя легионеров. К пирамиде барон шел твердым шагом,
ни на секунду не сомневаясь в правильности своего решения. По бурой плоти Скорпиона
тащилась его тень, похожая на беременную медведицу.
- Бойтесь данайцев, дары приносящих, - злобно шепнул барон.
- А вы быстро обернулись, - радостно приветствовал его икрилер.
- Теперь отпускайте Генриха. - потребовал фон Штурм.
- Не жалко расставаться с Письмом? - спросил икрилер. В нем зашевелились какие-то
неясные подозрения.
- Жалко. Я двадцать лет пытался разобраться в тарабарщине, что там нацарапана, теперь поломайте голову вы. А мне моя жизнь дороже.
Икрилер успокоился. Он поднял руки, освобождая Генриха. Выждав, пока сын скроется в корабле, барон повернулся к Таму.
- Нам пора в обратный путь. Мне не терпится покончить с этим делом и вернуться к
себе. Ваше общество утомляет. Да и бомба чертовски тяжела.
Там кивнул и закрыл пирамиду. Едва его палец оторвался от клавиши, перенесшей
их на Тикурим, барон сказал, выдергивая правой рукой стерженек из часового механизма:
«Знаете, икрилер, а ведь я вас обманул»...

6. Заказ 262

д
о
5
ис
>^
3
М
Е

-^
0
д
,_,
и
Ё—
2

^
о.

Глава 27. Время боится пирамид, а пирамиды - арбузов

2
Р
Ы
2
0
(Г)
^
И
Щ
С

Ожидание затягивалось. Они не появились спустя пять, десять минут. Не появились
через час, два, десять часов. Герцог ходил, мрачнее тучи. Стефан надоедливо повторял,
качая головой: «Я ведь говорил, что риск слишком велик, ах, князь»... Дмитрий кружил вокруг пирамиды круглые сутки.
- Старый авантюрист, тебя только могила исправит. С сабелькой на танк, вот твой
стиль, романтик хренов...
Кулема безропотно стоял вахты: за себя, за командира, за Киселева и Авакяна, которые
тоже переживали. Справедливости ради, стоит заметить, что вахта на звездолете, который
никуда не летит, - чистая формальность. Кулема сидел в пилотской и занимался, черт знает
чем. Когда никого не было рядом, он звонил Стелле и часами болтал с ней по видеофону.
Хуже, когда Стелла была занята на своей ферме; порядки там военные, и болтовня на неслужебные темы не поощрялась. Как-то, коротая время, Кулема сидел над звездной картой,
изучая созвездия и временами сверяя карту с наблюдениями через электронный телескоп.
На карте жирными точками были нанесены четыре солнечные системы, имеющие обитаемые планеты. Никита соединил их прямыми линиями и тупо смотрел на получившуюся
фигуру. Она напоминала домик с остроконечной крышей, но не хватало одной «стены»,
чтобы картинка приняла законченный вид.
- Хм, если бы здесь была еще одна планета, получился бы правильный пятиугольник,
- подумал Никита.
- А ты подрисуй, - посоветовал ему кто-то. Кулема оглянулся. В пилотской, кроме
него, никого не было. Видимо, подсказка исходила от его собственного внутреннего голоса, решил Никита. Хотя любой психиатр скажет, что если вы начинаете слышать свой
внутренний голос, значит, «чердак» основательно протекает. Чтобы получить правильный
пятиугольник, надо было описать окружность по четырем известным точкам, что Никита и
сделал. Пятую точку он нашел, «достроив дом».
- Что-то же это означает, - подумал Кулема. - А вдруг эта точка показывает нам местонахождение тикуримского солнца?
Своей догадкой он сначала поделился с Авакяном, опасаясь, что его подымут на смех.
Но Артур к его идее отнесся неожиданно серьезно.
- Это обязательно надо показать командиру, - сказал он. - Люди места себе не находят,
а это, как ни крути, - идея.
Дмитрий в идею поверил сразу. Это был тот случай, когда утопающий хватается за соломинку. Но и герцог, едва увидев пятиугольник, воскликнул:
- Пентаграмма! Об этом говорил де Моле!
- Кто? - переспросил Дмитрий. Но герцог только отмахнулся, бросившись к компьютеру. Координаты пятой точки следовало определить точнее, чтобы рассчитать маршрут.
Герцог решил немедленно отправиться в путь, потому что вариант штурма Тикурима из
пирамиды имел только минусы и ни одного шанса на успех. При миллионе неизвестных
факторов.
- Мы усилим караул вокруг пирамиды и немедленно отправляемся в путь, - заявил он.
Но пирамида напоследок преподнесла еще один сюрприз. Уже заканчивалась предстартовая суматоха, отъезжающие попрощались с остающимися и с покидаемой негостеприимной планетой, когда «бамкнуло». У всех, кто находился снаружи, заложило уши. Наверное,
поэтому они не сразу заметили, что с пирамидой произошли странные изменения.
Десантники высыпали из корабля наружу. Ранее являвшая собой образец правильной треугольной пирамиды, транспортная машина тетлантов теперь предстала глазам изумленных
наблюдателей раздувшимся предметом. Впечатление было такое, будто пирамида проглотила
арбуз соответствующих размеров. Люди осторожно подошли к пирамиде, опасаясь, как бы
она не выкинула еще какой-нибудь фокус. Самые смелые потрогали ее руками. Металл ничуть
не изменился на ощупь: так же приятно холодил ладонь, и так же поглощал свет.
- Что вы об этом думаете? - спросил герцог у окружающих.
- Выглядит она так, будто внутри произошел мощный взрыв, - предположил Дмитрий.

- Я пробовал ее на прочность, - нахмурился герцог. - Если что и могло ее так вспучить,
то это как минимум атомная бомба.
Он приказал всем отойти подальше. Чуть помедлив, он изменил приказ на всеобщую
эвакуацию. Оставляемый здесь караул получил приказ не выходить из корабля наружу. Когда все скрылись в кораблях, он попытался открыть пирамиду. После третьей попытки он
понял, что пирамида больше не откроется никогда.
- Нет смысла оставлять здесь караул, - сказал он, вернувшись на борт «Тамгании». - Но
зачем тикуримцам понадобилось взрывать пирамиду? Ведь теперь им до Ниобы вовек не
добраться.
Герцог все же оставил на Ниобе один дисколет - на всякий случай. «Тамгания» взяла
курс на Тикурим. Теперь шутки и смех на борту звучали гораздо реже. Десантники беспокоились за князя и Федора Тыртова и с тревогой ждали столкновения лицом к лицу с неведомым врагом. Наступало время решительных действий, характер которых смело можно
назвать галактической войной.

о
д
;_е
^
3
Ш
о.

,—

§
И

Глава 28. Неудавшийся побег
Рычание Фердинанда свидетельствовало: к двери приближается охранник. Дейсгвительно, шаги в коридоре звучали все отчетливее, пока не стихли возле стальной двери.
Удостоверившись, что замки в порядке, а монитор показывает наличие всех троих узников,
бдительный сторож удалился.
- Он действует мне на нервы, - злобно фыркнул кот. - От него воняет какой-то тухлятиной.
- Это запах низкокачественной синтетической пищи, - объяснил Федор. - Они жрут эту
тухлятину, потому что обычной пищи на всех не хватает. Если бы князь с первого дня не
отказался ее есть, нас бы тоже кормили этим дерьмом.
Князь Белогорский никак не отреагировал на столь животрепещущую тему. Он, развалившись на тюремной койке, вперил глаза в потолок и размышлял. Судя по электронному хронометру, они сидели в узилище почти месяц, причем за последние десять дней их
ни разу не допрашивали. Что бы это значило? Все трое прошли обработку под аналогом
земного гипноихтучателя и не раскололись. Кот вначале увильнул от этой процедуры, но
когда тикуримцы случайно узнали, что он умеет разговаривать, посадили перед прибором
и его. Кот выл дурным голосом, орал всякую чушь, и как мог, прикидывался примитивным животным, знающим не более десятка слов. Он трижды терял сознание, но держался
молодцом. От Федора они тоже ничего не добились. Почему же прекратили допросы? Решили взять нас измором? Но кормят по-прежнему регулярно, причем натуральной пищей,
видимо, не всем здесь доступной.
Что же случилось? Еще двадцать дней назад тикуримцев очень интересовали планы
тамганийцев и землян относительно Ниобы, предполагаемая атака на Тикурим из пирамиды, вооружение и численность десанта. Сегодня их это не интересует. Князь вскочил с койки и стал ходить по тесной камере, через каждые три шага натыкаясь на противоположную
стену. Его деятельная натура требовала движения.
- Проклятье! Можно подумать, мы оказались на планете карликов, а не великанов. У
меня на Тамгании туалет больше, чем эта камера, - проворчал князь, в очередной раз наткнувшись на стену. Федор прыснул от смеха. У князя действительно был уморительный
вид в нательном белье (майка и трусы «семейные») и десантных ботинках. Комбинезоны с
них стащили вместе со спецкостю.мами, очевидно полагая, что это тоже часть вооружения.
Тюремную одежду князь надевать отказался.
- Может, все-таки попробуем бежать и прорваться к пирамиде? - предложил Федор.
Князь задумчиво посмотрел на него. Идея совершенно безумная. Хотя, ждать помощи все
равно неоткуда. Товарищи даже не знают, где нас искать.
- А где она, эта пирамида? - отозвался кот.
- Выберемся отсюда, - найдем. - гнул свое Федор.
- Фердинанд, когда охранник снова подойдет, дай мне знать, - сказал князь.

«•

^
^
Н
^
О

И
О
«з
!_С
;Х<
рЗ
ей
^

ч-,
0
Ы
ид
,,_,
^
Н
О
О
^
ей
й

- Бежим? - радостно спросил Федор.
- Бежим.
Князь приступил к комплексу дыхательных упражнений, завершив его серией растяжек и построением силового поля. Поле все уплотнялось и уплотнялось; князь не собирался его уничтожать. Федор понял, что собирается делать князь, и присоединился к нему, разминая свои могучие члены. Фердинанд чутко принюхивался, стоя у двери. Заслышав шаги
охранника, он обернулся. Князь кивком отослал его в сторону. Едва шаги стихли (охранник
проверял замки), князь выплеснул всю накопленную энергию в дверь. Ее вынесло в коридор вместе с обломками композитного бетона, придавив охранника к противоположной
стене. Беглецы выскочили наружу. Князь вытащил бесчувственное тело и забрал оружие:
устройство, напоминающее ручной импульсник, но с цилиндрическим утолщением на
стволе. Он проник в мозг охранника, сканируя его мысли. Увы, ничего путного из него извлечь не удалось.
- Ладно, бежим к кабинету, куда нас водили на допросы, - решил князь. - Может, захватим какого-нибудь шишкаря в заложники.
Он для пробы пальнул из захваченного оружия, чтобы удостовериться, что разобрался
в его устройстве. Большой кусок стеньг как корова языком слизнула. Князь выглянул в пролом и сказал: «Подходяще. Теперь понятно, почему он называется «распылителем».
Впереди длинными прыжками несся по пустынному коридору кот, мягко опускаясь на
мощные лапы, за ним - князь. Федор прикрывал их сзади. Возле двери в приемную начальника тюрьмы кот и князь притормозили, а Федор, напоминавший собой взбесившийся бульдозер, не сбавляя ход, ударил плечом в дверь. Он влетел на ней в приемную, как Алладин на
ковре-самолете, и грохнулся посередине. Пока Федор чертыхался, поднимаясь на ноги, все
было кончено. Князь срезал из «распылителя» двоих охранников, дежуривших в приемной,
а кот вцепился в горло помощника начальника, сидевшего за столом. Зверь не торопился разжимать клыки, мурлыча от удовольствия, он пил кровь врага и рвал его плоть.
- Оставь его, животное, - приказал князь, которого покоробила эта сцена. В это время
дверь из кабинета начальника отворилась, и он выглянул в приемную, чтобы осведомиться
о причине странного шума. Князь приставил «распылитель» к его животу, свободной рукой
подтягивая сползающие трусы.
- Рекомендую не делать резких движений и не действовать мне на нервы. У машинки
такой слабый спусковой крючок... Нам терять нечего.
- Чего вы хотите? - спросил минас Хегл. Ему было что терять, и он хотел поторговаться.
- Нам нужен аэромобиль и ты, - в качестве водителя. Доставишь нас к пирамиде. Но
прежде распорядись, чтобы на нашем пути не было солдат.
Тем временем Федор собрал трофейное оружие, дав один из «распылителей» коту.
Фердинанд с неохотой оторвался от горла помощника и облизывался, судорожно проглатывая то, что успел откусить. С его усов капала кровь. Хегла чуть не вырвало. Бледный, как
смерть, он беспрекословно повиновался. Князь хоронился за спиной минаса, уперев ему в
почки «распылитель». Рядом сгрудились Федор и кот, пытаясь тоже прикрыться большим
телом минаса от возможных неприятностей.
Хегла еще слушались, - путь во двор здания был свободен. Дружной компанией они
проследовали через коридор, по лестнице спустились на первый этаж и вышли наружу. В
нескольких шагах от них стоял аэромобиль.
- Черт возьми, все идет слишком гладко, - с подозрением в голосе проворчал князь,
усаживаясь на заднем сиденье.
- Я приказал не стрелять, - отозвался Хегл. - Вам все равно некуда бежать.
- Помалкивай, скотина! - рявкнул на него кот. - Не разевай пасть без разрешения. Я
голоден, как стая ягуаров!
Хегл покосился на его окровавленные клыки и поспешно тронул с места, набирая высоту.
- Я доставлю вас к пирамиде, но вы не сможете ею воспользоваться: она вышла из
строя.

- Рассказывай сказки своим внукам, хитрец, - ухмыльнулся Федор. - Даже время боится пирамид, говорили древние. А черной пирамиде не страшна сама вечность.
Князь не участвовал в разговоре на отвлеченные темы. Он следил за обстановкой. Фиолетовое небо Тикурима, обычно пестревшее аэромобилями всевозможных цветов, сейчас
было пустынно. Лишь два экипажа следовали за ними неотступно. Они не предпринимали
никаких активных действий. Видимо, жизнь минаса Хегла чего-то стоила на Тикуриме.
- Тогда наши шансы на прорыв увеличиваются, - думал князь. - Вот только захотят ли
они обменять его жизнь на нашу свободу? Скорее всего, нет. И возле пирамиды нам предстоит нешуточный бой.
Князь почувствовал неладное лишь внутри саркофага, когда увидел вздувшуюся пирамиду. Выходит, минас не соврал.
- Что произошло? - князь приставил оружие к затылку Хегла. - Рассказывай все по
порядку, я не тороплюсь обратно в камеру. Мне сейчас не важно, сколько будет трупов:
четыре или пять...
Хегл кивнул, сглатывая комок в горле. С его широкого лба скатывались крупные капли
пота. Он представил, как его голова усеивает кабину красными крупинками, составлявшими когда-то мозг, кость и кровь... Хегл говорил быстро, без понуканий, перескакивая с
пятого на десятое. Князь иногда останавливал его и уточнял детали. Постепенно он осознал, что произошло.
- Они приперли барона к стенке, и он здорово осерчал, - подытожил князь.
- Видимо, в пирамиде случайно произошел взрыв, - предположил Хегл.
- Тамганийцы не делают бомб, которые «случайно» взрываются, - ухмыльнулся князь.
- Я снимаю шляпу перед фон Штурмом. Он обвел вашего икрилера вокруг пальца. И закрыл Тикуриму выход на все планеты сразу. Интересно, а знает ли об этом широкая тикуримская общественность?
- Что вы, князь, ведь тогда нынешним правителям несдобровать, их разорвут на части
сограждане, - издевательски подхватил Федор, - да посмотрите сами, на десять километров
вокруг саркофага нет ни души. Одни солдаты. Население вообще не увидит беременную
пирамиду.
- Что вы намерены делать? - спросил Хегл. - Вы видите, я сказал правду.
- Сначала мы проверим это. - ответил князь. Аэромобиль приткнулся вплотную к пирамиде; она нависала над машиной своей выпуклостью. Князь попытался ее открыть, не
выходя из машины. После нескольких безуспешных попыток он убедился, что этот путь
домой для них закрыт.
- Да, будущее Тикурима все в прошлом. Минас, какие мысли посещают тебя по этому
поводу?
- Икрилер мертв, а с ним еще двое высокопоставленных офицеров отдела. Значит, будут соответствующие перестановки. Возможно, я получу повышение.
- Или пинок под зад, минас, - грубо рыкнул Фердинанд. - Накрылся ваш отдел, а вместе
с ним и твоя сытная кормушка!
- А вам-то чему радоваться? - неприязненно спросил Хегл. Кот вслух повторил его
собственные мысли.
- Нас выручит герцог, - твердо сказал князь. - Не пройдет и месяца, как «Тамгания» будет здесь. И не дай Бог, если с нами что-то случится. Я хочу, минас, чтобы ты довел до руководства эту простую мысль. Герцог разнесет вашу планету на куски, если мы не вернемся.
Аэромобиль окружили два десятка солдат. Командовавший ими офицер знаками дал
понять, что хотел бы видеть их вне машины и без оружия.
- Пожалуй, пора сдаваться, - глубокомысленно сказал князь и вылез из машины, сохраняя на лице задумчивое выражение. Его компаньоны также вывалились наружу, подняв
руки. Кот с трудом сохранял равновесие в вертикальном положении, балансируя с помощью «распылителя», который по-прежнему сжимал передними лапами.
- Господа, надеюсь, у вас существует Общество защиты животных. Я хотел бы подать
жалобу на бесчеловечное обращение со мной в период заключения. Что и привело к печальному недоразумению... - издалека начал Фердинанд свою оправдательную речь.
85

и
о
3
из
*5
И
гП

^
0
*4
д
,_.
«
2
3

Он
^

02
2
О
Ёэ
И
>т^
3
И

Его подхватили под мышки два огромных солдата и в мгновение ока заклеили пластыем
Р пасть, оставив свободными только ноздри. Князь и Федор были связаны по рукам и
ногам гибкими самозатягивающимися жгутами. Усаживаясь в закрытый аэромобиль, князь
обернулся. Минаса Хегла грубо выволокли из машины и препроводили в другой аппарат,
по пути награждая пинками и зуботычинами.
- Я ошибся, Федор. За жизнь минаса я сейчас не дал бы и копейки. Видимо, настоящую
ценность для них представляем мы.

Рч

*5
О
^
И
2
Н
У

Глава 29. «Чёрная дыра»
Руководимая Дзесиром команда имела одну особенность: это были люди, независимые
в своих суждениях. И достаточно безрассудные, чтобы не держать их при себе. Эта особенность и привела их на каторгу Уголовников в партии заключенных не было. Дзесир
считал, что с этим ему крупно повезло. Иначе было бы трудно представить себе ситуацию
хуже. Корабль прет на околосветовой скорости в безбрежное пространство, без конкретной
цели, или хотя бы приблизительно подсчитываемого срока полета. Из всех плюсов у нас
есть только свобода. Мы не сдохнем на шахтах Верита, и это уже немало.
«Сегодня немало, - мысленно уточнил Дзесир. - Через пару дней они начнут задавать
вопросы. Да уже задают... «Куда мы летим?» - если бы я сам знал, - куда? А через месяц
они забудут, что я спас их от верной смерти. Я стану смертельным врагом. Нужна идея,
способная их объединить, хотя бы на время».
Он поделился тревожными мыслями с архитектором.
- Мы должны иметь какую-то цель перед собой. Такую, которая бы оправдывала бесконечно долгий полет, - сказал он.
- На месяц-два у нас есть цель: увеличить засеваемые площади в оранжерее, - ответил архитектор. - Мы увеличим плотность посадок и расширим территорию оранжереи. Я
предлагаю для этого приспособить и другие помещения. Тот же грузовой отсек, например.
Тогда мы обеспечим себя пищей с избытком.
- Слово, давно забытое на Тикуриме.
- Вот именно. На сытое брюхо не бунтуют.
- А дальше?
- А дальше что-нибудь да произойдет. Посмотрим.
Архитектор оказался прав. Бывшие арестанты с энтузиазмом принялись за расширение посевов белковой травы. Их энтузиазм значительно возрос после того, как Дзесир
объяснил, из чего делается «синюха». Хотя сначала его чуть не растерзали...
Осматривая запасы продовольствия, Дзесир обнаружил полтонны концентрата, идущего на изготовление «синюхи», и недрогнувшей рукой отправил его в свободное плавание
по просторам Вселенной. Вслед за концентратом отправился и утилизатор, в котором этот
неаппетитный продукт готовился. Манипуляции Дзесира заметил один из товарищей по
несчастью и вместо того, чтобы честно и открыто выразить свое недоумение, он незаметно сбегал за подмогой. Сопровождающим его лицам он изложил события в собственной
интерпретации, отчего беглые каторжники сразу заподозрили в Дзесире черт знает кого,
а его действия расценили как часть хитроумного плана спецслужб. Обернувшись на шум,
Дзесир увидел пятнадцать хмурых лиц и тридцать крепких рук, сжимавших оружие.
- Что случилось, друзья мои? По курсу видна обитаемая планета? - спросил обеспокоенный суперагент.
- Зачем ты уничтожил запасы продовольствия? - спросил Бедим Кетар, худой и длинный субъект, бывший когда-то техником по аэромобилям.
- Я выбросил «синюху». Неужели она хоть кому-то по вкусу? - удивился Дзесир.
- Это еда. Если нам не хватит еды, мы будем голодать или даже умрем.
- У нас полно травы в оранжерее, есть даже овощи и мясо. В морозильнике лежат трупы конвоиров. Это целый склад высококачественного белка, - возразил Дзесир.
- Мы не каннибалы! - воскликнул Бедим Кетар. - Я всю жизнь ел «синюху». На случай
голода это вполне сносная еда.

- Товарищи мои, да знаете ли вы, из чего делается «синюха»? - задушевным голосом
сказал Дзесир. - Я лучше умру с голоду, чем стану есть это дерьмо. «Синюха» - это и есть
дерьмо, переработанное и очищенное от вредных примесей. Но все равно оно остается
дерьмом, хоть как ты его ни очищай! Дерьмо, попросту - кал.
Бедим растерянно отступил на шаг назад.
- Выходит, я всю жизнь ел чье-то дерьмо? - прошептал он севшим голосом.
- Друг мой, на Тикуриме очень много людей. Чем же их всех кормить? Те, кто побогаче, покупают пищу получше, а у кого денег мало, ест дерьмо. Когда людей скапливается
так много, им приходится есть всякую гадость. Если у вас есть предубеждение против использования в пищу трупов, я не неволю, обойдемся и травой. Но тогда нам придется расширить посадки в оранжерее. - Дзесир говорил в гробовой тишине, но чувствовал, что ему
удалось переломить настроение слушателей в свою пользу.
- Выходит, я всю жизнь ел дерьмо, - повторял про себя Бедим. Похоже, эта мысль становилась его навязчивой идеей. Дзесир обеспокоенно подумал, что свихнувшийся механик может стать источником угрозы для всех. Об этом говорили безумный огонек в глазах
прозревшего дерь.моеда и постоянно озвучиваемая им мысль: «Я всю жизнь ел дерьмо...
Гады»!
Дзесир обнял его за плечи и заглянул в затуманенные горем глаза.
- Поверь мне, Бедим, ты больше никогда не будешь есть «синюху». Скорее я вырву
свою печень и отдам тебе.
- Мы всю жизнь экономили. Ели «синюху» - ведь она так дешева...
При первом удобном случае Дзесир произвел разоружение команды, заперев «распылители» в одном из отсеков. Теперь можно было быть уверенным, что никакой псих не
начнет вдруг палить внутри корабля. Пока команда занималась сельским хозяйством, Дзесир пытался разобраться, куда же они летят. Захватив корабль, он изменил его курс наугад,
лишь бы подальше от Тикурима и Верита. Если за ними и снарядили погоню, все равно
ни один корабль не рискнет перейти «точку возврата», строго рассчитывая запас топлива
для возвращения. По расчетам Дзесира, эту точку они пересекут через неделю условного
времени. Тогда можно будет расслабиться и не опасаться преследователей.
Другое дело, что впереди? Пока выходило, что они направляются в центр темного пятна,
свободного от звезд. В условиях строжайшей экономии топлива следовало точно определить,
куда направиться. Двигатель запускать следовало как можно реже. ДзесАр надеялся также
выяснить, почему появилось небольшое ускорение в движении корабля при выключенном
двигателе. Все свободное время он проводил у телескопов. Ближайшая звезда находилась
на расстоянии трех световых лет и имела пять планет. Скорее всего, это безатмосферные
куски камня. Но в любом случае, времени на их изучение много; при набранной скорости
на дорогу уйдет не менее шести лет. Дзесир решил уточнить эту цифру, и компьютер выдал
значительно меньший срок - 4,25 лет. Дальнейшее разбирательство повергло его в изумление: скорость корабля увеличилась на двадцать процентов и продолжала расти!
Это могло означать только одно: корабль притягивает огромная масса. Но впереди
только пустота, это самое темное пятно, свободное от звезд. В голове зашевелились страшные подозрения: а не является ли это «пятно» «черной дырой»? Тогда их ждет незавидная
участь. Астрономы предполагают, что в «черной дыре» любое материальное тело сжимается до чрезвычайно малых размеров. Ведь, в сущности, мы состоим из... пустоты. Неделимый атом - это тоже пустота с якобы «ядром» и электронным облаком вокруг него. То же
касается и «ядра». Корабль сожмется до размеров микроба, а нас, людей, будет невозможно
рассмотреть даже в микроскоп. Единственное утешение - мы умрем значительно раньше
этого чудесного превращения.
Дзесир вытер холодный пот со лба. Надо попробовать изменить орбиту движения корабля! Он принялся лихорадочно рассчитывать силу притяжения, одновременно изменяя
курс на движение по касательной, чтобы максимально использовать притяжение черной
звезды для разгона корабля. По всем подсчетам выходило, что корабль сможет противостоять притяжению еще года три, а потом снова начнет падать на звезду. Только в танках уже
не останется топлива.

и
о
5
из
з^
М
о*
^

,-.
0
»4
ч_,

Э
О

о*

д
О
~3
И
з>^
Щ
Сц
Ц

- Проклятая жестянка! - он в сердцах пнул компьютер. Стоило бежать, чтобы вместо
каторги угодить в такую ловушку! Он бессмысленно уставился в экран электронного
телескопа. Звезды, всегда манившие его своей загадочностью, обещанием чуда, сейчас
были более недосягаемы, чем в далеком детстве, когда он, воспитанник приюта для сирот, часами таращился в звездное небо. Дзесир усмехнулся. Все же, - я счастливчик.
Звезды пробудили во мне интерес к наукам. Я сумел сделать блестящую карьеру для
сироты. Если бы плыл по течению, то стал бы, в лучшем случае, техником. И всю жизнь
ел бы дерьмо, из экономии. На Тамгании я прожил почти семьдесят лет жизнью аристократа. Ни один тикуримец не сможет так же сказать о себе. Я жалею лишь о том, что
не родился тамганийцем.

Глава 30. Беркут обеспокоен
^
О
И
СО
^
2
«
О
У^
&н
д

Отчет командира Д-130, несшего караульную службу над египетской пустыней, выглядел абсурдом. Черная пирамида под барханом вдруг изменила свою форму. Боковые грани
вздулись, как будто изнутри их раздвинула чудовищная сила. Беркут ожесточенно растер
руками лицо: неудержимо хотелось спать. Он не ложился четвертые сутки, мучительно
размышляя над загадкой. Тайный запрос на Тамганию дал аналогичную картину с местной
пирамиды: она тоже напоминала треуголку, надетую на футбольный мяч.
Если бы герцог оставался на Тамгании! Теперь Даже не с кем посоветоваться. Беркут
понимал, что произошло что-то экстраординарное. И надо что-то срочно делать. Но для
этого надо хотя бы понимать, что произошло. Решение созрело на четвертые сутки. Беркут
вызвал своего заместителя, генерал-майора Колесникова.
- Иван Семенович, у вас есть реальный шанс сменить меня на посту главкома ВКСР, без обиняков заявил Константинов. - Мне необходимо срочно отбыть на неопределенный
срок, а президент меня не отпустит без уважительной причины. Вернее, он не посчитает
мою причину уважительной. Поэтому, я уезжаю самовольно, с собой беру Д-130 с ротой
десантников. Вряд ли президент оставит меня на должности после этого.
- Но куда вы отправляетесь? - спросил огорошенный генерал, которому смертельно
надоела приставка «зам». Здесь Беркут рассчитал правильно.
- На Ниобу. Происходят события чрезвычайной важности, Иван Семенович. Какие вы узнаете из письма, которое я оставил для вас в моем сейфе. Вот ключи. Простите, что в
течение нескольких часов оставляю вас в неведении. Мне нужны эти часы. Через 12 часов с
сейфа будет снята блокировка, и вы все поймете. Дайте слово, что вы доложите президенту
только после прочтения письма.
-Но...
- Я так и думал. Прощайте, товарищ генерал. Приказ о передаче вам дел лежит на моем
столе.
Беркут вышел из кабинета с тяжелым сердцем. Столько сил отдано, чтобы ВКСР стали
тем, чем являются сейчас - основой оборонного комплекса страны и источником ее могущества. И вот теперь приходится отдавать в чужие руки дело всей жизни.
- Но у меня нет другого выхода. Ведь так? - спросил он сам себя. Весь путь к Ниобе
дисколет проделал на максимальной скорости, и все равно герцога Беркут не застал. Десантники, оставленные на Ниобе, сообщили, что герцог отправился к Тикуриму, выручать
князя из плена. Новости отодвинули на второй план даже удивление, которое вызвал вид
пирамиды. Она выглядела, как и две другие черные пирамиды. Такое однообразие наводило на мысли, которые Беркут пока не решался произнести вслух. Настолько очевидна
была их нелепость.
- Однако очевидное - источник самых больших заблуждений, - глубокомысленно сказал Беркут. Капитан Факетти, который в этот момент рассказывал генералу о последних
событиях, удивленно посмотрел на него.
- Не обращайте внимания, капитан. Это так, мысли вслух. Я полагаю, что ваше пребывание рядом с пирамидой в настоящее время потеряло всякий смысл. Она больше никогда
не откроется.

- Представьте себе, герцог сказал то же самое. И поручил ее охранять, - тяжело вздохнул Факетти. - Самое скверное, что нам неизвестен срок нашего заключения на этой планете.
Беркут как мог выразил ему свое сочувствие и скомандовал немедленное отправление.
Десантура загромыхала тяжелыми ботинками по металлическому пандусу. Генерал вбежал
вслед за последним солдатом. Он знал, что надо спешить. Обостренная интуиция буквально кричала об этом. Беркут застонал, обхватив голову руками. Д-130, пронзавший тьму в
15 раз быстрее света, казался ему черепахой, едва ползущей по карте Галактики.
В это же самое время Тилум, член Совета Тикурима, лидер радикальной партии «Чихам», метался по своему кабинету, в бессильной ярости круша мебель. Он сыпал проклятия
в адрес покойного икрилера Тама. Идиота, которого облапошил примитивный тамганиец.
По плану, утвержденному Советом, на Ихас и Теран в ближайшие дни должны были быть
переправлены сотни тысяч тонн микроорганизмов, планктона и немедленно же начато выстраивание биологических цепочек. Репликационные заводы готовы выдавать миллионы
зародышей особей животных в месяц. Через год(!) Ихас мог принять первых переселенцев. И всю эту гигантскую перспективную работу сделал бессмысленной икрилер Там.
Ничтожество, возомнившее себя спасителем Тикурима.
Тилум содрогнулся, представив, что ожидает планету, когда слух о закрывшейся навсегда пирамиде просочится сквозь завесу секретности. Двадцать лет люди жили надеждои на лучшую жизнь. Уже составлены списки первых колонистов, за место в этом списке люди выкладывали немалые деньги. Мы уже пообещали им две чудесные планеты с
чистой водой и воздухом, с зелеными равнинами и океанами. Люди, кроме «синюхи» не
пробовавшие другой еды, слушали эти речи, как сказку. Мы дали бы им эту сказку. Теперь,
когда все надежды рухнули, толпы голодных дерьмоедов не остановит вся гипноимперия.
Внушаемость мозга имеет инерцию. Нельзя же развернуть пропагандистскую машину на
180 градусов! Тилум принялся набрасывать план изоляции всех людей, причастных к событиям вокруг пирамиды и началу колонизации, лиц, до которых могла дойти эта информация, лиц, соприкасавшихся с носителями этой информации...
Это все равно что тушить пожар, поливая его из стакана. Придется создавать большой репрессивный аппарат, строить места заключения больших масс людей. И всех надо
кормить. Гм, мой брат по партии, большой гуманист и рационализатор, .любезный Сегеш,
предлагал использовать трупы казненных преступников для переработки на белковый концентрат. Действительно, вместо того, чтобы сжигать драгоценный белок, его лучше использовать в пищу. Пожалуй, эту идею надо начинать внедрять в умы голодных масс через
сеть гипноизлучателей. Это будет не первобытный каннибализм, а цивилизованный способ
утилизации. «За» масса аргументов, а «против» - лишь устаревшие предрассудки горстки
элиты. Массы очень быстро поймут, что мясные консервы гораздо вкуснее и полезнее «синюхи», изготовленной из их же дерьма. Тилум записал в карманном компьютере: «вызвать
Сегеша, пусть срочно разворачивает работы». А сейчас надо побеседовать с пленными. Он
ехал на встречу с тамганийцами, гадая, как те отнесутся к его предложениям. Позиция продумана тщательно, тут невозможно заподозрить какой-то подвох. Если не отвергнут сразу
в штыки, значит, договориться будет можно. Без такой договоренности осуществление его
личного плана будет значительно затруднено. А план, - что скромничать, - просто гениален...
О неудаче Тилум и думать не хотел: полная изоляция Тикурима означает медленную
смерть и непредсказуемое развитие событий.
- Хотя, когда мы съедим две трети населения, оставшиеся смогут дышать свободнее, зловеще усмехнулся Тилум.

Продолжение следует.

д
О
рэ
из
^
;
^-<
г
ЕС
^

*-<
0
И
^
_,
.-Н
2
о

р-

поэзия
Владимир СКИФ

РУССКИЙ КРЕСТ

Над страною застыну во тьме
И пойму, что она не в уме:
Мимо голоса песня звучит,
Мимо озера лодка торчит.
Мимо русла виляет река,
Мимо неба текут облака.
Мимо Родины ходит мужик
И судьбой своей не дорожит.
Ходит солнышко мимо высот,
Ходят женщины мимо красот.
Мимо слова спешит президент,
Мимо пива не ходит студент.
А Россия, как роща, пуста,
Ходит Родина мимо Креста.
Ходят граждане мимо тревог,
Чёрной тьмой зарастает порог.
Книга движется мимо ума,
Мимо поля текут закрома.
Мимо святости ходит народ,
Мимо жизни Россия идёт.

Тьма
Стынет сердце от озноба:
Вся страна ослеплена.
Ждём надежду. Смотрим в оба.
Но Россия - тьмой полна.

Столько горя, столько срама!
Мир в уме иль не в уме?
И моя вздыхает мама,
Не найдя себя во тьме.

2
2

Стена
Среди мира возникла стена,
К югу - с севера встала продольно,
Разделила людей, времена,
Не спросила: кому будет больно?
Покосилась, как крыша, страна...
Разломила её на две части
Восходящая в небо стена,
И убила народное счастье.
Уничтожила целый народ,
Под стеной,
как под взрывами, павший.
У стены я вскопал огород Черепами задвигалась пашня.

Флюгер
Ничего мне не видно в округе:
Ни копны, ни Кремлёвской стены.
Только кружит предательский флюгер
Над останками павшей страны.
Он меняет века, направленья,
^
Отбирает у финиша - старт...
К чёрной бездне ведёт поколенья,
Превратившись в пиратский штандарт.
Он и ворон, и коршун, как будто:
Слышен клёкот победный и хрип.
Это он все пути перепутал,
Чтобы каждый упал и погиб.
Чёрный флюгер не чувствует тверди,
Он в убитом пространстве царит.
«Я - не флюгер.
Я - маятник смерти!» Сам с собой по ночам говорит.

Крест
Николаю Ряполову

В поле Вечный Крест вознёсся
От земли и до небес,
Мировою ставший осью,
Освятивший дол и лес.

О
Ъ4
^
^
г_)
^
э_

0
К
5_)
0^

Что он значит в чистом поле:
Божью силу? Божью стать?
Средоточье русской боли
Или неба благодать?

2
&
•<
^а

Что он зрит? Веков гуденье?
Битвы сгинувших племён?
Золотой Орды паденье
Посреди седых времён?
Кто под ним лежать достоин?
Кто презрел и смерть, и страх?
Просветитель или воин?
Предводитель иль монах?

О
О^
^
эК

Крест - России постоянство,
Он и в дождик, и в метель
Держит на себе пространство,
Словно серую шинель.

Он живых и мёртвых сльГшит,
Поднимается окрест
И святым дыханьем дышит
Православный Русский Крест.

0-,

Коленки дня мелькают на дороге,
Торопят солнце, будто бы коня.
Ах, это мы - мальчишки на пороге
У нашей жизни на восходе дня.
Летим по лету, по траве зелёной,
Над речкою, как Ангелы, летим.
Над нами век, войною опалённый,
Где каждый день уже необратим.
У пашенки деревня прикорнула,
Чиста - среди молений и трудов...
...И вдруг горячим
порохом
пахнуло
Из тёмных скважин дальних городов.
Нам, Родина, ты в эти дни солгала,
И протянулась через эти дни
Тропинка из деревни до Афгана,
А после досягнула до Чечни.
Забыли мы, как травы пригибали...
На поле боя брошены, одни,
Мальчишки из деревни погибали
На склонах гор Афгана и Чечни.

Мы падали у неба на пороге,
Но не сдавались
в самый страшный час.
Коленки дня мелькают на дороге
Уже без нас.
И Родина - без нас!

Вагон
Шёл вагон, словно призрак, отдельно...
Юрий Кузнецов

Вот случайный вагон отцепился,
По России моей полетел.
Это стрелочник с горя напился
И случайный вагон просмотрел.
А вагон, разрывая пространство,
Всё летел и полмира качал,
Как российское непостоянство,
Как страны никудышний причал.
В том вагоне не люди, а черти
Прошивали ночную пургу,
Отрывали коросту от смерти
И швыряли в кромешную згу.
Пол-России без крика и стона
Умирало от водки и ран,
И шарахался мир от вагона,
И искал в поднебесье стоп-кран.
А в другом, только встречном вагоне.
Мчался русич, могуч и высок,
Словно молния, острой ладонью
Он гробину с чертями рассёк.
- Не справляйте по отчине тризну! Крикнул русич земле и векам, Сей вагон развалился, как призрак.
Лишь ударил волной по ногам.

К России
Чем глубже Россия, тем проще:
Там за душу песня берёт,
И светят державные рощи
Проснувшихся русских берёз.
Украсил нетленные дали
Алмазного снега венец.
Здесь предки Тебя поднимали,
Как будто духовный дворец!

Ф
К

И слово, и дело сияло,
Державе и Богу - поклон.
И русская совесть стояла
На страже души и знамён.
Сегодня - сиянье молитвы
Спасает опальный народ.
Он вновь от родимой калитки
К забытому Храму идёт.
Из глаз его катятся слёзы,
Душа к очищенью спешит.
И в латах - стальные берёзы
Несут ему саблю и щит.

г_

Ь4

Пуля
Всё он занят отливаньем пули.
Что меня с землёю разлучит.
Николай Гумилёв

П
(_)

О
Оч

Наверно, отливает где-то пули
И для меня бандит или кузнец.
Он манит пули: «Гули, гули, гули!»
И ласковым становится свинец.
Он гладкий, сизый,
словно дождь осенний,
Ещё горяч и слеп, и недвижим.
Не миновали его Пушкин и Есенин,
И Маяковский пулю в грудь вложил.
В преступном веке,
что я значу в свете
Со словом, опостылевшим вконец?
Значителен поэт, когда в поэте
Сидит любовно всаженный свинец!

Где отрублена райская ветка,
Где девица идёт нагишом,
Сатана замахнулся над веком,
Рассекающим души, ножом.
Где просторы обложены грустью,
А поэт - динамитом судьбы,
Время носит над гибельной Русью
В зыбком небе пустые гробы.
Где и песня, и улица сжата
До слезы, до последнего дна,
Где над русскою долей солдата
В тёмных склепах кричат ордена.
94

Где на небе - умершие лица
Вместо солнца восходят во мгле,
Перевёрнута века страница,
И никто не живёт на земле.

Вновь небеса - из стали
Застыли над землёй.
Распоротые дали
Окрасились зарёй.
Быть может, что-то значит
Такой извет страны?
Я вижу: небо плачет
В когтях у сатаны.
А на земле погосты
Позёмкою дымят.
И звёзды, словно кости,
Над Родиной гремят.
Какая к чёрту песня
О Родине моей?!!
Люби её, хоть тресни,
Она молчит, как змей.
Молчит народ-иуда,
Проспавший пол страны.
И не случится чуда
В когтях у сатаны.

Вяжет баба у окна в вагоне
То ль косынку, то ли белый свет.
От себя лечу, как от погони,
Полоснул по сердцу острый след.
А в окне мелькают спиртзаводы.
Свалки, проститутки, пацаны.
Вяжет баба то ли мои годы,
То ли саван для больной страны.
Никого не видно на престоле,
Никого в щелях у тишины,
Только чёрт луну катает в поле...
Пустота - под сердцем у страны.
Смерть,
с людьми целуясь многократно,
Дарит мёртвым - бархат или креп.
Разверну я поезд и обратно
Полечу сквозь мировой вертеп.

Баба, что связала у Тюмени
Пену шали в чёрном море дня,
Скроется, как Афродита в пене...
Что ей, бабе с воза, до меня!?

Раскачалось гнездо на берёзе
И рассеяло прутья во тьму.
Так и мы в нашем русском народе
Разметались в чаду и дыму
Догорающей нашей Отчизны,
Где тлетворная, злобная тварь
Поломала народные жизни
И проела «Псалтырь» и «Букварь».
Пой, печали лужёная глотка,
Над извечным российским ярмом,
Где, как песня, палёная водка
Правит русским несчастным умом.
Свистну я, осушу свои слёзы
Посреди обгорелого дня.
Не качайся, гнездо у берёзы!
Русь моя, будем злы и тверёзы.
Русь моя, начинайся с меня!

ПРОЗА
Виктор ШОНО

ВОЛЧОНОК
Рассказы

Мишка
Котёнка принесла соседка. Вид был не ахти: лопоухий, колченогий, непослушный
прутик хвоста. Сам грязно-чёрного цвета. Гадкий утенок кошачьей породы с характером под стать.
За несколько месяцев, проведённых в новом доме, котёнок превратился в поджарого
иссиня-чёрного кота с островками белого на кончиках лап, груди и хитрой мордочке.
Кот по характеру был горд и независим, со своеобразными вкусовыми пристрастиями. Обожал сырую картошку. Жареную и варёную не ел.
Как только кожура от картофелины падала в чашку, кот был уже на кухне, внимательно наблюдая за процессом, и дождавшись, когда, наконец, помоют клубни, легонько
дотрагивался правой лапкой до человека, во-первых, указывая на своё присутствие, а
во-вторых, давая понять, что нужно нарезать аккуратные ломтики картофеля. Бесформенные и некрасивые он есть не будет.
Где бы кот ни находился в квартире, но звук открывающейся двери холодильника,
заставлял его мгновенно бросать все дела и стремглав, как торпеда, нестись к заветной
цели - разным вкусностям, хранившимся в холоде. Мясо он ел только мороженое и,
опять же, нарезанное ровными брусочками. Маленькие рыбёшки - как раз на один приём пищи.
Но более всего кота сводил с ума неистовый и зудящий запах валерьянки в верхнем
шкафчике двери холодильника.
Кот заискивающе тёрся о ноги человека, умоляя повременить закрывать дверь, он
балдел от любимого запаха.
Воду он пил не с блюдца, а исключительно из-под крана, запрыгнув на раковину,
когда в ванную заходил человек, или сам открывал дверь, просунув снизу лапу. Сидел
на раковине, дожидаясь, пока не откроют холодную воду ровной, спокойной струей, а
потом подставлял свой розовый, шершавый язычок.
Спал кот не в приготовленной для него коробке из-под обуви, а на старых унтах с
голенищами из искусственного меха в прихожей.
Больше всех из домочадцев кот любил хозяина. Любил по-своему, по-кошачьи.
И хотя хозяин иногда наказывал пушистого шалунишку, запирая его на балконе, кот
никогда не просился обратно, даже если на улице было холодно. Он стоически терпел
до конца, понимая свою вину, но и ставил хозяина на место, делая ему пакости. Утащив,
например, тапочки под диван или помочившись на папку с документами. Потом, забравшись на предпоследнюю полку бельевого шкафа, кот злорадно ухмылялся в свои
«будёновские» усы.
7. Закат 262

Кот всегда ждал хозяина, прислушиваясь к шорохам за дверью, устроившись на
трельяже, словно сфинкс, закрыв глаза и настроив уши - локаторы. В последнее время
хозяин стал приходить поздно, а иногда пропадал на несколько дней. Семейный корабль
получил пробоину, и судно постепенно уходило на дно.
Кот сломя голову бросался к открываемой двери в надежде увидеть хозяина, выгибался дугой от нетерпения, нервно переступал лапами, выпуская коготки.
Вот и сегодня второй день как нет хозяина. Кот, прождав его до позднего вечера,
проснулся позже обычного. В доме стояла гнетущая тишина.
Неслышно ступая лапами, кот прошёл в прихожую, внимательно рассматривая старые сапоги хозяина, словно пытаясь найти разгадку его отсутствия. Потом уныло поплёлся в кухню, где без аппетита, механически проглотил кусочек мяса. Проскользнул в
ванную, припал к крану, слизывая язычком редкие капли воды.
Хозяин вернулся через день, поздно ночью, лишь кот встретил его в прихожей, мгновенно вскочив с кресла, отбрасывая остатки сна. Хозяин надсадно кашлял, прикрывая
рот рукой, боясь разбудить остальных домочадцев.
Кот понимающе и с тревогой наблюдал за человеком, с замиранием сердца дожидаясь, когда он возьмёт его на руки, поглаживая, гася волны тревоги.
Дождавшись сна хозяина, кот тихо прокрался в зал, внимательно смотрел на спящего, боясь разбудить. Иногда застывал, как изваяние. Мощно оттолкнувшись задними лапами, кот мягко приземлился на край дивана. Выждав несколько мгновений, он, пригнув
голову, залез под одеяло и стал пробираться к груди хозяина, устроился там калачиком и
не менял своего положения в течение всей ночи.
Хозяин проснулся поздно, изрядно вспотевшим, чувствовалась слабость во всём
теле, но болезнь отступила под натиском любви.
Кот пристально наблюдал за человеком, с радостью отмечая про себя отсутствие
кашля.
Из ванны мужчина вышел, держа в руках маленькую сумочку, заполненную своими
яркими штучками, которыми он пользовался рано утром.
Волна беспокойства коснулась кота, он замер на мгновенье, вопросительно посмотрел на человека. И когда хозяин достал свою дорожную сумку и начал укладывать
вещи, кота охватило безумное предчувствие расставания, разраставшееся с каждой минутой. Не допуская подобных мыслей и страшась их, кот стал тереться о края сумки,
мешая человеку, стараясь изменить принятое им решение.
Мужчина, опустившись в кресло, взял кота на колени. Каждый думал о своём. Человек
о том, что сейчас нужно идти на вокзал и купить заранее билет, кот мечтательно представлял себе, что хозяин уже никуда не уйдёт, поскольку он убрал сумку обратно в прихожую,
и, наверное, скоро откроет холодильник. Кот непроизвольно двинул челюстями.
Когда мужчина встал и направился к входной двери, кот со спокойной душой проводил его взглядом: в руках у человека ничего не было, значит, он скоро вернётся.
Успокоившись, кот растянулся на кресле и от пережитых волнений уснул крепко,
даже не заметив появление хозяина через два часа. Он спрыгнул на ковёр, выгнулся
дугой, широко раскрыв пасть, зевнул, стряхивая сонливость, и стал разминать лапы,
впиваясь когтями в спинку кресла.
Мужчина прошёл в зал и, бросив яркие бумажки, пахнущие разлукой, на журнальный столик, вышел на балкон. Сквозь неплотно прикрытую дверь понесло табачным
дымом. Человек, закрыв балкон, направился в кухню. Послышался звук открывающейся двери холодильника. Мгновенье спустя кот был там.
Хозяин наполнил одну чашку рыбой, а вторую - до краёв - нарезанным мясом, чего
раньше никогда не случалось. Кот в недоумении сидел возле еды, ничего не понимая.
Но когда человек снова достал свою проклятую сумку, кота охватило отчаяние безысходности. Ледяной ужас сковал его тело. Так уже было однажды: кто-то открыл дверь,
и поток воздуха вытолкнул спящего на подоконнике кота на мостовую с пятого этажа.
Кот снова, как в тот раз, ощутил весь ужас падения, тысячи маленьких иголок впились
в тело. Лишь голос человека вернул его к ощущению реальности.

Кот стал неистово тереться о ноги хозяина с безысходностью загнанного зверя, понимая своим любящим маленьким сердцем, что он ничего изменить уже не в силах. Кот
понял, что человек уходит навсегда.
Волны любви достигли хозяина. Он взял кота на руки. Он сказал тихо:
- Ну что же ты. Мишка? У нас так бывает, понимаешь?
Вечером того же дня человек поднимался по трапу самолета.
Вот какую историю рассказал мне попутчик в поезде. На коленях у моего собеседника спал поджарый чёрный кот с островками белого на лапах, груди и мордочке. Я не
стал спрашивать, как зовут кота.
Это было лишнее.

Волчонок

0
Г-

^?
^
сЗ

Ьь

- Ты чё. в натуре, совсем из берегов вышел или шары залил? Вон же пузырь! Стоит
под ящиком! - Женщина с ярко накрашенными губами рассмеялась, показывая гнилые
зубы. В правом углу рта дымилась беломорина.
Человек, к кому она обращалась, осторожно просунул руку под ящик и достал бутылку без этикетки с белой пластмассовой пробкой. «Ишь ты глазастая, и язык, как
помело. Будет сейчас кудахтать. Матвея разбудит», - подумал мужчина. Обтерев бутылку рукавом засаленного пиджака, зубами содрал пробку. Разливая, капнул немного на
газету, заменяющую скатерть. Покосился на собутыльницу. Женщина не замедлила с
выпадом:
- Слышь, Красавчик. Приглашаешь к себе в хату, а обслужить и то не можешь. Вот
вчера у Рыжего всё ништяк было: пойло кайфовое, сигареты. Славик даже где-то на
рынке подсуетился малость, ящик фруктов приволок, - женщина кокетливо поправила
юбку. - Тогда и мужик своё получит.
- Больно надо. Не нравится, так вали к Славке, - хмыкнул мужчина, усмехаясь левой
щекой с багрово-красным шрамом. - И вообще, чего здесь буровишь. Я и один могу
флакон приговорить.
Мужчина опрокинул стакан в рот, крякнул, занюхал краюхой хлеба. Щелчком пальца выбил папиросу из пачки и уставился в дальний угол подвала. «Базарит, базарит, мать
твою, на хрена сюда её притащил?»
- Да ладно уж. Смотри-ка, в одни ворота играть собрался? - женщина, держа стакан
правой рукой, придвинув ногой ящик, подсела поближе, левой обняла мужчину. - Ты
смотри, чё, обиделся, дурачок? А, Красавчик?
- Пошла в баню, коза драная!
Красавчик встал, закрыл пробкой бутылку и поставил её на прежнее место. Настроение улетучилось. Рубец на щеке побелел. Женщина, смяв папиросу в жестяной банке
из-под кофе, зло прошипела:
- Ну ты ва-а-ще, фраерюга несчастный, оборзел вконец. Лакай один своё пойло. Тото мне Тонька за тебя сказывала. И как мужик ты ноль! Понял?
- Че-го? - Мужчина вскочил с ящика. - Чего мелешь, убогая? - Щека со шрамом задёргалась, глаза налились кровью.
- А что слышал, сохатый, - довольно ухмыляясь, осклабилась женщина.
- Эй, там! Красавец, убавь громкость, - слова были сказаны спокойно и чётко бородатым человеком в левом углу подвала. Он, приподняв голову на несколько секунд,
повернулся на левый бок спиной к сидящим.
- А это ещё кто? - спросила удивленно женщина, опять прикуривая новую папиросу.
- Чё, не узнала что ли? Это ж Борода, Матвей. Рулит на вокзале, - ответил Красавчик.
- И у нас здесь, всё ровно, а ты - Рыжий, да Рыжий. Развела канитель, слушать тошно.
- Ни хрена себе! Сразу не мог сказать, кто в хате. За Бороду я знаю, - сказала женщина примирительно. - Красавчик, а Красавчик, давай, налей-ка ещё, а? Чё зря порожняки
гонять.

3
И

В правом углу, занавешенном грязным одеялом, мальчик выпростал руку из-под
ватника, пошарил под кроватью, нашёл банку с водой. Жадно припал губами. Потом, заложив руки под голову, уставился в закопчённый потолок. Надсадно ныла правая рука,
запястье, левый глаз наполовину заплыл, вдобавок ко всему невыносимо хотелось по
нужде во двор. Но мальчик не горел желанием встретиться с Красавчиком и его подругой. «Опять отправят за спиртом. Никогда же бухать много не бывает, - подумал он. - Эх.
скорей бы лето, на речку. Искупаться вдоволь, а потом поваляться на тёплом песке или
подремать на одеяле, дыша свежим ветром речной заводи».
Он мечтательно закрыл глаза, уже не слыша пьяных речей в центре подвала. Он снова видел свой двор, кусты малины, бурно разросшиеся по огороду с такими пахучими
ягодами, ярко зелёный огурец с пупырышками, сочно хрустящий во рту, пса Барсика,
внимательно наблюдающего за ним из будки в надежде, что наконец-то и до него дойдёт
очередь, и его отпустят с цепи погулять.
Мальчик улыбнулся во сне. Правая рука со сбитыми казанками пальцев слегка подалась вбок, ударившись о спинку кровати, застыла. Колющая, саднящая боль перевернула картину приятных воспоминаний, сработав как тумблер, отключающий свет. Теперь
мальчик видит обшарпанный стол, по периметру обитый досками для устойчивости,
батарею пустых разномастных бутылок из-под водки, пива, вина, банку, набитую смятыми окурками. Обняв тарелку с двумя огурцам.и, храпит мужик, со свистом втягивая
ноздрями воздух. Терпкий, удушливый запах перегара, человеческого пота, табака режет глаза. Мальчик вздрогнул и перевернулся на другой бок.
Проблески памяти, прокрутив назад события прошлого, остановились на последнем дне, проведенном мальчиком дома...
...Он входит в дом, обтряхивая в сенях валенки. К двери вместо ручки прибита полоска кожаного ремня. Слышен пьяный галдёж. Першит в горле от затхлого запаха.
- А вот и сынок пожаловал, - отец, отвлёкшись от разговора с соседским дядей Гришей, довольно хмыкнул. - А мы гонца тут ищем. В самый раз, вовремя попал! - потом,
поглядывая осоловевшими глазами на соседа, спросил:
- Возьмём ещё пузырь, Степан? Клавка в долг нам не даёт. - Он посмотрел на спящую жену на диване. - Из доверия вышли. - Зашелестела смятая бумажка.
- Я не пойду, - ответил мальчик, насупившись. - Нечего бухать! Надо, так идите
сами.
Накипевшая злость толчками пробралась наверх, запульсировала жилка на виске.
Мальчик стремительно прошёл в свою комнату, сгрёб первые попавшиеся вещи в сумку,
сшитую из мешковины, выбежал из дома, громко хлопнув дверью...
В зале ожидания вокзала людно. Пассажиры с баулами, многие с детьми, обычная
дорожная суета. Сидящая неподалёку девочка нехотя уплетает пирожное. Мальчик,
сглотнув слюну, отвернулся. Мысль о доме, пьяном угаре, заглушает позывы голода.
«Хорошо им! Есть куда ехать и куда идти», - подумал мальчик. Разминая затёкшие ноги,
вышел на перрон. Он не замечает, как трое пацанов, отделившись от толпы, не спеша
идут следом, держась на расстоянии.
Чем дальше от вокзала, тем темнее. Уцелевший фонарь рядом с туалетом, раскачиваясь, освещает асфальт. Мальчик вспомнил, как совсем недавно он со своим другом
Серегой искал варежку возле сарая, и точно так же луч от карманного фонарика скользил туда и сюда, туда и сюда.
Чьи-то цепкие руки обхватывают его, кто-то наваливается сзади. Падая, мальчик
видит боковым зрением, как в замедленном кадре, отблеск фонаря, две фигурки перед
собой...
Накипевшие обиды волнами разносятся по телу, выплёскиваясь наружу, из них самая главная - «Я не пойду за водкой! Я разобью её, выброшу, выкину, вылью! Я не дам
ей мамку с папкой! К чёрту эту сумку с вещами! На! Получай, ещё и ещё! Слабо? Я не
пойду за водкой, не пойду!»...
«Фикса, Фикса, сзади заходи!»... «Жлоб, ты чё, в натуре, мочить разучился?»...
«Вали его, вали, Слон!»...». В морду бей, Фикса!»...

100

...«Не дам мамку с папкой»... «Не пойду. Не пойду»...
...«Аа-а-а! Фикса, он за ногу меня укусил!»...
- Ша! Суки! - Чья-то крепкая, сильная рука вытаскивает мальчика из груды тел.
Бородатый мужчина тихо хрипит, ткнув указательным пальцем пацана, за мгновение до
этого сидевшего верхом на мальчике.
- Ты чё, сучонок! Один не можешь? Со своей кодлой, как стая шакалов, рвёте? Дрожишь, падаль? Слушай сюда. Мальца приведёшь в подвал. Что с ним делать, решу завтра.
- А ты ничего. - Мужчина внимательно посмотрел на залитое кровью лицо мальчика. - Сук надо давить, - и, покосившись на Жлоба, добавил с усмешкой. - Зубами тоже,
если пасть позволяет, как у волчонка.
На следующий день мальчик проснулся ближе к обеду. Нос, губа распухли, ломило
тело, а более всего надрывно болела душа. Мальчик, откинув ватное одеяло, присел на
кровать. Прошуршали чьи-то шаги и, отодвинув занавеску, показалась конопатая голова пацана с живыми бусинками глаз, разглядывающих с неподдельным удивлением и
ехидцей мальчика.
- Ну, чё, Волчонок. Сейчас побазарим или потом? - с напускной решимостью спросил он, перебирая в правой руке самодельные четки. Но увидев хищный, звериный
блеск в глазах мальчика, осёкся и резко сбавил тон. - Нога опухла от твоих клыков. В
натуре, Волчонок. Борода сегодня утром, пока ты спал, за тебя базарил. Можешь пока
здесь перекантоваться. Шконку ещё одну можно рядом поставить. Нас, это, - он виновато метнул взгляд на мальчика, - вчера трое было: я, Слон и Фикса. - и уже уверенней
прибавил: - Вообще-то, раньше четверо было. Беспалый по малолетке поехал. А че?
Давай к нам. - и уже совсем отбросив настороженность, договорил, улыбаясь: - Лишняя
пасть лишней не бывает.
- Мужик бородатый, он кто? - спросил мальчик, всё также смотря немигающим
взглядом.
- Борода, - Жлоб, оглядываясь на входную дверь, тихо прибавил: - Смотрящий здесь.
Матвеем зовут. Его и мусора боятся. Говорит только один раз. Какие-то залётные фраера
хотели нашу кормушку под себя подмять. Стрелу забили на пустыре, за вокзалом.
Жлоб придвинулся поближе и перешёл на шёпот: - Три тачки бык^в. рыжьё на шее
с палец, волыны. Борода один пошёл, прикидываешь? Подошёл к этой кодле, скинул
рубаху и показал пальцем партак на груди. Я в кустах между деревьями зашкерился.
Плохо видать было. Базарили минут пять всего. Быки, как овцы, потачкам попрыгали и
уехали. Чё за партак? Жалко, стары у Слона. Может саданем папироску? А? Волчонок?
Фикса пару гильз оставил, вечером ещё подкинет, если барыга приедет.
- Я не курю.
- Как? Совсем что ли? Кликуху дали ничего так, не фуфловая, можно было и раскумариться. Я тоже, вообще-то, до того, как сюда попал, не шабил. Пыхнул раза два и всё.
А здесь - за постоянку. Вообще, ништяк стало. Вчера у барыги зимухи бурятской взяли,
сегодня обещал, если успеет, и пластилина. Ты чё! Вообще отпад. Саданешь с легонца,
кайф медленно подбирается, базаришь потихоньку, темы пережёвываешь постепенно,
со стороны на себя можно посмотреть, как в телевизоре, мысли ещё ни одной не вышло
из башки, а метла уже бакланит по-своему, отдельно. Угарно. В прошлом месяце со
знакомым пацанёнком пяточку забили - пыль никакая, шала шалой. Барыга ихний разбодяжил, чёрт. А так мне больше по приколу бурятка. Торкает, прикалываешься, смех
из ушей сыпется, хочется какую-нибудь тёлку за ляжку подёргать. На разборки с залётными легче ходить, радость грудь распирает, на подвиги тянет и тело силой наливается,
и драться весело, и от души, и всё по барабану. Если даже ласты в мусарне скрутят или
ласточку в тигрятнике. До фени. Не так больно. Или какого-нибудь не нашего ханыгу
бомбанешь, или у торгаша яблоко стыришь.
Жлоб замолчал, переводя дух.
- Слышь, Волчонок, пошли на вокзал. Чё так и будешь здесь шконку греть? Скоро
московский подрулит.

101

0
Ь^
"•"
9?
•—
и
Ш

^
0
Д
Я

Мохнатые тяжёлые тучи, нависавшие вчера над городом, исчезли. Тонкий аромат
свежести парит в воздухе майского утра. Шумная стайка воробьев атакует наполовину
съеденную булку, выхваченную у зазевавшегося голубя. Жлоб, проходя мимо, смачно
сплюнул, попав точно в хлеб.
- Чё, Волчонок, слабо так?
Мальчик промолчал. Ему захотелось ударить своего попутчика.
Жлоб, поймав кураж, запустил камнем в дорожный знак, но заметив, что его подвиги не вызывают эмоций у Волчонка, сказал с ехидцей:
- Ничего, я тоже вот так начинал, как правильный.
В привокзальном буфете Жлоб картинно выложил перед продавцом смятую сторублевку:
- Два кофе, два бутерброда с колбасой, а на остальное жвачки.
Оглядев полупустой зал, где не было публики, перед которой можно было порисоваться, Жлоб предложил:
- А чё, Волчонок, рванем за вокзал, может Слон и Фикса там уже кантуются? Здесь
нет никто.
Мальчик промолчал снова.
Ел Жлоб на удивление аккуратно, смакуя каждый кусок. Закончив есть, Жлоб закурил папиросу и с наслаждением потянулся.
- Сейчас бы пяточку в самый раз садануть. Помню, первые разы особенно... На хавку
прибило, напрочь. Сушняк во рту. Ливер набил, а все мало. Химка тоже ничего. Сначала
на растворителе попробовал, привык. Потом Костыль принес эфиру. Во вещь! Варили в
старом сарае за путями. Там наше место - варим, тусуемся, то с телками, то без. Кашку там
попробовал. Жаба задавила, когда увидел, что Фикса ложками хавает и хавает. Дохавался
сам. Вижу, что из меня кто-то выходит, плавно отлипается, как плёнка, разворачивается и
смотрит на меня моими же глазами. Хочу вякнуть, чтоб фонари не пялил, а не могу, язык
намертво приклеился к зубам. Сижу, как статуя, руки-ноги отсохли, башка дубовая, а внутри как холодец в тарелке и мозги булькают. Кое-как оклемался. После этого кашку когда
как. Летом Фикса кальян самопальный притащил. Вечно что-нибудь придумает. Пластмассовый пузырь, с одной стороны вставляешь в трубку забитую папироску, с другой куришь, а по центряку сверху пробка. Её отворачиваешь и затыкаешь большим пальцем, как
трубку. В пузырь надо плескануть водки, а можно и вина. Вообще-то, сейчас мы после
косяка бухаем, но надо привыкнуть. После чуйского пластилина, когда гильзу одну приговорили, Фикса стал забивать вдогон другую, я полстакана водки хапнул. Раскумарило,
как урода. До шконки кое-как дополз. А с вином - ничего. Я же с клея, Волчонок, начинал,
когда ещё в школе учился, потом бензин. Вонь одна, шары бешеные, а понту мало. Тут
курнёшь с пацанами, кайфуешь, ещё забить не долго. Фикса обещал скоро черняшки раздобыть. А чё? Вон Борода постоянно ужаленный ходит. Сны, говорят, даже можно видеть
цветные. Ширнулся, заказал музон и лежи, тащись. И тёлок не надо. Они сейчас вообще
нюх потеряли, безбашенные. Больше нас, Волчонок, бухают, прикинь? Асса- трасса, халибали, по части обоснуй, в натуре, базаром давят. Слышь, Волчонок, ты чё вчера так рычал:
«Не пойду за водкой, не пойду, не дам папку с мамкой»? Кукушка съехала?..
...Сон останавливается, как заезженная пластинка. «Не пойду за водкой, не пойду».
Мальчик сучит ногами, правой рукой задевает край кровати и просыпается, покрытый
липким потом. Щемит в груди. Почему? Почему? Он что-то хотел вспомнить, обязательно вспомнить. Взгляд падает на цветной календарь, висящий сбоку над кроватью.
Взгляд выхватывает ажурный мост, ослепительно бирюзовую реку, пунктирную линию
поезда, застывшего ровно посередине моста. Наконец-то! Мальчик облегченно прикрыл
веки. Он вспомнил этот день! Свой первый, маленький юбилей, когда ему исполнилось
пять лет. Сладостное чувство ребячьей радости до краёв переполнило сердце, разбрызгиваясь струями детского восторга. Прокопчённый, с обшелушенными пятнами извести
потолок стал заметно белеть, поддаваясь воспоминаниям...
...Папа подарил тогда большущую машинку с пультом управления, огромный торт в
три этажа, а мама - детскую железную дорогу. Вагончики, как настоящие...

102

У Вадьки Фиксы предки тоже пьют. Он заходит иногда к своим соседям, спрашиваетза папку с мамкой. А я ещё ни разу не сходил. Не-а. Надо проведать...
Мальчик закрыл глаза, мягкая пелена сна закрыла одеялом сознание. Рука, на которую упал, неловко сложившись, нестерпимо болит. Подошедшая мама, обняв, бережно
прижимает с любовью, гладя по макушке. Слёзы текут сами собой. Боль уходит, время
от времени озираясь, отступая с надрывом, тяжело...
- Волчонок, а Волчонок. - Борода сидел на топчане. - Чё скулишь-то?
Мальчик вздрогнул, откинул одеяло. Ответил просто:
- Да сон видел.
- Волчонок, сходишь сейчас к Костылю, возьмёшь у него пакет. Потом сразу же
сюда. А я тут пока чайку поставлю, - добавил Борода. - Этих хоть нет. - Матвей покосился в центр подвала. - Дышать легче стало.
Придя через полчаса, мальчик отдал пакет и. не получив дальнейших указаний, прошёл в свой угол. Лёг на кровать. Мысль о доме, как заноза, саднила душу. Он опять закрыл глаза, в надежде увидеть хорошее, счастливое...
- Волчонок, - донеслось из угла. - Иди сюда. Поговорить надо. Проходи и присаживайся.
Мальчику уже было всё равно, навалилась какая-то апатия, и пусть даже перед тобой Борода. Пусть. Жизнь бежала по замкнутому кругу, как детская железная дорога...
- Ты, я знаю, - начал Борода. - здесь уже год. Приглядывался я к тебе. Волчонок. Есть
в тебе стерженёк жизни, маленький пока, не успел заматереть, но есть однозначно. Не
шестеришь, как многие, не крысятничаешь. руки не липкие. В семейке живешь сам по
себе, в душу никому не лезешь, и в свою никого не пускаешь. За тебя я знаю всё. А вчера
узнал про твоих папку с мамкой.
Борода замолчал. У мальчика сжалось сердце. Матвей продол <ил:
- Мать твоя в больнице. С желудком не порядок. Отец - ЛРЯ лесяца. как не пьёт.
Мало-помалу поднимается. Операция нужна мамке твоей. 3. есь нормальных врачей
нет. Короче, так: сказки тебе, Волчонок, рассказывать не буду. Слушай сюда. Возьми
вот эту балетку. В поезде не свети, спрячь в исподнее. Там вещь золотая с клеймом в
виде "V". Покажешь человеку и скажешь, что от меня. Зверя. Понял? На Колыму с ним
одним этапом шли. Месиво страшное было. Сук резали. Тогда мало кто^из воров выжил.
Для человека я Зверь. На кону тогда его жизнь стояла. Я вещицу поставил. Отыграл.
Должок за ним. Теперь дальше. Косой проводит к поезду, даст деньги на дорогу. Там
своя бригада. По дороге не высовывайся, в разговоры не встревай. Самое главное, иди
домой, школу ты прошёл и фраером уже не станешь. Не твоё это. Я тоже, вот как ты, от
мамкиной сиськи оторвался и начал кататься по малолетке. А сейчас что? Но на судьбу
не жалуюсь, хватило, зачерпнул её. родимую, полные карманы. Сейчас время не то, даже
корону законника, вора, можно купить. Скороспелки, апельсины. Некоторые у хозяина и
дня не были. Все масти попутали... «Не всё так плохо в том миру среди людей, сидящих
там, где на окошках мелкие квадраты». Человек один сочинил на Колыме, что романы
тискал. Сейчас бы он написал другое. Знаю, что наркотиками балуешься. Я тоже с этого
начинал, а сейчас на игле сижу. Сам выбирай, зачем тебе это? Подсел конкретно. С утра
плющит. Поэтому сегодня и отправил тебя. Бросить не могу, да и желания нет. Всё
одно в жизни этой. Человека сейчас трудно встретить. Есть в тебе что-то от человека,
ещё не успел гнилью обрасти, поэтому и решил тебе помочь. Адрес запомни, что сейчас
скажу, человек сразу поймёт, что к чему. Про мамку скажешь. В жизни прорывайся сам,
помощи не жди ни от кого, спину подставить сейчас мало кто может. Самый страшный
зверь - это человек. В разговоры не встревай, больше слушай. Слова потом кровью отколупывать иногда приходится. Отсюда уходи, здесь другая жизнь, не твоя. Место под
солнцем у каждого должно быть своё. Проиграть можно, купить нельзя. А теперь иди.
Косого найдёшь возле пригородных касс. Давай, малец, удачи тебе...
Вечером того же дня Волчонок уже лежал на верхней полке вагона. Мерный стук
колёсных пар состава убаюкивал сознание. Но мальчик не спал, он смотрел широко открытыми глазами перед собой, снова и снова вспоминая свой первый маленький юби-

103

0
~
—
^
И

Гз*
СО

лей, детскую железную дорогу, с бьющимся сердцем представлял, как подойдёт к калитке родного дома, как зазвенит цепью пёс Барсик. Он не знал, что Борода, он же Зверь,
умрёт через два дня от передозировки.
Шконка - кровать, рыжьё - золото, волына - пистолет, стиры - карты, партах - наколка,
тату, бурятка - конопля из Бурятии. пластилин - гашиш, пяточка - папироса с марихуаной, черняшка - наркотик на основе мака.

Уголёк
В детстве многие вещи воспринимаешь совсем по-другому, не ищешь заложенный
в них скрытый смысл. На это обычно уходят годы и годы взрослой жизни. Чистое сознание ещё не загружено жизненным «хламом» обыденности, и ты остаёшься пока самим
собой и действуешь, как подсказывает сердце, а не суровые обстоятельства.
...Жили мы тогда в собственном большом деревянном доме на севере Иркутской области. Маленькое хозяйство с огородом, живность кой-какая водилась. Но дороже всего
был мне пёс. Дворовой породы, небольшого росточка, с чёрной блестящей шерстью, с
островками белых пятен на груди, лапах и ушах. Возраст наш был примерно одинаков,
жили мы с ним душа в душу, стараясь всячески выказать симпатию друг к другу, сглаживая углы и шероховатости, иногда возникавшие между нами. Звали пса Уголёк.
Уже тогда, помню, меня удивляло его умение понимать меня. Казалось, он читает
мои мысли. Обычно он глядел на меня своими тёмно-карими глазами, настроив уши,
как локаторы, и приняв стойку. Всегда безошибочно понимал, что я собираюсь за продуктами в магазин, радостно вилял хвостом и дрожал от нервного возбуждения перед
воротами, ожидая, когда же я их, наконец, открою. Ну как не взять такого друга? А потом Уголёк будет гордо бежать по улице, показывая всем окружающим, что он любим и
сейчас сопровождает своего хозяина. Попробуйте хоть кто его обидеть, не смотрите, что
ростом не вышел. Даже большие собаки, когда мы вдвоём выходили на улицу, старались
не попадаться нам на глаза. Уголёк, завидев какого-нибудь незнакомого пса, особенно
с дальних улиц, оборачивался ко мне, словно спрашивая: «Хозяин. Даёшь добро?» Ответ всегда был утвердительным. К этому времени мы выработали с ним свою звуковую
азбуку. Понимали друг друга с полуслова или, лучше сказать, с полугава.
Хотя, если честно сказать, конфликты всё же были. И в этих случаях всегда был виноват я. Только понял я это гораздо позже, уже будучи взрослым. А тогда? Тогда вставал
с чисто мальчишеским упрямством и максимализмом «в позу» и ни в какую не хотел
мириться первым. А Уголёк ждал, страдая. Я делал вид, что не замечаю его, а когда,
«перегорев», пытался загладить свою вину перед другом, тогда уже он, устав ждать,
делал то же самое, что и я, только по-собачьи. Обычно я приносил вкусные косточки со
стола или кусок мяса, предварительно убедившись, что Уголёк находится в своей будке
и, высунув голову, смотрит на меня своими умными глазами. Аккуратно положив еду в
миску, я ласково подзывал его, говорил, что виноват, и предлагал снова пойти с ним на
улицу, словно не было дней отчуждения, а он демонстративно поворачивался в будке
ко мне хвостом, не желая выслушивать мои запоздалые извинения. И к еде он не притрагивался в течение нескольких дней, проявляя свою собачью гордость. Спустя некоторое время он подходил сам, виновато встряхивая пушистым хвостом, ко мне, сидящему
на скамейке во дворе, и, уткнувшись мордой в колени, слегка дотрагивался языком до
ладони, словно прося прощения. Через полчаса мы уже были на улице, и его хвост
калачиком опять маячил впереди. Так происходило несколько раз в году, однако злопамятством никто из нас не отличался, как будто не было предыдущих ссор, и прежняя
дружба становилась ещё крепче.
Когда он линял, я аккуратно его расчесывал, собирая пучки шерсти в берёзовый
туесок. Зимой я носил варежки, связанные с добавлением собачьей шерсти. Руки не
мёрзли даже в сорокаградусные морозы. Во время игры в хоккей я частенько снимал их,
чтобы дать остыть рукам. Летом мы бегали купаться на Ангару, и Уголёк всегда сопро-

104

вождал нас. Заждавшись меня на берегу, он бесстрашно бросался в воду, плавал вокруг,
беззлобно рычал, всем видом давая понять, что пора домой, на берег.
Местом отдыха Уголька был коврик в сенях перед входной дверью. Летом здесь
было прохладно, а зимой в морозы тепло.
Собаки недолюбливали Уголька, скорее всего, за гордый, своенравный характер, не
терпящий лести, заискивания перед сильным. А слабее он был многих из них. Однако
брал силой духа, бесстрашием собачьей души, не признающей несправедливости и ценящей свободу, любовь и преданность превыше всего. Такое открытие ко мне пришло
уже гораздо позже.
Так продолжалось несколько лет. Учёба в школе подошла к концу, затем - первый курс
института. Лекции проходили в дневное время, и идти до остановки на автобус приходилось
довольно долго. С собой Уголька не брал: расстояние приличное, да и транспорт снует тудасюда, мало ли чего. В тот день он проскользнул мимо, прежде чем я успел закрыть ворота.
Он хотел проводить меня, словно заранее предчувствовал что-то. Ничего не поделаешь, пришлось подчиниться воле друга. Так и шли вдвоём до самой остановки. Автобус как назло
запаздывал. Уголёк, несмотря на всё моё старание, домой не побежал. Он терпеливо сидел
возле моих ног, пока не пришёл автобус. С грехом пополам протиснувшись в переполненный автобус, я обернулся назад и сквозь покрытое изморозью окно увидел небольшую фигурку Уголька, чёрную с белым. Он смотрел прямо на меня. Мне стало не по себе.
В тот день лекций было мало. Возвращаясь домой, я вдруг заметил на нашей поленнице знакомый силуэт. Свернувшийся клубочком Уголёк, повернув голову при моём появлении, слегка повилял хвостом. Подбежав к нему, увидел подёрнутые мутной пленкой
глаза, окровавленные лапы, полуоторванное ухо, свисающее на лоб, кровоточащий бок.
Я бережно перенёс его во двор на сундук, стоявший в тени дома, Раны с отцом промыли,
перевязали, миску с водой и едой пододвинули. Есть он не стал, вот только лизнул мои
руки и щеку, словно прощаясь.
Как я узнал позже, его разодрали собаки. Подкараулили Уголька одного, как стая
жалких шакалов. Дети соседские отогнали их и положили Уголька на поленницу, а когда
хотели в дом занести, то он не дался им, хозяина стал дожидаться. Спать мы легли поздно. Какой сон может быть? Утром следующего дня крик матери заставил подскочить
меня с постели. Уголёк наш, оказывается, умер. Собрав остатки сил, 0>н приполз со двора, сумел подняться по ступенькам до своего любимого коврика перед входной дверью
и умер, свернувшись калачиком. Даже смерть он встретил достойно...
Не зря и отец, и мать говорили мне, что многие черты характера у животных достойны уважения. Поэтому родители никогда не поднимали руку на них...
На лекции не ходил несколько дней, выбросив в сердцах свои конспекты, проклинал
себя, что не остался тогда дома...
Больше собак у меня не было.

Кирилл
Маленький невзрачный домик на окраине поселка. Валит снег крупными хлопьями.
Двор не ухожен, в заборе местами большие проплешины, калитка держится на одной
петле. Половина уличного левого окна занавешена прибитым одеялом. Тощая кучка
горбыля хаотично разбросана. Рядом лежит ржавый топор с треснутой ручкой, обмотанный тряпкой. В доме спят двое: хозяин Славка и вчерашний гость Андрей. На столе
нехитрая снедь: початая бутылка водки, несколько гранёных стаканов, на смятой газете
распластана селедка, несколько кусков хлеба, литровая банка квашеной капусты с воткнутой алюминиевой вилкой...
Плотный человек в полушубке, шапке-ушанке, собачьих унтах проходит по двору,
отряхнув снег в сенях, открывает входную дверь:
- Славка, ты где? - Голос глухой, как из бочки. - Ещё кемаришь? Хорош на массу
давить! - потом, увидев приподнятую от подушки голову Андрея, добавил чуть тише, с
небольшими оттенками радости: - Здорово, землячок. Надолго в наши края залетел?

105

^
О
0
Э"
И

0
3
У
5?
И
33

^>
О
^Г
0
22

- Здравствуй, Кирилл. - Андрей, откинув одеяло, поднялся с кровати.
- Слышь, Андрюха. Там на столе посмотри, есть чё опохмелиться. Сушняк давит, вставил слово Славка. Заскрипела кровать.
- Погоди маленько. Сейчас Самец притащит литруху чистого. Чё так и будете париться на шконках, фраера? - Кирилл улыбнулся, показывая передние фиксы.
- Ништяк. Кирилл, - довольно крякнул Славка и, рывком откинув одеяло, просунул
ноги в подшитые валенки. - Сейчас стол организуем. Вчера загулеванились. Бардак в
хате!
Звон пустых бутылок.
- Андрей, пойдём-ка во двор, базар есть, пускай шмон наводит, - Кирилл, тронув
плечо Андрея, вышел первым. - Вчера люди сказали, что у Славки какой-то залётный
пасется. Ты же в курсах, ещё по малолетке, когда здесь жил: чужаков у нас не любят.
Таков расклад. Я и зашёл на огонёк. В натуре, не ожидал с тобой стыкануться. Ты ж ещё
спиногрызом был, когда я по бакланке пошел первоходом. Брата твоего Ваську помню
хорошо, годок мой. То я его в замес, то он меня по шпане! - Кирилл усмехнулся. - Мне
можешь рассказать, за пазухой не держи. А то сейчас ещё одна чайка сюда подойдёт.
Помнишь же Самца? В мусарне после армейки два года был. Лепень ментовский намертво прилип, уже не снимешь, - Кирилл нахмурился. - При них метлой не тряси.
- Шмотки привёз на продажу, да маленько не угадал, сезон уже к концу. Сдал неделю назад на оптовую базу. Цену пришлось убавить. К концу этой недели или в начале
той обещали рассчитаться. Жил поначалу в гостинице, да деньги кончились. Вспомнил
про родной околоток. Хотел к другану Сереге, так он съехал отсюда, а тут как раз Славку
встретил, живёт один. Не знаю, может у него пожить где-то с неделю. Деньжат немного
ещё осталось, должно хватить. Здесь-то всё равно дешевле, чем в гостинице. Вчера на
радостях на рюмку наступил. К Славке кто-то вчера приходил, я уже дремал.
- Короче, так. Самца дождёмся. Буханем за встречу. Потом двигаем в мою хату, там
перекантуешься, шконка есть. Здесь не советую, к Славке левые фраера иногда подгребают. Ему-то что - лишь бы пойло было. Будет тебя доить. Руки липкие у него. Если
бы у меня, крыса взял, отрезал бы. Люди за него сказали. Теперь ты в курсах, на лоха
не тянешь, здесь же вырос, в Шанхае. А вон и Самец подруливает. - Кирилл обернулся
навстречу долговязому мужчине с оттопыренным рукавом меховой куртки. - Пошли в
хату...
...Проходя по тёмному переулку мимо покосившегося заброшенного дома, Кирилл
спросил Андрея:
- Салама помнишь? Он ещё старше меня был годов на пять? - получив утвердительный ответ, продолжил: - Вот бродяга был. Уважали его левые, боялись. Чуть какой
кипиш - все к нему. Справедливый был Салам. А ходил один - даже на разборки. Среди
своих кликуха была - Одинокий Волк. В цвет. Три года как деревянный бушлат надел.
Ты не знал, наверное. До хаты немного осталось, там и помянем. Четвёртым будешь.
Увидев удивлённое лицо, пояснил: - Двоих тут пригрел, семейку - мужика и бабу. Свою
засыпуху продали, взяли аванс, поначалу, чтоб другую хату найти на время, а на остальные бабки собирались к дочери на Кубань, с концами. Ну и что в оконцовке? Аванс
просадили, продажу обмывали, попросили ещё капусты в счёт хаты. Барыга, сучонок,
смекнул быстро, что к чему. Цену скостил вполовину, привёл быков, а этих одуванчиков
вместе с барахлом - за порог. Меня здесь не было тогда. В город ездил, пообщаться кое
с кем. Так вот. Посадил новый хозяин вместо себя попку, двух шавок во двор пустил, а
сам свалил до весны. Хочет строиться. Залётный он. пробил я его через братву. А куда
этим деваться? Ко мне пришли, бедолаги. А что? Один в хате, хоть веселее, частенько
же в город мотаюсь. Тебя вот сейчас встретил.
Да, Андрей. Сейчас в хате определимся. Шконка есть. Майдан у тебя небольшой я
вижу. В порядок себя приведёшь. В десять хочу сходить к одному. Парились когда-то
ещё по малолетке. Откинулся недавно. Слышал за него. В зоне с краснопёрыми якшался. А сейчас возле себя молодняк собирает, беспределыциков. На место надо поставить.
Хочешь со мной сходим, у него в хате постоянно двое зависают. Спину подставишь, по-

106

нашему, по-шанхайски. Помнишь, как гасили ещё по шпане городских на танцах? Всё
ништяк было. До первой крови или один на один, или толпа на толпу. Упал - не мочат,
перьев не было, редко у кого, на крайняк кастет, а так - штакетник. С тёлкой идешь по
городу, не трогают - закон. Сейчас по другому. Нормальных сейчас здесь не осталось кто, как Сала.м. в земле, кто у хозяина, кто, как ты, уехал. Дело, конечно, твоё, Андрей,
можешь в отказ пойти. Сам справлюсь, лисичка всегда с собой, ливер пускать ещё не
разучился.
Кирилл замолчал. За поворотом показался сплошной забор, массивные ворота. Толкнув их. закончил мысль:
- Проходи, Андрей. Дверь слева, видишь тропинку за теплицей? Шавку не шугайся,
хватает только левых, - блеснули фиксы. - А я пока баньку проведаю. Вечерком мослы
попарим. Завтра отдохнём, поговорим за жизнь, про себя расскажешь. Где-то сороковник уже не виделись, а послезавтра двинем в город, к Рамсу. Он в том районе заведует.
Решим твои проблемы. До дома, до хаты двинешь, чё здесь куковать?..
Через три дня Андрей, пройдя в кабинет приёмной, был приятно удивлён показным,
услужливым обхождением секретарши, предложившей чашечку кофе, пока заведующая
занята, но ещё больше Андрея поразила она сама, вышедшая ему навстречу из кабинета.
Она сказала:
- Проходите, проходите, пожалуйста. Присаживайтесь. Сейчас я вызову главного
бухгалтера, нужна только ваша подпись на расходном кассовом ордере. Товар ваш пошёл хорошо, почти ничего не осталось, - она заискивающе улыбнулась. - Надеюсь на
дальнейшее наше сотрудничество, - и, взглянув заинтересованным взглядом, добавила:
- учитывая ваши скрытые возможности, а также широкие связи.
Слова «скрытые» и «широкие» она произнесла чуть громче, с многозначительной
паузой.
Когда были утрясены все финансовые формальности, заведующая предложила Андрею:
- Может, вас подвезти? В какой гостинице вы остановились? Доставим в лучшем
виде.
Это походило уже на назойливость, чего Андрей не переваривал. Сухо откланявшись, он подчёркнуто вежливо пожелал всего хорошего.
^
На улице, достав сигарету, закурил, обдумывая свои последующие действия. «Гостиница, гостиница, - вспомнил он предыдущий разговор - Чёрт возьми! Как же она
права. Надо же Кирилла пригласить, отметить такое дело, тем более, завтра улетаю домой»...
Двухместный «люкс» гостиницы. Шикарный стол. Домашний запах снеди: огурчиков, грибочков, капусты, - пузатая бутылка коньяка.
- Слышь, Кирилл, достань там в пакете хлеб. - Андрей уже на правах хозяина суетился, накрывая на стол. - Там ещё банка с перцем должна быть, внизу фрукты.
- Ты чё, Андрей, ещё хочешь здесь неделю позависать, - спросил, усмехнувшись.
Кирилл, нарезая большими ломтями хлеб. - Набрал на месяц хавки.
- Да ничего. Встречины у тебя были, а сейчас у меня проводины. - Оглянув стол,
довольно сказал:
- Пожалуй, всё. Присаживайся. Кирилл.
...Через три часа, разгорячённые, собеседники курили на балконе, без верхней одежды, надев только шапки. Внизу мальчишки в шлемах гоняли шайбу в ледовой коробке.
Вратарь был в маске. Кирилл тихо заметил:
- А помнишь, Андрей, как мы играли? Напилишь берёзу блинами вместо шайб, сделаешь по размеру крюк из толстой фанеры для клюшки и прибьёшь к выструганной
палке. Снегурки потом привяжешь верёвками палочкой к валенкам. А если на воротах
стоишь, надеваешь толстый свитер под телагу, валенки с большими высокими голенищами, чтоб можно было узкие куски фанеры подсунуть как щитки. Васька, брат твой,
один раз засандалил шайбой прямо в чашечку. Думал, что каюк. С неделю где-то ковылял. Вот время было. А ты ниче, Андрей, - он снова посмотрел на играющих внизу,
107

0
ПП
2
?Ь
(—
И
ос

^
0
Э4
С2

Ъ4
О
^Т^

Р*
X
И

- нашу марку шанхайскую держишь. Я тот раз проверить тебя хотел. А ты не ссыканул,
сразу идти со мной согласился. В хате у меня дышишь спокойно, уши не греешь. На мне
мокруха была последний раз, а ты как с равным базаришь, не брезгуя, смотришь прямо,
а не из-за пазухи, помело не заплетается. Многие наши скурвились. Кто курвой уже
родился, у кого жила слабая оказалась.
Двое детей, говоришь. Сестры старшие, брат в люди вышли, а у меня вот нескладуха, - Кирилл вздохнул. - Батя мой почти всю жизнь, сколько помню, у хозяина провёл.
Путного у меня, считай, и не было. Восьмилетку кое-как оттянул. Потом фазанка, потом
по малолетке, - Кирилл замолчал и прикурил новую папиросу. - Отец, когда откидывался, всегда приезжал на тачке. Шмотья навезёт, подарков и особенно что помню - всегда
покупал целую коробку шоколадок «Алёнка». А так... хорошего, кроме «Алёнки», из
детства и не помню. А у тебя, видишь, жизнь как сложилась. Предки воспитали, всё
чинно. Я вот думаю, Андрей, а если бы и у меня были такие же. А? - Кирилл опять замолк...
Внизу закончился матч, две команды пацанов построились в центре хоккейной площадки для приветствия. Хлопки клюшек по льду. Несколько малышей, не дожидаясь,
когда старшие покинут поле, переваливаются через борта и устремляются к опустевшим воротам. Наконец-то настала их очередь. На льду держатся ещё неуверенно, используя клюшки, которые выше их как пятую точку опоры...
...Кирилл, улыбаясь, вспоминал своё детство:
- Я эти несколько дней, пока ты у меня, Андрей, кантовался, как на курорте побывал.
Помянули свою жизнь прошлую, не этот нынешний порожняк. А помнишь, как в чику
играли? Свинца наколупаешь на свалке со старых аккумуляторов, в жестяной банке выплавишь - и готова битка. А в магазине продавщица бабка Маша потом ворчит: «Опять
на деньги играли, бесенята! Все монеты гнутые!» - Кирилл рассмеялся...
Внизу плакал со всхлипом малыш, пропустивший шайбу.
...Андрей проснулся от толчка в бок. Над ним стоял Кирилл:
- Ну чё, бродяга, решил борт просохатить? Тачка внизу стоит. С Рамсом поедем.
Вот, держи конверт, дома писулю мою почитаешь. Понял? Держи капусту. Здесь червонец зеленью. Бери, бери по-хорошему. Откроешься сам, хорош с майданами воевать. Не
суетись, с малого начни, жадность не одних фраеров губит. Начнутся наезды, с быками
не баклань, сходишь к Башмаку. Он в вашем городе смотрящий. Скажешь, что от меня.
В крытке с ним одну баланду хавали.
...Андрей вскрыл конверт в самолёте, сам не понимая, почему. На плотном белом
картоне были указаны реквизиты питерского банка, на другом, чуть меньше форматом,
- колонка цифр, в маленьком кожаном футляре лежал ключ из белого металла. Записка
на вырванном из блокнота листке: «Андрей! Хотел тебе разжевать ещё в гостинице, но
потом понял, что ты не возьмёшь. Капустой пользуйся, как сам решишь. Отдать больше
некому. Родных нет. Приехал бы ты раньше»...
Почерк стал быстрым, видно, что писали второпях, на коленях: «На завтра молодняк забил стрелу. Рамс сказал. Хорошо, что встретил тебя, вспомнили наш старый детский Шанхай. Помни его, Кирилл».
...Дорога плавно набегает навстречу машине, убыстряя своё движение. Грустная
псина терпеливо ждёт, когда человек с двумя пакетами подойдёт к мусорному баку. На
скованной льдом реке стайка мальчишек гоняет шайбу. Андрей вдруг понял, отчётливо
понял, что так поразило его сегодня утром: глаза Кирилла, которые светились, избавившись от мутной плёнки прошлого! Недалеко от дома он заехал в торговый центр и купил
коробку шоколадок «Алёнка»...
Он понял, что не в силах изменить намеченный ход событий, в неизбежности которых ни капельки не сомневался. Понял, что Кирилл с ним прощался, а также то, что
он даст своим детям любви больше, настолько больше - насколько недополучил её Кирилл...

108

ПРОЗА
Пётр МАНАННИКОВ
СЕМЕИСКИЕ ПОСИДЕЛКИ
Рассказ

Моей маме
посвящается
С раннего утра мать хлопотала по дому. Истопила печь и напекла пирогов. Вытащила ухватом из печи горячий чугунок. Аромат топленого молока с кремовой пенкой
и душистого деревенского хлеба с румяной корочкой наполнил комнаты дома. Позавтракав, я стал помогать матери по дому.
К полудню все хлопоты были завершены. Мать надела красивое цветастое платье,
шерстяную кофточку и плотно повязала голову тонким шерстяным платком. Достала
из шифоньера черные полуботинки с плетеными пряжками и примерила их. Постояв
минутку у зеркала, нацепила тяжелые янтарные бусы. Взяла с кухонного стола покрытый белым полотенцем противень с брусничным пирогом, и мы пошли в гости к
тете Сане.
Миновали мост через Тарбагатайку и свернули на улицу Ленина. Одетый в серый
детский костюмчик, синие носки и красные сандалии, я важно нес узелок пирожков
с черемухой.
Тетя Саня стояла у чисто вымытого окна светелки. Увидев нас с матерью, она
заулыбалась и вышла открыть крепкий запор высоких деревенских ворот. Мы вошли
во двор и поднялись по мытым до желтого цвета ступенькам широкого крыльца. В
просторной зальной комнате сидели подруги моей матери, наряженные в семейские
сарафаны. У всех женщин на голове были завязанные особым образом кички.
Молодые незамужние девчонки на посиделки не пришли.
^
Дом-пятистенок, рубленный из толстого кругляка, блестел чистотой как снаружи,
так и внутри. Я сразу же почувствовал горячее тепло трехведерного медного самовара. Начищенный до зеркального блеска, он стоял на самом важном месте, на толстом
табурете из прочной лиственницы у русской печи. Тяга в самоварной трубе была хорошая. Жаркий огонь с гудением вылетал в круглое отверстие печной тяги, и вскоре самовар закипел. Минут через десять пламя затихло. Тетя Саня сбила водяным облаком
жар прогоревших угольков и пригласила подруг за хлебосольный стол.
По старшинству и с особыми благопожеланиями женщины заняли места. Я как
маленький гость сел рядом с матерью. Но сидя на окрашенной желтой лавке, я не
видел самого главного: стопок нарезанных пирогов на белых тарелках, топленых жирных пенок, заваренной темно-глянцевой пастилки из черемуховой муки и ароматной
халвы, поэтому я пересел на высокий обитый железом сундук. Тетя Саня застелила
его новым тряпичным ковриком ручной работы. Сидел я высоко и с нескрываемым
любопытством смотрел на гостей.
Первым делом хлебосольная хозяйка стала разливать горячий чай. Носик самовара «прикипел». Со второй попытки она прочистила березовой веточкой канал. Горячий
кипяток забулькал в фарфоровые чашки. Чай пили из блюдца, вприкуску с сахаром и
с пирогами. Все немного вспотели. Капельки пота бежали и по моим покрасневшим
щекам.
Затем тетя Саня предложила подругам спеть песню. Все женщины за столом стали
поправлять кички и богатые россыпи янтарных бус.
Первая песня была «тяжелой». Чем-то она напоминала жалобу на горькую женскую долю. Так в деревне только в поминальные дни голосили.

109

д
С
^
д
^
"^
Д

3
П^
ВЗ5
^
^
5
^
:;г
И
О

Тетя Саня была вдовой. .Муж её пришел с войны и вскоре умер из-за незаживающих ран. Подруги вытерли горькие слезы и спрятали мокрые платочки в узкие рукава
черных атласных кофточек.
Я почувствовал, что песня не пелась, да и голоса женщин немного осипли. Тетя
Саня достала из буфета темно-зеленый стеклянный флакончик и сказала:
- Девоньки, выпьем каплю для голоса!
Всем подругам она капнула чуть-чуть, по наперстку, и убрала флакон в буфет.
Женщины выпили, порозовели и заулыбались. Сразу у всех окрепли голоса.
Снова тетя Саня запела песню. Её голос зазвучал и медленно стал взлетать все
выше и выше. И с каждым новым подъемом подруги подхватывали старинный мотив,
и звонкие их голоса кружились, как горлицы вокруг звенящего голоса хозяйки. Песня,
взлетев до наивысшего пика, приостановилась. Женщины набрали воздуха полные
легкие и закончили песню в одной тональности.
Снова певуньи достали из узких рукавов платочки и вытерли капли росинок на
кончиках носиков. Исполненная песня всем сидящим за столом понравилась. Тетя
Саня увлажнила из блюдца свое горлышко и, немного смущаясь, обратилась к подружкам:
- Сшила новый наряд. Юбки бравые получились, с атласными лентами, да вот
крепко повязала. Дышать не вольно. Немного послаблю и споем.
Новую песню запели легко. С каждым новым запевом голоса поющих сливались
в веселое многоголосье девичьей песни, по кругу поднимались ввысь и кружили, как
птицы в небе. Голос каждой певуньи в свой черед взлетал на свою высоту полета и
вновь возвращался к подругам. В конце песни звонкие голоса слились в единый хор
мотива.
Незаметно девичий распев сменился тарбагатайской плясовой. Каблуки черных
яловых женских сапог застучали о толстые плахи янтарно-желтого деревенского пола.
Вскоре раздались звонкие переливы женских голосов, громкий стук деревянных ложек и нежный звон бубенцов. Я во все глаза смотрел на маминых подруг и не узнавал
их. Помолодевшие, веселые, счастливые женщины радовались, как девчонки. Велика
сила семейской плясовой!
Тетя Саня сняла со стены балалайку и тронула струны. Вмиг женщины перестроились на звонкий лад озорного инструмента и попарно пошли в припляс.
И я впервые увидел, как вместе с певуньями заплясал на столе горячий медный самовар, фарфоровые чашки, блюдца и серебряные ложки. Тучный самовар попыхивал
в такт пляса горячим паром и тонким дымком непогашенного уголька...

ПО

поэзия
Артем ИВАНОВ

ТО ЕСТЬ - ПОВЕСТЬ

Меня называют «абсурдистами, «авангардистам»,
я же просто поэт модернистской традиции (Э.пют.
Маяковский. Хармс. Глазков. Губанов ч т.и и т д./
Арт

Эскиз другой жизни
из Моабита больше не пиши
ты лучше ландышем
ландышем дыши
из этого аромата
тебе не родить солдата
... лучше не думай о том
гляди только на книжный том
Андерсена читай и Блока
думай о жесткой проволоке века
связывающей эту сторону и ту
почти с неоновым светом страну...

будет тебе достаточно лет
когда Бог пригласит на обед
терпи и благословясь
уйди
короче - только ландышем
дыши.
1999г.

о милых людях
просто так уже не напишешь
время жестокости
не то чтоб наступило
... но царапая лица
заставляешь обернуться прохожих
к экрану своего лица
и грязные глазные яблоки
последний раз румянятся

меняя сок жизни
на тихие песни о сне
в покое которого
голуби все соловьи

2001 г.

Поэтам жизни
Пазолини и Рыжему
на левой щеке тату: сатре сНет
знаешь - это ловить мечту
над пропастью индивидуума
юность прошла как опухоль
хахаль моей знакомой
тот что пахал на сторону
напрочь разбил машину
лицо и жизнь - вполовину

^
д
О
^

юность - сифилисом провалилась
лифт отменили крысы
просто шнур перегрызли
такая теперь политика:
когда наступили выборы
весну пропиарить забыли.

2004 г.
Сон с Ахматовой
Всякому зато могу присниться..
А. Ахматова
мне приснился сон:
ко мне переселилась ахматова
в инвалидной коляске тучная
но приятная и на все согласная
аро-матная!
я говорю «помилуйте
у нас на девятом - убого!»
а она махнув пухлой ручонкой
в нос твердит «ради бога!..»
она согласна стирать за собой
убирать свои книжки
по полкам...
я позвал катеринич*:
«смотрите вальниколавна
- у меня ахматова
поселилась!»
* Катеринич В.Н. - кандидат фил. наук, латинист, авторитетный в литературных кругах
Хабаровского края критик.

112

на что латинист-катеринич
промолвила цинично «ну и что же?..»
а я ехал и просыпался
и вновь засыпал сладко:
я из лифта вытаскивал
коляску с энной
ахматовой!..
мать и брат
в шоке...
мама моя подавлена
откуда знать ей - как обихаживать
ахматову?!

а я говорю им:
«пожалуйста, не заботьтесь
так сильно, ахматова сама знает
что нужно ей
в моей жизни».

После выставки монгольской живописи
погоня линий за изгибом форм
желтая пыль - золотой песок
спокойно дышат три верблюда и малкшк
синяя и зеленая лошади
двое слепленные из ночи животные
они свободны
игривая бурятка и строгая женщин.1
учжумцин живут среди нас
светлое раннее утро, два зеленых верблюда
изморось - пристальный взор
сыр. разговор, поение коров...
необозримая даль Монголии.
1993г.

чую. амурские змеи - нежности запах
я - зверь. Когда наблюдаешь за теми
кто в клетках
думаешь о нежности
иногда о жалости и любви
но в нежности... унижение... жалость... любовь
юуч - звук неподражаем
звери по-своему, я по-своему
человек - зверь - закон
дьякон нежности - поп
к богу популярности
цветными слайдами Иерусалима
смертельным неверием «чего угодно!»
спокойно пить кофе
в уюте «Англетэра».
1992г.
. Заказ 262

]] 3

Зимний междугородный автобус:
Хабаровск - Комсомольск

на утреннем шоссе проснешься весь
ты - труп зимы
ты сам себе зима
и от того не будешь помнить пламенеть
о временах
холодное шоссе
проснуться - значит быть
съеживаться от голода
и что?
потом любить?
мы очень мало
искренне живем
надолго ль хватит
ссор и унижений?..

—
О

и
СП

поймешь ли «че»
куда бежишь потом-по'том
сквозь стекла затемнений.

2002 г.

я посвящаю жизнь тебе солдат
солдат - Хабаровск толстый и ленивый
где счастье: долго спать
и спать в бреду кирзовом...
и прочие прерогативы
река течет
река неподходящим словом названа
для этих мест
- Амур
Амур экологически молчит
а если б выл
то был бы он без пятен
наверное
но каждый воет
всех услышать нет возможности
ни у каких-то служб
ни у всевышнего...
есть ремесло и настроение
другого нет.
1998г.

114

ПРОЗА
Владимир БАРАЕВ

АЬМАМАТЕК:
«ПОД БРЕМЕНЕМ ПОЗНАНЬЯ И СОМНЕНЬЯ...»
Продолжение"

Добровольный разрыв
Ночь на 30.11.54. Часы на башне показывают 2.20. Вчера ездил с Юлей на Стромынку за ее шубой. Бывшая 472-я рассыпалась окончательно. Юля и Тамара - на Ленгорах, остались Роза, Неля и Ляна. Да и то переехали из 448-й в 438-ю.
Когда мы вошли, Ляна запрыгала от радости. По старой памяти «помог по хозяйству» - повесил абажур, прибил на стены портреты, картину «Лунная ночь», которую
Юля подарила Ляне.
По пути на Ленгоры без умолку говорили обо всем. Приехав сюда, зашли к Тамаре, которая живет в зоне Е, напротив нас. Забегает иногда к нам, не столько ко мне,
сколько к Рику. В субботу Юля пришла ко мне, а у Рика были Наташа Говорова, Валя
Близненкова, Неля Пономаренко.
Затем мы с Юлей ушли в кино. После этого оделись и пошли гулять. Холод был
сильный, пришлось спустить и завязать уши шапки. А Юля в шубе не мерзла. Прошли
к трамплину, потом в сторону Ленинского проспекта. Шли быстро. Я вспоминал об
уральском походе. Проводил ее до зоны Ж, после полуночи вернулся к себе и увидел
Валю и Нелю, которые остались ночевать у нас. Спать не хотелось, я пришел возбужденный, радостный после прогулки с Юлей. И у них настроение хорошее. Вспомнили
прошлогодний поход на Солнечную Поляну, другие смешные случаи. За пять лет есть
что вспомнить. Они легли в комнате Рика, а он перешел ко мне, спал на полу.
Сегодня Юля пригласила меня к себе по телефону. Взял кусок сала, которое прислали мне из дома. Ожидая, пока сварится картошка, разгадывали армянские загадки,
потом пошли в гостиную. Пианино у них расстроено, клавиши западают. И я не стал
ифать. Картошку с салом ели с удовольствием, продолжали шутить, смеяться. А когда
Рита и Света вышли, Юля сказала, что настроение у нее совсем нерабочее. А я сказал,
что так и экзамены можно завалить. Она как бы осеклась и после паузы вздохнула:
- Н-да, ты прав, это может случиться. Даже «грюстно» стало.
У лифта, провожая меня, она сказала:
- Знаешь, Володя, вот завтра будет день, - она загнула мизинец, - ты ко мне не придешь. Послезавтра будет день, - загнула безымянный палец, - ты не придешь...
- Юль, ты что? А позвонить-то можно?
- Нет, - улыбнулась она, загибая средний палец, - Через три дня будет день, ты не
придешь. А встретимся только тогда, когда я сдам зачет, а ты сядешь за свой диплом.
Только честно, Володь!
- Конечно, Юль!
- Ну, смотри! Отнесись к этому серьезно.
В лифте я подумал, до чего мила, хороша была она, когда по-детски загибала пальцы. Тут надо было увести ее на лестничную площадку, обнять, поцеловать. Шел домой и удивлялся, как подействовали на нее мои слова.
'Начало в№№ 2.3.4
8

115

К
Ег
<
3

- Что я наделал? - бормотал
я, - Мне ведь будет «грюстно» без
тебя, Юлечка!
Вернувшись домой, я увидел
в комнате Рика Алика Оруджева.
Они оживленно говорили... по теме
моего диплома. Это так поразило
меня, что я сел и стал слушать.
- В «Экономических проблемах социализма», - говорил Рик,
- у Сталина нет ничего нового о
противоречиях социалистического
общества.
Алик вздрогнул от радостного
Одногруппники.
удивления и сказал:
- Я тоже думаю так, но боялся говорить об этом.
Далеко не во всем они находили согласие. Они спорили так, что не сразу заметили
меня, главного виновника спора. Наконец, я извинился и вмешался в их беседу...
3 декабря 1954 г. Пяти. Моховая 1 1 . Аудитория 61. Собрание группы по итогам
педпрактики. Кроме Валентины Николаевны Бурлак здесь гости с кафедры педагогики: М.Т.Смирнов (МТС) и Иван Савченко.
- Подавляющее большинство получили прекрасные отзывы и отличные оценки, сообщила Валентина Николаевна, - но преподаватель геологов Юрова не хотела засчитывать практику Бараева и даже позвонила об этом на кафедру. В беседе с ним выяснилось, что ничего страшного в его формулах политэкономии нет. Просто он пытался
заинтересовать геологов, так сказать, математическим толкованием общественноэкономических категорий. В итоге Юрова согласилась поставить Бараеву «хорошо».
- Я помню, - сказал Михаил Тимофеевич, - как Бараев сдавал экзамен на третьем
курсе. Он чересчур эмоциональный человек. Советую ему, да и другим, научиться
сдерживать себя, не торопиться с провозглашением своих теоретических открытий.
- Целиком и полностью согласна с Михал Тимофеичем, - сказала Валентина Николаевна, - Так, например, Бараев заявил о том, что не стоит переводить на бурятский
«Войну и мир» и «Философские тетради». Тогда я не стала поправлять его, но сейчас
советую в будущем быть осторожнее, в хорошем смысле слова. Ведь вас могут передернуть и сказать, что вы против перевода классиков на родной язык.
Ночь на 4.12.54. 1 ч. Послезавтра игра с геологами. Решили поехать с Гришей
в старое здание, потренировать крюки и прямые броски одной рукой, как делает
Женя Долгинов. Недавно смотрел игру первой сборной МГУ с Нефтяным институтом, чемпионом вузов Москвы. Женя блистал именно такими бросками. И наши
выиграли. Однако нефтяники очень здорово используют «столбов» 1 . Как только мяч
попадает к ним, считай, мяч в корзине. Попросим Левку Спиридонова накидывать
мячи нам через игроков, которые держат нас. Но его трудно переделаешь, он хочет
забивать сам. К сожалению, спортзал на Моховой был занят, потренироваться не
удалось. А мы почти месяц не держали мяч в руках. Так странно составлен график
первенства.
Как и условились, мы с Юлей не встречаемся. Жить по железному распорядку
пока не получается. То бессонница, то дела - спорт, газета, лекции по алкоголизму.
Позавчера написал ей письмо.
«Юлия Константиновна! Здравствуйте! Как видите, слово свое не нарушаю, не
прихожу, не звоню, но мне так «грюстно», что я не могу видеть Вас. И вот решил написать. К счастью. Вы не догадались запретить это своими пальчиками.
Вернувшись с последней нашей встречи, увидел у нас Заида Мелик-оглы Оруджева, который спорил с Ричардом Ивановичем Косолаповым по теме моего диплома.
' Ныне «столбов» называют центровыми. Появипись блок-шоты, подборы, перехваты...

116

Мои друзья очень глубоко, оригинально мыслят и спорят. Аж искры летят! Они так
увлеклись, что заметили меня только тогда, когда я осмелился подключиться к их разговору по моей теме».
5.12.54. Воскр. Не выдержали, встретились с ней в столовой, потом пошли в кино.
Юля сказала, что мы заслужили это: она сдала зачет по неорганике, мне удалось отстоять педпрактику. А днем после игры между химиками и журналистами началась наша
встреча с геологами. Перед ней физик Антс Коорт, специально пришедший на игру,
сказал мне, что геологи боятся нас. Это не могло предвещать ничего хорошего. Еще
накануне Надя Говорова сказала, геологи «с перепуга» понесут нас на сто очков.
Так и вышло. Они вышли на игру с особым настроем. Еще до перерыва разрыв
стал большим. Но и тогда Женя Долгинов кричал: «Не расслабляться!» Чехович,
Книппер, Несмеянов работали на полном серьезе. Пуся творил чудеса дриблинга. А
мы, месяц не державшие в руках мяча, быстро выдохлись в большом зале.
Прудников, пришедший поболеть за нас, после игры увидел Книппера. Усталый,
но довольный, племянник композитора шел в своем шикарном геологическом кителе
и пел песню дяди «Полюшко-поле». Высокий красивый немец с русской душой. Он
племянник Ольги Леонардовны Книппер-Чеховой и кузен актрисы 3-го рейха Ольги
Чеховой. Как ни странно, Лев Книппер близок бурятам. Он поставил оперу «Энхэ
Булат-батор», стал соавтором музыки балета «Красавица Ангара».
Ночь на 6.12.54. 2 ч. Не знаю, как у других, но вот я люблю Юлю и никто, кроме
нее, мне не нравится. Никто не выдерживает сравнения с ней. Однажды на Стромынке
я сидел в 472-й, и туда зашла Наташа Акиева. Побыла совсем немного, поговорила и
вышла. А Юля сказала: «Да-а, красивая девушка». Я улыбнулся и пожал плечами. О
том, что Наташа мне нравилась, пока я не знал Юли, говорить не стал. Но в тот раз
я попытался посмотреть на них «совершенно объективно», и понял, хоть Наташа и
хороша, но Юля все же лучше. Чем, не могу объяснить.
Сегодня в столовой мы с Юлей оказались за одним столом с одной красавицей. У
нее томные глаза, каштановые, как у Юли, волосы, стройная фигура, пышные груди.
Но меня не тронула ее красота. Я пишу это честно. Не в расчете показать эти строки
ей, как порой бывало раньше.
Но меня по-прежнему беспокоит ее «признание» в метро. А что <^ейчас? Встречи
по инерции? Или какая-то игра? Может, наличие тайной игры не отсутствует и сейчас?
Я объясняю свое чувство к Юле и полное равнодушие к ее возможным соперницам чертой прирожденного однолюба. Вообще-то этот термин мне не нравится. Но это
чувство страхует человека от возможных искушений. В жизни ведь всякое бывает.
Между прочим, мои мама и папа всегда жили так. Веря друг в друга. Конечно,
бывало, ругались, порой даже крепко. Но я не помню и намека на что-то нехорошее,
грязное в их отношениях. И такое возможно лишь при взаимной любви и только тогда!
Это не дает появиться гадкой ржавчине на сердце - ревности, которая оскорбляет настоящую любовь. В противном случае тень подозрений расхолаживает любовь, и это
называется брак, в бытовом и переносном смысле.
7.12.54. Втор. 10 утра. На улице ветер, снег запорошил подоконник с улицы.
Каждый день видимся с Юлей. Вчера встал поздно, иду в кафе-сарделечную и
вижу у газетного киоска Юлю и Тамару.
- О, Володя! - улыбается Тамара, - Мы шли недавно, и я говорю, видишь, Юха, а
Володя еще в постели - занавеска на окне задернута.
- Я заснул в четвертом часу.
- Что, не действуют мои таблетки? - спрашивает Юля.
- Знаешь, приехали Близненкова и Пономаренко, привезли домашних пирожков,
варенья, конфет, засиделись до полуночи. Они уехали, я лег, принял таблетки. Но сон
не шел, и я стал писать...
Договорились пообедать вместе. Разошлись по своим кельям. Сунул в ее тетрадочку по математике запись, сделанную в ночь на 6 декабря. Переписанную, конечно.

117

сд
^
—
щ
о_
2
^
д

^
<^
2
^
^
<?

И
^
Ор
РЗ
Сц
2
^
2

р/
И
<5
*?
^
^
<!

18.45. Вчера Юля попросила показать мой распорядок дня. Я обещал и сейчас составлю его. Не для нее, а. прежде всего, для себя.
Подъем - 7.30.
Зарядка - до 8 ч.
Завтрак - 8.00 - 8.30.
Чтение газет - до 9.
Семинары, лекции - 9 - 12.
Разминка, разрядка - 12 - 13. (Пианино, чтение журналов, стирка, чай).
«Самоподготовка» - 13 - 16.
Обед-16-16.30.
Отдых (сон, прогулка) - 16.30 -18ч.
Умственная работа - 18 - 21.30.
Кино. Чтение. Прогулка, каток - с 22 ч. До полуночи.
Отбой - 12 ночи.
Ночь на 8 дек. Смогу ли выполнять режим? Мешает неумение засыпать сразу.
Сейчас лег в 12.30, а уже 2 часа. За окном сильный ветер. В комнате холодно, хотя я
заткнул щели в рамах, наружной и внутренней.
8.12.54. Ср. Моховая, 11, аудитория 61. Семинар В.Н.Бурлак. Погода пасмурная.
Небо матовое. Снег кружит вихрем на фоне ободранной кирпичной стены жилого дома
возле театра Ермоловой на улице Горького. Крыша завалена снегом. Телеантенны торчат из сугробов, как кресты на кладбище. А вокруг труб темные круги оттаявшего
снега. Изнанка парадной улицы весьма скучна, и восторгаться пейзажем трудно.
Вчера - первая лекция по алкоголизму. Ответственный за сбор Радченко, выпускник мехмата МГУ, сотрудник Института точной механики, постарался, и народу в
Красном уголке было много. Правда, после лекции назначили концерт. Все пришли
фактически на него. И тут - я со своей темой. Меня попросили выступить короче. На
меня давил не только неожиданный цейтнот, но и низкий потолок на сцене, отчего мне
приходилось нагибать голову. Пришлось сесть за столик.
- Вряд ли среди сидящих здесь найдется человек, никогда не бравший в рот спиртного, - начал я, а сзади раздался голос: «А мы не пьющие». Все засмеялись. Я улыбнулся, но не растерялся и продолжил. Людям пришлось слушать, куда беднягам деваться. В конце на мои слова «Вопросы есть?» люди закричали, нет, нет.
- Неужели все ясно? - спросил я и держу паузу.
- А вот почему пьяный человек шатается?
Мне стало смешно, но люди не засмеялись, ждут ответа.
- Мозжечок! - крикнул кто-то сзади.
Я рассмеялся подсказке, поблагодарил и объяснил все с научной точки зрения.
Радченко написал деловой отзыв, мол, лекция прошла хорошо, но я не доволен.
Семинар продолжается. Зуля заполняет карточку по личному учету, их раздали в
начале, и спрашивает девчонок, как писать, холоста или незамужняя?
- Напиши, вдова, - сказал я. Девчонки прыснули.
Ночь на И дек. Около 2 ч. Юля сказала, что мама прислала ей бандероль с моими
дневниковыми записями, которые я вручил ей год назад. Я удивился, понял, что мама
прочла все, и теперь в курсе моей «истории болезни».
- Ты их возьмешь или, может, они теперь не нужны?
- Нет, нет. Юля, я их возьму, - сказал я и только потом понял, что вторая часть вопроса не так проста. Может, она загадала: если я не возьму записи, значит, я верю, что
мы будем вместе, а я поторопился.
Боже мой! Все это напоминает напряженную шахматную партию, в которой нельзя допускать промахов. И я подумал, что в ходе этой изматывающей борьбы я не замечаю более тонких ходов. Я не хочу проигрывать тебе, Юля. Но с удовольствием
сдался, если бы ты предложила. Я твой без остатка, но не хочу полного поражения, а
хочу сдаться на милость победителя. О Боже! Молю тебя, дай мне силы для борьбы за
мое и ее счастье!

118

Королева бала

га

13 декабря 1954 г. Понед. В субботу в Актовом зале состоялся вечер дружбы студентов 1ЧГУ с рабочими станкостроительного завода имени Орджоникидзе. Пришли
на него вместе с Юлей. Я чуть отстал, уступая кому-то дорогу. Она села в первом от
сцены проходе. Смотрю, к ней подсаживается «гость» и начинает говорить о чем-то.
Она мило улыбается, совсем так же. как мне. Тут подошел я, сел рядом с ней, с другой
стороны. Они умолкли.
Вдруг Юля, ни слова не говоря, встает и уходит. Оборачиваться вслед не стал.
Сижу, делаю вид, что меня это не трогает. А парень повернул голову, смотрит, куда
она пошла. Лицо красное, легкий перегар. Спрашиваю его, где он работает. Отвечает, в литейном цехе. В перерыве между номерами вдруг вижу, как Юля идет по
балюстраде, между окнами и колоннами, с правой стороны зала, а за ней - Дима
Аврамов.
На виду у всего зала она шла с какой-то странной, почти дерзкой улыбкой: «А,
будь, что будет!» Яркое платье, облегающее талию и бедра, высокие каблуки сделали
ее выше, стройнее. Обнаженные до плеч руки были необыкновенно красивы. А Дима
шел за ней, как теленок на поводке. К моему удивлению, они не спустились в первые
ряды партера. Дима открыл массивную дверь президиума и пропустил ее перед собой.
Ничего себе! Вошли в святая святых, куда студентам вход заказан! Дима использовал
свое право как член факультетского бюро комсомола, один из организаторов встречи
философов с пролетариями.
Я сидел, как в воду опущенный. Не слышал выступлений певцов, музыкантов.
Боже, до чего эффектен был ее проход! Какая отчаянная улыбка была у нее! Когда концерт окончился, я продолжал сидеть, решив увидеть, когда вернется Юля. Зал опустел,
все пошли на танцы в фойе. Кто-то из наших, смеясь, сказал мне: «Володя! Концерт
окончен», и я вышел.
Фойе переполнено. Гремит музыка, все танцуют, а я стою, как вкопанный, у мраморной колонны. Хочу уйти, но не могу. Вдруг ко мне подходит яркая, стройная блондинка, хорошо одетая, выше Юли, и приглашает на белый танец. Я не сразу узнал
Светлану Белобородько, до того изменилась, похорошела она.
За ней ухаживал на первых курсах Саша Сухарев. Именно ей он пел популярный вальс «В парке старинном, над морем, шумит листва». Баритон у него хороший,
сравнимый с голосом знаменитого Николая Рубана. Но потом они расстались. Света
- филолог, в Актовом зале оказалась случайно. Как говорится, зашла на огонек и выбрала меня. Это было так кстати, а то я стоял мрачнее тучи.
- Как дела у Саши? - спросила она.
- Он женился на сокурснице Тоне Рыжковой. Все у него хорошо. А как у тебя?
- А никак, - засмеялась она. - А ты, Володя, не женился?
- Я еще мальчишка, - усмехнулся я.
- Да что ты! Ты так повзрослел, такой серьезный. Я даже боялась подойти.
- Знаешь, я влюбился в одну девушку, но у нас что-то не так.
- Кто она?
- Химичка, первокурсница.
- Да нет, какая она? - улыбнулась Света, - Не землячка?
- Нет, украинка. Юля.
- А на кого она похожа, допустим, из актрис, балерин?
Начав вспоминать, я не мог назвать никого и удивился этому.
- Ну, конечно, такая красавица - сравнить не с кем, - пошутила она.
Со стороны могло показаться, что мы давние друзья и очень подходим друг к другу. Позже мне так и сказали сокурсники, а подруги Юли Тамара и Роза жутко заинтересовались, что это за красавица вызвала меня на танец.
И тут я увидел Юлю и Диму. Они кружили раскрасневшиеся, взволнованные. Господи! Как я пропустил их появление? Почему они так долго были в комнате президиума? Может, там есть буфет, и они посидели и выпили там? Сейчас белый танец.

^
<

119

^
^
^
1=^

Н
-~
<^
2
^

Д. Бараев
(

^
^
<^
^
I—!

' однокурсниками..

Значит, она пригласила его! Интересно, видит ли, с кем я танцую? Не показать ли ее
Свете?
- Не расстраивайся, Володя, - Света почувствовала перемену моего настроения, все у тебя будет хорошо. Не с ней, так с другой.
- Другая мне не нужна, - вздохнул я.
- О, как ты влюблен! - улыбнулась она. - Тебе можно позавидовать.
- Ой, нет, - усмехнулся я.
Когда танец кончился, Света попрощалась и ушла. Я немного проводил ее. Она
узнала о Саше Сухареве, больше ей здесь нечего делать. Если бы я не признался в
своей несчастной любви, она, может, осталась бы, потанцевала со мной.
Начался новый танец. Вижу, Юля танцует с Розой. Странно, ведь столько парней
вокруг. Но я понял, Роза, поглядывая на меня, рассказывает, что я танцевал с блондинкой. Юля вполне могла не увидеть этого, ослепленная Димой.
Когда танец окончился, к ней подошел литейщик, который подсел к ней перед концертом. Она мило улыбалась ему, опять же совсем, как мне. Ну, как можно? Она, что,
не отличает меня от него? Ей все равно, кому улыбаться? Когда зазвучала музыка, они
пошли танцевать. До чего они не подходят друг другу! Он краснолицый, с грубыми
чертами лица. Но как красива, ослепительна Юля! Даже в это время я любовался ею.
Потом к ней снова подошел Дима, и она стала танцевать с ним.
Яркая, ослепительная, она была настоящей королевой бала. И тем горше было то,
что она одаривает своими глазами, улыбкой любого, кто оказывается перед ней. Не
выдержав «невыносимой пытки», я спустился на первый этаж и увидел Володю Пономаренко, который год назад жил у нас на Стромынке. Узнав, что он охраняет Актовый
зал, я спросил, может ли он провести за кулисы?
- Запросто, - ответил он, - приходи как-нибудь днем. Сейчас туда нельзя.
Пошел домой, видеть кого-либо не хотелось. Ричарду открываться не стал.
Сегодня в обед мы с ним увидели Володю Пономаренко. Я напомнил о его обещании, он
тут же повел нас. Шли неторопливо, у него ведь протез. Он выглядел очень солидно, недаром
его стали звать «Володя-аспирант», хотя он не был и студентом. Кроме того, он прославился
как прекрасный сапожник. Он шил на заказ самые модные женские и мужские туфли.
Опираясь на трость, Володя повел нас с Риком в Актовый зал. Пройдя к той двери, в которую входили Юля и Дима, он открыл ее и показал артистические уборные,
комнаты отдыха, большой круглый стол и огромный холодильник.
- Зачем он? - спросил я.
- А как же, тут ведь проходят приемы, фуршеты.
- Что такое фуршет? - Я впервые услышал это слово.
- Это когда пьют и закусывают стоя, - снисходительно улыбнулся он.
Потом он показал туалеты, лестницы вверх и вниз.

120

- Снизу сюда проходят особо важные гости, - пояснил он, - А наверху - киноаппаратная и другие спецкомнаты.
- В общем, есть, где уединиться, - сказал я, гадая, где могли быть Юля с Димой.
- Конечно, - усмехнулся Володя.
Закрыв дверь президиума, он вдруг предложил мне сесть за рояль. Он слышал, как
я музицирую у себя на этаже.
- Да что ты! Как можно? - удивился я.
- Я здесь главный, - усмехнулся Володя, - и я разрешаю.
Боже мой! Передо мной уникальный концертный рояль «Беккер», на котором
играли Рихтер, Гилельс, другие великие пианисты! Сев на мягкий квадратный стул, я
поднял крышку, погладил клавиши и испытал священный трепет.
- Давай, давай, Володя, - подбодрил меня Рик.
Не зная, что исполнить, чтобы не осквернить Актовый зал, я задумался.
- Начни с «Кампанеллы», - подсказал Рик.
Начав знаменитый перезвон Паганини, я несколько успокоился. Сыграл вторую
часть седьмой симфонии Бетховена, тарантеллу Венеция-Неаполь Паганини-Листа.
Потом Володя попросил сыграть что-нибудь украинское. Я исполнил «Черные брови,
карие очи», «Н1чь яка мюячна, зоряна ясная». В честь Юли, конечно. Было бы у стен
Актового зала некое запоминающее устройство, оно сохранило бы и мои аккорды 2 .
Вечером обнаружил записку под дверью.
«Привет, Владимир Владимирович! Как Ваши дела? Как прошел семинар? Что это
тебя так долго нет? А мы с Тамарой вторглись, решили проведать и вот, неудачно. Ну,
где же ты? Как ты, Володь, умеешь исчезать? Аи-аи! Всего хорошего! Ю.С.
Р8. Привет от Томки. Завтра тебе позвоню. А как распорядок дня? Выполняется?»
Боже мой! Всего два дня прошло, а она - как ни в чем не бывало! Будто не было ее
торжественного прохода с Димой за кулисы, будто не она танцевала с ним и литейщиком! И не она была королевой бала, мило улыбаясь им и всем другим!
Хочется сказать ей: «Как мне противна теперь твоя улыбка. Ты казалась такой милой, искренней, хорошей, а, оказывается, это все - фальшь и лицемерие, очень тонкое
кокетство. Твое мягкое поведение, обаяние, твою женственность, «симпатишность» я,
как и другие, принимал за чистую монету. И оказался в числе Якуниных, Абрамовых.
Считая себя будущим «инженером человеческих душ», я не понял, что ты водила меня
за нос целых два года. Этот жестокий урок запомнится на всю жизнь. Я думал, что
умею разбираться в людях, вижу за внешней красотой их истинную суть. А оказалось,
что я не смог раскусить «свириденщину». Улыбайся, пожалуйста, кому угодно, води
за нос очередных Гуриев, того же «физика», а теперь и Диму. Впрочем, теперь он - не
очередной, а один из первых претендентов на твою руку и сердце. Он - москвич, комсомольский деятель, далеко пойдет. К чему тебе иногородние?»
Господи! Что я несу! Ну, подумаешь, станцевала с литейщиком. Надо ведь проявить внимание гостю, тем более рабочему. Прошла с Димой за кулисы. Ну, и что? В
чем грех? Зачем ревновать, уходить с вечера? («Как ты умеешь исчезать?»)
Сейчас она наверняка спит. Спокойной ночи тебе, Юля! Спасибо за твою милую
записку. Как хочется увидеть тебя спящей! И не только увидеть, но и прикоснуться к
волосам, обнять нежно, прижаться к теплым плечам и поцеловать хотя бы в щеки.
Вот придет она вечером. Когда стемнеет, я не зажгу свет. Мы начнем говорить, потом я поцелую ее. Она ответит губами, и мы будем целоваться долго-долго. А больше
ничего не надо! Честно говоря, я боюсь большего. А как, должно быть, сладки любовные ласки, если столько поэтов писало о них в разные времена.
Почему у многих великих людей личная жизнь складывается непросто? Горький
женился несколько раз и все время на женщинах, а не на девушках. У Маяковского
' Через несколько лет узнал, будто при ремонте Актового зала работяги вынесли этот роять
через окно и увезли в неизвестном направлении. Кстати, строители МГУ Саша Астахов и
Максим Хитынов рассказывали, что при возведении высотного здания пианино, кожаные диваны, люстры, шкафы и другая мебель увозились на сторону грузовиками.

121

^
И
<;
2
2
<!

было столько женщин, но он не женился. Лев Толстой был неутомим в молодости, да
и в старости. Кто-то писал, будто в Ясной Поляне чуть ли не из каждой второй избы
выглядывали детишки, похожие на него. Чехова обожали женщины, не меньше, чем
он их. Роберт Берне посвящал стихи своей незаконнорожденной дочурке и девушкам,
с которыми имел дело после несчастной первой любви. И у меня тоже не клеится. (Как
в анекдоте: «Ленин умер, Сталин умер. И я себя плохо чувствую».)
Не хочу быть великим. Готов остаться безвестным, лишь бы она полюбила меня!
Мне не нужна ни одна другая женщина. Я хочу быть только с тобой!
Спокойной ночи, Юлечка!
Ночь на 15 дек. Вечером неожиданно позвонила Юля и мы, несмотря на холод,
ветер, пошли привычным маршрутом - к трамплину, потом направо, до Калужской
площади и обратно. Шли быстро. Выяснять отношения на ходу не очень удобно. Поэтому говорили о чем-то постороннем. На обратном пути, у обсерватории, она вдруг
спрашивает, не сержусь ли я на нее.
- С чего ты взяла?
- Ты какой-то не такой.
- Это потому, что ты оказалась не такой, - сказал я, смеясь.
- Ты имеешь в виду вечер в Актовом зале? И что там страшного?
- Ничего, кроме того, что ты встала и, ни слова, не говоря, ушла, а потом скрылась
в комнате президиума.
- Ах, вот в чем дело! Ты ревнуешь меня к Диме?
- Что ты? Какое право я имею на это?
!.
- Брось, Володь! - Она остановилась, взяла меня за лацкан пальто. Мои руки невольно потянулись к ней, я осторожно коснулся пальцами ее мягкого воротника. Ее
шуба была такой теплой, глаза сияли так близко! Будь я смелее, опытнее, обнял бы и
даже поцеловал ее.
- Дело не в Диме. Ты не поверишь, но я не считаю его соперником. Посмотри на
него. Он, ей богу, похож на Гурия. Почти как брат. Те же широкие губы, тот же рыхлый
живот. Правда, он выше, но главное его достоинство в том, что он москвич...
- Перестань! Ну, какой же ты...
- Глупец. - подсказал я.
- Нет, но... что-то вроде того, - грустно усмехнулась она.
Хотел объяснить, что я испытал в тот вечер, но не решился. Мы пошли домой, и
разошлись по своим зонам.
15.12.54. Ср. Моховая 11. Сейчас третий час. Идет семинар В.Н. Бурлак. Вчера не
ел утром, поел только в обед, а сегодня не удастся совсем. Нет денег. Чувствую вроде
неплохо. Только бы не испортить желудок. Так же было на первом курсе, когда я не
ел несколько дней. Только хлебал воду из крана. Но тогда я вел специальный эксперимент. Хотел узнать, сколько смогу продержаться без еды.
Ночь на 16.12.54. Хочу написать Юле, что она ведет себя, как наш Арсёнкин.
Он говорил, надо иметь несколько подруг, чтобы с одной из них получилось наверняка. Правда, он имел в виду не высокие чувства, а плотские утехи. Только этим
я могу объяснить ее поведение в Актовом зале. «Пусть будет несколько друзей,
чтобы выбрать одного из них». Ее демонстративный «проход» и танцы, где она
улыбалась всем, как мне. подействовали на меня больнее, чем ее признание в нелюбви ко мне.
Даже если мы договоримся подождать друг друга, каково будет мне в Улан-Удэ,
когда я вспомню об этом, или представлю другой студенческий бал, где она снова
окажется «королевой».
Вечером ко мне неожиданно пришла Тамара.
- Вот тебе, Володя, таблетки и яблоко, прими таблетку, съешь яблоко. А то у тебя
голова болит.
- Откуда ты знаешь?
- Юля звонила и попросила занести это.

122

- Спасибо ей и тебе.
- Ты не обидишься, Володя,
если я спрошу тебя?
- Конечно, нет.
- Ведь, правда, ты относишься ко мне лучше, чем говоришь?
- Что такого я говорил? удивился я.
- Ничего особенного, но
вроде как я слишком назойлива,
лезу в ваши отношения. А ты
вынужден терпеть меня как подругу Юли.
- Нет, нет.
В. Бараев, И Ф. Косолапое, Р Косолапое
- А что за красавица вызвала тебя на белый танец?
- Это Света, филологичка, бывшая подруга Сухарева.
- Такая видная, эффектная, - покачала головой Тамара.
- А Юля видела ее?
- Мы ей показали. Вы так танцевали, а потом вдруг исчезли. Не вместе ли?
- Нет, - засмеялся я, - Конечно, мог бы для форса сказать, что остаток вечера провел с ней, но я пошел домой.
- Я видела, что у тебя горел свет, и подумала, не с ней ли ты уединился?
- Как видишь, нет, - сказал я.
Затем рассказал, что испытал в Актовом зале.
В общем, говорили с 9 до полуночи. Расстались, довольные взаимной откровенностью. Тамара стала ближе, понятнее. Как же она болеет за Юлю и в какой-то степени
и за меня! Как ей нравится Ричард! Но он спокоен к ней, как впрочем, ко всем девчонкам. Они ведь буквально вьются вокруг него. Валя, Неля, Лия, Наташа Говорова... Господи, кого же он выберет и выберет ли среди наших девчонок? Дело может кончиться
тем, что после университета его окрутит какая-нибудь лахудра.
^
Ночь на 17 дек. 1 час. Прошлись с Юлей нашим маршрутом. Тамара наверняка
рассказала о беседе со мной. Но Юля ничего не сказала об этом. Мы гуляли как обычно. Мне было хорошо рядом с ней. Правда, я больше шел молча. Опять вспомнился
Актовый зал.
18.12.54. Суб. 9 утра. Встал сегодня в 5.30, хотя заснул в 2 ночи. Решил сейчас закончить фельетон о Швеце.
Вчера были с Юлей и Тамарой на катке. Перед этим она зашла ко мне и подарила
свою очень хорошую фотографию. На обороте: «Володя, тебе!» И больше ни слова ни
подписи. Она такая красивая, в своей обычной полуулыбке. Поставил фото за стекло
в шкаф. Теперь она будет всегда на виду. У меня есть другие снимки, подаренные ею
раньше и сделанные мной. Но этот портрет - лучший.
Так славно покатались. Увидев Матбуа Ахмедову, начал учить ее держаться на
льду. Она впервые встала на коньки. Поводил ее за собой, потом Тамару. А когда обе в
изнеможении рухнули в сугроб, начал кататься с Юлей. У нее тонкие перчатки, я дал
ей свои кожаные рукавицы. Она неплохо стоит на коньках, но иногда я подстраховывал ее и почувствовал, какие у нее крепкие руки. А чего хочешь? Дочь шахтера!
Мы оделись раньше Тамары и Матбуа. Вышли из раздевалки, Юля спрашивает:
- Что это ты вчера был такой молчаливый? Может, случилось что?
- Нет, Юлечка. Не знаю, почему, но со мной так бывает, - стал оправдываться я.
- Я даже не хотела звонить, но позвала на каток.
- И правильно сделала!
Шли домой весело. Девчонки разрумянились, повеселели. Сначала отделилась
Матбуа, потом Тамара, а мы с Юлей постояли еще немного.

123

о-

- У меня завтра зачет по математике. Нас пригласили к 8 утра. Боюсь, не сдам.
- Ни пуха, ни пера!
- К черту, - махнула она.
- Э-э! А рукавицы!
- Надо же, чуть было не унесла их, - засмеялась она. - Спокойной ночи, Володя.
- Спокойной ночи, Юля!
«Не хотела звонить». Наверное, Тамара рассказала о нашей беседе, и Юля позвала
на каток.

Лавры фельетониста

р^

2
5
_3

19.12.54. Воскр. Душа пела и радовалась, когда я шел домой. Попил чаю и понес
наброски фельетона о Швеце Илье Немцову. Он стал читать, делать замечания.
- Вот тут у тебя эмоции, а надо бы, чтобы их выразил сам читатель. Вспомни свой
фельетон о Боброве. Там мне понравился отчужденный, как бы снисходительный тон.
Без натяжки и без нажима.
Потом он отошел от темы и вспомнил нашу с Ричардом рецензию на его рассказы.
Мол, и там было примерно то же. Я прервал его и сказал:
- Знаешь, Илюша, тогда я искал себя, мне хотелось почувствовать остроту своего
пера и жалить им больнее, потому был резок до грубости. Сейчас мне неудобно перед
тобой и перед Гариком Немченко. Я много хорошего взял у Ричарда, но вместе с тем,
видимо, чересчур заразился его ехидством, поиском смешного в людях. А когда Галя
Старостина разрыдалась от моих слов, я понял, что зашел слишком далеко. Потом
Гаврила Лихошерстных сказал, что я похож на ребенка, который почувствовал свои
силы и начал пробовать их, ломая игрушки.
Тут Илья рассмеялся.
- Так я пришел к выводу, что надо искать и другие способы изображения, выискивать в людях, прежде всего, хорошее и показывать его. В любом самом плохом человеке есть что-то такое, что украшает его. Выискивать положительное, доброе труднее,
чем выявлять недостатки, которые всегда на виду. Надо находить такие точки в человеке, задев которые, ты помогаешь ему.
- А как ты думаешь сделать это?
- Хочу попробовать в рассказах. Не всякий умеет видеть в себе и других что-то
хорошее, надо показать это хорошее ему, зажечь его этим открытием, чтобы он окрылился, стал лучше.
- Как же ты вырос за годы учебы! Говоришь о литературе, как о святом, чему решил посвятить жизнь, постоянно работаешь над собой. И, наверное, ведешь дневник.
- Да, веду. Вот сейчас разойдемся с тобой, и я запишу наш разговор.
- То же сделаю и я, - засмеялся он.
Далее он стал говорить о том, что надо уметь откладывать написанное и, даже
если оно будет казаться хорошим, возвращаться к нему через большое время. Оно
должно дозреть, как вино. Илья цитировал Фурманова без ссылки на него.
Мы разошлись довольные разговором и друг другом. А я вдруг подумал, что и
он, и я - не столько начинающие писатели, сколько фактически графоманы. Правда, я
считал, что со временем я все же стану писателем, а он - вряд ли.
И хотя я был доволен беседой, но подумал, что разговоры с Юлей вдохновляют
меня гораздо больше. Она не умеет говорить с умным, значительным видом, но ее реплики, усмешки, лукавые глаза дают больше, чем умные речи Ильи и его постоянное
скрытое цитирование чужих мыслей, которые он выдает за свои.
Она делает все с юмором. Входит, смотрит на мой распорядок и улыбается: «Такто вы, Владимир Владимирович, занимаетесь самоподготовкой!» Или: «И это называется умственной работой?» Я теряюсь от этих шуток, но мне становится хорошо.
Да, сегодня встал в 5.30, потому что боялся, увидит она мое занавешенное окно
и скажет: «Что же Вы опять проспали?» А главное, я хотел фельетон добить, и после
разговора с Ильей закончу быстрее.

124

В два ночи я закончил фельетон. Утром отдал его Илье, и он пошел в редакцию.
Ночь на 21 дек. 2.23. Илья Немцов сказал, что фельетон «Валерий Швец вырабатывает характер» выходит через четыре дня. На редколлегии говорили:
- Написано живо, образно. Выгодно отличается от многих наших фельетонов.
Оценили начало: «Между прочим, вы имеете дело с чемпионом Украины по академической гребле». - сказал он и скромно опустил глаза». Подпись: «Вл. Бараев,
Р.Косолапов». Уговорил Рика поставить свою фамилию, т.к. у меня нет полного права
выступать - «сам такой!» Рик посмотрел, прошелся «рукой мастера» и подписал.
В последнем номере «Московского университета» в рубрике «По следам наших
выступлений» сообщается, что после публикации фельетона исключен из МГУ студент Рудольф Перечицкий. Как бы не загремел Валерка.
Фельетон имел успех. Миша Мчедлов сказал: «Раньше ты был известен на факультете, а теперь тебя как фельетониста узнал весь университет».
Поразила реакция Швеца. Он ничуть не обиделся и был даже доволен своей неожиданной «славе». Вопрос об отчислении не возник. Подумаешь, ползает, скользит
гадом, сбрасывает чешую обещаний, постреливая языком-жалом. Сколько таких.
Как ни странно, это был мой последний фельетон. Долгие годы, работая в газетах,
журналах, почему-то не брался за этот жанр, в котором имел успех в студенческие
годы.

д
^з
с..
^
^
^
•<
д

^
•<
<>!
^
*—;
I—*

Новый 1955 год
21.12.54. Вт. С Юлей сегодня не виделись, она готовится к зачету. Завтра едем за
подарком ее киевской тете. Пришло письмо от ее мамы. Елена Петровна такая добрая,
открытая, и в то же время тонкий дипломат. В ответ на мои искренние признания о
наших с Юлей отношениях она пишет:
«Сама я люблю люден, которые откровенные, справедливые и не хитрые.
Вот в это число попадаем и мы с тобой, Володя» (Подчеркну/по ею).
Я рассмеялся, прочитав это. Как она приблизила меня признанием в том, что я
вместе с ней - в числе «откровенных, справедливых»! И какое точн^е слово «хитрый».
Как тепло она пишет о Рае, которая «пришла из школы, поела, моет посуду. Сережа
целый день во дворе. Играет в мяч и падает, не попадая по нему. А потом ищет, во что
бы еще забить гвоздь». И так хорошо от этих строк, словно от теплого ветра с Донбасса, где теперь у меня есть добрые друзья.
Ночь на 22 дек. С Юлей отношения как никогда теплые, доверительные. Рассказываем о своих новостях, а если что-то происходит, говорим все, что думаем. Вот
вечером она обещала придти. Жду, жду, ее нет. Звоню, говорит, что пересидела за
учебниками, голова болит. Я ей сказал, что надо не только сидеть в читальне и в лаборатории, но и делать перерывы на свежем воздухе.
- А по утрам делать зарядку, - вставила она, смеясь.
- Надо бы, но я не настаиваю на этом. Чтобы день не проходил однообразно, чередуй занятия. От галогенов переходи к решению задач. От химии к физике. А для этого
нужно четко планировать все предстоящее на будущий день. От и до.
- Да, ты прав. А что мы говорим по телефону? Давай встретимся, погуляем.
- С удовольствием, - обрадовался я, оделся и побежал в ее зону.
Мы вышли в сторону биофака, свернули направо, пошли к церкви, потом к трамплину. Погода была тихая, мягкая. И разговор на ходу шел более мягкий.
- По телефону ты был такой строгий, - усмехнулась она.
- Ты меня разоружила своими глазами, улыбкой. Да и какой я строгий, я ведь
хочу тебе добра. Как и все девчонки, ты, Юля, теряешь много времени на подруг.
Из-за своей отзывчивости ты отзываешься на просьбы и помогаешь, советуешь,
ходишь по чужим делам, а в итоге время уходит, и ты не успеваешь сделать намеченное...
- Привычка комсорга, - пошутила она, - Как хорошо, что теперь я не комсорг!

125

I
<
-С

Ш
I

- Но бывшие коллеги не
забывают, - улыбнулся я.
- Ты опять? Успокойся
же, Дима не нравится мне. Ты
прав, он - как брат Гурию.
- Ого, как ты среагировала
на мои слова!
- Иногда ты говоришь в
точку, - улыбнулась она.
- Только иногда? - прищурился я.
- О нет, всегда-всегда! - засмеялась она.
Обратно шли мимо фонтаСтуденты МГУ
нов и елок, засыпанных сугробами. Высотное здание, освещенное прожекторами, запорошенное снегом, походило
на большую новогоднюю елку. Когда я сказал об этом, Юля кивнула и предложила
встретить Новый год у Тамары Бекаревич. Я согласился и сказал, что Рик собирается
в Брянск.
- Тогда это меняет дело. Томка ведь хочет пригласить и его.
- А меня впридачу?
- Впридачу ко мне, - улыбнулась Юля.
Опешив от признания, я чуть не поперхнулся.
- Давай еще подумаем, а после решим, - сказала она.
- Только не будем тянуть, а то билеты на бал в Актовый зал не достанем.
Мы вошли в парадные двери главного здания, я проводил ее до зоны. Идя домой, я
думал: столько раз можно было обнять и даже поцеловать ее, а я, как щенок, который
только машет хвостом и не смеет тронуть носом в лицо.
Ночь на 26 дек. Сегодня читал лекцию в военном госпитале в/ч 20186. Подполковник Мычко встретил меня в штабе, провел через проходную. По дороге сказал, что
знает всех наших профессоров философии, они читали лекции в вечернем университете марксизма-ленинизма. «Прослушал за три года 520 лекций».
В госпитале он приказал медсестре (вот именно, приказал, а не пригласил):
- Согнать всех ходячих в комнату отдыха!
Пока людей «сгоняли», он попросил мою путевку и написал в графе «Отзыв»:
«Лекция прочитана содержательно. Все слушатели остались довольны. Лектору тов. Бараеву объявлена благодарность. Замполит, п/п Мычко».
Я с удивлением глянул на него, как можно писать заранее, а он и глазом не повел.
В комнате отдыха - молодые солдаты, 1935 г/р. Преимущественно нацмены. Все в полинявших халатах, старых тапочках.
- Внимание! - во весь голос гаркнул подполковник, - Во время лекции не шуметь,
не разговаривать, не выходить! Лекцию на тему «Алкоголизм - позорный пережиток
прошлого» прочтет лектор Ленинского райкома ВЛКСМ, студент пятого курса философского факультета Московского государственного университета товарищ Бараев!
Больные сникли от приказного тона подполковника, но когда он вышел, расправили плечи. Начало лекции удивило некоторых, они стали шушукаться, смеяться. Один,
раскрыв рот, приставив к уху ладонь, буквально хохотал от моих сравнений.
В конце было много вопросов.
- Вот почему некоторые человеки, - спросил симпатичный узбек, - выпил один
литр водки - и ничего, другой выпил сто грамм - дерется?
- Почему в Чебоксарах, - спросил чуваш, - водку не продают в ларьках, а в Москве
продают?
- У нас один выпил на спор четверть водки и не умер. Почему?
- Подумаешь, четвертинка! - засмеялся кто-то.

126

- Да не четвертинка, а трехлитровая бутыль, - уточнил солдатик.
- Вы боретесь с пьянством, - начал славный русский парень, - а на Кавказе все
пьют и живут долго, а Канделаки поет: «И на горных на дорогах, нани-нани-на, стариков столетних много, дэли-во-дэла!» - Он пропел это под общий смех, я пропел еще
один куплет. Отвечал с юмором, атмосфера стала теплой, непринужденной. Меня не
хотели отпускать, стали спрашивать о философском факультете и о МГУ.
Прощаясь, я пожелал всем скорого выздоровления, успешного завершения службы и поздравил с наступающим Новым годом. Меня проводили аплодисментами. Так
что прав оказался Мучко: «Слушатели остались довольны». В итоге получилась одна
из лучших моих лекций.
Шел из госпиталя под хлопьями снега. Было сыро, скользко. Сел на 57 автобус,
долго ехал по ухабистой дороге. Выхожу из лифта на своем этаже и вижу Юлю, которая пришла и уже хотела уехать. Пошли ко мне, я рассказал о лекции. Настроение у
меня было хорошее, у нее тоже. Пошли вместе, она домой, я - в кафе.
Вчера в гостиной нашего этажа обсуждали характеристики. Снова заспорили о
Квасове. Мол, нельзя формально писать о нем, что он хороший. В итоге написали неприятные строки, цитировать которые не хочется. А мне написали:
«За время пребывания в комсомольской организации философского ф-та МГУ, с
1950 по 1955 год, т. Бараев успешно совмещал учебу с общественной работой в качестве члена курсового бюро ДОСААФ, члена редколлегии газет «Трибуна спортсмена»
и «За Ленинский стиль», органа партийной, комсомольской и профсоюзных организаций факультета. Был лектором Ленинского РК ВЛКСМ г. Москвы. Тов. Бараев активно
занимался спортом, пользуется заслуженным авторитетом в группе. Комсорг группы
М.Ахмедова»
Ночь на 27.12.54. Почти час гуляли с Риком, Наташей Акиевой. Пришел, принял
душ, спать не хочется. Решил почитать «Что такое «друзья народа». Завтра едем на
факультет к обеду. Получим стипендию. Куплю рубашки и книги Валерику (брату),
себе - очки, фотопленку.
Ночь на 29 дек. 1954 г. Сегодня ездил с Юлей по магазинам. Купили ее тете изящный подарок - горку уральских самоцветов. Недорого - 72 р. К своему столу на Новый
год купили шампанское, вино «Золотая осень», компот, сыр. Тоже немного - на 70 р. И
хотя я выложил на это половину суммы, в пути вдруг сказал:
- Не уверен, что будем встречать Новый год вместе.
- Ты что? - глаза вспыхнули удивлением, - Расхотел?
- Нет, я хочу, но вдруг ты думаешь, что я навязываюсь.
- Володя! Перестань. Даже не думай отступать!
- Хорошо, Юля...
29.12.54 Ср. Написал три открытки в Донбасс. Поздравил Елену Петровну и Константина Сергеевича, пожелал Лёне окончить школу, как Юля, с медалью, чтобы поступить в морское училище или в МГУ. А третью открытку - Рае:
«Милая Раечка! Юля сказала мне, что ты хороший грамотей. Поэтому прошу, зачитай вслух это поздравление для тебя и Сережи. Желаю вам, славные малыши, счастья и радостных дней в Новом году.
Сереженька! Не бойся, что я заберу и увезу тебя в Сибирь, если ты будешь вести
себя плохо, как пошутила Юля. Когда-нибудь, в самом деле, я приглашу тебя в гости
на Байкал, и ты увидишь, что он, как и вся Сибирь, прекрасен!»
30 дек. 1954 г. Чтв. 9 ч. вечера. Новый год встречаем у Юли. Она, я, Томка Бекаревич и Неля Портнягина. А после полуночи пойдем на Новогодний бал в Актовый
зал. Билеты достали! Потом я предложил Юле пригласить физика Сашу.
- Хочу познакомиться с ним. Пусть убедится, какие у нас с тобой отношения, и
поймет, что не стоит вмешиваться в них.
Она пожала плечами: «Как хочешь» и обещала позвать его.
11 вечера. Вернулся от Коли Стяжкина. Он устроил пир по поводу присуждения
ему Сталинской стипендии. Были Рик, я, Ким Суханов, Володя Силаков. На столе -

127

да
~з
Зд
г_д
д^
2
^
<!
щ

2
^
^
<!

И
^
Од
^
е^
К
2
^
щ

^
<;
)§
^
^
<^

колбаса, сыр, консервы, яблоки, очень хорошее вино «Анапа». Коля расщедрился. Его
жены не было, она подготовила все и ушла, чтобы не мешать мальчишнику.
Кстати, Коля Стяжкин одним из первых с нашего курса стал жить здесь с женой в
отдельной комнате. Однажды мы с Риком увидели из окна гостиной, как он начал лаекать жену, а потом они скрылись, когда легли на диван. Рик ничего не сказал тогда, но
зависти или еще чего у нас не было. Был лишь интерес к неведомому нам таинству.
Кимуля провозгласил тост за то, чтобы мы скорее стали кандидатами философских наук. Мы единодушно сдвинули стаканы.
- За КФН пьем до дна! - приказал Коля Стяжкин. И, выпив, разбил стакан.
- Делаю это на правах хозяина, а вам не надо, будет много стекла.
После тоста «За КФН» я опьянел и стал, по обыкновению, добрым, веселым.
- А вот я точно не буду КФН, - усмехнулся я.
- Не страшно, - успокоил Коля, - ты выбрал свой путь, и добьешься на нем успехов.
Когда зашла речь о наградах, Рик сказал:
- Не обижайся, Володя, но у тебя не будет орденов, - и пояснил: - Ты слишком несерьезный.
- Зато у тебя их будет много. - сказал я3.
1 января 1955 года. Суббота. Первая запись в новом году грустная. Настроение
паршивое. Кажется, я испортил ей Новый год. И не только ей, но и себе, и девчонкам.
Часов в семь я принес в их комнату хлеб, сладости и сказал:
- Все-таки неловко будет сидеть с человеком, 'которого я не знаю совсем.
Боже, как вспыхнули глаза Юли! Но она не успела ничего сказать - ее вызвали к
телефону. Возвращается, взволнованная, чуть ли не с румянцем на щеках. И с деланным равнодушием говорит:
- Томка звонила.
- Она же недавно вышла, - удивилась Рита Лебедева.
- Ну, видно, «грюстно» стало.
Но что-то непонятное отражалось на ее лице.
Собрались в десять вечера. Юля, я, Томка и Неля Портнягина. Рита уехала в город к Игорю Добронравову. Ужин задерживался, так как мы ждали Сашу. Юля вышла позвонить и, вернувшись, спокойно сказала: «Его не будет». Девчонки переглянулись, посмотрели на меня.
- Ну, что ж, приступим, - вздохнул я и начал тост, - Старый год у всех нас особенный. Некоторым пришлось поменять факультеты, - девчонки грустно улыбнулись.
- Некоторые покинут университет, получив дипломы. Но все, что ни делается, к лучшему. Может, новые дороги в итоге переменят наши судьбы и выведут к более ярким далям. Но перед встречей Нового года давайте с почтением проводим уходящий
1954-й!
Выпили, стали есть, но обстановка была несколько тягостной. Я предложил пойти
на бал раньше. Все с радостью согласились. Бой курантов Спасской башни, который
транслировался по радио, услышали в Актовом зале, где до полуночи и позже шел
концерт. Потом танцевали в фойе, заснялись на память у фотографа. Как ни странно,
снимки получили через два часа. В левом верхнем углу корявая надпись от руки: «Новогодний бал в МГУ. 1954-1955 г.»
Девчонки такие милые, славные. Юля в светлой кофте с короткими рукавами просто прекрасна. Не сравнить с Нелей и Томкой. Она аристократка рядом с ними. Все
улыбаемся. На мне костюм, рубашка с галстуком, который надеваю редко. Выгляжу
прилично. Только глаза почему-то опустил вниз, и за стеклами очков они плохо видны.
Улыбка несколько слащавая.
3

Тост за КФН осуществили все. кроме меня. Н И. Стяжки» и Р. И. Косолапое стали докторами
философских наук. Всего среди наших однокурсников оказалось 60 кандидатов наук, 29 докторов и один академик (В.Лекторский, главный редактор .журнала «Вопросы философии»). А наши
прогнозы о моих и его наградах полностью сбылись. У меня лишь одна медаль, а у Ричарда восемь орденов.

128

Провожая Юлю, постоял немного на крыльце зоны В и увидел, как у зоны Ж к ней
подошел кто-то. Было темно, но я догадался, что это физик Саша. Позже Юля сказала,
что это был он. «Провожал кого-то и случайно увидел меня». Да уж, случайно!
2 января 1955 г. Воскр. 3.30 дня. Сегодня не звонил и не буду. Надо отдохнуть
друг от друга. Вчера вечером прогулялся один. Бродил у зоны Е, пока в их окнах не
погас свет. Сначала у Тамары, потом у Юли. Она иногда ночует в соседней свободной комнате. Часы на башне показывали 12.30. Пришел домой, спать не хотелось, т.к.
перед этим спал с 7 до 11 вечера.
Недавно разговорились с Риком. Он рассказал, как встретил Новый год. Я тоже.
Он посмотрел на свежий снимок и вдруг спросил:
- Ну, Володя, скоро свадьба?
- Да ну, Рик, - сморщился я.
- Чего, ну? - как-то ласково переспросил он.
Мне стало не по себе, ведь после Нового года у нас что-то произошло, но объяснять не стал. Он так верит, что у нас все хорошо, что разочаровывать его не хочется.
Потом он вдруг, ни с того, ни с сего, сказал:
- Володя, а я ленивее тебя.
Я с удивлением глянул на него, и он пояснил:
- Ты можешь сделать сразу и много. А я делаю не торопясь, потихоньку, очень
медленно, лениво.
- Э-э, Рида, в этом-то и сила твоя! Я тяну до последнего, потом беру все нахрапом.
Чего тут хорошего?
- И все-таки ты работаешь гораздо быстрее. А если бы не отвлекался на статьи,
рассказы, спорт, был бы отличником и давно бы написал диплом...
Все-таки позвонил Юле днем. Дежурная ответила, уехала в город. Я пошел на
почту отправить письмо, и вдруг встречаю ее с Томкой и Ниной Котеневой. Поздоровался и ушел, сказав, что позвоню позже. Сейчас звоню, отвечают, ее нет, и не будет.
Значит, ушла к Томке, подумал я, но звонить к ней не стал.
Что происходит? Может, она избегает физика Сашу? Или меня? Как нехорошо
получилось накануне бала, когда она пришла от телефона взволнованная и сказала,
будто звонила Томка. Страшно писать, но приходится: она способнахэбманывать...
Ночь на 4.1.55. 4-й час. Повесть о соотношении моральной чистоты с невольными «эмоциями». Горький пишет в «Моих университетах»: «Нет ничего слаще объятий
женщины». Но в «Климе Самгине» - и жидкие груди Нехаевой, и странная простота
отношений с немкой, которая убирает комнату в отеле. Когда Клим полез к ней, она
спокойно сказала, что «это» стоит 30 шиллингов. Как совместить плотскую и «чистую» любовь? А, может, нет ничего плохого в этом «совмещении»?
Начал рассказ о студентке Гале, которая пользуется успехом на вечерах, «притягивает к себе взгляды, как магнит - темные крупицы из песка!». И все кончается грязью
половых сношений. Но падение ли это?
Владим Владимыч улыбается. Рассказ может получиться и обязательно получится! Уснуть не удастся. Почитаю Струве и лягу. Стал читать, но не могу успокоиться.
Рассказ может стать «итогом, суммой, выводом». Все, что переживал и переживаю,
надо выстроить в один сюжет. А это счастье, когда рождается сюжет!

И скучно и «грюстно»
4.1.55. Вт. Кабинет философии на 16 этаже высотного здания. Вчера и сегодня не
видел Юлю. Если любовь настоящая, она не потухнет от временных размолвок. Готовлюсь к экзамену 7 января. Могу не успеть, а тут еще простуда, I - 37,1 °.
Ее словечко «грюстно» незаметно вошло в мой лексикон. Употребляю его в разговоре не только с ней, но и с другими.
Думая о том, что переживает Юля, я попробован поставить себя на ее место и понял, что испортил Новый год не только ей и себе, но и физику Саше. Сначала захотел
9. Заказ 262

[ 29

д
^
о^
д_
2
<Г
д

О
2
5
<!

познакомиться с ним и попросил Юлю пригласить его на Новый год, а потом вдруг
заныл: «Неловко сидеть в такую ночь с незнакомым человеком». Ей пришлось дать
отбой. Но каково ей перед ним. После этого она будет чувствовать себя неловко. И заглаживая «вину», может сблизиться с ним. И в этом виноват только я! Сам подтолкнул
их друг к другу.
5.1.55. Ср. Сегодня установил рекорд - проспал до полтретьего. Рик тоже. Пока
поели, погуляли - пятый час. Вчера до 3 ночи сидели с ним, вспоминали младшие
курсы и решили оставить после себя поэму в стихах или фельетон-шедевр. И такой,
чтобы его из года в год читали философы новых поколений. А подписать Баракосы
или Косибары. Туда можно включить наши с Риком статьи, фельетоны, пародии.
Одна из них на стихи Гарика Немченко:
Получил сегодня аттестат,
Засучил короткие штанишки,
И корова, хмурая с утра,
Напоила молоком мальчишку.
Н

»
^
^
_5

Он тот день запомнил навсегда,
Словно пожевал коровью книжку,
Только вот дождемся ли, когда
4
Молоко обсохнет у мальчишки?
Потом зашел Силак и сказал, что хочет доказать тем, у кого нелестное мнение о
нем, что он не так уж плох, что он способен на нечто более высокое. Я поддержал его
и попросил вспомнить свои стихи для нашего с Ричардом сборника. Он засмеялся, не
слишком ли высока честь. Но Рик сказал: «Давай-давай, у тебя нормальные стихи».
13.1.55. Четв. Звонил Юле, настроение у нее подавленное, боится завалить завтра
зачет. Чтобы поднять ее дух, сказал о письмах от ее мамы и Лёни, процитировал коечто. Экзамен сдал на «хор». Готовлюсь к следующему. Поэтому не вел дневник.
Ночь на 15 января. Половина пятого утра. Хочу написать фельетон о пачкунах,
которые рисуют гадости в туалетах, пишут неприличные надписи. Поцарапаны даже
мраморные колонны и стены в Актовом зале. Такой великолепный дворец, и как к
нему плохо относятся эти дикари.
Но есть и другая задумка. Она связана с тем, как однажды я проснулся от сильного
журчанья, поднялся с дивана и оказался по колено в воде. Включил настольную лампу,
вижу плавающие тапочки, ботинки. Побрел к двери, распахнул ее, и на меня хлынула
целая волна. Оказывается, я не закрыл кран в душе, ожидая воду, а потом забыл об
этом и уснул. Я начал черпать воду, лить ее в унитаз. Только через полчаса убрал слой
воды, протекшей в коридор и комнату Рика, который уехал в Брянск. Потом стал вытирать полы. Конечно, я виноват, но виновны и те, кто отключил воду. Удивительно, но
никто не пришел ко мне снизу ни ночью, ни утром. Как сохранилась электропроводка?
Неужели не протекло никуда? Могло ведь замкнуть и дойти до пожара. Но что станет
с общежитием, если будет повторяться такое?
15.1.55. Суб. Прочитал днем лекцию на Калужской ТЭЦ, Свалочное шоссе 15/2.
Вопросы: Влияние алкоголя на половые функции и продолжительность жизни?
Снова о Канделаки. Полезна ли водка «для сугрева»? В чем опасность денатурата? Виды спирта и водки? Какова смертельная доза водки? Почему выдавали водку в
войну? Не здесь ли причина алкоголизма?
Это была пятая лекция. Меня прослушало 400 человек. До весны будет 1000.
Вечером был с Юлей в Малом зале консерватории. (Что слушали, не помню.)
19.1.55. Ср. Подвернул левую ногу на лестнице, два дня лежу дома. Вчера написал письмо Лёне на трех двойных листах, т.е. на 12 страницах. В конце извинился за
' Между прочим. Гарий Немченко бросил стихи, стал хорошим прозаиком, .ж-ги в Сибири. Майкопе, переехал в Москву. Живет рядом со мной, на улице Бутырской. Уроженец Кубани, он
много сделал для возрождения казачества по всей России и за ее рубежами.

130

длинное письмо. Кто знает, может, когда-то эти страницы станут на вес золота и будут
опубликованы в полном собрании сочинений.
Ночь на 20 янв. Хоть Юля первокурсница, а я выпускник, мне порой кажется,
что она старшая сестра, которую я люблю и уважаю. А потому чувствую себя перед
ней просто ребенком. Сегодня она пришла ко мне после долгого перерыва, радостная,
веселая - сдала экзамен, как и предыдущий, на отлично. Просто молодчина!
- Но остался еще один.
- Сдашь! А что будешь делать после?
- Скажу за день до отъезда. - загадочно улыбнулась она и ушла.
Недоумеваю, что задумала, ведь явно неплохое, раз улыбнулась так. Вдруг «обрабатывает» свою тетю, просит совета насчет меня, или ищет квартиру, в которой мы
могли бы пожить до лета? Тогда вознаградятся, уйдут в прошлое все мои муки.
22.1.55. Суб. Два дня не звонит, и я не могу застать ее. Потом узнал, завалила экзамен. Надо срочно пересдать, и она спряталась. Тоска такая. И скучно, и «грюстно».
А уедет, будет еще хуже. Ничего не делаю, читать не могу, за диплом не берусь. А тут
еще тайна, о которой она скажет за день до отъезда.
Баскетболисты МГУ весной едут в Голландию на встречу университетов Амстердама, Парижа, Алжира и Москвы. Впервые в истории подобный матч. На днях выезжают на сборы в Крым Евгений Васильев, Долгинов, Ермаков, Никитин, Довженко и
еще десяток ребят. Жаль, я ушел из сборной.
Вена Арсенкин стал перворазрядником, едет в Тарту, на Всесоюзное первенство
по лыжам среди студентов. Молодец!
В дни каникул пройдет пулька МГУ по баскетболу. От философов играть некому.
Квасов, Роганов, Лазутка, Спиридонов в отъезде. Юра Ситнянский перешел на журфак. Остаются Бараев, Калиничев, Фаркаш, Милан Пруха, Бочкарев. Стоит ли выходить с таким составом - в обрез?
26.1.55. Ср. Вчера вечером посадил Юлю на поезд. Два дня ходил с ней по магазинам.
С трудом купили билет на поезд. Везли вещи сюда, паковали чемоданы. Такие большие,
тяжелые. С трудом нес их к автобусу и в метро. А на перроне вагон так далеко, впереди.
- А что за тайна, о которой ты хотела сказать, - спросил я накануне.
- Ой, Володя, ничего особенного. Не хотела говорить, но придется - это езда по
магазинам, покупки.
- Боже, какая проза! - не сумев скрыть разочарования, вздохнул я.
- Потому и не хотела пугать этой прозой, - засмеялась она.
Но мне было не смешно. Я же подумал совсем о другом.
Приехал с Павелецкого и рухнул. Усталость, разочарование, опустошение.
«Ты нужен ей как носильщик», - тихо сказал я.

Как Бальзак в долгах
27.1.55. Чтв. Вчера получил стипендию - 324 р. Долгов по мелочи набежало - 450.
И в КВП растут проценты с 500, которые взял два года назад.
Потерял где-то 100 р. Давай вспомним все вчерашние траты.
Книга «Атмосфера земли», брошюры, блокнот - 17 р.
Фотобумага и корундовая игла в Военторге - 10.
Обед в кафе на Лекторах - 5.
Дал взаймы Мише Мчедлову - 50.
Ужин в столовой - 6. Кажется, там разменял сотню.
2-й ужин в кафе - 5.
Сегодня отдал долги Намику, Серому, Аскольдову - 25 + 20 + 10.
Обед в 12.30 - 5. Прогулка на лыжах, душ, 2-й обед - 5 р.
Билет в кино («Антон Иванович сердится») - 3.50.
Смотрел с Силаком, Дурындиным, Мелкумяном.
В гастрономе сахар, хлеб, мыло - 12.
Вечером концерт песни, в перерыве буфет - 3.
9-

131

рд
Ч
щ
/-^

^
^
*Е!
^
<^

РЭ
^
РрЗ
р^
^
^г
•<
д

Итого - 229 р. Сотни не хватает. При размене мог подать по ошибке две сотни.
Сидел, сидел, потом вспомнил: отдал Бронюсу - 90. Стыдно стало перед кассиршей, о которой подумал, что она зажала ассигнацию. Такая милая девушка, а я...
Ладно, успокоился. А как дальше? Почти все раздал в первый же день. На днях
начну «стрелять».
Бальзак всю жизнь был нищим, залезал в долги, но писал, а потом расплачивался.
Достоевский брал авансы, проигрывал в рулетку, составлял новые договоры за полцены. Чехов тоже лез в кабалу. Но в итоге Бальзак создал «Человеческую комедию»
- огромный цикл бессмертных романов. Достоевский, Чехов написали гениальные
вещи. А на что рассчитываешь ты, литературный щенок? Твои надежды на публикацию статей, рассказов, на гонорар за песню не просто наивны, а смешны.
Попросить у кого-то взаймы? Но кто одолжит тысячу рублей на большой, неизвестно какой, срок? Может, заняться репетиторством? Никита Алексеев, например,
помогает сыну писателя П.Павленко. Однажды он завел меня в дом № 7 по улице
Горького, рядом с телеграфом К-9. Поднявшись в очень уютном лифте, мы зашли в
прекрасно обставленную квартиру. Уже в прихожей чувствовался какой-то особый запах достатка и богатства. Никита учил сына писателя ...литературе и русскому языку.
О чем-то переговорив с женой писателя, а, может, получив деньги, Никита поблагодарил ее, и мы спустились вниз. На вопрос, сколько они платят, ответа не последовало.
Он как-то отшутился, и я понял, что сумма немалая, так как настроение Никиты очень
поднялось. Но найти таких клиентов непросто, а еще более трудно устроиться.
А что, если пойти в Столешников переулок, дом 16, сдать кровь? Я здоров, а платят за нее, говорят, прилично. Но странное предубеждение: идти туда неловко, будешь
чувствовать себя женщиной, предлагающей себя в публичном доме5.
Но, вспоминая слова Нины Резеновой, которая сказала, что правление КВП хочет
передать дело в суд, думаю, что придется идти. Ну, чем не сюжет для рассказа?
В столовой пришла идея рассказа о нищем студенте, который берет комплексные
обеды за 2.60. Без третьего, но наливает из титана чай без сахара, берет бесплатный
хлеб с подносов у большого зеркала. А одна официантка, чтобы зарабатывать больше,
остается вечером на раздаче. Милая, спокойная, с юмором.
- Ах, какие вы сластёны! - сказала она двум парням, увидев у них кучу пирожных.
Зря я не решился сказать отцу о долгах, когда он был здесь. Без него я не смогу
найти или заработать 500 р. Но тогда он привез Розу, столько денег на дорогу потратил, долго жил в гостинице. И мне было неловко сказать. Может, написать сейчас?
Любопытная встреча произошла пять лет назад. Я ехал на трамвае по Стромынке.
Какой-то малый спрашивает:
- Поступаешь?
- Да, на философский.
Недавно еду на троллейбусе по Моховой. Тот же малый увидел меня:
- Заканчиваешь, философ?
- Да, заканчиваю. А вы кто?
- Журналист, - почему-то мрачно ответил он.
Пять лет прошло, а почему-то вспомнили друг друга. И вот такой странный диалог. Без приветствия, короткий, точный. А за ним - драма жизни. Он чуть рукой не
махнул, настолько, видимо, разочарован в своей профессии. И чего я лезу туда?
28.1.55. Чтв. Вступает в действие закон любви, который обнаруживается в отклонении. На одном семинаре мы решили, что в обычных условиях законы незаметны, невидимы, но стоит нарушить их или чуть отклониться в сторону, они сразу напоминают о
себе. I рубо говоря, закон или бытовое правило хорошо запоминает тот, кто нарушил его.
Тогда он сразу испытает его на своей шкуре и запомнит на всю жизнь. Так и в любви.
Когда любимые рядом, они не могут по-настоящему почувствовать глубину чувства. И
только в разлуке начинают понимать всю силу любви или ее отсутствие.
1

Позже узнал, что у близоруких кровь не берут - опасно для сетчатки глаз

132

Не один я без денег. Позавчера Швец, Черских, Витя Сафонов, Силак и я поехали
на Боровское шоссе сдавать бутылки и банки. Рик не поехал, сказав, что я управлюсь
один. Посуды немного, на два-три обеда. Не выход из тупика, но перед стипендией и
«пустылки» - на вес золота.
Стоя в длинной очереди, я устроил ребятам викторину.
- В каком произведении, - спрашиваю, - великий русский писатель изобразил философов чрезвычайно бедными на средства к прокормлению и притом необыкновенно
прожорливыми?
Ребята переглянулись, пожали плечами.
- А один философ был из числа тех, у которых при сытости пробуждается необыкновенная филантропия.
- Брось выдумывать, - сказал Швец, - Никто из русских писателей не писал так.
- А вот, представь себе, писал. И ты, Валера, как хохол, должен знать это, так как
за вечерней трапезой философы съедали несчетное число галушек.
Даже галушки не навели на след. Но когда я сказал, что речь идет о богослове Халяве и философе Хоме Бруте, они вспомнили повесть Гоголя «Вий» и засмеялись.
- Я же читал «Вия», но как-то забыл это, - сказал Швец.
Но бурсацкий дух вдруг взыграл в нем и в Черских, когда они увидели за окном
пивной ларек с очередью перед ним. Они заговорщицки переглянулись друг с другом,
Валера кивнул мне, мол, пойдем, но я отказался. Они вышли, встали в очередь. Позже
я узнал, что они не ограничились пивом, купили водки и вернулись домой вечером.
Причем Игорь оказался с подбитым глазом. И без того загорелый, обветренный от
лыжных тренировок, он стал походить на забулдыгу. Ехидничать над его видом не
стал, так как он мог обидеться и обозлиться. И вообще удивляло, как он, окончив
школу с золотой медалью, ничуть не улучшил внешнего и внутреннего облика за пять
лет учебы в МГУ, никогда не вступал в разговоры о литературе, искусстве, науке. И
производил впечатление темного человека.

Литературные искания
Впервые провожу зимние каникулы в Москве. В те годы ходил в^лыжные походы
- Подмосковье, Оятский край, Урал, а нынче впервые оказался вне «презревших грошевой уют». Самое время написать какой-то рассказ.
Жалею, что на втором курсе отказался ходить в литобъединение. Посчитал себя не
дозрелым. А зря. Слушая обсуждения стихов, рассказов, я бы многое понял и не бился
головой об стену в поисках сюжетов, образов.
Читая «Литгазету», журналы, я посещал и встречи с поэтами, писателями. Хорошо помню первое выступление Евгения Евтушенко в МГУ. Дело происходило на Ленгорах, аудитория 02 была заполнена. Выступали малоизвестные тогда поэты. Худой,
даже, можно сказать, тощий. Женя волновался, выглядел неуверенно. Рассказав, что
он родился на станции Зима, много путешествовал по Сибири, он начал читать стихи
о геологах. Их встретили сдержанно. Более того, кто-то прочитал экспромт: «Среди
поэтов он геолог, среди геологов поэт». А в конце говорилось, что поэзии в его стихах
нет. Женя отнесся к эпиграмме спокойно, мол, каждый имеет право на свое мнение.
После окончания я хотел подойти, успокоить его, сказать, что меня покоробила эпиграмма, что мы земляки, я родился в ста километрах от Зимы, в Балаганске. Но Женю
обступило много поклонников, девчонки совали листки для автографов. Я понял, что
он успокоился и не стал ждать.
На другой встрече выступал молодой, никому не известный поэт Лев Халиф. Высокий, темноволосый, бледный, он немного походил на Маяковского.
Чайка пробует высь.
Шевелит плавником глубина.
На рожденных у моря вглядись,
И в глазах не достанешь дна!

133

д
Ч
ощ
0_,
X
^
Ё?
2

Сколько жил, столько к морю хотел.
Сколько пел. столько слышался плеск.
Проплывал холодок рыбьих тел
По руке, потерявшей вес...
С неменьшим успехом были встречены его миниатюры.
Часто руки в пустоте карманной стынут.
И ты немного зол на то.
Будет время - и урны сделаем золотыми,
Плевать на золото!
«Из чего твой панцирь, черепаха?» Я спросил ее и получил ответ:
«Из пережитого мной страха,
И брони прочнее в мире нет!»
Я подошел к Халифу в числе других, задал несколько вопросов. Мы разговорились. В конце он спросил, где у нас буфет. Я сказал, что он уже закрыт. «Эх, стакан бы
чайку сейчас!» Я пригласил его к себе. У меня нашлись хлеб, сыр, колбаса. За чаем я
узнал, что Лев приехал в Москву не из Средней Азии, как мне показалось, а откуда-то
из Жмеринки или Житомира. Сейчас готовит к изданию первый сборник стихов. Людмила Лядова взяла его стихи, чтобы написать песню. Другие композиторы тоже - чуть
ли не стоят в очереди.
За разговором, стихами - дело за полночь. Тут он спросил, нельзя остаться, а то
уже поздно, а ехать далеко. Пришлось постелить ему подушки от дивана на полу. Кроме того, он принял душ, а потом попросил разрешения включать свет ночью, если придет рифма. Одним словом, спать он не дал, то и дело включал лампу, что-то шептал,
писал, ходил в туалет. Утром пришлось дать ему денег на завтрак и на дорогу6.
29.1.55. Пнд. 6 утра. Еще не спал. Вечером продолжил рассказ «Темный песок»,
о Гале, которая притягивала взгляды, как магнит темные песчинки. Потом устал, начал читать Мопассана, один рассказ за другим. Вот уже прозвучал гимн. Послушаю
последние известия, и лягу.
30.1.55. Вт. Отпечатал снимки, пошлю в Донбасс. Сделал надписи:
1. Юлия Константиновна, как всегда, со своей обаятельной полуулыбкой.
2. В.Бараев в блоке Г-807. Здесь все будет так, как было при его жизни.
3. Хорошая, веселая Тамара Бекаревич, подруга Ю.С. и В.Б. Посмотрите, как кокетливо улыбается она, как лукавы ее «заманчивые» глазки.
Ночь на 31.1.55. 3 часа. «Не хочешь спать, не спи!» - сказал я и встал. Как же я не
владею собой! А хорошего рассказа о бессоннице нет.
Вечером, прослушав в Актовом зале 4 симфонию Чайковского, (дирижер Константин Иванов похож на гривастого льва и на Бетховена!), пошел в ДК на просмотр
кинофильма «Испытание верности» и встречу с творческим коллективом. Были все,
кроме Ладыниной, что расстроило нас. Когда Варенцов сказал Варе: «Я буду любить
тебя всю жизнь», в зале раздался дружный смех. До того смешно прозвучали эти
слова. И вообще, Пырьев, наверное, удивился, до чего остра наша университетская
аудитория.
Когда началось обсуждение, я послал записку, но... А сказал бы вот что:
' Через несколько лет в «Литгазете» появился фельетон «Халиф на час». О том. как он ездит
по стране, заламывает «непомерные» гонорары. «Дегенератов на пути свалив, вступает в
литературу Лев Халиф», - цитировал автор чью-то эпиграмму. Когда у него появился первый
сборник стихов, я написал рецензию и опубликовал ее в «Молодом целиннике». Это была чуть
ли не единственная благожелательная статья о нем. В 70-х Халиф выехал в Израиль, а позже
оказался в США. В 1990-х годах я вдруг увидел его по нашему телевидению и узнал, что он безбедно .живет на какое-то пособие, но стихов не пишет и «очень скучает по России и... КГБ».
Но Халиф бесследно исчез в США. тогда как Евтушенко стал знаменитым и там. и в России.
134

- Мы хорошо знаем и любим фильмы Ивана Пырьева. МГУ для него особый вуз,
ведь в нем учится его сын Эрик, который в детстве снимался в фильме Иван Грозный».
А сейчас Эрик Пырьев играет в баскетбол за университет. (Аплодисменты).
Новый фильм - новаторский, тема трудная, тонкая. Мы с нетерпением ждали его,
когда узнали, что в нем снимается Марина Ладынина, а музыку пишет Дунаевский. Но
что получилось? Песни почему-то звучат от начала до конца, пока не кончатся слова
Матусовского под музыку Дунаевского. И хотя фильм хорошо встречен в печати, для
Ивана Пырьева это - далеко не шедевр. (Аплодисменты).
Вспомните «Рим в 11 часов». Девушка из богатой семьи приходит к бедному художнику. Он сидит за мольбертом, она тихо садится в кресло и с улыбкой смотрит на
него. Почувствовав чье-то присутствие, он оборачивается и видит ее. Они не обнимаются, не целуются, но в их глазах столько истинного глубокого чувства!
Вот почему зал смеялся над словами Варенцова «Я буду любить тебя всю жизнь».
Настолько грубо звучит это в сравнении с изумительным, тонким эпизодом, который
блестяще сыграли Лючия Бозе и Раф Валлоне...
Эта «речь» - очередное маханье кулаками после драки, как в Колонном зале, где
мне тоже не дали слова. Как же трудно пробиться не только на страницы печати, но и
к микрофону.
1.2.55. 6 утра. Сегодня лег, выключил свет, но вдруг прорвало с рассказом «Темный песок». Поднялся, начал писать, а руки трясутся, в теле дрожь и течет эта бяка.
Противно до омерзения, но есть и удовлетворение - до дна вжился в образ.
А если дойдет до публикации, страшно подписывать своим именем.
Сила абстракции - великая вещь. Порой она становится осязаемой.
Картина из будущего.
Стол, заваленный бумагами. Мягкое кресло. Два телефона. С шн из них звонит:
- Алло, Владимир Владимирович! Это полковник Мучко. Вы меня помните?
- Да, помню, - спокойно говорю я.
- Хочу пригласить вас в Военную Академию, в субботу...
- В этот день я не могу, у меня встреча с читателями в Доме архитектора...
2.2.55. У нас нет философских повестей и рассказов, которые толкают на размышления об идеологических, моральных основах жизни. Браться за ни{х у писателей не
хватает смелости, широты кругозора, глубины знаний.
Философский рассказ - о противоречиях в духовной жизни, внутренних сомнениях, поиске новых путей, новых моральных критериев...
Что ты несешь? Какие сомнения, новые моральные критерии? «Ведь все это есть в
трудах классиков марксизма-ленинизма», - скажут критики и обвинят в ревизионизме.
Вот я читаю лекции, и прихожу к выводу, что алкоголизм вовсе не пережиток прошлого, а самая что ни на есть живая реальность, ежедневно, ежечасно порождаемая
плохими условиями жизни, хамством начальства, отсутствием культуры. Эта реальность мерзкая, низменная, и мы не сможем в ближайшие годы облагородить ее.
А как быть с пьянством писателей, артистов, партийных работников? Они ведь
понимают, что это плохо, мерзко, но пьют. Видел это в ВПШ и АОН.
И в то же время мне противны и борцы с алкоголизмом. Тот же Федор Гладков,
возглавляющий общество борьбы с алкоголизмом. Не знаю, почему, но он мне не нравится, не вызывает симпатии и как писатель, и как главный борец с пьянством.
Не нравится и Шолохов. Он, наверное, уже пережил свою славу и больше не напишет что-либо подобное «Тихому Дону» и «Поднятой целине». А почему? Потому
что пьет! Не нравится и Фадеев. Живя в Переделкине, я слышал от студентов Литинститута, что он, как и другие, пьет.
3.2.55. Читал сборник «Рассказы 1953 г.» Иван Арамилев «На охоте». Н.Грибачев
«Рассказ о первой любви», Павел Шебунин и др. У нас нет писателей, у которых прёт
темперамент. Никто не может писать так сильно, как молодой Горький.
Однажды я сидел в профкоме, в ожидании кого-то. От нечего делать сел за машинку «Ундервуд» и впервые в жизни начал выстукивать на ней. Делал это медленно, вы-

135

щ
^
0-.
^
^
2

И
^р<
Р-3
щ
р^
К
2

?
щ

Р^
<|
^
2
^
<С

искивая буквы и нажимая клавиши одним пальцем. «Как прекрасна сибирская сарана!
Фиолетовые и оранжевые лепестки ее цветов, закрученные рожками, украшают самые
неприступные скалы». Потом начал писать новеллу:
«Закат в Забайкалье».
«Стадо коров бредет вдоль берега реки, поднимая пыль. Мошкара, комары,
оводы кружат над стадом. Увидев рыбака с удочкой, они набрасываются на него.
Он разводит костер, садится в клубах спасительного дыма. В котелке плещется
пойманная рыбешка. Тем временем солнце приближается к горам и оказывается
в седловине между вершинами. И вдруг оно замирает на некоторое время, словно
отдыхая от долгого дневного пути и не желая расставаться с рекой, полями, лесами, согретыми его лучами. И вот, оглядев в последний раз Селенгу и Байкал,
оно вдруг неожиданно быстро начинает опускаться. Огненный диск становится
оранжевым, на него вполне можно смотреть. Солнце исчезает за горой, чтобы в
этот же самый момент появиться где-то на той стороне планеты. Вот бы найти и
соединить эти точки восхода и заката!» 7
Более полный текст лежит в моих бумагах. Там я писал о том, что, уезжая поступать в МГУ и возвращаясь на каникулы, я приходил на высокий берег, чтобы увидеть
Селенгу, горы и скалы, окружающие ее. Не зная тогда о своих шаманских корнях,
я прощался с Селенгой и фактически разговаривал с духами-хозяевами местности и
духом-хозяином Байкала. Так всегда поступали мои предки, отправляясь в походы и
возвращаясь из них.
Отстучав новеллу на машинке, я подумал, Что могу создавать пейзажи, которые
станут моим оружием. Мне нравятся пейзажи Паустовского. Описание природы дается не каждому. И тот, кто овладевает им, становится мастером.
5.2.55. Четыре письма написал и отправил в Донбасс. Последнее может не дойти
до Юли, но его перешлют ей. Надписываю очередной снимок: «Юле в день (не ее)
рождения». (В книжке 8 вариантов надписи). Завтра еду встречать ее.

Окончательный разрыв
9.2.55. Ср. На Павелецкий ехал с радостью, но когда подходил поезд, вдруг всплыли слова: «Ты нужен ей как носильщик». Она вышла с чемоданами и, увидев мое
хмурое лицо, спросила:
- Володя, что с тобой? Пожалуйста, улыбнись!
Я изобразил губами нечто полусладкое, взялся за чемоданы, и мы пошли. Вижу,
она оборачивается, машет спутницам, а те во все глаза смотрят на меня. Тут я понял,
что ей небезразлично впечатление спутниц обо мне, засмеялся и махнул рукой.
- Ну, слава богу! - облегченно вздохнула она.
Чемоданы были увесистыми.
- Из Москвы везла подарки, а что там сейчас? - удивился я.
- Всего понемногу, домашнее печиво, сало, варенье. Мама просила угостить тебя.
Но гостинцы Елены Петровны не дошли до меня. Я впервые близко увидел физика Сашу с Юлей и узнал, что перед каникулами он помог ей пересдать экзамен, и они
7
Я нашел эти точки в июне 1998 года. Мне посчастливилось попасть на борт самолета, совершившего первый в истории кросс полярный полет пассажирского лайнера из Сибири через
Северный полюс в Америку и обратно. На борту были губернатор Красноярского края генерал
А.Лебедь, депутат Госдумы РФ С.Босхолов, представитель авиакомпании «Байкал» А.Скулин.
Мы остановились в Торонто. А на границе США и Канады, у Ниагарского водопада и Великих
озёр, я сопоставил местное время с Байкальским и понял, что именно тут солнце соединяет
гигантским циркулем своих лучей здешний рассвет с закатом на Байкале. Незадолго до того
прошла Российски-Американская экологическая акция «Байкал-Мичиган». Делегация Бурятии
побывала на Великих озерах, а американцы приехали на Байкал. Так был сооружен нерукотворный мост дру.жбы длиной в полусуточное путешествие солнца и вложен вклад в оздоровление
Байкала и Великих озер (Верхнее. Гурон, Мичиган, Эри. Онтарио). Позже эти акции из-за кризиса экономики России к сожалению, оборвались.

136

занимались у него в комнате. Юля не сказала мне об этом, я беспокоился, искал ее.
В общем, поступила подло. Это факт. С ней все кончено! Прочту это когда-нибудь и
усмехнусь: «Сколько можно писать о конце? Но теперь это действительно так!
12.2.55. Суб. Написал записку: «Слушай, Тамара. Прошу тебя, передай Юле, пусть
она вернет Репина и книгу «О писательском труде». Мне надо сдать их. Заодно скажи,
пусть вернет мои записи, фотографии. Это одно. Второе, прошу тебя вернуть из своего альбома все мои снимки! А насчет билетов в Большой театр - это такая мелочь, о
8
которой не стоит говорить» .
14.2.55. 8.45 вечера. Пошел в поликлинику (подвернул ногу), подхожу к регистратуре и вижу впереди Гурия Якунина, а позже подошел физик Саша. Стою и
еле сдерживаю смех: все Свириденкины ухажеры - в одной очереди! Ну, разве не
смешно?
И какая символика: Гурий первым стал ухаживать за ней, потом я, и вот подключился Саша. Соблюдена даже «очередность» событий. Для полноты картины не хватает Димы Араамова и Левы Плешивина. Получается, что Юля, как ведьма, не только
«зачуровала», но и иссушила, довела нас до хвори. И, видимо, «ближе к телу» окажется Саша. Он сделал вид, что не замечает меня, а Гурий махнул мне рукой.
Хирург направил меня в физкультурный диспансер, потом наложил на голеностоп повязку. Спускаюсь, с улыбкой вспоминаю очередь ухажеров, и вижу у турникета
Тому Бекаревич. Увидев меня, она улыбнулась: «Володя, идем обедать». Я отрицательно качнул головой, но улыбку с лица не убрал. Прихрамывая, иду в свою зону и
вижу на крыльце Наташу Акиеву, позирующую своему воздыхателю.
«У пятикурсников - пора свадеб и драм», - сказал недавно Рик. Готовятся к свадьбе
Гриша Квасов, Гаврила Лихошерстных, Эдик Струков, Андрей Могилев, Коля Мокроусов. Даже Гурий Якунин, как и все вышеупомянутые, нашел какую-то москвичку.
Рад за него. А я «шахтерку» полюбил, и остался с носом. Юра Марков давно хотел
жениться, но не получилось.
Выходят замуж и девчонки. Например, Лия Веселова очаровала физика Олега Довженко. Этот высокий парень, член сборной МГУ по баскетболу, все чаще появляется
на людях с нашей милой малышкой, которая неплохо играет в баскетбол и входит в
сборную философов. У Дины Барановой, нашей «первой красавицы^ - роман с аспирантом Раджабовым. Зоя Трейнис (она курсом старше) выходит замуж за химика.
Ночь на 19.2.55. Сидишь, пишешь и чувствуешь, что устал, глаза слипаются. Ложишься, думаешь, заснешь сразу, но «Спать мене не хотится, сон мене не бере». Вдруг
начинают давить долги, потом диплом, с которым горю. И сон проходит.
А сейчас подумал о том, что Юля порвала со мной, т.к. я заслужил это. Она устала от меня, неуравновешенного, нервного человека. Все последние письма в Донбасс
написаны хнычущим тоном. Прочтут они и поймут: раскис, не держит себя в руках.
Первые дни я был страшно расстроен, обозлился на нее и весь мир. Потом мною овладела апатия, безразличие ко всему, а сейчас навалились усталость, презрение ко всем.
Смотрю на людей и думаю, какие это люди? - Людишки! Потом вдруг настроение
меняется, словно я надел розовые очки, трясусь от смеха, как недавно в поликлинике.
Кому нужен такой истерик?
Из всего, не только из побед, но и поражений, надо извлекать уроки. В нашем
разрыве есть одно положительное - я взглянул на себя как бы со стороны, пусть даже
глазами Юли, и оценил себя по достоинству. Так что спасибо ей!
Ночь на 21.2.55. Третий час. А Кибаревич, буду называть ее так, теперь мой заклятый враг. Оказавшись в эпицентре событий, она кружится, прыгает от радости.
Надо говорить не с ней, а встретиться напрямую с Юлей.
21.2.55. Письмо от моей мамы, удивившее меня:
«Я представляю тебя как орленка в гнезде на высокой скале, вершина которой шпиль, сияет золотом на солнце, и все видят это сияние!»
* Они хотели вернуть деньги за билеты на балет с Галиной Улановой. Мне вернули не все снимки. И правильно сделали.

137

рэ
Ч
О^
^
К
2
<!

2
^
<

ъ/
<•
2
^
^

Никогда не думал, что мама способна на такие строки. Они очень тронули меня.
Простая бурятская женщина, медсестра. Надо бы использовать их в рассказе об университете, который хочу написать к 200-летию МГУ.
Ночь на 22.2.55. Половина второго. Время от полуночи до 4 утра у меня самое
плодотворное. Пишу, а сейчас читаю книгу «О писательском труде». И думаю: а я буду
писателем. Почему-то появилась уверенность.
Вообще, читаешь о писателях и думаешь, какая неспокойная, трудная жизнь у
них. Какие они все нервные. Когда я вчера сказал об этом Рику, он ответил, что художники в этом отношении лучше. А я напомнил о Врубеле, Ван Гоге и их отклонениях.
- И все же художники более жизнелюбивы, горячи, - сказал Рик. - А главное - более
независимы. Писателя могут запретить и не издать, а художник, особенно скульптор,
создаст произведение, и вот оно, его произведение, можно пощупать.
На недавнем комсомольском активе Виталик Кузнецов дежурил у входа в Актовый
зал. Увидев двух мужчин, он преградил путь и строго потребовал: «Ваши пропуска,
товарищи!» Человек с лысой головой улыбнулся и, склонив голову, сказал: «Я Петровский, а он - Вовченко». Виталик, не узнав знаменитого ректора МГУ и проректора,
нескладно махнул рукой и строго сказал: «Проходите!»
Мы хохотали над Виталькой. «Как же ты не узнал ректора?»
24.2.55. Полночь. Пришел домой, открываю дверь, а на полу письмо от Юли. Наверное, сама принесла или попросила Тамару. Сейчас попробую ответить на него.
Юля пишет: «Ты не должен был высказывать маме наболевшее, субъективное и расстраивать ее этим». Но я просто ответил на очередное письмо. Не хотелось писать
Юле, но придется. Набросаю черновик в блокноте, а потом перепишу.
«Юля! Не думаешь ли ты, что я понаписал там черт знает что? Я исходил только
из фактов, не оболгав, не оскорбив тебя ни единым словом. Попроси маму прислать
мои письма, и ты убедишься в этом.
А теперь коротко о том, почему я не удержался от глупостей, которые наговорил
тебе во время недавней встречи. Допустим, я убедился, что ты меня не любишь. Но я
расстроен не только этим. Меня очень расстроило то, что ты давала мои письма Тамаре. Ну, ладно, она твоя ближайшая подруга, но показывать ей то, что я писал только
тебе, не следовало. Мы с Риком дружим пять лет, делимся всем до дна, говорим обо
всем, но я не показал ему ни одного твоего письма.
Зачем ты сделала это? Ты что, хотела похвастать или посмеяться надо мной? Поразительно, что я узнал это от... Ричарда, которому об этом сказала Тамара. А раз она
рассказала ему, то точно так и даже с большим удовольствием она пересказывала и
даже, может, показывала мои письма всем другим подругам.
Мне стало стыдно, когда я представил, как вы обсуждали написанное и смеялись
надо мной. Я почувствовал себя голым, не имея возможности укрыться от взглядов
с прищуром и сальных улыбок. Томка, почувствовав себя героиней этой пикантной
истории, продолжает с удовольствием смаковать не только письма, но и возникшее
позже выяснение отношений от Москвы до Донбасса.
Когда Рик пришел в ее комнату, ей показалось, будто я послал его «выудить факты». Она прямо так и сказала. Мы так смеялись. Ни я не мог дать такого «задания»,
ни он никогда не пошел бы «выполнять» его. Томка без умолка трещала о каких-то
Гошках, Гешках, Толике, Екимовичах, прыгая при этом, как сорока с ветки на ветку.
У Рика даже голова заболела. А потом она ни с того ни с сего говорит: «Знаешь, Юля
перешла на химфак, потому что Володя хочет пожить еще несколько лет в Москве».
Какая нелепость! Не говорил я об этом. И как можно было такое выдумать?
Потом Томка говорит: «Смотрим по телевизору «Опасные тропы», а там поезд
«Москва-Владивосток». Юля смеется: «О-о! Вот Бараевский домой едет!» Ладно,
Юля, смейся. Я действительно поеду к себе на родину, но что тут смешного? Видимо,
поэтому я был несколько резок в последнем нашем разговоре. За это прошу извинить.
" Тогда я подумал, не переписано ли это откуда-то. Но позже убедился, что мама ярко выражала свои чувства на бумаге и в других обстоятельствах.

138

Передала ли Тамара мою просьбу вернуть мои письма и снимки. Почему ты не делад
ешь это? Я ведь могу истолковать это так, что ты меня еще любишь.
^
До самого последнего я верил, что у нас все будет хорошо, иначе мы бы не ветре&н
тили вместе Новый год, иначе не ездил бы я с тобой за покупками, не провожал и не
щ
встречал бы тебя. Но то, что ты сделала с моими письмами, ранило меня. Ведь на это
д_
не пошла бы не только любящая девушка, но и любой порядочный человек, который
даже не любит автора писем.
^
Мне тяжело далось это письмо. Но, как ни странно, спасибо Тамаре. Благодаря ее ^
болтливости я узнал о том, что мои письма стали предметом обсуждения и насмешек
<
в кругу твоих друзей и знакомых».
2
Закончил это письмо в 4.30 утра и записал в блокноте строки, не для ее глаз:
«Юля! Хорошая моя! Я ведь любил и люблю тебя так, как, может, не буду любить
никого! Спокойной ночи тебе!»
8. 3. 1955. Вт. 13 ч. Зашёл в лифт, а от лифтерши нехорошо пахнет. Стало неприятно. В столовую пошел без Рика. Он уехал на Моховую. Смотрю вокруг и вижу
^
много-много женщин-сотрудниц - дежурные, вахтеры. Они немолодые, некрасивые,
студенток мало, они на занятиях. Но странно, улыбки тех, что красивы, казались мне
<^
еще безобразнее, фальшивее.
^>.
Ем котлеты, и вдруг пришло в голову, что они - из женских грудей. Я отодвинул
$
тарелку. Девушка, сидевшая напротив меня, улыбнулась подруге, проходившей мимо.
^
Улыбка показалась похожей на собачий оскал, и я содрогнулся еще раз.
Не знаю, отчего это. Может, оттого, что вчера читал о первом «падении» 14-летнего Левы Толстого? Записал и вспомнил, что сегодня 8 марта. Ай-я-яй!
Три ночи подряд читаю очерк Н.Гусева о Толстом. Засыпаю, когда уже светает.

Непокоренный «Высотник»
Ночь на 26.2.55. 3.30. Так навалилось все разом - разрыв, диплом, долговая яма.
Единственный выход - докончить и опубликовать рассказ. Недавно встретил филологичку Светлану Козлову. Она тоже заканчивает МГУ. вышла замуж за нашего аспиранта Анатолия Емельянова. Они подружились в литобъединении МГУ «Высотник».
Приветствуя нас на первом курсе, он читал свои стихи: «Вот в эти дверцы входил
Герцен». Света - темноволосая, белолицая красавица, известна не только стихами, но
и дерзкими выступлениями. Однажды на встрече с писателями в Актовом зале она
заявила: «Нам не нужен Бабаевский, как и его роман «Кавалер Золотой звезды»! После этого ее обсуждали на заседании комитета ВЛКСМ. И она стала знаменитой не
только в МГУ, но и во всей литературной Москве.
Так вот Света, прежде всего, поздравила меня с фельетоном, сказала, что они с Толей с удовольствием прочитали и порадовались за меня. Я сказал, что пишу рассказы
и хочу опубликовать их. Она посоветовала не давать их в многотиражку, сказав: «Там
сидят трусливые люди, хорошие стихи и рассказы публиковать боятся. Они предпочитают всякую патриотическую трескотню. Вот и приходится Гарику Немченко писать
наскоро такие рассказы, как «Праздничный тост».
Света пригласила меня к себе: «Мы послушаем твой рассказ но, не обижайся, скажем все, что думаем». Решил пойти к ним завтра и сейчас готовлюсь к чтению.
26.2.55. Суб. День начался с удачи. Утром, сделав в коридоре зарядку, подошел
к почтовому ящику, взял газету, а из нее выпали два бланка перевода. Меня удивили одинаковые суммы - 67 р. 33 к. Оказывается, нам с Риком пришли переводы из
«Брянского комсомольца». Задержали из-за того, что не знали нашего адреса. Мы так
обрадовались, развеселились:
- Надо же, за два дня до стипухи! - воскликнул я.
- Как много заплатили за три небольших столбца! - удивился Рик
- А не заняться ли этим после университета!
- Давай пошлем «Вещего Олега». Мирошин, увидев меня на каникулах, просил

139

33
^~2
О^
^
X
2
•^
д

р/
И
<;
2
^
^
<3

писать еще, и они опубликуют.
Именно тогда Рик и оставил наш адрес.
Если я опубликую рассказ в «Московском комсомольце», более крупный гонорар
поможет погасить долги. С этой мыслью я засел за правку рассказа
Ночь на 28.2.55. 1 час. Получил сегодня стипендию. С Гальдяевым (руководителем диплома) не встретился. Можно было подождать, но не стал. Поспешил на Ленгоры, к Козловой и Емельянову. У них были ее подруги Дора и Рона. Света чувствовала
себя неважно и лежала на диване.
Начать сразу не мог. Раскраснелся, судорожно глотал воздух. Рона подала мне стакан воды, а Дора с доброй улыбкой прошептала: «Как все понятно!»
Наконец, я начал. Дора что-то записывала, Толя со Светой обменивались репликами. Это меня смущало. От волнения читал плохо, сглатывая окончания. Когда окончил, наступило долгое молчание. Потом Дора сказала:
- Настроение передается хорошо, а это уже много, не каждый способен на это.
Потом она стала делать замечания по отдельным фразам, заглядывая в свои записи. Рона сказала, что рассказ по стилю похож на какой-то рассказ О' Генри.
- Хороши пейзажи, - сказала она, - ночной Александровский сад, Переделкино. Я
словно увидела дорогу от станции, кладбище, романтический мостик через Сетунь.
- Но пейзажи сильны сами по себе, - сказал Толя, - не влияют на развитие сюжета.
Название «Стихотворение о первой любви» неудач'но, тем более, что оно плохое.
- Оно не может быть хорошим, человек впервые берется за стихи, - сказала Дора.
- Но самое главное - в рассказе нет любви, - сказал Толя.
- Зато есть ее предощущение, - сказала Света, - хороша сценка, где подруги обсуждают, как одета Галя, кто на нее смотрел. Это чисто девчачье, передано здорово.
- Но рассказа пока нет, - заключил Толя.
- Надо доделать и показать на «Высотнике», - сказала Света, - Только не тяни, а то
скоро вечер в Актовом зале.
- При чем здесь вечер? - спросил я.
- Можно зачитать отрывок под музыку, сделать мелодекламацию.
- Ну, что ты! - удивился я.
- Может получиться здорово, - поддержали Дора и Рона.
Заседание литобъединения проходило не в редакции «Московского университета», а в просторной комнате на 25 этаже, том самом, который видел однажды ночью
во время строительства. Пока люди собирались, я подошел к окну и увидел, как на
ладони, все Ленинские горы: памятники ученым, фонтаны, трамплин. Погода стояла
ясная, и подо мной плескалось море мерцающих огней Москвы.
Невольно вспомнились стихи Толи Емельянова: «Много огоньков заветных мне в
пути приветно светит. Вот и тот мигает: «Подойди, согрею!» 1 "
Я знал, что предстоящее не согреет, а обожжет меня, но держал себя в руках.
Народу собралось немного. Корифеи МГУ Эдмунд Иодковский, Миша Кур ганцев,
Виталий Татаринов, Валентин Сидоров, Гарик Немченко выросли из детских штанишек и перестали посещать «Высотник». Иодковский прославился на весь свет песней
«Едем мы, друзья, в дальние края», издал поэму «Ощущение высоты».
Курганцев, которого философы знали как Грисмана, издал первый сборник стихов. Сидоров - тоже. Татаринов, последовав призыву Иодковского, поехал на целину,
стал трактористом, но зимой строил дома, стойла для скота. Хлебнув целинной жизни, Виталик вернулся, продолжил учебу на филологическом. Однако перестал тратить
время на обсуждения начинающих поэтов. Сам написал целый цикл, который пока не
может издать. Не пришли и Емельянов с Козловой.
- Извини, Володя, - сказал Толя, - мы знакомы с первым вариантом. Знаем наперед,
как все будет. Желаем удачи, но готовься к разносу, и не обижайся на ребят.

'" С.Козлова и А.Емельянов после МГУ уехали в Кызыл, родили много детей, издали книги и
стали одними из ведущих в Тувинском Союзе писателей.

140

Собрались, в основном, строители МГУ, пишущие стихи и рассказы. Один из них
попросил рукопись, почитал начало и сказал:
- А почерк хороший, разборчивый. В нем есть напор. Он будет писать.
- Тоже мне, предсказатель по почерку. - усмехнулась Ада Левина, полная девушка
с филологического. Она знаменита тем, что начала печататься еще школьницей, была
юнкором «Пионерской правды». В последние годы Ада пробивалась на страницы «Работницы», но ее не пускали. Это сделало ее нервной, агрессивной, что она прекрасно
доказала во время обсуждения.
На этот раз я читал спокойнее. Не торопился, не заглатывал окончания. Помог
опыт чтения у Толи и Светы. Когда окончил читать, наступила пауза, не предвещающая ничего хорошего.
- Ну, что, товарищи, - командным тоном начала Ада Левина, - Кто начнет?
Тут я понял, кто здесь хозяин.
Слово взял «предсказатель по почерку».
- И все же я настаиваю, что Владимир Бараев будет писать, - с вызовом заявил
он.
- Нужны более весомые доводы, а не почерковедение, - сухо сказала Ада.
- Сейчас я приведу их, но начну с критики. Несмотря на то, что рассказ читал, как
видите, высокий крепкий парень, у меня создалось впечатление, что он написан девицей. Подробно описаны платья, разговоры о том, кто на кого смотрел. Такими мелочами
могут интересоваться только девушки. Я даже удивляюсь, как он мог написать это и
кому нужно это дамское рукоделие? Но мне понравились пейзажи - заснеженные стены
Кремля, укутанные снегом деревья в Переделкино, кладбище, романтический мостик...
Я не записывал ничего, и это дало возможность наблюдать за всеми как бы со стороны, будто обсуждают не меня, а кого-то другого. И меня удивила реакция Ады Левиной. Когда он, а потом другие, хвалили меня, она почему-то нервничала, отрицательно
качая головой. А когда начиналась критика, она с удовлетворением кивала.
«Чем я не угодил ей, - подумал я, - почему она так настроена против меня?»
Как ни странно, я не обиделся на нее и на других, которые решили не предлагать
рассказ для публикации. Он был действительно слаб. Однако ее активный настрой
против меня, конечно же, удивил, и я запомнил это «крещение» навсегда".

Моя песня звучит по радио
История с песней тянулась долго. Потому эта глава собрана из записей разных месяцев, даты отстают и забегают вперед. Иначе сюжет теряется в потоке
событий.
20.12.54. Пнд. 7.15. вечера. Утром пошел в наш ДК. Зашел по лестнице, ведущей
в фойе и зал, поднялся боковым ходом выше, нашел класс композиции. Им руководит
Ф.Смехнов. Пока он был занят, я попросил другого «композитора» Барчунова выслушать мелодию. Когда я наиграл ее на рояле, он подобрал ее и стал выискивать, на что
она походит. Долго не мог сравнить, потом вдруг сказал: «Она походит на «Где же вы
теперь, друзья-однополчане». Я удивился, стал доказывать, мол, нет ничего общего.
Барчуков уточнил, что не буквально, а характером и тональностью.
- А разве это недостаток? - возразил я, но, поняв, что спорить бесполезно, стал
ждать Смехнова. Из-за дверей слышались звуки пианино. Не ученические гаммы, а
сложные пассажи. И все незнакомые. Явно сочинены начинающими композиторами.
" Много лет спустя я видел Ад}' Левину в доме отдыха на Планерной, куда по выходным дням
выезжали сотрудники издательства «Правда». Она стала членом редколлегии «Работницы»,
ая- консультантом журнала «Коммунист». Однажды я спросил, помнит ли она обсуждение
моего рассказа на «Высотнике»''
- Конечно. Володя И хочу извиниться за тогдашнюю резкость.
- Не чувствуй себя виноватой, рассказ был слаб. Правда, потам я переписал и опубликовал его
под названием «Концерт Мендельсона», он имел успех и даже прозвучал по радио.

141

СС
Ч
&3
^
/^
2
Е?
<1
щ

^
<;
2
2
<^

д
Н
0-<
щ
рц
X
2

п^
М
2
^
<!

Наконец, Смехнов освободился, и я вошел к нему. Федор Федорович встретил
меня настороженно. Хмурый, словно с похмелья, он был похож усиками на Сергея
Михалкова, только более тучный, толстозадый. Выслушав мелодию, он тоже стал искать, на что она похожа. Да что они! Свихнулись на этом? Не уловив даже скрытого
плагиата, он почему-то расстроился и сухо сказал: «Песня не интересна. Доказывать
это не буду, у меня нет времени».
я ушел потрясенный. Какие странные люди! Ни вопросов, ни тени улыбки, элементарной приветливости. Их совершенно не интересовало, кто я, откуда. Главная
задача - поймать на плагиате. Сложилось впечатление, что они не любят музыку и
ненавидят тех, кто пытается сочинять. Они. видно, считают, что в музыке все мелодии
уже известны, и ничего нового сочинить нельзя.
3.3.55. Без пяти час ночи. Вчера увидел бывшего философа Игоря Коломникова.
Сказал ему о своей песне. Пошли к нему в зону Ж, он взял в руки баян, стал подбирать. Это удалось не сразу, но в итоге она зазвучала великолепно и показалась мне
очень красивой. Не верилось, что я - ее автор. Игорь сказал, что договорится с Эммой
Стрелецкой, и она исполнит песню.
4.3.55. Птн. Игорю Коломникову. «Игорь! Вечером зайти не смогу. Будешь проигрывать песню, веди мелодию свободно, спокойно. Не спеши и не затягивай очень.
Попробуй представить весеннее раздолье, свежесть майской ночи, порыв самых хороших чувств человека, который ждет любимую. Он должен петь от избытка счастья,
с восхищением и радостью от предстоящей встречи. Еще раз прочти слова замечательной песни, и от этого она будет звучать более задушевно. Завтра зайду к тебе.
В.Бараев».
9.3.55. Ср. Вчера начал варить на кухне сардельки с лапшой и увидел у лифта
Эмму Стрелецкую. Спросил, может ли она прямо сейчас послушать мелодию? Она
согласилась, я переписал стихи Исаковского, позвал ее на кухшо, где варился ужин, и
напел мелодию. Она тут же стала разучивать слова и мелодию, я пел, помешивая лапшу длинным карандашом, т.к. некогда было сбегать за ложкой. Некоторые места она
запомнила не сразу, пришлось повторять.
- Неужели ее трудно запомнить? - спросил я.
- Мелодия непроста, ты показывал ее кому-нибудь?
- Только Игорю.
- И как он?
- Подобрал не сразу.
- Вот видишь, а ведь слух у него отменный.
Так и пели дуэтом, пока я не осип и не охрип, как Осип и Архип, вместе взятые.
Эмма стала петь без меня. Голос у нее чудесный, серебристый.
- А теперь чуть быстрее, но с чувством.
- Ишь, как быстро чувства захотел! - усмехнулась она. - Дай сначала привыкнуть.
Я засмеялся, так смешно стало мне. Мелодия понравилась ей, как и Игорю.
- Какая мировая песня! И как ты ее написал?
- Не знаю, она откуда-то сама пришла в голову. Вот как бы двинуть ее в народ!
- Продвинем, постараемся! - с задором сказала Эмма.
Я пригласил ее поесть, но она отказалась, спешила куда-то. А, между прочим,
очень хорошая девушка. И характером, и внешне. Русоволосая, крепкая телом, выше
среднего роста, русская красавица. Рик назвал ее голенастой. Для ансамбля «Березка»
немного полновата. Когда я сказал о ее фразе: «Ишь, как быстро чувства захотел, дай
сначала привыкнуть», Рик засмеялся, а потом прищурился:
- Ты, небось, сам не понял, какой вышел диалог. Когда ты попросил «Быстрее, но
с чувством», она хоть и осадила тебя, но сказала: «Дай сначала привыкнуть».
- Да ну тебя, Рик! - засмеялся я, - Мастер ты выискивать двусмысленности.
15.3.55. Вт. 23.15. Днем зашел в радиокомитет. Главный редактор М.И. Маршак
и сотрудник Микрюков встретили радушно, они знают меня по публикациям в газете
и как спортсмена. И вообще, я примелькался на Ленинских горах. Увидел там Диму
142

Банного, играющего на пианино нечто джазовое. Я удивился, как изящно, стильно
играет он. Дима рассказал сотрудникам, как в 1952 году он поставил в Красновидово
«Танец маленьких лебедей».
- Вместо четырех лебедей я выпустил пять. И пятым, в центре, был Володя Бараев.
Самый маленький, но центральный.
- Если он самый маленький, - засмеялся Маршак, - то представляю, какие были
остальные!
- Другие - по два метра!
Он описал, как мы выплыли в балетных пачках из веток, с венками на головах, а
потом изобразили «маленьких лебедей». Все в студии смеялись так же, как спортсмены в тот летний вечер у костра.
Узнав, что у меня есть песня, Маршак сказал, чтобы я привел исполнителей. Голос у него шикарный - бархатистый бас, о нем говорят: «Наш университетский Левитан»12.
«Игорь! На записи быть не смогу. Будешь играть, веди мелодию свободно, спокойно. Не спеши и не затягивай. Представь весеннее раздолье, свежесть майской ночи,
цветенье яблонь»...
«Эмма! Попробуй передать чувство, с которым ты ждешь любимого. Надо петь
с восхищением майской ночью и переполняющим тебя счастьем ожидания ветречи»...
Пока писал эти строки, по университетскому радио передали романс Димы Банного на стихи Байрона. Оказывается, он был на радио неслучайно, записывал свое
произведение. А завтра должны записать мою песню.
16.3.54. Ср. Утром запись провести не удалось. Эмма немного охрипла, а Игорь
не явился, проспал. Позже возникли неожиданные сложности. Откуда ни возьмись,
явилась группа немцев, которых ректорат предложил записать. Ждали их два часа. И
когда стали записывать, Эмма разволновалась от множества народа, пела неуверенно.
Игорь тоже аккомпанировал неважно. Мы прослушали запись, и все трое остались недовольны. Песня звучала заунывно, тоскливо.
В таком вот расстроенном виде я побежал в трехзальный корпус на игру с юристами. Играл вяло, плохо. Но в первом тайме забил три мяча. 15:20.^Во втором игра;!
еще хуже. Мастер спорта Борис Федотов, которого держал я, забил много. А двухметровый Юра Матвеев, один из пяти красновидовских «лебедей», перекрывал меня под
кольцом. Неудержим был и играющий тренер Юрий Оксюкевич. В итоге мы уступили,
хотя филологи, которых мы одолели нынче, сумели победить юристов.
21.3.55. Пнд. 23.30. Нужен текст выступления перед исполнением моей песни.
«Дорогие товарищи! Мелодия этой песни появилась три года назад. Тогда я жил в
Переделкине. Купил на Киевском вокзале сборник стихов М.Исаковского, сел в электричку. Был теплый майский вечер. За окнами - облака цветущих яблонь, свежая листва берез. Мне особенно понравилось стихотворение «Хорошо весною бродится».
И в голове сама по себе зазвучала мелодия. Как говорится, душа запела, и родилась
эта песня. Потом я забыл о ней, а прошлой зимой вдруг решил показать ее Матвею
Блантеру. Однако он уехал на дачу, и я пошел к Сигизмунду Кацу. Он сказал, что
мелодия интересна, но похожа и на русскую песню, и на цыганский романс. Он посоветовал использовать национальный восточный колорит. Это меня расстроило, так каквосточное мне не дается, я чувствую себя русским по духу. И вот недавно я показал
песню своим друзьям Игорю Коломину и Эмме Стрелецкой. Она понравилась им. они
разучили ее, и сейчас мы представим песню на ваш суд».
Впрочем, о Блантере и Каце говорить не буду, как и о Смехнове. Маршак может
насторожиться и не даст песню в эфир.
23.3.55. Ср. Утром отрепетировали песню. Звучала вроде бы неплохо. Потом записали мое вводное выступление. Пришел домой и говорю Рику:
'•' Позлее М.И. Маршак станет главным режиссером Интернационального студенческого театра МГУ. ноу него не будет такой славы, как у театра Ролана Быкова.

143

д
^
опл
^
^
<!

^Ц
^

СО
^
П-<
И
рц
К
ф
(^

р/
М
<|
2
^
^
<С

- Знаешь, песня вдруг надоела мне. Может, в самом деле, она плоха?
- Нет, Володя, такое бывает, - сказал он, - У меня так было с дипломом. А его оценили на отлично. И твоя песня - нормальная.
30.3.55. Ср. Пошел в радиокомитет, а М.И. Маршак заявил:
- Песню решили дать в мае. Тогда как раз яблони зацветут. А вы с певицей и баянистом поработайте еще. Мелодия к концу приедается, слова «с молодыми гармонистами соловьи заводят спор» баянисту надо бы подчеркнуть трелями...
После я узнал от Микрюкова, что Маршак пригласил кого-то из ДК, они прослушали и сказали, что кульминация не подчеркнута, из-за этого песня звучит монотонно.
Кто же вынес такой вердикт? Музыкантов там много. Они охотно выступают по
университетскому радио. Радиокомитет рядом с клубом, у аудитории 02.
30.4.55. Суб. Утром включаю радио и слышу песню «Хорошо весною бродится»,
но не мою, а композитора Бориса Мокроусова. Слышу стук в стену. Это Миша Мчедлов позвал. Зашел к нему, дослушали вместе, а он говорит, что моя мелодия лучше. Я
как-то напел ему под пианино, в гостиной. Кстати, ее слышали и знают мои однокурсницы Ира Якиманская, Зуля Тажуризина, аспирант Алик Вельский, Таня Кочетова.
Таня даже решила исполнить песню 4 мая в Актовом зале, где будет концерт самодеятельности. Но найти аккомпаниатора не смогли. Таня могла бы сама сесть за рояль и
спеть, но не осмелилась, и дебют песни сорвался.
4 июня 1955 г. Суб. 2.20 ночи. 1 июня мы с Риком были в театре, по инициативе
Розы Чертковой. Проводили ее до метро Сокольники, посадили на трамвай и поехали
домой. Возвращались на последнем автобусе. За Калужской площадью (ныне площадь
Гагарина) лопнула передняя правая шина. Мы едва не врезались в дерево. Пока меняли колесо, над Москвой стала разливаться светлая синева. А с Ленинских гор увидели
то, что Исаковский изобразил в своих стихах, на которые я написал мелодию. Тут
самое время процитировать песню.
Хорошо весною бродится
По сторонке по родной.
Где заря с зарею сходится
Над полями в час ночной.
Где такое небо чистое.
Где ночами с давних пор
С молодыми гармонистами
Соловьи заводят спор.
И легко, привольно дышится.
И тебя к себе зовет
Все, что видится и слышится,
Что живет и что цветет.
Ветка к ветке наклоняется
И шумит и не шумит.
Сердце к сердцу порывается.
Сердце с сердцем говорит.
Есть еще одно восьмистишие. Кстати, именно восьмистишия создают трудности в
создании мелодии. Из-за них трудно избежать монотонности.
Выйдя из автобуса у Главного входа, мы с Риком пошли в свою зону. Вокруг университета было полно народа. Группы идущих, поющих и даже танцующих, и множество пар на лавочках. Дорожки, как снегом, осыпаны опавшими лепестками яблонь.
И тут я увидел, как заря с зарею сходится. Вечерняя заря, не успевшая погаснуть,
плавно переходила в утреннюю. Даже не переходила, а сливалась с ней не только во
времени, но и в пространстве! Сумерки и рассвет - совсем рядом друг с другом.
А в Ленинграде, куда я со сборной МГУ поеду на днях, мы застанем белые ночи.
Только написал это, как со двора, снизу послышалось пение:
«В целом мире нет, нет красивее Ленинграда моего!»

144

Утром Миша Мчедлов сказал, что вчера, когда нас не было, по радио передали
мою песню. Вот это да! Я уж забыл об обещании дать ее, а она вдруг прозвучала по
радио во всех зонах общежития на Ленинских горах, а потом и на Стромынке.
Мише очень понравились мелодия, пение Эммы и аккомпанемент Игоря. Потом
посыпались звонки, и со всех концов высотного здания и на стадионе все поздравляли
меня с успехом, говорили комплименты, удивлялись, как это меня угораздило.
Из отзывов: «Мелодия такая светлая, чистая и так походит на тебя! Только ты мог
сочинить ее!» «Песня удивительно передает весеннее настроение, аромат цветущих
яблонь, а главное, ожидание и пробуждение большого чувства».
Жаль, мы с Риком пропустили передачу. Мы хорошо знали песню по репетициям
и по записи, но послушать в прямом эфире было бы интересно. Хотел переписать песню на память, но с магнитофонной пленкой возникли сложности, и, к сожалению, я не
сохранил чудесного голоса Эммы Стрелецкой, первой исполнительницы моей песни.
Интересно, слышали ли песню Юля и Тома? Надо бы и Нине Труновой сообщить.
Ведь она - главная виновница рождения этой песни.
Окрыленный успехом, я представил, как Клавдия Шульженко поет мою песню в
Колонном зале, и пение на всю страну транслируют по радио и телевидению 13 !

рЭ
Ч
ь.
щ
^
*^
^
§

Р^

Спорт как способ забытья

Как и почему я начал ходить в секцию легкой атлетики? Не имея хороших результатов, и к тому же - пятикурсник, я не должен был представлять интереса для тренера
метателей Л.А.Васильева. Окончив Ленинградский институт имени Лесгафта, Леонард Алексеевич преподавал первый год. У него была большая группа юношей и девушек, которые с осени посещали тренировки и выполнили нормы 1-го разряда. Однако
он запомнил меня по осеннему первенству, где я неплохо толкну, ядро.
Тогда он предложил заняться метанием, но я сказал, что ^ , раю в баскетбол, и мне
будет трудно совмещать его с легкой атлетикой. Потом Леонард Алексеевич почемуто оказался в трехзальном корпусе, где философы играли с геологами. После игры он
подошел ко мне и похвалил за дальние броски из-под кольца, когда я, метая мяч, как
диск, посылал в отрыв Калиничева, и тот забивал с моих подач.
^
- У тебя такой хлёст! Вот бы заняться диском!
Первенство по баскетболу шло к концу, и я согласился начать тренировки. Так я
появился в легкоатлетическом манеже. Кое-кого я знал по соревнованиям, но многих
увидел впервые. Среди них я обратил внимание на высокую стройную девушку. В те
дни всех спортсменов направили на медосмотр, и я встретил ее в поликлинике при
пикантных обстоятельствах. Нас попросили сдать анализ мочи прямо в поликлинике.
Выйдя со стаканом от врача, я столкнулся с ней у двери туалета, и чуть не чокнулся с
ее полузаполненным стаканом.
- Ой! Здравствуйте! И вас туда же? - смущенно улыбнулась она.
Вернувшись немного погодя, я поставил стакан на стол, написал на листке свои
данные и увидел под соседним стаканом ее имя и фамилию: Тамара Шаханова - физфак, 3 курс. Позже я узнал, что она, как и я, занимается диском, ядром. Отрабатывая
технику метания, мы по очереди вонзали свои диски в сетку, и порой подавали их друг
другу.
Тренировки довольно трудные. Они начинались бегом и ускорениями на короткие
дистанции, затем - спецупражнения, работа над техникой метания, а завершались толканием штанги. С непривычки мне было очень тяжело, и я шел домой, покачиваясь
от усталости. Частенько возвращались домой всей группой. Тут выяснилось, что она
живет в зоне В, а потом увидел ее в окне 14-го этажа. Нас разделяли всего шесть этажей, и я хорошо разглядел ее.

" Позлее моя песня исполнялась в Улан-Удэ. Целинограде, снова в Москве, в Доме художника на
Гоголевском бульваре. Я доработал ее, имелуспех. даже получал премии на конкурсах песен. Но
во Всесоюзный эфир прорваться не удалось.
10. Заказ 262

] 45

И
5
Ор
2}
РЦ
X
е
1^г
<!
щ

Р^
М
<;
2
^
^
<3

Однажды Леонард Алексеевич попросил:
- А теперь походи на руках!
Впервые пытаясь встать на руки, я не мог удерживать равновесия и падал. Поняв,
что с моим ростом я не способен на акробатику, он переключил меня на другие упражнения. Когда я сказал Ричарду об этом, он хохотал, представив, как я, долговязый,
пытался ходить на руках и падал.
Когда сошел снег, мы начали тренироваться на стадионе. И тут произошло странное. Имея осенью в диске 32 м, я вдруг стал легко метать на 35-37 м. Слава Медведев,
один из лучших учеников Леонарда, очень удивился. Он тренировался уже третий
год, все делал хорошо, был лучшим в копье, ядре, диске, и вдруг я начал обходить его.
До 2-го разряда - 39 м, оставалось немного, и я мог дать зачет на первенстве вузов
Москвы. Леонард Алексевич очень обрадовался, т.к. ему пока не удалось подготовить
ни одного второразрядника, и он начал уделять мне особое внимание. Основной дискобол - чемпион и рекордсмен МГУ Юрий Горбенко метает за 45 м. Он тренируется
не с нами, а в сборной Москвы. Так как зачет шел по трем участникам в каждом виде,
Леонард Алексеевич решил, во что бы то ни стало, «выжать» из меня 39 м.
Не теряли надежды на высокие результаты и Слава Медведев, Тамара Шаханова, но у него копье отказывалось лететь к 55 метрам, а Тамара, делая все правильно,
красиво, не могла совладать с диском и ядром. После ряда стартов они поняли, что не
могут обуздать свои снаряды, и приуныли. Леонард Алексеевич не торопил их, однако
их пыл пропал, и они почти перестали ходить на тренировки.
Вот так, начав ходить в легкоатлетический манеж для того, чтобы отвлечься после разрыва с Юлей, я стал вторым номером среди дискоболов и приблизился к тому,
чтобы войти в сборную МГУ.

Муки с дипломом
Эта глава, как и предыдущая, собрана из записей разных месяцев, поэтому
я возвращаюсь к более ранним датам. Напомню, что, отказавшись от китайской
темы, я взялся за «Противоречия в социалистическом обществе».
28.2.55. Пнд. Получив стипендию, хотел встретиться с научным руководителем
П.К. Гальдяевым. Но он куда-то вышел, а я ждать не стал. Впрочем, я боялся, что он
попросит показать написанное и план диплома. А у меня - ни строки. Ричард и многие
другие уже написали дипломы, а я даже не приступал. Поняв, какая острая тема у
меня, я испугался и подумал, не сменить ли ее на эстетическую. Но такой шум может
подняться на кафедре и в группе.
Ночь на 4.3.55. Без пяти час. Завтра встреча с Гальдяевым, а мне нечего представить ему. Может, показать вступление к нашей статье, написанной с Оруджевым?
2 ч. 15 мин. Посоветовался с Риком и решил показать вступление, а потом сказать,
что я решил изменить тему - писать не об источниках противоречий, а просто «О
противоречиях соц. общества».
Утром ездил в Ленинский райком ВЛКСМ. Улица Профсоюзная, 94. Там мне вручили путевку на чтение лекции. Смотрю, время совпадает с уже назначенной встречей
с Гальдяевым, после чего я хотел пойти в консерваторию на концерт по абонементу.
Попросил Зубову перенести лекцию на другой день. Мне назначили 5 марта.
Обратно решил пойти пешком. Солнце, морозец. Иду вдоль строительных площадок, потом через какие-то поля, деревушки с покосившимися избами. Пахнет дымком
из печных труб, навозом. Собаки лают, петухи поют. А на юго-запад от Черемушек,
куда ни глянь, - башенные краны, строительные леса, временные дороги из бетонных
плит. От них поднимается пар. Они - на уровне окон и крыш избушек. Новая Москва
наступает на них, и скоро от этих деревень не останется и названий.
Пришел домой свежий, уставший, но с замечательным настроением. Все на свете
казалось прекрасным, как никогда. Зашел к Рику, развалился у него на диване. Рас-

146

сказал о впечатлениях от похода. Об этих деревушках, о солнце, талом снеге. Долго
сидели, вспоминая что-то хорошее. С удовольствием ели конфеты, которые я купил на
обратном пути. Они были очень вкусные. Вот именно вкусные, а не сладкие.
9 марта 1855. Ср. 4-го встретился с Гальдяевым, показал ему план, пояснил, как
хочу писать. Он сказал: «Впереди еще месяц, времени много, успеете». И я почему-то
успокоился. Если с завтрашнего числа буду писать по две страницы в день, к апрелю
будет 40 страниц. Это маловато для диплома, но все зависит от содержания.
Ночь на 19 марта. 1.30. После игры с физиками пришел разбитый, усталый. Олег
Довженко разошелся, накидал нам много. Лия Веселова болела и за нас, и... за Олега
одновременно. Он ей нравится, и она ему тоже.
Посидел у Рика, попробовал уснуть, но мысль о дипломе не дает покоя. Многие
уже кончили, сдали печатать. А у меня - ни строки.
Сегодня был с Ричардом на заседании кафедры. Оно шло в Круглом зале. Его вел
завкафедрой диамата и истмата по естественным факультетам профессор Фаталиев.
Как всегда, выпучив свои сонные глаза, он смотрел на всех немигающим взглядом, и
походил на конферансье, который не справляется со своей ролью.
Все сидели почему-то сонные, мрачные. На столе у Лёни Селескериди (после
окончания факультета он стал секретарем кафедры Фаталиева) лежал теннисный мяч.
Он выглядел нелепо в столь серьёзной аудитории. Когда мяч упал и запрыгал по полу,
Леня полез под столы, а я рассмеялся.
Слушали доклад В. Черткова «О неантагонистических противоречиях социализма». Откровенная ерунда! Рассуждает абстрактно, и ничуть - экономического анализа.
И это из уст доктора наук! Черткова можно считать философом только среди писателей, а среди философов он - лишь писатель, да и то в самом плохом смысле. Зная, что
Чертков написал роман о любви и «балуется стихами», я написал экспромт:
Среди писателей - философ.
Среди философов - поэт.
Он поднял множество вопросов,
А глубины-то в них и нет!

1
Прочитав, Рик согласно усмехнулся. А потом я шепнул:
- Давай после окончания зааплодируем Черткову. Интересно, поддержат ли нас?
Рик засмеялся, столь нелепой показалась картина. Не мог сдержать смеха и я. И
чем больше мы сдерживались, тем сильнее сотрясал смех. Это заметили сидящие в
зале. Я начал кусать губы, язык, но не мог остановить себя. Смотрю, Лёня Селескериди берет теннисный мяч и грозит запустить в нас. Это рассмешило еще больше. Я уж
хотел встать и выйти, но Рик ущипнул меня за бок, и помог остановить смех 14 .
После этого Феликс Прудников сказал мне:
- Володя, как можно? Собрались сливки факультета, а ты...
- Не сливки, а то, что полегше! - ответил я.
Ричард и Здислав Цацковский рассмеялись.
После этого я высокомерно подумал, что я напишу гораздо лучше Черткова, проще, конкретнее, ярче.
3.00. Начал листать начало этой книжки и, странно, записи понравились. Хотя некоторые из них сделаны во время хандры, общий дух и тон полны уверенности. Мол,
все будет хорошо. Просто я очень нервный, многое делаю нервозно, импульсивно. Изза этого - взлеты и падения в настроении, делах, поступках. Может быть, поэтому я и
не нравлюсь Юле. Но бог с ней. Раз уж так случилось, знать, судьба такая. И я думаю,
все на свете идет к лучшему, ничто не свершается без причины. Только жалко Юлю,
'* Позже Леонид сменил свою прекрасную фамилию Селескериди на Грекова. Дело в том, что
из-за фамилии его не приняли в институт международных отношений, хотя он окончил школу с золотой медалью, а его отец руководил партизанским соединением. Став кандидатом
философских наук, Леонид Иванович работал в Институте философии, где подружился с А.
Зиновьевым.
10

147

С2
Ч
о.
уз
^
2
^
<С
д

^
<;
2
^
<

д
Ч
0РЭ
Рц
X
•^

вряд ли найдется человек, который сможет полюбить ее так, как я.
Открыл окно, чтобы проветрить комнату, а на улице все бело - снег выпал!
Ночь на 20 марта. Пятый час. Моросит дождь. Монотонный, бесконечный, как
в моем рассказе. Крупные капли стучат по жести за окном.
20.3.55. Воскр. 21.40. Играли сегодня с филологами. Встреча оказалась на редкость напряженной. Сначала они повели 9:0. Потом мне дали пробить штрафной, и
я забил мяч. Первый тайм закончился со счетом 15:20. После перерыва Спиридонов
сумел прорваться и забить мяч. Потом Алик Роганов забил издалека. Я перехватил несколько мячей и сделал успешные отрывы. Володя Этов, мой персональный опекун,
не успевал догонять меня. Со счета 31:3 1 игра пошла очко в очко. Боря Попов фолил
на Роганове, но Алик забил лишь два очка из 8 возможных. За нас болели штатные
болельщики - Лия Веселова, Рая Стеклова, Алла Герасимчук, Юра Марков. Почему-то
пришли Сережа Дурындин, Гаврила Лихошерстных. Они так орали, что нам было бы
неудобно проиграть. И мы победили.
Ночь на 24.3.55. Второй час. И сегодня не смог засесть за диплом. Запись песни
на радио помешала. Лёня Журавлев, как и я, взял ту же тему. Правда, у него «К вопросу о противоречиях при социализме и путях их преодоления». Очень не хочется
уступать ему. Решил сузить тему - «Об основном противоречии социализма». Начну
с основного противоречия капитализма по Энгельсу в «Анти-Дюринге» и перейду к
анализу основного противоречия при социализме.
Тут будет критика Константинова за то, что он не ставит этого вопроса, и путает
источник и движущую силу развития производительных сил. Затем перейду к критике
за то, что он считает основным противоречие между производством и потреблением.
Но ведь это - движущая сила развития производительных сил 1 5 .
Примерный план таков:
Введение. Постановка вопроса.
Основное противоречие капитала.
Основное противоречие социализма - противоречие между производительными
силами и производственными отношениями.
Антагонистические и неантогонистические противоречия.
Разбор других точек зрения по этой проблеме.
О, господи! Этот план надо было составить не в конце марта, а хотя бы на месяц раньше.
Разбор и анализ иных точек зрения может занять много места. Так что за объем не беспокоюсь.
Часы на башне закрыты туманом. Сходил к лифту - без десяти три.
28.3.55. Пнд. 17.30. Сегодня выдали стипендию с красными облигациями 1954 г.
На факультете зашел в читальню, увидел Розу Черткову и Нелю Портнягину. Улыбнулся им, но подходить не стал. Рик тоже увидел Розу, Нелю и подошел к ним. Роза
сказала, что ее день рождения отмечали все вместе. Приехала Юля, а Тамара не могла. У
нее - весеннее обострение легких. Услышал об этом от Рика, и мне стало жалко Томку и
неловко за то, что я хотел вбить клин между ней и Юлей. Хорошо, что они продолжают
дружить и поддерживают друг друга. Сейчас у меня нет никакой злости к ним.
Недавно перелистывал записи прошлого года. Так мило, интересно все. И очень
«грюстно» стало, что я расстался с Юлей так глупо.
А чего я не подошел к Розе? Она ведь была неравнодушна ко мне и, поняв, что я люблю
Юлю, продолжала хорошо относиться ко мне. На днях здесь, в Главном здании, встретил у
телеграфа Юлю. Прошла, глядя вперед, будто не видя меня. Что я наделал! Ну, подумаешь,
стала встречаться с физиком Сашей. А ведь я сам подтолкнул их друг к другу. Э-эх! И до чего
тяжко чувство одиночества, в котором мучаюсь по собственной глупости!
Ночь на 1.4.55. Сегодня зашел Илья Немцов с просьбой принять участие в написании полосы в нашей многотиражке. Сказал, что это поможет мне в конкурсе рассказов и
'-' Ф. В Константинов - в 1954-55 гг. - ректор Академии общественных наук. До того - главный редактор «Вопросов философии», позже - завотделом агитации и пропаганды ЦК КПСС,
главный редактор журнала «Коммунист», главный редактор «Философской энциклопедии».
А. Зиновьев называл его одним из главных сталинистов.

148

очерков, который объявляет «Московский университет». Первая премия - 600 р. Две вторых - по 400, три третьях - по 200. Это так заманчиво, что я согласился. Но Рик сказал:
«Знаешь, Володя, оставь все, возьмись-ка за диплом!» Я послушал его и отказался.
Ночь на 2 апреля. 4.40. К 11 утра надо быть на комиссии по предварительному
распределению. Решил ехать в Улан-Удэ. Ричард не советует: «Ну, чего ты там будешь
делать? Лучше поезжай на целину».
4.4.55. Пнд. 12.30.Библиотека на 16 этаже. Сижу над дипломом. На улице ветер
гудит, а солнце буквально слепит. Сияние усиливается от обилия снега на полях.
Только что Томка Кибаревич вышла из зала. Увидев ее, вспомнил о Юле. Помоему, она не верила в глубину моего чувства из-за моих письменных объяснений.
Стараясь показать свою любовь, я потерял чувство меры и создал впечатление мелкости своего чувства. И вообще слишком много бумаги было вокруг всего. Окунувшись
в них, Кибаревич повела себя вполне естественно. Ей стало интересно, ее увлекли
«подробности», и она «запрыгала» от радости сопричастия.
5.4.55. Вт. 16 этаж. 11 утра. Вчера ездил в райком. Там из-за ремонта какая-то
походная обстановка. Старая мебель вынесена в коридоры. Новые гнутые венские стулья на лестнице забрызганы известкой. На дверях объявления:
«Для отъезжающих на целину теплые вещи продаются в магазинах: 1. На Большой Калужской у 2-го Донского проезда. 2. На ул. Энгельса д. 31/35».
«Отъезжающие в Кустанайскую и Актюбинскую области могут получить билеты
и деньги 6 апреля с 10 утра».
Обсуждали лекцию журналистки Лиды «По призыву партии - на целину». Колосова стала хвалить, другие поддержали. А я осудил за сухость, газетный стиль. Посоветовал оживить лекцию конкретными примерами, лицами, биографиями. Порадовало то, что со мной согласилась сама Лида (фамилию не записал).
Потом объявили, что 26 апреля будет обсуждаться лекция Нади Горцуевой, о которой поступают самые превосходные отзывы. Я сказал, что не смогу быть, т.к. в этот
день защищаю диплом. Меня спросили, какая тема, я ответил - о противоречиях социализма. Все переглянулись, а Инна Владимировна спросила:
!
- И к а к в а м разрешили взять такую тему?
- А что в ней такого? - спросил я.
^
- Ну, как же! Очень острая, необычная. А не могли бы вы выступить после защиты
перед работниками райкома?
Я согласился. Обратно ехал с хорошим настроением и уверенностью в том, что
диплом напишу, и защита пройдет успешно. Хотя реакция райкомовцев насторожила,
напомнив, за какую сложную тему я взялся.
В самом деле, не погорю ли я? Речь не о сроках, а о том, что меня так и тянет к
разносу философов, которые затуманили проблему до такой степени, что в ней трудно
разобраться не то что простым людям, а даже ученым.
Когда я подъезжал к МГУ, было темно. В лучах прожекторов и хлопьях падающего снега здание университета было удивительно красивым, будто нарисованным и
каким-то декоративным.
Ночь на 6.4.55. 3 часа. Написал на 16 этаже несколько абзацев диплома и... испугался. Ну, кто я такой, что берусь критиковать корифеев, маститых докторов?
Перед сном прочел Рику написанное, а он удивил:
- Все нормально, так и пиши. Только не увлекайся в выражениях.
Кстати защита его диплома «Категории товара и стоимости в условиях диктатуры
пролетариата» прошла успешно. Рик получил «отлично».
Вчера вдруг зашел Гриша Квасов. Стал спрашивать, как живу, как с дипломом. Я
сказал, что все в норме, что начал заниматься легкой атлетикой.
- Диск, ядро, а в конце тренировок - штанга. Нагрузки такие, что не хватает на
питание, - смеясь, сказал я. - Гриша, а что ты делаешь к 200-летию?
Он не понял, в каком смысле, тогда я сказал, что записал песню на радио и пишу
рассказ о МГУ. Он выслушал, но ушел от вопроса. И стал советовать мне:

149

д
^
О^
^
^
р^
§

2
^
<!

Р2
^
Он
УЭ
РЦ

- Володя, тебе не надо разбрасываться, конечно, ты можешь добиться успехов в
спорте. Но главное для тебя сейчас - диплом, а потом - литература.
Потом сказал, что Смирнова рекомендует его в аспирантуру, а Романовский советует написать своим друзьям в США. Если они пригласят его, Гриша может поехать в
Варшаву на Международный фестиваль молодежи.
Когда расстались, я задумался, в чем смысл его визита? Узнав об этом, Рик усмех^
нулся, что Гриша ничего просто так не делает, но тоже не понял смысла визита.
^
11.4.55. Пнд. 11.30. Были вчера на симфоническом концерте в Актовом зале. 6-я
<3
симфония Чайковского, 2-й фортепианный концерт Шопена, Испанское каприччио
щ
Римского-Корсакова. Недалеко от нас, правее, сидели Алла Наринская, Света Терехова, Люся Рычихина. А впереди, рядов через 7, сидела Юля, одна, в новом желтом
платье. В антракте сказал Рику, что за неделю мне надо написать 90 % диплома.
- Вот в этом весь ты, - засмеялся он, - Но, как ни странно, ты можешь успеть.
Утром поднял голову, посмотрел во двор и увидел Юлю. Она бежала в зону Е, к
Р^
Томке, в том же желтом платье с короткими рукавами. Стучала каблучками по лужам,
И
красивая, стройная. Но чего она форсит под мокрым снегом и ветром? Ведь может про<;
стыть. И вдруг захотелось зайти к Томке, чтобы отнести Юле какую-нибудь куртку.
^5
16.4.55. Суб. 11.45. Прочел доклад профессора Степаняна, сделанный в Академии
2
наук. Читал и удивлялся, что у меня очень похожая постановка вопроса. Могут даже
^
подумать, что я слизал у него.
<
18.4.55. Пнд. Вчера не написал ни строки, а сегодня перед сном сделал несколько
набросков. Но почему-то уверен, что успею. Попробую договориться с Гальдяевым
сдать за 3-4 дня до защиты. Сейчас попробую писать просто, как литературное изложение с примерами из жизни.
Ночь на 20.4.55. С утра - ни строки, болела голова. Поговорил с Риком, получил
прилив сил и разразился прекрасной схемой противоречий.
1. Основное противоречие - в способе производства, между производительными
силами и производственными отношениями.
2. Противоречия между производством и потреблением.
3. Противоречия между базисом и надстройкой.
4. Противоречия внутри базиса. Между двумя формами собственности, а, следовательно, между рабочим классом и крестьянством.
5. Противоречия в распределении по труду.
6. Противоречия внутри надстройки.
7. Противоречия внешние - с лагерем империализма (антагонистические).
А борьба нового со старым относится к любому из этих противоречий.
Далее - о путях преодоления противоречий, которые являются движущей силой
развития общества.
Показал схему Рику. Он доволен:
- Вот так и надо делать!
- А почему никто из философов до сих пор не сделал этого?
- Не доросли до тебя, - засмеялся он.
20.4.55. Ср. Выглянуло солнце! После долгих дней наличия отсутствия. Может,
оно поможет избавиться от простуды? Позвонила с кафедры добрая Лариса и обрадовала тем, что мою защиту перенесли на 29 апреля. Три дня выиграл. Это, наверное,
Ричард позаботился обо мне. Спасибо ему.
Послал телеграмму домой: «Нужны деньги на перепечатку диплома». Но почему
не признаться, что мне не хватает не только на диплом, но и на питание? Неудобно.
конечно, но это ведь так.
Ночь на 22.4.55. 2.40. Перед сном вспомнил, что Мао Цзе-дун писал о противоречиях.
Взял его том, перечитал нужные места и понял: если я использую его точку зрения, то получу
не диплом, а справку о том, что я учился на философском пять лет. Профессор Галочка, увидев в
дипломе у Журавлева похожее место, заявил, что противоречий между производством и потреблением нет. Главный источник развития общества - противоречия между производительными
150

силами и производственными отношениями. И получается, что Леня Журавлев не имеет права
на собственную точку зрения. Если и я напишу так же, меня обвинят в ревизии марксизма!
Но это же самая настоящая аракчеевщина! Не отсюда ли застой в общественных
науках, когда все боятся выразить необычную точку зрения?
В.Фомина, Ф.Константинов, В.Чертков и другие моськи («Сам ты моська!») пишут, что только производственные отношения являются главным двигателем развития
производительных сил. Но где классики марксизма-ленинизма писали так?
Завтра напишу основную часть диплома, послезавтра, в субботу, поработаю еще.
А за пять дней, что останутся до праздника, попробую закончить рассказ «Финишные
ленточки» («Я как финишные ленточки рву паутину на звериных тропах»). И сдам в
«Московский университет», а то и в «Комсомолку» или «Смену».
22.4.55. Птн. 23.15. Почти весь день шел дождь, но воздух очень теплый, влажный. Договорился с прошлогодней машинисткой Линой Нурбаян, что приеду завтра
вечером, и мы начнем работу. Сегодня помешал вызов в РК комсомола, поехат на обсуждение Горцуевой, но оно не состоялось. Возвратившись, пошел в Актовый зал на
концерт в честь 85-летия Ильича. Сижу с Риком и говорю:
- Завтра я должен написать 50 процентов диплома.
- Вот о ком надо фельетон писать! - засмеялся он, - Ей богу, мы объединимся со
Швецом и напишем о тебе.
- А потом я объединюсь с Валеркой, и мы напишем о тебе.
- А вам не удастся. Ну, что можно написать обо мне?
- Ты, в самом деле, неуязвим, - засмеялся я.
3.00. Сейчас составил план на завтрашний день по минутам. Жар, I - 37,1°. Так
некстати простуда!
23.4.55. Суб. 14.45. Спохватился, а денег на перепечатку нет. Рик уехал в город,
когда я спал, а вечером забыл попросить. Перевода из дома нет. Трудно им.
15.20. Полсотни стрельнул у милого малого, аспиранта Ральфа Аронова. Позвонил машинистке. Она разрешила приехать послезавтра.
Ночь на 30.4.55. 1.30. Отпечатал 38 стр. Отвез к Гальдяеву домой. Мою защиту,
слава богу, перенесли. Сегодня защищался Леня Журавлев. Я не смог приехать. Мне
сказани, что он - горел. Но «хор» получил.
^
4.5.55. Ср. 18.30. Гальдяев удивил: «Работа интересная, вопросы разбираются поновому, свежо, четко. Но, на всякий случай, покажите ее Казаринову (оппоненту), может, он заранее снимет ряд претензий».
9.5.55. Пнд. Казаринов набросал столько замечаний, что пришлось перепечатывать. Утром в книжном киоске, у аудитории 01, выбираю бумагу, скоросшиватели для
диплома и вдруг вижу рядом Юлю. Она подошла раньше, я не увидел ее сразу, а, заметив, не поздоровался. Интересно, как она среагировала, услышав мой голос?
Кроме того, Казаринов попросил письменное разрешение Гатьдяева о допуске диплома к защите. Когда я позвонил Гальдяеву в ЦК КПСС, где он работает, тот велел
подъехать на Старую площадь к подъезду № 1. Я прибыл, но он не вышел.
Созвонился с Линой, она согласилась печатать. Поехал к ней на Садовую, надиктовал много страниц. Прощаясь, Лина спросила, как мои дела с избранницей. Я растерялся и как-то неуверенно сказал, что все хорошо. Она поняла, что это не совсем
так, но улыбнулась и пожелала удачи.
Просьба Казаринова встревожила Гальдяева, и он начат «капризничать». На обратном пути
вышел из автобуса 111 у Главного подъезда МГУ, и у меня вдруг раскрылся чемоданчик. Кто-то
из воришек в автобусе отстегнул замки, но не успел залезть. Дтя меня это кончилось плохо. Дул
сильный ветер. Отпечатанные листы разлетелись по ступеням и всей площади. И если бы не
девушки, проходившие рядом, я бы не смог собрать их. Дома стал укладывать страницы по порядку и увидел, что многие из них запачканы. Придется перепечатывать снова. Ну, беда!
12.5.55. Чтв. 12.10. Снова приехал к Гатьдяеву, кое-как дозвонился, он вышел в
вестибюль подъезда, но писать разрешение не стал.
Неожиданный звонок из райкома комсомола. Колосова сообщила о дате моей лек-

151

д
^
&,
щ
^
2
-^
^
рД

2
2
<

са
^
Р-<
цэ
р^
Я
2
(^
рд

р/
<;
2
^
^
<С

ции и сказала, что моим дипломом заинтересовался редактор Политиздата Павёлкин.
Он сказал о свежести, новизне моих взглядов, о которых он узнал со слов Колосовой,
и попросил после защиты передать ему копию: «Может, опубликуем в сборнике».
18.5.55. Ср. Похоже, что Гальдяев и Казаринов объявят мне шах из-за неатагонистических противоречий. И вот что: в любом случае по моей теме и мне, и любому
другому не поставят отлично. И если получать четверку, то с боем, чем без боя.
19.5.55. Чтв. Гальдяев окончательно отказался ставить подпись о допуске диплома к защите и велел идти к Казаринову. Приехал к нему, но его нет. Написал записку:
«Уважаемый Владимир Владимирович! Принес Вам диплом. Я сделал кое-какие
изменения и дополнения. Очень прошу посмотреть его снова. П.К.Гальдяев не соглашается с моей постановкой вопроса о неантагонистической классовой борьбе. Мне
хочется узнать Ваше отношение к этому. Вл. Бараев».
Вечером был у Казаринова дома, на Полянке. Дочка у него хорошая, глаза живые,
веселые, учится в 7 классе. Но отец...
20.5.55. Птн. Казаринов сказал по телефону:
- Не буду смотреть вашу работу, так как вы отказываетесь делать то, что говорит
научный руководитель. Дело принимает неправильный оборот. Приезжайте на кафедру в пять часов, там выяснится, что будем делать дальше.
Вчера слушали «Демона» в филиале Большого театра. Места на галерке, под самым потолком, духота, теснота. Рик сказал, что и постановка плохая, и Рубинштейн не
смог раскрыть Демона. Неле Пономаренко не понравились голоса - Андрея Иванова,
Орфёнова и др. А мне не понравилось всё. Даже; музыка. Кроме ряда арий и хора,
сплошной оперный трафарет - «слова нарастяжку».
Холодно на улице. Всего 7°. Не могу уснуть, встал, оделся. Настроение плохое
не только из-за диплома. На факультете - тревожная обстановка. Студенты осуждают
увольнение лучших преподавателей, до митингов не доходит, но «брожение умов»
чувствуется. Вот и я на своей шкуре чувствую «аракчеевщину», и даже писал о ней и
о том, как трусливы, осторожны наши профессора.
22.5.55. Воскр. Вчера мне назначили нового оппонента. Им стал Семен Игнатьевич Петренко. Я убрал «сомнительные» положения о классовой борьбе, развил суждения об антагонистической борьбе нового и старого.
Не буду описывать дальнейшие муки с дипломом. Скажу лишь, что защита
состоялась 3 июня. Даже на ней меня обязали изменить ряд положений, я сделал
это, и мне поставили «хорошо». Это была победа, которая не обрадовала меня.
Продолжение следует.

152

ПРОЗА
Александр ТАРМАХАНОВ

НОЧНОЙ ЗАВТРАК
Рассказы

Дорога, занесённая снегом
Казалось, что ничего и нет, лишь только пустая дорога, занесённая снегом, ветер,
сухо дрожащий в голых кустах, серая степь и серое голое небо, срастающееся где-то
за линией горизонта с этой степью. Их было двое. Первый шёл впереди, на вид ему
было лет шестьдесят, одет он был в старую потрёпанную куртку с облезлым мехом, с
капюшоном. На толстом кожаном ремне, который перетягивал ему грудь, он тащил за
собой небольшую тележку. В ней, под синим шерстяным одеялом, проглядывали очертания человеческого тела. Тележка еле слышно скрипела, иногда застревала в снегу.
Тогда мужчина останавливался, сплёвывал на землю, и, ухватившись двумя руками за
ремень, вытягивал тележку из снега. Деревянные колёса потрескались и второй, что шёл
позади, иногда внимательно всматривался в эти колёса, со страхом ожидая, что они в
любую минуту развалятся. Он был намного моложе первого, ему было1 около тридцати
лет; чёрное пальто, поднятый воротник, который скрывал часть его лица, из-под шапки
выглядывали глаза, внимательные и в то же время усталые, покрасневшие, лицо его
было измождённым, не выспавшимся, небритая щетина цеплялась за воротник.
- Ты не переоделся, вот теперь испачкаешь своё пальто, - сказал первый, не оборачиваясь. За все время, что они шли, это была первая сказанная им фраза.
- Ничего, вернемся - почищу, - ответил второй. Достал из кармана пальто сигареты, закурил.
- Ты что там куришь? - спросил первый и, обернувшись, увидел пачку сигарет.
- А-а, фабричные, а раньше мы выращивали табак сами. Но ты, наверно, уже и не
помнишь.
- Нет, отчего же, помню, - сухо ответил второй.
И он вдруг вспомнил, что лет сколько-то назад, они действительно выращивали
табак у себя на заднем дворе. В этой семье почти все курили, но ухаживали за табаком
только женщины: начиная с понедельника, - самая старшая, бабка Аглая, во вторник
- её сестра Галина, которая была младше всего на год, в среду - Ольга, дочь Галины и
мать Наташи, а четверг был днём Катерины, двоюродной сестры Ольги, и так далее.
Наташе до тех пор, пока она не вышла замуж, было запрещено подходить к грядкам.
Но курить они всё равно пробовали, тайком уходя на берег реки. Мать ругала её, говорила, что дети родятся больными.
Тогда, в тот год, когда он уехал из деревни, им было по пятнадцать лет.
Хлынул ветер, обжёг лицо и вырвал из губ сигарету.
- Послушайте, э-э-э Николай Антонович, - он глубже запахнулся в пальто, поправил шарф, - Николай Антонович, можно вас спросить, как она умерла?

153

СС
2
<^
^
а.

Ё<
К
^

^
К
щ
<3
5

5
д
5Г

Первый обернулся и, усмехнувшись, сказал:
- Что ж ты, Витя? Раньше ведь дядей Колей звал. А как она умерла-то? Тихо, все в
нашей семье тихо умирают. Что же делать шуму из ничего.
- В каком смысле? - удивился Виктор.
- Ну, как тебе сказать, - дядя Коля улыбнулся. - смерть - это ничего. Всё проходит,
ты же сам понимаешь.
Виктор пожал плечами, достал из кармана новую сигарету, опять закурил.
- Как жену-то твою зовут? - спросил дядя Коля.
- Настя, - ответил Виктор.
- Да, я помню её, когда вы приезжали в последний раз. Когда это было?
- Три года назад.
- Да, правильно. Три года назад.
- Красивая она у тебя. Голоса у них одинаковые, у твоей Насти и нашей Натальи.
Ты знаешь об этом?
Виктор помолчал и ответил:
- Да, знаю.
Ему вдруг стало жарко, душно, несмотря на то, что ноги тонули в снегу, а холодный ветер бил по щекам.
Все женщины в этой семье были красивыми. Тёмные, широкие глаза, чёрные волосы и большие полные губы. И до старости они сохраняли хорошую фигуру. Но
главное было не их внешность, а то, чем они занимались. Круглыми сутками в их доме
толпились люди, приводили больных, а женщины .лечили их травами и словами. Про
них говорили, что они могут делать чудеса. Сам Виктор не знал об этом, но как-то раз,
ещё до отъезда, они сидели на берегу, и Наташа вдруг сказала:
- Хочешь, я тебе кое-что покажу?
- Да, давай, - ответил Витя.
Она ушла, но вскоре вернулась с небольшим мешком. Достала из него мёртвого
голубя.
- Смотри, чему я научилась, - радостно сказала она.
Вынула из кармана своего платья листья табака, завёрнутые в носовой платок, и
спички. Подожгла листья и начала поводить ими над голубем, шепча разные незнакомые слова.
Листья догорели, и она сказала:
- Вот, смотри.
Голубь открыл глаза, дрогнули крылья. Неуклюже повернулся на другой бок, встал.
Сделал насколько шагов, взмахнул крыльями и взлетел. Сделал круг над ними и полетел в сторону деревни. Они проводили его взглядом. Наташа вздохнула и сказала:
- Ты знаешь, он скоро умрёт. Конечно, все умирают, но этот умрёт минут через
пятнадцать. Так уж получилось.
Они замолчали. Вдруг Наташа повернулась к нему и сказала:
- А хочешь, я тебя научу?
- Чему?
- Ну, таким вот штукам.
- Да, хочу, - радостно согласился Витя.
Каждый день в восемь утра они приходили на реку. Наташа вплетала в волосы
красную ленту. «Так надо», - говорила она и начинала обучать Витю «желаниям», как
она это называла. Но оживлять зверей, птиц у него не получалось, зато он научился
двигать разные предметы: ветки, камни, коробку спичек. Однажды он спросил её:
- Так что получается, что все это могут?
- Нет, только ты.
Наташа посмотрела на него своими детскими распахнутыми глазами, неожиданно
приблизилась к нему и поцеловала в губы. Что-то задрожало у него внутри, он подскочил, испуганно посмотрел на неё и побежал прочь. Добежал до дома, закрыл за собой
дверь и сел на пол, притаившись: «может, и со мной что-нибудь произойдёт»...
154

А через два месяца он со своей семьёй уехал в город. Закончил там школу, поступил в институт на психолога. Когда ему исполнился двадцать один год, летом, на каникулах, он приехал обратно в деревню к своим родственникам. Когда они встретились,
он увидел, что Наташа стала красивой, стройной девушкой. И голос её изменился,
сделался низким, мелодичным.
- Пойдём на берег, - предложила она и посмотрела на него с хитрецой и почти со
смехом.
Он пожал плечами и согласился. Она пошла вперёд, и он увидел, что у неё в волосах заплетена та самая красная лента, немного истрёпанная и потерявшая яркость
цвета.
Она сидела у самой воды, опустив в неё руки.
- Ты знаешь, река, ты помнишь её? Она изменилась, стала дурной какой-то, - Наташа поднялась, - всё меняется.
Она сделала шаг к нему:
- Я через полгода выхожу замуж, - она вздохнула, - это так плохо.
- Почему?
- Просто «плохо», - она посмотрела в сторону, - я думала о тебе всё время. И вот ты
приехал. Я думаю, пусть хотя бы один раз, но это будешь ты, а не кто-то другой.
Она подошла к нему вплотную и поцеловала его в губы. Потом посмотрела на
него, улыбнулась и тихо сказала:
- Ты опять убежишь?
- Нет, - ответил он и остался.
Так начались эти встречи, тайные, уводящие вглубь леса или на далёкие берега,
со словами, сказанными шёпотом, с нежностью, растекающейся по волосам и голым
телам, и казалось, что все солнца отражаются в ней, в этой мягкой неизведанной нежности, все деревья, вся трава и цветы, и река, звенящая в волнах, всё в ней. Всё отражалось в этой нежности, и сливались они, веселые, полупьяные, со всем, что в ней
отражалось, и становились невидимыми для остальных.
В конце августа он уехал, уехал один, Наташа обещала проводить его. но так и
не пришла. Он прождал её целый час, пропустил два автобуса и пошёл пешком до
следующей остановки. Уезжал он с непонятным чувством, будто с ним произошло то,
чего он и сам до конца не понимает. И было то детское ощущение страха: может, и со
мной что-нибудь произойдёт...
- Послушай, кажется, сейчас метель начнётся!
- Что? - Виктор поднял глаза и недоумённо посмотрел на дядю Колю, - что? Я не
расслышал!
- Очнись ты! Ты чего, заснул там, что ли! - дядя Коля обернулся и закричал сквозь
поднимающийся ветер, - ты не замёрз? Я говорю, метель, кажется, сейчас начнётся.
Дать тебе жилетку, а то в пальто, наверно, холодно.
- Нет, спасибо. Долго нам ещё?
- Нет, пришли почти. Вон видишь ворота?
Виктор посмотрел вперёд и увидел высокие деревянные ворота в конце дороги.
Ветер поднимался, снег повалил сильнее.
К окончанию института он встретил Настю во время прохождения практики в
одной из школ. Настя работала психологом и курировала его практику, и была старше
его на два года. В первый день знакомства его не покидало чувство того, что он уже
знает эту девушку. И только вечером он вдруг понял, что у Насти точно такой же голос,
как у Наташи. Они стали встречаться и спустя год поженились. Через полтора года
взяли кредит и купили квартиру. Однажды ему пришла посылка, он вскрыл ящик и
обнаружил знакомую красную ленту и письмо, в котором было всего несколько слов:
«Мне плохо без тебя. Если можешь, приезжай, если нет, не приезжай никогда». Он
долго смотрел то на это письмо, то на красную ленту. Потом сложил всё в мусорный
пакет и выбросил в помойное ведро. Ночью он не мог уснуть и думал:
- Что я могу сделать для неё? Ведь мы уже другие, она наверняка давно замужем.
155

СО
2
<;
X
^
о,

!г^
|р|
С_;

5
~
ЭГ
—

Я
2
<;
^
$
ец
^
С^[
*5
^)
^

^
Он
д
3

5
щ
5Г

Но всё равно нужно позвонить или написать. Если бы я знал, чем я могу ей помочь.
Но он не позвонил и не написал, и так прошло два года. Он старался забыть об
этом письме, а если вдруг вспоминал, то сердце его начинало дрожать, и его охватывали мучительная тоска и злоба, и чувство вины.
Они были уже на кладбище. Виктор осмотрелся, вокруг белели могильные холмики и плиты, занесённые снегом, за несколько лет их стало вдвое больше. Ветер стих.
Подошёл дядя Коля, в руках у него были лопата и лом с отбитым остриём.
- На, будешь рыть могилу, - он посмотрел ему в глаза и спокойно сказал, - что
поделаешь. Обычно мы сами хороним своих детей, но устал я, да и дорога неблизкая
была. Так что уж, тебе придётся это сделать. А я пока её уложу.
- А где копать-то? - Виктор растерянно посмотрел по сторонам.
- Вон там, видишь, где сосна растёт, там мы её и положим.
Земля была мёрзлой, не поддавалась. Лом уходил всего на несколько сантиметров
вглубь, и через полчаса Виктору стало жарко, он снял пальто и повесил на ветку.
- Это ничего. Это только первый слой такой, потом полегче пойдёт, земля у нас
тёплая, хорошая.
Через несколько часов могила была готова. Виктор выбросил наверх лопату и лом
и, сделав усилие, выбрался из могилы. Он был весь в земле, с мокрой вспотевшей
головой. Посмотрел на небо. Вяло тянулись облака, и. вышло солнце.
- Солнце вышло, - услышал он голос дяди Коли.
- Да, я вижу, - ответил Виктор.
- Это хорошо, что солнце вышло, подойди ко мне, - сказал дядя Коля.
Виктор подошёл к нему. Он сидел перед гробом на коленях и разглаживал Наташе
волосы, сметал снег с лица.
- Смотри, смерть-то никак не отразилась на ней, не изменилась она, только похудела, но это от болезни.
Она лежала в длинном белом платье, с голыми ногами. Волосы её были коротко
пострижены, она была бледная. Снег, падавший на её мертвое лицо не таял, а скапливался, и дядя Коля сдувал снежинки с лица. Она совсем не изменилась, подумал
Виктор, как же она жила всё это время. Ему вдруг стало невыносимо тоскливо, он сел
на колени рядом с дядей Колей. Провёл рукой по её бледному, холодному лицу. Расправил волосы. А она ведь могла делать чудеса, подумал он, и ему захотелось плакать
от неожиданного бессилья и собственной глупости. Поднялся, посмотрел на руку. От
чуда остался лишь короткий мёртвый волосок, запутавшийся в обледенелых пальцах.
- Всё, пойдём, - раздался голос дяди Коли.
Они положили крышку. Виктор отошёл, потом обернулся и начал смотреть на дорогу, по которой они шли, с бессмысленной надеждой увидеть то, что разрешит его
муки. Позади себя, он слышал, как дядя Коля забивает в крышку гроба гвозди.
- Витя, иди сюда, - позвал он.
Но двигаться не хотелось, хотелось стоять долго в ожидании чего-то. Он сделал
несколько неровных шагов, подошёл к фобу. Дядя Коля внимательно посмотрел на
него и спросил:
- Ты как себя чувствуешь?
- Ничего, всё нормально.
- Тогда возьми верёвки.
Они подняли фоб, поднесли к могиле. Разложили на снегу верёвки, сверху положили фоб. На верёвках подняли и начали опускать гроб в могилу. Раздался тихий
стук, гроб опустился на дно.
- Ну вот, кажется, и всё, - тихо сказал дядя Коля. Он стоял на краю и смотрел вниз.
Руки его дрожали.
- Вот, и всё, - тихо повторил он.
Виктор молчал, потом взял лопату и стал кидать землю в могилу. Но получалось
у него это как-то автоматически, немного заторможенно. Он ни о чём не думал, лишь
одна мысль гулко стучала в его замученном сердце: быстрее. Дядя Коля взял лопату
156

и стал помогать Виктору. Спустя какое-то время, они стояли перед свежим холмом;
Виктор курил, дядя Коля положил лопату и лом в тележку.
- Послушайте, э-э-э дядя Коля, а вообще, где её муж?! - вдруг, немного раздраженно воскликнул Виктор.
- Ушла она от него, ещё год назад, - услышал он.
- А почему?
- Не знаю, значит, ей так нужно было.
И в этот момент внезапно что-то лопнуло, оборвалось внутри Виктора. Он почувствовал себя обессиленным, жалким, рухнул коленями на землю, пустыми ладонями
зарываясь в снег. Он заплакал, шепча про себя:
- Слабый я человек, ничтожный, полюбить мне тебя не хватило духу, чего я боялся?..
Он почувствовал руки дяди Коли на своих плечах, и до него донёсся его голос:
- Что ж ты, Витенька, не надо, ни к чему это, всё закончилось.
Они вышли из ворот, и Виктор вдруг вспомнил стихотворение, которое он написал
тогда, тем летом. Странно, что я вспомнил об этом, подумал он, а ведь тогда я действительно писал стихи. И довольно много, где они теперь, не знаю...
Они сидели на берегу, Наташа кидала камни в реку, и потом эти камни возвращались к ней из воды.
- Слушай, я же стишок написал. - сказал Витя, - хочешь послушать?
- Да, хочу, - Наташа повернулась и посмотрела на него...

С2
2
<;
«
Си

^
~
^
^
*^

*4
&3
д

<
го

Ночной завтрак

...И ещё долго в ночной глубине прокуренной кухни гремели стульями и вели
скучные, вялые разговоры о дорогах, погоде и ценах на подержанную мебель. Катерина сидела тихо, сложив руки на коленях. Взгляд её был оцепенелый, но иногда он переходил с жёлтой кофточки Вадима Андреевича, мелькавшей в слабом отблеске свечи,
на дрожащие руки Валентины. Ожидание затягивалось. «Почему они так медлят?»,
- испуганно подумала Катерина. Она поднялась, подошла к окну и открыла форточку.
Ветер колыхнул занавеску, и в этот момент она услышала шум подъезжающей машины. Машина остановилась, хлопнула дверца, и Катерина услышала шаги. Раздались
незнакомые голоса. Женщина сказала: «Нет, это не то, совсем не то место», ей ответила другая женщина с низким, кашляющим голосом: «Ты думаешь, мы свернули не на
том повороте?». «Да, да, вот именно», - нервно ответила первая. Снова шаги, и через
несколько минут послышался звук заводящегося двигателя. Машина уехала. Катерина
достала сигарету, закурила и вернулась обратно. «Я сошла с ума, - тоскливо подумала
она, - зачем мне это нужно... ведь мало, что изменилось в моей жизни за эти... периоды. Ничего нового я о себе всё равно не узнаю... Пустой труд».
Вадим Андреевич встал, вышел на середину кухни. Лицо его было оживлённым,
почти радостным. Катерина посмотрела на Валентину. Валентина сидела за столом,
нервно сжав чашку с чаем. Лицо её было бледным, она молчала, а по лицу текли слёзы.
- Я думаю, он меня больше не любит... - тихо произнесла Валентина, - и мне, кажется, он никогда меня не любил... вчера, он пришёл домой молчаливый, сел и начал
пить чай. И я вдруг вспомнила, восемь лет назад, когда мы поженились, была такая же
ситуация, и я помню, в чём он был, во сколько он пришёл... он был такой же молчаливый и тоже сел за стол и стал пить чай. Но тогда он говорил, что любит меня...
- А сейчас? - спросил Вадим Андреевич.
- И сейчас тоже говорит.
- Может быть, вы сами изменились?
- Может быть, - сказала Валентина и неожиданно воскликнула, - и знаете, он пил
чай из точно такой же чашки, да, да, именно из такой, вот здесь, около ручки шла тоненькая трещинка, незаметная совсем... Как вы думаете, почему они медлят?

157

О
Е
0
Д

И
^н
<
5
Рн

Е5
Щ
^
и

- Не знаю, может, что-то в дороге случилось, вон у нас какие дороги плохие, а ведь
в прошлом году ремонтировали, помните, да всё без толку, - ответил Вадим Андреевич.
- Да вы не волнуйтесь, Валентина, они приедут с минуты на минуту. Никогда же
не опаздывали, - сухо сказала Катерина.
- А что будет, если они не приедут?
Наступила тишина. Вадим Андреевич поправил ворот своей жёлтой кофточки,
кашлянул и тихо рассмеялся.
- Значит, - сказал он, - это будет совсем другая история.
Раздался стук в дверь. Валентина вытерла слёзы и посмотрела на Катерину.
- Ну вот, я же говорила, - улыбнулась Катерина. Встала, подошла к двери. «Кто?»
" спросила она.
Из-за двери раздался голос молодого человека:
- Доброй ночи, извините, пожалуйста... у меня тут спецдоставка. Я должен передать именно сейчас.
- Да, конечно, - Катерина открыла дверь, - проходите.
Вошёл молодой человек в очках и синем костюме. С любопытством огляделся по
сторонам.
- Вот, возьмите, всё-таки пять лет лежали, ждали, так сказать, своего часа, - курьер протянул Катерине три конверта и лист бумаги, - и вот здесь распишитесь.
- Вот вам за труды, - Катерина вынула из кармана юбки купюру и отдала её курьеРУ- А-а, спасибо, до свиданья, - сказал молодой человек и вышел.
Катерина закрыла дверь и вернулась на кухню. Валентина встала, сделала шаг
навстречу.
- Ну, вот они, - тихо выдохнула она, - знаете, сначала эта идея писать письма самим себе показалась мне бредовой, абсурдной. Но потом сама суть этой идеи меня
очень привлекла. Каждые пять лет наступает, как бы это сказать, момент истины, что
ли. Каждое письмо, которое ты знаешь наизусть, это как новое сердце...
- Ну вот, началось, - вздохнул Вадим Андреевич, - конечно, у вас своё отношение
к этому делу. Я, например, в прошлый раз написал такое: «зелёные буйволы Мадагаскара плачут над пятнадцатью пасхальными яйцами Ньютона».
- Вы, наверно, просто устали, - сказала Катерина, - давайте поедим, а то ожидание
провоцирует голод. А потом откроем письма.
Через некоторое время стол был накрыт. Валентина подала говядину, нашпигованную морковью и чесноком, галантин из курицы, отварной рубец, чахохбили из кур,
вальдшнепа жаренного, шашлыки, копченую горбушу и навагу фри, панированную в
сухарях. На десерт она приготовила творожную горку, фруктовый салат, мороженое и
шарлотку. Из напитков были коньяк, сухое вино и водка. Сели за стол. Вадим Андреевич принёс ещё несколько свечей и поставил их в центр стола. Валентина заметно повеселела, причесалась и накрасила ресницы. Время от времени раздавался её весёлый
смех.
Катерина взяла вилку и вдруг заметила, что у неё дрожат руки. «Что это со мной?
Я как эта невротичка Валентина», - подумала она и придвинула к себе тарелку с говядиной.
Спустя час трапеза была окончена. Вадим Андреевич положил на край стола трубку и кисет с табаком, взгляд его был довольный, и он улыбался блестящими от жира
губами. Валентина сидела, уверенно держа осанку и потягивая вино.
Катерина сделала глубокий вздох, чувствовала она себя неуютно и ощущала нарастающую тяжесть в желудке и холодный пот, растекающийся по спине.
- Надо, наверно, уже открывать письма, - сказал, наконец, Вадим Андреевич.
- Да, конечно, вот возьмите, - Катерина раздала каждому по конверту, - начнём, как
обычно с вас, Вадим Андреевич.
- Ради бога, - пожал плечами Вадим Андреевич.
158

Оторвал край конверта и достал из него бумагу. Развернул лист, пробежал по нему
глазами. На его лице появился страх, сменившийся ужасом, он побледнел и схватил
свою трубку.
- Ну, что там у вас? - спросила Валентина.
Вадим Андреевич налил рюмку водки, залпом выпил и сделал глубокий вдох. Через некоторое время он произнёс тихим испуганным голосом:
-«Свинья!!!»
- «Свинья!!!»? - удивлённо-радостно спросила Валентина.
И тут же засмеялась:
- Ведь и правда, свинья... вы ведь едите-то как... видели бы вы себя со стороны...
Да вам хоть корыто подставляй!
- Ну, хватит, у вас-то что там? - злобно воскликнул Вадим Андреевич.
- Сейчас посмотрим.
Валентина разорвала конверт и вытащила письмо. В эту минуту Катерина почувствовала боль в животе и слабость, которая придавила её к стулу.
- Вот, всего два слова: «утренний смех».
Валентина стала хохотать:
- Ведь вы же ничего и не знаете. А всё так просто.
Она успокоилась и стала обмахиваться письмом, как веером.
- А у вас что? - спросила Валентина, глядя на Катерину, - вы себя плохо чувствуе-

^
^

те?

^
<!

Катерина распаковала конверт. Она уже знала, что на жёлтом листе бумаги синими
чернилами будет написано слово «скука», но всё же вынула письмо, медленно и осторожно. Что-то внутри неё неожиданно вспыхнуло, и она ощутила, как некая спираль
начала скручиваться у неё в животе. Она подняла голову и увидела глаза своих спутников, напряжённо вглядывающиеся в неё. И почувствовала внезапное удивление, застрявшее где-то на кончике языка, внутри её оцепеневшего голоса. Тело её обмякло,
она вдруг поняла, что сейчас умрёт, и успела лишь произнести:
- Заворот кишок...
I

23.08.07.

Последнее воскресенье високосного года
Последний раз я увидел ее случайно: она стояла около универмага, говорила по
телефону и, кажется, плакала, скрывая от прохожих свои слезы. В одной руке она держала фирменный пакет, в котором проглядывали контуры туфель, какой-то коробки
и чего-то еще, что я не смог разглядеть, другой сжимала телефон и зеленый платок,
который торчал между пальцев. Она была в шляпке; помню, я очень сильно удивился,
ведь я никогда не видел ее в шляпке. Хотя, впрочем, что значит это «никогда» - всего
лишь табу на действительность. Из магазина выходили люди, спешили мимо, иногда
толкали ее и, извинившись, шли дальше. А она стояла и просто слушала своего невидимого собеседника; неожиданно подул ветер, дрогнули листья, потрепанные афиши, и шляпка слетела с головы. Она удивленно повернулась, и тут я увидел, что она
действительно плачет. Слезы текли по лицу, она грустно улыбалась словам человека,
с которым говорила, проводила глазами свою летящую по улице шляпку, и в этот момент мы увидели друг друга.
Она, конечно, узнала меня. В глазах были удивление и внезапная радость, но, скорее всего, увидела она не меня, стоящего сейчас напротив нее, возле входа в салон
сотовой связи, с бутылкой пива в руках, в клетчатой светлой рубашке и с газетой за
прошлую неделю, а невысокого юношу, немного сутулого, с забавными кудряшками,
которых он всегда стеснялся, и по этой причине два раза в месяц ходившего в парикмахерскую в тайной надежде, что, может быть, в этот раз проклятые кудряшки, над которыми смеялись одноклассницы, исчезнут с его головы раз и навсегда. Самое забавное,
что она смеялась больше всех, но смех этот был не оскорбляющим, а больше завист-

159

СЗ
2

§
Сц
2

~4
о*

3
д
2?
™

И
2
<;
X
5
IX
^
Ё^[
>—<
(_>
д
1т;

^
Он
Н
д
<3

Щ
ЭГ

ливым, всякий раз, отсмеявшись, она говорила: «Отрасти волосы, ну, пожалуйста! А
потом будем заплетать тебе косу. Знаешь, какая она будет?.. Огромная!». Но все это
я понял гораздо позже, в институте, когда девушки смотрели на меня с тайным упреком, но на всяких различных дансингах приглашали больше меня, чем моих глупых
одногруппников. Это было забавно, я занимался баскетболом и временами цитировал
Сартра и Фердинанда де Соссюра. Имидж был классический, но эффективный, тем
более что и баскетбол, и Сартр, и де Соссюр, мне, в общем-то, нравились. Потом стал
моден узкий круг, некое тайное общество интеллектуалов, в котором было принято
обсуждать фильмы Юфита, похождения Кастанеды и иногда со слезами выпивать за
старика Джона Кейджа. Но это было потом, намного позже, а сейчас она трепала мои
кудряшки и просила об огромной косе. Но огромной косы не появлялось, и она все
чаще уходила в пустые классы с Серегой Артамоновым, который сидел позади нее,
списывал контрольные и жил в моем доме, в следующем подъезде. Многие считали
Серегу развратником и верили всем бредовым слухам, которые возникали совершенно
неожиданно, словно желтые пятна на свежепобеленной стене в туалете. Некоторые
думали так из-за его отца, который бросил семью и ушел, как говорили, «к этой бляди
из пятнадцатого дома», предлагались и другие версии. Но на самом деле всё было
иначе, причину разврата знал, к сожалению, только я...
После алгебры, которая была у нас вторым уроком, Серега ушел и потерялся часа
на два. Где он был, с кем встречался, для меня до сих остается загадкой, но, вспоминая
^
гэто, я уже не берусь
найти ответ на сей забавный
вопрос, просто на лице возникает
тихая улыбка; как-то раз жена спросила, почему я улыбаюсь? Я рассказал ей эту историю, она хмыкнула, пожала плечами и пошла мыть посуду.
Я только что вышел из столовой и стоял в вестибюле, держа в руке еще горячий
беляш, как неожиданно дверь школы широко распахнулась, и в школу зашел Серега.
Вид его был необычен, он часто и глубоко дышал, лицо его было раскрасневшимся,
пиджак расстегнут почти на все пуговицы, а правая рука что-то бережно и сильно сжимала в кармане. Он побросал разгоряченные взгляды в разные стороны, увидел меня
и, похоже, обрадовался. Подошел ко мне и предложил выйти. Мы зашли за школу, он
осторожно осмотрелся и вытащил руку из заветного кармана. «На, смотри». Сначала
я не понял, что там, но когда он разжал руку, я увидел карты, игральные карты. Но
это были не совсем обычные игральные карты. Это были черно-белые порнофотки.
Плохого качества, затертые, с обтрепанными углами, но порнофотки. Это был шок,
вся правда мира, что после осени следует зима, Волга впадает в Каспийское море, понедельник первый день недели и так далее, вдруг сконцентрировалась в этих тридцати
шести затертых чужими руками картах...
Он носил эти карты с собой как некую ценность или, хуже сказать, оберег. Брал их
на контрольные или на ответственную стрелу со шпаной из соседних кварталов. Я называл его озабоченным дураком, но иногда просил их до завтра и уже в школе отдавал
обратно, а он с победоносной улыбкой взирал на меня... Никто не знал об этой нашей
маленькой тайне, пока не произошло вот что.
Был урок биологии, мы рассматривали какие-то картинки с изображениями неких
диких животных, а Серега, спрятавшись за учебником, рассматривал вожделенные
карты. Вера Анатольевна, учительница биологии, которая всегда ходила в одном и
том же вельветовом костюме и не признавала ничего, кроме дарвинизма и фильма
«Москва слезам не верит», неожиданно остановилась около Серегиной парты, и все
ученики, с первого этажа до последнего, услышали ее крик. В крике этом была вся
боль ушедших поколений.
В срочном порядке были вызваны родители Сереги, а так как мама его была в
отъезде, пришлось вызывать, как выразилась завуч, «этого потаскуна», то есть Серегиного отца.
Скорый и справедливый общественный суд, на котором учителя стыдливо прятали глаза, искреннее пламенное выступление отца с последующим обещанием разобраться: «что там происходит в голове этого маленького извращенца», чьи-то слова о
160

моральном долге родителей. А потом суетливые шаги по школьному коридору, хлопнувшая массивная входная дверь, дождь и быстро удаляющиеся зонтики вдоль шумящих тополей.
Случай этот самым печальным образом сказался на успеваемости Сереги. Учителя не знали, что с ним делать, после его ответов, специально нелепых, невразумительных, они не решались ставить ему двойки, боясь выглядеть в глазах молчаливой
общественности излишне предвзятыми. И ставили тройки, иногда четверки. Один раз
историчка Лариса Викторовна даже поставила ему пять за готовый реферат, который
сама же и дала. Объяснялось это неким публичным раскаянием Сереги, когда он достал
пресловутые карты и со слезами на глазах и дрожью в словах: «Обещаю!.. Обещаю...»
порвал и выбросил их в мусорное ведро. Общественные волнения успокоились, справедливость и моральные ценности вновь восторжествовали. История забылась, но по
инерции все продолжали считать Серегу развратником. А уже через месяц Серега
показывал мне патроны от «Макара», найденные им в собственном подвале.
Это было в то время, когда наши одноклассницы, почувствовав короткие и удивленные взгляды старшеклассников и недовольные - учителей, осознали, что становятся женщинами.
И она, когда поднималась по лестнице, держа осанку и поправляя волосы, наконец, освобожденные от этих дурацких детских бантов, больше всех ловила на себе
эти самые взгляды. И проходила мимо. Ее мало заботили коротко стриженные юнцы,
державшие в кармане школьной формы пачку дешевых сигарет. И когда они зажимали ее в темном коридоре, она говорила: «Приходите, когда закончится пубертатный
период... озабоченные дебилы...». Но несмотря на это, к Сереге она относилась на
удивление хорошо, давала ему списывать, а один раз даже позвонила и спросила, какие завтра уроки.
Не помню, в какой момент мы стали вместе проводить время. На летних каникулах мы любили ходить на остров, у меня был сачок, и мы ловили насекомых, потом сажали в банки, зачем, не помню. Пробовали курить, я украл у отца сигареты
«Мальборо», мы сидели под деревом, в тени, смотрели на реку и курили. Потом долго
кашляли, и очень быстро это занятие нам надоело. Серега отнес сигареты отцу, сказал,
что нашел. Отец не поверил, отругал его, но сигареты взял. Сам он курй*л болгарские,
что-то вроде «БТ» или «Опал».
Я писал ей стихи, а Серега показывал патроны. Было забавно, ведь Серега и сам
писал стихи, но никому, кроме меня, их не показывал. Я же находил их довольно слабыми. Она, конечно, знала, что Серега пишет стихи, но виду не подавала.
Неожиданно у меня самого появилась тайна, которую я не мог открыть из-за нелепого чувства стыда. Мама, которая всегда хорошо относилась к Сереге, внезапно
заявила мне, чтобы я больше не общался с ним. Меня это удивило, даже напугало.
На вопрос «почему?» мама раздраженно ответила: «Позавчера он приходил в гости, а
потом у меня пропали деньги. Двадцать семь рублей с копейками...». Я сказал, что не
верю, что Серега не мог такого сделать, что Серега хороший и тому подобное. На другой день я собрался поговорить с ним, но передумал, что если мама права? И гнусный
червь сомнения поселился во мне. Это случилось в десятом классе, был конец марта,
солнце становилось теплее, я забирался с ногами на подоконник и смотрел с пятого
этажа на двор: на развешанное соседями белье, на деревья с набухшими почками,
на зеленеющую траву и блестящие темные лужи, в которых возились собаки и дети.
Деньги так и не нашлись.
Как-то раз Серега позвал нас домой. Мы пришли к нему после уроков, он закрыл
дверь в своей комнате, весело подмигнул нам и полез под кровать. Через несколько
секунд он вылез оттуда, в руках у него был грязный серый сверток. Развернул тряпки,
и мы увидели пистолет. Черный, блестящий, весь исцарапанный. Я был в страхе и восторге одновременно. Серега сказал, что изрыл свой подвал вдоль и поперек и нашел
его. Он был уверен, что найдет. Она сказала, чтобы он выбросил пистолет и забыл про
него. Серега обиделся и сказал, что это все ради нас. Она сказала: «дурак». - и ушла.
11. Заказ 262

15]

СС
2
<5
X
^
а,
^
),
Е
ни
(_)
*
^

^
о!
^
<
5

5
д
^Г

И
2
<?
X
5
&,

Е^
^
^
%
Е*

*4
К
дз

3
д
^1

Мы немного постояли, потом решили сходить пострелять как-нибудь. И действительно сходили втроем, один раз, на остров.
Помню, в школе на вечер некоторые одноклассницы пришли в мини-юбках. Мы
с удивлением смотрели на их худые ноги. А впереди шли две старшеклассницы, две
уродины с толстыми титьками, жуть. На эти мероприятия она не ходила, мы тайком
звонили ей с вахты и со смехом рассказывали о происходящем. Иногда я звонил один,
она спрашивала, чем я занимаюсь и как у нас дела.
Около школы в сумерках околачивалась местная шпана. Они были старше двадцати, сидели на корточках в лепнях и равнодушно плевали себе под ноги, пальцы
были увенчаны синими перстаками. Летом на пляже, полуголые, в черных сатиновых
трусах они напоминали Третьяковку: расписные синие купола на груди, розы ветров
и некоторые афоризмы житейской мудрости, вроде: «Бей актив, режь сук», «Смерть
легавым от ножа». Пьяные и веселые, они ходили по пляжу, отбирали часы, деньги и
жвачку.
Один из них, Натан Сухой, в сером, почти благородного цвета пиджаке, приходил
к школе и ждал ее. Ему было лет двадцать пять, из них четыре года он провел на строгаче, был местным известным щипачем, а прозвали его так за руки, которые никогда
не потели.
Обычно он стоял у железной оградки возле школы, руки держал в карманах, весело улыбался и раздавал сигареты малолеткам. Она проходила мимо, он подходил к ней
и приглашал прогуляться. Она отказывала. Из школы она уходила через черный ход.
Это был последний, одиннадцатый класс, позади остались зимние каникулы. Кажется, это был вторник, а может и среда, точно не помню. Уроки закончились довольно быстро. Мы шли втроем, дворами, была метель, дорогу завалило снегом, но мы
шли веселые, я что-то рассказывал, кажется, о каком-то фильме, комедийном, как она
вдруг остановилась и раздраженно сказала: «Опять этот Сушок».
Около деревянного дома, в котором жила барыга Ленка Хромая, стоял Сухой. Стоял
он пьяный, без шапки, зимний тулуп был нараспашку и во все стороны торчал мохеровый
шарф. Увидев нас, он обрадовался. И сказал, обращаясь к ней: «Роднуля, твои кавалеры
даже в шныри не годятся, тебе не стремно ходить с ними?», - и уже нам: «А вы лучше
шапку мою ищите, где-то здесь она должна быть». Мы стояли молча, не зная, что делать.
Неожиданно Серега легонько толкнул меня в бок, я обернулся, он расстегнул верх пуховика и оттуда выглянул знакомый серый сверток. Я шепотом сказал ему: «Ты что с ума
сошел! Надо уходить отсюда». Он заулыбался. В это время Сухой подошел к ней: «Давай
зайдем к Ленке, пообщаемся... ты этих дереволазов бросай, они же, так, фуфел».
На что она ответила: «Нат, ты извини нас, но нам домой надо идти. Родители нас
уже встречают». Сухой рассмеялся: «Родители... ты мне тут что чешешь-то... да видно
же, что ты не целка уже, а про маму с папой ты не загоняй, ты меня за кого считаешь?
Я тебе не эти твои бараны-малолетки». Он попытался обнять её, она отдернула руку. И
в этот момент Серега спокойным голосом сказал ему: «Сушок, вали отсюда». Он удивленно поднял голову и тихим голосом спросил: «Это кто там бухтит?». Посмотрел на
Серегу, потом полез во внутренний карман своего пиджака. Вытащил нож, обвел нас
мутным пьяным взглядом и тяжело, неуклюже ткнул ножом в Серегу. Тот вскрикнул и
повалился на снег. Из горла полилась кровь.
Дальше я помню смутно, где-то вдалеке я услышал голос Сухого: «Все, родная,
пойдем к Ленке...», - ее крик, потом я увидел, как она склоняется над Серегой, он чтото шепчет ей. Руки Сухого на ней. Он поволок ее куда-то в сторону, она вырвалась и
побежала. Я замерзшими пальцами расстегиваю Серегин пуховик, достаю сверток,
раскрываю его и двумя руками вынимаю пистолет. Солнце светит ярко, метель успокоилась. Я знаю, что в нем должно быть два патрона...
И сейчас, спустя годы, я стараюсь не думать о том, почему не выстрелил. Но я
помню, что я вдруг подумал, что меня посадят, и я стану как этот Сухой, а мне этого
очень не хотелось. А, может, еще что-то, что-то такое, чего мне знать совсем уж не
хочется.

162

Тогда все закончилось благополучно. Сухой упал, поскользнувшись, и так остался
лежать в снегу пьяный. Она убежала. Я вызвал скорую. Пистолет выбросил где-то по
дороге.
Отец Сереги вернулся в семью, и Серега, не доучившись нескольких месяцев,
уехал с родителями в другой город. Перед отъездом мы не виделись. Я позвонил один
раз, но его мать сказала, что он собирает вещи, и просила, чтобы я перезвонил. Я не
позвонил. Вечером сделал уроки и лег спать. А она ходила в школу, но все больше
молчала, да и я с ней тоже не разговаривал. Только как-то раз она спросила, знаю ли
я, где сейчас Серега, она написала ему письмо, вот только адреса не знает. Я ответил,
что не знаю.
Я окончил школу, потом институт. Была аспирантура, но я не доучился, бросил.
Иной раз, когда прихожу вечером с работы, я смотрю телик, потом иду в круглосуточный магазин за углом, беру баллон пива и сажусь на лавочку. Я стараюсь вспомнить
до мельчайших подробностей день, когда в последний раз видел её.
Это было воскресенье. Улица была заполнена людьми, но я почему-то сразу увидел
ее. Она стояла около универмага, говорила по телефону, и кажется, плакала, скрывая
от прохожих свои слезы. В одной руке она держала фирменный пакет, в котором проглядывали контуры туфель, какой-то коробки и чего-то еще, что я не смог разглядеть,
другой она сжимала телефон и зеленый платок, который торчал между пальцев. Она
была в шляпке, помню, я очень сильно удивился, ведь я никогда не видел ее в шляпке. Хотя, впрочем, что значит это «никогда» - всего лишь табу на действительность.
Из магазина выходили люди, спешили мимо, иногда толкали ее и, извинившись, шли
дальше. А она стояла, и просто слушала своего невидимого собеседника, неожиданно
подул ветер, дрогнули листья и потрепанные афиши, и шляпка слетела с головы. Она
удивленно повернулась, и тут я увидел, что она действительно плачет. Слезы текли
по ее лицу, она грустно улыбалась словам человека, с которым говорила, проводила
глазами свою летящую по улице шляпку, и в этот момент мы увидели друг друга. Она
посмотрела на меня, убрала телефон и сделала шаг мне навстречу. И по ее глазам я
понял, что она хочет мне что-то сказать. Так мы простояли несколько минут, разделенные тремя скамейками и потоком людей, а спустя несколько минут из,универмага
вышел какой-то человек в синем джинсовом костюме и подошел к ней. Что-то сказал
ей, они немного постояли, а затем ушли.
Что с ней было дальше, я не знаю. Я искал ее, нашел телефон, но когда позвонил,
непонятные люди сказали мне, что такая здесь не живет. Нашел ее родителей, оказывается, они переехали в другой район. Они с трудом признали во мне ее одноклассника. А когда узнали, обрадовались и долго расспрашивали, что, где и как я. Я спросил про нее. Они ответили, что месяц назад она уехала в Калининград с мужем, да,
она вышла замуж, еще на первом курсе технологического. Ее муж немного странный
человек, сказали они, коллекционер, собирает чучела животных. Иногда она звонит,
шлет письма. Скорее всего, она не вернется. И я все думаю, сидя на своей лавочке: что
же она хотела мне сказать?..

!!. Заказ 262

163

22
^
X
$
д_

^
(_)

-~,
С&

}

^
~
^Г
~

ПРОЗА
Булат АЮШЕЕВ

АМИР АРСЛАН
Рассказы

Горы - шлёны

Сначала выскоблите землю от пыли и камешков, вот этот квадрат, обозначенный
нарисованной линией - зала, здесь тумбочка, на ней телевизор - кусок картона с вырезанным окошком экрана, вазочка и цветы желтые в ней. Почему-то в желтеньком
всегда копошатся блестящие букашки. Вот- кухня, на самодельной скамье консервная
банка, в которой плавают головастики - это суп. Есть даже осколок зеркала. Прихожая
с ковриком вытирать ноги. В спальне кровати из досок, можно по-настоящему вытянуться. Палочка поперек двери означает, что дом заперт, и надо стучаться. Много
комнат говорит о достатке. Предметы роскоши - зеркала, цветы, телевизор - о нем же.
Баба Шура богата и довольна жизнью, что естественно, пока лето.
Свалка, на которой она обитает, - необыкновенная. Здесь живут люди с воображением и, что совсем хорошо, с приветом. Приветливы аборигены, как вы, наверное,
поняли, по-детски. Впасть в детство тоже способ мимикрии, и нужда, обманутая веселыми голосами, проходит мимо. Когда осыпает каплями дождик, можно переждать в
маленьких конурках, скроенных как раз по росту человека. Баба Шура отсиживается в
прозрачном коконе из целлофана, как застигнутая врасплох потрепанная рыба.
В гости обычно ходят с подарком, это может быть ярко раскрашенная жестянка, подобранная на кучах, горсточка диких огурчиков - волокнисты и сладки на вкус,
любая дребедень - никто не обидится, и, конечно же, цветы, ими пестреют открытые
лужайки и обочины дороги. Баба Шура любит бледно-фиолетовые эмальки ромашек
за их совсем не по-нашему щедрые авансы. Ромашки по бабе Шуре - рай, куда попадут избранные, щитни, которых она вылавливает крошечным садком - ад беззакония,
кусочки стекла - лимб, и сама баба Шура, когда сидит, задумавшись, за проведенной
чертой, просветленна, как оптика.
Скучать здесь не умеют, смотрят в дырку телевизора на соседний лес, на дорогу,
на облака в бесконечном небе или играют в «горы - шлепы». Для этого собираются
вокруг единственной уцелевшей после пожара стенки и «шлепают» об нее по очереди
мяч. Баба Шура - «второгодница», ей никак не удается добраться до хотя бы «в руку»,
не говоря уже о фантастических «зад назад» и «ручки взад». Игры достались старичкам от детей. Сами дети наведываются сюда, только чтобы учинить разгром, стереть в
буквальном смысле с лица земли домики, опрокинуть, что можно, и разбить. Правда,
все это восстанавливается потом в мгновение ока, как в сказке.
Счастье на старости лет ночевать под открытым небом, считать перед сном звезды,
а при виде нагромождения туч и блеска молнии замирать от страха. Баба Шура теперь
знает, в каком месяце луна похожа на зайца со ступкой, в каком - на бабу, разинувшую

164

горестно рот, в каком - на человека и валун, знает имена созвездий и расстояния до планет. И чем иссохшей она, тем яснее проступают на ее лице черты очевидца вечных событий: смены времен года, суточного хода земли и круговорота веществ в природе. Она
невозмутима, всех дел у нее - скоблить раза два на дню землю от настырных камешков,
лезущих из недр на белый свет, да пережидать непогоду под колпаком из пленки.
Кто в первый раз попадают сюда, сначала не верят в безусловность здешних правил. Они смеются, когда им запрещают ходить «сквозь стену», когда требуют говорить
«тук-тук» у нарисованного порога или делать вид, что ничего не видишь, потому что
здесь стена. Но игра берет свое, и скоро гости с удовольствием пьют чай из пустых
чашек и заедают глиняными печенюжками.
«Горы!» - кричит весело баба Шура, ударяя мяч об стенку как можно выше. Но вот
поймать отскочивший мяч не так легко, она немножко суетится, как все пьяненькие
старушки, и каким-то чудом ловит холодный мячик двумя ладошками...

д
Д
О
(_,
^
>>

По морям - по волнам

сц
•<
0-,
5

Листья падают с ясеня,
ни... себе.
...Снилась ему поляна, окруженная сказочными дубами, с тонкими цветочками, в воздухе что-то все время летало. Будто бы он шел-шел и увидел водокачку. В тамбуре было
темно и пахло углем, справа тоже находилась дверь - маленькая и замурзанная. Потянув
ее, он оказался в узенькой и неопрятной лавке, хозяин которой с одним глазом зеленым,
а другим - голубым, продавал всякую ветошь и ржавое железо. Сверху капало. Матрос
огляделся и понял, что деньги берутся от сырости. А море? подумал он и проснулся.
В этот день они проверяли какой-то бункер, где, по слухам, жили бомжи. Двое сослуживцев остались наверху, а другие, бросив внутрь пару гранат, полезли, как только
дым улегся. Матрос пошел первым. В темноте шибало в нос гарью и чем-то съестным. Он поскользнулся на мокром и, чтобы не упасть, ухватился за что-то тряпичное.
Фонарик осветил трупье, и везде висели тонюсенькие кишки. Матроса Стошнило, он
побежал назад, вытирая на ходу руки о бетон.
Вечером снова печалилось море на стене, слабо-голубое, и полоса запредельного
света поднималась над островом.
- Печелийский залив, - сказал матрос вслух.
- Эй! - крикнул сосед, - ты чего?
- Отстань, - вяло ответил матрос и все продолжал искать в трещинах штукатурки
настоящую жизнь.
Через год он демобилизовался, но домой не поехал, а остался в приморском городишке, чтобы посмотреть на себя со стороны. Привычка умудренно прикладывать к
щеке ладонь делала его почти симпатичным. Какая-то русалка повисла на нем, поджав
ножки. Волосы она расчесывала гребнем, и как все русалки, распускала их по ветру.
Вокруг города на волнах плескались банки, они соперничали с чайками по количеству.
Матрос выходил на берег с подругой и дышал иодом.
- Чего ты дуешься? - говорил он, приобнимая ее.
- А ты? - спрашивала она и не верила, что человеку может не хватать какого-то
выдуманного моря, подсмотренного на стене казармы.
- Это все бред, - говорила она голосом учительницы, - у меня, например, нет норковой шубы, и я молчу.
Как-то солнце, отведя шторки, осторожно заглядывало внутрь маленьких домов.
Жители городка бежали с ведрами за водой и с авоськами - на рынок. Возле матроса, сидевшего в окошке подперев щеку, остановилась лиловая, цвета девичьих лосин,
иномарка, из нее выглядывал сослуживец, считавший, что деньги любят рассеянных.
Сам он по рассеянности вынес со склада кассету, не считая денег, сбыл, и так же, не

165

<•<
^

О
<
;_
^
>>

5
|г;
^
Сц
^
^

выбирая и не торгуясь, купил с рук первую попавшуюся тачку. Таким образом, он убил
сразу двух зайцев: и овца совести осталась цела, и волк алчности на время заткнулся.
- Нет, - говорил он, делая руки кубиком, - вот ты разводишь сырость, а преумножаешь только мокриц, или твоя жена кладет монетки под телефон согласно Фэн Шуи,
но бедна, как церковная мышь. Надо делать как я: мои кредиторы собрались на сходку
в сам знаешь каком месте, а я по рассеянности бросил туда парочку гранат, и теперь
свободен.
- Это уже привычка, - сказан матрос, вспоминая развешанные кишки.
Сослуживец плавно отъехат, любуясь сам собой, но тем же вечером разбился. Машина от удара съежилась и уже не напоминала атласные лосины.
Город осточертел матросу, он привез жену к родичам, жившим в душной, как духовка, степи. Те, привыкшие к сухой помывке, с ужасом смотрели на русалку, не вылезавшую из ванны, чтобы не сохла кожа. Экономные жители этого края скатывали
навоз вместе с угольной пылью и топили им печи.
- Это не люди, - говорила русалка, рассматривая черных от солнца прохожих, - это
скарабеи.
В селе было много калек женского полу: в любую погоду они ходили по шоссейке, уже потеряв надежду уехать, и только по привычке голосовали. Некоторые
переступали бочком, другие двигались на ощупь или положив руку кому-нибудь на
плечо. Подобные картины были в порядке вещей: мужики выгоняли своих жен босиком на снег, как Зою. Деньги называли здесь «анти-манти», а детей - малолетки.
День начинался с того, что коровы, не выспавшиеся и злые, шли направо, и заканчивался тем, что те же коровы устало плелись налево, и можно было легко перепутать
утро с вечером.
Русалка томилась, нанизывала бусинки на волосы или сидела со своей стеклянной
тенью на берегу обмелевшей речки.
- Смотри, - сказала она как-то матросу, сорвав желтеющий листик, - осень скоро.
Птицы улетают, пора и нам.
Какая-то пьяная бабуля показывапа им кукишки. Появился дядька с животом, похожим на мошну. Его предки, преследуемые много веков сарацинами, обучились хитрой науке жить не одну, а сразу несколько жизней.
Пока матрос разглядывал узоры, нарисованные сыростью, дядька, лишенный всякого постороннего зрения, покупал и продавал, недовольным предлагат поцеловать
ногу, и в его обкатанной речи звучало такое пренебрежение к человеку, словно перед
ним была пустая тара с усохшей грушей на дне.
Вдруг матрос увидел, как две собаки кусают друг друга за локти, он закрыл глаза
обеими ладонями, чтобы сморгнуть, и когда отнял их от лица - прошел год, подробности которого испарились, словно сделанные изо льда. Солнце новой яви растопило их,
он держал в руках лопату в форме большого сердечка и подносил уголь к отверстию
печки. На улице скрипела зима, скупой снег оторачивал деревья. Водокачка была похожа изнутри на трюм корабля, но гнилого, щели между бревен затыкали цветные тряпочки. Над ним были развешаны резиновые кишки разной толщины. Сверху капало.
Деньги берутся от сырости, вспомнил он и замяукал от смеха.
- С новым годом! - сказа! урод, протягивая ему картинку. На ней пушкинская русалка трепыхалась в объятиях андерсеновского трубочиста.

В Эрхирике, освещенном ярко солнцем, две отары. Одна - заброшенная, другая
- словно три коробочки - Чондува. Тоненькие жерди опоясывают ее. Чернеют кучи
навоза и блестят воздушно аккуратные стожки.
Когда-то третье поколение лам Н-ского дацана устроило на горной поляне свою
читальню. Вкопали в светло-фиолетовый песок лавки. Сколотили полки для несгораемых книг. Со временем вокруг разрослась морошка, лавки сгнили, полки обвали-

166

лись, и книжки валялись прямо в траве, раскрытые посередине. Чондув подбирал чтонибудь попроще и приносил домой. Впадина Эрхирика вечером становилась похожей
на лунный цирк, отроги гор на востоке еще розовели, а внизу уже наступала ночь.
Жгли свечку, дули на зеленый чай, говорили о читателе Баню. В советское время
его часто видели с книжкой на коне. Баню пастушил, был спокойного нрава. Любил
«Робинзона Крузо». Вместо «Крузо» он выговаривал «Грузо».
Копаясь в дацанских книгах, Баню наткнулся на старый альбом с фотографиями.
Молодые морщинистые горы. Подростковые сады, белые от весенних цветов. Родители Баню давно умерли. Село с тех пор сильно изменилось, и про место своего рождения он только мог сказать «где-то здесь».
Как-то по теплу Чондув сел на припеке с книгой, называвшейся «Села и поселения», и стал коротать время. Лампочка, висевшая на дереве, тихо звенела.
Некий лама, гадавший на бараньей лопатке, писал, что живых в селе все-таки всегда больше, чем мертвых, но среди живых зачастую треть, а то и половина мертвы. Они
слышат летучих мышей и видят точку Ка, которая ускользает от обычного человека.
Чондув слышал летучих мышей, поэтому нарисовал дрожащей рукой на обороте
книги две точки, и, как было написано, стал двигать рисунок, держа в поле зрения
правым глазом левую точку, пока правая не засияла, словно зеленый страз. Он увидел
точку Ка.
В Чондуве не было ничего демонического. С людьми он старался держаться спокойно, любил во всем основательность. И все-таки какой-то холодок, природу которого он никак не мог распознать, не давал расслабиться.
«Библиотека, - думал Чондув, - золотарник себе на кольца, г.ризрак воина».
Отара тихонько ползла по горе. К небу на западе были под сшены серебристые
облачка. Какая-то букашка лезла по рукаву ветровки. Чондув ел «нул ее. Жена прошла в крапиве, что-то плеснула из таза. Собака прыгала вслед -^ ней на прямых ногах,
и ребенок, вчера насмешивший его, пек свои пирожки из грязи. «Узкие, как овес, глаза» написал он в школьном сочинении. Узкие, как овес.
Вечером жгли свечу, слушая, как брешут на что-то далекое собаки. Ребенок смеялся над тетрадкой, закрывая то один глаз, то другой. Жена, мывшая посуду, обернулась
и сделала брови домиком.
- Исчез! - закричал восторженно ребенок.
Чондув улыбался.
- А теперь другой глаз, - сказал он.
Вместо точек им были нарисованы два крошечных человечка, исчезавшие в свой
черед.
- Дайте мне, - не выдержала жена и тоже стала приближать тетрадку к носу. На
глаз она положила еще мокрую от мытья ладонь.
- Уй! - засмеялась она, удивляясь пропаже человечка.
Мертвый, писал лама, прицепляется ко всему текучему, как репей к штанам. Целые села вымирают еще при жизни. Обитатели их черны, запущены, злоречивы и могут укусить. Обряд Обо в этих местах превращается в пляску демонов, реки мелеют,
и дожди высыхают, не долетев.
Теперь Чондув ясно понимал, что нарядный дед, стоявший иногда на вершине
горы, наблюдая за птицами, был Номто, т.е. тот, кто при книгах.
К дому подкатил небольшой трактор, «пупушка». Вошедшие были пьяны. Ребенок, испугавшись, заплакал. Рабочих звали Ганжур и Данжур. Оба свалились на лавку
и оттуда корчили рожи. Шуметь они не смели. Чондув в этом случае, поплевав на
кулак, бил прямо в лоб, а жена брала в руки кожемялку; их уважали.
Старик Номто сказал бы, что Ганжур - текст, а Данжур - комментарий к нему.
Чондув сравнивал Ганжура с «цыден голе», так называют в наших краях допотопное
167

[_
^
>!

^5
[г;
У
<
а,
^
^

насекомое, вооруженное саблей, а Данжура - с «конским волосом». Этим длинным,
похожим на проволоку паразитом брезгуют даже куры. В «Зоологии беспозвоночных»
описывается случай, когда голе тонет в миске с водой, а конский волос, покинувший
тело промежуточного хозяина, плавает в своей новой тюрьме, радуясь свободе, потому что слеп. Так и Данжур, больной тубиком, ходил тенью за Ганжуром, и оба приплясывали. Ганжур был поэт. Про свое общежитие с Данжуром он говорил стихами:
«Архиданшье эхилбэ».
Утром Чондув завел «пупушку», чтобы отвезти сына в школу. Легкий трактор
весело запрыгал. «Робинзон Грузо», - вспомнил Чондув и засмеялся. Пупушка виляла
между кочек, горы подступали ближе, по ним бежали еле видные тропки. Белели в
траве косточки животных, и черные птицы, в горло которых был вставлен дверной
колокольчик, кружили над полем.
Скоро показались тополя, ярко-желтый кубик дацана и пойма реки. По ниточке
дороги полз калека, собирая монетки. Чондув остановился возле домика ламы и, сняв
шляпу, вошел в низкое помещение.
Ребенок побежал смотреть стройку. Его внимание привлекли голуби, свободно
летавшие внутри огромного Цогчен дугана. Через дыры в потолке и пустые окна проникал утренний свет, чуть задымленный от курительных палочек, прилепленных к
голым стенам. В соседнем, заново отстроенном здания, шла служба. Натужно вопила
труба, звенели медные тарелки.
Лама знал Чондува. Познакомились они случайно. Как-то лама шел в гору по извилистому руслу, оставленному дождевым потоком. Под ногами скрипел фиолетовый
песок. Вдруг кусты раздвинулись, и на поляне, залитой солнцем, среди покосившихся
книжных полок, уставленных почерневшими книгами, он увидел спящего крепко человека в душегрейке. Это был Чондув.
Командированный сангхой восстанавливать Н-ский дацан, лама появился в селе
прохладным утром, но люди, оповещенные заранее, уже стояли обочь дороги, покачивая ветвями тальника, и когда он слез с машины, словно зеленая роща с песней
«Ахурэ, ахурэ!» двинулась на него.
Осор, так звали ламу, пил свой утренний чай. Ему прислуживало какое-то жалкое
существо.
- Рита, - попросил лама, - принеси что-нибудь.
- Без бэ, - ответила похожая на старушку Рита и принесла окаменевшие сладости
на плоском блюде. По бедности дацан не мог позволить себе другой кухарки.
Денег не хватало.
Даже бандиты, имевшие жизнь сладкую, но короткую, заглядывали в дацан редко
и ссужали деньгами неохотно.
Ом-а-хом, - вздохнул лама, принимая из рук Чондува книгу «Села и поселения».
Он догадывался, что Чондув мертв, но не считал это чем-то выдающимся. Жить можно было и так.
- Помнишь Баню? - сказал он, выслушав Чондува. - Он тоже видел точку Ка.
Лама был насмешлив, немногословен.
И на этот раз, когда лама, глубоко вздохнув, произнес загадочную фразу «слепое
пятно», Чондув вспомнил, что речь идет о маленьком участке на глазном дне, лишенном светочувствительных колбочек. Если изображение точки попадает на него, человеку кажется, что точка исчезла. Некоторые на месте исчезнувшей точки видят как бы
отверстие, через которое проникает «тот свет». Эти люди мертвы.
Точно так же лама определил все страхи Чондува одним словом: «химеры».
Они разговаривали тихо, обходясь только самым очевидным. Что такое «нормальный мертвый», Осор лама объяснял на примере Риты.
В школе Рита училась плохо, но уже тогда ходила твердо и держала голову прямо.
Вся ее жизнь - череда незначительных, иногда смешных подвигов. Рита росла в эпо168

ху, когда Н-ские девки огрызались так: «Сука не наука, а большая техника!». Это 70-е
годы. В 80-е особенным шиком уже считалось крикнуть в заключение спора: «Прости
меня, тутка!». Рите никогда бы не пришло в голову искать в ком-то сочувствия, понимания. Все-таки она была из рода ханбин.
Чондув успокоился.
Он вышел из домика.
Рита стояла у столба и, прищурив глаза, курила.
- Закодируйся, - посочувствовал ей Чондув.
- А-у-е! - ответила Рита.
Лама открыл книгу и стал громко читать:
«Желтое письмо, сочиненное святым Манджуширием, принадлежащее ГунГушию, копия которого была брошена ногой в Деву-море, где она и остановилась,
потом была сорвана и съедена белым бараном с черной головой; впоследствии лопатка оного послужила предметом упования и указателем будущей судьбы современным
людям Шигимуния.
Ты, драгоценный баран, хозяин овчарни, знающий все, наблюдавший за всем,
что менее вшей овечьих, сосчитывающий все, что не крупнее вшей человеческих, ты
знай!»

Люрекс
В соседском дворе жила старушка. Она была сухощава и в свои семьдесят лет ездила на велосипеде. Голову она задирала вверх, потому через очки видела только, что
под носом. Старушка была любопытна и приветлива. Слепота ее настигала, настигала
и настигла. Тогда она обзавелась палочкой и стала ходить, постукивая ею по земле и
предметам.
Домик у старушки был светлый, маленький. Помню, что на почетном месте лежала книга с железной застежкой, и уголки книги тоже были железные. Книгу старушка не открывала. По ней когда-то учился старушкин муж, очкастый старик. Он
в отличие от старушки глядел поверх очков, наклонив голову, и был очень строг.
Старушка у него, что называется, летала. Иногда через забор. Но все равно весело
мелькала тут и там. Пережила старика. Пережила приемную дочку, задумчивую не
по летам дылду, что любила, замерев, смотреть на сцены из чужой жизни. А сосед
старушки, вдовец, с ямкой от контузии на лысой голове, устраивал концерты, как
выпьет. Дети, уже зная, что папка сегодня пьяный, нарочно держали дверь открытой. Они у него тоже летали. А потом сидели ночью на лавочке возле дома, ожидая, когда папка угомонится. Дети со старушкой не считались. Наверное, думали,
что раз приникает к окошку и смотрит на их полеты, то что? Радуется, конечно.
Бесплатный концерт. Все-таки папку дети любили, а теток, которых он приводил,
ненавидели.
И вот эту старушку, совсем ослепшую, но еще замиравшую радостно от чужого стыда, увезли в дом престарелых, куда-то в город. Туда, где по слухам, огромные
усатые няньки мягко стелют, но жестко спать. Они первым делом отбирают у вновь
прибывших тряпочки, а у стариков-скопидомов - летние козьи дохи, а взамен выдают
казенное. Уже от этого половина одиноких гибнет. Вот когда веселая старушка могла
первый раз заплакать в нашей почтенной стране. Она увидела няню, говорящую мужским голосом, и заплакала.
И что делает память! Улица, преображенная ее вспоминаемым велосипедом, вся
дымно светится. «Как нае-нэ! Так ты перевернэ!» - кричит контуженный, отведя назад
кулачище, и адресат мгновенно встает в очередь.
Это угловой магазин. Память похожа на старый люрекс, а жизнь миновавшая - на
кримплен.

СО
^

и_
>!

5
!=;
^
<
сх
5

И
5Г
ТЗ
<5
И

д
^
(3
%

^>
"^

Ачжашка
Ачжашка щелкала серу, и в смехе ее преобладало удивленное «ы». Она наклоняла
голову, ее неизменные сережки бледного фосфору качались. Она сидела обыкновенно
на лавочке перед домом. Рядом помещались дети: девочка и мальчик. Они рано осиротели, и, кажется, ей больше нравился мальчик - большеголовый, тихий. Ей, наверное,
было жалко сирот, иначе, зачем бы она терпела обиды от человека, ее не жалевшего?
Дом содержала она в порядке, варила и пекла, возилась с мальчиком, уча его счету
и письму, и сердилась на девочку, словно что-то предвидела. Но мальчик не звал ее
мамой, и для остальных детей, отданных на воспитание в интернат, она была - ачжашкой. На каникулах старшая дочка и вторая, уже имевшие свое мнение, скрепя зубы,
подчинялись ей: варили, стирали, но не упускали случая взбрыкнуть, как бы давая
понять: кто - она, и кто - они.
Ачжашка щелкала серу, ум от этого привычного движения челюстей приходил у
нее в равновесие. И смеялась она только от удивления. Так вот жила, осторожно присматриваясь к будущему, которое, как оказалось, искало ее совсем в другом месте,
где-то в Усть-Кяхте.
Девочка ее огорчала, мальчик радовал. Он, имея от рождения голову ясную и характер незлобивый, уже знал всю таблицу умножения. Игры детей в тени дома, их
игрушечное жилье, нарисованное на земле, обеды из ка'мней и щепок, сокровища, подобранные на свалке, все ее умиляло. Как бы редкие минуты покоя снисходили на дом,
пока не было отца.
Но им - отец, а ей - муж, что он был такое? Ачжашка не могла бы сказать. Уже потом, через много лет, оказывается, что простое признание: молодой, дурак был, - все
объясняет.
Пьяного его ждали с трепетом, трезвого - со страхом. Во всем его облике, так привлекавшем «женчин», было что-то воинственное и потешное. Костистый нос, лысый
череп с ямкой от контузии, светлые безумные глаза. Обычный шаг был ему мал. Выпив,
он делал гигантские, как в той детской игре, шаги. Дети нарочно путались у него в ногах, неслись вприпрыжку, но все равно отставали. И, бывало, ачжашка бежала с детьми,
делая такие же великанские шаги, только чтобы продлить веселье и отсрочить побои.
В советское время тетки ходили в чулках цвета забеленного чая, в тесных кофтах
и юбках, с косынкой прозрачной на голове.
И ощущение праздника от небольшой сумки в руках такой вот попивающей чай
гостьи было. И ачжашка сиживала, лукаво смеясь, у знакомых. Щелкала серой. Болтала. В угловом магазине она покупала кусковой сахар. Шла быстро, ставила ноги
колесом. И копошиться, щипками поправлять плат, натягивая его на мочки ушей, она
тоже умела. Не слышали мы, чтобы она пела. Не видели, чтобы читала. В полном сознании, заложив руки за спину, она шагала следом за овцами, и ветер все время дул
ей в лицо.
Сначала тянулось поле, за полем начинался покосившийся мир подножия, а затем
- сама гора. Жаворонки стояли в небе. Внизу мигали и звенели могилки.
Нас, маленьких, она подразнивала: уголками глаз, немым смехом, солеными словечками. Разговаривала она языком черных птичек, на сонгольском диалекте.
Но хозяину дома, презиравшему женчин, она казалась скрытной, и он бил ее за
печкой. «Ой-ё-до!» - вскрикивала она, а дети в страхе убегали.
Вот ее, осветившую ненадолго жизнь двух сирот, хочется запечатлеть.

Моты - жмоты
В кладовке есть прихожка, почти сарай. Сквозь щели, как в заборе, кладовщица
наблюдает - свободно ли поле, чтобы выйти с чем-то в сумке. Поле перед бараком все
в бумажках, когда дует ветер, оно оживает.
Воспитатель Шебагоров, поощренный холодным куском масла, от которого несет
давно забытой свежестью, тоже приник носом к щелке.

170

На день учителя, заметив кладовщицу с набитой сумкой, интернатские дети кинулись за ней в погоню. Кладовщица не на шутку испугалась. Она отбивалась, как могла,
но когда предательски посыпались конфеты, позорно побежала, прикрывая голову от
ударов. Детвора улюлюкала и бежала следом. Сумку все-таки кладовщица не отдала.
Дети торжествовали.
Шебагоров сделал рожу как ни при чем и с отсутствующим видом ковырял замазку
в рамах, будто бы утепляясь. Конопатая девочка хотела дать ему в рог, но задумалась.
«Тем и удовольствуетесь?» - крикнула она ехидно, видя беспомощность воспитателя.
Тот покраснел и вспомнил масло.
И вот осенней ночью, когда луна изображала дыню, а деревья приманивали одиноких птиц, Шебагорову пришла мысль, что надо как-то влиять на детей, а то уж совсем. Он стал рассказывать им страшные сказки, доедал все корки после них, уча на
собственном примере, что «хлеб драгоценность, его береги». Дети сказки слушали, а
хлеб все равно бросали.
У детей была своя тайна, и Шебагорову никак не удавалось узнать, что означают
их подмигивания, их заговорщицкие лица. Он злился, но тут же вспоминал масло.
Масло, можно сказать, его умягчало.
Шебагоров давно понял: чем нелепей и глупей история, тем охотнее дети ее слушают. Детям не нужна «Война миров», им подавай «Черную ленточку» или «Девочка,
выключи радио». Они млели, закатывали глаза, визжали и отказывались спать в темноте. Грустно все это, как сказал один человек.
Шебагоров сидит в коридоре; свет рассеянный, пыльный, и взрослая дылда стучит
мячом об стену: го-ры - шле-пы, мо-ты - жмо-ты, ку-ку - в ру-ку... Говоря «жмоты»,
она смешно прижимает кулачки к надутым щекам.
Заочно дети поженили его с ночной нянькой, за толщину прозванной ими Индипетькой. В первый же свой рабочий день она села за стол и съела пять больших
кусков хлеба без соли и безо всего. Ела она, как сильно изголодавшийся человек, со
страшным свистом и клокотанием, словно не проглатывала, а всасывала пищу. Детям
она разрешала все, за то ее и любили. Когда ночью, на другом конце села, он выходил
из дому и слышал визг и писк возбужденных детей, то думал про себя «господи, Индипетька дежурит».
Неужели же, вздыхал он, никогда они не смотрят на звезды, на восточную сказку неба,
где все блестит, словно женские подвески, не чувствуют, что за тайна заключена перед
ними? Он сам выходил вечерами из барака и, пока они бесились, показывал какому-нибудь
бастарду - а вон та звездочка, знаешь, как называется? Алголь. Как алкоголь.
И однажды по темно-синему краю неба поплыл туманный шарик. Дети верещали,
и Шебагоров, забыв свой возраст, прыгал, пока представление не закончилось. Неопознанный объект рассыпался за горами, оставив после себя несказанное благоухание
тайны.
А между тем кладовщица обнаружила пропажу картошки и устроила девкам допрос с пристрастием, вы-де знаете, но молчите. Они как раз спали в той комнате, где
находилось подполье. Девки отпирались. Им не верили, потому что кто-то видел их на
чердаке, это казалось всем подозрительным. Еще подозрительнее было то, что они не
могли объяснить толком, зачем им понадобилось лезть на крышу.
Дети беззаботны, но ведь это качество всех мотов. Они не знают, что жизнь невозможно коротка, что счастье сиюминутно и что единственный капитал, достойный
сожаления, - детские воспоминания.
Шебагоров смотрит сквозь щели в стене на солнце, но детей не видит. Барак дощат, ставни скособочены, вековая краска толста, как броня. В окнах пустые ячейки.
Шебагоров не успевает снимать стекла со вторых рам и ставить их на первые. Фундамент весь засыпан стеклом и птичьим пометом. Дети ушли пешком домой, через горы
и леса, как в сказке «Мальчик с пальчик».
«Сука ба-лядь! - кричит сказочная мамаша на нелюбимых детей, - Когда я от вас
отдохну!» Она беззуба, но, смеясь, нарочно не прячет своих красных десен - сущая
171

С^
1_
^
>}

СО
(7?

<!
[_
^
>>

ведьма. Дети ошарашено смотрят в окошки на то, как жрут родители. «А-а-а!» - вопит, не выдержав, ведьма и гонится за ними с черпаком, чтоб отстали. Волосы у нее
развеваются.
Окруженный пустотой. - она вся держится на солнечных пятнышках, - воспитатель Шебагоров вдруг догадывается, что единственное воспоминание, из которого
нельзя вырасти, - есть будущее, в котором нас нет. И небо нам дано на вырост, всем
без исключения - детям, взрослым, мотам, жмотам.
Он рисует на ватмане картинку, где один к одному летит шарик над пустыней гор и притворяется морем другая пустыня, населенная звездами. Пусть дети запомнят, что жизнь - не
только потасовки из-за еды, не только помойка и предательство взрослых, но и тайна.
Ночью пришла Индипетька, чтобы нагрести картошки, а на улице ее ждала бабка с
обоженным лицом, розовым, как у Деда Мороза. Когда уже погрузили мешок на тележку и колеса скрипнули, показалась кладовщица. Бабка сказала: «О-е-ей!», потому
что краснеть ей было некуда. Так они попались.
Дети жалели Индипетьку, у них были какие-то свои отношения, а картину Шебагорова, висевшую в столовой, разодрали надвое.
Учеба подходила к концу. Весной, когда сошел снег, помойка снова расцвела. В
погожие дни головки детей мелькали на чердаке, и тогда Шебагорову казалось, что
его подопечные все-таки не чужды романтики. Они лазали туда с таким видом, словно
чего-то замышляли.
Вот и экзамены, вот и лето. Кладовщица ходит с порожней совестью, в кладовке
пусто и нечего красть. Воспитатель с Индипетькой машут руками последним отъезжающим, они держатся вместе, и дети особенно этому рады, а еще они рады тому, о чем
Шебагоров узнает гораздо позже, когда полезет зачем-то на крышу. Там он обнаружит
целые горы окаменевшего говна, их великую тайну.

Амир Арслан
В километре на запад от вокзала посреди поля остановился состав. Учитель Шебагоров и несколько людей, шедших за ним вдоль насыпи, чтобы поспеть к отходу
своего поезда, уже за много шагов от черневших вагонов расслышали какие-то невозможные крики, увидели копошащихся вокруг непонятных куч женщин. Когда подошли поближе, оказалось, что это выгружают прямо на землю изуродованные трупы
солдат, застывшие в самых немыслимых позах, кто без рук, а кто и без головы. Много
было обгоревших до неузнаваемости. Учитель закрыл лицо и старался не дышать, но
не слышать он не мог.
Кричали про утаиваемые властями два страшных дня войны в осажденной республике, куда как раз собирался отправиться учитель. В кармане у него вместе с билетом
лежало отпечатанное на плохой бумаге приглашение отдохнуть на одном из южных
курортов.
В дорогу его позвало сложное чувство, в котором смешались и протест против
политики властей, и солидарность с сепаратистами, и собственные нищета и незначительность. Учитель никогда не отдыхал на настоящем южном курорте.
И вот учитель уже ехал в поезде, забывшись настолько, что когда объявили его
остановку, и он уже стоял один-одинешенек на пустом перроне, мысль о безумии своего предприятия только сейчас охватила его по-настоящему.
Улица, которую он сначала принял за перрон, была темна и узка. Мрачные дома
соединялись между собой металлическими заборами, и поскольку на бумажке с приглашением стояло имя Ахмата или Ахмета, учитель решил искать его.
Поиски оказались недолгими: Ахмата здесь хорошо знали, а дом его с железными
воротами стоял на самом виду.
За воротами в железной будке сидела собака и лаяла, словно в бочку. Внутри дома
щелкали ножницы, пол был устлан черным блестящим руном, на табуретке перед зеркалом сидел обритый дядька с бородой, как у Салмана. Цирюльник, он же Ахмат,
\72

ловко подбривал боевику шею. тот, упершись огромными ладонями в колени, хитро
подмигнул вошедшему учителю.
Учитель растерялся, боковое зрение подсказывало ему, что мелькавшая в глубине
дома женщина, тощая, вся в черном, запирает за ним дверь и опускает шторку, тоже
черную, с арабской писанкой, изображавшей птицу, а мальчик, у которого разбойничьи сверкали глаза, с грохотом открывал подполье.
Уголок смотревшего на него исподлобья глаза, хоть и мигал дружески, говорил о
том же, синие щеки броемого чуть подрагивали, словно держались на ниточке смеха,
еще бы немного - и он расхохотался. Ахмат работал, разглядывая учителя сквозь туман,
образованный пересекавшимися лучами окна и старого зеркала. Ахмат был спокоен.
В подполье учителю было хорошо. Цепь терла терпимо, картофель пах землей и
немного - могилой, крупные жуки подолгу рассматривали его, они рассчитывали на
плевок. Учитель глотал свою слюну; сухость, которую он соблюдал, шла подполью на
пользу. Он как-то прижился. Когда хотел есть, вежливо шевелил цепью, так же приносили по сигналу ведро. Пол был щеляст, и лучики бродили по серому песку, словно
дно моря посещали пришельцы. Разговаривая полушепотом с мокрицами и жуками,
он радовался, что те понятливей его учеников и, главное, ведут себя тихо. Наверху
кто-то топал, гортанно перекликался, а здесь царила вечная осень.
Как-то мокрица, сидевшая на задней парте, спросила, что означает, когда человек
упирается, хоть ты его режь, а потом оказывается - просто глупость, например, Амир
Арслана спрашивают: ты Амир Арслан? а он отказывается наотрез, нет, мол, не я. Его
умоляют сказать правду, а он продолжает врать. И все погибают из-за одного только
упрямства Амир Арслана.
- Вот что это? - спросила мокрица, волнообразно двигаясь по песку.
Учитель, подумав, сказал:
- Слез Амир Арслана никто не видел, он плакал в темноте, точно так же, как постятся днем, а пируют по ночам, точно так же, как трудятся на земле, а отдыхают в
раю, точно так же, как ...
В это время крышка подполья с грохотом открылась, и Ахмат, одетАй в камуфляж,
уронил лестницу. Учитель, сразу ослепший, потянулся вверх и произнес:
- О Аллах!
Его выволокли, весу в нем было всего полмешка картошки. Сослепу ему показалось, что посреди комнаты вращается огромный кристалл.
Он сидел, зажмурив глаза, на той же табуретке с аккуратной дырочкой в центре.
Ему подрезали волосы над ушами, обкорнали бородку, задрав голову, поскребли кадык. Потом незнакомый голос произнес:
- Клянусь Аллахом, я отрежу тебе уши, если ты не скажешь, что ты козел.
Кто-то прыснул со смеха.
Учитель прошептал, еле отдирая язык от неба:
- Делайте со мной, что хотите, но я учитель Шебагоров.
Ахмат собрался резать ему «один уш», но другой голос, полистав книгу, сказал учителю:
- Ты в самом деле хороший человек. Я вижу, у тебя отважное сердце. Лицо у тебя
благородное.
Он приблизился к учителю так близко, что послышался запах фиников.
- Я хочу спросить у тебя, только поклянись, что ты скажешь правду.
- Клянусь величием бога. - проговорил учитель, все время думая о ножницах.
- О гордый человек, - продолжал голос, - зачем ты не хочешь открыться мне! Тебя
зовут не Шебагоров, и ты не веруешь в Иисуса, сына Марии, ты мусульманин. Клянусь распятием, если ты скажешь правду, я не обижу тебя и отпущу на все четыре
стороны, да поможет тебе бог.
Сердце Шебагорова дрогнуло.
- Хан даруге. - проговорил он со вздохом. - Я не понимаю, о чем ты говоришь. Я
учитель Шебагоров.
173

О
<
с—,
^
>>

СО

О
^_,

^
К

^
<!
0_,
«
$

- А обо мне ты когда-нибудь слышал? - спросил голос. - Знаешь ли ты, что за волк
Салман? Понимаешь ли ты, что лгать мне нельзя? Я ведь уже говорил тебе, что, если
скажешь правду, я отпущу тебя, слово благородного мужа, а если солжешь - берегись.
Ты не Шебагоров. ты Амир Арслан.
Тут голос, бубнивший в бороду, захлопнул книгу и легонько стукнул ею учителя
по башке.
Учитель проснулся. Вокруг него тихо прорастала картошка. В доме пела женщина, мелодично бренчал сепаратор.
Жук, уставший ждать, когда учитель сплюнет, не выдержал и сказал:
- Да плюнь ты, жалко, что ли.
Учитель хотел собрать слюну и не смог. Он слабо пошевелил цепью. Женщина не
слышала, наверное, наблюдала за белой струйкой, пропадавшей в стоячей пене.
- Как бы мне попить, - продекламировал учитель, вспоминая Чехова, - как бы мне
пообедать.
Когда через месяц его вывели, он был покрыт по самые плечи длинным шелковистым руном, правда, немного слипшимся. Ахмат торжественно усадил его перед
зеркалом и стал стричь наголо. Ножницы летали. Волосы неслышно падали. Скоро
весь пол усеяли колечки волос.
- Хороший волос! - цокал языком Ахмат. - Дорого возьмут.
Он ловко оформил бороду, примерил учителю, сразу ставшему похожим на абрека, черные очки и довольно хохотнул:
- Клянусь Аллахом, хоть сейчас в лес!
Учителя одели в камуфляж. На улице, непривычный к солнцу, он держался за
стенку. Черные очки съезжали с носа.
- Ноги! - скомандовал Ахмат, пинком расставляя ему ноги и показывая, как надо
стоять. - Уже лучше! А теперь сплюнь и разотри.
Учитель сплюнул. Что-то похожее на слюду вылетело из его рта и упало рядом с
крапивой.
- Скажи, я Амир Арслан.
- Я не знаю никакого Амир Арслана, - взмолился учитель, - я Шебагоров!
- Да стану я жертвой за тебя! - рассердился Ахмат. - Я же не прошу, чтобы ты назвался козлом! Будь я твоим врагом, я бы предал тебя смерти, как только распознал.
Ты Амир Арслан, падишах Рума, и пришел сюда ради принцессы Афак. Почему ты не
скажешь мне об этом? Или хочешь, чтобы я отрезал тебе яйца?
Ахмат вытащил ножницы, грозно блеснувшие на солнце.
Учитель медленно вскрикнул и проснулся.
Почему не переберут картошку, думал он, глядя на ростки, белевшие перед носом.
На улице, он слышал, остановилась машина, увозившая куда-то мужские волосы с
мертвых и живых. В доме забегали. Потом все стихло. Женщина запела:
Нарьян-Мар мой,
Нарьян-Мар!

174

ОЧЕРК,

ПУБЛИЦИСТИКА
Николай ХОСОМОЕВ
РОДОВОЕ ПОЛЕ

Июль - пик лета, он самый теплый и нежный месяц в году. Это понимаешь вдали от городского шума, невыносимого зноя. Хочется уехать, удрать, бросить все, вырваться от ежедневной суеты, забот, забыться, ни о чем не думать. Побыть на природе,
побродить по лесу, походить босиком по дружно поднявшейся траве.
Легко и радостно переносится и этот зной, разлившийся, кажется, по всей округе,
и редкий, и скорый дождь, пронесшийся и тут же забытый, будто его и не было вовсе.
Только лужи, поблескивающие на неровностях почвы, напоминают о нем. Не проходит и часа-полтора, как от них не остается и следа.
Бредем по полузаросшей травой дороге, некогда наезженной до глянца. Рядом шагает Анатолий Васильевич, позади, отстав метров на десять, Степан. Молчим. Каждый отдался своим мыслям. Нарушать такую тишину не хочется. По обе стороны дороги раскинулись поля, по бокам тянется лес. Прошел час, а то и больше, как мы вышли налегке,
чтобы пройти к нашему родовому полю, на котором некогда трудились дед наш со своими подросшими дочерьми и сыновьями, а еще раньше прадед. О нем мы со Степаном
ничего не знаем. Степан родился в год смерти отца, моего дяди Степана Алексеевича.
В честь отца ему дали имя Степан. Теперь Степан Степанович взрослый мужчина, отец
двух дочерей. Интересуется своей родословной. Я ему помочь не могу, потому что нахожусь в таком же неведении. Отца давно уже нет, матери тоже. Казню себя, что в свое
время не спросил у отца о деде и прадеде. Это сейчас мы все стали умными, бросились
составлять свое генеалогическое древо. Хорошо тем, у кого еще живы дяди и тети. Они
помнят дедов и бабушек, некоторые прадедов. Вот уже вырисовывается пять поколений,
а то и шесть, если считать наших детей, а для внуков наших и все семь. Нимало.
Тянет узнать, кто были наши предки. Как и чем жили? Правда, здесь ошибиться
невозможно: пахали землю, разводили скот. Надо думать, заводов и фабрик не имели,
купцами не были, за редким исключением.
Поздний ребенок у родителей, я не видел бабок и дедов ни с отцовой, ни с материнской стороны. По прошествии лет думаю - потеря большая и невосполнимая. Спросить
теперь не у кого. По рассказам матери запомнился эпизод, связанный с дедом Алексеем по отцовой линии. Дед объезжал округу на своем Яремке, лошади еще молодой, по
делам. В известном костоправе часто нуждались ближние и дальние соседи. В светлой
косоворотке, шляпе, с неизменной тростью в руке, дед вызывал неподдельное уважение
своих клиентов. Выросли дети - у него с бабкой их было восемь душ. Два сына и шесть
дочерей. Он видимо давно отошел от пахотных и иных дел, занимался только врачеванием. Еще запомнился, опять же из рассказов матери, случай с бабушкой. Последняя
и единственная дочь, любимая братьями, а их было у нее восемь, когда пришел срок
выходить замуж, поставил условие: только за Алексея. У родителей были свои виды на
будущего зятя, но решительность дочери сломила сопротивление отца и матери. Раньше
отцы еще малых детей обменивались кушаками, чтобы, став взрослыми, те создали семью. Сломать традицию удавалось немногим. В числе их оказалась и моя бабушка.
В прошлый наш приезд в Сайгуты никто нас не ждал, мы никого не знали, разве
что слышали о некоторых фамилиях. Степан ехал туда впервые, волновался, но виду
не показывал. День выдался пасмурный, на въезде в деревню стал накрапывать дождь
- мелкий и нудный. Небо медленно, но верно затянуло тучами. Остановились у Самоваровых, Нюры и Ивана. Пили чай, вели неторопливую беседу. Они оказались людьми
гостеприимными, деликатными, как все деревенские. Прослышав о нашем приезде,
подошли Петр и Кристина Инхеевы, Лена Халбарова. Познакомились.

175

И
0
^
О
^
X
^
<

Е^
^
0
СО
2О
°~

В разговоре Иван, проработавший в совхозе много лет механизатором, обронил
фразу: «На вашем поле растет знатная пшеница. С гектара намолачиваю больше тридцати центнеров, в иные годы под сорок. Об удобрениях не говорю, давно не получаем,
забыли уже».
Мы со Степаном навострили уши: «Что за поле, где оно находится, далеко ли отсюда, как туда доехать?»
- На совхозной карте оно значится под вашей фамилией. Вы что, не знали? - удивился Иван.
- Первый раз слышу, - растерялся Степан.
Я эту новость слышал тоже впервые. Мы готовы были тут же вскочить из-за стола
и ринуться туда, но нескончаемый дождь охладил наши чувства. Родственник, который привез нас, спешил домой. Мы обернулись одним днем, оставив эту затею до
будущего года.
И вот мы снова, теперь уже на Степановой машине, несемся навстречу мечте - оказаться на родовом поле. Выезжаем из города в начале второго ночи. Дорога, слава Богу,
пустынна, изредка попадаются встречные машины - на это мы и рассчитывали. Утром
мы уже в Иркутске. Отъехав от города, остановились на пригорке подышать, поразмять
ноги от долгого сидения, попить чаю. Снеди набрали через край, весь багажник набит
продуктами. Нас четверо: за рулем друг Степана Михаил, за лихачество его успели прозвать Шумахером, да Анатолий Васильевич, балагур и весельчак, легкий и душевный
человек. Не бывает и года, чтобы Анатолий Васильевич не съездил на родину. Готов,
кажется, двинуть в свои Сайгуты и зимой, да держат семейные дела и заботы.
Занимается жаркий день - июль в наших краях обходится без дождей. К полудню
зной набирает силу, но на просторе он переносится легче. Воздух густой и упоительнопряный от разнотравья, едва заметный ветерок навевает легкую прохладу. Травы словно торопятся поспеть ко времени: близится сенокос.
Словно замер весь мир в этом июльском зное, пригашены звуки недалекого отсюда города, не видны и не слышны тысячи смердящих машин; заводские трубы, тянущиеся к небу, колеблемые разлившимся широкой полосой маревом, принимают причудливые очертания, как водоросли в быстром речном потоке.
В густом и вязком воздухе, незримый, тихо гудит самолет. Лень поискать его глазами, как в детстве, и проводить его, пока он окончательно не растворится в небесной
выси. Можно понять радость городского жителя, вырвавшегося из плена кирпичных и
бетонных домов, огнедышащего асфальта, бесконечной вереницы никогда не кончающих своего бега изрядно надоевших авто. Ты благодарный и безмолвный от немоты
зритель перед земной красотой и вольно раскинувшегося простора. Осознаешь, что по
этой тишине и покою томится душа пожившего всласть человека, иного ему, кажется,
и не надо: все, что было прописано в небесах, исполняется, и что еще предстоит свершится. На то - воля Божья.
Анатолий Васильевич, знаток этих мест, рассказывает, где стояли дома, кто жил.
Домов тех давно уже нет, вокруг все распахано, и никаких признаков, что здесь когдато кипела жизнь, шумели дети, старились отцы, игрались по осени свадьбы тихо и без
суеты провожали в последнюю дорогу отбывших свой земной срок.
Незаметно прошли семь верст. Горят плечи и затылок, на рубашке расстегнуты пуговицы. Теперь нам надо подняться по пологому склону метров триста через молодую
кукурузу. Вот и наше поле, широко и вольно раскинувшееся. Наливается пшеница.
Стебли вытянулись, колоски крупные: урожай ожидается хороший. Поле окружает
лес. Недалеко от места, куда мы вышли, стоит высокая и раскидистая сосна, туда и
держим путь. Сосне этой, видимо, лет за сто. Гадаем, росла ли она при наших дедах.
Почему ее оставили. Корни ее разрослись, завоевав немалую территорию, теперь уже
недоступную никакому плугу. На ней буйствует трава. В тени дерева мы, наконец,
располагаемся. Из небольшого рюкзачка Степан достает внушительный термос с зеленым чаем, забеленным молоком, нехитрую снедь, оставшуюся от наших хождений
оп городским магазинам накануне приезда сюда.

176

Новый бронзовый век

Даши Намдаков. Воспоминание о будущем

Даши Намдаков. Череп

Дмитрий Будажабэ. Драгоценность, исполняющая наши желания

Дмитрий Будажабэ. Лунная жаба

Меж вспышек молний радуга сияла

Дмитрий Будажабэ, Гэсэр Зодбоев. Будда

Гэсэр Зодбоев. Борцы

Гэсэр Зодбоев. Звуки моря

Кругом, куда ни глянь, лес. Он чутко слушает гулкую тишину, никем и ничем не нарушаемую в этот полдневный час. К вечеру, когда смягчится жара, упадет за вершины
сосен солнце, начнется веселая жизнь пернатых, которая будет продолжаться до глубоких сумерек, чтобы вновь огласить поутру лес непередаваемыми переливами. Вот где
царство звуков: бормотания, высвисты, горловые клокотания, резкие и частые удары по
какому-то предмету, определить которые невозможно, писки, ворчания, крякания, выдохи, неужели филина? урчания, но не животных, частые стукотки, блеяния - какая птица
занимается этим, не понять, жуткий лешачий смех, не будь сказано к ночи...
На лице у моих путников написано умиротворение, не сходит улыбка. Степан разливает в фарфоровые чашки, предусмотрительно взятые для такого случая, обжигающий
чай, раскладывает продукты. Анатолий Васильевич - патриот здешних мест - поездил по
стране, побывал на южных курортах, немало повидал на своем веку. Молчит, смотрит
на меня, улыбка играет на лице. Взглядом приглашает полюбоваться на такую красоту,
и глаза его спрашивают: «Где ты найдешь все это? В каких краях?» Найти, наверное,
можно виды и покрасивее, и повеличественнее, но не в эти минуты вдохновенного,
какого-то глубокого душевного растворения в раскинутой над нами безоблачной выси,
обрамленной густыми пиками недалеких сосен. Начинаешь осознавать, что ты сидишь
на земле, по которой ходили, полные забот об урожае, прадед, дед твой и отец.
Не здесь ли, неподалеку от сосны, на краю поля, стоял летник деда, большая ограда, в которой держали рабочих лошадей? Был, наверное, крытый сарай, куда, в случае
непогоды, спешно прятали только что намолоченный и затаренный в мешки хлеб, чтобы вывести в амбары, где он хранился до следующей весны.
Наверное, была конная косилка, может быть, и не одна. Иначе огромное поле,
засеянное рожью - отец называл ярицей - и пшеницей, больше, конечно, рожью, собственными силами не убрать. Возможно, жали какую-то часть площади вручную серпами. Девок у деда нашего шестеро, да два сына. Привлекали и со стороны. Позарез нужны лишние руки, чтобы вовремя вместе управиться с /ймой дел. Це успевали
подвозить тугие снопы на гумно. Здесь молотили самодельными цепами хлеб, кипела
горячая работа, прерываемая лишь на полдник, и снова работа до темноты, быстро
наступающей в короткие осенние дни.
Вижу молодого, сильного отца. Он играючи хватает туго набитый мешок с зерном
и укладывает на телегу. Этот восьмой. Пожалуй, хватит. Сестренка под уздцы выводит
лошадь из сарая и правит подводу домой. Впереди семь верст пути, успеет вздремнуть, а то старший брат ни свет, ни заря поднимает всех на ноги. И так каждое утро.
Когда только кончится!
Нелегкий труд во все дни давал свои плоды. Появились деньги. Большая семья
давно мечтала о веялке. Стоит лето. Раннее утро. До восхода солнца еще далеко. Данила с братишкой Степаном едут в город за покупкой. В телеге в ряд лежат четыре
двухметровых доски, аккуратно уложен брезент, рядом змейкой пристроилась почти
что новая веревка из пеньки - прочная и длинная. С вечера собрана еда на дорогу. Одним днем не обернуться - семьдесят верст в одну сторону. Они заночуют на постоялом
дворе. Там останавливаются, проводят дни и коротают ночи крестьяне с окрестных
деревень, приехавшие в город по неотложной нужде: купить инвентарь, продать коечто из запасов.
Не спится отцу в эту ночь. Рядом посапывает братишка. Мальчик устал за долгую дорогу и от впечатлений - он впервые в большом городе. Данила торопит время.
Утром - чуть свет - встал, насыпал в торбу овса для лошади, сходил на водокачку.
Разбудил братишку, позавтракали на скорую руку, запрягли лошадь и поехали за своей
мечтой, мечтой всей семьи - заветной веялкой.
За закрытыми воротами виден просторный склад, где хранятся сельскохозяйственные машины. Мужчина, кладовщик, лет пятидесяти, в черных штанах, заправленных
в сапоги, серой косоворотке, взятой в поясе узким ремешком, усмехаясь в густые пшеничные усы, в прошлый приезд Данилы обещал ему выбрать «самолучшую веялку».
Доброго человека видать за версту. Разговорчивый, он шутил: «Машина, брат, сама раЗакг)262

177

О
У
X
*^
3
^
Ъ6
ф

(г;
2
0
И
О

И
И
^
О
У
X
^
<
5
К

У
0
Н
2О
0-1

ботает, ты только руку приложи. А там, зная, успевай затаривать. Солидолу не жалей
для шестеренок, а приводной ремень, коли износится, заменишь. На твой век хватит,
ишшо и дети попотеют».
Вот и куплена машина. Рабочие помогли поднять и поставить ее на предусмотрительно взятые из дома доски, затянули веревкой, чтобы она не «ходила», накинули
брезент - чего глаза мозолить встречным и поперечным - и поехали.
К вечеру братья были дома. Сбежались соседские мужики, сняли веялку, походили
вокруг, позаглядывали вовнутрь, поцокали языками и разошлись по домам, кто разделив радость с соседом, а кто и завидуя ему...
По лицу Степана видно, как он рад встрече с родовым полем, в голове его зреет
грандиозный план. По нынешнему закону земля должна отойти прежним хозяевам. Затею горячо поддерживает Анатолий Васильевич. В душе я за, но как вспомнишь, сколько сил, времени и нервов уйдет на согласование и оформление документов, делается
дурно. Нужно учесть, как власть на местах неохотно идет навстречу, а то всячески чинит
препятствия. На низовом уровне бюрократических проволочек больше, чем где бы то ни
было. А сколько земли в чертополохе и полыни! Лежит она-, и никому дела нет до нее.
Отсудили, допустим, у властей свою землю, дальше как быть? Будет она зарастать
бурьяном и мелколесьем, если не пустить сюда плуг. Чем решили ее занять? Сеять
хлеб, заняться огородничеством? В том и другом случае нужен трактор - без него никак не обойтись. Нужна грузовая машина, малотоннажная тоже - не будешь же гонять
по пустякам грузовую - накладно. Потребуются емкости под горючесмазочные материалы. И еще много чего по мелочам. Уйдет прорва денег на их покупку. Средств у
нормальных людей на такие крупные приобретения, как мы знаем, нет. Значит, получаем кредит под немалые проценты, а проценты надо платить исправно. Ежемесячно.
Сумма набегает астрономическая. Откуда брать деньги, если у человека нет начального капитала? Вопросы, вопросы...
Идем дальше. На земле, чтобы жить и работать на ней, должен стоять дом и другие подсобные строения, нужна вода - в поле-то ее нет. Выходит, нужно тянуть трубы.
Только и остается что охать и ахать.
Ладно. Все пробили, построили, приобрели, поставили и провели. Засеяли поле
пшеничкой. Подписали договор на поставку будущего урожая. Скорее всего, в город
- местные сами рады «сплавить» зерно на сторону. Задешево продавать с таким трудом выращенный урожай невыгодно производителю, а цены скачут. Попридержать
до лучших времен, следить за рынком - капитализм диктует свои условия. Где велите
хранить его в эти месяцы? В каком таком амбаре? И здесь, допустим, преодолели все
трудности. Так карта упала удачно, а если нет? То-то и оно.
Второй, а может, и пятый, не менее важный вопрос. Кто все это должен делать, где
найти рабочие руки? Не бездельников - с ними в первый же год пролетишь в трубу, а
настоящих тружеников. Они на бирже труда не стоят, ожидаючи, когда их позовут, а
давно нашли свою нишу - определились, выходит.
Ладно, нашлись такие, не все же завели свое дело. Вышел на них, умаслил, уговорил, привез. Где им жить, чем и как питаться? Не одного-двух уговорил, нужна целая
бригада - поле-то большое, чего же оно будет пустовать. Ох-хо-хо! Вопросов больше,
чем ответов.
Сначала Степан обиделся на меня. Вот, мол, когда дело затевается, не хочешь помочь. В азарте, на эмоциональной волне, он забывает, что мне немало лет, помощник в
этих делах я никудышный, разве что в сторожа пойти. Однако я еще тружусь в полную
силу и работу свою оставлять не собираюсь. Выходит, меня нужно списывать. Нет, я,
конечно, за новое дело, готов поддержать брата морально, а так - помоги ему Бог.
Во всем, что нам нужно, охотно помогают Петр и Кристина Инхеевы, добрые и отзывчивые люди. У Петра, хозяина крепкого, оборотистого и вдумчивого, есть, кажется, все, что надо человеку, решившемуся осесть в деревне. После долгих лет работы
на Севере, Петр и Кристина приехали на родину. Развернулись, как могли и умели.
Обновили большой, бывший кулацкий, дом, срубленный из листвяка, а работы - непо-

178

чатый край, лучше новый поставить. Но когда сегодня заходишь в их дом, понимаешь,
что Петр не прогадал - он будет стоять еще столько, сколько прошло с тех давних пор,
когда построили его прежние хозяева.
Широкий двор, где находят место грузовая машина северного исполнения, оказывается, выпускали и такие, трактор, легковая, можно загнать во двор и машину гостей,
а они, надо сказать, летом не переводятся. Всех прими, накорми, напои, а с этим делом
у Кристины полный порядок.
Во дворе же стоит еще дом с вместительной крытой и застекленной верандой будто хозяева наперед знали, что от гостей ну никак не отбиться. Вот они и едут, зная,
что отказа не будет. Не раз и не два потчевала нас эта гостеприимная пара - земляки,
которых мы не знали, стали нам дороже любой родни.
Останавливаемся же каждый раз у племянницы Анатолия Васильевича Лены Халбаровой. У нее большой дом, веранда, двор, как водится у всех селян, огород с вкусной картошкой. Лена удивительно вежливая и чуткая женщина, живет трудно. Работы
по ее специальности в деревне никогда не было. Закончила в свое время пушной техникум, затем институт торговли, по распределению поехала на Север, работала начальником отдела. Умер отец, опустел дом. После долгих раздумий она вернулась на
малую родину, вырастила сына. Он учится на судоводителя в большом городе.
Все заботы о нас Лена берет на себя. В самом деле, накорми-ка ораву из четырех
мужиков, аппетит у которых после многочасовой прогулки на свежем деревенском
воздухе просто зверский. Походили по полям, по лесу, считай, полдня - готовы целую
ярочку съесть в один присест. Вот она все дни тем и занята, чтобы накормить и напоить нас. Как-то неловко становится - высадился на ее голову нежданно-негаданно
целый десант. Задерживаться дольше совесть не позволяет, а хочется побродить, просто отдохнуть, никому не мешая, никого не отвлекая от дел.
Недалеко от Лены, Петра и Кристины живет наша со Степаном дальняя родственница по мужу Мария Андреевна Хантаева, бывшая учительница. Живет Ана одна,
давно на пенсии. Ей уже за восемьдесят, побаливает по погоде, но ум ясный. Сама
Мария Андреевна человек веселый, улыбчивый, с интересом рассказывает о своих
учениках, теперь они сами пенсионеры, вспоминает свою жизнь, встречи с людьми,
которые ей запомнились. Мария Андреевна увлекается фигурным катанием, болеет за
наших спортсменов, завела тетрадь, в которую записывает результаты выступлений
фигуристов. Приехать в Сайгуты и не зайти к ней - крепко обидеть ее. Она ждет нас и
с радостью встречает, как дорогих гостей.
Степан собирается купить дом. Он не любит никого стеснять, даже близких ему
людей. Петр с Кристиной и Лена стали нам почти родными, но Степан, да и я тоже,
чувствуем себя неуютно. Приехали в очередной раз, а у Лены гости. Как быть? Конечно, на улице не останемся, двинем к нашей Марии Андреевне, она примет. Однако
обременять старого человека тоже не дело. Вот брат и приценивается к стоящим без
хозяев старым постройкам. Ходим по деревне, заглядываем во дворы. Один из домой совсем уже ветхий еле держится, другой до того запущен, что глаза отводишь,
глядючи на него, третий зрит на белый свет пустыми глазницами - успели ушлые соседи воспользоваться дармовым добром, четвертый не продается на всякий случай.
Может, хозяева нагрянут, а они который год глаз не кажут. А больше и выбирать не
из чего. Но Степан не отчаивается. Рубить новый дом? Но это уже пахнет немалыми
деньгами. Дом, наверное, будет. Дом, в котором проживем неделю в году. Но неделю,
равную году.
Родовое поле... Одно то, что его обрабатывали наши деды и отцы, радовались хорошему урожаю, горевали, если что-то не заладилось, и с упорством, достойным тружеников, из года в год делали одну и ту же работу, не представляли себе иной жизни, потому
что это и была их жизнь - быть и жить на земле; поле, ставшее нам родным, связавшее
времена, удивительным образом сблизившее прошлое и настоящее, радует и согревает
душу. Мы ждем разгара лета, чтобы вновь прийти на поле, посидеть и подумать о быстро текущей жизни в тени высокой раскидистой сосны, отмякая сердцем.

12'

179

Д
и
^
О
^
X
5^

КРАЕВЕДЕНИЕ
Виктор ХАРИТОНОВ

К ВОПРОСУ О МЕСТЕ И ВРЕМЕНИ РОЖДЕНИЯ
АЛЕКСЕЯ СТАРЦЕВА
В прошлом году журнал «Байкал» опубликовал на своих страницах исторический
очерк Алексея Старцева и Алексея Шерешева «Хроника трёх поколений». Публикация ожидаемая и логичная - именно на страницах «Байкала» традиционно печатались
материалы, связанные с братьями Николаем и Михаилом Бестужевыми, с судьбой потомков Николая Бестужева - Старцевыми и Гомбоевыми.
За год до этого очерк вышел отдельной книгой во Владивостоке. Позволю себе привести цитату из предисловия к книге, написанного краеведом Н.Г. Мызь: «Наконец-то
свершилось то, чего так долго ждали краеведы и историки - Старцевы написали книгу
об истории своего рода.
Книга неоднозначна по представленному материалу и восприятию, трудно определить её жанр, в ней сведены: воспоминания, документы семейного и государственных
архивов, лирические описания, справочные сведения из официальных источников».
Безусловно, нужно присоединиться к восторженным словам автора предисловия,
и порадоваться и выходу книги и публикации в «Байкале».
Однако обратим внимание на краткое предуведомление «От авторов». Оно завершается словами: «Из-за недостатка сведения очерк краток и неполный. Поэтому
просьба к читателю: если есть дополнительные сведения, а также замечания, - прислать их авторам, они будут с благодарностью приняты и учтены».
Что ж, не откажем в просьбе, тем более что я являюсь автором нескольких статей, посвящённых в том числе А.Д. Старцеву. в первую очередь его благотворительной деятельности, которой он занимался вместе со своими ближайшими друзьями и родственниками:
Д. Гомбоевым, Н.И. и Е.Д. Гомбоевыми, П.И. Першиным и А. Лумбуновым.
Одной из самых больших загадок в биографии А.Д. Старцева было его происхождение, в том числе место и время его рождения.
Елена Марковна Даревская, первой выявившая и обобщившая материалы о внебрачном сыне Н.А. Бестужева, отмечала, что «о Старцеве пишут журналисты, нередко
поспешно и необоснованно».
Поспешно и необоснованно писали и о возможной матери Алексея Старцева,
и пошли гулять из публикации в публикацию всевозможные вымыслы и домыслы.
Впрочем, ещё 15 лет назад мы писали, что этот вопрос из-за недостатка фактического,
документального материала, на наш взгляд, обсуждать в широкой печати преждевременно, более того, неэтично («Бурятия» 4 августа 1993г.)
А вот место и время рождения Алексея Старцева нам удалось установить с высокой долей вероятности.
Здесь необходимо сделать небольшое историческое отступление: в 1 722 году Пётр
I подписал указ: «О ежегодном доставлении табелей со сведениями о рождающихся,
вступивших в брак и умерших за год».
Подобные табели-метрики состояли из трех частей:
1. Родившиеся, где указывались сословия и имена родителей, имя ребёнка, имена
и сословия восприемников.
2. Браки, где кроме имён и сословий молодожёнов и родителей, указывался возраст жениха и невесты и данные о поручителях.
3. Умершие, где кроме имени и сословия умершего, указывался возраст, а зачастую и причина смерти.

180

Так же в метриках указывались подробные данные о лицах, принявших православне и о их крёстных родителях.
Из мемуаров М.А. Бестужева известно, что декабристы приняли большое участие
в повседневной жизни Селенгинска и его жителей, в том числе и в жизни прихода. Как
писал в своих воспоминаниях о декабристах П.И. Першин: «в захолустных городах
общества группировалось только в большие праздники, именины, свадьбы и крестины». Далее П.И. Першин пишет: «Николай Александрович у Дмитрия Дмитриевича
(Старцева - прим. авт.) крестил детей. Жена моя, урожденная Старцева, была крестницей Николая Александровича, а также и сестра ее Ф.Д. (Федосья Дмитриевна - прим.
авт.)». Подобные взаимоотношения, как видно из материалов архива, были взаимными. Так, когда у селенгинского 1 -и гильдии купца Дмитрия Старцева и его жены Агнии
8 января родился сын Василий, восприемниками, т.е. крёстными родителями, были
«Государственный преступник Николай Александрович Бестужев и вдовая иркутская
мещанка Федосья Дмитриевна дочь Старцева». В свою очередь крестными родителями родившегося 11 января 1857 года, у дворянина Михаила Александровича Бестужева и законной жены его Марии Николаевны, сына Николая были Селенгинский
1-й гильдии купец и Почетный гражданин Дмитрий Дмитриевич Старцев и, умершего
Статского Советника и Кавалера Бестужева, дочь, девица Елена Александровна». Они
же были и восприемниками дочери М.А. Бестужева Марии, родившейся 5 мая 1859
года. Эти факты позволяют также уточнить установившиеся в литературе даты рождения детей М.А. Бестужева. Так, к примеру, биографический справочник «Декабристы» (М.,1988 - С.21.) указывает год рождения Николая - 1856, а Марии - 1860.
Такие взаимоотношения, безусловно, воспринимались как родственные и играли большую роль. Кроме того, метрические книги позволяют уточнить воспоминания П.И. Першина, который ошибался, считая, что его жена Анна Дмитриевна была
крестницей Н.А. Бестужева. Восприемниками А.Д. Старцевой (род. 28 января 1836 г.)
были штаб-лекарь Дмитрий Ильинский и вдовая жена мещанина Дмитрия Старцева
- Федосья. Принимали участие члены семьи Бестужевых и в крестинах других жителей Селенгинска. Например, «умершего Статского Советника и Кавалера Бестужева,
дочь, девица Елена Александровна» совместно со священником 3-й конной бригады
Иоанном Никольским 12 июля 1857 года крестили сына священника Селенгинской
Покровской церкви Александра Попова, Владимира, а 15 марта 1859 года «дворянин
Михаил Александрович Бестужев» и «дочь его Елена Михайловна Бестужева, были
восприемниками при крещении 69-летнего бурята Николая (Ганджура) Шведаева».
Таким образом устанавливались тесные, фактически родственные отношения с селенгинцами и окрестными бурятами.
Обширные данные представляют метрические книги о ближайшем окружении
декабристов - Старцевых, Лушниковых, Кельбергах, Седовых и других. Мы узнаем,
к примеру, что, кроме уже упомянутых Василия и Анны, у Старцевых родились: 6
июля 1848 года дочь Агриппина и сын Дмитрий - 9 июля 1843 года, неоднократно
упоминаются сын Семён и дочь Федосья. Приводятся в книгах данные о смерти «от
чахотки» 11 ноября 1860 года Агнии Никитичны Старцевой, урожденной Сабашниковой в возрасте 39 лет, о втором браке Д.Д. Старцева на дочери петровско-заводского
священника, знакомого декабристов, Поликариа Сычева, Харлампии 6 ноября 1861
года. Имеются также сведения о браках детей Д.Д. Старцева: Федосии с «почетным
гражданином 1-й гильдии купцом Ксенофонтом Кандинским» 29 апреля 1856 года,
А н н ы с Нерчинским 3-й гильдии купеческим сыном Петром Першиным 4 апреля 1860
года и Агриппины с верхнеудинским купцом Лосевым в сентябре 1866 года.
Но, пожалуй, самая интересная для нас запись в Метрических книгах относится
к 1860 году. 11 февраля этого года был крещён «Селенгинской степной Думы ясачный Бумальсутульского рода Бадмажап Ирдыниев, 18 лет. Восприемники - Почетный
Гражданин 1-й гильдии купец Дмитрий Дмитриевич Старцев, Почетная гражданка
Федосья Дмитриевна Старцева». При крещении Бадмажап Ирдыниев принял имя
Алексей.
181

а
2
0
^
р_
**•
0
Н
^
И

<]
Я"
^
р*

О
^>
|±з
И
ь^
О
^
К
^>
гН
Ш
23
Ы

2
О
^
О
р_
С
щ
^

СО
2
0
|~р
Си
^3
0
Н
СО

ШГ
<?
Н
О
Ер
5
д
И.
Ь?
О
§

Таким образом, Алексей Старцев родился в 1841, максимум в 1842 году. Совершенно неуместными становятся сентенции о неприятии дворянским сообществом
«полу-бурята, полу-русского». Тем более что декабристское «дворянское» сообщество в большинстве своем вполне терпимо относилось и к небрачным связям своих
товарищей, принимало детей от подобных связей. И уж тем более не было никаких
размолвок с Трубецкими - людьми большой культуры и толерантности.
Но вернёмся в Селенгинск, точнее в его окрестности. Весной 1840 г. братьям Бестужевым отвели землю «за 15 верст в так называемой Зуевской пади» и вскоре Николай Бестужев писал сестре Ольге: «Наша Зуевская падь имеет местоположение прекрасное: два хребта гор тянутся по обе стороны до самой Селенги; в вершине пади
течет ручей, который бежал в прежние времена в Селенгу. Кругом ключика растут
тальниковые кусты, перемешанные красным смородинником. Выше, в горы, есть прекрасное место для прогулки; леса, наполненные шиповником и другими пахучими
кустарниками, где брусника родится изобильно; оттуда же, прекрасный вид на так
называемое Гусиное озеро».
Не правда ли удивительное, лирическое описание, но при чем здесь Старцевы?
Дело в том, что Зуевская падь была окружена землями, принадлежавшими Бумяльсгутульскому роду, то есть те живописные окрестности, описанные Николаем Бестужевым, принадлежали, именно тому роду, в котором через год родится Бадмажап
Ирдынеев.
Кстати сам Алексей Дмитриевич никогда не забывал своего происхождения. И
выступая как благотворитель, он зачастую жертвовал как «крещёный бурят». Именно под этим именем он финансировал первое собрание сочинений Доржи Банзарова,
которого, как и Николай Гомбоев, знал лично. Но это, как говорится, совсем другая
история.
Дополнение к очерку А.А. Старцева и А.В. Шерешева не единственное, но остальные в отличие от этого не принципиальны, особенно в виду возможного второго издания очерка во Владивостоке, которое можно только приветствовать. И нельзя согласиться с авторами, что «очерк является фамильным справочником», конечно же, он
шире, охватил истории Забайкалья, Приморья и даже российско-китайских отношений.
А издание его на страницах журнала «Байкал» еще раз подтвердило не преходящий интерес и издателей, и читателей к истории своего края, который «Байкал» поддерживал на протяжении всей своей истории.

И
к

и
г_^
Г7

§
О
>>
О

о
Он
с

182

НАШ ГОСТЬ

АРБАТОВА Мария Ивановна - известная писательница,
общественная деятельница. Автор 14 пьес, поставленных
в России и за рубежом, восьми книг и множества статей в
периодической печати. Работала обозревателем «Общей газеты». В течение пяти лет была соведущей в женском токшоу «Я сама» канала ТВ-6.

ИНТЕРВЬЮ С МАРИЕЙ АРБАТОВОЙ

- М а р и я , мы знаем вас как автора увлекательных повествований о Монголии, Индии, как адепта буддизма. С чего началось ваше увлечение Востоком?

•з
- Я не могу вспомнить совсем ранние впечатления, но в моём детстве в доме висел портрет Индиры Ганди, вероятно, как дань политическим симпатиям моего отца. Мой дед по
маме был полиглотом, знал четырнадцать языков, ездил заканчивать школу восточных языков
в Израиле.
Думаю, что осознанный «восточный акцент» начался у меня с юности. Я была хиппи, ходила по разнообразным эзотерическим тусовкам, занималась индийскими танцами и танцем
живота, собирала запрещенную литературу о духовных практиках.
Лет с семнадцати самоидентифицировалась как дзен-буддистка, это было популярно в
среде центровой московской молодёжи. Мы читали ротапринтные труды Сузуки и слушали
«Биттлз», увлеченные поездками в индийские ашрамы.
Мой отец - крещёный преподаватель марксисткой философии; моя мама - цинична, как
врачи поколения поклоняющегося пенициллину; мои русские бабушка и дедушка - православные; моя еврейская бабушка - дочь бунтующего польского иудея; мой еврейский дедушка
- сын одного из основателей сионизма в России, социалиста и атеиста.
Мой выбор духовной самоидентификации был совершенно самостоятельным. Я абсолютно веротерпима. Первый муж - православный, второй муж - марксист, нынешний муж
- индуист.
- Можно ли сказать, что Восток занимает особое место в вашем творчестве?
- Я написала на восточные темы повести «Учителя», «Опыт социальной скульптуры»,
книгу «Дегустация Индии». С Востоком не всё так просто. В прошлом году мы с сыном полетели во Владивосток, с идеей метнуться оттуда в Китай. Китай «не пустил нас», у сына
случился отёк Квинке от салата с дальневосточным крабом. Мы побоялись дальнейшего продвижение на Восток.
Мне было очень хорошо в Индии, и я собиралась в прошлом году отправиться по маршруту Калькутта - Лхаса. Но сначала началась война в Тибете, а когда кончилась война, началась жара в Индии. Теперь жду, когда ворота Востока снова откроются для меня.

183

- В 90-х годах прошлого века вы посетили Монголию. Расскажите о своих впечатлениях от этой страны.
- Я описала свои впечатленья от Монголии в повести «Опыт социальной скульптуры». И
не была там с 1991 года, но для меня это особая страна, глубоко связанная с моими прошлыми
воплощениями. Будучи психоаналитиком по одной из профессий, я всегда интересовалась психотехниками, связанными с «техниками священного». Такими, как холотропное дыхание, танатотерапия и регрессионная терапия. Последнюю считаю одной из самых перспективных психотехник современности, обучалась проводить её и несколько раз проходила сама. Кстати, один из
моих сыновей модный регрессионный терапевт, к которому приезжают из СНГ и Европы.
Техника регрессии заключается в том, что человек в состоянии лёгкого транса с помощью
терапевта просматривает свои прошлые жизни и выходит из этого с решёнными невротическими проблемами. Терапевты не философы, они не дают ответа на вопрос, откуда человек
берёт эту информацию: подключаясь к общей информационной матрице, фантазируя, вспоминая и т.д., - терапевта интересует анамнез на входе и результат на выходе. Однако сам человек
в регрессии соприкасается с полной психической правдой, и есть целая серия исследований,
когда регрессия, сделанная при контрольной группе, - а человек всё время сеанса находится
в диалоге с терапевтом, и это пишется на диктофон - даёт географические и исторические
сведения, которых данный человек никак не мог знать.
Так вот, одна из регрессий подтвердила подробности моей прошлой жизни в Монголии,
и приоткрыла тайны взаимоотношений с некоторыми персонажами, встретившимися мне и
в этой жизни тоже. В поездке 1991 года, будучи одним из русских организаторов международного «Каравана культуры», я получила по полной программе: оказалась внутри местных
партийных разборок за немецкого спонсора, мне сломали руку на границе при въезде в Монголию, у меня началось воспаление лёгких, на меня напал орёл в горах...
В последующей «мирной жизни» я подружилась с послом Монголии, являющимся нынешним премьер-министром, и заново познакомилась с президентом Монголии, с которым в
своё время училась в Литературном институте. То, что после этого я ни разу не оказалась в
Монголии, тоже знак. Вероятно, для меня это не слишком безопасная страна.
- Что вы думаете о месте и роли буддизма в современном обществе?
- С кризисом системы ценностей постиндустриального общества западные страны всё больше и больше поворачивают голову на Восток. Буддизм в его дзеновском, как говорят на востоке,
«фастфудовском варианте», из голов нон-конформистов расползается по головам гламурных персонажей. Появляется огромный слой «йоганутых, будданутых и рерихнутых», переселяющихся
в буддистские и индуистские земли за смыслами. Всё больше людей начинает понимать, о чём
писали Фритьоф Капра и Абрахам Маслоу. Золотой миллиард пришёл к тому, что повышение
уровня жизни не повышает его качества, и всё чаще и чаще обращается к тому, что немецкий экономист Фриц Шумахер назвал «коэффициентом счастья» и пытался ввести в экономику как главный показатель её эффективности. Этот показатель родился в недрах «буддисткой экономики».
- В чем особенность западного пути освоения восточной

премудрости?

- Западный путь освоения восточной мудрости - это естественное надевание восточной
мягкости на жёсткий европейский каркас. Но других вариантов у человечества нет, Восток
тоже не может полноценно дышать западным воздухом, а смешиваясь, они оздоравливают
друг друга.
- Вам не кажется, что литературный стиль современных писателей как-то унифицировался? То есть стиль - никакого стиля? Или так удобней писать в рыночное время?
- Лично я не вижу проблем в этой области. Чем лучше писательский слух, тем ближе язык
произведений к жизни. Кто одарён стилем, тот его не растерял. Что касается рыночного про-

184

дукта, то он не проходит по литературному ведомству и как всякая подделка ориентируется
только на спрос.
- Каких писателей вы любите? Самые яркие впечатления от прочитанных книг за
последнее время?
- Для себя я считаю интересным читать все новые книги Улицкой и Пелевина. А самыми
яркими из последних прочитанных кажутся мне книги Владимира Серкина, Елены Токаревой, Анны Козловой, Натальи Ключарёвой, Ирины Мамаевой.
- Над чем работаете сейчас?
- Последние три года ушли у меня на политические игры, о которых я сейчас дописываю
книгу. Я второй раз прихожу на выборы, результатом которых становится не депутатский
мандат, а написанная книга о российском беспределе, которую потом велят читать студентамполиттехнологам. Небесному диспетчеру зачем-то надо было послать меня на выборы именно в этом качестве. Кроме того, я только что написала книгу о русском кинофестивале, проведённом в объятиях итальянской мафии.
- Что бы вы пожелали нашему журналу?
- Думаю, что солидному литературному журналу не стоит обслуживать ни одну политическую парадигму, а нужно стать дискуссионной площадкой. Мне кажется, что сейчас для
России время собирать камни, а не разбрасывать. И «Байкал» должен продемонстрировать
восточную мудрость и терпимость, которой сейчас так не хватает Западу.

Вопросы задавали Б Аюшеее и Б.Раднаев.

185

ИСКУССТВО
Лариса НИКОЛАЕВА
НОВЫЙ БРОНЗОВЫЙ ВЕК
Значение Бурятии (и шире - Прибайкалья и Забайкалья) как крупного художественного центра тесно связано с ролью буддизма в регионе. В начале XX века 35 буддийских монастырей - дацанов Бурятии были не только центрами религиозной жизни,
образования и медицины, но и центрами книгопечатания, иконописи и производства
предметов культа, среди которых особое место занимала скульптура. Скульптура является ведущим видом буддийского искусства, т.к. каноны буддийской иконографии
разрабатывались изначально применительно к скульптурным образам. Успехи бурятских мастеров наиболее ярко проявились в формировании в начале XX века собственной школы скульптуры - оронгойской - во главе с Санжи-Цыбик Цыбиковым. В
условиях развитого и консервативного канона наличие собственной школы означало,
что местными мастерами не только отливались копии статуй, созданных в буддийских
монастырях Тибета, Монголии и Китая, но и создавались модели для последующего
тиражирования, вносящие собственную художественную трактовку в устоявшийся
многовековой канон.
Скульптуре отводилось главное место в северной алтарной части буддийских храмов - сотни скульптур стояли несколькими ярусами вокруг центральной фигуры Будды большего размера. Техники бурятской буддийской скульптуры были разнообразны:
резьба по дереву, литье из различных сплавов меди, серебра, олова и свинца, чеканка,
папье-маше и др. Активно использовались различные способы нанесения позолоты.
Несмотря на тиражирование, повторяемость образов, в дацанах присутствовало ясное
понимание различной ценности уникальных произведений и массовых - формы уникальных скульптур разбивались.
Продукция литья из бронзы была настолько многочисленна и разнообразна, что на
месте разрушенных в 1930-е годы монастырей еще долго (спустя полвека) находили
бронзовые скульптуры буддийских божеств, атрибуты буддийского культа: лампадки суксэ, бронзовые колокольчики, ваджры, ритуальные ножи, музыкальные инструменты и другие предметы. Бурятские мастера владели технологиями литья в земляную
форму, сборно-разборную форму, коркового литья, литья по восковой модели, переливного литья, изобретенного Дзанабадзаром - великим монгольским скульптором
X V I I века. Последний способ отличало то, что отлитые статуи снаружи и внутри имели одинаково «чистые» поверхности и почти не требовали доводки. Эта технология
была утрачена в Монголии и Бурятии, видимо, еще в конце XIX - начале XX вв. в связи с распространением более дешевой и менее качественной китайской продукцией.
Кстати, она потеснила и местную школу буддийской иконописи. При изготовлении
скульптур большого размера китайские мастера использовали более быстрый метод
- «выколотку» - работы получались значительно легче и дешевле по затратам на материал, но непрочные, и, как показало время, недолговечные.
Первые же заказы на реставрацию буддийских скульптур в 1970-е годы поставили
перед скульпторами и мастерами задачу возрождения утраченных традиций бронзового литья, в том числе литья статуй большого размера, поскольку сохранившиеся,
изготовленные в начале XX века по китайской технологии, практически не подлежали
восстановлению - чаще всего они были порублены саблями, настолько тонким был
металл. Этот вопрос технологии в то время звучал умозрительно. В республике функционировал единственно Иволгинский дацан, с разрешения властей возобновивший
службу в годы Великой Отечественной войны. Буддийские скульптуры и иконы - танка, хранящиеся в музеях Бурятии, реставрировались в связи с возросшим интересом к

186

культовому искусству на выставках, в том числе международных. До этого скрывался
сам факт хранения буддийских святынь в запасниках музеев, в первую очередь фондах
Бурятского краеведческого музея (ныне - музей истории Бурятии им. М.Н. Хангалова).
Распространенность художественной обработки металла в бурятском народном
творчестве, большое количество талантливых мастеров объясняется не только дацанскими заказами. На территории Бурятии находился один из центров бронзолитейного
производства древности, не утративший свое значение на протяжении многих веков.
И после официального распространения буддизма на территории Бурятии в X V I I веке
здесь существовал древний кузнечный промысел. Почетное происхождение из рода
кузнецов - дарханов обязывало одного из поколения, как минимум, продолжать дело
предков и, одновременно, было источником желания работать с железом. В старину
кузнецы, также как шаманы, делились на черных и белых, современное объяснение
этого деления по способу обработки металла - собственно кузнечное дело - черные
кузнецы, а ювелиры, работающие с белым металлом - серебром - белые, неточно.
В древние и средние века из металла изготавливали от деталей конской упряжи,
сосудов до поясных бляшек и пуговиц. Каждый мастер, работающий с металлом, владел практически всеми способами его обработки, секреты которых передавались по
наследству. Многие детали конской упряжи отливались в земляную форму или разборную, например, стремена. Иногда создается впечатление, что бурятские мастера XIX
века отливали по тем же формам, что и гунны. Из серебра отливались детали ножей и
поясных украшений (кстати, отливать из серебра легче, чем из бронзы). Ювелирное
серебро и бронза тесно связаны друг с другом. Серебро Бурятии восприняло традиции
древней торевтики, несмотря на разделяющие их века и смену этносов. Особенно славилось мастерство чеканки - традиционная бурятская техника обработки металла.
Кузнецы представляли собой отдельную касту, имели своих небесных покровителей, свои онгоны (фетиши) и призывания к ним. Духи-покровители были и у всех
кузнечных инструментов. Магические качества кузнецов объяснялись близостью к
огню - сакральной стихии в мировосприятии бурят. В кочевом быту огонь перевозился
с собой с места на место как сакральный объект - центр жилища, оберегаемый множеством табу. Существовало соперничество кузнецов и шаманов, не только в физической силе, но и в сверхъестественных способностях. Возможно, кузнечные культы
были древнее шаманских, известно, что все необходимые требы дарханы выполняли
сами. Буддизм, активно соперничавший с шаманизмом, адаптировавший многие шаманские культы и культовые места, по-видимому, также трансформировал и кузнечные. Во всяком случае, два пласта сакральности в деятельности дацанских мастеров
- добуддийский и буддийский, ясно различимы, еще выше поднимая их (.мастеров)
социальный статус.
Синкретичность народного творчества проявляется в стилистической близости и
родстве образов разных видов творчества, взаимосвязи культового искусства и повседневных потребностей. На первый взгляд более демократичная и распространенная резьба по дереву также была связана с декором буддийских храмов, образами
буддийской космологии и хранителей буддизма, которые населяли домашние алтари.
Традиционным жанром народного искусства была анималистика - деревянные фигурки «пяти видов домашних животных» и образы животных восточного 12-летнего
календаря -литэ исполняли роли условных жертв на домашнем алтаре и детских игрушек. Но и они, и шахматные фигурки могли быть выполнены в металле. Хотя знание
разных техник литья и сплавов тогда было общим, оно ревностно оберегалось от посторонних, а детали и тонкости зачастую скрывались мастерами друг от друга.
Самые разнообразные инструменты - чеканы, молотки, наковальни, меха, литейные
формы - остались в наследство сыновьям и внукам от мастеров начала XX века, которые
в основной своей массе попали под колесо репрессий. В результате нить непосредственной передачи знаний и умений от отца к сыну, за редким исключением, прервалась. Возрождение бурятских народных промыслов в 1970-е годы стало эффективным и эффект-

187

5
^
К
^
^

^
„
СО
^
Е
§
в
0
Е

ным явлением. Союз художников Бурятии во главе с Даши-Нимой Дугаровым собирал
мастеров и секреты мастерства по всем районам республики. За короткий срок около
30 мастеров были обеспечены сырьем, заказами, большая часть из них - жильем и мастерскими. Они вдохнули новую жизнь в традицию бурятского ювелирного искусства.
На основе традиционных техник чеканки и филиграни с использованием старинных
инструментов был разработан новый ассортимент изделий. По сравнению со средневековым он значительно уже - в основном, ножи и украшения. Причем украшения трансформировались значительно: массивные, тяжеловесные комплекты височно-нагрудных
и поясных украшений сменили кольца, браслеты, серьги. Мастера изготавливали как облегченные варианты, приспособленные к современному гардеробу, так и монументальные - выставочные. Появившиеся на зональных и всероссийских выставках изделия из
серебра вызвали всеобщее восхищение зрителей и критиков, уже тогда став своеобразным трендом бурятского искусства. В Бурятию за опытом по возрождению народных
промыслов обращались художники Якутии и Тувы.
Но попытки возродить литье в каком-либо массовом масштабе тогда не увенчались успехом. Дело в том, что литье изначально предполагает техническое воспроизведение, тиражирование, а это является первым этапом коммерциализации искусства,
избегаемой в советское время. На время отложенные, но не забытые технологии были
востребованы с началом «перестройки». Кроме того; основной заказчик культовой и
ремесленной продукции начала XX века - буддийская церковь снова выступила в этой
роли. Уже к концу 1980-х годов мастерами был накоплен разнообразный опыт литья,
сплавов и оборудования.
Наиболее яркой точкой отсчета стал 1989 год, когда Даши Намдаков (1967 г. р.),
Гэсэр Зодбоев (1963-2007, оба окончили Красноярский художественный институт
им. В.И. Сурикова), Дмитрий Будажабэ (1965 г.р.) вместе работали в мастерской, организованной Даши в цехе завода Эмальпосуда (Улан-Удэ). Одновременно (с 1989
года) запуском художественного литья в цехе завода Теплоприбор (Улан-Удэ) занялся
Дамдинжаб Ринчинов (1946 г. р.), который окончил МВТУ им. Баумана, факультет
литейного производства, и до описываемых событий работал на Иркутском алюминиевом заводе. Этот цех использовался ребятами только для литья, остальные этапы от создания образов до завершающей отделки происходили в совместной мастерской, что, несомненно, оказало влияние на общее стилистическое сходство. В этом же
году с ними работал Сергей Намдыков (1963 г. р.), выпускник Санкт-Петербургской
художественно-промышленной академии им. В.И. Мухиной.
Большим подспорьем стало то, что возрождение народных промыслов в свое
время стало одновременно и возрождением практики ученичества, в основе которой
лежит традиционное уважение к мастеру. Причем к самодеятельному народному мастеру приходили ученики и с художественным образованием. (Похожим образом в
конце 1980-х молодые люди шли послушниками-хувараками в дацаны - после окончания институтов, несмотря на то, что среди бурят высок статус вузовского диплома).
Мастерские поселка чеканщиков «Исток», Опытный завод художественных изделий и
сувениров использовали надомный труд, наставничество и легитимное ученичество.
Традиционная практика обучения была продолжена Всебурятской ассоциацией развития культуры (ВАРК) в 1990-е годы, президентом которой был Даши-Нима Дугаров.
Необходимо отметить, что среди мастеров по металлу, прошедших через ученичество
в 1970-е годы и позже, есть не только буряты.
Литейное производство требует слаженной работы бригады. Все подготовительные этапы литья: формовка, восковка, собственно литье происходят с участием нескольких человек. Необходимы помощники, делающие доводку скульптуры - чеканку,
полировку, патинирование и т.д. Ученики представляют собой дешевую (практически
бесплатную) квалифицированную талантливую рабочую силу. Ученик, прошедший
все технологические этапы, со временем начинает работать самостоятельно.
Сегодня свои литейные мастерские (литейки) есть практически у всех -бурятских
скульпторов и даже у тех, кто работает в Москве (Даши Намдаков), Санкт-Петербурге

188

(Бато Дашицыренов (1961 г. р., окончил Санкт-Петербургскую академию художеств
им. И.Е. Репина), Буянто Ошоров (1968 г. р., окончил Красноярский художественный
институт им. В.И. Сурикова)), у Дамдинжаба Ринчинова, у некоторых ювелиров - чеканщиков. Соответственно, у всех есть и штат учеников. Знание технологии, тонкостей
ремесла дает мастерам ощущение свободы и в творческих замыслах, и в способах их
претворения. Небольшую печь для плавки металла можно установить даже во дворе
под навесом и отливать небольшие скульптуры, как, например, работают литейные
мастерские в Таиланде (и у некоторых бурятских чеканщиков). Бурятскими маетерами опробованы все типы плавильных печей, имеющиеся на заводах города, в том
числе локомотивовагоноремонтном и авиазаводе, предприятиях сбора цветных металлов, вторчермета. Естественно, большие и мощные печи дают более качественное литье, но, в конечном итоге, результат зависит от мастера и его удачи. Кроме бронзовых
сплавов мастера пробуют латунь, работают и в золоте. Сформировался ассортимент
изделий из бронзы - курильницы, культовые скульптуры, декоративные станковые
скульптуры, монументально-декоративные - фонтаны, памятники.
Не только технологическая близость, но и общий круг образов свидетельствуют
о факте возникновения в постсоветское время национальной бурятской школы скульптуры, характерными чертами которой являются декоративность, условность, даже
фантастичность пластики, следование художественным традициям буддийской и народной скульптур. Тематически весь арсенал скульптурных образов можно разделить
на четыре части. Первая, самая многочисленная представлена образами буддийской
космологии - лев, дракон, тиф, гаруда, слон, арсалан, черепаха и т.д., образами хранителей буддизма, персонажами джатак - истории Будды: «Сагаан-Убугун» Б. Ошорова,
Д. Намдакова, «Мистерия Цам» Б. Дашицыренова, «Гаруда» Зандана Дугарова (1965 г.
р., окончил Санкт-Петербургскую художественно-промышленную академию им. В.И.
Мухиной), Даши Намдакова, Ж. Эрдынеева, курильницы в виде слона, черепахи, дракона, макара, арсалан Дмитрия Будажабэ, курильница «Черепаха» С. Намдыкова и т.п.
Вторая часть - мотивы Гэсэра и Чингисхана - репрезентативные изображения воинов
есть у всех скульпторов. Третья часть - жанровые станковые композиции: «Курящий
трубку» и «Кушающий позы», «Танец орла» Б. Дашицыренова, «Нойон» и «Борцы» Б.
Ошорова, «Хасак» (казак) 3. Дугарова, «Старуха», «Смерть кочевника» Б. Сундупова,
«Борец» Г. Зодбоева и др. Четвертая часть - анималистика - изображение, в основном,
тотемных животных. Таким образом, основные темы взяты из традиционной культуры.
Творческий взлет и коммерческий успех Даши Намдакова стал возможен только на таком фоне - почве. И невозможен без участия бурятских мастеров в процессе создания скульптур. И одновременно, его успех вдохновил и вдохновляет многих.
Номинация на «Оскар», как главного художника фильма Сергея Бодрова «Монгол»,
«Ника» за тот же фильм, персональная выставка в Государственной Третьяковской
галерее, памятники его работы в городах разных стран - все эти знаки признания самобытности и оригинальности таланта Даши Намдакова, верности выбранного им пути,
позволяют говорить о нем как о главе бурятской школы скульптуры. Хотя круг мастеров, непосредственно работавших с Даши и уехавших с ним в Москву, ограничен, его
влияние намного шире. Особое значение в этой связи имеют происхождение Даши из
рода дарханов и мотив избранничества. Даши не скрывает, что только занятие творчеством спасло его от продолжительной болезни, вызванной, как объяснили шаманы,
духами предков - кузнецов, ищущими себе преемников.
В плеяде скульпторов необходимо выделить Д. Будажабэ - крупнейшего буддийского скульптора в России. Предприятие «БайкалМет» (директор Валерий Цырснжапов) работает с «творческой мастерской Дмитрия Будажабэ» уже 5 лет. Здесь в нескольких небольших цехах сосредоточен весь производственный цикл, позволяющий
выполнять как небольшие скульптуры, так и статуи значительного размера, как напри' мер, двухметровая статуя Будды (автор Д. Будажабэ) для дугана Хамбын-хурэ в дацане на Верхней Березовке возле Улан-Удэ - самая большая в России из выполненных в
189

Ц
•<
^
И
^
^
^
^

Ь^
^
„
и
О
Ж
р~
№
з^
и
^

•<
<!
5
Ьн
Ё;3
^
К
^
Ч

технике литья из бронзы. Мастера используют технологию литья по восковой модели,
установлены индукционные печи разного объема. Номинальным заказчиком выступает буддийская церковь, основная часть работ выполняется с благотворительной целью. Здесь отливают свои скульптуры и другие мастера, в том числе, Баир Сундупов
(1968 г. р., окончил Красноярский художественный институт им. В.И. Сурикова).
В литейной мастерской Александра Миронова (1959 г. р., окончил Высшее
художественно-промышленное училище им. В.И. Мухиной) используют технологию
коркового литья, которая занимает меньше времени, но процесс ядовитый. В этой мастерской отлиты все, за единичным исключением, монументальные и декоративные
скульптуры города последних лет по моделям того же Миронова. Монополия в этой
сфере выглядит довольно странно, учитывая все вышеизложенное, но и для нее видимо есть экономическое объяснение.
Художественным металлом занимаются и собственно кузнецы: Радна Санжитов
(1948 г. р., окончил Высшее художественно-промышленное училище им. В.И. Мухиной), Булат Эрдынсев (окончил Московское художественно-промышленное училище
им. Строганова).
Все успехи достигнуты вопреки трудностям - отсутствие металла (вообще, тяжелой промышленности) в регионе, высокая стоимость электроэнергии, отсутствие производственных площадей, неразвитость местного художественного рынка.
Потенциал развития и коммерческого успеха национальной школы скульптуры
складывается из нескольких факторов. Во-первых, наличие в регионе большого количества еще молодых скульпторов с высшим художественным образованием, которые
если и работают вдалеке от родины, то сохраняют не только эмоциональную связь
с ней, но и выполняют местные заказы, участвуют в выставках от Бурятии, т.е. вовлечены в местную художественную жизнь. Но главное - учеников себе они набирают из бурят, как уже отмечалось выше, происхождение из рода дарханов служит
своеобразной гарантией правильного выбора призвания молодым человеком, с одной
стороны, с другой - залогом творческого дара, то и другое обычно подтверждается практикой. Во-вторых, владение секретами технологии, среди которых основную
трудность представляет доводка - чеканка, т.е. традиционная бурятская ювелирная
техника. В-третьих, сложились достаточно широкий ассортимент изделий из бронзы
и своеобразный круг тем, дающий свободу декоративной трактовки образов.
Широкое распространение бронзы в древности было связано с ее функцией социального маркера. Так и сегодня дух предпринимательства освобождает отдельные
виды художественной практики из лона ритуала, от зависимости от сообщества, вдохновляя на эксперимент и славу.

190

АВТОРЫ НОМЕРА
Бараев Владимир Владимирович. Родился в
1933 г. в селе Молька Иркутской области Выпускник
философского факультета МГУ Работал в СМИ Бурятии. Казахстана, Кубани. Затем в Москве в журналах
«Журналист», «Коммунист». «Буддизм», на ЦТ Останкино, в Госдуме РФ. Автор книг «Высоких мыслей достоянье», «Древо Кандинских», «Посланцы тенгри»,
«Приходят и уходят корабли», «Гонец Чингисхана» и
др. Заслуженный работник культуры Бурятии, лауреат
премии Союза журналистов Москвы Член Союза писателей России. Живет в Москве.
Хосомосв Николай Данилович. Родился в
Эхирит-Булагатском районе Иркутской области. Выпускник Иркутского государственного университета.
Литературовед Автор книг и статей по русской и бурятской литературе Профессор Восточно-Сибирской
Государственной академии культуры и искусств.
Николаева Лариса Юрьевна. Завкафедрой
литературы и искусствоведения ВСГАКИ Окончила Ленинградский институт живописи, скульптуры и
архитектуры имени И.Е Репина, факультет теории и
истории искусств. Кандидат искусствоведческих наук
Член Международной Ассоциации Искусствоведов.
Иванов Игорь Алексеевич. Родился в 1942 г в
Львове Служил на флоте. Окончил Бурятский педагогический институт Доктор технических наук. Академик РИА. Преподает в ВСГТУ. Автор многих научных
статей и трудов.
Кош.пин Олег Николаевич. Родился в Киргизии в 1963 г. Окончил филологический факультет
МГУ им. М.В. Ломоносова. Автор пяти книг литературной критики, сборника рассказов, двух романов,
составитель книги «Майский вальс: хабаровчане в
годы Великой Отечественной войны» (Хабаровск:
ООО «Приамурские ведомости», 2005), 35 научных
и научно-методических трудов, в том числе учебного
пособия «Русская литература XX века» (Хабаровск:
изд. ХГИИК, 2008). Вузовское преподавание и занятия
наукой (представитель Московской лингвистической
школы) совмещает не только с активной работой в литературе, но и журналистикой. Автор литературных
журналов «Дальний Восток», «Сибирские огни», член
редколлегии еженедельника «Литературный меридиан» (г. Арсеньев, Приморского края)
Живет в Хабаровске.
111(1ио (Хамосов) Виктор Иванович. Родился в
1960 г в г Братск Иркутской области Окончил Братский индустриальный институт. Работал корреспондентом газеты «Колымская правда». Автор очерков.
«У озера Цагаан-Нуур». «Как вы там сейчас, нымылане''».
Иванов Артем. Родился в 1973 г в Хабаровске
Окончил факультет культурологии Хабаровского Института Искусств и Культуры. Публиковался в хабаровской периодике, журналах «Юность», «Арион».
«Футурум Арт», «Дети Ра», «Журнал ПОэтов» и др.
Переводился на японский: альманахи «ФУСАН» и
«ХОПОКЕН» (г Токио). Председатель дальневосточного отделения Академии Зауми, руководитель объединения литературных клубов «Содружество».
Харитонов Виктор Александрович. Родился в
1967 г в Новоселенгинске Учился в Иркутском госу-

дарственном университете на географическом факультете Краевед Автор статей по истории Бурятии Печатался в периодике и научных сборниках
Тармахаиов Александр Карлович. Родился в
1981 г. Окончил Бурятский аграрный колледж Юрист
Студент филологического факультета Бурятского государственного университета. Автор ряда рассказов.
Публиковался в журнале «Байкал», в альманахе «Рукопись» (Ростов-на-Дону).
Скиф (Смирнов) Владимир Петрович. Родился
в 1945 г. Служил в Военно-морском флоте на Тихом
океане, работал учителем в школе, художественным
руководителем в Доме культуры. Поэт. Журналист
Первая книга стихов вышла в Иркутске в 1970 г. В 1989
г. по рекомендациям Николая Старшинова. Станислава
Куняева и Ростислава Филиппова принят в Союз писателей СССР. Автор ряда книг. В 2006 г. вышла книга
В Скифа «На срезе времени зеленом» В 2008 г в издательстве «Молодая гвардия» (Москва) выходит сборник стихов «Русский крест».
Аюшеев Булат Лубсанович. Родился в 1963 г в
Джидинском районе республики Бурятия Окончил филологический факультет Иркутского государственного
факультета Пишет стихи, прозу, критические статьи.
Публиковался в журнале «Байкал».
Зуев Виктор Павлович. Родился в 1952 г на
острове Сахалин Окончил Симферопольский (Таврический) университет и Высшие литературные^курсы при
Литературном институте им. А М Горького Первые
литературно-критические работы, переводы, рассказы
опубликованы в Таджикистане. Книги Виктора Зуева
«Увеличительное стекло» (стихи), «Гастроном на улице
Ракова» (проза) и «Аральский тупик» - вышли в девяностых годах XX века в Москве Автор книги «Этический
императив». М., 2002, книги стихов «Время без часов»,
М., 2007 Доцент ЕГУ им. И.А. Бунина
Манянннков Пётр Васильевич. Родился в селе
Тарбагатай Тарбагатайского района Бурятии. Автор научных статей, книг: «Волкодавы Тибета и Центральной Азии», «Тарбагатай - семейская деревня моего
детства» (проза).
Болотов Сергей Харталович. Родился в 1957 г.
Работал на заводе, служил в Советской армии, учился
в Иркутском госуниверситете, на факультете журналистики. Профессиональный журналист, более 20 лет
работает в республиканской газете «Молодежь Бурятии». Дебютировал в 1999 г фантастическим романом
«На задворках вселенной» В 2003 г в соавторстве с
народным писателем Бурятии Владимиром Митыповым выпустил художественно-публицистическое
произведение «Республика Бурятия очерки конца
столетия».
Гарри Ирина Регбиевна. Старший научный
сотрудник Отдела философии, культурологии и религиоведения ИМБТ СО РАН Окончила Восточный
факультет Ленинградского госуниверснтета, отделение истории Китая Кандидатскую диссертацию по
истории и философии тибетского буддизма защитила
в Институте востоковедения РАН, Москва. Занимается изучением истории Китая и Тибета, буддизма, современным положением в Тибете, антропологическими исследованиями в КНР.