ИГРА В КЛАССИКИ
п* ги

ББК 84(2Рус=Рос)5
К 61 Колоколов, Дмитрий. Чернозем : сборник стихо-
творений / Дмитрий Колоколов. — Тюмень : П.П.Ш.,
2009. — 144 с. — (Игра в классики).
Дмитрий Колоколов — тюменский человек, музыкант, поэт
и самиздатчик, редактор журнала «Чернозем». Обучался на
филфаке ТГУ.
Сборник состоит из стихов и текстов песен, написанных
Димоном с 1988-го по 1997 годы, и, соответственно, условно
разбит на разделы по хронологическому принципу. Прибли-
зительно вот так: «Трубка из рога оленя» — в основном стихи,
публиковавшиеся в первых номерах журнала «Чернозем»
(1989-1993); «На порохе» — альбом «Охота» димоновской груп-
пы «М.Т.» и сольные магнитные записи (1995); «Русский сек-
тор галактики» — песни для «Центрального гастронома» и
«Мертвого ты» (альбом «Ритмы для души»); «Мир как экза-
мен» и «Белый огонь» — черновые наброски в тетрадках и
некачественные домашние магнитные записи (1995-1997);
«Победа» — тексты песен последнего альбома (осень 1997).
Значительная часть материала была обнаружена, атрибу-
тирована, кое-как отредактирована уже после гибели Димона
и напечатана в журнале «Чернозем» № 7 (декабрь 1997 г. —
начало 1998 г.). Хотелось сделать на этой основе хороший сбор-
ник, но так как все же ни сил, ни терпения, ни таланта нет — а
время идет, — поэтому тексты воспроизводятся на основе того
самого номера семь.
Выпускающий редактор Д. Никифоров.
Подписано в печать 10.02.2009 г.
Формат 60x84/16. Гарнитура «PetersburgC».
Бумага офсетная. Усл.-печ. л. 8,1. Тираж 300.
Издательство «П. П. Ш.»
© Колоколов Д.Г., 1997.
© П.П.Ш., 2009.

Дмитрий Георгиевич Колоколов
(1969-1997)

ТРУБКА
ИЗ РОГА ОЛЕНЯ

Трубка из рога оленя
Ушла в феврале, в снегопад и пургу,
А встретила в августе прямо с побывки.
Я письма твои до сих пор берегу
И даже избить тебя здесь не могу,
Лишенный сержантской нашивки.
Люблю. Да тебе-то она не нужна,
Похожа на проводы раннего лета,
Любовь босяка — как она ни нежна —
Чего ему надо, какого рожна,
Когда его песенка спета.
Служил в Ашхабаде, курил анашу,
Менял на Устюрте рубли на флаконы.
Я только мотал, не копил по грошу,
А нынче с трудом с хрипотою дышу,
И голос мой, как у вороны.
Уйди, перемучусь на первых порах,
А там успокоюсь в яранге тайменя:
Сосновые ветки, отвары из трав
И трубка из рога оленя,
И трубка из рога оленя.

3 Це^НСуЛл,. 0,4Ыл#Ла J)MA*4hj*b3L &ЬЛ4>М4Ш>Ь*-
Лето на Устюрте
Жарко, в натуре,
Как в душегубке!
Небо протухло,
Хрен ему в уши!
Хочется выпить.
Сучье отродье!
Что они жрут здесь,
Как же живут здесь?
Слюни прокисли,
Репа раздулась,
Горло как будто
Исчадие ада.
Плевать на верблюдов!
Добрые люди!
Дайте мне выпить,
Я скоро сдохну.

* * *
Идет мужик в косоворотке,
Несет в кармане водку.
И хочет он напиться
И отойти душою.
А голуби снуют в ногах,
Ума у них не сильно,
И общечеловеческих
Проблем у них отсутствие
Наглядно налицо.
Идет мужик в косоворотке,
Несет в кармане водку...
* * *
Коля Лентяев
Не ведал идиллии —
Все по подъездам да бабам
Мостился,
Любил не работать
И выпить искать ходить.
Творческий парень был,
Трудно было ему жить.
А раз он влюбился
В девчонку-красавицу
Свету Поспелову
И стал в облаках летать.
КолеЛентяеву
Грустно от нежности
Было порою,
И Свету Поспелову
Стал он алкать.
Ну и, короче,
Не вышло ниче у них,
И Коля Лентяев
Водку пьет литрами.

Дык, а че думать-то, интеллигенты,
Рифмой попутаны черт знает с чем.
Где эти веские все аргументы,
Что доказали: вся соль, мол, в уме?
То-то оно! И слова не выкинешь!
Факт не проверен, и дело с концом.
Стало быть, хватит в истерике брыкаться
И веру нести с напряженным лицом.
Души замараны и тела в прыщиках.
Набарагозили тут, мудрецы!
Истины доброй упрямые сыщики,
Морды не били вам, что ль, сорванцы?
Набьют, и заткнетесь, источники смутные!
Ваш русский народ пробудиться, посрет,
Пойдет на работу с тоскою мазутною,
Напьется, рыгнет, поблядует, уснет.
И только какой-то очкарик-зануда
Все будет искать себе свой интерес...
Поди пригодитесь, живите покуда,
А там и мессию жди — хрен он иль бес...

IfyJicA f*M* 4ХАША 1 1
Тишина
Где-то вечер остался под тенью костра,
А идти еще день — так сказала сестра.
И холодные звезды заслонила сосна
Своей кроной ветвей.
А в лесу бродят волки, и в ночи не до сна.
Мы, как двое детей, —
тишина.
Неспокойное сердце разбудила вина,
Вся эпоха трещит, как гнилая стена,
Речи прошлых пророков вспоминает страна,
И внутри голоса.
Время движется мирно, и в небе луна,
Ее свет, как стрела, —
тишина.
Мы смотрели на ночь, и тугая струна
Нашей памяти крепла от стаканов вина,
И тянулись секунды, да лесной хоровод,
Нас от бед хороня,
Возводил вокруг нас свой живой огород,
Забывая себя, —
тишина.

* * *
Вся мозговая деятельность
Свелась во мне на нет,
Заколотилось сердце
Тому штриху в ответ.
Ясней все и понятней
Строение судьбы,
Доведшей до понятной
Структуры всей ходьбы.
Я тупо торжествую
Падение свое,
Нисколько не тоскую,
Не пьянствую водье.
Растет здоровье в теле,
И дух уже не тот,
А в прошлую неделю
Еще болел живот.
Орет во мне желанье
Башкою биться в стол,
Чтоб выгнать из сознанья,
Что выдумал, козел.
Когда совсем очищусь
И стану весь пустой,
О прожитом помыслю
Прохладной головой.

Молодежно-философическая
Над окошками месяц приподнялся косой,
Уже кончился вечер, и пора на покой.
Шевелятся бродяги по запясным углам,
Я в своих передрягах сотни раз бывал там.
Меня девки любили, я их тоже любил.
Нынче как-то забыли, я их тоже забыл.
Пью чаек терпеливо, самокрутки курю,
Размышляю игриво про житуху свою.
Все ломал, барагозил, стены лбом прошибал,
Непутевую юность первачом заливал.
Перепутье настигло, зрелый возраст настал,
А решенья не видно, ни туда, ни сюда.
Ярче звезды мерцают, холодок пробирает,
Все, что в жизни нашел, осознать я пытаюсь...

* * *
К черту время!
Нас уже до черта,
Дико племя,
Племя перевертышей.
Бродим, терпим,
Соблюдаем кодекс,
Вечно третьи
И мертвы для гордости.
Драки-враки,
Все — повиновенье,
В глотку водку
Да травы куренье.
Вытри сопли,
Жалкая скотина.
Где твой вопль?
Где твоя дубина?

Свиху
По карте великого края,
Где все обозначено в кайф,
Я пальцем водил, изучая
Родимый сибирский мой край.
Здесь реки, поля и озера,
Деревни, леса, города...
Задумал я хитру аферу —
Сейчас объясню, господа.
Хотел бы я, чтоб средь Сибири
Не ведали горя и зла,
Чтоб люди любили и жили,
И жизнь чтобы милой была.
Я полностью за федерацию
Сибирских народов тайги.
Господа, не надо оваций,
Я жду только вашей руки.

Песнь о братке
Встал браток на ноги утром,
На заре больного дня,
И, нутро набивши круто,
Сел на верного коня.
Ехал братко вдоль по жизни,
Счастья доброго искал.
Кто-то взял да пулей брызнул —
Конь, простреленный, упал...
И пошел браток в печали,
Как моряк без корабля,
Тут опять стрелять начали,
Крикнул братко в злости: «Бля!»
Братко взял тогда гитару,
Врезал звонкою струной,
Да набросились татары,
Стали бить братка гурьбой...
А потом поднялся братко,
Сплюнул алою слюной
На вонючие порядки
И устало крикнул: «Хой!»
...Полз браток, харкая кровью,
Вдоль по жизни молодой,
И, хитро нахмурив брови,
Плакал хрипло: «Я — ЖИВОЙ!»
Люди деланно смеялись,
Кто-то — слезы затая.
Люди делом занимались.
Эх, браток, все это зря...

* * *
Горит огонь, вокруг тепло,
Я у огня сижу один.
Вчера мне было хорошо,
Да и теперь прекрасен мир.
Я помню — битое стекло
И вопли бешеных старух.
Кому-то было все равно,
А кто-то обратился в слух.
Молчал зарезанный петух,
Стекала водка со стола.
Я подавлял в себе испуг,
Ты раздевалась догола.
Потом — стрельба в глухой тоннель
И непонятные круги.
И тер об старую шинель
Какой-то парень сапоги.
По стенам били кулаком,
Летели с полок бигуди.
Я тоже вел себя орлом
И рвал рубаху на груди.
Затем последовала ночь,
Орал в подвале дикий кот,
Все быстро уносилось прочь
За лучезарный небосвод.
А там — такого не постичь —
Переплелись двенадцать лун,
Вокруг разгуливала дичь
И пиво пил медведь-шатун.
Сижу один, смотрю в огонь,
Хочу пистоны подзорвать.
В кустах мечтает верный конь.
И снова хорошо... опять...

Черти вынесли из омута
Совместно с кутерьмой
Заготовленные страхи
Вслед за древней ворожбой.
Окончательно зачахли
Трели нервного огня,
Порешили отдубасить,
Подобрались до меня.
Я зарылся, я укрылся,
Приготовился встречать,
Сжег мосты, перекрестился,
Ведь с чего мне погибать.
Гадом буду — не забуду,
Как чертям ломал рога,
Как отваживал паскудных
Прямо с койки, с батога.

Оленьке
Знакомая Оля меня попросила
Стишок про нее сочинить.
Ответив: «Конечно» — купил я бутылку
И стал содержимое пить.
Ну, что я смогу сочинить, я не знаю,
Ведь я не поэт, не талант.
Но водки же выпить сумею за Олю,
Тому я готов дать гарант.
Прости меня, Оленька, что я не гений,
Поделать ништо не могу.
Я пью за тебя, и за ту, и другую,
Особенно в узком кругу.
Я пью за народ, за Россию родную,
За хантов сибирской тайги,
За девушек стройных, за них выпиваю!
За прелесть груди и ноги.
За нежное сердце их, белые руки,
Стерильность и святость души,
За то, что без них не бывает разлуки
(Их радости так хороши!).
За то, что в веках остаются предметом
Возвышенной чистой любви!
И будь я поэтом, то написал бы
Про них у-у-такие стихи!
Да здравствует женщина!
Партии слава!
И Ленин нехай срет в веках!
Да здравствует Оленька!
Что-то я пьяный,
Пора уползать на руках...

Маршем на фарш
Как, рождаясь на просторе,
Свежий ветер бреет дол
И деревья гнет к землице,
Где рассадник бед и зол,
Как привыкшие умчаться
От тоски в хмельном бреду
Начинают собираться
На войну в лихом году,
Как от детства в лютом бегстве
Под палящим летним днем
С жаждой на губах и в сердце,
С окровавленным бельем,
Как в далекие невзгоды,
Как, не чая видеть смерть,
За порогом, по дорогам —
Поспешать — чтоб не успеть...

Таежная
Великого племени вождь
Хант Турггинэй говорил:
«В охоте лишь радость есть,
В труде, в напряжении сил».
Старейшины тоже твердили:
«Натяг тетивы — наслаждение,
Отделка оленевых шкур,
Чтоб было их до охренения».
И племя великое хантов,
На лыжах хрустя по снегу.
Охотилось на Медведев,
Ловя в том сладкую негу.
А потом, у костра отдыхая,
На открытом собрании рода,
Мясо жуя, слагали
Труду великие оды.

* * *
Голос сердца зовет, беспечный,
По тревоге ветра встают,
И дарящее время вечность
Проникает в земной уют,
Очищает живую силу,
Что подвластна земной любви.
Предвестье идей...
Да будет день,
Да будет ночь,
Да будет зной,
Да будет кровь.
За часом час.
Лиха судьба.
Как солнце, блещет
бесконечностью борьба.

* * *
Выхожу под небо, снова виноватый,
Загулявший дюже, натворивший дел.
Затяну потуже свой ремень из кожи
Да пойду дорогой — так я захотел.
Я люблю скандалы нашего народа,
Мы ломаем зубы, портим кулаки.
Вечен да бессмертен наблюдает ворон,
Я б и с ним сцепился, только не с руки.
Сердце расшалилось, мне ли над сажаться,
Не настигло время, сердце не велит.
Не судите братцы, некуда деваться,
Я хотел бы видеть, как подохнет жид.
И меня достанет старая с косою
Где-нибудь у леса, жесткого, как злость.
Затяну потуже свой ремень из кожи,
Я на этом свете — нежеланный гость.

* * *
В чьих глазах узреешь до конца
В чьих словах обманешь до любви
С кем пойдешь по крыше без оков
Кто в тебе оставит как на льду
Как начнешь поход по смыслу скал
Чем окрасишь берег в синий цвет
Кто оставит память в голове
С кем познаешь тайну черной тьмы
С кем увидишь солнце над столом
Как услышишь плач в пылу огня
С кем уснешь в преддверии зимы
Куда поставишь точку на краю
С кем отметишь праздничный пейзаж
В фазу отступления войны
В чьих губах оставишь наугад
Сколько капель сбросишь насовсем
Где молчанье будет над тобой
Сколько раз по лезвию ножа
Как от песни максимум [на смех]
С кем в атаке горсточку на чай
С кем увидишь ночь в плену любви
Где кусок отломишь от звезды
С кем слезу на розовых плечах
Куда направишь тетиву весны
С кем поймешь что это насовсем
С кем напьешься воли у стены
Навсегда ли будет стон цепей
Где ответишь розы об асфальт
В чьей бумаге сделаешь надлом
С кем за просто так и за любовь
С кем начнешь и кончишь от конца
С кем бутылку или как в пути
Кто поможет выстрелом в упор

i

Легион
Старый сон, бешеный, бешеный:
Легион, имя мое легион.
Что за боль — стук сердец безутешный,
Дом мой пуст, доиграюсь и выйду вон.
Красный снег. Я не здешний, такой чужой.
Чуждый мир и чужая ночь.
Солнце где? Где рассвет? Шаг потешен мой.
Нет пути. Догорю и отправлюсь прочь.
Отзвуки шелестящих мелодий
В воздухе — переливы рапсодий
Гибельный взлет
В пустоту слезы льет без роздыху
Небо поет, как Геродот, оды
Мне небо оды поет.
Отчаянье — жадное, мощное, тайное,
По дорожке военной вперед наугад.
Одиночество — зверь с глазами печальными,
То навзрыд, то втихую, и всегда невпопад.
В сентябре, в паутине журчащих дней,
В холоде изможденного зла
Заживут мои раны еще быстрей,
Как огонь, что совсем не хочет тепла.
Отзвуки шелестящих мелодий
В воздухе — переливы рапсодий
Гибельный взлет
В пустоту слезы льет без роздыху
Небо поет, как Геродот, оды
Мне небо оды поет.
Вихрем мчит и стучит колесница,
Помогая забыть, не жалеть, остыть.
Только сон, старый сон мне все снится —
Как мне быть, легиону, как мне быть?

Охотник
На стене висит ружье.
Под ружьем стоит стакан.
Вырезаю я пыжье,
Заряжаю мой капкан.
Завтра будет новый день,
На охоту мне опять.
Подыматься рано лень,
Ведь лежит под боком блядь.
Вот встаю я рано утром,
Кулаком глаза продрав,
И, набивши свое нутро,
Снаряжение собрав,
Выхожу, брезгливо плюнув,
Закрываю дверь пинком.
В свою шубу носом клюнув,
Вытираю лоб свой льдом.
Вот иду я мимо окон.
Люди крепко еще спят.
Я иду нетвердо, боком —
Руки, ноги все болят.
0
Мимо мент идет усталый —
На дежурстве был всю ночь.
Сколько баб сегодня снял он!
Ну и пусть. Идет он прочь.
Прихожу я в лес дремучий,
Что за нафиг! — нет зверья! —
Только мусорные кучи
Да машины колея.

f/л 1*6+4*1. 29
Подстрелив одну ворону,
Вижу заячье говно.
Ах ты гадина косая!
Попадешься все равно!
И, воспрянувши надеждой,
Хитро ставлю свой капкан.
Маскирую его нежно
И скрываюсь тут же сам.
Прихожу домой довольный,
Обнимаю блядь-жену.
Сообщаю, что сегодня
Будет заяц к ужину...

На порохе
Запахло паленым в воздухе,
Пожгли во дворе траву олухи,
Разносятся в сторону шорохи —
То бесится с пламенем дым.
А я засыпал, блин, на порохе,
Подобный христовому Молоху,
Ко мне подступают сполохи,
Помочь помереть молодым.
Но шутки шутить не стану я,
С постели опасной встану я,
Со злости похож на малое
Подобие жуткой войны.
Язви его в спину старого,
Холеру, все время пьяного,
Огня того запоздалого,
В гробу отлетевшей весны.
Слюною, мочою, рвотою
Изрядно я поработаю,
Сразиться с огня пехотою
Мне, в общем-то, не западло.
Слезами залью пожарище,
Припомню друзей-товарищей.
Покуда пора не пришла еще,
Дырявит отверстья сверло.
Зарежут меня кинжалами
В дороге между вокзалами,
И осень листвою палою
Согреет мой синий труп.

И нет ничего, пропало все,
Сгорело, ушло, взорвалося,
Тебе ни хрена не осталося,
Мой милый, любимый друг...
Запахло паленым, жареным —
То шкуры вокруг зашаяли,
Собаки в дыму залаяли —
Им в падлу пришелся дым.
А я, блин, всегда на порохе,
Подобен христовому Молоху,
Которому видятся сполохи,
Чтоб в срок помереть молодым...

Тюмень
Отгремели гулко
Прошлые бои,
Выскочила втулка
Из моей любви.
Радовалось солнце,
Радовался день —
Я лежал в канаве
Пьяный вдребедень.
Тюмень...
Мимо проносились
Вехи и года.
На меня косились,
Говорили: «Н-да...».
Нефть текла рекою,
Лаяла пурга,
Всех времен герои
Гадили в снега.
Здесь, среди болота,
Тундры и тайги,
Для войны сходились
Разные враги.
Здесь Ермак с дружиной
В шапке набекрень
С грохотом и дымом
Делал новый день.
Тюмень...
Подымались в небо
Вышки и дома,
Вырастали кучи
Мусора, дерьма.
Внуки декабристов,
Жуликов, бродяг
Ловко водружали
То тот, то этот флаг.

Со временем шли в ногу
Нас не проведешь!
Было б водки много —
Цена иному грош.
Теперь мы супермены,
По баксу тратим в день,
Одеты современно —
И город наш как тень.
Тюмень...
К вечеру стемнело,
Сделал я рывок,
Завалил, голодный,
В ресторан «Восток».
С «чурками» подрался,
Скушал пельмень,
С бабою вернулся
В родного дома сень...
Тюмень...

Рая
Гречаночка Рая из теплого края
Достаточно знает язык не один,
Она на пяти языках понимает —
Потомок правителей славных Афин.
И надо бы туркам по шее намылить,
За то, что они притесняли эллинов.
Но в тайне неловкой скажу им спасибо,
Ведь иначе Рая жила бы в Афинах.
Тогда бы суровые добрые взгляды
Тюменцев ее не ловили б в свой ракурс,
И мы бы страдали и не были рады,
И наши коленки тряслись бы от страха.
Но вот она — Рая! — посланница Юга,
Спустилася с гор и явилась сюда.
Теперь не страшны ни морозы, ни вьюга,
И действует водкой любая вода!
Так здравствуй же, дочь виноградного края,
Гречаночка века по имени Рая,
Гречаночка века по имени Рая,
Рая!

He грусти
Эй, стоп. Неплохо бы вспомнить
Тот пробег по дорогам земным,
Как печально-веселые шли в гости к богу,
Заправляясь подспудно травой и спиртным.
И на небе светилась луна, как копейка,
Из трубы валил дым, оставляя тепло...
Захмелевшие, лихо лазали к девкам,
И неспешно могучее время текло.
И забавно в ночи бесновались и пели,
И задорно крутили любви колесо.
Где-то в дали далекой зарницы горели,
Заставляя смеяться всем бедам в лицо.
А паршивая дрянь риторических буден
Так и лезла, упорная, в наше житье.
Был наш путь неказист, раскурочен и труден,
Только то, что прошло, порастало быльем.
Не грусти. Все проходит, нагрянув.
Постепенные дни составляют года.
И погода все круче, и ветры гуляют,
Унося нас вперед, куда-то туда...

* * *
По пьяни дело катит по-другому,
Поэтому не понимаешь сути.
Да этот еще глаз слезоточивый
Разглядывает призрачные мути,
В том совершенно ничего не понимая.
Но угол зрения ядрен, неизменяем,
А осязание практически хромает
И уровень всего равен нулю.
Зачем же левый глаз мой слезоточит?
Как будто на хрен нужен, между прочим,
И между тем, и между этим тоже.
Мне этот глаз, увы, всего дороже:
Я им воспринимаю мирозданье,
При помощи его приемлю знанье.
Слезу постылую злорадно утирая,
Я насмехаюсь над истоком созерцанья.
Нелепый я, нелепый. О нелепый!
Тупой, больной, ненужный и свирепый.
Я не могу взрастить банальной репы —
Терпения не хватит, может быть.
Какая мне вообще и в чем отрада?
Мне нет преграды, нет мне и награды.
Я монстр механического ада,
Тащусь куда-то в сумрачном бреду.
Когда-то я любил и был любимый,
Я был великий, мощный и красивый,
Умел вершить и делать мир вершимым...
Все улетело, грохнулось об пол:
Зеленый лес, зыбучие дубравы,
Теченья, наваждения, облавы,
Анклавы, лихорадочный маразм...
Отравы мне! Отравы мне бальзам!

f/л 37
* * *
Хочешь, сказку расскажу,
Или песенку сложу,
Либо шарик подарю
Какой-нибудь воздушный?
Все могу, умею я,
Лишь засветится заря,
Нападает на меня
Раж такой нескучный.
Как тут сразу не вскочить,
Как «ура!» не завопить,
Если хочется любить,
Сильно, безупречно.
Если так желает жить
И под солнышком ходить,
Неба вольный воздух пить
Разум бесконечный.
И бестолковая судьба —
Дело попросту труба:
У меня и у тебя
Несколько загвоздок.
И идет с ними борьба:
От столба и до столба
Непонятная ходьба
По множеству бороздок.

Баба
Это было давно, в позапрошлом году:
Я пошел за вином в гастроном на углу.
А когда закупил, возвращался домой —
Вдруг тебя повстречал и пошел за тобой.
Стал к тебе приставать и остроты шутить —
Не смогла ты прогнать, но смогла полюбить.
И с тех пор я погиб, и с тех пор — я не я...
Знать такая судьба у меня.
Хоть куда, хоть куда —
Баба ты, это точно, да-да!
Ты моя путевая звезда,
Навсегда.
Захотелось тебе воротник из песца:
Делать нечего мне, зверь бежит на ловца.
Я на дело пошел, ночью взял магазин...
Только мимо ОМОН в этот час проходил.
Я не смог убежать, схвачен был в тот же миг,
Я один, а их пять, да к тому же крутых.
Били в морду, в живот, били в печень и в грудь,
А потом на тюрьму отвезли отдохнуть.
Хоть куда, хоть куда —
Баба ты, это точно, да-да!
Ты моя путевая звезда,
Навсегда.

f/л *€+**€> 39
* * *
На базар схожу сегодня,
Там куплю тебе цветы.
Моя милая подруга,
Ты виною тому, ты.
А потом схожу на рынок,
Где торгуют птицею,
И куплю тебе павлина,
Милая девица.
Денег мне совсем не жалко:
В скобяной сгоняю ряд,
Моя милая русалка,
Чтоб уплыть ты не пыталась,
Сеть куплю и буду рад...
Размышлял в подобном русле
Я сегодня целый день,
Но чего-то стало грустно —
Что за тень через плетень?
Не понять мне: я патриций?
Разве мне нужна раба?
Нет уж, милая девица,
Здесь ты точно не права.
Для любви цепей не надо,
Нужен здесь другой подход,
Здесь, скорей, наоборот,
Здесь приемлема тирада
Вот такого содержанья:
Чем свободнее любовь,
Тем приятней притязанья,
Тем взаимней интерес,
Тем прекрасней лобызанья
И счастливей состоянье,
Если существует разум...
Так сказал бы царь Рамзес.

* * *
Жил простой рабочий парень,
Парень Игорь Бедарев.
Он не пил, не хулиганил,
Пищу ел безвредную.
Он с компьютером трудился
В большом книгохранилище,
Был в издательском отделе
Незаменимой силищей.
И вот однажды час настал,
Как то бывает осенью:
Библиотечный персонал
На картошку бросили.
И на поле деревенском,
В борозде глубокой,
На картошине той мерзкой,
Что с гнильцою сбоку,
Поскользнулся парень Игорь,
Парень Игорь Бедарев,
И сломал себе он ногу,
Нам о том поведав.
И теперь лежит он в шоке
И друзьям советует:
На общественных работах
Ни на что не сетуйте!

Яна
Лава рвется из вулкана
Точно так же, как душа
Улететь стремится к Яне —
Яна сильно хороша!
Яна, Яна, на диване
Я лежу с одной мечтой:
Посетить с тобой Гавану,
Чтобы в море был прибой.
Мы б смотрели, удивляясь,
Как, не требуя наград
И от водки колыхаясь,
Негры делают парад,
И салюты б распускались
Всех оттенков и цветов,
Мы бы с Яной наблюдали,
Нам бы было хорошо...
Если хочешь, будет проще:
Две березы, три сосны,
Наша девственная роща
Да проталины весны...
Вся природа постоянна:
Снова день меняет ночь,
А среди природы — Яна —
Всех чудес и сказок дочь!

Мотоцикл
По бездорожью ехал мотоцикл,
Водитель борзо за рулем сидел,
Но с управлением не справился, ошибся,
Подляну второпях не разглядел.
Из люльки вывалился пьяный пассажир,
Ушибся больно, дождиком заплакал
И в луже рвоты слезы утопил,
Завыв и заскуливши как собака.
Водовки русской
Ну-ка в стакан мне плесни,
Мало капусты
Нам забашляли они.
Мокротой кашлял несколько секунд,
Когда приблизился к нему его товарищ:
«Вставай, — сказал, — менты идут.
Настал последний миг, и он решающий».
Поднялся тот, разбрасывая брызги:
«Ты только, сука, душу мне не трогай!»
И был у них до дому путь неблизкий,
И был у них до дому путь короткий.
Водовки русской
Ну-ка в стакан мне плесни,
Мало капусты
Нам забашляли они.

f/л +4+4X1
* * *
Я полночи смотрел фантастический сон,
В нем летал я, как птица, пронзив небосклон,
Я в полете такие петли рисовал! —
Их постигнуть не смог бы художник Рембрандт.
Я от счастья ревел, словно стадо быков,
На мои впечатленья не хватит стихов.
Я заплакал, когда возвратился назад,
Вновь в обычную жизнь угодив невпопад.
Снова жил я, как раньше, и делал дела,
Для удобства я из себя строил козла,
И всё ждал: ну когда же мне явится сон,
Где я бешеной птицей пронзал небосклон.
Только сон не идет, для меня западло,
И мечтанья мои не прорубит никто,
И от этого хочется водки пожрать
И орать. И орать. И орать. И орать.

Трактор
Когда я взобрался на трактор,
Чтоб уехать куда-то, не вернувшись назад,
Мимо застекленного мира
С обреченною силой нажимать на рычаг.
Чтоб летела земля из-под гусеницы
И дрожали от страха больные цветы,
Чтоб встречали поля, как машину, меня
И глядели, грозя, и суля, и судя...
И, наверное, этим была б песня допета,
Но веселое лето отвлекло от стези.
Снова зашаталась основа
И, ослушавшись зова, перепутались дни.
Повстречалися те, кто встречались всегда,
Но не знали об этом почти никогда —
Да поймут.
Только здесь речь идет не о том,
Просто надо представить заснеженный дом,
И привидится:
в полночь вздрогнет сумрачно сонный,
Между рамой оконной ускользнет, словно вор.
Дальше. Да куда же ты, мальчик?
Ведь споткнешься, как раньше,
Упадешь на бугор.
Но не слышит, бежит непонятно куда,
Точно бурей задело его провода.
И нарушена связь, ненадежна. Итак —
Не страшась, не боясь, как великий дурак.
И, наверное, в праздник
Мой усталый избранник
Приплетется, как странник,
После долгих путей.

Поздно, и почти невозможно,
И грозит чем-то сложным,
Но прими, обогрей —
И из робкого сна вековая печаль
Разольется, как море, в безбрежную даль,
Рассмеется весна, и расплачется снег,
И отступит вина, и уймется война,
И наверно — на век.

Любовь
С тихим шелестом пролетает
По дорогам заснеженным вьюга,
Но, однако, на сердце тает,
Ибо рядом опять подруга.
Да и мало того — разгорается
Как бы пламя внутри лихое,
Это радость кипит-играется.
Что за время мое молодое!
И закружится жизнь веселая
Каруселью, качелью, песнею,
Хороводом подкосит голову,
И смешаются мысли, естественно.
Забурлила кровь, разливается,
Беспредельною валит лавиною.
Эта сила — любовь называется,
Бесконечная, беспричинная.
Величавая и громадная,
Грандиозная и глобальная,
Бесподобная и нещадная,
Непростая и многобалльная.
Мы источником света становимся,
Тепловыми лучами брызгаем,
И по свету куда-то носимся,
И весну за собою вызвали.

* * *
Сектор, Русский сектор Галактики,
Светит луна, или спутник летит,
Счастьем и болью,
Вместе с собою,
Нет, не забыть мне
Привычных орбит.
Сектор, Русский сектор Галактики,
Сколько парсеков лететь мне пришлось,
Ты мой корректор,
Ты мой детектор,
То, что сбывается,
То, что сбылось.
Не заменит тебя чуждый мне антимир,
Ты со мною, мой сектор — звездный ветер в лицо,
В этот раз смею я
И скажу не тая:
О, Русский сектор, — я твой метеор.
Сектор, Русский сектор Галактики,
Пусть я давно человек неземной,
Звездные спектры,
Рассчитанный вектор,
Вновь обожгут меня
Прежней тоской.
Сектор, Русский сектор Галактики,
Я, как и ты, ожиданьем живу,
Верю молчанью,
Как обещанью,
В черном пространстве
Ищу синеву.
Не заменит тебя чуждый мне антимир,
Ты со мною, мой сектор — звездный ветер в лицо,
В этот раз смею я
И скажу не тая:
О, Русский сектор, — я твой метеор.

Беглый каторжник прогресса
Сегодня, подумав, что скоро суббота,
Я вышел из дома в путь.
Дойдя до ближайшего поворота,
Решил я в него свернуть.
Поняв, что дороги осталось немного,
Я тут же замедлил шаг.
Заметив же, что заплетаются ноги,
Я встал и остался так.
Я так простоял совершенно недолго,
Потом развернулся взял,
Умно рассудив, что стоять нету толка,
Обратно я зашагал.
Дойдя до ближайшего поворота,
Мгновенно в него свернул.
Мой дом показался и беззаботно
Дверями меня сглотнул.
Я подвиг такой совершил беспримерный,
Что, видимо, хорошо.
Ей-богу, когда-нибудь непременно
Его повторю ишо.
Беглый каторжник прогресса —
Вот как, вот как интересно.

Яблочко
Наливное яблочко катится,
С дыркою рассвет впереди,
В деревянной лодке отправимся
Мы с тобою плыть по любви.
В синей тишине звезды плещутся,
Мир играет жемчугом снов,
Величаво жизни возвестники
С потайного скинут покров.
Видишь: огоньки-перебежчики,
Радости мерцающий свет.
Что за красота в поднебесий!
Это естества благовест.
Наливное яблочко катится,
Счастье возвратится опять,
Все в судьбе к достатку наладится,
Чтобы по любви уплывать.

Роль
Все, отыграл свою роль,
Теперь в отступленьи один,
Радостный, как свой король,
Простой, как табачный дым.
До завтра назначен срок
Спасаться от тертых слов.
Я главный, как молоток,
Зачинщик в преддверии снов.
По праздникам жжен давно,
Бывалый, как старый пень,
Счастливый, как эскимо,
Спокойный, надежный, как супермен.
На крик отзовусь я вмиг,
За ложь размозжу лицо,
Я рано в рутину вник,
Назло для меня все зло.
Я — выстрел из дула судьбы,
Я — звук в напряжении струн,
Иду по столетней грязи,
Ботинком давя тропу.
Все, отыграл свою роль,
Теперь в отступленьи один,
Радостный, как свой король,
Простой, как текущий табачный дым.
В очередь по одному —
Двое здесь не пройдут:
Либо тебе, либо мне
Наденет судьба хомут.
Зверь отыграл свою роль,
Молчи, зависнув в ночи,
Слово сложилось в пароль —
Кричи не кричи.
Будет светить звезда,
Определяя твой путь,
Словно игра навсегда —
Такова ее суть.

Все снова
Снова бредил я с утра,
Что охочусь на крота.
В одеяле восемь дыр,
В каждой крыса жрет свой сыр.
Я к полудню озверел,
Даже песенку запел,
Что в кармане ни шиша
У такого молодца.
А на улице народ,
Все толпою в оборот:
Кто с ведерком, кто с сумой,
Кто с ногатою герлой.
Вечерочком выпью чай,
Ночь, меня не подкачай:
Доверяю всю судьбу
Бельмоокому кроту.
Скоро я свалю в Париж
Перелетной птицей-чиж,
Буду строить магистраль
И смотреть куда-то вдаль.
А потом вернусь сюда
С кучей денег и вина.
Прошепчу: «Бонжур», всплакну,
Забодяжу и усну.

В праздник
В синем небе черной кашей дым,
Дым большой свинцовой ложкой жрем.
Жаждем видеть небо молодым,
А кругом заря берет тебя в наем.
Голод гордых не берет, не съест,
Гордым хочется не жрать, а жить,
Ради смерти не идти на крест —
Разворачивать в строю ряды.
Сталь запятнана, но верим в сталь,
Погрустим да побредем вперед,
Будем дым сжирать, что застил даль,
Соскребать с зубов черный налет.
Убей себя в праздник,
Если хочешь — продай.
Вот закончен на сегодня день,
Над кроватью синева гудит,
Над страною голубая лень,
Лень издохнет, дым глаза слепит.
Утром выплюнем остатки сна
И с оружием пойдем на пир,
Доведет до тошноты весна,
Заскрипит зубами, кто судьбой гоним.
Продай себя в праздник,
Если хочешь — убей.
Да опустится над миром мгла,
И пойдет она вертеть-крутить,
Все святое обращая в срам,
Гимн Ригведы — в воспаленный крик.
Да свершится ритуал огня,
Замещая все былое зло.
Волхвы ведали абсурдом дня,
Жизнь доказывает правду снов.

Звездная битва
Испещрено лучами небо,
Кипит сражение в созвездии.
Огонь космических баталий,
Мишени в центрах перекрестий.
Беззвучных взрывов канонада,
Стремительных маневров трели,
Сверхскоростных флотов армады
В свирепой ярости звереют.
Дисплей энергией наполнен,
На кнопках нервно скачут пальцы,
Рычат электрофазотроны,
Мешая плазме растекаться.
Мелькают цифры на экранах,
Вводя корректировку боя,
Напряжены сурово лица,
Звучат команды командора.
О ужас! В эпопее смерти
Пропало смысла трепыханье,
По-адски время раскалилось,
Машин скрежещет лишь дыханье.
Страдает космос язвой страшной,
Все мирозданье подкосилось,
Войной, пальбой, кровавой кашей
Судьба галактики решилась.

* * *
Ровно в двадцать один час
Окно открылось в первый раз
Само — от бешеного ветра,
Что разбуянился вокруг.
Мне показалось: все, каюк.
Однако выжил и заметил:
В такой реальности живя,
Приходится довольно часто
Почти насиловать себя,
Чтоб не потратить жизнь напрасно.
Корпеть приходится, терпеть,
Уметь и делать все такое,
Что позволяло бы смотреть
На мир без мата, слез и воя.
Покой! Найдешься ли когда?
Ищу тебя, зову, но вижу:
Летят безумные года,
К земле придавливая ниже
И глубже, глубже все, к корням,
К своему предку, к обезьяне,
И хочется нырнуть уж там,
Где шар земной весь в океане,
И инфузорией какой-
Нибудь ползти по дну морскому...
Так нет же! Вновь зовет на бой
Все тот же смысл незнакомый.

Брэдбери
Время течет все быстрее.
Люди текут все замедленней, медленней.
Что происходит — непонимание?
Можно сказать: происходит дисплей.
Может быть, нам не хватает корней?
Бред, бред, Брэдбери. Фантастика...
Кто ему может сказать пару ласковых слов?
Разве что Господи Бог вседержатель.
Ну а все остальные не стоят подков,
Они всего-навсего лишь отражатели,
Либо же просто старатели.
Либо существенно, либо общественно:
Сим утверждается логика фаш.
Все досконально изучено, взвешено.
Буду фашистом, как истинный раш.
Коммуния раш.
Бред, бред, Брэдбери. Фантастика...

Избивайте нищих
(из Бодлера)
Читал я книжек много,
Понять хотел: в чем суть,
Как свет вернуть народам
И к счастью подтолкнуть.
Но, не найдя ответа,
Отчаялся и сник
И, бросивши все это,
Ушел от глупых книг.
Но муторный осадок
Покоя не давал:
Ужели мир так гадок,
Ужели он пропал?
Вдруг вижу: старый дядька
Сидит и тянет руку
Ну, думаю, зараза,
Задам тебе науку.
И, мешкая немного,
Я стал его дубасить,
И бил бы очень долго,
Но вдруг — о чудо, здравствуй! —
Хромой и старый дядька,
Не выдержав такого,
Вскочил и... мне, ребята,
Такое было ново.
Ответил мне он круто,
Нехилым оказался,
И глазом, вмиг раздутым,
Я им залюбовался.
Так что ж ты, братец, раньше?..
Чего же ты гноился?
Коль так умеешь драться,
В помойке очутился?
И понял он — все понял.
И мы пошли в харчевню.
Так вот же, вот он смысл! —
Теперь в людей я верю.

Дорога
Время рассудит, так водится здесь,
По колючим следам у дорог.
Каждый, кто много мнил о себе,
Не раз уже был одинок.
А летом дожди не пугают собой
И в громе не слышится войн,
Зато впереди — призрак света вдали,
Да ждет одичавший покой.
Заминирована дорога к реке голубой...
Пашут больные, так водится здесь —
Заложена воля к сохе.
Кто не победил и остался как был
Сжимает судьбу в руке.
Но счастье течет между пальцев руки,
А вечность не может упасть —
Так, значит, не стоит бояться войны,
Пускай позабавится всласть.
Заминирована дорога к реке голубой...
Всадники скачут, боясь опоздать,
А ветер смеется им в грудь —
Давно стала тщетной эта игра,
Но к реальности их не вернуть.
И западный ветер наносит туман,
Ориентир заслоня...
Природный трубач зовет на отбой,
Бросая свой крик бесконечно живой...
Заминирована дорога к реке голубой.

Я иду один в широком поле,
Дух ветров позвал меня на волю.
Свежесть трав, как рок-н-ролл, заводит,
Гром на небе душу бередит.
Гордая манящая природа
Молнией мигает с небосвода,
И озон смешался с кислородом,
И гроза залить меня грозит.
Хорошо плескай водою с неба!
Я давно с небес замочен не был,
А взамен любить себя потребуй —
В чистом поле грех не полюбить.
В чистом поле некуда укрыться,
И в сырую землю не зарыться,
Но зато потом мне будет сниться
Это поле, все ведь может быть.
Будет сниться, как, продрогший наскрозь,
Наконец увидел в небе ясность,
И была во всем со мной согласна
Гордая природа, что манит.
Я иду один в широком поле,
Дух ветров позвал меня на волю.
Свежесть трав, как рок-н-ролл, заводит,
Гром на небе душу бередит.

РусШ*ъ> 04*4+4+. f'
Бродяга-ворон
Разбуянились в полях ветры,
Словно хочет что сказать вьюга.
Это время нас ведет к смерти —
Благо складок не видать покуда.
И размеренны, как дни, ночи,
Снова катится с небес утро:
Это матушка-земля просит,
Заставляет поступать мудро.
Бродяга-ворон пролетел над покосом
Золотистой пшеницы.
Он обозрел свои пространства
И отправился вверх, к облакам.
А я смотрел ему вослед
В своей красивой рубахе из ситца
И думал: скоро ли вот так же
Воспарю туда сам?
И бывало до того тяжко,
Так, что вроде помереть легче,
Доставал тогда свою фляжку —
И подспудно подходил вечер.
Да магический узор жизни,
Неразгаданный, как склад песен,
Говорил мне: не тужи сильно, —
Я внимал, я становился весел.
Разбуянились в полях ветры,
Распускается цветком утро:
Это матушка-земля терпит,
Заставляет поступать мудро.

Повстанцы
Бескрайние дали пространства,
Раскрытые с помощью воли,
Внимали вам молча повстанцы
И прочие, кто недоволен.
И личность презрев, и систему
Огромных владычеств инкуба,
Брели по дороге безмерной,
Кутаясь в ветхие шубы.
Их дерзостью рок оскорбленный
Ко мщенью стремленьем стал полон,
Росли на границах заслоны,
И каркал обиженный ворон.
Кто страху и дрожи привычен,
Соратников бросив, бежали:
Таков здесь сложился обычай,
Убить его можно едва ли.
Но чье-то веселое сердце
Тропинкой межзвездной носилось,
Мятежным лучом многогерцным
Прозрачное небо светилось.
И матовых далей пространства,
Раскрытые с помощью воли,
Качали нелепых повстанцев
И прочих, кто был недоволен.

Космолет
Вот готов к полету новый космолет,
И в качестве пилота — я.
Занимаю кресло, в кабине мало места,
Его хватает только для меня.
После тренировок ко всему готовый —
До встречи, моя матушка-земля!
Включены приборы, и от космодрома
Уходит ввысь фигура корабля.
Стучит в обшивку корабля
Опасный враг, опасный враг,
Иллюминатор лазером ломает.
А я с усмешечкой нажму
Рычаг, нажму рычаг —
И враг немедленно сгорает.
Жизнь такой же космос,
В ней отнюдь не просто,
По пространству носимся:
То кончится горючее,
То Млечный путь замучает,
Со мной подобных случаев —
Восемьдесят.
Крепитесь, дети Солнца,
Летайте, фаэтонцы,
Потомки воспоют наши дела.
Пусть сквозь тысячелетия
Промчимся словно ветер мы,
Нам будут честь, и слава, и хвала.

* * *
Мы уйдем за тридевять земель,
Повторяя путь за кругом круг.
Якобы такая карусель
Началась не раньше, а вот вдруг.
Вдруг решили всё переменять,
Чтобы получилось всё не так,
А какое прочее — прогнать,
А какое нет — оставить так.
А на самом деле: то и сё
Не имеет под собой основ —
Дураку понятно, и ещё
Тем понятно, кто достиг углов.
Голова на шее, шея на плечах —
Всё элементарно, как божий день:
Круг за кругом, друг за другом <...>
Мы уйдем за тридевять земель.

МИР КАК ЭКЗАМЕН

Время пошло
День начинается с утра,
Озаряется солнцем небо —
Это не просто такая пора,
Это закон времени бега.
Это обычный порядок вещей,
Он справедлив, он проверен веками,
Он не зависит от всяких идей,
С ним мы, — значит, победа за нами.
Преобразование ничего не дало,
Топтанье на месте ничего не дало.
В бой поднимайся за меньшее зло,
И мгновенье на сборы —
Время пошло.
Когда бы правда исчезла совсем,
А вместе с нею и честь и совесть,
То гибель пришла бы нам всем,
Но в принципе это не новость.
Так или иначе, ничего не поделать,
Пустой болтовней выход найден не будет,
И ежели крыса в нашем теле засела,
Ее уничтожить придется, люди.

* * *
Ходят по дорогам
Путники в исканьях.
Холодяттревоги,
Мучают страданья.
В городах машины,
На полях комбайны.
Под крестами мины
Унесенной тайны.
А небо так высоко,
А солнце так далеко,
А в жизни так нелегко:
По ветру стремленье летать
Велико.
Ночью светят звезды,
В темноте мерцают,
В их сияньи твердость —
Вечность звезды знают.
Как бы утешают,
Пустоту наполнив,
Что не все случайно,
Стоит только вспомнить.
Точит время камни,
Волны гасит ветер,
Он стучится в ставни,
Выдувает песни.
Лес шумит суровой
Древнею печалью.
Станешь у порога —
И поманят дали.

\AamL. или ъйллм&и.
* * *
В небе ясном и светлом,
Где птицы летят
По делам своим
Малопонятным,
Золотистых лучей
Солнца чистых не счесть,
Но спускается вечер невнятный.
И березы шумят,
На ветру шевелясь,
О неведомом нам совещаясь, —
Все похоже на то,
Что замышлено все
Не случайно,
А с умыслом тайным.
Ждет загадка ответа
На сущность свою,
Манит мутной мечтою
Заветной.
И весну сменит лето,
А полдень зарю,
И заводится спор повсеместно:
О назначении
И о задании,
О выполнении
И о призвании.
Мир — как экзамен.
И ища и любя,
Все решать сообща
Наставляет житейская мудрость.
Вон упала звезда —
Это, значит, глаза
Повстречают еще одно чудо.
Если верить и ждать,
И хороших рожать,
То когда-нибудь все станет ясно.
Ну а нынче с войной
Нам покончить с тобой
Не получится — ну и прекрасно.

Повинная
Как любовь накануне войны,
Как добро накануне беды,
На пороге весенней страды,
По дороге из чувства вины,
Утопая в бескрайних снегах
мировой седины,
Добрести на свой страх и на риск
до прощеной страны.
Не ветер шумел в проводах,
То битва гремела в умах и в сердцах.
Не умирай, но и не навреди —
Зажатая совесть теснилась в груди.
Последний разок оставалось глотнуть,
А после пускаться в отчаянный путь,
В кафе, ресторан отдохнуть завернуть,
Налоги и долг обхитрить, обмануть.
Разбитной юморист раздавал свой успех,
Крутой сильный мира злобел от прорех,
А кто-то был рад и лакеем служить,
Лишь только бы кушать и капельку пить.
А мне бы, а мне бы теперь устоять,
Перед соблазном ничто не терять.
А мне бы себя бы, скотину, забыть,
А мне бы людей научиться любить.
Часть жизни — в задаток, и смело вперед,
Не думая, веруя в должный исход.
Желай — и все будет, желай — и придет,
Случится какой-нибудь переворот.

Вечером в городе сумрачном
Я сижу и мысленно думаю.
За окном котельная с трубами,
Слова в башке вертятся грубые:
Ядрена корень,
Я недоволен,
Что вся природа
Испорчена народом.
Ночью отсутствует свежесть здесь,
Я встал измочаленный весь.
Смог и пары бензиновые,
Тянется время резиною:
Ядрена корень,
Я недоволен,
Что вся природа
Испорчена народом.
Грохот и шум под утро мне
Бьют по башке как будто бы,
Запах с скотобойни доносится,
Ругательные слова на язык просятся:
Ядрена корень,
Я недоволен,
Что вся природа
Испорчена народом.

* * *
Горел восход, вставало солнце,
Гасла последняя звезда,
И видно было из оконца,
Что отступили холода.
Моя любовь сказала тихо:
Привет, ты слышишь, там весна,
Запели птицы вон как лихо
И разбудили ото сна.
Я ей ответил: ну а как же,
Я слышу, я ведь не глухой,
Но мне неважно это даже,
Ведь ты по-прежнему со мной.
Уйду я, но всего на время,
И обязательно вернусь.
И ты отбрось свои сомненья,
Я очень скоро обернусь.
И я ушел и потерялся
В природных таинствах весны.
Я разгадать весну пытался —
Весною оказалась ты...

* * *
Ехал я вдоль речки,
Ехал я до дому.
Приближался вечер,
Наступал закат.
Я гулял не вечно,
Но довольно долго
И теперь ждал встречи,
Был довольно рад.
Буйная природа
Мне давала форы:
Не было ненастья,
Звери убрались.
Только пень-колода
Лежала на дороге,
Словно след напасти —
Только не запнись.
Я сказал себе:
Ай, люли,
Только не запнись.
День сходил усталый
Под покровы ночи.
Мне чуть-чуть осталось,
Скоро и конец.
Птицы умолкали,
Звезды высыпали,
Думал я: доеду, точно
Буду молодец.
Позади стелилась
Длинная дорога,
Что прошел я строго,
Четко по прямой.
Время становилось
Медленней немного —
Скоро у порога
Встану я живой.
И приду домой
Ай, люли,
И приду домой.

* * *
Где те солдаты,
что были когда-то,
что бегали,
Ложась навсегда
в эту землю
за собственный мир?
Мерили жизнь постулатами,
мамами, вербами
И каждой секундой
до тех пор, пока не убил.
Они не знали,
Что с восходом
Расцветает вся природа,
А с закатом наступает час —
Выходит брат на брата.
Время минуло,
другое блеснуло
машинами,
Отполированными
человечьей рукой.
Сами себя обманули
и нехотя кинули,
Желая в конце концов
встретиться
сами с собой.
А встречи с войной
побоялись,
и все-таки свиделись,
Нежданно-негаданно,
только не в той стороне.

И было бы проще,
если бы, эх — не обиделись,
За то, что неправы,
видать, лишь во сне.
Они не знали,
Что с восходом
Расцветает вся природа,
А с закатом наступает час —
Выходит брат на брата.
Они прошагали,
что им полагается,
с верою,
Они перетерли всю
вечность,
оставив без дыр.
Где те молодые,
что все-таки поняли
первыми,
Что, чтобы остаться
здесь, — надо уйти
молодым?
Они узнали,
Что с восходом
Расцветает вся природа,
А с закатом наступает час —
Выходит брат на брата.

* * *
Снег валил с небес неслыханный,
Пела вьюга буйным голосом,
Все мела сугробы рыхлые,
Белые тугие полосы.
Эх, зима, пора морозная,
Время долгое тяжелое.
Север дикий, страна грозная,
Что таишь в своем безмолвии?
Ледников великих таинство,
Пониманью неподвластное.
Вечности суровой каяться
Предстоит нам в час назначенный.
В эти белые дни
Только вьюга мети,
Накрывай одеялом
Эту землю заветную.
Мы за наши грехи
Не увидим ни зги
И лишь мало-помалу
Доберемся до лета.

* * *
И в ясный, и в пасмурный день —
Бой отчаянный.
Но, если зачахла сирень,
Он бессмысленный.
Когда мчится жизнь-карусель —
Кто хозяева?
Бежать босиком,
На зорьке бежать по росе
И с присвистом.
Во фронтовой полосе
Один, как все.
В потерянном небе луна,
Ох, грустная.
Зачем пробуждаться от сна? —
Ведь пусто мне.
Бывает: всерьез не всерьез —
Но прошено,
И роз завядших букет
Не брошенный.
Во фронтовой полосе
Один, как все.
Прости, это было вчера —
Неискренне,
Сегодня кричи «Ура!»
В атаке за истину.
Раздумать пришлось.
Вот так.
Время скошено.
Подай мне, товарищ, знак
За все хорошее...

Музыка-заря
День чистый, день светлый, день белый
Стоит, синим небом укрывшись от космоса,
Земля упакована снегом,
В голых ветвях шуршит ветерок.
Я выхожу на мороз несмело,
С помыслом ясным, с чувствами острыми
И занимаюсь бегом —
Все на восток, на восток.
Чтобы не видеть закат,
Хочу убежать от заката,
Был бы тому очень рад,
Но не могу, ребята.
Длинная ночь, ночь огромная
Вновь наползла темнотою и звездами,
Луна сторожит землю томная,
И на снегу след звериных лап.
Я выхожу на мороз нескромно,
С помыслом мутным, с чувствами грозными,
Я набираю разгон полный
И устремляюсь на запад.
Чтобы не видеть рассвет,
Хочу убежать от рассвета,
Был бы я молодец,
Но не способен на это.
И не заметил случайно,
Не обнаружил нигде:
Есть какая-то тайна
В утреннем серебре.
Времени ход непреклонен,
И не уйти никуда.
Даны мировые законы
Раз и навсегда.

Mif или экумь
* * *
За порог!
Заалел восток.
Наступает срок,
И свербит под ложечкой.
За порог,
В вещмешок пирог,
Сколько там дорог
Впереди во множестве.
Встреча будет у моста
Перед походом
В заповедные места
По чисту воду.
Сколько строк
Улеглось в стишок,
Не оставив в нем
Для других и места.
И росток
Умудриться смог
Взойти на камнях,
Словно в знак протеста.
Встреча будет у дверей
Перед выводом
Полной горницы людей
На чисту воду.
Взаперти...
Трудно не уйти,
Разломав в сердцах
Все замки и двери.
На Руси,
Как тут ни крути,
А в живой груди —
Только жажда верить.
Встреча будет у ворот
Перед заходом
На крутой солнцеворот
Да чисту воду.

* * *
Разметалось солнце яркими лучами,
Лето на исходе, божья благодать.
Мы с тобой решили ехать за грибами,
Походить по лесу и поотдыхать.
Ветер шумит листвою,
Облака плывут.
Скоро и мы с тобою
Здесь сделаем уют.
Будет костер дымиться,
Жариться грибы,
Будут чирикать птицы
И с ними мы.
Мелкий грустный дождик быстренько прокапал,
Засветилось небо радугой-дугой.
И щекочет ноздри нам приятный запах,
Вот как отдыхаем просто мы с тобой.
Ветер шумит листвою,
Облака плывут,
Значит, мы здесь с тобою
Сделали уют.
Пусть же костер дымится,
Жарятся грибы,
Пусть не смолкают птицы,
А с ними и мы.

Лучик
Расползлись по небу злые тучи,
Обещая бурю-ураган.
Лишь один остался солнца лучик —
Хулиган.
Он светил во вред и насмехался
Над потугами седых ветров.
Мир смотрел и молча изумлялся —
Не готов.
Веришь ли, нет ли,
Но это факт,
Точно, по-видимому, такой своеобразный
Природы теракт.
Гром гремел, и землю заливало
Водами летающей реки,
Молниями небо разрывало
На куски.
Но светился из-за тучек лучик,
Маленькую дырку в них пробив,
Было ли от этого получше,
Не спросив.
Веришь ли, нет ли,
Но это факт,
Точно, по-видимому, такой своеобразный
Природы теракт.
Вот с такою странною манерой
Не боясь светить грозе назло
Лучику для многих стать примером
Повезло.

* * *
Ветер летел,
Ветер шумел —
Я не успел,
Хоть и посмел.
Птицы летят,
Грозы гремят,
Степи звенят,
Дороги везут.
Реет наш стяг,
Злобствует враг,
Из всех передряг
Надежды спасут.
Небо живет,
Солнце живет,
Землю храня,
Веру даря.
Скоро восход
В путь позовет,
Ветер не зря
Вдаль унесет.
Времени бег
Как никогда
Заметен, как след
На снегу в холода.
Ветер шумел,
Ветер летел —
Я не успел,
Хоть и посмел.

* * *
Отполыхал пожар сердец,
Держись, ты, право, молодец,
Не думай, это не конец —
Начало.
Начало нового витка,
Пилот уходит в облака,
Ему единого глотка
Мало.
Не унывай:
Что было, пройдет.
Не унывай:
Еще все придет.
Не унывай:
Вся жизнь впереди.
Не унывай:
Иди.
Окончен бал и ты упал,
Кого-то круто обломал,
Хотя того не ожидал.
Что же,
Крепись и заново начни,
Все беды — жалкие они,
Ты их обратно поверни —
Можешь.
Не унывай:
Что было, пройдет.
Не унывай:
Еще все придет.
Не унывай:
Вся жизнь впереди.
Не унывай:
Иди.

* * *
Птице нужен полет
Силе нужен удар
Над большой страной лед
Замерзал
Сердцу нужен отсчет
Не упасть среди скал
Над землей страшный лед
Замерзал
В небе не был
В небе не был
Небом грезил
Небом грезил
Небом стал
Великан огромный
Буйный, окрыленный
Посреди враждебных скал
Битый, сытый
Одомашненный, прожорливый
Он долго выбирал
Разрывая душу снами
Он устал, но в час признаний
Гордо в небе встал

I

Шли без конца по тропинке
обратно к началу,
Хлопая, топая и утопая в грязи,
Падая, снова вставая,
Раз помногу, помалу —
Вдруг землетрясение в тысячу баллов
И странный огонь впереди.
Белый огонь вдалеке пролетел —
То вестник из бездны
Нам отметил предел.

* * *
Атакует время жестко пламенем вопросов,
И местами затаенная всплывает кутерьма.
До последнего кордона дотянуть совсем
не просто,
И грозит своей тенденцией война.
В небе вихри светоносные и звездные колоссы,
На земле вулканы, взрывы, сотрясения,
И летают над морями от тревоги альбатросы,
И разные среди людей бытуют мнения.
И каждый знает, что обязан жизни
матери с отцом,
Но обмануть себя практически пытается:
Что, дескать, сам он появился,
пробиваясь напролом,
Но вот теперь, благодаря им, мается.

Как по небу тучи носит ветер,
Я тащу по жизни свою душу
Словно напряженная ракета,
Извергаю жар, который сушит.
Сушит, что осталось под ногами,
Потому, как не имеет смысла.
Я орать умею, как динамик,
На частотах, где ниче не слышно.
А вокруг по швам трещит система
Темпоральных выкладок прогресса,
Развалилось на секунды время,
Приближая к горизонтам мессу.
Громыхает мужеством планета.

* * *
Черным по белому снегу закружится
Гарь от фабричной трубы,
Мазутные лужи эпохи бесстыжей
Возникнут на фоне пальбы.
Ты выйдешь стремглав побежать прочь из города,
Говнюк, испугавшись огня.
Но колокол звонит: счастлив, кто молод, —
Ребята, услышьте меня.
Будет ветер метаться и рвать провода,
Будет небо греметь, с неба литься вода,
Но поверь, это бред, и беда — не беда,
Если светит с небес путевая звезда.

Весна
Облака уплыли с неба,
И журчат ручьи шальные,
И летают птицы резво —
Наступили дни иные.
Значит, можно не бояться,
Что замерзнешь под забором.
Новорусские паяцы
Доброго играют вора.
Из трущоб полезли сливы,
Жажду света утоляя.
Пошловатые мотивы
Весь эфир заполоняют.
И по крохам собирая
Переменчивую радость,
Каждый что-то напевает —
Много ль человеку надо...

* * *
От намеченной повести далеко не уйти.
Зашагали на промысел по селу рыбаки,
По дороге заезженной, по горячим следам.
С той же скоростью прежней и по прежним делам
В незагаженный храм, где немой истукан
Служит мессу без места, без смены, не веско.
И здесь, и там
Разольют пополам, разрешат по рукам,
Не гнушаясь порядка в словах
И разрядки в загадках программ.
Принимая в объятия молодые кусты,
Бредят что-то невнятное, огибая кресты,
Мимо бора горящего, мимо спаленных хат...
Принеслась ненавязчиво песня века назад:
В заколдованный сад, в позолоченный град,
Где, терпению внемля, племя бренную землю
Позвало на парад.
И в молчанье горят все звезды подряд,
Не теряя надежды снова встретиться между
Преград и наград.
А потом снова стены высоки и крепки,
И пульсирует в венах кровь, как в русле реки.
Брат на брата... — продолжают стенать,
И рисуется набело бытовая тетрадь.
И придется играть, и хорошего ждать —
Для потерь, обещаний, известий, прощаний —
О, родимая мать,
Сколько стоит — забрать, какова цена — дать,
Из портретов, секретов, ответов, приветов
Состоять и стоять?
Двигаясь кулаком в забываемый дом,
В приближаемый дом — что же будет потом?

EtA4*bUi 4У14М
Осветляется небо
голубым перламутром,
Снова скалит улыбку
пресловутое утро.
Удивляется снова,
принимает за бред:
И грызню, и резню,
нелюбовь, несовет.
Праздник утра похерен,
снова выкрашен в нудность,
В вражьи происки снова
превращается трудность.
Снова больно и тошно
сознавать иллюзорность.
Снова стыдно за злобность
и смешно за упорность.
Вечер вгонит усталость
в запотевшие нервы,
И с тупым оживлением
загулдырим по первой,
А потом по второй...
ночь заставит забыться,
С тем, чтоб новому утру
было чем надивиться.

* * *
На столе стоят стаканы,
А в стаканах водка.
Мысли залиты сметаной,
Я — не я, а лодка.
Я плыву в тумане света,
Размывая стены.
Округляюсь до рассвета,
Распрямляюсь на мгновенье.
И будет время,
А время будет.
Что б ни случилось —
Забудут люди
Утром я всегда в накладе,
Должником слывущий.
И тогда, будь я неладен,
В этом мире сущем
Все растает, испарится
В пелене полета.
Что не сбылось — то приснится
Звуком самолета.

EtXMfUi СЛ444А)
Паштет
Ты играй давай, играй, моя гармоника,
Играй, чтоб к небу устремились провода,
Душа чтоб развернулась и опять свернулась,
И чтобы были солнце, воздух и вода.
На перекрестках судеб, на развилках жизненных
Пускай звучат твои аккорды для души,
Чтоб не осталось и следа от мыслей низменных.
А для любви все средства хороши.
Лети же песня под простую музыку,
Пусть ветер, горы, лес и степь подхватят ритм.
И чтобы людям в жизни прибавлялось мужества,
Играй гармоника, и песня вдаль лети.

Че^нсум. Споили 1СмЫсслс1л
* * *
Сдвинулась система
В ограниченном пространстве.
Осталась только истина,
Она на всех одна.
Немало изменений
Претерпело шарлатанство,
Но суть его по-прежнему
Достаточно видна.
И явственно прослеживается
Определенность
Всех веяний по принципу
Частичных деструктур.
И псевдоидеальностью
Весь мир завороженный
Научно сочиняет новый
Полный каламбур.

* * *
Ветер дул — свиреп и долог, —
Развевал людские мути.
Листья издавали шорох,
Будто в шорохе том суть, и,
Не внимая остальному —
Остальное непричастно, —
Наступало на подворье
Время осознать напрасность
Всех прекрасных изречений,
Вызванных совместно с соком
Вероятных откровений,
Неспроста, по воле рока.
Вот те на! — сказал ефрейтор,
Рассудив в своих раздумьях.
Пели птицы-канарейки,
Развлекались, в ус не дуя,
Ничего не понимали,
Не желали, не страдали.
И задумчивый ефрейтор
Радость их постиг едва ли.
Да зато весной кричало,
Пелись песни, выло ветром,
Неким девственным началом
Создавалась суть ответа...

* * *
Опять на улице мороз,
Я печку затоплю.
Совсем я прозою оброс,
Стихов ща налеплю.
Мне страшно действуют на нервы
Воспоминанья прежних дней,
Ведь в них упрек стоит, наверно,
Сегодняшней судьбе моей.
И нету повода, чтоб выпить,
Ведь просто так не будешь пить.
И новой рожи не увидеть,
И старой рожи не забыть.
А дни так медленно проходят,
Покрылись плесенью мозги,
Пустые мысли где-то бродят,
Не видят, бедные, ни зги.
Без кайфа куришь сигареты.
От чая зубы уж болят.
Воспоминаний лишь букеты
И скуки сонной страшный яд.
Стихи паршивые выходят:
Как будто жалуюсь кому.
Взгляд по тетради тупо бродит,
Ведь делать нечего ему.
И очень плохо засыпаю,
А раньше лягу — сразу сплю...
Нет, точно, скоро забухаю
И «Стеньку Разина» спою.
И хоть я песню всю не знаю,
Плевать на текст — досочиню.

* * *
Если призадуматься,
Да покорпеть, да повыуживать,
То может получится — нужное:
Хитрое, пластами обросшее,
Искреннее, честное, мощное,
Сложенное из метафор и эпитетов,
Символов, гипербол — поучительное.
И покажется: не зря существование,
Чей смысл, дескать, был доселе тайным.
И истина предстанет
Перед взором ясным.
Но кому-то покажется все это — опасным.
Эх, мощь моя, гордыня,
Судьба моя — святыня.
А правильно ли?
Ато!!!

* * *
В воздухе пахнет грозой молодой,
Грозой молодой откровенною,
А мы отступаем тропою крутой,
И слышно ли наше моление?
Мы — расколотое поколение.
Над страной нависло НЕЧТО,
Наблюдая и тасуя
Карты жизни человечьей —
Заплетает и колдует...
Обрати глаза на землю,
Духом поднимись к высотам,
Сердца голосу лишь внемли —
И всего-то... и всего-то...

Моя молодость в поту,
Моя молодость в огне,
Моя молодость в крови,
Моя молодость в вине.
Огорчаться смысла нет,
Моя молодость — это бред.
Сил нет — радость.
Я привык уже совсем
К переменам и к борьбе,
И к тупым зовущим фразам,
К опустевшей голове.
И известен мне совет:
На привет — в ответ кастет.
Сил нет — радость.

* * *
Стояла тьма вечерняя
Зимою, в январе,
Горели окна в городе
Кусочками уюта.
Такой покой, наверное,
В квартирной глубине.
Упрятавшись от холода,
В экран смотрели люди.
А по пустынным улицам
Мела метель-пурга,
И изредка прохожий
Брел, кутаясь в тулуп.
Светились в небе звездочки
И круглая луна,
И было непохоже,
Что они чего-то ждут...

* * *
Куриный бульон заварен в кастрюльке,
Я, зачерпнув его ложкой, хлебаю.
Вкусно, питательно: все понимаю,
Но жижа без мяса — это бирюльки.
Я восклицаю: «Мне хочется мяса!
Чтобы оно на зубах растекалось,
Чтобы потом и костей не осталось,
Чтобы внутри завелась биомасса!»
Водки налив из надежной бутылки,
Дунув в сторонку, всю вмиг выпиваю,
Хлеба кусок небольшой отрываю,
Соленый грибок поддеваю на вилку...
Эх, вкусная водка, любимая жидкость,
С тобою я часто по жизни встречаюсь,
Тобой от души я всегда напиваюсь.
Уйдя, я тебя захвачу, как пожитки,
Придя же, опять дорогую открою
И радостно стану вливать себе внутрь.
Часть предложу, возможно, кому-то.
А в общем, подруга, я счастлив с тобою.
Давайте ж, друзья, нажремся покруче!
И оды споем славной пламенной водке,
Закусим селедкой, наденем пилотки.
Возьмем же еще, окосевший попутчик!
Да здравствуют яйца, огурчик, морковка,
Салат с майонезом и хлеба горбушка!
И водка родимая налита в кружку!
Эх, русская, классная водка-плутовка!

* * *
Когда солнце усталое
После трудного дня
До заката докатится
И уснет без меня,
Тихо выйду во дворик,
В темноту окунусь,
На старинный мой домик
Я плечом обопрусь.
Закурю сигарету,
Молча выпущу дым,
Сам с собой по секрету
Поболтаю один.
О безг/держном ветре
И безумных мечтах,
О любви и о смерти,
И прошедших годах.
Тихо капает с крыши
Чья-то мутная кровь,
Это снег свои вены
Перерезал уж вновь.
Огонек подло гаснет,
Скоро спустится мрак,
И, дождавшись момента,
Прибежит вурдалак.

EcMfibUi wmu 105
* * *
Копошится в поле ветерок,
Пшеницу легкую качает —
Полети-ка на восток
По земле до ее края,
Прямо к морю-океану,
Что мы черпаем стаканом.
Влагу горькую коварную
Вовек не исчерпать.
Есть источник посреди пустыни —
Хочешь, жажду утоли,
Вспомни: были молодыми
Все хозяева земли.
На заре — ходили в поле,
На закате — вдоль реки,
Шумно радовались воле,
Вдаль глядя из-под руки.
Одинокий месяц светит в небе,
Скоро тучи наплывут,
Занесет всю землю снегом,
Все укроет, словно пледом.
И не слышно, и не видно,
И ни капли не обидно.
Ни войны, ни тишины —
Все вокруг чего-то ждут...

* * *
Налей, браток, устал я, блин, с дороги,
Налей побольше, чтобы сразу в рог.
Я шел так долго, что истерлись ноги,
А баба не пускает на порог.
Проложен по рутинам путь тернистый.
Плутал я по колдобинам дорог,
По выбоинам, ямам, в дебрях мглистых,
А баба не пускает на порог.
Водка виновата —
А ни о чем таком и не подозревал,
Водка виновата —
А кто ж тебе ее в рот-то наливал?
Искал я счастье, а оно-то тут, под боком,
Искал я радости и пил надежды сок,
Не мог понять все сразу, ненароком,
А баба не пускает на порог.
Я рвал и грыз, и был упрямым, бодрым,
От мира отрывал себе кусок,
И по натуре вовсе я не лодырь,
А баба не пускает на порог.
И не пускает на порог своя же баба —
Да что ж это такое, стыд и грех,
Налей, браток, мне многого не надо,
От жизни не ищу уже утех...

EtMfibUi 4П4ЪМ> 107
* * *
Седина, когда ты появишься?
Пей до дна — чуток позабавишься...
Где конец — тридцать три что ли мне?
Молодец — на все твоя воля.
Безвестность.
Неясность.
Конкретно:
Говорю
классно —
Сны и реальность
Смешались печально,
И трудно найти
Тот единственно верный
Шаг.
Ништяк.

* * *
Мчится ветер по просторам,
Не пугается напрасно.
Если мог бы,
То с позором
Не встречался
Никогда.
Если мог бы,
То вообще бы
Горевал бы
О прекрасном.
Но ветер не умеет —
Он свободен
Навсегда.

* * *
Песни поет моя родина,
Песни поет невеселые —
Это раскаянье позднее,
Это земля растревожена.
Мир заключили в объятия
Руки железные синие —
Это земное проклятие,
Мрачные темные силы.
Пой, ветер, пой песню смелую,
Вдаль разнеси по селениям —
Это попало за дело нам,
Это вселенная сердится.

110 Чс^МуЛ*. 0,*ЫаХЛ* t)AU*hf*& УааЫ/ШоЬ*.
* * *
Разорвало вдребезги снаряд,
И представилось без лишних слов,
Что последний выстрел наугад
Есть прощальный возглас:
«Будь здоров!»
Повернулась задницей судьба,
Оплатить придется все сполна.
А осталось только двести грамм —
Вот такой вот параллелограмм.
Злосчастный рок,
Неясный срок.
Из глубины полез порок.
Корявый день:
Мелькнула тень —
Я нажимаю на курок.

* * *
Замер мир. На поля
Снег наносит ветер.
Небо все в облаках.
Тьма на белом свете.
Не выскочит зверь одинокий,
И путник шальной не пройдет.
Пурга разыгралась жестоко,
Предвестие злое несет.
Перед стихиею
Все равны.
Ни деньги, ни власть
Не спасут.
И кто приспособлен,
Будет угроблен,
Когда загремит
Страшный суд.

112 Ч*}МуА. Cf**MU+ b<M*«*f*& \СбАйМ4Ал1*.
* * *
Улетая ввысь, в небеса,
Песню тайную зяблик пропел,
Зяблик пропел,
Дохрипел до конца,
И спокойно ввысь улетел.
Медлил он у последней черты,
Думал, нужно лететь или нет,
Лететь или нет.
Но готов был ответ:
Здесь — больше тьма,
А там — больше свет.
Небо называется бессмертием,
А песня называется огнем.
И в законе нету места третьему —
Или сдохнем мы,
или живем...

(7<*%л 115
Правда
О чем говорили бы люди,
Не будь на то событий поток.
Увидел я девушку юну
И осознал, что не одинок.
По городу бегали слухи,
Но мне они были как с гуся вода.
Какой ни случись заварухи —
На свете правда одна.
Пусть буйные ветры проносятся
Обрывки газет шевеля,
И знамя в небе полощется.
Все это, в натуре, не зря.
Изучены жизни реалии,
И наши всегда победят.
И, что бы там ни болтали мне,
Рассвет все равно сменит закат.
Но вот загремит звуком грозным,
И день неумолимо встает.
Шумят в русской роще березы,
Соловей, разбойник, песни орет.
И девушка юна поможет мне
Согреть сердце на этой стезе.
Программа в структуру заложена,
Дорога лежит по земле.

116 Чсфмум. Ctt*wu+ J)AiA**hj4A&> 1СеыЫ^ело1л
* * *
Осенним холодом повеяло на улице,
Опали листья с тополей, берез и лиственниц,
А в сердце прежняя тоска,
А взгляд стремится в облака,
И снега ждет земля, чтоб, им укрывшись, выспаться.
И так же как сотни лет,
В огне горя, огонь даря,
Опять полощется рассвет,
Идет заря.
Через когорты бед,
Через угар побед,
Бесспорный дает ответ,
Идет заря.
Зима настанет, заметет метель-метелица,
Запорошит дороги, реки леденелые,
На лыжи встанет детвора,
Мороз погонит со двора
В дома уютные, а может, в поле белое.
Вот разлилась весна ручьями, половодьями,
Набухли почки, прилетели с юга птицы,
И хочет вырваться душа,
Летать и мчаться без конца
От вящей радости тепла навек напиться.
А летом снова соловьи и ночи звездные,
И дни, распахнутые солнцу, небу, ливням,
И встала радуга-дуга,
И взгляд стремится в облака,
И продолжает круговерть свой бег старинный.
Каждому времени свой сезон,
Каждому времени свой резон,
Каждому времени взрывы или шорох,
Время не ждет,
А чего же тут ждать,
Ведь конца-края тому не видать,
Покуда есть в пороховницах порох.

Г7<*%* 117
* * *
Трепещет сердце от любви нечаянной,
В душе закрытой яростный огонь.
Но сердце знает золотую тайну,
Когда ложится солнце на ладонь.
И сердце видит, что узреть не в силах
Ни глаз, ни окуляр, ни телескоп.
И сердце знает: ветер над Россией
Сметает мусор с заповедных троп.
Янтарным бликом чистого сиянья
На землю сходит света благодать,
За стыд войны, за беды и страданья
Значеньем смерти искупленье дать.
* * *
В широком поле ржи
Сплошные грабежи.
Ты узелок завяжи
И не ходи по межи.
Горит трава по весне,
Мы третий год на войне.
И подтвердилось вполне,
Что все по нашей вине.
Прости нас, Боже, прости
И наши души спаси,
Греми грозой в небеси,
Гром ты, гой еси.

118 HtfjbcyM,. С*ы*#и t)A**«hf4*& Келб¥*Ао1л>
* * *
Там, где рождался свет
Полный, полный,
Виден горящий крест
И люда волны.
Срастаясь с людской молвой,
Рыдает пресса.
Словно степной пожар —
Костры моих песен.
Смывая границ гранит,
Бушует море,
Кровавой мочой смердит
И просит воли.
А над миром рыскает весна,
А над миром рыскает весна,
Ищет, в ночь протискиваясь,
Ласковое солнышко меня
Без отдыха и сна.
В суетном круге вертясь,
Играют искры,
Готовые вспыхнуть враз
Тоской и смыслом.
Ведь там, где любовь была,
Остался хохот
И кто-то, шагающий в бой,
Дабы не сдохнуть.
И слезы готовы течь
В заросших лицах,
А души — лететь и петь,
Подобно птицам.
А над миром брызгает весна,
А над миром брызгает весна,
Ищет, в ночь протискиваясь,
Ласковое солнышко тебя
Без отдыха и сна.

defy* 119
Плавание
Ты плывешь по речке вдоль берега,
Вся природа — сплошь благодать.
Было для чего верить,
Было для чего ждать.
Заросли, кустарники, дубравы,
Мутные ракиты вдали...
Жизни твоей переправа,
Ты, дружище, не пропади.
Будет тело невесомым,
А сознанье орошенным,
И последняя надежда
Вспыхнет ласковым лучом.
Будет время вне закона,
А задача разрешенной,
И Вселенная будет встречать тебя,
Как отчий дом.
Так бывает — все повторяется,
И ответственность велика:
Все, что сейчас свершается,
Отзовется через века.
Или даже гораздо быстрее,
И поэтому будь начеку —
Чуешь, чем-то тревожно веет?
Видишь знак на ближайшем суку?
Ноль на ноль — в итоге бесконечность,
Рыба приспособлена молчать.
Вверх против течения в предвечность —
Путь тяжелый, но тебе не привыкать.

* * *
Сапоги-скороходы маленькие,
Маленькие да удаленькие:
Если влезешь, спешить не понадобится
И останется только радоваться.
Но не обессудь:
Впереди тревога,
Грозная, как металл,
Впереди подмога,
Яркая как кристалл,
Впереди — дорога,
Надо ее пройти,
Попросить у Бога
Терпения и любви.
На ковре-самолете вылететь
И примчаться в страну отдаленную,
Если не упадешь, то, видимо,
Там и станешь навек влюбленным.
Но не забудь:
Впереди тревога,
Грозная, как металл,
Впереди подмога,
Яркая как кристалл,
Впереди — дорога,
Надо ее пройти,
Попросить у Бога
Терпения и любви.
На заре все табу отменяются,
На заре изменяются скорости,
Если песня пришла из молчания,
То последуют громы и сполохи.
Если гром загремит в поднебесье,
То отчаяние станет раскаянием,
Если сполох над бездною вечною,
То прольются дожди нечаянные.
Эти влага и благо спаянные —
Как награда за все, что случается.

121
Горшей обид, страшней ненастий
Непостоянство злой судьбы,
Откуда валятся несчастья
В период тягостной борьбы.
Тяжелой битвы канонада,
Экранов гром и рев машин,
И вопли сложены в тирады,
И застилает небо дым.
Узоры мороза
На окне,
А в сердце заноза
И, как во сне,
Смотрю, в стекло
Уткнувшись носом,
Ищу ответ
На свои вопросы:
Гдеты, гдеты
Свет и лето?
Рулетку крутят агасферы,
Играя жизнями племен.
Мир в ожидании барьера —
Где ты, конец каких времен?
Как маховик глобальный встанет,
Взорвутся звезды, и навек
Большая пустота настанет —
Чего ты хочешь, человек?

122 HcfMjeAt. Ctht&u Pau**s{*usl KeAeMAAol*.
Зерно
Где бы я ни был, куда б ни забросило в жизни,
В памяти застряли навечно те бурные дни,
Когда, обвеваемы трепетным утренним бризом,
Мы бегали, брызгаясь пеной, как дураки,
На всем свете одни.
И солнце, бросаясь лучами, творило, что надо:
Шутливые блики на гребне серьезной волны,
И чайки кричали, как бомбардировщик «торнадо»,
Мы были глупы и довольны, мы были сильны,
И чем-то полны.
Медле-н-но,
Все одно!
Обязательно,
Брошенное в землю непременно всходит
Всякое зерно.
А ветер крепчал, и солидные звали нас дали,
Чтоб что-то узнать, и осмыслить, и вывод найти.
Картины живые у глаз то и дело мелькали,
Но тот первый шедевр мы забыть не могли,
И поди сберегли.
Ох, как замаячит на небе могучая птица,
Ох, как возжелается снова изведать чего,
И жизнь кинохроникой вмиг перед взором промчится,
А то интересное место — так ярче всего.
Ого-го-о!..
Медле-н-но,
Все одно!
Обязательно,
Брошенное в землю непременно всходит
Всякое зерно.

Г7<*£?* 123
Нити прогресса
Неимоверно запутаны нити прогресса,
В клубок шевелящийся все замотались они.
И даже природа на грани последнего стресса.
Подобно орехам хрустят и колются дни.
И под жерновами, которыми время все мелет,
В агонии бьется, стираясь в простой порошок,
Все, что заставляло работать, сражаться и верить.
Выходит стезя на какой-то безвестный виток.
Достану я меч из дедовских заржавленных ножен
И стану рубить этот узел, была не была.
Вдруг кто-нибудь тоже не стерпит и крепко поможет.
А что будет дальше, черная знает дыра.

Этап за этапом идет уклонение в Запад.
Давно перестали враги с нашей Родины драпать.
Осели на теле, заразы, кишат в эфире.
И осмелели, ох падлы, и загомонили.
Смотри же, Иван, как над тобою смеются,
Как душу твою разрывают, и губят, и травят.
Они променяли любовь на французские чувства,
А веру — на морализм, умещенный в экране.
Подлая ложь возведена в ранг искусства.
Кто ближнего лучше обманет — полнейший красавец.
И до тошноты так порою становится грустно,
Что поневоле вступаешь в когорту пьяниц.
Конечно, не хочется масла в огонь подливать,
Но иначе нельзя. Потому что в себе не удержишь.
Все, что накопилось, хочется высказать.
Ведь так не должно оставаться по-прежнему.

Г7<*£?* 125
* * *
По миру пройдя без ухмылки кривой
Безадресный сын возвратился домой.
А ветви наполнены были листвой
И ветер шумел удалой, удалой.
А солнце в зените стояло, смеясь,
Плескалось лучами, от глаз не таясь,
И где-то огромный шумел океан,
Который еще проплывет Магеллан.
Стыд и позор террора,
Спесь деловых разговоров
Развеял в пух и прах с задором
Ветер любви,
Рожденный в сердцах веселых.
С порубленных сосен летела труха,
И прыгали дети аж до потолка,
Когда проходил по усталой земле
Безадресный сын к однозначной судьбе.
Повязаны крепко веревкой одной
Зло и добро по причине простой:
Чтобы планету с орбиты не сбить,
Везде равновесие надо хранить.
Темной ноченькой звезды светлые,
В бурю грозную руки крепкие
Беду отведут с задором
Ветром любви,
Рожденным в сердцах веселых.
Патроны кончались в дыму и огне,
В терзаемой болью лихой стороне.
И яростный полдень жарою ломил,
А кто-то, хрипя, в пустоту говорил:
«Прострелено сердце в неравном бою,
Но песню свою все одно допою,
И вы не горюйте на долю мою,
Родные и та, каковую люблю».
Завесу великой тайны,
Основу войны фатальной,
Развей в пух и прах случайно
Ветер любви,
Рожденный в сердцах нечаянных.

126 HcfMyji. Ctf*Wt4+ \ioACJU4Acl*>
Армагеддон
Намедни быстрый всадник
Протрубил лихую весть:
Всех, кто ожидал в засаде,
Прямо с неба что-то — тресь!
Загрохотал зверинец, руша сталь,
Все клетки растворились, как вуаль.
Цветковая ограда
Шевельнулась в темноте,
Повеяло прохладой
В час сомнительных утех,
Застыла кровь и в жилах и в сердцах,
Повсюду расползался дикий страх.
Мимо горящих окон,
Повинуясь темноте,
Летел говорящий рокот,
Громом посланный тебе.
День торжества и гнева долго ждать,
Ветер несется следом — не убежать.
Словно улыбка на лице,
Словно веселый взгляд,
Небо топорщится в конце
Веков, бегущих наугад.
День разделения тьмы и света долго ждать,
Следом несется ветер — не убежать.
Воинство,
Грозное воинство готово
К боям,
К решающим дням,
К летящим огням
Армагеддона.

UeJif* 127
Разбросаны по миру души —
Тягостно собрать,
А совесть бить баклуши
Не намерена опять.
Смешала построение стволов
Кривая геометрия углов.
Намеченная встреча
На Калиновом мосту
Несет в печальный вечер
Подобающую мзду.
Блестели сотни лет в руках клинки
И падали на землю мужики.
Незыблемое правило:
Кто сильный, тот и прав —
Написано на знамени
Затюканных солдат.
Но все перевернется в тот же час,
Когда покинут звезды свой Парнас.
Безапелляционный суд
Провозгласит набат,
И те, кто любят, верят, ждут,
Отправятся в кабак.
Восставших мертвых сдвинутся ряды,
Жнец с нивы соберет свои плоды.
Воинство,
Грозное воинство
Готово к боям,
К решающим дням,
К летящим огням
Армагеддона.

128 Чс}**оу*- С*ы*ми Ьлимь^ия \(ааЫ/шю1*-
Ортодокс
Они попадали с неба, как десант,
Себя считая при этом фактом,
На них не действует дезодорант
И не заключишь с ними мирного пакта.
Они не знали, что такое Земля,
И встреча с ней для них была неожиданна,
И обнаружив здесь тебя и меня,
Они решили, что это обидно нам.
И чтобы доказать
Противоположное,
Затеяно нечто
Не простое, а сложное —
Ортодокс.
Теперь они расползлись повсеместно,
Но это тоже им кажется мало,
Тогда сподобились влиять на прогресс,
И в результате — что с нами стало?
Мы — апробированный потенциал,
Откуда черпать энергию можно.
И если ты, друг, об этом не знал,
То будешь знать теперь, как я, тоже.

UeJif* 129
Зарево
Пролетел с высоких гор шумливый камнепад,
Ветер рвался на простор — повернул назад
И завяз в снегах,
И завяз невпопад.
Гром раскатисто гремел — по весне скучал,
Свет от молнии летел — небо защищал.
И почти потух,
И почти пропал.
Но всколыхнулось зарево
Рассвета через миг,
Все, что природа дарит нам,
Вдруг вспыхнуло,
Вдруг вспыхнуло,
Вдруг вспыхнуло,
Как честный стих.
От глагола до глагола путь как вектор дан,
И трепещущее слово строит четкий план,
И горит в огне,
Как подожженный стан.
От огня желанный жар, жар до боли бьет,
Получается кошмар, страх во тьму ползет,
Тянет, словно цепь,
Воет, словно волк.
Но всколыхнулось зарево
Рассвета через миг,
Все, что природа дарит нам,
Вдруг вспыхнуло,
Вдруг вспыхнуло,
Вдруг вспыхнуло,
Как честный стих.

130 HcfMjej*. Ctt*wt4+ J)ju*hf4*SL К^иЫнш*^*
Хор звериный, хор нестройный,
Как грохочет в дождь вода,
Дни — серебряные кони —
Мчатся вдаль через года.
Посмотри или послушай:
В темноте и в тишине
Устремилось в наши души
Что-то чуждое извне
Мчатся кони буйным ветром,
И осмыслить не успеть.
Только ночью звездной спектры
Тел космических узреть.
Под завесой атмосферной
Завершается финал:
То ли лютое инферно,
То ли ангел пролетал.
Сшед со грани, грань другую
Разум силится постичь,
И за грани мысль лихую
Кони мчат, как гонят дичь.
Рассекая вехи, даты,
Конгломераты городов,
Словно рожицы приматов,
Лица в скопищах голов.

Г7<*%* 131
Жуткий вихрь долгой скорби,
Беспримерный, без границ,
Дни — серебряные кони —
Мчат к воде, чтоб падать ниц.
Как над бездной дальний вестник,
Сокрушая все мосты,
Странник, сказочный кудесник,
Наколдует шквал весны.
И в зарницах, без утайки,
Вдруг привидится сигнал —
Из глубин истории байки
Облекутся в идеал.
Мчитесь, кони, табунами,
Нету края у миров,
За девятыми валами —
Воплощенье грез и снов.
И неведомые тайны,
Суть и смысл истин всех...
Мгла ли темная густая,
Или яркий, ясный свет?
... В золоченой колеснице
Будут все запряжены...
Мчатся кони, словно птицы,
Дни, серебряные дни.

132 Чсфмулл. Сп*ми* ])aaa**jjia3l \0шЦмш>1а
Поздний вечер наступает
Поздний вечер наступает,
Горизонт багровой краскою покрыт,
С неба птицы улетают,
Остаются только звезды, и луна горит.
Луна горит, все отражая,
А солнца скрывшегося луч,
Безвестный, в темноте мерцает,
Так, что я боюсь,
Что окажусь наедине с луною,
Меж армады звезд,
Боюсь, что с ней общаться стану, воя,
Как безродный пес.
А дело в том, что одиночества святого
Надо выпить тяжкий груз,
И что теперь нас будет двое:
Я — и тот, кого боюсь.
И этот страх потливый, мерзкий,
Что я больше не люблю,
И что любить не смею дерзко —
Я этот страх убью.
И окажусь наедине с луною,
Меж армады звезд,
И с ней общаться буду, гордо стоя,
Как благородный пес.

fleJif* 133
* * *
Обогрело землю солнышко
и ушло,
Улетело лето красное —
хорошо.
Слышен, что ли, или как,
вечерний звон?
Отступили наугад —
в горле стон.
Словно тьма навсегда.
Отгремели и с боями, и с потерями
отошли.
Усмехнулись жестко силы времени
и тошнит.
Наблюдали все закономерности
без труда,
Привела дорога верности
в никуда.
Словно тьма навсегда.
Возмущалась справедливость,
требовала себя,
Непорочная стыдливость
двигалась, грубя.
Подстегнула вседозволенность
наоборот,
С результатами освоилась —
горе поет.
Словно тьма навсегда.

Души
Тяжелой тоски полон
Дом от беды верной,
Седой за окном холод,
Злое обилие скверны.
Чьи-то души летают,
Чьи-то души кружат,
Души не умирают,
Души не спят.
Созрела необходимая мысль
Передернуть затвор,
Дать хоть предупредительный выстрел
В упор...
Покоя давно нету,
Оставил он место это,
Лишь где-то зарница света
И тишина где-то.
И много не зная,
Год за годом подряд
Души не умирают,
Души не спят.
Приди же скорей радость
Молчанье прерви скорби,
Немного уже осталось,
Лишь важное что-то вспомнить.
И бесчисленной стаей,
Словно птицы летят,
Души не умирают,
Души не спят.

llofy* 135
Победа
Мы построим города,
В тех местах, где никто не был,
Мы отправим поезда
В это утреннее небо.
И взовьется ярким пламенем
Костер, подобно знамени,
Высоко, куда не видят глаза.
И вдали мы будем чувствовать себя,
Как в отчем доме,
Те огромные края
Мы с нашей жизнью познакомим.
Устремимся гордым племенем
В места, где нету времени,
Туда, где мир открыт, как слеза.
Атакуем выси так,
Что им неповадно будет,
Начертаем четкий знак,
Что и тут бывали люди.
И свистящим мощным ветром
Продырявит километры
Наша тайна, что пришла из сна.
Нужна — победа,
Вручена — победа,
Во все времена — победа,
Победа.

»
I
i

137
Послесловие
Владимир Рогачев о Дмитрии Колоколове1
Черное поле Дмитрия Колоколова
Молодежный андеграунд — «подпольная» субконтркультура протеста про-
тив лицемерия и лжи, резкого разрыва между идеалами и реальным советс-
ким образом жизни — родился в СССР в начале 1960-х годов. Это была реак-
ция на загнивание партийно-политической системы и отсутствие свободы
творческого самовыражения молодых.
Одни неформальные группы протестовали против ввода советских войск
в Чехословакию, другие развивали новомакаренковское движение, очищая от
грязи идеалы революционного преобразования мира 20-х годов, третьи зани-
мались рок-н-роллом, отечественной рок-музыкой и поэзией.
Однако были умные головы и в КГБ, и в комсомоле. Особенно в северной
столице, где открылся свой рок-клуб. В начале 80-х Петроград посетили моло-
дые радикалы — студенты гуманитарных факультетов Тюменского универси-
тета. Вскоре (1984 год) рок-клуб открылся и в ТГУ2, туда потянулись старше-
классники, ребята из училищ, студенты других вузов. Среди них был и Дмитрий
Колоколов. До своей службы в армии он ничем не выделялся в рок-тусовке,
подчинялся ее «стремным» правилам игры. Но мало кто замечал его внутрен-
нюю жизнь, как он сумел дистанцироваться от разрушительного эпатажа своих
сверстников и лидеров. Позже Димон скажет в одном интервью, что пришел в
рок-движение не ради разрушения, а ради энергетики созидания, ради поиска
отечественных корней (русского фольк-рока). Его заклятием и нравственным
уроком на всю жизнь стал случай, когда в три года маленький Димон попытался
накормить утят у бабушки под Одессой... песком, и те погибли.
В1987-1988 годах Димон уже выступает в рок-группе «Инструкция по вы-
живанию», пытается играть собственную музыку с Джексоном (Женей Кокори-
ным). После неудачного семестра в индустриальном институте его забирают в
армию. Вернувшись в Тюмень в 1989-м, Димон работает сторожем в магазине
«Охотник», музицирует в нескольких командах — «Центральный гастроном»,
«Провокация» и «Сазоновская прорва» (с вышеупомянутым Джексоном). В на-
чале девяностых совместно с Вадимом Зуевым (Ротон, Человек Вэ), близким в
те годы Димону по духу и взглядам, путем наложений записывают двойной
альбом «Ритмы для души» со своими текстами — группа называется «Мертвый
ты». Качество звучания не очень, но получился один из самых сильных альбо-
мов тюменских фупп. После гибели Ротона летом 1994 года Димон набирает
новый состав из молодых музыкантов и выступает с концертами, исполняя
собственные песни. Группа теперь называется просто «М.Т.».
В 1991 году Димон вместе с Крюгером (Дмитрием Никифоровым) начина-
ют выпускать тюменский рок-журнал «Чернозем». Название связано с одно-
именной рок-балладой, перевернувшей смысл этого слова. Традиционно чер-
1 Публикуется с сокращениями по заметкам в газетах «Наше время» и «Тюменский
курьер» за ноябрь 1997 г.
2 В 1982 году в ТГУ был образован художественный совет, его председателем стал
зав. кафедрой русской и советской литературы В. Рогачев, с помощью тогдашне-
го председателя студпрофкома В. Селиванова добившийся открытия рок-клуба.

138
нозем — щедрая русская земля, национальное богатство, дарившее людям
богатые урожаи. У Димона чернозем стал черным полем нашего ожесточения,
жуткого духовного кризиса, в него страшная эпоха бросает зерна — бесплод-
ные тела: «Боевая патология. Посевы дали всходы. Народ-урод. Чернозем».
В эстетике рок-поэзии Колоколова есть свои особенности. В ней душевный
подъем и гармония парадоксально слиты с катастрофическим видением мира
<...> Он быстро прошел путь от бессвязных, порою психоделических, текстов
панк-рока до нового поэтического языка молодежного андеграунда начала 80-х
годов (творчество М. Науменко, К. Кинчева, А. Башлачева, В. Цоя и др.)
...Наша тюменская рок-поэзия уже пять лет ходит в золушках у местного
отделения СП РФ, комитетов по делам молодежи областной и городской адми-
нистраций. Хотя власти не преминут сказать о своей демократичности и под-
держке молодежной культуры.
Так и варится в собственном соку тюменская рок-поэзия. Талантливая и
обкуренная, зараженная творческой энергетикой и пьяная, вызывающая раз-
дражение властей и обывателей своим эпатажем. Ее третировали в советс-
кое время, на произвол судьбы брошена она и сейчас. Выбираются из стеба
(эпатирующей дрожки) лишь немногие. Лучшие кончают с собой или замолка-
ют, замыкаются в себе. А рядом «пекут» книги с правильными строфами и
рифмами, но, увы, либо перепевающими мотивы наставников-новопочвен-
ников, либо «переписывающие» классических поэтов. Пекут дебютанты —
молодые по возрасту, но старые по выбору проблем и форм. На них даже
власти деньги находят. Понятно, эти «молодые» далеки от жгучих молодеж-
ных проблем сегодняшнего дня.
Ну не хотят признать эти деятели, что в лучших произведениях Димона
западничество и славянофильство наконец-то вступили в творческий диа-
лог, образовали парадоксальный и выразительный синтез. Захочешь и услы-
шишь в голосе Димона голоса Державина, Ломоносова, Тютчева, Лермонто-
ва, Заболоцкого, Хармса...
Димон вышел на финиш на филологическом факультете ТГУ, где блестяще
защитил преддипломную работу «История, анализ и тенденци развития тю-
менской рок-поэзии». Зеркало местной молодежной субконтркультуры, ее
противоречивого пути с 1985 года.
Димон пишет эссе о героях зарубежной литературы XX века, «беседует» с
Сэлинджером, Кафкой... Он нашел работу в техническом цехе тюменского
молодежного театра «Ангажемент»... Летом и осенью 1997 года Димон при-
ступает к записи нового сольного альбома. Ему помогают Джексон, Аркадий и
Джек Кузнецовы и другие мастера сибирского рока. Но другой рок уже назна-
чил час. Рядом удивлялись, что Димон торопился закончить запись. Монтиро-
вали альбом уже без него...
Последний акт трагедии гениального молодого тюменского поэта был
сыгран на железнодорожных путях 19 октября 1999 года. Официальная вер-
сия — несчастный случай. Лишь небо да он знают, что произошло на самом
деле. Страшные звери в человекообразной форме бросили ли Димона под
состав, шел ли он ослепительном беспамятстве по путям, сочиняя новые
строфы?..
Дмитрий Колоколов выразил боль и мечтания молодежной рок-культуры.
Он пошел один по черному полю жизни — охотник за новой гармонией. И погиб.
О, Русь, о боль моя, тоска моя! Что имеем — не храним, потерявши — плачем...

139
По КОМ звонит колокол?
Дмитрий Колоколов (Димон) ушел из жизни в последние дни октября 1997
года... Один из лидеров местной рок-музыки и поэзии, соредактор ернически-
талантливого молодежного журнала «Чернозем» и шеф оригинальной коман-
ды «МТ», он вписался в новое время и ценил возможность свободного твор-
ческого самовыражения. <...>
Давайте поговорим о явлении. О том нашем образе жизни, который дела-
ет нас несчастными. О все более расходящихся векторах творческих иска-
ний зрелого поколения, работающего на созидание, на вочеловечивание юных
и воспитание красотой. И молодого поколения Колоколова, увлеченного зам-
кнутой, противоречивой своей контркультурой.
Разбуянились в полях ветры,
Словно хочет что сказать вьюга.
Это время нас ведет к смерти...
Бродяга-ворон пролетел
над покосом
Золотистой пшеницы,
Он оглядел свои пространства
И отправился вверх — к облакам.
А я смотрел ему вослед
В своей красивой рубахе из ситца
И думал: скоро ли вот так же
Воспарю туда сам.
Как горько, печально и таинственно! Видите, поэты — всегда пророки...
<...> Текущая молодежная рок-культура (и российская, и тюменская) наглу-
хо застегнута на все пуговицы, она бросила меч между традициями и про-
шлым искусством, предпочитая гармонии хаос, подбадривает фантазию как
минимум пивом, по максимуму — наркотой. Любовь заменена сексом, мело-
дические лады — рваными ритмами, одуряющим грохотом усилителей. Вмес-
то нормального человеческого счастья — удовольствие любой ценой, усла-
дительный кайф. И это все при несомненном таланте многих «братков»:
Время рассудит, так водится здесь,
По колючим следам у дорог.
Каждый, кто много мнил о себе,
Не раз уже был одинок.
А летом дожди не пугают собой
И в громе не слышится войн,
Зато впереди — призрак света вдали,
Да ждет одичавший покой.
<...> Молодежная тусовка при всей своей внешней сплоченности, массо-
вости, беспрерывно имитируемой энергии и дружеских объятиях на самом
деле скучна и однообразна. Ну еще один концерт, еще обалденное вопление
всю ночь, еще одна пивная батарея, еще одно секс-приключение... А дальше?
А дальше для таких талантливых, как Димон, — скука, отчуждение и холодное
одиночество.
Законы дикой стаи, надоевшего многодневного рокерного пира во время
чумы, на самом деле отторгают, отбрасывают в темноту небытия задавших-
ся вопросом — а что дальше? Да не орите, не оскорбляйте: Колоколов все же

140
продолжал тянуть свою студенческую лямку, перейдя на заочное отделение
филфака ТГУ, он успел сдать мне черновой вариант своей дипломной работы.
Он сам выбрал тему — судьба и история тюменской рок-поэзии.
Какого умницу довели-потеряли... Димон сказал то, что вряд ли понравит-
ся его окружению. По нему, наш рок — эпос XX века, современный народный
фольклор (а вы — элита, элита, элита, супер-мупер выше всех). <...> Он
чувствовал, что обречен, ибо из своего круга молодым трудно вырваться,
особенно тогда, когда задумаешься о высоких идеалах. Да нет, не для меня же
он это писал, он никогда ни под кого не подделывался.
<...> Сейчас тусовка всколыхнулась, забегала. Кто-то готовит переда-
чи, собирает видеоматериалы, аудиокассеты и публикации. Многие проник-
лись, кто был рядом — живой! — еще недавно, надолго ли? Нет, дорогие
бойфренды и гирлицы, пока вы не создадите действительно свободное и
творческое молодежное объединение, не договоритесь с городским и об-
ластным комитетами по делам молодежи о поддержке, эти комитеты бу-
дут тратить денежки на сборы инфантильных деятелей порнушно-чернуш-
ной развлекаловки. Став карикатурой своего поколения. Ну сделаете еще
одну татуировку себе на зубе, потренируетесь в свежих постельных рит-
мах — а Димон теперь спросит: а что дальше?
Будет горько, если в тень забвения канет скромное, но талантливое на-
следие Колоколова. Так попробуйте не прожигать его дальше, а хотя бы из-
дать его сборник. <...>
P.S. На одном из гала-концертов гуру молодежной контркультуры моя дип-
ломница журналистка К. спросила их в кулуарах: «Зачем вы это делаете с
молодежью?». Последовал циничный ответ — получаются хорошие «бабки».
Кто это понял, того уже нет... Остался лишь на обложке одного из номеров
«Чернозема» смешной и милый цыпленок.

141
Утро, и воздух свежий 6
Трубка из рога оленя 7
Лето на Устюрте 8
Идет мужик в косоворотке 9
Коля Лентяев 9
Дык, а че думать-то, интеллигенты 10
Тишина И
Вся мозговая деятельность 12
Молодежно-философическая 13
К черту время! 14
Свиху 15
Песнь о братке 16
Горит огонь, вокруг тепло 17
Черти вынесли из омута 18
Оленьке 19
Маршем на фарш 20
Таежная 21
Голос сердца зовет, беспечный 22
Выхожу под небо, снова виноватый 23
В чьих глазах узреешь до конца 24
На порохе
Оседал над городом январь 26
Легион 27
Охотник 28
На порохе 30
Тюмень 32
Рая 34
Не грусти 35
По пьяни дело катит по-другому. 36
Хочешь, сказку расскажу 37
Баба 38
На базар схожу сегодня 39
Жил простой рабочий парень 40
Яна 41
Мотоцикл 42
Я полночи смотрел фантастический сон 43
Трактор 44
Любовь 46
Содержание
Трубка из рога оленя

142
Время космических будней 48
Сектор, Русский сектор Галактики 49
Беглый каторжник прогресса 50
Яблочко 51
Роль 52
Все снова 53
В праздник 54
Звездная битва 55
Ровно в двадцать один час 56
Брэдбери 57
Избивайте нищих (из Бодлера) 58
Дорога 59
Я иду один в широком поле 60
Бродяга-ворон 61
Повстанцы 62
Космолет 63
Мы уйдем за тридевять земель 64
Мир как экзамен
Древний край цветущих тополей 66
Время пошло 67
Ходят по дорогам 68
В небе ясном и светлом 69
Повинная 70
Вечером в городе сумрачном 71
Горел восход, вставало солнце 72
Ехал я вдоль речки 73
Где те солдаты 74
Снег валил с небес неслыханный 76
И в ясный, и в пасмурный день 77
Музыка-заря 78
За порог! 79
Разметалось солнце яркими лучами 80
Лучик 81
Ветер летел 82
Отполыхал пожар сердец 83
Птице нужен полет 84
Белый огонь
Ветрам наперекор 86
Шли без конца по тропинке 87
Атакует время жестко пламенем вопросов 88
Как по небу тучи носит ветер 89
Черным по белому снегу закружится 90
Весна 91
Русский сектор Галактики

143
От намеченной повести далеко не уйти 92
Осветляется небо 93
На столе стоят стаканы 94
Паштет 95
Сдвинулась система 96
Ветер дул — свиреп и долог. 97
Опять на улице мороз 98
Если призадуматься 99
В воздухе пахнет грозой молодой 100
Моя молодость в поту. 101
Стояла тьма вечерняя 102
Куриный бульон заварен в кастрюльке 103
Когда солнце усталое 104
Копошится в поле ветерок 105
Налей, браток, устал я, блин, с дороги 106
Седина, когда ты появишься? 107
Мчится ветер по просторам 108
Песни поет моя родина. 109
Разорвало в дребезги снаряд ПО
Замер мир. На поля 111
Улетая ввысь, в небеса 112
Победа
Взметнулись к небу алые 114
Правда 115
Осенним холодом повеяло на улице 116
Трепещет сердце от любви нечаянной 117
В широком поле ржи 117
Там, где рождался свет 118
Плавание 119
Сапоги-скороходы маленькие 120
Горшей обид, страшней ненастий 121
Зерно 122
Нити прогресса 123
Этап за этапом идет уклонение в Запад 124
По миру пройдя без ухмылки кривой 125
Армагеддон 126
Ортодокс 128
Зарево 129
Хор звериный, хор нестройный 130
Поздний вечер наступает 132
Обогрело землю солнышко 133
Души 134
Победа 135
Послесловие. Владимир Рогачев о Дмитрии Колоколове 137