ыкмим Пмтхн •} Кнжимгинскоп> р-м 9*4 г.

Цырен-Намжил Очиров. Сайн байнуу! Чествование старого партизана.
1980г. Б}'маса. т\шъ

СОДЕРЖАНИЕ
ПРОЗА

литературнохудожественный
и общественно-политический
журнал
издается с 1947 года

Владимир I армаев
Десятый рабджун. Книга III. Бабжа-Батор.
Глава из романа
3
Ант Скаландис
Конец эпохи.
Из книги «Братья Стругацкие»

45

Владимир Бараев
АЬМАМАТЕК: «Под бременем познанья
и сомненья...» Продолжение
71
Андрей Игумнов
Пузыри жизни. Роман. Окончание

109

ПОЭЗИЯ

ЗОЛОТОЙ
ФОНД
ПРЕССЫ
2008

Владимир Дагуров
Духарян. Стихи

11

Владимир Анищенко
От доброты не устают. Стихи

40

ДРАМАТУРГИЯ
Булат Ширибазаров
Прощай, Маньчжурия.
Реквием для сержанта в двух действиях... 18
ПОЭЗИЯ МОЛОДЫХ
Юрий Желтов, Любовь Белобородова,
Алексей Пономарев
65
КРАЕВЕДЕНИЕ
Семен Черепанов
Воспоминание о ловле зверей в Сибири...138
ИСКУССТВО
Олег Козлов
Встречи с художником Очировым

172

КРИТИКА И ЛИТЕРАТУРОВЕДЕНИЕ
Адрес редакции:
670031,
Республика Бурятия,
г.Улан-Удэ, ул. Толстого, 23а

Андрей Румянцев
«Как степью широкой...»

176

_
X

^

ПУБЛИЦИСТИКА

е-таН:
Ьа1ка1зою1@уапо'ех. ги

Сергей Батомункуев
Протестантизм в Бурятии:
Как к этому относиться?

© ГП "Соёл-культура"

Новые книги

00

о:

184

.189

00
О
О
Оч|

Главный редактор Б.О. Раднаев
Ответственный секретарь Б.Л. Аюшеев
Коммерческий директор И.Н. Данилов
Редактор Н.Н. Ильина
Отдел сбыта В.И. Хамосов
Верстка В.И. Афанасьева

На 1-й странице обложки фото И. Глушко
«Тугнуйская степь перед грозой»
На 4-й - рисунок С. Гансовского

Редакция знакомится с письмами читателей, не вступая в переписку.
Рукописи не рецензируются и не возвращаются.
За достоверность фактов несут ответственность авторы статей.
Их мнения могут не совпадать с мнением редакции.

© ГП "Соёл-культура"

ПРОЗА
Владимир Гармаев

ДЕСЯТЫЙ РАБДЖУН
Книга III

БАБЖА-БАТОР
Глава из романа*

В конце второй зимней луны, холодной и ветреной ночью Бабжу разбудил охранник его юрты и сказал, что приехал срочный гонец от Баясхалана. Ногохон торопливо разожгла жирник и стала возиться у очага, высекая кресалом и кремнем огонь. Военачальник повелел привести гонца
и, поспешно, прислушиваясь к шороху шагов и топоту коней за стенами
юрты, стал одеваться.
Шахаром от побратима оказался сотник отборной тысячи одноглазый гучит. Возбуждённо сверкая единственным глазом, гонец рассказал о
том, что хамниганский батор Данжин вчера внезапно поднял свою тысячу
и прибыл к Баясхалану, а тот велел сотнику немедленно ехать к Бабжебатору. Причиной этих поспешных действий было то, что Болодор стал
в устье Нершу и собирает туда всех воинов от покорённых и союзных
хамниганских родов. Три дня назад туда скрытно, стараясь держаться левобережья Индидэ и Шилки, ушли баликагиры, пуцагаты и шимагиры.
Собрались было двинуться за ними луникеры и мекерчины, но из-за разногласий среди старейшин своих родов остались в зимовьях и решили Болодору не подчиняться. Кроме того, поднялись все уляты Онона и через
кочевья модоргонов поспешно поехали на восток. Баясхалан и Данжин
думают, что Болодор собирает войско для начала войны с хори и считают
необходимым срочно приготовиться к любой неожиданности.
"Вот оно и началось, — подумал Бабжа, натягивая на себя куяк и туго
привязывая его ремни. — Надо объявить срочный сбор всего войска племени".
Пока пригоняли из табуна боевых коней, Бабжа распорядился зажечь
сигнальные огни начала войны, а Хату-Заяну, родоначальнику хуасайцев,
повелел двигаться с родовым войском к месту сбора всех хори, дождаться прибытия всех нойонов и вместе с ними приехать в ставку хунтайджи.
Второпях перекусив вместе с одноглазым сотником, он накинул поверх
куяка шубу, схватил седло и поспешил к коновязи, где Ногохон уже вьючила его заводного коня, а караульный надевал узду на боевого.
В сопровождении своей охранной сотни Бабжа выехал за курень и
поспешил в ставку владетелей, мысленно представляя, как один за другим
на самых возвышенных местах караульные родов зажигают костры, как в
куренях, в каждой юрте собираются воины в поход, как по известным дорогам и тропам к одинокому утёсу над Ононом потянутся сотни и тысячи
всадников.
«Бабжа-батор» выходит в Бурятском книжной издательстве в 2008 году.

РЗ
«^
^
^
2
^
2
!^
5
5
(^
м

5«
Н
<
•
V]
рЗ
•<

В конце дня, назавтра, в большой юрте хунтайджи состоялся военный совет племени. К этому времени в ставке стало известно, что Болодор, собрав в устье Нершу около шести тысяч воинов, собирается вместе
с ними пробиться между землями хамниганов и дагуров Ган-Тумэра по
самым глухим таёжным распадкам к Ургэнэ и оттуда, по степям, уехать в
Бильчир-Хан. Уляты же Онона в количестве двух тысяч воинов идут вверх
по Борже и держат направление через земли бултагиров к реке Газимур.
Хунтайджи велел Баян-Мунхэ повесить на бахану большую, хорошо
выделанную баранью кожу с многочисленными извилистыми линиями и
чёрточками, заставил двух факельщиков ярко осветить её и стал рассказывать и показывать нойонам возможные пути хамниганов Болодора.
"Уляты с Нершу могут двигаться, придерживаясь правобережья Унды,
— водил он саблей по коже, — а выйти они могут к отрогам Урюмканского
хребта севернее кочевий бултагиров. Уляты Онона, если они перевалят с
Боржи на Газимур, по этой же реке тоже пробьются к Урюмкану. Единственное место их встречи, если она задумана, — это южная оконечность
Урюмкана. А если две тысячи ононцев из Газимура повернут на восток
мимо горы Кедровой, то встреча всех хамниганов может произойти на самой Ургэнэ, а там и до солонгутов всего два дневных перехода. Нам следует
основное войско пустить по следу улятов с Онона и дать всем хамниганам
бой на месте возможной встречи, у Урюмкана. Это в лучшем случае. Если
встреча Болодора задумана на Ургэнэ, нам придётся разгромить ононских
улятов отдельно, там, где они повернут с Газимура, а потом искать войско
Болодора. Но это плохо. Пространства огромные и есть опасение разминуться с ними и упустить".
Тысячники и сотники, теснясь и переговариваясь, внимательно присмотрелись к рисунку Баян-Мунхэ. Кто-то не к месту пошутил, что всю
жизнь бы воевал на бараньей шкуре, на что Дошхон сердито заметил, что
иметь такую кожу нелишне было бы каждому тысячнику, а то и сотникам.
- Позвольте сказать несколько слов, - огромный Данжин раздвинул
плечами нойонов и продвинулся к бахане.
Хунтайджи разрешил и стал прислушиваться к его словам, с удивлением рассматривая побратима Баясхалана, которого увидел впервые.
— Перебежчик от Болодора, тот, который умер от ран, пытался перед смертью проговорить что-то про большую излучину и падь Умхэ. Вот
здесь, севернее Кедровой горы, Газимур делает самую большую излучину
на всём своём пути. Из всех изгибов реки она самая большая и тянется
до самого Урюмкана, а вот здесь, чуть севернее её поворота на запад, в
реку с востока впадает маленький приток, и называется он Умхэ. Что если
покойный про них и пытался сказать, и это и есть предполагаемое место
встречи войск?
Нойоны еще раз пристально вгляделись в изображение реки Газимур,
стали вполголоса обсуждать слова Данжина, а Бабжа тоном завершения
заявил:
— Если Данжин прав, а Баян-Мунхэ правильно нарисовал эти края,
то, по расстоянию от Нершу и Онона, речка Умхэ стоит почти на равном
пути, как раз на середине. Поэтому нам, как и сказал хунтайджи, надо незамедлительно пойти по следу улятов с Онона.
Никто военачальнику возражать не стал, и на этом совет закончился.
Тысячники, сотники и их коноводы большой, ощетинившейся копьями
толпой, поднимая тучи снежной пыли, поскакали к высокому, заметно возвышавшемуся над округой замшелому утесу, на вершине которого вот уже
день и ночь непрерывно горел огромный сигнальный костёр. Прямо под
ним, широкой дугой огибая склоны хребта Сувэл, по Онону и небольшому
его притоку располагались стоянки основного войска хори, латников Дошхона, отборной тысячи Баясхалана, тысячи хамниганов Данжина и молодых воинов Шодора. В кустарнике у реки под обрывами берегов и на опуш-

ке леса горело множество огней, темнели на снегу походные майханы. В
стороне, на оставленной нетронутой с осени травы, паслись кони.
Военачальникам, особенно сотникам, предстояло разъяснить войнам порядок выдвижения походной колонны, которое было назначено на
утро. Латники Дошхона и обе тысячи воинов-волков должны были вернуться назад — на них была возложена охрана всех куреней племени. Во
всех родах остались верховодить старики, а все заботы о табунах и стадах
легли на плечи молодых женщин и подростков.
С первыми лучами солнца уже построенное войско привычным порядком вышло в путь, а по обеим сторонам колонн горели костры и гремели хэсэ шаманов и исунгутов — то служители духов совершали прощальный
обряд. Пройдя харанов двадцать по льду Онона, войско резко повернуло
влево и поднялось в хребты. Впереди всех двигалась тысяча Данжина, которая обеспечивала головное охранение. Хамниганы обязались провести
хори по кратчайшему пути через Ононский и Сувэльский хребты, кочевья
винереев, горы Кукульби и земли модоргонов к вершине Газимура.
Первая ночь застала войско на восточных склонах Кукульби при
спуске в долину Боржи. Воины Данжина встретились с охотниками модоргонов и получили первые сведения об улятах. Оказалось, что те днем
прошли по левому берегу Боржи, поднялись на хребет Нершу и, видимо,
там где-то ночуют. Бабжа, Баян-Мунхэ и Баясхалан посоветовавшись со
старейшинами, решили остановиться на ночь широкой полосой у самой
реки, хорошо покормить коней и напоить утром водой из прорубей, которые в темноте пробили топорами.
Едва только небо заалело над мохнатыми вершинами хребта Нершу, хори тысяча за тысячей вошли в лес и стали подниматься наверх, навстречу рассвету. Каждая колонна, проверяя путь головными и боковыми
дозорами, шла своим путём. Первым место ночлега улятов, уже к вечеру,
нашёл передовщик Данжина и сообщил об этом по цепочке Бабже, двигавшему с тысячей Баясхалана. Побратимы остановили войско и поскакали к хамниганской тысяче.
Место ночлега ононскими улятами было выбрано очень удачно и
устроено по всем обычаям охотников-облавщиков. В малоснежном, богатом сухой травой урочище у теплого родника, над которым поднимался
белесый пар, а кустарник и деревья вокруг были охвачены густым инеем,
нашли следы походного майхана и большого кострища. Данжин соскочил
с коня и потрогал золу. "Ушли затемно. Они сейчас подходят к вершине
хребта, там есть удобный перевал на Газимур, — сказал он".
— Как они смогут добраться до той излучины? — спросил Бабжа.
— С темнотой они спустятся на лед реки и пойдут по нему вниз. Берега
Газимура в вершине обрывисты, по обеим сторонам скалы и утесы. Такое
количество всадников может двигаться только по льду и тальцов там нет.
— А как ты думаешь, Данжин, до места встречи с улятами Шилки они
будут ночевать или так и будут идти? — Баясхалан тоже слез с коня и стал
обходить стоянку нойонов врага.
— Если ехать отсюда весь день и всю завтрашнюю ночь без остановки,
то к Умхэ они приедут только к следующей ночи. Думаю, так спешить и
мучить коней они не будут и станут на ночь как только выйдут к вершине Газимура. Следующую остановку они могут сделать в устье маленькой
реки перед самой излучиной, там горы правого берега отходят далеко в
сторону, и открывается широкая долина. Оттуда, возможно, они пойдут
правым берегом и к третьей ночи соединятся с Болодором, если только
встреча назначена именно в Умхэ.
— А почему это место называется Умхэ? — поинтересовался Бабжа.
- Там посередине широкой долины у речки, впадающей в Газимур
справа, бьёт много горячих источников, они никогда не замерзают, вода,
говорят имеет большую целебную силу, но сильно воняет, словно там постоянно гниют тысячи яиц, — пояснил Данжин. — Потому и Умхэ.

м
<;
^
^
и
^
5
^
2
^
^
и

2?
н
^
>
5
Ц
<

и
<<
^
^3
иЗ
2
^
5!
55
е|
и

ец
О
<;
^
<
^
^
03

Бабжа подумал и решил отсюда войско пустить одной колонной прямо по следу улятов и останавливать на ночевку одновременно с ними.
— Здесь будем ночевать и мы, но ты, Данжин, чаще меняй передовое
охранение и далеко от врагов не отрывайся. — Бабжа тоже слез с коня, разминая ноги, прошелся вокруг кострища, и добавил: — скажи дозорным,
чтобы ни в коем случае не обнаруживали себя, думаю, они это смогут.
Данжин поехал к своим дозорным. Бабжа и Баясхалан принялись
устраивать войско на отдых.
Привычные к зимним ночам воины быстро и сноровисто, словно не
шли в боевом походе, а занимались обычной облавной охотой, в каждой
сотне определили порядок выпаса коней, очерёдность охраны стоянок
и раскинули майханы, у которых зажгли костры, и закипела вокруг них
обычная жизнь кочевников-воинов. А над всеми тысячами хори и огромным скопищем коней в ясном горном небе заискрились, замигали бесчисленные звезды, у которых не было никакого дела до земных страстей и
кровавых столкновений, через которые порой у людей решались вопросы
жизни и смерти.
Так, скрытно передвигаясь по следам улятов и, благодаря умелым
действиями Данжина, не теряя их из виду, хори ещё одну ночь провели
выставленном врагом лагере, который на этот раз был разбит в истоках
Газимура. Всего лишь в одном дневном переходе от войска Бабжи в устье
небольшого ключа уляты остались на последнюю ночь перед прибытием
в Умхэ.
Военачальник опять собрал тысячников и сотников на совет.
— Завтра в это же время ононские уляты будут уже в Умхэ. Их от места
встречи отделяет всего один дневной переход. Нас от Умхэ отсюда отделяют два дневных перехода. Что предлагаете, нойоны?
Первым, по обычаю, заговорил старейшина саганутов Амгалан.
— Несмотря на холод и бездорожье путь для всех проходит благополучно. Кони сытые, люди успевают за ночь хорошо отдохнуть. Если мы
тронемся отсюда в полночь и будем идти очень быстро, то сможем застать
улятов на ночевке и с ходу на них напасть. Нас ведь очень много, а разбить
врагов по частям легче и выгоднее.
— Понятно, — Бабжа обвел взглядом старейшин. — Кто думает иначе?
— В предложении Амгалана есть понятный смысл. Осуществить сказанное им вполне возможно, — высказался батанайский Алхадай. — Я с
ним согласен.
Почти все, кто заговорил после этих старейшин младших родов, в целом
или с незначительными оговорками были с ними согласны. Бабжа тоже понимал желание многих справиться с ононцами до их соединения с воинами,
которых вёл Болодор, но он опасался, что часть врагов может покинуть место
боя, а бежать им, кроме как к шилкинцам, некуда. А те, получив от них известие о сражении, могут уклониться от встречи с хори, уйти на Ургэнэ другими путями или просто раздробить силы и растаять в огромных просторах
тайги. Найти потом их было бы очень трудно, перекрыть пути к солонгутам
невозможно, и война бы тогда приняла затяжной характер, кроме этого он
опасался летнего прихода войск Бубэя и маньчжуров.
Видя, что военачальник задумался и не высказал согласие с Амгаланом и остальными старейшинами, заговорил Баян-Мунхэ. Тем более, по
правилу совета, пришла его очередь сказать своё слово.
— Я хорошо помню, что, по рассказу Данжина последнюю ночь перед
встречей ононцы проведут в узком месте у правого притока Газимура, а
оттуда, вплоть до Умхэ, долина реки расширяется. Так вот, сейчас они как
пробкой закрыли это пространство и, если мы утром на них нападем, то
не сможем развернуть там силы и наше преимущество потеряет значение.
А уляты смогут уйти вниз по реке и до Умхэ дойти быстрее нас — кони-то
у них будут свежие. Там, возможно, Болодора не окажется и кое-кто из
ононцев кинется навстречу ему и предупредит. Вся наша затея пойдет на-

смарку — Болодор может уйти в хребты малыми отрядами. Я думаю, что
надо дождаться общего сбора всех улятов в Умхэ, хорошо осмотреться и
дать решительный бой там.
— Бабжа, если разрешите, я смог бы в поддержку Баян-Мунхэ, учитывая его правоту, сказать свои мысли, — раздался уверенный голос предводителя хамниганов.
Все нойоны удивлённо повернули головы в сторону Данжина, потом
послышались предложения послушать и его.
— Вы не учитываете одно важное обстоятельство, — то, что по походным обычаям хамниганов, будь это война или облавная охота, передовое
охранение всегда двигается на один дневной переход впереди. Главные
силы обычно ночуют на месте, в котором охранение останавливалось до
них, и оставленные там воины рассказывают начальникам все обстоятельства движения, условия ожидаемого на завтра пути. Так что, если время встречи рассчитано верно, то передовщики Болодора и ононцев уже
встретились в Умхэ. Дать бой улятам в этой обстановке правильнее всего
будет после их общего сбора. — Данжин встал, вытащил из костра сучек
и нарисовал на затоптанном снегу большую излучину Газимура, правый
приток, в устье которого стояли ононцы, падь Умхэ и расширяющуюся
к ней долину реки. Все военачальники хори, стараясь не заслонять свет
от костра, обступили хамнигана. — Левый берег Газимура почти по всей
излучине очень высок и обрывист, он почти не доступен всадникам. Горы
правого берега, хоть и отступили на несколько харанов, тоже очень круты,
густо заросли лесом и почти не проходимы. Видите? Долина похожа на
желудок и имеет только три выхода. Если учесть, что верховья реки, откуда пойдем мы, для них закрыты, то уляты, при поражении, или в стремлении избежать битвы, могут уйти вверх по Умхэ или вниз по Газимуру.
Бабжа заметил на себе загадочный взгляд Баясхалана и вдруг вспомнил давнюю битву девяти племён с войском хана Нурхаци в глубине маньчжурских лесов — такая же река, такой же прижим по одной стороне и
широкая долина по другой. Только тогда перед ними твёрдо и решительно
стояло войско железного человека и не помышлявшего об отступлении,
а через день-два перед хори мог стать для битвы Болодор, человек незнакомый и непонятный, он же мог, при желании, избежать сражения и рассеять своё войско в не меренных просторах зимней тайги и вновь собрать
в обговорённом месте.
— Скажи мне, Данжин, — озабоченно спросил он. — Нет ли возможности проехать левым берегом по тайге и горам и закрыть какими-то нашими силами путь улятам обратно?
— Нет. Такой возможности нет. На дорогу уйдёт втрое больше времени, чем по долине. А если и добраться, то спуск к реке невозможен. Разве
что без коней...
— Всё понятно. Мы после встречи улятов подойдём к ним рано утром,
двумя крыльями охватим лагерь, прижмём всех к сопкам Умхэ и будем
биться. Другого способа принудить их к сражению нет. А победим мы или
нет — покажет дело. Всё! Дайте отдых людям и выспитесь сами!
На следующее утро, когда хори были уже в пути, неутомимый Данжин
отправил им навстречу гонца, и тот сообщил, что ононские уляты тоже
вышли из лагеря и скоро вступят на лёд Газимура, и что к ночи они должны
достичь Умхэ. В сумерках он сам встретил хори и предложил остановиться
на ночь как можно ближе к месту предполагаемого сражения, и так, чтобы
оттуда невозможно было улятам увидеть стояночных огней лагеря.
— На левом берегу реки мы нашли подходящее место в устье небольшого ключа, есть достаточно корма для коней, но придётся пасти только
боевых, для запасных пастбища нет. Рано утром, если налегке и быстро
выехать, то врагов можно застать на месте и принудить к битве, — обстоятельно сказал он Бабже и уехал к своим хамниганам.
В сумерках хори прибыли на указанное Данжином место под кручей
левого берега Газимура. Бабжа распорядился всех заводных коней привя-

»
<^
^
^
23
^
^
3
5
^
м

&<
О
<<
^
<
^ч
^
РЗ

»
<<
^
&3
2
2
^
2
5
^
м

^
<
^
^3
но

зать к деревьям вдоль берега, а боевых загнать в узкую падь притока. Майханов не ставили, воины по десяткам, наскоро перекусив, расположились
у маленьких костров. Вниз по реке тянул не сильный, но постоянный холодный ветер, который никак не располагал ко сну, и многие были заняты
тем, что проверяли луки и стрелы, точили сабли и наконечники копий.
Уже густая темень опустилась на лагерь, когда вернулся Данжин и
сказал Бабже, что враги встретились и расположились на ночь за Умхэ.
По их поведению он предположил, что Болодор решил дать воинам на
завтра дневной отдых — все кони паслись по долине, и уляты раскинули
майханы.
— В первой половине дня встретились их передовые охранения и сразу
начали заготавливать дрова для костров. У самого большого источника ими
сооружен большой чум, видимо, для главарей, его меховое покрытие видно издалека. О том, что на завтра ожидается отдых видно и по тому, что на
несколько костров подвешены большие котлы и нукеры Болодора забили
лошадей на мясо. Вечные Небожители вняли нашим просьбам и битва состоится, — заявил он напоследок и попросил не трогать никому Болодора.
Бабжа, уже придумавший, как провести завтрашнюю битву, собрал
старейшин, а ехавшие с войском шаманы — галзутский Усун, кубдутский
Борзон и хуасайский Цэрчи — провели в темноте обряд поклонения духам
предков и хозяевам верховий Газимура. За это время саганутский дурисха
Ногто обжёг баранью лопатку и вместе с Амгаланом внимательно в неё
всмотрелся, угадывая завтрашние события.
Когда военачальники и шаманы стали вокруг костра, Ногто простужено прокашлялся и заявил, что предстоящая битва будет особенно кровавой.
"Хори все мужественно будут сражаться, понимая, что от её исхода полностью зависит судьба аила, рода каждого и всего народа одиннадцати отцов.
Хамниганы же будут драться с отчаянием и бесстрашием людей, которые
знают, что это последняя битва, и они все обречены на смерть или победу".
Слова шамана о его предвидении, определил он это по обожженной
кости или предполагал, исходя из обстановки, падали прямо в душу каждого старейшины, проникали в мозг и печень и, как голая, ни во что не
облаченная правда, не могли вызвать возражений и оставили у каждого
только боль.
— Я буду всем вам задавать вопросы и требовать ответов, — решительно заявил Бабжа, — говорите кратко и прямо. Вот ты, Данжин, лучше всех
нас знаешь обычаи улятов. Скажи нам, как они станут для битвы?
— У них собрано около шести тысяч всадников, — быстро прикинул
в уме хамниган. — Какой бы неожиданной ни была для них лавина наших
воинов, они успеют дать сигналы к обороне и смогут действовать так: сначала выдвинутся лучшие стрелки и станут осыпать нас стрелами, потом
они отойдут назад, а вперед выйдут воины, имеющие длинные копья и
лучшие куяки. Затем всё смешается и начнётся рубка. При этом они будут
стараться удержать по всей ширине строй и обойти нас по краям для окружения. Там обычно стоят легковооружённые воины.
— А когда они успеют пригнать и оседлать коней, если наше наступление будет неожиданным?
— Они имеют каждый по три коня, один всегда на ночь ставится наготове под седлом.
— Понятно. Амгалан, как нам лучше начать бой?
— Лучше всего будет, если мы в потёмках выдвинемся как можно
ближе к Умхэ и пойдём тремя колоннами. Наше войско первыми заметят
воины, которые охраняют пасущихся коней, и поднимут тревогу. Нам тут
же надо броситься вперед и вступить в бой.
Таким образом, задавая точные и скупые вопросы, Бабжа выслушал
всех и только потом изложил порядок завтрашних действий всего войска.
— Первыми налегке, без заводных коней, скрываясь в тени правобережных гор, пойдут тысяча Данжина и шестьсот воинов от хальбинов,
батанайцев и саганутов. Гутар, Алхадай и Амгалан отныне входите в под-

чинение Данжин-батора. Вторыми, также без заводных коней, широкой
дугой охватывая всю долину Газимура, пойдут главные силы: это шестьсот
галзутов Баян-Мунхэ, четыреста хуасайцев Хатун-Заяна, семьсот кубдутов Шагая, шестьсот гучитов Мэргэн-Шары, шестьсот шарайтов Шалдана. Главным над всеми будет Баян-Мунхэ. Если отряд Данжина должен
идти колонной, скрываясь в тени гор и кустах опушки леса, стараться как
можно незаметнее и ближе подойти к улятам, чтобы потом, при атаке,
охватить их правый край от Умхэ, то главные силы должны собирать перед
собой весь табун противника, а при обнаружении нас и тревоге, гнать изо
всех сил его перед собой, если получится — смешаться с ним и так вступить в бой ударом в лоб. Последним, имея коноводов и заводных коней,
прямо по льду реки, тоже стараясь прятаться за береговыми кустами, пойдет тысяча Баясхалана и пятьсот худайцев Зальгюра. Старшим будет Баясхалан. Вы должны будете вступить в сражение сразу же после главных сил
и ударить улятам в бок со стороны Газимура. Я с харганайцами Моотгона
и бодонгутами буду идти последним и без крайней нужды ввязываться в
битву не буду.
Здесь же, в этом лагере, останутся все коноводы, шаманы и те пятьдесят воинов Данжина, которые всю эту ночь будут смотреть за врагом. Что
делать им, когда и как поступать после битвы — будет известно.
Если кто-то с чем-то решительно не согласен, — говорите сейчас, чем
действовать с оглядкой завтра.
Нойоны вполголоса между собой пообсуждали предстоящие дела,
уточнили с Бабжой некоторые тонкости действий.
- А зачем нам заводные кони? - спросил потом Зальгюр.
— Если Вечное Небо позволит нам победить, и уляты побегут вверх
по Умхэ или Газимуру, ваши воины пересядут на свежих коней и кинутся
в погоню. Если харганайцы и бодонгуты не будут ввязаны в побоище, то
поскачут и они, — ответил Бабжа.
Через некоторое время, когда вопросы кончились, Бабжа отпустил
нойонов и шаманов, обратив их особое внимание на укрепление духа воинов. "Каждый должен понять небывалую важность победы для всего народа и биться с врагом, не боясь смерти, и так, словно это его последнее
сражение, — сказал он. — Также разъясните всем, что хамниганы будут обороняться изо всех сил и будут подобны смертельно раненным медведям".
Позже, когда у костра Бабжи сидели вместе с ним Баян-Мунхэ, Баясхалан, Хату-Заян, Данжин и пили чай, военачальник заметил подавленное состояние хамнигана и спросил:
— Что-то тебе не нравится в моём решении о начале боя или стало
жалко улятов?
- Мне улятов, на которых кровь родичей моих воинов, не жалко. Если
завтра кого-то и стоит пожалеть, то это баликагиры и шимагиры Ургэнэ.
Если их старейшины и шаманы со всеми семьями не были бы в аманатах
у Болодора, они, как луникеры и мекерчины, остались бы в своих куренях. Но меня заботит совсем другое. Я хоть и попросил никому не трогать
Болодора - понял, что ваши воины его в лицо не знают и в сутолоке боя
могут убить. Завтра никто не будет различать врагов по лицам, не мы и не
уляты.
- А что бы ты мог предложить для спасения баликагиров и шимагиров?
— Я мог бы отправить ночью в стан Болодора своих людей, которые хорошо знают их теперешних предводителей, и уговорить тех в самом начале
боя увести своих людей вверх по Умхэ, но это опасно. Если кто-то раньше
времени распустит язык, то вся завтрашняя битва может сорваться.
Бабжа ощутил себя на месте Данжина и хорошо представил его состояние. Хамниган сделал всё, как обещал: предупредил хори о походе
Болодора, привёл их сюда и оказал неоценимую услугу по расстановке сил
хори; военачальник понимал, что многолетняя вражда Данжина с предводителем улятов приведёт к гибели и других хамниганов, ничем и никогда
перед ним не провинившимся, и это грех будет висеть на нём всю жизнь.

м
<;
^
^<
^
_
^
^>
2
5
^
в

о,
О
<
^
<
^
^
м

о,
О
<;
^
<
^
^
РЭ

10

Поэтому военачальник, пытаясь найти способы помочь Данжину в его тяжелейшей жизненной ситуации, глубоко задумался.
— Чем мы могли бы помочь завтра Данжину? — спросил он наконец
озабоченно молчавших сподвижников.
— Баликагиры и шимагиры Ургэнэ составляют тысячу воинов, — сказал Баян-Мунхэ, — а если к ним прибавить шимагиров Шилки, то это уже
тысяча триста. Если найдём возможность увести их в сторону до сражения
— это уже залог победы. И Данжину поможем и этих людей спасём. Только
как это сделать, чтоб не испортить всю нашу задумку?
— Данжин с тремя младшими родами должен напасть на противника
в его левую сторону, которая ближе к истокам Умхэ, почти одновременно
с главными силами. Надо бы сделать так. Когда табуны улятов и их охрана под напором наших воинов ворвутся в лагерь, вместе с ними должны
проникнуть туда и посыльные Данжина. Когда уляты станут садиться на
коней, и Болодор начнёт строить войско, будет суматоха и неразбериха. В
это время люди Данжина и должны предупредить предводителей баликагиров и шимагиров, а потом увлечь их за собой вверх по Умхэ. Чтобы по
ошибке не вступить с ними в бой воинам Данжина и младшим хори, впереди них должны скакать люди с условными знаками — пусть хамниганы
сами установят какие. Пропустив баликагиров и шимагиров, не сбавляя
напор наступления, наши должны продолжить нападение, — обстоятельно предложил Баясхалан.
— Как на это смотришь, Данжин? — спросил Бабжа.
— Это как ничто другое подходит нам, — поднял тот голову, глаза заблестели. — Спасибо тебе, анда, за хорошее предложение!
— В таком случае выбери сам надёжных нукеров и приведи их к БаянМунхэ ещё до выступления.
— Хорошо, у меня есть люди из их родов, знают в лицо и предводителей.
— Теперь давайте подумаем о Болодоре, твоем кровнике, — Бабжа
пристально и сурово посмотрел на Данжина. — Ты же хотел расправиться
с ним сам. Как думаешь это сделать?
— После того как мимо нас проскачут баликагиры и шимагиры и начнем атаку на улятов, на их левый бок, я мог бы с сотней лучших воинов, не
отвлекаясь на битву с другими, попытаться достать Болодора.
— И где он, по-твоему, может находиться? — оживился Бабжа.
— Его привычное место чуть сзади сражающихся, на каком-нибудь
возвышении. С ним должна быть его охранная сотня, они же являются и
его гонцами.
Баясхалан, понимая, что проделать такое в гуще сражающихся Данжину будет очень трудно, а падение Болодора станет большим подспорьем
для победы, решил обратиться к Бабже с просьбой.
— Данжин имеет все права на предъявление Болодору личного счёта по крови. Уважая этот древний обычай, мы могли бы позволить пробиваться ему к вождю улятов не с одной сотней, а с тремя. Только ему
надо оставить во главе своих воинов хорошего нукера. А за войско нашего
правого крыла пусть будет отвечать старейшина саганутов.
— Пошли сейчас же кого-то за отцом, — распорядился Бабжа.
Когда к ним подъехал Амгалан, Бабжа обстоятельно поведал ему особенности действий правого крыла, которые ожидались самыми сложными
— надо было первыми скрытно приблизиться к противнику, суметь пропустить через свои ряды баликагиров с шимагирами, обеспечить поддержку
отряду Данжина для его прохода в спину сражающимся улятам и при этом
не ослаблять натиск на левый бок строя войск противника.
Старейшина внимательно выслушал Бабжу, согласился с большой
ответственностью действий своего крыла. Потом он и Данжин поехали
к хамниганской тысяче готовить людей для завтрашнего, ожидавшегося
быть очень трудным, боя.

поэзия
Владимир Дагуров

ДУХАРЯН

Владимир Геннадьевич Дагуров родился в 1940 г. в семье учителей. Любовь к поэзии — семейная черта. Его отец - известный бурятский поэт Геннадий Дагуров, член Союза писателей СССР. В Свердловске, куда приехала
семья, Владимир окончил школу, лечебный факультет. После аспирантуры
стал кандидатом медицинских наук. Писать стихи начал в школе. Был активным участником литературного объединения при одной из свердловских газет. В 1962 году большим циклом стихов В. Г. Дагурова открылся московский альманах "День поэзии". Первая книга стихов " Мое поколение".
В 1965 году принят в Союз писателей по рекомендации Виктора Бокова и
Ярослава Смелякова. В Москве преподавал на факультете фармакологии.
Окончил Высшие литературные курсы при Литературном институте имени Горького. Работал в "Литературной газете", "Литературной России", в
изданиях "Федерация", "Атом и ум". Автор двадцати книг стихов и книги
рассказов. На его стихи написано много песен, которые звучат в исполнении известных певцов Леонтьева, Киркорова, Толкуновой, Кикабидзе,
Тутова и других. Стихи Дагурова вошли в антологию поэзии "Строфы XX
века", составителем которой является Е. Евтушенко, и в антологию "Русские поэты XX века". Его стихи переведены на многие языки мира. В 2000
году В.Дагуров отмечен международной премией им. Андрея Платонова.

ВСТРЕЧА

Мы родителей редко голубим,
но не ропщут они на судьбу.
Я на станции шумной Голутвин
с электрички московской сойду.
И, меня увидав издалече,
молодея внезапно с лица,
мама из дому выйдет навстречу
и с улыбкой замрет у крыльца.
Обоймет, поцелует, заплачет,
будто я воротился с войны.
Я-то знаю, что все это значит,
и во мне ощущенье вины.
11

РО
^

А отец не торопится выйти —
пусть улягутся страсти сперва.
Вот, не выказав радости с виду,
появляется сам голова.

ех.
^
§
1=1

Тут уж нет поцелуя-объятья,
друг на друга глядим и молчим.
Лишь суровое рукопожатье —
древний знак доброй встречи мужчин.

'

Нет на свете прекраснее доли,
чем щемящее чувство родства
и сознанье, что вижу я в доме
в полном здравии мать и отца.
щ
^
<;
Н

И грущу за столом втихомолку,
сам себя за отъезды виня,
что вернуть не могу я им столько,
сколько вложено ими в меня.
ОЗЕРО ПЕСЧАНОЕ
Озерко, что зовут Песчаным,
от какой вековой тоски
заблудилось слезой печальной
на небритой щеке тайги?
Золотые под знойным солнцем
и серебряные от луны
впрямь с языческим огнепоклонством
волны бьются о валуны.
И такая прозрачность, поверишь,
будто в августовский звездопад
небо падает на поверхность
и отскакивает назад.
А когда голубым рассветом
озарится вокруг земля, —
вспыхнет озеро самоцветом,
будто вправду из хрусталя!
Улыбнется счастье рыбачье,
и хотя я не стар еще,
рыбка спросит:
«Что надобно, старче?»
Улыбнусь я в ответ:
«Ничо!»
Но зато, как бы жизнь ни корежила,
я не буду хрипеть:
«Помоги!» —
я припомню Песчаное озеро
и зеленые крылья тайги.

\2

ШЕСТИДЕСЯТНИКАМ
Приговоренные пожизненно к джинсам,
курткам и сумкам через плечо,
отставшие от реальной жизни,
бьющей через край горячо;
причастные к поэзии,
гитарам и письмам,
к гамлетовским сомнениям
«Пить или не пить?»,
страдающие романтизмом,
словно ревматизмом —
шагу без него не можем ступить.
Рожденные от безбожников,
мы заново открыли
христианские заповеди и собственный завет;
в полуразрушенных храмах нас окрестили,
когда нам стукнуло за сорок лет.
Мы ниточку тянули
от серебряного века
в наш многоэтажный пещерный век,
и недостатки в нас обнаруживали человека,
а ведь он ископаемым стал, человек.
Вечные юноши, шестидесятники,
верящие в идеалы, а не в судьбу,
с ужасом видят,
как апокалиптические всадники
мчатся на «мерседесах»
к Страшному Суду!

в
О
Рч

<
е^
И
^
^

ю

БАЙКАЛ

Ты, Байкал, — земля и небо,
весь земной и неземной.
Над волною ходит нерпа,
ходит омуль под волной.
Ты то яростный, то добрый,
то ли пламень, то ли лед.
Триста рек — как струны в домбре.
Все как песни!
Как полет!
Нашептали сопки, ели,
золотые родники...
Ну а сам-то неужели
ты не выдашь ни строки?
Ты ворочаешься, свищешь...
Людям, соснам и зверью
песню новую ты ищешь,
триста первую,
свою!
И однажды ночью сосны,
звезды пряча в бороде,
13

«
§
^
<
&
^
3.
<;
§

вдруг зажмурятся от солнца,
растворенного в воде.
И однажды стая белок
ухом чутко поведет
и к воде на самый берег
песню слушать подойдет.
И однажды, как о чуде
голубого серебра,
песню выслушают люди,
ахнут люди:
"Ангара!"
БАЛЛАДА О ДУХАРЯНЕ

Ж
р}
^
>>
^

14

Я приехал в бурятский улус Тараса
посмотреть на родную сторонку отца.
Здесь я имя свое потерял на денек —
был для всех я "Геннадия старший сынок".
Я сижу за столом.
Пир горой.
Духарян.
Наливаю архи я в граненый стакан.
Духарян я старейшине рода даю,
но стакан возвращает он в руку мою.
Опрокинул его я под взглядом в упор,
об отце издалека завел разговор.
Наливаю архи я в граненый другой
и отпить предлагаю старухе седой.
И она, мне обратно стакан поднеся,
отдает духарян — и не выпить нельзя.
Наливаю я третий стакан и в дыму
протянуть собираюсь дядьку своему.
Но и он возвращает мне этот стакан —
так священный обычай велит —
духарян.
Тридцать родичей вроде сидело сперва,
а теперь шестьдесят — к голове голова.
И любой норовит мне стакан удружить.
"Пить — не пить" —
для меня вроде "жить иль не жить...'
Но одна в белой шали,
мудра и стара,
вдруг ко мне направляется из-за стола
и, склонившись участливо,
будто бы мать,
предлагает отведать ее саламат.
Он на блюде лежал золотой-золотой,
весь от масла лоснясь,
самородок литой.

Я отведал священного блюда
и вмиг
отрезвел и остер стал на глаз и язык.
Снова родичей тридцать,
а не шестьдесят
за столом
вкруг "Геннадия сына" сидят.
О себе рассказал и о братьях своих,
потому что расспрашивал
старший старик.
Кончив трапезу,
родичи вышли на луг
и меня с полотенцем поставили в круг.
И хотя я по самбо имею разряд,
все ж на землю упал я три раза подряд.
Старики покачали седой бородой:
"Да, ослаб ты
в разлуке с отцовской землей!"
А потом провожали меня до шоссе
все, кто жил и кто был в этот день в Тарасе.
И мелькнула прекрасная мысль у меня:
"Нет разлуки,
когда есть такая родня!"
САЛАМАТ

Тетя Бадя кипятит сметану,
для меня готовит саламат,
будто открывает гостю тайну,
будто открывает гостю клад.
Резво пляшут пальцы над кастрюлей,
веют белоснежную муку,
будто скачет по полю каурый,
пыль метя на бешеном скаку.
Тетя Бадя хитро водит бровью,
грудью всей вдыхая аромат,
потому что силой и любовью
наполняет душу саламат.
Тетя Бадя, блюдо дай отведать,
чтобы силы свежие набрать,
чтобы мог я недругу ответить,
чтобы мог за друга постоять.
Тетя Бадя, дай отведать блюдо,
хорошенько блюдо приготовь,
чтобы нес, пока живу я, людям
саламат души своей — любовь.
15

ю
О
Он

<!
^
2
^
5
с?

^_
к;

Он

X
1=1

ПО ГРИБЫ
Была воскресная поездка
в леса по белые грибы.
Мелькали возле перелеска
километровые столбы.
Но, бабье лето созерцая,
не замечал я их совсем —
как вдруг, сознание пронзая,
возникла цифра «27»!
Едва не вырвался мой возглас
пред сумасшествием судьбы —
как будто отмеряют возраст,
а не дистанцию столбы.
Как мал меж ними промежуток —
что годы, что километраж...
И показалось мне, что жуток
был увядающий пейзаж.
Лес запылал протуберанцем,
и бабьим летом вспыхнул зной.
Так облака горят багрянцем,
а предвещают мрак ночной.
Слегка качнувшись на рессорах,
машина вынесла уже
меня к столбу с отметкой «40»
на центробежном вираже.
Но, поравнявшись с этим годом,
я вдруг почувствовал азарт
перед закрытым поворотом,
сулящим в жизни новый старт.
Все люди жаждут обновленья,
и жизнь, достигнув сорока,
меняет круто направленье
для окрыленья и рывка.
Подумать страшно: мчит дорога
и прожит самый лучший срок!
Дано в дорогу было много,
но как я мало сделать смог!
И чем бездумнее движенье,
тем ближе тот последний столб,
где неминуемо крушенье
и горний ангел скажет: «Стоп!»

16

Но жил я не один под роком,
а меж людей и пред людьми,
и дьявол брал, и ненароком
я поддавался — черт возьми!

м
§

Познал с лихвой мороз и лето,
добро и зло, свет и грехи.
Есть оправданье у поэта —
не дар, не слава, не стихи —
а слезы женщины печальной
за то, что к ней вернулось вновь
единство троицы венчальной —
Надежда, Вера и Любовь!

Ь
^
5
^?
^

<!
(=С

Так дерево растет коряво,
а взглянешь — что за красота!
Жизнь у меня своя и, право,
она еще не прожита...
Но тут кончалась автострада,
а с ней — сомнения судьбы,
и было в лес идти нам надо —
по жизнь,
по счастье,
по грибы!

17

ДРАМАТУРГИЯ
Булат Ширибазаров

ПРОЩАЙ, МАНЬЧЖУРИЯ
РЕКВИЕМ ДЛЯ СЕРЖАНТА
в двух действиях

Действующие лица
Первый.
Второй.
Султан — старшина роты.
Рыжий — сержант.
ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ
КАРТИНА ПЕРВАЯ
Действие происходит на окраине страны, на китайской границе. Маньчжурские степи.
Вокруг жёлтые сопки и кусты полыни. В засаде сидят два солдата, оба грязные, в рваных,
засаленных бушлатах. Шапки утыканы сухой травой и ветками. В руках большие толстые
палки.

П Е Р В Ы Й . Ни хрена себе, сколько их?! Воон тот, кажется, главный.
Видал, башка какая?
В Т О Р О Й . Чё, не видишь, он кастрированный.
П Е Р В Ы И. Нет, не вижу.
В Т О Р О Й . Видишь, у него яиц нет? Это типа евнух. Помнишь, по
истории, в каждом гареме были кастраты, они жён царских охраняли.
П Е Р В ЬШ. А кто из них царь?
ВТО РО И. Тот, что поменьше, у него лоб кучерявый и яйца до земли.
П Е Р В Ы Й . Страшный какой-то. Такого кувалдой хрен свалишь.
Сейчас бы автомат, я бы точно в ухо ему залепил. Давай того, с краю? Гладенький такой?
ВТО РО И. Мал ещё. Султану его на один зуб не хватит.
П Е Р В Ы И. Ты думаешь?
ВТО РО И. Мы как-то овчарку ему притащили, монгольскую. Так он
её за один вечер сожрал. И не наелся. Всю ночь, нас, сука, качал. А потом
ещё монголы наезжали, типа, лучшего волкодава их спёрли.
П Е Р В ЬШ. И чё ты предлагаешь, евнуха валить?
ВТО РО И. Давай ещё посмотрим. Может, овчарки где прячутся? Парочку бы сразу. А лучше барашка. Султан после барашка долго добрым
ходит.
П Е Р В Ы Й . Монголы своих барашков теперь только в горах пасут,
боятся. Давай гладенького?

18

ВТО РО Йи. Нет, евнуха валить будем. У него мяса больше.
П Е Р В Ы Й . Пока дотащим, монголы нас по следам найдут.
В ТО РОЙ. Тихо! Слышишь?
П Е Р В Ы Й . Неа.
Второй припадет ухом к земле. Первый тоже.
В ТО Р О Й . Скачет кто-то.

Слышен топот копыт. Солдаты вжимаются в землю.
П Е Р В Ы Й (шёпотом). Твою мать, они с пушками. Задницами, что
ли, нас чуют?
ВТОРОЙ. Тихо, спалимся.
П Е Р В Ы И. Да я тихо говорю.
ВТО РО И. Тихо - говорю.
Оба умолкают. Слышны крики на монгольском языке, лай собак, мычание коров.
Пастухи сгоняют стадо, уводят в степь.

ВТОРОЙ (облегчённо вздыхает). Чуть не попали. Они сказали, что
мочить нас теперь будут. Говорят, мы хуже волков. Их собаки нас за версту чуют и скулят сразу.
П Е Р ВЫ И. Да ну?
ВТОРОЙ. Точно тебе говорю.
П Е Р В ЬШ. Офигеть, я - круче волка.
ВТОРОЙ. Заткнись, волк, чё делать теперь будем? Они всех коров
угнали, хоть бы одну оставили, аборигены чёртовы.
П Е Р В Ы Й . Собаку, вроде, оставили...
ВТОРОЙ. Где?
П Е Р В Ы И. Да вон, рыжая. И не одна. Их там штук пять, даже больше.
ВТОРОЙ. Точно. А чё их так много-то?
П Е Р В Ы Й . Жирные все такие.
ВТОРОЙ. Так осень же. (Достаёт из-за пазухи бинокль.) Ээ, ты чё,
это же волки.
П Е Р В Ы Й . Рыжие?
ВТОРОЙ. Ты где служишь, идиот? Это монгольские волки. Они
всегда рыжие.
П Е Р В Ы Й . Так это, может, валим отсюда, пока не сожрали?
ВТО РО И. Уж лучше пусть меня волки съедят, чем Султан.
П Е Р В Ы Й . Точно говоришь! Давай ему волка грохнем, даже парочку.
Скажем - овчарки. У монголов, типа, спёрли?
ВТО РО Й^. Хорошая идея. Хотя нет. У них, говорят, мясо вонючее.
П Е Р В Ы И. Да ты чё, та же собака. Только дикая. Это вообще дичь
получается.
ВТО РО И. Ты думаешь?
П Е Р В Ы Й . А у тебя выбор есть? Щас и волки сбегут. Султан точно
убьёт, если мяса не принесём.
ВТО РО И. Дебил твой Султан.
П Е Р В Ы Й . Так ему и передать?
ВТО РО И. Короче, я в том овражке залягу. А ты их с сопочки шугани. Они ко мне бросятся, я сразу парочку постараюсь прибить. Главное,
сам не тормози, понял меня?
П Е Р В Ы Й . Понял.
ВТО РО И. Всё, расползаемся. Учти, тормознёшь — хана мне.
П Е Р В Ы Й . Забодал уже. Смотри, уходят...
Оба расползаются в разные стороны. Заунывно воет ветер —
воет, как монгольская женщина, только что потерявшая ребёнка.

19

м

П Е Р В Ы Й (дико вопит). Хайя...

рц
"^
<|

Слышно, как топают его сапоги. Раздаются гулкие удары палок, визг и рычание волков.
Битва, похоже, продолжается не долго. Первый и Второй появляются на сцене. Второй тащит сразу двух волков, Первый — одного.

2
§
д

П Е Р В Ы Й . Ну и вонь.
ВТОРОЙ. И ты думаешь, Султан их жрать станет?
П Е Р В Ы Й . Станет, куда он на хрен денется. Шкуру снимем. Пока
несём, мясо проветрится.
ВТО РО И, Вот ты и обдирай. Я двух взял, у меня переработка.
П Е Р В Ы Й (достает штык-нож, начинает обдирать). Шкура красивая. На подклад для бушлатов, самое то...

<|
Р
03

Второй устало валится на землю, засыпает.

^
5

П Е Р В Ы Й (чешется). А блох-то сколько? Говорят, бельевые вши боятся натуральной шерсти. У них, типа, с блохами война непримиримая.
И блохи вшей жрут?!
В Т О Р О Й . Тебе бы только жрать.

Рч

^

КАРТИНА ВТОРАЯ

*%
Щ
<<

Казарма. Комната старшины роты, уставлена новой мебелью. У окна стол. На столе
ведро. По краям комнаты кресла, в углу диван. У дивана массивный армейский табурет. На
диване огромный, толстый кавказец, пыхтит, держится за живот. Стук в дверь.

>2
.^
Э
^
С

К А В К А З Е Ц . Войдите.
Входят Первый и Второй, виновато смотрят на кавказца.

К А В К А З Е Ц . Овчарка, говорите?
П Е Р В Ы Й . Товарищ Султан, эээ, товарищ сержант, точно говорю,
гавкали.
Слышится громкий хлопок, солдаты вздрагивают.

СУЛТАН. А ну-ка покажи, как гавкали?
ПЕРВЫЙ.Ав-ав...
СУЛТАН. И хвостом, говоришь, виляли?
П Е Р В Ы Й (обречённо). Виляли...
Пауза.

СУЛ ТАН^. Вот скажи мне, дорогой, на кого я похож?
П Е Р В Ы Й . На товарища сержанта.
С У Л Т А Н . Монгольский волк тебе товарищ. Вот ты (показывает
пальцем на Второго), видишь ведро?
ВТО РОЙ. Так точно!
С У Л Т А Н . Ешь!
Второй подходит к ведру, принюхивается.
С У Л Т А Н . Кушай, дорогой.
ВТО РО И. Спасибо, товарищ сержант, я ужинал...
Султан резко вскакивает с дивана и бьёт Второго табуреткой по голове.
Второй падает. Султан поворачивается к Первому.

П Е Р В Ы Й (прижавшись к стенке, беспомощно вытянув руки). Всё
съем, всё съем...
Туалет в казарме. Первый старательно чистит зубной щеткой унитаз.
Второй молча смотрит в окно, курит.

П Е Р В Ы Й . Ты как?
В Т О Р О Й . Так себе.
П Е Р В Ы Й . Пошкрябал бы хоть немного. Имей совесть.
ВТО РОЙ. Я думаю.

П Е Р В Ы Й . Хорош думать! Тут дерьма не меряно, на месяц одному
хватит. Быстрее отшкрябаем, быстрее спать ляжем.
ВТОРОЙ. Подожди...
ПЕРВЫЙ.Чё?
ВТОРОЙ.Чё-тонетак...
ПЕРВЫЙ.Чёнетак?
ВТОРОЙ. Стихи лезут.
П Е Р В Ы И. Ты чё, волчатины объелся?
ВТОРОЙ. Прикинь, они сами в голову лезут!
П Е Р В Ы Й . Чё это вдруг?
ВТОРОЙ. А я знаю? Лезут и всё.
П Е Р В Ы Й . Хорошо тебя Султан пробил. Сразу крыша поехала.
А меня вот от волчатины только пучит. Я бы знал, волка помельче грохнул.
ВТОРОЙ. Я тебе точно говорю, стихи лезут. Аж башка кружится.
Чё делать, а?
П Е Р В Ы Й . В лазарет сходи.
ВТОРОЙ. И чё скажу? Стихи лезут?
П Е Р В Ы Й . Так и скажи.
ВТО РО И. Думаешь, я в «дурку» собрался?
П Е Р В Ы И. А кто тебя знает. Короче, отьедь от меня, видишь, я за-

м
§
<
<
И
о,
§

нят.

^

Старательно чистит унитаз.

ВТО РО И. Я обниму руками небо, втяну в себя его дыханье,
Втяну ветра и свод зеркальный, что отражает мирозданье...
Пауза.

П Е Р В Ы Й (изумлённо). Ни хрена себе!
ВТО РО И. Слышь, трахни мне по башке чем нибудь, а?
П Е Р В Ы Й . На хрена?
ВТО РО И. Может, полегчает?
П Е Р В Ы И. Ты дурак, что ли?
ВТО РО И. Похоже на то.
П Е Р В Ы Й . Это Султан виноват.
ВТОРОЙ. Чем он меня?
П Е Р В Ы Й . Табуреткой.
ВТОРОЙ. Вот мудак.
П Е Р В Ы Й . Ещё бы, как его плющило с нашей волчатины. Я думал
— лопнет. Тебя-то он сразу вырубил, а я, прикинь, ни хрена не вырубаюсь.
Так он меня всю волчатину жрать заставил. Пока ел, думал, сдохну.
В Т О Р О Й . Дай мне по харе, а? Лезут, собаки. Щас голова лопнет...
П Е Р В Ы Й . Ну и пусть лезут. Я так даже письма домой написать не
могу, в башке одни маты.

Н
^
^

^
5
^
^
*?
щ

'5
дО

р,

С

Пауза.

П Е Р В Ы Й . Слушай, а в тебя какие стихи лезут?
ВТО РО И. Да хрен их знает.
П Е Р В Ы Й . Про девку есть что-нибудь?
ВТО Р О Й . А-а, я вас любил, любовь ещё быть может...
П Е Р В Ы Й . Не-е, так вся рота пишет. Ты мне новенькое подскажи.
Подруге писать нечего.
В Т О Р О Й . Щас, погоди:
Безнадёжный странник в маленьком пространстве
Собственного мира, внутренних широт.
21

га
2
00

<?

2
Си

^

^
2

^

к

2
^

^
^
Д
^
>^2

дО
Ь

В поисках незримого чувства вдохновения
И любви несбыточной, что к себе зовёт...
ПЕРВЫЙ.Офигеть...
Резко подпрыгивает, корчится, сжимая обеими ладонями зад. Сзади него стоит Султан.

С У Л Т А Н . Не понял?
Оба солдата вытягиваются по стойке «смирно». Султан тяжело сопит,

ему по-прежнему плохо. Смотрит исподлобья, словно готовится к атаке.
С УЛ ТА Н. Ты (показывает пальцем на Первого), пой лезгинку.
Садится на унитаз. Слышится резкий хлопок. Оба солдата вздрагивают.

П Е Р В Ы Й . Там, диги-диги —там, там-там, диги-диги там...
СУЛТАН. Ты (показывает пальцем на Второго), танцуй!
ВТО РО И (сужасом смотрит на Султана).
Он поёт ей песни о других пространствах,
Где по бесконечности внутренних широт
Безнадёжный странник, в безнадёжных странствиях...
Снова хлопок, ещё громче. Солдаты вздрагивают.
Пауза.

С У Л Т А Н . Вадычки... (Первыйубегает.) Говори!
ВТО РО И. Молча обвожу глазами стены.
Жизнь идёт, но что-то здесь не так.
Я тружусь — тружусь самозабвенно.
Капля грусти, в сущности - пустяк...
Пауза.

С УЛ ТА Н. Продолжай.
ВТО РО И. Что-то остаётся за стенами.
Что-то так же — вечер за окном.
Что-то назревает между нами.
То, что не отложим на потом...
СУЛТАН (тужится). Ну-ну...
ВТО РО И. Каменные стены расстояний.
Ты же за невидимой чертой.
Хрипло прошепчу, взорвав молчанье:
Как сейчас хочу я быть с тобой...
С У Л Т А Н . Ты чо, пэдик?
ВТО РО И. Никак нет, товарищ сержант. Сами лезут.
С У Л Т А Н . Волчатину жрал?
В Т О Р О Й . Никак нет! Не успел!
С У Л Т А Н . Ну-ка,дальше...
В Т О Р О Й . Как мне ненавистны эти стены.
Холодна со мною эта ночь.
Я тружусь — тружусь самозабвенно,
Не себе пытаясь я помочь.
И пройдут часы пустой тропинкой,
Под бурьяны давящего сна.
И на миг подумаю с грустинкой,
Засыпая: ты сейчас одна.
У входа в туалет толпа солдат, они с раскрытыми ртами смотрят на Второго. Султан
раскрывает пятерню, сгибает пальцы, один за другим. Солдаты мгновенно исчезают.

С У Л Т А Н . Сами, говоришь, лезут?
В ТО РОЙ. Так точно.
С У Л Т А Н . И много лезет?
В Т О Р О Й . Аж из ушей плещет.
22

С У Л ТА Н. В лазарет ходил?
В ТО Р О Й . Никак нет!
С У Л Т А Н . Умница. Короче, иди спать. Если утром снова полезут,
мне скажешь, понял?
ВТОРОЙ. Так точно!
СУЛ ТАН. Молодец. Аж какать расхотел. (Хлопает Второго по плечу.)

м
§
<!
<
«
о,

Появляется Первый, протягивает сержанту бутылку с водой. Султан, задумавшись,
отхлёбывает из бутылки, смотрит на неё, резко выплёвывает. Замахивается огромным кулаком на Первого, но тут же передумав, выливает содержимое ему за шиворот. Уходит.

д

П Е Р В Ы И. Вот кабан.
В Т О Р О Й . Лучше б меня волки съели...

Н

еЦ
^

КАРТИНА ТРЕТЬЯ
Казарма. В расположении дымно. По краям, у окон, валяются ломаные доски, стоят
железные буржуйки, сильно чадят. У печек дежурят почерневшие от копоти солдаты. Взадвперёд бегают «духи», важно расхаживают «деды». Шеренга «залётников», обнявшись за
плечи, приседает под счёт высокого рыжего сержанта. На железной койке сидят Первый и
Второй. Первый пришивает подворотничок к кителю Второго. Второй что-то записывает
в блокнот.

П Е Р В Ы Й . Нукак?
ВТОРО И. Готово вроде.
П Е Р В Ы И. Да ты не торопись, а то опять встрянем куда нибудь.
ВТОРОЙ. Ничё, Султан теперь добрый. Хочешь, прочитаю?
П Е Р ВЫ И. Хочу.
ВТО РО И. Ты надуваешь воздушные шарики,
Втоптав в чернозём мой нескромный экспромт.
Пою о любви с легкой примесью жалости.
Мой бриг покидает бунтующий порт...
П Е Р В Ы И. Чё? Какой еще бриг?
ВТО РО И. Красиво же?
П Е Р В Ы И. Да она не поймёт ни хрена. Напиши там, типа, презираю
тебя, как настоящий пограничник. Волков ещё мочу и жру их тоже! Короче, я крутой, а она этого не поняла! Можешь так?
ВТО РО И. Странный ты. Это тебе не волков жрать. Искусство же, чё
придет в голову, то и написал.
П Е Р В Ы И. Я подожду. Может, завтра что нибудь свалится?
ВТО Р О Й . Долго ждать придётся. Мне ещё сто писем написать надо.
Вся рота в очереди стоит.
П Е Р В ЬШ. Ладно, пиши как есть. Пусть думает, что я умнее её.
В Т О Р О Й . А давай так. Я сейчас напишу, а ты потом наступишь?
П Е Р В Ы Й . И чё?
В Т О Р О Й . Ничё. След останется от сапога, настоящий, пограничный?!
ПЕРВЫЙ. И на хера он нужен?
ВТОРОЙ. Вот тормоз, это же творчество. Красивый стих и след от
сапога. Шаришь, смысл какой?
ПЕРВЫЙ. Ни хрена себе. Слушай, хорошо тебя Султан шабаркнул,
мне бы так.
ВТОРОЙ. Так иди, скажи Султану, что член в его кружку макаешь,
когда воду ему носишь. Он об тебя пять табуреток шабаркнет. Глядишь,
оперы петь начнешь.
ПЕРВЫЙ. Не, я лучше так, по-старому. С ним вообще чё-то неладное
происходит. Прикинь, чё? Я ему с охоты тушканчика притащил, живого.
Говорю, не было больше ни хрена. Думал, живьём жрать и заставит. А он,
прикинь, кормит его и травки заставляет собирать разные. Я бы лучше

^
^
^
\4

2
Е
^
,Е
<
н
§
С

23

ю
9
<
^
из

волков ловил. Принесёшь не то, самого жрать заставляет. А травки горькие такие...
ВТО РО И. Это ж как ты его поймал-то, тушканчика?
П Е Р В Ы Й . Как? Догнал!
ВТОРОЙ. Бедный тушканчик.

Он
2

Рядом, из комнаты старшины роты, слышится трубный и протяжный голос Султана:
«Одыын»! Рыжий сержант спешно убегает к Султану, солдаты медленно приходят в себя.

П Е Р В Ы И. Чё встали? Приседайте! Щас все из-за вас встрянем.
Солдаты послушно приседают дальше.

ВТОРОЙ. Разойдись, пацаны. (Солдаты замирают в нерешительности.') Разойдись, говорю. Если что, скажете, я разрешил.
Солдаты разбредаются.

с^
§
б

&
Д
<^

,^-

П Е Р В Ы И. Эй, куда, назад, я сказал...
ОДИН ИЗ СОЛДАТ. Соси.
П Е Р В Ы Й . Конец нам пришел. (Второму.) Ты чё наделал-то?
ВТОРОЙ. А я дурак, мне всё можно.
ПЕРВЫЙ. Зато я не дурак. Так что ну тебя на хер...(Убегает.)
Из каптёрки выходит рыжий сержант, вежливо зовёт Второго.

ВТОРОЙ.Ща,иду...
Комната старшины роты. В широком кресле в спортивном костюме сидит Султан, держит в руках коробку. В коробке тушканчик, нервно урчит.

ВТО РО И (в дверях). Товарищ сержант, разрешите войти?
СУЛТАН. Заходи.

2з-

Второй заходит, мнётся у входа.

0
с^

СУЛТАН (заигрывает с тушканчиком.) Чё, мой хороший? Умный
тушканчик! Хорошая мышка... (Второму.) Люблю маленьких...
Показывает Второму пальцем на табурет. Второй садится.
Кладёт ладони на колени, словно провинившийся школьник.

СУЛТАН. Ещё лезут? (Сует палец в коробку, резко отдёргивает.
Тушканчик шипит).
ВТОРОЙ. Лезут. Это надолго, похоже...
СУЛТАН. Сколько стихов написал?
ВТОРОЙ. Не считал. Где-то тысячу.
С У Л Т А Н . И не кончаются?
ВТОРОЙ. Неа.
С У Л ТА Н. Хочешь быть сержантом?
ВТО РО И. Кто ж не хочет?
СУЛТАН. Стажёром моим будешь! (Снова отдергивает палец.) Вот
козёл? Это я не тебе.
ВТОРОЙ. Спасибо.
СУЛТАН (убирает коробку вниз). Слушай, а ты роман написать можешь?
ВТО РОЙ. Не знаю, не пробовал. Со стихами бы разобраться.
С У Л Т А Н . Значит можешь. Представь себе, что это тысяча стихов...
ВТОРОЙ. Если эта тысяча разом свалится мне на голову, я точно
охренею.
С У Л Т А Н . Ты уже охренел. Считай, что это приказ. Я хочу, чтобы ты
написал про меня роман.
Пауза.

ВТО РО И. Товарищ сержант, я раздумал быть сержантом...
С У Л Т А Н . Эээ, чё ты такое говоришь? Тебе вообще нельзя думать,
тебе писать надо. Вот напиши про меня, какой я справедливый! Много

напиши. Скажи, Султан справедливый был сержант, и его все боялись.
А лучше так — все боялись потому, что был справедливый.
ВТО РО И. Может, лучше стихами?
С У Л Т А Н . Помнишь, невесте моей писал?
ВТО Р О Й . Ну.
С У Л Т А Н . Брат её сказал, если стихи пишет, значит, русские обижают.
ВТОРОЙ. А вы скажите, что русских заставили писать.
С У Л Т А Н . Сказал. Невеста говорит, чё такой глупый?
ВТОРОЙ. Проблема...
С У Л Т А Н . Роман хочу!
ВТОРОЙ. Понимаете, товарищ сержант, это как ваша табуретка, сегодня под задницей, завтра на голове. Даже не знаю, как лучше...
С У Л Т А Н . Чё?
ВТОРОЙ. Виноват! Вырвалось!
СУЛТАН. Лычки хочешь? Сгущёнка, масло кушать хочешь? Девка
хочешь? Всё будет!
ВТО РО И. Я попробую, товарищ сержант.
С У Л Т А Н . Для тебя- Султан! Друг мой будешь, слово горца даю.
В Т О Р О Й . А если не получится?
Султан нечаянно опускает руку в коробку. Резко отдёргивает прокушенный палец. Тут
же молниеносно выхватывает тушканчика и сворачивает ему шею, с силой швыряет обратно
в коробку. Дикий визг умирающего зверька. Султан кладёт в рот укушенный палец, сплёвывает кровь на пол. Вопросительно и хищно смотрит то на кровавый плевок, то на Второго. Тот
ёжится, вжимается в табуретку.

С У Л Т А Н . Вопросы?
ВТО РО И. Так точно! Пардон. Никак нет!
С У Л ТА Н. Свободен!

5
о,
Ъ
^
^
<;
^
'^

дО
^

Второй убегает. Султан поднимает за шкирку мёртвого тушканчика, изучающим
взглядом смотрит на шкурку.

СУЛТАН (резко). Дневальный...
КАРТИНА ЧЕТВЁРТАЯ
Войсковой плац. У трибуны военный оркестр. Ёжась от холодного ветра, оркестранты
играют вальс «На сопках Маньчжурии». Первый и Второй не спеша подметают пожелтевшие листья. Ветер тут же разметает их снова.

П Е Р В Ы Й . Не люблю осень.
В Т О Р О Й . А чё так?
П Е Р В ЬШ. Да грустно как-то.
ВТО Р О Й . Пушкин, говорят, осень любил.
П Е Р В Ы Й . Так понятно. Он и зиму, поди, любил? Ему чё делать-то?
Люби да люби.
ВТО Р О И. Ты был в Питере?
ПЕРВЫЙ.Неа!
ВТОРОЙ. Зря! (Вздыхает.) Чертова Маньчжурия. Я когда приехал
сюда, всё думал, это только на сегодня. Завтра уеду. Еду уже полгода...
П Е Р В Ы Й (с опаской озирается, расстёгивает ремень, снимает фляжку). Будешь?

ВТОРОЙ.Чёэто?

ПЕРВЫЙ.Архи.
В Т О Р О Й . Чё?
П Е Р В Ы Й . Самогонка. Монголы её из молока гонят. Прикинь, до
чего додумались?
В ТО РОЙ. Где взял?

25

м
О
<;
^
РЭ
§
2
3
^
Р
РЛ

^
^
Ъ
^
^
5
^
=5
2-

§

о,

ПЕР ВЫ И. У монголов.
В Т О Р О Й . Чё это они вдруг?
П Е Р В Ы Й . Они сами меня нашли, в степи. Я сначала драпу дал, думал, мочить будут. А они молоком в меня давай брызгать. Говорят, типа, в
меня дух какой-то вселился... (С недоверием косится на Второго.) Говорят,
я всех волков распугал!
В Т О Р О Й . Охренеть. (Отхлёбывает из фляжки.) Фу, ну и хрень твоя
самогонка.
П Е Р В Ы Й . Знаешь как по башке бьёт. Так это ладно. Я в гости к ним
пошёл. Смотрр - юрты, бабы, бараны, жирные все такие...
ВТОРОЙ. Ты и вправду какой-то странный стал...
П Е Р В Ы Й . Ничё странного. Там шаманка ещё была, посыпала на
меня пеплом и сказала, что во мне дух овчарки, которую мы Султану
скормили.
ВТОРОЙ. Даты чё?
П Е Р В Ы Й . У них, типа, поверье такое, что раз в сто лет рождается
волкодав, который один стаю волков может порвать. Они его сто лет ждали, а мы его, типа, спёрли.
ВТО РО И. А я думаю, чё он такой живучий...
П Е Р В Ы Й . Так я ей говорю, типа, нечего шляться где не попадя.
(Отхлебывает^из фляжки.) Смотреть надо за собакой. Правильно?
ВТОРОЙ (заметнохмелеет). Правильно!
П Е Р В Ы Й . Завтра опять к ним пойду. Мне барашек один приглянулся, спереть надо.
ВТО РО И. Двух. Одного сами сожрём.
П Е Р В Ы Й . Точно. Я скоро блеять начну от одной капусты...
Оркестр умолкает.

О Д И Н ИЗ О Р К Е С Т Р А Н Т О В . Эй, пацаны, чё это вы там пьёте?

П Е Р В Ы Й . Цыц, джаз-банда...
О Р К Е С Т Р А Н Т . Жмот!

П Е Р В Ы Й . Чё? (Идёт на оркестр с метлой наперевес.) А ну-ка полькубабочку, быстро!
В Т О Р О Й . Ты хорош, спалимся. (Отхлёбывает из фляжки.}
П Е Р В Ы Й . Мне по фиг, я священный. Дай-ка... (Берёт фляжку, долго пьёт, занюхивает рукавом.} Польку, я сказал! Или эту, реквием! Ну, чтоб
душа свернулась и развернулась.
В Т О Р О Й . Ты хоть знаешь, что такое реквием?
П Е Р В Ы Й . Музыка такая. Быстро, я сказал.
О Р К Е С Т Р А Н Т . Попадёте ведь, пацаны?
П Е Р В Ы Й . По барабану! Реквием, суки, чтобы весело было! Быстро!
Вам священный волк приказывает!
Оркестрант кивает, прикладывается к трубе. Звучит похоронный марш...
Гауптвахта. В камере Первый и Второй. Нары прицеплены на замок к бугристым колючим стенам. Сыро. Оба сидят на бетонном полу, прижавшись друг к другу спинами. Где-то за
стеной слышны вопли ч рычание собаки.

П Е Р В Ы Й . Вот сука. Уже час его травит.
ВТО РО И. Чья это собака?
П Е Р В Ы Й . Начальника караула.
ВТО РО И. Злющая, похоже?
П Е Р В Ы Й . Шалава комнатная. Так, при хозяине выпендривается.
Крики прекращаются. За стеной скрипит железная дверь.
Слышно, как кого-то заносят, словно куль с песком.

П Е Р В Ы Й . Один готов!
ЗА С Т Е Н О Й . Следующего...
Слышно, как скулит от нетерпения собака. Кого-то ведут.

26

ГОЛОС (испуганно). Пацаны, ну пожалуйста, не надо. Я боюсь собак, ну пожалуйста...
В Т О Р О Й . Оркестрант, похоже.
За стеной снова вопли и хищный рык собаки.

П Е Р В Ы Й . Долго не продержится, слабый.
Спустя минуту вопли умолкают.

ВТОРОЙ. Загрызла?
П Е Р В Ы Й . В обморок упал. Обделался ещё поди...
ЗА С Т Е Н О Й . Следующего...
Дверь в камеру открывается. Караульный показывает пальцем на Второго: — ты!

и
О
<
го
<!
Р5

2
Он

2

г,
<
^>
с^

П Е Р В Ы И. Я пойду!
К А РАУЛ Ь Н Ы И. Как хочешь, выходи.
Первый выходит. Дверь закрывается.
Пауза.

ГОЛОС ЗА СТЕНОЙ. Фас, фас я сказал, фас его. Фас...
За стеной слышна возня и свирепый рык, словно дерутся собаки. Жалобный вой.

ГОЛОС ЗА С Т Е Н О Й (испуганно). Караул, ко мне, караул, ааа...
Топот десятков сапог, щелчки затворов, выстрелы. Возня и волчий рык.
Дверь открывается. В камеру закидывают избитого Первого. Китель на нём разорван в
клочья. На губах кровь. Второй помогает ему подняться. Первый с силой дергает нары, ерывает замок, ложится.

П Е Р В Ы И. Я же говорил, шалава.
ВТО РО И. Извини, брат, даже не знаю что сказать.
П Е Р В Ы И. А не говори, давай помолчим.
Пауза.

П Е Р В Ы Й . Помнишь, письмо с тобой писали?
В Т О Р О Й . Их много было.
П Е Р В Ы Й . Ну то, подружайке моей, стихи с сапогами?!
В Т О Р О Й . Да-да, помню.
П Е Р В Ы Й . Ответ сегодня получил.

^
ч^<

г

^
С}
Л
Ж
2

в
^
О

Ь

Достает из кармана штанов конверт, протягивает Второму.

В ТО РОЙ. Можно?
П Е Р В Ы Й . Валяй.
Второй открывает конверт, достаёт несколько волосков,
растерянно смотрит на Первого.

П Е Р ВЫ И. Не врубился?
В Т О Р О Й . Извини, не догоняю.
П Е Р В ЬШ. Ты письмо прочитай.
ВТОРОЙ (раскрывает письмо, читает вслух). Не попробовал, так
хоть понюхай.„
П Е Р В Ы Й . Это лобковые волосы её! (Смеётся.) Вот где творчество,
да, вот где фантазия!
ВТО РО И. Успокойся, брат, всё нормально.
П Е Р В ЬЖ. Да ты не бойся, я же священный волк, своих не трогаю.
В Т О Р О Й . Ты лежи, не вставай, тебе поспать надо.
П Е Р В Ы И. Я здесь останусь, в Маньчжурии. Мне всё здесь нравится.
Дверь открывается. У порога два крепких медбрата с пепие'й для отлова собак и двое
автоматчиков. За их спинами маячит усатое, перепуганное лицо прапорщика. Первый спрыгивает с нар и забивается в угол, глухо рычит.

П Р А П О Р Щ И К (показывает пальцем на Второго). Ты, выходи, к
тебе мать приехала.
Второй вздрагивает, спешно выходит из камеры. Солдаты бросаются на Первого.
Слышится тоскливый волчий вой.

27

03

КАРТИНА ПЯТАЯ

<*
со
^
2
^;

КПП. Комната для посетителей. Несколько столов, несколько табуреток, дешёвые
картины на стенах. Очень серая обстановка. За столом два солдата отрабатывают сборкуразборку автомата. Ещё двое ждут своей очереди. В углу сумочки, пакеты, чьи-то вещи.
В комнате появляется Второй в сопровождении автоматчика и прапорщика. Второй
озирается, ищет глазами свою мать.

О

р
<;
Р
к*">
И

ВТОРОЙ. Агде мама?
П РАП О РЩ И К. Жди. (Выходит.)
ВТОРОЙ. Товарищ прапорщик...
А В Т О М А Т Ч И К . К стене!
Второй поворачивается лицом к стене. Автоматчик снимает наручники.
Второй садится на подоконник, смотрит в окно. Там падает снег, буквально валит хлопьями. Взад-вперед бегают солдаты, хрустят сапогами по снегу.

ВТО РО И (солдатам в комнате). Пацаны, мать мою не видели?
&5

^
^
2
л
5
^
>5
^3
РН
^

Солдаты молча отрабатывают сборку-разборку. Автоматчик стоит по стойке «смирно», уставился в одну точку. Появляется прапорщик, несёт жестяной таз с водой.

В ТОР О И. Товарищ прапорщик, где моя мама?
П Р А П О Р Щ И К . Да придёт твоя мама. Постирайся пока, кровью
весь уляпался. Ходишь как «чмо». Не таким тебя должна видеть твоя мама.
А подшива? Это что такое? Что это, я спрашиваю? (Срывает у Второго
подворотничок.) Постираешься, и приведём твою маму.
ВТОРОЙ. Прямо здесь?
П Р А П О Р Щ И К . Прямо здесь!
ВТОРОЙ. Так не высохнет.
П Р А П О Р Щ И К . Ты знаешь, как мы делали, когда я «срочку» служил? Состирнешь вечерком форму, бах на себя, — и под одеяло. Утром всё
высохло. Учись, сынок, у вас детский сад, а не служба. А вам ещё мамку
подавай. ...(Уходит.)
Второй растерянно оглядывается, бросает подворотничок в таз.
В Т О Р О Й (солдатам). Пацаны, вы маму мою не видели?
Солдаты не отвечают, отрабатывают сборку-разборку.
Второй засучивает рукава, стирает подворотничок, выжимает. Смотрит по сторонам. Видит пакеты в углу. Подходит, открывает одну из сумок. Достает фотографии своих
родных, перебирает. Тяжело дышит.

ВТО РО И. Эй, пацаны, что здесь было? (Солдаты молчат.) Это мамина сумка. Слышь, я тебя спрашиваю...
Берёт за локоть ближайшего из солдат.
СОЛДАТ (резко поворачивается ко Второму, шипит). Иди в задниЦу!
ВТОРОЙ (сужасом). Мариец? (Пятится назад.)
М А Р И Е Ц (наступает на Второго, говорит с марийским акцентом).
Сука ты. Из-за тебя земелю моего в «дурку» запаковали. Это твоё место,
идиот. Это тебя надо было закрыть, понял ты меня? Тебя, тебя, тебя...
(С ненавистью тычет пальцем в грудь Второго.)
Снова заходит прапорщик.
Следом появляется солдат с двумя термосами и вещмешком за спиной.

П Р А П О Р Щ И К . Ужин.
Солдаты убирают в угол автоматы, садятся за стол. Достают из-за пазух миски, ложки, кружки. Прапорщик, покрякивая от удовольствия, накладывает из термоса квашенук
капусту, буровато-зеленого цвета.

П Р А П О Р Щ И К. Капусточка, витамин «це». Жрите, собаки, пока ^
добрый.
2Х

Высыпает из мешка окаменевшие от времени чёрные сухари. Из второго термоса разливает по кружкам компот. Солдаты машинально суют в кружки сухари. Бесстрастно жуют
капусту.

Ю
О
<^

ВТОРОЙ (его передергивает). Бред какой-то.
П Р А П О Р Щ И К . Ну а ты что стоишь?
ВТО Р О Й . Я маму жду.
П Р А П О Р Щ И К . Потом не скули, что поужинать не успел. (Уходит.)
ВТОРОЙ. Пацаны, что происходит?
МАРИ Е]Ц. А что происходит?
ВТО РО И. Я первый спросил.
М А Р И Е Ц. А ничего не происходит.
ВТОРОЙ. Ты мне скажи, где моя мама? Мне сказали, что она на
КПП, меня ждёт.
М А Р И Е Ц. Да никто тебя не ждёт. Кому ты на хер нужен?

^
§
^
§

со

Н
^3
^

Отворачивается, ест капусту.

ВТОРОЙ. В смысле?
М А Р И Е Ц . Ты на заставе, дурачок! Проснись. Тебя развели как лоха
позорного. Границу теперь будешь охранять. Вот сейчас и заступишь.
Вместо меня...
ВТО РОЙ. Чушь!

Е
^
^
у
^

Пауза.

<!

ВТО РО И. Пацаны, я прошу вас. Ну будьте людьми, где моя мама?
Пауза.

В Т О Р О Й (хватает за грудки Марийца). Где моя мать, урод?
Резко трясёт. Мариец обмякает. Второй пытается его удержать.

ВТОРОЙ. Эй, пацаны, помогите, что с ним?
О Д И Н ИЗ СОЛДАТ. Ты забыл, что ли? Мёртвый он!
ВТОРОЙ. Достали вы меня уже...
СОЛДАТ. А ты и вправду забыл. Он же ещё в вертолёте скончался.
До госпиталя не довезли. Сдох, как собака. Почки отказали.
ВТОРОЙ. Да я только что с ним базарил!
СОЛДАТ (смеётся.) Значит, ты его и замочил.
ВТО РО И. Я вас сам сейчас всех перемочу, уроды, душары немытые.
Встать! Встать, я сказал!
Солдаты молча встают.

ВТОРОЙ (отшвыривает Марийца). Упали! (Солдаты падают.) Отставить! (Солдаты вскакивают.) Руки за голову! Сели! Джамп на счет! Бабочку ловим, суки! Раз... (Солдаты подпрыгивают, хлопают ладонями над
головой.) Два... (Солдаты прыгают снова.) Три... Полтора... (Солдатызамирают в полуприседе.) Спрашиваю в последний раз, где моя мама?
Пауза.

ВТО Р О Й . О-кей! Давай так! (С силой бьёт застывшего автоматчика
в затылок, выхватывает у него автомат, передёргивает затвор.) Где моя
мать?
Солдаты сидят неподвижно.

ВТОРОЙ (стреляет в ближайшего солдата). Где моя мама? (Снова
стреляет.) Где моя мама?
Очередью добивает остальных. Отбрасывает магазин, заряжает второй. Озирается.
Стаскивает трупы в кучу, приставляет к ним стол. Получается блиндаж. Ставит к столу
табуретку, садится. Берёт автомат на изготовку. За окном голос прапорщика, говорит в
мегафон.

'2

я"
О

РЭ
2
<
со
•^

^

си
^
^

н

П РАП О Р Щ И К. Солдат, сдавайся, у нас твоя мать!
В Т О Р О Й . Дай ей мегафон. (Б ответ — тишина.) Врёшь ты все, шалава. Заходи по одному, кто самый смелый? (Тишина.)
За окном темнеет. Лучи фонарей ощупывают опустевшую комнату.

ВТО РО И. Бред, бред, бред, лажа какая-то. Где моя мама, суки...
Держит дверь под прицелом. Клюёт носом. Вздрагивает. Борется со сном, не выдерживает, падает лицом на стол. Из кучи трупов тихо встаёт Мариец, злорадно ухмыляется,
пинает Второго. Снова ухмыляется. Снова пинает...

§

ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ

«

КАРТИНА ПЕРВАЯ

^
р^
>>

Казарма. День. Двухъярусные койки аккуратно заправлены. Буржуек у окон больше нет,
потому что весна. Тепло. Между койками Рыжий сержант пинает укутавшегося с головой в
одеяло спящего солдата. Злобно ухмыляется, снова пинает. Неожиданно спящий вскакивает,
валит Рыжего, начинает душить. Рыжий вырывается, дико орёт и снова умолкает. Хрипит.
Появляется дневальный, в новенькой форме и сапогах, тоже новых. Это Первый. У бедра молодцевато болтается штык-нож.

^
^

П Е Р В Ы Й (бросается к дерущимся). Эй, вы чё, сдурели? Хорош, пацаны. (Разнимает.)

И
2

Рыжий сержант приподнимается на локоть, тяжело дышит. Над ним на изготовку
стоит Второй.

>2
^5.
3
си

ВТОРОЙ (первому). Ты?
П Е Р В Ы Й (растекается в улыбке). Я, конечно! С добрым утром,
братан.
ВТОРОЙ. А я это, короче, ничего...
П Е Р В Ы Й . Я вижу.
Р Ы Ж И Й . Султан уедет, конец тебе, писатель.
П Е Р В Ы Й . Не гони, нас больше.
ВТОРОЙ (сержанту). Извини, Рыжий, опять кошмары снились.
Я думал, ты умер...
Р Ы Ж И Й . Это ты умрёшь. Суки, расслабились совсем.
П Е Р В Ы Й . А нам положено, по сроку службы. Так что сам не гони,
дедок.
Р Ы Ж И Й . Ладно, я подожду, недолго осталось. (Первому.) Чтобы
очки блестели, это приказ!
П Е Р В Ы Й . Соси.
Рыжий уходит.

ВТО РО И. Зря ты так с ним. Он по уставу нас загоняет.
П Е Р В Ы Й . Спокойно, дядя, пляши.
В Т О Р О Й . Отвали, башка раскалывается. Прикинь, чё приснилось...
П Е Р В Ы И. Да плевать мне, что тебе приснилось. Пляши, говорю.
В ТО Р О Й . Мама приехала?
П Е Р В Ы И. Да ёперный ты театр, хорош тупить, а? Чё с тобой?
В Т О Р О Й . Говори, запарил.
П Е Р В Ы Й (прикладывает ладонь к козырьку). Разрешите обратиться,
товарищ младший сержант? Пока — младший...
ВТО РО Й^ (обмякает). Мудак ты...
П Е Р В Ы Й . Это ладно. Я тут через каптёра пробил. В общем, так.
Султан уезжает и...
ВТО РО И. Есть курить?
П Е Р В Ы Й . Весь кайф обломал.
30

ВТО РО И. Да знаю я всё, не буду я старшиной, не хочу.
П Е Р В Ы Й . Ты охренел? Я с тобой здороваться перестану. Столько дерьма сожрали из одной миски, и не буду? Будешь, куда ты на хрен
денешься. Я Рыжего на очки уронить хочу, понял? Мне, мне лычки твои
нужны. И каптёрка твоя тоже мне, мне нужна. Понял?
ВТОРОЙ (обнимает Первого). Придурок!
П Е Р В Ы Й (изумлённо). Э-э-э...
ВТО РО И. Я просто рад тебя видеть...
П Е Р В Ы Й . Спасибо...

м
§
<!
<;
И
р_
^

Из каптёрки выходит заспанный Султан, чешет волосатую грудь, изучающе смотрит
на Первого и Второго. На плече шкурка тушканчика. Первый и Второй вытягиваются по
стойке «смирно».
Султан с ленцой машет ладонью Первому. Тот, тоже неохотно, поворачивается и собирается уйти, получает пинка под зад, убегает.

^
^

Н

СУЛТАН. На исходную!
Первый возвращается.
СУЛТАН. К бою!
Первый падает.

СУЛТАН. Считаю до трёх, тебя нет. Раз-два-три...
Первый уползает со скоростью ящерицы.
С У Л Т А Н . Совсем расслабились, черпаки. (Второму.) Ну чё, готово?
В Т О Р О Й . Ещё чуть-чуть. Мыслишки новые появились.
С У Л Т А Н . Два дня.
ВТО РОЙ. Так точно!
С У Л Т А Н . Лычки нравятся?
ВТОРОЙ. Не примерял ещё.
С У Л Т А Н . Примерь. Чаю хочешь?
ВТО РО И. Спасибо, не хочу.
С У Л Т А Н . Как хочешь.
Уходит, шаркая тапочками по линолеуму. Появляется Первый, смотрит вслед Султану.
П Е Р В Ы Й . Вот кабан.

ВТОРОЙ. Хорошо, что меня волки не съели. (Озирается.) Кстати, а
где моя форма?
П Е Р В Ы И. В тумбочке, наверное... (Уходит.)
Второй открывает тумбочку и достаёт новенькую форму с пришитыми сержантскими лычками и новые сапоги со шнуровкой. Усмехается. Надевает новую форму.
КАРТИНА ВТОРАЯ

Снова казарма. По расположению со скучающим видом расхаживают солдаты, вчерашние «духи», нынешние «черпаки». Первый и Второй сидят на койках, напротив друг друга.
Второй чистит бляху своего ремня. Первый листает толстую общую тетрадь, чешет обрастающую голову.

П Е Р В Ы Й . Ни хрена? Круто ты меня! Особенно про «губу». Дома бы
дать прочитать. И плевать, поверят или нет! Все бабы мои...
Пауза.
П Е Р В Ы Й . Слушай, я чё, и вправду такой?
В Т О Р О Й . В тебе это есть...
П Е Р В Ы Й . Круто. Только ты неправ немного. Я бы и начкара загрызть успел. Хотя, помнишь, в поезде с ним бухали? Вроде нормальный
мужик был. Может, работа такая?
В Т О Р О Й . Наверное...

31

П Е Р В Ы И. А чё ты меня на КП П с собой не взял? Мы бы там такую
войну устроили. Я бы не стал всех мочить, одного бы оставил, в заложники. И вертолёт запросил бы. Слушай, а перепиши, а? Давай повоюем!
Прикольно же?
В Т О Р О Й . Отвали.
П Е Р В Ы Й . Ни хрена себе, взял и уснул, как лох? Я бы тебя так распинал...
ВТОРОЙ. Рыжий распинал. Вон сидит, рожа конопатая. (Рыжему.)
Харю попроще сделай?!
П Е Р В Ы Й (тоже Рыжему). Чё улыбаешься? Дурачком растёшь!
Рыжий молчит.

П Е Р В Ы Й . Султан уедет, вот заживем?! (Рыжему.) На очках плавать
будешь.
Рыжий поднимается с койки, с ненавистью смотрит на Первого.
нн

^
^

П Е Р В Ы И. Чё вылупился? Ну давай, подходи, трусишь, что ли?
Снимает ремень, одним махом наматывает на руку.

Р Ы Ж И Й . Месяц остался. Я терпеливый.
П Е Р В Ы Й . Мне по фигу, я священный.

^

Лицо Рыжего вытягивается.

Е
5

ВТОРОЙ. Сядь, священный. Султан услышит, всю твою святость по
очкам размажет.
П Е Р В Ы Й (неохотно садится). Я ему ещё Марийца припомню...
ВТО РО И. Всё, проехали!
П Е Р В Ы Й . А что такое «реквием»?
ВТО РО И. Это я тебя должен спрашивать.
П Е Р В Ы Й . Реквием для сержанта? Так-то прикольно. Я по телеку
слышал. Вроде фильм так назывался.
Р Ы Ж И Йи. Стих, идиот.
П Е Р В Ы Й (вскакивает). Дуло захлопни, овчарка.
Р Ы Ж И Й . Вы чё там, обкурились? Хрень всякую несёте.
ВТО РОЙ. А ты не слушай.
П Е Р В Ы Й . Маленький ещё. (Второму.) А на хрена ты написал, что
он вернул тебе этот роман?
ВТО РО И. Так, от балды, захотел и написал. Скажет, вычеркну.

>^"
^
Э
2
С

Пауза.

П Е Р В Ы Й . Можно тебя попросить?
В Т О Р О Й . Нет!
П Е Р В Ы Й . Убери про девку. Я ж только тебе, как другу...
ВТОРОЙ. Нет!
П Е Р В ЬШ. Тогда меня убирай.
ВТОРОЙ. Поздно, написано уже.
П Е Р В Ы Й . Не хочу, чтобы Султан это прочитал. Как представлю,
читает и ржёт. Землякам своим показывает. И все читают и ржут.
ВТО РО И. Это их проблемы.
КАРТИНА ТРЕТЬЯ
Туалет. Два духа скребут зубными щётками унитаз. Появляется Рыжий, поднимает
пятерню, загибает пальцы. Солдаты убегают. Рыжий заходит в кабинку, справляет нужду.
Сзади, незаметно крадётся Первый и ещё несколько «черпаков».

П Е Р В Ы Й (резко). Рыжий!
Рыжий вздрагивает, озирается.

32

Р Ы Ж И Й . Чего тебе?
П Е Р В Ы Й (он явно пьян). С облегчением.
Р Ы Ж И И. Спасибо...
Выходит, пытается пройти мимо Первого. Тот резко толкает Рыжего пленом.

П Е Р В Ы Й . Наисходную!
Р Ы Ж И Й ; Чего тебе?
П Е Р В Ы Й . Разговор есть.
Р Ы Ж И Й . Чё, романов начитался? С дороги, рядовой.
П Е Р В Ы Й . Мы долги тебе вернуть хотим, много долгов. До очек еле
донесли.
Р Ы Ж И Й . Я-то что? Иди Султану ворачивай. Или трусишь, что ли?
П Е Р В Ы Й (черпакам). Ловко на понт берёт? А главное, стрелки
ловко переводит. Ты — стрелочник, Рыжий, во веки веков. (Сквозь зубы.)
На очки!
РЫЖ И И. Чего?
П Е Р В Ы Й . Я что, по-монгольски сказал? Пацаны, флягу! (Солдат
подаёт ему флягу.) Пей!
Р Ы Ж И И; Что это?
П Е Р В Ы Й . Самогонка. Пей, не бойся.
Р Ы Ж И И; Сначала ты.
П Е Р В Ы Й . Как скажешь. (Берёт флягу, долго пьёт, морщится.) Пей!
Р Ы Ж И Й^ (делает глоток). Ну и хрень.
П Е Р В ЫЙ. Зато мозги промывает.
Р Ы Ж И Й (расслабляясь). Пацаны, вы в натуре не ко мне. Я же всё по
приказу Султана делал. Мне скажут, я делаю...
П Е Р В Ы И. Он из-за тебя в вертолёте умер. Сдох, как собака. Из-за
тебя, сука ты рыжая. На очки!
Р Ы Ж И И (пятится). Пацаны, дизелем пахнет. За избиение сержанта, от двух лет...
П Е Р В Ы Й . Мне по фигу, я священный. Сейчас ты у меня реквием
петь будешь, по Марийцу.
РЫЖИЙ. Пацаны, зря вы так. Вы думаете, одни так встревали? Да
я сам всю «учебку» летал как веник, ещё похлеще вас. И мои деды тоже
летали. Все летают. Так положено.
П Е Р В Ы И. На очки, Рыжий, не зли меня.
Р Ы Ж И И. Ты из-за Марийца на меня злишься? Так вы же все вместе
на коне стояли. Все. Это прикол был. Просто прикол, шутка, день пограничника. Откуда я знал, что у него почки больные? В погранвойска, чёрт,
ещё призвали. Ты езжай домой, в свой чертов Марий-Эл?! Пушку прихвати и мочи весь свой военкомат. Я-то тут при чём?
П Е Р В Ы Й . Мы просто стояли. А ему ты ещё табуретку в руки дал,
потому что спина у него слабая. И пинал его, сука, не помнишь? Или это
Султан тебе приказал? Давай у него спросим?
Р Ы Ж И Й . Я пьяный был, пацаны. Не помню, честное слово. У меня
крышу рвало. У нас у всех здесь крышу рвёт, в этой Маньчжурии. Пацаны,
ну отлетали же своё. Я вот понял своих дедов. И вы своих поймёте. Сто лет
понимали, вы чем особенные? (Переводит дыхание.) Всё, пацаны, давайте
спать. Завтра на трезвую поговорим. Слово пацана даю, всё отработаю.
Как в сказке жить будете.
П Е Р В Ы Й . Мы и так как в сказке.
Р Ы Ж И Й (дрожит). Чего вы хотите?
П Е Р В Ы Й . На очки!
Р Ы Ж И Й . Хоть убей, не положено. По званию, сроку службы, не положено. Сдохнуть лучше, чем на очки.
3. Заказ 208

и
§
<
со
"^

5
§
д
<;
^
ю

\у*
^
>;
^
^
Е
^
,^
•<
Э"
§
С

33

П Е Р В Ы Й . Как скажешь. Пацаны, табуретку. (Один из солдат приносит табуретку.) На коня!
РЫЖ ИИ; Шутишь?
П Е Р.В Ы И. На коня, сука, если жить хочешь!
Рыжий присаживается, зад чуть ниже колен, вытягивает вперёд руки.
Первый даёт ему в руки табуретку.

П Е Р В Ы Й . За ножки, сука, держи.
Уже спустя десять секунд колени и руки Рыжего начинают дрожать.
Пот градом падает на кафельный пол.

Р Ы Ж И И. Не могу, пацаны, время не то...
П Е Р В Ы Й . Мариец два часа простоял!
Р Ы Ж И И. Не могу.
П Е Р В Ы Й . Тогда на очки!
РЫЖИЙ. Щас, погоди, штаны заправлю... (Неожиданно бьёт Первого
табуреткой по голове, замахивается на остальных.) Убью, суки, с дороги...
Черпаки словно по команде бросаются на Рыжего, крутят руки, затыкают рот.

П Е Р В Ы Й (сидит, упёршись головой в стену, держится за виски).
Шабаркнули-таки, суки. Держи их, пацаны... (С трудом встаёт на ноги.)
В очко его, харей...
ОДИН ИЗ Ч Е Р П А К О В . Дизелем пахнет, пацаны. Может, хватит
г»
с него:
П Е Р В Ы Й . В очко его, харей!
Черпаки суют Рыжего лицом в унитаз, спускают воду. Рыжий дико орёт, захлёбывается...
Гауптвахта. В тесной, сырой камере черпаки прислонились друг к другу спинами. Нары
пристёгнуты к стене. Первый безуспешно пытается сорвать одну из нар.
За стеной крики и рычание собаки.

ОД И Н ИЗ Ч Е Р П АКО В. Это чья собака?
П Е Р В Ы Й . Начальника караула.
Ч Е Р П А К . Здоровая?
П Е Р В Ы Й . Так, шалава, при хозяине выпендривается.
Крики умолкают. Слышен топот сапог, скрип железной двери.
Кого-то несут, словно куль с песком.
ГОЛОС ЗА СТЕНОЙ. Следующего!
Дверь в камеру открывается.
КАРАУЛ ЬН Ы И (показывает пальцем на черпака). Ты!
Черпак ёжится.
ПЕР ВЫ И. Я пойду!
К А Р А У Л ЬН Ы И. Как хочешь, выходи.
Первый выходит. Дверь закрывается.
Пауза.

ГОЛОС ЗА С Т Е Н О Й . Фас, Альфа, фас я сказал...
Рычание, возня, визг собаки. Затем истошный вопль.

ГОЛОС ЗА С Т Е Н О Й . Фу, Альфа, фу, фу... (Собака взвизгивает, видимо, хозяин её пнул.) Караул, ко мне, быстро. Врач, нужен врач...
Топот десятков сапог. Слышно, как кого-то несут, трутся спинами вдоль узких стен.

ГОЛОС. Живой? Фу. Живой вроде. Ты, дурила, на хрена намордник
с неё стянул? На хрена?

34

КАРТИНА ЧЕТВЁРТАЯ
Каптёрка старшины роты. Султан сидит за столом, листает толстую общую тетрадь, потягивает пиво из алюминиевой банки. На банке большие китайские иероглифы. Читает, смеётся, резко меняется в лице, всхлипывает. Стук в дверь. Султан проводит ладонью
по лицу — лицо принимает каменное выражение.

СУЛТАН. Войдите.
В комнату входит Второй.

ВТОРОЙ. Вызывал?
С У Л Т А Н . Заходи. (Показывает пальцем на табурет.) Как командуешь? Нравится?
ВТОРОЙ. Не понял ещё.
СУЛТАН. Поймёшь!
Пытливо смотрит на Второго. Тот ёжится.

СУЛТАН. Пиво будешь?
ВТОРОЙ. Не откажусь.
Султан достаёт из-под дивана коробку с банками пива.

СУЛТАН. Стихи лезут?
ВТО РО И (открывает банку с пивом). Иногда.
Султан резко хохочет. Второй смотрит на него с опаской.
СУЛТАН. Обманул меня?
ВТО РОЙ. В смысле?
С У Л ТА Н. Скажи честно, как мужчина мужчине. Писал стихи раньше?
Пауза.
СУЛТАН. Значит писал.
ВТО РО И. Я романы раньше не писал, честное слово...
СУЛТАН. Ладно, не бойся. Мне уже всё равно. (Пьёт пиво.) Ты лучше скажи, что такое реквием?
ВТОРОЙ. Музыка такая...
С У Л Т А Н . Какая?
ВТОРОЙ. Грустная.
С У Л Т А Н . А роман зачем так назвал?
ВТО РО И. Так я подумал, тебе какая разница? Атак — красиво. Вроде бы...
Пауза.

СУЛТАН. Как друг твой?
В Т О Р О Й . В лазарете.
С У Л Т А Н . Нормальный?
ВТО РО И. Глотка прокушена. А так ничего, жить будет.
С У Л Т А Н . Рыжего за что на очки уронили?
ВТО РОЙ. Не знаю.
С У Л ТА Н. Должен знать!
В Т О Р О Й . Виноват, не уследил.
С У Л Т А Н . Другу давал почитать? (Трясёт тетрадью.)
ВТО Р О Й . Давал.
С У Л Т А Н . Зря!
ВТО РО И. Я уже понял.
С У Л Т А Н . Ничего ты не понял! Ты знаешь, что с ним будет?
ВТО РО И. Говорят, в дурдом хотят отправить.
С У Л Т А Н . Хотят! Но не отправят! Земляки помогли, замяли всё.
Второй приподнимается с табуретки.

35

С У Л Т А Н . Сядь! Скажи еще: спасибо тебе, товарищ Султан. Уважаю
кавказцев, сделали так сделали...
ВТОРОЙ. Султан (жмёт себя в грудную клетку), от чистого сердца...
СУЛТАН. Засунь себе его куда подальше! (Пьёт пиво.) Хороший роман написал. Я плакал даже.
В Т О Р О Й . Спасибо, Султан.
СУЛТАН. Не за что.
ВТО РОЙ. Я пойду?
С У Л Т А Н . Куда?
ВТОРОЙ. В лазарет...
СУЛТАН. Беги.
Второй встаёт, идёт к выходу.

СУЛТАН. Другу передай, Рыжий теперь старшина роты.
Второй замирает.

С У Л Т А Н . Иди, чё встал?
Второй выходит. Султан снова перелистывает тетрадь. Смеётся. Резко меняется в
лице. Всхлипывает. Пьёт огромными глотками пиво. Тяжело вздыхает. Встаёт. Достаёт из
бельевого шкафа большую фанерную коробку, закидывает в неё тетрадь. На коробке надпись
чёрными буквами: «Не трогать!»
КАРТИНА ПЯТАЯ
Снова каптёрка старшины роты. В центре празднично накрытый стол. За столом Рыжий, Первый, Второй, другие деды, шумят, курят, пьют монгольскую водку из фляжек.

П Е Р В Ы Й (сиплым голосом). Я не понял, пацаны, а где жаркое? (Смотрит на часы.) Опять «духи» встряли, качать придётся.
Р Ы Ж И Й . Ты не суетись. (Выпивает стопку.) Один!
В дверях появляется солдат.

Р Ы Ж И Й . Жаркое дембелям.
Д У Х . Одну минуту. Чуть-чуть осталось. Плитка ни фига не пашет...
П Е Р В Ы И. Я не понял тебя, солдат...
ВТО РО И. Да заткнись ты. (Солдату.) Тебе ещё две минуты!
ДУХ. Есть! (Убегает.)
П Е Р В Ы Й (Рыжему). Нет. Всё-таки зря ты на контракт не остался.
Честное слово, скучать буду.
Р Ы Ж И Й . Кто-то на дембель в унитазе меня утопить обещал?
П Е Р В Ы И. Я серьезно тебе говорю. Чё ты смеешься?
ВТОРОЙ. Всё, хорош пацаны, опять подерётесь.
П Е Р В Ы И. А чё он выгибается? Я всей душой к нему, а он, сука, про
очки?!
ВТОРОЙ. Всё, проехали!
Р Ы Ж И Й . А я не обижаюсь, пусть сифонит. У него хорошо получается...
В Т О Р О Й . Ты лучше скажи, кого к нам старшиной поставят?
Стажёра-то не было?
Р Ы Ж И И. А хрен поверишь.
В Т О Р О Й . Не томи.
Р Ы Ж И И; Начкара помнишь, прапорщика?
П Е Р В Ы Й . Твою мать, капец моей службе. Последние полгода, и тс
обкакали...
ВТО РО И. Пацаны, у меня тост. Предлагаю — за Султана!
О Д И Н ИЗ Д Е Д О В. А я не буду за него пить.
П Е Р В Ы И. А это твои проблемы. Давайте, пацаны, стоя...

36

Все встают, выпивают. Садятся.

П Е Р В Ы Й . Кстати, откуда он?
ВТОРОЙ. Из Грозного.
П Е Р В Ы Й . Ни хрена себе, это чё получается? Наши, ведь, только
вчера в Грозный вошли? Замес, говорят, конкретный был...
Р Ы Ж И Й . Мало ли чё говорят? Не думаю, что это надолго. Дома отсидится и всё.
ВТОРОЙ. А я думаю, уже воюет.
П Е Р В ЬШ. Интересно, за кого?
Р Ы Ж И Й . За наших, понятно. А может, и за Дудаева, какая, хрен,
разница...
ВТО РО И. Всё, пацаны, закрыли тему.
Стук в дверь. Все напрягаются. Рыжий убирает фляжки со стола.
Р Ы Ж И И. Войдите.
Дверь открывается, появляется дух с огромной сковородой жареной картошки.
Р Ы Ж И Й . Жаркое, пацаны, давайте по чуть-чуть... (Разливает вод-

П Е Р В Ы Й (ковыряется в картошке). А мясо где?
Р Ы Ж И Й . Нету мяса.
П Е Р В Ы И. Да вы чё, охренели, что ли?
ВТО РО И. Охотиться теперь некому...
П Е Р В Ы Й . Хе, адухи?
Р Ы Ж И Й . Дух нынче хлипкий пошёл. Говорят, ещё хуже будет...
П Е Р В Ы Й . Детский сад?! А нас кто спрашивал, какие мы? Трёх волков в два рыла замочили, палками...
ВТОРОЙ. А это ещё доказать надо...
П Е Р В Ы Й (Второму). Это ты мне говоришь?
ВТОРОЙ. Всё, забудь.
П Е Р В Ы И. А я докажу!
ВТО РО И. А стоит? Знаешь, сколько здесь таких легенд?
П Е Р В Ы И. Не знаю и знать не хочу! (Духу.) Ко мне, солдат! (Ковыряется в картошке.) Так, это чё за вмятина? Членом ковырялся?
Д У Х . Каким членом? Она же горячая...
П Е Р В Ы И. Я что, на дурака похож?
ДУХ. Никак нет!
П Е Р В Ы Й . А чё ты мне втираешь? Ты кому это втираешь? К бою,
душара...
Дух принимает упор лёжа.

ВТОРОЙ. Начинается...
ПЕРВЫЙ. Значит, моча. (Принюхивается к сковороде.) По-любому
ведь моча? Так и есть! Нас опустили, пацаны?! Духи опустили! Строиться
на подоконниках, суки...
Первый срывается с места, но его тут же хватают и скручивают. Связывают ремнём,
затыкают рот полотенцем.

Р Ы Ж И И. Дежурный!
В дверях появляется молодой сержант.
Р Ы Ж И Й . Давай сюда дневальных, на койку его.
Дежурный исчезает, появляется с двумя дневальными. Уносят уже связанного Первого.

Р Ы Ж И Й (вслед). Снотворного, два кубика...
Д Е Ж У Р Н Ы Й . Есть!
37

РЗ
си
^
<!
2
15
3

О

н

<
>;
Л

>
2
>,
^
%
Д
^
>3
^.
3
К

38

Уходит. Следом уходят деды. Рыжий и Второй остаются одни.
В Т О Р О Й . Я же говорил, не наливай...
Р Ы Ж И Й . Просто в дурку его пора, уже вся часть шарахается...
ВТО РО И, Полгода осталось. Потерпим.
Не чокаясь, выпивают.
Р ЫЖ.И И. Слушай, а ты чем до Армии занимался?
В ТО РОЙ. Учился.
Р Ы Ж И И. Где?
ВТОРОЙ. В театральном.
РЫЖИЙ (усмехается). Хорошо сыграл.
ВТОРОЙ. Из роли бы теперь выйти, долго играть пришлось...
Р Ы Ж И Й . Зато цел остался. Кстати, у меня для тебя кое-что есть...
Встаёт, открывает бельевой шкаф, достаёт большую фанерную коробку с надписью
«Не трогать!».
Р Ы Ж И И. Смотри...
Второй заглядывает в коробку, достаёт толстую общую тетрадь.
ВТОРОЙ. Роман мой. Оставил-таки...
Р Ы Ж И И. Ты не понял... (Переворачивает коробку, вываливает на пол
около сотни тетрадей.) Вот, теперь смотри...
ВТО РО И. Что это? (Листает тетради.) Это что, шутка такая? Реквием для сержанта... (Отшвыривает тетрадь, берет вторую.) Реквием для
сержанта... (Отшвыривает.) Опять реквием?..
Р Ы Ж И Й . Прикинь, сколько поколений? А какой роман получится?
Томов на сто, как минимум!
ВТОРОЙ. Кто ж его читать-то будет?
Р Ы Ж И И. Мы!
ВТО РОЙ. Тебе двух лет мало?
Р Ы Ж И Й . Мало. Я боюсь ехать домой. Не знаю почему.
ВТО РОЙ. Ты спятил?
Р Ы Ж И Й . Наверное. Мне плевать, да или нет!
ВТОРОЙ. Дома оклемаешься.
Р Ы Ж И И. Дай Бог.
Пауза.
Р Ы Ж И И. А давай сожжём?
ВТОРОЙ. А смысл? В каждой роте такие коробки. (Складывает тетради обратно.) Подальше надо спрятать, чтобы духи не нашли раньше
времени. Представляешь, какой бардак будет?
Р Ы Ж И Й . Представляю...
Второй запихивает ящик обратно в бельевой шкаф.
В Т О Р О Й . Завтра обязательно перепрячу. (Садится на табурет.)
А ты завтра домой уезжаешь...
Р Ы Ж И Й . (Клюет носом.) Уезжаю...
В Т О Р О Й . Я тебе хочу рассказать одну вещь, ты ведь всё равно забудешь?
Р Ы Ж И Й . Забуду...
ВТО РО И. Ты говоришь, я хорошо сыграл? А тебе интересно, зачем
я начал этот идиотский спектакль?
Р Ы Ж И Й . УгуВТО РО И. Всё началось с того, что я получил табуреткой по башке!
Знаешь, за что?
Р Ы Ж И И. Угу...

ВТО РО И. За то, что очень сильно хотел домой. Я долго думал, как
вырваться из этой Маньчжурии. Не поверишь, даже бежать пробовал.
Духу не хватило. А тут бах, и озарение. И я решил — сыграю так, чтобы все
в заднице остались. А я уеду домой!
Рыжий монотонно кивает.

ВТОРОЙ. Я почти сыграл то, что надо. Но повернулось всё не так,
как я хотел. Повернулось так, как хотел Султан и вся его рота. Ты не представляешь, чего мне это стоило? Игра день и ночь! Из месяца в месяц,
одно и то же, одно и то же?! Тысячи стихов, без вдохновения?! Это страшно! Я думал, действительно свихнусь. А что получилось? Ты свихнулся,
они все свихнулись, а я?
РЫЖ И И. Нет...
ВТО РОЙ. Ты знаешь, о чем я мечтал всё это время?
Рыжий спит, сидя на табурете.
ВТОРОЙ. Нет, не о том, что рано или поздно окажусь дома. Нет!
Я тоже боюсь ехать домой. Я хочу поставить точку...
Р Ы Ж И Й . Угу...
ВТОРОЙ. Вот слушай: приехал я в эту чертову Маньчжурию. Иду
мимо этих сопок, степей, тушканчиков, жаворонков. Захожу в наш гарнизон, и ворота за мной закрываются, на два года. Это утро. А затем наступает вечер. И я выхожу из этих ворот. И снова эти сопки, степи, тушканчики. Я захожу в поезд и, оглянувшись, кричу во всё горло: — Прощай,
Маньчжурия, спасибо тебе за всё...

ю
2
<
<;

УЗ
^

^
3
<
Р
м

^
§
^
^
л
5
^

От крика Второго Рыжий вздрагивает, просыпается.

й?
~1

РЫЖИЙ (смотрит остекленевшими глазами). Чё орёшь-то? Люди
спят...
ВТО РО И. Извини, что разбудил. Спи...

Э"
О
д

Достаёт из кармана сигареты, закуривает. Выходит из каптёрки, выключает свет.

Занавес
Екатеринбург. 2006 год.

39

поэзия
Владимир Анищенко

ОТ ДОБРОТЫ
НЕ УСТАЮТ
К 60-летию со дня рождения

Есть скромность врожденная. Сокрытие целомудренное тех основ
творчества, что произрастают из жизни единоличной. «И я как все», —
думает одна травинка про остальную траву. Не обезличенность здесь, а
нормальный путь к познанию своей обособленности через чувство родства
со всем миром. Мир добра, как он представлен в нашей коллективной
памяти, есть п р а в и л ь н о е положение дел, когда «я» не мыслит себя вне
«мы» и «они». Творчество — это погружение в реку традиции. Понимая ее
течение, легче понять отдельный случай как волну, на минуту поднявшую
свою голову и скрывшуюся. Странно было бы зрелище самостоятельной
волны, вдруг побежавшей на берег.
В таком согласии с добром и правдой прожил свою поэтическую
судьбу Владимир Анищенко.
Набежит волна
И смоет след.
Вот и все,
Мой милый человек...
И чиста песчаная коса —
Нет там ни следа, ни пол ел еда —
Все слизнула языком вода.
...Может, это все-таки беда —
Не осталось после нас следа?
Он слил свой голос с природным рядом: водой, травой, листвой и
ветром, — с народной безыскусной речью, с самыми простыми стихотворными размерами и с самыми «бедными» рифмами, — и сделал он это
в точности так, как присоединяется к уже сложившемуся великому хору
какой-нибудь одинокий голос, не считающий себя «умнее и лучше других». И т е п е р ь вспоминая его простые и мудрые стихи, мы убеждаемся,
что д а, несмотря ни на что, уничтожающий следы своего присутствия
п р и с у т с т в у е т и образ его с о х р а н я е т с я .
Булат АЮШЕЕВ

40

Отвыкаю от прежних привычек,
Обучаюсь привычкам иным,
Нарушаю знакомый обычай —
Он мне стал совершенно чужим.
Я душою теперь не приемлю
То, что некогда пылко встречал,
И от общего чувства хмелея,
Как и все слишком громко кричал.
Был наивным и очень гордился,
Что таким и живу на Земле...
Никому, ничему не молился
И собой был доволен вполне.
Но прошло все. И вот по-другому
И дышу, и смотрю, и живу...
Преклоняюсь тому дорогому,
Что осталось во мне на плаву.

о
^
Н

Сомневаюсь, страдаю и каюсь,
И ошибки свои признаю,
На волшебном коне не катаюсь,
Шляпу вверх не бросаю свою.

^3
С~^

О
о,

От доброты не устают
И от добра добра не ищут,
И ни при чем здесь сверх-уют
И идеальный быт под крышей.

I
^_,
О

Погода тоже ни при чем —
Она лишь фон всей нашей жизни.
Кто с добротою обручен,
Тот от случайностей не киснет.
Тому полегче пережить
Все эти дряги-передряги,
Поскольку может он узреть
Волшебный мир в простой коряге.

Случаются минуты и часы,
Когда покой нам нужен словно воздух,
Когда на наши хрупкие весы
Ложится непредвиденностей ворох.
И разбирать его нам предстоит,
И никуда от этого не деться...
Вот тут и нужно дух перевести
И хоть чуть-чуть к работе приглядеться.
41

О
И
и
3
5
Я
<

Здесь спешка ни к чему не приведет —
Дров наломать еще всегда успеем...
А вдруг мыслишка мудрая придет,
И мы, шутя, завал преодолеем.
- .

* * *

Оч

2

^
§.
<;
^

Неделю льют назойливо дожди.
Уже песок не принимает влагу.
И никаких просветов впереди.
Ручьи несутся к черному оврагу.
Промокло все надежно и насквозь —
Придется солнцу славно потрудиться.
Забытый плащ, повешенный на гвоздь,
Совсем похож на мокрую тряпицу.
Размыло и разбило колеи,
И на дорогах маета сплошная,
И шофера эпитеты нашли,
Погоду эту хором проклиная.

н
Он
И
с=С
^_
О

Мое село сейчас уже проснулось:
Бредут коровы в сочные луга,
И золотое солнышко плеснулось,
Позолотив упрямые рога.
Начало дня. Хрипит петух соседский —
Ему спросонок, верно, трудно петь.
И пес Дружок, проснувшись, молодецки
Трясет свою проржавленную цепь.

Сугробы горбятся упруго,
Тропа в лопату шириной.
В снегах увязший домик друга
Дымит коротенькой трубой.
Одно окно. Синеют ставни.
Все остальные окна в сад.
За речку след уходит санный
И возвращается назад.

Над степью выгорело небо,
И овцы пыль несли к реке,
42

И улыбался белозубо
Чабан с транзистором в руке.

О
^

И тишина. И полным штилем
В тот день была вся даль полна.

Э
§
<

. . . А за рекою хвостик пыли
Катился в сторону села.

И

5
Ч
Насквозь ветра тот день продули.
Я помню все до мелочей:
От ветра вербы низко гнулись,
Чаруя гибкостью своей.

и

Бежала рябь по водной глади
Легко, узорно, озорно...
Я разливал, почти не глядя,
В бокалы терпкое вино.

Давай помолчим на виду этих сосен,
На наши дороги с горы поглядим,
Смотри: желтой краской забрызгала осень
Зеленое море знакомых низин.

0
сх,
о

Смотри: камыши, как реснички, белесо
Торчат вкруг задумчивых светлых озер,
И тропка сбегает волнисто с откоса
Вдоль берега речки, рожденной средь гор.

О

н

Давай помолчим на виду этих сосен...
Я завтра уеду, но в дальнем краю
Всегда вспоминать буду чудную осень
И милую эту улыбку твою.

Мы не знали вчера, что товары
Будут нынче в великой цене,
Потому и без снеди амбары,
Лишних полочек нет на стене.
И в углах нет волшебных заначек,
И коробки,как дети,чисты.
И от сытости резво не скачут
Там мышата. Их съели коты.
43

и
Э"
§
<;

Вот остынут скоро берега,
Незаметно прошуршит шуга,
А потом уже прозрачный лед
Свою прочность быстро обретет.

2
)$
ь^.
<;

А потом пойдут снега, снега...
И сравняют речки берега.
И сугробы наметут ветра.
Зашумит на речке детвора.
А пока летит с деревьев медь,
Щука ненароком влипла в сеть,
Несмотря, что светлая вода
И что сеть издалека видна.

Н
2
^
О

А пока утрами холодок
Воду морщит в тоненький ледок.
И морщинки эти у реки...
До чего же нам они близки!

«

ОСЕНЬ

3
^
Он
И

Опять сгребают в парке лето
И грузят в желтый грузовик.
И гармонист в смешном берете
К своей гармонике приник.

^_
О

44

.

И вот гармоника рыдает —
Ей лето жаль, ей лето жаль,
И наши души наполняет
Необъяснимая печаль...

ПРОЗА
Ант Скаландис

КОНЕЦ ЭПОХИ
из книги «Братья Стругацкие»

В этом году исполняется ровно сорок лет со дня первой публикации повести Стругацких «Улитка на склоне» в журнале «Байкал» — публикации, по
существу, положившей начало серьёзным конфликтам авторов с властью.
Вниманию читателей предлагается глава из книги Анта Скаландиса, посвящённая именно этому периоду. 1968 год стал одним из поворотных в биографии классиков нашей фантастики.

Нами управляют жлобы и враги культуры.
Они никогда не будут с нами. Они всегда будут против нас.
Они никогда не позволят нам говорить то, что мы
считаем правильным, потому что они считают
правильным нечто совсем иное. И если для нас
коммунизм — это мир свободы и творчества, то для них
коммунизм - это общество, где население немедленно
и с наслаждением исполняет все предписания партии и правительства.

Борис Стругацкий. «Комментарии к пройденному».
А. Стругацкий, Б. Стругацкий
Делят свой успех по-братски.
Им завидуют, наверно,
Все - от Жюля и до Верна.

А л е к с а н д р Иванов
В пятницу, 6 сентября, позвонил Сева Ревич:
- Аркаша, привет, завтра выходной.
Суббота уже второй год была нерабочим днём, подарок преподнесли народу в год 50-летия Октябрьской революции, но и в 1968-м об этом всё ещё
друг другу напоминали.
— У меня все дни будние, — вздохнул Аркадий.
— Или все выходные, — предложил вариант Сева. — Я привёз из Таганрога
ведро замечательных раков.
- И они не сдохли по дороге?
- Нет, ты что, они ужасно живучие.
' Работа над биографической книгой «Братья Стругацкие» начиналась в 2005 году по заказу издательства «Молодая гвардия» для серии «Жизнь замечательных людей» по инициативе курирующего эту
серию известного поэта, прозаика и журналиста Дмитрия Быкова К весне 2008-го года автор превысил
согласованный с издательствам объем текста и к тому же приняч решение выпустить книгу к юбилею
Бориса Стругацкого (15 апреля) и к первому «Еврокону» в Москве (15-18 мая). Выполнить подобные условия согласилось лишь одно издательство - «АСТ». где ч увидела свет эта книга- Переиздание в серии ЖЗЛ
в дальнейшем не исключается

45

и
2
&
<;
^
^
и
д
<

X
2
(г)
^Т
д
О
"

— Слушай, так они, наверно, самого Антона Павловича помнят?
— Кого? — не понял Сева.
- Ну, в Таганроге же Чехов родился.
Ревичу понравилась эта идея, и он стал всех остальных звать на раков,
которые с подачи Стругацкого тут же и были поименованы чеховскими. У Севиной жены Татьяны, работавшей редактором в журнале «Знание - сила», фамилия была Чеховская. Стругацкие, Аркаша и Лена, пришли первыми и припёрли две сумки с пивом и бутылку «Московской».
— А водка зачем? — удивился Сева, который всегда был человеком малопьющим.
— Пригодится, — сказал опытный Аркадий. — Предлагаю переиначить известную поговорку: «Пиво без водки - деньги на ветер».
Биленкиным (Диме с Таней) и Можейкам (Игорю с Кирой) успели позвонить, чтобы ничего с собой не брали, а то упьёмся, мол. И посидели славно.
Чеховские раки оказались сказочными на вкус, пиво подвернулось рижское, и
это тоже был совсем не худший вариант, ну, а компания была просто замечательная. Любимые всеми споры о фантастике и вообще о литературе начались
прямо после первого тоста. Пивом-то обычно не чокаются. Но ведь была и
водочка — пригодилась-таки! И пил её не только Аркадий, компанию составил
Игорь, а также и Лена с Таней Чеховской — они вообще-то обе не отказывали себе в этой радости, могли, бывало, вдвоём уговорить бутылку водки или
коньяка, а потом и вторую ополовинить, увлёкшись. Но так чтобы с пивом
- это, пожалуй, они впервые расхулиганились. Впрочем, количество-то было
смешное: на восемь человек дюжина пива и одна поллитровка — с чего тут пьянеть? Однако развеселились они необычайно, и когда около полуночи вышли
на улицу (а начали часиков в восемь), то сразу стало ясно: расходиться рано.
Ночных магазинов в то время не было, и даже у таксистов как-то ещё не очень
принято было приобретать бутылку. Стали перебирать в памяти, у кого что
есть дома и куда ближе пойти. И всё совпало: ближе всего от улицы Палихи
находился Угловой переулок, где жили Биленкины - только Новослободскую
перейти, десять минут ходу нога за ногу, а Татьяна вспомнила про бутылку домашней вишнёвой наливки.
Надо было видеть, как Дима, изображая заправского медвежатника,
вставлял ключ в замок и поворачивал его тихо-тихо, а потом восемь человек,
на цыпочках, крадучись, будто воры, дурачась и давясь от смеха, проникали в
квартиру. И ведь удалось никого не разбудить и тихо извлечь из буфета бутыль
с вишнёвкой! Вот только когда Таня над головой у спящей мамы стала извлекать из серванта рюмки, то уронила одну, и мама испуганно приподнялась в
постели:
— Случилось что?!
- Спи, мамуля, спи, у нас гости. Всё нормально.
Похоже, в ту ночь все напитки были волшебными. После наливки они почувствовали себя лет на десять моложе, тихонько включили граммофон, раздвинули мебель в большой комнате и устроили безумные танцы, меняясь партнёршами и демонстрируя всё, на что способны. От вальсов и танго перешли к
твисту и шейку и тут уж отвели душу - отплясывали как угорелые, а ведь Аркадию с Леной за сорок было, и Севе с Таней не многим меньше, Биленкины
и Можейки помоложе, но тоже четвёртый десяток не вчера разменяли, а дуремарились - ну, честное слово, как школьники. И что удивительно, так никого
в квартире и не разбудили. Крепко спал народ. А когда Аркадий в каком-то
немыслимом па разбил ногою стекло в самой нижней полке с книгами, никто
даже не расстроился, все только хохотали безудержно...
(Почти через сорок лет Татьяна Юрьевна показывала мне эту полку:
«Вот видите, так и не вставили стекло - наверно, в память об Аркаше, о той
сумасшедшей ночи, и о Диме...» Дмитрий Александрович Биленкин умер
очень рано, в июле 1987-го, пятидесяти четырёх лет и на четыре года раньше
АНа.*)
' АН - Аркадий Натанович Стругацкий

46

о

о
н

я

X
О
С
СО

Аркадий и Борис Стругацкие. Москва, 1965 год

Я
§

А в ночь с 6-го на 7-е сентября 1968-го приключения не завершились разбитой полкой. Спать уже никому не хотелось, хотелось куролесить дальше.
Они пошли вроде как провожать друзей, ловили машину, долго никто не останавливался, а потом подъехали сразу две, и это был знак судьбы. Погрузились
все вместе и махнули к Булычёвым, точнее, к Можейкам. Ещё точнее - Кира
не была ни Булычёвой, ни Можейкой, она так и остаётся по сей день Сошинской, но у Игоря на тот момент уже напечатали добрый десяток рассказов под
псевдонимом Кир Булычёв. Вообще удивительно: ни у одной из собравшихся
тогда супружеских пар не было общей фамилии - Татьяна Юрьевна тоже не
Биленкина, а Притула, как тогда, так и теперь.
Там, на Мосфильмовской, они хотели сначала раскинуть партию в канасту, но карты любили не все, и решили вместо этого играть в чепуху. Очень литературная игра: каждый пишет фразу по заданной схеме, заворачивает листок
и передаёт по кругу, и так пока лист не кончится. Получаются жутко смешные
рассказики-буриме. Эх, разыскать бы эти листочки сегодня! Да вряд ли сохранились. Ну и конечно, у Можеек тоже пили что-то, кажется, коньяк, и, кажется, даже Сева за компанию приложился, а иначе с чего бы это пришло ему в
голову доказывать свою силу и на спор отрывать от пола почти стокилограммовую тушу Стругацкого. Сева, на голову ниже Аркадия, всегда худенький, но
жилистый, о своей физической подготовке мнения был высокого, ну и рванул
Аркашку ввысь, словно собирался в окошко кинуть. Спасибо над головой не
поднял - у того аж дух захватило. И что-то хрустнуло громко в тишине.
- Севка, да ты орёл! - похвалил Классик (а его уже тогда звали именно
так). - Но ты мне, кажется, часы сломал.
Часы были без секундной стрелки, и Аркадий долго к ним присматривался, прислушивался и даже принюхивался, пытаясь понять, ходят они или не
ходят. Но было шумно, все галдели, смеялись, и ничего нельзя было разобрать.
Весело было, отчаянно весело. И они стали наливать по новой...
Под утро пошли провожать Стругацких с явным намерением разыскать
что-нибудь спиртное теперь уже у них в закромах. От Мосфильмовской до
Дома номер четырнадцать на Бережковской тоже не дальний свет - минут двадцать, Лена сразу пыталась объяснить, что дома родители и две девочки, вторая
Девочка, правда, уже почти взрослая, но в пять утра всё равно все спят, и никто не поймёт странных намерений этой пьяной ватаги. Однако на улице все
47

О
5
д
<|
^
^
и
г_
д
<!

X
*2
(Т)
^
Е
Р

стали стремительно приходить в себя. Пахло влажным асфальтом, большой
рекой и щемящей горечью первых осенних листьев, вдалеке дрожали огоньки
на тёмной воде, оттуда тянуло свежим, очень свежим ветерком. У начала набережной, не доходя до длинного забора ТЭЦ, Аркадий остановился и, сказав:
«Мне надо позвонить», свернул в старый квартальчик, где громоздились друг
на дружку какие-то лачуги, гаражи и голубятни (сейчас в этом месте развязка
автомобильного Третьего кольца).
- Куда это он? - всплеснула руками Лена.
- Ленка, - засмеялся Игорь, - ты что, не знаешь второго смысла этой фразы? Он сейчас вернётся.
Но Лена уже бежала вслед за мужем, крикнув на ходу:
— А вдруг ему плохо...
Так они потеряли их обоих, но искать не стали, а пошли себе потихоньку вдоль парапета, бросая в реку веточки, мелкие камешки, монетки — на
счастье - и медленно трезвея. Стругацких встретили во дворе, у подъезда.
(И как это они подошли с другой стороны?) Попрощались тепло, умиротворённо, радостно. Ненадолго. Что бы они делали друг без друга? А так — всё отлично! Можейки пойдут обратно пешком, а для остальных уже совсем, совсем
скоро откроют метро, «Киевская» - рядышком...
- А правда здорово погуляли? - сказала Лена, обнимая Аркадия за шею
уже у дверей квартиры.
- Правда, - он вдруг погрустнел. - Так здорово уже никогда больше не
будет.
- С чего ты взял? - она обиженно надула губки.
Он не ответил. Только пожаловался после паузы:
- Бок болит. Сердце, что ли?
— Ну, ты фантаст! - улыбнулась Лена. — Сердце у него в боку!
Поразительно, но за всю эту ночь они ни разу не вспомнили - будто сговорились — о трагических событиях двухнедельной давности.
11 августа советские танки вошли в Прагу. Об этом трудно было теперь не
думать. Но в минувшую ночь им удалось. Прекрасно удалось. Что это было?
Торжественное прощание с эпохой, уходящей навсегда? Наверно, так. Уходит
любая эпоха, но эта была самой счастливой в их жизни. И так здорово уже
действительно никогда не будет.
Утром проснулись, и бок у Аркадия болел ещё сильнее, даже припух.
Пришлось идти к врачу. Там отправили на рентген. Трещина в ребре. Аи да
Сева! И даже боли не было совсем. Тогда. Забавно это всё, если б не было
так пронзительно грустно. Трещинка на снимке была ма-а-аленькой, то-ооненькой — и не разглядишь, если не знать, но Аркадию вдруг представилось,
что эта трещина проходит не только через его ребро, а через всё мироздание, и
такая трещина уже не зарастёт.
***

«Процесс "эрозииубеждений " длился у нас до самых чешских событий, —
говорил БН в одном из интервью. — В 68-м какие-то иллюзии ещё оставались. В частности, я до самого последнего момента был убеждён, что чехам удастся сохранить свободу. Я был в этом уверен на девяносто девять
процентов! Я считал, что какие у нас сидят ни идиоты, какие они ни кровавые дураки, но и они же должны понимать, что идея превыше всего, идею
задавить танками нельзя... И вдруг выяснилось, что можно. Мы говорили
тогда друг другу: "Не посмеют!" А самые умные из нас говорили: "Ещё как
посмеют!" И оказались правы. И это было для нас полным и окончательным прощанием с иллюзиями. Для нас — и для подавляющего большинства
наших друзей и знакомых».
Вместе с Пражской весной были раздавлены последние надежды советской интеллигенции. Диалог с властью стал невозможен. Теперь надо было
просто слушать власть и слушаться её. Или не слушаться, но это было чревато.
Семёрка отчаянных смельчаков, вышедших на Красную площадь 25 августа

48

со знаменитым плакатом «За вашу и нашу свободу!» оказалась разбросана по
тюрьмам и психушкам на долгие годы.
Резкое похолодание в связи с чешскими событиями ударило и по фантастике, и конкретно по Стругацким, причём быстро и весьма ощутимо. Быть
может, первым тревожным сигналом стал звонок Алексея Германа БНу*:
- «Трудно быть богом» остановили.
- Почему?
- В сценарии видят прямые аналогии с чешскими событиями, теперь не
отбояришься от них...
— Идиоты! — проворчали оба, точнее, все трое, потому что Аркадий так же
воспринял, когда узнал.
Но на самом-то деле, в руководстве «Ленфильма» были совсем не идиоты, а трусы. Никто не хотел быть крайним. А если вдуматься, аналогии и
впрямь были очень прямые, прямее некуда. Власть, в очередной раз проспавшись, разглядела себя в зеркале.
Грех жаловаться на подобные претензии, если учитывать, до чего доходила паранойя перестраховщиков в те годы. Ролан Быков снимал чудесную
детскую комедию «Внимание, черепаха!», ни сном ни духом не помышляя о
политике. Там дети решают проверить, выдержит ли панцирь черепахи, если
её положить под гусеницу танка на учениях. Танки в фильме, разумеется,
советские, а черепаха начинается на «че», как и всем известная страна... У
Быкова были большие трудности с выходом фильма на экран. Ну, как тут не
вспомнить остроумный и печальный анекдот про «Муху-цокотуху», в которой
при каждом новом генсеке находили свои политические аллюзии!
А может быть, грустным приговором эпохе стал выход в «МГ» перевертыша - последней книги АБС" в этом издательстве перед долгим, долгим
перерывом, книги удачной и очень симпатичной. Бела Клюева нашла для неё
остроумное полиграфическое решение: две крайне непохожих повести - давние «Стажёры» и новое «Второе нашествие марсиан» - были напечатаны навстречу друг другу, вверх тормашками — впервые в отечественной практике.
Бела позаимствовала эту идею у американцев, видела такую книжку ещё несколько лет назад. Авторам понравилось, им тоже случалось держать в руках
подобные штуки, как раз тогда они вдвоём надумали переводить для «Мира»
«Саргассов в космосе» Эндрю Нортон, и в оригинале издание 1957 года было
перевертышем вместе с «Марионетками мироздания» Филиппа Дика. И всё
бы это здорово, конечно, если б не знать, что вместо «Стажёров» в той книжке
должны были стоять «Гадкие лебеди». И до самого лета ещё тлела какая-то
надежда. Ну, может быть, если не в «МГ», то хоть где-то? Чего уж такого ужасного в этих несчастных «Лебедях»? Почему их никто не берёт? Ну, должны же
они одуматься и понять... Не одумались. Не поняли. Не сбылось.
И вот сентябрём перевертыш подписан в печать. Всё. Опустилась Большая Круглая Печать. И на «Лебедей», и на «Улитку», и на «Сказку о тройке»
(эту печать воспевшую), и на многие будущие, ещё не написанные книги.
Вообще-то проблемы у АБС начались в том году существенно раньше. У
«чехословаков», как тогда их называли, ещё цвела вовсю и шумела Пражская
весна, а братья сидели себе тихонько в Ленинграде у мамы и заканчивали черновик «развлекательного» романа под названием «Обитаемый остров» - политически беззубого, как им тогда казалось, и одновременно зубодробительного
в сюжетном отношении, как, безусловно, и было.
Предыдущий заход делали они в январе, а заодно с удовольствием сотворили заявку на сценарий «Далёкой Радуги». (Кстати, действительно очень
подходящая вещь для кино: чёткая драматургия, яркая фактура, внятная философия... И почему за следующие сорок лет никому не пришло это в голову?)
Потом был перерыв на февраль, и в марте они снова встретились. И всё вроде
шло как надо, гладенько так.

О
^
щ
•<
^
^
О
р_,
Щ
^

2
^
д
СО
„
рд
К
§

' БН - Борис Натанович Стругацкий.
" АБС - Аркадий и Борис Стругацкие.

4. Заказ 20$

49

О
3
н?
<;
^
^5
О
щ
<;

X
О
^
^
щ
О
^

«Ну, не хотят в Москве печатать серьёзные и глубокие книги - будем писать параллельно несерьёзные и неглубокие, но всё равно честные и увлекательные. И сами удовольствие получим, и читателя порадуем. А серьёзные
произведения будем пристраивать в других городах. Страна у нас большая,
друзей много повсюду, не бросят в беде, не оставят без внимания. Иркутекая "Ангара" взяла-таки "Сказку о Тройке", пусть журнальный вариант, но
взяла. А отрывки из неё же напечатали эти замечательные ребята из Казани,
комсомольцы-добровольцы без страха и упрёка. Бурятский "Байкал" опубликовал вторую, самую крамольную часть "Улитки", условно называемую
"Управление", - и ничего, а первую часть - про Лес - вообще удалось в ленинградский сборник пропихнуть почти сразу, ещё два года назад. С "Лебедями"
вот проблема, но и тут придумаем что-нибудь... Придумаем. Нормально же
всё», — уговаривали они себя.
Но оказалось, что не совсем нормально. Слухи начали доходить в марте.
То ли от Гансовского, который делал иллюстрации к журнальному изданию
«Улитки», то ли прямо от кого-то из далёкого Забайкалья. Они работали в Ленинграде, 14 марта были в Доме писателей на 60-летнем юбилее Владимира
Ивановича Дмитревского, видного критика и литературоведа. А на следующий день, 15-го, появляется эта запись в рабочем дневнике - слух о «Байкале».
Нехороший слух. Мол, там, в Улан-Удэ, уже вкатили кому положено изрядного
партийного дрозда за эту антисоветскую «Улитку», номера изымают из библиотек, и угроза нависла над главным редактором и над журналом вообще.
В итоге оказалось, что арестовали эти два номера (первый и второй за
68-й год - вот ведь как совпало!) не из-за них, а из-за статьи литературоведа
и критика Аркадия Белинкова; точнее, это была глава из его книги об Олеше
«Сдача и гибель советского интеллигента». Белинкова довольно скоро выдавили из страны, как и многих тогда. А Стругацкие остались - расхлёбывать.
Только это очень примитивная схема. Грех было бы сказать, что они попали
под раздачу ни за что. «Улитка» тоже заслуживала. И заслужила. «Правда Бурятии» заклеймила её гневно и смешно, мол, так всё гнусно в придуманном
авторами мире, что нельзя не признать в нём нашу сегодняшнюю действительность. Советская власть, как унтер-офицерская вдова, сама себя высекала руками своих бездарных критиков — не впервой. Однако смех смехом, а хорошего
было мало и в злобных рецензиях, и в запретах на публикации. Чувствовалось
уже, что дальше будет только хуже. А вот из книги Белинкова достаточно привести всего лишь одну цитату, и сразу ясно: не зря АБС оказались с ним под
одной обложкой:
((Между художником и обществом идёт кровавое неумолимое побоище: общество борется за то, чтобы художник изобразил его таким, каким
оно себе нравится, а истинный художник изображает его таким, какое оно
есть.
В этой борьбе побеждают только великие художники, знающие, что
они ежеминутно могут погибнуть и гибнущие. Других общество уничтожает. Великие произведения так уникальны, потому что выстоять художнику
ещё труднее, чем создать их».
Стругацкие не только могли подписаться под этим — они сами оказались
в числе великих художников, потому что сумели выстоять и победить, а не
погибнуть.
Вслед за историей с «Байкалом» грянул ещё более масштабный скандал
с «Ангарой», запустившей «Сказку» в четвёртом и пятом номерах («Ангара»
выходила шесть раз в год). Этим бедолагам досталось по всей строгости нового идеологического закона - уволили главного редактора альманаха Самсонова, поменяли всю редколлегию и зацепили даже выше - сняли главного
редактора Восточно-Сибирского книжного издательства Фридмана. А номера альманаха превратились в библиографическую редкость уже к концу года.
И начали жить своей жизнью.
Едва ли возможно назвать точную дату первого несанкционированного
копирования произведений АБС. Наверняка кто-то где-то переснимал или перепечатывал понравившиеся тексты с книг или журналов ещё в начале 60-х,

потому что с хорошими книгами в советской стране всегда были проблемы, О
даже в самые лучшие годы и при самых массовых изданиях. Но 1968 год мож- 3.
но с уверенностью назвать годом начала широкого подпольного тиражироваЕЗ
ния трёх полузапрещённых вещей — «Сказки», «Улитки» и «Гадких лебедей». <;
Слухи о продаже их по пять рублей за машинописную копию на одесском ^
«толчке» доходят до Питера как раз в сентябре 1968-го. (Цифра из письма БНа, ^
но что-то дёшево очень - если и продавали реально, то намного дороже. Не
о
на порядок ли ошибка? Пятьдесят рублей — вот нормальная цена). Понятно, ,
что и со сборника «Эллинский секрет», где вышла первая часть «Улитки», на- щ
чали делать копии - читатель же мечтал соединить всё вместе, а в дополнение к «Сказке» и «Понедельник» копировали, всех его тиражей всё равно не
хватало, ну а дальше... Лиха беда начало! АБС уверенно заняли своё место в
списках «самиздата», хотя формально в 1968-м их вещи (за исключением «Лебедей») таковыми ещё не являлись.
А копировали их всеми доступными способами. Множительная техника в то время была весьма громоздкой, но совершенно не вижу, отчего бы ^
какому-нибудь благородному дону не рискнуть и не сделать например синьки
х
(светокопии) со страниц их книг или оттиски на ротопринте (малотиражной . О
офсетной машине). Дело было, конечно, подсудное, но где наша не пропадала!
И
В конце 1970-х, когда уже широко пошёл в массовое использование ксерокс
(это я сам помню), люди, за него отвечавшие, очень чётко разделяли: есть заруЯ"
бежные издания или машинопись (тут хоть Брежнева перепечатай, а всё пой- Щ
дет по ведомству КГБ); а есть книги-журналы, вышедшие в СССР в последние
о
двадцать лет и даже не изъятые из библиотек (копирование таких считалось ^
не более чем использованием служебного оборудования в личных целях).
А в «доксероксную» эпоху, разумеется, основным средством размножения являлась пишущая машинка, и это, как мы уже говорили, было опасно: распространение рукописей, не прошедших Главлит, есть явная идеологическая диверсия. Безобидным, но не всеми освоенным был фотоспособ; появлялись уже
печатающие устройства на больших вычислительных машинах; ну и, конечно,
существовал самый древний и надёжный метод - переписывание руками.
Владимир Гопман, например, вспоминает, как ходил в Ленинку, году в
1970-м, ещё в юношеский зал (в старом здании — в доме Пашкова) и в несколько приёмов переписал от руки всю «Улитку» с двух номеров «Байкала».
Целую неделю ходил, потом дал почитать брату, тот - ещё кому-то и ещё комуто и, наконец, случайное звено в этой цепочке лопнуло. Рукопись пропала.
Ух, как же он разозлился тогда!..
Другую замечательную историю поведал Андрей Измайлов. «Гадких лебедей» дали ему на один день, а копию хотелось оставить себе до зарезу. Ксерокс в то время был редкостью и роскошью - так быстро не найдешь. Перепечатать, переписать, переснять - ничего не успевал! И тогда осенило: есть
же магнитофон. Взял и прочёл вслух. От начала до конца. Правда, тоже долго,
и плёнки ушло много - восемь часов чтения. Но кто ж на такое жалеет? Вот
когда зарождался жанр современной аудиокниги...
Не удивлюсь, если были и ещё какие-то, не учтённые мною способы.
Так что хотели того АБС или не хотели, но в одну компанию с антисоветчиками попали быстро и со всей неизбежностью. И хотя при серьёзных разбирательствах дяденьки из органов признавали, что книги у них не подрывные, а
всего лишь упаднические - то есть сажать вроде не за что, - но репутация у писателей там, в верхах, была подмочена раз и навсегда, а читателям (и особенно
распространителям) приходилось попадать и по крупному. При этом, как всегда
в Советском Союзе, если что-то хоть чуточку запрещали, популярность этого
«чего-то» возрастала сразу на порядок. Популярность Стругацких была огромна
и без того, а после журнальных скандалов она уверенно удесятерилась и вскоре
перешла все мыслимые границы. В том числе и государственные.
Прошло чуть больше двух лет, и в конце 1970 года «Сказка о Тройке» без
всякого на то разрешения авторов вышла на русском языке во Франкфурте-наМайне в эмигрантском журнале «Грани» пресловутого издательства «Посев»
Народно-трудового союза - организации, падкой на самую злобную антисо-

51

и
2
ЕЗ<;
^
^
О
д
<

^
X
О
3
13"
и
О
^

ветчину (рассказывая об этом, невольно скатываешься на тогдашнюю лексику, то ли ностальгируя, то ли негодуя, то ли ёрничая). А смешного-то ничего
не было. И без того непростая жизнь АБС стремительно усложнялась. Они
узнают о злополучной публикации в марте 1971-го и в начале апреля будут
сочинять своё первое покаянное письмо. Но при этом справедливо обвинят
во всём журналистов, записавших хорошую честную повесть в разряд идеологических диверсий и спровоцировавших её издание на Западе. Благодаря
такому подходу письмо АБС не будет напечатано в «Литературке». Мудрый
Чаковский скажет: «Непонятно, чего тут больше — извинений иди нападок на
журналистов». Однако сама необходимость извинений за то, чего не совершали, была крайне противна.
А как всё хорошо начиналось!
Солнечный март, ноздреватый снег, аккуратные корпуса среди подмосковных елей и сосен, отличное настроение, однако работа адова над текстом;
и в перерывах - чтение «Ракового корпуса» - не потому, что он нужен для
работы над повестью, а потому, что дали на короткое время. Надо прочесть и
вернуть. Ах, как быстро — за какие-то три года! — прошёл Александр Исаевич
путь от дебютанта, обласканного непосредственно Хрущёвым, до самого ненавидимого властью писателя! Или это власть прошла такой путь? В сентябре
1965-го - первый обыск, в январе 1966-го последняя публикация. К 1967-му
Солженицын с двумя романами — «В круге первом» и «Раковый корпус» — уже
самый популярный из авторов самиздата. «Исаича» всегда давали на короткое время, это ещё у Стругацких друзья были хорошие - обычно только на
одну ночь. Как рассказывала, например, Елена Ванслова, её всё донимал при
встречах Игорь Васильевич Бестужев-Лада, человек, высоко летавший по тем
временам. Он как раз тогда стал зав. сектором социального прогнозирования в
Институте международного рабочего движения АН СССР и при неожиданной
поддержке сверху, прямо из ЦК реально создавал новую для страны науку футурологию. Он много ездил по заграницам, включая Японию, а чуть позже
и США. И люди боялись давать ему самиздат: мало ли что, кто его знает, вдруг
настучит... А он, бедняга, сам всего боялся. Рассказывал: «Сижу, читаю, и
каждую минуту чудится — вот сейчас откроется дверь, и войдёт офицер ГБ:
"Что это вы читаете, Игорь Васильевич, дайте-ка посмотреть"...»
Такие времена настали.
И «Сказка о Тройке», задуманная как прямое продолжение «Понедельника», получилась совсем на него непохожей. Да и не могло быть иначе. «Сказка»
была похожа на «Понедельник», как застой на оттепель. Даром что в ней так
много весёлых искромётных шуток, которые народ растащил на цитаты и поговорки, как обычно у Стругацких - всё равно в целом вещь получилась мрачная.
«Упадническая». Потому что Кристобаль Хозевич с Фёдором Симеоновичем в
финале - это всё равно бог из машины. Неоткуда им было взяться в реальном
мире. Теперь уже неоткуда. Не мог реальный Иван Антонович войти в высокий
кабинет, стукнуть кулаком по столу и остановить неумолимое движение Большой Круглой Печати. Печатью заправляли теперь брежневы и Сусловы, и такие
крокодилы Ефремову были не по зубам. Калибр не тот. Не та эпоха.
«Сказка о Тройке» была обречена на интерес к ней самиздата, а после и
тамиздата. И надо ли сегодня выяснять подробности, задавая извечные русские вопросы: «Что делать?» («Что надо было делать?») и «Кто виноват?»
Есть ли смысл искать крайних? Авторские права в любом случае нарушены с одной стороны. А с другой стороны — всё равно это должно было произойти.
Рано или поздно.
Нет, тогда, конечно, очень хотелось найти и даже наказать мерзавца (доброхота или вредителя?), переправившего рукопись за рубеж, и другого мерзавца (дурака или злодея?) - там, в «Посеве», принявшего решение о публи
кации ничем не опорочивших себя советских писателей рядом с «отщепенца
ми». Но сегодня...
Сегодня мы понимаем, что, в общем-то, все были равны перед Системой
и так называемые отщепенцы, и просто хорошие советские писатели. А потоп
каждый сделал свой выбор. Одни уехали, другие остались. И даже сегодня

после всех путчей и реформ, после всех откровений и разоблачений нам очень
трудно понять друг друга: уехавшим и оставшимся здесь - даже при условии
абсолютно совпадающих политических взглядов. Те, кто покинул СССР тогда,
в годы застоя, по-прежнему уверены, что было правомочно и справедливо издавать за рубежом книги без согласия авторов, так как всякая публикация — это
для писателя счастье. А говорить о правовом поле, когда по одну сторону границы люди, а по другую людоеды из КГБ, просто бессмысленно. Оставшиеся
здесь придерживались и придерживаются несколько иной точки зрения. Они
слишком хорошо помнят, чего им стоили эти публикации в те годы, и как было
тяжело жить, даже не за решёткой и не в психушках, а просто под гнётом Системы, которую ты не принимал, иногда боролся с ней, иногда — нет, иногда
даже уступал ей в чём-то, но в любом случае не хотел покидать свою страну.
Наверно, мы так никогда и не поймём друг друга — мы — и те, и другие, искалеченные Системой.
Мне очень хотелось пусть по минимуму, но чисто практически разобраться, как это всё происходило, и я списался со многими из уехавших тогда людей.
Например, есть такой человек Михаил Лемхин - замечательный, широко известный фотограф-портретист, талантливый публицист и писатель, написавший множество статей о Стругацких, опубликованных в основном в газетах и
журналах русского зарубежья. Живёт он сейчас в Сан-Франциско. Михаил существенно моложе БНа, родился он в 1949-м и потому не называет себя впрямую его другом. Но тогда, в 70-е, они общались в Ленинграде много и тесно:
и в секции фантастики Союза писателей, и в клубе филателистов, и в разных
компаниях у общих друзей, в первую очередь у Самуила Лурье и Михаила
Хейфеца (о последнем мы ещё обязательно вспомним). БН доверял Лемхину,
тот читал все книги АБС не то что в рукописях, а зачастую ещё в черновиках,
и в его личном архиве сохранилось немало интереснейших раритетов такого
плана, подробным описанием которых он любезно поделился с люденами для
четвёртого тома «Неизвестных Стругацких». Так вот, Михаил Лемхин знаменит ещё тем, что в 1967 году написал предисловие к рукописному варианту
«Сказки о Тройке» и лично запустил в самиздат четыре экземпляра этой повести. Про эти экземпляры мы знаем точно, что во Франкфурт они не попали,
ведь предисловие не было опубликовано в Германии (там был напечатан сокращённый вариант текста - из «Ангары»), но вообще вероятность передачи
любого из самиздатовских экземпляров за рубеж всегда была высока.
В результате переписки с Лемхиным мне стала в целом ясна ситуация с
выходом из-под контроля рукописей. Зачастую никто и ничего не передавал
в конкретное издательство специально. Просто при малейшей возможности
переправить через границу «товар» (а это именно так принято было называть)
рукописи уплывали в другую страну и начинали там жить своей жизнью. В
одном чемодане могли быть упакованы самые разные вещи самых разных авторов, случайно оказавшиеся у данного «курьера», который сам мог не только
не читать их, но даже не интересоваться названиями. А уж господа издатели
потом выбирали, что из этого следует печатать, а чего не стоит. Подход к вопросу был очень личный, иногда трудно объяснимый, коммерческого смысла
в изданиях на русском языке в Европе и Америке почти не было - тиражи
маленькие, аудитория узкая. Вот и всё. Взяли и издали. А по эту сторону границы кого-то не печатают или сажают на голодный паёк, кого-то отчисляют из
института, а у кого-то - элементарно инфаркт. Ну да ладно, это всё эмоции.
Повторим ещё раз: виноваты во всём не люди. Виновата Система. То есть,
конечно, люди, сознательно служившие Системе, виноваты, да ещё как! - в
терминологии уехавших они и не люди вовсе, а все остальные - жертвы её.
Они просто хотели быть честными, мечтали «жить не по лжи». Каждый делал
это по-своему. И не нам судить их, ибо сказано: не суди да не судим будешь.
Одни создавали «Хронику текущих событий». Другие создавали сами события. Третьи не создавали ничего. А были ещё такие, которые просто создавали книги, настоящие книги. Мы как раз про них. И давайте вернёмся к
хронике наших событий.

2
^
д
(Т)
^
р^
К
8

53

О
2
Ер<;
О
О
ь^
<;

,_,
><!
О
^
Я"
Н
О
Ь^

Если бы всё закончилось на «Сказке о Тройке»! Может, тогда судьба АБС
сложилась бы несколько иначе. Но не тут-то было!.. Летали ещё по стране и
некие птички - «Гадкие лебеди». И какой-то экземпляр, запущенный в ленинградский самиздат, перепрыгнул-таки через финскую границу; или, перепечатанный безымянным энтузиастом в одной из московских редакций, улетел с
диппочтой в женевскую резидентуру ГРУ; или, купленный на одесском «толчке», уплыл с последним пароходом в Константинополь... Но так или иначе,
а на Франкфуртской книжной ярмарке в самом начале октября 1912 года на
одном стенде с Солженицыным, Гроссманом и Максимовым, а также (что немножко утешало) ещё и с Окуджавой, оказались «Гадкие лебеди». Сели птички, почистили крылышки и восхитили своей грациозностью нашего давнего
знакомого Ю. С. Мелентьева, бывшего теперь зампредом Госкомиздата.
И снова пришлось братьям садиться за сочинение сакраментального
письма на тему «простите нас, мы больше так не будем», впрочем, АБС сумели и тут не столько извиняться, сколько нападать на беспардонный «Посев».
На этот раз письмо было напечатано в «Литературной газете» 13 декабря 1972
года, а авторами датировано 8-ым декабря, при том, что уже с 1-го АН находился в Доме творчества в Малеевке вместе с Еленой Ильиничной, а БН,
разумеется, в Ленинграде. Так что текст явно сочинялся раньше. Впрочем, какая разница? Вот запись АНа в дневнике:
«Сегодня в ЛГ наш протест. Очень неприятное ощущение: будто всенародно в чём-то оправдываемся. В чём?»
А приводить здесь сам текст письма не хочется: в литературном отношении не шедевр, а по смыслу — и так всё понятно.
Непонятно другое — почему информация об издании в «Гранях» докатилась до БНа только во второй половине ноября? АН в письме пишет, что
Дэвис из «Мира» поведал ему об этом 13-го, и в тот же день АН был вызван
к товарищу Ильину, знаменитому в писательских кругах куратору СП СССР
от генералитета КГБ. История эта подробно описана в «Комментариях...», и
мы не станем повторяться. Только ещё раз удивимся: почему же так долго все
молчали? Ведь и Дэвис вернулся из Германии за месяц с лишним до этого, и
Мелентьев тоже...
Есть косвенная информация о том, что об издании «Лебедей» на Западе
АН узнал ещё 18 октября от своей хорошей знакомой Риты, много общавшейся с иностранцами. Звучит правдоподобно, хотя кроме её собственных воспоминаний, опубликованных в русскоязычной газете в Сан-Франциско, других
подтверждений нет. Спросите, почему он целый месяц скрывал это ото всех?
Объяснить на самом деле можно. АН вообще был человеком скрытным. Разговорчивым, общительным, некоторые даже называли его болтливым - и в то же
время скрытным. Болтал он только о том, о чём решил болтать. Выбор делал
непредсказуемо, а уж если решал молчать... И, к сожалению, много было в его
жизни такого, о чём он не говорил никогда. Или почти никогда. Только люди,
прошедшие через подобную школу молчания, могут понять, каково это — знать
что-то и не иметь возможности поделиться. Это съедает человека изнутри,
иногда пострашнее, чем зависть, ревность или муки совести. Кто испытал, тот
поймёт. И врагу не пожелает.
А кто-то ещё спрашивал и продолжает спрашивать: зачем же он так много пил? Зачем губил себя? Есть простой и, в общем, честный ответ: ему это
нравилось. Да, нравилось — с молодых лет и до самой старости. Нравилось.
Весело становилось, легко. Но, во-первых, не всегда весело и не всегда легко.
А во-вторых, вряд ли он был таким уж эпикурейцем. Мнится мне, что часто
- особенно часто в последние годы - не удовольствия ради наливал он себе в
одиночку очередной стакан разбавленного остывшим чаем коньяку...
Система давила его снаружи, а всё, что знал и чем не мог поделиться, разрывало изнутри. Впрочем, об этом - наша следующая глава.
А пока напомним - за окном у нас только ещё 1968 год, который, безусловно, прошёл под знаком «Обитаемого острова» - романа, недооценённого
авторами в момент написания, да и потом не самого ими любимого. Но для

многих и многих читателей роман стал знаковым, культовым, определившим
их мировоззрение, и потому следует рассмотреть подробнее, в каких муках
рождалось на свет это дитя.
Муки-то были исключительно от общения с издателями. Творческих мук
как раз и не было почти. Или вовсе не было. Роман, несмотря на свой рекордный для АБС объём — восемнадцать авторских листов, сопоставить можно
только с «Полднем», но тот всё-таки состоял из рассказов, писавшихся в течение многих лет, - так вот, огромный роман создан был практически на одном
дыхании, на подъёме, с весёлой злостью и явным удовольствием.
Так что придётся нам вернуться ещё на год назад, потому что задуман
был «Обитаемый остров» («ОО») ещё в июне 1967 года, а плотная работа над
ним началась в ноябре.
Что было до того? Что было после? Пожалуйста, вот краткий обзор событий из жизни АБС за трехлетний период.
Первые две недели января 1967-го они очень продуктивно работают в
Ленинграде у мамы и добивают к 14-му числу черновик «Гадких лебедей».
Им постоянно названивают журналисты: то из «Литературки» просят отрывок
какой-нибудь, то из «Комсомолки» - дайте, мол, интервью о мещанстве и настоящем человеке.
В феврале они отдыхают друг от друга, а весь март посвящают «Сказке о
Тройке» в подмосковном доме творчества — единственный раз за всю историю.
Перемена обстановки, как выяснилось, не помогала и не радовала, а с годами
они ещё больше стали тяготеть к постоянству, к привычным, насиженным местам, что, в общем, неоригинально. В Голицыне они работают долго, три недели — до изнеможения. И отвлекаются лишь чуть-чуть на «Гадких лебедей»
и на чтение вёрстки нового издания «Полдня» (для этого едут в Москву и уж
заодно заседают на каком-то собрании в ЦДЛ). А ещё — 9 марта едут в гости к
Манину. Больше — ничего лишнего.
Чистовик «Сказки» делается с 11 по 27 мая в Ленинграде.
А уже 1 2 июня примечательная запись:
«Б. прибыл в Москву в связи с отвергнутием СоТ. Детгизу надобно сочинить заявку на оптимистич. повесть о контакте. Сочинили заявку. Повесть
"Обитаемый остров "».
Вот так он и рождался - замысел «оптимистического» романа о кошмарном Саракше.
На следующий день, 13-го, -второй удар:
«Афронт в МолГв с СоТ».
В некоторой растерянности они дорабатывают концовку «Гадких лебедей», а перед отъездом БНа заезжают ещё вдвоём в «Мир», где им вручают
экземпляры «Далёкой Радуги», изданной у нас на английском языке - этим
занимается специальная редакция в «Мире».
Через месяц БН снова в Москве. Теперь в «МГ» отклонили «Второе нашествие». Ну и лето! Сплошные неприятности и никакого отдыха. Хорошего
немного, но тоже есть кое-что: вышел «Полдень» в новом составе, и — очередные встречи с друзьями: 16-го — с Ефремовым у него дома, 23-го — у Биленкина, а 25-го - к АНу в гости приходит Юра Манин с женой Марианной. К новому роману в этот раз они сделают только наброски и объявят всё-таки летний
перерыв. Посидят 27-го вечером в «Пекине», а 28-го БН уедет с тем, чтобы в
августе активно отдохнуть за рулём в привычной для себя манере.
Серьёзная работа начнётся вновь 7 сентября, но опять ещё не над «ОО».
Надо доделывать «Лебедей». Тем более что 14-го удаётся заключить на них
договор с «МГ». Одновременно приходит по почте договор из «Невы» (запись
в дневнике). Интересно на что? Неужели тоже на «Лебедей»? Как много иллюзий одновременно!
Работа кипит, и 1 7-го они заканчивают новый вариант — с оптимистической по просьбе издателей концовкой.
И вот тут, несмотря на начинающийся у БНа грипп, они всё-таки берутся
за разработку плана «ОО». Подробно, на восемнадцать пунктов плюс некоторые персонажи. В двадцатых числах опять активно ходят по гостям: Биленкин,

О
Ц!
Я<;
^
^
О
д
<

^
X
О
^
Я"
щ
О
^

55

О
2.
щ
<;
^
^
О
р_,
Щ
<

^
X
О
Ф
Н^
щ
О

56

Громова - Нудельман, Гансовский, Высоцкий (после спектакля на Таганке). В
последние три дня, 23 - 25 сентября, решительно навалившись, заканчивают
сокращённый вариант «Сказки о Тройке» для альманаха «НФ». Замаячил реальный шанс издать её, и они проделали изрядную работу, по существу, написали новую повесть. Всё, баста! Можно выпить.
Однако 25-го вечером «Пекин» окажется закрыт на спецобслуживание.
Это их расстроит, словно какой-то недобрый знак: вот, работа закончена, а отметить, как хотелось, как всегда - не выходит. Ну да, они поедут в «Украину»
и даже неплохо посидят там. Но... предчувствие не обманет. Всё сорвётся и с
этим сокращённым вариантом, его придётся отдать в «Ангару» - больше никто не захочет брать.
Это станет ясно к ноябрю. А ещё раньше «МГ» без лишних слов откажется от «Лебедей». Вердикт короткий: всё равно слишком мрачно.
***
Что происходит в этот год в стране? В конце апреля 67-го трагически погибает Владимир Комаров. Первый погибший космонавт, во всяком случае,
первый, о чьей смерти сообщили. В самой этой гибели никакой политики нет
— есть только головотяпство и бесчеловечность высокого начальства. Точно
так же мог погибнуть и Гагарин (который, кстати, - о, ирония судьбы! - был
дублёром Комарова на этом полёте, а погиб годом позже в авиакатастрофе).
Просто это было как символ. Со смертью Комарова космические полёты перестали восприниматься сплошной чередою праздников, побед и поводов для
гордости. В народе перестали восприниматься. А партия поменяла стиль своего отношения к космосу ещё двумя годами раньше. Это Никита Сергеевич
бежал всякий раз, как мальчишка, встречать любимых космонавтов. Брежневские представители власти в одинаковых темных пальто и шляпах были всегда
мрачны и малоподвижны, как роботы.
Ещё милее был литературно-политический фон того времени.
8 сентября Шолохов напишет письмо в секретариат Союза писателей о
пьесе Солженицына «Пир победителей» и о его романе «В круге первом».
Письмо жуткое. Достаточно привести концовку:
«...Если же Солженицын психически нормальный, то тогда он по существу открытый и злобный антисоветский человек. Ив том и в другом случае
Солженицыну не место в рядах ССП. Я безоговорочно за то, чтобы Солженицына из Союза советских писателей исключить».
И хотя подлинник этого текста с подписью Михаила Александровича
до сих пор не обнаружен, то есть можно спорить, он ли это вообще написал
(а можно спорить о том, он ли написал «Тихий Дон») - какая разница в данном
контексте, Шолохов это или Анатолий Сафронов! Главное, что именно тогда
травля будущего нобелевского лауреата вышла на новый уровень, а Шолохов
(тоже нобелевский лауреат) фактически травлю эту поддержал. Да и за два
года до того советский классик подписывал письмо секретариата СП против
Синявского и Даниэля. Просто теперь всё стало намного серьёзнее. Андропов
ещё в мае сделался председателем КГБ, через два года он формализует свою
концепцию борьбы с инакомыслием, создав печально знаменитое Пятое главное управление, в просторечии «диссидентское». Но вполне резонно считать,
что именно разгром Солженицына был первой столь масштабной публичной
акцией нового аппарата идеологического подавления.
А вся Советская страна тем временем радостно готовилась к встрече славного юбилея Великого Октября, и 7 ноября впервые прогремели не двадцать,
как обычно, а пятьдесят залпов потрясающе красивого салюта с невиданным
ранее эффектом - его назовут в народе «мерцающими звёздами».
Стругацких юбилей как-то совсем не волнует, у них свои, очень далёкие
мерцающие звёзды. И чтобы наблюдать эти звёзды, надо уезжать от суеты.
Перед самым отъездом в Ленинград и Комарове, после праздников, АН
повидается со своим старинным другом Ольшанским. Тот как раз проездом
в Москве и не преминет зайти, тем более что лет десять уже не виделись.

Посидят они хорошо, коньячку попьют, как встарь, молодость вспомнят, но и
Владимир Дмитриевич отметит и какую-то непонятную грусть Елены Ильи- ^
ничны, да, уже Елены Ильиничны, а не Лены, и настораживающую угрюмость
щ
Аркадия, когда речь зайдёт об их книгах. Трудности с публикациями наложи- <
ли свой отпечаток, прежнего оптимизма не видать, и Ольшанский по простоте ^
душевной станет советовать другу не путаться с политикой, не писать ничего ^
такого, что властям не нравится - зачем, мол, плетью обуха не перешибёшь, и
а себе жизнь сломаешь. Так может, лучше писать, как прежде - солнечные, ^_
бодрые книжки?.. И вдруг он почувствует: не то говорит, что-то совсем не то, Д
нельзя так, даже на правах старого друга, и поймёт, что Аркадий уже не свер- <!
нет с выбранного пути, а значит, так и надо, молодец он, и они нальют ещё по
одной и выпьют за всё хорошее.
Для сравнения: месяцем раньше была у АНа ещё одна примечательная
встреча - напросился к нему в гости семнадцатилетний Сережа Сухинов, будущий фантаст и детский писатель, автор популярных продолжений «Волшебника Изумрудного города». Писателей он многих знал - вырос на даче в ^
Переделкине, - поэтому вот так запросто: прочёл во втором сентябрьском но- ^
мере «Советского экрана» дискуссию о кинофантастике и прибежал, полный д
идей об экранизации Стругацких, готовый бросить всё и заниматься этим. АН СО
сразу несколько остудил его пыл, предложил для начала институт закончить, ^,
а Сергей как раз только поступил на первый курс Московского авиационного, щ
Рассказал о себе и о брате - обычная воспитательная беседа в духе справед- ЗИ
ливого, но скучного афоризма: «Прежде чем писать, нужно жить». Сухинов §
вяло отбивался, и мало-помалу они перешли на разговор о книгах. Вот тут и
начались откровения. Он-то всё ещё восхищался «Полднем», «Трудно быть
богом» и «Понедельником», а Стругацкие уже перешли на тёмную сторону
Луны. Сергей ещё не читал этих книг, но из разговора остро почувствовал:
оптимистическая линия в творчества АБС прервана. «Оттепель закончилась, объяснял АН, - теперь людей надо хватать за руки, чтобы не натворили чего,
возвращаются худшие времена, и писатель не имеет права сидеть и пускать
розовые пузыри, а честную, жёсткую прозу без фантастики уже не напишешь,
хотя и с фантастикой тоже очень тяжело, даже нам с братом... Вот о чём надо
думать». Вот какой получился у них взрослый разговор.
Конечно, АН не мог быть до конца откровенен с незнакомым мальчишкой,
но главное он сказал. И Сергей на всю жизнь запомнил это удивительное чувство от общения с человеком, который мыслит буквально в пять раз быстрее
тебя. Ну, просто фантастический интеллект! АН нисколько не разочаровывал,
он оказался таким же потрясающим, как и герои книг АБС. И только странный горький привкус остался от этого радостного, счастливого знакомства предчувствие беды: расцвет позади, впереди - безвременье, печатать будут всё
меньше и меньше, а нет хуже для писателя, чем работать в стол.
Две очень разных встречи, а настроение примерно одно...
15 ноября АБС в Комарове. И, наконец, всерьёз занимаются новым романом. А чем ещё? Надо делать его. Быстро и хорошо. Пока есть настроение,
делать этот роман. Другого-то не берут. И опять изнуряющий марафон на три
недели. К 7-му декабря оба окончательно выдыхаются и уезжают.
Ну а в самом конце декабря уже в городе, у мамы, они предпримут последнюю отчаянную попытку переделать «Сказку» - теперь для «Детской литературы». Надежда умирает последней.
Новый трудовой год начнётся в марте. Едва ли «Обитаемый остров»
держал их так же прочно, как пару лет назад «Улитка». Нет, разъехавшись
по городам, они думают каждый о своём и занимаются всякими делами, не
особо и вспоминая о недописанной книге. Потом встретятся, приступят к работе и почувствуют, что увлекаются всё сильнее. Теперь, когда лихой сюжет
и остроумные идеи дополняются характерами, атмосферой, деталями, лексикой, мало-помалу выясняется, что пишут они опять всё про тот же родной,
знакомый мир, окружающий их ежедневно и ежечасно. И наверно, уже зреет
внутри какая-то тревога: опять будет непроходимо, опять зарубят... Воттоль57

О
2
Я"
<;
^
^
и
рн
<

^
X
О
^

О
^

58

ко категорически нельзя думать об этом, пока пишешь. Включение проклятого
внутреннего цензора медленно, но неизбежно убивает в писателе писателя. И
они отключают его в себе. Будь что будет!
Неделя в марте, две в апреле и, наконец, в мае, до 31-го — окончательное завершение уже с поправками, предложенными Ниной Берковой. В июне
АН вернётся в Москву, и рукопись будет сдана почти одновременно в журнал
«Нева» и в издательство «Детская литература».
В рабочем дневнике они подсчитают точно: всего 60 дней работали над
«ОО». Для сравнения: 49 дней - над «ГЛ», а ведь «Лебеди» почти в два раза
короче.
Спустя годы БН признается:
«Работая над ОО, мы никогда СПЕЦИАЛЬНО не задумывались над тем,
чтобы «поразить стрелой сатиры» наш родной отечественный тоталитаризм. Но поскольку писали мы о том, что «знали хорошо», сама собой получалась некая сатира — это то самое явление литературы, которое бдительные
борцы за чистоту идеологии называли «неуправляемыми ассоциациями».
А это из тех, осенних черновиков 1967-го:
«— Наши граждане счастливы и совершенно спокойны, — сказал он, морщась от боли. - Они делают только то, что им хочется. Никогда не идут
против своих желаний.
— Но эти желания заказываете вы?!»
«История основательно подзабыта. Сплошь - противоречивые легенды».
В общем, не приходится долго думать, о какой стране речь. И соответственно не приходилось удивляться, что в обоих местах, - в журнале и в издательстве, — где реально работали с романом (или с повестью — это уж кому
как нравится) при самом доброжелательном отношении знакомых редакторов
было сделано рекордное количество исправлений по тексту (суммарно их насчитывают около тысячи!) Это была настоящая война с цензурой, затянувшаяся в «Неве» почти на год, а в «Детлите» — на целых два с лишним. Конечно, АБС были уже авторы тренированные, но всё равно тяжело. Особенно,
если ещё и критика долбит вдогонку. А тон критики как раз зримо менялся
в эти годы: от простого непонимания и пренебрежительного ворчания, перемежавшегося отдельными нападками не по делу, щелкоперы и бумагомараки
переходили теперь к целенаправленному уничтожению АБС, как участников
литературного процесса. Некто грозный, тупой и неумолимый явно поставил
именно такую задачу. И через несколько лет задача эта была выполнена почти
на «отлично». Книги выходить перестали вовсе, только журнально-газетные
публикации ещё струились слабеньким потоком...
Вышедший в свет в самом начале 1971 года «Обитаемый остров» торжественно завершил относительно благополучную эпоху, когда у Стругацких
регулярно печаталось всё, что они писали. Или, если угодно, открыл собою
новую эпоху — эпоху нескончаемых сражений с цензурой, с критиканами, с
чиновниками, с коснеющими и наглеющими на глазах редакторами — эпоху
почти открытой борьбы с Системой.
Сам я познакомился с этим романом в конце 70-х, в период запойного
чтения АБС, и тогда скорее соглашался с авторами: да, это явно не лучшее
их произведение - слишком большое, слишком остросюжетное, непривычно
прямолинейное и недостаточно глубокое (так мне показалось). Перечитав
его сегодня, я склонен пересмотреть своё отношение, я увидел там и второй,
и третий план, и бездну подтекста, и удивительные описания, и потрясающие языковые находки... Но сейчас речь не об этом. Я просто был не готов
тогда воспринять «ОО» в полном объёме - образованности не хватало. Зато
те, кто был чуточку более начитан, чуточку более информирован, поняли всё
и сразу.
Вот, например, размышляет о Стругацких маститый критик и литературовед Бенедикт Сарнов (обратите внимание, сколь важное место отводит он
именно «Обитаемому острову»):
«Я вообще интересовался фантастикой, а за ними следил особо. «Попытка к бегству» меня удивила, там было отчётливое стремление исследовать

природу фашизма, и мне даже сегодня кажется, что эта вещь написана позже
многих, словно какой-то уже следующий этап.
Писательское обаяние, очень большая писательская манкость, даже в
сравнении с зарубежной фантастикой, была у них ещё в ранних книгах. А уже
«Хищные вещи» были написаны просто мастерски. Но вообще повесть меня
разочаровала. Там не было приспособленчества, но коренные, сущностные дефекты общества потребления формулировались слишком однобоко. Понятно,
преимущества той системы не укладывались в каноны советского ортодоксального мышления. Но ведь уже тогда существовала литература, в которой
коренной изъян социалистического мировоззрения и некоторые преимущества
капитализма и общества потребления были очевидны, например, в рассказах
Гроссмана. Ясно, что сытость угрожает человечеству не меньше, чем голод, но
откуда ведётся наблюдение? Из страны, где людей накормить не умеют? При
том, что вещь была не конъюнктурной, а искренней.
Но после чего я понял, что в лице Стругацких имею серьёзных писателей,
вышедших далеко за пределы жанра — это «Обитаемый остров». Я увидел писателей не только со своей выраженной манерой и обаятельной стилистикой,
но и размышляющих о самых коренных основах бытия. Этот роман для меня
лежит в одном ряду с Оруэллом, Замятиным, Хаксли. Вот эта линия, ещё не
доступная тогда нашему читателю. Взгляд с коммунистической Земли - просто сюжетный ход. Хотя, конечно, пощипали книгу сильно, вынимали из неё
печенки и кровопусканиями занимались. Но роман всё равно поразил своей
направленностью. Эти лучи, это зомбирование нации... Помню в ЦДЛ разговоры: «А вы читали?» «Я не читаю фантастики, меня в литературе интересует
язык, а это что? Выдумать можно что угодно!» Я был белой вороной в нашем
снобистском коллективе.
Затем - «Улитка». Тот кусок, который про лес, мне даже как-то интереснее показался, - это был шаг в новую сферу для авторов, даже в области языка
- вот эти лесные жители, речь этой девочки, это напоминало лучшие образцы
русской прозы XX века, начиная с Ремизова, кончая Платоновым и Зощенко,
думаю, они инстинктивно вышли на эту лексику и фразеологию, просто исходя из замысла, но теперь художественные завоевания выводили их далеко за
рамки традиционной фантастики.
«Трудно быть богом» было раньше, и если строго, уже тогда стал ясен их
выход в область социологии и политологии. Но в отличие от «Острова», та повесть представлялась достаточно «кошерной», вполне подцензурной. Однако!
У меня со Стасом Рассадиным была передача «В стране литературных героев», и от нас требовали, чтобы было больше нашей отечественной, в том числе
и советской литературы. Мы объясняли: мировая существует 3 — 4 тысячи лет,
а советская - полвека. Всё равно должно быть так: один рябчик - один конь.
Стасик фантастику не читал и в данном случае он доверился мне, и мы построили нашу пьесу на материале «Трудно быть богом». Сопрягалось это ещё
с Уэллсом. Так вот, передача слетела. Они спинным мозгом чуяли что-то.
Советская система в своём идиотизме дошла до полного совершенства,
никакой царской цензуре это и не снилось. Система отбрасывала всё, маломальски выходящее за рамки.
Но, как говорил Булгаков, не тому надо удивляться, что трамваи не ходят,
а тому, что трамваи ходят. То есть, удивляйтесь не тому, что Стругацких давили, а тому, что их НЕ ТАК давили, и они всё-таки состоялись. Не такая уж и
хромая судьба получилась. Бывало намного хуже.
Редакционный диалог того времени:
- Слушайте, но это же о фашистах.
- Бросьте, бросьте, все уже давно понимают, что фашисты — это мы.
Или, например, Леонид Зорин приносит рассказ. Редактор читает: «Смеркалось... Почему ты сразу нагоняешь тоску? Почему не начать: «Было ясное
раннее утро...»
И, наконец, по поводу критики вообще. В советское время у критики
была довольно странная роль. Прежде всего, одёргивание. Но даже это имело

О
53
&
<;
^
^
и
^
щ

^
X
У
(Т)
щ
Е
9

О
5
нн"
<;
^
^
О
г,
Щ
<

(Т)
к-г
И

§

обратное значение. Ругают, значит надо прочесть. До начала 60-х ещё можно
было что-то сказать (потом я из критики ушёл). Нам удавалось объяснять, что
у нас не плохая литература и хороший читатель, а наоборот. Из читателя вырастили монстра. А мы защищали окопную правду.
Почему не было критики на фантастику? Отчасти влиял снобизм. Но есть
второй момент, из-за него я и ушёл из критики. Как учил Добролюбов? Берётся роман «Обломов», вводится понятие обломовщина (которое, кстати, придумал сам Гончаров) и распространяется на Онегина, на Печорина... Принцип
обобщения. Если бы я так же поступил со Стругацкими, понятно, на кого я бы
обобщил их зомбирование. И все бы сказали: вот Сарнов пишет, что Стругацкие — диссиденты. А к тому же, такую статью никто бы и не напечатал, она бы
сразу попала в ЦК — получается форменный донос.
Есть писатели счастливого дарования, обладающие вот этой, как я называю, манкостью. Их читают люди самых разных слоев общества. Зощенко, например. Каждый год вылавливали афериста, который выдавал себя за Зощенко, хотя тонкость, сложность, глубину, неоднозначность его понимали немногие. Со Стругацкими — то же самое. Насколько живучи сами аллюзии? Даже
Оруэлл устарел. Социально-политическое уходит, а вот философия остаётся.
Остаётся Лес, Гомеостатическое мироздание, Эксперимент, который вышел
из-под контроля - об этом будут читать ещё многие и многие годы».
Честная критика была бы доносом! Вот ведь какое время наступало.
И писали про АБС только всевозможные мерзавцы, а порядочные люди предпочитали помалкивать. Или - в виде исключения - это были критики, специализирующиеся в области фантастики. Такие, как Всеволод Ревич, поднаторевшие вместе с авторами в эзоповом языке.
Однако для целого поколения думающей молодежи, формировавшей тогда свои либеральные взгляды, именно эта книга стала на всю жизнь самой
любимой, потому что подсказала правильный путь. Например, для Гайдара —
безусловного лидера тех младореформаторов, кто сумел в конце 80-х — начале
90-х покончить раз и навсегда и с ублюдочной экономикой нашей страны, зацикленной, как и на Саракше, исключительно на военно-промышленном комплексе, и с чудовищной пропагандистской машиной, изображённой Стругацкими в виде башен-излучателей, оболванивающих миллионы людей.
«Читать Стругацких я начал ещё лет в семь, — признался мне Егор Тимурович, - и стал безумным поклонником всех написанных ими книг, включая «Страну багровых туч», ну а такие вещи, как «Полдень», перечитываю и сегодня.
Самых любимых, наверно, не меньше шести. По «любимости» распределить трудно, назову в хронологическом порядке: «Трудно быть богом», «Понедельник», «Улитка», «Лебеди», «Обитаемый остров», «Миллиард». А на моё
мировоззрение сильнее всего повлиял именно «Обитаемый остров». Как его
пропустили? Цензора надо было просто расстрелять немедленно. Но спасла
фантастика и детская литература.
Стругацкие вообще повлияли на меня в огромной степени. Причём не
только на меня - на всех людей с похожими биографиями, людей, выросших
в хорошей семье, получивших приличное образование и привыкших думать о
том, что происходит с твоей страной. Я даже не знаю, что ещё столь же сильно
воздействовало на интеллектуальную атмосферу молодежи в 60 - 70-е годы.
Увлечение Стругацкими - это был своеобразный механизм идентификации.
Оказавшись в новой компании, ты начинал по ходу разговора употреблять некие обороты со вполне очевидными аллюзиями, и если тебе отвечали тем же.
значит, ты имел дело со своими, а если они не понимали, значит, были другими, может быть, хорошими, замечательными, но... скорее всего — чужими»
Вот такая получилась развлекательная книжечка о победах юного коммунара на далёкой планете, книжечка, которую писали специально в противовес
ядовитой сатире «Сказки о Тройке» и мрачным прозрениям «Улитки на скло
не» или «Гадких лебедей». Вот такой ход конём.

60

Что ещё любопытно: именно тогда, в апреле, заканчивая работу над чистовиком «ОО», братья впервые упомянут в рабочем дневнике совсем новую
для себя тему.
«22.041). "Дом"
2). "Следователь" - убивает преступника, убедившись, что его не
осудят.
3). "Апокалипсис"
4). "Я и мои брат " (Мой брат и я)»
4 июня появится некоторая расшифровка замысла, и становится окончательно ясно, что это зародыш будущего «Града обречённого»
«Мой брат и я, или Новый апокалипсис
а) Худ. линия
Ь) Биография, линия
с) Размышления о судьбах мира
а") Притчи (например про "Дом"), про страну, управляемую мертвецами».
А вот ещё одна идея того же времени, записанная в дневнике. Жаль, что
она так и не была нигде использована, но сама постановка вопроса не может
не вызвать грустной улыбки:
«Рассказ о человеке, который, отчаявшись в человечестве, посылает
сигналы в космос: "8О8". Всё что угодно, кроме этого бардака».
В июле и августе будет обычный для них отдых порознь, а затем, осенью и до самого декабря - совместный перевод «Саргассов в космосе» Эндрю
Нортона для «Мира» и много творческих метаний. Раздумья, по существу над
«Градом», но под самыми разными названиями:
«Люди и боги»: Боги исследуют вопрос о разумности. Что есть разум?
Как мы изучаем обезьян и собак. Страшный удар для узнающего: «Они не
считают нас разумными!»
Это ли не зародыш «Пикника на обочине» и «Жука в муравейнике»?
«Апокалипсис»: город, которым управляют мёртвые, заставляя жить
живых по законам мёртвых».
«Новелла: шахматы, когда фигуры — люди. Следователь».
«Скучные пустяки». Отсылка к цитате из М. Горького ("В людях"):
«Это вовлечение бога в скучные пустяки подавляло меня».
Даже «Кракена» вспомнят, примеривая его к новым реалиям и новым
идеям. И, наконец, 17 декабря:
«Способ исполнения желаний? Какие желания?»
Это надпись на карте, в которой в принципе можно угадать карту Зоны.
Значит, и «Пикник» уже придуман!
Вот каким он был, 1968-й-тяжёлым, роковым, но и плодотворным.
Следующий год был не слишком богат на события. Ну да, в марте вооруженный инцидент с китайцами на острове Даманском. В мае достиг Венеры
советский межпланетный автомат «Венера-5». В июле Армстронг ступил на
Луну. Ну, и ближе к литературе: Солженицына исключили из СП, а на Стругацких обрушилась самая злобная, небывалая доселе критика - гнусные статьи в «Журналисте», подписанные Свининниковым и Краснобрыжим, персонажами, чьи фамилии вкупе с манерой письма так и просились в какой-нибудь
дешёвый фельетон. Но было уже не до шуток. Потому что прошло то время,
когда позволяли отвечать ударом на удар, теперь разрешали только утираться
и то не на людях. Холодало, заметно холодало в стране.
И АБС - не в ответ на это, а так, интуитивно, - решают написать совсем
уж безобидную в политическом отношении вещь. Все свои сокровенные мысли они благополучно направляют в будущий большой роман, с которым можно никуда не спешить, потому что они не слишком рассчитывают при жизни
увидеть его опубликованным. Ну а для денег, для решения, так сказать, текущих вопросов, и просто - чтобы форму не терять - пишут детектив. Прекрасный жанр: и писатель массу удовольствия получает, придумывая и закручивая

|Е?
^
^
<
^
Ь
^

^
^
О
С
Я"
И
0
^

О
3
3
<;
^
5з
О
д
<<

—,
^
О
Е*
Я"
Й
0
Ы

62

интригу, и читатель не в обиде, потому что оторваться не может - до того ему
увлекательно. И ведь получилось! Всё получилось. И острый сюжет склеился,
и острые углы обойти удалось, и не пустая, ох совсем не пустая вещь из-под
пера вышла! Хотя, конечно, по первой публикации в «Юности» «Отель "У погибшего альпиниста"» у многих вызвал разочарование. Не стоит и говорить о
любителях классического детектива, ощутивших себя обманутыми. «Объяснить преступление какими-то инопланетными чудесами — это ж надо додуматься!» — возмущались они. Таким легко было ответить: «Ребята, брать в
руки книгу Стругацких и не ждать в ней фантастики - это ж надо додуматься!»
Нет, печальнее было другое разочарование: мол, это же мелко для Стругацких
— остросюжетка, развлекаловка, и вообще, «хеллоубобство». Зачем писать о
западной стране, когда своих проблем хватает? Испугались? Грехи решили замаливать?
Ничего они не испугались. И грехов никаких за собой не видели. Просто
у них уже давно мышление было планетарным. Наша страна - не наша страна... Это они, те, кто презрительно фыркал, на самом деле мыслили мелко, а
для АБС вся планета была одной страной, вполне нашей, человеческой, и они
решали проблемы землян в целом.
Сегодня, перечитывая совершенно удивительную, такую морозно свежую, такую тонко ироничную и пронзительно грустную повесть «Отель...»,
я думаю: «Господи, как же у нас были перемешаны мозги, как были сдвинуты все критерии! Мы разучились просто читать литературу, мы всюду искали
крамолу и «неуправляемые ассоциации». И абсолютно так же, попадая в те
годы на кинопросмотры, где показывали «непорезанные» западные фильмы,
мы пропускали мимо ушей мудрые мысли, а мимо глаз — гениальные кинообразы великих режиссёров, мы только жадно глотали недозволенную в других местах «клубничку», и это касалось не только юнцов в пубертатном периоде, но и вполне зрелых граждан. Что поделать - мы были поколением, обделённым эротикой и свободной мыслью. А кстати, ещё Оруэлл подметил, что
это две вещи, тесно связанные.
И, между прочим, пожалуй, именно в «Отеле» у АБС появляются тонкие
и изящные эротические нотки, в образе Брюн, например. Да, безусловно, в
«Гадких лебедях» с их потрясающей, обворожительной Дианой этих ноток
ещё больше, но многие ли прочли повесть в то время?
Итак, 1969 год, «Отель». Создавался он, уже как всегда, в Комарове. Заявка в «МГ» была написана ещё в январе. Работа пошла. Отвлекались на гранки
«ОО», пришедшие из «Невы». Было на что отвлечься: при столь обильной
правке велик риск пропустить какую-нибудь явную несуразицу.
Первый этап работы над повестью закончили 23-го января, ко второму
приступили 25-го февраля и 4-го марта уже закончили черновик. Есть замечательная запись от 6-го числа:
«Опять бездельничали. Хорошо!»
И, наконец, с 9-го по 19-е апреля сделан чистовик. Быстро. Аккуратно.
Здорово! И тут же написали заявку на сценарий «ОО». Чувствовали уже, что
раз с книгами будет туговато, значит, надо переквалифицироваться в сценаристы. Может, оно и сложнее, зато денег больше платят.
А в конце апреля БН приедет в Москву - обдумывать «Град обреченный».
После трудов праведных можно себе позволить и кое-что для души. Примерно
так и было у них: там — труды, а здесь — разговор с космосом. Ещё точнее, это
напоминало нечто ремарковское: любовь небесная и любовь земная. Ведь они
все свои книги любили. Без любви ничего стоящего сделать нельзя.
И, между прочим, из «Отеля», они тоже довольно быстро сотворили заявку на сценарий. И летом с помощью Алексея Германа сумели эту заявку
пристроить на «Ленфильм». То есть получили аванс под сценарий. Поэтому
десять дней в сентябре с 12-го по 22-е БН трудится в поте лица вместе с Германом над этим новым, с позволения сказать, проектом. Ясно было едва ли
не с самого начала, что фильма никакого не будет, просто гонорар обещали,
и это хорошо. А тем более поработать вместе с Лёшкой — это для БНа всегда
удовольствие. Никто ещё не знал тогда о будущих успехах гениального режис-

сера, но БН-то наверняка догадывался, с кем имеет дело, - они были слишком
хорошо знакомы.
В октябре АН приезжает в Ленинград обрабатывать перевод «Огненного
цикла» Хола Клемента, сделанный братьями опять же совместно — такая работа им тоже скорее нравилась, это не была простая литературная подёнщина. И
ещё они размышляют над сюжетом некого «Перекати-поля». От этого замысла
в дальнейшем не осталось никаких следов, кроме названия.
В конце ноября БН по стопам старшего брата съездит в Новосибирск по
приглашению всё тех же замечательных молодых учёных из Академгородка,
С удовольствием выступит там и на Сибирь посмотрит хоть краешком глаза.
И что это с ним случилось? А вот захотелось!
Ну и, наконец, АН приезжает в Ленинград 10-13 декабря, но это уж явно
не для работы - так, короткое обсуждение или встречи с кем-нибудь. Так и заканчивается год, который, кстати, был не худшим и в плане публикаций: «Саргассы в космосе» и «Совсем как человек» Кобо Абэ в «Мире», переиздание
«Страны багровых туч» в «Детлите» —сумасшедшим тиражом в триста тысяч.
Наконец, «Обитаемый остров», в трёх номерах «Невы» — с марта по май.
Всё не так плохо, ребята! Жить ещё можно.
О прогнозах и предсказаниях (послесловие к главе)

О
5
и?
<;
^
^3
О
.
д
<

><
О
СП

Я"
- Как вы представляете себе человеческое общество в 2000 году? - спро- д
сил корреспондент газеты «Вечерняя Москва».
О
Ответ братьев Стругацких был опубликован 31 декабря 1964 года.
^
— Прежде всего, мы просто хотели бы встретить двухтысячный год.
Что будет характерно для человечества в то время? Во-первых, все международные конфликты будут решены. Во-вторых, во всём мире начнётся наступление за человека в человеке. Разные страны и государства будут использовать в этом отношении опыт, накопленный в СССР. А у нас работа
по воспитанию людей нового общества уже завершится. Исчезнут из жизни
явления, которым соответствуют ныне понятия мещанства, обывательщины, мракобесия. Мы не хотим говорить о развитии техники. Здесь обо всём
позаботится Госплан. Химия, физика, генетика, биология прочно войдут в
быт и сделают его совершенно другим.
Не хочется комментировать с высоты сегодняшних знаний. Это как-то
даже некрасиво. А вот Елена Гавриловна Ванслова ещё тогда говорила АНу,
что будущее в их книгах - это советская власть в квадрате, советская власть
в кубе, советская власть в десятой степени - и больше ничего! А где же переход количественных изменений в качественные? А потом случился 1968 год,
и представления АБС о будущем перешли столь резко в новое качество, что
Лена и Аркадий невольно поменялась ролями в споре.
Была такая история. Они вместе оказались в гостях у Алексея Шилейко.
Разговоры шли философские, Лена едва успевала следить за поворотами мыслей двух титанов. И вот в какой-то момент свернули они на тему социальных
прогнозов. А время-то горячее было: с одной стороны НТР, стремительное
движение вперёд, с другой - совсем недавний кошмар в Чехословакии, не менее стремительное движение назад. Куда идёт человечество? Спор разгорелся
между АН и Вансловой, Шилейко и жена его Тамара загадочно молчали. Что
будет через двадцать лет? АН, настроенный очень мрачно, смотрел на мир глазами Переца и Виктора Банева. А у Лены ещё много было в запасе романтизма, не прямолинейно коммунистического, но всё же... Она кричала: «У тебя
же полная темнота внутри, полный тупик, нет выхода у твоего человечества!»
А он кричал: «Дура ты, дура, не понимаешь ты ничего, да через двадцать лет
ты будешь вспоминать эти разговоры как самые светлые минуты своей жизни, ты даже не представляешь себе насколько будет хуже!» А она кричала:
«Дурак ты, дурак, да этого не может быть, потому что этого не может быть
никогда!..»
О, как жалеет она сегодня о том, что через двадцать лет, в 1988-м, когда
АН был ещё жив, не удосужилась, не пришла к нему и не спросила: «Ну, так

63

и
^
к?
<;
^
О
О
и
<;

64

кто же был прав?» Как интересно было бы услышать его ответ! Но... не случилось. А сегодня она считает, что история посмеялась над ними обоими. С
одной стороны в 88-м, конечно, стало лучше: опять полный расцвет искусств,
и у Стругацких напечатали ВСЁ. С другой стороны, по самую середину 80-х
прогноз его был вполне точен, а перестройку вообще мало кто предвидел даже
за год до прихода Горбачёва. И, наконец, куда привела нас эта перестройка? Не
ещё ли страшнее та глубочайшая яма, в которую мы сегодня катимся? Значит,
говорит Ванслова, АН ошибся с прогнозом на двадцать лет, но в долгосрочной
перспективе — увы! — он абсолютно прав.
Замечу, что лично я не вполне согласен с мнением Елены Гавриловны.
При всех вполне понятных тревогах человечества, я не считаю, будто всё вокруг так уж безнадёжно.
Но сказать хочу о другом. Я вспоминаю грустную усмешку Игоря Васильевича Бестужева- Лады, умнейшего и, может быть, единственного у нас
серьёзного футуролога. Когда я спросил его, удалось ли Стругацким что-то
предсказать, он ответил примерно так: «Они, как и все фантасты, безусловно,
сумели угадать отдельные изобретения и достижения будущего, но социальная прогностика - это совсем не дело художественной литературы. Сколь бы
прекрасной она ни была».

поэзия молодых
Юрий Желтое
г. Улан-Удэ
ЭЛЕГИЯ
Права потеряны,
Машины не было,
И не нужна.
Колонки стерео
звучат материей.
Печаль - княжна.
Не королева ты,
и это весело,
и счастлив я.
И каравеллами,
накуролесившись,
Летит моя...
Почти что стерео,
почти что с севера,
почти на юг.
И рифмы стервами
заполнят серверы
и в них сгниют.
ИЗ НИОТКУДА В НИКУДА
Случается прожитым брезгую,
И кажется-чудится мне,
что я на верёвочной лестнице
повис в гробовой тишине.
Лезть вверх - бесполезное трение;
спускаться - пустые труды;
на месте - не хватит терпения;
а спрыгнуть - нервишки худы.
Никто тебе не посочувствует,
не станет показывать путь.
Не будет тебе и напутствия,
хоть сам вековечно не будь.
Один, без чужого участия,
в своих негативных мирах,
где общее просится в частное,
но я этой встрече не рад,
заблудший в своих размышлениях,
в пути, что всегда напрямик.
Трагедия ждёт продолжения
ещё не прочитанных книг.

5. Заказ 208

65

и

***

2
с;

И
^
,^
о?
и

. .

Как неприлежный ученик,
я ждал звонка на перемену.
Я механизмы не чинил,
зато нашел для них замену.
Но зазвенел весь мир стрельбой,
свобода скрипнула засовом,
И снова закачал прибой
все сопряженные основы.
Что стоит русская душа?
И кто горит её владеньем?
И кто в руках её держал,
как эти мизерные деньги?
Ничем не лучше перемен
нам Бог уроки преподносит.
Пред ним киношный супермен
в соплях младенца и поносе.
Какой вопрос тебе задать
ответ грядущих поколений?
Мне надоело созидать,
и я склоняю ниц колени.

СЕФИРОТ
Мы все - плоды на ветке сефирота,
но сами зарождаем семена.
И вот уж лес с единым корнеплодом,
и ветер объявляет семинар.
Планета, где, не ведая заботы,
фантазии ютятся между древ —
всего лишь плод на ветке сефирота нелепый замысел, а чаще просто блеф.

НЕДОФОРМЫ
А мне сегодня не до формы.
Не успеваю... градом пот.
И побудительным напором
всю лирику пускаю в ход.
Нет времени искать размеры,
когда летит стрелой шкала,
когда я сам себе соперник
по совершенству ремесла.
Сегодня, братцы, не до формул.
Я реку жизни вброд хочу
перебежать сквозь злые волны
и осетровую мочу.
Не до параметров и правил,
не до причёсыванья строф.
Оставим этику эстраде,
строкой косматой буду строг.
Нет времени искать подходы,
и я рифмую напролом
через общественную подлость
своим стихом, как топором.
66

Любовь Белобородова
с. Малый Куналей
ГОРА ДЕЛЬФИН
Экзотический, не деревенский,
Распластался он вдоль реки,
Будто бы катаклизм вселенский
Повредил ему плавники.
И не в силах добраться до моря,
Он остался в камнях умирать,
Понимая, что там, на просторе,
Больше жизни ему не видать...
Годы шли. Время сделало дело.
Неподвижный, он лесом оброс,
И привыкшее к бурям тело
Отдыхает под сенью берез.
Посмотри на него со мною,
Этот странный седой исполин,
Я считаю не что иное,
А погибший когда-то дельфин.
НОВОГОДНИЕ ФАНТАЗИИ
Снежный декабрь летит над страною.
Там, где родная деревня моя,
Остановился над старой сосною
Месяц тонюсенький, словно струна.
Глянул он сверху и брови нахмурил,
Видно, творятся внизу чудеса —
Люди в час поздний еще не уснули,
В небо стреляют - горят небеса!
Шумно в деревне, суетно, весело,
Музыки звуки гремят без конца.
«Неинтересно на небе мне, тесно.
Я обратиться хочу в молодца,
Чтоб на земле хоть часок порезвиться,
Чтоб разгуляться хотя бы чуток!»
Месяц вмиг молодцем оборотился,
Весело спрыгнул в соломы стожок.
Ночь новогодняя! Самая ясная!
И долгожданная в целом году!
Даже метелица кружится ласково
И выметает далеко беду!
Праздник веселый, самый нарядный
Объединяет нас всех как семью.

67

•<
0

В этом году мы собаку проводим
И с удовольствием встретим свинью!

в

о,
2
О
§
№
Л
0
^
И

- ,

В ночь новогоднюю яркою вспышкою
Счастье к порогу спешит.
Так все прекрасно в душе и в природе,
Горе от счастья бежит!
Верить так хочется, что обязательно
Молодец Месяц встретится мне,
И повстречавшись, на небе останется
Наперекор своенравной Зиме!
СЕРЕЖКЕ

2
Н

Моя душа поет!
Душа моя наполнена тобою,
Как луг с утра унизан весь росою,
Так точно я проникнута мечтою
Сейчас обнять тебя за плечи.
Как жаждет бабочка весны,
Так я молю у Бога нашей встречи. . .
УТРО
Село родное, Малый Куналей,
От дома первого и до заимки!
Размеренная жизнь твоих людей
Проснулась в серой предрассветной дымке.
Осипший крик задиры-петуха,
Прорезав воздух, разбудил теленка.
И шейным колокольчиком звеня,
Зовет он маму, белую Буренку.
И курочки-пеструшки по двору
Снуют, как пассажиры на вокзале,
И рады очень солнцу и зерну,
Что где-то у конюшни отыскали.
Село проснулось. Звон его полей
Милее сердцу трелей скрипки.
Так с добрым утром, Малый Куналей,
Взрастивший нас от детской зыбки!

68

Алексей Пономарев
г. Гусиноозёрск
РАЗМЫШЛЕНИЯ В САМОЛЁТЕ
В небе весеннем птицы летят,
Кончится скоро апрель.
За отделением русских солдат
Вскинута аппарель.
В небе весеннем птицы поют,
Взрывы пока не слышны.
И мы не хотим отыскать свой приют
В пламени этой войны.
Мы ведь пока не хотим умирать —
Время ещё не пришло.
Самому старшему здесь - 25
Нам — ещё меньше того.
Хочется встретить лето живым,
Осень и зиму потом.
Каждый не хочет лечь молодым
В цинковый гроб под холмом...

ЖУРАВЛИ
В сером пепле холодного неба
Видел я серый клин журавлей.
Слышь, вожак! Я давно дома не был!
Улететь бы со стаей твоей...
На губах привкус едкой соляры,
За плечами всего двадцать лет.
Впереди гул смертельного жара
Да из дома помятый привет.
Заберите меня вы с собою,
Журавли, журавли, журавли...
Сколько можно от боя и к бою,
Далеко от родимой земли...

Поэты, стриженные в ежик,
Уже не пишут о любви.
Поэты, стриженные в ежик,
Еще вчера с войны пришли.
Поэты, стриженные в ежик,
Не каждый критик их поймет.
Они пришли с чужих дорожек,
Сменив на ручку пулемет.

69

РЗ
^
<3
^

Не вам судить их, ради Бога,
Вот этих стриженых ребят.
Их души там, где на дороге
КАМАЗы полные горят,

ьг<

0
С
'^
И
^
<3

- ,

Горят друзья, горит надежда,
Горит последняя звезда.
Не будет все уже как прежде,
И наша жизнь уже не та.
Вы в наших строчках не найдете
Ни восхищенья, ни любви.
Как на холодном пулемете,
Судьба друзей, вчера живых.
Они написаны из боли,
Что бьет разрывами души.
Мы потеряли свою волю
И ничего нельзя решить...

помнишь?
Помнишь, как с тобой курили
Самокрутку на троих?
Помнишь, как с тобой служили?
Кольки нет уже в живых...
Было трудно расставаться
И двухсотого вести.
И из силы выбиваться,
Чтоб друзей своих спасти...
Время лечит мои раны,
Выживаю я в огне.
Как отец в Афганистане,
Так и сын его в Чечне.
Я домой весной приеду,
Сброшу тельник и берет...
Будто сказкой, сладким бредом
Мне покажется рассвет.
Над землей, над облаками,
Солнце мирное встает,
А на потрепанном диване
Парень в тельнике поет.

70

ПРОЗА
Владимир Бараев

АЬМАМАТЕК:
«Под бременем познанья и сомненья...»*
ОБЪЯСНЕНИЕ В ЧЕТЫРЁХ ТЕТРАДЯХ
5.11.53. Чтв. Вечером 4 ноября у входа на факультет я вручил ей четыре тетради. «Юлечка! Я прошу тебя, прочти это!» - сказал я. Она остановилась в недоумении и, удивлённо глянув на протянутые тетради, сказала: «Ну, хорошо».
16.11.53. Пнд. Неделю пробыл в больнице. А попал туда, т.к. после вручения
послания долго бродил по улицам. Шёл дождь, дул ветер. И я простыл. На Стромынку приехал поздно и сразу лёг. Ночью спал плохо. Рик говорил, что я стонал.
Он подавал мне воду. Утром просыпаюсь, никого в комнате нет. На столе записка Рика о том, что он вызвал врача. Я бы поспал ещё, но будил беспрерывный
хохот проходящих мимо. Мне казалось, все как-то узнали о моём объяснении и
смеются надо мной. Выглянув за дверь, я увидел, что она вся оклеена названиями газет.
В начале учебного года мы наклеили на дверь комнаты названия газет, которые выписываем, - «Правда», «Комсомольская правда», «Литературная газета»,
«Советский спорт», «Молодь Украины» и др. А кто-то ночью добавил «Труд»,
«Известия», «Трибуна люду», «Штандар млодых», «Ыеиек Оеи1сЫапс1»... Шутники заклеили дверь снизу доверху.
Пошёл в туалет, а это мимо 472-й комнаты. Хорошо, что все уехали на лекции. Меня шатало. Вскоре пришла врач. Измерив температуру - 38,7, она послушала грудь и сказала: «У вас острый бронхит, вам надо лечь в больницу».
Хотела вызвать санитаров с носилками, но я спустился в больницу на первом
этаже сам.
.
В палате сделали укол, дали порошки. Я уснул. Разбудили, когда принесли
обед. Поел хорошо. Аппетит у меня не пропадает даже во время болезни. Лежу,
вижу очень красивые коричневые байковые одеяла. И подумал, что у нас с Юлей
будут такие же - мягкие, приятные на ощупь. Но главное - цвет.
Температура держалась четыре дня, беспокоила боль в правом боку, но интенсивное лечение, на удивление хорошее питание, милые добрые врачи и медсестры быстро поставили меня на ноги. Рик, Гриша приходили ко мне, приносили фрукты. И 12 ноября меня выписали".
В первый же вечер после выписки иду с Риком, Гришей в столовую и вижу,
как навстречу по коридору идёт Юля. Я взволновался так, что взял Рика и Гришу
под руки. Она была на высоких каблуках и показалась необыкновенно высокой,
яркой. Глаза её не просто сияли, а горели, она смотрела на меня и улыбалась.
Не обратить на неё внимание было невозможно. Но мои друзья, обеспокоенные
тем, что я взял их за руки, не заметили её. А я не посмел не то что остановиться,
а даже улыбнуться или хотя бы кивнуть. Эту встречу не забуду никогда. Даже
если у нас ничего не будет.
21.11.53. Птн. Стромынка. Вчера в клубе шёл «Франц Шуберт». Прекрасный
фильм. Но настроение испортило то, что Юля пришла со Славой Ендовицким,
своим сокурсником. И вообще наши отношения стоят на месте. Начал здороваться с Юлей десять дней назад. Вижу ежедневно, но разговора пока не было.
' Начало в № 2.
" Поражаюсь, как хорошо лечили тогда в студенческой больнице МГУ!

71

И
^
о<
•<
о.,
<?
2
т^
М

Р*
^н
<!
^
•^
!<
^3

29.11.53. Воскр. Вчера играли со сборной аспирантов и пятикурсников. За
них - Мамардашвили, Бочкарев, Арчил Ильин* и другие. Выиграли со счётом
52:24. Большинство мячей забил я. Странно, ведь болел, не тренировался.
В буфете на Стромынке шум: «Почему нет винегрета?» «Извините, на свадьбу отдали». «Какую ещё свадьбу?» «А вон в диетзале». «Свадьба в диетзале это здорово! Но мы-то при чём?»
Между тем, 5 декабря на Ленгорах — свадьба Игоря Константинова и Лены
Ойцевой! Я в какой-то степени виновник её. Ведь она вздыхала по мне, а я отказался. Игорь стал утешать её и утешил - дело идёт к свадьбе.
10.12.53. Ср. Вчера выиграли у филологов, наших принципиальных соперников - 58:39. А у них ведь игроки сборной МГУ - Боря Попов, Володя Этов,
Валерий Осипов, который советовал мне больше работать с мячом, и другие
сильные ребята. Но Лёва, Гриша, я были в ударе. И наши «чиграши» — Юра Ситнянский, Толя Калиничев, Алик Роганов, прекрасно делали дриблинг, обводили
как хотели, забивали сами, хорошо пасовали «столбам», то есть Грише и мне. Но
сегодня проиграли мехмату.
40:66. Сказалась усталость после вчерашней игры. Впрочем, счёт достойный. Там ведь Игорь Ермаков, игрок первой сборной МГУ, мои друзья по Красновидово Владик Писаренко, Гена Ситников, Эмиль Ершов. Они явно метят в
чемпионы.
12.12.53. Суб. Стромынка. Красный уголок. Так здесь называют длинный
стол в торце коридора. Стол для охотников, выжидающих дичь, и девиц, которые выходят себя показать, на других посмотреть. Отсюда видно, кто и куда
идёт. Рик и Гриша ни разу не сидели здесь и вряд ли будут.
Перевожу «ЬоЬпЬе!! ипс! Карйа!» Маркса, для страничек, и вдруг слышу,
кто-то бежит по коридору. Слава Ендовицкий в пальто стучит в 472-ю комнату,
кричит в дверь: «Скоро начинается концерт в клубе!» Через пять минут возвращается в костюме. Заходит, но тут же выходит расстроенный.
Через некоторое время появляется Юля и идёт в комнату 464, где живут наши
девчонки Дина Баранова, Лена Чулкова, Лия Веселова. Заглядывает и идёт обратно. Зачем, спрашивается? А показать, вот, мол, я здесь, не пошла со Славой!
14.12.53. Пнд. Окончательно определился с темой курсовой работы. Как и в
прошлом году — по Китаю. А год назад выбрать тему помогла... Галина Уланова.
Увидев в Большом театре балет Глиэра «Красный мак», я был так очарован образом Тао Хоа, созданным Галиной Улановой, танцами китайцев и наших моряков, исполнивших «Яблочко», что решил взяться за Китай.
Впервые услышал о Мао Дзе-дуне в 1939-м. Мне было шесть лет, мы жили
на Верхней Березовке. После сражений на Халхин-голе наш санаторий принял
раненых. Все врачи, медсестры и отец, как директор санатория, получили военную форму. Хорошо помню склад, где хранилось обмундирование, удивительно
приятный запах ремней, портупей, новых сапог. Гимнастёрка, галифе, будённовка так шли отцу. Он с удовольствием носил форму. И тогда я услышал, как отец
говорил кому-то о том, что антияпонскую борьбу возглавляет Мао Цзе-дун.
В 1949 году на экзамене по географии в 9 классе, на вопрос Леонида Григорьевича Пастернака о Китае, я рассказал о победах Народно-освободительной
армии, которой руководит Мао, и получил пятёрку. Сейчас огромный интерес
к Китаю. Я пишу о диалектических противоречиях по трудам Мао Цзе-дуна.
Многие на факультете взялись за работы по его трудам. Кроме меня - Игорь
Константинов, Юлик Харламов. Мы подписались на собрание сочинений Мао
Цзе-дуна. В прошлом году я получил за курсовую отлично. И нынче надо бы
так. Над моей кроватью висит большой портрет Мао Цзе-дуна.
26.12.53. Суб. На днях состоялся разговор с Юлей. А до того шла переписка:
она написала мне ответ на моё послание, а я - ответ на ответ. А как говорил
Пушкин, которого читаю сейчас к экзамену по эстетике, «письмо не может заменить разговора». И вот, наконец, она сама предложила поговорить.
Мы вышли из общежития и пошли вдоль берега Яузы. Впервые увидел её в
шикарной цигейковой шубе, красивых сапогах. Уверенная в себе, улыбка ироничная, чуть ли не снисходительная. И вообще выглядит потрясающе - гранд
дама! А я - в потёртом пальто, стоптанных туфлях.
Юля сказала, что июньское письмо до неё не дошло, о моих переживаниях
ничего не знала. А то, что она якобы страдала, мне просто показалось. А чего
' Арчил мой земляк Его отец был репрессирован, но Арчилу удалось поступить в МГУ Он стал доктором философии, профессором, преподавал на Кубе, в ГДР, где читал лекции на немецком языке. Пользовала
авторитетом в МГУ и за рубежом Так что я не первый бурят в МГУ Кроме того, на истфаке училась Розг
Хабаева, её отец тоже был гоним.

72

тогда нервничала, когда я «любезничал» с Галей Морозовой? Но вдруг она, как и
я, писала кому-то письмо и потому рвала бумажки и волновалась. Ну, да ладно.
Странно, но эта встреча не сблизила, а разделила нас. Во-первых, на период
до и после разговора с глазу на глаз. Во-вторых, из-за смущения, робости я еразу поставил себя в рабское положение. Плебейское чувство неполноценности
сковывало меня, я говорил с придыханием, тушевался. Полная чувства превосходства, она продолжает принимать знаки внимания от Гурия Якунина, Славы Ендовицкого и от моего сокурсника Димы Авраамова. Правда, Дима и Юля
встречаются как комсорги, но он явно тает при ней. И тут являюсь я с объяснением в четырёх тетрадях.
У неё могут быть друзья и в Донбассе, Киеве. Недавно узнал, что её дядя по
матери И.С.Сенин — зампред Совмина Украины, член Политбюро ЦК Компартии Украины. Об этом «проговорилась» Тамара Бекаревич, с которой я стал общаться раньше, чем с Юлей. Сенины, наверняка, помогают ей. Может, поэтому
она так хорошо одевается? Но и отец, шахтёр, неплохо зарабатывает. А этот «в
Киеве дядька» недавно появился в киножурнале. Видел его и в «Правде» - среди
гостей из Киева, снятых на открытии гостиницы «Украина» в Москве*.
3.1.54. Воскр. Несмотря на выходной, сегодня сдавали экзамен по русской
эстетике. И я провалился. Узнав об этом, Гриша Квасов пошел к З.В.Смирновой,
поговорил с ней. После этого я увидел её у стенда «За ленинский стиль», читающей мою разгромную статью о «творчестве» Ильи Немцова и Гария Немченко.
5.1.54. Сегодня пришлось идти на Волхонку, в Институт философии Академии наук СССР, где работает Смирнова. Во дворе и внутри старинного здания
ещё сохранился дух дворянской усадьбы. Тихо, уютно. Она слушала и смотрела
на меня с любопытством, но ничего не сказала о моих статьях, которые прочитала в «Ленстиле» и «Трибуне». Задав несколько дополнительных вопросов, она
поставила «хор».
6.1.54. Среда. Читальня на Стромынке. 13.30. Готовлюсь к м-л. философии.
Этот экзамен будет труднейшим за все годы. На нём, как навоз, всплывут глупые
люди и халтурщики, вроде меня. Вечером иду с Юлей на итальянский фильм
«Вернись в Сорренто», в кинотеатр «Орион» на Преображенке. Когда я приглашал её, она как-то задумалась и согласилась не сразу, как бы нехотя.
9.30 вечера. Встретил в коридоре Тамару Бекаревич. «С кем ты идёшь в
кино?» - спросила она. Услышав, что с Юлей, она как-то растерялась, мол, почему без неё, а потом сказала: «Молодцы». С какой-то грустью, так как хотела
пойти с нами, и в то же время с радостью, вот, мол, не пропали её хлопоты. Она
намекнула, что уговорила Юлю пойти в кино. Спасибо тебе, Тамарочка!
9.1.54. Фильм так себе - трафарет, но мелодии и слова песен прекрасны!

М
<^
^
щ
*Ь
^
д
Ч!
^
и

р^
Ц
<
)3
^
^
<

Надо мной тихо звезды мерцают
И листвой шелестит ветерок.
В тёмном небе луна проплывает,
Словно лилии белый цветок.
Наполнил душу мне
Голубой свет луны,
Я в ночной тишине
Вижу дивные сны.
Расцвёл цветок любви
В сердце верном моём,
Он чудесным огнём
Загорелся в крови...
' Это - последняя запись 1953 г. Сколько не записано важного за год! Арест, суд, расстрел Берии и его сообщников. Об этом ни слова. После исчезновения дневника опасался писать Вспоминаю разговор о том, кто
из наших девушек мог бы заинтересовать Берию Их оказалось много. С нашего курса - Мила Глаголева, Ира
Сергеева, Женя Воробьева, Валя Пушкова, Дина Баранова, Галя Захарова, Валя Лентина, Наташа Говорова,
Мила Георгиева, Ира Глебова, Лена Чулкова, Галя Морозова, Алла Трусова, Валя Сычева.. Мы отбирали
их, пытаясь представить вкус Берии. Швец сказал: «А вдруг он ценит толстые ноги?» «Тогда первыми будут
Любимова и Любинецкая», - сказал я. (У них самые широкие бедра на факультете). Не меньше красавиц было
на других курсах - Таня Снегирева. Нина Трунова, Юля Свириденко, Неля Мотрошилова... Неля походила на
1
Марику Ргкк. Сколько красавиц было у философов А сколько было и есть сейчас в МГУ!

73

ю
5
рц
*<
м
Он
2
2
2
5
Р
со

10.1.54. Воскр. А не написать ли рассказ о своих сокурсниках? И не злой,
а добрый, светлый. Столько ведь хороших людей вокруг! Чтобы люди, о которых я напишу, узнали себя, чтобы никто не обиделся, что я недооценил, не так
изобразил их. Чтобы каждый был благодарен за то, что я сумел показать самое
хорошее в его личности. Ведь этим я помогу им!
13.1.54. Так одиноко, пусто на душе. Так хочется иметь друга, не обязательно девушку, можно и юношу, который был бы мне по душе. Помогал, советовал, поддерживал. Рик умница, но возле него не согреешься. Лёва Спиридонов
- слишком жёсткий, прямолинейный. Гриша Квасов ближе других, но очень уж
похож на меня - такой же впечатлительный, ранимый. Где ты, мой друг? Кто
ты? Юля или?..
14.1.54. Вчера сдал философию на «хорошо». Сегодня понял, что я отношусь к Юле не так просто, как к Тамаре, Розе, и потому всё натянуто. А надо бы
проще, и Юля, наверное, сразу переменилась бы тоже.
16.1.54. Юля получила «хорошо». Тамара сказала, что Юля покритиковала
преподавателей за скучные лекции, за либерализм на экзаменах, и вот ей отомстили. А ведь это явное сведение счётов.
17.1.54. Воскр. Только вернулся из 472-й комнаты. Сидел с Розой и Тамарой
почти два часа. Говорили в основном они, причём без умолку. Рассказывали о
себе, Юле. Говорили о литературе. Мол, нет у нас настоящих писателей. Я слушал, улыбался, и вдруг Роза сказала, что я молчилив. «О-о, ты меня не знаешь»,
- говорю я. И тут с катка вернулись Юля с румынкой Ляной. Такие румяные,
весёлые. А я почему-то сразу ушёл.
Ночь на 18.1.54. Принял таблетку люминала, потом ещё одну, но не могу
уснуть. А уже 3 часа. Бродят во мне идеи критико-социалистического реализма.
А философский факультет для меня - лаборатория исследования студенческой
жизни.
У нас многие начали создавать теории — Юра Иванов, Витя Першин со своим «процессивным обобщением». А Костеловский считает, что недоразумения
в спорах происходят оттого, что люди находятся «в разных логических рядах».
«Прежде чем спорить, надо выяснить понятия». Но особенно отличился Гаврила Лихошерстных — стал защищать теорию относительности, которая считается
буржуазной*.
Жаль, что я на четвертом курсе, на нисходящей стадии, а Юля - на восходящей. К сожалению, я не записываю массу интересного. Ни того, как встретил
Новый год, ни того, как мы с Юлей «воссоединились». Ни слова об экзаменах,
которые меня не волнуют. Мне всё равно, как я сдаю их. Но мне нужен друг,
нужна помощь. Роберто Бенци в фильме «Призыв судьбы» нашел её от отца, а
от кого найду я?
Юля, кто ты? Сможешь ли понять меня и стать другом? Ну, что ты с этим
вопросом? Ты же её совсем не знаешь. Правда, в людях я не ошибался. И после
«воссоединения» всё говорит в её пользу. И ровно ничего не могу сказать о ней
плохого.
20.1.54. Вчера вечером ходил на прогулку со всеми обитательницами 472
комнаты. Тихо было на Яузе, Матросской Тишине, свежий снег, ясный морозный воздух. Но вдруг Юля, Неля, Ляна почему-то откололись от нас с Розой,
Тамарой. Я чуть было не спросил: «Чего это Юля корчит из себя жареную курицу?», но сдержался. Настроение испортилось, и чтобы скрыть это, я начал
насвистывать и петь из «Вернись в Сорренто». Девчонки удивились, как я запомнил слова и мелодии...
Не хочется идти в поход. Не лучше ли сесть за рассказ о студентах? 15 дней
- это очень много. И к Блантеру сходил бы, показал мелодию своей песни. Записал бы её на ноты и опубликовал.
Так что же произошло у нас с Юлей? Я начал сомневаться в ней. И хотя эти
сомнения шевелились на дне души, она могла почувствовать их и стала вести
себя, как бы это сказать, почти недостойно. Стала важничать, ходит как жена
министра. Поздороваешься с ней, а она холодно кивнёт головой и важно проходит мимо. Как глупо я чувствовал в эти минуты! Отношения натянулись, стали близки к официальным. И тут - неожиданное сближение с её подругами.
' Защищая теорию относительности, Г Лихошерстных после МГУ написал огромный трактат в 600 стр
Никто не хотел признавать его И тогда он бросил сумку за ворота посольства США. Его арестовали, но,
убедившись, что ничего секретного там нет. отправили в «Кащенко» и после долгих экспертиз отпустили. Его
исключили из партии, уволили с работы, но по прошествии лет все наладилось Учли то, что он воевал, имел
ордена, медали.

74

Я довольно хорошо узнал болтушку-попрыгунью Тамару, спокойную добрую
истинную сибирячку Нелю и Розу, ближайшую подругу Юли, о которой у меня
сложилось хорошее мнение. И мне показалось, что они не очень-то дружны в
комнате и что в этом в какой-то степени «виновата» Юля. Может, она несколько
высокомерна, а это не нравится подругам?
Ну, что ж, решил я, коли так, пошла она к чёрту! Плюнул на всё, но на душе
стало так тяжко. И началось: «А был ли мальчик-то? Может, его и не было?»
Вдвойне тяжело стало оттого, что я раскрылся перед ней в своих записях, доверив ей так много сокровенного, что стал чувствовать себя перед ней совершенно
оголённым...

ю
^
^
^
^
^
2!
^
^

«НЕНАВИЖУ Я ФИЛОСОФОВ»*
21.1.1954. Чтв. Ненавижу я философов и всё это философское заведение —
сборище лицемеров, дилетантов, карьеристов. Эти профессора и доценты, почти все недостойные своего звания, их подхалимы, деканатские крысы вызывают
у меня чувство глубокого презрения. Эти очкастые пузатые жабы преют на заседаниях, рожают по много лет и не могут родить ни одного учебника, а зарплату
получают тысячами и гонорары сосут от издательств, где выходят их брошюры
об очередных трудах Сталина. Сверкая лысинами и очками, они переливают из
пустого в порожнее свои хилые мысли. Самая оригинальная мысль - кратчайшее расстояние между цитатами!
А колхозники, живущие в чёрных избах, без радио и электричества крутятся
в вечном адском круге - посевная, сенокос, жатва, снегозадержание. Грязные,
с загрубевшими руками, в лаптях, телогрейках с заплатами. И что получают?
Даже не копейки, а трудодни, которые оплачиваются хилой натурой. Разрыв
между городом и деревней, между умственным и физическим трудом приводит
к тому, что москвичи презирают деревню, фыркают на колхозников, встречая их
в Москве: «Фу! Какие грязные, как от них пахнет!» А как они будут другими,
живя в скотских условиях?
Система оплаты у нас полна противречий. Вот вы, философы, кричите:
«СССР - могучая колхозная держава», пишете о принципе материальной заинтересованности, а надо просто повысить зарплату колхозникам хотя бы до уровня шахтёрской! Всего-навсего! А пока эта «могучая колхозная держава» - просто фикция, гниль! Народ из колхозов бежит, парни не возвращаются из армии
и вузов. Хорошо, что на сентябрьском пленуме поставлен вопрос о колхозах.
Может, теперь положение колхозников изменится?
А что сделала для улучшения их жизни наша литература? Почему писатели
спят? Лишь Галина Николаева попыталась приблизиться к истине, но социальной заостренности в её «Жатве» нет. Она не сумела или испугалась показать
этот «недосмотр»? Сделав упор на личные качества руководителей, точь-в-точь
как Лёва Спиридонов в споре со мной, она обходит главное - необходимость
переустройства колхозной системы. И не только её...
А тут ещё—теория бесконфликтности. Вот уж кретинизм! У нас все хорошо!
У нас нет плохого, лучшее борется с хорошим. Просто диву даешься! Как же
далеко историческое от логического. То есть, у нас какая-то иная логика развития...
«Ненависть к философам», выраженная выше, никак не касается моих сокурсников и друзей по факультету. С большинством из них у меня самые хорошие отношения. Многие из них говорят со мной очень откровенно, видно,
я чем-то располагаю к себе. Мне говорят о своих радостях и горестях такие
разные люди, которые не разговаривают друг с другом. Например, Макаров и
Лихошерстных, Оруджев и Мокроусов. Из-за этого могут подумать о моей двуличности. А это, ей богу, не так. Я-то себя знаю. Умение располагать к себе поможет мне стать «инженером человеческих душ».
Кстати, Коля Мокроусов рассказал, как пришёл в комнату с пирожком. Фундовный спросил, что это, сколько стоит. Мокроусов сказал: «Это бандероль, в
' Вынесенное в заголовок написано в этот день и дважды подчеркнуто Это говорит о начале моего прозрения и отчуждения от будущей профессии.

75

буфете семьдесят копеек штука». Фундовный пошёл туда и вернулся насупленный. А все хохочут, представляя, как он попросил там бандероль.
А ещё он рассказал, что Эсмеральда Гасанова хочет перейти на физический.
«А что, не нравится философский?» «Конечно, уже четыре года учусь, а здесь
ничего нет», — стучит себя по лбу. Все, кто был в комнате, легли от смеха.
Когда я рассказал об этом Оруджеву, он кисло усмехнулся и сказал:
- Из-за этой мартышки я с трудом попал на факультет. Она приехала по направлению, а 'я - без. В приёмной комиссии меня уговаривали забрать документы. - Потом он сказал, что она вместо немецкого сдавала турецкий язык,
который почти не отличается от азербайджанского. «И вообще, она позорит нацию», — заключил он.
В записной книжке вклеена записка:
«Дорогой Володенька! Мы все тебя очень любим, а я в особенности. Ты
такой хороший, милый. Самый лучший в нашей группе. Только не думай зазнаваться, а то мы разлюбим тебя. Оставайся всегда таким, каков есть. С горячим
приветом Ж.В.»
Записку прислала на семинаре по русской философии Женя Воробьева. После она сказала, что написала её по поручению Шуры Милосердовой, Матбуа
и Зулейко Тажуризиной. Когда я читал её, они смотрели на меня и улыбались.
Я был ужасно смущён и сделал вид, что рассердился, махнул им рукой и отвернулся. Это была их реакция на моё «безумное» выступление на семинаре,
когда я сказал, что не надо идеализировать русских философов, делать из них
революционеров*.
Вспоминая о Московском университете 1830-х годов, К.С.Аксаков писал:
«Мы мало почерпнули из университетских лекций и много вынесли из университетской жизни». То же можно сказать и о наших 1950-х годах. Хотя у нас
есть замечательные профессора и преподаватели, не все оставят у меня добрую
память.
Это относится, прежде всего, к преподавателям истории русской философии. В лекциях Иовчука, Щипанова, Васецкого говорится об «элементах», «зачатках», «тенденциях», «догадках». «Белинский вплотную подошёл к пониманию абсолютной и относительной истины», у него есть «тенденция к сочетанию
материализма и диалектики». Короче, русские философы «прилизываются» под
марксистов.
Когда Щипаное сказал: «Радищев критиковал взгляды Пифагора», Ричард
усмехнулся: «Это все равно, что критиковать взгляды дикаря». Но дикарь здесь
не Пифагор и не Радищев, а Щипанов. Однажды Васецкий сказал: «Русский, а,
следовательно, великий ученый». Мы думали, он оговорился, но потом он несколько раз говорил так.
Философские воззрения декабристов подаются так, что не вызывают никакой симпатии. А цитата Ленина «Страшно далеки они от народа», которая возносится на щит, подрывает интерес к этим людям, таким разным и ярким.
22.1.54. Птн. 12.30. Моховая, 11. В турпоход придётся идти. На комсомольском бюро факультета состоялось утверждение группы, и меня назначили комсоргом, выдано снаряжение, оформлены документы. Глеб Пондопуло говорил,
что поход высшей категории трудности будет тяжёлым, принцип единоначалия
должен соблюдаться неукоснительно, но и роль комсорга принижать нельзя. Ну,
ладно, пусть появится ещё один эмпирический материал для будущей книги
о студентах МГУ. Между тем, меня мучает бессонница, и на сердце какой-то
холод, стойкий, усталый. Уже нет того жара, и я вроде бы остываю. О, ужас,
неужели всё так и кончится?
14.40. Читальня на Стромынке. Юля и Тамара получили сегодня отлично,
Роза пошла позже и, наверное, получит то же. Молодчины! А у меня завтра
последний экзамен — физика, пришёл позаниматься, но не знаю, смогу ли. Мне
тяжело, Юлечка, поверь! Что-то вроде надрыва, кризиса, отчего меня физически
бьёт дрожью.
' Не было в русской философии тех лет таких имен, как В. Соловьев. С. Булгаков, С. Трубецкой,
И Ильин, А. Лосев, Н Лосский, Н Федоров, Ремезов, Розанов

76

17.00. Зашёл из читальни в комнату. А Валера Швец говорит, заходила Роза,
спрашивала меня. Вышел, увидел её в коридоре.
— Хотела попросить распилить багет, но увезу так. Впрочем, зайди на минутку.
Захожу, а она одна.
- Знаешь, Володя, я не увижу тебя 5 февраля, поэтому решила вручить это
сейчас, - и подала толстый альбом в футляре, покраснев при этом.
Я так удивился, растерялся, пролепетал что-то вроде «Что ты, зачем? Большое спасибо». Распечатал футляр. А внутри большая книга «Московский университет» с множеством фотографий новых зданий на Ленгорах.
Тут открывается дверь, входят все остальные, приехав с Моховой. Весёлые,
радостные после удачи на экзамене. Повесили пальто, а Тамара загадочно улыбается, переглядываясь с Нелей, достаёт из тумбочки толстую синюю книгу и
говорит:
- Встань, Володя! Вот так. Желаем тебе вырасти ещё выше, раздаться вширь,
сдать экзамен на отлично, удачно провести поход! - и вручает том Станиславского. Неля тоже подарила книгу. Я разволновался ещё больше, пролепетал:
«Спасибо!»
— Ах, какие вы молодцы, — сказала Ляна, - а мы с Юлей не догадались.
Юля что-то сказала, но я не расслышал. У неё был такой вид, будто она стала
что-то подозревать в наших отношениях с Розой. Иначе с чего бы мы оказались
в комнате вдвоём, смущённые, раскрасневшиеся. Но я подумал об этом, лишь
выйдя от них, когда к ним зашли Гена Ватьян, Володя Репкин и начали решать
какие-то комсомольские дела. Вернулся в читальню и вот - «занимаюсь».
Не знаю, что, как будет теперь у нас.
23.1.54. Физика - хорошо. Хотел написать Юле письмо, но ночью вдруг решил дать ей странички из этой записной книжки. Пусть будет, что будет. Или,
или...
24.1.54. Воскр. До отъезда менее суток, а Юля уехала домой раньше. Поэтому пишу сопроводительное письмо к страницам из дневника. Вырвал страницы
с 13 по 23 января. У меня сохранилась часть черновика. А там вот что.
«Сейчас 5 утра 24 января. А я ещё не ложился, собирался в дорогу. Устал
очень и от экзаменов, и оттого, что не спал почти сутки. Через несколько часов
выезжаю на Казанский вокзал. Поезд в 9.10. Отоспимся в пути. Вся наша жизнь
такая - суматошная. И всё же интересная, чудная вещь! Всякое предвосхищение
выводов неуместно. Ты поймёшь, когда прочтёшь всё до конца.
Хотел дать всю записную книжку, но не увидел тебя. Поэтому прошу извинить, что посылаю лишь некоторые листки, хотя это, может быть, будет неприятно тебе. Но слишком велико желание объяснить моё поведение, которое
могло показаться тебе странным. Есть одна просьба - вернуть эти листки после
каникул. Никакого ответа не надо. И ещё одна просьба, более важная. Давай,
Юля, встретимся после каникул просто, безо всякого. Ну, если не как друзья, то
как товарищи или хорошие знакомые».

в
5^
Оч
^
&
^
Э
ц;
•<
3

«ВПЕРЁД К ЯМАНТАУ!»
Турпоход по Южному Уралу III категории трудности достоин повести. Нас
было 9. Володя Башилов, начальник группы, Вл. Бараев, Никита Алексеев, Толя
Калиничев, Вл. Костеловский, Валерий Швец, Неля Мотрошилова, Нина Лазунина и Шурильник (Саша Пименов - физик). Все с 3-го курса, кроме меня,
Швеца и Костеловского.
Выезд 24.1.54 с Казанского вокзала. Поезд Москва - Челябинск. В пути Рязань, Куйбышев, Уфа, Усть-Катав, Вязовая. Далее - узкоколейная железная
дорога доставила в Челябинскую область. Мощный горный кряж, с которого
текут реки Урал, Белая, Аи, Юрюзань. Южный Урал встретил нас морозами
40-45. На лыжи встали в Арше. Далее - Николаевка, Махмутово, Рудник, Миндяк, Илонгаз, Ямантау, Кинель, Бугуруслан.
«Вперёд к Ямантау!» - Башилов сказал.
И тропкой звериной отряд зашагал.
Леса вдоль отрогов толпящихся гор.
Урала родного могучий простор...

77

Из-за неточной карты заблудились в первый же день, когда встали на лыжи.
Башилов и Калиничев пошли на разведку и исчезли. Ожидая их в какой-то избе,
мы не спали. Они появились в три часа ночи. Неля Мотрошилова на радостях
обняла и прижалась ко мне! Она была в светлом шерстяном свитере. Почувствовав её груди, запах духов, я вздрогнул. Мне было очень приятно, но я не
осмелился ответить тем же. Взяв её за плечи, едва не оттолкнул из-за неловкости
перед спутнцками. Всё-таки первое прикосновение девушки, и какой - «сама
Марика Рёкк» обняла меня! Её движение не имело никакого отношения ко мне.
Неля лишь выразила радость за благополучный исход.
На первой же холодной ночёвке выяснили, что нашу 10-местную палатку
нельзя установить. Понадеявшись на Башилова, мы не проверили её в Москве.
Кроме того, у нас оказалось 8 спальных мешков вместо 9. Как комсорг и как
самый длинный, я отказался от него, он мне был мал.
Никогда не забуду долгую ясную ночь на 1 февраля 1954 года — огромные
звезды, тонкий серп луны и мороз 40°. Мы нашли остатки сруба на перевале
у Ямантау, развели огонь на брёвнах, а те от тепла стали погружаться в снег и
вскоре опустились так, что пришлось разгребать снег. Чтоб не мёрзнуть, я всю
ночь пилил ножовкой брёвна, колол дрова, а когда уставал, становился над огнём, грея ноги, спину. От меня шёл пар.
Когда стало совсем невмоготу, я начал петь песни из «Вернись в Сорренто»:
Может быть, обо мне вспоминая,
Тёплой ночью грустишь обо мне,
И ласкает тебя, дорогая,
Нежным призрачным светом луна...

Не ласкал меня тонкий серп луны, не очень-то грели воспоминания, но я
пел:
Любимая, далекая, ты помнишь обо мне.
Я никогда тебя не забываю,
Ты здесь, со мною в сердце, дорогая!
Цветок, твой дар, храню я ...

На предыдущей ночёвке старушка-хозяйка глянула на меня и сказала:
«А гроб-то тебе большой делать». Спокойно так, ни с того, ни с сего. Мы посмеялись, а в ту ночь вспомнил её слова. Под утро Швец дал мне свой стёганый
ватный спальник. Он почти не грел, а я был в старой телогрейке, без свитера.
Укрыл спину шерстяным одеялом, но всё равно замёрз. И всё же поспал около
часа.
Утром сварили тушёнки с кашей, попили горячего какао. А масло откалывали топориком. Окаменевшее, оно разлеталось как лед.
Изучив карту, начали спуск, но, пройдя весь день, заблудились. Тут я стал
выбиваться из сил. Сказалась бессонная ночь и то, что чаще других торил дорогу по снежной целине. Мне не разрешили идти впереди. Я пошёл сзади, но
Костеловский, начав торить путь, вручил мне большой чугун, который он нёс
не в мешке, а в руках. Он был тяжёлый, круглый, в нём варили кашу, кипятили
чай на всю группу. А за спиной рюкзак с большой ненужной палаткой, которую
нельзя выбросить, надо вернуть на склад в Москве. Шёл во тьме как «курва с
котелком», а чугун выскальзывал из рук. С трудом поднимал его и продолжал
путь. Видя, что со мной происходит, Валера Швец стал смотреть за мной, помогал вставать.
- Держись, Володя, может, нам придётся идти до утра.
Ну, всё, думаю, ещё одной холодной ночёвки я не выдержу. И тут Костеловский кричит: «Идём вправо, там запах навоза!»
И точно, вскоре вышли на санный путь. Но сколько продлится он? На Урале
и в Сибири они — «протяжные». Идём, идём, наконец, слышим собачий лай.
Выходим к селу Машак, которое на карте обозначено в другой долине. Вхожу
в тёмные сени и... теряю сознание. Не поев, не попив чаю, я рухнул и очнулся
через сутки. Ночью я бредил, как записано в путевом блокноте, который поочерёдно вели все.

78

Очнувшись, увидел встревоженные глаза Нели, Нины, Толика, склонившихся ко мне, и говорю:
- Хорошо, что Костеловский учуял запах навоза!*
Они засмеялись. А Толя Калиничев крикнул ребятам в соседнюю комнату:
- Володька ожил!
Врача в Машаке не было. Измерив I, дав лекарства, ребята поняли, что я не
смогу продолжить путь, и отправили меня в Москву. На следующий день нашли
лошадь, положили в сани, завернули меня в одеяло, накрыли шубой и повезли
на ближайшую ж/д станцию Вязовую. Перед отъездом Швец сфотографировал
меня рядом с туристами из Уфы, с которыми мы познакомились, подружились.
Они подарили нам 2 кг масла, пшённую кашу в брикетах, две фотоплёнки. Мы
тоже подарили им что-то. Никита сопровождал меня, а посадив на поезд, вернулся к группе. Всю дорогу, 2-5 февраля, провёл в болезненной дрёме. Как ни
странно, в Москве проболел лишь до 8-го. А уже 14-го играл за факультет с
физиками.
В таких походах люди раскрываются до дна. Удивили, в хорошем смысле,
почти все. Стойко переносили трудности, холод, усталость. Лишь Никита часто
канючил: «Устал, есть хочу, давайте остановимся». «Да погоди ты! - говорил
Швец. - У Володи желудок длиннее, а он терпит».
Кстати, Валера удивил тем, что он, чуть не впервые встав на лыжи, вёл себя
достойно. Он не просто компанейский парень, но и сильный духом человек.
БЛАНТЕР, КАЦ
7.2.54. Воскр. 5 февраля, вернувшись из похода, сходил в баню, пропарился. Возвращаюсь, и меня пригласили в 472-ю комнату Неля Портнягина, Люда,
Ляна Филипп. Они провели каникулы в Москве, далеко ехать до Сибири и Румынии. Отметили мой день рождения. Я ещё слаб, но выпил слегка. Остальных
и, главное, Юли не было.
8.2.54. Пнд. Встретились вчера с Ричардом без особых эмоций. Он сказал,
что дома в Брянске ел, спал, ничего не читал и лишь два раза сходил в драмтеатр.
Соскучился по учебе, университету. Потом сказал, что я умею подмечать в людях плохое, говорить афоризмы, которые ему нравятся. Я смутился от этого признания. Услышать от него что-либо лестное, даже еле заметную похвалу, можно
редко. Но после паузы я в том же пасмурно-повествовательном тоне сказал:
- А этому критицизму я научился у тебя, Ричард.
После этой неожиданной взаимной откровенности мы пошли в наш стромынский клуб на концерт певца Геннадия Пищаева и трубача Тимофея Докшицера.
Сегодня ходили с Риком в Музей изобразительных искусств. У картины о
Парижской коммуне вдруг вспомнил свой ответ на уроке географии в школе.
«Промышленность во Франции была развита слабо, потому что там часто были
революции, мешающие развитию хозяйства». Я сказал так, потому что не был
готов к уроку. Леонид Григорьевич Пастернак улыбнулся: «Н-да. Оригинально»
и поставил двойку.
11.2.54. Чтв. Узнал в Союзе композиторов адрес композитора Блантера.
Я почитал его не только как автора песен «Катюша», «На позицию девушка»
и др. Для меня он был и автором замечательного футбольного марша, который
впервые прозвучал в 1950 г. Он живёт над книжным магазином напротив Моссовета. 8 февраля явился к нему. Он вышел в майке, с полотенцем на шее. Лепечу: «Извините, Матвей Исаакович, не могли бы вы послушать мою мелодию?»
Он назначил встречу в Союзе композиторов.
Возвращаюсь на Стромынку, вижу Клару, сестру Геры Носкина, а он поднялся ко мне. Бегу наверх, встречаю по пути Юлю, успеваю лишь улыбнуться ей и
* Позже, когда Костеловский эмигрировал, Толя Калиничев сказал, что он поехал «на тот запах».
Н.В.Мотрошилова стала доктором философии, ведущим специалистом по неокантианству и неогегельянству
Института философии Академии наук СССР. А Толя стал оперативным сотрудником КГБ.
Дальнейшее путешествие без меня проходило так же трудно Снова сбивались с пути, ночевали в случайных местах, к счастью, не под открытым небом. Все ругали Башилова, но не зло, а по-свойски. В наших злоключениях больше виноваты плохие карты. Когда мы сказали о них в Москве, нам ответили. «Карты
специально делают так, чтобы сбить с пути шпионов». Но сколько наших ребят пострадало от этого! После
летних и зимних походов почти на всех факультетах появлялись некрологи о гибели туристов и альпинистов.
Некоторые блуждали и погибали именно из-за неточных карт.

79

М
^
Он
^
^
§
Й
^
•<
^

^
Р^
<!
^
5з
2
<;

80

бросаюсь к Герке: «О-О!» Проводил их в Ленинград, вернулся домой, зашиваю
дырку в кармане пиджака. Слышу робкий стук в дверь. Или мне показалось?
Но чуть позже стук более громкий. Кричу: «Да!» Дверь приоткрывается, а в ней
Юля. «Можно тебя?» «Конечно! Заходи!» «Нет, лучше выйдем на улицу».
Через некоторое время встречаемся внизу. Она в той же шикарной шубе.
Свежая, отдохнувшая после отдыха дома. «Ну, как, получила моё письмо?» «Да.
Потому и хочу поговорить». Выдержав паузу, она горячо, но, как мне показалось, без волнения продолжила:
- Ты обвиняешь меня в том, что я как-то не так отношусь к тебе, корчу из
себя жареную курицу, хожу важная, как жена министра. - Тут она усмехнулась.
- Н-да-а. Мне кажется, что ты можешь написать так и другой...
- О чем ты, Юля?
- Такой способ объяснения в виде записей почти неотразим.
— Ты думаешь, что я могу написать не только тебе, а ещё кому-то? Ну, нет...
В общем, всё кончилось «миром и согласием». Я рассказал о турпоходе, о
визите к Блантеру. И мы вернулись на Стромынку весёлые и довольные.
12.2.54. Пяти. Союз композиторов СССР на улице Готвальда (ныне Чаянова). Матвей Исаакович задерживается. Хожу, читаю объявления — консультации
по инструментовке, обсуждение оперы Кирилла Молчанова «Заря». Переписал
из стенгазеты «Советский композитор» статью Р.Глиэра. Оказывается, он киевлянин.
«Кто не упивался весенней порой ароматом фиалок, жасмина, сирени, лип и
каштанов, кто не любовался весенним разливом, превращающим Днепр в необозримое море, тот не поймёт, как можно быть влюблённым в чудесную украинскую природу. Моя первая любовь к украинской девушке с лучистыми глазами
и задорным серебристым смехом связана с воспоминаниями о бодрящем запахе
сосновых лесов, окружающих сплошным кольцом вечно молодой город Киев.
Такого опьяняющего аромата сосновых игл, покрывающих обогретую солнцем
землю, в наших северных лесах не ощутишь».
Боже, как мне понятно это! Смотрел балет Глиэра «Красный мак» в Большом
театре с Галиной Улановой. Без ума от его концерта для голоса с оркестром.
А теперь, после такого признания любви к «украинской девушке с лучистыми
глазами», Рейнгольд Морицевич стал ещё ближе, почти как родственник.
Вечером написал набросок разговора с Блантером.
«Уважаемый Матвей Исаакович! Это всё тот же студент. Очень прошу извинить за назойливость, но я хочу встретиться с Вами. Прослушивание займет
минут пять. Готов придти снова в Союз композиторов, к Вам домой или туда,
где Вам удобно».
На другое утро звоню Блантеру, женский голос отвечает: «Уехал за город».
Я расстроился, но тут же заказал в будке Мосгорсправки домашний адрес Сигизмунда Каца. Без отчества, даты и места рождения женщина не принимала, но
я упросил её. Перед Новым годом Кац выступал на Стромынке вместе с Фатьяновым, Табачниковым. Через полчаса получаю листок: «Кац Сигизмунд Абрамович, родился в 1908 г. в Вене. Домашний адрес...»
Поднимаюсь на второй этаж двухэтажного домика в переулке близ Арбата.
Милая молодая женщина, не спрашивая, кто там, открывает дверь. Говорю, что
я студент МГУ, хотел бы видеть Сигизмунда Абрамовича, она с улыбкой приглашает войти. Пока я раздевался, он вышел и радушно пригласил в комнату. Очень
живой, молодой. Говорю, что до сих пор под впечатлением от его выступления
на Стромынке. Особенно понравились его песни «Сирень цветет», «Заздравная», «Шумел сурово брянский лес». Он расцвёл, оживился. Задал несколько
вопросов. Я ответил и сказал, что хочу показать свою мелодию песни на слова
Исаковского. «Пожалуйста!» - сказал он.
Я так разволновался, что не смог напеть.
- А можно изобразить свистом?
- Пожалуйста, я не боюсь никаких звуков, - улыбнулся он.
Когда я засвистел, он тут же подхватил мелодию на рояле и сказал:
- Странно, думал, будет нечто восточное. А у вас мелодия - русская.
- Так ведь она на стихи Исаковского.
- Всё равно, если вы будете сочинять дальше, советую использовать национальные мотивы. Вот, смотрите, у Модеста Табачникова. — Сигизмунд начал
играть его «Песню пой, друже!»

Отчего сияют наши взоры,
Песня дружбы рвется из души.
Хороши вы, Ленинские
Чудо хороши!

горы,

СО
^
С^
<^

- А вот теперь, слушайте, в припеве явно проглядывает полонез:
Песню пой, друже!
Нас весна кружит.
Счастье нам служит,
С нами вечно дружит!

Тут он сказал: «Чувствуете, полонез?» и пропел ещё два куплета:
Учат песни парни из Варшавы,
Хор у нас не малый, не большой.
Запевает бас из Братиславы,
Очень хорошо!
Есть ещё у нас одна невеста,
Тонкая, как юная лоза.
Это Илянэ из Бухареста,
Черные глаза*...

И каждый раз с особым удовольствием пел припев. Увлёкшись, он исполнил
всю песню. Меня очень удивило, что он с таким жаром цитирует своего друга.
Из своих песен Сигизмунд исполнил лишь куплет из «Шумел сурово брянский лес». Когда я уходил, он предупредил: «Осторожнее на лестнице, внизу
низкая притолока». Я поблагодарил, извинился за вторжение и всё-таки стукнулся. И тут же подумал, какой он внимательный, приветливый.
15.2.54. Пнд. Вчера играли с физиками на Ленгорах. Зал там гораздо больше, выше, чем на Моховой. Наши выдохлись быстро. Я после похода и болезни
был слаб, но в защите сыграл неплохо. Проиграли с крупным счетом 32:56.
Позавчера в комнате 4/2 прошла вечеринка. Перед ней ездил с Юлей в центр
за «Юбилейным». Всю дорогу говорили. Она - об оккупации, о Розе, Тамаре,
других подругах. Я - о встрече с Кацем, о том, как надо записывать лекции...
На вечеринку впервые в ту комнату пришел Ричард. Девчонки возбудились
больше обычного. Рик произвёл на них хорошее впечатление, хотя показался
молчаливым.

И
^
И
^

<!
РЗ

Рн

^
^
^
^
_л
<

ЛОГИКИ - САМЫЕ ДРУЖНЫЕ
21.2.54. Воскр. В четверг играли с биологами, опять же на Ленгорах. Заруба
шла очко в очко, но в конце уступили - 43:46.
В письме домой, отвечая на укоры, что стал учиться только на четвёрки,
написал, что часто болею. Хотел закалиться в походе, но простыл. И вложил
свою фотографию с кислой миной, сделанную Швецом на Урале. Но, бросив
конверт в почтовый ящик, понял, что это ещё более расстроит родителей. Особенно фото.
Между тем, начался новый семестр, а я не приступил к занятиям, не начал
курсовую, затягиваю сдачу страничек. А долг вырос до 700 рублей. Это две стипендии! Надеюсь на химеры — гонорар за песню, публикацию в «Крокодиле»,
«Смене».
Недавно стал ходить по пустой комнате, мыча сквозь зубы что-то, потом
оделся, пошёл на улицу, дошёл до Сокольников, побродил по аллеям, обошёл
каток. Вернувшись домой, даже улыбался, шутил, когда увидел Никиту, Шурильника, Башилова, которые пришли к Нине. Сидели без вина, за чаем. Вспоминали турпоход.
22.2.54. Пнд. 13 часов. Ричард с утра до сих пор лежит в постели. Ждёт открытия столовой, прочитал в «Литературке» рассказ К. Лапина «Алёнка». Перед
этим спросил меня, стоит ли читать. Я сказал, что прочёл колонку, ничего не понял и отложил. Он взял и начал. Сначала тоже недоумевал, потом утих, а кончив,
сказал:
«Почитай, сюжет хороший, но»... Прочитал, ничего особенного. Кончается
фразой: «Жаль, что не принято знакомиться вот так запросто, на улице, с че' Весёлая, задорная песня Модеста Табачникова исполнялась тогда очень часто. Ныне она забыта. Но,
может, когда-нибудь мы услышим ее. Там упомянуты друзья из Болгарии, Китая и других стран. А «Илянэ из
Бухареста» - это же милая Ляна, подруга Юли.
6. Заказ 208

81

оэ
5
Он
^
о,
2
2
2
5
^
М

ловеком, который тебя заинтересовал». И что, ради такой сентенции — целый
рассказ?
23.2.54. Вт. Лекция по истории борьбы за материализм в России. Сошлись
на том, что форма рассказа оригинальна. А самое интересное в том, что после
прочтения подумали об одном и том же: можно написать примерно в такой форме рассказ о первой любви. Я так и представил свой рассказ или даже повесть
в виде дневника. И тут Рик говорит мне буквально то же самое! Здорово, не
правда ли?
24.2.54. Ср. Моховая, 11. Коме, собрание группы шло с 18.10 до 20.30. Галя
Старостина делает доклад, но никто не слушает. Всем скучно. Потом - выступления.
Милосердова: Ты ни разу не была на Стромынке. Тебя совершенно не волнует, как мы живём. Что ты сделала для того, чтобы узнать это? Ничего.
Сухарев: Анализ успехов - только по оценкам, а это - поверхностный подход.
Квасов: Каждый человек что-то ищет, сталкивается с чем-то трудным, у каждого бывают кризисы. А ты подходишь к нему не как к человеку, а как к объекту
воспитания. В прошлом году ты мне дала почитать свой дневник комсорга. Там
пометки: «Бараев - требует постоянного внимания», «Кормилицына - сидит в
КФ», «Оруджев - учится только на четвёрки». «Казарцев — исправился»... Читал и плевался! А после не удивился, когда Галя вонзила мне нож в спину...
Потом слово взял я.
— Ты, Галя, призываешь к сплочённости, а сама не веришь в неё. И вообще всё делаешь формально, по необходимости. Людей не знала, не знаешь и
не хочешь знать. Не болеешь за них, делаешь всё старательно, но бездушно.
А старшие товарищи не подают примера. Чего стоят постоянные пикировки
Тер-Саакянца и Дровенникова...
- Володя, не трогай коммунистов, - прервал Сухарев, - мы сами разберёмся.
— Ах, простите, — усмехнулся я, — вернусь к комсомольцам. Смотрел, как
все реагируют на речь Гали, и увидел, что люди поднимают головы лишь тогда,
когда слышат свои фамилии. Обо всех у тебя стойкое мнение, которое переходит
из доклада в доклад. Каждому прилеплен ярлык. В этом смысле, ты не человек,
а комсорг, в плохом смысле слова. И в том, что в группе нет настоящей дружбы,
виновата и ты...
Тут Галя разрыдалась и выбежала из аудитории. Наступило гнетущее молчание. Девчонки начали укорять меня, чего, мол, ты так. Валя Сычёва пошла за
ней и привела её, заплаканную, минут через десять. Когда она вернулась, Могилёв, как коммунист и как самый старший по возрасту, решил успокоить её. Глядя
на меня, он сказал, что Галя заслуживает критики, но добросовестно работает,
и потому, критикуя её, надо выбирать выражения. Я думаю, учтя критику, она
устранит недостатки.
Сухарев обвинил меня в излишней остроте критики, отсутствии личной
инициативы. А на самом деле хотел сказать: «А кто ты такой, чтобы критиковать так?»
После окончания пошёл на собрание 4-й группы. Из интереса, как оценят Ричарда. Они начали на два часа позже, но доклад Рика услышал не полностью.
Галя Нечаенко: Четыре года сижу рядом с Чарским, Айзенштад, Силаковым,
а не знаю, как они будут находить общий язык с людьми. Игорь полностью отдался лыжам, но ты не в физкультурном институте учишься. Роза абсолютно
ничем не интересуется. А Володе Силакову надо работу с людьми поручить,
чтобы он приблизился к ним.
Галя Нечаенко нашла изюминку, смысл жизни — в служении людям, и так
рада этому - от счастья не надышится. Молодчина!
Наташа Акиева: План работы неплохой, но ты, Ричард, разрабатывал его
один, а нас не привлекал, не заинтересовал. В итоге мы мало помогали тебе.
Ростислав Орлов: Мы не интересуемся работой НСО*. Журавлёв заменяет
недостаток знаний «силой творчества своего ума».
Лия Веселова: Качество работы отдельных лиц зависит не от комсорга. Коекто, например, Аркадий Борбот, Роза, увиливают от общественной работы.
Коля Стяжкин: О своей помощи Розе. О недооценке Журавлёвым творчества
Писарева. Предлагает усилить работу НСО, заслушать о состоянии курсовые
работ.
' НСО - научное студенческое общество.

82

Аркадий Борбот: Я не совсем гадкий, а может быть, совсем не гадкий. (Это
он в пику Ричарду использовал его любимое построение фразы).
Лёня Журавлёв: О прилизывании русских философов, в том числе и Писарева. Какой он философ, диалектик? Он просто литературный критик. «Сила
творчества моего ума», может, не так велика, но марксизм нельзя делать в одиночку.
Ким Суханов: Мы констатируем лишь отдельные факты. А выводов по оценке работы комсорга и группы нет.
Глеб Пондопуло, комсорг курса: Инициатива - это значит не только хорошо
работать, но и дерзать, искать, пробовать, ошибаться. Работа в некоторых группах формально выглядит хорошо, но в ней нет огня, жизни. Примерно так выглядит группа в докладе Ричарда. Он метко, остро критикует пороки товарищей,
но не сумел показать их роста. А если не хочешь показать роста, не берись за
критику. Перелома можно достигнуть только пробуждением личной активности, инициативы каждого.
После выступления Пондопуло его вдруг начали критиковать за неконкретность.
И это стало своеобразной формой защиты Ричарда, показало, что его уважают, он пользуется авторитетом, что коллектив в группе есть.
Неля Пономаренко: Глеб, твои абстрактные рассуждения ничего не дают
группе.
Наташа Акиева: Легко неконкретно критиковать с высоты Олимпа, а мы
мало знаем о жизни, учёбе «начальства».
В итоге понял, что группа логиков гораздо сплочённее нашей. Более того,
она самая дружная на курсе. И в этом заслуга Ричарда, хотя сам он так не считает. Опыт его работы достоин изучения.

РЭ
^
сх
<<
Он
5
)!$
2
5
^3
м

Р*
^ч
<
^
^
2
^

ПЯТНА ЛЕОПАРДА
25.2.54.Чтв. Сегодня пахнуло весной. Солнце, капель, грязь. В столовой на
Стромынке солнце «выхватывает» яркими пятнами лица, тарелки, салфетки. Изза пятен света и теней она стала похожей на шкуру леопарда. И настроение моё
такое же «пятнистое» - шалое, бурно-весёлое, но готовое сорваться в истерику.
«Красный уголок» в коридоре общежития. Завидую тем, кому улыбается
Юля. Вернее, ревную. Хочу, чтобы она улыбалась только мне. А когда она идёт
и смеётся с подругами, хочется узнать, что радует их, и разделить эту радость.
Вот сейчас она ходит по коридору туда-сюда с однокурсником Борисом. Доносятся слова вроде «критикуют комсомольцев за безынициативность» и др.
А меня тошнит от этих слов. Не знаю, как она на посту комсорга. Но странно,
встречаясь с ней, не спрашиваю о делах. А она, наоборот, всегда спрашивает,
что пишу сейчас, как у меня с песней. Интересуясь, делает это искренне, иногда
шутит. Кстати, она умеет тонко и к месту подколоть. Это я заметил во встречах,
беседах в их комнате.
Между тем, у нас - событие: вчера Миляна Любинецкая родила дочку. Первый ребёнок на нашем курсе. За несколько дней до того спрашивал её: «Ну,
Мила, когда же день рождения?» «Ой, Володя, не знаю. Сама устала ждать».
Вид у неё страдальческий. Помимо полного живота, опухшие веки, отёкшее
лицо. И вот родила! Её муж Слава Самборский ходит гордый, довольный.
Лекция Фоминой по истории философии. Думал я думал о том, как я мог
Довести Галю Старостину до слёз, и понял, что я не чувствую силы, вернее, резкости, грубости своих выступлений, статей. Недаром Гаврила однажды сказал,
что я как маленький ребёнок, пробующий свои силы, но ещё не осознающий
их, больно бью по щекам. И потому Боря Бобров не здоровается со мной, Лёша
Павлов и Илья Немцов держатся со мной весьма сухо, официально. Долго дулся
Лёва Спиридонов...
Надо бы извиниться перед Галей, даже может быть письменно. В самом
Деле «А кто ты такой?» Имеешь ли моральное право критиковать? Конечно,
нет! Видишь и выделяешь лишь чёрные пятна и выпускаешь когти. Тоже мне,
леопард!
Вчера садимся со Швецом в трамвай, берём билеты, за нами вбегает Арсен
Макаров. Я говорю Валере: «Идём вперед, там легче без билета проехать». Арсен услышал это, взял билет, прошёл к нам и говорит:
- Как тебе, Володя, не стыдно? Ты получаешь двести из дома, стипендия
~ триста. А у уборщицы с семьёй — четыреста. Как хватает совести ехать без
билета?
83

М
^3
&-<
^
Ь
••5
ЕЗ;
<•
§

р,
щ
4
^
<;
^
^

- При чём здесь уборщица? Тихо ты, -говорюя, - сейчас контролёр войдёт.
- И хорошо - заплатите штраф! -говоритАрсен.
У клуба Русакова дверь распахивается, и, как по заказу, входит контролёр.
Мы с Валерой показываем билеты. Тот смотрит, надрывает и подходит к
Арсену. Он показывает и с удивлением смотрит на нас.
- Как этр вы провели контролёра? Билеты ведь у вас старые.
- На, посмотри номер моего билета, потом свой.
Он глянул, убедился, что номера отличаются лишь на единицу. Лицо его вытянулось, но извиняться не стал, а с досадой махнул рукой и отошёл. Люди вокруг с интересом наблюдали, а поняв, засмеялись.
У Сокольников Арсен выскочил вперёд нас и пошёл в метро. У входа оглянулся. Мы весело помахали ему, а он отмахнулся, мол, идите к чёрту. А мне стало неловко. Посадил человека в лужу. Ну, как после этого относиться к такому,
как я?
28.2.54. Воскр. «Красный уголок». 22 часа. Вчера ездили в колхоз «Третья
пятилетка» на Казанской ж/д. Узнали специфику пригородного хозяйства. Оно
освобождено от зернопоставок. Главное - овощи, мясо. Внедрены экспериментальные проекты теплиц с паровым отоплением и с употреблением использованного тепла соседних предприятий. За счёт этого и дифференциальной ренты
рентабельность высокая. В колхозе семь Героев Социалистического Труда, в
том числе и председатель Петриков. С нами беседовал главный агроном Евгений Иванович Шевьёв. Многие из нас узнали о сельском хозяйстве ещё кое-что,
кроме эпитетов квадратно-гнездовой и торфо-перегнойный. Остались взаимно
довольными.
Вернувшись домой, пробыл в 472 комнате с 10 вечера до часу ночи. Хотел
уйти раньше, но девчонки не отпускали. Рассказал им о шутке Эдика Струкова.
Гурий Якунин сидел в комнате расстроенный. Эдик спрашивает, в чем дело.
«Да вот до стипендии ещё полмесяца, а у меня всего 15 рублей». Эдик посочувствовал, а сам пошёл на почту, взял бланк оплаты за телевизор, заполнил его
и написал:
«Студент Якунин! Вы обязаны внести плату за телевизор 15 рублей. Если
в течение трёх дней вы не оплатите, будет поставлен вопрос о Вашем выселении».
Гурий пошел на почту, подает бланк и ворчит:
- Я не смотрю телевизор, он стоит у директора. И вот, отдаю последние
рубли.
На почте сказали, что они не берут со студентов. Гурий вернулся и говорит:
- Эдик, там тебя милиционер ждет.
А ребята смеются столь примитивному ответу. Я рассказал девчонкам о том,
как Голиков ждал перевод на 200 рублей. Кто-то заполнил на почте бланк, не
мелочась, на 1000 рублей и положил извещение на его подушку. Валька страшно обрадовался, удивился, что так много, побежал на почту, подал извещение.
Контролер порылась в коробке. Потом вышла, вызвала милиционера. Вальке
пришлось долго объяснять, что он ни при чём, это, видимо, ребята подшутили.
1.3.54. Пнд. Валя Близненкова просит принять участие в капустнике к 8 марта. «Ты же так хорошо написал зимой! Давай, а!» Но я отказался. Это не просто.
Сейчас нужны веселье, добрый юмор. А сколько времени уйдёт.
6.3.54. Суб. Сегодня на курсовом бюро (меня там не было) Галя Старостина стала говорить, что «она любит людей», что «Бараеву нравится приклеивать
ярлыки, он ведь занимается литературным творчеством». Это было сказано с
намерением вызвать усмешки или даже смех, но этого не произошло. А она
фактически выдала моё признание ей в прошлом году. Вот и будь откровенным
с такими людьми.
О её шпильке узнал от Рика. Вернувшись с бюро, он спросил: «Володя, какую часть романа ты пишешь?» Я удивлённо глянул, и тут он сказал о её выступлении.
НЕОЖИДАННЫЙ ТРЕУГОЛЬНИК
7.3.54. Воскр. На курсовом активе обсуждаются характеристики для во
енной кафедры. Дело очень ответственное - в нескольких строках отобразит:

84

«сущность человека». Пишут не только комсорги, парторги, но и члены бюро,
потом вычищаются на спец. заседаниях. Особенно долго обсуждали характеристики Квасова, Казарцева, Силакова, Швеца. Грише написали: «Занимается прожектёрством, увлекается фразами, но слова расходятся с делом. Начатые дела не
доводит до конца». Ничего себе! Это уж слишком.
В числе «спорных личностей» оказался и я. Ричард присутствовал на обсуждении и сказал, кое-кто говорил обо мне резко и нелестно. Но в итоге получилось чересчур положительное: «Способный студент, но занимается недостаточно. Хорошо справляется с работой в стенгазете, которая ему нравится.
Хороший, отзывчивый товарищ».
Вчера вечером сидел в 472-й комнате. Все какие-то раздражённые, колючие,
особенно Роза. Та постоянно отпускает шпильки в сторону Юли, мол, она плохо отдежурила по комнате, и потому Роза, как староста комнаты, заставила её
дежурить ещё раз. И мне, как старосте, посоветовала поступать так же в своей
комнате. А Юля усмехается, великодушно прощая совсем небезобидные уколы.
Когда я сидел, зашёл Герд Людвиг, их однокурсник, весёлый, остроумный.
По радио зазвучала песня «Зачем тебя я, милый мой, узнала». Роза тяжело вздохР^
нула. Герд спросил, в чём дело? Она ответила: «У меня эта песня вызывает не- ^
которые ассоциации». И опустив глаза, стала нервно теребить скатерть.
"*!
- Может, тот человек не знает об этом? - сочувственно спросил Герд.
^
- Не то чтобы не знает, а так как-то, - она неопределённо пожала плечами.
2з
Тут я догадался, кого она имеет в виду: «он» — это я! И покраснел.
^
- А кто исполняет эту песню? - спросила Юля, пытаясь разрядить обета<!
новку.
Тут Тамара попросила меня принести альбом «Московский университет»,
который Роза подарила мне ко дню рождения. Я замялся, потом сказал, что не
могу дать, и покраснел снова. Там она написала чересчур витиевато, и мне не
захотелось показывать дарственную надпись. Юля снова разрядила обстановку
какими-то словами.
Боже мой! Я ничем и никак не давал Розе повода для таких слов, полунамёков в присутствии всех. Что может подумать Юля? Я ушёл и поехал за билетами в кино. Взял на 9 вечера четыре билета, два нам с Риком и два - для Юли
и Тамары.
Возвращаюсь, встречаю Юлю у почты, куда она ходила отправлять телеграмму. На улице грязь, слякоть, ветер не сильный, но какой-то по-весеннему
коварный, тревожный. Я пригласил её в кино, а она говорит:
- Что же ты раньше не сказал? Неля заказала билеты ребятам.
Глядим друг на друга. Глаза её горят, но с какой-то грустью. Какие глаза
были у меня, может сказать только она. Но узнаю ли это когда-то? Наверное,
были полны тоски и отчаяния! Мне так хотелось быть с нею в тот вечер! Я так
расстроился. Надо было, уходя, предупредить о билетах.
Но не в кино её надо приглашать, а в театр или ресторан. И преподнести
цветы и хотя бы небольшой подарок! Но денег нет.
8 марта 1954. Пнд. Моховая, 11. День пасмурный, идёт снежок, дует ветер.
Приехал сюда рано. На факультете праздничная обстановка. Все улыбаются. Поздравляют девушек с праздником, кое-кто несёт цветы. Занятия начались везде
минут на десять позже. Девушки из 472-й комнаты преподнесли Вере Александровне Розовой собрание сочинений Шиллера на немецком языке в 12 томах!
Лейпцигское издание. Вот молодчины! А все девчонки их группы получили по
книге «Наша Советская Родина» с цветными картами, фотографиями.
19.00. Библиотека МГУ им. Горького. На факультете сейчас идёт банкет
профессорско-преподавательского состава, аспирантов и сотрудников. На Стромынку ехать не хочется, там грязь, опилки. Ремонт затянулся. Девчонки в 472-й
готовят чай, наверняка ждут нас, но мы с Риком вернёмся лишь в 11 вечера.
15.3.54. Пнд. Вчера была удивительная погода - солнце, теплынь. С утра
поехали с Риком на метро Сокол, где собрались желающие пойти на выставку
скульптора Эрьзи. Из-за огромной очереди к нему сумели побывать в церкви
Всех Святых. Я впервые в действующем храме. Впечатления контрастные - и

85

РЭ
5
Он
^
РН
^
2
§.
^
Е^
и

^
и
Н
^
$
^
_а
<!

86

дикость, варварство (нищие у входа, кликуши, истово молящиеся на улице), и
потрясение красотой икон, запахом ладана, церковным пением.
Эрьзя приехал из Аргентины, где жил долгие годы. Огромные скульптуры
из красного дерева очень самобытные, уникальные. Бетховен, лешие, русалки...
Сидящий в коридоре сторож-старик спокойно смотрел на проходящих, а в ногах
дремала лохматая пожилая собака. Только покинув полуподвал, узнал, что это
был сам Эрьзя. У подъезда шумели какие-то люди:
— Долой Манизеров и Томских, которые затирают Эрьзю!
После выставки поехали на Моховую. Манежная площадь залита музыкой из
репродукторов на гостинице «Москва». Краски яркие, как на картинах Юона.
Через два часа в зале на Моховой началась игра с баскетболистами журфака.
Она оказалась очень трудной. Зрители больше болели за них. Их исступлённые
крики, рёв давили на психику. Я играл неровно, то вяло, то очень бурно. Первый тайм в нашу пользу — 35:26. Во втором они несколько раз настигали и даже
обходили нас, но мы снова отрывались от них. Игра длилась долго и, казалось,
никогда не кончится. У них разыгрался Крутоус, юркий, сильный чиграш, выступающий за сборную МГУ. Я думал, что он латыш или литовец и потому делал ударение на «о», а он - хохол. Он-то и сравнял счёт на последних секундах
60:60. Ничья в баскетболе редкая вещь, и она впервые у нас зафиксирована в
этой встрече.
Вообще команда философов нынче выглядит лучше. 4 марта мы победили
экономистов 52:49. Правда, 11-го проиграли геологам 35:50, но они — чемпионы
МГУ. Там - Пуся, Чехович, Долгинов, игроки первой сборной.
Надо бы пригласить Юлю с подругами на одну из встреч. После игры пообедали в столовой под аркой, прогулялись по Герцена, Тверскому бульвару, Горького, вернулись на Моховую, позанимались два часа в Горьковской библиотеке.
Потом сели на площади Революции на троллейбус № 11 и поехали в театр Советской Армии. Впервые был там. Фойе, зал понравились, но пьеса «Извините,
пожалуйста!» — так себе. Можно подумать, что село страдает от таких негодяев,
как Калиберов и Мошкин. Точка зрения Лёвы Спиридонова...
19.3.54. Птн. Ночью не мог уснуть от хандры. Во-первых, финансы - кроме
500 в КВП откуда-то набежало еще 300. Куда уходят деньги, непонятно. Не пью,
не курю, одежду не покупаю, а долг растёт. Во-вторых, неясно, как дома восприняли мои письма о болезни. В-третьих, курсовая стоит на месте и странички
не перевожу.
В среду стою с Юлей в коридоре, она рассказывала о сдаче ГТО по лыжам,
подходит парень, кажется, Николай, из МИФИ, их поселили здесь после переезда наших студентов на Ленгоры, и вторгся в разговор как старый знакомый,
начал говорить что-то, я послушал и ушёл. А через некоторое время, вижу, она
разговаривает с Гурием. Она, конечно, не виновата, но настроение испортилось.
А тут ещё подумал, что Роза сейчас мучается. Я это вижу и почему-то чувствую вину, хотя ни в чём не виноват.
21.3.54. Воскр. Сегодня у Розы Чертковой день рождения - 21 год. Думали,
гадали с Риком и решили подарить овальное зеркало. Дороговато, но...
«Пусть жизнь твоя будет такой же ясной и чистой, как это зеркало! — написал
я на открытке. — И чтобы в конце большой интересной жизни ты смогла бы взглянуть в него такими же молодыми глазами, с той же чистой совестью и сознанием того, что сумела отдать все свои силы народу! Вл. Бараев, Р.Косолапов».
На обороте выцарапал на дереве: «Розе в день рождения! 21.3.54». Покупал,
писал это и чувствовал, как приятно не только получать подарки, но и делать
их!
22.3.54. Пнд. Роза так рада! Ожила, расцвела. То и дело слышен её счастливый смех. Боже мой! Вдруг ей показалось, что я неравнодушен к ней? Как
объяснить, что меня волнует не она? А главное, что подумает Юля? Встретив
её после того несколько раз, я здоровался с ней, а она сухо кивала в ответ, без
обычной улыбки.
Утром проснулся в 6.30 и не мог уснуть. Солнце яркое, весеннее. В 8 побежал на зарядку. Во дворе уже полно народу. Сделав несколько кругов, подошёл
к беседке. Там Пакальнис, Боря Малинчик машут гантелями, филологички выгибают позвоночники, машут ножками. Вижу, Арсен Макаров выходит с двухпудовой гирей. Худой, высокий, он с трудом несёт её. Приветствует меня, благодарит за то, что уступил свою койку его брату, приехавшему в гости. (Я перешёл
в 478-ю, напротив своей комнаты. Там — Алик Оруджев, Фриц Кумпф и др.)

И тут выбегает стайка второкурсниц - Рита Лебедева, Эля Комарова, Света Терехова, Петушкова, Пиама Гайденко, Алла Наринская... Весёлые, милые,
красивые в цветных костюмах*.
- Алла, Пиама! - кричу я. - Вы ли это? Даже не верится!
- Представь себе! - смеются они и машут рукой.
Арсен, извиваясь под гирей, опускает её и говорит:
- Володя! А хорошо бы написать о том, как философы делают зарядку. Смотри, сколько нас тут.
- А что, подумаю, — говорю я и иду домой. У дверей сталкиваюсь с Юлей.
- Ой, Володя. Ты уже закончил, а я только вышла.
- Ой, молодчина, что вышла!
- Да, попробую начать, только кеды надо купить.
Поднялся в комнату, смотрю сверху, как она бегает. Груди так и колышутся
вверх-вниз. Потом она пошла домой. Я взял мыло, зубную щетку, полотенце и
пошёл в умывальню. И, как бы случайно, снова оказался лицом к лицу с ней.
- Ты уже? - удивляюсь я.
- На первый раз хватит, — улыбнулась она.
На обратном пути вижу цветущую Розу, идущую из столовой с кастрюлькой.
- Ой, что-то мы каждый раз на этом месте! - с игривой улыбкой говорит
она.
- Ты хочешь сказать, к чему бы это? - в тон ей отвечаю я.
- А что, в самом деле, - смеётся она.
Иду дальше и думаю, что зря я так шучу с ней. Поддерживая такой тон, я
даю повод для её надежд. В столовой поел и увидел Юлю в очереди у кассы.
Когда подошёл, она уже изучала меню. Я тронул её за локоть.
- Юля, можно тебя на минуточку?
Она удивлённо глянула на меня и отошла.
- Ну, как чувствуешь после зарядки?
- Очень хорошо, даже здорово! Теперь буду наших девочек агитировать.
- Молодчина! Ты почувствовала, какой воздух во дворе, и как душно в комнате после этого? И вообще, мир становится другим!
Она как-то странно посмотрела на меня, мол, искренне ли я говорю?
- Ну, всё, иди, приятного аппетита тебе!
Специально подошёл к ней, чтобы дать понять, что отношусь к ней попрежнему.

РЭ
5
о,

<!

рц
2
^
23
5
^
И

ПРОТИВ ЗАНУДСТВА
26.3.54. Птн. Конференция по сентябрьскому пленуму ЦК. А в аудитории
идёт ликвидация весеннего авитаминоза - все накупили и едят быстрозамороженные сливы. Смешно так. В коридоре толпа у свежего номера «Ленстиля».
Он интересный, зубастый. Каждый выход - событие. Её ждут, читают, обсуждают. Номер неплохой. Карикатуры с дискуссии по логике смешные, особенно
Черкесов и Ильенков. Их рисовали Саша Зиновьев и Ричард Косолапое. Кроме
того, три фельетона и моя большая статья о персональном деле Овсепяна. Название не очень - «О личном и общественном».
Виталик Кузнецов: «Как поклонник твоего таланта жду от тебя только шедевров, а эта статья...» Лена Шубенкова более резка: «Ну, Бараев, ты пал в моих
глазах!» И хотя сказано по-свойски, шутливо, ясно, что на этот раз я не оправдал её ожиданий. Наша красавица Мила Глаголева посоветовала: «Володя, надо
лучше работать над текстом, а то подорвёшь свой авторитет». Женя Воробьёва назвала статью талантливой, но делаю скидку на то, что она давно как бы
«подмигивает» мне. Глеб Пондопуло: «Написал хорошо, только вот «слова, как
пузыри из пивной бутылки» - это грубовато. Ричард: «Не обращай внимания,
Володя, статья нормальная. А пузыри из бутылки - цитата из «Клима Самгина»,
а Глеб, видимо, не читал его».
30.3.54. Вт. В стенгазете общежития вышла моя заметка «Стромынские
зори». О том, как философы делают зарядку. Начало лирическое, неплохое, но
потом сбился на призывы к занятию спортом. И вообще, трудно выдерживать
одно настроение, один дух, и получается эклектика.
' Психолог Алла Наринская, окончив МГУ, работала в центре подготовки космонавтов, тренировала Гагарина. Титова... Пиама Гайденко стала видным историком философии, автором прекрасной книги «Трагедия
эстетизма» (о Кьеркегоре) и др. трудов. Она, как и Алла, не жила на Стромынке, но приезжала к подругам.

87

«
^
р.,
^
о.,
2
^
2
5*
^
РЗ

Вчера прошло бюро по работе в общежитии. Зулико Тажуризина и я отчитывались как старосты комнат. Зуля выступила по-деловому. А когда начал я, все
оживились, стали смеяться. Говоря о борьбе за чистоту и порядок, я сказал:
- Главное наше оружие - не нотации, а шутки, иронические подколы. В
результате Силаков перестал класть хлеб, сахар под подушку, где прятал их с
мылом, зубной щеткой, реже ложится в постель в верхней одежде. Однако пережитки «деревенского идиотизма» ещё есть — порой ходит заросший, его трудно
уговорить пойти в парикмахерскую, но в баню стал ходить чаще, чем раз в полгода.
Студент Квасов терпит от нас лишь одни убытки. Приходя домой, он не обнаруживает в тумбочке чай, сахар. Виновные пока не найдены, но поиск продолжается. Трудно отучить Швеца от курения и постоянного вранья по мелочам. И
всё же он стал меньше курить, врать и реже спать до полудня.
Сложнее с единственным студентом не нашего курса - Коротаевым. Когда
мы начали подшучивать над ним, он и ухом не повёл — юмор для него слишком
тонкая материя. А если серьезно, то лучше заселять комнаты однокурсниками.
Сейчас староста Бараев поставил своей целью увлечь всех утренней зарядкой, но тщетно. Студент Косолапое считает, что спорт существует лишь для сгонки веса, а так как излишний вес ему не грозит, то и делать зарядку не надо...
Обсуждение проходило в тёплой дружеской обстановке. Однако, Юлик Харламов сказал, что я чрезмерно увлекаюсь остротами, «образностью», сгущаю
краски, не только сейчас, но и в газетных статьях.
— Зачем, например, сравнивать чью-то речь с пузырями из пивной бутылки,
а Арсена Макарова с куклуксклановцем?
— Там имелась в виду его шапка-колпак, — уточнил я. Все засмеялись.
- Всё равно, эти перлы раздражают и вызывают обратный эффект, - сказал
Витя Ивановский. - Это у тебя, Володя, острота ради остроты получается.
— Пожалуй, справедливо. Но так я выступаю против занудства в общественной работе. Конечно, можно писать более строго, уравновешенно, но будет
скучно.
Легко критиковать, вот тут не то, там - не так. Но как трудно даётся мне
писанина. Рик пишет прямо на чистовик, как и рисует. Ему помогает чувство
меры. А мои тексты пестрят исправлениями. Сначала набрасываю всё, что есть,
что хочется показать, а потом отбираю, складываю кубики абзацев, цитат и т.п.
АПРЕЛЬСКИЙ ДЕНЬ, ИЗМЕНЧИВЫЙ, НЕВЕРНЫЙ
3.4.54. Суб. 17 ч. Утром по радио звучал первый концерт Чайковского. И Рик
сказал: «Послушай, сколько весеннего в нём!»
В прошлое воскресенье мы с ним и Неля Пономаренко поехали в Переделкино и прошли до Востряково. Было пасмурно, в лесу много снега и грязи. Ручьи ещё не пробились из-подо льда. В одном месте мы разломали палками лёд,
сдерживающий талую воду. И поток прорвался, хлынул, образовав водопадик
с большой шапкой пены. Мы радостно закричали тому, что посодействовали
весне. А впервые мы проделали этот путь два года назад, когда провожали востряковских девочек. Тогда я насвистывал первый концерт, а потом сказал Рику,
что теперь буду вспоминать эту прогулку, слушая Чайковского. Рик, наверное,
забыл об этом, а может, не забыл, а просто напомнил мне те слова, согласившись
с ними.
Через два часа - редколлегия газеты «За ленинский стиль». Юра Суворов
будет рецензировать последние три номера. А мне надо подготовить план своей
работы. Просят написать: 1. О Сереже Дурындине. 2. О Наде Говоровой. 3. О
романтике учебы на ф-те. Это просят в первомайский номер.
4.4.54. Воскр. Скатерщиков, преподаватель эстетики, сказал на лекции, что
художник не использует весь материал, увиденный и изученный им. Но он подспудно, в подсознании содействует творчеству. В качестве примера привёл поездку Чехова на Сахалин, мол, он не использовал её в своих рассказах. Но он не
прав. Где-то есть эпизод с «гордой буряткой», которую он увидел у Байкала. Она
сидела верхом на коне с трубкой, которую отказалась продать, и гордо умчалась
вдаль.
Но вспомнил эту мысль не из-за Чехова. Составляя список использованной
литературы для курсовой работы, я вписал и те, которые не цитирую. Если мой
руководитель Н.ГСенин спросит, почему, я использую доводы Скатерщикова.
Тему курсовой работы изменил. Не «Роль крестьянства в китайской революции», а «Независимая и самостоятельная линия пролетариата — необходимое

условие обеспечения его гегемонии в Китайской национально-колониальной
революции». С курсовой горю, но, странное дело, совсем не волнуюсь. Успею!
15.00. Так трудно идёт статья о Дурындине! Серёжа - донской казак из Новочеркасска. Но никаких контактов с Ричардом и никакой обоюдной тяги, хотя
Рик тоже из казаков, с Хопра, Царицынской губернии. Он - аристократ, а Серёга
- простой парень. Он смуглый, скуластый, в нём явно проглядывает ногайская,
а значит, монгольская кровь. Очень много курит, причем самые дешёвые ядовитые сигареты «Памир», «Байкал». Спит, укутываясь с головой в простыню. Однажды я попытался открыть его лицо, но не смог, так как простыня буквально
обмотана вокруг головы. Удивительно, как не задыхается! Выходя во двор, он с
удовольствием впитывает солнце, свежий весенний воздух. Но курит одну сигаре-гу за другой. Серёжа очень прост, неприхотлив, не лезет в споры. Со всеми в
добрых отношениях. С ним можно сидеть и, не говоря ни о чём, молчать. И это
не в тягость ни ему, ни сидящему рядом. Выступать на семинарах и собраниях
не рвётся, но если скажет, то коротко и в самую точку, то, что надо. Учится ровно, пятёрок столько же, сколько четвёрок. О любви к нему, как о любви к народу,
говорят все, даже Заид Оруджев. Работяга, пахарь по натуре. Будет хорошим
преподавателем. Когда я сказал Рику, что «в любви к Серёже, как в любви к народу» признаются многие, он засмеялся. А вот как написать, как выразить всё
это?
5.4.54. Пнд. 12.00. Моховая, 11. С семи до девяти утра маялся «юношескими
грёзами». Будто целую какую-то девушку. Груди у неё упругие, плечи - шёлковые, запах волос дурманит. Она млеет, я - в упоении, мне жарко и стыдно...
14.00. Но это была какая-то абстрактная девушка. Вчера к Юле в «красном
уголке» подсел тот парень из МИФИ. И сидел долго-долго, как мы с ней накануне. Конечно, она, может, ни при чём, но могла бы сказать, что ей нужно заниматься, или встать и уйти. А может, ей с ним приятнее, чем со мной? Получишь
такой импульс, и два-три дня - в ауте. И главное, не могу скрыть этого перед ней
и другими. Боюсь, напишу ей об этом, и всё полетит к чёрту.

м
5
(х,
^
РН
51
^
51
5
^
рр

^
•<
^
^
А
^

Весна любви напоминает нам
Апрельский день, изменчивый, неверный,
То весь он блещет солнечным теплом,
То вдруг нахмурится сердитой тучей...
Ш е к с п и р ( и л и К о в е н т р и П а т м о р (?).

Интересно, как она поведёт, узнав, что мои родители живут, мягко выражаясь, не очень шикарно. Я столько рассказывал ей о Байкале, Селенге, тайге.
А увидев наш дом с огородом, стайками для коровы, свиней, кур, она может
придти в ужас. О Господи! О чём ты? Дойдёт ли до того? Кроме того, она наверняка знает, что такое домашнее хозяйство. У них на шахте есть сады, усадебные
участки.
18.00. Вывешен свежий номер «Ленстиля». Перед этим шёл по коридору с
концовкой статьи о Серёже Дурындине. Увидев меня, Юля мило улыбнулась и
зашла в 61-ю аудиторию. Открываю дверь, а там лишь двое - Юля с Идой Варакиной. Спрашиваю, нет ли у них карандаша, чтобы поправить опечатки. Юля
протягивает его. Вычитал, поблагодарил, вышел и увидел карандаш у себя в
руке. Поворачиваюсь, а Юля, смотревшая вслед, вдруг захлопнула дверь и держит изнутри. Толкнул несколько раз, стою, жду. Дверь медленно открывается, а
в щелке - её смеющиеся глаза! Протягиваю карандаш, а она озорно улыбается!
Мне стало так хорошо от её шутки!
6.4.54. В1второк. 12 ч. Лекция по Тимирязеву. Группа Горобецкой вывесила
фотомонтаж о своём турпоходе. Пестро, неумело, но столько любви, творчества
в оформлении! А мы всё тянем. Швец задержал фото.
Зашёл в кабинет философии, а Александра Ивановна вдруг стала жаловаться на то, как студенты варварски относятся к книгам - рисуют, подчеркивают,
вырывают страницы, а то и уносят и не возвращают их. Уличённых мало, среди
них Б.Малинчик и ещё двое. Она это неспроста - хочет, чтобы я написал о них.
И Дима Авраамов, видимо, с её же подачи, просил ударить по ним и другим
«абстрактным негодяям».
8.4.54. Чтв. «Холод, стойкий, усталый» снова окутал душу. Ничего-то у нас
не выйдет. Я не смогу освободится от предвзятости и болезненной ревности, а
ей это надоест, и мы разойдёмся. Моя любовь разгорелась и, не находя ответа,
чадит, тухнет, отравляя душу ядом. Забыть всё сразу не смогу, буду терзаться,

89

мучаться, не спать ночами. Но ничего плохого о ней никому не скажу, как и хорошего. Просто постараюсь забыть. И только, может быть, на склоне лет «пролью слезу» о своей чистой юношеской любви, о муках, которые испытывал в ту

ой
Ц
<!
2
^
^
•<

90

На перерыве подошла Неля Мотрошилова и как член комитета комсомола
факультета предложила создать спортотдел «Ленстиля». И вот - материальный
след беседы: я — редактор, корреспонденты — Соловьева, Зятькова, Марина Потемкина, Ваулин, Гецко, Корис, Дробницкий, Ендовицкий, Чулкова, Самборский.
20.00. Стромынка. Встретились с Юлей на лестнице. Она приехала с Моховой.
— Добрый вечер! — сухо говорю я. Она так же холодно, официально кивает,
чуть шевельнув губами. Не оборачиваясь, быстро иду вниз с видом человека,
«окончательно решившего». И у неё вид - непроницаемый. Всё. Точка!
20.15. Сижу в читальне, а строчки расползаются, как грязь под ботинком.
9.4.54. Пяти. 10.00. Моховая, кабинет философии. Вчера ушёл из читальни.
Вышел на улицу. Вечер ясный, но холодно, ветрено. Прошёл вдоль Яузы, вернулся. Постирал рубашку, носки, сходил с Риком в буфет. Уснул в 1 1, но около
полуночи отчего-то проснулся. А Валера Швец говорит, приходила Юля. Увидев, что я сплю, попросила не будить меня, но посмотреть том Станиславского.
Поискали на этажерке, но не нашли. А книга лежала в тумбочке.
Утром сделал зарядку, иду в умывальню в красной майке и встречаю Юлю.
— Юля, ты приходила вчера, а книга — в тумбочке. Тебе она нужна, я занесу.
- Спасибо! - сказала она. - Володя, тебе привет от Тамары.
— А ты поздравила её от нас с Риком?
- Ну, конечно, - улыбнулась она.
- Ты не говори ей, но вечером мы подарим ей березовые ветки с листочками.
-Ой, молодцы!
Нет! И я ничего не решил, и она - совсем не «твёрдо решившая»!
10.4.54. Суб. Страдает и Симонов по Серовой. Настоящий мужчина, большой писатель, а ведь и его терзает хандра. Это чувствуется по его стихам. В
«Литгазете» опубликован цикл «С тобой и без тебя». И Серова, бедняга, порой
бывала злой, грустной. Однажды она шла в Переделкине, не видя никого перед
собой. И мне показалось, что ей очень плохо. Любить - значит страдать. Восторгаться, любоваться, мучаться сомнениями. Верить и не верить в счастье.
Первый час ночи. Ребята в комнате спят, я вышел в коридор, сел в «красном
уголке». С улиц доносятся звуки аккордеона. А я решил взяться за перо и воспроизвести то, что пригрезилось.
...Всё произошло непонятно быстро. Она долго не могла понять, как это
случилось. Он тронул её за плечи. Она прислонилась головой к его груди. Было
темно, и только сквозь листву пробивались лучи света из распахнутого окна.
Радиола играла мелодию томного танго. Грудь его была такой тёплой под шёлковой рубашкой. Ей было приятно чувствовать его мускулистые руки на своих
плечах. Он обнял её робко и нежно. И она, не выдержав, первой поцеловала его.
Он посадил её на свои колени. Они долго сидели так, забыв обо всём на свете,
не глядя друг другу в глаза. Их не было бы видно, если бы они не сияли от волнения, стыда. Томная слабость, дрожь. Дыхание частое-частое. Как будто они не
могли надышаться от счастья. Подул ветерок. Стало свежо.
— Ты не простынешь? - тихо спросил он. Накинул на неё пиджак и почувствовал, что её плечи трясутся.
- Ты что? Плачешь?
Она, не отвечая, прижалась к его груди и действительно плакала.
— Это я так. Не знаю, почему, — прошептала она.
О, Господи! Даже в грёзах не решаюсь поцеловать её!
11.4.54. Воскр. 6 часов вечера. Моховая, 9. Читальный зал аудиторного корпуса. Сижу там, где год назад мы «не замечали» друг друга, а потом переглядывались, и я вёл свой дневник. Пишу курсовую. Только сегодня начал. С утра
здесь была Юлина подруга Неля Портнягина. Днём вместе пошли в столовую.

Вернулись и увидели Юлю у выдачи книг. Она улыбнулась так мило, чудно!
И такие у неё глаза!
12.4.54. Понед. Стромынка. Володя Силаков пишет и бормочет вслух:
— А имплицирует В, В имплицирует С...
— Имманентная импликация равна конъюнкции...
- Вова, ну, кончишь ты университет, - говорит ему Ричард, - и если будешь
читать лекции так, как сейчас, тебя не возьмут преподавателем в вуз. А пошлют
в среднюю школу, но и оттуда выгонят через месяц. И где будешь работать?
— Иди к чёрту! — отмахивается Силак.
- Ты неисправим в силу своей силаковской сущности, - негодует Рик.
Нет, это невозможно передать. Смешно, как в кинокомедии.
13.4.54. Вт. Бессонница мучает. Засыпаю не сразу, ворочаюсь до трёх ночи.
Утром просыпаюсь рано, дремлю. Сегодня оказался в трамвае с Юлей. В метро
ехали, болтали о том-сем. Больше говорила она, видимо, от смущения.
14.4.54. Ср. 14 ч. Моховая, 9. Читальня аудиторного корпуса. Сонливость
навалилась! Хочу уехать домой, но колеблюсь. Уже было так - приезжал, ложился, но не мог уснуть. Вставал, но в Стромынской читальне тесно, а в красном
уголке и в комнате не позанимаешься. Нет, никуда не поедешь!
20.15. Очень хорошо поработал над курсовой. Без отрыва. Пишу и думаю,
как бы написать что-то хорошее к 1 мая. Но сначала надо разделаться с курсовой.
Ричард рассказал, как в троллейбусе мальчик сказал: «Мама, вон солнышко
выглянуло! Купи мне мороженое!» Перед этим она, видимо, сказала: «На улице
холодно, вот станет теплее». И он поймал её на слове. Милая сценка.

РЭ
<^
^§
^
^
2
^
^
И

НЕУДАЧИ В ГАЗЕТЕ
15.4.54. Чтв. Записался в бригадмил - бригаду содействия милиции. В воскресенье первое дежурство у «Ударника». Заметку о романтике учёбы не смог
написать. Взялся накануне сдачи, но не успел. Переоценил свои способности.
18.30. Спецкурс по русской эстетике. Голова болит страшно...
16.4.54. Птн. И сегодня голова болит. Переутомился с курсовой.
В свежем номере «Ленстиля» — извещение: «Член комсомольского отдела В.
Бараев халатно отнёсся к подготовке очень важного материала о работе факультетского бюро ВЛКСМ и сорвал его написание». Это написала Аэлита Ниранен,
сокурсница и подруга Володи Маркова. Но как можно сорвать то, чего не было
в плане? Кроме того, я уже назначен редактором спортотдела. В редакции есть
не пишущие и не умеющие писать - Мосолов, Кормилицына, Ниранен. Их раздражает успех моих материалов, и они клюют меня при первой возможности.
Пошли с Риком в ГУМ, купили мне фетровую шляпу. Говорят, она идет
мне.
18.4.54. Воскр. Стромынка. Солнце с утра! Весна бурлит. Двор кишит студентами, играющими в футбол. За ними, как собака, спущенная с цепи, бегает
комендант, кричит, пытается отнять мяч. Один раз это удалось, но ребята, смеясь, подбежали и выбили мяч.
Днём, поиграв во дворе в волейбол, пошёл в клуб на концерт украинских
артистов. Боялся, что он будет такой же официозный, как вчера в актовом зале
на Ленгорах, но зашёл, с трудом втиснулся в двери. В зале духота, народу полно.
Вдруг вижу, передо мной — Юля. Она заметила меня, улыбнулась. Так и стояли
рядом. Несколько раз коснулся руками её плеч, когда кто-то выходил из зала.
Плечи у неё пышноватые, но крепкие. Концерт оказался как никогда! Дело не в
том, что рядом была Юля. Он действительно прекрасен!
19.4.54. Пнд. В стромынской газете меня продёрнули в числе старост, получивших на последнем обходе тройки.
В комнате перед сном придумывали псевдонимы. Автандил Венеридзе, Антон Мочевой, Сима Лифчик, «болгарский» поэт 31еГап СорогГ...
Вчера «боролись с хулиганством» — Теодор Гладков, Анюр Каримский,
Юлик Харламов, Лёва Спиридонов, Лёня Журавлев, Рик Косолапое и я. Когда
нас инструктировал начальник 96-го отделения, раздался звонок.
91

РР
^
&*
^
и
4
5
Ч!
^
Ю

-Лучше всех!..
— Вот только женщину ограбили вчера...
— Да не тронули, только сумку вырвали, а там деньги, часы...
- Сегодня два наряда выделил, да ребята из МГУ помогут...
Далее он сказал нам, что к пивной то и дело подъезжают иностранцы на
дипломатических машинах, пьют пиво, заводят знакомства, но нам не надо обращать на это внимание, а выявлять лишь наших дебоширов.
Мы дежурили на Кадашевской набережной, у Третьяковской галереи и в Лаврушинском переулке, где вчера ограбили женщину. Заглянули в пивную. Дым,
духота, теснота. Что за удовольствие пить там? Задержали четырёх подростков,
которым после десяти нечего болтаться на улице. Отвели их в участок.
Группа Гладкова дежурила у к/т «Ударник» и Дома правительства*. В милицейской стенгазете заметка: «Сержант такой-то успокоился на достигнутом и за
весь месяц не сделал ни одного задержания».
Юлю сегодня не видел. Шли с Риком на дежурство и встретили Тамару Бекаревич с Идой Варакиной, проводили их до метро Библиотека им. Ленина. Рик
явно нравится Тамаре.
20.4.54. Вт. 11 ч. Курсовую закончил вчера. На днях взял том записных книжек Чехова. Читаю в метро, в столовой, в общежитии перед сном. Брат Арсена
еще не уехал и спит на моей койке. Я — на кровати Коротаева, а тот вдруг вчера
явился. Пришлось уйти в 440-ю.
15.30. Выступил на спецсеминаре с докладом «О соц. секторе народного хозяйства Китая». На перерыве встретил Юлю, поговорили, как ни в чём не бывало.
Два дня назад я попросил у неё свои дневниковые странички. Это значило, что я не поверил, что она оставила их дома. Она могла обидеться, но обошлось.
22.4.54. Чтв. Вчера ничего не делал. Ходил в баню, в кино («Верные друзья»
в «Орионе»). После обеда читал Чехова. День был жаркий, душный. Меня разморило. Уснул, очнулся в сумерках, потом лежал ещё час в тяжёлой дрёме. На
душе - «холод, стойкий, усталый». Уже не раз решал порвать с ней, но, встретив, увидев её улыбку, оттаиваю. Потом снова - холод, неверие. В такие минуты
веду себя дерзко, вызывающе. Недавно занёс книгу и сухо сказал: «Благодарю
вас!». Юля глянула удивлённо. У Розы в глазах мелькнул ехидный огонёк, а Тамара и Неля сделали вид, что не обратили внимание. Вышел и подумал, до чего
же некрасиво поступил.
Вляпался в дерьмо. Неделю назад Леон Тер-Саакянц показал мне наброски
статьи о Славе Дровенникове. Я прочёл и сказал, что она сырая, а он попросил
помочь доработать. Не вдаваясь в подробности, я посоветовался с Лёвой Спиридоновым и Гаврилой Лихошерстных. Они не стали возражать. Я написал новое
начало, изменил концовку, сделал её хлеще. Леон поставил мою подпись рядом
со своей. Когда статья вышла, все стали возмущаться. Все факты оказались липовыми. Леон обманул меня, чтобы свести счеты с Дровенниковым. А я и не
подумал разобраться. Вполне мог бы подойти к Славе, у меня с ним хорошие
отношения, поговорить и хотя бы вскользь, косвенно выяснить суть.
23.4.54. Птн. 18 ч. Днём пошёл после столовой под аркой через двор, на
улицу Герцена. Холодно сегодня, ночью выпал большой снег. Что-то невероятное для конца апреля. Однако с крыш течёт, ветер подхватывает и разбрасывает
струи. По улицам, переулкам нельзя пройти, не промокнув, даже идя посередине. Водяная пыль захлёстывает лицо, я то и дело протирал очки. Вышел на
Тверской бульвар, дошёл до Горького, спустился до Охотного ряда. И всё думал
о том, что ждёт меня с Юлей.
Утром увидели друг друга на факс, но я изо всех сил старался показать, насколько мне безразлична она. Смеялся, шутил с собеседниками, не замечая её.
Она отвечала тем же. Моё поведение до отвращения глупо.
20 ч. Вчера перед сном провели в своей комнате «теоретическую конференцию». Она носила шутливый характер. Например, когда решили найти каждому
' После повести Ю.Трифонова он стан известен как Дом на набережной.

92

самые краткие характеристики, Рик сказал о Грише - «Светлая серость». Так
он обыграл его серый костюм, а главное, его суть. Силака назвали «Хомутовый курянин», имея в виду его родное село Хомутово. Швец удостоился титула
«Жнец- лжец». До меня и Рика дело не дошло, так как я поведал о своём проколе
со статьёй о Дровенникове.
- Ты подошёл к статье беспринципно, как ремесленник, - сказал Рик. У тебя получилась не статья, а клеветой.
- Тебе не стоило писать и ставить подпись, - сказал Гриша. - Мне досадно
за твою ошибку. Этим ты уронил свой авторитет.
Единственное утешение - слова об авторитете, который, по его мнению, у
меня есть, но я его уронил.
- Что-то, Володька, ты вредный стал, - усмехнулась Нина Тимофеева.
На факультетском собрании Валя Лазутка сказал:
- Известный фельетонист нашего факультета Владимир Бараев, систематически опаздывающий со сдачей страничек, пересдающий зачеты, осмелился, не
стесняясь в выражениях, весьма вольно критиковать нашего старшего товарища, фронтовика Вячеслава Дровенникова, а также комсорга своей группы Галю
Старостину. Нам надо дать понять ему о недопустимости подобного.
Впервые удостоенный такой критики, я не смел поднять глаза, чтобы не увидеть, как на это реагируют Юля и её подруги. Почему-то я подумал, прежде
всего, о них, а не об однокурсниках.
25.4.54. Суб. Ричард - мой друг. Утешая меня, он с улыбкой сказал, что выступление Лазутки - это издержки славы. Ничего себе!
Рик многое знает обо мне, как и я о нём. Мы с ним мыслим похоже, понимаем друг друга с полуслова. Ведь мы живём вместе уже третий год. Порой фраза, сказанная кем-то из нас, вызывает смех, как реакция на «номер анекдота».
Я набрался от него «критицизма» и даже, кажется, пошёл дальше него. Он много раз удивлялся, как я подмечаю, высмеиваю какую-либо черту человека.
У него же научился подкалывать людей, беседуя с ними так, что им трудно
соперничать со мной в перепалках. Недавно мы сцепились со Швецом, и я в
один миг высказал всё, что о нем думаю и что думают люди. Очень быстро,
резко. Он и слова не молвил в ответ и умолк как прострелянный очередью из
автомата.
Вчера встречались на Ленгорах с химиками. Это была последняя игра первенства МГУ. Накануне спал плохо, голова болела. А в большом зале играть
трудно. Счет 35:52. При всём при том, я набираюсь опыта. У меня неплохо получается в защите, закрываю броски, перехватываю пасы, а вот попадаю в кольцо хуже. Философы на 9 месте из \2. Чемпионами впервые стали баскетболисты мехмата. Я поздравил Эмиля Ершова, Владика Писаренко, Гену Ситникова,
Диму Банного.
Сегодня традиционная эстафета на приз газеты «Московский университет».
26.4.54. Пнд. Музей изоискусств. Экскурсовод: Богиня победы Ника с острова Самофраки. Статуя сооружена в честь победы Деметрия Полиоркета над египетским флотом в 306 г. до н.э. База статуи (передняя часть корабля) находится в
Вене, а сама статуя - в. . . При коммунизме люди, вероятно, создадут в одном из
городов грандиозный музей, где соберут все части разрозненных скульптур.
27.4.54. Вт. Моховая, 1 1 . Семинар Н.Г.Сенина. Собрались все наши «восточники» - Юлик Харламов, Нина Тимофеева, Галя Морозова, Валя Добрынина,
Вл. Мосолов. Николай Герасимович принёс мою курсовую и говорит:
- Вашу работу я прочёл с большим удовольствием, но, к сожалению, у неё
есть неисправимый порок.
У меня холодеет сердце - я знаю этот порок и говорю: «Много цитат?»
- Да, - улыбается Сенин, - они подобраны удачно, но самостоятельных мыслей в работе о самостоятельной линии пролетариата маловато. Получается как в
анекдоте: оригинальная мысль - кратчайшее расстояние между цитатами.
Он посадил меня рядом с собой и начал листать мои страницы. Нас обступили почти все. А при этих словах сунул свои очки и Мосолов.

со
<^
^
^
^
2
5
ц^
^

щ
Н
2з
^
^
Н

93

ю
^
^
из
^
^
2
^
^
РЭ

р<
^
<3
^
^
3
<!

- Но, несмотря на этот популярный ныне порок, — продолжает Сенин, — видно, что вы хорошо поработали. Вспоминаю ваш интересный доклад о крестьянстве...
— А о чём сейчас писал ты? — спросила Нина.
— «Независимая линия пролетариата — необходимое условие обеспечения
его гегемонии в национально-колониальной революции», — ответил я.
— Тема звучит громоздко, но товарищ Бараев раскрыл её сжато, ярко, используя образные выражения Мао Цзе-дуна, и я оцениваю его курсовую работу
на отлично.
Для меня и других это было неожиданностью. До того Сенин заставил Юлика и Нину переписать работы. Почему он так хорошо отнёсся ко мне? Может,
действительно, неплохо написал? Это было первое «отлично» в спецгруппе.
В перерыве семинара сфотографировались на память с Сениным в центре.
Николай Герасимович хороший дядька. Крупный, спокойный, по-русски добродушный малый. Работает в Институте философии. Пишет докторскую о Сун
Ят-сене. Когда мы спросили, на что обратить внимание в будущем году, он назвал два направления — вопросы истмата в трудах Мао и история КПК. Что ж,
учтём.
Вчера проявлял пленку, на которой снимал эстафету МГУ на Ленинских горах как фотокор «Трибуны» и «Ленстиля». Снимки получились хорошие — Неля
Мотрошилова, Анюр Каримский, Слава Самборский и др. А также юристка
Неля Логинова, вышедшая замуж за геолога Женю Долгинова, физики, химики...
Ко мне продолжают подходить с претензиями по клеветону.
Дима Авраамов: «Как ты мог принять участие в таком пасквиле?»
Андрей Могилёв: «Володя, ты стараешься писать необычно. И если бы это
было по существу, было бы просто здорово».
Это говорилось на лекции Нарского. И после этих слов Могилёва Нарский
сказал как будто в поддержку его мысли: «За формой пропадает содержание».
ИСКУШЕНИЕ
28.4.54. Ср. На зарядке во дворе увидел воробья у изгороди на земле. Солнце светит, почки набухают, лопаются, листья распускаются, а воробышек трясёт лапками, потряхивает крылышками. То ли подбили его, то ли отравился, но
подыхает прямо на глазах. Склонился над ним, так жалко стало.
Не наша ли с Юлей любовь бьётся в конвульсиях?
Курсовую работу диктовал машинистке Лине. Её объявление увидел у входа
в столовую МГУ. «Печатаю курсовые, дипломы, диссертации. Оплата по соглашению». Далее - телефон, адрес. Позвонил, согласилась, пригласила к себе.
Она живет на Садово-Кудринской, в полуподвале во дворе, с сыном третьеклассником. Мужа, видимо, нет. Необычные черты белого лица, тёмные волосы. Лет тридцати, пышная фигура, но с талией. Пока я гадал, кто она, армянка,
турчанка, выяснилось, что она из Самарканда. В ней течёт персидская, таджикская и русская кровь. А увидев на конверте фамилию Нурбаян, я понял, что это
чисто монгольская фамилия: нур — озеро, баян — богатое. И писаться должна
Нур-Баян. Но в облике — ничего монгольского, скорее — персианка из «Тысячи
и одной ночи».
Встретила меня как земляка или давнего знакомого, даже предложила чаю.
Но я отказался. В последние дни, когда поджимали сроки, пришлось диктовать
прямо на машинку. А часть текста она печатала из книг и брошюр.
Однажды, увидев, что меня клонит ко сну, она предложила прилечь на диванчик за занавеской. Я лёг и задремал под стук машинки. Не знаю, сколько
времени прошло. Когда очнулся, было тихо, в комнате темно, за окном тоже.
Смотрю, занавеска колыхнулась, и она вошла ко мне. Сделав вид, что сплю, я
смотрел из-под ладони, которой прикрыл глаза, на её платье. Оно легкое, короткое, лишь чуть прикрывает голые колени. Она постояла, потом сделала два шага
ко мне и остановилась. Я почувствовал её волнение и убрал ладонь с глаз:
— Вы что, кончили?

94

- Ещё нет, но хочу кончить, - как-то странно, игриво усмехнулась она.
Я вытянул руку, чтобы подняться, а она, поняв это как приглашение, села ко
мне и прижалась бедром. Оно было не теплым, а горячим. Я замер, остолбенел.
А она склонила голову и коснулась меня пышными грудями. Кудряшки волос,
запах духов опьянили меня.
Она взяла мою руку и положила её на свою грудь. Меня как током ударило, я задрожал всем телом. Моя ладонь впервые коснулась женской груди, да
какой! Но когда она стала приближаться своими губами к моим, я остановил
её ладонью и, тронув левой рукой за талию, поднялся с дивана. При этом я
ощутил, какая у неё тугая грудь, и что на талии нет резинки. Поняв, что она
без трусов, я прошептал:
- Не надо! - Видимо, я покраснел, и голос у меня был смущённый.
- Ты что, не целованный? - удивилась она.
Замявшись, я молчал, но она всё поняла и усмехнулась.
- Надо же! Тебе что, девятнадцать?
- Двадцать один.
- Тем более! В твои годы все уже...
- У меня есть девушка, которую я люблю.
- И потому не можешь тронуть другую? А я думала, мужчинам всё равно,
когда и с кем. Впрочем, ты ещё мальчик!
Выйдя от неё, я шёл и думал, правильно ли я поступил, оттолкнув её? С
одной стороны, я остался чистым, не изменил Юле! Поступил по принципу
«Умри, но не давай поцелуя без любви». А с другой, вспоминая аромат её духов,
щекочущие кудряшки, пышные груди, фигуру, я млел, и у меня начинала кружиться голова...
Приехав на Стромынку, я ничего не сказал никому, даже Рику, так неловко
было. На следующий день мы допечатали текст, я поблагодарил, рассчитался за
работу. Она взяла немного, хотя сделала всё, как надо.
— Если нужно напечатать что, звони, приезжай. А захочешь, звони просто
так. - А в дверях сказала: - Не думай, что я со всеми такая.
— Ну, что ты, — наконец-то перешёл на ты и я.
- Просто ты очень понравился мне. Только оставайся таким и после женитьбы. Как будет счастлива та, кого выберешь ты! И дай бог счастья тебе! — сказав
это, она поцеловала меня в щеку, а я еле коснулся её щеки. Я снова ощутил её
аромат, прикосновение её грудей, но лишь слегка тронул её пышные плечи и
снова взволновался, стал думать, верно ли я повёл себя с ней? А как бы повела
Юля, если бы я обнял и поцеловал её?
Юлю вижу редко. Позавчера, в воскресенье, воспользовался тем, что надо
вручить подарок Тамаре Бекаревич в честь уже прошедшего её дня рождения, зашёл и вручил статуэтку молодого Горького. В комнате кроме неё были
Юля, Ляна, Люда. Сидел долго, говорили, помог Ляне написать упражнение
по русскому языку. Неля и Роза приехали откуда-то, а Тамара поехала в театр
оперетты.
Смотрел на Юлю и думал, знала бы она, какое испытание выдержал я. Как
бы отнеслась ко мне, узнав об этом? Я не восхищаюсь собой, не возношу преодоление искушения. Мне даже стыдно, что я чуть ли не жалел о том, что отказался от ласки такой шикарной женщины, но что-то всё-таки свербит в душе.
Мелькнула мысль, а что, если бы я познал женщину... ради нас с Юлей?
Ведь я совершенно неопытный, наивный юнец. И вдруг «падение» помогло бы
более уверенно вести себя с Юлей. Мы начали бы целоваться, между нами произошло бы то, после чего отступать некуда, и мы бы поженились!
В детстве я, оказывается, был наивным солипсистом. Однажды на Кумыске
я вышел из бани, смотрю на горы, залитые вечерним солнцем. И вдруг подумал,
что если бы меня не было, если бы я не видел их, не было бы ни этих гор, ни людей. Не было бы всего мира. Нет меня - нет ничего! Тогда мне было всего шесть
лет, я ещё не ходил в школу. И вот, поступив в университет, узнав о наивном солипсизме, субъективном мире, данном нам в ощущениях, я понял, что не знаю
самых загадочных для меня ощущений - женских губ и объятий.

И
<^
^
^
^
^>
2
5
(^

ю

щ
Н
^3
<;
^
Н

95

ю
^
&•<
^§
&
5
^
Е1
5
ю

р^
Ц
<;
^
;$
,-)

В двенадцать лет стихийное философствование привело к удивительному
открытию. Приехав с Ильинки, жил на Каландаришвили 2, в школу ходил от
Селенги до Батарейки на горе. Однажды по пути в школу я, пятиклассник, решил идти, не наступая на трещины на асфальте. Шёл, шёл, а когда вдруг устал
от напряжения, перешёл на обычную ходьбу. До чего же легко стало сразу! И я
подумал, что многие правила, придуманные нами, мешают нам.
И вот сейчас, на пятом курсе МГУ, я вспомнил о тех трещинах на асфальте,
и это привело к мыслям о вреде условностей, которые сковывают людей. Соблюдение догм, придуманных разными нациями, приводит к межрелигиозным
войнам и внутриконфессиональным конфликтам. Тут и крестовые походы, и
гонения старообрядцев в России со стороны официального православия. Тут
и противоречия католиков, протестантов, лютеран, верящих в одного Христа,
жестокая вражда суннитов и шиитов, поклоняющихся одному Аллаху.
Далее мысли коснулись государства, морали, политики. Ясно, что и в этих
сферах страшно мешают догмы, предубеждения, устаревшие традиции. В том
числе нормы морали. Но без них нельзя, без них нас погубит вседозволенность.
И всё же мораль, этика, этикет, эстетика — это условности. И марксистколенинская философия, превратившаяся в собрание догм, цитат, одна из главных
условностей, принятая и узаконенная нашей партией и государством.
Как же далеко увели меня трещины на асфальте!
«АБСТРАКТНОЕ СОБРАНИЕ»
Валя Близненкова просит написать «что-нибудь весёленькое» к комсомольскому собранию курса. Стихи, пародии, дружеские шаржи. Я сказал, что Лёва
Спиридонов пишет хорошие эпиграммы, она смотрит на меня, не шучу ли я.
Потом пошла к нему, а после, когда поняла мою шутку, стала дуться на меня.
А о собрании курса хочется написать не «что-то весёленькое», а развить
мысль о разнице наших групп и создать их «портреты». Они действительно
очень разные. Так, в первой группе - почти одни москвичи, медалисты, дети
важных родителей.
В нашей второй и третьей больше провинциалов. Есть и медалисты. В 1-3-й
группах главные предметы - диамат и истмат. А в четвёртой группе - логика, и
там собрали как бы второсортных. Так в ней оказался Рик, сын осуждённого.
Пятая группа на особом положении — там изучают психологию и там — почти
одни девчонки. При комплектовании групп коммунистов распределили примерно поровну - для партийного влияния.
Всё это сказалось на характере, лице групп. Почти всё комсомольское руководство курса - из первой группы. Но в ней не чувствуется дружбы. Живя
в обеспеченных семьях, они не торопятся к кассе в дни выдачи стипендии.
Вряд ли приглашают друг друга в гости, не дружат ни с кем с курса, тем более
с «провинциалами». Не умеют бросать гранаты, бегать, не знают физического
труда.
Однажды Кочуров, замдекана по хозчасти, послал нас выбивать ковры из
кабинета декана, библиотеки. Мы поехали на грузовике в Сокольники, развесили их на каком-то заборе, и Боря Воронович признался, что впервые взял
в руки метлу и щётку. О том, чтобы поехать после окончания в провинцию, в
первой группе и речи нет. Все они думают об аспирантуре, о работе на факультете или в другом престижном вузе Москвы.
Странно, но характер, облик групп теплеет по мере увеличения их порядкового номера. Я уже писал о том, что наша, вторая, не очень дружна. Но у нас
атмосфера всё-таки лучше, чем в первой. Самые тёплые отношения в четвёртой и пятой группах. Пишу это и чувствую, что об этом не то, что писать, даже
говорить нет смысла. Смешно ломиться в открытую дверь.
29 к и п е н ь 1954. Чтв. Быстро поднимаюсь по лестнице и вдруг нагоняю
Юлю. Если бы увидел раньше, поотстал. Она спрашивает, что у меня будет
сегодня? Отвечаю, лекции. Какие? Перечисляю и умолкаю. Идём рядом и молчим. Жутко просто. На следующем перерыве хотел подойти, сгладить впечатление, но...

96

Похудел с 81 кг до 79. Чувствую неважно, горло болит. Сегодня ворочался
с часу ночи до четырёх. Не только Юля, но и вчерашнее курсовое собрание
«О романтике в нашей жизни». Оно мало, что дало всем, хотя Харламов сказал, что «выборный актив кое-что получил». Уже одна эта фраза говорит о
формальном, бездушном отношении пресловутого актива. Провели, поставили галочку и довольны.
Внёс свою лепту и я. Говорить об облике групп не стал. Сказал, что само
бюро пасует перед трудностями, когда отменило поездку в колхоз из-за плохой
погоды. А ведь многие москвичи представления не имеют, как живут селяне.
Им надо бы посмотреть на людей в телогрейках, сапогах, а главное, помочь
им...
Говоря о романтике, я сказал, что она - во всей нашей жизни. В лекциях,
семинарах и в занятиях в библиотеке, когда кое-кто не только читает, но и
переглядывается с кем-то. И окончив университет, мы невольно будем вспоминать не только какие-то конкретные факты. У каждого из нас сложится образ
некоего абстрактного собрания, семинара, лекции. Несмотря на то, что они
не всегда были интересными, яркими, они составят то, что позже мы назовём
романтикой студенческой жизни...
В общем, в результате желания поразмышлять вслух, моя лепта превратилась в жалкий лепет. Тут записано более понятно, но выступление было путаным и даже смешным. Во всяком случае, так я расценил улыбки и смех, когда я
говорил об абстрактных собраниях, семинарах. Но нет, Лия Веселова, Наташа
Акиева сказали, что я выступил от души, искреннее всех.

РЭ
5
&*
^
&
^
^
^
^
сз

р^
Ц
<;
2
^

МОИ НЕДРУГИ
30.4.54. Птн. Этот список составил недавно на отдельном листке. В него
вошли два Льва - Митрохин и Спиридонов, Старостина, Дровенников, Бобров. Все они попадали под моё перо. Кроме них - В.Мосолов, А.Сухарев,
Ф. Прудников, А.Макаров. Арсен почему-то всё время делает мне замечания.
Не так иду, не то говорю и пишу. Потом узнал, что он так же пристаёт и к
другим. Аркадий Борбот относится ко мне высокомерно, как к нацмену. Мол,
я, как чукча, не могу отличить хороший арбуз от плохого. Был такой грех, я
купил недозрелый, а он пришёл к нам на Пушкинскую площадь.
Бобров после моей статьи о нём считает, что на меня не стоит обращать
внимания, но, между тем, всегда опасливо косится, когда я прохожу мимо.
Однажды на семинаре он сидел, покачиваясь на задних ножках стула. Я сидел
сзади, слегка подтолкнул ножку, и Боря рухнул на пол. Я успел убрать ногу
и тут же помог ему встать. Все засмеялись. Боря поблагодарил. Видимо, догадавшись о моей «помощи», он с тех пор стал садиться подальше от меня.
Недавно на лекции он сел сзади и, увидев, что я верчусь, сказал с усмешкой:
«Володя, у тебя что, свинца в заднице не хватает?». Я тут же ответил: «Добавь
его из своей головы».
Увидев этот список, Рик перечислил своих недругов: Боброва, Прудникова, Константинова. И дописал: «Феликс сохраняет видимость доброжелательства». «Меня Квасов считает тупаком, но боится моего жала». «Борбот не любит, но иногда заискивает и всегда боится ехидства». «Першин ненавидит»...
Странно, но нас с Риком «объединяют» даже общие недруги - Бобров, Борбот,
Прудников.
В школе однажды подумалось, что, если тебе предложат выбрать кого-то
одного из класса, кого бы выбрал я. Это было очень трудно решить. А сейчас я
без колебания выбрал бы Рика. Потом подумал, если бы из всех людей спасся
только я, и мне поручили бы сохранить для истории все мелодии человечества,
сколько бы смог восстановить я?
3 мая 1954. Понед. «Москва Моховая университет философу Бараеву.
Праздником пробуждения сил природы и общества = Мазугеевы». Такую телеграмму получил я от Екатерины Александровны Мазуриной и Николая Ивановича Зугеева. Подпись «собрана» из соединения двух фамилий.
Вчера танцевал с Юлей в клубе на Стромынке. Был выпивший, но в меру.
Ни разу не коснулся её груди, держался на расстоянии. Она была весела, смея7. Заказ 208

97

га
«Л
^3
щ
&
^
^
Ч!
^
т

й
Ц
^
<
^
>-1

98

лась, кружась. И была такой красивой, милой. Как она нравится теперь, как я
люблю её! После стольких размолвок, недоразумений - просвет в тучах!
4.5.54. Вт. Сегодня были в Мавзолее. 50 человек с нашего курса.
Возвращаясь с Красной площади, я шутливо толкнул Вано Мелкумяна.
— Володя, не трогай меня, — сказал он, — а то я из твоего бурят-монгольского
носа сделаю армянский.
- Вано, будет гораздо хуже, - ехидно сказал Ричард, - если он из твоего
армянского носа сделает бурятский.
Все засмеялись, так как у Вано нос очень большой.
В национальных республиках есть одна из форм комплиментов: Татьяна
Ефремовна Гергесова сказала мне, что я похож на русского. Недавно услышал
от Заида Оруджева, что ему тоже говорили, что он похож на русского.
5.5.54. Ср. На улице солнце, теплынь. Сказал Зине Мажириной что-то, а
она набросилась на меня. Странно, у нас всегда были нормальные отношения.
Потом понял, она нервничает из-за разрыва с Юрой Пошехоновым. Мне не
хочется видеть её среди недругов.
6.5.54. Чтв. Вчера был на заседании кафедры зарубежной философии. Обсуждались тезисы Зиновьева и Ильенкова. Сидели рядом с Юлей. Надо посещать такие заседания. Люди умные, солидные и как здорово острят, шутят!
СОЛНЕЧНАЯ ПОЛЯНА
Ночь с 6 на 7 мая. 2 ч. «Красный уголок». Не могу уснуть, беспокоит
какая-то душевная неустроенность. Эти дни готовлюсь к докладу по гносеологии. Хожу на лекции, но не записываю их. А после читаю газеты, журналы.
Играю в волейбол во дворе. Первенство по баскетболу кончилось. Экзамены
на носу, а я не готовлюсь. И вот лежу, думаю, как переломить свою неорганизованность. В этом я похож на Швеца. Однажды он сказал в ответ на мою
тираду, мол, я говорю всё точно, потому что сам такой. И он прав.
Многое надо сделать - странички сдать, доклады по гносеологии и Мичурину, монтаж о зимнем турпоходе выпустить. Башилов и Никита так и не
сделали, попросили меня. А уж лето на дворе. Надо составить жёсткий план
по дням и часам.
Но как рассчитаться с долгами? Написать рассказ, опубликовать песню!
Срок сдачи рассказов в «Комсомольской правде» - 15 мая. Ещё можно успеть.
Итак. Сейчас уже пятница 7 мая. В субботу выезжаем в турпоход вдоль канала
Москва-Волга. Два дня выпадает. Может, не ехать? Но отказываться не хочется. Странички надо сдать во вторник 11 мая. Эти дни уйдут на них. Доклад по
Мичурину - 14 мая. А как же с рассказом?
7.5.54. Птн. Прочёл в «Огоньке» рассказ Бориса Ласкина «В конце апреля». Ничего так, но в нём не студенты, дети разных народов, а какие-то люди
на отдыхе. Написан «подвижно», много диалогов, которые придают живость.
У меня будет не так. Попытаюсь написать более лирично. Что ж, докажи на
деле.
8.5.54. Суб. В нашей комнате возникла дикая традиция. В борьбе против
неряшливости, договорились не оставлять на стульях и кроватях одежду, а
если кто допустит это, бросать всё на дно шкафа, где лежат ботинки, грязное
бельё. Так недавно там оказался мой пиджак. А сегодня утром Швец повесил на спинку кровати свои светлые летние брюки и белую рубашку. Когда
он уехал, мы с Риком заговорщически переглянулись, и он зарыл их на дне
гардероба. Тут Силак не выдержал и сказал: «Ребята! А может, не надо!». Но
мы поехали на Моховую.
Думали, что Валерка закатит истерику, а он просто обиделся на нас.
- Ну, как так? Я брюки только что выгладил, и рубашка совсем чистая...
Нам стало неудобно. Но ничего, он ведь тоже делал так.
10.5.54. Пнд. Читальня на Стромынке. Выехало в поход 14 человек. Из
первой группы только Володя Тлостанов, и то, видимо, как член партбюро.
Из второй - Лёва Спиридонов, Ира Глебова, почему-то без Орловского, я. Из
третьей - Зина Мажирина, Рая Хафизова, Гаврила Лихошерстных, Юлик Харламов, комсорг курса. Логики, как самые дружные, составили большинстве

- Ричард, Валя Близненкова, Женя Тер-Григорян, Венька Арсёнкин, Лёня Жу- м
равлёв, Неля Пономаренко. Выехали на электричке с Савёловского вокзала, ^
доехали мимо Шереметьево до Лобни. Оттуда прошли 10 км до залива, где
Р*
впервые после зимы искупались. Вода за день нагрелась. День был солнеч- ^
ный, почти жаркий.
Ночевали у Запретных ворот*, недалеко от пристани Степаньково. Долго
Ь
не ложились спать. Искали дрова, ставили палатки, девчонки рвали цветы, ^
траву. Пока готовили ужин, закатали Нелю в саван и пронесли к берегу и об- ^
ратно. После ужина пели под аккордеон, на котором лихо играл,Арсёнкин, 1=1
танцевали, плясали.
<<
Мы с Володей Тлостановым по просьбе ребят спели бурятские и кабар§
динские песни, причем дуэтом. Не зная слов, я подпевал вторым голосом, на
ходу схватывая мелодии, которые слышал впервые. Голоса у нас неважные,
но представление о бурятских и кабардинских песнях дали. Нас наградили
аплодисментами. Потом стали петь общие, знакомые всем песни. Одна из них
- из кинофильма «Первая перчатка», получилась особенно здорово. Пели негромко, задушевно: «Сердцу хочется ласковой встречи и хорошей большой
любви».
Какие лица были у всех! Грустные, задумчивые. Одни смотрели в огонь,
другие - в небо, третьи - во тьму леса. Ведь все, кроме Тлостанова, неженатые,
незамужние. Бедняга Зина Мажирина чуть не прослезилась. Всё не отойдёт от
разрыва с Пошехоновым. А может, это к лучшему? Юра - парень туповатый,
самодовольный. Нашёл судьбу на втором курсе, где учится Юля. Мне тоже
хочется «хорошей большой любви», и всем тоже.
У Арсенкина с Женей хоть и ладится, но Женя колеблется, стоит ли связывать с ним жизнь? Он ведь и выпить не дурак, и у девчонок пользуется успехом. Бравый алтайский парень, лыжник, аккордеонист.
А Неля, хоть и высокая, стройная, и характером прекрасная, не пользуется
успехом. Правда, Лёня Журавлёв неравнодушен к ней, но он не нравится ей.
И у Харламова с Валей не ладится. Ей по душе Ричард, но он не проявляет
чувств. Так и сидели мы - рядовые и вожаки. И всех уровняли неразделённость чувств, неясность перспектив личной жизни.
Угомонились на рассвете, в четыре утра. Я проснулся в шесть. Володя Тлостанов уже сидел у костра и курил. Когда я вышел из палатки, он показал мне
мой ботинок, от которого осталась одна подошва. Перед сном я поставил ботинки у бревна, чтобы посушить их, а оно разгорелось, и огонь сожрал один
ботинок. Он чадил так, что разбудил Володю. Посмеялись и решили подвесить
подошву у входа в палатку девчонок, а к ногам Арсенкина Володя привязал
связку консервных банок. Я не знал, что он такой хохмач. Когда он привязывал банки, я, как Силак недавно, сказал: «Может, не надо?», но Володя лукаво
сказал: «Не бойся. Если что, я скажу, что это не ты».
Взяв аккордеон, я отошёл в сторону и стал подбирать мелодии. Басовые
аккорды левой рукой не трогал, так как впервые держал в руках этот инструмент. А клавиатура знакома по пианино, и потому подбирал неплохо. Играл
в основном грустное — адажио из «Лебединого озера», «Рябинушку». Потом
начал «Чёрные брови, карие очи». Не только играть, но и петь.
Вы и н!мае, а вы мов тута.
Свтте в душу як две зори
41 в вас улгта якась отрута,
41, мобыть, вправду вы знахар!...

Затем другие украинские песни...
Н1чь яка М1сячна, зоряна ясная,
Вщно. хочь толки сб!рай.
Выйди, коханая. працею зморена,
Хочь нахвылшочку в гай...

' Секрета названия Запретные ворота мы не знали. Как и того, что канал Москва-Волга чуть ли не
буквально устлан трупами зеков.
7

*

99

^
^2
^
^
12
^
^
и

РН
[2
<^
^
^
^
<!

100

Вдруг раздаётся звон банок. Венка Арсенкин выскакивает с криком: «Ну,
Бараев! Сейчас я ему!». Тлостанов, смеясь, говорит, что это не я привязал. Девчонки проснулись и, узнав, стали смеяться. Зина спрашивает с прищуром:
- Слушай, Володя, а в честь кого ты пел украинские песни?
- Неужели неясно? - смеётся Ира. - Конечно, в честь Нели Пономаренко.
— Но у неё голубые глаза, — отшучиваюсь я.
СмотркЬ на Нелю и пожимаю плечами, мол, извини. Она смущённо опускает глаза и смеётся вместе со всеми.
- Володь, а я не знал, что ты играешь на аккордеоне, - говорит Вена.
— Да что ты! Какая игра? Я впервые взял его в руки.
— Не может быть! Но если так, то учись, я помогу!
Наварили столько каши, что не смогли съесть, попили какао, стали петь.
Часов в десять пошли вдоль канала, пьяные от свежего воздуха и бессонницы.
Из-за жары свернули в лес. А там сыро, лужи, полные воды. Я шёл в одном
ботинке, но он помог проходить наиболее грязные места и лужи.
Нас обгоняли катера, моторные лодки. Мы боялись опоздать на свой пароход. Перейдя вброд какой-то ручей, вышли к заливу у Солнечной Поляны. Там
нас встретили подъехавшие утром Юра Марков, Дима Рябов, Алик Зельманов.
Начали орать, прыгать, как дикари. Полуголые, в одних плавках, трусах. Потом стали фотографироваться на фоне подошедшего «Кузьмы Минина», на
котором поплыли в Москву. Это один из последних колёсных пароходов на
всей Волге. Перед этим успели искупаться.
По Москве шёл босиком, второй ботинок положил в урну. Вернулись на
Стромынку и увидели, что тополь за нашим окном буквально за день выдавил
нежные листочки. И весь двор расцвёл, похорошел, преобразился.
12.5.54. Ср. Вчера Василий Смыслов стал чемпионом мира! Радости Силакова не было границ, и вся наша комната болела за Васю.
13.5.54. Чтв. Лекция по эстетике в 56-й аудитории. Сегодня проснулся рано
и не мог уснуть. В столовой официантка обслуживала медленно, долго ждали
её. Я нервничал. Поехал на фак, где договорился встретиться с Леной Чулковой, передать свой доклад по гносеологии (у неё та же тема), но не нашел её.
В таком вот ожидании, чтобы не терять времени, сделал набросок рассказа.
Использовал записи из дневника двухгодичной давности. Дал прочесть Рику,
он сказал: «Слабовато». По его шкале это лучше, чем «так себе», но хуже, чем
«ничего» или «нормально. Секрет неудачи не только в самоплагиате, но и в
том, что я писал чуть ли не механически, без всякого вдохновения. И это передалось в тексте.
14.5.54. Птн. Семинар Панюшева. Выступил с докладом. Заканчивается
обсуждение. Юра Сафонов похвалил за хорошее изложение категории объективной истины, за то, что я правильно сказал об ощущении как основном
пункте борьбы материалистической гносеологии с идеалистической. Но вторая часть доклада получилась хуже. Это произошло оттого, что Панюшев попросил не излагать фрагменты из «Философских тетрадей» Ленина, так как о
них пойдёт речь позже. Мне пришлось на ходу выбрасывать большие куски,
и стройность изложения потерялась. Во время доклада я то и дело сморкался.
Простыл в походе, когда шли по лесным лужам.
16.5.54. Воскр. 21 ч. «Красный уголок». Позавчера вечером был в 472-й
комнате. Зачем-то признался, что до сих пор не сдал странички и что не пойму,
почему не успеваю. Юля с укором сказала:
- Ну, конечно, вы с Ричардом много ходите всюду, ездите за город.
- Всё равно можно было успеть. И вообще я - неисправимый халтурщик.
- Н-да, самокритика украшает человека, - усмехнулась Юля.
Мне стало страшно неловко, но я продолжил признание:
— Написал рассказ, а Рику он не понравился. Тема простая - наша студенческая жизнь, а Гоголь говорил, что чем обыденнее, обыкновеннее сюжет, тем
гениальнее должен быть писатель, чтобы изобразить простое в образной форме. Выходит, я вовсе не гениален. Потому и не получилось.
- Да что ты, Володя, - сказала Роза Черткова, - не всё сразу! Не получилось сейчас, получится в другой раз.

А Юля посмотрела на меня и сказала:
— Станиславский говорил, что не надо поручать молодым актёрам большие
роли. Это всё равно что дать молодому неокрепшему юноше поднять большой
вес. Он не возьмёт его и надорвётся.
— Ты права, — сказал я, — видимо, мне рано браться за рассказы. Всему своё
время, спешить не надо.
Тут вошла Ляна Филипп и спросила, дома ли Гриша? Узнав, что он на месте, сказала, что хочет взять у него лекции по эстетике, которые он обещал.
- Это ты сосватал? - спросА меня Гриша после.
- Да нет. Ляна давно по тебе страдает.
20.5.54 Чтв. 12 ч. Наташа Акиева сказала о Грише, что, объясняя что-то,
он как бы говорит сам с собой, слушает сам себя и любуется своими фразами,
почти забывая о собеседнике.
Вчера делал доклад по Мичурину и был пойман с поличным. Почти дословно переписал и зачитал статью из «Вестника Академии общественных
наук».
- Как у тебя хватило смелости целый час дурачить группу, - сказал Виталий Кузнецов, — выдавая за свой доклад статью Устинова?
Впервые в жизни испытал чувство жгучего стыда. Мне было трудно смотреть в глаза моих товарищей. И я ответил:
- Действительно, меня застукали как вора, и мне ничего не остаётся, как
улыбаться мерзкой растерянной улыбкой. Воруют обычно, когда чего-то не
хватает. У меня не было времени. Готовился к докладу четыре дня, прочёл
много статей, а когда пришла пора выступать, переписал Устинова. Но, уверяю вас, этот поступок — не моя сущность и не мой стиль. Все прежние доклады были моими со всеми достоинствами и недостатками, остротами, водой,
ошибками. Да, я сработал грубо, как это бывает с неискушёнными ворами.
Тут раздались сочувственные голоса моих друзей:
- Да, да, Володя, мы верим тебе.
— Даю слово, что никогда в жизни не повторю подобного.
— Доклады делать — не статьи писать, — почему-то довольно усмехнулся
Могилёв. - В стенгазете можно дать волю фантазиям, а тут - совсем другое
дело.
Опытный плагиатор со стажем, Андрей, как и другие, всё время заимствует идеи и мысли из журналов и книг. Но делает всё так умело, что это уже не
плагиат и не компиляция, а «творческое обобщение». Да и другие тоже.
Готовясь к зарубежной философии, вычитал у Уильяма Джемса:
«Обыкновенные люди — рабы привычки, они всегда делают только то,
чему их научили, без малейших отклонений. Они сухи, прозаичны и деловиты
в своих замечаниях, лишены юмора, находя разве только грубое физическое
удовольствие в подшучивании над кем-нибудь. Они принимают мир таким,
какой он есть».
Совершив плагиат, я довел до абсурда то, что делают все, и этим доставил
им «грубое физическое удовольствие».

га
^
°*
щ
^
^
^
5
га

с^
Ц
)§
^
^
<

300-ЛЕТИЕ ВОССОЕДИНЕНИЯ РОССИИ И УКРАИНЫ
22.5.54. Суб. 10 утра. Москва готовится к 300-летию воссоединения
Украины и России как к самому большому празднику. На Манежной площади
строится большой помост для концертов. На столбах, стенах домов — кумач и
«бархат».
Сдал зачёт по русской эстетике. Сейчас еду на Стромынку, пойдем с Юлей
и её подругами в Сокольники. (Пробыли в парке до часу ночи).
23.5.54. Воскр. Утром уехали с Риком в Переделкино. Прошли оттуда лесом до Востряково. Как однажды весной с ним и Нелей Пономаренко. В этот
раз я приглашал Юлю, но она не смогла.
— Каждый из нас очень типичен, — сказал Рик, — и потому, если будем писать о себе, получится неплохой роман.
Вечером поехали с Юлей и Ляной в центр. Прошли от Манежной по Герцена к Тверскому бульвару, улице Горького до Красной площади. Оттуда уехали
101

ю
^
^з
^
&
^
^
1^С
^
03

на Ленгоры, бродили у Москвы-реки до 11 вечера. На Стромынку вернулись
полвторого ночи. Взял у Фрица Кумпфа будильник, чтобы утром не опоздать
к поезду, на котором приезжают папа с Розой. Год назад моя сестрёнка упала
с брусьев и травмировала почки. Дело кончилось тяжёлой болезнью, которую
называли пурпура или гламерулопиелонефрит. Она пережила даже клиническую смерть. Папа привёз на обследование.
27.5.54, Четв. Гостиница «Северная». Сижу в вестибюле, жду отца и Розу.
24 мая встал в 5 утра, пошёл пешком на Ярославский, трамваи ещё не ходили. Встретил отца и Розу. В гостинице «Москва» устроиться не смогли, повёз
сюда, т.к. год назад здесь легко устроились Хундановы.
31.5.54. Пнд. Отец побывал на факультете и в нашей комнате на Стромынке. Он понравился ребятам. Рик даже сказал, что он гораздо красивее меня,
чему я только обрадовался. Юля, Роза Черткова, Тамара Бекаревич увидели
отца у ворот во двор МГУ, где стоит памятник Ломоносову. Было яркое, солнечное утро. Девчонки уступили нам дорогу, а я представил их отцу. Он пожал
всем руки, они очень мило улыбались. Позже он сказал, что Юля красивая, как
и её подруги.
28-го ходили с отцом по магазинам, купили кое-что Розе. Пообедали на
Моховой, в столовой под ректоратом. Потом он пошёл по делам Минздрава
Бурят-Монголии, а я отвёз в больницу на Пироговской передачу Розе, побыл
у неё*.
Приехав на Стромынку, стал клеить фотомонтаж об уральском турпоходе
в январе с.г. Сидел до часу ночи и утром с 7 до 9. Отвёз на факультет, прикрепил на обычном месте. Вернулся в общежитие, поспал 2,5 часа и поехал на
Всесоюзные заочные соревнования по легкой атлетике. Толкнул ядро на 11.07.
Личный рекорд. А если бы потренировался хоть немного, мог бы дальше. Вечером пошли в кино на «Школу мужества». Сидел между Юлей и Розой, а Рик
с Тамарой.
2.6.54. Среда. Философский ф-т, аудитория 57. Тем же составом 30 мая
поехали на речном трамвае на Ленгоры. Играли в мяч, бегали, пели, пили воду,
сосали леденцы. Девчонки жаловались, что комары кусают их, а нас почемуто не трогают.
— Знают, гады, кого есть надо, — пошутил я.
- Я бы сказала, - усмехнулась Тамара, - но боюсь, обидитесь.
- Мол, они нами брезгуют? - спросил я.
— Нет, чуть мягче: вас даже комары не любят.
К вечеру пошли в высотное здание, пообедали в столовой. Там Роза и Тамара стали говорить, какой у меня хороший отец. А Юля улыбалась и молчала.
Мне показалось, что ей, как и мне, было неловко.
После этого стали спорить, откуда лучше смотреть салют в честь 300летия присоединения, с Ленинских гор или в центре, и решили поехать на
111-м автобусе к «Ударнику». На правой стороне Каменного моста, откуда
лучше виден Кремль, увидел Никиту Алексеева, Нину, Шурильника, моих
друзей по турпоходу. Фотомонтаж им понравился: «Его можно представить на
выставку». В ожидании салюта стали петь университетские песни. Прохожие
с улыбкой смотрели на нашу компанию. Во время салюта встречали каждый
залп криками.
После салюта я запел «Ты ж меня шдманула, ты ж меня шдвела». К нам
подбежали и поддержали совершенно незнакомые люди. Получилось здорово. Потом мы прошли по Манежной, улице Горького. На Маяковской сели в
метро и поехали на Стромынку. Устали - ужас, особенно девчонки на своих
каблучках".
" Болезнь стала хронической, сестра мучалась всю жизнь Она окончила Бурпединститут. Из-за болезни осталась одинокой. В 1954-м Розе было 17 лет, пора девичьего расцвета совпала с обострением болезни,
но мы надеялись на выздоровление.
" 300-летие воссоединения прошло пышно В свете моей дружбы с Юлей Свириденко оно стало для
меня чуть ли не личным праздником. Город Проскуров, где провозглашалось воссоединение, переименовали в г. Хмельницкий. Во время декады демонстрировался кинофильм «Богдан Хмельницкий». Исполнитель
главной роли Н.Мордвинов понравился мне не меньше, чем в фильме «Котовскнй».

102

В понедельник 31 мая почитал Ленина в беседке во дворе, рядом были неразлучные Матбуа и Шура Милосердова. Возвращаясь, услышал, как Тамара
Бекаревич из окна зовёт к ним. Поднялся в 472-ю, а они пригласили на обед
часа через два. Девчонки купили на рынке мяса, щавеля и другой зелени. Поеле обеда разъехались кто куда. Юля и Роза на Волхонку, к бывшей хозяйке, у
которой день рождения. Я - к отцу. Рик и Тамара в читальню.
Вчераузнал, что в докфильме «У истоков жизни» снята не О.Б. Лепешинская,
а лоточница с Моховой, 9. Ольга Борисовна не могла по состоянию здоровья
прибыть на съемку, а наш философ Д.Бабунашвили показал режиссёру лоточницу, которая очень походит на Лепешинскую.
Вчера 1 июня в аудитории 57 читал статью Козодоева в «Вестнике МГУ»
о дифференциальной ренте в колхозном производстве, потом пошли с Риком
в столовую, после посидели у памятника Герцену. Затем я с отцом поехал к
его другу С.М. Иванову* на улицу Левитана, за Соколом. Пробыли там до 8
вечера.

РЗ
^
^
^
^
и
^
^
и

СТРОМЫНСКИЕ НОЧИ

Рй
3.6.54. Чтв. Перед сном Ричард вдруг говорит мне:
Ц
- Смотри, какой у него тонкий профиль.
^
- А если бы у него была такая же тонкая талия, - говорю я.
^
Гриша Квасов слышит и улыбается:
<|
- Ребята, ну дайте уснуть спокойно.
<§
- Небесно-голубого цвета кальсоны, - не унимается Рик.
<;
- А каков костюм! - добавляю я.
- Особенно интересен цвет — светлая серость.
- Твой язык, Косолапое, - улыбается Гриша, - источает мёд, но не дай бог
испить его кому-либо.
Утром едем в метро. Один малый вынул записную книжку, записал чтото.
- Смотри, Рик, мысль поймал.
В это время парень положил книжку во внутренний карман пиджака.
- Опустил мысль вглубь, — говорит Рик.
Идём по Моховой, у входа в «Националь» иностранец достаёт блокнот и
пишет, поглядывая на башни и стены Кремля, на Манежную площадь.
- Рик, о чём он может писать? Наверное, так: «Я вышел из гостиницы.
Утро свежее, солнечное, весёлые группы студентов спешат в университет.
Они все за мир. Я стоял и смотрел на красные стены Кремля. И мне казалось,
что я слышу сердцебиение могучей страны».
- Рядом, широко расставив ноги, стоит милиционер, - подхватывает Рик.
- Сколько спокойствия, уверенности в его коренастой фигуре, — добавляю я.
- Этот милиционер Петя Водкин тоже за мир. В СССР есть даже такой закон, что если кто-то начнёт агитировать за войну, то его бы казнили.
- И вообще в СССР все за мир.
Мы хохочем и идём на факультет.
9.6.54. У девчонок в 472-й комнате есть условные выражения: «По ходу
действия» - преувеличить, сочинить, примыслить. «Читать вслух немецкий» лежать, ничего не делать, даже спать. Мы тоже употребляем разные словеса и
выражения. Кранты - конец, каюк, хана. Кемарить - спать. Керять — выпивать.
Керя - собутыльник. Кореш - друг. Был у Кузи - ходил в ресторан. Хохма шутка, выходка. Хохмач - весельчак, балагур.
10 червень Чтв. Полночь. Кажется сегодня год с того дня, когда я написал ей первое послание, которое перехватил Гурий. 7 июня были в саду имени
' Соломон Матвеевич Иванов - друг отца со времен строительства ПВЗ в Улан-Удэ. Чистокровный бурят, он при крещении получил такое имя. На стройке он был парторгом ЦК, хорошо знал моего отца. Когда
в 1938-м из Иркутской области сообщили о расстреле моего деда как кулака, отца исключили из партии,
УВОЛИЛИ. Мы переехали в Улан-Удэ, где в нача!е войны буквально голодали. Соломон Матвеевич, став председателем Совмина БМАССР. помог отцу восстановиться в партии, чем спас всех нас.

103

со
^
^3
и
^
^
5
5"
(^
т

щ
Н
^
<;
^
Ч

104

Баумана на Басманной. «Не проходите мимо!» А.Блехман и К°. Юля, Роза,
Тамара, Рик и я. Играл оркестр Олега Лундстрема.
11.6.54. На улице жара, духота смертная. 30 градусов. Вчера вечером прогулялись после кино. Смотрели в который раз «Песни на улицах». На обратном пути насвистывал по просьбе девчонок мелодии из этого фильма, а потом
они попросили почему-то «Краковяк» из «Ивана Сусанина». Исполнил и его.
12.6.54. Суб. Полночь, а во дворе шумно. Сижу в беседке, где зимой делал
зарядку. С весны она превратилась в читальню. Здесь светло, все места заняты. Юля и Роза принесли стулья из своей комнаты. Заниматься трудно. Из окон
звучат радиолы: «Бе-са-ме», «Над туманами, над туманами огни терриконов
горят». Вспомнилась Лена в поезде «Москва-Владивосток», певшая эту песню
и плакавшая при расставании со мной. А в других окнах Утёсов соревнуется
с Вертинским.
Вскоре их начал заглушать живой хор в центре двора. Венка Арсенкин
наяривает на аккордеоне и все поют: «Для тебя, моя родная, — раз-два! — эта
песенка простая!» Вдруг послышались голоса протеста. Не против пения, а
против того, что комендант просит разойтись: «После полуночи шуметь запрещается!» Венка лихо играет музыку «Туш», и все расходятся.
Но двор не утихает — возбуждённые голоса, гул. Из окна звучит «Цветущий май» Цфасмана. Под буйной свежей листвой, на лавочках сидят пары, о
чём-то воркуют, как голубки. Им дела нет ни до кого.
Недавно утром, спускаясь по лестнице, ведущей во двор, увидел, как двое
стоят на площадке, смотрят друг другу в глаза, а потом начали целоваться, не
обращая ни на кого внимания. Возвращаясь с зарядки, я услышал с верхней
тупиковой площадки, у закрытой двери на чердак, ритмичные вздохи. Видимо, бедняги не выдержали напора страсти, поднялись туда и отдались друг
другу...
Под окнами продолжают шуршать шаги гуляющих. Но время от времени
раздаются визг, возмущённые голоса. Кто-то опять полил людей сверху. Эта
дикая мода почему-то распространилась так, что никому не удаётся пройти
сухим.
Грешен и я. Услышав после полуночи «Эй, комроты, даёшь пулемёты!»,
я выглянул и увидел, что под нашими окнами поют Эрик Соловьев, Бородай,
Шестаков и другие третьекурсники. За неимением обычной воды я вылил на
них чайник тёплого кипятка. Разумеется, поднялся возмущённый крик, но ктото из соседних окон пояснил, что больше не правы они, полуночные певцы.
Я же высовываться не стал.
- Володя, а ты не ошпарил их? - смеясь, спросил Рик.
- Нет, вода не очень горячая, и пока летела, наверное, остыла.
Посреди двора стоит бывшая часовня. Часть её используется как гараж,
другая как склад столовой, а ещё одна — как камера хранения. Над каждой
дверью и крылечком горят лампочки. Вечерами здесь собираются студенты с
раскрытыми книгами и сидят до поздней ночи. Перелистываемые страницы словно крылья мотыльков, которые роятся вокруг лампочек и падают, обжигая
крылья.
Кто же придумал экзамены в такую прекрасную пору, когда всё цветёт,
когда днём такая духота. Кстати, по радио сказали, что такой жары, как сейчас
+31°, в Москве не было 74 года.
Роза и Юля берут стулья и кивают мне, мол, пошли. Я корчу смешную
рожу и отрицательно киваю головой, мол, посижу ещё. Они знают, что у меня
трудный экзамен по критике зарубежной философии. Они понимающе улыбаются.
Вчера вечером ездили с Риком к Неле Пономаренко. Она живёт на чётной стороне Кутузовского проспекта. Цель визита - выбрать вуз Люде, сестре
Нели. Она хочет в иняз, а Неля попросила разубедить её. Мама с младшей дочерью Таней поехали к бабушке. Их отец встретил нас радушно. Очень весёлый, приветливый, он был просто в ударе. Мы с Риком обрисовали Люде, что
её ждет после иняза - семинары, приём страничек и прочая скукота.

- Лучше на географический, - говорил я. - Экспедиции, походы. Проедешь всю страну. Хибины и Урал, тундру и Байкал! Увидишь новые места,
людей...
Кажется, разубедили, но Люда боится университета. И вообще такая застенчивая, неуверенная в себе. После этого пошли на Москву-реку, переплыли
на другой берег. Там мальчишки жгли костёр, было уже темно, прохладно*.
Мы даже чуток замёрзли. Но, когда вернулись, оделись, почувствовали себя
прекрасно.
Попили чаю, послушали, как Люда с подругой в четыре руки сыграли вальс
Вальдтейфеля, этого чудесного «Лесного чёрта». Хорошие сестры у Нели,
даже лучше её. Самой лучшей будет Таня, которой мы не застали в этот раз.
14.6.54. Пнд. Беседка во дворе Стромынки. Юля сидит напротив меня. Воробьи чирикают, дети возятся на газонах, где утром скосили траву. И сейчас
здесь так приятно пахнет свежескошенным сеном.
Вчера с утра ходили с отцом по магазинам, потом поехали к Розе на Пироговку. Она чувствует лучше, но очень скучает. Каково лежать в палате среди
множества больных. На Стромынке сходил в баню, поспал 1,5 часа, вечером
пошёл в наш клуб на «Трансвааль в огне». Думал, будет Юля, но пришли Черткова и Бекаревич, и мы с Риком. После этого до двух ночи читал в беседке на
улице «Материализм и эмпириокритицизм».
17.6.54. Чтв. 8 утра. Вчера получил «хорошо» по зарубежной философии.
Мне повезло, попали вопросы о прагматизме. Я успел прочесть Пирса, Дьюи,
но лучше всего запомнил Джемса, которого я цитировал выше. Начал с того,
что сообщил о происхождении названия учения от греческого слова прагма
и его родительного падежа - прагматос - дело, действие. Панюшев при этом
почему-то усмехнулся. Видимо, посчитал это необязательным, но кивнул головой, ладно, мол, продолжайте. Далее я сказал, что написание фамилии Джемс
пошло после первого издания его трудов в 1910, когда его назвали так, а на
самом деле надо бы Джеймс. Уильям Джеймс. Тут Панюшев снова усмехнулся, поняв, что я проговариваю всё, что знаю, но о чём я буду говорить дальше,
пока неясно.
Рассказав о прагматическом критерии истинности, согласно которому у
Джеймса истинно то, что выгодно, и о потоке сознания, который Джеймс выдвинул в противовес ассоцианизму, я перешёл к принципу активности психической жизни и примате в ней воли и интереса.
- Хорошо, - прервал меня Панюшев, - работу «Зависимость веры от воли»
вы усвоили, а в чём отличие прагматизма от прагматики?
Тут я, что называется, поплыл. Стал говорить о том, что прагматизм, как
учение, возник в США в 1870 гг. А в начале XX века распространился в Европе...
- Это ясно, а чем прагматика отличается от него? — Я замялся. Панюшев
сказал, что прагматика - раздел семиотики и перешёл к другим вопросам. Разволновавшись от неудачи, я стал отвечать не очень уверенно и получил «хорошо», хотя расчитывал на «отлично».
Вечером пошёл с отцом и Валей Лазуткой на стадион «Динамо». Уог\уаг15 Торпедо 3:1. Впечатлений особых не ожидал. Просто хотел показать отцу стадион, побыть с ним в другой обстановке.
— Смотри, — говорю, — как много народу. Ты ведь впервые здесь.
- Э-э, — усмехнулся он, - я был здесь в 1929 году, когда ещё не был знаком
с твоей мамой. Нас привозили сюда с экскурсией.
- Как ты мог не знать её, жили в одном селе.
- Но Молька была большая - семь улусов входило в сельсовет. А я сначала
жил в двадцати километрах, в улусе Куруса. И только потом, когда создавали коммуну, всех свезли в Мольку. Да и тогда познакомился с ней не сразу.
Лишь через год, когда её принимали в партию, впервые увидел её. Маленькая,
но очень крепкая, пухлощёкая, она была комсомолкой, пионервожатой, а я председателем коммуны «Красная Молька». Жить стали, не зарегистрировав-

РЗ
^
&;
Г§
&
5
^
^
^
и

Ц
<
^
^
<;

' Ныне там Краснопресненский выставочный комплекс.

105

ю
^
о*
^§
Ь
^
2
1=3:
^
М

шись в загсе. Однажды ко мне пришёл мой друг Прокопий Шулунов, парторг
коммуны. Сидим, говорим, а тут из амбара выходит она, и Прокопий понял,
что мы живём вместе*.
Алик Оруджев ищет комнату. К нему приехала невеста Найма. Я поехал
на Горького, 16/2. Тётя Шура пустила кого-то, а её соседка, у которой жили
Алла Герасимчук и Рита Песковская, сдала комнату Веронике из историкоархивного. Блондинка с пышными грудями и бёдрами, подруга бурятки Луизы
Ивановой, встретила меня в уютной комнате как старого знакомого. То ли она
спала, то ли ещё что, но она была такой томной, что захотелось обнять и поцеловать её. Стоило только руки протянуть.
Пишу это, а меня снова охватило волнение, которое нашло вчера. Я вполне мог бы сходить за тортом, отметить встречу. Ей богу, она была бы непротив. Но, испугавшись «падения», я чуть ли не сразу попрощался с ней. Шёл
и говорил себе: «Как ты мог подумать об этом? Какими глазами смотрел бы
на Юлю? Ведь она лучше всех на свете!» Только написал это, смотрю, Юля с
милой улыбкой проходит мимо и садится на своё место. Я улыбнулся в ответ
и подумал, знала бы она, о чём я пишу сейчас!

и

АЛАБИНО. ТАМАНСКАЯ ДИВИЗИЯ

$
<^
^
>-]

1-21 июля 1954 г. провел на военных сборах в Таманской гвардейской дивизии. Как, на чём выехали в Алабино, не помню. Но точно не в теплушках.
Это ведь совсем близко от Москвы, по Киевской железной дороге. Как и в
Козельске, дневника не вёл. Невозможно писать, когда спишь впритык друг
к другу, а остальное время — в строю, на стрельбище, занятиях. У меня был
лишь небольшой блокнотик величиной с ладонь, в нём записаны лишь адреса.
Эти сборы прошли гораздо легче. В Козельске мы мёрзли от дождей и сырости, голодали. А в Алабине, наоборот, было жарко, солнечно. Кормили гораздо
лучше.
Странно, две знаменитые гвардейские дивизии, а отношение к курсантам
такое разное. Однажды, проделав марш-бросок, мы оказались в поле, легли
под кустами, пить хотелось. Вдруг кто-то нашёл лужу. Мы побежали к ней.
Вода мутная, не отстоялась от колёс бронетранспортёра. Но мы стали пить,
черпая её потными пилотками.
Валерий Швец взял с собой фотоаппарат и сделал много снимков. На
одном из них - наш философский взвод. Мы построены в две шеренги. Все
строги, серьёзны. В первом ряду, справа налево, лейтенант, старшина, (фамилии не помню), далее наши: Павел Казаков, Эдик Гирусов, Илья Немцов, Витя
Ивановский, Дима Авраамов, Слава Лекторский, Коля Фундовный, Вл. Лосев,
Анюр Каримский, Вано Мелкумян, Вл. Кусаев, Вл. Мунипов, Витя Воронович, Алик Оруджев, Саша Титаренко, Коля Зубченко, Аркадий Борбот. Второй
ряд: Гурий Якунин, Вена Арсенкин, Гаврила Лихошерстных, Слава Дровенников, Гриша Квасов, Вл. Бараев, Саша Сухарев, Глеб Пондопуло, Юра Ульянов,
Юра Пошехонов. Стоящие сзади не видны.
Очень интересная фотография. Даже как-то по-военному суровая.
Во время ночного боя Володя Тлостанов по-пластунски прополз к «вражеской» траншее и взял в плен языка. Он не знал, кто перед ним, бросился,
заткнул рот платком, связал руки и так же ползком доставил к себе. Спустив
языка в траншею, он чиркнул спичкой, и мы увидели Юру Казарцева. Он был
худощавый очкарик. Странно, он не ругался, а молчал, протирая очки. Мы
спросили Тлостанова, не оглушил ли он его. Тот ответил, нет. А Казарцев продолжал молчать. Вид у него был растерянный, он не мог понять, что произошло с ним. Правда, потом он пожаловался, дело дошло до партбюро, т.к. Тлостанов был коммунистом. Ему сделали устный выговор.
На стрельбище произошло ЧП: Володя Силаков, стреляя из ручного пулемета Дегтярева, не учёл необычную отдачу - не назад, а вперёд, и чуть не
' Мои родители зарегистрировати брак лишь в конце жизни. В тот приезд отец рассказал об исключении из партии в 1934-м его и мамы, как детей кулаков. Отец восстановился, а мама не стала унижаться. И
правильно сделала, т.к. в 37-м, когда репрессировали ей отца и трех братьев, ее' добили бы окончательно.

106

упустил его из рук, не снимая пальца со спускового крючка. Пули полетели не
только вперёд, но и в сторону. И лишь когда его утянуло вперёд, он убрал палец. Дело чуть не кончилось бедой - пулемёт развернуло так, что он мог убить
кого-то на смежном полигоне.
В стрельбе из пистолета ТТ я выбил 28 очков из 30. У столовой во время
обеда появился спецвыпуск Боевого листка: «Стреляйте, как курсанты такието». Среди них была моя фамилия. Он провисел недолго, перед ужином кто-то
сорвал его. То ли на память, то ли из зависти.
Запомнилось собрание нашей роты, в которую входили филологи, философы, юристы, экономисты, историки. Ричарду Косолапову поручили выступить
о запрещении мата на сборах. За чистоту языка выступили и филологи. Но собрание сорвал один ветеран войны: «Армия без мата рухнет!» Дружный хохот
поставил точку.
Вскоре после этого Рик пошёл с кем-то на пруд, а юристы решили его побить. Но до рукоприкладства не дошло. Расправу приостановил Миша Горбачёв. Если бы я оказался там, и Рика посмели бы тронуть, я бы им показал. Как
в Звенигороде зимой.
Написал письма домой, а потом Юле, Розе Чертковой и почему-то Неле
Портнягиной, соседке Юли и Розы по комнате 472. Юле я вложил своё фото
в военной форме. Запечатывая письма, я перепутал листки, и письма Розе и
Неле поменялись местами. Это выяснилось лишь осенью, когда Роза ехидно
сказала: «Хорошо, что ты не перепутал письма с ещё кем-то». Утешало то, что
письма ничуть не повторяли друг друга по содержанию.
В предпоследний день мы стали свидетелями показательного боя. Небольшая артподготовка, потом атака танков, БТР-ов, а после короткими перебежками ринулись солдаты. Точными выстрелами они поразили огневые точки,
сбили все мишени.
После этого гвардейцы-таманцы прошагали мимо нас с песней:

м
<•<
^
Г§
&
^
^
1=1
^
и

Учат нас герои-командиры.
Что в боях прошли почти полмира!
Не бывали мы в боях суровых,
Но к походам мы всегда готовы.
Мы в страну Советскую родную
Не пропустим тучу грозовую!

После каждой второй строки — припев:
Хорошо нам. бойцам, стране родной служить!
С боевой славой, славою служить!

Показательный бой и проход с песней произвели на нас большое впечатление.
Странно, что в песне не было о партии и Сталине, о чём всегда пели раньше*.
Мы тоже ходили в строю под песню таманцев. Запевал Саша Сухарев.
Ленинских солдат и командиров
Ленинское знамя осеняет.
За честь полка, за наше знамя.
Оно к победе нас ведёт!

21.7.54 вернулись в Москву, а 27-го сдали госэкзамен по спецподготовке,
т.е. военному делу. Я только что купил туфли на толстой микропоре. Войдя в
аудиторию, не стал печатать шаг, как это делали все. Мягко, бесшумно подошел к столу, остановился, качнувшись вперед, резиновые подошвы подвели,
и доложил: «Курсант Бараев для сдачи экзамена прибыл!» Полковники Пуговкин, Кораблёв и кто-то из Госкомиссии усмехнулись, покачали головами.
' Тогда выкорчёвывалось имя Сталина Песню о Матросове. где упоминался Сталин, стали петь так:
«Матросова великий Ленин навечно оставил в строю!»

107

рэ
^
^
^
Ь
^
^
Ч!
^
т

с<
И
<
^
^
^
<<

Я взял билет. Вопросы: 1. Десять сталинских ударов в Великой Отечественной
войне, 2. Устройство телефонного аппарата ТАИ-43. 3. Целеуказание по карте
с применением дирекционных углов.
Назвав первые восемь ударов, не смог вспомнить 9-й и 10-й, а это - ТиссаДунай с вхождением в Венгрию, Чехословакию, Югославию, и 10-й - Печенга. Не очень чётко рассказал о дирекционных углах и магнитных азимутах.
И в итоге получил тройку, первую за все годы. Расстроился ужасно. Думал,
что лишат стипендии, но не лишили, и всё равно было стыдно. Рик очень смеялся над тем; как я подошёл к столу, и сказал, что тройку я заложил уже таким
появлением перед комиссией.
Масла в огонь подлил Лёня Плешаков. Узнав, что у меня «удовлетворительно», он воскликнул: «Жопа! Как же будешь Родину защищать?» Потом
обнял и усмехнулся: «Теперь вся надежда на то, чтобы не было войны».
Несмотря на всё, у меня останутся самые тёплые воспоминания о наших
военных наставниках. Мне и многим нашим очень симпатичны полковники
Бицоев и Пуговкин. Оба любят и чувствуют юмор. Бицоев - осетин, участник
войны. Пуговкин тоже воевал. Высокий, худощавый, он ничем не походил на
актера-однофамильца. Но был такой же юморной, любил анекдоты, весёлые
истории. Никогда ни от кого из них мы не слышали мата. Самым крепким ругательством Пуговкина было: «О, ясное море!» Они рассказывали о Великой
Отечественной войне. А полковник Бабкин - о боях на КВЖД 1929 года, в которых он сражался. Позже он стал заместителем декана Института восточных
языков при МГУ. Видимо, знал китайский.
Интересен и генерал Данилов. Но юмор у него мрачноватый. «Огнемёты
незаменимы в уличных боях. Шарахнешь струю в окно, оттуда - крики и запах
жареного! Только косточки трещат!» - с улыбкой говорил этот обожжённый
войной человек. На вид он был очень интеллигентным, представительным.
И суть его была такой же...

Продолжение следует.

108

ПРОЗА
Андрей Игумнов

ПУЗЫРИ ЖИЗНИ*
Роман
(журнальный вариант)
Надо тут же сказать, образ Николы Чудотворца исстари занимал в жизни
зареченских особое место. Разбогатев, зареченские скототорговцы построили у
себя его церковь, дабы он оберегал их плоты на шиверах и перекатах, а с диким
зверем и лихим человеком они сами справлялись. Словно в контрапункт их тяжелому духу безымянные зодчие возвели церковку легкой, стройной, летящей,
без этой претензии на византийскую крепостную тяжеловесность, присущей
русской церковной архитектуре девятнадцатого имперского века. Вернувшись
домой, зареченские первым делом заказывали молебен Чудотворцу, а уж потом
отправлялись в Фелицатин раишко. (Вскоре после чего зареченские бабы шли
ставить свечки иконе Божьей Матери Неупиваемая чаша, помогающей от запоев. Эту икону они очень почитали, даже больше икон великомученика Георгия
Победоносца и святого мученика Власия Севастийского, помогающих при болезни скота, и Божьей Матери Неопалимая купина, защищающей от пожара.
Почитали они и икону равноапостольного византийского царя Константина и
царицы Елены, которых надлежало молить об урожае огурцов (что не удивительно, огородничество у нас началось по примеру греков), а вот к иконе преподобного Сергия Радонежского, помогающего при слабом учении детей (- святой
был совершенно неспособен к учебе), выказывали полное равнодушие. Церковью своей зареченские гордились и щедро жертвовали на колокольное серебро,
отчего малиновый звон с колокольни Зареченского Николы в былые годы слыл
лучшим по губернии. Городские специально выходили на свой берег его послушать, а знатоки и ценили - приезжали даже из других мест. «Эк Никола-то
наш заливается!» - гордо говорили тогда зареченские и расходились по тупикам
разговляться, умиротворенные и утешенные. Шатры и маковки Николы Угодника, равно как и его по-отечески мягкий, теплый лик, принятый в православном
иконописании в отличие от католического, наделившего образ Николая Мирликийского холодноватым достоинством епископского сана, постоянно маячили
в их сознании, да и до сих пор маячат. Отправляясь в поездку и уже с хрустом
воткнув первую передачу «Камазов», зареченские шофера-дальнобойщики не
преминут бормотнуть про себя: «Никола Угодник, спаси и помоги!» — и лишь
затем отпускают тугое сцепление, а в самом начале паводка, когда помутневшая
река только начинает лизать пойму длинными тусклыми языками, зареченские
говорят: «Николу на воду потянуло», или: «Никола пить захотел», а когда вода
совсем подступает к каменной ограде церкви - «Никола в воду смотрится». В
случае катастрофического паводка в коллективном подсознании зареченских
само собой сложилось бы: «Никола ноги замочил - ну, паря, беда!..», — но на
памяти стариков до этого не доходило. Безымянные зодчие точно определили
уровень максимального подъема воды, сумели как-то. - Ну да ведь сумели же
догоны пересчитать спутники Юпитера без телескопов и пришельцев!

Первое время, как было и при отце Иерониме, в церковь приходили главным
образом пожилые женщины. Отец Михаил смотрел на них с грустью. В церковь
' Окончание, начало в № 1 и 2.

109

РЭ
О
Я
^
«
.^
^
|гЗ;
Я

^
§
^
51
<-^
со
р

110

их приводил страх одинокой старости и смерти, в Боге и Христе они искали себе
новых родных взамен мужей и детей: мужья умирали, дети разъезжались или
тоже умирали от водки. Совсем старух приходило много меньше - нечего им
было тут искать: к одинокой старости они давно привыкли и хотели как-нибудь
притерпеться теперь к близкой смерти. Но женщины приводили внучек - нарядных девочек-подростков в белых бантах и гольфиках. Глядя с амвона на их
чистенькие сосредоточенные личики, вливая им в ротики, еще не оскверненные
бранью, ложечку кагора, осеняя их склоненные головки крестным знамением,
отец Михаил с каждым днем все явственнее ощущал, как в груди его растет и
ширится теплое чувство радости и надежды. Этих-то Господь успевал оградить
от многоликих соблазнов с афиш и обложек. Отец Михаил знал почти наверное,
что девочки, подросши, не потянутся к сигарете, к рюмке портвейна, не дадут
тискать и валять себя до венчания, чтобы злобно кричать потом на нежеланных
младенцев, вымещая на них обиду на слишком рано вдруг начавшуюся взрослую жизнь. Придя домой, девочки, тихо светясь, молча сносили насмешки отцов и старших братьев, но их робкого света было слишком мало, чтобы осветить
отцам и братьям путь к Храму.
И тогда отец Михаил сам пошел к атеистам. За тем его и назначили сюда настоятелем, несколько обидев и уязвив кое-кого из более заслуженных священников. Он взял себе за правило возвращаться домой кружным путем, вступать
в разговоры, кто бы с ним ни заговаривал, и наудачу заходить в дома. По средам
и пятницам он окормлял духовные надобности заключенных СИЗО, и, выходя
из его высоких ворот, направлялся не сразу к себе — жил он напротив церкви совсем недалеко от зареченской средней школы № 67, а сначала заходил на старое
кладбище между тыльным забором обувной фабрики и отстойником кирзавода.
Крестился на выбеленные дождем и солнцем деревянные руины кладбищенской
часовенки, выходил на Чермашинский угор и по Убиенной тропе, скользя, путаясь в длинных полах рясы и едва не падая, спускался к Немецкой улице. Ее населяли литовцы, сосланные к нам в два потока. Сначала в сороковом - за нежелание
принимать советскую власть, и сразу после войны - за укрывательство на хуторах
лесных братьев. Отстояв смену у печей кирзавода, куда их определяли на работу,
литовцы шли корчевать ту часть Чермашинского клина, где им отвели место под
землянки. Валили неохватные вековые ели, вырывали из земли, надрывая пупы и
спины, их узловатые перепутанные корни, обтесывали их и на будущий год возводили высокие просторные дома в двадцать пять венцов. На обширных раскорчеванных участках литовские женщины сразу разбивали огороды, заводили коров,
свиней и коз, словом, когда литовцам вышло хрущевское послабление, оказалось,
что молчаливые, сухопарые, белобрысые литовцы обустроились в холодной Сибири почти как у себя в теплой и влажной Ингерманландии. Какая-то часть их
позже вернулась в Литву, а семей девяносто — сто не смогли бросить нажитое
таким непомерным трудом. Вот уж кого в Заречье уважали, так это литовцев, а зареченские девки все как одна мечтали выйти за них замуж. Но с местными литовцы упорно не желали смешиваться и безжалостно пресекали в зародыше браки
детей с ленивым, пьяным быдлом. К ним даже не лазали воровать через высокие
заборы. Тем более, за заборами метались лютые меделянские цепняки размером
с теленка, а на любой ночной шум из домов выскакивало разом человек двадцать
молодых литовских мужиков; семьи у литовцев были большие, и держались они
в иноэтническом окружении дружно, жили на своей улице, как в осажденной крепости, и верили только в себя. Верить во что-либо другое они никакой нужды не
имели, даже в Лютера. На Немецкой улице отец Михаил поэтому не задерживался
и сразу сворачивал влево, углубляясь в тупики и переулки Нижнего Заречья. Там
обитала его паства.
Его высокая, черная, мерно шагающая фигура в длинной рясе издали бросалась в глаза, а приветливое выражение его умного молодого лица располагало
к нему вернее любых слов. Поначалу, конечно, его неожиданное появление у
ларьков и киосков, торгующих дешевой «Примой» и паленой водкой, вызывало косые усмешечки и желание подкинуть ему каверзный вопросик, но время
усмешечек и вопросиков быстро миновало. Тут надо сказать вот еще о чем, объяснить, почему слова его падали на готовую почву и давали добрые всходы.

В последние полтора-два десятилетия в общественной, так сказать, жизни
зареченских возникла и не осознаваемо, но явственно и сильно ощущалась самими зареченскими огромная зияющая лакуна, и лакуна эта настоятельно требовала заполнения. Прежде, при Советской, то есть, власти, главные события в
жизни зареченских, как то: рождение, выпускной школьный бал, призыв в армию, брак, рождение детей и похороны, - механически и однообразно окормлялись самой этой властью в лице служащих ЗАГСа и школьного директора.
Особенно браки и похороны у зареченских проходили по единым образцам. Расписавшись в городском ЗАГСе и выслушав там напутственное слово о молодой
советской семье, молодожены объезжали городские достопримечательности
(машины украшались обручальными кольцами с бубенцами и огромной глупой
куклой на решетке радиатора) и возвращались в Заречье погулять до утра. Гулянки проходили в какой-нибудь из двух работавших тогда общественных столовых и начинались непременным вальсом молодоженов, а завершались битьем
чужих физиономий. Похороны так же непременно сопровождались надрывно
рыдающим духовым оркестром, траурным митингом на кладбище, в ходе которого отмечались трудовые заслуги и доблести усопшего, и поминками в тех же
столовых; иногда поминки принимали столь же буйный характер, что и свадьбы, и заканчивались далеко заполночь, зачастую приобретая характер языческой
тризны, то есть, попросту, разудалого пира с песнями и плясками. И вот рухнула
в одночасье не то чтобы прежняя жизнь, а целая общественно-экономическая
формация. По-прежнему объезжать монументы, посвященные всяческим борцам и революционерам, вспоминать о трудовых достижениях покойного - было
уже как-то и неуместно, особенно в условиях хронической безработицы, сильно
деформировавшей наш образ, и особенно в Заречье. Похороны - так вообще
переродились в повод для мрачного веселья и черного юмора. Смерть для зареченских стала ближе, понятней и веселей жизни. Приходить на похороны стали
главным образом мужчины. С тяжелого многодневного похмелья они держались
на ногах очень не твердо, так что зареченских покойников, прежде чем предать
их прах земле, случалось, и роняли, вываливая их из штормующих гробов, а то
и вместе с фобами, и частенько можно было услышать шуточки вроде: «Место
забронировано!» (в смысле — место у гроба, когда все сидят и прощаются), или:
«Ну, Валентина, отмучилась. Теперь можешь снова на танцы!» (— это вдове),
или даже: «Повтори вариант!» (— другу самоубийцы); самоубийства же, действительно, приобрели характер эпидемии: вешались, травились, стрелялись
(очень редко, впрочем - ружей сохранилось мало), резались ножами и отвертками, лишь бы поскорее пресечь бессмысленное существование. Короче, весь
этот люмпенский сброд стосковался по словам, возвышающим душу и открывающим смысл существования, по наставлениям и поучениям, проверенным
временем и не вызывающим сомнений, весь этот сброд взалкал душой, чтобы
кто-нибудь заговорил с ним с отеческой любовью и строгостью, взял на себя
душевный труд не просто напомнить, что такое хорошо и что такое плохо, но
сказать это прямо и без обиняков, и своей жизнью ежедневно и ежечасно явить
пример требовательной, сознательной, деятельной любви к ближнему и окончательной надежды на что-нибудь всевышнее.
Поначалу к нему относились с недоверием и насмешкой, подкидывали ему
каверзные вопросы, но это время быстро миновало. Отец Михаил, может, и не
способен был привести грешника в чувство самым эффективным способом -тяжелым поповским кулаком, зато сам способен был подкидывать такие каверзы
и парадоксы, что молодые люди, особенно молодые!, скоро привыкли слушать
его негромкий голос с тем вниманием, с каким (глухая) кобра слушает дудочку
факира.
— Ты сомневаешься, как мог Господь за шесть дней создать целый мир? тихонько посмеиваясь, уточнял отец Михаил. — Но вот смотри теперь: Земля
- круглая? Ты в школе учился, астрономию проходил...
- Конечно. - уверенно отвечал молодой человек с не очень, впрочем, уверенным смехом, чувствуя подвох и памятуя, что учился-то он не очень прилежно и
астрономию именно «проходил».
- И сможешь это доказать? Или хотя бы повторить доказательства древних
греков? А ведь вокруг Земли греки не плавали, и телескопов у них не было. Кто

ю
О
И
^
Е-<
^
,^
М
^
X
*<

^
д
2
V;
^
и
^
>>
С

111

со
О
^
^
(-и
,^
У-1
Е
"^

Д
2
^
2
^
^
>>
С

\\2

же ты тогда есть, чтобы сомневаться? А папуас ты и есть, который точно знает,
что земля плоская, как лепешка.
Если же молодой человек, не сдаваясь, нес околесицу о космонавтах, никого там не увидевших, отец Михаил срезал его хорошо поставленным глубоким
баритоном:
— Суесловие это все, чадо неразумное.
Молодым людям очень нравились слова «суесловие», «чадо» и сам этот
простенький риторический прием, о чем и свидетельствовал их гомерический
хохот. Их подкупало, что поп разговаривает с ними на равных, но отнюдь не
как равный им, что под рясой у него потертые джинсы, но поверх рясы сияет
золотом большой осьмиконечный крест.
Конечно же, отец Михаил не питал надежды, что легко сподвигнет их сойти с преступного пути. Однажды его прямо спросили: как же так, воровать грех, но они приносят в церковь ворованные деньги, и эти деньги у них берут,
не спрашивая? Впервые его вопрошали не об устройстве мира, всемогуществе
бога и прочих отвлеченностях, а о своем, заветном. И он ответил:
- Сегодня ты принес Церкви украденный рубль, а завтра вновь пошел воровать. Сколько можно на этот рубль купить дров — одно полено? Вот это полено
Господь и уберет из-под котла со смолой, в котором ты будешь кипеть.
Вопрошавший умолк. По его посмурневшему, ставшему вдруг серьезным
лицу пронеслась тень умственного усилия. Молодой бандит попытался постигнуть диалектику вечных мук и облегчения от одного-единственного убранного
из-под котла полена, абсолютную справедливость так тонко соразмеренных греха и наказания, как ни в каком УК не может быть. После таких именно бесед
отец Михаил стал понимать не разумом, но теплым, живым, внутренним чувством, что означали напутственные слова благочинного о языках ангельских,
любви и жителях Заречья:
- Они ведь и в неверии неустойчивы, колеблются подобно былинке в поле,
оттого и жмутся друг к другу, как малые дети в лесу, хотя давно уже не дети, говорил, помимо прочего, благочинный.
Он сам, отец Михаил, явился сюда неким подобием ангела, посланного во
ад с благой вестью, что следом сходит исполненная любви Богородица— молить
о прощении всем грешникам, и что он сам, отец Михаил, всем этим заблудшим
малым детям — ни кто иной как строгий отец, любящий, исполненный чувства
долга и ответственности. Очень скоро он стал видеть с амвона напряженно вежливые лица коротко остриженных парней и молодых мужчин; такие лица ему
уже примелькались в камерах следственного изолятора. Отстояв божественную
литургию и причастившись Святых даров, молодые люди терпеливо поджидали
отца Михаила на паперти, чтобы договориться о дне своего крещения или венчания и спросить, как писать поминальную записку о здравии или заупокой.
Блатной мир тоже имеет склонность ритуализировать и до мелочей регламентировать поведение и слова человека. Наставления отца Михаила, что некрещенный не может быть допущен к причастию, что это таинство только для
членов церкви, но по неведению этот промах может быть прощен, и что в записке допускаются слова «воин», «болящий», «путешествующий», «заключенный» и, напротив, не надо писать в ней «заблудший», «страждущий», «озлобленный», «учащийся», «скорбящий» - эти наставления были для них, может,
и не совсем понятны, но понятна была самая эта строгость. Церковная жизнь
представала перед ними во всей своей упорядоченной сложности, целесообразности, продуманности и осмысленности. Каждый день, который они проживали без всякого смысла и настоящей цели, оказывался вдруг посвящен памяти
какого-либо праведника, омывавшего прокаженным гнойные язвы, или мученика, бестрепетно вступавшего в клетку с лютыми львами, а на каждый нехитрый
поворот их жизни находилось готовое наставление, как себя вести и что думать,
и четко было расписано, какому святому ставить свечку при болезни глаз, а какому — при наводнении и пожаре. Самая эта размеренность и глубина течения
церковной жизни вызывала уважение к отцу Михаилу, Церкви и ее Главе, он
же есть Живой Бог наш Иисус Христос, подавала надежду, что и твоя жизнь
не пройдет зазря. не утечет впустую, как вода в песок. Вся обычная жизнь этих
преступных молодых людей наполнилась новым возвышенным смыслом. Дру-

зьям, томящимся на киче, они прежде собирали передачки с бацилой, чаем и
куревом и писали малявы с ободряющими словами. Теперь же они еще могли
прийти в церковь и затеплить свечку перед иконой Николы Угодника, заступника за вдов и сирот в бедности, сберегателя плавающих по водам и всех плененных. Их друзья оказывались отныне не преступниками, которых повязали
менты, а пленниками, которых схватили враги, теперь они гордо вставали рядом
с Остапом Бульбой, четвертованным ляхами за верность православной вере, и
генералом Карбышевым, превращенным фашистами в ледяную глыбу за отказ
выдать военную тайну.

РЭ
О
5
^
^
*
,^
м
^

7

<

Так минуло шесть лет. Упорная пастырская деятельность отца Михаила приносила обильные душеполезные плоды и неустанные мрежи его (сети) полнились ловитвой. Церковные требы заказывались все чаще, паства росла, классы
воскресной христианской школы полнились ребятишками, и он сам стал почетным и желанным на всех семейных торжествах. Но чего-то главного ему
все-таки не хватало. Он полюбил этих людей и добился ответной любви. Их
любовь согревала его сердце и придавала силы, но он не мог не видеть, что его
пастве нравится покупать и ставить недорогие свечки, им приятен запах ладана,
успокаивает тишина в церкви, где никто не скажет им грубого недоброго слова, а тихо назовет братом или сестрой, что они радуются за детей, которых он
учит любви и послушанию, что его певучие старославянизмы завораживают их,
как магические заклинания на непонятном языке завораживают дикаря именно
непонятностью (коей одной дикарь склонен приписывать магическую силу), а
его нравоучительные толкования Евангельских историй очаровывают, как детей сказки. Любят, может быть, образ кроткого Христа еще, любят именно как
художественный образ, то есть как нечто вымышленное и нарисованное, но не
как действительного Сына и Бога в одном лице, а Бог Отец, пославший Сына на
заклание и крестную муку во искупление наших грехов, им непонятен и чужд,
как вавилонский Мардук.
И вот однажды в конце февраля, когда утром морозно по-зимнему, но днем в
воздухе чувствуется теплая весенняя сырость, спустившись по Убиенной тропе
и пройдя по Немецкой улице до конца, отец Михаил дошел до самой окраины
Нижнего Заречья, где от главного русла ответвляется Китайская протока. Обыкновения возвращаться домой кружным путем и заходить наудачу в незнакомые
дома он не оставил, и хорошо изучил Заречье, но здесь оказался впервые. Дома
здесь были совсем уж неказисты и бедны и стояли так криво один относительно
другого, словно их намеренно так ставили, желая еще больше исказить неэвклидово пространство, в котором мы все, оказывается, живем. И вот что еще обращало здесь на себя внимание - почерневший под солнцем, утоптанный, но снег
под ногами. Дело в том, что частный сектор в Заречье (да и на Лысой Горе и в
любом другом районе нашего города) давно отапливается углем, и зареченские
имеют естественное обыкновение выносить и разбрасывать угольную золу прямо напротив дома. Делают они так по двум причинам: чтобы не было скользко
людям и машинам - это раз, и чтобы не ходить с ведрами далеко - это два. Здесь
же везде был снег. Причин этому могло быть, опять же, две. Либо печи здесь
топили не углем, а чем попало древесным, собирая разбитые деревянные ящики
возле овощных магазинов, воруя доски со строек Нового города или разбирая
заборы, либо все-таки углем, но вываливая золу прямо во дворах. И то, и другое могло свидетельствовать лишь об одном - что обитают тут совсем отбросы
общества, напрочь утратившие навык социализации.
День был будний. Навстречу отцу Михаилу попался лишь хилый парнишка лет семнадцати, в растоптанных домашних тапочках, засаленной телогрейке
и без головного убора. Парнишка нес ведро воды. Ноги его заплетались, и он
гнулся на бок от тяжести ведра, как тростинка. В другой руке он нес пустое веДро. Похоже было, нести два ведра воды оказалось ему не под силу, и одно он по
Дороге вылил. Сойдясь с отцом Михаилом, парнишка поднял на него безумное
расслабленное лицо наркомана, остановился, всмотрелся и отчетливо проартикулировал:
8. Заказ 208

со
§
^
си
л
>,
С

113

со

2
2
^
[-и
,^н
иЗ
Йщ
<!

§
2
К
^
§
13
Р
д

114

-Поп!

Потом медленно опустил взгляд, и лицо его распустилось в гримасе необыкновенного блаженства.
— Батя! — закричал он плачущим от счастья голосом. — Батя, подари крест! Ну
подари, батя! Продай! На штуку баксов приподнимешься!
Отец Михаил, чуть теплело на улице, ходил в одной рясе, лишь пододевывая
под нее свитер. Он считал нужным, чтобы его священнический сан виден был
издалека. Тяжелый золотой крест ухнул в маленькое сознанание парнишки и без
остатка выдавил из него все его убогое содержимое. Крест зачаровал его подобно тому, как сложная, чудесная, недостижимая игрушка за витринным стеклом
вдруг сосредоточивает на себе все чувства, мысли, желания и фантазии ребенка.
Парнишке так сильно захотелось этот крест зачем-то, что ему вообразилось, что
крест ему уже подарен, что где-то дома у него лежит целая пачка денег и он
сейчас вынет ее из кармана и щедро расплатится; да уже расплатился! Желаемое
и воображенное обрело на этот краткий миг осуществленность и действительность, целиком заменило реальность, и парнишка самой полной мерой испытал
состояние подлинного счастья. Для его полноты и завершенности парнишке не
хватало только услышать: «Бери даром, у меня еще есть».
Но вместо таких простых и очевидных слов он вдруг услышал:
- Не богохульствуй...
Парнишка опамятовался и, вновь отчетливо артикулируя, выговорил:
— Пошел тогда на х...!
После чего поднял ведро и двинулся дальше, дрожа телом и заплетаясь ногами.
Отец Михаил безотчетно последовал за ним. Он был возмущен, он должен
был ответить на такое наглое поругание своего сана и, значит, веры. После он
много укорял себя за то, что поддался соблазну, принял внешние и преходящие
результаты своей проповеди за глубокие и постоянные, едва не возомнил себя
равноапостольным просветителем язычников наподобие Пермского епископа
Стефания, который умел эффективно увещевать кроткими словесами разъяренных коми-зырян с дрекольем в руках, за нежелание видеть, что все, чего ему
удалось добиться за годы трудов - относится лишь к бытовой религиозности,
как она называется в социологии, когда человек совершает религиозные обряды, повинуясь диктату обычая и по наивному расчету, на всякий случай, но не
по живому, требовательному чувству любви к Богу.
Через калитку, косо висевшую на куске толстой резины, парнишка вошел в
небольшой дворик. Дворик, действительно, был огорожен щербатым забором с
вырванными через одну досками, и, действительно, был равномерно усеян кучками золы. У самого крыльца маленькие кучки давно слились в одну большую
кучу, и на поверхности от крыльца осталась одна наполовину стертая ступенька.
Парнишка, не оглядываясь на стук калитки, кое-как взобрался на ступеньку и
занес ведро в сени, плеснув на пороге.
Упорный поп последовал за ним.
В доме было жарко натоплено. Холодные линзы мигом плотно запотели, а
без очков отец Михаил был слеп, как крот. Он смог разглядеть только, что посреди большой комнаты, в которую он из сеней сразу попал, стоит стол и за ним
сидят люди.
- Ангела за трапезой! - пожелал он сидевшим, решив сослепу, что те трапезничают.
Линзы, наскоро протертые полой рясы, возвратили его слабым глазам способность видеть предметы и вещи мира. Без очков они терялись для отца Михаила в мутном белесом тумане - через очки мир вновь обретал очертания, вещественность и наполненность. На поверхности стола проступили из небытия
початая бутылка водки, граненые стаканчики, тарелка с какой-то закуской и
вонючая консервная банка с окурками, а в пространстве вокруг стола четко обрисовались фигуры и физиономии сидевших. Их было четверо; с парнишкой
их стало пятеро, он как раз устраивался за столом - ерзал по жесткому стулу
жидкими костлявыми ягодицами в поисках единственной удобной позы. Один
из сидевших - худой мужчина с тусклым, невыразительным, мелким лицом под
серыми густыми волосами - медленно, больше механически, чем по необходимости продолжить игру, тасовал колоду. Прочие терпеливо чего-то ждали.

И еще чьи-то лишние ноги выступили вдруг из-под стола. Своей невозможностью ноги приковали к себе все внимание отца Михаила. Судя по небольшим
босым подошвам и голым лыткам, ноги принадлежали женщине.
- Поп пришел! - удивился парнишка. Уже совсем устроившись, он в последний раз окинул помещение взглядом, чтобы не смотреть больше по сторонам, и
вдруг увидел священника у порога.
Сидевшие повернули головы, кроме двоих. Не изменил положения головы
необычайно худой и бледный, как смерть, старик с руками, как спички, и непомерно большим кадыком на тощей жилистой шее, и краснолицый и красношеий
мужчина бычьего мясистого сложения. Старик вывесил над столом костлявый
подбородок, подобрав ноги под стул, а мясистый, напротив, вытянул ноги под
столом и откинул назад голову, словно изучал изощренный узор грязных разводьев на потолке; судя по их густоте, крыша протекала в каждую оттепель. Поза
мясистого мужчины вкупе с направлением женских ног и угадываемым положением женского тела вновь отвлекла отца Михаила от изучения обстановки.
Разнообразие его супружеской ночной жизни, по понятным причинам, не
было свойственно, залистанную «Кама-Сутру» он под подушкой не держал: он
был полностью воцерковленным человеком. В идеале, заниматься вольной супружеской борьбой (не моя, увы, метафора) он должен был исключительно в
целях продолжения рода. Но и ущербным аскетом, раз и навсегда напуганным
первыми судорожными, влажными, постыдными проявлениями созревающей
мужественности, он не был. Благодаря сильному сложению и упорной натуре
иго девственности он стряхнул с себя вовремя. Освобождению не смогла сильно
помешать даже некоторая замкнутость и необщительность его характера. Когда
пришло время, он таки внял явственному зову пола и уверенно откликнулся на
бессловесный призыв одной разбитной девахи на три курса постарше: позволил
ей завести себя в комнату и не стал дожидаться, когда она первой приступит
к решительным действиям. В постели она оказалась груба, как кухарка, зато
горяча телом и опытна руками, что от нее и требовалось. Пугливый спешащий
девственник был таки инициирован в мужчины и, в принципе, мог больше не
беспокоиться на этот счет, снимая известное напряжение старым способом, названным по имени одного ветхозаветного пастуха. После этой инициации у него
очень долго не было женщин. С той кухаркой он чувствовал себя скотом и связь
с нею прекратил, легкие интрижки заводить у него не получалось, и не вышло
вступить в продолжительные отношения с девушкой порядочной и глубокой.
Легкие по характеру, на многое готовые, но недалекие сверстницы пугались его
насупленного серьезного взгляда, верно угадывая за ним страстную до исступленности натуру, что сильно осложнило бы их птичье существование, умные
мысли, которыми он пытался перед ними щеголять, ставили их в тупик, а девушка порядочная и глубокая ему, может, просто не попалась такая, чтобы он
смог ее полюбить. Собственно, моя одноклассница Машка стала его первой настоящей женщиной, то есть со всеми слабостями, прелестями, запахами и тактильными ощущениями.
С пятого класса наша Машка занималась, оказывается, в изостудии. Мы об
этом, конечно, знали всегда, но от нас она держалась в сторонке, и ее увлечения
были для нас чем-то несущественным и потому не существующим. Букой она
не была, но и вспомнить о ней нам оказалось нечего, когда мы принялись доискиваться, неужели она вдруг уверовала и с чего вдруг пригласила на свадьбу нас.
Мы долго перебирали, с кем она дружила, и выходило, что из наших - ни с кем,
а с какой-то девочкой из параллельного, с которой ей было по пути из школы.
Ничего, словом, мы не вспомнили интересного об однокласснице. Ну, на том
каком-то вечере была, в лес тогда-то тоже ездила, на речку тогда-то ходила, на
Днях рождения того-то и того-то гуляла, потом с кем-то на улице встретилась и
сообщила о себе, что учится в нашем Суриковском художественном училище
на отделении прикладной графики, - вот и все. Не так уж и много о человеке.
Окончив училище, она стала работать в реставрационной мастерской при Центре охраны памятников культуры, и по реставрационным делам пришла как-то
Раз в Троицкую церковь. Тогда, будучи еще иподьяконом, отец Михаил ее впервые и увидел.

2
Е
^
^
3
^
оо
^

115

со
2
чЬ
^
^
^
>^
И
ц;
Е

2
ЦП
§
•^,
2
И
и
^

Разглядел он ее, конечно, не сразу. Сразу в глаза она не бросалась. Писаной
красавицей она не была, не наделена была каким-то совсем дивным сложением
фигуры и не была, напротив, странно притягательной дурнушкой. У нее было
правильное, но чуть суховатое лицо (чуть бы еще посуше, и его можно было
бы назвать костлявым); живые и блестящие, но не очень большие глаза; взгляд
умный, но не настолько уж и выразительный, чтобы сразу очаровать; хорошие
темно-русые волосы, но не прекрасные, коих одних бывает достаточно; белая
чистая кожа, но тоже без особой тонкости, вызывающей желание пристально
всмотреться, какая кровь с молоком там под кожей так нежно переливается и
играет. Разговор ее тоже был прост и ясен, улыбка — быстра и легка, словом, когда, спустя время, все эти милые черты сложились для отца Михаила в целостный образ, только тогда он и увидел наконец, каким сокровищем вознаграждает его Господь за верность своей натуре. Трудно представить, как ухаживает
священник, какие он делает комплименты и как добивается первой счастливой
улыбки на женском лице — точно так же как и все прочие, думаю. Так или иначе, но подготовка к формальному предложению была проведена, предложение
было сделано и после некоторого размышления принято. Кто-то из наших девчонок, не важно, кто именно, высказал тихим голосом очень верную мысль на
этот счет: «Маша просто вышла за нормального мужика, который пить не будет
и будет любить ее и детей, а нас пригласила, чтобы с нормальной жизнью попрощаться. Ей теперь придется в церковь ходить в платочке, рисовать бросить, в
кино больше не ходить, по театрам. А за вас, мальчишки, замуж выходить — все
равно что в рулетку играть».
Женские ноги под столом глубоко и сильно резанули отца Михаила по сердцу, резко определили, в какую клоаку решил завести его Господь.
— Кончай, Толян, — досадливо распорядился старик и пошурудил под столом
ногой. - Дайте попу стул.

8
— Ну что, поп, выпьешь со мной? — равнодушно спросил ужасный старик,
по-прежнему не глядя на гостя. Отец Михаил начинал понимать, что тут-то зарезать его могут не задумываясь, как барана, что, впрочем, не особо его встревожило.
- Отчего же не выпить? - рассудительно проговорил он, садясь за стол и
привычно придерживая крест рукой. - Сам Господь Наш претворял воду в вино
на радость бедным людям.
- Самообслуживание! - объявил старик и плеснул себе в стаканчик. Синяя
нечистая майка висела на его костях, как на вешалке. Дряблая, бледная кожа на
его руках и груди была сплошь иссечена тонкими белыми ниточками шрамов,
словно много лет назад его долго и тщательно полосовали бритвой.
ЧТО ТЫ МОЖЕШЬ СКАЗАТЬ МНЕ, ПОП?
Обетование старого бандита
«Дыши ровно, поп: никто тебя не тронет, пока я здесь. Без меня эти шакалы
порвут тебя на куски: здесь не Кана Галилейская, твой бог заглядывает сюда
только посмеяться. Но я тебя уважаю. Ты молодняк к себе подтягиваешь - я ничего против не имею. Ты им свое впариваешь — впаривай, может, кто и поверит.
Но что ты можешь сказать м н е , поп? Я съел зубы на Колыме, я умирал от
жажды под Узень-Юртом. Мы кричали: «Воры, где ваша слава?!» - и резали сук
в бараках на Бирюсе. Мы выли: «Смерть! Сме-ерть!», и раскачивали вагоны,
когда нас везли под Лабытнагу. Знаешь, как я там выжил?
Нас завезли в тундру, построили и сказали: «Будете тянуть ветку дальше. Компас не нужен — ройте вдоль океана, не собьетесь. В Дудинке, кто выживет — полная
амнистия, но таких не будет: все подохнете. Жратву и инструмент будем сбрасывать с самолета. Дневная норма - километр насыпи. Не будет километра - не будет
жратвы. Буфов и прорабов выберете себе сами. Конвой, по вагонам!»
Мы побежали к поезду, а по нам из пулеметов: та-та-та-та-та-та-та-та-та!Утром прилетел самолет и сбросил тюки. Дураки побежали искать хавку, умные

116

- лопаты. Понял, зачем? Это мы стали говорить: «Умри ты сегодня, а я — завоэ
тра!» Чем ты меня к себе подтянешь?
О
Я по глазам вижу: ты в бога своего веришь. Я таких как ты блаженных много 5
видел, и все они подохли. Не помог им твой бог. Он даже сыну не помог, когда ^
тот на кресте мучился.
^
Ну, помучился-помучился и тоже как все издох. Зачем? Кому стало лучше? ^
Скажи... Ничего ты мне не скажешь - я все ваши поповские штучки знаю. Как >^
был человек падалью, так и остался, а про надежду ты лучше молчи со мной.
^
Я не буду спрашивать у тебя: если бог все может, может ли он создать та- ц;
кой камень, который сам не сможет поднять? Тебя учили, ты вывернешься. Но К
вот что ты мне скажи: почему я-то должен в него верить? Пускай он даст мне "*•
сначала на себя поглядеть! Я хочу сначала его вот этими вот руками пощупать.
Тогда я твою церковь золотом покрою. Золота у меня хватит. Если эти шакалы
узнают, где оно лежит, они меня удавят, да я не скажу, они знают. Кроме меня о
нем знал еще один политический - я его сразу прикончил, как он мне рассказал,
и один доходяга. Я ему в больничке все приметы дал, чтобы с собой тайну не
унести - в гробу карманов нет. Я опять выжил, а он - не знаю. Даст мне твой
бог на себя посмотреть — отдам тебе золото. Там его много, четыре тонны. Целая
первобытная статуя из золота.
Иди. Встретимся еще - не за горой живем. Сюда больше не приходи, нечего
тебе тут».
Действительно, что он, отец Михаил, мог сказать этим нелюдям? Ничего
не ценящим, ничем не дорожащим, а меньше всего - собственной жизнью, и,
значит, не способным поверить никаким, самым проникновенным, его словам.
Чем он, отец Михаил, мог излечить страшный душевный недуг этой выползшей
из-под стола Магдалины? И не такая же ли тварь вздыхала и постанывала устами его, отца Михаила, возлюбленной супруги? Его Мария сняла с себя яркие
экзотические платки и накидки, которыми так любят и очень умеют украшать
себя и жизнь молодые художницы, не бралась за кисти и радужную палитру,
убрала любимые кассеты, но кому она принесла эту жертву и как долго еще эта
жертва будет ей по силам?
Крестный ход в субботу двадцать второго мая, день преподобного святителя
Николая, епископа города Мир Ликийских, был назначен в честь чудесного обретения его образа.
С началом прямо-таки диоклетиановых гонений на христианство, прокатившихся по стране в тридцатые годы прошлого века, в эпоху безудержного разгула самого варварского язычества и оголтелого атеизма, богатое внутреннее
убранство зареченской церкви Николая Чудотворца было вынесено и сожжено во дворе, колокола повергнуты наземь и переплавлены в мартенах нашего
металлургического комбината, а само здание обращено в продуктовый склад
райпотребкооперации; почему, собственно, и не подверглось разрушению динамитом. Фрески, некогда украшавшие алтарные своды, неоднократно густо забеливались по соображениям санитарии, так что не оставалось уже и надежды,
что их когда-нибудь удастся реставрировать. Да и денег на реставрацию не находилось - в первую очередь следовало восстанавливать порушенные храмы, в
том числе и Троицкую церковь в ЦПКиО.
И вот, где-то в начале или середине марта, над правым алтарным сводом
зареченского Николы из густого слоя извести стало проступать поясное изображение - полуфигура святого Николая с благославляющей десницей и Евангелием в другой. Руки святого распахнулись над молящимися; словно окончательно
утратило вес, приблизившись к существам горнего мира, его тело, облаченное
в белоснежную фелонь с голубыми крестами. Черты его светлого лика как бы
еще смягчились, и исполненный мудрости взгляд святого проникновенно обратился к молящимся. Образ на чудесно возродившейся фреске являл собой яркий пример древней двуединой песнопенной формулы «правило веры и образ
кротости», вершину в иконографии Мирликийского Чудотворца, коей русское

оэ
О
ъЬ
^
(->
^
,2
М
1гз;
Д
<!

^
Д
2
5
^
23
^
>>
С

118

искусство достигло в XV—XVI веках. Выяснилось, что возродившаяся фреска
повторяет фреску великого Дионисия в соборе Ферапонтова монастыря под
Кинешмой. Сибирский богомаз середины восемнадцатого века не мог в нем
бывать, или не смог бы в такой точности повторить по человеческой памяти
шедевр Дионисия. Взволнованная Мария чуть не ежечасно прибегала в храм
наблюдать проявление фрески мазок за мазком, забывая иногда даже перекреститься на паперти. Отец Михаил хотел было попенять ей на это, а потом решил,
что ее порывистая радость будет Богу много дороже, и не попенял. Физическая
же природа* происходящего, говоря научным языком, — это было дело совсем
второстепенное, разумеется. Известь ли над фреской как-нибудь разлагалась,
иссыхала и обшелушивалась микроскопическими невидимыми глазу частичками, темпера ли вбирала в себя из воздуха влагу, набухала и проступала сквозь
слои извести, или и то и другое вместе, или же вообще возникала какая-нибудь
псевдонаучная голограмма - значения иметь не могло: Господь тасует причинные ряды, как карточную колоду, складывает из них, как из мозаичных кубиков, разные веселые картинки, а нам остается только радоваться, когда нам дозволяется заглянуть в Его божественный калейдоскоп. Прихожан, разумеется,
вопросы божественного вмешательства в физический детерменизм волновали
еще менее. Будучи истинно русскими людьми, абстрактными логическими категориями они оперировали с большой натугой, зато, как дети, волновались и радовались любой неожиданной яркой картинке. Собственно, внутренний смысл
их существования и состоял всегда в предвкушении внезапного чуда, которое
разом и навсегда повернет их жизнь в какую-нибудь лучшую сторону. Конечно,
кое-кому из скептиков отец Михаил должен был втолковывать и чертить прутиком на песке, что если, допустим, два дальнобойщика едут из разных городов и
ничего не зная друг о друге, и вдруг им случается сойтись и разговориться, встав
на обочине, угостить друг друга сигареткой, дать запаску, помочь сменить колесо, прокачать тормоза, - то это ведь не сами по себе они специально сошлись и
никаким законом причинности не объяснить этой их встречи. Остается, значит,
одно объяснение — кто-то свел их для помощи друг другу, ни одного физического закона при этом не нарушив. Если же кто из слушателей, упорствуя, заговаривал о бессмысленной случайности, которая одна и свела шоферов, отец Михаил
тихим голосом напоминал Фоме о возродившейся фреске, явление которой уж
точно не могло быть бессмысленным.
Вскоре Мария, наконец, призналась ему счастливым шепотом, пряча лицо у
него подмышкой:
- Знаешь, Миша, а лампадка мне больше не мешает. Раньше мне казалось,
что на меня кто-то смотрит оттуда, а теперь мне от нее еще слаще...
Отец Михаил закрыл ей рот рукой и благодарно перекрестился в мерцающей
темноте. Это интимное признание разрушило последнюю стену, отделявшую
его от истинного, окончательного, полного познания Бога в себе и себя пред
Богом. Самая непостижимая сущность Бога прекрасно и по-новому открылась
ему в этом признании, и так же по-новому открылся смысл Его Творения. Как
никогда прежде сильно и отчетливо отец Михаил почувствовал, что Бог, именно
Бог-Отец, но не Сын, пресуществует в каждом из нас, в каждом нашем дыхании,
движении, в каждой клеточке нашего тела, в каждом нашем так хитро и целесообразно устроенном органе. Прежде отец Михаил все-таки не мог до конца
понять не разумом, но чувством, как низменные физиологические отправления
его тела согласуются с его же душой, стремящейся к Свету и Истине, но не к
тьме и животному мраку. Телу своему он прежде не совсем все же доверял и недолюбливал его: тело уставало, могло бояться, что хулиганы ударят его кулаком
по хрупким зубам или пырнут ножом в мягкий живот, а врач причинит ему боль
блестящими инструментами, иногда оно болело и кровоточило (отец Михаил
страдал самой смешной из болезней - геморроем, от которой, впрочем, иногда
умирают) и удовлетворялось, только отправляя естественные нужды: просыпаясь и сладко потягиваясь, поглощая и переваривая пищу и проч. Теперь же он
непреложно почувствовал, ощутил наконец, что ничего нет низменного в его
теле, что это сам Господь сладко содрогался недавно вместе с ним и неотделимо
от него, что испытанное им микроскопическое наслаждение всякий раз малой
толикой наполняет самое существо Бога и неизмеримо в Нем возрастает и ши-

рится до пределов Вселенной, и тогда мигают звезды, а он сам, отец Михаил, в
этот недавний миг тоже был немного Богом. Возможно ведь было, что он только
что сотворил еще одного маленького человека, подобно тому, как Господь вдохнул душу в корыто бездыханной глины.
В то же время он, отец Михаил, был еще и этой только что одухотворенной
и еще влажной глиной тоже, только-только осознающей свое претворение. Он
был в этот миг новеньким, только что сотворенным Адамом, почувствовавшим,
как легко ходит вверх-вниз грудная клетка, как струи свежего прохладного воздуха расправляют слипшиеся трубочки бронхов и микроскопические пузырьки
альвеол в трепещущих легких, как сохнут и холодят кожу капельки влаги, как
неощутимо скользят глазные яблоки в глазницах, осматривая новенький мир,
как по пустым кишочкам прокатывается первая волна перистальтики, как, наконец, губы его раскрываются и выдыхают первое человеческое слово — «авва»,
что по-древнееврейски означает «отче».
И как же мудро Господь устроил, подумалось еще, засыпая, отцу Михаилу,
что плотское наслаждение женщины зависит от мужчины, его мужской силы и
стойкости. Будь иначе, никакая жена не прилеплялась бы к мужу, и Мария не ^
прилеплялась бы так к нему.
Е
10

|

Весть о чудесном явлении фрески разнеслась по городским приходам, и ходатайство отца Михаила было поддержано сначала в благочинии, а затем и в
епархии. Отец Михаил просил разрешения пройти крестным ходом только по
Заречью: по Трактовой улице до следственного изолятора, чтобы заключенные
в нем смогли хотя бы издали, из-за толстых стен, приобщиться к радостному
празднику; затем пройти к часовенке на старом кладбище и отслужить малую
литию по всем усопшим; после чего по улицам Нижнего Заречья вернуться к
храму. Но епархиальное начальство положило пройти общегородским, так сказать, крестным ходом, провести, так сказать, встречу трех храмов: Николы Угодника в Заречье, Троицкого в городском ЦПКиО и Одигитриевского у моста на
набережной.
С раннего утра колокола Зареченского Николы заливались радостным перезвоном.
Бом-бом, тили-бом, бом-бом-бом, типи-бом, -

^
^
^
>>
С

заводил самый большой и степенный - Сысой, а в терцию ему вторил другой,
поменьше. По давней русской традиции именовать большие колокола, этот другой колокол тоже имел имя у зареченских - Тихон.
Дили-дил и- дили-дон- дон-дон,
Дили-дили-дили-дили-дили-дили-дон-дон-дон, дон,Дили-дон-дон, дили-дили-дили-дон-дон-дон, в квинту подхватывали мелкие безымянные подголоски.
Дон-дили, бом-дили, дили-тили-дили-тили-дон, дон,
Дили-бом, тили-дон, бом, дон, тили-дили-тили-дон, -

вызванили далее колокола все разом и, наконец, звонарь Алексей Степанович,
внук, как он сам утверждал без особых на то оснований (как и все, впрочем,
баснословные родословия) легендарного зареченского звонаря Хромого Луверьяна, начинал предвкушать завершающую, все подытоживающую и все скрепляющую септиму самого малого колокола на колокольне; за пронзительность
септимы его тоже отметили именем собственным - Трифон.
Бом-дили,бом-дили, дон-дон-дон-бом,
Тили-бом, тили-дон, бом-дон-тили-дон, тили-бом,
Бом-дон-дили-тили-дон, тили-бом! -

готовили завершение большие Сысой и Тихон с подголосками, и вот раздавалась, наконец, затухающая Трифонова септима:
Бряк! Бря-як! Бря-я-я-як!..
И вновь:
119

Р5
О
ф
5
си
^
^

15
^
*5
^
3
д
го
^

120

Бом-бом, тили-бом, бом-бом-бом, тили-бом,
Дили-дили-дили-дон-дон-дон,
Дили-дили-дили-дили-дили-дили-дон-дон-дон, дон...
Пронизанная солнцем кипящая волна радости, какая бывает от предвкушения встречи с любимым существом, взбухла и подкатила в сердцу отца Михаила. Сомнения, омрачавшие ожидание праздника, его оставили.
Как все помнят, к этому как раз времени во всем нашем обществе, в его
светском и церковном кругах, стала отчетливо осознаваться опасность активного проникновения к нам католиков, адвентистов, свидетелей Иеговы и прочих
схизматиков. Общегородской крестный ход, по мысли епархиального начальства, и призван был явить единодушие и сплоченность приверженцев истинного православия перед лицом этого вторжения. Отец Михаил и рад был, что
его предложение нашло понимание и поддержку, и несколько огорчен и даже
смущен. Он опасался, что его новообращенные прихожане просто поленятся
идти через мост и затем по городу, чтобы потом снова возвращаться в трущобы.
Да и сама новая главная идея крестного хода не казалась ему столь уж важной и
первостепенной. Он был уверен, что давно настала пора христианам забыть разногласия. Он считал, что с его-то паствой можно говорить только о вере, нести
ей евангельскую благую весть, а наставлять несведущих, детьми какой церкви
им надлежит стать, означает подвергать их неокрепшую веру сатанинскому соблазну относительности: напомнить им, что славят Бога везде по-разному, так,
сяк и эдак, то есть, выходит, если логически до конца продолжить, и нет никакой
разницы, если даже и в церковь не ходить, а молиться на какую-нибудь изуверскую «восходящу Солнцу» через кержацкую дыру в потолке.
Должность настоятеля требовала от него и решения вопросов организационных. Он должен был проследить, в порядке ли иконы, кресты, фонари и хоругви
для крестного хода, все ли пономари на месте, напомнить неопытному регенту,
что сначала поется икос, а затем уж кондак, и проч., и проч. В эти заботы он и
погрузился, войдя в храм, и прежнее радостно-сосредоточенное состояние совсем вернулось к нему лишь при троекратном возглашении дьякона:
- Вонми нам, Господи!..
- Вонми нам, Господи!..
- Вонми нам, Господи!..
Тут и ему настал черед возгласить, подавая знак к выходу из храма:
— Изыдем к тебе, Господи!
Выйдя на паперть и обходя посолонь церковь, боковым зрением отец Михаил с удовлетворением и гордостью отметил, как много людей ожидают его
выхода на паперти и в церковной ограде и что на лицах у них то же радостное и
сосредоточенное выражение, что и у него в душе.
Не введи нас во искуше-ение,
Но избави нас от лука-аваго! нежными девичьими голосами повел хор, и крестный ход начался.
Видимые издалека, хоругви и кресты, покачиваясь, проплыли по Трактовой
улице до Мысковского тракта, то есть нынешней улицы Мостовой, где уже ждали
в полной готовности бело-синие машины ГАИ, и, предваряемый их мигалками,
крестный ход взошел на мост. Редакторы всех наших городских теленовостей
непременно вставляли в репортажи выигрышные и эффектные кадры - как изза вершины пустого дорожного полотна на верхнем изгибе моста показываются
сначала частые навершия хоругвей и крестов, будто идет какое воинство, затем
выступают голова и плечи невинного мальчика-пономаря с фонарем, символом
божественного Света, за ним степенно выступает священство в шитом золотом
и серебром торжественном облачении, а за священством плотно идет паства.
Тут все было именно в полной пустоте на мосту и вокруг него, словно это был
не самый обычный мост через самую обычную, пусть даже и великую, реку, а
некий сверхфизический мост между миром земным и небесным, по которому,
мосту, шествует мирное христово воинство с проповедью той единственной настоящей любви, которая одна и делает человека подлинно свободным. Оператор,
снявший эти кадры, сделал затем широкую панораму вниз по речной долине и
поймал в объектив шатры и маковки Божьей Матери Одигитрии. Маковки сияли

и горели золотом, отражаясь в бегущей внизу воде, словно это сам Небесный
Иерусалим отражался.
И все время какой-то металлический стрекот рывками прорывался сквозь
песнопения хора, отвлекая отца Михаила. Ему все никак не удавалось высмотреть или сообразить, что это так стрекочет по асфальту. Он был слишком молод, чтобы лично помнить инвалидов на подшипниках.
11

„
Огромного калеку, упорно катившего на стрекочущей

подшипниками тележке
из Заречья через мост до Троицкой церкви в горсаду, оттуда до Одигитрия у моста
и вновь в Заречье, отец Михаил рассмотрел, лишь когда крестный ход закончился,
зареченские все вместе вернулись к себе в Заречье и столпились у паперти. Все,
до последнего человека кто ходил. В зареченских произошло какое-то единое душевное движение, возвратившее их к месту, откуда они два часа назад отправлялись. По правилам, после проповеди благочинного (увы, и на сей раз скучной, из
суконных штампов, без чувства и страсти) крестный ход считался завершенным,
и, значит, от Одигитрии его участникам надлежало возвращаться в свои приходы
порознь. Зареченские это обстоятельство как-то упустили из виду.
Перекрестившись и войдя уже почти в храм, отец Михаил почувствовал, наконец, что не вправе он просто взять, и оставить паству так и стоять у паперти
в ожидании. И что не вправе просто объявить ей, что крестный ход закончился
и всем надлежит идти домой, храня память о радости, которую они сейчас испытывают. И что это, вообще-то, языческая гордыня, вот так стоять и ждать, что,
раз было явлено одно божественное чудо, то тут же будет непременно явлено и
еще какое-нибудь в том же роде. Но что-то сказать нужно было, и отец Михаил, вспоминая житие Николая, Мирликийского Чудотворца, повернулся лицом
к людям у паперти.
— Братья и сестры, - начал он, не зная еще, что скажет дальше. Ему вспомнилось почему-то, как будущий святой, будучи еще грудным младенцем, по средам и пятницам, постным дням, отказывался от титьки, чтобы не оскоромиться.
И вдруг понял, что он должен говорить уже без всяких риторических приемов,
а начистоту, что им всем надлежит сейчас сообща перебороть страшный соблазн.
— Братья и сестры, — повторил он, больше не стараясь как-нибудь возвысить
свой глуховатый голос.
— Тише! Тише! — разнеслось по толпе перед ним, и вдруг низкий, густой мужской голос, отдающий в хрип, громко и отчетливо проговорил из самой толпы:
- А ну-ка, тетка, расступись пошире - дай проеду! Зря я, что ли, целый день
туда-сюда прокатался!
Вокруг голоса сразу возникло сильное движение, и над головами вдруг показалась еще одна - огромная, всклокоченная, в каком-то картузе на черных,
как смоль, волосах, с лихорадочно горящими угольями вместо глаз и сама еще
толком не понимающая, почему она оказалась на такой высоте.
От головы в ужасе откачнулись. Отец Михаил увидел настоящего великана,
неуверенно стоящего в полный рост над ненужной больше ему тележкой кверху подшипниками. Свои обшитые толстой кожей толкачки исцеленный калека
держал в лапах, только-только начиная соображать, что они ему тоже отныне не
нужны.
Уяснив до конца, что произошло, отец Михаил направился к этому дикому
Илье Муромцу, совсем озверевшему за тридцать три года на печи, снимая с шеи
золотой осьмиконечный крест.

^
д
^
V^
и
^
>>
^

МАНКОДИС-ПТИЦА (ВМЕСТО ЭПИЛОГА)

1
Илья Владимирович и Николай Мирликиевич сдержали обещание: к обеду
следующего дня, то есть в воскресенье, приехали в Уточкину прощаться; както слишком скоро и неожиданно, когда ничего еще не улеглось и не устоялось,
121

неизвестно даже было в точности, сколько человек пришло на злосчастный концерт. (Их, кстати, насчиталось не сорок тысяч, а всего-то восемнадцать с половиной; но тоже, конечно, много).
Песочный «Линкольн», как выяснилось и подтвердилось теперь, оказался
личной собственностью бывшего майора спецназа Анатолия Карасева. Редкостную машину он несколько лет продержал на колодках в гараже у товарища, хотя
и облизывались на нее двое-трое знатоков и ценителей рок-н-рола и автомобильной Америки семидесятых. Анатолий Карасев берег ее, как память о былой
успешности и верный залог будущего, когда он снова вступит в золотое стремя.
Вот оно и наступало для него, будущее: белый аргамак под ним всхрапывал,
грыз стальные удила и пытался укусить его за ногу, завернув шею; шпор просил, в общем.
В Уточкиной у Петра Анатолий был впервые. За руль он сам не садился. Его
машину водил знакомый нам уже Женька, молодой высокий парень внешности
не то чтобы бандитской, но такой... с легким уголовным налетом, такой налет
часто покрывает нежные лица молодых людей из рабочих поселков. Двойственное имя ему хорошо подходило. Женька играл в храп на деньги, пьяным дрался
с гаишниками и ментами, но пока его не задевали, смущался и краснел, как
девушка. (Позже я узнал, что Женька подавал заявление во французский иностранный легион, ездил в Мыскву, прошел медкомиссию, но поддался на уговоры матери и остался дома. Одним бравым, готовым на все, вооруженным до
зубов наемником чуть не стало больше). Женька хотел остаться в машине, и
Анатолию пришлось вытаскивать его за руку. Мимо пса смущенного Женьку
провели во двор Люся со Светой и куда-то там пристроили, Петр не смотрел.
Не считая Женьки, приехавших было четверо: Анатолий, Николай Мирликиевич, Илья Владимирович и страшный, грязный, огромный мужик с лицом
питекантропа, составленным из крепких тяжелых лицевых костей. Одет мужик
был в полосатую матрасовку с дырами для круглой, как столб, шеи и голых, черных от грязи толстых рук. Чтобы длинная матрасовка не заставляла семенить
ногами, она была разорвана по шву. Через шаг в длинной дыре показывалась
чистенькая, белая, новенькая нога в черном разношенном донельзя валенке; валенки были изъедены молью до дыр и найдены на помойке, но ничто другое
не налезло бы. Вывалившись из машины, гигант сделал три валких шага куда
шагнулось - под уклон, но остатками сознания почувствовал как-то, что пошел
не туда, и, взмахнув руками, развернулся. Поверх матрасовки на его широкой
груди сиял сусальным золотом большой поповский крест на цепи. С крестом он
походил на отшельника, надравшегося мутной самогонки, да он и был дымно
пьян, пьянее не бывает.
Развернувшись и проведя по Петру диким горячим глазом, мужик углядел
открытую калитку и прицельно двинулся в нее. Ему не сказали, зачем его везут
за город.
Угадай склонил тяжелую голову, приподняв мохнатые уши. Мужик почуял
на пути к женщинам живую преграду, присел, игриво расставил руки и медведем полез на собаку.
— Ставлю десять против одного на Угадая, — потирая руки, предложил Илья
Владимирович, но таким уж бодрым и уверенным он не выглядел на этот раз,
как-то спал с лица и казался уставшим и даже не совсем здоровым. Одет он
был вновь по походному: в тесноватые ему джинсы, кроссовки и старенькую
рубашку-ковбойку в застиранную сине-красную клетку.
Верхняя губа Угадая грозно приподнялась, глубоко в животе у него глухо
рокотнуло. Мужик недоуменно замедлился.
— Ну и как вы, Петр Андреевич, намерены со своей креатурой теперь поступить? — поинтересовался Николай Мирликиевич.
Этот, кажется, напротив - выздоровел и даже посвежел, и его прямой хрящеватый нос солдатского императора ходил туда-сюда с прежним великолепным
небрежением ко всему и вся.
- Дам ему в кадык, - сказал Петр, глядя в полосатую спину.
- Экий вы стали неприступный, Петр Андреевич, и не подойди к вам! укоризненно покачав головой, посетовал Илья Владимирович. - Вот они какие.
бесполезные-то чудеса, маета с ними одна потом!

\22

Он подхватил мужика под руку, с другой руки за мужика вынужден был
взяться Анатолий.
Угадай таки сдвинул что-то с места в его неподвижном сознании. Упираясь для порядка, мужик позволил оттащить себя к Уточкиной речке, и там его
спиной вперед бросили в воду, где поглубже, чтобы не вылез раньше, чем протрезвеет.

И
О
ф
^
^
^

2

>3
«
си

Открытое пространство, не обрезанное кирпичными стенами, позволяет самой большой компании тихо разойтись в поисках местечка и занятия каждому
на его вкус, не утруждаясь поисками общих тем для разговора.
Люся и Света потчевали Женьку тортом из сгущенки и хлебных крошек.
Сладкий колобок они слепили ладошками вчера вечером.
Васька Косой с неохотой махал лопатой в новой яме для погреба, косясь на
удочки.
Василий с соседом Семенычем рассматривали трубу ручного насоса, торчащую из земли. Труба уходила глубоко под землю, куда не заглядывал глаз
ни одного живого человека, и что-то там под землей постоянно происходило и
двигалось, отчего образовывалась чистая холодная вода и случались землетрясения. «Под землей моря и озера друг в друга перетекают, - доказывал Василий,
- там целые реки текут, по ним рыба может проплыть!... А с чего она задохнется?! Под водой же не задыхается... Ну, и там тоже кислород растворен... А
в реках он зимой просто замерзает. Почему лед легче воды - потому что в нем
кислород замерзший, воздух!... Ну, потому вода и расширяется, когда замерзает, что это кислород в нее впитывается. Холодную бутылку пива открыть или
теплую - есть разница? Так и кислород: чем холоднее, тем лучше растворяется.
А под землей холодно, и кислорода там в воде больше, чем в реках, и рыба там
должна быть... А где ты такой глубокий колодец видел? Чтобы в колодец рыба
заплыла, нужно, наверное, глубоко копать!»
Николай Мирликиевич сидел у костра на чурбачке и смотрел в огонь, как
лев на солнце. Петр полулежал на земле с другой стороны, курил, медленно выпуская дым из ноздрей, как усталый Змей Горыныч.
- Куда вы теперь? — сказал Петр.
- Постранствуем еще немного. Постранствуем...
Холодом повеяло на Петра от этих простых слов...

д
<

^
щ
го
и
^
Он
2
>>
С

В ледяной воде мужик посинел и скрючился, зато очухался; бескозырку со
стершейся золотой «... вророй» на околыше закрутило и унесло течением. Бредя
обратно к машине, мокрый и дрожащий, как Каштанка на помойке, мужик хватался лапой за голову и с горькой обидой бормотал:
- Ах, так со мной, так, да?!
Он остановился и в бешенстве изо всех сил затопал мокрыми валенками.
Мало-помалу грозное топотание перешло в камаринского.
- Ну, держись теперь, бабы! — вскрикнул он и, суча новыми крепкими ногами, бойко затараторил:
По мосту, мосту, мосту,
Провели в Сибирь п...
Крепко скованную.
Ошельмованную!

Горячие лошадиные глаза его горели неугасимым огнем. До машины он,
впрочем, дошел присмиревший, выпустив пар.
- Ну, не поминайте лихом. Петр Андреевич, - попросил на прощанье Николай Мирликиевич, протягивая Петру жесткую ухватистую клешню циркового
борца. - Вряд ли мы с вами скоро свидимся, но что означает «скоро»? Двести триста лет. в известном смысле, тоже «скоро», промелькнут - не заметите.
- Я не хочу умирать такой старой! - засмеялась смелая Люся.
Света потихоньку дернула ее за рукав:

123

^
2
^
§
55
Е^
С

- Тише ты, дура!
Илья Владимирович рванулся что-то вставить, но промолчал. Петр поймал
его взгляд, брошенный на Люсю и тут же метнувшийся в сторону.
- Кто же у вас останется? - сказал Петр, глядя Николаю Мирликиевичу в
глаза.
Илья Владимирович, словно удивляясь непонятливости Петра, приподнял
узкие ключицы.
- А вот вы и останетесь, Петр Андреевич! - радостно воскликнул он. - Вы
и останетесь! Да мало ли кто еще! Найдется, кому остаться. Ваши новые соседи
блаженные тоже останутся со своей красавицей-радугой...
Илья Владимирович пошел целовать в щечку Люсю со Светой, обниматься
с кержаком и давать последние наставления Косому; даже соседу Семенычу, не
вышедшему провожать чужих гостей, крикнул что-то прощальное через забор.
Василия он как-то обошел стороной, то ли специально, то ли просто так вышло.
Петр опять оказался как бы наедине с Николаем Мирликиевичем.
— Никак не могу в вас поверить, — признался он.
Николай Мирликиевич заперхал и закаркал, заходясь в хриплом стариковском смехе:
- Можете меня пощупать.
- Да ладно, — отказался Петр, подумав.
- Кстати, - припомнил вдруг Николай Мирликиевич, отсмеявшись. - Вы
тогда верно сказали, что человек - это третья разумная раса Земли, но в остальном историю атлантов несколько упростили. Надо бы вам узнать, как оно все
происходило на самом деле... Временем, надеюсь, располагаете?

Н.М. Скворешников
ПУТЬ АТЛАНТОВ
Очерки атлантической истории
I. ПРОЛЕГОМЕНЫ
1
Атланты - вторая разумная гуманоидная раса Земли.
Физиология атлантов мало чем отличается от человеческой.
Атлантида - область земной суши, освоенная атлантами.
Атлантоиды - потомки шестой атлантической расы.
2
Первой разумной гуманоидной расой Земли были лемуры. Обоняние, слух,
ночное зрение, способность ориентироваться на незнакомой местности развиты
были у лемуров в высшей степени.
3
Могущество атлантов не достигло бы таких высот без тяжкого труда лемуров. Атланты совершенствовали религиозные, философские и этические системы, совершенствовались в воинских искусствах. Лемуры рыли каналы, тесали
камни, плавили железо, варили стекло.
4
Изложить историю атлантов в рамках современной хронологии невозможно: период обращения Земли вокруг Солнца был иным, иным был и суточный
цикл. Все было иное: созвездия, береговая линия, горные системы, направления
рек, ландшафтные зоны, звери в лесах и птицы в воздушных потоках.
Луны на ночном небосводе не было. Луна еще неслась к Солнечной системе,
вращаясь подобно огромному, холодному каменному мячу.
5
Атланты освоили огромный материк, создали процветающие империи, изменили геологическую историю Земли, но все впустую.
124

II. ПОКОРЕНИЕ ЛЕМУРОВ

«

К тому времени, когда им пришлось столкнуться с лемурами, атланты уже
достигли высокого искусства в обработке кожи, дерева, камня, кости, овладели
технологией плавки металлов. Кожаный панцирь с нашитыми бронзовыми пластинами надежно защищал от удара каменного топора в лапах лемура, бронзовый меч резал и рвал его толстую кожу и крепкие сухожилия. Технологическое
превосходство не стало, однако, главной причиной тому, что атлантам удалось
выжить и покорить лемуров.
Лемуры были неуравновешенной, подозрительной, злобной расой, обреченной
на разрозненность. Малейшего пустяка, пустейшего подозрения бывало достаточно, чтобы они бросались рвать новых друзей, с которыми только что договорились
забыть прежние счеты. От самоуничтожения лемуров спасала особая поведенческая стратегия, и атланты стали ее важнейшим элементом. Они взяли на себя роль
посредников между враждующими племенами лемуров. Так они обрели некоторые
гарантии неприкосновенности. Скоро лемуры убедились в их честности и постепенно передоверили им право заключать от своего имени все договоры: о границах,
пенях за убийство, проведении совместных праздников, загонных охотах. Договоры, заключенные атлантами для лемуров, оказывались гораздо более выгодными
и прочными, нежели их заключали бы сами лемуры. Если же лемуры нарушали
договор, заключенный для них атлантами, атланты могли уже сами покарать нарушителей. Численность атлантов сильно возросла, и они не ведали розни.
В течение десятков тысячелетий история атлантов была историей изнурительной однообразной борьбы. Противником их был целый мир - беспощадный, равнодушный, чужой. Лемуры оказались их естественными союзниками
в этой борьбе.

>>
^

1

'2
Ц
Ч5

Позднейшие тяга атлантов к утонченной роскоши, явственный налет гедонизма в их быту, изощренный эротизм их религиозных культов - все это следствие
первых суровых тысячелетий, попытка получить заслуженное вознаграждения за
тяготы и лишения, которые им пришлось вынести и перетерпеть в начале своей
истории. Даже невинные радости промискуитета атланты не могли себе позволить. Первых атлантов было очень мало, и им пришлось прибегнуть к жесткой
регламентации брачных отношений, чтобы не выродиться. До наступления половой зрелости атлант должен был заучить всю свою родословную. В день летнего солнцеворота старейшины усаживались в кружок и на песке выкладывали
из камешков родословные древа женихов и невест. Тщательно сличив их, старцы
объявляли пары наименьшей степени родства. Осенью справлялись свадьбы, и к
следующему лету рождались дети. Зоркие старики пристрастно наблюдали, кто
из детей быстрее растет, меньше болеет, ловчее в играх, агрессивнее в стычках,
и постигали механизм наследственности. Когда счет вышел за семнадцатое колено и седьмую степень родства, у атлантов сформировались одиннадцать брачных
фратрий и чрезвычайно сложные правила заключения межфратриальных браков.
Правила оказались весьма эффективны. Отказавшись от дара любви, атланты создали свою здоровую, целеустремленную, жестокую, сильную расу.
После этого они стали творить свою историю. Она знала взлеты, падения,
тупики, но внутренний ее смысл всегда был один - возвращение на Землю Му.
Первые атланты не могли забыть ее богатые рыбой реки, ее леса, богатые дичью, ее цветущие луга и передали память и мечту о ней потомкам. Чужой мир,
в котором горстка первых атлантов вдруг очутилась, оказался таким отвратительным и невозможным, что мечту о возвращении на Землю Му они передали
потомкам с такой силой, что те никогда не смогли ей изменить.

Очень долго атлантическая история была историей однообразно горьких поражений, однообразно славных побед. Распространяясь по материку, переплы-

125

вал реки, переходя через саванны, прорубаясь сквозь джунгли, штурмуя горные
перевалы, атланты подчиняли разрозненные племена лемуров, строили поселения, обносили их тыном и рожали детей. Дети вырастали, и лучшие из них
уходили покорять новые земли. Через несколько тысяч лет огромный материк
был освоен атлантами полностью. Атланты, бывшие некогда одним племенем,
стали разными народами и заговорили на родственных, но разных языках. Народы создавали свои государства, и между государствами начиналась борьба за
контроль над торговыми путями, плодородные земли, богатые охотничьи угодья, месторождения железной руды, золота и драгоценных камней. Побеждали
в ней сильнейшие.
Но всякий раз выяснялось, что победителям ничего не нужно менять в жизни побежденных, а побежденным незачем восставать против победителей. У
победителей и побежденных всегда оказывалась общая главная забота - поддерживать существующий порядок вещей, при котором атланты устраивают пиры,
принимают и отряжают послов, торгуют, совершенствуют налоговую систему и
систему поместного землевладения, избирают и избираются в Сенат, пишут и
утверждают законы, лемуры - собирают урожай, совершенствуют технологию
выращивания горного хрусталя, изобретают холодную ковку металлов. Такой
порядок вещей устраивал всех, и лемуров тоже. Иногда они бунтовали. Сначала атланты снаряжали карательные экспедиции, но потом стали предоставлять
мятежников самим себе. Рано или поздно от мятежников прибывало пышное
посольство. Если очистить напыщенные речи от похвальбы и околичностей, подавленные послы имели сказать: «Земля наша велика и обильна, но порядка в
ней нет. Придите и владейте нами». Возмутившись и перебив атлантов — военачальников и градоправителей, разграбив лавки атлантов - торговцев хлебом и
хрусталем, подчинившись предводителям своего мятежа, согласившись считать
их князьями и каганами на манер атлантов, лемуры незамедлительно начинали
подозревать друг друга в тайных сношениях с врагом, в заговорах против только
что избранной властелы и с той же яростью, с какой несколько часов назад резали атлантов, принимались рвать соратников. К приходу карательных экспедиций бунтовщики успевали истребить сами себя, а уцелевшие во взаимной резне
желали только ее скорейшего прекращения. Уцелевшие опрометчиво выходили
навстречу атлантам с повинной головой. Атланты безжалостно их вырезали,
чтобы ни у кого и мысли не возникало, что против них можно безнаказанно
бунтовать.
Главная причина того, что эти две столь различные расы смогли строго разделить между собой права и обязанности и сохранить это разделение на протяжении многих тысячелетий жизни бок о бок, коренилась в их полной биологической несовместимости. Не следует поэтому искать в атлантической истории
аналогии к истории человеческой. Биологические различия между лемурами и
атлантами были слишком велики, они не могли даже испытывать друг к другу
личную ненависть.
Сначала атланты были для лемуров всего-навсего источником протеина. Выследить, догнать и убить атланта пяти-шести лемурам было легче, чем отбить от
стада и убить шерстистого носорога. Не удивительно, что лемуры относились
к атлантам как к промысловым животным, и лемуру, убившему атланта, мысль
надругаться над айсурицей не приходила точно так же, как охотнику человеку,
убившему оленя, не приходит мысль надругаться над оленихой. В последующей
истории Атлантиды невозможность метисации атлантов с лемурами оказалась
великим благом — избавила отношения между ними от той напряженнности, которая могла бы заставить их линчевать друг друга.
III. ВЕЛИКОЕ ГЕОГРАФИЧЕСКОЕ РАЗОЧАРОВАНИЕ

1
Мало отличаясь от человека физиологически, атланты бывали подвержены
тем же тяжелым страстям, что движут и человеком: тщеславию, гордыне, властолюбию. Возможностей потворствовать этим страстям атлантам предоставлялось не меньше.

П6

Материк атланты открывали дважды. Сначала они все дальше и дальше расходились от родных становищ, слово за словом изменяя язык, жест за жестом
изменяя ритуалы. Приспосабливаясь к новым климатическим условиям, они
осваивали новые способы производства, приобретали новые привычки, изменяли быт и рядили старых богов в новые одеяния. Расовый облик их оставался,
однако, неизменным. Они заключали межфратриальные браки по тем же правилам, что и тысячи лет назад, даже если ради этого приходилось пускаться в долгие и опасные путешествия по чужим землям. Из путешествий возвращалась
половина отправившихся, но родившиеся дети по прежнему того стоили.
Второе открытие материка началось, когда атланты стали создавать государства. Теперь они целенаправленно двинулись в обратном направлении - навстречу друг другу с разных концов света. По внешней видимости, предпринимать безумные походы до самого края Земли атлантов побуждали воинское
тщеславие, купеческое корыстолюбие и исчезающе редко - любознательность.
На самом же деле ими двигало одно — верность атлантической мечте.
Система брачных отношений, найденная атлантами, обеспечивала воспроизводство сильного потомства, могущего выстоять в нескончаемой схватке с
миром. Созерцательная мечтательность была признаком слабости и в результате изощренной селекции была сведена на нет. Но эта же самая брачная система,
лишившая атлантов способности выдумывать мечту, изначально создавалась
так, чтобы выпестовать способность до исступления увлекаться мечтой существующей и немедленно приступать к ее деятельному претворению в жизнь.
Старцы, наблюдая за ребятишками, которым скоро предстояло поименно перечислять пращуров, выкладывая из брачных камешков свои родословные древа, эти старцы не могли не вспоминать, о чем сами мечтали в юности.
В ребятишках они высматривали прежде всего готовность подчинить этой мечте свою жизнь.

оэ
2
ф
^>,
^
'5!
^
Ч!
^

Эпоха нескончаемых великих географических открытий завершилась величайшим географическим разочарованием.
Сличая топографические карты, описания неведомых земель, дипломатические донесения, путевые записки купцов и мореходов, саги о безумных воинских походах к самому краю ойкумены, атлантические географы скоро пришли
к ошеломительному открытию: оказалось, что до любой точки известной им
суши можно добраться посуху, что известные им моря и океаны - это всегонавсего проливы между частями одного и того же материка. И, значит, Земля
Му лежит так далеко за морским горизонтом, куда никто еще из мореходов не
отваживался заплыть, а если отваживался или его суденышко уносило бурей,
то не находил обратной дороги, навсегда затерявшись в Мировом океане. Собственно, этим открытием и была вызвана к жизни идея шарообразности Земли.
Возможность вернуться, всего-навсего обогнув Землю, придавала мужества
отправиться в плавание через необозримые водяные просторы, не имея никаких
Других ориентиров, кроме вечно движущихся по небосклону звезд.
Когда эта идея достаточно утвердилась в сознании государей прибрежных
Царств, было снаряжено множество морских экспедиций, цель которых была
одна - плыть всегда прямо, чтобы найти Землю Му или бросить якорь у противоположного берега материка. Чтобы гонцы скорее донесли весть о результатах
плавания, атланты протянули через материк Великие трансконтинентальные
тракты. Через каждые сорок поприщ на трактах стояли постоялые дворы со свежими сменными лошадьми; оседлать их имели право только гонцы с побережий.
За всю атлантическую историю этот неписанный закон не нарушался ни разу.
Даже в годы войн и мятежей гонец, несущий весть от одного побережья к другому, не опасался за жизнь и коня. Мечта вернуться на Землю Му по-прежнему
жила в атлантах. Какому бы богу атлант ни покланялся, как бы ни пылал местью
и ненавистью, стоило ему услышать клич, извещавший о гонце с побережья, он
вкладывал меч в ножны и спешил навстречу гонцу, в надежде услышать, что тот
несет весть от человека, который ступал по Земле Му.
127

со
О
5
^

Мировой океан, однако, после каждого успешного кругосветного плавания
оказывался все пустыннее и пустыннее, пока не превратился в абсолютную пустыню. Ни один из мореплавателей не смог доказать, что нога его ступала по
какой-нибудь другой, еще не нанесенной на карту земле.
Даже лемуры не убивали гонцов с морской почтой.

си
3^

Истинные очертания материка, однако, долго еще оставались в точности
не известными. Пересекши какой-нибудь мало еще обследованный большой
залив или внутреннее море, наскоро разведав непроходимые джунгли или неприступные горы неизвестной земли, мореходы спешили поднять паруса и
отправиться в обратный путь, чтобы пожинать лавры первооткрывателя нового материка. Замечательно, что тайны из морских карт с нанесенными на них
новооткрытыми землями не делали даже капитаны купеческих республик и
торгово-промышленных компаний. Очень скоро с карт снимались копии во всех
проекциях, известных на тот момент атлантам: азимутальной экваториальной,
азимутальной полярной, цилиндрической, конической, косой перспективноцилиндрической. И теми же галсами от берегов отходили корабли, битком набитые конкистадорами, миссионерами, трапперами, каторжниками, золотоискателями, авантюристами. Но каково же было разочарование, когда рано или
поздно, но всегда выяснялось, что новая земля — это все та же старая, известная,
давно открытая Атлантида.
После этого великого географического разочарования атлантическая цивилизация зашлась в судорогах и корчах агонии, так обманчиво похожей на пышный
расцвет. Неимоверная по силе культурная инерция, направлявшая всю жизнедеятельность атлантов, лишилась точек приложения, но совсем прекратиться не
могла. Напротив, лишившись каких бы то ни было действительных ограничений,
вроде неприступных гор, непролазных болот, бурных рек, непроходимых лесов,
пустынной бесконечности океана, эта инерция обрела новую силу; могло бы показаться даже — неизмеримую возросшую и наконец плодотворную, если забыть,
во что в конце концов выродились поиски другой обитаемой суши, так долго придававшие смысл атлантической истории. Так дикий лесной зверь, пойманный и на
долгие годы посаженный в тесную зловонную клетку, и вдруг выпущенный в виду
близкого леса, огромными скачками уносится прочь, взметая сугробы, не в силах
совладать с бушующим в крови адреналином, чтобы вдруг тяжело рухнуть с разорвавшимся сердцем, сверх всякой меры надышавшись свободой. Одержимость,
выпестованная атлантами в себе, не имея прежнего приложения к действительному порядку вещей, не имея каких-либо ограничений, вызвала к жизни самые
причудливые теогонические, теософские и космологические системы, изощренные духовные практики, исступленные мистические культы, и, главное, ввергла
атлантическую цивилизацию в такое состояние духовности, которое вернее всего
было бы назвать натурфилософским неистовством.

5!
^
2
^
^
^
оо
^

IV. АТЛАНТИЧЕСКАЯ ВИНА
1

Замечательно, что собственно атлантическая культура не знала скольконибудь талантливых и оригинальных произведений искусства, обладающих
миметическим статусом, то есть подражающих жизни. Это была сильная, жестокая, целеустремленная раса, отвергшая дар творчества. Не удивительно, что
на протяжении всей своей истории атланты отдавали предпочтение искусству
лемуров.
Впереди дружины атлантов крался молодой лемур-разведчик, всматриваясь,
принюхиваясь, прислушиваясь, а в ее обозе полуслепой лемур-старик придерживал долбленый короб со струнами: после сражения ему предстояло воспеть
героев-победителей и оплакать павших: росписи под сводами атлантических
храмов писались живописцами-лемурами; статуи для дворцов и площадей атлантических городов высекались скульпторами-лемурами; неудивительно, что
первые трактаты по живописи созданы были тоже лемурами, равно как и пер128

вые теоретические Поэтики: вызов судьбы бестрепетно принимал герой-атлант,
но его трагический монолог, сочиненный драматургом-лемуром, декламировал
со сцены актер-лемур же.
Актер был в маске. Маска скрывала широкую, складчатую, подвижную переносицу вдохновенного лемура. Одеть маску атланта - это была честь, о которой
мечтал всякий лемур. Воспроизводя на сцене героическую историю атлантов,
лемуры как бы заново творили свою такую же. Преобразиться в атланта значило
для лемура чуть-чуть преобразиться в могущественное божество без единого
изъяна на сияющем грозном лике.
Воспоминания об охоте на атлантов не могли быть достоянием всех лемурийских племен. Охотиться на атлантов могли только лемуры, обитавшие там,
где атланты появились впервые. Сами атланты прилагали огромные усилия,
чтобы найти это место, которое они могли бы назвать своей прародиной, и так,
собственно, и возникла историческая наука атлантов. За давностью прошедших
лет главной своей задачи она, разумеется, решить не могла. Несомненно к тому
же, что первые атланты, обнаружив вдруг себя в незнакомом, совершенно чужом и чуждом мире, предприняли первый свой героический поход в поисках
утраченной родины, и трудно даже предположить, сколько они прошли в этой
первой трагической попытке возвращения. Практически они могли пройти добрую половину материка, пока не остановились, обессилев. Тогда-то и разыгрывалась первая драма атлантической истории: стариков, раненых и больных на
этом пути в никуда атланты оставляли лемурам, через земли которых проходили. (Эти эпизоды и вызвали к жизни широко распространенный в искусстве
атлантов трагический сюжет выбора между родными. Героине приходится самой решать, кого оставить в живых: отца, мужа, сына, брата. Выбор ее всегда
останавливается на брате: новый муж заменит ей прежнего, свекр заменит отца,
нового сына она родит, и только брата у нее уже не будет.)
Но как бы то ни было, когда началась эпоха освоения атлантами материка,
лемурам они явились в другом облике - в облике организованных, неустрашимых, хладнокровных, безжалостных, как кинжал, существ иной природы, идущих неведомо откуда и неведомо куда. Слава об атлантах, передаваемая лемурами из уст в уста, от одного племени к другому, далеко опережала появление их
самих, обрастая вымыслом, превращаясь в миф, так что когда атланты наконец
приходили, лемуры уже готовы были видеть в них богов, сошедших с неба, чтобы превратить изначальный Хаос в божественный Космос: истребить чудовищ,
научить добывать огонь, обучить врачеванию и гончарному ремеслу, запретить
кровосмешение, разбить первый огород, исполнить первый похоронный обряд,
учредить праздники летнего и зимнего солнцеворотов, сурово покарать ослушников; хотя всеми этими начальными достижениями культуры лемуры владели
задолго до атлантов.
Возводить начала своей культуры к установлениям атлантов лемуров побуждало обаяние победительности, присущей атлантам как расе. В некоторых
лемурических мифах атлантам приписывалось даже доделывание лемуров. Согласно этим мифам, лемуры сначала были немыми и незрячими, зато вечными.
И только атланты прорезали им глаза и рты, научили видеть и говорить, открыли
смерть и путь в царство мертвых.

га
2
ё
^
^
^
^
Д

^
X
*2
^
^
И
со
^

В разных частях Атлантиды и в разные исторические эпохи господствующее положение атлантов принимало разные формы: от тирании и рабовладения
До не очень жестких симбиотических отношений. Особенно к закату атлантической цивилизации часто трудно было понять со стороны, где в том или ином государстве сосредоточена власть во всей её полноте. У стороннего наблюдателя
легко складывалось впечатление, что власть сосредоточена в огромных, причудливых дворцах кичливой лемурийской знати, богатства которой не поддавались
учету, ежедневные пиры своим роскошеством превосходили не частые общественные трапезы, устраиваемые атлантической властелой, обыденные выходы
своей пышностью затмевали торжественные выезды короля. Иногда так оно и
бывало на самом деле.
9. Заказ 208

129

М
2
ф
^
(—|
^
,*5
М
^
Д
•^

*н
Д
2
чх
^
И
^
>>
С

Собственная лемурийская история тоже знавала бурные всплески государственности. Довольно часто лемуры даже создавали могучие воинственные империи, изгнав атлантов. Лемурийские цари и императоры, подчинив соплеменников, вооружив и обучив неисчислимую армию, наладив ее регулярное снабжение, незамедлительно выступали в завоевательные походы, чтобы распространить власть своей державы на весь мир. Рано или поздно полчища лемуров,
подгоняемые боем барабанов и воем труб, накатывались на укрепленные позиции атлантов. Тогда, возможно, и родилась лемурийская пословица: «Смерть
бледна и молчалива». Сколь бы долго ни длилась война, победителями всегда
выходили дисциплинированные, прекрасно обученные, намертво спаянные духом товарищества, хладнокровные атлантические фаланги, легионы и полки.
Примириться с поражением своего воинства основной массе лемуров удавалось всегда легко. Победа атлантов знаменовала для них просто-напросто восстановление естественного и неизбежного порядка вещей.
К чести победителей, они не злоупотребляли плодами своих побед. Лемурийский император подвергался долгой и мучительной казни через многократное потопление или посажение на кол; лемурийская армия подвергалась милосердному отсекновению головы через десяток и распускалась по домам; убежавшие от казни методично вылавливались и обезглавливались поголовно (что
и самими лемурами воспринималось тоже как должное); условия заключенного
мирного договора соблюдались неукоснительно, даже если он оказывался невыгоден победителям: верность слову была условием выживания атлантов, пока
их было слишком мало и они должны были взять на себя функции дипломатов
и переговорщиков между племенами лемуров.
Стойкий аскетизм атлантов, коему лемуры не могли не отдавать должного
и в коем одном склонны были видеть первейшее подтверждение превосходства
атлантов, имел своей причиной комплекс вины, прочно укоренившийся в их сознании. Атланты бесспорно были изначально политеистами и со своими богами
находились скорее в договорных отношениях, нежели ставили себя в отношения
зависимости от них: жрецы приносили богам кровавые жертвы, каждому в его черед или по мере надобности, за что ожидали от них немедленной благодарности.
Если благодарность регулярно запаздывала или вовсе отсутствовала, атланты сочиняли миф о смерти неблагодарного божества, разбивали его кумира, вырубали
на дрова и постройки его священную рощу и сочиняли новый миф. Новый миф
рассказывал о рождении нового бога, его генеалогии, первых героических и культурных деяниях и о месте, которое ему предначертано занять в иерархии пантеона
старших богов, освященной преданием. Идея единого всемогущего бога, полновластного творца мира, нуждающегося в жертвоприношениях как в символе почитания, но не как в единственном источнике своего существования, родилась у
атлантов на Земле: должны же они были объяснить себе причину своего изгнания
из рая, каковым стала для них утраченная Земля Му. Объяснением могла быть
только идея собственной вины перед Творцом и Вседержителем, настолько тяжкой, что наказанием за нее стало низвержение во ад.

Совсем изменить свою природу у атлантов, разумеется, не вышло. Периодически рождались поколения, наделенные творческими потенциями. Тогда и
у атлантов случались эпохи относительного расцвета собственного миметического искусства: ваяния, словесности, живописи. Поражает, тем не менее, что
атлантами так и не был освоен реалистический пейзаж ни в литературе, ни в
живописи, особенно при сравнении с лемурийским искусством. Когда лемуры
давно уже научились создавать сочные, красочные, полные жизни и движения
пейзажи, литературные и живописные, в искусстве атлантов господствовали
условные, статичные, трафаретные картины несуществующей ни в какой реальности природы. «Красотами разными украшена: озерами глубокими, реками
быстрыми, лесами дремучими, - о ты, земля Атлантиды!» - восклицал атланткнижник и более не думал о ландшафтах, в которых геройствовали князья и
воины атланты, воодушевляемые любовью к Отечеству. Собственно, перевод
«земля Атлантиды» здесь совсем не точен: буквально читается «отечество Ат130

лантида». Понятия Родины как определенного места атланты не знали. Соответственно, в их религиозных представлениях, даже самых архаичных, не найти
и отголосков культа рождающей матери-земли. Атлант-земледелец не столько
священнодействовал, выходя на пахоту, сколько готовился механически ковырять сохой неподатливый суглинок или пластать жирный чернозем, не важно.
Пахота была для атлантов тяжким трудом, но не была священнодействием.
В религиозных культах атлантов вообще не замечается сколько-нибудь выраженной предметной образности. Даже в атлантической иконографии господствует абстрактное начало, пророки на иконах атлантов никогда не стоят на земле, а
словно бы подвешены в воздухе на невидимых нитях. Характерно, что понятия
святости нет ни в одном варианте атлантического монотеизма, зато обличительное пророчество очень было у них в чести, словно атланты сами отказывали себе
в возможности искупить какую-то свою давнюю вину перед богом.
Думается, однако, что упорное нежелание атлантического искусства смотреть на окружающий мир причиной своей имеет не только и не столько комплекс вины и добровольное отречение от радостей этого мира в пользу некоего иного горнего. Да и сама по себе стойкость атлантического комплекса вины
должна же была чем-то подпитываться.

со
О
^
^
с-<
^
,^
Р-1
^
Д
<!

д
РО

4

Е

В эволюционном отношении лемуры безусловно отставали от атлантов: обоняние, слух, ночное зрение лемуров были острее, мышечное чувство - тоньше,
скорость вазомоторных реакций - выше, способность оперировать абстрактными категориями — ниже. В лемурийских языках не было обобщающей абстрактной лексики, вроде слов «снег», «дождь», «одежда», но были разные слова для
обозначения свежего снега, пороши, старого снега, фирна, мелкого дождя, проливного, слепого и проч.; лемур не мог сказать о ком-либо просто «одетый»,
«полураздетый» или «раздетый», но вынужден был всегда говорить буквально «в рубашке и штанах», «в штанах», «без штанов и рубашки»; «открыть»
что-либо на лемурийских языках всегда буквально означало «дверь толкнуть»
(так-1а-с1и), даже если речь шла об открытии нового торгового пути, «ласково»
- «женски говорить» (ик-§1), «убить» - «голову палкой ударить» (иг§-ке-с!ик),
даже после изобретения лука, а потом пороха. Не удивительно, что практически
вся лемурийская абстрактная лексика заимствована из атлантических языков.
Удивительно же то, что, переняв от атлантов саму привычку к абстрактному
мышлению, именно лемуры явились творцами рациональной атлантической
науки, точно так же как ранее атлантического искусства.
Странные и тонкие отношения установились между двумя расами, не лишенные взаимного интереса и очарования. Лемуров очаровывала непостижимая
целеустремленность атлантов, их способность не считаться с жертвами, упорное презрение к роскоши и излишествам. Самая физическая слабость атлантов
(в сравнении с лемурами) стала в глазах лемуров признаком принадлежности к
высшей расе. Лемуры переняли у атлантов все достижения их культуры, кроме
одного: когда одним из важнейших элементов частной жизни атлантов стали
физические упражнения, а это случилось довольно рано, а в их общественной
жизни такое огромное значение приобрели спортивные состязания, прежде всего в военно-прикладных видах спорта, лемурийская знать пестовала в себе физическую слабость; в моду у нее даже вошло неумение плавать, хотя пловцами
лемуры были отменными от рождения, благодаря инстинкту и рудиментарным
плавательным перепонкам на руках и ногах.

,.
§
25
^
д

§

Космогония, принесенная атлантами с собой, не могла, разумеется, в неизменном виде пройти через все тысячелетия атлантической истории, и очистить
ее от позднейших наслоений нельзя. В своем же развитом виде она описывает
последовательное творение вложенных одна в другую обитаемых сфер. В низШую и худшую из них атланты однажды и были ввергнуты Вседержителем. Нечего, следовательно, было даже и пытаться понять Его замысел, познавая Его
творение. Из познания этого мира могло быть извлечено только одно понимание
9

*

131

РЗ
2
и
^
~
1^5

— этот-то мир создан, чтобы служить наказанием. Теории света как потока светящихся атомов и запахов как потока пахнущих атомов атлантами были в свое
время измышлены, но причиной тому послужило, опять же, не столько желание
познать устройство мира, сколько объяснить, почему этот мир так отвратителен
на вкус, запах и цвет. Но самое невероятное из объяснений гласило, что мир, из
которого атланты были низвергнуты, состоял из других атомов, эти атомы светились по-иному и по-иному пахли.

О-с

Открытие пустынности Мирового океана сначала долго не могло стать достоянием всей атлантической культуры, долго не могло проникнуть и укрепиться в сознании атлантов. Когда же это произошло, атлантическую цивилизацию
постиг глубокий кризис.
Земля Му, бывшая для первых атлантов воспоминанием о лесах, холмах,
реках, рыбах, птицах и зверях, последующими поколениями сильно и разнообразно мифологизировалась. Северяне превратили ее в страну вечного лета и
поместили в верховьях больших континентальных рек, степняки поместили ее
за горами на горизонте, горцы превратили ее в недостижимо далекую равнину,
и везде она оказалась населенной самыми диковинными существами. Но нигде
не помещали ее на небесах, чтобы там пировали павшие в бою воины. Здравый
смысл, выпестованный атлантами в себе, не позволял им верить в жизнь после
смерти, в потустороннее царство мертвых. И он же заставлял верить в действительное существование Земли Му, на которую можно вернуться. Идея ее поисков всегда жила в атлантах и служила причиной завоевательных походов, в ходе
которых побеждали, не имея цели завоевать, купеческих путешествий, суливших одни тяготы, лишения и убытки, научных экспедиций, состоящих из одних
картографов. Теперь же, когда выяснялось, что возвращаться некуда и нечего
более открывать, что все подвиги и жертвы были напрасны, что нет больше причин совершать новые подвиги и приносить новые жертвы, глубинное отчаяние
стало подтачивать самые корни атлантической цивилизации.
Атлантическая властела облачилась в шелка, почувствовала на губах вкус
редкостных вин, в любовных утехах забыла свой долг заботиться о благе подданных. Корысть стала склонять к мздоимству неподкупных наместников и градоправителей. Слово атланта утратило крепость, договоры стали нарушаться.
клятвопреступления перестали вызывать удивление, братоубийственные распри
стали разъедать атлантическое единство.
Воинство утратило дух победительности и погрузилось в изобретение жестоких дуэльных кодексов, воинские искусства выродились в кровавое зрелище.
Аскеты допустили в сердца гордыню и тщеславие. Божественные заповеди
подверглись сомнению, проповедники нашли утеху в изощренном красноречии
и защите своих авторских прав. Паства их разбрелась, как слепые без поводыря,
храмы пришли в запустение.
Нравственность стала вызывать насмешки, порочностью стали хвалиться.
Вошли в моду лемурийские пляски, и не было греха, в котором нельзя было бы
уличить атлантов, без разбора что знатных, что простолюдинов.
И в довершение всему атланты отступили от распорядка межфратриальных
браков, верность которому хранили тридцать тысяч лет.
V. ПРИТЯЖЕНИЕ ЛУНЫ
1

В известном смысле, взоры атлантов всегда были устремлены в небеса. Там
они искали божественных знамений и исчисляли звезды для морской навигации. На Землю же атланты смотрели больше глазами зорких лемуров, нежел^
собственными. Лемуры были их проводниками, кормчими, рудокопами, строителями, земледельцами, коневодами и картографами.
Практически и вся атлантическая культура была создана лемурами. Атланть
прекрасно направляли и распоряжались, но не могли творить новое. Высшая
132

способность к тысячелетнему подвигу не оставляла места для импровизации
и интуиции, которые одни побуждают к открытиям и усовершенствованиям, из
которых вырастают искусство и наука.

га
О
5

2
Принеся дар творчества в жертву атлантической идее, атланты не лишили
себя, однако, способности верно оценивать усовершенствования, нововведения
и открытия, совершенные другими. Собственно говоря, только трезвость, практицизм и ясность мышления атлантов позволяла лемурам устоять перед астрологическими и алхимическими химерами, пифагорейской магией числовых соответствий, схоластическими толкованиями сущностей, и без того очевидных,
умственной игрой с произвольными абстракциями, якобы заключающими в
себе все разнообразие живой жизни, соблазном громоздких классификаций без
достаточных к тому единых оснований и прочими обольщениями самонадеянного разума, только-только пробующего свои познавательные силы. Сходясь
наедине сами с собой, лемурийские философы, теологи, грамматики, риторы
ругательски ругали косных атлантов, но в диспутах всегда оказывались наголову разбиты логикой здравого смысла, которой в совершенстве владели их оппоненты, прирожденные дипломаты и торгаши. Атланты не измышляли новых
теорий, но мгновенно видели их слабые места, еле заметные лакуны в цепочке
безупречных, казалось бы, силлогизмов, которыми упивались неуравновешенные лемуры. Важнейшим элементом лемурийской стратегии выживания всегда была чрезвычайная этикетность поведения, особенно при контактах с иноплеменниками. Чтобы неосторожное слово не вызвало обоюдно губительной
вспышки ярости, лемур при встрече со всяким незнакомцем, которого не хотел
убить, издали начинал улыбаться и демонстрировать пустые руки, разговор начинал с обязательных расспросов о пути, проделанным встречным, о здоровье
его родных, оставшихся дома, охотно пускался в обстоятельное обсуждение
погоды, и столь же долго прощался, чтобы не получить удар в спину. Атланты изначально вынуждены были освоить лемурийский этикет в совершенстве.
Изысканно вежливо, с чрезвычайно пространными выражениями уважения к
оппоненту, атланты просили у него уточнений приведенным доводам, осторожно выражали свое сомнение в услышанном, учтиво предлагали обсудить некоторые примеры из практики, не укладывающиеся в концепцию оппонента, и в
результате безжалостно разрушали грандиозные умственные построения лемурийских мыслителей, не оставляя от них камня на камня. Уязвленные и разгневанные, те возвращались к себе, и, негодуя, восстанавливали руины, попутно
устраняя ошибки. Так совместными усилиями лемуров и атлантов их единая,
практически, цивилизация, быстро прошла долгий путь от первобытной магии
слова, смежности и подобия к рассудочной, но безжизненной схоластике, а от
нее — к начаткам позитивистской науки, основанной на неумелом еще опыте.
Имело, конечно, значение и то, что власть по-прежнему оставалась у атлантов.
И вот тут-то их и постигло великое географическое разочарование, лишившее их надежды на действительное Возвращение, погрузившее их души в отчаяние, вызвавшее сумятицу в их умах, внесшее хаос в установления их частной
и общественной жизни.

^

'щ
о.
3
<;-

Наблюдательная астрономия, помогавшая ориентироваться на незнакомой
местности и прокладывать курс в океане, всегда была в чести у атлантов; компас
они изобрели раньше косого паруса; картографы нуждались в дифференциальном исчислении; астрономам требовались телескопы; нужды кузнечного ремесла диктовали развитии химии. Совершенствовать эти отрасли точного знания
времени у лемуров было в избытке — тысячелетия, так что некоторая приблизительность и нестрогость теоретизирования, присущая лемурам, искупалась
интуитивными озарениями и практическими умениями, унаследованными от
пращуров и неизмеримо усовершенствованными. Не имея зачатков кристаллографии, они научились выращивать в глиняных горшках кристаллы горного хрусталя размером с человеческую голову, чтобы вытачивать из них линзы для ме133

,—
$
со
~5
Р^
2
РН
ПЗ
^
д

нисковых телескопов. Не создав строгой теории электромагнитных колебаний,
они изобрели динамомашину и конденсатор. Явление магнетизма они объясняли сродством магнитного железняка и железа, заставлющим их стремиться друг
к другу, но мощные электромагниты строить, тем не менее, научились; земное
притяжение они объясняли аналогичным образом - наличием «естественного»
для каждого предмета места, к которому он и стремится, падая. Чтобы достичь
атомарного уровня организации материи, они двести лет совершенствовали
первобытную технологию дробления, пока не получили магнитный монополь.
Технология .так и осталась первобытной, но магнит, сплавленный из монополей северной ориентации, с невероятной силой притягивал даже камень, особенно если присоединить к нему динамомашину; магнит из монополей южной
ориентации естественным образом отталкивался от камня. Чем больше он был
по размерам, тем труднее было его удержать в плавильном тигле, а потом у поверхности земли. Стоило кузнецам ослабить или как-нибудь не так сдвинуть по
небрежности крепежные цепи, как раскаленный кусок тяжелого металла рвался
и улетал в зенит по немыслимой траектории. Траекторию определял состав пород, залегающих под поверхностью земли в этом месте.
Никаких практических нужд эти открытия не преследовали. С их помощью
лемуры доказывали упрямцам атлантам, что звезды движутся по небесной тверди в соответствии с монохордами неслышимой музыки небесных сфер, токи
флогистона пронизывают все сущее, материя бесконечно делима. Практическое
применение всегда находилось позже. К примеру, открытие магнитного монополя привело, помимо прочего, к возникновению магнитной геологии. Наблюдая
за траекториями монопольных магнитов, лемуры научились искать месторождения золота и серебра и определять глубину их залегания без кирки и лопаты.
Отсюда было недалеко и до открытия магнитотеллурического зондирования.
Хотя многие из своих интуитивных догадок лемуры не могли доказать по
объективным причинам. Так, умозрительной осталась гипотеза скрытой материи. По гениальной догадке неизвестного мыслителя, такая материя должна состоять из атомов, которые никак не взаимодействуют с атомами обыкновенной
материи. Чтобы ее доказать, нужны многокилометровые ускорители тяжелых
частиц, опутанные всяческой электроникой.

Не желая смотреть под ноги и вокруг себя, атланты всегда держали взор поднятым к небесам. Сначала они высматривали там всяческие знамения, и там же
стали наконец выискивать свидетельства тому, что Земля Му существует.
Существует если не на Земле, то хотя бы за другими небесными сферами.
Даже самые схоласты не могли усомниться в действительности оплавленных
камней и кусков железа, падающих с небес. Уцелевшие и найденные метеориты самым естественным образом обращались в фетиши, в объекты массового
поклонения, а небесный огонь, их оплавивший, трактовался как эманация неубывающего божественного гнева. Взбунтоваться и ринуться в атеизм атланты,
разумеется, не могли: чужеродность мира, которую они ощущали с прежней силой, ежечасно напоминала им о могуществе и гневе Творца, — но могли хотя бы
попробовать добиться ответа, долго ли им еще пребывать здесь. Попытка возвести башню до небес, где Огонь полыхает, успехом не увенчалась, но полным
успехом увенчалась другая титаническая и безумная попытка. Атланты вздумали построить ловушку для метеоритов. Поимка метеорита без следов оплавления ознаменовала бы, что огонь утихает, и, следовательно, вина искуплена и час
Возвращения близок.
Усилиями лемуров в такую ловушку атланты превратили планету. По всей
Земле задымились кузни, где плавились монопольные магниты, забурлили чаны
с кислотами, нужными для выплавки кобальта и магния, возводились и намагничивались каменные пирамиды. Направленные магнитные поля, исходящие
от них, складывались в огромную невидимую сеть, способную уловить любое
небесное тело, пролетающее в экваториальной плоскости Земли на расстоянии
сотен тысяч километров. Все это было сотворено мозолистыми лапами мускулистых лемуров. Единственное, в чем состоял вклад атлантов, так это в том, что
они всеми силами направляли это строительство и создали математику, нужную
134

для расчетов такой сети. Математика, требующая неукоснительной последовательности и строгости мыслительных операций, оставалась единственной отраслью научного знания, в которой превосходство атлантов было незыблемым,
несомненным и не оспаривалось даже лемурами.
Когда магнитная сеть полностью развернулась, ее магнитное поле протянулось далеко в космос и разорвало на куски десятый спутник Сатурна. На Землю
обрушился метеоритный удар огромной силы, а Сатурн опоясался Кольцами из
оставшихся на его орбите обломков. В довершение всему сеть зацепила небесное тело, в поперечнике в четыре раза меньше Земли. Если бы не сеть, пролетело бы сквозь Солнечную систему без следа, а так Земля обзавелась спутником.
VI. ГИБЕЛЬ ЦИВИЛИЗАЦИИ
Устрашающая красота ночного небосклона, расцвеченного огненными болидами, повергла атлантов в отчаяние. «Ярость Бога нашего на нас воздвиглась,
небеса на нас огнем обрушились, день с ночью местами поменялись, переменилось естество атлантическое на зверское и лемурийское, и нет казни, какая
нам не была бы обещана! Дома наши разрушены, земля кровью, как водой,
напоилась, моря на нас вздыбились!» - восклицал анонимный книжник (для
большей экспрессивности несколько архаизируя свой стиль). От братоубийственного сведения счетов, фатализма, религиозного пессимизма, гибели в пороках и излишествах атлантов спасло появление на небе ночного светила. Луна,
притянутая к Земле, пролила на ее ночную поверхность холодный белый свет
и вновь вдохнула в сердца атлантов надежду. Возможность выходить лунными ночами из домов и укрытий, которая у них отныне появилась, атланты восприняли как свидетельство скорой перемены своей участи. Морские приливы
и отливы оказались не столь гибельны, как представлялось вначале, изменения
климата - благотворны. Инерция Луны сдвинула траекторию Земли дальше от
Солнца, изменила наклон ее оси, и климат стал суше и холоднее, бесплодные
джунгли превратились в богатую травами и зверьём саванну, бесконечные болота - в плодородные нивы. Казалось, сама Земля приготовилась стать атлантам
подлинной Родиной.
Если бы притяжение Луны, сдвиг орбиты и смещение земной оси не нарушили равновесия Земли и не раскачали теллурических потоков в ее теле, а изменение ее магнитного поля не вызвало к жизни чудовищ. Пангея раскололась
на Африку, Евразию, Америку, Австралию, и новые континенты начали свое
расползание по поверхности геоида. Черепахи, крокодилы, игуаны, хамелеоны,
змеи начали свое злокачественное, стремительное перерождение в динозавров.

Перерождение рептилий стало заметным уже через несколько поколений,
когда из болотистых джунглей поползли безмозглые злобные твари, не ведающие страха. Атланты вышли на бой с ними плечом к плечу с лемурами, и потерпели сокрушительное поражение. Пули, выпущенные из кремневых ружей, не
пробивали чешуйчатой брони чудовищ, чугунные ядра неповоротливых пушек
пролетали мимо скачущего ТьКех'а. Полчища травоядных динозавров, гонимые голодом, принялись уничтожать посевы и рощи, а по пятам за ними шли
кровожадные хищники и нападали на все, что двигалось.
Появление нового врага пресекло начавшиеся было распри между атлантическими государствами и вызвало к жизни технологический скачок в военном
Деле. Была воздвигнута Стела Десяти Царств, изобретен напалм, а летающие
колесницы, движимые магнитной левитацией, превращены в грозное оружие.
Атланты пустили его в ход так же непреклонно, как делали все. Они залили напалмом экваториальные леса, заболоченные низины, заросли камыша в дельтах
рек - все места, пригодные для кладки яиц, и наступила зима. Она и завершила уничтожение жизни на Земле, начатое атлантами. Дымы пожарищ закрыли
солнце, похолодало, ручьи и реки покрылись льдом, все живое вымерзло, и бу135

со
О
5
$
(—I
5*
,^
р_1

дущие Австралия, Америка, Евразия и Африка расползались по поверхности
планеты совершенно пустынными.
Какие-то виды растительности и животных, конечно, уцелели и приспособились; спустились в экваториальную зону и выжили некоторые северные атлантические и лемурийские племена, владеющие искусством выживания в приполярных областях, в зоне вечной мерзлоты, во льдах и снегах; эти племена
сохранили что-то из достижений атлантической цивилизации, но сама цивилизация погибла.

^

4
Жизнь в Уточкиной к концу августа у них совершенно наладилась.
Лагерь Людей Радуги не был уже столь многолюден, как в мае. Неофиты
и случайные любители хэппенингов разъехались, остались мастера (от англ.
та51ег в значении «знающий, владеющий знанием»). Кормились они с огорода
Петра, главным образом. Каждое утро приходили по двое-трое и возвращались
восвояси с овощами, фруктами и вегетарианским мясом.
Первый июльский ягня забавлял и радовал, как живая плюшевая игрушка,
но к августу раскормился в жирного барашка, а с кустов с жалобным детским
меканьем отпадали новые. Евстихий резал и обдирал их без всякого сожаления.
Толкование барашкам я разыскал в одном из чудных бестиариев, а именно в так
называемом «Азбуковнике Основного собрания», семнадцатый век. На странице пятьсот шестнадцатой читаем (лексика, синтаксис и орфография — оригинала;
пунктуация — приведена в соответствие; яти, еры, юсы малые и большие, йоты
— по-большевистски похерены): «Татаре, которые заволские имянуются, имеют
некие семена, подобны дынному, токмо менши да подоле. Те семена садят, а что
из него выростет — подобно ягненку. Латынски агнус, сиречь агнец, называют.
Высота того ягненка блиско трех ног. Голова и ноги, токмо рогов нет. Вместо рогов шерсть выростает высока <.. .> Мясо того ягненка сладко, паче всяких иных
мяс. Корень того семяни, на котором такие ягнята растут, велми велик и глубок
в земли. Аки некие овощи, дозрев, отпадают от ветвей, тако же и те ягнята от
корене отстают и пасутся. И докоих мест корень тот в земли свеж, до тех мест и
ягненок тот жив.» (Подумать только - семнадцатый век, Дон Кихот сто лет как
уже написан! Я, пожалуй, так и озаглавлю мою правдивую рукопись — «Славянский бестиарий» — заглавие высшей степени емкости! Но подумаю еще.)
Серенькую безногую птичку чуть поболе воробья, упавшую как-то с неба,
начетчик Евстихий трактовал так:
— Это манкодис-птица, иначе же птица-гамаюн, иначе же манкория, ея же
райскою птицей именуют, — кержак без всякого уважения поднял мертвую птичку за хвостик. — На землю нигде не садится, понеже ног не имеет, падением же
своим провозвещает смерть царей, или королей, или коего князя самодержавного. Залетает же из рая и износит оттуда благоухание чудное. Ишь, как наноситто сладко!
Ягня я пробовал - на самом деле сладко, а райская птичка до меня не долежала - выбросили или прожорливый пес слопал, не знаю.

См

Почти по-летнему теплым, но уже по-осеннему свежим вечером, закончив с
дневными делами, усталые Люся, Света, Василий и Петр тесно сидели за столом
перед домиком на лавке. Васька Косой присел на корточки сбоку и был почти
невиден, только острая макушка его с детским хохолком торчала над досками.
Евстихий устроился лицом к ним на табуретке, уперев натруженные руки в колени. Радуга, перекинувшаяся через падь с одного гребня до другого, сияла над
его большой коренастой фигурой, как какой-то нимб.
— В начале сотворил Бог небо и землю, - мерным глубоким голосом заговорил кержак. - Земля же была безвидна и пуста, и тьма над бездною, и Дух
Божий носился над водою. И сказал Бог: да будет свет. И стал свет. И увидел Бог
свет, что он хорош, и отделил Бог свет от тьмы. И назвал Бог свет днем, а тьму
ночью.
- И ты, тварь бессловесная, хочешь послушать, — ласково сказал зайцу Евстихий. - Ну послушай, послушай... И был вечер, и было утро: день один.
136

И сказал Бог: да будет тверь посреди воды, и да отделяет она воду от воды.
И стало так. И создал Бог твердь, и отделил воду, которая под твердью, от воды,
которая над твердью. И стало так. И назвал Бог твердь небом. И увидел Бог, что
это хорошо. И был вечер, и было утро: день второй.
И сказал Бог: да соберется вода, которая под небом, в одно место, и да явится
суша. И стало так. И собралась вода под небом в свои места, и явилась суша. И назвал
Бог сушу землею, а собрание вод назвал морями. И увидел Бог, что это хорошо.
И сказал Бог: да произрастит земля зелень, траву, сеющую семя по роду и
подобию ее, и дерево плодовитое, приносящее по роду своему плод, в котором
семя его на земле.
- Сейчас врежется, врежется! — закричала Света, захлопав в ладоши.
В возвышенной радужной перспективе, как ослепшая летучая мышь, порхала по небу лазурная, синяя, да какая еще угодно, атлантическая колесница, с
каждым броском упорно приближаясь к облачку над ними...
Анатолий Карасев не оставил мысли сманить Петра на Таймыр или куда он
там собирается.
(На меня он тоже, кстати, заимел виды. Узнав, что я биолог, не задумываясь
предложил мне слетать в Австралию:
- Осенью в Австралии все холмы красные от рыжиков. Австралийцы их не
едят: им, как всем южанам, все яркое кажется ядовитым, это у них инстинкт.
Слетай туда на разведку, проверь: может, они и впрямь там стали ядовитыми.
А то наймем папуасов — пускай они рыжики для нас собирают мешками и сушат,
а мы их потом - к нам и будем какие-нибудь грибные консервы делать лучше
шампиньонов или сразу китайцам продавать. Они из них какое-нибудь лекарство будут делать. Ну, посмотрим еще, как лучше. А папуасам много платить не
надо: мешок с бусами да метр ситца на повязки. Ситец мы им хоть километрами
в Иваново будем закупать!
Я обещал подумать).

РЭ
О
Н
$
с-,
^
,^<
и
Йд
<!

2
Д
2
^
«^
сц
2
Р

6
К будущей весне у него в Уточкиной будут новые соседи. Люди Радуги потихоньку скупают у нас участки за большие деньги; я свой уже продал. Они хотят
потихоньку подкопаться под Золотого Будду, как земля оттает. Сколько знаю, против катакомб у себя под ногами Петр не возражает. Меня от продажи он отговаривал не очень настоятельно. Я решил, что лучше мне прожить свою собственную жизнь. А ему, конечно, не очень приятно было бы ежедневно видеть в моем
лице напоминание о своем малодушии: ему предоставили случай совершить понастоящему достойный поступок, предназначенный именно для него, для свершения которого именно он был создан, а он спихнул ответственность на другого.
Зимовать он намерен в Уточкиной, и свободного времени у них нет. Они
заняты заготовкой дров. Трелюют на собаках из тайги сушины и пилят их двуручной пилой.
Петр и сам, кажется, отдает себе отчет, что его нынешние труды - это немного
чересчур. Я смотрел на него, смотрел, а потом не выдержал и спросил: зачем он сам
себе устраивает лесоповал, и как он будет зимовать в сарае, занесенном снегом?
- Ничего, как-нибудь. Как барсуки перезимуем! - помрачнев, отвечал он. - А
может, и не будет у нас тут никакой зимы. Может, у нас тут всегда будет лето.
Так и будет. Луна уже и теперь странно видится из Уточкиной и действует
на дворняг, прикормленных дачниками. Она висит в мглистой дымке над самым
краешком ночной Земли, как раскаленная багровая глыба, словно не желает
больше ходить по небосклону и светить чужим светом, словно мир достиг своих
Целей и некому, и незачем отныне осуществлять жизнедеятельность. Странно
стало в Уточкиной. Ночи стоят тихие, теплые, душноватые, как где-нибудь в
междуречье Тигра и Евфрата, и дворняги бегают в ночной тишине и темноте
беззвучно, словно понимают, что незачем больше им лаять...

Что же ты так жестока к нам, милая Родина!
Или и впрямь вся наша долгая история есть одна тщетная попытка подпасть
под действие всеобщего закона человечества, отмененного по отношению к нам?
КОНЕЦ
199... - август 2003 г.. Улан-Удэ, пивной бар «Гамбринус».
137

КРАЕВЕДЕНИЕ

Семён Черепанов

ВОСПОМИНАНИЯ О ЛОВЛЕ
ЗВЕРЕЙ В СИБИРИ
Статья вторая'

Волк
Волк не имеет оригинальности в своих хищнических действиях: он подражатель медведя, с тою только разницею, что поприщем для своих действий избирает ближайшие к селениям леса, на тот случай, что если ничего не достанет
в лесах, то надеется поживиться около деревень. Он очень любит жеребят; но
также не пренебрегает и поросятами. В глуши лесов, как я уже сказал, он подражает медведю: также преследует кабаргу, также гоняет на отстой оленя. Волк,
впрочем, более любит общество и попадается всегда вдвоём и втроём, стадами
же, как это бывает в южной России, волки в Сибири не прогуливаются. Природа
лишила волка зимняго покоя; вот от чего круг деятельности его расширился; зимой в горах выпадает глубокий снег и путешествие по ним для охоты неудобно
и неверно; тут то и дерзает серый спускаться в долины.
Северные волки имеют почти совершенно белую и довольно мягкую
шерсть; такие шкуры известны в торговле под названием туруханских; но вообще сибирский волк имеет хорошую шкуру бело-сероватого цвета и ценностию гораздо выше шкуры русских волков. Средняя цена туруханскаго волка
3 р., сибирскаго 2 руб. сереб.
Такой кровожадной натуре, какую природа дала волку, к удивлению, свойственна высшая добродетель материнской привязанности к детям. В Сибири во
многих местах это испытано следующим образом. Промышленники, найдя волчье гнездо с волчатами, на которых ещё очень плохая шерсть, перерезывают у
них жилы задних ног, тем и лишают их способности ходить; мать носит им пищу
в гнездо до тех пор, пока не убьют их звероловы, когда они уже должны иметь
годную шкуру. Случалось, что проходило между этим времени три месяца. При
этом поставляется за правило, возвращаясь домой, разбросать в разных местах
по дороге куски волчьяго мяса, чтобы отвлечь обоняние матери, и лишить возможности выследить похитителей ея детей. Был пример мщения озлобленной
матери. Один охотник, недавно прибывший в Сибирь и не познакомившийся
с нравами зверей, ходя на охоту, нашел пару волчат и принёс их в деревню на
квартиру. Хозяин не рад был такой находке - и не даром: вставши поутру, он нашел всё своё стадо овец, штук более двух сот, передавленными. Но уверенный,
что мщение этим не кончится, он посадил детей волчицы на плот и пустил вниз
по реке Чикою; вёрст за шестьдесят от этаго места увидели плывущих детей и
мать, бежавшую за ними по берегу; и этим отвлекли её от деревни.
Трусость пагубна и для животных; волк ничего не может сделать ни с лошадью,
ни с быком или с коровою, если они станут лицем к лицу с волком и будут защищаться — первая копытом, а вторыя рогами; но если струсят и вздумают бежать, то
решительно погибли. Однажды только случилось, что волк, думая схватить лошадь
за задния ноги, схватил за хвост, который был сполщен, что называется косою, и
* Первая статья была опубликована в журнапе «Байкал» в 1992 г (№ 2).

138

считается хорошим признаком, почему такие хвосты и гривы не расчёсываются.
Волк завязил свои зубы в этой пряди волос; лошадь, между тем, будучи подкованною, дала ему несколько здоровых пинков и притащила его домой замертво.
Притворяться мёртвым также умеет и волк; отчего произошло поверье, что
волка только один раз должно ударить по спине; если ударить в другой раз, то он
соскочит, убежит или бросится на ударившаго, смотря по обстоятельствам. Но
это часто от притворства; один удар куда не шел, вероятно, думает волк, притворяясь убитым, авось оставят и дадут уйти; но от другаго удара уже недалеко и
от настоящей смерти, давай лучше уходить. Однако же, держась такого поверья,
никто не останавливается на одном ударе волка, а если волк уйдёт от втораго
удара, так только раскаиваются, что не остановились на первом.
Волк имеет столько хитрости, как бы показывающей обладание человеческими способностями, что в Сибири в большом ходу суеверие о существовании
оборотней, т. е. людей, обращённых в волков.
- Послушай, старичок, - сказал я однажды, - ведь этого быть не может, чтобы человека можно было обратить в волка.
- Я бы сам не поверил, - отвечал старик, - если бы не случилось мне убить
волка, с котораго, сняв шкуру, я нашел пояс.
- Да правда ли это?
- Божусь вам Богом.
- Не могла ли случится так, что волк, попавши в петлю срединою своего
тела, сначала, бившись, перетёр ею шкуру свою, а потом отгрыз петлю, шкура
заросла поверх верёвки; вот и оказался под шкурой пояс?
— А пожалуй, что и так; но что есть злые люди, оборачивающие людей в
волков, то это уж правда.
- Нет, старик, - подумал я, - не люди, а обстоятельства делают из людей и
волков и овец... Вот что истинная правда.
Где особенно высказывают свою сметливость волки, так это на китайской
границе. Если они производят свои разбои на русской земле, то непременно живут на китайской: как будто знают, да и наверное знают, что преследование их
может только простираться до границы. Если вой волков, этот, - для одинокаго
путника, едущего часто на усталой лошади, - страшный концерт, который вдруг,
посреди глубокой ночи, когда каждый шаг его лошади, точно как стук маятника
в тишине одинокаго жилища, мерно доходит до его слуха, — вдруг раздаётся
вокруг него как сигнал неизбежной опасности, и он не видит кто произносит
эти раздирающие звуки, но наверно знает, что волки... Если вой волков слышен в русских горах, то знайте, что скоро услышите от монголов, составляющих
китайскую пограничную стражу, что в их стороне волки давят скот; насчёт же
русскаго скота, в это время можете допустить некоторую беспечность. Затеете
ли облаву и поднимете волка, он через все препятствия стремится к границе, и
если есть малейшая возможность, уйдёт за неё; между тем граница эта не что
иное как линия от одной возвышенности до другой, на которых поставлены пограничные маяки; как они её знают, это волчий секрет.
О бешеных волках редко услышите в Сибири, и если появляются они иногда, то забегающие из монгольских степей, где зной и отсутствие воды бывают
причиною бешенства этих животных.
Волков ловят разными средствами; из них более употребительное - облава,
которая составляется вследствие какой-нибудь дерзости хищника. Затем употребляются отравы, петли, капканы; словом многия средства, большею частью
редко удающияся. Одно из них особенно замечательно: привязывается на дерево, в значительной вышине, так, чтобы волк не мог достать, какое-нибудь мясо;
если волк услышит запах этой приманки, то будет ходить вокруг дерева, высматривая средства достать, до тех пор, пока не придёт зверолов и не убьёт его.
Известный сочинитель небылиц, переведенных на русский язык под заглавием «Не любо не слушай, а лгать не мешай», — барон Мюнхаузен рассказывает,
между прочим, что он поймал волка, и желая снять с него шкуру, сделал на
нём разрез и бил зверя до тех пор, пока он не выскочил из шкуры и не убежал.
Барон, вероятно, не воображал, что на этот раз не солгал. Случалось несколько раз. что снявши шкуру с волка, зверолов бывал поражаем совершенною нечаянностью, именно, что волк без шкуры убегал. Звероловы приписывают это
сверхестественной причине, именно присутствию в волке дьявола. - но тайна

рз
О
^
-^
Ы
щ
1
П"
ж

.^
^
И

Л

А

^
^
УЭ
^
и
^
щ
^
а

т

и
^
о
(^
_
&«
5
^
^
^
^
О
П
У
да

139

РЭ
О
5
2
ад
рз
ЕГ
д
^
и
^

проще обьясняется необыкновенной живучестью волка и тем, что ему не перерезывают горло, а прямо снимают шкуру. Разумеется, что волк без своей шубы
недолго проживает. Есть ещё поверье, имеющее какое-нибудь физическое основание, поверье о лёгкости руки; т. е. человек, имеющий лёгкую руку, если струбит курице голову, то она и без головы бегает ещё несколько секунд; то же
самое случается и в выстреле: от тяжелой руки зверь ложится на месте, от лёгкой же он бегает до тех пор, пока не упадёт от истечения крови. Положим, что
в отношении к большому зверю это зависит от силы заряда, от места, в которое
попадёт и т., п.; но для белки заряд бывает одинаковый, всегда в голову, чтобы
не портить шкуры, и всегда почти на одинаковом расстоянии, - но у одного она
падает сразу, у другаго, напротив, долго ещё остаётся на дереве и часто, чтоб её
свалить, нужно бывает ещё выстрелить.
Рысь

51
Ь
§
2
^
рз
'5
Ц
и
ст
Ё^
ю

О
^н
2
ин
<;
Е
2
•§
О
^
О
РЭ

Рысь весьма редкий зверь в сибирских лесах, в каждом округе зверопромышленности убивается не более пяти и десяти рысей. Мне даже никогда не
случалось встретиться с этою опасною красавицею, и слава Богу! Потому что о
дерзости рысей рассказывают страшныя вещи. Мало того, что она с высоты дерев кидается на зверей и домашних лошадей и коров, зашедших в лес, и сидя на
них, заедает до смерти, несмотря на то, что они мчатся под этим неожиданным
всадником во весь опор, пока хватит у них силы. Этого мало, - если и человек
подьедет или подойдёт под то дерево, на котором скрывается рысь, она не затрудниться спрыгнуть и на него и обнять своею широкою пастью его шею. Спасенья нет, если кого постигнет такое несчастье. Это враг, нападающий нечаянно;
а такой враг всегда опаснее открытаго, к числу которых принадлежат все другие
здешние хищные звери.
Шкуры рысей, употребляемые большею частью азиатцами на меха, продаются от десяти до пятнадцати рублей серебром штука. Передняя лапы, т. е. вся
шкура с передних ног, продаётся отдельно по 30 коп. пара. Из них шьют в Сибири тёплыя шапки с «косами» - длинными наушниками, которые обматывают
вокруг шеи.
Росомаха
Зверь самый несчастный. Как некоторых людей природа наделила таким
дурным характером, что они никак не могут ужиться на одном месте, и переменяя места жительства, обвиняют в этом других людей, климат и т. п., только
отнюдь не себя, - так и росомаха, имея в шерсти своей самый неприятный запах, она не может жить долго в одной норе, и обвиняя, как уверяют звероловы,
в этом землю, идёт на другое место и роет новую нору; здесь переночевав, она
опять убеждена, что и здесь земля тоже испорчена, идёт на третье место и так
далее.
Росомах также мало в сибирском зверинце, как и рысей; шкура ея хороша; но
запах от нея делает её неудобною для мехов там, где нет хороших скорняков. А
в Сибири в этом-то и главный недостаток; откуда шкуры зверей посылаются на
выделку в Москву, а выделанные меха везут из России на продажу в Сибирь!
Шкура росомахи стоит около трёх рублей серебром.
Лисица
Лисица вовсе не пользуется в зверинце такою репутацией, какую она заслужила в баснях. Это чрезвычайно трусливый зверь, скрывающийся в россыпях,
камнях, отдельно лежащих друг на друге и образующих пустоты, служащия им
норами вместе с другими зверями. Черныя и чернобурыя лисицы ещё более берегут себя, как бы зная, что оне драгоценны. Быстрота бега лисиц изумительна:
я ехал однажды через россыпь; лошадь моя с удивительною осторожностью выбирала места, где ей ступить безопасно, потому что малейшая ошибка увлекла
бы её и меня на дно пропасти, по краю которой мы пробирались. Земля уже
была покрыта тонким слоем снега, который здесь отличается совершенною белизною, потому что пыль в здешних местах неизвестна; вдруг из-под ног моей
лошади выкатился совершенно чёрный шар и так быстро промчался вперёд, что

140

я едва успевал следовать за ним глазами. Безукоризненная белизна снега вполне »
обозначала совершенную черноту этого предмета, а это была чёрная лисица,
О
увы, только мною и виденная!
^
Красных и желтых лисиц часто встречаешь в лесах, но стрелять их из ру- ^
жей удаётся редко, по причине их крайней осторожности и быстроты; но зато
и
оне чрезвычайно падки на отраву, и как весьма прожорливы, то стоит только
^
4
приучить к какой-нибудь поживе и потом положить на это место отравленную,
Ц
то лисицы и ваши. Для этого однако же надо заехать в лес без собак и наёти
,_,
такое место, где водятся лисицы, что обнаруживается множеством следов этих :щ
страстных охотниц до прогулок.
2*
Если лисица оправдывает мнение о себе, как о воровке, вытаскивая из ловушек добычу, то в этом отношении в лесах все плотоядный животныя бессовестные воры и часто сами же и платятся за это воровство. Так ежели кто в ловушке
сьел добычу, то смело садитесь около этого места в «засаду», т. е. скройтесь за
что-либо, бессмысленный вор непременно придёт ещё понюхать то место, где
он вчера лакомился.
Лисица выходит на добычу в самую тёмную пору ночи, какова бывает перед
рассветом, и эта пора у звероловов называется «лисьею темнотою». В торговле мехами известны следующие сорты лисиц: чёрная, чернобурок, сиводушка ^
(красная лисица, имеющая тёмную шерсть под брюхом), огнёвка (яркокрасная), 2
красная или якутская, кротовка (желтая лисица, имеющая на спине красныя
И
пятна, крестообразно расположенныя), желтая лесная и желтая степная, не- ^
дописок (молодая лисица или щенок в Камчатской области). Редко попадается
совершенно белая лисица, и ценится очень дорого. Определительных цен не ^
существует на лисицу; оне зависят как от сортов ея, так и от требования. Можно ,^
купить лисицу за рубль сереб. и за 200 руб. серебром.
М

и

Барсук

«

Это сущий маленький медведь. Имея полное сходство с ним строением своего тела, он разнится ростом и цветом шерсти, которая у барсука серая; но из
всех зверей, он один только, подобно медведю, ложится на зиму в нору. Шкура
его имеет свойство нисколько не пропускать сырости, почему употребляется на
чехлы для ружей, называемые «нагалищами». Шкура барсука ни во что не ценится, а бьют его для жиру.

«
§
о
^
(~

Дикая собака

§

В?!

Действительно ли это дикая собака или другой какой зверь, получивший та- ^
кое местное название, утвердительно сказать не могу. Она водится только в Са- ^
янских горах и живёт в самых неприступных местах, так что звероловам часто ^
доводится только слышать ея лай, весьма схожий с лаем дворовой собаки, но
О
при испуге от выстрела учащающийся так, что в нём слышен как бы человече«
ский хохот. От этого звероловы имеют суеверное к ней уважение и никогда не
У
бьют её, уверяя, что дикая собака хохочет над выстрелом. Я не видел этого зверя,
и
но слышал, что он имеет большое сходство с собакою; шерсть на нём красная.
Отец мой, бывши туркинским дистанционным начальником, имел предписание
от бывшаго в Сибири посланника в Китай графа Головкина достать экземпляр
этого зверя, - никак не мог этого исполнить. Я жил близ Саянскаго хребта шесть
лет и каждый год углублялся в его необозримые леса, скупал множество звериных шкур, - но также не мог достать дикой собаки.
Название этого зверя туземцами «кудоней нохой» означает именно лесную
собаку.
Соболь
Это беспорно алмаз между всеми драгоценностями, какия собираются в русском зверинце; и конечно люди не могли приличнее поместить его хорошенькой
шкурки, как на плечах своего прекрасного пола! Женщина сама по себе совершенное создание, - но покрытая нежною шерстью соболя, она мне кажется наисовершеннейшею...
141

И
О
5
д
ы
й
У
щ
:щ
2
Ц

о,
5
й
О
>2
Ц
и
*
^
03
2
О
№

^
Д
•<
5
§
0
С
и
О

142

Соболь водится на всём пространстве сибирских лесов в большем или
меньшем количестве, в лучшем или худшем качестве, и то и другое подчинено,
о котором, мне кажется, я первый имею честь упомянуть. Лучший соболь, как
известно, по величине, пышности шерсти и густоте ея цвета - якутский. Обстоятельство это подало повод к заключению, что северность местности имеет влияние на качество звериных шкур. Но соболь в Забайкальской области, в
самой южной стороне зверинца, сопредельной уже с степями Монголии, так
называемый чикойский соболь, имеет довольно высокия качества, почему мне
кажется, что вернее восточность местности даёт как лучшее качество пушным
зверям, так и имеет влияние на большее их количество, что также видим и на
белке; чем же западнее местность, будь она северная, как например обская, или
будь она южная, например тункинская, соболь и белка имеют одинаково низшия
качества, против восточных; относительно пространства звероводных округов,
попадаются в меньшем количестве. На Уральском же хребте, и в самоё северной его части, попадается уже самая плохая белка, а соболей вовсе нет. Стало быть обьяснение этих причин заключается не в климатической разности, а
скорее в разности силы растительности, доставляющей пищу. Упомяну только
о кедровом орехе, как главном продукте пушных зверей, что он на Востоке гораздо крупнее и вкуснее, чем на Западе. Это важное обстоятельство ещё более
указывает пользу сохранения лесов и зверей в восточной части русскаго зверинца. Влияние восточности на развитие организма животных заметно даже и на
человеческом роде. В русском войске большая часть рослых людей урожденцы
восточных губерний империи, в том числе, преимущественно, сибирских. Не
имея впрочем в плане настоящаго рассказа намерения говорить об этом роде,
обращаем только на этот вопрос внимание наблюдателей, занимающихся этим
предметом.
Соболь, как и лисица чёрная, отличается чрезвычайно тонким самосохранением; избирает жительство в трудно доступных местах, и только чуткости,
так называемых, зверовых собак, из которых, впрочем, редкия ходят на соболя,
звероловы обязаны бывают этою ценною добычею.
Соболь, преимущественно, питается горькими ягодами: рябиною, калиною,
бузиною и т. под. Если в кустарниках этих родов стоит одинаково высокое дерево - лиственница, ель, сосна или кедр, и если собаке удастся загнать на это дерево соболя, то зверолову остаётся только не дать промаха. Собака иногда далеко
убегает от своего хозяина, по следу соболя, и загнав его на дерево, стоит под ним
и лает до тех пор, пока не придёт зверолов, хотя бы для этого ожидания потребовались целыя сутки! Эта-то способность называется «ходить на соболя».
Кроме пули, соболь добывается и ловушками, каковы кулемка, вроде плашки, подробно описана в прилагаемом собрании слов, и куркавка. При выдумке
последней ловушки воспользовались щепетильною опрятностью соболя; он никогда без крайней надобности не замочит своих лапок, и потому для прохода
самых мелких ручейков пользуется упавшими через них деревьями. На этих-то
деревьях ставят маленький станок, привязанный к камню; в станочке этом висит
едва приметная волосяная петля; соболь, переходя по дереву, попадает в петлю
и рванувшись, падает с камнем в воду, и захлебнувшись он теряет уже способность перегрызть петлю, на что у него на суше острые зубы.
Увидеть во сне женщину у звероловов считается непременным признаком
счастия убить на следующий день соболя. Чем красивее видение, тем лучше
бывает добыча. Я хотя очень часто видел во сне женщин и даже таких, каких
вовсе не встречаются наяву, но всего-навсего на своём веку убил не более пары
или двух соболей, и то очень плохих.
С соболем связано у меня одно сердечное воспоминание. Я всегда считал
время охоты или «зверовья» самым лучшим временем. Это дивное разнообразие гор, похожих на застывшия и окаменевшия волны Океана, беспредельно
расположившаго свою область; эти девственныя леса, во всей красоте этой священной поры; эти воды, не омраченныя ни одною горькою слезою, и наконец
обитатели — дикие звери, не оседланные, не запряженные, - всегда доставляли
мне неизьяснимое удовольствие созерцать нисколько не искаженную природу
и переноситься мыслию к тому блаженному времени, когда природа только что
вышла из рук Творца.

В одну осень мне довелось, так сказать, помножить лучшее на лучшее: я был
женихом и отправился на охоту. Можете справедливо заключить, что мои сновидения обещали мне каждодневную добычу соболей, однако же долго сны мои
не оправдывались и добыча ограничивалась несколькими белками; но наконец
пришел и тот счастливый день, когда моя собака загнала на дерево отличнаго
соболя. Черная, серебристая шерсть его блестела на солнце, бедняжка прижался
к ветке и не шевелился; я мигом поставил ружьё своё на сошки, стал на колено
и, взведя курок, начал прицеливаться. Мне никак не хотелось дать промаха и потому я тщательно наводил линию прицела на голову моей жертвы, имея также
ввиду не испортить и шкуры, казавшейся мне столь прекрасною... Вдруг позади
меня раздался выстрел и мой соболь упал на землю. Я оглянулся: Безногий смотрел на меня насмешливо, заряжая снова своё ружьё. Только ему я мог простить
то, что он вырвал у меня добычу из-под самого носа.
Делать было нечего - и я утешился. В кармане моём шелестело письмо моей
возлюбленной, я был счастлив, я был кроток и потому даже не сердился на Кондрата.
Прошло несколько времени, я возвращаюсь в город, чтобы шутя упрекнуть
мою невесту, что ея явления в моём сне были для меня обманчивы, — и что же:
в то самое время как я, говоря языком зверолова, прицеливаю свои объятия,
чтобы принять её в них, в то самое время, узнаю, что моя невеста венчается с
другим! Впрочем эта шкура отбитаго у меня Кондратием соболя, как он мне
после сказал, оказалась почти негодною и не оправдала тех ожиданий, который
обещали ея блестящая наружность. Соболи продаются сороками, т. е. по сороку
штук связка; ежегодно убивается, по крайней мере, сто сороков (четыре тысячи
соболей). Самая высшая цена одной шкуре 30 р. серебр., низшая 3 руб. сер. Сорты соболей до бесконечности разнообразны и торговля ими требует большого
навыка
Мясо соболей, горькое и невкусное, сушится и употребляется туземцами как
лекарство против внутренних болезней.
Белка
Зверок, известный под этим названием, водится на всём пространстве Сибири, где только есть кедровые леса, плод которых - орехи, составляют главную
пишу белки. Белка отличается необыкновенною плодовитостию, так что род
этот (несмотря на то, что ежегодно убивается более миллиона белок), кажется
нисколько не уменьшается в количестве. В конце прошедшаго столетия в Забайкальской области жил очень замечательный человек, некто Василий Константинович Игумнов; его любимым занятием было изучение природы; к числу многих его наблюдений принадлежит наблюдение над плодовитостью белки; имея
у себя род маленькаго зверинца, он дошел до точных результатов, что белка
плодится в течении четырёх летних месяцев и пара, оставшаяся от прошедшаго
года к осени, делается родоначальницею сорока четырёх белок. Прошлогодняя
пара щенится четыре раза, через каждый месяц, и всякий раз выводит на свет
новую пару и непременно самок, которыя через месяц уже производят две пары,
а эти три пары и так далее, по следующему родословному дереву, которое досталось мне из его бумаг:

р-1
и
Ри

и

5!
из
РЗ

со
РЗ

О

о
^

О

с
о
о

143

м
О
5
р;
и
и
Э4
-.щ
2
Ц

о,
^
§
О
>2
Ц
р-1
со
^
РЭ
2
О
к

5;
Д
<!
д
^
0
д
<~>
О

144

Из этого видно, что самок родится больше чем самцов, впрочем половыя
отличия белок совершенно неприметны, так что звероловы уверены, что между
ними нет самцов. Разумеется, это не согласно с законами природы, но верно
одно, что между ними больше бывает самок, особенно первыя щенки, которые
все щенятся, а из последних не все, как это показано выше, что вероятно зависит частью от пола, частию от несовершеннолетнего возраста и приближения
зимы.
Этим плодородием объясняется пословица «плодовита как белка»! и то, что
род белок, несмотря на страшное истребление, не уменьшается.
Белку большею частию бьют из ружей, лёгким зарядом, который и называется поэтому беличьим, и мелкою пулею, сто из фунта. «Ружейная белка» предпочитается в торговле, так называемой «плашничной белке».
Также ловят белку и ловушками — «плашками», которыя ставят вокруг горы,
занятой звероловом, и ежедневный высмотр плашек называется «ухожьем».
Плашку преимущественно наполняют сушеною байкальскою рыбою, омулями.
Так называемые зверовые собаки, которыя от обыкновенных дворовых отличаются более острою мордою и маленькими, всегда настороже, ушами, сопутствуют зверолову и следят белку, найдя, загоняют на дерево, и лаем призывают
хозяина. Белка прижимается к ветке и не трогается, если даже стрелок сделает
несколько промахов. Причём случается только одна опасность, если пуля попадет в сук дерева, то может отскочит и ранить самого стрелка. Подняв застреленную белку, зверолов награждает своего спутника передними лапками добычи,
отрезав их; потом затыкает тушку за пояс и идёт далее. К вечеру он возвращается на «стан или становище», место своего жительства в лесу, имея за поясом от
10 до 30 беличьих тушек. Здесь он занимается обдиранием их «тулуном», т. е.
целиком, разрезая только немного заднюю часть, причём выворачивает мездрою
вверх; а из тушек варит для собак похлёбку, а иногда и для себя, если запас провизии вышел. (Мясо белок, питающихся кедровыми орехами, довольно вкусно).
Он также не оставляет без осмотра и желудок белки и если найдёт в нём ещё
целые кедровые ядра, то и их прикладывает для продажи. Замечательно, что
белка глотает ядра целиком, по совершенном очищении от перепонки, которая
на нём находится.
Беличьи шкурки разделяются в торговле на несколько сортов, начиная с самого нисшаго.
Петровка - почти голая белка, убитая летом, около Петрова дня (29 июня);
она имеет величину настоящей или чистой белки и такую же белую мездру, почему и продаётся неопытным покупателям за чистую белку. Отсюда происходит
пословица - «уйдёт за чистую». Сама же по себе петровка не имеет никакой
ценности.
Щенок — также негодная молодая белка, покрытая только пушком и имеющая чёрную мездру, покупается впрочем по причине дешевизны (3 к. сер. штучка) простым народом.
Подполь — белка уже с полною, но непрочною шерстью, мездра чёрная, ценится в половину против настоящей белки.
Возжанка - лучшая подполь; на чёрной мездре ея показываются по бокам
две белыя полоски, как бы возжи, означающие начало перехода ея в чистую.
Синюха, - принявшая на чёрную мездру беловатый отлив, дающий ей синий
цвет, ценится по три штуки за две чистых.
Чистая белка, —дошедшая до совершенства в пышности шерсти и имеющая
белую мездру, продаётся на месте промысла около 15 к. серебр. за штуку.
Мороженка - это поддельная чистая белка, т. е. подполь, будучи намазана
печёнкою, с помощью мороза и лёгкой выделки принявшая белизну мездры.
Это делается для того, чтобы сдать её за чистую.
Горболысь - переход лучшаго сорта белки, т. е. темно голубоватаго цвета в
рыжеватый, означающийся красною полосою по хребту.
Ружейная белка отличается кровавым отливом на мездре.
Плошечная белка имеет бледную мездру без малейшаго признака крови.
Чёрная белка - это всё низшие сорты, имеющие чёрную мездру.
Затем белка разделяется по местам ея ловли: якутская, считается самою лучшею; за нею следует чикойская; тункинская уже идёт по 3 коп. сер. ниже цены

первых, также баргузинская, онинская, енисейская и, наконец, обская, имеющая
уже половинную цену против якутской по причине меньшаго роста и краснаго
отлива шкурки.
Здесь также постепенность понижения сортов белки от востока к западу, о
которой я говорил в статье «соболь».
В начале осени в звероловных местах о белке идёт живой разговор; это интересная статья тех мест, то же, что у нас политика, литература.
- Как нынче белка?
- Плохо, говорят, очень мало.
Это обыкновенная песня всех звероловов, да впрочем не только одних звероловов: спросите купца о торговле, он вам непременно ответит - плохо; ремесленник тоже, тоже художник, литератор и так далее.
- Что же - неурожай белки?
- Оно не то чтобы неурожай, но видете ли, тёплая осень затянулась, так
очень ещё щенчисто.
Белка пользуется теплотою времени для своей плодотворности и если холод
наступает не вдруг, то сорта белки бывают весьма смешанные.
- А как она, где более держится?
- Кажется что-то она бросилась на листвяки, верно зима будет суровая, то она
орехи-то поберегает. Впрочем ведь не узнаешь, она, как белка, везде бросается.
Эта кочёвка из кедровых в листвяничныя леса или в еловые есть или прихоть белки, или маневр для избежания преследований человека.
— Ну, а цены какия ожидаются?
- Купцы подскакивают, сулят копеек сорок (ассигнациями); а впрочем Бог
знает, подымется может и до полтины-то. Иные впрочем сдаются, запродают по
сорока пяти с хвостиком (т. е. с лишком).
Купцы точно деятельно обьезжают известные пункты продажи белки, платят вперёд деньги, лишь бы составить хорошую «партию». В каждой значительной деревне непременно есть свой деревенский богач, который задаёт далеко
вперёд промышленникам всё, что им нужно для будущаго их промысла, с тем,
чтобы вся добыча поступила к нему; около этих-то людей вьются купцы, желая
скупить у них сбор белки.
К числу зверопромышленных банкиров принадлежат родоначальники сибирских инородцев, которые почти все занимаются этою промышленностию.
Я назову некоторых из них по именам: Дзангей Хамакович, Ату Хаятанович,
Люмбун Гамбаевич, Джерба Атерхенович; имена, которые с распространением
христианства скоро исчезнут; и самые лица, носящие их, не знающие ни рускаго
языка, ни какой грамоты и ворочащие тысячами белок и сотнями соболей, также
изгладятся и заменятся людьми более образованными, которых уже и теперь
можно встретить, так например, Андрей Хартаич, звено перехода от язычества
к православию,, и сын его Иван Андреич, уже христианин и грамотный.

вд
О
5
д
ы
щ
24
^
щ
:
§
и

Х о р ё к водится в малом количестве, хорошие шкурки его ценятся до 30 к.
сер.; их покупают китайцы для хвоста, из котораго делают кисти, служащие у
них вместо перьев; шкурку же они окрашивают весьма искусно под соболя и делают из нея околыши для своих шапок. Хорёк душит домашних птиц и выедает
у них один только головной мозг.

^
0
м

^
51
^
^
га

,^
и
д
м
и
§
О
^
0
^
«
<^
Щ
3
*5

Г о р н о с т а и (лучшие) ловятся только в Якутской области, где они совершенно белые, западнее они попадаются желтоватыми, Цена первых 10 к.,
последних 3 к. серебром.
Е в р а ш к и, это маленький пёстренький зверок, меха котораго так красивы
на кацавейках и муфтах, - любит прогулку по тротуарам, т. е. беспрестанно бегает по лежачим деревьям, где мальчишки, ставя пленки или петли, ловят его и
продают от 1 до 1 1/2 к. серебром.
З а я ц , столь известный своею храбростию, водится везде. Одно, что можно
сказать об нём замечательнаго, это то, что в Якутской области встречаются совершенно чёрные зайцы и это тем страннее, что медведь на глубоком севере из
чёрнаго делается совершенно белым, а заяц наоборот.
10. Заказ 208

145

нэ
О
5
д
и
рц
У
!_,
:рц
^
Ц

^
Он
3
^
О
>2
^
р-1
^
^
ю
2
О
к

^
Д
<!
*
§
0
С
и
2

144

Из этого видно, что самок родится больше чем самцов, впрочем половыя
отличия белок совершенно неприметны, так что звероловы уверены, что между
ними нет самцов. Разумеется, это не согласно с законами природы, но верно
одно, что между ними больше бывает самок, особенно первыя щенки, которые
все щенятся, а из последних не все, как это показано выше, что вероятно зависит частью от пола, частию от несовершеннолетнего возраста и приближения
зимы.
Этим плодородием объясняется пословица «плодовита как белка»! и то, что
род белок, несмотря на страшное истребление, не уменьшается.
Белку большею частию бьют из ружей, лёгким зарядом, который и называется поэтому беличьим, и мелкою пулею, сто из фунта. «Ружейная белка» предпочитается в торговле, так называемой «плашничной белке».
Также ловят белку и ловушками - «плашками», которыя ставят вокруг горы,
занятой звероловом, и ежедневный высмотр плашек называется «ухожьем».
Плашку преимущественно наполняют сушеною байкальскою рыбою, омулями.
Так называемые зверовые собаки, которыя от обыкновенных дворовых отличаются более острою мордою и маленькими, всегда настороже, ушами, сопутствуют зверолову и следят белку, найдя, загоняют на дерево, и лаем призывают
хозяина. Белка прижимается к ветке и не трогается, если даже стрелок сделает
несколько промахов. Причём случается только одна опасность, если пуля попадет в сук дерева, то может отскочит и ранить самого стрелка. Подняв застреленную белку, зверолов награждает своего спутника передними лапками добычи,
отрезав их; потом затыкает тушку за пояс и идёт далее. К вечеру он возвращается на «стан или становище», место своего жительства в лесу, имея за поясом от
Ю до 30 беличьих тушек. Здесь он занимается обдиранием их «тулуном», т. е.
целиком, разрезая только немного заднюю часть, причём выворачивает мездрою
вверх; а из тушек варит для собак похлёбку, а иногда и для себя, если запас провизии вышел. (Мясо белок, питающихся кедровыми орехами, довольно вкусно).
Он также не оставляет без осмотра и желудок белки и если найдёт в нём ещё
целые кедровые ядра, то и их прикладывает для продажи. Замечательно, что
белка глотает ядра целиком, по совершенном очищении от перепонки, которая
на нём находится.
Беличьи шкурки разделяются в торговле на несколько сортов, начиная с самого нисшаго.
Петровка - почти голая белка, убитая летом, около Петрова дня (29 июня);
она имеет величину настоящей или чистой белки и такую же белую мездру, почему и продаётся неопытным покупателям за чистую белку. Отсюда происходит
пословица - «уйдёт за чистую». Сама же по себе петровка не имеет никакой
ценности.
Щенок - также негодная молодая белка, покрытая только пушком и имеющая чёрную мездру, покупается впрочем по причине дешевизны (3 к. сер. штучка) простым народом.
Подполь - белка уже с полною, но непрочною шерстью, мездра чёрная, ценится в половину против настоящей белки.
Возжанка — лучшая подполь; на чёрной мездре ея показываются по бокам
две белыя полоски, как бы возжи, означающие начало перехода ея в чистую.
Синюха, - принявшая на чёрную мездру беловатый отлив, дающий ей синий
цвет, ценится по три штуки за две чистых.
Чистая белка, — дошедшая до совершенства в пышности шерсти и имеющая
белую мездру, продаётся на месте промысла около 15 к. серебр. за штуку.
Мороженка — это поддельная чистая белка, т. е. подполь, будучи намазана
печёнкою, с помощью мороза и лёгкой выделки принявшая белизну мездры.
Это делается для того, чтобы сдать её за чистую.
Горболысь — переход лучшаго сорта белки, т. е. темно голубоватаго цвета в
рыжеватый, означающийся красною полосою по хребту.
Ружейная белка отличается кровавым отливом на мездре.
Шашечная белка имеет бледную мездру без малейшаго признака крови.
Чёрная белка - это всё низшие сорты, имеющие чёрную мездру.
Затем белка разделяется по местам ея ловли: якутская, считается самою лучшею; за нею следует чикойская; тункинская уже идёт по 3 коп. сер. ниже цены

первых, также баргузинская, онинская, енисейская и, наконец, обская, имеющая
уже половинную цену против якутской по причине менылаго роста и краснаго
отлива шкурки.
Здесь также постепенность понижения сортов белки от востока к западу, о
которой я говорил в статье «соболь».
В начале осени в звероловных местах о белке идёт живой разговор; это интересная статья тех мест, то же, что у нас политика, литература.
- Как нынче белка?
— Плохо, говорят, очень мало.
Это обыкновенная песня всех звероловов, да впрочем не только одних звероловов: спросите купца о торговле, он вам непременно ответит — плохо; ремесленник тоже, тоже художник, литератор и так далее.
— Что же — неурожай белки?
- Оно не то чтобы неурожай, но видете ли, тёплая осень затянулась, так
очень ещё щенчисто.
Белка пользуется теплотою времени для своей плодотворности и если холод
наступает не вдруг, то сорта белки бывают весьма смешанные.
- А как она, где более держится?
- Кажется что-то она бросилась на листвяки, верно зима будет суровая, то она
орехи-то поберегает. Впрочем ведь не узнаешь, она, как белка, везде бросается.
Эта кочёвка из кедровых в листвяничныя леса или в еловые есть или прихоть белки, или маневр для избежания преследований человека.
- Ну, а цены какия ожидаются?
- Купцы подскакивают, сулят копеек сорок (ассигнациями); а впрочем Бог
знает, подымется может и до полтины-то. Иные впрочем сдаются, запродают по
сорока пяти с хвостиком (т. е. с лишком).
Купцы точно деятельно обьезжают известные пункты продажи белки, платят вперёд деньги, лишь бы составить хорошую «партию». В каждой значительной деревне непременно есть свой деревенский богач, который задаёт далеко
вперёд промышленникам всё, что им нужно для будущаго их промысла, с тем,
чтобы вся добыча поступила к нему; около этих-то людей вьются купцы, желая
скупить у них сбор белки.
К числу зверопромышленных банкиров принадлежат родоначальники сибирских инородцев, которые почти все занимаются этою промышленностию.
Я назову некоторых из них по именам: Дзангей Хамакович, Ату Хаятанович,
Люмбун Гамбаевич, Джерба Атерхенович; имена, которые с распространением
христианства скоро исчезнут; и самые лица, носящие их, не знающие ни рускаго
языка, ни какой грамоты и ворочащие тысячами белок и сотнями соболей, также
изгладятся и заменятся людьми более образованными, которых уже и теперь
можно встретить, так например, Андрей Хартаич, звено перехода от язычества
к православию,, и сын его Иван Андреич, уже христианин и грамотный.
Х о р ё к водится в малом количестве, хорошие шкурки его ценятся до 30 к.
сер.; их покупают китайцы для хвоста, из котораго делают кисти, служащие у
них вместо перьев; шкурку же они окрашивают весьма искусно под соболя и делают из нея околыши для своих шапок. Хорёк душит домашних птиц и выедает
у них один только головной мозг.

и
О
5
д
и
щ
$*
>_,
ад
^
^

^
5!
И
^
ш

,^
и
щ
м
и
§
О
0
^
м
<;
Д
2
^
^
0
со

Г о р н о с т а и (лучшие) ловятся только в Якутской области, где они совершенно белые, западнее они попадаются желтоватыми, Цена первых 10 к.,
последних 3 к. серебром.
Е в р а ш к и, это маленький пёстренький зверок, меха котораго так красивы
на кацавейках и муфтах, - любит прогулку по тротуарам, т. е. беспрестанно бегает по лежачим деревьям, где мальчишки, ставя пленки или петли, ловят его и
продают от 1 до 1 Уг к. серебром.
З а я ц , столь известный своею храбростию, водится везде. Одно, что можно
сказать об нём замечательнаго, это то, что в Якутской области встречаются совершенно чёрные зайцы и это тем страннее, что медведь на глубоком севере из
чёрнаго делается совершенно белым, а заяц наоборот.
10. Заказ 208

145

РЭ
О
5
д
м
сх
и1
1т
.§
^
р-|
( )
"-

^
РЦ
§
2
О
р-,
'§
&н
и
°^
у;
^
^
»;
2
5
щ
2
2
О
^
О
м

По реке Онону есть особый род зайцев, называемых толою, которые всегда сохраняют свой летний серый цвет шерсти и отличаются необыкновенною
плотностию ея, так что меха из него очень прочны.
В Сибири зайцев называют ушканами. Цена шкурке от 2 до 5 коп. серебром.
С у р о к, в Сибири известен под названием тарбагана, водится везде по долинам, но в необыкновенном множестве встречается за Яблонным хребтом, по
равнинам, примыкающим к рр. Онону и Аргуни. Едучи по этим обширным равнинам, служащим выпусками для многочисленных табунов и стад тамошняго
края и потому имеющих низкую траву, вы бываете удивлены беспрестанно появляющимися и исчезающими, маленькими в поларшина вышиною, столбиками, которые наконец до того утомят ваше зрение, что у вас будет рябить в глазах.
Что же это такое? Это любопытные сурки, привлеченные звоном колокольчика, выскакивают из нор и садятся любоваться вашим поездом, но приближение
ваше их пугает и они скрываются в норы.
Ловят их, или стреляя, когда они на поверхности (что впрочем редко удаётся), или наливая воду в норы, которая заставляет сурка выскакивать, тогда уже
травят его собаками.
Из шкур приготовляют меха, имеющие свойство, по словам поговорки, летом не парить, а зимой не греть. Мясо сурков инородцы употребляют в пищу, и
я видел оригинальный способ приготовления, который может быть употреблён
в походах или в других подобных случаях, где нет под рукою плиты или очага.
Вот этот способ.
Убитаго сурка, выпотрошив, зарыть вместе со шкурою в землю, но не глубоко*, разложить над этим местом костёр из дров или, за неимением их, из сухой
травы; чрез некоторое время огонь снять, разрыть яму и жаркое перевернуть;
потом снова зарыть и костёр зажечь; наконец, судя по времени и степени жара,
вынуть жаркое, которое при этом не теряет ни капли жиру и мясо проникается
им совершенно.
Такое жаркое показалось мне очень вкусным, я испытывал этот способ на
поросятах и ягнятах, и нашел, что он лучше обыкновенных способов жаренья.
К р ы с ь е п л е м я . Малочисленность этого племени лишает нас смелости
утомлять подробным описанием каждаго вида этих земляных животных. Довольно сказать, что от самой маленькой мыши, которую, по красоте ея и миниатюрности, можно бы вставить в браслет и которая, по странной прихоти, избрала себе жилищем лошадиный и буйволовый" хвост, в спутанных прядях котораго она заводит своё кочующее гнездо. От этой малютки до довольно большой
безхвостой мыши, называемой пищухою, от способности её затевать вокальные
концерты, крысье племя имеет неисчислимое множество видов. Мы предпочитаем указать пользу, какую приносят мыши человечеству в Сибири. Во-первых,
мыши там заменяют календари: ежели они зарывают норы свои большими копнами сена, то это верный признак, что зима будет суровая и бесснежная. Вовторых, оне неутомимо трудятся для беспечных бурят и тунгусов, запасая для
них съестные припасы: корень полевой лилии, по-сибирски, сараны, с хлебных
полей все упавшие и хлебный корень какого-то растения, имеющий вкус и белизну лучшей пшеничной муки"*, и проч. В известное время лентяи отправляются с канарулями (род заступа) разрывать эти, так называемые, «урганы»"" и
' Если положить глубоко в землю, то дело выйдет наоборот, не знаю, известен ли следующий способ
охлаждения воды, употребляемый в знойных странах? Надобно вырыть яму глубиною в аршин, поставить
туда бутылки с водою, засыпать землею и наверху разложить огонь, по прошествии одного часа времени вода
охладится совершенно, а если продолжить горение огня, то можно заморозить воду
" Буйволом или буйлом называют в Сибири тибетскую корову, имеющую лошадиный хвост
'" Запасы этого корня я видел на китайской границе, около Харацайской станицы. Упоминаю об этом для
того, чтобы обратить внимание тех, которые имеют возможность исследовать это полезное растение
'" Урган - монгольское слово, означающее «возвышенная земля», где находятся запасы мышей Вероятно отсюда происходит слово «курган»

146

собирают запасы на всю зиму. Потерпев такое разорение, мыши делают нашествие на жилища русских хозяев, если таковые недалёко; в отчаянном же положении замечено, что мыши прибегают к самоубийству, взяв в зубы висящий на
обрыве берега тонкой корень и обернув его вокруг шеи, давятся.
Из многовидной этой семьи замечателен тушканчик, очень красивое животное, на высоких задних ногах с длинным хвостом. На нём испытывают свои
силы в звероловстве дети звероловов. Они выживают его из нор водою и стреляют из луков и самострелов, или ловят руками. Тушканчик имеет обыкновение,
сделав несколько скачков, спрятаться за какое-нибудь возвышение, сжавшись и
зажмуря глаза; сделав такую уловку, он прямо попадается в руки детей, и если
не замучат его, то он скоро делается ручным.

м
О
^
С
^
Ы
Д
Н
д
и

:

Лось или сохатый
Самое огромное животное из всех лапчатых и копытных обитателей зверинца; вес его туши от 30 пудов доходит до 50-ти.
Положив на спину свои плоские ветвистые рога и протянув вперёд морду,
лось важною поступью ходит по лесам и, увы, очень часто попадает в яму, вырытую звероловом на зверином «переходе». Такая неосторожность этого великана служит причиною его редкости в настоящее время, и можно наверное положить, что порода эта скоро прекратится, если звери не дождутся ограничения
жадности звероловов. Другая привычка лося также не менее ему пагубна. Он
любит есть коренья водяных растений и потому заходит в озеро и погружает
свою морду в воду; зверолов смело в это время идёт к нему, останавливается и
притаивается, если зверь поднимает голову; при новом погружении опять подкрадывается и подходит так близко, чтоб выстрел был верен.
В летние жары, убегая от многочисленных мелких врагов своих - слепней
(по-сибирски - овод), лось становится на холме и долго неподвижно остаётся там, как статуя художнической работы; завидя же кого-либо, он медленно и
гордо начинает уходить, а преследуемый бежит такою красивою правильною
рысью, что может состязаться с лучшими рысаками.
Но более красивую группу составляют лоси, загнанные медведем или волком на так называемый «отстой» - скалу, висящую над пропастью. Представьте,
на этом стосаженном пьедестале художническою рукою природы высеченном в
неправильных, но смелых формах, который резко отделяется на ярко лазуревом
фоне здешняго неба, великана лося, самца, в позе выражающей готовность поднять на огромные рога, установленные вперёд, своего врага, который спокойно
лежит, заграждая путь со скалы; возле лося его самка, с выражением страха и
надежды прижимающуюся к своему защитнику, и около них с беззаботностию
дитяти, маленькаго лося, прыгающаго над пропастью. Для изображения этой
истинно прекрасной картины, о которой моё слабое перо не в состоянии дать
настоящаго понятия, и которую конечно вернее представит себе воображение
художника, - для изображения этой картины рекомендую взять дивную скалу,
находящуюся близ Мензинскаго пограничнаго караула и достойно названную
«Наковальней Чингис-Хана». Она точно имеет форму наковальни, известнаго
кузнечнаго инструмента; острый конец ея висит над долиною, у подножия ея
лежит небольшое озеро, берега котораго одеты красивыми кедрами. Или в той
же местности, на одном из отрогов Яблоннаго хребта, необыкновенную скалу, лежащую на вершине горы в виде гигантской стены, как бы вытесанной из
цельнаго гранита; в стене этой природа вырубила правильное четвероугольное
отверстие, которому русские, в воспоминание Москвы, дали название «Арбатских ворот». Эта чудная игра природы также высоко отделяется от лесов и гор
и за несколько вёрст удивляет взор путника. В ту минуту, как яркое солнце является в средине самых арбатских ворот, вы видите над ними целое стадо лосей,
которых с одной стороны загнал медведь, а с другой встретил зверолов. Картина
принимает самый интересный момент при первом выстреле; лоси взволнованы,
становятся на дыбы, самые отважные из них бросаются на медведя, робкие соЮ'

^
^
^
§
>2
Ц
М
го
щ

^
И
^
_
^
§
<;
Е
^
^
р
и
О

147

РЭ
О
5
д
и
и
^
:рц
^
0^

^
Он
5
2
и
рт,

«

скакивают со скалы, раненый в предсмертных судоргах падает и свешивает со
скалы свою голову. Или..., но, Боже мой, можно ли описать все красоты природы, разбросанные на пространстве нескольких миллионов квадратных вёрст.
Шкура лося, как известно, идёт на выделку лосин, из которых сибирские
жители шьют нижнюю одежду и рукавицы. Мясо очень вкусно. Лосиные губы
составляют предмет подарков в Сибири и действительно необыкновенно вкусны.
Во время зверинаго «рёву», лось, сзывая самок, оглашает леса сильным криком, и встречая соперников, вступает с ними в смертельный бой. Ослеплённый
волнующею его страстью, он принимает всадника, одиноко едущаго по лесу, за
своего соперника и преследует его; надобно иметь бойкую лошадь, чтобы уйти
от этого врага. В спокойном состоянии, при встрече он не опасен и даже кажется
с любопытством рассматривает едущих, позволяя и им полюбоваться собою.
Под грудью лося есть отвислое место кожи, которое отрывают целиком так,
что оно составляет целую круглую шапку, какия увидете на многих звероловах.
Откуда происходит название лося сохатым? Лось - слово русское, в Сибири,
хотя его знают, но употребляют везде слово «сохатый». В некоторых натуральных историях ошибочно называют сохатым севернаго оленя.
- Почему, - спросил я зверолова, - вы называете лося сохатым?
- А потому, сударь, что у него рога похожи на соху - известный земледельческий инструмент.
- Это слишком просто, - подумал я, - всего вероятнее, что это слово пропеходит от имени, которым называют якуты сами себя и обитаемую ими страну,
- от имени соха.

04

Олень-изубрь

^о

Без сомнения, случайное сходство сибирскаго названия одного вида оленя с
зубром, ныне находящагося только в Беловежской пуще Гродненской области,
потому что между этими двумя породами нет никакого сходства. Изубрь есть
крупный олень, отличающийся своими ценными рогами, но только в Сибири
его вовсе не называют оленем; название же «изубрь» известно там всякому.
Вот первое моё знакомство с этим красивым четвероногим. Я приехал в одну
отдалённую деревню звероловов вечером и тотчас был приглашен ехать на «солонцы». Солонцами, или, во многих местах, по-монгольски «гуджиром», называется месторождение сибирской соли, которую любят есть дикие копытчатые
звери. Мы приехали на это место около полуночи и на расстоянии ружейнаго
выстрела засели в «засадку» — маленький щит, сложенный из ветвей. Тотчас тысячи комаров задали нам свой концерт и приступили к открытию нашей крови;
я начал отмахиваться, но мой товарищ сказал мне, чтобы я не трогался, если
хочу увидеть какого-либо зверя; комары как-будто поняли это распоряжение,
затрубили сбор и пошли в неотразимую атаку.
- Ах, Боже мой, - сказал я, - нет мочи терпеть, я закурю сигару.
- Нет, уж лучше поедемте домой; запах табаку всё испортит, нечего напрасно и сидеть.
- Нет, будем сидеть.
Прошло два часа, которые мы провели неподвижно в молчании, смотря на
стволы поставленных на сошки винтовок. Наступила предрассветная темнота,
называемая здесь монгольскою «лисью темнотою», потому что в эту благоприятную для воров пору, воровка, обладающая ночным зрением, выходит на добычу. Мы услышали топот идущаго по болоту тяжелаго животнаго; сердца наши
забились радостно.
— Кто это? — спросил я товарища.
Вместо ответа сосед мой ущипнул меня, в знак молчания.
Мы ничего не могли различить, только по звуку поняли, что зверь остановился и начал есть солёную землю; мы взвели курки, - и два выстрела раздались
в ночной темноте, рассыпавшись эхом по окрестным горам. Животное со стоном упало в болото.
- Пойдём, - сказал я.

ы
Ё^
и
§
О
^
2
ьС
»
5
^
О
С
0
м

148

- Пусть лежит; ещё может быть придёт другой.
Не прошло и четверти часа, как снова послышались шаги; ружья наши между тем были заряжены и поставлены на сошки; снова топот перестал и послышалось жеванье; выстрелы раздались и добыча снова шлёпнулась в болото.
- Какой вы счастливец, - заговорил мой товарищ, - два зверя и вероятно с
рогами.
- Ещё бы не с рогами! Судя по тяжести их падений, я полагаю, это самые
большие звери.
- Да, может быть сохатые.
- Нет, должно быть изубри. Ты конечно продашь мне свою долю рогов; я
повезу их прямо в Кяхту и продам китайцам.
— Согласен; что вы дадите мне за долю?
— Рублей сто...
- Мало, полтораста.
- Полтораста, согласен.
- Итак, по рукам, рога ваши. Теперь мы можем уснуть; больше ожидать некого; наши выстрелы разогнали зверей.
Товарищ мой, сделав выгодную продажу, скоро захрапел, но я ещё долго
рассчитывал будущие барыши, но также заснул в свою очередь. Когда сон мой
начал редеть, я услышал свист мышей, которьш здесь заменяют соловья, впрочем жаворонок распевал в воздухе, каркал ворон, шумел ручей, — словом, всю,
если не прелестную, то лесную гармонию. Солнце уже взошло, но густой туман
лёг на долину.
Прежде, чем снова заснуть, я со своего ложа заспанными глазами, сквозь туман и окружавшия нас ветви, взглянул на нашу добычу; там живописно лежали
на болоте, растянувши свои ноги и шеи два огромных зверя, но рогов я их не
мог видеть. Всё равно, подумал я, если и нет рогов, то и без них такие большие
звери чего-нибудь стоят.
Спустя некоторое время товарищ мой разбудил меня. Я поднялся. Добыча
наша была уже прикрыта ветвями.
- Ну, что, сударь, - весело сказал зверолов, - надобно с вас получить деньги.
- За что?
— За рога
- А где они?
- Вот прикрыты от солнца и «верховаго», чтобы не попортились.
- Дай я посмотрю.
- Нет, уж прежде разделайтесь, а то пожалуй раздумаете.
— А, верно лось или самка.
- Нет, самцы... Впрочем, ваше счастье, что ни есть, всё ваше, вынимайте
полтораста рублей.
- Нет, такого уговору не было.
- Как не было? Вы ведь купили?
- Да, купил.
- Так пожалуйте деньги.
— А если я раздумал.
- Всё-таки отдайте деньги, а там как знаете.
- Странно, ведь деньги можно отдать и дома.
- Нет, у нас уже такой обычай, купил не смотря, так деньги вперёд.
Досадуя на свою оплошность, я однако же рассчитал, что если и нет рогов,
то продавши кожи и мясо, я всё-таки что-либо выручу; и считая требование зверолова правым, я заплатил ему по условию.
- Ну, теперь пойдёмте домой пешком.
- От чего это?
- Мы вместо изубрей убили наших лошадей, которые были привязаны в
лесу и верно сняли уздечки и пришли на солонцы.
- Вот-те на, вот и барыш!
Сдёрнувши ветви, я с сокрушенным сердцем увидел бездыханную пару лошадей, за которую заплатил 150 руб. ассигнациями.

рц
О
5
д
ы
щ
^
щ
«
^
^

^
^
щ
2
^
рр
д
РН
ад
и
^
^
0

о

^
»
<;
Д
*$
2
^
О

ю

149

И
О
5
д
и
И
•^
рн
:И
2

2
Ь
§
5
^
и
щ
(^
и

00

Ы
И
О
•^
0
^
§
<;
К
2
<з
2
и
О
м

150

Изьеденный комарами, с опустевшим карманом и ноющими от дальняго
шествия ногами, с седлом на спине, - я долго не решался на новую попытку;
но зверолов мой сманил меня, предоставя в мою пользу промысел следующей
ночи, в вознаграждение за потерю.
На этот раз мы взяли с собой мальчика, с которым отослали лошадей обратно в деревню; вооружившись терпением против комаров, и долгаго ожидания
после желания поговорить и покурить, - обратились в истых бандитов, ожидающих из-за угла своей жертвы, — и наконец бессознательно заснули; впрочем, только я, а товарищ мой, так как добыча ассигнована была мне, кажется
расчёл, что ежели он уснёт как можно скорее, то конечно больше выгадает. На
рассвете я открыл глаза. Красивый изубрь с огромнейшими рогами стоял в трёх
шагах от нас и ел солёную землю, голова его походила на небольшой цветник,
в котором посажено было столетнее алоэ; такое разительное сходство изюбревые рога имеют с этим растением. Я весь задрожал от каких-то незнакомых мне
ощущений и никак не мог поднять курка, прежде чем зверь отошел от нас далее
выстрела. Стрелять было бесполезно. Я растолкал товарища. Зверь быстро удалялся. Товарищ мой взял деревянную трубу и начал трубить.
- Что это значит? Ты отгоняешь добычу; это бессовестно.
- Мне какая выгода отгонять.
- Да та, что ты не имеешь в ней доли.
- В ней ещё никто из нас не имеет доли.
- Разумеется теперь, но когда ты убьёшь зверя, то он мой.
- Если вы его убьёте.
— А если ты?
— То мой.
— А условие?
— Условие было предоставить вам добычу этой ночи: возьмите всё, что мы
имеем по настоящее время.
— А это! — я указал на зверя, который оставался и казалось, что-то высматривал.
- Возьмите и его.
Я громко расхохотался над своею претезиею; смех мой повторило эхо; вдруг,
изубрь побежал в нашу сторону; мы притаились; зверь остановился так близко,
что мы чувствовали его дыхание. Он начал озираться. После мне обьяснили,
что сначала звук трубы, а потом мой смех он принял за крик самки и искал её
глазами. Мы спустили курки; раздался один выстрел: моё ружьё осеклось, но
выстрел товарища был так верен, что зверь лёг на месте, сделав отчаянный прыжок. Рога его имели по двенадцати отраслей каждый, в полном наливе кровью, и
весили сорок три фунта. Такие рога, промененные на товар китайцам, принесут
выручки двести рублей, и я имею пятьдесят рублей барыша.
Всё это я рассчитал уже в деревне, лёжа в своей квартире, после покойнаго
ночлега на другую ночь. Вдруг приносят мне, в деревянном блюде, бедровую
кость, совершенно голую, горячую, только что вынутую из печи. Кость была
расколота вдоль и мозг ея, кроваваго тёмнаго цвета, испарял из себя самый соблазнительный запах.
- Вот вам прислан от вашего товарища охоты «цумугун».
- Это мозг; что с ним делать?
— Извольте кушать.
Я попробовал и нашел, что это такое лакомство, с которым я не нахожу что
сравнить из всех мне известных лакомств; намазывая на хлеб, я сьел ровно фунт
этого мозга и сьел бы десять фунтов, если бы в кости было столько.
Удовлетворив свой аппетит и любопытство насчёт этого лакомства звероловов, я спросил:
- Где же рога, мясо, кожа?
- Всё это ваш товарищ увёз продавать в город.
- Как увёз?
- Мясо и кожу навьючил на две лошади, пудов по двенадцати на каждую, а
рога повесил себе на спину, чтобы лучше их сохранить.
- Как же он мог этим распорядиться без меня?

— Он говорил, что зверя убил он, а ваше ружьё осеклось.
Ю
- Но у нас было условие...
О
Слово за слово, горячась и рассуждая хладнокровно, я пришел к тому вы5
воду, что звероловы неохотно расстаются с выгодною добычею и что поступок с
моего товарища служит выражением более общей черты звероловов, т. е., где ^
можно как-нибудь повернуть дело, зверолов не упустит случая. Впрочем, зве- и
ропромышленность есть азартная игра: возьмите все игры этого рода, везде вы ^
встретите то же самое.
д
:
Долг справедливости требует сказать, что в двадцать лет моего знакомства ^
с звероловами, это был единственный случай, где я был обсчитан и в чём более
~
была виновата моя неопытность.
О
В другой раз я видел оленя-изубря гораздо ближе. С Кондратием и другими
членами нашей артели мы осматривали ямы. Их было более двенадцати и все
оне окружали гору, право на владение которой было право давности, принадлежавшее Кондратию Безногому. Ещё отец его выкопал эти ямы; между каждой
в виде преграды сделана «засека» - деревья срублены так, что они легли в одну
сторону и составили изгородь, трудно проходимую. Над каждою ямою оставлен
проход; яма закрыта тонкими прутьями, сверх которых насыпана хвоя, или су- 2
хия иглы хвойных деревьев. Первая и вторая ямы были не тронуты; третью мы ^
нашли открытою, но медведь предупредил нас и от дикой козы, упавшей туда,
и
остались только косточки. В десятой яме, смирно, как лошадь в стойле, стоял и
изубрь. Смиренный взор его выражал полную просьбу о сострадании; слёзы
струились по щекам и по временам из мощной груди его вылетали глубокие и
вздохи. Что чувствовал этот вольный сын гор, который, ежедневно пробегая ,^<
стовёрстныя пространства, не встречал нигде преграды, - что чувствовал он, М
попавши живой в могилу, где едва мог трогаться только на несколько вершков? щ
Опытный взгляд зверолова, судя по истощению зверя, заключил, что он пробыл ^
тут не мене трёх суток.
Положение этого узника вселило во мне совершенное участие и я начал про- ^
сить ему свободы, даже предлагал за него выкуп, превышающий ценность до- М
бычи; но у звероловов есть поверье, что освобождение зверя, даже нечаянное О
(ибо добровольнаго освобождения ещё и не случалось, - и поданная мною первым об этом мысль возбудила общий смех), имеет дурное влияние на ход про- О
мышленности на будущее время; почему Кондратий, которому для нанесения ^
ближайшаго удара зверю, не нужно было и ставить на колени (он всегда стоял на 2
них), прицелясь, выстрелил прямо в лоб; но лобовая кость так толста у изубря, РИ
что пуля, сплюснувшись, отскочила. Зверь не дрогнул; тут хозяин ямы решился ^
заколоть его и для того с ножем в руках сел на него верхом. Зверь не шевелился. «^
Новая мысль пришла в голову отважному зверолову и наезднику.
^
— Товарищи, — сказал он, — вот, что я вздумал: зверь очень смирен, попробуем
О
его оседлать и я, вьгуча его возить на себе, приеду на нём в деревню.
С
Сказано-сделано; тотчас оседлали и взуздали в яме изубря; Кондратий на У
него уселся; мы лишь только верёвками приподняли его из ямы, как новый конь ю
наш, с быстротою стрелы, выскочил и, делая разные неимоверные прыжки, понёсся сквозь строй кедров, ветви которых наносили всаднику неисчислимые
удары. Скоро он исчез у нас из виду и мы считали его погибель неизбежною.
Мы сели на лошадей и пустились в погоню; кроме глубоких следов, оставляемых зверем, лежавшая на земле шапка и лоскутья одежды указывали нам путь;
но вот мы видим всадника на возвышении; вот он перескочил широкий овраг;
вот несётся к нам навстречу. «Стреляйте!» — кричит он и снова исчезает из нашего виду.
Мы долго едем по его следу; нам открывается озеро, покрытое льдом; мы
ищем взорами нашего товарища, - и вдруг он с высокаго берега соскочил на лёд,
лёд проломился; зверь погрузился в воду, снова выскочил и снова обломал лёд;
таким образом, ныряя и выскакивая, он добрался до половины озёра, сделал
ещё усилие выскочить, но острая льдина впилась ему в шею и перерезала горло.
Всадник соскочил на лёд; мы поспешили к нему на помощь и, привязав верёвку,
вытащили изубря на берег.
151

рз
О
5
р
Ц
Ш
^
ру
«
^

2
6
§
51
^
(О
'^
&<
рэ
00

И
^
О
0
^
§
<;
Д
13
*5
и
О
О
и

152

- Ну, братцы, небо показалось с овчинку, - сказал Кондратий и изнеможенный упал на землю.
Ещё видал я изубрей в самом торжественном шествии. Это было во время
«реву зверей», в сентябре месяце, во время их понимания или скрещения. В
горах раздавались оглушительные крики самцов, сзывающих самок. Этому-то
крику подражают звероловы посредством деревянной трубы и часто обманывают бедных оленей. Более двадцати красавиц медленно шли по открытому склену горы, провожаемые торжествующим победителем - огромным самцом, у которого в рогах, вероятно, при борьбе его с другими самцами, умышленно или
случайно был посажен толстый кедр с ветвями и корнем, вырванный из земли.
И это необыкновенное украшение головы, как бы лавр его побед, придавал ему
величие. Гоня перед собою прекрасных своих пленниц, он также вёл за собою
несколько побеждённых соперников с изломанными ногами и повреждёнными
ногами; в притупленных головах и взорах их выражалось полное сознание поражения ими претерпеннаго. Разумеется, что шествия эти впереди и позади победителя были добровольныя: первыя считали себе за честь быть пленницами,
вторые плелись сзади в надежде отбить какую-нибудь самку. Но вот навстречу
этому торжественному шествию летит свежий силами изубрь самец; он тотчас
остановился в хороводе самок и начал их приветствовать, по обычаю своей породы, обнюхиванием. Вдруг на дерзкаго налетает султан этаго гарема и всаживает ему в бок свои рога, вооруженные деревом; пришелец отступил, но в свою
очередь также бросился на сделавшаго ему такое негостеприимное приветствие;
тот встретил удар рогами; противники отскочили сажени на две друг от друга,
но с новою силою ударились лбами. На этот раз рога их зацепились и они неразрывно начали борьбу, переходящую попеременно то на ту, то на другую сторону.
Рога ещё более запутались в своих ветвях и в ветвях дерева, бывшаго в рогах
одного из ратоборцев. Они рвались, падали на колени, рыли копытами землю,
кричали отчаянно. Сначала прочие члены этой группы были зрителями, потом,
пользуясь замешательством, самцы, шедшие позади, отхватили по нескольку
самок и умчались с ними в лес. Заметив это, главный боец начал отчаянно трясти головою, сломал рог противника у самого корня и махнул своим орудием
так ловко, что переломил ему обе передние ноги, и, сгруппировав оставшихся
самок, продолжал своё шествие. Несчастный самец достался нам - зрителям
этой лесной сцены, которой мы не нарушили выстрелами, по моему настоянию,
чтобы видеть весь ход этой натуральной драмы.
В Монголии, на правом берегу реки Толы, против города Урги, посреди
бесплодной Гобийской степи есть гора Хан-ула (царь-гора), покрытая густым
лесом, который составляет заветную рощу владетелей Монголии. В этом лесу
спокойно водятся звери, тревожимые изредка только ханскою охотою. Гора оцеплена стражею, которая загоняет обратно зверей, вздумавших выбежать в степь.
Звери эти там так смирны, что даже подпускают к себе человека, и я имел случай погладить по шерсти не одного изубря. Очень жаль, что в нашем зверинце
нет таких заветных мест, где бы звери могли спокойно плодиться и где бы сохранение их породы было обеспечено на будущее время. В Сибири очень много
отдельных звероловных гор, достойных быть царскими рощами, из которых по
временам могли бы быть доставлены редкия добычи.
Изубрь очень легко делается домашним животным. В Сибири, даже в самом
губернском городе Иркутске, находится несколько пар домашних изубрей, содержание которых очень выгодно тем, что, когда рога самцов примут полное
развитие, их спиливают, у корня залепляют смолою и продают китайцам. Цена
на эти рога несколько дешевле взятых от убитых зверей, потому, что рога последних вырубаются вместе с лобною костью и кровь в них находящаяся от
этого нисколько не теряется, да и самые рога имеют лучший вид. За всем тем
домашние рога вознаграждают содержание изубрей и даже доставляют выгоду. У нас ещё мало имеет силу убеждение, котораго ещё не предпочитают привычкам: почему бы, например, изубрей не приучить к исполнению домашних
работ? Они, даже запряженные в карету, нисколько не были бы безобразны. Или
почему бы не употребить капитала на устройство богатой рощи, где развести
изубрей и получать с них верный доход рогами.

Китайцы изубревые рога вставляют в золотые и серебряные пьедесталы.
Сначала это служит туалетным украшением для молодой супруги; на них она
развешивает свои украшения, которых у китайской дамы бесчисленное множество. Потом, когда у неё будут дети, она понемногу скоблит рога и даёт детям
как средство, восстанавливающее силы.
Требование на рога в Китай впрочем несовременно открытию торговых сношений русских с китайцами, та что лет за шестьдесят от настоящаго времени
изубревые рога не имели никакой цены и звероловы употребляли их варёными
в пищу. Я ещё застал в живых этих лакомок, которые не подозревали, что блюдо
их стоит сто пятьдесят рублей серебром. На расспросы мои они говорили, что
рога есть ни что иное как ноздреватый хрящ, проникнутый кровью; довольно
вкусны и что пища эта не имела на них никакого необыкновеннаго влияния.
Те же звероловы-старики, люди, заслуживающие полное доверие, рассказывали мне случай, доказывающий, что изубревые рога имеют необыкновенное
целебное действие на самих изубрей. На солонцах, однажды вечером, застрелены два изубря с рогами; звероловы оттащили их в сторону и положили один
возле другаго, а сами снова сели на стороже, но, не дождавшись никого, заснули
и проспали до поздняго утра. Когда они пошли к своей добыче, то нашли там
только одного изубря с объеденными рогами. Другой, вероятно, не будучи смертельно ранен, очнувшись, восстановил свои силы рогами товарища, и объевши
их убежал.
Если рога добыты далеко от места промена китайцам, тогда их немного варят и потом сушат. Сушеные рога ценятся в половину против свежих.
Шкура зверя этого, также как и шкура лося, выделывается на замшу. Шерсть
употребляется на набивку мебели. Мясо очень вкусно. Жилы изубря, как и оленя,
лося и дикой козы, выделанныя, употребляются как нитки для сшивания мехов.
Простите, читатель, что над всеми моими воспоминаниями о сибирской звериной охоте господствует грустное воспоминание о безрассудном истреблении
зверей, без всякой существенной надобности, только по недостатку убеждения,
что и зверей надобно беречь. К таким истреблениям принадлежит охота на изубрей при переправе их чрез болыиия реки. Звероловы, принудя их к такой переправе, бросаются к лодкам, догоняют зверей и режут их ножами. Бывали примеры, что целыя сотни падали под этим убийственным ножем.

га
О
5
д
м
и
Я4
>-н
«
2
^

Статья третья
Олень дикий и ручной

^
д

Дикий и ручной олень имеют ту разницу, что у дикаго каждый рог состоит из
однаго ствола, почти прямого, и рога ложатся на спину во время бегу. Тунгусы
у домашних оленей отпиливают рога у самого корня, для удобства езды верхом,
отчего на место длинных рогов вырастают многоветвистые, с которыми олени вообще изображаются на рисунках натуральных историй животных. Даже в
ручных стадах, если олень «онгон», т. е. с рождения посвящен идолам и потому
не употребляется в работу, то имеет также натуральные одноствольные рога.
Затем между ними нет никакого различия: ручные олени также живут в лесах,
питаются теми же мхами, имеют тот же кров от непогоды. Вы спросите: на чём
же основана их зависимость от человека? Первое, что детей оленьих запирают
тунгусы в свои шалаши, для того чтобы доить их матерей. А второе и главное,
так как олени чрезвычайно любят соль, то, за неимением ея, тунгус, выходя из
шалаша своего, сзывает оленей криком и потом посыпает несколько соли на
снег, который олени с жадностью пожирают. По утрам они сами держатся ближе к шалашам, в ожидании этого лакомства: тут хозяин ловит нужнаго ему для
езды оленя, а остальные уходят в лес.
Езда на оленях очень покойна, надобно только навыкнуть держаться на нём,
потому что его кожа двигается отдельно от тела и непривыкший ездок как раз
свалится. Он едет рысью очень шибко и при том так ловко сгибает ноги, что
тело его нисколько не сотрясается от бегу. В снегу он не тонет, а идёт по самой поверхности, чему способствует его широкая ступня. Оленя должно назвать кораблём песков. По гладкому льду он без подков бежит свободно и без

д
^
2
О
^
О
^

^
о-<
§
5!
О
,-р
'5
сц
^
го
^
^
§
с^

153

вд
О
5
д
^
И
^
щ
:
М
2
^

§
щ

всякой опасности. На самыя крутая и под самыя крутыя горы он подымается и
спускается так ловко сгибая ноги, что тело его почти не теряет обыкновеннаго
горизонтальнаго положения. Сто вёрст в день и притом по неровной сибирской
местности олень делает легко; по прибытии на ночлег он тотчас ложится и отдыхает, поутру, съевши немного мху и поевши снегу, он готов опять бежать сто
вёрст. Олень может нести до десяти пудов тяжести.
О диких оленях могу рассказать только одну их странность. Я переезжал
Саянский хребет в том самом новом месте, где из трёх озёр, лежащих на самой
вершине, берут свои начала реки Иркут, Ока и Белая. Местность эта известна под названием гольца, названия, которое даётся всем высочайшим горам, на
вершинах которых нет уже обыкновенной растительности, а только встречаются «стланцы», т. е. одни ветви дерев, выходящия прямо от корня и стелющияся
по земле. Голец или высокое безлесное и необозримое пространство покрыт
был белейшим снегом, как одной скатертью; единственная тропа, дерзновенным человеком протоптанная здесь, полузанесённая ветрами, виднелась как
шов этой скатерти. Мы плелись по ней «гуськом», т. е. один за другим, и чуть
терявший равновесие погружался в снег, то с трудом снова выбирался на тропу, которая в двусаженной глубине снега составляет узкую плотную стену, на
которой с искусством акробата, пляшущаго по канату, здешния лошади иногда
бегут даже рысью. Вдруг опытный взор одного зверолова заметил в стороне
стадо диких оленей; он велел нам остановиться и, сгорбясь, побрёл по цельному
снегу вокруг стада. Олени на этот раз или дремали или были беспечны, так что
зверолов, незамеченный ими, обошел вокруг стада и след его образовал глубокую канаву. Тогда стадо тронулось; добежав до канавы, не смело её перейти, а
начало напрасно искать выхода по цельному снегу; тот же зверолов, подойдя к
ним близко, выстрелил и убил одного оленя. Стадо начало быстро бегать в кругу следа, как в ограде, только при втором выстреле олени начали скакать через
канавку, как через самый высокий забор и. Рассказывают, что когда неизвестно
было звероловам огнестрельное оружие и они били зверей стрелами, то, окружив таким образом стадо оленей, перебивали до единаго. Затем, что при этом не
было того пугающаго звука, какой издаёт ружьё. Язык оленей необыкновенно
сладок и тунгусами подаётся гостям, как конфеты. Из шкур оленей, белых и чёрных, тунгусы и якуты шьют очень красивые ковры; а из шкур маленьких оленей,
называемых пыжиками, делают очень красивыя и прочныя шубы, называемыя
перками и дахами. Якутские жители подбивают эти дахи беличьим мехом и эта,
по тамошнему климату, - лучшая одежда.

_

Кабан или вепрь

*5
О
§
О

Эта дикая свинья отличается от домашней тем, что кабан держит себя опрятно, употребляет только свежую растительную пишу, любит общества и путешествия.
Кроме ружья, кабанов ловят пастями (эта ловушка описана в прилагаемом
собрании зверопромышленных слов).
Кабан только для защиты своей нападает на человека, бросаясь на него быстро, причём, к счастию звероловов, держится только прямого направления;
стоит только успеть принять в сторону, как враг проскочит и уже не воротится,
— но беда, если он успеет задеть своим клыком.
Клыки кабана имеют такую силу и остроту, что отсекают хвост лошади в
конце, т. е. один волос так, как бы он был острижен ножницами. Мне случалось
это видеть. Рана, наносимая кабаном, трудно излечивается. Успевши вскочить
на дерево, также можно спастись от кабана. Зверь этот питается кедровыми
орехами, упадающими зимою на землю, ягодами и кореньями. Мясо его бело
и необыкновенно вкусно. Окорок из кабанины не имеет отдельнаго сока, как
свиной, но зато весь проникнут салом. Если бы привозили в столицы кабаньи
окорока, хорошо приготовленныя, то вестфальския встретили бы в них опасных
соперников.
Единоборство кабана с медведем описано мною в статье о медведе. Рысь
нападает на него, по своему обычаю, сверху. Волк старается поймать его за за-

2
6
И
^
и
^
м
^
м
и
д
О
О

т

154

днюю часть и, пользуясь негибкостью тела кабана, наносит ему смертельную
рану, но зато, если попадёт на зубок, то уже не встанет.
Кабан так силён, что гнёт пасти (ловушки), состоящий пудов из пятидесяти,
держит на своей спине стоя и в таком положении умирает, не имея возможности
выскочить.
Случалось добывать такой величины кабанов, что одна лошадь не в состоянии была его вывести; вес его доходил до двадцати пяти пудов.
Дикая коза или косуля

м
О
5
с
Ц
и
щ

:

Это в мире диких зверей то же, что овца между домашними животными:
ы
беззащитное создание, истребляемое везде и всеми. Если ещё существует эта
порода, то этим обязана необыкновенной своей плодовитости и быстроте бега.
Самое варварское истребление диких коз бывает весною, когда снег покрывается сверху крепким слоем или корою, называемою «настом». Это происходит
от оттепели и потом морозов. Тогда звероловы выгоняют собаками из лесов косуль и оне, прошибая ногами наст, проваливаются и легко настигаются собаками, бегущими по верху наста, которыя душат их сотнями. В это время шкура ^
косуль, называемая «борловиною», почти ни на что не годна и мясо сухо и безсц
вкусно. Эта охота - одно только безрассудное истребление диких коз.
2
С наступлением лета косуль бьют на солончаках; тысячи ям служат им за- ^
живо могилами, в которых оне иногда изгнивают, не дождавшись «высмотра».
и
Медведи, волки, рыси, даже барсуки, не упускают случая ловить и следить д
косуль. Осенью шкура косули имеет плотную, низкую шерсть и, выделанная и,
«дымленая», употребляется на обувь, называемую унтами'. Шкура самца «гу- '2
ренина» предпочитается по своей крепости.
о,
Преимущественно делают из шкур диких коз «дахи», или шубы, носимые ^
вверх шерстью и сверх другой лёгкой шубы. Дахи отличаются необыкновенною со
легкостию (пять фунтов шуба!)** и теплотою, так что самый пронзительный ве- щ
тер не проникает даху и только скользит по ней. Это для жителей Сибири, ездя- ^
щих верхом зимою по открытым горам, — важная защита от ветров, движущих
и
воздух, охлаждённый до 40°. Если даху не вносить в тёплыя избы, то она служит
Е^
долго. Когда шерсть дахи вытрется, то её носят и летом и тогда она называется
«яргач».
Дикая коза, самка, бегает от самца до последняго истощения сил своих и
Оч
потом упадает от изнеможения. Очень часто эти бегающие по лесам пары по- ^
падаются в ямы; тогда самец, в порыве исступлённой ярости, убивает рогами ^
несчастную самку.
щ
Рёв дикой козы, самца, такой громкий и изумительный, что он не раз пугал
3
неопытных охотников, принимавших его за рёв медведя. Этим рёвом он пред2
упреждает своих самок об опасности и часто достигает противнаго результата,
О
давая знать о своём присутствии. Мясо дикой козы очень вкусно; но самым ла- ^
комым куском считают звероловы ея почки, которыя сьедают сырыми, горячиО
ю
ми, только что вынутыми из распоротой козы.
Близорукость, столь обыкновенный недостаток городских жителей, очень
редка в Сибири и составляет там истинное несчастие, особенно для человека,
который взялся за ружьё. Это до того там несчастие, что пишущий эти строки
любитель охоты оставил Сибирь, свою прекрасную и любимую родину... Но
там она подвергла его жестоким насмешкам, вроде таких. Однажды мы были на
охоте и ночевали в лесу; поутру меня будит товарищ и говорит мне:

- Заряжено твоё ружьё?
- Да, а что?

- Кажется, вот в траве стоит коза.
- Где? В самом деле коза.
' В «Огечест Записках» в 1849 году, в «Смеси», напечатан рассказ о золотопромышленности, в котором
унты, названные лантуи, играют важну ю роль
" Самый лучший и легчайший мех из употребляемых на мужские шубы - это из американских медведей,
весом \2 фунтов

155

М
О
5
С
Ц
и
^
щ
•Ы
*|
О

Где тут было одеваться; я схватил ружьё и босый подкрался к козе как можно
ближе.
Пац! Коза не тронулась. Что за чудо! Я мигом зарядил ружьё, стреляю во
второй раз: коза ни с места! Что это значит? Ещё выстрелил. Хохот товарищей
загремел громче моего выстрела.
Я бегу к неподвижной козе, и что же нахожу? Нахожу свой унт (тёплая, из
козьей шкуры, обувь), вывороченный и надетый на воткнутую палку, так что
головка обуви очень похожа на голову козы, стоящей в траве. Три мои выстрела
сделали шесть дыр на моём тёплом сапоге.
Прежде звероловы делали себе шапки из кожи дикой козы, снятой с головы
вместе с рогами, и носили эти шапки на охоте для того, чтобы, сидя в траве, не
быть узнанными козами, которыя принимали их за себе подобных. Было несколько несчастных случаев, что и звероловы принимали своего собрата за козу,
почему употребление этих шапок запрещено.
Дикий баран

«
о,
^
^
и
и

Или, по местному названию, аргали водится на высотах Яблоннаго хребта,
имеет толстые, спирально загнутые рога, на которые безвредно падает с больших высот и, ударяясь ими о камень, становится на ноги. Мне не случалось
быть на охоте за этим зверем, но я видел только его рога, весом в двадцать один
фунт, привезённые одним молодым человеком в подарок своему старому знакомому...

>5

Дикий козёл (Козерог)

рц
^

Этот житель только высот Саянскаго хребта, имеет совершенное сходство
с домашним козлом, даже и в том, что самый чистейший воздух гольцов заражает своим запахом. Рога у него, длиною более аршина, представляют чуть
согнутую дугу и разделяются на каждом вершке рубцами, которые, по мнению
звероловов, означают годы зверя. Я видел такие рога с двадцатью рубцами, весившие тридцать семь фунтов. Дикий козёл имеет мягкую эластичную подошву,
с помощью которой и рог, служащих ему для соблюдения равновесия тела, он
(я был этому очевидцем) ходит по совершенно отвесной скале, если только она
имеет хотя на полвершка выдающияся неровности. Охота на диких козлов невозможна и если случается их убивать, то это только тогда, когда козёл сам подойдёт к охотнику. Смотреть на хождение козлов по скалам - наслаждение для
едущаго по Саянскому хребту. Скалы там все обнажены и представляют дивные
ландшафты, испещрённые горными потоками и водопадами. Неприступность
их очевидна и, сознавая её вполне, вы, вдруг, видите стадо диких коз, беспечно
прыгающих по этим вершинам, ниже которых плавают облака.
Саянский хребет в некоторых местах лежит совершенно одиноко, т. е. без
отраслей и отрогов, и своими сплошными голыми скалами, кажущимися всегда
перед вашим носом, поражает путешественника такой нечаянностию, что я раз
был свидетелем оригинального разговора. Мы ехали из Иркутска: я и доктор Г.,
в первый раз посещающий эти места. У нас экипаж был открытый. Совершенно
ясный день склонялся уже к вечеру. Я дремал.
— Далеко ли до деревни? — спросил Г. ямщика.
— Вёрст десяток будет, — отвечал тот.
- Гм! - заметил Г., - это значит все пятнадцать, поезжай скорее.
- Доедем,сударь.
— Гм! Доедем, тебе хорошо в этом толстом сукне, а нам невыгодно в открытом экипаже.
- Неужели вам холодно, барин, ведь лето.
— Лето, лето, а как пробьёт до костей дождём, так не очень приятно.
— Да откуда вы, барин, ожидаете дождя; ни одной тучки нет.
- Ты разве слеп: смотри направо, какая чёрная туча подымается. Наверное,
будет гроза; я знал это по барометру, который вынимал на станции.
— Что вы, барин, где это?

ы

^ч
РЭ
2
О
^н
2
Я
^
^
^
О
С
0
ю

156

— А это что, ослеп ты или пьян? Я давеча только не сказал, что будет гроза,
мне не хотелось останавливаться, а барометр очень упал...
- Хотя бы он провалился, а всё-таки никакой грозы не будет.
— Из этих чёрных туч да не было бы грозы и ливня, то я прозакладую свою
голову...
— Да из каких туч, барин?
- Да из этих...
- Да это, барин, не тучи, а «гольцы», т. е. каменныя горы.
Как ни смешна мне была ошибка доктора, но я не смеялся, потому что и сам,
когда ехал в первый раз и также вечером, то принял эти скалы за грозныя тучи.
На этих-то, доступных только зрению, твердынях водится дикий козёл, и в
шесть лет моего жительства у подножия Саянскаго хребта, я только мог достать
пару козлов для кабинета бывшаго генерал-губернатора Восточной Сибири
В.Я.Руперта...
Шерсть этого козла рыжеватая, в ней много очень тонкого пуху, так что когда
мех выносится, то совершенно теряет шерсть; остаётся один пух, который если
подкрасить, то можно получить нечто, близкое к бобру.
Кабарга
Водится в самых отдалённых звероводных местах и по быстроте бега и цепкости, с которой она взбирается на скалы, добыча ея трудна ружьём, но в ловушки и кряжи (смот. это слово) она попадает часто, по своей неосторожности
и ветрености.
Из шкуры кабарги делается превосходная замша, по-сибирски «ровдуга».
Мясо жилистое и не очень вкусное. Мускус или «струя», т. е. пупок самца, чрез
который проходит его моча, по ценности своей (от 1 Уг до 2 р. серебром штука),
делают добычу кабарги выгодною.
В Сибири очень хорошо подделывают струи, разделяя кусок кабаржей кожи
и набивая его печенкою, смешанною с частию мускуса. Разумеется, этим обманываются только покупатели-новички.
Я уже говорил, что медведь и волк преследуют кабаргу по двенадцати дней,
пока не приведут её в изнеможение. Надеющаяся на свою прыткость, кабарга
сначала весело скачет, убегая от орла и делая при этом напрасные лишние круги, от избытка своих свежих сил, тогда как преследователь ея, избрав прямое
направление, идёт медленно, но безостановочно и лишь только избранная им
жертва остановится, чтобы отдохнуть или покушать, он как тут и был. Увидев
его, кабарга опять бежит сломя голову и при новом отдыхе снова видит неотвязнаго чёрнаго или сераго преследователя. Силы ея уже ослабели, она идёт
медленнее, враг за нею и так далее, до тех пор, пока изнеможенная кабарга не
упадёт.
С е р н а , по-сибирски и монгольски - з е р е н , водится в степях так называемаго там Закаменнаго края. Название это, как известно, в старину давалось
русскими всей Сибири, лежащей за рекою Камою или за Камнем, как называли
Уральский хребет; ныне оно присвоено в Сибири Нерчинскому округу Забайкальской области, или местности, лежащей за Яблонным хребтом.
Серны ходят большими стадами, и моё сострадательное к зверям сердце
было поражено картиною истребления их самаго жестокаго, какое мне только
случалось видеть. Я был приглашён на охоту. Тщеславие того края составляют
рысаки и иноходцы, точно необыкновенной быстроты. Поезд наш представлял
всю роскошь этого рода. Но как не были быстры наши лошади, стада серн, которыя мы находили, мгновенно от нас убегали и я не понимал цели, для которой
мы душили наших лошадей, чтобы только спугнуть стадо, которое, отбежав некоторое пространство, снова останавливалось и смотрело на нас с явною насмешкою. Но вот, когда мы сгрудили, т. е. сгруппировали несколько стад, пред
нами открылось обширное озеро. Несчастныя бросились туда и начали падать,
скользя по гладкому льду; некоторый только пары, сомкнувшись бок о бок, успели перебежать озеро и были, к моему полному удовольствию, спасены; те же,

м
О
^
С
Ц
Щ
Й
щ
О

:

„
р[

^
«
2
^
ю
^,
щ
^
и
«
§
О
^
^
^
§
^
Щ
2
^
О
О
О

т

157

И
О
5
д
И
М
У
Ж
.Д

которыя разрознились по одиночке, падая и вставая и снова падая, до того измучились, что, наконец, легли и позволили звероловам перерезать всех, штук
более ста.
Торжество охотников было полное; но я дал себе тогда же слово когда-нибудь
и как-нибудь подать голос в пользу этих несчастных зверей, так и в пользу будущаго поколения здешних жителей, которому, пожалуй, при таком порядке дел,
не доведётся увидеть ни одной серны.
'
Дикая лошадь

щ
^

Стада диких лошадей скитаются по пустынным и обширным равнинам, составляющим местность, орошаемую реками Аргунью и Шилкою и потом Амуром. Полагают, что эти лошади были прежде домашними и принадлежали жителям разорённаго китайцами на берегу рек Амура русскаго городка Албазина.
Если справедливо, то это любопытный и редкий в Старом свете факт обращения
ручных животных в дикое состояние. Посещавшие местонахождение Албазина,
вскоре после его разорения, действительно встречали там одичавших свиней и
даже кур; но последующие путешественники не находили уже этих животных;
вероятно, оне были истреблены хищными зверями; но как лошадь имеет более
средств к своей защите, то очень вероятно, что порода эта сохранилась. Как бы
то ни было, но дикия лошади существуют в Сибири, хотя мне об них и не случалось нигде встречать сведений. Лошади эти ходят стадами или табунами, по
нескольку штук самок или кобыл, имеющим в каждом стаде одного самца или
жеребца, который их защищает от нападения хищных зверей и других случайностей, как это увидим ниже.
Дикия лошади имеют все шерсть одного цвета, именно саврасную, т. е.
тёмно-каштановую, гриву и хвост чёрныя и от гривы к хвосту по самому хребту
чёрную, в дюйм шириною, полосу: ноги чёрныя внизу и постепенно переходящия в каштановый цвет; на плечах чёрныя тонкия полосы, неправильными
или ломаными линиями пересекающими одна другую и составляющими как
бы сеть, расположенную по всему плечу. Таковыя лошади, если бывают между
домашними, то называются крылатыми, и точно - сеть этих чёрных полосок
можно принять как бы за нарисованныя крылья. Рост диких лошадей средний,
по стати совершенныя и потому красота и лёгкость этих воспитанниц самой
природы неукоризненныя.
Казаки тамошней пограничной линии, при выбеге диких лошадей в РОССИЯскую сторону, успевали ловить их, но никакия усилия не могли сделать пойманной дикой лошади ручною. Она или убивалась, стараясь вырваться из двора, в
котором была заперта; или убивалась под привязанною на нея вместо всадника
тяжестию, чтобы приучить её к седлу.
Когда самец или жеребец завидит какую-либо опасность, то тотчас сгружает
своих самок в кучу, беспрестанно бегая вокруг и каждый раз уменьшая круг
своего движения; когда же оне сомкнутся, то он, кусая их, устанавливает так,
чтобы головы их составляли окружность, а хвосты — центр, в который скрываются маленькия жеребята. Потом жеребец начинает опять обегать их и в то же
время нападать на врага, если это волк или медведь; но если врагов несколько,
самки сами защищаются копытами, и пока этот строй не расстроится, тогда ни
медведь, ни волк ничего не могут сделать с лошадьми. Но эти сражения, при
настойчивости нападающих, всегда оканчиваются бегством атакованных и тогда из среды их непременно будет схвачено несколько жертв. При приближении
даже человека дикия лошади тотчас становятся в оборонительное положение,
но после перваго выстрела они разбегаются с такою неимоверною быстротою,
что преследование их на домашних лошадях совершенно невозможно.
Я имел случай быть очевидцем переправы диких лошадей чрез реку Аргунь,
в которую они бросились, будучи преследуемы тунгусами, употребляющими
лошадиное мясо в пищу. Река тогда была в необыкновенном разливе и казалась
морем, не имевшем берегов; но инстинкт животных руководил их именно по
тому направлению, где оне всего скорее могли достигнуть берега, хотя также
покрытаго водою, но неглубокою, так что лошади могли уже брести и передо-

2*
2
^
^
т

>2
Ц
щ
$5
рн
со
2
О
(,5*
51
НЕ
~3
^
^
О
С
0
рз

158

выя достигли этого берега; в числе их был и самец стада. Утвердясь на берегу,
он бросил взор на остальных; позади всех плыли одна самка и за нею маленький
жеребёнок. Мать беспрестанно оборачивалась к нему и мордою ободряла его,
терявшаго уже силы. Жеребец мгновенно доплыл до этого несчастнаго жеребёнка, нырнул под него так, что принял его на спину и таким образом вынес на
берег. Воля ваша, но я считаю это настоящим соображением.
Окончание повествования о зверолове Кондратие Безногом
Представление моих четвероногих знакомцев кончено. Заключим эту статью, как я обещал ранее, окончанием романа моего путеводителя в лесной пустыне - Кондратия Безногого.
В один тёмный вечер мы разложили огромное светило из нескольких самосушных дерев. Наше маленькое общество сидело вокруг: кто обдирал белок, кто
щелкал кедровые орехи или бросал их в огонь, где они лопались с треском, как
маленькия ракеты. Иные выдумали более оглушительныя звуки: они, налив на
пень немного воды и положив на неё горящий уголь, ударяли по нём топором,
что производило настоящий пушечный выстрел, раскатывающийся по ущельям
гор. Кто вёл разговор, вроде такого:
- Слыхал ты, Фома, что на низу' медведей на цепи водят?
— Эва, выдумал; уж так я тебе и поверю.
- Право-слово; просто смерен, как телёнок.
- Ну-те, полно околесицу-то городить.
Как бы не разговаривали звероловы, как бы не хохотали, малейший шорох в
лесу во всякое время заметит их острый слух.
- Зверь недалёко, - сказал Кондратий.
Шорох точно слышался с одной стороны.
- Неужели косолапый идёт?
- Чего добраго.
Все взяли и приготовили ружья.
В глубокой темноте начала отделятся темная фигура.
- Ого, да какая махина надвигается; неужели это сохатый?
И точно, вскоре подьехал к нашему этапу парнишко лет двенадцати одинодинёхонек.
Я всегда удивлялся и не постигал сметливости и отважности звероловов,
которыми они руководятся в горах. Как, например, этот ребёнок решился ехать
один отыскивать в неизмеримом пустом пространстве нашу артель? Он 'ехал
три дня, ночевал один и, наконец, как раз наткнулся на тех, кого искал. Он искал
Кондратия.
Переговорив шепотом с этим курьером, Кондратий решил, что ему тотчас
необходимо ехать домой. Я, котораго интерес в отношении звероловства был
вполне удовлетворён и запечатлен порядочною царапиною на носу, которую, к
сожалению, сделал не медведь, сухой сук, по рассеянности мною не замеченный, - я вызвался сопутствовать Кондратию.
Мы избрали ближайший путь, тем более, что по дороге вознамерились заехать к одному скупщику пушных товаров и продать ему наш промысел.
Дорога, по которой мы ехали, была очень хорошо пробита, имела, впрочем,
свои особенности. Представьте себе длиннейшаго змея, изогнувшагося в тысячи изгибов и разлёгшагося в таком положении по чистому снегу. Такова была
наша тропинка, по которой мы виляли, изгибаясь в разныя стороны, точно танцуя известную фигуру шеп. Самыя лошади наши беспрестанно составляли из
своей длины дугу, согнутую то направо, то налево. Это дополнение к трудной
само по себе верховой езде, беспрерывной в течение полутора суток, происходит от того, что местность, по которой мы ехали, покрыта упавшими деревьями,
которыя должно обьезжать. Мы, вероятно, в половину скорее доехали бы, если
бы дорога была прямая. Кроме этого вилянья, нам предстояло беспрестанное
уклонение от ветвей, на которых лежат большие пласты снега; при малейшем

РЭ
О
5
д
Ц
И
_
:рд

^
Ы
^

^
Рч
5
О
>!5
Ц
И
сп
^
^
^
О
^
5
Е
5з
^
о
С
У
рэ

' Под этим словом разумеют даже Россию, но вообще «низом» называется даль, лежащая вниз по течению рек

159

ю
О
5
д
и
рд
^
н-<
:Щ
2
^

ч:*
в*
§
2
О
рэ
'^
о,
§
го
р^
^
(3
^
_
&;
3
5
д
2
^
О
^
О
т

160

прикосновении эта пудра осыпает вашу голову и шею и, растаивая на последней, течёт за галстук. Это ещё не всё: деревья подставляют миллионы сучьев, по
разным направлениям, чтобы то пощекотать в вашем носу, то протереть ваши
глаза и, пожалуй, по возможности, и вытащить хотя один. Ехать надобно с беспрестанной бдительностью и осторожностью, особенно едущему позади: например, передний ездок, едучи, своею и лошадиною особою загнул длинную
ветвь, даже целое молодое дерево, которыя часто растут косвенно, — загнул как
пружину и, проехав, отпустил её; она и хлоп задняго ездока по носу; передний
пугнул свою лошадь, та пошла в галоп и из-под копыт ея прилетело заднему
в лоб два кома снегу; передний по неосторожности ударил ружьём своим, висящим за спиною, по дереву, дерево потряслось и осыпало лежащим на нём
снегом задняго ездока.
Всё это я говорю из опыта, который достался мне, как ехавшему позади моего спутника, — но вот мы доехали поздно вечером до первой деревни.
Лай десятка цепных собак доказывал нам, что мы остановились у ворот зажиточного человека.
Как честные люди, мы смело отворили ворота и ввели наших лошадей.
— Смотри, Кондратий, чтобы нас не разорвали собаки.
- Да разве мы воры, - ответил он самоуверенно.
- Да для собак, я думаю, всё равно.
- Нет, не равно; честных людей собаки никогда не тронут.
В самом деле, как бы в доказательство справедливости этого убеждения, собаки замолчали, и мы, отвязав наши мешки, вошли в избу.
Тимофей Иванович Грудинин, пред смуглое монгольское лицо которого мы
предстали, был человек истинно достойный занять несколько печатных страниц
в самой серьёзной книге. Но великая сила есть симпатия, - «влеченье, род недуга» - как сказал Грибоедов. Великое дело - вкус. Заговори я теперь о какомнибудь композиторе, артисте, живописце, поэте, который испачкал на своём веку
несколько стоп бумаги или кусков полотна, заговори я о каком-нибудь из них, я,
конечно, мог бы, наверное, рассчитывать на внимание читателей, - но Тимофей
Иванович Грудинин, хотя лицо истинное, не вымышленное, что это такое?
Долг справедливости ободряет меня однако ж доложить, что Т.И. Грудинин
ни что иное, как родоначальник Харенутскаго племени бурят, который принял
вместе со своим племенем и православную веру и русские обычаи, водрузил
первое на высотах Яблоннаго хребта знамение животворящаго креста и, построив первую там русскую избу, первый призвал своих бродячих родичей к
оседлой жизни, к хлебопашеству и скотоводству. Я даже приписываю ему первый шаг к сбережению зверей в обширных владениях, дарованных его племени за верность русскому престолу, - ибо, призвав своё племя к оседлости, он,
может быть, даже бессознательно, установил время промыслов тогда, как звери
кончат свой процесс оплодотворения. Такой человек, как Тимофей Иванович,
вполне заслуживает того, чтобы засвидетельствовать ему почтение, что я с удовольствием и исполнил.
Тимофей Иванович сидел, обложенный грудами беличьих шкур, а стены его
избы были обвешаны шкурами соболей, лисиц, рысей и волков; в стороне, в
углу, лежало несколько медвежьих шкур. Такой громадный итог всех промыслов поражал совершенною новостью и оригинальностью. Тимофей Иванович
принимал ещё несколько шкур от вошедшаго перед нами зверолова.
- Вот тебе следует за всё пять рублей две копейки, - сказал он.
- Хорошо, бачка, хорошо, - ответил зверолов, который, по обычаю многих
своих собратий, зная толк в соболях, не знал, вероятно, никакого толку в деньгах.
— Вот возьми пять рублей.
Зверолов взял было и пошел было вон.
— Постой, постой, а две копейки.
- Хорошо, бачка, хорошо.
- Но ты знаешь, что мелких здесь трудно достать, вот тебе две иголки, два
рубля сотня куплены. Верно ли?
- Верно, бачка, верно.

Тимофей Иванович, рассмотрев нашу добычу, оценил её и выдал нам деньги
га
с прибавлением также нескольких иголок, от которых мы, впрочем, отказались
О
и он, пошарив в своей коробке, нашёл медную монету, которою нас и удовлет5
ворил, руководясь совершенною аккуратностью в ведении своих торговых дел с
и не желая оставаться ни на грош в долгу.
Ц
- Долги, - говаривал он, - всё равно, что моль: как заведутся в меху, так его И
и испортят.
Окончив это дело, мы пустились в дальнейший путь. Зачем так торопились,
щ
:
я тотчас приступлю к объяснению.
Ы
Курьер, посланный друзьями Кондратия, привёз ему печальное известие,
*|
что брак его соперника с его невестою решён и скоро должен совершиться.
(_)
Я от души желал, чтобы мой герой лесов успел жениться.
Мы приехали в деревню К. перед вечером, в который, как тотчас узнали,
был назначен и сговор. Принарядившись по праздничному, мы явились на вечер
нежданные, как снег на голову. Разумеется, что появление Кондратия произвело
различныя впечатления на невесту, на отца и жениха, ей назначеннаго. Но, по
обычаю добраго русскаго народа, нас приняли радушно.
Кондратий не замедлил показать новую свою удаль. Он на своих коротких 2
ногах так лихо выплясывал русские танцы, такого задавал трепака, что любо ^
было смотреть. Танцуя казачка, он, кроме обычных прыжков, усвоенных этому
1-0
чисто русскому танцу, сделал такой удачный скачок, что стал на столе, устав^
ленными разными лакомствами, так ловко, что не задел ни одной тарелки; потом, сделавши на воздухе антраша и перевернувшись через голову, стал на пол м
прямо и продолжал танец так свободно, что видно было, что все эти шутки ему ,^
нипочём.
И
Простое, но истинное, чистое веселье беспрестанно оживляло этот просторц
народный вечер; тут были слышны и разговор, и шутки и остроты, и смех самый И
искренний, непринужденный, - и ничто не показывало, чтобы кто-нибудь из
присутствующих имел какой-либо замысел, обдумывал какой-нибудь план, со- Н
ображал средства и т.п. Назавтра оказалось совсем иное.
И
Я ещё спал сном невинности или зверолова, только что возвратившагося из О
хребтов и совершившего утомительный переезд, — когда начал, сквозь редеющий сон, слышать неистовые крики, плачь, вопли, стоны, - словом, совершенно О
противоположное той гармонии, которою я наслаждался вчера вечером.
^н
- Что такое, не было ли пожару? — спросил я старушку, спокойно сидевшую
з
перед топившейся печкою и сучившую бесконечную нить.
К
- Нет, сударь, не пожар, а хуже пожара.
^
- Что же такое?
5
- Да так, сударь, суматоха.
^
— Как, от чего, что случилось?
О
- Только то, стоит из-за этого подымать такую тревогу.
С
- Да ведь не ровен, сударь, волк, не ровна овца.
У
— Ну, что же такое, овцы ведь у нас не мериносныя, простыя овцы, рублей
га
пять стоит вся потеря.
- Нет, эта овечка была такая, что другой во всём околотке не найдёшь, да
волк-то необыкновенный.
— Как — необыкновенный?
- Да так, обыкновенные волки бегают о четырёх лапах.
- А этот?
- Этот безногий.
- Как безногий? - вскричал я, вспомнив о моём товарище. - Уж не случилось ли чего с Кондратием?
- Вот уж вы и встревожились; что такое может с ним случиться; вставайтека, да помолитесь Богу, завтрак уже готов.
— Ну, бабушка, говори скорее, какой волк какую овцу утащил?
- Я уже вам сказала, какой волк и какую овцу; неужели не поняли?
- Неужели Кондратий «украл» свою невесту?
- Да видно так; Бог знает, чем ещё кончится. За ними угналась погоня...
11. Заказ 208

РЭ
О
5
д
И
«
>-**
щ
•Ы
2

3
6
Ёо
5
^
М
щ
Р-<
И
°°
м
§
О
^
0
^
§
<^
К
2
2
У
и
О
м

\62

В Сибири в простонародном быту бывал когда-то обычай; я ещё застал его.
Конечно, он в благоустроенном государстве не мог долго существовать и потому теперь совершенно уничтожен, вместе с беспорядками, которых он был
причиною. Я говорю о беглых свадьбах.
Станица, в которой я родился и вырос, стоит на обширной равнине, так что
за десять вёрст, с помощью степных миражей, видно бегущую собаку или лисипу, которыя кажутся в верблюда. В станице есть церковь, единственная в довольно обширном округе. Из окон нашего дома открывается вид на теряющееся
в дали ровное пространство, по которому тянется несколько дорог из многочисленных окрестных и дальних деревень. Бывало, в знойный летний день, когда
яркие лучи солнца, переломляясь в испарениях равнины, превращали обыкновенные предметы в самыя фантастическия фигуры; - бывало, смотрим в окно и
не налюбуемся этою чудною игрою света; - вдруг, на конце равнины являются
гиганты, скачущие на лошадках и других допотопных великанах, поднявшаяся
пыль образует над ними движущийся шатёр, и всё представляется величайшею
летящею громадою, иногда отделившеюся от поверхности земли и пляшущею
на воздухе. Но вот, по мере приближения, эта необыкновенная картина, которую
создаёт степной мираж, принимает натуральныя формы и вы уже различаете
скачущих во весь опор всадников, между которыми замечаешь одну или две
женския фигуры. Вы спрашиваете, что это такое.
— Это должна быть беглая свадьба.
Кавалькада летит прямо к церкви, — но вот за ней является другая, так называемая погоня, и если она успеет прискакать прежде, чем совершится священный обряд, то дело, если оно вошло в границы местной власти, разбиралось ею
и оканчивалось самым неожиданным и неприятным для обеих сторон образом.
Отец мой, начальник станицы, в то время, как я прыгал около него от восторга,
что наша тихая и однообразная жизнь нарушилась такою неожиданною сценою,
представителями которой были: одна плачущая невеста, два ея жениха, трепещущие от страха, надежды и ненависти один к другому, и свита их, тоже воодушевлённая взаимною ненавистью... в то время, как я с нетерпением ждал развязки, в пользу котораго жениха будет решено дело, и шепотом ходатайствовал
за того, который мне больше нравился.
Но если погоня успевала догнать беглую свадьбу ещё в степи, или какойлибо деревне, то завязывался рукопашный бой, сильная сторона одерживала
верх и часто жених, отправляясь с обоими глазами, возвращался с одним, но
утешался пословицей: кривой да молодой!
Если свадьба успевала повенчаться, то, по миновании некотораго времени,
в которое гнев оскорблённых родителей несколько утихал, молодыя являлись с
повинною головой, — и дело кончалось благополучно.
Я вспоминаю при этом случае одно происшествие, случившееся со мною
в юности и бывшее поводом к первому необыкновенному знакомству моему с
обитателями лесов.
Я только что был отпущен из школы на вакации и, возвратясь домой, не
узнал ещё подробно событий, случившихся без меня. На завтра же, после моего
приезда домой, собрались ехать в довольно отдалённый лес за грибами. В числе
домочадцев, отправленных за этим делом, была девица, на руках которой я вырос и потому имел к ней привязанность, как к бывшей своей нянюшке. Её звали
Маргаритой, она отличалась необыкновенною скромностию или, как говорят,
застенчивостию.
Приехавши в лес, мы отаборились, отпустили лошадей на подножный корм
и рассыпались по лесу для сбора грибов, перекликаясь по временам друг с другом. Когда наступило время возвратиться домой, все начали сбираться к стану
и, наконец, - не доставало только одной Маргариты. Подождав её несколько, мы
ещё разошлись по лесу, кричали, звали, снова сошлись; уже становилось поздно. Маргарита всё не являлась.
— Ах, Боже мой, — воскликнул я, — уж не съел ли её медведь?
Видя мой испуг, один старший казак, желая утешить меня, сказал:
- Не беспокойтесь, барич, здесь медведи только двуногие! Она верно ушла
с одним из них.

- Как так?
- Да разве вы не слыхали, что на днях её сватал один молодец из деревни,
ему отказали, так верно он её и украл.
- Украл мою Маргариту! - завопил я. - Нет, я её непременно догоню и отниму.
И с этим словом я пустился бежать в лес отыскивать Маргариту.
Никому не пришло в голову, что я действительно исполню своё намерение;
все ожидали, что я тотчас возвращусь и потому никто не бросился за мною, а начали скорее сбираться домой, чтобы там дать знать о похищении и если успеют
предупредить бракосочетание.
Между тем я, увлекаемый пылкостию детскаго воображения, бежал в полной уверенности, что догоню похитителя и похищенную. Вечер уже наступал,
гигантския тени дерев ложились перед моими глазами, в которых, впрочем, за
потоком слёз, и без того было уже темно. Вдруг, я наткнулся на городьбу и пустился по ней, воображая, что достигаю деревни. В одном месте городьба была
прервана на аршин и чуть приметная тропинка проходила чрез это отверстие.
Я принял её за ближайшую дорожку к деревне и бросился в вороты, - но под
моими ногами захрустела и расступилась земля, в которую я мгновенно и провалился. Разумеется, что мне так показалось, в самом же деле я упал в яму, которая
была прикрыта хвоёю и, как впоследствии я узнал, назначена для ловли диких
коз. Стены ямы укреплены были стоячими досками, что, при глубине не меньше
сажени, лишало меня всякой возможности вылезти. Я, прижавшись в угол, зарыдал и вообразил себя совершенно погибшим, - но, как всегда детския слёзы
кончаются сном, то и я уснул в этой необыкновенной колыбели.
Можно представить, какого страху и хлопот наделало моё бегство между моими спутниками; они рассыпались по лесу отыскивать меня, - но все их поиски
остались напрасными. В отчаянии они возвратились ночью домой и привезли
туда два печальных известия: о пропаже моей и Маргариты; бегство последней,
впрочем, тотчас обьяснилось справкою об ея совершенном бракосочетании.
Когда я проснулся дрожавшим от холоду, уже был ранний день; но могильная тишина моего местопребывания заставила меня снова плакать. Однако ж я
часто обращал взоры мои к отверстию, сделанному падением в лёгкой покрышке ямы, и отрадно видел сквозь него кусочек самаго яркаго голубаго неба. Но вот
это отверстие полузакрылось, - и чем же? - головою лисицы. Я закричал, сколько имел силы. Воровка, вероятно, воображала найти в яме козлёнка, испугалась
моего голоса и скрылась, — но она оставила мне мучительнейшую мысль, что
может явиться волк или даже медведь, который, конечно, не испугается воплей
ребёнка. Но, чтобы не мучить себя воспоминаниями об этом странном заключении и вас подробностями его, скажу скорее, что вместо этих хищников приехал
к яме сам ея хозяин. Ощущения его были самыя переходныя. Сначала он видит
пробитую покрышку ямы и радостно слезает с лошади в уверенности, что попала коза; он открывает покрышку; я, по действию на меня страха и стыда, свёртываюсь и забиваюсь в самый угол ямы; он рассматривает: - тёмный предмет
наводит его на мысль, что не попала ли чернобурая лисица; он вглядывается
пристальнее — и находит человека, да ещё какого?! Сына хорунжия*, который,
конечно, не простит ему такой добычи. Зверолов, впрочем, был человек сметливый. Он тотчас вступил со мной в переговоры.
- Хотите вы, чтобы я вас вытащил?
- Ещё бы; разве смеешь меня не вытащить?
- Почему бы это не сметь? Мне какое дело, что вы попали в яму.
- Нет, любезный, пожалуйста, вытащи; не то я пожалуюсь папеньке.
- Но разве вы меня не знаете, и разве вы надеетесь ещё увидеть вашего папеньку, если я вас не выну из ямы, то вы не скоро дождётесь другаго.
- Тебе заплатят за эту услугу.
- Платы мне не нужно, но если вы так уж хотите, чтобы я вас вытащил, то
Дайте мне слово.

И
О
5
д
И
щ
^
щ
=Ы
2
Ц

^
^
^
^
^
и
'§
РЧ
д
°°
щ
^
о
^
_^
<^
^
5
д
2
2
О
^
о
ю

' Хорунжиями были тогда начальники осьми дистанций, на которыя разделена китайская пограничная
линия

163

и
О
^
д
Ы
и
Я*
рн

- Какое?
- Побожитесь.
- В чём?
- Что никому не скажете, что попали в яму, а скажете, что я вас нашёл в лесу
заблудившимся.
- Нет, этаго я не могу сделать: я не могу солгать...
- А, так счастливо оставаться.
- Послушай! - закричал я, когда зверолов начал удаляться. - Даю слово и

=И

КЛЯНуСЬ.

2
Ц

- Так вот вам кушак; становитесь в петлю.
С помощью этой простой машины я был вытащен из ямы; зверолов прикрыл
её снова, посадил меня сзади себя на лошадь и доставил домой к совершенной
радости моих родителей и спутников за грибами. Я, разумеется, сдержал слово,
данное зверолову, и не сказал, что попал в звероловную яму, а сказал, что заблудился в лесу. Меж тем, моим отсутствием я споспешествовал совершению брака
Маргариты с избранным ею женихом, потому что они в тот же вечер приехали в
церковь и были обвенчаны.
Никогда не забуду той робости, страха, стыдливости, тех слёз, с которыми
Маргарита и ея молодой муж стояли в передней нашего дома и ждали решения от моего отца, который простил их проступок, составлявший почти обычай
того времени. Зато я ни за что не хотел простить этому злодею похищения моей
няньки!
Приступим, наконец, к повествованию похождений моего героя.
Замаскировав свои намерения неподдельным весельем, беспрестанною пляскою и смехом, Кондратий однако же успел склонить любимую им девицу к
побегу. Когда вечеринка кончилась и все улеглись спать в полной уверенности,
что ничто не может нарушить предположеннаго на завтра бракосочетания, Кондратий с своими приверженцами стоял за огородами с осёдланными лошадьми
для каждого из них и одной для той, которую ожидали. Вскоре калитка огорода
скрипнула и женщина, держа под мышкою довольно большой узел, прокралась
между гряд и перепрыгнула через забор. Кондратий принял её на лету и посадил
на лошадь. Но в это время, вдруг, раздались во дворе крики:
- Стой! Держи! Караул!
Наши беглецы однако же не послушались этих приказаний, а, напротив, ещё
как можно скорее скрылись в примыкавшем к деревне лесу.
Кричавший был отец невесты, как-то догадавшийся об её намерении. Он
продолжал кричать и сзывать на помощь, для которой тотчас и собрались почти
все жители деревни.
- Что такое случилось?
- Да случилось то, что Безногий убежал с моей дочерью венчаться.
- Вот те на, - заметил какой-то шутник, - и вышло на самом деле, как говорится в присказке: безногий побежал, а безрукий-то связал, а немой-то караул
закричал...
- Тебе, брат, шутка, а мне хоть зарезаться, - так в пор.
- Эва уж и зарезаться; зачем Кондратий-то тебе не зять?
- И слышать не хочу, не отдам ни за что за него.
- Да теперь уж что не кричи, а дело кончено.
- Нет, не кончено; ребята, седлайте-ка коней; в погоню за ними; не будут же
ночью венчаться.
Живо оседлали коней и партия, под предводительством рассерженнаго отца,
помчалась во весь опор. Но вот на расстанях, т. е. на разделении дороги, они
остановились. В которую церковь поехали? Их три в разных сторонах. Разделиться, так без отца ничего не сделают.
- А, - сказал старик, - наудачу, поедемте по этой. Не попали на след, так
верно так ему и быть.
И снова помчались.
Между тем, первые наши всадники были уже далеко от своей деревни; боясь
погони, которую предвидели, они понуждали своих лошадей беспрестанно и
скакали, не останавливаясь. Вот уже они видят село, в котором предположили

5;
РЗ
^
^
^
рэ
'§
РЧ
§
эт

и
*2
0
1=^
_
&5
^
5
щ
5
^
О
^
О
И

164

обвенчаться, вот они и приехали прямо к дому священника. Была ещё ночь и
надобно было стучаться.
Тут-то, может быть, в первый раз в жизни взяла моего смельчака робость.
Тут ему представился вопрос: как он скажет, что украл невесту, что свадьба его
беглая? Как ему поступить, ежели не согласятся его обвенчать и ещё более, ежели его разлучат с невестой? И, наконец, ежели в это время набежит погоня?
Но жребий брошен, медлить нельзя, надобно постучаться.
- Кого надобно?
- Батюшку.
- Дома нет; уехал в какую-то деревню с требой.
Ждать, — или ехать в другое село? - новый вопрос.
Ждать, так дождёшься погоню. Решено было ехать, и наши всадники уехали; и очень кстати, потому что вслед за ними явилась в село и отыскавшая их
погоня. Опять стучат в дом священника.
- Кого надобно?
- Не была ли здесь беглая свадьба?
- А Бог её знает? Недавно кто-то стучался, спрашивали батюшки, но его нет
дома, уехал в какую-то деревню с требой.
- А, это они, - сказал злобно старик, - теперь не ускачут; они верно поехали
в то село; едем и мы туда.
Так иногда беглая свадьба и погоня за нею мчались из села в село; там не
заставали священника, другой не соглашался венчать; иногда такое-то направление принято ложно, только для отводу и для скрытия настоящаго пути. Словом,
употреблялись разныя хитрости.
- Не встречал ли, почтеннейший, кого? - спрашивает старик у едущаго навстречу крестьянина.
- А кого тебе надобно.
- Да вот, вершников с девкой.
- А, встречал, проскакали вот версты три отсюда.
- О, теперь они не уйдут от меня.
Дорога из гор и лесов вышла между тем на открытую равнину; старик к величайшей своей радости увидел в дали тех, кого он преследовал, и уже не было
никакого вероятия в том, чтобы они могли ускользнуть из его рук. Он поехал
тише, чтобы дать отдохнуть лошадям, которыя проскакали более ста вёрст и
расчёл: лучше допустить похитителя в село, где с помощию местной власти отобрать у него свою дочь. Преследуемые также ехали нескоро, так что они были
ввиду.
Два дня оставался я в мучительной неизвестности об участи моего товарища
по звероловству. Я знал, что за ним отправилась почти вслед погоня и что ему
невозможно было ускользнуть; я был уверен, что это дело не кончится добром.
- А как, бабушка, ты думаешь, чем дело-то кончится? - спрашивал я ту же
старушку, от которой узнал эту новость и которая невозмутимо сидела и пряла.
- А кончится тем, чем Богу угодно. Ведь Кондраха наш столько раз сватал
девку-то, и она спала и видела выйти за него; так нет, отец заупрямился: не
богат-то; да что в нём, богатстве-то, прости Господи! Были бы совет да любовь,
так и без богатства жить можно. Да и богатство, хоть какое, разве вековечно?
- Так, так, бабушка. Но, однако, как ты думаешь, успеет ли Кондратий-то
обвенчаться?
- Ежели судьба - так обвенчается, а не судьба - не обвенчается.
Под вечер втораго дня заехал на мою квартиру тот крестьянин, который повстречал обе, бегущую и догоняющую, партии и, как, по его словам, расстояние
между ними было ничтожное, то я окончательно потерял надежду на выигрыш
дела моим товарищем.
Впрочем, не я один, вся деревня, разделённая на две партии, - приверженцев
и врагов Кондратия, с нетерпением ожидали развязки этого происшествия и на
улице беспрестанно возникали споры и ссоры двух сторон. Молодые парни не
сходили с крыш домов, попеременно высматривая в даль, не едет ли кто. Молодые девки шептались и смеялись из-под тишка, и, конечно, каждая из них в
свою очередь приготовлялись к такой же интересующей всю деревню роли.

со
О
5
д
И
Ы
^
д
:Щ
2
^

^
^
^
5
^
рд
'§
&ч
щ
со
щ
^
0
^
_
с^
^
^
д
5
2
О
^
о

ю

165

т
О
5
д
И
И
^
щ
ад
2
^

^
Он
§
2
О
рэ
'^
о.
^
го
щ
^
И
1=;
с^
2
ГС
нн

- А что, Дмитро, - спрашивал парень с земли другаго, влезшаго на крышу,
— что, не видать никого?
— Нет, тех-то нет; а едут какие-то двое; мужик с бабой.
— Ну, это не те.
- А, кажись, те.
- Что ты, двое? Да их человек двадцать есть.
— А бывает, передрались, да переувечили всех, так двое и едут; столько де
осталось целых.
- О, ты бредишь.
- Да не брежу, смотри.
И мигом при этой вести все парни залезли на избы смотреть на едущих.
Я, хотя слышал этот разговор, но не принимал никакого участия в едущих,
потому что, вероятно, это были не те, которые меня интересовали в настоящее
время. В самом деле: как они двое только могли возвратиться?
Крики однако же на улице увеличиваются, преходят в возгласы восторга,
сливаются с смехом, говором и, наконец, с развесёлою песнею. А старушка моя
всё сидит да прядёт.
- Что такое там, бабушка?
— Ребята, знать, расшалились, родимый.
Но вот дверь отворилась и мой Кондратий, введя в избу молодую женщину,
упал с нею в ноги старушки. Прялка выпала из ея рук.
-Благословите нас, бабушка!
— Бог вас благословит! Ну, что, как!
- Слава Богу, благополучно повенчался.
- Как так? А отец?
Тут красноречивый Кондратий рассказал, что предвидя, что ему не ускакать
от погони, в первом селе, где они не нашли священника дома, он с своею невестою остался у знакомаго, а товарищей своего бегства пустил бежать далее,
повязав одного из них красным платком и сделав им строгий наказ, бежать как
можно далее. Сам, между тем, дождался священника, объяснил ему, в чём его
дело и, пригласив свидетелей, обвенчался.
- Теперь уже ея отец волею или неволею должен будет признать меня своим
зятем, - сказал Кондратий в заключение.
- Дай Бог тебе, любезный, жить да поживать и детей наживать, - сказал я
ему, - прощай и будь счастлив.
Собрание мало известных слов, касающихся зверопромышленности

5!

2
О
С
У
рд

Ангарская белка - белка, добываемая по реке Верхней Ангаре, впадающей в оз.
Байкал.
АН - (монгольское слово) - зверь.
Арбатския ворота - четвероугольное отверстие в скале, лежащей на вершине одного отрога Яблоннаго или Становаго хребта.
Аргали - дикий баран.
Артель - компания зверопромышленников, условившихся делить между собою добычу.
Б

Базлуки - железныя скобки с двумя шипами, привязываемыми звероловами к подошвам, в виде подков, с тою же целию.
Баргузинская белка - белка, добываемая по восточному берегу оз. Байкал и скупаемая в партии в бывшем городе Баргузине.
Баргузинский соболь - то же, что и белка.
Барсучина — шкура барсука.
Бат - выдолбленное дерево, служащее вместо лодки.
Борловина - шкура дикой козы, убитой весною; имеет непрочную, длинную редкую шерсть и вся в свищах (см. это).
Ботало - колокол из железа, привязываемый к лошадям для пугания волков.
166

Бунтуки - лисьи или волчьи хвосты, носимые зимою на петельке, надетой на палец
руки для того, чтобы они закрывали от холода отверстие рукава.
Бунтить - связывать беличьи шкуры.
Бунт - связка беличьих шкур, по пятидесяти штук. Для китайцев же белку бунтят
по десяти штук, кладя в средину низкие сорта и связывая туго в двух или трёх местах.
Беличий заряд - самый лёгкий заряд, могущий убить только белку.
Беличья пуля - мелкая пуля, сто и более из фуета.
Белки - горы, покрытая вечным снегом.
Белковая собака - зверовая собака, отыскивающая белку.
Бел копье - время промысла белки.

В
Валежник - упавший лес.
Варево - сьестные припасы, взятые с собой звероловами.
Варя - одна порция сьестных припасов.
Верховой - ворон.
Верх - места, лежащия при источниках рек.
Вершник - всадник.
Вожжанка - беличья шкура, подполь, имеющая на мездре белыя полосы, означающия переход в чистую белку.
Вольный хребты - звероловныя места, никому не принадлежащия.
Всугонь - в догонку, на бегу (выстрелить, убить).
Выливать - наливая в нору зверьков воду, выживать их оттуда.
Выкуривать - выживать из нор зверей дымом.
Высмотр - определённое время для осмотра звероловных снарядов.

Г
Гарь - место, выгоревшее от лесных пожаров.
Голк - звук выстрела, залп.
Головня - змея.
Голомедь - гололед.
Гольцы - высокия горы, лишенныя растительности.
Горболыс - белка, у которой на спине есть отлив красной шерсти, означающий
переход из хорошаго в плохой сорт.
Грива - самая вершина горы или хребта.
Гуджир - не очищенная сибирская соль и место ея рождения.
Губы - древесный гриб, из котораго делают трут для добывания огня.
Гуранина - шкура самца дикой козы, убитаго осенью.
Гуран - самец дикой козы.
Гусем, гуськом - езда один за другим.

*

Даха - шуба из шкуры дикой козы или оленя, носимая вверх шерстью.
Дошлая - шкура зверя, имеющая шерсть во всём совершенстве.
Деревянный огонь - огонь, добываемый трением дерева о другое.
Дранка - драный медведем.
Дымленая шкура - выделанныя шкуры оленей и диких коз напитывают дымом лиственных шишек, от чего оне приобретают желтый цвет и менее портятся от сырости.
Дымокур - курево или горящия не пламенем растения, производящий только дым,
отгоняющий насекомых.

ю
О
^
м
И
^
4
З
.щ
^

О

0-1

Он

И
со
^
Ю
О
О

щ
<

I

О
^
О
М

Ельники - еловый лес.

Ж
Жёнка - самка.
Жеребей - неправильные куски рубленаго свинцу, употребляемые вместо пуль. Жеребьям приписывают звероловы больше силы, чем пуле, и притом их несколько забивается в винтовку, когда идут на медведя.
Живой огонь - пламя.
Жилы - жилы зверей, очищенныя и выделанныя, так, что они, разделяясь на тонкия
пряди, ссученныя, служат вместо ниток.

167

И

О
Е
2з
щ
04
^

Д
Н
^
и

:

^
р^
2
^
^
М

«^
Он
^
го

3

Заведение - в хребтах ямы и другия ловушки.
Залом - звероловы, найдя берлогу зверя, всовывают в отверстие два стяга и скрещивают их, чтобы зверь не выскочил: это называется залом.
Запежить - задушить, замучить.
Засадка - щит, сделанный из ветвей, за которым прячется зверолов, чтобы не быть
замеченным зверем.
Засапожннк - малый нож, носимый за голенищем сапога.
Засека - срубленныя деревья в одну сторону, так, чтобы они, падая по одному направлению, образовали преграду свободному ходу зверей.
Зверина - шкура какого-либо зверя.
Зверисто - много медведей и волков.
Звериный переход - см. переход.
Звериный рёв -см. рёв.
Зверовая собака - собака, способная нападать на зверя или отыскивать его по следу.
Зверовать - охотиться, ловить зверей.
Зверовьё - ловля зверей, охота за зверями.
Зверовшик - охотник за зверями.
Зверопромышленность - охота за зверями, как правильный промысел.
Зверь - так называют собственно медведя.
Зимовье - домик, построенный в местах зимней ловли зверей.
Зимовщик - зимний промышленник зверей.
Зимний Никола - см. Никола.
Злобок - возвышение на равнине.

и
Игла - жердь или тонкий и длинный брус, употребляемый в ловушках: пасти и
кряже (см. эти слова).
Испорухаться - испортится (ружью).

И
Ю
О
0
^
§
5
щ
^
^
О
С
^ц
рц

чаи.

К
Калтус - болото, трясина.
Калыбь - форма для отпивания пуль.
Камысы - обувь, шерстью вверх, из шкуры, снятой с ног лошади, оленя и проч.
Капаруля - остроконечный заступ, орудие для выкапывания кореньев.
Карым - инородец, принявший провославную веру и русский образ жизни и обы-

Клыки - клы, длинные зубы кабана.
Крестовка - желтая лисица, имеющая на хребте четыре красных пятна, расположенных крестообразно.
Кулаки - шарообразные натёки крови на концах изубревых рог, придающие им
большую ценность.
Кряж - ловушка на кабаргу; делается из двух брёвен: одно лежит на земле, другое
подымается посредством иглы, или длинной жерди, конец которой держится на мотыре,
или палке, лежащей на пне, на перевесь; другой конец мотыря держится силкою (веревчатою пружинкою), которая от прикосновения соскакивает и верхнее бревно падает.
Кулемка - ловушка на соболей, состоит из двух брусьев, из которых один поднят
над другим и держится на пружинке, называемой чалок. С одной стороны отгорожено
маленькое пространство, где положена живность и ход туда открыт только чрез чалок,
задев который, соболь роняет на себя ловушку.
Кулемочный соболь - соболь, добытый в ловушке кулемке, ценится в торговле
ниже ружейнаго соболя, потому что хороший соболь не попадается в ловушки.
Куржак - застывшие пары, выходящие из какого-либо теплого места.
Куркавка - ловушка на соболей. К небольшому камню привязывают дугу, в которой укреплена волосяная петля; камень этот ставят на лежащия через ручьи деревья, по
которым обыкновенно перебегает соболь. Попав в петлю, он рванётся и вместе с камнем
падает в воду, где его и находят утонувшим. Такое утопление придумано для того, что
без этого соболь перегрыз бы петлю и ушел.
Л
Лабаз - кладовая для сьестных припасов, устраиваемая на высоком пне дерева для
безопасности от хищничества медведей.
Лапы - шкура с ног лапчатых зверей.
Листвяки - лиственичныя рощи.

168

Лисий сахар - сулема, как предмет запрещённый.
Лисья темнота - самая тёмная пора ночи перед рассветом.
Лоншак - годовой лось, изубрь и т. под.
Лосина - выделанная кожа лося.
Лунуть - ружью выстрелить самому собою.
Летний Никола - см. Никола.
М
Медведица - медвежья шкура.
Миндра - всякая дрянь (настрелена).
Мороженка - чёрная белка посредством холода принявшая беловатый цвет мездры,
так что продаётся в числе чистой белки.
Матырь - часть ловушки пасти (см. это).
Мужичек - самец.
Н
На Божью волю - выстрелить наугад, без прицела, в лёт.
Нагалище - чехол на ружьё из шкуры барсука.
Нажива - какая-либо живность, вкладываемая в ловушки для приманки зверей.
Наживник - станок или спица для держания наживы.
Накипень - ключевая вода, выступающая зимою и замерзающая, образуя целыя
горы льду.
Напу. п.ник - мешечек для пуль.
Насторожка - пружинка в ловушках.
Наст - верхний твёрдый слой снега, на который загоняют диких коз, чтобы оне,
проваливаясь, не могли убегать от преследования.
Натруска - пороховница.
Недолисок, недолись - молодая лисья шкура, щенки.
Неученая (лошадь) - не езженая, не бывшая ещё в упряжке или под седлом.
Низовый - русский, прибывший из России, не туземец.
Низ - всякое место, находящееся вниз по течении рек далеко, так что под словом
этим разумеют и Россию.
Никола - праздник Св. Николая Чудотворца, служащий сибирским звероловам сроками: первый, 9 мая, называемый летним Николою, для получения одолжений или ссуд,
а вторый, 6 декабря, зимний Никола, для платежа долгов. По чему этот праздник известен всем, даже диким обитателям Сибири.
О

Облава (монгольское - обала) - ловля зверей многими, из коих одни пугают зверей
и гонят в ту сторону, где засели другие с ружьями.
Обская белка - белка, убитая по реке Оби; самый последний сорт белки.
Овод - насекомое слепень.
Огнёвка - ярко-красная лисица.
Олоши (монгольское слово) - шерстяные чулки с кожанною нашивкою в виде надетых на чулки галош.
Онгон - посвященный божеству.
Онинская белка - белка, убитая в местности, близ реки Оны, сорта средняго.

И
О
К
«
рц
&
Е
"и
щ
О

^
О*
^
^
О
ш

>3
^
И
^
[3
РЭ
О
О
§

Д
<^
Щ

2
О
К
0
И

П

Падь - узкая долина, лощина.
Палы - лесной пожар.
Парка - якутская шуба, сшитая без разреза, как рубаха и имеющая, надеваемый на
голову, куль.
Перенога - свежий звериный след.
Подкрученик - работник, нанимаемый для стрельбы зверей в пользу хозяина.
Пасть - ловушка на кабана. Делается так: девять толстых саженных брёвен в одном
конце соединены жердью (иглою); подняв иглу за один конец, кладут её на конец же
мотыря, или палки, длиною в аршин, которая положена наперевес на пень, другой конец
ея держится насторожкою или пружинкою, снабженное какою-либо наживкою, т. е. сьедобною живностию, тронув которую, зверь отомкнёт пружинку, эта отпускает мотырь,
а мотырь иглу и с нею тяжесть девяти брёвен, на зверя. С одной, поднятой, стороны эта
ловушка забирается стенкою и вся прикрывается ветвями.

169

да
О
~
рз
М
д
1
1Т
^
.д
^
М

^
2
^
^
03

^

5

Он

РЭ

00

щ
^
0
(^
_

К
^
»Ь
5
О
С
^
рз

170

Переход - тропинка, по которой звери переходят долины.
Петровка — белка, убитая около Петрова дня (29 июня).
Плашка - ловушка на белок. Две доски, положенный в предосторожность от мышей на висячия палки, вдолбленныя в дерево; одна доска, косвенно, подымается за пружинку, наживлённую рыбою, тронув которую, белка роняет на себя доску с положенным на нея гнётом.
Плашник - цепь плашек, поставленных вокруг какой-либо горы.
Плашничная белка - белка, добытая в плашках.
Плёнки - петли из волос, как ловушки для птиц и мелких зверей.
По ветру - по течению воздуха, так, чтобы зверь не мог обонять присутствие опасности.
Подполь - сорт белки, имеющей чёрную мездру, ценится две за одну чистую белку.
Подъёмный медведь - медведь, выгнанный из берлоги.
Помёт - приготовленная отрава для зверей.
Понята - станок, к которому привязывают звероловы то, что берут с собой; для
удобства носки на спине.
Пороша - чуть напавший снег, удобный для выслеживания зверя.
По черну - по земле, ещё не покрытой снегом.
Пролесок - открытое место между лесом.
Промысел - добыча.
Проходныя места - звероловныя места, в которых не производится постоянно промысла, а стреляют то, что попадается на ходу.
Пурга - вьюга, метель.
Пыжик - шкура маленькаго оленя.
Пыжовина - тонкая кожа, негодная для выделки.
Р

Расстани - разделение дороги на несколько ветвей.
Рёв - время любви зверей, в которой они ревут, сзывая самок.
Ровдуга - замша из кабарожьих шкур.
Рожен - деревянное вертело, на котором жарят мясо.
Россыпь — груды камней, друг на друге лежащия, так что пустоты между ними служат норами для зверей.
Ружейная белка, ружейный соболь - шкуры этих зверей, убитых ружьём; оне отличаются несколько окрававленною мездрою.
Сал (монгольское слово) - ветвь оленьяго-изубреваго рога; количеством этих ветвей определяется достоинство рогов; шестисаланые, осмисаланые и редко десяти- и
двенадцатисаланые.
Самосушник - деревья, сами собой засохшия на корне.
Сарана - полевая лилия.
Сары - непромокаемая кожаная обувь, приготовляемая в Якутске.
Свалина - ружейный ствол.
Свищи - язвы на коже зверей; по выделке кожи на месте этих язв образуются дыры.
Сгрудить — согнать в одно стадо нескольких зверей.
Сивер - северная сторона гор.
Сиводушка - жёлтая лисица с тёмной грудью.
Силка - волосяная или верёвчатая пружинка, употребляемая в ловушках.
Синюха - сорт беличьих шкур, принимаемый в торговле три за две настоящих белок.
Солнопёк - южная сторона гор.
Сошки - приделываемыя к ружью две деревянныя ножки, которыя служат для держания ружья во время прицела.
Солонцы - солончаки, месторождение сибирской соли.
Становище, стан, становье - место, где звероловы имеют своё жительство во время звероловства.
Степная лисица - плохой сорт лисицы, убиваемый в степях.
Стланцы - на высочайших горах, где уже растительность принимает свою особенность, ветви дерев растут прямо от корня, без стволов; эти ветви и называются стланцами от того, что стелются по земле.
Сторожкая собака - чуткая собака.

Струя - мускус кабарги.
Стрелка - мыс, образуемый соединением двух рек.
Ступь - шаг, ход шагом (зверя).
Сундалой - ехать верхом вдвоём, на одной лошади.
Серенка - маленькая чашечка или ложка с горючею серою для добывания огня.
т

Толой - особый вид зайца, водится по р. Онону Забайкальской области и отличается тем, что не переменяет своего сераго цвета шерсти.
Тулуном снять шкуру - снять шкуру с зверя, не разрезывая ея вдоль, а только подрезав сзади.
Тункинская белка, тункинский соболь - звери эти, убитые на Саянском хребте, название это получили от главнаго места жительства звероловов — Тункинской станицы.
У
Унты - обувь, сшитая из косульих шкур шерстью вовнутрь.
Урган — мышьи запасы на зиму.
Ускок - прыжок (зверя).
Ухожье - место зверинаго промысла и высмотр ловушек
Ученая (лошадь) - выезженная в упряжке и под седлом.
Ушкан - заяц.

X
Хилокская белка - белка, добытая по р. Хилку в Забайкальской области.
Ходить на соболя (собаке) - иметь способность отыскивать соболя.

Цумугун - мозг ножных костей.

д
О
К
I—!
М

СМ

м

V

К
'•<
д
О

*5
Он
^
2
О

Ц

=2
ы

Ч

И
со

Чалок — пружинка в ловушках.
Чернолесье - глубокий тёмный лес, дремучий лес.
Чёрная крупа - порох, доставаемый непозволительным путём.
Чикойская белка, чикойский соболь — звери , убитые по реке Чикою в Забайкальской области. Лучший сорт.
Чистая белка - белка, дошедшая до совершеннаго роста и пушности своей шерсти;
имеет мездру белую.
Чёрная лисица - лисица, имеющая черноватую шерсть.
Чернобурая лисица - лисица, имеющая шерсть чёрную, смешанную с желтою.

^
рд
^
0
^

Ш
Шаста - древесный мох, которым питаются олени; он образуется вследствие засыхания ветвей деревьев.

^
(^
2
Е
<!
К
и
^

щ

и

Щеки - две противоположныя скалы, разделённыя узкою долиною или рекою.
Щенок - голая шкурка белки.
Щелкать - грысть, есть орехи.

О

м

Е

Ездовой - проезжающий, едущий.
Юрта - домик без печи.

Ю
Я

Якутская белка, якутский соболь - звери, убитые в Якутской области. Самый
лучший сорт.
Яргач - выношенная даха или шуба из козульяго меха.
Яма - собственное имя звериной ловушки или ямы, вырытой в 4 арш. глубиною,
3 ар. длиною и 1 арш. шириною. Таковых ям на расстоянии одна от другой 50 сажен выкапывают несколько вокруг горы; между ними делают городьбу и над ямою оставляют
проход. Яма прикрывается, на тонких перекладинах, хвоею или травою.

171

ИСКУССТВО
Олег Козлов

ВСТРЕЧИ
С ХУДОЖНИКОМ
ОЧИРОВЫМ

Каждый раз, когда я рассматриваю произведения выдающегося бурятского художника-графика Цырен-Намжила Очирова с его неповторимопричудливыми и милыми персонажами, передо мной встает образ самого
автора. Они все в нем, и он весь в них - в едином сплаве.
С графического листа бедный странник со стрекозой на сгорбленной спине вдруг скажет: «Сайн байна». С грустной улыбкой я отвечу ему: «Привет,
как поживаешь, Цырен-Намжил?».
Правление Союза художников поручило нам в качестве общественной нагрузки работу с самодеятельными художниками в Республиканском доме народного творчества (так он назывался в то время). Методистом в секции изобразительного искусства работал А.С. Чайковский. Со мной также был задействован художник-прикладник М.Б. Эрдынеев. Вот там-то я и познакомился
впервые с Ц-Н. Очировым.
Во второй половине 70-х годов прошлого столетия порог Дома народного
творчества перешагнул человек с рулончиком рисунков в руках. Я сразу обратил внимание на его внешность: рост выше среднего, крепкое телосложение,
неторопливый и размеренный шаг...
Особенность его лица заключалась в том, что оно было чрезвычайно выразительно. В нем было что-то мистически-причудливое: и широко расставленные глаза с необычным разрезом, и брови с изгибом, и высокий лоб, и небольшая одутловатость щек - все отвечало известному буддийскому канону.
Человек представился: «Цырен-Намжил Очиров, школьный учитель из
села Могсохон Кижингинского района». Затем развернул рулончик и представил рисунки, выполненные черной тушью и кистью. Это были контурные изображения персонажей в национальных бурятских одеждах, сценки из жизни
простого народа, которые сразу привлекли мое внимание знанием этнографических особенностей бурятского быта с его родовой историей.
Дальнейшие встречи сопровождались новыми рисунками, выполненными
пером с растушевкой — и по-новому интересными, и по-новому содержательными. Уже тогда я понял, что передо мной художник непростой судьбы и непростого будущего...
Общение с Цырен-Намжилом доставляло небывалую радость. Он был подетски искренен и в своих работах, и в простых житейских беседах. И он не
мог быть другим, потому что родился и вырос вдали от искушающей цивилизации, людских страстей, от подлости и лицемерия.

172

Кижингинская долина была ему колыбелью — с изысканным ароматом
степных трав, живительной влагой Кодуна, плавно текущего то по песчаным
перекатам, то по заросшим высокой травой низинам. Цырен-Намжил периодически выезжал в город, привозя каждый раз графические листы, отражающие новые темы, новые находки. И всегда было интересно, и всегда было
радостно!
Его персонажи производили впечатление не нарисованных, а живых: людей, животных, птиц. А облака, подгоняемые ветром, реально плыли по небу,
орнаментально извиваясь. Сама изобразительная трактовка - растушевка в
виде колец - уже давала ощущение подвижности фигур и антуража. Герои
его произведений, пусть наивные, но убедительно-правдивые в гротескноэкспрессивной формулировке, вызывали подчас недоумение и неприятие у
тех, кто субъективно и эгоистично воспринимал его уникальные творения.
К сожалению, такое отношение проявляли и некоторые профессиональные, именитые художники, которые лишь спустя годы оценили по достоинству его творчество...
«Власть предержащие» по месту жительства художника не признавали в
нем личность, и когда приходилось обращаться к ним с каким-либо предложением или за содействием в разрешении тех или иных проблем, касающихся
его деятельности, лишь иронически усмехались...
Очиров был верующим человеком, принадлежавшим буддийской вере, и
это не могло не сказаться на его творческой судьбе. Однажды я сам был свидетелем одной истории, подтверждающей вышесказанное.
А.С. Чайковский специально отправил меня в командировку в с. Могсохон, чтобы помочь Цырен-Намжилу выхлопотать средства для поездки на семинар художников-любителей, который должен был состояться на Байкале в
поселке Максимиха. От директора совхоза и парторга я получил вежливый
отказ с неподдельной иронией: «Не от мира сего этот чудак с бредовыми идеями в голове». Я был весьма расстроен таким результатом, но Очиров успокоил
меня, сказав, что на большее он и не рассчитывал и ко всему подобному давно
привык... Так я и уехал ни с чем.
Но на Байкал, к моему удивлению, Цырен-Намжил все же прибыл.
Не помню, каким образом он нашел возможность организовать поездку,
это было уже не столь важно.
Группа художников-любителей состояла не только из живописцев и графиков - были там и прикладники, и резчики по дереву; каждый художник создавал свои произведения, а по окончании семинара демонстрировал работу. У
меня была с собой папка-склейка немецкого производства (они тогда в магазинах не продавались, а поступали на склад Союза художников), и я подарил
ее Очирову. Подарок пришелся очень кстати. В дальнейшем я всегда старался
дарить ему хорошую бумагу для работы тушью и пером.
Я помню одну из его работ. На листе была изображена женщина по имени
Максимиха. Оказывается, Очиров где-то узнал историю женщины, жившей
когда-то на берегу Байкала, в честь которой и был назван поселок.
Цырен-Намжил часто бывал у нас дома. Тогда мы жили недалеко от автовокзала. Бывало, в знойный летний день, утомленный долгой поездкой в
автобусе, он заходил к нам и, поздоровавшись, сразу укладывался на диван отдохнуть. А затем уж садились за стол выпить по стопке да поговорить о делах
насущных. Зачастую разговор затягивался допоздна, а утром он отправлялся
по своим делам. Обязательным делом для него было посещение Иволгинского
дацана. Бывал Очиров у нас и в зимнюю пору. Мои супруга и дочь относились
к этому удивительному человеку с большим уважением. Тамара часто говорила, что с Цырен-Намжилом недопустимо ни лгать, ни грубить, ни фальшивить.
Она видела в нем благородного, с чистой душой человека, не лишенного проницательности.
Очиров всегда отвечал взаимностью, приглашая нас в гости. Я не один раз
бывал в Могсохоне, в его доме. Двор, довольно просторный, покрытый зеленым ковром низкой травки, всегда был чисто убран. Супруга Цырен-Намжила
- Радна Дамдиновна. радушная, очень приятной внешности женщина, всякий

^
3
м
^
3
рГ
2
О
щ
^
О
Е^X
^
^
§3
и
[-н
и

ю

173

га
2
п
О
^
^
О
'**

^
2
га
р^
2
^Г
2
О
д
^
О
Е^X
^
^5
и
рИ
О
м

174

раз была рада моему приезду. Первым делом пили чай, а затем следовали в
его мастерскую. Она представляла собой переоборудованный то ли телятник,
то ли стайку, стены которой были чисто выбелены, возле небольшого оконца
стоял столик, на нем — пузырек с тушью и обычная школьная ручка с пером.
Цырен-Намжил доставал новые работы, с лукавым прищуром посматривал на
меня, ожидая, что я скажу. А мое мнение чаще всего было положительным.
Мне казалось, что его произведения не подлежат никакой критике, я просто
был не способен подвергать их этому. Все в них было очировское и только
очировское. Он иногда шутил над собственными персонажами, и мы смеялись, зачастую даже не зная, над чем.
Его супруга рассказывала, как временами в тишине из мастерской доносился задорный смех Цырен-Намжила, и она с опаской посматривала в приоткрытую дверь: не случилось ли что? А случалось то, что рождался новый
образ - забавный и веселый, как сам автор.
Помимо рисования Очиров изучал литературу по старомонгольской и табетской письменности, а также по буддийской философии. Он рассказывал,
что человек обладает большими возможностями и, сконцентрировав силу разума и воли, может достигать невероятных результатов, даже передвигаться по
воздуху. Сейчас об этом везде говорят и пишут, а в то время далеко не каждый
мог воспринять и «переварить» такую информацию. Рассказы о невероятном
звучали из его уст настолько убедительно и серьезно, что в их реальность
можно было поверить.
Помнится мне, приезжал я к нему в разгар лета. Оно в тот год выдалось
знойным и засушливым. В воздухе стоял густой смог от многочисленных лесных пожаров, так что можно было свободно смотреть на солнце, похожее на золотую монету. Это продолжалось все лето... Реки пересохли, земля растрескалась, а трава выгорела. Тогда животных спасали от голода веточным кормом. Я
приехал с художественными принадлежностями: этюдником, картоном, даже
взял натянутый холст. Уже в то время мне хотелось написать портрет Очирова.
Как обычно, я привез ему хорошую бумагу и набор акварельных красок. Он
очень обрадовался - да разве могло быть что-то лучше?
Я приехал к Цырен-Намжилу как раз в канун большого летнего праздника
Сурхарбан. На следующий день мы отправились на спортивные состязания
по борьбе, стрельбе из лука, скачкам. Я взял этюдник с картоном, а он нашел
какой-то самодельный лук со стрелами — и наше «шествие» под девизом «Великие мэргэны, урагша!» всколыхнуло могсохонскую степь. Мы шли и стреляли из лука по первым попавшимся предметам: консервным банкам, старым
башмакам, корягам.
На празднике я писал этюд, Очиров делал зарисовки. А жара, проникающая сквозь дымовую завесу, брала свое. Было принято решение искупаться,
которое озадачило нас проблемой: где найти глубокое место? Дело в том, что
река Кодун сильно пересохла, и уровень воды повсюду едва доходил до щиколоток. Долго искали, где поглубже, наконец, искупаться все-таки удалось,
хотя воды было буквально по колено. Наверное, со стороны было очень весело
наблюдать за двумя барахтающимися «мэргэнами»...
Мне пришла в голову идея написать его портрет. Очиров терпеливо позировал, сидя во дворе, закинув ногу на ногу. Но портрет требовал времени,
а его уже не оставалось. Позже я пытался дописать портрет по памяти... К сожалению, он так и остался незавершенным...
Шло время. Художники-любители Бурятии завоевывали успех на выставках - отечественных и зарубежных. Статьи о них печатались в центральных
журналах и газетах. Вместе с Ц.-Н. Очировым работали и выставлялись такие художники, как Л. Доржиев, В. Конечных, С. Пашков, Г. Лосянский. Было
бы несправедливо не отметить большую заслугу А.С. Чайковского, который
открыл дорогу в большое творчество нашим бурятским самородкам. Как это
ни странно, но Цырен-Намжил сначала обрел признание за пределами своей
родины. Например, Суздальский музей, являющийся центром народного творчества России, приобрел у него много работ. Это всего лишь один пример, а
сколько их можно привести!

От самого Очирова я никогда не слышал хвастливых слов, а ведь похвастать ему было чем. Судьба не баловала талантливого художника, но он вопреки неблагоприятным обстоятельствам спокойно и методично работал в своей
скромной мастерской, создавая настоящие шедевры, и не предполагал, что его
работы станут достоянием бурятского народного искусства. Существует прописная истина: настоящий художник не нуждается в славе и не стремится к
ней — слава сама идет к нему. И самая дорогая награда художнику за его бескорыстный труд — признание рядового, глубоко чувствующего зрителя, а не
критика-чиновника с его высокопарной приторностью.
В 1987 году Цырен-Намжила Очирова не стало...
Ушел в безоблачную даль замечательный бурятский художник, вполне
сравнимый с великим грузином Пиросмани.
Я часто вспоминаю этого удивительного человека - встречи с ним за обсуждением работ или в застолье - и думаю: что же все-таки было в наших
отношениях? Мы не были с ним закадычными друзьями. Разница в возрасте
была значительной. Его почтенный возраст и буддийский склад характера —
все это не располагало к близкой дружбе, и в этом была своя логика. Он был
для меня скорее «путеводной звездой», ориентиром к становлению личности,
потому как он был уже Личностью - человеком от земли, но с космическим
мышлением. Нельзя не отметить факт влияния его на меня, прежде всего, личпостными качествами: скромностью, целеустремленностью, честностью и
какой-то особой «светлостью»...
Думаю, что мое тяготение к буддийской доктрине не обошлось без его участия, хотя он никогда не вводил меня в суть буддийской веры ни прямым, ни
косвенным образом. И не случайно моя скромная выставка «Мистика и лирика тантры» была посвящена Ц-Н. Очирову и А.О. Цыбиковой - этим выдающимся мастерам, насколько разным, настолько и схожим.
История искусства богата именами художников, чей творческий путь не
был устлан цветами признания. Художники, чей труд был оценен спустя годы,
переживали трудности, в основном, бытового характера. Проблема признания
и славы была им чужда. Стоит вспомнить француза Ван Гога, грузина Пиросмани, мексиканку Фриду Кало, русских художников Ефима Чеснякова и Ивана
Селиванова...
Время - вот объективный судья, эксперт и ценитель. Существует понятие
«бесценное творение», достояние народа, которое невозможно в силу этических норм оценить номинальной стоимостью. Эти творения становятся
классикой и под кровом музеев и галерей обретают свое вечное пристанище,
радуя и воодушевляя зрителя. Вот и произведения выдающегося художникасамородка из села Могсохон Цырен-Намжила Очирова, простого сельского
учителя, когда-то принесенные ветром кижингинских степей, нашли свою
тихую обитель в выставочных залах и частных коллекциях. У меня есть работа, подаренная Очировым в одну из моих поездок в Могсохон «Мужчина в
национальной одежде». Она хранит в себе память об уникальной личности,
художнике с большой буквы, являющимся классическим примером для начинающих и зрелых мастеров изобразительного искусства.

^
Д
И
§
2
^Г
^
О
^
д
^
О
^
X
^
^
и
[—*
О
^

175

КРИТИКА И

ЛИТЕРАТУРОВЕДЕНИЕ
Андрей Румянцев

«КАК СТЕПЬЮ ШИРОКОЙ...»
Однажды в студенческие годы случилось мне летом приехать из родного
таёжного села в Улан-Удэ. Я отправился туда с охотой, потому что кроме поручения матери мечтал исполнить свою давнюю и тайную затею — побывать
в редакции журнала «Байкал», показать там свои стихи. Помню, сухим, пыльным полднем, закончив главное дело, я подошёл к деревянному, с купеческим
размахом построенному зданию и остановился набраться духу. Вдруг дверь
дома резко распахнулась, и на тротуар вывалилась молодая компания — несколько парней, которые, дурачась, подталкивали друг друга. Один из них, высокий, длинноногий, не мешкая, широко зашагал наискосок через улицу, ведя
своих шумных товарищей, как байкальский буксир резвые лодки.
До того дня я не знал поэта Николая Дамдинова, но почему-то сразу предположил, что высокий - это он. Тут сыграло роль, наверно, то, что незадолго
перед этим я прочёл в журнале «Новый мир» небольшую поэму Николая Дамдинова «Песнь степей» в переводе Юрия Левитанского. Строки её не могли не
понравиться. В широком распеве поэмы, в её молодой энергии жила порывистая, нетерпеливая и многое задумавшая наперёд душа:
Как степью широкой, по жизни хочу пройти.
И чего это, собственно, так спешу прошагать дорогой земною?
Я мог бы присесть на камень, задержаться бы мог в пути И она бы не уменьшалась передо мною.
Может, верно всё это. Но спешу я, пока не стар,
К солнцу, к солнцу, на месте одном не стоящему.
Не хочу обманывать жизнь - самый бесценный дар!
Пусть она честно пройдет и завершится по-настоящему...

Тогда, на улан-удэнской улице, я не ошибся: шагавший впереди был Дамдинов.
После окончания университета я вернулся в Бурятию, начал работать в молодёжной газете и вскоре познакомился со многими поэтами и прозаиками
республики. Уже через полгода мы, молодые авторы, выпустили коллективный сборник стихов «Здравствуй, жизнь!» После этой публикации я стал чаще
бывать в Союзе писателей, поближе узнал и Николая Дамдинова.
Мне всегда нравились его порывистость и энергия. Там, где другой долго
обдумывал бы предстоящее дело, да и начав, вёл его медленно, с постоянным
оглядом назад и по сторонам, Дамдинов впрягался с ходу и двигался к цели
без остановки. Кажется, такой характер называют сангвиническим.
Как-то он разыскал меня и быстро, в двух словах пояснил, зачем я ему понадобился. Оказалось, что в Улан-Удэ по командировке Союза писателей России приехали два поэта - Владимир Гордейчев и Николай Агеев. Это были его
друзья. С Гордейчевым Дамдинов учился в Литературном институте, а с Агеевым сошёлся в последние годы, как с молодым писательским аппаратчиком.
176

Цырен-Намжил Очиров

Эвенкийское стойбище на реке Лена.
1976г. Бумага, ппшь

Бурятский героический эпос «А'ЛМШиМэрсэн»

Жилист

.35

ои,-н «во

и^^*лд БУЛАТ Хуряи прмыиии к дворчу ААДПЖМ м^энн ожи&н«т его и
ЗД «ГО 3»<уи Д «СТРЯ Лгу-ГивН П|Ш|«ЦМТП) в «К»рв«у.

Иллюстрация к эпосу Аламжи-мэргэн.
19X0 с. Бумага, птиь

Казнь Шэлдэ-занги.
1975 г. Бумага, пп'шь

Бабушка, устремившаяся в степь за скотом.
1980г. Б\'.мага.

Кирпичное строительство на селе.
1981 г. Бумага, тушь, фломастер

Г

Перекочевка Боролдоя.
1975 г. Бгмага. пп'шь

-ут-*-

.-

^ Иг

Охотник Хара хубуун Дэлгэр.
1975 г. Бумага, тушь

Горная падь.
1981 г. Бумам, тушь.
фломастер

Николай Гармаевич знал, что у меня и у моего приятеля Михаила Шиханова готовы рукописи первых книжек. Их затяжной и непредсказуемый путь
к публикации он хорошо представлял. Вначале рукописи будут долго лежать в
издательстве, затем оно закажет какому-нибудь поэту или критику «закрытые»
рецензии, а то и пошлёт для оценки в Москву, потом, если всё сложится для
авторов удачно, будущие сборники поставят в план выпуска - и протянется
эта канитель долгие месяцы, а иногда и годы. А вот если рецензии на наши
рукописи напишут московские поэты, то путь к печатному станку может сократиться.
- Разыщи Мишу, - торопливо попросил Дамдинов, - и завтра приходите со
стихами в гостиницу.
К назначенному времени мы были в гостиничном номере. Чтение началось
сразу - дамдиновский запал в таких случаях не затухал, — рецензии писались
тут же, и вскоре мы с Мишей ушли, довольные добрыми отзывами. Уверен,
что они сыграли свою роль: уже через год наши книжки вышли под общей
суперобложкой, в модной тогда форме «кассеты».
Теперь осознаёшь: а ведь в то время Николаю Гармаевичу было только
тридцать три года. Он сам был во власти многих замыслов. Написав такие чудесные стихотворения, как «Табунщик Дугар», «Ночь тридцатой весны», «На
этой, стремящейся к воле, планете...», создав обжигавшую личной трагедией
поэму «Имя отца», Дамдинов трудился тогда над поэмой о фольклорном богатыре Шилдэе Занги, над драмой в стихах о первом бурятском учёном Доржи
Банзарове, над новыми лирическими стихами. До других ли поэтов тут?
Но в том-то и дело, что помогать другим, подзадоривать их на творческое
состязание было в характере этого живого, порывистого человека. Его самого обласкали когда-то Александр Твардовский и бурятский классик Хоца Намсараев; их сердечность стала для Дамдинова нравственным уроком, который
определил и его собственное отношение к молодым сотоварищам.
Читатели могут убедиться в этом, к примеру, по предисловию к книге стихов «Стреноженные молнии» одарённого и рано умершего Намжила Нимбуева. Дамдинов первым поддержал его. Опубликовал с напутственным словом
его стихи в газете, а после кончины двадцатитрёхлетнего поэта составил его
сборник для московского издательства «Современник».
Там, где другие могли с излишней придирчивостью обсуждать неудачные
строки начинающих авторов, Николай Гармаевич с мудрой снисходительностью искал достоинства и укреплял веру юных поэтов в свои силы. На заседаниях ли, когда в кабинете Дамдинова собиралось правление Союза писателей
республики, на конференциях ли, где работа творческой организации оказывалась на виду общественности, на литературных ли вечерах он с неизменной
теплотой говорил о поэтической поросли. Когда определялась очерёдность
публикации в журнале «Байкал» или в местном издательстве, для Дамдинова,
безусловно, равны были автор обстрелянный и литератор начинающий...
Но я заговорил о его порывистом и неоглядно смелом характере. Ещё большее впечатление произвёл на меня в те ранние годы другой поступок Николая
Гармаевича. Это случилось в одном из районов Бурятии, где проходил праздник литературы и искусства. Осенью из Улан-Удэ приехали сюда чуть ли не
полным составом коллективы трёх театров, артисты филармонии, большие
группы писателей, художников и композиторов.
Целую неделю, днём и вечером, шли в сельских клубах спектакли, звучали
песни и стихи, гремели пляски и танцы. В этом районе я работал тогда редактором газеты, и райком приписал меня к писательской группе.
В один из вечеров мы должны были выступать в Доме культуры большого села. Люди собрались задолго до начала встречи, зал шумел, как рынок в
воскресный день. Но писатели стояли у крыльца, под высокими тополями, и
любовались на погоду: октябрь напоминал в тот год тёплое бабье лето. Ждали
первого секретаря райкома, «хозяина», который пожелал послушать гостей. А
возглавлял их группу Николай Дамдинов. Он взглянул на часы; они показывали объявленный час, может быть, две-три минуты следующего.
12. Заказ 208

оэ
дд
^
^
сх,
щ
Он
^
<

*.
^;
0
^
^
5
Э
2
р
И
^
^
^

177

М
йщ
^
^
Рн
щ
Р*
д
<;

- Пошли, - скомандовал Дамдинов, и писатели двинулись за ним в зал.
Пройдя сквозь строй аплодирующих людей, стоящих в проходе, Николай
Гармаевич жестом усадил публику, дождался, когда разместится за столом на
сцене его дружина, и начал разговор. Минут через десять появился «хозяин».
Он был явно недоволен, даже ошеломлён коварством гостей, но прилюдно на
скандал не решился. Сел на стул, услужливо вынесенный кем-то и поставленный у краешка стола, потерянно молчал. Буря грянула наутро.
Партийный секретарь расчихвостил руководителей села, своих, райкомовских, подчинённых, пожаловался даже в обком. Не знаю, пострадал ли «за самоуправство» поэт, но поступок его запомнился жителям села. Долго судачили
о нём с цоканьем языками, как о происшествии неслыханном и невиданном
доселе...
Впрочем, для молодого Дамдинова это были шалости. Его подлинная смелость, писательская и гражданская, проявилась в другом. В начале шестидесятых годов в стране впервые тревожно заговорили об экологической угрозе,
нависшей над озером Байкал. Зачинщиком разговора стал Михаил Шолохов. В
1961 году с трибуны партийного съезда он безбоязненно сказал предупреждающие слова о том, к чему может привести строительство целлюлозных комбинатов на берегу сибирского моря. Эти слова были услышаны народом; никто
из всесильных правителей не посмел, ни тайно, ни явно, одёрнуть Михаила
Александровича. Но то, что было позволительно писателю с мировым именем, не прощали литератору молодому. А именно Николай Дамдинов в 1965
году продолжил опасную тему, выступая на писательском съезде в Москве.
Он сказал тогда: «...целлюлозники и работники Совнархоза вплотную подобрались к «священному морю» и готовятся начать сброс ядовитых отходов в
Байкал... Если попустительство целлюлозникам продолжится, то Байкал в недалёком будущем превратится в мертвый памятник нашей близорукости».
На первом же большом сборе начальников в Улан-Удэ, где среди журналистов присутствовал и я, главный обкомовский секретарь возмущался «необдуманной» речью Дамдинова в столице:
- Мы гордимся, что на территории республики возводится гигант лесохимии - Селенгинский целлюлозно-картонный комбинат, а товарищ Дамдинов
против комбината. Он хочет видеть Бурятию отсталой, сельскохозяйственной,
а не процветающей, индустриальной.
Это говорил не какой-то там функционер средней руки, а властелин республики, член ЦК. Он мог скрутить в бараний рог любого, живущего рядом,
защиты от него не было. Но поэт не побоялся его тяжёлой длани.
Вскоре на другом похожем совещании Николай Гармаевич опять оказался
крамольником. Выступая, он попытался убедить плохо понимающий его зал,
что в каждой бурятской школе нужно преподавать родной язык. Иначе очень
скоро земляки разучатся говорить и читать по-бурятски. «Уже сегодня, — напоминал Дамдинов, - тиражи газет и книг на бурятском языке сократились до
опасного минимума, у местного радио и телевидения не остается слушателей.
Забудем родное слово - и умрёт национальный театр, литература, сама письменность».
На это «хозяин», раздражённо недоумевая, ответил Дамдинову:
- Неужели вы против того, чтобы бурятские дети поступали в лучшие
московские и ленинградские вузы? Для этого, как известно, нужно хорошо
знать русский, а не бурятский язык. К сожалению, в бурятском языке нет слова
«синхрофазотрон»...
У него была милая привычка: переходить в разговоре на шёпот. Словно
речь шла не о житейских или литературных делах, а о заговоре против власти.

178

Вернувшись из Пятигорска, я рассказал ему о впечатлении, которое оста- И
вили место дуэли Лермонтова и его последняя квартира на двоих с Алексеем
дСтолыпиным.
щ
- А знаешь, что могло стоять за убийством Лермонтова? — спросил Дамди^
нов, понизив голос. И уже шёпотом, выразительно меняя интонацию, то едва ^
слышно, то четко произнося важное слово, принялся рассказывать о тайных
о,
мотивах поведения Мартынова и секундантов, многих других лиц, причастных ^
к дуэли. В таких случаях я, слушая поэта, поначалу удивлялся его таинственщ
ному шёпоту, но через минуту забывал о странной форме беседы и удивлялся
Ьуже дамдиновскому знанию подробностей, его памяти, занимательности его щ
рассказа. Особо блистал он, когда речь заходила о судьбе Пушкина или о судь•<
бах декабристов. Казалось, он знал любую подробность пушкинской жизни,
любой зигзаг в бедственной участи декабристов — факты не только широко
известные, но и редко называемые историками литературы.
Правда, эти знания Дамдинова можно было объяснить тем, что он написал
драму в стихах о братьях Михаиле и Николае Бестужевых, поэму о выдающемся бурятском учёном девятнадцатого века Доржи Банзарове. Работа над
*
этими произведениями потребовала от него скрупулёзного изучения архивных ,^<
материалов, документов эпохи, опубликованных в редких изданиях. И потому
О
не стоило удивляться, что Дамдинов знает о времени своих героев намного ^
больше, чем другие. Но, бывало (и часто), что он удивлял своей осведомлёнр.,
ностью о том, что вроде бы не особенно должно занимать его.
Как-то, получив по подписке шеститомник Генриха Гейне, творчество
и
которого полюбилось со студенческих лет, я прочитал пропущенную мной в ^
юности его книгу «Путевые картины», образец прозы, отлично сочетающей 2
сатиру и лирику. Гейне рассказывает о своём путешествии по княжествам разС
дробленной Германии, а также по Италии и Англии. Меня удивило открытие: ^
поездка, для европейца почти «домашняя», дала немецкому поэту материал
О
для таких размышлений о социальной, политической, духовной жизни кон- .,
тинента, о национальных культурах, философии, религии, что диву даёшься.
<;
Оказывается, оригинальные и глубокие суждения приходят к гению не пото- ^
му, что он полон внешних впечатлений, а потому, что он смотрит на вещи
особенным взглядом. Едва я завёл разговор об этом, как Николай Гармаевич
подхватил его, словно он тоже только вчера закончил чтение записок великого
немца. Припомнив эпизоды из текста «Путевых картин», Дамдинов закончил
характерным шёпотом:
— Сейчас иной путешественник объездит чуть ли не весь мир, а возьмётся
рассказывать или писать, умных наблюдений - с воробьиный нос. Разве что
повторит избитую историю Эйфелевой башни или Бруклинского моста.

Весной 1979 года Николай Дамдинов передал мне подстрочник своего
венка сонетов «Звёздный путь» и попросил перевести на русский язык. Предложение было неожиданным. Дело даже не в том, что Дамдинов имел немало
московских переводчиков. К этому времени я уже знал, что он постоянно стремится к тому, чтобы его стихи на русском языке звучали свежо, и искал новых
переводчиков. Ему нравилось, что живущие рядом с ним переводчики уточняли в оригинале значение каждого слова, не позволяли себе искажать или вольно передавать особенности бурятского быта, национальных традиций. Неожиданным предложение было потому, что венок сонетов - форма труднейшая; я
и сам не знал, смогу ли сделать хороший перевод.
- Собственно, форма-то каноническая, - сказал Николай Гармаевич. Важно, чтобы стих в классическом размере - был не вялым и банальным, а
афористичным, образным и современным.
Венок сонетов впервые входил в бурятскую поэзию, и я понимал волнение
Дамдинова. Пришлось многое прочитать и немало времени посидеть над подстрочником...
12*

179

РЗ
йд
^
^
о,
^,
И
Ьщ
<!

*
,^
О
^
е^
2
3
0
2
С
р
О
.,
<;
^

Вскоре я заболел и первые наброски перевода сделал в больнице. Николай
Гармаевич живо, даже нетерпеливо, интересовался моей работой, и едва я сообщил, что первые сонеты переведены, приехал ко мне.
Была весна, мы, захватив листки, прохаживались в рощице, примыкавшей
к зданию больницы. Я читал вслух на ходу. Дамдинов то и дело просил повторить строфу или строку, сам произносил слова, точно пробуя их на зуб. Ещё
раньше, из прежних разговоров, я вынес впечатление, что он хорошо знает
возможности русского языка, тонко чувствует оттенки слова. И на этот раз
вместо некоторых слов он пытался найти более ёмкие, точные, выразительные. Мгновенно реагировал на удачные строки.
Чтобы читатели лучше представили, с какими требованиями поэт подходил к переводам, выпишу несколько строк из его статьи «Как реки в океан»,
написанной ещё в молодости: «Беда многих переводов в том и заключается,
что переводчики, стараясь дословно передать подстрочный текст на русском
языке, забывают одно важное обстоятельство: перевод должен прозвучать как
художественное произведение... Я за эквивалентность оригинала и перевода,
за то, чтобы по мастерству, образной системе, ритму перевод являл собой равпозначную с оригиналом поэтическую ценность».
Конечно, вдвоём, во время обсуждения на ходу, можно было улучшить
лишь отдельные строки, заменить некоторые слова. А доработать написанное
и закончить весь перевод я мог лишь в одиночку, учитывая замечания и советы
автора. Дамдинов это понимал.
Мы встречались в те весенние дни несколько раз. После выхода из больницы врач приказал мне дней пять-шесть посидеть дома. Тишина и уют домашней комнаты помогли в эту неполную неделю перевести последние сонеты
венка, отшлифовать то, что получилось раньше.
Перевод Дамдинову понравился. Он напечатал его в последнем, декабрьском, номере газеты «Литературная Россия» за 1979 год, включил в двухтомное
собрание избранных произведений, вышедшее в Москве в 1981 году. Тогда же
с просьбой дать венок сонетов для публикации к поэту обратилась редакция
журнала, выходившего в Москве на основных европейских языках. Прошло
какое-то время, и в этом издании появились переводы (с русского текста) нескольких начальных сонетов. Николай Гармаевич позвонил мне и с шутливой
радостью сказал: «Я получил журнал со «звёздными» стихами. Тебе какой подарить: на немецком, французском, испанском языках?..»
Хотелось бы заметить, что венок сонетов «Звёздный путь», как всякое произведение настоящего поэта, - плод долгих раздумий, итог многолетнего накопления чувств. Уже позже, прочитав во втором томе собрания сочинений
Дамдинова его статьи, я нашёл в них любопытные переклички со строками
«Звёздного пути».
«Мы говорим о «расширяющейся» вселенной, — писал Николай Гармаевич
в 1964 году, -тёмными звёздными ночами простаиваем с непокрытой головой
под вечной аркой Млечного пути и в немом удивлении и восхищении вглядываемся в просторы космоса».
Вот как это признание воплотилось в поэтических строках:
Я думаю о звёздах в тишине.
И странно мне припомнить, что когда-то
Молились небу тёмные буряты,
Со страхом лица обратив к луне.
Давно ли мгла в родимой стороне
Ползла, как тень шаманского халата,
И вот она исчезла без возврата
В Октябрьском очистительном огне.
Для нас луна — порог родного дома.
К далёким звёздам устремляет бег.

180

Пространство раздвигая, человек Ему дорога в небеса знакома.
Летит мой разум к звёздам в вышине Мир дальних звёзд волнует душу мне.

Или ещё одно совпадение, по-человечески такое понятное. Из статьи 1973
года: «Поздней ночью склоняюсь над листом бумаги. Пишу... И, как всегда,
радостно сознавать, что почти рядом мерно бьётся сильное, здоровое сердце
Байкала». В «Звёздном пути» это чувство выражено похоже:
Меня к сонету привела не мода.
В родном стихе я прорубаю след
Для новой формы, и байкальский свет,
Как строгий друг, весь день стоит у входа.

Работать он любил, конечно, в уединении, в тишине. Но ему нравилось быть
и в компании близких по духу людей, нравились шум, разговоры, смех. Как в
давние дни, когда он вёл через улицу ватагу своих друзей, Николай Гармаевич
и в зрелые годы любил увлечь молодых писателей на поэтический праздник в
село, на встречу с читателями в какую-нибудь дальнюю библиотеку, в поездку к строителям железнодорожной магистрали. Вести живой разговор, представлять публике литературных новобранцев - тут ровней ему были немногие.
Помню пушкинский вечер в театре оперы и балета республики, выступления
поэтов Бурятии в одном из московских кинотеатров, в сборочном цехе ЗИЛа,
на фабрике в Мытищах, в палаточном клубе на строительстве БАМа... Везде
непредсказуемым и не прихотливым течением беседы с любителями стихов
управлял Дамдинов.
Собственные стихи он читал без рисовки и крика. Многие считали его
поэтом, склонным к философской лирике. Возможно, опираясь на бурятскую
фольклорную традицию, опыт мудрых улигершинов, неторопливо и раздумчиво открывавших в своих сказаниях тайны земной жизни, Николай Гармаевич
и стремился вести эту поэтическую линию. Но для чтения перед публикой он,
сколько помню, всегда выбирал свои лирические стихи — о любви, например.
Стихотворение, строки из которого приведу сейчас, я многократно слышал из
уст автора до того, как прочитал в книге:

РЗ
и.
щ
0^

^
Р^
,^
И
Он

Ч!
^

*
,^
О
^
р.,
2
Э
^
^
С
[^
О
^
<
^

...И нынче я только тебя называю
Единственной в мире.
О как ты светла!
Я утро далёкое не забываю.
Когда ты ко мне, улыбаясь, вошла.
Вошла, как цветы луговые весною,
Расцветшая — прямо в объятья мои,
И в это мгновенье во мне, надо мною
Светло прозвенели оковы любви!..
В чудесное лето без лишнего слова
Я отдал свободу, когда полюбил:
На сердце надел добровольно оковы.
К ним губы прижал и слезой их омыл...

Упомянутое стихотворение «На этой, стремящейся к воле планете...», как
и многие другие: «Нескладным подростком шестнадцати лет...», «Детство
осталось дальше...», «Звонки отшумели...», «Счастлив в жизни, кому не случалось...», «Река течёт», «Может, здесь не увидишь резона...», «Стихи в честь
богини, дарующей удачу», «Самолёт от земли оторвался...», - Николай Гармаевич посвятил своей жене Александре Мужановне. Посмотрев на обозначенные в книгах годы создания стихов, читатели убедятся, что всю жизнь, с
юности до кончины, поэт обращал к ней слова любви и благодарности. Он
нашёл для своего чувства и для своей верной подруги две чудесные поэтические метафоры: «оковы любви», которые добровольно надел, прижал к губам
и омыл слезой, и «богиня, дарующая удачу».
181

М
йщ
^
2
^|
'^
о,
ЕЗ
5

Они были редкой парой. Александра Мужановна, быстроглазая, всегда
оживлённая, в чём-то совпадала характером с мужем. Но в серьёзном разговоре, который затевался при ней писательской или иной компанией, она внимательно слушала других, иногда добавляла или возражала, но никогда не
стремилась «высказаться», привлечь внимание к своему мнению. Точно так
же вела себя Александра Мужановна и в домашнем кругу. Она принадлежала
к тому типу бурятских (или говорят: восточных) женщин, которые оставляют
за мужчинами право первыми начать важный разговор, излить горечь, возмущение, радость, восторг. У таких собеседниц есть свои соображения, но они
словно бы приберегают слова для того, чтобы разделить или погасить чужое
возмущение, утишить боль, понять радость. Их обаяние - в материнской проницательности и уме, в материнском знании и сочувствии. Александра Мужановна заслужила каждое сокровенное признание своего поэта:
Моя милая, нет тебя лучше,
Ты моё озаряешь житьё,
И любовь твоя - солнечный лучик Всё земное богатство моё.

^
О

О
л
Е-ч
О
•^
<;
^

182

И. послушный сердечному долгу,
Я спешу в пролетающей мгле,
Чтоб тебя в ожидании долгом
Не оставить одну на земле.

С такими парами судьба поступает одинаково: когда уходит из жизни один,
не выносит сиротства другой.
Я приехал в Улан-Удэ и пришёл к Дамдиновым, когда Александра Мужановна была уже тяжело больна. Минутами раньше приходил врач, который сделал укол, и она заснула. Николай Гармаевич выглядел страдальчески
притихшим и утомлённым, осунувшимся. В последние годы его угнетало не
только нездоровье жены и собственные недуги, но и сама российская жизнь.
Многие московские поэты, переводившие его стихи или просто общавшиеся
с ним, приспособились к новым порядкам, разом сменили старые одежды на
модные «демократические» и с прежним рвением проклинали то, что раньше
славили...
Дамдинов хорошо знал историю своего народа; недаром он написал несколько поэм о прошлом своего края, в том числе, о событиях, происходивших
здесь в двадцатом веке. Думаю, когда он проходил по улицам Улан-Удэ или
отправлялся в любой район республики, каждый камень, родник в степи, вековая лиственница на обочине таёжной трассы рассказывали ему то, что опровергало лжецов. Он знал, как в тридцатых годах открывались в этой глухомани
учебные заведения, готовившие драматических артистов, музыкантов, танцоров. Как приезжали тогда в его республику деятели русского искусства, чтобы
найти по улусам талантливых бурятских юношей и девушек и подготовить из
них будущих звёзд для академических театров оперы и балета, национальной
драмы. «Звёзд» не в том значении, что подразумевают нынешние говоруны, а
в подлинном: звёзд, которые украсили искусство Бурятии. Не стоило далеко
ходить. Родной для Дамдинова Баргузинский район отделяли от города, от железной дороги четыреста малопроезжих вёрст. Но и в этой глуши отыскались
таланты. Народные артисты, редкой красоты бас Бадма Балдаков, теноры Саян
Раднаев и Владимир Буруев составили славу своего оперного театра, труппа
которого многократно объехала с гастролями прежнюю страну - от Днепра до
Тихого океана.
Да и биография самого поэта могла стать главой в поучительной и правдивой книге. Его отец, председатель колхоза, был репрессирован, мать осталась
с тремя детьми. Старший брат Дамдинова ушёл на фронт, сражался, как настоящий бурятский батор, и сложил голову в сорок третьем в Калининской области. Колю, сына «врага народа», отправили в столицу республики, в школуинтернат, где на попечении государства жили и учились после войны наиболее

одарённые бурятские дети. Мальчишка из баргузинского улуса окончил с золотой медалью школу и поехал в Москву, в Литературный институт (для нынешней разрушенной, полуголодной России это фантастика: мальчик-сирота,
не имевший богатых родственников, сел в поезд и поехал учиться в единственный на свете «писательский» вуз, где высочайший конкурс, - и ничего,
всё у него получилось, как тогда же получилось у его товарищей Цыденжапа
Жимбиева, Солбона Ангабаева, Дондока Улзытуева, учившихся там).
Вскоре после окончания института Дамдинов, автор громких столичных
публикаций, становится руководителем Союза писателей Бурятии. Эрудиция,
общественный темперамент, гражданская смелость быстро делают его не просто заметной, а яркой фигурой в интеллектуальной жизни края. Хотя Дамдинов
доставляет главным чиновникам республики немало неприятных минут, они
не могут умалить его известности. Николай Гармаевич становится депутатом
Верховного Совета СССР, получает Государственную премию России. Фигура
для парадных смотров? Нет. Не менее яркие судьбы сложились у многих собратьев Дамдинова по искусству: у художественного руководителя театра оперы и балета, лауреата Государственной премии СССР Гомбо Цыденжапова,
народных артистов Союза, певцов Кима Базарсадаева, Галины Шойдогбаевой,
Дугаржапа Дашиева, балерины, народной артистки страны Ларисы Сахьяновой, композитора, народного артиста СССР и лауреата Государственной премии России Бау Ямпилова, народного художника России и члена Академии
художеств Дашинимы Дугарова...
Впрочем, я говорю всё это словно бы за Дамдинова, а в том нет нужды.
Поэт сам рассказал и о своей жизни, и о своих друзьях в автобиографической
повести «Родник в моём краю».
...В ту последнюю встречу с Николаем Гармаевичем я передал ему номер
журнала «Сибирь», где была напечатана маленькая поэмка Дамдинова «Уроки
жизни» в моём переводе. Я взял её подстрочник у автора за два-три месяца
перед этим; вот тогда-то мы долго и горестно толковали о подлых временах,
которые обрушились на страну. На глазах Дамдинова я прочитал подстрочник
стихов; с первых же строк было понятно, что поэму написал человек честный, неподкупный. Герой Дамдинова, восьмидесятилетний Дэлэг рассказывал
юнцам о своей долгой жизни и уроках её. Потеряно много опор, предупреждал внуков старик. Вчера каждая строка наших законов была близка степняку, честный труд находил народное уважение, для добрососедства не имел
значение цвет кожи людей. Постарайтесь отыскать и поставить на место эти
опоры.
Поэма казалась чистой каплей, светящейся над грязным потоком лжи; дамдиновская капля не падала и не могла упасть с ладони времени.
А в осенний день 1999 года я обнял своего старшего товарища, не зная, что
в декабре вернусь в его город - попрощаться с ним уже навсегда.
И тогда, в декабре, и сейчас, в эти минуты, звучал и звучит в моей душе
широкий распев его необузданно вольных, горячих, затихающих в поднебесье
и нежных строк, очаровавших меня ещё в юности:

Ю
дд
Оч
*§
^
'^
&,
3
^

9
о
^
§
^
О
^
С
[^
и
,,
<;
^

Песней я начал свой путь, песне его завершить.
Губы раскрою, и там. где при мне небеса голубели,
Песня сольется с дыханием звёзд и на землю вернется жить,
Чтоб лунной ночью вдруг зазвенеть
у чьей-нибудь колыбели...

183

ПУБЛИЦИСТИКА
Сергей Батомункуев

ПРОТЕСТАНТИЗМ В БУРЯТИИ:
КАК К ЭТОМУ ОТНОСИТЬСЯ?
С либерализацией закона, регулирующего деятельность религиозных организаций в РФ в постсоветский период, значительно активизировалась религиозная жизнь Бурятии. Здесь, как и везде по России, восстанавливались или
строились православные и буддийские храмы, монастыри, часовни, субурганы
и пр. Резко возросло количество религиозных общин и прихожан. В шаманизме появились новые формы проведения традиционных обрядов. В целом можно говорить о значительном росте удельного веса религии в общественной
жизни и частной жизни граждан. В то же время россияне столкнулись с таким
явлением, как нетрадиционные религии. Данное понятие означает религиозные комплексы, которые исторически не практиковались предшествующими
поколениями какого-либо этнического сообщества и соответственно не укоренились в его бытовой и духовной культуре, а получили свое распространение
среди его членов в результате миссионерской деятельности проповедников.
В число нетрадиционных для Бурятии религий входят как католические
и протестантские общины, так и разного рода религиозные организации сектантского толка. Наше внимание к протестантским общинам объясняется, вопервых, их количеством (сорок четыре), степенью распространенности как в
городе Улан-Удэ, так и в сельских районах республики, во-вторых, их достаточной популярностью среди бурят. В Бурятии это религиозное направление
представляют церкви пятидесятников, пресвитерианцев, евангельских христиан, адвентистов седьмого дня, баптистов, свидетелей Иеговы и др.
Как можно было ожидать, отношение к появлению и деятельности этих
общин со стороны населения скорее отрицательное. Во многом здесь имеет
место психологический механизм недоверия к чему-то новому и неизвестному, да к тому же инокультурного происхождения. Не удивляет и то, что довольно часто их называют сектантами. Ведь обычное понимание этого понятия имеет крайне негативный, ругательный смысл: как минимум, им приписывается некоторое психическое отклонение (шизики, параноики, истерики и
прочие носители болезненных комплексов). Как максимум, это политически
неблагонадежный и подозрительный (антипатриотический) элемент. Это, конечно, миф. Миф, унаследованный от эпохи тотального атеизма, когда под подозрением была религия как таковая, и иным смыслом кроме как мракобесие
ее не наделяли. В постсоветское время понятие секты обогатилось признаком
тоталитарности: если секта, то непременно тоталитарная. Несмотря на то, что
такого типа секты действительно имеют место и их разоблачение, как правило, получает широкую огласку, оснований отождествлять понятия секты и
тоталитарной секты нет.
Традиционное понимание секты вполне нейтрально: это обычная религиозная община. К примеру, классик мировой социологии Макс Вебер, оценивая этот феномен на материале американского общества, в частности, писал:
«Принадлежность к секте - в противоположность к церкви, которая дана человеку от рождения, - является своего рода нравственным аттестатом личности...
184

Принадлежность к церкви обязательна и потому сама по себе ни в коей степени не характеризует моральные качества прихожан. Секта же, напротив, является добровольным объединением лишь достойных в религиозно-этическом
отношении... Исключение из секты за нравственные проступки экономически
влекло за собой потерю кредита и социальное деклассирование» (1).
В таком же позитивном ключе пишет о сектах наш современник, американский исследователь Фрэнсис Фукуяма: «Как и в США, в Японии существует жизнеспособная и разветвленная сеть добровольных организаций. Многие
из них сосредотачивают свою деятельность вокруг какого-либо традиционного искусства или ремесла: театра Кабуки, икебаны или чайной церемонии...
Японцы принадлежат к отдельным буддистским, синтоитским и даже христианским церквям и храмам и поддерживают своими пожертвованиями многочисленные религиозные общины. И этот сектантский характер японской религиозной жизни больше напоминает американскую ситуацию» (2).
Свойственные для российского общества неосведомленность и предубежденность по отношению как к протестантам, так и к сектам, сектантам усугубляется позицией традиционных церквей — православной и буддийской. Средства массовой информации во многом репрезентируют массовое восприятие
данного явления. Надо отметить, что в местной прессе эта тема не получила
сколько-нибудь глубокого освещения. Те немногие журналисты, которые обращались к ней, по большому счету ограничились изложением ряда некоторых фактов и небольших комментариев церковных деятелей или специалистов. Обратимся к публикации, размещенной в газете «Информполис» в 2005
году (3). При этом выделим несколько наиболее симптоматичных моментов ее
содержания.
Среди прочих причин, существенно облегчивших, на взгляд автора статьи, задачу проникновения протестантизма в Бурятию, он называет утрату
религиозных традиций в советский период как результат «коммунистической
зачистки площадки под атеизм». Действительно, иначе как варварской советскую политику атеизации населения назвать нельзя. И вполне правомерно допустить, что количество верующих было бы значительно больше, чем сейчас,
и что религиозная культура людей была бы значительно выше, если бы данную традицию тогда не искореняла власть. Тем не менее упадок религии и
ее маргинализация в советский период объясняются не только атеистической
политикой государства. Снижение интереса к религии и упадок религиозного мировоззрения - это естественное и широко распространенное явление в
любом обществе, переживающем процесс всесторонней модернизации. Даже
самым религиозным нациям не удалось избежать этого.
Без учета этого факта интерпретация «протестантского пришествия» неизбежно искажается. Вместо того чтобы понимать его в контексте изменений
исторической социокультурной ситуации, ситуации духовных поисков современного человека, читателям предлагается рассматривать его исключительно сквозь призму межконфессионального конфликта: «Обескровленные
коммунизмом, представители традиционных конфессий оказались не готовы
к серьезным теологическим диспутам и ежедневной, кропотливой работе с паствой. О модернизации и организованном противодействии конкурентам речи
не шло (выделено мной. — С.Б.)». В этой конкурентной борьбе ставка — «души
людей, которые не заняли какую-либо определенную позицию», как сформулировал отец Евгений, настоятель Свято-Одигитриевского собора. Ее главное
орудие — монопольная истина или религиозная догма, исповедание которой
представляет собой гарант достижения царства небесного. Стиль этой борьбы можно охарактеризовать одним словом - нетерпимость, лучше или хуже
скрываемая. Она безусловно оправдана, когда речь идет о тоталитарных сектах, в организационной основе которых находится практика по нарушению
психического здоровья людей, подавлению и полному подчинению их воли.
Деятельность по спасению таких людей и борьбе с такого рода сектами необходимо всеми мерами поддерживать. Это однозначно. Однако распространять

и
^
^
^
*§
о
Н
и
^
щ
^
И

к;
^
Н
^
0
Д
^
>>
<5
р
СТ>
^
^
^
§
^н
^
>,

и

РЭ
»_,
д
2
«
<;
^
ы
^
о_
С

185

О
Н
РЭ
щ
^
М

(^
^
Н
^
(^
Д
^
>>
*5
^
(Т>
^
^
^
2
[_,
^
>>
^
та
,_,
^
51
Ь
<^
^
щ
^
сц
С

186

такое отношение на всякое инаковерие в борьбе за монопольное положение
своего учения и своей церкви означает саморазоблачение, признание своей
архаичности перед лицом современности - ключевом понятии нашей статьи.
Процесс всесторонней модернизации общества выразился не только в их
растущей секуляризации, но в изменении формы религиозности. Еще в начале
60-х годов XX в. немецкий социолог Томас Лукман уловил и сформулировал
основные тенденции развития религии, религиозности и процесса секуляризации в современном западном обществе. В своем исследовании «Невидимая
религия» (1963) он обратил внимание специалистов на то, что наряду с упадком «церковно-ориентированной религии», предполагающей обязательное посещение верующим всех церковных служб, возрастает внецерковная религиозность. В частности, на это указывало распространение различных экзотических культов, как например, дзен-буддизм или веданта. То есть когда практика
отправления религиозных потребностей не обязательно связана с церковной
институализацией. Это явление он объяснял не только кризисом институциональной религии, но и изменениями в социальной структуре, структуре занятости населения. Кроме того, им было отмечено, что в сельских районах
церковь посещают чаще, чем в городе; что женщины ходят в церковь чаще,
чем мужчины, а пожилые — чаще молодых. Важно то, что, объясняя это, он
не прибегал к понятию естественной предрасположенности сельчан, женщин
или пожилых людей, их психологии к большей религиозности. Такая прямая
(психологизированная) корреляция фактов не соответствовала бы исторической перспективе, т.е. умалчивала бы вопрос о том, почему такие изменения в
психологии людей стали возможны в последние годы. В основе такого социального распределения религиозности Лукман увидел уровень вовлеченности
в трудовой процесс. Причем корреляция здесь отрицательная: чем в меньшей
степени люди вовлечены в трудовой процесс, тем больше они предрасположены к церковно-ориентированной религиозности.
Другой важный показатель изменений в религиозности современных западных обществ заключается в том, что при сохранении традиционной институциональной религиозной практики деятельность, например, американских церквей все в большей степени ориентируется на мирские заботы и потребности своих прихожан. Поэтому отсутствие внешних признаков упадка
церковно-ориентированной религиозности американцев вовсе не свидетельствует об отсутствии серьезных изменений в ней. В целом же и в Западной Европе, и в США, согласно выводам Лукмана, традиционная церковная религия
находится на периферии жизни индустриального общества. Подчеркнем, речь
идет у него именно о церковно-ориентированной религиозности (традиционной), а не религиозности как таковой.
Таким образом, на примере современного исследования религии и религиозности мы видим, насколько важно иметь теоретически разработанный
объяснительный (понятийный) аппарат, чтобы понимать происходящие изменения в общественной жизни. А, понимая их, давая им адекватную научную интерпретацию, не встраиваться в чужое поле конкурентной борьбы и
не принимать какую-либо из позиций на основании доверия к традиционным
религиозным институтам. Это тем более недопустимо, если учесть, что современные общества развиваются кроме прочего и по пути повышения среди
своих членов уровня терпимости к инакомыслию вообще и к инаковерию в
частности.
В рассматриваемой статье Махачкеева приводятся мнения специалистовисследователей. Но их роль прямо противоположна тому, о чем говорилось
выше. «Эти церкви несут в себе западную ментальность, адаптированную к
Бурятии, но в конечном итоге они способствуют стиранию национальной культуры. Они привлекательны в глазах молодежи, занятой духовными поисками.
А старшее поколение чаще всего ищет выход из кризисных ситуаций. Активно
верующие находят в общинах участие, спасаются от одиночества, а некоторые
от алкоголизма и наркомании» - рассуждает один из них. Слова другого спе-

циалиста, научного сотрудника Института востоковедения РАН, информируют
читателей о том, что миссионеры тщательно прорабатывают тактику и стратегию своей работы, определяют целевые группы и методы работы с ними,
изучают языки, обычаи народов с тем, чтобы донести учение Христа. Приведенные суждения специалистов сводятся к уровню эмпирических наблюдений
и не имеют под собой какого-нибудь теоретического обоснования. Поэтому
они не могут вызывать доверия читателей, сколько-нибудь склонных к аналитическому восприятию текстов. В общем, достаточно определенно можно
сказать, что собранная автором статьи композиция фактов, мнений, интерпретаций церковников и представителей науки погружает читателей в атмосферу
враждебности по отношению к коварным замыслам и проискам «протестантов». Православный священник озабоченно сетует: «Ситуация тревожная. Их
(протестантов. - С.Б.) цель - завоевание душ людей... Нам обидно за тех заблудших людей, избравших путь, который не приведет их в царство небесное». Буддийский лама также признается: «В глубине души мне больно за них,
потерявших веру предков». А представители науки бесстрастно констатируют
то, что протестанты «несут в себе западную ментальность» и «способствуют
стиранию национальной культуры».
Для нас на примере данной статьи симптоматичным представляется легко
достигнутая солидарность журналиста, представителей церквей и науки перед лицом «протестантского пришествия», солидарность, которой не помешала ни разница в характере и степени религиозности или информированности
о данном явлении, ни их профессиональная, этническая и конфессиональная
принадлежность. В значительной степени это напоминает поведение толпы,
паническое поведение, подчиненное массовому страху перед необъяснимым
явлением. Конечно, это не в чистом виде паника, ведь мы говорим только о
сходстве. Оно заключается в том, что при недостатке рационального понимания ситуации она (ситуация) замещается эмоциональным образом, т.е. поведенческой реакцией людей (толпы). В этом случае поведение отдельного
человека становится иррационально подчиненным психическим импульсам и
поведенческим стереотипам. Различить в такой ситуации реальную угрозу от
мнимой становится для человека невозможным.
Другими словами, перед нами ситуация, в которой недостаток познавательных ресурсов и, соответственно, невозможность рационального понимания необычного явления. В то время как специалисты, имеющие научно обоснованные концепции (Лукман) усматривают и исследуют изменение форм
религиозности как нормальное явление, «специалисты по случаю» склонны
уподобляться некомпетентным представителям власти, пристрастным церковникам и обывателям, не видящим ничего дальше расхожих представлений и
мнений. Примечательно здесь и то, что появление среди местного населения
сравнительно незначительного количества верующих протестантов заставило
говорить о традиционных этнических культурах, этнической ментальности и
об угрозе их исчезновения. Разумеется, если таковая угроза и существует, то
исходит она отнюдь не со стороны миссионеров и прозелитов. Причина же,
по которой возникают в этой ситуации разговоры и озабоченность этнической
культурой, этнической идентичностью, ментальностью заключается в еложившемся на волне этнического ренессанса 1990-х гг. стереотипе мышления,
суть которого - этноцентризм. Именно он заслонил собой ценности универсального порядка, и, как можно видеть из содержания анализируемой статьи,
не просто существенно ограничил горизонт восприятия и понимания событий
окружающего мира, но представил их в ложном свете с прицелом на мобилизацию этничности.
Для полноты картины добавим, что, например, в Башкирии «как среди
башкир, так и среди татар заметным явлением стал переход в христианство
(в большей степени в пятидесятничество, евангелизм, и в меньшей степени в
православие и католицизм), а также к новоапостольникам, мормонам, иеговистам и др. Лидеры мусульманских духовных управлений, а также башкирских

со
^
X
^
ч
о
Н
ра
^
и
^
^

с^
^
Н
^
0
Щ
^
>>
^
^
(Т)
-^
^
^
§
[_
^
>>
^
Ю
»_,
^
5
^
<;
^
щ
Ь?
си
С

187

РЭ
^
^
г<
5
О
Н
дэ
)„
'§
р^
И

л

ь?5
^
Н
^
0
Е
^?
>>
*5
р
(Т)
^
^
^
§
Е-ч
§>

и
^

5
Н
^
Н
^
О
Он
С

188

националистических организаций выражают по этому поводу свое возмущение, но ничего поделать не могут. <.. .> В республике декларируется равенство
религиозных организаций, никогда не подвергались серьезной дискриминации религиозные меньшинства. <...> Важная особенность религиозной политики властей Башкортостана - стремление побудить различные религиозные
организации к терпимости и сотрудничеству. Власти стремятся не допускать
публичных нападок религиозных деятелей друг на друга или агрессивных выпадов в светской печати» (4).
Интересная ситуация и в Республике Тыва. Здесь действуют евангельскохристианская, харизматическая, пятидесятническая церкви, община иеговистов, Центр ведической культуры и пр. При этом, например, прихожане около
двадцати пятидесятнических церквей и групп почти исключительно тывинцы.
По словам их основателя, «в церкви удалось сломать стереотип восприятия
христианства как русской религии, в общинах стали поддерживать людей, которые хорошо знают тывинский язык и традиции, служение велось на тывинском языке... Тывинцы просто открыли для себя новую веру, которая помогла
им избавиться от пороков, не обращая их в русских» (5).
Небезынтересен и такой факт: в конце 1990-х гг. в Тыве начал свою деятельность один норвежский миссионер; он организовал общину, в результате
активной работы которой ее членами стали высокопоставленные тывинские
деятели и учителя. При этом «службы проводятся в Доме печати. Церковь публикует статьи о своей работе в местной прессе и занимается благотворительностью в республике» (6).
Так как же относиться к «пришествию» протестантантской церкви, к тому,
что среди бурят и русских, традиционно исповедующих православие, буддизм,
шаманизм, стали появляться протестанты? Представляет ли она собой угрозу национальным культурам и ментальностям, как об этом говорят и пишут
журналисты, представители традиционных церквей и науки? Пускай читатель
сам себе ответит на этот вопрос. Но при этом пусть он задумается о том, что
почему-то до сих пор в нашем обществе вполне мирно уживались верующие и
атеисты, буддисты, шаманисты и христиане, и почему собственно после опыта взаимной терпимости и уважения перечисленных категорий людей вдруг по
чьей-то прихоти или из-за душевной и интеллектуальной лени и немощи под
прикрытием некой «угрозы национальным культурам» в обществе стало возможным культивирование нетерпимости к инаковерию. А ведь вопрос веры
- это частное дело граждан, свобода совести. После же знакомства с реалиями
религиозной жизни в других национальных регионах невольно задумаешься
об особенностях национальной ментальное™ и политики в Бурятии.

ЛИТЕРАТУРА:
1- Вебер М. Избранные произведения. - М., 1990. - С.277.
2. Фукуяма Ф. Доверие: социальные добродетели и путь к процветанию. - М.,
2004.-С.98.
3. Махачкеев А. Протестантское пришествие // Информполис, 8 июня, 2005.
4. Религия и общество: Очерки религиозной жизни современной России. - М.;
СПб.; 2002.-С. 132.
5. Там же, с. 229.
6. Там же, с. 231.

НОВЫЕ КНИГИ

Абай Гэсэр Богдо хан. - Улан-Удэ: изд. БНЦ СО РАН, 696 с.: иллюстрации
Шенхорова Ч.Б., 2008.
Издание уникально тем, что из девяти ветвей Гэсэра семь даны в переводе Семена Липкина. Ранее были опубликованы только три ветви, остальные
переводы считались потерянными. Благодаря содействию вдовы поэта Инны
Лиснянской были найдены четыре ветви; две недостающие, видимо, утрачены окончательно. Издание осуществлено по заказу Агинского национального
округа.
Булат Жанчипов. 3 тома. - Улан-Удэ: изд. ОАО «Респ. типография»,
2007.
Стихи, переводы, статьи известного бурятского поэта.
«Педагогические династии Аги». Коллектив авторов. Отв. ред. Дамбаева Б.Б. - Улан-Удэ: «НоваПринт», 2008.
Историко-биографическое издание для широкого круга читателей.
Женщины Бурятии: краса и гордость наша. Статьи и очерки, часть 3.
Коллектив авторов. Отв. ред. Шагдуров В.Ш. Худож. редактор Таирова И.В. Улан-Удэ: «НоваПринт», 2008.
Колыбель моя, земля богатырей. Автор-составитель Б. Дабаин. - УланУдэ: НоваПринт», 2008.
Спортивная борьба в Аге: история и традиции.
Борис Базаров. Таинства и практика шаманизма. - Улан-Удэ: изд. ОАО
«Респ. типография», 236 с.: илл., 2008.
Впервые на суд читателей представлена уникальная система взглядов
шаманов Бурят-Монголии.
М.Н. Богданов. Очерки истории бурят-монгольского народа. Под ред.
Н.Н. Козьмина. С дополнительными статьями Б.Б. Барадина и Н.Н. Козьмина.
- Улан-Удэ: изд. БГУ, 2008.
В монографии рассмотрены проблемы этнической и социокультурной
истории бурятского народа: расселение бурятских племен, присоединение бурятских земель к России, общественный и хозяйственный уклад, распространение буддизма среди бурят.
Сурун-Ханда Сыртыпова. Святыни кочевников Трансбайкалья (Традиционные культовые объекты как памятники истории и культуры). - УланУдэ: изд. БГУ, 272 с.: илл., 2008.
Книга посвящена исследованию объектов традиционного культового почитания (святые места и буддийские книжные коллекции) в Байкальском
регионе. Святые места или сакральные территории рассматриваются как
средства визуального памятования кочевой и полукочевой культуры автохтонного населения.
С.А. Дашиева, Г-Х.Ц. Гунжитова, О.И. Богомолова. Мэндэ-э! Уншаха
ном. - Улан-Удэ: изд. БГУ, 2007.
Для тех, кто впервые приступает к изучению бурятского языка.
189

Ж.Д. Доржиева. Старописьменный монгольский язык. Учебник. Улан-Удэ: изд. БГУ, 384 с., 2008.
Азиатско-Тихоокеанский регион. История и современность. Материалы международной студенческой научно-практической конференции. 22 - 24
мая 2008 г. - Улан-Удэ: изд. БГУ, 2008.
В настоящий сборник вошли статьи студентов вузов России, Латвии,
Кореи, Монголии, Китая, посвященные актуальным вопросам востоковедения
и основанные на материале истории и культуры Азиатско-Тихоокеанского
региона.
В работе В.В. Цыбиковой «Постмодернизм и поэзия «нового периода» в
китайской литературе» приводятся строки из стихотворения Ян Сяоминя
«Поэт»:
В большом голубом здании телевидения
Я открыл чудное окно,
Один поезд сошел с рельсов,
Одна чувственная девушка расклеивала на переезде,
В этом городе крайней возбужденности
Мои волосы с каждым днем редеют...
А.М. Стрелков и др. Буддизм. Каноны. История. Искусство. - М.: ИПЦ
«Дизайн. Информация. Картография». 600 с.: илл., карт. 2006.
Книга рассказывает об учении Будды — от зарождения в Древней Индии
до распространения по всему миру в наши дни. Это своего рода энциклопедия,
освещающая различные стороны буддизма. Авторы раскрывают структуру и основные положения учения Будды, рассказывают о его направлениях и
школах, описывают буддийские ритуалы. Значительную часть книги составляют изображения буддийских учителей, божеств, монастырей и храмов,
символов буддизма, предметов культа и декоративных орнаментов. Издание
предназначено для интересующихся буддизмом.
Дмитрий Царев. Вечер золото кинул на ветви. Стихи. Вступительная
статья Е.А. Голубева. -Улан-Удэ: изд. БГУ, 132 с., 2008.
Писатели Бурятии XX - XXI веков. Экспериментальное учебное пособие. Мин-во образования и науки РБ. - Улан-Удэ: Бэлиг, 224 с., 2008 г.
Тамара Полозова. Моя первая любовь. Стихи. Предисловие Л.А. Сахиной. - Улан-Удэ, 2008.
Традиции Абхидхармы, Праджняпарамиты, Тантры и литературное
творчество бурятских религиозных мыслителей. Рос. Акад. Наук, Сиб. отделение, Ин-т монголоведения, буддологии и тибетологии. Научи, ред. Л.Е.
Янгутов. - Улан-Удэ: ВСГАКИ, 172 с., 2008.
Балдан Ябжанов. Повести. Вступительная ст. А. Ангархаева, С. Балданова, Ж. Юбухаева, А. Прушенова. - Улан-Удэ: Буряад унэн, 232 с., 2008.
Элбэг Манзаров. Сэдьхэлэй хубшэргэ (Муза души). - Улан-Удэ: Буряад
унэн, 208 с., 2008.
Даши Дамбаев. Алтай зула (Золотая лампада). Шулэгууд (Стихи).
Оролто угэ Б. Дугаровай. - Улан-Удэ: Буряад унэн, 168 н.: зур., 2008.

190

АВТОРЫ НОМЕРА
Анищенко Владимир Степанович
(1948-1999). Родился в селе Могойто
Курумканского района Республики Бурятия. Окончил историко-филологический
факультет Бурятского педагогического
института им. Д. Банзарова. 24 года работал директором Могойтинской школы.
Удостоен званий «Отличник просвещения России», «Заслуженный учитель РБ».
В конце 1997 года переехал в Улан-Удэ.
Автор книг: «Качели» (1984), «Встреча»
(1996), «Аритмия» (1997).

по Забайкалью, Монголии и Китаю. Друг и
оппонент ссыльных декабристов. Известный охотник и золотоискатель.

Дагуров Владимир Геннадьевич.
Родился в 1940 году в Нальчике. Окончил
Свердловский мединститут и Высшие литературные курсы при Литературном институте им. Горького. Член Союза писателей СССР с 1965 года. Автор 20 книг стихов и прозы, вышедших в Свердловске и в
Москве. Стихи Дагурова вошли в антологии поэзии «Строфы XX века», «Русские
поэты ХХ-го века", переведены на многие
Бараев Владимир Владимирович. языки мира. В 2000 году Владимир ДагуРодился в 1933 году в селе Молька Иркут- ров отмечен международной премией им.
ской области. Выпускник философского Андрея Платонова. Живет в Москве.
факультета МГУ. Работал в газетах Бурятии, Казахстана, Кубани. Затем в Москве
Гармаев Владимир Балданович. Ров журналах «Журналист», «Коммунист», дился в 1944 году в селе Тулун Еравнинско«Буддизм», на ЦТ Останкино, в Госдуме го района Бурят-Монгольской АССР. После
РФ. Автор книг «Высоких мыслей достоя- службы в Советской Армии (1963-1966)
нье», «Древо Кандинских», «Посланцы работал слесарем на авиационном заводе в
тенгри», «Приходят и уходят корабли», Улан-Удэ, в Министерстве внутренних дел
«Гонец Чингисхана» и др. Заслуженный БАССР, где работал до увольнения на пенработник культуры Бурятии, лауреат пре- сию. Член Союза писателей России (1994).
Автор романа «Десятый рабджун» (2001),
мии Союза журналистов Москвы. Член
повестей: «Загадка талисмана» (1989), «Сасоюза писателей России. Живет в Москве.
кура в снегах Забайкалья» (1991) и других
прозаических произведений.
Игумнов Андрей Георгиевич. Родился в 1959 году. Окончил Бурятский гоАнт Скаландис. Родился в 1960 году
сударственный педагогический институт в Москве. Прозаик, публицист, издатель,
им. Д. Банзарова. Занимается научной и литературный агент. С 1984 года занималпедагогической деятельностью. Живет в ся в московском семинаре молодых фанУлан-Удэ. ЕтаП: Ьеп-§ап59@та11.ш.
тастов. Дебютировал в фантастике в 1986
году. Первый авторский сборник расскаКозлов Олег Тимофеевич. Родил- зов - 1989 г. Первый роман «Катализ» (с
ся в 1950 году в городе Улан-Удэ. Учил- предисловием Б.Стругацкого) - 1996 год.
ся в Иркутском училище искусств. Член Участник проекта «Время учеников» Союза художников России, заслуженный продолжения к повестям братьев Стругацких. Один из руководителей издательства
художник РБ.
«Текст», подготовившего первое собраШирибазаров Булат Баярович. Ро- ние сочинений Стругацких (1991-1995).
Издатель первого собрания сочинений
дился в 1977 году в г. Иркутск. Студент
Стругацких на аудиокнигах («РавновеЕкатеринбургского театрального инстисие» - «Вокруг света», 2005-2007).
тута (мастерская Николая Коляды). Публиковался в журнале «Урал». Живет в
Румянцев Андрей Григорьевич.
Ханты-Мансийске, работает в телекомпа- Родился в 1938 году в селе Шерашево
нии «Югория».
Кабанского района Бурятии. Окончил
Иркутский университет. Автор 15 поэтиЧерепанов Семен Иванович (1810 ческих и прозаических книг. Его стихи
-1884). Сибирский писатель и художник, и переводы с различных языков печатаавтор первых забайкальских рукописных лись в журналах «Огонек», «Октябрь»,
газет, повести «Сибирячка» и других произ- «Москва», «Наш современник». Произведений. Родился в Кударинской крепости ведения поэта переведены на французблиз Кяхты, учился в Троицкосавске, слу- ский, монгольский, эстонский и другие
жил казачьим офицером, был пограничным языки. Член Союза писателей России.
начальником в Тунке. Много путешествовал Народный поэт Бурятии.

191

Подписано в печать 21.07.2008 г.
Формат 70x108 '/|6. Бумага офсетная №1.
Гарнитура "Птез. Печать офсетная.
УЧ.-ИЗД.Л. 16,9. Усл.печ.л.16,8 + 0,35 вкл. Усл.кр.-отт.18,9
Тираж 1000. Заказ № 208.
Издательство ГП "Соёл-культура"
670010, г. Улан-Удэ, ул. Толстого 23а, тел. (3012) 22-38-70
е-таЛ: Ьа11са1$ою1@уапс1ех.ги
Отпечатано в ОАО "Республиканская типография" РБ
670000, г. Улан-Удэ, ул. Борсоева, 13.

НАШ ГОСТЬ
Редакцию журнала «Байкал»
посетил известный путешественник, доктор этнологии
Борис Петрович Шишло. Научный сотрудник парижского Музея Человека прошел, проехал и
облетел почти весь российский
Север, изучая народы сурового
края. В Бурятию его привлекло село Элэсун Курумканского
района, известное в свое время
на весь Советский Союз многодетными семьями. С сотрудниками нашего журнала Борис
Петрович обсуждал планы совместной деятельности по вопросам изучения культуры Байкальского региона.

Ншюшш у!»«и!щ««от Зон» члйпкт» хогю»,
ингммностл р*>гоафя иуАняагся. Тша ек«о ямку* у мое к &)*« видеть 4

Цырен-Намжил Очиров. Разговор на вольном воздухе.
1981 г. Бумага, тушь