Текст
                    

Лидия Литта ВО ДВОРЕ — Тётушка, позвольте! Эти крошки наши. Кушайте вы корки, А мы — крошки, кашу. — Корки, крошки — кррр! Что за разговоры? Кто со мной, вороной. Здесь заводит споры? — Тётушка, позвольте! — Кррр! Ты кто такой? — Я здесь всем известен! Воробей рябой. — Вот так знаменитость! Крр! — Чи-чи! Ой-ой! Кот! Спасайтесь, братцы! Васька, хвост трубой. Соскочил с забора. Скушал корки, крошки, И окончил споры.
pAGGKA3 ЗА РАССКАЗОМ Филарет Чернов ПУСТОЙ лом Славное это было время. Пожалуй, самое счастливое в моём детстве. Я первый год учился в городской школе. До этого у меня было мало товарищей. В школе я сразу по- пал в пёструю кучу городских бойких ребят. Первое время я робел и дичился, а потом скоро со всеми перезнакомил- ся, и дни стали проход ить необыкновенно оживлённо и весе- ло. С новыми знакомствами открывались новые и новые ра- дости и развлечения. Товарищи приходили ко мне, я к ним. Изобретали общими силами новые игры, забавы. Строили, клеили, вырезывали, рассказывали страшные сказки по ве- черам, испытывали друг друга в храбрости и силе. Но, помню, сильнее и храбрее Кости Хлебушкина из нас никого не находилось. С Костей Хлебушкиным я сошёлся очень близко. Он по- корил меня своей мужественностью, неустрашимостью и необыкновенной изобретательностью всевозможного рода развлечений. Быть с Костей — так мы его все звали — это значило беспрерывно находиться в радостном возбуж- дении от нового изобретения его игр или от составления за-
манчивого плана, совершения какой-нибудь необыкновен- ной прогулки в ближний лес, на реку, в пустой дом. Про пустой дом в городе ходили страшные слухи. Г сво- рили, что по ночам показывались в нём привидения и какие- то таинственные огни. С наступлением сумерек пустой дом становился для нас таким страшным, что мы боялись даже проходить мимо. — Костя, а ты пошёл бы ночью в пустой дом? — как-то спросил я своего приятеля. — Один? -Да. Костя подумал. — Нет, — ответил он. — Ночью одному... — Ас кем-нибудь? Со мной если? — С кем-нибудь пошёл бы. — Стало быть, ты ещё не очень храбрый, — не без на- смешки сказал я. Костя сердито посмотрел на меня и отрывисто спросил: — А ты пошёл бы со мной? — Я бы и один пошёл, — почему-то вздумалось подраз- нить товарища. Самолюбивей Кости из мальчиков я никого не знал. Первую минуту мне было приятно задеть его самолю- бие, но я сейчас же раскаялся в этом и хотел сказать ему, чтобы он не сердился на меня, что я только пошутил.
3 Однако уже было поздно. Костя отвернулся от меня и своей скорой, немного косо- лапой походкой пошёл прочь. — Костя! — позвал я. Костя только проворней шёл от меня. Весь этот день я себя чувствовал нехорошо. В первый раз я так дерзнул говорить с Костей, перед которым всегда преклонялся и которому во многом уступал. U На другой день в училищном саду в перемену Костя за- брался на самую высокую берёзу и с огромной высоты, как обезьяна, вися на сучке, крикнул: — Ну-ка, кто ко мне! Мне показалось, это он крикнул для меня, чтобы дать по- нять мне, каков я трус. Но я восторженными глазами смотрел на Костю. Кто же мог из нас сделать то, что сделал Костя?! Когда Костя слез с дерева, я подошёл к нему. — Ты на меня сердишься? — Ладно, — ответил он хмуро. — Не сердись. Костя, это я вчера так сказал. — Ладно, — повторил он. Мы помирились. Хотя я чувствовал, что у Кости на душе ещё не всё отошло против меня.
Прошло, однако, несколько дней, и наши отношения ста- ли прежними. О пустом доме ничего не говорили. Л Уже мы не учились. Было лето, когда произошла эта история с пустым домом. Произошла она совершенно неожиданно. Костя засиделся у меня до сумерек. Я вышел во двор проводить его. Луна, ещё красная, выплывала из-за сараев. Зажига- лись звёзды. На дворе было тихо. Только прогромыхала железной цепью большая дворовая наша собака Мушка. — А ты помнишь, собирался один в пустой дом идти?.. — неожиданно, но и, как показалось мне, зловеще спросил меня Костя. — Помню, — ответил я, смущаясь. — Хочешь теперь? — Я же шутил, что ты! — испугался я. — А я, знаешь, с того времени всё думаю про пустой-то дом. Ты знаешь, я ничего не боюсь! — вдруг сердито свер- кнул он на меня глазами, словно я перечил ему в этом. — Знаю, — робко пролепетал я. — А вот ночью в дом пустой один боюсь. А, думаю, всё врут про мертвецов-то. Вот если бы я сходил с кем
вдвоём, — оживился он, я бы тогда один пошёл, не боял- ся бы. Только раз. Хочется мне... Пойдём?.. Костя стал упрашивать. Я сперва и слышать не хотел. Но власть его была надо мной так велика да и предложение Кости было очень за- манчиво и возбуждало во мне геройство. Я согласился. — Надо спичек достать, — уже шёпотом стал говорить Костя. — Ну ладно, пойдём без спичек, — решил он. Шли мы довольно храбро. Смотрели на прохожих гордо и смело. Вот, мол, мы какие храбрецы!.. IV Вот изгородь, огораживающая огромный пустырь. До- шли до места, где изгородь совсем повалилась, образовав свободный ход. Я почувствовал, что начинаю робеть. Перед нами расстилался огромный тёмный-тёмный пу- стырь, а из сумрака, из глубины пустыря зловеще выступал серой массой пустой дом. Когда мы шли пустырём, я уже почти не мог скрывать своей робости. Я отставал от товарища и чувствовал, как у меня начинают дрожать ноги. Костя шёл твёрдо и скоро. — Не отставай! — бросил он мне сердито. — Я ничего, — смутился я.
— То-то, — словно пригрозил он мне, — взялся, так иди. Подошли к пустому дому. Дом был одноэтажный, длинный, со множеством окон. Некоторые из них наглухо заколочены, некоторые неплот- но прикрыты ставнями, а большинство окон с выбитыми ставнями и стёклами зияли тёмными пугавшими провалами. Эти окна, не внушавшие нам днём никакого страха, теперь, ночью, заставляли жутко сжиматься сердце от страха. Что- то угрожающее было в них. — За мной! — скомандовал Костя, первым подбегая к одному из разбитых окон. — Не пойду, страшно — с дрожью в голосе ответил я. — Ты трус! — воскликнул он с негодованием. — Я не пойду. Пойдём скорее отсюда. Я раздумал, — начал я умолять товарища, от страха не чувствуя даже оби- ды на него. — Не пойдёшь? — Нет. — Тогда я один, и помни — ты трус! — с презрением крикнул он, и не успел я ему ответить, как он уже был на окне и оттуда крикнул: — Жди меня тут! Ладно? — Ладно, — чуть слышно пролепетал я. Костя исчез в окне, а я стоял на одном месте, боясь дви- нуться и даже пошевельнуться. Страх сковал мне ноги. Мне
показалось, что сейчас должно произойти что-то страш- ное, такое страшное, что я начну кричать о помощи. Костю я почти уже считал погибшим... Вдруг в доме что-то загремело, что-то упало. Я в отчаянии вскрикнул и бросился бежать. Я прибежал домой весь бледный, дрожа всем телом. На вопросы отвечал только несвязными отдельными слова- ми. Всех перепугал страшно. Но затем кое-как опом- нился и рассказал всё, как мог. Стали совещаться, как быть. За Костю даже мой отец не на шутку перепугался. Он с нашим работником Петром решил отправиться в пу- стой дом. Меня отец не взял с собой. Я плакал горьким слезами. /Лама никак не могла успоко- ить меня. V А история с пустым домом очень просто разрешилась. Оказалось, что Костя в темноте наткнулся на приставлен- ную к стене небольшую лесенку, которую мы днём всегда видели. Только и всего. Храбрый Костя после говорил мне, что он нисколько не испугался. Даже сказал, что он поднял лесенку и поста- вил к стене. А потом, как ни в чём не бывало, вылез тем же ходом из пустого дома.
удные мгновения 1 В наше время слово "хмель” употребляется в мужском роде. Примечание редакции. Убрались жуки и стрекозы. Затихла душистая хмель’. Но долго пил светлые росы Среди георгин синий шмель И бабочка крылья сложила. Где летом порхала в цветах: Ей холодно солнце светило В коротких и бледных лучах. Лишь сосны да стройные ёлки. Чем дальше, то всё зеленей; И заперлись наглухо пчёлки В уютной квартирке своей. Кузнечиком резвым отпета, Цикадой и звонким сверчком Немолчная песенка лета. Потушен фонарь светлячком. Увянули астра, гвоздика. Среди обнажённых аллей Голодный, и мокрый, и дикий Порхает один воробей. Последняя муха звенела Так долго в закрытом окне. Как будто б сказать всем хотела. Что встанет она по весне. А Семилуцкая ОСЕНЬ
читаем есвй семьёй 10 В. Цеховская ДЕДУШКИН КАБИНЕТ Вскщу в доме позволялось ходить и играть малень- кой Оле, кроме дедушкиного кабинета. Дедушка, известный профессор и учёный, и сам-то входил в свой кабинет с опаской. На всех столах там были разложены книги, заметки, рукописи. Дедуш- ка писал большую учёную книгу-исследование. На кру- глом столе посреди комнаты лежали у него источники для его работы — разные справочные книги с заклад- ками на тех страницах, которые могут понадобиться дедушке. Долго ли столкнуть или уронить книгу, вы- ронить закладку, перепутать отдельные листы рукопи- сей? И потому Оле строго-настрого воспрещено было приближаться даже к дверям дедушкиного кабинета. А любопытной Оле больше всего хотелось побы- вать именно там, куда её не пускали. "Посмотреть бы, — думала она, — разглядеть поближе, что там та- кое? Верно, очень интересное что-то? Картинки, долж- но быть, в книжках? И преинтересные... Или вообще что-то редкостное?"
11 И девочка всячески стремилась к запретному каби- нету. Наконец ей удалось проникнуть туда. К дедушке при- ехал из Москвы его старинный приятель, тоже про- фессор. Пока взрослые завтракали в столовой, Оля ти- хонько прокралась в кабинет. Прежде всего её внима- ние привлекли дедушкины рукописи, к которым и сам старик относился как к чему-то священному. Оля ста- ла перебирать отдельные несшитые листы бумаги. Ни- чего особенного. Обыкновенные листки, исписанные бисерно-мелким почерком дедушки. Какие-то цифры, подчёркнутые строчки. Ничего занимательного! У Оли устали ручонки, пока она перелистывала на кресле сня- тую со стола рукопись. Как-то нечаянно девочка уро- нила рукопись на пол. Начала было собирать листки, но дело не клеилось. Листы разлетелись в разные стороны, и трудно было подобрать их в прежнем образцовом по- рядке. Оля сначала старалась сделать это поуспешнее, потом рассердилась и в сердцах разбросала непослуш- ные листы по комнате. — Вот вам! Вот, противные! Нарочно разлетаетесь, чтобы я не успела рассмотреть вон те красные книж- ки у дедушки. А в них-то, наверное, и найду всё са- мое интересное. Забыв о рукописи, Оля накинулась на заманчивые красные книжки. Но в них не оказалось ничего привле- кательного. Опять гладкие листы бумаги, но не испи-
санной, а печатной. И притом никакого признака ка- ких бы то ни было картинок. Вскоре и красные книжки очутились под столом. Закладки из них повылетели. Но Оле было не до за- кладок. Она торопливо бросалась от одного стола к другому, набрасывалась то на одну, то на иную кни- гу, раскрывала, перелистывала, вытряхивала. И, как на грех, нигде ни одной картинки! Оля остановилась в досаде и недоумении посреди комнаты. — Ну уж и кабинет! Интересный, нечего сказать. И чего меня не пускали сюда? Да я, если бы знала, что здесь у дедушки, и сама не пошла бы ни за что на свете! Ну-ну. И подвели же меня старшие со своим:" Нельзя, нельзя”. Я думала, что здесь Бог знает что такое! Оля едва не плакала от разочарования и топтала ножками дедушкины рукописи, сама не замечая этого. Один листок даже разорвала нечаянно, зацепившись за него носком туфельки. А дедушка, проводив гостя, из прихожей прошёл к кабинету. Каково же было его изумление, когда он увидел на полу свои рукописи! — Это что такое? — крикнул он в испуге и так громко, что папа с мамой Олечки тотчас поспешили к кабинету.
13 — Аа-а-а! — заплакала во весь голос со страха Оля. — Аа-а! Дедушка! Я больше не буду! Я думала, там кар- тинки. Хотела посмотреть только. Отец и мать Оли стояли тут же и не знали, что и сказать. Оля между тем плакала всё больше и больше. Дедуш- ка сжалился над нею и, сидя в кресле, обнял девочку. — Ну, будет, будет, довольно! Если ты раскаиваешь- ся, я прощаю тебя. Перестань же, не плачь. Я соберу мои рукописи наново. Дай мне лишь слово, что это ни- когда больше не повторится. — Никогда! Дедушка, голубчик! Ей-Богу, никогда больше! Я и теперь не пошла бы сюда, если бы знала, что нет картинок. Я тебе всё соберу и исправлю. Про- сти только меня. — Ладно, ладно, — сказал дедушка. — Простить — прощаю. А собирать и исправлять ничего не надо. Это уж я сам лучше тебя сделаю.
' О 1/ Ж 7 Г * 'р^ Надежда Ландская ОСЕНЬ Быстро прошло золотистое лето. В клумбах цветы потускнели, завяли. Ласковым солнцем земля не согрета. Стали прозрачными дали. П. Бунаков ПОСЛЕДНИЕ ДНИ ВАСЯТКИ В ДЕРЕВНЕ Падают листья на землю устало. Жёлтым ковром покрывая дорожки. Птичьего пения слышно не стало. Вымерли бабочки, мошки. Шепчут холодными зорями травы: "Так тяжело нам с землёй расставаться Скоро, как вестники зимнеи отравы. Бурные ветры примчатся. Станут рыдать и летать на просторе, Будут стучаться в оконные рамы... Вот отчего в опечаленном взоре Слёзы повисли у мамы. # # * Васятка очень обрадовался приезду хозяина и очень опечалился. Опечалился потому, что большая часть лета пролетела как сон — бездумный, беспечный, весёлый, и теперь настало время, когда приходится задумываться о скором отъезде в город. Вспомнился голый двор, загрязнённый подсолнечной шелухой. Вспомнился бородатый здоровенный дворник, вечно гонявший ребятишек и не позволявший им послед- него удовольствия города — игры в бабки. Всё вспом- нилось Васятке, и сжимается маленькое сердечко, и на- вёртываются непрошенные слезинки. Васятка вытрет концом рубахи слёзы и побежит с удоч- кой на речонку, а там и печаль побоку. Где тут печалить- ся, если неугомонные пескари жадно утаскивают попла- вок глубоко под воду. А солнце так сияет, будто не август на дворе, а начало июня. Окончание. Начало в №№8 и 9 за 2010 год.
А то побежит Васятка на огород. Хорошо, весело — в кустах птички какие-то попискивают, пчёлы и тяжёлые шмели важно гудят, стрекозы высоко-высоко крылыш- ками поблёскивают. Васятка сядет у грядок, и аппетитно захрустит на зубах его мохнатый крупный крыжовник. А солнце так и жжёт его вихрастую голову. Хорошо Васятке. Отъезд в город ещё когда будет, а пока он в милой своей деревеньке Лесной, на огороде сидит, на солныш- ке печётся да крыжовником похрустывает, а вокруг зе- лень яркая с шаловливым ветерком перешёптывается. # # # Иван Степанович скоро подружился со всеми Васят- киными приятелями. Играл в лапту, ловил рыбу. Но веселей всего было большой компанией хо- дить в лес. Чёрный лес шумит протяжно, строго, будто какие великаны встряхивают над лесом огромными по- лотнищами. У-у-у... — Здравствуй, лес! Прими от старика поклон, — крик- нет Иван Степанович. И эхо несколько раз повторит: "Он...он...он...". — Мы за грибами пришли сюда!!! И эхо соглашается: "Да-да-да". Васяткин гость — плохой грибник; зрение его слабова-
17 то, и потому в корзине его умещаются три-четыре ста- рых, чёрных, размякших подберёзовика. Иван Степанович смеётся: — Это как раз по стариковским зубам, жевать легче. И все ребята звонко смеются. И эхо пробует смеяться, да ничего не выходит: видно, не эховское дело надрывать животики от смеха. На лужайке, на мягкой траве привал сделают. Фиоле- товые колокольчики радостно качаются на тонких сте- бельках, что-то шепчут, будто приветствуют шумную компанию; ромашка тоже рада, глядит своим жёлтым глазком, и нежные белые лепестки её тихо, тихо вздра- гивают. # # # Плачет небо, плачет горькими слезами. Серые тя- жёлые тучи будто стараются придавить землю. Грязь по деревне — непролазная. Люди попрятались по избам. Только ветер один гуляет повсюду, неистово свистит в трубах, рвёт старую почерневшую солому с крыш, сдувает последние листья с деревьев. В деревне скучно, а в поле и лесу и того скучнее. Без- заботные голосистые хоры птиц приумолкли. Птицам де- лать нечего. Нет горячего солнышка, нет шепчущейся шёлковой муравы, мошкара окончила свои весёлые пл я-
ски, только лужи одни мутно отражают свинцовое безра- достное небо и порой недовольно морщатся от холодной струи разыгравшегося ветра. И самые голосистые, са- мые весёлые птицы не захотели скучать на этих серых пу- стынных полях и улетели далеко-далеко на юг, где барха- тятся многоцветные ковры трав, где ласковые лучи солн- ца щедро сыплют серебряные блёстки в звенящие ручьи. Не все птички улетели. Некоторые из них остались здесь, чтобы поделить вместе с людьми печальные осенние дни. Но их и не видно, и не слышно — вероят- но, сидят они где-нибудь на голых, мокрых ветках де- ревьев, нахохлились, тоскливо посматривают на тяжё- лые тучи, тревожно прислушиваются к заунывным пес- ням ветра. Васятка тоже невесел. Сидит в избе, прильнув носом к запотевшему стеклу окна, и глядит на непролазную грязь дороги. А дождь так и льёт, так и льёт. Теперь не побежишь на рыбалку. Глина напилась дождя вволю, к реке не пройти, ноги увязнут, того и гляди, ещё но- сом в самую лужу угодишь. Да и рыба клевать бросила, ушла в глубину, и не слышно на реке шумных всплесков гонящегося за мальками окуня. Уж на что Васятка город не любит, и то потянуло туда — на грохочущие мостовые, на людные пёстрые
19 улицы. Там хоть грязи меньше, и на окна магазинов по- глядеть можно. Давно бы Васятка с хозяином в город уехали, да тёт- ка Дарья прихворнула. Тётке Дарье с каждым днём ста- новилось всё хуже и хуже. Простудилась ли она, когда зерно на мельницу версты за четыре возила, или пря- мо старое тело надломилось от непосильного крестьян- ского труда — Бог знает. Высохла, сгорбилась и лицо тёмное-тёмное стало. Несколько дней ещё кое-как пе- ремогалась, а теперь совсем слегла и есть бросила, только воды просит. Иван Степанович посоветовал дяде Семёну отвезти её в больницу. Больница была в селе Клушине, вёрст за пят- надцать от деревни. Решено было отвезти её назавтра. Последняя ночь тётки Дарьи в родной избе была осо- бенно тревожной. Старуха металась, бредила, кого-то о чём-то упрашивала и стонала. Васятка лежал на лавке, укрывшись с головой дяди- ным полушубком, а бред тётки Дарьи всё доносился до него и пугал. Васятка свернулся калачиком, тихо плакал, да так и уснул. Приснилось ему, что он упал в чёрный бездонный ко- лодезь. Страшно стало. Васятка крикнуть хочет, а голос перехватило. Вот-вот вдребезги расшибётся, но чья-то сильная рука подхватила его и вытащила из колодца. Ва-
20 21 сятка оглянулся, а сзади тётка стоит, улыбается, и лицо у неё светлое-светлое. Но вот тётка Дарья стала блед- неть, бледнеть, и вместо неё туманное облачко рас- ползлось по земле и исчезло. Васятка потянулся к об- лачку, крикнул: "Тётка! Тётка!" И проснулся, раскрыл глаза. Дядя Семён стоял над ним и теребил его: — Просыпайся, с тёткой простись, в больницу сейчас повезу. Васятка вскочил. Тётка Дарья сидела на табуретке, укутанная тёплым платком; её бережно поддерживал Иван Степанович. — Ну, подходи, что ли! — сказал он. Васятка подошёл. Тётка с трудом подняла руку, перекрестила Васятку и обняла. Васятка заплакал, но тётка ласково смотрела на своего любимца, и лицо у неё было светлое... Вот та- ким оно приснилось Васятке. Дядя Семён и Иван Степанович подняли тётку и пове- ли к двери, а у крыльца ждала мокрая лохматая Буланка и нетерпеливо била ногой вязкую глину. # * * После отъезда тётки солнышко наконец захотело по- радовать Васятку, прорвало пелену туч и засмеялось, заискрилось по лужам. Васятка и Иван Степанович сидят рядышком на бере- гу и внимательно следят за поплавками, а поплавки рас- шалились вовсю: то дрожат как бы от смеха, то рванут- ся в сторону и пойдут, пойдут в тёмную глубину омута. У приятелей уже окуней по пяти в кувшине плещется, а рыболовы и уходить не думают, знай себе вытаскива- ют полосатых красавцев. Только поздно вечером вернулись домой. Самовар- чик поставили. Пьют чай, заедают душистым чёрным хлебом и разговаривают о том, о сём, а больше о буду- щем житье-бытье в городе. Иван Степанович старался обходить разговор о тётке... * * * Дядя Семён вернулся на другой день под вечер. Васят- ка и Иван Степанович в это время мастерили огромный бумажный змей. — Ну, всё готово, устроил в больнице, — сказал дядя. — Я и дохтора подождал, он говорит, вифлиенца какая-то, поправится. Иван Степанович бросил строгать дранки, поднялся и начал откашливаться. По всему было видно, что он на- думал сказать что-то очень важное. Он заговорил, нако- нец, обдумывая каждое слово:
руха твоя тебе под пару, скоро вам и одной бороны с ме- ста не сдвинуть, отдохнуть пора. Одна у вас услада — Ва- сятка, да и я к нему привык, как к сыну. Вишь, и торговое дело на время бросил, в гости прикатил. Привык я к нему, надоела мне жизнь моя холостяцкая, и сердце зачерстве- ло, засыпать стало. Ан, глядь, Васяткин голосишко и раз- будил его. — Ну и что же? — недоуменно спросил дядя Семён. — Да то, — произнёс совсем весело Иван Степано- вич, — корову-то доить сам без старухи не будешь, на что тебе корова, а деньга всегда пригодится. Продай корову и лошадь, землю с избой кому-нибудь сдай, да и айда с нами в город. — Ну, а дальше-то что?! — Что, что. Вот будем жить вместе, а старуха попра- вится — к нам тоже приедет, по хозяйству кое-что спра- вить нам. А мы с тобой будем в лавке калякать, да, на Васятку глядя, радоваться. — Ладно: — обрадовался дядя Семён и крепко поце- ловал улыбающегося Ивана Степановича. * * * Три последних дня прошли незаметно. Дядя и Иван Степанович бегали, суетились, устраивали свои дела. Васятка с товарищами в бабки резался, много бабок проиграл, а печали и в помине нет. О бабках ли теперь печалиться, когда так весело всем в городе будет. Васятка в лесу побыл, в поле, на огороде; со всеми по- прощаться успел. А когда прощался, жалости не было — так только, как будто тень от тучки по сердцу прошла. Да и откуда жалости взяться, когда Иван Степанович и дядя решили всегда на лето в деревню отдыхать приезжать. В последний раз Иван Степанович, Васятка и беззабот- ная орда детворы в лес за грибами отправились. Детские крики будили осеннюю тишину леса. Проворные заго-
23 релые руки собирали без счёта крепкие подосиновички, черноголовые подберёзовички и пузатые боровики. И досталось же в этот день грибному царству. Долго будут помнить и Васятку, и Ивана Степановича со всей их разудалой компанией. # # * Солнышко недолго гуляло, спряталось снова за тя- жёлые тучи, снова заплакало осеннее небо мелкими- мелкими слезинками. Но Васятка не думал хмуриться. Он сидел в подпрыги- вающем вагоне третьего класса и глядел на довольные лица Ивана Степановича и дяди. Они тоже не замечали серых туч, частого осеннего дождика, неумолчно бара- банящего по вагонному стеклу. Иван Степанович и дядя Семён весело гуторили об ожидающей их в городе жизни, о хозяйственных хлопо- тах тётки Дарьи. И когда Васятка мельком бросал взгляд в окно, мере- щилось ему за мутной серой сеткой дождя что-то далё- кое, хорошее, отчего становилось на душе так славно, тепло, как от тёткиной ласки.
(Из цикла11 Путешествие от единички до нолика11) ДЛДМЛН Очень крепкою семьёю, Неразлучной пятернёю Жили пальцы по соседству, Знали все друг друга с детства Жили весело и дружно — На ладони ладить нужно! Но заспорили однажды: Кто же всё же самый важный? Тут Большой решил вмешаться "Хватит, пальцы, препираться! Разговоры прекратите — Я у вас руководитель!" Пальцы были не согласны: "Ты считаешь так напрасно! Есть у нас другое мненье!" Только тут в одно мгновенье От Большого до Мизинца Всех накрыла рукавица — И не ясно, кто под нею И важнее, и главнее... "Мне, — хвалился палец Средни? Всех сподручней лезть в варенье Я удал и строен вышел И росточком всех повыше!" "Я, — промолвил Безымянный Самый модный и нарядный! Может, я не так известен, Но на мне Пальчик маленький и тонкий Скромненько стоял в сторонке Был он просто без понятья, Чем он лучше пальцев-братьев "Рост ещё не всё на свете! - Указательный заметил. — Всем и всюду, как известно Я указываю место!"
26 Бывает и такое - — "И Б. Раненский УМНАЯ СОБАКА К, вечеру река стихла, и поплавки не качались. На бе- регу в разных местах сидели деревенские мальчишки с удочками. Одни поместились кучками, по трое, по чет- веро, другие ушли подальше и удили в тишине в одиноч- ку. Там и там белели или краснели рубахи мальчишек. Вдруг один сказал: — Ребята, а вон новая барская собака! — Где? — Вон, у сада. Барин её недавно купил. Белая с пят- нами. У ограды стояла громадная сильная собака, тонко- ногая, с гладкой шерстью и короткими ушами. — Ишь, как смотрит! Оглядывается. Не знает, куда идти... — Как её звать? — Не знаю. — Она учёная, — сказал один мальчишка. — Я ви- дел, как барин шёл купаться, бросил в реку свою пал- ку и велел ей достать. Она поплыла и принесла в зубах.
27 — Врешь! — Ей-богу! Глаза лопни... — Ишь ты. Другой мальчишка нашёл на берегу толстый обло- мок кола, свистнул и с криком бросил над рекою. — Возьми! Возьми! — закричал он. Кол далеко шлёпнулся в воду. Собака лёгкой рысью сбежала с берега, прыгнула в воду и поплыла за ко- лом. Была видна только её голова с короткими ушами. Восклицание удивления и восторга вырвалось у ребят. Потом они, притихнув, ждали, не спуская глаз с плыву- щей вдаль собачьей головы, оставляющей длинный след на воде. Те, которые были вдали, оставив удочки, прибежа- ли сюда. Собака доплыла, догнала палку. — Схватила, схватила! — Плывёт назад! — В зубах палка! Видно! Все сбежали к самой воде, ждали, протягивали руки, махали фуражками. Не боясь толпы, собака, мокрая, усталая, вышла из воды — и мальчишка взял у неё пал- ку. Он хотел бросить и ещё раз, но опоздал: раньше его другой мальчишка размахнулся и швырнул в реку свою фуражку.
— Пиль! Бери! Возьми! — кричал он. Собака оглянулась, увидала летящую фуражку, по- смотрела, как фуражка упала на воду, и сейчас же поплыла за нею. Чёрным пятном лежала на воде фу- ражка, и прямо к ней направлялось умное животное. Казалось, теперь плыть было труднее: слышно было, как собака глубоко дышала, отфыркивая воду. Доплыла, взяла, повернула назад. С фуражкой плыть было неудобно, она мешала, вода заливалась в уши, но собака всё-таки доплыла. Вышла она из воды, глубоко дыша. В груди её что- то хрипело. Вода лилась с неё струями. Умными гла- зами смотрела она на ребят, ища того, кому отдать фуражку. Фуражку взяли у ней. Но в ту же минуту раздались крики в двадцать голосов, и, как стая чёрных птиц, поле- тели больше десятка фуражек, шапок, картузов. Одни шлёпнулись близко, другие дальше, река запестрела чёрными пятнами, заколебалась широкими кругами. — Пиль! Бери! Лови! — в двадцать голосов прика- зывали ребята. Собака посмотрела на улетевшие фуражки, постоя- ла минутку и, вдруг повернувшись, спокойно побежа- ла к саду вверх по берегу.
29 — Куда? Бери! Плыви! Неси! Лови! Возьми! — кри- чали ребята, Но собака больше не хотела их слушать, добежала до сада и села облизываться. Ребята звали её: — Полкан! Бритон! Султан! Шарик! Мальчик! Амка! Дамка! Хамка! Всё напрасно. Не обращая на них внимания, собака убежала в сад. — А фуражки-то намокнут и утонут. Уж их чуть видно, — крикнул кто-то. С криками бросились ребята раздеваться — и сами должны были плыть в холодной воде за своими мокрыми фуражками.
КИСЕЛЬ В одной деревне не знали, как варить кисель. Один деревенский молодец взял себе молодуху из дальнего села, где умели варить кисель. Раз молодой муж пое- хал в гости в село к тёще. Та его угощала, подала и блю- до киселя. Мужику понравился кисель. После обеда му- жик спрашивает: — Маменька, как называется тот кулеш, что ты мне давала? Он дюже сладок. — Это не кулеш, — говорит тёща, — это кисель. — А умеет ли его варить моя молодуха? — Умеет. Пошёл мужик лошадь запрягать, а сам, чтобы не за- быть, всё шепчет: “Кисель, кисель, кисель, кисель..." Так он говорил, едучи домой. Дорогой повстречался он с человеком, тот сказал: — Здравствуй! Мужик ответил ему — и забыл название киселя. Ду- мал, думал — не мог вспомнить. Делать нечего, вернул- ся он опять к тёще и говорит ей:
31 — Маменька, я забыл, как тот кулеш звать. — Кисель. — Дай мне, маменька, на показ немножко. Жене показать. Тёща дала, мужик положил кисель в шапку. Надел шапку на голову и поехал. Вдруг видит — едет ему на- встречу барин. Мужик свернул с дороги, поехал лу- жею, снял шапку и поклонился барину. А кисель из шап- ки да в лужу. — Ах, чтоб тебе! — говорит мужик. — Какую штуку потерял... И стал искать руками в луже. А барин спрашивает: — Что ты ищешь? — Да забыл, как зовётся, знаю только, что дюже хо- роша штука, дюже дорога штука. Барин вылез из брички, засучил рукава и стал тоже ис- кать вместе с мужиком. Долго искали, ничего не нашли. Едет мимо старик и говорит: — Что вы в луже возитесь? Замесили грязь, как кисель. — А, братец, кисель, кисель! — обрадовался мужик, вскочил на телегу, погнал лошадь, а сам всё повторяет: — Кисель, кисель, кисель... Приехал домой и кричит жене: — Прасковья, вари скорей кисель, а то я сейчас забу- ду, как его звать. С тех пор и научились в той деревне варить кисель.
ИСТОРИЯ из ИСТОРИИ 32 В. Поворинская НОЕВ КОВЧЕГ /~7олтораста лет тому назад по улицам немецкого го- родка Нюрнберга шёл мальчик лет двенадцати. Франц Венцель, так звали мальчика, глубоко задумался о чём- то. Он был сирота, жил вместе с маленькой сестрёнкой у своей бабушки, которая с трудом содержала их тем, что вязала косынки, скатерти и продавала их на базаре. Маленькой семейке жилось очень трудно: крохотная комнатка почти на чердаке, скудный обед, грубое за- платанное платье — нужда давала себя знать. Их было трое, а зарабатывала одна старенькая бабушка — надолго ли у неё хватит сил и здоровья? Вот почему бабушка очень обрадовалась, когда ей удалось поместить Франца учеником к их соседу, бон- дарю Шторку. На первых порах Франц весело работал, и мастер Шторк был им очень доволен. Чистенько выстругивал ' Ноев ковчег в Библии — судно, построенное праведником Ноем для спасения от Всемирного потопа своей семьи и по паре жи- вотных ка>вдого вида. — Примечание редакции.
33 мальчуган гладенькие дощечки, аккуратно забивал гвоздиками обручи на маленькие бочонки. Он распо- лагал шпинечки красивыми узорами: ему мало было, что вещь сделана прочно, ему хотелось, чтобы она была красива. Но какая там красота в бочонках? Целые груды их возвышались в мастерской дяди Штрока. Напрасно Франц то расставлял их рядами, то устраивал из них целые пирамиды — всё бочки и боч- ки! В конце концов это выглядело ужасно однообраз- но, и Франц печально вздыхал, глядя на них. И вот тогда-то особенно живо вспоминались ему рас- сказы бабушки о старине, о жизни их предков. Когда- то их деды и прадеды жили не так, как они теперь. В их роду было несколько известных скульпторов и архитек- торов. Все лепные украшения одного нюрнбергского собора были сделаны их прадедом Вейтом Штоссом, и до сих пор чужестранцы, посещающие город, любу- ются прекрасными, нежными, как кружево, гирлянда- ми, изящно обрамляющими вход в собор. Франц не раз по целым часам любовался на эти гирлянды. Как нежно и мягко окружали они колонны храма, какими причуд- ливыми линиями поднимались и спускались! Не то что противные обручи, гладко и ровно сжимавшие бочки. Вот и сейчас, когда мальчик, возвращаясь домой из мастерской, идёт по берегу реки, в ушах его раздаёт-
34 ся досадливый стук десятка молотков, перед глазами вытягивается длинный-длинный ряд пузатых бочонков, а Франц думает: "Ах, если бы я мог работать, как мой прадед, делать эти золотые и серебряные завитушки на колоннах, сам сочинять и придумывать всё новые и новые рисунки. Или, если бы я был скульптором, как дедушка Адам Крафт, какие статуи библейских героев я создал бы — бабушка так хорошо про них рассказывает, мне кажется, я видел их когда-то!" Мальчик остановился, он глядел куда-то вдаль: величавые патриархи с белыми бо- родами, смелые юноши с горящими отвагой и вдохнове- нием глазами точно выплывали из речного тумана и тихо проносились мимо него, манили его к себе, обещая впе- реди и деньги, и славу. "О, если бы я мог заставить гово- рить о себе, если бы потомки повторяли моё имя, как я сейчас твержу имя дедушки Вейта Штоса", — прошеп- тал Франц. Вскоре после этого бабушка Франца встретилась с мастером Шторком. — Ну, как, господин Шторк, учится мой внук? До- вольны ли вы им? Не шалит ли он? Аккуратно ли испол-
няет порученные ему работы? — закидала бондаря во- просами старушка, впиваясь глазами в седого масте- ра, который важно покуривал свою трубочку. — Да что ж, госпожа Венцель, дело идёт понемногу. Франц славный мальчик, усердный, послушный, я ниче- го дурного про него сказать не могу, но... — старик ти- хонько вынул изо рта трубку и медленно поколачивал ею о край стены. Бабушка вся так и насторожилась, её старое серд- це забилось тревожно и быстро. — Душа его не лежит к работе, вот что, госпожа Вен- цель, — снова с расстановкой заговорил мастер Шторк. — Я сейчас вижу, делает ли что работник с удовольствием, отдаётся ли он работе всем сердцем или стругает свои дощечки, а сам где-то там, далеко-далеко. Ну да вы не огорчайтесь: мальчик, подрастая, может быть, и войдёт во вкус, — ласково закончил он, заметив, как огорчилась бедная старушка. " Что бы это такое было с мальчиком? Чем он занят? К чему лежит его душа, если он не любит своей работы?" — думала старушка, тихо бредя по улице. А дома её ждало новое горе: малютка Лизабетта ле- жала на кровати вся красная и пылающая; она говорила что-то несвязное запёкшимися от жару губами, а ручки поднимались кверху, кого-то толкали, кого-то ловили...
36 Настала тяжёлая пора для семьи Венцель. Бедная де- вочка заболела какой-то злокачественной лихорадкой, и старушке пришлось заложить последнюю семейную драгоценность, оставшуюся от прадедов, серебряную Библию. Шторк освободил Франца от работы, и мальчик не только днями, но и ночами помогал бабушке ухажи- вать за маленькой больной. Он и сам удивлялся, как мно- го он мог делать: он рубил дрова, растоплял печку, кипя- тил молоко, приносил воду, выметал сор, а главное, вот чем он бывал полезен: когда Лизабетта в жару раскида- ется по кровати и горько плачет и мечется. Франц поло- жит ей одну руку на голову, а другою держит её ручки и тихо приговаривает: "Успокойся, Лизбетточка, полно, полно, детка, ну успокойся, моя крошечка!" — и де- вочка успокаивалась под этот тихий говор и перестава- ла биться; ручонки её ложились смирно, глазки закрыва- лись, и она тихо засыпала... Две недели она была при смерти, но наконец болезнь уступила, и Лизбетта стала поправляться. Доктор ска- зал, что опасность миновала, но, к сожалению, девоч- ка ещё долго не сможет встать на ноги, быть может, на- всегда останется хромоножкой. С тех пор Лизбетту каждое утро усаживали на боль- шое старинное кресло, подвигали к окну, откуда девочка
37 следила за уходящим на работу братом, а вечером она не- терпеливо поглядывала, не покажется ли его худенькая фигура из-за угла улицы. У девочки не было других игрушек, кроме катушек от бабушкиных ниток, но она умела с ними играть. Сидит ста- рушка, вяжет чулки, вьётся в руках её длинная нитка, шур- шат спицы для вязанья, старческим голосом рассказы- вает бабушка библейские легенды, а Лизбетта, положив голову на руки, жадно слушает эти рассказы. Уйдёт ба- бушка, понесёт продавать свою пряжу, а девочка начнёт играть со своими катушками: она что-то быстро говорит, живо пересатанавливает катушки, а глаза так и горят. — Франц, Франц, посмотри, какой подарок мне сделала сегодня бабушка! — громко закричала она од- нажды по возвращении брата, показывая ему на боль- шой куст гвоздики. — Это рай, земной рай! — продол- жала рассказывать Лизбетта. — Вот видишь это Адам, а это Ева, — и она показала большую катушку и малень- кую беленькую катушечку. — Как хорошо им тут, под этими листочками; но видишь, ползёт змея, — девоч- ка протянула через горшок серый шнурок. — Смотри, смотри, вот она, змея, захлестнула Еву, та задела Ада- ма — трах, они уже не в раю, видишь, валяются тут, это их изгнали из рая. (П родолжение следует.)
КР0Д\<5 ШУТОК 38 39 О. Шарова УТРО ВЕЧЕРА МУДРЕНЕЕ Вечером Миша привязал за дверную ручку качели из ленточки. Позвал сестру: —Лида, неси твою тряпичную Матрёшку, покачаем её. Принесла Лида чумазую Матрёшку, усадили её на качели, привязали, чтобы не упала. Хорошо качалась Матрёшка, смешно вертелась, раза два ударилась го- ловою о дверь — ничего! Принесла Лида и новую куклу Розочку, у которой глаза сами закрывались и открыва- лись. Осторожно посадила Розочку на качели. Она так мило сидела и ручки таращила в обе стороны, словно хотела держаться за ленточки. — Теперь давай качать слона, — сказал Миша и при- нёс своего трёхногого слона. — Садись, господин слон!.. Лида, прими свою куклу! — Подожди, она только что села... — Прими, говорю! — Она ещё хочет покачаться. — Я сделал качели, а не ты! —А лента моя! Захочу — и отвяжу! — Вот твою куклу! — и Миша сбросил Розочку с качелей. — А вот твоего слона! — И Лида швырнула слона че- рез всю комнату. Миша вцепился в Лиду, она вырвалась, побежала, но в ту же минуту вошла няня. — Что это? Что это? — схватила она Мишу. — Ты куда? Я иду вас спать укладывать, а у вас тут драка. — Она моего слона... — Он мою куклу... Дети прерывали друг друга, но няня не стала их слушать. — Идите умываться, чистить зубы. Ложитесь спать. И няня увела Мишу. Уходя, он погрозил Лиде кулаком: — Завтра я тебе задам! Сердитый ложился спать. Отвернулся, закрылся оде- ялом. Завтра он ей задаст. Он ей покажет. Миша всё лежал и думал, как завтра утром он рано придёт к Лидкину окну, схватит эту глупую куклу Роз-
40 41 ку — и хлоп об стену! А потом кукольную посуду всю рассыплет — пусть бьётся! Лидка сама виновата! По- том станет бить всё!.. Тихонько встал Миша. Никто не слышит, все спят. Про- брался через все комнаты — никто не видал. Вот оно, Лидкино окно. Вот сцдит глазастая Розка. Миша схватил куклу — раз! — прямо об стену. И вдребезги разлете- лась голова куклы, а глаза отдельно покатились. В эту минуту вбежала Лида, взглянула — и останови- лась, побледнела, слова сказать не может. — Вот твою куклу, — говорит Миша. Лида упала на колени, прижалась к дивану и запла- кала горько-горько, рыдает, вся дрожит. — Не ори, — говорит Миша. Стал он искать, что бы ещё с окна бросить. Оглянул- ся на Лиду — а она всё так же, припав к дивану, пла- чет, плачет, плачет так, что сердце сжимается... — Молчи! — говорит Миша. — Молчи же... Но она всё рыдает и не слышит его. — Я сделаю куклу! — говорит Миша. Взял он куклу с разбитой головой, собрал оскол- ки. Нельзя исправить куклу. А Лида всё рыдает. Миша осколки и так, и этак укладывает — нет, всё рассыпа- ются. Страшно стало Мише: нельзя поправить беду. — Не плачь, Лида! Не плачь, Лидочка! Лида! Лида! И сам Миша стал плакать. Кукла упала у него с колен. Нельзя поправить беду. И вдруг... проснулся Миша. Что такое? Уж утро, светло, ясно. Никого нет, ни Лиды, ни куклы. И Миша лежит в своей кроватке. "Это я видел во сне! — догадался он. — Слава Богу!" Он вскочил, кое-как оделся, побежал к Лиде. — Лида, где твоя Роза? Она цела? Давай её качать. И её, и Матрёшку! — Хорошо. И твоего слона. И крокодила! Всех по очереди. И дружно начались игры.
чудеса б решете Сергей Раевский НА СОН ГРЯДУЩИЙ Посвящается Пете и Юре Печковским Будет песенка про сон Про Дрему да Угомон. Если ты уснул спокойно. До полуночи заснул. Это Сон к тебе в постельку, Улыбаясь, заглянул. Посадил тебя баюкать Нянькой старую Дрему, Сам ей песенку напомнил Про царевну в терему. Если снятся сны чудесно И до утра не уйдут — Это значит: Сон Дрембвич Не ушёл, а тут как тут. Это он лепечет сказки, Точно няня над тобой. Про царевну Тихоглазку За хрустальною горой. Как царевна слёзно плачет — Слёзы чище хрусталя, И как волк к царевне скачет Через горы и поля. Тихо Сон тебя ласкает, А Дрема поёт, поёт, Угомон вечор встречает Да в постельку спать кладёт. Спета песенка про Сон, Про Дрему да Угомон.
YHAG 6 ГОСТЯХ 44 Индийская сказка О КОБРЕ И ЕЁ КОТЁНКЕ1 ТКила-быпа кобра2 в джунглях, в Индии это было. Кра- сивая была кобра. По утрам выползала она на жаркое солнце и грелась целыми часами, отливая золотым коль- цом на небольшой, усыпанной цветами поляне. И кто кра- сивее был — кобра или цветы, — сказать нельзя было, да и некому. На её поляну боялись заходить все. Даже ве- сёлый ихневмон, пушистый зверёк, который всю жизнь дрался со змеями и от этого не был мрачным, — даже он не забегал на поляну кобры. Не то чтобы боялся, а так. А вечером ползла кобра на охоту, и, заслышав её, разбегались все звери и птицы, но не всегда спасались. У кобры очки-то были волшебные: как посмотрит она, подняв из травы голову, так и замрёт бедный зверёк или птица и не может с места двинуться, а кобра его и съест. 1 Русский текст в обработке редакции. 2 Кобру (индийскую) также называют очковой змеёй из-за рисунка в виде двух колец на капюшоне — уплощённом расширении головы. — Примечание редакции.
45 п Даже король джунглей, полосатый тигр, сильнее кото- рого не было зверя в Индии, и тот говорил: "Покажите вы мне эту кобру! Что за очки у неё, посмотрю я!". Но, од- нако, сам на поляну не шёл, должно быть, не по дороге было. Вот ползёт однажды кобра по тропинке вечером и слы- шит — мяукает кто-то жалобно, словно плачет, и тяжё- лые удары большой лапы слышит. Выглянула кобра из-за кустов и видит: около пещеры лежит король джунглей, а перед ним маленький худой котёнок. Как он сюда по- пал — никто не знает. Тигр поймал его и принёс к своей пещере, да и играет котёнком, как кошка мышью. То пе- ревернёт его, то подбросит, то лапой тяжёлой прижмёт к земле, а котёнок плачет, видит — конец его пришёл. Посмотрела кобра и хотела ползти дальше, и вдруг ей стало жалко котёнка. Маленький он, шейка тоненькая, и глаза зелёные, заплаканные. "Ну, — думает кобра, — пропадёт зверёныш, забьёт его тигр полосатый. Он ведь никого не жалеет. А слав- ный котёнок! Как бы его у короля джунглей отнять?" И выползла кобра к пещере. Заворчал сердито полосатый зверь, кто это ему, страшному, мешает играть добычей? Смотрит — перед ним страшные очки кобры. Отодви- нулся тигр, да вдруг как прижмёт котёнка лапой к зем- ле, и поднялся.
—Добро пожаловать! — говорит. — Наконец-то я уви- дел эту кобру! Только не смотри на меня так, не испуга- ешь, я ведь не мышь. Говори, с чем пришла, да и убирай- ся, не мешай мне. А кобра вытянулась по земле и говорит тихо: — Отпусти-ка ты зверька. Зачем ты его поймал? Он ма- ленький, а ты большой. Захохотал тигр: — Ну и затейница эта кобра! Уж не хочешь ли ты сама его съесть? — Нет, — говорит кобра, — мне его жалко, и ты его отпусти, а то я отберу силой. Обиделся тигр. Как это ему, царю джунглей, приказы- вает какая-то тварь, у которой и когтей-то нет. Да он из неё верёвку сделает и завяжет на дереве. Как зарычит: — Убирайся отсюда да уноси свои очки, пока цела! А кобра как кинется — и схватила котёнка, да в кусты, и говорит котёнку: — Садись ко мне на спину, мы убежим! Котёнок уцепился, а сам думает: "Что за зверь такой странный, ног нет, а бегает быстро, не съест ли он меня?" А кобра мчится по кустам быстрее ветра и слышит сза- ди шум, треск и рычанье. Это тигр догоняет. Вот и поляна. Только успела кобра котёнка на поляну бросить, а тигр тут как тут:
47 — Отдай моего котёнка! — Был он твой, — отвечает кобра, — а теперь мой! Уходи подобру-поздорову! — А, так ты вот как! Ну, сама за себя и отвечай! И тигр бросился на кобру. Но кобра увернулась и оказа- лась сзади тигра. Как схватит его за ногу, да на спину ему, да вдруг как зубами своими страшными его в затылок! Страшно заревел тигр, по всем джунглям рёв раздал- ся. Птицы петь перестали, а звери попрятались кто куда мог. Ну, думают, беда, король джунглей сердится, всем плохо будет. А плохо-то было только самому королю джунглей. За- бился он по поляне, лапами машет, бьёт хвостом, а ни- как кобру поймать не может. А кобра перед ним свилась кольцом пёстрым и в глаза тигру прямо смотрит. Видит тигр страшные очки у самой своей головы, бро- сится — а кобра уже в другом месте и песню свою бо- евую поёт. — Я, — поёт, — самый страшный зверь в джунглях, сильней меня нет никого. Никого я не жалею, а котёнка мне жаль, и я его отстою или сама погибну! А ты, тигр, уходи, а то тебе будет ещё хуже! Да как бросится на короля джунглей опять, и свились они в пёстрый клубок. Сидит маленький котёнок и думает: "Одолеет кобра тигра или нет? Если он её убьёт — и мне смерть придёт, не успею я убежать".
48 Только видит, заревел тигр, да жалобно, и вдруг бе- гом, прыжками от кобры в кусты, в камыши, всё даль- ше, и всё рычит жалобно. А кобра осталась на поляне и победную песню заве- ла. Вокруг котёнка кружится и поёт. Обрадовался котё- нок и спрашивает: — Значит, меня никто не съест? А кобра ему отвечает: — Нет, теперь тебя никто не посмеет тронуть. Все зна- ют, что я сильнее короля джунглей. А ты живи со мной. Будем дружить и на охоту ходить вместе. И котёнок остался. А когда пришла ночь, кобра свилась золотым кольцом, а котёнок в кольце лёг и замурлыкал. И так как он был пушистый, кобре стало тепло, и она при- жалась к котёнку, и оба задремали. А издали доносилось глухое рычание побеждённого короля джунглей, который зализывал свои раны в тём- ной пещере. А в деревне недалеко ловкий ихневмон рассказывал обезьянам о бое кобры с тигром, и голубая сова таращила свои круглые глаза и удивлённо пищала. Обитатели джунглей заснули спокойно, и скороход- индус, пробегая по глухим тропинкам с ношей на голо- ве, удивлялся этому спокойствию.
содержание Ребята и зверята Лидия Лигга. Во дворе...............................2-я обл. Рассказ за рассказом Филарет Чернов. Пустой дом............................ 1 Чудные мгновения М. Семилуцкая. Осень.................................. 8 Читаем всей семьёй В. Цеховская. Дедушкин кабинет....................... 10 Поэзия детям Н. Ландская. Осень................................... 14 Задушевное слово П. Бунаков. Последние дни Васятки в деревне.......... 15 Занятные истории М.Г. Слуцкий. Пятёрка................................ 24 Бывает и такое Б. Раненский. Умная собака........................... 26 Жила-была сказка Народная сказка. Кисель.............................. 30 История из истории В. Поворинская. Ноев ковчег.......................... 32 Кроме шуток О. Шарова. Утро вечера мудренее...................... 38 Чудеса в решете Сергей Раевский. На сон грядущий..................... 42 У нас в гостях Индийская сказка. О кобре и её котёнке............... 44 _________Тексты приведены в соответствие с современой нормой русского языка. ИФ УНИСЕРВ, ежемесячный литературный журнал домашнего чтения для детей младшего школьного возраста. №10 (166), 2010, издаётся с января 1997 Журнал зарегистрирован в Комитете Российской Федерации по печати. Учредители: Московский союз пионерских организаций — Федерация детских организаций, Издательская фирма УНИСЕРВ. Издатель: Издательская ФирмаУНИСЕРВ. Свидетельство о регистрации средств массовой информации № 015112 от 25.12. 1997 Главный редактор КОБЛИКОВ П.А. © Рисунки — ЧЕРНЫХ А.И. E-mail: info@uniprint.info CaMTiwww.unjprint.info Подписной индекс: 71689 Юр. адрес: 109377, г.Москва, ул. Зеленодольская, 11—355. Тел.;(495) 951 47-20 Подписано в печать 26.09.2010. Формат 60x90/16. Объем 3 п.л. Тираж 24 ли ж.1. Печать офсетная. Бумага офсетная № 1. Заказ № 98 Отпечатано в ООО «Печатный салон «Шанс» г. Москва, ул. Ижорская, 13/19, тел.; 485-93-09