Литературнохудожественный
и общественнополитический
ЖУРНАЛ
Орган
Союза писателей
Бурятской АССР
Выходит один раз
в 2 месяца

В номере:

Год издания десятый

Цырен-Дулма Дондокова. Я — ЧЕЛОВЕК. СОЛНЦЕ-ГОРА. Стихи.

3

Иван Лазутин. ЧЕРНЫЕ ЛЕБЕДИ. Роман. Продолжение.
В МИРЕ

6

ИНТЕРЕСНОГО

А. Ерохин. ПОДВИГ УЧЕНОГО.

18

Евгений Евтушенко. БРАТСКАЯ ГЭС. Главы из
поэмы.

45

Ц.-Ж. Жимбиев. КУБА — ЛЮБОВЬ МОЯ! Путевые заметки.

56

В. И. Чуйков. КОНЕЦ ТРЕТЬЕГО РЕЙХА. Окончание.

67

Анна Аксенова. ЖЕНА.
Рассказы.

ОЧЕРКИ

И

ДЯТЕЛ.

ВАЛЕРИК.

ПУБЛИЦИСТИКА

М. Ангарская. ЧУДЕСА «КОНТИНЕНТА»
ЛИМЕРОВ.

КОМСОМОЛУ

104

ПО-

109

БУРЯТИИ — 40 ЛЕТ

Н. Левский. МЫ ШЛИ ПОД ГРОХОТ КАНОНАДЫ.
112
О. Березков. ВСТРЕЧА С БЕССМЕРТИЕМ.
Ц4
А. Журавлев. СЛОВО О ДРУГЕ.

116

Ю. Игумнов. ЗДРАВСТВУЙ, ЗОЛОТИНКА!

117

ЭТАПЫ БОЛЬШОГО ПУТИ
ИССЛЕДОВАНИЯ,

119

ПОИСКИ

А. Белоусов. НОВОЕ О ДОРЖИ БАНЗАРОВЕ. 121

А

*=у='*=У=*=*'== =*

э

3

1964 г.
Май— Июнь

БУРЯТСКОЕ ГАЗЕТНОЕ ИЗДАТЕЛЬСТВО

ИЗ БЛОКНОТА

ПИСАТЕЛЯ

Вен. Штеренберг. На ПЕРЕПРАВЕ.

КРИТИКА

И

130

БИБЛИОГРАФИЯ

Раиса Белоглазова. МОЛОДОСТЬ БУРЯТИИ.
134
Л. Элиасов. НЕМЕРКНУЩИЙ ПОДВИГ НАРОДА.
136
Ф. Шулунов, И. Манжигеев. ЦЕННОЕ ИССЛЕДОВАНИЕ.
138
В. Андреев. ПОИСК ГЕРОЯ.
144
Яков Елькович. ОБ ОДНОЙ ПИСАТЕЛЬСКОЙ
ПЯТИЛЕТКЕ.
140

НАШ

КАЛЕНДАРЬ.

А Бальбуров. ЧЕЛОВЕК С БОЛЬШОЙ БУКВЫ. 148
А. Щитов. ДОКТОР ЭЛИАСОВ.

153

А. Субботин. ХУДОЖНИК С ОЛИМПА.

1

ИНТЕРЕСНЫЕ СУДЬБЫ В ПИСЬМАХ ЧИТА
ТЕ Л Ей.
СЕРДЦЕ НЕ УХОДИТ В ОТСТАВКУ.

158

15'.»

К НЕДЕЛЕ МОНГОЛЬСКОЙ ЛИТЕРАТУРЫ Г)
БУРЯТИИ.
1ГЮ
,Г)9

ЛАСТОЧКА

ДЛЯ ВАС, ЖЕНЩИНЫ'
С УЛЫБКОЙ.

т

175

Главный редактор А. А. БАЛЬБУРОВ
Редакционная коллегия: Ц. Б. БАДМАЕВ, Ц. Г. ГАЛСАНОВ (зам. главного редактора), Ц. А. ЖИМБИЕВ, И. К. К А Л А Ш Н И К О В , Б М. МУНГОНОВ, К. Ф. СЕДЫХ,
М. Н. СТЕПАНОВ, Г. О. ТУДЕНОВ, Д. А. УЛЗЫТУЕВ, Ц. Б ЦЫДЕНДАМБАЕВ,
В. Е. ШТЕРЕНБЕРГ (ответ, секретарь), А. В. ЩИТОВ.
На обложке рис. В. Сафронова. «Молодость».
Рукописи не возвращаются

Цырен-Дулма ДОНДОКОВА

Я - ЧЕЛОВЕК
Мой древний предок,
также, как и ты,
имею я и голову и мысли,
свои надежды, думы и
мечты,
и право жить без всяческой корысти.
Чтоб я могла кроить и вышивать,
мне руки в дар преподнесла природа.
Даны мне ноги, чтоб легко шагать
по всей земле в скитаньях и в походах.
Ко мне
мой предок
был несправедлив,
блюдя суровый дедовский обычай.
Меня он в угол темный посадив,
смеялся над покорностью девичьей.
А человек напорист и живуч.
Как блеклый стебель,
выросший без света,
искала я животворящий луч,
тепло и влагу солнечного лета.
Светило яркое меня спасло.
Шагая нынче с песней беспечальной,
имею я и жизнь и ремесло.
Я —человек!
Мой предок древний, дальний!
В труде — проворна,
стойкая в борьбе,
готова жизнь отдать, коль это нужно.
Мой древний предок,
признаюсь тебе,
бываю к мелочам неравнодушна.
Я жизни не ищу себе иной.
Я — женщина —
с мужчиной равноправна.
И я тебе прощаю,
предок мой,
к буряткам в старину подход неравный.
Мой древний предок,
с давних-давних пор
хранит земля следы твоих отметин:
автографы на острых бивнях гор,
которых не стереть тысячелетьям.
Мы в память об эпохе прожитой
оставим детям Славу и Богатство!..
Девиз наш:
— Друг без друга мы ничто!
Наш лозунг:
— Равноправие и Братство!

Иван ЛАЗУТИН

Роман

ЧАСТЬ ВТОРАЯ
И лживый блеск созвездий милых...
(А. Блок)

I

неделю Светлана звонила почти каждый вечер, при*
ПОСЛЕДНЮЮ
глашала к себе, обижалась, что все ее забыли, но Лиля никак не

могла к ней вырваться: то работа, то домашние хлопоты. А вчера
вечером звонил Игорь Михайлович, муж Светланы. Он очень просил
Лилю навестить жену, у которой второй день сильно болела голова.
И вот Лиля снова поехала на Садово-Кудринскую.
Из полуоткрытых окон почти пустого троллейбуса тянуло прохладой. Курносая веснушчатая кондукторша время от времени украдкой
посматривала на модную прическу Лили, скользила взглядом по ее
ногам, на которых были новенькие, подаренные дедом туфли, и так
при этом по-мальчишески задорно шмыгала носом, что Лиля не могла
сдержать улыбки.
За три месяца замужества Лиля ни разу не испытывала такого
удовольствия от езды в троллейбусе, как сейчас. Против нее, спиной к
кабине водителя, сидел рабочий паренек с эмблемой ремесленного училища на форменной куртке. Он засмотрелся в окно и не заметил, как в
троллейбус вошла чистенькая старушка в черном салопчике. Опираясь
ка палочку, она взглядом выбирала место, куда бы сесть, хотя больше
половины мест в троллейбусе были свободны. И почему-то не сводила
глаз с паренька в форменной куртке.
Встретившись взглядом со старушкой, ремесленник замер, растерявшись, потом виновато вскочил и уступил место старушке. Несмотря
на то, что длинный диван, рассчитанный на пять человек, был совсем
свободен, старушка все-таки села на то.место, где сидел ремесленник.
По лицам пассажиров пробежала улыбка. Очевидно, каждый подумал:
«Вот так старые выживают из ума».
Продолжение. Нач. см. в №№ 1, 2.
6

Сконфуженный паренек так и «е сел, хотя в троллейбусе было мпп• о сиободпых мест. Когда Лиля сошла на Садово-Кудрннской, он попрежнему стоял, вцепившись рукой в 'пластмассовое кольцо.
Л и л я полагала, что Светлана лежит в постели. Но каково было ос
\дивление. когда дверь ей открыла сама Светлана. С лукавой улыбкой
мпа заключила Лилю в объятья 'И звонко расцеловала.
— Что с тобой?— спросила Лиля, оглядывая Светлану с ног до
головы.
— Два дня лежала, как пласт. Но мир не без добрых людей. Воскресил Георгий Александрович. Он маг и волшебник! У него есть какие-то хитрые заграничные лекарства.
В гостиной, кроме мужа Светланы, сидел незнакомый молодой
мужчина. С виду ему не больше тридцати. На нем был светлый однобортный костюм, рубашка песочного цвета и сиреневый галстук.
Со своим мужем, Игорем Михайловичем, Светлана познакомила
Лилю три тода назад. Это было перед отъездом в Париж. На свадьбе
ей побывать не удалось, в это время она с дедушкой отдыхала в Сочи.
Светлана представила Лиле гостя:
— Друг нашей семьи — Григорий Александрович Растиславский.
Слегка поклонившись, Растиславский подошел к Лиле и крепко пожал ее тонкую руку. Лиля обратила внимание на его глаза. Они были
черные, с каким-то глубоким зеленоватым отблеском. Густые брови походили на два ржаных колоса, которые опустили в черную тушь и осторожно высушили. Лицо открытое, русское. Лоб высокий, ясный. В
жестких складках рта — твердая решимость. Еле уловимая усмешка
бродила на его резко очерченных губах. Она словно говорила: «Ах.
вот вы какая! Недаром мне о вас так много интересного рассказывали.
Вы и в самом деле красивая...»
«Есть в нем что-то необычное... Светлые, почти пепельные волосы и такие черные глаза...» — подумала Лиля.
Игорь Михайлович взглядом показал Лиле на свободное кресло,
стоявшее рядом с журнальным столиком.
— Прошу.
— Наконец-то, Лилиана... Простите, не знаю, как по батюшке...—•
сказал он, извинительно приложив руку к груди.
— Петровна,— ответила Лиля и села.
— Наконец-то, Лилиана Петровна, правдой и неправдой мы вас
все-таки заманили.
— Как, разве-неправда, что Светлана была больна?—удивилась
Лиля.
— Что ты, Лилечка! Если б не Григорий Александрович и не его
американские таблетки, ты нашла бы меня в постели. Игорь Михайлович всегда что-нибудь перепутает.— Светлана бросила на мужа такой уничтожающий взгляд, что тот поперхнулся дымом от сигареты и
закашлялся.
На столе стояло несколько темных бутылок вина с иностранными
этикетками. Среди них выделялась бутылка московской столичной водки, прозрачной, как хрусталь.
Глядя на нее, Лиля пошутила:
— О, таЫеигеих! 1
Как наша северянка среди знойных африканцев.
Это сравнение понравилось Растиславскому. Улыбнувшись, он начал разливать столичную водку по рюмкам.
— Эту северянку теперь знает весь мир. Пальма первенства за
крепкие вина присуждена ей. Так выпьем, друзья, за то, что она родилась у северного народа!— Растиславский поднял рюмку.
1

О, таЫеигеих — несчастная (фр).

Выпили все, кроме Лили. Водку она пить не стала. Растиславский
И.1.1и I ей какого-то французского вина. Лиля долго не хотела пить, но
гс уговорили. Когда она выпила, у нее захватило дух. Вино было крепким.
— Что это такое?!.. Эссенция?
—• Это жгучая парижанка!.. Младшая сестра нашей северной пальмиры,— продолжал острить Растиславский.
— Вот именно!— поддержал его Игорь Михайлович, предлагая
Л иле апельсин, который он очистил и развернул в виде распустившегося бутона лилии.—Знаете, Лиля, Григорий Александрович неисправимый славянофил. Там, на чужбине, он отдавал предпочтение всему
русскому. Вплоть до того, что, если ему приходилось выбирать между
бифштексом по-гамбургски и картошкой с солеными огурцами по-рязански, он обязательно предпочитал последнее.
— Это что — из чувства показного патриотизма, или родимые пятна прошлого?— улыбнувшись, шутливо спросила Лиля и посмотрела
на Растиславского.
— Вы угадали. Я славянофил. И ни капельки об этом не жалею.
— Держись, Лиля. Ты затронула больное место Григория Александровича. После третьей рюмки он прочтет нам целый трактат о том,
что русские щи и малосоленые огурцы родили Ломоносова и Циолковского. И если бы не сказки Арины Родионовны — то никакого Пушкина сроду бы не было.— Светлана налила в свою рюмку французского коньяку и подняла ее высоко перед собой:—Риап1а то!, ]е Ьо!з
сотте !ои]оиге, а топ а1таЫе РаПз1. За славный веселый Париж!
Она выпила вино двумя крупными глотками и остатки плеснула в
потолок.
— А теперь попросим Григория Александровича что-нибудь сыграть. Сейчас ты, Лилечка, услышишь, кого потеряла наша московская
консерватория.
Растиславского пришлось уговаривать. Он молча сидел в кресле и
грустно смотрел в окно, думая о чем-то своем. Потом все же сел за
рояль, и первые мощные аккорды сразу же затопили гостиную.
Бетховен... Бурный, всесокрушающий Бетховен!.. Растиславский играл на память. Игорь Михайлович сел глубже в мягком кресле и закрыл глаза. Светлана картинно примостилась на валике дивана и рассматривала в зеркале свои красивые ноги: на коленях она держала
пепельницу, должно быть, перламутровую, изящную и очень маленькую,
Время от времени она небрежно 'Стряхивала в нее пепел с сигареты.
Лиля отошла в сторону и прислонилась к стене. Давно она не
слыхала такого выразительного исполнения. «Как послушен ему инструмент! Талантлив»,— подумала Лиля, глядя на энергичный профиль
Расгиславского. Она видела его напряженное и страстное лицо.
Последние аккорды Бетховена прозвучали обвалом в горах. А
когда Растиславский кончил играть, 'в гостиной долго еще стояла тишина. Первой заговорила Светлана.
— С'ез! ехеНеп!2.
Она подбежала к Лиле и шепнула ей на ухо:
— Не человек, а вулкан! Ты только «глядись в него!..
Игорь Михайлович открыл глаза и устало посмотрел на жену. У
него было такое выражение на лице, словно ему хотелось с досадой
сказать: «Помолчи... Ради бога, помолчи. Что ты понимаешь в музыке?» Но он не сказал ничего, а только вздохнул и попросил Растиславского сыграть что-нибудь из Рахманинова.
1
2

Что касается меня, я, как всегда, пью за мой любимый Париж (фр.).
Великолепно (фр.).

— Я сыграю другое,— сказал Растиславский и влруг пристально
посмотрел на Лилю.— Сыграю для вас.
Он начал играть «Полонез» Огинского.
Лиле захотелось вина. Она подошла к столу и налила бокал. Пила медленно, стараясь уловить тонкий аромат вина. Выпила бокал до
дна. Потом села в кресло и закурила. Она видела, как энергично
издрагивали плечи Растиславского, как время от времени, в такт гулким
аккордам, он порывисто вскидывал голову, потом опускал ее так низко,
что она чуть не касалась клавиш рояля. Белые сильные руки, как чайки, взлетая, на мгновение застывали над роялем и, стремительно падая, метались по клавишам так, что сами клавиши рассыпают звуки%—
невозможно, чтобы пальцы могли с такой быстротой проноситься по
ним, успевая дотронуться почти до каждой. И снова, ненова — то могуче призывные, то печальные аккорды.
Лиля не почувствовала, как закрылись ее веки, как выпала из рук
сигарета. Кружилась голова. Ей казалось, что музыка — это она сама,
ч го вихрь могучих звуков исторгается не из рояля, а из ее сердца, в
котором натянуты невидимые струны. А он, этот едва знакомый Растиславский, бьет по струнам, бьет уверенно, смело... И струны эти то
рыдают, то хохочут...
Так Лиля сидела до тех пор, пока не почувствовала, как кто-то
резко тронул ее за плечо. Она открыла глаза. Перед ней стояла Светлана. Пахло паленым.
— Ты сожжешь квартиру.— Светлана держала горящую сигарету, которую уронила Лиля. На светлой клетке толстого ковра была
заметна рыжеватая подпалинка.
— Прости, Светлана, я совсем опьянела...— Она хотела сказать,
что Растиславский своей игрой заставил ее забыться, но сказала другое:— Как я пойду домой? Что скажет Николай Сергеевич?
Растиславский подошел к столу, налил себе сухого вина и выпил.
Закусив бисквитом, он закурил.
— Где вы учились играть?— спросила Лиля.
— Меня учила моя покойная бабушка. Она была преподавательницей музыки.
Очевидно ничто так сильно и так быстро не сближает души, как
музыка. Теперь Лиля видела, что Растиславский гораздо тоньше и
глубже, чем казался ей в первые минуты знакомства, когда бравировал
своим славянофильством.
Светлана хотела налить в свой бокал вина, но ее удержал муж.
— Не забывай, что вечером ты должна быть в отличной форме.
— Вы куда-то собираетесь?— спросила Лиля.
— Да. И приглашаем вас,— ответил он и улыбнулся своей мягкой,
благодушной улыбкой.
С тех пор, как Игорь Михайлович помнит себя, он всегда старался все делать так, чтоб другим от этого было только приятно. И это
его благодушие и доброта позволяли Светлане жить так, как она хотела: свободно, весело, независимо от мужа, всегда занятого своими
делами.
— Куда вы меня приглашаете?
— О, та сНеге. Ты будешь поражена! Уж на что я насмотрелась на банкеты и приемы, а перед этим, можно сказать, дрожу.
Ее дополнил Игорь Михайлович:
,
— Сегодня официальный прием в одном европейском посольстве.
Посол интереснейший человек!
— И очень остроумен!—сказала Светлана и украдкой от мужа
налила себе вина. А когда он, протирая очки, глядел своими прищуренными близорукими глазами на Лилю, она незаметно выпила.

Растиславский не вмешивался в разговор. Словно к чему-то прицеливаясь, он ждал момента. Когда Светлана и ее муж исчерпали свои
лосторгн по поводу банкетов и приемов, на которых им приходилось бын а г ь , он проговорил, обращаясь к Л иле.
— Вы хотите побывать на приеме?
—• С какой стати? Кто я? Официальное лицо, или какой-нибудь
общественный деятель?
— Это не имеет значения. Вы будете рядом со мной. Пусть все
думают, что у меня т а к а я красивая жена. Мне от этого будет только
лестно.
Лиля звонко рассмеялась.
— Да, я немного тщеславен. И в этом, признаюсь, моя слабость,— вздохнув, сказал Растиславский с 'видом горького сожаления.
И тут же развел руками. — Но что поделаешь? Как-нибудь проживем
и с этим пороком.
— Вы странный человек! — сказала Лиля, встретив взгляд Растиславского. — В первую минуту, когда я вас увидела, вы произвели на
меня совсем другое впечатление. Но когда вы сели за рояль и так великолепно играли, мне показалось, что вы совсем не тот, с которым
меня только что познакомили. Пожалуйста, не смотрите на меня такими глазами, а то они мне приснятся ночью.
Захмелевшая Светлана подошла к Растиславскому, положила на
его плечо руку.
—С'е1а11; ЬШНаШ, топ агш! 1
— Спасибо.
— Я вас на несколько минут покину. Ко мне пришла портниха.
Лилечка, думаю, что Григорий Александрович тебе не даст умереть от
скуки. У него это прекрасно получается.
Лукаво подмигнув Лиле, она вышла из гостиной и уже в дверях
незаметно позвала мужа. Тот вышел следом за ней, ссылаясь на то,
что срочно должен подготовить важные документы к завтрашнему
утру.
Растиславский и Лиля остались одни. Лиля теребила бахрому скатерти. Она чувствовала, как горят ее щеки.
— Спасибо за приглашение, Григорий Александрович. Соблазнительно, но не могу пойти. — Она подняла на Растиславского свои большие печальные глаза. — А потом... Разве у вас нет жены?
Растиславский пригубил бокал с вином, «о пить не стал.
— У меня была жена, сейчас ее нет,— сказал он тихо и грустно.
— Вы развелись?
— Она ушла от меня.
— Ушла? От вас? — Глаза Лили выражали искреннее удивление.
— Ушла, когда мне было очень трудно. Когда я учился. Но я прошу вас больше никогда не напоминать мне о жене.
— Вы одиноки?
— Да. Я очень одинок. У меня много друзей, но нет одного друга.
Среди мужчин я их не ищу.
— Почему?
— Разуверился в мужской дружбе. Все, кого я считал своими лучшими друзьями, потом становились моими тайными врагами. Они при,чинили мне много неприятностей.
<— Почему?
Растиславский вытащил сигару из коробки, лежавшей на журнальном столике у рояля, и закурил.
— Наверное, потому, что все они больны неизлечимой болезнью.
— Какой?
1

10

Это было блестяще, мой друг. (фр.).

- Завистью. Это с т р а ш н а я болезнь, Л и л и а н а Петровна! Особенно
п и л е н о й она становится, когда ею заболевают друзья. И не дай бог,
если вам и ж и з н и н а ч и н а е т незги! Тогда вы погибли от тайных подножек и о и ф ы т ы х предаИ'льсиг Вчерашний друг становится опасным
притом.
Растиеллиекин сбил попел с с т а р ы
Ра.фспш к- м н е на:шн;ш> нас п р о с т о .Пилен: 1 Я с т а р ш е вас, и
ПШС1М ш п о с л е д н и е 1 | ) н года в Пар'пже я г а к у с г л л от всего офици.1.11,1101 О

Л им не боитесь п р и г л а ш а т ь па ответственный б а н к е т ж е н щ и н у ,
1шп>|1\1<> п и д ш е в п е р в ы е ? — спросила Л и л я .
I |е Гююсь,— твердо ответил Растиславскнй.
Им с м е л ы й человек. А если в а ш и м д р у з ь я м и к о л л е г а м покаж е п ' и , ч ю у м е н я дурные манеры, что мне не знакомы п р а в и л а хорон и м и к ш а ? Они ведь вас осудят?
/I уверен в другом.
15 чем?
Б и с м а р к был прав.
Я вас не понимаю.
- Наставляя молодых дипломатов, Бисмарк сказал:
«Бойтесь
первого движения души. Оно самое верное». Поэтому я за вас спокоен.
Видя, что Лиля хочет ему возразить, он остановил ее мягким, но
в л а с т н ы м жестом.
— Лиля, я приглашаю вас как друга. Мне кажется, что я знаю
вас тысячу лет,— Растиславский, словно что-то мучительно припоминая, тер кулаком лоб. — Вам кажется странным, что я, увидев вас
впервые, уже называю вас другом? Ведь так?
— Да. Мне это кажется странным. Вы такой серьезный человек и
вдруг... так торопитесь.
- Светлану я знаю... — Растиславский кивнул головой на дверь,
за которой скрылась Светлана. — Три года!.. В Париже мы виделись
почти каждый день. Но я никогда не скажу, что мы были друзьями.
Мы даже никогда не были хорошими товарищами.
- Кем же вы были друг другу?
- Земляками. А больше всего — собутыльниками. Вместе пили
вино и говорили друг другу колкости. Светлана усвоила далеко не то,
что составляет сильную сторону П а р и ж а . Об этом я говорил ей не
однажды. Она даже не обижается. — Растиславский затушил сигару и
тихо п р о д о л ж а л : — А вот вы... Вы совсем иная... Я очень хочу, чтобы
вы были моим другом. Я много знаю о вас. Не удивляйтесь. Прошу
маг, выслушайте меня...
Я слушаю вас.
Я знаю, что вы замужем, что вы любите своего мужа. Но, уверяю
вас, н а ш а дружба нисколько не омрачит вашей семейной идиллии.—
Черные глаза Растиславского вспыхнули глубинным зеленоватым
' б л е с к о м . — Л и л я ! Я прошу вас поехать сегодня со мной на прием. Я
очень прошу... Я познакомлю вас с супругой посла, представлю послу...
И хотя сегодняшний вечер они будут принадлежат сразу всем и никому
в отдельности, тем не менее, вы увидите, что это удивительно интересные люди.
— Все это заманчиво, но...
Растиславский печально улыбнулся.
— Что же вас удерживает?
— Я просто боюсь. Я еще ни разу в жизни не была на таких
важных приемах. А потом... — Л и л я умолкла.
— За одну эту уступку вы можете потребовать от меня все, что
в моих возможностях. Клянусь вам, что ни словом, ни намеком я даже

11

в т а й н ы х помыслах не перейду той границы чистой большой дружбы,
которую я вам предлагаю. Я вот смотрю на вас, и мне почему-то кажется, что в душе у вас скопилось столько невысказанного, тревожного, что временами вам бывает очень тяжело. Ведь так, Лиля? Что же
вы молчите? Прошу вас, считайте меня своим старшим братом.
— Спасибо, Григорий Александрович, но мне пора домой. Меня
ждет муж,— тихо проговорила Лиля, «е поднимая глаз на Расгиславского.
Вошла Светлана. На ней было новое вечернее платье, привезенное
из Парижа. Прозрачный серебристый тюль, собранный у талии в широкую юбку, падал до пола вокруг ее тоненькой фигурки, туго обтянутой блестящим серым шелком. Она стояла посреди комнаты, как в
тюлевом футляре, похожая на дорогую парижскую куклу.
— 5и1з ]е §епШ1е, п'ез!: раз? 1 — о н а начала медленно кружиться по комнате, и серебристые волны тюля, как облако, плыли вокруг нее.
— Ты, как всегда, неотразима! — восхищенно воскликнул Растиславский. — Только цветок нужно приколоть чуть-чуть пониже.
Лиля зачарованно смотрела на Светлану. Она вспомнила свое вечернее платье, шитое прошлым летом, когда она готовилась в туристическую поездку за границу.
— Ну как, Лиля? — спросила Светлана, мурлыча под нос какую-то
французскую песенку.
— Ты восхитительна!..
Польщенная Светлана накинула на плечи горностаевый п а л а н т и н
и кокетливо взглянула на Растиславского.
-- Е* сотте а? 2
— Богиня! Что делает из женщины туалет!..
В Лиле шевельнулось чисто женское чувство соперничества. Ведь
говорят, что оно рождается вместе с женщиной. И ей вдруг очень захотелось, чтобы Растиславский увидел ее нарядной, красивой.
— Итак, та спёге, в твоем распоряжении осталось четыре часа.
Форма одежды — вечерняя. Сборы будут у нас. Отсюда вместе и двинемся,— ворковала Светлана, перекалывая цветок на платье.
— Я не могу поехать, Света,— нерешительно сказала Лиля, хотя
самой теперь все сильнее хотелось побывать на этом приеме. — Ты же
знаешь.
Светлана всплеснула руками.
— О, топ 01еих! ШсгоуаЫе!"
— Почему?
— Ти регс!8 !е! осаз!оп! Т и ее зоНе, та спёге! 4
— Не1аз! Ти пе реиз рая а те сотргепо'е. Лата1з. ЛаггшзР
— А вы, Григорий Александрович!? Я не узнаю вас. Что с вами
сталось?
Уговаривать Лилю п р и н я л с я и Игорь Михайлович. Когда он почувствовал, что Лиля в душе уже согласилась ехать с ними на прием,
он подвел ее к Растиславскому и вежливо поклонился. И тут же молча вышел из гостиной.
—• Сейчас я отвезу вас домой, а -вечером заеду за вами,— сказал
Растиславский и взял Лилю под руку.
Лиля встала и, уже делая вид, что не выдерживает упрямого натиска троих, кокетливо замахала р у к а м и .
— Что вы со мной делаете? Бездушные!.. Вы совсем не считае1

Я мила? Не правда ли?
А сейчас.
— Боже мой! Невероятно!..
*5 Ты теряешь такой случай! Ты глупа, моя милая.
— Увы! Ты не можешь понять меня. Никогда. Никогда!
2

3

12

(фр.).

гссь с тем, что у меня есть муж, который может снять со стены кнут
и цыкнуть так, что я забуду не только все дипломатические приемы, но
ц дорогу в ваш дом.
Светлана подошла к Лиле, поцеловала ее в щеку и, л у к а в о прищурившись, сказала:
— Итак,топ агше, до вечера. — Повернувшись к Растиславскому,
сна добавила: — А вы, Григорий Александрович, не задерживайте ее.
Светлана вышла из гостиной.
Растиславский снял с вешалки Лилин плащ и помог ей одеться.
Пока они спускались по ступеням лестничных пролетов, Григорий
Александрович слегка поддерживал Лилю за локоть. Они молчали.
В какие-то секунды Лиле показалось, что она очень давно знает этого
человека.
— Как мы поедем? — спросила она.
— Нас ждет машина.
Они вышли из подъезда. У кромки панели стоял вороненый «ЗИМ».
За рулем дремал пожилой седеющий шофер. Когда Растиславский
слегка побарабанил пальцами по лобовому стеклу, он вздрогнул и поспешно распахнул дверку машины.
Лиля сказала адрес.
— Только прошу вас, высадите меня не доезжая до переулка. У
нас там такая теснота, что вряд ли вы сможете развернуться.
Растиславский улыбнулся.
— Иван З а х а р о в и ч ! — Он кивнул головой в сторону шофера и
проговорил настолько громко, чтобы тот слышал. — Сможете развернуться на медном пятачке?
Машина с ходу стала набирать скорость. Стрелка спидометра быстро поползла вверх.
Растиславский опустил боковое стекло. В м а ш и н у с тугим напором
хлынула струя холодного ветра. Что-то азартное вспыхнуло на его
красивом лице.
— И какой же русский не любит быстрой езды!.. — вдохновенно
воскликнул он, крепко с ж и м а я руку Лили. — Вы не боитесь простудиться?
Потупившись, Лиля молчала. Она сидела неподвижно, о чем-то
напряженно думая, что-то решая. И только после того, как Растиславский спросил, почему она вдруг стала такой печальной, Лиля подняла
на него глаза и тихо ответила:
— Григорий Александрович, вряд ли я смогу поехать сегодня с
вами.
— Лиля!..
•— Вы спросите — почему?.. — Она закрыла глаза и откинула голову на спинку сиденья... — У меня нет туалета, в котором можно показаться в таком блистательном обществе.
— Я не хочу слышать об этом. Вы поедете сегодня со мной. Любое вечернее платье будет для вас королевским нарядом. Только представьте себе... Вы слышите, Лиля?!..
Лиля н а к л о н и л а с ь вперед, к шоферу.
— Переулок направо, в'он тот красный к и р п и ч н ы й дом, где играют дети.
Взвизгнув тормозами, машина остановилась у подъезда. В эту
минуту Лиля молила только об одном: чтоб никто из соседей не видел,
когда она будет выходить из машины.
— До семи часов,— улыбнувшись, сказал Растиславский и помог
ей выйти из машины.
— Нет, нет, Григорий Александрович. Ничего определенного я с к а 1.4

зать не могу. Спасибо вам за приятную компанию. Я очень рада, что
познакомилась с вами...
Л и л и хотела сказать еще что-то, но ее перебил Растиславский.
—• Ровно в девятнадцать ноль-ноль я жду вас в машине у этого
подъезда.
Он сел рядом с шофером и громко хлопнул дверцей. Последних
слов Лили он не расслышал.
— Полный с места!
Машина резко рванулась.
Расти ел а веки?! оглянулся назад. Лил'И у подъезда не было.
«Что подумает Николай Сергеевич, если я заикнусь об этом банкете? Он и без того сплошной клубок нервов»,— подумала Лиля, поднимаясь по тускло освещенной лестнице.
После первого пролета она остановилась: сердце в груди билось
так, что, казалось, вот-вот вырвется наружу.
Струмилин был не один. У него сидел товарищ по работе, тоже
врач. Лиля видела его не однажды и знала, что они вместе со Струмилиным вот уже третий год работают над каким-то лекарственным препаратом, который (если его удастся получить) будет открытием в хирургии. Имени и фамилии врача Лиля не помнила. Здороваясь с гостем, она почувствовала неловкость. Но ее выручил Струмилин.
— Лилечка! Сегодня у нас будет пир горой! Павел Сергеевич принес деньги! — В голосе его звучала детская восторженность. — Зарплата и гонорар за статью! Сегодня мы богачи!
Павел Сергеевич, опытный и уже немолодой хирург, был бессменным членом местного комитета в клинике, где работал Струмилин. Он
встал и застенчиво поклонился.
— Здравствуйте, Лилиана Петровна, и до свидания. Мне пора. Я
Николаю Сергеевичу уже изрядно надоел. Пришел в двенадцать, а
сейчас уже четвертый час.
Раскланиваясь и извиняясь, Павел Сергеевич потрепал за ухо Таню, на ходу надел шляпу, попрощался и вышел.
И на этот раз Лиля забыла принести Тане конфету. Засунув в
рот розовый пальчик, она, насупившись, молча стояла у дивана и выжидательно смотрела то на Лилю, то на карман ее пыльника. Лиля по!няла, чего ждет ребенок. Поняла, и к щекам ее горячей волной прихлынула кровь. «Вот так постепенно забывают о детях. Мачеха... Новые люди, новые волнения... Что делаю? Куда качусь?!» — подумала
Лишя и подошла к д,евочке. Подняв Таню на руки, она поцеловала ее в
висок.
— Сейчас папа даст нам денежек, мы пойдем и купим много-много
конфет! Полный к у л е к ! — о б р а щ а я с ь к Струмилину, Лиля спросила:—
Папа, дашь нам денег на конфеты?
В глазах Струмилина светилось тихое счастье. В эту минуту он
забыл о болях, которые холодными занозами давали себя чувствовать
в левом бедре.
— Покупайте все, что хотите! Шоколад, мороженое, цветы!.. Для
меня захватите четвертинку. Только не забудьте зайти в аптеку, возьмите пирамидон. Что-то с утра болит голова. Да, кстати, как здоровье
Светланы? Ты даже не сказала, что с ней?
При упоминании имени Светланы перед Лилей сразу же предстал
образ Растиславского: его черные, с зеленым отблеском, глаза и последние слова: «Буду ждать вас у подъезда ровно в девятнадцать нольноль».
— У нее что-нибудь серьезное? — озабоченно спросил Струмилин,
заметив, как сразу внутренне потухла Лиля.
— Нет... Светлана уже поправилась. — Она не могла смотреть на

М

( ( р у м и л и н а — глаза его были такие доверчивые, такие добрые и иреИ11 иные.
— Ты чем опечалена?
- Коля, я сегодня перед тобой провинилась. Мне тяжело об этом
I шшрить.
Лицо Струмилина как-то сразу померкло.
— Что случилось?
Лиля присела на край постели и, низко опустив голову, обняла Таню, которая уже оделась и, переступая с ноги на ногу, ждала Лилю.
Г, р у к а х она держала красную детскую сумочку, в которую собиралась
класть конфеты.
— Там... у Светланы... сегодня... — Лиля хотела сказать, что она
познакомилась с дипломатом Растиславским, но осеклась на полуслове и тут же поправилась: — Меня пригласили на официальный дипломатический прием. Причем, так настаивали, что я чуть-чуть не соI ласилась.
— Когда будет прием?
— Сегодня вечером.
— И все? — спокойно спросил Струмилин, не спуская глаз с Лили.
Лицо его снова просияло.
— Да,— понуро ответила она.
—• И чем же ты опечалена?
— Тем, что ты болен, и я не могу пойти.
— Ты говоришь чепуху! Несусветную чепуху!.. Когда ты должна
ьыехать?
— В семь часов за мной должны заехать.
— Это же здорово, Лиля! Хоть ты посмотришь, как притворно улыбаются дипломаты перед тем, как запустить друг в друга когти. Приедешь и все расскажешь мне. — Струмилин посмотрел на часы. — В
твоем распоряжении три часа. Что ты наденешь?
— Я не поеду, Коля. Без тебя я не могу. Ты болен, а я...
—*- А я тебе приказываю поехать! Если не поедешь, то обидишь
меня.
Лиля ждала, чтобы Струмилин настаивал сильней. Ей хотелось
быть чистой перед своей совестью. Свой выезд на прием она внутренне пыталась объяснить прихотью больного Струмилина.
— А не обидишься? — тихо спросила она, гладя худое плечо мужа.
— Обижусь, если не поедешь. Не хочу, чтобы рядом со мной, пока я болен, ты окончательно превратилась в домработницу и няню.
— Спасибо, милый... — Лиля покорно и нежно смотрела в глаза
Струмилина: «Как я могла подумать, что мне с тобой тяжело».
— Ты сегодня курила?
- Да.
— И пила вино?
— Да,— виновато ответила Лиля, и щеки ее зарделись румянцем
стыда. Она хотела что-то сказать в оправдание, но ее перебил Струмилин.
— Я знаю, что ты скажешь. Не нужно. Я верю, что ты больше не
будешь курить.
Таня нетерпеливо тянула за рукав Лилю и махала пустой сумочкой. Она уже устала ждать.
В дверь кто-то постучал.
— Войдите,— отозвался Струмилин.
Вошла тетя Паша, самая ворчливая соседка по квартире, которая
в последние дни за что-то невзлюбила Лилю.
— Ты что же это, красавица, нешто забыла, что твоя очередь убирать квартиру?

15

Л и л я болезненно поморщилась.
— Простите, тетя Паша... Я совсем забыла...
— Так давай, начинай, а то опять, как тот раз, затянешь до двенадцати ночи.
Старушка собралась уходить, но ее остановил Струмилин.
— Тетя Паша, Лиле сегодня нездоровится. Вы не могли бы за
нее убрать квартиру? А в следующий раз, когда придет ваша очередь,
она уберет за вас.
Тетя Паша покачала головой и широко развела руками.
— Сорок лет, как холуев нет. Твоей принцессе я не домработница!.. — С этими словами она сердито хлопнула дверью, и еще долго было слышно из коридора, как она бранила Лилю, называя ее и «финтифлюшкой», и «барыней», и еще таким'и кличками, от которых на щеках Лили выступили багровые пятна.
Чтобы не слышать гвалта, поднятого тетей Пашен на кухне (а
она не забыла и того, что Лиля третий месяц живет без прописки),
Струмилин включил приемник почти на полную мощность. Стараясь
перекричать музыку, он просил Лилю, чтобы она быстрее шла с Таней
в магазин. Об уборке он договорится сам. Лиля уже хотела было раздеваться, но он нервно замахал рукой.
— Я кому говорю!? Что вы сидите?!—Струмилин рукой показал
на дверь.
Лиля и Таня вышли из комнаты.
Оставшись один, Струмилин выключил приемник и с трудом
встал с постели. Опираясь на палку, он вышел в коридор и постучал в комнату тети Паши. Это была еще крепкая одинокая старушка,
с утра до вечера пропадавшая на кухне.
Смухортившись, она появилась в дверях.
— Ну, что?.. Опять: «тетя Паша, убери...»
— Тетя Паша, прошу вас...
•
Старушка замахала рукам'И.
— Ни в жизнь, Николай Сергеевич! И не уговаривай, я за твою
кралю убирать не буду. Вот если бы покойная Елена Ивановна попросила — слова бы не сказала, а этой нет... Я ее, вертихвостку, наскрозь вижу. Вижу, чем она дышит. Не лежит моя душенька к ней.
Не будет у тебя с ней житья, Николай Сергеевич. Вот помянешь
меня, старуху. Уж кто-кто, а я-то знаю!..
Струм'илип остановил ее жестом.
— Сделайте это для меня, тетя Паша. Я хорошо вам заплачу.
Сколько Ф е л ь д м а н ы п л а т я т вам за уборку?
—'Сколько... — сколько... — ворчливо осветила ста)рушка. — Все
медные и серебряные, да еще золотые впридачу...
— Я з а п л а ч у вам хорошо, только уберите. — С т р у м и л и н вытащил
из к а р м а н а хрустящую полусотенную б у м а ж к у и протянул ее тете
Паше.
Вначале взгляд с т а р у ш к и цепко скользнул по новой кредитке, потом остановился на Струмилине. В лице тети Паши появилось выражение упрека и независимости.
— Ну, знаешь, Николай Сергеевич, деньгами ты меня не купишь!
Как-никак, а я все-таки пенсионерка. Имею сорок лет производственного стажа, меня и сейчас профсоюз не забывает. Перед каждым праздником то подарочек, то открыткой поздравляют, а то и в президиум
сажают...
До чего же была милой и родной для Струмилина в эту минуту
старушка-пенсионерка, у которой на войне погибли тр-и сына. Ему хотелось сказать: «Дорогая тетя Паша! Моя мать поступила бы точно
так же, если бы ее собирались купить за деньги». А сказал другое:
16

- За деньги простите, Но, если вы хоть каплю уважаете меня, то,
(млн бога, помогите.
Тетя Паша покряхтела-покряхтела, поворчала, но в конце концов
гмилостивилась.
— Где у нее тряпки-то? — притворно-сердито спросила она, не
| . 1 я д я на Струмилина. — Соду свою возьму, а то ванну эти Фельдманы
тчтда так загваздают, что подпилком грязь не отдерешь.
Тетя Паша вышла из комнаты, а через несколько минут до Струм и л и н а доносился уже из ванной ее сварливый голос. Теперь она ругала не Лилю, а крестила на чем свет стоит Фельдманов.
Струмилин, слушая ее воркотню, печально улыбнулся.
Всей своей бесхитростной и простодушной натурой тетя Паша яв.|нла собой образец тех неугомонных и вечно сварливых старух, которых можно встретить только в простых русских семьях, где все нараспашку, где ничего не держат за пазухой: ни гнева, ни радости.
Пока Лиля и Таня ходили за конфетами, Струмилин успел побриться и надеть чистую рубашку. Подвинув поближе небольшое кругчое зеркальце, он долго рассматривал свое лицо. И без того худые щеки за время болезни впали еще глубже и отдавали нездоровой бледностью. Под глазами запали темные круги.
Когда Лиля и Таня вернулись, Струмилин сидел за письменным
столом и всем своим видом выражал, что у него хорошее настроение,
что чувствует он себя прекрасно.
— Коля, ты помолодел на целых десять лет. А этот галстук тебе
(_чень к лицу. Ты в нем походишь на иностранного туриста...
— Которого не кормили три дня подряд,— продолжил Струмилин, заглядывая в продовольственною сумку Лили. Великолепно! Это,
пожалуй, посильнее всех пирамидонов! — Он вытащил из сумки бутылку московской водки. — Ого, и пельмени! У нас будет потрясающий
студенческий обед! Вместо четвертинки — бутылка!.. Это совсем здорово!..
Лиля погрозила пальцем.
— Больше ста пятидесяти граммов не разрешаю. Вот ведь наказание — в двух магазинах была и нигде нет четвертинок.
Вдруг неожиданно Лиля расхохоталась.
— Ты что?
— Понимаешь, пристал ко мне в магазине какой-то пьяница, когда я спросила у продавца четвертинку... Давай, говорит, разольем
на двоих. Я от него,— он за мной. А от самого несет таким перегаром, что меня затошнило. Насилу отвязалась. Даже народ обратил
внимание...
Таня без умолку щебетала, то и дело угощала конфетами то отца, то Лилю. И не особенно огорчалась, когда те отказывались.
— Сейчас поставлю пельмени, разогрею щи, накормлю вас, потом
примусь за уборку,— вздохнув сказала Лиля, доставая из сумки пакеты с продуктами.
Струмилин улыбнулся и ничего не ответил. А через минуту до
слуха его донесся разговор из коридора.
Он прислушался.
—• Тетя Паша, что вы делаете? Я сама уберу... — сказала Л и л я .
— Сиди уж! — проворчала в ответ тетя Паша. — Уж больно гордячка. Придет моя очередь — уберешь за меня. Только ты, девка, не
серчай за давешнее, карахтер у меня такой. Я правду-матку люблю в
глаза резать.
— Спасибо, тетя Паша...
— Ладно, ступай, корми своих, а то, поди, оголодали.
2. «Байкал» № 3

17

За обедом С.трумилин выпил четвертинку и, слегка опьянев, беспрестанно шутил Аппетит у него был отличный.
— Ну, друзья, я пошел н<а поправку. Теперь держитесь—буду
есть за троих! $ ты... — он посмотрел на Лилю. — Ты поторапливайся,
уже половина шестого, ешь позубастей. Смотри, какие у тебя ногти. А
в парикмахерских сейчас такие очереди, что простоишь часа два, сегодня суббота.
Лиля встала из-за стола и, поспешно одевшись, ушла в парикмахерскую.
Как только за нею захлопнулась дверь, Струмилин достал из гардероба ее любимое вечернее платье, в котором она еще ни разу нигде
не появлялась. Лиля в шутку называла его «парижским» — в нем она
собиралась в прошлом году ехать во Францию.
Струмилин осмотрел платье, повесил его на дверку гардероба, потом достал туфли, которые Лиля надевала в особо торжественных случаях. И тоже поставил их рядом с гардеробом.
В парикмахерской Лиля пробыла больше часа. Возвратившись, она
умилилась, когда увидела, что все было приготовлено для выезда.
...Ровно в семь часов к подъезду подкатил черный «ЗИМ». Первым
его заметил Струмилин. Лиля была уже одета. Черное бархатное платье, очень простое по линиям, было великолепно сшито. Неширокая
юбка поднималась от золотых туфелек (дед привез их из Бельгии) к
талии и, перехватив ее, переходила в лиф, мягко д р а п и р у я совсем еще
девичьи плечи и оставляя открытой точеную шею с блестящими завитками каштановых волос на затылке. На плече была приколота парчовая золотая роза — тоже дедушкина забота! Вместо пальто она завернулась в тонкую шаль, тканую золотой нитью — подарок дедушке от
индийских хирургов.
Струмилин, не отрываясь, смотрел на Лилю.
— Какая ты красивая!.. Даже немножко страшно. Иногда мне не
вер:;тся, что ты моя жена.— Он улыбнулся.— Ну, в час добрый, милая.
Лиля подошла к Струмилину.
— Знай, что первую рюмку я мысленно подниму за тебя. — Она
поцеловала Струмнлина в седеющий висок.

А. ЕРОХИН

ТАРЕНЬКИЙ,
дряхлый
пароходик
С пришлепал
к пристани Голявнно рано

утром. Над рекой вис тяжелый, влажный
туман. В нем тонул и спящий городишко, и
берог. где сгрудились ласочки частником.
Р.дпа пароходик ошвартовался, как с него с гиком, шумом слетела и рассыпалась
орала чумазых, оборванных ребятишек. Кто
пустился на огороды, кто побежал на пристанционный базар, а кое-кто уже ломился
в запертые лазки.
Пароход сипло загудел, и вся черномазая
орава посыпалась к нему. Впереди псех бежал худенький мальчуган, таша в руках
какую-то поживу. Путь ему преградил здоровенный матрос в бескозырке. Мальчик заорал во все горло:
— Смывайся, облава!
Он попытался было юркнуть под перила
на палубу отходящего парохода. Матрос

18

— Ступай, внизу тебя ждут. Я посмотрю в окно, как ты сядешь
и машину. Помаши мне рукой.
Лиля пристально посмотрела в глаза Струмилину. Она хотела ска1нть ему что-то особенное, нежное. Но тут же почувствовала, что за
внешним его спокойствием таилась сдержанная тревога.
— Ты так долго прощаешься, будто на целый год уезжаешь.
Лиля вышла из комнаты.
Струмилин подошел к окну. Он видел, как дверца «ЗИМа» широко распахнулась, и из машины показалась белая, выхоленная рука с
массивным перстнем. Лица человека, открывшего дверцу, он не видел.
Лиля подняла голову, улыбнулась и помахала Струмилину рукой.
«Нелегко иметь молодую красивую жену, когда сам болен и белен»,— подумал Струмилин, взглядом провожая машину, увозившую
Лилю.
Он закурил.
В этот вечер Струмилин почувствовал себя лучше, а поэтому решил преподнести Л'иле маленький сюрприз. Достал из-под гардероба
мастику, надел рабочие шаровары и, ползая на четвереньках по полу,
принялся покрывать плитки старинного паркета тонким слоем мастики.
Таня сидела на диване и складывала из кубиков домик.
Рубашка на спине Струмилина взмокла так, что ее можно было
иыжимать. По вискам его градом катился пот; он щипал глаза и срывался на пол крупными каплями.
Не разгибая спины, Струмилин около часа ползал на коленях по
полу. Потом, усталый, он сел на диван и свесил измазанные желтой
мастикой руки.
— Сейчас отдохнем, дочка. Пол подсохнет и пойдем дальше.
— Куда пойдем — на улицу? — оживилась Таня.
— Нет, не на улицу. Будем натирать пол. К приезду мамы Лили
он у нас заблестит, как зеркало. А сейчас пойдем, дочура, вымоем руки, тебе пора спать.
Никогда Струмилин так не уставал, как в этот вечер. Так, по
крайней мере, ему показалось. Но было в этой усталости что-то приятное.
отпал его за штаны.
- Полундра, братишка!
Мальчуган отбивался изо всех сил:
- Дяденька, пусти! Я ведь тоже коммуМатрос вытащил его из-под перил, поста"н.| рядом с собой и засмеялся:
Вот таких-то коммунистов мне и наII трудкоммуне, куда направили мальчуОтец есть?
Нету. Умер.
- /Иать есть?
Нету. Умерла.
- 1'<>тные есть?

^

Ьуквы знаешь?
Нет.
Фамилию помнишь?
II школе трудовой коммуны кончились
( н и щ и м и дпенадцатилетнего парнишки, фап и н и и ! которого установили с трудом —

Павел Ощепков. Он был родом из-под Уфы.
Десяти лет остался без отца и матери.
Это было в 1920 голодном и холодном гоИстерзанная войнами, блокадами, Советду
ская держава прежде всего протянула рубы по-матерински приласкать, прнк у > что
ветить обездоленных детей. Это был подвиг
величайшего гуманизма и величайшей трудности: у нее насчитывалось около 7 миллионов беспризорников.
„
_
В трудовой коммуне
Павел Ощепков
впервые открыл букварь. При этом у пего
навернулись на глаза слезы. Он вспомнил
свою мать. Чтобы добыть кусок хлеба, она
работала поденщицей, стирала, д а ж е пахала. Одним из видов ее заработка било чтение псалтыря над п о к о й н и к а м и . Маленькому Павлуше очень нраиилось, как читает
мать такую толстую к н и г у . Как-то он приласкался к ней и сказал:
— Мама, и я буду читать, как вырасту?
Мать вдруг п р и ж а л а его к себе, сказала
тихо, чтобы никто не услышал:
— Не дай бог тебе так читать.

19

В одиннадцатом часу он закончил уборку и, довольный, присел на
д и в а н , на котором, свернувшись калачиком, спала Таня.
Струмилин выключил большой свет, включил настольную лампу,
открыл окно и, прислушиваясь к каждому шороху в переулке, сел за
письменный стол. Он ждал, когда приедет Лиля.
В комнате стоял зеленоватый полумрак. Таня мерно посапывала.
На туалетном столике Лили тикали часы.
«Как она будет рада! — подумал Струмилин, глядя на пол, который еще ни разу не натирался с тех пор, как пришла в его дом Лиля.
— Заранее вижу ее счастливое лицо...»
Закрыв глаза, Струмилин откинулся на спинку кресла. «Не сойду
с этого места до тех пор, пока она не переступит порог комнаты».

II
А УЛИЦЕ было еще
Н шли
из посольства. За

светло, когда Растиславский и Лиля выдва напряженных часа торжественной обстановки официального приема Лиля так устала, что ей хотелось как
можно скорее где-нибудь присесть и, оставшись наедине с собой, разобраться в запутанном клубке впечатлений. Речи, тосты, приветствия,
ответные тосты, реплики, остроты, каламбуры... — все это смешалось
во что-то непонятное, хаотичное... Перед ее глазами светилась белозубая, искристая улыбка седого посла, в каждом жесте которого, в
малейшем повороте головы, даже в том, как он держал бокал,— сказывались лоск, изящество. Первый раз в жизни Лиля почувствовала,
что значит в совершенстве владеть иностранным языком. Какими восторженными глазами смотрела она на Растиславского, когда тот свободно изъяснялся с французом. А когда к нему обратился на английском языке темнокожий мулат, он разговаривал с ним по-английски,
чисто и бегло. В трогательном внимании, которым он окружил Лилю на
приеме, она почувствовала, что Растиславский может быть ей настоящим другом. И ее потянуло к этому сильному человеку.
Светлана с мужем шли позади. Лиле неприятно было видеть муОказывается мать была совершенно неграмотной. Она раскрывала псалтырь для
видимости и, обладая исключительной памятью, произносила вслух слышанные ранее
строки толстой книги.
Как засушенный росток вдруг с жадностью начинает пить влагу, на глазах оживать, так и Павел Ощепков пил из неизведанного ранее источника знаний. У пария
оказались исключительные способности. За
три года он оканчивает пять классов, за четыре года — семилетку. И тут же в трудкоммуне становится отменным
столяром,
сапожником. В ботинках, сшитых им, щеголяли воспитанники школы. Они занимались
за партами, сделанными его руками.
Жизнь вдруг стала светлой, просторной,
и мир перед глазами стал другой. Страна
восстанавливала свое хозяйство.
Всюду
шли стройки. В ту пору внимание молодой
Советской республики было приковано
к
древнему Волхову. Там по личному задапню Ленина возводился первенец ГОЭЛРО
— самая мощная в ту пору гидроэлектростанция.
20

Вместе со своими товарищами поехал туда на экскурсию Павел Ощепков. Станция
была накануне пуска. Молодых экскурсантов встретил ее главный инженер, автор
проекта, Генрих Осипович Графтио. Еще до
революции составил он интереснейший про«т использования гидроресурсов Волхова.
Но
°" б ы л похоронен по воле частных владельцев тепловых электростанций, испугавшихся конкуренции. А уже в январе 1913
жизнь.
Человек большой мечты, Генрих Осипов
ич показал молодым экскурсантам станИ1
во всей ее к
асе и мощи
". °
Р
- У, Павла
Ощепкова загорелись глаза: «Вот оы мне
управлять такой силищей». А тут еще,
возвратившись в школу-коммуну, он прочитал в газетах о пуске электростанции.
Он заканчивает энергетический институт.
Бывший беспризорник стал специалистом с
высшим образованием. Его назначают работать в сектор эксплуатации Энергоцентра
ВСНХ.
Мать всегда помнит самостоятельный шаг
сынишки. Ученый никогда не забудет пер-

<1и1 Светланы, который в течение всего приема с напряженным лпи^,...
м н я л за спиной какого-то ответственного работника правительственна о аппарата и переводил ему слова высокопоставленного француза.
1 . 1 М , на приеме, Лиля случайно уловила взгляд Игоря Михайловича,
П1 к!повившийся на бутылке французского шампанского. Еще по дороге
п посольство Светлана прожужжала ему все уши, чтобы он не смел
прикасаться к вину. Было что-то подобострастное во всем облике Игор я Михайловича, когда он переводил. «Теперь я понимаю, почему
< нетлана в Париже чуть не сбежала от него к сержанту. С утра до
исчера она видела простодушно-безропотное лицо Игоря Михайловича...»— подумала Лиля 'и перевела взгляд на Светлану, беседовавшую
| генералом, который ей был, очевидно, хорошо знаком: уж очень разинзно она вела себя с этим немолодым военным.
— Игорь Михайлович просил подождать его,— сказал Растиславс'кий, замедлив шаг.
В глухом переулке, у тротуара, стояли десятка два легковых машин. Над радиаторами некоторых из них развевались флажки иностранных держав.
Длинные тени, падающие впереди, достигали противоположного
тротуара. Солнце огненными сполохами червонного золота горело в ок;.ах старинного особняка. На душе у Лили было светло и радостно.
Она чувствовала тепло сильной руки Растиславского, который поддерживал ее с левой стороны.
— Почему они задерживаются? — спросила Лиля.
—• Игорь Михайлович должен проводить до машины своего шефа.
— И это всегда так?
— Что?
— Приходится почти прислуживать?
Растиславский рассеянно улыбнулся.
— У него всегда. У других это получается гораздо солиднее. Я
видел много переводчиков. Среди них встречал таких, которые свое
дело делают с достоинством, красиво, так, что со стороны иногда бывает трудно определить, кто шеф, а кто переводчик.
кого удачного опыта. Помнит его и Павел
Кондратьевич Ощепков.
В первую пятилетку страна буйно развинала сво'ю энергетику.
Ряд иностранных
фирм вел строительство, монтаж и установку оборудования некоторых крупных элекгростанций. Так, известная английская фирма «Метрополитэн-Виккерс» строила Ивановскую тепловую станцию. И вот один из
турбогенераторов закапризничал. У него была мощность в 25 тысяч киловатт. Однако,
как только напряжение доходило до 18 тысяч, он немедленно отключался.
Из Иваново-Вознесенска пошли тревожные телеграммы в Москву: «Высылайте специалиста!» Выслали Павла Кондратьевича.
Директор станции Белов, главный инженер Рагозин и английский специалист Чапек
направились вместе с Ощепковым в зал релейной защиты. Система защиты большой
электростанции — это множество приборов
и автоматов, расположенных в специальных
помещениях. Это — глаза и мозг станции.
Во время работы станции к ним приближаться опасно. Ведь они находятся под высоким напряжением.
«Что делать?— молча думал молодой спе-

циалист. — «Неисправность, конечно, здесь.
Надо лишь проверить приборы. Но не отключать же генератор? Ведь он дает ток
заводам и фабрикам».
и
Ощепков заявляет:
— Буду проверять приборы зашиты без
остановки генератора.
Русские инженеры и английские специалисты смотрят на него, как на самоубийцу,
Такого еще не встречалось в их практике,
Павел Кондратьевич настаивает. Нельзя
же все делать по старинке. Нельзя всю
жизнь идти по раз и навсегда протоптанной стежке. Он остается один на один с
приборами, в которых сидит и смерть. «Спекойнее, спокойнее». Он вытирает холодный
пот, выступивший на лбу. Отыскал нужные
клеммы, приборы и провода. Теперь их надо включить для проверки в свои контрольно-измерительные приборы. Вот дрогнули
стрелки. Так и есть: неисправен один из
приборов иностранной фирмы АЕГ. Исправить прибор не так уж трудно.
И вот он отошел от щита. В зале тишина. Где-то за территорией станции ждут
тревожного сигнала. Все в порядке, дорогие мои!
21

— Однако, вас я не представляю в роли переводчика, стоящего
за спиной своего начальника.
Растиславский замедлил шаг.
Вскоре их догнала Светлана с мужем.
— Какая чудесная погода!— запыхавшись, проговорил Игорь Михайлович.— Наконец-то! Как гора с плеч. Кому удовольствие, а мне
эти банкеты — одна нервотрепка. Куда мы сейчас?
— После такого обильного возлияния нужно где-нибудь хорошенько поесть. Я дьявольски голоден,— сказал Растиславский.
— И я тоже,— простонал Игорь Михайлович, подыскивая каким
бы сравнением охарактеризовать свой голод. — Если мне через пятнадцать минут не принесут кусок жареного мяса, я съем кого-нибудь
из вас.
Они подошли к вороненому «ЗИМу», в котором их ожидал шофер
Растиславского.
— Куда поедем? — спросил Григорий Александрович, глядя на
Лилю.
Она пожала плечами.
. — Только не в «Метрополь».
— Почему? — удивился Растиславский.
— Уж больно у него дурная репутация.
— Наоборот!.. Это лучший ресторан в Москве. Там великолепная
кухня, неплохой оркестр... А потом... публика. Это тоже не последний
момент. Что же касается дурной репутации, то ее придумали сплетники и чересчур бдительные родители, которые больше всего на свете
боятся, чтобы их дети не обедали под одной крышей с иностранцами.
— Может быть,— согласилась Лиля, поудобнее усаживаясь в машине.
Шофер вопросительно смотрел на Растиславского.
— В «Метрополь»,— распорядился он и захлопнул дверку.
Доехали быстро. Бородатый швейцар широко распахнул перед ними двери.
В ресторане их ожидал заказанный Растисла1вским столик. В центре зала в громадной каменной чаше лениво бил фонтан. На эстраде,
Ощепков поднялся на пульт управления
и записал в вахтенном журнале: «Защита
турбогенератора № 5 проверена. Дефект
обнаружен и исправлен. Машину можно
включать на полную мощность».
В релейном зале он пробыл н е м н о г и м
более часа. А усталость была такой, будто
он без сна работал многие сутки.
Не заходя к директору, он поехал на
вокзал.
Слух об этом случае разнесся быстро ереди энергетиков. Специальным письмом управляющий Ивановской энергосистемы просил откомандировать Ощепкова на постоямную работу.
Он выехал туда. И снова смелые экспсрименты, опыты, опыты.
Встретив молодого специалиста, управляющий сказал:
— Вот вам ключ от четырехкомнатной
квартиры. Привезите семью.
Павел Кондратьевич даже растерялся:
— Да у меня нет никого.
— Ничего,— нашелся управляющий.—В
Иваново столько красивых
текстильщиц.
Оозаведетесь семьей.
Этого не случилось. Вскоре Павел Кон22

дратьевич Ошепков уехал из Иваново. Его
призвали в армию. Он уезжал с тем же фамерным чемоданчиком, что смастерил когда-то в трудкоммуне. Но он зез с собой
другой, ценнейший багаж: знания и опыт.
И еще одно: уверенность, что не всегда
следует верить в авторитеты, не всегда
нужно хвататься за хвост общепринятых в
науке и технике догм,
Псковским зенитным
артиллерийским
полком в 1932 году командовал кадровый
военный, человек большой культуры — Влад и м и р Михайлович Чернов. Он любил
в
свободные минуты побеседовать с курсантами-одногодичниками. Собственно говоря,
одногодичниками они назывались неизвестно почему. Срок прохождения ими командирской учебы был сокращен до полугода,
Ведь все курсанты имеют высшее образование. Они смогут и за этот срок пройти оощевойсковую подготовку, овладеть теорией
и практикой зенитной стрельоы.
Любимой темой для разговора у командира полка с курсантами была одна и та же—
как усовершенствовать зенитную оборону?
Участник гражданской войны, он прекрасно знал силу бурно
развивающейся

скользя унылыми взглядами по столам, сидели музыканты. У них
был небольшой перерыв.
Судя по тому, как учтиво поклонился Растиславскому пожилой
официант в черном фраке и как он улыбнулся при этом, Лиля поняла,
что Григорий Александрович здесь завсегдатай.
— Он вас знает? — спросила Лиля.
— Он меня обслуживает,— ответил Растиславский. — Что вы хотите? — спросил он у Лили и протянул ей меню. С тем же вопросом
он обратился к Светлане.
Лиля предоставила заказывать Растиславскому.
— А ты? — спросил он у Светланы.
— Вашему вкусу я верю больше, чем своему,— сказала Светлан а . — О том, что вы гурман, знают даже официанты Парижа.
Игорь Михайлович насилу дождался, пока принесут холодные закуски и вино.
Растиславский был внимателен к Лиле. Он с удовлетворением отметил изысканную простоту ее туалета. «Врожденный вкус и чувство
меры, прелестная женщина»,— думал он, наливая в рюмку Лили
коньяк.
— Коньяк пить не буду! — запротестовала Лиля.
— Это необычный коньяк, выдержанный, армянский. Вы даже
не почувствуете его крепости. А когда выпьете — усталость снимет
как рукой.
Лиля сдалась. Глядя в темные глаза Растиславского, она с каждой минутой чувствовала, что все более и более подчиняется воле это«
го непонятного, чужого человека.
— Хорошо, я выпью, только, пожалуйста, не наливайте мне больше!
Светлана выпила коньяк, даже не поморщившись. Закусила лимон*
ной долькой в сахарной пудре и принялась подбадривать Лилю.
— Чепуха! Не крепче выдержанного муската. Ты только попробуй.
— Да, кстати, ты читала Ремарка?
— Что именно?
— Ну, хотя бы «Три товарища»?Ма§ш?1с, п'ез! раз? 1
авиации. Возрастали скорости самолетов.
Увеличивался их «потолок», а зенитная артиллерия оставалась прежней. Артиллеристы пытались заблаговременно обнаружить
самолет лишь по слуху да с помощью прожекторов. Звук, как известно, идет медленно, он ненадежен. Прожекторам мешают и
ночь, и о'блака, и туман. А ведь в поединке
с самолетом дороги доли секунды. Победа
определяется прежде всего временем обнаружсния самолета.,
Вот почему командир полка люГ|л «затравить» своих высокообразованных курсантсз.
— Неплохо бы заставить ваши электроны, протоны и прочие «оны» послужить
нам, артиллеристам.
Среди курсантов был и Павел Кондратьевич Ощепкоз. Он уже знал, что «зеленый
ток» «медленно и плавно» мчится со скэростью триста тысяч километров в секунду.
С такой же скоростью распространяются и
радиоволны. Нельзя ли их использовать для
обнаружения самолетов? Ведь явление от1

ражения радиоволн наблюдал еще в прошлом веке изобретатель радио Попов,
Это был совершенно новый подход
к
сложнейшей проблеме. Раньше наблюдатель лишь ждал, когда цель подаст о себе
знать звуком или попадется в свет прожектора. Молодой специалист решил искать
цель.
Он поделился своими мыслями с команднром полка. Владимир Михайлович давно
уже заметил курсанта Ощепксва. Это ведь
он сумел математически доказать, что можно при стрельбе обсйтись без некоторых
установленных команд, что позволило намного увеличить скорость стрельбы. К словам такого человека следует прислушаться.
О предложении курсанта Ощспкоиа было доложено летом 1932 года старшему инспсктору Управления
противовоздушной
обороны Р К К А Иосифу Францсвичу Блакевич, который приезжал в полк,
Он внимательно выслушал Ощемкова, командира полка и уехал в Москву.

Великолепно, не правда ли? (фр.).
23

— Там на каждой странице герои выпивают по дюжине бутылок
вина. Вот все, что у меня осталось в памяти об этом романе. Помнится еще серебряное платье Пат. И вершина гор, где она умирала.
— А у меня этот роман — настольная книга. — Светлана лихо
щелкнула пальцами и восторженно воскликнула: — О! С'езИе сЬеГсГИеиуге! 1 '., моя Библия, мой Коран.
Лиля не ответила и молча выпила.
Вначале она не ощутила крепости вика, и только спустя несколько минут почувствовала, как по телу ее волнами пробежал приятный
озноб опьянения. Вдруг Лиле стало как-то особенно весело.
— Чему вы улыбаетесь? — спросил ее Растиславский.
— Можно подумать, что вы вспомнили что-то очень смешное и
интересное,— поддакнул ему Игорь Михайлович.
— Я просто -немножко опьянела. Со мной это случается. Почему
не играет оркестр?
— А что бы вы хотели? — спросил Растиславский.
— Что-нибудь... энергичное... Нет, лучше вальс.
Растиславский подозвал официанта и передал через него просьбу
Лили.
— У оркестра перерыв,— сказал официант.
— Когда он кончится?
— Через пятнадцать минут?
— Попросите от моего имени. — Растиславский закрыл глаза и
сделал многозначительную паузу. — Попросите, чтобы сыграли сейчас.
Официант поклонился и отошел.
Через минуту по залу поплыли тягучие, грустные «Амурские волны».
Почувствовав на себе взгляд Растиславского, Лиля встала. Они
вышли на середину зала. У фонтана кружилась молоденькая пара.
Он — высокий бледнолицый брюнет в длинном сером пиджаке. Она —
совсем еще девочка, с русыми кудряшками на висках, в коротком цветастом платье.
—• Какое у нее божественное лицо,— восторженно произнесла Лиля, глядя на танцующую девушку.
«Конечно, забыл о нас»,— подумал курсант. Это было тем более вероятным, что
в ту пору за границей всячески восхвалялись новые системы обнаружения самолетов, основанные на комбинации автоматики,
прожекторов и звукоуловителей. И в нашей стране широко рекламировались заграничные системы «Стерри», «Когнец» и
другие. Мы тоже спешно стали строить такие же ненадежные махины.
И вдруг в полк пришел приказ: откомандировать курсанта Павла Кондратьевича
Ощепкова в распоряжение VI Управления
Генерального штаба РККА.
Это управление занималось противовоздушной обороной. Оно было недавно создано и здесь царил дух настоящего творчества. Идея применения других средств
в цепях противовоздушной обороны горячо
поддерживалась начальником Управления
М. Е. Медведевым, его заместителем П. Е.
Хорошиловым и другими.
18 июня 1934 года П. К. Ощепков написал докладную записку с обоснованием
1

Это шедевр (фр.).

24

принципов противовоздушной обороны. Эту
записку направили на имя народного комиссара обороны К. Е. Ворошилова,
Это первый документ, официальный документ, из истории русского радара,
Вскоре нарком обороны принял энтузиастов нового направления в технике. На
встрече присутствовал первый заместитель
наркома обороны Михаил Николаевич Тухачевский, ведавший вопросами вооружения и новой техники.
Доказывать пользу нового открытия П. К.
Ощепкову не пришлось. М. Н. Тухачевский
сразу понял суть дела и тут же произвел
вслух расчеты:
— С увеличением скорости полетов бомбардировщиков расстояние, проходимое самонетой за одну секунду, постепенно станет соизмеримым с расстоянием, проходимым звуком за тот же период времени. Следовательно,
если
самолет
находится.
например, на расстоянии в 10 километров, то звук от него до наблюдателя
может дойти только за 30 секунд. За это

— Она лучше его,— согласился Растиславский. — Мне не нравится
С! О

ЛИЦО.

— Мне не нравится другое,— сказала Лиля.
— Что именно?
— Что эта девушка пошла в «Метрополь» с иностранцем. Как
правило, это плохо кончается.
Они кружились.
Плавно и медленно огибая фонтан, Растиславский кружил Лилю
II правую сторону. Лиля замечала, как все столы, люди, люстры плы|-.\ г в ее глазах... А Растиславский все кружил и кружил...
— Я упаду!.. — сказала Лиля. — У меня все плывет перед глазами:
с гены, фонтан, лица оркестрантов...
В какое-то мгновение ей показалось, что из-под ног ускользает
иол, что ее покидают силы. Закрыв глаза, она тихо шептала.
— Держите меня, держите... Я падаю...
А Растиславский все кружил и кружил.
— Ну довольно же, довольно... У меня разорвется сердце!.. Я упаду... Слышите, Григорий Александрович!..
— Еще немного... всего один круг...
— Нет, нет, кружите, кружите!.. Мне кажется, я лечу «а Марс.
/1 так счастлива!..
Когда Лиля шла к своему столу, ее слегка пошатывало. Щеки ее
пылали. Светлана завистливо посмотрела на подругу и не удержалась
(.Г

КОЛКОСТИ.

— У тебя щеки, как махровые маки.
Слова Светланы остались незамеченными.
Растиславский принялся за холодную закуску, а Лиля жадно цешла через соломинку ледяной пунш. Время от времени она вынимала
п.ю рта соломинку и безуспешно старалась утопить в прозрачном багровом напитке гладкооточенный кусочек льда, напоминавший отшлифованную морскую гальку.
Рюмки были налиты.
— Что это? Опять коньяк?—спросила Лиля и отшатнулась от
стола.
рсмя самолет, даже при скорости, равной
оловине скорости звука, может отклонитьч в любом направлении на 5—6 километпи, так что определение истинного место.1 хождения его в пространстве на основе
нукопеленгации может потерять
всякий
1
"'>1сл.
Ьозможности же полетов ночью, в облак.|х и за облаками не оставляют
другого
нмоора, как немедленно взяться за разрат и к у идей радиооюнаружения самолетов...
Ил вопрос о том, сколько нужно средств
1 . 1 И начала работ, Ощепков ответил, что
нгобходимо 250—300 тысяч рублей.
М. Н. Тухачевский тут
же обязал на•м^ьника управления и П. К. Ощепкова соI м н и т ь план работ, включить его в общий
п л а н по новой технике Наркомата обороны.
Ом тут же позвонил начальнику управления
ршоружений и приказал эти работы внести
и число особо важных с окончанием их перпой части уже в 1934 году.
В феврале 1934 года в военном журнале
••<;г>орник ПВО» № 2, 3 и 4 была напечатаН.1 большая статья Ощепкова «Современиме проблемы техники противовоздушной
ш'троны». В ней говорилось: «Сущность об-

наружения самолетов с помощью электромагнитных волн заключается в том, что если иметь источник генерирования ультракоротких или дециметровых и даже сантиметровых электромагнитных волн и излучеН ие этой волны от источника генерирования
направить в пространство, то, направляя
такой луч электромагнитных волн на какойлибо предмет, можно получить всегда обратный отраженный электромагнитный луч.
Приняв такой отраженный луч и определив
направление его распространения, можно
весьма точно определить не только напраиление на отраженную поверхность, но и
место ее нахождения...»
Статья кончалась словами:
«Проблема разрешения видения ночью и
в тумане очень близка».
Тема под названием «Разведывательная
электромагнитная станция
ВНОС»
была
включена в план научно-исследовательских
работ У п р а в л е н и я ПВО РККА на 1933 год.
В августе 1933 года в квартире президента Академии наук СССР М. П. Карпинского на Васильевском острове, в Ленинграде,
раздался телефонный звонок. Секретарим
сказала, что академик болен и никого не

Пустяки!—ответил Игорь Михайлович, уплетая салат из помидоров. — Пить нужно все, что наливают в бокалы.
- Ье ут ез1 Пгё — 11 Гаи! 1е Ьо1ге!' —воскликнула Светлана и
ч о к н у л а с ь с Лилей.
...И снова Лиля пила выдержанный армянский коньяк.
Официант достал из ведра со льдом бутылку шампанского и рас- ||
купорил ее с тем особенным шиком, который достигается только боль- |.
шим опытом. Когда вино заискрилось в высоких хрустальных бокалах,
Лиля не заметила, как перед ней на маленькой тарелке появилась
раскрытая плитка шоколада.
— Григорий Александрович, зачем *вы хотите меня споить? —
спросила Лиля, держа в руках бокал с шампанским. — Я предлагаю
тост за дружбу! За такую дружбу, от которой люди становятся сильнее, чище! Что же вы, Игорь Михайлович? Или вам не нравится мой
тост?
Лиля была уже заметно пьяна.
— Великолепно!.. Тост вечный!.. — ответил Игорь Михайлович и
чокнулся с Лилей.
Шипучее шампанское резко ударило в нос, и Лиля с трудом сделала несколько глотков.
— Что же вы так плохо пьете? — мягко упрекнул ее Растиславский.
Лиле показалось, что и вино Растиславский пил с каким-то особым
изяществом и невозмутимым спокойствием. Не морщился, не тряс головой, как это делал муж Светланы, не ловил судорожными пальцами шоколадку или кружочек напудренного сахаром лимона, когда
опорожнял рюмку коньяка. Ничто не ускользало от внимания Лили
даже теперь, когда ей снова вдруг 'стало беспричинно смешно. Она
отпила еще несколько глотков шампанского и попросила Растиславского, чтобы оркестр сыграл танго.
Оборвав почти на середине фокстрот, оркестр начал медленное
танго. Это был заказ Растиславского. Лиля и Григорий Александрович
вышли к фонтану. Он мягко, но властно привлек ее к себе. Лиля вдруг
показалась себе слабой и беспомощной: отними сейчас Растиславский
принимает. Однако, услышав фамилию звонившего, она тут же пошла к президенту,
быстро возвратилась и сказала:
— Приезжайте, он вас давно ждет.
Больной президент с любопытством поднялся навстречу вошедшему молодому человеку, сказал приветливо: «Слышал, слышал о вас. Чем могу быть полезен?»
Павел Кондратьевич Ощепков подал ему
официальное письмо Наркомата обороны с
просьбой включить ученых в разработку
новой научной проблемы.
Прочитав письмо и выслушав своего посетителя, академик сразу оживился:
— Ух ты, какое делище-то! А?
Потом вдруг спросил:
— Как специалисты относятся к нему?
— Многие не верят.
— Это даже хорошо. Человек привыкает
к своей специальности, как к старой обуви.
Не жмет и ладно. Больше всего мне досталось именно от геологов.
Подумал и сказал:
— Я бы вам посоветовал сперва погово1

26

Вино разлито.— надо его пить! (фр.)

рить с Крыловым. Умнейший человек. Чутье
у него ко всему новому. Поставленные вами вопросы решим, обязательно решим.
Известный кораблестроитель, академик
Крылов сперва холодно встретил Ощепкова:
— Я, коллега, не специалист по радио.
Потом прислушался, расцвел и сказал:
— Да об этом же еще Попов мечтал.
Помню, как он спас броненосец «Генераладмирал Апраксин, который в 1899 году
сел на мель по пути в Ревель. Если бы не
радиопередатчики Александра Степановича,
погиб бы «Генерал-адмирал Апраксин».
Своими глазами видел.
Академик помолчал немного и с присущей ему деловитостью сказал:
— Давайте подумаем, что предпринять?
В эту же поездку Ощепкоз встретился
с академиком С. И. Вавиловым. Позже он
побывал у академика А. Ф. Иоффе и у других крупнейших ученых. Все они одобрили
новую идею.
В работу включились ученые Ленинград-

| > 1 ее талии р у к у — и она рухнет на пол посреди зала. Горячее дыхан и е Растиславского обжигало ей щеку. С каждым поворотом, когда он
п р и б л и ж а л ее к себе, Лиля растворялась в каком-то незнакомом ей
чувстве.
— Не нужно так близко, Григорий Александрович!—взмолилась
Лиля.
Растиславский ничего не ответил и еще ближе привлек к себе
Лилю.
Оркестр выводил медленное грустное танго.
— Лиля!..
— Что, Григорий Александрович?..
— Лиля!..
— Говорите, я вас слушаю.
— Я боюсь вас... Вы особенная!.. Вы «е такая, как все. В вас есть
что-то от самого бога... — Он замолк, делая плавный разворот.
— Лучше, если бы от сатаны... — улыбаясь, сказала Лиля, снизу
вверх глядя в глаза Растиславскому.
— Да, да, вот именно, от сатаны!.. Я боялся произнести это слово.
Лиля звонко рассмеялась.
— Мне почему-то сейчас очень хочется выпить! Я даже не знаю,
отчего это? Скажите, Григорий Александрович?
— Тоже не знаю.
— Нет, вы знаете. Вы все знаете! Вы только делаете вид, что не
знаете.
Они танцевали молча. Лиля устала.
— Я больше не могу, Григорий Александрович...
Они кончили танцевать и направились к своему столу. Оркестр сразу же умолк.
Растиславского и Лилю ожидали только что поданные бифштексы.
— Лучшие бифштексы в Москве готовят ;в «Метрополе»,— сказал
Растиславский, разрезая кусок неподатливого мяса на тарелке Лили.
И тут же пошутил: — Только нужно иметь руки штангиста, чтобы его
разрезать.
Светлана была не в духе. Игорь Михайлович не танцевал. Не раз
ского электрофизического, Харьковского
физико-технического институтов. На специальное конструкторское бюро, которое
возглавлял П. К. Ощепков, была возложсна задача разработки системы панорамного
радиообнаружения под шифром «Электровизор».
Работы по радиообнаружению разворачивались с большим размахом. В них п р и н я л и
участие десятки виднейших ученых и специалистов. Все исследования поражают исключительной целеустремленностью. 16 января 1934 года в Академии наук СССР было проведено специальное совещание. Вот
перед нами его протокол: присутствуют академики: Вавилов, Чернов, профессора: П. Д.
Папалекси, Д. А. Рожанский, И. Н. Андреев, инженеры: П. К. Ощепков, В. В. Цимбалин, Б. М. Штембель, П. Е. Хорошилов.
Председательствует академик Иоффе. Докладывает П. К. Ощепков.
После глубокого обсуждения, ученые решили:
«Из технических средств, могущих обеспечить в наикратчайший срок разработку
приборов, обеспечивающих
обнаружение
самолетов в названных условиях,
могут

явиться приборы, построенные на принципе
использования электромагнитных волн достаточно короткой длины...»
И снова пожелтевшее от времени документы. 9 и 10 августа 1934 года в районах
Краскогвардейска и станции Сиверская под
Ленинградом испытывалась первая станция
радиообнаружения. Читаем протокол:
«1. На расстоянии порядка 50 км высота
5.300 метров не является предельной для
участвовавшего в испытаниях типа самолетоз, так как существенного ослабления эффекта с увеличением высоты дэ предельной,
не наблюдалось...»
Испытания проводил П. К. Ощепков и
Ь. М. Штембель.
I I августа в районе Лахти испытывался
еще один образец. В протоколе сказано:
«Во всех случаях наличие самолета в яоне радиусом до 3 километров от принимаемающего устройства и при высотах
до
1.000 метров ясно ощущалось
приемным
устройством по появлению в телефоне характерных биений, обусловленной приемной
интерференционной прямой и отраженной
волны,
Комиссия констатирует, что положенный
27

она в.чглядом давала знать молодым людям за соседним столиком,
чтобы те были смелее. Но никто из них не решался подойти к Игорю
Михайловичу, чтобы попросить разрешения пригласить на танец его ']
д а м у . Настроение Светланы падало с каждой минутой. А когда она
увидела, как светились глаза Лили во время танца с Растиславским,
ее нетанцующий супруг стал ей невыносим. Шепотом она успела назвать его «мешком с мясом», что, впрочем, нисколько не испортило
аппетита Игоря Михайловича.
...Пили перед бифштексом, пили за бифштексом, пили после бифштекса... Пила и Лиля. Не раз еще играл оркестр по заказу Растиславского. Григорий Александрович и Лиля не пропускали ни одного
танца.
В двенадцатом часу Светлана неожиданно встала и, нервно затягиваясь папиросой, сказала, что ей пора домой, что она умрет от
скуки. Но ее удержал Растиславский. Она села. Только он один еще
имел на нее влияние.
Но через несколько минут Светлана снова закапризничала и, пуская через соломинку пузыри в пунше, продолжала портить настроение
Растиславскому и Лиле. В ней заговорила неприкрытая зависть. Теперь она уже жалела, что познакомила Григория Александровича со
своей подругой. Никогда она не думала, что Растиславский, этот каменно-невозмутимый и
расчетливый
Растиславский, может
влюбиться в женщину. В сердечных делах она считала его тем пеплом, на который бросай любые искры,— все равно они не вспыхнут
пламенем, даже не затлеют. А тут, вдруг... На тебе — он ястребом
кружил над Лилей. Он не спускал с нее глаз. Он даже стал сорить
деньгами. Оркестр играл только для них! Нет! В эту бочку меда
Светлана завтра же выльет такую ложку дегтя, что они тут же отшатнутся друг от друга. Она это сделает непременно. Но, конечно, сделает так тонко, так незаметно, что оба они, и Растиславский и Лиля,
будут по очереди исповедоваться перед ней в своих разочарованиях
и станут благодарить за дружеское участие. Но самое главное — сегодня, сейчас же оторвать Лилю от Растиславского! Иначе будет
поздно.
Светлана посмотрела на часы.
принцип в разрешении поставленной задачи
верен и считает необходимым всемерно форсировать дальнейшие работы сю разработке
окончательного образца.
Испытания проводили А. А. Чернышев,
П. К. Ощепков, Б. М. Штембель, П. Е. Хорошилов, Д. С. Чаусов, М. И. Миронов».
Вскоре были готовы и окончательные образцы. 26 октября 1934 года на заколе имени Коминтерна в Ленинграде был подписан
договор на изготовление совершенно секретных установок под шифрами «Вега» и
«Конус». Это был первый в мире промышленный заказ на изготовление 5 станций
для радиообнаружения самолетов.
Командование Красной Армии прекрасно
понимало значимость этих работ. М. Н. Тухачевский направляет инженера
II.
К.
Ощепкова к Сергею Мироновичу Кирову с
нижеследующим письмом, которое публикуется впервые:
7 октября 1934 года
№ ЭТС/65323
Секретарю ЦК ВКП(б)
тов. Кирову.
28

Уважаемый Сергей Миронович!
Проведенные опыты по обнаружению самолетов с помощью электромагнитного луча подтвердили правильность положенного
в основу принципа.
Итоги проведенной научно-исследовательской работы в этой части делают возможным приступить к сооружению
опытной
разведывательной станции ПВО, обеспечивающей обнаружение самолетов в условиях
плохой видимости, ночью, а также на больших высотах (до 10 тысяч метров и выше)
и дальностью (до 50—200 км).
Ввиду крайней актуальности для современной противовоздушной обороны развития данного вопроса, очень прошу Вас, не
отказать помочь
инженеру-изобретателю
Ощепкову П. К. в продвижении и всемерном ускорении его заказов на ленинградских заводах (радиозавод имени Ком и н т е р н а , з-д «Светлана» и др.)
Более детально вопрос Вам доложит тов.
Ощепков в Ленинграде.
Заместитель Народного Комиссара
Обороты Союза ССР Тухачевский М. Н.

Уже пора! Тебя, та спёге, ждет больной муж. Да и мы засн!•• чип.. Дома мама, наверное, сходит с ума, даже не позвонили.
Напоминание Светланы о больном муже хлынуло на Лилю ушатом
и

1Я1НШ

ВОДЫ.

•—• Да, да... Ты права, Светочка... Николай Сергеевич теперь уже
М . Р . шуется... Я прошу вас, Григорий Александрович, проводите меня до.'..и, я немного пьяна.
Растиславский почти с ненавистью посмотрел на Светлану, кото,>,г,| с плохо скрываемым злорадством приняла этот взгляд, но сдела1.1 иид, что не понимает его,
Григорий Александрович рассчитался с официантом и щедро опла• ил заказы оркестрантам. Перед самым уходом он на минуту задер/к.|.1ся и что-то шепнул официанту, тот утвердительно кивнул головой.
... Ночь была прохладная. В скверике, на площади Свердлова, было
иитынно. У Лили кружилась голова. Опираясь на руку Расткслаз( ы>го, она твердила про себя одну и ту же мысль: «Что делаю?.. Что
,1 делаю!.. Ужасно!..»
Ночная Москва затихала. Она жила в эти поздние часы только
.|.п:и1ью огней, пестротой реклам и мигающих неоновых вывесок...
Светлане и Игорю Михайловичу нужно было ехать на Песчаную
\ . ! и ц у , Лиле — в сторону Сокольников.
Как ни пьяна была Светлана, все-таки на прощание, садясь в так« и , она еще раз напомнила Лиле о больном муже.
— Лилечка, передай привет Николаю Сергеевичу. Пусть он скорее
поправляется. Да не забывай, позванивай. Поправится — приходите
и 1,!юем... — Последние слова она произнесла, когда машина тронулась.
Лиля и Растиславский остались вдвоем на затихшей площади.
— Лиля, вам нужно побыть на воздухе...
—• Да, я хочу немного посидеть...
Они перешли пешеходную дорожку и свернули в сквер. Расти« л а в с к и й молча показал на свободную скамейку. Сели. Лиля откину. |;юь на спинку и глубоко дышала.
— Я так пьяна, что боюсь идти домой... — почти шепотом проговорила Лиля, склонив голову на плечо Растиславского.
Сергей Миронович Киров взял под свой
нонтроль этот государственной важности
.аказ. Станции были изготовлены в корогкий срок.
Не следует думать, что все шло гладко.
Летом 1935 года было решено показать од.IV из новых опытных станций членам праиительства и высшему командному составу
к Москве. Излучатель был установлен на
керхнем этаже дома № 14 по Краснознаменнои улице в Лефортово, а приемное усфойство находилось в районе Нозо-Гиреено по шоссе Энтузиастов, сразу же за Измайловским парком.
Демонстрация шла хорошо. Все были в
прекрасном настроении. Морщился только
один маститый академик (не будем называть сейчас его фамилию).
— Каково ваше мнение?— спросили его.
— Все это чепуха,— отрезал
он.— Вы
мринимаете не сигналы самолета, а искры
от проходящих трамваев.
Павел Кондратьевич даже вздрогнул от
удивления. Он довольно в невежливой форме сам усадил академика за приемное устройство.
— Действуйте!

Академик дал команду включить излучатель, несколько раз по рации меняя курс
невидимого самолета. Сигналы были тс же.
Он поднялся, помолчал и потом сказал:
— Я ошибся. Мы присутствуем при новом открытии, обогащающем человечество.
...Вот передо мной лежат в русском переводе две любопытные книги. Одна из них
английская, другая — американская. Обе
они изданы в одном и том же 1946 году,
Э т о — о ф и ц и а л ь н а я история «Радара». Что
же мы читаем в них? На странице 11 американского «Радара»:
«Идея радиолокации возникла независимо у различных лиц и в различных странах
мира после того, как импульсная техника
оказалась пригодной для обнаружения таких объектов, как самолеты и корабли.
Вероятно, эта идея возникла одновременно
в Америке, Англии, Германии и даже Японии...»
Про нашу страну здесь даже не упоминается. Ни слова нет по этому поводу и в
английской истории «Радара».
А когда же все-таки начались работы в
этой области в США и Англии, когда там
приступили к промышленному изготовле29

Молчали долго. Наконец Растиславский заговорил.
- Зайдемте ко мне.
- К вам?!—Лиля подняла на Растиславского тревожный взгляд.
- Куда?
— В гостиницу.
— В «Метрополь»?
- Да.
— Зачем?
— Я там живу. У меня там номер.
— Разве вы не москвич?
— Нет, я не москвич. Я из Ленинграда. В ожидании московской
квартиры временно проживаю в гостинице.
Лиля поднесла ко лбу руку.
— У меня так кружится голова!.. Все плывет перед глазами... О,
боже, как я пьяна!.. Зачем вы заставляли меня так много пить?!.
— Вам ни в коем случае нельзя в таком виде приезжать домой.
— Что же вы предлагаете? — Лиля закрыла глаза.
— Пройдемте ко мне. Вы выпьете чашку крепкого черного кофе,
и все как рукой снимет.
— Вы так думаете?
— Это испытано.
После некоторой паузы Лиля сказала:
— Вряд ли я смогу идти. Меня не слушаются ноги. Нет, нет... Зачем вы меня так напоили? Зачем, Григорий Александрович?.. — по
щекам Лили скатились две крупные <слезы. Она всхлипнула, как ребенок.— Что я делаю!..
Растиславский наклонился к ней.
— Лиля, вы плачете... Чем я обидел вас? Пойдемте, я умоляю
вас, это совсем ненадолго. Я помогу вам... — Растиславский встал,
взял Лнлю за плечи и помог ей подняться со скамьи.
До входа в гостиницу шли молча. Швейцар широко распахнул перед ними дверь. Растнславскнй незаметно сунул в его руку десятирублевую бумажку.
Не задержала их и дежурная по этажу. Несмотря на поздний час,
нию радиолокационных установок?
Официальная история американского «Радара»
отвечает:
«В 1935 году, по настоянию вице-адмирала Боуэна (в то времп н а ч а л ь н и к а технического бюро Морского к о м и т е т а ) , конгресс
США ассигновал Морской исследопательской лаборатории 100 тысяч долларов на
научные работы. Это была первая с у м м а ,
отпущенная для развития радиолокационной техники» («Радар в США». Официальная история. «Советское радио». М. 19-10,
стр. 10—11).
По настоянию маршала М. Н. Тухачевского первые суммы на такие исследовательские работы у нас были отпущены в
1933 году.
Читаем далее американскую официальную историю «Радара».
«В октябре 1939 года подписан первый
контракт на изготовление шести станций
для обнаружения самолетов» (стр. 11).
У нас аналогичный договор на постройку 5 станций был заключен с заводом им.
Коминтерна на пять лет раньше. В первой
половине 1937 года у нас были проведены
испытания еще более совершенной аппа30

ратуры, представляющей по существу современный тип радиолокатора...
Мы далеки от мысли принижать заслуги
английских и американских ученых, инженеров, военных. Мы просто говорим, что история величайшего открытия человечества
не полна без советских страниц. Ведь первые в мире такие станции назывались порусски—приборы для радиообнаружения
самолетов.
Иностранное слово «радиолокатор» приП1ЛО к нам из-за границы в 1941 году вместе с закупленными там станциями типа
«Сон». Случилось это потому, что был расстрелян маршал Тухачевский, были арестованы инженеры Хорошилов, Ощепков и
многие другие. На станции для радиообнаружения самолетов стали коситься как на
вредительские.
Напомним скорбные строки, будто забрызганные кровью людей:
«В течение первого дня войны бомбардировщики противника совершили
массированные налеты на 66 аэродромов приграничных округов. Ударам подверглись главным образом те аэродромы, на которых
базировались советские истребители новых

им,! г дел ала вид, что не заметила прихода Растиславского с молодой
м-шциной.
Двухкомнатный номер был обставлен хотя старомодно, но роскошно На столе в хрустальной вазе стояли розы.
— Цветы!.. — воскликнула Лиля и припала лицом к розам.—
К . 1 К я люблю цветы!..
— Мне привезли их с юга.
— Что может быть красивее цветов!? Розы!..
Растиславский помог Лиле снять перчатки, усадил ее в кресло
II пышел из номера. Через несколько минут он возвратился. Почти
с л е д о м за ним пожилой официант вкатил тележку с вином и закуск л м и . Это был тот самый официант, который обслуживал их в рестор.чне. Учтиво поклонившись Лиле, он поставил на круглый стол,
покрытой белой скатертью, вино, вазу с фруктами, шоколад и
папиросы.
— А кофе? Где же черный кофе, Григорий Александрович? Неужели опять вино?
— Кофе будет через несколько минут.
Официант поклонился и вышел.
Из смежной комнаты доносились приглушенные звуки восточной
мелодии.
— Вы любите восточную музыку, Лиля? — спросил Растиславскпй, настраивая в другой комнате магнитофон- И, не дождавшись
ответа, снова спросил: — Не любите? Тогда, хотите, я поставлю
Монтана?
И снова Лиля ничего не ответила. Уронив голову в ладони, она
сидела неподвижно.
— Что с вами, Лиля? — Растиславский уверенно положил на ее
плечо руку. Лиля сидела не шелохнувшись.
Растиславский потушил люстру и включил
зеленый
торшер.
В номере разлился лимонно-желтый полумрак.
Лиля подняла голову и увидела на столе два бокала, доверху
конструкций. В результате этих ударов и
:;::пряженных воздушных боев потери нашей авиации к полудню 22 июня составили
около 1.200 самолетов». (История Великой
Отечественной войны, т. II, стр. 16).
Это произошло потому, что:
«Радиолокационные станции, да и те
лишь единичные, имелись только в системе
противозоздушной
обороны».
(История
Великой Отечественной войны, т. 1, стр.
454).
С) Р А Н Н И Й час, когда серые лучи рас*-*света еще смешаны с темнотой уходятой ночи, из подъезда дома одного из Акадсмических переулков Москвы выходит
еще по-юношески стройный человек. Он
оыстро направляется к недалекому зданию
Института металлургии им. Байкова.
В это час Ленинский проспект, где находитсп этот институт, напоминает этакую
демонстрацию ученых. В десятки научноисследовательских институтов, что разместились здесь, спешат молоденькие лаборантки, маститые профессора, едут известные
всему миру академики. И почти каждым

знает этого человека с молодым блеском
глаз и с сединой, что давно вплелась в
некогда густые волосы. Он проходит мимо
основного здания института и направляется
в подсобное помещение. Здесь расположена
электрофизическая лаборатория,
которой
вот уже почти десять лет руководит доктор технических наук профессор Павел Кондратьевич Ошепков. Кстати сказать, это
один из немногих наших ученых, которому
за выдающиеся заслуги перед отечественной наукой присвоили на одном и том же
заседании Ученого совета института физики сразу и кандидатскую и докторскую степени без защиты диссертации.
Его лаборатория граничит с мастерскими
„ с а ма она напоминает цех хорошего завода. в тесной комнатушке его ждут уже сотрудники в таких же рабочих темных халатах, какие носят на промышленных прсдприятиях.
— Кого-то сегодня нет?—сразу замечает
Павел Кондратьевич.
— Лазаря Моисеевича Дуна. На заводе,
— Очень хорошо. Начнем с главного,
Первое слово, которое произносится в лаборатории утром вместе со «здравстуйте»—

31

налитые пином. Глаза ее сузились, она строго посмотрела на Растиел а некого.
— Вы что, хотите меня споить?!. Эх вы, Григорий Александрович!..
Неужели и вы такой же, как все?! А я думала, что вы другой! Я думала, что вы выше, чище, чем остальные...
Лицо Лили стало по-детски обиженным и печальным. Рассеянный
взгляд ее остановился на розах.
— Вы хотите, чтобы я пила еще? Хотите? — В голосе ее прозвучали непонятные Растиславскому нотки.— Так я буду пить!.. Нате!..—
С этими словами она решительно взяла со стола бокал и, к удивлению
Растиславского, не отрываясь, выпила его до дна. Это был крепкий
коктейль.
— Лиля!..
— Ну что? Вы довольны? Вы своего добились? — на лице ее
застыла маска мстительного выжидания.
Растиславский на минуту растерялся.
— Я не хочу вас спаивать, Лиля. Я просто...
— Что? Что просто?!. — Лиля захохотала громко и нервно. — Вы
просто видите, что вы мне нравитесь... Вы видите, что я, как кролик,
стою перед раскрытой пастью удава!.-. Кричу, упираюсь, а сама лечу
в эту пасть!...
Лиля запрокинула голову на спинку кресла. 'По щекам ее потекли слезы.
Растиславский вздрогнул при виде слез. Тремя крупными глотками он опрокинул бокал и нервно заходил по комнате.
— Почему вы плачете, Лиля?
— Потому что... Потому что мне с в а м и хорошо. -Мне никогда не
было так хорошо... Григорий Александрович...
Растиславский подошел к Лиле, уверенно и осторожно поднял ее
на руки и, как маленького ребенка, перенес на диван. Лиля не сопротивлялась. Ее рука обвила шею Растиславского. Из соседней комнаты
неслись «Парижские бульвары» Монтана...
...Все, что было дальше, Лиля осознавала, словно через какую-то
«интроскопия», для многих пока мало понятно.
...Вы просыпаетесь утром,
открываете
глаза и мир предстает перед вами в солнечном блеске. Ветер колышет зеленые листья. Плывут в небесной голубизне белесые
облака. Резкая тень легла на росную траву.
Как много красок перед в а ш и м и глазами.
Павел Кондратьевич Ощс-пков юворит
совершенно другое:
- Человеческий глаз далек от совершенства. Он видит очень и очень мало. Перед
вашим взором даже не окошечко в мир, а
узенькая щелочка.
Дело в том, что наш глаз может воспринимать тйлько те волны, которые находятся
в пределах от 0,4 до 0,8 микронов. А в мире
так много других световых волн, которые
нам невидимы.
Человечество давно обеспокоено этим обстоятельством. Во второй половине X V I I
столетия Левенгук направил микроскоп на
каплю воды. Перед его глазами вдруг открылся мир, населенный сотнями миллионов
мельчайших существ. В начале того же
X V I I века Галилей устремил в небесные
32

просторы первый телескоп. И он увидел необъятный мир невидимых нам звезд.
Но человеческий глаз не может заглянуть
внутрь бетонной плотины мощной электростанции или внутрь человеческого сердца.
Правда, лучи Рентгена известны'давно. Они
позволяют видеть контуры, тень внутренних
органов человека. А как было бы хорошо.
если б у нас были такие глаза, перед которыми человек был бы прозрачным! Врач в
^2*
Кондратьевич
Мы с м о т
Р и м в интроскоп. Перед нами в
объективе просвечивающая жидкость с какими-то светлыми точками,
_ д\ ы заглянули внутрь человеческой
крови,— говорит он.— Впервые челозечес к и й г л а з МОЖ ет видеть ее так, как будто
о н а совершенно прозрачна. Теперь взгляните на это.
Он показал нам кусок кремня. Темный
материал изумительной крепости. Смотрим
на ие/о в микроскоп. Он будто стал стеклянным, весь прозрачен. Вон внутри у прошли трещины. Давайте рассмотрим их поближе. Они нам видны также, как белова-

п.1мч;1тую волнистую пелену. Все кружилось, сливалось, все плыло
игре 1. глазами... Она чувствовала, как Растиславский целовал ее руки,
I 1.1 1,ч, губы... Каждое его прикосновение было для нее дорогим, она
I .и и.п.шалась в его сильных руках. Слышала все: как он снимал с нее
I м|). ж, как с дивана нес на кровать... И снова целовал. Целовал
Ц| < I унленно.
...Струмилин в эту ночь Лилю так и не дождался. Утро он
не тротил в кресле.

III
солнечное утро, когда Лиля вышла из «Метрополя».
С ТОЯЛО
:)на не знала, куда ей идти. Было страшно вспоминать то, что

«мучилось. Усталая и разбитая, она дошла до телефона-автомата и
шгшонила на работу. Сказала, что больна и на работу выйти не может. Директор универмага принялся расспрашивать, что с ней, преди г а л помощь. Не дослушав его до конца, Лиля ответила, что ей
н и ч е г о не нужно, что навещать ее нельзя. И повесила трубку.
Механически она вошла в вестибюль метро, взяла билет и спу| шлась по эскалатору. Вместе с потоком людей ее вынесло на посашчную площадку. «Куда?»—спрашивала она себя и, не раздумывая,
подхваченная водоворотом пассажиров, вошла в вагон. Ей уступила
место девочка в школьной форме.
Мелькали за окнами расплывчатые пятна огней, оставались позади станции, выходили и входили люди... Все куда-то спешили, чем-то
м ы л и озабочены, и лишь она одна не знала, куда и зачем едет.
У «Сокола» в вагон вошла молодая женщина в форменной фуражке.
— Гражданочка, поезд дальше не идет.

«ля пуговица на дне пустого стакана. Кремний с изъяном, который, кажется, можно
потрогать рукой.
Что же происходит в интроскопе? Неви| ц м ы с нам инфракрасные лучи легко проходят через кремний. С помощью электроники их превращают в видимые нашим гла1ам оптические изображения. Кремний становится прозрачным и для нашего взгля;| а.
А таких лучей, с помощью которых мы
можем заглянуть в любую непрозрачную
I реду, уже известно очень много. Это и
1,1мма-излучения высоких энергий, рентгеновские излучения, инфракрасные излучения, магнитные и электрические поля, упруI не колебания высокой частоты и многиемногие другие. Для них весь мир прозрачен. Они проходят, как солнечный свет
1-квозь оконное стекло, и через бетон, и через сталь, и через тело человека. Лаборатория Ощепкова и занята созданием совершенно новых приборов для видения в ненидимых сферах. Отсюда и название —индроскопия, что в переводе означает «видеть
к невидимом».
Интроскопы сделают весь мир прозрачным для человека. Мы увидели мир мельч а й ш и х микробов с помощью микроскопа.
\\ы взглянули в неоглядные дали Вселен3. «Байкал» № 3

ной с помощью телескопа. Теперь мы открываем перед собой новый мир непрозрачных сфер, внутреннего строения камней, растений, металла, организмов, наших предметов.
Какова перспектива направления в науке
и технике?
Павел Кондратьевич говорит:
— Сейчас это даже трудно себе представить. Давайте перечислим, где может применяться интроскопияАгроном выводит новый высокоурожайный сорт пшеницы. Ему так хочется заглянуть внутрь растений, где происходит великая тайна превращения солнечной энергии,
соков земли в хлеб. Эта тайна сейчас от
нас скрыта. Новые приборы помогут открыть ее.
Мощная плотина преградила реку. Инженеру необходимо заглянуть внутрь ее. Ссе
ли там в порядке, нет ли предательских
трещин где-нибудь в глубине многометрбвой
толщи? Без интроскопа это сделать нельзя.
Нам нужно видеть внутреннее строение и
мощного коленчатого вала, и мотора автомобиля, и стены нового дома. Врач давно
мечтает о том, чтобы воочию увидеть внутренние органы человека. Вот что такое интроскопия!
Как-то вот в эту же лабораторию загля33

Только теперь, словно очнувшись, Лиля поняла, что осталась
пустом вагоне одна.
- Вы не здешняя? — спросила женщина в форменной фуражке.Куда вам ехать?
— Мне... До «Белорусской»,— сконфуженно ответила Лиля|
и вышла из вагона.
На противоположной стороне платформы стоял только что подо-1
шедший поезд. Не задумываясь, Лиля вошла в вагон. И снова она!
никого не замечала. Перед ней неотступно стояло лицо Струмилина.1
Его добрые и преданные глаза смотрели ей прямо в душу и спраши-1
вали: «Что случилось, Лиля? Я ждал тебя всю ночь... Почему ты даже|
не позвонила? Это жестоко, Лиля. Я люблю тебя, Лиля...»
Л иле не хватало воздуха. Ей хотелось скорее выйти на улицу и|
идти навстречу ветру. Но тут же другая картина, другой образ за-1
слонил собой страдальческое лицо Струмилина. Она видела черные,)
с зеленоватым отсветом глаза Растиславского, слышала его вкрад-;
чивый голос: «Ты будешь моей! Всегда, всегда моей! Я долго искал
тебя... Искал всю жизнь и наконец нашел. Мы созданы друг для
друга! Ты станешь моей женой! Любой твой каприз, малейшая прихоть будет для меня законом. Я увезу тебя далеко-далеко, в другую
страну, и там, на чужбине, ты будешь моей родиной, моим другом,
звездой в моей запутанной судьбе! Разве ты не видишь, как я люблю
тебя?!.» А потом руки, сильные пружинистые руки... Вот они берут ее,
берут ласково, нежно, как невесомую пушинку, и несут... |Все кружится... Лиля вдыхает тонкий аромат роз, открывает глаза и видит:
Растиславский поднес ее к столу и приблизил лицо к хрустальной
вазе с цветами. Лиля закрывает глаза и чувствует, что ее понесли,
закружили... Вот она снова ощущает его пьянящее дыхание. И губы,
горячие губы... Она задыхается и еле слышно шепчет: «Пожалейте!..»
нул старый друг
Павла Кондратьевича,
крупнейший физик нашего времени, недавно
умерший академик А. Ф. Иоффе. Пораженный виденным, он зашел к директору института вице-президенту
Академии наук
И. П. Бардину и оставил такую записку:
«Основное впечатление — это удачное сочетание новаторства в области научно-технических идей с новыми путями разрешения встречающихся трудностей.
Количество новых идей, возникших и осуществленных в лаборатории Ощепкова, вызывает восхищение и настойчивое желание
увидеть их развитие. Не сомневаюсь, что
они оплодотворят не только оптику, но и
электронику и сделаются исходным пунктом развития новых областей техники».
Создана целая группа приборов, преобразующих невидимые излучения в видимые. Они уже принесли огромную пользу
нашей стране. А в лаборатории идут беспрерывные поиски. Их ведут талантливые
соратники профессора — Лазарь Моисеевич
Дун, Борис Афанасьевич Осанов, Виктор
Иванович Ныоалка, Феликс Николаевич
Новицкий, Галина Александровна Чуйко.
Они открывают человеку новый, доселе
неизвестный мир.

34

Н А У К Е идут беспрерывные сражения]
В нового
со старым. Они часто приобре1

тают трагический характер.
Фултон предлагает Наполеону построить
пароход. В ответ получает угрозы от диктаторы Европы. Изобретатель вынужден спасаться бегством.
Наполеона везли на остров Елены на паруснике. Навстречу, легко разрезая волны,
шел пароход, тот «самовар», который отверг Наполеон. Он взглянул на него и сказал:
— Вот где моя роковая ошибка.
Всероссийская Академия наук и высшее
командование царской армии отвергли проект первого в мире парашюта: во-первых,
он не может раскрыться, во-вторых, если
раскроется, то парашютиста разорвет в
воздухе пополам...
Сейчас парашюты повсеместны.
В одном из разделов физики — термодинамике — пользуются так называемым законом термодимамии: теплота не может сама собой перейти от более холодного к более теплому телу.
В обиходе мы всегда наблюдаем эти явления. Кипящий чайник отдает свое тепло
воздуху комнаты. Но не было случая, чтобы
теплота, разлитая в комнате, сосредоточилась и вскипятила чайник. Нашлись ученые,

V площади Революции в вагон вкатилась шумная волна пасса" I " " ' Кто-то больно наступил Л иле на ногу и даже не извинился.
|м
I чпяла глаза и увидела перед собой ветхую старушку с палоч'Н Х ш г л а уступить ей место, но ее опередил пожилой сосед. В ваI 1и 1н-1.'!о тесно. Лиля давно уже проехала «Белорусскую» и ехала
" ' | . | , | . ц сторону Измайловского парка.
Ничему я запретила проводить себя? Он так просил, так настаи.1,1
( ) ц предлагал машину... Зачем я э т о сделала?»—мучилась в
I • I I I V \ п , я х Лиля и тут же ловила себя на мысли, что ей очень хочется
рядом с ним, снова слышать его голос, смотреть в его глаза,
и 1 . м ц | | ) ы х тонешь, как в тихих заколдованных омутах.
1 1 . 1 следующей станции Лиля вышла из вагона и поднялась по
.. I .|.|;ггору. Солнце начинало припекать. Лиля сняла пыльник и ос1.1 1.Нч, в одном платье. Проходя мимо телефонной будки, она с трево|"|| подумала: «Будь, что будет!»
.Миля вошла в кабину и набрала номер телефона квартиры Струн и ища. Трубку сняла тетя Паша. Лиля узнала ее по сварливому гои м у . Как видно, она не узнала Лилю.
.Пиля попросила позвать Струмилина. Закрыв глаза, она отчетли|||р индела, как старушка повесила телефонную трубку на большой
• -к.мили гвоздь, вбитый в стену. Вот она своей шаркающей походкой
и . и п л а по тускло освещенному коридору к комнате Струмилина... Тя/1ч |.-|я, томительная минута ожидания. Все, что Лиле хотелось ска|.и|> мужу, вдруг неожиданно развеялось по самым отдаленным
\ п и к а м души. Она чувствовала, как в груди ее прибойными, зыбисп . | м и толчками опускалось и поднималось сердце. «Что ему сказать?
Ч ю сказать?»—задавала она себе один и тот же вопрос и ждала.
Наконец из трубки донеслись какие-то глухие звуки. «Вот он
ц I к р ы л дверь, да, да, она у нас скрипит. А это?.. Что это такое?
1'.!кпе-то частые глуховатые щелчки?.. А-а-а!.. Это впереди Николая
| гргеевича бежит к телефону Таня... Да, это ее шаги. А вот, кажется,
шрые попытались с помощью этого закона
1 Н Н О из разделов физики объяснить все
1П1ИЯ, происходящие в космосе, в микроц|с. Они на примере чайника стали утвер| .м ь, что в природе происходит непрерывг выравнивание температур, рассеяние.
•н'яшвение энергии. Значит.
когда-то
1е отдаст все свое тепло и погаснет.
пчупит тепловая смерть Вселенной.
н г р в ы м указал на абсурдность этого
)нгельс. Он пришел к выводу, что излуи н а я в мировое пространство энергия сноконцентрируется и снова начинает функ"инровать. Энгельс писал это в «Диалеккс природы». При жизни Энгельса эта геильная работа не была напечатана. После
| смерти немецкие оппортунисты спряга(е в архив, где она пролежала до 1925
||;1
Л тем временем по стопам Энгельса в
и'| сложнейшей области познания мужест1Н10 и смело идет великан мировой науКонстантин Эдуардович Циолковский.
Циолковский! Основоположник космонаок и ! Кажется нет сейчас в мире более про)к> имени. А между тем, мы еще так ма!маем о нем. Не всем известно, что по
ну Константин Эдуардович Циолковский
ннадлежит к роду героя украинского на•|.а НалУ1вайко. Мать его происходила из

татарского рода. Циолковский воспитывался в революционной обстановке шестидесятых-семидесятых годов. Свое служение народу Циолковский, как и многие выдающиеся ученые, видел в науке,
Свои первые научные исследования он
печатает в передовом русском
журнале
«Научное обозрение». С этим журналом
был тесно связан В. И. Ленин. Именно
здесь были опубликованы статьи В. И. Ленина «Заметки к вопросу о теории рынков»,
по поводу полемики Туган-Барановского и
Булгакова, «Еще к вопросу о теории реализма», а также большой труд «Некритичеекая критика».
Как известно, возвращаясь из ссылки в
селе Шушенском, Владимир Ильич останавливался в Уфе. Уехав отсюда, он вскоре
появляется нелегально в редакции «Научного обозрения». При аресте у него обнаруживаются деньги, и Владимир Ильич указывает, что он получил гонорар в «Научном
обозрении».
Именно в этом журнале в 1913 году была напечатана классическая работа Циолковского «Исследование мировых пространств реактивными приборами», в которой
дано научное обоснование звездоплавания,
В это время русская печать много шумела
по поводу якобы неминучей смерти Вселен-

35

ной из-за рассеяния, потери энергии. Начитавшись этой упаднической литературы, покончил с собой старший сын Циолковского,
талатливый математик Игнатий. Убитый горем отец садится за исследование второго
начала термодинамики. Взором гения он
устанавливает, что в природе одновременно происходят и рассеяние и концентрация
энергии: «Я уверовал в вечную юность
Вселенной». Циолковский вполне самостоятельно приходит к тем же выводам, что и
Энгельс в своей книге «Второе начало
термодинамики». Он указывает, что человечество, овладев процессом концентрации
энергии, получит «горы хлеба» и «бездну
могущества».
На современном этапе развитая науки
П. К. Ощепков теоретически обосновал возможность концентрации рассеянной энергии.
Ведь концентрация буквально совершается
на наших глазах. Солнце рассеивает свою
энергию, но она концентрируется в зеленом
листе, в хлебе, плодах, растениях.
«Мы
п р и н и м а е м пищу, и та есть лишь концентрат солнечной энергии, так что человек
вправе именовать себя сыном Солнца»,—
писал Тимирязев. Кстати, если бы человек
затрачивал на добычу пищи больше энер3§

гии, чем она дает ему, то жизнь вообще бы
ла бы невозможна. Значит, в данном случа
коэффициент полезного действия
выи»
единицы. Ощепков практически доказал
что можно и технически с высоким коэф
фициентом полезного действия
собирал
рассеянную энергию. Он идет к осуществле
нию мечты Жолио-Кюри: «Не столько атом
ная энергия, сколько массовый синтез мо
лекул наподобие хлорофиллового листа оп
ределит энергетику будущего».
Когда в печати появились сообщения о(
опыте Ощепкова, группа видных ученых выступила с опровержением выводов. И споча
бессонные ночи, опыты, опыты. Нет, вс«
правильно. Ощепков дает бой. И вот уже I
последних вузовских учебниках второе начало термодинамики трактуется по форму)
лировкам П. К. Ощепкова. Будут у нас «го]
ры хлеба» и «бездна могущества». Это дас1
овладение процессами концентрации энер.
гии
-Он как-то сразу помолодел, когда узнал]
что я ед
У 8 У ФУ~ Знаете, на родину всегда
тянет
Съездить бы. Да сколько дел!
Он свершает их во имя великой Родины.
Москва—Уфа.

Шофер посмотрел на нее вопросительно.
- За город?
- Да!
Л\ашина тронулась. Лиля опустила ветровое сгекло и запрокип \ . 1 ; | голову. Мелькали дома, витрины, фигуры прохожих... Ей было
п р и я т н о ощущать тугую струю свежего ветра, который, врываясь в
I , к м ш у , рассыпал ее волосы, холодком плясал на щеках и, расплыг..1ягь на лице, ручейками пробирался под шаль.
А колдующий грудной голос Растиславского звучал таинствен1И1, неотразимо: «Лиля, мы уедем пока на юг. Все будет для тебя:
и море, и поездка в горы, и прогулка на катере перед заходом солнца...
1 ы только представь себе эту красотищу: встречная волна, завих1'-1ясь, дробится о днище лодки... Вот она радужными брызгами разII тается по сторонам!.. А мы все мчимся, мчимся наперекор волнам
но золотой солнечной дорожке... Дней десять мы поживем в Сочи.
'•I .ноблю этот курорт. Днем там завораживает море. Вечером курорт
"/кивает, как маленький Париж. А гора Ахун?.. Когда жарко внизу,
когда во всех ресторанах города душно, мы будем ездить на Ахун.
I! эти часы он окутывается фатой холодного тумана. А там вдали,
г. седовато-голубой дымке, острыми изломами вырисовываются вершины гор... О дороге на Рицу я не буду тебе говорить. Ты ее знаешь
г.чма. Она, как старинная легенда Кавказа, красива и загадочна.
Я люблю Кавказ!.. Люблю странной необъяснимой любовью! Люблю
его бурные реки, непрекращающийся треск цикад по ночам, люблю
к), что нельзя не любить,— море! Оно огромно, оно прекрасно, оно
пеличественно!.. В нем слились все звуки, все краски!..
Из Сочи, на теплоходе «Россия», мы поедем по побережью. С нелслю поживем в Сухуми, а потом... О, что будет потом,— я не скажу
сейчас. Пусть ато будет маленьким сюпризом для тебя. Потом мы вернемся в Москву. Вернемся мужем и женой. Ты познакомишь меня со
своим дедом. Недели через две мы уедем во Францию. И вот там-то я
постараюсь доказать тебе на деле, как я люблю тебя, Лиля. А если у
нас будет сын... Ты слышишь, Лиля, сын! Я буду обоих вас носить на
руках. Ты ведь тоже любишь меня, Лиля, я это вижу. Такие, как ты,
не делают опрометчивых шагов во имя секундных желаний. Почему
ты не хочешь, чтобы я проводил тебя, Лиля? Почему ты снова плачешь? Что? Ты плачешь от счастья? Сегодня я прошу тебя только об
одном —скажи обо всем мужу. Судя по твоим рассказам, он не заслуживает обмана, он достоин того, чтобы с ним поступили благородно. Я
понимаю, ему будет тяжело, очень тяжело, но лучше перестрадать однажды, чем подвергнуться медленной казни. Позвони ему сразу же,
как только выйдешь из гостиницы и соберешься с мыслями. Скажи ему
обо всем. А завтра... Завтра я жду тебя у фонтана, перед Большим
театром, ровно в семь вечера... Ну посмотри же на меня, Лиля... посмотри на прощанье».
На резком повороте Лилю круто качнуло вправо, и она больно ударилась плечом о дверцу кабины. Открыла глаза и осмотрелась. Москва осталась позади. Слева и справа мелькали высокие подмосковные
сосны, между которыми, как игрушечные домики, пестрели разноцветные дачи.
Чтобы не разорвать цепи воспоминаний о прошедшей ночи и минувшем рассвете, Лиля смежила -веки и снова погрузилась в сладкую
юлудремогную зыбь, стоявшую где-то «а грани яви и сна.
«В семь вечера, у фонтана перед Большим театром...»
37

IV

АЗВАЛИВШИСЬ
Рдремал.
Тяжелая

в полосатом шезлонге, старый, седой Вильсон
правая рука неподвижно лежала на круглом
журнальном столике, в полированной поверхности которого отражались пухлые пальцы, глубоко перехваченные обручальным кольцом и
бриллиантовым перстнем. Толстая гаванская сигара каким-то чудом
держалась в расслабленных пальцах. Сизая струйка дыма, причудливо извиваясь, плавно струилась к потолку и отражалась в журнальном
столике.
Почему-то принято считать: если говорят — «солдат», то воображение рисует непременно стриженую круглую голову, бронзовое обветренное лицо и светлые стальные, глаза. Когда говорят — «доярка»,
то это, как правило, вызывает зримые ассоциации с полногрудой, румяной молодухой с алым, смеющимся ртом и крутыми, упругими бедрами.
Глядя на Вильсона, на его энергичное, гладко выбритое лицо с широким чуть-чуть раздвоенным подбородком, можно почти с уверенностью предположить: это не просто иностранец, а иностранный дипломат или крупный коммерсант. На белоснежной сорочке серый галстук
походил на вспорхнувшую летучую мышь. Темно-серый костюм плотно
облегал тугие плечи Вильсона. Острый носок черного ботинка, как бы
пульсируя в такт ударам сердца, еле заметно покачивался.
А Вильсон все дремал... Огонь сигары, оставляя позади себя серый
столбик пепла, уже подкрадывался к белым пальцам. Минута-другая,
и черные волоски на них скрутятся от жара в рыжеватые узелки подпалинки.
Разбудил Вильсона легкий стук в дверь. Но он не вздрогнул. Не
шевельнулась его рука. Приподнялись только тяжелые набухшие веки.
От бессоницы ли, или от систематических спиртных излишеств, на белках крупных черных глаз Вильсона розовато рдела склеротическая
сетка.
•— Войдите.— Голос Вильсона прозвучал глухо и устало. Столбик пепла у п а л на 'полированную поверхность стола и рассыпался,
образовав маленький серый холмик.
Вильсон сделал глубокую затяжку и, затаив дыхание, выпустил
дым через вздрогнувшие ноздри.
На вошедшего посмотрел не сразу. А когда посмотрел, то во взгляде его проскользнуло что-го оценочное, измеряющее. Так, очевидно,
смотрели работорговцы на живой человеческий товар. Сейчас разве
только тренеры-спортсмены так пристально оглядывают и оценивают
юношу, впервые пришедшего в спортивный клуб.
— Роберт Мориссон?—не спуская глаз с вошедшего, сквозь зубы
процедил Вильсон, постукивая кончиком сигары по краю пепельницы.
— Так точно, господин Вильсон,— твердым голосом ответил высокий молодой человек и улыбнулся. Улыбка была мягкой, простодушной, она как бы говорила: «Господин Вильсон, я знаю, вы старый дипломатический лев. Моя судьба в ваших сильных руках. В вашей вла38

„

1 Н вывести меня на высокую государственную орбиту, н о в ы же можете сделать из меня и мелкого сыщика или шпиона, главной задачей
которого будет фотографировать старые бараки на московских окраин а х да мусорные кучи».
И словно поняв значение улыбки Мориссона, Вильсон хитровато
прищурился.
— Если ваш ум так же ясен и светел, как ваша улыбка, то вы,
молодой человек, можете пойти далеко.
Улыбка на лице Моррисона потухла.
— Рад служить, господин Вильсон.
И снова долгий, с головы до ног оценивающий взгляд Вильсона,
остановился на Мориссоне.
— Сколько вам лет?
— Двадцать шесть.
— Возраст благих начинаний. Кто ваши родители?
— Фермеры в Калифорнии.
•— Вы имели когда-нибудь женщину?
Вопрос был неожиданным. Он смутил Мориссона. На щеках его
выступил стыдливый румянец.
— Что вы вспыхнули, как девочка из колледжа? Вам же двадцать
шесть. Мужчины этого возраста в России имеют семьи, детей.
Мориссон молчал.
— Я спрашиваю, знаете ли вы женщин?
— Господин Вильсон, великий русский писатель Лев Толстой сказал: чтобы знать женщин вообще, не нужно знать много женщин.
Достаточно по-настоящему, глубоко знать одну женщину, хотя бы свою
жену.
— Холост?
— У меня есть подруга.
Вильсон тяжело встал. Неторопливо прошелся к окну, откинул
штору и принялся мелко барабанить длинными ногтями по подоконнику. Он стоял спиной к Мориссону, и ему не видно было, как юноша
вытирал вспотевший лоб тыльной стороной руки. Мориссон волновался.
— Подойдите сюда, молодой человек, прошу вас, подойтите скорее...
Мориссон поспешно подошел к окну. Он тут же почувствовал, как
от Вильсона пахнуло запахом винного перегара. Скрестив на животе
руки, Вильсон плавно покачивался упругим корпусом. Он тихо, почти
мечтательно, говорил:
— Толпа большого города — это своего рода психологический роман, это 'самое верное зеркало жизни. Чем больше в этот роман вчитываешься, тем больше вопросов перед тобой возникает.
— Я не совсем понял вас, господин Вильсон.— Во взгляде Мориссона колыхнулась тревога.
— Видите там, внизу, люди куда-то торопятся?
— Вижу.
— То, что они торопятся, в этом нет ничего удивительного. Лихорадочный ритм многомиллионного города—естественный симптом социальной болезни перенаселенности, о которой так убедительно говорил Мальтус.
Заложив руки в карманы, Вильсон несколько раз пересек комнату
от окна до двери, потом снова поднял свою тяжелую седую голову и
пристально посмотрел на Мориссона.
— Вы заметили, что прохожие стараются не смотреть в сторону
нашего дома?
•— Разве это что-то означает?— спросил Мориссон.
39

О'нчи. многое. Но это уже другой симптом.
Кокой?
Русские так запуганы репрессиями, что они даже в самой безобидной шутке, в воскресном анекдоте видят капканы и ловушки. Они
мне н а п о м и н а ю т гигантов, закованных в резиновые смирительные рубишки.
- До сих пор не совсем понимаю, господин Вильсон, какое отношс-нис имеют ваши слова к тем задачам, которые вы поставите передо
мной?
Вильсон круто повернулся и строго посмотрел на Мориссона.
— Вы будете работать в Москве...
— Да, я буду работать в Москве,— твердо ответил Мориссон.
—• Вы знаете, что такое Москва?— Вильсо«, словно наступая грудью на собеседника, вплотную подошел к Мориссону.
— В пределах, доступных для иностранца, за каждым шагом которого следит русское ЧЕКА.
Вильсон сел в мягкое кресло, стоявшее у стены, взял новую сигару
и, обрезав кончик ее, некоторое время о чем-то сосредоточенно думал.
Мориссону показалось, что Вильсон устал, что ему, Моркссону,
пора уходить, и он мысленно искал удобный случай оставить в покое
старого дипломата. Но в следующую минуту Мориссон понял, что разговор по существу только начинается.
— Вы знаете, почему в России Байрона знают меньше, чем Андре
Жида и Гейне?
Вопрос этот смутил Мориссона. Он не считал себя невеждой в литературе, но теперь вдруг почувствовал себя школьником на экзамене,
который вытащил билет и не может на него ответить.
—• Нет, господин Вильсон, не знаю.
Вильсон указал в сторону стеклянных полок, занимающих почти
целую стену.
— Подайте мне, пожалуйста, второй том Байрона. Он на средней
полке в голубом переплете.
Мориссон отыскал книгу и молча подал ее Вильсону.
— Послушайте, что сказал о Москве гениальный поэт по рождению и лорд по происхождению.— Вильсон нашел нужную страницу и
встал с кресла. Откашлявшись, он принял театрально-величественную
позу и начал читать. Голос его звучал таинственно, проникновенно:
...Москва! Предел великого пути!
Карл ледяные слезы лил,— войти
В нее стремясь; вошел лишь он; но там
Летел пожар по замкам и дворцам.
В дома солдат зажженный трут совал;
В огонь мужик солому с крыш таскал;
В огонь купец подваливал товар,
Князь жег дворец,— и нет Москвы: пожар!
Что за вулкан! Потухли перед ним
Блеск Этны, Геклы вечно рдящий дым;
Везувий смерк, на чей привычный свет
Глазеть туристы любят из карет;
Нет у Москвы соперников,— лишь тот
Грядущий огнь, что троны все пожрет!
Москва — стихия! Но,— суров, жесток,—
Урок твой полководцам не был впрок!..
...Напрасно берег Сены ждет домой
Своих весельчаков разбитый строй.
Напрасно юных кличут лозы вновь:
Щедрей вина расплескана их кровь...
...Напрасно будит италийский луч
Ее сынов: для них он не могуч.

40

Взамен трофеев, что забрал герой,—
Обломки колесницы боевой!
Но не обломки сердца! Вот опять
Роландов рог скликает — побеждать!..
(перевод Г. Шенгели.)

По мере чтения поэмы Вильсон преображался, становясь энергичнее, моложавее. Его щеки порозовели, глаза сияли вдохновением. Дочитав, он захлопнул книгу.
— Такой Москва была двести лет назад, такой она была пятьсот
лет назад. Сейчас она стала еще недоступнее. Москва!.. В одном этом
звуке затаилась такая мощь, которой по плечу все силы мира.
По лицу Мориссона проплыла мягкая улыбка, тут же оборванная
горьким вздохом.
— Значит, вся наша работа в этом легендарном городе есть ни что
иное, как донкихотство?
Словно прицеливаясь, старый Вильсон пристально посмотрел на
молодого собеседника.
— Нет. Все это я говорил вам для того, чтобы вы поняли, что обучаться плавать вы начнете не в мелкой речушке, не в мраморном бассейне на ферме своего отца в Калифорнии, а в открытом океане. В бушующем, штормящем океане.
Вильсон затянулся сигарой и впал в глубокую задумчивость, из
которой его вывели надрывные звуки пожарной сирены, ворвавшиеся
через открытую форточку. Он даже зябко поежился. А когда сирена
постепенно захлебнулась в хаосе скрипов, сигналов и скрежета большого города, Вильсон устало посмотрел на Мориссона.
— Я видел много стран, господин Мориссон. Подошвы моих ботинок коснулись дорог всех материков и континентов. Перед моими глазами проплыли люди всех рас и национальностей. Развращенный Париж и пуританский Рим, холодная Скандинавия и знойная Африка,
коммунистическая Москва и фашистский Берлин... Видите, какая многоликая размашистая амплитуда! Но скажу вам честно: во многих вещах рядом с русскими поставить некого. Я имею в виду их социальный
корень. Это племя фанатиков и политических пуритан. Все наше счастье в том, что азиатский режим Сталина они возвели в религию и безропотно молятся ему. Вериги этого идолопоклонства русские несут с
гордостью. Они наивны и доверчивы, как дети. Но они сильны и храбры, как гладиаторы.
Вильсон неожиданно смолк, закрыв глаза. Так продолжалось минуты две.
— Так что же нам делать с этими гладиаторами?— спросил Мориссон, переступая с ноги на ногу.
Только теперь Вильсон пригласил Мориссона сесть. И когда тот
сел, старый дипломат открыл глаза и ответил:
— Нам нужно играть на слабости русских.— Сказав это, Вильсон
сделал какую-то пометку в блокноте.
Сделав глубокую затяжку сигарой, Вильсон встал и неторопливо
прошелся по комнате.
— Я вам дам маленькое напутствие. Вы молоды. Удобнее и успешнее вам будет работать среди молодежи. Я бы «а вашем месте н а чал с Московского университета.
— Почему именно с университета?
— В Кремле считают, что центром зреющей оппозиции в науке и
политике является Московский университет. Кто-то из лидеров партии
нарицательно окрестил его «болотом». Это очень бросается в глаза.
В течение последних восьми лет во время праздничных демонстрации
Сталин всегда уходит с трибуны мавзолея, как только приближается
41

колонна университета. Может быть это чоезмеоная остооожность Берия, но это факт. А потом... эти аресты... Ни Е одном другом вузе России нет столько ночных арестов, сколько в Московском университете.
Вильсон смолк.
— Я понял вас, господин Вильсон.
— Это — стратегический фон. Тактику вам подскажет конкретная
обстановка и интуиция разведчика. Первые шаги вашей работы — это
необходимая для Америки информация о настроениях и взглядах советской молодежи.
Вильсон подошел к двери и наглухо задернул портьеру.
•— Это задача общего плана. Вторым конкретным шагом будет
работа посложнее: вы располагаете к себе нужного вам человека, которого обидели у себя на родине, в России. Вы вовлекаете его в наше
общее дело. Только заранее предупреждаю: в работе своей, начиная с
нашей сегодняшней беседы, вы лишены права на ошибку. Повторяю
еще раз,— четко и твердо проскандировал Вильсон,— вы лишены права
на ошибку. Разведчик, как и минер, ошибается только раз в жизни, когда подрывается на мине. Но эта ошибка — роковая, она первая и последняя.
Вильсон распахнул окна. В комнату поплыл холодок, в котором
угадывался медовый запах молоденьких тополей, зеленеющих перед окнами посольства.
А Москва жила по-прежнему неумолимо, неугомонно, широко. Вал
за валом, машины катились по Манежной площади. Поверх буйной поросли кленов Александровского сада зубчатый старинный Кремль дремал тайной загадкой секретных планов и великих замыслов.
На круглом журнальном столике перед Вильсоном лежал голубой
том Байрона. Желтая закладка с изображением узкоглазой японки в
длинном кимоно была вложена на странице, тде в поэме «Бронзовый
век» говорилось о Москве.
Вильсон положил свою белую выхоленную руку на книгу и, не глядя на Мориссона, тихо сказал:
— Вы свободны, молодой человек.
Мориссон поклонился и молча вышел.

V
МЕНЬШЕ и меньше было надежд найти работу.
ВСЕ
Не приняли и на завод, куда Шадрин хотел поступить

учеником
токаря. В отделе кадров долго вертели в руках его диплом и трудовую
книжку. Потом, узнав, что Дмитрий инвалид Отечественной войны, лысеющий н а ч а л ь н и к отдела облегченно вздохнул и сказал, что инвалидов на физические работы не принимают. А юрисконсульты не требуются.
То же самое повторилось и на другом заводе. Там даже с какой-то
опаской посмотрели на Шадрина и после разговора с заместителем директора по кадрам кто-то распорядился проводить его по территории
завода до проходной. Провожатый, уже немолодой и, как видно, не из
простых рабочих, дорогой не спускал с Шадрина глаз, как будто сопровождал подозрительного человека.
«Если бы все это видел Богров!..— подумал Шадрин,— Это, пожалуй, взбесило бы его больше, чем волейбольная игра его шефа».
Несколько раз Дмитрий садился и начинал письмо в Центральный
Комитет партии. Но, исписав страницу-другую, тут же мелко-намелко
рвал написанное и бросал в печку.
На дворе стояла ветреная погода. Невымощенный булыжником
переулок, занесенный липовым листопадом и размочаленный самоовалами, утопал в грязи. На зарплату Ольги и пенсию тещи жить приходи42

лось туго. Все реже и реже на обед подавалось мясное. Мария Степановна вздыхала, но старалась не подавать вида, что зять-нахлебник уже 4
становился в тягость семье. И все-таки вчера вечером, когда зашел разговор о скитаниях молодого Горького, она не без намека, сочувственно
сказала, что н и к а к а я работа для человека не может быть зазорной:
сегодня ты читаешь лекции, а завтра грузишь на пристани баржу.
«Всякий труд красит человека, тем более, когда заставляет нужда».
Дмитрий сделал вид, что не понял намека тещи, но про себя решил: если еще недельки три он будет каждое утро просить на дорогу и
на папиросы, не принося ни копейки в дом, то теща может сказать ему
прямо в глаза: «Вот что, дорогой зятек, не за тем я за тебя дочь выдавала, чтоб видеть, как она каждый вечер тайком обливается слезами».
•— Если б не ранения и не операция — пошел бы грузить вагоны...
Да боюсь, что снова угожу под нож хирурга. На этот раз уже вряд ли
выкарабкаюсь,— сказал он Ольге, когда Мария Семеновна выносила из
печки золу.
Ольга сразу ничего не ответила Дмитрию — мать уже гремела ведром в сенцах,— но вечером, когда Дмитрий засыпал, шепнула ему на
ухо:
— Больше не говори так никогда. Если нужно — буду содержать
тебя всю жизнь. Не сердись на маму, она нам только добра желает,
а про Горького она сказала совсем не подумав.
Сегодня утром Шадрин еще раз хотел попасть на прием ко второму секретарю райкома партии. Выходя из дома, он в дверях столкнулся с худенькой пожилой женщиной с кожаной сумкой на плече.
— Вы к кому?— спросил ее Дмитрий.
— Я к товарищу Шадрину. Из Министерства высшего образования ему письмо.
Дмитрий вскрыл конверт. Зонов просил немедленно зайти с документами к Марине Андреевне. В конце записки он еще раз предупредил: «Сегодня! Завтра может быть уже поздно. Сначала зайди ко
мне».
...И вот Шадрин снова в кабинете Зонова. Тот, завидев его, быстро
встал из-за стола.
— Пойдем к Марине Андреевне.
Отдел, которым руководила Марина Андреевна, помещался в просторной комнате с высоким потолком и широкими окнами, в которые
свободно могла бы въехать трехтонка. За небольшими канцелярскими
столами сидели инспекторы. Все столики были одинаковые. Над одним из них склонился Пьер. Для его могучей комплекции стол был до
смешного мал.
Увидев Шадрина и Зонова, Пьер хотел встать, но Зонов жестом
дал ему понять: обойдемся пока без тебя.
Пьер нахмурился и опустил глаза в бумаги. Привыкшие к посетителям, инспекторы, не обращая внимание на Зонова и Шадрина, д о н и мались своими делами.
Стол Марины Андреевны стоял обособленно, у окна. Он был массивный, с точеными ножками, и обит новым темно-красным с у к н о м , на
котором лежало толстое зеркальное стекло.
Марина Андреевна курила. Показав глазами на стул и кресло,
стоявшие рядом с ее столом, она молча, кивком головы, поирипетстповала вошедших.
Зонов, как всегда, торопился. Он посмотрел на часы.
— Товарищ Шадрин в вашем распоряжении. Если буду н у ж е н
позвоните. Через десять минут у меня встреча с иностранной дглсгацией.
43

Кивнув на ходу Пьеру, Зонов вышел из отдела.
Марина Андреевна сразу начала с главного:
— В одном из московских вузов освободилась должность заведующего кабинетом при кафедре марксизма-ленинизма. Оклад тысяча сто.
По штату это место должен занимать человек с высшим социальнополитическим образованием. Вы — юрист. Кандидатура вполне подходящая.— Марина Андреевна глубоко затянулась папиросой «, глядя
на Шадрина, выпустила синеватое кольцо дыма.— Вас устраивает?
Шадрин был озадачен. Предложение для него было неожиданным.
Он устало улыбнулся.
— Я готов идти не только заведующим, но...— Дмитрий хотел сказать, что он готов идти хоть к черту на рога, хоть подносчиком кирпичей на строительство... Но сказал смягченно:— Туда, где есть любая
работа.
Марина Андреевна придвинула Шадрину лист чистой бумаги и подала ручку.
— Пишите!—И указала пальцем где писать.— Директору
Московского М-ского института...
Рука Шадрина дрожала. Буквы вставали в неровные цепи строк.
Марина Андреевна диктовала текст заявления. Когда Дмитрий закончил писать и поставил число и подпись, она взяла заявление и, пробежав его глазами, поставила в левом верхнем углу резолюцию: «Провести приказом». И не по-женски размашисто расписалась. Перелистав
несколько страниц телефонной книжки и, найдя нужный номер, она кому-то позвонила.
Дмитрий повернул голову вправо и наткнулся взглядом на Пьера.
Тот, прикусив нижнюю губу, следил за разговором Марины Андреевны
с Шадриным. Подмигнув Дмитрию (мол, не тушуйся, с нами не пропадешь), Пьер сделал вид, что занят каким-то важным документом.
Из телефонного разговора Марины Андреевны Шадрин понял, что
директор института, на имя которого было написано заявление, находился в отпуске и его обязанности временно исполнял заместитель по
научной части.
Марина Андреевна возвратила Дмитрию документы и посоветовала
сначала зайти к заведующему кафедрой марксизма-ленинизма.
— Это чудесный человек! Крупнейший философ в области естествознания. Скажите, что вас послала к нему Комарова. Если будут какие-нибудь осложнения — звоните. Телефон мой у вас есть. Итак, желаю удачи.— А взглядом с к а з а л а : «Час добрый. Я верю в вас».
Шадрин встал, поблагодарил и еще раз пристально посмотрел в
красивые и глубокие глаза Марины Андреевны.
— Спасибо... Я этого никогда не забуду.
Молча поклонившись Пьеру, он вышел.
(Продолжение

следует).

Евгений Евтушенко

БРАТСКАЯ
ГЭС
"я
В конце апреля в Братск выехал по заданию редакции, заведующий
отделом поэзии нашего журнала—член редколлегии А. В. Щитов.
У входа в роскошный Дворец культуры юного города висела афиша.
Она уведомляла братчан о том, что 3 мая поэт Евгений Евтушенко читает новую поэму, носящую название «Братская ГЭС».
Перед поэтом был переполненный зал. Заняты даже проходы. Коммунисты и комсомольцы, инженеры и техники, ударники коммунистического
труда — это была аудитория высшей требовательности и высшей читательской квалификации. А если учесть, что и название поэмы и то обстоятельство, что ее автора братчане хорошо и давно знают, и то, что Евгений Евтушенко родился и вырос неподалеку от ангарских мест,— что все
это создавало особый накал настроений в зале, то легко будет понять,
какой экзамен предстоял поэту.
Поэма внушительного объема — свыше четырех тысяч стихотворных
строк — читалась больше трех часов. И все это время — напряженное
внимание, напряженная тишина. А потом — взрыв аплодисментов, овация.
Экзамен выдержан.
Новая поэма Евгения Евтушенко, главы из которой мы. предлагаем
читателю,— произведение сложное, необычно построенное. В нем нет определенно названного героя. Это — поэма о России, и герой ее — народ.
Братская ГЭС — олицетворение новой России. О ней, о такой России,
стоящей во главе всего прогрессивного мира, дающей человечеству свет
великого учения, строящей самое справедливое общество, веками мечтали
лучшие умы народа, за нее боролись лучшие сыны отечества, идя на каторгу и ссылку, на эшафот и под расстрел. Такова квинт-эссенция нового
произведения Евгения Евтушенко.
Полностью поэма будет напечатана в журнале «Юность».

ТЕНИ НАШИХ ЛЮБИМЫХ
ЕСТЬ обычай строителей,
«-'
древней Элладой завещанный:
если строишь ты дом,
то в особенно солнечный день
должен ты
против солнца
поставить любимую женщину
и потом начинать,
первый камень кладя в ее тень.
И тогда этот дом не рассохнется
и не развалится:
станут рушиться горы, храпя,
а ему ничего,
и не будет в нем злобы,
нечестности,
жадности,
зависти —
тень любимой твоей
охранит этот дом от всего!
45

Я не знаю в чью тень
первый камень положен был в Братске
но я вижу, строители,

>°гда-то,
только всмотрюсь,

как в ревущей плотине
скрывается тихо и свято
тени ваших Наташ,
ваших Зой,
ваших Клав и Марусь.
И вы знайте, строители,
вел я нелегкую стройку
и в несолнечныи день моего бытия
положил этой сложной поэмы
неловкую первую строчку
в тень любимой моей,
...
словно в тень моей совести я.
1ени яаших любимых,
следите, чтоб мы не сдались криводушию'
К неуюту зовите,
если опыт уютной неправды займем!
Не давайте нам лгать,
проступайте? А а в а й т е "РеДать революцию!
светясь,
в глубине красноволных знамен!
И, когда мы построим,
хотя это трудно.
Коммуну,
нам не надо оркестров,
не надо речей и наград —
пусть, как добрые ангелы,
строго,
т
тени наших люоимых
Ревожно •
ее охранят!

ДЕКАБРИСТЫ
\Д петербургскими домами,
Н над
воспаленными умами

п.фя и царского врага,
м.1.4 мешаниной свистов, матов,
пгркпей, борделей, казематов
к ш к у ш е й корчилась пурга.
Пургу лохматили копыта.
Ше было снегом шито-крыто.
Над белой зыбью мостовых
| у н а издерганно, испито,
как блюдце в пальцах у спирита,
л рожала в струях снеговых.
Актриса юная молилась
и в ноги господу валилась,
чтобы не быть ей крепостной.
I и за искусство благодарен,
гс сегодня высек барин
к восторгу челяди сенной.

И Пушкин, воздевая руку,
а в ней — восторженную муку,
как дрожь невидимой трубы,
в незабываемом наитьи
читал: «...мужайтесь и внемлите,
восстаньте, падшие рабы!»
Они еще мальчишки были.
Из чубуков дымы клубили,
в мазурках вихрились легко.
Так жить бы им — сквозь поцелуи,
сквозь перезвон бренчащей сбруи,
и струи снега, и «Клико!»
Но шпор заманчивые звоны
не заглушали чьи-то стоны
в их опозоренной стране.
И гневно мальчики мужали,
и по-мужски глаза сужали,
и шпагу шарили во сне.

Какой-то ревностный служака,
солдат гоняя среди мрака,
учил их «фрукту» до утра,
учил «ура» орать поротно,
решив, что сущность патриота —
преподавание «ура».

А их в измене обвиняла
и смрадной грязью обливала
тупая свора стукачей.
О, всех булгариных наивность!
Не в этих мальчиках таилась
измена родине своей!

Пулгарин в дом спешил с морозцу
и сразу — к новому даносцу
на частных лиц и на печать.
Живописал не без полета,
решив, что сущность патриота —
как заяц лапами стучать.

На троне царственном надменно
сидела сытая измена,
произнося за речью речь.
Ублюдкав милостью дарила,
крестьян ласкающе давила,
чтобы потуже их запрячь.

Корпели цензоры-бедняги.
По вольномыслящей бумаге,
потея, ползали носы.
Носы выискивали что-то,
решив, что сущность патриота —
искать, как в шерсти ищут псы.

Измена тискала указы,
боялась правды, как проказы,
боялась тех, кто нищ и сир,
боялась тех, кто просто юны.
Страшась, прикручивала струны
у всех опасно громких лир.

Но где-то вновь под пунш и свечи
во всю крамольничали речи,
предвестьем вольности дразня.
Вбегал, пургой обвитый Пушкин...
В глазах друзей и в чашах с пуншем
плясали чертики ошя.

О, только те благословенны,
кто, как изменники измены,
не поворачивая вспять,
идут на призрак эшафота,
поняв, что сущность патриота —
во имя вольности восстать!

ЯРМАРКА Б СИМЬИРСКЕ
РМАРКА!
Я
В Симбирске ярмарка!
Почище I амоурга!

Держи карман!
Шарманки шамкают,
и шали шаркают,
и глотки гаркают:
«К нам!
К нам!»
В руках приказчиков
под сказки-присказки
воздушны соболи,
парча тяжка,
1

а глаз у пристава
косится пристально,
1
и на «селедочке»
перчаточка.
Но та перчаточка
в момент с улыбочкой
взлетает рыоочкой
под козырек,
когда в пролеточке
с какой-то цыпочкой,
икая,
катит
икорный бог.
И богу нравится,

Полицейская ш а ш к а (жаргон).
47

как расступаются
платки,
треухи
и картузы,
и, намалеваны икрою паюсной,
под носом цыпочки
блестят усы.
А зазывалы
рокочут басом,
I о!ргуют ситцем,
шевром,
атласом.
Пречистым Спасом,
протухшим мясом,
прокисшим квасом
и Салиасом.
И, продав свою картошку
да хвативши первача,
баба ходит пол гармошку,
еле ноги волоча.
И поет она,
предерзостная,
всё захмелевая,
шаль за кончики придерживая,
оудто молодая:
«Я была у Оки,
ела я-оо-ло-ки,
с виду золоченные.
в слезоньках моченые.
Я почапала на Каму.
Я в котле сварила кашу.
Каша с Камою горька.
Кама — слезная река.
Я поехала на Яик.
Села с миленьким на ялик.
По верхам и по низам —
всё мы плыли по/ слезам.
Я пошла на тихий Дон.
Я купила себе дом.
Чем для бабы не уют?
И сквозь крышу слезы льют...:.
Ьаба крутит головой.
Все в глазах качается.
Хочет быть молодой,
а «в получается.
И гармошка то зальется
то вопьется,
как репей.
Пей Россия,
если пьется,—
только душу не пропей?
Ярмарка!
В Симбирске ярмарка!
Гуляй,
кому гуляется!
А баба пьяная
в грязи валяется.
В тумане плавая,
царь похваляется...
А баба пьяная
в грязи валяется.
Корпя над планами,
министры маются...
48

Л баба пьяная
в грязи валяется.
Друг с другом пламенно
писаки лаются...
А баба пьяная
в грязи валяется.
Кому-то памятник
подготовляется...
А баба пьяная
в грязи валяется.
И мещаночки,
ресницы приспустив,
мимо,
мимо:
«Просто ужас!
Просто стыд!»
И лабазник
стороною
мимо,
а из бороды:
«вот лежит...
А кто виною?
Все студенты, да жиды...»
И философ-горемыка
ниже шляпу на лоб,
и. страдая гордо, мимо:
«г! рязь —
твоя судьба,
народ!»
Значит, жизнь такая подлая —
лежи
и в грязь встывай?!
Но кто-то бабу под локоть
и тихо ей:
«Вставай...»
Ярмарка!
В Симбирске ярмарка!
Качели в сини,
и визг,
и свист,
я, как гусыни,
купчихи яростное
«Мальчишка с бабою...
Гимназист!»
Он ее бережно ведет за локоть,
он и не думает,
что на виду.
«Храни Христос тебя, яснолобый,
а я уж как-нибудь сама дойду...»
И он уходит,
идет вдоль барок
над вешней Волгой,
и вслед, грустя,
его тихонечко крестит баба,
как бы крестила
свое дитя.
Он долго бродит.
Вокруг все пасмурней..,
Шранка —
оелкою в колесе,
но как ей выведать,
кто опаснейший,
«огда опасны в России все
Охранка Оедная,
послушай, милая,
всегда опасней,
пожалуй, тот,

кто остановится,
кто просто мимо
чужой растоптанности
не пройдет...
Л Волга мечется,
постанывая,
ьерезки светятся
над ней во мгле,
|сак свечки рц&кие,
землей поставленные
;а настрадавшихся
на земле.

хрипя,

Ярмарка!
Ь России ярмарка!
В России — рай,
а слез — по край...
Но этот мальчик,
он снова явится
и скажет праведное:
«вставай!»

ПРИЗРАКИ Б ТАЙГЕ
Е клюквой хрустят
Т О Нмишки-лакомки,

О, петербургские предтечи!
В перстах подъемля те же свечи,
ответьте правнукам своим:
из вашей искры возгорелось
такое пламя, как хотелось
его увидеть вам самим?

не бобры свистят,
встав на лапочки,
не сычи кричат, будто при смерти,—
возле Братской ГЭС бродят призраки.
Что угрюм,
«Динь-Оом....
воевода острожный?
Динь-Оом...
Али мало ты высек людей?
слышен звон кандальный.
Али мало ты <с пьяною рожей
Динь-Оом...
перепортил тунгусок,
злодей?
динь-бом...
Рядом с русским узрев инородца,
путь сибирский дальний.
ты не можешь все это постичь.
Динь-Оом,
1 вое хапало
Динь-Оом —
к плетке
слышно там и тут.
рвется,
Кандалы у Братской ГЭС
да истлела она,
речь о «ас ведут.
старый хрыч!
Вы ответьте, кандалы,
Зй, купцы!
так ли мы живем?
Вы чего разошлись?
С правдой или же с неправдой
Что стучите костями от злости?
черный хлеб жуем?
Ну зачем вы жирели всю жизнь?
Вы ответьте из ночи,
Все равно
партизаны,
в результате —
избачи:
кости...
гибли вы за нас,
I исполин жандарм,
таких,
господин жандарм,
или за других?
как вам хочется
кузькину мать
Среди призраков хожу,
будто бы в бреду.
показать вольнодумцам
И в глазницы их гляжу,
и прочим жидам,
и ответа жду.
да трудненько теперь показать!
Слышу,
Протопоп Аввакум,
в черном кедраче
протопоп Аввакум,
кто-то рядом дышит.
ты компании этой
Слышу руку на плече...
ни сват
Вздрогнул я —
и ни кум.
Радищев!
Твои ноги устали от ржавых желез.
Холодна власяница туманов.
Ты о чем размышляешь у Братской ГЭС «Давным-давно на месте Братской ГЭС
среди тихих,
я проплывал на утлой оморочке
как дети,
с оскоминой от стражи и морошки,
шаманов/
но с верою в светильниках очес.
Эй, старатель, с киркой одержимой,
с деревянным замшелым лотком,
мы нашли самородную жилу
или просто долбим на пустом?
4. «Байкал» № 3

Когда во мрак все погрузил заход,
я размышлял в преддверии восхода
о скрытой силе нашего народа,
подобной скрытой силе этих вод.

Но, озирая дремлющую ширь,
не мыслил я, чтоб вы преобразили
тюрьмой народов бывшую Сибирь
в источник света будущей России.

прорваться, продолбиться, прорасти...
Я с чистою душой поехал в ссылку
и написал, как помнится, в пути:

Торжественно свидетельствуют мне
о вашей силе многие деянья,
но пусть лелеет сила в глубине
обязанность святую состраданья.

«Я тот же, что и был, и буду весь
мой век —
не скот, не дерево, не раб, но человек.
Дорогу проложить, где не бывало следу,
в острог Илимский еду...»

А состраданье высшее — борьба...
Я мог слагать в изящном штиле песни
про серафимов, про ланиты, перси
и превратиться в сытого раба.

И я благославляю вас, потомки!
Вам правда нами, бренными, дана,
и, ею обращая ложь в обломки,
на них лишите наши имена!

Но чьи-то слезы, чьих-то кляч мослы
мне истерзали душу, словно пытка,
когда моя усталая кибитка
тряслась от Петербурга до Москвы.

Пусть гении России в вас живут,
но знайте — есть у гениев примета:
они дают пример, но не зовут
надеть узду великого примера...

Желая видеть родину другой,
без всякой злобы я писал с натуры,
но, корчась, тело истины нагой
хрустело в лапах ласковых цензуры.

Благославляю ваш грядущий день!
Прочтите мою книгу, и, быть может,
вам в чем-нибудь когда-нибудь поможет
Радищева страдальческая тень...»

Кривился двор над книгою моей:
«Что ни страница — то еще мрачней...»
Доколе не поймут, слепцы, доколе:
безбольное леченье — для врачей,
писанье книг — леченье боли болью.

Исчез

Понять не позволяла узость лбов,
что брезжила сквозь мглистые страницы
чиста, как отсвет будущей денницы,
измученная к родине любовь.
И — запретили... Царственно кратка,
любя свободу, но без постоянства,
на книге августейшая рука
запечатлела твердо: «Пашквилянство»
Потом, приняв терновый мой венец,
курчавый гений, вольности птенец,
тоскуя по свободе и простору,
сказал:
«Феда стране, где раб и льстец
(одни приближены к престолу».
Но чувствовал я в этой книге силу
и знал — ей суждено себя спасти,

Радищев...
Глядя ему вслед,
у Ьратской ГЭС
всепоглощенно,
тайно
о многом думал я,
и неслучайно
припомнил я,
как написал поэт:
«Авроры залп,
встают с дрекольем села...
Но это началось в минуту ту,
когда Радищев
рукавом камзола
отер слезу,
увидев сироту...»
И думал я,
оцепенел и тих:
достойны ли мы призраков таких?
Какие мы.'
И каждый ли из нас
сумеет повторить в свой трудный час:
«•Я тот же, что и был, и буду весь мой век—
не скот, не дерево, не раб, но человек...»'

ТРЕЩИНА
ПЛОТИНЕ
„В реоята

трещина!»

вздрагивают.
В машины встречные
ребята
вскакивают.
Слова набатные
гудят
по стройке.
Гитары
с бантами
летят
на койки.
Какие танцы,
кинокартина?!

50

все.
как повстанцы,
к тебе,
плотина!
«В плотине трещина!»
Забыв о тосте,
мгновенно трезвые —
со свадьбы
гости.
Жених
при бабочке,
злобясь
«а моду.
бежит,
прибавивши.

«II.

МОЖНО.

ходу.
и ш п и л ь к и » снявшая.

' I

НИМ

на берег —
н. "пчм-сзарщица.
11.1. .111.

I! селом.
\ н а трещина
|,и..и! крохотная,
и п.- чловещая,
н 1.1 же кроткая.
||.| не сворачивать
н не опаздывать!
ОПАСНОСТЬ

вкрадчива.
ми|>;1 опасность,
нг.чивно сонные,
II. г

воедино,
•пимы спасенною
П|,| 1,1

плотина!
и или —
подножки,
поиды.
дрязги...
1.1К

бЫЛО

ночью

однажды в Ьратске.
Но лжец
растленно
с триОуны
трепется.
Реви.
сирена!
В Коммуне —
трещина;
От грязи пошлой
рыдает
женщина.
Скорей на помощь!
ь коммуне —
трещина!
Поруган кто-то...
проснитесь,
дремлющие!
Ь машины —
слета:
В Коммуне —
трещина!
Не будьте сонными,
на дрязги
плюнув,
чтобы спасенною
была
Коммуна!

НЕ УМИРАЙ, ИВАН СТЕПАНЫЧ!

Н неЕ умирай,
умирай,

Иван Степаныч,
не умирай...
нехорошо ты поступаешь,
просая свой родимый край.
Лежишь ты в Братской горбольнице.
|'> твое окно глядит сосна,
и над тобой сиделки, шприцы,
к белизна, и белизна.
I ы и обласкан, и ухожен,
н здесь просторная изба,
пп ты уходишь, ты уходишь,
И»ан Степаныч, из себя.
Иван Степаныч, верь в леченье...
Иван Степаныч, не спеши...
Но тело медленно легчеет,
освобождаясь от души.
и твои руки тянет, тянет
какой-то силой роковой
(емля, что въелась под ногтями,
соединиться вновь с землей.
Ты жил на крохотной заимке
в низовьи самом Ангары,
и землю знал ты до землинки
еще с мальчишеской поры.
И, как земля, тебе знакома
была от века Ангара,
се суровые законы,
ее пороги, шивера.
1ы всяким слухам супротивно
не мот поверить целый год,
что поперек нее плотина
стоит и людям свет дает.

И над тобой смеялись добро:
«Да ты бы съездил, поглядел!»
Но ты бурчал им: «Ехать долго...
И здесь пока хватает дел...»
Но ты, в раздумьях трудных
на точки красненькие «ТУ»,
котомку все-таки наладил,
да и поплыл на верхоту.

глядя

И вот увидел ты плотину,
и вот увидел ты и ГЭС,
и, щуплый, седенький, притихло
везде с котомочкою лез.
Не слыша окриков и шуток,
цементной пылью весь покрыт,
плотину ты, не веря, щупал
и убеждался: да, стоит.
И на огни ее и грохот
стоял, подавленно дивясь,
когда гудящий и огромный
тебя подшиб случайно «МАЗ».
И ты упал у поворота,
и руки странно распростер...
«Вставай ты, дедушка, ну что ты!» рыдал молоденький шофер.
Не
' не
Ну
не

умирай, Иван Степаныч,
умирай, не умирай...
почему же ты стихаешь,
слыша криков птичьих стай?

Когда к Ьерлину шли солдаты,
то, набираясь к битвам сил,

51

они варили концентраты,
а эту гречку ты растил.

а это — рыжую буренку
доила старая твоя.

Врачи, прошу вас, помогите,
его смогите прооудить...
Ну что ж, Берлина победитель,
ты смерть не можешь победить?
Летят по воздуху ракеты
и космонавты в них сидят.
На спичках даже их портреты.
А хлеб-то твой они едят.
Вот пьют геологи сгущенку,
чторгаясь в дальние края,

НАСОСНАЯ

В

САМОМ сердце Братской ГЭС
чуть не акробатом

я,

глаза

к люкам,

тараща,
лез

к агрегатам.
А веснущатые жрицы
храма киловатт
усмехались в рукавицы:
«Парень —
хиловат!»
Феликс был мой добрый гид
с мудростью индусскою.
Без него бы я погиб
от руки индустрии.
Феликс в каждый агрегат
пальцем гордо тыкал:
«ищущаешь?
То-то, брат...
1ехника —
владыка!»
И, за косность не виня,
в технике мой крестный.
Потащил он вниз меня —
к станции насосной.
«Автоматика там —
да!
Будьте уж покорны,
а дежурная одна —
просто для проформы!»
Вдруг все звуки задавил
сверху шедший вой.
Феликс гордо заявил:
«Мы — под Ангарой!»
Стало как-то зябко мне —
еле я нашелся.
А внизу,
в урчащей мгле,
шоркали насосы.
Ну, а Феликс —
что с ним —
шок? —
локоть мой держал.
«Слушай!» —
шепот шел сквозь шорк.
шепот
в нас
дышал:

52

И ГЭС ты с ними строил тожеКогда мы стройку здесь вели,
то нам и свеклу, и картошку
копали доченьки твои.
И пусть у пихт широколапых
пойдет за гробом весь народ,
и пусть, в молчанье снявши шляпы,
за ним правительство идет.
И пусть красивыми стихами
напишут люди, ставя крест,
что здесь лежит Иван Степаныч создатель спутников и ГЭС.

СТАНЦИЯ
«Милый,
ты продрог, небось?
Милый,
ты не бойсь.
Милый,
ты ко мне иди.
Ночь —
впереди.
Милый,
в сердце колотье,
в мыслях —
забытье.
Ты возьми все мое,
все мое —
твое...»
Ангара
налегла.
Сотрясалась мгла.
«Все...
все...» —
плыло из угла.
«Все...
все...
все...

все...» —
под удары брызг,
«все...
все...
все...

все...» —

сквозь машинный визг.
Мы по лестнице,
и вверх —
в гуд стальных громад,
в сварки свист и пересверк,
в скрежет,
стукот.
маг.
Ьушевал
воды обвал.
Грохотал
металл.
Ну, а шепот наплывал,
шепот все сметал.
Над гуденьем эстакад,
над рекой великой,

ц.| 1 тайгой косматой,
над
| г \ пикой-владыкой:

Может, это был Париж?
может, Харьков был?
И собой не дорожа,
вся дрожа от жара,
Обжигающе рыжа,
женщина бежала.
Сквозь листву,
газет клочки
мчались каолучки.
Рвалось тело сквозь крючки,
сквозь Оелки —
зрачки.
Ьуйно бахали грома,
рушились дома,
а она шептала что-то
вроде:
«№\ама... ма...»
Заглушая переоах,
ветви на дубах:
«Все...
все...
все...
все...» —
билось на губах.
«Все...
все...
все...
все...»-это не забыты
«Все...
все...
все...
все...»—
это не убить!
«Все...
все...
все...
все...» —
плачет и поет.
«Все...
все...
все...
все...»—
сквозь века плывет...

• 1КЧ'.„

II. ШИЛОСЬ,
влекло.
- 1»сч'„.

все...
все...
все...» —

п. ШИЛОСЬ,

текло.

•• 14СГ...

все...
все...
все...» —

гам,
•:од Ьратской ГЭС.
«1Ке...
все...
все...
все...» —
| де-то у неОес.
\ над кранами взойдя,
мл стреле вися,
•| шнокая звезда
||>епетала вся.
и тянуло —
то к воде,
т туда —
к звезде.
<;>еликс мне:
«Очнись, ты где/»
Л я был везде.
Меня шепот подминал,
рвал,
как аммонал,
и я что-то вспоминал,
шал и вспоминал.
..Город был от листьев рыж,
а какой —

заоыл.

НОЧЬ ПОЭЗИИ
КРИПЕЛО солнце на крюке у крана, И к поручням, притихшие, припали,
С спускаясь
в глубь ангарской быстрины, глазами по-отцовски заолестя,

Стояла ГЭС, еще темная справа,
и вся в закате — с левой стороны.
Она играла Ангарой взметенной
и сотворяла волшебство с водой,
ее впуская справа — темной-темной,
а выпуская слева — золотой.

И мы, в ошеломлении счастливом,
зуоами ветер цапая взаглот,
на катерке, храпливом и скакливом,
летели к морю Ьратскому вперед.
Алело все...
Над алыми волнами
подпрыгивали алые сиги,
и вот явилось море перед нами
в зеленой люльке матери-тайги!
Шалило море с блестками рыбешек,
с буйками и с прибрежным ивняком
и баловалось — вправду, как реоенок,—
что погремушкой, нашим катерком.

строители, монтажники, щрорабы —
ведь это море было их дитя.
И худенькая женщина шептала,
забыв при всех приличья соблюдать,
припав щекой к тельняшке капитана:
«Ах, Паша, Паша,— что за благодать!»
И он ее рукой в наколках обнял,
свободною другой держал штурвал...
«Муж и жена... Они поэты оба»,—
матросик рыжий мне растолковал.
Я наблюдал за странною- семьей
поэтов...
Был уже не молод Павел,
но буйно, по-мальчишьи, чуб седой
на синие, есенинские падал.
Да и она была немолода...
Виднелись из-под гребня на затылке,
сквозь краску проступая иногда,
сединки в шестимесячной завивке.
53

И кожа ее красных тяжких рук,
как и у всех, стиравших много женщин,
потрескалась...
Но пробивалось вдруг
девчоночье, живое в их движеньях.
И с радостной смущенностью в глазах,
как, если бы ей взять да нарядиться,
на месяц бледный мужу показав,
она вздохнула тихо: «Народился...»

и станут о любви трубить повсюду
герольды наши — майские жуки.
Не будет облаков над нами хмурых,
ни змей, ни скорпионов на пути,
а будут астры в белых куафюрах
за нами, словно фрейлины, идти!»
И мы молчали добро, осененно,
и улыбались кротко и светло.
«Ну что — сильно? — торжествовал
Серенька,
и я ответил искренне: «сильно!»

Причалил катер к берегу, и Павел
нам объявил начальственно: «Привал!»
Кто хворост нес, а кто палатку ставил,
а кто уже бутылки открывал,
А между тем «ворчащая жена»
стемнело.
на выпады нисколько не ворчала.
За сплетеньем звезд и веток
Она кулеш мешала и молчала,
невидимо шумела Ангара.
в свой отрешенный мир погружена.
Кулеш в котле клоктал.
Чему-то, нам неслышному, внимая,
Под мокрым ветром
глядела на трещавшее смолье.
кренились крылья красные костра.
А Павел сделал жест широкий: «Майя,
Ну, а матросик шустрый тот — Серенька • •ну что ты там сидишь? Прочти свое...»
аккордеон трофейный развернул,
И Майя, почему-то сняв сережки,
ремень плечом напряг, взглянул серьезно, с ним рядом так хрупка и так мала,
а после подмигнул и... резанул!
в круг вышла, робко встала посередке,
Он то мотал кудрявой головою,
потом кивнула ждущему Сереньке:
то прыгал чертом на одной ноге,
«Страдания» —
как будто рыжик, приподнявший хвою,
и тихо начала:
в угрюмо настороженной тайге.
«Уж вы, очи мои, мои очи,—
В траву за поллитровкой поллитровку
я не знаю в чем ваша вина.
швыряли мы, смыкаясь все тесней,
Слез моих добивались то отчим,
а то, что иглы падали в зубровку,
то бескормица, то война.
так с ними даже было и вкусней.
И, как будто ему станет легче,
И я себя почувствовал собою,
если буду я плакать от мук,
и я дышал отчаянно легко,
добивался их, душу калеча,
и было мне так чисто, так свободно,
мой любимый неверный супруг.
а все иное было далеко.
Мои очи тоской тяжелеют,
Тут попросили почитать, и снова
да не очи, а просто глаза,
почувствовал я где-то в глуЭине:
и никто меня не пожалеет,—
нет у меня чего-то основного,
хоть катись золотая слеза...»
что нужно этим людям, да и мне.
Стихи свои расставив на смотру,
Но, творческую зависть, видно, спрятав,
я, мучась, выбирал.
Не выбиралось,
муж пробурчал с цигаркою во рту:
«Безвыходно... насчет меня — неправда»..
ну, а точней сказать,— не вымерялось
А Майя: «Ладно, с выходом прочту...»
по этим лицам, соснам и костру.
И на обрыве самом встала Майя,
Ну, а Серенька, под сосновый шелест,
перед костром, светясь в его огне,
с грустцой кладя на инструмент висок
глаза куда-то к звездам поднимая,
и пальцами на клавиши нацелясь,
рукою обращаясь к Ангаре:
спросил меня привычно:
«Под вальсок?»
«Ангара моя, Ангарушка,
Не понял я, а он в ответ на это
вздохнул, беря обиженно пассаж:
ты куда бежишь? Постой!
Я стою, бледней огарочка,
«Я думал, что умеют все поэты
над твоею синетой.
под музыку читать, как Пашка наш...»
прочел я что-то.
Помнишь парня — звали Пашкою/
11осле вышел Навел.
Он далеко заплывал.
Ремень матросский с якорем оправил,
В косу мне, тобою пахнувшую,
чуб разлохматил и кивнул:
он саранки заплетал.
«Танго!»
И стал читать нахмуренно...
Сколько желтого песку
Сквозь всех
глядел, шатаясь, как при шторме, тяжко. в туфельки насыпалось!
Нука терзала драную тельняшку
Сколько раз мы целовались,
а я не насытилась!
так, что русалки лезли из прорех.
«Забудьте меня, родственники, дети!
заоудь меня, ворчащая жена!
Я молодой! Уйду я на рассвете
туда, где ждет лучистая Она.

Где теперь вы, туфли-модницы?
Где ты, зорюшка-коса?
Убежала моя молодость,
словно с колышком коза.

И я ее лобзать на травах буду,
и ей сплетать из орхидей венки,

Ангара моя, Ангарушка,
сколько жалуешь ты нам!

54

н
>'Н1 белее паруса —
м 1им>\ ешься! — туман.
н I I 1оы>ю ели-сосенки,
м и н и к умные глаза.
и" маленькие солнышки,
н и ос ходят харюза.
н к'I,пот утки-уточки,
(( к р у с н и ч н и к и горят,
н у , .1 | у о ы шутки-шуточки
(.пню не говорят.
ч. к.1ь белочка Оедовая,—
с ( | | . к о зубки выщерблены!
Ч, к,н> шишечка кедровая,—
ы
• ! к и выщелканы!
\н|.||1а моя, Ангарушка,
и.1 мне счастье нагадай.
Иг ыбуду я отдарочка,
с( и.ко молодость мне дай!
поперек тебя — плотина,
( над нею — красный флаг.
Ми шлыву к плотине тихо
(( с к а ж у плотине так:
• 11.1 впусти меня, плотина,
имеете с буйною водой,
н у , а выпусти, плотина,—
МОЛОДОЮ-МОЛОДОЙ.

||.| свети, свети, плотина,
•и-рез горы и леса.
I м сведи, сведи, плотина,
псе морщиночки с лица...»
II думал я о русской вещей тяге
к

ПОЭЗИИ...

О, сколько чистых душ,
к пей тянется, а вовсе не стиляги,
не «толпы истерических кликуш»!
И стыдны строчки ложные, пустые,
когда везде — и у костров таких —
*тихи читает чуть не вся Россия,
и чуть не пол-России пишет их.
Я вспомнил, как в такси московском ночью,
ьоирая мир в усталые глаза,
немолодой шофер, дымивший молча,
мне прочитал свой стих, не тормозя:
«Жизнь прошла... Закрылись карусели...
Ну, а я не знаю, как мне быть.
Я б сумел тебя, Сергей Есенин,
не в стихах — так в петле заменить!»
И пишут, пишут — пусть порой убого,
но морщиться надменно, право, грех,
и, если нам дано, хоть малость, богом,
то мы должны писать за всех, для всех!
Ведь в том, что называют графоманством,
Россия рвется, мучась и любя,
тайком, тихонько или громогласно^
но выразить, но выразить себя!

Так думал я, и, завершая праздник,
мы пели песни дальней старины
и много прочих песен — самых разных.
Да и «Хотят ли русские войны».
И, черное таежное мерцанье
глазами Робеспьера просверлив,
бледнея и горя, болгарин Цанев
читал нам свой неистовый верлибр:
— Живу ли я?
«Конечно...»— успокаивает Дарвин.
— Живу ли я?
«Не знаю...» — улыбается Сократ.
— Живу ли я?
«Надо жить!» — кричит Маяковский
и предлагает мне свое оружие,
чтобы проверить — живу ли я».
Кругов «удели сосны в исступленьи,
и дождь шипел, на угли морося,
но мы, смыкаясь будто в наступленьи,
запели под гитару Марчука:
«И, если вдруг на той войне мне уберечься
не удастся,—
какое б новое сраженье ни покачнуло б
шар земной,
Я все равно паду на той,
на той единственной ^гражданской,
и комиссары в пыльных шлемах
склонятся молча надо мной...
И, появившись, к нам на песню сами,
перед мной — уже в который раз!—
в тех пыльных шлемах встали комиссары,
неотвратимо вглядываясь в нас.
И, как самой России повеленье
не променять идею на слова,
на нас глядели, неподвластны тленью,
Радищев, Пушкин и Толстой, и Ленин,
и Стенькина шальная голова.
Я счастлив, что в России я родился
со Стенькиной шальною головой.
Мне в Братской ГЭС мерцающе раскрылся,
Россия, материнский образ твой.
Сгибаясь под кнутами столько лет,
голодная, разута и раздета,
ты сквозь страданья шла во имя света,
и чист и добр твой выстраданный свет.
Ьыть может, потому, что русский я,
но и совсем не потому, чго русский:
всей углотою моего костья,
всей моей шкурой, всей моею юшкой
я верю —
ложь всемирную снесет
и шар земной от страха и бессилья
спасет не кто-то —
все-таки Россия!
Кто больше всех страдал —
тот и спасет.

Цыден-Жап_ ЖИМБИЕВ

КУБА—ЛЮБОВЬ МОЯ!
(Путевые заметки)
Автор этих заметок — известный бурятский поэт Цыден-Жап Жимбиев — осенью
прошлого года совершил продолжительную
туристическую поездку на остров Свободы.
Читатель, быть может, удивится тому,
что редакция решила предпослать к заметкам туриста своеобразное предисловие:
подумаешь, человек съездил за границу и
что-то увидел! Мало ли в наше время ездит туристов из страны Советов по всем
странам и континентам!
Да, это очень верно. Коммунистическая
партия и Советское правительство делают
все, чтобы советские люди имели возможность совершать полезные, увлекательные
путешествия по родной стране, за ее рубежами, по морям и океанам, по таежным
дебрям и африканским саваннам, по скло-

и,

56

нам высочайших гор и развалинам древнейших городов. Мир надо знать!
Но верно и то, что нам из обычного надо всегда уметь выделять и давать должную оценку факту необычному. ЦыденЖап Жимбиев первым из бурят пересек
океан и ступил на остров, к которому прикована живейшее внимание всего мира.
Пусть он увидел не очень много такого,
чего не увидели раньше и не описали бы
вездесущие журналисты. Но его записи посвоему очень интересны. Да и сам факт:
из Бурятии — на Кубу! — очень знаменателен. Не правда ли, дорогой читатель?
Мы благодарны автору за привезенное
с Кубы Приветствие нашему журналу народного поэта Кубы Николаса I ильена,
фоторепродукцию которого помещаем.

.*!',:
ГЧКТЯБРЬ, 1963 год. С Шереметьевско"гс! аэродрома Москвы, поблескивая в
и.склых лучах осеннего солнца, взлетает
могучий воздушный лайнер «ТУ-104». Протай^ Москва, добрая, милая... Где бы мы
пи были, ты всегда будешь в нашем серд| е. До свиданья, столица!
...Мощно ревут двигатели. Лайнер стальной грудью рассекает белые, густо навяспи'е над землей облака, а через минуту
оказывается над ними.
Хозяева самолета — чехословацкие летчики. Но мы их не видим. Они в своих
каоинах. Зато около нас молоденькие
симпатичные стюардессы, одетые в элегантные серые костюмы. Мягко и добролушно улыбаясь, они поздравляют с началом путешествия, рассказывают, что мы
летим на высоте около десяти тысяч метрэз.
Среди пассажиров — люди самых различных национальностей из многих стран
Европы и Азии. Но больше всего нас, советских писателей.
Недалеко от меня сидит известный московский драматург Дмитрий Девятое. На
Кубе он мечтает собрать материал
для
своей новой пьесы «Куба-Кубань». А вот
итонский критик-литературовед Макс Лаоссон. Он думает написать большую монографию о творчестве кубинских прозаиков.

Книги популярного казахского писателя
Баурджана Момыш Улы «Генерал Панфилов», «За нами Москва» недавно были
переведены на испанский язык и вышли
в одном из кубинских издательств. Момыш
Улы сейчас с нами. Его мечта — провести
на острове Свободы конференцию с читателями, поговорить с ними...
Здесь же участники недели латышской
литературы в Бурятии — Николай Задорнов, Лия Бридака. Тут и горноалтапский
прозаик Л. Кокышев, карельский писатель
А. Тимонен, народный поэт
Чувашии
П. Хузангай и другие. Всего двадцать восемь человек.
Мы летим над Родиной. Отчетливо видны города, рабочие поселки. Показалиа.
высокие острогрудые скалы в сверкающих
ослепительной Оелизнои шапках. Чудная
земля наша, дивная...
Мы пересекаем государственную границу
и уже находимся над территорией братских стран. Вдруг как-то неожиданно появились, будто выросли из земли, дома с
островерхими крышами. Это Прага, древняя столица Чехословакии. Она блистает
старинными архитектурными сооружениями, величественно вздымающимися к небу зданиями. Прага — один из красивейших городов Европы, недаром зовется она
Злата Прага.
57

Приземлившись, мы тотчас, не теряя ни
минуты, начинаем свое знакомство с достопримечательностями города.
Мы побывали в Пражском Кремле. Были на кладбище героев чехословацкого народа — в Пантеоне. Возложили венок героям Отечественной войны, павшим в боях за освобождение Праги. Посетили Лиднцу, Карловы Вары, Марианские Лазни.
Б Праге мы посмотрели выступление
коллектива художественного театра «Латерна-Магика», в котором уживаются в
содружестве живопись, театр, кино. А в
один из дней нашего пребывания в Злата
Праге у нас была встреча с писателями и
поэтами Чехословакии.
Чехи очень гостеприимны. И, надо сказать, неплохо понимают по-русски. Так
что нам не особенно часто
приходилось
прибегать к услугам
переводчика. Мы
везде встречали добрый взгляд и светлую
улыбку настоящих друзей. И, честное слово, когда настало время прощания с Прагой, нам было немножко грустно.
Дальше полетели на другом самолете.
Как-то неожиданно наступила ночь. Здесь,
наверху, она совсем другая, безмолвная и
настороженная, точно прислушивается к
реву двигателей самолета. И вдруг пелену ее разрезали лучи прожекторов, а на
земле заиграло множество огней, зеленых,
голубых, роаовых. Это Лондон...
Когда лайнер, сделав круг над аэродромом, приземлился, и мы вышли из самолета, нас остановили таможенные служащие.
Началась проверка документов. Ну, что
ж, проверка так проверка. Но вот беда —
не успели мы войти в здание аэропорта,
здесь опять заинтересовались нашими документами. И пошло... 3 каком бы кабинете мы не оказывались, везде одно и то
же — «Ваши документы»... И когда в конце концов мы очутились в аэровокзале,
кто-то из товарищей сказал, что у них,
мол, так заведено, строго проверяют документы у тех, кто приехал из социалистических стран. Боятся, что мы привезли
к ним листовки. Ну, и дела!..
В аэровокзале много различных киосков.
Тут можно купить и открытки с изображением дворца, и старые кожаные пояса,
назначение которых довольно трудно предугадать, и открытки с изображениями
шотландских гвардейцев, и американские
жевательные резинки... В книжной лавке
мы наткнулись на книгу с черной обложкой: «Приключения бывшего военного министра Профьюмо с манекенщицей Келер»,
а рядом книга с биографией Адольфа Гитлера.
Всего семь часов пробыли мы в лондонском аэропорту, но этого было достаточно, чтобы у всех окончательно испортилось
настроение. И когда объявили
посадку,
все очень обрадовались.
Ночь, тихая, лунная. Внизу видны причудливые изгибы берегов «туманного Альбиона», мелькают высвеченные огнями фонарей рыбацкие поселки.
К полуночи мы были уже на новом материке — в Канаде. Приземлились на аэродро(ме города Кандер, штат
Ньюфаунд58

ленд. Ьыло ужасно холодно.
Торопливо^
одевшись, мы побежали к вокзалу. Но
длинном коридоре нас неожиданно оста-4
новили, началась проверка документов. И
только после этого мы попали в зал, где||
можно было немного отдохнуть.
После обеда в большом ресторане, ре«|
шаем осмотреть аэровокзал. И, право же, |
это было небезынтересно: в одной из лав
чонок нам на глаза попались удивитель
ные вещички из обихода эскимосов: гре
бешки из усов кита, ножи из кости мор
жа... Но, конечно же, нас, писателей, боль-1
ше интересовала литература, издаваемая в]
Канаде. Но сколько мы не искали в аэро-|
вокзале книжный киоск, так и не нашли.,
...Снова сели в самолет, и лайнер взмыл!
ввысь. Рассветало*, Далеко внизу показал-И
ся Атлантический океан.
И вот Куба. Все оживились: и те, кто!
сидел, опустив в дреме голову на руки, и]
те, кто играл в шахматы.
Куба... Про нее в старых энциклопедиче-М
ских словарях было написано: « К у б а — Г
самый большой остров на Карибском мо-]
ре. Площадь, занимаемая ею, равна 114,5
тысячам квадратных километров. Почва !
черноземная, иногда каштановая, богата
полезными ископаемыми — никелем, марганцем, хромом, оловом... Климат — тро- '
пический. Летом температура воздуха рав- I
на плюс пятидесяти градусам,
зимой —
плюс десяти градусам. Воздух влажный, |
морской...».
Когда-то на острове жили одни ин- I
дейцы. Потом пришли испанцы-завоеватели. Стали нещадно истреблять индейцев, а
оставшихся в ж и в ы х обратили в рабов. '
Когда же оказалось, что больше некого
обращать в рабов, стали возникать поселения рабов-негров, привезенных из Африки. С течением веков различие между
испанцами,
индейцами и неграми стерлось, и появилась новая нация — кубинцы. •
Тяжко жили кубинцы под гнетом испанских колонизаторов. Но никогда ни на :
один день не прекращалась борьба за ос- •
во&ождение Родины. Начиная от индейского вождя Атуэй и кончая знаменитым
певцом кубинской революции Хосе Марти,
во все века испанского владычества шла]
борьба за свободу Кубы, за ее будущее.
В XIX веке на Кубе вспыхнула националь-.
но-осв;|йодительная война, в результате ,
которой из страны были изгнаны испан-1
ские колонизаторы. Но на смену им при- 1
шли северо-американские
империалисты. 1
Они захватили в свои руки все богатства 1
Кубы — от плантаций сахарного тростника |
до залежей ценнейших цветных металлов. I
Появились
американские
компании —1
«Америкэн энд форин Пауэр К°», «Куба—1
Америкэн шугар
компани», «Америкэн
Юнайтед Фрут компани» и др. Страной '
заправляли лакеи империализма — всяческие диктаторы: Мачадо, Сэспэдэс, Сан- ]
ЛЪартино, Сокоррос...
Но самым лютым !
врагом Кубы был наемник американцев I
президент Фульхенсио Батиста. Его военная карьера удивительно! схожа с биографией Гитлера. Бывший сержант кубинской армии, Батиста при помощи амери-

н.шских штыков совершил военный перепорот и стал во главе государства.
На
||>.тсже народа он нажил миллионы. Цирмим его был беспределен. Народ прозяц.1.1 в нищете, а Батиста завел специальн ы й золотой телефон. Впрочем, грабил не
пмько Ьатиста. Куба была Клондайком
| Н1 всякого рода авантюристов и мошенн и к о в с миллиардами, грабителей и банп| юв с дипломатическими паспо.»г'ами.
Ми на минуту не прекращалась борьба
м освобождение страны от американских
империалистов. Ьастовали заводы, молоп л;ь учебных заведений отказалась выполни 1Ь распоряжения Батисты. И тогда крои.шый диктатор издал приказ о запрещен и и забастовок. Началась полоса массои.| х репрессий. В тюрьмах томились тысячи мужчин и женщин, стариков и детей.
Л у ч ш и е сыны Кубы были арестованы. А
шфьба продолжалась. По всей стране раз| оралось зарево народной революции. Вожн'м ее стал Фидель Кастро Рус.
Не могу не напомнить здесь пусть с/бшензвестных, но всем нам и всегда дороч фактов.
Фидель Кастро родился в 1927 году в
провинции Ориенто, в семье плантатора.
.УЧИЛСЯ в Сант-Мго в католическом кола'дже. Затем поступил на юридический
факультет Гаванского университета. Заш'ршив обучение в университете, Кастро
.л кончил аспирантуру и получил ученое
•.^ание бакалавра. А еще через несколько
ст блестяще защитил докторскую диссертацию. Потом он вернулся в родное се10 и сразу же со своим братом Раулем,
и с друзьями стал создавать отряд ревоиоционеров.
И вот отряд организован. Вначале их
йыло всего сто пятьдесят человек. И каж1ый отдал все что имел. Так, известный
фоторепортер Ченард продал свою фотоСтудию, а деньги передал революционному
кзмитету. Отдал все свои сбережения Алькальдэ. То же самое сделал и Монтане.
На вырученные деньги повстанцы купили
оружие.
С душевным трепетом я мысленно вспоминаю читанное в газетах и журналах: 26
ноля 1956 года горстка храбрецов напала
на войска Батисты, расположенные в крепости Монкадо. Но начало восстания было
трагичным. Около ста человек пало в этом
бою и лишь немногим удалось уйти. Кастро был захвачен в плен. Фиделя судил
военный трибунал. Поистине мужественным было выступление Кастро на суде.
Он говорил о борьбе, он звал к борьбе за
освобождение родины.
Фидель Кастро был осужден. Но ему
удалось вырваться из рук палачей. Он бежал в Америку, оттуда послал в Мексику,
где повстанцы проходили школу военного
дела под руководством опытного старого
генерала.
И вот наступил день, когда из одной
мексиканской гавани вышел
небольшой
корабль «Гранма», на борту которого было
восемьдесят два революционера. Более
семи суток бороздил кфабль океанскую
гладь. Ч только успели повстанцы выса-

диться на берег, как началась стрельба.
Лишь двенадцати революционерам удалось
прорваться сквозь вражеский заслон. Фидель Кастро, его брат Рауль, боевые соратники Кастро — Камило Сьенфузгос, Эр>лесто I евара, Хуан Альмейде и другие
скрылись в горах Сьерра-Маэстра. Здесь
было сформировано ядро будущей народно-освободительной армии. Началась гражданская война. Люди шли отовсюду —
из городов, из самых отдаленных селений. Была создана армия, символично названная «Барбудос», что значит — бородатые.
Ни пушки американских фирм, ни ярость
врагов не смогли сломить революционного
духа солдат Кастро. Революция победила.
Батиста бежал. Первого января 1959 года
была освобождена столица Кубы — Гавана. Впервые на американском континенте
образовалась свободная
революционная
республика с коротким и звучным, как выстрел, именем — Куба.
Вот сюда, в эту мужественную и прекрасную страну, прилетели мы. На гаванском аэродроме нас встретили приветственными криками:
— Ьуэнос Диес!
— Доорый день!
Я кричу в ответ по-бурятски:
— Амар сайн!
Гитаристы вызвенивали на гитарах светлые мелодии. Пели они о счастье быть
свободными, пели о вечно зеленой стране,
о будущем пели они и о любви. О любви
чистой и красивой, как жизнь, которая завоевана своими руками.
Неожиданно я услышал, как кто-то из
встречающих сказал:
— Цыден-Жап!
Я вздрогнул. И, в самом деле, кто может меня знать здесь, на далекой Кубе!
Наверное, думаю, ошибся, сказал кто-то из
моих товарищей-туристов. Но нет, снова
слышу удивленный и радостный возглас
оттуда, из толпы:
— Здравствуя!
И опять:
— Цыден-Жап!
Вглядываюсь во встречающих нас людей
и тут только замечаю своего коллегу по
учебе в Москве, по литературному институту, Альгимантаса Чекоулиса, Вот как
здорово получилось! Последний раз с ним
мы виделись, между прочим, в моем родном Забайкалье, в агинских степях, в селе Цокто-Хангил, кс1гда он путешествовал
по нашей стране. А сейчас встречаемся на
Кубе! ничего не скажешь — встреча неооНкновенная —таких оывает, наверное,
'не очень-то много в нашей быстротечной
жизни.
Нас с Чекоулисом сразу же окружили
корреспонденты местных газет, члены нашего посольства. Альгимантас представил
нам высокую худощавую девушку Ольгиту, нашего будущего гида. Потом мы сели
в автооус чехословацкого производства,
специально предна?наченный для туристов.
...Знакомство с городом начали с площади Революции, так называется одна из
центральных площадей Гаваны.
Отсюда

59

в самое небо телевизион!
ную вышку, всемирна
известный ночной клуш
«Тропикана» и строя-]
щийся огромный
ст»
дион, на котором недавно выступали мастера советского цирка. Здесь ж<
был проведен съезд ар
хитекторов мира.
...И снова в путь. Сидим в автобусе и, прилыа
нув к стеклам, боимся
что-то не заметить, что*
то пропустить... Гид рам
сказывает об истории га-1
ванских улиц, отдельных]
домов. Рассказывает го-3
рячо, убежденно. Прият-]
но слушать, как она го-]
ворит, и сознавать ту л ю-]
бовь к своему городу,!
которая, как утвержда- 1
Гражданская площадь в Гаване.
"рождается в сердце!
ют>
первого января 1959 года весь мир обле- каждого гаванца еще в детстве.
Но вот автобус резко затормозил. В литело известие о победе кубинской революцо пахнуло свежим порывистым ветром.
ции, здесь была провозглашена гаванская
Море... величавое, гордое. Плещутся волдекларация.
ны, бьются о берег, бьются. И издалека
На площади возвышается монументальплывет, ширится какая-то удивительно знаный памятник великому сыну Кубы — Хосе
комая мелодия. Мы бродим по парку, где
Марти. Он сидит, задумчиво опустив горастут необыкновенно пышные деревья, по
лову. Выразительны его глаза — в них
бульварам, искусно оформленным декора- '
жизнь, жажда борьбы... Да, он был бортивными растениями. На стенах домов вицом, всю свою жизнь он отдал делу освосят плакаты, лозунги, всюду транспаранты
бождения родины. Он умер, как борец.
с гордыми, нестареющими словами — «Па...Музей революции. Он расположен в
триа о муэртэ».
светлом, просторном здании, украшенном
На наОережной стоит величественный
мраморными колоннами. На стенах портмонумент,
посвященный героя'м
Кубы.
реты прославленных сынов и дочерей Кубы.
Около него играют дети. А совсем недалеВ одной из комнат модель знаменитого
ко высится древняя церковь, где, по прекорабля «Гранма». Здесь же на стене висит
данию, хранится прах первооткрывателя
клочок бумаги, на котором карандашом
Америки
Христофора Колумба. Сразу же
написана программа борьбы партизанских
за заливом темнеют мрачные стены кре( и р я д о в Сьерры-Маэстры. Ярким, огненпости Кастильо дель Моро, куда до ревоным словом изложена
цель
кубинлюции сажали политических заключенных.
ской революции. В музее хранятся вещи,
Гид рассказывает, как здесь истязали люнекогда принадлежавшие партизанам: фодей, морили голодом, а потом, вконец обестйдокументы, макеты секретных радиостансиленных и измученных, выбрасывали в
ций типа «Ребельда», самодельные мины
мо,ре.
в консервных банках, множество экспона...Гаванский порт—один из самых больтов, рассказывающих об освобождении разших портов мира. Стройными рядами столичных провинций Кубы. Они еще не обят пакгаузы, по широкой набережной мчарели музейного облика. Они свежие! Кстати,
тся в разных направлениях автомобили, 1
фонды музея пополняются все новыми и
а по подведенной к порту ветке прохо- '.
новыми материалами.
Это и понятно.
дят железнодорожные составы. Не умолВедь борьба еще не закончилась. Революкая ни на минуту, работают портальные
ция продолжается.
краны.
С самой верхней площади музея отчетлиВ 1961 году контрреволюционеры взор- <
во видна Гавана. Гавана... Прекрасна и
вали в порту французский пароход «Ла
мужественна судьба этого города, возникКувре». Ьго обломки сохранились до сих (
шего где-то в пятим веке. Сначала его
пор. В порту много судов с различными |
завоевали испанцы, потом на смену им
государственными флагами. Среди них и ]
пришли американские магнаты. Впрочем,
наши — «Мария Ульянова», «Серебрянск» !
об истории города можно судить по стии... родное мне название: «Байкал»!
лю и архитектуре зданий. Великолепные
На улицах Гаваны всегда шумно. Кубинцы одеваются довольно просто. Боль- \
замки стиля барокко соседствуют с тридшинство мужчин ходят в белых рубашках
цатиэтажными отелями.
и аккуратно
отглаженных
брюках. А '
Мы остановились в одном из красивейженщины...
Ну. женщины,
разумеется,
ших зданий города — в отеле «Абана либодеваются изящно и элегантно.
ре». Отсюда хорошо видать упирающуюся
То там, то здесь приютились газетные ки60

|м ки, в которых продам|н'я популярные кубин. кие газеты: «Нотисиас
ц- ой», «Эль мундо»,
1'еволюсьон» и др. Тут
1
г около киосков при1 РОИЛИСЬ

ЧИСТИЛЬЩИКИ

иоуви. Заметив иностраншч:, они с любопытством
н а ч а л и осматривать нас.
\ когда узнали, откуда
•п,|, окружили нас плотн',!М кольцом и с возгла1.1Г.1И «Созьетико!» начап( энергично пожимать
1..1М руки. И право же,
н,| оказались в довольно затруднительном по">жении. Никто из нас
по знал испанского языка, и мы вынуждены бы:и то и дело прибегать
к помощи жестов, изредка выкрикивая те слова,
которые успели запомн и т ь за короткое врем?
,.„
,
—
нашего пребывания ьа Кубе. Один кубинец с черной бородой, указывая на меня,
с просил о чем-то. Мне почудилось, что он
1 нрашивает о моей профессии. И, не долго
' > м а я , я ответил:
— Зкритор! Писатель...
Кубинец донельзя
довольный,
улыбнулся. И жестами начал что-то объяснять
••не. Из всего этого я понял, что сам он
I •> профессии кузнец. И, действительно, я
не ошибся. Подошедшая к нам переводчица подтвердила это. С ее помощью у меня
| кубинцем завязался примерно такой раз|овор:
ВОПРОС: Мы слышали, что в вашей
I гране часто идут снега. Что это? Не приимли ли вы с собой немного снега?
ОТВЕТ: Снег? О, его нельзя привезти в
страну с жарким климатом. Он тут же
растает и превратится в обычную воду.
ВОПРОС
(довольно
неожиданный):
Скажите, а девушки у вас в каком возрас ге замуж выходят?
Ш В Ы (несколько растерянный): Честное слово, даже и не знаю, все зависит
от той, которая собирается выйти замуж.
ВОПРОС: А сколько еще человек ПОЛе^Т В КОСМОСГ

ОТВЕТ: Вот уж, право, не могу знать.
Ну, а что полетят, не сомневаюсь.
Этот разговор продолжался еще долго.
Кубинец задавал самые неожиданные вопросы, но в каждом из них жила большая
побовь к родине Ленина, к ее людям. И
<:о, пожалуй, было самым главным, что
ч вынес из своего первого знакомства на
Кубе. На прощание мы обменялись значками. Я подарил кубинцу значок, сделанный у нас, в Улан-Удэ, к сорокалетию Бурятской АССР.
...Гостиница «Гавана либре». Она построена по проекту известного
архитектора
Хильтона. Он смело и красиво вписал архитектурный ансамбль в окружающукГприрэду. В фойе растут вечнозеленые пышно-

Дом Хемингуэя.
лиственные деревья,
между которыми
струится серебристый ручеек.
На втором этаже находятся почта, телеграф, парикмахерская. Салоны,
ночной
клуб «Карибское море», рестораны... А
на третьем этаже — плавательный бассейн,
рассчитанный на сто человек.
Приготовленные для нас комнаты были
на одиннадцатом этаже. Когда мы вышли
из лифта, кто-то шутливо бросил:
— Ну и ну..
Придется' нам, братцы,
чтобы попасть к себе домой, показывать
одиннадцать пальцев.— И вдруг вспомнил:
— Одиннадцать... Так это ж по-испански —
«онсы»...
Онсы... С тех пор мы и стали величать
себя не иначе, как «онсывцами».
...Комната под номером 1102. «Где повесил шапку, там и твой дом»,— говорит
старая бурятская пословица. И долго не
раздумывая, мы последовали ее совету.
Наконец-то, можно будет отдохнуть немного.
После ужина неожиданно зазво(нил телефон. Поднимаю трубку и слышу знакомый голос Чекоулиса. Разговор оборвался
коротким: «Ждите!» Прошло немного времени и в комнату ввалился Чгкоулис. Не
успел он сесть на стул, как его тотчас забросали вопросами. Чекоулис улыбнулся и
вытащил из кармана пиджака газету.
— Вот тут все написано. «Нотисиас де
ой». Эта газета выпускается уже много
лет. Правительство Батисты неоднократно
запрещало' ее, но, изменив название, она
продолжала выходить...
Чекоулис развернул газету:
— В этом номере подробно рассказывается о циклоне «Флора», который принес
столько бедствий Кубе. Так, в местечке
Кауто-дель Кассо в семье одного крестьянина снесло камышовый дом, в котором
было трое детей. Лус Пампа, мать ребятишек, находившаяся в другом месте, улнав об этом, села в лодку и, рискуя жизнью, поплыла за детьми. К счастью, дом

устоя;| против сильного течения, и ребят и ш к и были спасены. Но так было не везде. От циклона погибло около тысячи человек.
В эти дни на дверях учреждений висели лаконичные и тревожные плакаты:
«Мы там, где горе и трудность. Нас
призвал долг — помочь своим товарищам.
Мы победим. Ьенсеремос».
В спасении пострадавших
от циклона
большую помощь оказали наши советские
вертолеты и самолеты. Общества Красного
креста и Красного полумесяца социалистических стран прислали продукты, одежду,
медикаменты...
— Ну, а дальше? О чем еще там?
И Чекоулис продолжает говорить:
...В местечке Мариэль раньше намеченного срока закончено строительство гидроэлектростанции.
...Известный кубинский доктор Хуан Маринелло выступил в Париже с речью" на
собрании юны,к,и.
...Знакомство с Гаваной продолжается.
Абане Либре... Так называется одна из
центральных улиц Гаваны. Недалеко
от
нее находится знаменитый Гаванский университет. Со всех сторон его обступили
аккуратно подстриженные деревья, старинные дворцы.
До революции в университете было всего два факультета: юридический и медицинский, а сейчас здесь уже восемь факультетов. В университете учились выдающиеся деятели кубинской революции: Фидель Кастро Рус, Хосе Эччеварио, Франк
Пайс и другие.
На ступеньках лестничной площадки сидели, уткнувшись в учебники,
студенты.
Увидев нас, они встали и подошли к нам.
— Здравствуйте, товарищи!
Добрые и умные глаза у этих парней,
крепки пожатия загорелых рук.
Потом мы снова шли по широкой, купающейся в солнце улице. Но вот перед
нами выросло высокое здание с квадратным, почти во всю стену, окном, скво!зь которое видны были груды деталей, станки...
Вдруг из маленькой будки, очевидно, проходной завода, выбежал человек и, что-то
крича, стал энергично махать рукой.
Недоуменно переглядываемся:
— Чего это он? Уже не нас ли зовет?
— Да нет, не должно бы. Впрочем...
Но скоро все выяснилось. Кубинец —
это был рабочий фабрики минеральных
вод — звал действительно нас. Ему, как и
его товарищам по работе, очень хотелось
познакомить советских туристов со своей
фабрикой. Мы охотно дали согласие. Ренальдо Месса, так звали нового знакомого,
стал нашим провожатым.
На фабрике минеральных вод широко
используется механизация, все операции,
начиная от мытья посуды и кончая наклейкой этикеток, производит конвейер-автомат.
Ренальдо Месса вытащил из холодильника несколько бутылок напитка и предложил нам. Он долго смеялся, рассказывая о том, как начинали они работу
на
фабрике после того, как удрал хозяин, го62

ворил и о том, как трудно им было вн
чале — ведь мало было своих специал»
тов. Но потом стало легче, привыкли. По
учились ведению такого большого хозя
ства. Рассказывал Ренальдо Месса к |
том, как ему хочется съездить в Советскш
Союз и что он это при первой же возмо|
ности обязательно сделает.
— Мучас Грасиас,
Ренальдо Месс
Спасибо тебе за все, за душу твою и
це — спасибо!
Гуляя по улицам, мы настолько далек
ушли от отеля, что совершенно потерял
всякую ориентировку. Растерянно перегл<
нулись. Кто-то тревожно спро|сил:
— Ну, а теперь куда?
После долгих и, надо сказать, мучя
тельных раздумий, приняли самое, как на
казалось тогда, верное решение.
— Абане Либре,— обратились мы к про.
хожим. Вокруг нас скоро собралась цела<|
толпа горожан. Они о чем-то горячо заспо
рили между собой, одни предлагали идт!1
прямо, другие — свернуть налево, третьи.^
Ну, а третьи показывали рукой н а п р а в о : '
дескать, идите так, тут, мол, ближе...
Наконец, один из кубинцев,
весело |
смеясь, вытащил из кармана листок бумаги и начертил на нем наш маршрут.
Пошли по точно указанному маршруту.!
Шли долго, отчаянно ныли ноги, болела]
спина. И тут один из тех, кто шел позади,
еле волоча ноги, едва слышно сказал:
— Ну, послушайте.
Зачем
пешком?^
Ведь есть же и городской транспорт. Давайте остановим такси.
И, в самом деле, как мы забыли об <
этом? Тут же остановили проходящее такси, наскоро объяснили шоферу, куда нам
нужно, и, откинувшись на мягкие сиденья,
оолегченно вздохнули.
шофер, улыОаясь во весь рот, повел
машину какими-то закоулками. Счетчика
в такси не было. И вдруг ужасная мысль
пришла нам в голо(ву: «А если не хватит
денег заплатить за проезд?» Попросив водителя, остановиться на ближайшей автобусной остановке, мы вышли из такси и
сели на маршрутный автобус. Кое-как добравшись до отеля, узнали, что наши товарищи, не принимавшие участия в прогулке по улицам Гаваны, собрались на экскурсию. Что тут делать? Эх, была не
была! Наскоро пообедав и отказавшись
"овиноваться усталости, мы присоединились к ним.
В Гаване очень много плавательных бассейногв. Они никогда не пустуют. Это и понятно. Постоянная тропическая жара делает свое дело. Впрочем, когда жара падает
ниже плюс двадцати градусов, кубинцы не
купаются «Холодно!» Но это кубинцы. А
что касается нас, то мы великолепно себя
чувствовали в воде и при такой температуре. Вот и сейчас, прежде чем отправиться с экскурсией, мы пошли в плавательный бассейн «Рио-Кристалл».
Вдоволь накупавшись, а потом, побродив
по городу с экскурсоводом, мы вернулись
в отель. И, как обычно, начался у нас разговор об увиденном за день. В это время
открылась дверь и в комнату вошел казах-

'•и" писатель Баурджан Момыш Улы. Одет
ни ом.! в военную форму, в зубах у него
• т'и 1.1 толстенная гаванская сигара, от
• ч юрой легкой узенькой струйкой вился
Ц.1Ч. Мам нравилось быть с ним, разгова1'||ц.|||,. Веселый и общительный, он всегда
ом с собой оживление. Вот и сейчас...
Ну, и дела... — улыбнулся Момыш
• 'М, садясь в предложенное ему кресло.—
' 1 \ и . было не заблудился сегодня вовсе.
Н и к 1 л по каким-то незнакомым улочкам
» \ ж отчаялся когда-нибудь выйти, как
" Ч ' у т прямо перед глазами выросло здапис, удивительно похожее на наш отель.
Ни отель ли это в самом деле? Заволноц.| к я страшно: еще бы,— а вдруг это не
"имь! Тогда что... снова? Подошел побли•«<•, и только тут убедился, что не ошибся.
Ни нот ведь о к а з и я — н е успел зайти, как
чтя остановили какие-то люди в военной
фирме. Смотрю на них с недоумением —
•м<> за чертовщина! А они вежливо так
предлагают мне пройти в военное министер• то Кубы. Это еще больше огорчило меня,
"шибка, думаю, произошла, вот и вызыва|»|. Но страхи мои оказались напрасными.
Просто в министерстве предложили мне чи|.| гь лекции о панфиловцах и продлили
I рок пребывания на Кубе. Вот ведь как...
— Это ж здорово! И нам ничего не осыется, как поздравить,— сказал
только
•но вошедший в комнату карельский пи| лтель Антти Николаевич Тимонен. Кстати
им еще не читали статью о нашем Момыш
Улы, опубликованную в одной из кубинских
кпет? Ьсли нет, давайте попросим уважаемого гида перевести ее...
Было уже поздно, когда мы разошлись
т) своим комнатам. Я вышел на балкон и
' гал смотреть на восток, туда, где нахо'илась Родина, где неуемно и вдохновенно плескался Байкал. Я Думал о ней, о
Кубе, о стране солнца и зелени, о людях,
.авоевавших своими руками свободу, о людях, сердца у которых открыты каждому,
мо любит жизнь, о людях с умными и
ц>6рыми глазами.
...На одной из улиц Гаваны в старинном
1ворце находится советское посольство. Сек-'дня здесь беспрерывно звонят телефоны
и сидящий за столом дежурный еле успевает поднимать трубки. Говорит он то на
русском, то на английском, то на испанском
языках. Речь идет о празднике Великого
Октября. Но в конце концов он заканчивает с телефонными разговорами и подходит
к нам.
— С праздником вас, товарищи!
— Спасиоо...
— Я сейчас позову Ьвгения Ивановича,
он хочет поговорить с вами. Попрошу подождать немного.
Дежурный скрылся за дверь», а через
минуту в комнату вошел атташе нашего
посольства на Кубе Евгений Иванович
Пронский. Он уже много лет живет на острове Свободы и великолепно знает жизнь
и быт кубинцев. Его рассказ о Кубе был
интересным
и увлекательным.
Ьвгений
Иванович говорил о кубинской революции,
об американской экономической блокаде, о

циклоне «Флора»... В заключение нашей
беседы он сказал:
— Ну, вот, собственно, и все. Да, вечером состоится праздничный митинг. Вы приглашаетесь на него...
...Празднично оформленный зал. Огромное множество народа. Звучит гимн Советского Союза, потом гимн Кубы. На стенах
лозунги, флаги, портреты Никиты Сергеевича Хрущева и Фиделя Кастро. Откуда-то
издалека доносится стук барабана и приветливый зов пионерского горна. Он вс&
ближе и ближе. И вот в зал входят пионеры в красных галстуках, в руках у них
живые цветы. Гром аплодисментов заглушает приветственные слова пионеров.
После вечера мы были приглашены в резиденцию советского посольства. Нас встречал посол СССР на Кубе А. И. Алексеев.
На встречу пришел национальный герой
острова Свободы — Эрнесте Че Гевара.
Кубинцы его называют Байроном двадцатого века. Он врач по специальности, но
сейчас руководит государственным банком.
Здесь же были замечательный сын кубинского народа, редактор газеты «Нотисиас де
ой»—Блас Рока, президент института аграрной реформы Кубы—Рафаэль Родригас.
Вместе с ними на встречу приехали министры Кубы, поэт Николас Гильен, дипломаты
Болгарии, Венгрии, Польши, Монголии, Чехословакии, послы из различных стран
Азии и Африки. Ко мне подошел посол Монгольской Народной Республики.
— Амар мэндэ! — улыбаясь, сказал он
и протянул руку.
— тэндэ!
— А я вас узнал. Вы бурят?
- Да...
— Ну, что ж... с праздником вас. И где?
На Кубе! А знаете, я знаком кое с кем из
Бурятии. Я хорошо знаю Модогоева. Хахалова, Очирова. В Москве я учился в партийной школе с Василием Иннокентьевичем
Титовым.
— Титов... Он сейчас работает начальником Кабанского территориального управления.
— Был я у вас в Закамне,— продолжал
посол,— в улусе Санага. Там мы подарили
колхозу войлочную юрту. А вот сейчас
здесь... Посольство наше недавно на Кубе,
но мы уже успели, как говорят, обжиться...
— А много на Кубе ваших земляков?
— Да... И потом в Гаванском университете учатся еще наши студенты, на факультете торговых отношений. А скоро приедут
артисты монгольских театров. Как видите,
скучать не приходится, работы хватает...
К нам подошло еще несколько человек.
Обменялись адресами, пошли тосты.
Когда мы вышли из здания посольства,
к нам приблизились «милициано». Кто-то
из них, неплохо владеющий русским языком, сказал:
— Ваш праздник — наш праздник.
И тут же добавил уже по-испански:
— Ревояюсьон, советико, Куба...
63

Эти слона, понятные каждому честному
человеку земли, говорят о многом. Они говорят об огромном значении Октябрьской
революции, о том, что без нее не было бы
возможным само существование Кубинской
респуОлики.
Б И Н Ц Ы очень любят детей. В них
К Увидят
свое будущее, тех, кто завершит

революцию. Государство помогает многодетным семьям одеждой, продуктами, медикаментами. Много средств отпускается на
детские ясли, сады.
В «Рио-Кристиллг» мы посетили одно детское учреждение. Оно находится в большом прекрасном здании. Бее есть у ребятишек. Г"; мстЕсныое, пожалуй, в чем они
испытывают острую нужду — это нехватка
игрушек. Раньше игрушки покупали у северо-американцез, а после объявления экономической блокады ввоз их прекратился.
Как видите, и тут не обошлось без политики! Впрочем, сейчас стало значительно лучше. Для маленьких граждан Кубы приходят
посылки с игрушками из социалистических
стран.
В предместье Гаваны стоит особняк премьер-министра Кубы Фиделя Кастро. Первый этаж особняка отведен для детей. Когда автобус остановился, из особняка выскочили ребятишки и с любопытством стали разглядывать нас. Родители этих ребят погибли в боях за освобождение родины.
Но дети не остались сиротами, их усыновил сам Фидель Кастро. Ребята живут дружно и очень любят своего папу. Они помогают взрослым в уборке бананов, какао, сажают эвкалипты, а в свободное время увлеченно играют в шахматы, в волейбол, в
теннис...
У этих ребят есть мечта, большая зовущая. Они хотят стать такими же революционерами, как и их отец — Фидель Кастро
Рус. И она осуществится, их мечта. Порукой тому — дела и мысли дедов, отцов,
матерей, старших братьев.
Однажды в одном из своих выступлений
Фидель Кастро сказал:
— Мы превратим дома, в которых жили
солдаты, в учебные заведения!
Это были умные и пророческие слова, и
они воплощаются в жизнь. Так, в знаменитой крепости Монкада, в которой раньше
томились лучшие сыны Кубы, сейчас находится школа имени 26 июля. В бывшей военной казарме Лос Мерседес открыта школа имени К. Сьснфуэгоса, а в лагере Колумбии школа Сьюдад Либертад. Эта школа расположена на живописном
берегу
Мексиканского залива. Когда мы приехали
сюда, нас встретил директор школы Дель
Ама, еще совсем не старый человек, но
уже с густой сединой в волосах. Дель Ама
рассказал, что эту школу открыли в 1959
году. Тут учатся дети погибших воинов, рабочих и крестьян. Всего здесь около десяти
тысяч ребят. В школе, кроме преподавания
общеобразовательных дисциплин, приучают
детей к труду. Много внимания уделяется
музыке, поэзии и изучению русского языка.
К нам подошла девушка в аккуратном
64

Высокий белый особняк с островерхой
крышей, упирающейся в самое небо. Здесь
находится
Союз творческих работников
Кубы: писателей, художников, музыкантов,
артистов. В комнатах особняка всегда многолюдно. В одной из комнат выставлены
картины кубинских художников, в другой—
работают композиторы.
Нас кубинские писатели пригласили на ;
семь часов вечера. Но, когда мы пришли,
хозяев еще не было. Впрочем, мы не оченьто удивились, поскольку знали, что кубинцы, как правило, приходят несколько с
опозданием. Это своего рода, неписаный
обычай. Мы рассглись в креслах, стоящих
в комнате, и стали ждать.
Из советских писателей на Кубе до нас
побывали Сергей Смирнов, Ванда Василевская, Даниил Гранин, Евгений Евтушенко.
Из писателей других стран здесь были: чех
Ян Дрда, знаменитый французский прозаик
Сартр, автор всемирно известного романа
«Наш человек в Гаване» Трем Грин, алжирский поэт-революционер Ангри Аллег,
знаменитый чилиец Пабло Неруда, американский поэт Уолд Френ...

Произведения этих писателей о малень• "II, гордой и красивой Кубе заполняют
' м и р н ы е полки Дома народного творчест" I У«ы были так увлечены выставленными
м.1ми, что не заметили, как к подъезду
"" мнила легковая машина, из которой вы»" I народный поэт Кубы—Николас Гильен.
Николас Гильен родился в 1902 году в
'Ч'.т.ннции Хамагуэй. Отец его был страни.1-,1 книголюбом и собрал большую биб"нис-ку. Маленький Никоаас жадно читал
" 1 > - | Ц ;ведения испанских писателей: Серван1ч.I, Лопе де Вега, Гонгора и других.
I ;!ги... Он отдал бы за них все, что
^им. Он любил их большой, настоящей лю.мо. Даже самый запах, идущий от
1
• I !!ых страниц, приводил его в неописуч|,и| восторг. Не поэтому ли после смерти
• г н а Николае поступил в типографию на1'Ц'иком. Работая в типографии, он упор.1 I занимался и сумел закончить среднюю
'I . -.IV.

> /"е пятнадцатилетним подростком Нико1-н- Гильен пробует себя в поэзии. В 1930
|" IV выходит первый сборник его стихотво!• мни. В 1931 году поэт выпускает книгу—
( очгоро косонго», а в 1934 году — «гВест
'(' I 1.пя лимитейд».
II трудные и трагические для революци||!1ной Испании годы Гильен дрался под ее
именем. Там, на поле боя, он был принят
и >•. о.-^мунистическую партию.
I I I з д е и всегда он славил революцию,
.1 к революции. Его стихи — это голос
' : еда, их поют люди на работе, на вече' \ . на торжестзенных собраниях. Он поэт
| \ ч'ы. А еще его считают своим певцом
Т-оды Латинской Америки. И это верно.
1
•!! действительно поэт пробуждающейся
<".:;нои Америки.
1-го поэзия получила всемирную призна•ьность. Имя Николаса Гильена хорошо
.'.•;омо советским людям. Кубинский поэт
' ,гзжал к нам несколько раз. Он удостоен
. с экого звания лауреата Ленинской преI! м за укрепление мира между народами.
И вот он стоит перед нами, добрый и ум.!Й человек. Стоит и, улыбаясь, говорит:
— Право же, самое мучительное для пиателя
— это собрания и конференции. Но
;
.:ь нечто другое, честное слово, другое...
1'>от я и приехал...
Антти Тимонен представил нас. Николас
I и 1ьен весело засмеялся:
— Познакомившись с вами, я познако;лся с географией Советского Союза.
Потом он подходит к столу, распечатывает бутылку вина. Поднимает тост:
— За встречу! За нашу встречу!
Начинается оживленная беседа о литера| .ре, прежде всего о кубинской литературе. Николас Гильен говорит:
— О кубинской литературе можно про" :тать целую лекцию. Но поскольку вы са•.и хорошо знакомы с произведениями на<: их писателей, я скажу только о том, что
'•?инссла нашим литераторам революция.
''у, прежде всего, она научила нас всегда
':лть рядом с народом, этой близости нам
не хватало раньше. Если в прошлом большинство писателей отсиживалось дома, то
1 ейчас многие работают в редакциях газет,
5. «Байкал» № 3

журналов... А это очень важно, такая работа дает возможность связать свое творчество с задачами революции. Так, например, я сотрудничаю в газете «Нотисиас де
ой», пишу статьи, очерки, ну, и, конечно,
стихи.
Потом Николас Гильен рассказал о повестях, романах, пьесах, увидевших свет
совсем недавно. Ответил на наши вопросы.
Я передал номер журнала «Байкал», в котором была напечатана
документальная
повесть Романа Кармена «Пылающий остров». Кубинские друзья с живейшим интересом стали рассматривать журнал, а Николас Гильен написал приветствие журналу.
В Союзе творческих работников Кубы
мы встретились и с другим очень интересным писателем — Индио Набори. Запомнились его слова:
— Я с малых лет связал свою судьбу с
социалистической партией. Писал статьи в
запрещенные газеты, интересовался произведениями ваших писателей. А недавно
перевел на испанский язык несколько стихотворений Владимира Маяковского, Михаила Исаковского.
Индио наоори прочитал свое великолепное стихотворение «Крестьянский сад»,
в котором вдохновенно воспевает красоту
новой жизни, поистине огромные изменения,
происшедшие в селе после революции.
На прощание я от имени Союза писателей нашей республики подарил кубинцам
бурятский эпос «Гэсэр», «Антологию бурятской поэзии», альбом с видами Бурятии...
В один из дней нашего пребывания на
Кубе нам посчастливилось посетить дом, в
котором жил великий писатель Америки Эрнест Хемингуэй.
Страстный путешественник (пожалуй, нет
на земле уголка, где не побывал о«), добрый и отзывчивый человек (о его доброте
ходят в народе легенды), Эрнест Хемингуэй около двадцати лет прожил на Кубе.
Здесь он писал свои знаменитые романы,
Хемингуэй с радостью встретил кубинскую революцию. Он подружился с премьер-министром Кубы Фиделем
Кастро и
думал написать о нем книгу...
Хемингуэй любил бродить в свободное
от работы время по окрестностям 1 аваны,
разговаривать с простыми людьми. Он жил
их думами и мечтами. Потом в своих произведениях он говорил о жизни и борьбе
этих людей. Так, в великолепной повести
«Старик и море» писатель создал неумирающий образ старого рыбака. Прототипом
этого образа был старик Ансельми, с которым Хемингуэй познакомился во время своих прогулок.
...Дом-музей Хемингуэя находится на окраине Гаваны. В нем пять комнат. Прямо
и центре солнечной гостиной стоит низенький столик с бутылками самых р а и н »
образных вин и прохладительных ннмиткии.
Ьокруг стола расположены мягкие, очгш.
удобные кресла. На серванте
шцпргг
Анастаса Ивановича Микояна, м а к п м снутI,:,

Телецентр.
никое — подарок Микояна. Тут же подшивки журналов. Среди них — журнал «Москва» за 1961 год.
В одной из комнат на тумбочке — радиоприемник. Здесь отдыхал писатель, здесь
обдумывал свои произведения, здесь говорил с друзьями.
В столовой стоит накрытый стол. И впечатление такое, что вот-вот войдет хозяин
дома и начнется ужин...
В рабочем кабинете Хемингуэя на полке — книги писателя, переведенные на многие языки мира. На стенах висят фотографии
Хемингуэя, сделанные в- Италии, Франции,
Германии, Испании... почти во всех странах,
где побывал писатель. Обращает на себя
внимание большем": портрет знаменитого тореадора Роберто Доминго, с которым Эрнест Аемингуэй оыл олизко знаком, ьо
всех комнатах висят на стенах шкуры тигров, леопардов, коз... Кстати, все эти охотничьи трофеи жаждал заполучить в свое
время главарь итальянских
фашистов —
Муссолини. Но писатель наотрез отказался
что-либо продать. И везде, куда бы мы
ни заходили, все было подчинено одному —
писательскому труду... Л работал Хемингуэй много. Он вставал в пять часов тридцать минут и писал почти до обеда. Его
дневная норма — девятьсот-тысяча слов.
Не было ни одного случая, чтобы он не выполнил ее. Смысл своего творчества Хемингуэй видел в труде, он жил трудом и славил его в л у ч ш и х своих произведениях.
Г А В А Н С К И Е сигары... Каждый, кто хоть
немного разбирается в табаке, отлично знает, что это такое. Изумительный аромат, какая-то особенная крепость создали
им мировую славу. Огромные прибыли выкачивали на кубинских плантациях американские монополии. И только после революции табачное производство действительно стало достоянием народа.
Во время нашею пребывания на Кубе
мы посетили сигарную фабрику «Аграрное» — одну из крупнейших в стране. Встретил нас директор фабрик^ Хесус Деа.
На фабрике — три цеха: в первом обра66

батывают табачные листья, во и
ром изготовляют сигары, а в треть
занимаются упаковкой их в специа
ные ящики.
Итак, цех первый... Стоят высоч
ные кучи табака. Издали они удш
тельно похожи на пожелтевшие ко
ны сена. Но когда подойдешь пой
же, это впечатление исчезает. Нач
нают отчаянно слезиться глаза, С1|
новится трудно дышать. Наверно
очень забавно выглядели мы, когд
не успев пробыть в цехе и мину1
торопливо засеменили к выходу,
уже на улице разглядели смеющее
лицо директора.
— Ну и ну,— говорил Хесус Деа|
разглаживая
широкой
ладошГ
взъерошенные волосы. — Трудно, ко
нечно, с непривычки. А так ниче
страшного нет. П р и в ы к н у т ь надо
Впрочем, хорошо, когда табак креп
кий...
Цех второй... Мощно ревут могучи
конвейеры, торопко стучат автоматы, зава
рачивая в бумажные патроны табачные ли
стья и подавая уже готовую продукцию ^
приемочный ящик. Около станков стоят ра
бочие. К нам подбегает молодой парень с
большими черными глазами, в которых за-1
стыла смешинка, и, тыча себя пальцем в
грудь, говорит:
— На-мон... На-мон...
Рамон работает на фабрике с малых!
лет...
— В детстве на побегушках использова-1
ли,— рассказывает он,—чу, а потом, как на-1
чалась революция, ушел отсюда, записался']
в армию Фиделя. Сейчас снова вернулся.]
Фабрика-то нашей стала. А табак нужен'
революции. Вот и работаю...
В упаковочном цехе мы познакомились'
с молоденькой кубинской девчушкой — Кармен. Кто-то из наших спросил
у нее:
— Как дела, Кармен; 1
— Хорошо,— смущенно ответила
Кармен. — Правда, я здесь недавно и всего не
знаю. Но, по-моему, хорошо.
— А ты кем работаешь?
— Пока я ученица... — Кармен лукаво
прищурилась. — Я говорю «пока», потому
что в будущем, вот закончу школу...
— Что в будущему
— Стану специалистом, чтобы делать
лучше и больше. Так нужно! И не только
мне, людям...
Мы поднимаемся на второй этаж фабрики, в красный уголок. Здесь нас угостили сигарами Закурили, конечно, все, даже те, кто никогда в жизни не держал в руках папиросы. Впрочем, эти, последние, тут
же закашлялись и виновато посмотрели на
находившихся в комнате рабочих.
Еще долго разговаривали мы с кубинцами. А когда уходили, каждый вдруг почувствовал, что там, на фабрике, остался
кусочек сердца. Ну, что ж, это и хорошо,
потому что сердца человеческие являются нетленными дорогами дружбы.
Перевел с бурятского К. БАЛКОВ.
Фото Т. Жимбиевой.

В. И. ЧУЙКОВ,
Маршал Советского Союза,
дважды Герой Советского Союза

(Третья книга записок „От Волги до Шпрее")
ШТУРМ БЕРЛИНА
гтВАДЦАТЬ пятого апреля 1945 года на/Лчался последний этап Великой ОтечеI гненной войны — штурм Берлина.
В центре Берлина еще действовал крупный военный гарнизон. Он еще изрыгал
июнь и вихри свинца. Железнодорожные
иокзалы, каменные дома и кварталы, его
финадцать станций метро и десятки желеюбетонных оборонительных
сооружений
озли бастионами исступленных защитников
| итлеровской верхушки. Сам Гитлер и его*
•• ш ж а й ш и е помощники, как нам стало известно перед началом штурма Ьерлина,
находились в Тиргартене — в центре горо1а, на Фоссштрассе, в имперской канцелярии, в подземелье.
В ночь перед штурмом я побывал на огневых позициях артиллеристов. Они готовились к открытию огня по Берлину. Мне хотелось посмотреть результаты пристрелки
и просто оставить в своей гамяти первый
иыстрел, точнее первый снаряд, выпущенный по центру фашистского логова. На батарею тяжелых гаубиц меня провел командующий артиллерией армии — генерал-лейтенант Пожарский.
В небе плыли черные, лохматые тучи.
Шел небольшой дождь. Земля, казалось,
дремала, изредка вздрагивая от далеких
взрывов.
Батарея расположилась на лужайке у
опушки леса. Артиллеристы уже развернули свои тяжелые пушки и ожидали команды. Стволы тяжелых орудий были наведены на Берлин.
Первая наводка в сердце Германии! Батарейцы стояли под дождем у лафетов пушек и всматривались вперед, словно явственно видя перед собой громадный разбййничий город, откуда хлынула война.

Вот, изготовившись к стрельбе, у своих
тяжелых орудий стоят лучшие наводчики
батареи младшие сержанты — парторг Куприян Кучеренко и комсорг Дмитрий Лапшин... Стоит у орудия командир расчета
кавалер ордена Красной Звезды и Славы
3-й степени сержант Иван Тарасов... Как
часто и долго они мечтали о том, чтобы
первыми открыть огонь из своих мощных
пушек по столице Германии! На груди у
батарейцев медали «За оборону Сталинграда». О чем мог думать сейчас сержант
Иван Тарасов, у которого немцы убили
родного брата? О мести фашистской Германии! И он был суров и беспощаден.
Все готово к стрельбе. Раздался громкий,
повелительный голос старшего на батарее:
— По укреплениям проклятого Берлина,
огонь!
И тяжелые снаряды, со свистом разрезая
воздух, полетели на запад,' в Берлин, на
огневые точки фашистов.
Трасса проложена! Ее проложили орудия
сержантов Ивана Тарасова и Василия Палиева.
Пусть рушатся укрепления врага, пусть
гионут гитлеровцы!
— Сегодня мы откроем огонь по Берлину,— с гордостью говорит младший сержант Дмитрий Лапшин. — Наши снаряды
разрушат любые укрепления врага. Гитлеровцы нигде не укроются от них.
Словно праздник был на батарее в эту
ночь. Долгий боевой путь прошли артиллеристы, и вот настал момент, о котором
они мечтали в боях и на привалах.
Утром 25 апреля я поднялся на свой наблюдательный пункт, расположенный в
большом пятиэтажном доме, вблизи аэродрома Иоганнисталь. Из угловой комнаты

Окончание. Начало см. в №№ 5, 6 за 1963 год и 1, 2 за 1964 год.

5*

07

со щербатым проломом в стене мне был
виден Ьерлин, точнее его южная и юго-восточная часть. Весь город охватить взглядом невозможно, он раскинулся по обе
стороны Шпрее на несколько десятков километров. Перед глазами оыло широкое
плато крыш с черными привалами от фугасных бомб. Крыши, крыши — им нет конца. Кое-где маячили заводские трубы и
шпили кирх. Парки и скверы робко зеленели молодой листвой, точно мелкие очаги
зеленого пламени. Вдоль улиц стлался утренний туман, смешанный с дымом и неосевшей пылью от ночного артиллерийского
налета. Местами пленка тумана смешивалась с толстыми и черными полосами густого дыма,
напоминающими траурные
лепты. А где-то там, в центре, уже поднимались желтые взлохмаченные султаны
ззрывов. Это тяжелые бомбардировщики
уже начали авиационную обработку основных объектов атаки.
Драться еще есть с кем. Вот он перед
пазами главный очаг войны. Впереди, перед войсками армии, городские оборонительные обводы противника, построенные
вдоль каналов Тельтов, Хафель, Тегель, по
железнодорожным путям, огибающим центр
города. Здесь что ни дом — крепость. Далее, стены старого Берлина и там проходит
самый мощный оборонительный рубеж нацистов. Канал Ландвер и крутая дуга
Шпрее с высокими бетонированными берегами прикрывают все правительственные
учреждения, в том числе имперскую канцелярию и рейхстаг.
Медленно, очень медленно мы продвигались от Одера до Берлина. Однако позади
остались преодоленными сложные и трудные препятствия. В предыдущих боях нам
удалось прорвать четыре оборонительных
рубежа, построенных в последние два месяца, разбить и окружить большие массы
войск, прикрывающих подступы к Берлину.
Это до известной степени оправдывает медленный темп нашего наступления.
Теперь перед а р м и я м и 1-го Белорусского
фронта, а именно: третьей, пятой ударной,
8-й гвардейской, первой и второй танковыми и подошедшими с юга войсками 1-го
Украинского фронта, стояла одна общая,
очень короткая по расстоянию, но в а ж н а я
по своему политическому и поенному назначению задача — разбить берлинский гарнизон и уничтожить в нем фашистское руководство.
Артиллерия открыла огонь, штурм начался... С наблюдательного пункта мне было
видно, какая сила, какая мощь огня обрушилась на оборонительные позиции Берлинского гарнизона. Видя, как рушатся
стены, как взлетают на воздух завалы и
всякие перегородки, наставленные поперек
улиц,— об этом рассказать почти невозможно,— мне подумалось тогда: I итлер
пошел на последнее и самое тяжелое преступление против своего народа. Разве
можно остановить такие массы войск, начавших заключительный штурм с такой решительностью и таким напором, и где и
как можно укрыться от такого огня?! Зачем он, Гитлер, заставляет бессмысленно
68

умирать тысячи и тысячи немцев, которым
вручил оружие и под присягой заставилидти под губительный огонь, на гибель,
на смерть? Зачем он губит тысячи мирных
жителей столицы?.. Неужели и они стали
для него теперь лишним грузом, от которо-,
го он в конце своей деятельности решил
освободиться, потопить в крови? Дикое и
страшное преступление...
И если до начала этого штурма я еще
тайком от всех, в том числе и от самого
себя, хранил надежду, что у Гитлера, как
у властителя, которому довелось стать во
главе вооруженных сил целого государства,
есть что-то человеческое, есть чувства и
разум полководца, то теперь эта тайная надежда потеряла всякую основу. В моем
сознании он теперь предстал в образе дикого, бешеного зверя, который способен
приносить и своему народу, вспоившему и
вскормившему его, только зло. только горе. Ну что же, бешеных зверей в клетке
дооивают.
Да, мы, советские воины, волей нашего
народа и партии шли в Берлин не ради
его разрушения и убийства немецких людей. Нет, мы прошли с боями тяжелый путь,
освобождая родную землю и братские народы от чужеземных фашистских захватчиков, и пришли в Берлин, чтобы с корнем
вырвать гнездо агрессии и покончить с
фашистским режимом з Германии. И не
наша вика в том, что мы вынуждены были штурмом взять Берлин.
Жертвы, жертвы. На войне они неизбежны, как бы ни были гуманны воины
той или другой стороны. Но их, этих
жертв, бы то бы меньше, особенно в заключительном этапе войны, если бы Гитлер и
его ближайшие единомышленники поняли,
еще когда мы были на Одере, а союзники
на Рейне, что дело фашизма
проиграно,
что сопротивление в окруженном Берлине
бессмысленно.
Уже в первые часы штурма
Берлина
фашистские главари могли отдать приказ
о прекращении сопротивления. Что бы после этого произошло? А то, что наши советские войска вошли бы в Берлин, но не
все, что осаждали его со всех сторон, а
только символические. Они вошли бы в город с разряженным оружием, с песнями.
Ьомбы и снаряды остались бы лежать на
пунктах боепитания и не принесли бы городу и его жителям столько ужасов и разрушений. Сколько тысяч жизней сохранил
бы такой шаг! Но этого не случилось.
В связи с этим я лично не могу не сказать доброе слово в адрес коменданта
крепости Познань полковника, затем генерал-майора, Коннеля, заядлого нациста, который около месяца сражался против войск
8-й гвардейской армии, когда была какаято надежда удержаться в крепости. Но
когда он почувствовал, что его солдаты и
офицеры напрасно проливают кровь, что дело Гитлера и его окружения провалилось,
он, генерал Коннель, прислал мне записку
с одной просьбой: сохранить жизнь здоровым и раненым, а сам пустил себе пулю в
лоб. Этим он сохранил жизнь двенадцати
тысячам солдат и офицеров. Самоубийст-

но Коннеля, заядлого нациста и палача
I нтлера и Гиммлера, в этой обстановке
оказалось полезным, и те немцы, которые
сражались в Познани и вышли оттуда жиимми, должны благодарить его за такой
и;аг. В конце жизни палач пришел к гуанному решению.
Однако теперь, когда прошло уже почти
двадцать лет после штурма Берлина, когда
осмысливаешь действия воинов, которые с
(п)ями врывались в Берлин, падали от ран
и снова поднимались, чтобы добраться до
мавной ставки фашистских войск, чтобы
и!ять Гитлера и его духовных помощников,
метает вопрос: на что надеялись тогда
руководители нацизма? Ьедь, начиная с
утра 25 апреля, участь Берлина была уже
решена.
Не может быть, чтобы Гитлер, Геббельс,
Борман и другие не имели каких-то надежд
1!е только на то, чтобы остаться в живых,
но и сохранить нацизм, как дерево, потерявшее на время листья, или как семена,
которые могли вырасти на новой или обновленной почве. На какой же основе они
могли строить расчеты на продление своей
жизни, чтобы остаться руководителями фашизма, передового отряда империализма?
Конечно делать ставку на военную победу в 1945 году было нереально. Они могли рассчитывать только на усиление противоречий вплоть до вооруженных столкновений между союзниками, в особенности
между Советским Союзом, с одной стороны,
американцами и а н г л и ч а н а м и — с другой.
В этом отношении им много подсказывал
урок покушения на Гитлера в 1944 году.
По материалам расследования покушения
сам Гитлер видел, что некоторые американские и английские видные политические
деятели были не прочь установить связи
с немецкими заговорщиками, свалить Гитлера, тем самым показать своим народам,
что нацизм ликвидирован, и затем заключить сепаратный мир, мир без Советского
Союза.
Козырь битый, но еще в руках. Утопаюший хватается за соломинку. И почему бы
теперь им, руководителям третьего рейха,
не использовать его в более острой обстановке, когда советские войска подошли и
окружили Берлин, который мо)жно сделать
яблоком раздора между войсками, подступающими к нему с разных сторон. Кроме
того, вышедшие на Эльбу войска американцев можно припугнуть большевизмом,
а советские — империализмом. К этому времени президента Рузвельта не стало, а
лицо Трумэна им было давно
известно.
Знали они и господина Черчилля, и его отношение к Советскому Союзу.
С полным основанием можно предположить, что руководители третьего рейха готовились к принятию безоговорочной капитуляции только перед западными союзниками, чтобы объединиться и, уговорив Черчилля и Трумэна, пойти против Советского
Союза. Это не догадка, а утверждение.
Каждый, кто внимательно читал записки
оывшего начальника генерального штаоа
Германии Гудериана, своими глазами увидит, с какой откровенностью на многих стра-

ницах он призывал к этому много лет н а ш я
Нет сомнения, что мысли и надежды на сепаратный мир с англо-американцами Оыли
не только его желанием, они несомненно
отражали настроение всего или большинства генерального штаба и многих государственных деятелей Германии.
Сейчас нет объективных свидетелей, которые рассказали бы правду о последние
днях и часах третьего рейха. Из руководителей его по существу никого не осталось. Однако мы знаем, что в двадцатых
числах апреля такие верные слуги Гитлера, как Геринг и Гиммлер, входили в переговоры с англо-американцами, изъявляли готовность, даже с физическим удалением Гитлера, добиться сепаратного мира
или перемирия. Только ли по своей инициативе они выступали как спасители Германии от коммунизма или были посланы
туда самим Гитлером и его идейными помощниками — сказать трудно.
Это осталось тайной. Мне скажут, что на Нюрнбергском процессе была до некоторой степени
внесена ясность о последних днях руководства третьего рейха. Но я не принадлежу
к легкодоверчивым людям, которые этому
верят. Тем более, что такие руководители,
как Гиммлер, до начала процесса уже были в могиле, а Герман Геринг давал уклончивые показания, а затем покончил жизнь
самоубийством. Весьма возможно, что тайну последних дней жизни узкого руководства третьего рейха они унесли с собой в
могилу.
Мне могут возразить: есть, мол, завещание Гитлера, в котором он перед смертью
исключил из партии Геринга и Гиммлера.
Да, это верно. Автор этих записок первым получил эти сведения из уст начальника штаба сухопутных войск генерала Кребса, затем держал в руках последнее письмо за подписью Геббельса и Бормана с
приложением завещания Гитлера. Но, получив устные и письменные данные о смерти Гитлера, я не верил в его смерть до тех
пор, пока не опознали его в обгоревшем
трупе, что валялся во дворе имперской
канцелярии. По словам Кребса и по письму Геббельса и Бормана, их фюрер покончил с собой 29 апреля; в ночь на тридцатое
он был завернут в ковер, облит бензином
и сгорел. Об этом также пишет шофер и
адъютант Гитлера подполковник Кемка,
написавший повесть, которая распространяется в ФРГ на правах рукописи «Я
сжег Адольфа Гитлера». Однако мне хочется спросить всех исследователей этого
модного на западе вопроса: не слишком ли
долго горел Гитлер и вместе с ним Ева
Ьраун? Неужели они горели более двух
суток.'
Мы, советские войска, брали Берлин, ним
дано больше знать, чем посторонним наблюдателям, которые в дни штурма Берлина
находились далеко от нас и еще дальше
от самого места этих событий. Вот почему
я задаю такой прямой вопрос.
Если верить западным исследователям и
показаниям на Нюрнбергском процессе, то
любой человек вправе с п р о с и м . : кто же
брал Берлин? Ответ один — русские. По-

69

чему же утверждают, что Гитлер был облит бензином и зажжен ночью 29 апреля —
не понимаю. Не понимаю потому, что бойцы Я-й гвардейской армии, которой мне
пришлось командовать в те дни, ворвались
во двор имперской канцелярии утром второго мая 1945 года. Там они увидели еще
д ы м я щ и й с я ковер и в нем обгоревший труп
Гитлера. Вот где первоисточник, по которому можно судить о всех хитросплетениях и
интригах главарей третьего рейха в последние дни. Шофер-адъютант Кемка, который
сжег Гитлера, утверждает, что Борман
остался на Александер-плац под танком. И
это утверждение сомнительно, как и первое, ибо есть немало людей, которые знают, что Мартин Борман успешно проделал
несколько пластических операций и скрывается где-то в западном мире, не называя
себя собственным именем. Другого пути у
него нет, он приговорен международным
военным трибуналом к смерти.
Со дня окончания боев в Берлине прошло
почти двадцать лет. За эти годы еще никто
не мог внести полной ясности, хотя она не
играет решающей роли в вопросе — когда
же фашистские войска оказались без руководства, без Гитлера и его ставки — 29
апреля или 1 мая 1945 года? Я уверен, что,
делая последнюю ставку на раскол между
союзниками, Геббельс и Борман, вероятно,
с согласия Гитлера, объявили о его смерти 29 апреля, подкрепив эту версию его
посмертным завещанием. К этому сговору
они пришли в тот момент, когда советские
и американские войска встретились на
Эльбе, а англичане, подбирая
немецкое
оружие и танки, готовились к броску на
Берлин. Коварный план был прост, но точен по выбору момента. Ни Гитлер, ни
Борман, ни Геббельс не могли допустить
к разработке этого плана и проведению его
в жизнь ни одного лишнего человека. Д л я
руководителей третьего рейха в этих условиях нужно было выиграть время. Утро
29 апреля, по их расчетам, играло на них.
Переговоры с а н г л и ч а н а м и и американцами требовали времени, за один-два часа
такие вопросы не решишь. Им нужно было
иметь хотя бы несколько дней. И они решили сражаться за Берлин до последнего
солдата. Держать советские войска перед
Берлином и в Берлине они рассчитывали
силами 9-й армии, которая действовала
юго-восточнее Берлина. Но она была окружена и к 29 апреля не представляла для
нас никакой угрозы. Расчет на 12-ю армию
генерала Венка, снятую с запада, также
не оправдался, так как она была встречена нашими войсками северо-западнее Берлина и разбита. Именно в двадцатых числах апреля Геринг и Гиммлер обратились
со своими предложениями к западным державам. И нужно сказать, что там они добились, хотя и с опозданием, некоторого успеха. В Реймсе 7 мая был подписан предварительный протокол между представител я м и гитлеровских вооруженных сил — с
одной стороны, и американского и английского командования — с другой о капитуляции немецких войск. Но этот протокол о
капитуляции не мог иметь силы. Он подпи70

сывался без официального представит
Советского правительства. Почему-то Г|
лер передал правление государством
Геббельсу, который был с ним в окруя
ном Берлине, а Деницу, находившем)
ближе всех к нашим западным союзник
И адмирал Дениц это использовал,
как глава государства, ранее объявив
бя непримиримым борцом с большевикам
пришел к Эйзенхауэру с белым флаго!
чтобы сообщить, что они поднимают руц
перед западом и просят прекратить огон
Капитулировать или принять условия
питуляции, по всем юридическим закона!!
могло только то правительство, которое на
ходилось в Берлине и имело на то все за
конные полномочия. В этом вся суть
весь смысл хитросплетений последнего этв
па ставки Гитлера. Но жизнь и ход боевыИ
действий развивались своим закономерны^
путем.
А П Р Е Л Я войска 8-й гвардейской!
С 25армии,
перестроив боевые порядки

городского боя,
повели наступление на
центр Берлина с юга. Армия вела боевые
действия мелкими штурмовыми группами
и штурмовыми отрядами, днем и ночью
овладевая шаг за шагом все новыми и но-1
выми пунктами германской столицы. На-|
ступление шло беспрерывно, без переды-1
шек — в этом, собственно, главный смысл!
штурма. Мы двигались к Тиргартену вдоль!
западного берега Шпрее, которая служила!
границей полосы наступления, граница еле- |
ва проходила через Мариенхоф, Темпель-!
хоф, ст. Шарлоттенбург. Если посмотреть 1
на карту, то будет видно, что полоса наступления
армии
постепенно сужается
к центру Берлина, напоминая остро заточенную пику. Все войска, окружившие Берлин, имели такие конусные полосы наступления: они наносили концентрический удар.
В полосу наступления 8-й гвардейской армии включались также войска 1-й танковой
армии Катукова.
Необходимо заметить, что танковые войска с могучей и грозной техникой — тяжелыми и средними танками — в городском
бою не могут принести того эффекта, какого они достигают массированными ударами
в полевых условиях. Здесь любой танковый полк или батальон не может развернуть свои боевые порядки как положено,
он вынужден двигаться колонной
вдоль
улиц, п р е в р а щ а я с ь в хорошо • у я з в и м у ю
цель, и нести бесполезные потери. Проще
говоря, танковые войска не были приспособлены для решения самостоятельных задач в условиях городского боя. Их нельзя применять в городском бою массированно. Это неразумно и даже вредно: танковый экипаж в лабиринтах города слеп, у
него нет широкого обзора, да и сам танк
не может шнырять по подвалам и этажам,
как автоматчик с гранатами и легким оружием. Однако отдельные командиры не
могли согласиться с тем, что они -не подготовлены для городского боя, и, не желая
терять свою самостоятельность и престиж
грозного тарана, пустили свои танки на

н и м ' м Берлина целыми колоннами. Пустич! и п>!';ас же увидели, как они, растя. . ( . . н н м 1 . вдоль улиц, создали заторы, а за1 1 4 и ' ч а л м гореть один за другим. Воспла•II ни ни головной танк и остальным некуда
м н я : подставляй бок под удар фауст" | | | ч > 1 м и гори... Поэтому в первый
же
штурма танковая армия, переданная
ц | ' Ц ' . 1 Н 1 М командующего фронтом в мое
и.. I ишсние, перестроила боевые порядки
к.1 1.1 кому же принципу, по какому пере|||цц.1ись общевойсковые части. И когда
• .ты! влились в штурмовые отряды и натесно взаимодействовать с ними, поп | и 1 бронированных машин сократились
ИР минимума и славные танкисты Катукова
•нянчили свой боевой путь вместе с гварм пк,1ми пехотинцами в
Гиргартене, в
|и I I I ре Берлина.
Ч ю б ы понять существо городского боя,
т ч.'.ходимо уточнить, в чем его отличие от
ни 11-пого боя и сражения. Прежде всего,
"пи я городе — это огневой, ближний бой,
I и- не только автоматы ведут огонь на корт кие расстояния, но и артиллерийские
мншные системы, танковые пушки стреля|"| на считанные десятки метров. В город' м'м бою не видно людей. Там, где видны
ц'|ди и чем больше их на улицах и площа|.|\, там нет оснований для открытия огня
>то мирные жители города, противник
находится где-то в стороне или ушел из
(ирода. Если улица пуста—будь нагото»г. Противник укрыт в подвалах и здан и я х . Он даст о себе знать вспышками и
т у к а м и выстрелов и разрывов ручных гранат. В городском бою улица пуста, плота д ь — тоже.
1"сли и существуют траншеи, то их очень
ночного. Они роются в парках, где нет
• г роений. Роются
для оружия, которое
Фудно установить в подвале или во дворе дома.
Таким образом, роль командиров средне: ) звена, боевая инициатива рядового воина-солдата и сержанта в городском бою
приобретают первостепенное значение. Они
решают тактические задачи, которые порой
перерастают в оперативные, и от них цешком зависит успех всего сражения.
Именно здесь, в городском бою, рядовой
воин поднимается во всем своем величии и
силе не только перед противником, который
отступает или сдается на милость победителя, но и перед своим командованием —
генералами — начальниками всех степеней,
ллоть до Военного Совета армии и фронта, ум и воля которого в бою достойна
большого внимания и глубокого доверия.
Все эти положения я постараюсь по ходу
рассказа о штурме Берлина проиллюстрировать конкретными примерами из живой
практики частей 8-й гвардейской армии.
П Е Р В Ы Й день штурма, к исходу 25
З Аапреля,
войска армии штурмовыми от-

рядами продвинулись вперед к центру города на три, а на отдельных участках на
четыре километра.
Ведя непрерывный
штурм оборонительных сооружений и опорных пунктов противника, наши части, дей-

ствующие на правом фланге, вышли к каналу Брицер-Цвейг, что около Трептов-парка впадает в Шпрее; левый фланг и части,
действующие на главном направлении удара армии, заняли городские районы—Бриц,
Л\ариендорф — и продолжали
движение
вдоль канала Тельтов.
Почти на всех направлениях схватки носили исключительно ожесточенный характер. Теперь стало совершенно' ясно, что
противник долго и обстоятельно готовил
город к обороне. Каждый дом, каждый
квартал оборонительных районов и секторов насыщены огневыми точками и гнездами фаустников, которые хорошо приспособили балконы и окна верхних этажей
для ударов фауст-патронами сверху по
танкам и скоплениям людей. В Берлине
много железных дорог, они пересекают город в разных направлениях и являются
весьма удобными оборонительными позициями. Подступы к вокзалам, мостам, переезды были превращены в мощные опорные пункты. Каналы и переправы через них
стали рубежами, на которых противник
старался сорвать наше наступление. Улицы, переулки, подвалы, руины изрыгали
огонь.
Нелегко действовать в таких условиях.
Гвардейцам приходилось с боем брать каждый дом.
Исход уличнога боя решают упорство,
инициатива и умелые действия мелких
штурмовых групп. Несколько бойцов, вооруженных гранатами, автоматами, винтовками, при поддержке пулеметов и минометов, стремительно атакуя противника, всегда добьются успеха. Необходимо только
помнить, что, пробираясь вперед, н у ж н о избегать движения по прямым улицам, использовать проломы в домах, черные ходы, калитки, дворы и закоулки на
задворках.
Немцы неоднократно переходили в контратаки. При этом они использовали танки
и самоходные орудия. Их прием был такой:
перейдя в контратаку и встретив дружный
отпор, они немедленно откатывались назад,
оставляя несколько домов. Но в покинутых домах оставались группы автоматчиков, которые подвергали внезапному обстрелу наших бойцов с флангов и тыла. Против такого приема наши воины усиляли
разведку, а при приближении к домам
простреливали окна, чердаки и двери огнем стрелкового оружия и кидали в них
гранаты. Автоматчики противника вынуждены были покидать засады.
Опыт первого дня штурма Берлина показал, что противник, как правило, минирует отдельные здания и промежутки между
ними, закладывает фугаски на улицах, оставляет мины и сюрпризы в домах. Поэтому было строго установлено, что каждый
воин, перед тем, как продвигаться вперед,
должен произвести тщательную разведку,
разузнать все как следует, а потом действовать смело, наверняка. Каменные строения, которые немцы обороняли особенно
упорно, требовалось разрушать огнем минометов и орудий, а их гарнизоны уничтожать ручными гранатами.
71

Если подразделение атаковало квартал,
то ею необходимо было разбить на части,
чтобы и.юлировать друг от друга гарнизоны
противника. Атака дома или квартала производилась одновременно с нескольких сторон. Приданные танки и самоходные пушки вели стрельбу прямой наводкой и подавл я л и в первую очередь те огневые точки,
которые мешали продвижению штурмовых
групп.
Штурм городов для гвардейцев нашей
армии был не новым делом. Используя накопленный опыт, они смело и решительно
продвигались вперед.
На пути к аэродрому Темпельхоф нашим
частям предстояло форсировать канал Тельтов. Первым прорвался к берегу канала
штурмовой отряд 39-й гвардейской дивизии
во главе с лейтенантом Дмитрием Нестеренко. Дым пожаров окутал прибрежные
постройки так, что трудно было разглядеть
противоположный берег. Значит и противник, находящийся на той стороне, не мог
видеть подход гвардейцев к каналу. Воспользовавшись этим, под покровом дыма,
лейтенант
иестеренко принял решение:
первой штурмовой группе форсировать канал и овладеть многоэтажным домом на
той стороне. Мост через канал был взорван и осел в воду. Перебираться по мосту
все же было возможно, но огонь фашистских пулеметчиков и снайперов преграждал подходы к нему.
Тогда Нестеренко приказал артиллеристам сделать огневой налет по домам, откуда гитлеровцы вели огонь. Снаряды наших артиллеристов заставили фашистские
огневые точки умолкнуть, и штурмующая
группа во главе с коммунистом старшим
сержантом Андреем Анисьевым бросилась
через мост. Гвардейцы действовали быстро
и умело. Каждый горел желанием как можно лучше выполнить боевую задачу.
Высокое мастерство и отвагу проявил
сам командир группы. Он первым подбежал к дому и метнул гранату в окно, откуда строчил фашистский пулеметчик. Пулемет умолк. Бросив в окно еще две гранаты,
Анисьев ворвался в дом и очистил от гитлеровцев три комнаты.
Натиск гвардейцев был стремителен, каждую комнату, каждый коридор сперва прочесывали огнем автоматчики, заорасывали
гранатами, а потом уже гвардейцы устремлялись вперед.
Фашисты не выдержали стремительного
удара и побежали. Группа закрепления открыла по ним сильный огонь. Под его прикрытием группа Анисьева на плечах бегущих гитлеровцев ворвалась в соседнее
здание и овладела им.
А вот еще одна страница в летописи боевой жизни и подвигов воинов 8-й гвардейской армии. Ее вписал связист старшина Алексей Бурмашев. Здесь, в Берлине, он
повторил подвиг знаменитого связиста Гитаева, о котором в дни боев за Мамаев
Курган была сложена песня о том, как
он, умирая или, точнее, уже мертвый, обеспечил связь, зажав в зубах концы порванного телефонного провода.
Алексей Бурмашев повторил подвиг Ти72

таева. Он был ранен, но остался жив
операции в госпитале. Я знал его ран
Мне довелось встречаться с ним на
пре, на Висле и на Одере. Плечистый,
ластый сибиряк. Какой подвиг он соверц
здесь, в Берлине,— одной фразой не
скажешь. Л у ч ш е вспомнить, что говорят
нем его друзья.
...Вытерев от пота свое загорелое, оби
ренное лицо, гвардии старшина Алек^
Бурмашев остановился у отлогого бер
Шпрее. Он с любопытством всматрива
в чужую реку, о которой так много
шал, и, словно вспомнив свои родные
гучие реки, громко проговорил:
— Не такие переходили. А эту, конеч!)
перейдем.
На берегу, у причала, на волнах качали
лодки, которые немцы не успели уничт
жить при отступлении. Взвод связи гва
дии старшины Бурмашева должен был о!
ним из первых переправиться на против^
положный берег Шпрее, чтобы своевреме
но дать связь нашим наступающим частя»!
Немцы сопротивлялись. Снаряды и мин
взрывались в реке. Столбом поднимали
каскады брызг, горячие осколки шипели
взбунтовавшейся воде. Маленькая рыбач
лодка, на которой плыли гвардии старшк
Бурмашев и телефонист Кошелев, казалос(
вот-сст перевернется. Но она прошл^
сквозь огонь и тяжело ударялась в берегД
злой, ощетинившийся пулями. С винтовка'?
ми и катушками в руках Бурмашев и Ко-1
шелев выпрыгнули на землю и мгновенно!
начали тянуть прозод. Немцы, заметив
лефонистов, обрушили на них артиллерийский огонь. Убит Кошелев. С тяжелой, ще-1
мящей сердце, болью, Бурмашев взглянул!
на бездыханное тело. То ползком, то бе-1
гом, под яростным обстрелом противника!
он тянул за собой кабель. И вскоре на ко-]
мандном пункте услышали его знакомый.]
беспокойный голос:
— «Орел»! «Орел»! Вы меня слышите?]
Ото я — «няоина»...
А затем полк вступил в Берлин. Шел :
упорный бой за центральный аэропорт Тем- '
пельхоф. Гвардии старшину
Бурмашева
видели на телефонных столбах, на крышах
горящих зданий, в темных, сырых,подвалах.
Вместе со своими бойцами он быстро обеспечивал подразделения связью. Ему нужно было проявить неимоверную силу воли
и мужество, чтобы в вихре осколков взбираться на телефонный столб, стоявший на
л и н и и огня, и соединять там провода!
И вот полк подошел к аэропорту. Бурмашев спешил дать связь в здание, в котором засели наши передовые группы. С
катушкой кабеля он бежал по\ улице. Перекресток. По одиноко бегущему человеку
со всех сторон бьют немецкие автоматчики
и минометы. Близко, совсем близко от него падают осколки, визжат пули. Стиснув
зубы, Бурмашев бежит дальше.
Долгий путь жестокой борьбы прошел
гвардии старшина Бурмашев. На далекой
приволжской земле, в тяжелых боях закалил он свое сердце, воспитал в себе ярость
к врагу, неукротимость и величие своего духа. Бурмашев — ветеран нашей армии.

< > м был подлинным русским человеком,
. ми ..ч своего Отечества. С первых лет его
• " ' н а г е л ь н о й жизни законы Советской вла| | п ч г к р ь м и перед ним яркие горизонты.
И" иоГшы Бурмашев получил образование и
| М ' 1 1 > г а л мастером алмазно-дробового бу1 ' г м ч я геологической разведки. Земля тяну|.| его к себе. Он видел строение ее глубин,
плодил в ней золото, платину, залежи
|р г сценных цветных металлов. Бурмашез
1
«••ч ' с на этой земле и любил ее за щедI"" п., за богатства, которые она давала ченмк'ку. В родной стране ему было все до< 1 м ш о , и каждая его мечта при упорном
|"\.1е становилась явью. Не мог он отдать
ш м г у свою свободу, свою цветущую земи|1. на которой был сам себе хозяин. Не
•'•;ло стерпеть его гордое русское серд1М-. чтобы эту землю топтали немецкие са' " 1 и ! В трудные, незабываемые дни стап'пградской битвы наши воины твердо ве1>||-ш, что придет день, когда мы двинемся
| ! запад, сметая немцев с родной земли. С
ч'-.й высоты на приволжской земле лежал
| \ гь к разбойному городу — к Берлину, отк у д а хлынула война.
И вот Бурмашев бежит по берлинским
кварталам. Осталось десять метров до зда"''л, где вели бой наши штурмовые груп|••.:. Трудные десять метпэз! Но его окры.!'•'.:т радость близкой победы. Он уже подлежал к зданию, когда осколок вражеского
^наряда впился ему в грудь. Зажав рукой
раму, Бурмашев крикнул бойцам:
— Держите связь!
А сам упал на мостовую, головой к
аэропорту.
Это были последние метры из тысячи ки.•ометров телефонной связи, проложенной
Бурмашевым за годы войны. И последняя
его линия пролегала по улицам германской
столицы. По ней к гвардейцам полка понеслась радостная весть — аэродром окружен со всех сторон.
Так выполнил свою задачу старшина
Алексей Бурмашев в осуществлении сложной операции по блокированию и овладению аэродромом Темпельхоф.
Я говорю сложной потому, что аэропоот
Темпельхоф являлся на этот раз единственной и последней площадкой в Берлине, с
которой могли взлетать самолеты. И само
собой разумеется, противник сделал
все,
чтобы удержать в своих руках это единственное окно в воздух. Обоооняли аэродром
зенитные части, отряды войск «СС» и танки, расставленные скобой по кайме взлетного поля с юга и востока. Большинство
танков было закопано в землю как неуязвимые огневые точки. Судя по всему, берлинский гарнизон остался без запасов горючего для танков; весь бензин и дизельное топливо, как показали пленные танкисты, захватили летчики для своих самолетов.
Показания пленного прояснили еще одну
сторону дела, с которой нельзя было не
считаться. В подземных ангарах порта стояли самолеты, полностью заправленные, готовые к взлету в любую минуту. Возле них
круглые сутки дежурили экипажи. Среди
них были летчики и штурманы, которым

в прошлом доверялось перебрасывать по
воздуху в разные концы Германии Гитлера,
Геббельса. Бормана и других членов Станки немецкой армии. Глмя поэтому можно
было заключить, что Гитлер и его"ближайшие соратники еще находятся в Ьерлине,
но чем черт не шутит, в любой момент магут ускользнуть через гто единственное окно. Значит надо сделать так, чтобы этого
не случилось. Нельзя их преждевременно
вспугивать, и в то же время промедление
чревато непростительным промахом — может уйти из рук главный виновник войны...
Поэтому, прежде чем завязать бой на южной кайме аэродрома, перед по!лками 39-й
и 79-й гвардейских д и в и з и й была поставлена задача — обойти аэродром с востока и
запада. Артиллеристы получили задачу —
держать под огнем взлетные площадки. Мы
не знали точные координаты выходных ворот из подземных ангаров, поэтому штурмовые отряды, усиленные танками, нацеливались на то, чтобы перерезать огнем орудий и пулеметов пути к взлетным полосам
и таким образом закупорить под
землей
самолеты, которые готовились вывезти руководителей третьего рейха из осажденного
города.
План удался как нельзя лучше. С вечера
25 апреля ни один самолет ни взлетел. К
полудню 26 апреля аэродром и весь порт
Темпельсхоф, с ангарами и узлами связи,
включая главное здание «Флюг-гафен», оказался в наших руках.
Вместе с этой радостной вестью пришла
и горестная: погиб командир 117-го гвардейского стрелкового: полка 39-й дивизии
подполковник 1-.фим Дмитриевич Гриценко,
умный, волевой и незаурядной храбрости
человек. Он погиб в ночь с 25 на 26 апреля. Не хочется верить в это... Он будет
жить долго в памяти своих бойцов, в памяти воинов всей армии. Молчаливый, широкий в плечах, стройный, с ясньГм взглядом в завтрашний день, он и сейчас стоит
перед моим мысленным взором.
Вот ко мне вошла медицинская сестра из
117-го полка Татьяна Губорева. В н у к а х у
нее пробитый п у л я м и конверт с документами Ефима Дмитриевича, который он хранил
в левом грудном кармане. Прямо в грудь,
в самое сердце, сразил его немецкий пулеметчик... Какую жизнь, какого богатыря
вырвал он из наших рядов. Стервец, ему не
уйти от мести за смерть боевого командира!
Прощай, мой боевой друг! Гвардейцы
твоего полка продолжают двигаться к центру Берлина. Там, в центре Берлина, мы
воздвигнем п а м я т н и к героям штурма, и
твое имя будет высечено на граните памятника навечно, навсегда!
третьи сутки штурма. СопротивлеИ ДУТ
ние противника возрастает. Границы

осажденного Берлинского гарнизона сжимаются. Плотность наших боевых порядков
увеличивается. Маневр огнем сократился до
предела. Все зажато в теснинах улиц. Наступил момент, когда продвижение вперед
можно сравнить с работой
проходчиков
шахтовых штолен. Только через проломы
73

толстых к и р п и ч н ы х и каменных стен, через
| р у д ы развалин, через нагромождения желсзоосгонных глыо с рваной арматурой
п р и х о д и т с я прорываться с одной улицы на
другую, от квартала к кварталу. Ч у в с т в у я
скорый конец, гитлеровцы разрушают городские сооружения, гуоят мирных жителей, чтобы как можно больше нанести нам
урон в живой силе и технике.
Наиболее жестокое сопротивление оказали в минувшую ночь отряды «СС» на площади перед кирхой на Курфюрстен-штрассе. Запомните, историки, эту площадь! Она
находится теперь в американском секторе
ьерлнна.
В ночь на 27 апреля 1945 года туда прорвалась штурмовая группа с танками из
34-го отдельного тяжелого танкового полка.
Прорвалась смелым рывком через две линии железнодорожных путей, пересекающих
южную часть города почти до самого центра. На площади перед кирхой танк налетел на мину и остался без одной гусеницы.
Видя, что советская машина не может маневрировать, эсэсовцы отрезали путь отхода экипажу и автоматчикам, которые
прикрывали танк, а затем приступили к истреблению группы. Фашистов было около
сотни, наших — двенадцать. Неравный бой
загорелся вокруг подбитого танка. Исключительный героизм, боевое мастерство
и
упорство показал в этом бою автоматчик
гвардии сержант Герман Петрович Шашков,
волжанин, родом из Горьковской области.
Когда из состава экипажа выбыл заряжающий, Шашков заменил его. Через некоторое
время был убит командир орудия, но танк
не ослаблял огня: Шашков заменял теперь
и заряжающего и командира орудия. Очередной фаусг-патрон взорвался перед люком механика-водителя, и тот оставил рычат управления, а командир танка замертво свалился на днище танка. Теперь Шашков остался один. Взяв рычаги в свои руки, он нажал стартер, и машина, рванувшись, начала разворачиваться вокруг своей
оси. Снова удар фауст-патрона. -загорелась моторная г р у п п а . В к л ю ч и в заднюю
скорость, Шашков врезался моторной группой в полуразрушенную стену, которая обвалилась на м а ш и н у и погасила загоревшийся мотор.
Прошло еще несколько м и н у т , и Шашков.
израсходовав все запасы снарядов и патронов, остался с одними гранатами. Ему
жалко было машину, он не хотел отдавать
ее в руки врага. Граната за гранатой летели то через люк башни, то через окно механика-водителя. Но вот кончились гранаты. Шашков получил второе ранение в
грудь. Вторично загорелся танк. Гитлеровцы начали стучать по броне, предлагая
Шашкову сдаться. Но гвардейцы не сдаются. Верный присяге, Герман Ш а т к о » решил умереть в горящем танке.
Когда сюда подоспели свежие силы, возле танка валялось более трех десятков немецких автоматчиков и фаустников в гестаповских мундирах. Сам Шашков, полуобгоревший и израненный, лежал на дне танка с ножом в руке. Он был еще жив. У
него еще хватило сил, чтобы рассказать то74

| | нам, были уничтожены и частично пленеи и боевыми друзьями Попова.
Вот что значит инициатива, умелые дей' тин даже одного человека, в совершенсты- нладеющего тем оружием, которое ему
н.иерено. В этой небольшой операции по
' \ ществу решил все дело один человек.
1».|к же тут не сказать о том, что в городском бою роль рядового воина, умеющеп! решать боевые задачи самостоятельно,
услуживает самого глубокого внимания и
юстойной оценки.
Однако необходимо заметить, что если
п р о т и в н и к сидит в домах с мощными кирпичными
каменными домами, то выбить
сю оттуда не так-то легко. Один человек
ничего не сделает. Тут требуются усилия
1:ч;х родов оружия, а главное, чтобы пехо1ННЦЫ получали непрерывную помощь от
артиллеристов. Опыт городских боев покачивает, что каждую штурмовую
группу
юлжны поддерживать не менее 3-х—4-х
орудий, не считая тяжелого пехотного
ируЖИЯ.

Какие задачи возлагаются на артиллеристов, поддерживающих штурмовую группу?
Орудия отсечным огнем на флангах и в
ыубину окаймляют атакуемый объект, изол и р у ю т его от соседей, лишая таким обраюм поддержки со стороны. Орудия, подавляя обнаруженные точки в укрепленных
домах, воспрещают огневое
воздействие
противника на атакующих, не допускают
п о контратак.
В уличном бою самая предельная ди; танция для стрельбы из орудия — 300—400
метров. Это обязывает орудийный расчет
действовать особенно четко и слаженно,
поражать цель с двух-трех снарядов, открывать внезапный огонь. Не будет этого,
противник наверняка выведет орудие из
строя.
Перед расчетом орудия старшего сержанта Федора Черпаченко была поставлена задача поддержать пехотинцев, штурмующих крупное здание. Черпаченко, узнав
задачу, произвел разведку целей. В доме,
который предстояло атаковать, на втором
этаже у немцев остался пулемет, в подватах сидели автоматчики и гранатометчики.
Чтобы быстрее уничтожить их, старший сержант выбрал позицию во дворе дома, стоящего против атакуемого здания в какихнибудь 100 метрах. В стене немедленно был
сделан проход, к позиции поднесли достаточное количество боеприпасов. Черпаченко
договорился с командиром штурмовой
группы о сигналах открытия огня, о переносе его и способах указания цели.
На выбранную позицию орудие выкатили перед рассветом. Как только настало
утро, орудие Черпаченко открыло стрельбу.
Двумя снарядами был уничтожен пулемет,
и орудие сразу же перенесло огонь на окна подвала. При поддержке артиллерийского огня, приданных минометов и пулеметов пехотинцы ринулись на штурм, ворвались в здание и завязали бой внутри
его.
Теперь орудию нельзя было стрелять по
этому зданию, и оно стало бить по дому,
стоящему левее штурмуемого, лишив про-

тивника возможности
оказать
помощь
осажденному гарнизону.
Расчету Черпаченко много раз приходилс(сь стрелять прямой наводкой с открытых
позиции — орудие устанавливалось прямо
на площадке. Черпаченко действовал так:
на выбранную огневую позицию орудие
выкатывалось затемно, сюда же подносились снаряды. Как только подходило время
для открытия огня, у пушки оставалось
два человека, остальные укрывались в ближайшем доме, ведя наблюдение за огневой
позицией. Делалось это для того, чтобы
противник в случае обстрела пушки
не
мог вывести всего расчета. Если же выходили из строя двое стреляющих, их заменяли следующие номера, которые или продолжали стрельбу, или откатывали орудие
в укрытие. Заметим попутно, что обслуживание орудия двумя номерами требует безупречного знания каждым бойцом расчета
не только своих обязанностей, но и обязанностей других номеров.
В уличном бою противник всегда невдалеке. Пфтому командир орудия не должен
ждать, когда пехотинцы покажут
цель.
Старший сержант Черпаченко так и поступал. Он сам отыскивал цели, мешающие
пехоте, и уничтожал их. Одновременно пехотинцы предупреждали артиллеристов о
появлении вражеских танков и самоходок, о
местах расположения пулеметов, автоматчиков и фаустников.

В

Н О Ч Ь на 27 апреля я перенес свой
командно-наолюдательный пункт олиже к переднему краю на .Белле-Алионсештрассе. Теперь эта улица находится
в
американском секторе и называется по-новому — Меринг-Дамм. Ьольшой пятиэтажный дом, расположенный невдалеке от
главного авиационно-портового корпуса
«Флюг-гафен», на стрелке
трехугольного
квартала перед парком «Виктория», стал
моим наблюдательным и командным пунктом. Темно-серые стены, видно их не раз
облизывали языки пожаров. Стекла в окнах
выбиты. Над входом в дом чернел сделанный из цемента орел с фашистской свастикой, в когтях — герб третьего' рейха.
На первом этаже мне бросился в глаза
небольшой, но высокий зал с черными мраморными колоннами. Мрачное,
неуютное
помещение. Все тут было мрачное: окна с
темными косяками, и черные простенки, и
серый, тяжелый потолок.
Я останавливаю внимание на деталях потому, что этому помещению довелось быть
местом таких событий, которые долЖны занять соответствующее место в истории заключительного этапа войны. О них будег
рассказано по ходу боевых действий.
Весь день 27 апреля войска армии продолжали штурм кварталов старого Ьгрлина. К исходу дня основные силы вышли я
последнему рубежу обороны гитлерникич
войск в Берлине — к Тиргартсну. Пгргд
нашими войсками, наступающими ми I ир
гартен с юга, встретились ноимг щ ч - и и и !
вия и главное из них— канил Л а м и н г р . 1им,
за каналом, в четырехстах м г г р м ч ричш

78

л а г я л и с ь главные государственные учрежд е н и я и министерства третьего рейха, в
том числе и имперская канцелярия, где укр ы в л л с я Гитлер со своей ставкой, а чуть
дальше — на север — рейхстаг.
В этот же день соседние армии, наступающие к центру Берлина с востока и севера, вышли к берегам Шпрее.
Вторая танковая армия вела бои в районе Шарлоттеноурга.
Попытки войск всех наступающих
армий с ходу форсировать Шпрее и канал
•Ландвер—потерпели неудачу. Тиргартен—
остров, омываемый со всех сторон водами
Шпрее и каналов, оборонялся отборными
войсками «СС» и охранными батальонами
правительства. Их прикрывали водные преграды, на их стороне господствовали высокие и прочные здания, которые позволяли
просматривать и обстреливать прицельным
огнем все подступы к водным преградам.
Вечером 28 апреля я выслушал доклады
командиров корпусов и отдельных частей,
а также проведя личную рекогносцировку
местности, только после этого мною было
принято решение: дать полусуточный отдых
наступающим частям, не ослабляя сковывающих противника действий, то есть вести
усиленную разведку опорных пунктов и держать все площади и улицы под интенсивным огнем орудии и минометов.
Одновременно была поставлена задача:
провести необходимую перегруппировку в
штурмовых группах, подвезти боеприпасы,
доукомплектовать штурмовые отряды боевой техникой согласно тем требованиям, которые вытекают из предстоящих действий
по взятию того или иного объекта, и с
12 часов 29 апреля начать общий штурм
правительственных кварталов.
Одна из частных и важных задач мною
была высказана артиллеристам и минометчикам: отработать огни и взаимную связь
с артиллеристами других армий, наступающих на правительственные кварталы с востока, севера и запада. В такой обстановке
могут быть допущены перелеты снарядов и
мин, которые будут поражать не участки,
занятые противником, а свои войска, наступающие с противоположной стороны.
Мне хочется привести пример из практики работы заместителя командира по политчасти 1-го- батальона 220-го гвардейского полка 79-й дивизии старшего лейтенанта
Н. В. Капустянского. Внешне он ничем не
выделялся среди офицеров батальона. Невысокого роста, щуплый и, как рассказывают о нем строевые командиры,— молчаливый человек.
— Замполит, а много говорить не любит,
больше слушает, но уж если скажет, то
каждое слово в самое темя, как гвоздь,
всадит.
В дни штурма Берлина
Капустянского
трудно была застать на командном пункте
и в штабе батальона. Будто скрывался он
от начальников, которые приходили в батальон из штаба полка и штаба дивизии.
Где ему удавалось есть, где он отдыхал —
никто не знает. Появится возле командира
батальона на полчаса, узнает обстановку и
снова исчезает. Даже можно было подумать,
76

что Капустянский отсиживался где-то
подвалах. Но спросите в отряде, в Ш1
мовых группах — и там скажут:
— Замполит только что был у нас,
сказывал об опыте отличившихся бой:
организовал выпуск боевого листка и
в соседний отряд.
— Кто с ним ходит?
— Один.
— Но ведь там его где-нибудь ере
снайпер или завалит рухнувшая стена
не найдете своего замполита.
— Мы тоже так думаем, но он не р
решает. Обойдусь, говорит, без хвостов|
Тихий, незаметный, но смелый чело]
Он не думает лично о себе, у него
более важные дела. Ходит по подвалам
группы в группу, переползает под оп
улицы, переулки, лишь бы донести до в
цов хорошую весть об опыте отличивши:
воинов, помочь словом и делом команди]
Парторга и комсорга батальона Капуст^
ский на первый день боев закрепил за в'
рым и третьим ш т у р м о в ы м и отрядами,
сам ушел в первый отряд. На второй де
парторг и комсорг поменялись местами,
Капустянский остался в группе, котор!
готовилась к штурму
железнодорожж»
блоха станции Текпельхоф.
Таким образом коммунисты и комсом
цы батальона видели своих вожаков в а
ей среде. Поздно ночью или в час затиии
Капустянский собирал своих помощнике)^
подводил итоги и снова шел к бойцам,
участки наиболее напряженной борьбы.
Каков же результат такого стиля па,
тинной работы в батальонном звене? Пе|
вый батальон, его штурмовые отряды в:
полнили все боевые задачи, какие пере;
ними стояли. Каждый час, на каждом эта
пе все воины батальона и каждый в О'
дельности, будь это автоматчик или сапер!
повар или связной, знали обстановку,
вые сообщения печати и радио, не говор^
уже а боевых задачах.
Этот батальон в числе первых вышел
каналу Ландвер.
— Что же сейчас там, на Ландвере, д<
лает замполит батальона? — спросил я сво4
их собеседников, которые рассказывали мни
о Капустянском.
Вскоре мне доложили из полка по теле-]
фону:
— Помогает бойцам мастерить поплавки
из подручных материалов.
— Какие поплавки.- 1
— Но ведь завтра будем...— речь шла »|
подготовке к форсированию канала, и това-1
рищ, гг/воривший со мной по телефону, не]
решился сказать об этом открыто.
— Ясно, ясно, рыбачить, значит, купаться сооираетесь.
— И то и другое. А он у нас большой
мастер по этим делам. Из простой палатки
может сделать лодку, а какие плотики сбивает — любо посмотреть. Вот и учатся возле него наши люди.
— Правильно делает. Спасибо. До свидания.
Что тут скажешь? Капустянский на верном пути. Да и как может быть иначе: настоящая
партийно-политическая работа

. 1.1 I ы п л е т с я из таких элементов, которые
•«ч> пи прямой контакт с думами, чаяниями и ыоотами каждого воина, укрепляют в
иш перу в свои силы и рождают боевую
тмит.низу. Таких результатов можно до•1и И.1 и юлько путем индивидуального под• "|.| к людям, путем постоянного общения
. н и м и на самом ответственном участке.
Нг|ч-д завершающим ударом по послед...« и:падели Гитлера— (иргартену,— ког< | . 1.1.1 виден уже конец войны и мыслен.... к 1ждый воин армии уже жил грезами
« и ц и ы х дней, важно было обдумать и об. " м и р и т ь весьма сложный и щепетильный
и.1М|1пс: не погас ли боевой порыв войск,
и. >.|< грянут ли наши воины в подвалах и
||.| чм.ишах, когда будет дан сигнал «з атам - Последняя схватка обещает быть жен|| м|| ц кровопролитной. Это чувствуют и
• п.и )| все от командира батальона до ря1.И1И1 > солдата. К тому же в уличном бою
мп командир полка, ни командир дивизии
иг может видеть боевых порядков своих
разделений так, как он их видит в пон ном бою. Тут нет сплошных траншей и
• и, 13. нет и господствующих высот для
ним,^дательных пунктов. Кругом
дома,
шил, развалины, руины. Все подразделен и и укрываются в подвалах, во дворах за
м|1и'.иыми стенами, в глухих переулках и за
1'.| калинами. Их не видно. Как же быть,
| и- !ирантия, что полки и батальоны дружм > поднимутся н а завершающий штурм?
1.1.1ла, есть и будет! Командиры, коммуШ1ГГЫ, комсомольцы, их личный пример,
<;..чжое сознание ответственности
перед
1 коими товарищами, перед своей совестью
м честь Родины — постоянный и неистощ и м ы й источник боевого духа армии. Это
н г а р а н т и я , и залог успеха в любом деле.
Забегу немного вперед, чтобы сказать,
но после той работы, которую по рекомен|.:ции Военного Совета провели политор|.|;|ы и партийные организации частей и
м;единений, завершающий штурм прошел
ил таком высоком подъеме и с такой решительностью всех воинов армии, что приходилось сдерживать людей от лобозых
йросков на укрепления противника без тщаимьной огневой обработки целей. Не было
пи одного сигнала о том, что какой-то ба.лльон или штурмовой отряд робко и нерешительно выполняет поставленную за1.ачу.
Разумеется, ставя вопрос о личном примере коммунистов и комсомольцев в штурме Тиргартена, мы не могли пойти на то,
:гобы бросать их через канал, на укрепления противника, под фланкирующий огонь
пулеметов или на заминированные площадки без тщательного обеспечения, без
огневого прикрытия, без мощного артиллерийского удара по объектам атаки. Была
'.ана команда: снарядов не жалеть, патроны не экономить, мины и гранаты расходовать без оглядки: запасы есть! Артиллерийские орудия, начиная от противотанковых до самых мощных систем, включая
гаубицы дальнего и сверхдальнего боя, были выдвинуты на прямую наводку. Даже
катюши» различных систем, под прикрытием образовавшейся дымовой завесы от

порохового дыма и пыли, подкатывались
вплотную к каналу, раззорачивались и давали залпы прямой наводкой, как орудия
настильной траектории.
Кроме того, можно было принять решение — форсировать канал
не всеми силами полков и дивизии одновременно, а опять
же мелкими группами и там, где артиллеристы смогли расчистить путь и подавить
все, буквально все огневые точки, которые
могли помешать н а ш и м воинам преодолеть
этот водный рубек. Право выбора участков форсирования и захват мостов через
канал я предоставил командирам частей.
Командиру, который находится непосредственно н;. исходных позициях, виднее, как
сработала артиллерия и где наиболее успешно, без потерь можно достигнуть цгли.
Отдельные участки, мосты чгрез канал,
как например, горбатый мост Потсдамерштрассе, откуда можно было р а з л и в а т ь
наиболее эффективный удар на имперскую
канцелярию, я взял под свой контроль.
В ходе обсуждения вопросов, связанных
с подготовкой к штурму Тиргартена, Военный Совет армия обратил внимание на организацию охраны особо важных учреждений, на сохранение документов, национальных художественных ценностей, принадлежащих немецкому народу.
Охрана
банков, книжных хранилищ, библиотек, научно-исследовательских институтов, медицинских учреждений была возложена на особые команды комендантской службы тыловых подразделений армии. Обеспечение неприкосновенности дипломатических миссий,
посольств и консульств, находящихся
в
Берлине из разных стран мира, взял на себя Военный Совет армии, а начальникам
политорганов корпусов и дивизий
было
предложено лично следить и обеспечить неприкосновенность тех дипломатических пунктов, которые оказались или окажутся в
полосе действий подведомственных им воинов.
Особое внимание Военный Совет армии
уделил организации питания и медицинского обслуживания мирного населения Берлина. Дело в том, что к моменту нашего
прихода в Берлин на складах и продуктовых базах немецкой столицы оставались
считанные тонны муки, ни килограмма мяса, кроме небольшого количества мясных и
рыбных консервов, не говоря уже о крупах и молочных продуктах. Народ голодал. Дети, старики, женщины освобожденных районов столицы огромными толпами
набрасывались на продуктовые магазины
и ларьки, где только начинали мизерными
долями отоваривать карточки. Убитые лошади растаскивались на куски за считанные минуты, как только нашм бойцы давали на это разрешение.
Голодные дети буквально лезли к танкам, под огонь пулеметов и орудий, лини,
бы добраться до наших кухонь или к бойцам, чтобы выпросить кусок хлеба, л о ж к у
супа или каши. Наши воины получали на
кухнях двойные, тройные порции с добавками на себя и на своих товарищей, находящихся на переднем крае, но, видя ю77

.подающих детей, отдавали им все, что
получали сами.
Ох, это доброе сердце русских солдат!
Они кормили из своих котелков немецких
детей, которые не только сами наедались
досыта, но и могли накормить своих отцов, матерей, теток и дядей. Пришлось
дать строгое указание командирам
всех
степеней, чтобы они лично следили за своими подчиненными — как они принимают
пищу, и принять все меры к тому, чтобы
воины шли в бой сытыми, имея необходимое количество продуктов «НЗ». Что касается питания местного населения, то до
получения лимитов централизованным порядком тылы армии, а также дивизий и
полков имели на своих продпунктах необходимое количество походных кухонь с
продуктами для поддержки
голодающих
немцев в освобожденных районах.
Сложнее было с медицинским обслуживанием местного населения. Та часть Берлина, где проходили войска армии, еще
зимой была разрушена ожесточенными ударами американской авиации. Водопроводы
и канализация были выведены из строя
еще в марте. Отапливали и освещали многие
кварталы допотопным методом — коптилками, керосиновыми, каменными и железными дымилками, в подвалах с плохо оборудованными дымоходами — через окна и
вентиляторы. Санитарные узлы, кухни, коридоры и даже спальные комнаты были завалены нечистотами. Кругом смрад, грязь,
антисанитария. Стирать белье холодной водой бесполезно, мыла нет. Тиф, чесотка,
брюшные заболевания почти в каждом жилам очаге. Дети, старики обовшивели, тело
в коростах...
Что же делать? Нужна целая армия санитаров, десятки госпиталей.
Начальнику санитарной службы армии
было дано указание изыскать необходимое
количество дезинфекционных средств и совместно с комендатурами районов мобилизовать трудоспособных немецких медикосанитарных работников для
проведения
противоэпидемических мероприятий.
Начальнику тыла армии было приказано
все имеющиеся запасы мыла выдать немецкому населению.
Комендантам
районов
взять по!д личный контроль и обеспечить в
срочном порядке мобилизацию населения
на восстановление водокачек и очистку канализационных магистралей.
Политические органы частей и соединений откомандировали группу офицеров-инструкторов, знающих немецкий язык, для
разъяснения
населению
Берлина
необходимости браться за восстановление разрушенного хозяйства, так как война кончается и теперь на освобожденные районы
не будут налетать бомбардировщики.
Это, так сказать, круг вопросов, так или
иначе связанных с политическим обеспечением операции.
До начала возобновления штурма осталось несколько часов. Настало утро. Начался рассвет. В м и н у в ш у ю ночь я не смыкал глаз, но спать не хочется. Курю много,
очень много. Вторая пачка «Казбека» за
ночь оказалась пустой. В горле и во рту

78

горечь, сплошной никотин, на зубах
ствуется осадок никотиновой смолы. Го
рят, что доза никотина в десять миллигш
мов губит лошадь, а у меня с одних зув
и под языком можно набрать таких доз, [
верное, на десять лошадей.
Нет, я не нервничаю. Наоборот, споко
даже слишком, до самоуверенности.
чем ловлю себя сразу и начинаю оодуи
вать то, что положено командующему
мией, полки которой через несколько
сов начнут последний, завершающи'.!
главной цитадели третьего рейха. Одна
я обманываю себя: сон убежал от меня
тому, что напряженно работает мозг,
ства напряжены. Да, я немного волну*
какими добрыми вестями мы порадуем
дину, мир завтра, послезавтра, в день все
народного праздника — ведь через три д!
праздник весны — 1-е Мая?! Чем закончи
ся эти последние, безрассудные действ!
бесноватого Адольфа Гитлера?
Куда
может укрыться от удара таких сил,
штурмовых Отрядов и групп? Верю, он|
проникнут туда, где он их не ждет, и наш
дут этого сеятеля смерти и пепла на наше
планете!..
Найдут!
Однако когда начинаешь думать о зав!
рашнем дне, нельзя забывать опыт вчера!
него. Пройденное — это моральный фундЛ
мент, на котором строится и вера и стрем-1
ление в будущее, пусть недалекое, но и
нему надо сделать верный шаг.
Итак, нам удалось за сравнительно ко-1
роткий срок, за четверо суток, прорубиться
сквозь стены и каменные завалы к центру!
Берлина на двенадцать километров! А ведь!
армия Паулюса, наступая на оборону 62-И
армии в Сталинграде, имела более выгод-1
ные позиции, чем мы в Берлине, но за стоя
с л и ш н и м дней не преодолела и половиньм
того расстояния, которое мы проделали за!
четверо суток. В чем же дело? Почему так]
получилось? Ответ долго искать не надо.]
Вся суть в социальной разнице двух типов]
армий. Одна борется за интересы своего на-1
рода, другая—за интересы небольшой, чуж-1
дои каждому солдату группы людей. Одна 1
строит свою боевую жизнь на сознании,
на вере в способности рядового воина.Г
другая — на принуждении и смертельном I
страхе. В одной армии—тысячи умов, твор- •
чески осмысливая сложившуюся обстанов- ]
ку, находят верные решения, в д р у г о й — 1
властвует один ум и все строго выполня- .
ют его у к а з а н и я , пусть они будут шаблонные, схематичные. В этом вся разница.
Известно, что на первом этапе войны и 1
наши войска зачастую действовали по за- 1
ранее заготовленным схемам, без учета ]
конкретных, все изменяющихся условий. Но I
наша жизнь, ее социальные устои, строй 1
армии позволили отойти от шаблонов и ]
найти новые пути борьбы с противником. 1
Одним из таких многочисленных отходов от I
схем и уставных догм обусловлено рождение тактики мелких штурмовых групп. Она
родилась в уличных боях на берегах Волги. Суть этой тактики — наступление. Там,
на Волге, обороняясь, наши группы укрепляли и улучшали свои позиции наступательными штурмовыми ударами. Таким об-

р«|им, уже тогда, в 1942 году, наступаI. П.М1.11- приемы штурмовых групп были
»1"|>
ч;ки отработаны и проверены под
инь ч ! ;есь, в Берлине, нам не было нуж.'|
уняться и улучшать свои оборони|> и,.п.н- позиции, потому что противник окп л о т н ы м и мощным кольцом. Наше
мступать и наступать. В Берлине за. . | | н а ш и х войск — как можно скорее раси|1.1!1ии,ся с окруженным гарнизоном и
. И 1 | и и у г ь фашистское правительство. Н а ш и
«•ни и,1, ведущие штурм Берлина, чувствуют
и и.-|Ч1т, что это последний бой с фашиз«'•ч. ч го после овладения Берлином война
• имчигся.
1 > . 1 ч же подготовился берлинский гарни.• ч к отражению такого натиска?
I | 1и говорить прямо, то на такой вопрос
. н-|у1.'т ответить одним словом — плохо.
|
к-ровскому командованию удалось соз1 И 1 , мощные оборонительные укрепления,
»|.гиости, форты, завалы, но сами солдаты
'•> (минского гарнизона не имели ни опыта,
ми практики для ведения таких боев. Самая
. ыииая
крепость — человек — оказалась
1>.| тружённой. Да и не было почвы для ее
штружения. Немецкие войска в Берлине не
им ц| подготовлены к отражению штурма,
п и н не умели вести городской бой и отра.1 лп> удары наших штурмовых групп.
1<-'м не менее надо признать, что отдельны»' команды немцев, вооруженные фаустц.| фонами, в первые дни штурма Берлина
•ч- 1и весьма успешную борьбу с танками.
||.|до отдать им должное — действовали
ч и н смело, умело и нанесли нашим танкэ1Н.1М войскам весьма ощутимые потери,
н.чнако такой успех был кратковременным.
'1мустники могли поражать танки только
пшому, что со стороны наших танкистов
мыла допущена тактическая неграмотность:
р.. !ве можно пускать танки в бой колонн а м и вдоль улиц?! Но как только танкоп.:е войска перестроились, точнее, рассыпашсь по штурмовым отрядам и стали тесно
г. -.аимодействовать с пехотинцами,— роль
<|>аустников в обороне Берлина свелась почти к нулю. Против фаустников успешно
г>'>рюгся стрелки-автоматчики, прикрывающие танки. Кроме того, танки, вошедшие
и состав штурмовых отрядов, стали неуязн и м ы м и и от удара фауст-патрона. Находчивость и смекалка пехотинцев помогли
танкистам увеличить огнестойкость брони.
К а ж д ы й танк штурмового отряда получил
дополнительные бронеэкраны из мешочков
с песком. Эти мешочки прижимаются к броне проволокой, шпагатом или пришиваются
к тросам, укрепленным на бортах и башнях. С виду простой, но очень эффективный способ сохранения танков. Фауст-патрон, ударяясь в мешок с песком, теряет кумулятивную—прожигающую силу, и бронь
остается неуязвимой.
1 а к и м образом, самый грозный кулак
против русских танков—фауст-патрон, на
который возлагал большие надежды Гитлер, оказался не таким уж грозным Это,
вероятно, привело Гитлера и начальника
берлинского гарнизона в такую ярость, что
они пошли на безумство, или это может
быть, исходило от неумения вести город-

ской бой. Представьте себе толпу юнцов
в четыреста человек, каждому не более
пятнадцати лет, все в черных школьных
кителях, идут вдоль улицы к району боев.
Плут навстречу нашим штурмовым отрядам. На плечах белые предметы, напоминающие по форме настольные графины, насаженные на метровые палки. Но это не
графины, а фауст-патроны на боевых взводах. Гитлер бросил этих юнцов для борьбы
с танками. Что с ними делать? Нашим бойцам противно было вести с ними вооруженную борьбу. Это же сплошное мясо, кровь.
Командиры стали запрашивать по радио:
— Как быть — пропускать вперед или открывать огочь?
— Воздержитесь, найдите способ обезоружить их.
Сигналы желтых ракет, обозначающие
наш передний край, не остановили юнцов.
Вот они уже вплотную приблизились к нашим позициям и, заметив орудия, повозки,
иступленно бросились на них. Полетели
фауст-патроны. Они рвали в клочья людей
орудийного расчета, лошадей, повозочных.
Пришлось открыть ответный огонь по идущим впереди. Остальные были отрезаны
огнем и повернуты обратно.
Это случилось днем 26 апреля, после
взятия аэродрома Темпельхоф. Толпа юнцов вышла из Тиргартена и двигалась по
Колоненштрассе на боевые порядки 28-го
гвардейского корпуса.
Ну кто так воюет, даже в самых отчаянных условиях? Конечно, безумцы, маньяки.
Если бы в самые невыносимо трудные
дни обороны Сталинграда мы так безрассудно бросали людей, то едва ли удалось
бы удержаться и на восточном берегу Волги. Однако мы выстояли там, не оставив
города, и пришли в Берлин, гарнизон которого насчитывает около двухсот тысяч человек. С т а к и м и силами можно было держать выгодные позиции берлинских лабиринтов дольше и... да, что говорить, благо,
что хоть черта бог рогами наградил да насчет разума поскупился.
Меня могут упрекнуть, что я не учитываю моральный фактор борьбы людей на
Волге и на Шпрее. Ьозможно это так.
Но я прошу не забывать, что 62-я армия
была прижата к берегу огромной реки и
разрезана на три части, имея позади простреливаемую огнем пулеметов Волгу. Это
не слаще окружения. Мы дрались там, будучи обреченными... Впрочем теперь это далеко позади.
Подходил час возобновления
штурма.
Из штаба армии, расположенного в Иоганнистали, перебираюсь на свой наблюдательный пункт, в тот самый дом с черными
мраморными колоннами, о котором было
рассказано раньше и где через двое-трое
суток произойдет фактическая капитуляция
германских вооруженных сил...
ЧАС до начала артподготовки знаЗ Аменщик
220-го гвардейского стрелково-

го полка 79-й гвардейской дивизии сержант
Николай Масалов принес знамя полка к

79

Ландвер-каналу. Вместе с ним сюда прибыли два ассистента. Гвардейцы знали, что
перед ними главный бастион военного гарнизона немецкой столицы, знали, что здесь,
в Тиргартене, на Лаос-штрассе находятся
ставка Гитлера и главный узел связи, через который Гитлер и его помощники еще
продолжают руководить своими войсками,
вынуждая их вести бессмысленные кровопролитные бои.
Путь к центру Гиргартека с юга преграждал глубокий с отвесными бетонированными берегами канал. Мосты и подступы
к ним были густо заминированы и плотно
прикрыты ошем пулеметов. Только дружным и стремительным р ы в к о м можно было
преодолеть этот грозный и опасный рубеж. От Ландвер-канала до Фосштрассе,
до имперской канцелярии, в подземелье
которой укрывался 1ктлер, оставалось не
более четырехсот метров.
Подст\пы к имперской канцелярии обороняли батальоны особой бригады леибштакдарт «Адольф I итлер». Командовал
бригадой верный слуга ! итлера, матерый
нацист тонке.
Гвардейцы, узназ о том, что в боевые порядки принесено знамя, начали выдвигаться к рубежу атаки мелкими группами, одино1чка-ж. Кому-то предстояло форсировать
канал вплавь на подручных средствах, кому-то решительным броском проскочить
сквозь вихри свинца через горбатый заминированный мост, а там лишь бы зацепиться за первый дом на той стороне. Потом их
не удержать, они пойдут вперед через проломы стен, через подвалы. За их плечами
большой опыт уличных боев...
До начала возобновления штурма оставалось минут пять-десять. Наступила тишина, как перед бурей, перед грозой — тревожная, напряженная. И вдруг,
сквозь
эту, почти призрачную тишину, смешанную
с дымом и оседающей пылью, сквозь приглушенные всплески огня догорающих домов на магистральной улице Ьерлина —
Потсдамерштрассе
послышался детский
плач. Он доносился как из-под земли, глухо и призывно. Ребенок с плачем произносил одно понятное всем слосо: «Муттер,
муттер»...
— Кажется на той стороне канала,— сказал сержант Масалов, раньше других уловивший детский голос.
Прошло еще несколько минут, и Масалов,
оставив у знамени ассистентов, пришел к
командиру:
— Разрешите спасти ребенка, я знаю, где
он...
Ползти к горбатому мосту было опасно.
Площадь перед мостом простреливалась огнем пулеметов и автоматических пушек, не
говоря уже о минах и фугасах, запрятанных под коркой асфальта.
Сержант Масалов полз вперед, как лист
прижимаясь к асфальту, прячась в неглубоких воронках от снарядов и мин. Полз
на глазах гвардейцев через заминированную улицу, ощупывая ладонями каждый
бугорок, каждую
трещину на асфальте.
Когда ему удалось пересечь набережную и
укрыться от пулеметного огня за выступом
80

бетонированной стенки канала, реС
снова стал звать мать, тревожно и наст
чиво. Он будто торопил Масалова. Сна
затрещали пулеметы. Но Л\асалов, кал
ся, не слышал этого треска. Он поднял
во весь рост. Красивый, с'лльмый, росль
плечистый сибиряк, кавалер двух орден
«Славы» и «Красной Звезды».
Боевая биография этого воина как
собрала в себе весь боевой путь 8-й гва
дейской армии. Он был призван Тисул
ским райвоенкоматом Кемеровской оола
сти, когда формировалась 62-я армия,
его долю, как и на долю всех воинов ар
мни, выпало быть на главном направлен!)
удара немецких войск, наступающих
Сталинград. Николай Масалов сражало
на Мамаевом Кургане рядовым стрелке
затем, в дни боев на Северном Донце, ста
пулеметчиком, при форсировании Днепра
командовал отделением, после взятия Одес
сы стал помощником командира комендант
схого взвода, на Днестровском плацдар»
был ранен, через четыре месяца при форсн^
ро'зании Вислы был снова ранен, но остал
ся в строю и весь путь от Вислы до Одер
ского плацдарма шел с перебинтованно
голозой рядом со знаменем полка.
Ни пули, ни осколки не могли остановит
его до самых стен Тиргартена. Он продви-{
гался вперед вслед за штурмовыми отряда-'
ми, где ползком, где стремительным брос- \
ком к центру Берлина. И вот, уже явственно слыша плач ребенка, Масалов под- I
нялся во весь рост...
Строчат пулеметы, гремят орудия. Это
уже наши артиллеристы и пулеметчики, не
ожидая команды, по своей инициативе от- '
крыли ответный огонь. Масалоз перекинул- |
ся через барьер канала... Прошло еще несколько минут. Замолчали орудия и пулеметы. Затаив дыхание, гвардейцы ждали
голос ребенка. Но он молчал. Ждали пять,
десять минут... Ни плача, ни крика, казалось, напрасно рисковал Масалов, и теперь
уже никто не верил, что там, под мостом,
был ребенок, потому, что он молчал. И,
как бы не желая быть обманутыми, несколько гвардейцев, не сговариваясь, приготовились к броску под мост, чтобы посмотреть — что же там было,— как услышали предупреждение: «Внимание!..»
Это был голос Масалова.
— Прикройте меня огнем. Я с ребенком...
Пулемет справа, на балконе дома с колоннами. Заткните ему глотку!..
В этот момент командующий артиллерией генерал армии Н. М. Пожарский уже
дал команду:
— Н а т я н у т ь шнуры... Огонь!
И т ы с я ч и орудий и минометов начали артиллерийскую подготовку заключительного
штурма. Т ы с я ч и снарядов, тысячи мин как
бы п р и к р ы в а л и выход советского сержанта
из зоны смерти с трехлетней немецкой девочкой на руках. Мать этой девочки умерла под мостом от смертельных ран в спину:
вероятно она пыталась вырваться из Тиргартена и спасти ребенка, но изверги Монке о-крыли по ней огонь. Спасая дочку,
она укрылась под мостом и там скончалась.
Через несколько минут сержант Масалов

»*• I юял у знамени полка, готовый к Оро. « у ипсред. Он мог бы идти с этой девоч• "Н, прижавшейся к его груди, как со зна• м грядущей Германии, но не было
и" |" пиости, что ее пощадят головорезы из
'Ч"п,гп>[ «Адольф Гитлер», они были без1 ' | | 1 И ' 1 н ы к ее судьбе, как и к судьбе все1.1 немецкого народа.
Ми'.же этот подвиг Николая Масалова
и м ! \вековечен
народным художником
| | ( |> Евгением Вучетичем в памятникс« » н \ м е н т е , что сооружен в Трептов-парке
н (м-рлине.
А 1 ' Т И Л Л Е Р И Й С К И Й огонь по Тиргар' * ю н у продолжался с нарастающей си.11И около часа. С наблюдательного пункта
ми • было видно, какие тучи дыма и краси"|:.|гой кирпичной пыли поднимались над
м|1.и»1гельственными кварталами. Ветер дул
. ч-нера на юг и одна из таких туч напол|.| 1.1 на мой наблюдательный пункт. Едва
1.ГН-ТНЫЙ тусклый диск солнца бесследно
и. 'кч. Стало сумрачно, видимость сократима,, и лишь изредка, в просветы между
и н м а м и дыма, мне удавалось
разглядеть
пмсокие стены набережной той стороны каи.ма, да отдельные очаги пожаров в цент|и' Гиргартена.
По взрывам снарядов, которые доносии|:ь до моего слуха, я почувствовал, что
Ч'гиллеристы, выкатившие свои орудия на
п р я м у ю наводку, бьют по весьма ограни•н :шому количеству целей. Они ведут огонь
•п-рез канал вдоль улиц, разметая на той
• к>роне захламленные баррикадами входы
и подходы к площадям. Таким образом, пун метные точки, запрятанные в переулках
м ,*а углами перекрестков, остаются нетрон у т ы м и и будут вести фланкирующий огонь,
|. '.к только туда прорвуться наши пехотинпы. Значит и после форсирования канала
мы можем понести много л и ш н и х потерь.
Почувствовав такую опасность, я, еще,
не выслушав сообщений о возобновлении
штурма, предупредил командиров частей:
— Не торопитесь. Бросок через канал начинайте только мелкими группами и там,
| д е артиллерия сделала свое дело.
Прошло еще каких-то полчаса и ко>ман;::ры частей стали доносить, что на многих участках, намеченных для форсировання канала, противник ведет сильный фланкирующий огонь преимущественно из крупнокалиберных пулеметов и автоматических
(снитных пушек.
Все ясно, яредчувствия не обманули.
— Мы ведем разведку боем,— отвечал
я,— продолжайте выявление огневых точек
противника.
Таким ответом я дал понять, что необходимо искать нолое решение, а не бросать
1юдей под губительный огонь.
Фланкирующий огонь из крупнокалиберных пулеметов... Значит противник прочно
;;трятал свои огневые точки где-то в же1езобетонных укрытиях и на весьма выгодных позициях. Где же? Смотрю на карту.
3 полосе наступления частей армии канал
Ландвер выгнулся скобой в сторону противника и в трех местах делает отлогие
6. «Байкал» № 3

изгибы. Здесь можно выбрать хорошие позиции для фланкирующего огня. Кроме того, три железнодорожных и шесть трамвайных мостов, не считая пешеходных, с прочными железобетонными опорами тоже могут быть использованы противником для ведения огня вдоль канала, как только на
воде появятся люди. Как же разбить эти
позиции? Артиллерия, скопленная на подступах к каналу, в теснинах улиц, веде г
огонь по целям, которые находятся на той
стороне канала и не может поразить тех
огневых точек, что находятся в мертвом
пространстве — между стенок, под мостом
и в нишах у самой воды, на изгибах.
Их можно подавить только тогда, когда
наши орудия тоже смогут вести огонь вдоль
канала. То есть в первую очередь необходимо всеми силами овладеть подступами к
каналу на изгибах, на концах скобы и выбивать клин клином — по фланкирующим
огневым точкам нанести артиллерийский
удар тоже с флангов.
Одновременно перед артиллеристами стояла задача поразить цели, находящиеся в
глубине кварталов, прилегающих к каналу
с той стороны. Пускать в дело авиацию —
бесполезно: слишком узкая нейтральная
полоса. Пробивать стены ударами снарядов и затем бить наугад — едва ли целесообразно, да и времени на это потребуется не меньше недели. Самое эффективное
оружие в такой оОстановке — миномет.
Л\инометчики могут вести огонь через
дом, доставать цели в самых узких переулках и, как шутя говорят снайперы минометного огня, направлять мины по крутой
траектории в квартиры домов через дымоходные труоы.
Наступил вечер. Артиллеристы, уточнив
задачи, приступили к подготовке нового
удара. Стрелковые батальоны
вместе с
танкистами и саперами продолжали очищать подступы к каналу и занимать наиболее выгодные позиции.
В тот же час я выслушал соображения
разведчиков о возможности проникновения
в Тиргартен по подземным магистралям
метро. До сих пор мы почти не пользовались такими путями, так как в южной части города оольшинство станций метро
находилось на поверхности. А там, где магистрали уходили под землю, то в них не
было нужды — они уводили нас в сторону.
К тому же, берлинское метро далеко не
похожее на московское: станции узкие,
тесные, тоннели построены на глубине трехчетырех метров и в дни боев были завалены ударами бомб или затоплены водой.
Но вот две параллельные магистрали,
идущие из Темпельхофа в Тиргартен, пересекают канал Ландвер под землей. Нельзя
ли их использовать?
Вот что рассказал по этому поводу разведчик Александр Жамков:
— Задача у нас была такая: пройти пои
землей как можно дальше и разведать пути до самйго центра. Спустились мы в темную подземную станцию. Мгла, хоть глаз
выколи. Ориентироваться можно только по
слуху и на ощупь. Триста метров шли вдоль
рельсов, не встречая никакого сопротивле-

81

ния. Вдруг показалась тоненькая полоска
света. Подползаем ближе. В стене — ниша,
в нише — аккумулятор, горит маленькая
электрическая лампочка. Невдалеке слышен
разговор немцев. Пахло табачным дымом и
мясными консервами. Засветился второй
фонарик. Немцы светили в нашу сторону,
а сами притаились в тени. Мы припали,
пригляделись: впереди туннель перегорожен кирпичной стеной, со стальными щитами в центре... Продвинулись еще на тридцать-сорок метров и по туннелю засвистели
пули. Мы укрылись в нишах. Выждав немного, пустили в ход гранаты и прорвались вперед. Через двести метров — снова
препятствие, такая же стена. В общем
оборона немцев в метро построена перемычками: пустой участок — стена — снова
пустой участок — снова стена.
Как видно из этого рассказа, мы не могли рассчитывать на успех путем переброски больших сил в Тиргартен по магистралям метро, однако усиленные группы разведчиков были посланы туда для того,
чтобы беспокоить рыцарей Монке из-под
земли.
и О Ч Ь на 29 апреля прошла в беспре'*рывной перестрелке с противником. Наши подразделения демонстрировали ложную
активность, чтобы как можно больше и полнее выяснить огневую систему
обороны
противника на той стороне канала На тех
участках, где штурмовые отряды вплотную
подо'шли к каналу, было проведено несколько ложных попыток форсировать его
вплавь, толькэ вместо людей на воду выбрасывались мешки, набитые стружкой и
перетянутые ремнями.
Таким образом к утру 29 апреля открылась более или менее ясная картина огневой системы противника, оОороняющего
Гиргартен с юга.
С рассветом, артиллеристы и минометчики на различных участках начали
наносить мощные и более уязвимые, чем
вчера, удары по огневым точкам врага.
Дома и другие сооружения на изгибах канала, буквально, разрушались под корень и,
по мере готовности, штурмовые отряды
приступили к форсированию канала.
Танки, действующие в составе штурмовых
отрядов, могли вырваться в Тиргартен только через мосты.
Наиболее напряженный бой развернулся за овладение Горбатым мостом. Здесь
было намечено пропустить несколько тяжелых танков. Предварительно, саперы под
огнем пулеметов, смогли снять мины и
обезвредить два сильных фугасных заряда, подвешенных под фермами моста.
Первая попытка проскочить мост с ходу
не дала результатов. Танк — очень крупная цель. И как только он появился на площади перед мостом, на него обрушился
шквал огня. Из глубины Тиргартена по нему ударил «Тигр», закопанный где-то по
самую шейку.
К вечеру, выташив подбитый танк из
опасной зоны, танкисты попросили усилить

82

на этом участке огонь артиллерии и
дымовую завесу.
Под прикрытием дыма через мост
ли проскочить несколько автоматчиц
штурмового отряда 7-го батальона 220
гвардейского полка и зацепиться за уп|
вой дом на той стороне канала. Но ед
появились танки, приближающиеся к моя
как заработали новые огневые точки пр
тивника. Один танк, подскочивший к
сту, был подбит ударом фаустника, ко
рый каким-то чудом смог усидеть в сва
гнезде на балконе третьего этажа углово
дома, в который уже ворвались наши
томатчики.
Казалось, на этом и закончатся попыт|
танкистов прорваться в Тиргартен со сво
ми грозными машинами. Но здесь на
мощь танкистам пришли со своей находч
востью и хитрой смекалкой пехотинцы.
предложили штурмовой танк, покрыть
мешочками с песком, облить мазутом,
ляркой, к бортам привязать дымовые шаи
ки и, как только наступят сумерки,
тить этот танк горящим.
Опыт удался. Первый танк на подходе
мосту воспламенился. Эсэсовцы растер
лись, видя, что горящий танк продолжав
двигаться и ведет огонь. Несколько секу
растерянности противника были полность
использованы экипажем танка. Проскочи
мост, «торящий» танк ворвался во двор уг
лового дома и, взаимодействуя с автомат
чинами штурмового отряда, приступил
очистке квартала, который затем был ис
пользован в качестве плацдарма для раз-{
вития дальнейшего наступления.
Здесь в борьбе за Горбатый мост отли-|
чился парторг полка капитан Александр!
Николаевич Евдокимов. Его будто пули не!
брали. Он в числе первых проскочил чере»]
мост с автоматчиками, а затем дважды воз-1
вращался обратно, увлекая за собой вои-1
нов полка на ту сторону для борьбы п»1
расширению плацдарма. Кавалер Золотой!
Звезды, удостоенный такого звания за под-]
виг на Висле, Александр Евдокимов я\
здесь показал образец мужества и отваги.
Следуя его примеру, другой Герой Советского Союза, из этого же полка, лейте-{
нант Павел Васильевич Зубенко, командуя
взводом минометчиков, сумел быстро "про-)
скочить со своими минометами на ту сторону канала, забраться на крышу дома и от-]
туда начал угощать эсэсовцев минами.
Каждая мина ложилась точно в цель, так
как минометчики Зубенко, находясь на
крыше высокого дома, видели скопление
сил противника и его действующие огневые точки.
В тот же день смогли преодолеть канал
на своих участках штурмовые отряды 74-й
гвардейской дивизии. Еще до начала форсирования канала старший лейтенант Александр Никитович Гуданов провел интенсивный бой по овладению кварталом, прилегающим к каналу на правом фланге, в
самом ко*нце дуги. Он ворвался в квартал
со своими бойцами под покровом густого
дыма и, не задерживаясь на ликвидации
мелких групп немецких автоматчикоз, засевших в подвалах крайних домов, проско-

ч< I I. самому каналу, и вовремя оказал. и и тылу противника. Повернув одну
• .и и. пулеметов в сторону канала, другую
п р о т и в окруженного гарнизона, он при' \ ц " 1 к решению задачи. Прибывшие к
и. ч у к,| помощь силы, во главе с комбатом,
• ||.||у оросились форсировать канал и пон мод губительный огонь с тыла. Комп,| | Пыл убит. Гуданов принял командованмг батальоном на себя и, направив глав1М.П- силы батальона на ликвидацию осажн МИ01 о гарнизона, продолжал вести подк к у к форсированию канала мелкими
| | | \ п п а м и . Вскоре над осажденным квартац р м швился красный флаг и в этот же мо>|| м | мелкие группы во главе с Рудаковым
|.пинали бой за дом на той стороне кана|.| Таким образом фланг дивизии оказал• ч прикрытым и все пулеметные точки проI мимика, ведущие огонь вдоль канала, ока|.|.шсь под прицелом орудий и пулеметов с
| " \ \ сторон.
( ю ж н ы й и тяжелый бой провел команпф стрелкового батальона 47-й гвардей• ы>н дивизии майор Владимир Степанович
Циников. Форсировав канал в районе парки Тиргартен, он оказался со своими бойи . | м и в расположении эсэсовских отрядов,
• ' того из батальонов бригады Монке. Схва1 к а длилась шесть часов. В ход были пушены гранаты, ножи, ракетницы. На стором|- эсэсовцев были заранее подготовленные
н о ш ц и и и укрытия, на стороне Новикова
|| его бойцов — опыт, приобретенный еще в
\ л и ч н ы х боях на берегах Волги. Победил
пмыт. Отряды Монке были разгромлены и
•мстично пленены, хотя эсэсовцы писали
клятвы, что прежде чем сдаться в плен, они
•шлжны израсходовать последний патрон в
I обственную голову. Патроны у них еще
остались, но руки они подняли.
Отлично действовал командир штрафной
рпты в составе 39-й гвардейской дивизии
> г а р ш и й лейтенант Николай Пименович
Ьалакин. От роду ему всего двадцать два
| ода. Разведав канализационные трубы, он
п р и н я л смелое решение: пробраться до канала сто'чными трубами, незаметно вывалиться в воду, вплавь достигнуть противоположной стенки и там, также по канализационным трубам, проникнуть в тыл противника. Окрыленные доверием командира, штрафники действовали по существу
самостоятельно и ни один из них не остался на этой стороне канала. Все перебрались
на ту сторону и. оказавшись в тылу противника, разгромили два гарнизона, захватили в плен 68 автоматчиков и пулеметчиков фольк-штурмового батальона, Балакин, будучи раненым, продолжал руководить боем, пока к нему не подоспела помощь.
Таким же путем форсировали
канал
штурмовые группы отряда, которым командовал старший лейтенант Александр Степанович Климушкин из 120-го гвардейского полка 39-й дивизии. По сточным трубам
и подземным коммуникациям связи, он
провел своих бойцов под мост, что возле
железнодорожной станции Меккерн-Брюкке,
и оттуда стремительным броском ворвался
в вокзал. Всчоре весь батальон, возглавля-

емый Героем Советского Союза капитаном
Михаилом Павловичем Карнаущенко, Ъказался на той стороне канала и приступил
к штурму привокзального квартала.
В этот же день по всей армии пролетела
весть о новом подвиге бесстрашного комсорга полка старшего лейтенанта Леонида
Ладыженко. Удивительной храбрости человек! Он ходил в атаку с губной гармошкой. Если бойцы залегали под огнем пулеметов, он поднимался, прикладывал к губам
гармошку и, пиликая на ней что-то безумное и веселое, шел вперед. Высокого роста, гибкий, ловкий, он не знал страха в
бою. Так было на Северном Донце, под
Запорожьем, на Висле, на Одерском плацдарме. А здесь, в Берлине, на Ландвере,
он переплыл канал ночью, не переставая
играть на губной гармошке, и тем самым
давал знать где находится. Под утро гармошка смолкла. Когда к нему подоспели
товарищи и спросили, почему перестал давать сигналы,— он показал на окровавленные щеки. Пуля пробила ему обе щеки насквозь и он не мог играть, не хватало воздуха. Он не ушел из боя, пока не был вторично тяжело ранен в позвоночник.
Вот какие люди пришли в Берлин!
Так, захватив несколько небольших плацдармов на той стороне канала Ландвер,
войска армии начали штурмовать Тиргартен с юга. Острие удара всех частей, в том
числе и наступающих с севера, запада и
востока, было, разумеется, направлено на
центр Тиргартена, где находилась ставка
Гитлера, откуда еще продолжали исходить
приказы, директивы, указания на продолжение бессмысленной борьбы.
Сама территория Тиргартена напоминала сильно вытянутый с востока на запад
эллипс — восемь километров в длину и
два — в ширину. Это все, что осталось от
«великой Германии» третьего рейха. Остров, омываемый водами Шпрее и каналов,
теперь был охвачен огненным кольцом, которое неумолимо сжималось.
В западной части Тиргартена раскинулся обширный парк и зоологический сад. В
центре парка возвышались два мощных железобетонных бункера из шести этажей
каждый — три под землей и три над землей. Двухметровые стены с брйницами и
смотровыми
окнами,
закрывающимися
стальными створками, надежно укрывали
находящиеся там узлы связи, пункты управления и штабы противовоздушной обороны Берлина. На крышах бункеров располагались зенитные батареи.
Восточная часть Тиргартена густо застроена огромными зданиями под правительственные учреждения и ведомства. Одно из
них с массивными квадратными колоннами,
как рассказывают разведчики,
мрачное,
угловатое, занимает целую улицу Фоссштрассе: слева—парк, справа— стена длинного трехэтажного корпуса. Это и есть новая имперская канцелярия с трехэтажными
подземными укрытиями — последнее убежище Гитлера. Пленные показывают, что
<с марта месяца фюрер нигде не показывался, он все время укрывался там, в подземелье имперской канцелярии». Нам так-

83

же было известно, что вместе с Гитлером
в имперской канцелярии находятся Геббельс, Борман, начальник генерального
штаба Кребс, заменивший на этом посту в
конце марта Гудериана, и много других
нысокопоставленных
чиновников — всего
около шестисот человек. Туда сходятся все
нити руководства войсками третьего рейха
и от того, как скоро будет взято это гнездо, последняя цитадель
Гитлера, зависит
окончание боевых действий не только в
Берлине, но и на всей территории Германии,
где еще находятся немецкие войска.
Вторым важным, имеющим символическое значение, пунктом, расположенным в
Тиргартене севернее имперской канцелярии,
около Бранденбургских ворот, был рейхстаг.
Высокое с куполом здание. Оно было повреждено прямым попаданием бомб и сейчас представляло из себя пустую массивную коробку, удобную для обороны, как
тактический опорный пункт. Когда-то залы
и трибуны этого огромного здания были
ареной борьбы партий. Там выступали вожди рабочего класса—Эрнст Тельман, Клара
Цеткин и другие. Эта арена была ликвидирована путем провокационного поджога
рейхстага. После чего начался разгром демократических сил Германии, а лучшие сыны рабочего класса, видные деятели международного коммунистического движения
во главе с Георгием Димитровым были
брошены в тюрьмы, а затем над ними было
устроено позорное для нацистов судилище
в Лейпциге.
Чтобы больше не возвращаться к рейхстагу, забегу вперед. В начале 1963 года
боннское правительство приступило к восстановлению этого здания. Здесь оно собирается проводить заседания бундестага. А
ведь рейхстаг находится почти на нейтральной линии, между восточным и западным Берлином, на стыке английской, советской и американской зон. Зачем это делают правители Бонна, разгадать нетрудно — это один из актов реваншистских
устремлений Бонна на восток.
В центре восточной части Тиргартена возвышается восьмидесятиметровая колонна
победы, воздвигнутая г е р м а н с к и м и кюрфюрстерами в честь победы над французами и разгрома Парижской Коммуны в
1871 году. Невдалеке от этой колонны идет
аллея Побед, густо обставленная справа и
слева скульптурами тевтонских меченосцев,
рыцарей, полководцев разных времен «чистой арийской расы». «Кроль-опера», дворцы, музеи — все это было превращено гитлеровцами в опорные пункты и мощные узлы сопротивления.
Бои за этот последний район обороны
третьего рейха были отмечены массовым
героизмом советских солдат и офицеров.
Мостовые, камни и кирпичи развалин, асфальтированные площади, улицы, подступы к рейхстагу и имперской канцелярии были политы кровью советских людей. Да
каких — горько вспоминать! Они шли на
смерть в солнечное утро первого мая. Они
хотели жить. За их плечами был большой
и трудный путь. Они прокладывали дорогу
к Берлину через огонь, через укрепления,

84

сеющие смерть под Москвой. Ленинграда
на берегах Волги и Днепра, на Висле
Одере!
И как же после этого можно согласш
ся с тем, что делают с молчаливого согд
сия американских, английских и францу
ских властей в Берлине боннские правит
ли? Зачем они допускают надругательст
над памятью погибших советских воина
устраивая такие реваншистские демарши
Зачем они стерли имена и надписи на ко-1
лоннах и стенах рейхстага, которые была
оставлены нашими воинами? Ведь они ни-|
чего не хотели от Германии, как только сов
хранить эти надписи — убедительное свиде!
тельство того, что здесь были советские воЛ
ины и они принесли человечеству радости
— разгромили последний оплот Гитлера!
В те дни, дни штурма Тиргартена, н р о в о - '
жая своих погибших товарищей по ору-1
жию, мы клялись перед могилами сохра-1
нить память о геро'ях последнего штурма в
своих сердцах до конца жизни, так, чтобы!
и внуки наших детей знали, чьей жизнью!
и кровью завоевана победа над фашист-1
скими полчищами. Боннские реваншисты!
стерли со стен рейхстага имена и живых!
и погибших воинов армии освобождения, 1
но они бессильны вычеркнуть славные под- !
виги наших воинов из памяти советского]
народа, из памяти всего прогрессивного че- л
ловечества.
Много славных имен записано в летопись!
героизма советских войск, штурмовавших!
Берлин. Многие стали известны всему со-1
ветскому народу, о большинстве еще надо 1
много рассказывать, чем, вероятно, займут-]
ся наши писатели, поэты, историки и ско- ]
ро заполнят этот пробел. Уверен, что под- |
виги пока еще неизвестных героев, осо- I
бенно погибших, заслуживают
большого
в н и м а н и и и почтения потому, что тогда, в |
дни боев, просто некогда было собирать
м а т е р и а л ы от очевидцев штурма, они были 4
заняты выполнением боевых задач, а мерт- !
вые о себе ничего не говорят. Вот и полу- \
чилось так, что предстоит еще большая \
работа по восстановлению полной картины |
массового героизма советских людей" в Ве- I
ликой Отечественной войне и, в частности, ]
при штурме Берлина.
Тогда мы больше говорили о живых, ру- |
ководствуясь формулой: «Герой не только 1
тот, кто погиб при выполнении задачи.
Д и а ж д ы герой тот, кто, рискуя жизнью, су- |
мел выполнить задачу и остаться в живых, I
чтобы жить и творить». Формула правиль- •
:
пая, отвергать ее не следует, она сыграла свою роль. Именно на них, на живых,
мы опирались и они довели дело до конца. ,
Но, повторяю, в этой области у нас большой пробел и его необходимо в ближайшие годы восполнить, пока еще есть живые
участники, очевидцы славных дел советских
людей в войне.
1Л ТАК, 29 и 30 апреля войска фронта,
** преодолевая все возрастающее упорство
противника, особенно батальонов
«СС»,
стали
вгрызаться в правительственные
кварталы Берлина. Войска 8-й гвардейской

.(^мин—с юга, войска 3-й ударной Кузнецо«.I и 5-й ударной Берзарина—с востока и
. . и г р а , танкисты Богданова — с запада.
К вечеру 30 апреля мне стало ясно, что
пи Гитлер, ни его сообщники никуда не
и ы р н у т с я из нашего кольца. Наши части
н имомерно и методично сжимают
это
к
ю: дни и часы Гитлера сочтены.
Кечером, когда я вернулся со своего наи модательного пункта в штабе армии, в
р.июне Иоганнистали, ко мне позвонил
командующий фронтом маршал Жуков. Он
• просил:
Есть ли надежда, что к празднику
11<рвого Мая мы йчистим полностью Берти?
Я ответил, что судя по сопротивлению
противника, которое хотя и ослабевает,
| ' с же надежды на скорую капитуляцию у
м е н я нет.
На этом наш разговор и закончился.
Маршал Жуков не стал давать мне какихМ1оо указаний, так как знал, что задача
м м е ясна и она будет выполнена.
Настроение было хорошее, бодрое: скоро коней войны.
Меня пригласили на ужин работники поштического отдела армии. В политотделе
находились писатели: Всеволод Вишневский,
Константин Симонов, Евгений ДолматовI кий, композиторы: Тихон Хренников, Матней Блантер. Пока накрывали на стол, Ти\он Хренников сел за рояль и исполнил песенку из кинофильма «Свинарка и пастух»,
л Матвей Блантер — вальс «В лесу прифронтовом». Пришла пора садиться за
стол. В этот момент ко мне подошел дежурный политотдела и сказал, что меня
срочно вызывают к телефону. Я прошел в
комнату дежурного, поднял трубку. У телефона был командир 4-го корпуса генерал-лейтенат В. А. Глазунов. Взволнованным и немножко приподнятым голосом он
доложил:
— На передний край 102-го гвардейского
стрелкового полка 35-й дивизии прибыл
с белым флагом подполковник германской
армии с пакетам
на имя командования
русских войск. Он просит доставить его немедленно в вышестоящий штаб для передачи важного сообщения. Ему удалось перейти канал на участке висячего моста. Фамилия этого подполковника Зейферд. Сейчас он находится в штабе дивизии. У него есть полномочия германского верховного
командования. Он просит указать место и
время для перехода линии фронта начальником генерального штаба генералом пехоты Крессом.
— Ясно,— ответил я. — Скажите этому
подполковнику, что мы готовы принять
парламентеров. Пусть он ведет их на том
же участке, где перешел сам, через висячий мост.
— Ваше указание я сейчас же передам в
штаб дивизии,— сказал Глазунов.
— Огонь на этом участке прекратить,—
добавил я,— парламентеров принять и направить на мой передовой наблюдательный
пункт, куда сейчас же выезжаю.
Я тут же вызвал к телефону начальника
штаба армии В. А. Белявского и приказал

обеспечить меня надежной связью. Затем,
доложив обо всем по телефону маршалу
Жукову, выехал вместе с генералом Пожарским на КП.
Принято считать, что конец войны с фашистской Германией наступил после подписания акта безоговорочной капитуляции
8 мая 1945 года, хотя фактически бои по
разгрому остатков фашистских войск продолжались еще 9, 10 и 11 мая. Я не хочу
вступать в спор с дипломатией, которая на
основе этого акта считает, что германские
вооруженные силы капитулировали 8 мая.
Юридически это, конечно, так. Но мы, военные, привыкли понимать и признавать капитуляцию противника тогда, когда он
разбит физически и морально, подымает руки и сдается на милость победителя. Этим
завершаются усилия войск и народа, добившихся победы. Без этого ни один акт
капитуляции не может состояться.
Если это так. то мне позволено утверждать, что капитуляция германских вооруженных сил началась или, точнее, состоялась значительно раньше чем 8 мая, что
командосание германских воюруженных сил
было вынуждено принять условия безоговорочной капитуляции не где-нибудь, а из
рук Советских Вооруженных Сил. Именно
в поверженном Советскими войсками Берлине были разгромлены главные силы противника, его ставка во главе с Гитлером,
Борманом и другими руководителями нацизма. Для нас, военных, важно было разгромить берлинскую группировку, взять
Берлин и тем принудить его солдат и офицеров сдаться на милость победителя. Это
было труднее и дороже с точки зрения человеческих жизней, чем подписание протокола о капитуляции. И, как известно, мы
достигли этой цели не 8 мая, а на неделю раньше. Как это происходило, постараюсь рассказать как можно подробнее.
Итак, в ночь на 1 мая, выехав на свой
наблюдательный пункт, чтобы принять парламентеров верховного командования фашистской Германии, я не видел в Берлине
ни английских, ни американских солдат.
Они находились еще далеко, на расстоянии
более ста километров от этого города. Город, во многих частях разрушенный, жил
уже мирной жизнью. Он ждал окончания
трагедии, которая длилась для него довольно долго.
Еще не зная с чем придут парламентеры,
я чувствовал, что назревают серьезные события.
Едва успел перешагнуть порог рабочей
комнаты, как уже на столе затрещал телефон, настойчиво подзывая к аппарату.
Подняв трубку, я услышал голос писателя Всеволода Вишневского, который с самого Одера находился при 8-й гвардейской
армии, делая свои литературные заметки
и обзоры событий. Узнав о том, что я на
своем КН ожидаю парламентера,—начальника генерального штаба сухопутных войск
Германии,— Всеволод Вишневский взмолился, чтобы я разрешил ему присутствовать
при переговорах. Подумав о том, что такое событие не должно пройти мимо наших советских писателей, которые вместе

с войсками шли от Волги до Берлина, я
удовлетворил его просьбу.
Затем к телефону подошел генерал Белявский, которому я приказал прибыть ко
мне с офицерами и переводчиками разведотдела штаба армии.
Переговоры по телефону с Всеволодом
Вишневским, с генералом Белявским и с
командующим фронтом заняли около 30
минут. Наступили длинные минуты ожидания. В комнате я и адъютант. Проходит
полтора часа. Полтора часа ожидания каких-то важных событий. Но каких — неизвестно. Уже два часа ночи, но спать не хочется. Курю одну папиросу за другой. В
мыслях встают воспоминания боевых дней.
Перед глазами проплывают, нет, проносятся вихрем, эпизоды боевой жизни.
...Волга, оставшаяся далеко позади, по
ней плывет горящая нефть, бушующее пламя все пожирает — баржи, леса, лодки.
...Запорожье... Ночной штурм. Затем Никополь, Одесса, Люблин, Лодзь и, наконец,
Берлин. Это не мираж, а быль. Воины
62-й армии, отстояв священные рубежи на
Волге, стоят теперь на Шпрее, в самом
Берлине, и ждут, опустив на время оружие.
Ждут парламентеров от руководителей вермахта, которые были уверены в близком
конце Советского государства, парламентеров от главарей третьего рейха. Они
идут просить пощады.
Идите, но помните, у нас не короткая
память. Мы не забыли миллионов убитых,
десятков миллионов вдов и сирот! А виселицы и душегубки, а Майданек и другие
лагери смерти?!
Адъютант тоже не спит, смотрит на меня свежим, бодрым взглядом. Он молчит
и я молчу, но мы хорошо понимаем друг
друга. Мы в Берлине. От Волги до Берлина куда дальше путь, чем от Д'а-Манша до Шпрее. И все же мы в Берлине.
Иван опередил Джека и Томми и. как боевой друг, протянул им руку через Эльб> в
Торгау и Дессау. А Берлин уже наш...
Наши воины-гвардейцы на Ландвер-канале ждут. Они не отдыхают, они наготове. И если враг не согласится сложить оружие, ринутся снова па штурмШумно оаспахнулась дверь. На пороге
показался Всеволод Вишневский. Он прибыл не один — писатели в одиночку не ездят. Вслед за ним в комнату вошел поэт
Евгений Долматовский, который знаком с
бойцами 62-й армии еще с берегов Волги.
Он живой очевидец великой битвы на Волге и капитуляции армии Паулюса. Не отстал от них и композитор Матвей Блантер, которого я еще при встрече на Одере
с легкой руки Всеволода Вишневского назвал просто, по-дружески,— Мотя.
Мы не могли беседовать как обычно при
встрече. Разговор не клеился. Каждый думал и оценивал назревающие события посвоему. В&е беспощадно курили, выходили
в зал с черными колоннами, отсчитывали
равномерными шагами секунды непомерно длинных минут. Вот уже три часа. Три
с половиной. Забрезжил рассвет. Наступило утро первого мая... В Берлине мрачно,
а там, на Родине, в ее восточных районах

86

уже начались первомайские демонстрм
Отстает на несколько часов, опазды!
жизнь средней Европы от нашей: СО]А
всходит с востока. Там, в Сибири, на
ле, в Москве, проснулись люди и хс
знать, ждут новых сообщений — что де
ется на фронте, в Берлине?
АКОНЕЦ, в три часа пятьдесят мад
Н отворилась
дверь и в комнату вон

немецкий генерал с железным крестом
шее и фашистской свастикой на рукаве.
Присматриваюсь к нему. Среднего ро
плотный, с бритой головой и со шрама
на лице. Правой рукой делает жест пряв
ствия по-своему, по-фашистски; левой •
подает мне свои документы — солдатск
книжку. Это начальник генерального штаЧ
Германии генерал Кребс. С ним вместе
шли сюда начальник штаба 56-го танкова
корпуса
полковник генерального штав
фон Дувфинг и переводчик.
Кребс не ждал вопросов, он заявил:
— Буду говорить особо секретно: вы пе
вый иностранец, которому я сообщаю,
30 апреля Гитлер добровольно ушел
нас, покончив жизнь самоубийством.
Произнеся эту фразу через переводчик»
Кребс сделал паузу, точно проверяя како
воздействие произвело это заявление
нас. Он, по-видимому, ожидал, что мы
набросимся на него с вопросами и тем
мым проявим жгучий интерес к этой сен-1
сации. Выслушав это заявление, я, не то-]
ропясь, спокойно сказал:
— Мы это знаем.
Затем, помолчав, как бы давая понять,]
что для меня это не новость, попросил 1
Кребса уточнить, когда это произошло? ]
Кребс, смутившись, что его сенсационное I
заявление оказалось холостым выстрелом,
ответил:
— Это произошло в 15 часов сегодня...
— И видя, что я смотрю на часы, поправился, уточнил: — Вчера, около 15 часов,
30 апреля...
Затем Кребс зачитал обращение Геббельса и Бормана к Советскому Верховному командованию, в котором говорилось: «Согласно завещанию ушедшего от нас фюрера, мы уполномачиваем генерала Кребса
в следующем:
«Мы сообщаем вождю советского народа,
что сегодня в 15 часов 50 минут самовольно ушел из жизни фюрер. На основании
его законного права, фюрер всю власть в
оставленном им завещании передал Деницу,
мне и Борману. Я уполномочен Борманом
установить связь с вождем советского народа. Эта связь необходима для мирных
переговоров между державами, у которых
наибольшие потери. Геббельс».
Кребс, зачитав заявление Геббельса, вручил мне еще два документа: полномочие
на имя начальника генерального штаба генерала пехоты Кргбса на право ведения
переговоров с русским Верховным командованием (бланк начальника имперской
канцелярии с печатью подписан Борманом
30.4.1945 г.) и завещание Гитлера со списком нового имперского правительства и

»»1>\|>1шого командования в о о р у ж е н н ы х сил
I гр-ынг.и (этот документ подписан Гитле||им, чшдетелями и дата помечена 4 часа
пи м и н у т 29 апреля 1945 года).
I' |и-бс как бы хотел прикрыться этими
моментами от вопросов, которых он, помп шмому, ожидал. Он чувствовал нелов»'« и. и трудность дипломата, пришедше(.1 не- просто представлять одну сторону
м > \ | » й , а просить. Он, конечно, хотел, с
"111011 стороны, прощупать, узнать — нель'II 1и чего выторговать, играя на наших
ч и н ш а х обоснованного недоверия к союзпикам антигитлеровской коалиции, которые- так долго тянули с открытием второI I I фронта, и, с другой стороны, ему, заядшму нацисту, не так легко было признать
• < о н побежденным. Ведь он принимал личП111- участие в походе на восток.
Почему же я ответил Кребсу, что самоу б и й с т в о Гитлера не было для меня ново. 1ЫО.-1

Должен прямо сказать, что я не знал о
I мсрти Гитлера и не думал, что услышу так у ю новость из уст Кребса. В то же время
,| был ко всему готов и настроил себя
не. третить любую неожиданность спокойно,
014 удивления и без торопливых выводов.
Я знал, что опытный дипломат, а Кребс
имл именно таковым, никогда не начинает
разговор с того вопроса, который для не| о является главным. Он обязательно прои .ведет разведку, чтобы выяснить настроение того, с кем ведет переговоры, затем
лакой-либо сенсацией вовлечет в разговор
1ак, чтобы о главном вопросе заговорил
первым не пришедший и нуждающийся в
решении этого вопроса, а тот, кто должен
его решить.
Для меня и для всех присутствующих
при переговорах смерть Гитлера была действительно новостью первой
важности,
а для Кребса она служила дипломатической маскировкой более важного вопроса.
Поэтому я сразу отвел в сторону факт
смерти Гитлера и тем самым заставил
Кребса перейти к делу, ради которого он
пришел к нам.
После зачтения заявления Геббельса, я
спросил Кребса:
— В этих документах речь идет о Берлине или о всей Германии?
Кребс ответил:
— Я уполномочен Геббельсом говорить
от имени всей германской армии.
Я тут же указал ему, что в его ответе и
документах смешиваются два понятия: вы
выставляете себя в двух лицах, а именно — военного парламентера от потерпевшей поражение армии и парламентера от
правительства, которое добивается переговоров с моим правительством. Я военный
человек и не вижу другого выхода для вашей армии, кроме как немедленно сложить
оружие, капитулировать, чтобы не проливать напрасно кровь. В данной обстановке
Геббельс и Борман не усиливают вашу армию и ее боеспособность. Поэтому не лучше ли вам с Геббельсом отдать приказ своим войскам прекратить всякое сопротивление?
Кребс ответил:

— Есть другие возможности прекратить
войну, для этого необходимо дать возможность собраться новому правительству во
главе с Деницем, которое решит путем переговоров с Советским правительством.
— Какое может быть правительство, если ваш фюрер покончил жизнь самоубийством, тем самым признал несостоятельность возглавляемого им режима. После
него может остаться кто-то из заместителей, который вправе решать — быть или не
быть дальнейшему кровопролитию. Кто сейчас, именно сейчас замещает Гитлера?
— Сейчас Гитлера замещает Геббельс.
Он назначен канцлером. Но перед смертью
Гитлер создал новое правительство во главе
с президентом гросс-адмиралом Деницем.
Беру телефонную трубку и вызываю
маршала Жукова, которому докладываю:
— Ко мне прибыл начальник генерального штаба сухопутных войск Германии генерал Кребс. Он сообщил, что Гитлер покончил жизнь
самоубийством. Геббельс,
как канцлер, и Борман, как председатель
нацистской партии, уполномочили Кребса
вести переговоры с нами о перемирии.
Кребс просит прекратить военные действия
на время переговоров, дать возможность
собраться новому правительству во главе
с президентом Деницем, которое решит вопрос о дальнейших военных действиях.
Маршал Жуков
предупреждает
меня,
чтобы я держал телефонную трубку около
уха, так как он будет докладывать в Москву и возможно будут вопросы и потребуются разъяснения.
Через минуту он задает мне вопрос:
— Когда Гитлер покончил жизнь?
Спрашиваю об этом Кребса сознательно
второй раз, так как первый раз он ответил
с ошибкой, которую сделал не то механически, не то умышленно. Спрашиваю и
смотрю на часы, которые показывали 4 часа 27 минут первого мая. Кребс понял свою
первую ошибку и сейчас уточнил:
— Вчера, 30 апреля в 15 часов 30 минут.
Передаю это Жукову, а он в Москву.
Через минуту в телефоне слышится:
— Спросите Кребса, что они хотят—сложить оружие и капитулировать или заниматься переговорами о мире.
Я спрашиваю Кребса в упор:
— Идет ли речь о капитуляции и ваша
миссия ее осуществить.'
— Нет, есть другие возможности.
— Какие.'
— Разрешите и помогите нам собрать новое правительство, которое назначил Гитлер
в своем завещании, и оно решит это в вашу
пользу...
Ну, думаю, хитер, второй раз повторяет
одно и то же — излюбленный прием дипломатов добиваться цели настойчивым повторением одних и тех же мыслей в разных
вариантах. Но сейчас он грубо подмасливает. На 5 странице завещания Гитлера читаю: «Чтобы Германия имела правительство, состоящее из честных людей, которые
будут продолжать войну всеми средствами,
как лидер нации, я назначаю членами нового каоинети...»

— Что за новое правительство? — спросил Жуков по телефону.
Я как раз читал завещание Гитлера и
дошел до состава этого нового правительства. Вот оно:
1. Президент — Дениц.
2. Канцлер — Геббельс.
3. Министр партии — Борман.
4. Министр иностранных
дел — ЗейссИнкварт.
5. Министр внутренних дел — гаулейтер
Гислер.
6. Военный министр — Дениц.
7. Командующий сухопутными войсками — Шорнен.
и. командующий военно-морским флотом — дениц.
9. Командующий военно-воздушным флотом — Грейм.
10. Рейхсфюрер СС и начальник германской полиции — гаулейтер Ханке.
11. Министр хозяйства — Функ.
12. Министр сельского хозяйства — Баке.
13. Министр юстиции — Тирак.
14. Министр просвещения — Д. Шил.
15. Министр пропаганды — др. Науман.
16. Министр финансов — Шверин-Кросик.
17. Министр труда — Др. Хурфауэр.
18. Министр вооружения — Саур.
19. Руководитель германского
рабочего
фронта и член кабинета, рейхминистр —
Лей.
— Что еще может сказать Кребс?— спросил Жуков.
Этот вопрос я передал Кребсу. Тот пожал
плечами. Тогда я пояснил ему, что мы можем вести переговоры только о полной капитуляции перед союзниками: перед СССР,
перед США и перед Англией. В этом вопросе мы едины.
— Для того, чтобы иметь возможность
обсудить ваши требования, я прошу о временном прекращении военных действий и
помочь новому правительству соОраться
здесь, в Берлине,— повторил Кербс, подчеркнув,— именно в Берлине, а не в другом месте.
— Нам понятно, что хочет ваше новое
правительство,— заметил я,— тем более нам
известна попытка в а ш и х друзей, Гиммлера
и Геринга, зондировать почву у н а ш и х союзников. Разве вы об этом не знаете?
Кребс насторожился, видимо, мой вопрос
был для негр неожиданным, он смутился,
начал шарить в боковом кармане м у н д и р а
и достал карандаш, который ему был совершенно не нужен.
— Я являюсь уполномоченным законного правительства, которое сформировано по
завещанию Гитлера. Может появиться новое правительство на юге, но оно незаконное. Пока правительство есть только в Берлине, они законное и мы просим перемирия,
чтобы собраться всем членам правительства, обсудить положение и заключить выгодный для вас и для нас мир.
— Вопрос о перемирии или мире,— подчеркнул я,— может решаться только на основе общей капитуляции. Таково решение
наше и наших союзников, и вам не удасться разорвать этот единый фронт антигитле88

ровской коалиции никакими разговорами
ооешаниями.
По лицу Кребса пробегает дрожь, шр
на его щеке порозовел. И тут Кребс прого
ворился:
— Мы думаем, что СССР будет считат
ся с новым легальным немецким правителК
ством. Для обеих сторон это выгодно
удобно. Если вы завладеете районом, гл
находится правительство и уничтожите все
нас, тогда немцы не будут иметь возможЦ
сти работать с вами...
Я перебиваю Кребса:
— Мы пришли не для того, чтобы уничтй
жить немцев, а освободить их от фашиз
ма и немцы, честные немцы, уже работают I
нами, чтобы избежать дальнейшего кровопролития.
Кребс снова продолжает свою песню:
— Мы просим признать новое правитель-Я
ство Германии до полной капитуляции, связаться с ним и дать ему возможность пойти
в сношение с вашим правительством.
этого выгадаете только вы.
Заявив ему, что у нас одно условие —*|
общая капитуляция, я вышел в соседнюю
комнату позвонить командующему фронтом.1
В докладе маршалу Жукову я изложил]
по телефону свои соображения:
— Кребс пришел не для переговоров о'
капитуляции, а. по-видимому, выяснить об- ]
становку и наше настроение — не пойдем!
ли мы на сепаратные переговоры с новым
правительством; сил у них для дальнейшей ]
борьбы с нами нет; Геббельс и Борман перед полным крахом решились на последний '
ход — завязать переговоры с нашим правительством, с теми, кому они больше всех
насолили; они ищут всякие лазейки и трещины между нами и союзниками, чтобы посеять недоверие. Кребс явно тянет с ответами н^ вопросы, он хочет выиграть время,
хотя оно не в их пользу, так как наши войска ночью и сейчас продолжают наступление, кроме участка, где перешел Кребс.
Маршал Жуков задал несколько вопросов
и предупредил, что он сейчас обо всем доложит в Москву, а мне приказал продолжать переговоры, выяснить истинную цель
прихода Кребса, добиваясь от него общей
капитуляции.
Возвращаюсь в комнату
переговоров.
Время 4 часа 40 минут. От усталости и бессонницы в голове шум: бесполезная работа быстро утомляет.
Сажусь за стол против Кребса. Чувствую,
что он за время моего отсутствия обдумал
положение и подготовил какие-то новые аргументы п защиту и доказательство своих,
вернее, геббельсовских предложений. Он заговорил первым, настаивая и гфося о временном перемирии.
— Я не имею возможности вести иные-переговоры,— заявил он,— я только уполномоченный, я не могу отвечать за свое правительство. В ваших интересах вести их с
новым правительством Германии. Мы знаем, что немецкое правительство — пасс (и
сам засмеялся). Сильны вы — мы это знаем
и так думаете вы...
Это уже ход ферзем. Кребс пускает в
дело главную фигуру. Давать ему спуску

у меня свооодны. Желая предохранить во11.1 навязчивость нельзя. Он явно хочет втяможно большую часть Германии от русскоц \ и , меня на обсуждение вопроса о перего вторжения, я готов капитулировать на
м и р и и . Я ему ответил:
западном фронте, чтобы тем самым войска
Вы должны понять, господин генерал,
западных держав смогли как можно быстмы знаем, чего вы хотите от нас. Вы
рее продвинуться на восток. В противопо.опираетесь сказать, что будете продолложность этому я не намерен капитулиро. | . 1 г ь борьбу, точнее, бессмысленное сопровать на восточном фронте. Я всегда был и
I п и л е н и е , которое увеличит количество наостаюсь заклятым врагом большевизма».
прасных жертв. Я задаю вам вопрос: в чем
(Гак заявил I иммлер англичанам,—заме| ммсл вашей борьбы?
тил я от себя, продолжая читать).
Несколько секунд Кребс смотрел на менч, не зная что сказать, затем выпалил:
«Благодаря
вмешательству
Советского
- Мы будем бороться до последнего.
правительства,— пишет газета,— американЯ не мог сдержать иронической улыбки
цы и англичане отказались вести с Гиммлеи заметил:
ром сепаратные переговоры, о чем поставили в известность Советское правитель— Генерал, что у вас осталось, чем, каство...»
к и м и силами вы хотите бороться? — Затем
помолчав, уже без улыбки, добавил: — Я
Зачитанным мною известием Кребс был
/му полной капитуляции.
удручен, особенно отказом США и Англии
— Нет! В случае полной капитуляции мы
от переговоров с Гиммлером. От неожиюридически не будем существовать как праданных сюрпризов у Кребса перехватило
вительство,— со вздохом возразил Кребс.
на несколько секунд дух, он не мог гоПереговоры начинают меня утомлять.
ворить сразу, да и потом логичность его
Нее ясно: Кребс имеет задачу убедить нас
разговора сразу не восстанавливалась. Пон целесообразности признать «новое» пратупив глаза в пол, он пробормотал:
вительство. Без Геббельса и Бормана он
— Гиммлер на это не был уполномочен.
П1- изменит своих предложений и будет гоМы этого боялись. Гиммлер не знает, что
к.фить одно и то же. В его разговоре чувстфюрер покончил с собой.
вовалась безнадежность и провал замыс— Но ведь вам известно, что Гиммлер
и)в, но он не уходил, он чего-то ждал и,
по радио назначал пункты для сепаратных
возможно, объявления с моей стороны, что
переговоров с нашими союзниками?
ч разговариваю с ним как с пленником.
— Это частное
мероприятие,— ответил
По ходу событий на участках, где не преКребс,— на других основаниях,— и, помолкпащался огонь, чувствовалось, что сплошчав, добавляет:— В случае полной капитуII то сопротивления противника по всему
ляции мы не сможем избрать свое прави||фонту окружения уже нет. Сопротивляюттельство.
ся лишь отдельные гарнизоны и пока еще
Немец-переводчик вмешивается в разгоювольно сильные отряды войск СС. Они
вор: — Берлин решает за всю Германию.
обороняются в правительственных квартаКребс его! тут же обрывает:
лах, на вокзалах, в рейхстаге и в бункерах
— Я сам говорю по-русски не хуже вас,
ьа территории зоологического сада.
— и ко мне, уже на русском языке: — Я
В 5 часов утра мне принесли письмо из
боюсь, что будет организовано другое праодного иностранного посольства, в котором
вительство, которое будет против решений
ыава миссии благодарил советские войска
Гитлера. Я слушал только радио Стокголь:л культурное обращение с членами миссии.
ма, но мне показалось, что переговоры ГимТут я не выдержал и заявил Кребсу:
млера с союзниками зашли далеко...
— Вы настаиваете на перемирии и ведеЭтими словами Кребс выдал себя с гонии переговоров о мире в то время, когда
ловой. Они знали о переговорах Гиммлера,
каши войска капитулируют, сотнями и тыони были убеждены, что наши союзники
1::чами сдаются в плен.
соблазнятся предложением
Гиммлера, а
От сказанного Кребса как-то передернуСоветское правительство соблазнится предю. Он тут же спросил:
ложением Геббельса, Бормана. Как нам бы— I де?
ло известно, Герман Геринг нацеливался с
— Везде.
такой же миссией на американцев, кон— Ьез приказа? — удивился КреОс.
кретно на Эйзенхауэра, но его попытки по— Маши наступают — ваши сдаются,—
терпели неудачу.
ответил я.
— Может быть это отдельные явления?
После короткой паузы. Кребс снова за— Не думаю.
говорил о необходимости создания нового
германского правительства, повторил, что
И как раз в этот миг донесся грохот залзадача нового правительства
заключить
па «Катюш», от которого Кребс даже съежился, сидя на стуле.
мир с державой победительницей, то есть с
СССР
Я беру газету и читаю вслух сообщения
агентства Рейтер о неудачном дипломатичеЯ дал понять Кребсу еше раз, что дейстском похождении Гиммлера, который с повия правительств США и Англии согласомощью Ьернадотта — члена шведской кованы с нашим правительством, что дейстролевской семьи—стремился вступить в певия Гиммлера я понимаю как неудачным
реговоры с влиятельными людьми в Англии
дипломатический шантаж. Что касается
м с британским правительством. Гиммлер
нового правительства, то мы думаем т а к :
"срез Бернадотта
передавал, что фюрер
самое
авторитетное
немецкое
правиконченный человек как политически, так и
тельство для немцев и для нас и сою ш и к н и
физически. «В сложившейся ситуации руки
будет то, которое согласится на полную ка-

питуляцию перед нами и нашими союгяиками.
— Ваше, так называемое, новое правительство,— сказал я,— не соглашается на
общую капитуляцию потому, что связало
себя с завещанием Гитлера и намерено
продолжать войну. Ваше новое правительство или новый кабинет, как называл его
Гитлер в своем политическом завещании,
хочет в будущем выполнять его волю. А
его воля заключается в следующих словах
завещания: «Чтобы Германия имела правительство, состоящее из честных людей, которые будут продолжать войну всеми
средствами...» — я показываю Кребсу эти
строчки и продолжаю: — Разве из этих
посмертных слов Гитлера не видно, что,
отрицая общую капитуляцию, ваше, так называемое, новое правительство хочет продолжать войну.'
Приведенная мною цитата из политического завещания Гитлера настолько покоробила самого Кребса, что он на время вынужден был прекратить разговор о перемирии.
Бремя потянулось еще медленнее, но
приходилось сидеть и ждать ответы и решения Москвы. Переходим к частным разговорам:
— Где сейчас генерал Гудериан, с которым я в 1939 году встретился в Бресте.
Он тогда командовал танковой дивизией?—
спросил я КреСса.
— Он был начальником штаба сухопутных войск Германии до 15 марта, затем
заболел и сейчас находится на отдыхе. Я
был его заместителем.
— Ьолезнь Гудериана дипломатическая,
политическая или военная хитрость?
— О своем бывшем начальнике я не могу говорить что-либо плохое, но что-то в
этом роде Оыло.
— Вы все время находились в Ставке?
— Я был начальником отдела боевой
подготовки. Я был также в Москве и до
мая 1941 года замещал там военного атташе, а затем был начальником штаба армейской группы на востоке.
— Значит вы в Москве научились русскому языку и с вашей помощью Гитлер
получал информацию о советских вооруженных силах? Где вы были во время сталинградского
сражения и как вы к нему
относитесь.-1
— Я был в это время на Центральном
фронте, у Ржева. Ужасно. Этот Сталинград, с него начались все наши несчастьп.
Вы были в Сталинграде командиром корпусам
— Нет. Я был командующим армией.
— Я читал сводки о Сталинграде и доклад Манштейна Гитлеру. Кто Вы?
— Я — Чуйков.
— Чуйков?! — Кребс смотрит мне в лицо
и произносит: — ОН! (Долгая пауза.)
Чтобы прервать эту паузу, я спросил:
— Почему Гитлер покончил жизнь самоубийством;'
— Военное поражение, которого он не
предвидел. Надежды немецкого народа на
будущее потеряны. Фюрер понял, какие
жертвы понес народ и, чтобы не нести от-

90

ветстьенности при жизни, решил умере!
— Поздно понял,— заметил я. — Кал§
было бы счастье для народов, если бы
это понял лет пять-шесть назад. Моя
быть провести телефон из этого дома
Iеооельсу?
— Я буду очень рад,— согласился Крс
— Тогда и вы сможете говорить с док!
ром Геббельсом. Я готов послать с ваши!
телефонистами своего полковника, это
может.
— Это поможет в том случае,— пред
предил я,— если Геббельс согласится
общую капитуляцию.
Для установления прямой телефон
связи с имперской канцелярией, в частЩ
сти с Геббельсом, мы договорились
слать через линию фронта полковника,
провождавшего Кребса, и немецкого пер
водчика. С нашей стороны с ними уи
два связиста — офицер и рядовой, которъ
назначил по своему усмотрению начальн!
штаба армии.
К этому времени в помещение, где
должались переговоры, прибыли команд
ющий артиллерией армии генерал-лейтена
П о ж а р с к и й , член Военного Совета армн
генерал-майор Пронин, мой первый заме
ститель генерал-лейтенант Духанов, на«<
чальник штаба армии генерал-майор
лявский, начальник оперативного отдела]
полковник Толконюк, начальник разведи
полковник Гладкий, его заместитель под
полковник Матусов и наш военный пере-]
водчик капитан Кельбер.
Мы все перешли в соседнюю комнат^
приспособленную под столовую.
Принесли ча^ бутерброды. Всем хочетс
промочить горло. Кребс не отказывав
Он берет стакан и бутерброд. Заметно, ка
дрожат у него руки.
Генерал Белявский вышел, чтобы дат
распоряжения связистам, которые пошл^
сопровождать с телефонной ниткой немев
кого полковника.
Все сидим уставшие, чувствуем близост
конца войны, но ее последние часы утомш
тельны. Ждем указания Москвы.
В то же время штаб армии предупреждай
ет войска, в первую очередь
армейски
артиллеристов, быть готовыми к продолж<|
нию штурма. Разведчики продолжали на
блюдение за противником, его резервам^
снабжением: подвозили боеприпасы, горн
чее; саперы строили и улучшали перепр^
вы через Ландвер-канал. Я изредка уходи
от Кребса в соседние комнаты, чтобы да!
указания и утвердить распоряжения штаба]
Командирам корпусов и дивизий был!
четко сказано, что переговоры ведутся ка)|
положено, а войска должны быть готовы-]
немедленно начать и продолжать штурм п^
первому сигналу. Точнее говоря, если Геб
белье, Борман и Кребс хотели использоват
время в свою пользу, авось русские начну!
перепалку с союзниками, то мы это времв
так же использовали для того, чтобы если)
капитуляции не состоится, то одним уда
ром завершить штурм Тиргартена.
...Разговор с Кребсом продолжается. Хо
чется проникнуть в тайны руководителе!
третьего рейха, в их замыслы и надеждь

Н рсбс все знает, но он не скажет: надо из
•сеч о выудить все, что можно путем бесеп.| и сопоставления его ответов на вопро» и:
( мрашиваю:
Где сейчас Герман Геринг?
Кребс отвечает так, будто только проI ну.-|ся:
Геринг? Он — предатель, его фюрер
м-рметь не может, он предложил фюреру
• 1.1 гь ему управление государством, фю(и-р исключил его из партии... — и тут же
поправляется: — Гитлер перед смертью исключил его из партии, о чем он пишет в
1.1 вещании.
Уже путаница. То фюрер терпеть не мо<мт Геринга — настоящее время, то Гити р перед смертью исключил его из пари1 ц — уже прошедшее время.
Кто же, по-вашему, Гиммлер?—спрашиваю для уточнения.
— Гиммлер — предатель.
Он работал
против фюрера; давно хотел заключить сепаратный мир с западными державами и
р.пъединить нас. О его намерении узнал
фюрер и... — несколько секунд пауза. — Это
одна из причин его самоубийства. Фюрер
юрожил, дорожил преданностью своих соратников. Перед смертью он искал выхо1а... в заключении мира, в первую очередь
( Россией.
— И так, Гиммлер предатель?
— Да,— подтвердил Кребс. — Согласно
ивещанию Гитлера, Гиммлер исключен из
партии. Гиммлер вне Берлина. Он в Мекленкурге.
— Вы знали о предложении Гиммлера:
полная капитуляция перед США и Англией? (Тут я прямо беру Кребса на пушку.
Я не знал почти ничего о Гиммлере.)
Кребс, подумав, отвечает:
— Как вам известно, мы его подозреваIII, но окончательно я убедился в этом из
сообщения Рейтер. Мы не были извещены
Гиммлером. Фюрер оставил его вне Берлина, чтобы Гиммлер оттуда (не говоря откуда — В. Ч.) прислал в помощь Берлину
нее части вооруженных сил Германии. Но
он обманул фюрера, не сделал этого. Он
предатель: хотел заключить мир без ведома фюрера. Гиммлер против интересов Германии. Я был все время с фюрером, был
его непосредственным советником по вопросам войны. А вне Берлина, в Мекленоурге, было ОКВ. Фюрер давал им приказы непосредственно из Берлина. Я был
ответственным за восточный фронт.
Тут Кребс проболтался и тем подтвердил
псе наши догадки и предположения. В его
словах, что Гитлер приказал все части вооруженных сил Германии бросить «оттуда»,
|. е. с запада, к Берлину, на восточный
фронт, против нас, и тем самым открыть
фронт на Берлин войскам западных держав — была истинная правда.
Не теряя этой нити, я задал Кребсу такой вопрос:
— Известно ли вам, что армия генерала Венка, посланная Гиммлером на Берлин
для деблокирования и для помощи, которую вы ожидаете, уже разбита нашими

войсками на подступах к Брандербургу и
на Науэну.'
От этого вопроса Кребс вздрогнул, съежился, видно было, что такой вопрос еще
раз убедил его, что ждать им помощи не
откуда. Но он все же не сдавался, хотя его
иллюзии о нашей неосведомленности рассеялись.
Этот вопрос об армии генерала Венка я
задал потому, что по радиоперехвату мы
знали, что берлинский окруженный гарнизон эту армию ждет. Она действительно
шла на выручку Гитлера, но была встречена и разгромлена. Я рассчитывал, что эта
весть заставит руководителей третьего рейха, в частности, Кребса, скорее пойти на капитуляцию. Но у них, по-видимому, были
другие планы. Им нужно было выиграть
время. Для чего — об этом мертвые не говорят.
Спрашиваю Креоса:
— Кто у вас сейчас является главнокомандующим?
— Согласно завещанию Гитлера,— отвечает Кребс,— теперь им стал Дениц. Шернер новый командующий сухопутными войсками; морскими силами — фон Грайн. Геринг болен, Гудериан болен.
— Где Риббентроп?
— В Мекленбурге. Вместо него Зейс-Инкварт.
— Таким образом, полная реорганизация
правительства, кроме вас. Вы были при
Гитлере и остаетесь начальником генерального штаба сухопутных войск.
— Да,— подтвердил КреОс.
— Кто же будет уполномочен на окончательные переговоры с Советским Союзом и
с союзниками?
— Геббельс и Борман, которые находятся в Берлине и являются единственными
представителями Германии,—ответил Кребс.
— А что будут делать другие члены правительства;'
— Они выполняют приказ фюрера.
•— А новое
правительство будет признано
войсками.'1
— Ьсли будет возможность довести завещание фюрера до сведения армии — войска
выполнят его волю. Лучше это сделать до
объявления другого правительства.
— Вы боитесь других правительств?
— Гиммлер предал нас и может создать
новое правительство. Гиммлер еще не знает
о смерти фюрера и его завещании.
— Как вы думаете связаться с другими
районами.- 1 Ьедь они отрезаны: 1
— Посредством временного перемирия.
Мы тогда все огласим.
— Не понимаю,— сказал я.
— Мы при вашем содействии свяжемся с
ними при помощи авиации или другими спосоОами,— уточнил креос.
— Значит, правительство создано, чтооы
работать на территории Германии, чтобы
соорать силы и продолжать войну?
— Нет, чтобы начать переговоры и кончить войну,— ответил Кребс.
— В завещании Гитлера,— сказал я,—
ясно говорится, что он создает правительство из людей, «которые будут продолжать
войну всеми средствами». Не лучше ли вам

прежде согласиться сначала кончить воину,
а потом начать переговоры.
Кребс что-то мямлит и медлит с ответом,
а затем говорит:
- Ответ может дать мое правительство,
а не я...
За окном грохот орудий. На улице уже
светло, день первого мая начинается и в
Берлине.
Целую ночь ведем переговоры, но без
пользы. Москва приказала ждать ответа,
часто запрашивая и уточняя детали переговоров. Из штаба фронта срочно потребовали прислать документы, принесенные Кребсом.
Подходит генерал Пожарский и сообщает,
что меня к телефону вызывает командир
28-го гвардейского корпуса генерал-лейтенант Рыжов. Перехожу в другую комнату,
оставляю Кребса с генералами: Пожарским,
Вайнрубом и писателями. О чем они говорили в моем отсутствии — не знаю.
Генерал Рыжов докладывает, что в 4 часа 30 минут немецкие радиостанции, якооы
из штаба обороны города Берлина, попросили выслать офицера на северо-восточную
окраину зоологического сада для встречи с
парламентерами немецкой армии. Генерал
Рыжов и командир 39-й гвардейской дивизии полковник Марченко назначили майора
Береснева — офицера штаба этой дивизии,
для проведения этой встречи.
Как она проходила и чем закончилась,
рассказывает сам, ныне подполковник в отставке Береснев:
— В штабе обороны я должен был предъявить ультиматум на безоговорочную капитуляцию по мотивам бессмысленности дальнейшего
сопротивления, гарантировать
жизнь всем сдавшим оружие и прекратившим сопротивление.
В конечном счете я должен был заявить
немцам, что в случае отказа сдаться, они в
течение 24 часов будут полностью уничтожены. Мне было сказано командиром дивизии полковником Марченко, что моя кандидатура, как встречного парламентера, согласована с Военным Советом армии и что командование корпуса надеется на успешное
выполнение этой миссии.
Я отдавал себе отчет в том, что успешное
выполнение этого задания сохранило бы
много жизней наших солдат и офицеров,
избавило бы наших советских люден, а также многих немцев от участи калек, вдов и
сирот. Я дорожил оказанным мне доверием,
поэтому был полон решимости в ы п о л н и т ь
это задание до конца, чего бы это мне ни
стоило.
Ровно в 5 часов первого мая 1945 года я
был на указанном месте с белым флагом. Я
стоял на северо-восточном углу зоологического сада, свою автомашину с ординарцем
и шофером я оставил за углом соседней
улицы в укрытии.
Во время следования к назначенному месту и во время ожидания (около 20 м и н у т )
немцы огня по мне не вели. Это говорило
о том, что о прибытии наших парламентеров немецкие войска на этом участке фронта были предупреждены.
В эти двадцать минут ожидания я многое
92

передумал, но одна «тысль особенно сверл
ла мой мозг — не ложный ли был вызов |
стороны противника, не провокация ли
Зная хорошо обстановку в Берлине, в
ком безвыходном
положении находя!
войска противника,— я все время отбрас
вал эту мысль, но она снова и снова во
кала в моем мозгу. Наконец, после 20—Я
минутного ожидания, я увидел как мет
в 200-х из-за угла улицы вышли двое во
ных с белым флагом и направились ко
Я был рад, что первая задача — ветре
с парламентерами противника состоится. |
сделал несколько шагов вперед, к ним
встречу. И тут я увидел, как один из ВД|
ших ко мне навстречу парламентеров упа
Послышались выстрелы, пули завизжали
круг меня. Стрельба шла со стороны не
цев, куда я смотрел. Не успев принять
ры предосторожности, я почувствовал уд
в левое бедро и коленный сустав. При пад
нии сильно ударился головой о панель улш
цы и потерял сознание.
Очнулся около машины, куда меня воле
ком вытащил ординарец, следовавший
мной с риском для жизни. Нога моя висе
ла как плеть, но особенной боли я не чувст
вовал, только во рту ощущал какой-то
понятный сладковатый привкус и шум в го
лове. Сказав «Везите к комдиву»,— я сно
ва впал в забытье.
Вновь очнулся уже в комнате от боли
левом плече, куда мне делали укол. Надо
мной склонился полковник Марченко и
нерал Рыжов. Я не узнал своей левой ноги
вместо сапога и брюк я увидел белую чурк
с красными кровавыми пятнами. В глазах
меня рябило. Мне дали что-то выпить и
наконец, пришел в сознание и рассказал пО'|
порядку все как было...
После доклада генерала Рыжова об это*
факте, мне стало совершенно ясно, что
гарнизоне Берлина раскол. Одна часть со.
дат и офицеров готова сейчас же сдатьс^
на милость победителя, другая, по-видимо
му, состоящая из оголтелых нацистов
войск «СС», не только сама не идет на
питуляцию, но и силой оружия пресекав
попытки других к сдаче в плен. Кто возь
мет верх в ближайшие часы? Это зависит I
наших действий. Ясно только одно, что на|
ступившее затишье, в связи с переговора*
с Кребсом. используют нацисты-эсэсовщ
для усиления своего влияния на осажден
ный гарнизон. Нам нужно скорее нанест^
еще один сильный удар, сделать рывок,
сопротивление будет сломлено не только ж
ми. но и с помощью того противника,
рый готов к капитуляции.
С этими мыслями я возвращаюсь в комД
нату переговоров с Кребсом. На ходу
зовут к телефону из штаба фронта. МаршаЛ
Жуков сообщает, что ко мне выслан его!
заместитель генерал армии СоколовскийЯ
Просит уточнить о I иммлере, выяснить гдви
Риббентроп, кто начальник генерального!
штаба, где труп Гитлера? И опять вопросы!
и вопросы, будто от ответов на эти вопросы!
зависит исход войны или хотя бы капитуля-|
ции.
Я отвечаю то, что знаю из разговоров с|
Кребсом. Но последний не особенно разго '

ч ч и ч и в на эти темы — коротко отвечает на
> | 1.ШНЫЙ вопрос и только. Это предсмертн,11| дипломатия, которую ведет Кребс. Ьго
ми южение и задача не из легких. Он знает,
\ шпорить нас, чтобы мы поверили Геб||| и.су, Борману и даже ему, почти невозможно. Но его послали за этим и Он упорно
• шжвается своего. Мы, ведя переговоры,
м о ж е м сами решать только один вопрос —
п р и н я т ь капитуляцию и больше ничего, но
т.шуждены ждать ответа Москвы. Мы с
м и м удовольствием выпроводили бы
Ь|н'бса обратно к Геббельсу, чтобы затем
| и щи оружия заставить войска сдаться и
капитулировать. Но Москва приказала
•к 1ать, и мы ждали.
вернувшись в комнату переговоров с
1> рейсом, задаю ему вопрос:
Где труп Гитлера?
$
В Берлине. Сожжен по завещанию.
и о совершилось сегодня,— ответил он.
- Кто начальник штаба вашей Ставки?
- йодль, а Дениц — новый верховный
| швнокомандующии, оба в текленоурге.
И Берлине только Геббельс и Борман.
— Что же вы раньше не сказали, что Дец|!ц в Мекленоурге.'
|\реОс молчит.
Ьеру трубку, вызываю маршала Жукова
и докладываю:
— «Верховный
главнокомандующий»
| росс-адмирал Дениц находится в Мекленоурге, там же рядом и Гиммлер, которого
I еббельс считает предателем. Герман Геринг, якобы, больной, на юге. В Берлине
шлько Геббельс, Борман, Кребс и труп Гити'ра. Уже отсюда можно сделать вывод о
предложении и документах Геббельса и
1> фмана.
Маршал Жуков мне ответил, что эта пу• :;ница, неразбериха с парламентерами, и к
нам, и на западе, и на юге к союзникам, зак'рживают решение и ответ нашего прави• ельства. Но ответ скоро будет и, наверное,
I требованием полной капитуляции.
Кребс слышал мой доклад Жукову, а я
не стеснялся говорить при нем и высказынать свои мысли, а затем тут же обратился
к нему:
— Значит, основные военные деятели и
с и л ы в Мекленбурге, а в Берлине Геббельс
м Борман
остались выполнять волю фюре1
ра.' какую.*
— Они хотят прекратить войну, но после
признания вами правительства, созданного
согласно воле фюрера.
— То есть, мирное правительство, не мир
и не война?
Кребс, подумав, ответил:
— На том участке, где огонь, я согласен
1-го прекратить.
— Зачем это надо, раз ваше, так назыпяемое, правительство не идет на капиту;яцию? Вы хотите, чтобы еще лилась кровь?
— Я хочу все сделать и как можно скорее, чтобы было признано одно легальное
правительство в Берлине, чтобы не появи'ось новое нелегальное правительство.
— Если вы не капитулируете, то наши
«ойска пойдут на штурм, а там разбирайся,
где легальное, а где нелегальное правительство!.

— Поэтому мы и просим перемирия,—
взмолился Кребс.
— А мы требуем капитуляции!
В это время позвонили из штаба фронта
и попросили прислать все документы, которые привез Кребс от Геббельса и Бормана.
Обращаюсь к Креосу.
— У вас есть еще какие-либо документы,
кроме предъявленных?
— Тут есть приложение— состав правительства, о котором я вам доложил,— и он
протягивает мне еще бумагу, в которой указываются члены кабинета уже отмеченные
в завещании Гитлера.
— Цель вашего прихода — переговоры
то-лько с СССР?
— Только с вами,— ответил Кребс.
— Вы с нами, а Гиммлер и другие — с
союзниками? Почему вы не хотите говорить
и с нашими союзниками, а только поодиночке?
Кребс задумался, затем поднял голову:
— При расширении полномочий и с другими правительствами, с вашими союзниками.
— Разве это полномочие будет давать не
Геббельс, а какое-то правительство?
— Когда оно соберется полностью — это
основная цель.
— Где должно собраться ваше правительство?
— До сих пор это не решено. Но лучше
всего в Берлине,— ответил Кребс.
— Я этого не понимаю. До безоговорочной капитуляции остатков берлинского гарнизона ваше правительство здесь не соберется.
— Я готов это подробно разъяснить,—
сказал Кребс.— Я глубоко убежден, что при
капитуляции берлинского гарнизона наше
правительство никогда не соберется. Это будет невыполнением завещания фюрера. Я
считаю, что полная капитуляция не может
быть решена до признания всеми нового
правительства.
— Итак, правительство действует и не
капитулирует?
— Я пришел, чтобы разрешить все эти
вопросы и передать немецкие заверения. А
вопрос о полной капитуляции может быть
решен в несколько часов после перемирия
и признания нового правительства.
— Это значит, вы хотите драться до последнего? Знаете ли вы об условиях полной
капитуляции?
— Да, знаю,— ответил Кребс.— Но кому
вести эти переговоры?
— У вас есть рейхканцлер, с ним Борман. Если они уполномочили вас вести с нами переговоры, значит они могут принять
окончательное решение. Разве это не так?
— Они не могут принять решение о полной капитуляции без сообщения всех дел
Деницу. Единственная рация находится V
Гиммлера. В Берлине оставшаяся приемная
радиостанция Деница— разбомблена.
— Объявите завещание фюрера наролу
по радио. Мы дадим вам связь. Это прекратит кровопролитие.
Креос поморщился:
— Неудобно. Для Деница это йулет неожиданным известием. Он еще не знает <>

93

завещании. Мы сделали попытку заинтересовать СССР, мы не хотим нелегального
правительства, согласного на отдельный договор с США и Англией. Мы предпочитаем
вести переговоры с Россией.
— Ьы — с Россией, Геринг — с американцами, Гиммлер — с англичанами. Я так и
понимал ваш ход. (Хотел добавить, чтобы
вбить клин в нашу антигитлеровскую коалицию, да удержался. Пусть себя потешит, что мы не понимаем чего хотят господа Геббельсы и компания).
— Я опасаюсь,— продолжал Креос,— что
ваши союзники все же будут вести сепаратные переговоры с Гиммлером.
— А вы не бойтесь. Мы этого не боимся.
— Мы не отказываемся от переговоров с
вашими союзниками. Но нам нужна помощь
Советского правительства.
Только видимо теперь до него стало доходить, что мы не доверяем ни Геббельсу,
ни его посланцам. И мне осталось сказать
ему прямо, что я, как военный, интересуюсь
прежде всего одним — разделаться с войсками противника, безнадежно обороняющимися в ьерлине.
Кребс, выслушав меня, сказал:
— Если будет уничтожен берлинский гарнизон, не будет германского
легального
правительства...
— бессмыслица,— прервал я его.
— Я познакомил вас с моим поручением.
У меня других — нет...
— Я сообщил вам единственное и окончательное условие: безоговорочная капитуляция.
Генерал Кребс, его адъютант сдержанны,
спокойны, может быть, готовы умереть.
Я им ооещаю:
— Полное сохранение жизни. А о правительстве после будем говорить. У них нет
никого, хотят собрать кого-то — не выйдет.
Кребс говорит, торопясь, по-русски:
— Я предлагаю паузу боя. Мы можем с
определенного времени отдать приказ — не
стрелять.
Опять звонок телефона. Звонит командующий фронтом, интересуется, как идут
переговоры.
— Я объясняю, что у немцев нет среДств
связи. Они не хотят объявлять о смерти и
завещании Гитлера, чтобы Гиммлер этим не
воспользовался. По-видимому, боятся и Деница. Они хотят объявить это при нашем
содействии и после перемирия. Гиммлер
откололся и исключен из партии.
Кладу трубку. И опять к Кребсу:
— Лучший выход для тех, кто хочет
признания нового правительства,—капитуляция.
— Полная?— переспросил Кребс.
— Полная. Тогда мы будем разговаривать с этими членами правительства.
Кребс отрицательно качает .головой:
— Я не уполномочен объявлять о капитуляции. Правительство таким образом будет уничтожено... (он говорит то по-немецци, то по-русски).
— Но и снаряд не будет разбирать, кто
солдат, а кто член правительства,— заметил я.
Кребс опять трясет головой и по-русски:
54

— Я беспокоюсь в интересах заключ
мира...
— Мы настаиваем
на общем трев
нии — нашем и союзников: безоговоро
капитуляция.
Теперь Кребс уже злобно возражает: ,|
— Полная и действительная капитуляя
может быть решена легальным правител»
вом. Если у Геббельса не будет догово
ности с вами, то что получится? Вы дол!
предпочитать легальное
правительствоправительству предателя. Вопрос войны ;
решен. Результаты должны решаться с
вительством, указанным фюрером...
— Объявите волю вашего фюрерй,—
сказал я.
Кребс, волнуясь, уже почти кричит
русски:
— Изменник и предатель Гиммлер моя
уничтожить членов нового правительств
Какой страх!— мне даже смешно,
думают только о своей шкуре.

Л/'ТРО. Светит солнце. Мы сидим уста
*^ Немцы тихо советуются друг с дру
Приехал генерал Соколовский. Я Д°к
дываю ему о самоубийстве Гитлера, о за!
щании, о Денице, Бормане, Гиммлере. Кр
считает, что это был удар предателя,
якобы, не знали. У него все тот же лейтма
тив; Гиммлер, услышав сообщение о смер
Гитлера, создаст свое, незаконное правМ
тельство. Подлинник завещания — в Берли
не, немцы хотят создать новое правитель
ство, иначе будут драться до последнего.1
И диалог продолжался:
СОКОЛОВСКИЙ (к Кребсу). Когда вы |
объявите о Гитлере и Гиммлере?
КРЬЬС. Тогда, когда мы придем к согла-]
шению с вами о новом правительстве.
СОКОЛОВСКИЙ. Командующий считает,!
что сначала надо объявить Гиммлера из-|
менником, чтобы помешать его планам.
КРЕБС. Я готов это сделать, это очень!
умный совет. (Он оживился.) Это можно!
сейчас же сделать с разрешения доктора!
Геббельса. Я снова прошу послать моего!
адъютанта, чтобы оповестить его об этом^
же.
— Я бы просил передать Геббельсу, что!
до капитуляции не может быть нового пра-1
вительства.
КРЬЬС. Сделаем паузу. Создадим правительство...
— После полной капитуляции.
КНЬЬС. Нет.
СОКОЛОВСКИЙ. У вас есть Геббельс и
другие — и вы сможете объявить капитуляцию.
•
КРЕБС. Только с разрешения Деница, а '
он вне Берлина. Мы могли бы послать Бор- <|
мана к Деницу, как только объявим паузу.
У меня нет ни самолета, ни радио.
(Атмосфера накаляется.)
— Сложите оружие, потом будем говорить о дальнейшем.
КРЕБС. Нет, это невозможно. Мы просим
перемирия в Берлине.
— У вас есть коды, шифры и так далее?
КРЕБС. Они у Гиммлера... (?) Если вы

р«||и-|мнте паузу — мы придем к соглашении
I и.|ько на основе капитуляции, после
•нп.|111м Дениц сможет придти к нам, как
«III 1 нмали вы.
мч 1>С. Надо Деница вызвать сюда, пром)1 |и и' его...
( О К О Л О В С К И И . Я не полномочен это
|к щи ||>...
немедленно капитулируйте, тогда мы
• ни .шшуем поездку Деница сюда.
НЧ-БС. Сначала связь с Деницем, потом
> мин уляция. Я не могу без Деница капип ифовать. (Подумав.) Но я все же мог бы
• п е н и т ь об этом Геббельса, если вы отпра•н и- к нему полковника...— он показывает
1ы окоего адъютанта.
( О К О Л О В С К И И . Итак, мы пришли к
• и дующему: немецкий полковник идет к
|"ни>ру Геббельсу узнать, согласен ли он
и л немедленную капитуляцию?
М>ЬЬС (прерывая). Будет ли перемирие,
и ц| до перемирия Геббельс должен согла1 Н М . С Я на капитуляцию?..
( О К О Л О В С К И И . Мы не разрешим за1Ф.1 шивать Геббельса о перемирии.
К Р Е Б С (снова упирается). Без Деница
ин ч, ни Геббельс не можем допустить капитуляцию...
( О К О Л О В С К И И . Тогда вы не создадите
правительство.
КРЕБС. Нет, надо создать правительстип. Потом решить вопрос о капитуляции.
Я звоню командующему фронтом и док тдываю: Кребс настаивает на своем. Без
'Ь'ница не хочет, а Дениц, якобы, ничего не
тает о событиях. Кребс просит сообщить
<-му обо всем, тогда будто бы последует репц'ние. Послать полковника или другое лицо к Геббельсу, а потом, может быть, посIлть человека к Деницу. Машиной в Мек•енбург и обратно — двести километров.
Послать за ним нашего офицера. Дениц молет ждать его на линии фронта.
КРЕБС. Можно ли мне на минуту выйти?
— Пожалуйста.
Кребс и адъютант вышли. Скоро они вернулись.
Я звоню начальнику штаба и приказываю
связать наш батальон на переднем крае с
немецким батальоном и дать Геббельсу с
нами связь.
КРЕБС. Правительство Германии должно
Г;ыть авторитетным.
— А вы считаете, что при полном поражении Германии сохранится
авторитет
Гитлера?
КРЕБС. Вы видите наши страдания. Может быть, авторитет фюрера несколько
меньше, но он еще велик. Его мероприятия
никогда не смогут измениться. Новые люди,
новые правительства оудут основываться
на авторитете Гитлера.
Какой-то фанатик. Он говорит серьезно.
На мундире — генеральские краснйе петлицы с золотом, узкие погоны, ленточка зимы
1941 года, ордена, Железный Крест... Лысая
голова.
КРЕБС (продолжает). Может быть, база
будет шире, демократичней. Я это допускаю. Но мы хотим сохранить себя. И если
Англии и Франция будут нам диктовать

формулы капиталистического строя —нам
будет плохо... (Эк, куда загнул!)
Я ответил:
— Мы не хотим уничтожать немецкий
народ, но фашизма не допустим. Мы не
собираемся убивать членов национал-социалистской партии, но распустить эту организацию надо. Новое германское правительство должно быть создано на новой базе.
КРЕБС. Я думаю, уверен, что есть только
один вождь, который не хочет уничтожения
Германии. Это — Сталин. Он говорил, что
Советский Союз невозможно уничтожить, и
так же нельзя уничтожить Германию. Это
нам ясно, но мы боимся англо-американских
планов уничтожения Германии. Если они
будут свободны в отношении нас —'это
ужасно...
— А Гиммлер?
КРЕБС. Разрешите говорить прямо? Гиммлер думает, что германские войска еще
могут быть силой против Востока. Он доложил об этом нашим союзникам. Нам это
ясно, совершенно ясно!..
— Тогда, господин генерал, мне окончательно непонятно ваше упорство. Драка в
Берлине — это лишняя трата крови.
КРЕБС. Клаузевиц говорит, что позорная
капитуляция — худшее, а смерть в бою —
лучшее. Гитлер покончил с собой, чтобы сохранить уважение немецкого народа...
Трагическая логика! Мы расспрашиваем
генерала о подробностях самоубийства Гитлера.
КРЕБС. Было несколько свидетелей: Геббельс, Борман и я. Труп по завещанию был
облит бензином и сожжен. Фюрер попрошался с нами, предупредил нас. Мы отговаривали его, но он настаивал на своем.
Мы советовали ему прорваться на запад.
•|Л ЧАСОВ 15 минут.
'"Звонок. Советское правительство дает
окончательный ответ: капитуляция общая
или капитуляция Берлина. В случае отказа— в 10 часов 15 минут мы начинаем новую артиллерийскую обработку города.
КРЕБС. Я не имею полномочий. Надо
воевать дальше и кончится все это страшно.
Капитуляция Берлина — тоже невозможна,
Геббельс не может дать согласия без Деница. Это большое несчастье...
СОКОЛОВСКИЙ. Мы не пойдем на перемирие или на сепаратные переговоры. Почему Геббельс сам не может принять решение.'
КРЕБС (снова и снова). Если мы объявим полную капитуляцию Берлина, то все
поймут, что фюрер погиб. А мы хотим создать правительство и сделать все организованно...
СОКОЛОВСКИЙ. Пусть Геббельс объявит...
КРЕБС (перебивая). Но Дениц — беспартийный. Легче решить ему. Пусть он и капитулирует, чтобы не нести напрасных жертв.
СОКОЛОВСКИЙ. Капитулируйте и объявите а новом правительстве. Мы вам дадим
для этого рации в Берлине. Вы свяжетесь
и с правительствами союзников.

95

КРЕБС. Да, Геббельсу, пожалуй, придется на это решиться. Может быть, можно
мне поехать к нему?
СОКОЛОВСКИЙ. Можете ехать. Мы говорим вам все напрямую. У вас положение безвыходное: даже нет связи между
Геббельсом и Деницем. А после капитуляции Берлина мы дадим самолет или машину и радиосвязь.
КРЕБС. Мы не будем арестованы? Все
военные, которые будут руководить капитуляцией, не будут арестованы? Или .мы будем считаться пленными?..
С О К О Л О В С К И Й . Мы не знаем, каковы
будут решения союзных правительств.
КРЕБС. Я снова повторяю свой вопрос:
что нас ждет после капитуляции?
С О К О Л О В С К И Й . Подайте после капитуляции письменное заявление Объединенным Нациям. Оно будет рассмотрено, и вам
ответят.
КРЕЬС. На юридической основе?
С О К О Л О В С К И Й . Мы гарантируем членам нового временного правительства право
снестись с союзными правительствами совершенно официально. Решения примут три
союзных правительства и, повторяю, вам сообщат...
КРЕБС. Мне надо узнать, что думает доктср Геббельс. Надо сказать ему о варианте капитуляции Берлина.
СОКОЛОВСКИЙ. Выступите перед тремя союзными державами. Так как Гитлер
умер, у вас все полномочия.
КРЕБС. Когда мы получим связь?
Кребс нервничает. Началась наша артиллерийская подготовка... Пролетели самолеты. Вернулся немецкий переводчик, который уходил с полковником фон Дуфвингом
и нашими связистами для установления
прямой связи с имперской канцелярией.
П Е Р Е В О Д Ч И К : Когда мы шли, я кричал: «Не стрелять! Мы парламентеры!»
Подняли руки. Немцы мне не ответили.
Русский майор тянул проволоку для связи.
На углу Нринц-Альбертштрассе он был обстрелян с немецкой стороны, может быть, с
другого участка — правее. Я кричал им, потом пошел с кабелем. Майор был ранен в
голову. Полковник шел позади. Потом он
снял шинель и оружие и пошел с белым
флагом вперед. Он шел под обстрелом с
немецкой стороны. Тут же стояли русские —
ранило несколько бойцов и командира роты — они ждали связи, так как ее нет до
сих пор. Русская — включена, но от немцев
пока связи нет. Вероятно, немецкая боевая
группа не была информирована. Что же теперь делать? Ждать связи или возвращения
полковника? Русские сказали, что с их стороны полковнику будет обеспечено возвращение без обстрела.
КРЕБС. Вернитесь и обеспечьте переход
полковника обратно. Все установлено
по
карте. Кто стрелял?
П Е Р Е В О Д Ч И К . Должно быть, немецкий
снайпер. Русский майор, очевидно, умрет.
Жаль...
Смотрим по карте на Принц-Альбертштрассе.
И Ь Р Ь В О Д Ч И К . Тут отель «Эксцельсиор».
Тут мы кричали. Тут стрелял снайпер. Рус-

96

ские не стреляли по всему участку.
Генерал отмечает по карте все три К
тала. Телефонный звонок из нашего
тальона: немецкий полковник перешел
немцам, но связи пока нет.
Я говорю переводчику:
— Идите.
П Е Р Е В О Д Ч И К Прошу мегафон и бел
флаг.
И, получив, четко повернулся, руку вв
поклон нам, уходит... Молчание. Ждем.
Пожарский вызывает начальника ар
лерии 35-й дивизии полковника Кушина.
П О Ж А Р С К И Й (по телефону). На уч;
ке 35-м от озера и до Зоологического с
на первой и второй улицах и до Фридр]
штрассе — огня не вести. Пойдут парламш
теры.
КРЕБС. Первое м а я — у вас болыи
праздник.
— Как же нам не праздновать сегодня
конец войны и русские в Берлине.
КРЕБС. В 1941 году я был в Москв
Иг.5ел честь быть заместителем военного а1
таше. Я стоял на трибуне, возле Мавзолея
Пошли завтракать... Холодная комнап
все чинно. Коньяк, закуски.
Возвращаемся в зал. Генерал Кребс пр>
сит точно записать все пункты ка'питу,
ции, предъявленные советским команде;
нием. Он сейчас говорит со своим кома!
дованием (дали связь), сообщает особы:
пункт: по радио будет объявлено о преда
тельстве Гиммлера. Геббельс ответил,
требует возвращения генерала Кребса и тог
да лично все с ним обсудит. Мы даем с<
гласив.
КРЕБС (вслух читает свою запись наших!
условий).
1. Капитуляция Берлина.
2. Всем капитулирующим сдать оружие,,
3. Офицерам и солдатам, на общих осн<Ы
ваниях, сохраняется жизнь.
4. Раненым обеспечивается помощь.
5. Предоставляется возможность перего-:
воров с союзниками по радио.
Я добавляю и разъясняю:
— Вашему правительству будет дана возможность сообщить о том, что Гитлер умер,
что Гиммлер изменник, и заявить трем правительствам — СССР, США и Англии о полной капитуляции. Мы, таким образом, частично удовлетворим и вашу просьбу. Будем
ли мы помогать вам в создании правительства? Нет! Но даем вам право сообщить
список лиц, которых вы не хотите видеть в
качестве военнопленных. Мы даем вам право после капитуляции сделать заявление
Объединенным Нациям. От них зависит
дальнейшая судьба вашего правительства.
КРЕБС. Список лиц, находящихся в Берлине, который мы дадим, не будут рассматривать как список военнопленных?
— Это обеспечено,— ответил я.— Офицерам сохраним звания, ордена, холодное оружие. Мы даем право представить список
членов правительства, право связи с Деницем и т. д. Но все это после капитуляции.
К Г Г Б С . С целью образования общего легального правительства Германии?
— Только для заявления и связи с правительствами государств, представленных в

но 1.1- пшенных Нациях. Повторяю вам: их
•|г III решить, как будет дальше. Военное
• нм.шдование не дает гарантии за дальнейшее.
М'1:ЬС. Итак, после капитуляции совет• »"<• радио даст сообщение о смерти Гитлч|м. и новом правительстве и о предательст»г I иммлера.'...
<>н говорит, что постарается обо всем бы| м>(| договориться.
I О ЧАСОВ 08 минут.
1" Кребс ушел. Парламентер от третьего
1'гйча не сдался, он не согласился на капи| \ 1яцию, он не захотел приостановить раз1>\|пение Берлина и прекратить напрасные
*гртвы с той и другой стороны, включая
мирное население Берлина. Чего он хотел и
шоивался от нас, от советского командован и и и от Советского правительства? При
\ \ о д е генерал Кребс что-то долго собиралч и даже два раза возвращался с лестнин|.| в комнату, в которой происходили переншоры. Первый раз он позабыл перчатки,
"ставленные им на подоконнике, которые
«•жали вместе с фуражкой. Фуражку он
|11ял, а перчатки почему-то забыл. Второй
1>и. якобы, забыл полевую сумку, которой
V него не было. Он уверял, что принес в ней
юкументы от Геббельса и Бормана, хотя он
доставал их из бокового кармана. По его
пазам и поведению было видно — он колепался — идти ему обратно в пекло, где по
1-го словам уже сгорел труп Гитлера, или
первому сдаться на милость победителя.
Возможно, он ждал, что мы объявим его
пленником, он охотно согласился бы с этим.
Но зачем нам такой пленник? Его необхошмо было послать туда, как человека, который мог бы повлиять на прекращение кровопролития.
Чего он от нас добивался? Он выполнял
нолю Геббельса и Бормана, которая была
и его волей. Значит они втроем рассчитываж смягчить противоречия между Советским
Союзом и фашистской Германией известием
о смерти Гитлера. Дескать, Германия расплатилась за миллионы жертв тем, что
главный виновник войны сожжен. Но это
не все и не главное.
Главное было в том, что они, бросая Гитлера в пепел и тем самым ликвидируя главного вдохновителя нападения на Советский
Союз, думали вызвать встречное дружественное движение советского народа к ним
и за счет этого разжечь ненависть к западным державам, к нашим союзникам. Эта
тройка, а возможно и все остальные гитлеровские помощники и единомышленники,
как и сам Гитлер, до последних часов своей
жизни рассчитывали на усиление противоречий между Советским Союзом и капиталистическими державами. И чем больше и
ближе сходились советские войска с войсками союзников, тем, дескать, скорее политические противоречия перерастут в военные столкновения.
То, что были противоречия у нас с союзниками, не было секретом. О них от имени
Советского правительства не раз говорил
Сталин. Но он говорил, что удивляться то7. «Байкал» № 3

му, что есть противоречия не стоит, нужно
удивляться тому, что этих противоречий в
борьбе против общего врага было мало и
что они разрешались правительствами сторон.
Мы, военные, тоже слышали и знали о
некоторых противоречиях, которые разрешались правительствами. Но мы со всей
ответственностью можем заявить, что между военными союзниками, между солдатами
антигитлеровской коалиции противоречий
не было. Мы имели одну общую цель, одного общего врага и стремились быстрее покончить с ним. Чем ближе наши солдаты
сходились с солдатами союзников, тем
больше союз крепчал, тем сильнее росло
уважение друг к другу.
Этого не знали, не понимали и не учитывали руководители третьего рейха и коекто на западе. Они искали трещину между
народами антигитлеровской коалиции, но
такОвой не нашли, потому, что если и было
желание у некоторых руководителей правительственных кругов запада пойти на
примирение с нацистами, с Гитлером во
главе или без него, и на сепаратный мир, то
народ не позволил бы им совершить это
преступление.
Пробыв у нас почти полсуток, генерал
Кребс не увидел наших колебаний в верности союзническому долгу. Наоборот, мы показали ему, что ни на шаг не отступим от
решений Тегеранской и Ялтинской конференций. Наша решимость и твердость сдерживала проявление колебаний на западе,
у наших союзников. Там Геринг и Гиммлер
также не добились успеха.
Генерал Кребс несомненно крупный разведчик и опытный дипломат. Он лично убедился в нашей твердости, в нашем могуществе и в безвыходном положении своих
войск и своего, так называемого, правительства. Из переговоров он понял, что ему
ничего не добиться, и ушел, как говорят,
не солоно хлебавши. Несомненно, это была
последняя попытка добиться раскола между нами и союзниками. Потерпев в этом неудачу, Геббельс и оставшаяся компания
должна была как-то реагировать. Теперь им
ждать было нечего, а держаться против нашего штурма они не могли.
Чтобы ускорить их окончательное моральное и физическое падение, мы решили дать
огню полную мощность и быстрее добить
врага. Со всех сторон зашумели залпы «Катюш», полетели тысячи мин, снарядов разных калибров на правительственные кварталы, ла имперскую канцелярию, на рейхстаг.
Мы почти прекратили ведение огня по
жилым кварталам. Результат этого мощного и хорошо подготовленного удара скоро
сказался. Из дивизий и корпусов начали поступать донесения и доклады об успешных
действиях войск.
Командир 28-го гвардейского корпуса генерал Рыжов доложил, что его войска находятся в центре Зоологического сада и успешно развивают наступление на север, на
соединение с танковой армией Богданова.
Командир 74-й гвардейской дивизии генерал Баканов сообщил, что Потсдамский вок-

97

зал взят, сейчас бои идут в 152-м квартале
перед метро Саарланштрассе. Фашисты
бьют фауст-патронами. Наши бойцы отвечают стрельбой артиллерии всех калибров и,
главным образом, прямой наводкой, а также трофейными фауст-патронами.
Штурм развивается все сильнее и мощнее.
Занят квартал 151-й — развилка улиц Вильгельмштрассе и Лейпцигштрассе, бой идет
за 150-й и 153-й кварталы. Это все кварталы
правительственные — центр Тиргартена, огромные корпуса, прилегающие к имперской
канцелярии с юга.
Весь прогрессивный мир празднует день
Первого Мая, а гвардейцы ведут особый
бой, первомайский штурм, острие которого
направлено в самое сердце третьего рейха.
Взят квартал 152-й — гестапо, накрылось
гнездо самых ядовитых змей, отравлявших
своим ядом многие народы.
Кто-то читает по телефону, как стихи,
сводку с переднего края:
— Бой идет на аллее Побед. В голову
статуи железного канцлера Бисмарка бьет
навылет мелкокалиберный снаряд. Рядом с
ним стоит статуя Мольтке-старшего, в позе
победителя под Седаном, но его спокойная
поза не гармонирует с обстановкой, он видит, как русские бойцы третий раз в истории Берлина победоносно шагают по самому его центру, по Ундерлинден и Тиргартену.
Наконец, сообщили, что генерал Кребс
благополучно перешел фронт и теперь, наверное, докладывает Геббельсу и Борману.
Все устали и проголодались. Время около
16 часов, а мы еще не завтракали. Пошли
все сразу в столовую. После завтрака Всеволод Вишневский просится на передовую.
Он хочет пробраться в правительственные
здания. Говорю ему в шутку:
— Тебя, Всеволод, убьют и все, а мне
за тебя дадут суток двадцать гауптвахты и
Софья Касьяновна (его жена) всю жизнь
меня ругать будет. Сиди на месте.
Докладывают: в зоологическом саду
взорвали стену ограды и через проломы
продолжают наступление на Шарлоттенбург, навстречу танковой армии Богданова.
Немцы с крыш домов и бункероч бьют прямой наводкой зенитными орудиями. Наши
артиллеристы прямой наводкой сметают их
с крыш.
С севера наша тяжелая артиллерия (повидимому, из армии генерала Кузнецова)
дает перелеты по нашим войскам, один наблюдательный пункт разбит. Генерал армии Соколовский вызывает командующего
артиллерией фронта В. И. Казакова и требует навести порядок, чтобы не били по
своим. Думаю, а что может сделать Казаков один и даже если их будет десять Казаковых? Ничего.
Докладывают: дошли до стены ипподро•ма. Советуем — пожалейте хороших лошадей. Бой, вернее, штурм, продолжается.
Берлин гремит и охает от снарядов и взрывов, но этот бой последний. Нужен еще один
рывок, один удар и третий рейх уйдет в
могилу.
Входит генерал артиллерии Пожарский.
Он докладывает:
98

— Приказал стрелять только прямой на-^
водкой.
Решение правильное, бить только по х<м
рошо наблюдаемой цели. Поступают дач-1
ные о сдаче в плен многих солдат и офице-д
ров-нацистов.

ОПЧАСА 20 минут.
^^ День пролетел, как мгновение. Все устм
ли до предела и все же держимся. Никто!
не жалуется и не хочет уходить. Стол зава-3
лен планами. На столе тарелки, в них окурки, но это никого не тревожит. К ночи бой
начинает стихать. Идут разговоры о при-1
роде уличных боев. На улице перекатами!
слышим стрельбу автоматов. Всем хочется I
спать, а спать нельзя, да и нервы так напряжены, что не заснешь. Канун конца войны. Телефонные звонки, как горючее вспры-.
скиваются в человеческий мотор, и он работает без перерыва, хотя и с большим перегревом.
Все же пытаюсь прилечь на диван, глаза
закрыты, но мозг не дремлет, работает с 4
той же нагрузкой. Звонок, и телефонная !
трубка снова в руках. Генерал Рыжов до- 1
кладывает:
— Севернее Зоологического сада наши ]
бойцы вышли в район шведского посольст- \
ва. Посол просит дать охрану, хотя бы из
нескольких солдат. Восхищается мужеством Советской Армии и передал послание
Союзу. Личный состав посольства находится в убежище.
Даю приказание:
— Шведов успокоить, охрану дать. Абсолютная вежливость ко всем и не только к шведам, но и к другим.
Время 23 часа 35 минут. Первое мая 1945
года провели без сна и без отдыха. Зато советские люди и Москва знали, что их друзья и родные уже в Берлине.
Час 25 минут второго мая. Бой идет, слышны автоматные очереди и взрывы, по-видимому, гранат. Ложусь отдохнуть, закрываю голову буркой, но сон не может пересилить нервное напряжение. Телефонный
звонок — и трубка опять в руках.
Докладывают из штаба 23-го корпуса:
В 0 часов 40 минут 2 мая радиостанции
79-й гвардейской дивизии перехватили из
штаба 58-го германского танкового корпуса ;
радиограмму на русском языке следующего
содержания: «Алло! Алло! Говорит 56-й
германский танковый корпус. Просим прекратить огонь. К 0.50 по берлинскому времени выстилаем парламентеров на Подтсдамский мост. Опознавательный знак — белый
флаг. Ждем ответа».
,
Это обращение было повторено немцами !
пять раз.
Радиостанция 79-й гвардейской дивизии |
ответила: «Вас поняли, вас поняли. Пере- ч
даем вашу просьбу вышестоящему началь- 1
ству».
На эту радиограмму 79-й гвардейской ди- |
визии радиостанция германского 56-го тан- '
кового корпуса ответила: «Русская радио- (
станция, вас слышу. Вы докладываете вы- ]
шестоящему начальнику».
Тут же даю приказание: штурм прекра- |

|ить только на участке встречи парламентов; дать ответ в штаб германского 56-го
танкового корпуса, что переход и встреча
парламентеров в указанное время и в укал н н о м месте будут обеспечены. На других
участках штурм продолжать. Для встречи с
парламентерами посылаю офицера штаоа
армии подполковника Матусова и переводчика капитана Кальберга. Объясняю, что
силы врага сломлены. Они уже сдаются, так
как другого выхода нет. Переговоров, кроме как о безоговорочной капитуляции, не
кссти, пусть сразу сдают оружие. Такие же
указания даются во все корпуса и диви1ИИ.

Принесли пакет из шведской миссии.
!!1тамп «Королевская шведская миссия» (на
мзедском языке). Дальше по-русски:
«Королевская шведская миссия.
Командующему генералу.
Сим позволяем себе обратить Ваше внимание на то, что Королевская шведская
миссия находится под адресом: Раухштрассе №№ 1, 3, 25 и Тиргартенштрассе № 36.
Шведская церковь находится под адресом:
Берлин, Вильмередорф, Ландхауэштрассе
Л1> 27.
Прошу Советские военные власти дать
миссии возможность продолжать исполнение своих задач по отношению к покровительству шведских граждан и шведского
имущества.
Я был бы Вам очень благодарен за случай разговора с компетентным представителем Красной Армии.
Ожидаю Ьашего благосклонного ответа
на этот счет. Как известно, Королевская
шведская миссия является до сих пор покровительницей советских прав в Германии.
Берлин, 1 мая 1945 года.
Гуго Эрифаст, поверенный в делах».
Этот текст сохранен в том виде, как был
написан автором или переводчиком. Суть
этого письма вопросов не вызывала и комментариев не требовала. Я тут же приказал начальнику штаба армии выслать в
шведскую миссию офицера штаба, заверить
кх, что командование армии с должным
вниманием отнеслось к письму поверенного
в делах и гарантирует полное содействие
миссии в ее служебных делах.
На улице бой продолжается, но уже с
продолжительными паузами. Генерал армии В. Д. Соколовский не выдержал, пошел
отдохнуть с соседний дом. Меня тоже валит
с ног усталость.
Опять звонок. Докладывают из 47-й гвардейской дивизии: высланные офицеры из
штаба 47-й гвардейской дивизии на Потсдамский мост встретили там немецких парламентеров — одного полковника и двух
майоров. Полковник фон Дуфвинг, начальник штаба 56-го танкового корпуса, заявил,
что они уполномочены -командиром корпуса генералом артиллерии Вейдлингом заявить советскому командованию о решении
генерала Вейдлинга прекратить сопротивление частей 56-го танкового корпуса и капитулировать. При этом полковник фон
Дуфвинг предъявил следующий документ:
«Командир 55-го танкового корпуса.
Командный пункт. 1.5.1945 года.

Полковник генерального штаба фон Дуфвинг является начальником штаба 56-го танкового корпуса. Ему поручено от моего имени и от имени находящихся в моем подчинении войск передать разъяснение.
Генерал артиллерии ВЕИДЛИНГ».
Исполняющий обязанности
командира
47-й гвардейской дивизии полковник Семченко спросил полковника фон Дуфвинга:
«Сколько нужно времени командованию
корпуса для того, чтобы сложить оружие
и организованно передать личный состав и
вооружение 1частей корпуса советскому командованию: »
Фон Дуфвинг ответил, что для этого необходимо 3—4 часа. Причем они намерены
поторопиться, использовать ночное время,
так как Геббельс приказал стрелять в спину
всем, кто попытается перейти к русским.
Я приказал:
— Полковника фон Дуфвинг отправить
обратно к генералу Вейдлингу принять капитуляцию, а двух майоров оставить у себя.
Жду результатов. Задремал. Проснулся в
5 часов 50 минут от толчков и встряски
адъютанта. Докладывают, что прибыла делегация от Геббельса. Вскакиваю с дивана
и тут же умываюсь холодной водой. Вхожу
в комнату переговоров и даю команду пропустить прибывших делегатов. Входят трое
в штатском и один солдат в шлеме и с. белым флагом. Даю указание, чтобы солдат
вышел. Один из штатских был правительственный советник министерства пропаганды Хайнерсдорф.
Спрашиваю:
— Что вы хотите и чем могу служить?
Хайнерсдорф вручает мне письмо в розовой папке. Читаю. Через мои плечи тянутся и также читают Вишневский, Пожарский,
Вайнруб, Ткаченко.
Письмо за подписью доктора Фриче, который пишет:
«Как Вы извещены генералом Кребсом,
бывший рейхсканцлер Геринг недостижим.
Доктора Геббельса нет в живых. Я, как
один из оставшихся в живых, прошу Вас
взять Берлин под свою защиту. Мое имя
известно. Директор министерства пропаганды, доктор ФРИЧЕ».
Читаю и поражаюсь ходом событий за
последние дни и даже часы. Вслед за Гитлером ушел Геббельс, за Геббельсом кто?
Кто бы там ни был, но это уже есть конец
воины, спрашиваю:
— Когда покончил жизнь самоубийством
доктор Геббельс?
ОТВЕТ: Вечером, в министерстве
пропаганды.
— Где труп?
ОТВЕТ: Сожжен. Его сожгли личный
адъютант и шофер.
Что-то подозрительно. Гитлера тоже сожгли. Главари третьего рейха избрали
смерть через огонь очищения от земных грехов.
— Где сейчас находится начальник генерального штаба Кребс, который вчера по
полномочию Геббельса вел с нами переговоры/
ОТВЕТ: Не знаем. Нам известен пойми
начальник — генерал Ейнсдорф.

99

Полже стало известно, что Кребс застрелился. Л что ему оставалось делать после
такою провала.'
И ч и н ! 111,1 ли вам наши условия, что
мы можем разговаривать о безоговорочной
капитуляции?
ОТВЕТ: Да, известны. Мы за этим пришли и предлагаем свою помощь.
— А чем вы можете помочь своему народу?
ОТВЕТ: Доктор Фриче просит дать ему
возможность по радио обратиться к немецкому народу и армии, чтобы прекратили напрасное кровопролитие, принять безоговорочную капитуляцию.
— Будут ли войска выполнять приказы
Фриче.'
ОТВЕТ: Его имя известно всей Германии и особенно Берлину. Он просит разрешения выступить в Берлине по радио.
Раздается телефонный звонок. Докладывает генерал Глазунов с командного пункта
47-й гвардейской дивизии: из рот и батальонов первой линии передают, что они наблюдают, как немецкие войска строятся в
колонны и слышат как офицеры отдают
команды.
В 6 часов утра 2 мая командир 56-го танкового корпуса генерал артиллерии Вейдлинг в сопровождении двух генералов для
особых поручений при штабе 56-го танкового корпуса перешел линию фронта и сдался
в плен. На командном пункте 47-й гвардейской дивизии генерал Ьейдлинг показал,
что он является одновременно и командующим обороной Берлина. На эту должность
он был назначен 6 дней тому назад.
На вопрос командира 47-й гвардейской
дивизии полковника Семченко, произошла
ли капитуляция корпуса с ведома Геббельса, Вейдлинг ответил, что он принял решение о капитуляции без ведома Геббельса и
других. По слухам, Геббельс покончил
жизнь самоубийством. Вейдлинг перешел
на нашу сторону, поручил проведение капитуляции своему начальнику штаба полковнику фон Дуфвингу.
Я приказал генералу Глазунову прекратить огонь на всем участке корпуса, а генерала Вейдлинга направить ко мне с подполковником Матусовым и переводчиком. Начальнику штаба армии генералу Белявскому предлагаю распоряжение Глазунова передать для исполнения всем войскам армии.
Обращаюсь к делегатам от Фриче:
— Известно ли вам и Фриче, что берлинский гарнизон начал сдаваться?
ОТВЕТ: Когда мы выезжали — нет.
— Сейчас немецкие войска на всех участках фронта капитулируют. Где сейчас
Ьорман?
ОТВЕТ: Он как-будто был в канцелярии Гитлера. Там произошел взрыв газа.
Борман и семья Геббельса погибли там.
— Свежо предание, да верится с трудом.
По телефону вызываю маршала Жукова,
докладываю:
— Гарнизон города Берлина на многих
участках фронта начал сдаваться в плен.
Командир 56-го танкового корпуса, он же
командующий обороной Ьерлина генерал
артиллерии Вейдлинг со штабом уже сдал100

ся в плен и скоро будет у меня. Сейчас
меня делегация от директора министерси
пропаганды доктора Фриче, который яш
ляется заместителем Геббельса. Делегат
сообщила, что доктор Геббельс покончи
жизнь самоубийством, генерал Кребс, якобь
тоже, Борман и семья Геббельса погибли
имперской канцелярии, якобы, от взрыва
за. Доктор Фриче остался в Берлине самь
главным и старшим лицом от правительс!
ва. Он согласен на капитуляцию и про
предоставить ему возможность выступи
по радио и призвать войска и народ ело
жить оружие и прекратить сопротивление
Он просит нас взять под защиту всех нет
цев Берлина, о^н просит «милости от име
ни народа, возможности работать для бла
га человечества».
Маршал Жуков спрашивает:
— Можно ли положиться, что доктор
Фриче скажет по радио немецкому народ^
то, что нужно?
Я ответил, что не сомневаюсь, ибо Фрия
выступит под контролем, который мы мс
жем обеспечить.
Задав еще несколько вопросов и получи!
ответы, маршал Жуков прекратил разговор.!
Я приказал вызвать к себе полковника]
Вайгачева — замполита начальника развед-]
ки штаба армии.
А О К Н А М И синий рассвет. 6 часов 451
З минут
второго мая. Вызывает по теле-]

фону маршал Г. К. Жуков. После перего-*
воров с ним объявляю всем и, главным об-'
разом, делегатам от Фриче:
ПЕРВОЕ. Советское командование принимает капитуляцию Берлина и отдает приказ о прекращении военных действий;
ВТОРОЕ. Оставшиеся немецкие и военные власти должны объявить всем солдатам, офицерам и населению, что все военное имущество, здания и коммунальные сооружения и ценности должны быть в порядке, ничего не взрывать и не уничтожать,
особенно военное имущество;
ТРЕТЬЕ. Вы, господин Хайнерсдорф, поедете с нашим офицером к доктору Фриче,
заберете его с собой на радиостанцию для
выступления, затем вернетесь сюда;
ЧЕТВЕРТОЕ. Я еще раз подтверждаю,
что мы гарантируем жизнь солдатам, офицерам, генералам и населению и по возможности окажем медицинскую помощь раненым и —
ПЯТОЕ. Мы требуем, чтобы не было никаких провокационных действий со стороны немцев, выстрелов и прочих диверсий,
иначе наши войска будут вынуждены принять ответные меры.
ХАЙНЕРСДОРФ. Мы просим о защите
сотрудников министерства пропаганды.
— Те, кто сложит добровольно оружие
и не проявит враждебных действий против
советских людей, у того волоса с головы не
упадет.
Явился полковник Вайгачев и с ним переводчик^гвардии старшина Журавлев. Ставлю задачу Вайгачеву:
— Вы поедете с немцем Хайнерсдорфом
к доктору Гансу Фриче. Пусть этот самый
Ганс Фриче от имени немецкого правитель-

| та даст приказ войскам о капитуляции, о
' 1аче в плен в полном порядке войск с во"1>ужением и техникой. Пусть Ганс Фриче
передаст по радио всем, что советское командование приняло предложение о капи° \ шипи и берет Берлин и весь гарнизон
мод свою защиту. Вы обеспечите проезд
'1>риче на нашу радиостанцию, контроль за
передачей того, что я сказал. После выступления Фриче по радио он и его ближайшие
• отрудники должны прибыть сюда. Будем
|чесь разговаривать о дальнейшем. Ясно?
Полковник Вайгачев, записав основные
мысли, ответил:
— ясно.
— можете ехать.
При выходе из комнаты полковник Вай|ачев и делегация от Фриче в дверях сталкивается с прибывшим ко мне генералом
артиллерии Вейдлингом. Последний зло покосился на них и проговорил: «Нужно это
оыло делать раньше». Из этих слов нам
стало понятно, что с Вейдлингом не будем
нести длительных переговоров, а сразу перейдем к делу о безоговорочной капитуляции.
Вейдлинг — среднего роста, сухощавый и
собранный генерал. Он в очках. Выбрасывает руку — жест фашистского приветствия.
Проверяю документы — они в порядке.
Спрашиваю его:
— Вы командуете гарнизоном Берлина?
В Е И Н Д Л И Н Г . Да, я командир 56-го танкового корпуса.
— Где Кребс? Что он говорил вам?
В Е И Н Д Л И Н Г . Я видел его вчера в имперской канцелярии. Я предполагаю, что он
покончил жизнь самоубийством. Вначале
он упрекал меня за то, что (неофициально)
капитуляция была начата вчера. Сегодня
приказ о капитуляции дан войскам корпуса.
Кребс, Геббельс и Борман вчера отклонили капитуляцию, но вскоре Кребс сам убедился в плотности окружения и решил —
наперекор Геббельсу — прекратить бессмысленное кровопролитие. Повторяю, я дал
приказ о капитуляции моему корпусу.
— А весь гарнизон? Распространяете.: ли
на него ваша власть?
В Е И Н Д Л И Н Г . Вчера вечером я всем дал
приказ отбиваться, но... потом дал другой...
Чувствую, что у немцев беспорядок.
Вейндлинг показывает по немецкой карте
место расположения своего штаба и частей корпуса, фольксштурма и прочих. С 6
часов утра они должны были начать капитуляцию.
Входит генерал Соколовский. Разговор
продолжается втроем:
— Куда уехали Гитлер и Геббельс?
ВЕЙДЛИНГ. Насколько мне известно,
Геббельс и его семья должны были покончить с собой. Фюрер 30 апреля принял яд...
Его жена тоже отравилась...
— Это вы слышали или видели?
В Е Й Д Л И Н Г . Я был тридцатого к вечеру в имперской канцелярии. Кребс, Борман
и Геббельс мне это сообщили...
— Значит, это конец войны?
ВЕЙДЛИНГ. По-моему, каждая лишняя
жертва — преступление, сумасшествие...

— Правильно. Давно вы в армии?
ВЕЙДЛИНГ. С 1911 года. Начал солдатом.
У Вейдлинг» внезапный нервный приступ.
СОКОЛОВСКИЙ (к Вейдлингу). Вы должны отдать приказ о полной капитуляции.
ВЕЙДЛИНГ. Я не мог отдать всем приказ о капитуляции, так как не было связи.
Таким образом, отдельные группы еще могут сопротивляться в ряде мест. Многие не
знают о смерти фюрера, так как доктор
Геббельс запретил сообщать о ней...
— Мы полностью прекратили военные
действия и даже убрали авиацию. Вы не
в курсе событий? Ваши войска начали сдаваться, вслед за этим прибыла гражданская
делегация от Фриче с заявлением о капитуляции, и мы, чтобы облегчить ее задачи,
прекратили военные действия.
В Е Й Д Л И Н Г . Я охотно помогу прекратить военные действия наших войск...
Показываю, где еще остались части «СС».
В основном вокруг имперской канцелярии.
ВЕЙДЛИНГ. Они хотят пробиться на
север. На них моя власть не распространяется.
— Отдайте приказ о полной капитуляции... Чтобы и на отдельных участках не сопротивлялись .Лучше поздно, чем никогда.
ВЕЙДЛИНГ. У нас нет боезапаса. Поэтому сопротивление долго продолжаться
не сможет.
— Зто мы знаем.
ВЕЙДЛИНГ. У немцев спутались все
представления, и мне непонятно, что фюрер
умер...
— Напишите приказ о полной капитуляции, и у вас будет совесть чиста.
Вейдлинг набрасывает проект. Наши беседуют вполголоса.
у ЧАСОВ 57 минут.
• Я лично думаю, что Гитлер мог застрелиться, рассчитывая стать немецким народным героем, а Геббельс может заметает
следы. Где же остальные
представители
ОКБ?
Идет сдача в плен немецких войск. Многие, очевидно, переоденутся в штатское.
Вейдлинг пишет... У них развал. Мы
вполголоса комментируем события. В комнате — Соколовский, Пронин, Пожарский
и я.
Я обращаюсь к Вейндлингу:
— Может быть, вам нужен ваш помощник?
ВЕЙДЛИНГ. О, да, да! Это будет очень
хорошо!
Приказываю позвать начальника штаба
Вейдлинга. Входит рослый брюнет с моноклем, отличным пробором, в серых перчатках.
Немцы советуются друг с другом. Вейдлинг держится за голову, но пишет. Всматриваюсь. Он устал, в очках, с гладко зачесанными назад волосами, шатен...
Опять советуется со своим начальником
штаба.
СОКОЛОВСКИЙ. Итак, товарищ Чуйков, заканчивается вторая мировая воина...

101

— Да, заканчивается, как всегда полным
разгромом врага...
В Е Й Д Л И Н Г (читает вслух). «30 апреля фюрер покончил жизнь самоубийством...»
СОКОЛОВСКИЙ (перебивая его). Нам
стало известно, что Дениц объявил об этом
всему миру...
ВЕЙДЛИНГ. Нет, вчера доктор Геббельс сказал мне, что только Сталин узнал
об этом от вас...
СОКОЛОВСКИЙ. Вчера с неизвестной
станции немецкое радио передало, что Гитлер погиб героической смертью.
Вейдлинг недоуменно пожимает плечами и молча вручает мне проект приказа. Читаем... Формулировки, может быть, и не все
хороши.
Заявление Вейдлинга:
«30 апреля фюрер покончил с собой и, таким образом, оставил нас, присягавших ему
на верность, одних. По приказу фюрера вы,
германские войска, должны были еще драться за Берлин несмотря на то, что иссякли
боевые запасы и несмотря на общую обстановку, которая делает бессмысленным наше
дальнейшее сопротивление.
Приказываю: немедленно прекратить сопротивление».
Подпись: «Вейдлинг (генерал артиллерии, бывший комендант округа обороны
ьерлина)».
— Не надо «бывший», вы еще ко.мендант...
П О Ж А Р С К И Й . Нужны ли формулировки
о присяге.''
— Не надо переделывать — это его собственный приказ. Перепечатать приказ, поставить дату.
ВЕЙДЛИНГ.
Да...
Как
озаглавить:
призыв или приказу
— Приказ...
ПЕРЕВОДЧИК. Сколько экземпляров?
— Двенадцать. Нет, как можно больше...
В Е Й Д Л И Н Г . У меня большой штаб. У
меня два начальника штаба и еще два генерала, которые были на пенсии, но пришли служить ко мне и отдали себя в мое
распоряжение. Они помогут организовать
капитуляцию...
Стучит машинка.
В Е Й Д Л И Н Г . Моя шинель осталась в
имперской канцелярии. Можно ли за ней
послать.'
— Пожалуйста.
Вейдлинг благодарит.
Подали чай. У всех нервное переутомление. Все очень сдержанны: Соколовский,
Ткаченко, Пронин, Вайнруб, Пожарский и
я. Немцев отвели в отдельную комнату и
там кормят. Мы вновь и вновь комментируем события, смерть Гитлера. Некоторые товарищи считают странной версию о сожжении Гитлера и Геббельса и об исчезновении этого вчерашнего генерала Кребса.
Я спрашиваю:
— У Вейдлинга нервный припадок заметили.'
СОКОЛОВСКИЙ. А ведь ему трудно.
ПРОНИН. Ясно. Но приказ умный. Он
умело подчеркнул и присягу и обстоятельства...Он вне правительства — просто «вынсска»...

102

1

Докладывают, что приказ отпечатан,
ворю начальнику штаба армии генер
Ьелявскому:
1ег*1
— На машину посадить одного наше
офицера и одного немца, дать им приказы •
руки, пусть ездят по улицам и оглашают его
войскам и населению.
П О Ж А Р С К И Й . Праздника то у нас и М
было. Ночи не спим. Теперь дней пять отв
дохнем.
В А И Н Р У Б . Части наши готозы. Остаеи
ся расставить их везде по Берлину. Наблмм
дать за порядком.
л ЧАСОВ 15 минут.
** Утро серое, прохладное. Вспоминаем
Сталинграде, шутим, курим. Приказ гото!
Его передадут по радио и другими спосо
баки. Один из немецких офицеров особенн
мрачен...
11 часов 30 минут.
Адъютант докладывает — на самоходк
приехал Фриче. Мы стоим группой. Вхо
дит Фриче — в сером пальто, в очках, не
большого роста. На ходу читает бумаг
Молча садится. Переводчик рядом.
Фриче тоже принял условия безоговороф
ной капитуляции. Хотел он этого или н«
хотел, но это был неизбежный итог наши
переговоров, однако диалог еще продол-^
жался.
СОКОЛОВСКИЙ (к Фриче). Мы заии-|
тересованы в том, чтобы в Берлине было]
спокойно. Тем, кто беспокоится за свою{
судьбу, мы можем дать охрану.
Ф Р И Ч Е . Немецкие полицейские органы'!
разбежались, но можно их вновь собрать.
СОКОЛОВСКИЙ. Нас полиция не ин-'
тересует. Она будет причислена к военно-,1
пленным. Нас интересуют чиновники адми-'|
нистрации. Им мы обеспечим охрану. Ущерба им не будет. Ясно'/
Ф Р И Ч Е . Не понимаю. Кто, где может 1
причинить
ущерб? Кто решится на эксцессы:1
СОКОЛОВСКИЙ. И наши отдельные бойцы и немецкое население могут проявить
жестокость к вам за действия гестапо и -I
тому подобное...
Ф Р И Ч Ь . Да, возможно.
СОКОЛОВСКИЙ. У нас все предусмотрено, объявлено. Есть комендант Берлина —
генерал Берзарин. Есть районные комендатуры. Они примут все меры. Есть ли у вас
другие пожелания; 1
Ф Р И Ч Е . Я вам писал письмо, как _последний ответственный представитель правительства. Я написал его, чтобы предотвратить кровопролитие.
СОКОЛОВСКИЙ. Ваш
вынужденный
жест нам понятен.
Ф Р И Ч Е . Я бы хотел расширить документ,
для чего мне нужно связаться с Деницем.
Я ответил Фриче:
— В 10 часов утра Дениц обратился к
армии и народу с заявлением, что он принял руководство и до конца продолжает
борьбу с большевизмом, а также американцами и англичанами, если они будут мешать. Но нам он не страшен — кишка тонка!

Ф Р И Ч Е . Я этого не знал.
СОКОЛОВСКИЙ. Ну что ж. У вас все?
ФРИЧЕ. Где я должен находиться?
ШКОЛОЬСКИИ. Здесь. Ждите наших
новых указаний.
Фриче уводят. У нас явное недоверие —
не подставное ли это лицо?
Я продолжаю свои думы вслух:
— Гиммлера Дениц объявил предателем.
Таким образом, Берлин капитулировал отчельно. Может быть Гитлер ушел в подиолье? В общем мы их доконали. Какой
же у них развал и политический разброд,
!.'сли Геббельс
хотел ориентироваться на
нас...
Все поняли мою иронию и засмеялись.
Звонок телефона. Начальник штаба армии сообщил: наши части встретились с
ударной армией генерала Кузнецова. Бой в
районе рейхстага, имперской канцелярии и
во всем Тиргартене (центре Берлина) закончился. В Берлине стало тихо.
Я сообщил об этом всем присутствующим
на КП.
СОКОЛОВСКИЙ. Наступает конец войны.
— Да, закурим трубку мира.
|9 Ч А С О В Д"я.
*^ Берлинский гарнизон, а также войскл
«СС», охранявшие имперскую канцелярию
и остатки гитлеровского правительства,—
капитулировали. Другого выхода у них не
было. Сам факт капитуляции уже свершился. Переговоры на КП гвардейской армии

закончились подписанием приказа о капитуляции.
И думалось мне: пройдет еще несколько
дней и будет подписан акт о капитуляции
Германии в присутствии,— я подчеркиваю
это слово,— в присутствии представителей
Англии, Америки и Франции в том городе,
который был штурмом взят советскими войсками. На этот большой спектакль прибудут и напыщенные немецкие «полководцы»,
оставшиеся без войск.
С досадными думами я вышел со своими
товарищами на улицу. Кругом тишина, непривычная и какая-то звенящая. Где-то недалеко чеканит шаг строй. Даже не верится, что это наши гвардейцы уже успели приобрести такую слаженность и бодрость в
строю. Да и как же не быть бодрым в такой час! Усталость уступила место бодрости, радости. Строй приолижается. Идет
рота 79-й гвардейской дивизии. Идег из
парка Тиргартен. Роту ведет гвардии капитан И. Н. Кручинин. Он только что закончил очистку восточного бункера от фашистов, пытавшихся еще сопротивляться. Там
был сделан последний выстрел в Берлине.
Последний выстрел — и гвардейцы вышли
из боя на центральную улицу Берлина строевым шагом. Какая выправка, сколько радости на лицах воинов-победителей!
Нет, я кажется еще никогда не видел такого строя. Шаг в шаг, нога в ногу, плечо
к плечу — и какие богатыри земли русской
идут по Берлину! И вдруг песня — песня
широкая, певучая, наша русская, и поют ее
русские люди на улицах Берлина, где сожжены все мечты о мировом господстве главарей третьего рейха.

Конец

Анна АКСЕНОВ;

Е Н А
Прости мне за то, что мужчины
с годами моложе ровесниц своих.
Песня.
ПОСЛЕДНИЕ годы, взглядывая на жену,
*^ Петр Сергеевич часто удивлялся: как
быстро и рано она постарела. Ей он ничего не говорил. Обидится. И все-таки самого
где-то тихонечко томила обида и за нее и
за себя. Быстро, ой как быстро, промелькнула бабья пора. И ему словно бы время
подавать на старость заявку. Это ему-то,
в самом цвете лет!
Иногда, в теплый летний вечер, чтобы
сделать ей приятное, он приглашал ее погулять по бульвару.
Она радостно суетилась, надевала свое
выходное платье — черного кашемира, нацепляла на уши серьги и долго хлопотала
вокруг него: то галстук перевяжет, то плечи
почистит, то покажется ей, что манжеты
недостаточно туго накрахмалены.
•» Но аллеям они шли медленно, оба в
черном, и прохожие смотрели и оборачивались на необычную пару.
— Смотри,— счастливым, восхищенным
голосом шептала жена,— смотри, как на тебя смотрят.
Бывало, даже сердилась.
— И чего эти сороки уставились. Мало
им парней, уже на женатых заглядываются.
— Да будет болтать,— обрывал он ее,
но невольно приосанивался и кидал по сторонам молодцеватые взгляды.
Когда-то Петр Сергеевич очень любил
свою жену. С годами он привык к ней, к ее
постоянному восхищению своим красавцем-мужем, к ее заботам. Их жизнь текла
спокойно и гладко, как река в зарослях камыша. Он работал, она хлопотала по хозяйству. Незаметно проходили день за
днем.
И вдруг случилось неожиданное.
Утром, как всегда, жена разбудила его,
приготовила ему завтрак. А когда он вернулся с работы, соседка рассказала, что жену увезли на скорой помощи.
— С животом у нее что-то. Аппендицит,
должно.
Вечером он лег в холодную неуютную постель. Всю ночь трудно было уснуть, не
104

ощущая под боком привычного тепла жены.
А когда все-таки уснул, то чуть не опоздал 1
на работу. И что это Татьяна надумала бо- '
леть. Никогда не болела и вот на тебе!
...Но воскресеньям в больницу пускали •
на свидания.
Петр Сергеевич почистил костюм, оделся,
взял кулек с апельсинами.
И когда неторопливо, как всегда, но одиноко шел знакомым бульваром, подумалось: «А что если вот так и придется ходить одному? А что если не аппендицит?»
Почему-то вспомнилось, как на даче, где <
они жили прошлым летом, хозяин—сухопарый с козлиной бородком старикашка,
схоронив жену, через месяц привел в дом
румяную горластую молодуху.
— Нынче мужик в цене,— посмеиваясь,
сказал он жильцу.
Молодуха целый день гремела ведром в
огороде, то и дело слышалось:
— Мила-ай, курей загони! Сбегай на рынок, милай, лучку продай!
Петр Сергеевич даже плечами передернул. Упаси бог от такой напасти.
Нет, уж если что... так только такая, как
его Татьяна — тихая, с ласковым голоском.
Он сам не заметил, как стал думать об
•ним, а когда опомнился, крепко разозлился на себя: «Да что это я, прости господи,
живую хороню».
В больничном коридоре он встретил двух
женщин, спросил, как найти жену. Те показали.
— Муж, наверное,— услышал он позади
себя.
— Не может быть... — Дальнейшее он не
расслышал, сам догадался. «Она же старая». Ну и думайте, что хотите, а он свою
Татьяну ни на какую молодую не променяет.
Петр Сергеевич еле отыскал в палате жену. Такая маленькая, незаметная лежала
она в громадной белоснежной комнате.
— Пришел,— трудно улыбаясь ему, тихо
говорила она.

Он с жалостью вглядывался в пожелтевшее лицо, черные круги под глазами.
— Скоро выпишут?
- Куда там, может, и совсем не вернусь.
— Вот еще,— неуверенно
прикрикнул
Петр Сергеевич,— тебе еще жить да жить.
Польше всего он боялся сейчас, чтобы не
иыкатилась слеза, и принялся громко сморил гься.
— Как-то теперь там справляешься?
— Без тебя как без рук,— сказал он пращу.
— Да и то уж, смотрю, похудел — совсем
юношей стал.
Тихонечко, завистливо засмеялась:
— Прямо заколдованный ты какой-то,
ч>рок лет живем — все не меняешься. Я уж
| у т про тебя рассказывала. Видишь, смотр и т — ждали.
В самом деле, с соседней койки на него
« удивлением смотрела женщина.
С тяжелым сердцем спускался Петр Сер-

геевич вниз. «Бедная Татьяна, плохо с ней,
ой как плохо».
Гардеробщица встретила его упреком.
— Ты что ж это, дед, по больнице в калошах разгуливаешь? А?
В первую минуту он не сообразил, что
говорят ему: до того его поразило слово
«дед». Потом, поняв, он суетливо принялся
сдирать галоши.
I ардероОщица засмеялась.
— Беда с вами, стариками,— что дети малые. — Чего ж ты теперь сымаешь, ведь
домой, поди, идешь?
Сутулясь под ее взглядом, он надел пальто, взял шляпу, палку, пошел к выходу.
Он уже хотел толкнуть зеркальную
дверь... и задержался. Из зеркала на него
смотрел седой старик с потухшими глазами. Лицо избороздили грубые складки.
И тут до него впервые дошло, что смотрел он всегда на себя ее старыми любящими глазами, и что теперь он ни для кого
уже не будет ни молодым, ни красивым.

Д Л Т Е Л
Б У Х Г А Л Т Е Р был обыкновенным
Н АШ
сухарем. На работу он являлся ни поз-

же ни раньше — в девять часов. И также
аккуратно, в пять часов снимал свои нарукавники, убирал их в ящик стола и уходил.
Никогда он не рассказывал о себе, о своих семейных делах, и никто даже не знал,
женат он или холост. Никогда он и никем
м | нас, сослуживцев, не интересовался.
В общем, как вы догадываетесь, мы его
но любили.
Вдобавок он носил очки и, когда разговаривал с посетителем, подымал их на лоб
и тогда становился похожим на дятла.
Но работником Семен Борисович был отличным. Годовые и всякие прочие отчеты
мы всегда сдавали первыми в районе, и в
райфо с ним очень и очень считались.
Как-то давно, может, с год назад, Семен
Ьорисович вдруг явился на работу в галстуке бабочкой, что вызвало у нас длительные споры. Майка утверждала, что не иначе как он собрался жениться. Я и Лидия
Петровна решили, что, наоборот, скорее он
идет на похороны. Евгения холодно остановила нас.
— Жениться, хоронить... Визит начальстиу отдавать — вот что. Не слышали разве —
ревизор из области приехал.
Вот в это уж мы как-то не могли поверить, но любопытство наше еще больше
разгорелось.
Майка дала слово, что разузнает, в чем
тут дело. И на другой день она с разочарованным видом сообщила: оказывается, наш
дятел всего-навсего ходил на концерт заезжего скрипача.
И вот неделю назад Семен Борисович не
пышел на работу. Мы, конечно, поняли, что
он заболел, и все-таки, хоть и стыдно в
зтом признаться,— обрадовались. Как-то
ироде легче стало дышать.

Майка подвесила к шкафу зеркало и стала взбивать волосы.
Лидия Петровна достала из сумки сеткуавоську и, сказав, что вернется через пять
минут, исчезла на полдня, как, впрочем, и
предугадала Ьвгения.
Семен Борисович не пришел и на другой
день. Не пришел и на третий.
А на четвертый к нам в контору заявилась черноглазая фея и нежным, как флейта, голоском сказала, что ее папа Семен Борисович заболел, но что пусть достанут иа
шкафа его бумаги, потому что дома он уже
может работать.
Мы усадили фею на стул и стали расспра. шивать, вернее, рассматривать ее.
Фея улыбалась нам, благосклонно отвечала на вопросы о здоровье папы, а потом
вдруг взглянула на Майку и спросила:
— Это вы принесли папе цветы?
— Какие цветы? — открыла рот Майка.
— Белую сирень. Папа сказал, что Лорелея. А ведь это вы Лорелея?
— Нет,—глупо ответила Майка,—я Майя.
Фея вежливо улыбнулась.
— Ну да, но папа зовет вас Лорелеей.
У вас красивые волосы. Только он говорит,
что вы не понимаете этого и портите их —
красите.
А ведь и в самом деле, когда Майка пришла к нам — у нее были чудесные белокурые волосы!
— Извини, а как тебя зовут?—спросила
Лидия Петровна.
— Лидия. Мы с вами тезки.
Лидия Петровна медленно побагровела.
— А он... что же он и про меня что-ниОудь говорил?
— Конечно. Он все восхищается, какие у
вас одаренные дети. Я ведь тоже кончила
восьмой, а разве я бы могла собрать телевизор, как ваш Коля. А Наташа прирожденная актриса, это уже сейчас видно.

105

По.. почему видно? — слегка заикаясь,
спросила Лидия Петровна.
Ну помните, как она вас напугала —
I и 14 \<т оделась.
- Старухой?

Неужели забыли? На Новый год.
- Л... а, да, да. Я действительно так напугалась тогда! Представляешь, входит
вдруг старуха, голова трясется... — Лидия
Петровна сконфуженно умолка.
- Надо же, как интересно! — щелкнула
пальцами Майка. — А про Надю он что-нибудь рассказывал?
Это она про меня спросила.
— Рассказывал. Папа мне все рассказывал.—Лидия засмеялась.—Он все удивляется, почему вы его дятлом зовете. Скорее,
говорит, я на ворону похож.
И это знает! Кажется, все мы немножко
покраснели. Но Лида смеялась, словно ничего обидного в этом не было.
— Так это же не про Надю?
— А это непохоже на сплетни? — озабоченно осведомилась Лида.
— Нет, нет, что ты,— поспешили успокоить мы ее.
Лида посмотрела на меня. Удивительно,
как точно она знала, как кого смотреть.
— Папа говорит, что вы ошиблись... ну...
призванием. Вам надо было в педагогический идти.
Честное слово, я сама это чувствовала.
Погодите — погодите... ну, конечно же, чув-

ствовала с тех самых пор, как одна»
обеденный перерыв Семен Борисович,
сматривая газету, сказал, вернее, прс
чал себе под нос: «Почему-то все дума
педагогический, большой конкурс, наве
как раз поэтому наплыв там совсем не
шой>.
Я, как и Лидия Петровна, перестала
баться. Только Майка никак не могла
мониться.
— А про Евгению — что?
,
Но Евгения ее оборвала.
— Мне это неинтересно, а тебя не
ется.
Она одна сидела за своим столом и
принимала участия в нашем разговоре.
— А мне и говорить нечего,— успокои
ее Лида,— про вас папа ничего не говор
Я даже не знала, что вы с ним работа*
Она встала, одернула платьице.
— Так я пойду?
— Заходи, Лидочка, к нам,— пригласи
Лидия Петровна. — Почему мы тебя ник
гда не видели?
— Я же к папе только на каникулы пр
ехала. А так я с мамой живу. Она у м|
артистка-скрипачка.
Лидочка ушла. Мы смотрели в окно,
деловито шагает она с папкой под мышкД
Вот она обернулась, помахала нам руки
— Ну, что ж, пора и за работу,— непд
вычно строго сказала Лидия Петровна.
Мы и рады были, что можно помолчав

А л Е ж* и к
АЛЕРКЕ
Вбыло
так

жилось очень хорошо. Все
замечательно, и упругий ветер, подталкивающий в спину, и веселое
солнце, и высокая трава, и дождь, от которого он подрастал.
Собаки никогда не кусались, волки и баба-яга были только в сказках. И все люди
были большие и добрые, а мальчишки —
дружные. А самые лучшие на свете — были
мама и папа...
Каждый вечер он старался скорее уснуть,
чтобы скорей наступило завтра. Он знал,
что завтра опять все начнется сначала:
опять будет утро, длинный-предлинный день
и вечерняя мамина сказка.
Папа у Валерки был необыкновенный человек. Он все умел делать и знал такое, чего никто не знал...
Он мог чинить электричество, которое убивает, мог быстро-быстро сколотить Валерке скамеечку, он мог сто километров нести
Валерку на плече, и он был немножко волшеОником.
В лесу стоило папе крикнуть:
— Гриб, гриб, ко мне! — и сразу к нему,
неизвестно откуда, прибегал гриб. Может,
он просто вылезал из земли — Валерка этого не знал, потому что когда он прибегал,
гриб, как ни в чем не бывало, уже стоял у
самых папиных ног.
Валерка тоже пробовал звать грибы, но
его они почему-то не слушались. А в это

106

время папа где-нибудь поблизости опя
кричал:
— Гриб, гриб, ко мне! — Валерка со во
ног мчался к папе, и гриб уже, конечно, б
там. Ни разу он не мог поспеть рань:
гриба.
Зато Валерка был маленький и ловк;
пока папа наклонялся, он успевал сорва 1
гриб. Папа смеялся, что у него такой ЛО1
кий сын. Мама смотрела на папу и то;
смеялась.
Она смеялась, как маленькая,—валила^
на траву и всхлипывала:» Ой, не могу, о!
умру!» Она нарочно так кричала: Валери]
знал, что она не умрет. Он тоже падал н|
землю, хохотал и всхлипывал: «Ой, не мо
гу, ой, умру!»
А потом немножко усталые они шли до
мой.
Однажды мама рассердилась.
Было так. Он играл с Жулькой — черных
котенком. Жулька играл, играл, а потом
ему, видно, надоело, и он полез на чердак
Валерка тоже. На чердаке было темно
только в окошке виднелся кусочек синеп
неба. Валерке захотелось поближе посмо«|
треть на небо, и он полез на крышу.
Крыша была железная и стучала под
гами, как будто гром. «Пусть мама услыЛ
шит — испугается она»,— подумал Валм
рик и стал громко топать по крыше. И
вдруг сандалии у него поехали вниз. Он]
шлепнулся на горячее липкое железо и

• 1.1-чал на самый край. Ноги его уперлись в
•чмоб и остановились.
Он перегнулся, посмотрел вниз и увидел
м.1му. Она стояла и смотрела на него. Рот
» псе был открыт, но она ничего не гово!>и К1.

там,— крикнул Валерка.
\\ама закрыла рот, а потом сказала спо«ипио-спокойно:
- Ты сиди, сиди и не двигайся.
Нет, я к тебе. — Он встал и сразу как
"V но повис в воздухе.
I ели сейчас замахать руками, совсем как
шица, то, наверное, можно полететь.
Во сне он часто летал.
У Валерки стало пусто внутри, он взмахм \ .1 руками, и в это время мама снизу гром1ч) крикнула:
- Сядь! Сейчас же сядь!
У мамы такие черные глаза, что Валерик
\ п| вился. Он никогда не замечал, что такие
они черные.
И вдруг его оградила большая теплая
| ) \ к а . Это была папина рука, он сразу узн а л ее по синей жилке у локтя. Она крепко
• мхватила Валерку и понесла к окну на
крыше.
Внизу мама кинулась к нему, крепко обняла, а потом неожиданно шлепнула, повернулась и ушла. Целый день она не хотела
разговаривать с ним и только вечером, когш он ложился спать, подошла.
— Обещай, что больше никогда не бу|ешь лазать на крышу.
И Валерик обещал.
Потом в его жизни стало происходить
1то-то непонятное. Все изменилось. Папа
приходил с работы, садился к окну и курил.
Он совсем не играл с Валеркой, просто смогрел на него, а сам все курил, курил...
Валерик старался играть тихо и неслышно. И к папе близко не подходил. Мама тоже ходила тихо и неслышно, и к папе не
подходила. И в доме стало тихо и очень
много места. Можно было сесть играть в
кубики на самой середине комнаты и никто тебя не замечал, не говорил: «Это что—
юм? Ну разве такой дом бывает? Смотри,
как надо...» Можно было прыгать с дивана
и никто не сердился, не подхватывал на руки...
Только во дворе ничего не изменилось,
там все было по-прежнему. И теперь только там было хорошо.
Он всегда просыпался утром, когда солнце своим теплым языком, как соседский
Шарик, начинало облизывать ему щеки. Но
в этот раз он проснулся ночью. Бывало темно, и он стал слушать.
Хлопало железо на чердаке, шумели и
скрипели деревья, а за стеной что-то бормотало. Перестанет и снова забормочет. «Что
там бормочет? — с ужасом подумал Валерик. — Что это там бормочет?» Ноги стали
холодными, он поджал их и хотел позвать
маму. И в эта время за стенкой кто-то
вскрикнул.
— Мама! — не помня себя, заорал Валерик.
Босые ноги зашлепали по полу, и к нему
прибежала мама.
— Я здесь, сынок, я здесь, что ты,— ска-

зала она и прижала его голову к теплой
мягкой груди.
— Страшно,— успокаиваясь, сказал Валерик.
— Ничего страшного. Просто ветер на
дворе. Хочешь, я посижу с тобой.
— Ты ляг,— позвал Валерик и придвинулся к стенке.
Он обнял ее за шею и почувствовал, что
шея у мамы мокрая. Тогда он провел ладошкой по лицу. Лицо тоже было мокрое.
— Ты плачешь? — спросил он.
Мама не ответила. Тогда он повторил:
— Ты плакала?
— Мне сон приснился,— девочкиным голосом сказала мама,— такой страшный сон.
И затихла.
— Не бойся. — Валерик стал гладить
вздрагивающие плечи. — Ты спи со мной.
И уснул.
Проснулся он поздно. Папы уже не было.
В комнате зачем-то горел свет, на столе,
вместо чашек, лежало белье.
— Ты знаешь,— сказала
мама,— папа
уехал. Он далеко уехал.
Она не посмотрела на Валерика, и глаза
у нее были все еще заплаканные.
Валерик хотел спросить, когда папа приедет, но взглянул еще раз на маму и не
стал.
Потом наступила зима, и жизнь у Валерика совсем переменилась. Мама поступила
на работу, а Валерик стал ходить в детский
сад. Там было очень хорошо, и Валерику
совсем не хотелось уходить домой.
Он не любил, когда наступал вечер и за
ним приходила мама. За другими приходили папы, а за ним — всегда только мама.
Папы были большие, веселые, а Валерику
почему-то тогда казалось, что он маленький, и хотелось на руки.
Однажды он помог Наташе застегнуть
кнопку на ботинке. «Ох ты, карапуз»,— сказал Наташин папа и подбросил его кверху.
Но Наташа сердито дернула своего папу
за рукав: «Ну, чего ты его... пойдем». И
они вместе ушли.
Ну когда же, когда приедет папа? Он все
ждал его, хотя уже не очень хорошо помнил. Папа — было что-то сильное, с твердыми широкими плечами и пуговицами, которые цеплялись за Валерку, когда он спускался вниз:
Как-то Валерик спросил у мамы:
— А может, наш папа умер?
Мама быстро взглянула на него и удивилась.
— Ой, к а к о й жы ты чумазый. Ты что —
носом землю рыл?
Он сказал, что не рыл, а катался на санках.
И мама стала читать стихи, как мальчик
катался на санках и упал в сугроб. Валерику стихи понравились. Он попросил маму
еще раз прочесть их, и забыл, про что спрашивал.
Он вспомнил об этом, когда Вовик из
младшей группы стал рассказывать ребятам:
— А у нас бабушка умерла, с музыкой.
— Ну и что ж,— сказал Валерик,— а мой
папа тоже умер.

107

Но он не умер.
Валерик пил с мамой чай, когда тихо отворились дверь и вошел он. Валерик сразу
узнал его, вскочил...
Но папа стоял и не двигался, и весь был
какой-то чужой, и виноватый.
— Здравствуйте,— тоже чужим и виноватым голосом сказал он, посмотрел на
Валерика.
Нет, это был папа — его, Валеркин папа,
лучше, чем у Наташи, лучше всех других,
свой, живой, настоящий папа!
Валерик кинулся к нему.
И тогда мама громко крикнула:
— Валерик!
Валерик обернулся и увидел, что у мамы
черные-черные глаза. Одни глаза и совсем
не видно лица.

— Уходи,— сказала она папе.
Что она говорит?! Ведь это же папа!
конец-то приехал папа! Вот он смотрит)
мега, зовет:
— Сынок!
— Валерик! — прозвенело от стола.
Голова у Валерика стала раздуваться.
— Ьалерик!
Каруселью завертелись мама, папа, На
ша...
— Валерик!
«Валерик, Валерик, Валерик»,— застуч
ли, загремели чашки, стены, потолок.
И голова все больше, больше, вот-вот
зорвется...
И Валерик закричал.

ШПШР?
ЩгиЁт

М. АНГАРСКАЯ

ЧУДЕСА „КОНТИНЕНТА" ПОЛИМЕРОВ
Химия идет в наступление

Х

ИМИЯ — наука чудес. Словно добрая волшебница
она несет
людям
>ровье, комфорт, изобилие, отодвигает
гарость, облегчает труд, создает такие
'•огатства. которыми не располагает природа.
Однако, чтобы заставить эту науку раоотать на человека, нужны титанический
;руд, уменье, неустанное упорство.
Нсли мы вспомним «биографию» химии
•олимеров, то воочию убедимся, что -.едняшнего могущества
и красоты она
юстигла не сразу. Еще недавно соперница природы
выглядела
здесь
совсем
невзрачно.
Ее
творения - - полимеры прозвали пренебрежительно заменителями.
В самом деле, каким еще именем можно было назвать первые образцы искусственной кожи - - рыхлые, пузырчатые, тяжелые, жадно поглощающие влагу. Или
первые краски, созданные человеком. Они
пыли такими линючими, что окрашенные
ими вещи пачкали все, с чем соприкасались. А вспомните первые пластмассовые
изделия, вспыхивающие при первой же
встрече с огнем.
Но недолго мирилась химия полимеров
с положением Золушки. Постепенно она
псе шире и шире начала раскрывать свои
поистине неисчерпаемые возможности.
Первыми, кто ее оценил по достоинству,
были дети. Малышам очень понравилась
красивая пластмассовая погремушка, они
с удовольствием
тянули ее в рот, не
предполагая, конечно, что пробуют на зуб
будущую владычицу века.
Освоившись с погремушками и сосками,
заменители, вытесняя слоновую кость и
перламутр, стали
превращаться
в биллиардные шары, а затем в расчески, пудреницы, пряжки и пуговицы. Такой успех
пошел на пользу. Набравшись храбрости,
полимеры
вступили в соревнование с
фундаментальнейшими материалами эпохи: деревом, металлом, стеклом.
В этих

нелегких состязаниях они все чаще и чаще одерживали победу.
И все же, несмотря на явные успехи,
признание приходило медленно. Человек
привык к природным материалам, он с
ними сжился и победить инерцию привычки было не так то просто.
Природа продолжала быть единственным поставщиком всего того, в чем нуждался человек, до тех пор, пока бурно
развивающиеся промышленность и техника не потребовали
более совершенных
материалов. С такими запросами природа
справиться уже не могла. Универсальных
материалов в ее кладовой не оказалось.
Создавать их человеку пришлось самому.
Вот тут то и выступила на сцену химия
полимеров. Оказалось, что с ее помощью
можно получать такие вещества, о существовании которых раньше никто че подозревал.
Заменители
торжествовали
победу.
Кстати сказать, это привившееся название полимеров нам кажется весьма неудачным. Например, подшипники, сделанные из тефлона, по многим показателям
превосходят благородную и недоступную
платину. Тефлон не боится ни одного органического растворителя, рн сохраняет
форму и все свойства при 300 и более
градусов. Ему не страшны
арктические
морозы. Он легок и несложен в обработке. Спрашивается, какой же он заменитель?
Именовать такие
вещи заменителями
также неверно, как называть сорокотонный грузовик заменителем ломовой лошади, реактивный самолет «ТУ-104»--заменителем воздушного шара, а газоразрядную лампу - - заменителем лучины.
Нет, новые материалы,
поставляемые
химией, являются совсем не заменителями, а победителями. Они властно оттесняют старые, верой и правдой послужившие человеку, природные материалы.
Такая революционизирующая роль хн109

м и м неоднократно подчеркивалась
основоположниками
научного
социализма,
и прошлом столетии К. Маркс пред1,ч.'1, что по мере овладения человечеггпом химическими методами и реакциями, механическая обработка будет все более и более уступать химическому
воздействию. На примере текстильной и кожевенной промышленности К. Маркс показал экономическое значение химических процессов, ускоряющих
производственный цикл, повышающих производительность общественного труда.
Страна понимала это и в годы послевоенных пятилеток построила тысячи механизированных предприятий, в том числе
и химических. Продукция химии в это
время превысила довоенный уровень и заняля второе место после США.
Мы выпускали много, но требовалось
гораздо больше, так как именно от химии, от этой наиболее доходной отрасли
промышленности, зависит подъем народного хозяйства
страны,
быстрое развитие новой техники.
Потребность з
чудо-материалах увеличилась в сотни раз.
Без них стал немыслим дальнейший технический прогресс всех отраслей народного хозяйства.
Возникают совершенно новые взаимоотношения между конструкторами и поставщиками материалов. Об этом хорошо
сказал
академик
Анатолий Аркадьевич
Благонравов. «Мы сможем еще быстрее
пойти вперед, - - говорил
он, — если будем давать конструкторам не те материалы, которые удается получить, а те, которые они потребуют.
Когда мы сможем
эти условия выполнить, наступит эпоха
неограниченных возможностей».
Прошло совсем немного времени, два—
три года, после заявления академика, а
с вершины Ленинских гор химики победонесно провозгласили, что дерзкая мечта
сегодня стала реальностью, что «эпоха
неограниченного выбора»
уже началась.
Первым дверь в эту эпоху посчастливилось распахнуть сотрудникам
кафедры
высокомолекулярных соединений, возглавляемой академиком Каргиным.
Валентин Алексеевич Каргин со всей
страстью ученого призвал к созданию новой отрасли в химии, в функции которой
входило, как образно выражаются ученые, «воспитание» полимеров. В чем же
суть этого «воспитания»? Технике, например, нужны материалы, обладающие одновременно высокой прочностью и эластичностью. В то же время они должны
легко поддаваться обработке и быть очень
дешевыми. Вот такими, абсолютно противоположными свойствами, обязаны обладать материалы, чтобы претендовать
на использование в современной технике.
И такие материалы уже существуют.
Недавно в Московский дом литераторов в гости к писателям приехали ученые. Они рассказывали о новейших достижениях химической науки, продемонстрировали материалы, о которых не мог-

110

ли помышлять даже герои научной
тастики.
Профессор Роговин показал ткань,
торая не тонет в воде. Как она наз
вается? Полиэтилен. Тот самый полиэтя^
лен, из которого сделаны мешочки длв
хлеба, легкие нержавеющие трубы, жен»
ские сумки. И вот, по желанию химик
полиэтилен стал легчайшей тканью.
Но, пожалуй, еще большее впечатлен
произвела целлюлоза, в корне «перев
питанная» сотрудниками проблемной
боратории текстильного института, воэ!
главляемого
Рогозиным. Как известно^
из целлюлозы получают бумагу и искуст
ственный шелк - - вискозу.
Но целлюлоза
подвержена
гниению^
Ее пожирают микроорганизмы. А нельз$
ли сделать так, чтобы она сама стал^|
агрессором, уничтожала
микробы? Н
такой задачи, которая была бы химика
не по плечу. Они «перевоспитали» целлюлозу - - и, пожалуйста, ткани, созданные1
из нее, приобрели бактерицидные свойства.
В халате, сшитом из такой ткани, можно смело подходить к любому больному,
не боясь заразиться. Тот, кто бывал В;
тайге, знает какие неприятности доставляют комары и всякий гнус. В летнее
время из-за этих крылатых разбойкикоД
теряется работоспособность людей до
процентов. Одно спасение — намазаться
деметилфтолатом. Профессор Роговин ре
шил отпугивать насекомых иначе. Он за
нялся гибридизацией целлюлозы, привя
к ней деметилфтолат. Спецодежда, сшитая из гибридной вискозы, оказалась на
дежным защитником от мошкары.
Наука о свойствах материалов выдв^
гает на повестку дня множество прооле
их под силу разрешить лишь объедине
ными усилиями физиков, химиков, меха !
ников, биологов, математиков.
В самом деле, ведь задача состоит н
только в том, чтобы получить материалс заданными свойствами, но и нужно за-.
ставить их появляться на свет быстро,
просто, без всяких излишеств. А это сов- Ц
сем нелегко. Большие молекулы, как прэй
вило, роскошно обставляют свое ноявлвГ
ние на свет: они требуют сложных агре^
гатов, высоких температур, давлений, множества различных операций. Словом, запросы привередливых молекул
подчас
дорого обходятся
государству.
Ученые!
решили отучить молекулы от расточительности. Занялся этим коллектив сотрудников, работающий под руководством Берлина. Даже специалиста восхитят чудеся
ные превращения, которые происходят в
одной из лабораторий химической физики Академии наук СССР.
Буквально на глазах деревянный круглый стержень, предварительно пропитанный
вязкой жидкостью,
обматывается
стеклотканью.
Секунда-две
и перед
нами лежит нержавеющая очень прочная
труба из стеклопластика.
Секрет этого молниеносного превраще-

н и и заключается в следующем. Профессор
тин и его помощники решили «сшип.иъ» большие молекулы не из отдельных
Л'л, как это делается обычно, а из
и* 1ых групп. Такие группы
оказались
>'|гнь общительными, они охотно присое•пияют к своим концам «хороводы» друмолекул.
Го увеличивая «хороводы» в размерах,
обрывая в нужный момент их рост,
х и м и к и придают полученным материалам
ные качества. Таким методом и была
учена та самая труба, о которой мы
рассказали выше. Все дело тут в вязком
< шестве, которым пропитывается стеклоь. Получено оно в этой же лаборато, возглавляемой Берлиным.
(твоему детищу ученые придумали трудназвание - -«полиэфирактилатная смо1л». Свойства такой смолы поистине изумительны. Группы ее молекул так активи послушны, что прямо на воздухе,
комнатной температуре, вырастают
нужных размеров. Пропитывая стеклось полиэфирактилатами, а затем, форм у я на той или иной оснастке, можно по.г-.-чать из стеклопластика самые разнооб•;ые предметы, необходимые народному
пзяйству. И что самое главное, не по[ребуется для этого сложного оборудоза*
п и я ни высоких температур, ни по.вы:шх давлений.
- Вот так мы и отучаем большие мо.улы от излишней роскоши,- улыбаясь,
.{сияет Альфред Анисимович Берлин, 1мша цель- -упростить запросы молекул,
приучить их к скромности.
- Вы помните, как
Владимир Ильич
Ленин, - - продолжает Берлин, - - учил, «что
номист всегда должен смотреть вперед, к сторону прогресса техники, иначе
' н неминуемо окажется отставшим». Это
лностью относится к современному химику. Наш век требует от материалов мак• дмума качеств, а главное, прочности, легкости в обработке и дешевизны.
Недавно
родился совершенно
новый
континент» химии—кремний-органика. Создал его на Кусковском заводе в Москве
;лен-корреспснд?нт Академии наук СССР
К у з ь м а Андрианович Андрианов. В
1963
году за свою кремнийорганику он полуI Ленинскую премию.
Кремний-органика — это полный переворот в химии, во многих областях народного хозяйства. Например, кремнийорганиче* кий каучук хорошо переносит трехсотградусную жару, позволяет изготовлять очень
гонкие провода. В результате экономится
польшое количество меди, да и не только
меди, такая изоляция удлиняет срок электродвигателей и уменьшает их вес. Только в одной угольной промышленности
кремшшорганическая изоляция приносит
ежегодно около 10 миллионов рублей экономии.
Незаменимы кремнийорганики и в литейном деле. Обычно при литье форма посы-

пается песком, который пригорает к отлипке, а отделить пригар не так-то просто.
В форме же, смазанной кремнийорганической жидкостью, отливка легко отделяется
и получается очень точной. Ее не надо обрабатывать на станках, а это значит, что
на каждые 500 тысяч отлитых деталей экономится 75 тысяч тонн металла. Другими
словами, затраты сократятся на 37 миллионов рублей.
В чем же секрет такой жаровыносливости кремнийорганических полимеров?
Оказывается, все дело тут в прочной
связи кремния с кислородом. Молекулярная цепь, построенная 'из чередующихся
атомов кремния и кислорода, характерна
также для кварца, песка и некоторых других минералов, весьма устойчивых к действию высоких температур.
Об'ясняется это тем, что атом кремния,
связанный с кислородом, не способен дальше окисляться. Поэтому молекулы кремнийорганических полимеров при нагревании не разрушаются. Однако, в молекулярной цепочке кремнийорганических полимеров присутствует также и углерод, но
с ним у кремния боковые связи. Эти побочные отношения приносят большую пользу, они 'Придают кремнийорганическим полимерам эластичность, мягкость и хорошую растворимость. Словом, кремнийорганические вещества обладают высокой теплостойкостью, характерной для песка и
кварца, и специфическими
качествами,
присущими органическим полимерам: легкостью,
эластичностью, растворимостью.
Столь великолепное сочетание и придало
кремниисрганикам огромную популярность.
Есть еще одно непревзойденное качество
у этих полимеров
водонепроницаемость.
У водоненавистниц хлопот полон рот. В
них нуждаются металлурги, летчики, электрики, космонавты, текстильщики.
Можно перечислить десятки областей народного хозяйства, где кремнийорганичсскне
соединения приносят огромную пользу. А
пока они завоевывают позиции в промышленности, наука идет дальше. В своей лаборатории Константин Андрианович Ачдрианоз и его помощники синтезируют полимеры, в которых цепи молекул построены не только из атомов кремния и кислорода, но содержат также и другие элементы — алюминий, титан, магний, олово,
хром, бор. Такие полимеры уменьшают
различие в свойствах, пока еще существующих между органическими полимерами и
неорганическими силикатными веществами.
Андрианов, которого ученые всего мира
признали первосоздателем кремнийорганики,
задался целью перекинуть прочный связующий мост между органической и неорганической ХИМ1И6Й.
Такой тесный союз двух химий позволит создать замечательные вещества, которых нет в природе, да и не могло быть
/до тех пор, пока не вмешалась в дело о
дательница второй природы
химия.

111

Н. ЛЕВСКИИ

МЫ ШЛИ ПОД ГРОХОТ КАНОНАДЫ.
Т Е, КТО был молод в двадцатые годы,
шагали по жизни под грохот канонады. Винтовкой мы научились владеть раньше, чем карандашом. Окопы мы обжили
раньше, чем аудитории рабфаков. Так надо было. Революция была в опасности, и
мы защищали ее.
Даже когда сама революция приказывала нам «переселиться» из окопов в вузовские аудитории, мы не расставались с винтовкой. Враг был всюду. Он стрелял из-за
угла городского дома, из-за ограды деревенской избы. Для борьбы с недобитыми
есаулами и атаманами и создавались в
городах и селах части особого назначения
ЧОН. В этих частях несли мы службу.

В Верхнеудинске (ныне Улан-Удэ) первый чоновский отряд создали в 1920 году.
В городе, только что освобожденном от
белогвардейцев и интервентов, было неспокойно. Каждую ночь чоновцам приходилось охранять склады, патрулировать на
улицах. Опасные обязанности были у нас.
Пуля или граната в любой момент могла
настигнуть чоновца. Но страху мы не давали властвовать над собой. Мы даже обижались, если старшие пытались как-то
уберечь пас от риска. Трудными заданиями гордились.
Однажды в конце 1920 года нашу шестерку направили для усиления о х р а н ы военного склада, на который го дня на день
ожидалось нападение бандитов. Пришли
мы в караульное помещение. Нас проинструктировали и развели по постам. Сидим, вглядываемся в темноту, и р и с л у ш и в а емся. Вдруг раздался тихий свист. Еще,
еще. Часовой говорит нам:
Сейчас начнется, надо бы передать в
караульное помещение, но, как видно, к
столбу с сигналом незамеченным не подойдешь. Теперь самое главное—не выдать
себя. Будем сидеть и ждать. Стрелять
только по моей команде.
Затаились. Ждем. Кажется, проходит
вечность. И вот через забор полезли бандиты. Открываем огонь. Они залегли и
стали отстреливаться. Чувствовалось, что
врагов охватила растерянность. Они, видимо, не ожидали с нашей стороны такого
отпора. Как впоследствии
выяснилось,
они считали, что склад охраняют, как всег-

112

да, четверо часовых. Чоновцев они вст]
тить не думали.
Бандиты поняли, что поражение неминуемо, и бросились бежать. Мы взяли 1
плен шесть человек, пятерых убили.
Куда только не забрасывали нас, безу*
сых чоновцев, бурные события двадцат!
годов. В двадцать первом я и мои свер<
ники оказались в боевой группе, приш
мавшей участие в разгроме унгерновск!
банд. Нам довелось участвовать в бою ш
Маймаченом (Алтан-Булак), решившем,
существу, судьбу кровавого Унгерна. По^
Маймаченом армия барона была рассече
на надвое. Один отряд направился к Вер:
неуд и иску, другой—через Джиду—в
голию. Красная Армия преследовала Унгерна по пятам и через полтора месяца б<
рон был схвачен, привезен в Троицкосавс!
оттуда отправлен в Иркутск и там расстр<
лян.
Чоновцы настолько хорошо зарекоме!
довали себя в этом бою, что нам довери.
охрану здания, в котором проходило с<
вещание советских и монгольских пре;
ставителей. На этом совещании присутствовал народный герой Монголии СухБатор.
Судьба сталкивала меня с Сухэ-Баторо?
неоднажды. Впервые встреча произошпри довольно забавных обстоятельствах.
Сидим мы как-то в степи у костра. Пасем]
коней. Вдалеке показался всадник. Зам<
тил огонь, остановился. Затем пришпориконя, и не успели мы опомниться, как О1
оказался у костра. Резко осадил скакунаЯ
Выхватил из-за пояса револьвер. Выстрелил. Видя, что мы не хватаемся за оружие,
спрыгнул с лошади, подошел ближе и,
улыбаясь, спросил:
Кто такие? Что делаете в степи?
Мы объяснили. Он выслушал нас
мательно. Задал несколько
вопросов
уехал. Долго мы гадали, кто же этот незнакомец, но загадку разрешили позже,1
когда выполняли задание по охране совещання. Я попросил кого-то из старших показать мне Сухэ-Батора. Мне показали.
Вгляделся я повнимательнее в легендарно- 1

0 полководца и узнал в нем ночного гогя.
После маймаченских событий я вернулся
Троицкосавск и стал инструктором укома РКСМ. Работы было много, горячей,
• кютложной. Но с чоновской винтовкой я
не расставался. Кое-кому деятельность чоновцев не очень нравилась. Долго разные кулацкие прихвостни искали повод для
•ч)го, чтобы обвинить кого-нибудь из нас
1 каком-нибудь грехе. Однажды повод такой был найден.
Я возвращался вместе с инструктором
\ кома Яриковым из командировки. Вы•хали мы в таежный распадок. Место глу\ое, безлюдное, я и решил проверить точность винтовки. Выстрелил, и откуда ни
юзьмись - - верховой. Остановился и к р и шт:
Че же ты, так тебя разэтак, по лю1ям палишь?
Мы с Яриковым расхохотались:
Ты же, друг, выскочил совсем с друой стороны. Мы в сопочку палим.
А он не унимается:
Знаю вас, проклятые. Разбойничаете
под видом чоновцев!
Махнули мы рукой на ворчливого мужика и поехали своей дорогой. Но впереди нас ждало еще приключение: нарватись на волчью стаю. Лошадь Ярикова
шарахнулась в сторону и понесла. Я остался один. Положение критическое. Волки явно намерены сытно поужинать. Сры:шо с плеча винтовку. Стреляю. Пятерых
шерюг уложил, только тогда стая бросилась наутек.
—
В Троицкосавск добрался ночью, а утром вынужден был давать показания. Тот
самый мужичонка, местный кулак (фамилию его забыл), подал в суд заявление,
обвиняя меня «в покушении». Пришлось
везти следователя на «место
преступления», показать ему и злополучную сопку,
и трупы волков. Дело прекратили, но долго еще шептались тугоухие старушонки
«об убивце-чоновце».
В 1922 году меня направили на учебу в
Читинскую крайсовпартшколу. Учились мы
в неспокойной обстановке: по читинским
домам и подвалам прятались уцелевшие
белогвардейцы, в пригородных лесах шатались банды. Ночами враги вылазили из
своих берлог и грабили, жгли, насиловали, убивали. Чекисты не знали покоя. Им
было очень трудно, и трудности эти с ними пополам делили мы, чоновцы. Днем
нас видят с книгой в руках, ночью - - с
винтовкой. Нередко после окончания операции мы сразу же шли в школу.
Никогда неизгладится в п а м я т и моей
один октябрьский день. Мы были на занятиях, когда со стороны депо
донеслись
протяжные паровозные гудки. Это был сигнал боевой тревоги. Бросились в общежитие, разобрали из п и р а м и д винтовки и построились. Командир отряда коротко объ-

8. «Байкал» № 3

яснил, что ночью в городе проводится об
лава на бандитов, и чоновцам совпартшколы поручено патрулирование на центральных улицах. Мы разбились на четверки и разошлись по местам. Нелегкой была
эта ночь. К рассвету буквально валились
с ног от усталости, но утро встретило нас в
школе. Мы знали, что теперь нам можно
будет учиться спокойнее: немало врагов
выловили в эту ночь.
Не всегда, конечно, нам доводилось участвовать в опасных делах. Немало было и
смешного. В том же 1922 году мы разнимали драку меньшевиков и эсеров. Разодрались они на Учредительном собрании,
на котором избирался новый состав правительства ДВР. При голосовании разгорелись страсти. Кулаками и стульями противники решили доказать друг другу правоту. Унять уговорами драчунов не смогли, тогда и вызвали нас. Наше появление
быстро охладило пылкие головы. Свалка
прекратилась.
После окончания крайсовпаотшколы я
был направлен в Верхнеудинск и избран
секретарем горкома РКСМ. Чоновская винтовка и здесь была моей
неразлучной
спутницей. Частенько мы прерывали заседания горкома и отправлялись для выполнения срочного задания.
Всего сейчас и не вспомнишь. Но вот
этот случай крепко врезался
в память.
Как-то позвонил мне начальник уголовного розыска Магнитный и попросил выделить пять комсомольцев для участия в
очень важной операции. Ночь застала нас
около одного здания на улице
Ленина.
Здесь должна собраться банда. Нам предстоит уничтожить ее, а руководителя
захватить живым. По команде покидаем
засаду. Осторожно поднимаемся на второй
этаж. Чекист шепчет:
Квартира вторая, налево. Они уже
там.
Подходим к двери. Вынимаем оружие.
Рывком распахиваем дверь и вбегаем в
комнату. Бандиты не растерялись. Один
выстрелил в лампу. Другой
бросается к
окну, распахивает створку и прыгает. Чекист раздраженно выругался:
Ушел, гад! Берите этих, а того догнать!
Начинаем погоню. Бандит бежит по улице. Отстреливается.
Пытается перемахнуть через забор, но неудачно. Руки соскальзывают, и он падает. Мы подбегаем,
наваливаемся на него и после короткой
борьбы связываем.
Домой вернулись на рассвете. Выпили
по чашке чаю и пошли на работу.
...О тех, кто был молод в грозовые двадцатые годы, можно рассказывать много.
Они шагали по ж и з н и под грохот канонады. Они жили пламенно и смело. Иначе
нельзя было жить тем, кто был резолюцией
мобилизован и призван в ряды борцон
за великое дело — за коммунизм.

,

О. БЕРЕЗКО1

ВСТРЕЧА С БЕССМЕРТИЕМ
ЕРВЫЕ комсомольцы. Их молодость
П прошла
по военным дорогам. Их бы-

ло много, юношей и девушек в защитного
цвета гимнастерках, с алым значком на
груди. В одном строю со старшими они
шагали с винтовкой в руках. Смело бросались они под белогвардейские пули, потому что знали, куда и зачем шли.
Немало невзгод и лишений, жестоких
ударов испытали первые комсомольцы. В
битвах крепли шеренги комсомола Бурятии—одной из колонн армии Российского
Коммунистического
Союза
Молодежи.
Молодость побеждала, хотя были на ее
пути и горечь временных отступлений, и
тяжелые удары, и трагические судьбы.
...1921 год. На окраинах молодой страны Советов еще разгуливали вражеские
банды, остатки корпусов интервентов. Забайкалье подвергалось набегам белогвардейцев из Монголии.
Немало было злодеяний на кровавом
счету банд немецкого барона Унгерна.
Особенно •свирепствовали
они «акамуне
своего позорного разгрома.
Летом 1921
года трудовое население Забайкалья было
потрясено еще одним зверством унгерновцев. Под крупными заголовками, в двух
номерах—26 и 29 июня 1921 года—газета
«Красное Прибайкалье» писала:
«Еще одна молодая жертва революции...
9 июня с. г. стая зверей-бандитов унгерновцев кошмарными пытками, истязаниями,
насилиями вырвала жизнь дорогой Елены.
Жертвой золотопогонной своры
Унгерна
явилась Елена Волкова, инструктор женотдела, командированная на Чикойский
кожевенный завод.
Закончен путь молодого революционера
Елены Волковой. По твоей дороге пойдут взамен тебя десятки новых юных борцов...»
Такое не забывают в народе! Помнят,
хорошо помнят в Бурятии Елену Волкову. Ее образ хранят в памяти старожилы
поселка Чикойского кожевенного
завода,
жители ок-рестных сел. Как живая, встает
она Б воспоминаниях старых коммунистов,
участников борьбы за Советы в Бурятии—
восемнадцатилетняя
комсомолка
Елена
Волкова, инструктор женотдела Прибайкальского .губернского комитета РКП (б).
Старейший член партии, персональная

114

пенсионерка Александра Ильинична Куприянова говорит:
— Как сейчас помню Елену Волкову.
Она умела располагать к себе людей, приковывать внимание простой, доходчивоГ
беседой. А как она выступала на собраниях! Как зажигательны были ее слова!
В то время по заданию Прибайкальского
комитета партии Елена проводила делегатские собрания женшин, работу первых комсомольских ячеек. Она была хорошим организатором умелым пропагандистом. А
ведь ей, Елене Волковой, в ту пору было
всего восемнадцать лет!..
М А И 1921 года. В конторе Чикойского
*' * кожевенного
завода собрались ком*со;
молки, работницы, домохозяйки, многие |
явились с детьми. За кумачовым столом
президиума в
числе других—девушка,
только что приехавшая первым пароходом
из Верхиеудинска. В поселке ее видят
впервые. Среднего
роста, с энергичным
лицом, внимательно смотрят выразительные серые глаза. Она в защитного цвета
гимнастерке, в солдатских сапогах, через
плечо наискось—ременная портупея. Изпод синего берета на плечи спадают русые косы.
Вот приезжая поднимается. Привычным
движением оправляет гимнастерку, па
которой поблескивает значок Российского
Коммунистического Союза Молодежи. В
зале—настороженная тишина.
— Товарищи! — раздается твердый голос дев ушки.--Товарищи женщины, работН'ицы! Меня направил к вам Прибайкальский комитет партии. Нам нужно создать
женскую организацию. Сегодня у -нас первое делегатское собрание женщин—работниц, матерей, домашних хозяек...
— Кто это?—слышится в зале жаркий
щепот.
Елена
Волкова, комсомолка,--произносит кто-то.
А в притихший зал падают звонкие, обжигающие слова, такие простые, понятные..
рОДОМ она из села Средний Убукун
нынешнего Кяхтинского аймака. Отец

1ичал, был сапожником, потом церковн о м сторожем. Когда Елене было двенади ь лет. умерла мать. Осталось шестеро
н ч е й . Самой младшей, Ксении, исполнись полтора месяца. Все заботы по хо1-.1йству легли на плечи старшей - - Елены.
Шестнадцати лет она идет работать на
| лнзуринский мыловаренный завод.
)дееь, на заводе, она определяет свой
> гь в жизни—в январе 1921 года Елена
.пает в ряды Коммунистического Сою1.1 молодежи. А вскоре молодые рабочие
к ;Пирают ее секретарем заводской комсоюльской ячейки.
В то время молодая страна Советов
Ф<>должала отражать удары интервентов,
'н>ролась с остатками
белогвардейских
ч.|нд. Неотложные задачи стояли перед
(раной. Нужно было поднимать разрушенное войной хозяйство, перековывать
о.чнание людей, приобщать их к новой
кцзни, к активному участию в деятельнос| и Советов депутатов трудящихся. Нужны были опытные руководящие партийные
и комсомольские работники. Прибайкальский комитет РКП(б) открывает в Верхиеудинске краткосрочные партийные курНа эти курсы от комсомольской ячейки
Кашуринского завода направили
Елену
Волкову. Ей только что исполнилось вог.мнадцать лет. С первых дней занятий
ма курсах она выделялась усердием, любознательностью, энергией и молодежным
;адором.
И вот позади шесть недель напряженной
\чебы. Выпускников партийных курсов
направляли на промышленные предприя. ия, в села и улусы. Елена Волкова высхала на кожевенный завод для проведения делегатских женских собраний, активизации деятельности комсомольской ячейки.
Приветливо встретили ее чикойские кожевники, многие из которых участвовали
5 партизанском движении в
Забайкалье.
Клена Волкова - - в гуще событий. Она
создает женскую организацию из работниц
;авода, домашних хозяек. Вначале туда
:или робко. Но яркое, доходчивое слово
комсомолки поеодолевало вековые привычки: многие женщины включались в общетвенную работу. Все чаще в одной из
комнат заводской
конторы созывались
собрания и каждый раз все больше приходило на них женщин в красных косынках. Затаив дыхание, слушали они спокойную и уверенную речь белокурой
дезушки в полувоенной форме с комсомольским значком на груди. Елена выступала
с докладами, читала газеты и журналы,
разъясняла, что такое Советская власть,
рассказывала о жизни вождей пролетариата - - Маркса, Энгельса, Ленина...
Мирную жизнь заводского поселка прервал налет белогвардейцев. В первых числах июня 1921 года к заводу подошел
крупный отряд унгерновцев под командованием казачьего есаула Нечаева. Они
были хорошо вооружены — новейшего образца винтовками, пулеметами, трехдюймовой пушкой. Партизаны и отряды ра-

бочих не отдали завод без боя. С берданками, самодельными пиками встретили они белогвардейцев. В рядах сражавшихся была и Елека Волкова. Она помогала перевязывать раненых.
Почти все население заводского поселка
переправилось через Чикой. Туда же отступили батальон партизан и вооруженные
рабочие. Когда люди покидали завод, многие звали с собой Елену, предупреждали
об опасности. Комсомолка осталась, решив
разведать силы противника. Чтобы не
привлекать
внимания
белогвардейцев,
Елена надела косынку сестры милосердия,
нарукавную повязку Красного Креста.
Опустел,
притих заводской поселок.
Прошла тревожная ночь. Утром Елена была в палате, ухаживала за больными. Все,
казалось, было спокойно: никто не заходил, больные лежали на кроватях. Но вдруг
открылась дверь и на пороге выросли унте рновцы.
Ты Волкова Елена? Выходи!
Ее схватили и повели к дому, где остановился есаул Нечаев. Елену втолкнули в
просторную комнату. Сердце билось гулкогулко. Кто-то предал, донес... но кто?
За столом - - казачий есаул Нечаев. Недобрый взгляд пьяных глаз.
Задержана в поселке... Большевистский уполномоченный. Вела коммунистическую агитацию среди женщин,— доложили
ему конвойные.
Есаул хрипло переспросил:
— Большевичка? Ах да, это же она —
Елена Волкова! Некогда с ней возиться.
Уведите и...--есаул злобно махнул рукой.
Елену повели на окраину поселка, мимо
опустевших домов, безлюдной улицей. Их
было двенадцать унгерновцев, дюжина вооруженных до зубов молодчиков. Люди, прятавшиеся в'кустах противоположного берега, видели, как девушку тащили на холм,
подгоняя ударами и пинками. Ее привели
на самое высокое место — к холму над Чикоем. Здесь на высоком скалистом берегу
стояли три молодых сосенки, открывался
вид далеко окрест. У этих сосен и учинили над ней расправу. Били прикладами, кололи тело саблями. Вырываясь из рук бандитов, Елена кричала:
— Нас много. Всех не замучаете!.. Партия большевиков кует свои силы! Вам отомстят... Отомстят за зверские муки!..
Один из унгерновцев наотмашь ударил
девушку шашкой по лицу.
Она упала с рассеченной щекой. Струей
хлынула кровь. Но озверевшие бандиты
увидели, как вновь приподнялась, опираясь
о дерево, их жертва. Снова раздался гневный голос:
Правду не убить. Правда на стороне
народа!..
Унгерновцы осатанели. На руке, где была повязка Красного Креста, вырубили
шашкой такой же крест. Потом Елене отсекли уши, выкололи глаза, отрубили саблями груди. Наконец, в звериной ярое-1 и
стали рубить труп на куски...
Так погибла одна из первых комсомолок
Бурятии Елена Волкова. Она пала им бос
вом посту, как солдат, как мужественный
11,1

•И1КМ1 славной армии юных ленинцев.
Н и Гц,1.|о 9 июня 1921 года.
Ног-ц* изгнания белогвардейцев, когда
г ы р и п а ш л овладели Чикойским заводом, на
мггтс гибели комсомолки возник митинг.
П о и м » последние почести Елене, партизаны у ш л и преследовать банду.
Останки Елены Волковой отвезли в село
Большая Кудара и похоронили.

Народ не забыл отважной комсом<
В поселке Чикой воздвигнут памятник,
напоминает о суровых битвах, о муж<
славных борцов за светлое будущее, в
роических шеренгах которых была и
на Волкова.
Нет, такие не умирают! В памяти гр!
щих поколений всегда будет стоять
вечно юной, жизнерадостной комсом<

Александр ЖУРАВЛ!

СЛОВО О ДРУГЕ

Л

ЕТЧИКА-истребитоля
Александра
Шапхаева впервые я встретил в апреле 1943 года на Кубани. Четверка самолетов иод командованием Героя Советского Союза капитана Владимира Истрашкина только что возвратилась
из района
станицы Крымская, где вела бой с превосходящими силами противника.
Бой был жарким. Капитан Истрашкин в
паре с лейтенантом Александром
Шапхаевым встретили группу
бомбардировщиков «Ю-88», прикрываемую четырьмя
«Ме-109».
Командир сразу
ринулся в атаку на
"бомбардировщиков, но в это время
два
-«Ме-109» незаметно устремились к нашему
«ястребку». Лейтенант Шапхаев
заметил
врага и, быстро развернувшись, пошел на
отсечение Застрочили
пулеметы.
Самолет врага сразу же нырнул вниз.
Когда сели на аэродром, Истрашкин обнял своего напарника:
Спасибо, Саша, за верную дружбу,
за выручку.
Мне тоже нравился Александр Шапхаев.
Я поэтому и заинтересовался его биографией. Он родился
в 1919 году в улусе
Кутанка Осинского района Иркутской области. В конце двадцатых годов умерли
его родители. Сашу
воспитали
старшие
сестры. В 1931 году он закончил сельскую
школу, переехал в Улан-Удэ и поступил в
школу фабрично-заводского обучения при
паровозо-вагонном заводе.
После
ФЗО
работал на Мелькомбинате,
а вечером
продолжал учебу на рабфаке.
В 1938 году осуществилась его давнишняя мечта - - он стал учлетом городского
авиаклуба при Осоавиахиме. Затем
по
путевке комсомола Сашу Шапхаева
направляют в военную школу пилотов, с которой он распрощался в конце 1940 года.
Началась Отечественная
война. Саша
просит командование
послать его
на
фронт, но его не пускают: молод, неопытен! И только в декабре 1941 года
он
116

впервые поднял свой истребитель в ата!
С этого дня началась военная биограф!
молодого паренька-бурята.
В июне 1942 года враг предпринял кр]
ное наступление на Юге. Саша Шапха(
воюет в эпицентре смертоносного шторм<
Он бесстрашен, как герой, и осторояа
как опытный солдат. Однажды пять
ших самолетов «ИЛ-16» несли патрул
ную службу над линией фронта. Неожида
но показались 12 немецких самолетов,
ветские соколы смело вступили в схва"
с врагом и через несколько минут стервятника рухнули на землю. На Са1
Шапхаева набросились сразу четыре ф!
шиста. Смельчак яростно отбивался, а кс
да заметил, что один из истребителей пр{
тивника начал заходить в атаку на са!
лет командира звена
Василия ШумоЫ
Саша виртуозно сманеврировал и метке
очередью сбил «месса». Гитлеровцы, ш
теряз трех летчиков, позорно бежали.
Храбро сражался Саша Шапхаев и
Северо-Кавказском фронте. Как-то, прин
крывая штурмовиков в районе станищ
Киевская, звено старшего лейтенанта Н]
колая Еремина и Александра
Шапхае!
встретило большую группу «мессеров». О1
набросились на наших штурмовиков. К(
роткой была схватка (всего три минуты)
но летчики Еремин и Шапхаев сбили трЛ
самолета противника. Этот бой наблюдая
командующий воздушной
армией генера^
К. Вершинин. Он был восхищен героизмоЛ
и мужеством Еремина и Шапхаева и объ!
явил им благодарность.
Через час лейтенант Шапхаев вылетел
на прикрытие штурмовиков с команди
ром эскадрильи старшим
лейтенантом
Василием
Шумовым.
Когда
четверкЛ
«Лаг-3» подошла к станице Крымская,
их встретили двенадцать истребителей про-*
тивника. Василий Шумов
меткой
очередью отогнал их от штурмовиков, но А
это время ударила зенитная батарея врага.]
Василий Шумов и Александр
Шапхаев.
спикировали на нее и расстреляли прислугу. Батарея замолчала.

1

инако
бой в воздухе
продолжался.
*!• цн'бители врага пытались уничтожить
|)\ювиков. В одной из атак Василий
•<>в сбил «месса», но его самолет был
•жден. Враги, заметив израненный
лет, пытались его добить. Но все их
тки были сорваны Александром Шапиым. Он не дал сбить своего командира.
• /гот подвиг Александр Шапхаев
по[ благодарность командира дивизии
"рден Красной Звезды.
I) начале июня 1943 года шли особенно
• «сточенные сражения над «Голубой
шпией». Лейтенант Шапхаев
ежедневно
.:етал на передний край по 6—7 раз.
Очистим Кубань, поеду в отпуск,
рил он товарищам.
Давно не был
%
1 воей тайге...
11о поехать в родные края ему не уда-

лось. 5 июня 1943 года он погиб смертью
героя. Вот как это было.
Шестерка «Лаг-3» под командованием
командира звена старшего лейтенанта Николая Павловича Еремина вылетела
на
сопровождение
штурмовиков. В районе
станиц Крымская—Молдованская
Курчанская они встретились с шестью фашистскими истребителями, которые сразу же
пошли в атаку на наших летчиков. Николай Еремин сбил один «Мессершмитт», а
когда развернулся для помощи своему напарнику, было уже поздно: самолет Саши
Шапхаева загорелся и круто пошел
к
земле. Еремин видел, как из горящего самолета, на высоте 100 метров, выпрыгнул
Саша Шапхаев, но его парашют не успел раскрыться...
Так погиб мой д р у г - - С а ш а Шапхаев,
погиб в боях за чистое небо над Родиной.

Юрий ИГУМНОВ

ЗДРЯВСТВУЙ, ЗОЛОТИНКА!
ничего не делает в полмеры. Даже смеется до слез. И тогда голубые
1лаза похожи на камешки, омыты*5 воюй. Расхохочется и склонит голову на
''ок.
Мысли у нее всегда неожиданны. Только
о с жаром рассказывала, как батя и
братишка звали ее на рыбалку, и вдруг:
— Наверно, фотографировать
будете?
Знаете, мне страшно не хочется. Один фотограф сказал: «Лицо у тебя чертовски неотогеннчное». Да я и сама знаю. А вы
как думаете? Знаете, мама говорит,
что
маленькая я была очень забавная. Тогда
я прозвали Золотинкой. Мама говорит:
^Бывало, посмотрю на реку, если золотится головенка, значит Ксютка там». Волосы у меня, видите, какие белые. А у маленькой еще белее были. Да и сейчас меня Золотинкой зовут. Некоторые вот обижаются, когда их назовешь по прозвищу.
А я хоть бы что! Мне даже кажется, когда люди называют меня Золотинкой, они
хотят ласку свою выразить. А как вы думаете?
И неожиданно:
- А вы в Москве не были? Жаль. Там такое можно увидеть - ахнешь. И выставка,
и Кремль, и дома красивые...
А ты была?
Да нет... В том-то и дело, страшно
хочется побывать! По-моему, поработато,
как следует, отправят от колхоза. А что?
Вот выращу эту группу телят до года, может, скажут: «Ну, Аксинья Яковлевна, пожалуйте в столицу!»
На минуту Ксения смолкает,
причем

смолкает неожиданно, так же, как обычно начинает. Неторопливыми, но спорыми
движениями маленьких ру к лепит
она
один за другим комочки из бурой лоснящейся глины.
— Матушка научила. Колобки это. А бат я зовет их лизунцом. Глину-то я подсолила. Вот настряпаю, потом в печи
запеку,
посмотрите, как телятки налягут
на мое стряпанье.
Потом опять, врасплох, на Ксениного собеседника обрушивается град самых неожиданных вопросов.
— А вы смогли бы стать учителем? А
космонавтом? А на тракторе смогли бы?
А председателем?
А вот я бы смогла...
Мне кажется, я все могу! Только надо захотеть. Страшно злит, когда слышу: «Не
могу, способностей нет». По-моему, способности у каждого есть. Просто-напросто
люди не хотят. Вот и отлынивают. А п<>
мне: работать, так, чтоб других завидки
брали...
Ей всего только двадцать три. А за и
нами семь трудовых лет. Седьмом кл и•»
заканчивала, когда семью посетила
д а - -тяжело заболел братишка. Мап, и
ЛЫМИ

ДНЯМИ

В

ПОЛе.

ХОЗЯЙКОЙ

И

ДиМг

талась Ксюша. Школу пришлось оп.шим,.
хотя мать, Агафья Гавриловна, йм.м при
тив.
Ты, мама, меня не у г о н а р и п . ш N /»
ли решила
крышка. Да и \\.\ . н.1\ы
извелась...
Ходила вместе с матерью имени.т,
свеклу, полола колхозную н а р т ш к ч Л и н и
радовались: девчонка иа рам-п^ чит

117

и мать. А девчонка вдруг объявила, что
I гакманить. Через год правление прем мри пало девушку.
Ч а б а н ы предлагают перебраться к ним,
л она уже наступает на председателя
ставьте, мол, дояркой. И Емельян Зинозьг н и ч Утенков охотно идет навстречу депушке. Он знает характер молодой колхозницы, огневой, ищущей. И еще Емельян Зиновьевич знает, что, куда бы не поставили Якова Афанасьевича дочку, там
будет полный порядок.
И не ошибся председатель. Уже через
год ее группа коров оказывается самой
высокоудойной в колхозе «Рассвет». Ксении первой на селе присвоили звание
ударницы коммунистического труда.
А
еще через год она поехала на первый республиканский съезд женщин.
Электрик Евдоким Ткачев на ферме уже
десятый год дорабатывает. Всяких работниц перевидел. И с огоньком были, и с
ленцой... О Ксении так говорит:
Иной раз за какую-нибудь оплошку
так тебя отчехвостит, а рассердиться невозможно. Правду говорит. И в глаза.
Опять же, как на нее, на Ксюшу, будешь
сердиться? Посмотришь, горит в деле девчонка! Как-то на парткоме разговор о
кадрах на нашей ферме зашел. Алексей
Иолевич Афанасьев, наш завфермой, гак
и сказал: «Дайте мне еще двух таких,
как Ксения и подружка ее Устя Петрова,
и мы по всем показателям будем в передовиках». А он, Алексей, не каждого похвалит. Скуп на такие дела..,
К прошлому году Ксения была
уже
старшей дояркой. Но случилось так, что
группа телят осталась без присмотра. Хозяйка группы довела животных «до ручки», а потом удрала с фермы. Ветренным
ноябрьским утром Алексей Иолевич привез на ферму новенькую.
Не согласна я. Кто довел их до «веселой жизни», тот пущай и расхлебывает'
Сколько ни уговаривали—уперлась на
своем и все тут. И опять не выдержала
Ксения.
Вот что, Алексей! Пусть она берет
моих коров, а я пойду телят отхаживать...
Как так? Отказаться единым махом от
благополучия, от хорошего заработка? И
опять начинать с тяжелой, незнакомой работы? Но
знали:
решила, значитотрубила.
— Спрашиваете, как начала телятницкое дело? — поправив выбившуюся прядь,
переспрашивает Ксения. — Да так и начала! Тут были и сырость, и грязь. Запах
затхлый, войти невозможно. Побелила,
помыла. Заставила прорубить отдушины.
Зоотехник наш, Иван Акатов, рассказал,

как кормить, уколы научил ставить,
карства давать. А телят лечить, ой,
надо было! Пенициллину им, рыбьего
ру. Вместо воды—сенный настой. К»
стала варить из овсяной муки. Мама
лобки стряпать научила. Ох и намуч
я! Два телка все-такие пропали! А пото
пошло.
Подруги рассказывали, как далось
вушке это «потом—пошло». Она в об
житие забегала только поесть.
И охота тебе! Выхвалилась на ев
голову. «Героя» все равно не дадут, по|
дем на танцы лучше,-- шутят подружки
А Ксения, облокотившись на дверку
клетки, пойдет развивать свои мысли:
Помяните мое слово, девчонки! Я И1
этих карапузов таких коров выращу!
что? Слыхали про Литвинцеву из Бичум
ского совхоза? Вот м а х н у к ней денька на
два. Посмотрю, как она умудряется выра
щивать трехцентнеровых годовиков.
Потом донимает Алексея:
— Вези к Литвинцевой!
От Литвинцевой привезла новинку
биологическую подстилку. В телятнике нач
стелила полметра соломы. Подруге своей, Усте Петровой, пояснила:
— Глубокая подстилка нужна. Когда солома слежится, нижний слой загорит. Телята будут спать все одно, что на печи. !•
И еще одним новшеством поделилась
она с Устей:
— Мы как кормим? Как зарядим концентраты, сено, соль. А можно ведь иа
этого же корма один день варить кисель;
другой - - пойло, сено давать дробленым.
Недавно Ксения прощалась со своимц;
питомцами. Каждый из них весил 300 хич
лограммов!
— Знаете, вот приезжают, хвалят, пишут. Как будто я чудо какое-то... А вед*
не так все! Что же тут особенного, ее*
ли человек работает, как следует? Ведь тат
все должны. А у меня и недостатков хотц
отбавляй. Видите, какая теснотища. И сы
рость. С дровами мучаюсь! Вот про это б
и написали. Дрова-то колю и таскаю сама
Ладно еще батя придет да поможет...
Смотрю на нее и думаю: «Сейчас еще
про какие-нибудь непорядки расскажет».
А Ксения вдруг
загадочно улыбнулась,]
погладила подвернувшегося под руку тел
ка. промолвила:
— На механизатора
выучиться хоч
Парни учатся! А мы что?
И верится: такая ни в чем не уступит.
И уже видишь хлеба от горизонта
д<
горизонта. Видишь голубой комбайновы
агрегат, а за штурвалом—девушку. Волосы рассыпались по маленьким плечам,
бежишь навстречу, и кричишь:
Здравствуй, Золотника!

Этапы большого пути
(Эпизоды, цифры, факты)
1О1О

ГП71
Комсомолец
Федор
^А«
Нестеров создает в
Березовском белогвардейском
гарнизоне
подпольную организацию. Подпольщики ведут среди солдат пропаганду, распространяют прокламации. Опасная работа принесла успех. Многие солдаты дезертировали,
не желая сражаться против Советской власти. Сам Федор Нестеров с группой друзей
поджег склады и ушел в партизаны.
1Р90 ГП 71
Баргузин.
Новогод1С7^\/
ид« н я я ночь. Белое офицерство собралось в церкви на молебен.
Юные патриоты, воспользовавшись удобным моментом, совершили дерзкий налет на
церковь. Офицеры были арестованы, гарнизон разоружен.
1099 г*гь п
Селенгинский
уком
\\ЭЬ^
иД.
ркСМ
развернул
большую работу по организации помощи
голодающему Поволжью. За кратчайший
срок комсомольцы собрали 616 тысяч рублей
и 140 тысяч пудов муки.
1Р24- ГП 71
Январь. Страна про'**
иД« щается с Ильичом.
Идет ленинский призыв в партию, в комсомол. Только в эти дни в Улан-Удэ было принято в Ленинский Союз Молодежи 800 пе-и
редовых рабочих.
г
Май. Состоялся первый Всебурятский
съезд комсомола. 50 делегатов съехались
на молодежный форум. На съезде была
окончательно оформлена областная комсомольская организация. Первым секретарем
первого обкома стал Николай Евгеньевич
Кузьян.
Комсомол Бурятии помогает партии осуществлять коллективизацию сельского хозяйства. По инициативе комсомольцев к январю 1930 года было создано 50 сельскохозяйственных коммун, 28 артелей и 28 сельскохозяйственных машинных товариществ.
1()ЧР ГП71
Комсомол заботливо
1С7О^
ид* помогает колхозам в
борьбе за становление хозяйства на социалистические рельсы. Бурятский обком только в 1932 году отправил в колхозы 1300 молодых квалифицированных счетоводов, а

1 .^Ф^ШШШШШ

»М*>«*ь<»Ч>у«*»>*1

•;•.•.•.•-•• •>;•.•;•:•.•
ХуХ:':>:-:•::-•'

1. Комсомольский билет Николая Евгеньевича Кузьяна, первого секретаря
первого областного комитета ВЛКСМ.

300 комсомольцев — на руководящую колхозную работу. В Тунке комсомолец Максим Чернегов бросается в огонь и спасает
колхозный хлеб от пожара.
1^-144 ГП 71
Строится
первенец
^Д» Бурятской индустрии
- паровозо-ремонтный завод. 1500 посланцев комсомола трудятся на строительных
площадках.
Тридцатые годы. По стране шагает всеобуч. В самые сжатые сроки Бурятский обком ВЛКСМ создает 300 кружков «Долой
неграмотность». 3500 молодых культармейцев обучили начальной грамоте 30 тысяч .
человек.
119

мольцев были оценен!
по заслугам. 6 члено!
ВЛКСМ были награждены орденом Трудового
Красного Знамени, трактористам
Бимбаеву и
Хайдаровой были вручены ордена Ленина, а
комсомолец Чойропов и
бригадир комсомольскомолодежной
бригады
Дымбрылов
удостоены
звания Героя
Социалистического Труда.

1953 год.

Сентябрь. Партия начинает великое преобразующее десятилетие в сельском хозяйстве. 1079 добровольцев уехали на работу в колхозы и совхозы.
2. Делегаты первой Всебурятской комсомольской конференции
1924 года.
Июнь. Черный сапог
в
ГО
Л
"А
фашизма
растоптал
мирную жизнь советского народа. В первые же дни войны на фронт ушли 11500
добровольцев с комсомольскими значками
на груди.
На
1046 Г О Л
Р°Д-п°бедитель вос"Д» станавливает
разрушенное войной хозяйство. «Пятилетку — досрочно!»
по такому девизу трудятся комсомольцы республики. 5 тысяч молодых
комсомольцев выполнили пятилетку досрочно.
Не отстали от заводских парней и девчат труженики села. 149 комсомольско-молодежных тракторных бригад боролись за
высокие урожаи. Труды сельских комсо-

1954 год.

Начинается победоносное
наступление на целину.
1780 молодых патриотов стали целинниками.
Комсомольцы
депо
станции Москва-Сортировочная выступили с патриотическим
почином: бороться за коммунистический
труд. Комсомольцы республики горячо поддержали почин. Уже к июлю 1959 года
24 бригады завоевали высокое звание коммунистических.
1^М^О ГП Л
Объявлен трехлетний
^Д* поход за ' культуру.
Бурятский комсомол идет в первых рядах:
10 клубов, 16 красных уголков, 14 культбаз„
20 стадионов, 100 спортплощадок построили за три года юноши и девушки.
**
*

56247 человек насчитывает сейчас наша
областная комсомольская организация.

3. Н. Е. Кузьян, первый секретарь первого
бурятского ОК ВЛКСМ.

4. 1922 год. Комсомольцы Селенгинского
района заготавливают хлеб для
голодающего Поволжья.

ИССЛЕДОВАНИЯ.
ПОИСКИ
А. БЕЛОУСОВ

ТАК РОДИЛАСЬ ЛОЖЬ
Новое о Доржи Банзарове
МССЛЕДОВАТЕЛИ жизни и творчества
"* Доржи Башарова обычно связывают
чриезд прутшы мальчиков-бурят в Казанскую пимиазсию с ходатайством селенгинСКОРО тайши.
«...В тридцатых годах XIX в., — писал
11. Т. Ха'бтаев, почти дослоано повторяя
утверждения ориенталиста XIX в. П. С. Савельева, — в России было обращено внимайте ма прикидавшие моиго.тьсиик и турецких языков с целью подготовить пере);дч1иков для русской миссии на Восток»?...
Гайша Селенгин'сжой стенной думы, узнав
"б этом, пожел>ал иметь подготовленных
•псарей бурят, основательно знающих рус• кий язык. С этой целью он возбудил ходатайство
перед министром
народного
просвещения о принятии в
Казанскую
гимназию бурятских мальчиков.
Ходатайство было удовлетворено» 1 .
В.ряд ли можно согласиться с этим у т верждением, исходящим от министра просвещения прафа Уварова, будто бы горячо поддержавшего «сею просьбу» тайши. Селенгинский тайша, по нашему мнению, не мог возбудить таком ходатайства
по собственной инициативе, тем более, что
орешке учебные заведения Восточной Сибири вполне оправились с задачами подготовки грамотных писарей. К сказанному
оледует добавить, что в Кяхте и в Иркутске в ту по;ру были открыты и специальные школы переводчиков, где изучалисо
м ангольски и, китайский и японский языки.
инициатива посылки группы учащихся
бурят в Казань, надо полагать, исходила
от проф. Ковалевского, приезжавшего
в
начале 30-к гадов в Кяхту для изучения
практики .разговорной монгольской
речи.
Коталшомий, заинтересоваммый в подготовке высококвалифицированных оришталистов, видимо, принял личное участие в
отборе наиболее одаренных учащихся из
Трюицкюаашшой роюсжо-мошюпьокюй школы для отправки в Казанскую гимназию.
Доржи Банзаров. Собрание сочинений
АН СССР, М, 1955, стр. 18—19.

Памятник Доржи Банзарову у здания
пединститута.
•Почий проф. Ковалевского не мог не встретить поддержки и со стороны ректора университета Лобачевского, который проявлял особый интерес к Восточной Сибири
как почетный попечитель школ этого края.
Из сказанного следует, что осуществление
этого замысла (отправка
учеников из
Кяхты в Казань) носило совершенно иной
-характер, чем подготовка «лиоарей
бурят,
основательно
знающих русским
язык».
В Казань, действительно, были н а п р а н лены наиболее способные и
одаримиы»
ученики, пытливо овладевавшие оснонамн

121

«тух в гимназии. Известный русский п«• атап, Мельников (Печерсний), вспоминая
лпои школьные и студенческие годы, пи<'ял:
«Гимназисты-буряты были очень способны и прекрасно учились, но не многие ил
них дойми до университета: все перемерли
один за другим от непривычной европейской
жизни. Кончил университетский курс один,
Доржм Башаров, необыкновенно способный молодой человек, вполне
усвоивший
1
себе европейскую жизнь» .
Еще в гимназии Банзаров привлек внимание учителей своими незаурядными споообностями. В 1842 году он был зачислен в число студентов Казанского университета. Годы, проведенные Башаровым в
стенах университета, были лучшей порой
его жизни. Заесь, в университете, вырос
и окреп мяоголр энный его талант. С юношеской увлеченностью и глубиной зрелого
ученого, он изучал древние
восточные
письмена, свои открытия и даладки сравнивал и сопоставлял с исследованиями известных русских и западно-европейских ученых-ориенталистов. Необыкновенной начитанности, эрудиции молодого философа
способствовало знание многих восточных и
западных языков.
•«При выпуске из университета, — свидетельствует П. С. Савельев, — Банзаров,
«роме монгольского и маньчжурского языков, знал русский как второй природный,
хорошо понимал по-французски, по-нгмецки. по-а.нглийскм и пю-латыни и имел
сведения в турецких
языках, которыми
хотел потом более заняться для сравнения
с монгольским. При светлой голове, ему
понятны были самые утонченые вопросы
и требования эрудиции, и во всех своих
-суждения* и направлении обнаруживал он
чисто европейский склад ума, сочувствие
к соэремегоньпм идеям, соучастие
в" жизнл
и движениям человечества»2.
Современники Банзарова, исследователи
его жизненного и творческого пути, почти
ие касались вопросов мировоззрения ученого, его отношений к передовой революцианню-иемюкратмческой мысли
40—50-.<
"ощрв. В цитированной выше работе Савельева, относящейся к концу 50-х годов,
лишь глухо упоминается
о сочувствии
Банзарова ск современным идеям».
К сожалению, о студенческой
ж/иэии
Банзарова нам почти ничего неизвестно.
Более определенное суждение мы можем
составить о его петербургском периоде
жизни, хотя и непродолжительном по времени, но весьма плодотворном по своим
'результатам. Как известно, Доржи Банзаров принадлежал к казачьему сословию и
лююле окончания университета должен был
нести 25-'летнюю военную службу. В 1846

году, после окончания университета |
блестящей защиты диссертации на
•кандидата наук, Банзаров выехал в
тербург для решения своей судьбы. В
тарбурге он возбудил ходатайство
чала перед Сенатом, а затем и перед
сударствеиным Советом об
исключе
его из казачьего сословия. Для око
тельного решения вопроса погребов а
многие месяцы, ходатайство
Банзар
передавалось из одной правительственное
•инстанции в другую, всюду рассмат
лось и обсуждалось вплоть до мона
го утверждения.
Молодой ученый, полагаясь на
приятный исход дела, с головой уходит ^В
работу. С первых же дней приезда он уЛ
тзнавливает тесные связи с пегербургсмЛ
ми ориенталистами, по поручению копЯ
рых ведет разнообразную научно-исслеиИ
вательскую работу.
«При своей общительности,—вспоминав
Савельев, — он скоро подружился со всеми, и взаимный обмен сведений, взгляде*
и желаний был столь же полезный емул
как и им. Главным занятием его было изу-1
чение монгольских и маньчжурских книга
и .рукописей, .«ранящихся в Азиатском му»!
зее Академии
наук и публичной библжЛ
теке»3.
Ориенталист Григорьев тогда же писал!
в «Известиях» Географического обществе
о том, что Банзаров «мог бы надеть с
честью докторский колпак
в любом евро!
пейском университете» 4 .
Академик Ботлинг сообщал в Бюллетеч
не Академии Наук для иностранных Ч.М
тателей о Башарове как о выдающемся
явлении в русской ориенталистике. «Наставники и друзья ело, — писал ученый,-*
[возлагают на него большие надежды •
ожидают от него со временем
важных
открытий» 5 .
Башарова, по утверждению Потанина!
[встретили в Петербурге, скак желанное
явление: в особенности ему обрадовало!
.горячий ревнитель
русского востоковеденИ
ния Савельев» 6 .
Знакомство с петербургскими ориенталЯи
стами имело для Банзарова важное знач&1
ние и в другом отношении. Савельев и
Григорьев, ставшие близкими друзьями мо-5
лодого кандидата, по своим политический
взглядам были убежденными социалистам
ми-утопистами.
Савельев и Григорьев, радушно приняв-]
шие в свой тесный круг Банзарова, не даН
дали каких-либо тайн от своего нового
коллеги. «Вероятно,—полагает Потанин,—•
3

Записки императорского археологичёЯ
ского общества, т. IX, стр. 8.
4

:

П. И. Мельников (Андрей Печерский),
Полное собрание сочинений, т. 1, изд. Вольф,
1897, стр. 64.
- П. С. Савельев. О жизни и трудах Дорж и Банзарова. Записи императорского археологического общества, т. IX, СПб, 1857,
,-тр 7—8

122

5

Там же.

Там же.
Очерк о жизни и деятельности Доржм
Банзарова. В книге: Черная вера или ша-1
манство у монголов и другие статьи Доржм
Банзарова. Под редакц. Г. Н. Потанинал
СПб, 1891, стр. X I X .
6

ь.шзаров не остался непосвященным в эту

мни, Банзаров, кажется, с несвойственным
ему равнодушием терпеливо ждет окончаПравда, восприняв идеи
утопического
тельного решения Государственного Совеоциализма, петербургские ориенталисты в
та об определении его на службу. И тольго же время и понимали иллюзорность и
ко в одном письме, да и то как-будто мимоходом, он сообщает о себе: «Я здесь
к'оретическую несостоятельность
радужн ы х мечтаний об идеальном обществе, поживу ни хорошо, ни худо. Ход моего детроенном «по принципам разума и спрала такой: решено, что меня пошлют в Иркутск чиновником особых поручений; но
ведливости».
не решено, с каким окладом и на каких
Политические взгляды и настроения сво5
правах» .
•IX друзей, по-видимому, во всем разделял и
Так
и
не дождавшись
окончательного
Банзаров. Этим и объясняются многие прорешения об условиях своей работы в Си•иворечивые стороны его характера. Глубири, Банзаров выехал в Казань для проюкий
исторический
оптимизм ученого
хождения практики канцелярской службы.
транным образом сочетался с житейским
И только здесь, попав в окружение чинов•хептицизмом, граничащим с безразличиничьего мира, ученый со всей отчетливосм, воля и упорство в достижении цели с
тью представил всю безысходность своего
равнодушным отношением к своему будуположения.
Вскоре
после прибытия в
цему, к решению своей жизнелной судьКазань Банзаров писал синологу Кафаробы.
ву:
Пребывание Банзарова в столице совпа«Здесь я иногда скучаю, и сожалею о
ю с бурными событиями во Франции, заПитере, а в особенности о том кружке, в
кончившимися свержением монархии Луикотором я бывал» 1 5 .
Филиппа и образованием временного праБолее определенно грусть ученого об
вительства. Доржи с напряженным внимаутраченном обществе прозвучала в письме
нием следит за развертывающимися собыСавельеву: «Теперь же я хожу,—оообщлл
т и я м и , пишет своим друзьям восторженБанзароп своему петербургскому другу,—
ные письма.
заниматься — чем бы, вы думали?—дела«У обитателей Запада,—сообщает он
ми, т. е. писать доклады, отношения и
Хлексею
Бобровникову,—настало теперь
проч., и проч., чтобы приготовиться сколь•мутное время, они повыгоняли своих хако-нибудь к будущей службе. Между тем
нов и владельцев и потом стали враждоиз Петербурга нет известий, и ничего не
вать друг с другом. Кажется, такое ж?
знаю, что там делается с моим делом. Еще
;фемя было тогда, когда Гэсэр-хан родилменее знаю, что делается в ученом мире,
•я в >сем мире. Судя по характеру настоящего времени, не явится ли снова Гэсэр.
потому что здесь не очень часто толкуют о
таких вещах...» 7 .
Тогда нам предстанет случай быть в числе тридцати трех богатырей его»2.
После долгих и томительных ожиданий,
В этом иносказании заключен глубокий
в конце 1849 года было, наконец, получесмысл: называя Гэсэра —• героя эпическоно «высочайше» утвержденное решение об
го сказания монгольских народов — заисключении Банзарова из казачьего сослощитником обездоленных, Банзаров выскавия и назначении чиновником особых порушвает и свою надежду
«быть в числе
чений при гак-рал-губернатсре Восточной
тридцати трех богатырей его».
Сибири.
В этом же письме Д. Банзаров зло выПетербургские друзья Банзарова, понисмеивает и тех ученых-востоковедов стомая, что назначение ученого чиновником
лицы, которые читают и по-санскритски и
особых поручений может пагубно сказатьпо-тибетски, но плохо понимают сущность
ся на его творческой деятельности, обратипрочитанного: «Они подобны опрокинутолись к генерал-губернатору Восточной Симу сосуду, во внутрь которого ничего не
бири Муравьеву за помощью и содействипопадает. Из этих книг не извлекают они
ем. «Просвещенное
превосходительство»
понятия о добродетели, а стараются тольлюбезно заверило членов Археологическо3
ко о существенной (для себя) выгоде» .
го общества, как сообщалось тогда в пеБанзарова глубоко возмущают дух чисчати, о «доставлении, при случае, членутогана, меркантильного расчета, охвативкорреспонденту
Банзароьу
возможности
ших все стороны жизни столицы. «Невинпосещать места, любопытные для археолоных, безгрешных и простодушных,—с гооегических исследований» 8 .
чью сообщает он своему
другу,—здесь
Обещание сиятельной особы, как и слелегко обманывают и надувают. К получедовало ожидать, не было выполнено.
нию грешных денег все стремятся с такою
В Иркутске ученый попал в общество
же жадностью, с какою благочестивые долограниченных и тупых чиновников, взяточжны 4 стремиться к получению благословеников и казнокрадов, далеких от к а к и х ния» .
либо умственных интересов. Единственном
Занимаясь «добрыми делами» в Акаден а у ч н ы м учреждением этого обширнейшего края на востоке страны был Сибирский
1
Там же, стр. XXIX.
2
5
Доржи Банзаров, Собран сочин. М.,
Там же, стр. 213.
6
АН3 СССР, 1955, стр. 217.
Там же, стр. 218.
Там же, стр. 215.
" Там же, стр. 221.
4
Там же, стр. 216.
' Там же, стр. 20.
I ЧРЮ» 1 .

123

отдел русского географического общества,
открытым в 1851 с. Поначалу Банзаров
п р и н я л живое участие в работе Отдела,
а к к у р а т н о посещал его заседания, выполн я л различные поручения, давал ценные
советы-консультации краеведам-любителям,
ни настоящего, увлекательного для себя
дела не находил. И это вполне объяснимо: «...в то время,— утверждает Потанин,—
отдел был ни чем иным, как особой канцелярией
генерал-губернатора по ученой
1
части» .
Ученое общество,
превращенное в ведомственную канцелярию генерал-губернатора, во всех своих делах зависимую от
сановного бюрократа, претило духу ученого, воспитанного на славных традициях
передовой науки, свободной от рутины и
застоя. Естественно, что Банзаров вскоре
охладел к обществу, перестал
посещать
заседания, тяготился встречами с чиновниками-краеведами, далекими в своем большинстве от истинных интересов науки.
«Слишком специальные вопросы,—закачает Потанин,—над которыми любил Банзаров задумываться, мало кого могли заинтересовать в Иркутске; в нем не было
для Банзарова самой крошечной аудитории» 2 .
На какое-то время Банзаров сошелся с
иркутским епископом Нилом, человеком нач и т а н н ы м , знающим монгольский
язык,
проявляющим интерес к буддизму. Однако это знакомство носило временный характер и не могло перерасти в настоящую
дружбу. Нил имел свои виды на Банзарова, и как только эти своекорыстные цели
епископа обнаружились, ученый порвал с
ним всякие отношения. Вспоминая о последних днях жизни Д. Банзарова, правитель дел Сибирского отдела русского географического общества - - Сельский
—
писал Савельеву:
«Высокопреосвященный
Нил, знаток
монгольского языка, очень хотел сблизиться с Банзаровым и желал, чтобы он советами своими был полезен при переводе
литургии на монгольский язык. Вместе с
тем, преосвященный пламенно желал, чтобы Банзаров принял христианство. Монгол сердился за эти попытки, и перестал
3
посещать преосвященного» .
Разрыв Банзарова с епископом Нилом,
утверждали биографы ученого, был связан
с его приверженностью к буддизму, с возвратом к прошлому, к улусной патриархальщине, враждебной европейской цивилизации.
Поездки по улусам, утверждали чиновники, сгубили Банзарова. Улусная стихия,
слоьно пучина, поглотила ученого. Процесс
превращения европейски образованного ученого в дикаря-азиата, писали чиновникинедруги, совершался с неотвратимой последовательностью, как неизбежный рок.

Этот «обратный» процесс, хором утверХ
дали чиновники, совершался у всех
глазах. «Заехавши в улус, Банзаров п|
вращался в старосветского бурята, ОД
вался по-бурятски, пил кумыс или тарасу
4
и забывал о службе» .
Легенда о стремительном нравственж^
падении Банзарова, сочиненная с. опрел
ленным умыслом в канцелярии генерал-г^
бернатора. получила широкую огласку
распространение. Она проникла в спец)в
альные исследования, посвященные творчв
ству ученого, дошла до наших дней, иш
кем не опровергнутая, как достоверна
свидетельство современников. Даже петерЗ
бургские друзья, поверив в клеветнилЯ]
скую легенду о перерождении ученого
примитивного 'Степняка-кочевника, об'ясщ
ли это мнимое движение вспять природно
добротой ц бесхарактерностью Банзарова^
Как личность слабая, лишенная нравствен-]
ной поддержки, Банзаров, с горьким
жалением писал Савельев, «стал дичат
брататься лишь с... бурятами, к который
влекло его чувство национальности; чуж4
даться всякого общества и знакомства» 5 .
Вот так
неожиданно провокационная
версия, сфабрикованная врагами Банзаро-я
ва, получила поддержку в ученых кругах.;
Савельев, сам того не подозревая, снял]
справедливое обвинение с
враждебног
круга сибирских чиновников п служителей!
культа, повинных в гибели Доржи Банза-|
рова.
Спустя несколько
десятилетий извеоВ
ный сибирский публицист и ученый Пота-|
нин отверг «теорию» опрощения Банзаро-1
ва, п о л у ч и в ш у ю столь широкое распросг-1
ранение. «Нам кажется,—писал Потанин,—Л
что Банзаров до опрощения в последнем!
смысле не дэшел. Он просто спился,
спиваются и русские люди» 6 .
Однако и с этим категорическим утверж-|
дением Потанина
нельзя
согласиться.;
«Банзаров спился» — такой же клеветни-1
ческнй навет, как и утверждение: «Бан.за-1
ров одичал».
Никто из друзей ученого, близко знавших его, никогда не замечал за Банзаровым особого пристрастия к алкоголю, даже иркутские чиновники не решились выступить с открытой клеветой, сославшись ;
лишь на частые, кстати, вынужденные егоЯ
поездки по улусам, где он будто бы «оп- •
рощался» и... пил кумыс! Действуя
по 1
принципу — «мертвые сраму не имут», не
други ученого сумели утвердить вымыш- I
ленную, клеветническую версию о д у р н ы х I
наклонностях Банзарова, которая
была 1
принята даже друзьями, не знавшими об- 1
стоятельств его жизни в Сибири. Больше 3
того, петербургские друзья, сами того нг I
подозревая, оказали услугу реакционерам 1
и мракобесам, об'яонив трагическую ги- ]
4

1

Очерк о жизни и деятельности Доржи
>;шзарова, стр. X X V I I I .
' Там же, стр. XXX.
' Там же, стр. X X X V I .

124

Там же, стр. X X I I .
Записки
императорского
общества,
т. 6IX, стр. 26.
Очерк о жизни и деятельности Доржи
Банзарова, стр. X X V I .
5

,
замечательного
ученого-демократа
| ' ["^-естественными законами, предопреи I н и щ и м и будто бы неизбежный и пе•I I п.пын конец его.
| >ри'енталист Савельев, узнав о смерти
||ип:фова, писал, что в трагической гибели
,'юного повинна та первобытная, улусная
|м .щ, ц которую он попал. Европейски обг | шванный ученый, будучи лично слабым
1
II ювеком, не смог противостоять степной
•|.| гриархалыцине. Причем, об'ясняет учсм.п'|-Бостоковед, это явление имеет свои за' нюмерности.
Банзаров, однажды
вырипшись из круга патриархальщины, вновь
.'пиал в его железные объятия, одичал, опуI ИЛСЯ...

И

ПОГИб.

11роцесс превращения ученого в полудикого номада, по его убеждению, представ1нст даже научный интерес. «Любопытно
||.1ло бы,— писал Савельев,— в психологи|0ском отношении, проследить этот обратный переход из европейца в бурята...» Прошзореча своим же оценкам ученой деятельности Банзарова, Савельев утверждает, что
юразованность его носила чисто внешний
чарактер: «Оставленный в европейской сфе;ч.\ наш бурят окончательно перешел бы в
^'иропейца; образование вошло бы в кровь
и плоть. Вступив же в соприкосновение с
людьми полудикими, но родными ему по
лицу, по языку, по вере, по преданиям, дорогими по неизгладимым воспоминаниям
детства, Доржи невольно увлекся чувствами» 1 .
«Думаю, что если бы Банзаров принял
христианство.— писал Савельеву Сельский.
— то он не сошелся бы потом с своими так
тесно» 2 .
Тот же Сельский, объясняя причину гибели ученого приверженностью к буддизму,
пытался доказать, что в Иркутске Банзарову были созданы все необходимые условия; его «очень жаловал» генерал-губернатор, а работники Сибирского отдела русского географического общества «видели в нем
совершенную необходимость».
«Совершенная необходимость» в Банзарове — ученом — заключалась лишь в исправлении на «картах монгольских названий
жилых мест, урочищ, гор, рек, озер, и проч.,
искаженных от времени» 3 . Знание монгольского и русского языков понадобилось для
перевода «литургии на монгольский язык».
О «добром» отношении генерал-губернатора и «необходимых» условиях работы в
Иркутске Банзаров писал профессору Березину:
«...денег у меня нет потому, что я живу
одним жалованием, хотя на р у к а х у меня
бывали такие дела, от которых другие толстеют, я же от них худею, потому что ездить по уездам всегда стоит мне дороже,
чем жить в Иркутске постоянно... Я долго
прожил между б у р я т а м и , производил следствия строго, одним словом, дела вел не по1
Записки императорского археологического общества, т. IX, стр. 26.
- Очерк о жизни и деятельности Доржи
Банзарова,
стр. X X X V I .
3
Там же.

литично; меня на десять дней посадили на
гауптвахту, но все-таки, ничего со мною нельзя было сделать. Я остался на месте, и
теперь с губернатором в таких же отношениях, как и прежде. Но всего того, что
ему было насказано на меня теми, которым
нравится мое место, не хочу описывать, потому что для описаний всегда найдутся сюжеты более благородные, нежели эти веши.
Учеными делами заниматься во время ком а н д и р о в к и нельзя, потому что всех книг
с собой не повезешь, голова занята другими
предметами, нет людей, вопросы и мнения
которых могли бы навести на ученость. Наконец, если бы я жил постоянно в Иркутске,
и то ничего не мог бы сделать, потому что
у меня нет книг. Но при всем том я занимался сколько можно было: изучал бурятские наречия, собирал сведения о древностях и некоторые из них рассмотрел. Но
что нашел в этих памятниках, теперь не скажу. Подождите» 1 .
'Однако и в этих условиях, исключающих
нормальную работу, ученый пристально следит за новинками литературы, за публикацией древних восточных памятников. В цитированном выше письме Банзаров не оставил без внимания ни одного издания той
поры, русского и иностранного, в том числе
и работ своего адресата.
В целом же условия, в каких приходилось жить и работать ученому, представляются со всей очевидностью: постоянные служебные разъезды не только отрывали Банзарова от любимых занятий, но и служили
причиной многих бед и несчастий. За безукоризненно-честное ведение дел — разбор
жалоб на беззаконие местных властей, рт
которых «другие толстеют», Банзаров впадает в нищету, так как расходы на разъезды всегда превышали казенное содержание.
Защиту народных интересов и, как выразился Банзаров, «не политичное» ведение
дел, его преследовали и подвергали унизительным наказаниям.
Система преследований, слежка и доносы, постоянные объяснения с губернатором,
умело скрывавшим за личиной светского
приличия враждебную неприязнь к ученомудемократу, тяготящемуся мундиром чиновника, создавали невыносимую обстановку в работе. Муравьев принимал все меры,
чтобы отвлечь Банзарова от научной работы и погрузить в бездонный омут канцелярщины, иссушающей живую душу учёного.
С годами одиночество ученого усиливалось и обострялось. «Нет людей, вопросы и
мнения которых могли бы навести на ученость!..» Усиливающийся отрыв ученого
от чиновного мира не без оснований настор а ж и в а л М у р а в ь е в а . «Либерал и деспот»,
так называл Муравьева Герцен, не мог не
знать о связях Банзарова с декабристами.
Д. Банзаров, как теперь выяснилось, неоднократно встречался в Селенгинске с И. Бестужевым, бывал в его доме, поддерживал
с ним дружеские связи. В 1855 г., свидетель
ствует Сельский, Банзаров пропел н доме
4

Доржи Банзаров.
227—228.

Собран,

соч., сг,>.

..~.и и«и.л> четырех дней, которые
г
они провели «в задушевной беседе», говоря о 1К'тербурге, о шаманстве у монголов
и о заселении Прибайкалья бурятами, что
тогда сильно
занимало Николая Алексан1
дровича» .
Исследователи прошлого, полагаясь на
лживую, составленную в канцелярии генерал-губернатора, информацию, искаженно
представляли и связи Банзарова с бурятским обществом той поры. Банзаров, как об
этом свидетельствует переписка и исследования ученого, никогда не был ревнителем
патриархальщины. Ученый-демократ любил
свой народ и свое родное Забайкалье, был
тесно связан с тружениками-скотоводами и
глубоко презирал степную бурятскую знать
— нойонов и лам,— так же, как чиновников
и христианское духовенство.
К ламам, свидетельствует Потанин, Банзаров относился «если не враждебно, то
иронически; он мягче относился к шаманству, чем к буддизму. В веселые минуты он
даже любил изображать из себя шамана...»2.
Глава буддийского духовенства Забайкалья — бандидо-хамба-лама,— несмотря на
враждебное отношение Банзарова к желтой
вере, как и ко всем другим вероучениям, не
отступился от него и не прекращал к нему
своих непрошенных визитов до последних
дней жизни ученого. Повышенный интерес
главы буддийского духовенства к ученомувостоковеду, надо полагать, носил далеко
не местный и тем более не частный характер. Буддисты, его верхушечные слои, несомненно, были хорошо осведомлены об
ученых трудах Банзарова, они не могли не
знать, как была принята и оценена его диссертация «Черная вера или шаманство у
монголов» в ученых кругах Европы. Враждебное отношение Доржи Банзарова к буддизму не могло не тревожить высокопоставленных служителей будды. Атеист Банзаров, которому были доступны богослужебные книги и исторические хроники, написанные на всех восточных языках, с таким же
успехом мог написать книгу и о желтой вере, подвергнув ее уничтожающей критике.
Буддийское духовенство не только стремилось обезопасить Банзарова, но и привлечь на свою сторону, обратить его в правоверного ревнителя ламаистской веры и
тем самым упрочить свое положение в канцелярии генерал-губернатора, приостановить
проникновение христианства на восток страны и нейтрализовать активную деятельность епископа Нила.
Здесь, на востоке страны, столкнулись ин
тересы двух религиозных систем—христианства и буддизма, одинаково коварных и
агрессивных, не останавливающихся ни перед какими средствами и приемами борьбы
в достижении своих целей. И в этой борьбе, скрытой, незаметной для глаз посторон1
Цнт. по кн. М. Ю. Барановская. Декабрист Николай Бестужев. М., 1954, стр.
192—193.
2
Очерк о жизни и деятельности Доржи
Банзарова, стр. X V I I I .

126

него, принявшей острый идеологический I
рактер, и та и другая группы были од '
ково заинтересованы в привлечении на сн
сторону Доржи Банзарова. Буддийское, I
и христианское, духовенство делало
шую ставку на Банзарова — широко
дированного востоковеда,
пользующе
признанием в ученых кругах Российс
Академии и благоговейной любовью ев
народа.
В этой длительной и напряженной бор
за Банзарова, за подчинение ученого
им интересам ни та, ни другая сторона
шла ни на какие уступки и компромис
«Пламенному» желанию епископа Нила
обращении Банзарова в правоверного х|
стианина, видимо, подсказанному свь
противостояло не менее сильное стремлея
бандидо-хамбы-ламы о привлечении уче
го-бурята на свою сторону и также, на
полагать, санкционированное буддийс
центром.
Борьба мракобесов за душу ученого-*
териалиста закончилась полным провало
Банзаров решительно и резко отверг доме
гательства духовных пастырей. С еписк
пом Нилом он порвал всякие отношения
перестал с ним встречаться, о чем с сожа
нием сообщал в Петербург Сельский уя
после смерти ученого. Беседы Банзарова
хамбой чаще всего носили снисходительно
иронический характер; не желая вступап]
в беспредметные споры, ученый нередко ш>ч|
тешался над сановитым ламой и «изобра-1
жал из себя шамана».
В этом неравном поединке против'сил ре-1
акции и мракобесия Банзаров одержал;!!
нравственную победу. Он мужественно Н1
стойко выдержал все испытания, выпавшие]
на его долю, ни в чем не поступился ни во'
взглядах, ни в убеждениях.
Потерпев полное поражение, мракобесы^
не отступали от Банзарова и не оставляли^
его в покое. Епископ Нил, как наиболее-;
близкое лицо к генерал-губернатору, объ- •:
единил свои усилия в травле непокорного.'
«иноверца» с чиновниками, которым «нра- >
вилось место», поневоле занимаемое ученым. Ламы и нойоны с провокационной целью устраивали в дни приезда своего знатного земляка шумные попойки, а потом распространяли про него вздорные и нелепые
слухи.
Так, казалось, незримо и исподволь объединялись темные силы, чтобы погасить свет
разума, остановить гбрячее и беспокойное
сердце ученого-демократа, боровшегося з а '
лучшее будущее в глухие годы николаевской действительности.
Трагическая развязка наступила неожиданно и неумолимо.
В последние дни февраля 1855 года по
Иркутску разнесся слух: умер Доржи Банзаров! Казалось, что скоропостижная кончина 33-летнего ученого, физически крепкого (каким знали его в Казани и Петербурге еще несколько лет назад) и всегда жизнерадостного, должна была не только
взволновать генерал-губернатора, но и заставить его принять необходимые меры по
выяснению причин внезапной смерти. Однако все заботы «сиятельной особы» све-

<м, I. к тому, чтобы похоронить Банзарова с
• чл нчдением всей буддийской обрядовости.
Я ш щ г л я р и я генерал-губернатора проявляла
•и1'|1М|)ительную поспешность в организа•чи похорон умершего: с пути был возвра> ' " м накануне выехавший из Иркутска гла•> »\ддийского духовенства и уже на слепи ними день состоялось погребение.
Пигзапная смерть Банзарова вызвала
ч м ' ч о ч и с л е н н ы е отклики в печати, искрени глубокую скорбь прогрессивной преси 11етербургские ориенталисты запросили
• м'ифский отдел географического общества
• |||)пчинах безвременной кончины Банза|'"п.-| и, получив объяснение Сельского,
шшлне удовлетворились его ответом. Письм,1 Сельского Савельеву было воспринято
ж честное и объективное свидетельство че1'шека, лично хорошо знавшего Банзарова
|Ц| совместной работе. Между тем, правип-ль дел Сибирского отдела был не только
1
|меведом, но и крупным
чиновником,
близким к Муравьеву. Это обстоятельство
•шлжно было бы насторожить исследователи и отнестись критически к сведениям
(>льского о последних днях жизни Доржи
|> шзарова.
Кажется странным и трудно объяснимым,
ь 1К это ученые-востоковеды, читая письмо
1
д-льского, не обратили внимание на явную
н'иденциозность его сообщения и грубые
иимыслы. наспех сочиненные для объяснения трагической гибели Банзарова.
В первой части своего письма чиновник,
I- треки действительным фактам, уверял Са'•ольева в том, что Банзаров «в Иркутске
ьыл принят превосходно», его «очень жалог.ал» генерал-губернатор, с ним «очень хок-л» сблизиться «высокопреосвященный»
Нил, члены Сибирского отдела Географического общества приложили будто бы немало усилий, чтобы привлечь его к исследовательской работе. Банзаров же, утверждал
Сельский, проявлял ко всему полное равно1ушие. Он «все обещал сделать», но ни за
но не принимался». В последние дни, протолжая свои наветы, писал Сельский, Банзаров обещал занести в Отдел какую-то но;ую работу. «Но как это, так и прочие его
•юрывы и предположения остались ни при
чем» 1 . А когда Сельский, вспомнив обещанное, зашел на квартиру Банзарова (и это
'вучит странно, как упрек), то «нашел его
г
\ же бездыханного, и ламу, читающего над
ним молитвы!» О болезни и причине смерти ученого правитель дел сообщал с порачительной уверенностью, будто бы не вызывающей и тени сомнения: «Болезнь его была кратковременна: он обрадовался приозду бандидо-хамбо-ламы, в сообществе его
наелся жирной свинины и пил много вина,
потом поехал хамбу провожать, простудил
желудок и умер внезапно» 2 .
О болезни и смерти Банзарова Сельский
сообщал, как об установленном факте, строго проверенном и документально оформлен1
Черная вера и шаманство у монголов
и другие статьи Доржи Банзарова, стр.
XXXVI.
* Там же, стр. X X X V I I .

ном. Фактически же ( и это кажется поч
ти невероятным) на квартиру Банзарова ни
во время болезни, ни после скоропостижной
и загадочной смерти его врача не вызывали
и никакого расследования не вели. Надо по
лагать, не случайно Сельский даже не на
зывает точной даты смерти Доржн Банза
рова.
Объяснения Сельского кажутся наивной
выдумкой, рассчитанной на доверчивых простаков. Банзаров, о чем сказано выше, был
непримиримо враждебен к буддизму и потому ни хамба, ни другой какой-либо лама
не мог рассчитывать на радостное гостеприимство ученого. Таким же, по нашему убеждению, вымыслом являются и рассказы чиновника о проводах хамбы за город, во время которых он будто бы простудил желудок. Сельский писал, что в эту последнюю
и роковую встречу Банзаров «в сообществе» с хамбой «наелся жирной свинины...»
И это утверждение ложное! Известно, что
правоверные буддисты не едят свинину.
Такое угощение было бы воспринято хамбой за издевку безбожника, пренебрегающего элементарными правилами вежливости и
гостеприимства.
Письмо Сельского представляет интерес
лишь двумя фактами, помогающими приоткрыть завесу времени. Из сообщения правителя дел Сибирского отдела следует, что в
канун трагической гибели Банзаров встречался с бандидо-хамбо-ламой и имел с ним
продолжительную беседу. После отъезда
главы буддийского духовенства квартиру
Банзарова навестил лама из свиты хамбы,
который и был свидетелем скоропостижной
кончины ученого.
Продолжительная беседа Банзарова с
бандидо-хамбо-ламой состоялась в конце
февраля 1855 года. Приезд хамбы в Иркутск в конце февраля для решительного
объяснения с Доржи Банзаровым, по нашему мнению, специально был приурочен к
буддийскому празднику Белого месяца —
новому году.
«До принятия буддизма монголы,— писал Банзаров,— новый год свой начинали... осенью, и Белый месяц у них не имел
никакого исторического значения. Когда
буддизм проник в Среднюю Азию,— что
случилось в половине XIII столетия,— то
ламы ввели в употребление между номадами свой календарь, перенесли Белый месяц
к концу зимы и соединили его с воспоминаниями своей веры. Таким образом, ныне в
Белый месяц празднуется победа основателя
буддизма над шестью философами (тэрсеретик, не буддист), которые
проповедова
ли грубый материализм» 1 .
Из сказанного следует, что Белый месяц
не только начало нового года, но и празд
ник победы буддизма над еретиками и веро
отступниками. Приурочив свей приезд и
Иркутск к празднику Белого месяца, хамГю
решил ознаменовать его победой над ее
роотступником Банзаровым.
Нетрудно представить, чем закоичилгн
') Доржи Банзаров. Собр. с о ч и н ,
стр. 44.

127

этот решительный поединок закоренелого
догматика-мракобеса с образованнейшим
востоковедом, п о р а ж а в ш и м своей эрудицией, знанием своего предмета даже крупн е й ш и х ученых Европы. Это была последняя попытка хамбы склонить ученого на
свою сторону, превратить его в рупор обветшалых догматов буддизма. Убедившись
в бесплодности своих замыслов, обанкротившийся глава буддийского духовенства
обратился к испытанному средству мракобесов: он решил убрать с дороги опасного,
не идущего ни на какие компромиссы, противника. За коварным замыслом последовала трагическая развязка...
Не оставляет сомнений, что злодеяние было совершено ламой, оставленным с этим
чудовищным заданием бандидо-хамбо-ламой, пользовавшимся безграничной властью
не только духовной, но и административной.
Умерщвление вероотступника и противника
— испытанный прием борьбы со всеми неугодными правящей верхушке ламского духовенства, оно, оказывается, и не противоречит учению будды о смирении, терпении
и любви ко всем живым существам. Человека нельзя убить, но его можно отравить,
потому что смерть не является концом всего
сущего, она лишь — толчок для бесконечных
перерождений на пути к н и р в а н е — вечному
блаженству.
Хамба предвидел, что люди, не посвященные в вероучение будды, начнут доискиваться до подлинных п р и ч и н трагической
гибели ученого; с этой целью и было придумано грубое измышление о простуде желудка, подхваченное чиновниками и утвержденное, как достоверный и не подлежащий сомнению факт. Позднее наспех придум а н н ы й вымысел о скоропостижной кончине Банзарова пополнился некоторыми подробностями о его «тайной» болезни. Савельев, полагаясь на те же мутные источники
информации, писал:
«Здоровье Банзарова было давно расстроено. Страдая какою-то болезнью, он перемогался, не доверял в р а ч а м и сам составлял
для себя лекарства по бурятским рецептам.
Таким образом, он часто п р и х в а р ы в а л и
выздоравливал и никто не подозревал, чтобы он носил в себе зародыш преждевременной смерти» 1 . И в этом у т в е р ж д е н и и Савельева, как и во всей этой печальной истории, нет ни документальных подтверждений,
ни свидетельских показаний. П р и д у м а н о
так, чтобы никто не смог проверить фальш и в к у : болел, но не обращался к в р а ч а м ,
держал все в тайне.
О совершившемся злодеянии не мог тзнать и генерал-губернатор. Известно, что
высший титул ламаистского духовенства—
бандидо-.хамбо-лама—присваивался с ведома и разрешения правительства. «Этой
мерой правительство преследовало цель
прежде всего в лице хамбо-ламы иметь над
ламаистским духовенством своего послуш1
П. С. Савельев. О ж и з н и и трудах Доржи Б а н з а р о в а . стр. 29.

128

ного чиновника и через него проводить С|
политику» 2 .
Из сказанного следует, что хамбо-л|
не только руководитель духовенства, но
лицо подчиненное генерал-губернатору,
ласующее с ним все свои поступки и де
вия. Банзаров — последовательный и уб
денный демократ — был одинаково не
ден как губернатору, так и хамбе. Злод
ское решение хамбы, надо полагать,
только не встретило возражений со сторо
Муравьева, но и было одобрено им. Тол!
этим и можно объяснить вопиющие упу
ния властей и необычную поспешность 1
организации похорон со строжайшим соб
дением буддийского ритуала. «Печаль
колесницу,— сообщала пресса,— сопровой
дали колоссальная фигура хамбо-ламы
находившиеся при нем простые ламы в
гой одежде... Генерал-губернатор и чиновшЯ
ки его канцелярии отдали последний ДвН
умершему» 3 .
Однако и тут не обошлось без сомнител!™
н ы х у п у щ е н и й : на м о г и л е не оставили НН«
какого надгробия и через несколько лет йИ
кто из участников похорон не мог точиИ
установить место погребения Банзарова. Нн
квартире ученого не оказалось ни оди(Н
рукописи, ни записей по «бурятским нарвЯ
чиям и... сведений о древностях» ЗабайкД
лья, о чем он собирался поведать ученоЯЯ
миру еще осенью 1852 года. В библиотоИ
Банзарова. сообщал Сельский, «кроме книД
ничего не оказалось»*.
Судьба банзаронских рукописей, название которых нам известно по его письм^И
а т а к / к о о б ш и р н ы й э п и с т о л я р н ы й а р х и в уче-1
ного, многочисленные этнографические зЛ
лисп и многие другие документы утраче^И
безвозвратно. Рукописное наследство Б^Н
зарова или было уничтожено ламой-уб^Я
цен, или передано в библиотеку какого-н<|
будь дацана.
Следы преступления, жестокого и подлй
го, были тщательно заметены. Преступим
не только не понесли наказания, но суме
утвердить свою озлобленную ложь и гря!
ные поношения на славное имя Доржи Бай
зарова.
. Окруженный враждебной средой чиновн
ков и мракобесов, Банзаров жил одино
боролся и страдал, лишенный поддеря
друзей-единомышленников. О своей жизи
в I (ркутске он не рассказывал даже бли
ким людям. И только однажды, да и то ка
бы мимоходом, Банзаров
обмолвился
письме проф. Березину о десятидневной га
уптвахте. О травле же сослуживцев-чиноЯ
пиков он не счел возможным сообщать, «по
тому что для описаний всегда найдутся
жеты более благородные, нежели эти
щи».
В Иркутске, как и во всей Восточной Си
бири, некому было тогда опровергнуть клеветнические и з м ы ш л е н и я , ч е р н я щ и е светлое
- С и б и р с к а я советская энциклопедия, т. ЗЛ
стр. 12.
3
Черная вера или ш а м а н с т в о V монго»!
лов. стр. X X X I I I
4
Там же, стр. X X X V I I

и м я ученого-демократа, отдавшего жизнь
|| фоду. Ложь и клевета, никем не отвергни ые, с годами стали забываться. О них
\м.1лчивали и исследователи
творчества
Ь.шзарова, тактично не желая вспоминать
|| псем неприятном и неблаговидном. Одна| о народная память бережно хранила иной
"|>раз Банзарова— человека
честного и
правдивого, с возвышенным строем мыслей,
•|\ждого всего низкого и постыдного. В улу1 м х Забайкалья бытовали легенды и преН1ия о буряте-чиновнике, тяготившемся
мрским мундиром и душным городом. Чеижека добра и радости тянуло в степной
простор, к труженикам-скотоводам, здесь он
; :бывал о подневольной жизни, дышал про1-горами родных полей. Легенды и предания
| " ' м и дороги нам, что в них дана народная
"ненка деятельности Банзарова, в ученых
| р у д а х которого отразились разум и мудрость народа, его породившего.
Прогрессивные русские ученые той поры,
г.ысоко оценивая выдающиеся способности
[| талант исследователя, отдавали должное
и народу, из среды которого вышел этот
(амечательный ученый-демократ.
«Как
исследователь
среднеазиатской
[ревности,— писал о Банзарове Савельев,—
он заслужил себе место между европейскими ориенталистами; как бурят, показал, что
дарования и просвещение могут быть уделом и этого поколения, которое с гордостью
может приводить его ими, как представителя своего в области науки. Блеск примечательной личности отражается и на народе,
и буряты отныне приобрели право на большое внимание потому, что из среды их вышел Доржи Банзаров» 1 .
Недолгая, но яркая, полная высокого
смысла и значения, разносторонняя научная
и просветительская деятельность
Доржн
Банзарова являет собой высший этап русско-бурятских отношений половины прошлого века.
Банзаров—подлинное порождение русской прогрессивной культуры, возглавленной революционно-демократическим движением 40—50-х годов.
Со школьных лет Доржи Банзаров приобщился к русской литературе, с глубокой любовью и прилежанием изучал русский язык,
который становится для него, по верному
слову ориенталиста Савельева, вторым природным языком. В студенческие годы познания Банзарова в отечественной литературе были значительно расширены и углублены. Профессор Суровцев не только прививал любовь к лучшим образцам российской словесности, умело и глубоко раскрывал ее идейно-художественный смысл, но

и развивал эстетический вкус, понимание
красоты и выразительности русского языка.
«Суровцев советовал нам,— вспоминал
Мельников (Печерский),— избегать малейшей вычурности в выражениях, внушал,
что простота и естественность—главнейшие
2
свойства изящного» .
Этим правилам, усвоенным в университетские годы, Банзаров неизменно следовал не только в многогранной научно-исследовательской работе, но и в частных письмах. Стиль его статей и писем и поныне обращает внимание исследователей своей самобытностью и безукоризненной чистотой
изложения. Тонкий лингвист-аналитик, превосходный знаток многих европейских и
восточных языков, даже в переводе сложнейших текстов монгольских летописей,
различных «ярлыков», грамот, никогда не
допускал небрежностей, приблизительных
пересказов оригинала. В своих переводах он
всегда находил точные и емкие языковые
соответствия, достигая удивительной простоты и естественности в передаче оригинала на русский язык.
Роль Банзарова в развитии русского востоковедения была высоко оценена еще при
жизни ученого. Филологические труды прославили его имя, как первого бурятского
ученого, и позволили ему занять видное место в отечественной науке. Переводы Банзарова с монгольского на русский язык являются образцами высокой переводческой
культуры. Последующие поколения бурятских филологов учились переводческому
искусству у своего знаменитого земляка,
и это сыграло огромную роль во взаимном
обмене культурными ценностями между
русским и бурятским народами, в изучении
памятников литературы Монголии и Тибета.
Письма Банзарова к ориенталистам Казани и Петербурга также явились образцами
эпистолярного жанра. Блестящие по форме,
разнообразные по своим стилистическим
приемам, они во многом приближаются к
художественной публицистике. Не ставя
своей задачей более подробного анализа
эпистолярного наследия ученого,
укажем
лишь, что по письмам Банзарова можно судить и о его художественной одаренности.
При наличии журнальной или газетной трибуны, Банзаров, по нашему убеждению, проявил бы себя и как талантливый публицист.
Своими разносторонними филологическими трудами, блестящими переводами и
письмами, яркими и самобытными, Доржи
Банзаров закладывал основы развития самостоятельного художественного творчества
своего народа, он был предтечей оригинальной бурятской литературы.

1 П. С. С а в е л ь е в. О жизни и трудах Доржи Банзарова, стр. 30.
П. И. М е л ь н и к о в
(Андрей Печерский), т. 1, стр. 58.

2

9. «Байкал» № 3

Вен. ШТЕРЕНБЕРГ

(Из блокнота писателя)

Н

ЕСКОЛЬКО дней кряду лили дожди,
они висели над измокшей тайгой, скрывали от глаз потерявшиеся в густых облаках вершины сопок. Отяжелевшие лиственницы понуро опустили ветви. Исчезли,
покачивающие длинными хвостами, важно
шествующие трясогузки, попрятались юркие бурундуки и даже дятлы — неутомимые
труженики тайги — прекратили свой дробный перестук. Тайга в непогоде словно замерла. И лишь хлесткие шлепки ключей,
ударявших помутневшей водой о камни, да
звонкая капель, слезно валившаяся с деревьев, нарушали эту угрюмую тишину.
Не любит Иван Федорович измочаленную
непогодой тайгу, сырое безмолвие давит на
него тоской. Спрятаться бы в такие дни в
его маленьком халупке, что на сто метров
отстоит от больницы, полежать бы с книгой
или приемник включить. Хоть халупка эта
очень мала, и оконца в ней всего, можно
сказать, в четыре ладони каждое, но спрячься в ней — и никакая непогодь тебе не страшна. Беда только в том, что 1 редко он дома
бывает. А впрочем, беда ли? Сейчас, когда
все чаще приходится ночи коротать где попало — то в машине, а то у какого-нибудь
гостеприимного таежника, домик Ивана Федоровича кажется ему настоящим раем. Но
заставь его хоть одну неделю провести в
нем, лиши возможности по тайге ездить, и
сразу домик немил ему станет, и заскучает Иван Федорович скукой неспокойной, мятущейся души.
А сейчас брюзжит он, садясь в машину:
опять к больному вызвали, тяжелый случай. Едет, как обычно, Иван Федорович
один — к чему шофера тревожить, когда и
130

сам вести машину умеет не хуже любого
водителя. «Газик» с ходу вырывается на
тракт и мчится вдоль берега широкой горной реки. Буйная, стремительная, несет она
громаду свинцовых вод. Зажатая высокими скалами, набравшая сил от десятков
других рек и речушек, мчится она к Байкалу.
Дорога вьется берегом, гладкая, пака
тайная, она позволяет держать большую
скорость, и спустя тридцать-сорок минут
Иван Федорович подъезжает к переправе.
Моста через реку нет, и на тот берег перевозит паром. А паромщик Степаныч —
человек серьезный, с ним шутки не шути
уровень воды перешел за отметину — ни за
что не перевезет. Нынче же вода такая, что
об отметине и вспоминать нечего: метра на
три выше обычного. Но уговорить Степаныча все-таки надо, как же не уговорить, если человека спасать надо. Неужели старив
не поймет? Да нет, поймет, конечно, поймет
Степаныч спит, паром не работает, значит и дел у старика нет. Добудиться его нелегко. Иван Федорович стучит осторожно,
потом пускает в ход кулаки, но и это не
помогает. И лишь когда, подойдя к окну,
дробно начинает барабанить по оконной ра;
ме, за слезящимся стеклом, наконец, появляется взлохмаченная голова старика.
— Чего там? — не раскрывая окна, позевывая, спрашивает Степаныч.
— Открой, друг. Дело срочное есть.
— Несет же нелегкая всяких,— ворчит
Степаныч и скрывается в темноте избушки.
Проходит несколько долгих минут, прежде
чем, звякнув, отодвигается засов и скриплт
на плохо смазанных петлях тяжелая дверь.

— И чего тебе дома не сидится? — снова
ворчит старик, ежась от холода и пропуская
попрошенного гостя в дом. — Поспать челоиску не дадут. — Запустив пятерню за ворот расстегнутой рубахи, он чешет воло|.1тую грудь и сладко зевает.
— На тот берег нужно,— кивком показывает Иван Федорович.
— Ты что? — дергает головой старик. —
К го же по такой воде повезет?
— известно кто — Степаныч, другой не
решится,
Старик усмехается, показывая желтые,
• пе довольно крепкие зубы.
— А Степанычу, значит, жизнь наскучи|а? Так думаешь? Нет, доктор, об том, чтоб
на тот берег везти и не думай. Паром — он
пещь казенная, им рисковать не стану.
— Там человек умирает, ему операция
срочно нужна.
— Кто помирает? — недоверчиво спрашивает старик. — У тебя завсегда кто-то помпрает. Знаю тебя, не проведешь.
— Точно говорю. Родионов, ремонтер с
НфОЖНОГО.

— Это такой рыжий, смешливый? Как же
не знать, конечно, знаю. Только, однако, и
по мыслит помирать он. А насчет перепраг.а| и думать забудь. На погибель тебя вез1и не стану. Да и при том, сказал ведь: па|!см, он вещь казенная, им рисковать не
|чею прав.
— Ох, Степаныч,— вздыхает Иван Федорович.— Сам понимаешь, человек ведь...
— человек,— усмехнулся Степаныч. — А
», значит, хоть погибай. Кто в ответе будет,
когда паром сорвет? А? Кто, спрашиваю?
— Скажешь, я виноват, перевозить заставил.
— Ишь, заставил. А я, значит, каждому
подчиняться должен? Вроде не на посту
нахожусь. Нет, дело это не пойдет. Переносить не стану! — Он решительно взмахнул рукой, словно обрезал. — Никаких перевозов по такой воде. И никакого полного
права заставить меня не имеешь. Вот так.
Степаныч поворачивается, хочет войти в
избушку, но Иван Федорович берет его за
Руку.
— Да пойми ты, старина. Разве сам не
таю, как опасно переправляться сейчас.
Да человек ведь, спасать его надо. Неужго
понять не можешь.
— А что понимать? Перевозить нельзя,
нот это понимаю. На счет же того, что Родионов помирает, так сказывал уже — у тебя кто раз-другой чихнет, так уж и по-

мирает. Знаю я вас, докторов. Не повезу,
вот и весь сказ.
Спорить было бесполезно, Иван Федорович знал Степаныча не первый год. Уж если
заупрямился старик, убедить его в обратном почти невозможно. Что же делать? А
если позвонить на дорожную, пусть сам
Степаныч услышит, как его, врача, ждут
там.
— Ну ладно, старина, мне, допустим, не
веришь. Говоришь, вроде, паникер я. Но
там, на дорожной, не все паникеры. Позвони туда, спроси, как, мол, Родионов.
— Да чего мне звонить? Тебе надо, ты и
звони,— отмахивается Степаныч.
Иван Федорович подошел к телефону,
долго крутил ручку, пока, наконец, услышал голос в трубке.
— Дорожная? Это дорожная? Как там
Родионов? Что? Повторите, не слышу.
Очень плохо? Помирает человек? А ну-ка,
скажите еще раз! — и он быстро передал
трубку Степанычу.
— Чего! говоришь? — спросил тот. — Как,
как? Врач требуется? А вода, знаешь, какая, паром ходить не может... Что? Помирает, говоришь? А не брешешь?.. Что?..
Брехать о таком не станешь? И я тоже думаю так, что дело это серьезное. Ежели паром сорвет, знаешь, что будет?.. На лодке,
говоришь? А от лодки тридцать километров, как врач до вас добираться станет?
Дело ли это? Значит, говоришь, худо ему?..
Врач срочно требуется?.. Вот беда какая.—
Он повесил трубку и уже другим тоном сказал: — Так, выходит, правда, человек помирает. Гляди-ка. А давно ли видел его, Родионова этого. Совсем здоровый был. С чего бы это он помирать собрался. Ну что ж,
коль так, ехать придется. — И, разбудив
помощника, молчаливого, сухонького парня, старик наскоро одевается, натягивает
брезентовую куртку, нахлобучивает картуз.
— Заводи машину,— говорит он врачу.—
А ты на берегу оставайся,— бросает он пареньку. — Туда сами пристанем, а как возвращаться буду, концы поймаешь.
Паром сразу разворачивает, натужно натягивается трос, укрепленный на поплавках,
трещат,
жалобно
стонут
лодки,
а
огромная масса воды бьет в борт, толкает
вниз, в любое мгновение грозя сорвать паром, понести, увлечь за собой.
Лицо Степаныча суровое, сосредоточенное, каждый мускул на нем напряжен, густыми оровями придавлены почти непо-

1 :1

движные глаза. Сильными, жилистыми руками налегает он на штурвал, стараясь поставить паром против течения, но стремнина бьет паром в правый борт. А трос, точно натпнутая струна, пружинит, звенит.
Молча глядит на борьбу человека со стихией Иван Федорович, от его внимательного взгляда не ускользает тревога, что тенью
легла на лицо старика.
— Может, помочь? — спрашивает он Степаныча. Но тот словно и не слышит вопроса, тем же сосредоточенным взглядом
смотрит вперед. Все крепче нажимает он
на штурвал, и каждый нажим его мускулистых рук словно током проходит по напряженному лицу.
Резкий удар в правый борт сотрясает паром, волна кренит лодки влево, резко разворачивает их, машина сползает вбок—вотвот скатится в воду. Старик быстро выравнивает рули по течению и мрачно говорит:
— Лопнул-таки трос. — Говорит ровным
голосом, даже без заметной тревоги, будто
и не угрожает им самая что ни на есть
смертельная опасность. Только взгляд его
становится напряженнее, да лицо словно каменеет.
Паром понесло. Понесло к берегу. Казалось, стремительный поток через несколько
секунд бросит паром на подмытый водой
утес. Но, когда до скалы осталось с десяток метров, их внезапно завертело, развернуло и с такой же быстротой понесло к
противоположному берегу. Держась за перила, Иван Федорович глядел то на вспененный поток, то на Степаныча, точно каменное изваяние, впившегося жилистыми
руками в штурвал. Хватит ли сил у старика держать паром на стрежне, ведь иначе
его выбросит на берег, и тогда ни ему, Ивану Федоровичу, ни старику Степанычу не
спастись.
И все из-за него, Ивана Федоровича,
ведь говорил Степаныч, что по такой воде
переправляться нельзя. И вот результат:
к больному не добрался и, может, себя и
Степаныча погубил.
Иван Федорович приближается к старику.
— Может, помочь?
Но тот опять словно не слышит^ По-прежнему сосредоточенно глядит вперед и
дрожащими от напряжения, с вздувшимися
жилами руками чуть заметно движет штурвал.
А стремнина все несет их от берега к берегу, несет туда, где река, распадаясь на
два потока, омывает большой остров. Сейчас он весь покрыт водой, и лишь кусты,

132

поваленные течением, с потрепанными
стьями, да деревья, глядящие в реку, н|
минают о нем. Но Степаныч знает — I
ров есть, знает, что пропустить его —{
чит, верная гибель, потому что за
этим островом, река сливается в узкое
рожистое ущелье, и уж там никуда не
рулишь. Вот почему лицо старика еще
ше напрягается, жилы на руках неестест!
но набухают. Всем корпусом налегает |
на штурвал. Вырулить на остров, да
чтобы не разбить паром о деревья,— ед
ственное спасение. Другого нет. Это зн!
Степаныч, это понимает Иван Федорович. 1 )
Остров уже совсем близко, уже отчет*
во видны кусты и разбивающиеся о ство
деревьев мутные брызги. Туда, на эти
сты, рулит Степаныч, туда мчит их стр
тельный поток.
Слышится скрежет лодок о гальку, и
ром внезапно замирает на месте. Лишь Т^В
гда Степаныч отпускает ш т у р в а л и рукоР
утирает выступивший на лбу пот.
— Вот они, дела какие,— говорит ста*
рик, и будто что-то вспомнив, спрашива
— Ну, а теперь чего делать будешь?
Иван Федорович пожимает плечами. Т||
гда Степаныч сходит с парома на лодку, ч
привязана у его кормы, и кричит врачу:
— Садись, перевезу.
И снова борьба с бешеным потоком,
теперь Иван Федорович спокоен. Сильи
руки старика уверенно гребут к берегу,
вот уже лодка упирается в мягкий песок. I
Дальше путь предстоит пешком по тайг
машина-то осталась на пароме. Но не даль
ний переход смущает врача — ходить
привык, время — вот что волнует ег
Успеет ли он к больному? Не опоздает
к рыжему, смешливому Родионову? Но
делать? Ехать не на чем, значит, надо идт
И Иван Федорович идет.
Чем выше, тем гуще тайга, тем мягче, по
датливей мох под ногами. Чавкая, ступа
ет он тяжелыми ступнями. Только нога ото
вется от земли, вода тут же устремляется
глубокий след, словно захватывая его
мха, чтобы не дать тому подняться, расп{
виться. И тянутся эти водяные следы, под
рагивающие от ветра, тянутся, как лег
пись еШе одного трудного таежного перехо
да. А сколько таких переходов продела
Иван Федорович за двадцать с лишним ле
работы, сколько им уже сотен, а може
и тысяч километров, пройдено по
молвной тайге! И почти каждый такой п«
реход — спасенная
человеческая жизи

•ифнанный у смерти человек. Сколько их —
•шкращенных в строй людей? Да разве счиI < I он, старый врач, эти жизни, и разве
'•и-г их важен? Нет, не счет, а каждая в
"I (ельности жизнь, и за каждую из них он
|>|>1>олся всем, что есть у него: волей, знан и я м и и опытом. И если не всегда выходил
победителем в борьбе, в том не его, конечно, вина.
Что сулит ему сегодняшний поединок,
> \ м е е т ли вырвать он у смерти смешливого
и.фня Родионова? Должен суметь, обязаммьно должен, организм молодой — он хо. :ш помощник врачу.
К больному Иван Федоровичи приходит
ышь за полночь. Небольшой барак ремонк-ров встречает его угрюмым молчанием.
"и входит внутрь, в углу сгрудились не-

сколько человек. Там, на узкой кровати, лежит Родионов. Его рыжие волосы рассыпались по подушке, нос заострился, губы поолекли. Иван Федорович склоняется над
ним.
Неужели поздно?..
Он берет захолодевшую руку Родионова,
нащупывает едва уловимый пульс. Организм устал бороться. И снова мелькает та
же мысль: неужели поздно?..
Одну минуту колеблется Иван Федорович,
лишь одну короткую минуту. Он спрашивает себя: неужели этот рыжий, этот еще
такой молодой парень обречен? Но вот проходит минута, на больного глядит уже
врач, у которого сомнений нет. Решительный голос его, обращенный к сгрудившимся
в углу ремонтерам, рвет тишину:
— Ьольного на стол!

ХРОНИКА ЛИТЕРАТУРНОЙ ЖИЗНИ
Я Н В А Р Ь . 1937. В Еравне состоялся слет
юных поэтов и художников. Руководили
I летом поэты Ц. Номтоев и Ж. Балданжаоон и работник айкома ВЛКСМ Жамсо
Гумунов. Обсуждали стихи юных поэтов,
опубликованные в журнале «Булаг» (приложение к совхозной газете «За мясо, за
молоко», редактор Ж. Балданжабон).
Хоца Намсараев закончил обработку
поэмы «Аламжа мэргэн».
ФЕВРАЛЬ. Вышел второй номер журнала «Тунхэнэй хабар» (приложение к
тункинской газете «Знамя Ленина») со
стихами X. Намсараева, Солбонэ Туя и
Мадасона, переводами стихов Пушкина
и произведениями литкружковцев.
МАРТ. Вышел четвертый номер журнала «Бата зам» (орган союза писателей
республики) со стихами X. Намсараева,
Ц. Галсанова, С. Михаханова, Д. Балданжабона, Ц.
Номтоева, Ш. Нимбуева,
Д. Мадасона. Помещены также новелла
Ц. Дона «Улэгдэл» («Пережиток»), отрывки из повестей «Цэрэмпил» X. Намсараева
и «Цэрмаа» Д. Дашинимаева.
В журнале «Безбожник» № 1 на бурятском языке опубликованы стихотворение X. Намсараева «Жоодшо» и отрывки
из эпоса бичурских бурят в
обработке
Ц. Дона.
Отважные бурятские девушки завершили
лыжный переход Улан-Удэ — Москва. В
республиканских газетах и журналах по-

мещено много стихов, воспевающих героический подвиг патриоток.
МАИ. В Бурят-Монгольском театре идет
пьеса А. Шалаева «Мэргэн».
В «Бурят-Монголой унэн» печатаются
литературные страницы с произведениями
молодых авторов.
ИЮНЬ. К годовщине смерти Максима
Горького в «Бурят-Монголой унэн» напечатаны стихи Ц. Галсанова, статьи X. Намсараева и С. Ширабона.
ОКТЯБРЬ. Общественность республики
отметила юбилей Шота Руставели.
«Бурят-Монголой унэн» посвятила несколько полос устному народному творчеству.
Вышла книга Д. Дашинимаева «Тулам
соохи шоно» («Волк в мешке»)—сказка
для детей и «Борис Годунов» Пушкина
в переводе Дашинимаева.
Бурятская литература понесла в 1937 году тяжелую утрату — по клеветническим
наветам репрессировано десять
человек,
в том числе такие талантливые и самобытные писатели, как Ц. Дон, Д. Дашинимаев, Солбонэ Туя и другие.
Безвозвратно
погибли готовые к печати роман Ц. Дона
«Тужа соо» («В т а й г е » ) — о строительстве ПВЗ, повесть Д. Дашинимаева «Цэрмаа» — о современной жизни колхоза, по
эма С. Михаханова «Хоер дуран» («Две
любви») и т. д.

Ш

КРИТИКА И
БИБЛИОГРАФИЯ

МОЛОДОСТЬ БУРЯТИИ
МОСКВЕ, в издательстве «Молодая
В гвардия»
вышла в свет книжка нашей

землячки Цырен-Дулмы Дондоковой «Девушка с Байкала»*. Я .не лишу стихов и
не беру иа себя смелость судить о поэтических особенностях этого произведения.
Мои короткие заметки — всего лишь попытка поделиться .впечатлением о повести Ц.-Д. Дондоковой с шрупими читателями.
Это действительно поаесть,
безыскусное,
неторопливое тавестваваиие с несложным сюжетом. Аатор не стремится
заинтриговать читателя, ведет свой рассказ
с простодушной надеждой на .его внимание. И это доверие подкупает. Более тото, уже в нем проявляются национальные черты и автора, и его героев, и самого произведения в целом.
В первой и
второй главах герои еще не появляются,
на этих .страницах автор славит советскую
молодежь, юношей и девушек родной Бурятии. Таким зачином начинали свои сказания о (гароях-баторах народные сказители.
Действие получает развитие в третьей
главе. Старый Эрхито приедал из колхозного улуса в столицу (республики, чтобы
встретить иа вокзале свою дочь Зржеми:
аевушка возвращается из Иркутска, где
только что окончила медицинский институт. Читатель ,вицит жизнь Улан-Удэ глазами деревенского старика-бурята, отчего уже примелькавшиеся детали городского быта приобретают особую выразительность.
Такой прием дает автору возможность
конкретно и зримо показать, как изменилась жизнь бурятского
народа за годы
Советской .власти. Бесхитростные мысли
старого Зрхито -наводят иа сложные обобщения социального характера. Для чита* Цырен-Дулма
Дондокова. Девушка
г Байкала. Повесть в стихах. Издательстно ЦК ВЛКСМ «Молодая гвардия». 1963 г.
134

тельокого восприятия, да и для худож^
венной выразительности, это более убе
1тельно, чем прямые публицистические
ступления, которых в повести тоже
.мало.
Так же просто, без какого-либо нал
ма автор знакомит на вокзале Эрхито!
молодым хирургом Эрдени, которому А
ло суждено сыграть
важную роль|
судьбе Эржени. Затем поэтесса надолго
сгавляет Зрхито, переключая свое анимЫ
ние на главную героиню.
.Ничего особенного нет в этой девочЯ
-что (выделяло бы ее из среды сверстии
Жизнь Эрже«и неотделима от тех
дояых будней, которыми живет ее рол
улус. Эржени училась в школе, рабо|
;ла яа колхозной птицеферме, пытала
(пойти по стопам отца-охотника, но
ком уж велика была ее любовь к
тателям тайги, чтобы она могла прийт >
к ним с .ружьем. Ее старшая сестра, кЛ
торая во всем была для Эржени
ром, (умираегг от руюи (невежественна
лекаря, и это определяет дальнейший пу
аевушми: Эржени решает стать .врача
чтобы никогда больше темные суеверий
ие приносили -бад в ее родную степь.
Девочка как девочка, частый и пре
расный мир советского ребенка. Ц.-Д. Дон-]
докова не побоялась обыденности в суп
бе Эржени и других героев .повести,
нагромоздила конфликтов ради занимательности. В образе Эрженм и
Эрде
обобщены 'черты их соврем вин икав, ма
лсцЫ'Х ооветагаих людей
поолезоениог
.поколения. К'олхозвица-бурятка, .мальчиксирота получают
высшее образова
Мы уже настолько привыкли к подобны»
явлениям, что сами по себе они не пр
/лакают нашего внимания. Б'Олее топ
приобщение к науке
девушки-бурятки
уже ничем не отличается ныне от такого
же пути русского юноши, казаха, представителя любого иного иарода, населяю- .'
щего нашу страну, даже самого бесправ- |
иого из них в прошлом. Такова природа:
советской действительности, и автор прав,
не облекая своих геров в экзотические•

. 1 южаы, не осложняя их пути надуманн ы м и трудностями.
11о. конечно же, не все легко и гладко
кладььвается и у них. По молодости лет
• III бывают иногда и излишне
самонаи-шны. Так случилась
с Э.ржени, она
'уть было ие полнбла в заснеженной тай>. А в это время Эрдени с помощью операции спас ее отца, старого Эрхито. Страмшы, на которых описывается пребыва::1е Эрхито в больнице, полны светлого
:омора. Вот как рассуждает выздоравливающий Э*рхито:
И т а к , скажу вам: глиняных бурханов
Пора на пенсию. Куда годятся?
Не могут ни черта. У нас бурханы
1еперь живые ходят — наши дети.
Все могут. Только заболей — не надо
Молиться — сами прилетают с неба!»

;

Образам Эржени и Эрдени, их светлым помыслам противостоят эгоизм и самовлюбленность Энхэмы и Тагара. Да, з
среде нашей молодежи, в массе своей
здоровой и деятельной, еще встречаются
этакие юные стяжатели, пустоцветы, пораженные собственническими инстинкта.ми. Они вроде и учатся не хуже других,
и работают, правда, без особого энтузиазма, но всеми их помыслами руководят
не желание быть полезными Родине, народу, 'не стремление хоть М1алой мерой
возместить то, что было взято, а соображения личной выгоды.
Естественно, что в этой повести о юных
немало страниц посвящено любви. Горька
и слепа сначала любовь Эрдени. О чувстзе
Эржени читатель догадывается не сразу,
(так ото девически-целомудренно и застенчиво. Автор рассказывает о переживаниях своих героев без надрыва и слащавости, в его словах м-ного
лукавства,
доброй улыбки. Вот Эрдени только что закончил операцию, которая потребовала от
него большой выдержки и умения, Эр^е|Ни успешно справился с ней, а с собственным сердцем ему ладить труднее:
« О п е р а ц и я на сердце,
А верней — на двух, пожалуй.
Со своим чужое надо
Навсегда соединить.
Ьез наркоза, инструментов,
Ьез сестер и ассистентов.
Операцию на сердце
Очень трудно проводить».
И 'радостно, что в ' конце
концов его
светлое и цельное чувство к Эржени победило черствую рассудочность Эн.хэмы.

Поражение Энхэмы воспринимается иг
только в этом, любовном, плане. Терпит
крах все то, что определяло ее отношение
к жизни, Энхэма, в буквальном смысле,
осталась у разбитого корыта, ей с такими, как Эрдени, «е по пути.
Описанные события отмечены знакомыми приметами времени, в некоторый из
этих событий читатель даже сам принимал
участие. Таковы, например, воскресники
по прокладке
трамвайных путей. Герои
повести, чабаны и доярки запросто пользуются в своих поездках самолетом, как
они в недалеком прошлом
пользовались
лошадьми. Автор бережно сохранил и характерные национальные
детали быта,
национальный колорит и афористичность
языка. Электровоз, например, назван ,у него необъезженным, он «фырчит, как конь,
и, как марал, кричит».
Здесь мы, русские читатели, многим
обязаны переводчице Нине Бялосинской.
Повесть читается легко, переводчице удалось донести до читателя то национальное
своеобразие, которое отличает один народ
от другого. У нее немало поэтических находок, вот как, например, дана одна из многочисленных картин природы:
«В тайге такая тишина —
Ни зверя не видать.
Все сосны в дохах, как одна.
В снегу такая глубина —
Никак нельзя шагать.
Березки в белых платьицах
В снега по горло прячутся,
А маленькие елочки—с головкой—
потеплей,
К высоким прижимаются стволам и
заслоняются
Они от ветра лютого ветвями матерей».
Без претензий я в то же время зримо,
легко представить себе зимний лес.
К сожалению, встречаются в тексте и
неудачные выражения. Разве можно, например, сказать по-русски «окрылили(I)
скотоводство»? «Сырая голова»? В угоду
размеру, рифме переводчица допускает порой ненужные повторы, лексические ошибки, ломает синтаксис: «Запыхавшись, пыхтя».
«Мы-то, — подумал, — по юртам
кротами бывали зарыты». Встречаются и
ничем не оправданные длинноты, особенно
в начале повести. Это не может не портить хороший в целом перевод.
Бурятская литература обогатилась еще
одной книгой на совремеиную
тему. И
этому нельзя не порадоваться. Молодой
читатель, которому прежде всего и адресована понесть, найдет в ней много близкого для себя.
Раиса

БЕЛОГЛАЗОВЛ.

НЕП&ЕРКНУЩИЙ
ПОДВИГ
ПАРОДА
(О книге А. К. Золотоева «Бурятия в годы Великой Отечественной войны*)

Великой Отечественной войИ СТОРИЯ
ны в полном объеме еще не написана,

многие факты пока неизвестны ни историкам, ни писателям. Они хранятся в сердцах тех, кто перенес на своих плечах всю
тяжесть сражений. Но они станут известны,
потому что сотни людей неустанно собирают материалы о минувшей войне.
К числу таких исследователей истории
Великой Отечественной войны нужно отнести и кандидата исторических наук А. К.
Золотоева, автора двух интересных книг, в
которых обобщен большой материал, касающийся участия народов Бурятии в войне
против гитлеровской" Германии и ее сателлитов.
Мы не будем подробно останавливаться
на первой книге, посвященной героическому
труду граждан Бурятии в тылу, она заслуживает того, чтобы ей была посвящена
самостоятельная рецензия. В
настоящей
статье мы хотим более детально остановиться на другой работе А. Золотоева —
«Воины Бурятии в Отечественной войне».
Эта к н и г а — п е р в а я попытка наших историков на основе достоверных источников
обобщить
материалы,
характеризующие
участие сынов и дочерей республики на
фронтах сражений с фашистскими захватчиками. В книге описаны подвиги воинов с
документальной точностью, в ней нет вымысла, все, о чем пишет А. Золотоев, можно подтвердить первоисточниками. Над
этой небольшой книжкой, выпущенной Бурятским книжным издательством в 1963 году, автор работал почти десять лет. Он занимался в архиве Министерства обороны
СССР, в Центральном музее Советской Армии, в партийном архиве Бурятского обкома КПСС, перерыл огромное количество материала в рукописных фондах, просмотрел
десятки тысяч газетных страниц, встречался со своими героями, собирал воспоминания.
Автор приводит интересные данные:
в
первые же дни вероломного нападения гитлеровской Германии на Советский Союз
только по одному Центральному району г.
136

Улан-Удэ было подано более 400 заявлений :
с просьбами зачислить добровольцами в
Красную Армию. Более 300 заявлений поступило в райвоенкомат Железнодорожного
района, кяхтинцы подали больше 60-ти заявлений, 1200 поступило в другие шесть"]
военкоматов республики. Заявления подав
ли почти все, кто мог держать в руках ору-'
жие. На защиту Родины встал стар и млад, 1
Среди пожелавших ехать на фронт ветре- М
чаются ветераны трех революций, участии- I
кн гражданской войны, воины, защищав- 1
шие честь и независимость советской земли 1
во время событий на КВЖД, сражавшиеся 1
с японскими милитаристами на Халхин-Го- 1
ле и на Хасане.
Таких заявлений были десятки тысяч. Од- )
них только комсомольцев из Бурятии добро- >
вольно ушло на фронт 12 тысяч человек. ]
Среди тех, кто первым принял бой с огол- \
телыми полчищами Гитлера, были и сыны
Бурятии. Об этом рассказывается в песне,
сложенной легендарными защитниками Брестской крепости:
Расскажут лишь камни об этих боях,
как насмерть герои стояли.
Здесь русский, бурят, армянин и казах
за Родину жизнь отдавали.
В дни схваток с фашистами храбро действовали наши земляки: командир батальона Владимир Шаракшинэ, капитан Гуржап
Очиров, ставший впоследствии командиром
партизанского отряда в глубоком тылу противника. В грозные октябрьские дни 1941
года на фронт ушла вся семья Цыдена Балдано, вместе с мужем сражалась Софья Зиновьевна и сын Вадим.
Автор книги подробно описывает героические подвиги сынов и дочерей Социалистической Бурятии — кавалериста Ф. Абагаева, телефониста П. Халтухеева, летчиков
П. Харитонова и А. Шапхаева, интенданта
Б. Доржиева и многих других. За первые
несколько месяцев войны за доблесть и мужество были награждены орденами и медалями Союза ССР 132 бурята.

Несмотря на героические усилия наших
солдат и офицеров, фашистская Германия,
нгпользуя отсутствие второго фронта, рва,|,1сь к Волге и к Дону. Тогда девизом наш и х войск стали слова — «Ни шагу назад!»,
>а Волгой для нас земли нет!»" Осенью
Г142 года наши войска стали наступать.
Вскоре была окружена и разгромлена большая группа фашистских захватчиков в Вол| ограде. В зимнюю операцию 1942—1943
и>дов началось массовое изгнание фашистских оккупантов с советской земли. В этих
| нжелых и изнурительных боях советские
поины проявили массовый героизм.
А. Золотоев последовательно излагает события, в которых активное участие принимают воины из далекого Забайкалья. Он усыновил, что известная 321-я стрелковая
дивизия, солдаты которой проявили чудеса
героизма во время боев на Волге, была
I формирована в Забайкалье из рабочих, служащих и колхозников Читинской, Иркутской областей и Бурятской республики. Эта
ишизия больше двух месяцев вела тяжелые
«ооронительные бои на самых ответственн ы х участках фронта, а в ноябре приняла
активное участие в окружении и разгроме
противника в районе большой излучины
Лона. Автор сообщает интересные данные
о боевых делах дивизии. Их должны знать
все, кому дороги факты истории. «За время
боевых действий с 4 августа 1942 года по
19 марта 1943 года дивизия освободила 92
населенных пункта, уничтожила более 20
тысяч солдат и офицеров противника, 28
танков, 13 самолетов, 30 орудий и пушек,
много минометов, пулеметов, автоматов и
другой техники; захватила 20 танков, 83
орудия и пушки, 329 пулеметов, 48 минометов, много различных складов и т. д.»
Правда» сообщала: «В боях за нашу Советскую Родину против немецких захватчиков 321-я стрелковая дивизия показала образцы мужества, отваги, дисциплины и организованности. Ведя непрерывные бои с
немецкими захватчиками, дивизия нанесла
огромные потери фашистским войскам и
своими сокрушительными ударами уничтожила ж и в у ю силу и технику противника,
беспощадно громила немецких захватчиков.
За проявленную отвагу в боях за Отячестзо с немецкими захватчиками, за стойкость,
мужество, дисциплину и организованность,
за героизм личного состава 321-я стрелковая дивизия преобразована в 82-ю гвардейскую стрелковую дивизию».
В книге приведены письма фронтовиков,
в которых говорится о боевых подвигах
солдат и командиров 82-й гвардейской дивизии. Кстати, в этой дивизии сражалась
славная дочь бурятского народа, военврач
Маргарита Андреева, павшая смертью храбрых в начале 1943 года.
Много героических подвигов на фронтах
борьбы с немецкими захватчиками совершили наши земляки. Никогда не забудет
Родина, как отважно дрался наш земляк,
командир расчета противотанковой пушки
Прокопий Маханов. Славный путь во время войны прошел ныне полковник Федор
Будажабэ.
Личную храбрость и отвагу в ж а р к и х бо-

ях проявлял Павел Банков, уроженец Кяхтинского аймака. Только в одном сражении
10 июля 1943 года он из своей бронебойной
винтовки уничтожил шесть танков противника. Сержанту Павлу Баннову было присвоено звание Героя Советского Союза.
Неизгладятся в памяти народа героические подвиги командира отделения разведки улан-удэнца Игоря Иванова. Вот что о
нем написали в наградном листе, когда командование части ходатайствовало о присвоении ему звания Героя Советского Союза. «Создалось критическое положение. Озверевшие гитлеровцы с криком: «Рус, сдавайся!» бежали на батарею гвардии лейтенанта Тягких. «Гвардейцы не сдаются врагу!»— крикнул гвардии старшина Иванов я
с пистолетом в руках, с криком «Ура!» поднял остатки своей и соседней батарей и
бросился в контратаку. Завязалась рукопашная схватка. Действуя огнем и прикладом, он уничтожил несколько фашистов. Но
вот один немец замахнулся и выбил из рук
старшины Иванова пистолет. «Врешь, не
возьмешь, гадина! Бей их, ребята!»—крикнул Иванов и, как сокол, налетел на грузного немца. Резким движением вырвал у
него автомат и стал уничтожать гитлеровцев. В результате решительной контратаки
немцы были вынуждены отступить. Воспользовавшись этим, гвардии старшина
Иванов подбежал к отбитой у немцев полковой батарее и открыл беглый огонь по отступавшим фашистам. Десятки гитлеровцев
были уничтожены из орудия отважным разведчиком Ивановым и один фашист взят
им в плен».
Автор подробно рассказывает о бывшем
слесаре ПВЗ Сергее Орешкове, повторившем подвиг Александра Матросова, о коллективе завода, бережно хранящем память
о своем земляке.
Наш забайкальский край долго будет гордиться подвигами Героев Советского Союза — сержанта. Ивана Котова и старшего
лейтенанта Василия Истомина, уроженцев
Кабанска, которые участвовали в одной из
важных операций Отечественной войны —
форсировании Днепра.
Сыны Бурятии отважно дрались всюду.
До сих пор многие помнят, как смело дрался с немецкими стервятниками летчик-истребитель Василий Михалев. На его личном
счету 19 сбитых самолетов противника.
Мастер сверхметкого огня Цырендашн Доржиев уничтожил во время войны 181 гитлеровца, снайпер Жамбал Тулаев вместе со
своими учениками уничтожил около полутора тысяч фашистов.
Немало славных подвигов совершили
наши земляки в Великой Отечественной
войне. Описанию этих подвигов автор посвятил почти половину своей книги. Тут мы
можем найти необходимые сведения о таких храбрецах, как Бато Бурлов, Цыремпил
Бубеев, Осип Денисов, Иван Трофимов, Георгий Москалев, Алексей Пестерев, Борис
Ущев, Владимир Борсоев и многие другие.
Автор описывает жизнь бойцов в предельно сжатой форме, говорит лаконичным языком документов. Разумеется, рассказать о
многих активных участниках Отечественной

137

ц<>Ли1.1, соисршнвших не менее достойные ге1
(нимкч'кш. подвиги, А. К. Золотоев не сумел. II это вполне понятно. Никто не сумпч и одиночку собрать полные сведения о
м г г \ участниках Отечественной войны.
В заключение следует сказать, что необходимо еще одно издание этой интересной

книги. Надо увеличить ее объем за
привлечения нового материала, дать бо
интересные и разнообразные иллюстраций
Книгу необходимо красочно оформить. ~
час же она издана в неряшливой облои
и выглядит явно непривлекательно.
Л. ЭЛИАСО1

ЦЕННОЕ ИССЛЕДОВАНИЕ
Бурятским книжным издательством выпущена довольно большая и интересная
работа Малахинова Л. И. «О двух путях
аграрной эволюции в России».
Выход в свет этой книги представляется
нам необходимым и актуальным потому,
что разработка в наше время ленинского
этапа в развитии марксистской аграрной
теории относится к числу первоочередных
задач советских экономистов и историков,
когда на глазах современника терпит крах
колониальная система империализма
и
многие .страны стали на путь самостоятельного экономического и политического
развития. В связи с этим громадное значение приобретает изучение современных
форм аграрного развития этих стран. Но
его нельзя вести без глубокого, усвоения
нами исключительно богатого и разностороннего теоретического наследства В. И.
Ленина.
В период культа личности Сталина важнейшие положения ленинской аграрной
теории не подвергались должной научной
разработке, поэтому -в этой области наблюдался неоправданный застой.
Появление в свет данной монографии в
известной мере поможет общему делу разработки советскими историками и экономистами ленинского этапа в развитии
марксистской политической экономии, ее
аграрной теории — в особенности.
Одним из достоинств и особенностью работы является то, что рассмотрение вопросов, поставленных в ней, ведется в политэкономическом (теоретическом) плане,
а не в историко-экономическом. Богатый
историко-экономический материал используется автором в той мере, в какой это необходимо для политико-экономического анализа процессов, характеризующих своеобразие аграрной эволюции России в период
ее пореформенного развития.
В целом работа состоит из т р е х р а з д е л о в . Первый раздел монографии представляет гобой общетеоретическую часть
исследования, в котором интересно и ори138

гинально ставятся вопросы развития
тализма в сельском хозяйстве России.
У нас давно утвердилось мнение,
при разнообразии форм развитие кап
лизма в сельском хозяйстве шло по
основным путям — прусскому и америка
скому, а т. Малахинов весьма обоенов
но и правильно говорит о реформатор*!!
и революционном пути развития кап
лизша в сельском хозяйстве России.
Кроме этого, пути развития в сельс
хозяйстве характеризуются у нас обь
одним признакам, хотя они имели МБ
признаков или черт. Так, американс
путь в условиях центра России нере
понимается в прямом смысле, как дейс
вительный путь развития; прусский
путь развития, как правило, сводится
эволюции одного лишь помещичьего хозл
ства, а эволюция крестьянского хозян
умалчивается или же оставляется в тев
В книге показывается эволюция не толь
помещичьего хозяйства, но и крестьянск^
го хозяйства, которое страшно медленно
мучительно эволюционировало по капит
диетическому пути, встречая массу К!
постнических пережитков, задерживав!]
его развитие.
Среди некоторых советских исследовате|
лей имеются даже и такие, которые нали
чие и .борьбу двух путей развития калига^
лизма в сельском хозяйстве (прусского
американского) обнаруживают в России
XVI столетии.
Должное нужно отдать т. Малахинову']
который подчеркивает, что в XVI в. в
сии не было и не могло быть вопроса
двух путях развития капитализма в земле
делии. Дело в том, что Россия XVI столе
тия характеризуется не складывание
здесь капиталистических отношений,
наоборот, становлением и укрепление!
помещичье-крепостных форм
производ
ства. Следовательно, в то время мог суще
ствовать только общинно-патриархально
крестьянский вопрос, а не мелкобуржуаз-1

ный, с которым связан американский или
В конце второго раздела автор приходит
прусский путь развития капитализма в
к вполне обоснованному во всех отношениземледелии. Эти пути наличествуют там,
ях выводу, что «в условиям центра Еврогде феодализм, подточенный развитием в
пейской России американский путь вплоть
его недрах капиталистических отношений,
до Великой Октябрьской социалистической
идет к разложению в связи с чем и возниреволюции представлял собой нереализокает проблема ломки феодальных или об- ванную возможность капиталистического агщинно-крестьянских форм землевладения,
рарного развития», а прусский путь далет. е. возникает вопрос о методах, способах
ко не получил своего полного завершения.
«чистки земель» в интересах развивающегоНо самым ценным разделом книги явся капитализма. Так, «американский» путь
ляется третий, в котором дан обстоятельаграрной эволюции в России обнаружиный анализ капиталистической аграрной
вается только лишь во второй половине
эволюции в Сибири и её характер. До сеXIX в. Нужно учесть и то, что сам амегодняшнего дня этот вопрос оставался не
риканский путь, как особый исторический
изученным, поэтому данная проблема в сопуть развития капитализма в земледелии,
ветской
экономической и исторической
возникает не в XVI в., а во второй полонауке оставалась
«белым пятном». К
вине XIX в. в связи с революцией — побетому
же в нашей
экономической и
дой промышленного Севера над рабовлаисторической литературе
имеют место
дельческим Югом.
различные точки зрения в этом вопросе. Некоторые исследователи говорят об
Не менее интересным в научно-теоретиамериканском характере развития, друческом отношении является второй раздел
гие—вообще отрицают какое-либо развитие
книги, в котором раскрывается вопрос о
по американскому образцу, третьи—утверхарактере капиталистической аграрной эвождают о «ярко выраженной тенденции к аглюции в центре Европейской России.
рарной эволюции американского
типа»,
Мы знаем, что официально крепостное
четвертые говорят о наличии отдельных
право было отменено в России в 1861 г.,
элементов американского пути развития
но, по существу, сохранялись прежние крена окраинах и т. д.
постнические хозяйственные
отношения.
Реформа 1861 г. являлась крепостничеЗаслуга т. Малахинова состоит в том,
ским методом перехода от низших форм хочто на основе политэкономического анализяйства к
высшим—капиталистическим,
за — огромного фактического материала, он
одним из решающих моментов «первонавпервые пришел к чрезвычайно интересчального капиталистического накопления»
ным выводам. Во-первых, он доказал, что
и вступления России на прусский путь кав Сибири не было помещичьего землевлапиталистической аграрной эволюции.
В
дения (исключая владения кабинета), воцентре Европейской России эволюция креобще почти отсутствовала частная собственность и юридически существовала госустьянского хозяйства, как и помещичьего,
в сторону капитализма в пореформенный
дарственная собственность при различных
период была несомненной- Но она вследстформах (правах) владения этой землей
вии значительных остатков крепостничеместным населением— русским и коренным. Во-вторых, землевладение и землества, особенно в землевладении (крупные
помещичьи латифундии) и в социально-попользование (исключая фонд государственлитическом строе (самодержавие), протеных земель) было почти исключительно
кала медленно и мучительно для крестьянкрестьянским и потому крестьянин являлства. Эти пережитки сдерживали развитие
ся в Сибири единственным агентом земледелия, иначе говоря, он стоял во главе
чисто капиталистических отношений в крестьянском хозяйстве, экономическую и
аграрной эволюции, что характерно вообклассовую дифференциацию крестьянства.
ще для американского типа аграрного развития. Эти особенности, безусловно, соКрестьянин страдал на протяжении длиставляют отдельные элементы американтельного периода не столько от развития
капитализма, сколько от его недоразвития.
ского типа, но они не могли образовать
здесь действительно американское развиГнет помещиков чувствовался значительно
сильнее, чем ярмо капитализма. В этом-то
тие. Это можно объяснить тем, что эконои заключалась к о р е н н а я о с о б е н - мическая и социально-экономическая зависимость Сибири от центра Европейской
н о с т ь аграрного развития центра Европейской России.
России, очень сильный гнет пережитков

139

и традиций крепостничества лишали ее
свободы развития в чисто буржуазном —
американском направлении. Поэтому, втротьих, аграрную эволюцию Сибири следует рассматривать не иначе, как разновидность прусского пути. Прусский путь
развития являлся в Сибири преобладающим.
Это положение автора в какой-то степени противоречит общепринятому положению наших историков и экономистов,
которые обычно ссылаются на указание
В. И. Ленина, что «если земледельческий
центр России и ее земледельческие окраины
показывают нам, так сказать, пространственное пли географическое распределение
местностей, в которых преобладает аграрная эволюция того или другого типа, то
основные черты той или другой эволюции
отчетливо видны также во всех местностях,
где существует рядом помещичье и крестьянское
хозяйство». Но это указание
В. И. Ленина сторонники американского
пути развития наших окраин, в том числе
Сибири, часто понимают в прямом, буквальком, смысле. Представлять себе, что
В. И. Ленин имел в виду американский
тип в его чистом виде, нет оснований.
Автор далее пишет, что В. И. Ленин,
говоря об «американском типе», он подразумевал под ним отдельные черты, или элементы, но не сам т и п, как таковой. Нам
представляется достаточно обоснованным
это положение, ибо у В. И. Ленина мы не
находим прямых указаний ою американском характере развития сибирской окраины. При этом развитие наших окраин, г.
том числе и Сибири, по американскому
типу В. И. Ленин не мыслил в условиях
сохранения крепостничества в центре, без
осуществления политического и аграрного
переворота, радикальной крестьянской «чистки земель», которыми только и создаются необходимые предпосылки для такого
развития как в центре, так и на окраинах.
Основываясь на учении классиков марксизма и на действительном анализе разви-

тия Сибири, автор пришел к такому весы»
оригинальному и интересному выводу,
дореволюционная Сибирь н е р а з в 1
валась
по
американское;
образцу.
Автор на основе глубокого анализа эк
комического строя бурят в конце XIX и начале XX вв. показывает, что забайв
ские буряты накануне Великого Октября!
находились на такой ступени экономиче-Я
ского развития, когда прежний патриар-1
хальный строй хозяйства уступил место!
строю мелкотоварного производства, а пос*1
ледний, подвергаясь разложению, уже на-»
чал выделять капиталистические элемен«я
ты.
Такая постановка вопроса проливает
свет на правильное понимание экономиче-Щ
ского строя забайкальских бурят, ибо
дельные историки Бурятии до настоящег
времени ошибочно считают, что буряты пе-'
ред Октябрьской социалистической револю-Я
цией переживали патриархально-феодаль-Я
ные отношения.
Нельзя не остановиться на отдельных 1
вопросах, которые автором недостаточно!
раскрыты или же вызывают иное сужде-1!
ние. Нужно было остановиться более под-1
робно на характеристике земельных отно-1
шений других народностей Сибири, кроме
бурят. Подлежит сомнению утверждение 1
автора, что у северных народностей Сибири 1
земельного вопроса не существовало.
Книга написана хорошим литературным .'
языком.
В целом монография т. Малахинова
является большим и ценным исследованием, которое внесло новую и свежую струю
в советскую историческую и экономике- \
скую науку о характере и типе аграрной :
эволюции в России, в особенности Сибири. '
Ф. Шулунов,
кандидат экономических наук.
И. Манжигеев.

ОБ ОДНОЙ ПИСАТЕЛЬСКОЙ ПЯТИЛЕТКЕ
ПЯТЬ повестей в течение пята лет — так В иль Липатов работает упорно, настойчп«сработал Видь Липатов. Герои его по-во и, если можно так выразиться, привестей—лесорубы и сплавщики, трактори-менительно к писательскому труду, ритмичсты и рыбаки, водники Оби и Чулыма.
но. Литературный дебют Липатова — по1

140

итть «Шестеро». Сюжет повести драмати1ГН.

...Людей настигает страшный враг — сви1>и1ая и неистовая сибирская пурга.
Люди в первую очередь заботятся о спа• гний тракторов. Их необходимо доставить
на только что организованный северный
лесопункт.
Трактористы непрерывно копа1
>т снег. Нечеловеческим трудом, нечеловеческим напряжением воли они отвоевывают у стихии каждый метр пути. Когда один
из шестерых, Гулин, пытается взбунтовать•я, он, как на каменную стену, наталкивается на единодушный отпор, на сплоченную
нолю остальных. Гулин вынужден подчиниться и занять свое место в строю. Полученный урок не прошел для него даром.
Совершенно иное отношение к выбившемуся из сил семнадцатилетнему Замятину:
«— Совсем замордовали хлопца! — говорит Захарченко и подхватывает покачнувшегося Сашку. — В трактор нужно унести.
Бери, ребята!»
Впечатляюще звучит концовка повести:
«Их было шестеро. Они впервые увидели
друг друга за час до того, как три дизельных трактора «С-80» двинулись в далекий
путь на Север. Среди них были — татарин,
два украинца, трое русских; одному из них,
Сашке Замятину, было семнадцать лет, он
только начинал жить».
Виль Липатов не любит «спокойных» сюжетов. Его герои всегда действуют в обстоятельствах необычных.
Возьмем еще одну повесть Липатова —
«Глухая Мята». Зачулымский леспромхоз
направляет бригаду лесозаготовителей в
отдаленный лесной пункт. Необходимо срочно вырубить лес на пораженном шелкопрядом участке. Бригадир Семенов не устает
подсчитывать, успеют ли они справиться до
сплава. Ранняя весна путает все расчеты.
Бригадиру ясно, в нормальный рабочий
день теперь не уложиться. А тут еще, как
на грех, один из тракторов вышел из строя
— не оказалось запасной бобины.
Коммунист Григорий Семенов идет в леспромхоз за бобиной по раскисшей дороге,
через небольшие речушки и бескрайнюю
Обь. На обратном пути Григорий проваливается в наледь.
Когда Семенов возвращается в свою бригаду, лесорубы любовно отхаживают и отогревают его. Он узнает, что в его отсутствие бригада сама, по собственной инициативе, перешла на сверхурочные работы.
Теперь уже нет никакого сомнения в том,
что задание будет своевременно, к началу
сплава, выполнено.
Поэтическая направленность и эмоциональность творчества Липатова помогают
ему полно и точно отображать душевную
красоту людей. Смело, умно рассказывает В. Липатов о великом трудовом содружестве советских людей, о преемственной
связи поколений. Ветераны революции, воевавшие в годы гражданской войны с интервентами и белогвардейцами, окружены в
глазах молодежи романтикой легендарных
подвигов. Но они не только ветераны рево-

люции, они и замечательные работники. Таков бывший красный партизан из повести
«Глухая Мята» Никита Федорович Борщев.
Таковы капитан «Смелого» Валов и его друг
начальник сплавного участка Ярома («Капитан «Смелого»). Они вместе партизанили.
Оба выросли на Оби, оба влюблены в нее и
знают каждый ее поворот и излучину. Обоим уже пора на пенсию, но они не могут расстаться с любимым делом, с любимой рекой.
Несмотря на тяжелый сердечный недуг,
Валов решается еще раз «побежать» на старом своем пароходе. Это не просто прощальный рейс старого капитана, но и большое новаторское начинание. «Смелый» ведет плот з двенадцать с половиной тысяч
кубометров. Такой плот еще никогда не
проходил по этим местам. И плот пошел!
Но капитан «Смелого» поплатился за это
неимоверное напряжение. Его сбил с ног
тяжелый сердечный приступ.
Писатель мастерски передал эту сцену,
полную внутреннего драматического напряжения. Образ старого капитана «Смелого»
принадлежит к числу наиболее удавшихся
автору.
Удачен т а к ж е образ общепризнанного
вожака рыбацкой артели—старого и мудрого Истигнея из повести «Стрежень». Он хитер и добр. Он чуток и заботлив, он понимает людей, отзывчив к их бедам. И вместе
с тем он принципиально нетерпим к проявлениям душевной черствости, эгоцентризма.
— Человек не может быть один!.. — провозглашает Виль Липатов в повести. Особенно громко звучит это в финале.
'«...Виктория стоит одна. Совсем одна.
Кто это сказал, что Обь — река тихая, равнинная? Ложь! Обь — река сильная, могучая. Страшно человеку, если он один окажется на обской стреже. Страшно! Его спасение в том, что на берегах голубой Оби
живут смелые, хорошие люди,— они придут
на выручку».
Беда, если человек останется один —
так получилось и с Викторией — героиней
повести «Стрежень». Неслучайно она очутилась одна-одинешенька на берегу разгневанной Оби. Виктория окончила десятилетку и намерена стать врачом. Чтобы поступить в медицинский институт, необходим
производственный стаж. Она его «отрабатывает» в рыболовецкой бригаде. Виктория — не неженка и не белоручка. Ее не
пугает трудная, иной раз опасная работа.
Она лишь удивляется тому, как это люди
не замечают ее «геройства».
К товарищам относится свысока, всех поучает и не желает сама ни у кого и ничему учиться. Свое равнодушие к людям и
душевную сухость она прикрывает громкими словами о принципиальности и твердости характера. Внимательно обдумывает
судьбу героини автор:
«Как это случилось, что Виктория псе,
перенятое у матери, так извратила: решительность у нее стала упрямством, гордость — стремлением стать над окружаю-

141

щими, определенность характера—прямолинейностью его? — «Вот что я скажу, Виктория! — тоскливо говорит Полина Васильевна (мать Виктории.—Ред.).—Ты во всем
права н... ни в чем не права! Во всем, что
ты делаешь, нет главного — души. Это, как
в зеркале.— отражение в нем похоже на
живого человека, но это все-таки отражение».
Большой удачей автора являются скупые
и впечатляющие строки в повести, в которых старый рыбак высказывает свои глубокие мысли «о ласковом времени», повелительно требующем чуткого и любовного отношения к человеку. Трогательной заботой
окружает рыболовецкая бригада речника
Ульяна Тихого. Он считался одним из лучших штурвальных на Оби. Его несправедливо обвинили в аварии и сняли с работы.
Ульян запил и опустился, а рыбаки во главе с Истигнеем, как ребенка, выхаживают
его. Согретый человеческим участием и теплом, Ульян начинает оживать. Вот-вот человек снова встанет на ноги. Все дело срывает Виктория, бестактно попрекнувшая Ульяна тюремным заключением. Он снова запил и как раз в тот момент, когда капитан
парохода, на котором раньше работал Тихий, вместе с группой речников из команды
этого парохода, приехал на приобские пески, чтобы восстановить своего штурвального на прежней работе.
Гневные, бичующие слова бросает в лицо
Виктории старик Истигней:
«Не знаю, не з н а ю — в р а ч о м , пожалуй, не станешь. Нет, не станешь! Не дадим
пока документа. Нет, не дадим! С первого
класса тебе, Перелыгина, придется начинать!
Сейчас Викторин по-настоящему страшно, она бледнеет, замирает, ватными, непослушными губами шепчет:
— В какой первый класс...
— В первый класс жизни пойдешь... Жизни тебя учить станем,— спокойно отвечает
старик и поворачивается к речникам: —
Извините, товарищи, не досмотрели мы...
Товарищи, а, товарищи! —обращается он к
рыбакам. — Поставьте на ноги Ульяна! — И
опять к речникам:
— Будет Ульян человеком, будет!»
Читатель верит автору: будет Ульян человеком!
И Виктория, оставшаяся лицом к лицу
с разгневанной рекой, тоже будет человеком. Не таких людей, как Виктория, в силах перевоспитать слаженный и дружный
коллектив.
Тема'борьбы за человека с большой яркостью и художественной убедительностью
отражена в повести. Недаром повесть получила широкий н весьма положительный отклик во многих критических обзорах, подводивших итоги истекшего литературного
года. Повесть действительно заслуживает
такого пристального внимания. Она, наверняка, будет переиздаваться, возможно, не
раз. Именно поэтому хочется посоветовать
автору еще дополнительно поработать над
образом Виктории. В отличие от других персонажей повести, Виктория выглядит несколько упрощенно, статично.

142

Сначала читатель готов поверить, что I
Виктория действительно такая, какой ее ]
изобразил автор, что она и вправду закон- I
ченная эгоистка. А потом возникает закон- ]
ный вопрос: как же это так получилось? ]
Как и почему Виктория, выросшая в хоро- 1
шей советской семье, где ее совсем не бало- I
вали, обучавшаяся в советской школе, не 1
подвергавшаяся никакому тлетворному вли- 1
янию со стороны, стала душевно ущербным ]
и духовно обедненным человеком, которого .
автор сам спрашивает: «Как это случи-"
лось, что Виктория все, перенятое у мате- '<
ри, так извратила?..» Спрашивает и не от-Л
вечает. Пытливого читателя авторское '
умолчание не может убедить.
Сюжеты повестей Липатова психологиче- ]
ски всегда заострены. События развиваются }
напряженно, пока не наступает кульминационная развязка, обычно совпадающая с за- 'л
вершением повести. Благодаря такому по-1
строению, читательский интерес не ослабевает до конца.
Виль Липатов умеет вживаться во внут- 1
ренний мир своих героев. И там, где психо- 1
логическая углубленность ему не изменяет,
он дает яркие образы. Достаточно вспом- ,
нить, как психологически тонко, несколькими короткими фразами, передал автор всю I
гамму смятения чувств семнадцатилетнего
Саши Замятина из повести «Шестеро». Потому больше всего волнует, и это вполне
естественно, не заметили ли товарищи его
испуга и растерянности во время пурги. А ,
трактористы, со свойственной нашим людям
чуткой деликатностью и большим внутренним тактом, делают вид, что ничего не заметили. Таких примеров можно привести
немало. Но в творчестве писателя встречаются и психологические «огрехи». Особенно они бросаются в глаза в предпоследней
из опубликованных повестей—«Черный Яр».
Сюжет повести предельно прост. На
сплавной участок приезжают два молодых
специалиста: инженер Максим Ковалев,
окончивший Красноярский институт, выросший в Черном Яру, и впервые очутившийся
в Сибири инженер Борис Егоров, окончивший Ленинградский институт. Обоим с первой встречи пришелся по душе начальник
рейда Аленочкин. Автор усиленно подчеркивает его положительные качества:
«Владимир Алексеевич Аленочкнн— хороший инженер и начальник. Он до тонкостей
знает дело, очень много работает. Его можно застать в конторе в час ночи, а в шесть
утра Владимир Алексеевич опять вымеривает территорию участка неторопливыми
хозяйскими шагами. Он всегда бодр, подтянут, весел, расположен к шутке и улыбке.
Аленочкин умеет ладить с людьми — никогда не повышает голос, ровен в обращении.
...С тех пор прошла зима, и Максим Ковалев не разочаровался в Аленочкине, а,
наоборот, убедился в том, что начальник
отличный руководитель. Но больше всего
Максиму нравится настойчивость, с которой
Владимир Алексеевич выколачивает из
треста новый погрузочный кран».
Так завязывается основной сюжетный
узел повести. И как раз то обстоятельство,

ч го Аленочкин уже с первых страниц выводится, как «примерно-показательный» руководитель, невольно настораживает читателя.
11а этом построен тонкий авторский расмет. Когда Липатов показывает роскошную
постановку пятикомнатного особняка Алепочкина, это бьет прямо и безошибочно в
цель. Читатель сразу — без дальнейших разоблачений— начинает понимать, что Алепочкин ловкий приспособленец, что он жинет двойной жизнью, что он по натуре законченный собственник и стяжатель, которого разоблачить далеко не так просто.
Подстать Аленочкину и технорук Егоров.
Он тоже приспособленец и стяжатель, только с меньшим опытом и размахом. И когда
он пытается помериться силами с Аленоч1чиным, то терпит крах.
Лишь в конце повести, когда Аленочкин
и Егоров сталкиваются лбами, Максим понастоящему
понимает их хищническую
сущность. Максим внимательно наблюдает
за начальником сплавучастка и техноруком.
Посмотрит на Аленочкина — лицо перекошено от гнева, глаза запали,
переведет
глаза на Егорова — щеки бледны, словно
припудрены, глаза злые, как у маленького
зверька. «Тарантулы в банке! — думает
Максим.—Черт знает, что делается!»
Читаешь и досадуешь. Где же были у
Ковалева глаза раньше? Ведь он коренной
черноярец, там вырос, там учился, знает
как и в каких условиях живут сплавщики.
Уж кому-кому, а ему, основному положительному герою повести, полагалось бы обладать большей зоркостью. Надо прямо
сказать: образ Максима Ковалева, ведущего героя повести, в значительной степени
не удался.
Неудача с образом Ковалева объясняется
одним авторским просчетом: не развита основная линия конфликта.
Поэтическое дарование Внля Липатова
особенно ярко проявляется в изображении
природы Сибири. С глубокой взволнованностью и лиризмом он воспевает ее суровую
красоту, необозримость ее просторов, тревожную тишину таежных чащоб, величавое
очарование могучей Оби. Особенно близка
сердцу автора неласковая нарымская земля,
с которой связаны его детские и юношеские
годы.
«Сурова, жестока к людям нарымская холодная земля! Неласкова она к сынам своим, редко дарит солнцем, теплом, ароматом цветов и сластью ягод; порой так гневно, так зло глядит на детей своих, что не
матерью кажется, а злой мачехой. В холоде, в суровости воспитывает сынов н а р ы м ская земля, оттого и вырастают они под
стать ей — суровые, на скорую ласку неохочие, на улыбку скупые, на нежное слово
неторопливые».
Но и в холодные нарымскне к р а я тоже
приходит весна. Автор живописует ее то

яркими и сочными мазками, то нежными
акварельными полутонами.
«В середине апреля в Глухую Мяту со
стороны Алтая и Средней Азии приплыли
теплые, весенние ветры. Это произошло ночью, когда тайга спала. Вечером еще на небе висели неподвижные облака, сосны, затянутые кружевной дымкой, стыли в изморози. Но вот в полночь прилетел с юга
первый — неуверенный и пробующий — косяк ветра, промчался над вершинами деревьев. Он был густым и теплым. Первой услышала его сосна, оставленная бригадиром
Семеновым, она вздрогнула, качнулась маковкой и замерла — не верила еще, что долгожданное свершилось...
...Днями нужно ждать пока взлохматятся
болота, просквозят сосняк ручейки, наполнят тайгу голубым сиянием, и через деньдва речушка начнет набухать, тревожиться
подо льдом».
Как много в приведенном отрывке глагольных форм речи и как мало эпитетов,
обычно столь характерных для пейзажных
описаний! Такая насыщенность глагольными
формами, которыми автор пользуется умело и точно, придает его речи большую динамичность.
Язык повестей В. Липатова сочный, свежий, нередко новаторский, смелый. Но иной
раз, хотя и не часто, встречаются неотвеянные слова, нарочитость которых бросается в глаза.
От растущего и одаренного писателя, каким является Виль Липатов, мы вправе
ждать строгой взыскательности к каждому
своему слову. И наши ожидания автор оправдывает, от повести к повести язык Липатова становится все более точным и строгим.
...Пять повестей — пять крупных вех в
писательской жизни. Когда оглядываешь
пройденный В. Липатовым творческий путь,
становится очевидным, что автор уже вплотную подошел к поре своей творческой зрелости. Радует многосторонность его дарования. В его прозе отчетливо видны чистые
родники настоящей поэзии. В нем крепнут
черты новеллиста. Он силен в лирических
отступлениях, которые легко, без малейшего
нажима, органически вписываются в ткань
повествования, составляя с ним единое и
неразрывное целое. Он владеет, хотя и не
без некоторых просчетов, даром композиции. У него свой оригинальный язык, определенно устоявшийся писательский почерк.
В своих творческих исканиях Виль Липатов
не задерживается в тихих заводях, он всегда на самой стремнине, на а р с ж н е жизни.
Думается нет нужды говорить насколько
это необходимо и в а ж н о для каждого советского писателя.
Виль Л н и а т о и уже не дебютант в советской литературе, он один из видных предсгаиителей се молодого поколения. II нмеп-

143

но поэтому необходимо со всей определенностью подчеркнуть, что он подошел к очень
л а ж н о м у , я сказал бы, к ответственному
этапу своего творчества.
Летчику необходимо преодолеть звуковой
барьер, чтобы стать пилотом реактивного
самолета. И хотя всякая аналогия, как известно, весьма относительна, мне думается,
что и В. Липатову также предстоит преодолеть свой «барьер». Этот искусственно созданный самим же автором барьер временами замедляет его дальнейший творческий
рост.
Разберемся в чем тут дело. Уже в прошлом году, после опубликования повести
«Стрежень», встреченной положительными
откликами критики, раздавались отдельные
голоса, предостерегавшие автора от обеднения темы.
Мне не очень нравится слово «обеднение» применительно к основной тематике
липатовских повестей. Но в том, что он искусственно ограничивает и сужает тематику, сомневаться не приходится. Особенно
после его повести «Черный Яр». Любимыми
героями автора являются люди труда. Мы
видим — и это автор показывает в полную
силу, на высоком художественном уровне,—
как вдохновенно его герои трудятся. Но как
и чем они живут вне производства? Об этом
Липатов говорит скованно, скороговоркой,
вполголоса. Таким образом, быт советских
тружеников, неотделимый от их творческо-

го труда, в значительной степени выпадает^
из поля зрения автора.
По первым повестям это не очень заметя
И понятно почему: люди в пути («Шее
ро», «Капитан «Смелого») или во временно
командировке («Глухая Мята»). Тут бь
естественно, отступает на задний план,
вот в «Черном Яру» речь идет уже не о ко
чевой, а об оседлой жизни, не о коротком
а о сравнительно продолжительном отрез
времени. И тут отрыв производства от бы-"
та оборачивается уже просчетом, в знач
тельной степени снижающем художествен^
ную ценность повести.
Скупо пишет В. Липатов о мире прекраоЯ
ных человеческих чувств. Резко бросзето
в глаза такое обстоятельство: среди персо-1«||
нажей повестей Липатова много молодежи^ *
и так мало любви! В той же повести «Чер-, •
ный Яр» автор сумел поэтически показать"ф
зарождение большой любви к р а с а в и ц ы Валентины Батаноговой к Максиму Ковалеву,
но почему то не развивает эту тему. Веро-^
ятно, по той же причине женские образы
повестях Липатова выглядят значительно^!
бледнее мужских.
Все эти барьеры и недочеты легко прс-,
одолимы для автора. Залогом этому ег
большая и разносторонняя одаренност
растущее мастерство и упорная трудоспс
собность.
Яков ЕЛЬКОВИЧ.

ПОИСК ГЕРОЯ
(Некоторые раздумья о повестях Ю. Либединского «Завтра>
и «Комиссары»).

Мы справедливо называем русскую классическую и советскую
литературу наставником молодых национальных, в том числе и бурятской, литератур. Осваивать опыт великого учителя писателям
помогают ученые-литературоведы, которые неустанно и кропотливо
исследуют богатейшее наследство талантливых русских советских
писателей. Предлагаемая вниманию читателей статья В. Андреева
посвящена творчеству Юрия Либединского. В одном из номеров
журнала редакция опубликует вторую статью, в которой подробно
анализируется самое значительное произведение Юрия Либединского — «Неделя».
Максимович Горький назвал
А ЛЕКСЕИ
имя Ю. Либединского среди тех писа-

телей, которые правдиво и всесторонне отобразили в своем творчестве революцию и
гражданскую войну. Он писал:
«Широко и многими весьма талантливо
использован героический и трагически материал гражданской войны. Надолго останутся в новой истории литературы яркие работы Всеволода Иванова, Зазубрина, Фадеева, Михаила Алексеева, Юрия Либединского, Шолохова и десятков других авторов,—
вместе они дали широкую, правдивую и талантливую картину гражданской войны* 1 .

144

С Горьким солидаризировался К. Федин,
справедливо замечая: «Нельзя представить
себе положения, что «Неделя» или «Комиссары» могут выпасть из поля зрения литературоведения, если оно обращается к начальному периоду советской литературы» 2 .
1
М Горький Собрание сочинений в
30-ти
томах, т. 25, М., 1955, стр. 253.
1
ЦГАЛИ, Архив Ю. Н. Либединского.
Стенограмма заседания, посвященного 60летию Ю. Н. Либединского, 16.ХН. 58 г., М., ]
стр. 1.

Столь высокая оценка творчества Ю. Лиоединского вполне понятна: ведь он один из
лервых поставил в центре своих повестей
нового героя — коммуниста. Причем трактовал Либединский образ главного героя
нашего времени своеобразно, полемично.
Полемизировал писатель с теми, кто изображал Великий Октябрь как революционную метелицу, а творцов Октября—как был и н н ы х витязей, обладающих огромной физической силой. Гераська Боков в «Повольниках» А. Яковлева (повесть опубликована
:! альманахе «Наши дни» № 2, 1922 г.,
там же опубликована и «Неделя» Ю. Л.—
ред.), предстает богатырем: «Здоровый,— в
плечах косая сажень с четвертью, глаза
черные, лицо смуглое, выразительное, брови насуплены, срослись с переносьем, глотка, что труба... Боков большой, как столб,
и широкий».
Революция в этом произведении — бунт,
вихрь, хаос. История повольников во многом и нарочито напоминает народные сказания о м у ж и ц к и х восстаниях старой Руси,
а -коммунист Боков рисуется автором как
разгульный главарь анархического мятежа.
Его революционной деятельностью руководит не сознание, а буйство биологических
сил.
Подобное представление о революции и
коммунисте обедняло созидательное гуманистическое содержание революции, искажало настоящую картину борьбы.
Но если в этом случае можно говорить об
ошибках, вызванных недостаточной политической зрелостью писателя, то для серьезных обвинений в сознательном искажении
образа большевика тоже есть немало поводов.
Талантливым, а потому и очень опасным,
певцом мелкобуржуазного анархизма был
Б. Пильняк. Революция по Пильняку—возвращение России к старому, беспросветному,
допетровскому времени. В повести «Голодный год» Пильняк рисовал передового человека революции—коммуниста этаким бездушным диктатором. «В монастыре утром...
в Исполкоме собирались — знамение времени — кожаные люди, в кожаных куртках —
каждый в стать — кожаный красавец, у
каждого больше всего воли в обтянутых
скулах, в складках у губ, в движениях
утюжных,— и дерзания. Из русской рыхлой
корявой народности — отбор. И то, что в
кожаных — тоже хорошо: не подмочишь
этих лимонадом психологии,— так вот поставим,— так вот знаем,— так вот хотим —
и баста! Впрочем Карла Маркса никто из
них не читал, должно быть. Петр Орешин —
поэт—про них сказал: «Или воля голытьбе,
или в поле на столбе!»
В рассказе «При дверях» (1920 г.) Пильняк изобразил уездный город революционной страны. Кто же населяет этот город?
Обыватели, неврастеники, одичавшие от холода и голода, блудящие и пьянствующие.
Среди них — командир линизиона товарищ
Танатар, коммунист». «В кожаной куртке
и сапогах со шпорами», он «продавал свечи». Рассказ переполнен грубым фнзиологизмом, альковными сплетнями, открытым
10. «Байкал» № 3.

воспеванием пошлой чувственности, любовного флирта, детальным описанием развратной пьянки.
Подобная клевета писалась в то "время,
когда лучшие сыны народа—КОММУНИСТЫ—
беззаветно гибли за дело революции, когда
советский народ героически защищал молодую Советскую республику, отбиваясь от
натисков 14-ти государств, когда «каждый
пуд хлеба и топлива» был «настоящей свя1
тыней» , когда рабочий класс «жил и умирал прекрасно»! В эти трагические жестокие
дни Пильняк обливал коммунистов грязью.
Мог ли он не встретить противодействия ест
стороны революционных писателей?!
«Неделя» (1922 г.) была литературным
восстанием Ю. Либединского против клеветы на коммунистов. Повесть была триумфом поэтической мысли революционного писателя, самым пламенным созданием его
духа.
Страстно
полемизируя с Пильняком
Ю. Либединский писал: «Вот какой ты видишь революцию,— мысленно говорил я
Пильняку,— а она вот какая... Тебе уездный городишко в наши дни представляется
кошмарным свинством, и ты это свинство
принимаешь как революцию, а он—этот
уездный городишко — овеян ветрами классовой борьбы, овеян мировой революцией,
он сейчас насквозь героичен — вот они —
эти герои, люди современности» 2 . «Неделей» раздумья писателя над образом коммуниста не закончились. Мысль художника
упорно работает, хотя и не всегда пробивается к истине. Порой она попадает в
плен идеологического просчета. Такое «пленение» ожидало художника на страницах
повести «Завтра», над которой он стал работать буквально после окончания «Недели».
Писатель работал над ней в период нэпа.
Мирные будни 20-х годов были сложными
и противоречивыми. И своих героев он поставил именно в эти условия.
Введение свободной торгов- и
вызвало
оживление буржуазных элементов и мещанства. Многим бывшим участникам гражданской войны показалось, что «погибла
революция», что героическая эпоха сменилась «негероическими» буднями, ведущими
к реставрации капитализма.
...Андрей Винокуров, старый партиец, в
годы гражданской войны сражался против
Колчака. Сейчас он председатель крупного
треста. Винокуров решил сдать металлургический завод в аренду частнику, потому
что назрел кризис и трест проводит плановое сокращение. Узнав о решении Винокурова, предзавкома Семенов приходит в отчаяние и пьет запоем.
...Коммунист Файвишев—умный, смелый
партийный боец. В гражданскую войну воевал в Сибири, читал лекции в военной
школе. Теперь же, при нэпе, он считает, что
«революцию забыли» и беспробудно пьет.
1

В. II. Ленин. Сочинения, т. 27, стр. 300.
Ю. Либединский.
Сочинения т. I,
Л-М., 1931, стр. 102.
2

Ы5

В атмосфере разочарования и недовольства ж и в у т и рабочие завода, которые тоже
подвержены тлетворному влиянию нэпа.
Так Либединский подводит читателя к
выводу, что нэп — это разложение, развращение! перерождение партийных кадров,
это не временное отступление, призванное
подготовить силы для дальнейшего наступления революции, а полная сдача позиций.
Подобного рода мысли объективно смыкались с утверждением троцкистов о буржуазном, «термидорианском», перерождении
советского строя, о том, что спасти революцию может лишь целая волна пролетарских восстании на Западе.
Свое субъективное непринятие нэпа Либединский особенно четко выразил в прологе к повести. Он категорически отвергает
Сегодня, ибо Сегодня для него — это нэп,
развращающий, затягивающий в тину обывательщины, это жирные частники, спекулянты.
Не веря в способность пролетариата повести за собой трудовое крестьянство и другие
слои населения, Либединский не оценил ту
внутреннюю силу, опираясь на которую,
можно было бы завершить социалистическую революцию в одной стране. Он видит
выход в волюнтаристском прыжке в будущее, который должна, якобы, совершить
наша страна.
Идея эта выражена в последующих главах повести. Содержание их таково. В Германии, а затем в Польше грянула пролетарская революция. Вдруг все изменилось.
Жизнь кипит. Люди как будто переродились. «Все они новые, точно только рожденные». Очистительная буря германской революции смыла затхлое, тлетворное Сегодня.
Неверие в возможность победы социализма в одной стране, схематическое выражение теории «перманентной революции» —
вот политическое содержание «Завтра».
Неудачи «Завтра» были обусловлены слабостью идейно-творческих позиций автора,
отсутствием у него цельного марксистского
мировоззрения. Его восприятие действительности, порожденное атмосферой военного коммунизма, было оторвано от повседневной жизни, от будней революции.
Поэтому при крутом повороте к нэпу Либединский растерялся перед трудностями, перед новыми, более сложными, формами
классовой борьбы.
Партийная критика 20-х годов оказала
большую услугу писателю. Под ее влиянием
Либединский 'пересмотрел свои взгляды,
осознал суть допущенных ошибок, стал на
путь серьезных творческих исканий. Уже в
третьей повести «Комиссары»
(1924—
1925 гг.) писатель отходит от тех позиций,
которых придерживался в «Завтра». Либединский отмечал: «Неправильное, небольшевистское понимание нэпа, которое нашло
свое выражение в «Завтра», привело меня
к «троцкизму», и после того, как партия осудила партийную оппозицию, начав пересматривать свои взгляды, прежде
всего
натолкнулся на вопрос об отношении к
нэпу».
В статье «Моя критика «Комиссаров» Ли146

бединский говорит: «Я мысленно как
пробовал себя на переходе к нэпу, я обна
руживал недостатки в том, как мною был
принят нэп, и в дальнейшем по этой линим|
сложились типы Арефьева и Миндлова.
по противоположности, еще очень неясш
но уже намечались настоящие большеви
люди, которые всеми этими недостающи
мне свойствами обладали». Такими настоящими большевиками в повести должны были явиться Кононов, Васильев, Лобичев,
Злыднев.
Сюжет «Комиссаров» несложен. Отгремела гражданская война. Комиссары и командиры полков попали в совершенно новое,
небывалое для них положение. Не стало
яростной открытой борьбы с врагом, она
переносилась на мирный трудовой фронт.
Полководцы, проливавшие кровь на фронтах, преданы делу революции, ненавидят
классовых врагов, но — за малым исключением — эта ненависть не освещена глубоким классовым сознанием. И вот партия, их,
привыкших командовать и повелевать, сажает за парту. Многие недовольны, обижены. Они расценивают это как недоверие. •
Еще более серьезным испытанием для них
является введение нэпа. Тем, кто не понимал сущности нэпа, этот переход казался
изменой революции. Для того, чтобы понять
нэп, мало было одного революционного ин-.
стинкта, нужна была высокая сознательность, твердое знание марксистской теории,
политической экономии.
Герои «Комиссаров» во многом напоминают героев «Недели», но они более индивидуализированы, чем персонажи «Недели».
Художник умело подбирает отдельные детали и черты, которые выделяют героя из его,
окружения.
Вот портрет Комова. У него «болезненнотемное длинное лицо, на желтых щеках
темные точки, точно металл на всю жизнь
въелся в кожу». В революционную борьбу
Кононов вступил еще до Октября. В отличие от других Кононов острее чувствует н
воспринимает трудности революции и переживаемого момента.
По признанию самого автора, Кононов
должен был играть особенную роль в развитии темы «Комиссаров». На нем стягиваются главные тематические узлы повести, в соприкосновении с ним раскрываются отдельные характеры. Однако писатель
излишне идеализирует образ главного героя. Идеализация приводит к упрощению.
Образу Кононова не хватает жизненности,
убедительности.
Остановимся еще на Лобичеве. Почувствовав, что после гражданской войны в армейской политграмоте «появилось что-то
усыпительное, не зацепляющее самого главного, жизненного в сознании красноармейца», он сам попросился на курсы.
Лобичев издавно любит деревню, постоянно заботится о крестьянах. Когда партийцы Сизов и Дудырев, измучившиеся
тоской по деревне, родным, хозяйству, мирному труду, подают заявление об исключении их из партии, Васильев едко и озлобленно обругал их «мужичьем». Лобичев ра-

зу «обиделся на Дудырева, за себя, за миллионы людей...»
Несомненной удачей писателя явились образы Смирнова и Коваля. Николай Иванович Смирнов — герой гражданской войны.
Ему кажется, что его собираются учить потому, что недоверяют ему. «Стало быть, я
мало пользы принес?»—спрашивает он.
Кроме того, Смирнова отправляют под начальство Арефьева, бывшего царского офицера. Он взбешен. Учеба на курсах для него «срам». Он считает себя коммунистом,
знающим военное дело и политику. О себе
он высокого мнения, чванлив. Смирнов живет не сознанием, а инстинктивной ненавистью к классовому врагу, романтикой военных лет. Для него особенно необходима политическая и культурная подготовка. Он не
хочет мириться с тем, что он рядовой член
курсов, что ему нужно проходить строевую
службу, соблюдать дисциплину.
Пылок, недоверчив и зол Коваль, бывший
чекист. Он, как и Смирнов, живет инстинктивной ненавистью к врагам рабочего класса, всюду видит бюрократов, не любит м'едлить. Он предлагает всем разом «навалиться, как в 1917 году», и восстановить заводы, промышленность, сельское хозяйство.
Нелегко Смирнов и Коваль преодолевают
противоречия в своих характерах. Выстоять
в борьбе этой им помогла партия.
Очень тенденциозно выписаны Либединским коммунисты — крестьяне: Гладких,
Сизов, Дудырев, Клетов. Среди них Либединский не видит твердых, стойких коммунистов. Только Гладких показан, в общем,
как тип положительный.
Комиссары Дудырев, Сизов сдались под
напором буржуазной стихии. Они уходят из
партии. Причина их ухода в том, что из деревни получены письма с самыми неутешительными вестями. Дудыреву пишет" жена,
что умер брат, а «сноха делиться хочет»,
«без мужского совета тут нельзя». У Сизова — «чехи засекли брата, другой невесть где, не то в Чите, не то, бают, в Китае. А хозяйство все на племяше, а ему
четырнадцать годков. А мужики подушно
равнять будут».
Своеобразно показана в повести интеллигенция: Арефьев, Миндлов — руководители
курсов.
Арефьев вырос в дворянской семье. Он
бывший царский офицер, окончил кадетский
корпус, был когда-то меньшевиком. В гражданскую стал на сторону большевиков, вступил в партию. На курсах он вкладывает
много сил в воспитание кадров, энергично
борется против нарушителей дисциплины.
Но есть в Арефьеве какая-то старая зацепка, идущая от его дворянского происхождения: «Когда уставал, отдыхать он шел не к
рабочим, инстинктивно искал людей «своего
круга». Он женат на купеческой дочке Наташе. Живет с ней не по любви, а просто к
ней привык; часто ссорятся, в личной жизни
он мещанин.
Во время партийной чистки Арефьев стал
защищать подхалима Лаврицина.
Либединский подчеркивает раздвоенность
коммуниста-интеллигента.
Раздвоенность
представлена как характерная черта дан-

ного социального типа. К примеру, начальник учебной части Миндлов искренен и честен перед революцией и собой. Но у него
мания жертвенности, обреченности, отречения от жизни. В этой мании и проявились
черты непролетарской психологии Миндлова. Революция подорвала его моральные
силы. В его письме к Лобичеву звучат ноты
упадка и надрыва. Он пишет: «Пожалуй,
я истерся, изорвался, партия с успехом может потушить мою стоимость и превратить
меня в никчемную бумажку». Миндлову
«Шалавин, Злыднев и многие другие пролетарии представляются точно золотым фондом партии, ее золотым запасом». А вот
коммунисты-интеллигенты «как бы выпущены под этот золотой запас, это бумажная валюта, ценность которой держится на
золоте».
Либединский доказывает, что только завод, фабрика, могут порождать истинных
коммунистов. В этом и заключается ошибочность и схематизм «Комиссаров».
События, происходящие в повести, не
столько формируют новые, сколько выявляют в людях уже имеющиеся черты характера.
Одни герои, пройдя через трудности, предстают твердыми, убежденными революционерами, другие обнаруживают слабость психологии и неустойчивость взглядов, третьи
скатываются на чуждые пролетариату позиции. Раскрытие политических позиций героев повести преобладает в «Комиссарах» над
психологической обрисовкой образов. Весь
материал повести был недостаточно продуман и художнически прочувствован автором. Он признавался: «Я сливал вместе одни эпизоды, «выдумывал», т. е. составлял
из рассеянных элементов другие, отбрасывал
третьи. Но как я это делал? Я примерял их
к идее «Комиссаров», как к чему-то внешнему. Я не умел так подойти к материалу,
чтобы идея вещи, ее замысел развился изнутри ее, доведя до максимальной осмысленности, до максимального единства все
произведение».
Хотя «Комиссары» не явились той вехой,
тем этапом в развитии пролетарской литературы, каким явился вышедший годом позже «Разгром», повесть сыграла определенную роль в литературе 20-х годов. Она способствовала решению основной задачи —
литературы — полнокровное, всестороннее
изображение советского человека. «Неделя»,
«Завтра», «Комиссары» — одна из попыток
решения этой задачи. И попытка мужественная, талантливая. Либединский шел не
по следам событий, он был в эпицентре революционного вихря. Его повести не назовешь исследованием историка. Они — живой, страстный репортаж с передовых позиций великой битвы за нового человека.
Писатель рассказывает об этом не ровным голосом безошибочного судьи. Он, волнуясь, сомневаясь, отвергая и споря, высказывает наболевшее, продирается к истине.
В. АНДРЕЕВ,
аспирант БКНИИ.
147

НАШ КАЛЕНДАРЬ

ЧЕЛОВЕК С БОЛЬШОЙ БУКВЫ
К 75-летаю со дня роледени я
Хоца Намсараевича Намсараева
была одна удивительная черУ НЕГО
та: чем старше становился, тем боль-

ше его тянуло к молодежи, тем охотнее и
щедрее делил он время с литературной молодежью. Уже после смерти Хоца Намсараевича я обнаружил интересный документ.
Оказывается, он вел дружбу и с нашим
сыном: к нему, маститому писателю, убеленному сединой патриарху, запросто забегал наш парнишка— мы нашли записку, написанную Хоца Намсараевичем директору
кинотеатра с просьбой пропустить нашего
сына на вечернее представление.
Эти слова принадлежат Цыбику Бобоевичу Цыдендамбаеву—ученому-филологу, с
которым Хоца Намсараевич, живя бок о бок,
любил проводить долгие часы в беседах по
многим важным и сложным вопросам развития бурятского литературного языка. Сказаны были они на прошедшем
недавно
большом вечере, посвященном семидесятипятилетию со дня рождения X. Н. Намсараева.
Да, это верно. Все мы, бурятские писатели, в молодые годы ощущали на себе это
великолепное качество Хоца Намсараевича.
И, пожалуй, особенно удивительного в этом
качестве нет. В нем имелся глубокий смысл,
над которым нельзя не задуматься, которым
нельзя не восхищаться.
Пять лет прошло с тех пор, как нас постигло нежданное и потому особенно ощутимое несчастье. Внезапная болезнь всегда
доброго и веселого Старика, недолгое лечение в больнице, печальные глаза врачей —
и смерть. Пять лет — это совсем не много.
И мы, конечно, помним нашего Хоца Намсараевича всего, помним живого, таким, каким он был, не выдуманного, без «хрестоматийного глянца», еще не покрытого лаком
заупокойного славословия.
148

Жадная, никогда не ослабевавшая тяга
Хоца Намсараевича к молодежи,— это |
красивое проявление огромного жизнелюбия
писателя.
Да, Старик любил жизнь. И любил ее не I
издали, не украдкой, не слезливо-печально,;
а активно, по большому счету, по-настоящему. Он крупно шагал по жизни. Он не ]
умел делать что-либо наполовину, с огляд-4
кой. Он смеялся полным смехом. дышалД
полной грудью, говорил всю правду.
Хоца Намсараевич любил охоту. Не про-{
пускал, пожалуй, ни одной весны, ни одной
осени. Многие, вероятно, знают десятки
брызжущих юмором рисунков Сампилова о
забавных случаях из охотничьих приключений Хоца Намсараева. С Сампиловым писатель всегда дружил и любил с ним играть
в шахматы, ездить на охоту. Я здесь не берусь комментировать рисунки Цыренжапа
Сампилова, следовало бы сделать хороший,
квалифицированный комментарий к этим
рисункам и выпустить веселую, очень интересную книжку о двух больших мастерах,]
имена которых составляют гордость нашего >
народа.
1953 год. Вернувшись после восьмилетне- .
го отсутствия в родной Улан-Удэ, я зашел
к Хоца Намсараевичу. Старик обрадовался. ,
В разговоре я как-то помянул о своих охот-ничьих увлечениях в молодые годы. Хоца
Намсараевич с грустью посмотрел на свое
двуствольное ружье, славившееся среди
охотников, и сказал:
— Все реже езжу. Тяжелеть стал. Видать, скоро совсем отохочусь.
Я очень искренно стал разубеждать его.Ведь старик так бодро выглядел! Сняв со
стены двустволку, он неожиданно обратился ко мне:
— А ты отправляйся-ка в эту субботу с

ХОЦА НАМСАРАЕВ. С картины хулшкник...» Д. ДУГАРОВА и С. Л 0.1 И К А И М Н ' Л

моим ружьем. Тимин звонил мне, звал. Вот
ты и поезжай с его компанией.
Мне было хорошо известно, что Хоцл
Намсараевич, вообще очень аккуратный и
бережливый, не доверял никому своих вещей. Поэтому легко понять мое изумление,
с которым я смотрел на Хоца Намсараевича,
протягивавшего мне свое любимое
ружье.
Охота в ту знаменательную для меня
поездку была бы вполне удачной, если бы
не постигла меня беда.
Я заметил, что местные охотники уплывают на ночь в к а м ы ш и Посольского сора и
чуть свет поднимают там прямо-таки отчаянную пальбу по бесчисленным стайкам
уток, гнездящихся в сору, любимом месте
водоплавающих. С завистью прислушивался
я к этим звукам недалекой азартной баталии — что поделаешь, когда жители ни за
что не дают тебе лодки, а без нее сунься
в сор. И вдруг меня осенило. Почему бы не
соорудить самому плот? Я даже задрожал
от волнения. Найдя несколько бревен, я
не без труда спустил их в воду, связал проволокой. Плот получился хоть куда. В тот
же день, я, торжествуя, направил свое
судно к камышам. Плот мой, приводившийся в движение с помощью шеста, шел, конечно, не ахти как скоро. Но он имел то
преимущество, что я мог на нем спать самым комфортабельным образом: я натаскал свежего пахучего сена и расстелил его
толстым слоем.
Ах, как приятно было лежать на моем
плоту. Надо мной — небо, усеянное неправдоподобно яркими, улыбчиво и озорно мигающими звездами. О бревна ласково пошлепывают крошечные волны. Головокружительно пахнет свежее сено. К этому запаху примешивается сладковатый, соровой.
Проснулся, как будто кто-то меня ударил по голове: сразу же обнаружил, что
ружья не стало! Оно свалилось в воду. Что
было мне делать? Глубина — метра три.
Дождавшись солнца, я стал вглядываться
в чернеющую глубину. Дна не видно. С
мрачной решимостью я стал, ежась от холода, раздеваться. Нырнул — не достал дна.
Пугающий холод глубины, помимо моей
воли, заставлял меня устремляться к поверхности. Целых полдня продолжались
эти мои попытки. И все они были безуспешными. Обессилевший, несчастный, я в
полнейшем отчаянии стал ногами на примятое сено. И тут я увидел на берегу мальчишку, что-то мне кричавшего и махавше-

го рукой. Я тщательно заметил место, куда
нырнуло намсараевское ружье.
Подплыв к мальчишке, я обратил внимание на то, что у него длиннейшее удилище. У меня сразу же возник план: можно
ведь в конец моего шеста вбить гвоздь, зацепить ружье за ремень!..
Мальчишка умолял меня взять его на
мой плот. По его словам, там, где со мной
стряслась беда, .здорово клюет. Гвоздь нашелся в мальчишкином кармане. Подплыли
к месту, и я с первой же попытки зацепился и вытащил ружье.
На следующее утро я набил около десятка уток и решил отправляться домой. Я
привел в дикий восторг мальчишку, подарив
ему плот.
Услышав мой рассказ, Хоца Намсараезич
рассердился.
— До чего же ты был глуп!— воскликнул он.— Нырять за каким-то ружьем на
дно! Хватила бы тебя судорога — и ты бы
остался тогда с ружьем, которому тысяча
рублей и цена-то. Эх, до чего же был глуп!
Просто подумать страшно.
И тут же великолепное камсараеаское
обобщение частного факта:
— И ведь часто бывает так: бьется, бьется человек, тратит уйму сил и средств, а
выигрывает чепуху! Прошел человек за
чем-нибудь черт знает сколько, а выходит
что то, за чем он шел, дешевле подметок
его обуви. Забавная черта!
В памяти тех, кто хорошо и долго знал
Хоца Намсараевнча, конечно, сохранилось
много такого рода неизгладимых событий, фактов, много необычайно поучительного и интересного, много остроумного и
смешного, красивого и занятного.
Еще один случай:
Лет двадцать назад Хоца Намсараевич
пригласил меня поехать с ним на празднование пятнадцатилетия колхоза «Комсомол», в родной его улус в Кижинге. Тогда
не существовало еще таких комфортабельных автобусов, какие курсируют между
Улан-Удэ и районами сейчас. Люди большей частью ездили на попутных машинах,
либо на почтовых, либо на буркоопсоюзовских. Выехали мы, помню, очень рано, чтото часов в пять утра. Трехтонный грузовик,
недогруженный, шел довольно ходко. Его
вел опытный шофер. Нас не очень сильно
трясло. Хоца Намсараевич сидел, накрывшись брезентом, и я до сих пор не могу
забыть, какими глазами он смотрел на проплывавшие мимо пейзажи. В глубокой за

149

думчиности, почти не мигая, казалось, он
буквально впитывал все, что
встречалось
нам на пути. Бывает, что человек смотрит
и не нидит. Глаза такого человека лениво
устремлены в неопределенную даль, на неопределенную точку. У Хода Намсараевича
был совсем другой взгляд. И я всегда замечал этот цепкий, никогда не устававший,
намсараевский взгляд, все видевший, все
запоминавший.
— Тебе никогда не казалось,—неожиданно спросил он меня,— что деревья все время пытаются о чем-то заговорить?
Мне это не казалось. Я подыскивал ответ, но Хоца Намсараевич, не дожидаясь,
заговорил вновь.
— В Аге есть удивительные сосны. Они
как бы выстроены строго в ряд. Недаром о
них сложена легенда: будто эти сосны испугали однажды жестокого завоевателя, который принял их за большое войско,— они
тянутся ровной лентой на целые километры. А крутом там степь — ни кустика. Почему так выросли сосны? Они и впрямь
живые!
Ехали мы целый день. По дороге попадали под дождь. Доехали к закату солнца.
Огромная радуга висела на восточной части неба. Я так устал, что даже не мог
шевельнуть ногами, и мне стоило больших
трудов сойти с машины и восстановить
кровообращение в мучительно затекших ногах. Хоца Намсараевич, как зачарованный,
смотрел на радугу. У него тоже затекли
ноги, и он, забавно переступая с ноги на
ногу, стоял, запрокинув голову, впившись
глазами в радугу.
— Смотри, как это красиво!— почти прошептал он.— Небо поет.
Мы остановились у родственника Хоца
Намсараевича. Надо ли говорить, как отнеслись хозяева к появлению такого гостя, как
наш старик. В доме все засуетилось, забегало. Такая радость была написана на лицах
у добрых людей, что я невольно думал: «А
ведь они встречают его так не только потому, что он им родственник. Как же много
должен сделать человек, чтобы стать столь
любимым в народе!>
Я был очень голоден. Когда на столе появился чай, были поданы масло, сахар,
хлеб, я воздал должное всему. Я не обратил внимания на то, что Хоца Намсараевич,
пыпив стакан чаю, отодвинулся от стола.
Можно понять меня, молодого человека, не
1'ншего весь день: я выпил не меньше пятишести стаканов чаю. Какой у них был

151)

вкусный хлео, душистый, белый-то белый!
Я был настолько увлечен едой, что не обращал внимания на лукавую усмешку — чис- '
то намсараевскую усмешку уголками губ — ,
я был занят, поглощен целиком процессом
насыщения.
Каково же было мое разочарование, когда в дом внесли большой поднос баранины, внесли много других соблазнительных
вещей! Я был уже сыт.
— Недаром существует пословица,— в
шутливо назидательном тоне говорил Хоца
Намсараевич,— бурятская пословица: «кто
бездумно спешит, тот только халат оборвет, наступая на собственные полы». Так
же и ты сегодня. Залил живот водой, а от
мяса пришлось отказаться. Ну ты не отчаивайся, чай тоже очень вкусная штука.
Впереди еще много у тебя лет, успеешь!
Конечно, друзья
отлично помнят, как
умел шутить Хоца Намсараевич. Его шутки — это вечно переливающиеся краски той
же радуги, которую мы наблюдали по приезде. Он мог вложить в шутку добродушнейший, самый невинный смысл, мог свою
шутку снабдить затаенным, похожим на мину замедленного действия, смыслом, мог
сделать ее невыносимо ядовитой. О, он
умел шутить!
На празднике я сразу же заметил, что
Хоца Намсараевич все время был в центрг
внимания всех собравшихся. Но он отнюдь не наслаждался этим. С поразительным искусством он направлял внимание людей на то, на что хотел. То назовет какуюнибудь старушку и расскажет с неподражаемым намсараевским лиризмом о какомнибудь красивом событии из ее или ее
близких жизни. То заставит Хоца Намсараевич подняться с места какую-нибудь девушку и спросит, унаследовала она или нет
голос своей матери. Ну, как после этого
не спеть девушке, тем более, что мать туг
же стоит, вся в слезах от слов Хоца Намсараевича, не забывшего молодые годы, не
забывшего, как она звонко и красиво пелл.
А как расправлялись плечи парней, когда
поэт первым затягивал древнюю песню в
честь
победителя-борца, отличившегося
стрелка из лука. Я запомнил навсегда намсараевский взгляд — столько любви было
в нем. Столько искреннейшего восторженного восхищения он изливал, этот намсараевский взгляд, обращенный на своих одноулусников!
Право же, Хоца Намсараевичу, как писателю, выпала доля счастливая. Время

действия героев его произведений—неповторимые годы крутой, потрясающей ломкь
веками сложившегося уклада улусной жи;.
ни, ломки, которая, естественно, давала писателю богатейший материал для наблюдений, давала в изобилии все категории
человеческих отношении со всеми их нюансами. А кто был читателем его первых произведений? Новый человек из нового улуса,
жадно потянувшийся ко всему, что несла с
собой Советская власть, потянувшийся к
свету, к знаниям, отказавшийся навсегда от
участи обездоленного невежды, отваживающийся читать по складам даже философские книги! Очень много значило для
Хоца Намсараева глубокое знание прошлого. -Но еще большее значение имело и то,
что рядом с ним были люди, пришедшие, засучив рукава, строить новую культуру нового общества — работники партийной пропаганды и органов просвещения 20-х и 30-х
годов, вдохновенные, огненные люди. Они
относились к первым пробам пера писателей республики с таким любовным вниманием, с такой готовностью придти в любое
время на помощь, что это наложило на
Хоца Намсараева неизгладимый отпечаток
на всю жизнь. Далеко не для соблюдения
проформы говаривал старейшина нашей
литературы, что всем, что есть у него, всем
хорошим он целиком и полностью обязан
партии коммунистов .и, в частности, коммунистам двадцатых и тридцатых годов, которые не только познакомили его с великими
идеями марксизма-ленинизма, но и прямо
и непосредственно учили его писать. Да, да,
именно писать! Как и к другим бурятским
писателям, к нему прикрепляли преподавателей, чтобы от них он узнал, как строится
стихотворение, как писали великие мастера
литературы, что значит литературный стиль,
что такое философия произведения, система
его образов и так далее. И если читатель
тех времен представлял из себя задыхающегося от ж а ж д ы человека, жадно приникшего к сосуду с живительной водой, то талант Хоца Намсараева, совершенно самобытный и яркий, походил на растение, которое очень долго угнеталось холодами, но
вдруг стало получать в изобилии тепло
солнечных лучей, стало получать влаги
столько, сколько ему нужно. Бурно и пышно расцветал этот талант.
Здесь я не могу не остановиться еще на
одной мысли, высказанной Цибиком Бобоевичем Цыдендамбаевым в цитировавшейся уже речи на намсараевском вечере:

— Кое-кто с поразительной легкостью утверждал, что Хоца Намсараев всю жизнь
учился у великих мастеров литературы —
от Пушкина до Горького и Маяковского.
Это утверждение всегда приводило Хоца
Намсараевича в крайнюю неловкость, в
смущение. Дело в том, что из-за весьма
слабого знания русского языка он вынужден был довольствоваться тем, что было переведено из Пушкина и других классиков
русской литературы на монгольский язык
в двадцатые-тридцатые годы и на бурятский в последующие годы, а также тем, что
рассказывали ему, прикрепленные к нему,
преподаватели.
Очень хорошо и верно сказал Цыбик Бобоевич!
Помню, как-то я поделился с Хоца Намсараевичем своим впечатлением от статьи
о Тороеве, напечатанной, кажется, в «Унэне». Меня возмутила бесцеремонность, с которой автор статьи приписывал Аполлону
Тороеву качество, которым он никак не мог
обладать в силу своего огромного физического недостатка — из-за слепоты. Получалось по статье, что Тороев чуть ли не гений,
что мы имеем дело не с одаренным народным певцом-импровизатором, а с поэтом,
знающим все (никак не меньше!) тонкости
поэтического мастерства, с человеком, глубоко знающим... труды Владимира Ильича
Ленина (а как же, дескать, иначе он смог бы
написать свою поэму «Ленин-бакша»?).
Хоца Намсараевич взволнованно ходил из
угла в угол. От настольной лампы по стене
двигалась огромная тень.
— Вот так бывает, к несчастью,— говорил
Хоца Намсараевич. — Так пишут в большинстве случаев те ужасные вещи, что именуются у нас очерками. Как только не изощряются их авторы, чего только не выдумывают, каких только мыслей и дел не приписывают своим героям. А герои таких
очерков — ж и в ы е люди! Каково этому герою читать про себя выдумки, каково ему
приходится перед знакомыми, перед друзьями, перед женой своей, перед детьми!
Ведь могут подумать, что все это он наврал
очеркисту из газеты. В народе терпеть не
могут вралей и хвастунов. Вот такими мы
часто и выставляем перед читателями наших передовиков. Уши надо драть авторам
подобных очерков! А ведь о наших людях
можно так здорово писать, ничего не надо
выдумать о них. Разве надо выдумывать
что-нибудь о Тороеве? Это же удивительное
дело: человек с малых лет ослеп. Чего он

151

капать сомневающимся свою правоту, наставником, способным умно, по-отечески
предостеречь молодых ^1 поспешных выводов.
Л потом мы е х а л и степями Даурии, горами Нерчинска, плыли по Шилке, летели
над рудниками и приисками. И везде каким-то внутренним чутьем доктор Элиасов
находил интересных люден, располагал п \
к себе, в неторопливой долгой беседе добывал те крупицы народной мудрости, которые потом переходили из его блокнота
в тома необычайно ценных книг.
Трудно найти в Забайкалье место, которое бы не знал Элиасов. В любом поселке, где мы останавливались, немедленно
появлялась афиша, извещавшая о том. что
вечером в клубе доктор филологических
наук Л. Е. Элиасов прочтет лекцию об
истории этого поселка, и даже с т а р о ж и л ы
узнавали о своем селе такие подробности,
о которых н не подозревали. Откуда почерпнул Элиасов такие поразительные знания? На этот вопрос легко ответит его
биография. Элиасов родился и вырос в
Баргузине, где томились в ссылке декабристы, где еще мальчуганом он слушал
удивительные предания и легенды о прошлом Сибири. Потом Ирк/тский финансовоэкономический институт.
В студенческие
годы он знакомится с крупнейшим фольклористом страны Азадовским, вместе с
ним записывает сказки Сороковикова-Магая, поставившие имя неизвестного доселе
сказителя из Бурятии в ряд известнейших
сказочников мира. Элиасов много и плодотворно пишет. На книжных полках
библиотек стоят сборники Элиасова: «Старый
фольклор Прибайкалья». «Песни гражданской воины», «Устные рассказы о двух
войнах»,
капитальный
труд «Русский
фольклор Восточной Сибири», недавно вы-

шедший из печати «Фольклор семейских».
Скоро появится
в книжных магазинах
«Фольклор Тункинсксй долины».
Постоянно в дороге, постоянно с людьми, иной раз одолеваемый
болями от
фронтовых ран, весь в пристальном наблюдении за временем живет этот удивительный человек, один из
крупнейших
фольклористов Сибири. Недавно Лазарю
Ефимовичу Элиасову исполнилось 50 лет.
Он встретил юбилей в новой фольклорной
экспедиции по северу Байкала.
Анатолий ЩИТОВ.

ХУДОЖНИК С ОЛИМПА
ЕТО комнате над книжным
В жом
висят перчатки, которые

стеллав 1956
году в Мельбурне принесли столько неприятностей прославленному английскому
боксеру двухкратному чемпиону Европы
Николсу: в первом
раунде послали в
нокдаун, а в третьем — отобрали золотую
олимпийскую медаль.
Эта деталь интерьера
будет занимать
вас до тех пор, пока не обживетесь
в
комнате. Перед вами великое множество
гравюр, акварелей, альбомов с рисунками,
исполненных карандашом и пером. Мир, который откроют гравюры, акварели и альбомные рисунки, дохнет на вас неведомыми
ветрами, пропоет незнакомые прекрасные
песни, расскажет о жизни невиданной, дальней.

ИИИИИМ'МЦ

Олимпиец атакует.
В этом мире побывал хозяин комнаты —
олимпийский чемпион Владимир Сафро
нов.

М».м,Ин

Н Е А П О Л Ь . Уличная суета.

У собора св. Петра в Риме
156

Он замечал все, замечал острым проницательным взглядом художника. Взыскательный ум взвешивал впечатления, отсеивал случайное, бережно отбирал яркое,
правдивое. Мгновение, остановленное сафромопскпм карандашом или пером, не теряет своей жизненности. Это для вас танцует п р е к р а с н а я девушка на уличной эстраде в Рангуне. Это к вам. по вашу душу,
направляется хитрый монах — католик. Это
вы горько хмурите лоб, наблюдая на углу
неаполитанской улицы беседу несчастных,
растоптанных голодом и бесправием.
...Нескоро вам удастся вырваться из плена раздумий, рожденных сафроновским талантом. Во всяком случае без помощи хозяина вы не обойдетесь. Он вежливо, но
настойчиво возьмет у вас из рук рисунки,
улыбнется и скажет глуховатой скороговоркой:

РАНГУН

Танцовщица.

— Ты же совсем забыл обо мне. Расскажи-ка, что у нас там нового...
«Там» — это Улан-Уда. По (.то улицам бггал рыжеволосый крепки!) мальчишка за
юрким футбольным м я ч о м . В Улан-Удэ он
измусолил первый к а р а н д а ш и исчертил
первый альбом. Первые перчатки он натянул на руки тоже здесь. Карандаш и перчатки больше уж его не покидали. Живопись стала призванием, бокс — увлечением.
Были сверстники одареннее его. Одни лучше рисовали, другие — боксировали. Сен-

час их имен не слышно: одаренность растворилась в безделье. Сафронов же безделья не переносил.
В мае 1955 года мне довелось испытать
сафроновский метод работы над натурой на
себе. Он тогда писал дипломную картину.
Сюжет выбрал из жизни боксеров. «Проиграл» — так называл Владимир произведение. Я в то время попал в полосу спортивных невезений, и очевидно поэтому Сафронов счел меня самым подходящим прототипом для своего героя.
— Часок посидишь — и все. Неужели ради друга каких-то шестьдесят минут из непочатой биографии пожалеешь?
Я не пожалел и... покаялся. Перед кажд ы м сеансом Владимир заставлял меня...
всерьез проигрывать. Кому? Ему!
— Мне н у ж н а психология, настроение,
понимаешь? Ведь мой герой только вернулся с ринга, он разгорячен боем, удручен
его исходом, проклинает себя, не рад белому свету. Понимаешь?
Я понимал. Мне действительно было не
до житейских радостей после боя с Сафроновым, ну а он был доволен: психологический настрой натурщика соответствовал художественному замыслу.
Так бокс помогал Владимиру добиваться
в искусстве правды. Живопись тоже не оставалась в долгу. Порой она помогала
ему... побеждать на ринге. Те, кому хорошо известен спортивный путь олимпийца,
знают, что Сафронову всегда «не везло» с
противниками: вечно они ему попадались
какие-то «неудобные», всегда — и в пору
первых побед, и в годы всемирной славы.
Таким оказался и Сергей Щербаков, неоднократный чемпион города в сороковые годы. Как-то на первенстве города Щербаков
и Сафронов оказались в одной весовой категории. Всем было ясно, что чемпионом
станет кто-то из них.
Щербаков был уверен в себе и на сафроновские бои в н и м а н и я не обращал. Владимир поступал иначе. Он устраивался около
ринга, доставал альбом и... рисовал. Все
думали, что он рисует просто так, «из любви к искусству». Володя никогда не разубеждал. Только вечером, накануне финального боя, зашел ко мне и показал альбом.
Я увидел... рисованную «кинограмму» щербаковского боя.
Просмотрел я ее и говорю:
— Думаешь, он будет драться по твоему
«агитплакату»?
Володя утвердительно кивнул головой.
— Пойми, ведь я зарисовал сильные моменты боев Сергея. Против меня он будет
драться только самым грозным оружием.
Володя оказался прав. Сергей на ринге
был очень похож на Сергея в альбоме. За
это сходство он и поплатился.
...Часто спорят: Кто же Сафронов — боксер или художник?
Спор наивный. О н — п р е ж д е всего человек, интересный, сложный, талантливый.
В живописи он идет уверенно к вершмнг.
в боксе — взошел на Олимп. Вознес его туда не случай, а труд.
А. СУББОТИН

167

ИНТЕРЕСНЫЕ СУДЬБЫ
В ПИСЬМАХ ЧИТАТЕЛЕЙ

СЕРДЦЕ НЕ УХОДИТ В ОТСТАВКУ
Прокопий Михайлович Шулунов — мой друг. Встретились мы с ним в двадцать шестом году в совпартшколе. Я всегда с большой теплотой вспоминаю совпартшкольцев, парней и девчат в гимнастерках и шлемах-буденовках. Много испытаний выпало на долю моего поколения. Коллективизация сельского хозяйства,
первые новостройки, первые пятилетки, битва с фашизмом — вот где закалялась
сталь большевистского характера. Прокопий Михайлович — настоящий большевик. Он работал так, как требовала партия. Долгое время возглавлял бурятскую
областную комсомольскую организацию, а в годы разгула репрессий был необоснованно обвинен и арестован. Почти тридцать лет я ничего не знал о судьбе
друга. И только осенью 1962 года мы с ним встретились. Эта встреча произвела
на меня огромное впечатление. Передо мной стоял общительный, жизнерадостный и скромный человек, такой же, каким он был всегда. Я понял, что несправедливость он победил силой воли и твердостью своего характера. Сейчас мы
с Шулуновым переписываемся. Одно из писем человека, сердце которого никогда
не уходило в отставку, я предлагаю вниманию читателей журнала «Байкал».
Думаю, что этот документ окажется очень интересным для тех, кто в этом году
отмечает сорокалетие комсомольской организации Бурятии.
Письмо это я получил три года назад, тогда Прокопий Михайлович работал
в институте в Иркутске, ныне же он персональный пенсионер и живет в городе
Павлодаре. Он ведет большую общественную работу по коммунистическому воспитанию подрастающего поколения. Заведует внештатным историческим отделом
краеведческого музея.
Д. БУМБЕЕВ.
подполковник запаса.
Дорогой Дамдин Цыренович, очень рад
письму, которое получил от тебя. Оно взбудоражило в памяти многое. Очень давно мы
потеряли друг друга. Мы прожили друг без
друга около трех десятков лет, и каких лет!
На'ша тесная дружба была основана на единомыслии по многим вопросам. Надо считать, что тот идейный багаж, который мы
получили в партшколе, послужил главным
компасом на жизненном пути каждого из
нас.
Без всякого преувеличения могу утверждать, что не будь глубокого убеждения в
верности ленинских идей, не будь перед нами образов профессиональных революционеров, героев гражданской войны, мне бы,
например, не выдержать тех испытаний, которые выпали в жизни.
Ты имеешь, видимо, обо мне весьма общие сведения. Хочу кратко рассказать о себе, о пережитом, о пройденном. Если рассказывать обо всем подробно, то, пожалуй,
не уместишь и в толстые тома. Так что ос-

158

тавим подробные воспоминания до тех счастливых дней, когда лично встретимся. Надо полагать, что теперь этого уже не так
долго ждать.
Продолжительное время я работал после
обкома партии секретарем Улан-Удэнского
горкома партии, а затем секретарем бурятского обкома комсомола. Ты это, наверное,
знаешь, ну а что было дальше я тебе расскажу.
В годы культа личности меня заочно исключили из партии и посадили. До 1940
года сидел в одиночке, прошел недозволенны?! режим следствия. Достаточно сказать,
что по пять суток меня заставляли стоять
на ногах, не давая сойти с места, при этом
еще приходилось терпеть непрерывные издевательства следователя во время допросов. Весь этот кошмар настолько сильно запечатлелся в психике, что и теперь порой
во сне оказываюсь то на Колыме, то в одиночке. На Колыме я прожил в ссылке шесть
лет, затем потянулись тяжелые годы иа по-

ложении бесправного, «политически неблагонадежного».
За эти годы потерял семью. Все это надо
было выдержать, вынести. Все же дожил я
до того времени, когда партия вернула мне
честное имя. В 1955 году ЦК КПСС восстановил меня в партии. Честно признаюсь,
бесконечно благодарен я Никите Сергеевичу за то, что он так хорошо, смело и принципиально рассказал на XX съезде народу
всю правду о преступлениях культа.
Должен похвастаться, что несмотря на
суровые испытания мне каким-то чудом
удалось сохранить здоровье. В годы мытарств мне пришлось освоить ряд специальностей и работать на инженерных должностях. Последнее пристанище нашел в институте машиностроения, где сейчас работаю руководителем отдела научно-технической информации. После восстановления в
партии постоянно выбирают в партбюро института, возглавляю сейчас агитационнопропагандистскую работу. Вот так обстоят
дела у меня, дорогой Дамдин. Поправились
и семейные дела. В институте познакомился

с Анастасией Григорьевной Митрошкиной.
женился на ней. Теперь, хоть немного
и поздновато, у нас растут сын и дочь.
Думаю, Дамдин, что нам в нашу дружбу
следует ввести и жен. О тебе, Дамдин, краем уха слышал, что ты на военном поприще,
больше ничего не знаю. Надеюсь, ты подробно расскажешь о себе и в письмах, и
при встрече.
Если сказать еще пару слов о задушевных чаяниях, то признаюсь, что за годы
вынужденного безделья мне удалось прочитать очень много литературы, особенно
технической и научной. Пишу сейчас статьи
в научно-технические журналы. У меня лежит много материалов и оригинальных выводов по физическим проблемам, давно уже
собираюсь, но никак не нахожу времени
для детальной обработки.
Вот так и живет твой старый друг, друг
цветущих молодых лет. Надеюсь, что с ответом не задержишься. Большой привет
твоей супруге.
Прокопий ШУЛУНОВ.
13/Х1—1961 г.

ХРОНИКА ЛИТЕРАТУРНОЙ ЖИЗНИ
Я Н В А Р Ь . 31-го издан Указ Президиума
Верховного Совета СССР о награждении
большой группы писателей за выдающиеся
заслуги в деле развития советской литературы. В числе награжденных
орденом
«Знак почета» — Ц. Галсанов и А. Шадаев.
Состоялось обсуждение
произведений
драматурга Н. Балдано и литкружковца
А. Бальбурова. Писатель-переводчик Даши
Чернинов отчитывался о своей работе над
переводами
повести Горького
«Мать»,
пьес «Коварство и любовь» Шиллера и
«Отелло» Шекспира.
ФЕВРАЛЬ. На сцене Бурят-Монгольского театра ставят пьесу молодого писателя
Жамсо Тумунова «Сэсэгма».
МАРТ. Республика отметила 125-летие
со дня рождения великого кобзаря Тараса
Шевченко. В «Бурят-Монголой унэн» опубликованы его стихи в переводах Д. Дамдинова, Д. Чернинова, Н.
Балдано и
Ц. Галсанова. Отдельной книгой вышли
его стихи в Бургизе.
На торжества в Киев выехал
поэт
Б. Абидуев.
А П Р Е Л Ь . Вышел «Литературный сборник № 1 «со стихами, очерками и сказками
Д. Дамдинова, Ч. Цыдендамбаева, X. Намсараева, Б. Абидуева, Ж. Тумунова, Е. Сороковикова, Ш. Нимбуева, Ц. Галсанова,
Ц. Зарбуева и др.
Хроника ведется Д. Мадасоном.

МАЙ. Состоялось обсуждение
новой
пьесы Н. Балдано «Олоной нэгэн» («Один
из многих»).
ИЮНЬ. Вышел сборник стихов и поэм
Тараса Шевченко в переводе Ц. Галсанова,
Б. Абидуева, Д. Чернинова и др. Вышла
книга Горького «9-е января» в переводе
Ж. Балданжабона.
ИЮЛЬ. В записках Института языка,
литературы и истории опубликована статья
Д. Чернинова «О бурят-монгольской советской литературе».
АВГУСТ. «Бурят-Монгольская правда»
дала полосу, посвященную народному сказителю Сороковикову-Магаю.
СЕНТЯБРЬ. В стране широко отмечалось 1000-летие великого армянского эпоса «Давид Сасунский». На выездной пленум союза советских писателей выехал в
Ереван Ц. Галсанов; он выступил на торжественном заседании с чтением эпоса в
собственном переводе.
ОКТЯБРЬ. Широко отмечено 125-летие
со дня рождения великого русского поэта
Михаила Юрьевича Лермонтова.
Вышел
сборник стихов и поэм Лермонтова в переводе Д.
Чернинова, Д. Хилтухина,
Ш. Нимбуева, Ц. Галсанова, Ж. Тумуно
ва, А. Шадаева и др.
Ц. Галсанов выступил с творческим от
четом.

ГОРЯЧИЙ ПРИВЕТ
ДЕЯТЕЛЯМ ЛИТЕРАТУРЫ И ИСКУССТВА
СОЛНЕЧНОЙ МОНГОЛИИ!
К НЕДЕЛЕ МОНГОЛЬСКОЙ
ЛИТЕРАТУРЫ В БУРЯТИИ

Бэгзэийн ЯВУУХУЛАН

КОСТРЫ
Над головой моей
Сосна сквозная
Уходит в небо
Шелестом ветвей.
А я стою задумчиво под ней,
Сосновый запах
глубоко вдыхая.
И ствол дрожит,
как мачта, рокоча
в своем прозрачном
хвойном одеянье,
и снится мне:
колышится свеча
над звонким миром
радостным сияньем.
И вешний свет,
что крови горячей,
по всей тайге
стекает сихо с веток,
и я стою,
•охвачен сладким светомогнем
вокруг пылающих свечей.
И от спокойной
световой игры
становится размеренным
дыханье,

160

и в золотом
таежном полыханье
я вижу
партизанские костры.
Они гудят
вдоль тропок и дорог,
и озаряют в крае
каждый стебель.
Они мерцают
над тайгой и степьюбессмертные,
как тот,
кто их зажег.
Им сто веков
возвышенно
гореть —
все яростней,
все радостней,
псе пуще.
И вновь
в степи
зажжет костры
табунщик,
чтоб в злую стужу
сердце
отогреть.

Писательница Сономын Удвал родилась в 1921 году в местности Лун толгой, Лунского сомона, аймака Тов в семье арата.
Она окончила Московский институт востоковедения, Высшую
партийную школу при ЦК КПСС и Высшую школу руководящих
кадров.
С 1938 года пишет рассказы. За это время ею изданы, сборники
рассказов «Звезда», «Правильный шаг» и многие другие.
С. Удвал — депутат Великого Народного Хурала Монгольской
Народной Республики, председатель правления Союза писателей
МНР.

Сономын УДВАЛ

О ЧЕМ ДУМАЛИ ДЕСЯТЬ ЦЫРИКОВ1
Новелла
АСТЫВШИЕ
Зстрою
десять

и безмолвные, стоят в
цыриков'...
«Так и заискрилось улыбкой лицо нашего
командира, когда он обменялся взглядом с
только что прошедшей мимо нас девушкой.
Что могло это значить? Может быть, это
прошла его жена? Эх, что там ни говори,
командир есть командир, с любой он может
встретиться, где угодно заводить знакомства. А мы что, рядовые цырнки... Все-таки
кто же она? Жена его или нет? Надо спросить у Дэмбэ. А девушка, видать, гордая.
Чертовка, на нас даже не взглянула»,—думает про себя низенький крепыш Жамба,
замыкавший этот маленький строй.
А в это время их командир Дэмбэрэл,
заметив подходившего к нему другого
командира, выше его по чину, отдает
ребятам команду: «Вольно!» и начинает
разговаривать с ним.
Проходит шумная стайка девушек. Повидимому, это учащиеся одного из уланбаторских техникумов. Веселые, говорливые, они сразу привлекают внимание цыриков, у которых глаза разбегаются при виде
юных красавиц. А двум правофланговым,
статным юношам, кажется, что девушки
обратили внимание только на них. От этого глаза ребят сияют радостью и юношеской гордостью. И, видно, не без причины...
Застывшие и безмолвные, стоят в строю
десять цыриков...
«Сегодня я старался не отставать от Бал-

дана, но не ладится у меня что-то. Вот если бы бетонный раствор подавали вовремя,
еще неизвестно, кто был бы впереди. Отслужив, поеду в Дархан, буду работать с
русскими, научусь у них мастерству. Многому у них можно поучиться. Тогда-то я потягаюсь с Балданом, посмотрим кто-кого...
А то расхвастался тремя грамотами. Да
и сейчас еще посмотрим... Я покажу ему,
на что способен»,— думает, крепко сжимая
кулаки, один из десяти цырикоз.
«Эх, был бы я дома... Затопил бы печку,
поставил чугун, спарил бы жирную баран и н у с лапшой. И сидел бы да уплетал ее,
— размечтался другой.-стоявший в середине
строя, и перед ним живо и заманчиво возникают картины далекого домашнего очага.
— Какие, бывало, вкусные блюда готовили
отец с матерью в праздники Белого месяца.
С чем может сравниться бууЬэг 2 , разложенный в корыте наподобие вершин Ханула. Отведав буупэг, хорошо выпить шипучего кислого айрака. А какие готовила мать
бобо 3 с печатками, когда ждала гостей.
Обычно отец и мать, встречая гостей; надевали нарядные халаты и пышные лисьи
шапки...»
Застывшие и безмолвные, стоят в строю
десять цыриков...
«Кто сел на машину, нигде не пропадет.
Перед тем, как мне идти на службу, председатель объединения строго наказынал:
^Обязательно освой там шоферское реме-

0 цырики-—монгольские воины.
2
бууЬэг — монгольское мясное блюдо.
3
бобо — монгольское мучное блюдо.
11. «Байкал» № 3.

1С1

г,'м>». Л я тут копаюсь, как червь в земле,
мстит бетонный раствор. Что сказал бы
иргдсслатсль, узнай он об этом»,— думает
д р у г и м цирмк.
(метшими и безмолвные, стоят в строю
Д1ТЯТ1, цыриков...
«Л в городе, наверное, идет хорошее кино Пойти бы, посмотреть. Но черта с два
доГнл'шься увольнительной»,—томится трети Л, провожая тоскливым взглядом прошедших, даже не взглянувших на него, девушек.
Застывшие и безмолвные, стоят в строю
десять цыриков...
«Как выпускать стенгазету—все на мен я : сам рисуй, сам стихи сочиняй. И хоть
бы похвалил кто, так нет же, точно как в
пословице: «На смирного верблюда навали
сколько хочешь»,—сокрушается четвертый.
Застывшие и безмолвные, стоят в строю
десять цыриков...
«Чему ты там научился полезному?» —
спрашивает каждый раз в письмах брат.
Ответишь: работаю, мол, на крупном строительстве. Но это что... Написать бы ему:
наградили, мол, меня «Звездой». Вот потеха
была бы. А то надоели мне его бесконечные
нотации. «Ты, Цултэмдагба, слушайся
старших, это плохо, когда человек за врем я службы ничему не научается. И для
себя никакой пользы, и армии один убыток»,— заведет брат в цисьме, и пошло, и
пошло. На самом же деле он, стоит ему
немного выпить, наверное, не прочь похвастаться соседям, мол, дети высокого Лубсана всегда и во всем примерны. «Вот наш
Цултэмдагба никогда не ударит лицом в
грязь, не опозорит честного имени отца. Когда трудился раньше до армии, так и там
не был среди последних»,— хвастается, наверное, брат. Уж я его знаю.
Еще десяток лет, и столицу не узнать
будет,—• продолжает размышлять тот же
цырик. — Тогда я приведу сына к высокому
красивому зданию и скажу: «Вот дом, который строил твой отец». — И ему так хочется вытащить из кармана и еще раз взглянуть на фотографию сына, что родился уже
после его ухода в армию. Еще ни разу не
видел он его».
Застывшие и безмолвные, стоят в строю
десять цыриков...

Это чудо — человеческая память. Стоит
человек, призадумался — и уже несется он
через моря и горы, видит милые сердцу отчие края, словно побывал в родной семье...
Или, что ты уже прославился, даже награжден «Звездой», а то мчишься по бескрайним
степным просторам за рулем машины... Или
сидишь дома и наслаждаешься чудесными
блюдами, приготовленными материнской рукой... Или сидишь в кино с девушкой, которая шепчет тебе на ухо что-то очень дорогое и нежное... Мудро говорится в народе: •
«Если хочешь вспомнить что-то, помечтать, нужно остановиться, замереть. И тогда...»
Я прошла мимо тех застывших и безмолвных цыриков, и мне вспомнились совершенно другие десять цыриков, которых я видела однажды в кино.
Южный Вьетнам. Сайгон. Расставив ноги, стоят вояки. Их автоматы направлены
на толпу мирно идущих людей. Вот один из
вояк хлестнул плеткой по спинам подвернувшихся вьетнамских девушек, и, осклабив хищные зубы, нагло хохочет. На лицах
этих вояк можно прочесть зачем пришли
они сюда. Они пришли, чтобы насиловать,
разрушать, грабить... И вернутся они к себе домой с набитыми карманами. Лишь у
одного было виноватое лицо, и мне показалось, что этот сюда пришел не по своей
воле. Ему противно то, что делают здесь
они, глаза его отворачивались от этих жутких картин.
...Солнце уже собиралось скрыться за
Богдо-ула. Там, среди жидких деревьев, в
проеме полянки, на горизонте выделялись
два дерева, излучающие под вечерним
солнцем загадочный золотистый свет.
Это был обыкновенный день моей Монголии, занимающейся мирным созидательным
трудом.
«Шагом марш!» — раздалась команда, и
десять цыриков стройной шеренгой двинулись вперед, печатая шаг, по мощенным улицам Улан-Батора. И топот кованных сапог
сливается с уличным ритмом города.
Десять цыриков направляются к казарме.
Сердца у них неспокойные. И потому спокоен народ, который трудится за их надежной спиной.
Перевел с монгольского
Ц. БАДМАЕВ.

Чойжолын ЧИМИД

ЕСЛИ СЛОВО
Если слово
произносишь ты,
слово, что тебя
в метель согреет,
если ты
достиг своей мечты,—
всем должно быть
н-а земле светлее.

Я хотел бы людям
все отдать,
чтоб цвели вокруг
сердца и зданья.
Пусть же будет
мир и благодать
на земле,
охваченной садами.

Стихи монгольских поэтов Б. Явуухулана и Ч. Чимида
перевел Анатолий ЗАЯЦ.

Сэнгын Эрдэнэ, прозаик, поэт, родился в 1929 году в семье арата-скотовода в сомоне Биндар Хэнтэйского аймака.
В 1955 году окончил Государственный университет имени Чойбалсана. Литературную деятельность начал в 1949 году со сборника стихов «-Еду родимой степью». Повести «Когда прошел год» и
«С долины ветров» принесли автору широкую известность. Перу С.
Эрдэнэ принадлежат ряд рассказов и киносценарии «Золотое гнездо» и «Зов печальный».

СЭНГЫН ЭРДЗНЭ

КОГДА ПРИШЛА ВЕСНА
Рассказ
•у ЖЕ СТЕМНЕЛО и звезды засверкали
во всю силу, когда Жанцан сквозь пургу, сквозь сыпучие снега добрался до нужного стойбища. Войдя в небольшую серенькую юрту, Жанцан отряхнулся и огляделся.
Он сразу же с удовольствием отметил порядок во внутреннем убранстве. Председатель
1
бага , отправляя Жанцана к этому стойбищу, предупреждал:
•— Имей в виду, хозяйка юрты, хоть и
молодая, отличный скотовод. Живут со старухой, остались одни. Живут чисто и честно.
И вот этот проклятый дзут!.. Хозяйству их
грозит гибель. Им, конечно, не под силу

справиться самим. Мучаются. Езжай, помвги.
В юрте молодой хозяйки не оказалось.
Древняя старушка, молчаливая, как статуя,
согбенная и придавленная годами, встретила вошедшего равнодушным, лишенным какого-либо выражения взглядом.
— Мы, работники аймачного центра,
разъехались во все стороны для борьбы с
дзутом,— сказал Жанцан после полагающихся приветственных фраз.— Я прибыл к
вам, чтобы помочь в хозяйстве.
Старушка выслушала гостя внимательно
и стала разжигать в очаге огонь. Лишь иос

Б а г — административно-территориальная единица в МНР.
|Г,М

ло того, как загорелся сухой аргал, старушки подняла на ^Канцана полный бесконечной доброты и'благодарности взгляд.
- Спасибо государству за помощь,—
снизила она дрожащим голосом.—Обессилели мы, мучаемся. Не одолеть нам нынешнего дзута...
С тяжелым вздохам старушка предложила гостю чай, а сама отошла и села на свое
обычное место у стены, на постели, утратив
всякий интерес к пришельцу, «е спросив ни
имени его. ни того, кем он и где работает.
Жанцан пил разогретый зеленый чай и
безрадостные мысли потекли у него в голове: «Та, о которой мне председатель сказал,
что она отличный скотовод, должно быть,
не лучше этой жалкой старухи. Пока горит
аргал в глинобитном очаге, в юрте тепло.
Потухнет — сразу же холодно. Придется
ложиться, прижавшись к очагу. Все теплее
будет. Утром надо пораньше вставать».
В это время в юрту стремительно вошла
хозяйка. Она была в лисьей шапке, шубе,
обшитой зеленой далембой. Обветренное до
коричневого загара лицо дышало упрямой
силой. Должно быть, оттого, что не вышла
ростом, девушка подпоясывалась так, чтобы
шуба напускалась на кушак—полы не будут
волочиться по земле. Поэтому она походила
на первый взгляд на мальчика, которому,
как обычно и делают в монгольских семьях,
шубу сшили на вырост. Но стоило взглянуть в ее узкие, чрезвычайно проницательные, умные глаза, на небольшой рот с твердо сжатыми губами, тотчас же возникало то
самое уважительно-ласковое отношение, какое вызывает к себе девушка, только-только
повзрослевшая и старающаяся казаться
старше своих лет.
Поздоровавшись с Жанцаном, девушка
стала очищать от ледяных сосулек свою
шапку.
— Вы, конечно, намерзлись,— приветливо
заговорила
йна. — Я
встретилась в пути с председателем нашего бага.
Он мне сказал о вас. Живем, как видите,
неважно. Не взыщите уж.
— Напротив,—возразил Жанцан,—в вашей юрте отменный порядок.
Девушка принесла еще несколько кусков
аргала и охапку веток хартаганы—степного
кустарника и, смешно надувая щеки, начала разжигать в очаге огонь.
— А вы попейте еще чаю,—улыбнулась
хозяйка. — Тем временем я приготовлю чтонибудь поесть. Если не одолеем этот дзут,
не миновать нам навсегда с черным чаем
оставаться — не выживут коровы... А смеш164

но получилось: встречается со мной преде
датель бага и говорит, что в нашу юрту на-|
правился важный аймачный служащий,
лодой человек, образованный. Я растеря
лась. Думаю, что еще за гостя судьба несе
в такое время. Председатель понял мое смущение и добавил, что в наш баг из аймака^
направилось много народа. Тогда я поняла
что это к нам на помощь власти пошли
Спасибо им!..
Слушай простодушный рассказ девушк
Жанцан ощутил, как постепенно стало теп-*
леть у него в груди, и чай, который разог-.'
рела и подала молодая хозяйка, показался ]
куда вкуснее, чем тот, что налила ему старушка.
Уже стояла глубокая ночь, когда накормив гостя, хозяйка стала стелить ему. Жанцан сидел, блаженно попыхивая трубкой.
Против воли своей он заметил, что у хозяйки на редкость прямые стройные ноги, гибкая тонкая талия, а движения такие, словно
сна исполняет какой-то танец. «Вроде как
слабая на вид, но руки у нее очень крепкие,
да и вся она ловкая и сильная. Пожалуй,
посильнее меня даже»,—подумал Жанцан.
А за стенами юрты сатанела пурга. Ее неистовый вой назойливо лез в уши, не давая Жанцану сомкнуть глаз. И чем он
больше прислушивался к разыгравшейся
стихии, тем тревожнее становилось у него
на душе. Чем он сможет помочь этой девушке в нелегком деле спасения скота от
внезапно обрушившегося дзута? Долго ли
продержится этот проклятый весенний снег,
вьюжный и неистовый, всегда уносивший
тысячи и тысячи голов скота, разорявший
иные хозяйства начисто? Жанцан представлял себе, как эта симпатичная и душевная
девушка со старушкой матерью, потеряв
весь скот, сидят в своей юрте, обреченные
на голод, сидят, стараясь не смотреть друг
дружке в глаза, обжигаясь черным чаем.
Чем он сможет помочь этим женщинам, если он сам очень смутно представляет себе
уход за скотом, поскольку с раннего детства только тем и занимался, что учился и
никогда не имел дела с животными? А вьюга на дворе ревела, как бы издеваясь над
Жанцаном, и ему становилось больно на
душе от сознания полной беспомощности.
От всех этих мыслей и переживаний сон
убегал от Жанцана, он ни разу не сомкнул
глаз до полуночи. Лишь в самый тот час,
который, как говорят монголы, режет ночь
пополам, Жанцан чуть-чуть вздремнул. Это
не был, конечно, сон, потому что сквозь полусомкнутые веки он увидел, как бесшумно

поднялась хозяйка, как она, разведя огонь
в очаге, распустила длинные косы по спине
и стала расчесывать волосы. Последним видением уснувшего Жанцана были узкие глаза хозяйки, глаза, выражавшие неуемную
грусть, а слух сохранил свирепый вой пурги.
Бывают у человека минуты в жизни, когда в памяти мгновенно и с поразительной
ясностью
воскрешаются давным-давно
ушедшие картины. Проснувшись ранним утром у теплого очага-зуу.ха, Жанцан с болезненной ясностью вспомнил, как он точно также просыпался в далеком детстве
в точно такой
же юрте, в которой
стояли точно такие же вещи, и так же грел
глиняный очаг. Оттого, должно быть, обстановка этой юрты не показалась Жанцану
ни убогой, ни бедной.
Поднявшись, Жанцан быстро оделся и вы'
шел вместе с хозяйкой помогать ей выгонять скот на пастьбу. Тут он узнал, что молодую хозяйку зовут Долгор и что ей в эту
зиму исполнилось девятнадцать лет.
Пурга утихла, и Жанцану открылась успокоившаяся неоглядная снежная равнина.
Перед ним во всей своей страшной очевидности был весенний дзут—последний снегопад, настоящий бич монгольского скотовода. Весной и не пахнет. Солнце не греет.
В его лучах—мельчайшая снежная пыльроссыпь. Вид степи показался Жанцану похожим на лицо тяжело больного человека,
лиловато-синюшное, безжизненное.
Долгор погнала скот по подножию высокой белой горы. Чтобы рассеять ее тревогу,
Жанцан стал ее расспрашивать о множестве самых разнообразных вещей. Девушка
отвечала охотно, но глаза ее выражали совсем не то, что было в ее словах: они с болью смотрели, как ослабевшие животные,
понурые, с опущенными головами, еле-еле
бредут по снегу, иногда пошатываясь, коекак передвигая ноги. До самого вечера она
вчера расчищала снег, откапывая ветошь.
Но пурга, свирепствовавшая ночью, все замела снова. Рассказывая обо всем этом.
Долгор время от времени взглядывала на
Жанцана и в ее быстрых этих взглядах
улавливалось радостное ожидание. У Жанцана сердце сжималось, когда он представлял себе эту девушку одну в необъятной
печальной степи, ее маленькую фигурку в
окружении неистовой стихии...
Жанцан и Долгор весь день разгребали
снег, обнажая ветошь. Скот жадно следовал
за ними. Труд этот оказался неимоверно тяжелым. Ныла 'спина, болели руки. Жанцан,
конечно, не подавал вида. Он откалывал

лопатой огромные глыбы смерзшегося снега. И странное дело, чувствовал, как у него
прибавлялось сил от того, что рядом с ним
работала маленькая Долгор. Ему хотелось
показаться ей сильным и неутомимым мужчиной, с которым ей не должно быть страшно в этой огромной холодной степи.
И Жанцан казался Долгор именно таким,
каким ему хотелось—сильным и неутомимым. Ей было приятно от того, что рядом с
ней трудится мужчина, словно свалившийся с неба, в то же время как будто он все
время был с ней рядом и никуда не отлучался. Взгляды девушки становились все
теплее.
— Жанцан-гуай,— обратилась Долгор, не
забыв прибавить к имени Жанцана уважительное «гуай», с которым обычно обращаются монголы к старшим, малознакомым
людям,—отдохните. Теперь, пожалуй, хватит.
И только тут Жанцан увидел, какую большую площадь они расчистили от снега. Коровы и бурунчики жадно рвали густую высокую ветошь, ее должно было хватить им
до самой темноты.
Потянулись дни за днями. Жанцан так
привык к юрте Долгор, так втянулся в свои
новые непривычные занятия, что ему стало
иногда казаться даже, будто он в этой юрте родился и вырос.
Долгор и Жанцан вставали чуть свет и
до самой темноты занимались одним и тем
же изнурительно тяжелым трудом—расчисткой снега на пастбищах. Морозы держались томительно долго—в иные годы снег
бы давно должен был сойти. Ночами Жанцан поднимался, чтобы проверить, как ночует скот, не напал ли на него волк. Под утро
он выходил за аргалом и колючей хартаганой. Дни и ночи шли чередой, и Жанцан даже перестал их замечать—столь они
были похожи друг на друга.
Как бы ни старалась удержаться зима,
все же апрельское солнце начало брать свое.
Снег порыхлел и стал поддаваться
куда
легче. Становилось ясным, что усилия Долгор и Жанцана не пропали даром: скот
пасся вволю, потерь стадо Долгор понесло
совсем немного. Но с этими радостями на
молодую хозяйку навалились новые заботы
—начался отел коров. Теперь уж ей вовсе
не приходилось смыкать глаза. И она заметно осунулась, глаза ее стали испрннмч
но большими, и смотрели так, как булю
они видели все время такое, что янгтппли
ло девушку глубоко задумынатьси.
Видя, как Долгор стала буквально ни гла-

.чах таить, словно свеча, Жанцан старался
но д и и а т ь Долгор вскакивать ночью и подниматься чуть свет, чтобы затопить очаг.
Он мало-помалу заменил во всем молодую
хозяйку. Но это давалось ему с трудом. Как
бы он ни пытался тихо, неслышно подняться с постели, Долгор стремительно вскакивала и укоряюще говорила ему, чтобы он
отдыхал, а то, что надо, она сделает, мол,
сама. Но с течением времени она стала привыкать к заботам Жанцана. Как-то в полночь она услыхала, как Жанцан осторожно,
стараясь не скрипнуть дверью, вышел наружу. «Пошел проверить коров. Какой старательный человек!»— подумала Долгор.
Ей не захотелось вставать, наоборот, она
поймала себя на том, что ей приятно, от
мысли: она лежит в теплой постели, а коровы будут осмотрены, нет опасности, что
теленок замерзнет, она может надеяться,
что все будет хорошо. Проснувшись утром,
она с улыбкой наблюдала, как неумело раздувает Жанцан огонь в очаге—тучи мельчайшей аргаловой золы так и летели в дымоход!
— Жанцан, ты когда-нибудь спишь или
нет?—спросила она, и в ее голосе оказалось столько ласки и нежности, что она покраснела.
— Я засоня неисправимый,— отвечал
Жанцан,— так что сегодняшнее ты не бери
в расчет. Встал случайно.
Жанцан со странным удовольствием заметил, что в последние дни Долгор стала к
нему обращаться без всякого «гуай». Они
стали рассказывать друг другу такие вещи, которые ни за что ни одна девушка бы
ни стала передавать постороннему, ни парень
яе осмелился бы открывать женщине. И
вместе с тем Долгор даже в чернильной
темноте ночи, поднимаясь с каким-нибудь
делом с постели, наглухо запахивала ночной халат. А Жанцан, глаза которого видели ночью не хуже кошки, видел Долгор
женщиной, видел без халата, видел такой,
что у него кружилась голова. А надо ли
этому удивляться? Ведь в молодом возрасте
наши сердца похожи на первые листочки на
деревьях, которые готовы ранней весной
затрепыхаться от любого дуновения ветерка,
и оно готово наполнить в любое время нас
радостью или печалью, прибавить силы или
ослабить тело. И в это же время как стыдно бывает, поддавшись мимолетному счастью, оказаться опаленным в огне бездумноюного желания, а потом, прося прощения,
униженно повалиться в ноги.

166

Много дней и ночей провел Жанцан, тер-|
пеливо подавляя в себе желания, заставляя |
себя не поддаваться искушению. И это не]
было временным
укрощением грубого]
желания. То было выражением нежно-бе-]
режного отношения к человеку, уже неосоз-,
нанно, неотвратимо полюбившемуся, отношения, которое должно раскрыться в тот I
день, самый удивительный, когда два существа неминуемо соединяются и плотью
и кровью, соединяются навеки, Долгор же,
знавшая пока только одно, что на ее руках
все хозяйство, привыкшая надеяться только на себя, никогда не задумавалась о том,
что придет время, когда ей потребуется
друг жизни, когда она сама вся потянется
к тому, чтобы ее пожалел кто-нибудь, ктонибудь стал с ней рядом, сильный, готовый
всегда поддержать,—обо всем этом по молодости Долгор еще не думала.
Жанцан понемногу убедился в том, что
от его первоначального—«я здесь временнообязанный» — не осталось и следа. Конечно, он и сейчас был далек от мысли стать
скотоводом и остаться в этой маленькой
серой юрте. Но он ловил себя на том, что
все дела здесь стали не только ему понятными, но что он сроднился с ними, почувствовал себя в силах справиться один без всякой помощи со всем, что делает эта милая
крошечная семья. Он стал чувствовать бесконечную жалость к слабеньким, еле стоящим на дрожащих ногах ягнятам и телятам, стал испытывать желание приласкать,
накормить и выходить их. Но это было делом очень трудным—выходить молодняк в
такую скверную пору, когда свирепствует
дзут, когда молока от коров, отощавших и
вечно голодных, на телят не хватает, и они,
как уходят со впалыми боками на пастьбу,
так и голодными же приходят домой, а овцам, наиболее привыкшим к пастьбе, не хватает соли, гуджира.
В середине апреля Жанцан решил поехать
в сомонный центр — достать кое-каких кормов, привезти кормовой соли. Его появление очень понравилось сомонному начальству. Были здесь наслышаны, что он ото
всей души помогает хозяйству бедной
аратки, что это хозяйство, можно считать,
спасено. Жанцан достал все, что требовалось.
Собираясь обратно, Жанцан решил походить по. магазинам. Он купил старушке зеле"
ного чаю, конфет. А вот что купить Долгор,
он никак не мог придумать. В магазинах
было много всякого добра, пригодного для
подарка любой девушке, но что именно вы-

надену, когда наступит налом. Но надо,
чтобы мать увидела...
Девушка поспешно спрятала подарок.
Жанцан осторожно взял в руку конец толстой тяжелой косы Долгор.
— Долгор, милая,—прошептал он. — Я
должен вот-вот уехать. Спасибо тебе. Я
пробил у вас здесь, как будто в родном-доме. Конечно, большой пользы я вам не
принес. Я ведь новичок в работе с животными...
— Ты что сказал?!—возмутилась Долгор.
—Ты нам столько сделал—век не забудем.
Мать моя все время мне говорит, чтобы я
не смела забыть, как ты нам спас хозяйство, скот наш спас!
— На дворе заметно потеплело,—грустно
заговорил, меняя тему, Жанцан. — Дзут
проходит. Пора мне уходить, а сделать это
мне будет трудно.
— Жанцан!..—потупив глаза, с трудом
обратилась Долгор. — Ты на меня не сердись... Председатель бага еще три дня назад сказал.... что тебя срочно вызывают в
аймак. Я не передала тебе... Забыла.
Долгор вновь остановила на Жанцане
затуманенный взгляд.
— Забыла, Жанцан...—прошептала она.
— Да, так и должно быть,—сказал Жанцан. — Мое время пришло. Работа там
ждет. Надо ехать. Но я дня три еще пробуду, дождусь, когда совсем потеплеет...
Жанцан осторожно потянул Долгор к себе. Девушка не отрывала затуманенного
взгляда от его изменившегося вдруг лица,
от его странно заблестевших глаз. У нее
стало жаром наливаться лицо и тело вдруг
начало терять обычную упругость и силу.
— Кажется, мать заснула,—сказала она,
через силу сбросив с себя минутное оцепенение. — Я забыла, что пеструха должна телиться сегодня. Пойду, посмотрю...
Настали долгожданные дни обильного и
дружного таяния снегов. Горные склоны
обнажились повсюду, появились большие
проталины и в низинах. Жанцан, наконец,
собрался ехать в аймак. Выйдя из юрты, он
с удовольствием смотрел на буйство стремительно наступавшей весны. Казалось ему,
что гигантский запор сдерживал где-то вее
эти вольготно и широко разливающиеся во— Это я... когда был в сомоне... купил...
ды — и вдруг кто-то разом снял преграду.
тебе,— сказал Ж п н ц а н .
Вешние воды уже повсюду смочили снег.
Долгор, разверну» покупку, вспыхнула.
Они струились, журчали, клокотали по всей
Но потом остановила долгий взгляд на
степи. Дзут кончился. Небо, согнав с себя
Жанцане, и в глазах у нее появились слезы.
облака, казалось, поднялось повыше, чтобы
— Спасибо, Жанцан, дорогой,—прошеппошире оглядеть степь и грандиозную
тала она.—Такие носят в городах. Я тоже
работу весны да не упустить ничего.

брать, он затруднялся. Ведь ему ни разу
еще не приходилось делать подарки! Изрядно помучавшись, Жанцан неожиданно
даже для самого себя купил Долгор красивую, очень нежную комбинацию.
Когда он вернулся, радости старушки не
было конца—у нее уже давно не было зеленого чая, а что за жизнь в монгольской степи для старого человека без такого чая!..
Хотел было он передать свой подарок и
Долгор, но неожиданно его сковала непреодолимая робость. Пожалуй, этому послужило причиной то, что в настроении девушки за его отсутствие произошла разительная перемена. Она стала почему-то грустной, неразговорчивой и избегала встречаться г ним взглядом. Жанцан не мог знать,
что после его отъезда приезжал председатель бага и, сильно похвалив всех приехавших из аймака, велел передать Жанцану,
что ему приказано не позже трех дней возвращаться на работу в аймак. Вот почему
была опечалена Долгор. Странная вещь—
чувства девичьи. Долгор отлично знала,
что Жанцан рано или поздно должен
уехать, но когда наступило это "самое «рано
или поздно»—ею вдруг овладел страх, непреодолимый страх разлуки, несущий слезы, образующий ком в горле и тоску в сердце. И она поступила так, как, вероятно, поступила бы каждая женщина: она утаила
от Жаш'ана поручение председателя бага...
Однажды в теплый весенний вечер, когда и в юрте стало заметно теплее, Жанцан
сидел, опираясь на старинный сундук, на
котором был изображен грозный слон, угрожающе выставивший бивни и хобот, сверкающий маленькими глазками. Жанцан читал книгу. Вдруг, оторвавшись от чтения,
он остановил взгляд на Долгор, мывшей котел на еще теплом очаге.
—• Долгор, подойди-ка сюда!—позвал он
вдруг шепотом.
Девушка испытующе посмотрела на Жанцана, а потом, вытерев руки, подошла и се*
ла рядом. Жанцан снял с сундука чемоданчик и, порывшись, достал из него свой подарок. Отведя глаза в сторону и смущенно
улыбнувшись, он неловко протянул покупку
Долгор.

167

У ж е иол нечср Долгор и Жанцан выехали и 1 чип., и направлении аймака. Перед
|гм, к а к отпустить дорогого гостя, старушки м а п . пиксела из юрты аюша-хадаг, самое дорщ-ос- подарочное шелковое полотно
т'Гнч-по голубого цвета, и с поклоном подшч'.ча Жанцану.
- Дорогой ты мой человек,—сказала
она,— желаю, чтобы ты не забыл дорогу к
н а м , заезжал и заходил к нам. Ты нам
сильно помог. Желаю, чтобы ты всегда был
нужен людям, чтобы имя твое было уважаемо всеми, чтобы ты обрел долгую жизнь и
долгое счастье!
Растроганный, Жанцан не смог выговорить от волнения ни слова. Он молча поклонился и украдкой смахнул навернувшиеся слезы.
Долгор проводила Жанцана до вершины
горы, отстоявшей от ее юрты в километре.
Жанцан взглянул на маленькую серую юрту, в которой он прожил без малого два месяца. Из дымохода юрты вился тоненький
сизый аргаловый дымок. В горле Жанцана
защемило. Откуда-то издали донесся клич
пастуха, собиравшего
разбредающихся
овец:
— Эхэ-э-эн! Эхэ-э-э!
Между Долгор и Жанцаном все уже было
высказано за последние три дня—обо всем,
что у них было в прошлом, что ожидало их

в будущем, обо всем, что было дорого для
обоих. Решили, что Долгор вступит в объединение, организовавшееся в соседнем баге.
Жанцан устроит так, чтобы его перевели
на работу в этот баг. Он видел, как в узких
проницательно умных глазах девушки поселилась радость. И ему было очень хорошо на душе—ей же богу это хорошо, если
ты умеешь вселить в человека светлую радость, зажечь этой радостью глаза, изгоняя
из них печаль! А с чем сравнится радость
первой любви девушки, любви чистой и
скромной, как
весенний степной ургуй!..
Долгор оперлась о плечо Жанцана и тихо
проговорила:
— Тепло пришло теперь, и земля украсит
себя цветами. Весна пришла, Жанцан, пришла, как бы ни уходила от людей далеко.
А ты? Вернись ко мне, Жанцан, родной
мой!...
Жанцан бережно взял маленькую руку
Долгор, погладил ее. Потом он поцеловал ее
по монгольскому обычаю в щеки.
— До скорой встречи,—сказал он.—Жди
и живи счастливо, милая моя Долгор. Я
вернусь! Обязательно вернусь!..
Взвился кнут-ташуур, и конь с места взял
неистовый карьер.

Молодость.
1(18

Перевел с монгольского
А. БАЛЬБУРОВ.

Баир ШАРАКШАНЭ

КОГДЛ ДЯДИ БЫЛИ
КУРНОСЫМИ
ЕЖЕГОДНО страна отмечает день рождения пионерской организации имени
Ленина.
На небе ни облачка. Ярко светит майское
солнце. Безветренно. И куда ни глянь, всюду кажется, видишь одних мальчишек и
дгвчонок в белых рубашках, с красными
галстуками на груди. У них праздничное
настроение. На лицах веселые, радостные
улыбки.
А вот одна за другой по улицам города
проходят колонны красногалстучных отрядсв. Бой барабана и звуки горна то и делэ
сменяются звонкой ребячьей песней.
Мне вспоминается Иркутск, фабрично-заводская десятилетка. Я был там вожатым
звена. Мы, пионеры, старались добиться,
чтобы у нас не было ни одного отстающего
ученика. Успевающие ребята помогали отстающим выполнять домашние задания,
вместе с ними готовили уроки и «болели»
за них на уроках. «Болели» все дружно,
потому что звенья и отряды соревновались
между собой за первое место в учебе, и
всем нам хотелось занять это почетное место.
Однажды, в такую вот горячую пору, в

гости к нам пришел один из первых комсомольцев Иркутска, поэт
Иван Иванович
Молчанов-Сибирский.
Мы попросили его
прочитать нам свои стихи. Потом, когда он
прочитал и мы начали обсуждать его книгу
«Милая картошка», наша пионерка Сони
Животовская неожиданно внесла предложение самим написать книжку о себе. Рассказать в ней о том, как учимся, как весело отдыхали в лагерях, как ездили на экскурсии в Кузбасс и Новосибирск. Предложение Сони встретило всеобщее одобрении.
Мы решили написать такую книгу.
Это было 4 октября 1933 года. А пример
но через пять-шесть месяцев наш коллонтивный труд—книжка «База курносых.
Пионеры о себе» увидела свот. Мы отправили ее Алексею Максимовичу Горькому.
Вскоре Алексей Максимович прислал нам
письмо. Он писал:
«Получил и прочитал ншу инижну
«База курносых», очень ишшросмая мнит
ка, ребята... Я не буду говорить о способна
сти к литературному труду иямяого И1 тек
авторов, имена которых пи олублиномли.
ГОВОРИТЬ

Об ЗТОМ П|)11ЖЛПП|1ПМПМН1| И МОИМ Т

оказаться вредным для мс. Зябопмн, нам

шрослые, от литературы хвастовством друг
пород другом, начнете говорить один другому: «Меня Горький больше похвалил, а тебя меньше...»
Авторы «Базы курносых» были премированы поездкой в Москву и побывали на
первом съезде писателей Советского Союза,
наша пионерка Алла Каншина выступила
там с приветственной речью. В эти же дни
Алексей Максимович Горький
пригласил
юных авторов к себе в гости. На прощание
он дал каждому по экземпляру своей книги
«В людях» с дарственной надписью. На экземпляре, подаренному нашему руководителю и наставнику, нашему большому другу и старшему товарищу, ныне покойному

Ивану Ивановичу Молчгнову-Си&ирскому,
он написал:
«Дяде Ване Молчанову-Сибирскому.
Хорошее дело делаете, дядя!
19. У1И-34 г.

М. Горький».

По возвращении из Москвы наш литературный кружок начал писать новую книгу
о Горьком, о том, что видели в Москве, где
были, с кем встречались. Книжка эта под
названием «В гостях у Горького» была опубликована в 1936 году.
Вот об этих далеких уже пионерских
днях я и вспомнил, услышав сегодня бой
барабана, звуки горна и звонкую ребячью
песню.

Дольем МАДАСОН
М Е Д
Спрашивает старенького деда
семилетний внук его Жаргал.
Эту любопытную беседу
я для вас, ребята, записал.
ЖАРГАЛ: — Дедушка!
Скажите почему,
Даже нынче, зимнею порою,
пахнет сладко так у нас в дому
лугом, и цветами, и травою?
Может быть, из дальних жарких стран
нам приносит ветер запах сладкий?
ДЕД: — Слушай,
мой любимый мальчуган,
вот ответ к загаданной загадке.
Очень тонко запах чуешь ты.
Да, чутье тебя не обмануло.
Помнишь,
как вокруг цвели цветы
яблони,
лилового багула.
Травы поднимались на лугах,
на полях — высокая пшеница.
Ароматный запах кое-как
смог в амбаре нашем поместиться.
ЖАРГАЛ: — Дедушка!
Я что-то не пойму,
что ж творится с этим ароматом?
На зиму решили почему
аромат полей в амбар упрятать?
ДЕД: — Слушай-ка внимательно меня
и тогда не будешь удивляться.

170

Видел ты, как на восходе дня
росы в мягких травах серебрятся?
К солнцу потянулись стебельки
сараны,
ургуя,
иван-чая.
Дрогнули цветы и лепестки,
аромат душистый излучая.
Ты не раз весеннею порой
наблюдал пытливо вид обычный,
как пчелиный беспокойный рой
вылетал на поиски добычи.
И с цветка летая на цветок,
день-деньской кружился неустанно,
собирая чистый сладкий сок,
на лесных лужайках и полянах.
Видишь:
в вазе золотистый мед,
плод труда неутомимых пчелок.
Пасечник качал его из сот
и сегодня нам принес в поселок.
Внук!
Давай с тобой чайку попьем.
Бабушка сейчас его согреет.
Только то, что добыто трудом
сладость величайшую имеет.
Ты ведь тоже:

подвозил навоз,
сорняки полол,
ходил в «ночное».

И тебя не позабыл колхоз,
рассчитался щедрою рукою.
Значит, доля твоего труда
в общем деле есть.
Тогда порядок.

В этой вазе мед,
А не вода.
Кушай, внук.
Да будет мед нам сладок!
Перевел с бурятского
В. КИСЕЛЕВ.

171

I

пзрослые, от литературы хвастовством друг
лоред другом, начнете говорить один другому: «Меня Горький больше похвалил, а тебя меньше...»
Авторы «Базы курносых» были премированы поездкой в Москву и побывали на
первом съезде писателей Советского Союза,
наша пионерка Алла Каншина выступила
там с приветственной речью. В эти же дни
Алексей Максимович Горький
пригласил
юных авторов к себе в гости. На прощание
он дал каждому по экземпляру своей книги
«В людях» с дарственной надписью. На экземпляре, подаренному нашему руководителю и наставнику, нашему большому другу и старшему товарищу, ныне покойному

Ивану Ивановичу Молчгнову-Сибирскому,
он написал:
«Дяде Ване Молчанову-Сибирскому.
Хорошее дело делаете, дядя!
19. У1Н-34 г.

М. Горький».

По возвращении из Москвы наш литературный кружок начал писать новую книгу
о Горьком, о том, что видели в Москве, где
были, с кем встречались. Книжка эта под
названием «В гостях у Горького» была опубликована в 1936 году.
Вот об этих далеких уже пионерских
днях я и вспомнил, услышав сегодня бой
барабана, звуки горна и звонкую ребячью
песню.

Дольен МАДАСОН

М Е Д
Спрашивает старенького деда
семилетний внук его Жаргал.
Эту любопытную беседу
я для вас, ребята, записал.
ЖАРГАЛ: — Дедушка!
Скажите почему,
Даже нынче, зимнею порою,
пахнет сладко так у нас в дому
лугом, и цветами, и травою?
Может быть, из дальних жарких стран
нам приносит ветер запах сладкий?
ДЕД: — Слушай,
мой любимый мальчуган,
вот ответ к загаданной загадке.
Очень тонко запах чуешь ты.
Да, чутье тебя не обмануло.
Помнишь,
как вокруг цвели цветы
яблони,
лилового багула.
Травы поднимались на лугах,
на полях — высокая пшеница.
Ароматный запах кое-как'
смог в амбаре нашем поместиться.
ЖАРГАЛ: — Дедушка!
Я что-то не пойму,
что ж творится с этим ароматом?
На зиму решили почему
аромат полей в амбар упрятать?
ДЕД: — Слушай-ка внимательно меня

и тогда не будешь удивляться.
170

Семен ДУНАЕВ

ПЕРВЫЙ СНЕЖОК

Вот и первый снежок,
хорошо как в сказке!
— Витя, выйди, дружок,
выноси салазки.
Витя зря не сидел,
он парнишка ловкий,
полушубок надел
и стрелой к кладовке.
Мигом дверь распахнул.
— Тут они, на месте,—'
и друзьям подмигнул:
—

Будем ездить вместе!

За собой он ведет
новые

салазки,

а снежок все идет,
хорошо как в сказке.

ткань и удачно
решенные пропорции одежды
—вот что
В магазинах нашей республики
создает ее
большой выбор готового платья, тканей и обуви. Продукция нашей тонпривлекакосуконной фабрики получила высо/
тельность.
кую оценку и у жительниц Бурятии,
(
Хороший
и москвичек, и модниц за рубежом.
(
вкус — это
В ателье и на прилаврезультат художественках книжных магазинов
|\
ного развития, культуры,
к услугам женщин журжизненного уровня
и
налы мод.
жизненных условий; он
Казалось бы, теперь
подвергается
измененивыбрать ткань и фасон
ям, которые происходят
платья не представляет
в процессе развития о*бникакой трудности.
щества. Вот почему слеНет, это не совсем
пое подражание моде
так. Купить — да,
это
выдает духовную беднетрудно,
пошить
в
ность владелицы наряда.
ателье — тоже. А вот
И, наоборот, фасон и
выбрать...
ткань к нему, выб,|шные
Нет ничего
нелепее,
соответственно
фигуре,
чем одеться всем одинавозрасту, цвету лица,
ково. А, ведь признайплатье, надетое ко вретесь, вы, нередко, увини и месту, скажут о
дев на подруге красивое
моральных
качествах
цлатье, мечтаете именно
женщины, подчеркнут ее
о таком же для себя. У
физические достоинства.
вас различные фигуры,
Мода рождается
не
рост, овал и цвет лица.
стихийно, ее создают хуНо вы все-таки шьете
дожники-модельеры, истакое же платье и... пропользуя черты нациоигрываете в сравнении с
нальных костюмов разней.
ных народов, учитывая
Широкие возможности
пуховиын рост советской
в приобретении новых
женщины и ее участие в
нарядов обязывают вас
общественно
полезном
тщательно выбирать их.
труде.
Это не похвала, если го~
Учитесь видеть все, что
ворят: «Какое красивое
(Делает нашу жизнь и
платье!» Пусть скажут:
окружающую обстанов«Как хороша эта женку красивее и приятнее.
щина!»
Стремитесь к красоте.
Красиво подобранная

СТРЕМИТЕСЬ К КРАСОТЕ

САМОЕ Г Л А В Н О Е
Что может быть большим счастьем для матери, чем видеть своего ребенка красивым и умным? Ребенок красив, если он здоров. Как же сохранить его здоровье?
Прежде всего нужна
чистота во всем, что его
окружает: в уходе за лицом и телом, в приготовлении пищи, в хранении
игрушек. Купать грудных детей нужно ежедневно в кипяченой воде.
Детей постарше следует
мыть детским мылом.
Нельзя ребят долго держать на солнцепеке, так
как летом ребенку угрожает перегревание, что
может повлечь расстройство пищеварения. Но
ребенку нужно много
свежего воздуха. Чаще
проветривайте комнату,
не одевайте тепло малыша, купайте, обливайте
теплой водой
(35°), в
жаркую погоду не бойтесь поить водой, чаем.
Молоко надо кипятить
и хранить в холодном
мес!е, овощи и фрукты
тщательно мыть, обливать кипятком.
Посуду моют горячей
водой и тоже обдают кипятком.
Не отнимайте ребенка
ст груди до осени. Детям постарше давайте
пищу, соответствующую
их возрасту, но никогда
не кормите насильно.
Очень важен режим
питания: в строго определенное время и разнообразие продуктов.

173

Лето п разгаре. Заметно опустели города: мноП11- дети выехали в пионерские лагери, на дачу.
Да и на деревенских улицах днем не слышно реГ»|Ч1>их голосов: все на речке или в лесу.
Лети отдыхают. Они сейчас даже забыли о школг. Но люди, которые их учат, уже полны забот.
Они думают о том, чтобы школа готова была
пстретить своих учеников. В классах уже встали
п строй парты, покрытые свежей светлой краской,
и учительской аккуратными стопами сложены новые учебники.
Конечно, и вы, заботливая мама, побеспокоились о том, чтобы ребенок пришел в школу «в
полной экипировке». Ведь ваша дочка впервые
перешагнет порог школы. В шкафу лежат новые
туфельки, и вы раздумываете, какую форму сшить
девочке: старого или нового образца? Пожалуй,
лучше вот эту. Свободная синяя блузка и юбочка
в складку очень удобны и хороши к свежему личику ребенка.
А в чем носить букварь, задачник и красивый
пенал? Конечно, в ранце. На спине ноша легче, и
вы будете уверены, что у дочери за годы учебы
одно бедро не станет выше другого, стройными
останутся плечи.
У девочки масса впечатлений, и вы охотно отвечаете на все ее многочисленные вопросы. Вы
любите слушать в ее пересказе детский фильм или
сказку. Вы доставляете удовольствие своей любимице тем, что соревнуетесь с ней в счете до двад-

О ГРИБАХ
Сибирские леса богаты грибами. У нас растут подосиновики, подберезовики, рыжики, грузди, маслята и множество других.
Грибы очень вкусны и
питательны. По содержанию белков они приближаются к мясу, а в сушеных подосиновиках,
подберезовиках, маслятах белка
содержится
больше, чем в мясе. Есть
в грибах углеводы, сахар, жиры и жирные
кислоты. Богаты они и
м н т а м и н а м и А, В, С и Д.
Из свежих, соленых, ма-

174

цати. Ведь вы понимаете как важно
все это для нее.
С ростом ребенка у матери возникают все новые заботы, но сейчас
для вас главное—подготовить ребенка к началу учебного года.

ринованных и сушеных
грибов приготовляют супы и борщи, и другие
очень вкусные блюда.

ПОЗЫ
Позы вкусны из говядины с небольшим добавлением свинины.
Позы должны быть
сочными и поэтому мясо
лучше мелко порубить,
чем пропускать через мясорубку. Лук рубят вместе с мясом. Затем налейте в фарш немного
воды, прибавьте перец,
по вкусу чеснок и, закрыв крышкой, оставьте
минут на 20—30 впитать
ароматы специй.

Приготовьте тесто, как
на пельмени, но добавьте
немного
соды.
Варят позы на пару в
специальной
познйце
(решете над кипятком).

БУРЯТСКОЕ
БЛЮДО
Для этого блюда нужна хорошая корейка. Залейте мясо водой, нарезав его на куски по 50
—100 граммов. Как только бульон закипит, снимите его с сильного огня и кипятите еще минут 20, не давая перевариться. Положите перец,
лук по вкусу.

ЮМОРЕСКИ

Сон и лень
Лень, зевая и потягиваясь, сказала Сну:
— Мы ведь товарищи.
Ты, старик, тоже любишь в постели поваляться.
— Ошибаешься, дорогая. Мы с тобой не одно-

го поля ягодки. У меня
есть настоящий друг —
Работа. Ты, лежебока,
никогда не узнаешь, как
крепко спится после труда, как легко работается
после доброго отдыха.

Обиженная луна
Луна
разворчалась
как-то:
— Не понимаю
я
этих людей. Твердят:
с: Со лице! Солнце!» А
что особенного делает

солнце? Светит
днем,
когда и так светло. Попробовало бы посветить,
как я, ночью!
Михаил БАТОИН

Выход из положения
На склад назначен дед
Фокей
ловить мышей —

от кошки толку было
мало:
она отчетов не писала.

Взлет кролика
Сыграл удачно Зайца
Кролик,
«Актера» подняли на
щит.

И нынче он
в медвежьей роли,
пугая публику,
пищит.

175

Волчьи слезы
Я так любил покойного
Бобра...
Лх, сколько сделал я
ему добра!
олк вытер

мок

Но вдруг завыл от горя
снова —
Скатилась крупная слеза
на воротник его...
бобровый.

Р ые глаза1

Андрей ТИМОФЕЕВ.

Владимир КАРПЕКО
Басня о зайцах
Косой Косого львом стращал:
— Вот я пойду! Вот я скажу!..
Косой Косому отвечал
IОн льва как видно, лучше знал):
-Поди скажи! Я погляжу!

Мораль бывает в басне каждой.
И в этой басне есть мораль,
а зайца _ нет, Мне зайца жаль
Как, впрочем, некоторых граждан.

Басня о лггушке
(почти по Крылову)
Лягушка, на лугу увидевши вола,
— Ик! — икнула... и померла.

Мораль: коль ты лягушка
быки,—
тебя с т р а ш а т
так не и к и ;

и

Их принцип
Халтурщиков стальная рать
живет по принципу такому:

как самому кусок урвать
и как не дать урвать другому.

/

Ближе к жизни
Быть ближе к жизни он старался,
жизнь наблюдать ходил в ларек,

*

и к жизни так наприближался,
что был от смерти недалек.

От редакции: по вине сотрудника редакции статья А. Белоусова
«Новое о Доржи Ьанзарове» (стр. 121 настоящего номера) ошибочно
названа «Так родилась ложь».

Технический редактор И. П. Нечаев.

Корректор 3. И. Александрова

Адрес редакции: Улан-Удэ, ул. Коммунистическая 20. Тел. 28—82, 26—91, 23—36
Формат бумаги 70Х108'/1б. 11(15) п. л. +1 вкл.
Н-00883. Подписано к печати 8/УП-64 г. Тираж 10060 экз. заказ 1757.
Типография Управления по печати при Совете Министров БурАССР.