ЛИТЕРАТУРНОХУДОЖЕСТВЕННЫЙ

и

ОБЩЕСТВЕННОПОЛИТИЧЕСКИЙ
ЖУРНАЛ

Выходит
один раз
в 2 месяца
на русском
и бурятском
языках

Баинал
ми

СОДГРЖ

1

Великий

ЦЫДЕИДДМБАПВ.

писатель
А.

советской

РУЛШППГВ

эпохи.

3

Строки

памяти.

Стихи.
С. Ц Ы Р Е Н Д О Р Ж И Е В . Где ты.
утренняя з в е з д а ? П о в е с т ь .

Издается
с 1947 года

6
моя
9

II
ДА.ПДППОВ
Первопроходцы.
Памяти Хоца Н а м с а р а е в а . И» старой
тетради.
Богатырь
Бабжи-Бнрпс.
45

Стихи.
С. Б У Х А Е В .
Рассказ.
П.

Мосток

Исторический

3

Мама.

ПОЭЗИИ

ПАК

ПН

1975

П

Рассказ.

ПУБЛИЦИСТИКА

Разбуженная

ШИХАНОВ

125

тишина.

Начало Б А М а .

133

Ниж-

не-Аигарск. С т и х и .

139

Н.

143

ЕФИМОВ.

Хирург.

НАШИ
Г..

ПУБЛИКАЦИИ

ТРУБАЧЕЕВА.

Народный

чело­

век.
М.

146
БРОПТЧАН.

КРИТИКА

БУРЯТСКОЕ
ГАЗЕТНОЖУРНАЛЬНОЕ
ИЗДАТЕЛЬСТВО

КОРЕИ.
123

Гаврнлыч.

ОЧЕРК

65
116

Лирика.

A. К У К Л П Н .

МАИ-ИЮНЬ

век.

Рассказ.

ДРЕВНЕЙ

НО

ГАГАРИН.

М

Жестокий

роман. Книга вторая.

КНРШИН

ИЛ

Чичиху.
51

КАЛАШНИКОВ.

B.

C.

через

II.

ШИК.

II.

В АТУ Д Л Е В .

Он

Взаимосвязь

Первые

II
был

шаги.

И9

БИБЛИОГРАФИЯ
другом

У-Ж

Брюсова. 151

ДОНДУКОВ.

языков.

B. Л И П А Т О В
сти.

Светлые

155
песни

юно­
158

В . Б А Г О Н И Н . О времени, о Родине... 159

МИХАИЛ АЛЕКСАНДРОВИЧ ШОЛОХОВ

\

Рукописи объемом менее печатного листа не возвращаются

Главный редактор Н. Г. ДАМДИНОВ.
Р Е Д К О Л Л Е Г И Я : Африкан Бальбуров, Виктор Гуменюк,
Исай Калашников, Владимир Корнаков, Барадий Мунгонов,
Чимит-Рыгзен Намжилов (заместитель главного редактора),
Михаил Степанов, Алексей Уланов, Гунга Чимитов (ответст­
венный секретарь).
Техн. редактор И. Нечаев.

Корректор А. Шлыкова.

Подписано к печати 1I/V-75 г. Формат бумаги 70ХШ8, п. л. 10 (14,00).
•
Тираж 16507 экз. Заказ 1478. 11-03498.
Адрес редакции: 670324 г. Улан-Удэ, ул. Ленина. 27; тел. №№ 28-82,
70-60, 20-91, 23-36.
Типография

Управления по делам издательств, полиграфии и книжной
торговли Сввета .Миниетров БурАССР

К 70-летию М. А, ШОЛОХОВА

.

';
Великий писатель советской эпохи
•

В год, когда скончался Лев Николаевич Толстой, на берегу тихого
Дона уже бегал босоногий пятилетний малыш с живыми, умными глаз­
ками, светлой головенкой и чутким сердчишком. Родители, сверстники
звали его Мишкой, Мишаткой.
В ту пору никто не знал да и не мог знать, что из этого Мишаткч
за каких-то двадцать с лишним лет вырастет знаменитый советский пи­
сатель Михаил Шолохов, славное семидесятилетие которого ныне тор­
жественно отмечает весь читающий мир.
Удивительная, завидная судьба у всеми любимого, поистине на­
родного писателя! Сын рядовогв крестьянина достигает высот мировой
культуры.
Развивая свой могучий талант, благодаря упорному неустанному
труду, он становится в один ряд с самыми славными именами в истории
мировой литературы. В известном стихотворении Сергея Михалкова в
числе лучших книг названы «Тихий Дон» и «Дон-Кихот». Литературо­
веды проводят сравнительный анализ произведений Михаила Шолохо­
ва и Льва Толстого, и это никого теперь не удивляет, воспринимается,
как естественное явление. Гомер, Шекспир, Данте, Толстой — вот с ка­
кими сияющими вершинами встает в один ряд наш славный совре­
менник, автор «Тихого Дона», «Поднятой целины, «Судьбы человека»,
«Они сражались за родину», «Донских рассказов»! О героях Шолохо­
ва — Давыдове я Нагульнове, Григорие Мелехове и Аксинье, о Соколо­
ве и его приемном сынишке читатели у нас говорят, как о живых лю­
дях. И никто не удивится, если им будет поставлен памятник, как лю­
дям, которые жили, боролись в реальной жизни.
Я родился далеко-далеко от Дона, в бурятском улусе под названи­
ем Тарбагатай. Я особенно близко воспринимал в детстве и юности, и
сейчас воспринимаю каждую страницу произведений близкого и родно­
го нам писателя. Иногда кажется, что' Михаил Александрович Шолохов
побывал в двадцатые-тридцатые годы в наших краях. Были и в наших
местах старики-балагуры, точь-в-точь похожие на деда Щукаря, и по
нашим степям и горам гремела гражданская война, ну, а что касается
женщин, то я могу вспомнить судьбы, похожие на Аксиньину, были и
Лгчмолвные в своей преданной любви Натальи, и взбалмошные Дарьи...
Вот что значит создать всечеловеческие характеры!
Когда я листаю страницы «Тихого Дона», вглядываясь в мужест­
венные черты большевиков, я вспоминаю верного ученика Ленина —
Ивана Васильевича Бабушкина, вспоминаю нашего первого бурятского
профессионального революционера Цыремпила Ранжурова, перед мои­
ми глинами встает незабвенный Сергей Лазо, а за ними — Павел Балтичипов, Марии Сахьянова, Михей Ербанов... Все они сражались за по­
беду Советской власти на нашей древней забайкальской земле. Низкий
поклон великому писателю за то, что на века запечатлел немеркнущие
3

образы большевиков, добывшие нашу свободу в кровопролитных сра­
жениях. ' • Когда я достаю с полки «Поднятую полипу» и вновь погружаюсь и
события, описанные в этом романе, перед моими глазами встают налги
бурятские степи, наши улусы тех лет. И — удивительное дело!— рядом
с героями «Поднятой целины» возникают передо мной герои нашего бу­
рятского писателя, пламенного летописца тех лет — Ц. Дона. Середняк
Тэгшэхэнов Радна до капельки похож на Кондрата Майданникова,
происходят такие же бурные собрания, борются те же страсти... Это
значит, что писатели — и великий Шолохов, и наш Ц. Дон — верно
описали жизнь, шли .«по горячим следам• событий». И опять поража­
ешься могучей художнической силе Шолохова: описал события на До­
ну, а запечатлел «великий перелом», происшедший во всей громадной
нашей стране. Я думаю, все те, кто поднимал вековую целину народной
жизни в те годы до высот коммунистических идей,— все они благодар­
но поклонятся юбиляру в эти майские дни за его замечательный писа­
тельский подвиг!
А «Судьба человека» и «Они сражались за Родину»? Как трудно,
каким нечеловеческим напряжением всех духовных и физических сил
досталась нашему советскому народу Великая Победа в этой небыва­
лой во всемирной истории войне?! Слава художнику, чье горячее серд­
це, полное любви к родному народу. Родине, партии, создало незабы­
ваемые образы защитников Родины!
В дни славного 70-летия великого писателя нашей советской эпохи
вновь и вновь мысленно возвращаешься к начальным дням, первым
шагам человека, юбилей которого празднуется в эти дни во всем прог­
рессивном мире.
Родился наш любимый писатель в хуторе Кружилином Вешенской
станицы Донецкого округа. «Я родился па Дону,— писал Шолохов,—
рос там, формировался как человек и писатель, воспитывался как член
нашей Коммунистической партии...»
Мать пи с а геля, Анастасия Даниловна Черникова, была дочерью
крепостного крестьянина. Рано лишившись родителей, была отдана в
услужение и до самого замужества оставалась горничной у помещицы.
Эта замечательная женщина, хотя почти неграмотная^ обладала соч­
ной, живой речью. От нее, по-видимому, и перенял сын'творческий дар.
Нам известен такой трогательный факт: когда Михаил Шолохов'учил­
ся в гимназии, Анастасия Даниловна*, чтобы самостоятельно писать
любимому сыну письма, выучилась грамоте.
Отец Шолохова, Александр Михайлович Шолвхов.— выходец из
Рязанской губернии. Работал по найму. Поселившись на Дону, испы­
тал на Себе все тяготы, какие несли «иногородние». Батрачествовал, сеял
хлеб на арендованной у богатых казаков земле. Отец умер в 1925 году.
Мать погибла от фашистской бомбы в '1942 году.
Михаил рано пристрастился к чтению. Родители не жалели
средств, чтобы сын получил хорошее образование. Пушкин, Гоголь,
Толстой — вот кто были перяые писатели, кого начал читать юный Шо­
лохов... В гимназии Шолохов учился очень хорошо.
Когда наступила Великая Октябрьская социалистическая револю­
ция, .«...в его груди,—как пишет о Шолохове'Серафимович,— вспыхну­
ла жажда битвы за счастье трудящихся, замученных».
. . В 1920 году пятнадцатилетний Шолохов добровольно вступил в
продовольственный отряд, служил продармейцем, пулеметчиком, инспек­
тором. Когда на Дону объявились, контрреволюционные банды (как,
.например, банда Фомина), Шолохов вместе'с коммунистами и комсо­
мольцами встал на борьбу с шми. Однажды он был захвачен в плен
4

махновцами. Сам Махно допрашивал его. Он пригрозил юноше, что й
случае новой встречи повесит его. «Приходилось бывать в разных пе­
реплетах»,— вспоминал писатель позже об этом времени.
В 1922 году Михаил Шолохов приехал в Москву. В 1923 году на­
чинают появляться на страницах столичных газет и журналов фельето­
ны, статьи и рассказы молодого Шолохова. В начале 1926 года в изда­
тельстве «"Новая Москва» вышел первый сборник ]Иихаила Шолохова
«Донские рассказы». Маститый пролетарский писатель Серафимович
восторженно приветствует приход в литературу молодого таланта: «Как
степной цветок, живым пятном встают рассказы т. Шолохова. Просто,
ярко и рассказываемое чувствуешь — перед глазами стоит. Образный
язык, тот цветной язык, которым говорит казачество. Сжато, и эта сжа­
тость полна жизни, напряжения и правды...»
Вот так, в середине-20: х годов переступил порог советской н миро­
вой литературы замечательный художник слова Михаил Александро­
вич Шолохов.
Дальнейшие вехи его жизни широко известны всему миру: работа
над «Тихим Доном», завершение этой эпопеи перед самой войной, всена­
родное признание; в промежутки между томами «Тихого Дона»—на­
писание «Поднятой целины» и опять — огромный, небывалый успех...
Произведения Шолохова переведены почти.на все языки мира
Мы, буряты, читаем нашего любимого романиста не только на языке
Оригинала, но и на своем родном языке. Писатель Норпол Очиров пе­
ревел на бурятский язык «Поднятую целину», а Гунга Чимитов —
«Судьбу человека». Начиная с конца двадцатых годов периодически
появлялись переводы рассказов Шолохова, на-бурятский язык. Вот и
ныне в третьем номере «Байгала» публикуется перевод одного из ран­
них шолоховских рассказов — «Лазоревой степи».
Михаилу Александровичу Шолохову — любимому писателю, гордос­
ти советского народа — 70 лет. Земной поклон юбиляру за те великие
произведения, которыми он прославил-нашу советскую эпоху, народ,
Коммунистическую партию!
Пожелаем ему богатырского здоровья и новых творческих вершин!

Ччыш ЦЫДЕНДАМЬАЬВ

Андрей РУМЯНЦЕВ

С т р о к и палуягпи
(К

Еще снега,
Но где-то малый
Ручей стрекочет, как сверчок.
И вот пахнул землею талой
Пригретой горки пятачок.
О, эти запахи земные.
По ним запомнил ты навек
Дожди короткие, грибные,
И молодой скрипучий снег,
И листья клейкие, парные,
И хлеб —
Богатый человек!
Неумолчные эти поселки,
Неразлучные эти дома
Не завьюжат лихие поземки,
Не собьют ни ветра, ни грома.
Нынче сам я смелее и тверже.
На продутых степных росстанях
Я дороги держу, будто вожжи,
Стоя в крепких летящих санях.
Отчего эти степи дороже,
Где так ветрено, пусто, светло,
Где поближе к домам, у дороги,
Холм отца до весны замело,
Где родная земля мне поможет
Против ветра любого идти,
Где с отцом меня рядом положат
В окончаньи земного пути,
Где по добрым рабочим поселкам
Столько тропок моих протекло,
Где в клубящемся вихре поземки
Мне привычно, легко и тепло?
6

Погибли у бабки Матрены
Два сына — два д я д и моих.
А я, пред войною р о ж д е н н ы й ,
И х д а ж е не знал, молодых.
Обноски у ш е д ш и х латая,
Густую варя л е б е д у ,
Бабуся моя молодая
Скрывать научилась беду.
Внучат ограждала от лиха,
Солила грибы про запас,
А если и плакала —
Тихо,
И трудно,
И тайно от нас.
Я понял немного позднее,
Что, ранены смертью сынов,
Лишаются матери неба,
И белого света,
И снов.
Но в дни л и х о л е т ь я и мести
Все матери отчей з е м л и
Сыновние приняли смерти,
А трусость бы и х — не смогли.
Как прежде, легка и нестрога,
Нас бабка Матрена
С утра
В е л а многодневной дорогой
Терпенья, т р у д а и добра.
А ночью зловеще и
В окошках, где тьма
Вставали п р е д нею две
Как два неотступных

прямо
негуста,
рамы,
креста...

Б р а т Ь я Б. и А \ . К ю х е л ь б е к е р ы
в Баргузине
Н е добродетельных з а т е й
Беспомощное д о н - к и х о т с т в о —
В изгнании
Учить детей,
В снегах — радеть о садоводстве,
Известность мельниц в о д я н ы х
Нести в сей край извечной ступы,
И знать:
Д л я сирых и б о л ь н ы х
Ты —исцелитель и заступник.

Страданьем пытана и тьмой,
Так проявляла в жизни хмурой
Себя несдавшейся,
живой
Та.
Декабристская,
натура.
К а к свет, п р и ш е д ш и й и з д а л и ,
В тайге мерцает над т р о п о ю
Доныне пятачок
земли
С названьем « К а р л ы ч е в о поле».'
Теперь у каменных
теснин
И н а я жизнь в тайге былинной.
Как серебристый
Баргузин,
Тенет шоссе светло и длинно.
Г у л к и просторные п о л я
И белокаменны поселки
На месте ж у х л о г о ж и л ь я
Д о л и н ы грустной, как потемки.
Н о в жизни новой,
Словно дар
Г е р о е в п у ш к и н с к о г о века,
То поле малое —
Плацдарм
П р е о б р а ж е н и я и света!

ад

стихами
Я

испытать

Пройти

фронтовЫх
хотел бы

железным,

поэтов

вашу
участь —
огненным
путем:

13 л а д е т ь ш т ы к о м ,
Владеть пером,
И мучась,
С т р о ф не писать,
Ч т о б написать потом.
Г р е ш н о ж е л а т ь такое, я согласен.
И .потому, что ноша нелегка,
Хочу учеником быть
В вашем классе
Любви,
Страданий,
Мужества,
Стиха!

ПОВЕСТЬ
Глава первая
Лгван любит досматривать сны.
В избе в этот час тихо. Только иногда стрельнет умирающее в ne'IКС дерево — и опять никто не мешает. Агван видит отца. Летит на чер­
ним коне. В руке сабля. .Отец как батор из улигеров, которые часто
•отказывает бабушка.
Почему-то отец пропал. Конь тоже. Агван лежит с закрытыми гла,мми. Но сон больше не приходит. Мальчик трет глаза, они открыва­
ются с трудом. Серый от дыма потолок. Печка, белым боком поверну­
тая к нему. За печкой стол. На столе — бутылка с молоком. Со сте­
ны, у которой стоит мамина кровать, глядит тигр. Он скалит зубы на
Агипна
Агван встает на четвереньки, рычит. Но тигр по-прежнему скалит
«уоы и молчит. Агвану смешно. Теперь он большой и тигра не боитvn .Чнает: страшный зверь нарисован на ковре. И все-таки хорошо,
что прямо над его оскаленной мордой висит охотничий нож!.. Вот
мрнгп'я отец с войны, и пойдут они с этим ножом на медведя. Во
вон письмах отец пишет: «Скоро войне конец! Скоро вернусь!» ДобуIуt они медведя, шкуру на пол постелят вместо кабаньей — перед са­
мой копной отец убил дикого кабана.
А т а н свесился, потрогал жесткую шерсть. Рассмеялся, откинул
Г»пл\ю овчину, под которой лежал, спрыгнул с кровати. Ноги — в ун­
ты, НИ плечи — дэгэл, и — к замерзшему окну. Лизнул лед языком.
llpirN'p глаза. Ранней зимой от его языка на окне сразу получался
• нмлын пятачок, можно было разглядеть дорогу — по ней приедет
•ммп leiiepii лед толстый, желтоватый, будто застывший жир. Язык
примири luiujft а дороги все-равно не видно.
А т р у т отец приедет сегодня? За ночь могла и война кончиться!
Пропитый лсд! Надо нож. Но как к нему подобраться, если он над
MrtMiiiiiHi кровишо? А на кровати целая гора подушек. Мамина кроhiiit.
iMiitiniii'iiiioi' место в избе, к которому даже бабушка подхо11. nutlli'M: ч наос-чистое, белое-белое. Однако надо нож! Он почти
И|'МНщнм

•

решении

'
9

рядом. С серебряными цепью и рукояткой, с красивым узором — нож
отца.
Агван подтащил стул к кровати, скинул дэгэл, полез. И вот нож
наконец в руках. Осторожно, боясь дышать, вытащил его из ножен.
Легкий, блестящий, острый — таким можно убить медведя! Побежал к
окну. Стал соскабливать лед. Лед сыпался жесткими снежинками на
подоконник и тут же таял. Стало весело. Нож не язык, сейчас стекло
станет прозрачным! Агван надавил на нож сильнее-—и вдруг окно буд­
то вскрикнуло от боли, осколки запрыгали по полу, и сразу белыми
клубами кинулся в избу мороз.
Агван от страха заплакал, бросил нож. Пополз под бабушкину
кровать. Но мороз нашел его и здесь. Застудил и выгнал. Куда спря­
таться? Как задержать зиму, ворвавшуюся в избу? Увидел подушки
на маминой кровати. Они мягкие и теплые. Они остановят мороз! Ста­
щил одну, заткнул дыру в окне. Испуганно глянул на дверь: мама...
что будет, когда придет?
Однако мороз остался за окном! В избе его совсем немного. Пол­
зает над полом, прячется по углам. Вот если бы печку жарко расто­
пить. Агван тянет к печи озябшие руки, но она почти не греет.
И Агван заплакал. Где бабушка? Только она его жалеет!
Огонек в печке вспыхнул, погас. Вдруг снова выбросил свой горя
чип язычок, будто дразня.
Агван перестал плакать. Он разогреет печку сам! Он видел, как
мама пли бабушка укладывают поленья, а между ними суют свернув­
шуюся в трубочки бересту. Потом дуют. Взял толстое полено, затол­
кал в печь, подул. Но огонек не горит — чернеет и гаснет, лишь иног­
да орельнет, взметнется вверх искрами и опять тухнет. Агван дует.
-— Что это у нас так холодно?— вдруг раздался встревоженный
голос бабушки.
Она сразу же увидела подушку в окне, нож на иолу. Поспешно
склонилась над Агианом, понюхала его голову и рассмеялась:
— Умница, сам огонь раздуваешь. Совсем большой!
Слезы от дыма .мешали разглядеть бабушку: она была огромная,
улыбалась — от пси шло спасение.
—. Огонь не слушается.— Агван стер слезы, бабушка уже не рас­
плывалась. Обняла его горячими руками, отнесла на постель. Пахло
от бабушки летними травами, Пеструхиным молоком.
— Синий. Дрожишь. Даже до мотока пе дотронулся. На, пососи.
Я скоро вернусь. Помогу маме дрова разгрузить,— бабушка говорила
быстро, а сама укутывала его, совала в руки теплую бутылку, глади­
ла его замерзшие щеки. А потом ушла, снова запустив в дом белые
облака холода. Но Агвану теперь он не страшен. Печка разогрелась,
будто бабушкины руки его всего обнимает доха. Струйкой молока те­
чет внутрь тепло.
Бутылка с молоком быстро опустела, но Агван все еще держит
соску во рту. Давно пора бросить сосать, уже большой. Сегодня, в
праздник, в первый день Белого месяца, ему исполняется шесть лет.
Но что делать, если из пиалы молоко не пьется, становится невкусным?
Агван разглядывает пустую узенькую бутылку. Хорошо сосать! Щеко­
чет язык тонкая струйка, ползет тепло в грудь. Долго тянется удо­
вольствие.
Тишину с веселым, тайным говором огня разрушил скрип двери
Мама! Агван натянул доху на голову. Спрятался.
— Разбил окно?— слышит он резкий голос матери.— На час нель­
зя одного оставить.
Агван сглатывает слюну и не выдерживает:
— Стекла сами прыгают. Я виноват, чю ли?
10

Теперь маму не остановить.
— Подумайте, сами! Живые они...
Он уже задыхается под дохой, когда к нему врываются бабушки­
ны слова:
— Дулма, прости его на сегодня. День рождения! Может, правда,
стекло само по себе вывалилось? Он ведь хотел посмотреть, скоро ли
мы приедем. Верно, сынок?
— Да!
Агван кричит и вылезает на свет. Ему не страшно, он тянет руки
навстречу бабушке. Всегда епасет его. Он смеется, брыкается, когда
она натягивает ему штаны. Сквозь смех слышит мамин голос.
— Мы едем к тете Дымбрыл праздновать...
— Едем. В улус едем!
2
В больших унтах, в овчинном тулупе до пят, в папиной шапкеушанке и в огромных рукавицах Агван топочет к двери, толкает ее.
Не удержавшись, вываливается в искрящийся день. Сидит на снегу
долго, задрав голову.
Далеко, за вспыхивающим озером, улус. Веревками вьются в небо
дымки из белых домов.
-— Они едут в улус!— Агван засмеялся. К избе шла бабушка. Изза ее плеча, покачиваясь, смотрела на него веселая морда Каурого.
Агван кинулся навстречу.
— Я к тете Дымбрыл еду!— сообщил он коню. Конь закивал, стря­
хивая с губ теплый пар.
Наконец они мчатся по снегу. Агван прижался к бабушка. Смотрит,
как летит к нему и никак не долетит хвост Каурого. Хорошо бежит
конь. Отец пишет, что пора уже Агвану в седло садиться. Агван шум­
но глотает ледяной воздух.
Не заметил, как доехали до улуса, и прямо из саней очутился в
жестких руках тетки. Тетка похожа на бабушку, но худая, повязана
по-старушечьи платком. Опустила его в избе на пол, раздела и кину-*
лась к огромному сундуку. Долго шарила. Достала головку сахара, £
кулачок. Пристроила сахар на ладони, расколола ловкими ударами
ножа. Агвану она дает самый большой кусок, остальные поменьше —
гноим детям. Агван смотрит на сероватый твердый осколок. Это его,
только его! Потом лижет языком. Глотает вязкую слюну. Он не знает
вкуси сахара, не помнит, забыл.
Кто-то окликает его, зовет — это братишка Очир. Агван продолжает
С Т О И Т Ь возле двери, он сжимает кулак так, что становится больно.
И
rpa.iy засовывает весь сахар в рот. Языку и небу больно, но вот
«.пикая слюна убивает боль... Тает и тает необыкновенный камень.
А г вин боится шевельнуться, пытается задержать его во рту подольше.
Напрасно. В последний раз глотает сладкую слюну. Потом долго вы-'
ш i M H i i c i липкую ладонь, совсем как его пес Янгар.
Бабушка и тетя возятся у очага — в его честь готовят мясо! Двою­
родные братья и сестры забрались на курятник, который стоит посре­
ди 1МбМ.
Агван скашивает глаза на братишку, все еще сосущего свой каМУМЬ. Теперь можно полезть к нему, наверх!
-• Ну, скоро обедать,—тетя Дымбрыл утирает о передник руки,
I к in l e u к столу.— Иди-ка, племянничек, прочти мне пока папино пись­
мо
Лиши торжествует. Из кармана-лоскутка, пришитого чуть повыше
Nit п н и . тшцнт письмо, важно разворачивает.
— Ян> последнее.
11

Даже Очир, дососав свой сахар, ждет.
«Дорогой и любимый сын мой,— Агван закрыл хитрые глаза и
ск-возь ресницы следит за Очи ром.— Пишет тебе твой папа Жанчип.
Вот увидишь, скоро задушим фашистов, и тогда я вернусь».
Агван забыл про письмо. Вернется отец — онл пойдут на охоту.
Убьют медведя. Медведь Агвану кажется похожим на Гитлера, а Гит­
лер похож на картинку из газеты, которую приносила мама: большой
живот, вместо рук и ног — штыки, а вместо головы — бомба. Очнулся,
когда бабушка положила ему на голову горячую ладонь. Открыл гла­
за, повторил:
«И тогда я вернусь. Я везучий и вернусь обязательно. Охота мне
посмотреть, какой ты вырос. Когда мы расставались, ты все время
плакал. Теперь уж, наверно, разучился, не плачешь. В это лето ты
должен сесть на коня. Агван открыто, гордо посмотрел в узкие щелки
Очира.— Вот и вырос у меня сын,— и, вдохнув побольше воздуха, за­
ключил:
— А теперь передают тебе привет мои друзья: дядя Стасько, дядя
Д н ю , дядя Хамид, дядя Айдын. Крепко обнимаю тебя. Твой отец, ка­
питан Советской Армии Жанчип Аюшеев».
Агван медленно сложил письмо, неторопливо засунул его в карман,
выпрямился. Не дома, когда мама и бабушка по очереди десятки раз
перечитывали его вслух, а только сейчас до него дошло: очень скоро
кончится война, очень скоро приедет папа.
— Я видел, все видел. Он вверх ногами читал,— Очир хихикнул.
Агван от неожиданности открыл рот. Очир болтал ногами, и его
уши почему-то смешно двигались.
— Ты воображуля. Читать не умеешь. Ты маленький,— летели к
Агвану слова брата, который был уже второклассником.
— Это не газета,— крикнул Агван.— Когда рисунок вверх нога­
ми, нельзя читать. А пашню письмо без рисунка. Как хочу, так и чи­
таю.
Агван кинулся к бабушке, со злостью вцепился в нее — бабушка
плачет.
Тетя тихо сказала:
— Молчи, Очир. Агван читал письмо отца.— Она подошла, оторва­
ла от бабушкиных рук Агвапа, усадила к себе па колени, нюхала егс
голову, а он пытался вырваться.
3
В избе поселились ягнята. Носятся, брыкаются. Особенно один не­
поседа— Малан, Малашка. Глаза черные, с зеленым отливом. Скачет,
высоко подбрасывая тонкие ноги, или стучит копытцами по полу. Те­
перь Агвану весело, зима бежит быстро. Заберется оц под бабушкину
кровать и лежит тихо. Малашка блеет, во все углы тычется, чешется
лбом обо что ни попадя. Наконец, согнув передние ножки, сунет куд­
рявую голову под' кровать, замрет в ожидании, только любопытные
глаза блестят, и вдруг радостно заблеет: нашел! Агван вылезет, растя­
нется на кабаньей шкуре и дрыгает ногами — смеется! Тут и осталь­
ные ягнята налетают на нею.
Вот и сегодня, как всегда, Агван вскочил рано, когда Малашка
еще спал. Малашка все спит, а Агван уже сидит за столом — завтра­
кает. Завтракает, а сам следи г за ягненком.
А Малашка откроет один глаз, л видит, что Лгван смотрит на него,
снова закроет. Покрутит хвостом. Агван смеется: хитрый — притворя­
ется!
12

— Пора в кошару их,— Е Д р у г услышат он голос бабушки и чуть
не захлебнулся чаем.
Мама заспешила:
— Сейчас, эжы, отнесу.
— Они замерзнут!'— Агван вскочил, кинулся к Малашке. Тот буд­
то ждал этого. Подпрыгнул, замер на струнных ножках, пригнул ло­
бастую голову — сейчас бодаться начнет. Агван ухватился за пушистую
шею, уселся на пол.
— Не пущу.
Бабушка склонилась над ним:
— Ягнята должны к холоду привыкнуть, иначе пользы от них
нет... Что взять с хилой овцы?
Малашка пытается вырваться из рук, но Агван повис, тянет к ее,йе.
— Не хочу. Пусть со мной играют.
Мать дернула его за оуку, подняла с пола.
— Смотри, сколько грязи от них. Попробуй сам убирать. Да что
я с тобой говорю?
Агван стоял, как ягненок, расставив упрямые напряженные ноги,
склонив лобастую голову.
Бабушка села перед ним на пол.
— Помнишь, как было с Янгаром? Кто оказался прав?
Янгара подарил Очир в прошлом году. Мордастый, черный, как
уголь, щенок с белой полоской на груди помещался на ладонях. Хо­
дить не умел: спотыкался, падал, переворачивался. И тихо, жалобно
снижал. На кость, сунутую Агваном, и внимания не обратил. Молоко
••злил. Агван обиделся: «Кость не грызет, лаять не умеет. А еще
О ч и р хвастался, что это волкодав».
Он сосать хочет, ребенок ведь,—сказала бабушка, подавая бу|Млку, такую же, как у Агвана. Сначала Янгар не понимал, что от неf i хотят, но вдруг, сожмурившпсь, жадно зачмокал, зарычал.
Лгшш вдруг вспомнил, как щенок бегал за своим хвостиком, и
Никак не мог поймать, и засмеялся. Потом
потянул бабушку за руя«и

- Т ы встань. Ты простудишься.
Он усадил ее на стул, забрался к ней на колени. Стал разглажи• Я Т Ь бурые складки бабушкиного лица.
Обиженно поглядывал на него Малашка, но Агван не замечал
К осени пес стал почти с Агвана: лапы тяжелые, грудь широченРРР... Лили дожди, шумели ветра, а они без устали носились по стеЙИ| ЛИ1ШЛИ С У С Л И К О В , часто засыпали прямо на полу, прижимаясь труг
м другу.
Разве может он здесь жить?— непонятно о ком сказала бабушН§> Каждый должен жить в своем доме.
Д о м ! В ту осень бабушка предложила построить Янгару дом. Агиян «припивался. Дом строили вместе с Янгаром, строили долго и веW * . мнили друг другу. Потом оба забрались в душистое сено, высуРМ носы, дразнили долгий дождь, прыгающий по земле. Но пришла
Речь, и они удрали в избу. Сквозь сон Агван услышал какой-то звон.
щЬ) i p r M i v i i i цепь, привязанная к шее Янгара. Бабушка тянула его на
»р, но i д о ж д ь . Закричал Агван, кинулся, вцепился в черную шерсть,
•мм н окно ветер, тоже будто заступался за Янгара. Сквозь лязг
IP И шум ветра прорывался голос бабушки. Она убеждала: «На то
Р fHAeiMi, кпряуль... В избе нюх потеряешь».
« l | m w Агван насторожился.— На охоту с ним не пойдешь, когда

Е

PAPA

мрттся»...
13

Осенняя ночь барабанила в окно, в стены, в крышу- Плакал Янгар за дверью. А бабушка шершавой ладонью утирала лицо Агвана.
— Ему так лучше. Ты сам решил. Ты мужчина. Как мы папе на­
пишем про слезы?
Плакал Янгар, бормотала бабушка, забирая себе дождь осени,
его боль, плач пса. Все тише и тише плакал Янгар, все тише и тише
шептал голос, пока не пропал вовсе: он растворился в степных цве­
тах, по которым они снова неслись с Янгаром.
Бабушка все покачивает его на коленях. И будто волнами набе­
гают воспоминания. Тогда увели Янгара, и долгую зиму жил Агван
один, мучаясь от темноты и пустоты в избе. Бабушка и мать отобра­
ли у него Янгара. Теперь Малашку. Вот он, Малашка. За ногу тянет
мягкими губами. Зовет играть. Авган отворачивается от него, думает с
обидой: почему всех, кого он любит, от него уводят?
Он замечает печальные бабушкины глаза. Вдруг вспоминает, как
она плакала у тетки, когда он читал письмо. Соскакивает с коленей,
хватает Малашку за рога, волочит к матери:
— На уноси, уноси!..
4
Не будет он вставать. Всю жизнь пролежит так. Всех у него ото­
брали. Малашка теперь плачет в холодной кошаре.
Под одеялом душно. Ну и пусть! Он задохнется, раз никому нет
до него дела. Конь жует свое сено. Янгар один нюхает снег. Малашка
плачет...
Агван сам пойдет к ним!
Он сбрасывает овчину, садится на кровати. Почему его прячут от
зимы? И от его друзей? Исподлобья глядит в дверь. Это через лее
уходят все. Просунул ноги в штаны. Натянул рубашку. Не застегнув
пуговиц, бросился к двери— за дэгэлом, остановился: умыться забыл!
Черпнул из деревянной бочки. Набрал полный рот — десять глотков —
на руки, десять — на шею, десять — на лицо. Так велит мама.
Вскарабкался на стул, дотянулся до дэгэла. Застегнул все пугови­
цы, кроме верхней — она не лезла в петлю. Хотел надеть шапку, тя­
желые руки не поднялись. Шуба — толстая, тянет вниз. Надо было
начинать с шапки. А теперь как? Растерянно огляделся, засмеялся:* R
углу стоит палка, которой разгребали угли в печи. Поддел ею шапку,
попробовал насадить на голову. Шапка прижала к голове и палку. С
трудом вытянул ее, боднул стену, как Малашка, и шапка совсем усе­
лась как надо.
— Сам! Сам!— крикнул он, толкнув двери плечом.
Сразу же налетел Янгар, свалил на землю. Стоял победителем,
смеялся. С красного жаркого языка падали слюни. Агван радостно
выругался по-русски, хотя ничего другого на этом языке не знал. На­
конец, он не один! Ухватился за шею Янгара, поднялся, зажмурился.
Все вокруг сверкало. Из-за кошары, прямо с ее крыши навстречу
плыло оранжевое веселое солнце.
— Малашку- надо, Малашку!
Бабушка стояла в кошаре с ворохом сена па руках.
— Сам оделся. Вырос...— Й снова, как у тети Дымбрыл, почемуто заплакала.
Издали смеялась мама. Смех ее прыгал по головам овец градом и,
наконец, добежал до него. Янгар носился по сену, пыльные облака ле­
тали вокруг него.
Агван, нахмурясь, подставлял лицо под эту пыль, пахнущую тра­
вами и цветами.
14

— Ы-их, окаянный,— закричала бабушка, длинной веревкой пы­
таясь стегнуть увертливого пса.
Агван визжит от восторга и бежит следом за Янгаром на двор,
яибыв о Малашке. Они с Янгаром опять вместе. Им весело. Солнце
слезло с. крыши, побежало быстрым зайцем по снегу. Они бегут за
Ним следом, барахтаются. Снег пахнет. Сено пахнет. Озеро... Запахи
Щекочут в горле, в животе.
Д и к о залаял Янгар в промерзшую полночь. Он рвался, цепь треМЖпо звенела. Ржал, храпел, бился в загоне Каурый.
— Это волк,— прошептала мать.
Сквозь сон Агван не сразу понял. Смотрел, как смешно метались
женщины. И вдруг понял, спрыгнул на пол.
— Я с вами.
— В кровать!— бабушка сорвала со стены берданку и выскочила
но лиор.
За ней, схватив дэгэл, выбежала мать. Крикнула откуда-то изда­
лека, из черной жути ночи:
— Вверх стреляйте, не подходите!
Лай Янгара, хриплое ржанье коня, крик матери. Агван надел дэГ1Л, унты... И вылетел за двери. Замер. Ночь светлая. Масляной жел­
тей лепешкой плывет луна.
Возле кошары мечутся тени. Каурый носится по загону, бьет ноГяМН. 11 вот он, волк! Готовый к прыжку, огромный, горбатый, он
«чрмшио выделялся на синем снегу. Где мама, бабушка?.. Волк прыг­
нул. Испуганно заржал конь- Агван тоже закричал —а крику не быЛо, лишь громко колотилось сердце.
Выстрел заставил очнуться. Над забором взметнулся Янгар. ЗарыМЛ» зиныл, заскулил по-собачьи волк.
Агнии вдруг заспешил к загону, и снег заскрипел под его ногами
ННРИХШмьно. В загоне Янгар рвал зубами мертвую голову волка.
Еабушка привалилась к забору. Берданка, как толстая палка, ватМйСь ШОЗле ног. Жалобно заржал Каурый. II тогда Агван заплакал.
< яНнн. слезы видел, как мать укрывает бабушку дэгэлом, а над их гоHIRHMi кружатся бледные, будто испуганные, звезды, и лупа не может
НИянК их успокоить.
\\v думала, что когда-нибудь возьму в руки ружье,— шептала
Л##Иим —• Сердце у меня слабеет.
ТИКИ плячет Каурый. Зовет. Агван вытирает слезы, бежит к коню.
ЩйЩ Стоит, прислонился к забору, как бабушка. Агван гладит ноги ко»|| Ц

тоже

дрожит.

Фи отчаянно вырывается из рук матери, несущей его в избу. Ба«И«М приговаривает:
Н* плачь. Вылечим твоего Каурого.
ttfo укладывают в постель, укрывают. А он вырывается из тепла:
* Кони» страшно, мне тоже. Все страшно.
§#ЛУН1К» охнула, взяла его голову к себе на колени.
• Сип, спи...
А ГМИН уснул. Ему снился летящий по степи конь, следом спешаHtpA IMVlrtWfiMH снег. Снился запах, незнакомый, пе похожий на друШН нпнил: так пахнет солние. Или, или

I

Гипоним рваная рана на задней ноге Каурого загноилась. БабушH(HHi|MH<t ы i»c, прикладывала какую-то траву, сыпала порошок. АгI f 1КЩ1еч и черные, печальные зрачки коня, совал ему в рот душисKrtMHtfA вежливо брал, но забывал жевать...
15

Бабушка спешила в кошару, Агван — за ней. К нему бросались яг­
нята н овны, но ои не мог теперь отличить от других Малашку и раз­
любил срачу всех.
Он следил за быстрыми темными бабушкиными руками, не отры­
ваясь: они несут овцам воду, они бросают сено, они убирают грязь.
Они спасут его Каурого. Бабушка все умеет. А конь сильно нужен. Бог
приедет отец...
Когда опускаются сумерки и на снегу, кажется, ходят, ползают ка­
кие-то страшные тени, Агван бежит в избу. С той ночи ои боится тем­
ноты. Но дома тоже темно, если не топится печка. Он ложится под ов­
чину и думает, думает.
Война не кончается. Отец не едет. И весна не идет. Отец на войне.
У брата Очнра отец здесь. Он без руки. Зачем ему оторвали руку? Он
потерял руку на войне, говорит Очир. Как потерял? А куда теряется
зима?
6
...Опять лает Янгар. Но это не тот ночной страшный лай. Так он
лает, когда идут люди.
— Сани скрипят. К нам.— Мать почему-то обрадовалась. Агван
тоже обрадовался: может отец?
Бабушка заторопилась.
— Зажги лампу, Дулма. С какими вестями приехали?
Агван прислушивался к говору людей, к храпу незнакомой лошп
ди, к скрипу снега. Вдруг отец? Нет. Он прискачет на коне — один'
Вот бабушка крикнула на Янгара, лязгнула цепь, Янгар обиженно
умолк.
В дверях — тетя Бальжит, председатель колхоза. Побаивается ее
Агван. Огромная, как дядька. Рядом с ней все маленькие, даже бабуш
к а. 11 голос у нее страшный: скажет слово, в ушах зазвенит. Топает,
снег счищает. Вот из-за ее спины показалась женщина. До плеча тек
Бальжит! Странная какая! Вспыхнул огонь в печке, и вспыхнули ее
глаза из-под платка—две светлые льдинки. Женщина остановилась
у косяка двери. К ней жмется мальчишка его роста, укутанный с нш
до головы.
Агван вскочил, вытянул шею, но разглядеть в темноте не смог.
Вдруг веселый огонек лампы взлетел в стекле. Агван удивился мп
терн: она раскраснелась, помолодела, улыбалась. Это, наверное, из-; i
тети Бальжит, где она, там смех и песни, даже старики ее слушаю i
ся... у нее три малолетних сына, а муж погиб. Может, она вовсе m
страшная? Вот что-то громко говорит гостям по-русски. Бросила своп
дэгэл на бабушкину койку, начала раздевать чужую тетю. У теш
глаза как льдинки.
Агван замер. Тетя Бальжит принялась за мальчика. Шаль, пл;м
ки... II вдруг — девчонка. Таких и не видал никогда. Волосы желтьи
как солома, щеки впалые, бледные. Зажмурился, снова уставился.
Подошла тетя Бальжит, улыбаясь, провела пальцами по его т е м
— Тебе подружка. Не обижай.
Девочка жмется к бабушкиной кровати. А в глазах ее пляпкч
огонь печки. Целых три огня теперь у них в доме!
Тетя Бальжит подталкивает девочку к печи, на его место, что ш
говорит. Но Агван не знает русского языка. У девчонки голова б у к и
желтое облако. «А она может улететь?» Наверно, волосы у нее легкие
мягкие. Он ощупывает свою голову — вчера срезала бабушка мжесткие волосы большими ножницами, которыми стригут овец. •
Тетя грустная. Греется у огня, а лицо в слезах. Примостилась и i
поленьях бабушка, обняла тевочку. Агван слез с кровати, подошел к
16

печке. Толкнул бабушку в бок. Но бабушка продолжала гладить голо­
му девочки.
— Есть новости у вас?— прогремел над самым ухом Агвана голос
Т*ТИ Бальжит.

Агван обрадовался — теперь она заговорила понятно, и бабушкина
руке сразу упала на колени. Он сел на корточки и снизу смотрел, как
Шевелятся от горячего воздуха волосы девочки.
Один бык у нас остался,— тянулся бабушкин голос.— Коня
ПК порезал. Уж не знаю, поправится или нет. Окот будет в начале
пая. Вот и все наши новости.
Девочка прижалась к своей матери. Агвану видны светлый затыл, худая спина...
Сил у нас маловато. Вся надежда на Дулму,—все тянет груст­
но бабушка.— С меня толку мало. Под ногами путаюсь.
Мать всплеснула руками:
г — Да что вы! Все хозяйство на вас!— Мама собирала на стол,
иЦ| была радостная, незнакомая.
—• А если добьем Каурого? Какой он теперь работник?— громкий
ТОЛос тети Бальжит заставил забыть про девочку.
— Что вы, что вы.— Бабушка растерянно встала.— Да это же
нИЯМемнтый на весь край рысак. Его учил мой сын.— Она задыхаетI Я, И Агван испуганно дышит вместо нее.— Мой Жанчип на фронт уезЩШЛ иа нем. Доехал до аймцентра, потом вернулся, чтоб еще раз обиять мае...

Иябушка замолчала. Агван обеими руками вцепился в ее руку.
Скоро войне конец,— бабушка чуть отодвинула его.— Жив сын
НИМ) Командир. Большие награды заслужил. Во всех письмах просит
НИИ* сохранить... Как же я его? Все равно что вырвать кусок мяса
HI Моего тела.
ЛтяйН сердито посмотрел на тетю Бальжит,
А Тетя Бальжит грызет большой ноготь, растерянно шепчет:
'«•» Извините меня... Время такое, делит на жизнь и смерть.
Она совсем неожиданно рассмеялась;
V •> Снлим разговариваем, а про гостей забыли!—голос зазвенел,—
11|1|Иая«»митесь: Мария, дочку звать Виктория, Вика.
ТЯТЯ Вальжит говорит по-русски, но Агван догадывается. Ни на
| р похожа эта девочка. Шагнул к ней и сразу отскочил за печIJH0 у нее глаза! Большие! Как же она их закрывает, когда
"ебоеь, щелки остаются. Она и ночью видит? Сказать бы что»Я, Но одно лишь русское слово «верград» понимает. Мама
• В Газете про Ленинград. Там все-все умирали. А эта девочка?
1Л С пола, вышел из-за печки, чтоб лучше слышать, что гово­
ри

ftra

Бальжит.

• Марин жить негде. Хозяйка ее квартиры в аймцентре пьет,
•НЦНИ, ИМ'тей водит, девочку гоняет. А девочка слабенькая. Привезла
Молоком отпаивать. Решайте. Мария помощницей будет.— Те­
ши г улыбнулась.— Правда, что скрывать,— не знаю какой.
flWIMtO на картинках видала. Откажетесь, настаивать не стану,
других.
.1РУ1 И вправду увезут к другим эту девочку? Агван подбежал к
^.ММ, настучал по ее коленям кулаками.
Н< Па ба1 Оставь!—он пытался повернуть к себе бабушкину голоА бабушки горестно шептала:
Ценная, Молодая совсем.— Встала, отодвинула его.— Везде люllHtaami Какая сатана породила этого людоеда Гитлера?!
М М * т о сказала:
1

t 1в(§ам* № 3

17

— У нас тесновато, да поместимся.
Агван снова забарабанил по бабушкиным коленям.
— Ба! Ба!
Она заволновалась:
'— О чем рассуждаем? Ты скажи им. Все будет пополам.
Агван открыто смотрел на девочку. Мать ее всхлипывала, улыба
лась, что-то быстро говорила. Агван подошел к девочке, крепко взял
за руку.
Взрослые вышли провожать тетю Бальжит. А он держал девочку
за руку, не отпускал. Рука у нее — тоненькая, горячая палочка. Он
уже не боится ее.
— Ши хэмши?*
Она засмеялась. Он тоже.
— «Шихэмши» сказал ты, да?—ома ьальчкком тычет Агвана г
грудь.— Тебя звать Шихэмши?
— Би Агван би.
— Биагванби?
—- Агван, Агван,— стучит он себя.
— Тебя зовут Агван? Д а ?
—- Агван?
— Я — Вика.
— Явика?
— Нет. Вика.
— Нетвика.
-— Вика! Вика?
— Вика!
Они наконец поняли друг друга.
Пришли взрослые. Но Агван ничего не слышал. Громко, захлебы
ваясь, рассказывал про Янгара, показывал, как тот рычит, скачет. Вн
ка смеялась, хлопала в ладоши. Потом смотрели ружье, бгбки и па
пин нож.
Тигр улыбался. Дом стал светлым. Мама красивой. Бабушка готе
вила еду, тихо говорила. И странным казался ее голос, потому что он.
смешивала незнакомые слова со знакомыми:
— Ты, Маруся, теперь моя девка будешь. Я мало-мало орос то i
м а а ш а знает. Агван — маленький, твоя девка — маленький, друзья бу
дут, Дулма и ты подруга будет. Ж и т ь будем. Ладна будет.
Тихие слова плыли, как облака в небе, и Агван плыл сквозь ин\
весело и легко.
Хорошо жить, потому что напротив сидит Вика.
Первый раз за много дней он уснул спокойно.
3

Глава вторая
1
Жизнь Агвана переменилась. Он забыл про Малашку. Переси.1
плакать и не валяется, как прежде, на постели днем. Вскочит Вш .«
утром и его сгоняет с кровати, убирать постель начинает: все ск.м
дочки разгладит, подушки взобьет, одеяло аккуратно застелит.
— Теперь зарядку будем делать. А ну давай!— командует. Ai n.m
сперва и не понимал, чего она хочет от него. А потом понравило. i
приседать совсем легко, задирать ноги труднее. Почему у Вики no.iv
чается? Совсем другая она, ни на кого в улусе не походит.
1
2
3

18

Ши хэмши — ты кто (или как тебя зовут?)
Би Агван би — я Агван (бур.)
Орос толмааша — пг-русски (бур.)

(бур.)

Зато он научил Вику сосать молоко из бутылки! А еще научит
на коне и стрелять из ружья, как его бабушка. А пока он,
• • К л о н и в голову, как Янгар, слушает Вику.
Вика достает из коробки карандаш, говорит:
|U!*" Си-ннй.
Он кивает:
— Си-ний.
Оранжевый!— Он не может выговорить это слово. Растерянно
ВНрОГаст, с о п и т . Тогда Вика чертит на бумаге круг, раскрашивает его.
Г mm Солнце!
Агван выхватывает карандаш из руки Вики, смеется:
Ь***
Сонце! Сонце!
• Ои недавно видел, как солнце вылезло из-за крыши кошары, посиДЯЙИ MR ней, потом побежало по снегу, дразня Янгара!
Щ*а» Сонце! — кричит Агван. Ему охота схватить Вику за руку и беС ней. за солнечным зайцем на снегу, но сейчас солнца нет. СейМ вином метель. Да, она пока боится холода. И степи боится.
Ой даже Каурого, который, увидев Агвана, начинает тихонько
(к» здоровается. Вика всего боится.
МЛ", показать ей на бумаге, как солнце вылезает из-за КО­
МИ б е р е т в горсть карандаш, хмурит брови. Потом глядит на
его глазах просьба: помоги, ба! Но бабушка не видит
СИДИТ у
печки, шьет, слушает Викину маму, совсем забыла
llie!
Тонкими пальчиками дотрагивается до его руки, хочет вытя-

•Макать

1ВИАвШ.
Нарисую

тебе. Могу реку, солнце над ней. Или дом. Большой.
|И понимает ее, крепко сжимает карандаш. Бормочет упрямо:
IM Сонце...

1ИИВ смотрит, как старая Пагма шьет: разгладит заскорузлыми
ЙИИ сукно, отодвинет от глаз подальше и быстро взад-вперед иг"~1Т СТежку. Легко у нее получается, ровно. Лицо спокойное,
• с в е т л о й сетке морщин. Морщинки собираются в уголках
В ф о к у с е . И кажется, что она улыбается. Интересное лией л е т ? Под семьдесят, наверное, если старшей дочери
рока. Муж еще при царе погиб. Всю жизнь одна... И ей так
ЖИЗНЬ одной?

метет так, что света не видно. Окно залепило,
до кошары с Дулмой дошли, думала: унесет-закруИрй вихрь. Не унесло, не закружило. Только застудило
If ОИвЦ кормили. Так застудило, что у печки, хотя и дверца
Крутит,

ПОКА

1| отогреться

не

может.

1ГООИТ обед. Крепкая она, сильная. Просто счастье, что
ПОПАЛн в эту семью. С такими людьми быстро сердце
ty Н» у з н а т ь . Поправилась, а главное — смеется.
МИДНт на детей, которые что-то рисуют, приткнувшись го»Н»реводит взгляд на ловкие руки Пагмы: шажок за
И'ан аккуратная стежка бежит по сукну.
Ирг с т р е л ь н у л а , рассыпалась, точно взорвалась алая гоIR вздрогнула, в ушах зазвенело. Так было тогда в Лерояль посреди улицы. Как падал рояль, она не видеIM ОН горел. Струны калились, лопались. Выстрел, выст19

рел. А после каждого выстрела — гул. Гул, в котором и грохот ору­
дий, и треск огня, и стоны людей, и прощальный звон струн.
Мария судорожной рукой захлопнула дверцу печи. Испуганно
сжалась.
— Ты что, девка? Пошто такая?— медленно спросила Пагма.
Мария закрыла лицо руками.
— Вспомнила Ленинград, снаряды, бомбы. Дома падают. Потом
рояль. Он горел.
Мария замолчала, пальцы ее рук побелели. Подошли дети. Вика
уткнулась в колени. Руки Пагмы оборвали стежку, но не приласкали
Агвана. Он немного подумал, поглядел на Вику и тоже прижался к
своей маме. Стало тихо.
— Говори, девка. Сказать надо, делить,—строго произнесла Пагма.
Мария выпрямилась, нервно поворошила волосы дочери, заговори
ла тихо, словно для себя
— Степан ушел на фронт. Я устроилась телеграфисткой. Работа­
ла, а Вика с Варварой Тимофеевной дома. Холода в тот год начались
рано. Дома не отапливались. И голод... Приду домой, Варвара Тимо
феевна лежит, а из-за нее Вика выглядывает — косточки да бледная
кожица. Прижимает к себе рыжего мишку — Степа мне подарил пе
ред свадьбой — и молчит. Лишь руку прозрачную тянет. Хлеб ей вло
жу в рот, а она не жует, разучилась... Варвара Тимофеевна подин
малась все реже.
Мария забыла о женщинах, в ужасе смотревших на нее, забыла »
детях. Невидящими глазами глядела на догорающие головешки в не
чи, голос ее дрожал, прерывался, бился опять.
— Всю мебель мы пожгли. Оставалось пианино. С начала войны нп
дотрагивалась до инструмента, а тут решилась. Когда Варваре Тимо
феевне стало совсем плохо. Села. Пальцы не гнутся. Попробовала на
игрывать детскую песенку: «Мы ехали, мы пели й с песенкой простой
мы быстро, как сумели, доехали домой...» С детишками я разучивал»
ее В музыкальной школе. Перед войной. Смотрю, Вика голову подии
ла, села. Слушает. И улыбается. Жуткая улыбка — губы раздвинули
к ушам сухую белую кожу. Варвара Тимофеевна открыла глаза и
вдруг начала подпевать. Потом позвала меня.
— Маша, помираю я. Возьми Вику. Степа-то погиб. Молчала м
Погиб, доченька, приходили...
— Умерла. Она взяла меня из детдома. Сироту. Когда похорони
ла, нашла мешочек сухарей. Под подушкой. Она не ела. Берегла iл»
нас.
— Не надо, мама! Не говори больше. Я не перенесу,— тл\\*
вскрикнула Вика, обхватила мать за шею.
Мария будто очнулась. Обвела глазами суровые лица жениши,
сказала дрожащим виноватым голосом:
— Озябла я. Застыла.
Женщины молчали—-что тут скажешь, кругом одно неутешими
горе. Только Агван понял что-то по-своему. Может, он хотел, чк»л»
Вика не плакала? Он принес грязный тетрадный листок. Пока им
всем, потом подал матери Вики.
— Сонце! — сказал торжественно.
Листок был исчерчен оранжевым карандашом вдоль и ношчх»
вкривь и вкось. Только в одном месте угадывалось какое-то пятно, и*
хожее на лохматого ягненка или собачку.
Мария улыбнулась, привлекла Агвана к себе,— две головенки
в жесткой черной щетине и в светлых пушинках — опять оказали»
рядом.
20

Шла весна. Чернел снег, сбитый зимними ветрами в сугробы, степь
Нажилась робкими проталинами, на которых суетились растрепанИЫ# вороны. Натянутой струной звенел воздух, навевал далекие поза•Аыгыг
t f T U r мелодии, тревожа сердце.
Весна! Н о с ней в степь идет голод для людей и животных. Не
10 сена, иссяк скудный запас хлеба в колхозных кладовых. Г о Аескормица — это Мария хорошо понимала, хотя и не могла
МВАСтапить с е б е , что такое может случиться в столь далекой от фронЩщ ОТ Ленинграда, степи. Однако так было. Теперь они ехали с Дулмой
А ААВАСслателю колхоза Бальжит просить кормов для овец, иначе овЩГма

передохнут.

Мария сбоку разглядывает Дулму. Остренький нос, стрелы бровей,
•нный разрез глаз... «О чем все время думает Дулма? Молчали*
„, с е р д ц е на замке».
Ввльжнт была сердита. Почти кричала в трубку:
Разини. Доберусь я до вас. Погодите!— Потом вдруг обмякла,
ШЛЛШНЯя глухим голосом: — Ну, подержитесь. Всем тяжело. Траву на£9 АВАмрлть. Пришлю на помощь подростков.
Положила трубку, виновато поглядела на Дулму, на Марию.
Щ ВОТ так, бабоньки. Бескормица. Голод. Небось, с тем же заарии Бальжит показалась совсем старой. А в окне стояли белые
из которых вились к небу дымки. Сюда война не

ДИИНые д о м а ,

Т е * Слышали, обещала помощь чабанам Улзытуя? Там одни стаBBML У Пас дело лучше. Потерпеть надо, бабоньки.
распахнулась дверь — на пороге встал военный. Мария глянула в
(В) АКШ» н испуганно отшатнулась. Лицо военного было безобразно: в
NAjBH* красноватых шрамах, вместо правого глаза — страшная пусjEfjE Моргал он с силой, отчего кожа лица покрывалась тонкими
рЩМЫМН морщинами.
Т е » ТЫ занята?— тихо спросил он. Бальжит толкнула Дулму в
ААвЦм

*

УвАаешь? Содбо.
УШЩ Вскочила. Мария видела, как намертво застыли ее скулы,
Пула Дулма к мужчине, как протянула к нему руки и вдруг
, Т 0 ,

- Й *
ВААКМНГ

С

о

д

?

громко сморкалась.
» Ом У Нас бригадир полеводов. Знакомься, Мария.
I С ужасом смотрела, как по искореженному лицу военного

»W
ГаМЛИ ВОТ война, Дулма.— Он вдруг жутко улыбнулся.— Я к
ЩЩиШМ* ввиду, председатель.
ЛМЫВАО нем выйти, Содбо как-то испуганно посмотрел на Марию

В^ВИВ МВ40М И вышел.

- B**t как его,— обронила Бальжит.
АДМШЛлись тяжелые шаги Содбо. Мария глядела в окно.
Me Казались ей праздничными: и сюда пришла война, и здесь
ВДОвы I

(у не д о ж д у с ь Жанчипа,— проговорила Бальжит.— Трудно
всем хозяйством управиться. Вернется, сдам председа)ду На агронома учиться. Такая мечта у меня.
МИ ваглянула в окно, вздохнула:
ШЬ, Дулма, каким красивым был Содбо?

Дулма молчала, низко опустив голову. Узел кос на затылке гнул
ее еще ниже, или так казалось Марии. Бальжит подошла, села рядом
на скамью.
Слушай, Маша, есть у нас гора Улзыто. Возле нее испокон ве­
ков болото стояло. Молчальница наша,— она кивнула на Дулму,—
навряд тебе что рассказала. Гора испокон веков считалась священной.
На вершине каждое лето молебствия совершались, жертвоприношения
ее хозяину. Слушаешь, Маша? Ты чего сжалась-то. Ты слушай. Болото
возле горы — тоже священное. Канавы рыть — грех, болото осушать —
грех. Хозяин горы накажет. Так мы и жили со связанными руками.
Корм скоту растить негде, а земля пропадает. Тут и Жанчип. Был та
кой же молчун, вот как она. А на собрании вдруг брякнул. «Болото
должно быть осушено!» Как по голове людей ударил. Страх-то порань
ше человека народился. Даже Пагма наша испугалась. А Рабдан-акти
вист весь затрясся.
Бальжит рассмеялась.
— Есть у нас такой Рабдан. Надутый, все на свете знает. Пополам
жизнь делит: белое, черное. Не задумываясь, одних — под расстрел,
других — к наградам. Ну, да это давно было... Так вот даже Рабдан,
клявший верующих, затрясся. Все уговаривает Жанчипа отказаться oi
безумной затеи. А Жанчип только улыбается. И эта тихоня вслед :<.<
ним. Еще Содбо, хотя был-то пацаном по тем временам. Прямо с соо
рання Жанчип — к Улзыто! Так и пронесся мимо нас на своем скаку
не. В руке — кирка да лопата связанные, поднял их как флаг! Да сум
ка с продуктами за плечами болтается. Наша тихоня крикнула, сле­
дом рванулась — лишь косами по ветру стеганула. Ну, Жанчип, понят
ное дело, подхватил ее к себе и в галоп! Умели они договориться. \
тут и Содбо мимо нас проскакал.
Мария смотрит на Дулму и не узнает: из-под стрел-бровей — удин
ленный распахнутый взгляд, будто и сейчас она на коне скачет. II
страшно ей вроде, и весело, и озорно.
— Проходит неделя. Решили проведать отважных во главе с Р а о
даном-активистом. Издалека увидели: вьется синий дымок у опушки
леса, рядом балаганчик. Каурый стреноженный траву щиплет. Дул M I
бежит к нам. Счастливая, сияет. За ней Жанчип, голый до пояса, чер
ный, и тоже не в себе, хохочет. «Что стоите?— кричит,— беритесь м
лопаты, лентяи».
Вдруг зазвонил телефон.
— В три? Буду. Хорошо,— говорит Бальжит в трубку.
— Овес, ячмень растет теперь на том болоте. Вот и жду Жанчнпл
Он тут начинал, ему и продолжать. Жду. Вон, гляди,— Бальжит кип
нула за окно,— штабеля леса мы не тронули. Пешком за дровами хи
дим, хворост собираем, но лес не тронули. Жанчип мечтал Дом кул»,
туры построить. Скажет нам спасибо, что сберегли. А ты, Маша, б\
дешь малышей и нас музыке учить. Хочешь?
Мария вцепилась в скамью.
— Послушайте,— вдруг крикнула Бальжит.— Чего мы здесь <н
дим? Пойдем в клуб. Хочу Машу послушать.
Она схватила ее за руку, потянула из кабинета.
— Ты думаешь, война музыку убила? Да нам она нужнее прсл
него. Вот мечтаю я... Ладно, скажу потом, когда сыграешь.
В клубе пахло холодной сыростью. Долго здесь не было людей. ПА
сцене, в серой мешковине, стояло пианино. Мария закрыла глаза: <•«
комната, ее рояль, последняя неоконченная мелодия. Три года при
шло...
Бальжит протерла табуретку.
— Готово, Маша.
22

Мария осторожно попробовала подвигать пальцами — не слушают­
ся' ИР гнутся, тяжелые, совсем чужые. Она горько вздохнула. И полоям< •* их На клавиши. Пианино равнодушно вздрогнуло от прикоснове­
нии, мдрогнула и Мария.
Мария неподвижно держала руки на клавишах — опухшие, крас­
ки», г потрескавшейся кожей. Бальжит ласково погладила их.
Они должны снова играть.
Мирим задохнулась:
С музыкой покончено.
И друг Дулма завела песню. Родилась сначала хриплая, потом чисf f i чнТтая фраза:
!
Расцветали яблони и груши...
Мирим, позабыв о неумелых пальцах, подыграла Дулме и сама за­
йме Мелодия широкая, родная, возвращала ей жизнь.
« Получилось!— крикнул Бальжит.— Вот видишь, получилось. Ты
*# думай о них, о пальцах. Они свое дело знают.
Ьяльжнт смеялась.
А что вы не пели?—тихо спросила Мария, ощущая забытую
НА*"*
Глуха пет, голоса нет. Только кричать могу,— рассмеялась
Ц|4%а»Н1 - Д а это не беда. Зато, когда хорошо поют, понимаю.
Mtiv рн» спели «Катюшу». Теперь Мария удивленно обнаружила,
eat Дулма поет необыкновенно.
',1м певица, Дулма, меццо-сопрано.
Дулм<
la покраснела.
Кикой у меня голос? Степные ветры высушили.
|и.'М*1|>ия уже по-новому смотрела на Дулму. В ней проснулся пеИ Дулма теперь не Дулма, а материал. Из нее надо сделать
tajtfJMyl ПЙДО научить ее играть на пианино!
Марии не могла оторвать глаз от Дулмы. Она уже видела ее на
vAJM Первая певунья наша. Э, как мы водили ехор — ну, .хоровод —
Я*ярМ*»ММ номером. А парней много было тогда, все на подбор! Весе), МММИЫЕ, Как Дулма песню затянет... ты сказала, каким голосом?
Йилажт стояла взволнованная, седые короткие пряди падали ей на
I

'/Меиип сопрано.
|= рим mi, своим это... меццо-сопрано, аж звезды в небе запляшут,
| в f)H|<nrr наши так запоют, что земля задрожит.
Марин снова тронула клавиши.
• Лллмуша, вот эту мелодию повтори.
*• РУн т>т оставайтесь, учитесь. Я побегу. А насчет кормов, баiM.ifeJKHT опять постарела, сгорбилась.— Из-под снега траву
M<4tV?i» тащите.
(

Им* pttt с того, ни с сего надоели косички. А уж как они нравиb AiaaaV Можно подергать за них. А можно, расчесав, трогать ее

Т . lea

гертплась:
i Нич.ч, кик у Агвана. Мне мама разрешила.
Р М й (1<|1жнлась за бабушкину руку и хныкала. Агван так не умеS (We/fltnan, Что хочешь выпросит. Когда же бабушка достала
и шдиые ножницы, которыми стригут овец и которыми ему
• * « « « А М Кдмосы, Агван сразу забыл жалеть о косичках. Он прыгал
Циан, аяжпо сидящей на табуретке, смирной, послушно скресИМ.и и Держащей у шеи коричневый мамин платок.
23

•— Ба, сделай как у меня!
Бабушка отмахивалась:
— Она девочка, ей нельзя коротко.
Но унять Агвана было невозможно. Он скакал вокруг, заглядыва.1
Вике в лицо, а лицо иногда смешно морщилось, Вика закрывала гла
за, приподнимала худые плечи.
- - Больно?— спрашивала бабушка.
— Не-е, эжы,— выдавливала Вика. Но он-то, Агван, знал: больно,
еще как! Ведь ножницы щиплют. Потом он полез под табуретку и со
брал Викины волосы. Они были еще теплые и живые. Когда вылез, увн
дел новую Вику. Вокруг голосы, словно вокруг луны,— сияние. И по
чему-то волосы не стоят, как у него, а дымом валятся в разные сто
роны.
— Хубун, хубушка! —подразнил он Вику, а сам крепенько сж.-м
в кулаке ее теплые волосы.
Бабушка погладила Викину голову и сказала, будто не слыша Ai
вана:
— У меня теперь есть внук и внучка.
1

5

Шла весна. Агван и Вика с утра удирали на волю. Носились t-i
Янгаром. В первые дни Агвану нравилось, что Янгар скачет только п о
круг него. «Вот тебе!-—думал он.— А то бабушка про меня забыла» \
потом ему стало жалко Вику, она такая тоненькая. Тогда Агван глади i
Вику и уговаривал Янгара поиграть с ней. Теперь все трое кувыркл
лись, носились наперегонки. Устали, и Агван придумал ездить на Яны
ре верхом. Но псу это не поглянулось, и он удрал в степь, где ши
лась отара. Интерес к игре пропал. Вика захныкала, захотела домни
Агван сбросил рукавичку, горячим пальчиком вытер ее слезливые м.'
за — так всегда вытирал бабушке, тем же пальцем ткнул ее в грудь
— Отец где?— спросил серьезно.
— • Ты ведь знаешь. Знаешь. Потерялся на войне,— иролепеы м
Вика.
Глаза Агвана блеснули. Он схватил Вику за руку, потянул.
— Будем потеряться,— выговорил с трудом по-русски.
Они пробрались в сенник, где стояла копна сена. Единствен нам
последняя. Ее берегли. Давали по клочку окотившимся маткам и г»«и
сем слабым.
Агван видел, как Янгар делал себе в зародах норы. Быстро с Р
лал такую же — сено было привезено недавно, не успело сл вжаты и
Залез в нору, затащил Вику. Сено за ними осыпалось, завалило щтл
Стало темно, душно. Запахло травой, степью.
— Совсем как в пещере. В пещерах живут разбойники. Али-бло>
знаешь.
Агван молчал.
— Нас будут искать и не найдут. Да?—испуганно прошены ш
Вика.
Агван нащупал ее руку в вязаной варежке, прижался к ней щемлп
Вика успокоилась.
Они тотчас уснули, уставшие за день. Агвану опять снился кош
летящий по степи. На нем отец. Теперь он не один. Рядом с ним м«
ма. Скачут вдвоем. Куда? К горе Улзыто, говорит бабушка. Биться
злыми духами. «Герои у тебя папа с мамой»,— это говорит тетя Б а и .
жит. Герои...
1

24

Хубун — мальчик (бур.)

на что-то испуганно шепчет п прижимается к Авгану. Сон меьяМ В И Ttticpb уже не отец, сам Авган летит на коке. А рядом с ним
В ИИ Я Герои!..
Хороший сон досмотреть не удалось. Помешал Янгар. Он лукаво
ИИиал И разгребал лапами сено. Потом послышались голоса — серди%Це или радостные — н е разобрать. Выделился один, торопливый:
• - Разбойники у нас растут! До смерти напугали.
Голос был добрый. Это был голос бабушки.
Их аатащилн в избу, раздели. Стали мыть. Мама Вики тихонько
Мала, а Агван от своей получил шлепок по заду. Хотя не больно,
Агван дулся и сопел, садясь за стол.
-- Мы играли, потом заснули. Мы не виноватые. Сон виноват,—
Идеала Вика.
т!
Агван еще посопел, сказал по-бурятски упрямо и убежденно:
Мы хотели потеряться. Но не могли. Вы нашли нас. Отец Виан теме не может потеряться, его найдут.
Вабушка всплеснула руками, мама перестала греметь посудой, те*0 ЦвШЙ. когда бабушка разъяснила его слова, улыбнулась ему сквозь
ЦВаК, а Вика нежными пальцами потрогала его жесткую макушку. Оп
Д й героем. Он был мужчиной. Это признала даже мама. Она в перШШ Очередь ему подала еду — полную пиалу жидкой каши из ячменной
^Н|, Он и съел свою порцию первым. Первым вылез из-за стола. БаР^Р|Я уже приготовила ему постель.
Прежде- чем улечься, Агван забрался на мамину кровать, чтобы
BjBJ Вв* Посмотреть на фотографию отца. Карточка маленькая, наклеД Ц в ии картон. Картон висит на гвозде. Лица не разглядеть, в избе
РШреЧИо, но он хорошо знает это лицо, наизусть помнит письма отца:
втй Оерослый сынок, ты мужчина, береги всех: маму, бабушку...»
е- Тетю Машу, Вику,— добавляет Агван про себя.
Уже зяеыная, он слышит бабушкины слова:
•»• Гибнут овцы, ослабли. Погода неустойчива — то оттепель, то
>«, И Сырые ядовитые ветры. Трудная будет весна.

Г

1,

1

*

АрйДИ проснулся от шума. Раскрыл глаза — солнечные зайчики
iBAtfjt, Прыгают по избе. Весело, светло!
А ТВ В и аасмеялся, толкнул под бок Вику.
С о л н ц е ! — в ы г о в о р и л старательно, как учила Вика.
ч Марин!— без запинки произнесла Вика, как учил Агван.
Цм (мехом они выскочили во двор. И ошеломленные замерли. НеМвн необычно было вокруг: над кошарой, над дворами кружиМймались белогрудые птицы. Радостный гвалт стоял в воздухе.
НИ птицы, лаял Янгар, звеня цепью, чуть в стороне, на столбе
ВаЪинноЙ, черный ворон и сердито каркал: на навозных кучах,
I Ммипничал всю зиму, теперь тоже прыгали белогрудые провор-

Р

KtMiM

~ К» о вто?—прошептала Вика.
Адат туун — негромко ответил Агван, не сводя глаз с кружа-

•И

втни

Как ТЫ сказал?—допытывалась Вика.— Алатун?
M)|4i ВТО...— пробормотал Агван с натугой, силясь вспомнить,
В Щ 1В«ыяаиш'и
ое«м»а
эти птицы по-русски.
Аймщдо В осенью Агван сам провожал этих птиц, целую тьму. Они
ЛИ И теплые края. Бабушка говорила, что они прощаются
ПаТ^'КГг
I с о т а р о й . Они тогда долго кружили над лесом, над озером.

Но даже когда их не стало видно, в воздухе, в небе, в ушах Агвана
долго стоял их крик... Тогда бабушка сказала: «Когда пройдет зима,
они возвратятся к своим гнездам, принесут с собой весну. Ты встречай
их, не проспи». И еще бабушка сказала, как зовут этих птиц по-рус­
ски. А он забыл. Не проспал, встретил. А как звать их, забыл. Обид­
но. Викд вон смеется!
Агван надулся, вдруг увидел бабушкину палку, прислоненную к
углу избы. Подпрыгнул, крикнул.
— Палка звать!—Не... Калка! Калка!
Теперь Вика запрыгала, захлопала в ладоши:
— Палка-калка! И нет вовсе. Это галки. Я знаю по книжкам.
Гал-ки. Гал-ки!
Агван рассердился, хотел дернуть ее зэ волосы, но сдержался.
Просто, не замечая, прошел мимо. Подошел к конуре Янгара. Пес ра­
достно кинулся навстречу, но, когда Агван расстегнул ошейник, Янгар
со всех ног бросился к птицам.
Сам белогрудый, Янгар исступленно и весело гонялся за белогру­
дыми птицами. Птицы взметывались перед его носом, еще большим
шумом наполняя все вокруг, садились позади его. Им нравилась такая
игра. Они тоже радовались весне, которая вернула их в родные места.
Однако Агвану уже не было весело. Он стоял у пустой конуры,
сильно тер глаза. Может, глазам было больно от яркого солнца? По­
дошла Вика, провела пальчиками по макушке — Агван боднул головой
н не повернулся. Тогда Вика подняла соломинку, пощекотала ему
щеку:
— Солнце,— сказала звонко.— Наран!
Агван засмеялся. Дальше сердиться на Вику не мог.
7

С весной для Агвана и Вики наступили плохие дни. Пеструха не
дает молока: ее вымя, говорит бабушка, готовит молозиво для теленка.
Они грызут хурууд — сушеный творог, пьют небеленый чай. Это не­
вкусно, к тому же, сколь ни грызн, все равно хочется есть. По несколь­
ко раз в день прибегают к стайке Пеструхи, умоляют, чтобы скорее
принесла теленка. А Пеструха смотрит на них большими влажными
глазами и жалостливо мычит. Пеструху теперь не выпускают — вдруг
в степи теленочка уронит?
Молока нет, хлеба тоже.
— Сегодня с поля моего сынка увезли на молотилку последние
копны ячменя,— сказала бабушка вечером.— Теперь поле пустое. Мож­
но подбирать потерянные колоски.
Утром запрягли в одноколку быка—этот ленивец заменял Кауро­
го, который все еще болел. Уселись. Вика у бабушки на коленях, Аг­
ван рядом с бабушкой. Правит. Нет-нет да поглядит Агван на Вику.
Прижалась неженка! Агван отворачивается разнодушно. Хотя ему то­
же хочется забраться к бабушке на колени — холодно ведь, и к Вике
тянет — с ней тепло, хорошо. Но терпит: мужчина!
А бык идет медленно, едва ноги переставляет, кричи не кричи —
не Каурый! Колеса звонко хрумкают — прорезают тонкий ледок луж,
тягуче хлопают — вдавливаются в подтаявшую землю. Две четкие кри­
вые линии вытекают из-под колес, все дальше и дальше отодвигаются
изба и кошара. Только Янгар не оставляет следов. Носится вокруг, вы­
сунув язык, визжит от восторга. Иногда останавливается, обнюхивает
сусличьи норы, гавкает, скребет когтями землю, уносится прочь. Пони­
мает, что суслики еще спят глубоко в земле. Вылезать им пока рано.
Бабушка ругает быка за лень, Агван дергает вожжи, но бык твль26

ко помахивает тощим облезлым хвостом. Агвану становится скучно.
Ои задирает голову. Небо высокое, светлое. Низко над степью, рас­
пластав крыльями, кружит коршун. Тоже ленивый. Почему он не пада­
ет? Крыльями не машет, а летит. Может, Вика знает?
Агван вспомнил про галок, нахмурился. Так и просидел до конца
дороги.
У края поля остановились. Агван спрыгнул первым. Помог слезть
Вике. Бабушка повесила им на шею кожаные сумки.
—• Смотрите, уже собирают,— бабушка вздохнула.— Ох, трудно
людям.
Агван увидел черные маленькие фигурки. Они двигались, как буд­
то кланялись земле.
Бабушка подошла к круг}', отпечатанному на земле, подняла пер­
вый колос, отломила и бросила солому.
— Смотрите, здесь была копна.
Агван тоже увидел колос, подержал в руке, показал Вике, важно
положил в сумку. Вика пока ничего не нашла.
Палкой с острым концом бабушка постукивала по земле: тук-тук.
— Зачем стучишь?— спросил Агван.— Колосья и так находятся.
Бабушка улыбнулась:
— Ищу склад зерна. Мышиный. Мышки запасливы. С осени на­
таскают зерна в норку, едят зиму, и еще до нового урожая хватает.
Вике тоже, наверно, интересно послушать рассказ о мышках, но
она отошла в сторону. Может, не нашла ничего? Надо позвать Вику.
Нет, самому лучше подбежать к ней. Пускай бабушка одна, а они с
Викой. Но бабушка задерживает его, говорит тихо:
— Видишь ту гору?
Агван видит! Она сразу за полем. Походит на бурятскую шапку.
Только кисточки нету на макушке. А вот и кисточка — облако вылааит.
— Знаю. Это Улзыто,— нетерпеливо говорит Агван, посматривая в
сторону Вики.— Ты же говорила.
— Эта гора моего сынка, твоего папы. Жанчипова гора. Это рань­
ше звали Улзыто. А где ходим, болото было.
Бабушка все смотрела на гору. Улыбалась, говорила тихо:
— Бет сынок и кормит нас. Спасибо ему.
Агван знал — бабушка вот-вот заплачет. Сказал торопливо:
— Надо искать, может склад найдем. Я помогу Вике. Она же не
Знает...
Бабушка кивает ему:
— Иди, иди. Глазки у вас острые.
Агвана подбежал к Вике. Запыхался. Овчиный дэгэл пора бы сни­
мать, жарко ходить. Вот Вика ходит в ватной телогрейке. Ей хорошо.
Агван молча заглянул в ее сумку. Там было много колосков — це­
лая горсть, может, больше. Он хотел надуться, но Вика предложила:
— Хочешь, я тебе половину пересыплю?
Агван обрадовался, однако упрямо мотнул головой:
— Сам!
— Тогда давай ходить вместе.
— Месте! Ладна.
Тут же Агван увидел целую кучку колосков. Но они были пустые.
— Мыша,— сказал Агван.
— Птички,— возразила Вика и помахала руками, как крыльями.
— Мыша!—упрямился Агван.
— Птички!— не сдавалась Вика.
Спор мог продолжаться до слез, но тут Агван увидел рядок вылез­
шей из-под снега соломы.
27

— Вот!— крикнул он, подталкивая Вику.
Валок был жидкий, не богатый колосом. Может, поэтому его и не
подобрали. А может, проглядели. Агван и Вика работали усердно. Во­
рошили валок, обламывали колоски, перетряхивали снова.
Солнце припекало. Пот и пыль от соломы лезли в глаза. Садни­
ло лица. Измученные, уселись на солому. Агван расстегнул шубу.
— Кушать охота,— вздохнула Вика.
Агван достал колос, стал растирать на ладошке, как делала ба­
бушка. Но зерно не вылазило, колос был сырой. Попробовал кусать,
но ячменный колос имеет колючие усы!
— Не надо,— улыбнулась Вика.— Скоро домой. У нас полные
сумки]
— Много!— рассмеялся Агван.
Тут бабушка замахала рукой:
— Идите сюда.
Не побежали — у них тяжелые полные сумки, шли еле-еле. Ба­
бушка это сразу заметила, стала хвалить. Потом засмеялась:
— Смотрите, склад!
Присев на корточки, они снимала землю, соломинки, убирала ка­
мешки, сама приговаривала:
— Какое чистое зерно. Много. Теперь нашим детям будет чем жи­
вотики набить. А что спасло хлеб? Мякина. Укрыли его мышки. Бабы
и старики до седьмого пота работали, урожай растили, а эти малень­
кие разбойники вишь что делают, ай-я-яй. Ну, они сами в зубы лисы
понали. Видите, весна, а склад целехонький.
— Целое ведро зерна у нас будет,— радовалась бабушка, уложив
последнее зернышко в сумку.
— Завтра тоже пойдем за колесиками, да?— спросила Вика.
— Месте,— заключил Агван.
— В-ме-сте,— поправила Вика.— У меня кружится голова,— по­
жаловалась тихо.— Наверно, от голода.
Агван тоже хотел есть, и у него тоже кружилась голова. Но он
умел терпеть. Бабушка научила: «Думай о чем-нибудь интересном и
терпи». Он терпел"и поддерживал Вику за руку, пока шли к телеге.
8
Мария часто слышит, как на полевом стане заводят единственный
колесный трактор. Утренняя звонкая свежесть доносит шум полевого
стана. С утра до позднего вечера над пашней клубится черно-серое
облако пыли. Мария часто-часто смотрит в ту сторону, за поля, за озе­
ро. Ей интересно, что там. Там иная жизнь, чем у них в кошаре, там
много людей, там теперь страда. Хлеб. Никогда не думала, что так
трудно дается он людям.
Да, она теперь чаще думает о хлебе, чем о Степане. Она не ви­
новата перед ним. Она все время хочет есть. Она устала. У нее нет та­
ких сил, как у Дулмы. Дулму ветром качает, но все ее мысли о Жанчипе. А Пагма? Совсем старая... Всю жизнь обе в работе. Не ноют,
не стонут. Но у них есть надежда. Приедет Жанчип, станет председа­
телем. Ею и живут. А тут... Никакой надежды. Степан погиб...
Мария отрешенно оглядела пасущихся овец — тощих н грязных.
Опять перевела взгляд на далекий полевой стан. Что-то влекло ее ту­
да. Увидела всадника, застыла. Смотрит, как мчится он через степь к
ней. Кто он? Какую весть несет? А вдруг Степан отыскался?! Нет.
Нет. Это невозможно.
38

Вот он близко, этот всадник. Мария чуть не вскрикнула: Содбо!
Плотный, слитый с конем, в той же гимнастерке с медалями.
— Зачем он ко мне? Что ему нужно?— с испугом шепчет Мария.
Содбо спрыгнул с коня — сильный, ловкий, улыбается, отчего изу­
родованное лицо кажется еще более страшным.
— Здравствуйте,— Мария тоже улыбается, пытаясь скрыть свое
состояние.
—- Не жалейте меня!— резко говорит Содбо.— Я вас понимаю.
Только не знаю, зачем приехал.
— Что вы? Что вы?— Она неуклюже машет в сторону кошары.—
Пойдемте к нам в гости. Дулма рада будет.
Но Содбо вдруг жестко берет ее за плечо, поворачивает к себе,
глядит в упор немигающим застывшим глазом.
— Страшен. Урод. Не отрицайте.
Отпускает плечо. Торопливо от волнения шарит по карманам гим­
настерки, сует ей в руки фотографию.
— Смотрите. Это я.— Голос его срывается.
У Марии сдавило горло. На нее смотрел большеглазый обычный
парень: веселые яркие точки в глазах, и чуть улыбаются губы.
— Это я,— повторил Содбо и отвернулся. Мария увидела, что у
него совсем седой затылок. А ведь ему немногим больше двад­
цати!
— Как же я теперь? Меня люди боятся. Скоро детей мной пугать
будут,— растерянно бормотал Содбо, крутил в руках фуражку.
— Главное, что живым вернулись.— Мария хотела утешить его,
согреть, но получалось не то — равнодушные штампованные слова, та­
кими не вернешь человека к жизни.—Можно сказать, счастье.
— Счастье?!— Содбо взял из ее рук фотографию, повернулся и по­
шел, ведя коня за узду.
Мария, не зная зачем, остановила его.
— Подождите, я не так сказала. Я не хочу, чтобы вы обиделись.
Я не хотела. Я думала, просто лучше так, чем умереть.
— А вы могли бы любить такого, Как я?— Содбо опять взял ее
своей железной рукой за плечо.— Если бы ваш муж таким вернулся?
Мария замотала головой.
— Не знаю. Его нет в живых. Он погиб. Не знаю.
— Вы честная, вы не умеете врать. У вас все на лице написано.—
Содбо опустил голову.— Может быть, именно вы мне снились всю
жизнь.
Мария зашептала:
— Не надо, не надо. Я прошу. Говорят, шрамы украшают воина.
Я ничего не могу сказать. Я просто страдаю. Поверьте.
— Я верю вам,— Содбо замолчал. Конь положил ему морду на
плечо, тронул ухо губами.— Хотите знать, как это случилось? Фугаска
попала в наш танк. Он загорелся,'как спичка. Командира сразу же.
Не знаю, как мы выбрались со стрелком-радистом. Помню, ползли
между воронками, искореженными машинами, трупами. Потом помню:
вемля вздыбилась с оглушительным грохотом. И все. Госпиталь, полго­
да голова в повязке, в кромешной тьме... Пришло время, взглянул на
своя в зеркало... Нет, лучше было умереть!
Содбо повернулся, вскочил на коня и, не оглядываясь, поскакал
прочь.
Мария опустилась на бугорок, закрыла лицо руками. Она не чувст­
вовала ласкового тепла солнца, не ощущала влажного дыхания про­
буждающейся земли. «Содбо. Содбо»,— повторяла лихорадочно. Те­
перь казалось, все пережатое ею, все ее страдания, все ужасы войны,
сосредоточились в его изуродованном лице. Оно будет стоять перед нею
29

всю жизнь, мучить и терзать, больше чем все виденное имеете взятое...
больше чем Степан.
Мария не слышала, как подошла Дулма. Очнулась, когда та села
рядом. Спросила напряженным шепотом:
— Что, Дулмуша?
Лицо Дулмы было печальным. Она показала три пальца. Это озна­
чало, что еще три ягненка подохло. Мария поглядела на кошару.
На крыше пестрят шкуры подохших овец и крохотных, только на­
родившихся ягнят. Это тоже война. А сколько было отдано труда, мук,
слез, чтобы спасти их!
Бессонные ночи, непосильные дни. Добывали из-под снега ветошь.
Резали серпами. Запаривали. Кормили отощавших маток. Отогревали
на руках хилых ягнят. И все напрасно... И сил нет.
Дулма хорошо понимает, о чем думает Мария.
— Скоро войне конец,— говорит она, грустно улыбаясь.
Мария склоняет голову к ее плечу.
— Ты счастливая. Вернется твой Жанчип. А Степан уже никогда,—
голос Марки сух.— Истерзалась я.
Дулма строго прерывает ее:
— Ждать надо,— и улыбается.— Забыла, Агван терялся?
— Вы все меня хотите утешить. Спасибо. Но я не верю.— Мария
вскинулась и снова поникла.— Знаешь, приезжал Содбо.
— Сод хороший,— выдохнула Дулма.
— Хороший. Но я-то при чем? Причем здесь я?!
— Ты прогнала его.— Дулма медленно встала.
Мария замотала головой.
— Нет... а может, он так понял. Уехал, не прощаясь.
— Не надо его убивать. Можно дружить.
Разговор оборвался. От кошары навстречу бежали Вика с Агваном. Впереди Янгар.
— Мама!
— Мамочка!
— Конь папин...
— Коничка умер...
9
Дулма бежит к кошаре. Подох Каурый. Помер. Какая короткая
ты, юность! Бешеным бегом коня пронеслась ты! Каурый привозил
Жанчипа на свидания. Каурый мчал их к горе Улзыто, к жизни, сча­
стью. Сколько раз, единственный свидетель их любви, легким крыла­
тым бегом своим приносил им победу на сурхарбанах — летних празд­
никах! В его честь после побед пел седовласый старец, прославляя
Каурого!
Молча, без слез, стоит Дулма над мертвым конем. До нее едва
доходит дрожащий голос Марии.
— Эжы слегла.
Сдерживая дыхание, Дулма ворвалась в избу:
— Эжы? Вы что?
Пагма села. Затуманенными глазами посмотрела, не видя, на жен­
щин.
— Еще утром заметила неладное. Затосковал вдруг конь. Овес
поднесла в тазе. Губами потрогал и не взял. Грустно посмотрел на
меня. Побежала я домой за теплой водой, вернулась, а он уже лежит.
— Бабушка ни на кого не смотрела, говорила тихо, раскачиваясь из
стороны в сторону. Она вдруг стала совсем старая.— Не уберегли ко­
ня. Все кончено. Жанчип, Сын мой!— вдруг крикнула она.
ЯО

Слова прозвучали, как звон колокола в погребальной тишине.
Дулма бросилась к ней: «Что вы, мама!»— и упала ничком на кро­
вать. Агван вздрогнул.
Утром с трудом погрузили ксня на телегу, покрыли брезентом.
Пагма взяла вожжи, и бык лениво поплелся к лесу. Сбоку шли Ма­
рия и Дулма. Янгар было побежал за ними, но сердитый окрик Дулмы вернул его обратно.
Агван с Викой стояли возле избы и смотрели на печальную про­
цессию. Голова Каурого свешивалась с телеги, мерно покачивалась,
будто прощалась с ними. Агван крепился, сдерживая слезы. Ему все
казалось: вот сейчас Каурый откроет глаза, позовет веселым ржанием.
Он был всегда такой большой и ласковый, теплыми губами хватал ру­
ку Агвана, мигом довозил его до тети Дымбрыл. Он любил его.
Агван смотрел, смотрел, как кивает ему равнодушная морда Кау­
рого, и вдруг горько, навзрыд заплакал: почему Каурый уходит от
него?!
Вика подбежала, хотела что-то сказать, но тоже заплакала, ут­
кнувшись лицом в плечо Агвана.
Вскоре над лесом клубами повалил дым.
Агван кулаком вытер глаза, повернулся к избе.
— Чай надо варить.
Он знал, что Каурого больше нет, что он сгорел на костре, как сго­
рают дрова в печке. Но он знал и то, что долго потом он будет ду­
мать, что Каурый просто ушел и обязательно должен вернуться. Ведь
лето уходит н приходит снова. Снег теряется и находится опять.
Но почему не может найти свою руку папа Очира?..
Глава третья
1

День 9 мая выдался солнечным и теплым, хотя со стороны озера
дул временами сыроватый, холодный ветер. Пагма в этот день встала,
выпила чаю, опять легла. В сумраке избушки белело ее лицо с прямым,
чуть с горбинкой носом, резко очерченными губами.
Неразговорчивая Дулма теперь вовсе замкнулась. Она молчала,
б е з ласки выталкивает ягнят из сакманов во двор. Мария ей помогает.
— Может, врача... Плохо эжы,— шепчет Мария.
Дулма сжимает ей руку.
— Молчи. Устала она. Старая. Каурый, Жанчип...— Дулма медлен­
но поворачивается и уходит в кошару.
Мария хочет пойти за ней, но Дулма быстро возвращается. На ли­
це ее неожиданная улыбка. Она пальцем зовет Марию. Они осторожно
п о д х о д я т к перегородке. Сперва увидели Янгара. Он лежал на куче
пригретого солнцем навоза и следил за детьми.
Спиной к женщинам сидела Вика с ягненком на коленях.
— Бабушка болеет, мы будем ее работу делать,— негромко рас­
с у ж д а л а она и гладила кудрявую спинку ягненка, а его глупую мордоччу прижимала к бутылке с соской.— Кушай, кушай, расти скорее. Ты
сирота, мы заменим тебе мамочку.
Из-за перегородки вышел Агван с пустой бутылкой в руках. За
НИИ — длинноногий теленок красно-белой масти—вылитая Пеструха.
— Еще хочет,— вздохнул Агван.
Теленок ткнулся мордой Агвану в грудь, поднял кургузый хвостик,
31

подпрыгнул, любопытным глазом глянул на ягненка на руках у девочки,
понюхал его.
— Они целуются!— звонко засмеялась Вика.
Теленок вернулся к Агвану, потянулся розовыми губами к бутыл­
ке, замотал недовольно головой:
— Му-у!
— Молока просит, ишь какой хитрый,— сказала Вика.— Хватит, а
то нам с Агваном ничего не останется. Еще бабушке надо, еще мамам.
— Уберемся давай, а то мамы придут!
Мария с Дулмой стояли не шевелясь, и душа у них сейчас' была
одна — оттаявшая, потеплевшая. Поднимаются новые ростки из пропи­
танной горем земли. Им зеленеть, тянуться к солнцу. Ведь это так
важно — жить!..
Янгар вдруг вскочил, навострил уши - и с лаем метнулся мимо
них. Следом за ним кинулись дети и тут угодили в объятия мам. Все
вместе они выбежали из кошары. Увидели всадника, который быстро
приближался, поднимая шлейф пыли.
Мария прищурила глаза.
— Как сумасшедший,— произнесла с замирающим сердцем.
Дулма хитро улыбнулась:
— Сод.
— Не шути, Дулмуша... Да это же Бальжит!— воскликнула Ма­
рия удивленно.
Дулма ничего не ответила. С напряженным лицом кинулась на­
встречу. Мария — за ней.
Бальжит ловко соскочила с коня, бросила поводья на столб.
— Победа, бабоньки!—крикнула она.— Слышите, Победа!
Бальжит уткнулась в столб и зарыдала.
Сколько ждали этого слова — и вот оно! Агван мчится в избу. За­
дыхаясь, несет своей эжы самую главную весть:
— Папа, па-па, папа...
Он видит, как бабушка вскакивает с постели, застылает с вытяну­
тыми руками посреди избы.
— Папа скоро приедет, потому что Победа! — выпаливает он. И
удивляется опять. Бабушка как-то странно морщится и падает на кро­
вать.
Агван растерянно оглядывается: в дом вваливается тетя Бальжит,
за ней мамы. Бальжит смеется, будто не она только что голосила.
— Здравствуйте, бабушка,— громко говорит она.— Такой день!
Такая радость, а вы лежите.
Агван переводит глаза на эжы.
— Кости старые, здоровье слабеет. Ветерок подует, простынешь и
сляжешь,—• тихо говорит оНа.
Агван удивляется,— ведь только что, как молодая и здоровая, вско­
чила!
— Победа, бабушка, Победа! — Бальжит улыбнулась, и Агван уви­
дел, сколько у нее сразу морщин.
Бабушка слабо вздохнула:
— Слава богу. Покончили со зверем. Какой грех послал нам этого
иззерга? Какая несчастная мать носила его под сердцем?
Тетя Бальжит не может успокоиться, говорит радостно:
— Надо бы бутылочку, бабоньки. Выпьем за возвращение Жанчипа. Нашего дорогого...
Бабушка резко приподняла голову, прервала:
— Придержи язык, Бальжит. Только тогда, когда мой ясноглазый
распахнет дверь, только тогда, когда я, как бывало, поглажу его боль­
шую голову, только тогда, когда, он возьмет на руки сына и попьет
32

чай из рук Дулмы, вот только тогда успокоится мое старое сердце. А
если...
В избе стало тихо.
Агван смотрит на мать, которая крепко держит тетю Машу за пле­
чи, смотрит на Бальжит, которая уселась уже к бабушке на кровать.
Где Вика? Он выбегает из дома.
Вика сидит на земле рядом с Янгаром, прижалась к нему, обняла
голову.
— Ты что? По-бе-да!— кричит Агван.
Но Вика, совсем как взрослая, медленно качает головой.
— Все равно мой папа не вернется. Я слышала, как тетя Бальжит
сказала: он спит в ленинградской земле. Значит, он совсем умер.
— Потерялся,— возразил Агван.— Значит, придет.
2
Вечером в улусе должен был быть митинг. Марии вдруг страстно
захотелось видеть людей, смеяться, стать снова беспечной и молодой.
— Идите, доченьки, повеселитесь, слышали, что Бальжит говорила:
все должны прийти,— угадала ее желание Пагма.
Дулма разжигала печь.
— Нет, эжы, мы не пойдем. Поправитесь, тогда и нам радость.
Марии стало стыдно:
— И правда, что за веселье, когда вы болеете,— виновато сказала
она.— Лучше мы дома побудем, ребятишкам почитаем.
Пагма рассердилась, заговорила быстро:
— Одичали вы здесь. Что вы на меня, старую, смотрите? После
рассвета нечего ставить пугало, после того, как выпали зубы, нечего
считать себя молодым. Мое дело — болеть да полеживать, дом стеречь,
за детьми приглядывать. А мне все легче будет, если вы повеселитесь.
Дулма сбросила платок с головы.
— А что, Маша, и правда, пойдем? Победа. День такой! — Она раз­
вязала косы, расплела их, начала расчесывать.
Мария взглянула и ахнула. Дулма стояла перед зеркальцем с рас­
пущенными волосами, которые закрывали ее всю — почти до колен ни­
спадали мягкими волнами, огибали грудь, узкую девичью спину. Свет
зеркала заливал ее счастливое лицо — такое счастливое, как когда она
поет. Мария подошла к Дулме, ласково провела по темной волнистой
глади волос.
— Споем мы сегодня, Дулмуша. Возьмусь я за тебя всерьез!
Дулма достала два платья.
— Тебе какое нравится? Выбирай.
— Можно мне черное?
Синее, яркое надела Дулма.
3
На лужайке, перед штабелем леса—длинный стол, покрытый крас­
ным сукном. Бальжит —в черном костюме, вокруг шеи белое кашне.
Ее глаза встречают каждого так, будто именно его ждет председатель.
Или так кажется Марии.
— Кто этот старик?— спрашивает она Дулму.
Маленький старичок привязывает коня к столбу. В летней рубашке,
а на голове шапка-ушанка, одно ухо изломилось посередине, на но­
гах — валенки.
— Смешной какой,— шепчет Мария.
3. «Байкал» № 3

33

А старичок важно так, покашливая в кулак, идет мимо людей,
усаживается рядом с председателем, снимает шапку, кладет перед со­
бой, гладит лысину и, наконец, зевает беззубым ртом.
•— Смешной?— Дулма неожиданно рассердилась.—Это Рабдан-активист!
Мария отвернулась от Рабдана, вспомнив рассказ Бальжит. И
впрямь неприятный: гладкий, блестит весь, и десны видны.
Скамеек не хватает. Большинство стоит. Изумленно разглядывает
Мария тяжелые косы девушек — без платков они сегодня, как и Дул­
ма. Красивые.
Встала Бальжит, подняла руку. Рабдан-активист неожиданно заба­
рабанил пальцами по столу. Мария невольно рассмеялась. Как заяцбарабанщнк!
Седые волосы Бальжит пошевеливает ветерок. На лице у нее свет­
лая печаль.
— Товарищи, президиум нужен.
Но ее голос перекрыли крики.
— Убрать Рабдана. Чего он там уселся?
— Хватит шута держать в президиуме!
Рабдан машет шапкой, грозит кому-то.
Другие голоса вплетаются в общий шум:
—• Пусть все фронтовики идут.
— Покалеченным за нас в президиуме сидеть!
Общим криком, общим желанием выбирается президиум.
Прыгает на костылях одноногий Шагдар, опустив голову, неловко
пробирается среди скамеек Содбо, еще трое мужиков, тоже покалечен­
ных, стесняясь, усаживаются за красный стол.
И затихли люди. Не старухи теперь вокруг — матери... Не девки с
косами •— вдовы...
Поднялся Содбо. Голос его испугал Марию.
— Не только мы делали победу. Что бы смогли без женщин, без
стариков, подростков?..-— Бригадир запнулся, не находя нужных слов.
Махнул резко рукой — зазвенели на груди медали.— Дулму Аюшееву,
жену председателя Жанчина Аюшеева, ныне командира, предлагаю в
президиум.
— Иди за Жанчипа и за себя сразу...
— Вместе с Дулмой,— поддержала Бальжит,— предлагаю пригла­
сить ее подругу чабанку Марию Дронову. Она пережила ленинградскую
блокаду. Муж ее, советский офицер... пропал без вести,— в тишине ска­
зала Бальжит.
Мария испугалась. Все на нее смотрят, разглядывают. А она не
знает, куда себя деть. Дулма подталкивает ее: «Чего уж, идем»...
Бальжит говорила очень тихо:
— Мы все — мужики и мы, бабоньки,— отстояли Родину нашу.
Страшной ценой мы ее отстояли. Девяносто лучших сынов ушли на
фронт из нашего колхоза. Вот они, пятеро, пока вернулись. Дождемся
мы и других. Но уже много тех, кто никогда не вернется. Встаньте
все, почтим память погибших,— сказала почти неслышно Бальжит.
Но все услышали. В тяжелой тишине стояли люди. Только тихо,
очень тихо звучали имена погибших, их называли по очереди с разных
сторон:
—• Председатель сельсовета Нима Генденов.
— Братья Рандаловы. Все трое: Дамба... Еши... Хундэб...
Мария не знала никого. Но каждое новое имя для нее звучало:
Степан, Степан, Степан.
Ей стало жутко: перед глазамк валились, как подкошенные, Сгепа34

ны — сильные, красивые. В одно огромное родное лицо сливались люди.
Снова заговорила Бальжит:
— Тела их зарыты у Дона, под Москвой, на Житомирщине, в
Брянских лесах, под Варшавой, Веной, Прагой, возможно, у стен рейх­
стага. Нескольких проглотили холодные волны Балтики, Черного моря,
Дуная...
Судорогой свело Марии лицо.
Бальжит повернулась к президиуму, улыбнулась, голос ее перестал
дрожать:
— А вы, родные наши, вернулись. Искалечила вас война. Но ду­
ши ваши остались прежними. Почему ты, Содбо, сидишь, закрыв лицо?
Разве можно стыдиться фронтовых ран? Мы тебя по-прежнему любим.
Ты живым в танке горел — за нас. С обгоревшим лицом, с бесчислен­
ными ранами на теле вынес на себе друга, стрелка-радиста. Ты герой,
Содбо! И здесь ты и твои друзья, не отдышавшись путем, взялись за
свой крестьянский труд. Как же ты смеешь прятать лицо и стыдиться?..'
Низкий поклон вам за подвиг, родные.
Бальжит поклонилась фронтовикам.
Мария сжала дрожащие губы. Неумолимо четко вспомнилась
встреча в степи. Как сквозь сон, она услышала хриплый голос одноног*
гого Шагдара:
— Ты... тово... председатель... сунь меня к женке, на полевой стан
пойду. Руки у меня... тово... целые.
Потом увидела, как Бальжит, улыбаясь, кивает Шагдару, с каж­
дым кивком из глаз ее срываются слезы.

Солнце садилось за гору Улзыто, рассыпая яркие лучи, а празд­
ничный обед, устроенный после митинга здесь же, продолжался. Впер­
вые за долгие годы войны люди собрались за одним столом и будто
позабыли беды и страдания. Шутки, смех, неуверенные песни — все со­
здавало ощущение большого праздника.
Дулма шепнула Марии:
— Бежим в клуб. Я хочу петь.
В клубе уже не пахло сыростью. Пол и окна промыты. С пиани­
но снят чехол. Мария чувствовала, что сейчас способна играть все. В
ней звенела мелодия, легкая, задорная. Пальцы сами бежали по кла­
вишам. Все светлее, радостнее становилась музыка. Мария закрыла
глаза. Она ни о чем не думала, ничего не помнила. Только видела
светлые стрелы лучей, летящие из-под ее рук.
Оборвалась мелодия, а Мария все еще сидела с закрытыми гла­
зами.
— Хорошо, Маша,— тихий голос Дулмы показался неожидан­
ным.— Я, как это... Я счастливая.
, Мария прошептала радостно, снова нежно трогая пальцами про­
хладные клавиши:
— Ты будешь певицей, ты сможешь. Ты необыкновенная. Теперь
давай споем. Знаешь, что... —Мария не договорила — посредине зала
стоял Содбо. Она, как завороженная, пошла к нему, хотя в первое
мгновение хотела убежать, скрыться. Шла медленно. Дулма успела вы­
скользнуть на улицу, а она все шла. Приблизилась, протянула руку.
Содбо бережно взял ее. Вдруг припал к ней горячей щекой.
— Не надо, Содбо, прошу,— прошептала она, задыхаясь.
— Ты одна и я один... Беречь буду. На руках носить буду...— бес­
связно говорил Содбо.
В клуб влетела песня искристыми переливами, как волнами, наплы•*

35

вала снова и снова. Мария, казалось, забыла о Содбо. Она ошеломлен­
но вслушивалась в необычные звуки. Ловила сильный и нежный голос •
Дулмы. Песня то стелилась по земле, то легко взлетала — томительная,
непонятная, близкая.
Мария резко отняла руку, сказала с волнением.
— Вы слышите, Содбо? Какая чудесная песня.
Содбо громко выдохнул, словно хотел очистить свою грудь от того,
что давило, мучило ее.
— Пойдемте, Мария. Сейчас будет ехор,— произнес он твердо.
Они вышли на улицу. Солнца уже не было. Блеклый свет струился
из-за горы Улзыто, мягко разливался по весенней земле. В этом свете
толпа празднично одетых людей напоминала яркий пестрый ковер.
— Знаете, о чем пела Дулма?— обронил Содбо.— Песню верблю­
жонка. Верблюжонок тоскует о своей матери. А мать погибла...
Мария остановилась. Вдруг вспомнила, что она, мать, оставила
дочку и сама веселится. Потом всплыли горячие слова Содбо: «На ру­
ках носить буду!» Лицо ее жарко вспыхнуло. Ей захотелось уйти отсю­
да, скрыться от людей. Но откуда-то налетела Дулма, хохоча, повисла
на шее.
— Пела. Теперь танцевать хочу, Маша!—проговорила сквозь
смех.— Ехор! Ехор!
Веселые искры с сухим треском полетели в фиолетовую просинь
неба. Зыбкие пятна света метались по лицам людей, образовавших тес­
ный круг. Содбо оказался между Марией и Дулмой. В большой шер­
шавой его ладони потерялась рука Марии. Она ощущала его силу и
прижималась к нему. И голос у него был хотя хрипловатый, но силь­
ный. Мария быстро подстроилась и пела, не слыша своего голоса.
Мятущиеся искры, убыстряющийся ритм танца кружили голову.
— Какая я счастливая, Маша,— шептала и шептала Дулма.
5
Расходились поздно. После света костра ночь казалась черной. А
идти не близко.
— Сод, проводи нас до калитки. До нашей,— со смехом сказала
Дулма. Содбо вопросительно и тревожно поглядел на Марию, хотя бы­
ло темно, но она почувствовала этот взгляд. Хотела отказаться, но
промолчала.
Молча добрались до протоки, где был перекинут узкий мосток из
жердей.
Мария первой шагнула на него, вскрикнула и прыгнула обратно.
Жерди гнулись под ногами.
— Не могу, страшно.
— Давай ползком,— предложила Дулма и снова засмеялась.—
Трое! Ползком. По жердочкам.
Она хохотала и не могла успокоиться.
Марии было холодно.
— Я могу вас перенести на руках,— предложил Содбо.— Если со­
гласны.
— Нет,— резко сказала Мария, но тут же смягчилась,— Чужие
жены на руках —это неудобно.
Дулма продолжала хохотать.
— Лучше ползком. На карачках...
Содбо тоже засмеялся:
— Как же вы в длинных платьях ползти думаете?
Дулма перестала смс-яться.
36

— Ладно, бери—распорядилась она.— Будет что вспоминать по­
том: на руках героя качалась.
Содбо как-то трудно вздохнул.
— Только крепко держись за шею. Не шевелись, а то бултых­
немся.
Ощупью передвигая ноги, как эквилибрист на проволоке, он пере­
брался на другой берег.
И вот он стоит перед Марией. Сильный и послушный. Она закрыла
глаза и с отчаяньем протянула ему руки. Он легко поднял ее, прижал
к себе, ступил на шатающийся мосток. Мария крепче обвила его шею.
Она чувствовала — он идет медленно, будто хочет продлить мгновение.
Слышала его прерывистое, тяжелое дыхание.
— Вам тяжело?— спросила, замирая.
Содбо не ответил и вдруг побежал. Жерди под его ногами кача­
лись, готовые подбросить их вверх, а потом — в черную воду. Шагнув
на землю, Содбо в последний раз прижал ее к себе и бережно опустил
на землю.
— Переехали. Спасибо, Сод,— серьезным голосом сказала Дулма
и притихла.
Мария дрожала, как в ознобе, даже не поблагодарила Содбо.
Шли молча. С озер доносились всплески — щука играла на отме­
лях, шла на икромет, беспокойно крякали утки. Весенняя ночь шла
своим чередом. Потом она повторится в другом году, и в третьем, и в
двадцатом, но мертвые сегодня — еще теплые жизнью и любовью род­
ных, а калеки сегодня — еще калеки войны, но сила мужчины, прошед­
шего через бесчеловечность и бессмысленность убийств — еще сила вои­
на, сила защитника слабых и беспомощных.
Содбо шел, склонив голову. Он все еще ощущал тепло молодой
женщины. На шее, на щеке горячо, как после операции, как от ожога,
горело ее дыхание. До сих пор он помнил лишь запах горящего желе­
за и смерти. Четыре года войны в двадцать два года от роду — это
много. Двадцать два года в человеческой жизни — это только юность.
Он поседел, но, может быть, только сегодня, сейчас его сердце раскры­
лось для жизни, любви. Да, он прошел тысячи смертей, он ведь за­
служил право на любовь женщины, самой красивой на свете! Вне­
запно он остановился. Какая любовь? Он урод, молодой, сильный урод.
А это мгновение, от которого он все не может придти в себя,— просто
жалость. Или же мимолетная слабость.
Из груди Содбо вырвался приглушенный стон.
— Что с тобой, Сод?— очнулась от своих мыслей Дулма.
Содбо промолчал и быстро пошел вперед. Женщины заспешили
следом.
Мария понимала, что происходит с Содбо. Ей было страшно и
радостно.
— Застыла вся,— сказала она громко и взяла Содбо под руку. Он
попытался осторожно высвободить руку, но сна прижалась крепче.
Впереди показались смутные очертания избы, кошары. Янгар с ла­
ем выскочил навстречу.
Содбо стал прощаться.
— Спасибо за компанию, я пойду.
— Куда вы, обратно, что ли?— удивилась Мария.
— Да нет, на полевой стан.
Дулма подтолкнула его к дому и тоном, не терпящим возражения,
сказала:
— Заходи в избу. Чай пить.
В темноте Мария нашарила спички, зажгла керосиновую лампу,
37

поставила на край печки. Дети крепко спали, но Пагма сейчас же за­
ворочалась в постели.
— Жду, жду, задремывать стала. Как погуляли?
Дулма склонилась над ней.
— Такого давно не было!— и, положив ладонь на ее лоб, спроси­
ла:— Как себя чувствуете, эжы?
— Полегчало. Видела костер, знала, что вы веселитесь, от того и
легче стало.
Пагма повернула лицо к Содбо.
— Спасибо, сынок, что моих привел. Я беспокоилась, как они про­
току в темноте перейдут. Выпейте арсы. Она в туесе под столом. Не
остыла, наверно, еще.
И от того, что Пагма сама варила арсу и что говорила бодро, Дулме и Марии снова стало весело. Они наперебой принялись рассказы­
вать Пагме о вечере.
— А как Мария играла!— смеялась Дулма.
— А как Дулма пела!— вторила ей Мария.
Дулма принесла оставшуюся в бутылке водку, налила полную чаш­
ку Содбо. Но он отказался. Выпил чашку кислой арсы, встал.
— Пора. Пока дойду — рассветет. Работы много.
Мария, накинув на плечи дэгэл, вышла проводить.
Тишина. Восточный край неба холодно блестел. С озера тянуло
предутренним ветерком.
— Надо идти,—тихо сказал Содбо и не сдвинулся с места.
— Ночь проходит, а спать не хочется,— поежившись, сказала Ма­
рия.
Пальцы Содбо коснулись верхней пуговицы ее дэгэла. Он хотел за­
стегнуть его возле шеи Марии, но вдруг ощутил ее горячее тело.
— Идите, Содбо. Прошу вас. Я боюсь...— слабым голосом прошеп­
тала она, однако не отшатнулась, не отвергла руки.
Содбо не выдержал. В мгновение поднял ее на руки и припал к ее
губам. Она обхватила его шею и всем телом прижалась к нему. Из ее
груди вырвался то ли крик, то ли стон: «Ой, Степа».
Содбо застыл, точно облитый ледяной водой, потом отпустил ее. В
одно мгновение Содбо увидел все — горящий свой танк, умирающих
друзей и незнакомых солдат, среди которых, может, был и Степан. Он
застонал. Мария отвернулась, закрыла лицо руками, бормоча что-то не­
внятное, заплакала. Содбо погладил ее плечи, проговорил глухо:
— Вы простите, Маша. Простите. Я люблю вас...
— Не надо, Содбо!— в отчаянии крикнула Мария и кинулась в
избу.
Глава четвертая
1

И все-таки старая Пагма встала. Ссохшаяся, легонькая, она суети­
лась теперь целыми днями. В колхоз возвращались фронтовики, и Паг­
ма, услышав о приезде кого-то, торопилась на встречу. Она быстро ухо­
дила по пыльной дороге, не разрешая провожать ее. Возвращались мед­
ленно, будто теряя на длинной дороге остатки сил. Настороженная, не­
разговорчивая, она часами глядела на дорогу, опираясь на палку
А дорога оставалась пустынной, пыль нетронутой, лениво рассыпан­
ной по земле, хотя была уже середина мая.
Последнее пчсьмо пришло накануне смерти Каурого. Коротеньг

39

кое, в несколько слов. Размашистый скорый почерк, как н само пись­
мо — порыв перед последними боями.
Теперь ни письма, ни самого.
— Эжы, ие волнуйтесь,— не очень уверенно успокаивала ее Дул­
ма.— Наверняка ошеломить нас хочет. Он такой! Без вестей, без теле­
граммы заявится.
В избе поселилась тревога. У Дулмы все из рук валится. Лицо осу­
нулось, глаза потухли.
Ежелневно она угоняет овец на бугры к лесу, где уже прорезается
зелень, пасет там до позднего вечера.
Мария — ни на шаг от нее, старается отвлечь от тяжких дум. Ве­
черами читает сказки детям, но их слушают все.
Даже старая Пагма оживает. Она перестала бегать в деревню. Во­
зится с ребятишками, хлопочет по хозяйству. На нее напала какая-то
нервная суета.
Вот неожиданно собралась в лес по дрова и ребятишек потянула
с собой:
— Что я без них, помощников, буду в лесу делать? Завалюсь гденибудь. Они мои глаза и уши, в них моя жизнь.
Едва запрягли отвыкшего от оглоблей быка, выехали с напутствия­
ми да советами.
Агван с Викой никогда в лесу не были. Лес для них тайна и, как
всякая тайна, немного пугает. Сколько раз бабушка рассказывала про
тайгу! Там высокие деревья, такие высокие, как телеграфные столбы, и
даже выше. Но там и волки. Агван знает теперь, кто такой волк. Гор­
батый, страшный. Но Агван храбрится.
— Ба ружье не взяла,— шепчет он Вике и берет ее за руку.—- Но
мы вместе. А вместе страшно быть не может.
Вот она, тайга. Вдалеке синеют горы. Большущие, до самого неба.
Но до них на быке не доехать. На коне бы можно.
Агван вздыхает, дергает бабушку за рукав.
— Ба, а Каурый вернется к нам?
Бабушка не отвечает. Он забирается к ней на колени и снизу смот­
рит в ее лицо: во всех ямках и морщинках — слезы.
— Ты что, ба?— Агван гладит ее руку.— Тебе Kavporo жалко?
Да?
Бабушка кивает.
— Ничего. Папа приедет и Каурый вернется.
Агван садится обратно к Вике, кладет ей голову на плечо, думает
о том, что скоро папа прискачет домой, думает и шевелит губами.
Они въехали в березовый перелесок. Агван встал на коленки.
— Смотри, все в снегу.
Вика смеется:
— Это березы. Они всегда белые.
Агван .хмурится.
— Нет, снег. Хочу. Снег вернулся, значит, все-все вернутся.
Вдруг откуда-то сверху раздался глухой звук: «гук-гу». Эхо раз­
несло, повторило этот звук несколько раз. Агван и Вика задрали го­
ловы.
—- Кукушка гукает. Куковать ей рано. Лес еще темный,— сказала
бабушка.
— Гук-гу, гук-гу,— ответил кукушке Агван.
— Гук-гу, гук-гу,— заспешила за ним Вика.
Но кукушка замолчала.
Дальше дорога стала хуже. Колеса стучали по корням. Вокруг тем­
ные деревья. Но наверху ветви их уже начинали зеленеть. Вот он, на­
стоящий лее!
39

Агван поймал ветку, повисшую над дорогой, засмеялся.
— Колется.
Вика отщипнула зеленеющую почку, растерла, поднесла к его
носу:
— Понюхай.
Агван сперва понюхал, потом лизнул пальчик и снова засме­
ялся:
— Я — Янгар! Вкусно.
А Янгар в нто время носился по лесу, гоняя птичек и бурундуков.
2
И этот день начался с солнца. Дулма проснулась первой. Увидела
сиреневые цветы багульника на окнах, улыбнулась. Вспомнила поездку
детей в лес. Сколько было разговоров! И о багульнике, которым про­
пахла вся тайга, и о пестром «краснопузом дятле — лесном докторе»,
и о бурундуке, «похожем на тигра, который все время дразнился» с
Янгаром.
Дулма встала, укрыла ребятишек одеялом. Бесшумно оделась, по­
шла доить Пеструху.
Но солнце, оказывается, ее обмануло. Когда Дулма вышла из
стайки, подоив корову, его уже не было. Небо быстро наполнялось се­
рой мглой. С полей поднимались черные вихорки земли, неслись над
степью. Так радостно начавшийся день круто менялся на ветренный,
хмурый. И Янгар забился в свою конуру...
Дети еще лежали в постели, а женщины советовались — выгонять
овец на пастбище сейчас или же немного переждать — когда появились
гости. То, что они явились в ранний час, было понятно: позже в избе не
всех застанешь. Но сами они были неожиданными. Первым вошел чело­
век в военной форме, за ним еще один — в кожанке. По всему было
видно, что это большие начальники. Последней переступила порог
Бальжит. Обычно шумная, она прятала глаза.
Гости за руку поздоровались с Пагмой, женщинами, потом воен­
ный подошел к кровати, погладил Агвана по голове.
Пагма пригласила гостей садиться, и у нее дрогнул голос. Бальжит
тихо представила гостей:
•— Вот к вам приехали... председатель аймачного исполкома това­
рищ Улымжиев. И военный комиссар аймака подполковник Белобо­
род ов.
Пагма сидела на кровати, положив на колени тяжелые темные ру­
ки. Дулма стояла у стола с тарелкой в руке. Не шевелясь, с побелев­
шими губами, застыла рядом с ней Мария.
Подполковник напряженно растирал правой рукой гладко выбри­
тую щеку.
Минуты тянулись, как вечность.
Первой не выдержала Бальжит. С глухим стоном она упала перед
Пагмой, обняла ее колени.
И опять тишина.
Пагма молчала. Ни вскрика, ни вздоха. И вдруг звон разбитой та­
релки. Стук двери.
Дулма выскочила на улицу. Побежала к кошаре. Перед глазами
черными кругами вихрились облака. Качалась земля...
Очнулась без сил, с трудом подняла тяжелую голову. Увидела за­
плаканное лицо Марии. Почувствовала ее жесткие длинные пальцы.
Они растирали, массировали ей грудь. Дулма села, огляделась. Вдруг
поняла, что повалилась на том же месте, где пал Каурый.
40

— Спасибо, Маша,— прошептала распухшими губами.
— Прошу тебя, Дулмуша. Держись. Эжы слабая. Агван...
Дулма отстранила Марию, тяжело ступая, пошла в избу. Ее встре­
тили испуганные глаза детей. Забившись в угол кровати, прижавшись
друг к другу, как две птицы в мороз, сидели дети-сироты, которым не
дано увидеть своих отцов. Дулма прошла мимо, села к столу, устави­
лась невидящим взором на окно, освещенное сиреневым цветом ба­
гульника.
Пагма все так же была неподвижна. Лишь пальцы ее, перебира­
ющие четки, дрожали.
— Знала я. После отъезда он вдруг вернулся, поняла — прощаемся
навсегда. Каждое письмо, как чудо встречала. Ждала, когда они пере­
станут приходить. А потом Каурый помер. В тот день и Жанчипа мо­
его убили. Хоть письмо пришло накануне, поняла: конец.— Пагма рас­
суждала сама с собой, будто была одна в доме, тихо, часто невнятно
произносила слова.— С детства он у меня необычный. Серьезный, по­
нятливый. Если засмеется, всем весело. Заботливый был. Словами не
умел. Все делами...
Все сидели, согнувшись.
— Что о сыне известно, скажите!— вдруг спросила Пагма. С су­
хим треском расстегнулся объемистый портфель. Белобородое, прижи­
мая боком портфель к столу, достал из него пакет с сургучом и почто­
выми штемпелями. Посмотрел на Улымжиева.
Председатель встал.
i
— Мать и жена Жанчипа, сын Агван, мы понимаем, какое горе по­
стигло вас. Мы сочувствуем вам. Ваш сын, муж и отец, погиб 8 мая,
на рассвете,— Пагма кивнула: восьмого пал Каурый.—В районе Яромержа, около Праги...
Пагма протянула руки к свертку. Сначала Белобородов подал
пачку писем, перевязанных тесьмой, потом фотографии и, наконец, ор­
денские книжки в красных переплетах с золотыми надписями. Пагма
поднесла к лицу все, что уместилось в ее руках, стала нюхать, слов­
но хотела уловить запах сына. На красную, как кровь, змаль звезды
ордена упала крупная слеза.
— Вет что оставил мне сын,— со стоном прошептала Пагма.
— Ба. Ба. Дай мне!'—вдруг крикнул Агван.— Дай!
Пагма поднялась, с окаменевшим лицом подошла к кровати, поло­
жила к его ногам ордена.
— Помни, сынок.
Пагма, словно по узенькому мостику, тихонько подошла к Дулме,
высохшей жилистой рукой коснулась ее волос.
— Красивая ты. Бедная моя. В двадцать пять лет вдовушкой ста­
ла. Сама я вдовьей жизни хлебнула. С двумя детьми на руках...—
Пагма, так же осторожно ступая, пошла к фотографии, сняла ее с гвоз­
дя, стала рассматривать. Вдруг Пагме показалось, что он улыбается
ей: «Здравствуй, эжы. Я везучий, эжы».
— Сыночек мой!— вскрикнула она, роняя фотографию.
Мария кинулась к ней, помогла дойти до кровати.
— Мне папины ордена!— громко и властно сказал Агван, показы­
вая на свою грудь.— Хочу!
— Не надо,— простонала Дулма. У нее дрожали губы. Она знала;
что, как только откроет рот, закричит. Она пересилила себя, крепко за­
жав рот рукой, опять замолчала. Она снова видела его. Вспомнилось,
как приходил к ней на сеновал, уставший после тяжкого дня, ложился
рядом. Молчал. Потом расплетал косы. Каждый волосок гладил. Укры­
вал ее волосами свое лицо. И молчал. Как она понимала его!
•— Пусть наденет,— сказал Белобородов,— Помогите, Улымжиев.
41

Председатель стал прикреплять ордена к рубашке Агвана*
Пагма только сейчас заметила, что у военного левый рукав ши­
нели пуст, заткнут в карман. «О, бедняга, сын русской матери. Поды­
шал и ты вдоволь воздухом крови».
Пагма подошла к нему, погладила голову, прошептала:
— Храни тебя бог, сынок. Хоть вы, Оставшиеся, живите, радуй­
тесь и радуйте своих матерей.
Белобородое хрипло пробормотал:
— Нет у меня матери. Не дождалась меня.— И вдруг припал ли­
цом к высохшей груди Пагмы...
•
Скрипнула дверь. Вошел Содбо, размахивая газетой, и застыл.
Увидев увешанного орденами Агвана, весь сжался, часто заморгал
единственный глаз его. Он неуверенно шагнул назад, к двери.
— Ты что сказать пришел?— тихо спросила Пагма.
Все смотрели на Содбо. Ждали чуда. А Содбо смотрел на Марию.
— Мария,— Содбо протянул газету, стараясь не смотреть, в лица,
топтался у дверей.
•— Ты какую весть принес?— еще раз спросила Пагма.
— Степан жив,— обронил Содбо.
Газета шуршит в руках Марин, пляшет, она не может прочитать
ни строчки.
— Папа!— вскрикивает Вика и, притихшая, жмется к Агвану.
— Давайте я прочитаю,— Белобородое берет газету из рук Марии,
начинает читать:— «Откликнись, Мария. В госпитале под Львовом ле­
жит тяжело раненый наш командир Степан Дронов. В бреду он часто
зовет свою жену Марию. Говорит что-то про Бурятию. У нас возникла
смутная надежда: не в Бурятии ли находится его жена Мария с доче­
рью? Помещаем их фотографию»...
3
Ночь тянется долго, так долго, как тянулась зима. Вика разлег­
лась, прижала его к стенке. Спит Вика. Но Агвану не спится. В окне
светло, потому что ночь светлая.
Он толкает Вику в бок. Вика во сне смеется и отворачивается от
него. Вика завтра уедет. Но он не хочет, чтобы она уехала! Он хвата­
ет ее за плечо и поворачивает на спину. Он берет ее руку и' кладет
себе на грудь. Пусть ему будет тесно, но он хочет, чтоб она никогда
от неге не уезжала. Он кладет свою голову на ее подушку. Ее волосы
щекочут ему лицо. Ему везде щекотно, и в носу, и в горле, и там, где
сердце. Везде щекотно.
•— Вике нашли папу. А когда найдут папу Агвану?!—шепчет он
громко.
— Что ты не спишь?— слышится тихий голос тети Маши.
— Не хочу. Теперь сны ко мне не приходят,— бормочет Агван. И
тут же засыпает, успокоенный рукой Вики, запахом ее волос. Он уже
не слышит, как переговариваются мамы.
— Однажды мы удрали на Улзыто,— Дулма умолкает, говорит
снова.— По дням жизнь с ним смотрю... Прожили мы там два дня.
Самые счастливые дни. В избушке жили. Избушка вся травой увешана
и на полу трава. Он тогда сказал: «Родишь, выкормишь, учиться по­
едешь. Певицей станешь»... Я ему все пела там.
Дулма замолчала. Заговорила Мария.
— Подожди, Дулмуша, немного. Выздоровеет Степа, я приеду к
тебе или тебя вызову. Буду учить тебя. В этом твоя жизнь.-Ведь он
хотел, чтобы ты стала певицей.
Агвана разбудил Викин голое.
42

— Пить! Хочу пить,— требовала Вика: Она стояла, как в день
приезда, возле печки. В розовом платье, и волосы ее были «бейты ро­
зовой лентой.
Бабушка укладывала в сумку сверток.
— Это тебе лепешки. А еще чулки на зиму.
Мамы не было. Агван не хотел вставать. Он, как зверек, следил
за тем, что происходило, в избе. Тетя Маша вся красная — плакала,
видно.
Агван еще рааздумывал — вставать или нет, когда снова появился
Содбо со свертком. Агван даже задрожал от злости: это все он. Он
увозит Вику! Потом вошла тетя Бальжит. Очень тихая, старая.
— Лошади готовы. Скоро вы?
У бабушки опустились руки.
— Погоди ты, не беги. Хоть нагляжусь... Больше не увижу.
Вика смеялась. Прыгала возле печки, как Малашка, когда он был
маленьким, и смеялась:
— Тетя Бальжит, мы на поезде поедем? У меня папа нашелся.
Мы на поезде поедем?
Тетя Маша сердито дернула Вику за руку:
— Тише, разбудишь Агвана.
И стгло тихо, очень тихо. Он зажмурился, чтоб Вика не увидела,
что он смотрит.
— Он всю ночь не спал,— прошептала бабушка.—Всю ночь. За­
тосковал...
Агван рассердился. Сбросил одеяло и сел.
— Спал!— крикнул громко.
Вика подбежала к кровати:
— Здравствуй. Я уезжаю. Скоро поезд.— Вика погладила его пле­
чо, но он соскочил с кровати, натянул штаны и рубаху. Сел на пол,
на кабанью шкуру. Прижался головой к бабушкиной ноге.
Вика уселась рядом, протянула ему коробку с карандашами, поце­
ловала в ухо, зашептала:
— Ты думаешь, я насовсем? Я приеду. Мама говорит: я к тебе в
следующем году приеду. Или тебя насовсем возьму в Ленинград. Не
веришь? Мама мне точно сказала.
Агван берет в руки коробку, вынимает из нее карандаши, протяги­
вает Вике оранжевый.
— Солнце! Возьми себе.
Вика качает головой.
— Это твой.
— Пойдем смотреть солнце,— вдруг говорит он.
— Наран! Идем,— соглашается она.
Но солнца еще нет. Совсем рано. Холодно. Черная, не согретая до­
рога. По ней увезут Вику. По ней уехал отец.
Агван сжимает кулаки, говорит Вике:
— Иди в избу. Хочу!
Когда она послушно идет к дверям, он кулаками трет глаза. Опять
глядит ка дорогу, на далекий лес. Лучами идет от озера холод. А за
озером темнеет лес. Он был в этом лесу. Там Вика рвала багульник.
Вдруг над лесом в бледном небе Агван увидел большую звезду.
Она одна жила на небе. У нее сине-зеленые иглы вокруг. Она
то бежит к нему, то убегает от него. Агван крутит головой. Других
звезд нет. Одна... и такая большая!
Выходит бабушка, Агван дергает ее за рукав.
— Что это, ба?
а
— Это, сынок, утренняя звезда. Красивая звезда. Видишь, как
43

мигает, это она зовет на землю солнце. Без нее нет зари. Это звезда
надежды.
Бабушка обнимает его своими сухими руками. Ему тепло, но он
вырывается.
— Не хочу!
Тетя Бальжит и мама суетились возле телеги. Укладывали сумки,
дэгэлы.
Вика подбежала к Агвану. Ухватила за шею. Он оттолкнул ее и
побежал.
— Аг-ван! Агван!— кричали ему вслед. А он убегал в степь. Бе­
жал, закрыв глаза, чтоб не видеть ни дороги, ни леса, ни утренней
звезды. Он кричал, чтоб не слышать голоса Вики. Но она кричала
сильно, громко плача. Тогда он зажал уши ладонями и побежал еще
быстрее. Земля подбрасывала его, подставляла ему бугры, чтоб он
спотыкался, травы и цветы, чтоб он цеплялся за них... У него была
здесь своя ямка, в которую он прятался от Вики и Янгара. Вот она.
Он свалился в нее и отнял ладони от ушей. Уши шумели. В яме было
мокро от росы. Он уткнулся лицом в росную траву и заплакал...
Сначала у него забрали Янгара. Потом ушел Каурый... Когда он
вернется? Все говорят: «никогда», особенно тетя Маша. Но она же го­
ворила, что дядя Степан никогда не вернется. А он вернулся. Может
быть, папа и Каурый вернутся? Но коня сожгли. Когда сгорает поле­
но, оно больше не возвращается. Коня сожгли. Значит, он никогда не
вернется. А папа?!.
Все, кого он любит, от него уходят. И Вика.
— Вика! — закричал он.— Вика!
Пусто.
Все от него уходят. Почему?
Налетел Янгар. Он запыхался. Язык на боку. Агван вскочил. Ус­
лышал уже далекий голос:
— Агван!
По дороге катилось желтое облако пыли.
Потом стало расплываться — то ли в волнистых струях марева,
плывущего от озера, то ли в первых проблесках зари, то ли в слезя­
щихся его глазах.
Вдруг ему показалось: где-то далеко и неясно блеснула утренняя
звездочка, мигнула ему и пропала.

Перевела с бурятского Т. ОШАНИНА.

ДАМДИНОВ

ПервопроходцЫ
Когда я прохожу по улицам тенистым
ЛВРЗ, по утренней поре,
То вновь и вновь любуюсь серебристым
Дворцом культуры, вставшим на горе.
И. мне невольно видится начало
Годов тридцатых, слышен гул и гам,—
Тайга отсюда дружно отступала,
Освобождая место корпусам.
Да, старожилы ту тайгу знавали,
И вдоль, и поперек ее прошли.
Охотники здесь белку добывали,
Лукошки ягод ж е н щ и н ы несли.
Привольно было козам и сохатым
Пастись в дремотной тишине полян.
И, говорят, что в старину когда-то
Здесь мышковать случалось соболям.
И вот однажды, в предвесенней рани,
Когда тепла приметы ловит взор,
Строители собрались на поляне
И разожгли сноровисто костер.
Посланец Ленинграда, русский парень,
И рядом с ним — степей казахских сыъ,
Чуть далее — веселый киевлянин,
Его сосед — порывистый грузин.
Со всех концов Советского Союза
По зову сердца съехались сюда.
Суровый быт им вовсе не в обузу
И по душе героика труда.
Ведут беседу, в котелке походном
Картошку варят — да, такие дни:
Наверняка останешься голодным,
Но на судьбу не сетуют они.
Горит костер... Светлеет неба просинь...
Я слышу молодые голоса,

Летящие к вершинам диких сосен:
«Локомотив... вагоны... корпуса...»
Бурят, сородич мой, степняк от века,
Индустрию берется оседлать.
Он сядет на железного хулэга,
Чтоб по степям и вдоль хребтов скакать!
Глаза его от радости сияют,
Хулэг летит сквозь ш у м н ы е леса...
И мой сородич звонко повторяет:
«Локомотив... вагоны... корпуса...»
...Тот — в полушубке, этот — в телогрейке,
А третий — в куртке, пестрой от заплат,
На ствол сосновый, словно на скамейку,
"Уселись и картошку шелушат.
Я слышу смех веселый, прибаутки,
Неторопливый говор россиян...
Вот, выкурив скорей по самокрутке,
Они уходят в тишину делян.
И — топоры заговорили дружно!
Их перестук уходит к небесам.
Тайга ворчит и пятится натужно,
Освобождая место корпусам...
*

*

Когда я прохожу по улицам тенистым
ЛВРЗ, по утренней поре,
То вновь и вновь любуюсь серебристым
Дворцом культуры, вставшим на горе.
И видится мне, как в тайге упрямо,
Не поддаваясь яростной пурге,
Горит костер первопроходцев БАМа,—
Вновь брошен вызов вековой тайге!

П а м я т и Хоца Намсараева
Д л я меня, молодого, в ы были закатному солнцу сродни.
Что, грустя, посылает на землю прощальный привет...
А за вами стоял, рассыпая прощально огни,
День огромный, длиной в долгих семьдесят лет.
Все он знал: гроз мятежность и молний крутых острия,
И жару, что до пепла сжигает траву на равнинах земли...
Мой учитель, тогда с вами встретился я.
Позабыть л и беседы, что со мной в ы часами вели?!
Лился свет вашей мудрости, сердце мое полоня,
И, как месяц весенний, сидел подле вас я, светясь,
С л у ш а л ваши советы, что песней входили в меня,
Про себя повторяя ладной речи могучую вязь.
И смотрел я на вас и был рад бесконечно тому,
Что совсем по-отцовски приветили юность мою.
И припомнилось: «Солнце не может, скрываясь во тьму,
Косо глянуть на месяц, взошедший в небесном краю».

Из с т а р о й т е т р а д и
Нескладным подростком шестнадцати лет
Вдруг влюбишься жарко, до боли,
В девчонку-соседку, п о д р у ж к у по школе,
Ведь л у ч ш е той девочки нет!
PI в ней постепенно
К а к и е и в снах не
Пусть около парни
Т ы веришь упрямо

откроешь черты,
приснятся.
толпятся,—
в мечты!

Они исполняются: т ы и твой друг
З а м е ч е н ы гордой девчонкой.
И, кажется, нет вас счастливей вокруг,
Мир
музыкой искрится звонкой!
Да, в ы изменились, и вас не узнать:
Один ходит с песней задорной,
Другой — болен завистью черной,
А завтра — в ы вместе грустите опять.
...Весенние, мягкие ночи тихи,
Богатые звездами ночи!
Один, глянув в небо, слагает стихи*—
В них звезды, как девичьи очи.
Другой же, мечтая о д а л ь н и х морях,
Н а звезды глядит упоенно.
Он рядом с тобой, к а к заправский моряк,
Он знает их все поименно.
И, чувствуя дерзкую радость в крови.
Девчонке д р у з ь я признаются в любви.
Девчонка молчит и ни слова в ответ.
И молча идете в ы в синий рассвет.
Так было не раз, и не р а з до утра
Ей снова в любви объяснитесь...
Но время пришло, и настала пора:
Вы с нею надолго проститесь.
...И как-то однажды, зимой ли, весной,
К в а м письма придут и з сторонки родной.
Один, что с певучею рифмой знаком,
Письмо прочитает на ш у м н о м Тверском.
И сердце займется, и дрогнет рука...
Другой — в зоревую завесу тумана
Обронит письмо... И порыв свежака
Его понесет к океану.
...Немало ты в жизни пройдешь и поймешь.
Познаешь удачи, сомненья,
И с доброй грустинкой те дни назовешь
Далекой весны сновиденьем.

Что нам правила светского тона,
Я прошу, вспомни давние дни,
Повстречайся со мной отчужденно,
На меня без улыбки взгляни.
Не красней, не смущайся при встрече
И рассеянно слушай слова,
Будь как в тот, трижды памятный, вечер,
Будь во всем холодна и права,
Словно мне, как в ту пору, семнадцать...
И, когда на свиданье приду,
Будет сердце мое отзываться
Гулким шорохам а лунном саду.
Чу! Шаги! Ты ли, милая, это?—
Просто листья в тиши прошуршат...
Под безмолвным окном до рассвета
Простою возле сонных оград.
Будь как прежде, чтоб письма терялись,
Чтобы стали доступны для всех,
Чтобы вновь над влюбленным смеялись,
И шутя, и жалея сквозь смех.
...И однажды добьюсь я свиданья.
Ты придешь, и, забыв навсегда
Про обиду, про тяжесть страданья,
Я к тебе подойду, как тогда.
И к губам поднесу, как награду,
Руку нежную — счастье мое,—
Ты ожги меня, дерзкого, взглядом
И внезапно отдерни ее!
И в тот миг, жажду чувств обретая,
Я влюблюсь до безумства в крови
И, как в юности, вновь испытаю
Эту горькую радость любви!

Перевел Владимир ЛИПАТОВ

Dorambipb БабЖи-Барас

1

Зовусь я с детства Стойким Силачом.
А имя — богатырь Бабжи-Варас
Пришло, как знают многие, потом.
Послушайте и вы на этот раз.
Мне слава в руки нелегко далась.
1

Бабжи-Барас — легендарный бурятский богатырь, отражал нашествия мат.
чжурских феодалов.
48

Не помнил я родителей своих,
Заботой не был в детстве окружен.
Природа заменила мне родных —
Меня встречал улыбкой небосклон,
Баюкала волна реки Онон.
И з летника швырнут на свалку кость
И сразу псы сбиваются в клубок!
О, я изведал силу их и злость:
Искусанный до крови, сбитый с ног,
З а эту кость я дрался, сколько мог.
Когда мне миновало десять лет,
Я на охоту взят впервые был.
Пусть у меня ни стрел, ни лука нет,—
Изюбря-гордеца в расцвете сил
Ударом кулака я наземь сбил.
А возвратившись в стойбище, потом
Затеяли борьбу в счастливый час —
Там был я прозван «Стойким Силачом»:
Всех победил, играючи борясь,
Лицом я, словом, не ударил в грязь.
Старейшины ввели меня в свой круг.
Среди людей почтенных,
Зелен, мал,
Все испытал я — радость и испуг,
И добрых удостоился похвал
(И вкус вина хмельного я узнал...)
Н о вот созрела у меня мечта:
Я захотел,
Назло молве чужой,
Чтоб прозвище мое из уст в уста
Передавалось по степи большой,—
Я к славе льнул неопытной душой...
Я смелым полководцем стать мечтал,
Я объезжал поднявший пики строй —
И конский хвост на древке трепетал!
Пусть это было выдумкой, игрой,
А все ж кружилась голова порой.
И вдруг я за спиною слышу смех,
И странные слова звучат в толпе:
«Никто не спорит — он сильнее всех.
Да, видно по всему, слабак в стрельбе!
Поменьше бы он думал о себе!»
Я был, однако, неплохим
Но, зубы сжав, не опроверг
А в роще над пустынным
Всю осень постигал полет
И вскоре мог попасть — в

стрелком,
хулы,
островком
стрелы —
ушко иглы.

Н а празднестве
С трех сотен саженей
Попал в мишень я первою стрелой.
И не нашлось тогда стрелы верней,
№ 3

Х о т я стреляли л у ч ш и е со мной!
Но не у н я л с я шепот за спиной:
«Легко людишек на землю кидать,
Легко стрелою к а м е ш к и дробить.
Да Силачу не по плечу, видать,
Лесного злого з в е р я победить:
Небось, в тайгу боится он ходить!»
...Про подвиг этот говорить не мне,
К преданьям не прибавишь новых слов.
Но, покатившись с волком по земле
В том логове глухом Ц а р я Лесов,
Я вспомнил детство и голодных псов!
Я ш к у р у волка и з лесу принес:
Повержен был окрестных стад палач!
И в стойбище родном м е н я до слез
Растрогал клич: «Хвала тебе, Силач!»
Н о не был слеп я от своих удач...
Не все кричали. Кто-то из друзей,
Придя на помощь моему врагу,
Твердил мне: «Это сделай! То сумей!»
Я вечно перед всеми б ы л в долгу.
Ну, что еще? Просите — я смогу!
Я тигра оседлал. Вдобавок, мной
Медведь был заарканен без труда.
Все им не то!
Но вот на к р а й родной,
К а к саранча, н а х л ы н у л а орда.
З а к р ы л а туча л и к з е м л и — беда!
Одиннадцать родов на к у р у л т а й
Прислали старших — не д л я болтовни!
И я сказал: «Друзьями посчитай
Тех, кто тебя испытывал,— они
Смотрели зорко в будущие дни!»
Не загнанную к л я ч у , а коня,
Н е мокрую ворону, но орла
Они хотели видеть, д л я м е н я
П р и д у м ы в а я т р у д н ы е дела:
К а к много мне суровость и х дала!
Всеобщий глас (сейчас з а к р ы т ы х ртов
Н е оказалось) — громкий, боевой
Поставил полководцем всех родов
Меня! И з ножен меч я в ы р в а л свой
И грозный стяг поднял над головой!
У ж е не слава — этот сладкий д ы м —
Любовь к земле, с родным народом связь
Владели сердцем п л а м е н н ы м моим.
И не юнец врагов встречал —
В свой час
И х встретил богатырь Бабжи-Барас.
Перевел Олег ДМИТРИЕВ

Сергей БУХАЕВ

Рассказ
У-ух, • красивая же зга Улька! Никогда не думал, не гадал Сань­
ка Янишевский, что в какой-то там деревне может родиться, жить и
встретиться ему такая девчонка. Если бы ему про это сказали, когда
везли их сюда, Санька взметнул бы кверху раскрылившнеся брови, рас­
пахнул перед рассказчиком зеленые веселые глаза и громко расхохо­
тался. Он питерских видал и что ему сибирская кержачка!
— Ты знаешь, ты, по-моему, не отцова дочка,— сказал он Ульке
на третий вечер.— Женщины — народ слабый, жалостливый. Отец
твой, может, по тайге бродяжил, а тут завернули к вам заезжие
геологи...
Он сказал так, и сразу же всплыло перед ним тяжелое, мясистое
лицо Иннокентия Дронова, отца Ульки, в котором не было и не могло
быть ничего общего с мраморно точеным личиком его миленочки.
Улька посмотрела на него сбоку как на сумасшедшего.
— Может, в городе у вас такое бывает,— сказала она.— Читала
в книжках... А у нас... У нас, если б что было, мамка на другой же
день удавилась бы. Призналась бы отцу, побои его приняла, а потом
удавилась бы.
Тихо это она сказала, убежденно, и Санька волей-неволей поверил,
что так оно и было бы, наверное.
— Если ты думаешь, что ты со мной... что у тебя со мной такое
получится,— проговорила, отворачиваясь, Улька,— то лучше бы мне ни­
когда не знать тебя да не видеть. Не будет у тебя такого.
И Санька, в общем-то не робкого десятка парень, как он думал о
себе, отчего-то вдруг заробел, сконфузился.
— Больно мне надо,— сказала он как можно небрежнее.— Тебя я,
Улька, не трону. У вас на такое дело вдовушек, как сорожек в Тётихе.
Наши-то распробовали кой-кого,— усмехнулся, взглянул на нее искоса:
Как воспримет.— Хвалят: славные, говорят, вдовушки.
— 'Чего ты на меня-то так смотришь?—даже приостановилась
Улька.— Я ведь тебе не вдовушка... А вдовушки, конечно, могут себе
такое дозволить,— неожиданно согласилась она.— Потому как не вдо|ые они вовсе, а одинокие. Повыгнали беспутных мужиков, пьяниц да
аабулдыг, одни живут.
— Так чего же они к нашим-то льнут?— отодвинулся Санька, от­
качнулся, заглядывая в неразличимые в темноте Улькины глаза.—Сре­
ди ннх путных-то мало найдется.
•
Ты... ты будто совсем пацаненок,— остановилась девчонка.—
Или прикидываешься пацаненком. Им что, одиноким-то, думаешь,

Ф

5]

жить по-человечески не хочется?.. Да и не все у вас погибшие души,
не наговаривай на товарищей понапрасну...
Вот какой разговор случился у Саньки Янишевского с Улькой все­
го лишь на третий вечер. Ну, а до разговора того, понятное дело, был
еще первый вечер. В клубе. Пришел с гармошкой-двухрядкой колхоз­
ный шофер Пашка Перфильев, развел, закручивая, мехи, и поплыли
над неровным полом парочки. Девка с девкой, парень с парнем — под
приблизительную мелодию «Дунайских волн». Потом без всякой пере­
дышки выдал Пашка знаменитый фокстрот «Старушка не спеша...» и
затоптались парочки, повторяя, как заведенные, одни и те же шаги и
переходы.
Санька посмотрел-посмотрел на этот архаизм, подошел к Пашке
Перфильеву и напел ему что-то вроде «трумба-трумба-трумба-ра-рара» и, когда у Пашки выпрыгнуло из-под пальцев нечто похожее на
это «трумба-трумба-трумба-ра-ра-ра», выдал бабьелоговцам все шест­
надцать движений твиста. Санька соло танцевал! Выделывал руками и
ногами, бедрами и плечами, животом и кудлатой головой на крепкой
шее все те штучки, которым обучил его в поселении эстрадный ар­
тист, осужденный, как и он, на два года.
Весь молодой Бабий Лог смотрел в тот вечер на Саньку с немым
восторгом и восхищением, ибо весь он, молодой Бабий Лог, не раз и
не два слышал, в кино видел, что в городах теперь танцуют именно
так, я не иначе. А вот чтобы в своем родном бабьелоговском доме —•
такого еще не доводилось видеть, и Санька являл сейчас для молодого
Бабьего Лога непостижимую и недостижимую вроде бы современность.
А Санька танцевал. Упоенно и радостно.
Хоть и устал, хоть и задохнулся он после твиста, а все же подо­
шел снова к Пашке и напел ему отрывистое «пам-пам-парам-парампарам-па-па» и, когда у Пашки что-то похожее получилось, не смог от­
казать себе в удовольствии показать деревне, как танцуют на Кубе
пачангу. Весь вытянулся, выструнился в строгом и ритмичном танце,
выделывал замысловатые и четкие коленца, улыбался торжествующе и
нагло прямо в расплывшееся перед ним Пашкино лицо: знай, мол, на­
ших. И вдруг натолкнулся взглядом на густое синее пламя, так и бью­
щее из глаз несильно рослой и ладной девчонки, отшагнувшей от ог­
ромной клубной печи и как бы рванувшейся к нему навстречу.
Дрыгнув руками и ногами еще примерно пару раз, Санька пораженно застыл посреди избы, веря себе и не веря. Скорее не веря, по­
тому что... потому что... потому что вокруг нее стояли девахи,— сами,
как печки. С места не сдвинуть. А эта — вот-вот взлетит. Захочет —
возьмет и взлетит, как птица.
— Ух ты,— выдохнул Санька едва слышно.— Ты... Ты откуда здесь
такая?— сказа он уже погромче и шагнул вперед, к ней.— Ты отсюда,
здешняя?
— А то откуда ж?.. Здешняя,— звонко сказала девчонка.— А ты...
ты-то, поди, из этих?
Помутнело вдруг у Саньки в глазах.
—'. Ну из этих! — вызывающе ответил он.— А если так, что, не че­
ловек? Не человек да?
— Пошто же не человек? Человек,— все так же звонко сказала
она и всё смотрела и смотрела ему прямо в глаза, а потом смутилась,
заалела лицом.
И только теперь заметил Санька, как тихо в клубе, как все вни­
мательно слушают, о чем говорит он с девчонкой. Он почувствовал,
как вспыхнули у него огнем скулы и уши, как задрожала вдруг верх
52

няя губа, ссутулился и выпрыгнул в дверь — на крыльцо, в теплый ав­
густовский вечер.
На крыльце остро пахнуло на Саньку огуречною свежестью от не­
видимой в темноте, но легко ощущаемой Тетихи, хвойным духом не­
объятной здешней тайги, тугим запахом дозревающих хлебов. Свети­
лись близкие огни в окнах домов Бабьего Лога, близоруко вглядывались
в землю желтые глаза высоких звезд, взбрехивали где-то на самом
краю деревни дворняги, глухо рокотала тайга. И от всего этого вдруг
стало тесно в груди, он услышал, как бьется о ребра и трепещет в не­
понятной боли неслышное прежде сердце, как стучит в висках от при­
лива крови.
Но снова рявкнула в клубе Пашкина гармошка, поплыли сфальшивленные «Дунайские волны», и ноги сами пнули дверь. Он вошел и
сразу же увидел ее: девчонка стояла все на том же месте возле .печи
и смотрела на него, будто только и дела у нее, что ждать, когда он
снова появится в клубе. Что бы потом ни делал Санька, чем бы ни за­
нимался: резался ли на сцене в домино, делал ли вид, что читает в уг­
лу свежие газеты — девчонка не сводила с него удивленного синего
взгляда. И когда Пашка снова заиграл фокстрот, Санька хотя и поня­
тия не имел, как его танцуют, этот допотопный фокстрот, отставил в
сторону костяшки, поднялся и смело шагнул к девчонке.
Из клуба вышли вместе. Не сговаривались вроде, а оказались ря­
дом. От необычайности всего происшедшего в этот удивительный ве­
чер и еще от чего-то, теснившего грудь, светло и ровно горела моло­
дая Санькина душа. Он думал, что они идут к Тетихе, на ее невысокий
пологий берег, но, когда миновали околицу, Санька понял, что шагают
они совсем в другую сторону.
— Ты куда меня ведешь?— спросил он.
— А на Чичиху,— сказала девчонка.— Если ты хочешь встречать­
ся со мной, будем встречаться на Чичихе. Там мосток один есть, вот
на нем и станем встречаться по вечерам. Я его давно облюбовала. Ко­
гда тебя еще не было здесь, я сказала себе: «Вот, когда у тебя появит­
ся парень, ты будешь встречаться с ним только на этом мосточке...
Пока замуж за него не выйдешь».
— А если я не захочу?— сказал он, заглядывая в ее смутно беле­
ющее в темноте лицо. Чудная какая-то.— А если я не захочу встре­
чаться с тобой? У вас тут, я гляжу, на двух парней пять девчонок.
Дело, конечно, твое,—• будто бы огорченно проговорила она.
— Мое,— подтвердил Санька.
— Не ты, так другой найдется когда-нибудь,— сказала Улька и
остановилась.—Я ведь давно своего жду. Два года — как в клуб ста­
ла приходить. Увидала седни тебя, ну, думаю, вот он, твои-то.
— Ну, ты лаешь!—восхитился Санька, даже в затылке почесал,
озадаченный.— Тебя хоть зовут-то как?
— Улькой меня зовут,— просто сказала она.—А тебя?
— А меня — Санькой. Не боишься, что я, как ты сказала, из этих?
— Чай, не кусаешься... Видно, судьба мне такая выпала,— вздох•ула она.
— Ну, ты даешь!..
Вот и пришли на мосток, присели на отсыревших бревнышках.
— Ты как сюда-то попал?.. Только правду всю говори, не об­
манывай,— попросила Улька.— Я седни поздно домой приду, а утром
§атя или мамка, поди, расспрашивать начнут.
— Скажи, что из Ленинграда я, что вор-домушник и на поселении
нахожусь законно,— почему-то лскнпая весь, залпом выговорил Сань­
ка.— Что... что...

— Не надо, Сань, не надо,— попросила Улька и вдруг прильнула
к нему плечом.— Не надо. Не хотела я тебя забижать...
*•
Назавтра утром Санька шел серединой единственной в Бабьем Ло­
ге улицы, шел беззаботно и весело, пылил сапожищами так, как пы­
лит по меньшей мере колесный трактор с прицепной тележкой, белозу­
бо улыбался встречным и лихо сплевывал себе под ноги подсолнуховые
семечки. Заспался он в то утро, спал всласть, причмокивая и пус­
кая слюну на подушку, а когда проснулся, в бараке уже никого не
было, кроме поварихи Фетииьи, здоровенной бабищи примерно сорока
пяти лет.
— Эка, паря, как заженихался-то ты! — пропела Фетинья и щедро
улыбнулась. Настолько щедро, что на лице ее все исчезло, кроме ши­
роко раздвинутых губ.— Ажио синяки у тебя под глазами. Синячищи!..
Однако ты, паря, у Параньки Капсимовой побывал, а? От нее все му­
жики с синяками уходют, злющая она до мужиков-то.
— А ты ведь, Фетинья, тоже ничего, тоже справная баба,— разулыбался и Санька.—'Тоже, поди, злющая до мужиков-то, а?
— Справности-то, ты правду говоришь, у меня на двоих,— подбо­
ченилась Фетинья.— Только, чтоб до злости-то моей женской добрать­
ся, знаешь, какого мужика надо?..— отшутилась она и подсела
к столу.— А все жа с кем ето ты валандался?
~ Ульяну Дронову знаешь?
— Евона с кем!— колыхнулась Фетинья.— Тю-ю! Да там ведь
обнять-то некого! Хворостиночка... Соплюха она ишшо. И вот чо, Са­
ня, я тебе скажу: не вздумай побаловаться с ей, одна она у нас та­
кая,— вдруг подобралась, построжала вся.— Светлая она у нас, не та­
кая, как все. Ровно лампочка, загаси ее — и потемнеет деревня...
Санька шел серединой длиннющей улицы, пылил сапожищами, буд­
то колесный трактор с прицепной тележкой, бормотал себе под нос
стихи своего любимого поэта Сергея Есенина, широко и бессмысленно
улыбался. Стихами и бессмысленной улыбкой он достаточно сильно
обеспокоил бабьелоговских старушек, поспешно захлопывавших тяже­
лые калитки и крестившихся вслед.
—• Понагнали сюда басурманов!— слышал он позади себя встрево­
женные восклицания, но принимать во внимание старушечьи ахи и охи
ему в то утро не хотелось. Над Санькой светило — да нет, не свети­
ло, а сияло огромное оранжевое солнце, вокруг него наливался весе
лою силой большенный радостный день, играл его светлыми кудрями
легкой и порывистый, словно в мае, ветерок. Ворчите, старухи, сквор
чите, как масло в противне, запирайте свои калитки — Саньке от это­
го хуже не станет, у Саньки сегодня просто распрекрасное настроение
Санька Янишевскнй сегодня самый счастливый человек! Сегодня он
напишет в Ленинград — мамочке, мамульке,— как живется ему, про
щения за все свои грехи попросит.
Санькина команда работала в тот день на картофельном поле. Пи
узкой и длинной плантации на окраине деревни ползал приземисты;',
похожий на жука комбайн, а Санькины сотоварищи ходили за ним п
подбирали упавшие из барабана картофелины. Несколько человек и
команды перебирали клубни, сортировали на мелкие и крупные. Сань
ка присоединился к тем, кто ходил за комбайном. Каждая клеточк i
плясала в нем и просила движения.
— Ох, и сладко ты спишь по утрам, Янишевскнй,— сказал ev.
начальник Карасев.— Хотел разбудить тебя на подъем, да жалко ет •
до. Больно счастливым выглядел ты во сне. Все улыбался, и улыбг. >
на твоем лице хорошая была.

— Спасибо, Никита Павлович!—сказал Санька, впервые и совер­
шенно неожиданно для себя называя Карасева по имени и отчеству.
Санька будто впервые сегодня увидел широкое и доброе крестьян­
ское лицо Карасева, а на нем морковно красный расплывшийся нос,
глубоко посаженные серые глазки, в которых застыло, наверно, вечное
раздумье, толстенные добрые губы. Встретишь такого на улице в обык­
новенной гражданской одежде — ни за что не признаешь в нем мили­
ционера.
И вообще все вокруг Санька видел сегодня будто впервые. Огром­
ное оранжевое солнце, широченный плес неторопливой Тетихи, близко
подступившую к ней сначала зеленую, а дальше все темнеющую и на
горизонте совсем синюю тайгу, зеленый извивающийся бинт быстроно­
гой Чичихи, обегающей Толстый Мыс, там и сям раскиданные дома
Бабьего Лога.
— Спасибо, Никита Павлович,— еще раз сказал Санька, с види­
мым удовольствием называя Карасева по имени и отчеству.— Я
постараюсь, Никита Павлович, отработаю.
— А иначе и быть не может,— сказал Карасев.
Санька шел вслед за комбайном и подбирал с земли выпавшие
из барабана картофелины. Занятие не ахти какое увлекательное, а
Саньке все равно интересно. Интересно легко склоняться к земле и так
же легко разгибаться, видеть, как трудно и неохотно, с покряхтывани­
ем, нагибается за картошкой товарищ по старым делам и несчастью
Митька Рыжиков. Между прочим, красавец-мужчина с тонким интелли­
гентным лицом и темными, как ночь, глазами. Даже Фетинья сразу
же выделила его среди остальных: кому, бывает, не доложит, а уж
Митеньке...
Но еще слаще вспоминать Саньке, как целовались они вчера с
Улькой на мосточке через Чичиху. Целовались черт знает как, без
удержу, будто в последний остатний денечек перед долгим-долгим рас­
ставанием. Смешно Саньке вспоминать, какое серьезное и отрешенное
было при этом лицо у его милашечки, как неумело и бестолково под­
ставляла она ему мягкие податливые губы.
—* Я ведь, Санечка мой, впервой целуюсь,— призналась она ему.—
Тебя когда еще не было у нас, Пашка Перфильев с чего-то прово­
жать увязался. Поцеловать хотел у ворот, да я не далась. Зачем, ес­
ли я все равно замуж за него не пойду?.. Не таковский парень мне
нужен, не такого я ждала.
— А какого ж ты ждала?— улыбнулся Санька.
— Так откуда ж я знаю, какого? Вот увидала тебя, и сразу самой
себе сказала: «Вот он, Улька, твой. Смотри, Улька, не упусти!..» Не
упустила, правда?
У Саньки, конечно, рот до ушей. Снова и снова тянулся он к ее гу­
бам. Еще неосознанная, впервые переживаемая им нежность заполня­
ла все его существо.
I
— Я еще не умею целоваться, Санечка мой, не научилась,— го­
ворила ему Улька.— Но я научусь, вот увидишь научусь. Поспрашиваю
у девчонок и, вот увидишь, научусь.
Санька слушал ее и широко и беспечно улыбался. Надо бы, на­
варно, думать о чем-то, но никакие думы в голову не шли. Надо бы,
наверно, говорить о чем-то — не о чем-то, а о самом главном и важ­
ной, но слова, самые главные и важные, необходимые слова не нахо­
дились. Он запахивался носом в пушистые распущенные Улышны ко­
ем, нащупывал и бережно поглаживал бьющуюся у нее на виске бесаокойную жилку и целовал, целовал, целовал.
— А ты-то, видно, умеешь,— без упрека говорила Улька.-- Вон как

целуешь, ажио губы у меня костром полыхают. Видать, учили тебя.
Учили, а?
Санька с отвращением вспомнил, как учила его целоваться, пьяно­
го, давнишняя Митькина подружка Ирэнка, из Верхнего Волочка.
Санька тогда только-только познакомился с Митькой Рыжиковым,
«побывал» с ним на одной профессорской даче и, заметая следы, они
уехали с Митькой в Верхний Волочок. Жили на Ирэнкиной хате, по­
ливали ночами вино и водку, днем похмелялись, чтобы к вечеру на­
браться снова. Ирэнка все подкатывалась к нему, не раз подсажива­
лась и одетой и почти раздетой, и Санька, мучительно краснея, отлихисался от нее, даже обругал однажды матерно, чем привел ее в
неописуемый восторг.
— Ах, мальчик, мальчик!— вскрикивала Ирэнка, красиво закаты­
вая длинные раскосые глаза.— Правильно, мальчик, пора мужчиною
Стать. Пора! Пора! Пора мужчиною стать!..
Митька одобрительно похохатывал.
,
Через несколько дней в отсутствие Митьки и случилось то самое,
о чем Санька не может вспоминать без отвращения.
Больше он никого в жизни не целовал, если не принимать в рас­
чет, как он в пятом классе поцеловал однажды в шею свою одно­
классницу Лидку Семенихину, схлопотав, между прочим, по носу.
Даже кровь у него бежала. Но разве расскажешь об этом Ульке...
Возле буртов картофеля, наваленных возле дороги, ударили в ста­
рый, продырявленный медный таз. Как в корабельную рынду.
— Айда обедать,— сказал Митька Рыжиков.— Кормят здесь, как
на убой. Ну, а мы что? Мы — рабочие люди, мы против такой кор­
межки, честное пионерское, ничего не имеем. Так ведь, а, малыш?—
Митька ослепительно улыбался.
Засыпались они на квартире одного знаменитого артиста. Прямо
на квартире их ждали работники угро. На суде Санька даже не по­
нял, как это так получилось, что им с Митькой дали всего лишь по
два года отработки «на стройках народного хозяйства» и в то же вре­
мя Ваське Тягло •— пяток самого строгого. Только потом, уже в зоне,
сообразил Санька, что Митька выгородился Васькой Тягло, выгоро­
дил заодно и его, Саньку Янишевского. И когда сообразил, никак не
мог решить, благодарить ему Митьку или презирать. Не советоваться
же с самим Митькой или с Карасевым.
В полдень, когда как раз кончали обедать, пропылили по деревен­
ской улице грузовики, остановились возле конторы колхозного правле­
ния. Санька принялся было их считать, до тридцати с чем-то насчи­
тал, а потом сбился.
— Ну, вот и славно,— довольным
тенорком
пропел
Карасев.— Подмога хорошая, надо сказать, пришла. Теперь колхозу опа
саться нечего, не пропадет теперь хлеб. Вон какая силища привалила!
— Так они что — тоже на уборку?
— А ты думал, что сюда только нас, бедненьких, пригнали?— с
обычной своей усмешечкой сказал Митька.
— А то как же?— ответил, покосившись на Митьку, Никита Пав­
лович.— Хлеба нынче вон сколько наросло, а попробуй-ка справиться
с ним без машин. Без них и тока завалит зерном, и комбайны в поле
станут... Э-эх, Янишевскнй! Сугубо городской ты, как я посмотрю, че
ловек, не знаешь, чем деревня в уборку мучается.
— Так откуда же мне знать, Никита Павлович,— сказал Санька.—
Кроме Питера нигде и не бывал. Правда, в Верхнем Волочке однаж
ды был, так это тоже, доть и никудышный, а все же город.
Сказал так Санька и чуть не поперхнулся, наткнувшись на об
5

56

жегший, прямо-таки испепеляющий взгляд Митьки Рыжикова. С чего
бы он так озлился?
— А кто у тебя там, в Верхнем Волочке?— заинтересовался Карасев. Санька снова наткнулся на предупреждающий взгляд Митьки.
Уж не за Ирэнку ли свою боится?
— Д а тетка у меня там,— как можно равнодушнее сказал Сань­
ка.— Троюродная или четвероюродная, толком и не знаю. Один раз
всего-то и был у нее.
— Ну и как тебе Верхний Волочок показался?— продолжал инте­
ресоваться Карасев.— Я ведь воевал в тех местах, первое ранение в
тамошних болотах получил. Интересно мне, как там сейчас.
— Городок как городок, не знаю, что о нем можно сказать,—
пожал Санька плечами.— Одно для себя отметил: девчонок в нем, хоть
пруд пруди. Ткачихи все.
Вечером, когда мылись возле барака, Митька сказал ему:
— Ты говорить-то говори, да не заговаривайся. Больно любопыт­
ный он. Воевал он, видишь ли в. тех местах!
— А может, и воевал,—весь почему-то напружинясь, сказал Сань­
ка.— Ты-то чего перепугался?.. Не бойсь, не заложу я твою Ирэнку.
Сильно надо мне.
— Ладно, замнем,— миролюбиво сказал Митька.— Замнем для яс­
ности. Ты бы вот что... Ты бы сбегал попозже к шоферам, узнал:
прибыл ли с ними водитель Леонид Балик. Передали мне, что должен
сюда попроситься.
— Кореш старый, что ли?— спросил Санька.— Где их только нет
у тебя?
— Везде!— внушительно сказал Митька.— И этот кореш до гроба.
Найди и скажи ему, что я, Митька Рыжиков, желаю встретиться с ним
и иметь приятный для обоих разговор.
— Ладно, сделаю,— пообещал Санька.

И вдруг зарядили дожди. В этих местах всегда так: когда недород
Яа полях, погода стоит золотая, а стоит уродиться хлебу — небо буд­
т о осерчает на себя за допущенную оплошку и начинает лить на зем­
л ю неуемные потоки воды. Становятся на прикол комбайны и авто­
мобили, замирает на токах жизнь, не услышишь в такие дни девичьих
весен, а в.валках сыреет и прорастает зерно.
Пятый день лили над Бабьим Логом дожди. Смурная стена стояла
an окнами, и через стену ту трудно было разглядеть даже ближний
д о м . Безвылазно сидели в бараке, сколоченном из досок, колотили
Иостяшками домино по шаткому столу, резались в шашки и шахматиш, нестройно выводили под гитару нехитрые песенки. Песенки пели,
1счно, в отсутствие Карасева, недолюбливал он эти песенки.
Каждый вечер Санька приходил в клубишко, тосковал. Пиликала
Пашкина гармошка, старательно растаскивали по полу налипшую
Гриль резиновые и кирзовые сапоги парней и девчат, играли в ручеек и
а пряжки, а Санька тосковал. Не мила ему эта клубная веселая жизнь
Фая Ульки, без ее ошалелых восторженных глаз. Он понял вдруг, что
Ив дни смотрел и видел все вокруг ее глазами. Бывает же такое.
На пятый вечер Санька набрался храбрости, по несусветной теме#м и грязи дошел до Улькиного дома, отдышался и все же нерешиfiMfciio, больше для порядка, тихонечко постучал в расписную ставню.
Ц Доме гремела музыка, но вот радио, видимо, подкрутили, прислу-

С

57

шались, н через минуту в сенцах хлопнула дверь, протопали легкие
шажки, и негромкий женский голос достиг сквозь шелест дождя Санькиных настороженных ушей.
— Это кто же к нам пожаловал? Ступайте у калитку.
Запоздало стукнуло в голову: мать. Зачавкал сапожищами, на­
мереваясь ретироваться, пока не поздно. И как это он сразу не сооб­
разил, что на стук его могут выйти либо отец, либо мать. У-ух, семесюхи, староверы проклятые! Прознали, ноди, что чадушко их нена­
глядное с домушником связалось, взаперти держат. А что если зайти
да шороху нагнать, товар лицом, так сказать, показать, пусть по­
любуются.
— Да не там шаришь-то! — снова раздалось с крыльца.— У воро­
тах она, калнтка-то. Фетинья?! Али ето не ты вовсе?
Санька все еще топтался на месте, когда перед ним распахнулась
калитка.
— Ой, да кто ж ето к нам?.. Проходьте, нроходьте, ежели доб­
рый человек. Вот,сюда, на кирпичики шагайте. Самого-то дома нету, в
правленьи засиделся, да должно подойдет скоро.
Осторожно ступая за Пистимеей, Санька поднялся на высокое
крыльцо, стащил в сенцах сапоги и в одних носках прошлепал в избу.
— Зачем же вы сапоги-то скинули?— улыбнулась Пнстимея.— А я
слышу, шебуршитесь, а в толк не возьму. Сейчас я вам стариковы тап­
ки подам.
Невысокая и очень подвижная, скрылась Пистимея за огромной —
в пол-избы — печью, а Санька принялся оглядывать убранство дома.
— Старик-то у нас партейный. Как дожди пошли, все засидают и
засидают в правленьи,— неслось из-за печи.— Да и то, когда же им и
часидать-то, ежли не в дождь. А тут ишшо вода в Тетихи шибко под­
ниматься стала. Скот-то весь на островах, как бы не потопило.
Просторна и нарядна изба Иннокентия Дронова. Самодельный тре­
льяж, самодельный комод, самодельный же шифоньер, книжная полка
с какими-то толстыми книгами, буфет, столы и стулья — тоже само­
дельные, но тонкой искусной работы. Умеет работать Иннокентий Дронов, мастер. А где же, интересно, Улька? Что-то не похоже, чтобы ктото еще был в доме.
Наконец-то отыскались Иннокентьевы тапки. Пистимея вынесла
их и положила к ногам Саньки. Большущими голубыми глазами, Улькнными глазами, взглянула на него с нескрываемым любопытством.
— Ето чей же ты будешь, парень? Чо-то не припомню такого.
— Приезжий я, мобилизованный,— объяснил Санька.— На уборку
к вам приехали.
— Ну, я так и подумавши. К Иннокентию, поди?
— К нему,— соврал Санька.— Просьба у меня к нему... А вы, что
же, вдвоем и живете?
•— Пошто же вдвоем? — пропела Пистимея.— Дочка у нас есть.
Ульяна. На острову она у нас, с коровами. Дояркой работает. Как
дожди пошли, так и не приезжат домой, не пускает, видать, вода.
Как бы вовсе не потопило.
И в это время в избу, как-то бесшумно миновав сенцы, вошел сам
Иннокентии Дронов.
— Чертов Капсим! — заговорил он с порога.— Седни Малашка
Мальцева с острову переплавилась, затопляет их совсем, а Капсим им
том берегу пропал с паромом вместе. Ежли не переплавить их седин,
затопит...
— Ты бы хоть поздоровался сначала с человеком,— перебила его
Пистимея.— К тебе тут человек по делу пришел.
58

— Здравствуйте, здравствуйте,— повернулся Иннокентий к Сань­
ке.— Вы уж извиняйте меня, зашел с улицы, не разглядел.
— Здравствуйте,— сказал Санька, неловко приподнялся, пожимая
«большую ладонь Иннокентия.
— Чего ж ты, Пистимея, на стол-то не ставишь?— бросил он же­
не через плечо, пристально, не узнавая, вгляделся в Саньку, видимо,
припоминая, доводилось ему или не доводилось раньше встречаться с
этим приезжим парнем.
— Так ить тебя ждала, Иннокентий. Думала, вместе и сядете за
стол, потолкуете.
— Нет, девка, рассиживаться времени нету. Чертов Капсим на со­
лонцах, поди, пропадает, лосятину, поди, коптит, а на острову коро­
вы в реве, Малашка говорит, зашлись. Траву вовсе не едят, молоко,
считай, в четыре раза сбавили. Скотина скотиной, а беду чует... По­
плывем мы с Карасевым, с милиционером, на тот берег—паром выру­
чать надо.
Санька неловко поднялся, шагнул к двери.
*s~ Вы уж извините меня,— сказал он хрипло.— Я к вам потом за­
бегу... Когда вернетесь. Завтра.
— Конечно, оно неладно получилось,— буркнул Иннокентий.— Да
вот, сам видишь, некогда. А завтра зайдешь, и варево, и четвертиноч«а, глядишь, найдутся. Потолкуем...
Карасева он поймал уже в дверях, когда тот в неиз­
менном своем капюшоне, посвечивая себе фонариком, выходил на
улицу. За его спиной смутно маячило недовольное Митькино лицо.
— А я-то тебя искал, Янишевский!— обрадованно протенорил Кауасев.— Д а ж е в клуб заглянул. Нету. Ну, думаю, опять на мосточке
лунные ванны принимает. Хотя какие они сегодня лунные.
Смотри ты, подумал Санька, и про мосточек знает.
—- Можно мне с вами, Никита Павлович!— попросил он.— Возьми­
те, а?.. Не подведу. Честное слово, не подведу.
— Ты хоть знаешь, куда я иду?
—• Знаю, Никита Павлович, знаю. На тот берег Тетихи.
— Откуда узнал, Янишевский?
— Да уж узнал, Никита Павлович. Возьмите, а?!
Карасев обернулся к Митьке, с огорчением увидел его обрадован­
ное лицо, сказал:
«-* Ладно, Рыжиков, отдыхайте... Ну что ж, Янишевский, пошли...
Возле самого Бабьего Лога спокойные воды Тетихи намыли широ­
кую песчаную косу. «Пляж, какого и на Черном море нет»,— говорил
• ней Митька. Сейчас коса лежала под водой.
— Считай, на метр вода поднялась,— сказал Иннокентий.— Взы­
грала наша Тетиха, ндравная, скажу я вам, река.
Мерно постукивал подвесной мотор, лодка вздыбилась на ходу, как
норовистая лошадь, под кормой ощутимо бугрилась и вспучивалась
Тетиха.
^Санька сидел посредине лодки, а Дронов и Карасев — позади, на
Корме, и Санька затылком ощущал, как Иннокентий то и дело оста­
навливал на нем взгляд.
— Понаделает река беды,— вздохнул Иннокентий.— Боюсь, не
унесло б ы сено с островов.
— Раньше-то уносило?
— Так нть раньше воды-то такой не было! Вывозить сенцо при­
дется... Ну, паря, и разлилась! Считай, полчаса идем, а все берега не
•идать.
На берег наткнулись неожиданно. Лодка шла, шла да ударилась
• землю, чихнул и замер мотор. Вытянули лодку повыше и двинулись
59

кто вниз по берег}', кто вверх — искать паром. Нашли, но в будке
Капсима, как, впрочем, и лодчонки его за понтоном, не было.
— Ты, парень, давай-ка гони сюда лодку,— распорядился Дро­
нов.— А мы с Никитой Павловичем паром заводить начнем.
Через несколько минут оглушительно застучал мощный трактор­
ный двигатель, и черная громада парома двинулась вверх по реке к За­
ячьему острову, на котором лагеровала летом молочная ферма. Жел­
тый фитиль костра, запаленного доярками, светился единственной звез­
дочкой на лоне положенного на бок неба.
— Хорошо хоть сдогадались,— одобрил Иннокентий.— Тут дваж­
ды два помимо проскочить.
Глухо и грозно шумела река, и шум ее, рождающийся где-то в
далеких-далеких верховьях, не могли заглушить ливневые потоки. Вро­
де бы полное безветрие, но Санька всем телом своим ощущал, чувство­
вал, как крепчают под паромом волны, будто перекатываются, играя,
могучие мышцы на спине напрягшегося гиганта.
Едва начали загонять коров на паром, как Иннокентий Дронов ос­
тановил погрузку.
— Солярки, оказывается, нету,— сказал он Кар а севу.- - Ну, чертов
Капсим! Как будем, а, Никита Павлович?
— Да, незадача,— задумался Карасев. Но вот он поднял голову.—
А что, Иннокентий Дмитриевич, если мы их вплавь поведем. Видел я
на фронте в сорок втором, как коровы Дон форсировали.
— Наша Тетиха,— это тебе не Дон, Никита Павлович,— возразил
Дроков.— Куда твоему Дону до нашей Тетихи. Тут промоин бог знает
сколько. Потопим скотину.
— Но ведь пока за соляркой гоняем, остров под водой окажется!
Задумался теперь Дронов. Посмотрел на обступивших его доярок.
Остановился взглядом на Ульке, прижавшейся к Санькиному плечу.
Еле уловимая улыбка тронула его добрые, толстые, как у Карасева,
губы.
— Ну, чо, девки-бабы, делать будем? Поплывем аль не поплывем?
— А чо б не поплыть, дядька Иннокентий?—выступила вперед
разбитная Паранька, Капсимова дочка.— Самы ндравные-то коровенки
завсегда убегают, как маханут вплавь — хвост один по воде мелькает.
— Сколько у вас тут лодок найдется?
— Д а скоко... Раз, два... Три лодки у нас.
•— Ну, что, Павлович, гадать-то будем. Переправляться станем...
Ты на моторке поперед иди. Грести-то можешь? Ну-ну... Ульяна с то­
бой в лодке будет, знает она, к какому месту пристать. И парня свово возьми. Шибко-то не отрывайся. Метра на три поперед быка будешь
идти, он, значит, за тобой, а за ним коровенки. Обойдется, может.
г= Ох, Иннокентий Дмитриевич, через Днепр, через Дунай, через
Одер пушку свою переплавлял, а вот коров не доводилось,— рассмеял­
ся Карасев.— Видно, и такое должно было на долю мне выпасть, а?
Большущим рыбным косяком вытянулось стадо на воде. Карасев,
Санька и Улька плыли на лодке впереди. Санька и Улька светили под­
нятыми над головой факелами, а Никита Павлович сидел на руле. С
боков и позади стада гребли доярки и Дронов. Сразу за кормой, тя­
жело отфыркиваясь, вздыхая, как паровоз, рассекал воду бык Вадька.
Дикий огонь плескался в его круглых вытаращенных глазах, где-то в
утробе рождался свирепый рев. И вдруг, видно, в промоину попал —
скрылся Вадька под водой. Вынырнул, двумя мощными прыжкамирывками настиг лодку, выхватил Из воды передние ноги и бросил их
на корму.
Взвизгнула Улька, страшно заорал Карасев, и Санька в тот же
60

миг оказался в воде. Где-то совсем в стороне выросла из воды голо­
ва Карасева.
— За хвост ловись! За бычий _хвост ловись!—закричал Карасев. .
— Улька! Улька! — без памяти закричал и Санька.
<— Здесь я! Здесь!— раздалось где-то посреди коров.
А в это время то ли ослепший, то ли сдуревший с о страху Вадь­
ка повернул вниз по течению. Послушное, стало разворачиваться за
ним и стадо.
— Стой! Разворачиваться не давай!— закричал позади Иннокен­
тий Дронов.— Потонут! Вверх иди!— Он, видимо, не видел, что перед­
ней лодки нет на воде, что Карасев, Улька и Санька плывут, уцепив­
шись за коровьи хвосты.
— По-онял!— отозвался рядом Карасев. Санька увидел, что Ники­
та Павлович уже без плаща и кителя, несколькими взмахами рук ушел
в п е р е д , и через несколько минут стадо медленно повернулось и пошло
наискосок течению.
...Через полчаса Санька сидел за широченным столом в избе Инно­
кентия в просторном ему Иннокентиевом теплом белье, обжигаясь, да­
вился горячим чаем.
— Давай, держи махонькую, Никита Павлович,— говорил Инно­
кентий, подвигая Карасеву граненый стакан водки.— Пловец ты, ока­
зывается, еще тот. Давай, давай! Для сугреву, как говорится. Ты,
Александр, тоже не конфузься.
•— С фронта плавать не доводилось,— улыбаясь, сказал Карасев.— Форменку, жалко, потопил.
— Ну, форменку мы тебе за счет колхоза справим,— пообещал
Иннокентий.— Насчет того не сумлевайся — справим.
Санька в ту ночь спал как убитый. Д а ж е сны ему не снились.
Любопытная речка — Чичиха. Удивительная. Если глянуть на нее
скажем, с высоты птичьего полета,—- так себе речушечка, метва три о т берега до берега, не больше. А ступи с берега в воду — и
ухнешь, ухнешь вглубь с головой. Как по ущелью, вырубленному в зем­
ле несет Чичиха быстрые упругие воды, и хайрюза в ней так и стреляют,
так и стреляют вверх по быстрине. По всей своей немалой длине быст­
рая она такая и глубокая.
Занятная речучнка— Чичиха. Если у широченной Тетихи берега по­
логи и размашисты, то у Чичихи они круты и обрывисты, и всего
Лишь один мосток через нее. А вброд Чичиху ни на телеге, ни на ав­
томашине не проедешь. Не пропустит, своенравная. Мосток тот — по­
стоянное место свиданий Саньки и Ульки, сводник и свидетель их все
более и более разгорающейся любви.
• — Мосток-то батя рубил,— рассказывает Улька. Припала головой
К ж а р к о м у Санькиному плечу и рассказывает, рассказывает.— Сразу
весле войны. А то, бывало, захотели наши в Мольку али еще куда
Съездить, только верхи и добирались. Потом, ну, сразу после войны,
будто дали колхозу машину, полуторку, пригнали ее с Мольки, а пере­
ахать через Чичиху не могут. Привезли бревна, и батя с мужиками
|а полдня сколотил этот мосточек... Не гадал, поди, батя, что к о г д а Иибудь я здесь миловаться с тобой стану.
— А ты откуда про мосточек знаешь?—говорит Санька.— Тебя
же тогда, насколько я понимаю, и в помине не было.
— Так рассказывали... Батя-то мой, поди, больше половины домов
В деревне срубил. И контору он рубил, и клуб наш рубил. Сколько
Живу, без топора его ночью только и вижу... А знаешь, Сань, батя-то
хвалит тебя, сметливый, говорит, парень, хваткий. Руки, говорит, у Te­
la умные, способные.
Сверху,

61

— Еще бы,— не удержался Санька.— К любому замку могу клю­
чи изготовить. Слесарь я, Улька, божьим даром.
— А батя говорит, что плотник из тебя наилучший получится. Он
в людях-то редко ошибается, кому как скажет, так потом и обернет­
ся... Хороший он у меня.
— Ничего,— соглашается Санька.— Умеет к человеку подойти.
С недавних пор плотничает Санька в бригаде Иннокентия Дронова. Новую улицу в Бабьем Логу выводит строительная бригада. К бу­
дущей весне должны появиться в селе переселенцы из Башкирии, вот
и торопятся плотники поставить как можно больше новых домов. Ну,,
а попал Санька в плотницкую бригаду вот как.
Несколько дней назад объявился возле их барака Иннокентий
Дронов. Санькина команда только-только г.ернулась с картофельного
поля, отмывалась от грязи и пыли у длинного ряда умывальников.
Иннокентий присел возле дверей в барак на узенькую скамей­
ку, смотрел на них внимательными маленькими глазками, сразу, между
прочим, выделив среди всех фигуру Саньки. Санька всей кожей чувст­
вовал на себе его упорный приценивающийся взгляд. «Думает, гожусь
ли в зятья,— решил Санька.— Ну, смотри, смотри. Если имеешь что-то
против, ничего у тебя не выйдет. Опоздал!»
Посидев немного, Иннокентий тяжело поднялся, тяжелыми шагами
прошел в барак и исчез за дверью комнаты Карасева. Санька не знает,
о чем они там говорили, Иннокентий Дронов и Карасев, но когда через
четверть часа его позвали в комнату лейтенанта, он направился туда
не без волнения и тревоги. Фетинья, поди, наболтала чего-нибудь.
— Такое, понимаешь, дело, Янишевскнй...— неторопливо заговорил
Карасев. Он сидел на табуретке, широко расставив колени, и смотрел
на Саньку так же пристально и оценивающе, как смотрел на него чет­
верть часа назад Иннокентий Дронов.— Вот тут Иннокентий Дмитрич
пришел ко мне, хлопочет за тебя...
Санька пристроился на скамеечке, посмотрел на того и на другого
и невольно улыбнулся. Так походить друг на друга, как походили Ин­
нокентий Дронов и Карасев, могли разве что родные братья. Широкими,
по-азиатски скуластыми лицами, грузностью и тем добрым выражением
глаз, которое всегда удивляло Саньку в Карасеве.
— Хлопочет, чтоб я перевел тебя в его плотницкую бригаду... Со­
гласие я, между прочим, дал свое, теперь твое требуется. Учти, что в
колхозе не хватает людей и в особенности плотников.
— Так я ведь, Никита Павлович, в жизни топор в руках не дер­
жал,— заметно приободрившись, признался Санька.— Какой из меня
плотник?
-— Дело, как говорится, хозяйское,— глуховатым голосом проро­
нил Иннокентий Дронов.— Человек ты молодой, сила в руках имеет­
ся, а настоящая профессия завсегда пригодится... Потому и зову, что
молодой ты: не поздно жизнь заново начать.
— Тебе дело предлагают, настоящее дело,— заговорил Карасев.—
С хорошими людьми работать станешь, хорошему делу обучишься.
— Не успею,— продолжал упорствовать Санька.— После уборки
нас ведь обратно отправят.
— Ну, там видно будет,— махнул рукой Карасев.— Там мы еще
посмотрим: обратно тебя отправить или похлопотать, чтоб тебя здесь
оставили. Поручишься за него, Иннокентий Дмитрич?
— Поглядеть надо,— сказал Дронов.— Человека в работе, с людь­
ми надо увидеть, а после уже судить, на что он гож, чего стоит.
С того-то вот дня и плотничает Санька. Нравится ему в бригаде.
62

работа новая нравится. Времени-то прошло всего ничего, а уже научил­
ся пазы вырубать и лапы выкладывать, только вот окантовать бревно
никак не научится. Обязательно на перекос окантует.
— Научишься,— утешает его Иннокентий.— Я сам в молодости
столько бревен на распыл пустил, что из них никак не менее двух до­
мов собрать можно. Дело это, паря, наживное, не тушуйся...
Как же хорошо, как свежо и сладко пахнет от пушистых Улькиных волос. То ли медом они пахнут, то ли молоком, то ли еще чем до­
машним, и от запаха этого кружится голова.
— Интересные у вас в деревне люди,— говорит Санька удивлен­
но.— Знаете меня без году неделю, а уже поручиться готовы.
— У нас привыкли верить людям.
— А давно ли ты меня увидела?— продолжает Санька.— Узнала
лн ты, какой я на самом деле?.. Может, я бандит законченный, а ты
за меня замуж собралась, и батя твой тебя замуж за меня собирает...
Не пойму.
— Может, и был ты таким,— соглашается Улька.— Д а только
весь вышел.-— Глаза у нее сладко прижмурены, трепещут длинные рес­
ницы.— Присохнешь ты теперь ко мне, на один шаг от меня не отой­
дешь. Знаю я такую присуху, навеки присушу тебя к себе. Навеки!
Попомни мое слово.
— Э-эх! — вздохнул Санька, и всего лишь мгновение назад про­
светленное, сразу же помрачнело его лицо.
Вчера ночью, когда он возвращался с мостка, возле барака оста­
новили его Митька Рыжиков и водитель Леонид Балик, громадного ро­
ста молчаливый Митькин кореш.
— Дельце одно есть,— без долгих предисловий начал Митька.—
Машину зерна можно сплавить. Когда освободимся, деньги нам не по­
мешают. Еще как пригодятся.
<=- В Мольку что ли?— неохотно поинтересовался Санька.
— В Мольку,— подтвердил Митька.— Вот он,— показал на без­
молвного Балика,— нашел там покупателей.
— Все-то неймется тебе,— сказал Санька.— А если застукают?
— Не застукают. Сработано будет чистенько, комар носа не под­
точит,— заверил Митька.— Завтра Ленька пойдет от комбайна послед­
ним рейсом, на току к тому времени никого не будет, кроме сторожа.
А сторож, мы проверили, даже не смотрит, разгрузилась машина или
просто так под навесом простояла. Конечно, пошебуршим мы маленько
зерном для отвода глаз.
— Ну, а я тут зачем?— сказал Санька.
— Ты каждую ночь на мосту через Чичиху торчишь. С этой са­
мой... Надо, чтоб завтра ее там не было. Тебе твоя доля тоже придет­
ся, не волнуйся.
— Мало ли машин через мосток проходит,— вяло возразил Санька.
— А ночью хоть одна проходила, а?
— Ладно, завтра нас там не будет,— согласился Санька.— А доли
от тебя мне не надо, Митька. Ухожу я от тебя.
— Лады,— сказал Митька и улыбнулся. Жутко так улыбнулся.—
Только смотри, фокусничать не вздумай!
— А ты не стращай,— усмехнулся Санька.— Закладывать я вас
не собираюсь, больно надо.
Уже затворяя за собой дверь, Санька услышал, как Балик сказал
Митьке:
— Заложит нас пацан... Настроение мне его не нравится.
— Не заложит,— уверенно ответил ему Митька.— Он у меня вот
где — в кулаке сидит. Весь передо мной в долгах, как в шелках.
О каких долгах он говорил, Санька не понял. Может, о том, что

выгородил его от тюрьмы. За счет, конечно, Васьки Тягло. Взбесило
его это. Сам не маленький — жизнь по-своему понимать начал.
Все новые и новые звезды просверливали небо, низкое и темное,
тяжело нависшее над Бабьим Логом. Надо всею округой царила уди­
вительная, ничем не колеблемая тишина. Так же тихо и покойно бы­
ло у Саньки на душе. Все постороннее отодвинулось куда-то, исчезло,
размылось. Обо всем на свете забыл Санька в эту минуту, ничто, ка­
залось, не встревожит его.
— Ночь-то какая, Сань. Тихо-тихо. Звезды. И откуда-то, слы­
шишь, машина идет, постукивает... Славно как,— медлительно, как
всегда, нараспев заговорила Улька.
— Откуда-то издалека-издалека. Видать, комбайнеры с поля едут.
Долгонько они работали... Постой, постой,— встрепенулась вдруг она,
отодвинулась от Саньки, напрягая слух.— Да ведь это не с поля ма­
шина идет, со склада идет. Неуж хлеб начали сдавать?
Теперь и Санька услышал стук автомобильного двигателя. «Зиловский,— определил он сразу же.— Митька с Валиком». Вся тишь и
весь покой сегодняшнего вечера полетели в тарары. Все вокруг напол­
нилось для Саньки неотвратимо приближающимся стуком автомобиль­
ного двигателя. Что делать? Что делать?!
— Улюшка!—громко и внятно сказал он. Поднялся сам и поднял
с перильцев Ульку, прижал ее к себе.— Беги, Улюшка, в деревню, бы­
стрее беги! К Карасеву. к отцу, к людям... Скажи: Митька Рыжиков
хлеб ворует! Только быстрее беги. Быстрее!
Подхватилась Улька, побежала и вдруг остановилась.
— А ты?!
— Я их здесь задержу,— очень спокойно и решительно сказал
Санька.-— Только прошу тебя, Улюшка, быстрее беги. И не по дороге
беги, а напрямки. Не надо, чтобы они тебя увидели.
Теперь Санька остался один, теперь он в ответе только за себя. И
хорошо. Попробовал ногой, крепко ли стянуты бревна. Крепко! Умеет
работать Иннокентий Дронов, на совесть сколотил мосток.
Санька сбросил рубаху, поплевал на заскорузлые от топора ладо­
ни и принялся за первое бревно. Поднатужился, но бревно даже пе
вздрогнуло. «Надо с середины начать,— сообразил Санька.— Там они
послабже должны быть стянуты».
В середине мостка бревна и в самом деле оказались стянутыми
гораздо слабее. Раскачали их машины и подводы за столько лет служ­
бы, шканты повылезли наружу. И вот оно — отлетело в сторону пер­
вое бревно, откатилось второе, за ним — третье. Дальше работа по­
шла более споро. Но все ближе и ближе стук мотора, все ближе и
ближе. Добежала ли Улька до деревни? Поспеет ли к нему Никита
Павлович Карасев?.. Э-эх, надо было раньше отправить Ульку за Карасевым.
Санька работал. Так ожесточенно и яростно, так весело он не ра­
ботал еще никогда. Он выдергивал и оттаскивал бревна в сторон'
одно за другим. Успеть бы! Этот маленький мосток через Чичиху •последнее, что связывает его с прошлым, с Митькой и Васькой Тягл >.
с Ирэнкой и Балыком.
И через малое время мостка через Чичиху не стало. «Это ничг
го,— удовлетворенно подумал Санька, устало опускаясь на холодную
землю. Утомленно заныли шея, спина, руки.— Это, брат, ничего. Мы i
Иннокентием Дмитричем еще не такой мосток потом отгрохаем. Кга
савец-мосток сколотим, с настоящими перилами...»

Исай
К
САН
КАЛАШНИКОВ

ECTUKfltf
исторический

ш

роман

В стяжательстве друг с другом
состязаясь,
Все ненасытны в помыслах своих,
Себя прощают, прочих судят строго
И вечно зависть гложет их сердца.
Все как безумные стремятся к власти.
Цюй Юань
(340—278 г. г- до и. э.}

ГОНИТЕЛИ

Притихла степь. Грохот
боевых барабанов не поднима­
ет с постели, не гудит земля
КНИГА
ВТОРЯЯ
под копытами конных лавин,
тучи шелестящих стрел не за­
Часть первая
ставляют гнуться к гриве коня.
Долгожданный покой пришел в кочевья.
Шаман Теб-тэнгри говорил Тэмуджину, что мир установлен соизво­
лением неба. Который год подряд зимы малоснежны, без губительных
•уранов, ранние весны без страшных гололедиц-джудов, летнее время
•ез засух и пыльных бурь — густы, сочны поднимаются травы, хорошо
плодится скот, и у людей вдоволь пищи. А что еще кочевнику нужно?
Когда он сыт сегодня и знает, что не останется голодным завтра, он тих
и кроток, в его взоре, обращенном к соседним нутугам, не вспыхивает
огонь зависти.
Нукеры Тэмуджина праздновали свадьбы, устраивали пиры в честь
рождения сыновей, харачу катали войлоки для новых юрт, нойоны те­
шили душу охотой, и никто не хотел помышлять ни о чем другом. Так
было и в других улусах. Еще совсем недавно, соблазненные шаманом, к
Тэмуджину от тайчиутов бежали нукеры, но теперь этот приток силы
иссяк. В стане тайчиутов, раздобрев, люди не желали браться за ору­
жие, не хотели смут, им теперь был угоден и Таргутай-Кирилтух.
Однако Тэмуджин думал, что не в одной сытости дело. После то­
го, как они с Ван-ханом растрепали татар, главные вруждующие силы
уравнялись. Ни меркиты Тохто-беки, ни тайчнуты Таргутай-Кирилтуха,
Ни Джамуха, собравший вокруг себя вольных нойонов, ни кэрэитский
Ван-хан, ни он со своим разноплеменным ханством — никто не сможет
6. «Байкал» № 3

65

одолеть в одиночку другого. Но стоит кому-то ослабнуть... Непрочен
этот покой. Обманчива тишина.
А пока идут дни, похожие друг на друга, как степные увалы, скла­
дываются в месяцы, смотришь, и год пролетел, за ним другой, третий...
Тэмуджин стал отцом четырех сыновей. Все черноголовые... Это его
часто мучило и тревожило — неужели никто из них не унаследует улу­
са? Почему? Еще не родился,настоящий преемник? Или падет его хан­
ство? Как угадать, где зреет беда?
Тэмуджин сейчас думал как раз об этом. Он только что вернулся с
охоты на дзеренов. Скачка по степи под палящим солнцем утомила его.
Босой, голый по пояс, лежал на войлоке в тени юрты. От Онона тянуло
легкой вечерней прохладой. На краю войлока, распаренная, с капелька­
ми пота на лице, сидела Борте, баюкала на руках младшего сына, Тулуя. Сыновья постарше, Чагадай и Угэдэй, втыкали в землю прутья,
обтягивали их клочьями старой овчины — получались юрты. Бабки> пре­
вратились у них в стада и табуны, чаруки — в повозки. Старший, Джучи,
и приемыш матери татарчонок Шихн-Хутаг плели из тонких ремешков
уздечки для своих коней. Не игрушечных, настоящих. Конечно, кротких,
смирных, но настоящих. Каждый монгольский "мальчик в три года Дол­
жен сидеть в седле, в шесть уметь метко стрелять из детского лука.
У пухлогубого, коренастого, как Борте, старшего сына был добрый
нрав, открытая душа. Любимец и баловень нукеров, к нему сын отно­
сился с тайной боязнью. Будто чувствовал, что в сердце отиа нет-нет и
возникнет едкое, как солончак-гуджир, сомнение — сын ли? В такие ми­
нуты он становился холоден, груб с мальчиком, тот, ничего не понимая,
моргал круглыми карими глазенками, искал случая, чтобы удрать по­
дальше. Но сомнение проходило, Тэмуджнну становилось стыдно, загла­
живая свою вину перед мальчиком, он брал его на охоту, в поездки по
дальним куреням. Оба были в это время счастливы, но даже и тогда
Джучи не открывался перед ним до конца, в его глазах все время жиля
настороженность — вдруг все кончится, и отец снова станет непонятножестким. Тэмуджин свои сомнения старался прятать от людей, особеипг.
от Борте. Всегда ласковая, уступчивая, способная понять любую бол>.
и унять ее, она, когда дело доходило до разговора о меркитском плене,
теряла всякую рассудительность, голос ее срывался на крик. Однажды
сказала прямо:
*** Меркитский плен не мой, а твой позор! Неужели до сих пор не
понял?
Понять-то это он понял. Только что с того!
К юрте подошел Тайчу-Курн, снял с плеча кожаный мешок, смахнул
со лба испарину.
— Хан Тэмуджин, я принес тебе подарок. — Присел перед мешког'
на_корточки, достал пучок стрел, покрытых блестящей красной крас
кой. — Видишь, какие красивые! Никто тебе таких стрел не сделает
Древки я выстрогал из дикого персика, оперение сделал из крылье^
матерого орла, наконечники калил в масле и затачивал тонким оселком
Было у меня немного китайской краски — покрыл их сверху. Это н<
только для красоты. Такая стрела под любым дождем не намокнет, н.
отяжелеет, даже в воду положи — вынешь, так же легка и звонка.
*эмуджин перебрал стрелы. Тайчу-Кури не хвастал: стрелы былг
хороши.
— С чего ты вздумал мне подарки! делать?
— Ну, как же, хан Тэмуджин!.. Мы с тобой родились в один д е т
я рос в твоей одежде...
Борте засмеялась.
|
— Ты не считал, в который раз рассказываешь про это?
- Я всегда буду рассказывать... А что, не правда? Еще мы вмест<
« ним овчины мяли. И он меня стукнул колодкой по голове.
v

Тэмуджину тоже стало смешно.
— Худо, кажется, стукнул! Надо было лучше, чтобы болтливость
выбить. Твой язык мешает тебе стать большим человеком. Посмотри,
кем были Джэлмэ и Субэдэй-багатур? А кем стали? Ты не думай, что
приблизил я их только потому, что вместе с ними ковал железо... Го­
ворил бы ты поменьше, и я сделал бььтебя сотником.
— Зачем мне это, хан Тэмуджин! Я и своей Каймнш править не
могу. Куда уж мне сотню! Не воин я, хан Тэмуджин. Вот ты правильно
сделал, что Чиледу возвысил...
— Это меркит, что ли?
Нежданно сорвавшееся слово «меркит» вернуло к прежним думам.
А Тайчу-Кури достал из мешка детский лук, тоже покрытый лаком.
— Твоему старшему. Джучи, иди-ка сюда.
Мальчик взял лук, натянул тетиву, прищурив левый глаз и чуть от­
кинув голову. В этом движении головой, в прищуре глаза он увидел чтото от Хасара, когда тот был таким же маленьким, и сердце радостно
толкнулось в груди —мой сын, мой! Привлек его к себе, понюхал гоаову.
— Тайчу-Кури сделает тебе и стрелы. Такие же, как мне.
— Таких не сделаю. Красок больше нет. Пошли человека к кэрэитам. У них часто бывают и тангутские, и китайские, и сартаульские
купцы.
— Пошлю. Краски у тебя будут.
Сын спросил у Тайчу-Кури:
— Еще один лук можешь сделать? Для Шихи-Хутага.
Татарчонок через плечо Джучи разглядывал лук. Круглое лицо о
утиным носом — смышленое, в глазах любопытство, но не завистлизое.
Хороший парень, кажется, растет.
— Сделай, Тайчу-Кури, лук и для Шихи-Хутага... Ну и скажи,
какой подарок хочешь получить сам? Думаю, не зря же меня умасли•аешь, а?
— Хан Тэмуджин! — с обидой воскликнул Тайчу-Кури. — Мне ни­
чего не надо. Меня кормят и одевают мои руки. Люди стали жить хо­
рошо, хан Тэмуджин. Посмотрю на своего сына, на чужих детей — тол­
стощекие, веселые. Посмотрю на свою жену, на чужих жен — доволь­
ные. Посмотрю на мужчин — каждый знает свое место. Если все
делаешь, как надо, никто тебя не обругает, не ударит. Ложишься спать
II не боишься, что ночью тебя убьют, а жену и детей уведут в плен. Мы
часто разговариваем об этом с Чиледу. И мы думаем: хорошую жизнь
всем нам подарил ты, хан Тэмуджин. А что могу подарить я, маленький
человек? Только стрелы. Потом я сделал лук своему сыну Судую и по­
думал: а кто подарит лук сыну нашего хана?
Тайчу-Кури посматривал по сторонам — видит ли кто, как он хо­
рошо говорит с ханом? Его простодушное лицо расплывалось от удо­
вольствия. Забавный... Его болтовня ласкает слух. И легким облаком
Плывут благие думы. Но не долго. Облако незаметно уплотняется, ста­
новится тучкой... Его ханство сшито, как шуба из кусков овчины, из
владений нойонов — Алтана, Хучара, Даритай-отчигина, Джарчи, Хул­
иана. Обзавелись семьями братья, выделил им скота, людей — тоже
Отели самостоятельными владетелями. Подарил люден Мунлику и его
ввпювьям, и теперь они живут отдельным куренем, а все, что есть в куliie, считают своим. Когда-то, повелев нукерам ведать табунами, юртаИ, повозками, воинами всего ханства, он думал, что сумеет урезать
мостоятельность нойонов, но из этого ничего не выходит, сейчас нуры ведают лишь тем, что принадлежит е м у самому, нойоны же чинят
•Сакне преграды, ревниво оберегая свою власть, и нет сил сломить ти1

t

С

• Сартаулами монголы называли мусульман.
•»

67

хое упрямство. Не будешь же казнить всех подряд... Война с татарами
вознесла его над другими, а несколько лет покоя снова уровняли его со
всеми. Только считается, что он хан, а если разобраться, всего лишь
один из нойонов...
— Тэмуджин, посмотри, какие гости приехали к нам! — сказала
Борте.
У коновязи спешивались всадники. Среди них он узнал брата Ванхана — Джагамбу. Давно из кэрэитских кочевий не приезжал никто.
Видно, что-то важное затевает неугомонный Ван-хан, если послал Джа­
гамбу. Нацелился на кого-нибдь? На тайчиутов? На меркитов?
Лицо Джагамбу было серым от усталости. Не ожидая приглашения,
он сел на войлок, ослабил пояс, растегнул воротник мокрого от пота
халата.
— Большая беда, хан Тэмуджин... На улус брата напали найманы.
Они свалились на нас, как горный обвал. Брат даже ие успел собрать
воинов. Где он сейчас и жив ли, я не знаю. Его место занял Эрхе-Хара.
Борте перестала покачивать Тулуя, он заворочался, захныкал.. Она
передала его Джучи, шопотом приказала отнести в юрту бабки Оэлун.
Тайчу-Кури, пятясь задом, сполз с войлока, стал в стороне, огорченно
цокоя языком. Тэмуджин сердито махнул рукой — исчезни с моих глаз!
— А Илха-Сангун жив?
— Он был со своим отцом. О нем я тоже ничего не знаю. — Широ­
ким рукавом халата Джагамбу вытер грязную, потную шею.
Тэмуджин медленно осознавал эту неожиданную и грозную новость.
Если на месте Ван-хана утвердится его изгиаиник-брат, кэрэиты из на­
дежных друзей превратятся в непримиримых врагов.
— Ты бежал с этими нукерами?
— Нет. Мой курень стоял на самом краю наших нутугов. Я не стал
ждать, когда придут найманы. Снялся и с семьей, со скотом, со всеми
своими людьми откочевал в твои владения.
— Эрхе-Хара будет искать тебя? — не скрывая озабоченности,
спросил Тэмуджин.
— Не знаю. Скорей всего, нет. Эрхе-Хара нужен не я, а наш стар­
ший брат.
•— И что же вы за люди! Единокровные братья, а договориться не
можете...
|
Джагамбу посмотрел на него так, словно не понял сказанного.
—- Не так уж редко единокровные люди не могут договориться друг
с другом.
«Смотри какой, намекает..: — подумал Тэмуджин. — Сейчас ему
лучше бы помалкивать».
— Что думаешь делать?
—- Дай мне воинов.
Тэмуджин долго молчал, торопливо прикидывая, что сулит его улусу
внезапное падение Ван-хана, как уберечься от беды. Джагамбу снова
повторил просьбу.
— Воинов я тебе не дам, и сам воевать с иайманами не буду.
— Такова твоя благодарность за все, что сделал для тебя мой
брат? Спасибо!
— Сделал брат, а помощи просишь ты — есть разница? Владение
не твое, люди за тобой не пойдут. Мое войско будет разбито, и найманы
окажутся здесь. Этого хочешь? И без того, боюсь, притащил за собой
пайманский хвост. Бежал-то, видать, не оглядываясь...
— Ты безжалостный человек, хаи Тэмуджин!
— Жалостью можно держать в руках жену, но не ханство.
— Я начинаю думать, что лучше бы остаться на месте. Эрхе-Хара
я не сделал ничего плохого, и он меня, уверен, пе тронул бы. Может
быть, мне вернуться?
(38

• Ты не вернешься, я принимаю тебя под свою руку. Эрхе-Хара
враг хану-отцу, стало быть, враг и мне. За сношение с врагами, думаю,
знаешь, что бывает...
Возле них полукругом стояли хмурые, подавленные нукеры Джагамбу.
— Борте, прикажи накормить этих людей, и пусть они отдыхают.
Отдыхай и ты, Джагамбу. Потом я соберу своих нойонов и будем ду­
мать...
р

Едва плелись загнанные
кони. Едва держался в седле
Ван-хан. В короткой схватке с найманами его ударили мечом по голо­
ве. В первое мгновение ему показалось, что вылетели глаза и треснул
череп. Но глаза остались на месте, ничего не сделалось и черепу —
тангутский шлем с золотым гребнем спас ему жизнь. Только очень уж
болела голова.
Тьма душной ночи плотно обволакивала всадников. Он никого не
видел рядом, а шум в ушах мешал и слышать, но ощущал, что сын все
время держится рядом. Вот он притронулся рукой к его плечу, тихо ок­
ликнул:
— Отец...
—• Что тебе?
Сын наклонился, дыхнул в ухо:
.— Воины и нойоны поворачивают назад.
Ни о чем не хотелось говорить, тяжело было даже думать. Лишь
на короткое мгновение вспыхнула тревога, но тут же угасла, смятая не­
утихающей головной болью. Отозвался с равнодушием:
— А-а, пусть...
Навалился животом на луку седла, обнял шею коня, уткнулся ли­
цом в гриву, пахнущую потом. «Тук. Тук»,— стучали копыта. «Бум,
Бум»,— отзывалось в голове. И надо же было ставить коня на подко­
вы... Он — вал, и конь у него должен быть на подковах. Он — Ван-хан...
И убегает на подкованном коне.
-— Отец...
•— Ну, что опять?
— Где мы остановимся?
— Не досаждай мне, Сангун.
Забытье, как влажный туман, наплывало на него, покрывало тело
липкой испариной. Стук копыт отдалился, заглох.
Его растормошил докучливый Илха-Сангун. Осторожно, сжимая
зубы, выпрямился. Они стояли в редком лесочке. Вершины деревьев
дымились в пламени зари, были черны, как обугленные. Внизу, в су­
мраке, булькала вода. Кони хватали высокую, сырую траву, торопливо
жевали, гремя удилами. Кроме сына тут были и нойоны — Хулабри,
Арин-тайчжи, Эльхутур и Алтун-Ашух.
— Где воины и нукеры?
— Ночь темна. Мы потеряли друг друга,— сказал Алту-Ашух, ви­
новато моргая глазами.
Сын нахмурился.
— Они сами хотели потерять нас. Отстали и повернули назад. Я
же говорил тебе, отец!
Верно, говорил. Но будь он даже здоров, ничего бы не смог сде­
лать. Семьи и стада нукеров, воинов остались там. Эрхе-Хара не враг
его людям, он враг ему. Сейчас Эрхе-Хара силен, а люди льнут к силь­
ным и покидают слабых. Эти не могли покинуть его, слишком близко
стояли к нему и не были уверены, что Эрхе-Хара их простит.
Успокоительно булькала вода в корнях деревьев. Он сполз с седла,
лег на траву, ощутил горячим затылком сырую прохладу земли, закрыл
69

глаза. Нойоны расседлали коней, легли в отдадении. Но заснуть никто
не мог. Беспокойно ворочались, разговаривали. Сначала ругали найманов. Держали предателя Эрхе-Хара, как заветную стрелу в колчане, и
вот вынули на горе людям... Этот разговор был мало интересен, слушал
его вполуха.
Боль в голове стала тише. Он лежал расслабленный, неподвижный,
боялся даже открыть глаза, чтобы не растревожить ее. Желанная дре­
ма стала заволакивать сознание. Но Ч Т О - Б разговоре нойонов беспо­
коило его, что-то новое уловил он в этом разговоре.
& ... плохо жили! Со всеми перессорились — с найманами и меркитами, тайчиутами и татарами. Никто не захочет дать прибежища.
По голосу узнал Эльхутура.
•— Хе, плохо жили! Ссорились... Возвеличили же хана Тэмуджина,
оделили всем, чего он хотел. Когда за нас такой великий владетель
и воитель — что найманы со всеми тайчиутами, татарами и меркитами!
Тьфу!
Это Арин-тайчжи. Прыщеватое нездоровое лицо, злые глаза с жел­
тыми белками... Арин-тайчжи всегда чем-нибудь недоволен, всегда
кого-нибудь осуждает. Сейчас он, похоже, добирается до него. Неужели
никто из них не даст ему подобающего ответа? Ага, говорит Хулабри.
Умен, отважен...
— Не то беда, что у нас мало друзей, а то, что недруг — Инанчахан. Было же у него желание примириться с нами. Не сумели. Не хва­
тило ума...
Тоже виновного ищет. А он любил Хулабри больше других, дове­
рял ему многое...'
— Ничего... Только бы справиться с Эрхе-Хара! Ничего...
Голос сына. Илха-Сангун недоговаривает, но и так понятно: все
будет иначе, чем было. Уж он об этом позаботится. Обещание дает.
Эх, сын... Если бы жизнь человека слагалась по его замыслам! Она —
как колченогая лошадь, в любое время, на самом ровном месте может
споткнуться и вывалить тебя из седла.
— Пустые ваши разговоры! Трясете прошлое, как женщины пыль­
ный войлок. Хану спать мешаете. Он один знает, как быть и что де­
лать. Ему все это не в новинку...
Обидно, что эти слова сказал не сын, а грубоватый, не очень ре­
чистый Алтун-Ашух. Он всегда держится в стороне от других, сам по
себе. Из-за трудного характера держал его в отдалении. Надо будет
отличить и приблизить...
И сразу почувствовал горечь. Не много даст это Алтун-Ашуху.
Еще неизвестно, что будет с ним самим. Жизнь не один раз опрокиды­
вала его на землю. В семь лет попал в плен к меркитам. Собирал сухие
лепешки аргала, толок в деревянной ступе просо вместе с рабамн-харачу. Выручил отец. Отбил у меркитов. А через пять лет попал в руки та­
тар. И-э этого плена выбрался самостоятельно. Подговорил пастуха,
украли с ним лошадей и бежали. Потом борьба с нойонами-предателями
и братьями-завистниками, гибель жены, казнь Тай-Тнмура и Буха-Тимура. Бегство от Эрхе-Хара и найманов. Как и сейчас. Но тогда он был
молод и не четыре ворчливых нойона, а сотня храбрых воинов шла за
ним...
Арин-тайчжи недоволен, что помогал Тэмуджину. Не мог он не
помочь. В Тэмуджине он видел самого себя, повторение собственной
судьбы. Боль Тэмуджина проходила' через его сердце.
Легкой бабочкой улетела дрема. Он хотел повернуться и не сдер­
жал стопа. Нойоны замолчали. Сын подошел к нему, опустился па ко­
лени.
— Не спишь, отец? Куда мы поедем?
— Куда-нибудь. Оставь геня в покое. Думайте' сами.
70

— От Тзмуджина мы отрезаны. Идти к нему надо через наши ко­
чевья. Нас поймают.
Давая понять, что не слушает сына, снова закрыл глаза. Под но­
гами Илха-Сангуна хрупнул сучок—сыи ушел к нойонам.
— К Тэмуджину можно пробиться,— сказал Хулабри. — Пойдем
ночами, будем держаться дальше от куреней.
— Не пройдем,— вздохнул Эльхутур. — Они только и ждут, чтобы
мы туда сунулись.
— И пробиваться не за чем. Всем известно, Тэмуджин любит брать,
но не любит давать.
Опять этот зловредный Арин-тайчжи. Видно, его жилы наполнены
не кровью, а желчью... Тэмуджин как раз единственный, на кого можно
надеяться. Но он не пойдет к нему. И не потому, что опасно пересекать
свои кочевья, где полно найманов и людей, готовых выслужиться перед
новым ханом — Эрхе-Хара. Если он найдет приют в курене Тэмуджина,
найманы и Эрхе-Хара не преминут попробовать достать его там. И
ханство Тэмуджина рухнет, как и его собственное. Нет, туда ему путь
отрезан. Только крайняя, безысходная нужда заставит его направить
коня в кочевья сына Есугея.
И него остается два пути — на ранний полдень, в страну Алтан-хана китайского, и на поздний полдень — в Белое Высокое государство Be"
ликого лета. Так называют свою страну любители пышности тангуты.
Куда направиться? К Алтан-хану? Он, конечно, может помочь. Или
наоборот, прикажет связать и выдать Эрхе-Хара. Смотря по тому, что
•ему выгоднее. А кто скажет, что выгодно Алтан-хану сегодня и что бу­
дет выгодно завтра? Тангутских правителей он не знает. Но там в го­
роде Хэйшуй есть община единоверцев-христиан. Купцы общины з
последние годы, пользуясь его благосклонностью, с немалой выгодой
торговали в кэрэитских кочевьях. У них можно переждать лихое время.
В худшем случае. А может быть, тангутские правители захотят под­
держать его воинами и оружием.
Путь в земли тангутов был долог и труден. Двигались, стараясь
не попадаться на глаза редким здесь кочевникам. Есть было нечего.
Иногда удавалось убить пару-другую сусликов, один раз подбили дзе
рена. И все.
Прошли степи, перевалили горы. Здесь была уже страна тангутов.
Сухой раскаленный воздух обжигал лицо. Над рыжими песчаными ува­
лами проплывали миражи, над головой кружились черные грифы. Все
•качалось перед воспаленными глазами Ван-хана и казалось сплошным
миражом. Истощенные, с выпирающими ребрами кони шли пошатываясь,
часто останавливались, и Ван-хан ногами, сжимавшими бока, чувство­
вал, как отчаянно колотится лошадиное сердце.
Пробираясь сквозь цепкие заросли саксаула, обогнули холм с кру­
тыми, оглаженными ветром склонами и увидели первое тангутское ко­
чевье. Три черных плосковерхих палатки, как три жука на тонких но­
гах-растяжках, стояли на зеленой траве у хилого источника. Неподале­
ку паслись верблюды. Залаяли собаки, из палаток высыпали ребятишки,
вышли две женщины и, увидев чужих, прикрыли лица тонкими бесчис­
ленными косичками, испуганно попятились. Появились мужчины —
•старик и молодой тангут, оба в войлочных шапочках с полями, круто
загнутыми вверх. Смотрели на них настороженно, но без страха. Ста­
рик что-то спросил на своем языке и тут же повторил вопрос по-мон­
гольски.
— Не устали ли ваши кони, не хотят ли они пить?
Ван-хан слез с седла, ступил на раскаленную землю. Огненные ба­
бочки запрыгали в глазах, жуки-палатки скакнули на него...
1

ХэйшуЛ — Хара-Хото, развалины которого были открыты П. Козловым.
71

Очнулся он в палатке. Лежал на мягкой постели, укрытый верблю­
жьим одеялом. Стемнело. Перед палаткой горел огонь. Возле него на
земле, на кучках саксауловых веток сидели его нойоны и хозяева. Ужи­
нали. Он поднялся, вышел. Подскочил сын, поддерживая под руку,
провел к огню. Молодой тангут подал ему чашку с крепким чаем, за­
беленным верблюжьим молоком, подал черствую просяную лепешку.
— Ты очень болен и устал,— сказал старик.—Живите у меня. Я
буду поить тебя травами. Мой сын хороший охотник. Он убьет дзерена,
и ты напьешься свежей крови.
Ван-хан пролежал в палатке несколько дней. Нойоны и Илха-Сангун охотились на дзеренов с сыном старика. Сам старик безотлучно на­
ходился при нем. Он узнал, что старик с сыном, его женами и ребятиш­
ками все время кочует с верблюдами по окраине страны, часто рядом
с кочевниками-монголами. У него и жена была монголка. Только она
давно умерла.
Старый тангут быстро поставил его на ноги. Отдохнули и кони.
Ему хотелось поскорее попасть в Хэйшуй. Радушие старика он считал
добрым знаком и отправлялся в неведомый город полный надежд. Ему
нечем было отблагодарить доброго человека, снял с себя сайдак с лу­
ком и стрелами,
— Прими этот маленький подарок. Приезжай в гости в мои вла­
дения.
Когда отъехали от палаток, за своей спиной он услышал ворчливое:
—• Пригласила лиса гостей в барсучью нору.
Будто кипятку за воротник плеснули — резко обернулся. Рябое лицо
стало крапчатым.
— Кто сказал?
— Ну, я. А что, уже и говорить нельзя? — Арин-тайчжи отвернулся,
сложил губы трубочкой, стал посвистывать.
Он хлестнул его плетью по прыщеватой, как лицо, шее. Аринтайчжи отшатнулся, закрыл лицо руками — ждал второго удара. Но он
опустил плеть. Пока достаточно и этого— Ты можешь повернуть коня и ехать, куда тебе вздумается. Я
никого не, звал с собой.
И вновь плыли в горячем воздухе миражи, дышала жаром земля.
Двигались по равнине, изрезанной логами и высохшими руслами рек.
Под копытами щелкали камни, хрустел песок. Трава была редкой,
жесткой, колючей, она не прикрывала наготу земли, как не прикрывали
ее и кусты тамариска и саксаула. От палящего зноя не было спасения.
Иногда начинал дуть ветер. Он поднимал мелкую невесомую пыль,
забивал ею легкие, и тогда становилось нечем дышать. На этой равнине
совсем неплохо чувствовали себя тангутские верблюды. Завидев пут­
ников, они поднимали маленькие головы на гусиных шеях, не переста­
вая жевать колючки, провожали путников равнодушными взглядами
или медленно, важно, как сановники Алтан-хана, отходили в сторону.
Стали встречаться тангутские селения. Они прятались за глино­
битными стенами. Домики, тоже из глины, были крыты грубой шерстя­
ной тканью. Толстые стены домов и несколько слоев ткани хорошо пре­
дохраняли от жары. Тангуты были неизменно приветливы, гостеприим­
ны. Но Ван-хан спешил. Если бы не уставали кони, он ехал бы днем и
ночью.
Вскоре безотрадная равнина, выжженная солнцем, с верблюдами,
селениями-крепостями кончилась. Впереди голубело огромное озеро,
на его берегах росли камыши, в низинах, прилегающих к озеру, зеле­
нела густая трава. Здесь паслись косяки высоких, поджарых лошадей.
Вода в озере была солоноватая, теплая, над ней кружились крикливые
чайки. Дальше путь лежал по берегу реки, несущей в озеро мутные
72

илистые воды. По обеим ее берегам раскинулись поля пшеницы, проса,
риса. Земля была изрезана каналами и арыками. Все чаще попадались
селения и одинокие домики. От одного к другому бежала широкая
торная дорога. По ней двигались повозки, караваны верблюдов, шли
рабы с тюками на плечах, за ними верхом на осликах или конях —
надсмотрщики с длинными бамбуковыми палками.
Дорога привела прямо в Хэйшуй. Над глинобитными домами пред­
местья, в большинстве небольшими, как и в селениях, крытыми черной
тканью, высились могучие стены с зубцами, узкими прорезями бойниц
и белоснежными ступами-субурганами на углах. Стены подавляли своей
величественной, несокрушимой мощью.
В дворике с чистым глинобитным полом на пестрых коврах сидели
именитые купцы общины несториан н, горестно покачивая головами,
слушали Ван-хана. Они были огорчены его падением и не очень рады,
что хан, как они правильно догадались, приехал просить помощи. Прав­
да, прямо об этом пока не говорили, но. предупреждая его просьбу,
наперебой начали жаловаться на собственные невзгоды. Трудно стало
жить христианам. Правители-буддисты давят непосильными обложения­
ми, забирают из рук выгодную торговлю, бесчестят и осмеивают, будто
они какие-то чужеземцы.
Раньше ничего такого не было. Страной пятьдесят лет правил
мудрый император Жэнь-сяо. Он не притеснял инаковерующих, все тангуты, придерживались ли они учения Христа, Будды, Мухамеда, Кон­
фуция или Лао-цзы, были для него любимые дети. Но прошлой осенью
великий государь почил и престол унаследовал его сын Чунь-ю. По на­
ущению своей матери-китаянки императрицы Ло, женщины не очень
умной, но хитрой, Чунь-ю, дабы пополнить казну, начал разорять ина­
коверующих.
Излив свои жалобы, купцы разошлись. Хозяин дома Фу Вэй провел
Ван-хана во внутренние покои. Слуги принесли чай, хрустящее печенье,
пахучий мед. Но горек был для Ван-хана чай с медом.
Не сюда мне надо было ехать!
Фу Вэй был молод. Он еще не умел скрывать смущения.
—'• Нам сейчас очень трудно. Мы говорим тебе правду.
Стены дома были расписаны яркими золотыми красками, в при­
чудливых бронзовых подсвечниках горели витые восковые свечи. На
лакированных полочках поблескивал дорогой фарфор. Жалуются на
бедность, а живут получше любого из степных ханов.
Хозяин на вытянутых пальцах держал чашечку с чаем. По тангутскому обычаю голова спереди и на затылке выбрита до синевы, волосы
оставлены только посредине, от уха до уха, но не заплетены в косы, как
это делают степные кочевники, а зачесаны вверх, торчат высокой грядой.
— Все, что вы дадите мне, Фу Вэй, возвратится к вам умноженным
вдвое.
— Мы тебе почти ничего не можем дать. А кроме всего, надо сна­
чала поговорить с правителем округа Ань-цюанем. Не могу заранее
сказать, как он тебя примет... Ань-цюань — сын младшего брата покой­
ного императора и двоюродный брат нынешнего. Он поссорился с Чунью и был отправлен Сюда, на край государства. Свои обиды вымещает
на подданных... Особенно пристрастен к нам, инаковерующим... Не
>наю, что будет с нами, если этот человек надолго останется тут.
Добиться приема у Ань-цюапя оказалось нелегко. Фу Вэй возвра­
щался вечерами домой в великом смущении, неумело оправдывался.
Ань-цюань на охоте... Ань-цюань занят государственными делами...
Дом Фу Вэя был в предместье. Ван-хан вместе с сыном и нойона­
ми, переодетые в тангутское платье, ходили в крепость. За могучими
стенами — как определил Ван-хан на глаз, толщиной в три-четыре ал73

1

дана и высотой в пять-шесть алданов — тесно стояли глинобитные до­
мики, крытые шерстяной тканью. Над ними поднимались маленькие
дома-кумирни. Они были крыты красной черепицей. Внутри кумирен
сияли позолотой жертвенные чаши и изваяния божеств с хрустальными
глазами, на стенах висели полотна с изображением все тех же божеств.
Они сидели величаво-спокойные, в сиянии нежно-голубых и розовых
красок, равнодушно взирали на монахов в широких одеяниях, переби­
рающих сухими пальцами костяшки четок.
Самым большим зданием Хэйшуя был дом правителя. Горделиво
загибались углы ажурной черепичной крыши. С них свешивались ко­
локольчики. От малейшего дуновения ветра они позванивали. Дом
стоял в углу крепости. От него на крепостную стену вела лестница. Пе­
ред красными расписными дверями в две створки всегда толпились
чиновники в головных повязках и коричневых или темно-красных хала­
тах с дощечками для записей на поясах, военные в золоченных или
лакированных шлемах, подпоясанные узкими серебряными или широ­
кими шелковыми поясами. По цвету одежды, по поясам и головным
уборам легко было отличить не только военных от чиновников, но н
установить звание, степень каждого. Люди неслужилые, независимо от
состояния, если они не принадлежали к знати, носили черную одежду,
знатные ходили в зеленой.
Вникая в хитроумное устройство государства, где для удобства
правителей все так четко определено и разграниченно, Ван-хан време­
нами забывал свои горести настолько, что начинал прикидывать —
нельзя ли кое-что перенять для своего ханства? Но стоило глянуть на
пасмурные лица нойонов, и все эти думы таяли, будто льдинки в ки­
пятке. После того, как он проучил Арин-тдйчжи, нойоны не отважива­
лись говорить вслух о своих мыслях, но он догадывался, что ничего
хорошего они о нем не думают.
Фу Вэю после долгих хлопот удалось-таки протолкать его на прием
к Ань-цюаню. Стоило это ему немалых усилий и затрат, о чем он,
конечно, не счел нужным умалчивать.
И вот перед ним распахнули двухстворчатые двери...
Правитель округа и двоюродный брат императора оказался совсем
молодым человеком. Он сидел на подушках, подвернув под себя ноги,
как бурхан на полотнах кумирен, двое слуг держали над его головой
шелковый зонт с пышными кистями. Углы властного рта были капризнс
опущены, круглые коричневые глаза смотрели на хана с любопытством
Фу Вэй в своем черном одеянии среди цветных халатов прибли­
женных правителя был как галка в табуне фазанов. Он отвесил три
глубоких поклона Ань-цюаню и отошел в сторону, словно бы уступая
место Ван-хану. В глазах правителя появилась ленивая поволока -—
взгляд камышового кота-манула, увидевшего добычу перед своим носом.
Он ждал, когда Ван-хан поклонится ему. Но Ван-хан только выше
вздернул седую голову и вцепился руками в пояс.
— Ты хан кэрэитов? — словно бы удивился Ань-цюань.
— Да. Я хан кэрэитов и ван государства Алтан-хана.
— Счастлив видеть такого высокого гостя!—Ань-цюань улыбнул­
ся, свежо блеснули белые зубы.— Я еще никогда не видел владетеля
людей, живущих в войлочных юртах. Это правда, что у вас совсем нет
домов из глины и городов?
— Мы кочевники, и нам не нужны дома, которые нельзя перевезти
на телеге.
— Где вы укрываетесь, когда нападает враг?
— От врагов мы не укрываемся, а встречаем лицом к лицу.
— О, вы храбрые люди! Что вас привело з наше государство?
1

74

Ллд.чн (ялда) — маховая сажень.

Ань-цюань, конечно, все знал, но ему, кажется, очень хотелось по­
слушать, как будет об этом рассказывать гордый хаи. Он что-то сказал
своим приближенным, и те дружно засмеялись. А Ван-хан подумал, что
слишком большая власть делает человека бесчувственным. Хмурясь, ко­
ротко, скупо рассказал о своих бедах.
— Выходит, все твое ханство при тебе?—Ань-цюань показал на
яойонов, сочувственно покачал головой. — Я бы даже усомнился, что
ты хан, но купец, что переводит наш разговор, подтвердил твои слова.
Мне жаль тебя, хан. Однако ты должен понять, что мы не пошлем
своих воинов отвоевывать тебе ханство.
— Так думаешь ты? А что на это скажет император?.
Говорить так ему не следовало. Ленивая поволока исчезла из круг­
лых глаз Ань-цюаня, его усмешка стала недоброй.
— Волею императора тут правлю я!
— Разве вам невыгодно иметь друзей в сопредельных землях?
—Что выгодно, что нет, мы знаем сами. И не будем говорить об
этом! Я могу принять тебя и твоих людей на службу. Ты получишь зва­
ние туаньляньши — начальствующего отрядом. Станешь обладателем...
Что у нас дают туаньляньши?
Один из чиновников с готовностью перечислил:
—• Одну лошадь и пять верблюдов. Обоюдоострый меч, лук я пять­
сот стрел к нему. Знамя и барабан. Железный крюк для подъема на
крепостные стены и веревки к нему. Заступ и топор. Шатер и шерстя­
ной плащ. Все.
— Не так уж мало для того, кто ничего не имеет. А? Твоим людям
и твоему сыну я дам звание чуть меньше — цыши. Что получает цыши?
—- Одного верблюда. Лук и триста стрел. Одну легкую палатку.
— Тоже немало...
Ань-цюаиь забавлялся. У Фу Вэя было несчастное лицо. Ван-хан
страшился повернуться и посмотреть в глаза своим нойонам. Великий
боже, за что же унижение?
Ань-цюань не унимался.
— Вы храбрые люди и не всегда будете терпеть поражение. По­
беждая врагов, вы обогатите себя. Что у нас получают победители это­
го ранга?
Чиновник снова начал перечислять:
— Чашу золотую стоимостью в тридцать лян серебра. Одежду от
шапки до сапог. Пояс с семью украшениями на пять лян серебра. Чаю
пятьдесят мер. Шелку пятьдесят штук. И повышение в звании на один
^анг.
— Видите, мы щедро награждаем победителей. Но и сурово нака­
зываем провинившихся. Перечислите наказания.
— За утерю знамени и барабана — битье палками. За отступление
без повеления — клеймение лица. За допущение гибели старшего вое­
начальника — смертная казнь.
— Разве это несправедливо? Везде и всюду, хан,— Ань-цюань на­
зидательно поднял палец,— победителю слава и награда, терпящему
поражение — позор и наказание. Или у вас иначе?
Вечером в доме Фу Вэя собрались купцы. Говорили не столько с
Ван-ханом, сколько между собой. Но из того малого, что было сказано
ему, понял: купцы считают, что он навлек на них еще одну беду и жеают, чтобы поскорее оставил их. Он не стал спорить — что выспоришь!
тром заседлали коней. Сердобольный Фу Вэй набил седельные сумы
«дой.
В последний раз оглянулся на неприветливый Хэйшуй. Лучи солнца
высекали огонь из золоченых верхушек субурганов, надменно выси­
лись стены крепости, и длинная, густая тень ложилась на долины'предчестья. Когда живешь за такими стенами — что тебе хан без ханства!

}

75

Снова звенела под копытами каменистая пустыня и горячий воздух,
иссушал тело. По дороге украли из табуна по две заводных лошади.
Земли тангутов пересекли вдвое быстрее. А что дальше? Что? Возвра­
щаться в свои кочевья нельзя. Куда же направиться? В стороне заката
лежат владения кара-кнданьского гурхана Чжулуху. Там тоже много
христиан.
Основал государство кара-кнданей родственник последнего импера­
тора династии Ляо Елюй Даши. Когда чжучржэни разгромили «желез­
ную» империю, молодой Елюй Даши, ученый, знаток древней китайской
поэзии, храбрый воин, увел на запад сорок тысяч воинов, обосновался
в Джунгарии, подчинил себе раздробленные племена, покорил крепости
Кашгар и Хотан. Мусульмане встревожились. Мухмуд-хан, правитель
Самарканда, собрал большое войско. Но счастье сопутствовало не ему,
а Елюй Даши. Под Ходжентом Махмуд-хан был разбит наголову.
После этого мусульманские владетели много раз пытались вытес­
нить пришельца, но ничего не добились. Им пришлось смириться с
властью гурхана и уплачивать ему дань.
Гурхап Чжулуху был внуком прославленного Елюй Даши. Ван-хан
понимал: он для такого великого владетеля — ничтожество. Но Ванхан знал, что кара-кидане не могут ужиться в мире и дружбе с найманами. Может быть, ради того, чтобы досадить своим старым против­
никам, гурхан Чжулуху окажет ему помощь и поддержку?
На пригорке, обдуваемом ветром, стояли шатры. Полоскались шел­
ковые полотнища знамен.. Охотничья ставка гурхана Чжулуху была
похожа на воинский стан. Маленький человек с округлым добродуш­
ным лицом передал сокольничьему кречета, скатился с лошади, поло­
жил мягкую руку на плечо Ван-хана.
— Ты доволен охотой?
— Да, мне было интересно,— Ван-хан вздохнул.
Уж много дней он мотался по степям следом за Чжулуху. Днем
охотились с кречетами на птицу, вечером пили вино и услаждали слух
музыкой. Однако стоило Ван-хану заикнуться о деле, Чжулуху махал
короткими руками.
— Потом, потом... — Смеялся: — От дел я бегу из дворца. А дела
бегут за мной. Пощади меня, хан!
Чжулуху любил вино, музыку и охоту. Все остальное отметал От
себя. Но Ван-хан не мог бесконечно предаваться вместе с ним удоволь
ствиям — до того ли?
— Выслушай меня, великий гурхан...
— Потом...
— Я не могу больше ждать
— А что тебе нужно?
— Разбить найманов.
— Так бы сразу и сказал. Найманы нам надоели. Беспокойные лю
ди. Танигу, Махмуд-Бай, мы должны помочь этому хорошему человекv
Надо поколотить Инанча-хана.
— Государь, мы в прошлом году условились с ними о мипе. — Чер
нобородый Махмуд-Бай склонил перед гурханом голову в чалме, при
дожил к груди руки.
— Какая досада! — всплеснул руками гурхан. — И ничего нель <.-,i
сделать?
— Нет. государь,— сказал Танигу, недобро глянул на Ван-хана yi
кими глазами. — У нас хватает врагов и на западе. Мы сами просили
мира с найманами.
— Ну, раз нельзя... Видишь, хан, я ничего не могу сделать! — Tvp
хан Чжулуху был огорчен. — Но не горюй. Потом, может быть, что ]•••
и получится. Хочешь, я подарю тебе своего кречета? Лучшего креме iи
7(i

«ет Б моем государстве. Ну, не хмурься, хан. Идемте в шатер, вино ото­
греет твою душу.
Часто перебирая короткими ногами, Чжулуху покатился в шатер.
Перелесками, глухими тро­
пами, пробитыми зверьем, про­
бирался Чиледу на север, в земли своих соплеменников хори-туматов.
Недавно сын Оэлун вспомнил о нем, пригласил в свою юрту. Он был
«дин. Озабоченно хмуря короткие брови, спросил:
— Это верно, что хори-туматами правит твой родственник?
— Раньше — да, а кто там сейчас, я не знаю.
— А хочешь узнать? — Тэмуджин испытующе посмотрел в глаза.—
Хочешь побывать у них?
Чиледу вспомнил, как много лет назад они с Тайр-Усуном ездили
ж хори-туматам, просили воинов у Бэрхэ-сэчэна. Воинов тогда старик
«е дал... Бэрхэ-сэчэна давно нет в живых. Его место занял ДайдухулСохор., Жив ли он?
— Я хотел бы побывать там.
— А возвратишься? Не останешься?
— Если нужно вернуться, я вернусь.
— На тебя возлагаю трудное дело... Пусть хори-туматы потрево­
ж а т тайчиутов. Сейчас, когда Ван-хан пал, тайчиуты посматривают в
нашу сторону и ждут случая, когда удобнее ударить. Если же хори-ту­
маты стукнут их по затылку, им будет не до нас.
— Они не пойдут на это, хан Тэмуджин.
— Откуда ты знаешь?
— Они не любят встревать в чужие драки, хан Тэмуджин.
— Сделай так, чтобы эта драка стала их дракой. Сможешь?
— В моем возрасте, хан Тэмуджин, люди стараются создавать, а
не рушить покой.
Тэмуджин недовольно хмыкнул. С короткой рыжей бородой, не
закрывающей тяжелого подбородка, светлоглазый, Тэмуджин был мало
похож на свою мать, все в его лице — нос, уши, короткие брови было
другое, в то же время, особенно когда улыбался, что-то неуловимое бы­
ло и от нее, когда же сердился и во взгляде возникала угрюмость, он
становился чужим для Чиледу.
— Ты не так уж и стар, чтобы говорить о возрасте.
— Не стар... Но ты мог бы быть моим сыном. — Он вложил в эти
слова свой, одному ему понятный смысл и горько усмехнулся: слаб
человек, тешит себя тем, что могло быть.
— Тем более ты должен понимать, что наш покой недолог. Мы не
можем допустить, чтобы на нас обрушился подготовленный удар. Тайчиутам не надо давать спокойно спать. Но и это не все. Твои хори-ту­
маты все время пригревают меркитов. Чуть что, Тохто-беки бежит в
Баргуджин-Токум. Если ты поссоришь хори-туматов с тайчиутами и
меркитами, окажешь моему улусу великую услугу. Сколько воинов
возьмешь с собой?
Чиледу понял, что это не просьба, а повеление. На душе стало
Тоскливо.
— Не нужны мне воины. Я поеду один.
— Одному удобнее остаться там?
Подозрительность Тэмуджина показалась обидной.
— Здесь мой сын Олбор. Он — твой заложник.
— Зачем же так! — Тэмуджин поморщился. — Заложников берут
у врагов, а разве ты мне враг?
Чиледу не торопил коня. Не по душе ему было то, с чем ехал. Сын
Оэлун как будто и верно судит. А все же...
Лето было на исходе. Днем солнце хорошо пригревало, но не жгло.
77

Легкая желтизна охватила березняки и осинники, листва стала шумной.
Чуть потянет ветерок — плывет шорох по лесу. На солнечных косогорах,
сплошь застланных мягкой хвоей, желтели маслята. В лесу Чиледу чув­
ствовал себя в безопасности, но тропа, петляющая в чаще, в зарослях
ольховника и багульника, была трудна и неудобна для коня, привык­
шего к просторам степи. Чиледу все чаще выезжал в открытые долины,
скакал, зорко вглядываясь в даль. Курени и айлы объезжал стороной.
Иногда, укрывшись на возвышенности, подолгу смотрел па чужую
жизнь. Паслись стада, у огней хлопотали женщины, сновали ребятишки,
скакали всадники, ползли повозки. Тайчиуты. Враги. Временами очень
хотелось спуститься к уединенному айлу, поговорить с людьми, выпить
чашку свежего кумыса. Это желание его удивляло. Всю жизнь он за­
щищался или нападал, никогда не въезжал во владения других племен
просто так, как гость.
Но неожиданно ему пришлось искать помощи у людей, которых о»
так старательно сторонился. Однажды ехал по узкой пади. По ее ка­
менистому дну бежал прозрачный ручей. На мшистых берегах росли
густые кусты смородины. Ветви гнулись под тяжестью крупных ягод.
Конь, осторожно ступавший по едва заметной тропе, вдруг вскинул го­
лову, запрядал ушами. Затрещали кусты смородины, из них бурой
копной вывалился медведь, рявкнул и бросился в сторону. Конь с хра­
пом рванулся в чащу. Чиледу еле усидел в седле, натянул поводья.
Конь побежал, резко припадая на левую переднюю ногу.
Обеспокоенный Чиледу слез. Конь все еще испуганно храпел, косил
диким глазом на кусты. Нога была поднята, с нее бежала кровь. Ост­
рым сучком нога под коленом была развалена до кости. Чиледу отрезал
полу халата, перевязал рану и повел коня в поводу.
Он горько пожалел, что отправился в путь без заводной лошади.
Пешком до хори-туматов добраться трудно. Если его кто-то заметит,
он пропал. На его беду лес вскоре кончился. Дальше лежали голые
серые сопки. Конь хромал все сильнее, часто останавливался, поднимал
ногу и тихо, будто жалуясь, ржал.
На краю леса Чиледу дождался ночи. В сумерках отправился в до­
рогу. Шел в темноте по косогорам, мелкие камешки осыпались под гутулами, катились вниз. Впереди мелькнул огонь. Он неудержимо при­
влекал к себе Чиледу. Вдруг это одинокая юрта? Может быть, возле
нее пасутся кони...!
Огонь горел между двумя небольшими юртами. Возле него сидели
женщина и четверо ребятишек. Рядом с ними лежал остроухий пес. Это
плохо, что есть пес. Шум подымет. Если лошади пасутся не стреножен­
ными, пешему не поймать... И пешему не уйти. А где же мужчины? Мо­
жет быть, нет мужчин...
Женщина сняла котел с огня. Кого-то позвала. Из юрты вышел по­
жилой человек и подросток. Все сели ужинать. Больше, значит, никого
нет. А что ему могут сделать пожилой человек и подросток? Чиледу на­
правился к юртам. Собака учуяла его, злобно лая, побежала навстречу.
Мужчина вскочил на ноги.— Не бойтесь! — сказал Чиледу. — Я один.
Мужчина отогнал собаку. Он ни о чем не спрашивал. Подросток
расседлал коня. Мужчина достал из котла кусок жирного тарбаганьего
мяса, пригласил ужинать. Чиледу не знал, что это за местность и чьи
это люди, и не мог придумать, как лучше объяснить свое появление
здесь. Подсказал сам хозяин.
— Наверное, на охоте был?
— Да-да, на охоте. Конь у меня обезножил. Распорол ногу.
— Сильно?
— Очень. ,
— Давай посмотрим.
78

Он подвел коня к огню, развязал ногу. Хозяин юрты зажег светиль­
ник, пошел в степь, нарвал листьев, приложил их к ране и снова туго
затянул повязку.
— Рана не опасная. Но ездить на нем долго не будешь.
— Как же мне добраться до дому?
— А далеко ли твой дом?
— Далеко.— Чиледу неопределенно махнул рукой.
— Поживи у нас.
— Ну нет!
Хозяин почесал затылок.
— Я логу обменять тебе коня. Он у меня не очень резвый, но здо­
ровый и выносливый.
Такая готовность помочь показалась Чиледу подозрительной. Он не
пошел с.пать в юрту, улегся у огня, положил под руки сайдак и обна­
женный меч. Долго прислушивался к разговору в юрте, где ночевали
хозяин и жена. Ночь прошло спокойно. Утром хозяин привел серого
мерина.
— Седлай.
— Спасибо тебе, добрый человек!.. Ты пасешь свое стадо?
— Свои у меня ребятишки да этот конь. Остальное принадлежит
нойону. Ты в какую сторону едешь? В эту? Там будет курень. Как пере­
валишь вон ту двугорбую сопку, так сразу за ней...
Чиледу показалось: хозяин догадывается, что ему совсем не нужен
их курень. Решил проверить.
— А если я не ваш, чужой?
—- Я вижу, что не наш.
— Как узнал?
— По говору. В наших краях говорят чуть иначе.
Чиледу долго думал над этим удивительным случаем. Но в конце
концов решил, что ничего удивительного и нет. Люди же... Это зверье
шарахается друг от друга... А что бы подумал этот хозяин, если бы уз­
нал, что он едет к хори-туматам, чтобы направить'их на эти земли, на
эти юрты?
Дайдухул-Сохора" он нашел живым и здоровым. Сын мудрого Бэр­
хэ-сэчэна, когда-то топкий и гибкий, как тальниковый прутик, стал
крепким сильным воином. Лицо огрубело, переносье рассекли две стро­
гие морщинки, только взгляд остался прежним, внимательно-пытливым,
с затаенной усмешкой в глубине зрачков. Он нисколько не удивился,
увидев Чиледу.
— Я знал, что когда-нибудь ты вернешься на землю предков.
— А я, Дайдухул-Сохор, снова лишь в гости...
— Где ты теперь живешь?
— Откуда знаешь, что не у меркитов?
— Тайр-Усун сказал мне, что от меркитов бежал.
— Хотел бы я, чтобы этот пучеглазый бежал так же!
В юрту вошла женщина. Чиледу уставился на нее. До чего же. здо­
ровенная! На могучих грудях халат того и гляди лопнет.
— Моя малютка Ботохой,— со смехом сказал Дайдухул-Сохор.—
Не могу понять, почему ее люди прозвали Толстая.
Женщина улыбнулась. Ее румяное круглое лицо со смелым разле­
том бровей над узкими глазами показалось привлекательным.
— Мой муж не устает подшучивать надо мной,— сказала она. — А
почему? Да все потому, что из лука я стреляю лучше любого мужчины.
Чтобы не звать меня Ботохой-мэргэн, он прицепил к имени — Толстая.
То кой у меня муж!
Ботохой-Толстая говорила и двигалась быстро, живо, в ней была
•нутренняя стремительность, редкая для полных женщин.
— Так где ты живешь? - - снова спросил Дайдухул-Сохор.
79

— Я служу хану Тэмуджину.
— Вон куда тебя занесло! — удивился Дайдухул-Сохор. — Чего хо­
рошего нашел, у хана?
— Хорошего? Его люди взяли меня в плен. Могли зарезать — со­
хранили жизнь. Могли сделать рабом — под моим началом сотня воинов.
— Ты был сотником и у меркитов.
—Был. И служил Тайр-Усуну верно. А что они сделали со мной?
Живьем хотели скормить блошм. Я ненавижу меркитов!
Это было правдой — он ненавидел Тайр-Усуна и Тохто-беки. Но не
за то, что они держали его в собачьей яме. Если бы они не будоражили
степь, не сеяли в ней зло, Кто бы тронул его, когда вез Оэлун?
— Чиледу, ты помнишь разговор с моим отцом? — спросил Дайду­
хул-Сохор. — Давно это было. Тогда ты, кажется, говорил о ненависти
к тайчиутам...
Чиледу напряг память. Увидел юрту, молодого Дайдухул-Сохора,
поджаривающего на углях кусочки печени, Бэрхэ-сэчена с худым, бо­
лезненным лицом, услышал его глуховатый голос...
—• Я все помню. Твой отец говорил мне: ненависть не самый лучший
спутник человека... Соль-гуджир, выступающая в низинах, делает зем­
лю бесплодной, ненависть — степь безлюдной. Это я хорошо понял,
Дайдухул-Сохор. Трудна была наука, но я понял... Но можно ли любить
людей, вечно сеющих зло?
Ты служишь хану Тэмуджину потому, что он хочет добра людям?
Чиледу хотел ответить утвердительно, но, вспомнив, зачем приехал,
осекся, замолчал. Ботохой-Толстая уловила его душевное смятение,
перевела разговор на другое.
— Ты любишь охоту?
— Раньше я был[ хорошим охотником.
— Мы с мужем каждый год в эту пору ездим добывать изюбров.
Поедешь с нами?
•— Конечно, поедет,— сказал Дайдухул-Сохор.
Чиледу думал, что это будет облавная охота. Но в лес они выеха­
ли втроем. К седлу Дайдухул-Сохора была приторочена труба, скру­
ченная из полосы бересты.
Долго петляли по глухим распадкам, заросшим пышным мхом и
б а гулом. Густое сплетение гибких веточек багула и мха было похоже
на толстый, слабо укатанный войлок, прогибающийся под копытами
коней. Остановились у ключика с ледяной водой, расседлали лошадей,
отпустили пастись. Дайдухул-Сохор разложил небольшой огонь, принес
жертву духам леса и гор, потом затоптал головни, и они пошли пешком.
Перевалив через гору, на другом ее склоне в густом мелком сосняке
остановились. За сосняком была широкая плешина, покрытая редкой,
низкой кустарниковой порослью и зелеными пятнами брусничника.
— Здесь будем ждать вечера.— Дайдухул-Сохор сбросил с себя
сайдак, трубу, привалился спиной к сосне. — Ночь будет тихая, ясная.
Хорошо...
Ботохой-Толстая легла животом на землю, принялась собирать спе­
лые, темно-красные ягоды брусники. Набрала горсть, протянула мужу.
— Ешь. — Перевернулась на спину — груди, как горы. — Не ус­
нуть ли до вечера?
Солнце уже закатывалось. Густела, наливалась темнотой зелень
леса под горой. Оттуда потянуло ощутимым холодком. Лес молчал. Но
в его глубинах, чувствовалось, таится жизнь.
— Дайдухул-Сохор, ты эти годы ни с кем не воевал?
— Воевал. — Он взял в рот несколько ягод, скосил глаза на же­
ну. — Вот с ней. Вся сила на нее уходит.
— Я всерьез спрашиваю.
ко

1

— Стычек с охотниками до чужого добра было немало. Но войн,
какие вы ведете, - нам удавалось избегать...
Темень поднималась все выше. Освещенными оставались только
вершины гор. В том месте, где скрылось солнце, небо было сначала зо­
лотисто-розовым, краски медленно гыгорали, розовый цвет густел,
вскоре он превратился в малиновый, а потом и в красный. ДайдухулСохор обломил ветки, мешающие обзору, тенькнул тетивой лука, про­
буя, туго ли она натянута.
Из-за гор выползала луна. Белый свет залил тихие леса, высветлил
плешину перед! ними.
— Пора! — едва слышно сказал Дайдухул-Сохор, поднес трубу к
губам.
•
Из широкого раструба вырвался рев, похожий на мычание вола,
но много резче. Звук взломал тишину, покатился над лесом, медленно
замирая. Выждав, когда звук умрет, Дайдухул-Сохор протрубил еще
раз. После этого он и Ботохой-Толстая взяли луки. Чиледу тоже поло­
жил стрелу на тетиву, прижал ее пальцами.
Лунный свет струился над вершинами деревьев. Вновь было тихо.
От напряжения заныли пальцы, сжимающие стрелу. Ответный рев
изюбра заставил Чиледу вздрогнуть. Густое утробное мычание возник­
ло где-то в глубине леса, подрагивая, поднялось выше, раскатилось над
деревьями.
Изюбр возник на плешине бесшумным видением. Остановился, на­
клонив голову с белыми, поблескивающими рогами, серый лоснящийся
бок, казалось, был покрыт изморозью. Чиледу начал натягивать лук.
Его остановил Дайдухул-Сохор. Кивком головы он показал в сторону.
Чиледу повернул голову. Справа в черноте сосняка похрустывали су­
чья. Оттуда рысью выскочил второй изюбр, круто оборвал бег. Мгно­
вение животные стояли неподвижно, потом разом, как по сигналу,
ринулись друг на друга. С костяным треском сомкнулись рога, защел­
кали копыта, взрывая землю.
В этой битве было столько яростной запальчивости, бешеной не­
устрашимости, что Чиледу стало не по себе. Животные то расходились,
то кидались в битву вновь. Из ноздрей вместе с горячим паром выры­
вался надсадный крик, он становился все более громким и тяжким. Оба
изнемогали в драке. Но больше уже не расходились, толкали друг дру­
га, сминая кустики. На короткое время замирали. И все начиналось
сначала.
— Все! — неожиданно громко сказал Дайдухул-Сохор.— Они на­
мертво сцепились рогами.
— А разве так бывает? — спросил Чиледу.
— Бывает. Правда, редко... Не люблю я, когда так получается.
Пойду прикончу. А вы разводите огонь.
...От яркого огня исходило тепло. Голова Дайдухул-Сохора лежала
на мягких коленях жены. Он смотрел на летящие в черное небо искры,
на ветку сосны, покачиваемую жаром огня.
— Разве у нас плохо, Чиледу?
— У вас хорошо.
— Оставайся.
—? Я бы и остался... Но...
— А-а, ты служишь Тэмуджину и у тебя дела! — в голосе Дайду­
хул-Сохора прозвучала насмешка.
— Не только дела. Ну, и дела тоже... Знаешь, зачем я приехал?
— Наверное, что-нибудь просить. Нас, лесные племена, считают
бедными. Но мы ни у кого ничего не просим. Чаще просят у нас.
— Ты не угадал, Дайдухул-Сохор. Я должен поссорить тебя с тайчиутами и меркитами.
.— Вон что! И как ты это сделаешь?
6. «Байкал» № 3

81

— Не знаю.
— Не ломай себе голову. Не получится. Мой отец завещал мне
лучше, чем стада, оберегать мир. Это я и делаю. Тайр-Усун и Тохто-беки,
которых ты так ненавидишь, много раз пытались втянуть меня в драку.
Не получилось. — Он сел, кривым сучком поправил головни. — У нас
есть леса, полные дичи, долины для выпаса скота. Нам нечего искать &
чужих нутугах. И мне непонятно, чего ищут степные народы?
— Они тоже хотят мира и покоя.
— И твой хан Тэмуджин?
— И он... — неуверенно подтвердил Чиледу.
— Он хочет сидеть в лесочке, как мы сейчас сидим, и выжидать,
когда враги сплетутся рогами. Я тебе уже говорил: не люблю, когда
так получается. Но еще меньше мне хочется быть одним из этих изюб­
ров. Понимаешь?
— Чего тут не понять!
Над огнем взлетели искры и исчезли в черном небе без следа.
ч

*

Тянулись тревожные дни
и ночи. Тэмуджин ждал найманов, ждал удара со стороны меркитов, тайчиутов, татар. Временами
сам себе казался заоблавленным зверем: угроза спереди и сзади, слева
и справа. Уйти — некуда. Остается сидеть и, натопырив уши, вертеть
во все стороны головой, чтобы вовремя увернуться от смертоносной стре­
лы. Под видом шаманов, слабоумных бродяг разослал во все кочевья
ловких людей — его глаза и уши. Вооружал, обучал, снаряжал воинов
А тут еще люди Алтан-хана китайского. Он-то думал, что о нем
давно забыли. Но его помнили. Привезли жалование джаутхури — рас­
шитые халаты, шелковые ткани, чашу из серебра. Обрадовался было:
невелика прибыль, а все же прибыль. Но взамен люди Алтан-хана по­
требовали коней. Не попросили, а нагло потребовали. Как же, джаут­
хури— слуга сына неба! Но что было делать? Дал коней, во весь рот
улыбался посланцам, заверял их, что счастлив отдать великому хуанди
не только несколько сотен коней, но и все, что у него есть. Посланцы
тоже улыбались и жмурили глаза — своими руками выдавил бы эти
глаза!
Больше всего он боялся нападения найманов и властолюбивого
брата Ван-хана — Эрхе-Хара. Но время шло, и найманы не поворачива­
ли коней к его кочевьям. А вскоре и вовсе ушли из кэрэитских владений.
«Глаза и уши» донесли: старый Инанча-хан на охоте упал с лоша­
ди, сильно расшибся. Лежит чуть ли не при смерти. А два его сына,
Буюрук и Таян, сидят у постели и ждут, кому хан вручит власть над
улусом.
Эрхе-Хара без поддержки найманов притих — не тронь меня, и г,
тебя не трону. Неповоротливый Таргутай-Кирилтух почесывал бабью
грудь, медлил, опасаясь, что в случае неудачи опять побегут его нукеры
и нойоны. Татары, те дерзки и отважны, уж они бы не упустили случая
но побаивались повернуться спиной к Алтан-хану — охоч до ударов ь
затылок великий хуанди.
Оставались задиристые меркиты. Они было выступили, но, узнав, что
найманы возвратились, отложили поход, решили, видимо, лучше под­
готовиться. Самое бы время хори-туматам пошевелить Тохто-беки. Не
Чиледу не оправдал надежд Тэмуджина. Прожил у своих соплеменни­
ков осень и зиму, возвратился по весеннему теплу ни с чем. Мало того
что не исполнил его повеления, он еще начал рассуждать о том, ка!
нехорошо и недостойно натравливать людей друг на друга.
Услышав это, Тэмуджин даже на месте не усидел.
82

IV

— Учить меня вздумал?!
-— Не учить... Но я много старше тебя, хан Тэмуджин, мои глаза
видели больше. Не становись таким, как все другие нойоны.
— Так, так... Я было подумал, ты не смог выполнить мое повеле­
ние, а ты, смотрю, не захотел. В первом случае ты мог надеяться на
снисхождение, но сейчас... Я извлек тебя из ямы, в яме же издохнешь.
Доберусь и до твоих хори-туматов!..
Очень удивился этому решению сотник Чиледу. Судорога пробе­
жала по худому лицу, мукой налились глаза. Думал: упадет на колени,
запросит пощады, но он пробормотал невнятное и непонятное:
— Ты сын Есугея... Я ошибался. — Сгорбился и, подталкиваемый
нукерами, вышел из юрты.
А потом случилось непостижимое. Чиледу бежал из ямы, прихватив
своего подростка-сына, и скрылся неизвестно куда. Для них кто-то
приготовил коней, оружие, кто-то связал караульного. Его разгневал
не столько; побег; сколько этот неизвестный помощник.
В юрту приволокли караульного. Он трясся от страха и твердил
одно: «Не видел. Не знаю». Вне себя от злости приказал отрубить ему
голову. Но неожиданно вмешалась мать. Она подошла к нему, строго
сказала:
— Не казни парня. Он не виноват. Я знаю настоящего виновника.
— Кто он?
— Это я скажу тебе одному.
Он велел всем выйти из юрты.
— Из ямы Чиледу освободила я.
Не поверил. Усмехнулся, не разжимая губ.
— Ты скрутила руки воину?
— Я просто приказала выпустить... Руки связали уж потом, для
отвода' глаз.
— Почему ты это сделала, мать? Зачем вмешиваешься в мои дела?
— Ты был с ним несправедлив. Тебе тяжело, сын, я знаю. Но не
ожесточай своего сердца. Жестокость всегда оборачивается против то­
го, от кого исходит. Что дашь людям, то от них и получишь.
Взгляд матери был строг и требователен. Давно уже она не гово­
рила) с ним так.
Разговор оставил на его душе смутное беспокойство. Много раз
он ловил себя на том, что меряет свои поступки глазами матери, и это
сердило его. Человек не вольный в своих поступках — раб. А разум ра­
ба сонлив и немощен.
Тэмуджин нутром чуял: затишью больше не быть. Снова над степью
ходят тучи. Они не рассеются, не оросив травы кровавым дождем.
В эту тревожную пору в кочевье Тэмуджина неожиданно пришел
Ван-хан с сыном и четырьмя нойонами. На старого хана и его спутников
страшно было смотреть. Одежда износилась в прах, висела клочьями,
истрепанные гутулы обвязаны ремнями.
— Ты ли это, хан-отец?
На худой морщинистой шее Ван-хана часто билась синяя жилка,
глубоко запавшие глаза заблестели. Но он справился с собой, пригладил
седые всклокоченные волосы.
— Я пришел к тебе обессиленным, имея только то, что на мне.
Скажи сразу, поможешь ли мне, или я должен уйти отсюда ни с чем,
как уходил от других владетелей? — Горечь и ожесточение звучали в
его голосе.
— Излишне об этом спрашивать, хан-отец! Разве не столь же нич­
тожным я представал перед тобой? Ты принял меня и возвысил. Видит
небо, я сделаю то же самое!
Ван-хан успокоенно кивнул головой, презрением глянул на своих
нойонов.
с

6»

8Д

— Иного я не ждал от тебя, сын мой Тэмуджин. И все же... Многое
пришлось пережить и понять за это время. Все мои надежды были рас­
топтаны... Сын Илха-Сангун, запомни этот день. Когда бог призовет ме­
ня и займешь мое место в улусе, не забывай, что сделал для нас хан
Тэмуджин.
— Отец, улус сначала надо отбить у Эрхе-Хара...
— Отобьем, Илха-Сангун, — сказал Тэмуджин. — Но не сразу. Нам
сейчас нельзя идти на Эрхе-хана.
— Почему? — насторожился Ван-хан. — Найманы ушли.
— Но есть еще и меркиты. Едва мы ввяжемся в войну с твоим бра­
том, они будут здесь. Разграбят все мои курени. Я думаю, не нужно
Ждать, когда они придут. Надо ударить на них.
Илха-Сангун заерзал на месте.
— Ты возьмешь нас в поход и дашь под начало отца сотню воинов...
— Тангуты были щедрее, они давали хану три сотни,— пробормо­
тал Арин-тайчжи.
Тэмуджин понял, что они его подозревают в неуважении к Ванхану, в хитроумии. Рассердился.
— Резвость языка не всегда говорит о резвости ума. Я бы в войске
хана-отца стал сражаться даже простым воином. Но я не сделаю ханаотца сотником. В моем улусе ваш Джагамбу со своими людьми. Возь­
ми их, хан-отец, под свою руку. Дальше. Из десяти лошадей одну, из
десяти волов одного, из десяти овец одну — такого хубчирн я налагаю
на свой улус. И все это даю тебе, хан-отец. Ты можешь идти со мной на
меркитов, но можешь и не ходить. Однако все, что будет там добыто,—
твое. Сразу после этого мы возьмемся за Эрхе-Хара.
Хан чуть не прослезился. Но его сын все-таки остался чем-то недо­
волен. Глупый человек!
В степи едва зазеленела трава, отощавшие за зиму кони еще не отъ­
елись, а Тэмуджин уже повел своих воинов в поход. Он рассудил, что в
эту пору Тохто-бекн не ждет нападения. А застать врасплох — значит
победить. Об этом он никогда не забывал.
Его нойоны снова не очень-то обрадовались походу. Но вслух воз­
ражать никто не решался — всем была памятна горькая участь Сачабеки, Тайчу и Бурп-Боко. В этом походе он понял, что люди в воинском
строю — его люди. Любого из них он мог послать на смерть. Только тут,
в седле, он чувствовал себя настоящим ханом, владыкой жизни своих
людей. Вот если бы и в дни мирной жизни было так же...
Все получалось, как он и ожидал. Меркитские курени только что
перебрались на летние кочевья. Люди, измученные зимними холодами,
радовались теплу, свежей зелени, были ленивы и неосмотрительны. Три
первые куреня он захватил без всякого сопротивления. Но дальше дело
пошло труднее. Меркитские воины начали быстро стягиваться в тугой
кулак. За каждый курень приходилось сражаться с возрастающим оже­
сточением.
Идти дальше было опасно. И хотя добыча, попавшая в его руки,
оказалась невеликой и не шла ни в какое сравнение с тем, что захватили
когда-то у татар, он благоразумно повернул назад.
Провожая его, вдали на холмах маячили всадники. Тэмуджин по­
слал к Тохто-беки пленного меркита.
— Передай своему нойону: слышал я, что когда-то мой отец Есу
гей-багатур попортил тебе, Тохто-беки, шею. Я довершу то, что начал
мой отец,— вернусь и сниму твою кривосидящую голову! Жди меня
Меркит уезжал на куцей хромоногой лошадке, колотил ее пятками
в бока, со страхом оглядывался, а вслед несся хохот, свист воинов, смех
нойонов.
ь

1

1

84

Хубчири — единовременное взимание, сбор.

К Тэмуджину подъехал Илха-Сангун, спросил:
— Ты не забыл, что вся добыча принадлежит моему отцу?
— Тебе велел напомнить о добыче отец? — сузил г л а з а Тэмуджин.
— Я, кажется, могу спросить и; сам.
Спросить-то он, конечно, мог. Но эти расспросы раздражали Тэ­
муджина. Илха-Сангун раньше был неплохим человеком, добродушным,
покладистым, но з а время скитаний по чужим владениям сильно изме­
нился, стал беспокойным, недоверчивым, въедливым и все норовил п о д ­
менить собою отца.
— О добыче и о другом я х о т е л бы поговорить с ханом-отцом.
— Он, сейчас среди воинов Джагамбу...
Это надо было понимать так: хочешь поговорить — поезжай. Хотя
ты и хан и победитель, но не отцу искать встречи с тобой. Тэмуджин
опустил руки, начал Пригибать к ладоням пальцы — раз, два, три, че­
тыре...
— Илха-Сангун, я хочу отблагодарить хана-отца перед лицом своих
воинов.1 Позови его сюда.
Сын Ван-хана медлил. Его круглое, щекастое лицо (когда вернулся
из скитаний, был худ и бледен, но быстро набрал тело) стало хмурозадумчивым, должно быть, он решал, правильно ли будет, если отец
поедет на зов Тэмуджина. Смотри, какой!.. Тэмуджин снова начал при­
гибать пальцы, но небо вразумило Илха-Сангуна, он повернул лошадь,
поскакал назад, к воинам Джагамбу. Боорчу и Джэлмэ, слышавшие
весь разговор, всяк по-своему оценили сына Ван-хана.
Гордец! — бросил немногословный Джэлмэ.
— Моя бабушка говорила о таких: мерин, все еще думающий, что
он жеребец! — сказал Боорчу.
Они судили о сыне Ван-хана слишком уж вольно, по-доброму Тэ­
муджину следовало пресечь такие речи, но он промолчал.
Ван-хан подъехал вместе с Илха-Сангуном, Джагамбу и своими
нойонами. Тэмуджин велел остановить войско, построить его в круг.
В середину крута въехал вместе с Ван-ханом.
— Мои верные воины! Я водил вас на злокозненных татар — мы
еокрушили их. Я повел вас на меркитов, и они бежали в страхе. Однако
было время — я держал в руках не разящий меч, а обломок железа для
выкапывания корней. Мое имя и моя жизнь исчезли бы в безызвестно­
сти, но нашелся великодушный человек, который посадил меня на коня,
вложил в пуки оружие, поддержал отеческим словом. Этот человек —
Ван-хан. Воины и нойоны, настал день, когда я могу за добро воздать
добром, возместить хотя бы малую долю того, что получил от хана-отца.
Всю добычу я отдаю Ван-хану.
Воины молчали. И он понял, что воинская добыча принадлежит не
только ему. Всяк должен был получить свою долю — Т Э К О Е О древнее
правило. Он грубо, неосмотрительно нарушил его, и это могло плохо
сказаться на его будущем. Отыскал глазами Боорчу и Джэлмэ. Но со­
ветоваться было некогда. Повернулся к Ван-хану.
— Позволь, хан-отец, без награды не оставить отважных.
— Делай, сын^ как тебе лучше.
Ван-хан, видимо, не хуже, чем он, ч^-вствовпл, что означает молча­
ние воинов,— хороший старик все-таки. Тэмуджин привстал на стреме­
нах, п голос зазвенел с веселой силой,
— Воины и нойоны, хан-отец не принимает всю добычу. Он велико­
душно уступает часть добытого вам. Пусть каждый возьмет то, что
может увезти на своем верховом коне. Вы заслужили большего, и я
буду помнить об этом. Я поведу вас в другие походы, и вы получите
вдвое больше того, что отдали сегодня.
Воинский строй рассыпался, л ю д и устремились к повозкам с захва­
ченным д о б р о м .
85

Все получилось не так уж плохо, и Тэмуджин был доволен.
— Ну, что, хан-отец, сразу двинемся на твоего черного братца
или дадим отдохнуть и людям, и коням?
Мелкие морщинки собрались на рябом лбу Ван-хана. Тэмуджин
догадывался, что у него сейчас на душе. Эрхе-Хара готовится к битве.
Если они его разом не одолеют, война станет затяжной, а это опасно:
очухаются меркиты или соберутся с духом тайчиуты... Придется отсту­
пить, а их отступление укрепит Эрхе-Хара. И сам Тэмуджин немало
думал об этом...
— Нам медлить нечего! — сказал Илха-Сангун, непочтительно опе­
режая отца.— Я не увижу покоя, пока не вышвырнем Эрхе-Хара из
наших кочевий!
— Экий ты торопливый,— с досадой упрекнул его Ван-хан. — Не
подтянув подпруги, кто вдевает ногу в стремя?
— Хан-отец, я, как и твой сын, думаю: на Эрхе-Хара надо идти
сейчас.
•— Почему, сын мой Тэмуджин?
— Мы побили Тохто-беки. Весть об этом сейчас летит по степи.
Страх вселяется в наших врагов. Этот страх — наш лучший воин. Сам
учил меня когда-то, хан-отец...
— Ты слишком высоко ставишь набег на меркитов, Тэмуджин.
— Хаи-отец, все стоит на своем месте. Я знаю людей. Беда, кото­
рая идет, всегда кажется больше той, что прошла. Пошли в свои ко­
чевья людей, пусть они шепотом устрашат нойонов и воинов.
— Ты молод, дерзок, но не безрассуден — пусть же будет потвоему.
От обозов с добычей доносились крики, ругань. Воины метались,
хватая, что подвернется под руку. Один приторочил к седлу двух жи­
вых овец, второй — целую связку железных котлов, третий — молодую
женщину, четвертый — юртовый войлок. Мимо ехал Даритай-отчигин.
Он нагрузил своего коня так, что из-за узлов еле видна была его ма­
ленькая голова.
— Дядя,— окликнул его Тэмуджин,— ты почему так мало взял?
Даритай-отчигин повернул к нему потное озлобленное лицо.
•— Постыдился бы, племянник мой хан Тэмуджин... Уравнял нас с
безродными воинами.
1

у

Рыжий белоногий краса­
вец-конь закусывал удила, кру­
то выгибал шею. Эрхе-Хара левой рукой натягивал поводья, правой,
стиснутой в кулак, потрясал над головой.
— У-у, чесоточные овцы!..
Нойоны стояли у входа в ханскую юрту, безучастно слушали его
ругань. Поодаль толпились пешие нукеры с луками в руках. Неподвиж­
но висели четыре белых туга на высоких древках. И эти четыре туга,
и эта большая юрта, и эти нойоны с нукерами были его. У-у, проклятые
нойоны... Легко и покорно склонились перед ним, когда шел сюда с найманами. А сейчас так же легко готовы склониться перед своим прежним
повелителем Тогорилом-братоубийцей. Истребить надо было всех до
единого! Стоят, как каменные истуканы, уверенные в своей неуязви­
мости. Рука потянулась к сабле, но, глянув на нукеров, он понял, что
не успеет зарубить ни одного из этих трижды предателей. Закидают
стрелами... Отпустил поводья. Конь вынес его из куреня в открытую
степь. За ним скакали человек десять-пятнадцать его товарищей. С ни­
ми он был в изгнании, с ними пришел сюда, с ними уходит.
' Хара — черный.
86

То ли ветер, то ли пыль бьет по глазам. Расплывается родная зем­
л я , затуманиваются вершины сопок. Великий боже, где ты? Где твоя
правда и справедливость? Почему не сгинул, не издох в песках пустынь,
<не утонул в реках, не пал от рук разбойных людей братоубийца-хан?
Страна наймаиов, его вторая родина, встретила Эрхе-Хара уныни­
ем и печалью народа: тяжело болел великий правитель, мудрый человек
Инанча-хап. Что будет со страной, если он умрет? Кто сможет заме­
нить его?
В ханской ставке было тихо. У голубого островерхого шатра в скорб­
ном молчании толпились люди. Эрхе-Хара пропустили в шатер. Инанчахап лежал па толстых шелковых одеялах. Его лицо безобразно распухло,
почернело, глаза заплыли, из круглого рта с хрипом вырывалось дыха­
ние, колебля редкие седые усы. Возле хана с правой стороны -на коле­
нях стояли два его сына, Таян-хан и Буюрук, и юная наложница тантутка Гурбесу, с левой стороны сутулился длиннорукий, уродливо-не­
складный Коксу-Сабрак, о чем-то шептались сын Таян-хана Кучулук,
хмурый подросток, и главноначальствующий над писцами, хранитель
золотой ханской печати молодой уйгур Татунг-а.
Эрхе-Хара встал на колени в ногах хана, приложился губами к
•одеялу. Ему хотелось плакать. Ж а л ь было хана. К нему он был добр...
Ему хотелось плакать и от жалости к себе — кто теперь будет покро­
вителем и заступником? Таян-хан? Старший сын умирающего повели­
теля косит узкие глаза на красавицу-тангутку, незаметно ловит ее руку
с длинными гибкими пальцами, вздыхает, но, кажется, не скорбь вы­
давливает его вздохи. Таян-хан — человек мягкий, не высокомерный,
«о с легким ненадежным нравом. Ему, видимо, давно уже надоело
сидеть у ложа умирающего. Его руки все настойчивее ловят пальцы
тангутки. А Буюрук? Он сердито подергивает плечами и понемногу
придвигается к Гурбесу. Придвинувшись совсем близко, ушипнул тангутку за бедро. Она медленно повернула голову, покрытую накидкой,
гневно сверкнула большими черными глазами. До чего же красива!
Маленький прямой нос, полные, немного вытянутые вперед и слегка
вывернутые губы, грешные тени под глазами... Не зря старый хан воз­
высил ее над всеми своими женами и наложницами.
Костистой рукой Коксу-Сабрак тронул Эрхе-Хара за плечо, знаком
приказал следовать за собой. Они вышли из шатра. Коксу-Сабрак про­
вел его в пустую юрту, сипло спросил:
— Ну, что у тебя?
— Нойоны сдавали курень за куренем. Пришлось бежать.
— Эх ты... — Коксу-Сабрак сел, подпер руками голову.
— А что я? Не надо было уводить воинов.
— Не надо было... — печально согласился Коксу-Сабрак. — Да что
сделаешь... Эх... Подвел нас великий хан.
В юрту вошел Буюрук.
— Эрхе-Хара опять выгнали,— сказал ему Коксу-Сабрак. — И мер­
китов побил Тэмуджин. Этот маленький хан становится опасным.
— Плохо. Все плохо...
Буюрук ходил по юрте, подергивая крутыми плечами, взмахом го­
ловы отбрасывал распущенные волосы, но они тут же наползали на
лицо. Коксу-Сабрак тоже поднялся, заложил руки за горбатую спину,
поворачивал голову вслед Буюруку — узкая, похожая на хвост жере­
бенка, борода елозила по немощной груди.
— Все плохо,— повторил Буюрук. — Отец еще не испустил послед­
него вздоха, а брат уже примеряет ханскую шапку.
— Пропадет государство,— вздохнул Коксу-Сабрак.— Не по его
Г о л о в е ханская шапка. Без стыда липнет к отцовской наложнице у его
смертного ложа. Как может править народом человек, не умеющий уп*авлять собой?
87

— Она, распутная, ему голову заморочила! — крикнул Буюрук, ко­
соротясь. — Властвовать хочет!
У юрты, послышалось Эрхе-Хара, прошумели и стихли легкие ша­
ги. Он встревожился. Неизвестно, чем кончится ссора братьев. Ему
лучше держаться подальше от того и другого...
— Я пойду,— сказал он.
•— Погоди,— остановил его Буюрук. — Может быть, нам позвать
сюда брата и все ему высказать? Неужели он не одумается?
— Я уже говорил с ним. •— Коксу-Сабрак безнадежно махнул ру­
кой. — Не слушает.'
— Надо прикончить змею-тангутку! Велю ее задушить! Тогда не­
кому будет нашептывать...
Полог юрты откинулся. В нее вошли Гурбесу и Кучулук. Остано­
вились у порога. В тени от накидки горящими углями мерцали глаза
Гурбесу. Сын Таян-хана нагнул голову, сжал костяную рукоять ножа.
У Эрхе-Хара вспотели ладони — худы его дела, ох, и худы!
— Ты очень громко говоришь, Буюрук,— усмехнулась Гурбесу. —
Мы все слышали.
— А почему я должен говорить тихо? Я дома, и мне нечего опа­
саться. Бойся ты, тангутское отродье, привезенная в мешке!
— Завидуешь брату? Хочешь убить меня, а потом и до него до­
браться? Кучулук, они собираются извести твоего отца.
*^ Заговорщики! — ломким голосом крикнул Кучулук, его лицо с
мягким пушком на щеках залила краска. — Мой отец прикажет каз­
нить вас!
— Ну змея... — удивился. Буюрук. — Успела отравить и этого.
— Поди-ка сюда, сынок,— позвал Кучулука Коксу-Сабрак. — По­
слушай меня, старого человека.
— Я не желаю слушать шептунов! — Кучулук выскочил из юрты.
За ним неторопливо вышла Гурбесу. Все подавленно молчали. Кок­
су-Сабрак сокрушенно качал головой.
— Что теперь делать? — спросил Буюрук.
— Уносить ноги.
— Таян-хан не посмеет поднять на нас руку.
— Э-э, Буюрук... Ты спроси у Эрхе-Хара, что способен сделать че­
ловек с единокровными братьями, если заподозрит, что они покуша­
ются на его власть и на жизнь любимой им женщины. Собирайтесь,
пока не поздно. Многие нойоны пойдут с нами...
Они скрытно покинули ханский курень. По дороге к ним пристали
нойоны с воинами. Таян-хан послал погоню. Но нукеры Инанча-хана.
чтившие Коксу-Сабрака, тоже присоединились к нему. Тогда Таян-хан
выстуиил сам. Но он опоздал. К этому времени под рукой Буюрука и
Коксу-Сабрака оказалось достаточно воинов, чтобы противостоять
Таян-хану.
Два войска остановились друг перед другом. В небе над ними кру­
жились стервятники. Они хорошо знали, что если в степи собирается
много всадников и они идут друг на друга — быть богатому пиршеству.
Но Таян-хан не решался нападать на младшего брата и прославленного
Коксу-Сабрака. Чего-то выжидал. Буюрук и Коксу-Сабрак вызвали его
на переговоры. Съехались между рядами воинов. Таян-хана сопровож­
дали Кучулук и Гурбесу. Она красовалась в золоченых латах и шлеме
с пышным султаном. Глянув на нее, Буюрук побледнел от ненависти.
— Что же вы делаете, брат мой Буюрук, и ты, Коксу-Сабрак, лю­
бимый воин моего отца? — с обидой и недоумением спросил Таян-хан. —
Чем я вас прогневил? Почему ощетинились оружием, будто перед вра­
гом? Возвращайтесь, и я все вам прощу.
— Мы возвратимся,— сказал Буюрук,— если ты здесь, сейчас сне­
сешь голову этой распутнице.
88

— Что она такого сделала, чтобы сносить ей голову? Ты не в своем
уме, Буюрук!
, „
.
сг.
своем уме... А вот о тебе этого не скажешь! Сластолюби­
вая тангутка оседлала тебя, сделала своим рабом. Ты опозорил наш
род!
— Ты лжешь, Буюрук! Черная зависть лишила тебя разума!
Коксу-Сабрак поднял руку.
— Сыновья великого Инанча-хана! Вы сегодня ни о чем не дого­
воритесь. Но именем вашего отца заклинаю: не решайте спор оружием,
не затевайте братоубийственную войну. Поворачивай, Таян-хан, назад.
Оставь нас,
До венера воины так и стояли друг перед ругом. А ночью Таян-хан
тихо снялся и ушел.
Государство найманское раскололось надвое. Но тогда мало кто
•шал, что этот день станет началом гибели ханства, что людям, так лег­
ко решившим судьбу наследия Инанча-хана, жить осталось не очень
долго.
"YfJ
За годы затишья Джамуха-сэчен свел дружбу с нойо­
нами
многих племен. Его большая юрта всегда была полна
гостей. Состязались в острословии улигершины, звенели хуры...
Это была жизнь, которую он любил, которую отстаивал, и ему
казалось, что в степь вернулись старые времена, воспетые в ска­
заниях, а его айда Тэмуджин со своими властолюбивыми устремлениями
иссохнет сам по себе, как болячка, вскочившая на здоровом, но ослаб­
ленном временной болезнью теле. Будущее сулило Джамухе добро, и
он жил светло и открыто.
И вдруг началось... Найманы прогнали Ван-хана. Тэмуджин разбил
меркитов и прогнал Эрхе-Хара. Умер Инанча-хан и поссорились его
сыновья. Едва дошла до Джамухи эта весть, как за ней новая: Тэмуджин
и Ван-хан пошли на Буюрука. Ринулись, словно коршуны на раненого
детеныша сайги. Если они разобьют Буюрука, Тэмуджин вспомнит о
ущелье Дзеренов и направит коней на его улус.
В юрте умолкли голоса улигершинов и звуки хуров и веселящий
смех женщин. Ппитихли друзья-нойоны. Трезвые и озабоченные, они
судили-рядили о будущем. Только худоумный не мог бы предвидеть, что
будет со всеми ими, если Ван-хан и Тэмуджин обессилят распавшийся
улус найманов — как деревья над травой, как сопки над равниной,
возвысятся ханы над вольными племенами в самом сердце великой сте­
пи. Но, согласные в этом, нойоны, как и в недавние смутные времена,
не желали искать совместного П У Т И спасения. Одни подумывали откоче­
вать к Тохто-беки, другие — к Таян-хану. Лишь немногие робко заик­
нулись, что надо бы, пока Тэмуджин в походе, напасть на его курени,
захвятить людей и скот. Джамуха молчал. В душе он презирал тех,
кто надумал спрятаться за спину Тохто-беки и "Таян-хана. Не хотел
поддепживать и тех, кто желал показать свою доблесть в захвате без­
защитных куреней андьт. Захватить их легко, но удержать за собой...
Возвратятся из похода Ван-хан и Тэмуджин — всем голову снимут. И
возвысятся еще больше. Нет, тут нужно что-то иное.
Но как ни мучил себя Джамуха, ничего придумать не мог. Слиш­
ком давно он не видел ни анду, ни хана-отца, слишком мало знал, что
на уме у того и у другого. И он принял решение, которое нойоны сочли
за шутку.
— Я тоже пойду на Буюрука. Помогу хану-отцу и своему анде.
Ему было опасно появляться в стане Тэмуджина. Но он рассудил,
что анде сейчас выгодно будет не вспоминать старое, кроме того Ван-хан
•ряд ли захочет поддержать прежние распри. Ван-хана всегда огорчала
•та вражда...
то

в

Во всем остальном он полагался на волю неба, на свою умудрен­
ность, на свое умение вдвигать клинья в трещины, разъединяющие
людей.
„
Собрав воинов, Джамуха-сэчен устремился навстречу своей судьбе.
Буюрук со своим войском перевалил через Алтайские горы, дви­
нулся вниз по реке Ургуну. Тэмуджин и Ван-хан преследовали его по
пятам. А за ними шел Джамуха.
З а горами Алтая, покрытыми тенистыми лесами, лежала широкая
равнина. Вся земля была усыпана острым щебнем, кое-где торчали
кустики чахлой травы, и равнина была похожа на грязно-черный вскло­
ченный войлок. Часто попадались овраги, промытые дождевыми пото­
ками. Иногда гладь равнины, утомительно однообразную, чуть ожив­
ляли пологие увалы, в низинах дольше сохранялась влага, и там тор­
чали саксаульные кусты-уродцы, зеленели листья ревеня и перья лука.
Течение реки Ургуну за тысячелетия глубоко врезалось в пустыню,
берега падали крутыми скатами или головокружительными обрывами.
Внизу у воды узкой полоской тянулись заросли смородины, шиповника,
высились серебристые тополя, темнели корявые стволы осокорей, зеле­
нели лужайки. Джамуха, оставив на берегах дозоры, повел воинов возvie воды. Воздух тут был затхлый, застойный, как в наглухо закрытой
юрте. Над всадниками звенели надоедливые оводы, из под копыт, пугая
коней треском крыльев, взлетали куропатки, в кустах перекликались
синицы.
Ниже по течению береговые обрывы отодвинулись от реки, стало
просторнее. Джамуха внимательно всматривался в следы Буюрука,
Ван-хана и Тэмуджина. Сырая земля у воды, трава были истолчены мно­
жеством копыт, изредка попадались черные пятна огнищ, обозначающих
места кочевок. Он не торопил своих воинов. Ему не очень хотелось сое­
диниться с Ван-ханом и Тэмуджином до сражения. Пусть сами добы­
вают себе победу.
Буюрука Ван-хан и Тэмуджин настигли у большого озера. Дозор­
ные донесли, что началось сражение. Джамуха повел воинов к месту
сражения кружным путем, прячась за пологие голые холмы. Вскоре
холмы кончились. Перед ними лежала солончаковая равнина, поросшая
кустами саксаула, они тянулись широкой полосой и вдоль берега озера.
Джамухе было достаточно одного взгляда, чтобы понять: Буюрук тер­
пит поражение. Его воины откатывались, прижимаемые к кромке тро­
стников, к топям. Еще немного, и ни одному найману не уйти живым
Джамуха заставил бить в барабан. Его появление за спи­
ной воинов Ван-хаца и Тэмуджина было полной неожиданностью,
они ослабили напор на Буюрука, начали разворачиваться. Джамуха
засмеялся, повернул коня к всадникам, стоящим в стороне от сражения.
Издали заметил среди всадников Ван-хана и замахал руками.
— Свои!
— Свои, свои! — подхватили вокруг его крик.
— Ты откуда взялся? — с радостным удивлением спросил Ван-хан
— Я летел следом за вами быстрее кречета! — Соскочил с коня,
схватил полу халата Ван-хана, прижал к лицу. — Я думал, не дожива­
ло счастливого дня встречи с тобой, хан-отец! А где анда Тэмуджин *
— Он там,— Ван-хан показал в сторону сражения. — Смотри, Джа
муха, бегут найманы! Бегут! Не все нам от них бегать.
— У меня, хан-отец, усохла печень, пока на твоем месте сидел Эрхо
Хара... А ты на меня за что-то гневаешься. За что, хан-отец? — Джа
муха держался за стремя, снизу вверх смотрел в лицо хану. — Ты иска.:
помощи у Тэмуджина, а не у меня! Или он лучше меня?
— Вы для меня оба равны и дороги, Джамуха. Ты пришел ко мшбез зова, и я рад этому.
ж

90

—• Хаи-отец, я пришел потому, что хочу б.ыть всегда рядом с тобой.
Но я боюсь за свою жизнь,— Джамуха понизил голос. — Если анда Тэ­
муджин вспомнит старые наши раздоры...
— Смотри и вникай: бегут гордые найманы. Бегут, Джамуха! У
нас теперь есть дела поважнее давних раздоров,
— Я тоже так думаю, хан-отец. Но так ли думает мой анда?
Боюсь, что нет.
Подскакали Тэмуджин, Илха-Сангун, Боорчу, Джэлмэ. С коней
хлопьями падала мыльная пена.
i
В глазах анды еще плескалась ярость, охватывающая человека в
сражении. Этот взгляд задержался на лице Джамухи — словно жаром
огня опахнуло щеки, но Джамуха не отвел глаз, только чуть опустил
длинные ресницы.
— А-а, это ты нам все испортил... — сквозь зубы проговорил Тэ­
муджин.
|
— Что я вам испортил? Я спешил на помощь...
— Ты помог бежать Буюруку, Эрхе-Хара и Коксу-Сабраку.
— Они ушли? — Лицо Ван-хана разом поскучнело. — Не ожидал.
!Ну, как же так? Илха-Сангун?
— Я свое дело, отец, сделал как надо. Тэмуджин должен был ох­
ватить Буюрука с левой руки и перекрыть дорогу.
— Я бы и перекрыл, если бы не Джамуха со своими воинами.
— Видишь, хан-отец, во всем оказался виноват я... Анда Тэмуджин,
я пришел искать мира с тобой, зачем же воздевшего руки пинать в
живот?
— Напрасно винишь Джамуху, Тэмуджин. Он ни в чем не виноват.
Помиритесь... — Ван-хан толкнул пяткой коня.
Он был недоволен исходом сражения и не скрывал этого. Сидел в
•седле прямой, строгий. Нойоны торопливо отъезжали в сторону, осво­
бождая путь коню. И только Тэмуджин не тронул свою лошадь, стоял
•поперек дороги, глядел из-поло лба. Ван-хан резко натянул поводья.
— Что, тут и будем стоять?
Тэмуджин молча поднял плеть, поскакал к воинам, за ним — его
нойоны. Джамуха с ненавистью посмотрел на сутуловатую, широкую
евину анды. Ни перед кем не склонит головы. Возгордился, дальше не­
худа!
Джамуха поехал рядом с Ван-ханом.
Хан-отен, я не слышал, чтобы до этого кто-нибудь побивал най| Панов.

— Такого и я не помню.
— Во всей великой степи теперь никто не сравнится с тобой в слаОе и могуществе, хан-отец.
•— Твои слова ласкают мой слух, Джамуха. Но нет ничего обман­
чивее, чем наша слава и н?ше могущество.
— Мудро скачано, хаи-отец! До тех пор, пока жив Эрхе-Хяра, не
|идать покоя твоему улусу. А его упустили... Не с умыслом ли это сде­
лано?
— Какой может быть.умысел? — Ван-хан круто обернулся. — Ты о
«ем говоришь?
— Я просто думаю вслух. Пока Эрхе-Хара жив, тебе придется все
и р е м я ждать нападения найманов. Одному против них не устоять. И
TW, прославленный, могущественный, будешь зависеть от людей менее
«аачгительных, таких, как я или мой анда Тэмуджин. Может быть, я и
нагибаюсь...
— Тэмуджин не мог упустить моих врагов умышленно,— хмуро
сказал хан.
— От Тэмуджина можно жпать всего,— поддержал Джамуху Ил91

ха-Сангун. — Видал, как он заносится? Можно подумать, это он один
разбил Буюрука.
— Перестаньте! — грубо сказал Ван-хан.,— Я вам не верю.
Джамуха и не надеялся, что хан так легко и просто поверит его
вымыслу. Крохотная искра, отскочившая от кремня, падает на трут и
долго тлеет, прежде чем родить пламя. Пусть тихо, незаметно тлеет.
Всему свое время. А к Илха-Сангуну надо держаться поближе. Сын
хана, кажется, не больно-то любит Тэмуджина.
Объединенное войско медленно* небольшими переходами стало
возвращаться назад. Перевалив горы Алтая, на реке Байдарик остано­
вились откормить коней. Здесь получили известие: Коксу-Сабрак, ос­
тавив Буюрука, отправился к Таян-хану, на колеггях вымолил проще­
ние, попросил войско и стремительно движется на них* Стали гото­
виться к сражению.
Втроем объехали окрестные возвышенности. Лето кончилось. Ут­
ром на примерзшую землю упал первый снежок. Днем пригрело, и он
растаял, остались небольшие клочья в тени за камнями и кустами дэрисуна. Копыта коней скользили по сырой земле.
— Ну, что, дети мои, как и где будем встречать Коксу-Сабрака? —
спросил Ван-хан, останавливая коня.
— Я человек маленький,— сказал Джамуха,— где поставите, там
и буду стоять.
— Ты что-то очень уж часто говоришь о том, что маленький. —
Тэмуджин приложил ко лбу ладонь, начал вглядываться в пологие се­
рые сопки, испестренные клочьями снега. — Мала мышь, а убиваег
лошадь, забравшись ей в ноздри... Хан-отец, Коксу-Сабрак пойдет на
нас по той лощине...;
— Ты говоришь так, будто сам Коксу-Сабрак поведал тебе, где он
собирается пойти,— съязвил Джамуха.
— А другой дороги у него нет,— спокойно возразил Тэмуджин, —
Не станет же он прыгать с сопки на сопку, как лягушка с кочки на
кочку. Главные силы он поведет по лощине, а боковое охранение дви­
нется по гряде.
— Так, наверное, и будет,— согласился с ним Ван-хан. — А мы пе­
рекроем лощину. Остановить его тут, я думаю, будет не так уж трудно.
— Остановить, но не разбить, хан-отец. Лощина тесна, в ней нельзя
развернуть все наше войско. Невозможно будет ударить и с боку. Смот­
рите, какие там рытвины и овраги. Всадникам придется двигаться ша­
гом. Лучники их забросают стрелами. Коксу-Сабрак будет сидеть ь
лощине, как я когда-то в ущелье Дзеренов.—Тэмуджин усмехнулся.
Впервые он упомянул ущелье Дзеленов. И смотри-ка, усмехается
Думает, ловко тогда одурачил его, Джамуху. Ну-ну, пусть думает,
пусть считает, что одурачил.
— И что же ты хочешь? — спросил Ван-хан.
— Надо выманить Коксу-Сабрака туда, на равнину. Как это еде
лаем' Мы перекроем лощину частью наших сил, дадим тут сражение,
потом бросимся бежать. Коксу-Сабрак будет нас преследовать. И вот.
едва он выскочит на равнину, на него с правой и с левой руки навл
лятся наши свежие силы.
— Что-то очень уж просто, Тэмуджин. Коксу-Сабрак — стары;,
волк.
— Вот и хорошо, что просто. Замысловатую хитрость порой разга
дать куда легче, чем такую. Но если ты хочешь по-другому, хан-отеп
давай подумаем...
— По-другому... — Ван-хан повертел головой. — У нас нет времени
долго раздумывать. Будь по-твоему. Теперь давай распределимся, кг
где встанет, и займем всяк свое место.
У2

— В лощине, я думаю, надо встать тебе, хан-отец. Там вон встанет
анда Джамуха, а я в Другой стороне.
Ван-хан задумчиво почесал за ухом, нехотя согласился с Тэмуджииом. Вечером в его походном шатре Джамуха спросил у Илха-Сангуна:
— Ты почему не был с нами?
— У| меня другие дела... А что?
Джамуха огляделся — не подслушивает ли кто, понизил голос.
— Вы встали в лощину по подсказке анды. На ваших воинов па­
дет главный удар Коксу-Сабрака. Потом вы будете убегать, выманивая
его на наши копья. Сколько же воинов твоего отца падет под мечами
найманов? — Заметив, что их тихий разговор привлекает внимание ной­
онов, Джамуха громко сказал: — Я больше всего люблю охотиться на
хуланов. Сейчас самое время... — И шепотом: — Ты молчи о том, что
слышал от меня.!
Но молчать, как и рассчитывал Джамуха, Илха-Сангун не стал.
Он о чем-то тихо поговорил с прыщеватым нойоном Арин-тайчжи и
своим дядей Джагамбу, сел рядом с отцом.
В юрту вошел Тэмуджин. Его сопровождал молодой кривоногий
воин в куяке и шлеме из воловьей кожи.
— Нойон дозорной сотни Мухали,— Тэмуджин легонько подтолк­
нул воина в спину. — Говори.
— Завтра найманы будут тут. Они остановились на ночевку неда­
леко от этой лощины.
Погладив нагрудный крест, Ван-хан поднес руку к губам.
—• Помоги нам бог! Много ли найманов ведет Коксу-Сабрак?
— На глаз — не меньше, чем у нас. К утру мы узнаем точное число.
— Как? Посчитаешь? — недоверчиво спросил Илха-Сангун.
—• Мы захватим двух-трех человек и все узнаем.
Мухали сказал это так, будто собирался привести люден из сосед­
ней юрты, а не из вражеского стана. И все-таки никто не воспринял
его слова как пустое бахвальство. Молодой сотник держал себя так,
что не поверить ему было невозможно. И откуда Тэмуджин берет таких
людей? Мухали скорее всего не родовит, и ростом не вышел, и статью
не удался, а вот. приметил же его анда.
— Ну, иди, Мухали,— сказал Тэмуджин. — Я буду ждать твоего
возвращения.
Неторопливо поправив шлем и подтолкнув под пояс полы халата,
Мухали вышел из шатра.
Илха-Сангун что-то начал говорить на ухо отцу. Лицо Ван-хана
потемнело. Тэмуджин направился было к хану, но Джгмуха остановил
его.
— Из какого племени Му хали?
—• Из джалаиров.
-— Его отец был нойоном?
— Нет, он был нукером у Бури-Боко.
Илха-Сангун все еще разговаривал с отцом. Пусть все выскажет.
— Анда Тэмуджин, может быть, ты мне подаришь этого сотника?
— А ты, анда Джамуха, подаришь мне тысячу воинов?
— Шутишь все, анда Тэмуджин...
— Не шучу. Мухали стоит тысячи воинов.
— Я когда-то просил подарить Чаурхан-Субэдэя. Ты мне тоже от­
казал. Или и сын кузнеца стоит тысячи воинов?
-— Стоит, Джамуха...
— Ты ценишь своих нукеров, но не нашу старую дружбу. Ради этой
дружбы я оставил неотомщенной кровь моего брата Тайчара. Ради друт

94

жбы поднял воинов и пришел к вам. А ты со мной и поговорить не хо­
чешь.
— Сломанная кость, анда Джамуха, долго срастается и часто
болит.
— Тэмуджин! — окликнул его Ван-хан. — Надо еще раз подумать
о завтрашнем сражении.
— Но мы все обдумали, хан-отец. — Тэмуджин сел рядом с ха­
ном.— Воины стоят на своих местах.
— Может быть, нам передвинуть...
— Кого? Куда? — Короткие брови Тэмуджина удивленно припод­
нялись.
— Ты закроешь лощину, а я стану на твое место. Или Джамуха...
— Ничего не понимаю, хан-отец! Зачем? Почему?
— Хотя бы потому, что и ты, и Джамуха помоложе меня. Бегство,
даже и обманное, не приличествует моим сединам.
— Об этом надо было думать раньше...
— Ты один за всех думал! — бросил Илха-Сангун.
— А-а, это ты сбиваешь с толку хана-отца...
— Неправда разве, что все решаешь за всех нас? Чужими руками
хочешь побить врага...
— Илха-Сангун... — Тэмуджин помедлил. — Илха-Сангун, ты за­
был, что найманы — ваши враги. Я здесь только для того, чтобы помочь.
— Кому? — въедливо спросил Илха-Сангун.
— Я с тобой не хочу разговаривать! Хан-отец, если ты хочешь раз­
громить Коксу-Сабрака, делай, как мы договорились. Передвигать лю­
дей поздно и нет в этом смысла. Надо, чтобы Коксу-Сабрак увидел
перед собой тебя. Иначе он все поймет.
Ван-хан был в нерешительности.
— Может быть, это и верно. Но с другой стороны... Не знаю, Тэ­
муджин.
— Зато он все знает. Будет стоять в безопасном месте п посматри­
вать... — проворчал Илха-Сангун.
Обозленный Тэмуджин поднялся.
— Вступая в сражение, никто не может заранее предсказать, где
будет безопасное место,— сумрачно сказал он. — Кто ищет безопасности,
тому надо брать в руки не меч, а бич пастуха.
—- Перестаньте спорить! Пусть все останется, как задумали.
Тэмуджин вышел из шатра.
— Много умничает,— сказал Илха-Сангун.
—• Замолчишь ты когда-нибудь или нет? — набросился на негг
- — Всегда впутываешься не в свое дело. Жужжишь на ухо о своих
выдумках.
— Я ничего не выдумываю, отен! Ты же сам слышал, как он ска­
зал, что найманы ему не враги.
Джамуха не упускал ни слова из этой перепалки. Он был доволен все шло как надо.
Сражение началось по замыслу Тэмуджина. Но Ван-хан, терзаемый
сомнениями, не исполнил того, что ему предназначалось. Он не пытал­
ся сдержать Коксу-Сабрака, бросился бежать после короткой схватки
Поспешное бегство навело Коксу-Сабрака на подозрение. Он не К И Н У Л
ся за Ван-ханом, не вышел из лощины, и ловушка, подстроенная Т-.
муджином, оказалась пустой.
Пришлось вести невыгодное наступление на лощину. Сражение
вялое, без особого урона для той и другой стороны, продолжалось це­
лый день. Вечером войска оттянулись на свои места, расположились ил
отдых. Небо было завалено облаками, падали редкие снежинки. Дж.>
муха сидел в своей маленькой походной палатке перед огнем, жевал
сушеное прогорклое мясо, запивая его кипятком из котелка. К нем\
х а н

94

подходили нукеры, спрашивали то об одном, то о другом, но он раздра­
женно махал рукой. Они мешали думать. Кажется, выпал случай, когда
можно расправиться с Тэмуджином, даже не вынимая из ножен меч.
Если он правильно рассудил, все получится хорошо. Должно полу­
читься.
Поужинав, велел позвать сына ахтачи Тобухая, молодого воина
Хунана. Когда тот согнулся в поклоне, спросил, хитро усмехаясь:
— Ты, кажется, хотел жениться?
— Я просил в жены рабыню-татарку. Но ты не дал. — Хунан, хму­
рясь, отвел взгляд: в сторону.
— Не дал? И верно, не дал! Но, может быть, и дам. А пока слушан
и запоминай. Ты — найманский воин. Перебежал сюда...
Хунан смотрел на огонь, кивал головой, но, кажется, не очень-то
вникал в его слова.
— Подыми голову!—приказал Джамуха. — На меня смотри! Ис­
полнишь все, как следует, получишь в жены татарку.
— Правда? — Хунан недоверчиво глянул на него. — Я сделаю вес,
что прикажешь! Но зачем тебе это?
— Меньше будешь знать, дольше проживешь... Запоминай, что я
говорю. Если ты напутаешь и скажешь что-то не так, не увидишь не
только татарки, по и завтрашнего рассвета.
Под охраной двух нукеров он доставил Хунана в шатер Ван-хана.
Хам и его сын молились перед сном. Кроме них в шатре никого не было.
Джамуха сказал, испуганным голосом:
— Нам грозит большая беда, хан-отец! Этот человек прибежал от
Коксу-Сабрака. Ты только послушай, что он говорит!
Пугливо озираясь, Хунан повалился перед ханом па колени.
— Охраняю я шатер Коксу-Сабрака... Вижу воина...
— Ты заметил, какой он из себя? — спросил Джамуха.
— Молодой. Небольшого роста. Ноги кривые...
— Не Мухали его имя? — допытывался Джамуха.
— Имени он не называл. А может быть, я не расслышал. Воин ска­
зал Коксу-Сабраку : «Он с тобой согласен. Завтра, не вступая в сраже­
ние, уведет своих людей. Но за эту услугу найманы должны дать клят­
венное обещание не трогать его улуса».
— А кто этот «он»? — спросил, напрягаясь, Илха-Сангун.
— Не знаю...— пробормотал Хунан.— Я больше ничего не з н а ю .
— Если, это был Мухали... — начал Джамуха.
— А кому же быть другому? — перебил его Илха-Сангун. — Конеч­
но, э ю был он. И послал его Тэмуджин!
— Не может быть! — На шее хана вздулись жилы, он резко накло­
нился вперед, сграбастал Хунана за воротник, с силон рванул, закри­
чал не своим голосом: — Врешь, раб!
— И я думаю — врет,— сказал Джамуха, шагнул к Хупаиу, пнул
в бок. — Признайся хану-отцу — врешь?
— Смилуйтесь, высокие нойоны! Зачем же мне врать? Я думап,
заслужу награду, а вы! меня бьете...
— А может быть, и не врет,— сказал Джамуха.
— Конечно, он говорит правду! — Илха-Сангун вскочил на ноги. —
Я давно подозреваю, что Тэмуджин переведывается с найманами.
— Ты всех во всем подозреваешь! — сердито сказал Ван-хан.
— А кто упустил Эрхе-Хара, Буюрука и этого самого Коксу-Сабра­
ка? Тэмуджин. Кто подставлял наших воинов? Тэмуджин. Кто предуп­
редил Коксу-Сабрака. чтобы он не вылезал из лощины? Тоже, думаю,
^Тэмуджин. Почему же ты, отец, закрываешь глаза?..
— Подожди ты, подожди... — непослушными руками Ван-хан рас­
тирал виски. — Я хочу видеть Тэмуджина. Я обо всем его спрошу.
— Он никогда не признается в таком постыдном поступке!
г

96

— А может быть, позвать? — вмешался в разговор Джамуха. —
Я бы перед лицом хана-отца не смог утаить ничего. Только вот...
Боюсь, если Тэмуджин поймет, что его двоедушие разгадано, ударит на
нас в открытую. С одной стороны он, с другой — Коксу-Сабрак... И мы
погибли.
Ван-хан вскинул руки, поднял страдальческий взгляд вверх.
— Боже великий! Что ты делаешь с людьми?
— Отец, они разобьют нас! Я не хочу больше скитаться по чужим
землям.
— Но что делать, сын?
— Надо уходить,— сказал Джамуха. — Пока никто ни о чем не
догадывается, мы тихо снимемся и уйдем. Утром будем далеко отсюда.
— Да, да... — Хан тяжело поднялся. — Будем уходить... Что же
это делается, великий боже? Кому верить? На кого надеяться? — Он
сморщился будто; от зубной боли.
Джамуха возвратился к себе, ткнул Хунана кулаком в бок.
— Не болит от моего пинка? Ничего, татарка вылечит.
Хунан промолчал.
Воины, сотня по сотне, уходили в темноту ночи. Падал снежок,
заглушая стук копыт и тихие голоса. Джамуха поднял глаза к черному
небу, засмеялся. Из тонких, невидимых другим паутинок он сплел креп­
кую сеть и кинул под ноги анде Тэмуджину — хорошо! Хотел бы он
завтра увидеть лицо анды, когда тот поймет, что остался один на один
с Коксу-Сабраком...
VII

— Разбудите хана'!
— Тише, Мухали, тише,попросил Боорчу.— Тебе приказано не спать ночами для того, чтобы
спали другие.
—• По пустякам я никого не бужу, Боорчу! — В голосе Мухали
прозвучало сердитое нетерпение.
Тэмуджин приподнялся на локте. В тесной походной юрте тлел
аргал, по стенам ползали красные блики света. Перед дверями спали
Джэлмэ и Субэдэй-багатур. Боорчу сидел на постели, зевая, почесывал
босые ноги. У порога, упираясь шлемом в крышу юрты, стоял Мухали.
На воротнике его халата белел снег. Заметив, что Тэмуджин проснулся,
он перешагнул через спящих сыновей кузнеца.
— Хан Тэмуджин, твой анда Джамуха и Ван-хан ушли.
Боорчу замер с открытым в зевоте ртом, из его груди вырвалось
восклицание, как у человека, на которого внезапно плеснули холодную
воду,
— Куда ушли Джамуха и Ван-хан? — спросил Тэмуджин.
— Должно быть, в свои нутуги.
— Как в свои нутуги? Ты что, набрался тарасуна?
— Ушли, хан Тэмуджин. Мы остались одни. Я сам все проверил...
— Несешь какую-то глупость... — Он не верил Мухалн, но руки
сами собой натянули гутулыг, набросили на плечи халат.— Взгреть тебя
надо.
Он вышел из юрты. Холод охватил согретое постелью тело. Плотнее
запахнул халат, вгляделся в ту сторону, где стояли Ван-хан и Джамуха
Там мирно мерцали огни.
— Мухали, ты что, ослеп, не видишь огней?
— Огни-то горят, но у огней никого нет.
И все равно он не верил, не мог поверить, однако холодок тревоги
проник в грудь.
— Коня!
Вскочив в седло, помчался к огням. Конечно, у них никого не бы
ло — пи одной живой души! Струился дымок, взлетали и гасли искры,
96

взблескивали падающие снежинки. Что-то жутковатое было во всем
этом. Услышав стук копыт, он вздрогнул. Из темноты вынырнули Субэдэй-багатур и Мухали.
— Не понимаю,— сказал он, и губы задрожали от обиды, — Чтобы
уйти от волчьей стаи, ей бросают паршивую овцу. Но разве я паршивая
овца?
— Хан Тэмуджин, времени до рассвета осталось немного. Надо
уходить,— сказал Мухали.
— Да, надо уходить... Субэдэй-багатур, поезжай по следу, посмот­
ри, куда они пошли. А ты, Мухали, поднимай людей.
Он шагом вернулся к своему стану. Воины уже разобрали его юрту,
сворачивали войлок. У огня толпились нойоны, тихо, словно опасаясь,
что их услышат найманы, разговаривали.
— Чего ждете? — угрюмо спросил он. — Когда проснется КоксуСабрак? Все — к своим воинам! Джарчи и Хулдар, вы пойдете послед­
ними, и пусть ваши глаза будут на затылке. Сборы — без шума. Джэл­
мэ, проследи. Руби на месте всякого, кто разинет рот.
Он все яснее осознавал грозную опасность, нежданно нависшую
над его войском... Коксу-Сабрак, надо думать, бросится в погоню и рано
или поздно настигнет. Сил у найман достаточно, чтобы свернуть ему
шею. Потом настанет черед и Ван-хана—неужели это непонятно ста­
рому глупцу? И о чем он только думал!
Прискакал Субэдэй-багатур.
— По их следу я доехал до речки. Они направились прямиком в
-кочевья кэрэитов. Мы пойдем за ними?
— За ними ходить нечего,— сказал Боорчу. — Коксу-Сабрак наго­
нит нас, мы будем драться, а они без спеха уйдут дальше. Для того и
бросили нас.
В темноте строились воины, тихо, без обычных разговоров, лишь
сопели кони, да изредка звякали стремена.
— За Ван-ханом не пойдем,— сказал Тэмуджин. — Но мы не зна­
ем, за кем увяжется Коксу-Сабрак...
К ним подъехал шаман Теб-тэнгри.
— Хан Тэмуджин, я могу отправиться к найманам. Попробуем до­
говориться с Коксу-Сабраком.
— Нет,— после короткого раздумья ответил он. — Мы потеряем
время. На рассвете Коксу-Сабрак поймет, в чем дело, к мы окажемся в
его руках. Надо думать о другом — как уйти.
— Хан Тэмуджин, я, кажется, знаю, как можно уйти, не оставив
следов. — Субэдэй-багатур наклонился к нему через луку седла, заго­
ворил тише. — По следу Ван-хана мы дойдем до речки. Но переправ­
ляться не станем, двинемся вниз по течению. Вода скроет следы.
В темноте белела степь, припорошенная снегом, на ней темнела
широкая полоса — след, оставленный войском Ван-хапа и Джамухи.
По нему Тэмуджин привел воинов на берег речки, велел остановиться,
сам спустился к черной лоснящейся воде. Конь нехотя ступил в реку,
под его копытами захрустели донные камешки, всплеснулись, забулька­
ли быстрые струи. Что ж, можно попробовать уйти так.
— Позовите Мухали.
— Мухали! Мухали! — понеслось по рядам воинов.
— Я тут, хаи Тэмуджин! — Его лошадь с ходу бросилась в воду,
•обдав Тэмуджина холодными брызгами.
— Бери десяток воинов и скрытно следи за кайманами. Понял?
Джэлмэ, Су бэдэй-багатур, скажите всем: кто вылезет из воды — будет
утоплен.
Снег пошел гуще, и это радовало Тэмуджина. К утру следы, остав­
ленные на берегу его воинами, станут неотличимы от следов войска
1

г

7. «Байкал» № 3

97

Ван-хана. Коксу-Сабрак ни о чем не догадается. Молодец, Субэдэйбагатур, умно придумал.
Всю реку от берега до берега заполнили воины. Живой поток ка­
тился вместе с водой. Прорываясь меж лошадиных ног, река глухо вор­
чала.
Медленно занимался рассвет. Обозначились берега с редкими кус­
тами тальника, клочьями желтой травы, свисающими к воде. На счастье,
река была без глубоких ям и омутов, на перекатах вода едва скрывала
бабки коней, но от брызг были мокрыми и люди и лошади. По спине
Тэмуджина беспрерывно стучали тяжелые капли, халат промок на­
сквозь. По телу пробегала неудержимая дрожь, ноги тянула судорога.
Рядом ехали Боорчу и Теб-тэнгри. Шаман с головой укрылся овчинным
одеялом, брызги скатывались по длинной шерсти. Шаман, должно
быть, не вымок и не замерз. А Боорчу посинел, сгорбился. Он пробовал
засунуть мокрые руки за пазуху, но скрюченные пальцы цеплялись за
отвороты халата.
— Замерз, друг Боорчу?
— Немножко. Снаружи. А внутри жарко. От благодарности Ванхану.
Заворочался в седле Шаман, выглянул из-под одеяла, как филин
из дупла, мрачно предрек:
— Еще и не то будет. Нашли на кого надеяться!
Прискакал первый вестник от Мухали. Он донес: Коксу-Сабрак пе­
реправился через реку и устремился за Ван-ханом. Тэмуджин направил
коня на берег. Мокрые продрогшие воины, выскакивая из воды, спеши­
вались, собирали тальниковые палки и разводили огни. Для Тэмуджина
поставили юрту, нашли сухое одеяло. Он сбросил с себя мокрую одежду,
завернулся в одеяло и, пригревшись, крепко заснул. И опять, как ночью,
его разбудил Мухали.
— Найманы догнали Ван-хана и Джамуху.
— Уже?!
— Надеясь на нас, они не торопились. Хан и Джамуха разбиты.
Коксу-Сабрак полонил много воинов и продолжает преследование. Он
вошел в кочевья кэрэитов и ограбил два куреня.
Тэмуджин оделся в заботливо высушенную нукерами одежду, вы­
шел из юрты. И очень удивился — солнце село, на проясневшем небе
зажглись первые звезды. Долго же он спал... По всему берегу горели
огни, возле них отдыхали воины. У огня возле его юрты спали Джэлмэ,
Боорчу и шаман. Он растолкал их, велел Джэлмэ собрать всех нойонов.
Известие о поражении Ван-хана все встретили с радостью.
•— Так ему и надо! — с мстительной злобой сказал Алтан.
— Давно сказано: не бросай камень вверх — упадет на твою голо­
ву! — изрек Даритай-отчигин.
Он подумал, что эти двое да Хучар были бы еще более довольны,
окажись он на месте Ван-хана. Хану кэрэитов они не прощают не пре­
дательства, а то, что с его помощью он, Тэмуджин, возвысился над все­
ми ними. До него доходили слухи, что и раньше, когда Ван-хана прогнал
Эрхе-Хара, дорогие родичи распускали слухи, что хана кэрэитов пока­
рало небо за пролитие родственной крови. Не трудно было догадаться,
что, целясь в Ван-хана, они били по нему.
•— Я вас собрал не злорадствовать! — сказал он. — Надо подумать,
как помочь Ван-хану.
— Помочь? — изумился Даритай-отчигин. — Он чуть было не во­
влек нас в беду... 1
Тэмуджин не дал ему договорить, спросил нойонов:
— Кто думает иначе?
.Мы с Джарчи,— сказал Хулдар. — Мы пристали к тебе, хан
98

Тэмуджин, не для того, чтобы бегать от врагов, а для того, чтобы враги
бегали от нас. Так, анда Джарчи?
— Так, Хулдар, так.
— Я тоже думаю иначе! — отодвинув плечом Алтана, от чего тот
скосоротился, вперед пролез говорун Хорчи.— Когда я увидел вещий сон,
что ты станешь ханом, ты обещал мне в жены тридцать девушек. Я все
жду... И вот сейчас думаю, если Коксу-Сабрак прикончит Ван-хана и
мы останемся одни, не видать мне тридцать жен.
— У пустоголового человека и речи пустые,— проворчал Алтан.
— Совсем не пустые! — заступился за него Боорчу..— Через ко­
чевья кэрэитов лежит дорога к нашим куреням. Но я не об этом... Сов­
сем случайно получилось так, что мы можем крепко намять бока КоксуСабраку. Он не знает, что мы за его спиной. Его воины нагружаются
добычей, становятся неповоротливыми, как тарбаганы перед спячкой.
Ван-хан и Джамуха попробуют его,остановить. В это время мы должны
ударить.
-— Шаман Теб-тэнгри, что скажешь ты?
Теб-тэнгри зажмурил глаза, словно прислушиваясь к чему-то в себе
самом. Все повернули головы к нему. Тэмуджин встревоженно подумал:
этот человек с узким лицом до сих пор не очень понятен ему, шаман,
если только захочет, все может повернуть по-своему, с ним совладать
будет труднеее, чем с Алтаном и Даритай-отчигином, его слово ценят
и нойоны, и простые воины.
— Духи добра,— шаман открыл глаза,— довольны тобой, хан Тэ­
муджин.
— Утром мы пойдем на Коксу-Сабрака. Готовьте людей, нойоны.
Теб-тэнгри, зайди ко мне в юрту. — Пропустив шамана вперед, он за­
крыл дверной полог. — Ты говорил, что водить дружбу с Ван-ханом и
Джамухой опасно. Но ты не против того, чтобы мы помогли им...
Шаман разворошил жар очага, изломал через колено палку, бросил
на горячие угли, подождал, когда вспыхнет пламя.
— Тебе это не понятно? Но все очень просто, хан Тэмуджин. Из
двух врагов первым уничтожай наиболее опасного.
•— Ван-хан мне не враг. Ты его не равняй с Коксу-Сабраком.
— Он-то, может! быть, тебе не враг...
— Договаривай, Теб-тэнгри.
—• Ты будешь его врагом, хан Тэмуджин. Илха-Сангун уже почув­
ствовал это.
—-"Я давал Ван-хану клятву быть его сыном -— разве ты забыл?
-—- Ты давал клятву и Джамухе... Но этот разговор преждевремен­
ный, хан Тэмуджин. Прими мой совет и не ходи сам на Коксу-Сабрака.
— Почему?
— Будет благословение неба, найманов разобьют твои воины и без
тебя. Этим ты покажешь Ван-хану и всем другим, что не только ты сам,
но и каждый твой нукер способен на великое дело... Ты возвысился над
своими нойонами — твоя семья и твои друзья живут спокойно. Ты воз­
высишься над ханами — спокоен будет твой народ.
— Так думаешь ты?
— Не один я. Так думают те, у кого есть рабы-пастухи, табуны и
стада.
— А-а... •— неопределенно протянул Тэмуджин. — На Коксу-СабраКа пошлю Боорчу и Мухали. Но врагом Ван-хану я не буду! -—Он про­
тестующе двинул рукой.
По тонким губам шамана скользнула усмешка.
— Оставайся его верным сыном. Вас трое у Ван-хана — ты, Джа­
муха да Илха-Сангун. А наследником будет кто-то один.
— Теб-тэнгри, в тебе сидит демон!
W*

99

— Мне с небесного соизволения открыты тайны человеческой души.
Говорить с шаманом, как всегда, было трудно. Будто он и вправду
проникал в глубины души и видел там то, что было скрыто не только
от людей, но и от самого себя.

VIII

Мороз заставил Джамуху сой­
ти с коня. Спешились и нукеры.
Сухой снег звучно скрипел под подошвами гутул, и стылый
воздух отзывался звоном. Джамуха был в тяжелой шубе и в
теплой беличьей шапке. От дыхания^ на воротнике пушился
мягкий иней. Иней оседал и на бровях, на ресницах. Холод и
немота пустынной степи угнетали Джамуху. С сожалением вспоминал
тепло очага своей юрты, заботливую Уржэнэ. Зимняя пора, пора спо­
койного отдыха и веселой охоты, превратилась для него в пору труда.
После того, как провалился хитроумный замысел убрать Тэмуджина,
он понял, что бездействие гибельно. До тех пор, пока жив анда, ни
один из нойонов не может чувствовать себя в безопасности. Была ред­
кая возможность уничтожить его руками Коксу-Сабрака, казалось, ни­
кто не отвратит его гибели, но, видно, духи зла в сговоре с ним —- увер­
нулся от смертельного удара. Мало того, что увернулся,— извлек из
всего этого великую выгоду.
Коксу-Сабрак тогда захватил почти половину улуса Ван-хана, в
его руки даже попали жена и дети Илха-Сангуна. Собрав людей, каких
только было возможно, Ван-хан решил дать последнее сражение. Но
исход битвы был предопределен, и все знали это, Хан встал в строй
простых воинов и поклялся умереть вместе с ними.
Найманы легко опрокинули их и погнали по лощине. И тут случи­
лось то, чего никто не ожидал. На Коксу-Сабрака, уже торжествующего
окончательную победу, обрушились воины Тэмуджина. Они не дали
найманам ни перестроиться, ни развернуться, били в спину стрелами,
кололи копьями, рубили мечами... Боорчу и Мухали отняли пленных,
стада, юрты, повозки и все это преподнесли Ван-хану как подарок. А
разбитый Коксу-Сабрак снова едва успел уйти.
Ван-хаи прослезился от радости. Он плакал, как старая баба, и
клял себя за легковерие, толкнувшее на отступничество. Успокоившись,
приказал из-под земли достать «наймана», оклеветавшего Тэмуджина.
Опасаясь, что обман может открыться, Джамуха велел удавить Хунана
и бросить труп в реку. Тайна осталась нераскрытой. Но Ван-хан и 6 e t
этого охладел к нему. Может быть, что-то все-таки заподозрил...
И это не все. Слава об уме, храбрости непобедимого Тэмуджина,
умножаемая молвой, облетала степь. И вновь к нему из всех улусон
повалили люди — лихие удальцы, чтобы использовать свое единствен
ное достояние — отвагу, владельцы стад, чтобы под его сильной рукой
спокойно умножать богатство, обиженные, чтобы обрести защитника.
Теперь к анде люди шли не только из куреней и айлов тайчиутов, но и
многих других племен — салджиутов, хатакинов, дорбэнов, хунгиратои.
куруласов... Его силы росли, увеличивались, теперь уже ни одно племм
не сумело бы совладать с ним в одиночку.
Нойоны всполошились. Джамуха, как мог, подогревал страсти, ч.<
пугивал грядущими бедами. Но мало чего добился. Сильнее страха перс i
Тэмуджином оказалась неодолимая гордыня. Нойоны соглашалип.
свести свои силы, не отказывались и от драки с андой, но никто не X O T C . I
никому подчиняться, все подозревали друг друга в скрытом стремлении
под шумок возвыситься над другими.
Измучившись, изуверившись, Джамуха обратил свой взор на y.-iv
Таргутай-Кирилтуха. Старый враг Тэмуджина, возможно, окажется
дальновиднее других. Джамуха направился к нему.
100

V

Стерев ладонью с бровей и ресниц иней, он сел на коня. Двадцать
нукеров тоже вскочили в седла. Передохнувшие кони пошли быстрой
рысью.
В курень приехали под вечер. В мглистое небо поднимались столбы
дыма, суля желанное тепло и горячую пищу. Утоптанный снег прозвенел
под копытами, как лед, прокаленный морозом.
В просторной юрте Таргутай-Кирилтуха горел огонь, камни очага
раскалились докрасна. И только тут Джамуха почувствовал, как он
промерз, устал и как голоден. Таргутай-Кирилтух встретил его без вся­
кого радушия. Зажиревший, с мягким подбородком, свисающим на за­
саленный воротник шелкового халата, и заплывшими угрюмыми глаза­
ми, он чуть шевельнулся, будто хотел встать, что-то пробормотал, и
Джамухе пришлось, не дожидаясь приглашения, раздеваться, без зова
идти к этому бурдюку с жиром и гнуть в поклоне спину. Рядом с Таргутай-Кирилтухом сидел его сын Улдай, тоже упитанный почти как
отец, Аучу-багатур и два молодых воина, позднее Джамуха узнал —
сыновья Тохто-беки, Хуту и Тогус-беки. Джамуха сел спиной к очагу,
вбирал тепло, обдумывал предстоящий разговор, предчувствуя, что он
будет нелегким. Его ни о чем не спрашивали, молча рассматривали:
Таргутай-Кирилтух и его сын — равнодушно, Аучу-багатур — с откро­
венной неприязнью, сыновья Тохто-беки — с любопытством. Молчание
начинало тяготить, и он задал обычный вопрос:
— Благополучно ли зимует ваш скот?
— Благополучно,— буркнул Таргутай-Кирилтух.
— Иное дело, кажется, у тебя, а? — спросил Аучу-багатур.
— Почему так думаешь?
— Ну, как же... У кого благополучны стада и достаток пищи, тот
сидит дома.
— Ты всегда был очень догадливым, Аучу-багатур. Но на этот раз
ошибаешься. Не забота о пище гонит меня по зимней степи. Пока что
у меня есть и еда н питье. Только скоро, может случиться, ничего этого
не будет. И у меня, и у вас.
Таргутай-Кирилтух приподнял тяжелые веки, во взгляде появился
интерес.
— Не мор ли идет по степи?
— Не мор. Много хуже. Хан Тэмуджин набивает колчан стрелами.
— Раньше людей пугали духами зла, теперь Тэмуджином,— бурк­
нул Таргутай-Кирилтух.
— Он страшный человек!
— Что он за человек, мы знаем не хуже тебя,— сказал Аучу-ба­
гатур.
— Не думаю... Он еще не показал себя. Но покажет, и скоро. Всем
нам надо быть заодно. Только так мы остановим Тэмуджина и отобьем
у него охоту подминать под себя слабых.
— Ты нас считаешь слабыми? — спросил Улдай.
— Не будем заниматься пустым препирательством. Опасность ве­
лика, и хзастливость будет пагубной для всех.
— Что ты за человек, Джамуха! — воскликнул Аучу-багатур. —
Вспомни, как вел себя возле ущелья Дзеренов. Мы тогда накинули ар­
кан на шею Тэмуджина. Осталось затянуть, а ты аркан перерезал.
Своим своенравием спас Тэмуджина. И не кто-нибудь — ты побежал
помогать ему и Ван-хану бить найманов, подпер их своей силой. Теперь
приехал нас пугать — страшный человек.
Джамуха не мог сказать о том, что правило им. Пришлось вы­
думывать, изворачиваться. И чем больше ои говорил, тем, кажется, ему
«еньше верили. Не дослушав, Таргутай-Кирилтух велел подавать ужни.
Слуги принесли корыто с мясом. Лучшие куски Таргутай-Кирилтух пред101

ложил Хуту и Тогус-беки, тем выказав пренебрежение и к самому Джамухе, и к тому, что он говорил.
Сумрачно хлебая из чашки суп-шулюи, Джамуха пытался понять
истинную причину недоброжелательности Таргутай-Кирилтуха. Они ему
не доверяют. Это одна сторона дела. Но почему они не боятся Тэмуд­
жина? Недооценивают его силу? Заплывшие жиром мозги ТаргутайКирилтуха не способны охватить размеры угрозы? Может быть, и так.
Но тут есть что-то и другое.
Из пустякового разговора хозяина юрты с Хуту и Тогус-беки Джа­
муха выловил несколько слов, которые навели на мысль, что сыновья
меркитов тут не просто гости. По-видимому, Тохто-беки и Таргутай-Кнрилтух условились поддерживать друг друга. Возможно, даже собира­
ются летом совместно выступить против Тэмуджина.
На другой день Хуту и Тогус-беки уехали. С ними отправился и
Улдай. Это подтвердило догадку Джамухи. Но все его попытки распо­
ложить к себе Таргутай-Кирилтуха и Аучу-багатура кончились ничем.
Он уезжал из куреня обозленным не только на Таргутай-Кирилтуха
и Аучу-багатура, но и на всех вольных нойонов. Сами для себя готовят
гибель. Горько признать, но Тэмуджин избрал единственно верный путь.
И победить его сможет тот, кто воспользуется его же оружием — под­
чинит своей власти племена. Как это сделать? Как заставить нойонов
осознать опасность настолько, чтобы они поступились своим неистреби­
мым честолюбием?
Стылый воздух обжигал лицо. Коченели руки. Впереди стлалась
бесконечная белая степь. Джамуха торопил усталого коня. Надо успеть.
Надо опередить Тэмуджина.
|Х

Хадан, дочь Сорган-Шира, при­
ехала с мужем в гости к отцу.
Жил Сорган-Шира недалеко от куреня Таргутай-Кирилтуха и, как в
прежние годы, готовил для своего господина отменный кумыс. Возле
большой белой юрты паслись дойные кобылицы. Тощий, невылинявший
пес^ громко залаял, ощерил желтые зубы. Сорган-Шира, лысый, косола­
пый, выкатился навстречу дочери и зятю, принял из их рук поводья.
Вслед за ним из юрты вышел младший брат Хадан Чилаун, принялся
расседлывать коней.
— Давно у нас не были,— сказал Сорган-Шира.
— Почти год... Наш хозяин не любит нас отпускать.
Сорган-Шира разостлал на траве войлок, принес бурдючок с ку­
мысом, наполнил чашки.
— А где Чимбай? — спросила Хадан.
• Он живет теперь в курене. Справил ему юрту, дал четырех коней.
Завтра увидите его. Он каждое утро приезжает за кумысом для Таргу­
тай-Кирилтуха. Вы ничего не слышали? Говорят, сюда идет Тэмуджин
с ханом кэрэитов?
Хадан незаметно толкнула мужа — он кивнул головой.
— Мы не слышали... До этого много раз говорили. А он не шел.
— Это верно. Много разных разговоров о Тэмуджине... — СорганШира поднял чашку. — Пейте кумыс.
Длинноногий жеребенок с белой отметиной под челкой приблизился
к ним, запрядал ушами. Муж Хадан сложил губы трубочкой, почмокал
языком. Жеребенок сделал шаг вперед, но вдруг отскочил и побежал,
высоко вскидывая зад, вытянув хвост; ветерок трепал его короткую
шелковистую гриву. Хадан сказала отцу:
— Мог бы подарить и нам одного коня.
Она знала, что отец ничего не даст. Все приберегает для Чимбая и
Чнлауна. Осуждать его за это нельзя: замужняя дочь — чужой человек.
102

Сорган-Шира погладил лысину.
— Я бы рад подарить, да где что возьму...
— Вам надо бежать к Тэмуджину,— сказал Чилаун. — Я бы давно
ушел, но отец не хочет... Ты, Хадан, наверно, помнишь Тайчу-Кури. У
него ничего не было. А сейчас, говорят, живет в большой юрте и каждый
день есть мясо. Даже летом.
— Мы и приехали сюда..— начала Хадан, но Чилаун ее не слушал,
А Джэлмэ и Чаурхан-Субэдэя ты помнишь?
— Сыновей кузнеца Джарчиудая?
— Так вот они, говорят люди, стали большими нойонами. Тут они н
сейчас ковали бы железо.
— Мы с мужем думали...
На этот раз Хадан перебил отец. Опасливо оглянулся, шикнул:
— Тише. Дойдет до ушей Таргутай-Кирилтуха...
— И все-то ты боишься, отец! —сказал Чилаун с раздражением. —
Скоро будет конец твоему Таргутай-Кирилтуху.
— Еще неизвестно. Таргутай-Кирилтух призвал меркитов. Они идут'
сюда. И татары...
— И все же Таргутай-Кирилтуху не одолеть Тэмуджина. Уж если
раньше не мог...
— Ну, что ты твердишь — Тэмуджин, Тэмуджин... Думаешь, стоит
тебе предстать перед его лицом, как он даст тебе тумен воинов, золотое
седло и юрту, обтянутую шелком?
=- Мы же спасли ему жизнь, отец. Шаман Теб-тэнгри говорил, что
он все помнит. А тумена воинов мне не надо. Я хочу быть вольным че­
ловеком. Мне надоело целыми ночами вертеть колотушку для сбивания
кумыса.
Кажется, между отцом и сыном готова была вспыхнуть ссора, Ха­
дан поспешно вмешалась.
— Мой муж не верит, что хан Тэмуджин ходил в колодке и выде­
лывал овчины.
—- Все это правда,— сказал Сорган-Шира. — Да что с того?
^ Ну, как же,— стеснительно возразил муж Хадан.— Кто не оста­
вался без еды, тот не поймет голодного. Притесняемый не станет при­
теснять других.
— Э-э, зять, все не так. Нойон любит того, кто ему нужен. Почему
Таргутай-Кирилтух благоволит мне? Никто не умеет приготовить такого
кумыса, как я. Другого он просто пить не может. Моему Чилауну лень
шевелить колотушкой. А того не понимает, что пока нойон пьет мой
кумыс — буду сыт и я. Он меня будет беречь, как воин боевого коня.
— Ты мог бы остаться и тут. Но отпусти меня! Вместе с зятем И
сестрой я уйду к Тэмуджину."
Спор разгорелся вновь. И Хадан уже ничего не могла поделать с
отном и братом. Пошла в юрту, осмотрелась. Здесь не было ничего лиш­
него, но зато 'Все — одежда, войлоки, котлы—добротное. Да, отцу
жаловаться на жизнь не приходится. Он всегда умел ладить с сильны­
ми и не упускать из рук своего. Семья отца никогда не голодала, не
бедстзовала, как другие семьи. Хитростью, осторожностью отец отводил
все беды и невзгоды. Просто удивительно, как это он решился тогда
помочь Тэмуджину...
Она села у порога. Солнце било прямо в глаза — еще не жаркое,
ласковое весеннее солнце. Приспустила дверной полог, и тень упала на
ее лицо. Мужчины спорили. Даже ее муж ввязался. Он говорил с нелов­
кой улыбкой, будто извинялся за свои слова. В спорах, разговорах он
всегда был неловок, стеснителен и чаще всего молчал, слушая других,
не умел резко возразить, твердо отказать. От этого жили з бедности.
Другие где выпросят, где украдут, где в бою добудут, а он может толь­
ко свое отдать. В их курене к мужу относились с усмешечкой, будто к

блаженному. Но она-то знала, что он может быть и бесстрашным и
твердым, как камень. Все чаще он упоминал о Тэмуджине. Наслушался
толков о его справедливости и загорелся желанием бежать от тайчиутов.
Вечером Хадан помогла подоить кобылиц. После ужина при свете
очага сбивали кумыс. Спать легли поздно. Никто не успел заснуть, когда
послышался стук копыт. Залаяли собаки. Чилаун поднялся, выглянул
из юрты.
— Чимбай приехал. Чего это он ночью-то?
Старший из братьев вошел в юрту. На его поясе висел меч и кол­
чан, полный стрел. Торопливо поприветствовав сестру и зятя, Чимбай
сказал:
— Нашли время по гостям ездить... Отец, слушан: Тэмуджин и Ванхан перехватили идущих к нам меркитов, разбили и завернули назад.
Татары, услышав об этом, возвратились в свои кочевья. Тзргутай-Кпрнлтух остался один. А войска Тэмуджина рядом. Всем велено уходить.
— О горе! — воскликнул Сорган-Шира. — Куда же мы пойдем?
— Наверное, в сторону меркитов. Если успеем...
— Нам и успевать не к чему,— сказал Чилаун. — Пусть ТаргутайКирилтух бежит — жир растрясет.
Чимбай снял с пояса оружие, повесил на стену у входа.
— Я тоже подумал, что нам бежать от Тэмуджина не стоит.
— А твоя юрта, кони, жена? — всполошился Сорган-Шира.
— Жена коней приведет сюда. Юрта пусть пропадает.
— Ты не в своем уме, Чимбай!—закричал Сорган-Шира.— Кто
же бросает такое добро? Возвращайся назад!
— Я с большим трудом вырвался из куреня. Если тебе юрта доро­
же моей жизни — вернусь.
— И что за дети у меня! — Сорган-Шира схватился за голову.—
Ничего не жалеют, ничем не дорожат. Сам поеду!
Хадан испугалась — он поедет. Схватила за руки.
— Одумайся, отец. Станешь искать юрту — потеряешь голову.
И все дружно принялись его уговаривать. Сорган-Шира долго ог­
рызался, наконец, махнул рукой:
— Делайте, что хотите. Когда дети становятся гмнее отца — жди
несчастья.
Он лег в постель, но не спал, ворочался, что-то бормотал про себя.
Начищенным котлом блестела лысина. Не спали и все остальные. Чим­
бай часто выходил из юрты, прислушивался — ждал жену. Но было
тихо. Над степью висела луна. Тяжелые тени облаков ползли по седой
земле.
Жена Чимбая приехала под утро. Устало сползла с седла, запла­
кала.
— Где кони? — хмуро спросил Чимбай.
— Без коней едва вырвалась...
Всхлипывая, вытирая слезы, она рассказала, что люди не хотят
никуда уходить, разбегаются, прячутся, а воины Таргутай-Кирилтуха
бьют плетями всех подряд — детей, женщин, стариков.
— До сих пор не снялись?
— Нет. Я думала, МеНя убьют... Ой-ой!
— Перестань хлюпать! — прикрикнул на нее Чимбай.
— Какие кони были! Какая юрта была!— запричитал Сорган
Шира.
Утром вдали проскакали и скрылись несколько всадников. Чуть
позднее в той стороне, где был курень, поднялось облако пыли. Облако
катилось над степью, затмевая солнце. Разрозненные кучи конных вы­
скакивали из пыли и мчались кто куда. Некоторые проскакали совсем
рядом с юртой, но вряд ли видели ее и людей, испуганно сбившихся пе­
ред входом.
104

Хадан прижалась к мужу. Он обнял ее за плечи. Почувствовав си­
лу его рук, она успокоилась. Внезапно от кучи всадников отделился
один и направился к ним. Он резко осадил коня перед юртой. Шлем
надвинут на брови, в руках копье. Хадан узнала воина — Джиргоадай,
друг ее братьев.
— Вы почему не уходите? Тэмуджин вот он, рядом!
— Куда мы уйдем? Нет н*и повозки, ни вьючных седел. Пропали
мы, пропали! — Сорган-Шира молитвенно сложил руки, закатил гла­
за. — Милосердное небо, смилуйся над нами.
— Эх вы!— Джиргоадай выругался, сплюнул.
К юрте приближалось сотни две конных воинов. Джиргоадай дер­
нул поводья, пригрозил воинам копьем и поскакал, оглядываясь, чтото выкрикивая. Вслед ему понеслись стрелы. Воины хана Тэмуджина!
За первой сотней, рассыпавшись во всю ширь степи, катились
рысью тумены. Земля гудела под копытами и шелестели травы. Воины
налетели на одинокую юрту, как дикий вихрь на куст хурганы, кач
волчья стая на отбившуюся от стада овцу,— прыгали с коней, хватали
что под руку подвернется — седло, котел, уздечку, бурдюк/ СорганШира метался от одного к другому, кричал, безумея от горя:
— Что вы делаете?! Что делаете, разбойники?!
Его отталкивали, били плетью и, на ходу приторачивая к седлу до­
бычу, мчались вперед. За ними подлетали другие. В миг от юрты оста­
лись одни решетчатые стены й жерди-уни. Тогда начали срывать одеж­
ду. Молодой воин схватил Хадан за руку, потянул в седло. Она закри­
чала, оглянулась. Увидела налитые яростью глаза мужа, оголенного по
пояс. Он бросился на воина, ударил кулаком в лицо. Тот, охнув, сва­
лился с седла. Конь, лягнув его, убежал. На мужа накинули аркан. Ве­
ревка захлестнулась на пояснице, прижав к туловищу руки. Его пота­
щили за собой, и он бежал, высоко вскидывая босые ноги. Хадан бро­
силась следом, но сразу же потеряла его из виду. Однако продолжала
бежать, задыхаясь от крика. Мимо рысили воины и, принимая ее за
сумасшедшую, отворачивали коней.
— Остановите эту женщину!—услышала она крик.
И невольно подчинилась ему, встала. По лицу бежал едучий пот,
смешивался со слезами и капал с подбородка. Перед ней остановился
всадник на сером коне. На всаднике не было ни воинских доспехов, ни
оружия, «а дорогом поясе, стягивающем халат из грубой шерсти, висел
нож в простых кожаных ножнах. Из-под войлочной шапки торчали ры­
жие косицы. Всадник сидел, сутуля плечи, и спокойными глазами смот­
рел на нее.
— Ты кто такая?
Чья-то рука отбросила ее распущенные волосы, и удивленный голос
сказал:
— Это, кажется, Хадан, дочь Сорган-Шира.
Она подняла глаза. К ней склонилось худощавое лицо с сурово на­
пиленными бровями — Чаурхан-Субэдэй! Она вцепилась в его гутул.
— Спасите моего мужа!
— Дочь Сорган-Шира, ты помнишь меня?— спросил Тэмуджин.
— Помню, хан. Спасите моего мужа! Его повели ваши воины. Туда.
— Субэдэй-багатур, отыщите ее мужа. Твой отец и твои братья
*ивы?
— Были живы...
— Пусть они найдут меня.
Тэмуджин уехал. К ней подскакал Субэдэй-багатур, приказал:
— Иди за мной.
Придерживаясь за стремя, она побежала рядом с его конем. CnvcТИлись в лощину. У куста дэрисуна в луже крови лежал человек. У Ха185

дан подсеклись ноги, она упала лицом в траву. Услышала
голос Субэдэй-багатура:
— Опоздали. Не горюй, найдем тебе другого мужа.
А мимо с гиканьем, свистом скакали всадники.
V

над собой

Этого часа Тэмуджин ждал
многие-многие годы. Ждал с
того самого дня, когда Таргутай-Кирилтух отобрал у него скакуна —
гнедого жеребчика. Шел к этому часу через унижения, заблуждения,
через горечь потерь, душевную боль, преодолевая свое неверие и муки
совести.
Он остановил коня на сопке, овеваемой слабым ветром. Впереди
жарко поблескивала излучина Онона. По широкому лугу, вытаптывая
свежую зелень, неслись всадники. Одни сдерживали коней и поворачи­
вали назад, другие кидались с берега в реку, переплывали на ту сторо­
ну и скрывались за грядой тальников.
Ему казалось, что это то самое место, где он когда-тс сбросил Ко­
лодку, зайцем бежал Но кустам, потом как рыба-налим таился в воде
под берегом.
Слез с коня, присел на прогретый солнцем камень. За спиной стол­
пились нойоны и туаджи-порученцы, ждали его приказаний. Он обер­
нулся, подозвал Даритай-отчигина.
*-* Скажи, дядя, вы с Таргутай-Кирилтухом пировали тут?
В прижмуренных глазах Даритай-отчигина метнулось беспокой­
ство.
— Когда пировали?
— Давно. Вы пили кумыс и тарасун, а я чистил котлы. Потом убе­
жал...
— А-а... Это не тут было. Выше по реке. Много выше. Совсем в
другом месте.
Тэмуджину почему-то не хотелось, чтобы это было в другом месте.
— У тебя плохая память, дядя!
— Память у меня очень хорошая.
— А я говорю: плохая. Слишком многое забываешь.
— Стар становлюсь,— охотно согласился дядя, попятился и вда­
вился в толпу нойонов — подальше от глаз племянника.
Этот разговор на короткое время омрачил радость Тэмуджина.
Отвлекаясь от него, он снова стал смотреть на берег Онона. Его воины
запелнили весь луг, отжали от реки сдавшихся тайчиутов, сбили в кучу
и погнали назад. Ниже через пологий увал перекатывались кэрэиты
Ван-хана.
Прискакал Мухали, погоняя двух воинов-тайчиутов.
— Хан Тэмуджин, в руках этих людей были Таргутай-Кирилтух и
его сын. Они его упустили.
Воины соскочили с коней и пали ниц.
— Рассказывайте.
Воины подняли головы.
— Хан Тэмуджин, мы были нукерами Улдая. Наш господин и его
отец покинули разгромленное войско и побежали в кочевья меркитов.
Нас они взяли с собой. А зачем нам бежать в чужие земли? Подумав
так, мы решили возвратиться. И прихватили с собой наших нойонов.
Хотели доставить к тебе. А потом отпустили...
— Сами отпустили? Или они бежали?
— Отпустили, хан Тэмуджин.
Он нахмурился. Воины под его взглядом втянули головы в плечи.
Спросил тихо:
100

— П о ч е м у вы т а к с д е л а л и ?
— Х а н Т э м у д ж и н , мы х о т и м с л у ж и т ь тебе. А к о м у н у ж е н с л у г а ,
п р е д а в ш и й своего г о с п о д и н а ?
Т э м у д ж и н ч у в с т в о в а л з а своей спиной н а п р я ж е н н о е о ж и д а н и е ной­
онов. И з л о с т ь на ч р е з м е р н о д о б р о с о в е с т н ы х н у к е р о в У л д а я п р о ш л а .
— Я в ы ш е всего ценю п р е д а н н о с т ь . В ы п о с т у п и л и п р а в и л ь н о . Е с л и
бы п р и в е л и Т а р г у т а й - К и р и л т у х а , я п р и к а з а л б ы в а с к а з н и т ь . П р е д а в ­
ший моего в р а г а , з а в т р а п р е д а с т меня... В е р н и т е им о р у ж и е .
П о д о з в а в М у х а л и , он тихо п р и к а з а л р а с с п р о с и т ь н у к е р о в , где они
о с т а в и л и Т а р г у т а й - К и р и л т у х а н У л д а я . Д а л е к о у й т я они в р я д ли успели.
И х н а д о д о г н а т ь и без ш у м а п р и к о н ч и т ь .
Р а н ь ш е он п о с т у п и л б ы и н а ч е . О н б ы п о в е л е л п о с т а в и т ь Т а р г у т а й К и р и л т у х а п е р е д собой и, п р е ж д е чем с л о м а т ь хребет, в ы с к а з а л все
свои о б и д ы , н а с л а д и л с я с м е р т н ы м с т р а х о м , р а з л и т ы м по его ш и р о к о м у
л и ц у , в ы н у д и л п о л з а т ь на к о л е н я х и п р о с и т ь п о щ а д ы . С е й ч а с
ничего
этого не х о т е л . К о г д а - т о г р о з н ы й Т а р г у т а й - К и р и л т у х ,
безжалостный
.мучитель, о м щ е н и и к о т о р о м у б р е д и л н о ч а м и , Т а р г у т а й - К и р и л т у х , н а ­
в и с а в ш и й н а д ним г р а н и т н о й с к а л о й , б о л ь ш е ничего не з н а ч и л — к а м е ­
ш е к в г у т у л е , с н я л гутул, в ы т р я х н у л — иди д а л ь ш е . П о с л е р а з г р о м а
К о к с у - С а б р а к а и с п а с е н и я В а н - х а н а он п о ч у в с т в о в а л в с е б е силу и спо­
с о б н о с т ь с о к р у ш и т ь л ю б о г о в р а г а . Р а н ь ш е он т о л ь к о о т б и в а л с я , т е п е р ь
будет н а п а д а т ь . И не в л о ж и т меч в н о ж н ы , п о к а не и с к о р е н и т в р а г о в —
всех до е д и н о г о . Л ю д и р а з н ы х п л е м е н ж е л а ю т м и р а и п о к о я , их в о л я —
его о р у ж и е . Т а к о г о о р у ж и я нет ни у о д н о г о н о й о н а - в л а д е т е л я .
П о с к л о н у с о п к и б е ж а л и т р и п о л у г о л ы х м у ж ч и н ы . З а ними с к а к а ­
л и в с а д н и к и , п о м а х и в а я п л е т я м и . М у ж ч и н ы у в о р а ч и в а л и с ь от у д а р о в ,
к и д а л и с ь из с т о р о н ы в сторону, к а к з а т р а в л е н н ы е з а й ц ы . Н о й о н ы з а
спиной Т э м у д ж и н а з а с м е я л и с ь . Т э м у д ж и н п о с л а л к в с а д н и к а м п о р у ч е н ц а - т у а ж д и у з н а т ь , что з а л ю д е й п о й м а л и в с а д н и к и . В о с п о л ь з о в а в ш и с ь
тем, что т у а д ж и о с т а н о в и л в о и н о в , т р о е к и н у л и с ь в гору. В п е р е д и бе­
ж а л и два молодых мужчины, за ними, согнувшись, хватаясь руками за
ковыльные кустики, косолапил пожилой. Е щ е издали пожилой з а к р и ч а л :
— С п а с и от погибели, х а н Т э м у д ж и н !
Он п о д б е ж а л к Т э м у д ж и н у , с в а л и л с я у ног. И з
груди рвалось
х р и п л о е д ы х а н и е , х о д у н о м х о д и л и р е б р а , на спине к р а с н е л и р у б ц ы —
с л е д и п л е т е й , по л ы с и н е р у ч е й к а м и б е ж а л пот; м о л о д ы е т о ж е б ы л и
и с х л е с т а н ы п л е т я м и , но д ы ш а л и не т а к т р у д н о и не у п а л и п е р е д н и м на
к о л е н и . В д р у г д о г а д к а о б о ж г л а его. О н н а к л о н и л с я , т р я х н у л п о ж и л о ­
го з а п л е ч о :
— Кто такие?
— Я... С о р г а н . . . Ш и р а . . . С о р г а н - Ш и р а .
— З а что в а с т а к и з у к р а с и л и ?
С о р г а н - Ш и р а снизу вверх п о с м о т р е л на Т э м у д ж и н а , на л и ц е —
страх.
— Н-не знаю.
— Н е б о й с я , С о р г а н - Ш и р а . Я т е б я в обиду не д а м . — О б е р н у л с я
н о й о н а м , о т ы с к а л д я д ю и А л г а н а . — Этот ч е л о в е к был слугой м о е г о
о т ц а . О н в с е г д а о с т а в а л с я в е р н ы м . К о г д а д р у г и е б о я л и с ь или не х о т е л и
•пошевелить п а л ь ц е м , чтобы о б л е г ч и т ь мои с т р а д а н и я ,
Сорган-Шира
sen а с мне ж и з н ь . Р а з в е т а к в о з н а г р а ж д а е т с я верность? В с т а н ь , С о р г а н Ш и р а . О т н ы н е ты свободный ч е л о в е к . И н и к т о в моем х а н с т в е не д е р з ет з а с т а в и т ь т е б я с к л о н и т ь г о л о в у . Я о т л и ч у и т е б я , и т в о и х д е т е й ,
стань!
С о р г а н - Ш и р а м е д л е н н о п о д н я л с я . Его ноги м е л к о п о д р а г и в а л и , но
т р а х а на л и ц е не б ы л о , его с м е н и л и р а с т е р я н н о с т ь и н е д о в е р и е .
— В е л и к а т в о я милость, х а н Т э м у д ж и н ! — скосил г л а з а н а н о й о ­
н о в . — Н а д н а м и не будет г о с п о д и н а ? А к а к же...
107

— О т н ы н е у тебя один господин — я, хан. Ты в о л е н , к а к эти ной­
оны.
— Ага... — С о р г а н - Ш и р а совсем п р и ш е л в себя. — П у с т ь
небо
х р а н и т т е б я , х а н ! Н о прости н е д о с т о й н о г о . Ч т о ч е л о в е к у в о л я , если из
в с е г о н а ж и т о г о о с т а л о с ь т о л ь к о э т о . •— Он п о д д е р н у л ш т а н ы .
— А что у тебя б ы л о ?
— У меня б ы л а х о р о ш а я о д е ж д а , н о в а я ю р т а , ж е л е з н ы е к о т л ы и
ч а ш и из дерева...
— К у д а ж е все это д е л о с ь ?
— У меня б ы л о все д о с е г о д н я ш н е г о д н я , — у в и л ь н у л от п р я м о г о
ответа Сорган-Шира.
•— М о и воины о г р а б и л и т е б я ?
С о р г а н - Ш и р а отвел в з г л я д . З а него ответил Ч и л а у н .
— Твои, х а н Т э м у д ж и н . О г р а б и л и , и з б и л и , у б и л и м у ж а Х а д а н .
— Где стояла в а ш а юрта?
— Н е д а л е к о отсюда. Вон т а м .
Н е о б о р а ч и в а я с ь , с п р о с и л у нойонов:
— Ч ь и воины шли т а м ? — Н о й о н ы п р и т и х л и . — Т в о и , Х у ч а р ?
— Н е мои, а твоего б р а т а Х а с а р а , — п р о б у б н и л
Хучар,
нарочно
растягивая слова —радовался случаю досадить хотя бы такой мелочью.
— Х а с а р , иди с ю д а . Э т о в е р н о ?
Б р а т п о д о ш е л н е с п е ш н о , ш и р о к о р а с с т а в и л ноги в г у т у л а х , р а с ш и ­
т ы х ц в е т н ы м и н и т к а м и от з а г н у т ы х носков до к р а я г о л е н и щ .
Крутая
г р у д ь з а к о в а н а в п о б л е с к и в а ю щ и е л а т ы , на г о л о в е з о л о ч е н ы й ш л е м ,
н а ч и щ е н н ы й т а к , что м о ж н о с м о т р е т ь с я , к а к в к и т а й с к о е з е р к а л о , на
шелковой перевязи с пышными кистями — кривая сабля, обложенная
чеканным серебром,— вырядился, синеперын селезень! Х а с а р презри­
т е л ь н о повел к р у т о и з о г н у т о й б р о в ь ю на С о р г а н - Ш и р а .
— Р а д о в а л с я бы, что в ж и в ы х о с т а л с я . . . К о г д а в о и н ы и д у т в с р а ­
ж е н и е , им н е к о г д а р а з б и р а т ь , где в р а г истинный, а где з а т а и л и с ь т а к и е . .
— К о г д а воины идут с р а ж а т ь с я , Х а с а р , они д о л ж н ы в о б е и х ру­
к а х д е р ж а т ь о р у ж и е . А что у вас? О д н а р у к а д е р ж и т меч, д р у г а я хва­
т а е т д о б ы ч у . К о г д а это к о н ч и т с я ? У н а с войско или ш а й к а р а з н у з д а н ­
н ы х р а з б о й н и к о в ? У т е б я с п р а ш и в а ю , Х а с а р ! Я в а с с п р а ш и в а ю , нойоны!
— Т а к было всегда,— с обидой сказал Хасар.
— А т е п е р ь б у д е т и н а ч е . Б и т в а — р а з и в р а г а о б е и м и р у к а м и , по
в е р ж е н в р а г — бери его д о б р о . П о е з ж а й к своим в о и н а м и в е р н и этом}
ч е л о в е к у все. Н е у т а и в а й т е и о б р ы в к а в е р е в к и .
С о р г а н - Ш и р а н а к о н е ц п о в е р и л в свое счастье, о с м е л е л , н а ч а л бой­
ко п е р е ч и с л я т ь , с к о л ь к о чего у него п о х и т и л и . К с в о и м п о т е р я м д о б а в н . !
и к о н е й Ч и м б а я , о с т а в л е н н ы х в к \ р е н е , и табун д о й н ы х к о б ы л и ц Т а р
гутайнКирилтуха. Хасар вскипел:
•— М о ж е т , и в о л о с ы с т в о е й г о л о в ы похитил]? в о и н ы ? Б р а т , я вгрн>
э т о м у ч е л о в е к у все. Н о п о ч е м у мои воины д о л ж н ы о с т а в а т ь с я б е з до­
б ы ч и ? Ч е м они х у ж е к э р э и т о в В а н - х а н а
— А что к з р э к т ы ?
— Что... К у р е н и г р а б я т . И л и ч у ж и м м о ж н о ? Своих у т е с н я е ш ь . . .
— И д и и д е л а й , что в е л е н о ! Д ж э л м э , Боорчу, с к а ч и т е к к э р э и т а м
П у с т ь не смеют б р а т ь ничего!
Он з н а л , что это в ы з о в е т н е д о в о л ь с т в е воинов В а н - х а н а . Н о не 6\
д а . П у с т ь и х а н - о т е ц у ч и т с я у в а ж а т ь его в о л ю . Хану до сих пор стыди
з а с в о е отступничество. К о г д а в п е р в ы е после р а з г р о м а К о к с у - С а б р а к
в с т р е т и л с я с ним, п р и ш л о с ь д а ж е у с п о к а и в а т ь с т а р и к а — т а к он кля i
к о в а р с т в о н а й м а н и свое л е г к о в е р и е . Они д а л и д р у г д р у г у с л о в о в ; : ,
пе с л у ш а т ь н и к а к и х н а г о в о р о в . . .
В а н - х а н и его сын не з а м е д л и л и явиться к Т э м у д ж и н у . В coi ров
ж д с п и и своих нойонов п о д н я л и с ь на сопку, е п ш и л и с ь . Т э м у д ж и н при
5

г

та

к а з а л р а з о с т л а т ь д л я х а н а в о й л о к , сам. о с т а л с я с и д е т ь на к а м н е . В н и з у
на б е р е г у р е к и воины р а з о р у ж а л и п л е н н ы х т а й ч и у т о в .
— Т ы п о с ы л а л ко мне Д ж э л м э и Б о о р ч у ? — с п р о с и л х а н .
— П о с ы л а л , х а н - о т е ц , с п р о с ь б о й ничего не т р о г а т ь в к у р е н я х т а й ­
чиутов.
И л х а - С а н г у н н а к р у т и л на п а л е ц с т е б е л ь д э р и с у н а , р е з к о д е р н у л —
стебель оторвался у корня.
— П о к а к о м у п р а в у ты л и ш а е ш ь н а с д о б ы ч и ? — с п р о с и л он.
— И л х а - С а н г у н , п о р а бы з н а т ь , что не все в з я т о е в б о ю — д о б ы ч а .
— К а к т а к ? Это что-то с о в с е м новое...
— Н е новое. Б о о р ч у о т б и л у К о к с у - С а б р а к а твоих л ю д е й , т в о ю се­
м ь ю . П о ч е м у - т о он не п о с ч и т а л это с в о е й д о б ы ч е й .
— То — д р у г о е .
— Н е д р у г о е , И л х а - С а н г > н . У л у с т а й ч и у т о в — мой у л у с . Р а з в е я
могу д о п у с т и т ь , чтобы его г р а б и л и ?
Ван-хан удивленно вскинул голову. А Илха-Сангун зло засмеялся.
— Т в о й у л у с ! С к а к о й с т а т и ? М ы всё д о л ж н ы д е л и т ь п о п о л а м .
Тэмуджин был терпелив. Хотя наскоки Илха-Сангуна и р а з д р а ж а ­
л и его, он с т а р а л с я г о в о р и т ь с п о к о й н о . В а ж н о б ы л о у б е д и т ь В а н - х а н а .
К о н е ч н о , з а х в а ч е н н ы е к у р е н и т а й ч и у т о в он мог б ы п р и с о е д и н и т ь к сво­
ему у л у с у и без с о г л а с и я х а н а , д а ж е в о п р е к и его в о л е . Н о с с о р и т ь с я с
ханом нельзя.
— И л х а - С а н г у н , ты спроси у своего о т ц а , кто п р а в и л т а й ч и у т а м н
в д а в н и е в р е м е н а ? М о й о т е ц Е с у г е й - б а г а т у р . С к а ж и ему, х а н - о т е ц .
— Т а к б ы л о , — не очень о х о т н о п о д т в е р д и л В а н - х а н .
О н , в и д и м о , все е щ е не р е ш и л д л я с е б я , п р а в и л ь н о ли с д е л а е т , е с л и
у с т у п и т в с ю д о б ы ч у . Т э м у д ж и н не д а л ему в р е м е н и на р а з м ы ш л е н и я .
П р е д н а з н а ч а я слова Ван-хану, сказал Илха-Сангуну:
—• Р а з б и в м е р к и т о в , р а з в е я не о т д а л в а м свою д о л ю д о б ы ч и ? А т ы
твердишь — пополам...
П о п а л в ц е л ь . Р я б о е л и ц о В а н - х а н а с т а л о п е с т р ы м от п р и л и в ш е й
крови — устыдился.
— И л х а - С а н г у н , не у п о д о б л я й с я к и т а й с к о м у л а в о ч н и к у , т о р г у ю ­
щему глиняными горшками!
— О т е ц , но мы ж е . . .
— Я с к а з а л свое слово — что е щ е ? — п р и к р и к н у л на с ы н а В а н - х а н .
Вздохнув с облегчением, Т э м у д ж и н поблагодарил хана. Все-таки
с н с л а в н ы й с т а р и к . С ним м о ж н о в с е г д а и обо всем д о г о в о р и т ь с я . Н е
т о И л х а - С а н г у н . П о с л е в о з в р а щ е н и я и з с т р а н ы т а н г у т о в в него в с е л и л ­
с я д у х з л а . С ы н х а н а с т а л з а н о с ч и в , м н и т е л е н . Во всем
усматривает
к о з н и . Ч т о б у д е т , к о г д а он з а й м е т место о т ц а ?
С великим трудом Д ж а м у х е сэчену у д а л о с ь у г о в о р и т ь нойо­
нов с о б р а т ь с я на к у р и л т а й . С ъ е х а л и с ь на р е к е Э р г у и е , в том м е с т е , где
в нее в п а д а е т р е к а К а н . П р и б ы л и н о й о н ы х у н г и р а т о в , и к и р э с о в . к у р у л а сов, д о р б э н о в , х а т а к и н о в и с а л д ж и у т о в . С р е д и них был и о т е ц Б о р т е
с т а р ы й Д э й - с э ч е н с сыном А л д ж у .
М н о г о в ы п и л и к у м ы с а и т а р а с у н а , много говорили, но т а к ни до
чего и не д о г о в о р и л и с ь . С т о я л и п о г о ж и е дни. П о с л е н е д а в н и х д о ж д е й
Л о ш л и в рост т р а в ы , с в е ж о з е л е н е л а л и с т в а и л ь м а и д и к о г о п е р с и к а ,
цвела к у д р я в а я сарана, сытые коршуны лениво парили в безоблачном
н е б е . И н и к т о не хотел в е р и т ь г р о з н ы м п р е д о с т е р е ж е н и я м Д ж а м у х и .
К тому ж е п р и б л и ж а л с я летний праздник. Нойоны больше д у м а л и о том,
К а к не у д а р и т ь в г р я з ь л и ц о м в с о с т я з а н и я х борцов, с т р е л к о в из л у к а
и в конных скачках. Дэй-сэчен и А л д ж у радовались такому повороту
д е л а . Т э м у д ж и н а они п о б а и в а л и с ь , п о ж а л у й , д а ж е б о л ь ш е , чем д р у 109

-г/он н о л о ш зн yojActr/ oiHujj •мэяоьхзь ве 01? o i h 'их'вне omodox —'ЭИ1
н я т ь с я из н и щ е т ы в х а н ы , с о к р у ш а я на своем пути к в л а с т и л ю д е й мо­
г у щ е с т в е н н ы х и с и л ь н ы х . И х с т р а ш и л о честолюбие и н е п р е к л о н н о с т ь
з я т я . Они с т а р а л и с ь д е р ж а т ь с я п о д а л ь ш е от него. Н о он б ы л их з я т е м .
И они не хотели его г и б е л и . А неистовый Д ж а м у х а п р и з ы в а л к тому,
ч т о б ы л и ш и т ь Т э м у д ж и н а у л у с а , а его с а м о г о — с д е л а т ь б е с п р а в н ы м
боголом.
Д ж а м у х а охрип з а эти д н и . О н , к а ж е т с я , п о т е р я л в с я к у ю н а д е ж д у
с к л о н и т ь нойонов к п о д д е р ж к е своих з а м ы с л о в . В ы ш е л в к р у г с опу­
щ е н н о й головой, о б в е л всех п е ч а л ь н ы м в з г л я д о м , с к а з а л с у к о р о м :
— Эх в ы , в о л ь н ы е н о й о н ы , сыны великой степи, в н у к и о т в а ж н ы х
багатуров... В а ш а кровь с т а л а жидкой, как молочная сыворотка, ваше
пузо н а л и т о к у м ы с о м , и в а м т р у д н о о т о р в а т ь з а д от м я г к о г о в о й л о к а .
С и д и т е , у б л а ж а й т е свое ч р е в о ! П у с т ь в а ш и мечи р ж а в е ю т в н о ж н а х . Я
у х о ж у от вас... Н о к в а м п р и д е т Т э м у д ж и н . Ч т о вы от него д о ж д е т е с ь ?
Н о й о н п л е м е н и с а л д ж и у т о в , в с п о м н и , к а к много л е т н а з а д мой а н д а
п р и с л а л к в а м своего п о с л а н ц а с просьбой о п о м о щ и . Ч т о о т в е т и л и в ы ?
Т э м у д ж и н б ы л д л я в а с н и ч т о ж е с т в о м , а его п р о с ь б а п о к а з а л а с ь с м е ш ­
ной и глупой. В ы б р о с а л и в л и ц о п о с л а н ц у внутренности о в ц ы и н а д р ы ­
в а л и с ь от с м е х а . Т ы , нойон с а л д ж и у т о в , з а б ы л об э т о м . Н о Т э м у д ж и н
п о м н и т . Он т е б я з а ш ь е т в с ы р у ю в о л о в ь ю к о ж у и б р о с и т на с о л н ц е . А
т в о и д е т и и д е т и твоих н у к е р о в б у д у т п р и с л у ж и в а т ь т о м у п о с л а н ц у ,
к о т о р о г о в ы били к и ш к а м и по л и ц у и н а д к о т о р ы м т а к в е с е л о с м е я ­
лись... А чего ж д е т е в ы , х у н г и р а т ы ? — Д ж а м у х а о т ы с к а л г л а з а м и Д э й сэчена. — Уговорами и посулами Тэмуджин у ж е пробовал подвести вас
п о д свою р у к у . Вы о т в е р г л и его д о м о г а т е л ь с т в а . И в ы д у м а е т е , он сно­
ва б у д е т в а с у г о в а р и в а т ь ? В ы д у м а е т е , что если он з я т ь в а ш е г о п л е м е ­
ни, то будет м и л о с т и в ы м и с н и с х о д и т е л ь н ы м . З а б л у ж д а е т е с ь , х у н г и р а ­
т ы ! В с п о м н и т е у д а л о г о С а ч а - б е к и , его м о л о д о г о б р а т а Т а й ч у , с и л а ч а
Б у р и - Б о к о . О н и б ы л и о д н о г о р о д а , одной крови с Т э м у д ж и н о м . Он пре­
д а л их ж е с т о к о й к а з н и т о л ь к о з а то, что они хотели ж и т ь по о б ы ч а ю
отцов и дедов. К а к ж е можете надеяться на пощаду вы, хунгираты?
С л е з ы н а в е р н у л и с ь на к р а с и в ы е г л а з а Д ж а м у х и , г о л о с осел и пре
р в а л с я . О н в ы ш е л и з к р у г а , ни н а кого не г л я н у в , в с к о ч и л на к о н я и по­
е х а л . З а ним п о т я н у л и с ь его н у к е р ы . С к о р о все с к р ы л и с ь за г п ь м о в ы ми д е р е в ь я м и . А нойоны все с м о т р е л и е м у в с л е д и м о л ч а л и . В
J T O V
м о л ч а н и и б ы л а р а с т е р я н н о с т ь . К т о - т о п о п ы т а л с я п о ш у т и т ь . В о т - д е ка­
кой э т о т Д ж а м у х а , всех у п р е к а е т в н е д о с т а т к е м у ж е с т в а , а с а м чуть не
р а с п л а к а л с я , будто с т а р е ю щ а я д е в к а , к о т о р у ю н и к т о не хочет с в а т а т ь .
Н о ш у т к у никто не п о д д е р ж а л . Н о й о н ы р а з о ш л и с ь и у с в о и х походных
ю р т с т а л и д е р ж а т ь совет с н у к е р а м и . Х у н г и р а т ы п о с л е н е д о л г и х спо­
ров р е ш и л и , что к у р и л т а й н а д о п р о д о л ж и т ь и на в с я к и й с л у ч а й догово­
р и т ь с я с д р у г и м и п л е м е н а м и д е р ж а т ь с я д р у г за д р у г а . Дэй-Сэчен и его
сын о т м о л ч а л и с ь .
Д р у г и е нойоны п о ш л и д а ж е д а л ь ш е . Они с к л о н н ы б ы л и возвратит
Д ж а м у х у на к у р и л т а й и с о б р а л и с ь у ж е п о с л а т ь за н и м л ю д е й . Н о Д ж а
муха вернулся сам. С ним были Аучу-багатур и сыновья Тохто-беки —
Х у т у и Тогус-беки. В е с т ь о р а з г р о м е т а н ч и у т о в , г и б е л и
Таргутай-Ки
р и л т у х а и У л д а я в с п о л о ш и л а нойонов. Снова все с о б р а л и с ь в крут. !'
с е р е д и н у в ы ш л и Д ж а м у х а , А у ч у - б а г а т у р , Хуту и Т о г у с - б е к и . Н а это1
р а з голос Д ж а м у х и з в у ч а л не п е ч а л ь н о , а з л о .
— Я н е д а в н о б ы л у Т а р г у т а й - К и р и л т у х а . П р е д л а г а л е м у свой мс i
Эти л ю д и , — т к н у л рукой в с т о р о н у А у ч у - б а г а т у р а , Хуту и Тогус-беки,
п о в е л и с е б я со мной чуть л у ч ш е , чем с а л д ж н у т ы с п о с л а н ц е м Т э м у д ж п
на. О н и в о з о м н и л и себя с и л о й и о т в е р г л и мою п о м о щ ь . В е л и к а я горды
ня п р и в е л а к великой беде. Т а р г у т а й - К и р и л т у х а и его с ы н а нет в жм
вых. Курени тайчиутов в р у к а х Т э м у д ж и н а .
110

А у ч у - б а г а т у р п о д н я л г о л о в у — о г н е м п л а м е н е л р у б е ц на его п е р е ­
кошенном, измученном лице.
— Он говорит п р а в д у . М ы б ы л и г л у п ы . Н е б о м з а к л и н а ю в а с , ной­
о н ы , не п о в т о р я й т е н а ш е й о ш и б к и , с в е р н и т е коней с т р о п ы , в е д у щ е й в
п р о п а с т ь ! М ы пока е щ е в с и л а х в з н у з д а т ь Т э м у д ж и н а . Ч а с т ь воинов
Т а р г у т а й - К и р и л т у х а мне у д а л о с ь у в е с т и . Ц е л ы о с н о в н ы е с и л ы Т о х т о б е к и . Н а п о м о щ ь н а м идут о й р о т ы и т а т а р ы . П р и с о е д и н я й т е с ь к н а м .
Н а в а л и м с я на Т э м у д ж и н а . П о т о м п о к о н ч и м и с В а н - х а н о м .
П о с л е него говорил Т о г у с - б е к и , с т а р ш и й
из с ы н о в е й в л а д е т е л я
меркитов.
•— М о й отец в е л е л п е р е д а т ь в а м , н о й о н ы в о л ь н о л ю б и в ы х п л е м е н :
« Я м н о г и е годы о т с т а и в а л свои н у т у г и в одиночку. Я п а д а л и подни­
м а л с я . Н о п р и ш л о иное в р е м я . Тот, кто п а д е т под к о п ы т а к о н е й Т э м у д ­
ж и н а , у ж е н и к о г д а не п о д ы м е т с я . Тот, кто в с т а н е т на его д о р о г е в о д и ­
н о ч к у , б у д е т с м я т , к а к куст сухой п о л ы н и . З а б у д ь т е , н о й о н ы ,
старые
р а с п р и . Н е м е д л и т е . И л и б е с с л а в н а я г и б е л ь ж д е т всех нас.» Т а к в е л е л
с к а з а т ь в а м мой отец. В н и к н и т е в его с л о в а !
Т о г у с - б е к и и Хуту, н и з к о р о с л ы е , к р у г л о г о л о в ы е , п о к л о н и л и с ь ной­
о н а м и в ы ш л и из к р у г а .
— Н у , что будем д е л а т ь ? — с п р о с и л Д ж а м у х а .
П о д н я л с я нойон с а л д ж и у т о в .
— Р а з такое дело, раз Тэмуджин, презрев древние обычаи, убива­
ет р о д о в и т ы х нойонов, б у д т о с о б с т в е н н ы х р а б о в , р а з п р о с т и р а е т свои
р у к и к б о г а т с т в а м , к о т о р ы е ему н и к о г д а не п р и н а д л е ж а л и , мы, с а л д ж и у т ы , п о й д е м на него, у д а р и м по р у к а м . . .
«Хвастун!»— подумал Дэй-сэчен.
В с л е д з а с а л д ж и у т о м п р и м е р н о т а к ж е в ы с к а з а л и с ь и все д р у г и е
н о й о н ы . Д ж а м у х а с л у ш а л , х м у р я с ь . К о г д а все в ы г о в о р и л и с ь , он с к а з а л :
— В ы о д у м а л и с ь , и это х о р о ш о . Н о вы все е щ е ж е с т о к о з а б л у ж д а ­
е т е с ь , с ч и т а я , что л е г к о с п р а в и т е с ь с Т э м у д ж и н о м . В д в о е м с В а н - х а ­
ном он — с и л а . Д а , нас много. Н о у н а с нет г о л о в ы . К т о с о л ь е т ручьи
в один поток?
— М ы тебя изберем предводителем наших воинов!
— Я не хочу б ы т ь п р е д в о д и т е л е м . Н а ш и в р а г и — х а н ы . М о ж е т ли
о б е д и т ь их п р е д в о д и т е л ь б о л е е н и з к о г о д о с т о и н с т в а , в л а с т н ы й л и ш ь
ад воинами, стоящими в строю?
— Ч е г о ж е ты х о ч е ш ь , Д ж а м у х а - с э ч е н ?
— Я хочу, чтобы д о с т о й н е й ш е г о из в а с в о з в е л и в х а н ы . И не п р о ­
сто в х а н ы . П о с в о е м у з в а н и ю он д о л ж е н б ы т ь в ы ш е В а н - х а н а и Тэмуд­
ж и н а , и з б р а н н о г о своими р о д и ч а м и . М ы д о л ж н ы
и з б р а т ь х а п а всех
Племен — г у р х а н а .
П о к р у г у нойонов, с л о в о в е т е р по т р а в е , п р о б е ж а л ш у м о к . О ч е н ь
е х о т е л о с ь им с а ж а т ь на с в о ю ш е ю х а к а .
— Н о й о н ы ! — в о з в ы с и л голос Д ж а м у х а . — Вы ж е з н а е т е : я всю
ою ж и з н ь о т с т а и в а л в о л ь н о с т ь п л е м е н . И з - з а этого р а з о ш е л с я с Тэу д ж и н о м . Н о горечь п о р а ж е н и й з а с т а в и л а меня понять, что п л е м е н а
ез х а н а — р а с т о п ы р е н н ы е п а л ь ц ы . . . С д е л а в один ш а г , н е у ж е л и вы осн о в и т е с ь и не с д е л а е т е д р у г о г о ?
И в н о в ь нойон с а л д ж и у т о в в ы с к а з а л с я п е р в ы м .
— А Д ж а м у х а - с э ч е н п р а в , — с к а з а л он. — Р а з н а с т а л и т а к и е врее н а , п у с т ь б у д е т у нас г у р х а н . Н о не н а д н а м и , к а к Т э м у д ж и н н а д своми р о д и ч а м и , а п е р в ы м с р е д и н а с . Д ж а м у х а - с э ч е н в ы с о к о с т а в и т в о л ь сть п л е м е н и не посягнет на нее. Д ж а м у х а - с э ч е н л у ч ш е д р у г и х з н а е т
~у и с л а б о с т ь Т э м у д ж и н а . Е м у и б ы т ь н а ш и м г у р х а н о м .
О ч е н ь с д е р ж а н н о д р у г и е нойоны п о д д е р ж а л и с а л д и ж у т а . Д ж а м у х а ,
1

Гурхан — всеобщий хан.

все т а к о й ж е х м у р ы й , в е л е л с в о и м н у к е р а м п р и в я з а т ь к и л ь м а м ж е р е б ­
ца, б а р а н а , б ы к а и к о б е л я . Он п о к л о н и л с я н о й о н а м , п о б л а г о д а р и л з а
в ы с о к у ю честь, в ы н у л из н о ж е н меч.
— В с я к о е н а ч а л о в е л и к о г о д е л а , д а б ы ему не б ы л о у щ е р б а от н а ­
шей неустойчивости в б у д у щ е м , д о л ж н о
быгь скреплено к л я т в о й . —
Д ж а м у х а п о д о ш е л к ж е р е б ц у , п о л о ж и л р у к у на его х о л к у . — В е ч н о е
с и н е е небо, с л у ш а й н а ш у к л я т в у . К р о в ь ю этих ж и в о т н ы х , к о т о р ы е к о ­
р е н ь и с у т ь их пород, к л я н е м с я , что если из в ы г о д ы и л и с т р а х а , по глу­
пости или з л о м у у м ы с л у н а н е с е м в р е д с о о б щ а н а ч а т о м у д е л у , е с л и от­
ступим от своего с л о в а и н а р у ш и м н а ш уговор — у м р е м , к а к у м р у т они.
•Коротким точным у д а р о м Д ж а м у х а в с а д и л меч в г р у д ь ж е р е б ц а .
Д р о ж ь п р о б е ж а л а по ш е л к о в и с т о й ш е р с т и , п о д л о м и л и с ь
стройные
ноги, ж е р е б е ц у п а л на з е м л ю с т я ж к и м , у т р о б н ы м в ы д о х о м . Из р а н ы
брызнула кровь, окропив гутулы и полы х а л а т а Д ж а м у х и . Почуяв за­
п а х к р о в и , б ы к з а м ы ч а л , р в а н у л с я с п р и в я з и . В е р е в к а в р е з а л а с ь в ко­
ру и л ь м а , с в е р х у п о с ы п а л и с ь с у х и е веточки и л и с т ь я . Д ж а м у х а у д а р и л
м е ч о м по толстой бычьей ш е е . Н е у д а ч н о . Меч л и ш ь р а с п о л о с о в а л з а ­
г р и в о к . Н о Д ж а м у х а д а ж е не в з г л я н у л на б ы к а , з а р у б и л б а р а н а , р а з ­
д р о б и л голову к о б е л ю . Н о й о н ы с л е д о в а л и з а ним, п о в т о р я л и с л о в а
к л я т в ы и секли м е ч а м и ж и в о т н ы х . П о з е м л е р а с т е к а л и с ь л у ж и к р о в и .
Д э й - с э ч е н о т п р а в и л с ы н а к п о в о з к е , с а м в с т а л з а спины нойонов
своего п л е м е н и , н а д е я с ь у в и л ь н у т ь от к л я т в ы . Н о в з г л я д Д ж а м у х и о т ы ­
с к а л его. Д э й - с э ч е н н е ь е р н о й р у к о й в ы т я н у л из н о ж е н меч, п р о и з н е с
с л о в а к л я т в ы и м ы с л е н н о в з м о л и л с я : «Вечное синее небо, т е б я п р и з ы ­
в а ю в с в и д е т е л и : не по д о б р о й в о л е и охоте к л я н у с ь я , п у с т ь ж е моя
к л я т в а не имеет с и л ы » . К о н ц о м м е ч а он п о т ы к а л
окровавлен­
ное м я с о и в о з в р а т и л с я на свое место. В з г л я д Д ж а м у х и н е о т с т у п н о
п р е с л е д о в а л его. К а к о й в ъ е д л и в ы й ! Н е г о д у я , Д э й - с э ч е н п р о т о л к а л с я
в и е р е д , в с т а л п е р е д ним, з а л о ж и в р у к и з а спину,— на, с м о т р и , весь тут,
п е р е д тобой.
К л о ч к о м т р а в ы Д ж а м у х а в ы т е р меч, опустил его в н о ж н ы .
— Н о й о н ы п л е м е н , в р е м я т о р о п и т н а с . С е й ч а с ж:е п о ш л и т е в свои
к у р е н и н у к е р о в , пусть они в е д у т с ю д а воинов. В а н - х а н , я д у м а ю , воз­
в р а т и т с я з свои к о ч е в ь я . Т э м у д ж и н б у д е т один. Он р а д у е т с я п о б е д е
н а д т а й ч и у т а м и и не д у м а е т , что его собственное п о р а ж е н и е — б л и з к о .
П а д е м на него, к а к снег на з е л е н е ю щ и е т р а в ы , к а к о р е л на с п я щ е г о яг­
ненка.
Н е п р и в ы ч н а б ы л а д л я нойонов т а к а я т о р о п л и в о с т ь , они х о т е л и по­
с и д е т ь в кругу, е щ е р а з в с е о б д у м а т ь , е щ е р а з обо в с е м п о г о в о р и т ь , но
Д ж а м у х а н а с т о я л на с в о е м , и во все к о н ц ы степи п о м ч а л и с ь в с а д н и к и
П о в о з к а Д э й - с э ч е н а с т о я л а в с т о р о н е от других, п о д к у с т о м дикой<
п е р с и к а . П р и х р а м ы в а я ( б о л е л и с у с т а в ы ) , он п о д о ш е л к ней, с е л на от
л о б л ю . А л д ж у о п у с т и л с я р я д о м на т р а в у , тихо с п р о с и л :
— Ну, что т а м ?
— П о п а л и мы, сын, к а к з е р н а п р о с а м е ж к а м е н н ы х п л и т . Если
Д ж а м у х а осилит Т э м у д ж и н а , н а ш а Б о р т е и ее дети п о п а д у т в рабств*»
Л е г к о л и б у д е т вынести э т о ! Е с л и верх в о з ь м е т Т э м у д ж и н , не сдобрч
в а т ь н а м с тобой. М ы с о о б щ н и к и его в р а г а . У ч а с т ь С а ч а - б е к и , Т а й ч \ п
Бурп-Боко ждет нас.
-— А если у б е ж и м ?
— Нельзя нам бежать, Алджу.
— Почему?
— П о ч е м у , почему... Я в ы н у ж д е н б ы л д а т ь к л я т в у . М о ж е т бы п.,
она и н е имеет силы, но л у ч ш е ее не н а р у ш а т ь .
— Т о г д а п о з в о л ь уйти мне.
— Тебе т о ж е н е л ь з я . Т ы и с ч е з н е ш ь , все с р а з у п о й м у т — п о б е ж . м
п р е д у п р е д и т ь з я т я . У н а с о т б е р у т с т а д а и л ю д е й , о с т а в я т н а г и м и . Ми
112

гут и ж и з н и л и ш и т ь . Н а ш и ж е с о п л е м е н н и к и . . . Я свое п р о ж и л , А л д ж у ,
но п о м и р а т ь п о з о р н о й с м е р т ь ю и мне не хочется. Д а и о т е б е я д о л ж е н
подумать.
О н п р и в а л и л с я спиной к к о л е с у , в ы т я н у л б о л ь н ы е ноги, п р и н я л с я
растирать колени, охая и вздыхая. Н у и время пришло! Своего зятя
б о й с я , с о п л е м е н н и к о в б о й с я , к а к о м у - т о Д ж а м у х е п о к о р я й с я . . . К у д а не­
сет л ю д е й ? Ч е г о они х о т я т , чего д о б и в а ю т с я ?
А л д ж у т р а в и н к о й г о н я л по з е м л е з е л е н о в а т о - ч е р н о г о ж у к а . К по­
возке п о д о ш л а лошадь, почесала морду о войлок крыши. А л д ж у пугнул
ее, б р о с и л т р а в и н к у .
— О т е ц , мы д о л ж н ы п р е д у п р е д и т ь Т э м у д ж и н а .
— Нельзя. Я дал клятву.
—• Н о я не д а в а л н и к а к о й к л я т в ы ! У меня есть л о в к и й н у к е р . Он
п р о й д е т т а м , где и с ы т а я з м е я не п р о п о л з е т .
— Ты м н е ничего не г о в о р и . З а ч е м м н е з н а т ь , что и к а к с д е л а е ш ь ?
Л у ч ш е р а з в е д и огонь, п р и н е с е м ж е р т в у д у х а м , п у с т ь они у б е р е г у т и
меня, и т е б я , и весь н а ш род. П о т о м п о с т у п а й , к а к з н а е ш ь .
— Т ы б о и ш ь с я , отец?
— Т а к о г о е щ е н и к о г д а не б ы в а л о . П о м о г и , небо, п е р е ж и т ь л и х о е
время!
З а г р е м е л и б а р а б а н ы . П о д их т о р ж е с т в е н н ы й р о к о т по с т а н у пое­
х а л г у р х а н Д ж а м у х а . Б е л ы й конь п р и п л я с ы в а л под н и м , р в а л п о в о д ь я .
С плеч Д ж а м у х и ш и р о к и м и с к л а д к а м и н и с п а д а л а о г н е н н о - к р а с н а я на­
кидка. Юные звонкоголосые воины выкрикивали приглашение гурхана
о т в е д а т ь его в и н а и к у м ы с а .
l^JJ

В н и з по К е р у л е н у на вос­
ход с о л н ц а б ы с т р о д в и г а л и с ь
т ы с я ч и в о и н о в . С у х а я з е м л я г у д е л а п о д к о п ы т а м и , к а к ш а м а н с к и й бу­
б е н . К о л ы х а л и с ь хвосты тутов н о й о н о в сотен и нойонов п л е м е н , п о к а ­
ч и в а л и с ь к о п ь я . Д а л е к о в п е р е д и и с л е в а , с п р а в а р ы с к а л и д о з о р ы на
быстроногих конях. Черным потоком, неудержимым, неостановимым,
к а т и л о с ь по д о л и н е К е р у л е н а в о й с к о В а н - х а н а и х а н а Т э м у д ж и н а .
В п р о с т о й о д е ж д е , с к о р о т к и м м е ч о м на ш и р о к о м поясе, н е о т л и ч и ­
мый от в о и н о в , х а н Т э м у д ж и н то м ч а л с я в голову в о й с к а , то с к а к а л в
хвосте, его г л а з а все в и д е л и , все. з а м е ч а л и . У с т а л ы х п о д б а д р и в а л , л е н и ­
в ы х п о д г о н я л с у р о в ы м о к р и к о м , а то и п л е т ь ю . К нему п о д л е т а л и т у а д ж и и, п о ч т и т е л ь н о в ы с л у ш а в п о в е л е н и е , у н о с и л и с ь п е р е д а в а т ь его нойо­
н а м . Х а н Т э м у д ж и н к р е п к о д е р ж а л в р у к а х п о в о д ь я , и войско б ы л о
п о с л у ш н о ему, к а к х о р о ш о о б ъ е з ж е н н ы й конь.
У него б ы л а и еще о д н а з а б о т а — В а н - х а н . К э р э и т ы б ы л и у ж е на
пути в свои к о ч е в ь я , когда х а н Т э м у д ж и н получил весть о с г о в о р е нойо­
нов п л е м е н и в о з в е д е н и и Д ж а м у х и в г у р х а н ы . Е д в а в ы с л у ш а в п о с л а н ­
ца б р а т а Б о р т е , он вскочил на к о н я и п о с к а к а л д о г о н я т ь к э р э и т о в . В а н Хан о с т а н о в и л войско, с о з в а л в своей ю р т е совет нойонов. Н и ч е г о хо­
р о ш е г о э т о Т э м у д ж и н у не с у л и л о . Н о й о н ы б ы л и о з л о б л е н ы на него з а
то, что не о т д а л им на р а з г р а б л е н и е к у р е н и т а й ч и у т о в , н е д о в о л ь н ы
В а н - х а н о м , л е г к о у с т у п и в ш и м с в о ю ч а с т ь у л д ж и - д о б ы ч и . Н о все о к а з а ­
л о с ь д а ж е х у ж е , чем он д у м а л . И з того, к а к они в о с п р и н я л и в е с т ь о
.Избрании Д ж а м у х и г у р х а н о м , он п о н я л , что тут полно т а й н ы х д о б р о ж е ­
л а т е л е й а н д ы . П р ы щ а в ы й , ж е л ч н ы й А р и н - т а й ч ж и что-то п о ш е п т а л на
ухо И л х а - С а н г у н у и Э л ь х у т у р у , г р о м к о спросил:
— М ы с о б р а л и с ь подсечь п о д ж и л к и с к а к у н у за то, что на с к а ч к а х
гопередил
других?
— Х а н С э м у д ж и н чего-то и с п у г а л с я . А чего, я понять не в с и л а х ,
р а с с у д и т е л ь н о з а г о в о р и л Э л ь х у т у р . — Н о й о н ы п л е м е н в о л ь н ы посту­
п а т ь , к а к и м хочется. Они з а х о т е л и в и д е т ь н а д собой д о с т о й н о г о — и з « «Бай] ал» Л? 3

113

б р а л и Д ж а м у х у - с э ч е н а . М о г л и б ы п о с т а в и т ь н а д собой и н а ш е г о В а н
х а н а , и т е б я , хан Т э м у д ж и н . . .
— М о г л и бы, но не п о ж е л а л и ? Т ы это х о т е л с к а з а т ь ? — Т э м у д ж и н
п о л о ж и л на к о л е н и п о д р а г и в а ю щ и е р у к и , н а ч а л п р и г и б а т ь п а л ь ц ы —
р а з , д в а , три...
— Я не о т о м , — в о з р а з и л Э л ь х у т у р , но т а к , с л о в н о х о т е л п о д т в е р ­
д и т ь — п р а в и л ь н о , это и х о т е л с к а з а т ь .
— И я не о т о м , — е д в а с д е р ж и в а я
раздражение, сказал Тэмуд­
ж и н . — П у с т ь нойоны с т а в я т н а д собой кого у г о д н о ! — Е м у
противно
б ы л о х и т р и т ь , но что д е л а т ь ? — С у т ь не в том, что им з а х о т е л о с ь и м е т ь
своего г у р х а н а . И не в т о м , что г у р х а н о м с т а л мой а н д а Д ж а м у х а . —
К о н е ч н о , д л я него и м е л о з н а ч е н и е — о г р о м н о е ! — и то, и д р у г о е . — С у т ь
в т о м , что под тугом а н д ы Д ж а м у х и н а ш и з л о ж е л а т е л и и д у т на н а с .
Т ы э т о г о , Э л ь х у т у р , п о н я т ь не в с и л а х ?
— М о ж е т б ы т ь , идут, а м о ж е т б ы т ь , и нет,— с к а з а л !1л а - С а и гун.— П о ч е м у м ы д о л ж н ы в е р и т ь к а к о м у - т о п е р е б е ж ч и к у ?
— Д р у г о м у п е р е б е ж ч и к у ты п о ч е м у - т о п о в е р и л с р а з у . М е н я это до
сих пор у д и в л я е т .
— Н е часто ли н а п о м и н а е ш ь о п р о ш л о м ? — с п р о с и л В а н - х а н .
С л у ш а я спор, хаи ш е в е л и л б л е к л ы м и с т а р ч е с к и м и г у б а м и , б у д т о
п о в т о р я л с л о в а г о в о р и в ш е г о и л и т в о р и л м о л и т в у , и б ы л о в и д н о , что ре­
чи н о й о н о в й Т э м у д ж и н а е м у о д и н а к о в о не по д у ш е , что он с м я т е н н о
и щ е т что-то о д н о м у ему и з в е с т н о е и н и к а к не м о ж е т н а й т и . П о ч т и т е л ь ­
но, но с о б и д о й в голосе Т э м у д ж и н с к а з а л В а н - х а н у :
— Я не хочу б ы т ь п о х о ж и м на ч е л о в е к а , к о т о р ы й к а ж д ы й д е н ь у
п о р о г а своей юрты с п о т ы к а е т с я об один и тот ж е к а м е н ь . Е щ е не за­
ж и л и с т а р ы е с с а д и н ы , а мы м о ж е м п о л у ч и т ь новые или п о л о м а т ь ноги
К а к ж е мне не н а п о м и н а т ь о п р о ш л о м , хан-отец? К а м е н ь л е ж и т у по­
р о г а . Е г о н а д о или у б р а т ь , или п о с т а в и т ь ю р т у в д р у г о м месте.
В а н - х а н провел л а д о н ь ю по з а д у м ч и в о м у , п е ч а л ь н о м у л и ц у .
— У с т а л я. С к о л ь к о м о ж н о ! Д а ж е ж е л е з о , если его с г и б а т ь и р а з ­
г и б а т ь в одном месте, л о м а е т с я . . . В с е чего-то х о т я т от м е н я , чего-то
требуют...
— Х а н - о т е ц , я ничего от т е б я не хочу, тем б о л е е не т р е б у ю . Г ;
б ы я п о с м е л ! Все, что у меня е с т ь , я п о л у ч и л с твоей п о м о щ ь ю . М о
с е р д ц е п е р е п о л н е н о сыновней б л а г о д а р н о с т ь ю . . . Х а н - о т е ц , я т о л ь к о хо
т е л п р е д у п р е д и т ь т е б я . А у ж т ы п о с т у п а й по своему р а з у м е н и ю . Я, ко
нечно, б у д у з а щ и щ а т ь свой у л у с . В о з м о ж н о , д а ж е с к о р е е всего, погиб
ну. И , у м и р а я , буду ж а л е т ь об о д н о м — у ж е не смогу н и к о г д а , н и ч е г
п о м о ч ь м о е м у хану-отцу, о т п л а т и т ь з а его в е л и к у ю д о б р о т у .
Его слова растрогали старого хана.
— З а ч е м т а к г о в о р и ш ь ? М о г у л и о с т а в и т ь т е б я одного в это т р у д
ное в р е м я ! С у д ь б а н а с с в я з а л а н а в е к и . Н о Д ж а м у х а . . .
— Хан-отец, Д ж а м у х о й п р а в я т злые люди!
К о н е ч н о , д у м а л Т э м у д ж и н с о в с е м иначе. Он з н а л , с к о л ь к о усилий
п р и л а г а л а н д а Д ж а м у х а , ч т о б ы н а т р а в и т ь на него нойонов р а з н ы х пле­
мен, п р а в д а , не п р е д п о л а г а л , что е м у у д а с т с я что-либо с д е л а т ь . Д ж а
м у х а — в р а г л о в к и й , у м н ы й , н е у т о м и м ы й . Н о г о в о р и т ь об э т о м х а н ,
п р е ж д е в р е м е н н о . Н е поверит.
— З л ы е люди...— В а н - х а н п о м о л ч а л , р а з г л я д ы в а я свои р у к и о
в з б у х ш и м и синими ж и л а м и . — Н о й о н ы . . . — О н п о д н я л г о л о в у , и в з г л я л
его с т а л с т р о г и м . — М ы д в и н е м с я н а в с т р е ч у Д ж а м у х е . Н о , я д у м а ю
д о с р а ж е н и я д е л о не д о й д е т . С а м п о г о в о р ю с ним.
Т э м у д ж и н у б ы л о п о к а д о с т а т о ч н о и этого. В п о х о д е он у м е л о в з я л
у п р а в л е н и е в о й с к о м в свои р у к и , б л а г о , что В а н - х а н не ж е л а л утруж­
дать себя мелкими заботами, а Илха-Сангуна Тэмуджин сумел спрова
д и т ь с д о з о р н ы м и . Все войско, п о к о р н о е его воле, с т р е м и т е л ь н о двига
114

л о с ь на восток. И т а м , где п р о ш л и в с а д н и к и , о с т а в а л а с ь полоса п о м я ­
той с п у т а н н о й т р а в ы , б у д т о ее г р а д о м п о б и л о . З а п а х г о р я ч е й п ы л и и
г о р ь к о й п о л ы н и с м е ш и в а л с я с к и с л ы м з а п а х о м л о ш а д и н о г о п о т а . Тэ­
м у д ж и н не д а в а л о т д ы х а ни л ю д я м , ни к о н я м . К о р о т к и й п р и в а л в пол­
д е н ь , о с т а л ь н о е в р е м я от у т р е н н е й д о в е ч е р н е й з о р ь — в пути. О н очень
с п е ш и л . Н а д о б ы л о у п р е д и т ь Д ж а м у х у , не д а т ь ему в о з м о ж н о с т и со­
б р а т ь в с е с и л ы , свести их в о д н о ц е л о е , п о д г о т о в и т ь к б п т в е .
Э т о т п о х о д б ы л в т я г о с т ь В а н - х а н у . З а д у м ч и в ы й , н е в е с е л ы й , в чер­
ном х а л а т е и черной в о й л о ч н о й ш а п к е п о х о ж и й на с т а р о г о в о р о н а ,
с и д е л он в ш и р о к о м п о к о й н о м с е д л е , о п у с т и в п о в о д ь я на л у к у , п о в е р х
г о л о в в о и н о в , п о в е р х коней и б о е в ы х тутов с м о г р е л на г о л у б ы е сопки,
п л ы в у щ и е в м а р е в е , к а к к а р а в а н л ь д и н по весенней р е к е . О ч е м ои ду­
м а л ? Ч т о в и д е л з а г о л у б ы м и д а л я м и ? Х а н , в и д и м о , в с е р ь е з в е р и т , что
м о ж е т п р и м и р и т ь его и Д ж а м у х у . В о з м о ж н о , Д ж а м у х а д а ж е и с о г л а ­
сится н а п р и м и р е н и е . А что б у д е т п о т о м ? К т о с м о ж е т с п о к о й н о с п а т ь
в ю р т е , з н а я , что в ней п о л з а е т з м е я ? Д а ж е п е р е г о в о р ы з а т е в а т ь с Д ж а мухой н и к а к н е л ь з я . Т а к и е п е р е г о в о р ы все р а в н о что у д а р н о ж а по на­
тянутой тетиве лука.
Н а д н ю н е с к о л ь к о р а з Т э м у д ж и н п о д ъ е з ж а л к В а н - х а н у , на ночев­
к а х с п а л в его ю р т е — о г р а ж д а л с т а р и к а от с о п р и к о с н о в е н и я с н о й о н а ­
ми и И л х а - С а н г у н о м , был с ним п о - с ы н о в ь и л а с к о в и п о ч т и т е л е н . Т а к о е
о б х о ж д е н и е , в и д е л , б ы л о по с е р д ц у х а н у , он о т т а и в а л , с т а н о в и л с я р а з ­
г о в о р ч и в ы м , н а ч и н а л в с п о м и н а т ь т р у д н ы е годы своего д е т с т в а , о т р о ­
чества.
— Ты все время б л а г о д а р и ш ь меня,— говорил
он. — К т о п а д а л
с а м , тот в с е г д а п о м о ж е т в с т а т ь д р у г и м . А к о г д а помог и ч е л о в е к о к р е п ,
н а б р а л с я сил на твоих г л а з а х , с т а н о в и т с я он б л и з о к
твоему сердцу.
Вот ты... И Д ж а м у х а ! О б а вы мои с ы н о в ь я . . .
И он ж д а л , что Т э м у д ж и н о т к л и к н е т с я , п о д х в а т и т р а з г о в о р . Н о Тэ­
м у д ж и н не х о т е л и е д и н ы м , д а ж е ЕСКОЛЬЗЬ о б р о н е н н ы м с л о в о м п о д д е р ­
ж а т ь н а д е ж д ы х а н а на мир и с о г л а с и е м е ж д у его н а з в а н н ы м и с ы н о в ь ­
я м и . С к о р о тот п о ч у в с т в о в а т это, с п р о с и л п р я м о :
— П о ч е м у не л ю б и ш ь Д ж а м у х у ?
— Г д е , к о г д а я г о в о р и л , что н е л ю б л ю ?
— П о ж и в е ш ь с мое, многое б у д е ш ь п о н и м а т ь и без с л о в .
П ы л ь н а б и л а с ь в м о р щ и н ы , г л у б ж е п р о р е з а л а их, от того л и ц о ха­
на к а з а л о с ь б о л е з н е н н ы м , а с а м он с и л ь н о п о с т а р е в ш и м . С е д ы е коси­
цы з а у ш а м и р е з к о в ы д е л я л и с ь б е л и з н о й и у с у г у б л я л и т у с к л о с т ь л и ц а .
— П л о х о все, х а н Т э м у д ж и н . . . О б а вы м о л о д ы и ч а с т о не в е д а е т е ,
что т в о р и т е .
— Н е т а к у ж и м о л о д ы , х а н - о т е ц . Н о ты ж и л б о л ь ш е , твои г л а з а
м н о г о е в и д е л и . П о т о м у я всегда д е л а л т а к , к а к ты с к а ж е ш ь . Н о ты,
х а н - о т е п , п о ч е м у - т о не всегда и не все г о в о р и ш ь мне. Д у м а ю об э т о м ,
и с к о р б ь ю н а п о л н я е т с я моя д у ш а .
— О чем ты?..
— П р о с т и , х а н - о т е ц , что снова н а п о м и н а ю с т а р о е . П о я д о сих нор
:е могу п о н я т ь , почему ты п о к и н у л м е н я на р а с т е р з а н и е н а й м а н а м . Т ы
г о в о р и л м н е , что н а й м а н - п е р е б е ж ч н к исчез. Кто о х р а н я л его? К а к он
мог у б е ж а т ь ?
— З а ним с м о т р е л и н у к е р ы Д ж а м у х и . . .
(Окончание

следует).

Виктор

КИРШИН

\

В Александровске, что находится рядом с Пушкиным, живет женщина из Бурятии
Нина Гармаевна Назарова. Ее часто можно видеть в окружении девочек, которым
она по доброй воле помогает готовиться в институт. Вся жизнь этой женщины, судьба
сказана с ленинградскими детьми. В тяжелые годы блокады педагог Нива Гармаевна
для многих ребятишек была тем близким человеком, которого называют: мама.
Об этом и рассказывает ленинградский журналист Виктор Киршин.

С О С Т О Р О Н Ы порта т я н у л о е д к и м д ы м о м . Т а м б у ш е в а л и п о ж а р ы .
Горели оклады с тюками ваты, хлопка. Дымом затянут и Канонерский
о с т р о в . Н и н а Г а р м а е в н а б е ж а л а в с а д и к , и м ы с л ь у нее б ы л а о д н а : к а к
т а м дети? Ж и в ы ли? Ч а с н а з а д н е м ц ы б о м б и л и порт. Н е с к о л ь к о б о м б
р а з о р в а л о с ь и на В а с и л ь е в с к о м . О д н а совсем б л и з к о .
Н о дети, к
с ч а с т ь ю , н е очень и с п у г а л и с ь , п р и в ы к л и .
— Недолет,— в а ж н о поясняет Ленчик Быховский.
Л е н ч и к у , к а к и В о в к е — сыну Н и н ы Г а р м а е в н ы , — семь лет, но вид
у него у ж а с н о с е р ь е з н ы й . Л е н и н а м а м а еще в а в г у с т е не в е р н у л а с ь с
о к о п о в , а отец на к а з а р м е н н о м п о л о ж е н и и , в М П В О .
Таких, как Ленчик, у Нины Гармаевны уже немало: Ира Графова
о с т а л а с ь без отца, у В а л ю ш и Т р о ф и м о в о й т я ж е л о р а н е н а м а т ь , а В а ­
л е р и к М а р к о в и ч в один д е н ь п о т е р я л все-с — в п о д в а л е з а с ы п а л о .
Р е б я т а и з м е н и л и с ь за этот м е с я ц , посуровели. П р и б л и з к и х р а з р ы ­
в а х х м у р я т лбы, н а п р я г а ю т с я , у н е к о т о р ы х Н и н а Г а р м а е в н а з а м е ч а е т и
с у р о в ы е с к л а д к и в у г о л к а х р т а . Совсем не детские с к л а д к и . М е с я ц на­
з а д , когда она с о б р а л а их з д е с ь , ,в гулком п о д в а л е ц е р к в и на С р е д н е Г а в а н с к о й , р е б я т а с м е я л и с ь , ссорились, ж д а л и р о д и т е л е й , з а т е в а л и иг­
р ы . И ей б ы л о легче т о г д а с н и м и . Д е т с к и е голоса в о з в р а щ а л и к н е д а в ­
нему прошлому, к жизни светлой, хлопотливой.
С е й ч а с голосов почти не с л ы ш н о . Ходят, з а г л я д ы в а ю т в г л а з а , п р и ­
с л у ш и в а ю т с я к м а л е й ш е м у ш у м у и м о л ч а т . II с к а к о й - т о совсем не ре­
б я ч ь е й в н и м а т е л ь н о с т ь ю слушают Н и н у Г а р м а е в н у . Она ч и т а е т им
с к а з к и б р а т ь е в Г р и м м , учит п и с а т ь , у б и р а т ь к р о в а т и , н а к р ы в а т ь на
стол. С п р о д у к т а м и совсем худо. О д н а чечевица да с у ш е н ы е ф р у к т ы .
У т р о м , днем и вечером н е м н о г о к а ш и и с т а к а н к о м п о т а . М я с а
сов­
сем нет.
Д е т и о ж и в а ю т немного, к о г д а п р и х о д я т родители и л и к р а с н о ф л о т ­
цы. К р а с н о ф л о т ц ы — ш е ф ы с а д и к а . Они тут н е д а л е к о , на Косой линии.
О б я з а т е л ь н о принесут т о с а х а р у , т о с у х а р е й .
П р и о х д я т и вовсе н е з н а к о м ы е л ю д и , ч а щ е ж е н щ и н ы , — д в о р н и к и ,
бойцы из п р о т и в о п о ж а р н о й р о т ы . Б о й ц ы - п о ж а р н и к и п р и н е с л и с в я з к у
116

в а т н ы х о д е я л из сгоревшего д о м а , н е с к о л ь к о к а с т р ю л ь , в а л е н к и . А
д в о р н и ч и х а (принесла п а т е ф о н и п л а с т и н к и . Р е б я т а м н р а в и т с я « М а р ш
Б у д е н н о г о » и « К а т ю ш а » . Н о п о ю т они тихо, н е с т р о й н о и б ы с т р о з а ­
молкают.
И З Д Н Е В Н И К А Н . Г. Н А З А Р О В О Й
« Р е ш и л а перевести р е б я т и з п о д в а л а в п е р в ы й э т а ж . В п о д в а л е
сыро, т е м н о и холодно... П р и х о д и л а б а б у ш к а Г а л и З а т о н о в о й . П о к а з а л а
и з в е щ е н и е — Г а л и н отец п а л с м е р т ь ю х р а б р ы х под Л е н и н г р а д о м . Н о
Г а л е я ничего не с к а з а л а . Н е могу»...
« П и с ь м о из Б у р я т и и . М а м а д е р ж и т с я , хотя с е р д ц е н и к у д а не годит­
ся. П л о х о спит. В У л а н - У д э м н о г о г о в о р я т о Л е н и н г р а д е , с л е д я т з а н а ­
ми. Д а ж е с т а р и к и р в у т с я на ф р о н т . В в о е н к о м а т а х п о л н о т а е ж н ы х охот­
н и к о в . С р у ж ь я м и п р и х о д я т . Г о в о р я т , — ф р и ц е в будут бить, к а к б е л о к .
Это ж е н а с т о я щ и е с н а й п е р ы и с л е д о п ы т ы . К а к дорог Л е н и н г р а д всем!
Воем с е р д ц е м л ю б л ю этот п р е к р а с н ы й город, где у ч и л а с ь , в с т р е т и л а
П е т ю , р о д и л а Вовку... С у д ь б а Л е н и н г р а д а — н а ш а с у д ь б а » .
« Н а ш д в о р н и к — э с т о н к а Э м м а Ю р ь е в н а . Д о в о й н ы она р а б о т а л а
х у д о ж н и к о м по росписи т к а н е й . Е й п я т ь д е с я т лет. Э в а к у и р о в а т ь с я от­
к а з а л а с ь . С е й ч а с она п о д м е т а е т у л и ц у и д е ж у р и т на к р ы ш е . О н а д у ш а
к в а р т а л а . В с е н а з ы в а ю т Э м м у Ю р ь е в н у « н а ш к о м е н д а н т » . О н а ни ми­
нуты не сидит без д е л а : р а с п о р я ж а е т с я , к о м а н д у е т , з а с т а в л я е т д в и г а т ь ­
ся, п о д д е р ж и в а е т чистоту и п о р я д о к , а т е м , кто т е р я е т п р и с у т с т в и е ду­
ха, у н е е в с е г д а н а й д е т с я и н у ж н о е слово, и. ш у т к а .
И р е б я т а л ю б я т своего к о м е н д а н т а . О н а часто п р и х о д и т к н а м ,
р а с с к а з ы в а е т о т о м , к а к с л у ш а л а Л е н и н а в апреле'1917 г о д а , в ы с т у п а в ­
ш е г о с б а л к о н а д в о р ц а К ш е с и н с к о й , к а к т р у д н о б ы л о г о р о д у в 18-м го­
ду, к о г д а б е л о г в а р д е й с к а я а р м и я Ю д е н и ч а п о д о ш л а к с а м ы м с т е н а м , и
к а к г е р о й с к и ведут себя сейчас к о м с о м о л ь ц ы п р о т и в о п о ж а р н о г о п о л ­
к а — л е н и н г р а д с к и е д е в ч о н к и и м а л ь ч и ш к и . Э м м а Ю р ь е в н а рисует ре­
б я т а м в с я к и е цветы и у з о р ы , п р и н о с и т д р о в а .
И т а к и е люди всюду».
Н О Я Б Р Ь . Т а к о й с т у ж и Н и н а Г а р м а е в н а не п о м н и л а . М о р о з с рез­
к и м и о б ж и г а ю щ и м и , в е т р а м и о к о в а л город.
Э м м а Ю р ь е в н а с п о м о щ ь ю ж е н щ и н р а з л о м а л а з а б о р и доски при­
н е с л а в д е т с а д . Н о н а д о л г о л и х в а т и т их в т а к у ю с т у ж у !
П о р о й Н и н о й Г а р м а е в н о й о в л а д е в а е т о т ч а я н и е . К а ж е т с я , что весь
этот к о ш м а р никогда не к о н ч и т с я и что н и к а к и х сил не х в а т и т , чтобы
в ы д е р ж а т ь . Это б ы в а е т н о ч а м и . М а л ы ш и спят неспокойно, д р о ж а т от
х о л о д а , п р о с я т есть, п л а ч у т . Д в е к о п т и л к и едва о с в е щ а ю т к о м н а т у . Н и ­
на Г а р м а е в н а почти н е опит, у к р ы в а е т р е б я т , з а к у т ы в а е т их в с я к и м
т р я п ь е м , п о д д е р ж и в а е т огонь в п е ч у р к е , п о д о г р е в а е т воду.
. . Д н е м после п о л у т о р а ч а с о в о й т р е в о г и в дверь п о с т у ч а л и . В о ш л а
н е з н а к о м а я ж е н щ и н а , вся в и з м о р о з и , к а к в известке. Д о л г о и т я ж е л о
д ы ш а л а . Н а ж е л т о м л и ц е з а о с т р и в ш и й с я нос, в п а л ы е синие губы, б о л ь ­
шие немигающие глаза.
— В ы — Н а з а р о в а . . . П о ж а л у й с т а . . . на минутку...
Ж е н щ и н а опустилась на табурет у двери, закрыла глаза.
— Д е в о ч к а у вас... М у х и н а С в е т а . М а т ь \ нее у м е р л а . Я отвезла
на С м о л е н с к о е . П о д р у г а м и б ы л и . П р о с и л а навестить д е в о ч к у .
— Когда? — шепотом спросила Нина.
— П о з а в ч е р а . Н а полпути к в а м . Д в а к в а р т а л а о т с ю д а . К д о ч к е
ш л а и не д о ш л а . С о в с е м о с л а б е л а . Н а Б а л т и й с к о м она р а б о т а л а , на
к а з а р м е н н о м . Т о л ь к о про! С в е т у у с п е л а сказать... В о т .
Ж е н щ и н а в ы н у л а из-за п а з у х и п е р е в я з а н н ы й т е с ь м о й п а к е т и к .
Н и н а Г а р м а е в н а р а з в я з а л а его — х л е б н ы е к а р т о ч к и , к р у г л о е з е р к а л ь ц е ,
к л ю ч от к в а р т и р ы , ф о т о г р а ф и я : ш и р о к о л и ц ы й п а р е н ь и с м е ю щ а я с я , с
117

р а д о с т н ы м и г л а з а м и д е в у ш к а . М е ж д у ними д е в ч у ш к а с б а н т о м в воло­
сах. С в е т к а .
Ж е н щ и н а устало выдохнула:
— От отца н и к а к и х в е с т е й с июля...
Ж е н щ и н а у ш л а , а Н и н а Г а р м а е в н а долго сидела у С в е т к и н о й к р о ­
ватки, п р и с л у ш и в а я с ь к д ы х а н и ю девочки, т а к и у с н у л а . Е е р а з б у д и л
слабый крик:
— М а м о ч к а ! Где моя м а м о ч к а ?
Светка стояла у окна и вертела в руках зеркальце.
— Это м а м и н о з е р к а л ь ц е . М о е й м а м о ч к и . Г д е м о я м а м о ч к а ?
Ника Гармаевна забыла спрятать зеркальце.
Б о л ь ш и м и с в е т л ы м и , к а к м о р о з н о е небо, г л а з а м и д е в о ч к а смотре­
л а т о на з е р к а л ь ц е , т о на нее.
— Это моя м а м а п р и н е с л а ?
гИ в д р у г п р и п а л а г у б а м и к з е р к а л ь ц у , з а п л а к а л а .
— Умерла мамочка! Я знаю. Умерла!
В г о р л е у Нины Г а р м а е в н ы з а с т р я л ком. О н а п р и ж а л а к себе С в е т ­
ку, а т а покорно о б х в а т и л а ее з а ш е ю , у т к н у л а с ь в г р у д ь , з а д р о ж а л а .
И з г л у б и н ы к о м н а т ы на них очень серьезно с м о т р е л и р е б я ч ь и е г л а з а —
настороженные, вселонимающне.
И З Д Н Е В Н И К А Н. Г. Н А З А Р О В О Й
«Я б о ю с ь з а Светку. Она все в р е м я смотрит на з е р к а л ь ц е и в з д ы ­
хает, совсем как в з р о с л а я . А в е д ь д е в о ч к е семь л е т . М о й В о в к а о т д а л
ей с в о ю к о н ф е т у . С т а р ш и е р е б я т а , к а к по уговору, у с т у п а ю т ей место
п о б л и ж е к печке и с т а р а ю т с я ч т о - н и б у д ь д л я нее с д е л а т ь » .
« К р у п ы б о л ь ш е нет. Т е п е р ь в н а ш е м р а ц и о н е мучной суп и по кап­
ле соевого молока.
П р и х о д и л и к о м с о м о л ь ц ы из б ы т о в о г о о т р я д а — п р и н е с л и три вя­
з а н к и д р о в и сухих щ е п о к на р а с т о п к у » . . .
« П о у т р а м з а в о ж у п а т е ф о н , чтобы к а к - т о р а с ш е в е л и т ь
ребят.
С т а р ш и е д е ж у р я т по с а д и к у . С д е л а л а к р а с н ы е п о в я з к и и н а п и с а л а ме­
лом: «дежурный».
И з р а й и с п о л к о м а п р и н е с л и м е ш о ч е к сухарей и п у з ы р е к рыбьего
ж к р а . Ж и р д а ю по л о ж е ч к е с а м ы м с л а б ы м , а с у х а р и р а з м а ч и в а ю в ки­
п я т к е . З у б о в - т о нет»...
«Мой В о в к а молчит и м е р з н е т . Р у к и п р я ч е т в б о л ь ш и е в а р е ж к и но
б а й к е . Х у д ю щ и й , ноги о п у х л и . И ни одного з у б а во рту. В ч е р а перед
сном п о д о ш е л ко мне, на л а д о ш к е к о н ф е т а ( к о н ф е т ы в ы д а л и д е т я м
в м е с т о с а х а р а ) , говорит: «Я з н а ю , т ы свою к о н ф е т у В а л е р к е о т д а л а
Вот и в о з ь м и мою».
И З В О С П О М И Н А Н И Й Н. Г. Н А З А Р О В О Й
'19 д е к а б р я . О ч е н ь х о л о д н ы й д е н ь , но д л я меня и м о и х р е б я т —
просто с к а з о ч н ы й , н е о б ы к н о в е н н ы й . Все мы сидим в о к р у г печки позе
с е д е в ш и е , и я, н а в е р н о , в д е с я т ы й р а з р а с с к а з ы в а ю р е б я т а м истори;'
про х у р у т у .
Вот эта и с т о р и я . С е г о д н я у т р о м я р е ш и л а п о б ы в а т ь д о м а на На
л и ч н о й у л и ц е , чтобы р а з ы с к а т ь т е п л ы е носки д л я В о в к и да кое-что п
п о с у д ы . Н а б е р е ж н а я л е й т е н а н т а Ш м и д т а вся в г р я з н о - с е р ы х сугроба .
с к о в а н н ы х х о л о д о м . У Г о р н о г о и н с т и т у т а з а с ы п а н н ы й снегом по к р ы и г
стоит т р а м в а й .
Н а ш дом пуст. Во д в о р е и на л е с т н и ц е т и ш и н а , х о л о д . Н а пятам
э т а ж еле н о д н я л а с ь . Н о г и не д е р ж а т , в голове т у м а н . Б о л ь н о с м о т р е н
на н а ш у к о м н а т к у — все с к о в а н о с т у ж е й , б р о ш е н о , с м я т о . В с е стал <
ч у ж и м . П о л е з л а с н и м а т ь к а с т р ю л ю с кухонной п о л к и , т я н у к себе, а
п о л к а в и д а т ь с л а б о д а р ж а л а с ь и р у х н у л а . И я вместе с п о л к о й свала
л а с ь па пол. И с п у г а л а с ь . К а р а б к а ю с ь среди пустых к а с т р ю л ь и р а з б а
1

118

тых бутылей и вдруг вижу: из одной кастрюли вывалился сверток. Тя­
желый, как кусок льда. Развязала, гляжу и глазам не верю. Это же
хурууд, молоко, приготовленное по древнему бурятскому способу. Хурууд перед войной прислала Петина мама — моего мужа — уроженка
восточного района Бурятии. В посылке «были и другие гостинцы — ва­
ренье для Вовки, копченый омуль. Хурууд мы не съели, а сунули в
кастрюлю под самый потолок и забыли про нее. Благо хурууд может
храниться годами, ничего ей не станет ни в жару, ни в холод.
А ведь это сильный концентрат, по виду и в к у с у , ' З а п о м и н а ю ­
щий сыр.
И вот теперь в моих руках это сказочное богатство, этот неждан­
ный-негаданный дар! Да тут на весь садик хватит! Я, позабыв обо всем
на свете, торопилась к детям, прижав к сердцу свою находку.
•А еще час спустя растапливала хурууд на сквородже и давала де­
т я м по ложке ароматного густого напитка. Это был настоящий празд­
ник. Я видела, как заблестели ребячьи глаза, как легкий едва заметный
румянец выступил на лицах, и радовалась, благодарила старую маму
за ее спасительный дар.
Ребята внимательно слушали мой рассказ. А я говорила им про то,
как делают буряты хурууд, про чаши из березового дерева, в которых
заквашивают молоко.
А через несколько дней, 25 декабря, еще одна радость вошла в наш
садик, в ленинградские дома — хлеба прибавили. Правда, прибавка
эта была ничтожна мала — по детской карточке 75 граммов в день, н о
как все мы радовались этой прибавке!
Значит, все худшее позади. В городе говорят о дороге по Ладож­
скому льду. Днем и ночью по этой дороге везут со всей страны самое
дорогое для ленинградцев — хлеб.
Ребята рисуют эту дорогу, каждый ее представляет по-своему —
то широкую, как Невский проспект, с паровозами и машинами, т о как
прорубленную в стене арку со звездой наверху.
В ПЕРВЫХ ЧИСЛАХ ЯНВАРЯ 1942 года на Средне-Гаванской, в
двух кварталах от церкви, где помещается детсад № 6 , открылся дет­
ский дом. На втором этаже старого особняка разместили сорок исху­
далых мальчишек и девчонок в возрасте от 10 до 13 лет. Их подобрали
в ленинградских квартирах комсомольцы бытовых отрядов.
Нину Гармаевну вызвали в райком партии. Там она получила не­
ожиданное назначение — преподавателем математики в детский дом.
— Считайте себя мобилизованной на очень важный участок фрон­
та,— сказал ей седоватый человек.
Нина Гармаевна и обрадовалась такому назначению, н испугалась
его. Учительствовать в осажденном городе, решать задачки, ставить
отметки в то время, когда стынут руки и иссякают силы — какой о г ­
ромный смысл в этом решении! Д а именно смысл. Огромный, жизнеут­
верждающий, бросающий вызов темным силам, сковавшим -город. Но
что будет с ее малышами? С ее садиком? Четыре долгих мучительных
месяца провела она с ними, всем сердцем прикипела к каждому. И
вдруг — уйдет.
Правда, садик рядом, на одной улице. Но ребята? Как они отнесут­
ся к этому? Новая заведующая, высокая женщина одних лет с Ниной,
•одходила к ребятам, гладила их стриженые головы, успокаивала:
— Не огорчайтесь, дети. Нина Гармаевна будет приходить к вам
Часто-часто.
Светка Мухина выступила вперед, зашмыгала носом:
— А нам можно в школу? Мы тоже большими стали.
(Прибавилось забот у Нины Гармаевны. Надо освежить в памяти
119

школьную программу, просмотреть старые конспекты, учебники, соста­
вить план занятий. А потом — уроки, походы в поисках дров, ночные
часы у постелей ослабевших ребят...
Теперь она ходила, как и многие ленинградцы, опираясь на палку,
экономно расчитывая силы. На ногах появились язвы. Кружилась голо­
ва. Навещая малышей, радовалась: пошла им впрок бурятская xyipyта — держатся.
ИЗ ДНЕВНИКА Н. Г. НАЗАРОВОЙ
«На наших уроках удивительная тишина. Может быть, от того, что
ребята слабы, а может, повзрослели за эту зиму, прямо из детства
шагнули в мужество?..»
«Вместе с ребятами ломала чудом уцелевший газетный киоск на
16-й линии. Сухие доски трещали на весь остров. Дня три будет тепло.
Двоих мальчишек отправила в стационар: не могли подняться с кро­
ватей — дистрофия...»
«Была в садике. Вовка схватил меня за руку, потащил в угол и
вдруг сует ладошку, а на ладошке — четвертинка шоколадной плитки:
— Съешь, мама. Очень вкусная шоколадка.
Оказывается, он всю неделю хранил эту шоколадку для меня».
«Детдомовские ребята взяли шефство над садиком. Раз в неделю
навещают подшефных, приносят то досточку, то ведро воды, мастерят
коптилки.
Говорят, нас эвакуируют на Большую Землю».
ИЗ ВОСПОМИНАНИИ Н. Г. НАЗАРОВОЙ
10 марта во время воздушного налета на Васильевский остров фа­
шистская фугаска упала на наш садик. Это случилось днем, чуть ли не
в первый по-весеннему солнечный день. Я заканчивала уроки, когда
объявили тревогу. Вдруг совсем рядом страшный взрыв. Волной выби­
ло остатки оконных стекол, листы фанеры, сорвало маскировочную
бумагу.
Ребята попадали на пол, а я не помня себя кинулась к ним. Пер­
вая мысль — все ли живы? Ребята лежали, не двигаясь. Пыль забила
глаза, пахло дымом.
Едва пришла в себя, как в помещение вбежала наша учительница
литературы. По ее глазам я поняла, что> случилось что-то страшное. А
она сказала, еле шевеля губами:
— В церковь... садик.
Я не помню, как бежала по пустынной улице, без пальто, прова­
ливаясь в талый снег. У церкви — люди, пожарная машина, дым и всю­
ду ооколки стекла. Две девушки в касках с трудом тянут носилки. На
них женщина. Лицо в крови. Пытаюсь узнать ее. Замечаю Эмму Юрь­
евну,— она распоряжается у подъезда. Кидаюсь к ней.
— Живы детки, живы,— успокаивает Эмма Юрьевна. — А вот ня­
ню угораздило-таки. Ребята в подвал успел» спуститься, а няня навер­
ху застряла. Вот и зацепило.
Вижу детей. Их выводят из подвала. Валерка, Светка, Лёнчик...
Нет, не все. И Вовки моего нет.
-— Живы, живы,— снова успокаивает Эмма Юрьевна. — Четверых
уже свели. Напротив. И| твой там, (Гармаевна.
Вовку нашла в подвале соседнего дома. Грязный, испуганный.
Крепко прижался ко мне, дрожит.
•— Ты не уйдешь, мама?
А головка не держится на .слабой! шейке.
К вечеру матери забрали своих детей, а тех, кого некому забрать,
поместили в районном штабе МПВО на набережной Шмидта.
Решила с Вовкой пойти домой на Наличную. Несла на руках. Пока
120

добрались до дому, пять раз объявляли тревогу. Дома Вовке стало сов­
сем плохо. Он еле ворочал языком и лежал, не двигаясь.
Я растопила печку оставшимся стулом, разломала этажерку. В
парвую очередь решила вымыть Вовку. Растопила два ведра льда,
стоящих в чулане еще с января. На Вовкилом тельце грязь впиталась в
поры кожи и даже отливает синевой. Волосы слиплись. Осторожно на­
чинаю скоблить Вовку мочалкой. Он лежит безучастно, покорно, толь­
ко на лице выступила испарина. Потом укутула в одеяло, дала кипятку
и кусочек хлеба. Он уонул. А я всю ночь не смыкала глаз, лежала рядом
и прислушивалась к его дыханию, иногда мн^ чудилось, что он перестал
дышать. Тогда я встряхивала Вовку, тормошила его. Под утро он прос­
нулся, обнял меня слабыми ручонками и неожиданно сказал:
— Ты только не умирай, мама. Ладно?
ТАК ВОТ ОНА КАКАЯ, ЛАДОГА! Бескрайний водный простор,
свинцовая волна, беспокойно бьющая о борт баржи, холодный, совсем
не весенний ветер и мглистое небо из края в край.
На барже 210 ленинградских ребят. Сидят на метках и чемодан­
чиках. Переговариваются вполголоса и смотрят на пенистый след от
буксира. Все дальше и дальше уходит пологий ленинградский берег
с Оеиновецким маяком, причалами, железнодорожной веткой, речными
суденышками.
У причалов — готовые к рейсу баржи с людьми. А навстречу под
охраной военных тральщиков движутся баржи с мешками зерна, шта­
белями мяса, железными бочками, ящиками. Продукты и горючее Ле­
нинграду.
Итак, их переправляют на Большую Землю—ленинградских детей,
переживших страшную зиму. Вовка тут рядом и остальные тоже. Ленчик,
Валерка, Светка, Генка... и детский сад № 6, и детский дом, в котором
она до последних дней преподавала, эвакуируются на восток. Теперь
под ответственностью Нины Назаровой — более шестидесяти детей!
Едва скрылся берег, как где-то впереди раздался удар, затем дроб­
ный стук пулеметов. Все с напряжением смотрят вверх. Неужели на­
лет? Краснофлотец резко развернул свой пулемет, припал к нему, сдви­
нув каску/ на затылок.
Впереди раздалась команда:
—- Сидеть спокойно! Рты открыть!
Все — и дети, и взрослые — повинуясь команде, приоткрыли рты.
Стало тихо-тихо, только знакомый, холодящий сердце прерывистый гул
над головой. Команда «рты открыть» воспринимается всеми без удив­
ления. Не успеешь открыть рот — при близком разрыве лопнут бара­
банные перепонки.
Укрыться на барже негде. Палуба, заполненная детьми,— идеаль­
ная мишень для самолетов. Кругом вода, шлюпок нет, только спаса­
тельные круги.
Нина Гармаевна испытывает страх, какой никогда еще не испыты­
вала раньше. Только бы не попали! Как галчата в гнезде, сидят ребята,
обившись к середине баржи. Пулемет на корме начинает стрелять
длинными очередями. Ему вторят пулеметы, установленные в носовой
части. Бьют зенитные установки, с берега. Небо над головой покрыва­
ется темными хлопьями — облачками разрывов. Справа и слева от
баржи, как призраки,/ появляются военные катера.
Раздается нарастающий свист. Впереди взметается султан воды.
За кормой еще один. Буксирчик петляет то вправо, то влево — манев­
рирует.
121

Внезапно все стихает. Краснофлотец, оторвавшись от пулемета, по­
казывает небу кулак, смотрит на ребят, улыбается.
А вот и восточный берег — причалы, мешки, бочки и отрывистые
команды,, летящие из конца в конец:
— Разпружай-сь! Быстр-о-о! Не толпиться! Не скапливаться!
Десятка полтора деревенских изб стоят на косогорах. Небольшая
церквушка вся в темных щербинах. Длинные дощатые навесы. Масса
грузовиков и военных. Ребята бегут к домам, с трудом поднимаются по
косогору, падают, встают и снова бегут, бегут.
У берега ревет сирена. И вновь стрекот пулеметов. Опять налет.
Совсем рядом бьют зенитки.
Военные бросаются к ребятам, укрывают их в воронках и щелях,
которыми оплошь изрыт берег. Земля вздрагивает от ударов, в уши бьет
знакомый свист. Становится тише, и чей-то бодрый голос:
—- Порядок, ребятки! А теперь, живо вперед!
Станция. Вагоны. Белесый дымок паровоза. Нина Гармаевна пе­
ресчитывает ребят — нет одного. Вовки Баранова.
— Кто видел Баранова?
Молчание.
— Гена, Валерка, Ленчик — за мной!
— Пропал кто? — с тревогой спрашивает один из бойцов.
— Одного мальчишки нет.
Боец бежит с Назаровой назад к берегу.
•— Во-о-о-о-ва! — кричит на бегу Нина Гармаевна. Она видит Ва­
лерку. Тот стоит у опушки реденькой рощицы и машет рукой.
.В кустах, обхватив руками голову, сидит на корточках Вова Ба­
ранов.
— Что с тобой, Вова?
—• Страшно,— заикается мальчишка и крепко прижимается к Ни­
не Гапмаевне.
Боец нахлобучивает на Вовку свою тяжелую каску. Все смеются.
Через час эшелон трогается.
ИЗ ПИСЕМ Н. Г. НАЗАРОВОЙ К А. П. ЩИ/ПЦОВОЙ
«Дорогая Анюта! Мы живем в селе Хабарово Даниловского района
Ярославской области. Садик стоит в лесу и кругом такая тишина, что
даже не верится. Дети окрепли, повеселели. Старшие работают в кол­
хозе, а младшие помогают мне по хозяйству. Здесь наших ребятишек
очень любят и жалеют и несут в садик последнее,
А как нас встречали в Ярославле! На станции собралось так много
народу, что яблоку упасть негде. Женщины бегут к вагонам, кричат,
хватают детей, плачут, целуют, суют еду всякую, и все хотят взять к
себе.
Как прекрасны наши люди, Анюта. Сколько в них доброты и света!,
Мы обязательно должны встретиться, Анюта. Все встретятся.
Три года назад Нина Гармаевна ушла на пенсию. Здоровье стало
сдавать, да и годы немалые. Провожали торжественно, в актовом зале
школы произносили речи, дарили цветы. А потом зачитывали телеграм­
мы. Телеграммы от Валерки Маркевича, Геннадия Затонова, Ленчика
и многих других. И все ее называли мамой.
Нет, что ни говори — счастливая она, бурятская женщина, всю
свою жизнь отдавшая детям. Вот и ее Вовка пишет из Улан-Удэ: «Гор­
жусь тобой, мама».

Из поэзии древней Кореи

П А К И Н НО

Лирика
Пак
Кореи,

Ин

Но

участник

(1561—1642
Имчжинской

самураев

(1592—1598

г г . ) , он

ведений,

проникнутых

высоким

ной

стране.

поэта.

Мы

публцкчем

г г . ) — выдающийся

поэт

древней

освободительной

войны

против

создал

ряд

замечательных

гуманизмом
несколько

и

любовью

лирических

произ­
к

род­
миниатюр

*

Песня кукушки в деревне

1

Своим кукованьем кукушка
Прервала мой сладкий сон.
Зря ты торопишь, птица,
Усердных в труде крестьян!
Ты лучше б прокуковала
В садах сеульских вельмож.
О том, что страда на поле,
Ты прокричала б им!

Весна
С юга теплом дохнуло.
Жду цветенья сада:
На каждой веточке тонкой
Почки новой весны.
Моя любимица слива
Стоит у самого дома.
Я с нею рассвет встречаю
И поднял бокал за нее.

Зим.а
Дуют метельные вихри,
Над горами бушуют.
Все деревья на свете
Это стихотворение было написано автором в возрасте 13 лет.
123

Порастеряли
Но зеленеет,
На перевале

листья,
как прежде,
сосна.

Много в мире встречал я
Стойких и непреклонных
Мудрецов и героев,
Но с этой сосной прямою,
Кроме седых утесов,
Что я могу сравнить?

*

*

Нас создали не по одиночке,
А по двое: как м у ж а и жену.
И велено нам жить,
не разлучаясь,
Столетье целое, как день один.
Пусть громкий барабан
со звонкой лютней
Перекликаются и в лад звучат!

*

*

Сестер и братьев Небо нам дает,
Чтоб кровных связей люди
не теряли.
Сестренка младшая и старший
брат,
Нам предназначено любить друг
Друга,
Беречь любовь, как собственное
тело,
Как д у ш у в е ч н у ю свою, хранить!
*

р

*

Семью благословляют небеса,
Когда озарена она любовью.
Старинное предание нас учит:
Ж е н у л ю б и и так ж е почитай,
Как почитают гостя дорогого,
О д н а ж д ы навестившего твой дом!

*

*

щ
Быть добрым человеку суждено,
З л ы х от р о ж д е н ь я в мире
не бывало.
Не изменяй призванью
своему—
И никогда л ю д е й не устыдишься.
Средь гор зеленых, у реки
прозрачной
Будь верен
первозданности
своей!
Перевел с корейского А. ЖОВТИС.

Станислав ГАГАРИН

Гаврилыч
Р а с с к а з

'Полночи кряхтел и (ворочался старый Гаврильвч.
iK утру как будто вздремнул и увидел в будке начальника отделе­
ния дороги Кирилла Ивановича Житкова. Тот опять шумел, грозился
будку бульдозером снести, а лотом пропал, и старик понял, что прос­
нулся. В последнее время стал путать Гаврилыч сон с явью и понимал,
что в тягость он дороге, участок тянет с трудом, а надо бы молодого
сюда, спорить Гаврилыч с этим не станет. Вот если б только будка по­
перек не стояла...
Вышел по железным дорогам приказ упразднить старую систему
путевых обходчиков. Сами-то они оставались, а вот тысячи одиноких
будок сносили, соединяя обходчиков на укрупненных разъездах, постах
и- станционных поселках, где и жизнь становилась у них повеселей, и
польза от этого дороге была: люди на виду , под боком, снабжать их
легче, мероприятия можно проводив, , а техника далеко ушла, так да­
же удобней следить за полотном.
Гаврилыч забастовал. Малое начальство он слушать вообще не за­
хотел, а когда сам Кирилл Иванович приехал и принялся старика
уговаривать, а потом, не сдержавшись, сказал, что силой, мол, пере­
везем— старик взъярился, обозвал Житкова губошлепом и присово­
купил, охлаждаясь, что, видно, мало ходила его рука по заднице соп­
ливого Кирюшки.
С тем и влетел Житков в персональную мотодрезину, приговаривая
на ходух Н у и дед, ну и дед... Двинули к бате, может, он убедить су­
меет...»
Отец Житкова, Иван Васильевич, был уже на пенсии и жил с сы­
ном в городе. А в далекие времена, когда Кирюшка бегал по шпалам
без штанов и босой, участок старшего Житкова много лет граничил с
участком Гаврилыча, и будки их как две капли были похожи, только
в первой гомозилось полдюжины ребятишек, а Гаврилыч прожил
жизнь со своей Прасковьей...
Старик откинул лоскутное одеяло, некогда яркое, подобранное
Прасковьей из цветных тряпочек по чутью, а ныне поблекшее и места­
ми, обитое в комки, откинул одеяло и свесил худые ноги в порыжелых
подштанниках, потирая левую, порубленную саблей и часто ноющую
по утрам.
Гаврилыч посмотрел на ходики и сокрушенно покачал головой по
поводу замершего опять маятника. Тридцать лет с небольшим служи­
ли ему часы а вот в последнее время принялись сдавать. Старик и сам
их чинил, и просил слесаря из ремонтной бригады взглянуть, тот швы­
рялся, но больше из уважения к обходчику, чтоб не обидеть, но все же
г

г

намекнул, что и на утиль часы не годятся — металлу не много, а уж
работать им по всем физическим законам невозможно... Гаврилыч ото­
брал у него часы, снова колдовал над ними, ходики вроде наладились,
а теперь вот опять встали...
Гаврилыч заторопился к часам, толкнул маятник, тот качнулся,
стукнул два раза, еще, еще и мелко закачался, затихая.
— Мяу! Мяу!
— Подожди, Панфил, экий ты скорый,— сказал старик, пытаясь
оживить часы.
Но все его попытки были тщетны, он вздохнул и повернулся к
большому коту сибирской породы, выгибавшему спину и настойчиво
требовавшему внимания.
— Сейчас, Панфил, сейчас,— проговорил Гаврилыч,— будет те­
бе еда...
Он снял крынку, достал блюдце, накрошил в него хлеба и залил
молоком, предварительно размешав 'сливки облезлой деревянной
ложкой.
'Поставив блюдце на пол перед котом, Гаврилыч оглядел будку,
стало ему вдруг тоскливо, не потому совсем, что много лет, большую по­
ловину жизни смотрели на него эти стены, а от осознания одинокости
своей в завтрашнем дне, который наступит, когда порушат его угол и
увезут обживать новое место, а сил у Гаврилыча для привычки к этому
месту уже не станет...
Будка Гаврилыча, сложенная из крепких сосновых бревен в два­
дцатые годы, походила на деревенскую избу. Русская печь делила ее на
две половины: переднюю — (кухню и вроде как служебное помещение
и заднюю — спальню, горенку.
Кухня была полупустая, рухляди особой после Паши он не держал,
а в горенке был вишневого цвета комод и деревянная кровать, над нею
висели увеличенные заезжим фотомастером портреты: усатый конник
в буденновском шлеме и с орденом Знамени в банте на груди и девочкагимназистка с толстой косой и широко раскрытыми глазами, удивленно
и радостно смотревшими в мир. У изголовья в широкой раме, обвитой
красной лентой, был портрет знаменитого командарма, лично знавшего
старика и че раз отмечавшего его в приказах. Командарма давно свезли
на лафете орудия в Колонный зал, а Гаврилыч вот все жил и жил, хо­
тел поехать проводить в последний путь своего командира, да не мог
оставить Прасковью, она на люди показаться и в тот раз не захотела...
Он умылся, заглянул в зеркальце, потер впалые щеки, слегка побе­
левшие от проступившей щетины, подкрутил усы, выпустил управивше­
гося с молоком Панфила, натянул сапоги, прикрыл коротко острижен­
ную шишковатую голову старенькой фуражкой и, привычно, чтоб не за­
шибиться, согнувшись в дверях, вышел на крыльцо.
В это время на большой скорости прошел сборный товарняк, Пан­
фил прыгнул с крыльца, промчался через дворик, влетел на обсыпан­
ный липучими листьями тополь и зашипел па грозную лавину вагонов,
несущихся мимо будки.
Он вырос на дороге и поездов не боялся, но иногда, озорства ради,
притворялся, будто видит пх впервые и приводил себя в боевую готов­
ность.
Принесли Панфила еще слепым. Пока Паша была жива, к ней
часто прибегали ребятишки из соседней деревни, сказки слушали, она
сама их сочиняла, и дети души не чаяли в обходчице. Мать Панфила
разорвали собаки, а котят хозяева раздали по людям, благо порода
была для этих мест необычная, сибирские коты здесь не водились. Але­
на у обходчика уже была, и котенка отпоили козьим молоком...
Гаврилым спустился с крыльца и направился к сараюшке, где было
j 26

два отделения: одно для дорожного инструмента, а в другом жила Але­
на. Она слышала, как приближается старик, и нетерпеливо постукивала
рогами в дверь, а Панфил сполз с дерева и принялся гоняться за во­
робьями.
Подоив козу, Гаврилыч попил молока с хлебом и стал собираться в
обход. Когда он вышел из будки, кот и коза подошли к нему, но старик
отрицательно покачал головой, и Панфил с Аленой грустно повернулись
и, только лишь не вздохнув, побрели по своим углам.
Однажды, вскоре после смерти Паши, когда на полотне совсем
становилось тоскливо одному, позвал старик с собою кота, а уж Алена
за пими увязалась сама.
Дошли они втроем до границы участка, а там навстречу новый со­
сед. -;Ко да- увидал процессию, стал смеяться.
— Ты,— говорит,— Гаврилыч, зря на дороге служишь, в цирк,
старый, поступай, заработаешь почет и славу...
Обходчик ему ничего не ответил, насупился и повернул обратно.
Алена и Панфил с тех пор оставались дома, терпеливо ждали, когда
вернется хозяин.
Гаврилыч вышел к полотну и двинулся, не торопясь, вдоль, посмат­
ривая на просмоленные шпалы и оржавевшие местами загогулины кос­
тылей, притянувших к шпалам бесконечные нитки блестящих рельсов.
Шел он привычным шагом, цепко выглядывал возможные изъяны, не
забывая окинуть глазами и придорожные столбы, » указатели, и выло­
женную им собственноручно по насыпи наглядную агитацию. Было на
участке Гаврилыча три лозунга: «Миру — мир», «Счастливого пути» и
«Да здравствует Советская власть». С последним лозунгом вышел у
Гаврилыча спор с начальством. Были на участке большие чины из Уп­
равления дороги. Один из них и сказал, что такого лозунга по реестру
у них не значится, что надо писать «Да здравствует Советский Союз» и
лозунг придется переделать, мол, так теперь не говорят, это старомодно...
— Это как же вас, гражданин, понимать? — взбеленился Гаври­
лыч, мапирая на слово «гражданин». — Так, может, по-вашему и Со­
ветская власть старомодна?
«Гражданин» сунулся было разъяснять, но заместитель начальника
дороги оборвал его, сказал, что обходчик прав и пусть остается попрежнему...
Только дошел Гаврилыч до знаменитого лозунга, как со спины по­
слышался сигналJ
Он сошел с полотна, опустился в выемку и успел лишь на два шага
подняться к буквам «Да здравствтет...» из красного кирпича. И тут на­
летел, завывая, ташкентский скорый, рвануло с Гаврилыча фуражку,
он рукой ее перехватил, удержал, поезд просвистел в мгновение ока
мимо, показал старику последний вагон у поворота, поахал в отдаленья,
и словно его не бывало...
Прикидывал как-то Гаврилыч, сколько поездов он пропустил за всю
свою службу на дороге, и выходило, что не меньше миллиона будет.
Может, и поменьше, да не в том суть, все равно много, днем и ночью
шли поезда мимо будки, мир перемещался с юга на север и обратно, а
Гаврилыч оставался на месте и стерег мир от разных напастей, пусть
небольшой его кусочек, а стерег, оберегал, заботливо следил за полот­
ном и украшал высокую насыпь звездами из кусочков битого кирпича.
Он не задумывался над высоким значением слов, определяющих его
любовь к этому месту, где поселился он с Пашей, подчистую списанный
из Красной Армии, как не задумывался тогда, агитируя за Советскую
власть, которая была плотью от плоти его, созданная им и политая его
кровью. Он понимал, что барханы пустыни, где уснули братья по ору­
жию, и эти вот сосны по обе стороны дороги, и сама дорога, и люди,
г

127

мчащиеся no ней, и его будка, и Паша, и боль ее, святая боль, оставлен­
ная и ему в наследство, и сопливый Кирюшка, ставший взрослым и ока­
завший не те слова старику на днях, и. все, что может объять своим
сердцем Гаврилыч,— все это родное и близкое ему, за это пролил он
кровь, и прольет ее снова, не задумываясь над тем, по какому разряду
ученые люди запишут его дела.
Слушая стихавшую поступь железного рысака, Гаврилыч впервые
вдруг мучительно осознал, что ему немедленно надо быть в одном из
вагонов идущего в Ташкент поезда, он обязан там быть, чтоб умчаться
в те годы и напоследок увидеть горячую землю, где впервые встретил он
Пашу...
..^Неподалеку от мещерского города Касимова, в том месте, где
Гусь сливается с Окой, стояла деревня Погост. Вопреки названию, люди
жили в деревне веселые и, хотя землею владели нерожалой, а все не
унывали, потому как знали плотницкое ремесло и больше промышляли
этим. Кругом лежали лесные губернии, и мещерские плотники были в
чести от Смоленска до Владимира и от Рязани до Ярославля.
Ранней весной, собрав инструмент, уходили мужики пешком, обхо­
дя болота, в Москву, а уж там разбредались кому как выйдет. В дерев­
нях оставались бабы, дети да старики возиться со скудной песчаной зем­
лей, которую любили разве что сосны, да только сосною сыт не будешь,
а хлебушко в Мещере родился трудный...
IB канун германской войны в первый раз ушел из деревни с отцом
и Степан Романихип. Снарядились они в Кострому достраивать дере­
вянную церковь, и тут через пару недель приключилось несчастье. После
воскресного гулянья полез в понедельник батя на леса, а был не похме­
лившись, руки дрожали, вот и загремел с верхотуры. Упал он удачно.
Подбежали земляки, а Романихин-старший и не дышит. А мог и. кале­
кой стать, на таре себе и близким...
Отца схоронили на месте, а с артелью Степан до осени проработал
в учениках. Отослал деньги матери, сам в деревню не вернулся. Так его
и закрутило по России. Революцию встретил в Твери и записался доб­
ровольцем в Красную Армию. С Колчаком воевал в пехоте, а в поль­
скую компанию командовал уже эскадроном в Первой Конной. В этой
должности перебрался Степан Гаврилыч в азиатские земли сражаться
с басмачами. Тут ему сразу досталось по левой ноге, валялся в госпи­
тале, потом вышел, прихрамывать стал, но на коня годился, и тут вы­
шел в его боевой жизни поворот. Но это было потом, а вот в госпитале
встретился Гаврилыч с Пашей.
Родилась Паша в Калуге, а всю короткую жизнь свою прожила в
Средней Азии. Отец ее был крупным чином из колониального начальст­
ва, Не то, чтоб либерал, но около того... В доме у них всегда толкались
юноши с горящими глазами, умеющие красиво говорить о бедах народ­
ных, свободе, равенстве и братстве, передавались из рук в руки запре­
щенные книги, останавливались неизвестные люди, прибывшие от «Ни­
колая», «Марии» и «Петра Петровича».
Революция разметала Пашину семью. Мать пропала без вести гдето в Сибири, один из братьев стал большевистским комиссаром и воевал
на Дальнем Востоке, другой брат подвизался в качестве советника при
националистском правительстве, был связан с англичанами, постепенно
превратился в махрового белогвардейца и вскоре исчез с горизонта.
А отец умер сразу после вестей из Петрограда, и гражданская война
его не коснулась.
С самого начала Паша взяла сторону Советов и, хотя ей было толь­
ко шестнадцать, начала работать в органах новой власти. В девятнад­
цатом вступила в партию и ко времени прибытия Первой Конной была
инструктором по работе среди местных женщин. В одну из поездок по

кишлакам, где она вела работу среди узбечек, объясняя им новые по­
рядки на их родном языке, который Паша знала с детства, агитотряд
обстреляли, и пуля задела плечо молодой комиесарши.
Ее выписали раньше, вернее, она почти сбежала, чтобы отправить­
ся в новую вылазку, а Гаврилыч был на перевязке и не простился с нею
даже. Так бы и развела их судьба, но судьбой конника уже распоря­
дились.
Не успел вернуться он в полк, вызвали в политотдел.
—! Вот что, Романихин, как лучшего командира и. грамотного боль­
шевика,— сказал ему начподива,— переводим тебя на новую службу.
Сдавай эскадрон...
И командир его тут, в глаза не смотрит, а головой кивает, соглаша­
ется, значит...
Словом, как ни бушевал Гаврилыч, как ни шумел, а подчинился и
стал начальником охраны агитпоезда, бегавшего по пустыне от кишлака
к кишлаку, где большевики поезда говорили дехканам о том, как их об­
манули тс, что прячутся за кордоном.
Нелегкая была эта работа. Бывало, что и без оружия шли к людям,
а их не распознаешь, с виду он бедный крестьянин, а под кошмой у него
английский винчестер...
.Гаврилыч сам больше поезд охранял, имущество, так сказать, аги­
таторы не любили ходить с конвоем, считали, что вооруженные люди
позади оратора — слабый аргумент в пользу защищаемого им дела.
Мало-помалу и Степан приобщился к этому делу. Тут, конечно,
Паша способствовала, ведь она тоже служила здесь.
...Они ехали верхом, Паша и Гаврилыч, ехали в кишлак, считав­
шийся мирным и даже опорным для проведения в жизнь идей Советской
власти в этом районе.
Агитпоезд стоял на небольшом разъезде, за пятнадцать верст от
кишлака, и люди его по двое, по трое разъезжались по округе на лоша­
дях, которых возили, для этой цели в вагонах.
Гаврилыч, как начальник охраны, с оружием не расставался, а
Паша носила за пазухой лишь небольшой пистолет-хлопушку.
>Кишлак встретил их мертвой тишиной, и лишь когда миновали он»
первые дома, на другом краю селения надсадно закричал ишак.
— Не нравится мне это,— сказал Гаврилыч,— повернем-ка, Паша...
— Но здесь живет Зейнаб, она ждет меня, надо узнать, что произо­
шло, пока нас не было в этой округе...
— Зейнаб, Зейнаб,— проворчал Гаврилыч, настороженно озираясь
по сторонам,— боюсь, что твоя Зейнаб...
Он ке договорил. С дикими воплями вылетели отовсюду всадники
в надвинутых на глаза мохнатых шапках, заулюлюкали, размахивая
шашками, и едва успел Гаврилыч схватиться за оружие, как его и-Пашу
стащили с лошадей, скрутили, набросили на головы мешки и помчали,
перекинув через седла, в неизвестность.
...Прямо перед ним стояла Паша, притянутая ремнями к старому
карагачу. Веревки опутывали и Степана Гаврилыча, и он мог лишь во­
рочать шеей. Меж двух деревьев с пленниками горел костер, в него ка­
пал, шипел и испарялся вкусным дымом прозрачный жир с подрумя­
нившейся бараньей тушки. У костра стоял предводитель отряда басма­
чей Валихан, бандит, избравший тактику коротких и жестоких набегов
вдоль границы, которую он переходил, укрываясь от красных кавале­
ристов, и пополнял на той стороне боевые припасы.
— Правоверные не воюют с женщинами,—сказал Валихан,— но
эта женщина — хуже любого мужчины...
— Она а-ги-та-тор!—с трудом выговорил он.—Мне донесли, что,
9. «Байкял> № 3

129

взяв себе имя Паша, она обманывает наших женщин, поднимает на­
против мужчин! Это неслыханная дерзость!
— Вай-вай!—завопили люди Валихана.
Несколько костров горело поодаль. Солнце перевалило полдень кнещадно палило непокрытую голову Гаврилыча. Он оглядел десяток,
шатров, раскинутых полукругом у подножья большого бархана, вогну­
той стороной к кучке деревьев и колодцу между ними.
— Как твое настоящее имя? — спросил Валихан.
— Паша.
— Врешь! Ты русская женщина и не можешь быть «пашой»!
Она пожала плечами и отвернулась.
— Эй, ты! — крикнул Гаврилыч. — Что ты от нас хочешь? Послу­
шай, что я скажу. Она правду говорит, есть такое имя у русских. Она
моя жена, понимаешь, никаких военных дел не ведет, ты ее выпусти, а
со мной можешь говорить. Она просто женщина, Валихан, баба, по-на­
шему... А я большой красный командир, можешь взять мою голову! Вы­
пусти ее, ты ведь с бабами не воюешь...
- - Ты правду сказал?
Валихан сощурился и в упор глянул на Степана.
Тот не успел ответить.
— Нет! — звонко крикнула Паша. — Нет! Я не баба! Да, я учила,
ваших женщин быть достойными новой жизни, пыталась вывести их из
мрака, в который погружает женщину с момента рождения ваша рели­
гия и вековые предрассудки! Я не боюсь тебя, Валихан, можешь брать
мою голову тоже...
—• Ай-ай-ай! Нехорошо ты делаешь, командир. Зачем обманывал
Валихана? Но я понимаю тебя. Ты любишь эту женщину и солгал вс
спасение... А я ведь знаю, что вы оба из агитпоезда и ты начальник ох­
раны. Любишь эту женщину? Хорошо, люби ее, пожалуйста. Но раз ты
в моих руках, придется тебе для меня послужить. Проводи нас к поезду.
Мои воины обносились, мы бедные люди, немножко пограбим, а потом
ты уйдешь с нами через кордон и будешь любить свою красавицу до
конца дней своих... Ну, как? Согласен?
/Гаврилыч не отвечал. Он смотрел с тоской в белесое небо и думал
о Паше, о том, что так мало они были вместе, и вот пришла пора поми­
рать, а у них и племени на земле не Осталось...
— Согласен, командир? — нетерпеливо опросил Валихан.
—• Пес ты,—спокойно сказал Гаврилыч,— и отец твой пес, и дед^
и вся порода твоя собачья...!
Неспроста оскорблял Гаврилыч Валихана. Рассчитывал он, что
взъярится басмач и разом с ними покончит, чего тянуть, и так все ясно,
влипли намертво; но' ошибся Степан.
Зубами только скрипнул Валихан, шагнул к Гаврилычу, схватив
шись за рукоятку шашки, и тут сдержался, отступил.
— Хорошо,— прошипел он и кликнул двоих человек из толпы.
Они приблизились к Гаврилычу с нагайками в руках и по знаку
предводителя стали бить его по плечам и груди.
Паша прикусила губу и широко раскрытыми глазами смотрела на
мужа.
— Не смотри! — крикнул Гаврилыч. — Не смотри!
Валихан заулыбался.
— Хорошую ты мысль мне подал, командир,—сказал он. — Эй.
вы! Перестаньте!
Басмачи остановились и ушли в толпу, молча глазеющую на плен­
ников.
Валихан вытащил длинный узкий нож и положил его лезвием в
огонь.

т

— Ты сказал «не смотри!» Сейчас она перестанет смотреть.
С этими словами он взял в руки нож и подошел к Паше.
— В последний раз опрашиваю: ты согласен провести нас к поез­
ду? Нет?
Валихан вскинул руку с ножом и, прежде чем Степан мог опом­
ниться, вонзил его острие в Пашин глаз. Она дико вскрикнула, Гаври­
лыч зажмурился, а когда рванулся вперед, открыв глаза, то увидел,
как щеку потерявшей сознание Паши пересекает струйка крови.
— Не согласен? — опросил Валихан и снова поднял руку.
— Стой, собака! —страшно прошептал Гаврилыч. Голос у него
пропал, и он хрипел, проклиная ухмыляющихся врагов.— Стой, собака!
И тогда открыла Паша живой глаз. Природная синева его загусте­
ла от боли, горел он холодным огнем, и будто ожгло Гаврилычу душу.
— Молчи, Степан, молчи! — проговорила Прасковья. — Ради...
Тут прервалась ее речь, и Гаврилыч понял, что вспомнила Паша о
том, кто живет сейчас с нею вместе, н не договорила она, понимая: по­
гибнет он, не родившись, все трое погибнут, и ради него ничего уже не
свершат ни муж ее, ни она сама.
— Наши близко! Они отомстят! — закричала Прасковья.
И, скривив губы, Валихан снова поднял руку с дымящимся ножом...
...Гаврилыч свернул в сторону, прошел сотню шагов сосняком и
вышел на поляну. Ее огибал ручей, в средину сбежалась стайка бере­
зок, и там была Пашина могила.
Отраду и пирамидку с красной жестяной звездой на вершине Гав­
рилыч смастерил собственноручно. А вот слева ему вывел парнишка из
деревни, заведующий тамошним клубом. Гаврилыч обводил их золотой
краской, и они. всегда горели на солнце:
«Здесь лежит Прасковья Романихина. Первой Конной
армии красный боец, агитатор за Советскую власть».
И цифры, когда родилась, значит, и в каком году умерла...
Только померла Паша гораздо раньше, тогда, у старого карагача.
Их чудом спасли конники, прознавшие о Валихане и идущие по его
следам. Но все это убило Пашу. Рассудок к ней до конца не вернулся.
Паша родила мертвого ребенка. Ее долго лечили. Степан оставался
рядом, сначала давали ему отпуска, а затем и совсем списали со
службы.
Паша со временем совсем почти поправилась. Была в ней одна
странность: не могла она выносить городского шума, большого скопле­
ния людей, уставала от них, что ли... Тянуло ее к природе, к маленьким
детям, к животным. С детьми тоже иногда бывало неладно. Соберутся
ребятишки, слушают сказки, в рот тете Прасковье заглядывают, и
вдруг замолчит она, рукой по лбу проведет и смотрит поверх голов ре­
бячьих куда-то мертвыми глазницами. Жутко становится пацанам, они
потихоньку уходят, а назавтра снова бегут к тете Паше, великой охот­
нице угощать их вкусными вещами и рассказывать сказки.
Потому Гаврилыч и поселился с Пашей на дороге, и прожили они
долгие годы, ни в чем не переча друг другу, не вспоминая о прошлом и
принося людям хоть малую, но пользу и радость.
Старик постоял у ограды, потрогал рукой угловые колья — не рас­
шатались ли, шевеля губами, прочитал золоченую надпись и побрел к
дороге.
Теперь шел он в обратный путь и снова цепко смотрел, в порядке
ли каждая пядь полотна J
Дважды обогнали его поезда, один промчался навстречу, а Гаври­
лыч продолжал идти, не меняя шага, останавливаясь, лишь когда про­
пускал состав.
«А ведь прав он, Кирилл Иванович,— подумал старик,— такая кра.
9*

еота по рельсам катит, заморские гости ездят, а в глаза — избушка на
курьих ногах и хрыч or годов позеленевший... Зря я его обидел...»
Приняв решение покориться, хотя краешком сознания Гаврилыч
давно понимал неизбежность такого решения, он ободрился и зашагал
веселее.
«Уйду с дороги,—• строил планы старик,— а место за собой остав­
лю.. Будку разберут, так выпрошу бревна и сложу сторожку к Пашиной могилке ближе, от дорожной зоны в стороне, вот и не буду ме­
шать... А пенсии на троих достанет...»
Но тут рассуждения старика прервались. Колени его подогнулись,
он зашарил в воздухе руками, ища опору, но ее не было, и Гаврилыч
медленно опустился на рельсы, сердясь на себя за небывалую доселе
непослушность в ногах.
С минуту он не шевелился, затем задвигался, сошел, скорее, сполз
с полотна дороги и в десяти метрах от нее прилег у тонкой березки,
трепетавшей на мелком ветру легкими листками.
Непонятная усталось проходила, но странное дело! — ему не хоте­
лось подниматься и идти к будке, где ждали его возвращения Панфил
и Алена, ему было покойно здесь, на земле, рядом с дрожавшей на
ветру березкой, среди ярко-зеленой травы и редких весенних цветов, по­
качивающихся вокруг на тоненьких стебельках.
Разбудила старика дорога.
Оглушительно свистнув, пронесся тяжелый состав. Гаврилыч от­
крыл глаза, увидел мелькающие цистерны и стал, кряхтя, подниматься,
неожиданно вдруг осознав, что останься он здесь немного еще, не под­
няться ему больше.
'Так и добрел он до жилья, припадая на левую ногу, останавлива­
ясь перевести дух и досадуя, что никого не будет рядом, а он не успел
еще ни о чем таком распорядиться.
Войдя в спальню, он выдвинул из-под кровати окованный сунду­
чок, открыл его, достал чистую простынь и рубаху, застелил постель и
переоделся сам.
j
Силы оставляли Гаврилыча, но он сумел открыть дверь настежь,
чтоб шел в будку смоляной залах соснового леса, лег на кровать, на­
тянул на грудь одеяло, закрыл глаза и стал думать о Паше. Он думал,
что, наверно, догадаются положить их вместе, Гаврилыч часто говорил
людям об этом, но жалел, что не написал такой бумаги, потом вдруг
вспомнил, что не дал сигнал по линии, мол, умираю. Но когда захотел
подняться, то понял: не сможет, и утешил себя тем соображением, что
не поверят, если кто скажет, живой, про свою близкую смерть, а вот
он сразу земному зову поверил...
...Отходил старый Гаврилыч, бывший красный боец, за Советскую
власть агитатор, кавалер Красного Знамени и многих железнодорож­
ных наград. В распахнутой на груди белой рубахе, под рам­
кой с портретом любимого командарма лежал он и видел в откры­
тую дверь лохматые кроны сосен.
И вдруг запели медные трубы, рассыпали дробь барабаны, полых­
нуло красным в глазах Гаврилыча.
— Знамя,— прошептал он и, силясь подняться, оторвал голову от
жесткой подушки.
— Иду... Иду!—крикнул Гаврилыч и бросился к правому флангу,
что начинался за кумачовым знаменем сразу.
Но неподвижен и тих лежал он на старой кровати, и это последняя
мысль звала его в краснознаменный строй.
132

очерк И

ПУБЛИЦИСТИКА

Анатолий КУКЛИН

Р а з б у ж е н н а я

тишина

вости, уронив на баранку крупные, с въев­
Все начинается с дороги. БАМ — тоже.
Завгар Владислав Милонов, кивнув на шимся в поры мазутом руки, затем плавно
отпустил сцепление, и мы тронулись в путь.
парня с модной шкиперской бородкой, ко­
ротко бросил: «Поедете с ним». Он вписал
Таловка — одна из тысяч станций, зате­
мою фамилию в путевой лист, и я стал пас­
рявшихся на великой транссибирской ма­
сажиром грузовой автомашины ГАЗ-53, от­
гистрали. До недавнего времени редкий
правляющейся в обычный рейс со станции
носзд замедлял здесь свой бег: из пасса­
Та ловка в село Улюнхан.
жирских — пригородные, которые, по обще­
известному выражению, «кланяются каждо­
Утро было ясное, морозное, со стороны
му встречному столбу», нз товарных — те*
Байкала дул резкий обжигающий ветер.
что привозили сырье и материал для мест­
— Место тут узкое, с двух сторон горы
и всегда несет, как в аэродинамической тру­ ного завода железобетонных конструкций.
Но разнеслась над всей страной, как набат,
бе,— пояснил Геннадий Пасынков, когда мы
ззоикое слово «БАМ», и название непри­
грузились на этом ветру.
метной станции стало знакомо сотням, ты­
Он был одет более чем легкомысленно —
в зеленую выцветшую штурмовку, из-под сячам людей. Сюда со всех концов страны
стекаются по железной дороге грузы, пред­
которой выглядывала обыкновенная хлоп­
назначенные для стройки века. Белоруссия
чатобумажная рубашка в мелкую цветную
шлет свои могучие МАЗы, Урал — экскава­
клетку, в синие спортивные брюки из тон­
торы, Волгоград — бульдозеры, Хабаров­
кого трпко и валенки.
ский край^—сборно-щитовые дома... Мыло и
Не прохватит?—побеспокоился я.
стекло, шифер и консервы, взрывчатка и
— Ну, что вы, я привычный, мне мороз
писчая бумага, горючее и рукавицы, топоры
даже на пользу,— улыбнулся он.
и одеяла, гвозди и валенки... словом, все,
— Из местных? •
без чего не начнешь стройку, выгружается
— Точно. Мать у меня живет в Баргу­
сегодня на станции Таловка, и ужо отсюда
зине.
забрасывается на автомашинах на цент­
Пока грузчики укладывали в кузов дета­
ральный участок БАМа, который проходит
ли щитовых домов, Геннадий старательно
считал их, исполняя обязанности экспедито­ по территории пашей республики.
ра, потом расписывался в графах каких-то
Ровно гудит мотор новенького ГАЗа. Ми­
ведомостей, назначение которых, как он мо проносятся знакомые села и поселки:
признался, неведомо ему. Между этими, не- Троицк, Илмшка, Тлтауропо, Кома...
войственными его профессии, делами ой
—•• Сколько километров до Улюнхана?
успел произвести уже непременный для
— В путевку записывают 550, а по спи­
каждого шофера перед рейсом подготови­ дометру выходит 570,— отвечает Гена.
тельно-заключительный осмотр автомоби— Что так?
лу — проверить тормоза, рулевое управле­
— А кто его знает... — обрывает он мои
ние, колеса и шины, внешние световые при­
расспросы.
боры и дополнительное оборудование. Взял
За Птаицой Генадий вдруг вильнул к обощптевой лпст и талоны на бензин, отметился
чние и нажал на тормоз. Обернулся ко мне
у диспетчера.
и вшювато предложил:
— Ну, кажись все,— заключил он, нако— Не заправиться ли нам с вами?
VMU влезая в кабину.
Я удивленно вскинул глаза: на часах нет
и двенадцати, да и отъехали мы совсем не­
Он поставил у моих ног желтую, потердалече.
р ю хозяйственную сумку, из которой вы— Честно говоря, проголодался, аж жи­
Ьшдывали зеленая пластмассовая головка
вот подвело. Я ведь приехал из Улюнхана
•фмоса, палка любительской колбасы и
Црйюха хлеба. Посидел немного в задумчи­ в Таловку ночью и сразу залег спать, а ут133

ром... сами виделп, недосуг было перехва­ изменился. По сути, все остается так, как
было несколько десятилетий назад: тот же
тить,— объяснил он.
мотор, те же колеса и руль, именуемый в
Геннадий все делает обстоятельно, без
просторечии баранкой, и за ней так же на­
суеты. Движения его неторопливы и точны.
И жует он свою любительскую колбасу пряженно сидит человек, у которого физи­
вперемешку с хлебом старательно, и чай из ческие и психические данные отнюдь не из­
менились тоже. Правда, сервомеханизмы,
пластмассового стаканчика прихлебывает
применяемые в современных автомобилях,
со вкусом, как умеют делать это сибиряки.
значительно снизили физические нагрузки
В его облике, несмотря на модную шкипер­
водителя, но возросшая мощность моторов,
скую бородку, проглядывает деревенский
увеличение скоростей, обилие транспорта
паренек. И рос-то он, наверное, в большой
на дорогах трехкратно повысили его психи­
дружной семье, в которой дети с малолет­
ческую нагрузку.
ства приобщаются к серьезным хозяйствен­
ным делам.
Днем и ночью идут по Баргузинекому
тракту машины с грузом для БАМа. Сколь­
Весной прошлого года он вернулся из ар­
ко
их? Я попытался с помощью Геннадия
мии в родительский дом, что стоит на са­
сделать хотя бы приблизительный подсчет:
мой окраине села Баргузин. Все лето вче­
— Значит, в вашей автобазе насчитывает­
рашний морской пехотинец возил на авто­
ся пока 55 автомашин. Примерно по столь­
бусе артистов из Иркутской филармония,
ко же имеют четыре механизированные ко­
гастролировавших в его родных краях. Не
лонны, в тоннельном отряде, насколько мне
раз встречал он в этих бесконечных переез­
известно, их насчитывается более 120.
дах из села в село, растянувшихся вдоль
Баргузинского тракта, колонны автомашин,
Выходит, около 500 машин обслужи­
па дверцах кабин которых было выведено
вают сегодня БАМ на территории нашей
трафаретом, уже знакомое, но все же таин­
республики,— заключает
Пасынков. — И,
ственное своей непознанностью слово БАМ.
наверное, более половины из них заняты
Именно в эти минуты, когда прижавшись к
на перевозке грузов.
обочине, он пропускал мимо тяжело гру­
Водители знают, что их ждут, что грузы,
женные поблескивающие свежой краской
которые они везут, срочные и нужные. По
голубые, зеленые и желтые МАЗы и ЗИЛы,
этому и гоняют они днем и ночью по Бар
у парня зародилась мысль—податься на
гузинскому тракту свои машины, покрывая
стройку века. Почти два месяца он ездил в
570 километров за 10—-12 часов. И зача
Таловку. приставал к завгарам, пока его
стую, отдохнув часа два-три, спешат в об
не зачислили в штат автобазы СПМ-572,
ратный путь.
созданный в сентябре.
Уже под вечер, когда из заснеженной
тайги выползли на дорогу синие сумерки
А бесконечная лента дороги бежит под
ыы въехали в Баргузин. Долили в бак беп
колеса. Льется навстречу зимняя лесная
знна на заправочной станции и свернули II.i
красота. Чем ближе Байкал, тем сказочнее
проселочную дорогу, которая привела наг
н краше становится пейзаж: белее и толще
снежный покров, чище воздух, синее дали. на окраину села к тесовым воротам дома
И вот, наконец, за поворотом распахнулся ничем не примечательного, ничем не выд<
Байкал — неоглядное белое поле. Лишь ляющегося из уличного порядка.
вдоль берега тянется крошево льда и снега,
Обычная деревенская изба, разделенная
будто опахали поле гигантским трактором.
на две половины дощатой перегородкон
Акварельной голубизной играют грани ледя­
русская печь с плитой, в углу старый буфе i
ных глыб, молочными сосульками застыли сработанный, очевидно, местным умельцем
на каменистых обрывах бушевавшие до ян­
на стенах в простых самодельных рамка»
варских морозов байкальские волны. Уланпод стеклом семейные фотографии, над кр..
удэнец Владимир Поняев, ныне работаю­
ватью рисованный коврик, на котором пап
щий в автоколонне тоннельного отряда
бражены непременные белые лебеди, п.'м
№ 11, говорил мне:
вающие в голубом пруду, и красавица м >
берегу... Даже солдатский китель и матр<»
— Летом чудно здесь! Остановишь ма­
екая бескозырка, висящие на видном мсп.
шину, разведешь костер на берегу, вскипя­
не нарушают, кажется, традиционной nr.
тишь чайку, а коли есть время, и рыбку
становки.
словишь, вздремнешь часика два под лас­
Молодому шоферу повезло: его «заезж:. \ ковый шум моря — и встаешь бодрый све­
жий, будто только что из гаража выехал. на дальнем пути — родной дом, где старпп
кая мать, захлопочет, забегает, накорми>
Но сейчас зима, и не найдет шофер под
духовитыми, домашними щами, а утри-.,
каждым кустом временный приют. Дорога,
чуть свет растопит печь, подогреет № • i
отполированная колесами тысяч машин
для радиатора, вовремя разбудит и нам
чуть не до глади катка, требует от него
предельного внимания. Нескончаемой чере­
на дорогу по-сибирски чаем с молоко;." М
дой сменяют друг друга крутые повороты,
переночевали. Гена успел даже сходить i.
подъемы, спуски, держа его в постоянном
черком в кино, сменив свою рабочую on i
напряжении. Геннадий то и дело трет глаза,
ду на модные расклешенные брюки и п ч
усиленно моргает. Видно, сказывается ко­
бую рубашку со шнуровкой вместо им
роткий сон в минувшую ночь и трудные ки­
виц, из-под распахнутого ворота кот<>|"-'
лометры зимней дороги.
выглядывала не без умысла тельняшка.
Выехали мы из Баргузина, когда на и...
Удивительная вещь: автомобиль в нашем
токе над черной грядой далекого Икатп.м••
представлении нерасторжимо связан с тех­
хребта забрезжила узкая полоска сип .
ническим прогрессом, но за всю историю
Отдохнувший в привычной и желанной • •< •
своего существования он принципиально не
134

гтановке родительского дома, хорошо вы­ рует на внешние раздражители, у него за­
метно снижается скорость реакции. Так что
спавшийся, Гона шустро гнал машину.
Мы пролетели по пустынным улицам еще заехать ему в кювет — дважды два.
объятых крепким утренним сном сел. Но
Да, нелегок труд тех, кто водит свои ма­
уже начинали куриться над некоторыми до­ шины по Баргузинскому тракту к трассе
мами белесые столбы дыма. Тишина, перво­
БАМа. Шофер, пожалуй, сегодня главная
зданная, удивительная тишина лежала на
фигура на стройке, ибо она, эта стройка,
земле. Она была настолько осязаемой, зри­
начинается с дороги. И Улюнхан, куда мы
мой, что ощущалась даже здесь, в кабине приехали с Геннадием Пасынковым, тоже
грузового автомобиля, неутомимо бегущего существует для дороги.
по ухабистой дороге.
Почерневшие от времени бревенчатые из­
Село Барагхан проехали уже в свете дня. бы привольно раскинулись по левому берегу
Там за одним из поворотов предстала перед речки Улюн, чуть в сторонке строгий поря­
нами картина дорожного происшествия. На док янтарно-желтых щитовых домиков и
обочине печально и одиноко стоял ярко-го­ палаток цвета высохшей травы, неподалеку
темная стена тайги в ярких блестках сне­
лубой ЗИЛ-130 с разбитыми фарами и вмя­
га — и все это в обрамлении причудливо из­
тым до руля верхом кабины. Подъехав к неломанных горных вершин. Это и есть Улюн­
•му вплотную, Геннадий тихо прошептал:
хан — плацдарм для броска на север к
— Наша машина... Из нашей автобазы...
Вглядевшись пристальнее, он воскликнул: трассе БАМа. Здесь, в Улюнхане, находят­
ся головные отряды строительно-монтажно­
— Так это же Серега! Сергей Дементьев.
На белом снегу, как на белом листе бу­ го поезда ,N» 572 и механизированных ко­
маги, отчетливо отпечатались следы проис­ лонн № 137, 138, 139 и 140.
шествия: автомобиль не сумел «вписаться
Поезд создан в августе, так что возраст
н поворот», заехал в кювет и опрокинулся. у него, можно считать, младенческий. Но
Вокруг валяются покореженные, помятые
уже сегодня ему приходится вершить дела,
листы деревоплиты — груз, который ждут прямо скажем, не по возрасту.
там, в Улюнхане.
— Менее чем за четыре месяца со дня,
когда сюда прибыли наши первые строи­
— Заснул, наверное, за рулем парень,—
комментирует Гена. — Жив ли?.. Конечно, с тельные бригады, мы поставили одиннад­
цать щитовых домиков — палатки не в
ним, как всегда, ехал в паре Виктор Дудсчет, хотя на установку их тоже пришлось
ченко. Он-то, по-видимому, и вытащил ма­
потратить немало времени, потому что они
шину из кювета...
В глубоком молчании мы отъехали от у нас утепленные. Заканчиваем строительст­
во торгового комплекса, куда входят мага­
места происшествия. Перед глазами все еще
зин на шесть рабочих мест, столовая на 85
стояла картина увиденного.
посадочных мест, пекарня. Ну и развернули,
Геннадий тихо пояснил:
естественно, работы на трассе будущей ав­
— Мне-то повезло, у меня дом в Баргу­
томобильной дороги Улюнхан — Уоян,—
зине. А так на всем пути ни одной заезжки.
рассказывает начальник СМП-572 Николай
Должны скоро построить. Ведь что значит
гнать без передышки от Таловки до Улюн- Тимофеевич Базылев.— Да, кстати, устано­
хана и обратно? Это, значит, сутки почти вили здесь пилораму. Теперь не возим сюда
не спать. Не мудрено в таком состоянии за­ пиломатериалы, как это делали на первых
порах.
лететь в кювет...
Первый вопрос, который сорвался у нас
Я застал Базылева в тесной комнатушке,
с языка, когда мы приехали в Улюнхан,
где с трудом можно развернуться четверым.
был: «Как Дементьев?»
Он сидел в обществе девушки, которая кру­
— Жив парень. Жив,— ответили нам.— тила ручку арифмометра, и начальника
Лежит в больнице в Курумкане.
строительно-монтажного участка М» 2 Геор­
гия Васильевича Крушпнского. он же —
— Фу-у,—выдохнул Геннадий. — Ну и
секретарь партийной организации поезда.
аезет же мужику, считай, на тот свет за­
глянул.
— Если вы рискнете назвать этот заку­
— Когда это случилось и как? — спросил ток «прорабской», не возражаем,— пошу­
я у Виктора Дудченко.
тил Николай Тимофеевич.
— Вчера в одиннадцатом часу. Я ехал
Впрочем, такова профессия строителя —
сзади, а он — впереди. Вдруг вижу: на по­ обживать необжитые места и довольство­
вороте Серега вылетает за обочину — и в ваться на первых порах времянками —
кювет кувырком. Причина ясная — заснул
будь то ж ч л 1 , с или контора. Не раз прихо­
за рулем,! устал.
дилось Николаю Тимофеевичу за свой не­
малый строительный стаж забивать первый
Есть такое понятие «дорожный парагнпколышек, ставить первую палатку, заклады­
ноз». При долгой езде с постоянной скоро­
стью равномерное чередование столбов и вать первый фундамент. Он принимал учас­
тие в сооружении железнодорожной линии
световых сигналов, бесконечная лента доро­
Решети — Богучаны в качестве заместителя
ги, бегущая под колеса, вызывает у води­
начальника строительно-монтажного поезда.
теля состояние сонливого оцепенения, напо­
Оттуда его н перевели с повышением сюда,
минающего гипнотический сон. По существу
на БАМ. За плечами Крушинского стройка
•он спит за рулем с открытыми глазами, как
целлюлозно-картонного комбината. Именно
•спят иногда на ходу солдаты во время ноч­
там он стал тем, кем пришел сюда — уме­
ного марш-броска. В этом состоянии шофер
может проехать по автостраде от 15 до 20 лым, грамотным, обладающим не только
жилометров. И хотя в это время он все же теоретическими, но и практическими знания­
автоматически управляет машиной и реаги­ ми, командиром производства.
135

— В Селенгинске я был и арматурщиком,
я каменщиком, потом возглавлял комсо­
мольский штаб стройки, а по вечерам учил­
ся в индустриальном техникуме. Закончил
его в 1971 году, работал мастером, прора­
бом,— скупо перечисляет он.
За короткое время своего пребывания в
Улюнхаие я не мог познакомиться со строи­
телями ближе и составить себе более пол­
ное представление о том, кто есть кто. Но
даже после мимолетных встреч с ними я
пришел к выводу, что там в большинстве
своем работают люди, прошедшие, как го­
ворится, огонь и воду.
— Поедете на трассу знакомиться с бри­
гадами Абнера и Вахниченко? — спросил
меня Базылев.
— Непременно поеду,— ухватился я за
полувопросительное предложение.
— А не боитесь превратиться в сосульку:
уж очень легкомысленно вы одеты? — ус­
мехнулся он, критически окинув мою эки­
пировку. — Ну кто, скажите, едет в тайгу в
ботинках? He-ет, батенька, так дело не пой­
дет. Если хотите увидеть своими глазами
работу наших людей на трассе, то надевай­
те вот эти валенки.
На трассу мы выехали с мастером Цыреном Дашибалсзым в кабине ЗИЛа, обору­
дованного под дежурку.
— Откуда приехали на БАМ? — задаю
привычный вопрос своему спутнику.
• Из Читы, работал в одном из подраз­
делений тамошнего управления строитель­
ства,— отвечает ои.
— Родом, наверное, из тех мест?
— Да, из Аги. А вот и трасса. Видите
земляную насыпь — это и есть будущая ав­
тодорога до Уояна.
В зимнем лесу с ходу и не приметишь
извилистую линию просеки и присыпанную
снегом земляную насыпь, которая начинает­
ся сразу на том берегу реки Улюн. Лес ка­
жется безмолвным и безлюдным. Стынут на
морозе неохватные вековые лиственницы и
сосны, тянут к небу серую паутину своих
голых ветвей осины, притаились под мохна­
тыми белоснежными шапками темные ели.
Тишина. Опять все та же первозданная ти­
шина, сотканная из молчания гор, шума не­
замерзающего ручья, из треска сучьев под
копытами осторожного зверя, из гула вет­
ра в вершинах сосен. Зимний лес кажется
особенно пустым и молчаливым. Но вот эту
пустоту и молчание заполняет монотонный
и методичный стук топора о застывшую до
звонкости древесину. Где-то взвизгнула на
высокой поте бензопила. Гулко разнесся
звон металла. А за поворотом в распадке
стал виден сизый дымок костра. Подъез­
жаем к костру, который разложили, не для
того, чтобы спасаться от сорокоградусного
мороза, а для того, чтобы оттаивать мерз­
лую землю и рыть траншею. На краю уже
наполовину вырытой поперек дороги тран­
шеи лежит огромного диаметра ребристая
металлическая труба.
Пыреи Дашибалов подводит меня к вы­
сокому стройному даже в неуклюжей зим­
ней куртке парню:
— Знакомьтесь: Эдуард Абнер, бригадир
комсомольско-молодежнон биргады.
136

И добавляет:
— Ребята — орлы! Большинство только
что из армии, бывшие матросы, ефрейторы,
сержанты, старшины. Народ дисциплиниро­
ванный: сказано—сделано.
Эдуард смущенно трет пятерней красное,
задубелое от мороза лицо. Прошу его рас­
сказать о себе:
— Приехал из города Кузнецка Пензен­
ской области. После армии работал на
строительстве автомобильного завода в
Тольятти. Со мной приехало трое друзей:
Владимир Потапов, Валерий Клейменов,
Валерий Ростков, которые и составили яд­
ро бригады.
— Скажи, Эдуард, что потянуло вас на
БАМ? Только ли громкое имя стройки?
Только ли сибирская романтика?
— Для меня лично этот вопрос решался
просто. Я ведь родом из Муи, что в Баунтовском районе. Наша семья уехала оттуда
на запад восемь лет назад. Откровенно го­
воря, меня всегда тянуло сюда, в родные
края. И как только я услышал о строитель­
стве Байкало-Амурской магистрали, то тут
же решил: еду, и еду непременно на тот
участок, который проходит по Бурятии. Ну,
а друзей своих уговорить мне не составило
труда. Конечно, не последнюю роль в нашем
решении сыграла масштабность стройки.
Что и говорить — БАМ естъ БАМ. Разве
можно оставаться в стороне от большого
дела?
Вот они — романтики 70-х годов, кото­
рым нужна истинная масштабность, настоя­
щие большие дела. Их привлекает не ро­
мантика туманов и запахи тайги, а роман­
тика труда, в результате которого на земле
остаются новые поселки и города, заводы и
фабрики, пролегают по глухим местам
стальные магистрали и автострады. Ради
этого они готовы жить в палатках, где за
ночь замерзает вода в умывальниках, рабо­
тать в сорокоградусные морозы.
•— Возьмешься голыми руками за ключ
или гайку — пальцы моментально белеют.
А браться приходится: 1000 болтов, кото­
рыми скреплены секции одной вот этой тру­
бы, не закрутишь в рукавицах. Металл на
морозе становится хрупким, как стекло, по­
этому болты и гайки мы сначала нагреваем
на костре,— рассказывает Эдуард.
Неподалеку, в метрах двухстах строит
мост через безымянную речку бригада Вах­
ниченко. Даже лютые январские морозы не
смогли остановить стремительный бег та­
ежного ручья. Он журчит по камням и дышит паром, от которого закуржавели близ­
стоящие деревья.
В бригаде Николая Григорьевича Вахни­
ченко собрались люди пожилые, степенные,
«-мастера на все руки», как охарактеризовал
их Цырен. Сам Вахниченко из Павлодара.
— В 56-м приехал туда осваивать целину
с Украины. Было мне тогда двадцать пять
лет, женился там, пустил, так сказать, кор­
ни, оброс хозяйством, но вот, поди же, не
удержался, как прослышал про БАМ. Я
так считаю, что у настоящего строителя
страсть к перемене мест сидит в крови.
Выясняется еще одна любопытная деталь:
Николай Григорьевич, как и Абнер, при-

ехал не один, а с двумя своими закадычными друзьями, с которыми ставил дома в
целинных совхозах.— Владимиром Адамо­
вичем Людвигом и Зигмунтом Викентьевичем Людей.
— Люди в бригаде подобрались работя­
щие, умелые. Каждый умеет и топор дер­
жать, и бензопилой орудовать, и бетон ме­
сить, и кирпичную кладку выводить... Что
мои целинные дружки, что ваш земляк из
Каменска Михаил Васильевич Иванов, и
что Пономарев Александр Дмитриевич, ко­
торый вместе с нашим начальником Базылевым строил дорогу на БогУчанскую
ГЭС. Без этого тут и невозможно. Ведь мы
сами валим лес, сами трелюем, сами выте­
сываем брус.
Мы сидим с Николаем Григорьевичем в
вагончике, посреди которого жарко пылает
железная печурка. Она—единственный ис­
точник тепла в глухой, застуженной тайге.
Впрочем, есть еще один источник — работа.
От нее людям не менее жарко, чем от рас­
каленной докрасна «буржуйки». Еще их со­
гревает и дает им силы сознание того, что
за ними потянется на север к трассе БАМа
ниточка жизни — дорога. Николай Тимофее­
вич Ба-зылев не без основания считает, что
сегодня коллектив СМП-572 со своими суб­
подрядчиками находится на главном на­
правлении стройки. Именно здесь, на трассе
автомобильной дороги Улюнхан — Уоян, ре­
шается сегодня судьба уникального 15-ки­
лометрового тоннеля, который будет пробит
через Северо-Муйский хребет.
Но дорогу протяженностью в 220 кило­
метров, где придется возводить около двух
сотен искусственных сооружений и мостов,
выполнить тысячи кубометров скальных
выемок, не построишь в короткий срок. По­
этому наряду со строительством дороги ве­
дется прокладка зимника.
— Перед Новым годом группа из 18 че­
ловек во главе с главным инженером поез­
да Борисом Дмитриевиче;! Федоровым уш­
ла пробивать зимник на Уоян. В группе два
опытнейших бульдозериста Михаил Трофи­
мович и Геннадий Семенов, тракторист Вла­
димир Плотников, водитель КРАЗа Виктор
Мальцев и бригада плотников Виктора Конопелькина.— рассказывает Базылев. — На­
деемся к 15 февраля закончить зимник. И
если к этому времени станут эти чертовые
таежные речки, которые гуляют в самые
морозы и замерзают, по словам местных
охотников, к оттепели, то первые автомаши­
ны с грузами непременно пойдут на Уоян,
• наш поезд сможет до конца весны пере­
базироваться туда.
Забегая вперед скажу, что 8 февраля я
встретил совершенно случайно в Нижне-АнriapcKOM
аэропорту Бориса Дмитриевича
Федорова. У него был смертельно усталый
•ид: глубоко запавшие глаза, втянутые ще­
ки, даже седины в его бороде, кажется, ста­
ло больше, чем их было в первую нашу
•етречу в Улюнхане.
,— Федоров, откуда вы? — кинулся я к
•ему.
— Из Уояна. Пробили мы все же зимrtttt,— вяло улыбнулся он, и по улыбке

этой было видно, что нет у него сил даже
радоваться победе.
Первопроходцы... Ими становятся люди
смелые, мужественные, готовые к любым
испытаниям и трудностям. Даже могучая
современная техника, предоставленная в их
распоряжение, не ограждает их от тягот и
неожиданностей, подстерегающих в пути.
Так было и весной прошлого года, когда
первая автоколонна тоннельного отряда
№ и пробивалась в Улюнхан. Под тяже­
стью 22-тонных МАЗов-543, названных
«Ураганами», жалобно стонали деревянные
мосты. Бульдозеры Т-100, которые везли на
«Ураганах» приходилось выгружать перед
каждым мостом, и они шли на противопо­
ложный берег своим ходом. До трех часов
ночи не спали в гостинице «Байкал» первые
бамовцы во главе с начальником отряда
Виктором Максимовичем Кобляковым. Они
с тревогой ждали звонка из Турки. Нако­
нец, в полночь зазвенел телефон. Приглу­
шенный расстоянием голос начальника ав­
токолонны Юрия Маковоза сообщил: «Про­
шли мост через Турку»,— и только после
этого все легли спать.
Так было и в начале февраля нынешнего
года, когда первая колонна машин прошла
из Усть-Баргузина в Нижне-Ангарск по
льду Байкала.
Этого рейса ждали с нетерпением. «Ну,
как там лед на Байкале? Не нарос?» —
спрашивали каждый день и в Талозке, н •
Усть-Баргузине, и в Нижне-Ангарске.
«Тонковат еще, местами едва доходит до
30 сантиметров»,— отвечали метеорологи.
Байкал встает поздно. Только январские
морозы укрощают ярость зимних штормов,
и неподатливое море наконец-то одевается
в ледяной панцирь. Но в январе лед еще
тонок и ненадежен, лишь в начале февоаля
ом обретает достаточную прочность, и Бай­
кал становится едва ли ие единственным
средством грузоперевозок в суровый таеж­
ный край, прилегающий к его северной око­
нечности. То есть именно туда, где сегодня
разворачиваются работы по строительству
магистрали века.
Наконец, настал долгожданный день
рейса.
Более двух десятков водителей изъявили
желание пойти в этот пе только почетный,
но и в некоторой степени опасный ледовый
рейс. Но начальник колонны Валерий Пет­
рович Слоневскнй отобрал лишь семерых:
Дмитрия Алексеевича Миронова. Виктора
Куренкова, Николая Нюхплова, Павла Пав­
ловича Белоногова, Леонида Лысенко, Вла­
димира Павловича Поияева и Анатолия
Михайловича Власова.
Колонна выехала из Усть-Баргузина в де­
сять. Утро выдалось ясное, только дальние
хребты затянуло синей дымкой. Незаметно
проехали через заснеженное озеро Арангатуй и вступили на лед Чивыркуйского за­
лива. По это еще не Байкал, его простор
откроется вон за тем круто обрывающимся
в море скалистым берегом.
В пути подсаживался к шоферам в каби­
ну, знакомился с ними. До поселка Курбулик ехал с Павлом Павловичем Белоного137

вым. Он самый старший по возрасту и по
опыту.
— Девятнадцать лет за баранкой, но хо­
дить по Байкалу не приходилось. До пере­
хода в автобазу тоннельного отряда водил
автобусы по районным маршрутам,— скупо
рассказывает он. — Родом я из Краснояр­
ского края, но родиной своей все же счи­
таю Бурятию: здесь прошло мое детство,
отсюда ушли на войну четыре моих брата,
трое из них не вернулись, погибли и мужья
двух сестер. Так что сейчас я, почитай, ра­
ботаю не только за себя, но и за тех пяте­
рых из нашей семьи. Как это нынче-то го­
ворится: за себя и за того парня.
У Курбулика сделали первую остановку
перед выездом на байкальский лед. Слоневский еще и еще раз проинструктировал
водителей:
— Головным пойдешь ты, Дмитрий Алек­
сеевич, потом ты, Леша, ну и так далее.
Замыкать колонну будет Власов. Выдер­
живать дистанцию 20—30 метров. Не отры­
ваться! Как только замигают фары везде­
хода, вся колонна останавливается. Поня­
ли? Ну, с богом, ребята.
Ослепителен байкальский простор. Хреб­
ты на западном берегу, затянутые синевой,
кажутся зыбким миражом. Леонид Лысен­
ко, к которому я подсел в Курбулике, за­
метно волнуется. Он то затягивает вполго­
лоса песню, то надевает темные очки и тут
же снимает их. А голос у него сильный,
приятного тембра баритон.
— Тебе бы не баранку крутить, а в опере
петь,— шучу я, стараясь отвлечь его от
разыгравшегося воображения.
— Поздно мне учиться на певца, хотя,
впрочем, мой любимый певец Гнатюк начал
свою артистическую карьеру в тридцать
лет, но... то Гнатюк, то я,— охотно поддер­
живает он разговор. — А вот петь в само­
деятельности готов с превеликим удовольст­
вием, да только где тут на наших трассах
организуешь самодеятельность? Знай дер­
жись крепче за баранку да услаждай своим
концертом...
Вдруг машина, которая шла впереди нас,
остановилась. Водитель Дмитрий Алексеевич
Миронов выскочил из кабины вместе с про­
водником колонны Георгием Костроминым
и побежал навстречу нас, энергично разма­
хивая руками.
— Вроде остановиться велит,— прогово­
рил Леша, неуверенно нажимая на педаль
тормоза.
Мы вышли из кабины. Впереди, мет­
рах в семи, разбежался по белому полю
черный зигзаг трещины. Машина Миронова,
проскочив через нее, отломила от ее края
солидный кусок льдины, который теперь ти­
хо колыхался на воде.
Коварен зимний Байкал. И скованный
льдом он не спокоен. Его мощные удары
разламывают даже полутораметровую тол­
щу льда, и расходятся по белому полю тре­
щины, ^в которых плещется изумрудная во­
да Байкала. Это явление весьма поэтично
описал еще в 1675 году русский посол в Ки­
тае Николай Спафарий:
«...а лед живет в толщину по сажени и
больше, и для того на нем ходят зимнею
138

порою саиьми и нартами, однако де зело
страшно, для того что море отдыхает и
разделяется надвое и учиняются щели са­
женные в ширину по три и больше, а вода
в них не проливается по льду и вскоре
опять сойдется вместе с шумом И громом
великим и в том месте учинится будто вал
ледяной...»
Опасное место надо было обходить. Про­
водник Георгий Костромин, главный меха­
ник ПМК-20 Бурятского рыбтреста, человек
бывалый, 11 зим ходивший на автомашине
по Байкалу, пошел вдоль трещины, прове­
ряя ударом пешни прочность ее кромок. С
ним шел Слоневский. Наконец, они подали
знак: можно проезжать. Одна за другой,
взметая снежную пыль, пролетали на боль­
шой скорости голубые ЗИЛы через трещи­
ну в указанном месте. И каждый раз, когда
очередная машина проскакивала ее, разда­
вались гулкие удары раскалывающегося
льда, которые сменялись шорохом разбе­
гающихся новых трещин.
— С Байкалом шутки плохи, немало на­
шего брата-шофера лежит на дне вместе с
машиной. Проявлять лихость на льду не к
чему, надо быть осторожным и вниматель­
ным,— говорил мне Владимир Поняев, ког­
да на пути встретилась еще одна трещина.
И добавил:
— Надо бы брать мористее.
Впрочем, все обошлось благополучно, и
колонна без приключений добралась к семи
часам вечера до села Байкальское, распо­
ложенное на западном берегу. Ночевали в
зале заседаний сельсовета на полу в одежде
и в унтах. Для шофера дело привычное-—
спать где придется и как придется, или обе­
дать на снегу, вскипятив на быстром огне
паяльной лампы чай, разогрев банку мяс­
ных консервов, как это было на большом
привале у поселка Давша.
Утром колонна снова тронулась в путь.
— Везет нам, братцы, и день ясный, и
ветра нет, а то бы намаялись,— кричал
Анатолий Власов.
Настроение у всех было приподнятое, по­
тому что до конечногб пункта — поселка
Нижне-Алгарск рукой подать.
Но до Нижне-Ангарска колонна не до­
шла. У мыса Курлы ее встретили на «боби­
ке» председатель штаба по грузоперевоз­
кам, заместитель начальника тоннельного
отряда Д. И. Кострикин и секретарь парт­
кома Д. В. Васильев, которые завернули
колонну к берегу. «Будете разгружаться
в поселке Новогоднем»,— пояснили они.
Удивительно тепло и сердечно встречали
водителей первой автоколонны в таежном
поселке Новогоднем. Сбежались со всех
концов люди, выстроились вдоль просеки,
махали рукавицами, кричали «ура». Колон­
на остановилась на земляном полотне как
раз там, где лягут со временем стальные
рельсы магистрали.
— Каждое утро ко мне приходили наши
бригадиры и спрашивали, когда, наконец,
прибудут автомашины с грузами. И вот мы
дождались вас! Вы — первые, вы проложи
ли к нам дорогу, по которой, мы надеемся,
теперь каждый день будут поступать к нам

строительные материалы и оборудование,
поэтому вам особое наше «спасибо»,— ска­
зал на митинге начальник четвертого участ­
ка тоннельного отряда Владимир Ильич
Журбин и закончил словами: — Теперь у
нас работа пойдет веселее.
—• Кого, Валерий Петрович, можешь отметить из колонны? — спросил парторг
Джоуль Всеволодович Васильев.
— Если уж отмечать, то всех! Я считаю,
все достойны похвалы. Все молодцы! — От­
ветил Слоневский.

Все начинается с дорог. БАМ — тоже.
Проложенные через таежные дебри и боло­
та, через горные кручи и бурные реки, че­
рез зимний Байкал и, наконец, через сердца
людей, они раскалывают гулом моторов ве­
ковую тишину. Несут новую кипучую
жизнь в глухие медвежьи углы. Эти труд­
ные дороги БАМа проверяют людей, испы­
тывают их на прочность, на верность делу,
ради которого они сорвались с насиженных
мест, сменили уют городских квартир на
неустроенный быт первопроходцев.
Таловка—Улюпхан—Нижнеангарск
февраль 1975 г.

Михаил ШИХАНОВ

Начало БАМа
На сто верст тайга огорошена,
замерла, от тумана седа.
По тайге продвигается просека
-сквозь мошку по медвежьим следам.
Топоров говорок неумолчный
и натруженный стон бензопил...
Тишина разлетается в клочья,
и ушла глухомань на распыл.
Звонкий БАМ начинается с бревен,
с доброй злости в веселых глазах,
с комаров, розоватых от крови,
с волдырей на вспотевших руках.
Перекур.

И какой-то детина
на гитаре трень-брень у ольхи...
Или чаще — Владим Константинов
чуть распевно читает стихи.
Говорит.
То о будущем стройки,
то о просеке он говорит,
и ни слова о славе, героике —•
ведь она топорами звенит.
И уходит все дальше просека,
прямодушна и широка.
Для тайги она — вроде прочерка,
для людей — словно в песне строка.

Ни Жне~ Ангарск
в царстве снега, соболей да елок,
где Байкал торосами звенит,
жил да рос застенчивый поселок,
и ничем он не был знаменит.
Ну а ныне, знаете вы сами,
стал нежданной славою богат:
только лишь заговорят о БАМе —
о Нижне-Ангарске говорят.
Каждый день о тутошней погоде
сообщает всей стране Москва...
А в поселке ветер колобродит,
выцвела от стужи синева.

А в поселке половодье гама,
он шумит, как будто стадион,—
понаехал люд на трассу БАМа,
словно песней, стройкой привлечен.
А в поселке ходят разговоры:
— Будет город средь лесных морей.
Поезда пойдут сквозь наши горы,
удивляя соболей и глухарей.
И поселок ждет нетерпеливо
перемен в глухой тиши тайги.
Смотрят окна чисто и счастливо,
смотрят окна, щурясь от пурги.

Владимир КУРГУЗОВ

класс Бурятии
Завершающий год девятой пятилетки в
жизни системы профтехобразования Буря­
тии отмечен тремя важными вехами. Пять­
десят пять лет назад — открытие первой
школы фабрично-заводского ученичества,
тридцать пять лет назад — рождение систе­
мы профтехобразования, пять лет назад —
появление училищ, в которых наряду с про­
фессией выпускники стали получать полное
среднее образование.
Три ступени роста, три этапа совершенст­
вования.
Фундамент профессионально-технического
обучения был заложен в самое грозное и
тяжелое для нашей страны время — граж­
данская война, интервенция, разруха. В на­
чале 1920 года решением партии и прави­
тельства был создан Главный комитет по
профессиональному образованию во главе с
наркомом просвещения Л. В. Луначарским.
В 20-х годах в нашем стране появляются
первые школы ФЗУ. Перед ними ставилась
задача не только готовить квалифицирован­
ное пополнение рабочему классу, но и при­
вить ему сознательное отношение к социали­
стическому труду, высокое чувство советско­
го рабочего.
В Бурятии первая такая школа была орга­
низована в 1920 г. на производственной базе
депо станции Верхнеудинск (Улан-Удэ)—
передовом предприятии, богатым револю­
ционными и трудовыми традициями.
Так было положено начало формирова­
нию молодого рабочего класса республики,
подготовке национальных кадров. Для мо­
лодой Бурятской Республики, которая ин­
тенсивно поднимала народное хозяйство, это
было важным этапом.
Первые шаги школы были трудными. Не
хватало производственных помещений, ин­
струмента, преподавателей-мастеров. О том
времени газета «Бурят-Монгольская прав­
да» писала:
«Кроме трудностей материального поряд­
ка, ФЗУ приходилось также выдерживать
борьбу • с идейными противниками, кото­
рые хотели повести ФЗУ по пути старой ре­
месленной школы, готовя в школах-пред­
приятиях рабочих, далеких от производства
1

140

и от рабочей массы, пытаясь в корне изме­
нить систему рабочего образования, заменив
его скороспелой и дешевой подготовкой
низкоквалифицированной рабочей силы. По­
боров все эти трудности, ФЗУ превратились
в основной орган подготовки высококвали­
фицированных рабочих кадров для нашей
социалистической промышленности»
К концу 30-х годов в Бурятии в основном
были завершены социалистические преобра­
зования. Бурятия из полуфеодальной окраи­
ны превратилась в республику индустри­
альную, с многоотраслевым производством,
и этому способствовали школы ФЗУ.
Здесь необходимо отметить такой факт.
Переданные в 1929 году из ведения Наркомпроса наркоматам по отраслям промышлен­
ности, школы перестали справляться с по­
ставленной перед ними задачей. Они готови­
ли кадры лишь для тех предприятий, при
которых они были созданы, без учета нужд
и потребностей страны в целом. При том
было много недостатков в обучении и вос­
питании молодого поколения. Все это при­
вело к тому, что за два года третьей пяти­
летки план подготовки квалифицированных
рабочих в стране был выполнен только на
двадцать процентов.
Встала задача коренной перестройки про­
фессионально-технического образования.
Партия осуществила ее в короткие сроки.
2 октября 1940 года Президиум Верхов­
ного Совета СССР принял Указ о создании
единой системы профессионально-техниче­
ского образования государственных трудо­
вых резервов. Эго явилось новым этапом в
подготовке и воспитании молодого рабоче­
го класса. На смену школам ученичества
пришли школы обучения и училища, в корых преподавание общеобразовательных
дисциплин стало обязательым.
1 декабря 1940 года в двух ремесленных,
одном железнодорожном училищах и в двух
школах фабрично-заводского обучения Бу­
рятии приступили к занятиям 1480 будущих
рабочих. Школы и училища трудовых ре­
зервов в годы Великой Отечественной вой­
ны выдержали труднейшие испытания. Их
выпускники и учащиеся были в первых ря­
дах тех, кто в тылу ковал победу над вра-

«Бурят-Монгольская правда», 1940 г., 4 декабря.

гом. За годы войны Бурятское управление
трудовых резервов подготовило для пред­
приятий республики более четырех с поло­
виной тысяч высококвалифицированных мо­
лодых рабочих двадцати специальностей.
Трудовую вахту несли и учащиеся в учеб­
ных мастерских. Так, учащиеся ЖУ № 1 за
годы войны изготовили продукции на 1,2
млн. рублей.
После войны шел количественный и каче­
ственный рост трудовых резервов. Совер­
шенствование и рост производства требова­
ли и большого числа рабочих, и рабочих
новой квалификации. Система трудовых ре­
зервов оперативно перестраивалась. Изме­
нялись программы и сроки обучения, обнов­
лялся состав преподавателей и мастеров.
После сентябрьского (1953 г.) Пленума ЦК
КПСС были созданы училища механизации
сельского хозяйства. Начиная с 1960 года,
ремесленные училища и школы ФЗО посте­
пенно превращались в профтехучилища на
базе восьмилетней школы, которые обеспе­
чивали более высокий уровень профессио­
нально-технической подготовки.
Поиски новых путей совершенствования
системы обучения и воспитания молодых
рабочих продолжались. Вот один из них,
который оказался наиболее перспективным:
училища, помимо профессий, должны да­
вать полное среднее образование. В 1967—
(968 годах в Российской Федерации было
уже тридцать восемь таких учебных заведе­
ний с пятилетним стажем работы по-новому.
Интересно отметить, что задолго до по­
явления средних профтехучилищ в боль­
шинстве краев и областей страны подобное
училище было открыто в Бурятии. В 1957
году в г. Улан-Удэ на базе технического
училища J6 1 было создано профессиональ­
но-техническое училище с 12-летним сроком
обучения, где воспитанники детских домов
получали рабочую специальность и среднее
образование. Хотя это училище существен­
ным образом отличалось от современных
средних профтехучилищ, но опыт его со­
здания представляет интерес.
Естественно, современный уровень про­
изводства предъявляет рабочему — творцу
и созидателю — высокие требования. Он
должен иметь не только глубокие знания
по избранной специальности, но и основа­
тельную подготовку по математике, физике,
химии, основам экономических и политиче­
ских знаний. В. И. Ленин, предвидя это, еще
в годы, когда закладывалась основа проф­
техобразования, отмечал: «...дабы не было
превращения в ремесленничество, надо ус­
тановить следующие точные правила:
1. Избегать ранней специализация; разра­
ботать инструкцию об этом.
2. Расширить во всех профтехшколах об­
щеобразовательные предметы» .
Эти указания были положены в основу
Постановления ЦК КПСС и Совета Мини­
стров СССР от 2 апреля 1969 года. В этом
документе отмечается, что среднее образо1

1
1

ванне становится необходимым условием
для подготовки квалифицированных рабо­
чих, признана необходимость осуществления
постепенного преобразования профтехучи­
лищ в учебные заведения с трех-четырехлетним сроком обучения, выпускники которых
получают не свидетельство, а диплом. Это
говорит о рождении рабочего новой форма­
ции.
Писатель Виль Липатов в очерке «Рабо­
чий» изложил мысли рабочего главного кон­
вейера Волжского автозавода. А. А. Зубкова: «Трижды убежден, что сейчас, когда
в стране развертывается научно-техниче­
ская революция такой силы и значимости...
постепенно складывается следующая рас­
становка сил... В двадцать пять лет рабо­
чий, в тридцать — наладчик, рабочий-ин­
теллигент, после тридцати — нередко инже­
нер... Сегодня это типично для такого пред­
приятия, как наш завод и многие другие
предприятия, зазтра — общее явление» .
Да, освоение многих профессий требует
непременно наличия общего среднего обра­
зования. Например, из 1110 профессий, ут­
вержденных для подготовки в системе
профтехобразования, 500 наиболее сложных
требуют от поступающих в училище обра­
зования в объеме десятилетки.
Сегодня система
профтехобразования
стала одним из решающих факторов эко­
номического развития, и тем более ответ­
ственные задачи стоят перед ней.
В 1975 году из 33 учебных заведе­
ний профтехобразования республики — во­
семь ведут обучение по новым программам.
К концу же пятилетки средних профтехучи­
лищ будет уже двенадцать, они примут
4500 учащихся. Это примерно в два раза
больше, чем выпускали профтехучилища Бу­
рятии в 1960 году.
Профтехучилища нового типа завоевали
популярность среди молодежи. Желающих
поступить туда порей бывает гораздо боль­
ше, чем мест, которыми они располагают.
— В организации средних профтехучи­
лищ,— говорит начальник управления проф­
техобразования Бурятской АССР И. П. Суетин — не должно Сыть опрометчипости, по­
верхностного, одностороннего подхода. По­
этому в средние профтехучилища будут
преоСразовыпаться лишь такие учебные за­
ведения, где созданы условия для органи­
зации учебно-воспитательного процесса поновому.
Что же представляют собой средние
профтехучилища? Для примера можно рас­
сказать об одном из лучших в республике
учебном заведении такого типа — сельском
профессионально-техническом училище № 5.
Внимание тех, кто приезжает в село Ма­
лый Куналги Бичурского района, привлека­
ет два повых больших здания. Это учебный
корпус и общежитие Мало-Куналейского
профессионально-технического училища, ко­
торое многие годы готовит квалифициро­
ванных механизаторов для работы на пвлях
1

В. И. Л е н и н. Поли. собр. соч., том 42, стр. 228—229.
«Правда», 1974, 7 апреля.
141

республики. Третий год оно работает по но­
вым программам.
Перестройка, естественно, началась с под­
готовки соответствующей материальной ба­
зы — производственных и учебных помеще­
ний, оборудования. Сооружение нового ком­
плекса явилось первым большим шагом на
пути к освоению новых форм и методов
обучения. В просторном корпусе училища
разместились современно оборудованные
кабинеты и классы, в мастерских — станки,
приборы, инструменты.
Осуществляя переход на учебные про­
граммы среднего профтехучилища, руковод­
ство училища и республиканское управление
профтехобразования тщательно подбирали
квалифицированных педагогов. Предпоч­
тение отдавалось специалистам с выс­
шим образованием, имеющим широкую тео­
ретическую подготовку и хорошо владею­
щим методикой, ,
— Программа у нас очень обширна, мно­
го практических занятий,— говорит дирек­
тор Мало-Куналейского училища Георгий
Николаевич Непомнящих. — Есть предметы,
которые в школе вовсе не изучаются: эсте­
тика, например, гражданское право. Ведет­
ся большая индивидуальная работа с уча­
щимися по каждой дисциплине. В итоге
училищные классы закрываются только ве­
чером. Надо сказать, что несмотря на труд­
ности, с программой у нас справляются, в
основном, все учащиеся.
— Наша цель,— дополняет замполит Очир
Бадмажапович Бадмажапов,— вып! стать из

стен училища не просто грамотных механи­
заторов широкого профиля и дать им сред­
нее образование, а человека сознательного,
добросовестного, идейно убежденного, бо­
леющего душой за общее дело.
Много делается в училище по коммуни­
стическому воспитанию молодежи. В учили­
ще хорошо организовано соревнование за
право носить звание «Группы высокой куль­
туры труда», «Группы резерва коммунисти­
ческого труда», проводятся конкурсы, дис­
путы, встречи с передовиками сельского хо­
зяйства. Училищный клуб «Юность» нико­
гда не пустует. Здесь постоянно работают
кружки художественной самодеятельнсти,
выпускаются газеты, проходят тематиче­
ские вечера.
В нынешнем году Мало-Куналейское учи­
лище вручит дипломы своим первым вос­
питанникам.
Со дня организации школы и училища
профтехобразования подготовили более 130
тысяч рабочих, строителей, механизаторов.
Только выпуск 1974 года дал промышлен­
ным предприятиям, стройкам, колхозам и
совхозам около 9 тысяч квалифицированных
рабочих по 78 профессиям. Внушительное
пополнение! В этом году в ряды рабочего
класса Бурятии вольются новые тысячи вос­
питанников. 155 выпускников будут направ­
лены на БАМ. А за три последующих года
профессионально-технические учебные заве­
дения Бурятии подготовят для БайкалоАмурской магистрали 1000 молодых рабо­
чих высокой квалификации.

Николай ЕФИМОВ

Рыгзэну Батуевичу не спалось, и он
раскрыл книгу военных мемуаров. Вместе
с ним коротала вечер и Валентина. Когда
выдавалось время, они подолгу засижи­
вались вдвоем. В семье все любят читать,
но больше всех Валентина и отец.
Рыгзэн Батуевич в последние дни домой
возвращался поздно, и это был первый
свободный вечер за всю неделю. Но чтение
не приносило желанного удовольствия.
Мыслями Рыгзэн Батуевич был в далеком
райцентре, откуда сегодня пришло письмо.
Случилось такое. В морозный декабрь­
ский вечер мачеха Яши А. выгнала маль­
142

чика из дома. Плохо жилось Яше. Отек
был под стать новой жене, часто пил, скан­
далил, а на сынишку давно махнул рукой
— живи, мол, как знаешь. Долго топталс"
Яша на улице в надежде на милосердн»
мачехи, но та уже забыла о нем, а к друзь­
ям он идти постеснялся. Решил заночевап.
на сеновале.
Когда вызвали из Улан-Удэ Рыгзэна Б.!
туевича Будаева, у этого, видавшего вили
хирурга сжалось сердце — у Яши были
обморожены обе ноги. Решалась судьГы
восьмилетнего человека. Но иного выхо.м
не было и ради спасения жизни мальчика

Будаев решился на ампутацию обеих ног.
С точки зрения хирургии операция была не
сложной, но по-человечески — самой тяже­
лой в его жизни. Яша должен был стать
инвалидом, еще не приобщившись к ра­
достям жизни.
...Через несколько часов Яша пришел в
сознание. Каким было горе мальчугана,
когда он узнал, что у него нет ног! Не
легче было и Рыгзэну Батуевичу. Он не
мог уехать, ие поговорив с Яшей, знал,
что именно с первых минут нужно вселить
уверенность в мальчишку, заставить по­
чувствовать в себе силы, не отчаиваться.
Как убедить его, что он найдет свое место
в жизни, если только не сдастся, что во­
круг него люди, что он не одинок?
Приходили друзья, но, глядя на них,
Яша рыдал еще сильнее.
Рыгзэн Батуевич остался с ним наедине.
— Вам х-хорошо. Вы на ногах,— на
первые же успокоительные слова врача
отозвался мальчик.
Рыгззн Батуевич снял валенок, и Яша
увидел у него вместо ноги... протез.
А Рыгзэн Батуевич уже говорил, вспоми­
ная свою жизнь, перебирал в памяти те
минуты своего отчаяния, которые были
близки Яшиным, говорил, как выстоял он
сам, заражал маленького пациента верой
в жизнь.
Всего восемь классов успел закончить он,
когда началась Великая Отечественная
война.
«Мухоршибярскому райвоенкомату от
допризывника Сутайского сельского Сове­
та Мухоршибирского района БМАССР Бу­
даева Рыгзэна Батуевича. Заявление. Я—
допризывник, комсомолец с 1924 года рож­
дения. В течение зимы 1941—1942 гг. на
всеобуче проходил 110-часовую программу
без отрыва от учебы. Успешно окончил
курсы по подготовке
осовиахимовских
стрелков. Изучал военное дело. Изучив все
необходимое для бойца, я чувствую себя
достаточно подготовленным и натрениро­
ванным. Когда наша социалистическая Ро­
дина находится в суровых условиях Вели­
кой Отечественной войны с немецкими
захватчиками, я, комсомолец, хочу с ору­
жием в руках защитить нашу Родину, я
хочу быть в рядах бойцов действующей
армии и обязуюсь драться за победу над
Гитлером, а если потребуется, то отдам
жизнь за свою Родину.
Прошу не отказать в моей просьбе».
3 июля 1942 года его направили в цент­
ральную школу инструкторов-снайперов, в
которой работали Людмила Павличенко и
Владимир Пчелинцев, ставшие позже Ге­
роями Советского Союза.
Отбор в эту школу был очень тщатель­
ным, из девяти человек приехавших с ним
из его района остался он один.
Всего четыре месяца длилось обучение,
но Рыгзэн успешно освоил военное дело.
Батальонный комиссар школы инструкто­
ров-снайперов П. Данилович направил о г
имени
командования
матери Будаева
письмо, в котором писал о комсомольской

закалке молодого бойца, о его трудолю­
бии:
«Уважаемая Дулма Будаевна! Сообща­
ем вам, что Ваш сын учится в школе ин­
структоров-снайперов, готовится метко и
безжалостно бить врага. За первый период
обучения он добился отличных успехов:
стреляет лучше всех в роте, бережно отно­
сится к своему оружию. Командир роты
вашего сына всегда ставит в пример кур­
сантам, ка.к самого дисциплинированного
бойца.
Выражаю надежду, что и в бою с нена­
вистным врагом ваш сын будет первым.
Благодарю за воспитание патриота Роди­
ны!»
Дела на фронтах улучшились, и инструк­
торов-снайперов решили по окончанию
училища направить в тыл. Рыгзэн Будаев
второго батальона. Пишет карандашом на
немедленно пишет докладную командиру
листке, вырванном из блокнота.
«Прошу вашего ходатайства перед ко­
мандованием о направлении меня в маршеную роту... так как я желаю пойти на
фронт... с бойцами действующей армии
громить немецких оккупантов... мне не
страшна смерть в бою, ибо она будет во
имя жизни Родины. 13 февраля 1943 года.
Старший сержант Будаев».
В ответ на докладной записке в правом
ее углу появляется надпись синими чер­
нилами: — «Товарищ
сержант
Будаев,
когда нужно, тогда и пошлем, а пока ра­
ботайте там, где вы нужны. Командир ро­
ты, старший лейтенант Анисимов. 17 фев­
раля 1943 года».
Мечта попасть на фронт все же сбылась.
Везде шли наступательные бои. Выпуск­
ники центральной школы были направлены
на формирование Волховского фронта.
Их первое боевое крещение состоялось
за Новгородом — городом русской славы,
стоявшим в те дни в развалинах и руинах
на месте памятников, создававшихся века­
ми. Все увиденное до предела потрясло
молодых бойцов, наполнило их сердца еще
большим гневом.
За первым боем последовали другие, и
в каждый из них бойцов вело неистреби­
мое стремление отстоять Родину. За нес
готовы броситься на амбразуру живые, за
нее бились до конца раненые...
Мысль о самом главном — о Родине, хо­
тел внушить Яше Рыгзэн Батуевич, подво­
дя его" к тому страшному моменту, когда и
он сам оказался в таком же положении,
как Яша.
Это произошло под Выборгом, в четыр­
надцати километрах от государственной
гранимы. Разрывом мины Рыгзэну Буда­
еву оторвало ногу. Он очнулся в ленин­
градском госпитале завода «Красный тре­
угольник». Было от чего придти в отчая­
ние.
Однажды вечером он разговорился с
Кравченко, инженером из Челябинска.
«Надо учиться дальше. Учиться»,— вот
что вынес Будаев из этого разговора.
Одиннадцать месяцев провел он на госпи­
тальной койке. День Победы встретил в
143

Чите. А в сентябре уже пошел в десятый
класс. Закончил школу, стал готовиться в
институт. Выбор профессии был сделан еще
при разговоре с Кравченко. Он будет
врачом-хирургом. И вот мечта сбылась:
он — студент Иркутского медицинского ин­
ститута.
Может, именно в те годы суровых испы­
таний понял Рыгзэн Будаев, как дорого
ценятся в человеке доброта, душевная
шгдрость, чуткость — качества главные в
хврактере врача.
... Рыгзэн Батуевич посмотрел на письмо
и улыбнулся: Яша уже стал ходить на
протезах.
Пожалел, что дома нет жены, Аги Балдаиовкы, тоже врача, подумал, что непло­
хо бы сегодня собраться всей семьей, но
где там: старшая дочь Галина в Иркутске,
учится в политехническом, а Надя, Вера,
Люба, Аленка — где-то на вечере в школе.
Хорошо, что рядом Валентина, единст­
венная, кто сразу решил пойти по стопам
родителей. Хороший из нее получится врач,
челоьек она вдумчивый, кропотливый...
В ночной тишине резко зазвонил теле­
фон. Валч взяла трубку.
— Папа, тебя Екатерина Кондратьевна.
Дежурная по отделению не станет зво­
нить в такое время по пустякам. И в са­
мом деле в трубке послышалась взволно­
ванные слова: «Звонили из мухоршибирской районной больницы. Нужна срочная
операция».
— Подготовьте все необходимое и сооб­
щите в Мухоршибирь, что я выезжаю.
Дочь быстро собрала отца в дорогу.
Свет фар выхватывал из темноты ред­
кие фигуры прохожих, позади остался го­
род, а навстречу неслась пустыннная доро­
га. Стрелка спидометра — выше ста кило­
метров, но ему казалось, что машина идет
ельшком медленно.
Едва он вошел в больницу, местный хи­
рург, быстро сообщив нужные сведения, не­
ожиданно попросил:
— Минут десять назад к нам доставлен
чабан из села с проникающим ранением
грудной клетки. Находится без сознания...
Вводим кровь...
После осмотра больных Рыгзен Батуе­
вич покачал головой:
— Ранение получено в состоянии опья­
нения. Ну что же, первым оперируем ча­
бана...
Сколько нервов, времени, сил, порой
приходится терять из-за таких вот, не жа­
леющих ни себя, ни других. Но он врач, и
его дело — честно исполнять свой долг.
А через некоторое время на операцион­
ный стол легла больная, ради которой он
спешил сюда...
Машина мчалась обратно. Рыгзэн Бату­
евич дрекал* две операции за ночь после
напряженного дня в республиканской боль­
нице — такое не всегда под силу и колле­
гам помоложе.
Таков он, Рыгзэн Батуевич Будаев, за­
служенный врач Бурятской АССР, отлич­
ник здравоохранения, кавалер многих пра­
144

вительственных орденов, а для больных —
хирург республиканской больницы, к кото­
рому, если уж пришлось согласиться на
операцию, хочется попасть каждому.
Я сижу г. приемном покое, беседую с его
товарищами по работе. Говорит Светлана
Васильевна Балкаиова, заместитель глав­
ного врача больницыь «Как-то в начале
девятого ко мне влетел Рыгзен Батуевич с
перекошенным от гнева лицом: «Что у вас
творится? Парня привезли за триста ки­
лометров с переломом бедра, а он всю
ночь пролежал в приемном покое! Необхо­
димо срочно положить в палату». Мест
не было, но этого больного все-таки при­
строили...»
Врач Нюши Нюшоевич Цыбиков: «Когда
я начинал работать в Кяхтинской район­
ной больнице, к нам поступил юноша с ог­
нестрельным ранением. Его мы оперирова­
ли, но на третьи сутки состояние больного
резко ухудшилось. Мы вызвали через отде­
ление санитарной авиации Рыгзена Батуевича. Тогда молодой коллега дал нам,
молодым хирургам, хороший урок.
А сейчас мы работаем с ним в одном от­
делении. Он очень принципиальный това­
рищ. В любой момент может помочь. Пре­
красный специалист по гнойным заболева­
ниям костей и брюшной полости. Иногда с
ним обсуждаешь все моменты предстоящей
операции и лечения.
Нас, молодых хирургов, поражает его
удивительная скромность. Для хирурга
стоять по три-пять часов у операционного
стола — надо иметь большое мужество, а
от Рыгзена Батуевича мы никогда не слы­
шим, что ему трудно, хотя он во время
войны П01 ерял здоровье. Он много лег ра­
ботал начальником санитарной авиации...»
Летчик санитарной авиации Дмитрий
Иванович Тоболин, командир звена: «Нет
того района, куда бы мы ни летали с Рыгзеном десятки раз. Больше всего на при­
ходилось бывать в Богдарине, Курумкане,
Закамне, Кяхте...»
Медицинская сестра Ольга Тимофеевна
Мусина: «Он всегда помнит обо всех боль­
ных, беспокоится, звонит в район, как тал»
болькой, п с душой рассказывает о них.
переживает вместе со всеми, советует. И
как радостно ему, когда больной выздоравлирает...»
Я читаю благодарности от тех, кто ле­
чился у него. Их десятки, сотни. За каж­
дой строкой скрывается поевседнезный кро­
потливый труд врача.
... Наш разговор прервало появление мо­
лоденькой девушки. Рыгзен Батуевич тут
же, прихрамывая, пошел ей навстречу.
*— Как себя чувствуете?
— Хорошо, Рыгзен Батуевич,— ответила
она и протянула спрятанный за епкну бу­
кет ярких живых цветов.
На улице лежал глубокий снег.
Он стоял у окна, немного смущенный. ;i
вокруг улыбались люди.
Невысокий человек с букетом, горевшим
еще ярче на фоне белоснежного халата
Хирург.

= =

НАШИ ПУБЛИКАЦИИ

=

Елена ТРУБАЧЕЕВА

Народный человек
Воспоминания о первом наркоме здравоохранения Бурятии
Андрее Тимофеевиче Трубачееве написаны его двоюродной сестрой
Еленой Николаевной Трубачеевой, проживающей ныне в городе Щел­
ково Московской области. Время повествования относится к послефевральским событиям 1917 года.

1917 год. Я второй год учусь на Мос­
ки. О, ужас!.. В моих руках не кожа, а
ковских Высших женских курсах имени
картон, искусно обкленный с обеих сторон
Полторацкой. Мы, три иркутянки, снима­
тонким подкладочным коленкором, а свер­
ем комнату, хозяйка которой одновременно
ху густо намазанный сапожным лаком.
отпускает нам дешевые обеды. ФевральЗначит, придется ходить в старых ботин­
ска-.i революция коренным образом изме­
ках со зловещей дыркой. На новую покуп­
нила установленный порядок жизни: ми­
ку денег нет, а просить маму о дополни­
тинги," манифестации, демонстрации запол­
тельном переводе не могу: знаю, что она
няют наш день, занятия на курсах отхо­
из последних сил выбивается, чтобы учить
дят нт второй план.
меня. Я решаюсь, пока не поздно, ехать
В начале апреля наша «Донна Стерво­ домой: там я обуюсь в унты, отремонтирую
старые ботинки и сэкономлю их для осени.
за» (так мы тайно звали хозяйку за ее
сварлиьый характер) отказывает нам в
От Москвы поезд отошел строго по звон­
обеда/: трудно, мол, доставать продукты.
ку, чинно, без гомона людских голосов. Но
Питаемся теперь плохо. К тому же мать
на первой же остановке картина резко ме­
ученика, которого я репетирую, прервала
няется: шум, крик, ругань, звон разбитых
уроки из-за материальных трудностей в
стекол, крики проводниц: «Да нельзя же!
семье, отчего мне стало сложнее сводить
Нельзя!» — и в вагон через двери и окна
концы с концами. А в одно утро я со стра­
вваливается толпа солдат, дезертировав­
хом обнаружила дыру на подошве ботин­
ших с фронта. Солдаты всюду: на верх­
ка — надо покупать новые. На деньги, по­
них полках под самым потолком, под ска­
лученные мною от мамы на май месяц, со­
мейками, постели затолканы в угол, на на­
ставляв тщательную смету расходов, до­ ших сиденьях трудятся пять-шесть человек:
водя до минимума свои потребности, чтобы
Станционные Сачары, вокзальные буфеты
выделить нужные средства
на новую
исчезли. Ехать голодно. Мужчины догады­
обувь. Но обувь в дефиците. Только на
ваются вместе с солдатами откуда-то до­
третий день мы обнаруживаем партию чер­
хлеб. Мы, женщины, сидим в ва­
ны ч изящных ботинок в магазине Воентор­ ставать
гоне, не емся высунуть нос наружу.
га. С восторгом приобретаю ботиночки на­
Подъезжая к шахтерскому городку Честолько легкие, что кажутся они невесомы­
ремхопо, откуда всего пятьдесят верст до
ми, н мне чудится, что я не хожу, а порхаю
моей родной Шунты, раздумываю, не сой­
бабочкой по улицам Москвы.
ти ли мне здесь и отправиться прямиком
домой » Шунту, ведь мама мне писала,
На второй день, несмотря на дождь, по­
что она в этом году рано переселится в
шла i.o делам. Возвращаюсь домой со
улус, чтобы успеть посеять хотя бы полдестранным ощущением, что иду босиком по
сятпны земли яровой рожью. И я схожу в
влажным тротуарам. Ботиночки на моих
Черсмхово, где живет мой двоюродный
глазах изменяют свою форму. Дома быстро
брат Андрей Тимофеевич Трубачеев, врач
снимаю ботинки, которые сейчас дороже
одной из местных шахт.
мне, чем Золушке ее хрустальные башмач­
10. «Байкал» № 3

145

Над привокзальной площадью глубокие
потемки. Один только газовый, фонарь на
высоком столбе беспокойно колеблется, то
ослепляя меня, то оставляя в густой чер­
ноте. Сиротливо вглядываюсь в темноту.
Никого. Что делать? Вдруг — неподалеку
шаги. Кричу:
— Товарищ! Товарищ, подойдите!
Подходит высокий плечистый человек.
Робко спрашиваю:
ет Где мне найти извозчика?
Прохожий с заметной усмешкой отвеча­
ет:
— Надумали искать извозчика. Да они
у нас исчезли с самой революции.— В это
время свет фонаря упал мне на лицо.
Прохожий пристальней вглядывается:
— Ты к кому же приехала? Уж не к
доктору ли Трубачееву?
Я обрадовалась:
— Да, да я к нему. Он мой двоюрод­
ный брат.
— Так бы сразу и сказала. Давай вещи.
Он взял мой чемодан, перекинул узел с
постелью через плечо. И уже на ходу про­
говорил:
— Ведь по обличию я сразу догадался,
что ты его родня. А то бы так и ушел.
Шли мы долго, редкие фонари города
исчезли, деревянные тротуары становились
уже, порой вообще пропадая, свет падал
только из узких щелей меж оконных ста­
вен.
Мой провожатый расспрашивал, как про­
шла февральская революция в Москве. Я
ему рассказала, как вбежала к нам утром
хозяйская горничная Глаша и крикнула:
«Девочки! Революция! На улице ни одного
городового. Всюду красные флаги. Люди
радостные и веселые кричат: «Да здравст­
вует революция!» Я с подругами ходила в
тот день по Москве и тоже целовалась со
встречными, приветствуя их: «С революци­
ей!»
Разговор о февральской революции сбли­
зил нас. Мой провожатый доверительно
обратился ко мне:
— Не стал бы я с тобой, барышня, во­
зиться (он все время путался, называя ме­
ня то товарищ, то барышня, то на «ты»,
то на «вы»), да уж больно удружить хо­
чется твоему брату. Хороший он человек.
Однажды такой же вот ночью стало ху­
до моему мальчонке. Я знал, что у него
корь, и был спокоен, ведь от кори дети не
умирают. Но вдруг мальчонка начал силь­
но температурить, глаза закатываются. Не
вытерпел я, побежал к доктору Андрею.
Стучусь, кричу ему в окно: «Доктор, спа­
си сына». Он тотчас вышел го своим чемо­
данчиком. Дорогой только спросил: «Что у
него?» Я отвечаю: «Корь... Да что-то уж
больно страшно дышит». Доктор зашагал
быстрее.
Пришли. Доктор прощупал пульс, грудь
послушал и говорит: «У мальчика слабое
сердце». Сделал сынишке укол, что-то дал
выпить, велел проветрить соседнюю комна­
ту, чтобы оттуда шел Свежий воздух. Всю
ночь провозился доктор с нашим мальчи­
ком. И только когда сынишка Стал легче
дышать и краснота лица побледнела, он
146

сказал: «Ну, кажется, все, пошло на об­
легчение». Устало снял халат, вымыл руки
и направился к дверям. Жена выбежала с
каким-то узелочком и сует ему в руки. А.
у доктора как будто рукой сняло уста­
лость. Он резко вскинул голову, узелок
бросил на стол да так сердито зашептал,
чтобы сынишку не разбудить: «Вы что??
Принимаете меня за взяточника?.. Да если
вы еще раз мне такое подсунете, я к вам
никогда не приду»,. И вышел. Мы, перепу­
ганные, молчим, и только одно нас терза­
ет: а вдруг опять хуже сыну, станет? А
доктор Андрей, уже со двора, стучит в око­
шечко: «Зайду после службы. Не просту­
дите сына. Окно занавесьте». И ушел. Ве­
чером, как обещал, опять зашел, еще раз
раз сделал укол, дал лекарство. И так ог>
заходил каждый день, пока сын оконча­
тельно не встал па ноги.
Так, разговаривая, мы дошли до какогото переулка. Тут мой провожатый остано­
вился вроде как отдохнуть — опустил че­
модан на землю, положил на него постель
И вдруг закричал в темноту: «Эй, эй, то­
варищ! Подойти сюда!» Я по-прежнему ни­
кого не видела, но вот послышались шаги
— Кто это зовет? Ты что ли, Кузьма?
— Да, я,— отозвался мой спутник.—-Этсты, кажись, Степан?—Шахтеры, видимо,
узнавали друг друга в кромешной тьме лс
голосу.
Кузьма обратился к подошедшему:
— Слушай, друг, проводи-ка эту барыш­
ню.
Тот стал отнекиваться:
— Да некогда мне, спешу домой.
— Да ведь это ж сестра доктора Анд­
рея.
— А, сестра?! Ну, давай ее вешн.
Кузьма тепло простился со мною. Отка­
завшись от трех рублей, протянутых ему.
он укоризненно покачал головой: «Не оби­
жайте меня». Мы пошли со Степаном.
Вначале пути мы опять говорили о Мое
кве, о революции, потом перешли на раз­
говор об Андрее. На мой вопрос, как жи­
вет брат, Степан, чуть задумавшись, отве­
тил:
— Как живет у себя дома — не знаю, а
как для народа — знаю.
День-деньской, ночь темную — все отда­
ет нашему шахтерскому люду. А в свобод­
ное время ездит по улусам. Безотказный
доктор Андрей. На вид неразговорчивый.
неулыбчивый, а все чувствует его доброе
сердце. Тут иная злая душа скажет: это.
мол, Андрей, не берет гостинцы от pvr
ских, как никак русские, будь то шахте;),
будь то служащий, ближе к начальству
одного племени люди, один у них язык.
А вот какой Андрей со своими соплемеч
пиками? Народ-то, известно, темный, без­
грамотный, далек от любого начальства
Может быть, наш доктор-то — ловкий хи~ •
рец: с нами как белый голубь, а со сво­
ими — коршун. Может, он их. темных, 6ei>
словесных, обкрадывает? Так это все нетак, барышня, не такой человек ваш бра­
тец.
Подвозил меня тут как-то один бурят и;,
арбе. Спрашиваю: «Что, Бадма, доктора ь

себе возил? Я видел вчера вечером, как ты*
— Да какой же тут секрет?! У меня
вез его к себе». Бурят кивает головой".
шахтерская болезнь — чахотка.
«Да, да. возил». Я вроде бы с удивлением
Я прикусила язык: эта болезнь была
его спрашиваю: «Это, выходит, ты его на бичом нашего народа, от нее вымирали це­
целую ночь к себе' зазвал. А что у тебя
лые семьи, как можно мягче спросила его:
случилось?» Мой возница широко улыб­
— Где же вы ее подцепили?
нулся: «У-у, брат Андрей шибко доброе де­
Семен замедлил шаги и глуховатым го­
ло сделал. Сноха-молодуха двое суток
лосом начал:
мучилась, не могла разродиться, а приехал
— Заболел я воспалением легких, чуть
брат Андрей, будто наколдовал над ней, и
поправился — в шахту, хоть и говорил мне
к восходу солнца Дарима принесла маль­
доктор
Андрей: «Беречься надо, не торо­
чишку, здоровяка, крик его уа-уа чуть не
пись в шахту». Поработал денька два, а
весь улус услыхал. Ух! Большое счастье
ночью снова колики в груди, забил ка­
привалило к моему очагу». Я дальше спра­
шель... Жена позвала Андрея. Тот пришел,
шиваю: «А ты ему, небось, отвалил целого
прослушал, померил температуру и «обра­
барана да еще впридачу муку, масло
довал»: «Придется теперь лежать месяца
дал?» Бадма вскинулся как на пружинах,
два. Не послушался — пеняй на себя». Так
хлестнул кнутом своего старого меринка,
я вторично проболел воспалением легких,
что тот, как стригунок, помчался вскачь по
зачах, кашляю, а к весне, к теплу, будто
рытвинам, ухабам — рассердился, словом,
поправился, силы пришли, ем много, бала­
Бадма. Еле-еле удержался, кричу: «Шучу
гурю по-прежнему, а Андрей осмотрел ме­
я, шучу». А он: «Так не шутят. У брата
ня, помрачнел и говорит: «В шахту боль­
Андрея совесть чистая, как снег в тайге.
ше не пойдешь. Туда тебе нельзя». Я ис­
А у тебя душа грязная, косматая, как
пугался: «Да куда же я пойду? Крестьян­
клок яманьей! шерсти. Брат Андрей пиствовать мне негде. Шахта — моя единст­
чего не берет: ни баранины, ни муки, ни венная кормилица». А доктор чуть коснул­
масла. Ох, шипко ты плохой человек». Я
ся моего плеча, вроде ободрить хотел, и
его как мог успокоил: «Не сердись, друг...
так говорит: «Нет. не пойдешь ты в шах­
Он и для нас—чудесный исцелитель».
ту. Теперь это мое дело — хлопотать о
На следующий день я рассказал о раз­
твоем переводе». II ушел.
говоре с Бадмон своим товарищам по ра­
Заходят товарищи по работе и передают
боте. Те рассердились: «Кто тебя дергал
мне, что доктор «драку» затеял из-за ме­
за язык? Не веришь, так при себе держи.
ня.
Начальство отнекивается, твердит:
Фома неверующий, а не лезь, не обижай
«Для вашего Семена Мелентьсва легкой
простого человека своими поклепами па
работы наверху нет. Пусть увольняется».
Андрея».
Доктор стоит на своем: «Коль по-пастоя— Устали?— спросил меня Степан.
щему захотите, найдете раоот>». Однажды
— Да,— призналась я .
директор даже взмолился: «Ну, Андрей
— И я устал.— Он закуривает папиро­
Тимофеевич, хватит играть на нервах. Ска­
су, садится рядом.— Не попроситься ли
зано не могу, значит, действительно не мо­
вам сюда на ночлег, тут вам дадут и
гу». А Андрей только сжал губы в ниточ­
ужин, и чистую постель.
ку и решительно спрашивает:
«Значит,
Я испуганно взметнулась:
увольняете Семена Милентьсва?! Уволь­
— Нет, нет, я к брату.
няйте и меня. Плох тот доктор, который
Степан, чуть подумав, решительно по­
отступится от своего больного. Я вместе с
стучал в ворота, послышался сонный го­
Семеном пойду на другую шахту и буду
лос, наверное, с крыльца:
искать место для себя и для него». II что
— Кто там? Что надо?
же?—Семен засмеялся.— Ведь побелил
— Это я, Степан, есть дело, выйди на
доктор. Дирекция подумала, почесала се­
минутку, Семен.
бе затылок и решила, что такого бесееребТот вышел в зимнем малахае, валенках,
ренннка врача нигде не найдешь. Vnr>оглядел нас. Степан просительно обратил­ лншь — взвоют не только шахтеры, но и
ся к нему:
шахтерские жены, дети.
— Выручай, друг. Проводи эту девуш­
Вот и перевели меня на ломлю, на ясно*»
ку к Андрею, она его сестра. А я уж
солнце, на сухой воздух. Вожу теперь на­
больно устал: не отдыхал еще после сме­
чальство да и всякого, кому требуется ку­
ны.
черская помощь. Жалование не ахти, но
Семен взял мои вещи:
все же меньше кашляю, здоровею будто
— К доктору можно. Пойдемте. И за­
Уже выступали силуэты строений т
шагал вперед. Я, еле успев пожать руку
предрассветной серости, когда мы подошли
Степана, побежала вслед. Догнав его, не­ к домику, где жил Андреи. Два окна, выхо­
вольно улыбаясь, заметила:
дившие во днор, были темны. Семен, пе­
— Вы так тепло одеты, почему?
регнувшись через штакетник, постучал ос­
— Простывать мне нельзя... Сплю ил
торожно в раму. В тот же миг засветилось
крыльце, на свежем воздухе, по прика и
окно, н я увидела над белой занавеской
Андрея, а у нас на рассвете в Снбирн хо­
лицо брата. Андрей узнал меня. Зажегся
лодает...
свет на террасе. Семен быстро со мной по­
прощался:
«Боюсь, как бы твой братец не— Чем же вы болеете, если не секрет?
I; Шман — домашний козел (бур.)

10*

147

стал ворчать, что вот, мол, шатаюсь по но­
чам, не сплю». И ушел.
Андрей, не вводя меня в комнаты, за­
ставил проднзенфицировать из какой-то
бутылки все мои вещи, втереть спирт в
корни волос, помыться из таза, дал на
смену свое белье. И только после этого я
Наконец переступила порог его маленькой
квартирки. Усаживая меня, Андрей как бы
про себя бросил:
—- Необходимо железнодорожному на­
чальству срочно принять меры по дезин­
фекции, иначе сыпняк разгуляется.— А по­
том проворчал:— Нет, эти черти все про­
зевают.
Спросил меня, откуда я, почему так ра­
но выехала из Москвы, как я училась. И
я по привычке, вскоренившейся с первого
класса, робко показала ему свою зачетную
книжку. Он тщательно просмотрел все
оценки за четыре семестра и с укоризной
сказал:
-— Можешь учиться на «отлично», а у
тебя два «посредственно» и есть задолжность за этот год.
Немного посидев со мною, он ушел. Я
быстро съела скромненький ужин и улег­
лась.
На следующее утро Андрей разбудил
меня и, уже в дверях, предупредил:
— Завтрак на плите в кухне. Плотнее
поешь: путь у тебя неблизкий. Подвода
будет ровно через час.
В урочный час прикатила пара лошадей,
запряженная в ходок-телегу на мягких
рессорах. И на передке сидел вчерашний
провожатый Семен Мйлентьев.
К. четырем часам дня мы приехали в
Шунту. Ставни окна нашего дома закрыты,
большой замок на воротах. Значит, мама
еще не приехала из города. Заезжаем во
двор к тете Матуд — мачехе Андрея Ти­
мофеевича.
Тетя Матуд, как всегда, гостеприимная,
доброжелательная, радостно принимает нас,
как будто ждала, что вот-вот должны
приехать Семен Мелентьев и я, Леля.
Угощает тем, чем богаты буряты в эту ве-

сеннюю пору: нет мяса, но зато в изоби­
лии тарак, творог, сметана, яйца, пшенич­
ные шаньги.
Семен молча слушал наши разговоры и
лишь один раз, стараясь быть как можно
более деликатным, спросил:
— А доктор Андрей в какие годы жил
здесь?
•— Он родился, вырос, учился в самый
разгар трубачеевского богатства,— ответи­
ла я ему.— Но это было только до 1902
года, до окончания Томского университета.
Тогда он приехал в родные места с зата­
енной мечтой: открыть больницу на сред­
ства, пожертвованные богатой родней, но
родственники наотрез отказали в помощи.
Обиженный, Андрей порвал все связи с
ними и уехал. Больше он ни разу не был
в Шунте.
Немного помолчав, Семен заговорил как
бы только для себя:
— Удивительно: в какой золотой кваш­
не он был замешан, на каких дрожжах
рос. Ан, гляди, отбился от родительского
теста — и покатился, как колобок, напе­
вая: «Я от дедушки ушел, я от бабушки
ушел, я от батюшки ушел, от родни ушел,
никого я теперь не боюсь»,— ушел, при­
стал к другому берегу, к простому люду.—
II как-то торжественно закончил:— При­
стал к простому люду и стал народным
человеком.
Так просто и ясно Семен еще раз утвер­
дил во мне уважение и любовь к Андрею.
Семен, углекоп из Черемхово, сам того не
замечая, указал мне, тогда еще молодой и
неопытной, беспомощно топтавшейся на
перепутье жизненных дорог, как жить и
каким путем прошагать по земле.
Годы жизни прошелестели, как страницы
многотомной книги. Забылись имена трех
моих ночных спутников по Черемхово. Но,
хотя теперь пришлось выдумывать их фа­
милии, суть тех наши разговоров, отно­
шение к Андрею запомнилось. Их пронес­
ла я в моей памяти, как четкие, нестира­
емые письмена.

Литературная запись Е. ЖАДАНОВОИ и Н. ТОРОПЬЕНОИ.

БРОЙТМАН

Первые шаги
16 декабря 1922 года в газете «Прибай­
кальская правда» появилась заметка сле­
дующего содержания:
«Ученический концерт.
3 декабря в Верхнеудинской музыкаль­
ной школе состоялось первое в этом учеб­
ном году ученическое утро, исполнителя148

ми которого являлись учащиеся школы, а
слушателями — учащиеся городских школ
первой и второй ступени. Программа кон­
церта состояла из 21 номеров, хорошо по­
добранных. Слушатели-малыши с напря­
женным вниманием следили за исполните­
лями, такими же малышами, и часто раз-

ражались аплодисментами. Такие популяр­
ные концерты, несомненно, имеют огромное
учебно-воспитательное значение, тем бо­
лее, что дети широких трудовых масс ли­
шены возможности заниматься музыкой
дома.
До сих пор музыкальная школа служи­
ла лишь для буржуазии, совершенно не
пользуясь популярностью среди рабочих
масс, теперь же, с переходом ее в ведение
Губнарообраза, деятельность ее должна
быть направлена исключительно в сторону
развития эстетических чувств среди широ­
ких трудовых масс».
Эта заметка — лишь один факт из не­
освещенного до сих пор начала становле­
ния музыкальной культуры в Бурятии, до­
стигшей в наши дни широкого признания
всесоюзного зрителя.
А начало было трудным и небезынте­
ресным, о чем говорят приводимые ниже,
строки из архивов,
Как известно, в первые же годы Совет­
ской власти правительством издается це­
лый ряд декретов п постановлений, на­
правленных на приобщение широких масс
трудящихся к культуре.
Так, в ноябре 1917 года по указанию
В. И. Ленина при Наркомпросе была ор­
ганизована
Коллегия но делам музеев и
охране памятников искусства и старины.
6 июня 1918 года публикуется декрет
Совнаркома за подписью В. И. Ленина о
национализации Третьяковской галереи в
Москве. В том же году были национали­
зированы крупнейшие частные художест­
венные собрания в Москве и одновремен­
но получает широкое распространение и
музыкальная культура, она
перестает
быть уделом элиты. В частности, в ноябре
1917 г. оперные театры перешли в ведение
органов просвещения, а 12 июля 1918 г.
Петроградская и Московская консервато­
рия были объявлены государственными, и
в декабре того же года были национали­
зированы
все
частные
музыкальные
школьные учреждения. Наряду с национа­
лизацией старых школ создавались новые.
Соответствующая работа шла в этом на­
правлении и на местах.
В марте 1920 года в Бурятии была ус­
тановлена Советская власть, а У Ж Е в ав­
густе Внешкольным отделом Министерст­
ва Народного просвещения ДВР была ор­
ганизована музыкальная школа, подведом­
ственная Министерству Народного просве­
щения. Школа была рассчитана на интигодичный курс обучения. При ней действо­
вали симфонический оркестр и хор. Эти
два коллектива на протяжении своего по­
луторагодичного
существования
около
двухсот
раз выступили с бесплатными
концертами для членов профсоюзов.
В школу было принято 70 учеников m
неимущих семей, многие из которых впер­
вые в жизни увидели скрипку, фортепи­
ано, стали знакомиться с азами пения и
теорией музыки.
В первый год существования школы
обучение в ней проводилось бесплатно, со­
держалась школа на средства, отпуска­
емые Минпросом.

Нерегулярная выдача жалованья и пай­
ков, а главным образом, запрещение уст­
ройства платных концертов, что могло
хоть отчасти облегчить тяжелое матери­
альное
положение
преподавательского
персонала, привели к тому, что часть пре­
подавателей выбыла, вынужденная искать
другие заработки. Оркестр и хор распа­
лись. В школе остались работать на преж­
них условиях лишь энтузиасты своего де­
ла. При переходе к НЭП расходы школ
были отнесены на местный бюджет, в то
впемя еще очень слабый. Поэтому с осени
1921 года музыкальная школа была пере­
ведена на платный принцип, и, хотя и на­
ходилась в ведении Минпроса, содержа­
лась уже только на средства из платы за
обучение, поступавшей от учащихся. С пе­
реводом центральных учреждений в Читу
школа была предоставлена самой себе и
утратила связь с Министерством Народ­
ного просвещения. С этого момента и на­
чались ее мытарства. Школу периодиче­
ски переводили из одного помещения в
другое, что мешало нормальному прове­
дению занятий и сказывалось на качестве
инструментов, которыми школа распола­
гала. ' Особенно доставалось при перевоз­
ках единственному старенькому роялю.
Приказом ло Губернскому Революцион­
ному Комитету от 25 ноября 1922 г. му­
зыкальная школа была включена в сеть
профессиональных школ губернии с непос­
редственным подчинением
Губернскому
Отделу народного образования на поло­
жении частной школы. Все это вместе
взятое незамедлительно сказалось на со­
кращении числа учащихся.
На основании статьи 14 «Основных
положений о Единой школе ДВР» при ней
был организован школьный Совет и роди­
тельский комитет. Заведующим школой
был избран Л. Б. Клейман, окончивший
Берлинскую консерваторию.
Несмотря на то, что школа была пере­
ведена на коммерческие начала, школьный
Совет решил предоставить 20 процентов
бесплатных мест для неимущих учеников,
исходя из того, что музыка не должна
быть узко-кастовой.
Музыкальная школа была новым куль­
турным явлением. Она вела большую ра­
боту по пропаганде музыкального искусст­
ва, была центром всей музыкальной жиз­
ни города. Ни одни благотворительный
концерт не обходился без участия или
преподавателей, или учеников
школы.
Концерты пользовались заслуженным успе­
хом, о чем, в частности, свидетельствует
приведенная выше заметка.
Вскоре после образования Бурят-Мон­
гольской Автономией Республики, в сен­
тябре 1923 года на заседании Совета
школы был решен вопрос о реорганиза­
ции верхпеудипскон музыкальной школы в
Верхиеудинский Государственный музы­
кальный техникум по типу среднего учеб­
ного музыкального заведения. На этом же
заседании был поставлен вопрос и о пре­
подавательских кадрах. Поскольку их не­
доставало, решили привлечь на преподава­
тельскую работу не только выпускников
149

школы, но и учащихся старших курсов.
Были приглашены: на должность препода­
вателя по классу скрипки Новиков Н. А.,
по классу фортепиано—Обыденная В. Д.
(окончившая
консерваторию),
Попель
А. И. (окончила музыкальную школу) и
два практиканта из числа учащихся стар­
ших классов. Преподавание теоретических
предметов поручалось Виноградову А. А.,
избранному заведующим техникума. К со­
жалению, обстоятельных сведений об этих
первых наставниках будущих мастеров
сцены пока установить не удалось. Широ­
ким кругом музыкальной общественности
Бурятии хорошо знакомо только имя Ве­
ры Дмитриевны Обыденной, жизнь свою —
до последних дней — посвятившей разви­
тию музыкальной культуры республики.
Здесь же, на заседании, было решено
набрать в техникум 85 человек по классу
скрипки, фортепиано и сольного пения. Из
этого числа 22 места были бесплатные, а
20 мест — за уменьшенную плату.
О начале приема были сделаны объяв­
ления в газете «Бурят-Монгольская прав­
да» и и устном журнале «Двигатель», вы­
ходившем в Межсоюзном клубе.
10 октября 1923 года закончился прием

заявлений в Государственной музыкальной
техникум. Их было подано 110, в
большинстве с удостоверениями от проф­
союзных организаций для принятия на
бесплатные или льготные места. Более 10
заявлении от РКСМ.
Это свидетельствовало о потребности
трудового населения в художественном
образовании и тем самым оправдывало не­
обходимость организации
музыкального
техникума.
Большинство первого набора составляли
девушки — их было шестьдесят, а по со­
циальному положению в основном служа­
щие — пятьдесят четыре, членами РКП и
РКСМ было двенадцать человек.
Эти немногочисленные строки помогают
восстановить историю становления музы­
кального образования в республике, не так
давно отметившей свой золотой юбилей.
В праздновании приняли участие крупней­
шие артисты наших театров и вместе с ни­
ми воспитанники и учащиеся десятков му­
зыкальных школ сегодняшней Бурятии. И
конечно, в эти дни нельзя было не вспом­
нить, с чего мы начинали, вспомнить о
том единственном стареньком рояле...

КРИТИКА И Б И Б Л И О Г Р А Ф И Я

Наталия ШИК

Он б ы л д р у г о м Б р ю с о в а
«Первое слово благодарности я хочу об­
ратить к одному великому человеку, ко­
торый среди нас отсутствует,— к моему
первому учителю и другу, который собст­
венно и открыл мне этот путь, и если я
что-нибудь сделал, научил как это делать.
„Я говорю о Валерии Яковлевиче Брюсове.
Восемнадцатилетним мальчиком я впервые
•познакомился с Валерием Яковлевичем и
те заветы, которые я тогда от него услы­
шал,
стали нормой всей моей литератур­
ной жизни. Я никогда в жизни не встре­
чал второго такого человека, с таким го­
рением, с таким трепетным отношением к
искусству. Это был — может быть это
•слово попахивает Карамзиным, старой по­
эзией XIX века — это был жрец искусст­
ва. Он так трепетно и бережно подходил
к нему, так пламенно горел и этот пла­
мень он всем своим ученикам, всем близ­
ким сумел вложить в грудь, хотя ои и не
рассекал ее, подобно пророку, но вклады­
вал огонь в их душу...»
Эти слова принадлежат Максимилиану
Яковлевичу Шику, известному поэту, пе­
реводчику, критику.
Максимилиан Шик родился в Москве в
апреле 1884 года. Семь лет было мальчи­
ку, когда родители переселились в Герма­
нию,
в Лейпциг. С юных лет Максимили­
ан с увлечением и очень вдумчиво изуча­
ет историю русской и немецкой литературы
и культуры. Первыми произведениями, пе­
реведенными М. Шиком, были «Песня о
соколе» и «Песня о буревестнике» Макси­
ма Горького. С этих переводов началось
знакомство передовых немецких кругов с
творчеством великого пролетарского писа­
теля.
Весну 1902 года М. Шик проводит в
.Москве. В Литературно-художественном
кружке проходила беседа «По поводу Ле•онида Андреева». По предложению В л. Ив.
1

1

Немировича-Данченко Максимилиан Шик
принял участие в прениях по докладу.
Очень юный, но несомненно одаренный
оппонент обратил на себя внимание Ва­
лерия Яковлевича Брюсова. Так началась
их дружба, дружба ученика с учителем и
наставником.
Брюсова всегда очень интересовала ли­
тература и культура Германии. Вероятно,
именно во время пребывания Шика у него
в Старом Селе Брюсов приглашает его в
качестве постоянного сотрудника во вновь
запланированный
журнал литературы и
искусства «Весы». На страницах этого
журнала с 1904 по 1909 годы печатаются
«Письма из Берлина», новости берлинско­
го «Сецессиона» , критические статьи, об­
зоры книжных новинок и другие коррес­
понденция Максимилиана Шика.
Вернувшись в Берлин, М. Шик спешит
выразить свою благодарность за теплый
прием Валерию Яковлевичу и Иоанне Мат­
веевне: «...Я никогда не забуду этих дней,
проведенных у Вас,» — пишет он.
В Берлине Максимилиан Шик становит­
ся студентом
историко-филологического
факультета университета. Здесь началась
его творческая жизнь
и
установилась
дружба со Стефаном Цвейгом, Ренэ Шикеле, Эрихом Мюзамом, Максимилианом
Гарденом и Рудольфом Паннвитц. Круп­
нейшие журналы Германии «Будущее»,
«Новое столетие», «Магазин для литерату­
ры», «Жизнь», «Литературное эхо», «Теат­
ральное обозрение», «Харон» охотно печа­
тают стихи, и корреспонденции юного
поэта.
С этого времени начинается постоянная
переписка с Валерием Брюсовым.
23-го июля 1903 года М. Шик пишет
В. Брюсову: «Перевожу как раз Ваш рас­
сказ «Теперь, когда я проснулся». Думаю
напечатать его в хорошом немецком жур2

Стенограмма записи вечера, посвященного 70-летию М. Я. Шика. Рукописный
отдел ГБЛ, ф. 675.
«Сецессион» — название ряда объединений немецких и австрийских художников
«онца XIX и начала XX века.
2

нале. Но гораздо скорее примут, если я Яковлевичу: «Страшно перепугался, когда
напечатаю: «Единственно авторизованный
узнал из Вашей открытки, что Вы боль­
перевод». Поэтому я попросил бы Вас, по
ны. Желаю Вам скорого выздоровления.
возможности скорее, прислать мне Ваше
Надеюсь, что когда это письмо попадет в
согласие на то, что я перевожу Ваши
Ваши руки, мои пожелания уже будут
произведения» .
исполнены.
В письме от 1-го августа он сообщает:
К сожалению, не получил Вашей «лето­
«Ваш рассказ «Теперь, когда я проснул­
писи» Тютчева, неужели пропала? Получи­
ся» я перевел... и был настолько смел на­ ли ли Вы мое письмо? Статью для «Весов»
писать: «авторизованный». Надеюсь, что
начну завтра писать. Буду писать, глав­
Вы ничего против этого не будете иметь».
ным образом, о Гофманстале, Уайльде.
Ведекинде, Гауптмане и их премьерах,
Великолепный переводчик, строго О Т Н О ­
ругну Зудермана и некоторых других дра­
С И В Ш И Й С Я к качеству перевода, Брюсов це­
матургов. Не знаю только какого размера
нил мастерство своего юного друга, его
может быть это — «театральное письмо»?
глубокое знание немецкого и русского язы­
(сколько строк минимум — сколько макси­
ков и культур. Разрешение на авториза­
мум). Какие статьи проектируются еше
цию переводов М. Шиком было получено.
для первого номера, какой формат, какой
«Спасибо за авторизацию моего перево­
объем будут иметь «Весы»?
да,— пишет Шик.— При том множестве
переводчиков, какое имеется в данное,
Валерий Яковлевич удивительно тепло и
время, конечно, неминуемы и совершенно
мягко относился к своему юному другу.
безграмотные переводы, искажающие ори­
Вот запись в дневнике: «Борьба в Мос­
гинал. Как быть редакциям? Им оригинал
кве началась еще до моего приезда — лек­
иногда неизвестен, а иногда просто нет
цией Бальмонта в Литературно-художест­
времени сравнивать перевод с оригиналом.
венном кружке — и шла целый месяц.
Авторизация же перевода автором явля­
Борьба за новое искусство. Сторонниками
ется в таком случае ручательством за ли­
были «Скорпионы» и «Грифы» (новое из­
тературность его».
дательство). Я и Бальмонт были впереди,
В своем сентябрьском письме М. Шик как «маститые», а за нами целая гурьба
юношей, жаждущих славы, юных декаден­
сообщает: «Перевел Вашего «Дон Жуана».
тов: Гофман, Рославлев, три Койранских,
Конечно, немного свободно, но Вы сами
Шик, Соколов еще Волошин и Бугаев.
ведь против того, чтобы поэты при пере­
водах
стихотворений
придерживались
Что бы нн читалось в Художественном
рабски оригинала. Главное — общее на­
кружке, во время прений возникал спор
строение, если Вы его одобряете, я его на­
о новом искусстве. В «возражатели» за­
печатаю».
писывался десяток декадентов. И они на­
чинали говорить по очереди о «великих»
Несколькими днями позже М. Шик пи­
Кчлт-мопте " FiiocoBe. Публика недоумева­
шет: «Вы спрашиваете, не имею ли я че­
ла, иным хлопала, иным свистала. Особен­
го-либо против того, что Вы посвящаете
но доставалось Шику за его молодость и
мне стихи «В Раю». Дорогой Валерий
его акцент, а он едва ли говорил не ин­
Яковлевич,, Вы пе знаете, как Вы меня
тереснее всех.
обрадовали этим сообщением. Не знаю,
как мне благодарить Вас за это!»
Многие собирались у меня по средам, не
Молодой переводчик благодарит Вале­
хватало мест: братья Коиранские, был
рия Яковлевича за его «роскошный* по­ Печковский. Мак Шик был очень мил, но
дарок — книгу стихов
.Urbiet
ОгЫ",
очень юн».
присланную в ноябре. «Вы доставили мне
«Только что получил «Весы»,— сообщает
громадное удовольствие. Говоря прямо,
Максимилиан Шик в феврале 1904 года,—
книга Ваших стихов просто изумительна!
впечатление наилучшее. Поразительно хо­
Ее появление должно обозначить новую
роши Ваша и Бальмонтовская статьи, так­
эпоху в русской литературе! Позвольте
же и Белого. Волошин весьма и весьма
мне еще раз, дорогой Валерий Яковлевич,
интересен. Рисунок, изображающий Бал­
поблагодарить Вас за ту огромную ра­
трушайтиса, прямо великолепен! Некото­
дость, которую Вы доставили мне посвя­
рые другие рисунки зато неважны!»
щением стихотворения «В Раю!»
Весной Максимилиан Шик приезжает в
Валерий Яковлевич сообщает Макси­
Москву. Большую часть своего времени он
милиану Шику долгожданную новость: по­
проводит с Валерием Яковлевичем. Тогдалучено разрешение
выпускать журнал
то Брюсов и посвящает своему юному дру­
«Весы». «Болен, не могу писать много, в
гу еще одно стихотворение «Максимили­
четверг даже делают операцию. Но не в
ану Шику» (оно не было опубликовано !
этом дело. «Весы» разрешены, после пер­
Эпиграфом к стихотворению Брюсов взя.вого Вашего письма из Берлина. Для пер­
строчку из .Urbiet ОгЫ* «Я многим ве­
вого номера, думается мне, что самое луч­
рил до исступленности».
шее написать Вам о театре, о премьерах,
о Электре, о Уайльде.
Эту веру я тебе вручаю,
Столько раз обманутую... что ж!
Отзовитесь!»
,
Наш удел итти, по краю.
М. Шик
спешит
ответить Валерию
1

1

2

1

Письма М. Шика В. Брюсову хранятся в рукописном отделе ГБЛ, ф. 386,
оп. 108. к. 33—35. Письма приводятся с сокращениями.
Письма В. Брюсова М. Шику хранятся в ИМЛИ, ф. 556, on. 1.
2

Наш удел над темной бездной дрожь.
Шаг еще сужден ли мне — не знаю,
Но иду и близко ты идешь!
Близкий мой привет! Но в миг паденья,
Взгляд, лишь взгляд один
без сожаленья!
1

Стихи говорят о дружеской близости.
Это чувство могло возникнуть у Брюсова
лишь при общности отношения к искусст­
ву. Стихотворение это стало для Максими­
лиана Шика заветом Брюсова.
«Когда я пришел сегодня утром в 4 ча­
са домой, то я тотчас же прочел Ваше
стихотворение. Поверьте, дорогой Валерий
Яковлевич, что я не в силах выразить всех
тех чувств, которые наполняют меня после
этого стихотворения! Я не могу говорить!!
Но может именно мое молчание даст Вам
понять о том глубоком и радостном потря­
сении, которое произвели Ваши стихи!
Спасибо! Спасибо!»
В 1904 году в журнале «Беседа» было
напечатано стихотворение Максимилиана
Шика в переводе В. Я. Брюсова:
Из Максимилиана Шика.
Шумят мгновенья, как вода,
Спадают с яростью потока.
Пылают свечи... как далеко
От нас и дружба и вражда!..
Замкнуты двери, окна скрыты,
Мне руку трепетную дай.
Идем! веди меня — в забытый
И мертвый кран.
Сентябрь, 1904.
«Последнее время я ужасно часто вспо­
минаю те часы, которые мне последней
осенью суждено было провести вместе с
Вами. Результатом этих воспоминаний яв­
ляются строки, которые Вы найдете при
этом письме. Вы должны знать, что эта
«Последняя ночь», которую я провел с Ва­
ми перед моим отъездом, одно из самых
тайных и драгоценных сокровищ в ларце
моих воспоминаний!»
Стихотворение
Максимилиана
Шика
«Последняя ночь» было напечатано в две­
надцатом номере журнала «Харон» за 1905
год.
Валерий Яковлевич посвящает ему чет­
веростишье:
И в этот час ночной и ранний,
Когда над садом реял сон.
Был милый клад воспоминаний
Еще мечтой обогащен .
3

В феврале 1906 года
Брюсов пишет
.Максимилиану Шику:
«Вы, вероятно, обижаетесь, и не без пра­
ва, что я не собрался писать Вам в тече­
нии нескольких месяцев, признаю себя ви­
новатым, но я всегда в каком-то вихре то
личных событий, то дел, где тут писать
тем, кто дорог, пишешь только официаль

ные письма, которые писать к Вам не хо­
чется... Но «Весы» гневаются на Вас. Вы
дали несколько десятков обещаний, а за
этот год не исполнили ни одного...
Не сердитесь за эти слова, но эти горь­
кие упреки заслужены. Лично я Вас очень
люблю и прощаю Вам все, что Вы сделае­
те против меня, ко как соредактор «Ве­
сов», Вам, как сотруднику, не прощаю!
...Мне бы очень хотелось, чтобы эта ма­
ленькая ссора между «Весами» и Вами
уладилась к лучшему. Во всяком случае,
не смешивайте с «Весами» меня и верьте,
что я неизменно ценю Вас, как одного из
«посвященных» и «избранных», уже во­
шедшего в тот круг, из которого назад пу­
ти нет» .
В июле Валерий Яковлевич уезжает в
Швецию. Перед отъездом он посылает
Максимилиану Шику книгу переводов из
Верхарна и новый сборник своих стихов
"Stephanos*.
Максимилиан Шик горячо благодарит
Валерия Яковлевича: «Я не в состоянии
передать Вам всего того восторга, который
я ощущаю при чтении и охватывающего
меня чувства! И при том меня не поки­
дает мысль, что все это лишь начало, а
самые крупные Ваши творения еще впере­
ди. Воистину такие поэты, как Вы, рожда­
ются лишь веками... Как счастлив я, что
судьба дала мне возможность жить рядом
с Вами, хотя лишь часы, по зато какие
незабвенные и высокие часы!»
В конце февраля 1907 года Валерий
Брюсов присылает М. Шику книгу «Зем­
ная Ось». В Москву спешит ответ: «Спа­
сибо, тысячу раз спасибо, мой дорогой,
мой глубоко, глубоко обожаемый Валерий
Яковлевич! Спасибо и за книгу и за Ваши
дорогие, теплые строки в предисловии. С
этого дня Ваша чудная книга принадлежит
к моим неразлучным спутникам, как и Ва­
ши стихи. Хотя я и знал много из этой
книги и раньше, встречая многое в журна­
лах, но целость и неразрывность се по­
трясли меня. Позвольте пожелать Вам, до­
рогой Валерий Яковлевич, н.чо всей глу­
бины искренно любящего Вас сердца но­
вых великих подвигов, вроде этой книги
на Вашем безустанном, непрерывном пути
к Новым высотам.
Теперь о другом очень важном. Я веду
переговоры с издателем, которые, навер­
ное, окончатся положительно. Дело идет о
переводе Вашей «Земной Оси». Пользуясь
Вашим давноголиим разрешением перево­
дить Ваши произведения, я предложил од­
ному издателю мой перевод «авторизован­
ный».
Я был бы счастлив, если бы мог пере­
вести Ваш роман, начало которого я жду
с нетерпением, т. к. я еще не получил пер­
вого номера «Весов» 1907 г. Получили ли
Вы год тому назад номер «Харон» со сти­
хами, посвященными мною Вам «Послед­
няя ночь»?
3

1

ЦГАЛИ, ф. 1525, on. 1, ед. хр. 569.
Стихи не были опубликованы. ЦГАЛИ, ф. 56.
* Письмо Брюсова от 3 февраля 1906 г., ГБЛ., ф. 386. 73. 15.

2

153

Вот ответное письмо Брюсова:
Ваше предприятие состоялось, я, разумеет­
«От души, сердечно благодарю Вас за ся, отказал бы ему. Мы очень ждем Ваших
все доброе, что Вы сказали мне в послед­
работ для «Весов:*. «Весы» в этом год\
нем письме. Так отрадно было мне вновь расширились. Вместе с тем увеличивается
услышать Ваш голос после долгих меся­
их влияние, ибо число подписчиков в этом
цев разлуки. Очень надеюсь, что Вы, на­
году возросло уже вдвое сравнительно t
конец, исполните Ваше намерение и дейст­
прошлым. Надеюсь, что Вы получили № 1
вительно посетите Москву. Многие, и я в
М н е было бы очень интересно узнать Ва
том числе, очень ждут Вашего приезда.
ше мнение о начатой там моей повести
Пеняю Вам, что Вы так редко даете вести о
«Огненный ангел». Повесть из немецкой
себе и за последнее время прекратили даже
жизни XVI века, и было бы интересно оз
присылку №№ с Вашими стихами или
цакомить с ней немецких читателей, но к
статьями, по которым все же можно бы­
сожалению, я закончу ее печатание не
ло, хотя бы мельком, следить за Вашей
раньше, как к самому концу 1907 года».
жизнью. Или, может быть, Вы опять ушли
В 1908 году Валерий Яковлевич отправ
в жизнь и уклонились от литературы? Не ляется
в путешествие по Европе.
верится как-то!
«Приветствую Вас из Италии. Думаете
Мне очень дорого, что Вам понравилась
ли вы по-прежнему переводить моего «Ан­
моя «Земная Ось». У нас в России, среди
гела». Сносились ли по сему поводу с не­
моих друзей к ней отношение двойствен­
мецкими издателями. Этот вопрос меня
ное. Одни очень хвалят (Блок, Белый,
очень интересует.
Балтрушайтис), другие соболезнуют —за­
Вспоминаю Вас в Европе!»
чем я, хороший поэт, стал писать не очень
В 1921 году Максимилиан Шик перево­
хорошую прозу (Вячеслав Иванов и др.)
дит на немецкий язык стихотворение Ва
Я лично тоже этой книгой менее доволен,
лерия Брюсова «Октябрьская революция
чем последним сборником стихов, но не
В декабре 1923 года в Большом теат|м
надо забывать, что в «Оси» собраны рас­
состоялся торжественный вечер, посвящен
сказы почти за десять лет, а в десять лет
ный 50-летию со дня рождения Валерия
я многому научился и многое узнал!
Брюсова. Максимилиан Шик посылает и
Если бы исполнилось Ваше предполо­
Комитет по чествованию телеграмму:
жение о переводе «Оси» на немецкий
«Дорогой Валерий Яковлевич, позвольтг
язык, я был бы, конечно, очень рад. Само
к хору славящих Вас сегодня голосов при
собой разумеется, я предоставил бы Вам
соединить и мой скромный голос, привет
право на «единственно авторизованное»
издание. Если хотите, я мог бы прислать ствуя в Вашем лице русского поэта совре
еще маленький рассказ, еще не напечатан­ менности. Преданный Вам на протяжении
двадцати лет с неубывающей любовью
ный нигде и вполне подходящий по стилю
к «Оси». Но мне бы хотелось знать ответ Максимилиан Шик».
Вашего издателя в возможно непродолжи­
Любовь и уважение к своему старшем \
тельном времени. Дело в том, что небезы­ другу и наставнику .Максимилиан Яковлг
звестный Вам Ганс Понтер все просит ме­
вич пронес через всю жизнь. Много деси
ня разрешить ему авторизованное издание тилетий спустя он продолжал переводин,
моей драмы «Земля» по-немецки. Если бы
лучшие стихи Брюсова.
1

1

Ганс Гюнтер — известный немецкий переводчик.

И. БАТУДАЕВ, У.-Ж. ДОНДУКОВ

Взаимосвязь

языков

(О некоторых объективных предпосылках перехода на русский язык обучения
в школах Бурятии)
В развитии и обогащении националь­
(горшоог — горшок, сундууг— сундук, биных языков нашей страны большую роль
илхэ — валка, таас — таз), одежды и обу­
играет великий русский язык. История го­ ви (пулаад — платок, сабхи — сапоги, бааворит о том, что прогрессивные слои на­
рья — варьги, хураашха — фуражка).
селения нашей многонациональной Родины
С началом развития капиталистических
издавна стремились к изучению русского
отношений в Сибири в бурятский язык из
языка. Стремление это находит объ­
русского начинают проникать слова, обо­
яснение в экономических, политических и
значающие
торговлю,
товары и деньги
культурных связях, которые устанавлива­
(яармаг — ярмарка, алаабхи — лавка, манлись между русским и другими народами
гажы — магазин, хупеэс — купец, пирхаана протяжении веков, а также в демокра­
шаг — приказчик, сиидеэ — ситец, сарпиинтическом характере великой русской куль­
ха — сарпинка, пумазеэ — бумазея, ниндтуры. Об огромном прогрессивном влиянии
хэ — нитка, мохоорхо — махорка, солхоорусской литературы, науки и культуры с
бо — целковый, шарбуунса — червонец), а
благодарностью писали в своих сочинениях
также общественно-политические термины
грузинский писатель Илья Чавчавадзе, ук­
(ухаас — указ, зохоон — закон, су\'Д — УД.
раинский поэт Иван Франко, казахский
порхороор — прокурор, быборной — выбор­
просветитель Абай Кунанбаев, киргизский
ный, губеэрпи — губерния, у Д — уезд) •
акын-демократ Токтогул Сатылганов, бу­
Эти русские заимствования в бурятском
рятские просветители Доржн Банзаров и
языке носили общенародный характер, по­
Матвей Хангалов.
тому они были в ходу не только в дело­
производстве, но и в местных территори­
Бурятский язык хранит в своем словар­ альных
диалектах бурятского языка.
ном составе значительное количество слов,
Значение русского языка в подъеме и
запечатлевших давние связи бурятского
развитии экономики и культуры бурятско­
Народа с русским народом. В исторических
го народа и его языка особенно возросли
взаимоотношениях бурят с русскими реша­
после Великой Октябрьской социалистиче­
ющую роль сыграли тесные культурно-экоской революции.
'момические связи между ними. Факты
• проникновения в бурятский язык русских
В постановлении ЦК КПСС «О подго­
, -лов, относящихся к экономической, поли­
товке к 50-летшо образования Союза Со­
тической и другой терминологии, говорят
ветских Социалистических Республик» от­
«б очень тесных экономических и социаль­
мечается, что «более 40 национальностей и
но-культурных связях между двумя наро­
народов СССР обрели свою письменность
дами. После добровольного вхождения
в годы Советской власти... Многие народы
Бурятии в состав России, когда русские
не имели общенациональной письменности
'ыгали располагаться деревнями рядом с
и сложившихся письменных литературных
бурятами, последние начали заимствовать
языков... Отдельные старопнсьмсиные язы­
V русских более совершенные орудия труки, базирующиеся на некоторых средневе­
Tie и эффективные методы ведения хозяйковых языках, были довольно далеки от
jlTBa, что нашло свое отражение в языке:
основ народиоразговорных языков».
«рсойхо — рассоха, сеэрпэ — серп,
борКак известно, до Октябрьской революции
еой — борона, ольтеобхо — литовка, коса,
буряты пользовались средневековым csaj «ар — пары, паар хахалха — вспашка па- ропнсьменным монгольским языком. В лек­
«в, борно&лхо — боронить. Заимствова­
сическом отношении этот язык представ­
лись сельскохозяйственные злаковые куль­
лял пеструю смесь элементов старомон­
туры вместе с их названиями (ешмээн —
гольского, тибетского и бурятского языков.
ячмень, яарса — ярица,
пороос — просо,
В грамматико-стилистнческом
отношении
•беос — овес, шэниисэ — пшеница), а так­
он характеризовался
труднодоступными,
ие названия домашней утвари и посуды
громоздкими конструкциями предложений
С

е э з

э

1

155

и терминологических
словосочетаний, а
также целым рядом устаревших, неупотре­
бительных в современном языке морфоло­
гических и фонетических показателей.
Все это потребовало большой работы по
созданию национальной письменности, раз­
работке и уточнению орфографии н терми­
нологии бурятского языка. Формирование
бурятского литературного языка и созда­
ние его письменности протекали не стихий­
но, а заботливо
направлялись Коммуни­
стической партией и Советским государст­
вом. Современный бурятский алфавит и
орфография, созданные на основе русской
графики, являются национальной системой
письменности, максимально учитывающей
специфические
особенности бурятского
языка. Многолетняя практика применения
нового алфавита показала его большое пре­
имущество перед ранее употреблявшимися
в бурятском языке алфавитами. Новая си­
стема письменности послужила важным
рычагом в дальнейшем усовершенствовании
и окончательном формировании бурятского
литературного языка.
За советский период бурятский литера­
турный язык получил всестороннее разви­
тие. Он стал лексически богатым, грамма­
тически совершенным, стилистически гиб­
ким и, наконец, общенародным языком.
Общенародный характер бурятский литера­
турный язык получил именно в советское
время. Бурятскому литературному языку
теперь свойственно широкое и активное ис­
пользование всех сторон языковых явле­
ний. В общий процесс формирования бу­
рятского литературного языка вовлечены
все внешние и внутренние ресурсы нацио­
нального языка. В формировании литера­
турного языка большую ценность представ­
ляют художественные произведения бурят­
ских писателей: поэтов, прозаиков, драма­
тургов. Они широко используют в своих
произведениях наличные возможности и за­
кономерности языка. Вместе с тем очень
важно отметить то, что бурятские писатели
учились и учатся на произведениях Макси­
ма Горького, Владимира Маяковского,
Алексея Толстого, Михаила Шолохова,
Александра Фадеева.
Существенно расширилась сфера приме­
нения бурятского языка. Раньше общест­
венные функции бурятского языка были
весьма ограничены, он употреблялся в ос­
новном в быту. В настоящее время бурят­
ский литературный язык употребляется в
оригинальной художественной литературе,
в периодической печати и в переводах об­
щественно-политической,
художественной,
учебной и сельскохозяйственной литератур
с русского языка на бурятский, в школь­
ном преподавании, в сценическом искусст­
ве, радио, телевидении, в художественной
самодеятельности. На бурятском литера­
турном языке, наряду с русским, ведется
идеологическая, агитационно-массовая ра­
бота среди населения: читаются лекции и
доклады, проводятся беседы. Таким обра­
зом, общественные функции бурятского ли­
тературного языка за годы Советской вла­
сти значительно расширились. В период
перехода к коммунизму бурятский литера156

турный язык будет продолжать выполннп
вышеперечисленные свои
общественна'
функции.
В Программе КПСС сказано: «Русскш
язык фактически стал общим языком мел
национального общения и сотрудничесл н
всех народов СССР». Вместе с тем русский
язык является неиссякаемым источником
роста культуры всех малых и больших на
родов нашей страны. Например, перевод!
с русского языка на бурятский составляю!
не менее половины издательской продукшп
республики. Совершенно ясно, что через н<
реводы в язык входят отсутствовавшие i
нем ранее термины, устойчивые сочетапи
слов, целый ряд новых синтаксических of»'
ротов и стилистических новшеств, которьн
улучшают и совершенствуют националы!!.'.•
литературный язык. Благотворное влиять
русского языка на языки народов C C t I '
многогранно. В связи с этим примечатси i
ответ известного калмыцкого поэта Давил
Кугультинова на вопрос корреспондента i
зеты «Известия»: «Вы пишете на рем
ном калмыцком языке. Какое же i
таком случае влияние
оказывает иВаше творчество русский язык?» На эти
вопрос поэт ответил так: «...если я, прг '
стовитель калмыцкой литературы, как i
мои товарищи, представители литерат \
других народов нашей страны, создал ч т •
либо, заслуживающее внимание читате.ч i
то это потому, что, кроме родной наш"
нальной культуры,
благодаря русским
языку мы усвоили передовую русел. \ь
культуру и культуру других народов ми
ра. Этот прекрасный язык дает возмп i.
ность народам нашей страны чутко Си
шать друг друга и благотворно влип и
друг на друга. Вот что значит для № i '
русский язык».
1

1

Влияние русского языка ощущаем кажл >
дневно и в нормах литературного языка, и <
устной речи бурят. Русский язык спосоГм i
вует активизации творческих, лексико-фр >
геологических и структурно-образовап'л!
ных средств и возможностей бурятского я i n
ка. Вклад русского языка в развитие бури
ского литературного языка заключаем
во-первых, в прямом заимствовании i v i ' "
(комсомол, актив, кислород, памятник) и
оборотов
(эбсэшэгуй
зуршэлдеетч а
пууд — антагонистические к л а с с ы , комм
низмда харша у
— антикоммунизм, л '
нинизмЬээ шэнэ хусэ удхан абаиа
ч.
п а ю т в ленинизме новые силы), во-1111411
в калькировании отдельных с л о в ( н и м ч
ган — кулак, улаантан •— к р а с н ы е , с л ы - "
тан — белые), словосочетаний и фра н-м
гических оборотов ( э з э р х э х э ангп
it.
подствующий класс, у
Р
хпри.п.ы
собственнические отношения, ш э н э т \ \ • i •
колониализм — неоколониализм,
ш мы
орохо уе— переходный период, .imi.ii •
ehoop зэргэ оршолго — мирное coevnn
вание, хоер ханн нухэдэй нэгэнишп. >
доо нугеедынгев богоолынь болоп<н
«Из двух друзей всегда один раб другом'
з э л

м с э

би

ХунууД

ы е

х э х э

ШООЛОХО ШОГЛОХОГуЙН IV.4.1 |

тэдэниие узэн ядадагби — «Я ненавижу

дей, чтоб их не презирать»), в-третьих,
в освоении синтаксических моделей (модо
бэлэдхэл — лесозаготовка, тушаалтай нюурнууд — должностные лица, арад бугэдьш асуулга—всенародный опрос).
Органическая взаимосвязь
бурятского
языка с русским, живое общение их носи­
телей в условиях единого социалистическо­
го государства, дружбы народов, совет­
ского патриотизма и полной добровольнос­
ти изучения русского языка — создали луч­
шие условия для развития двуязычия у бу­
рятского населения. Русский язык для боль­
шинства бурятского населения стал вторым
родным языком. Развитие двуязычия не оз­
начает вытеснения одного языка другим.
Наоборот, двуязычие способствует более
глубокому изучению и родного языка, и язы­
ка межнационального общения — русского
языка. Число граждан нашей страны, зна­
ющих русский язык и активно пользующих­
ся им, неуклонно растет. Данные всесоюз­
ной переписи населения СССР 1970 года
свидетельствуют о том, что почти 42 мил­
лиона советских людей верусской нацио­
нальности назвали русский язык своим вто­
рым родным языком. Из 315 тысяч бурят,
проживающих в СССР, 92,6% назвали бу­
рятский язык своим родным языком, а
66,7% вторым родным — русский язык. Эти
факты говорят о том, что в советское вре­
мя достигнуты огромные успехи в разви­
тии национальных языков, овладении в со­
вершенстве родным и русским языком.
Здесь блестяще оправдалось предсказание
В. И. Ленина о том, что отсутствие при­
нуждения усилит тягу и любовь нерусско­
го населения к великому русскому языку.
Русский язык, как известно, является
средством обмена между национальными
республиками достижениями в области на­
уки и культуры. Только свободное владе­
ние русским языком может обеспечить и
удовлетворить социальную
потребность
бурятского населения в нейтрализации
языкового барьера в области среднего и
высшего образования и потребности при­
общения к общественно-политической, на­
учной и культурной жизни в нашей реепублике и стране. Добровольное изучение
русского языка народами нашей страны
является объективным, закономерным яв­
лением.
В связи с этим исключительно большое
значение приобретают решения VI сессии
Верховного Совета СССР по дальнейшему
развитию народного образования в стране.
Постановления ПК КПСС и Совета Ми­
нистров Союза ССР «О завершении пере­
хода ко всеобщему среднему образованию
и дальнейшем развитии общеобразователь­
ной школы», «О мерах по дальнейшему
улучшению условий работы сельской обще­
образовательной школы», которые стали
главным программным руководством для
школ нашей республики в новом учебном
году. В этих документах даны основопола­
гающие направления по комплексному под­
ходу к решению задач народного просве­
щения на современном этапе.
Одним из направлений, способствующих

успешному решению этой задачи, является
переход на русский язык обучения с перво­
го класса в школах с бурятским контин­
гентом учащихся. Такое решение вызывает­
ся тем, что в период развернутого строи­
тельства коммунизма в нашей стране обще­
ственное развитие идет настолько стреми­
тельно, что рост отдельных языков не всег­
да поспевает за экономическим, политиче­
ским, интеллектуальным развитием их но­
сителей. И в этих условиях малые народы,
к которым относятся и буряты, ищут бо­
лее совершенные и эффективные средства
общения, отвечающие высокому уровню
общественного развития. Такие поиски
в современных условиях приводят к необ­
ходимости овладения двумя и тремя язы­
ками и прежде всего русским языком. Та­
кая проблема возникает в первую очередь
у молодого поколения, которое, вступая в
жизнь, убеждается, что родной язык не
может полностью удовлетворить все его
жизненные, духовные и культурные пот­
ребности. Знание только одного родного
языка не может обеспечить нынешней мо­
лодежи необходимого образования, не ока­
жет ей соответствующей помощи в повы­
шении культурного уровня и свобод­
ном общении с представителями других на­
родов. Это обстоятельство ставит перед
необходимостью, наряду со знанием родно­
го языка, как можно раньше овладеть и
русским языком. Это нетрудно понять, так
как вся центральная периодическая и рус­
ская художественная литература, все дет­
ские и" юношеские научно-популярные мос­
ковские издания, все передачи по радио и
телевидению по «Орбите» в основном идут
в нашей республике на русском языке. Де­
ти, слабо владеющие русским языком, не­
достаточно пользуются возможностями наи­
более полно овладевать всем этим богат­
ством, что отрицательно сказывается на их
общем развитии.
В соответствии с уставом средней обще­
образовательной школы родителям предо­
ставлено право по своему желанию выби­
рать для детей школу с соответствующим
языком обучения. Исходя из этого, респуб­
ликанское совещание но народному обра­
зованию, состоявшееся 28 августа 1073 го­
да, обсудив предложения райкомов КПСС,
исполкомов местных Сонетом, многих пе­
дагогических коллективов школ, родителей
учащихся и омыт работы бурятских школ
с русским ялыком обучения, которые пред­
варительно были внимательно изучены Ми­
нистерством
просвещения
Бурятской
АССР, вынесло постановление о том, что в
настоящее время и республике имеются
объективные условия для перехода всех
бурятских школ на русский язык обуче­
ния, начиная с первого класса. За 50 лет
расцвета Бурятской республики, благодаря
заботе КПСС, ее народное образование до­
билось огромных успехов. В настоящее
время в республике создана разветвленная
школьная система просвещения, которая
располагает современной учебно-методиче­
ской базой. Во многих бурятских школах
Кабанского,
Заиграевского, Хорннского,
Тункинского, Еравнинского и Селенгинско157

го аймаков обучение детей с первого клас­
са на русском языке начали несколько лет
тому назад. Опыт работы этих школ сви­
детельствует, что переход на русский язык
обучения с первого класса безусловно бу­
дет способствовать успешному овладению
бурятскими учащимися русским языком и
хорошему усвоению ими учебной програм­
мы по всем предметам. Наибольшие успе­
хи в усвоении учебной программы по всем
предметам на русском языке обучения по­
казывают те учащиеся, которые прошли
дошкольную подготовку в подготовитель­
ных классах или в детских учреждениях и
которых учат преподаватели, имеющие хо­
рошую теоретическую, методическую и
языковую подготовку. Учитывая это, рес­
публиканское совещание по народному об­
разованию в своем постановлении вынесло
решение, что для повсеместного перевода
бурятских школ на русский язык обучения
с первого класса необходима еще обяза­

тельная дошкольная подготовка всех детей
шестилетнего возраста в детских дошколь­
ных учреждениях или в подготовительных
классах по специальной программе.
Решения республиканского совещания по
народному образованию и Постановление
Совета Министров Бурятской АССР о пе­
реходе на русский язык обучения с перво­
го класса в бурятских школах бесспорно
поднимут на новую высокую ступень учеб­
но-воспитательный процесс. В связи с этим
наша школа должна работать над совер­
шенствованием начального обучения, орга­
низацией индивидуальной работы и проб­
лемного обучения, чтобы в каждой восьми­
летней школе хорошо учили как русскому,
так н родному языку и воспитывали в ду­
хе интернационализма, теоретически и
практически готовили выпускников по всем
общеобразовательным предметам к полу­
чению среднего образования.

Светлые песни юности
Н. НИМБУ ЕВ. Стреноженные молнии. Бу­
рятское книжное издательство, Улан-Удэ,
1974.
Читаю и перечитываю знакомые по
журнальным и газетным публикациям сти­
хи, узнаю строки, услышанные от самого
поэта... И невольно перебираю в памяти
такие близкие сердцу встречи с Намжилом
Нимбуевым. Их было много. Мне довелось
работать с Намжилом в газете «Молодежь
Бурятии», в журнале «Байкал», встречать­
ся на экзаменационных сессиях в Литера­
турном институте имени Горького, но в па­
мяти высветлилась и заслонила собой ос­
тальные — последняя, самая яркая.
Обычно немногословный, он в этот вечер
позднего сентября, когда в закатном солн­
це позванивали на ветру жаркие листья,
словно пытался выговориться: читал лю­
бимых поэтов, интересно рассуждал о вер­
либре и белом стихе, вспоминал свои стро­
ки. По-юношески угловатый и худощавый,
он влюбленно смотрел На великолепие
осеннего праздника красок и. слегка про­
тягивая голосом ударные гласные, рисовал
словом:
Пронзительное золото листвы —
Как вкус воды в серебряном кувшине.
В пруду мерцает терпкое вино.
Настоянное на медовых травах.
Осени поэт посвятил немало проникновещшх и взволнованных стихотворений:
«У картины Левитана», «Осенняя мело­
диям, «Осенняя картинка», «Осень в еравпписких лесах».
158

Когда я бываю в Еравне, то всякий раз
вспоминаю самое яркое из стихотворений
«Осень в еравшшскнх лесах».
Здесь, в
Еравне, тоонто его отца, известного бурят­
ского поэта Шираба Нимбуева, которому
молодой поэт обязан ранним литературным
возмужанием.
Здесь Намжил Нимбуев
дружил с деревенскими ребятишками в
детские годы, сюда приезжал студентом,
вплоть до последней своей поездки... И
всякий раз, когда читаешь заключитель­
ные строки стихотворения, охватывает не­
выразимая грусть:
Мне сегодня светло и печально.
Я пришел попрощаться
На год иль совсем.
Но сейчас
В сердце парня рождается песня,
Словно иволга
Крылья свои расправляет.
Это будет осенняя песня,
И грусть прозвучит в каждой ноте.
'Гак поют длшшогорлые гуси,
Над родными лугами кружась.
Буду петь я.
Л\не струны нужны,
Чтоб подыгрывать песне своей,
Словно пряди возлюбленной гладя...
Поэт любил осень. В этом времени года
и мудрость прожитого, и счастье свершив­
шегося, и прозрачность размышлений, и до­
брота. Все это привлекало молодого по­
эта, помогало глубже проявить способ­
ность к философскому осмыслению бытия.
Не потому ли он задает вопрос:

Звезды
со с т р а х о м
думают,
Ч т о погаснут через миллион л е т ,
А каково
людям
С их к р а т к о й , как выстрел, ж и з н ь ю ?
И

отвечает

стихотворениями

«Живые

ф а к е л ы - . «Фрагмент п а н о р а м ы
«Француз­
с к о е сопротивление», « Я п о н я л , о с е р д ц е » :
д е л о н е в краткости ч е л о в е ч е с к о й ж и з н и , а
в е е высоком накале, в б о р ь б е за с п р а в е д ­
ливость, п р о т и в насилия,
п р о т и в горя и

«Черноглазая, если рассказывать историю
пашей с тобой юбви», «Письмо девушке»
л

Хорошая моя. Аистенок.
Прождал я тебя до полуночи
У занесенного снегом цветочного киоска.
Прочитал все объявления на афишной
тумбе
II даже сочинил к ним
Музыку.
Ты ие шла.

зла.

М понял, о
сердце!
Ты
мечтаешь
Ме

Заглохшей

быть

комнатенкой

Д л и л ю б в и мл двоих.
Гы м е ч т а е ш ь
стать
Танком.

крепостью.

Теми любви
к
Родине и а н т и в о е н н а я
тема
вог п о э т и ч е с к о е я д р о с б о р н и к а . П о кшошески ч и е ю и ц е л о м у д р е н н о в о с п е в а е т
Н н м ж и л П и м б у с п родной к р а й ,
находит
точные И емкие слова, чтобы п о в е д а т ь с в о ­
им cin'pcniHK.iM О «гордой шири степей и
лети», т е « к а ж д ы й камень и лист н а д у v
о п и ш и настоим».
Параллели
между
прошлым и настоящим
ярче р а с к р ы в а ю т
шлченне н величие с е г о д н я ш н е г о д н я . Ч и i.ii'iiib ли стихотворения « В р о д н о м
\vivч » , ..'Ион ночью по тихим д о л и н а м » , « О .
родннн, лишь I.чипу па тебя», п о в т о р я е ш ь
ли при сеои
откровение
поэта:
П.шлн,
ми чужбине,
( ) рилнно
мысли
I И г Г 114

II

(ii • |• • II
Oiirt
о

шцущню:
мною
всегда,

ПрГНржИЫ.

l l i i i n i i t ' M Y п ы р я н ы тему г о р о д а Н а м ж и л
CHHHIU
а себе, что о н
«дитя
к .11HI и ititt ю р о д с к и * »
Жизненное в о с п р и я • in- п и н н б ы л о воспитано и с ф о р м и р о в а н о
i пролом
Он нлхпдиг поэтические я све­
ж и е
I м ч и 1цоЛы
живописать
«пиалы
ф п н т ш м т , имфоры скверов», ж е н щ и н , спе:п.нимч
I
1ШН||КЙМИ,
девушек на а в т о б у с ­
1 1 и м * и

ных

in п и н W H i i х ,

дворников,

сгребающих

т . и и о ппчшгп листвы. Г о р о д с л у ж и т е м у
фоним ДЛЯ проникновенных с т и х о в о л ю б ­
им
-И иоллгнные, б е ж и м т е
в
темноту»,

Это строки из стихотворения «Письмо
девушке». В нем привлекает чистота внут­
реннего мира поэта, своеобразная разра­
ботка, казалось бы, традиционной темы
несостоявшегося свидания, естественное, с
мягким юмором отношение к этой ситуаашш.
Намжил Нимбуев работал в жание бе­
лого стиха и верлибра. Отсутствие повто­
ра ударных созвучий, какими являются
рифмы, заставляет поэтов этого направле­
ния искать большую ассоциативность в со­
четании слов, добиваться прозрачности и
плотности письма, совершенствовать рит­
мику и образность. Нимбуеву эта задача
оказалась по плечу. Стихи его насыщены
рельефностью поэтической мысли, образ­
ностью, музыкальностью. Они заставляют
задуматься, зовут к размышлениям. Вот
короткое стихотворение «Фотография»:
— Дети,— сказал фотограф,—
Смотрите сюда, не мигая.
Из этой дырочки круглой
Вылетит птичка сейчас.
Дети старательно ждали.
Но птичка не вылетала.
Годы прошли и войны.
Фотограф-обманщик умер,
А дети глядят со стенки:
Где же все-таки птичка?
Поэтический сборник
«Стреноженные
молнии» рано ушедшего от нас поэта (ему
было только двадцать три года) — явле­
ние примечательное в бурятской советской
литературе. Он, несомпенно, привлечет
внимание поэтов, литературоведов и чита­
телей.
В. ЛИПАТОВ.

О времени, о Родине...
У||1гпниг
i n I н и , Стиви. На русском язы«г. i.ypuM ни- пившим издательство. УланУд». 1074 I .

и Г 1 И Х И шестнадцати
п о ч т и hvPHHiii Многие а в т о р ы —
не нииичви в п н м к н , люди, выпустившие
НО ОДНО», «иг и полын»< книг. Рядом с ни­
II

iniipHHHi'

Mn.ui/ti4i

м и начинающие л и т е р а т о р ы Р . п б н р л ч яп.
тоинства и недостатки пихни, нпныпнмш
ответить

на

вопрос:

молодые

авторы,

чувство

холодной

мостоятельность

ни

верном

не п о д м е н я т

чн

ли

леклирнмииич iыи,

и еггесгнпннмчь

пуп»

ацция
и i»i

п о м

ражанием?
О чем ж е ноют молодые н о ш и
и.шн и
р е с п у б л и к и , л ю д и р а н н и о л и ш е н н о ю ним

та и литературного мастерства? Ответ мо­
жет быть однозначным: их песни — о Ро­
дине, о земле, на которой живут, на ко­
торой совершают большие и малые откры­
тия. Стихи пронизывает, как животворные
лучи восходящего солнца, искреннее чувст­
во любви к родному краю. Нашим читате­
лям хорошо известно творчество Анатолия
Щитова, Галины Раднаевой, Виктора Гуменюка, Михаила Шиханова, Владимира
Липатова, Людмилы Олзоевой, Андрея
Румянцева. Любовь к Родине, к природе
Забайкалья, к людям,
преображающим
край, особенно сильно выражена в стихах
этих авторов. Вот строки из стихотворения
Галины Раднаевой:
«Мать земля моя, твой и ребенок,
и гость,
Я к тебе наклоняюсь, любя и жалея,
И беру тебя, пыльную, в теплую горсть
И, заботы твои на себя принимая,
взрослею...»
(«Земля»).
Прост, без манерности стих у Виктора
Гуменюка.
«Свершившееся не забудется
И не развеется, как сон,
В названье города иль улицы
Мы слышим отзвук тех имен.
И память,
Светлую и вечную,
О них мы бережно храним...»
(«Улица В. Б. Борсоева»).
Есть еще одна общая тема в творчестве
поэтов, представленных в сборнике. Это—
Байкал. По-своему пишут о нем Анатолий
Щитов и Николай Калашников, Владимир
Липатов и Людмила Браницкая, но сквоз­
ная мысль (будь то сюжетное стихотворе­
ние или чисто пейзажная, этюдная зари­
совка) проходит через все стихи о Байка­
ле — гордость и большая любовь к озеру,
которое следует не только воспевать, но и
беречь.
Характерным для советской поэзии на­
ших дней — не исключение, авторы сбор­
ника— является обращение к теме войны,
ко многому связанному с ней. Вот как пи­
шет об этом Ирина Гибалевич:
«За хлеб, что граммами делили,
Платили кровью, жизнями платили.
Безвестные ложились под крестами,
Вставали бронзой на гранитный камень.
На поле павшим и из камня вставшим

В глухих болотах без вести пропавшим...
Упавшим обессиленно в Поволжье —
Ты должен, ты за хлеб дешевый
должен!»
(«Хлеб»),
Очень близко по настроению и стихотво­
рение Михаила Шиханова «Память». Автор
прямо говорит:
«...признаюсь откровенно,
Не входя в излишний пыл,—
Горький
(Сладкий!)
Хлеб военный
Я поныне не забыл.»
Слабее в сборнике рабочая тема. О че­
ловеке труда говорится порой вскользь,
мимоходом. Хотелось, чтобы прекрасная
природа Забайкалья, лирические раздумья
авторов не заслоняли человека — работаю­
щего, любящего природу, заботящегося о
завтрашнем дне страны. Неплохо раскры­
та эта тема в поэзии Виктора Гуменюка
(«Летное поле», «Ночь свершается, как
пророчество»), Михаила Шиханова («Ко­
лос»), Леонида Илюхина («Поэт», «Как
гранят аметисты»),
В поэзии всегда подкупает искренность,
непосредственность жизненных впечатле­
ний. Метафоры и сравнения служат поэту
для выражения эмоций. Но нельзя пре­
вращать их в самоцель. Многие авторы
чувствуют слово, его место в строке, стре­
мятся найти то единственное, без которого
строка «не выстрелит». Однако иногда
вкус и чувство ритма изменяют авторам.
Вот несколько цитат: «Вновь гостиница...
А, чтоб пусто ей! Койка жесткая, как при­
каз (?), Будет щурить приемник без ус­
тали глуповато-зеленый глаз». — Виктор
Гуменюк. (Как не вспомнить А. Вознесен­
ского: «...Мой кот, как радиоприемник, зе­
леным глазом ловит мир...»). «И возле мо­
ря в старом русле мы ищем первые слова,
там цвет песка такой же русый, как на­
шей мамы голова».— Тая Немова. «Мы от
проспектов сейчас вдалеке, кружим по
росам в огне горицветов, их отраженья го­
рят в молотке цветом мечты и открытия
цветом».— Николай Калашников.
Начинающие литераторы и поэты более
опытные, безусловно, знают свои недостат­
ки. Направление же выбрано правильное,
путь к вершинам мастерства верен.
В. БАГОНИН.

С. РППЧИПО. 11ч цикла работ, посвященных строителям БА-Ма.
Палат очный городок, мыс К урла.
Партийное собрание четвертого участка седьмого тоннельного отряда.
Фото И. НЕЧАЕВА.

Цена 60 и г * .
Индекс 7301»