Г

i

i

ВЫХОДИТ НА РУССКОМ
И БУРЯТСКОМ ЯЗЫКАХ
РАЗ В Д В А МЕСЯЦА
ИЗДАЕТСЯ

в номере

С 1947 г.

ПОЭЗИЯ

Ч.-Р. НАМЖИЛОВ. Где ты, старая школа?
Стихи
Г. СОРОКИНА. Быль. Стихи
И. ФИЛИППОВА. Стихотворная строка. Стихи. .
Л. КОРНАКОВА. Дорога. Стихи

ПРОЗА

К. БАЛКОВ. Мост. Повесть. Окончание. .
В. КАРНАУХОВ. Кто-то должен ждать. Повесть.
М. БРОДИН. Жалость. Рассказ

ОЧЕРК
ПУКПИПИГТИКА
11УЬЛПЦП^1
ил/1
КРИТИКА
И
KUKTlunrPUchUQ
DtlDJinui
r/iwn/i

АВИАЦИЯ,
СТРАНИЦА
КРАЕВЕДА

КОСМОС

А

БАДИЕВ. Составная часть партийной работы.
- Д Р О З Д О В . Ульканские встречи
БАБИНЦЕВ. Отвори окно в завтра.
- МАНЖИГЕЕВ. Ничего сверх меры. .
А. БОРОНОЕВ. На основе автобиографии
. .
ПАВЛЮЧУК. Сердце, отданное Алтаю.
М. ХАМАГАНОВ. Саяны, Саяны, я ваша части­
ца
п
- Головин. Рыцари неба

Э

м

и

э

в

- БАЛЬЖИЕВ. Борец за просвещение.

.

МАРТ

БУРЯТСКОЕ
КНИЖНОЕ

АПРЕЛЬ

ИЗДАТЕЛЬСТВО

Бур:;тск;5ч АССР
КЙШ1;АП

ПШТ

К СВЕДЕНИЮ

ЧИТАТЕЛЕЙ

По всем вопросам подлиски на журнал «Байкал», его достав­
ки следует обращаться в отделения «Союзпечати» по месту
жительства или в республиканское агентство по адресу:
670000, Улан-Удэ, ул. Некрасова, 20.
В случае некачественного исполнения журнала необходимо
обращаться в республиканскую типографию по адресу: 670000,
Улан-Удэ, ул. Борсоева, 13.

Главный редактор С. С. Цырендоржиев.
Р Е Д К О Л Л Е Г И Я : В. Ф. Гуменюк, Г. Ц. Дашабылов
В. В. Корнаков (заместитель главного р е д а к т о р а ) , В. Г. Митыпов, В. Ц. Найдаков, Ч.-Р. Н. Намжилов, М. Н. Степанов,.
Д . О. Эрдынеев.
г

Ответственный секретарь А. В. Щитов.
Техн. редактор Я. Баранникова.

Корректор Г. Гуменюк.

Сдано в набор 31.12.80. Подписано к печати 23.02.81. Н-01450. Ф о р м а т
бумаги 7 0 X l 0 8 ' / i 6 . Печать высокая. Условн. печ. л. 14,0. Уч.-изд. л. 14,79
Тираж 26584 экз. Цена 60 коп. З а к а з 565.
Адрес редакции: 670000, г. Улан-Удэ, ул. Ленина, 27; тел. Ш
2-28-82,
2-70-66, 2-26-91, 2-23-36.
Рукописи объемом менее печатного листа не возвращаются.
Типография Государственного комитета Бурятской А С С Р по делам изда­
тельств, полиграфин и книжной торговли. 670000, г. Улан-Удэ,
ул. Борсоева, 13.

«...в том, что духовная жизнь советского общества стано­
вится все более многообразной и богатой,— бесспорная за­
слуга наших деятелей культуры, нашей литературы и ис­
кусства.»
Л. И. Б Р Е Ж Н Е В .
Из
Отчетного
доклада ЦК КПСС XXVI съезду
партии.

А. Б А Д И Е В , с е к р е т а р ь
Бурятского обкома К П С С

СОСТАВНАЯ ЧАСТЬ
ПАРТИЙНОЙ РАБОТЫ
В деле воспитания трудящихся, особенно молодежи, очень весом вклад нашей
художественной интеллигенции. Поэтому областная партийная организация всяче­
ски старается поднять эффективность ее идеологического воздействия. В. И. Ленин
писал: «Литературное дело должно стать составной частью... партийной работы».
Мы стремимся этот совет вождя использовать применительно к художественному
творчеству в целом.
Именно в этом плане обком, горком и райкомы партии прилагают немало
усилий для укрепления Союзов писателей, художников, композиторов, отделения
Всероссийского театрального общества. Если эти Союзы организационно крепки,
творчески монолитны, то любые задачи им по плечу. Только в таких крепких
Союзах, где кипит разносторонняя и дружная работа, возможно более частое рожде->
ние и взлет талантов. Гостки таланта созревают гораздо быстрее только на благо­
датной почве зрелой творческой организации.
За семидесятые годы, особенно в годы прошлой пятилетки, в наших Союзах
наблюдался заметный количественный и качественный рост. Членов Союза писате­
лей ныне сорок восемь. Центральные издательства теперь охотнее и чаще издают
произведения наших писателей. Особенно хочется сказать доброе слово в адрес
издательства «Современник», которое действительно ищет таланты, находит и помо­
тает им встать на ноги, окрепнуть. Число членов Союза художников СССР в Буря­
тии выросло почти в два раза и составляет сейчас без малого 60 человек. Радуют и
перспективы дальнейшего роста. На «подходе» к Союзам несколько десятков моло­
дых писателей и художников.
Партийные комитеты придают большое внимание индивидуальной работе
с творческой интеллигенцией, что требует много времени, внимания, проникновения
в конкретное творчество, конкретную личность. Зачастую не так просто пар­
тийному работнику квалифицированно разобраться во всех сферах искусства. Но
здесь идет взаимная учеба. Мы, партийные работники, тоже учимся у писателей,
художников, артистов. Вместе с тем, всегда помним, что лучшее поощрение для
творца — это интерес к его творчеству. А лучшим проявлением такого интереса
является знание произведений писателей, посещение театров, художественных вы­
ставок и обсуждение конкретных работ.
Михаилу Ильичу Жигжитову было уже за пятьдесят, когда он появился в ре­
дакции журнала «Байкал» с первыми своими рассказами. Известный на всю Буря­
тию охотник, живущий на самом берегу Байкала в небольшой деревеньке Максимихе, принес в литературу знание жизни, людей и бескрайней тайги, раскинувшейся
по Байкальскому приморью.
3

Редакция журнала и писательская организация республики отнеслись к начи­
нающему автору с вниманием, немало поработали с ним, помогли найти свое место
в литературе. Становлению молодого прозаика во многом способствовали партийная
организация Союза писателей и обком КПСС. Его первые книги вышли в Бурятским
книжном издательстве и вызвали большой интерес читателей.
Обсуждению творчества Жпгжнтова было посвящено одно из заседаний секрета­
риата Союза писателей РСФСР. Воодушевленный общей поддержкой, писатель бе­
рется за большое историческое полотно, роман-трилогию «Подлеморье», два тома
которого уже вышли в свет в издательстве «Современник». Сейчас писатель завер­
шил свой многолетний труд, закончил работу и над третьей книгой, повествующей
о- послевоенной жизни Подлеморья и до наших дней. Сыновья и внуки героев
М. Жнгжитова уже в новых условиях участвуют в строительстве магистрали века —
БАМа.
Такое рождение таланта не является исключением в нашей действительности.
Это, наверное, норма советского, социалистического бытия. Другое, как мы умеем
развивать процесс рождения, становления таланта. Дело это, прямо скажем, очень
трудное. Воспитание творческих работников является само по себе творчеством. Его
нельзя втиснуть ни в какие рамки сложившихся систем воспитательной работы.
В республике создано немало книг, живописных полотен, спектаклей, оказыВсЧющих существенную помощь партийным органам в идеологической работе.
Страницы героической борьбы народа за власть Советов, за свободу и незави­
симость страны воскрешают книги известных писателей Д. Батол:абая «Горные
орлы», М. Жигжитова «Подлеморье» (вторая книга), В. Митыпова «Инспектор
золотой тайги», оперы Б. Ямпилова «Цыремпи.т Ранжуров» и «Грозные годы»,
спектакль Бурятского академического театра драмы «Берег» (по роману Ю. Бонда­
рева), картины художников Д. Дугарова, К. Дульбеева, А. Окладникова, Г. Моска­
лева и других.
Об индустриализации и формировании рабочего класса республики повествуют
романы «На Тургэн-реке» М. Степанова и «Большая родословная» Д. Эрдынеева.
Хорошо воспринят читателями и критикой исторический роман В. Сергеева «Унтовое войско». Знанием жизни и самобытным талантом отмечены стихи и поэмы
Н. Дамдпнова, Д. Жалсараева, повести С. Цырендоржиева, роман «Течение» Ц. Жимбиева, пьесы Д. Дылгирова, А. Ангархаева.
Произведения бурятской литературы семидесятых годов, посвященные темам
современности, были подвергнуты глубокому и всестороннему анализу на выездном
заседании секретариата правления Союза писателей РСФСР, которое проходило в
1978 году, и получили достойную оценку.
Сегодняшние дела республики находят воплощение в живописных полотнах,
графических листах и скульптурах наших художников Г. Васильева, А. Казанского,
М. Метелкиной, П. Намсараева, Е. Неволиной, С. Ринчинова, А. Сахъровской, В. Уризченко, Ю. Чиркова и других. Они создали десятки портретов современников —
ветеранов труда и войны, передовиков производства, известных деятелей культуры
и науки. Многие из этих работ представляли бурятское искусство на Всероссийских
и Всесоюзных художественных выставках.
Заметное влияние на дальнейшее развитие бурятского изобразительного искус­
ства оказали прошедшие весной 1979 года в нашей республике выездной пленум
Союза художников РСФСР, Дни российского изобразительного искусства и Всерос­
сийская выставка «Мы строим БАМ». В эти дни в Бурятии была открыта народная
картинная галерея в Оиеробайкальске, в дар строителям БАМа преподнесено
более 500 работ известных художников страны.
Около 70 новых сценических работ появилось в репертуаре театров за послед- .
ние годы. К серьезным творческим успехам можно отнести спектакли «Хованщина»,
«Оте.тло», «Жизель», поставленные в театре оперы и балета, «Власть» А. Софронова,
«Катастрофа» Д. Батожабая — в Бурятском театре драмы, «Материнское поле»
Ч. Айтматова, «Характеры» В. Шукшина, «Мои надежды» М. Шатрова — в Русском
драматическом театре.
Без малого два года назад был заключен договор о творческом содружестве
между Ленинградским государственным академическим театром оперы и балета
4

им. Кирова и нашим театром оперы и балета. В рамках этого содружества в апрелемае прошлого года состоялись гастроли ленинградского балета в Улан-Удэ с выездом
на БАМ. Это было крупнейшее событие в культурной жизни республики, значение
которого невозможно переоценить. Артисты прославленного театра, среди которых
были народные артистки СССР И. Колпакова и Н. Кургапкина, побывали на промыш­
ленных предприятиях, в колхозах и совхозах, у тоннельщиков БАМа. И мы думаем,
что это общение с рабочими, колхозниками далекого края для артистов театра было
интересным и полезным.
Внимание областного комитета партии к работе и делам творческой интелли­
генции приковано постоянно. Только за последние годы па бюро обкома партии
рассмотрено свыше тридцати вопросов, связанных с развитием литературы и искус­
ства в республике — об улучшении работы театра оперы и балета, русского драма­
тического театра, филармонии; о мерах по дальнейшему развитию изобразительного
искусства; о работе с творческой молодежью; о проведении выездного заседания
секретариата правления Союза писателей РСФСР, выездного пленума Союза худож­
ников РСФСР в г. Улан-Удэ и другие. Конечно, дело не в количестве рассмотренных
вопросов. Рассмотреть вопрос и принять решение — дело не столь трудное, это еще
но работа. Это только, да простят меня за упрощение, задание, наряд на работу. Мы
понимаем, что очень важным является правильное направление, квалифицирован­
ность и дальновидность решения. II все же самое ответственное заключается в буд­
ничной стороне дела, той систематической, ежедневной, незаметной, но веепокоряющей работе по превращению слова в дело.
В течение нескольких лет, например, находилось под постоянным контролем
выполнение постановления бюро обкома партии об улучшении работы театра оперы
и балета. Иначе н быть не могло. Дело касалось таких кардинальных вопросов, как
укомплектование труппы театра главными специалистами, солистами-вокалистами,
артистами балета, хора, оркестра, концертмейстерами, организация стажировки и
учебы людей в ведущих театрах страны и на курсах П О Е Ы Ш С Н И Я квалификации,
пополнение репертуара театра новыми работами и целого ряда других сторон дея­
тельности творческого коллектива. Партийной организации театра и Союза компози­
торов, Советскому РК КПСС г. Улан-Удэ, Министерству культуры республики приш­
лось затратить немало усилии для выполнения постановления бюро обкома КПСС.
Работа проделана немалая. Усилия областной парторганизации оказались не напрас­
ными. В течение десятой пятилетки Бурятский театр драмы и театр оперы и балета
были удостоены высокого звания академических.
Успешные гастроли этих коллективов в Москве и Ленинграде, а также в других
городах страны убедительно показали возросшее профессиональное мастерство и
зрелость. В театрах выросли замечательные мастера театрального искусства, народ­
ные артисты СССР Г. Цыдынжапов, Л. Сахьянова, Л. Линховоин, М. Степанова,
народные артисты РСФСР К. Базарсадаев, Д. Дашиев, 0. Короткова, Ч. Шашошкпна.
Лучшие из лучших — артисты, композиторы и писатели удостоены Государственных
премий СССР и РСФСР.
Или возьмем постановление бюро обкома о работе с творческой молодежью.
В каждой партийной организации, касается ли это того или иного творческого союза,
театра или филармонии, поставленные задачи решаются по-своему, исходя из кон­
кретных условий, но везде на основе перспективных планов.
Вот только несколько штрихов из жизни Бурятского академического театра
драмы имени Хоца Намсараева, где партийную организацию возглавляет актер театра
Ц. П. Пурбуев. Для повышения профессионального уровня молодых артистов здесь
организованы занятия по актерскому мастерству, вокалу, сценической речи. Постоян­
но занимаются с молодежью их наставники во главе с главным режиссером театра
Ф. С. Сахировым. Силами молодых артистов осуществлена постановка пьесы «Город
без любви» Л. Успенского. В театре оживилась работа по повышению творческой
активности молодежи, в результате многие молодые актеры сыграли главные роли
в спектаклях театра последних лет. Практикуются творческие заявки от молодых
артистов на будущие роли в спектаклях. Для укрепления связи искусства с жизнью
регулярно проводятся творческие встречи молодых актеров со студентами вузов
1

5

города, учащимися средних и специальных училищ; и школ республики, с молодыми
рабочими, колхозниками и учеными.
В сети политического просвещения молодые актеры занимаются в теоретическом
семинаре «Ленин, КПСС о коммунистической нравственности» и политшколе «Во­
просы внутренней и внешней политики». Регулярными в коллективе театра стали
политинформации, чтение лекций как на общественно-политические темы, так и по
теории и истории искусства и культуры. Для повышения общественно-политической
активности молодые актеры широко представлены в месткоме, художественном со­
вете. Трое из них являются помощниками режиссера.
Конкретных, а главное, долгосрочных дел потребовали от партийных организа­
ций творческих союзов, театров, филармонии, а также Министерства культуры
мероприятия обкома КПСС по выполнению постановления ЦК КПСС «О дальнейшем
улучшении идеологической, политико-воспитательной работы». Министерство куль­
туры, например, в настоящее время имеет 34 договора с творческими работниками
на создание музыкально-драматических произведений и изобразительного искусства.
При министерстве работает комиссия по приему музыкальных произведений, изобра­
зительного искусства. В апреле пришлого года был проведен республиканский смотрконкурс творческой молодежи, в котором приняло участие 118 молодых музыкан­
тов, солистов, артистов балета, актеров драматических театров. Театры и филармо­
ния постоянно пополняются молодыми кадрами. Только за полтора года после
выхода постановления ЦК КПСС в театры и филармонии пришло более 50 молодых
специалистов.
Если говорить о конкретных творческих коллективах, то в их работе по пре­
творению в жизнь задач, выдвинутых данным постановлением, прежде всего бро­
сается в глаза стремление выработать определенную систему деятельности в том или
ином направлении. Партийная организация Союза писателей, которую возглавляет
молодой поэт Л. Д. Танхаев, в поисках эффективности проводимых встреч с чита­
телями пошла но пути разработки определенных тем выступлений групп писателей.
Теперь Бюро пропаганды художественной литературы при Союзе писателей респуб­
лики разработало тематические вечера и встречи, как «Бурятская литературная
Ленинпана», «Герои жизни — герои книг», «Стремя в стремя», «Стихи, ставшие
песней». Жизнь подтвердила, что такого рода целенаправленные коллективные вы­
ступления писателей перед читателями несут в себе гораздо больший идейный заряд,
нежели разговор без заранее определенной темы.
Обком, райкомы партии внимательно интересуются тем, как партийные органи­
зации творческих коллективов выполняют те или иные конкретные мероприятия.
При этом главной заботой обкома партии была и остается, как того требуют решения
XXV и XXVI съездов КПСС и указания Леонида Ильича Брея;нева, задача повышения
идейного уровня создаваемых произведений, выработки у работников литературы и
искусства марксистско-ленинского мировоззрения, чувства советского патриотизма
и пролетарского интернационализма.
Партийные комитеты республики руководствуются теоретическими положениями,
сформулированными В. И. Лениным еще в ноябре 1905 года в программной статье
«Партийная организация и партийная литература». Каждый тезис этой небольшой
статьи является основополагающим, определяет те отношения и принципы партий­
ного руководства художественной деятельностью, которые впоследствии сложились
в нашей стране и полностью оправдали себя. Возьмем ли мы письмо ЦК РКП(б)
«О пролеткультах», разъясняющее принятую съездом Пролеткультов резолюцию,
проект которой был написан В. И. Лениным (1920 г.), возьмем ли резолюцию ЦК
РКП(б) «О политике партии в области художественной литературы» от 18 июня
1925 г. и постановление ЦК ВКП(б) от 23 апреля 1932 г. «О перестройке литера­
турно-художественных организаций», возьмем ли решения XXV и XXVI съездов
КПСС, партийные документы последних лет и высказывания Генерального секретаря
ЦК КПСС, Председателя Президиума Верховного Совета СССР Л. И. Брежнева —
всюду мы увидим четко выраженную двуединую линию: с одной стороны —
высокую требовательность к идейному содержанию и художественной форме произ­
ведений, с другой стороны — требование бережного, чуткого отношения к художнику,
основанного на понимании сложности и тонкости творческого процесса. Последова-

тельное претворение в жизнь отношения партии в вопросам художественного творче­
ства, признание за литературой, искусством огромной и все возрастающей роли
в деле коммунистического воспитания трудящихся обусловило успешное развитие
советской литературы, театра, музыки, изобразительного искусства, получивших
мировое признание.
На выездном заседании секретариата Российского Союза писателей, которым
руководил лауреат Ленинской и Государственных премий, известный писатель Юрий
Бондарев, и на выездном пленуме Союза художников РСФСР, состоявшихся в УланУдэ, было признано, что советская бурятская литература и искусство достигли
заветной поры зрелости.
Такая высокая оценка и объективна, и закономерна. Литература и искусство.
Бурятии прошли не очень длинный, но яркий путь, у истоков которого стояли
такие выдающиеся мастера, как писатель Хоца Намсараев, художник Цыренжап
Самойлов, режиссер Гомбо Цыдынжапов, чье творчество роя;дено Октябрем. Широ­
кую известность получили произведения их последователей драматурга Н. Ба.тдано,
прозаиков Д.-Р. Батожабая, Ч. Цыдендамбаева, художников Д. Дугарова, А. Казан­
ского, А. Сахаровскон.
Только в последние годы в центральных издательствах вышел ряд произведе­
ний поэзии и прозы бурятских авторов. Это исторический роман безвременно ушед­
шего из жизни выдающегося писателя Бурятии Исая Калашникова «Жестокий век»,
романы Даши-Рабдана Батожабая «Похищенное счастье» и «Горные орлы», сборник
пьес Намжила Балдано, роман Владимира Митыпова «Долина бессмертников», по­
вести Сергея Цырендоржиева «Устремленность», две книги романа Михаила Жнгжитова «Подлеморье», роман «В гольцах светает» и повесть «Шатун» Владимира
Корнакова, это книга стихов и поэм «На этой планете» лауреата Государственной
премии РСФСР им. М. Горького, народного поэта Бурятии Николая Дамдинова,
сборники стихов Владимира Петонова и Солбона Ангабаева.
Широко известны читателям Бурятии имена поэтов Алексея Бадаева, ЦыренДулмы Дондоковой, Мэлса Самбуева, Андрея Румянцева, Галины Раднаевой, ЦыренДулмы Дондогой, Анатолия Щитова и других.
Ни для кого не секрет, насколько важно для творческого работника постоянная
учеба и сверка правильности своих представлений. Чтобы «выдать» серьезное, глу­
бокое и правдивое произведение, творец должен сам вобрать в себя огромную сумму
знаний и информации о жизни. И наша задача способствовать этому процессу.
Форм учебы много. Это прежде всего учеба в системе марксистско-ленинского
образования, где пополняют свои знания более четырехсот творческих работников.
Затем — семинар для творческих работников при Улан-Удэнском горкоме КПСС,
действующий уже в течение ряда лет. На этом семинаре периодически выступают
с информацией по идеологическим и социально-экономическим вопросам секретари
обкома, горкома КПСС, а также другие партийные, советские хозяйственные
работники.
Хорошо зарекомендовали себя творческие отчеты писателей, художников, артис­
тов на партийных, профсоюзных и комсомольских собраниях. На одном из таких
партийных собраний отчитывался коммунист, член Союза писателей СССР, молодой
прозаик Доржи Эрдынеев. Готовился он загодя. В порядке подготовки его отчета
опытные писатели Н. Г. Балдано, И. Г. Дамдинов подробно знакомились с его
творчеством. «Мой отчет на партийном собрании, где подвергли анализу мое твор­
чество,— говорил сам Эрдынеев,— имел очень большое значение для меня, тем
более, что в то время я работал над романом «Большая родословная».
На открытых партийных собраниях Бурятского академического театра драмы
им. X. Намсараева заслушиваются отчеты артистов. Нелицеприятный, но доброжела­
тельный разговор оказывает большую помощь творческому росту отчитывающихся
и, кроме того, способствует утверждению, как нормы нашей жизни, атмосферы
критики и самокритики, способствует самовоспитанию.
Кстати, мы немало говорим о воспитании, но почти совсем не говорим о само­
воспитании. А тем паче — не требуем. А надо бы. Уровень наших знаний вполне
достаточен, чтобы критически анализировать свое творчество и особенно поведение.
7

Иногда можно слышать из уст некоторых: «Поздно меня переучивать». Ан нет.
Никогда не поздно. Самовоспитываться, иначе говоря, совершенствоваться, я думаю,
человек должен всю жизнь.
Заметный вклад в развитие культуры республики внесли наши композиторы.
Семидесятые годы отмечены рождением целого ряда крупных музыкальных произве­
дений.
Это прежде всего новые оперы видного композитора, одного из зачинателей
бурятской профессиональной музыки Б. Ямпилова «Цыремпил Ранжуров», «Чудес­
ный клад», «Грозные годы», «Прозрение», оратория «Гудящие сосны», симфоническая
поэма «Первопроходцы», посвященная строителям БАМа. Должен заметить, что
• творчество Б. Ямпилова — явление значительное, получившее широкое признание
народа.
Добрых слов заслуживает творчество Жигжита Батуева, который вместе с
Б. Ямпиловым стоял у истоков нашего музыкального искусства. Его балеты, сюиты,
многочисленные вокально-хоровые произведения стали подлинным достоянием нацио­
нальной культуры. Порадовали зрителей его балеты «Сын земли» и «Вечный огонь»,
симфонические поэмы «Памяти героев», «Свет над тайгой».
Молодые композиторы Бурятии все уверенней заявляют о себе в самых раз­
личных жанрах и формах музыки. Они делают небезуспешные попытки по овладе­
нию такими высотами музыкального искусства, как создание опер и балетов. В этом
плане обращает внимание балет «Лик богини» Юрия Ирдынеева (по мотивам новеллы
монгольского писателя Ринчена). Крупная по фактуре, сложная по языку и стилю,
музыка балета позволяет судить о том, что ее автор вполне созрел для освоения
больших форм.
Интересны поиски молодого композитора В. Усовнча. Его опера-плакат «Песнь
о Корчагине», поставленная на сцене театра оперы и балета, отличается новизной
формы. «Песнь», написанная в жанре современной эстрадной оперы, получила по­
ложительную оценку музыкальной практики. В. Усович написал очередную эстрад­
ную детскую оперу «Тугая тетива Зээр-Далая». Детский зритель с интересом слу­
шает эту оперу, с интересом наблюдает за ее сценическим действием.
В области симфонической музыки наши композиторы поработали плодотворно.
Это первые четырехчастные симфонии «Памяти героев» С. Манжигеева, «Героика»
Ю. Ирдынеева.
Молодые композиторы также успешно пробуют свои силы в крупных формах
'вокально-хорового искусства. Особо следует отметить кантату «Октябрь» Ю. Ирды­
неева, написанную к 60-летию Советской власти. Многоплановое, сложное, вместе
с тем высоко торжественное, это произведение произвело на слушателей яркое
/впечатление. Молодой композитор вновь порадовал нас в ленинском юбилейном
году, создав большое эпическое полотно-ораторию о Ленине на слова из речи
Л. И. Брежнева во время торжественного открытия Ленинского мемориального ком­
плекса в городе Ульяновске в 1970 году. Оратория прозвучала в концерте для
делегатов XXXI областной партийной конференции в исполнении сводного хора
и получила высокую оценку зрителей.
В год 110-й годовщины со дня рождения В. И. Ленина наша музыкальная
Лениниана обогатилась кантатами «Учитель мои — Ленин» А. Андреева на слова
Н. Дамдинова, «Партбилет JVs 1» В. Усовича на стихи В. Маяковского, А. Безыменского, ораторией «Портрет Ильича» Б. Ямпилова на слова Д. Жалсараева, симфони­
ческой поэмой «Праздничная» С. Манжигеева и другими.
Массовая песня по-прежнему является наиболее распространенной и любимой
работой наших композиторов. Без преувеличения можно сказать, что в этом виде
искусства особая роль принадлежит Б. Цырендашневу, создавшему множество песен,
получивших широкое признание в народе. Это популярные «Селенга», «СоктоХангил», «Песня о первой любви», «О Бурятии», которые прочно вошли в репертуары профессиональных и самодеятельных артистов.
Глубоко лиричны и задушевны песни А. Андреева. Нельзя без волнения слу­
шать его замечательные лирические монологи «Песню о родной земле», «Песню
о сестре и брате», «Береги любовь свою» и другие. И, наконец, торжественно8

приподнятая, жизнеутверждающая его песня «Я — коммунист» — пожалуй, самое
серьезное достижение композитора.
В лучших песнях последних лет отражены не только дела и думы, но и сокро­
венные чувства нашего народа.
Широкое распространение получили у нас такие формы связи, как творческие
вечера деятелей литературы и искусства, персональные выставки художников. Отчет
перед трудящимися — это тоже своего рода большая и взаимная учеба. Эстетически
воздействуя своим творчеством на массы, художник в свою очередь сам ощущает
отношение трудящихся к своим произведениям.
Давно стало доброй традицией в Бурятии проведение Дней литературы и искус­
ства в сельских районах. Такое общение писателен, художников, композиторов,
артистов с рабочими, колхозниками и сельской интеллигенцией тоже учеба. Непо­
средственные встречи, личные контакты с тружениками, знакомство с производством
помогают творческим работникам сверять и корректировать свои представления
о современном рабочем, колхознике, специалисте села, обогащать свою память зна­
нием об образе жизни своих современников во всей его неповторимости. Такие твор­
ческие отчеты прошли во всех районах республики и на Бурятском участке БайкалоАмурской магистрали. А началось это в свое время с поручения обкома КПСС.
II по сей день, как повелось по традиции, партийные комитеты, от обкома до
парткомов колхоза или предприятия, в этих днях принимают самое заинтересованное
участие в смысле организации и создания наиболее благоприятных условий.
Важной заботой обкома, горкома и райкомов партии была и остается задача
создания во всех творческих коллективах боеспособной первичной партийной орга­
низации. Именно она призвана сплотить весь коллектив, направить его усилия
к общей цели, создать атмосферу взаимной требовательности, взаимной помощи, без
чего невозможны никакие творческие достижения. Многими вопросами деятельности
работников литературы и искусства занимается непосредственно отдел культуры
обкома КПСС.
Одним из ключевых вопросов является вопрос о кадрах — ведь в искусстве,
как и всюду, многое зависит от личности руководителя — председателя Союза,
секретаря парторганизации, директора, главных специалистов театра и других руко­
водителей и специалистов. Важно обеспечить, чтобы деятельность коллективов на­
правлялась авторитетными людьми, личная работа которых являлась бы для всех
членов коллектива примером требовательности прежде всего к себе, заботы о людях
и высокой идейности.
В жизни художника/,, как у любого человека, возникает немало нелегких, а под­
час и трудных ситуаций. Здесь особенно нужна душевная щедрость со стороны
руководителей творческих организаций и доброе соучастие в делах и заботах своих
товарищей. Одно доброе ободряющее слово может поднять дух творца, рассеять
сомнения. И очень хорошо, если писатель, художник, композитор, артист с этими
трудными вопросами, сомнениями идет в партийный комитет. Это сам по себе,
наверное, показатель работы партийного комитета. Хороший показатель.
И мы не удивляемся, когда в партком приходит с сомнениями видный писатель
или художник, понимая, что сомнение есть спутник любого серьезного творчества.
Помню, в свое время в областной комитет партии пришел писатель Барадий
Мунгонов. Он высказал неудовлетворенность своим творчеством, тем, что не может
найти себя в многообразии жизни. Разговор был долгим и доверительным, пока,
наконец, не пришло решение: поехать в деревню, пожить, поработать в колхозе,
поближе присмотреться к жизни. Итогом явился новый роман в двух книгах «Щедрое сердце», в центре которого образ председателя колхоза, Героя Социалистического
Труда Ж. Б. Ванкеева, посвятившего всю свою жизнь колхозному строительству.
Так писатель развил дальше начатую в свое время магистральную линию твор­
чества, так раскрылся еще больше его талант, а советская бурятская литература
пополнилась значительными произведениями на тему современности.
Хорошее знание партийными комитетами деятельности творческих организации
помогает правильно ориентироваться при определении поощрений за плодотворную
работу художника. Своевременное и обоснованное поощрение: присвоение почетного
звания, награждение, присуждение премий, издание книг, выдвижение кандидатами
9

в депутаты Советов и другие формы общественного признания заслуг того или иного
деятеля литературы и искусства — это очень важный и тонкий инструмент воспи­
тания художественной интеллигенции. Только пользоваться им надо с полной мерой
объективности, без заигрываний. Так, с 1970 года 32 представителя творческой
интеллигенции стали лауреатами ежегодно присуждаемой республиканской премии.
Среди них писатели Намжил Балдано, Цырен-Дулма Дондокова, Раиса Белоглазова,
композитор Б. Ямпилов, художники А. Тимин, Г. Москалев, артисты Б. Базарсадаев,
С. Раднаев, 0. Короткова и многие другие, пользующиеся большим признанием
у трудящихся Бурятии.
Активная жизненная позиция работников литературы и искусства проявляется
не только в их непосредственной профессиональной деятельности, но и в делах об­
щественных.
Народный поэт Бурятии Николай Дамдинов, являясь руководителем писатель­
ской организации республики, ведет большую общественную работу. Он — депутат
Верховного Совета СССР, член областного комитета КПСС, секретарь правления Сою­
за писателей РСФСР, член правления Союза писателей СССР, член Комитета защиты
мира.
Такая же беспокойная натура у народного художника республики Андрея Хо­
мякова. Он уже шесть лет плодотворно возглавляет партийную организацию Союза
художников.
Или взять народного артиста РСФСР Дугаржапа Дашиева. Он является председа­
телем Бурятского отделения Всероссийского театрального общества, членом бюро
партийной организации театра оперы и балета, кандидатом в члены Улан-Удэнского
горкома КПСС. Коммунисты республики на своей XXXI партийной конференции ока­
зали ему высокое доверие, избрав его делегатом XXVI съезда КПСС.
Об общественной активности заслуженной артистки Бурятской АССР Нины Токуреновой красноречиво говорит тот факт, что коммунисты Бурятского театра драмы
много раз подряд избирают ее в состав партийного бюро. Они послали ее своим
представителем на районную партконференцию, где она была избрана делегатом
XXXI Бурятской областной партийной конференции.
Подобных примеров множество.
Подготовка творческой смены — одна из постоянных забот областной партийной
организации. В республике практикуется ежегодный отбор специалистами талантли­
вых детей, чтобы помочь затем им поступить в соответствующие их наклонностям
учебные заведения.
Самое непосредственное участие мастера литературы и искусства принимают
в поиске талантов, входя в состав жюри различных фестивалей, конкурсов, выста'-вок, участвуют в обсуждении лучших работ, в разнообразной шефской деятельности.
Такое активное вторжение зрелых мастеров в самодеятельное народное творчество
идет на пользу как тем, так и другим, пополняя ряды деятелей литературы и искусст­
ва молодой порослью, служа общему подъему профессионального мастерства, воспи­
танию талантов.
Новую жизнь вдохнула, например, в древнее искусство народных умельцев
творческая молодежь. Об этом факте стоит сказать поподробнее. Бурятия издавна
славилась искусством злато- и серебро-кузнецов, чеканщиков, оружейников. Их вы­
дающееся мастерство отмечали в XVII веке первые путешественники — ученые
Гмелии, Георги, Паллас и другие. Это вдохновенное искусство народных мастеров,
передаваясь из поколения в поколение, жило и развивалось в течение веков, удов­
летворяя самые высокие эстетические запросы. Оно перешагнуло рубеж Октября,
достойно представляло бурятское искусство на двух декадах в Москве, на много­
численных выставках российского и всесоюзного масштаба. Но в какой-то момент
получилось так, что многие прославленные народные умельцы, люди уже преклон­
ных лет, ушли из жизни, не оставив после себя учеников. А молодежь, в основном,
«пошла» в современные виды изобразительного искусства — станковую живопись,
графику, скульптуру. Казалось, прервется славная традиция, потухнет старинное,
истинно народное, самобытное прикладное искусство.
Но этого не случилось. По совету обкома партии Министерство культуры и Со­
юз художников республики собрали в Улан-Удэ здравствующих народных мастеров
10

старшего поколения, устроили затем настоящий поиск молодых талантов, имеющих
влечение к прикладному творчеству, и создали своеобразную художественную шко­
лу. Результаты самые отрадные. Минуло лишь несколько лет, а в республике прои­
зошло буквально возрождение народного прикладного искусства. Достаточно сказать,
что изделия таких чеканщиков, как Дмитрий Эрдынеев, Булат Жамбалов, Валентина
Бадмаева и некоторых других, пользуются известностью не только у нас в респуб­
лике, но и у всесоюзного зрителя.
Молодые мастера не только подхватили и продолжили традиции старых масте­
ров, но и приумножили, обогатили народные традиции современным видением, но­
выми поисками, опытом искусств братских народов. Около десяти лет назад при­
ехал в г. Улан-Удэ после окончания Дальневосточного института искусств В. Архи­
пов. Полный энергии, молодого задора художник в течение ряда лет не мог найти
себя, не мог нащупать «свою» тему. В его полотнах угадывалось дарование, но
слабо проявлялось его мировоззрение, нравственные и эстетические принципы. И вот
по предложению партийной организации он с путевкой областного комитета едет на
строительство Байкало-Амурской магистрали. Первозданная природа, патриотизм и
мужество строителей БАМа поразили воображение молодого художника, покорили
его романтикой борьбы. И он нашел свою тему, стал певцом строителей БАМа. Уже
в течение ряда лет его картины, особенно графические работы, занимают почетное
место на всех крупных выставках.
Можно было бы вспомнить о том, как быстро нашел себя выпускник Репинского
училища К. Шонхоров, по совету партийной организации поехавший в родной Тункинский район, где величественная природа Саян и с детства знакомые образы оп­
ределили основную тему его творчества.
Укрепляются интернациональные связи творческих союзов, которые не только
принимают у себя представителей из братских республик страны, но все более ши­
роко включаются в делегации, представляющие искусство Российской федерации
в других союзных республиках страны, искусство СССР в зарубежных странах.
Успешно развиваются творческие контакты с литературой и искусством Мон­
гольской Народной Республики. Периодически в рамках договора о культурном об­
мене между СССР и МНР происходят взаимные гастроли профессиональных и само­
деятельных артистов, творческие встречи писателей, художников, композиторов.
Результатом этих встреч явились графическая серия картин А. Сахаровской, мон­
гольский цикл картин художника Д. Дугарова, многочисленные стихотворения поэ­
тов Бурятии о Монголии и ее народе. Последний по времени пример плодотворных
творческих встреч — прошедшие в апреле прошлого года Дни монгольской музыки
в Бурятии, во время которых группа ведущих композиторов и музыкантов МНР во
главе с председателем Союза композиторов Монголии Гончик-Сумлой ознакомила
трудящихся республики с оригинальным и ярким музыкальным искусством своей
родины.
Однако за этими положительными фактами нельзя не видеть и существенных
недостатков в практике работы наших творческих союзов. До сих пор в изобрази­
тельном искусстве республики не получили развития такие виды и жанры, как
линогравюра, литография, офорт, художественная обработка камней, несмотря на то,
что республика усыпана самоцветами. Медленно решаются вопросы развития мону­
ментально-декоративного искусства. Все еще желает быть лучше художественное
оформление книг, выпускаемых Бурятским книжным издательством. Словом, проблем
немало. Их решение — одна из важнейших задач областной партийной организации
и творческих союзов.
Как известно, XXVI съезд КПСС, дав высокую оценку успехам в развитии ли­
тературы и искусства, подчеркнул их роль в коммунистическом воспитании трудя­
щихся. Реализуя решение съезда, художественная интеллигенция Бурятии, несомнен­
но, увеличит свой «вклад в общепартийное, общенародное дело строительства социа­
листического общества», создаст новые произведения литературы и искусства, вос­
певающие созидательный труд героического советского народа и наш замечательный
советский социалистический образ жизни.

Чимнт-Рэгзэн

НАМЖИЛОВ

ГДЕ Т Ы , СТАРАЯ ШКОЛА?
Как

только я взобрался
на перевал Шамбы,
Знакомая Желтая Падь
показалась:
Вдоль быстротечной речки
шагали вдаль столбы,
И море хлебов
на ветру колыхалось.
Тот ветер за мною
спешил по пятам.
Глаза мои вдруг
затуманились грустью.
И вспомнил я школу,
когда-то стоявшую там,
И милое сердцу
тех лет захолустье.
Не баловала жизнь нас,
за то спасибо ей,
Крестьянскому труду
учились с малолетства.
От жгучих холодов,
от обложных дождей
Спасала арса нас —
испытанное средство.
Учитель мудрый наш
был строг п справедлив,
Любил порядок, послушание,
не скрою.
Старался он, чтоб каждый
был трудолюбив,
И потому на нас ворчал
порою.
Бабу Цыренович,
вы окрылили нас,
И вот мы, словно птицы,
в путь пустились,
Но кое-кто в Узоне
живет и посейчас,—
Чтоб хлебные моря
на солнце золотились.
О, сверстники мои,
Базар, Дари, Жаргал,

Вы не вернулись с фронта
к сельсовету,—
Ж и з н ь отдали свою,
чтоб ясный день сверкал.
Ты, море хлебное,
им поклонись за это.
Д о глубины души
взволнован встречей я,
Д е р ж а зерно в л а д о н я х
налитое.
Клянусь, отдам тебе все силы,
песнь моя,
Чтоб школу мне воспеть
и море золотое!

ЧЕТЫРЕ

ВРЕМЕНИ ГОДА

В Е С Н А
Вновь

т а ю т сугробы,
вновь ж а ж д у земля утоляет,
Т а к греет вовсю на припёке,
что чувствует солнце спина.
Ж е л т е ю т подснежники,
марево бледно мерцает,
И тонкая вышивка зелени
в низинах долины видна.
Проснувшись, природа
вдыхает дурман ая-ганги,
И птицы из теплых краев
д е р ж а т к родине путь.
Семнадцатилетний,
волнуясь, брожу спозаранку,
Чтоб первую жизни страницу
с н а д е ж д о ю перелистнуть.
1

Л Е Т О
Цветочным ковром
ярко з а с т л а н а наша сторонка,
Тот з а п а х цветенья
тревожит меня как всегда,
А где-то в бору днем и ночью
кукует кукушка незвонко
И, как говорят,
без ошибки предскажет года.
Повсюду в разгаре работа,
и нет ее в мире чудесней:
То трактор гудит,
то по лугу спешат косари.
А вечером слышит округа
задорные, звонкие песни,
Д а гулкое-гулкое эхо
не молкнет до новой зарн.

О С Е Н Ь
Тяжким

золотом
вновь наливается тучная нива,
Вновь плодами
деревья фруктовые радуют взгляд,
Бродят грузно стада,
а когда шаловливо
Ветер веток коснется —
звенит на ветру листопад.
Желтый цвет торжествует
в родимой округе.
Ранний иней, прошу,
ты виски мои не студи,—
Мне сейчас хорошо:
рядом — внучки и внуки,
И мелодии песен неспетых
таятся до срока в груди.

З И М А
В

серебристые пышные шубы
деревья одеты,
По долинам раздольно гуляет
буран-снеговей.
Вновь хозяин тайги видит в снах
разноцветное лето,
Домовито укрывшись
в берлоге своей.
Спит природа.
Нет чище ее покрывала!
Глянешь вдаль —
белизне этой снежной не видно конца.
Я хочу, чтоб строка моя
так же белейше сияла,
Чистотой наполняя
людские сердца!

ВЫСОКОЕ ИМЯ
Квартира их от возгласов дрожит,—
Четыре дочки враз резвятся снова:
Братишку подарила мать — Тамжид,—
Такого долгожданного, родного.
— Д а , дочерей хватает у меня,
Так хорошо живется нынче с ними,—
Но улетят от отчего огня
И станут мне когда-нибудь чужими.
А этот мальчик, будущий джигит,—
Залог семейной жизни полнокровной,—
Фамилию надежно сохранит,
Не даст исчезнуть нашей родословной.

Вот вам слова счастливого отца,
Гэндэна, что собрал гостей под вечер,
Здесь пожеланьям, тостам нет конца,—
Все словно состязались в красноречьн.
— Друзья, нам всем прекрасный повод дан:
Д о л ж н ы мы имя выбрать мальчугану,—
Так молвил дядя матери Харлан,
Попыхивая трубкой неустанно.
И — началось! Звучит поток имен:
Б а д м а , Дамдин, Энхэ, Д о р ж и , Евгений,
Гарма, Д а ш и , Василий, Гур, Семен...
И снова ряд подобных предложений.
Горяч был споров яростный накал.
И все примолкли, той борьбой измаясь.
Вдруг дед Ардан неторопливо встал,
Ни с кем из споривших не соглашаясь.
— Д л я будущего мальчик наш рожден,
Д л я смелого полета в гордой сини.
Пусть гроз весенних не страшится он
И молний ослепительных в долине.
Нет лучше имени на свете чем Саян,—
В нем мощь, в нем высота нагорной дали,—
Так речь свою закончил дед Ардан.
Все гости дружно деда поддержали.
...Квартира их от возгласов дрожит:
Четыре дочери Гэндэна пляшут снова,
С братишкою вернется к ним Тамжид,—
Все ждут его — желанного, родного.
Перевел с бурятского
Владимир ЛИПАТОВ.

Ким

БАЛКОВ

Лйпягт
ПОВЕСТЬ

47
А дома было тихо и скучно. Тетка Макарнха уехала к деду Агвану, в тайгу... Сказала, что пробудет там дня три. Глафира не задержи­
вала ее, напротив, она даже обрадовалась, что мать уезжает... Ей хо­
телось побыть одной, подумать...
Глафира сидела у окна, смотрела, как улица медленно, будто нехо­
тя, погружается в стылый мрак вечера. Ей было грустно. Она переби­
рала в памяти все, что случилось с нею за последние дни, и тревога на
ее лице сменялась смущением, а смущение опять тревогою... Она удив­
лялась себе. Прежде она никогда подолгу не задумывалась над тем,
что делала. А если что-либо выбивало ее из состояния душевного рав­
новесия, она старалась поскорее забыть это.
Не то теперь... Не было на душе у нее покоя. Она почти слово
в слово помнила свой последний разговор с матерью, и этот разговор
и теперь еще волновал ее столь сильно, что стоило лишь подумать
о нем, как у нее начинало мучительно сжиматься сердце.
«Ты молодая, умная, многое понимаешь, а вот ласки в тебе не­
ту...» — сказала ей тогда мать.
«Отчего она так сказала?.. Разве я не люблю ее?.. Разве я не хо­
чу, чтобы она не изводила себя понапрасну, а жила спокойно, не знал
забот?.. Да, я хочу этого. Но маманя... Я так устала с нею, и я не знаю,
надолго ли еще меня хватит?..»
Она поднялась со стула, отошла от окна, вслух произнесла эти
только что пришедшие ей в голову слова: «Надолго ли еще меня хва­
тит?..» — и поморщилась. Были они столь чужды ее облику, всему
тому, что происходило теперь в душе у нее, что она не могла не почув­
ствовать этого. А почувствовав, тотчас сказала себе: «Ну и дурочка
же я!..»
Но не так-то просто было отказаться от этих слов, и спустя немно­
го она уже спрашивала у себя: «А что, если я не выдержу, сорвусь?..
Что тогда?..» — и было трудно ответить. Но и теперь она не допускала,
что может уйти от матери, оставить ее одну. Она лишь боялась, что
отношения ее с матерью, и теперь нелегкие, напряженные, пуще того
обострятся. А ей бы не хотелось этого. Ей бы очень не хотелось этого.
Она привыкла, что мать всегда рядом с нею, и даже представить себе
не могла, как бы стала жить без нее...
Она долго ходила по комнате, опустив голову и задумавшись. По­
ловицы поскрипывали у нее под ногами. Сквозь зеленоватый абажур,
казалось, с трудом пробивался электрический свет. На стене висел стаОкончание. Начало см. № 1, 1981 г.
16

рый, местами сильно стертый коврик. Раньше он л е ж а л на полу, по­
среди комнаты. Глафира и теперь помнит: когда она была маленькой,
любила играть на нем. Случалось, что, увлекшись, она сползала с ков­
рика, и тогда мать подбегала к ней, говорила с испугом: «Что ж е ты,
доченька? Вон какой холодный пол-то, еще простынешь...»
Было. Много чего было, и хорошего, и светлого, и потому так горь­
ко Глафире, так тяжко.
«А маманя теперь, наверно, сидит у деда Агвана, рассказывает
ему, не таясь, обо всем, что на сердце... А со мною она у ж е и не погово­
рит...»
«Но почему?.. Почему?..»
Ей бы понять мать. Но она не умеет этого сделать. И постепенно
смятение в ее душе сменяется досадою и раздражением. «Ах, так?..
Ну что ж, тогда и я буду жить, как мне нравится». Но она не уверена,
что сможет жить иначе, чем теперь. Она попросту не знает, что можно
жить иначе. А подумала об этом лишь потому, чтобы не показаться
в собственных глазах слабой и растерянной.
Она остановилась у стены, на которой висел коврик, провела по
нему ладонью. Ворсинки встопорщились, от них отслоился густой слой
пыли. «Надо бы выбрать время и навести в доме порядок...» — вслух
с к а з а л а Глафира. Но тут ж е и забыла об этом. Неожиданно погас
свет. Обеспокоенная, Глафира прошла в прихожку, засветила спичку,
отыскала на вешалке пальто, быстро оделась.
Долго стояла на крыльце, не зная, куда идти... Потом вышла за
ворота, прислушалась. На соседнем дворе хрумкала сеном лошадь.
Где-то на околице деревни л а я л а собака.
Ночь то распускала темношерстое одеяло облаков, и тогда звезды
падали на землю, освещая улицу, а то вдруг прикрывала звезды, и
тогда глухая темень гудела в ушах, насвистывала ветром, наполняла
Глафиру тревогою.
Неожиданно Глафира услышала, что кто-то идет по улице. Насто­
роженно посмотрела в ту сторону, откуда доносился звук шагов. А ско­
ро увидела Бакулина.
Бакулин подошел к ней, спросил удивленно:
— Ты, красавица?..
— Как видишь...
— Куда это ты собралась идти, на ночь-то глядя?..
— А это у ж мое дело. И тебя оно не касается.
Бакулин вздохнул, сказал, помедлив:
— В таком случае, я пойду...
Но она остановила его:
—- Что ж е ты, обиделся?..
— Нет, зачем же?..— сказал он.— Только я не хочу показаться
в твоих глазах навязчивым.— Он внимательно посмотрел на нее.— Ведь
я поступаю правильно, не так ли?..
Она не ответила.
— А я был в клубе,— сказал он.— Я ж д а л тебя. Но так и не до­
ж д а л с я . Мне стало скучно, и я ушел...
— Ты ушел потому, что отключили свет, — с усмешкою с к а з а л а
она.— А не потому, что тебе стало скучно.
— Ты обижаешь меня, и, я думаю, зря...
В голосе его было что-то непривычно мягкое, грустное, и Глафира
сказала:
— Ты нынче какой-то странный, и я не узнаю тебя.
— Да?..
Она долго молчала, потом сказала, сама того не ожидая от себя:
2. «Байкал» № 2

17

—• Когда я была маленькой, я очень боялась темноты. Я и теперь
боюсь ее. Потому и ушла из дому...
— Разве ты одна?.. А где ж е мать?..
У нее замерзли руки, и, сняв варежки, она начала растирать паль­
цы. Но это мало помогло. С досадою поглядела на Бакулина:
— Так и закоченеть недолго, — заторопилась к дому.
— А я?..— тихо сказал Бакулин.— Если ты хочешь, то я...
Она пожала плечами.
В доме было тепло. Бакулин зажег спичку. Глафира отыскала в
посудном шкафу свечу... Потом сняла пальто, прислонилась к стене*
Бакулин подошел к ней, взял за плечи, прижал к себе. Она попыта­
лась оттолкнуть его, но руки были слабые, и голова закружилась...
— Зачем? Зачем?..
Кажется, она это сказала. Но, может статься, и не она вовсе, г
только почудилось, что она...
Не было еще такого. Не было... Но тогда почему она искала это­
го?.. Как-то так получилось, что ей стало невмоготу сдерживать в себе
то сильное и жадное до жизни, что неизменно заявляло о своем суще­
ствовании, стоило лишь ей подумать о чем-то ином, не о работе... Она
ненавидела себя, но не могла одолеть это чувство.
Д а , так было. И вот теперь... Теперь она не желала бы снова ис'пытать ту острую неприязнь к себе, которая то и дело возникала у
нее. Впрочем, быть может, сама того не зная, она лукавила в тайной
Надежде оправдать себя, чтобы не было потом стыдно. Быть может...
Иначе отчего бы вдруг, вся загоревшись, с какой-то неестественной
отрешенностью, в жарком полузабытьи, она прошептала:
— Да, да... Подожди. Я сейчас... сейчас...
Она не знала о том неприятном, что неизменно приходит потом...
Она подумала об этом позже, когда, обессиленная, сидела на кро­
вати, обхватив голову руками. Нет, ей вопреки ожиданию не было
стыдно. Ей было горько, и она не знала почему. Наверное, оттого и
не знала, что ждала чего-то иного... а вовсе не того, что случилось.
И она всхлипнула, обиженная.
— Ну, зачем ты?.. Я не знал, что это у тебя впервые... Если бы я
знал!..
«О чем он? О чем?..— силилась понять Глафира, чувствуя, как чтото стылое и тягостное накапливается в ее отношении к Бакулину.—
Неправда. Все-то неправда».
48
Н а д дальним гольцом висел синий непроницаемый туман. Забереги
реки были густо обметаны торосистыми выростами. Белые гроздья куржака придавили ивовые кусты. Тускло выбивался из-подо льда серый,
прихваченный жестким морозом бетон речных опор.
Малыга, распустив уши ондатровой шапки, подергивая плечами,
туго обтянутыми замасленным, меховым комбинезоном, стоял подле
бульдозера и думал... Думал он о том, с какого места удобнее всего
спустить бульдозер на желтый речной наст, чтобы тот не продавил лед.
Он оглядывал прибрежные торосы и искал надежный, без трещин, прогал между ними. А когда показалось, что нашел его, услышал голос.
Сени Шивелева:
— Письмо тебе... Из дому.
Не обрадовался привычно. Недовольно, д а ж е не посмотрев на пар­
ня, взял из его рук письмо. И уж потом, накрепко запомнив тот самый,
найденный им прогал среди торосов, снял вареги и аккуратно распеча­
тал письмо.
18

Сеня Шивелев стоял рядом и не собирался уходить. Когда же Малыга прочитал письмо и положил его в карман, спросил:
— Что пишут?
— А, ничего особенного...
— Но ты ж е всегда делился новостями из писем. Чего ж е теперь?..
Малыге стало неловко. Сказал поспешно:
— Извини. Тут такое... Ни черта больше не лезет в голову.
—• Собираешься стаскивать на лед металлические пролеты?..
— Угу...
Вспомнил Малыга вчерашний разговор с прорабом. Спрашивал
прораб: «Сумеешь ли перехитрить лед? Или, наоборот, лед обманет
тебя?..» Сказал тогда легко, весело: «Я кого угодно объегорю, дай толь­
ко волю». Засмеялся прораб, не поверил: «Ты-то с хитрецою за пазу­
хой? Куда там!» Незлобиво засмеялся прораб, с ласкою д а ж е , однако
запало-таки насмешливое прорабово в память, иначе с чего бы сказал:
«Что, плохо, когда я весь на виду?..»
Но вчерашнее по боку, нынче другое тревожит... Малыга сказал
Мефодьичу (он подошел только что и озабоченно мял желтыми паль­
цами затверделый, с морозу, мундштук беломорины):
— Я порожнячком испробую, а потом уж...
Не стал ждать, что ответит Мефодьич. Не сразу его раскачаешь,
на раздумья у него не секунды —• минуты уходят. Заскочил в кабину
бульдозера, ухватился за рычаги, а на лбу пот. «Ну, милая, двинули!..»
Слышал, как гусеницы оборвали верхнюю корку льда, как легко
и свободно заработал мотор. Малыга облегченно вздохнул, проехал
по ровной, отполированной глади почти до середины реки, потом круто
развернул бульдозер, погнал обратно. Озоруя, прибавил газ, оставляя
позади стальной махины иссипя-белое крошево.
Очутившись на берегу, заглушил мотор, выпрыгнул из кабины,,
спросил, с явным удовольствием поглядывая на Мефодьича:
— Ну как?..
— Зачем мотор-то заглушил? — медленно сказал Мефодьич.— Во­
да застыть может. Заводи потом...
— Я ненадолго. Давайте цепляйте пролет за троса к бульдозеру,
я покурю пока. Проветрюсь.
Мефодьич, губы кривя в улыбке, сказал:
— Балаболка...— отошел к рабочим из своей бригады, что стояли
поодаль дружным табунком и оживленно переговаривались.
Приятно на душе у Мефодьича: еще вчера боялся, что не удастся
спустить металлические пролеты на лед и начать сборку. А это было
бы плохо. Чем тогда занять монтажников? И так ворчат: надоело не в
своей упряжи стоять. А что? И правильно. Руки у монтажников больше
к тонкому инструменту привычны, не к топору... Приятно Мефодьичу
еще и потому, что он оказался прав, а не прораб, который предлагал
повременить со сборкою денька два, пока река наглухо не промерзнет.
На сердце у Мефодьича этакое хитренькое: не всё тебе, Васька, в силь­
ных ходить, и я, старик, кое-что смыслю и умею. Приятно!..
Малыга, когда отошел Мефодьич, прислонился к бульдозеру спи­
ною, закурил, сделал крутую затяжку, наслаждаясь мягким теплом в
груди, подозвал к себе Сеню Шивелева, который замешкался, не поспел
за Мефодьичем, спросил:
— Слыхать, вы с Бакулиным ни на шаг не отходите от Грибова. И
д а ж е после всех его погулянок защищаете его. С чего бы сдружилисьто?
— Причем здесь — сдружились? — заволновался Сеня Шивелев.—
Дочка умерла у Грибова, человек и потерял себя.
•— Д а , да... Страшно!.. А что ж е Грибов оградку, которую мы с
Леневым сколотили, изрубил?..
2*

19

— Не знаю. Может, не хотел, чтобы кто-то другой... Сам все хотел
сделать.
Малыга о письме вспомнил, которое в к а р м а н е л е ж а л о , радостное
письмо. И всё-то нынче по-хорошему. Славно. Было славно, а теперь
вот грусть на сердце, и девочку умершую ж а л к о .
— Л ю д и болтают, будто ж и л а бы дочка у Грибова, если бы он во­
время отвез ее в больницу.
— Слушай больше!-—рассердился Сеня Шивелев.— М а л о ли что
болтают! А ты погляди на Степана: каково ему? Х у ж е и не бывает.
Ты... ты...
— Что я? Я только хочу сказать: очень у ж ты доверчивый, Сенька.
Смотри, пропадешь через эту свою доверчивость.
- По-твоему, лучше глядеть на всех с насторожкою? Так, что ли?..
Троса были закинуты на крюк бульдозера, напрочь схвачены сталь­
ными пальцами. Длинный, отсвечивающий синим металлический пролет
л е ж а л на промерзлой земле, вокруг него суетились монтажники, под­
кручивали длинными ключами гайки, подравнивали ломиками стальные
отгонья.
Малыга залез в кабину бульдозера, включил двигатель, распахнув
дверцу, посмотрел н а з а д . Увидел короткий взмах руки Мефодьича,
стронул машину с места.
49
Металл на морозе хрупче хрупкого: вгоняя гидравлический дом­
крат под пролет, Бакулин ударил по станине кувалдою, и тотчас с т а л ь ­
ной кусок упал на лед.
Подсекин з а к р и ч а л :
— Ты что вытворяешь, сукин сын!..
У Б а к у л и н а губы опали, и тошнота подкатила к горлу — от обиды,
что ли,— с к а з а л тихо:
— Н е шуми, прораб. Не видишь, холодина-то?..— Потом и сам
зашелся в горячем, задыхающемся крике: — Двигай отсюда, пока я
тебя кувалдою не огрел по башке!
Тут уж и у Подсекина отвалилась нижняя губа, но взял себя в ру­
ки, подумал весело: «Вот и прекрасно! Р а б о т я г а , без шутовского кол­
пака... Так бы почаще, и было дело». С к а з а л :
— Аккуратней надо с металлом. Аккуратней обращаться, говорю,
надо с металлом. Представь себе, что это и не металл вовсе, а г л а з а ­
стая девчушка, вроде Глафиры, на которую ты, слыхать, глаз поло­
жил... Можно ли на нее с кувалдою?
Бакулин глаза круглые сделал и серебряными усиками туда-сюда
задергал, пытался сказать что-то. Н е успел. Подсекин у ж е на другом
конце пролета стоял, толкуя с Грибовым.
Выдзенькивала, осыпая на лед стальные опилки, электродрель. Все
глубже и глубже оседал в жесткую синюю глыбь гидравлический дом­
крат, отрывая от льдистого наста черные крестовины пролета. В чутких
руках д р о ж а л и , лепясь к металлическим стенкам, электрические гайко­
верты. И над всем этим стоял энергичный голос прораба.
50
Острые, как ножи, бетонные ребра колодца, поднявшегося неда­
леко от берега... Тишина над рекою, сменившая ночную неуемность вет­
ра... «Чик-чик-чик...» То зимние птицы в кустах ивняка, потревоженные
ночной непогодою, озабоченно перелетают с ветки на ветку. Р о з о в а я
занавеска над гольцом чуть подрагивает, вот-вот распахнется, и солнце
20

проглянет, студенисто-холодное, не густо осыплет землю тонкими, длин­
ными лучами.
Матиевский выходит из б а р а к а , зябко поеживается, застегивает те­
логрейку на верхнюю пуговицу. Видит теплый свет в окнах пристрой,
где приютилась кухня, идет туда, с п р я т а в закоченевшие пальцы в ру­
к а в а телогрейки.
Н а кухне печь попыхивает ж а р о м . Г л а ф и р а в белом фартуке, с
г л а з а м и , со сна т я ж е л ы м и , колдует, чуть пригнувшись, н а д ведерной
кастрюлей, помешивает деревянной, изделия Грибова, поварешкою ва­
рево.
Матиевский п р и ж и м а е т ладони к ж а р к о й печной стенке, посматри­
вает на повариху. Чудное на сердце у Матиевского, ласковое. «Иметь
бы домик где-нибудь д а л е к о - д а л е к о в тайге и в том домике жену навроде Г л а ф и р ы . Чтоб в с т а в а л а чуть свет, готовила завтрак... И не д л я
артели — для меня одного. А потом чтоб по лесу бродили, и слова неж­
ные говорили друг другу. Вот здорово было бы!..»
Д а л ь ш е — больше. И у ж чудится бог знает что... И радость з е м н а я
н а р а с п а ш к у перед тобою, и люди все душою, как чисто стеклышко,
светлы и прозрачны, и ты среди них у ж такой-то дельный, у ж такой-то
приметный. К а з а л о с ь , случись с тобою несчастье (ах ты, ёлки-моталки,
дае надо бы, да что д е л а т ь ,коль т а к в ы ш л о ) , и плачем з е м л я испла­
чется, и не сумеет обрести себя.
— Что с тобою?..— спрашивает Г л а ф и р а , беря в руки приставлен­
ный к печи ухват.— В о б л а к а х витаешь?..
Исчезает ласковое, чудное... Стесняясь своего недавнего видения,
говорит Матиевский:
— А я ничего, я только...— И тут слова матери вспоминает. Н е раз
говорила с т а р а я : «Не витай в о б л а к а х , сыночек. На земле покрепче
д е р ж и с ь да к начальству не оборачивайся спиною: не любит...» А к а к
ж е не витать, матушка?.. Н е у ж т о я стал бы витать, когда бы мог ина­
че?.. Но скоро другое на память приходит (ох, у ж эта память — не
спрячешься от нее, хитра, в ъ е д л и в а ) . Подсекин с к а з а л как-то: «Жен­
щины по грешной земле ходят, не по небу летают. Вот здесь ты и ищи
их. Удастся найти — бери... Твоя.» И потом еще долго скреб за ухом
Подсекин. Волновался, что ли?.. По правде-то, и ему самому, Матиевскому, т о ж е довелось изрядно поволноваться: ничего-то не понял он из
слов Подсекина, и теперь еще не понял, только уловил такое, что не
очень по душе пришлось.
...Решено на сегодня: вынуть мерзлотный грунт из колодца номер
три. На то и силы брошены прорабом немалые. И частица той силы,
конечно ж е , он, Матиевский. Одно плохо: недавние р а з д у м ь я , что при­
шли в голову неладно как-то, вкривь да вкось, не оставят в покое.
Уж слишком путаные, т р е в о ж а щ и е , а потом смешное от них веревоч­
кою тонкою потянулось: «Ишь, чего захотел, семейного, как бы поточ­
нее-то, одиночества, что ли?..» Оборвать бы ее, веревочку эту!..
Бетонную махину колодца обступили п р у ж и н я щ е тугим, как обруч,
людским полукружьем.
— А где ж е с т а л ь н а я баба? — спрашивает Матиевский.— Чем ста­
нем рвать землю, вынимать со дна реки грунт?
— Д а вот М а л ы г а т а щ и т ее бульдозером.
Это Б а к у л и н , ясный, светлый, и руки до дела тянутся... Посмеива­
ется Б а к у л и н : нутром чует, что Матиевский не в себе. «Видно, опять
поцапался с прорабом», — решает.
Матиевский тем временем обрывает-таки веревочку, ту самую, от
раздумий, не зря тонка была!.. И у ж расторопен и четок в решениях:
стальную бабу велит подогнать под э с т а к а д у и механизмы пустить на
полную катушку: пусть работают, не ж а л е я себя, поскольку механизмы...
21

Бакулин, приблизившись к Матиевскому, на ухо ему громко (шумто приличный от этих самых механизмов: от зоревой тишины и следа
не осталось) говорит:
— Ловко!..
Матиевский примечает, как стальная баба боком пошла, а это пло­
хо: мять будем землю — не рвать, — кричит Леневу, он там, наверху,
на подмостях эстакады:
— Отпусти трос, тот, что слева! Угибом идет!.. Слы-ышь?..
Стальная баба взмывает кверху и застывает недвижно. Теперь са­
мое время в колодец спускаться и выбрасывать оттуда землю, да нет,
не лопатою, опять же на то имеются механизмы. Бакулин подзывает
к себе Сеню Шивелева:
— Что, рвём вниз?..
Ленев меж тем укладывает стальную бабу на лед, цепляет тросами
широкий, с жестко искривленными краями бак. А скоро оттуда, из глу­
бины колодца, доносится нетерпеливое:
—• Гони сюда бак!..
Тошнотно скрипят троса, и через минуту-другую бак опускается,
ударяясь о ледяные выросты, на дно колодца. Потом, поднатужась, тро­
са подымают бак наверх, сдвигают его чуть в сторону от черного про­
вала колодца и осыпают на лед тяжелую красную землю. И снова бак
скользит вниз, и снова подымается наверх... Так продолжается не один
раз, не два...
Матиевский решает сменить Бакулина и Сеню Шивелева. Упер­
шись грудью об острую боковину колодца, кричит:
— Все, ребята, вылазь!..
А когда Бакулин и Сеня Шивелев, взмокшие, в густо залепленных
грязноватыми потёками куртках, оказываются подле него, засылает на
дно колодца новую смену.
— Там, на глубинке, чертовски неприятно,— говорит Бакулин.—•
Как в могильном склепе.
— Хорошего мало,— уже успев продрогнуть, слабым, непослушным
тенорком соглашается Сеня Шивелев.
Земля, поднятая со дна колодца, лежит на льду, размытым верхом
заслоняя противоположный берег. Матиевский минуту-другую раздумы­
вает, потом решает убрать землю со льда, велит Малыге, оказавшемуся
подле него, гнать сюда бульдозер и стаскивать землю к берегу. Малы­
га мнется. Ему не нравится решение мастера: т я ж е л а я работа предсто­
ит. Ему-то самому, Малыге, все нипочем, и почище крутил... Другое
гнетет его: бульдозер ж а л к о — поскреби-ка по льдистому насту этакую,
не в пуды, землищу, потаскай-ка... Небось и поломать можно бульдо­
зер.
— На планерке и речи не было...— начинает было Малыга, но Ма­
тиевский перебивает его:
— Сказано: беги за бульдозером.
Малыга идет, оскальзываясь, к берегу, Матиевский глядит ему
вслед, потом резко оборачивается — неприятное что-то почудилось, —
смотрит сначала на Бакулина, затем на Сеню Шивелева, говорит:
— Ну?..
— А что «ну»?.. Денежки-то государственные. Не по ветру ли будут
пущены денежки?..
Сеня Шивелев соглашается с Бакулиным, говорит, переводя глаза,
утененные длинными ресницами, с одного на другого:
— Ты чего-то, мастер, недопонимаешь... Мне так кажется. Пусть бы
донный грунт по весне обратно в реку ушел. И хорошо бы... А что как
прораб?..
— Прораб-то?.. А он уж тут, рядом с Матиевским, и не один, с Б а ировым, спрашивает:
22

— Тебе зачем потребовался бульдозер?
Матиевский не успевает ответить, Подсекин снова спрашивает, на
этот раз у Б а и р о в а :
— Донный грунт нужно обязательно вывозить на берег?.. Если его
оставить на льду, это сильно повредит реке?
— Д у м а ю , нет, не повредит, — помедлив, говорит Баиров.— Зем­
ля-то чистая, а течение реки на этом месте — быстрее и не надо...
Пускай остается земля-то... Поди, не нарушит рыбьего хода.
— Я так и полагал...
Подсекин еще что-то говорит, причем Матиевскому, и говорит де­
ловито и спокойно, но тот не слушает его.
Подсекин замолкает. Слышится негромкий смех. И слова обидные,
будто издалека:
— Я ведь предупреждал тебя, мастер.
«Кто ж е это? Кажется, Бакулин».
...Глафира на кухне возится. Ж а р к о на кухне. Душно... И работы
у нее — хоть отбавляй, только успевает все ж е заметить, что не в себе
Матиевский: пришел, сел в уголочек, нахмурившись. Спрашивает Гла­
фира с участием:
— Чего запечалился, мастер?
—• Есть с чего...— говорит нехотя Матиевский, потом долго смот­
рит на Глафиру: — Ж а р г а л ко мне нынче приходил. Обижается, что ты
избегаешь встречаться с ним.
Глафира молчит, сосредоточенно смотрит куда-то поверх головы
Матиевского.
— Что же ты, а?..
Глафира вспоминает то, привязавшее ее к Бакулину росточком
сильным, и в глазах у нее появляется растерянность, испуг, боль...
— А что я должна говорить? Д а , я избегаю встречаться с Ж а р г а лом. Не хочу... Вот так вот просто, не хочу, и все... Но почему? — не
знаю. Д а нет, знаю, конечно. Потому-то и избегаю встречаться с Ж а р галом, что знаю...
— Я ничего не понимаю.
— Оставь ты меня, пожалуйста, в покое и не напоминай больше
о Ж а р г а л е . Я прошу тебя...
—• Не надо так волноваться,— смущенно говорит Матиевский.—
Я ведь хочу, как лучше...
— А Ж а р г а л — хороший мальчик,— спустя немного говорит Гла­
фира.— Очень хороший. И правильно, что ты подружился с ним.
Матиевский с недоумением смотрит на Глафиру:
— Подружился?.. Я?.. Впрочем, конечно,
подружился.— Потом
добавляет сквозь зубы, упрямо: — И мне ж а л ь , что ты
избегаешь
встречаться с ним.
51
Худотелая. закутанная в шаль, одни глаза только и светятся, по­
стояла тетка Макариха на крыльце, за ворота вышла. Чувствовала
себя одинокой, покинутой всеми... Оглядом прошлась по заметанной
снегом крыше избы деда Агвана.
Ветерком с гольца потянуло. Несильная, с белыми ватными края­
ми тучка нависла над деревнею. «Опять к снегу? Что-то нынче много­
вато снегу-то...»
Будто нехотя обогнула тетка
Макариха завялые,
принакрытые
белым ситечком подворья нижнего деревенского порядка, к реке вы­
шла. Д о л г о стояла, угрюмо озирая бараки строителей, а за ними вы­
сокие, счесанные с боков бетонные речные опоры, вздохнув, пошла
23

д а л ь ш е . Н о вот остановилась подле пенечка, чистенького, гладенького,,
с неярким пильным срезом. Наклонилась, расчищая вокруг пенечка
снег, выискивая что-то... И з ближнего строения девушка на мороз вы­
скочила налегке, увидала тетку Макариху, спросила:
— Ты что, мать, тут потеряла?..
— Кы-ышь!..— только и с к а з а л а , не оборачиваясь, будто и не на
девушку, а на беспутную надоедливую курицу.
Снег вокруг пня иссиня-бледный, холодный, озябли руки у тетки
Макарихи, но да что с того: дело-то, как д о г а д а л а с ь теперь, немалое
задумано ею. Иначе с чего бы тут оказалась?.. Но вот и отыскала...
Платочек синенький, привядший, казалось, помни его слегка, и рас­
сыплется прахом... Ну и ладно, что привядший, зато подороже всяко­
го узорочья. Поднялась с земли тетка М а к а р и х а , на девушку глянула
торжествующе:
— Целехонький платочек-то, хоть и был с конца войны на ветру.
Сама тогда повязала на дерево с радости-то, что войне конец. Ц е л ё ­
хонький, да...
Свернула аккуратно платочек и давешним своим следом к дому
двинула, а как за порог ступила, увидела в передней Б а и р о в а . Д в е р ь ,
оказывается, з а б ы л а закрыть на замок. Увидеть-то увидела, а сдела­
ла вид, будто и не удивилась д а ж е , прошла на кухню,
развернула
платочек, долго рассматривала
его, затем накинула
на печную за­
движку.
— Ты что, старых друзей не узнаешь? — сказал Баиров.
Тетка М а к а р и х а не отошла еще, на лице улыбка светлая:
— Не узнаю, миленький. Не узнаю...
Словно бы радуется... Уж так-то нехорошо стало Баирову. И вину
перед старухой почувствовал немалую, хотя и понимал, что причиною
этой вины стал не он сам, а те, привнесенные извне обстоятельства,
изменить которые или, на худой конец, поправить не властен. Н о что
из того?.. Коль иссушит безводье степь, и цветку не расти.
— Очнись, Макарьевна. Я, видишь ли, чего к тебе пришел... Б ы ­
ла у меня в сельсовете уборщица, ну, та, помнишь. Бондарнха. Так
ушла она. Как многие у ж нынче, уехала из Уринкана в райцентр. А
мне без уборщицы худо.
— Ага, куда тебе без уборщицы в этаком домище. Грязью за­
растешь.
— Так я ж е л а л бы... Чего будешь сидеть в четырех стенах, отгородясь от людей? Д а в а й - к а ко мне. Все меньше скучать будешь.
А то на тебя у ж и глядеть-то больно. Уж т а к а я потерянная...
Не услышала тетка М а к а р и х а или не захотела услышать? С к а з а ­
ла с неутайпой радостью в голосе:
— На бережку нынче была. Платочек сыскала. Ладненький еще,
хоть и с гнилушками. Вон висит на печной з а д в и ж к е , обогревается.
Ему, поди, худо было на ветру-то...
Баиров смутился, подумал было, что с головою у тетки Макари­
хи что-то. Д а нет вроде бы: глаза у нее вон какие светлые и ясные,
что и в прежнее время не часто случалось.
Б а и р о в догадался, что за платочек сыскала тетка М а к а р и х а , ска­
з а л , вздохнув:
— Д а тот ли это платочек-то? Другой, поди... Уж сколько л е г
прошло.
Нахмурилась тетка М а к а р и х а , в глазах смятение, но потом ска­
зала:
—• Тот...— П о м о л ч а л а : — А помнишь, председатель, как в B O H H V
всем нам т я ж е л о было, с голодухи едва на ногах д е р ж а л и с ь , а всё
24

одно скучно не было. Помнишь, заведем, бывало, бабьим хором пес­
ню...
Прислонилась, радостная, к печке, поправила рассыпавшиеся во­
лосы.
— Ох, и годочки были!..
— Годы те были нелегкие, одно от них и осталось — боль на
сердце. Она и теперь ж и в а я . Ночью, бывает, проснусь, весь в поту...
Потом долго лежу, думаю. Не хочу, чтобы те годы вернулись, и того
веселья давнишнего не хочу.— Пошел к двери.
У порога его настигло торопливое:
— А в уборщицы не стану наниматься. Мне в своем дому спод­
ручнее. Другую поищи...
Недолго пробыла в избе тетка Макариха. От сенных дверей за­
зывное мычание донеслось. Тетка Макариха на крыльцо вышла. Тел­
ка о приступки крыльца рыжею мордою трется...
— Раненько пожаловала. И л ь шибко изголодалась?.. А чем я ста­
ну кормить? Сенца-то у нас на нынешнюю зиму мало припасено. И л ь
соображаешь, я до колхозу пойду? Д а к у них у самих не шибко с
сенцом, и сами-то как изворачиваться будут — не знаю уж... Т а к что
ты больно-то не рассчитывай...
Тетке Макарихе вспомнилось: в закутье со вчерашнего дня стоит
пойло из картофельных шкурок. Д у м а л а нынче на ночь глядя скор­
мить, чтоб лишний раз не дергать стожок за стайкою.
— Но да ладно, уважу...
Вынесла
ведро с пойлом, поставила
подле крыльца на землю,
смотрела, как телка поедала пойло, довольная, гладила её по теплой
спине. Потом с к а з а л а :
— А пастух-то, от обчества, отказал. Нет, говорит, не стану боль­
ше пасти вашу животину за рупь в месяц. И ш ь ты, а? Худо ль — руль
п месяц с животины, когда их голов сорок, поди, па деревне? Вот и
была прибавка к пенсии. Ан нет... к. этим подался, с MOCTV. Тспеоь.
сказывают, не то водовозит, не то еще чего. Видать, не рублем там,
на мосту-то, пахнет. Горе-то какое, а? Вовсе люди стыд потеряли.
Р а з в е ж деньгами, пускай и большими, радость себе купишь?..
Щеколда звякнула. Глафира вошла во двор. Тетка Макариха по­
спешно взяла в руки ведро с пойлом, пошла к стайке, преследуемая
телкою. А на сердце щемящее: «Ну, чего ей стоит, Глашеньке, оклик­
нуть ли меня, спросить ли о чем...» Нет, не окликнула Глафира, ушла
в избу... Тетка Макариха опустила ведро на землю, смотрела, как тел­
ка ж а д н о поедала пойло. Д у м а л а о том неладном, что встало между
нею и дочерью, и плакать хотелось от боли, от жалости к себе. По­
нимала, что это, вставшее между ними, не просто недоразумение, а
нечто гораздо большее, и потому не хотела первой сделать шаг к при­
мирению. Может быть, еще и потому не хотела, что нутром чуяла: не
будет тут примирения. Ей не найти его...
52
Ленев резво подогнал
самосвал к карьеру, вышел из кабины.
Отыскал глазами Грибова:
— Тебя прораб вызывает.
Грибов засуетился, застегнул телогрейку на все пуговицы, отбро­
сил лопату...
— Не теперь...— сказал Ленев.— Сначала загрузите
машину, а
потом я подвезу вас.
— Значит, не одного меня вызывает?..
25

— Прихвати с собой Бакулина и Сеньку.
У Грибова отлегло от сердца.
Минут через двадцать загрузили самосвал, отъехали от карьера.
На берегу, у желтой насыпи, Подсекин поджидал Грибова.
— Жена твоя приходила, просила тотчас освободить тебя,— ска­
зал он.— Мраморную плиту привезли. Памятник для твоей дочурки...
Заказывал?..
— Восемьсот рублей одним духом отдал для памятнику,—вол­
нуясь, сказал Грибов.
...На подворье жена, встрепанная, старый овчинный полушубок на
тощей груди распахнут, сидела на снегу подле мраморной плиты,
протирала её белым полотенцем.
— Иди в избу,— сказал Грибов.— Простынешь.
Жена будто не услышала. Но, когда увидела парней, медленно
поднялась на ноги, спросила слабым осевшим голосом:
— Разобрать не могу, чего там написано?
— «Любимой дочери Дунюшке от отца
и матери»,— наклонив­
шись над мраморной плитою, прочитал Сеня Шивелев.
— И то... и то...— залопотала жена Грибова.— Нешто не люби­
мой?.. Ить одна у меня надёжа
была,— замолчала,
со смущением
посмотрела на мужа.— Камень тяжеленный, не придавил бы Дуньчу,
а, отец?
— Ей теперь всё одно, легкий ли, тяжелый ли. Памятка эта не
ей вовсе надобна — нам с тобою...
Жена Грибова вздохнула, но ничего не сказала, ушла.
Трудно было Сене Шивелеву глядеть на мать, которая потеряла
дочь, и знать, что ничем уже не поможешь. Когда шел сюда, не знал,
что будет трудно. Думал, время способно пригасить самую большую
боль. Думал так, потому что в его жизни еще не было тяготы утрат.
А сейчас увидел, как был наивен. Захотелось уйти отсюда и унести с
собою ту боль, которая теперь жила в душе.
Бакулин сказал:
— Давайте загрузим плиту на тележку и отвезем.
Так и сделали.
Убрали с могилы камень. Поставили вместо него мраморную пли­
ту. Долго, аж пальцы в рукавицах застыли, стояли возле деревянной
оградки.
— Баба у меня худая стала, прямо беда,— сказал Грибов, когда
шли обратно.— Ночью проснется и ходит, и ходит по квартире, Дунь­
чу зовет. Я говорю: ложись-ка спать, чего уж теперь?.. А она вроде
как не слышит, шарит глазищами по избе, шарит... Уж потом придет
в себя и плачет.
На околице тетку Макариху встретили. Заглянула она в глаза
Грибову, спросила:
— Оттуда, с могилок?
— Оттуда. Мраморную плиту поставил дочурке.
— Он. надо ли?.. Не надо, поди...— Сурово — у Сени Шивелева
ёкнуло сердце — посмотрела на парней:—А их-то на што брал на
кладбище?. Чужие.
Жена Грибова уже на стол поставила. Выпытывала у мужа:
хорошо ли глядится плита мраморная, да не тяжело ли будет дочке
под нею, да надо ли было менять камень, пускай бы стоял. Не будет
ли от этой мены худа, потому, как сказывала тетка Макариха, что дав­
нее всегда покрепче, чем вновь отлаженное... Устал слушать Грибов, а
прикрикнуть на жену сил нет и охоты тоже нет: стылою горечью
душа облита
26

53
У Сени Шивелева голова кружится, и язык вялый...
— Ты опьянел, дружище.
— Тяжело мне, Виктор. Я никогда не думал, что может быть
т а к тяжело. Девочку жалко. Степана ж а л к о . Его жену жалко.
— Ж а л к о , да... Но у жизни своя логика. Как сказал поэт: «Ко/нец — это чье-то начало»... Одни уходят, другие приходят. Скучно!
— Не скучно — обидно.
— Обидно? Может быть. Но к смерти привыкаешь, как, впрочем,
привыкаешь и к жизни. У одних это получается естественно, как бы
само собою. У других...
— Я, наверно, из этих... из других. Д а , да!.. Ты думаешь, я...
— Я думаю, тебе пора спать,— говорит Бакулин и берет Сеню
Шивелева под руку.
— А поэт, ну, тот самый... Он не очень...— лепечет Сеня Шиве­
лев.— Он слишком уж категоричен и холоден.
— Тебе, что же, больше по душе категоричные в меру?.. Э, Сень­
к а , а ты, оказывается, не такой у ж и простак.
— А я никогда и не был простаком. И мне всех жалко. И умер­
шую девочку, и Степана, и его жену. И тебя.
— Меня?..— удивленно спрашивает Бакулин.
— И тебя... Вот ты считаешь меня простаком. Значит, ты чего-то
не понял во мне, и поэтому мне тебя жалко. Нельзя считать челове­
ка простаком только потому, что он почти всегда соглашается с
тобою. А может, он хитрит? А может, ему так легче жить, за чужойто спиною? Ну, со мною, конечно, всё обстоит иначе. Д а , я обычно
соглашаюсь с тобой, потому что считаю, что ты прав. Если ж е я уви­
ж у , что ты не прав, я перестану соглашаться с тобой...
54
— Подожди, Виктор,— негромко сказала Глафира.— Поговорить
надо.
Бакулин остановился около низенького прибрежного деревца.
— Слушаю...
— Мне стыдно, но я ничего не могу поделать с тем, что на серд­
ц е , — сказала, подойдя, Глафира.— Я... я... Мне кажется, ты избегаешь
встречаться со мною после того, что случилось... Правда?
Бакулин слегка побледнел:
— С чего ты взяла?..
— Значит, правда,— помедлив, сказала Глафира.
Бакулин смотрел на Глафиру и думал: «Как же так получилось,
-что я охладел к Глафире?.. И охладел ли?.. Д а нет же, нет! Но тог­
да в чем дело? Отчего мне трудно встречаться с ней?» Он догады­
вался, отчего это случилось. Но д а ж е себе не хотел признаться, что
догадывался. Это было бы очень плохо, тогда он перестал бы у в а ж а т ь
^ебя.
«Я не могу, не могу иначе,— случалось, говорил он мысленно.—
Я еще ничего в сущности не достиг в жизни, я еще должен кое-что
сделать, прежде чем... А она молода, красива, и, быть может, будет
.лучше, если я не буду стоять у неё на дороге».
— Ну, зачем ты мучаешь себя? — сказал Бакулин.
— А что мне еще остается?..
— Если бы я знал, что ты все воспримешь так всерьез!.. Если
t-бы я знал!..
27

— А ты д у м а л , будет по-другому?..
— Нет, я ничего не д у м а л ! — вскричал Б а к у л и н . — Н о я просто
не могу понять, что ж е тут особенного?.. Молодые, сильные, встрети­
лись... М а л о ли как не бывает?!.. А ты... ты ведешь себя так, к а к
будто случилось что-то очень серьезное, и мне д а ж е , честное слово,
становится страшно. Ну, зачем, зачем всё это?..
— Вот как?.. Спасибо. Я-то дура...— Г л а ф и р а с о р в а л а с ь с места,
п о б е ж а л а . А потом, обессиленная, у п а л а на землю, з а п л а к а л а обиль­
ными, неутешными слезами от обиды, от унижения, от всего того, что
случилось с нею нынче. Р у г а л а себя последними словами, мысленно
говорила, что иначе и не могло быть, ведь она ж е д о г а д ы в а л а с ь , чув­
ствовала, что Б а к у л и н не такой человек, кто захотел бы понять ее,
что она вовсе не н у ж н а ему. Т а к чего ж е она хотела, когда з а т е я л а
этот странный, этот у ж а с н ы й разговор с ним?.. Чего ж е ? . . Н е у ж е л и
она д у м а л а , что он тут ж е протянет ей руку, с к а ж е т что-то л а с к о в о е
и нежное, что сняло бы с ее души тяжесть?.. К а к бы не так!..
Г л а ф и р е до боли было ж а л ь того недавнего времени, когда она
н а д е я л а с ь на лучшее, и было горько, что она столь неосторожно р а з ­
била эту н а д е ж д у , которая помогала ей чувствовать себя и умной, и
красивой, и все понимающей. Что же теперь будет, к а к она станет
жить?.. Стыдно. Больно. Е щ е никогда ей не было т а к больно. И мучало неотвязчивое: «Люди-то наверняка у ж е знают о моем унижении,
и кое-кто посмеется надо мною. С к а ж у т : вот ты и н а ш л а то, что ис­
кала...»
В груди у Г л а ф и р ы словно бы что-то сдвинулось, трудно было
д ы ш а т ь . П о д н я л а с ь с земли, утерла косынкою лицо...
В столовой было у ж е людно. Подсекин встретил Г л а ф и р у у поро­
га.
— Я сейчас... сейчас...— с к а з а л а чуть слышно.
Н а з а в т р а к были говяжьи котлеты. Рубленые. Быстро обнесла
Г л а ф и р а столы, не у л ы б а л а с ь привычно. Скучная была. Это замети
ли рабочие. Подсекин тоже углядел. Поев, з а ш е л на кухню:
— Что с тобой?..
Глафира смутилась, но с к а з а л а , с а м а того не о ж и д а я от себя:
—- Уйду я, прораб, от вас. Не могу больше.
— Вот как, сразу и уйду. Л у ч ш е с к а ж и , кто обидел тебя? Я с
этим стервецом по-свойски поговорю.
— Нет, пет, только не это,— испугалась Г л а ф и р а . — И не мучай
меня, п о ж а л у й с т а . Я все равно ничего не с к а ж у .
...Глафира не ушла из мостоотряда. Она и сама
не смогла бы
ответить, почему не ушла. Наверное, ж и л а - т а к и в ее душе та с в е т л а я
сила, которая только и помогает человеку оставаться
самим собою,
что бы там ни стряслось.
55
Малыга из конторки вышел и — сразу к бульдозеру... Стоял тот
на берегу, мелко подрагивал от моторного гуда. «Ну, вот, братец,—•
с к а з а л М а л ы г а , о г л а ж и в а я в а р е ж к о ю стальные бока.— Будем и се­
годня т а с к а т ь металлические конструкции на лед. Н а той неделе
прораб рассчитывает начать сборку второго пролета
впритык вон к
тому, первому... Видишь, как поднялся над берегом?.. Великанище!..»
З а л е з в кабину. Д в и н у л бульдозер вперед.
Конструкции, занесенные снегом, л е ж а л и на бывшем огороде тет­
ки М а к а р и х и . М а л ы г а и подъехать еще не успел, а у ж невольно по­
убавил скорость.
Б а к у л и н между пролетами п р о х а ж и в а л с я , спихивая с них снеж28

ные намети суковатой палкой. Увидел бульдозер, велел Малыге разво­
рачиваться... А когда бульдозер, оборвав землю, встал к конструк­
циям и из кабины вышел Малыга, сказал:
— Трос покорёжило на морозе. Может сломаться...
Подошли Грибов и Сеня Шивелев. Втроем (Малыга еще разду­
мывал над словами Бакулина) они протащили трос под конструкцию,
затем подтянули его к бульдозеру.
— Поехали,— сказал Бакулин.
Малыга медлил. Он почему-то был убежден, что трос не выдер­
жит, и ему было ж а л ь ребят, которым снова придется подпускать трос
под конструкцию.
— Что же ты с т о и ш ь ? — с к а з а л Бакулин.— Так мы и до вечера
не управимся.
Малыга задрал голову, провел глазами по угрюмому небу, долго
вглядывался в колючую, как спина осетра, хребтину дальнего гольца.
Потом сел за рычаги бульдозера. Широкие гусеницы задрались квер­
ху, прежде чем бульдозер, густо взревев, сдвинулся с места. Трос за­
звенел, натянулся, осыпал на землю ржавую снежную стружку, и —
ничего, выдержал. Малыга приободрился: «Не надо ребятам лишний
раз ползать по земле...»
Спустил бульдозер на лед. Осторожно и неторопко погнал по
въевшейся в наст трассе. Уже стала привычной для Малыги эта трас­
са. Привычной она стала, кажется, и для бульдозера: не зацепит и
краешком мягкой, прихваченной снегом кромки. Но скоро кончилась
трасса, оборвалась на середине реки, как раз там, где лег первый
пролет. Дальше Малыга не ходил... Остановиться бы, еще разок про­
верить, надежен ли лед. Но да стоит ли?.. Небось не истончился,
напротив, стал еще крепче... Малыга только чуть сбавил скорость.
А металлическая конструкция погромыхивает сзади, скребет снег.
Обычный в эту пору верховик продирается сквозь обшивку кабины.
Над гольцом солнце розовой опушыо взнялось, осыпало капот сотнями
золотистых песчинок. Мимо бульдозера прогромыхал «зилок» Ленева.
Малыга помахал ему вслед рукою, слегка сбавил скорость, полагая, что
и Ленев притормозит. Но Ленев будто не увидел... Малыга погнал
дальше.
Уже и до ломика, вбитого в лед прорабом, где должны были от­
цепить конструкцию, осталось всего ничего, метров пять, быть может,
как вдруг хрустнуло под гусеницами... Столб воды упал на капот,
рассыпался. Малыга в первый момент не понял, что случилось, со
странным чувством удивления поглядел на толстые блестящие капли,
густо облепившие смотровое стекло. Когда же догадался, что случи­
лось, побледнел.
Бульдозер медленно оседал, вот уже тяжелая, какая-то медная
вода коснулась ног Малыги, а он все сидел, вцепившись ладонями в
рычаги. Тело будто одеревенело, и рукой не пошевелишь. И вопрос
тревожный: «Почему? Почему это случилось?..»
Малыга не помнил, как открыл дверцу кабины, как очутился на
льду. Когда же очнулся, увидел подле себя Сеню Шивелева и Баку­
лина. Те с жалостью глядели на него, что-то делали с его руками,
ногами... Малыга, большой, страшный, в насквозь заледеневшей одеж­
де, вскочил на ноги, увидел темную, облитую паром провалину, спро­
сил чуть слышно:
— А бульдозер?.. Где же бульдозер?..
—• Ушел под лед,— волнуясь, сказал Сеня Шивелев.
Не хотел в это верить. Не мог в это верить.
— Как же так?..— сказал, трудно ворочая языком.
— Идти надо,— сказал Бакулин.— Замерзнешь.
29

С берега б е ж а л и люди. М а л ы г а узнал прораба, отодвинул о т себя*
Бакулина:
— Я--, я сам...
Н о прораб и с л у ш а т ь не стал, увидел его, з а к р и ч а л , не в состоянии скрыть радости в голосе:
— Жив?!..— Потом схватил его за плечи, подтолкнул к Б а к у л и ну: — Иди, иди на берег... З а г н е ш ь с я ! — Обернулся к Сене Шивелеву.— И фельдшера не забудьте позвать!
...В комнатке тепло, и байковое одеяло греет. М а л ы г а открыл
глаза:
— К а к ж е так, а?..
— З н а т ь бы, где упасть, соломку бы подстелил,— с к а з а л Б а к у л и н ,
— Соломку?.. Не хочу!..
— Я не д л я тебя, скорее д л я себя говорю. Вот все думаю, рабо­
таем мы здесь, ломаем спину... А с к а ж у т ли нам спасибо? Что, к а к
первый ж е малейший промах в т я ж к у ю вину поставят?
— Ты о бульдозере?..
— Не совсем... Очень у ж мы наивны и смешны. Действительно,
чего нам больше всего нужно? Д а чтобы тот, от кого это зависит, во­
время похвалил, по головке погладил. Р а з в е не т а к ? . . И, если похва­
лит, любой из нас в доску расшибется, а постарается быть еще л у ч ш е .
А как бы хотелось хоть раз в году почувствовать себя ни от кого не
зависимым. Единственным в своем роде. Понимаешь, единственным!..
— Нет, не очень...
М а л ы г а и в самом деле не очень-то понимал, о чем говорит Б а ­
кулин. Не понимал потому, что д у м а л теперь не о словах его — ду­
мал о бульдозере. О той умной и сильной машине, которая преданно
с л у ж и л а ему и от которой он не сумел отвести беду. И чем больше
он д у м а л об этом, тем значительней и непоправимей ему к а з а л а с ь
собственная вина. «А на капоте с правой стороны была вмятина,—
д у м а л М а л ы г а . — Я все собирался выправить ее, но так и не успел...
А еще п а л е ц на левой гусенице нет-нет да и выскочит. Тут надо б ы л о
ключом поработать, а я все о т к л а д ы в а л , все о т к л а д ы в а л » . Он д у м а л о
машине, как о существе одушевленном, с нежностью, на какую толь­
ко был способен.
56
— Значит, надо звонить главному?
З н а л , что надо звонить, а спрашивал, напряженно вглядываясь
в лицо Мефодьича.
Ему неприятно брать в руки телефонную трубку. Но что д е л а т ь ? . .
Поднес трубку к уху. Только и слова с к а з а т ь не успел. Мефодьич
опустил т я ж е л у ю л а д о н ь на р ы ч а ж о к :
— Д а в а й уговоримся, прораб, о чем толковать. Чтоб без р а з н о ­
боя.
Невесело усмехнулся, потом с к а з а л :
— Плохо, что мы знаем лишь, как было, и не знаем, почему
было?..
Ни Подсекин, ни Мефодьич не заметили, как в конторку вошел
Б а и р о в . Увидели его, когда тот с к а з а л :
— Я з н а ю , отчего бульдозер затонул...
Подсекин нетерпеливо переложил телефонную трубку с одной ру­
ки в другую:
— Ну?..
Б а и р о в прошел к столу, присел.
•— Утром ко мне приходил Ж а р г а л , с к а з а л , что километрах
30

в двух отсюда, вверх по течению, в ы б е ж а л из-под земли горячий источ­
ник. Вода из этого источника попадает в реку и р а з м ы в а е т лед.
— Что ж е Ж а р г а л раньше-то молчал?..
— Источник только вчера к ночи пробил себе дорогу н а р у ж у .
— А в проекте и помина нет об источниках.
— З е м л я у нас хитрая, прораб, И обмануть может.
Подсекин долго в ы з ы в а л главного и, когда у с л ы ш а л его голос,
стал говорить о том, что случилось и почему случилось, а потом тер­
пеливо и односложно отвечал:
— Д а , неувязка в проекте... Д а , живой, только искупался. Я —
Что я?.. Нет, не устал и еще могу работать... Ну, причем здесь Ма­
лыга? Если кто и виноват, то лишь я. Р а з у м е е т с я , я... Кто ж е еще?..
Д а , да, нужен новый бульдозер. А что М а л ы г а ? Не боится он, готов
теперь ж е взяться за рычаги...
У ж е и голос главного р а з м ы л с я , и короткие гудки в телефонной
трубке, а Подсекин все не опускал ее на р ы ч а ж о к . Мефодьич не то­
ропил прораба, смотрел в его лицо, молчал.
— Вот, как бывает,— с к а з а л , наконец, Подсекин.— Главный спра­
шивает, не устал ли я, не требуется ли подмена?..
— Главный т о ж е человек, нервничает,— с к а з а л Мефодьич.
Б а и р о в о ж и д а л увидеть
в лине Подсекина
растерянность или
волнение, что было бы вполне естественно и д а ж е необходимо, с его
точки зрения, по ничего этого в лице прораба не было, а была лишь
досада, и он, к а ж е т с я , впервые почувствовал нечто вроде неприязни
к этому человеку.
В ы ш л и из прорабской. Подсекин все хмурился. Н о скоро почув­
ствовал, что Мефодьич у ж очень участливо смотрит на него, помор­
щился:
—- Ты как с т а р а я нянька!
Б а и р о в не понял, к чему это, зато Мефодьич сразу д о г а д а л с я ,
сказал:
— З а ч е м тебе нянька? Ты и сам...
— То-то...— с к а з а л Подсекин и невесело подумал: «А я как будто
ж д а л чего-то другого, к а к будто главный мог за здорово живешь
простить мне очевидный промах. Е щ е х о р о ш о , что т а к обошлось...»
«Зилок» Ленева стоял на берегу. Подсекин
подошел к кабине,
с к а з а л шоферу:
— З а б р о с ь в кузов пару лопат и лом. Поедем в верховья рыть
канаву.
...Пар с т л а л с я над заснеженной землею, з а в и х р п в а л молочно-бе­
лую канитель над вершинами деревьев. Горячий морок растекался над
льдистой поверхностью реки.
Подсекин прошел по берегу, с удивлением р а з г л я д ы в а я быстрые
ручьи, которые рвали мерзлую корку земли.
— О, да тут действительно черт те что!..
С л а з и л в кузов, сбросил лопаты, лом. С к а з а л :
— В о о р у ж а й с я , гвардия, и за работу!
Мефодьич и Б а и р о в убирали сколки с о дна канавки. Мефодьич
нет-нет да и приговаривал, с улыбкою поглядывая на председателя
сельсовета:
— Это тебе не б у м а ж к и подписывать...
Б а и р о в отвечал несердито, с м а х и в а я рукаЕом ш у б ы густой соле­
ный пот с лица:
— Что ж е я, по-твоему, физическим трудом никогда не з а н и м а л с я ,
да?.. Худо ж е ты меня знаешь.
К вечеру пробили канаву, отвели воду к пустырю.
31

57
Третий пролет начали собирать прямо на льду. А ветер т а к и
хлещет, так и хлещет. И откуда только с о р в а л с я ? Н а рассвете ветра и
ь помине не было. А тут еще работа — нежней нежного, мягкого обхож­
дения требует: собирать пролеты — не кувалдой м а х а т ь , в руках у мос­
тостроителей, кроме электрических гайковертов да молоточков, ничего
и нет. Сгибаются мостостроители над пролетом, к л а д у т а к к у р а т н о ме­
таллические пластинки одна на одну. Б ы в а е т , что и верхонки снимают
с рук.
П о д л е Мефодьича шибает молоточком по стальному отгонью М а ­
л ы г а , ж е л о б о к з а б и л о ржавчиной, а в том ж е л о б к е — отверстие д л я
гайки. Ворчливо говорит
М а л ы г а , вроде бы тихо,
а и Мефодьичу
слышно: «Ну и работка, шут бы ее побрал!..»
Мефодьич знает: с тех пор, как М а л ы г а «потерял» бульдозер, он
вроде бы и сам не свой. Частенько т р е в о ж и т прораба вопросом: «Ско­
ро ли пригонят новый бульдозер?.. Куда ж е я без техники?..» — на
что получаст неизменный ответ: «Обещали... Потерпи. Помоги ребя­
там».
— Я слегка молоточком, а он и отлетел,— бормочет М а л ы г а . Он
д е р ж и т в руках кусочек м е т а л л а , с недоумением р а з г л я д ы в а е т его:
боковины розовые, с опушкою белою. Мефодьич отставляет гайковерт.
— Что это у тебя?..— ш а р и т г л а з а м и по стальному ж е л о б к у , ли­
цо у него мрачнеет. Отверстие д л я гайки раздвинулось, з и я л о рваны­
ми к р а я м и .
— К а к ж е ты, парень? Ах ты елки-моталки. Н а м о н т а ж е пролета
к а ж д а я гайка исполняет свою з а д а ч у , чуть что не так, и...
— Я не з н а л , что с т а л ь т а к а я х р у п к а я , — о п р а в д ы в а е т с я М а л ы ­
га.— Если бы я знал...
— Д а что сталь? С т а л ь куда с добром. Только мороз нынче силь­
ный, вот и ломает...— Мефодьич с минуту р а з д у м ы в а е т , потом гово­
р и т : — Позови Б а к у л и н а , пусть возьмет сварочный а п п а р а т и з а д е ­
лает.
М а л ы г а уходит. Мефодьич снова включает электрический гайко­
верт, привычно н а в а л и в а е т с я телом на блестящую, с рваными края­
ми пяту. П о я в л я е т с я Б а к у л и н . Мефодьич
к л а д е т на лед гайковерт,
объясняет, к а к лучше з а д е л а т ь отверстие. Б а к у л и н , хмурясь, смотрит
на М а л ы г у :
— Ты постарался? О б р е ж ь ослу уши, а все равно с к а к у н а не п о ­
лучится.— И тут ж е д о б а в л я е т , увидев, к а к М а л ы г а недовольно скри­
вил рот: — Л а д н о , пошутил я... Ветер у ж а с н ы й , и всё настроение к
черту.
Н о не только ветер, который мешает р а б о т а т ь , с т а л причиною
плохого настроения Б а к у л и н а , есть кое-что еще. Виделся с Г л а ф и р о ю ,
стояла та на берегу реки. П о д о ш е л к ней, с к а з а л :
— Ты меня извини за тот раз... Я, к а ж е т с я , не сумел объяснить
тебе.
Она с удивлением, почти насмешливым, посмотрела на него:
— А зачем? Я и т а к все хорошо поняла.
Он не поверил ей, но тем не менее с к а з а л :
— Д а ? . . Откровенно говоря, последнее время я чувствовал себя
не в своей т а р е л к е . Мне всё кажется...
— Если к а ж е т с я , перекрестись.— Г л а ф и р а в ы з ы в а ю щ е усмехну­
лась, пошла. Он хотел было остановить ее, но п е р е д у м а л : «Деревен­
ская кукла, вон к а к метет подолом». П о я в и л а с ь неприязнь. Н о скоро
неприязнь исчезла, о с т а л а с ь д о с а д а и какое-то
странное, почти не
32

испытанное им чувство, которое заставляло его смущаться, быть во­
все не тем, кем он хотел бы видеть себя всегда. Оно было и теперь,
это чувство, и потому работа не приносила ему прежнего удовлетво­
рения.
А непогода крутит и крутит, собирать пролет всё трудней и труд­
ней, потому что и руки уже не те, озябли руки, их бы в тепло... Но
тогда не было бы исполнено дело, которое надлежало исполнить, что­
бы не выйти из рабочего графика, не порвать четкий ритм, коего хо­
тел бы придерживаться прораб.
Подсекин ходит вдоль надежно легшего на лед пролета, в одном
месте поможет, в другом выдаст веселое, хлесткое. Потом вдруг го­
ворит громко, стараясь, чтобы все слышали его:
— Парни, когда построим мост, велю выбить ваши имена на са­
мом видном месте. Чтоб каждый, кто въедет на мост, мог прочитать
их.
— Здорово! — говорит Сеня Шивелев.
Бакулин недовольно качает головой:
— Глупости...
Сеня Шивелев ненадолго задумывается, и вот уже та необычность,
которая виделась ему в том, что собирался сделать прораб, утрачи­
вает свою привлекательность и начинает р а з д р а ж а т ь его. Это чувство
раздражения еще больше усиливается, когда Грибов тихо, чтобы не
услышал Подсекин, говорит:
— Играет прораб в кошки-мышки с людьми: дескать, работайте
хорошо, и добро не забудется. Еще как забудется. Я за свою жизнь
чего только ни переделал, нешто кто помнит?
Сеня Шивелев молчит, потом отворачивается, чтобы не выказать
своего раздражения.
Подсекин стоит чуть в стороне от Сени Шивелева. Он думает о
мосте, который будет перекинут ими через реку. И ему начинает ка­
заться, что этому мосту в том большом строительстве, которое нынче
развернулось в Забайкалье, принадлежит особое, ни с чем не сравни­
мое место. Он и не пытается разубедить себя, понимая, что это только
расстроило бы его, сдвинуло бы с той точки опоры, которая лишь и спо­
собна дать почувствовать значительность работы, а стало быть, и соб­
ственную значительность.
58
Грибов дома сидел, думал: куда бы деть себя в воскресный день?
Может, в общежитие к Бакулину сбегать, Сене Шивелеву? «Нет, ну их!
Опять разведут: что де будет, когда мост отстроят и куда потом пода­
дутся, в какую сторону?»
Грибов прищуренным глазом повел по стенам: уж и чернота вы­
ступила, надо бы побелить, бывало, к Новому году белили... А нынче?
«Э, нынче ничего, поди, не выйдет. Старуха-то не в себе. Отойдет ли?
А если не отойдет, что тогда?..»
Остановил взгляд на ружье. Берданка что надо, и разрешение на
неё имеется. Не без этого... Поднялся со стула, подошел к стене, взял
берданку в руки. Потом патронташ отыскал и за дверь. Уж стоя на
крыльце, вздохнул огорченно: жена раньше всякий раз не пускала в
тайгу: «Посидел бы дома, чайком побаловался, пристал, поди, за неде­
лю...»,— разное наговаривала, а теперь и не поглядела в его сторону.
За ворота вышел, там Сеня Шивелев. «Шустер. Глазами лупит.
Видать, что-то надо от меня».
— Ну?..
3. «Байкал» № 2

33

— П р о р а б послал с к а з а т ь , собираемся бульдозер М а л ы г и вытас
кивать из-подо л ь д а . Уже и водолазы подъехали. Пойдем?..
Н а сердце н а к а т и л о жгучее что-то, вроде неприязни. Удивился да­
ж е : с чего быть неприязни? Н о не стал р а з д у м ы в а т ь . Медленно нача-.
отстегивать патронташ, а патронташ з а у п р я м и л с я вдруг, п р я ж к у не
расстегнуть... И тут в лицо Сене Шивелеву посмотрел, приметил в нем
нетерпение и обозлился:
— Ну вас всех к чертовой матери! Не пойду на реку. В тайгу пой­
ду. Ч а й , имею право на воскресный отдых?!..
У Сени Шивелева обида на лице. И это приметил Грибов, пуще то­
го обозлился:
' — Д в и г а й ! Нечего меня г л я д е л к а м и жрать!..
Ушел Сеня Шивелев, и Грибов угас сразу, обида на себя накатила,
поедом ест.
Д о л г о стоял в тягостном раздумьи и не заметил, как подошла тет­
ка М а к а р и х а к нему.
— Чего невеселый?
Очнулся:
— А с чего веселиться?
— И то, и то...
— З а л а д и л а , — недовольно пробурчал Грибов, а потом неожидан­
но с к а з а л : — Б е з Дуньчи вся моя ж и з н ь под гору покатилась, и бабы,
почитай, лишился, потому как сама не своя. Почему бы именно сс
мною случилось, а?..
Д о л г о молчала тетка М а к а р и х а .
— Грехами земля полнится, и малыми, и большими.
— Н а что они, грехи-то?
— А ты слушай. Слушай... З р я ш н е г о не брошу на ветер. От сердца
говорю о том, что бессонными ночами думато-передумато. З е м л я , гово­
рю, грехами полнится, и до нас дошли, и придавило вдруг, и у ж инте­
реса не стало ко всему прочему, что в прежние годочки. Иль, с к а ж е ш ь ,
неправда, что интереса у наших людей не стало?..
С к а з а л бы Грибов: к а к а я там правда? Но о ж г л а боль: «Зачем все
было-то?.. И деньги опять ж е на сберкнижке? Ну, с ъ е з ж у в город, ну,
погуляю, а д а л ь ш е что? Снова работа, работа, которая у ж и не в ра­
дость. А потом снова с ъ е з ж у погуляю. Д а н е т т о это жизнь? Д а н е т т о
до самой смерти тянуть лямку, как вол? Д а н е т т о нету ничего друго­
го?.. Было. Ведь было же!.. С Дуньчей то было связано, и о з а в т р а ш н е м
дне думалось с н а д е ж д о й . А теперь?.. Ничего у ж и нет, потому как
смерть заступила Дуньче дорогу, о к а я н н а я , д и к а я , без всякого смыслу
смерть...» И у ж другое о ж г л о Грибова, непривычное, чужеродное: «Неу­
жели смерть злее всего на свете, и нельзя с о в л а д а т ь с нею?»
Д а что она такое, смерть? И л ь впрямь она от грехов наших? Н о
какие ж е грехи у Дуньчи? Ну, у меня куда ни шло, хотя опять ж е , в
чем я грешен? Жил, работал... чужое не брал и своим, правда, не отда­
р и в а л . И правильно, надо полагать, д е л а л .
А тетка М а к а р и х а опять за свое:
— Говорю, интереса не стало. Всё-то бочком, бочком, и не притро­
нется до нас д а ж е краешком своим жизнь...
— Тебе-то чего горевать? У тебя дочь хоть куда. Невеста!
Охнула тетка М а к а р и х а , будто испугалась. Со странной угодли­
востью посмотрела на Грибова, с к а з а л а :
— Так-то так, и Г л а ф и р а , с л а в а богу, здорова и красива. Н о те, с
мосту, теперь подле неё. То и беда... Боюсь. Видишь, Дуньча-то... Не
уберег ты её. Может статься, и ж и л а бы, когда бы ты не спутался с
теми...
— Рехнулась?!— з а о р а л Грибов, пошел на тетку Макариху, но тг
34

и с места не стронулась, стояла, посверкивая г л а з а м и , и Грибов, обойдя
её, двинул по улочке...
И з головы не шли слова тетки М а к а р и х н , приворожливые, сильные.
И только теперь понял, о каких грехах говорила она: не об их грехах,
а о тех, что полонят землю... «Во, с т а л о быть, как... Стерва! Стерва!..» И
недоумение беспокоило: « П о л у ч а е т с я , грехи на нашу з е м л ю принесли
Б а к у л и н , Сенька Ш и в е л е в и их приятели?.. Тьфу! Л я п н е т же!..»
А в тайге тихо, уныло, и снег под ногами поскрипывает, и ветерок
п р и п а д а е т к соснам. Густо услежена белая з е м л я : тут и л е г к а я мыши­
ная порскня, и затейливые узоры заячьего скока, и быстрые неглубокие
придавки в снегу, оставленные пронырливым лисьим носом. Тут было
всё, что п р е ж д е так волновало Грибова и чего он теперь не з а м е ч а л
д а ж е , весь уйдя в себя, во все трудное, что ж и л о в душе его. И только
о д н а ж д ы он вроде бы очнулся, когда вышел на небольшую лесную
полянку, посреди которой стояло крохотное, в полсаженп высотой, зи­
мовье. Вспомнил, что частенько в этом зимовье, выходя из тайги, пря­
тал свою добычу от чужого глаза, а потом по прошествии некоторого
времени приходил сюда и з а б и р а л ее домой. Вспомнил и через силу
улыбнулся: «Не так-то просто было обвести вокруг пальца собаку д е д а
Агвана. Но я обводил, да... Т а б а ч к о м , т а б а ч к о м подле крыльца, и д е л о
с концом... А в зимовейке больно-то не н а ш а р и ш ь . Там подпол-то о-ох
какой!..»
Грибов остановился подле зимовья, хотел было открыть дверь, но
р а з д у м а л . Снова стало тоскливо до жути. Ощутил на плече т я ж е с т ь
берданки и у д и в и л с я : «Зачем я прихватил ее с собою?..» Удивился еще
больше, когда п о д у м а л : «А зачем я в тайге? Что я тут потерял?»
Он пребывал в каком-то странном полузабытьи, когда все, что
о к р у ж а е т , к а ж е т с я нереальным или почти нереальным, когда на сердце
нет ничего, кроме мучительного, тягостного томления. Он стоял около
вимовья, бледный, с опавшими с л а б ы м и плечами, и в странном п о л у з а ­
бытье глядел на д а л ь н и е гольцы, на верхушки сосен, и всё это к а з а л о с ь
ему новым, наполненным красотой, и он д у м а л почти с нежностью::
«Сколько ж е снега, если все т а к светло вокруг...»
П о л у з а б ы т ь е вдруг оборвалось. С д о с а д о ю посмотрел Грибов н а
деда Агвана, который вышел из зимовья.
— Ты?— спросил старик, щурясь.
— К а к видишь.
— Опять с р у ж ь е м ?
Грибов снял берданку с плеча, прислонил к стене зимовья.
— Теперь я знаю, куда ты шкурки п р я т а л , мясо,— у с т а л о сказал'
дед Агван.— Плохо ты д е л а л . Ой как плохо! А нынче опять с р у ж ь е м .
Почему ты такой ж а д н ы й , Грибов?
Грибов хотел с к а з а т ь что-то злое и с к а з а л бы, если бы не грустное
лицо старика.
— Ты у ж в лесниках не ходишь, дед. А ружье? Т а к я могу и без
ружья... Эк-ка!— Ухватил берданку за ствол, р а з м а х н у в ш и с ь , с силою
у д а р и л п р и к л а д о м об угол з и м о в ь я . Глянул на деда Агвана темными от
боли г л а з а м и : — А ты говоришь, ж а д н ы й . Эх, ты!..
П о ш е л , в я л о переставляя ноги. С л ы ш а л , как дед Агван кричал:
— Погоди-ка! Погоди!..
Н о не остановился.
59
Д е д Агван неторопливо шел, клонясь то в одну сторону, то в дру­
гую; широкие охотничьи л ы ж и , обшитые камусом, скользили бесшум­
но, легко. И з р е д к а д е д Агван о с т а н а в л и в а л с я , смотрел на крутые бе­
лые бока т а е ж н о г о р а с п а д к а , по которому шел.

в*

35

Скоро он оказался в густом бархатистом лесу. Отыскал пенек,
смахнул с него снежную запорошь, присел, отстегнув л ы ж и , и с нас­
лаждением вытянул ноги. Д о л г о рылся в к а р м а н а х шубы, вытащил
трубку, закурил... Прикрыл глаза. И тотчас увидел давнее. Война толь­
ко что отыграла в злой бубен. Н а д о было строиться, н а л а ж и в а т ь ж и з н ь
заново. П р и е з ж а л и люди издалека, просили: «Леса бы немного, а не
то худо, фашист пожёг всю деревню...» Глядели в глаза ж а л о б н о . И к
нему, к деду Агвану, пришел однажды худотелый, с лицом желтым, как
ивовый лист по осени, с к а з а л : «Уполномоченный я... С Украины. Л е с а
треба... Способствуй». А потом долго говорил о той беде, которая
пришла на Украину, и о себе говорил, о детишках. Скрепя сердце, от­
вел е м у делянку близ реки, посчитал, что так будет лучше: «Куда ему,
уполномоченному, да тем, кто с ним, таскать деревья из лесу. Не сдю­
ж а т . Хилые. Лучше сразу ж е с корня и в воду...» Но уполномоченный —
надо же!..— не согласился: «Возле реки лес не возьму. Через пять-десять лет сам будешь ругать меня, что обнажил берега...» Опешил тогда
от слов уполномоченного, но потом почувствовал радость. «Славный
человек, тайгу любит, тайгу жалеет. Плохо только: себя не жалеет...>
Помогал уполномоченному, подвозил с его парнями хлысты к реке,
скатывал в воду. А когда уполномоченный уехал, часто вспоминал его
и огорчался, что он уехал.
Д е д Агван выкурил трубку, засунул ее в карман, сказал мысленно:
«И тогда лес берегли, хоть и беда была не приведи какая... А теперь
что же, и подле реки можно брать?..»
Встал на л ы ж и . Двинул к недалекому теперь осиннику, где в преж­
ние зимы, богатые на снег, валил деревья д л я подкормки лосям.
Войдя в осинник, услышал дробный, захлебывающийся стук топо­
ра, прибавил шаг. А скоро увидел Ж а р г а л а . С к а з а л , приблизившись:
— Правильно. Лося кормить надо. Нынче снег шибко большой.
Ж а р г а л обернулся, сказал обрадованно:
•— Ты, бабай? Что ж е в деревню не приходишь? Домой?
— А что там делать? Мне и в тайге не скучно. То с саженцами во­
жусь, а то кормушки д л я зверья проверяю. А то просто сижу в сто­
рожке и вспоминаю.... Тоже дело. Д а , много я в жизни поработал, много
видел разных людей. И злых, и добрых. Ч а щ е — добрых. Это и греет
душу. А когда шел сюда, в осинник, уполномоченного вспомнил с Украи­
ны. И разговоры, которые с ним вели, вспомнил. Было, я предлагал ему
остаться в Уринкане, мол, земли у нас много. Чего ж е тебе еще надо?..
Нет, сказал мне уполномоченный, пусть там, на родине у меня, все по­
рушено, все пожжено, а не брошу. Матку родную не меняют. Хорошо
с к а з а л уполномоченный. Ой, как хорошо!..
— Может, и так. А может, и нет.
— Это еще почему?..— насторожился дед Агван.
— Страна у нас большая, и везде человек, надо думать, чувствует
себя как дома.
— Слышал!.. Потому молодые и бегают с места на место и все,
что за душою было хорошего, истрачивают, становятся пустые. Кому
они потом нужны?..
60
С утра Подсекин с к а з а л :
— Будешь очищать лед под пролетами от щебня и песка.
Малыга вышел из прорабской и прямёхонько к котлопункту, подле
которого стоял, грузно подмяв гусеницы, придавленный толстою коркою
льда, как черепаха панцирем, бульдозер. «Ах ты, мой милый, ах ты,
мой сердечный,— сказал, подойдя, Малыга.— Досталось тебе, да-а...
3G

Н о ничего, нынче ж е вечерком сделаю всё, чтобы ты снова стал похож
на машину, а не на кусок льда». Малыга снял верхонки, положил руку
на капот, скоро ладонь захолодала, но Малыга не сразу убрал руку,
подержал ее, морщась, и у ж потом неторопливо и будто нехотя натянул
верхонки.
Спустился к реке. Подле первого ж е пролета остановился. Увидел
совковую лопату, прислоненную к горбатой боковине пролета, взял её
в руки, начал загребать песок. А скоро самосвал подкатил. Ленев вылез
из кабины, забрался в кузов, сбросил на лед ящики. Малыга придвинул
к себе ближний из них, стал неторопливо засыпать его песком. Ленев
тем временем забрался в кабину, аккуратно прикрыл за собою дверцу.
Малыга с недоумением глянул вокруг, полагая, что Ленев потому и
забрался в кабину, что поблизости нету другой лопаты, и хотел бы, да
не поможешь. Но, когда отыскал глазами еще лопату подле пролета,
не на шутку обиделся. Подошел к кабине самосвала, потянул на себя
дверцу... Увидел лицо Ленева, желтое, с опавшими щеками, грустное,
и хлесткие, заранее пригнанные к случаю слова так и остались на язы­
ке несказанные. Спросил:
— Ты чего?..
Ленев не ответил, нехотя поднял от черного рулевого кругляша го­
лову, вылез из кабины, отыскал лопату, стал помогать Малыге.
Небо над рекою зависло большое, низкое; облака рваные, в сером
разноцветьи, как слоеный пирог, того и гляди, рассыплются мучнистой
крупкою.
— К снегу, что ли?..— сказал Малыга, отрываясь от лопаты. Ожи­
вился:— Прораб считает, что я не подыму бульдозер. А я подыму.
...Выехали за деревню. Свернули в ближайший лесок. Подсекин
говорил поутру: «Там есть свалка, туда и будете свозить...» Но снег
глубок, и не увидишь, где свалка. Вылезли из кабины, долго ходили
по овражному леску. Присели передохнуть на полусгнившую лесину.
Ленев выругался. Малыга сказал, смеясь:
— Стоит ли ломать голову? Д а в а й прямо здесь...
— Не годится. С нас потом спрос. Лесник не спустит.
— Р а з в е что...— согласился Малыга.
А лесник, будто в сказке,— вот он. Вышел из чащобы на л ы ж а х и
прямо к парням заскользил. Остановился вблизи, скинул с плеча нонягу:
— Свалку потеряли? А вон она, за тем таежным увалом.
Ленев посмотрел в ту сторону, куда показал Ж а р г а л , и загорелся
обидою:
— Не пролезешь туда, по самое брюхо сядешь...
— Ну, сразу и сядешь,— сказал Ж а р г а л . — Неужели трудно раз­
грести снег?..-— И, не слушая Ленева, слазил в кузов самосвала, сбро­
сил лопаты, а потом и сам спрыгнул:—Хватит сидеть, валяйте за мной...
Разгребли з а в а л . Подогнали самосвал, сбросили на землю ящики.
Ж а р г а л встал на лыжи, укатил...
Д о вечера Малыга и Ленев начисто убрали со льда и щебень, и
песок. Пришел прораб, одобрительно посмотрел на парней. Малыга на­
чал было говорить, что этой же ночью постарается поставить бульдозер
на ноги, а для этого ему нужно то-то и то-то, но прораб не стал его
слушать, только за ухом почесал.
Глафира не забыла о просьбе Малыги: стоял на плите задымлен­
ный чан с горячей водою... Малыга д о ж д а л с я , когда ушли из кухни ра­
бочие, взялся за острые ручки чана.
Малыга не знал, что Ленев дожидается его у бульдозера, думал,
что ушел Ленев. А когда увидел парня в тугом выбросе света, который
падал из окошка котлопункта на бульдозер, поморщился, будто бы до­
садуя, а в душе-то доволен.
37

Отстукивая ледяные наросты молоточками, а где ломиком, сняли
стальную обшивку с мотора, заглянули внутрь, ахнули: зеленые бугры
густо облепили некогда умное и ловко сработанное механическое тело.
Малыга скис:
— Это ж надо, ёлки...
— Кипятком будем поливать. Отдирать помаленьку...
З а к и п а л лед. Крутой тяжелый пар подымался вверх, белой сы­
ростью замешивал густую ночную темноту. Д а ж е в верхонках от го­
рячей боли немели пальцы рук, а ладони были слабыми и мягкими. Н о
М а л ы г а старался не замечать этого, радовался, когда обрывались ле­
дяные комья, о б н а ж а я живую сущность мотора.
, Д в е тени, одна чуть подлиннее, легли на белое, послышался весе­
лый голос:
—• Что, помочь? Не надо?.. Я тоже думаю, не надо. Пошли, Се­
нечка.
—• Бакулин со своим ординарцем,— сказал Ленев.
Из котлопункта вышла Г л а ф и р а :
— Не забудьте выключить свет, когда закончите работать.— Скры­
л а с ь в темноте.
— Славная деваха,— сказал Малыга.
— Славная? Я слышал, она с Бакулиным крутит.
— Вранье,— недовольно сказал Малыга.
— Девки, они все одинаковые. Вон жена у меня... Письмо написа­
л а , просится приехать, мол, одной скучно, надоело... А когда уходила от
меня, не было скучно? Теперь, значит, стало скучно? Не верю.— Ленев
не знал, с чего бы вдруг его потянуло на откровенность.
— Так, так... Не веришь собственной жене? Интересно, кому ж е
ты в е р и ш ь ? — с неожиданной злостью сказал Малыга.— А никому, себе
только!..
— Чего ты?
— Нельзя жить, как ты. Одной любовью к машине сыт не будешь.
А жене напиши, пускай приезжает.
— Пет, не стану писать,— упрямо сказал Ленев и снова склонился
над мотором бульдозера, ощущая на сердце приятное и щемящее, что,
наверное, пришло к нему, как следствие неожиданной горячности Малыги.
61
Б ы л а суббота. Сизый сумрак вливался в комнату, лениво растекал­
ся по половицам, ненадолго застревал в дорожках, легших на пол, за­
ползал в темные углы. Сизыми были занавески на окне, и д а ж е портре­
ты отца н матери, давние, со стойкой желтизною по краям, тоже к а з а ­
лись сизыми.
Глафира с трудом оторвала глаза от стены, где висели портреты,
протянула руку к настольной лампе под абажуром, включила свет.
Увидела на тумбочке книгу, полистала... Читать не хотелось. Не разде­
ваясь, легла на неразобранную постель. Она испытывала какое-то не­
привычное душевное состояние, которое, быть может, сродни унынию
или тоске? Впрочем, пожалуй, нет. Более тут подошло бы усталое без­
различие ко всему тому, что делалось вокруг нее. Это она почувствова­
ла с того дня, когда вдруг поняла, что ей стало трудно ладить с ма­
терью. Но — вдруг ли?..
П л а к а л а , просила мать: «Не надо... Что же ты вытворяешь? Ведь
стыдно же!..» Мать вроде бы соглашалась и тоже плакала, только по­
том всё начиналось сызнова. Зачем? З н а т ь бы это Глафире, понять бы!..
Но она не умела понять, и это было обидно. И тогда пришло нынешнее
38

ее душевное состояние. Она уже не спорила с матерью, не старалась в
чем-то убедить ее. Она попросту решила не замечать, что та д е л а л а .
Глафира говорила себе: «Ну, что я могу, раз маманя и слушать меня
не хочет?.. Она теперь совсем другая, и я д а ж е порою боюсь ее. Она и
спать-то стала мало и все бормочет что-то... И жалуется на парней с
моста, будто они мешают жить. Неприятно, честное слово!..»
Глафира говорила себе: «Маманя и слушать меня не хочет...»,— но
это было не совсем так: мать слушала ее, лишь упорно не соглашалась
с тем, чего добивалась от нее дочь. И оттого Глафира порою мучилась,
чувствовала себя виноватою перед матерью, но не могла понять ее, не
могла и перейти межу, теперь разделяющую их.
Раздвинулись занавески, которые отгораживали ее комнату от пе­
редней, вошла тетка Макариха:
— Вставай, к тебе гость,— и скрылась за занавескою.
Глафира неторопливо поднялась с кровати, расправила платье,
легонько огладила руками волосы.
В комнату вошел Ж а р г а л . Рослый, пахнет лесом, сказал, призычно
растягивая слова:
— Я не помешал тебе?..
Она хотела сказать: «Нет, что ты... Напротив, я очень рада, что ты
пришел»,— но подумала, что это было бы теперь неправдою, а лишь
зздохнула.
— Я пришел, чтобы наконец-то поговорить с тобою...
Она слегка побледнела:
— О чем?
— Я чувствую, что-то произошло, ты избегаешь встречаться со
мной. А мне это больно.
Когда-то она любила слушать Ж а р г а л а . Когда-то? Так ведь это
было совсем недавно, года еще не прошло. Что ж е с тобою случилось,
Глафира? Почему ты вовсе отгородилась от всего, что было раньше?
Почему?..
— Д а , больно. Неужели ты не видишь этого?
Не жалости он просил — любви, а ее не было в душе у Глафиры.
И все же она сказала:
— Я вижу, вижу. Но давай уйдем отсюда. Я не хочу...
Собралась быстро, потянула парня за руку, подумала: а что как
появление в её комнате Ж а р г а л а снова вызовет в ее душе доброе чув­
ство, которое было так привычно для нее раньше и которое говорило,
что она молода, красива и способна любить. Но стоило Глафире вспом­
нить о том, что было у нее с Бакулиным, и тотчас ушла надежда, уста­
лое безразличие заступило ей дорогу.
Ж а р г а л говорил, что нельзя им друг без друга, это было бы плохо
и несправедливо, потому что с малых лет они вместе... Но она почти не
слушала его, а когда они проходили мимо клуба, сказала:
— Отчего в окошках горит свет?..
Он с недоумением посмотрел на нее:
— В клубе, что ли? Там танцы...
— Зайдем?
В клубе было скучно. Девчонки-подростки сидели на скамейках,
шушукались... Безмужние бабы, из тех, кто помоложе да постатнее,
стояли по центру зала, бросали в рот семечки, с тихим, близким к от­
чаянию неприятием смотрели по сторонам. Играл рояль. Парней было
мало, а девушек-ровесниц Глафиры — и на пальцах одной руки переч­
тешь...
Глафира, помедлив, прошла к запотелому окну, подле которого на
стуле стояла герань, присела на скамейку. Сказала, окинув взглядом
зал:
— Ты говорил, танцы...
39

— Будут и танцы.
Г л а ф и р а п о м о р щ и л а с ь , но спорить не с т а л а . С к а з а л а спустя не­
много:
— Д о чего ж е мне т я ж е л о ! Если бы ты з н а л , до чего ж е мне тя­
жело!..
Н о он не знал этого, он только с удивлением отметил про себя, что
Г л а ф и р а нынче у ж очень грустная, вовсе не та, к а к о ю он ч а щ е всего ви­
дел ее. Непривычная... И вот эта непривычность удивила Ж а р г а л а , на­
с т о р о ж и л а . Он вдруг подумал, что почти не знает Глафиру, не знает
того, о чем она теперь думает. С т а л о т р е в о ж н о , но сквозь тревогу нео­
ж и д а н н о пробилось чувство радостное и неспокойное, какое б ы в а л о у
него, когда он н а б л ю д а л прилет ласточек. Он пока еще и не д о г а д ы в а л ­
ся, что это за чувство и почему оно т а к властно з а я в и л о о себе теперь,
но смутно о щ у щ а л , что оно у ж е не оставит его и всегда будет в душе.
— Ты зря у ш л а из колхоза,—• с к а з а л Ж а р г а л . — Я д у м а ю , что ты
з р я у ш л а из колхоза.
— И я теперь д у м а ю т а к ж е , — с к а з а л а Г л а ф и р а . — Но тогда.,
тогда мне к а з а л о с ь , что т а м , на мосту, будет лучше. Интереснее.
Г л а ф и р а не хотела говорить об этом. Н о т а к у ж получилось, чтс
она н а ч а л а говорить. А когда з а м о л ч а л а , п о д у м а л а , что н а п р а с н о сталг
говорить. Ж а р г а л , наверное, не поймет ее. Н о Ж а р г а л понял.
В клуб вошли Б а к у л и н и Сеня Шивелев. Остановились возле те>
баб, кто п о м о л о ж е да постатнее. С к а з а л Б а к у л и н громко, поправляв
рукою р ы ж е в а т ы е усики:
— Что ж е вы, бабоньки, тут толпитесь, когда у нас па котлопуикте
такое веселье? Ш а г а й т е до нас, не п о ж а л е е т е ! А те мужички, кто у е х а /
из деревни, кто бросил вас, пусть-ка, узнав, покусают себе локти!..
Б а б ы загомонили, неловко, у к р а д к о ю п р и п р я т ы в а я семечки и ути
р а я губы кончиками пушистых ш а р ф о в . Одна из них, побойчее, сказалг
насмешливо:
— А почему бы и нет? Айдате, девки, до новеньких.
— Ай да молодец.— воскликнул Б а к у л и н .
Г л а ф и р а вздрогнула, ж а р к а я бледность р а с т е к л а с ь по ее липу. Онг
придвинулась к Ж а р г а л у , с к а з а л а чуть слышно:
— Уйдем отсюда.
— З а ч е м ? Сейчас будут танцы.
— Ах, какие т а н ц ы ? — с к а з а л а она, не сводя глаз с Б а к у л и н а . — С
чем ты?
Ж а р г а л проследил за её в з г л я д о м , н а х м у р и л с я , д о г а д ы в а я с ь , серд
це з а к о л о т и л о с ь сильно.
— А ты не з н а л ? — у с п о к а и в а я с ь , н а с м е ш л и в о с к а з а л а Глафира.—
Странно, что ты не знал...
— З а м о л ч и ! — р а с т е р я л с я Ж а р г а л . — Не надо.
Г л а ф и р е неприятно видеть, как р а с т е р я л с я Ж а р г а л , не эти слов;
хотела бы она у с л ы ш а т ь от него, другие. С к а з а л а :
— Ты к а к з н а е ш ь , а я иду.— И, вовсе у ж не в л а д е я собою, а толь
ко мысленно говоря: «Ну вас всех. А я буду ж и т ь так, как хочу! Назлс
вам!..»— в ы б е ж а л а из клуба.

62
В полдень к тетке М а к а р и х е соседка пришла, тоща, в чем толью
дух д е р ж и т с я , присела на л а в ч о н к у в прихожке, на кухню — ни-ни,
ногой не ступлю, как ни у г о в а р и в а й , потому что тороплюсь. А пришл;
д е я вот з а ч е м : с л ы х а л а ли, мост вскорости у ж отстроят? И хитро-хит
р о г л а з а м и з а ш а р и л а по тетке М а к а р и х е . Н о та будто не приметил.
40

интереса в лице соседки, лишь кулаки спрятала в широченные рукава
кофты.
— Вот я и опасаюсь,— продолжала соседка.— Куда потом девке
деваться, как строители ноги в руки и фьють, по ветру-то... Не всё ж
им тут торчать...
—• Ты о чем?—настораживаясь, спросила тетка Макариха.
— В неведеньи, что ли? — удивилась соседка.— Ой, те-те... Да
дочка-то твоя, сказывают, гуляет с однем... усики у него еще... Ничаво
парень, бравый такой...
У тетки Макарихи льдистым комом легла на сердце боль, дышать
трудно. Ухватила соседку за ворот курмушки, притянула к себе:
— Поди, мелешь?
Соседка с перепугу языка лишилась, повторяет невнятно:
— Ай, нет?.. Ай, есть ли?.. Ай!
Тетка Макариха опустила ее, подтолкнула к двери...
Металась по квартире тетка Макариха, потом опустилась на Глафирину кровать, заревела в голос... А в памяти — теплое, близкое. Дев­
чоночка махотная на руках, а подле муж ласковый, слова вперекор не
скажет. Было однажды: уползла девчоночка на слабых еще ногах за
огороды да и заснула там, убаюканная шелестом высокой травы. Чуть
рассудка тогда не лишилась, и муж тоже изволновался весь. К счастью,
соседская коза-пакастнуха лазала в ту пору за огородами, почуяла жи­
вой комочек, забеспокоилась, заблеяла, тем и подманила к себе. При­
бежала, беспамятная, схватила девчоночку на руки и — домой. А после,
как водится, со страху, отшлепала махотную, неразумную, и сама по­
плакала на радостях...
«Зачем же такое было-то?»
Поднялась тетка Макариха с кровати, и слез уж нету, сухие глаза,
незрячие, ничего-то не видят. Потолкалась, тычась руками по углам,
едва дверь отыскала, вышла из комнаты, запнулась обо что-то. Накло­
нилась, нащупала вялыми, будто спьяну, руками дощатый укладень на
половице, не сразу и поняла, откуда укладень. Да только память худо
ли, бедно ли, держит старое. Куда от неё денешься? Было, девчоночка
застудила ноги и слегла... Сутками не отходила от девчонки, мужа по­
преками изводила, бедный, покою не взвидел. Но, слава богу, встала
доченька с постели. Тогда-то и затеял муж ремонт по дому, и укладень
поставил на ту половицу подле стены, что была глубже других придав­
лена...
Выпрямила спину тетка Макариха, глазами повела сначала в одну
сторону, потом в другую, в голове что-то смутное, неясное... Так и не
поняла, что искала. Накинула на плечи шаль, в улицу вышла... Солнце
притомило белые облака, играло бликами в конопляпо-рыжи.х конниках
крыш.
Около сельсовета повстречала Баирова, не узнала его, по голосу
и догадалась, что Баиров. Сказал он, обеспокоенный:
— Куда раздетая-то побежала?.. Простудишься.
— Спасибо за заботушку!..— проворчала с досадой. Пошла, ша­
таясь. Баиров так и застыл на месте.
А тетка Макариха по ближнему от Урннкана распадку до ночи
ходила, потом, крадучись, приблизилась к мосту, откуда шел рваный, в
гуле моторов, шум работы. Белый окоём моста — как совиный глаз. И,
заглянув в самое нутро этого глаза, жутко стало тетке Макарнхе, сор­
вала с головы шаль, упала на землю, плача...
63
Снег густой и рыхлый, как вата. По самому центру неба плавится
желтое солнце. Над дальним порыжелым от нахлынувшего тепла голь41

цом зависает, д р о ж а з а п о т е л ы м и боками, о т т а я в ш е е по весне о б л а к о .
Н а бурых ветках деревьев гулко звенят нестойкие у ж е , с л а б ы е промер­
зл. Л е д па реке обмяк, почернел.
Б а к у л и н стоял на узком, в с а ж е н ь , пятачке земли, ребристо подняв­
шемся над рекою, п р и с л у ш и в а л с я к тому, как глухо и нетерпеливо во­
рочался л е д . В ш а г е от него за спиною присел на корточки Сеня Ш и ­
велев, старательно мял п а л ь ц а м и тугие з е м л я н ы е комочки. Б а к у л и н
обернулся к нему, спросил:
— Ты чего это колдуешь?
— Теплая...— не поднимая головы, с к а з а л Сеня Шивелев.— Теп­
л а я , говорю, з е м л я , р у к а м приятно.
• — Эк-кий ж е ты. Беги лучше, неси кирку и лопату, начнем т я н у т ь
накаточные пути к береговой опоре.
Сеия Ш и в е л е в ушел. Б а к у л и н , помедлив, наклонился, потрогал
л а д о н ь ю придавленную каменистым крошевом землю, п о д у м а л : « П р а в
Сенька, теплая...»
Сеня Шивелев вышел из т у м а н а , следом за ним появился Грибов.
Б а к у л и н поглядел ему в г л а з а , приметил в них боль. Грибов скинул
верхонки, ладони розовые, твердые.
Спустились с п я т а ч к а . Б а к у л и н в з я л кирку в руки, охнув, р у б а н у л
з е м л ю : ж и р н ы е комья сдвинулись с места. Сеня Шивелев пристроился
было чуть п о о д а л ь от Б а к у л и н а , но Грибов отобрал у него кирку:
— Д а в а й сюда. С тебя и л о п а т ы станется. З а г р е б а й после нас...
Сене Шивелеву обидеться бы, но от удивления (Грибов не был по
отношению к нему л а с к о в , но и груб т о ж е не был) рта не р а с к р ы л ,
постоял, глядя на его спину, а потом подобрал лопату, н а ч а л у б и р а т ь
землю. Р а б о т а л не торопясь, изредка с завистью посматривал на Б а к у ­
лина, на Грибова, и очень хотелось подойти к ним, с к а з а т ь : «Что я ху­
же, да?.. Д а в а й т е - к а попробую...» Н о у д е р ж и в а л в себе это ж е л а н и е ,
втайне надеясь, что, подустав, Б а к у л и н и сам предложит ему попытать
силу... Н о тот и не д у м а л об этом. Д у м а л он о другом. О Г л а ф и р е , кото­
рую сторонился, понимая всю невозможность быть с нею вместе («ведь
я еще, собственно, ничего не сделал в ж и з н и » ) . О том страхе, который
начал р а з ъ е д а т ь его душу, когда он увидел, насколько Г л а ф и р а довер­
чива и как сильно она способна привязаться к нему, и который в конце
концов и з а с т а в и л его принять единственно возможное, по его мнению,
решение.
Н о тут ж е он припоминал всё то славное и м а н я щ е е , что было в
Г л а ф и р е , и со щ е м я щ е й сердце ясностью понимал, что скучно ему без
этой девушки, не достает чего-то очень в а ж н о г о и значительного. И
тогда ему хотелось бросить кирку, пойти к Г л а ф и р е , с к а з а т ь ей, что ему
плохо без нее. Очень плохо. А чтобы она поверила этому, он сделает
все, что ни повелят ему. Всё. Всё. Всё. Он д а ж е готов повиниться перед
нею за те малые и большие грехи, который по дикой (какой ж е еще?)
случайности столь переполнили всю его ж и з н ь .
Одно чувство сменяло другое... И это непостоянство тяготило его,
с м у щ а л о , и было непривычно о щ у щ а т ь в себе неуверенность. А тут еще
кирка, у д а р и в ш и с ь о твердую подземную скальную породу, вдруг выр­
в а л а с ь из рук и, тягуче звеня, отлетела в сторону.
— Плечи з а к и с л и ? — хмыкнул Грибов.
Б а к у л и н не ответил. Отвернулся. Но Грибов нынче настырный.
— То-то я примечаю: с виду вроде бы ничего, а впутрях хиля-ки
Б р о ш у вас к шутам! В город уеду, благо, деньги есть...
— А жена?.. К а к ж е ты её, больную, оставишь? Н а кого?
Грибов не отвел глаз, и Б а к у л и н , з а д а в а я вопросы и п о л а г а я , чте
Грибов шутит и никуда он не уедет, теперь отчетливо понял, что оши
б а л с я . Ему стало ж а л ь Грибова, который сошел с привычной торкн
Н о он не з н а л , к а к помочь ему, а еще не з н а л , надо ли помочь. Быть
42

может, не надо, Грибов сам справится с душевною неустойкою.
— Жена-то?.. А на кой ляд стану з а нее, сумную, держаться?
— Перестань, Степан! Неприятно слушать...— Непривычно тре­
в о ж н о и просяще прозвучал голос Бакулина.
Грибов удивился, а потом и рассердился:
— Много ли ты приятного видел на свете? Все куда-то бегут, ищут
чего-то... А пуще того хапают, тянут в свою сторону...
— Ну, не так мрачно... Что я, по-твоему, хапаю? Или Сенька? Или
Етрораб?

— З а прораба не скажу и за Сеньку тоже. Мозгля. А ты... Хрен
тебя знает, не разобрать, что ты за человек. Вроде бы и нравился мне,
потому, как много чего у тебя в голове, а случалось, что не нравился.
Сеня Шивелев бледен, и д р о ж ь звонкая в голосе:
— Что ты, Степан?..
Грибов усмехнулся, сказал негромко:
— Может статься, из-за тебя беда пошла. Я как хотел-то? Сотню—
другую заробпть и ходу с моста... Ан нет, помнилось: сродную душу тут
встретил. Тьфу!.. С чего бы тетка Макариха каркала?.. Вы виноваты в
моей беде. Вы... Особенно ты, Бакулин! Всех бы вас с нашей земли
турнуть к чертовой матери! — И вдруг сник, как надрезанное дерево.—Дочка моя... Дуньча... Что же я наделал?.. О-о!..— Пошел, дрожа пле­
чами.
— Противно, когда мужик плачет. К тому же врёт. Ему тысячу
рай, за другой потянется. А я? Причём тут я? Нашел сродную душу!..
^1диот!..
— Оставь,— хмуро сказал Сспя Шивелев.— У него горе...
Н о глаза у Бакулина были холодные. Чужие.
64
Едва рассвело, когда в прорабскую вбежала запыхавшаяся Гла­
фира:
— Ужас, что творится на реке. Большая вода пошла...
Подсекин вышел из прорабской. И не узнал реку. Яростно подняла
река ледяные выросты, а из-под них, неистовая, крутая, хлынула нару­
жу вода и, пенясь, голгоча, надвинулась на берег, легко ломая и круша
белые торосы. В розовом утреннем свете взбунтовавшаяся река была
удивительно хороша, и Подсекин невольно поддался этому дьявольско­
му очарованию, этому никогда прежде не виденному им неистовству
природы. Он стоял и смотрел на реку и шептал что-то. Ах, как здорово!
Ну, еще! Еще!..
Услышал за спиною голос Мефодьича:
— Куда еще-то?.. Уж и колодец на середке начало заливать.
Подсекин кинул взгляд в ту сторону, где льдины, подымаясь всё
выше и выше, скребли серую бетонную стенку, и медленно, с неохотою,
увядшим листом с дерева отпало очарование, забеспокоился: «А ведь
зальет колодец, а то и стенку перегрызет...»
Рабочие, кто з а т а я удивление в глазах, а кто и страх, все до едино­
го на берег высыпали, глядят на прораба, ждут его слова. А прораб
молчит в тревоге, и лицо у него черное.
Баиров, ловкий, быстрый, подошел к Подсекину:
— Боюсь, в долину пойдет вода, в тайгу... А то еще и к деревне
подступит...
Подсекин не слушал Банрова. Подсекин думал... Только ничего
путного не приходило в голову. Д о с а д а взяла Подсекина не менее той
тревоги, что на сердце. А тут и упал взгляд на сварные металлические
Щиты, которые л е ж а л и на берегу.
43

«Щиты?.. А что?.. Это неплохо — щиты...»
Подсекин крикнул:
— П о д т а с к и в а й т е щиты к мосту...
— Н и к а к вокруг колодца хочешь сколотить обруч?— спросил Ме­
фодьич.
Подсекин не ответил.
—• Был бы колодец до конца доведен, и лед не страшен,— с к а з а л
Мефодьич.— А то ведь и обшиву не закончили.
Стальные щиты сбросили возле береговой опоры. Подсекин велел
проложить мостки от колодца к колодцу, до того самого, подле которо
го , ярились льдины.
— П р о р а б , тебя к телефону,— с к а з а л а , подойдя, Г л а ф и р а .
Подсекин вернулся минут через десять:
—• Звонил главный с полигона. Метеорологи д а л и сводку: к конц\
дня о ж и д а е т с я максимальный приток воды в Уринкане. Сколько же
это?.. Три, а то и четыре тысячи кубометров в секунду? Если так, ника­
кие щиты не помогут.
— Л е т тридцать не было такого паводка,— с к а з а л Б а и р о в . — Пойд\
людей собирать. К а к бы паводок не натворил беды.
Сильная, крепче прежних, волна вздыбила ледяное месиво, ударила
о боковую стенку опоры, а потом, поднявшись еще выше, повалила
подъемный кран, который стоял на сколоченной из бревен п л о щ а д к е
Мефодьич, бледнея, смотрел на реку.
П р о л о ж и л и мостки, осторожно начали тянуть на к а н а т а х стальные
щиты... Мостки прогибались под т я ж е с т ь ю м е т а л л а , пружинили, и те
из рабочих, что уцепились за круглое канатное кольцо и медленно ка­
тили щиты, ежесекундно могли сорваться вниз, туда, где гудели, лома­
лись, дыбились льды. Н о не сорвались, дотащили щиты до колодца
вбитого в середину реки, о б л о ж и л и ими бетонные стенки.
Матиевский белыми, д р о ж а щ и м и кончиками пальцев утер со лба
пот:
— А теперь обратно... Быстрее!
На берегу рабочих п о д ж и д а л Подсекин и, когда они один за дру­
гим, слабые от волнения, спрыгнули с мостков и о к а з а л и с ь подле него
сказал:
— Один-ноль в пользу реки. С о р в а л о с площадки кран...
Посыльный п р и б е ж а л от Б а и р о в а :
— Вода подступила к нижнему концу деревни. П р е д с е д а т е л ь про
сит подмоги.
65
Ж а р г а л видел Б а к у л и н а , но ничего не с к а з а л ему о той душевно)"
муке, которая, к а з а л о с ь , переполнила всё существо его. Шел с рекг;
с Матиевским, смотрел на тропу, которая слепо вилась меж кочек. Нг
не видел ее. Д р у г о е видел... Глафиру. Ее г л а з а . Ее руки. С л ы ш а л ее
голос и не у з н а в а л его. Не было в нем тихой, ставшей привычной грусти
З а т о было другое, томительное и унылое.
— А знаешь, Глафира-то...— с к а з а л Ж а р г а л , но тут ж е и смолк
Матиевский чуть з а м е д л и л шаг.
— Что... Г л а ф и р а ? . . — спросил он.
Ж а р г а л хотел промолчать, но то, что было в нем сильнее его воли
з а с т а в и л о его с к а з а т ь :
— Она очень переменилась. С ней творится что-то неладное. Впро
чем, я, к а ж е т с я , догадываюсь...
— Это печально, но чем я могу помочь тебе?..
Ж а р г а л повел плечами, будто не ж е л а я п р о д о л ж а т ь разговор, но
4-1

потом, у ж е не владея собою, принялся рассказывать о Глафире, о своем
отношении к ней, о том, к а к все надежно и хорошо у них лепилось. Он
и не догадывался, что и говорить-то об этом не надо бы... Спроси у него
теперь: «У тебя что-то было с Глафирою?..» — и он не ответил бы, за­
смущался, поскольку ничего, собственно, у него с Глафирою не было.
Впрочем, быть может, и не з а с м у щ а л с я бы, а с к а з а л : «Как, что было?..
Годы, что мы прожили бок о бок, изба к избе... Мечты наши о далеком
и близком...»
Матиевский слушал Ж а р г а л а и удивлялся тому светлому и горя­
чему, что приоткрылось в душе у этого парня, которого он вроде бы и
знал по тем встречам и разговорам, что случались в последние дни
особенно часто, но в то же время и не знал вовсе.
Когда Ж а р г а л замолчал, Матиевский с к а з а л :
— А не кажется ли тебе, что Глафира просто взрослеет и теперь
ей недостаточно того, что было, и ей хочется чего-то большего? Тебе
надо постараться понять её. Знаешь, в жизни каждого человека насту­
пает такой момент, когда ему недостаточно того, что у ж е было. У одного
он проходит быстро и незаметно, в душе другого оставляет т я ж к у ю ,
болезненную травму, и, чтобы залечить ее, надобны годы. Наверное,
и д л я Глафиры наступил такой момент.
Д о й д я до околицы Уринкана, Ж а р г а л наскоро попрощался с Ма­
тиевский. Ему у ж е было стыдно, что он распустил язык. Но он понимал,
что все равно р а с с к а з а л бы кому-то. Так уж лучше Матиевскому,
к которому он питал очевидную симпатию.
Подле клуба Ж а р г а л повстречал Глафиру, растерялся:
— Ты?..
— Что же тебя не в и д а т ь ? — с к а з а л а Глафира.— Я уж соскучиться
успела.
— Шутишь?
— Ну, зачем же?
Он смотрел на нее, молчал долго, потом с к а з а л :
— Неужели тебе и впрямь нравится Бакулин?.. Н е верю...
— Ах, не все ли равно? — легко с к а з а л а Глафира.— Нравится
или не нравится?..
—- Значит, не нравится,— сказал Ж а р г а л . Он так страстно хотел
поверить в это, что все мучавшее его ушло куда-то.— Н е нравится,—
повторил он убежденно.
Потом он предложил ей побродить по лесу, как не раз бывало
прежде. Б о я л с я , что Глафира скажет: «Не надо... Зачем?..» Но Глафира,
и это было радостно, согласилась, только попросила обождать, пока она
управится на кухне. Не знал Ж а р г а л , чему приписать эту поклади­
стость, и с легкостью посчитал ее благом, появлению которого он, а не
кто иной стал причиною. Б ы л о приятно думать так, и никто не сумел
бы убедить его в обратном. Он мысленно с немалой долей торжествен­
ности сказал себе: «Отныне я забуду все дурное и неприятное, что
было со мною, а буду помнить лишь хорошее и светлое, потому что
с этого дня д л я меня начинается другая жизнь, и эта жизнь связана
с Глафирой».
— Ну, что же ты? — говорит Ж а р г а л . — Не отставай!
Ж а р г а л идет впереди, изредка останавливается, поджидая ГлаФ РУ. улыбается. У него славное настроение. Такое славное, что ему
нет-нет да и станет страшно: как бы ненароком не утерять его.
Шаг. Еще шаг. Ах, как нелегко сдерживать себя и как хочется
обернуться к Глафире и сказать ей слова необыкновенные и умные,
все те слова, которые не о д н а ж д ы приходили ему в голову. Но он не
мог сказать их. Он думал, что не имеет права сказать их, не подоспело
еще время... «Потом я поговорю с ней, и она поймет меня. Поймет,
почему я не могу без неё, жить не могу без неё».
И

45

Они вошли в березовую рощу. Д о л г о петляли м е ж пепельно белых
стволов, пока не остановились возле худосочного д е р е в ц а , густо повя­
занного разноцветными т р я п и ц а м и . В и з н о ж ь е деревца снег был т щ а ­
тельно очищен, т а к что проступала ж е л т а я н и к л а я чепура, которая
п р и к р ы в а л а россыпь поблекших монет.
— Обо,— говорит Ж а р г а л , д о ж д а в ш и с ь , когда Г л а ф и р а подошла
поближе.—• Б у р я т ы до сих пор посещают эту рощицу, следят за берез­
кой, и к а ж д ы й о с т а в л я е т тут ленточку или монетку.
— Ты спешил сюда?.. Ты хотел п о к а з а т ь мне обо?..
— Б у р я т ы не о б о ж е с т в л я ю т большие и сильные д е р е в ь я . Д л я этого
.они выбирают хилые и с л а б ы е . Н а в е р н о е , потому, что хилые и слабые
в ы з ы в а ю т ж а л о с т ь и стремление помочь им.— Он с минуту смотрит
на Г л а ф и р у : — М о л о д ы е , р а с с к а з ы в а ю т , приходили сюда, когда стано­
вились женихом и невестой. Говорят, обо очищает любовь, д е л а е т ее
светлой.
— Красивый обычай.— Странное ощущение испытывает Г л а ф и р а .
Ей и хорошо, и грустно. К а ж е т с я , всё, что она теперь у с л ы ш а л а от
Ж а р г а л а , она с л ы ш а л а и п р е ж д е . Н о только никак не вспомнит от кого
с л ы ш а л а . — Д а , красивый обычай,— повторяет Г л а ф и р а . — Н о причем
тут я?..— Медленно, к а к костер в ночи, угасает очарование, вызванное
этой прогулкой.— Причем тут я?.. Или ты считаешь меня своей не­
вестой?..
—• Я л ю б л ю тебя...
Л и ц о у Г л а ф и р ы бледнеет, слезы н а в о р а ч и в а ю т с я на г л а з а :
— Ах, зачем ты?.. Н е надо. П о з д н о . Теперь у ж е поздно...
— Подожди... Подожди... Я...
— А Б а к у л и н ? Ведь было же... Б ы л о !
—- Не-ет! — чуть слышно, с мольбою в голосе говорит он.— Не-ет?
Н е верю...
66
Д о полудня д е д Агван в с т о р о ж к е сидел, во двор и не выглядывал.,
кости с т а р ы е ныли... С л ы ш а л , к а к в сенцах ш е б у р ш и л а с ь п р и с т а в ш а я
к его следу р ы ж е в а т а я ж а л к а я с о б а к а . С о б и р а л с я встать, чтобы по­
кормить её, да скоро и з а б ы л о своем намерении. Сидел, притулясь
к стене, вроде бы ни о чем не д у м а л , а всё-таки было что-то в голове...
П а у т и н а над потолком з а в и с л а , а форточки настежь... Вот и кру­
ж и т паутина, вот и к р у ж и т . Д е д Агвап глядит на это белое шальное
круженье, наконец, припоминает: тетка М а к а р и х а приходила... Д о л г е
ругала строителей моста, а потом и Глафиру... Н а п о с л е д о к с к а з а л а :
« Р а з в е и мне, горевухе, навроде тебя в тайгу упрятаться?» «Зачем
будешь уходить с родного подворья? — с к а з а л тогда.— Д о м а ж и т ь надо.
Я почему в тайгу ушел? Старый стал, на пенсии. Мне все равно где
жить. А в тайге д а ж е лучше, потому к а к тут все моё: г л я ж у — и радость
в душе». С к а з а л и поверил тому, что с к а з а л , но потом, когда тетка
М а к а р и х а у ш л а , з а с о м н е в а л с я в своих словах. Потому и з а с о м н е в а л с я ,
что у ж очень споро и легко пришли они на ум.
"Собака в сенцах з а с к у л и л а ж а л о б н о , з а и с к и в а ю щ е , и дед Агван
оторвал глаза от паутины, к р я х т я , поднялся с л е ж а к а , потянулся Б
сениы, д е р ж а с ь р у к а м и за поясницу.
С о б а к а встретила его радостным повизгиванием.
— И ш ь ты,— удивленно с к а з а л д е д Агвап, отыскивая в углу мис­
ку.— Р а д а а л ь ж р а т ь з а х о т е л а ? . .
Отлил из чугунка, что стоял на полке, заготовленного с вечера ва­
рева в миску, ступил за порог, з а ж м у р и л с я . Солнце было большоебольшое, ослепило. «Вот и лето пришло. Быстро-то к а к . Я и не заме46

тил, к а к лето пришло». Поставил на з е м л ю миску. Привыкнув к днев­
ному свету, посмотрел, как ж а д н о пёс л а к а л варево, недовольно по­
крутил головой: « Ж р а т ь не умеет. Б о л ь н о жадный... Плохо быть ж а д ­
ным: люди любить не станут». Вышел со, двора, прикрыв за собой
калитку.
П о д л е з а б о р а росли три ели, ветками свесясь во двор, молоденькие,
а сильные, упруго тянулись ввысь. Д е д Агван полюбовался на деревья,
но скоро приметил широкие, п р а в д а , неглубокие ранки на стволе, сан­
тиметрах в д в а д ц а т и от земли, и н а х м у р и л с я : «Кто мог грызть дерево?
С о б а к а ? Эта, новая?.. Мои-то не стали бы... Ученые».
А пес у ж е тут как тут: вертит хвостом, ластится. Д е д Агван накло­
нился, к а с а я с ь рукою ствола дерева:
— Ты зубы тут точил, да?.. И л и кто-то другой точил?..
Пес учуял недовольство в голосе старика, пуще того завертел
хвостом, а потом на спину перевернулся, с л о ж и л на грудке лапы.—
Ну, ну,— у ж е мягче с к а з а л дед Агван.— Совсем дурной пес, воспита­
ния нету. К а к хоть зовут-то тебя?..— И смутился.— Тю. У ж зосьмой
день знакомы, а как твое имя, не знаю. Может, Гром? Д а нет, поди.
У Степки Грибова был Гром, д а к то Гром и есть. А ты? Тю! М о ж е т ,
Б а й к а л ? Опять ж е куда тебе до Б а й к а л а ! А может, Ш а р и к ? Не-е,
Больно худой д л я Ш а р и к а , хитрый. Поди, Р ы ж и к ? . .
Вскочил пес на ноги, кинулся к деду Агвану, чуть не сбил.
— Н е надо быть дурным, Рыжик,—-отступя, с к а з а л дед Агван,
погладил собаку по спине.— Р ы ж и к , стало быть? Л а д н о . Пойдем в тай­
гу, Р ы ж и к , погуляем. А что?
Н о погулять не пришлось. Ж а р г а л появился на тропе. Р ы ж и к ему
навстречу кинулся, опасливо в з л а и в а я .
— Хочу заняться посадками,— с к а з а л , подойдя, Ж а р г а л . — Н о
боюсь, что поздно у ж е и деревца не примутся.
— Примутся. Только ты на солнце шибко не лезь. С а ж а й деревца
по низинкам, в тени.— П о м о л ч а л , со вниманием глядя на Ж а р г а л а ,
спросил: — После того, к а к большая вода снесла наш дом, чего-нибудь
сделал?
— Л е с у хорошего привез. Скоро начну строить. Л у ч ш е будет, чем
с т а р а я изба.
— Л у ч ш е не будет,— поморщась, с к а з а л дед Агван.— Я со старым
домом нашим накрепко сросся — не оторвать. Много чего там было:
и радость, и горе. И ты там вырос. З а ч е м мне новый дом? — Н о тут ж е
словно бы спохватился: — А тебе ж и т ь надо. Строй д а в а й дом, только
подальше от того места, прежнего, от реки подальше. Ссуду возьми.
А теперь иди... Я хочу побыть один. Подумать...— Вздохнул: — Я всю
ж и з н ь то и д е л а ю , что д у м а ю . Но о самом главном так и не нашел
времени подумать как следует. Р а з в е что теперь...
Собака терлась подле ног деда Агвана. Л а с к о в а я собака, хоть
и приблудная.
Ж а р г а л хотел с к а з а т ь , что и у него на душе нынче т я ж к о и оди­
ноко и ничто-то не радует, боль на сердце после разговора с Глафирой
не прошла еще, да и не пройдет, наверно, но посмотрел на деда Агвана
и с к а з а л другое:
— Л а д н о , я пойду. В сумке припасы. Ч а й , мясо...
Д е д Агван опустился на корточки, гладил по спине собаку...
67
Д е д Агван решил сходить к гольцам и солонцовые кормушки д л я
лосей проверить. И собаку с собой прихватил. «Чего будешь проле­
ж и в а т ь брюхо? Д а в а й со мной... И ш ь , к а к а я л а д н а я нынче, шерстка
пригладилась, и в г л а з а х у ж приблудной хитрости нету».
47

...Собака б е ж а л а подле старика, изредка увёртывалась в сторону,
но тут же и возвращалась. Д е д Агван понаблюдал за нею, сказал
несердито:
— Тайгу вовсе не знаешь. Дурёха.
Пес вроде бы догадался, о чем сказал старик, стыдно стало, истёр­
той метёлкой хвоста покрутил, повизгивая.
— Боишься, стало быть? — усмехнулся дед Агван.— Но
да что
с тебя взять...
Тропа то легкая, приятная, иди, сколь сердцу угодно, а то в каме­
нистых проплешинах, шагу без опаски не сделаешь. И чем дальше,
тем х у ж е тропа, труднее. Н о дед Агван настырен: шел, сильно клонясь
вперед, чтоб не так шибко била по спине котомка с солевым припасом.
В полдень остановился, опустил на землю котомку, длинным,
съеденным табаком пальцем подманил к себе собаку:
— Отдыхать будем. Вон, видишь, скала подле тропы, и козырек
у неё добрый?.. Туда и заберемся, под каменную крышу.
Хотел было прямо теперь ж е и идти под вздыбившийся над ле­
систой падью козырек, да собака будто сдурела: не дает сдвинуться
с места, крутится под ногами, глядит преданно в лицо круглыми, ж е л ­
тыми монетами глаз, скулит жалобно.
— Ну, чего тебе? Ай!..
Собака не слушалась, з а д р а л а морду к небу, завыла... У деда Агвана мороз по коже пошел, до того жутко стало. А когда совладал с этой
оторопью, с досадою отодвинул собаку с тропы, но стоило нагнуться,
чтобы поднять котомку, та снова юркнула ему под ноги.
«Иль секача учуяла?..» Опасливо огляделся вокруг, ничего не
приметил: лес был дремотно тих, спокоен, только высокий ветер позвянькивал в ветвях деревьев. Но скоро уловил тонкий, неясный з а п а х
гари, и это еще пуще насторожило его. Обойдя скалу справа, о к а з а л с я
с подветренной стороны.
Тяжело дыша, забрался на скальный вздыбок, поросший рыжеватотемным мхом.
Здесь, на каменной крыше, под серым низким небом, ветер был
силен, крепок, и его неуёмное рысканье по ветвям деревьев болью
отозвалось в сердце старика. Недалеко от него, верстах в двух, а то
и поменьше, по узкому тоннелю распадка, по самой его бледно-зеленой
низине, стиснутой с боков крутыми горами, ветер, как лихой наездник,
весело гнал серебристо-черный табун огня.
Д е д Агван побледнел: «Верховой пожар?..» П о б е ж а л вниз. Следом
за ним метнулась собака, скуля и повизгивая.
Не помнил старик, к а к добрался до Уринкана, и о чем в сельсовете
говорил, не помнил. Очнулся, когда услышал во дворе тревожный гул
голосов множества людей. Вышел на крыльцо вместе с Баировым.
И сразу увидел Ж а р г а л а , стоял тот подле Матиевского, о чем-то гово­
рил ему.
— Все ли в сборе? — спускаясь с крыльца, спросил Баиров. А по­
том с удивлением посмотрел на Матиевского: — Где прораб? Почему не
вижу его?..
— Прораб ждет звонка от главного инженера,— сказал Матиев­
ский.— Очевидно, не придет. Я за него...
Крутые ж е л в а к и прорезались на скуластом лице Баирова:
— Откуда пожар пришел в тайгу? Ваши делянки загорелись, а вы
еще и... Ишь ты, звонка он ждет. А пожар ж д а т ь не будет. Но я с ним
еще поговорю, с прорабом. Очень серьезно поговорю.
— Тетку Макариху за час до пожара видели на лесосечных де­
лянках,— сказал кто-то из строителей.— Интересно, что она там поте­
ряла?
Ж а р г а л выступил из-за спины Баирова, спросил, вспыхнув:
48

— Ну и что?
-— А ничего... Всего лишь довожу до вашего сведения.
—• Приедут из райцентра, разберутся,— с к а з а л Баиров.
Вот у ж е выползли машины со двора. Но плохо — две их всего...
Д а еще груженные кирками, лопатами. Много ли возьмут людей? Сел
в кабину с дедом Агваном, велел всем, кто не уместился в кузовах
машин, идти прямиком к гольцу через гору.
Тем ж е часом выкатили с обширного конюшенного подворья кол­
хоза подводы. Прогремели по улочкам Уринкана, вспугивая дворняг и
б у д о р а ж а воображение мальчишек. А скоро нагнали тех, кто не умес­
тился в кузовах машин, подсадили их, тронули д а л ь ш е .
Сеня Шивелев и Б а к у л и н сидели на передней подводе. Негромко
переговариваясь со стариком-бурятом, который уверенно д е р ж а л в ру­
ках широкие ременные в о ж ж и .
— Шибко худо, когда верховой п о ж а р приходит в тайгу,— озабо­
ченно вздыхал старик.— Останавливать его трудно... Водой не з а л ь е ш ь .
Станешь землю копать, опять ж е огонь может прыгать поверху.
— Не робей, дедка,— весело отвечал Бакулин.— С нами не про­
падешь. Хлопцы-то вон какие пошли против огня!
Сеня Шивелев у л ы б а л с я .
Проселок был т я ж е л , хлябок, а потом круто взял в гору, и Сене
Шивелеву и Бакулину пришлось сойти с телеги.
Сеня Шивелев брел возле подводы, цепляясь руками за деревья.
Поспевать за подводою было трудно, но он с т а р а л с я не отстать. Он
остро, т а к остро, что вдруг начинало ныть сердце в груди, чувствовал
свою причастность к тому большому и важному, что они д о л ж н ы были
исполнить, чтобы спасти тайгу от огня.
68
Б а и р о в о ж и д а л увидеть п о ж а р дерзкий, грозный, но то, что увидел,
было настолько страшно и жестоко, что он растерялся. И не хотел бы
в ы к а з а т ь растерянность, только сама она выплыла.
Д е д Агван увидел, как растерялся Баиров. Но не осудил его,
не укорил, посчитал это естественным в их нынешнем положении.
Сказал:
— Теперь огонь, как голец с козырьком обойдет, вниз побежит,
в долину. Трудно будет остановить его.
— Остановим,— зло с к а з а л Ж а р г а л . — Д е р е в ь я будем рубить, что
ближе к гольцу. Огонь не перепрыгнет через полосы.
В этих последних словах его была неуверенность, и он остро почув­
ствовал ее. Н о эта неуверенность не р а с с л а б л я л а , не л и ш а л а воли,
напротив, она была крепка и н а д е ж н а , потому что требовала от него
действия. И, подчиняясь ее силе, Ж а р г а л решительно расставил людей
и сам взял в руки топор.
Обугливалась земля. Р е з к о и тревожно гудели деревья, охваченные
огнем. Небо было как огромная, из огнеупорного кирпича чаша, до
краев наполненная расплавленным чугуном.
Ж а р к о . Д у ш н о . И ветер в лицо... Нет мочи дюжить. По — надо,
надо. И нет ничего кроме этого жесткого и сильного: «Надо».
Топор в руках остер. И деревья податливы, будто проще им
гак-то, не от огня, погибнуть...
Д е д Агван "''подошел к Ж а р г а л у , с к а з а л :
— Н е надо рубить тут деревья и делать полосу. Огонь все равно
перепрыгнет через нее. Н а д о тебе взять с собою людей и быстро идти
вниз по долине до старой лесовозной дороги. Ты не забыл, где она
проходит?.. Л а д н о . Вдоль этой дороги, когда подойдет пожар, во всю
4. «Байкал» № 2

49

ширину его надо пустить встречный огонь. Ты ведь знаешь, к а к э т о
д е л а е т с я . М ы с тобой...
— З н а ю . Я з а ж г у встречный огонь только тогда, когда п о ж а р по­
дойдет т а к близко ко мне, что дым от моей папиросы начнет утягиваться
в его сторону.
Б а и р о в благодарен деду Агвану, что тот сумел найти то единствен­
ное, что способно было остановить п о ж а р . Главное теперь — не д а т ь
огню метнуться к горам, срезать у него н а д к р ы л ь я , а у ж понизу не
пройдет. Н о не только за это он благодарен ему. Д о г а д а л с я Б а и р о в ,
что заметил дед Агван его растерянность, только и слова не с к а з а л ,
улыбнулся лишь: все уладится, мол.
«Зилок» развернулся, п р и д а в л и в а я ослабевшую землю. Л е н е в и з
кабины вылез, с к а з а л :
— Я пойду с Ж а р г а л о м . Мне не впервой, раньше доводилось
з а ж и г а т ь встречный огонь.
Б а и р о в почему-то д у м а л , что пойдет еще и Б а к у л и н . С м е т л и в .
Расторопен. Но Ж а р г а л не согласился с Мефодьичем, когда тот пред­
ложил Бакулина, сказал:
— Нет. Возьму Сеню Шивелева.

69
Сеня Шивелев шел следом за Леневым. Б ы л о душно. Д ы м от
п о ж а р и щ а з а б и в а л горло. И с к а ж д ы м шагом идти было все труднее.
Н о он с т а р а л с я не отставать от Л е н е в а . Его с м у щ а л о лишь, что Ж а р ­
гал выбрал его, а не Б а к у л и н а . Он и думать не мог, что в предстоящем
деле он будет более полезен Ж а р г а л у , чем Б а к у л и н . Тут было что-то
другое. Н о что?..
Б ы л а в этих р а з д у м ь я х притаенная досада, но было еще и тихое,
почти не ощутимое довольство собою, радость от того, что Ж а р г а л
выбрал именно его, а не Б а к у л и н а .
Значит, он кое-что значит в этом мире и многое еще успеет сде­
лать...
Они шли быстро, почти б е ж а л и , стараясь поскорее оставить позади
те места, где кипел, буйствовал, ломал у ж е и ближние деревья неис­
товый т а е ж н ы й огонь. Возле давно наезженной, поросшей желтой
травою дороги остановились, трудно дыша. Ж а р г а л скинул с плеч
понягу, огляделся, с к а з а л :
— П о ж а р дойдет досюда. Н о только досюда. Д а л ь ш е , в долину,
мы не пустим его. Здесь, в горловине ущелья, з а п а л и м встречный
огонь.
Стаскивали хворост. С к л а д ы в а л и в высокие, в рост человека, кучи
метрах в трех друг от друга.
Огонь пришел с шумом, с треском. Черный, длинный столб дыма
з а к р ы л небо.
Ж а р г а л з а ж е г кучу хвороста подле себя, с к а з а л Леневу:
— К а к только дым от костра потянет в сторону п о ж а р а , з а п а л и м
все кучи. Ты начнешь с той стороны, с дальней... А мы с Сеней тут
повоюем...
Минут десять прошло, прежде чем Ж а р г а л махнул рукой:
— Пора!..
Вдоль желтого, иссушенного полотна дороги почти одновременно
вспыхнули короткие языки пламени и, р а з р а с т а я с ь , потянулись к тому,
казалось, неодолимому, что надвигалось с распадка. И вот у ж е д ы ш а т ь
стало нечем, отступили от костров, с тревогою глядя, как схлестнулись

50

два потока огня: один — большой, грузный, а другой — бойкий, нахрапистый, налитой молодою силою.
Было что-то удивительное в этой огненной схватке, почти живое
что-то...
П а д а л и осины, березы. Высокие сосны переламывались почти на­
двое. И вдруг случилось невероятное. Изюбриха, как рыжая молния,
з а м е т а л а с ь посреди огня. Сеня Шивелев увидел ее, побледнел. Ощутил
на плече беспокойное прикосновение руки Ж а р г а л а , услышал шепот:
«Ах, что это она?..» И тут ж е Ж а р г а л сорвался с места...
«Куда он? Зачем?.. Погибнет!»
Закричал:
— Стой!.. Вернись!.. Жаргал!..
Страшно стало, и ноги будто чужие.

:

70
Розово-пепельные, опадали ветки багула. Густой дым заполнял гор­
ловину ущелья, а через минуту-другую и вовсе накрыл его.
Воздух, будто лопнувшая струна, гудел яростно, когда Баиров
пришел туда, где лесной пожар, наткнувшись на встречный огонь,
медленно угасал. Он долго кружил возле изглоданного огнем серого
полотна дороги, пока не наткнулся на Сеню Шивелева. Сидел тот,-при­
слонясь спиною к березе, точно закоченев от боли.
— Ну как?..— с ходу запаленно спросил Баиров.— Где Ж а р г а л ?
Сеня Шивелев не ответил, уронил голову на руки.
— Где Ж а р г а л ? — снова спросил Баиров.
Сеня Шивелев с трудом приподнял голову, попытался встать на
коги, но тотчас застонал, потом сказал приглушенно:
— Нет Ж а р г а л а . Придавило сосной...— Он закрыл глаза и будто
наяву увидел то большое и черное, до самого неба, что вдруг со смерт­
ной быстротою нависло над Ж а р г а л о м , накрыло... И не в силах совла­
дать с душевною мукою з а п л а к а л Сеня Шивелев.
—• Как?.. Что случилось? — тихо, с тоскою, уже догадываясь об
утрате, но не ж е л а я поверить в страшное, спросил Баиров.
Минута прошла, а может быть, больше, пока не сказал Сеня Ши­
велев, заглядывая в глаза Баирова:
— Уж мы запалили костер, уж и дым от куч все сильнее начало
тянуть в сторону горящего леса, как вдруг на полянке, недалеко от нас,
возле самого полымя появилась изюбриха. Уж и огонь почти падает
на нее, а она все мечется. Мечется... Потом глядим, изюбренок возле
нее. Вынырнул откуда-то... Ж а р г а л хотел спасти... Дальше... Сосна
упала. Потом другая...
Сеня Шивелев хотел еще что-то сказать и не смог.
«Ах, Ж а р г а л , Жаргал...»
Подсекин поднял от стола голову, огляделся, но никого не увидел.
«Значит, это я сам сказал? Сам...»
Смущение пало на лицо его и еще долго не угасало.
Подсекин медленно поднялся со стула, вышел за дверь. Постоял,
прислушиваясь. Было тихо. В зоревых блестках бесшумно струилась
река. На берегу стоял дед Агван и смятенно глядел на стыдливо голую
тромадину моста.
— Ах, Ж а р г а л , Жаргал...— повторил Подсекин, чувствуя, как зреет
в нем ощущение вины перед этими людьми, перед этой землей.

Галина

СОРОКИНА

БЫЛ

Ь

Бегает мой по Германии мальчик.
Русский мальчишка.
Шал-лт. Плохо ест.
А за окном нашим кирха маячит.
Густо растут деревеньки окрест.
Буковый лес да озера окрест.
А на востоке, за Польшею,—
Брест.
Буки столетние, темные грабы
Осень неспешная золотом краплет,
Красит ухоженный, вежливый лес.
Есть ли в нем леший?
Хоть плохонький бес?
Гладенький, рыжий, причесанный
Бес.
Хочет мальчишка от леса чудес.
...Бурые листья хрустят под ногами.
Щедрая россыпь осенних грибов.
Русская сказка идет рядом с нами
Здесь, под деревней немецкой —
Зайльсгофф.
Тихой, приличной, уютной Зайльсгофф...
Много гремело здесь страшных шагов!
Тех, что в тридцатые, сороковые
Пашни сминали и мостовые.
Письма солдат из горящей России
В эти дома почтари приносили.
Матери, как и везде, голосили...
Я расскажу тебе русскую сказку.
Сказку хотел ты, сынок. Не забыл?
Чур, только вместе с твоею подсказкой:
«Где-то когда-то...»
А на сердце — быль,
Слишком недавняя грозная быль.
Цокает старого немца костыль...
Помни, сынок, быль дороже, чем небыль.
В были должно быть нестрашное небо,
Разум и ласка над всеми людьми.
В мире несказочном
Должен быть мир.
Мир для солдат, что встают по тревоге.
Мир для детей, что бегут по дороге.
Здравствуйте, дети! Салют! Гутен таг!
Мирных вам сказок!
Д а будет все так.

БАЛЛАДА

О ЛОМТЕ

Тот далёкий август выдался погожий.
Помню, как бегу босая по жнивью
И колюсь привычно загрубевшей кожей,
По плечам косички тонкие снуют.
Я — совсем девчонка. Платье мешковато,
От худых лопаток морщится спина,

52

ХЛЕБА

Пригнана умело на рукав заплата.
Прикипела прочно на сердце война.
Детские повадки, взрослые заботы,
Согревает солнце трепетный росток,
В восемь лет неполных жизнь на страшных счётах
Отложила каждый съеденный кусок.
Дочке Ленинграда не забыть блокаду!
Ладога, машины, рвётся чёрный лёд...
И с ладошку хлеба чинно, как награду,
Мне боец в повязке бережно даёт.
Чёрный хлеб и сахар, колотый, в тряпице,
Д л я другой девчушки, может быть, берёг.
Берег долгожданный. Дали нам напиться,
И сдержать рыданий кто-то вдруг не смог.
Прошлое навечно в памяти застыло.
Только нет в нём места для пустых забав.
Город за Уралом назывался тылом —
Мужества, надежды и тревоги сплав.
Что-то потускнело — вспомнить невозможно,
А другое вспыхнет, силу обретя.
Встанет и заявит о себе тревожно
Спелым хлебным д у х о м свежего ломтя.
Помнятся обиды: тучный сад, беседка,
И хозяин злобный, гнавший нас взашей.
И другое сразу — тихая соседка,
Пять её голодных, славных малышей.
И всплывает случай. Хлеб она делила.
Равных пять кусочков, меньший •— ей, шестой.
В уголке сижу я (к ним играть х о д и л а ) ,
Вдруг встаю и к двери — быстрый шаг... «Постой!»
«Эка ты вскочила,
Мы давно не знаем,
Вот и чай согрелся,
На миру, всем вместе,

хлеб бери, девчушка.
с мирных лет, гостей.
дети, дайте кружку,
хлеб ещё вкусней».

Глаз не поднимая, говорю тактично:
«Что вы... нет, спасибо, ж д у т меня, пойду...»
Как он вкусно пахнет! Кажется, пшеничный,
Испеченный, верно, в печке, на поду.
Наша дверь напротив. Через двор — и к маме:
«Есть ещё картошка?» Где же котелок?
«Тётя Маша... хлебом,— справлюсь со слезами,—
В общем, я не стала есть ее кусок».
«Потерпи немного,— просит мама тихо,—
Нечисти фашистское скоро ведь конец,
И тогда не будет больше в мире лиха.
Сделала ты верно, дочка, молодец!»
Долго ещё лихо пахло лебедою.
Отрубями, свёклой вязло на зубах.
Рифмовалась горько лебеда с бедою.
Дымом и мазутом мамин ватник пах.
А фронты на запад двигались с боями,
Волю приносили русским городам.
Горячо делились люди новостями,
Сводок ждали ж а д н о : «Как-то они там?»
Там ещё гудела вздыбленная пашня,
Зарастала скорбно ржавою травой,
Не зерно вбирала — хоронила павших,
Сыновей, кормильцев, срубленных войной.
53

Помню День Победы, как «ура» кричали
Во дворе со всею нашей детворой.
Целовались мамы, плакали в печали —
Сколько их, желанных, не придет домой!
Снова вижу август. Лето на исходе.
Мы — в деревне деда, год сорок шестой.
Я бегу, ликуя. Я при всём народе
Понесу в правленье первый сноп ржаной!
Сноп пахучий, тёплый. «Ну, смелей, девчушка!
Хлеба нарастили — не бывать беде!»
Худенькие плечи обняла старушка,
И мелькнули слёзы на глазах людей.
Так и вижу я их —три десятилетья.
Будто из далёкой той поры придя,
Я должна тревожить сытых на планете:
Знайте, люди, цену хлебного ломтя!

Ирина

СТИХОТВОРНАЯ
Пусть строка, как река,
Боль души осторожно промоет,
Как река, в жаркий день
Даст напиться студёной воды.
И нежданно, как всплеск,
Тайны сердца тебе приоткроет
И, как отмель, спасёт
От крутой неизбежной беды.

Не считаю себя виноватой,
Но порой на душе нелегко:
Отошло, отгорело когда-то
Всё, что сердце тревожить могло.
Чувство доброе светом в ненастье
В жизнь нежданно внесло непокой.
Но пришло с ним не радость, не счастье —
Рой сомнений с раздумьем, с тоской.
О как бедное сердце томилось!
А потом — неизбежный итог:
Разом кончилось всё, растворилось.
Он обиду унёс за порог.
Я пыталась забыть, отрешиться
От тревожных и тягостных дум.
И к ушедшему мне возвратиться
Не позволил расчётливый ум.
Это правда — я всё рассчитала,
Всё смогла разложить по местам:

ФИЛИППОВА

СТРОКА

От раскаяний друга спасала,
Знаю, позже ушёл бы он сам.
* * *
В моём краю война не бушевала,
Не пахло гарью, не было смертей.
Но горя горького на всех хватало,
А мамы провожали дочерей.
Да, дочерей.. Я не оговорилась.
Давно ушли мужья и сыновья.
Не веря в бога, матери молились —
Ждала известий каждая семья.
А голод что? И дыры, и заплаты...
Такое время — некогда форсить.
Вернулись бы родимые солдаты,
А остальное можно пережить.
Всё пережили. Но не каждой маме
Встречать родных и близких довелось.
И лишь со стен — портреты в чёрной раме,
Д а память болью вдруг пронзит насквозь.

ВОЙНЫ
Какое трудное понятие — война,
Когда тебе всего шесть лет от роду.
И в городе такая тишина,
А громыхнёт — так только в непогоду.
Но вот однажды в тихом городке
Солдат явился в самом людном месте.
Ещё безусый, на одной ноге —
Спросил в киоске «Правду» иль «Известия»
А рядом пёстрый рыночный народ.
Толпился, покупая-продавая.
Вдруг тётка, чем-то набивая рот,
Его толкнула. Толстая такая.
Он пошатнулся, уронил костыль
И рухнул вдруг на тротуар дощатый.
Хотелось закричать что было сил:
«Тебе бы ноги оторвать, проклятой!»
А пареньку подняться помогли,..
Подали костыли, нашли газету...
Лишь на мгновенье глянули с земли
Глаза войны. Но я всё помню это.

ПОДАРОК
Мне тумбу подарили заводчане —
Удобную, практичную, красивую.
Я о вещах подобных и не чаяла —
Подарков мне таких не приносили.
Убрали старый столик с полкой нижнею,
А тумбу вместо столика поставили,
И сразу же исчезли горы книжные —
Все в тумбе разместились, как растаяли.
У тумбы с боку каждого — два ящика,
Запомнить только, что лежит в котором.
Под ней одна нога как будто ящерка,
И тумба вертится свободно в обе стороны.

Ну прелесть! И друзья того же мнения.
Да только мне чего-то не хватало.
Всё под рукой, но эти изменения
Я как-то без восторга принимала.
А может, оттого, что столик старенький,
Как часть моей судьбы и память прошлая,
Бумагами и книгами заваленный,
Исчез, как будто друг ушёл хороший.
А
Её
Но
И

тумба, что не говори, хорошая!
достоинства я сразу оценила.
столик — это память в годы прошлые,
с другом я не зря его сравнила.

Людмила

ДОРОГА
Я в дороге опять,
под колесами пыль километров.
Снова путь вымерять
и дышать опаленными ветрами.
И куда занесет,
то дорога заранее знает.
Кто тебя разберет,
непонятная должность заданий.
Где найти, где искать
человечье далекое счастье?
Все увидеть, понять,
отвести от кого-то ненастье...
А дорога бежит,
а дорога все знает заранее.
И мне кажется, жить —
значит мерить к сердцам расстояния...

4£
Ах вы, белые кони
Королевы Зимы!
Вас никто не догонит,
не достигнут умы.
Вас мечта окрылила,
жизнь вдохнула она.
И волшебная сила
вам отныне дана.
Но умчались вы в детство,
память чуть потревожив,
только глупое сердце
жить без сказок не может.
Эй, волшебные кони!
Задержитесь немного.

КОРНАКОВА

Но в ответ лишь застонет
под копытом дорога...

Есть смешная-смешная
мечта у меня,
чтоб зимой посидеть
у живого огня.
Чтоб смолисто трещали
в камине дрова,
чтоб сердечно теплели
в беседе слова.
Хорошо, если б люди
взять в ладони могли
и тепло у огня,
и добро у земли...

С УМЕР К И
Сумерки — это
не свет и не тьма,
просто грустинка
входит в дома.
Сядет неслышно,
за плечи возьмет,
память разбудит
и в детство вернет.
Сколько там света
разлито вокруг!
Солнечный запад
и солнечный юг.
Солнечный зайчик
и солнечный дождь,
и одуванчик
на солнце похож.
Мир разноцветный
здесь прост и велик,
чист он, как детский
правдивый язык...
Счастьем согрета,
включаю я свет,
тьма растворилась,
и сумерек нет.

Я люблю поглядеть в окошко,
там метель, словно белая кошка,
и мурлычет, и вьется, и скачет,
и, бездомная, тихо плачет...
Ее шерстку погладить хочу,
у двери приоткрытой торчу.
Вдруг снежинка звездою колкой
прилипает к нарядной елке.

Как слеза на зеленых ресницах,
засверкает она, заискрится
и, растаяв от теплой ласки,
отразит все огни, все краски.
Оживет вмиг зеленая елка,
и смолою запахнут иголки,
в новогоднюю комнату эту
заглянет на минуточку лето.

Ночная гостья, бархатная бабочка
влетела в дом,
ей показалась маленькая лампочка
большим огнем,
но, опалив пыльцу мохнатых крылышек,
упала вниз.
Стремясь всегда за яркой радостью,
не ошибись...

Хочется мне в сказку
сбегать босиком
по лучистым чистым,
радостным дорожкам.
Может быть, навстречу
выйдет добрый гном
и подарит счастья
мне немножко.
Я б взяла подарок,
вдернула в иголку
и расшила счастьем
много-много шелку.
Я бы, не жалея,
всем его дарила,
чтоб одетых в счастье
больше женщин было...

Владимир

КАРНАУХОВ

Кто-то ЛОЖЕН ждать
ПОВЕСТЬ

I
Нет покоя не только ж и в ы м , но и мертвым.
Н а ш а экспедиция ведет раскопки на известной в археологическом
мире Тальтинской стоянке первобытного человека. Несколько тысяч лет
назад здесь детей природы о п л а к а л и их соплеменники или осквернили
люди другого рода и племени.
З а н и м а ю т не судьбы людей, а исторический опыт человечества.
Иногда задумываюсь, нужен ли он лично мне? Практического примене­
ния не нахожу. Что за нужда добывать огонь пещерным способом или
с каменным топором скрадывать зверя? Опыт древних — анахронизм
д а ж е для младенца. Т а к почему ж е я мечтаю сохранить их опыт? Он
нужен не мне. а тем, кто через миллионы лет, возможно, заменит ны­
нешнюю человеческую цивилизацию. Новые, непросвещенные временем
«гомо сапиенс» т а к же, к а к и их предшественники, наломают немало
дров на дорогах истории.
Н у ж н о найти способ передать им информацию о нашем существо­
вании на этой планете и у к а з а т ь торный и прямой путь рационального
развития цивилизации. Ц е л ь идеи: уберечь от ошибок, бед, з а б л у ж д е ­
ний, суеверий, несчастий будущих жителей З е м л и .
Научный руководитель, начальник экспедиции, доктор историче­
ских наук, профессор Герман Михайлович Мартов называет мою идею
трансцедентно-бредовой, считая: будущей цивилизации нецелесообраз­
но знать об опыте предыдущей. «Человечество, не познавшее мук рож­
дения, обречено на вырождение» — таков, на его взгляд, закон эволю­
ции.
Профессор предостерегает меня от одиночества и созерцания. Он
полагает: заблудшего отрока нельзя оставлять на тропе уединения.
И д а ж е придумал на этот счет афоризм: «Самое опасное з а б л у ж д е ­
н и е — искреннее». Я-то знаю, почему он заботится о моей заблудшей
душе, и мимо ушей пропускаю заверения в том, что во мне видит учени­
ка и преемника. Ничего подобного, во мне он усмотрел будущего зятя
а не ж е л а е т заполучить его с засоренной головой.
С дочерью Анюткой Профессор живет около д в а д ц а т и лет вдвоем.
В археологической лаборатории ходят слухи: его ж е н а испытывала
новые модели автомобилей и погибла при испытаниях. З а два десятка
лет Профессор не обзавелся новой подругой жизни, найдя утешение в
Дочери. Убежден: не одна женщина могла полюбить его и любила.
Он строг, почтителен, густые брови прикрывают задумчивые, умные
глаза, в которых угадываются добропорядочность и постоянство во
вкусах, привязанностях. Он знает ровно столько, сколько следует знать
ученому человеку к пятидесяти годам, и не упустил званий, карьеры,
титулов, наград. Почему он не женился во второй раз — з а г а д к а . Мо­
жет быть, всю любовь и привязанность перенес на дочь, Анютку. Она
тоже необычайно трогательно относится к нему. Наверное, в их жизни
наберется не много дней, когда бы они разлучались. Вместе ездят на
Начало.

Окончание

в

следующем

номере.
59

научные конгрессы, симпозиумы. Анютка закончила исторический фа­
культет университета, где Профессор руководит кафедрой археологии
и этнографии. Сейчас вместе работают в археологической лаборатории,
которую тоже возглавляет Герман Михайлович. З а привязанность к
отцу Анютку в глаза и за глаза называют Ниточкой. Л а с к о в о е прозви­
ще нравится и ей, и Профессору.
Никто не сомневается, в том числе и я, Ниточка небезразлична ко
мне. И уж, конечно, в курсе ее сердечных дел сам Профессор. Н е пото­
му, что дочь д о к л а д ы в а е т о симпатиях. П р о ж и в с ней д в а д ц а т ь лет, он
научился понимать ее без слов, признаний и объяснений. Д о л о ж и т ь
Ниточка никогда не доложит, она необычайно скрытна. Более скрыт­
ных женщин я не встречал. Ее чувство я р а з г а д а л лишь чутьем, про­
б у ж д а е м ы м от силы растревоженных чувств другого человека.
— Иннокентий, никак, вынашиваете грозные замыслы, з а м ы ш л я е ­
те отобрать у человечества самую прекрасную пору — младенчество?—•
с нарочитой драматичностью окликает Профессор. Он выследил меня
у развилки речки Тальтинки. Соблюдает приличия. Вид его так и го­
ворит: встреча случайна. Мартов д а ж е прихватил удочку. Н о у «ры­
бака» в помине нет ни червей, ни дохлой мухи, никакой другой на­
живки.
— Профессор, младенчество д л я человечества — непродуктивный
период. Л ю д и подчинены прихоти природы, а свое — разве что страсти
и похоть. Они слепы и ж а л к и . Человек становится человеком, когда в нем
просыпается диктатор,— неохотно отзываюсь я. Научного руководителя
археологической экспедиции сотрудники, лаборанты, студенты не при­
выкли величать по имени.
— Неправда! Н е п р а в д а ! Младенчество — прекрасный и восприим­
чивый период,— начинает спор Профессор.— Единственное не унизи­
тельное подчинение — подчинение природе.
— Время младенческих утех: один вынимает душу из другого. Это
т о ж е целомудрие природы? Или...
— Вы считаете жертвоприношение кощунством,— перебивает Про­
фессор,— а я святой, трогательной верой в бессмертие души, верой в ее
независимость от тела. Соплеменники не ведают, что такое смерть.
Они — дети природы и далеки от осознания ужасной трагедии челове­
ческого рода — временности бытия. В отличие от нас с вами, им не
свойственен смертный страх. Всякое незнание — бич, порок. Н о это—•
великое благо. А что удивительнее веры в бессмертие души?
Логическая непогрешимость доводов Профессора подкупающе яс­
на: высокие цели гуманизма требуют жертв и жертвенников. Интерес­
но, а хотел бы сам Профессор оказаться жертвой во имя «святой»
веры в бессмертие?
— Если человек счастлив только от веры в бессмертие, почему же
люди отказались от нее и поверили в смерть?
— Иллюзорность реальности выше реальности.
Иезуитская метафизичность! Игра словами выдается за истину.
Н а ш спор бесконечен...
II
Л а б о р а н т экспедиции Петр Триногнн навеселе. Выцветшими, про
ржавевшими, все познавшими глазами буровит Профессора. Поблески
вая золотыми фиксами, небрежно цедит:
— З а в т р а объявится... Дочь, того... академика по черепкам. Ко
торую ждете... Вот оно сведение, телеграмма!
Профессор, Ниточка и я догадываемся, о чем речь. З а в т р а в экс

60

педицию явится дочь известного антрополога академика Строкатова —
Алевтина.
Уже при жизни Строкатов был всемирно известен, воссоздав по
черепам галерею первобытных типов, проживавших
на
территории
Центральной России, Урала, Восточной Сибири. Ну, и заодно, чтобы
привлечь внимание ученой элиты и раскошелить Академию наук, по
черепам восстановил внешности одного из царей, знаменитого поэта,
нескольких ученых, полководцев. Он был великий психолог, хорошо
понимал человеческие слабости. Люди безболезненно, не терзаясь ду­
шевно, выбросят миллионы рублей ради одного взгляда на царствен­
ную особу и с болью в сердце расстанутся с десятком целковых ради
каких-то тысяч безвестных дикарей. Академик Строкатов скончался
пять лет назад, оставив после себя сотни типов первобытных людей,
несколько знатных особ из минувших веков и одну современницу —
дочь Алевтину.
Петр протягивает Профессору телеграмму. «Встречайте завтра.
Алевтина». Профессор — само воплощение спокойствия, а тут задер­
гались веки, нервно запрыгали пальцы. Академика Строкатова он под­
черкнуто в археологии ставит первым номером.
В экспедиции остались я, Профессор, Ниточка, Петр Триногин. Я
числюсь на должности младшего научного сотрудника. Моя бесценная
персона со всеми потрохами запродана Профессору. После пятого
курса — в полном его распоряжении.
— Анюта, сходи к паромщику, узнай, когда завтра переправа?—
проект Профессор Ниточку. Похоже, не просьба это, а предлог изба­
виться от дочери. Машины идут в центр круглые сутки. На крайний
случай, в нашем распоряжении экспедиционный мотоцикл. Профессору
необходимо мужское общество. Ниточка это прекрасно понимает и
умело подыгрывает.
—• Профессор, я давно собиралась к переправе.
Принародно Ниточка отца называет, как и все, Профессор, д а в а я
понять — на работе он ей не отец, а коллега. Ниточка уходит. Профес­
сор подзывает меня и Петра.
— Вам известно, что Аля женщина...— неловко начинает Профес­
сор,-— красива, привлекательна, но забудьте, что она женщина... то есть
поймите меня правильно. Д л я меня Алевтина священная память об
учителе.
— Ш а р м а н - а ж у р , Профессор! Будь спокоен,— в тон высокопарно
отвечает Петр.— Но предупреди девочку, чтобы не заигрывалась и глаз­
ками но моргала. А то я слабый на бабьи глазки. Могу в ответ под­
моргнуть.
— Мы поняли друг друга, рад,— улыбается Профессор.
Мужской разговор рассчитан на Петра. Во мне Профессор не
сомневается: наверное, верит в мое ответное чувство к дочери. Д а , я
хорошего мнения о Ниточке. Р а д ее обществу. Выделяю среди других
женщин, в отличие от большинства из них она неразговорчива, но мол­
чание выдает не внутреннюю пустоту, а глубокую рассудительность.
Но несмотря на особенное и доброе к ней отношение, влечения, как
к женщине, не испытываю. Так что Профессор на сей счет ошибается.
— Не человек я разве, чего бы не понял?— неожиданно обиделся
Петр. Его трудно понять, по как ни странно, обиды Триногина бес' причинные.
В нашей экспедиции он человек случайный. К а ж д ы й теплый сезон
в северных краях моет золото. Но в нынешнем году что-то не слади­
лось со здоровьем, приболел весной пневмонией и отбился от стара­
тельской артели. Временно пристроился лаборантом в нашу лаборато­
рию. Петр основной специалист по раскопу, извлекает вещественные
61

источники с простотой мастера, не нанося ни малейшего п о в р е ж д е н и я .
Профессор относится к нему двояко, с одной стороны, как к профессио­
налу, высоко ценя золотые руки Петра, умение из топора сварить ка­
шу; с другой — коробится от его беспардонной прямоты, резкости и
непочтения. Но при появлении Ниточки бесшабашные, хмельные г л а з а
Петра становятся таинственно-печальными и добрыми.
— Что вы! Что вы! В чьей-чьей, а в вашей порядочности я не сом­
невался никогда,— з а м а х а л руками Профессор.— Этот разговор так,
для успокоения совести.

III
Алевтину привез Профессор на мотоцикле. Мне показалось, М а р ­
тов хотел встретиться с ней без свидетелей. Л ю б о е ж е л а н и е он облекает
в жизненно необходимую категорию. Ж и з н е н н а я необходимость дик­
товала ему встретить дочь а к а д е м и к а , нам составить каталог вещест­
венных источников, обнаруженных на Тальтинской стоянке. К а ж д о м у
своё!
В Алевтине удивительно сочетались гибкость, пластичность, уве­
ренность, нерасторжимость, свойственные ж е н щ и н а м , верящим в из­
бранность. Она явилась не гостьей, а хозяйкой. Ч ь я она дочь — акаде­
мика пли простого смертного — дело десятое. Вне привходящих об­
стоятельств она всегда хозяйка.
Алевтина поцеловала Ниточку, что-то долго нашептывая той на
ухо. Ниточка с л у ш а л а любезно-настороженно. Меня новоявленная хо­
зяйка ласково потрепала по щеке, заметив: « Н а с л ы ш а н а , наслышана
о замыслах. В письмах Профессора речь только о них, по дороге мы уже
успели обсудить твои идеи». Петру она с к а з а л а : «Это судьба, что вы Е
нашей экспедиции, в погребении обязательно обнаружим золотые слит­
ки. Теперь нам предстоит стать богатыми». На Петра ее слова не про­
извели никакого впечатления, и, как мне показалось, она вообще не
стоила триногинского внимания.
З а т о Профессор от ее слов, жестов, манер был без у м а . Он без­
ропотно позволил занять ей главенствующее положение в э к с п е д и ц и и
предоставляя ей право последнего слова и суждения. А это так не­
свойственно и противно его привычкам. Вечером нас ж д а л стол, пол­
ный яств. П р е ж д е в меру расточительный Мартов был не в меру щедр.
В нем совершались видимые внутренние и внешние перемены. Просвет­
лели глаза, расправились на лице морщины. И вдруг стало заметно,
какие у него подвижные кисти рук, нервные, небрежные. Он готовился
произнести тост, долго собираясь с мыслями.
— Пользуясь присутствием в нашей экспедиции Алевтины Строкатовой, по праву ученика ее отца, выдающегося а к а д е м и к а , чуткого че­
ловека, отмечу, труды академика перевернули, потрясли, ошеломили
археологическую науку, человечество собственными г л а з а м и увидело
далеких предков. В руках отца Али...— рассыпался Профессор, слегка
прикасаясь к локотку Алевтины,— тени предков обрели плоть, облик,
ожили под пронизывающим глубину истории взглядом мастера, стали
произведениями искусства и неоценимым свидетельством человеческого
прошлого. Я надеюсь, что и на Тальтинской стоянке все, к чему прикос­
нется рука дочери, обретет такое ж е славное бессмертье.
— П р е ж д е всего моя рука прикоснулась к вам, Герман Михайлов
вич,— лукаво откликнулась Алевтина.
— Д о л г о жить, Профессор,— подхватил Петр, он изнывал от тос­
ки, д е р ж а в руках неотпнтый стакан коньяка.— Будем живы — не по­
мрём. Помянем а к а д е м и к а и его дохлых дикарей.
Триногин крякнул, коньяка в стакане как не бывало. Профессора
обескуражила бесцеремонность Петра. Но Алевтина точно не з а м е т и л а
62

смущения М а р т о в а . Медленными глотками, не прерываясь, процедила
сквозь зубы ту ж е дозу, что и Триногин, принимая негласный, но дерз­
кий вызов л а б о р а н т а .
— Тебе бы еще работать, к а к пить,— цены б не было. З а к у с и ма­
лосольным...— Он грубо, по-мужицки разломил на две половины огурец,
чуть меньшую долю протянул Алевтине, побольше — Ниточке, которая
лишь прикоснулась губами к коньяку.
Меня не трогала их перепалка. З а н и м а л о другое: какие отношения
сложатся между мной и Алевтиной, и, хотя не находил определенного
ответа, в ы з р е в а л а приглушенная мысль, что они будут, эти отношения,
счастливые или несчастливые, но непременные и обязательные. Я дога­
дывался, в жизни Алевтина умна настолько, что вряд ли кто предпола­
гает истинную силу и глубину ее ума. А это позволяет ей у п р а в л я т ь
людьми: и сильными, и слабыми, и умными, и глупыми, и проницатель­
ными, и недалекими, и даровитыми, и бездарями.
— Я очень тронута добрыми словами о папе,— правила застоль­
ем гостья.— И хочу отблагодарить за них,— она достала из чемодана
темную пузатую бутылку.— Ямайский ром. Пять лет н а з а д к папиному
юбилею прислал профессор из лаборатории антропологии методическо­
го университета Аляски мистер Вест. К сожалению, папа не д о ж и л до
шестидесятилетия. Но он был бы р а д распить эту бутылку здесь. На
Тальтинской стоянке он бывал чаще, чем на других, и более полная
галерея первобытных типов собрана здесь.
— Припоминаю, припоминаю,— грустно подхватил Профессор.—
Н е з а б ы в а е м о е время. Последний могильник мы вскрывали вместе, а в
погребении обнаружили нефритовое кольцо. Академик, как ребенок,
р а д о в а л с я находке и без конца повторял: «Надо верить приметам древ­
них, без оснований они бы не назвали нефрит счастливым камнем. Это
знамение древних. Мы должны доказать, что на Тальтинской стоянке
з а р о ж д а л и с ь первые государства».
— П а п а , без воспоминаний,— оборвала отца Ниточка.— Р а з ака­
демик хотел выпить этот ром здесь, нальем немного и ему и выпьем
сами. Представим, что он ж и в и сидит за нашим столом,— и она р а з ­
лила ром в стаканы, а один стакан — символический, д л я академика
Строкатова — поставила в центр стола.
Мы выпили и долго не решались заговорить. Наконец, Петр Трчногин, самый нетерпеливый, поднялся из-за стола и чего-то ради при­
нялся р а с ш а р к и в а т ь с я , извиняясь, что придется покинуть компанию,
сельские мужики п р и г л а ш а л и в ночь на реку — лучевать тайменя. Чего
уж раньше с Петром никогда не случалось, т а к попыток хотя бы маломальски объяснить собственные действия, ж е л а н и я , поступки.
Немного спустя ушли Профессор и Алевтина. П о д ы ш а т ь свежим
воздухом,— с к а з а л Профессор, как всегда, облекая в неизбежную и не
обходимую категорию.
Ниточка убирала со стола. Я не помогал ей. Б е з дела сидел на
скамейке.
— П о л н а я гармония. Все живое в мире стремится разбиться на
пары,— я философствовал, витийствовал, в общем лез из кожи, в душе
потешаясь над М а р т о в ы м .
— Расстроился ты, К е ш а ?
— С чего расстраиваться-то?
—- Ты с Али глаз не сводил, а она, между прочим, на тебя и не
глянула. Ушла с Профессором, не с тобой.
— Ушла, т а к у ш л а . Мне ни ж а р к о , ни холодно.
— Н е п р а в д а , Кеша, и ж а р к о , и холодно. Ты ж е ни в чем уступить
Профессору не хочешь. Везде ж е л а е ш ь быть первым и единственным.
А сегодня первым и единственным тебя не признали. Вот и беленишься,
63

злобишься, муча...— Ниточка осеклась на полуслове. Н а ее лице я уви­
дел испуг, какой бывает от ненужных, нечаянно сказанных слов, и по
всему лицу пролегла бледная тень, точно след глубокой внутренней
боли.
Ниточка не была наделена ранней и поспешной красотой, но в ней
таилась исключительная привлекательность, д е л а ю щ а я женщину зага­
дочной, милой, желанной, но не для всех, а д л я тех, кто может оценить
и понять глубину внутреннего просветления. Мне показалось удиви­
тельным, почему я не мог рассмотреть ее раньше, когда она была един­
ственной женщиной в нашем обществе, а по-настоящему увидел только
при появлении еще одной женщины, красивой, яркой, броской, уверен­
ной.
Мне уже не хотелось ни философствовать, ни витийствовать. Мы
сидели молча, каждый д у м а л о своем, произносили ничего не з н а ч а щ и е
слова, тут ж е з а б ы в а л и их. Л за окном — чистое, пронзительное небо,
мерцание звезд, свет луны, робко скользящий по верхушкам сосен. Н е
знаю отчего, но я позавидовал людям, что были до нас на этом месте
тысячи лет н а з а д . Их мир был суровее, но яснее, и если судьба и при­
рода играли ими, то они сами никогда не играли судьбой и природой,
не искушая ни себя, ни прародителей своих.
За полночь возвратились Профессор и Алевтина. Было что-то по­
стыдное в их ночном уединении. Возникли напряженность, недоверчтельность. Совсем некстати Профессор предложил выпить на сон гряду­
щий. Д о л г о и высокопарно р а с с у ж д а л , но что-то недоговаривал, что-то
оставлял неясным, на что-то многозначительно намекал. Мы выпили —
и разошлись, избегая взглядов и лишних разговоров.
Под утро пришел Петр. Я притворился спящим, остальным не нуж­
но было притворяться. Л а б о р а н т бросил на стол со следами недав­
него пиршества огромную рыбину. Слил из стаканов и бутылки остатки
ямайского рома. Покрутил в руках символический стакан для акаде­
мика Строкатова, но из него пить не стал. Стянул рыбацкую хламину,
лег поверх одеяла, заснув прежде, чем тело прикоснулось к постели.
Я подумал о нем: «Безмятежный человек, живущий в безмятежном ми­
ре». Больше меня ничто не тревожило.
Воистину: проснись и удивляйся! Рыбина, принесенная Петром,
превратилась в начинку огромного пирога. Триногин, похмельный и рас­
терянный, хмуро стоит па коленях и точно з а к л и н а т е л ь бормочет:
—• Таймешек-то, таймешск-то... Н и к а к полпуда и... гляди-ка, очи­
стили, отчихвостили... в момент, под самые ж а б р ы , под самую печенку.
Язви его, бога рыбьего, мордастого, шалопутного. Полночи душу мотал.
И з м ы в а л с я ! Едва-едва хвост не п о к а з а л . Не нырни за ним да не при­
жми к камню, поминай как звали...
Хотя и потирала спросонья глаза дочь а к а д е м и к а , вид непонимаю­
щий принимала, отрекалась от содеянного, но кому не ясно, чьих рук
угощение из тайменя. Нет, не забылось не к случаю сказанное: «Ра­
ботать бы тебе, как пить».

IV
Р а с к о п а л и погребение. Триногина обуяла горькая ирония:
— Н а ш л и з а б а в у : упокойников из земли дергать. Д а чтоб над
моими костями через тыщи лет какой хлюст измывался? Д а не будь
я Петром Трипогиным, не бывать этому... Едва почую смерть, сразу в
медицинский институт, в анатомку. Так-то и так-то... на днях помираю.
А пока не помер, продаю собственноличный организм. Вот мое тело,
подписываю договор на куплю-продажу, гоните взамен пять т ы щ . И
ш а р м а н - а ж у р ! Хотите — режьте, хотите — ешьте, хотите —- в спирт\'
маринуйте. Но пока мало-мальски жив, позвольте последний разгул для
G1

души и тела з а к а т и т ь . Л ю т о погулять. В один присест пять т ы щ в мед­
ный пятак перевести. Медный пятак про запас, на т р а м в а е до анатомки
добраться и рассчитаться за последний в жизни аванец.
Нехитрые мысли высказал Петр, а поползли по телу мурашки. Ког­
да речь заходит о перемещении в мир иной, никогда не д у м а е ш ь о про­
стоте и наивности печального откровения, к а ж е т с я оно печальной вер­
шиной человеческого бытия. При различии в интересах, темпераменте,
образовании, мироощущении в этом случае люди хорошо понимают друг
друга.
— Не утрируйте, Петр, не кошунствуйте над собственным телом.—
Профессор всегда умеет остаться на высоте положения.—• Кто нагово­
рил такую ересь — за человеческое тело д а ю т пять тысяч? Невежест­
венная бессмыслица. Запомните раз и навсегда: мы не дергаем из зем­
ли упокойников, как изволили выразиться, а занимаемся проблемой:
чьими предками были люди, некогда обитавшие в районе реки Тальты. Какие испытывали влияния. Определяем историю развития мате­
риального производства, изучаем историю развития первобытной фило­
софии. Понятны теперь цели и задачи экспедиции?
— Чего не понять-то. Яснее ясного,— согласно кивает Петр, но до­
б а в л я е т : — А тело свое я все равно з а п р о д а м . Хоть не за пять тыщ, а
запродам... Хоть по дешевке, а запродам...
— Ваша воля,— видя бесперспективность убеждения, не стал спо­
рить Профессор,— воля ваша...
Подошли Ниточка и Аля. Они возвращались с реки.
— О чем спор?—спросила Алевтина. Они с Ниточкой с л ы ш а л и
часть разговора между Петром и Профессором.
— О жизни. Смерти. Бренности,— ответил Профессор.
— Ну, и что есть жизнь? Что есть смерть? Что есть бренность?—
принялась иронично допытывать Алевтина.
— Ж и з н ь — торжество разума природы, смерть — торжество ее
безумия. Бренность? Тут я не силен. По этой части специалист Инно­
кентий. Спросите у него,— Профессор красиво-изощренным ходом пре­
доставил мне право ответить на вопрос, который кого угодно выставит
в дураках.
—• Бренность — попытка определить, что такое есть жизнь и что
такое есть смерть,— пытаясь быть безразличным, ответил я.
Уступить в чем-либо Профессору в присутствии Алевтины пред­
ставлялось унизительным и постыдным. П р е ж д е расхождения с Марто­
вым были делом амбиции и престижа и споры не приносили обид, с
приездом Алевтины в них таился раздор, уязвлялось самолюбие. Про­
фессор сделал вид, будто реплику не заметил. Алевтина кокетливо по­
вела плечами. Ниточка наклонила голову, т а к чтобы не встретиться
с кем-нибудь г л а з а м и . Только Петру не было никакого дела до психо­
логических тонкостей. Р а з р е ш и в все свои научные проблемы, он ушел
рыбачить.
У Профессора с Ниточкой появились семейные заботы, они заня­
лись ими. Я впервые остался с Алевтиной с глазу на глаз. А день
еще был долог...
— К а к называется остров?—спросила Аля, кивая в сторону суши
посредине реки длиною метров в триста пятьдесят, шириною — семьДесят-восемьдесят.
— Безымянный. Таких на реке много.
— Все безымянные?
— Выше, за скальным мысом, три островка называют Л о с я т а м и .
— Все три?
— Да.
— Там живут лоси или жили?
5. «Байкал» № 2

03

— Не ж и в у т и не ж и л и . Если посмотреть на острова с вершины
мыса, то они напоминают головы лосей.
— А этот остров тебе ничего не напоминает?
— Нет. Остров как остров, от других не отличается.
— Значит, ничего с ним не связано,— А л я не договорила, к а ж е т с я ,
не случайно. Видимо, в ее воображении остров с в я з ы в а л с я с тем, что
на нем между мной и Ниточкой что-то произошло. Только не ясно:
радуется она своей ошибке или нет. Есть ж е н щ и н ы , не позволяющие
другим понять их до конца. Алевтина из их числа. Н о что она? Т а й н а ?
Прихоть?
— Пока с островом у меня не связано ничего...— двусмысленно
ответил я, н а ж и м а я на «пока».
Аля попыталась посмотреть в мои г л а з а . Я и з б е ж а л в з г л я д а . Она
тоже р а з г а д ы в а л а меня.
— Все равно острову надо придумать имя,— наставительно ска­
з а л а Аля.
— Н а з о в е м именем твоего отца. Он часто б ы в а л здесь, наверняка
обследовал остров.
— Остров а к а д е м и к а Строкатова? Нет, отец з а с л у ж и л большего.
Н е нужно р а з м е н и в а т ь с я . Именем папы н а з в а н а улица. Это лучше, чем
остров, который открыл не он.
— Тогда твоим именем — «Алевтина».
— Но там не ступала моя нога.
— Поправим хоть сейчас. Переберемся туда. З д е с ь речку перехо­
дят вброд.
Когда она, з а к а т а в брюки выше колен, вошла в воду, я заметил,
как ее ноги п р о ж г л о холодом. П р и б л и ж а л а с ь осень. Холодные ночи
выстудили реку. Вода о б ж и г а л а .
—• Я не дойду до острова, ноги — ледышки,— с к а з а л а Аля.
Она ничего не т р е б о в а л а , но я взял ее на руки.
Выбравшись на остров, я медлил отпускать ее, привлек к себе,
намереваясь поцеловать в губы, но Аля выскользнула
из рук, сама
кокетливо и игриво поцеловала меня в щеку. Это был поцелуй, который
ни к чему не обязывает, ничего не обещает и з а б ы в а е т с я в ту ж е ми­
нуту.
— Спасибо за доставку,— с к а з а л а она, п о п р а в л я я волосы.
— Д а - д а . . . Ничего. <Не стоит.
— Ты всех переносишь на остров? И Ниточку?..— Аля иронизиро­
вала, но с п р а ш и в а я о Ниточке, она невольно в ы к а з а л а ревность, кото­
рую ж е н щ и н ы никогда не осознают, но п р о я в л я ю т и в случаях, когда
сами не строят никаких видов.
— Только тебя,— я у м ы ш л е н н о подчеркнул исключительность си­
туации, но с р а з у чего-то испугался, принялся оправдываться.— Р а н ь ш е
вода в реке была теплее. И вообще-то на острове нечего делать, на нем
никто и никогда не о б н а р у ж и в а л вещественные источники. Есть вер­
сия, что древние не ступали на этот остров, считали его местом обита­
ния з л ы х духов.
—' А зачем ж е мы здесь, р а з на острове нечего делать?
— Н е з н а ю . З а ч е м ж е мы з д е с ь ? — я что-то припоминал. Ведь
была определенная цель. Н а к о н е ц вспомнил.— Мы ж е хотели д а т ь ост­
рову имя.
— Это м о ж н о сделать и на стоянке.
Я попал в неловкое положение, не считает ли Алевтина, что на уме
у меня — дурное и мое поведение, разговоры — составная часть дурно
задуманного д е л а .
—' Н е будем углубляться. Посидим здесь, на виду. Место хорошо
просматривается из л а г е р я .
(

66

— Почему не б у д е м ? — к а п р и з н о возразила
Аля.— О б я з а т е л ь н о
осмотрим остров.
Новое предположение, противоположное первому, возникло у меня:
не требует ли она большей решительности и предприимчивости.
— Ты не боишься?
—• Что, на острове в о л к и ? — з а с м е я л а с ь Аля.
— Волков нет, но я все-таки... мужчина!
— Ты не сделаешь со мной ничего. И никто со мной не сделает
того, что мне не нужно.
Я понял, в отношениях между мужчиной и женщиной она взрос­
лее и искушеннее меня и эти отношения никто ей не может диктовать,
в любом случае диктует она, и только она, имеют значение лишь ее
желания, и только ее. Аля старше меня на четыре года, но иногда она
кажется женщиной, все познавшей, умудренной, прошедшей огонь, во­
ду, медные трубы. И веришь этому ощущению безотчетно, не зная,
где и отчего оно зародилось. Но в другие минуты не з а м е ч а е ш ь ничего,
кроме непосредственности детской и открытой, непосредственности де­
вочки, не только не ж е л а ю щ е й , но и страшащейся догадаться о сокро­
венном и запретном. И этому ощущению веришь т а к ж е безотчетно,
как и другому, совершенно противоположному.
— Д о л г о пробудешь в экспедиции?— я судорожно искал другую
тему для разговора.
— Поживем — увидим...
— Тебя пригласил Профессор?
— Д а . Но суть не в этом. Н а Тальтинской стоянке я надеюсь со­
брать основной материал для своей работы.
— В чем стремишься убедить человечество?
— Все люди братья!
— Оригинальная мысль! К а к ты ее интерпретируешь!
— Надеюсь, тебе знакома точка зрения, что человеческая ж и з н ь
з а р о ж д а л а с ь на одном материке, вероятно,— евроазиатском. У всех
нас, ныне живущих, общие прародители. Объективные условия д л я за­
рождения
жизни могли возникнуть на очень ограниченном участке
земли. Не исключено, первые человеческие существа появились в райо­
не реки Тальты, отсюда мигрировали на американский и африканский
континенты, после разбрелись по всему свету. Я видела коллекции аме­
риканских археологов, сравнивала с коллекциями отца, собранными
на Тальтинской стоянке, и о б н а р у ж и л а очень много общего, и с точки
зрения антропологии: тождественное строение черепов первобытных лю­
дей, и с точки зрения развития материального производства: один и тот
же способ обработки орудий труда, схожие формы керамических из­
делий, ножей, топоров, наконечников.
— Н е все равно людям, где зародилась жизнь. В Америке? В Ев­
разии? В Африке? Что было, то было. Прошлое не поправишь. Наука
должна д а в а т ь людям представление о будущем.
— Хочешь осчастливить грядущие цивилизации, избавить от муче­
ний эволюции?
— Хочу найти идеальную модель развития человеческого обще­
ства.
— А отдельный человек будет счастлив в идеальной модели?
— К а ж д ы й человек... Я не д у м а л об этом. Человек и человечест­
во — понятия разные.
— А ты подумай о каждом человеке. О мне, о Ниточке. Представь,
что мы из новой цивилизации. И вдруг обе полюбили одного человека,
хотя бы тебя. Будем мы обе счастливы?
— Причем здесь любовь? Ты подменяешь объективные историче­
ские категории какой-то чепухой. Нынешнее человечество д о л ж н о со­
хранить знания, интеллект, опыт,— я пытался говорить тоном человека,
67

не сомневающегося в правоте, но в общем-то был растерян. Алевтина
поставила под сомнение все, чему я собирался посвятить ж и з н ь . Она,
как и Профессор, не принимала идею бесконфликтного развития циви­
лизации, не считала ее целесообразной. Н о неприятие Али отличалось
от неприятия М а р т о в а , она не принимала идею не по общественным,
а по личным соображениям, ее волновали не столько судьбы мира,
сколько — собственная судьба. В спорах с Профессором я привык мани­
пулировать абстрактными категориями и всегда находил аргументы в
защиту своей теории, но Аля земной корыстью выбила из-под моих
ног привычную вселенскую почву, и я не мог найти более или менее
убедительного земного довода в пользу теории рационального развития
цивилизации. К а к просто иногда увидеть и разрешить судьбы многих
народов, человечества, мироздания, но нет ключа, универсальной от­
мычки, которая подходила бы к к а ж д о й человеческой судьбе, горькой
или радостной, великой или ничтожной, известной или забытой, прош­
лой или
будущей.
Мы так и не нашли общий язык. Аля это почувствовала.
— Пора в о з в р а щ а т ь с я , заждались...
— Когда ждут, нужно в о з в р а щ а т ь с я ? — спросил я, но не настойчи­
во, как бы между прочим.
—- Если ждут, то нужно,— Аля ответила с усмешкой, но голубые
широко открытые г л а з а не смеялись.

V
Смотрю в окно. Беспризорными, р ы ж и м и листьями разбрасывается
осенний лес. Красива, до беспощадности красива в эту пору природа.
Но так у ж откликается сердце: чем ярче и откровеннее красота, тем
больше переживаний и страданий заключено в о б л а д а т е л е ее, будь тз
человек или гармония, н а з ы в а е м а я природой. Это безвозмездно-печаль­
ная красота. И бесстыдная. Уходящий не боится осуждения.
Все ч а щ е и ч а щ е приходится бывать одному. Профессор предпочи­
тает общество Алевтины, у ж е не преследует назойливой опекой, не
стремится составить компанию, а по возможности уходит от лишнего
общения и разговоров. Ниточка т о ж е избегает меня, но по причине
иной — боится стеснить, показаться навязчивой. Что касается Петра,
то тому вообще ни до кого нет забот, был бы клёв да сто граммов на
похмелье.
Я становлюсь злым, замкнутым, р а з д р а ж и т е л ь н ы м . Актер из ме­
ня никудышный, мне не удается скрыть ревности к Алевтине, беспри­
чинно огрызаюсь, не ко времени ядовито шучу. А тут т а к некстати я
стал случайным свидетелем разговора Али и Профессора, доверитель­
ного, с фамильярностью, допустимой только между близкими людьми.
П о случайности они меня не заметили. Я стоял у окна, за ширмой.
— Алечка, я написал письмо ректору университета, прошу старика
продлить работу экспедиции на неделю-другую. Он не откажет. Ты
не п р о т и в ? — т о н Профессора просительный, и продлить или не про­
длить экспедицию зависит не от решения ректора, а от решения или
каприза Али. Готовность Профессора подчиниться капризу несомненна.
— Ты отправил письмо?— с п р а ш и в а е т Алевтина.
— Нет,— отвечает Профессор.
— Когда отправишь?
— Все зависит от твоего решения.
—• Я не против, Герман. Если хочешь, чтобы я з а д е р ж а л а с ь , сде­
л а ю , как тебе надо...
Ревность, обида, стыд за то, что я стал ненужным свидетелем чу­
жого разговора, оглушили меня, я не мог придумать способ, как до­
стойно и правильно вести себя: выдать присутствие или затаиться?
03

Выходит, затея с продлением экспедиции сначала на месяц, теперь
еще на какое-то время не научная необходимость, а всего лишь личные
интересы, планы, прихоть, подчиненные одной цели Мартова — продлить
отношения с Алевтиной Строкатовой. Решения мои не были продуман­
ными, но импульсивным}!, недобрая сила у п р а в л я л а мной, и власть
ее была безудержной. Пусть Профессор и Аля знают, видят, что я —
свидетель их разговора, пусть испытают неловкость и стыд.
— Вы не ошиблись, Профессор. Ректор не смеет отказать,— я
в а л ь я ж н о выхожу из укрытия, потешаясь растерянностью невольных
обидчиков.— Вам никто не откажет. А отчего не з а д е р ж а т ь с я на неде­
лю-другую во имя высоких идеалов науки.
— Как, вы здесь?— удивленно вскрикивает Профессор, густые се­
деющие брови взлетают вверх.
— Прискорбно, но здесь. К а к говорил один умный древний чело­
век: живу, корплю, дышу, надеюсь.
— Что за обличительных экстаз? Чем это я мог вас т а к разоби­
деть!— голос Профессора построжал.
Аля улыбнулась холодно и насмешливо, бросив едва уловимый
взгляд на Профессора, в ы р а ж а я тому полное ободрение. Я перехватил
взгляд, Алевтина вызывающе смотрела на меня: «Ну-ну, какой еще
отмочишь номер». Она смотрела с любопытством бесстрастного иссле­
дователя, разглядывающего в микроскоп незнакомое насекомое, назна­
ченное
природой для потехи и удивления.
— Какой толк в неделе?— продолжаю я ломаться.— Д о зимы бы
задержаться — курганов-то сколько еще не раскопано, может, самых
ценных. Д о зимы, а?..
— Умница,— поддерживает Алевтина,— задерживаться, так до зи­
мы. Перспективный материал из рук упускать непростительно,— и к
Профессору обращается: — Герман Михайлович, а что, о предложении
Иннокентия надо подумать. Д о зимы, так до зимы, у нас время терпит,
а Иннокентия пора на учебу. Подходит?
— Подумаем... Подумаем...— бормочет Профессор, будь его воля,
так высек бы меня за шалопайство, чтобы неповадно было фиглярни­
чать, да нет у него такой воли.— Вряд ли поддержат нас. К концу года
фонды кончаются, кто финансировать станет? Исчерпаны лимиты, ис­
черпаны...
— А за свой счет, Герман Михайлович?— вношу предложение.
— Подумаем, я же с к а з а л , подумаем.— недовольно
перебивает
Профессор.
— Подумайте, Герман Михайлович. Подумайте...— кротко поддер­
ж и в а ю я, демонстрируя безропотное смирение и предупредительность.

VI
Не до зимы, но время работы экспедиции продлили — на д в а д ц а т ь
три дня. От кого зависело то решение, мудростью, корыстью ли продик­
товано? Знал бы неведомый распорядитель, что не работе срок отпу­
стил, а раздору, его непримиримым началом стала Алевтина Строкатова. По причудливой странности она никому не была ненавистной или
неприятной, отношение к ней у меня, Профессора, Ниточки и д а ж е Пет­
ра было доброе, хотя и по-разному доброе.
А рука у Алевтины о к а з а л а с ь счастливой. В одном из раскопов
она обнаружила фрагменты глиняных сосудов. Сами по себе керами­
ческие черепки не представляли ничего примечательного. Обычные
остатки быта древних людей. Но они были обнаружены у представи­
телей культуры .существовавшей, по мнению Профессора, десять тысяч
лет назад. Ранее на евроазиатском материке возраст древнейшей кера­
мики, обнаруженной археологами всех школ, стран, научных направле69

ний, о п р е д е л я л с я т р е м я т ы с я ч а м и лет. Если ч е р е п к а м действительно
десять тысяч, то Профессор не сомневается, что он подвергнет полному
пересмотру п е р и о д и з а ц и ю культур. Ч е р е п к и ж г у т руки. Профессор сго­
р а е т от нетерпения н а п р а в и т ь
м а т е р и а л ы на а н а л и з с п е ц и а л и с т а м .
Ш и р о к о , ослепительно у л ы б а е т с я судьба и Алевтине. Если гипотеза
М а р т о в а верна, то к а к з н а т ь , не у истоков ли человеческой ж и з н и
находится она сейчас, не здесь ли первые р а з у м н ы е существа появились
на з е м л е , не отсюда ли н а ч и н а л с я их путь к огню, к а м н ю , ж е л е з у , ин­
квизиторским кострам, пороху, печатному слову, т ю р е м н ы м з а с т е н к а м ,
ж е л е з н о й дороге, пенициллину, электричеству, электрическому стулу,
атому, атомной бомбе, космосу... Она получит п р а в о па гипотезу, кото­
рую никто не с м о ж е т окончательно опровергнуть или б е з а п е л л я ц и о н н о
подтвердить. В археологии достоверной и н ф о р м а ц и е й о б л а д а ю т т о л ь к о
те свидетели, которые молчат. М е р т в ы е поколения могут в ы з в а т ь спор
ж и в ы х , но не в м е ш а т ь с я в него, д а б ы рассудить п р а в е д н ы х и з а б л у ж ­
дающихся.
— Иннокентий Константинович,— подчеркнуто о ф и ц и а л ь н о обра­
щ а е т с я М а р т о в , — з а в т р а вы летите в Ригу. К доктору К а л н и н ь ш у . В его
л а б о р а т о р и и надо с д е л а т ь р а д и о - к а р б о н о в ы й а н а л и з . Н е о б х о д и м о сроч­
но получить п о д т в е р ж д е н и е о в о з р а с т е к е р а м и к и . Срочно! О команди­
ровке не беспокойтесь, я все устрою, позвоню на к а ф е д р у — и полный
порядок. Н е против скоротать время на р и ж с к о м в з м о р ь е ? — Профессор
от удовольствия щ у р и т г л а з а , п о к а з ы в а я всем видом, к а к а я р а й с к а я
ж и з н ь о ж и д а е т меня.— К а к бы я хотел осенью побывать в Р и г е . З а ­
д у м ч и в ы е море, погода, л ю д и . П р е л е с т н ы й мир р а з д у м и й . З а в и д у ю
вам, Иннокентий Константинович, завидую...
«Бойтесь д а н а й ц е в , д а р ы приносящих». Чего будет стоить профес­
сорское великодушие, которое тот р а з ы г р ы в а е т настолько искусно, что
сам не з а м е ч а е т игры, а искренне верит в т в о р и м у ю б л а г о д е т е л ь . Н е
он, не Алевтина — с а м ы е з а и н т е р е с о в а н н ы е в а н а л и з а х к е р а м и к и люди
и с в я з ы в а ю щ и е с ней д е р з к и е н а д е ж д ы , а простой м л а д ш и й научный
сотрудник Иннокентий Константинович, безвестный страстотерпец ар­
хеологии, п о л у ч а ю щ и й в о з м о ж н о с т ь волей М а р т о в а за здорово ж и в е ш ь
тянуть из соломинки в р и ж с к и х б а р а х искристые коктейли, пить пиво
с к р е в е т к а м и и и з н ы в а т ь от з а т я ж н о г о , томительного д о ж д я . Я пони­
маю самое с т р а ш н о е : не отречься мне от д а р а , никогда не найти сколь­
ко-нибудь благопристойного повода, п о з в о л я ю щ е г о о т к а з а т ь с я от поезд­
ки; единственное, что остается, т а к это немедля в ы р а з и т ь Профессору
душещипательную благодарность.
— Д а в н о мечтаю п о б ы в а т ь в Р и г е . Спасибо, П р о ф е с с о р .
— Иннокентий, я не все с к а з а л , — н а с т о р о ж е н н о у л ы б а е т с я М а р ­
тов. Н е сомневаюсь, сейчас преподнесет очередной сюрприз. Профессор
боится, к а к бы я не пресытился, поэтому о д а р и в а е т через небольшие
п р о м е ж у т к и времени.— Вы поедете в к о м а н д и р о в к у с Анюткой.
П о д а р о ч е к ! С а м о п р о и з в о л ь н о р а з м ы к а ю т с я челюсти.
Ненависть,
беспричинная, б е с т о л к о в а я , п о я в л я е т с я и к Н и т о ч к е , точно она, а не
П р о ф е с с о р — средоточие моих т е р з а н и й и унижений. Н о я о б я з а н рас­
с ч и т ы в а т ь с я за профессорское в е л и к о д у ш и е . Р а з о б я з а н , то рассчиты­
ваюсь.
— Спасибо, поедем вместе с Анюткой.
— Иннокентий,— п р е д у п р е ж д а е т М а р т о в , — я в а м д о в е р я ю самое
дорогое из всего, что н а ж и л за пятьдесят лет. П о й м и т е меня и свою
ответственность.
— Все будет хорошо, Г е р м а н М и х а й л о в и ч .
— Н е сомневаюсь, успеха в а м , — М а р т о в п о ж и м а е т мне руку про­
чувственно, с неподходящей его годам старческой сентиментальностью,
мышцы на лице беспомощно р а с с л а б л е н ы .

70

З а в т р а мы с Ниточкой улетаем в Ригу. Профессор и Аля остаются
на Тальтинской стоянке. П о логике вещей все д о л ж н о быть наоборот.
Но совместная поездка скомпроментирует М а р т о в а в г л а з а х общест­
венности, чего он никогда не допустит, к а к человек строгих правил и
приличий. Что ж, буду содействовать Профессору в соблюдении при­
личий и правил.

VII
В ы ж и д а ю минуту, когда смогу увидеть Алю с г л а з а на г л а з . Н е
сентиментальность и не ж а ж д а признания гложут. Д о л ж н о быть, это
последний разговор, когда я буду иметь на него равное право с Про­
фессором. Н е сомневаюсь, после поездки в Ригу такой разговор не со­
стоится, т а к что у меня последний шанс.
Наконец, д о ж д а л с я заветной минуты. Аля у реки одна. Полощет
белье. Не догадывается, что слежу за ней. Упругая, гибкая, склонилась
над водой. В земной заботе она раскованна, беззащитна, немудренно
извечное женское назначение — с о д е р ж а т ь в сытости, тепле, чистоте
себя и других. А л я , к а к и все женщины, стирает чуть грубовато, прини­
женно. Ноги расставлены широко, к а ш т а н о в ы е волосы расстрепаны.
расстегнуты верхние пуговицы кофточки, открытые грудь, плечи, руки
в л а ж н ы от брызг и пота.
Я з а х о ж у из-за спины, она не только не видит меня, но и з а б ы л а
о моем существовании. Растерянно, удивленно вскрикивает. В г л а з а х
непонимание. Что я? З а ч е м ?
— З а в т р а я уезжаю... мы уезжаем...— я не знаю, с чего начать
разговор, мямлю, сбиваюсь на к а ж д о м слове.
— А-а, с Ниточкой. Ну-ну, счастливо! — Аля отвечает точно по
принуждению, настороженно, в руках белье, она смущена, говорит
придавленно, глухо, г л а з а обреченно-растерянные.— Хорошо в
Риге
осенью. Когда мама и отец были ж и в ы , я с ними т а м о т д ы х а л а . П а п а
говорил: «Рига — город, в который нужно п р и е з ж а т ь на старости лет,
там легко умирать». А м а м а спорила с ним, у м и р а т ь тому легко, кто
легко ж и л , а после трудной жизни и смерть трудна. Д а чего хандрунагоняю? Привези из Риги что-нибудь на п а м я т ь .
— Что привезти?
— А-а, все равно... я всему буду р а д а . Н е р а з о р я й с я . Пустячок
какой-нибудь.
— Привезу.
— Вернешься, я тебе т о ж е что-нибудь п о д а р ю .
— Н е надо.
-— Н е хочешь от меня принять подарок? Отчего?
— Н е дари, т а к лучше.
— Тебе? Мне?
— И тебе, и мне...
— О ш и б а е ш ь с я , Кеша, не будет мне лучше,— и посмотрела Аля
в глаза с настойчивой требовательностью, к а к бы п р и к а з ы в а я не ре­
шать за нее, не д е л а т ь выводов. И просьба во в з г л я д е — откровенным
быть, почувствовала, что-то есть у меня за душой. «Есть, т а к в ы к л а д ы ­
вай, не играй в прятки. Н е девочка, понимаю»,— говорили ее г л а з а .
И я будто позволение получил з а д а т ь вопрос, мучивший и преследую­
щий меня в последнее в р е м я .
— Ты любишь М а р т о в а ? — негласно мне было позволено спросить
об этом, и я спросил. Аля не удивилась, точно наперед з н а л а , что я с
тем пришел.
— Отлюбила я, Кеша, отлюбила,— вздохнула Алевтина,— д в а ж д ы
отлюбила. Первый мой мужчина умер за три недели до свадьбы. П о д
71

ножом хирурга, сердце не в ы д е р ж а л о , а реанимацию сделать не успе­
ли, ну и не стало его.
Б о л ь у ж е была пережита, и Аля говорила спокойно, как о посто­
роннем, нечаянном. Н о меня поразило, почему она, к р а с и в а я , здоровая
ж е н щ и н а , любила человека больного и что ей д а в а л о силы любить его.
— Кто в т о р о й ? — л ю б о п ы т с т в о переходило границы приличия, но
Аля не смутилась, легким кивком головы д а л а понять, что не соби­
рается ничего скрывать. Она видела в моем любопытстве не пустое
и праздное развлечение, а ревнивое и болезненное восприятие, остав­
л я ю щ е е ранящий след и на моем сердце.
— Мерзавец. Подонок. Подлец,— отчетливо, к а к зачитывают при­
говор, выпалила Алевтина.
— К а к ? Почему?— я никак не мог согласиться с тем, что она спо­
собна вольно или невольно в том прошлом выборе отдать предпочтение
человеку порочному. Б ы т ь менее достойным ее внимания, чем какой-то
неизвестный подонок,— унизительно, и непристойно, и чувствительно
д л я самолюбия.
— Говорил мне о любви, да такие красивые слова, каких я никогда
не с л ы ш а л а , не читала ни в одной книге. За эти слова его могла по­
любить л ю б а я ж е н щ и н а . « Л ю б я тебя, я потерял возможность любить
всех других женщин, но это с а м а я радостная потеря». Я была без ума,
да и к а к а я девочка от т а к и х слов не потеряет голову. А потом бросил
меня, ничего не с к а з а в , не объяснив. Просто бросил. А когда бросают
просто т а к — э т о с а м о е страшное. Так, без причин...
Н у ж н о ли отгадывать Алевтину и знать, тайна она или прихоть!
Нелепость моих предположений очевидна, ибо суждения мои далеки
от истины. Беззаботность ее — с а м о з а щ и т а , п р и к р ы в а ю щ а я несправед­
ливую обиду. А все то, что п р е д с т а в л я л о загадку,— от женской расте­
рянности и з а т а и в ш и х с я недобрых чувств. В к а ж д о м человеке з а к л ю ­
чено то единственное и заветное, что понятно ему одному. И зачем она
открылась мне, впустила в свою жизнь? Н е сомневаюсь, нет ей проку
рассчитывать на мое участие, у ж то, что свершилось, не поправлю я,
не распутаю. Наверное, я просто у г а д а л минуту, когда необходимо
было открыться и обременить кого-то собственным прошлым. З н а е т
ли Профессор о ее нескладной любви? У меня ощущение, Профессор
посвящен в ее любовные д р а м ы , но не Алей, а людьми посторонними.
Слишком чрезмерна предупредительность к Алевтине, и говорит он при
ней так, будто боится с к а з а т ь неосторожное, неловкое слово и почти
никогда до конца не договаривает то, о чем принимается говорить.
— А теперь уходи и не п о к а з ы в а й с я сегодня на глаза,— Алевтина
не просит, а требует, чтобы я оставил ее. Я ухожу, а вдогонку слышу,
как она настойчиво просит: — А из Риги привези мне что-нибудь. Обя­
зательно привези. Н а п а м я т ь .

VIII
Рига. В л а б о р а т о р и и доктора К а л н и н ь ш а радио-карбоновым ана­
лизом определен возраст керамики — 8444 года. Если при повторном
а н а л и з е д а т а подтвердится, то наша экспедиция о б н а р у ж и л а самую
древнюю керамику в Е в р а з и и . Великие перспективы открываются перед
Германом Михайловичем М а р т о в ы м . Вот-вот на вратах славы будет
начертано его имя. Ниточка отправила отцу телеграмму, сообщив о
первом результате. Н а следующее утро пришло ответное послание.
Профессор п о з д р а в л я е т с успехом, отмечает наш в к л а д и позволяет
з а д е р ж а т ь с я в командировке на три-четыре дня. Он не упускает случая
проявить великодушие. Я не упускаю случая поглумиться над его свя­
тыми чувствами. Н е во всеуслышание, упаси бог, и тем более не при
72

Ниточке злорадствую и р а з о б л а ч а ю Профессора, про себя. И одному
человеку в командировке делать нечего, а тут — немыслимая щедрость,
два человека — его дочь и, чем черт не шутит, будущий з я т ь — в е з у т
керамические черепки из одного конца страны в другой. А на Тальтин­
ской стоянке сам Профессор остается с женщиной, к которой неравно­
душен. Остается без свидетелей, которые стесняли его. Триногин не в
счет. Когда Петр не при деле, на стоянке он редкий гость. Хорош гусь!
Хорош Профессор! Личные интересы прикрывает интересами науки.
Я один в номере гостиницы. Ветер с моря и вкрадчиво стучащий
в окно моросящий д о ж д ь сопутствуют унылым мыслям. Стук в дверь.
Входит Ниточка.
— Ты з а в т р а к а л ? — с п р а ш и в а е т она.
— Нет.
— Сейчас принесу плитку и приготовлю завтрак. П о д ж а р ю яични­
цу с ветчиной, сварю кофе.
— А ты з а в т р а к а л а ? — спрашиваю Ниточку.
— Я хочу п о з а в т р а к а т ь с тобой.
Если простота действительно свята, то Ниточка воплощение ее.
К а ж е т с я , она никогда не живет своими заботами. Судьбой и природой
ей дано предвосхищать и угадывать ж е л а н и я других. О ней не ска­
ж е ш ь : «Жить торопится и чувствовать спешит». Несуетная, неспеш­
н а я — в красоте, разговоре, ощущениях, заботах,— Ниточка, кажется,
ждет своего часа и верит в него. Но люди суетливы, поспешны и редко
когда замечают ее. Чтобы увидеть Ниточку, нужно отдохнуть от жи­
тейской бестолочи, осмотреться и забыть дела неотложные. Сейчас в
жизни выдалась небольшая передышка, и смотрю я на Ниточку, как
зверь в зоопарке смотрел бы на своих вольных собратьев. Она готовит
завтрак. Мне нравится ее опрятность и непринужденность. Удивитель­
нее, приметнее всего в пей шея, белая, трепетная, к а ж е т с я , прикоснись
к н е й — о н а надломится, как стебелек. Когда со мной рядом Ниточка,
я отдыхаю, с другими ж е ж е н щ и н а м и скоро начинаю чувствовать себя
уставшим, особенно глубока и опустошительна усталость после встреч
с Алей Строкатовой.
— Все, Кеша, готово,— Ниточка ставит на стол яичницу,— пора
завтракать.
— Будешь пить пиво?— я достаю бутылку хереса.
— Буду, только налей мне в вино воды.
Я приношу воду. Ниточка на две трети наполняет ею стакан, до­
бавляет несколько капель вина, мне наливает вина столько же, как
себе воды.
— З а что пьем?— спрашиваю я.
— К а ж д ы й за свое. Ты — за свое, я — за свое.
— Я выпью просто так.
— Тогда и я выпью просто так.
Мы выпили. Вспомнилась Алевтина. М о ж е т быть, и она сейчас
пьет вино с Профессором.
— Мне кажется, ты пил не просто так,— Ниточка задумчиво смот­
рит в окно,— а за Алю.
Какие у нее глубокие глаза, печальные и добрые. В них не уви­
дишь, где рождаются и где умирают печаль и доброта, глубина их бес­
предельная.
— Д а , я вспомнил ее, но пил не за нее,— меня не удивляет догад­
ливость и проницательность Ниточки; я верю ощущению: Ниточка з н а ­
ет обо мне больше, нежели я сам, и понимает меня лучше, чем я сам
понимаю себя.
— Эх, Кеша, Кеша, не любишь ты Алю, с отцом конкурируешь.
И тут уступать не хочешь. Усилие над собой делаешь, з а с т а в л я е ш ь
себя любить женщину, которая и не нужна тебе вовсе.
73

Я внутренне содрогнулся, Ниточка читала,
казалось бы, скры­
тые от постороннего наблюдения сумеречные и смутные мои мысли, так
ж е просто, как читают афиши у театральных подъездов. Н а ш и мечты,
ж е л а н и я — это усилие над собой, любовь — самое нелепейшее и жесто­
кое насилие, образом мыслей человека правит не собственная воля,
а какая-то неясная сила, не зависимая ни от него самого, ни от других
людей.
— А твоему отцу нужна Алевтина?— говорю я зло, но злюсь не
на Ниточку, а на Профессора.
— Ты знаешь, Кеша... Знаешь...— Ниточке очень трудно говорить,
кадычок на шее подрагивает в такт словам,— по-моему, Аля напомина­
ет ему маму. Я видела ее на фотографиях дзадцатилетней, она точь-вточь т а к а я ж е отчаянная, в ы з ы в а ю щ а я , как и Аля.
— Значит, Герман Михайлович любит Алю?
— Не знаю... Но не осуждай его, Кеша. Он у в а ж а е т тебя, пережи­
вает, мучается, что ты отдаляешься от него.
— Й поэтому отправил меня с глаз подальше.
— Прости, Кеша, это я попросила отца отправить тебя в Ригу.
Он хотел ехать сам, здесь у него много дел. Н о я попросила, чтобы
ехал ты. и папа не мог отказать. Он ни в чем не отказывает мне.
— И тебя отправил в командировку тоже по твоей просьбе?— я
начинаю не спрашивать, а допрашивать Ниточку. Ей не хотелось отве­
чать, но она уступает моей настойчивости. И тихо, почти
неслышно
признается:
— Я очень хотела поехать с тобой, так и с к а з а л а отцу. Если ме­
шаю тебе, я уеду, сегодня ж е уеду.— Ниточке трудно дается признание,
на г л а з а х слезы, вот-вот разрыдается.
— Здорово, что поехала со мной. Молодец, нормально придума­
ла...— г л а ж у Ниточку по голове, у нее мягкие, шелковистые волосы,
мне приятно прикасаться к ним. Ниточка убирает мою руку, но не рез­
ко и поспешно, а чуть з а д е р ж и в а я в своей руке, несильной и довер­
чивой.
— Никогда не ж а л е й меня, Иннокентий,— говорит Ниточка,— слы­
шишь, никогда не ж а л е й . Тоска от жалости наступает. Т а к бы во все
тяжкие и ударилась. С первым попавшимся мужчиной. Хоть с Петькой
Триногиным. И все из-за тебя. А ты на меня и не глянешь лишний раз.
Да... чего там, Кеша! Н е выгонишь, если сегодня вечером приду к тебе?
Не выгонишь, Кеша?

IX
— Не думай, Кеша, ни о чем не думай. И не терзайся, не обидел
ты меня, не обидел. Так много радости мне с тобой было, так много,
и не знаю, и за что радость т а к а я выпала. Дней в жизни полным-полно,
а такой раз бывает. Все дни забуду, этот — никогда. А ты... не помни,
тебе ни к чему,— голос у Ниточки печально-торжественный, остываю­
щий, точно все радости, отпущенные ей жизнью, она получила, а теперь
не вернуть ни тот день, ни час, ни минуту.
— А ты красивая, Анютка. И добрая-добрая, зачем ты т а к а я доб­
р а я ? — Хотел бы утешить ее, да не з н а ю как. Все то, что происходило
между нами, никак не зависело от меня, не зависело по той причине,
что я не предпринимал и не думал предпринять какие-либо действия,
чтобы развить наши отношения или предотвратить их. Все происходя­
щее между нами подчинялось моему душевному согласию и не было
противно ему, но душевное согласие не являлось душевной потребно­
стью, и, если бы между нами не произошло ничего, то я не ощутил бы
важной и существенной потери в жизни.
74

— Ну, все, Кеша, пора... Я поцелую тебя,— Ниточка поцеловала
меня в лоб. А губы сухие, утомленные,— вставать пора, ты отвернись,
не смотри, я оденусь.
— Я закрою глаза.
— Ну хорошо, закрой.
— Побродим по городу,— предложил я.
— Д е л а в городе?— спросила Ниточка с привычной услужливо­
стью.
— Н у ж н о купить одну безделицу.
— Але?— В ее тоне я не заметил ревности к женщине, которую
она имела основание считать соперницей.
— Д а . Она просила что-нибудь привезти из Риги.
Я не отличаюсь хорошим вкусом и умением выбрать для женщины
подарок, который бы вызвал у нее радость не показную, а естественную.
Н о в Риге мне сразу стало ясно, что д л я Али нужно выбрать украше­
ния из янтаря — и подарок станет ж е л а н н ы м . Мы з а ш л и в магазинчик
на окраине города, народу т а м было немного, и я з а в л а д е л полным
вниманием продавца, сосредоточенного и степенного мужчины лет со­
рока.
Изделий из янтаря было много, я терялся, не зная, что выбрать.
Кольца, броши, кулоны, серьги, клипсы переливались солнечным мно­
гоцветьем, от нежного желтого до раскаленного ярко-оранжевого. Про­
давец понял мои затруднения.
— Это в а ш а д е в у ш к а ? — он горел желанием о к а з а т ь услугу и не
сомневался, что я выбираю подарок Ниточке. После всего, что прои­
зошло между мной и Ниточкой, я не имел права сказать «нет», а ска­
з а т ь «да» значило опуститься до мелочного лицемерия.
— Я его сестра,— п р и ш л а на помощь Ниточка.
— Вам к лицу тона нежные, ненавязчивые. Н е рекомендую подби­
рать украшения по контрасту,— продавец говорил в манере людей, не
сомневающихся, что их опыту следует безоговорочно доверять.— При­
мерьте вот это,— он протянул кулон из бледно-желтого я н т а р я , три
маленьких колечка соединялись с большим кольцом, о б р а м л я ю щ и м
камень...— Н у ж н о уметь у г а д а т ь янтарь, который подчеркнет х а р а к т е р ,
темперамент. В а м подойдет что-нибудь спокойное, з а д у м ч и в е е .
— Что вы... Что вы... это не мне,— Ниточка вскинула вверх кисть
руки, как бы отвергая не ей предназначающийся подарок.
— Примерь, это тебе, он очень тебе подходит.— Я отвел руку Ни­
точки, повесил кулон на шею. Хотя с опозданием, но сообразил: я не­
в е ж а , выбираю подарок другой, а про Ниточку з а б ы л .
К а к а я малость может в ы з в а т ь большие и значительные перемены
в женщине! Янтарный к а м е ш е к величиною не более голубиного яйца
придал Ниточке черты законченной красоты и строгости. И очарование,
угадывавшееся в ней, стало заметным, притягательным. Ниточка по­
смотрела в зеркало. Ее удивление было искренним. Она бы хотела
с к р ы т ь ж е л а н и е стать обладательницей янтарного кулона, но не мог­
ла, наверное, впервые поняв, что может быть красивой и нравиться
себе и другим.
— Выписывать чек?— спросил продавец.
— Выписывайте.
— Янтарь принесет счастье и вам, и вашей сестре,— с б л а г о ж е л а ­
тельным пророчеством отозвался продавец.— Вы у г а д а л и подходящий
камень. Обычно янтарь подбирают к цвету платья, г л а з , волос, но они
переменчивы, платье хорошо до первой стирки, цвет глаз и волос пере­
красит время, а вот душу не сменит, не перекрасит, она у человека
одна — от рождения до смерти.
75

Мы рассчитались, поблагодарили продавца, я собрался уходить,
но Ниточка остановила.
— Ты забыл выбрать подарок Але.
— После, после... в другом месте.
Я не забыл, но мне не хотелось в одном магазине приобретать
подарки двум женщинам, которые одновременно, хотя и по-разному,
вошли в мою жизнь, а я не мог разобраться в чувствах к ним. в отно­
шениях с ними и не знал, разберусь ли когда и будет ли мой выбор
верным п справедливым.
В тот ж е день я выбрал комплект украшений для Алевтины: кулон,
перстень и .сережки из янтаря горящего, мускатного цвета, с вкрапле­
ниями крылышек бабочек, стрекоз, жучков и неизвестно какой еще
живности. Я долго смотрел на украшения, тревожно переливался в
дневном свете янтарь, и мне не было спокойно. Я был один. Ниточка
ушла в лабораторию доктора Калниньша.
Вечером встретились, она не спросила, где я был и выбрал ли
подарок для Али, только сообщила: «Результаты первого анализа под­
твердились».

X
Ниточка отчитывается перед отцом о рижской командировке.
— Н У , слава богу, подтвердилось,— говорит Профессор, испыты­
вая облегчение не от того, что подтвердилась версия о возрасте кера­
мики, а от того, что хватило терпения выслушать отчет о командиров­
ке. Совсем другие мысли гложут его. Но вдруг Профессор припоми­
нает о моем существовании.
— Иннокентий, какое впечатление произвела Рига?
— Рига — город, в котором легко умирать,— я вспоминаю слова,
сказанные Алей, и говорю их с умыслом, проверяя, слышал ли он их
раньше. Если слышал, значит все откровения Алевтины — проходная
пустышка, если нет, то мне она доверяет и поверяет значительно боль­
ше, нежели Профессору.
— Милый друг, вы неисправимый пессимист. Хотя... хотя, если
подумать, то в чем-то и правы. К а ж д ы й человек должен знать место
на земле, где бы хотел умереть. Еще Толстой с к а з а л : «Смерть — цель
живого». В с я к а я цель требует прежде всего знания.— Случай почти
небывалый: Профессор соглашается со мной, и тут я понимаю, не
слишком в далекие дебри души впускает Алевтина своего избранника.
Мы очень угодливы, чрезмерно угодливы, предупредительно угод­
ливы. Я и Ниточка не решаемся спросить, почему в лагере нет Алев­
тины и Петра Триногина, а Профессор, кажется, ищет способ, как ска­
зать об этом, но не находит его.
— Я приготовлю обед,— Ниточка хотела бы уйти с глаз отца, она
смущена, ей к а ж е т с я : Профессор догадывается об отношениях, какие
у нас с ней были в Риге.
— Об обеде позаботятся Аля и Петр. Они поехали в село. Вот-вот
подъедут,— останавливает дочь Мартов.— Сегодня есть повод устроить
небольшое торжество.
— Н а ш приезд?—простодушно спрашивает Ниточка.
— И это, и другие события.
— Открытие в е к а ? — и р о н и з и р у ю я.— Н а ш а керамика перевернет
археологию с ног на голову. Мы понаставили человечеству седых волос
в бороду, состарили его на пять тысяч лет.
— Пять тысяч лет вырвать у прошлого — не мало,— Мартов скло­
няет голову, смотрит под ноги, точно стремится взглядом прорезать
землю и выведать тайны эпох. Сейчас он — творец мироздания. Глаза
холодны и красиво печальны. Профессор рассуждает о прошлом, но
76

в з г л я д прорезает туманность грядущих столетий, и он видит, как благо­
дарные потомки отливают памятник Герману Михайловичу Мартову,
бросившему на а л т а р ь человечества пятьдесят веков.— Пять тысяч лет,
упущенных из человеческой памяти,— непозволительная роскошь! З а
это время рождались и умирали династии. Н у ж н о знать, почему одни
появлялись, а другие сходили со сцены. З а это время одни народы по­
коряли других. Но где имена победителей, где имена побежденных?
З а это время поэты с к л а д ы в а л и строфы, а где те Гомеры? Д а вы пони­
маете, что значат наши черепки? Они з а с т а в я т людей искать и откры­
вать имена неведомых поэтов, философов, полководцев, зодчих...
— П а п а , д а в а й сегодня не будем говорить о прошлом,— прерывает
отца Ниточка.
Вернулись Петр с Алей. Триногин, к а к всегда,
бесшабашный,
хмельной, неизвестно со вчерашнего ли вечера, с сегодняшнего ли утра,
из ситуации извлек главное — предстоит выпивка, а у ж коли она пред­
стоит, то следует всеми средствами ускорить ее. Он коротко поздоро­
вался и принялся хозяйствовать, извлек из укромного местечка налов­
ленную рыбу и стал подготавливать рыбацкую добычу к ухе.
Алевтина не удостоила меня вниманием, она, как и Профессор,
прятала глаза, осторожничала. Странно, люди они не чрезмерно со­
вестливые, а тут ведут себя точно сообщники, совершившие сделку,
нечистоплотную и запретную. Их неестественная щепетильность позво­
лила мне предположить, к чему клонится дело, наверняка они решили
открыто объявить о своих отношениях и придать им законное приличие.
Если меня Аля избегала, то Ниточке уделяла внимание, не знающее
предела. Р а с с п р а ш и в а л а о последних рижских модах, погоде, впечат­
лениях от доктора Калниньша... Я ушел спать.
Р а з б у д и л и меня грубые толчки в бок. Петр ворчал.
— Вставай, х а л ы н д р а . Отоспишься на том свете, не время дрых­
нуть. Профессора оженить надо. Влез черт под ребро, седой волос в
голову. К у р а ж и т с я , потеху ищет.
— Какого Профессора, на ком оженить?— я з а б ы л с я и трудно
приходил в себя. Но коротким было мое забытье.
— Эх, дубина стоеросовая! Н а Альке, на ком ж е еще...
— На Алевтине?— я у ж е все осознал, но к а к мог сопротивлялся
событию, ставшему для меня печальным фактом.
— На ей самой. Д о ш л о наконец-то...—вздохнул Петр.
— Что-то ноги не несут на их женитьбу.
— А меня несут? Иду как на собственные поминки. Эх, переиначить
бы наше общество и разбить попарно не так, к а к на яви разбилось,
не по богову раскладу, а по-моему: тебя с Алькой, вы антихристные,
шальные, а черт д о л ж е н к чертихе льнуть. Я с Анюткой Мартовой —
пара подходящая, ж и л а бы она со мной катаясь к а к сыр в масле, на­
клонности у нас обоих хозяйские, домовитые. А Профессору бы старую
кочергу выписать из вдовьего пекла. Ш а р м а н - а ж у р — все довольны!
Перемешались, перепутались, переплелись отношения в нашей экс­
педиции, и хотя в сущности все мы были из одной колоды, к а ж д ы й из
нас пытался р а з л о ж и т ь карты по собственному разумению, у всякого
оно было свое. И подумал я, как порою легко люди умеют понимать
гениев, стремятся постичь их непростые мысли, рожденные в муках
и тревогах колоссальным напряжением воли и разума, и как безна­
дежно не понимают друг друга, простых и смертных, и не стремятся
постичь немудреные мысли, рожденные в бестолковой суете и з р я ш ­
ных хлопотах.

77

XI
Н а помолвке Профессора и Алевтины ловлю себя н-а мысли: ж е л а ­
ет ли кто искренне им счастья? Все мы лицемерим.
— Иннокентий, о чем з а д у м а л с я ? — А л я отвлекает меня от само­
копания, садится рядом со мной.
— О твоей первой брачной ночи,— я непроизвольно отодвигаюсь,
нам приличествует д е р ж а т ь с я на расстоянии.
— Не поясннчай, догадываюсь, о чем д у м а е ш ь .
— Р а з за меня догадываешься, за меня и говори.
— По-твоему, мы совсем с Германом Михайловичем никчемные
людишки. Ему-то под пятьдесят, мне — д в а д ц а т ь пять. А я и не скры­
ваю — по расчету з а м у ж выхожу. Успокоиться в жизни хочу. Успоко­
иться! Все, что следовало от мужчин получить,— получила, и любила,
и любимой была, и в обманутых ходила, и о б м а н ы в а л а . Сейчас одно
нужно — знать, что любят меня и не изменят. Вздумает Герман раз­
любить, так ему уже ни сил, ни времени на измену не хватит.— Аля
приостанавливается, пытается оценить эффект, который произвела. Ей
определенно нравится быть женщиной неожиданной.— Хочу властво­
вать над человеком, который в обществе не на последнем месте, а боль­
ше ничего не хочу.
Я понимал Алю: получить в мужья раболепствующее светило миро­
вой а р х е о л о г и и — п о т е х а позанятнее, чем нехитрая связь со студенти­
ком с несостоятельными идеями, смутными перспективами, ограничен­
ными возможностями. Эта связь, если потребуется, никогда не исклю­
чена: легкая интрижка может состояться по любой ее прихоти, я всегда
под боком, с помощью Профессора она распорядится мной по своему
усмотрению, причем Мартов никогда не поймет, какие истинные цели
преследует молодая супруга. Но я-то знаю, какой опыт ставит Алевти­
на, и возможность оказаться подопытным вызвала яростное сопротив­
ление и чувства по отношению к ней новые, каких минутой раньше я не
мог обнаружить в себе. Это были неспокойные чувства: ненависть и пре­
зрение. Причем одинаковы ненавистны были кроткость, покорность
Профессора и меркантильная расчетливость его невесты.
— Ты... ты...— я не решался сказать того, что думаю.
— Н а ч а л говорить, договаривай. Чего уж там...— Алевтина умыш­
ленно подталкивала меня к дерзости.
— Циничная и мстительная девка. К а к а я ж е ты девка!
— О-ля-ля!—засмеялась
Аля,— Цинизм — основа
современной
женщины. Он освобождает от предрассудков.
— Цинизм освобождает не от предрассудков, от принципов,— я го­
ворил зло и сосредоточенно,— Никогда не говори за всех женщин. Сла­
ва богу, не все они умны, как ты, и д а ж е умные не всегда расчетливы.
—• Женский заступник. Не понимаю, что ли, за кого вступился?—
Аля усмехнулась.— Н а ш е л современную женщину! Она ж е из того ве­
ка. Ей бы романы читать да вязать длинный чулок. А по вечерам в ок­
но выглядывать, не жениха ли на карете подвезли.
Посмотрел на Алевтину, глаза у нее не голубые, а зеленые — омут,
чистый омут, неизвестно кому и неизвестно к а к а я погибель таится в
них, и вся она — не дите человеческое, русалка, с хвостом, в чешуе
рыбьей, душа — холодная, с т ы л а я , неразбуженная.
— Не нужно нам с тобой больше ничего выяснять. Никогда друг
друга не поймем.
Профессор сидел за противоположным концом стола. Он не слу­
шал разговор, как всегда, соблюдал приличия, и кажется, рассказывал
Петру и Ниточке какую-то историю из его молодых лет. Наконец он
решил: приличия соблюдены — и с наигранной веселостью обратился
ко мне.
78

— Иннокентий, вы не даете скучать моей невесте. Научите, к а к
это делать. Может, в будущем пригодится.
— Герман, он рассказывает про Ригу,— ответила за меня Аля.
Я заметил, как насторожилась Ниточка.
— О лаборатории доктора Калниньша,— подтвердил я.
— Не только, не только! — игриво оборвала Алевтина.
— О чем же, если не секрет?—спросил Профессор.
— Пока секрет,— ответила Аля,— д а ж е д л я меня. Иннокентий не
решится сказать, какой он привез мне подарок.
И дернул ее черт сказать про подарок. Вспомнила о нем в самое
неподходящее время. Вручить или не вручить ей янтарный гарнитур?—•
лихорадочно с о о б р а ж а ю я. Не расценит ли она это как мою попытку
к примирению? Нет у ж , обойдется и без подарка. Обойдется? А что обо
мне подумает Профессор, не собираюсь ли я вручить его тайно. Будь
что будет, лучше отдам сейчас. И увижу насмешку Алевтины?
Пока я колебался, в разговор вступил Триногин, а у ж он-то был
ч у ж д сомнений и колебаний.
— Чего это, Кеха, она с тебя
подарки
требует? — возмутился
Петр.— Ты ей не обязанный подарки таскать. Профессор-то на чо? —
Он изрядно пьян, и все, что появлялось на уме, не долго з а д е р ж и в а л о с ь
на языке.
— Петр, не забывайтесь,— по долгу жениха одернул Профессор
и, пожалуй, напрасно, ибо тот был на взводе и для крупного с к а н д а л а
ему не хватало маленького в о з р а ж е н и я .
— Ты чего встрял?—Триногин грозно посмотрел на Профессора.—
Ты меня не утишивай, чо думаю, то говорю.
— Извините, я д а л е к от мысли обидеть вас,— растерялся Профес­
сор и принялся оправдываться. Но чем больше оправдывался Мартов,
тем больше расходился Триногин.
— Ты для чего эту кралю выписал,— Петр показал на Алевти­
ну,— чтобы она упокойников из земли д е р г а л а и обчищала их могилы
или тебя, старого козла, тешила? Н а душе тошным-тошнехонько, а вы
затеяли женихаться. Д а я вашу свадьбу разнесу, как бог чертову npsисподню.
— Д а вы переходите все рамки,—• разморгалея часто и беспомощно
Профессор,— вы же... невоспитанный человек. Если я не прав, у к а ж и т е
тактично.
Мартов вел себя так, будто он, а не Петр затеял с к а н д а л и нужно
извиняться ему, а ,не лаборанту. Триногина можно было успокоить дру­
гим способом, более доходчивым для того,— силой и принуждением.
П о моим наблюдениям, Профессор был человек не слабый и сумел
сохранить здоровье, он вряд ли уступал в силе побитому житейскими
передрягами и утомленному вином, т а б а к о м и работой Петру.
Обуздать Петра могла и Алевтина, но она снова ставила опыт,
предоставив событиям развиваться так, к а к они развивались.
Ниточка, м о л ч а в ш а я все это время, подошла к Петру, погладила
его по з а т ы л к у и посмотрела на него с пронзительной лаской.
— Неспокойно тебе, Петя, сегодня. Неспокойно,— з а г о в а р и в а л а она
Триногина,— с кем не бывает. Ты бы не пил больше, все образуется.
Человек не спокоен устоять, когда ему ж е л а ю т добра. Петр как-то
сразу успокоился, обмяк и едва-едва сдерживался от рыданий.
— Анюточка, эх, Д н ю т о ч к а ! — т я ж е л о вздохнул он.— Всем т ы
счастья ж е л а е ш ь , а кто тебе его даст?— и т а к печально посмотрел, буд­
то знал, кто.бы д а л ей счастье, знал, да с к а з а т ь не мог.
Б л а г о с л о в л я л и Профессора и Алевтину, д а не благословили, т а к
как никто искренне не верил в их счастье, а жених и невеста не нужда­
лись в нашем благословлении.
7S

Подарок, привезенный Але из Риги, я не отдал, не хотелось, чтобы
нас что-то еще связывало и что-то напоминало ей обо мне. М е ж д у нами
все кончилось прежде, чем началось. Еще совсем недавно она была
женщиной, с которой я тайно связывал смутные надежды. Но вот не
стало ни женщины, ни сердечной смуты, ни н а д е ж д , и наверное поэтому
мне было опустошительно легко, но не радостно, точно надо мной совер­
шили насилие, которое совершают над больным, у д а л я я нездоровый
орган ради других, покамест здоровых.

XII
Решение окончательное: я должен уйти из экспедиции и универ­
ситета. Профессор прав, моя идея абсурдна. Грядущие цивилизации
сами позаботятся о себе. Что мне до их слез и смятений? Кто звал меня
в судьи или пророки? Р е ш а т ь за других, как им жить,— проще, чем
решить, как ж и т ь самому.
Мой последний вечер в экспедиции наступил. З а к а т обещает ветер,
небо малиновое, рваные подтеки стекают на землю, солнце продирается
сквозь густые о б л а к а , бежит, бежит от земных интриг. К а к ему наску­
чило светить и мудрствовать!
Предстоит последний разговор с Профессором, моим всесильным
душеприказчиком. Он действительно всесилен, я не могу уйти из экс­
педиции, не поставив в известность Германа Михайловича Мартова о
своем решении. Меня гнетет и р а з д р а ж а е т постоянная зависимость.
Я был бы готов смириться с сегодняшней зависимостью, но дело в том,
что и через год, два и через много лет дистанция между нами сохрани­
тся, ему суждено быть всегда впереди и выше меня, такой порядок
установила природа, о н — у ч и т е л ь , я — у ч е н и к . Я не стал бы противить­
ся такому порядку, о к а ж и с ь на месте Мартова другой человек. Но оно
занято им. С н а ч а л а он опроверг идею рационального развития цивили­
зации, и я признал ее абсурдность. З а т е м отверг мои претензии на ин­
тимные отношения с Алевтиной, и я признал их безнадежность. То,
что раньше казалось смыслом жизни, обернулось полнейшей бессмыс­
ленностью.
Профессора застаю за работой, он делает выписки из книги акаде­
мика Строкатова «Раскопки палеолитической стоянки в селе Т а л ь т а » .
В этой работе собраны материалы по истории дородового общества.
— Простите, не п о м е ш а л ? — отвлекаю Профессора.
— Р а д видеть, Иннокентий Константинович,— навеличивает М а р ­
тов. Голос выдает готовность быть предупредительным и безотказным.
Я не знаю, как начать разговор. Профессор видит затруднения, прихо­
дит на помощь.
— Взгляните, какие занятные статуэтки,— он показывает на фото­
графию в книге.
На снимке три костяные женские статуэтки эпохи палеолита. Сле­
ва -— высокая женщина с разбросанными по лбу, щекам, подбородку
редкими волосами, выражение лица хищно-страдальческое, плоские
отвисшие груди, узкий таз усиливают впечатление телесной дисгармо­
нии, и кажется, что здесь природа не творила, а изуверствовала; в
центре — женщина средних пропорций, в ней еще нет соразмерности, но
груди уже более выпуклы и т а з как у девочки — подростка, взгляд
несколько испуганный, но в нем скорее удивление, чем обреченность,
тут в своем художественном подвижничестве природа в ы к а з а л а мла­
денческую беспомощность, к которой следует относиться с умилением
я всепрощением; с п р а в а — ж е н щ и н а низкого роста, взгляд вожделен­
ный, ж а д н ы й , широкие бедра, м а л е н ь к а я , но а к к у р а т н а я грудь выдают
безудержную эротическую силу, в ней есть гармония, но гармония слу­
чайная и чувственная.
80

— К а к полагаете,
Иннокентий,— с п р а ш и в а е т
Профессор,— это
слепки с натуры или проекция представлений первобытного человека
о мире? Символ или натура?
— Н а в е р н о е , символ,— хмуро и безразлично отвечаю я.
— Верно, верно,— п о д х в а т ы в а е т Профессор с той похвалой в го­
лосе, когда собеседник в ы с к а з ы в а е т глубокую мысль,— вы очень пра­
вильно заметили, еще в ту пору человечество было склонно к симво­
лике.
— Д а , да...— п о д т в е р ж д а ю я, хотя не могу взять в толк, в чем
правильность моего з а м е ч а н и я , понимаю л и ш ь одно: слишком избыточ­
но расположение и внимание Профессора, вероятно, он трудно пережи­
вает р а з л а д м е ж д у нами и ищет примирения. А я пришел, чтобы этот
р а з л а д сделать полным, окончательным и бесповоротным. Мне почемуто становится глубоко ж а л ь Г е р м а н а М и х а й л о в и ч а М а р т о в а , а еще
больше себя, д а ж е появляются сомнения в принятом решении, ощуще­
ние такое, что я совершаю воровство на г л а з а х хозяина дома, а тот
из-за врожденной деликатности и воспитанности д е л а е т вид, что не за­
мечает. Профессор в разговоре ищет начало, способное примирить нас.
— Ж е н щ и н а , п р е в о с х о д я щ а я в росте мужчину, в представлении
первобытного человека всегда
уродлива,— неторопливо
продолжает
Профессор.— т а к и м о б р а з о м он о т к а з ы в а е т ей в п р а в е на превосходст­
во, в чем бы оно ни п р о я в л я л о с ь . Именно т а к , дорогой мой. Поэтому
она обречена, с л а б о в ы р а ж е н н ы е признаки пола подчеркивают обречен­
ность, ей не дано материнства, она не способна п р о д о л ж и т ь род. Поэто­
му столь неприглядны статуэтки высоких ж е н щ и н . З а т о взгляните, ка­
кая чудодейственная сила и власть в невысокой женщине.. Эта палео­
литическая Венера — с а м а Судьба, и с к у ш а ю щ а я и с о в р а щ е н н а я , гре­
ховодная и ангельская, порочная и о т м щ е н н а я , безумная и р а с ч е т л и в а я .
«...А он добрый, умный человек»,— я словно п р о з р е в а ю и впервые
понимаю, что Профессор личность н е з а у р я д н а я , а сила и слабость его
от доброты, так же, как и ум. И Ниточка понимает и любит его не
только из-за родственной близости, а оттого, что его нельзя не любить.
И если кому следует служить правдой и верой, т а к только ему, и нет
в этом ничего унизительного и порочащего. Н у ж н о бы найти какиенибудь хорошие слова и сейчас ж е с к а з а т ь их, но бес т о л к а е т меня в
ребро, и я говорю то, что не соответствует моему настроению, противно
ж е л а н и я м и чувствам, точно кто-то п р и н у ж д а е т меня к скверному и
отвратительному действию.
—• Ах, Профессор, какое мне дело до вашей Венеры, этой перво­
бытной шлюхи. О б ы ч н а я с а м к а , з н а ю щ а я лишь совокупление и размно­
жение. Но суть не...
— В ваших р а с с у ж д е н и я х что-то есть,— подчеркнуто д о б р о ж е л а ­
тельно перебивает Профессор,— с точки зрения вульгарного материа­
лизма вы, может быть, и недалеки от истины. Н о это в з г л я д механиче­
ский, а не диалектический. А как известно, правота...
— Я не о т о м , — в свою очередь перебиваю Профессора.
— Ну т а к поясните свою мысль. Я, по-видимому, не совсем пра­
вильно понял...
— Д а , не правильно,— скороговоркой в ы п а л и в а ю я,— мне нет ни­
какого дела ни до Венеры, ни до нас. С сегодняшнего дня свободен
и от вас, и от Венеры. Окончен бал, погасли свечки.
Л и ц о М а р т о в а слегка побледнело.
— Ну-ну, успокойтесь, Иннокентий,— хрипло
произносит
он,—
чувства д о л ж н ы быть, и разные. Д у м а е т е , не понимаю, в чем дело?
Прекрасно понимаю, вы имели на Алю виды, а я встрял поперек доро­
ги. Эх, в а х л а к в сорочке и с т а р а я перешница, в мои-то годы пить горя­
чий чай, да не о б ж и г а т ь с я . Д у ш у она йз меня вынула. Д у ш у ! Знаете,
что такое д у ш а ? Субстанция, человеку не п о д в л а с т н а я . Если бы д а ж е
6. «Байкал» № 2

81

захотел не любить, т а к не смог бы. Ну да, не смог бы! П о д е л а т ь с собой
ничего не могу и не хочу. Умоляю, не судите меня. А вы... вы встретите
женщину, которую полюбите и которая непременно полюбит Е Э С . Вы
молоды, у вас все впереди. Не будем считать, что вы — проигравший,
а я — победитель. К тому же... к тому ж е мне кажется, вы не любите
Алю, у вас что-то другое...
Профессор оправдывается путанно, непрестанно растегивает и за­
стегивает верхнюю пуговицу на сорочке, причем не замечает этого,
зябко поеживается, отдувается, задыхается от ж а р ы . Ему неуютно и
стыдливо. Неуютно и мне.
— Нет,' все-таки я проиграл, — твержу с окостеневшим упрямст­
вом, к у р а ж а с ь , как кровно обиженный соперник, — я проиграл, и я
уйду.
— Какой вы, право, самолюбивый. Вы не проиграли, — уговари­
вает Профессор.
— Нет, проиграл, •— крутится, как на заезженной пластинке, одно
и то же, и рад бы с к а з а т ь что-нибудь совсем другое, но ничего не при­
ходит в голову. И Профессор немногим мудрее, з а л а д и л в ответ:
«Нет, вы не проиграли, вы не д о л ж н ы уйти».
И вдруг мне приходит в голову: Профессор не столько движим
заботой обо мне и терзается от греха, принятого на свою душу, сколь­
ко страшится мучительных переживаний дочери, страшится оказаться
виновником ее страданий. Так у ж замысловато сложились отношения,
что, устраивая свою жизнь, Профессор расстраивает ж и з н ь дочери, и
там, где он обретает, Ниточка теряет. Я безудержен и немилосерден.
— Нет, решение окончательное, — пытаюсь быть твердым, но го­
лос срывается, в ы д а в а я волнение.
— Ну, хорошо! Перенесем разговор на недельку-другую.
— Мне некогда ж д а т ь .
— В конце концов, не путайте божий д а р с яичницей. Личные от­
ношения •— одно, рабочие — другие. Относитесь ко мне как заблаго­
рассудится. Но не переносите личные отношения на археологию, она
перед вами не провинилась.
— К чертям археологию, к чертям. Надоело копаться в помойных
ямах.
— Что вы изволили с-сказ-зать, п-повторите, — минутная бессиль­
ная ярость овладевает Профессором, он испепеляет меня взглядом, но
глаза не столько злые, сколько затравленные, к а к у старой, смертель­
но раненной лосихи.
— Что слышали. Надоело копаться в помойных я м а х .
— Мальчишка! — шипит Мартов, я з ы к его точно попал на раска­
ленные угли.— Д а вы еще не з а с л у ж и л и права копаться в этих «ямах».
Н е заслужили! В этих «ямах» вся человеческая история.
— Поэтому и ухожу, что не з а с л у ж и л .
Мы не заметили, как вошел Петр Триногин, на удивление трез­
вый и выбритый до синевы.
— Что за шум, а драки нет? — интересуется лаборант.
— Выясняем, в каком культурном слое обнаружены фрагменты
к е р а м и к и , — безразлично говорит Профессор и показывает рукой на
столовую посуду.
— Оно конечно, — глубокомысленно усмехается Петр, — в а ш е де­
ло — ученое. А у меня житейское.
— Что еще у вас? — спрашивает Мартов.
— Со службой решил з а в я з ы в а т ь , чего-то не ндравптся мне ваша
потеха с упокойннчками. К а к бы беду на голову не накликать.
— Д а катитесь вы к чертовой матери! — не выдерживает Профес­
сор, кричит неестественным голосом, тычет
кулаком попеременно в
82

грудь то мне, то Петру — оба катитесь, и вы, и вы..., чтобы глаза мои
больше вас не видели. Катитесь на все четыре стороны. В кемь, в темь,
в тьму т а р а к а н н ю ю , тартарары... Куда угодно! Чтоб духу тут вашего
не было.
Петр не понимает, чем прогневал Профессора, пятится к двери.
Н а ходу бормочет:
— Во ошалел! От упокойников с ума тронулся, что ли?

XIII
З а в и д у ю изгнанникам. Им выпало пронести крест страдания и вы­
сокую веру в сердце. А мы с Петром страдаем не за веру, не за Оте­
чество, а оттого только, что головы неразумные не дают покоя ногам.
Через час посадка на самолет, и прощайте Герман Михайлович М а р ­
тов, Ниточка, Алевтина, кланяйтесь за нас с Триногиным скорбным
теням предков. С яростной озлобленностью курим сигарету за сигаре­
той, будто табачный угар способен вытеснить угар душевный. Г л а з а
друг от друга прячем, не товарищи, а соучастники по непристойному
делу.
Долгим бы нам час ожидания п о к а з а л с я . Но тут произошло то,
' с т о не о ж и д а л и , на что не рассчитывали. В аэропорту появилась Ни­
точка, в легком летнем платье, с янтарным кулоном. Ветер вслед за
ней гонит опавшие листья, среди осенней кутерьмы она т о ж е к а ж е т с я
опавшим листом. Смотрю на нее, и становится мне не по себе. И Петру
неспокойно, на щеках, к переносице ближе, проступили бледно-розо­
вые пятна. Подходит Ниточка, ни о чем не спрашивает, смотрит немигаюче, будто узнать не может, во взгляде — ни укора, ни одобрения,
ни радости, ни огорчения. Г л а з а — в о д а озерная после грозы: мутные
тяжелые. Молчание невмоготу. Петр не в ы д е р ж и в а е т :
— Тебя что, папаня, подослал? — спрашивает он и сам понимает
нелепость вопроса, стучит себя костяшками пальцев по виску, дескать,
дурак я и есть дурак, спросу с меня нет.
— Нет, я сама, — тихо и виновато отвечает Ниточка.
— З р я на папаню грешу,— оправдывается П е т р , — д о б р ы й он му­
жик, хоть и ученый шибко.
— Я попрощаться пришла, — простодушно говорит Ниточка.
— Один миг соорганизуем прощание, — на свой л а д понимает
Петр,— пойду по вокзалу пива пошукаю. И л и шампанского? — он
вопрошающе смотрит на Ниточку, даст ли она согласие, и не на пиво,
не на шампанское, это он и сам решит, а нужно или не нужно уйти
ему, чтобы оставить нас вдвоем.
— Л у ч ш е шампанского, — просит Ниточка и смотрит на Петра
ласково, в ы р а ж а я тому благодарность и признание.
Петр уходит на поиски шампанского. Стоим с Ниточкой на при­
вокзальном перроне. Никто не глазеет на нас, не обстреливает любо­
пытными взглядами. Волосы у Ниточки растрепаны, она не о б р а щ а е т
на них никакого внимания.
— И что, Кеша, н а д у м а л ? •— говорит Ниточка приглушенно и с
жалостью.— Неспокойный ты, неустроенный, сам с собой не в мире.
-Ты бы хоть поссорился с кем или обиду на кого д е р ж а л , все легче
было бы, трудно ведь уходить, когда не гонят.
— Вот и ухожу, что не гонят. Гнали бы, так не ушел.
— Не думай, что отговариваю. Р а з н а д у м а л , то у е з ж а й , — она
некрасиво, скучно улыбается. Сегодня она поразительно некрасива.
Чтобы женщина к а з а л а с ь красивой, в ней д о л ж н а быть надменность
или растерянность, исступление или печаль... Д а ж е ж а л к о е выражение
лица может придать женщине привлекательность. Но лицо Ниточки
6*

83

непроницаемо и невыразительно.— З н а е ш ь хоть, куда едешь? И к
кому...
— Мир большой. А к кому — все равно...
— Большой, верно. Д а только страшно, Кеша, когда мир большой
и людей вокруг много, а ты никому не нужен.
Н а л е т е л сильный порыв ветра, волосы Ниточки упали на лицо,
закрыли лоб, щеки, подбородок, шею, только г л а з а были неприкрыты,
казалось, их о б р а м л я е т т р а у р н а я кайма, они смотрели откуда-то из д а л и
невозвратной. Я молчал, не потому что не хотел говорить, а не нахо­
дил подходящих слов, и есть ли подходящие слова, когда люди расста­
ются, не зная, встретятся ли они еще когда в жизни.
— Ветер что-то никак не утихомирится, — наконец говорю я.—
Встань поближе, тебе будет теплее.
— М о ж н о я встану совсем близко?
— Да.
Ниточка п р и ж а л а с ь , мне в рот набились ее волосы.
— Я вспомнила Ригу, — шепчет на ухо Ниточка, — но сейчас мне
лучше, чем тогда. Теперь я знаю, мы расстаемся надолго.
— Мы встретимся, мы обязательно встретимся.
— Хочешь, буду ж д а т ь тебя?
— Хочу,— мне действительно не безразлично, будет или не будет
она меня ж д а т ь .
—• К а ж д о г о человека кто-то д о л ж е н ж д а т ь , — Ниточка прикаса­
ется к щеке мягкими и в л а ж н ы м и губами.— А тебя буду ж д а т ь я .
З н а й и помни: буду ж д а т ь я. Я тебе фотокарточку подарю. Л а д н о ?
— Подари.
Ниточка достает из сумочки фото, протягивает мне. Смотрю на
снимок. На нем ей семнадцать-восемнадцать лет, глаза открытые, до­
верчивые, всепрощающие, как у детей, еще не отошедших ото сна, или
у стариков, крепко уставших от жизни. Н а таких девушек редко об­
р а щ а ю т внимание, а если обращают, то не делают их счастливыми.
Возвратился Петр. В одной руке бутылка шампанского, в другой —
стакан.
— Д е р ж и , — Триногин протягивает стакан Ниточке, откупоривает
бутылку, наливает, он смущен и считает себя среди нас лишним, но
вида не подает.— Ну, с богом! З а мягкую посадку, за то, чтобы Кеха
знал, где приземлиться.
— З а мягкую посадку, — поддерживает Ниточка, медленно выпи­
вает шампанское.
— Теперь, едрена корень, ты пей, — Петр наливает мне.
Я выпиваю поспешно, з а х л е б ы в а я с ь , расплескивая шампанское.
— З а что я пью, вас это не касается, — Петр прикладывается к
горлышку бутылки. Д е л а е т глоток. Останавливается.— Есть у меня
одна морока, пусть сполнится, — он выпивает еще несколько глотков.
Остатки шампанского выливает на землю.— Побрызгать надо. — гово­
рит поучительно, — надо побрызгать дорожку-то.
— Ну, пора мне.— Ниточка на меня не глядит. В этом есть что-то
преднамеренное и мучительное как д л я нее, т а к и д л я меня.— Про­
щайте, вспоминайте меня, только когда вспомнится, — она еще при­
стальнее смотрит на Петра, но я-то знаю и Триногин знает, что пос­
ледние слова предназначаются мне, только мне одному.
...И уходит она, к а к уходят некрасивые женщины, сутулясь и пря­
чась от посторонних взглядов. Мы с Петром смотрим ей в спину. Объ­
являют посадку, мы, как по команде, поворачиваемся, впервые за се­
годняшний день встречаемся г л а з а м и .
— Куда черт несет от такой женщины, — зло и отрывисто выго­
варивает Петр, — не понимаешь ты, кто тебя в з а п р а в д у любит, а кто
81

нет. Д а за т а к у ю женщину я бы... к а к пес в кость вгрызся, никого
близко не подпустил. Все бы в жизни променял, л и ш ь бы меня так
полюбили. Эх, ма-а, менять только не на что...

XIV
« К а ж д ы й человек ставит в жизни эксперимент на самом себе.
М о ж н о изучить поучительную судьбу Н а п о л е о н а , Толстого, Эйнштей­
на, сотни судеб других великих, но на тех ж е самых путях, где они
сбрели бессмертие, нашли славу, постигли истины, до них не постижи­
мые, — забрести в тупик, где не бессмертие, а забвение, не слава, а
презрение, не истина, а з а б л у ж д е н и е . Единственный опыт, которому
следует доверять, — опыт собственный, пусть ничтожный, но собствен­
ный».
Т а к я д у м а л , подлетая к городу, в котором прожил последние че­
тыре года. С той поры, как поступил в университет, я успел привя­
заться к нему, и хотя не родился в нем и до учебы никогда не бывал,
все самое памятное в жизни, дорогое и скверное, связано с ним. Чело­
век лучше помнит не то место на земле, где у него з а р у б ц е в а л и с ь и
з а ж и л и раны, а то, где они были получены, и эта боль, родная и неот­
в я з н а я , никогда не покинет его. Я всегда с ' р а д о с т ь ю и ж е л а н и е м воз­
в р а щ а л с я сюда, но сейчас не испытывал ничего, кроме безразличия,
у меня произошел с этим городом разрыв, мы сложили друг перед
другом взаимные обязанности, и отныне я свободен и волен в своих
решениях, поступках, вкусах, привязанностях. Я волен не идти в уни­
верситет, волен з а б ы т ь о з а щ и т е диплома, волен не знать результатов
экспедиции. М о ж н о было делать все что угодно, кроме одного — ж и т ь
сообразно здравому смыслу.
— Чем д у м а е ш ь заняться, П е т р ? — с п р а ш и в а ю Триногина, инте­
ресно: известно ли ему, к а к он будет жить з а в т р а .
— Ночь перекантуюсь, а з а в т р а — в Сухуми. П о д зиму там соби­
рается вся наша с т а р а т е л ь с к а я б р а ж к а . Р е б я т а нанимаются в промыЕ О Ч Н Ы Й сезон, заскорузнет сердце черствым
пряником, всю зиму его
р а з м а ч и в а ю т , праздник дают. Я-то нынче от артели отбился, в легких
чего-то не сладилось. Но от дела не отступлюсь, по будущей весне
поеду трясти за рога желтого дьявола, верный я у него слуга.
— В твоем деле удача нужна, — глубокомысленно п о д д е р ж и в а ю
я разговор. Чувствую, это нужный разговор.
— Золотишко-то найти удача? — усмехается Петр.— Черта с два!
Рупь на дороге подобрать — то удача. А моё дело фартовое, жилистое,
мытаристое. Н а й д у грамм м е т а л л а , считаю — боле трех верст по жизни
отмахал.
— Странно, г р а м м ы на километры переводишь? — удивляюсь я.
— Умные люди подсчитали: из г р а м м а золота можно вытянуть
проволоку в три километра и четыреста д в а д ц а т ь метров. Выпадет
грамм золота — значит три версты за мной числится, чем больше
верст, тем длиннее жизнь.
В отличие от меня в Петре чувствуется определенность. Он из лю­
дей, знающих, чего они хотят. Все у него на месте: непроницаемые
г л а з а , и раскованные манеры, и суждения, ч у ж д ы е сомнений, он не
рассуждает, а бьет словом, точно тяжелой кувалдой. Человек широ­
кой кости и р а з м а х а . Такие сначала делают, после р а с с у ж д а ю т , или
не р а с с у ж д а ю т вовсе, а принимаются за новое дело.
— Мне самому золота, может, тыщу лет не надо, — п р о д о л ж а е т
Петр.— Если бы его за «так» в к а р м а н ы насыпали — о т к а з а л с я . К а к
на духу говорю, о т к а з а л с я . Затейно с природой-матушкой схлестнуться.
Кто кого осилит. Она грязь норовит подсунуть. А мне посортировать
85

нужно земельку. По правую сторону грязь отложить, по левую пре­
зренный м е т а л л , между ними ручей пустить. Всему свое место отведено.
Ты в о т истину искать вздумал, поди разберись, по какую сторону она
грязная, по какую чистая, тут очищающей водички посередке не бе­
жит.
Человек рождается в слове и умирает в слове, но редко когда
Е о с к р е ш а е т в нем. Я в жизни завидовал не людям, а призрачно-неося­
заемым теням славы, признания, успеха, а тут впервые почувствовал
зависть к конкретному человеку, к его определенным д е л а м . В созна­
нии з а б р е з ж и л а д а л е к а я северная земля, населенная такими людьми,
к а к Петр Триногин, умеющими отдирать твердь от хляби и не таскать
з а собой душу, как таскают на поводке собак.
— Петр, ты должен взять меня на Колыму.— Решение созрело
моментально.
— Пойдем-ка
пить пиво, —- Петр рассмеялся.— Попьем пивка,
проспишься, г о л о в а пояснеет и ворачивайся к Анютке Мартовой. Упу­
стишь её — последним дураком ославишься. Ворачивайся, пока не поз­
дно. А то устанет девка, по рукам пойдет.
— Пошли пить пиво, — хмуро перебиваю я.
В километре от аэропорта пивной бар. Мы пошли в него. В баре
Петя з а к а з а л десяток к р у ж е к пива. Я не чувствовал ж а ж д ы , но пил.
много, не з н а ю , что глушил — стыд или воспоминания, связанные с
Ниточкой. Вспоминал ее с какой-то сокрушительной жалостью. Иногда
п о т е р и становятся истинными приобретениями. Р а з о р в а в отношения
с Ниточкой, я понял, что надолго, быть может, навсегда, связан с ней
той невидимой душевной нитью, разорвать которую у ж е не в моих
силах. Эта догадка вызвала мучительную тревогу. Я огромным напря­
жением воли заставил себя не думать о Ниточке и о том, что у меня
связано с ней. Все сознание подчинил мысли уехать с Петром искать
золото.
— З а к а з а н мне, Петя, путь назад. З а к а з а н ! С чем уехал, с тем
не возвращаются, — без всяких вступлений и лишних слов п р о д о л ж а ю
прерванный Триногиным разговор.— Н а р о д потешать. Профессору в
глаза не смогу смотреть, и перед Анюткой неловко.
— Стыд глаза не выест. Проморгаешься. Профессор поймет, Анют­
ка п р о с т и т . Н а р о д попотешается, да забудет. Н е бери в голову глупо­
стей и пей, Кеха, пиво.
— Я должен поехать с тобой, — упрямо и вызывающе смотрю на
Триногина.— Не гони н а з а д . Возьми с собой. И тебе, и мне места хва­
тит.
— Всякому своё место отведено. Золотишко мыть не з а б а в а . Киш­
ка у тебя тонка, чтоб старательствовать.
— Скоро о кишке судишь. Сначала проверить надо.
— Проверяет доктор. Пей, Кеха, пиво.
— Ну, по рукам...
— Пристал, лист банный, не отвяжешься, — в голосе приятеля
послабление.— Моя воля... может, и взял бы. Но не волен взять-то.
Артель не примет. Входы-выходы в нее крепко заколочены. Ч у ж у ю
пчелку в улей не пускают, т а к и в артель случайного человека. Он
языка нашего не знает, ненароком проговаривается, любит письма
писать. Старатели рассказчиков и писателей не любят. Ты, Кеха, фи­
лософ. М а л о чего в голову взбредет? Может, о матерьях с бытиями
задумаешься, а ребята задумчивости не поймут, решат, плохое з а м ы ш ­
л я е ш ь . Спрашивать никто не станет, что у тебя на уме. Один на один
с м е д в е д е м сведут, с ним р а з б и р а й с я : матерья поперед духа объяви­
л а с ь или дух поперед матерьи. Улавливаешь? Пей, Кеха, пиво. Поят,
не отказывайся. Не приглашают, не напрашивайся.
86

Отодзнгаю пиво в сторону. Ставлю вопрос ребром:
— Либо с собой берешь, либо д р у ж б а врозь.
— Лихо завернул, лихо. Ну, так и получай. Б л а ж ь за зиму не
пройдет, в башке не просветлеет, по весне выходи на встречу. В марте
месяце, пятого дня, в этой ж е пивнушке. По совести говоря, не шибко
верю, что за мной потянешься.
— Д а тебе, Петр, век буду обязан, — ш а л ь н а я радость охватила
меня, — что хочешь ради тебя сделаю.
— Ничем ты мне не обязанный, и я тебе не обязанный. З а твои
голову и душу я не ответчик. Переговоры с председателем и артель­
ным советом сам поведешь. Не примут тебя в артель — не обессудь,
коли примут — все одно, не обессудь. А сейчас... наш час короток, по
кружке пива и разойдемся в свою сторону.
Петр, не прерываясь, крупными глотками выпил последнюю круж­
ку пива и ушел, не подав руки на прощание.

XV
Не обманул меня с т а р а т е л ь Петр Триногин, не обманул. В том ж е
прокуренном баре в условленный день мы встретились с ним, и у ж е
через месяц я о к а з а л с я на севере. Впервые попал сюда. Голова кру­
гом. Солнце не знает покоя, день и ночь висит в безоблачном небе.
Карликовые березы в рост человеческий стелются по земле, заговор
плетут. Озер — миллион, мох, топи. Среди людей, а тот мир, к кото­
рому привык, д а л е к . Другой край, будь то клочок земли с поросячий
кос, народ здесь зовет: « Б о л ь ш а я земля». А тут необъятная северная
территория, а земля н а з ы в а е т с я малой. Иной распорядок жизни на ней.
Что отпущено человеку от сегодняшнего дня взять, непременно возь­
мет, ни дела, ни безделья про з а п а с не оставит.
Прибыли с Петром на прииск Эннах, где обосновалась его стара­
тельская артель. Д о б и р а л и с ь пока до прииска, приятель ни на шаг
не отступал. В Эннахе д р у ж б а в р а з кончилась.
— Сам, Кеха, кашу з а в а р и л , расхлебывай как знаешь, -— с к а з а л
как отрезал Триногин.
Вижу: карьер, земля наизнанку вывернута. Б у л ь д о з е р а срезают
поверхность, грязь, камень толкают к бункеру, по которому хлещет
вода. К бункеру приступают р ж а в ы е решетки, под ними деревянный
настил вроде корыта. Р я д о м стоит Петр и загнутым багром отворачи­
вает в сторону огромнейшие валуны. С к а м н я на камень добираюсь до
приятеля.
— Грязь да камни кругом, — кричу Петру на ухо, — золота что-то
не видно.
— Д у р ь я голова, кто ж золото на вид выставляет, — в ответ кри­
чит Петр,— слепнут люди от него. К а ж д а я крупинка за семью з а м к а ­
ми и от солнца подальше. Золото света не любит, солнце ему первый
враг.
— Выходит, руками золота не касаетесь? — беспечно спрашиваю
у Триногина.
— Выходит, нет, — скороговоркой отвечает Петр и ловким движе­
нием отводит багром в сторону здоровенный валун.
— И что тебя в грязи держит?
— Долг, Кеха! Д о л г .
— Перед кем долг-то?
— Перед Родиной.
— А-а, понимаю.— Никогда не предполагал, что может Петр иметь
перед кем-то долг.
— Так-то, Кеха, долг. Родине нужен металл, а мне аккредитивы.
87

— Д о л г — д е л о великое.
— Это де...— открыл Петр рот и з а м е р на полуслове.
В метре от меня и П е т р а о с т а н а в л и в а е т с я бульдозер. Точно во­
рон с ветки, спрыгивает мужичок, небольшого роста, черный, как смоль,
заросший, щетина л и ш ь на г л а з а х не растет и то только потому, что
на т а к и х г л а з а х ничего бы не выросло, вмиг обгорело-воспаленные
белки разгорячены, слезятся, вместо г л а з н и ц о б о ж ж е н н ы е круги, к а к
после б у ш е в а в ш е г о п о ж а р и щ а , губы белые, р а с т р е с к а в ш и е с я . Р о д я т с я
ж е люди на з е м л е , не велики, не могучи, но в их присутствии любой
з д о р о в я к о б о р а ч и в а е т с я ощипанной курицей. П р и появлении м у ж и ч к а
у П е т р а точно перья облетели: плечи обвисли, на щ е к а х выступил бо­
лезненный румянец, обычно п о я в л я ю щ и й с я у тех, кто знает за собой
вину. Я т о ж е чувствую себя преотвратно и с к о м к а н н о .
— З д о р о в о , Петр! — н е о ж и д а н н о девичьим голосом сипит м у ж и ­
чок.
— Д о б р о г о з д о р о в ь я , П л а т о н С а р к н с о в и ч , — виновато лепечет
приятель.
— Кто будешь, турист аль охотник? — удостаивает м у ж и ч о к вни­
манием и меня.
—| К а к бы об-бъяснить... Н е тур-р-р-ист, не ох-х-от-тник, — я чув­
ствую д р о ж ь в п а л ь ц а х , коленях.
— Все одно, не нашего з а н я т и я человек. К а к а я хвороба з а н е с л а ?
— бесцеремонно с п р а ш и в а е т мужичок.
—' Н е при чем я. П р и л и п в дороге. С чего бы, не з н а ю , — бормо­
чет П е т р .
«Ну и ну! Ну и П е т ь к а ! Чего городит! З а его счет д о б и р а л с я до
прииска — и вот тебе на! В дороге прилип! М о ж е т , моего имени и от­
чества не знает? — р а з д р а ж а ю с ь я, а сердце то стынет, то о б л и в а е т с я
кровью.— И этот родственник соловья-разбойника хорош».
Видит мужичок, в р а з у м и т е л ь н о г о слова ни от меня, ни от Петьки
не добьешься, махнул рукой.
— В десять часов на совет. Там — р а з б е р е м с я , — сипит он, — если,
д р а н д о х л ы с т , дело есть, вечером з а й д е ш ь . П е р е т о л к у е м . А з е м л ю при­
шел топтать, чтобы духу на прииске не было. З а л е т н а я моль х у ж е
саранчи.
В ы с к а з а л с я м у ж и ч о к и п о к а з а л спину.
П о л о ж е н и е аховое. Коли т а к встречают, не трудно представить
и проводы. При м у ж и ч к е слова не мог вымолвить, а к а к ушел он, про­
рвало. На Петра набросился.
— Что тут у вас, с т а р а т е л ь с к а я артель, или б а н д а ?
Петр злобно цыкнул.
— Н е р а з о р я й с я . З д е с ь лишних слов не прощают.
— А этот кто? — п о к а з ы в а ю вслед мужичку.
— П р е д с е д а т е л ь а р т е л и . П о н я л ? П л а т о н Саркисович Т у м а н я н .
Н е кричи, Кеха, и пальцем не п о к а з ы в а й .
— Такой председатель в гроб загонит и глазом не моргнет.
— Р а д и справедливого д е л а загонит,— с о г л а ш а е т с я П е т р .
— Упаси бог, полагаться на справедливость с а м о д у р а .
— Последний р а з п р е д у п р е ж д а ю : б р я к н е ш ь чего лишнего, схлопо­
чешь по шее. Д е р ж и я з ы к за з у б а м и . З д е с ь ушей много.
— Тогда объясни, в чем его справедливость.
— Д о б р е н ь к и м не п р и к и д ы в а е т с я , добреньким легко, добреньким
все прощается. А нашего п р е д с е д а т е л я никто не простит. Который
год горит а р т е л ь синим п л а м е н е м . Н е послал бог з о л о т и ш к а . Хоть
слезами горькими и з р ы д а й с я , з е м е л ь к а пуста. Геологи з а п а с ы неверно
обсчитали, а вина на председателя в ы п а д а е т . Тут, брат, не твоя
с л у ж б а , где и д а р м о е д без о к л а д а не останется. Тут — прогорел, т а к
88

дотла. Н и к а к о й подкормки. А ответчик один — п р е д с е д а т е л ь . А что он
поделает? З е м л я — слепа, не везде золото родит.
— Участок смените,— советую я.
— Н е н а ш а воля участок сменить. Его государство выделяет.
С т а р а т е л ь птичка не в о л ь н а я , на первую попавшуюся ветку не садится.
Скребем голый к а м е н ь . Вот и дерет с нас П л а т о н Саркисович по семь
шкур.
— Т а к о м у одной шкуры м а л о , — я з в и т е л ь н о з а м е ч а ю я, не отхо­
дит от сердца обида, нанесенная председателем.
— Ему и одной не надо. К а ж д ы й д о л ж е н ж е л т о м у д ь я в о л у семь
шкур з а п р о д а т ь . Г л я д и ш ь , у черта лысого сердце дрогнет. С м и л о ­
стивится! Семь человеческих шкур — немалый з а д а т о к .
З а все человек в жизни д о л ж е н платить, чем в ы ш е цель, тем в ы ш е
п л а т а . Понял я, отчего немилостиво п р е д с е д а т е л ь со мной о б о ш е л с я ,
но зачем нужно было П е т р у от меня отрекаться... К а к это не з н а е т
он меня? К а к это я в дороге прилип?
— Петр, а чего ты отрекся от меня? И л и не приятели мы с тобой?
— Н а большой земле за к р у ж к о й пива — приятели. В Эннахе—•
я с т а р а т е л ь , ты — п р и х л е б а т е л ь . С т а р а т е л ь с п р и х л е б а т е л е м не прия­
тельствуют. П р о д р у ж б у не поминай. А п р о в а л и в а л бы ты подобрупоздорову, а, Кеха?
— П р е д с е д а т е л ь на вечерний разговор пригласил, не о т к а з ы ­
ваться ж е .
— Р а з г о в а р и в а й хоть с самим чертом,— отрезает П е т р , — только
меня не впутывай.

XVI
Я в л я ю с ь на старательский совет. В избе, где проходит совет,
тускло, бревна выпирают изнутри, из стен. П р е д с е д а т е л ь сидит в
темном углу, п р а в у ю ногу п о д ж а л клюкой. Сипит:
— Ну, д р а н д о х л ы с т , с к а ж е ш ь чего?
Д р а н д о х л ы с т — любимое председательское словечко, л а с к о в о е или
скверное, не поймешь.
— Иннокентием меня звать,— тоскливо п о п р а в л я ю п р е д с е д а т е л я .
От моих слов ходуном изба з а х о д и л а . Л ю д и из с т а р а т е л ь с к о г о совета
чуть ли не по полу к а т а ю т с я , п р е д с е д а т е л ь на одной ноге подпрыг­
нул.— Хотите, паспорт п о к а ж у , если не верите,— п р о т я г и в а ю документ
председателю,— Иннокентий Константинович...
— Какой черт, К е ш а , на прииск занес? — отодвигая документ
в сторону и о т к а ш л и в а я с ь от приступа хохота, с п р а ш и в а е т Т у м а н я н .
— Родине требуется м е т а л л , мне — аккредитивы,— несу со слов
П е т р а безотчетную ахинею.
— И много аккредитивов требуется? — меняя гнев на милость,
интересуется председатель.
— Семь,— м а ш и н а л ь н о отвечаю я. Э т о число у многих народов
считалось счастливым. Н а в е р н о е , оттого и в с п л ы л а в памяти эта
цифра, а аккредитивов ни семь, ни д в а д ц а т ь семь мне было не н у ж н о .
Считал, что с т а р а т е л ь с к и й тон п о д д е р ж и в а ю , стою с а р т е л ь ю на од­
ной ноге.
— М а ж а р д о м ч и к , выпиши-ка семь а к к р е д и т и в о в , — р а с п о р я ж а е т с я
П л а т о н Саркисович.
Здоровенный верзила со странной ф а м и л и е й М а ж а р д о м ч и к под­
ходит ко мне, слюнявит п а л ь ц ы и с треском в к о л а ч и в а е т в мой л о б
семь горячих щелчков. При к а ж д о м щелчке с т а р а т е л и оглушительно
свистят и кричат: « П о ш е л поп по воду — раз, пошла попадья — д в а ,
пошли поповы дети — три, пошел попов внук — четыре, пошла попо­
во

ва внучка — пять, пошла попова собака — шесть, принесла воду по­
пова семья — семь».
— Ну, как аккредитивчики, Иннокентий Константинович? — за­
ботливо спрашивает председатель.— Температура, пульс в порядке?
Этих щелчков мне, наверное, и не хватало. Весь туман из головы
вылетел.
— Аккредитивчики что надо. Разживусь, возвращу с процентами.
Пульс ровный. А температура по Цельсию или Фарренгейту?
Старатели от этого «фарренгейта» немного скисли. Д о б р о е слово
или ругательство? Скорее всего, ругательство, только больно заковы­
ристое. Чувствую, инициатива переходит в мои руки. Собственный
голос возвращается.
— Сто лет без аккредитивов ж и л и еще столько ж е проживу.
Не в деньгах счастье, не все в этой жизни продается и не все
покупается.
— Правильную речь держишь, Иннокентий Константинович,— не
драндохлыстом председатель называет, а по имени-отчеству, и не
презрительно, а заинтересованно обращается.— Ответь к а к на духу,
в чем счастье: в бабах, картах, водке, книжках? И какое обличье
у счастья твоего?
— Кому в бабах, кому в картах...— я уклоняюсь от прямого
ответа.
— Не крути хвостом. З а себя отвечай,— требовательно велит
председатель.
— Счастье — это когда твоя истина становится и для других лю­
дей истиной.
— Ну и нашел свою истину? — смотрит пристально на меня пред­
седатель.
— Нет, не нашел,— отвечаю честно и прямодушно, не боясь ни
гнева, нч милости председательской и не думая, угодил или не угодил
с ответом.
— Не страшно искать-то истину? Не найдешь, тогда как? Топиться
станешь или головой вниз бросишься?
— Вам золото в руки не идет — не топитесь, вниз головой не
бросаетесь. Верите, сегодня удача не пришла, завтра сама явится.
— Так и явится?
— К а к миленькая.
— Л ю б я т русские люди искать истину, да не любят тех, кто это
растреклятое лихоимство находит. Н е в успокоение оно, брат, не в
успокоение... Иннокентий Константинович, на обратную любовь рас­
считываешь?
— Рассчитываю.
— И веруешь в нее?
— Верю.
— Б л а ж е н кто верует. И я — верую. Ты в свой камень, я — в свой.
Про мой камень известно, в земле лежит. А твой где? Может, его и на
небесах не водится. Но коли истинно веруешь, так от веры не отсту­
пайся. Людей нынче много наплодилось, вот веры с гулькин нос. Эвон,
гляди-ка, сколь народу понабилось,— председатель обвел рукой всех
старателей.
— Примите в артель,— обращаюсь к председателю и старатель­
скому совету, почувствовал благожелательное отношение председателя.
— Какую корысть в работе ищешь? — вопросом на вопрос отве­
чает Туманян.
— Никакой не ищу.
— И денег тебе платить не надо?
— И денег не надо.
90

— П о л в е к а на белом свете живу, а простодушие от
хитрости
р а з л и ч а т ь не научился. И л и больно хитер, д р а н д о х л ы с т , или просто­
душен... Б о л ь н о у ж бескорыстен. Н е встречал при нашем д е л е таких.
К д е л у нашему, видать, не приспособленный, артели пользу от тебя
никакой. Но решить надо по справедливости, к а к о е слово совет ска­
ж е т , т а к и будет. А пока ступай погуляй чуток возле избы, совет
обмозгует, к а к поступить с тобой.
Н е сильно о б н а д е ж и л председатель, но вселилась в меня спо­
к о й н а я уверенность: не на день, не на д в а з а к и н у л а судьба в северные
к р а я . Н а душе было неплохо. П р и п о м н и л а с ь Ниточка. Д о с т а л снимок,
посмотрел на Анютку М а р т о в у . Что бы с к а з а л а она мне в эту минуту,
в е л е л а остаться или домой п о з в а л а ? И нужен, очень был н у ж е н мне
совет ее. Смотрел на снимок до тех пор, пока не окликнули и не велели
зайти в избу.
— Упала, драндохлыст, монета ребром,— без предисловий встре­
чает П л а т о н Саркисович,— до золота допустить не м о ж е м . Н о согла­
сишься пойти кухарить, о с т а в а й с я . В п р я г а й с я в артельную л я м к у .
Место стряпухи освободилось. С з а в т р а ш н е г о дня вступай в д о л ж н о с т ь .
В д о л ю не войдешь. Н а к о р м и т ь — н а к о р м и м , напоить — напоим,
обуть — обуем. Н а к а р м а н денег положим, зиму п е р е з и м о в а т ь д а баб
п о б а л о в а т ь . Н а большее не рассчитывай.
М н е хоть ноготком зацепиться з а артель, большего пока и не
нужно. От радости лопочу:
— П л а т о н у С а р к и с о в и ч у — спасибо! Совету — спасибо! М а ж а р домчику — спасибо! Д о в е р и е совета и П л а т о н а Саркисовича о п р а в д а ю .
Этим «спасибо» я чуть все д е л о не загубил. С т а р а т е л и з а е р з а л и
по л а в к е .
— Где, д р а н д о х л ы с т окаянный, сучье слово изучил? И з «спасибо»
шубу сошьешь? — шипит председатель.— С т а к и м словом не место бы
тебе в артели. Счастье твое, решенье у ж е составлено, а а р т е л ь от
решений не отступает. С г л а з моих вон!

XVII
В промывочный сезон с т а р а т е л ь с к и е ж е л у д к и — б е з д о н н а я утроба.
З а день н а м а е ш ь с я , черные круги идут перед г л а з а м и . Н о свыкся
с поварской долей. И ребята стали ж а л о в а т ь , кому охота с кормиль­
цем отношения портить. Б ы л я в курсе всех приисковых дел, в осве­
домленности не уступал п р е д с е д а т е л ю артели П л а т о н у Саркисовичу
Т у м а н я н у . Если ругаются ребята на чем свет стоит, значит, д е л о не
худо идет: в последние сутки шел м е т а л л . С а м ы е крепкие ругатель­
ства ж е л т о м у д ь я в о л у припасены, д у ш а его соленых слов требует.
Вот и с т а р а ю т с я ребятки угодить, пронять чертову душу. Ч е р т л а с к и
и доброго слова не терпит. Чем спокойнее и обходительнее народ, тем
х у ж е д е л а в артели. В л о т к а х золота осело всего ничего. Х л е б а ю т
р е б я т а щи, в г л а з а х л ю т а я тоска по дому, ж е н а м и р е б я т и ш к а м . Кто
ж е от тоски ругаться станет? М о л ч а л и в ы й с т а р а т е л ь — человек опас­
ный. М о л ч а л н а р о д в последнее в р е м я часто, не оседал м е т а л л в
лотки.
З а к о н в а р т е л и : золото в полночь снимать, когда солнце за д а л ь ­
ние сопки убежит, а месяц — белесый, подслеповатый м а л о с т ь . П о в е р ь е
такое у ж с л о ж и л о с ь , человек всегда свою судьбу с небом с в я з ы в а е т .
С н и м а т ь золото мой черед наступил. Полночь, час волнующий. Д л я
меня тем более. П р и о д е л с я по т а к о м у с л у ч а ю : брюки н а г л а д и л , гал­
стук п о в я з а л . Но П л а т о н Саркисович мигом м а р а ф е т свел.
— Ты чего в ы р я д и л с я ? — говорит.— К о б ы л а м хвосты крутить соб91

рался? Сейчас же, драндохлыст, шнурок сымай, штиблеты меняй на
сапоги, п и д ж а к и наглаженные штаны скидывай.
Обрядил меня председатель, как последнего нищего, выдал за­
мызганные брюки, повязав их промасленной веревкой, сапоги откопал,
у которых не только подметки отвалились, но и голенища точно ква­
шеная капуста, из одних ошметков и з а п л а т . Ни д а т ь , ни взять истин­
ных кровей приискатель.
— Теперь не противно посмотреть на тебя,— постукивает по плечу
Туманян.— П р а в о слово, золотарь... П р а в о слово, добытчик...
II председатель под стать. Фетровая шляпа выгорела от солнца,
ленточка на ней грустно топорщится, ватник не иначе к а к под коровьим
хвостом побывал, шея стираным-застираным полотенцем повязана.
П о д х о д я щ а я парочка! Р о д н а я мать таких сыновей не примет, рас­
последний нищий знаться не станет.
— При полном параде,— шучу я.
— С землей дело имеешь, поближе к земле надо быть,— внушает
Туманян.

XVIII
Золото за семью з а м к а м и да семью пломбами скрыто. Н е м а л о
времени председатель ключиками ковырялся, пока д о б р а л с я до лотков.
А там... М а м а родная! Грязь вперемешку с табачной крошкой. Есть
такой вонючий третьесортный т а б а к , будто пожеванный, россыпное
золото — точная его копия. Ни виду, ни блеску. И чего ради люди
убиваются? Д а е т мне председатель совочек, железный ж б а н , велит
из лотков выгребать металл. Три ж б а н а грязи с желтой крошкой
нагреб. Председатель елозит веничком по донышку. Я т о ж е принялся
золотые пылинки из углов выскребать.
— Не дразни черта,— беззлобно сипит председатель. Печальные
глаза блаженны, сразу видно: доволен нынешним съемом.— Оставь
золотишка д л я приманки. В пустую клетку птичка не летит. Посидим,
покурим.
Сидим, курим. Мирно журчит ручей, изнывает от невысказанной
печали. З в е з д ы на небе тихие, неяркие. К а ж д ы й думает о своем.
Д о л ж н о быть, на эти ж е звезды смотрит и Ниточка. Только над ней
они светят ярко и пронзительно. Вспоминает она меня или нет в эту
минуту? Я не случайно подумал о Ниточке, она т а к а я же, к а к и эти
звезды, тихая, неяркая. Многое бы дал за то, чтобы сейчас она была
здесь, рядом со мной. Я хочу прочитать стихи специально д л я нее
и читаю: «Ни о чем не нужно говорить, ничему не следует учить.
И печальна так и хороша темная звериная д у ш а : ничему не хочет
научить, не умеет вовсе говорить и плывет дельфином молодым по
седым пучинам мировым».
К а к все люди с т я ж е л ы м и своенравным характером, П л а т о н
Саркисовнч сентиментален, стихи растрогали его, он расчувствовался,
обнял меня, поцеловал в лоб, к а ж е т с я , прослезился. И зачем мне
нужно было бередить чужую душу?
— Сам сочиняешь, Иннокентий Константинович? — спрашивает
председатель.
— Нет.
— Ну и слава богу, что не сам. Стихи — грех, большой грех перед
богом. Их сочинителям бог не дает долго жить.— Платон Саркисовнч
зачерпнул горсть золотой крошки, п о д е р ж а л секунду-другую в руках,
высыпал обратно.— Золотари, брат, тоже не долгие жильцы на этом
свете.
— В бога верите, Платон Саркисовнч?
92

— Бог — это к слову пришлось. Люди моей профессии в бога не
верят.
— Во что верите?
— В искушение.
— Что за вера?
— Хошь побасенку расскажу?
— Хочу.
Платон Саркисович замолчал, насторожился, шумно набрал в
ноздри воздух, не слышит ли кто его еще, не хотелось бы ему, чтобы
посторонний человек рядом оказался. Убедившись, что никого рядом
нет и быть не может, председатель заговорил:
— Обретались на земле два племени, окромя как дум о пропитаньи, иных не водилось. К а ж д о е утро вожди народ созывают совет
д е р ж а т ь . Первый вождь речь держит: «Припасено у меня два извес­
тия, радостное и горестное. С какого начинать?» «Конечно, с радост­
ного»,— народ отвечает. «Воля народа — моя воля,— не противится
вождь.— Сегодня с восходом солнца на нашей земле взошли добрые
ростки пшеницы». «Ты принес нам радость, так не наполняй сердце
печалью»,—• просит народ. «Будь по-вашему»,— соглашается вождь и
утаивает от своего народа другое известие, а тот знай себе веселится,
песни поет, пляски затевает, без думы о завтрашнем дне припасы
поедает. Утром следующего дня вождь снова интересуется, с какого
известия начать ему, и слышит прежний ответ. Ж и в е т его племя и
веселится, забот и знать не желает.
Второй вождь тоже поутру совет собирает, интересуется, приятное
или скверное сообщение поначалу в ы с к а з а т ь . «Скверное»,— народ
ответствует. «Воля народа — моя воля,— говорит вождь.— Сегодня
с восходом солнца на нашей земле саранча завелась». «Опечалил ты
наши сердца,— народ отвечает,— надо нам печаль одолеть, а после
радостные твои слова слушать». И шел народ саранчу изгонять, при­
пасы на черный день утаивал. В утро следующего дня вождь все тот
же вопрос ставил, с какого известия начинать, и тот ж е ответ получал.
В трудах да заботах обреталось племя.
Наступила пора собирать урожай, пришел народ первого племени
на поле, видит — собирать ему нечего, все поела ненасытная саранча.
«Зачем ты нас радовал каждое утро?» — спрашивают люди вождя
племени. «Вы сами выбрали судьбу,— отвечает вождь.— Радостью и
беззаботностью к а ж д ы й из вас искушал смерть, и она придет к вам».
Так вымерло первое племя.
Пришел народ второго племени на поле, золотятся колосья пше­
ницы. «Зачем ты нас печалил каждое утро?» — спрашивают люди вож­
дя племени. «Трудом и заботой каждый из вас искушал жизнь, и она
придет к вам». Так процветало второе племя.
Платон Саркисович неторопливо затушил папироску. Д о с т а л из
пачки три или четыре новых. Выпотрошил их. Раскрошил т а б а к на
ладони, скрутил огромную козью ножку.
— Кто какому в жизни искушению уступит, того и т а к а я судьба
ждет. На свете немало соблазну поддаться приятному времяпровож­
дению. Сидеть в тепле и слушать канарейку, рыбок в аквариуме
разводить, с красивой бабенкой потешиться. У тела много призывов.
Силы нужны не уступить прихоти. Сыт, обут человек, а спокойствия
все одно нет. Потеряно душевное движение. Мне важней всего в жизни
движение не растерять: крепко намаяться, настрадаться, собственной
кровью землю омыть. Будет движение, покой придет. В детстве меня
учили слову богову. К богу веры не имею, но к словам, приписанным
богу, отношусь с почтением. Иные рассуждения крепко у меня в голове
засели. В евангелии прописано: «А упадшне в тернии, это те, которые
93

слушают слово, но, отходя заботами, богатством и н а с л а ж д е н и я м и
житейскими подавляются, и не приносят плода».
Понял я искушение П л а т о н а Саркисовича, но путь к нему через
золото, к а к отрицание жизненного благополучия и бренных радостей,
п о к а з а л с я мне смутным, противоречащим его ж е рассуждениям.
— А вы, Платон Саркисовнч, не призывом тела живете? Всю
жизнь к богатству тянетесь, к золоту, большим деньгам...
— Золото — искушение, не богатство. Г р а м м а металла за душой
не держу. А больших денег на казенные зубы не наберется.
Председатель улыбнулся странным диковатым движением губ.
Никогда мне не приходилось видеть в улыбке человека одновременно
детскую самозабвенность и остервенелость хищника. Губы подраги­
вали, а ноздри орлиного носа бушевали. Мне показалось, на счету
Туманяна не одна спасенная и не одна загубленная душа.
— Н е у ж е л и , Платон Саркисовнч, такими делами з а п р а в л я е т е ,
всю жизнь у больших денег, а на золотые фиксы не з а р а б о т а л и ?
— Всякий час выпадает. Когда денег — хоть город на содержание
бери. А когда на паперть иди милостыню клянчить. Нынче а р т е л ь
пропащая, все сбережения на ее счет перевел. Н а собственную де­
нежку в совхозе три з а х у д а л ы х тракторишки приобрел. Паевой взнос
из личных сбережений внес. Петька Триногин или М а ж а р д о м ч и к пус­
тили з а р а б о т о к по ветру, им спишется. А мне разоряться на фиксы
нельзя. З а чужие души — ответчик!
З а короткую, светлую ночь приоткрылась завеса над председа­
тельской жизнью. Чувства мои к нему были противоречивы: и ува­
жение, и боязнь. Ч у ж а я душа потемки, ярким светом не высветится,
разве слабый отблеск упадет в скрытые уголки, как упал в эту ночь
на председательскую душу. Я полагаю, не из-за расположения ко мне
Туманян разговорился, почуял он дикими ноздрями, что судьба пере­
менилась к артели, понес ручей золотоносную землю и по какой-то
случайности стало мое дежурство добрым предзнаменованием.

Михаил

БРОДИН

ЖАЛОСТЬ
РАССКАЗ

.Марина поняла — ж и т ь с ним больше не сможет. Она не с к а з а л а
сама себе этого: не хочу, не буду, мол, больше с ним жить, а почувство­
вала, что так д о л ж н о быть. Она почувствовала это, как чувствуют люди
или чуЮт животные приближение опасной болезни или д а ж е смерти.
Марине Якушиной изменял ее муж Сергей, и она знала об этом.
Не просто знала по слухам, по сплетням, по сочувствующим или зло­
радным взглядам. Она всегда безошибочно определяла, видела, когда
он приходил «оттуда». И тогда с ней начинало происходить что-то
странно-жуткое, пугающее ее. Ей становилось знобко, на груди и шее
проступали прямые продольные малиновые линии. А во время близости,
которой он почему-то, придя «оттуда», особенно настойчиво и упрямо
добивался, она испытывала удушающее отвращение и брезгливость.
И вот сегодня, когда по-непохожему, по-чужому он загремел во дво­
ре щеколдой, дольше обычного завозился в сенях, а войдя, виновато
метнулся взглядом мимо ее лица,— сегодня она поняла: все, больше не
сможет.
Сергей, впрочем, не очень-то долго в такие дни мучился угрызения­
ми совести. Еще за ужином он тупился, мог по второму и третьему разу
для одной и той ж е миски щей искать солонку, мешать в чашке с чаем,
не насыпав туда сахару. Он еще отчасти скованный переходил от стола
к телевизору. Но у ж е через час-полтора свободно отряхивал с себя
последние обрывки душеугрызающих пут...
Она с к а з а л а ему это за ужином.
— Сергей,— с к а з а л а Марина,— я ж и т ь с тобой больше не могу.
Ее слова не напугали его. Он их не воспринял всерьез. М а р и н а
была беременной на пятом месяце, и эта ее угроза не ж и т ь с ним не вя­
з а л а с ь , по его понятию, с ее теперешним положением.
Ее слова его не напугали, но он подумал: «Надо с этим з а в я з ы в а т ь .
Иссволочился я, бить меня, гада, некому».
— Виноват я перед тобой, М а р и н к а . Каюсь. Больше этого не будет.
Чтоб я сдох,— проговорил он правдиво, с мольбой во взгляде.
— Нет,— покачала она головой.— Н е могу. Уходи.
— Когда уходнть-то?— он улыбнулся.— Сейчас, что ли?
— Да.
Он подошел к ней. Обнял. Легко приподнял на руках и понес к ди­
вану. М а р и н а рванулась. И что было силы наотмашь ударила его по
лицу.
— Уходи,— повторила, т я ж е л о дыша.
У Сергея густо начала багроветь шея. Каменно с ж а л челюсти, ку­
лаки. Пристально и растерянно глядел ей в лицо — безгубое от бледно­
сти, сухими, беспощадными, почти безумными глазами.
— Может, ты и права,— глухо, после долгого молчанья прогово­
рил.— Я, может, стою того, чтобы гнать меня, как собаку... Но разве я
теперь могу уходить?
95

— Уходи,— повторила она с той ж е непрощающей обидой и не­
преклонностью.— Сейчас ж е уходи1
И он ушел.
Когда М а р и н а на следующий день пришла на работу, Г л а ф и р а
Ивановна, сменщица, глянув в ее землистое лицо, тихонько ойкнула:
— Д а что это с тобой-то?
Марина заплакала.
Г л а ф и р а Ивановна пытливо, по-женски, о г л я д е л а ее всю — живот,
грудь, ноги, и ничего не поняла.
— Что 'случилось-то?
— Д а так, ничего,— М а р и н а горько, сквозь слезы улыбнулась.—
Развелась с Сережкой.
— К а к р а з в е л а с ь ? — о п е ш и л а Г л а ф и р а Ивановна.— Когда?
— Ну, не р а з в е л а с ь . С к а з а л а , чтоб уходил. И ушел.
— С к а з а л а , и у ш е л ? — в недоумении повторила Г л а ф и р а И в а н о в н а .
— Ушел.
— Ну, молодцы. Ну, ничего не с к а ж е ш ь , — сокрушенно п о к а ч а л а
Г л а ф и р а И в а н о в н а седеющей головой.— С к а з а л а , и ушел. К а к про­
сто-то...
Марина и Г л а ф и р а Ивановна были т е л е г р а ф и с т к а м и и р а б о т а л и на
одном и том ж е аппарате, только в разные смены. Сейчас этот их аппа­
р а т настойчиво выстукивал две буквы — «ТМ». Это на другом конце
провода с п р а ш и в а л и : «Там ли?» Б у м а ж н а я лента кольцами вилась под
зеркально-черным чехлом. Л е н т у бы надо в ы б р а т ь из-под чехла, намо­
т а т ь на консоль, распрямить, направить по металлическому желобу. И
надо бы ответить по а п п а р а т у т о ж е двумя буквами: « З Д » — з д е с ь , мол.
Н о ни Марине, ни Г л а ф и р е Ивановне сейчас, понятно, не до того.
— Ты это сама п р и д у м а л а или с кем советовалась?
— Что я п р и д у м а л а ?
— Прогнать мужа.
М а р и н а промолчала.
— С а м а . П о г л а з а м вижу... К а к ж е т а к ? Ты что, безродная? В сте­
пи одиноким деревцем растешь? Посоветоваться тебе не с кем? Если
родителей совестишься, т а к хоть бы у меня у м а - р а з у м а о д о л ж и л а , —
обидчиво выговаривала Г л а ф и р а Ивановна.
— Никто тут не советчик,— тихо и хмуро с к а з а л а М а р и н а .
— К а к это — никто?
...Марина и Сергей были потомственными связистами. Отец Сер­
г е я — техник радиотелевизионной мастерской. Маринина мать — опера­
тор отдела доставки. Сергей т о ж е окончил техникум, пятый у ж год ра­
ботает в той ж е , что и отец, мастерской районного узла связи. И М а р и ­
на сразу ж е после школы к матери в отдел пришла. Но через несколько
недель попросилась к т е л е г р а ф и с т а м . Н е понравилась д о с т а в к а . Р а б о ­
т а т ь на телеграфном а п п а р а т е ее обучала Г л а ф и р а И в а н о в н а , материна
подруга.
У них — у М а р и н ы с Сергеем — поначалу с к л а д ы в а л о с ь так, как
теперь с к л а д ы в а е т с я у большинства нынешних молодоженов. Б ы л а
комсомольско-молодежная свадьба. Д р у з ь я и родственники понадарили
кучу подарков. И д а ж е более того — предприятие выделило им кварти­
ру. К в а р т и р а эта, правда, была в небольшом и старом деревянном до­
ме. Н о дом еще крепок, недавно перекрыт новой оранжевой черепицей.
Г л а ф и р а Ивановна сильно опечалилась. Она д а ж е не столько опе­
ч а л и л а с ь из-за Маринки (на нее она, скорее, с е р д и л а с ь ) , сколько из-за
ее матери... Это подумать только, какой стыд, несчастье какое лягут те­
перь на материнские плечи...
— Переспал, значит, по пьяному делу с какой-то деревенской ду96

рой, и прогнала. К а к просто-то,— снова осуждающе заговорила Глафи­
ра Ивановна.— Все бы бабы так-то делали, так мужики бы как палые
листья осенью под ногами шуршали. Ты думаешь, я со своим или твоя
мать с отцом твоим не маялись? З а здоровыми мужиками разве в мо­
лодости угонишься? У них ж е этой силы, у молодых, как у бугаев. И
ничего с ними нельзя поделать, покуда не перебесятся...
— Так пускай вначале перебесятся, а у ж потом женятся,— упрямо
проговорила Марина.
— Что ж ты им до сорока годов неженатыми прикажешь ходить?
— Не могу я, тетя Глафира. Другие, может, и могут, а я не могу,—
с тихим отчаянием с к а з а л а Марина.
— Д а что ты все про себя да про себя,— сердито упрекнула Гла­
фира Ивановна.— Не одна теперь! Родишь, что дитю скажешь?
—• Так и скажу, как есть.
— Словами живого отца не заменишь.
— И не надо.
— Все за всех решила... А мать как же?
— Что мать?
— Каково ей, твоей матери, переживать это?
Марина не ответила.
Они долго молчали, несогласные и недовольные друг другом.
— Ты вот что, Марина, ты не дури. Я сейчас ж е зайду в мастер­
скую к его отцу...
У Марины, как от сильной боли, исказилось лицо.
— Я вас очень прошу, тетя Глафира, очень!— проговорила, поблед­
нев.
— Ну, милая моя,— сокрушенно покачала головой Глафира Ива­
новна.— Ну, милая... С таким сердцем ты много в жизни беды себе
наживешь.
Потянуло гарью. Глафира Ивановна быстро и встревоженно подня­
лась, открыла крышку чехла. Раскаленный мотор курился сизым едким
дымком, надсадно гудел. Забитые лентой тонкие стальные валы не
вращались. Глафира Ивановна суетливо нащупала выключатель, щелк­
нула, обесточила аппарат. И з а ж г л а красную лампочку — для дежур­
ного механика.
Ж е н щ и н а эта ж и л а в недальнем селе, километрах в пятнадцати от
райцентра. Первый раз Сергей пришел к ней по служебному вызову —
чинить телевизор.
З а время работы в радиотелевизионной мастерской он в каких толь­
ко ни перебывал квартирах и избах. И все везде в общем-то было обыч­
ным и схожим. А тут удивился. Н а полу в горнице л е ж а л и две шкуры.
Ту, что поменьше, у порога, Сергей не угадал — сильно вытерлась. А
большая шкура с плоской, похожей на маску мордой, была шкурой
крупного матерого медведя. В горнице ж е со стены бодливо склонилась
лосиная голова с тяжелыми рогами. А над шкафом распластал длин­
ные серые крылья мертвый сокол. И еще на стене поверх узкого ры­
жего коврика висели два охотничьих ружья и черный кожаный ягдташ.
Сергей д о г а д а л с я : муж хозяйки, должно, охотник.
Ремонт был средней сложности — замена кинескопа, и он недолго,
через три четверти часа, управился. Он был доволен: на всех сегодняш' них вызовах все получалось и ладилось, и еще выходило засветло вер­
нуться в город.
— Не торопись,— сказала хозяйка.— Поужинаем.
— Спасибо.— отказался Сергей.— Обедал поздно.
Он поразился, что такой пустяк — отказ поесть в ее доме — может
так огорчить женщину. Она потемнела лицом, сникла, показалось да­
же—-состарилась. И он понял: нельзя, совестно не уступить.
7. «Байкал» № 2

97

Ей было д в а д ц а т ь восемь лет. Грубовато-простое, доброе лицо. Са­
ма некрупная, жилисто-сухопарая, но видать по всему, физически креп­
к а я и проворная. У нее были хорошо развиты, сильны и красивы бедра
и ноги.
П р и н а р я д и л а с ь д л я гостя в слепяще-белую блузку и темно-вишне­
вую шерстяную юбку. Распустила длинные русые волосы по плечам. И
наверное, с потаенным бабьим умыслом оставила на красивых ногах
лишь старенькие, притоптанные шлепанцы.
Стол был накрыт на двоих — д в а граненых с т а к а н а , две вилки...
Это озадачило Сергея. Судя по охотничьим трофеям, р у ж ь я м , по про­
сторному ду0леному полушубку и огромным яловым сапогам в сенях,
ясно ж е — в доме имеется мужик. Т а к д о л ж е н ж е он явиться на ужин?
Впрочем, у них, в колхозах, сам черт не разберет — когда они работа­
ют, когда отдыхают...
Странно однако: какое, к а з а л о с ь бы, ему до этого дело? Н о мысль
эта — где муж хозяйки?— отчего-то т р е в о ж и л а Сергея.
— К а к зовут-то т е б я ? — с п р о с и л а ж е н щ и н а .
— Сергей.
— А меня Анна.
— Очень приятно. Будем знакомы.— Сергей протянул руку.
Анна р а з л и л а водку по с т а к а н а м .
Выпили.
Сергей был голоден, ел ладно, со смаком и видел, что ей нравится,
как он ест. Вдруг он спросил — и сам на себя подивился: зачем спра­
шивает? Он спросил:
— А ты что ж е на двоих н а к р ы л а ? Придет — обидится.
— Кто?
— Охотник твой.
— Не придет охотник.
— Что так? Р а з о ш л и с ь , что ли?
— Убили.
Сергей остановился ж е в а т ь . Перевел в з г л я д с ее лица на стенку —
на р у ж ь я с черным я г д т а ш е м .
— Несчастный случай?
— Нет. Умышленное убийство.
— Как же?
— Так вот. Третий год пошел. Войны нет, а убили. Б р а к о н ь е р ы .
Лесником был.
— Н а ш л и убийц?
— Н а ш л и . Осудили. А м у ж и к а все одно нету... Н у д а что теперь...—
вздохнула она.— Ты вон ешь. Н а г о л о д а л с я за день.
Она н а л и л а ему и себе еще по полстакана.
Ему сделалось хорошо — раскованно и весело, и он улыбнулся без
особых на то причин. И ел.
Пристально оглядев его сутуловато-литые плечи, крутую шею, она
спросила:
— Скоко ж е тебе лет?
— Д в а д ц а т ь четыре грохнуло,— ответил он, с хрустом р а з г р ы з а я
т я ж е л ы м и челюстями сладкий говяжий х р я щ .
— М о ж н о и больше д а т ь .
— Д а в а й , не ж а л к о , — пошутил.
— А ты ж е н а т ы й ? — спросила еще.
— Как положено.
— Давно?
— Скоро год минет.
— Понятно...
Она посидела молча, задумчиво. Потом вышла из-за стола. Подо98

шла к телевизору, поискала музыкальную передачу. Передача такая на­
шлась. Вернулась к столу. Спросила:
— Еще налью чуток?
— Нет,— сказал он.— Развезет. Ж е н а обидится.
— Жену не обижаешь? Это хорошо. А все же выпей еще со мной.
И посиди малось.
— Поздно уж,— Сергей глянул на часы.— Седьмой час. Автобуса
пока дождешься...
— Без автобуса доставим. Велю. Я ведь начальство, бригадир.
Они допили поллитровку.
Анна медленно начала прибирать со стола.
Сергей сидел понуро и скованно. Говорил себе: надо уходить. Н о
вместо того украдкой следил за женщиной, за неторопливо-плавной
поступью ее крепких загорелых ног в притоптанных старых шлепанцах.
Анна кончила убирать, присела на широкую поролоновую тахту.
Сбросила шлепанцы и подобрала ноги. Круглые коленные чашки уда­
рили Сергея в грудь, ровно два ослепляюще-ярких, пронизывающих
луча.
— Поди, посиди рядом со мной,— сказала Анна.
Он сидел за сголом, не шевелясь и не глядя в ее сторону.
Анна видела, что нравится ему, волнует, и угадывала причину его
нерешительности. Он был, чувствовала она, по-телячьи неопытен и не­
избалован. И от этой своей верной догадки (а он и на самом деле близ­
ко знал в своей жизни лишь одну женшину — собственную жену) —
от этой догадки у нее было несвободно, непросто и греховно на душе.
И это то вдруг сковывало ее, то, напротив, раззадоривало до потери
стыда и власти над собой.
— Не ломко тебе на стуле-то? — засмеялась она.— Не бойся, я ба­
ба смирная, не кусачая.— Анна заглянула ему в глаза тоскливо и зо­
вуще.
И он пошел к ней...
— Наверное, думаешь обо мне: потаскуха?—спросила Анна, ког­
да сошла первая, оглушившая их обоих волна горячей, хмелящей похоти.
— Не думаю... Отчего же...
— Думаешь,— сказала она убежденно и горько.— Только неправ­
да это. Третий год в безмужестве, как в проклятье. А силы во мне бабьей,
глянь, скоко!— Она прижалась к его плечу прохладным черным соском
маленькой твердой груди, и он услышал гулкий бой ее сердца.— Все у
меня есть,— продолжала она,— и деньги, и награды... Хошь, покажу?—
Она рывком поднялась и села, разгоряченная, и вновь ослепила и увлек­
ла его физически прекрасным, сильным, пьянящим телом...
Отдыхая затем рядом с ним, она тихим, расслабленным голосом
проговорила:
— Другой раз подумаю: бросить бы все к черту и уехать на север
али юг. Там мужиков, говорят, свободных навалом. Может, полюблюсь
кому... Ты б полюбил меня?
— Я женатый.
— А полюбил бы?
— Вот полюбил же.
— Я не про это... Как человека?
— Не знаю.
— Это узнается сразу,— сказала она со скрытой, задушенной в се­
бе обидой.
...Он уходил поздним вечером.
— Придешь еще?— спросила без надежды.
— Нет, Аня... Нехорошо.
— Ну, тогда не серчай. Ввела тебя в грех... Прости.
Он унес от нее в душе смутное и сложное чувство. Были боль и
99

стыд за первое, н е о ж и д а н н о случившееся в ж и з н и падение. И р я д о м с
той самой болью и стыдом приютилась к а к а я - т о с т р а н н а я , н е о б ъ я с н и м а я ,
с в е т л а я радость. К а к будто кого-то, какого-то слабого, попавшего в бе­
д у человека п о ж а л е л , без корысти помог.
«Только больше с такой помощью,— с грустной усмешкой с к а з а л
себе,— я к ней не ходок. Нет».
Н о этого своего слова Сергей Якушин не сумел с д е р ж а т ь . Н а ч а л
ходить.
В семье Якушиных труднее всех, п о ж а л у й , п е р е ж и л а р а з л а д Сергея
с Мариной м а т ь Сергея — Нина Васильевна. Она была небойкой, мол­
чаливой и слабой ж е н щ и н о й . Узнав, долго и тихо п л а к а л а . Она никак не
хотела, не могла в это поверить, все н а д е я л а с ь . А когда потеряла на­
д е ж д у , з а м к н у л а с ь в себе — слова за день не вымолвит,— з а т о с к о в а л а .
Г л я д я на мать, н а х о х л и л и с ь и д в е м л а д ш и е школьницы — сестры
Сергея. Они часто б ы в а л и у М а р и н ы и всегда приходили от нее посуро­
вевшими, не отвечали на его расспросы. О т в о р а ч и в а л и с ь .
А вот отец, И л ь я Андреевич, напротив, обиделся за сына. З а с т у ­
пился.
— И ш ь , гордячка!— с к а з а л о М а р и н е о с у ж д а ю щ е .
И л ь я Андреич не из родственности — на самом д е л е не мог у р а з у ­
меть, как это из-за т а к о г о пустяка м о ж н о п о л о м а т ь себе и своему буду­
щему дитю ж и з н ь ? (О том, что м о ж е т быть с л о м а н а ж и з н ь и у Сергея,
он как-то не д о г а д ы в а л с я ) .
Г л а ф и р а И в а н о в н а ничуть не с о в р а л а про него М а р и н е : и в п р а в д у
по молодости лет в ы д е л ы в а л И л ь я Андреевич лихие любовные коленца.
Д а и сейчас еще, в свои сорок восемь, веселый и л а д н ы й собой, был
непрочь приволокнуться, когда в ы п а д а л подходящий случай. Н о при
всем при том И л ь я Андреевич берег семью и в м ы с л я х никогда не до­
пускал ничего подлого — р а з ж е н и т ь с я , бросить детей... Потому-то ни­
чего особого и не увидел он в том, что Сергей п о п р и ж а л где-то к а к у ю то молоденькую и, говорят, норовистую бабенку.
Н о все ж е , когда в д о м е у них с д е л а л о с ь совсем у ж не по-семей­
ному р а з б р о д н о и г н е т у щ е - т я ж к о , И л ь я Андреич с к а з а л Сергею:
— Что-то бы надо п р и д у м а т ь . К а к бы м а т ь н а ш а всерьез не з а х в о ­
рала...
Сергей побросал в сумку пару белья, несколько р у б а ш е к , бритву и
ушел к Анне.
Ничего лучше он п р и д у м а т ь не смог.
Анна приняла его настороженно, со смятенной душой. Такой крутой
поворот в ее ж и з н и был д л я нее п у г а ю щ е - н е о ж и д а н . Ничего ведь похо­
ж е г о не д о л ж н о , не могло было выйти из того, что было м е ж д у ними.
Он приходил к ней редко и скрытно... А тут... Что т а м вдруг м е ж них—
ним и М а р и н о й — произошло? Н о он ничего не стал о б ъ я с н я т ь . С к а з а л
только:
— П у с т и ш ь — буду у тебя ж и т ь .
Она пустила.
Н о чем д о л ь ш е ж и л и они вместе, тем сильней р а з р а с т а л о с ь смяте­
ние в ее душе. Оттого р а з р а с т а л о с ь это смятение, что все меньше д е л а л ­
ся он похожим на того прежнего — простецкого, б е с ш а б а ш н о г о и неутОлимо-жадного до л ю б о в н ы х игр — парня. Он все больше становился
з а т а е н н о - з а д у м ч и в и хмур...
И д л я Сергея многое в отношениях с Анной повернулось изнанкой.
Р а н ь ш е его тянуло к ней не только запретное и оттого особо острое ж е ­
л а н и е физической близости. Р а н ь ш е он видел, что его приходы о ж и д а ­
емы и праздничны д л я нее. И это д а в а л о в о з м о ж н о с т ь ощутить себя
бескорыстно сердечным, д о б р ы м и ж е л а н н ы м . Теперь ж е , когда их от100

ношения сделались супружески обыденными, они перестали волновать
его, приносить радость. Они не приносили ему ничего, кроме чувства
тоски и вины. Тоски и вины и перед Мариной, и перед Анной.
Чувство вины и тоски перед Анной крепло в нем от понимания того,
что связь их непрочна, недолга и никчемна. Ныне в этом доме его
угнетало д а ж е то, что еще совсем недавно так увлекало полудетской, лу­
кавой таинственностью; ружья, ягдташи, мертво-живые головы и шку­
ры. А эти вещи просто хранили в себе память того, кто был настоящим,
подлинным хозяином этого дома. И настоящим и подлинным мужем
этой женщины.
Сметливая и наблюдательная, Анна тоже все видела и понимала.
Она понимала, что было бы глупо рассчитывать на большее: их сбли­
зила не любовь, а жалость, а поселило под одну крышу и того хуже —
безысходность. Безысходность же в такие годы не бывает затяжной.
Ей стало с ним еще тяжелее, чем было в одиночестве. И у нее хва­
тило женской немелочности и порядочности не цепляться за душу, не
удерживать вопреки всему подле себя.
— Тебе еще долго не будет хорошо ни со мной, ни с какой другой
женщиной,— сказала она ему.— Ты ее любишь... Хочешь, давай уедем?
Куда скажешь. Все брошу и поеду... Или езжай один...
Сергей уехал один.
Штукатурил и плотничал на стройках Сибири и Поволжья, тянул
Л Э П в предгорье Северного Кавказа... Из редких писем из дому (писал
ему лишь отец) знал, что Марина родила дочь, назвала Катей.
Его потянуло вернуться на пятом году жизни вдали от дома. Это
случилось как-то сразу, неожиданно, в несколько дней. Затосковал. За­
метался. Стал спешно собираться в дорогу.
Б ы л а глубокая осень, но под Нальчиком, откуда он выезжал, стояли
по-летнему ясные и ведренные дни.
Под Нальчиком стояли по-летнему ясные и ведренные дни, а здесь,
в райгородке, расположенном в центре европейской России, крутила ко­
люче-сухая, снежная метель. Редкие невысокие каменные дома, руб­
ленные избы, лесопарк за Медунь-рекой, оголившиеся сады и огороды —
все придавлено синими сугробами, сковано студеным вечерним сумра­
ком.
Сергей был легко одет — стеганая болоньевая куртка, кепка, осен­
ние туфли. Но стужи не чувствовал. Шел размашисто. Волновался.
Их дома — дом, в котором жила Марина, и его отчий дом — стояли
неподалеку, в одном проулке. Поравнявшись с родным домом, Сергей
замедлил шаг, улыбнулся счастливо-тревожной и извиняющейся улыб­
кой. И прошел мимо.
У калитки Марининого дома постоял с минуту, чтобы унять бе­
шено расстучавшееся сердце. Н а ж а л на рычажок щеколды. Калитка
отворилась с незнакомым, надтреснуто-стонущим скрипом.
Сенцы были не заперты, и тотчас же приоткрылась в комнату дверь
и выглянула девочка. В сенях было темно, девочка ничего толком не
разглядела и отворила дверь шире — чтоб лучше видеть.
— Кто там, Катя? — глуховатым, ровным голосом спросила Ма­
рина.
Сергей присел перед девочкой на корточки, протянул ладонь.
— Здравствуй.
Девочка посторонилась. Но не от испуга. Человек этот показался
ей забавным: весь обсыпан мелким-мелким снегом, д а ж е брови и рес­
нички белые. Посторонилась она от твердой, окованной морозом и д а ж е
Как бы слегка позвякивающей болоньевой куртки.
А Сергей рассматривал девочку со светло-русыми косичками со
смешанным чувством изумления, нежности и грусти. Он д е р ж а л в своей
101

большой, огрубевшей и жесткой руке доверчивую, тоненькую и теплую,
как оладушек, л а д о н ь девочки. И ничего не говорил.
— Кто т а м ? — с н о в а спросила М а р и н а , у ж е настороженно, и Сер­
гей у с л ы ш а л , как мягко спружинил диван и начали п р и б л и ж а т ь с я ее
шаги.
У М а р и н ы дрогнуло и побледнело лицо.
Сергей встал с корточек. Он сразу, в один миг, заметил, к а к пере­
м е н и л а с ь — не к лучшему — М а р и н а . Когда-то мягкие, округло-хруп­
кие, почти девичьи ее плечи были теперь угловато-сухими и узкими.
Б о л ь ш и е синие г л а з а оплетены сеткой тонких, частых морщинок.
— Ч т о ' ж е вы в дверях? Холодно,— наконец с к а з а л а М а р и н а .
Сергей понял: ему разрешено войти.
И М а р и н е т а к ж е , как и ему, с р а з у бросилась в г л а з а перемена:
р а з д а л с я вширь, посмуглел, у ж е не парень — вошедший в силу креп­
кий, видный м у ж и к .
— Метет-то как... И мороз... П р я м о как зимой...— потерянно про­
говорила она.— Раздевайся... Чего ж стоишь?
Р а з д е в а т ь с я Сергей вышел в сени. Включил свет. О г л я д е л с я . По­
темнел и покосился наличник на оконном проеме, п р о р ж а в е л и и раз­
б о л т а л и с ь петли на погребных дверцах... З а н ы л и руки — к а к бы он
всласть поплотничал тут, потюкал топором, постругал рубанком... Он
снял с себя и повесил на гвоздь мокрую куртку и кепку.
Вернулся из сеней и увидел: девочка с серьезно-деловым видом
ходит по комнате и прибирает то здесь, то там разбросанную детскую
о д е ж д у и игрушки.
Марины в этой комнате не было.
Когда Сергей вошел, девочка остановилась близко возле него и
с т а л а внимательно р а з г л я д ы в а т ь его лицо, свитер, брюки. Спросила:
— Замерз?
— Нет,— ответил Сергей.— Шел быстро.
— А почему тогда твой нос красный?
— Н о с ? — Сергей озадаченно потрогал нос.— Р а з в е красный?
— А какой же!?
— И ш ь ты,— удивился Сергей. Взял нос в щепоть и покрутил ле­
гонько.
Катя задумалась.
Вошла М а р и н а и молча с т а л а н а к р ы в а т ь на стол.
— У ж и н а т ь ? — спросила К а т я .
М а р и н а кивнула.
—• А ты хочешь е с т ь ? — с п р о с и л а К а т я у Сергея.
— Хочу,— охотно отозвался Сергей.— Последний р а з ел еще на
Кавказе.
Он подошел к своему чемодану. О т к р ы л . Д о с т а л из него бутылку
дорогого кахетинского марочного вина, красную копченую рыбу, апель­
сины, несколько плиток ш о к о л а д а и сплющенный светло-желтый брусок.
— Сулугуни, грузинский сыр,— пояснил Сергей, заметив, что Ма­
рина с любопытством глянула на светло-желтый брусок.
— К а т я ! — строго проговорила М а р и н а .
Девочка склонилась над чемоданом так, что голова ее с т а л а ниже
оголенных ягодичек. Она т р о г а л а большую к в а д р а т н у ю картонную
коробку и тихонько повторяла:
— А это что? А это что?
Сергей подал коробку. Она в з я л а ее в охапку, о т т а щ и л а к дивануР а с к р ы л а . В коробке л е ж а л ярко р а з у к р а ш е н н ы й чуть продолговатый
металлический ш а р с пластмассовой ручкой и резиновой ножкой-коро­
тышкой. Сергей поставил его на пол и стал раскручивать. Ш а р стре­
мительно завертелся, протяжно и нежно з а п е л и з а с в е р к а л разноцвет­
ными искрами. Это был музыкальный волчок.
102

— Я сама! Я с а м а ! — с к а з а л а Катя.
Она коснулась пальцами крутящегося волчка, он упал на бок, по­
катился, заклацал вытянувшимся, витым, как бурав, рычажком. Катя
пыталась раскрутить сама, но ничего не выходило — не слушался ее
волчок. И тогда они стали раскручивать его вместе: Сергей держал Ка­
тин кулачок в своей ладони, а Катя д е р ж а л а с ь за ручку. И снова вол­
чок весело завертелся, заискрился и нежно-протяжно запел.
Марина позвала их к столу.
На столе, покрытом оранжевой клетчатой клеенкой, стояло две
пустых рюмки и одна — Катина — со сладким холодным чаем. Сергей
наполнил вином пустые рюмки, а затем осторожно склонил горлышко
бутылки и над Катиной. И проронил и в ее рюмку несколько капель.
Марина недоумевающе изогнула темную бровь:
— Зачем?
— За первую встречу.
Катя замерла: разрешит ли мать попробовать ей эти розовенькие
капельки за первую встречу?
— Ну, если только за первую,— суховато улыбнулась Марина.
Чокнулись. Выпили.
Ели отваренную в мундире картошку с постным маслом и красной
копченой рыбой.
Терпко-сладкое вино обожгло, ударило в голову. У Марины заале­
ли бледные щеки.
Марина с Катей попробовали было сулугунн, но он им не показал­
ся. Вяло сжевали по ломтику и — снова к рыбе.
— Позабыл сказать,— Сергей виновато улыбнулся.— Молодой су­
лугунн кавказцы поджаривают.
— Мам, поджаришь?— Катя смотрела на мать вопросительно и
просяще.
Марина встала и пошла к плите — жарить сулугуни по-кавказски.
Странно: более четырех лет не видала она мужа и, если у ж при­
знаваться самой себе, за эти годы вспоминала о нем не только со злом
и обидой. Но вот сейчас снова с ужасом ощутила уже давно позабытый
ею колюче-жаркий озноб и почувствовала, как по груди и шее пополз­
ли отвратительные прямые, продольные линии...
Однако нужно было дожаривать грузинские сулугуни и возвра­
щаться к столу.
— Ага, теперь — совсэм другое дэло! — подражая кавказцам, ве­
село сказал Сергей.
Он положил Кате на блюдце несколько ломтиков сыру.
— Ну как?
Катя добросовестно разжевывала солоновато-упругие комочки. И
похваливала, чтоб не обидеть нравящегося ей гостя.
Вторая выпитая Мариной рюмка вина слегка ее оживила. Спроси­
ла с блеклой, вымученно-озорной улыбкой:
— Ты к нам прямо со станции?
— Со станции.
— Мимо родительского дома?
Сергей пристально глянул в ее глаза, пытаясь понять: не пригла­
шение ли это к серьезному с ним разговору? Но Марина перевела
взгляд с его на дочерино лицо.
— А скажи-ка, Катюша, как на твой взгляд: хороший это дядя?—
вдруг спросила она у дочери все с той же блеклой, вымученно-озорной
улыбкой.
Катя внимательно оглядела Сергея и ответила глубоким, замедлен­
ным кивком. И добавила:
— Да!
103

— Все верно. Это ведь, доча, не простой д я д я . Оч-чень не простой.
Это Сергей Ильич Якушин — твой родной отец.
В свои четыре с половиной года Катя еще не умела отличать иро­
нично-едких слов от слов простых и сердечных. Д л я нее пока что в
словах главным был смысл, а не интонация. Она широко распахнула
большие, замерцавшие, синие, как у матери, г л а з а и с к а з а л а :
— Я так и знала, что это мой папка. Только не хотела вам говорить.
И она тут же, мгновенно и навсегда, поверила в свою только что
придуманную сиротливо-детскую, незащищенную неправду. И сразу ж е
вслед за тем у нее возник целый ворох вопросов:
—' А где ты живешь?
— А кем работаешь?
— А почему так долго не приезжал?
Сергей тревожно и вопросительно посмотрел на Марину — не знал,
как и что он должен отвечать.
Она сидела с каменно-твердым, побледневшим лицом.
— Потом как-нибудь, К а т ю ш а , потом...— потерянно проговорил
Сергей.— А сейчас давайте-ка еще выпьем.
Но М а р и н а о т к а з а л а с ь от третьей рюмки. Она вся потухла и сник­
ла. Хмельная б р а в а д а быстро иссякла, и на смену ей, как отмщенье з а
иронично-злую раскованность, пришла глухая, в ы в о р а ч и в а ю щ а я душу
тоска.
Сергей почувствовал ее состояние, стал избегать ее угрюмого, мерт­
вого взгляда.
Становилось неловко и тягостно.
Наконец Марина с к а з а л а , поднявшись из-за стола:
— Поздно, Катя. Тебе пора спать. Г л а з а вон стали слипаться.
— А папа?
— Ночью все д о л ж н ы спать. А маленькие дети в первую очередь,—
бесстрастно проговорила М а р и н а .
Она взяла девочку на руки и пошла в другую комнату. В той комна­
те стояли две кровати — двухспальная и детская.
— А где папа будет спать? У нас? Я хочу, чтоб у нас,— слышал
Сергей оттуда капризный полусонный голос.
— Ты ручки как следует сложи. К а к я тебя учила? И з а ж м у р ь
глазки,— тихо и грустно говорила Марина.-— Если крепко з а ж м у р и ш ь
и долго не будешь открывать глазки, увидишь разноцветные кружочки
и звездочки.
— К а к на волчке?— спросила К а т я .
— Как на волчке... Спи. З а в т р а вставать рано. В садик нельзя
опаздывать.
— А мой папа может меня отвести в садик?— вдруг как будто
встрепенулась Катя. И Сергею показалось — д а ж е привстала на крова­
ти.— Как Ленын Чесноковой или Юрын Кузина папа?
— Ну вот, опять разгуливаешься,— со сдержанной досадой ска­
з а л а Марина.— А угром тебя не добудишься... Спи!
Сергей вышел на крыльцо — курить.
Когда он вошел, Марина стояла у окна, лицом к улице, в накину­
том на плечи темно-сером полушерстяном платке. Когда он вошел, она
знобко поежила под платком острые лопатки и не оглянулась.
Сергей постоял немного в дверях, подошел к окну. С к а з а л негромко:
— Поговорим, М а р и н а ?
Марина чувствовала, как все сильнее и сильнее откуда-то изнутри,
из глубины к ней подбирается нервная д р о ж ь , и она боялась, что у
нее могут начать трястись руки и лицо. Она снова передернула плеча­
ми н плотнее укуталась в свой тонкий полушерстяной платок.
Сергей хотел с к а з а т ь Марине, что понимает, как он перед ней ви­
новат, как все эти годы пробовал, но не мог забыть ее и жил надеждой
104

на то, что вернется, и что теперь после того, к а к он п о в и д а л с я с ней и
Катей, ему еще т я ж е л е е , еще невозможнее будет ж и т ь без них. Н о он
не з н а л , к а к все это в ы с к а з а т ь , не находились н у ж н ы е слова.
И он с к а з а л т о л ь к о :
— Прости меня, М а р и н а .
М а р и н а повернула к нему лицо, и Сергей вздрогнул: она п л а к а л а .
— Прости меня,— повторил он сдавленно, сквозь п е р е х в а т и в ш у ю
горло спазму.
М а р и н а молча отрицательно п о к а ч а л а головой:
— Н е могу.
Она посмотрела наконец ему в лицо. Теперь г л а з а ее были холоднотвердыми и сухими.
— Ну, не прощай меня, черт со мной... П о ж а л е й . . . П о ж а л е й нас с
Катей,— проговорил он у м о л я ю щ е , не тяготясь ни стыдом, ни болью
от своего этого у н и ж е н и я , а напротив, ж е л а я еще большего д л я себя
унижения и боли.
— Что ты с ней станешь д е л а т ь — с ж а л о с т ь ю ? Н а д о л г о ли ее
х в а т и т ? — с л а б о у л ы б а я с ь , спросила М а р и н а . Н е столько д а ж е Сергея
спросила, сколько самое себя.
И еще с к а з а л а :
— Ж а л о с т ь ю любовь не з а м е н и ш ь .
Сергей и сам теперь это знал не х у ж е М а р и н ы .
...Через четверть часа Сергей Якушин медленно брел навстречу
колючему, метельному ветру •— обратно на ж е л е з н о д о р о ж н у ю станцию.
П р и о с т а н о в и л с я возле отчего д о м а . В б н р а ю щ е , со щ е м я щ е й тоской
о г л я д е л его. И прошел мимо.

105

Эдуард Д Р О З Д О В

УЛЬКАНСКИЕ

ВСТРЕЧИ

ВМЕСТО ПРЕДИСЛОВИЯ
БАМ... Колокольным гудом разнеслось это слово по всей стране. И, конечно, не
один журналист побывал на строительстве Байкало-Амурской магистрали. Довелось
быть там и мне. Особое впечатление произвел поселок Улькан. Расположенный в
живописной местности у слияния двух сибирских рек — Киренти и Улькана, он еще
в 1975 году завоевал славу самого благоустроенного поселка Западного участка строй­
ки. Произошло это потому, что строители постарались сберечь тайгу, чуть ли не пе­
ревязывали деревья ленточками, чтобы какой-нибудь излишне ретивый шофер или
бульдозерист не сломал березку или сосенку.
Мы как-то уже привыкли к энтузиазму советской молодежи, но здесь, в Улькане,
поражало все. Хозяином в поселке был комсомольский комитет, без его ведома никто
не мог быть принят или уволен из строительно-монтажного поезда № 571, секретаря
комсомольского комитета называли не иначе, как «заместитель начальника поезда
по комсомольской работе». А там, где молодежь чувствует себя хозяином, она творит
чудеса. Первые «квартирьеры» высадились на берегах таежной реки в канун празд­
нования 58 годовщины Великого Октября. К делу здесь подошли со всей серьез­
ностью, и Улькан — единственный поселок на всем Западном участке, который не
знал пресловутых палаточных городков. Приспособили под временное жилье толсто­
стенные амбары в поселке Юхта, усиленными темпами принялись строить и завозить
вагончики для временного жилья готовящихся к прибытию отрядов.
Уже к лету следующего года в Улькане действовали летний кинотеатр, прекрас­
ная танцевальная веранда и такой великолепный стадион, что первую спартакиаду
на БАМе было решено провести именно здесь. Работал даже плавательный бассейн.
Школа-десятилетка, столовая, общежитие, детский комбинат, клуб, тысячи квад­
ратных метров жилья, миллионы кубометров перемещенного грунта, автодорога до
перевала Даван и, наконец, железная дорога до следующей станции, последней на
Западном участке, Кунермы,— вот далеко не полный перечень дел, совершенных моло­
дежью Улькана.
Наверное, в каждом поселке есть люди, которыми гордятся, которых помнят,
даже если их нет. Помнят потому, что они всю силу своей души отдавали друзьям,
стройке. О двоих таких первопроходцах мне и рассказали в Улькане.

С К А З К И

У Л Ь К А Н С К О Г О

Л Е С А

По обугленному стволу ползла громадная змея, тянула к небу морду свою и
точно жаловалась. Словно еще и сейчас палил ее огонь, корчилось тело, лопалась
тонкая узорчатая кожа...
Я стоял возле этой деревянной скульптуры, не в силах оторвать глаз. И передо
мной вставала страшная картина лесного пожара, когда в воздухе летают горящие
106

головни, когда трещит и вспыхивает порохом хвоя деревьев и когда уходит из этих
мест все живое, и долго еще лесная гарь напоминает кладбище...
Внизу на скульптуре белел кусочек бересты. Я нагнулся. «Трагедия» — было на­
писано на ней.
Я поднял голову, посмотрел в сторону столовой: на высоком пне возле «курил­
ки» стояла коза. Тоже из дерева. Чуть подальше, за спинкой скамьи, был укреплен
сосновый нарост. Я подошел ближе, и на меня глянуло человеческое лицо с шишко­
ватым носом и хитроватой ухмылкой. Здесь так же был прикреплен кусочек бересты
с надписью: «Автопортрет «Деда».
— Любуетесь?— раздалось сзади.
Я обернулся, передо мной стоял высокий парень с топором, заткнутым за пояс.
— А кто это сделал?— в свою очередь спросил я.
— «Дед»...
— Где его можно найти?
— Сейчас здесь его нет, вернулся в Ригу. А вот скульптуры его — стоят... И
пишет нам часто.
Потом в комитете комсомола мне рассказали...
Виктор Кравченко жил в Риге, работал в специализированном пусконаладочном
управлении сварщиком. И никогда никакими поделками из дерева не занимался.
Когда слово БАМ донеслось до Риги, Виктор стал собираться. Друзья отговари­
вали:
— Что это ты? В глушь? Красавицу Ригу на что меняешь?!
Виктор усмехнулся:
— Понимаете, в шестнадцатом году царь сослал моего деда в Сибирь. А я —
сам хочу поехать, посмотреть, что это за сторона такая? Пишут о ней много, да все
по-разному. У одних это — глухомань, у других — вполне нормальная провинция с
развитыми культурными центрами. Вот когда увижу своими глазами — буду знать
точно, что же это за Сибирь такая.
Тайга поразила его. Он был уже немолод, побывал в различных лесных масси­
вах Прибалтики, но такое видел впервые. Дома как? Если даже и заблудишься в
лесу, иди напрямик, все равно километров через пять-десять выйдешь на какую-ни­
будь деревушку или, на худой конец, к мысу. А здесь...
Стояла зима. Суровая, морозная. Пногда от мороза лопались деревья. Но тайга
жила. Вот петлистый, неровный след на белом снегу. Кто это пробежал? Заяц? А
вот ходил изюбрь. Истоптал полянку так, что места чистого не найдешь. Может, не
один был?
Весной тайга наполнилась тихим звоном капели, блеском бриллиантовых сосу­
лек. Воздух, напоенный разгоревшейся на солнце сосновой и лиственничной смолкой,
пьянил.
Бригада лесорубов, в которой работал Кравченко, вела просеку. Они прорвались
сквозь чащобник и бурелом на чистое место и остановились. Здесь было тихо. Не
звенела капель, на белом снегу, местами уже протаявшем, не было видно никаких
следов, на проталинках не виднелась пожухлая трава. Все было черным. Обугленны­
ми остовами стояли высоченные сосны и лиственницы, печально покачивая обгорев­
шими верхушками. И--тишина. Не та, таежная, наполненная тихими звуками, а
полная, мертвая.
Лесорубы стояли на поляне молча, опустив руки. Бригадир вздохнул:
— Ладно, хватит на сегодня. Пошли.
И ушли. А Виктор не мог уйти с этого места. Не мог оторвать взгляда от черных
ветвей-рук, протянутых к небу в безмолвной мольбе.
Это зрелище долго преследовало его, он думал, искал. Чего? Он пока и сам не
знал. Но набрел однажды на причудливо изогнутый корень дерева, и вдруг увидел,
как корень этот, похожий на огромную змею, извивается на обугленном стволе. Он
нашел и ствол подходящий, спилил, притащил в поселок. П поставил на самом «бой­
ком» месте — возле столовой. Пусть видят люди, пусть помнят, что это такое —
лесной пожар.
Так родилась его первая скульптура — «Трагедия», так пришло увлечение при107

чудливо изогнутыми корешками и сучьями, а когда увидел на сваленной сосне на­
рост, напоминающий человеческое лицо, понял, что и такое может быть красивым.
Теперь он целыми вечерами просиживал над корешками и наростами, все что-то
строгал, долбил, пилил. Друзья иногда посмеивались, но относились к его увлечению
с уважением, и если кто-либо из них летел по делам в Иркутск, обязательно спраши­
вал Виктора: что ему привезти, какой инструмент? Если вначале он работал только
топором, ножовкой да грубоватой плотничьей стамеской, то вскоре у Виктора оказался
богатый набор инструментов. Вместе с арсеналом росло и мастерство. Если первая
его пепельница, сделанная из соснового нароста, была неказиста, то ваза для конфет,
изготовленная из такого же материала, настолько поразила воображение одного из
гостей Улькана, американского журналиста, что Виктор улыбнулся, протянул ее гостю:
— Возьмите... В память о нашем поселке.
Выходные дни... Их бывает немного у транспортных строителей, часто они
;кертвуют ими ради дола. Но в такие редкие дни отдыха Виктор уходил в тайгу. Он
бродил по высокой пахучей траве, задрав голову, смотрел в далекую синь неба, слу­
шал на зорьке токование глухарей или стоял, опустив голову, глядел, как маленький
черный муравей, будто подпоясанный туго узеньким ремешком, тащит в свой дом
непомерно длинную веточку. Вот веточка зацепилась, напрягается муравьишка, тя­
нет, а она — ни с места. Убежал муравей и вскоре вернулся с группой таких же
чернокожих трудяг. Они обежали веточку кругом, оглядели, собрались в кружок, по­
шевелили усиками, точно посовещались, подхватили груз со всех сторон и... пошла,
милая!
Виктор рассмеялся. Надо же, почти как люди! Он не раз видел, как трудятся
муравьишки, все дни проводят в трудах праведных, укрепляют свои дом, надстраи­
вают его. И дружно встают на защиту своего жилища.
Виктор огляделся по сторонам и увидел на деревьях заплывающие смолой за­
тесы: скоро здесь пройдет трасса. Он еще раз глянул на копошащихся муравьев,
погрустнел. Трудятся, бедняги, и не знают, что через день-два придут сюда люди,
завизжат бензопилы, загрохочут трелевщики, и, может быть, какая-нибудь из этих
громад растопчет стальными гусеницами хрупкий, состоящий из мириад засохших
хвоинок муравьиный дом.
Виктор еще раз поглядел на муравьишек и повернул к поселку.
Вскоре он возвратился с объемистой лопатой, изготовленной из листа фанеры,
осторожно подвел лопату под муравейник, поднял. Забегали, засуетились муравьи,
побежали по древку к побеспокоившему их человеку, а Виктор, не обращая внима­
ния на их укусы, перенес муравейник в безопасное место, осторожно опустил на
землю. Конечно, что-то осталось целым в домике, что-то — повреждено, но отремон­
тировать дом все-таки легче, чем построить новый.
Улькан... Кравченко полюбил этот поселок, может быть, в этой любви немалую
роль сыграло то, что он, рижанин, участвовал в возведении его в глухой тайге,
может быть, потому, что старались строители сохранить в своем поселке как можно
больше деревьев, и летом Улькан утопал в зелени. Но этого было мало. Нужно, чтобы
стал Улькан настоящим красавцем! Можно еще сделать что-нибудь такое, что было
бы своим, ульканским, чего нет в других поселках.
Виктор вернулся в комнату, достал блокнот, принялся чертить. Вот та же курил­
ка возле столовой. Если ее сделать по-другому, чтобы все гармонировало с окружаю­
щими се деревянными скульптурами, с тайгой? Как сделать? Может, так?
На плотном листке бумаги вырисовывалось: навес из длинных березовых жер­
дей, по бокам — густой кустарник, а внутри беседки — две длинные скамьи без
спинок, по форме напоминающие индейские пироги... Виктор еще раз вгляделся в ри­
сунок, прикрыл на мгновение глаза, представляя себе, как будет выглядеть беседка.
Да, эскиз получился. Только вот один угол казался пустым. Может быть, поста­
вить туда скульптуру? Какую? Эх, найти бы корень, напоминающий то ли Бабу-Ягу, та
ли Лешего! Вот тогда беседка будет точно из сказки. Точно из далекого детства...
Он поднялся, надел куртку-«ба.мовку», прихватил топор, вышел на улицу. Не­
подалеку, на спортплощадке, летал волейбольный мяч. Виктор посмотрел на играю­
щих, ощутил в мышцах зуд, словно требовали руки работы. Постоял, посмотрел,
108

усмехнулся: он найдет своим рукам работу! И ногам тоже. Кто знает, сколько придет­
ся бродить по тайге в поисках нужного корня? Может быть, на это уйдет день, мо­
жет, неделя, а то и месяц. Но все равно он найдет нужное, принесет в поселок, и
появится на месте обычной «курилки» сказка. Из детства.
Он еще раз глянул на играющих и пошел прочь.

С Е Р Д Ц Е

Д Р У Г А

Есть в Улькане улочка. Небольшая, тенистая. На белой табличке — надпись:
«Улица имени Иварса Лейманиса». И есть небольшой музей, где хранятся фотогра­
фин Иварса, вырезки из газет, его дневники. И где-то продолжают строить трассу му­
жества его друзья: Юрий Торопчинов, Александр Дрыганец. В их сердцах, как и в
сердцах многих ульканиев, образ Иварса останется навсегда.
Александр Дрыганец возвращался в общежитие. Выпитая водка не брала, легче
становилось, сердце саднило, точно от боли.
Он вошел в комнату, ничком упал на кровать.
— Ты что, Саша?— Геннадий Старостин был удивлен: впервые видел Алек­
сандра в таком состоянии.
Дрыганец ничего не ответил, только застонал.
— Слушай, да ты что? Брось!
Саша поднял голову, глянул на друга глазами, полными боли.
— Я, понимаешь, я во всем виноват!
— При чем здесь ты?! Иварс...
— Я!! Если бы я не сговорил его перейти к нам в бригаду...
— Ну, знаешь! И потом, чего это ты вдруг выпить решил? А если бы сейчас
Иварс был с нами, что бы он сказал?!
Александр опустил голову.
Они знали друг друга давно, с горячих десантных дней. В тот вечер вот так же,
выпивши, пришел Геннадий. Иварс сидел у печурки, читал. Он часто читал эту книж­
ку, стихи кубинского поэта Николаса Гнльена.
Геннадий хлопнул дверью. Иварс оторвался от книги, внимательно посмотрел
на товарища. Светлые глаза его застыли в удивлении.
— Что же ты так, Гена? Терять время на это... на это... свинство?!
— А что здесь больше делать в этой дыре, что?!
— Брось! Умный человек всегда найдет себе занятие по душе. В ту же тайгу
сходить можно. На лыжах. Эх, и хорошо же там сейчас! Луна светит, и деревья сто­
ят тихие, будто уснули... Пет, ребята, не понимаю я этого! Такой вот траты времени.
У нас его и так немного, человеческий век короток, а сколько хочется увидеть, сколь­
ко сделать! Книг сколько прочитать можно!
Дрыганец поддержал Лейманиса, к нему присоединился Юрий Торопчинов,
они горячо принялись за «проработку» Геннадия. Слишком горячо. Иварс прекра­
тил назревавшую ссору своим ровным голосом:
— Хватит вам... Вот послушайте лучше:
не

Я синие знаю заливы
и небо, водой повторенное,
мерцание звезд потаенное,
луны переливы.
То ли кровь, то ль слоновая кость,—
я знаю живую розу.
Я знаю мимозу
и виноградную гроздь.
Соловей мне голос поставил,
трелям вода обучала.
Я вылил вино из бокала
и только хрусталь оставил.
109

Он немного помолчал, потом задумчиво повторил:
...и только хрусталь оставил.
— Гильен?— кивнул на книжку
— Да.. Вот выучу испанский язык
Парни притихли. Иварс заговорил
— Ребята, я тоже стихи написал...

• .

Торопчинов.
— буду читать в подлиннике.
снова:
Так, для себя. Вот послушайте:

Колет лёд весеннее теченье...
Мы летим в Улькан и видим с неба
Место своего предназначенья.
А вершины гор сверкают снегом.
Мои мысли по уремам бродят
В поисках, а не в пустячных негах.
Лето промелькнуло и уходит.
И вершины гор сверкают снегом.
Как ведут колеса разговоры —
Пропою я в песне стройки века,
Поезд пронесет ее сквозь горы.
Пусть вершины гор сверкают снегом.

Саша вскочил с кровати, на которую прилег, слушая друга.
— Это же хорошо, Иварс! Отошли в газету.
Лейманис покачал головой:
— Нет, Саша. Это ведь я так, для себя. Просто захотелось — и написал. Я
знаю, я не поэт. Мы свою позму пишем — дорогу.
— А мне иногда хочется плюнуть на все и уехать...— промолвил Геннадий.
Иварс обернулся к нему:
— Неужели тебе не хочется пройти самой трудной дорогой на собственных но­
гах, до самого Байкала? Себя испытать? А мне так очень хочется! И я пройду, обя­
зательно пройду! — он упрямо сжал тонкие губы, вперил взгляд в огонь, плящущий
в печурке.
Утро выдалось тихое, солнечное. Деревья — как невесты перед свадьбой: наки­
нули на головы белую фату. И стоят, не шелохнутся, точно задумались: что там,
впереди?
Друзья вышли из дому с лыжами на плечах. Сегодня их — трое, не смог пойти
в поход Геннадий Старостин. Когда собирались, Александр взялся было за ружье,
Иварс удивленно посмотрел на него.
— И хочется же тебе тащить лишнюю тяжесть?
— В тайгу идем. Вдруг . медведя встретим.
Иварс усмехнулся:
— Спят они, медведи-то.
— Ну, настреляем себе на обед рябчиков,— не сдавался Александр.
— Зачем? Тебе что, есть нечего?
— Не надо, Саша. Пусть живут рябчики. Без птицы тайга как мертвая,— под­
держал Лейманиса Юрий Торопчинов.
Александр нехотя повесил ружье на стену.
...Идти было хорошо. Небольшой морозец только бодрил, подгонял их, снег шур­
шал и поскрипывал под лыжами. Иногда вспархивали рябчики, однажды пролетел,
тяжело махая крыльями, черный глухарь.
Иварс остановился, посмотрел вслед птице.
— Смотри, какой красавец! А мы убиваем их... Была бы моя воля — запретил
охоту. Пусть бы жили птицы и звери свободно, людей не боялись. Сколько бы мы
тогда нового узнали о их жизни!
В этот раз они не пошли дальше Умбеллы, в тот же вечер вернулись домой. Ког­
да сбросили лыжи, поставили их в угол, Иварс ухватился за топор, двинулся к двери.
110

— Ты же в прошлый раз колол дрова!— остановил друга Юрий.— Теперь моя
очередь.
Иварс виновато улыбнулся, промолвил:
— Ребята, я люблю дрова колоть. Не знаю почему, а люблю. Давайте лучше я
поработаю. А вы печку растопите, а?
Он колол дрова так, что лиственничные и березовые чурки раскалывались с
одного удара. Взмахнет Лейманис топором, согнется, разогнется, чурка еще постоит
мгновение целой и вдруг, будто нехотя, разваливается на две части.
Возле него уже выросла приличная горка дров, а он все махал и махал топором,
чувствовал горячий ток крови в теле, легкую усталость в мышцах и улыбался. Хо­
рошо!
Он потянулся за очередной чуркой, когда Юрий положил ему руку на плечо:
— Хватит, Иварс. Ты что, на месяц вперед хочешь дров наготовить? Пошли,
ужин готов.
Кто строит Байкало-Амурскую магистраль? Коммунисты, комсомольцы. Не со­
ставляет исключения и Улькан. Только на каждой стройке, когда бы и где бы она ни
начиналась, бывают и случайные люди, которые приезжают туда для того, чтобы
сорвать солидный куш во время первого этапа строительства. Может быть, в Улькане был не один такой, может быть — несколько, но их как-то не было заметно
среди общей массы. Но с одним из таких Иварсу пришлось столкнуться вплотную.
Они вышли из столовой, услышали в стороне горячий спор. Ни Саша, ни Юрий
не обратили на это внимания, а Иварс сразу же шагнул к спорщикам. Молодой па­
рень приставал к девушке, та бросила ему такое, отчего парень побледнел, слегка
отступил от нее, намереваясь ударить. Иварс встал между ними.
— А тебе чего?— накинулся на него парень.— Схлопотать хочешь?!
— Что же ты так на девушку? Ты же будущую мать обидеть собираешься! А
если бы твою мать так?
Юрий и Саша стояли в сторонке, парень не видел их. Глядя на подобравшегося
парня, Саша подумал: «Он же его сейчас ударит!»
— Пусть только попробует!—прошептал Юрий. Александр оглянулся на дру­
га, увидел его сжатые кулаки.
А Иварс стоял спокойно, прямо глядел в лицо парню и даже не собирался при­
нимать защитную стойку. Парень, уже готовый было ударить, удивленно остановил­
ся, посмотрел на Иварса, зло сплюнул:
— Тьфу, черт! Блаженненькие вы здесь все какие-то!— махнул рукой и пошел
прочь.
Иварс повернулся к девушке:

— Давайте мы вас проводим. Хорошо?
Они ни раз заводили разговоры на эту тему. И сегодня начал его Иварс.
— Все-таки, Юрий, ты здесь не на своем месте. Ты же горный инженер! Тебя
государство столько лет учило, столько потратило на то, чтобы ты стал настоящим,
горняком, а ты — плотничаешь! Ты же не даешь той отдачи, какую мог бы дать!
Юрий защищался:
— Но в Улькане нужны сейчас именно плотники! И лесорубы... А с БАМа я не­

уеду!
— Зачем же с БАМа уезжать?— удивился Иварс.— Такого я бы тебе никогда
не посоветовал. Но и здесь нужны горные инженеры. Хотя бы в Нижнеангарске... Нз

тоннели тебе надо ехать! Там твое место! Придет время — и мы будем там. Закон­
чим здесь — и приедем. И опять будем вместе. Зато сколько ты за это время сделать

успеешь!
Их дружба была в то время прочной, они так хорошо знали друг друга, словно
прожили вместе долгие-долгие годы. Проходил вечер за вечером, день за днем, и од­
нажды Юрий сказал:
— Ты был прав, Иварс. Я решил... Только в честь нашей дружбы я пройду

весь путь до Нижнеангарска на лыжах.
111

— Через Даван?!— поразился Александр.
— А что — Даван? Перевал как перевал... Не ходили мы на гольцы, что ли?
И начались сборы.
— Возьми ружье!— предложил Юрию Саша.
— Зачем? Лишняя тяжесть. Лучше тушенки с собой побольше прихвачу.
Они вышли из поселка на заре. Все трое. Александр и Иварс решили проводить
друга до гольцов. Шли споро, почти не останавливаясь. Остались позади реки Улькан
и Умбелла, прошли извилистую речушку Юхтию...
Остановились только тогда, когда взобрались на первый голец. Расстилалась пе­
ред ними белая заснеженная тайга, сверкали вершины гор. Юрий повернулся к
друзьям:
— Ну, вот и все. Давайте прощаться.
— Ты напиши, как дойдешь. Обязательно! — попросил Иварс, и глаза его стран­
но сверкнули.
— Ничего, друзья, мы еще встретимся! Вот закончите в Улькане — приезжайте
ко мне. Договорились?
Юрий спускался вниз, а Иварс и Саша смотрели на снежное облачко, поднятое
лыжами друга, и думали о будущей встрече там, на берегах Байкала. Они еще не
знали, что загорится симовье, в котором сегодня будет ночевать Юрий, что сгорят
его лыжи и он будет сидеть у костра и мастерить из кедра неказистые снегоступы, не
знали, что от сияния горных снегов он ослепнет и будет добираться до людей бук­
вально на ощупь, но пройдет весь этот нелегкий путь и станет заниматься своим де­
лом на стройке, не знали, что никогда больше не увидятся Иварс и Юрий.
Трудно им было без Юрия. Образовалась какая-то пустота, и нечем ее было за­
полнить. Да и возможно ли это было — заполнить?
Они частенько сидели вместе у печурки, Иварс читал стихи или рассказывал о
былых походах со своими рижскими друзьями на Хибины. Однажды Саша попросил:
— Расскажи о Риге... Какая она?
Иварс улыбнулся:
— О Риге?.. Как о ней расскажешь? Ее увидеть нужно. Вот получим отпуск,
поедешь со мной, сам увидишь. Море увидишь. Мой отец много-много лет занимался
оснасткой судов. От него всегда морем пахнет.
Он задумался, помолчал, улыбнулся снова:
— Знаешь, какие родители у меня хорошие! Я если долго не получаю писем —
скучаю. Вот познакомишься с ними — они тебя сразу полюбят. Они и так знают и
тебя, и Юрия,— он оживился.— Да, с Юрой обязательно спишемся, договоримся,
чтобы всем троим ехать. Вот это будет отпуск!
В предвкушении такого замечательного отпускного времени Иварс счастливо
рассмеялся.
Без Юрия они не забросили своих походов, так же ходили на лыжах по компасу,
Иварс так же делал топографические наброски местности в надежде, что когда-ни­
будь они им пригодятся. Только теперь друзья чаще всего ходили к гольцам, туда,
куда ушел их друг. Юрий часто писал им, они незамедлительно отвечали на его пись­
ма, рассказывали о своей жизни. И все же это были только письма, не больше.
Сегодня, как и всегда, они взяли с собой компас, продукты и двинулись к голь­
цам. Погода начала портиться, может быть, следовало вернуться, но они не привыкли
отступать перед таким «несерьезным» противником, как ветер, и продолжали идти.
И там на гольцах, ослепленный снежной крупой, поднятой ветром, оступился Саша,
покатился вниз по склону. Попали меж двух камней лыжи, хрустнули. Одновременно
острая боль пронзила ногу. «Сломал?!»— мелькнуло в мозгу. Он попытался встать и
не смог: мешала боль в ноге и глубокий, по пояс, снег. Сквозь шум ветра он слы­
шал, что Иварс зовет его:
— Саша! Са-ша-а!!
Александр поднял голову, откликнулся:
— Иварс! Здесь я!
112

Снизу ему было видно, как Иварс снимает лыжи, спускается к нему. Он крикаул:
— Осторожно, Иварс! Здесь камни!
Пропахивая в снегу глубокую борозду, пробирался к другу Лейманис. Подойдя,
с беспокойством посмотрел на него, спросил:
— Как ты? Кости целы?
— Кажется, целы. Вот только нога что-то...
Иварс опустился на колени, ощупал больную ногу, с облегчением вздохнул:
— Цела! Ничего, Саша, доберемся!
Он взвалил друга на плечи, осторожно стал спускаться, волоча за собой лыжи.
Внизу усадил на лыжи Александра, смастерил упряжку и повез. А ветер крепчал.
Мварс шел, слегка наклонившись вперед, щуря глаза от беснующейся в воздухе снеж­
ной крупы, приговаривал:
— Ничего... Саша... Ты потерпи... мы с тобой... быстренько до зимовья... до­
беремся... А там... по зимнику... машины... ходят...
Он отмерял километр за километром, с беспокойством оглядываясь на друга:
«е мерзнет ли? И убыстрял, насколько это было возможно, шаги.
Они добрались до зимовья на Умбелле. Иварс растопил печурку, усадил друга
поближе к огню и вышел на улицу: ловить проходящую машину.
Непоправимое случилось второго июня 1975 года. В то время оба друга рабо­
тали лесорубами, вели за Умбеллой просеку в сторону Кунермы. Сначала в лесорубы
перешел Саша, потом и Иварса к себе в бригаду перетащил.
Жили в зимовье по неделе. Только на выходной приплывали на моторных лод­
ках — дорог к их жилью не было — в Улькан. Отдыхали, потом набирали на неделю
продуктов и снова на моторках уплывали к месту своей работы.
Так было и в этот раз. Две лодки уже ушли, а третью хозяин ее, юхтинский ки­
номеханик Леша, никак не мог завести. Наконец, мотор заработал, они отплыли от бе­
рега. Здесь-то и случилось: старенький мотор чихнул дважды и заглох. У них не бы­
ло весел и стремительное течение вешней Киренги понесло их вниз, где стояли
груженые баржи. Побледневший Леша возился с мотором, раз за разом дергал шнур
стартера, но все безуспешно. А баржи наплывали на них стальными громадами. Вот
лодка стукнулась бортом о баржу. Иварс вскочил, уперся в борт баржи руками, а
течение старалось перевернуть лодку, затянуть ее под баржу...
— Прыгайте, ребята! К берегу прыгайте!—крикнул Иварс, напрягая мышцы,
удеряшвая лодку на месте.
Как случилось, чго лодка перевернулась? До сих пор Александр не может этого
понять. Ледяная вода обожгла тело, он не успел опомниться, как оказался под бар­
жей. Стало темно. Баржа сидела глубоко, и он, изо всех сил загребая руками и
ногами, едва продвигался вперед. Вперед, только вперед! В этом было его спасение.
Он работал руками и ногами, протискиваясь между каменистым руслом и шершавым
днищем судна. Воздуху не хватало. Хотелось открыть рот и вздохнуть пвлной грудью.
Тогда он пил реку маленькими глотками, и это на миг приносило облегчение.
Силы иссякали, когда он увидел над собой свет. Последним усилием рванулся
кверху, вынырнул, глотнул воздуха, снова лихорадочно заработал руками и ногами,
подгребая к берегу: немного ниже по течению стояла вторая баржа.
Наконец, подплыл, выбрался на камень, и ноги отказались служить. Он сел,
оглядел берег, толпу людей. Вон делают искусственное дыхание Лешке, вон накину­
ли на плечи полушубок Володе Галкину...
«Иварс! Где Иварс?!»— обожгло Сашу. Он вскочил, закричал:
— И-ва-а-арс !!
— Вот!.. Вот он!!— крикнули со второй баржи девчата, и сразу же в воду
метнулся шофер Толя Денисенко. Он попытался поймать за полу мелькнувшую в глу­
бине штормовку Иварса, но вмиг заледеневшие пальцы только скользнули по намок­
шей материи. К нему бросились на помощь, нырнули, но было уже поздно: река взя­
ла Иварса.
Долго еще не уходили с берега люди, то один, то другой из строителей ныряли
8. 'Байкал» № 2

113

в воду, искали Лейманиса. Нырял и Саша, не чувствуя холода, не видя свинцово-тяжелого неба.
— Все, ребята... Нет Иварса...
Кто сказал это? Александр обернулся, впился взглядом в лица парней. Они
молча потупились, сняли шапки. И Саша почувствовал, как холод пронизывает каж­
дую клеточку тела, как дролсат мелкой дрожью плечи...
С тех пор теплыми летними вечерами выходит из своего дома Александр Дры­
ганец, садится на скамью на маленькой тенистой улочке. Он в темноте не видит
таблички, но знает, там написано: «Улица имени Иварса Лейманиса». Сидит долго.
Думает. О погибшем друге. О том, как несправедлива порой жизнь. Иварс... Сколько
бы хорошего он мог еще сделать! Сколько сделал... Вот его, Александра Дрыганца,
жизнь перевернул. Летят месяцы и годы, Саша все никак не может простить себе,
что сам-то вот выплыл, а друга спасти не сумел. И пусть говорят ему, что нет в этом
его вины, все равно, на сердце — рубец. Незаживающий. Саднящий.

ОТВОРИ

ОКНО

В

ЗАВТРА

«...Впереди у нас большая работа. В восьмидесятые годь
должен быть завершен перевод экономики на рельсы интен­
сивного развития, должны быть резко подняты производи­
тельность и качество труда. Непременным условием произ­
водственных успехов остаются повышение уровня хозяйст­
венной работы, воспитание у кадров деловитости, ответст­
венности и инициативы».
( И з речи Л. И. Брежнева на октябрьском (1980 г.)
Пленуме ЦК КПСС)

Маленькая комната полна домашней тишины и уюта. Чай, как выражается сам
Василий Михайлович, он любит «купеческий», крепко заваренный, с молоком, пьет
его из большой кружки. На собеседника смотрит не то чтобы снисходительно, но с
далекой, затаенной хитрецой, как бы говоря: «Ну, ну, посмотрим, что ты можешь...»
И этот жест, и крепко сложенная фигура, и нсмногословне в разговоре (но суждения
точные, деловые) выдают в нем натуру широкую, человека здешнего, сибирского,
прошедшего путь от простого рабочего парня до руководителя крупного предприя­
тия — Новобрянского головного завода объединения «Бурятавторемонт». Понрави­
лось то, что Пуховской не стал скрывать трудности, недостатки, а начал разговор
с них:
— Предприятие наше планово-убыточное, несем большие дополнительные зат­
раты из-за несовершенной организации труда и расстановки сил. Посудите сами,
завод по своим масштабам крупный, выдает продукции на миллионы рублей, а не
имеет единого технологического потока. По сути дела каждый цех — отдельный ма­
ленький заводик. Ну, а что значит в наше время такал разобщенность?.. Это пороки
того хозяйственного механизма, который по призыву партии мы должны сегодня со­
вершенствовать. Несем мы на этом, разумеется, и моральный урон...
Рядом со старыми зданиями поднимаются новые корпуса завода. Еще в начале
десятой пятилетки должен был выдать первую продукцию цех штамповки и техноло­
гической оснастки. С вводом его во многом были бы решены проблемы, о которых
говорил Василий Михайлович, но подвели строители, генподрядчик — объединение
«Промстрой». Пришлось изыскивать резервы по увеличению объема производства
продукции на малых, старых промышленных площадках. Л по генеральному плану
предстояло построить еще за пятнадцать лет рабочий поселок на 18 тысяч человек.
Выделяемые средства пришлось осваивать хозяйственным способом. Заводу нужны
были постоянные высококвалифицированные рабочие, опытные специалисты. Начинать
114

надо было с быта, с приобщения к новым требованиям, и Пуховской своевременно
подметил их и взял на вооружение для становления большого коллектива.
— У кого надо поучиться хозяйской сметки, верно подмечать новое и идти в
ногу с завтрашним днем, так это у Пуховского,— сказал первый секретарь Заиграевского райкома партии Юрий Романович Дмитриев.— Правда, иногда и как с руко­
водителем, и как с членом бюро нашего райкома мы сталкиваемся в малых противо­
речиях. Но в этом и жизнь, в этом истина, подсказываем друг другу, вовремя поп­
равляем. Современный руководитель не должен жить только ведомственными интере­
сами. Широта мышления и широта действий — вот его почерк работы, который во
многом присущ Пуховскому.
А мне вспомнился разговор директора завода с начальником одного из основных
цехов:
— Вы сделали наметки и чертежи по поводу того, как будете перестраивать
оборудование и себя, когда мы введем новый цех штамповки?
— Но ведь до того времени так далеко, Василий Михайлович... Строители сры­
вают график.
— А может быть, мы своими вот этими наметками и подтолкнем их, а?..— Ди­
ректор пододвинул начальнику цеха плотную папку и постучал по ней пальцем.—
Взгляни, сколько заявок лежит со всех концов Союза и на старую, и на новую про­
дукцию. Не за горами то время, когда мы будем думать об очередном расширении
предприятия. И в этом плане нам всегда нужен точный экономический расчет, полная
уверенность в завтрашнем дне. Уж кто-кто, а начальник цеха должен знать об этом...
Сказано это было вполголоса, без раздражения и административного нажима.
И, конечно, после такого разговора специалист обязательно сделает то, что, возмож­
но, упустил в сутолоке других неотложных дел, которыми полон любой рабочий день.
...Сначала мне хотелось назвать свой очерк «Занграевы из Заиграево». Люди с
такой фамилией, разных возрастов и профессий, встречались на каждом шагу в цехах
завода, в лабораториях, детских садах и школах. Познакомился с новаторами-передо­
виками, братьями слесарем Павлом Меркурьевичем и фрезеровщиком Григорием
Меркурьевичем, с одним из лучших водителей Денисом Кузьмичем, который трудится
на заводе вместе с женой Ксенией Давыдовной. Были среди Заиграевых руководители,
специалисты. Но потом мне назвали еще несколько трудовых династий: Корытовы,
Жерловы, Пуховские. Правда, жена Пуховского Светлана Васильевна работает не на
заводе, а директором местной средней школы. Но здесь, в поселке, все близко и все
близки и очень трудно найти грань различия между цехом и ученическим классом.
Ведь сегодняшний ученик — завтрашний рабочий. Хорошие связи здесь между шко­
лой и заводом. Неслучайно директору его, Василию Михайловичу Пуховскому, при­
своено почетное звание «Отличник народного образования». Вот этот факт меня,
пожалуй, больше всего и заинтересовал...
...Во второй половине восемнадцатого столетия из центральной России бежали
в Забайкалье люди со своим укладом жизни, верой, гордые, упрямые, не признавшие
троеперстие и власти старика Никона. Новые села назвали семейскнми. На узких
улочках они ставили свои дома не так, как местные жители, вразброс, а экономно,
прижавшись друг к другу, словно взявшись за руки. Смотрели резными крашеными
наличниками, карнизами, расписными воротами. Первыми поселенцами были Заиграевы, откуда и пошло название села. Скоро от него отделилось новое — Брянь,
взявшее имя от местной речушки. По рассказам старожилов, в один из жарких июль­
ских дней вспыхнул пожар. Просохшие, рубленные из толстой лиственницы и кедра
дома пылали жарко и буйно. Бессильны оказались мужики перед стихией, сгорело
все село. Разъехались погорельцы в соседние — Хоринск, Мухоршибирь, Еравну.
Остались лишь две-три семьи, верные своему Беловодью, как они нарекли этот бога- тый, хлебный край. От них-то и зародилось село — Новая Брянь.
Упорно, по традиции крестьяне строили столь же узкие, тесные улочки с при­
жатыми друг к другу домишками. Над ними, посеревшими, пригнувшимися от нужды,
проносились ветры времени. Менялись эпохи, поколения, росли новые люди. В Но­
вой Бряни образовалась машинно-тракторная станция, обслуживающая местные кол­
хозы. Одни из се бывших механизаторов, теперь бригадир смены кузнечного цеха
Иван Егорович Афанасьев вспоминает:
8*

115

— У опушки соснового бора ветер наметал песчаные дюны, и из-за них труд­
но было разглядеть приземистые мастерские, самыми «высотными зданиями» были
два двухэтажных деревянных домика. Но мы были молоды и беспредельно горды и
счастливы, это был наш шаг в завтрашний день...
Когда МТС закрыли, то на базе мастерских создали маленький заводик по ре­
монту сельхозмашин, выросший теперь в крупное предприятие автономной республи­
ки. Новобрянский головной завод объединения «Бурятавторемонт» Госкомсельхозтехники СССР известен у нас в стране и за рубежом. В 16 государств отправляет он
тракторные прицепы, транспортеры, кузова для автомашин. Недавно для местных
колхозов п совхозов стал ремонтировать «Кировцы» и большегрузные автомобили.
Почти на сорок миллионов рублей ежегодно производит предприятие своей продукции.
Коллектив его одним из первых в Забайкалье выполнил задания десятой пятилетки.
А рядом с заводом у лесистых гор вырос целый город с многоэтажьем домов,
широкими улицами, с одним из лучших в республике Дворцом культуры и спортив­
ным комплексом. Они стали добрыми соседями: большой завод и крупный колхоз
«Гигант»,— олицетворяющие сплетение серпа и молота. Понятие становится ближе,
когда узнаешь, что предприятие не только выпускает и ремонтирует сельскохозяйст­
венные машины и оборудование, но и постоянно помогает колхозу: направляет своих
комбайнеров и трактористов в весеннюю и осеннюю страду, строит животноводческие
помещения.
Контрастны улицы: старая и новая. Пройдешь из микрорайона шагов сто и
встретишь деревянный домик с большой поленницей березовых дров. И взметнувшие­
ся ввысь рядом со старыми домами корпуса еще больше подчеркивают неудержимый
§ег времени, новое, молодое — завидное наследие завтрашнего поколения.
..Они встретились пять лет назад на празднике первого звонка. Распахнула две­
ри новая школа, просторная, своеобразной архитектуры. Такой до сих пор не было
ни в Заиграевском, ни в других, соседних районах. Первый секретарь райкома пар­

тии Юрий Романович Дмитриев только знакомился еще с людьми, он приехал рабо­
тать сюда из другого района.
Директор завода Василий Михайлович Пуховской обжился, работая еще главным
инженером, и теперь уверенно наступал на Новую Брянь с ее дряхлыми улочками
я старым укладом жизни. Школа и явилась, как говорят, первой ласточкой. Больше
других старожилом мог себя считать слесарь Иннокентий Екимович Корытов, который

привел в школу своего младшего, Ивана. Корытов, как и многие в Новой Бряни,
был одним из первых, кто рождал завод и его славу.
— Судя по почерку предприятия и поселка, директору присущ интерес к ново­
му...— как бы мимоходом уронил т§гда секретарь райкома партии.
— Красивый дом построить можно, а вот кто жить в нем будет? Проблем в
воспитании нового человека у нас еще предостаточно,— ответил Пуховской.
— Не прибедняешься? Коллектив ходит в передовиках, с людьми у тебя хоро­
шо, свой учебный комбинат имеешь, поселок вон какой строите...
— Поживем, увидим. Вместе будем работать, Юрий Романович.
Пуховской уже представлял, как хорошо на фоне гор будет смотреться Дворец
культуры со спортивным комплексом, еще один детский комбинат, очередной жилой
массив. Макет генеральной застройки Новой Бряни лежал у него в кабинете рядом
с рабочим столом, и он часто в свободные минуты смотрел на него, представлял, как
поднимутся здания в стекле и бетоне на песчаном откосе. В блокноте стояла запись,
где-то прочитанная, от кого-то услышанная, звучавшая для него всегда ново: «Борь­
ба за качество работы — воспитание рабочего человека, создание ему всех благ и
условий».
За годы десятой пятилетки коллектив завода увеличил объем производства и
производительность труда в два раза, намного повысил качество выпускаемых изде­
лий. Об этом говорит тот факт, что за последние два года не получено ни одной рек­
ламации от потребителей. Рост экономики любого крупного предприятия становится
зеркалом социальных перемен, открывает большие возможности создавать новое, сов­
ременное, прекрасное и долговечное. За пятилетку в поселке были построены многие
объекты соцкультбыта, новые жилые дома. Население в Новой Бряни увеличилось

на пять тысяч человек. На базе машиностроительного предприятия проходило респуб116

•иканское совещание-семинар по ...капитальному строительству. Теперь завод на
ввод новых мощностей, строительство поселка ежегодно выделяет три — три с поло­
виной млн. рублей. И, главное, значительную часть средств осваивает своими силами.
В коллективе родились десятки добрых починов. Взяты на службу львовский и
саратовский методы борьбы за качество и высокую эффективность производства. И
вместе с ростом предприятия духовно росли люди. Самыми близкими стали принцип
коллективизма и чувство товарищества, поднялась моральная ответственность за
каждого живущего и работающего рядом. Особенно много теплых слов мне сказали
о цехе изготовления кузовов, молодежном, как его считают. Из 150 рабочих этоге
коллектива треть прошли школу у Иннокентия Екимовича Корытова. Любой из них
ему близок, как сам завод. Рассказывая о становлении предприятия, Корытов вспо­
минает один случай и никак не может его простить себе. Из его бригады несколько
месяцев назад ушел молодой слесарь Василий Жерлов. Оправдание найти можно,
сложный характер, а коллектив большой, не углядишь, но потеря есть потеря...
— Учился с моим сыном, дружили, носы друг другу били из-за девчонок в
школе, вместе пошли на завод...— Иннокентий Екимович рассказывает тихо, с явным
сожалением. По всему видно, чувствует себя виноватым.— Смышленый парнишка,
но нашел себе компанию шалопаев и ударился в другую сторону. Жалко Ваську Жерлова, но почему-то до сих пор верю, что он вернется. Ведь семья-то у нас какая в
цехе, рабочая...
Я хорошо, душевно понимаю Иннокентия Екимовича и сравниваю вот такой же,
совсем похожий случай. Один из передовых слесарей-наладчиков Леонид Тукаев —
жрасивый, общительный парень. Посмотришь, как работает, залюбуешься: точность,
сноровка. Разговорились, и я не поверил, что Леонид чуть больше года назад был на
грани увольнения. Прогулы за прогулами. Человек по натуре гордый, своеобразный,
на уговоры мастера и начальника цеха ноль внимания.
— Откровенно, спасибо дяде Кете (так по-свойски в цехе молодежь зовет сво­
его наставника), благодаря ему остался на заводе и стал я человеком.— Просто ска­
зал Леонид Тукаев, без рисовки, открыто, это подкупало, говорило об искренности
произнесенного.
Корытов, собственно, с ним никакой работы не проводил, воспитательных речек
не читал. Слесарь-новатор, имеющий личное клеймо, на сложных деталях выполняет
сверление и нарезку резьбы. Работа ответственная, но все равно за смену он легко
делал три, а то и четыре нормы. Заработок, естественно, большой. Присмотрелся, чтото здесь не так, и обратился к нормировщице П. И. Жерловой:
— Слушай, Нина Ивановна, кажется, у нас занижены нормы. Посигналь началь­
ству, могли где-то и просчитаться...
— Брось ты это, Екимыч, мы по этим нормам работаем, как я в цех пришла,
уж сколько лет... Если ты гонишь до седьмого пота, то не считан, пожалуйста, что
так могут все. Подумай о других, у них семьи, заработать надо...
— Могут, если лучше присмотреться!..— не согласился Корытов с мнением нор­
мировщицы и отправился к директору.
Пуховской заинтересованно выслушал Иннокентия Екимовича и на другой день
собрал всех главных специалистов, начальников цехов. Долго спорили, противники
нашлись. Но кое-что уточнили, сделали некоторую перестановку сил в цехе и обнов­
ление оборудования и решили попробовать. Эксперимент оправдал себя. Вместо преж­
них двух минут на эту же операцию уходило всего лишь полминуты. Выработка под­
нялась в четыре раза, а заработок у слесарей не только не упал, но и с учетом пре­
мий значительно вырос. Так родился ценный почин на заводе: «За свое рабочее время
производить продукции в два раза больше, при высоком качестве». Его подхватили
сотни передовиков. Токарь Леонид Манзуров выполнил пятилетку за три года, фре­
зеровщик, коммунист Павел Занграев — за три года и два месяца... Всего свыше
пятисот рабочих завода сэкономили целый год. Представьте себе, что можно сделать
ва это время!..
Пример старшего товарища многих заставил задуматься. Леонид Тукаев, бузив­
ший среди ребят недавно, мол, Корытов отбирает у них зарплату и цену себе наби­
вает, тоже как-то по-другому увидел поступок, хотя и не сразу доверился ему...
117

По дороге, после смены, как и много раз, они оказались однажды рядом. Обыч­
но не разговаривавший с Корытовым, Тукаев на этот раз спросил у мастера:
— Смотрю я на тебя, дядя Кеша, и не понимаю, чего ты все ищешь? В твоемто возрасте и почете можно довольствоваться всем тем, что имеешь... Вот эти нор­
мы опять, никто ведь их до вас не трогал...
— А я хочу, чтобы ты понял, не стал шалопаем и рвачем, как некоторые!..—
жестко ответил Иннокентии Екимович, а потом, немного успокоившись, продол­
жил.— Вчера на цехкоме решили тебя уволить с завода за прогулы и постоянную
бузу, а я попросил, чтобы подождали...
— Спасибо,, облагодетельствовали, могли бы и не просить,— сердито буркнул
Тукаев, по сказал это по привычке скорее, чем по истинному понятию. Разговор с
мастером запал в душу и тревожил, требовал искать ответа в самом себе...
Через полгода после этой встречи Леонид Тукаев выступил на одном из цеховых
собраний с предложением:
— Прошу имя Иннокентия Екимовича Корытова занести в книгу почета завода
и объявить ему благодарность за воспитание молодых рабочих...
Шумом одобрения и аплодисментами было встречено это предложение. А для
Корытова были лучшей благодарностью, что вот Ленька Тукаев, его недавняя боль и
тревога, понял, наконец, мастера и пошел по его пути.
Удивительно сильны и прекрасны по своей природе хороший пример и настоя­
щая дружба. В этом еще раз пришлось убедиться, когда мне рассказали о семье мо­
лодого рабочего Петра Симонова. Четверо детей у него, л;ена трудится здесь же, на
заводе. О свободном времени только мечтать можно. Но Петр Симонов находит его.
Равняясь во всем на своих товарищей по бригаде и следуя их примеру, он пошел в
школу рабочей молодежи, заканчивает ее, собирается поступить в институт. Комму­
нист, большой общественник... Наш современник.
Директор завода, депутат Верховного Совета Бурятской АССР В. М. Иуховской,
открывая свой повседневный блокнот, где он ведет как бы социологические исследо­
вания, переспросил:
— Почему мы много строим? А вот смотрите, нынче у нас родилось в поселке
160 ребятишек, уже им нужен целый детский комбинат. Необходимо, чтобы тот же
Петр Симонов, другие молодые рабочие не беспокоились о том, где пристроить им
своих сыновей и дочерей, могли спокойно трудиться, отдыхать и учиться, проявлять
свое истинное творчество. Нам нужны высококвалифицированные, сознательные ра­
бочие.
..Улицы в Новой Бряни, можно сказать, продолжение лесных дорог, начинаются
почти у опушки бора. Вытянули журавлиные шеи башенные краны. Вот-вот распах­
нет двери большой больничный комплекс, примет новоселов очередной жилой дом.
За Дворцом культуры тяжело ухает чугунная «баба», забивая сваи в мерзлую, таеж­
ную твердь под основание будущего плавательного бассейна. Высоко над домами
взлетают вспугнутые стаи голубей и летят в старую деревню. Люди верят в давнее
поверье. Если рядом с человеком живет голубь или вьет свое гнездо ласточка, то он
поселяется надолго, на века. Новая Брянь все ближе придвигается к бору, строится,
преображается.
— Л верю,— слегка задумчиво сказал Василий Михайлович, когда мы с ним
обходили строительную площадку,— что сроки ввода я:илья, объектов соцкультбыта,
раечнтанные на пятнадцать лет по генплану, будут значительно приближены. Быстро
растем, и желание у людей большое есть: жить лучше, работать лучше, все иметь
лучше...
Средний возраст работающих на заводе —29 лет. Что ни год, то, по меньшей
мере, сто свадеб.По традиции, многим молодым семьям торжественно вручают ключи
от новых квартир. Надолго такой день запомнился фрезеровщику Григорию Шурыгпну и его жене Людмиле, лаборантке, Василию и Анне Барановым... Солнечный, радо­
стный день, истинное доказательство большой заботы коллектива.
В коллективе художественной самодеятельности завода триста участников, спор­
том занимается каждый третий. Работают свои музыкальная, спортивная детские
школы... II все эти блага только для заводчан? В просторном Дворце культуры, спорт­
залах, всех школах не закрыты двери и для колхозных ребятишек. Поселок-то один^118

Новая Брянь, одна семья. Только выделился, но не отделился один из ее сыновей —
завод, соседствующий в этом лесном краю рядом с аграрным «Гигантом», крупнейшим
з республике производителем животноводческой продукции. Значительно старше сво­
его брата, он отметил недавно пятидесятилетие.
Из-за постоянной, жестокой засухи хозяйство в последние годы терпит большие
трудности, не запасает необходимое количество кормов, что, естественно, сказывается
на продуктивности общественного стада, в целом на экономике колхоза. В связи с
этим среди некоторых специалистов появилось мнение, что вот, мол, хозяйство
хромает на обе ноги и лучше его сделать подсобным, передать заводу. Средств и сил
у него много и дело поправится быстрее, молоко и мясо свое будет в достатке... Мне­
ние, прямо скажем, в корне неверное, чисто местническое.
Коллектив «Гиганта», его специалисты, партийная организация в силах найти
более верный путь, подсказанный решениями июльского (1978 г.) Пленума ЦК
КПСС. Это интенсификация животноводства за счет разумного использования пашни,
повышения ее плодородия. И надо верить, что силы эти, резервы в колхозе найдутся.
А завод и так имеет свое подсобное хозяйство и постоянно его расширяет. Они росли
и растут вместе — колхоз и завод, и линия у них одна — государственная, лишь
призвание у кал;дого свое.
— Живы и ценны нам традиции серпа и молота, зарожденные на этой земле,—
сказал в беседе Юрий Романович Дмитриев.— На них будут расти и учиться новые
поколения хлеборобов, животноводов, машиностроителей, людей, безгранично влюб­
ленных в родной край. Земля долл;на родить хлеб, а завод выпускать машины. И свя­
зи эти с каждым годом станут крепче, значительнее...
Прав был тогда на открытии школы директор завода Пуховской, говоривший о
значимости задачи — воспитать человека, которую иной раз трудно определить конк­
ретными цифрами и показателями. Прав был секретарь райкома партии 10. Р. Дмит­
риев, сказавший о большом интересе руководителя к новому, оказывающий потом
всяческую поддержку в любых хороших начинаниях. Правым оказался в своем по­
иске и передовой слесарь Иннокентий Екимович Корытов, по доброму пути которого
пошли десятки молодых рабочих, приняли эстафету новаторства, хороших трудовых
рекордов. Только поэтому и удачным стало начало, становление большого коллектива,
что за судьбу его беспокоились и партийный комитет, и хозяйственные руководители,
п те, кто занят в цехе, непосредственно, своими руками выдает продукцию, являет
примеры высокого качества работы, настоящего товарищества, истинной любви к
профессии.
М.

БАБИНЦЕВ.

ОТ РЕДАКЦИИ:
Когда уже верстался номер журнала,
в редакцию «Байкала» поступила приятная весть. Депутат
Верховного
Совета Бурятской АССР Василий
Михайлович
Пуховской
назначен
председателем
Госкомсельхозтехники
республики
Новое большое доверие коммунисту, члену об­
ластного комитета партии, и надо верить, что он его оправ­
дает, как и на прежнем месте. Человек ищущий, с творческой
натурой всегда остается верен своему
долгу.

WJVWUV V\

\AAAA/VVNAA/V4AA/V/\A/VV\/\AAAA/\AAAAAAAAAAAAAAAAAAAAAAAAAAAAAAAAAAAAA^

И.

А. М А Н Ж И Г Е Е В

НИЧЕГО СВЕРХ МЕРЫ
О

ФИЛОСОФСКИХ
НАРОДНЫХ

АСПЕКТАХ
БУРЯТСКИХ
ИЗРЕЧЕНИЙ

Известно, что В. И. Ленин придавал большое познавательное значение остроумным
народным изречениям. Он писал: «Бывают такие крылатые слова, которые с удиви­
тельной меткостью выражают сущность довольно сложных явлений.» Услышав, напри­
мер,
неизвестную ему сибирскую пословицу, он восторженно произнес: «Великолеп­
но!
Великолепно! Вот где надо учиться нашим писателям, одной фразой маповг.
бьет! Вам необходимо составить большой сборник. Вот будет клад для беллетристоЕи ораторов».
С тех пор, как это было сказано, собрано немало народных изречений, многие из
них изданы в различных сборниках как в центре, так и на местах, в том числе в
Бурятии. Но по ним, к сожалению, до сих пор нет соответствующего философского
обобщения. Может быть, поэтому среди некоторых деятелей культуры существует мне­
ние,
что народные изречения («тобшо Пургаал») в наше время устарели, что они
являются только уделом некоторых «мудрствующих» литераторов. Такое нигилисти­
ческое представление о народных изречениях является следствием путаницы самого
понятия «изречение» как формы остроумного мышления и совокупности изреченных,
идей, часть которых действительно исторически устарела, но в силу принципа позна­
ния народные изречения отнюдь не застывшие явления, не догмы, они есть движение
идей.
Ф. Энгельс, говоря об этой стороне народных изречений, писал: «Они не исчерпаемы; каждая эпоха может, не изменяя их существа, присвоить их себе... в них
открываются каждый раз новые стороны».
Например, бурятское народное изречение о носителе мудрости изменялось не
однажды, его первоначальный вариант звучал так:
Сээл — далайда.
сэсэн — хаанда.

Глубина в море,
мудрость у правителя.

Оно отражало характер общественных отношений в дореволюционной Бурятии,
когда из-за недоразвитости классового самосознания народ идеализировал мнимый ав­
торитет всякого рода начальства. После революции, когда сам народ стал овладевать
наукой и искусством, это же изречение стало звучать по-иному:
Сээлэй
сэсэнэй

ехэ — далайда,
ехэ — эрдэмтэдтэ.

Большая глубина в море,
много мудрости в ученых.

А в век научно-технической революции оно приобрело новое смысловое значение.
Ибо в новых исторических условиях большую роль играет не достижение отдельны'*
ученых, а совокупный результат работы многих научно-исследовательских учреждений:
Сээлэй ехэ — далайда.
сэсэнэй ехэ — эрдэмдэ.

Большая глубина в море,
много мудрости в науке.

Народные изречения ныне отражают социалистический образ жизни. В них в тра­
диционном стиле прославляются не деяния легендарных или исторических героев прош­
лого, а вполне реальная политическая и хозяйственная роль Коммунистической пар­
тии,
ее руководителей:
Набша сэсэг наранИаа,
наминай жаргал партиЬ.аа.
120

Листья и цветы от солнца,
счастье наше от партии.

В ряде народных изречений прославляется твердость и мудрость В. И. Ленина:
Алмазпаа хатуу шулуун байхагуй,
Ленинпээ сэсзн баатар байхагуй.

Нет камня тверже алмаза,
нет батора мудрее Ленина.

Со времени коллективизации сельского хозяйства появились народные изречения,
пропагандирующие значение слаженности труда колхозников, например, изречение:
Эб пайтай колхоз
эбэ зэбэ ажалтай.

Тот колхоз богат,
где есть лад.

Но наряду с современными народными изречениями в силу преемственности об­
щественного сознания у бурят продолжают существовать и издавна бытовавшие. Не­
которые из них, когда-то казавшиеся непреложными истинами, превратились в арха­
измы, а другие модифицировались, получив при этом новое осмысление. Так, напри­
мер, произошло изменение известной поговорки: «Слово — серебро, молчание — золо­
то» — «Слово — серебро, а дело — золото».
Следует рассмотреть вопрос: с каким именно философским направлением в исто­
рии развития общественной мысли были сходны народные изречения, какая была для
атого объективная основа.
О наличие стихийно-материалистического воззрения у древних бурят свидетель­
ствует их космогонический миф о начале мироздания. Так, например, началом мира
считалась вода (уЬан), глина ( ш а б а р ) , то есть вполне материальное вещество, а не
какой-то бог или творец.
К этому ж е стихийно-материалистическому воззрению древних бурят о начале
мироздания примыкает их представление о пространстве и времени. Пространство
определялось ими как протяженность, не имеющая конца, время как длительность,
не имеющая начала. Причем время считалось необратимым процессом. Об этом сви­
детельствует следующее изречение:
Урданай саг ерэхэгуй,
уйлапанай хэрэггуй.

Былое время не вернется,
оплакивать не надо.

Стихийно-материалистическое мировоззрение древних бурят выражено и в идее
о детермированности явлений природы и общества, например, в сардонической посло­
вице:
Ухэлэй ерээ haa,
баяншье ухэхэ.
Уйлахаяа панабал,
похоршье уйлаха.

Когда придет смерть,
и богач умрет.
Когда нагрянет беда,
и слепой заплачет.

В образе мышления древнего человека наряду со стихийным материалистическим
мировоззрением преобладала рационалистическая тенденция. Об этом писал академик
А. П. Окладников: «Мышление древнейшего человека могло быть только материалис­
тическим. Сплетенные друг с другом, в нем существовали и боролись два противопо­
ложных враждебных начала: рациональное и иррациональное. Решающей силой в
этой борьбе, которая вела человека по пути прогресса, давала ему правильную ори­
ентировку, был рациональный элемент — иначе мы не вышли бы в люди».
В бурятских народных
изречениях
иносказательно
отражены
диалектические
взгляды народа на множество предметов и явлений природы, независимо от знания
им законов диалектики; окружающий его мир есть не хаотическое нагромождение
каких-то предметов и явлений природы, а единый процесс, находящийся в определен­
ных взаимосвязях и взаимопревращениях.
Бал тоЬоной элбэгтэ
батагана олон;
басагадай элбэгтэ
баатарнууд олон.

Где обилие меда,
там множество мух;
где много девушек,
там много парней.

О представлении народом тождества или единства противоположностей и о пре­
вращении предметов и явлений в свою противоположность свидетельствует и такая
пословица, как:
Хорые хороор дарадаг.
харатаниие зэмсэгээр
дарадаг.

Яд ядом побеждают,
неприятеля его оружием
побеждают.

О том, как негативное явление может содержать в себе и полезное свойство, го­
ворит пословица:
Муу юумэн
Горький опыт
пургаал болодог,
уроком становится,
мушхуу модон
кривое дерево
тулеэн болодог.
на дрова сгодится.
121

Об антагонистическом противоречии, существовавшем
говорится в иносказании:
Шоно хонин хоёр
суг байжа
шадахагуй.

в обществе до социализма,

Волк и овечка
не могут жить
в согласии.

Переход количественного изменения в качество выражен в афоризме:
Нэгэ хун — хун,
хоёр хун — зон.

Один человек — человек,
два человека — народ.

Изречение о бесконечности повторяющихся времен года и поколений люден близ­
ко по своему содержанию к закону диалектики «отрицания — отрицанием».
Нажарай саана
убэл ерэхэ,
убэлэй саана
нажар болохо.
Хунэй саана
хубуун байха,
хубуунэй саана
ашанар гараха.
Тэрэ юумэндэ
хизаар уты.

За летом
зима наступает,
после зимы
лето приходит.
У человека
сын рождается,
а у сына
сыновья, внуки появятся.
Всему этому
конца нет.

Существует множество
изречений о причинно-следственных
связях, например:
«Иалхинай угы haa модоной орой худэлхэгуй», что значит: «Если нет ветра, то не
закачается и верхушка дерева».
Небезынтересно изречение об отдельных причинах возникновения категории «ка­
жимости», например:
Баригдаагуй загаЬан
баггуй ехэ гэдэг.

Сорвавшаяся с крючка рыба
кажется всегда огромной.

Существует любопытная легенда о том, как первоначально зародилось умение
различать действительность от категории кажимости. Однажды глупый хан погубил
своих поданных, которые должны
были со дна
Байкала достать ему «золотой
диск». Но мудрый старик послал своего сына на вершину прибрежной горы, чтобы
разыскать блестящее железо, отражение которого в прозрачной воде Байкала каза­
лось глупому хану золотым. С тех пор, повествует легенда, люди начали понимать
свойство оптического отражения, нередко скрывающее за собой реальные предметы.
В некоторых изречениях проводится различие между абстрактной и реальной
возможностью, например:
Огторгойдо ниидэпэн
галуунууд олзо бэшэ.

Летящие в поднебесье
гуси не добыча.

Народные изречения исходят из принципиальной познаваемости мира, в котором
большое значение придается роли практики в качестве критерия истины, например:
Ши тамарха дуратай haa,
yha уруу гуйжэ оро.

Если ты хочешь научиться
плавать, то лезь сам в воду.

Этот афоризм по смыслу своему удивительно напоминает нам известное гегелев­
ское изречение (чтобы научиться плавать, надо сначала броситься в в о д у ) , в кото­
ром, по словам К. Маркса, Гегель гениально угадал роль практики в процессе поз­
нания.
О практике, как о критерии истины, в бурятских изречениях существуют другие
не менее интересные образцы формулировки:
Тумэрэй Панине
дабтажа мэдэдэг,
моримой Маннние
унажа мэдэдэг.

Качество железа
узнают при ковке,
резвость коня
узнают при езде.

О стихийно-материалистическом воззрении древних бурят, о сущности познания
как о неразрывном единстве чувственных данных и понятийных (словесных) обобще­
ний, говорится в одном из народных б-iai опожсланий:
Мэдэрэлгэ танай
харуулжа байг!
Yr3 хуур танай
согсолжо байг!
122

Пусть чувства
ваши показывают!
Пусть слова
ваши обобщают!

зано

А о том, что сознание (идеальное) обуславливает целенаправленность труда, ска­
в изречении:
Ажал хэхынгээ урда
ухаагаараа б о д о ж о узэ;
Ажалаа эхилээ хадаа,
Захадань хургэжэ \зэ.

Прежде чем начать работать,
поразмысли сперва;
А начавши труд,
Доведи его до конца.

Казалось бы, что сущность остроумия, ее очевидность и практическая значимость
ие нуждаются в пространном доказательстве. Но дело обстоит не так просто, как это
кажется на первый взгляд. Остроумие, как в гносеологическом, так и в социальном
отношениях, является не только предметом идейной борьбы материализма и идеа­
лизма, но и задачей философского уяснения.
В. И. Ленин, конспектируя «Науку логики» Гегеля, записывал: «Остроумие — это
переход от обычного представления к мыслящему разуму ( у м у ) . Если обычное пред­
ставление схватывает только различие и противоречие, но не переход от одного к
другому, то остроумие схватывает противоречие, в ы с к а з ы в а е т его, приводит ве­
щи в отношении к друг другу, заставляет «понятие светиться через противоречие».
Остроумие народных изречений представляет собой ничто иное, как мгновенное
«ухватывание» противоречия мышления, возникающего при рассогласованности логи­
ческой ситуации, сочетающее, по выражению Гегеля, «в себе и для себя» глубину
мысли, парадоксальности идей, сжатости, ясности и образности выражения.
Но не всегда и не везде остроумие и глубокомыслие тождественны. Не всякое
остроумие есть глубокомыслие, если оно не содержит в себе фундаментальную идею,
ограничено поверхностным выражением противоречия мышления. Так, например, у
5урят существует качественное различие между яркостью выражения и глубиной со­
держания (мысли), например:
Ураншье найруулга
Гун хурса ухаагуй.

Хоть ярок стиль,
не глубока мысль.

Ленинское учение о гибкости понятий дает ключ к уяснению гносеологического
значения ассоциативных связей между разными по смыслу понятиями, переходящи­
ми друг в друга. Например, существует некоторая связь м е ж д у такими разными по­
нятиями, как «тэнгэри» (небо) и «сай» (чай), которые связаны между собой через
посредство других понятий, например, небо с землей, земля с водой, вода с питьем,
питье с чаем. При помощи подобного рода образования ассоциативных связей в про­
цессе мышления возникают модели парадоксальных остроумных изречений, имеющих
нередко долговременное фундаментальное значение.
Как нередко случается и в области науки, когда случайная подсказка может
оказаться толчком в открытии не известного науке закона, так и в творчестве народ­
ного изречения случайно найденная связь определенных слов оборачивается «рацио­
нальным зерном» какой-нибудь истины. Но такая «оборотливость» слов возможна
благодаря подвижности, переливчатости понятий.
Гибкость понятия, о чем учил В. И. Ленин, служит как бы матрицей, на базе
которой возникает парадокс остроумия как противоядие стереотипу мышления.
Парадоксы остроумия возбуждают
воображение других, вызывают у них реак­
цию на ответное остроумие, от чего лишь выигрывает сама истина. О том, как одно
остроумие провоцирует д р у ю е , свидетельствует бурятская притча. Однажды один
богач перед тем, как отведать мяса на пиру, занял у своего соседа нож и, срезав
кусок, вымолвил: «У тебя, паря, нож-то острый, должно быть, ты воришка»,— на что
тот отвечал: «Вы оттого и не носите при себе нож, чтобы не соблазниться воровст­
вом?!».
В основе интереса к парадоксам остроумия лежит не только социальная, но и
врожденная инстинктивная потребность человека ко всему удивительному. Так, на­
пример, зрителей цирковых представлений удивляют не разгаданные ими фокусы
иллюзионистов или повадки животных, имитирующие поступки людей, хотя в них
нет ничего удивительного или «сверхъестественного».
У бурят в таких разновидностях проявления остроумия, как шог угэ (юмор) под
видом незлобной, развлекательной шутки нередко критикуется какая-то отрицательная
сторона объекта: ёгто шог (ирония) — наоборот, злобная
насмешка над объектом
завуалирована словами, употребляемыми в обратном значении, или когда нарочито
утверждается прямо противоположное тому, что мыслится в действительности; хадх у у угэ (сарказм) — по виду представляет тонкую иронию, а по существу содержит
едкую насмешку над объектом. Проявление такого рода остроумия чисто эмоциональ­
ного характера свойственно обычно при конфликтных ситуациях, сложившихся между
людьми.
Более существенным свойством остроумия является изречение истины, имеющее
интеллектуально-идеологический характер, а форма существования о с т р о у м и я — о п т и ­
мальность его сущности, другими словами — это диалектическая мера, или, как гово­
рили еще древние мудрецы, « н и ч е г о с в е р х м е р ы».
Не случайно, например, слово «афоризм»,
как один из видов остроумия, на
123

древнегреческом языке означало глагол «отграничивать», т. е. отграничиваиие еырж •
жения мысли определенным разумным пределом, основной, главной сутью ее.
Следовательно, в морфологическом отношении любое изречение должно быть не­
пременно кратким, ясным и образным. Об этом говорится и в бурятском нар»дя«*»
изречении:
Ольге хэлэпэн
улиг,
Усеениие хэлэпэн
бэлиг.
Или изречение о бесполезности

Во множестве слов пустозвонство,
в немногих словах
истина.
излишних

слов:
Во множестве слов
пользы нет,
В кратком слове
убытка нет.

Олон угэдэ
олзогуй,
ганса угэдэ
гарзагуй.

Слова — это не только информация, но и перестраховка от нее:
Хун хулпее
тороогуй аад,
хуурЬээн
торожо болодог.

Человек, не спотыкающийся
ногами,
способен спотыкаться
словами.

Возможность существования такого феномена мышления, как «остроумие», з а л о ­
жена в самой сущности мышления, вырабатываемой по мере накопления мыслителен»
знания и жизненного опыта, что состоит не только в критическом отношения * ч у ­
жим идеям, но, главным образом, в самокритике собственной мысли.
Старая бурятская поговорка гласит:
Хунэй угеер
бу хэлэ,
сэсэп гэжэ
хэлэхэгуй.

Чужими словами
не говорите,
умным вас
не назовут.

Наряду с остроумием, имеющим под собой гносеологическое основание, объек­
тивно существует и кажущееся остроумие. Так, во время ликвидации неграмотности'
в начале 20-х годов один из пожилых слушателей школы Бахбай на вопрос учителя,
как называются эти две навешанные на стены буквы — А и О. безапеляционяо ответил к*
форме аллитерации слов:
«А»-ниинь
байнал,
«0»-ниинь
байнал.

астайгаад
онгойгоод

«А» стоит, расставив
ножки в стороны.
«О» стоит, как ротозей
открывший рот.

Это образное отождествление звукового значения букв «А» и «О» с формой Н Е
начертания кажется весьма забавным остроумием, ибо вызывает не меньше смеха у
публики, чем остроумие, имеющее под собой гносеологическое основание.
Остроумие проявляется не только в форме словесного выражения мысля, .so и в
форме безмолвного действия, поступка человека. Так, например, у бурят существует
притча о том, как одна старая женщина, желая удостовериться в пригодности зрения
будущей невестки для шитья одежды и обуви, будто нечаянно уронила на пол иголку»
которая немедленно была поднята испытуемой девушкой, и тем самым была д о к а з а ­
на пригодность ее к труду.
Остроумные изречения зависят не только от глубины содержания, но и от выбо­
ра подходящей ситуации для его выражения. В противном случае д а ж е истиннее
остроумие, но выраженное некстати, вызывает ощущение неловкости.
Кроме того, смысл остроты и вызванная ей реакция зависят от паузы в речи. Нев меру убыстренная или, наоборот, замедленная речь, сводит на нет как само остро­
умие, так и вызванную им реакцию.
У бурят в прошлом существовал обычай состязания в остроумии, который пред­
ставлял и своеобразный спор интеллектуалов. Решающее значение имела при з^гвм
быстрота высказываемой мысли. Не случайно бурятское слово «хурса бодол» (остро­
умие) является синонимом слова «хурдан бодол» (быстрая мысль.) Разумеется, пос­
леднее не следует отождествлять с понятием «яаралтай бодол» (поспешная мысль).
Естественно, что остроумное изречение предполагает и остроумное восприятие eraдругими. Так, например, намек, т. е. неполностью выраженная мысль, может быть.
124

« М П по остроумной догадке через домысливание его сущности или остроумно истол­
кован в другом смысле.
О тонкой наблюдательности народных мудрецов над негативными свойствами
яехоторых людей, в частности, над глупостью, говорит изречение:
Тэнэг хун
еерынгее сэсэниие
пайрхадаг;
сэсэн хун
хунэй сэсэниие
магтадаг.
Ч>

трусости

людей,

которые

Глупый человек
своим умом
кичится,
умный человек
чужой ум
превозносит.
отличаются

Алагдапан баабгайн
аман соо хургаяа хэхэ
зоригтойшуул олон байха.

бахвальством:
Много желающих
совать палец в пасть
убитому медведю.

О психологии зависти человека ко всему чужому, недоступному ему самому:
Хунэй аарса
зеехэй шэнги;
хунэй мамган
басаган шэнги.

Чужой обрат
словно сметана,
чужая жена
вроде девицы.

Одно кз свойств народного изречения — искусство облекать особенность звучания
vseeorepbix предметов в художественный образ какой-либо исторической действитель­
ности, например:
«Ган» гэхэ
нохойгуй,
«хан» гэхэ
хадаапагуй.

Рявкнуть «ган» —
собаки нет,
звякнуть «хан»—
гвоздя нет.

В самом деле изобретение (или приобретение) железного гвоздя для древних бу^ я т было целым историческим скачком в технике строительства, до того времени опи­
равшемся на деревянное крепление. Однако отсутствие железного гвоздя впоследст­
вии стало одним из критериев для определения нижней черты бедности, как и отсут­
ствие собаки.
Изречение остроумной мысли свободно от грубости его выражения. В противном
случае оно не достигает своей цели. Не напрасно существует в народе образное изЗон л эн хэлэтэй
тугал
хоёр эхэ хухэдэг.

Теленок с нежным
языком
двух маток сосет.

Многне исследователи, несмотря на свои очевидные вклады в фольклористику, не
юте я самого существенного в народных изречениях, а именно их с у б с т р а т а —
' Э с т р о у м н я , имеющего важное гносеологическое значение, без которого само изречение
•истины лишено своей предметности.
А остроумие — основа всех жанров народных изречений истины, каждое из кото­
рых имеет свою особенность. Так, например:
Анекдот («энеэдэтэй ушарал»—смешная встреча) один из самых широко распро­
страненных жанров народного остроумия в форме краткого повествования о каком•яябудь забавном происшествии.
У бурят, например, существует анекдот о том, как однажды, случайно встретив­
шись, два приятеля разговорились. Один из них спросил другого:
— Знаешь ли ты Шоно-батора?
Твт, не запинаясь, ответил:
— Почему бы мне не знать его. Ведь он же мой самый хороший друг.
На реплику о том, что Шоно-батор жил в XVII веке, он, не растерявшись, отве­
тил:
— То-то я его давненько не видел.
Особенность остроумия данного анекдота состоит в двусмысленности и вопроса
а «гнета о Шоно-баторе, ибо им мог называться как легендарный герой XVII века,
•осиетый в бурятском эпосе «Шоно-батор», так и какой-нибудь другой человек.
Афоризм («сэсэн угэ»— умное выражение). Особенность остроумия афоризма
состоит в его краткости и категоричности. Так в одном бурятском изречении говорится:

« а с а

Богонихоноор аад.
тоб гэмэ тодоор
угэ хуур.

Хоть сказано
немного,
меткое
мудрое слово.

н

0

125

Остроумие афоризма состоит в сжатом выражении глубинной сущности мысли
(идеи), а в силу такого единства формы и содержания оно категорично. Например:
Тэрэ хун тэнэг haa,
хододоо тэнэг.

Если он глуп,
то навсегда.

Или, например, о могущественной
ществует афоризм:

возможности человека

Хун хэдышье гайхамшагтай
юумэ х э ж э шадахашье haa,
бэеэ худевлжэ
шадахагуй.

творить

«чудеса»

су­

Человек, способный
творить чудеса,
не может
погребать себя.

Афористическая форма мышления народа является одним из существенных пока­
зателей уровня его интеллектуального развития.
Особенностью пословицы («оньЬон угэ» — ловкое выражение) и п о г о в о р к и
(«хошоо угэ») является не столько познавательность, сколько воспитательность, нази­
дательность, например:
Дэмы д э е д
хэлэнхаар,
дуугай hyyhaH
дээрэ.

Чем пустое
говорить,
лучше молча
сидеть.

Пословицы и поговорки отличаются от других жанров народного изречения своей
информативностью, отражают почти все сферы жизни народа, поэтому исследованы
фольклористами в несравненно большей степени, нежели другие жанры.
Загадка («таабари») — сущность ее состоит не в априорном утверждении какойлибо истины, а в размышлении над разгадкой смысла мыслительной задачи. А отгад­
ка загадки — запрограммирована в самой же загадке. Об этом свидетельствует и бу­
рятская поговорка:
Таабари тайлбаридаа,
тайлбари таабаридаа.
Например,

загадка

о

Загадка в разгадке,
разгадка в загадке.

яйце:

Дуурэн торхо:
хахадынь —• упан
хахадтань — тоЬон.

Полный сосуд:
половина — вода,
половина — масло.

Некоторые бурятские загадки построены на основе кажущегося противоречив
между здравым смыслом и каким-нибудь феноменом природы, например, загадкг
про эхо
Бэегуй а а д ,
ябадаг,
хэлэгуй аад,
дуугардаг,
харагдадаггуй
дуулдадаг.

Не имея тела,
двигается,
не имея языка,
говорит,
будучи невидима,
слышима.

аад,

Существуют у бурят загадки, построенные и на прямом противопоставлении не­
обычного явления природы ординарному представлению человека о действительности,
например, загадка о пантах изюбра:
Зимою они
летом они
гниют.

Убэлдее ургажа
байха,
нажартаа умхиржэ
байха.
Некоторые

загадки

построены

Хулпаа шэнги
бэетэй,
хубалза шэнги
гэдэЬэтэй.

на

сатирическом

растут,

обличении:

По росту он как
клоп,
по животу он как
клещ.

В философском аспекте из различных видов бурятской загадки особый интерес
представляет «таабари гурбалжан» (загадка-триада).
Происхождение триады в истории умственного развития человечества — вопрос
126

еще недостаточно изученный.
Во всяком случае, число «три» не было предельным
числом для первобытного представления о числе.
Для науки несомненно только то, что число «три», как и другие числа, имело
свое материальное происхождение. У бурят, например, дули — три камня на очаге, ку­
да ставился сосуд для пищи, был материальным субстрактом (отвлеченного) понятия
«три».
Понятие «число» появилось в лексике народа позже, чем категория «качество».
Так, пастухи, коренные жители севера Сибири, отлично зная внешние черты и повад­
ки каждого отдельного оленя, не знают количества оленей вверенного им стада. Или,
дети дошкольного возраста, отлично разбираясь в качестве пищи или вещей, только
в школе впервые учатся считать числа по палочкам или по пальцам. А число («тоо»)
как абстрактное понятие о количестве или о величине возникло на сравнительно вы­
соком уровне развития мышления, и в частности, оно представляет отражение в соз­
нании человека «оптимальности» количества производства и потребления материаль­
ных благ.
Различные виды загадок и отгадок представляют по существу своему своеобразное
стихийное народное творчество, направленное на развитие мышления.
Наряду с информативными и познавательными изречениями в бурятском фольк­
лоре существует много образных изречений п р е в е н т и в н о г о характера, предупре­
дительного и предохранительного значения. Например, изречение, предупреждающее
опрометчивость поступка:
Зайдан морёор
зайжа бу ябаарайгты,
залхуугай харгыгаар
з у б ш е е ж э бу ябаарайгты.
Изречение

предохранительного

значения,

Шонын аманпаа
гараад,
Барай аманда
бу орошо.
Или,

например:
Выйдя из пасти
волка,
не попади в пасть
барса.

например, о нецелесообразности размениваться на мелочи:
Хулганаанда хутагаяа
хухалха хэрэггуй.

Или

На неоседланном коне
не ездите,
по дороге лентяя
не последуйте.

изречение, со временем ставшее
Шэнгэхынгэ урда тээ,
ушев дахин
пэльбэдэжэ узэ.

Не стоит ломать
нож на мышонке.
назидательным:
Пока не утонул,
попытайся еще
налечь на весла.

Повсеместное распространение народных изречений, относительная долговечность
их бытования в народе, несмотря на смену многих поколений, обусловлены не только
традицией преемственности идеи, но, главным образом, п р и н ц и п о м с о ч у в с т в и я
духовных наследников к творцам народных изречений.

НА ОСНОВЕ А В Т О Б И О Г Р А Ф И И
Б. Н. Вампилов.
Вьетнама.
М.
1980.

От А лари
до
Изд-во
«Наука»,

В последнее время выходит много книг
по истории республик, автономных обла­
стей, по истории социалистического строи­
тельства.
Среди них достойное
место
занимает
Книга Б. Н. Вампилова
«От Алари
до
Вьетнама», изданная Главной редакцией
восточной литературы издательства «Нау­
ка.» в серии «Рассказы о странах Восто­
ка».
Б. Н. Вампилов, один из первых комсо­
мольцев Бурятии,
сумел в своей авто­

биографической книге дать яркую карти­
ну возрождения бурятского народа на пу­
ти социализма.
Когда
читаешь
книгу
Б. Н. Вампилова, то за биографическими
фактами жизни видишь весь исторический
путь, который прошла Бурятия за годы
Советской власти.
На первых страницах книги подробно
рассказывается о детских наблюдениях ав­
тора, о формировании его самосознания.
Это непосредственно связано с классовым
расслоением бурят Приангарья, со станов­
лением их классового самосознания, в ко­
тором большую роль играли рабочие Иркутско-Черемховского промышленного у з ­
ла и ссыльные поселенцы-революционеры.
Революционной
деятельности
последних
автор посвящает много страниц, в кото­
рых конкретно показывается
их роль в
формировании классового
самосознания
бурят-бедняков. Говоря о зарождении ре­
волюционного движения среди прибайкаль127

ских бурят, Б. Н. Вампилов останавлива­
ется и на роли бурят-бедняков, реквизи­
рованных в первую мировую войну на ты­
ловые работы в прифронтовые районы.
Наблюдение за бедами, которые прине­
сла война, общение
с
представителями
русского рабочего класса многим раскры­
вали глаза и способствовали неприятию
существующею положения вещей.
С особым интересом читаются страницы,
где говорится о первых революционерах
среди прибайкальских бурят: М. Ербанове, С. Николаеве, М. Сагадаровой, В. Трубачееве и др., мндаие из которых сыграли
большую роль в социалистическом строи­
тельстве Бурятии.
Большое место в книге Б. Н. Вампилова занимает гражданская война в Восточ­
ной Сибири. Автор не только показал па­
нораму этой войны, но и проследил уча­
стие бурятского населения в ней, ее пар­
тизанских командиров, таких, как Балтахинов, Баханов, Помытов и др. Освещение
этого периода приобретает живость и кон­
кретность потому, что автор был не только
свидетелем, но и участником борьбы с
контрреволюцией. Воспоминания умело до­
полняются архивными материалами и вос­
поминаниями других активных участников
борьбы с контрреволюцией в этих райо­
нах. Думается, что страницы, посвященные
борьбе с различного рода бандами, остат­
ками колчаковского воинства
в
Приангарье, станут одними из лучших в мему­
арной литературе о том времени.
В книге много страниц уделяется социа­
листическому
строительству в Бурятии,
движению его народа от феодализма к со­
циализму. На конкретных фактах экономи­
ческого и культурного развития
своего
народа автор реально доказывает, что тот
прогресс, которого достигли буряты и дру­
гие малые народы, осуществим только при
социализме. «Все это стало возможным,—
пишет он,— благодаря последовательному
проведению ленинской национальной поли­
тики, тому огромному вниманию, которое
уделяла и уделяет ранее отсталым наро­
дам нашей страны Коммунистическая пар­
тия Советского Союза.»
В тему духовного возрождения Бурятии
органически вплетаются рассказы о ее
культурном наследии. Так, нельзя читать
без волнения о великом научном подвиге
Г. Ц. Цыбикова, который в конце XIX ве­

ка проник с научными целями в практи­
чески недосягаемый Тибет. В книге ярко
повествуется о личности ученого-путешест­
венника, о значении его подвига для раз­
вития этнографии, географии, истории, ре­
лигиоведения, медицины.
В связи
с
научной
деятельностью
Г. Ц. Цыбикова интересно показана исто­
рия распространения в России буддийских
канонических произведений
«Ганжур»
и
«Данжур», в частности о поисках и наход­
ках их в Бурятии. Автор увлеченно рас­
сказывает о значении этих произведений
для науки, в том числе и для медицины,
ибо в них заключены тайны тибетской ме­
дицина, методы лечения которой начина­
ют получать в последнее время широкое
распространение.
В истории нашего государства, всех на­
ших народов большое место занимает Ве­
ликая Отечественная война. Все народы
нашей страны, в том числе и буряты, вста­
ли на защиту социалистического Отечест­
ва. Поэтому один из важнейших разделов
книги составляют свидетельства о войне,
активным участником которой был автор.
Он сумел показать героизм советских сол­
дат, их патриотизм и глубокую любовь к
Родине и тому строю, который взрастил
их. Среди показанных Б. Н. Вампиловым
героев военной битвы — и его земляки, ко­
торые мужественно сражались
за
честь
своей Родины на всех фронтах.
Книга «От Алари до Вьетнама» написа­
на патриотом и интернационалистом, че­
ловеком, конкретно утверждавшим
эти
принципы в нашу жизнь. Интернациона­
лизм автора особенно ярко проявляется в
рассказе о мужественном
Вьетнаме,
где
он в тяжелые годы для этой страны по­
могал создавать Музей революции. Нель­
зя без волнения читать страницы, посвя­
щенные вождю вьетнамского народа Хо
Шн Мину, встречам автора с ним. В книге
дан благородный образ этого великого че­
ловека.
Б. Н. Вампилов на основе автобиогра­
фического материала сумел дать историкоэтнографическую картину жизни Бурятии,
этапы ее прогресса. Кроме того, в книге
показано развитие личности при социализ­
ме и ее связь с прогрессом общества и на­
рода. Думается, что книга Б. Н. Вампилова будет с интересом встречена читателя­
ми.
А. БОРОНОЕВ.

СЕРДЦЕ, ОТДАННОЕ АЛТАЮ
А. Адаров.
Цветы
у
снегов.
Стихи. Барнаул,
книжное изд-во, 1979.

вечных
Алтайское

Впервые поэта Аржана Адарова я уви­
дела на одном из поэтических семинаров.
И тогда я поняла, чем за несколько лет
до этой встречи привлекли меня его стихи.
Искренностью, непосредственностью чувст128

ва,
ем,

органической слитностью со своим кра­
народом.
Аржан — это псевдоним,
в переводе:
родник. Родник, вытекающий из самого
сердца прекрасного голубого Алтая, ска­
зочно красивой его родины. Стихи Адаро­
ва — неотъемлемая часть и одно из самых
ярких выражений духовного мира алтай­
ского народа.
И вот новая встреча — «Цветы у вечных
снегов».

С удовольствием перечитываю уже зна­
комые строки: «Мы кочевников племя. Нам
тысяча лет». Тема эта сквозная, заглавная
в поэзии Адарова. «Я алтаец»,— говорит он
на другой странице.
Я — долина,
все ветры хлестали меня,
Я — тайга,
все снега засыпали меня.
Я похож на дорогу,
по которой столетья шагал...
Я из мертвых свободным воскрес...
Жизнь свою начинаю я вновь,
Я — алтайский народ!
Душа истинного поэта, как лакмусовая
•бумага, всегда отразит все беды и радо­
сти его
народа. Именно об этом стихи
хЯ — алтаец».
Невозможно перечислить все, написан­
ное поэтом о родном
крае.
Некоторые
строки похожи на гимн:
Когда я говорю: «О мой Алтай!»,
Мне возвращает эхо: мой Алтарь...
...О если б даже был изгнанник я
и все меня забыли бы друзья,
Далекий блеск вершин твоих,
мой край,
Помог бы мне вернуться на
Алтай!
Судьбы и пути его в прошлом много­
страдального народа — одна из основных
тем поэзии Аржана Адарова:
Мы, как птицы, не имели
Долголетних гнезд,
Мы под кедрами у речки
Ставили аил.
В дымоход струился ночью
Свет бессмертных звезд
И какие-то загадки
Древние таил.
(«Как птицы»)
Теми же раздумьями и заботами о судь­
бе своего народа проникнуты стихи: «Нет,
я не Прометей», «Снова парни седлают
•коней», «Ночью птицы глухо кричат», поэ­
ма «Думы чабана» и многие другие.
С горячей любовью рисует он героев сво­
его народа: тех, кто погиб в годы граж­
данской войны за установление Советской
власти на берегах Телецкого озера («Ком­
мунары»), кто сражался против фашист­
ской нечисти в годы Великой Отечествен­
ной («Алтайский эскадрон», «Сон», «Реч­
ка Кальмиус»), кто ковал победу в дале­
ком алтайском тылу («Песни комсомолок»,
«Женщины военных лет»), кто славит свой
народ и родину трудом, хранит лучшие
традиции Отчизны («Деревенская кузни­
ца», «Смерть колхозника», «Лето», «Ком­
мунист», «Алексею Калкину», «Гордое имя
' твое»).
Изумительная красота родного края не
перестает восхищать поэта, и к ней он воз­
вращается снова и снова:
С детских лет, заглядевшись
в простор голубой,
Я часами любуюсь его
глубиной...
9. «Байкал» № 2

Дети гор и таинственных высей
сыны.
Мы в надоблачных далях на
свет рождены,
Где, наверно, лишь песни
рождаться должны.
(«Высота»)
Горячо любя, воспевая природу родного
края, поэт сравнительно мало дает «чи­
стых» описаний
пейзажей,
не
мыслит
жизнь природы отдельно от себя, от людей.
С детства он привык видеть в птицах, жи­
вотных, деревьях своих товарищей. И по­
тому родная природа в его представлении
живет единым дыханием с людьми, с на­
родом. И пишет он о сосне, о дороге, о
деревьях в родном селе как о дорогих су­
ществах со своим миром; о том, что чело­
век — часть природы, связан с нею тыся­
чами невидимых нитей, о благотворном,
врачующем действии ее на человека стихи
«Живая
вода»,
«Колдовское
дерево»,
«Есть неведомая связь», «Придет весна»,
«Деревья».
С темой Родины в поэзии Адарова близ­
ко смыкается и интернациональная тема.
Иначе и не может быть в нашей стране,
где в одну семью слилось столько наций
и народностей.
Строки, полные уважения и любви, по­
свящает он русскому народу, который яв­
ляется для поэта воплощением активной
доброты, мудрости идей Ленина, подвиж­
ничества и самоотверженности ссыльных
революционеров, тех, кто подготовил и
свершил первую на земле
социалистиче­
скую революцию:
Бросал Октябрь твоим

глаголам
клич,
Писал декрет твоей строкой
Ильич.
О вечный, удивительный народ.
Недаром образ матери встает,
Когда тебя пытаюсь я постичь.
Твердо и неуклонно верит поэт в победу
великих идей гуманизма на всей земле,
носителем которых является для него Рос­
сия.
Не угасает жар твоих забот,
И верю я — всю землю обоймет
Любовь твоя, о русский мой
народ!
Проникновенно и тепло говорит он так­
же о простой русской крестьянке, лечив­
шей травами и теплом
своего
сердца
всех алтайских ребятишек на селе: «Ты
шла по горам, точно луч, срывала цветы
меж камней, чтоб смертных людей враче­
вать, о добрая русская мать».
Чувством дружбы, братской
теплотой,
желанием установить добрые отношения
со всеми народами Советского
Союза и
всей земли проникнуты очень многие сти­
хи Адарова. Трудно перечислить все его
обращения-приветы к различным
нацио­
нальностям: «Художник и революция» (к
мексиканцам), «По небу голубому улетят»
( к монголам),
«В доме
Урастырова»,
«Урапча» (к якутам),
«Дума у могилы
129

Абая», «Голос домбры» (к казахам), «Кав­
казские горы» (к грузинам). Все близко и
дорого ему. Сколько красивого и дивного
на нашей планете. Так давайте же, люди,
жить мирно и красиво на ней,— говорит
поэт. В защиту мира Аржаном Адаровым
написано очень много. В данном же сбор­
нике это «Дума на старом плацу», «Здесь
умирали воины за нас», «В строю старые
солдаты». Да, в сущности, весь сборник
стихов славит
красоту,
мирный
труд,
созидание.
В творчестве Адарова
последних
лет
много стихов с философской основой. Это
«Человек», «Сомнение»,
«Золотая кукуш­
ка», «Колдовское дерево», поэма «Двери».
В них мысли автора о вечности и быстро­
течности жизни, об ограниченности и бес­
предельности человеческих возможностей,
о вечной красоте мироздания.
Читая его «Осеннюю элегию», невольно
вспоминаешь древний афоризм: «В многой
мудрости — многая печали».
Таинственное и тревожное стихотворение,
приоткрывающее завесу над тайнами твор­
чества,— «Затонувший корабль». О значе­
нии родины в жизни человека говорится в
«Моих журавлях». Но вершиной философ­
ской лирики поэта, наряду с поэмой «Две­
ри»,
следует
назвать
стихотворение
«Жизнь». Здесь и исторический оптимизм,
и житейская мудрость, и бесконечное вос­
хищение жизнью, и ее парадоксы.
Если говорить еще об одной особенно­
сти поэзии Адарова, то нужно отметить ее
гуманизм, выражающийся в любви к жиз­
ни, к природе, к человеку, ко всему живо­
му.
Читая его стихи о дружбе и любви, по­
ражаешься изумительной чистоте и цель­
ности чувства, скрыюго в них.
Именно

здесь больше всего вспоминается хрусталь
снежных вершин родины поэта.
Обращение к друзьям
для алтайскогс
певца неразрывно связано с родной приро­
дой,
так как и детство, и юность его про­
шли в тесном общении с нею. И свидания
друзьям он назначает то на высокогорномперевале, то на берегу реки. Само поня­
тие дружбы для поэта находится в тесном
единстве со служением добру и высоким
идеалам:
Как

прежде, друг мой,
мы еще годимся
В шеренгу храбрых рыцарей
Добра.

Интимная лирика
Адарова
отличается
целомудрием
и
изяществом.
Невольно
вспоминаешь, что первым учителем юногс
каярлыкского чабана был Пушкин, кото­
рый явился для будущего поэта не про­
сто первым литературным образцом. Пуш­
кинская поэзия сформировала нравствен­
ный облик, научила будущего певца Ал­
тая чувствовать, дружить и любить. И эте
особенно явственно в интимных стихах.
Любимая
женщина
для
Адарова — попушкннехи,— «гений чистой красоты», до­
стойный
благоговейного
поклонения.
И
такие стихи, как «Черемуха». «Вот и стол
мой накрыт», «Осень», «Далекий друг», хо­
чется читать и перечитывать.
Жизненный путь поэта Адаропа харак­
терен для советских людей определенного
поколения: ранний труд, полуголодное во­
енное детство без отпа, упорное стремление
к цели, тесное единение с жизнью народа,
родины. Все это хорошо чувствуется в его
поэзии. Оттого и стихи его западают Е
души людей.
Э.

САЯНЫ, САЯНЫ, Я

ВАША ЧАСТИЦА

Баир Дугарив. Дикая
акация.
Стихи. М.
Изд-во
«Современник»,
1980.
Баир Дугаров — русскоязычный поэт Бу­
рятии, автор трех сборников. Первая кни­
га его стихов была издана в Иркутске,
вторая — в Улан-Удэ, а третья книга, вы­
шедшая в 1980 году в Москве, в издатель­
стве «Современник»,
называется
«Дикая
акация».
Большое место в поэзии Баира Дугарова занимают стихи о родной природе и
земле. Они отражают явления и события
прошлого и настоящего. В стихах Б. Дугарова выражены чувства радости и гор­
дости, любви и дружбы современников.
Б. Дугаров преимущественно поэт лири­
ческого
дарования.
Любовная
лирика,
представленная в «Дикой акации», привле­
кает внимание непосредственностью и за­
130

ПАБЛЮЧУК.

душевностью. Поэт старается придать сво­
им стихам философскую трактовку. Не бу­
дем голословны. В стихотворении «Окно»
чувства и ощущения показываются как
форма отражения или восприятия объек­
тивной реальности. Под таким же углом
зрения написаны «Стихи о саган дали». В
этих стихах повествуется о цветке, расту­
щем на хребтах Саянских гор. Этот цве­
ток порождает у лирического героя ж а ж д у
любви. В данном стихотворении цветок
caiaH-далн выступает как средство поэти­
зации любимой девушки.
В стихотворении
«Видишь, любимая,
каждый вечер...» автор показал пропеесь.
развития, происходящие как в природе,
так и в человеческом сознании.
Видишь, любимая, каждый вечер
в глуби небес проступает мерцание.
Так и на самом донышке встречи
светится зернышко расставания.
По-философски размышляет поэт в дру­
гом своем стихотворении, утверждая: « Д а .
с каждой осенью Земли понятнее ее забо­
ты, и правит чувством зов любви и ж а ж д а
продолженья рода». Короче говоря, поэт

показывает
диалектическую
закономер­
ность «все обновляющейся жизни».
Рисуя природу как состояние непрерыв­
ного изменения и обновления, автор напи­
сал: «Суть доброты — она и есть любовь —
всегда светла и бескорыстна. И в нежном
чувстве женщины любой есть животворный
отсвет материнства».
В стихотворении «Есть хорошая грусть
на тропе...» образ любимой девушки полу­
чает живое и образное освещение в кон­
такте с природой. Воспевая и прославляя
девушку своей поэтической мечты,
(«И
вспомнил я, рукою проводя...»), автор упо­
добляет ее степи, являющейся олицетворе­
нием чистоты и свежести.
Образ степи у Баира Дугарова получает
новое осмысление, ибо он изображает не
просто степь как таковую, а степь-девушку.
И вспомнил я, рукою проводя
по волосам твоим и нежной коже,
далекий день, когда, в степи бродя,
мечтал о девушке, на степь похожей.
Спокойно расстилалась ширь земли,
холмами даль едва-едва колебля.
Сливаясь с небом голубым вдали,
как будто волосы, струились стебли.

Великой Отечественной войны, с волную­
щими воспоминаниями о тех, кто отдал
свою жизнь за социалистическое Отечество.
Память людей о них незабвенна, что ярко
выражено в стихах «Не вернулся мой дядя
на родину»:
Стынет белый голец обелиска.
Спит в земле смуглой Азии сын.
Д о родимой тайги не близко,
В двух шагах от него — Берлин.
Баир Дугаров, раскрытая
патриотиче­
скую душу народа, устами чабана воспева­
ет свою великую Родину («Трава ая»).
Чабан вдохновенно и гордо поет
О том, как солнечно и ясно,
когда душе простор открыт;
о том, как родина прекрасна...
Тематически диапазон стихов сборника
довольно широк и разнообразен. В «Дикой
акации» немало стихов чисто пейзажного
характера. Это «Ливень», «Полдень», «На
родине» и др. «На родине» — одно из луч­
ших в поэзии Баира Дугарова. Оно выде­
ляется
своей
поэтической
выразитель­
ностью, пластичностью.
И плывут, и плывут журавли
в дальний сумрачный лог,
где, как лампочка из-под земли,
светит желтый цветок.
Хорошо, что теплеют луга
И, как вечности зов,
остаются, сверкая, снега
на вершинах гольцов.

И показалось мне — не в тот ли час,—
что волны трав тебя мне навевали,
и линии холмов, вблизи лучась,
овал лица родной обрисовали.
Б. Дугаров, родившийся у подножья Са­
янских гор, часто в стихах вспоминает
свою милую родину:
Эй вы, долы и степи в сиянии долгого дня,
хорошо, что придумали, что породили меня!
Саяны, Саяны, я ваша частица,
которой дано по планете кружиться...
(«Вершина Хан-Ула»)
Эту же мысль конкретизирует и разви­
вает поэт в своем стихотворении «Тункинская долина»: «Взяла ты, мама, нежность
рек и трав, чтоб дать ей в сыне тайно
воплотиться». Словом, поэт рассматривает
природу как мать, как источник вдохно­
вения, как ниву жизни, а потому в одном
ия своих стихотворений восклицает:

Однако поэзия Баира Дугарова не огра­
ничивается чисто пейзажной лирикой.
В таких стихах, как «Ночь», «Прижима­
юсь к усталой земле», «Нарушена гармо­
ния в природе», «Несовременный монолог»,
«Все идут, все идут поезда», «Старейши­
ны» и др. поэт изображает природу
во
взаимодействии с актуальными жизненны­
ми вопросами, в контакте с событиями, с
делами, с думами, волнующими наших сов­
ременников. В стихотворении «Все идут,
все идут поезда» автор рисует лирического
1ероя, глубоко и нежно чувствующего и
понимающего природу, но озабоченного и
встревоженного тем, что
Светофором мигает звезда.
Век надел сапоги-скороходы.
И все дальше уводят года
от природы меня, от природы.
И возносит корону огней
королевство стекла и железа
над равнинами бывших полей,
над чащобами бывшего леса.

Спасибо, саянские выси,
за то, что хорошие мысли
рождаются именно здесь.
В стихотворении «Горный монолог» поэт
говорит о горах как о символе высоты, си­
лы и могущества. Поэта охватывает жела­
ние быть таким же, как горы:
В сокровенном желанье своем
быть хочу я высоким, как горы.
-В беспокойном и шумном пути
быть хочу молчаливым, как горы.
Утро белого дня хочу первым встречать
просветленно, как горы.
Для врагов моих
быть неприступным хочу я, как горы.
Тема Родины, родной земли у Баира Д у ­
гарова органически соединяется с темой

9»

И

вот:
Прижимаюсь к усталой земле.
Все тревожнее сердпе бьется.
Смутной ноющей болью во мне
беспокойство земли отдается.
(«Прижимаюсь к усталой земле»)

Оригинальным,
ся стихотворение
роды перерастает
войны и мира. В

идейно богатым являет­
«Ночь». В нем тема при­
в волнующую проблему
таком подходе явно ощу131

щается новая интерпретация темы приро­
ды, которая в стихах Баира Дугарова на­
полняется современным содержанием.
Пусть так всегда над чуткою рекой
спокойно спится небу и земле.
Сок летних трав вольется в молоко.
И листопады будут веселей.
Как
Не
Тот
как

мир доверчив, тих. Уснуть невмочь,
понимаю споров и войны.
мудр, чья жизнь проста, как эта ночь,
луг в стогах, как лес и свет луны.

Творческий путь • Баира Дугарова, оза­
ренный реалистической русской лирикой,
идет к постижению духовного богатства,
нравственных идеалов нашего современни­
ка. Однако не все произведения, вошедшие
в «Дикую акацию», являются актуальны­
ми, в идейном отношении значительными.
В книге встречаются и такие стихи, ко­
торые оставляют чувство неудовлетворен­
ности, больше того, чувство досады, кото­
рое невозможно скрыть, подавить.
Вот стихотворение «Бабье лето. С пос­
ледним теплом...» Это явно мелкотемное
произведение.
Главными
объектами его
изображения выступают муха и мотылек:
«С последним теплом оживают последние
мухи». Однако центральное место занима­
ет мотылек. Автор придает изображению
бабочки большое значение. Он крайне оза­
бочен тем, например, «Как же выразить
тихие муки расставания с солнечным днем

безответных лесных мотыльков, расправ­
ляющих слабые крылья, чтоб бесшумной
лесной
эскадрильей
покружиться меж
стройных стволов замирающего сосняка».
Нельзя
пройти
мимо стихотворения
«Ночной всадник».
Образ всадника, мчащегося куда-то по
равнине, неотвязно маячит перед глазами
поэта, рельефно
выделяясь на фоне изо­
бражаемой им действительности.
Образ
этот взят поэтом из истории монгольского
средневековья. Это ясно, ибо ночной всад­
ник из лихих, диких орд, известных, как
пишет поэт, своими вихревыми налетами.
С этим произведением перекликается и
другое стихотворение, в котором автор ри­
торически вопрошает:
Почему этот ясный простор
прославляли мечом чингисханы,
и не знает никто до сих пор
о поэтах его безымянных?
Такие просчеты, допущенные автором в
отдельных его произведениях, к сожалению,
в какой-то мере снижают идейно-художе­
ственный уровень в целом интересной кни­
ги «Дикая акация».
Анализ «Дикой акации» убедительно по­
казывает, что поэтический талант только
тогда достигнет полного своего расцвета,
когда он по-настоящему будет отвечать
эстетическим идеалам своей эпохи и ду­
ховным запросам и интересам народа.

доктор

^ЛЛ/\Л/Ч>%ЛЛЛЛ/\Л/\ЛЛЛ/\/У\/\/\ЛЛЛЛЛЛЛЛЛЛЛЛ/^^
VVVVVNAAAAAAA/VWVN/WVVAA/VW^^

М. ХАМАГАНОВ,
филологических наук.

Петр

ГОЛОВИН

РЫЦАРИ НЕБА
Рассказы

о боевом

пути

„Эскадрильи

героев

Далеко-далеко, за сотни километров к востоку, была Родина: разрушенная,
ограбленная, но не сломленная, отстоявшая правое дело, победившая.
Далеко на востоке была Москва, озарённая вспышками салютов, плачущие от
радости люди; была мать — Марфа Александровна в ещё более далёком родном
Новосибирске.
...Стоял дождливый майский день 9-го числа 1945 года. Была Победа и...
был приказ: «2-й эскадрилье — боевой вылет!»
Что ж, каждому своё. Боевой путь 2-й эскадрильи Нижнеднестровского ордена
Красного Знамени и ордена Суворова III степени 951-го штурмового авиационного
полка ещё не завершен. Почти заново сформировавшись в селе Погорелово КаменскШахтинского района на Дону весною 1943 года, 2-я эскадрилья победоносно про­
шла по Правобережью Украины, Молдавии, а затем — Румынии, Болгарии, Юго­
славии, Венгрии. И вот теперь, уже после Победы, здесь, в Австрии, эскадрилья
идёт в последний бой.
Позади — сотни боевых вылетов, принесших гибель более 2000 гитлеровцев,
свыше 70 танкам и бронетранспортерам, десяткам орудий и минометов, а в воздушных
боях — 17 самолётам врага.
Много это или мало? Судите сами: в эскадрилье штурмовиков «Ил-2» насчи­
тывалось всего 12 единиц — 12 воздушных бойцов.
Словно на параде в честь Победы шла 2-я эскадрилья в последний бой. Строй
был плотным, крыло в крыло. На борту штурмовиков — полные боекомплекты
снарядов и патро.нов, в бомболгоках — осколочно-фугасные бомбы, а под плоскостя­
ми — реактивные снаряды.
Двенадцать боевых штурмовиков и двадцать четыре истребителя прикрытия,
ведомые Героями Советского Союза, летчиками-истребителями Долгарёвым и Кирилюком, пробив низкие облака, шли над рыхлой, вспененной облачностью. Впереди,
вырастая из сырой, серой массы, темнели пики Австрийских Альп, впереди ле­
жала Вена.
Двадцатитрехлетний Герой Советского Союза капитан Платонов ведет свою
эскадрилью штурмовиков в район, расположенный между городами Санкт-Пельтен
и Альштеттен, где по шоссейной магистрали Вена — Линц прорывается на запад
большая колонна гитлеровцев, не признавших капитуляции и не сложивших ору­
жия, составленная из частей, недобитых еще ранее, в Чехословакии, летчиками
Платонова,— 6-й и 8-й танковых армий из группировки Шернера.
Платонов постоянно следит за обстановкой, которая в любой момент может
осложниться. Вот, немного отстав, расположившись на «втором этаже», следует
первая группа истребителей прикрытия, а над ними — вторая. Таков боевой порядок
при подходе к цели.
А рядом с командиром эскадрильи — его боевые друзья, прошедшие с ним
133

JOK о бок полвойны. Это Алеша Логвиненко, Миша Рыбак, Ваня Примакнн, Гера
Одноценов, его боевой заместитель Паша Головко. Все они — Герои Советского Союза,
кавалеры многих боевых орденов, костяк эскадрильи, сплав молодости, доблести
и воинской зрелости, дорогие, близкие ребята, за каждого из которых Николай, не
вадумываясь, отдал бы свою жизнь. Даже сегодня, когда, кажется, можно было бы
уже поверить в то, что выжил в этой страшной, кровавой войне. Можно было бы
и поверить, если бы не беспощадная правда действительности: они летят на боевое
задание, а на войне все случается.
Платонов встряхнулся, отогнал от себя расслабляющие волю мысли. Снова
огляделся, все вокруг было по-прежнему спокойно, товарищи шли рядом. Инте­
ресно, о чем думал каждый из них. Нет, не их минутной слабости опасался Нико­
лай, ребята — бойцы проверенные. Просто не хотелось, чтобы друзья грустили.
Захотелось подбодрить их по радиосвязи, но увы! Они шли в режиме радиомолча­
ния, чтобы заведомо себя не обнаружить.
«Как отлично держат строй новички, эти полуобстрелянные мальчишки —
Федотов, Мурашко, Егоров,— подумал о молодом пополнении Николай.— Да, маль­
чишки, жаждущие битв и славы». Так с высоты своего огромного опыта думал
(Платонов и был прав, хотя его самого и его «старую» гвардию от молодежи
отделяло каких-то два-три года.
Но что это? С запада, навстречу им, быстро вырастая в размерах, движутся
четыре боевых самолета. Неужели их обнаружили? Или фашисты нечаянно вышли
на них? Платонов ловит в прицел один из самолетов, зная наверняка, что его
товарищи делают то же.
«Отставить!» — мысленно приказывает он себе. Силуэты самолетов не на­
поминают ни примелькавшиеся «мессершмитты», ни «фокке-вульфы».— Это же
американцы! Ну да, на своих «лайтингах».
В то же мгновение американцы, подошедшие к группе вплотную, делаю!
разворот и уходят на Запад.
— По времени — мы над целью,— Платонов пристально смотрит вниз, как
бы выискивая точку пробивания облаков на снижении. Но облачность уже не
представляет из себя сплошного ковра. В ней появились окна. В одном из них
видна колонна на шоссе.
Все двенадцать штурмовиков пошли почти в отвесное пикирование. Рев мото­
ров с неба сомкнулся с грохотом и ревом, рвущимся в небо. Где-то на стыке этих
встречных фронтов над колонной гитлеривцев запылал огненный смерч. Заходы
штурмовиков перемежались с атаками истребителей. Внизу все пылало и рушилось,
смерть настигала разбегающихся в панике фашистов повсюду.
Это был последний бой эскадрильи героев.
II

Николай лежал в высокой траве на берегу Оби и глядел не на поплавок,
а в голубое небо с редкими, но пышными шайками белоснежной кучёвки, и ему
казалось, что облака почтительно и изумленно смотрят на него, Николая Плато­
нова, который вчера впервые оторвался от земли и несколько минут парил в воз­
духе. Планер — вот то главное, что полностью владело подростком в это время.
Внезапно поплавок ушел под воду. Николай дернул и подсек окушка в пол­
ладони длиною.
— Ты что прячешься? Едва тебя разыскали.
— Батя? — обрадовался Николай.
— Что время зазря переводишь? — с напускной строгостью промолвил отец.—
Ищу тебя, понимаешь, отпуск вот взял, думал, в деревню съездим, а ты во-о-ои
какие коленца выкидываешь,— тон отца стал серьезным. Николай вначале расте­
рялся, о чем это он? Но когда увидел за спиной отца инструктора аэроклуба,
правда, не планерного, а летного отделения, все понял: рассказал обо всем отцу ом.
— Ну что молчишь? Летать начал? — отец был не в шутку разобижен.
— Дак ведь я что... я после хотел...
— Хотел! — в сердцах передразнил отец.— Я вот что думаю, негоже нам,
людям земли, от нее отрываться.— Сказал и сам себе не поверил.
134

— Что вы, что вы! — засмеялся инструктор.— Если парень твердо стоит на
земле, то ему и взлетать сподручнее. А Коля — очень способный парень.
— Ну, пошли домой,— ничего не ответив инструктору, велел отец.— Еще что
аать скажет на это?
Мать всплакнула поначалу, но затем как-то неожиданно приняла сторону
сына.
— Ты-то сам от земли оторвался еще в тридцатом, когда еще из Стольникова
:;юда, в город, переехал,— сказала она мужу,— так от сына-то чего хочешь?
— Да пусть бы шел по слесарному делу, как я,— неопределенно ответил отец.
— По слесарному... А он не хочет.
— Иу, не хочет, как хочет.
Семейный совет завершен. Инструктор приступил к разговорам с Николаем.
— Летать нравится?
— Очень!
— Хочешь ко мне?
— Еще бы! — глаза у Николая загорелись.
— Ну, добро. Давай так: ты еще .на планерах малость добери, а осенью жду.
Средняя школа JSs 2 им. Н. А. Некрасова много дала Николаю. С детства
не избалованный праздным проведением времени, он еще в пятом классе смастерил
табуретку, да так искусно, что она попала на школьную выставку «Умелые руки».
Позже, занимаясь в различных кружках, строил модели планеров и самолетов,
своими руками сделал наборы токарных и слесарных инструментов. Отец видел
творческие задатки в сыне, и не зря мечталось ему, что сын пойдет по его стопам,
окончив школу, будет работать рядом с ним на механическом заводе. Коля посещал
кинематограф, зачитывался Пушкиным и Жюль Верном, Тургеневым и Майн Ридом,
добросовестно готовил домашние задания и занимался немудреным, однако хло­
потным домашним хозяйством, помогая матери, много времени уделял сестренке
Ане и братишке Мите. А тут добавлялась еще одна школа со своими уроками:
аэродинамикой, конструкциями моторов и самолетов, теорией полетов и многими
другими премудростями. Летное дело требовало крепкого здоровья, и Николай ввел
в свой распорядок систематические занятия спортом. Учебу в восьмом и девятом
классах, которые проходили во вторую смену, Платонов сочетал с занятиями
Й аэроклубе на летном отделении. Особо запомнился ему первый самостоятельный
полет .на «У-2». Ветер свистел в тугих расчалках между верхней и нижней плос­
костями, обжигая своей рассветной свежестью лицо, встающее на востоке солнце
слепило глаза, маслянисто отсвечивало на темной зелени чистых, отдраенных его
же, курсантскими руками, поверхностях самолета.
Расправив плечи, Николай степенно шагал после полетов по городу, и девушки
откровенно заглядывались на рослого, видного парня, хотя Николаю, физически
рослому, подтянутому, едва минуло шестнадцать. Он сильно уставал, добираясь
•каждый день до аэроклуба и обратно через весь город, делая в оба конца до 20-ти
километров.
В 1039 году Николай Платонов успешно окончил Новосибирский аэроклуб,
но в летное училище не попал во возрасту. Тогда он возвратился в аэроклуб
п прошел в нем инструкторский курс обучения.
В марте 1940 года, в неполные 18 лет, Николай был зачислен курсантом
в Повосибирскуго авиационную школу. Сюда он пришел, отлично владея теорией
t\ практикой летного дела.
Рано утром кто-то постучал в окошко. Марфа Александровна откинула зана­
веску и удивилась: какой-то военный стоял за окном и приветливо улыбался ей.
— Господи, да это ж Коля! —Марфа Александровна дрожащими руками
отперла дверь.— Коля, сыночек! — Прижала к груди стриженую мальчишескую
голову сына.
— А-а-а, служивый наш явился,— отец шел от порога спальни, расставив
<руки для объятий.
Когда первые чувства улеглись, птец поинтересовался:
— Летаешь?
— Да как сказать,— сконфузился Николай.— Пока что учим теорию, все
135

сначала. Да еще вот что,— и он разжал ладони рук, на которых красовались
округлые, как пятаки, затвердевшие мозоли.— Срезаем лопатами бугор на аэро­
дроме, тачками вывозим землю в лощину. Удлиняем взлетно-посадочную полосу.
Скоро на скоростных бомбардировщиках начнем летать.
— Давай, сын, учись, летай. А то вон Гитлер, кажись, на нас всерьез зама­
хивается. Так мы с матерью на тебя, защитник, рассчитываем.
Сказал и лукаво заулыбался, а глаза серьезные, может, и не шутил вовсе,
поди, разберись. Так всегда. А у Николая после этих слов неспокойно вдруг стало
на душе, подумалось: «Эх, батя, родной, как бы не пришлось и тебе наматывать
солдатские обмотки, ежели начнется». А вслух ответил:
— Ничего, отец, справимся, коли что.
Отец долго и понимающе глядел на сына.
Вольны, безбрежны, необузданы сибирские реки. Нет в них покорности
и неторопливости, тихой задумчивости европейских рек.
Речка Инья, что впадает в Обь, того же семейства, но все л;е местами
находятся на ней более-менее спокойные заводи. В одной из таких заводей теплым
июньским днем 1941 года купался Николай со своими товарищами по летной
группе. Прохладные струи Иньн освежали тело, разгоряченное недавними полетами.
Николай уже освоил самолеты «Р-5» и «СБ», богатая летная практика у кур­
санта Платонова имелась еще до авиашколы. Ему бы впору завершать учебу, но
кто же будет делать все это для него индивидуально? Сиди и жди, пика другие
рядом с тобою не освоят программу, да командование свыше не даст указание: «Курс —
подготовить к выпуску!»
Курсанты, здоровые, загорелые ребята, хохотом, выкриками заполонили, каза­
лось, всю округу.
Николай был весел не менее других. Но вдруг замер, вглядываясь в при­
брежные заросли, по которым вилась в траве луговая тропка. По тропе, то исчезая
за кустами, то явственно выделяясь на фоне сочной зелени, шла пожилая женщина
в черных одеждах. Внимание Николая привлекли ее красноречивые жесты. Сомне­
ний не оставалось, у женщины большое горе: она на ходу то воздевала руки
к небу, то опускала их безвольно вдоль тела. Николай подался к берегу.
— Кто тебя обидел, мать? Что случилось?
Женщина остановилась, взглянула на Николая потемневшими от горя глазами,
ответила с украинским акцентом:
— Ой, сыночку, вийна...
— С кем война? — спросил Николай чужим, не своим голосом.
— 3 нимцямы, будь воны прокляты! Ой, три моих сыночка там на граныци
служат. Ой, побьют их несчастных...
Николай выскочил из реки, начал одеваться, за ним — все остальные. Нужно
было спешить в авиашколу, к месту службы.
Домой он попал через несколько дней, но отца уже не застал, оте,ц уехал
на фронт.
Начальник авиашколы велел ждать: надо было еще доучиться, а на фронт
уж потом. Но учеба тоже пошла с перерывами: лучшие самолеты из ш к о л ы ушли
на запад.
— Мы хотим воевать,— от имени товарищей говорил Николай.
— Воевать без вас есть кому, а вот техники не хватает.— Начальник школы
говорил сдержанно, хотя у самого настроение было отвратительным: только что
ему самому внушили, что здесь он нужнее, чем там.— Молоды вы к тому же
фронтовую кашу хлебать, ждите.
В ожидании прошел весь 41-й год. Встретили новый, 1942-й. Месяц за
месяцем истекал и этот суровый год.
Рапорта, рапорта, рапорта... Сколько их написал Николай! Л его товарищи?
Все просились на Фронт. Как-то повзрослели курсанты, уж и ребятами не назо­
вешь — мужчины. И у всех виноватый вид, словно отсиживаются они здесь пс=
СЕоей вине.

Однажды прибежал запыхавшийся дежурный.
— Платонов, срочно к начальнику школы!
136

Николай понял, неспроста это. Может, на фронт? А что? Летная подготовка
у него на уровне, немногие могут похвастаться таким умением летать.
— Товарищ .начальник школы! Курсант Платонов...
— Садись, Коля,— взглянув пытливо в глаза Николаю, предложил вдруг
начальник и, дождавшись, когда парень робко приткнулся на краешек стула, про­
должал:— Вот тебе увольнительная на два дня,— и, не давая удивленному Николаю
возразить, повысил голос:— Находиться строго дома, никуда ни шагу, в любой
момент жди посыльного.
— Но я не просил,— теряясь в догадках, начал Николай.
— Бери увольнительную и марш на проходную! Там тебя сестренка ждет...
— Анютка, что стряслось? — Николай во все глаза глядел на заплаканное
личико сестренки.
— Ой, Коленька, папка...— Она не договорила, уткнувшись в грудь брату
и взахлеб заревела.
Николай, прижимая сестру к груди, боролся с приступами слабости.
— Как мать?
— Сердце... лежит, никого не узнает.
Два дня пролетели мгновенно, а когда Платонов доложил командиру о прибытии,
тот, ни слова не говоря, выписал ему увольнительную еще на несколько дней.
И как нельзя кстати. Медленно, очень медленно Марфа Александровна приходила
в себя. Однажды, глядя на хлопочущего у ее постели сына, она жалобным голосом
сказала:
— Хорошо, что хоть ты здесь. Пока вас научат летать как следует, глядишь,
и там все закончится.— И такой у нее при этом был жалкий вид, понимала сама,
не то говорит. Но попыталась защититься.
— А что, сынок, мы ведь уже заплатили дорогую дань...
Марфа Александровна заплакала.
Сын гладил ее враз поседевшие волосы и ласково говорил:
— Ничего, мама, все будем жить... Мы обязаны выжить...
По возвращении в школу Платонова слова вызвал командир.
— Вот что, Николай,— с какого-то времени он обращался к Платонову в
неофициальной обстановке именно так, не по-уставному,— пока ты был дома,
я занимался твоими рапортами.— Он сделал паузу. Платонов напрягся.
— Так вот, есть один шанс, если хочешь в штурмовую авиацию...
— На «Ил-2»? — выкрикнул Николай и смутился. Знаменитые бронирован­
ные машины, которые промышленность производила все больше, были пределом
мечтаний многих курсантов.
Так Николай Платонов стал курсантом Чкаловского училища летчиков, а в мае
1943 года он был уже в запасном полку.
Через два месяца Николай прибыл в действующий 672 штурмовой авиа­
ционный полк 17-й воздушной армии Юго-Западного (впоследствии 3-го Украинского)
фронта. А на третий день младший лейтенант Платонов уже шел ведомым у коман­
дира эскадрильи Героя Советского Союза капитана Михайлова В. М. к линии фронта
на боевое задание.
Это был первый боевой вылет будущего героя.
III

Так началась боевая жизнь младшего лейтенанта Николая Евгеньевича
Платонова.
В начале августа командир полка вызвал к себе капитана Михайлова.
— Пойдешь на штурмовку аэродрома Краматорска. Возьмешь в ведомые...
ну, хотя бы, Середкина.
— Нет, командир, с Середкипым за спиной как за каменной стеной. А мне
нужно молодняк натаскивать. Есть один парень — умница, талант, но пороху
no-настояпгему не нюхал. Возьму его.
— Кто такой?
— Младший лейтенант Платонов Коля.
— Ну что ж, Платонов, так Платонов,— после некоторого раздумья произнес
137

командир полка,— но учти, над аэродромом постоянно висят «мессеры», а плот­
ность зенитного огня — почти непроходима.
— Понял, командир, почти... непроходима.
Два опытных воздушных бойца понимающе поглядели в глаза друг другу.
Сразу же, де откладывая, капитан Михайлов собрал летчиков и детально
обсудил с ними план действий. Взлетели, построились, а затем, снизившись до
бреютего, используя складки местности, незамеченными дошли до вражеского
аэродрома. Надо сказать, что советские летчики часто использовали этот весьма
эффективный тактический прием, и каждый раз противник оказывался перед
свершившимся фактом. Так случилось и на этот раз: мгновенный выход на цель —
горка —сброс брмб с замедленными взрывателями, чтобы самим не пострадать
от своих же «гостинцев»,— и набор высоты для повторного захода. Мысль Николая
в этом по-настоящему первом для него бою не всегда поспевала за действиями.
И это очень понятно: непривычная обстановка, волнение, желание сделать все
с первого раза на отлично. И все же, снизившись, Николай поджег шесть само­
летов врага. Сразу же почувствовал себя увереннее.
— Это вам за отца,— твердил он, нажимая на боевые кнопки вооружения
В следующем заходе, выбирая для еебя цель, Николай заметил в стороне
замаскированные цистерны.
«Склад горючего»,— мгновенно догадался он и довернул пикирующий «Нл-2»
на склад. Очередь, вторая, третья — в небо вихрем рвануло пламя.
— Ну, как твой Платонов? — прищурившись, комполка глядел на Михайлова,
когда тот доложил ему о выполнении задания.
— Шесть самолетов сжег в одном заходе и склад ГСМ — да какой склад! —
во втором... Мы уходим, а на аэродроме такая канонада началась после платоновских
попаданий.
— Ого-о-о! Похвально. А строй он держал?
— Ну, не совсем чтобы...— замялся Михайлов.
— Понятно. Мог тебя прозевать. Хорошо, что все хорошо кончилось. Ну, учи
добра молодца. Только построже насчет строя...
Через несколько дней капитан Михайлов вызвал Платонова к себе.
— Ну, Николай, обдумал свои ошибки в бою?
— Так точно, товарищ капитан. Больше их не повторю.
— Посмотрим. И запомни, за ведущим — как на веревочке, все его эволюции
повторяй, оберегай от «мессеров».
— Понял.
— А инициативу свою при этом постарайся не губить. Не боюсь перехвалить,
толково у тебя для начала выходит.
Платонов смутился.
— Вот что, готовься, Николай, завтра снова ко мне ведомым пойдешь. Дело
опять крупное.
На следующий день при подлете к цели настроение было приподнятым, еще
бы, он, Николай Платонов, становится воздушным бойцом!
Венчики разрывов вокруг своей машины он заметил мгновенно. Сразу почув­
ствовал: стрельба ведется прицельно, надо маневрировать, сбить им, гадам, мушку.
И следом за Михайловым Николай начал «раскачивать» самолет то влево, то вправо.
В этот же миг он почувствовал — страшной силы удар потряс машину до осно­
вания. Машина, не слушая рулей, начала терять скорость и заваливаться на
крыло.
Огромным усилием Николай выправил полет и, добавив газу, догнал Михай­
лова, делая с ним первый, а затем и второй заходы и засыпая пель бомбами
и снарядами.
Затем «илы» построились и легли на обратный курс.
— Любой ценой долететь! — Платонов чувствует, как взмокла спина, со лба
в глаза тонкими струйками стекает пот и невозможно хоть на мгновение оторваться
от управления, чтобы вытереть лоб. Однако строй Николай держит.
Тень промелькнула перед глазами молодого летчика: «мессер»! Николай видел,
как никем не замеченный фашистский истребитель свалился на его ведущего,
138

Дерзко, нахально, как бы пренебрегая ведомым и всеми остальными советскими
зоздушными бойцами, он коршуном подлетел к капитану Михайлову, собираясь
смертельно клюнуть и уйти в сторону — расчет на внезапность. Видать, пилот был
эпытным и притом неплохим психологом.
Николай мгновенно оценил обстановку, маневр и огонь! Светящиеся струйки
опоясали вражеский истребитель, и тот на глазах у всех вдруг раскололся на части
а воздухе.
Домой возвращался Платонов, словно бы неся по воздуху многотонную
машину на своих руках. Еще хватило сил посадить ее, а затем, вывалившись из
хабины, лежал обессилевший, пока не подбежали товарищи и не унесли с поля.
Навстречу им бежал Михайлов от своего самолета, на ходу сбрасывая все, что
чешало бежать: шлемофон, планшет, перчатки... Техник его самолета бежал следом
и собирал все в охапку.
— Ведь я же его не видел, гада! — твердил Михайлов и зло сплевывал на
пыльную траву. Подбежал, бросился к Платонову.
— Коля, что с тобой, ранен? Устал? Ну, это ничего, сейчас отдохнешь,
сейчас... Доктор! Спиртику ему! Пусть взбодрится...
Платонова поставили на ноги, почти силой влили в рот спирт, и Николай вдруг
почувствовал как потихоньку сходит напряжение. Так и стоял он напротив капи­
тана, счастливо улыбаясь, а ветер играл его шевелюрой.
Тихо, почти шепотом, Михайлов произнес:
— Коля, братишка! Ведь ты же мне жизнь спас, спасибо!— И с чувством
дбнял и расцеловал потное и запыленное лицо ведомого.
— Пиши представление на Платонова,— сказал Михайлову командир полка.—
Если кому покажется, что рано награждаем, я сам докажу нашу правоту.
20 сентября 1943 года капитан Михайлов объявил:
— Платонов, как только распогодится, идем с тобой в разведку. Надо выяс­
нить, как там фашисты рассредоточили свои силы. Попутно нам разрешено малость
пощипать противника.
Полчаса ждали зря. Погода еще более ухудшилась, облачность усилилась,
накрапывал редкий дождик. Все же приняли решение лететь.
— Идем по приборам,— скомандовал Михайлов.
В заданное время вышли на станцию Гусаровка. Заметили несколько эшелонов.
Михайлов бросил ревущую машину вдогонку бойко уходящему со станции эшелону,
груженному техникой вперемешку с солдатскими теплушками, ударил по паровозу
я с первого захода сбросил его с рельс, затем беспрепятственно стал делать заходы
по составу. Было видно, как серо-зеленые фигурки врая;еских солдат в панике
разбегаются по полю. Николай выбрал для себя длинный, в 25 цистерн, нефте­
наливной состав. Заход, второй, третий... Ушли в облака так же внезапно, как
» появились, а позади рвались цистерны с горючим, станцию заволокло дымом.
— А ты, Коля, становишься крупным специалистом по топливу,— смеялся
Михайлов.
— Что у тебя, Михайлов, и впрямь вундеркинд объявился? — спросил ком­
полка, майор Ерашев.— Дай-ка на него поглядеть.
— Сейчас вызову,— не понял Михайлов.
— Да нет же, я его возьму с собой в ведомые, понял? Чего растерялся? Зря
хвалишь?
— Нет, товарищ манор, но для вас он, в общем-то, не подойдет, молод, мало­
опытен. Я, может, с вами?
— Беру Платонова, тебя же он спас, глядишь, и меня в обиду не даст, — тон
••шутливый, разговор серьёзный.
28 сентября 1943 года, снопа полёт на разведку войск противника. Перед
вылетом капитан Михайлов напутствовал Платонова.
— Гляди в оба за командиром, разными там реверансами не увлекайся. Обесдечь майору полную свободу действий. Запомни, он — командир полка...
Полёт проходил нормально. При подходе к населенному пункту Близнецы на­
поролись на плотный огонь вражеских зениток. Почти сразу же самолёт Ерашева
был подбит. Стали разворачиваться для возвращения на базу. В этот момент на
139

раненую советскую машину набросились два «фокке-вульфа». Николай пошёл в ло­
бовую. Расстояние между летящими параллельно «ФВ-190» и встречным «ИЛ-2»
резко сокращалось. В последний момент оба фашиста отвернули, пропустив Плато­
нова между своими машинами.
Шесть раз вражеские лётчики пытались добраться до самолёта ведущего, к
каждый раз, правильно ведя бой, не теряя самообладания, Платонов разгадывал их
маневры и вставал на пути врага. Тогда «фокке-вульфы» решили взять в клещи
самого Платонова. Это оказалось и вовсе пустой затеен. Заднюю полусферу бдитель­
но охраняет стрелок, а в передней властелином положения был сам Николай. Он-то
и подловил занервничавшего фашиста, ударил по нему очередью, зажёг. Лётчик так
и не попытался выпрыгнуть с парашютом. Вместе с машиной врезался в землю.
Второй «фокке-вульф» резво развернулся и удрал. Теперь уже самому Платонову
было не до погони. Его машина в схватке с фашистами тоже здорово пострадала:
полный отказ элеронов и руля поворота. Но что бы там ни случилось, а домой надодобираться. Так и шли, «на честном слове», два советских штурмовика, благо,
никаких приключений больше с ними не случилось.
— Спасибо тебе, младший лейтенант, действительно, надежный ты парень,—
тепло пожал руку Платонову майор Ерашев после посадки.
— Вот и второй Герой Советского Союза на твоём счету, — пошутил капитан
Михайлов.
— Везёт мне па героев, — шуткой на шутку ответил Николаи.
Как-то подошел к Платонову заместитель командира полка по политчасти майог
Вотинов.
— Слушай, Николай Евгеньевич, что тебе подсказывает твоё сердце относи­
тельно принадлежности к передовому отряду борцов за коммунизм? — И, видя за­
мешательство молодого лётчика, разъяснил: — Видишь ли, стать членом ленинской
партии — дело настолько почетное, что приглашать туда никто не будет. Но сам-то
ты как мыслишь?
— Я же ничего еще не успел сделать достойного этого высокого звания,—
Платонов еще больше смутился. Но одновременно ощутил необычайный прилив гор­
дости: ещё бы, достаточно уже одного того, что с ним завели разговор на эту тему.
— Коммунисты полка считают иначе, ты, Николай Евгеньевич, достоин быть
членом ВКП(б). Своё мнение они поручили передать тебе. Л ты уж сам решай, как
поступить. Кстати, ещё о понятии достонн-иедостоин. Ты вот в полку всего-то не­
сколько месяцев, а уж третью боевую награду ждёшь. В нашей фронтовой жизни —
фактор немаловажный.
Первую рекомендацию Платонову дал капитан Михайлов, вторую — его заме­
ститель, старший лейтенант Серёдкин, третью — начальник штаба полка майор
Буй.тов. Партийное собрание по приёму Николая Платонова в ряды ВКП(б) провести
никак не удавалось. Постоянно ряд коммунистов находился на выполнении боевых
заданий, в воздухе. Наконец, выдалось затишье между боями. Собрались в полураз­
рушенном сарае, служившем столовой для личного состава. Майор Вотинов зачитал
заявление Платонова: «...Хочу бить врага коммунистом ...отомстить за поруганную
Родину, за смерть отца в битве под Москвой, за слёзы матери».
Совсем по-новому, глубоко волнующе прозвучали для Николая эти слова, напи­
санные его же собственной рукою.
Но собрание было прервано. Вбежал посыльный и сообщил: «2-й эскадрилье —
на вылет!»
Через несколько минут Платонов был уже в воздухе и вскоре громил вражескую
противотанковую оборону. Вовремя получив поддержку, наши стрелковые части вовзаимодействии с танками потеснили линию фронта в районе Томаховки. По резуль­
татам этого вылета Платонов получил орден Отечественной воины 1-й степени.
В следующий боевой вылет в район Изюмбарвенковского выступа для действий
но артиллерии врага Платонов шел коммунистом.
В феврале 1944 года Николай Платонов принял командование над знаменитой
впоследствии 2-й эскадрильей 951-го штурмового авиационного полка — эскадрильей
iepoen.
140

IV
Июнь 1944 на юге Украины стоял жарким. 951-й штурмовой полк после
тяжелых боев был размещен в селе Наливайко для переформирования. Если учесть
большие потери полка, то можно с полным основанием утверждать, что полк факти­
чески формировался заново.
Во вторую эскадрилью почти одновременно прибыло пять летчиков пополнения.
И если лейтенанты Иван Примакин и Герман Одноценов, которые, кстати, появи­
лись несколькими днями раньше, чем остальные, прибыли из подразделения легких
ночных бомбардировщиков «ПО-2», где успели сделать по несколько боевых выле­
тов, то лейтенант Михаил Рыбак, младший лейтенант Павел Маракулин и сержант
Алексей Логвиненко были направлены в этот полк прямо из училища. Всех их пя­
терых поселили вместе. Как-никак летать и воевать им теперь предстояло в одном
подразделении, проходить в полку заново учебную программу перед тем, как присту­
пить к непосредственным боевым действиям, тоже предстояло вместе: теперь это
была одна семья.
Летчики, прибывшие из училища, после беседы с командиром полка зашли
в одну из хат, где разместился штаб эскадрильи. Их внимание сразу же привлек
стенд, висевший на стене, на котором были прикреплены фотографии летчиков.
Вверху стенда надпись: «Мы помним вас, дорогие друзья». На одной из фотографий
изображен юный нилот, пристально глядящий на окружающий мир. Из подписи яв­
ствовало, что Василий Азарнов направил горящий самолет на скопление врага. Это
произошло на Курской дуге. Ребята долго со смешанным чувством скорби и восторга
смотрели на этого героя.
— Я бы так не смог...— откровенно признался Паша Маракулин.
— к что, лучше плен? — спросил Рыбак.
— Ну, здесь не тот случай, — возразил Маракулин.— Его вело на подвиг
вовсе не чувство обречённости, .не отсутствие иных шансов. Это его волевое реше•ние: победа — иеной собственной жизни.
— Ну а если возникнет ситуация: или — или?..
— Не смогу... вот так..., — подумав, ответил Маракулин.— Буду драться за
жизнь до конца. Если посажу разбитую машину, а там, .на земле, безвыходность —
застрелюсь. Но застрелюсь на земле.
— А я ведь тоже не знаю, смог бы вот так или нет? — произнес кто-то за
спинами у молодёжи.
Все трое оглянулись. У порога стоял молоденький лейтенант и приветливо
улыбался.
— Но не переживайте, мужики. Дело само покажет, как в будущем поступить
в той или иной ситуации. А вы, собственно, к нам?
— Вы со второй эскадрильи? Тогда к вам.
— Герман Одноценов, — представился лейтенант.-— Ул:е два дня, как со вто­
рой...
Все рассмеялись. Вновь прибывшие поочерёдно представились.
-— Очень приятное знакомство, — Одноценов снова приветливо улыбнулся.—
Ну, до встречи в эфире.— Он шагнул к порогу, обернулся.— А в нашей эскадрилье
•есть его ведомый (и он кивнул в сторону фотографии Азарнова) — Коля Воронин.
К занятиям приступили незамедлительно. Учили технику, теорию и практику
боевых вылетов на «ИЛ-2», часами сидели в кабинах, привыкая к своему буду­
щему рабочему месту, теоретически осваивали действия над полем боя, перестроения
для обороны от вражеских истребителей, по специальным «немым» картам изучали
район предстоящих боевых полетов. Одновременно молодёжь знакомили с историей
боевой славы части, рассказывали о подвигах Василия Азарнова, Павла Головко —
кстати, он исполнял должность заместителя командира 2-й эскадрильи, проводил
занятия с молодёжью и должен был принимать у них зачёты, — и многих других
героев.
А условия для того, чтобы спокойно заниматься, были самыми подходящими.
В полосе действий 3-го Украинского фронта стояло относительное затишье, назы­
ваемое «оперативной паузой».
141

Зачёты были сданы с отметками «хорошо» и «отлично». Затем начались учебно—
тренировочные полёты. II вот 2 августа ожил полевой аэродром. Эскадрилья летелг?.
на боевое задание в полном составе, включая и молодёжь. Над полем боя были
недолго, вражеских истребителей не встретили, но впечатление этот полёт на всех
произвёл огромное. Молодёжь «понюхала пороху». В этот же день к воинам полка
приехали артисты Одесского театра (надо сказать, что в освобождении Одессы полк
принимал самое деятельное участие). А когда по московскому радио был оглашён
Указ Президиума Верховного Совета СССР о присвоении звания Героя Советского
Союза командиру первой эскадрильи майору Зубко, командиру третьей эскадрильи
майору Александру Кобелеву и старшему лейтенанту Николаю Платонову, радости
всего полка не было предела. Вот это совпадение, в один день столько событий!
Между тем войска 3-го Украинского фронта совместно со 2-ым Украинские
фронтом перешли в наступление с целью разгрома немецко-фашистских войск в Мол­
давии, Румынии, Болгарии.
V
Отныне фронтовые пути-дороги Николая Платонова становились неразрыв­
ными не только со старослужащими эскадрильи, с которыми провоевал бок о бок
в небе несколько месяцев, но и с теми молодыми, неопытными ребятами, которые
пришли с пополнением и еще никак не проявили себя, кроме того, что один хуже
всех сажал машину, второму не удавалось никак соблюдать дистанцию в строю .
третий в учебных атаках терял ведущего. Но Платонов знал по собственному опыту,
что все эти шероховатости исчезнут после нескольких настоящих дел...
Как обрадовалась мать, узнав, что её Коленька стал героем! Обрадовалась, но
и встревожилась. Она рассуждала просто: если Родина так высоко оценила заслуги
сына, значит, он себя не щадит. В письме она прямо не просила сына поберечься,
.но всячески пыталась, применяя свою простую женскую дипломатию, навести его
на эту мысль. Николай Платонов, совсем молодой двадцатндвухлетний парень, но
закалённый в боях солдат, постоянно глядящий смерти в лицо, едва сдерживался оч
переполнявших его чувств, читая послание самого дорогого человека.
Между тем наступило 20 августа 1944 года. Полку была поставлена обша£
задача: поддержать наши части, успешно развивающие наступление. Уже было полу­
чено и конкретное задание: «Штурмовикам в районе деревни Манзырь уничтожить
артиллерийские и миномётные батареи, а также танковый заслон противника, ме­
шающие продвижению наших войск.»
Опытные лётчики эскадрильи предложили при разработке плана удара, в част­
ности, маршрута полета к цели и выбора контрольных ориентиров для выхода на
батареи противника, учесть целесообразность начала поисков их не со стороны на­
ших войск, а с территории, занятой врагом. Это предложение получило в штабе
одобрение.
Платонов перед вылетом предупредил: действовать строжайше по разработанной
схеме, ибо, по данным разведки, в районе деревни Манзырь сосредоточены большир
силы зенитных подразделений. А метеообстановка была сложной.
И вот уже все двенадцать самолётов готовы к вылету по первой команде.
Прозвучала команда: «выруливать». Первый, второй, третий... Самолёты, пока­
чиваясь на неровностях грунта, выруливают на старт и останавливаются в ожида­
нии дальнейших команд. Но что это? Один из «плов» вдруг останавливается на ру­
лении и сильно кренится влево. Вывод лётчиком двигателя на повышенные обороты
не меняет картину: самолёт колесом влетел в яму. У лётчика плохая осмотритель­
ность. Тут же весь наземный состав эскадрильи подбегает к неудачнику, на руках
выносит самолёт на ровное место, всё в порядке. Платонов облегчённо вздохнул. Не
бортовому номеру определил сразу же — лётчик Погудин. С командного пункта
звучит команда: «Эскадрилье — взлёт!»
Взлетел первый, второй, третий... Но что это снова? Самолет Погудпна замер,
винт перестал вращаться. Тенью метнулся к кабине техник самолета, мгновенный
разговор с Погудиным, и вот уже техник бежит к стоянкам. Оттуда мигом возвра­
щается, везя на машине баллон со сжатым воздухом. Всё ясно: разволновавшись,
лётчик в ожидании взлёта резко убрал газ. Двигатель заглох. По время взлёта все
:

142

же было выдержано: техник вовремя запустил двигатель. Взлетели в боевом порядке
шестерок, построенных в правый пеленг, пошли к цели. В расчетное время вышли
на артиллерийские позиции врага со стороны .немецких тылов. Появление «черной
смерти» (шварцер тодт), как называли фашисты «Нл-2», ошеломило противника,
и он в панике начал разбегаться. Два захода эскадрильи превратили этот участок
обороны противника в сплошное крошево из обломков техники, повозок, трунов
прислуги и лошадей.
На смену второй эскадрилье пришла первая, которую привёл Герой Советского
Союза майор Зубко.
Пётр Наумович Зубко был исключительно обаятельной личностью. Невысокого
роста, очень подвижный, энергичный, с живыми, умными глазами, с нестандартными
шутками и остротами, начитанный, любящий музыку и поэзию и знающий в них
толк, аккуратист и умница.
На разборе полётов и боеЕЫх действий после возвращения 2-й эскадрильи ко­
мандир полка, отметив недостатки в подготовке и действиях эскадрильи в воздухе,
похвалил Рыбака и Логвиненко, действовавших при штурмовке хладнокровно и
расчётливо, словно всю жизнь только тем и занимались, что атаковали противника
с воздуха. Но особую похвалу заслужил Павел Маракулин, действия которого были
безукоризненны от взлёта и до посадки. После разбора провели занятия с Погудиным, который чуть было не принёс эскадрилье ЧП. Затем пошли в столовую. Илп
с аппетитом, пересыпая каждую ложку борща шутками и остротами. Говорили гром­
ко, возбуждённо, весело. Пережитая опасность, удачные действия всей эскадрильи
вызвали прилив воодушевления. Казалось, что так будет всегда, ни потерь, ни слож­
ностей.
В дверном проёме показалось несколько лётчиков первой эскадрильи. Молча,
не глядя по сторонам, прошли в С Б О Й угол, сели за стол.
— Привет, мужики,— закричал Одиоценов,— отбомбились?
— Отбомбились, — нехотя ответил кто-то.
— Что такие невесёлые? Или вам Фрицев не хватило после нашей работы?
— Хватило. За глаза, — тот, кто отвечал Одноценову, вдруг поднялся, бросил
ложку на стол и поплёлся к выходу. За ним медленно встали и остальные. На столе
дымились миски с нетронутым борщом.
— Да что с вами происходит? — Иван Примакин, сидевший с краю стола,
приподнялся, поймал одного из пилотов за рукав. Тот поглядел на Примакнна неви­
дящим взглядом, отстранил его руку и пошел. Затем обернулся, в глазах его стояли
слёзы.
— Зубко...— у него перехватило горло, и он, резко отвернувшись, выскочил
за дверь. Вторая эскадрилья, побросав ложки, как но команде вскочила на ноги и
бросилась из столовой вон. Не хотелось верить, что Зубко, любимец всего полка,
погиб. Да и не ясно было, что произошло. Может, вернётся ещё? Мало ли случаев,
когда, словно с того света, появлялись «погибшие» в полку. II все поспешили к
штабу, чтобы выяснить подробности.
к произошло следующее.
Первая эскадрилья майора Зубко тоже действовала по танкам, артиллерийским,
миномётным батареям врага в районе деревни Манзырь. Обнаружив цель, ведущий,
майор Зубко, скомандовал но радло: «За мной, в атаку!» — и ввёл свой штурмовик
в пикирование. Друг за другом летчики бросались вниз, и огненные смерчи вставали
после их атак. Фашисты, опомнившись после налёта платоновцев, организовали мощ­
ный отпор советским штурмовикам. Но самолётам стреляли даже из миномётов,
не говоря уже о зенитных и ручных пулеметах. Зубко, не обращая никакого внима­
ния на огонь противника, непрерывно нырял вниз и наносил точные, неотразимые
Удары.
Внезапно его ослепила вспышка — зенитный снаряд разорвался в районе мо­
тора. Штурмовик загорелся. Зубко продолжал вести огонь, пикировал до самой земли,
пытаясь сбить пламя, но огонь усиливался. Он охватил кабину. Все ждали, чго
Зубко у земли выровняет машину, отвернёт в сторону и сядет. Тогда — плен...
— Приказываю, возвращайтесь на базу! — раздался спокойный голос коман143

дира эскадрильи. Это была последняя команда в его жизни. Все видели, как его
самолёт неотвратимо шёл вниз. Вот он довернул в сторону батареи шестиствольных
миномётов. Было видно, как запаниковали на батарее фашисты.
— Прощайте, ребята! — Мощный взрыв потряс округу. Батарея шестистволь­
ных миномётов перестала существовать.
VI
5 сентября 1944 года Советское правительство объявило Болгарскому, что
отныне Советский Союз будет находиться в состоянии войны с Болгарией, поскольку
последняя, прикрываясь флагом нейтралитета, деятельно выступала на стороне
гитлеровской Германии. А 9 сентября советские лётчики узнали радостную весть:
братский болгарский народ восстал против фашистского правительства, и оно пало.
Образовано правительство Отечественного фронта, которое разорвало отношения с
Германией и объявило ей войну, таким образом выступив на стороне Советского
Союза. Перед войсками 3-го Украинского фронта была поставлена задача: быстро
выйти на западные границы Болгарии и помочь болгарской революционной армии
и народному ополчению разгромить фашистские войска, находящиеся в Греции и
Югославии, если они попытаются двинуться в Болгарию для подавления восстания.
Надо сказать, что погода как встретила советских лётчиков сложными условия­
ми здесь, на Западе, так и стояла почти непрерывно такой до самой Победы. Естест­
венно, что перелёт полка на один из болгарских аэродромов был нелегким. Штур­
мовики «Ил-2» не имели герметических кабин и специального кислородного обо­
рудования. Однако лететь пришлось над горами, .на половину своей высоты прикры­
тыми сплошной облачностью. Местность незнакомая, можно врезаться в гору. Ко­
мандир полка майор Красночубенко принимает смелое решение: «Набрать высоту,
идти над облаками!»
Верхний слой облачности оказался на высоте 5100 метров. Состояние у экипа­
жей было необычным, от недостатка кислорода участились дыхание, пульс, неожи­
данно навалилась усталость, голова стала тяжёлой, каждое резкое движение вызы­
вало рябь в глазах. Однако лётчикам было не до этого. Внизу, сколько можно было
окинуть взором, шли, ехали, форсировали Дунай, взбирались на отроги гор совет­
ские солдаты. Вновь они пришли на помощь изнывающим в рабстве фашизма
братьям.
А вот и знаменитая Плевна. Это здесь в далёком уже 1877 году объединённые
русско-болгарские войска разгромили турецкую армию.
Под белым пушистым слоем облаков скрыты Балканские горы, но разрывы
в облаках — «окна» есть. Где-то там, внизу, по времени должен быть знаменитый
Шипкинский перевал, а дальше — софийская долина, где полку предстоит произ­
вести посадку.
Точно зайти на посадку помогла аэродромная радиостанция. К тому же нашлось
«окно», и в .него друг за другом нырнули самолёты всего полка.
Не успели остановиться моторы, только-только ступили советские летчики на
землю Болгарии, как их сразу же окружили болгарские крестьяне. Вначале они
нерешительно топтались на месте. Высокий, худой старик в национальной одежде
вскоре первым подошел к Герману Одноценову и протянул к нему руки.
Герман подал для рукопожатия свою руку, но старик, схватив ее в свои, скло­
нился, чтобы поцеловать руку советскому лётчику, Герман сконфузился.
— Ты что это, отец, как же можно? — И он обнял и расцеловал старика. Тогда
и остальные поспешили друг к другу, и завязалась дружеская беседа, где вперемеш­
ку русские и болгарские слова звучали искренне, радостно и, главное, понятно всем.
Платонов подошёл к старику.
— Отец, ты помнишь Плевну, Шипку? Ту войну помнишь?
— О-о-о! Плевна, русские братушки, генерал Скобелев! — и он радостно и
растроганно закивал головой. И было непонятно, являлся ли он сам свидетелем
тех славных и волнующих событий, или же просто благодарная память болгарина
неравнодушна к тем священным событиям.— Теперь снова Шипка, Плевна, русские
братья.— По его щекам покатились слезы.
144

— Да, да, — тоже взволнованно говорил Платонов.— Так будет всегда, отец.
Иначе быть не может, иначе быть не должно.
— Не должно, не должно, — повторил старик.
А на командном пункте была уже целая делегация болгар из близлежащих сёл,
которая командиру полка преподнесла хлеб-соль на вышитом полотенце.
После всех церемоний, горячих слов приветствий и благодарности болгары
попросили командира прислать им советских лётчиков для встречи со всеми жите­
лями соседних селений, ведь все очень хотят увидеть вблизи советских героев.
Майор Красночубенко обещал выделить делегацию незамедлительно и тут же, не
откладывая, решил поощрить самое боевое, самое прославленное не только в эскад­
рильи, но и в полку звено Германа Одноценова встречей с местным населением.
Поступила команда: срочно выслать шестёрку штурмовиков для нанесения
удара по железнодорожному мосту и переправе через реку Морава в районе югослав­
ского города Ниш, где было обнаружено крупное скопление немецко-фашистских
войск. Возглавил группу командир молодёжного звена Иван Примакин. Всё та же
облачность и горы резко осложняли задачу выхода на цель. Однако группа с этим
справилась отлично. Вот они, железнодорожный мост и переправа, по которым текли
непрерывные потоки машин и людей. И тут Примакин понял, насколько сложнее
сейчас делать заходы, чем это было до сей поры в его лётной практике. Выход
из атаки и набор высоты неизбежен в непосредственной близости от горных кря­
жей. Прикинув, как лучше маневрировать, Примакин дал сигнал к атаке: заход,
ещё и ещё...
Штурмовики действовали очень успешно. Но тут появилась четвёрка «мессершмнттов», причем повела она себя хитро. Вначале она дала возможность одному из
штурмовиков атаковать цель, а затем, при выходе того из пике, ринулась на него,
стараясь оттеснить к горам, где штурмовик, набирая высоту и маневрируя, обя­
зательно должен встретиться с какой-либо горой. Если же пилот резче возьмёт
ручку на себя, то .неизбежно попадёт под обстрел двадцатимиллиметровых пушек
«мессершмиттов». С трудом советскому пилоту удалось выйти из этого критического
положения. Тогда Примакин дал команду: срочно перестроиться в оборонительный
круг. В таком уплотнённом боевом порядке штурмовики стали успешно отражать
атаки истребителей, одновременно .нанося удары по цели. Условия боя теперь стали
невыгодны фашистам. И они предприняли ряд яростных атак.
Воздушный стрелок лейтенант Гладких в одной из бесчисленных атак истре­
бителей влепил очередь в «мессера», задымив, тот потянул со снижением на запад.
Оставшись втроём, немцы, словно бы ничего не произошло, продолжали «крутить
карусель», заходя то сверху, то сбоку. Вот огненная трасса вонзилась своим острием
в кабину старшины Василия Седунова, стрелка Примакпна, и тяжело ранила его.
Но Седунов нашёл в себе силы продолжить вести прицельный огонь по противнику.
«Илы» получали всё больше и больше пробоин. Один из «мессеров» был осо­
бенно нахален: он то и дело приблилсалея к штурмовикам, чтобы бить наверняка.
В один из таких вояжей фашист получил три порции свинца одновременно из пу­
лемётов Степана Уфимцева, Василия Седунова и Александра Корытова. Самолёт
вспыхнул, упал в горы и взорвался.
Оставшиеся два «мессера» мгновенно угомонились. Их атаки стали носить
чисто демонстративный характер. А группа Примакина набрала высоту, перевалила
через хребет и вышла в софийскую долину.
На следующий день уже вся эскадрилья «обрабатывала» немцев на Мораве.
Завершая очередную атаку и выходя из неё, лётчики увидали два немецких
бомбардировщика «Дорнье—215», которые шли в сопровождении четвёрки «Мес­
сершмиттов—109» прямо на них. Было удивительно, зачем приближаются вражес­
кие бомбардировщики? Другое дело истребители. С ними придётся сражаться. Ведь
штурмовики на этот раз были без прикрытия. Стрелки на «силах» изготовились
к стрельбе, пилоты стали строить плотный круг для отражения атак вражеских
истребителей. И вдруг...
«Дорнье» и за ними «мессершмитты» развернулись в сторону позиций немцев
и ринулись в атаку. Из люков «дорнье» на фашистов посыпались бомбы, а «мессе­
ры» стали поливать вражеские позиции из жулемётов. Небывалый случай.
10. «Байкал» № 2

145

Лишь приглядевшись внимательней, советские лётчики поняли, что происхо­
дит. На немецких машинах наспех были нанесены трехцветные круги — опознава­
тельные знаки болгарских ВВС. Освободившись от груза, советские лётчики произ­
вели посадку на своем аэродроме. С ними приземлились и болгары.
Болгарские лётчики любовались советскими штурмовиками, очень удивлялись
и восхищались, когда им показали самолёт Погудина. В его броневую защиту попал
снаряд хвалёной двадцатимиллиметровой пушки «мессершмитта» и лишь оставил
вмятину. Болгары приветствовали освободителей из Советской страны на своей зем­
ле и искренне радовались, что теперь будут громить фашистов вместе с ними.
VII
Пришло то время, когда эскадрилья стала монолитной боевой единицей.
Личный состав, и лётчики, и техники, каждый в совершенстве знал свой манёвр.
Позади были бои в Молдавии, Румынии, Болгарии, Югославии, впереди лежала Вен­
грия. Венгрия — последняя союзница фашистской Германии, поэтому Гитлер
придавал особое значение этому направлению. Если бы удалось остановить
советские войска в Венгрии, фюрер имел шанс хоть как-то поднять боевой дух на­
ции. Поэтому крупные силы противника были сконцентрированы в районе между­
речья Дунай-Тисса. Советские войска вели здесь тяжёлые бои. В ходе наступления
они заняли небольшой, но весьма важный плацдарм на западном берегу в районе
города Батин. 2-ой эскадрилье была поставлена задача поддер;кать подразделения,
находящиеся на батинском плацдарме. Секретарь партбюро Данила Олиференко по­
советовался с Платоновым, как лучше поставить конкретные боевые задачи каждому
экипажу. Для этого решили провести открытое партийное собрание с повесткой
дня: «Задачи коммунистов в выполнении боевого приказа командования».
К этому времени партийная организация эскадрильи выросла за счет новых
товарищей — младших лейтенантов Маракулина и Петракова, старшины Бровкина
и Горелова, воздушного стрелка сержанта Ворханова. Коммунистом стал и молодой
лётчик Погудин. Отошли в прошлое времена, когда он то и дело допускал ошибки.
Первыми в эскадрилье получили задание лейтенант Примакин, который, как
и Герман Одноценов, был назначен командиром звена еще с первых боев эскадрильи
в районе Манзыря, и младший лейтенант Логшгаенко. Они должны были произвести
аэрофотосъемку оборонительных сооружений батинского плацдарма, а также убедиться
с воздуха в правоте данных наземной разведки, которая донесла, что немцы к плац­
дарму подтягивают танки и артиллерию.
Какие они разные, Примакин и Логвиненко. Иван постарше, все в нем обстоя­
тельно и солидно, взгляд серьезный. Во внешности крестьянская неторопливость и
деловитость. Даже зачес прямых волос, крылом ниспадающих на левую бровь, под­
тверждает твердость характера, незыблемость взглядов и убеждений. О таких гово­
рят: легче сломать, чем согнуть. Он честен, справедлив и прям.
У Алексея Логвиненко — светлые короткие волосы, зачёсанные назад-направо,
выпуклый лоб мыслителя и живые, веселые глаза. Он импульсивен, ему постоянно
нужно чем-то заниматься, длительное бездействие или монотонность в действиях его
угнетают. Он остроумен и добр.
Роли в этом задании были распределены между ними в соответствии со склон­
ностями. Ведущий Примакин должен был строго выдерживать курс и высоту, ведя
фотосъемку, в противном случае весь опасный труд пропадал понапрасну. Фото­
плёнка получалась отличной лишь при строжайшем соблюдении вышеуказанных
условий, независимо от степени огневого заслона противника. Логвиненко должен
прикрывать ведущего, подавлять вражеские огневые точки.
Полёт по маршруту прошёл нормально, враг неожиданно напасть не мог, по­
скольку советские штурмовики были надёжно прикрыты облаками. В районе цели
облачность несколько приподнялась, её нижний край достигал 200 метров. Вот
примерно с такой высоты Иван Примакин начал аэрофотосъемку. Как мы уже гово­
рили, маневрировать ему нельзя, иначе будет искажена истинная общая картина
обороны на фотоплёнке. Гитлеровцы сразу разгадали, чем занимаются экипажи со­
ветских штурмовиков, и открыли ураганный огонь по Примакину. Логвиненко вы­
бивался из сил, подавляя то одну, то другую огневую точку. Но что он мог поде146

лать, по его товарищу, да и по нему самому открыли огонь даже танки врага. Вот
один снаряд, выпущенный танковым орудием, разворотил центроплан с правой сто­
роны, сразу же самолёт стало сильно кренить вправо и тянуть на нос. Огромным
усилием Примакин выровнял машину и поставил её в горизонт. Так, продолжая
удеря;ивать её на заданной высоте, курсе и скорости, успешно довёл аэрофотосъем­
ку до конца. О том же, что смертельно опасный труд завершен успешно, что фото­
аппаратура цела, говорила сигнализация. Примакин довёл полуразвалившуюся ма­
шину до аэродрома и посадил её. Фотоплёнка после расшифровки дала чёткую обо­
ронную обстановку гитлеровцев, .на ней отлично просматривались даже отдельные
окопы.
Самолёт Прнмакина решено было списать, так как, по мнению многих, он ре­
монту не подлежал. Иначе думал старший техник-лейтенант коммунист Савенков.
— Сделаем всё, к утру машина будет в строю.
Всю ночь под дождём, в холод, на ветру старший техник-лейтенант П. Савен­
ков, техник-лейтенант С. Мараховский, старшина Д. Горелов, сержант К. Гизатуллин пилили, строгали, сверлили, клепали...
За восстановление в полевых условиях разбитой машины этим воинам были
вручены высокие правительственные награды.
В суровые дни здесь, в Венгрии, эскадрилья выполнила свой тысячный боевой
вылет. Он был посвящен 27-й годовщине Великой Октябрьской социалистической
революции. И доверено это почётное задание всё тем яге Примакину и Логвиненко. Вылет состоялся 7 ноября 1944 года.
Что представляют из себя эта тысяча боевых вылетов, умноженная на огневую
мощь каждого отдельно взятого штурмовика? Это значит, что эскадрильей былосброшено более G000 бомб, выпущено 4000 реактивных снарядов, 20000 пушечных
снарядов и многие десятки тысяч пуль. И всё это шло строго в цель. Вот какой
вклад внесла к этому времени 2-я эскадрилья в дело разгрома гитлеровского
фашизма.
VIII
Николай Евгеньевич Платонов обождал, покуда летчики эскадрильи займут
места, и без предисловий задал всем присутствующим вопрос: «Так что же будем
делать с этим мостом?» Все озадаченно молчали.
Вопрос был не из легких. Речь шла об одном из самых крупных мостов через
Дунай — Елизабетен-мост, соединяющем Буду с Пештом в центре города. По этой
транспортной артерии немцы перебрасывали крупные силы из Пешта (восточная
часть) в Буду (западная часть города) для противодействия наступающим советским
войскам.
Перед 951 полком и, в частности, перед 2-й эскадрильей, можно сказать,
специализирующейся по разрушениям переправ, была поставлена задача: нарушить
сообщение между правым и левым берегами, но... не разрушая не только Елизабетенмост, но и остальные мосты в черте города, ибо все эти мосты представляли из себя
огромную архитектурно-историческую ценность.
Задача невероятной сложности. Для выполнения ее решено было непрерывно
атаковать фашистов еще на подходе к мосту, то есть на восточном берегу и добивать
те группировки, что прорвались на западный берег. А вот избрать верный способ
решения этой задачи никак не удавалось. Зенитная артиллерия противника, особо
сконцентрированная на высотах западного берега, непрерывно била по нашим са­
молетам, не давая возможности работать прицельно по объектам. До того момента,
когда комэск Платонов собрал совещание, было произведено уже три штурмовки,
. но они оказались малоэффективными. Из-за сильного сопротивления фашистов,
получающих регулярно подкрепления по мостам, менялся ход всей операции совет­
ских войск, наступление замедлялось.
— У кого будут какие-либо предложения? — повторил свой вопрос Платонов.
На этот раз поднялся летчик Воронин.
— Разрешите? — и после утвердительного кивка комэска продолжил: — Я
гредлагаю наносить удары со средних высот.— На него смотрели выжидательно.
Воронин слегка волновался, излагая свою мысль.— Я думаю так: со средних высот
147

удастся более-менее спокойно прицелиться нам, а вот для зенитчиков врага при­
цельный огонь уже несколько затруднен.
— Ну уж не скажи,— возразил с места Михаил Рыбак,— покоя тебе на
средних высотах не будет. Учти, что начнут по тебе бить не только те зенитки,
которые били до сих пор, когда ты работал с малых высот. На средних высотах
тебя достанут все зенитки, расположенные в окрестностях. Ведь плотность загра­
дительного огня интенсивно возрастет.
Летчики согласно закивали головами. Воронин смутился п сел.
— Ладно, командир,— поднимаясь с места, хрипловатым голосом произнес
Рыбак.— Дарю идею всему коллективу. Идея — люкс, и никаких тебе затрат.
•— Рыбак, ты мол:ешь без своих одесских шуточек? — Платонов был серьезен.
— А как же, командир,— дерзкие, навыкате глаза Михаила улыбались.—
Только давай сразу сговоримся: моя идея — мой почин.
Всех заинтриговала уверенность, с которой говорил Рыбак. Дело в том, что
под его подчас шутливой оболочкой скрывалась волевая, одаренная натура. И, если
Рыбак начал шутить, жди делового, серьезного разговора. Между тем Рыбак подо­
шел к плану города.
— Смотрите и слушайте.— Он постоял мгновение, собираясь с мыслями, плотно
сжав губы. В том, как летчик быстро вышел из состояния балагурства, было
осознание им серьезности момента и топ ответственности, которую он взвалил на
свои плечи.
Ведь на войне всякая ошибка оплачивается кровью. И в этих произнесенных
им шутливо-небрежных словах: «моя идея — мой почин» было желание первому
на себе испытать надежность или же уязвимость своего замысла.
— Что мы имеем в активе?— спросил Рыбак.
В ответ — неловкое молчание.
— Правильно, товарищи, я так же думаю... Так, а что мы имеем в пассиве?
Снова молчание. Рыбак улыбнулся.
— А в пассиве у нас ключ, которым мы обязаны отпереть этот фашистский
замочек с секретом. Так вот, я предлагаю этот ключ. Для нас что главное? Глав­
ное — внезапно эффективно отбомбиться, создать пробку, вызвать панику и тут
уж — навалиться всем скопом.
— Этого-то нам как раз и не удавалось сделать до сей поры...— произнес
Платонов.
— Правильно, командир,— щеки Рыбака порозовели, он увлекся.— Предлагаю
зайти по ходу вражеских колонн, с восточной стороны города. Но для этого надо
всего-навсего... пролететь по улицам города. Улицы довольно широки, дома надежно
нас прикроют. Правда, там могут быть препятствия, но на то мы и пилоты.
— То есть ты предлагаешь обойти город по тылам противника и на бреющем
по улицам врываться на мост? — взволнованно переспросил Платонов. Он сразу
уловил всю степень риска для пилотов в таком полете, но и колоссальную пользу,
которую можно было извлечь из этого дерзкого предприятия.
— Так точно, командир! Только еще одна деталь: в это же время часть наших
боевых единиц «обрабатывает» зенитные батареи врага. Особенно гору Геллерт.
Там напичкано всевозможных огневых средств столько, что я еще ничего подобного
не встречал. Да и господствует та гора над местностью, и с нее нам предвидятся
самые крупные неприятности, особенно в момент выхода на цель, когда делаем
«горку», набирая высоту для бомбометания.
— Предложение весьма разумное,— Примакин просветленным взором глядел
на Рыбака,— ну и голова у тебя, Михаил.
— Да, товарищи, все правильно,— согласился Платонов и тут же подвел
итоги:— Время не терпит. Сейчас мы детально обсудим план операции, я доложу
командованию наши соображения и, думаю, что сегодня же мы и осуществим эти
замыслы. Вы, безусловно, знаете, что в полку сейчас уже находится командующие
нашей воздушной армией генерал-полковник Судец...
И вот друг за другом взлетели штурмовики с аэродрома, расположенного на
острове посреди Дуная. Одни, ведомые Иваном Прнмакиным, ушли к горе Геллерт
подавлять огневые точки противника, а часть — ринулась по тылам врага в обход
118

Пешта. Первым в боевом порядке колонны одиночных самолетов шёл Михаил Рыбак.
Его идея — его почин. Скорость огромная, мимо справа и слева мелькают окна
верхних этажей домов, крыши. Улицы накатываются на штурмовик телеграфными
столбами с обрывками проводов, осколками стекол, грудами кирпича, всевозможной
утварью, обломками техники и трупами людей. Все это фиксируется четко опытным
пилотом, поскольку приходится следить за неожиданно возникающими препятст­
виями. Но Рыбак еще смотрит и вперед, он внднт там, среди дыма и пламени,
мелькающие силуэты «илов». Это приступила к обработке горы Геллерт группа
Прпмакнна.
Впереди причудливой вязью перил вырос мост посреди бушующей лавины
огня, людского прибоя и вспененных бурунов Дуная.
«Операцию мы начали удачно,» — пронеслось в мозгу пилота. Дорога к мосту
была забита колоннами техники и живой силы врага.
Время! Летчик плавно берет ручку .на себя, выходя «на горку». Бомбы
ринулись вниз. Скорее инстинктивно, чем зрительно, Рыбак уверовал, что попал.
Попал удачно, на самом въезде на мост запылало два тапка, несколько машин
и трупы, трупы врага. Внизу началась паника, задние по инерции напирали па
передних, машины лезли друг на друга, давили людей.
А сзади уже приближался штурмовик Алексея Логвиненко.
Внезапно Рыбак почувствовал страшной силы удар, который пришелся в левую
половину самолета; было предельно ясно — прямое попадание. Скосив глаза, увидал
сквозную дыру в левом крыле .на месте элерона. Сразу же самолет с креном пошел
вниз. Летчик едва сумел вывести его в горизонт, как тут же самолет снова начал
заваливаться. Снова огромные усилия потрачены на вывод из крена... Выйдя из боя,
Гыбак «поковылял» на аэродром. Искать ориентиры для выхода на него .не потребо­
валось, река под крыльями вела прямо к цели. Это было огромным преимуществом,
хотя, пожалуй, единственным, островного аэродрома.
В любой момент машина может выйти из повиновения, тогда либо сажать ее
на территорию, занятую врагом, либо прыгать с парашютом туда же. Михаил
подсознательно расстегнул кобуру. А когда посадил машину, придя на точку, не мог
никак вспомнить, в какой именно момент приготовил оружие к бою...
Логвиненко вышел .на цель вслед за товарищем. Он увидал, как Михаил
вступил в единоборство с вышедшей из повиновения машиной, понимал, что в такой
обстановке товарищу не на что рассчитывать, если нападут «мессеры», но... помочь
ему ничем не мог. Настал его черёд. Он выполнял свою долю их общей боевой
задачи. Та же «горка» — и бомбы, сброшенные Логвиненко, ушли тоже точно
в цель. На мосту стало пусто, зато перед ним царила паника, пробка разрасталась.
Следом за Логвиненко шли товарищи, самолет за самолетом, словно огненные волны
грозного нрибоя накатывались на мост, неся гибель • захватчикам. Но это все было
только началом, фашистам еще предстояло познать мощь удара всей эскадрильи.
Инициатива наконец-то перешла в руки советских летчиков. Теперь-то они
ее не уступят никому. Замысел Рыбака полностью был осуществлен.
Прилетел осколок, ударил по лобовому бронестеклу. Во все стороны по нему
поползли змейки. Теперь смотреть моз;но было только через боковое стекло и фор­
точку кабины.
«Ладно,— решил Алексей,— пока не самое страшное».
Но на этом не закончилось. Удар потряс самолет. Прямое попадание. Внезапно
удар повторился, затем — еще. Мгновенно самолет, выйдя из повиновения, стреми­
тельно пошел вверх. Логвиненко попытался отдачей ручки от себя прекратить набор
высоты. Не удалось. Приближалась гора Геллерт, и Алексей смог уже определить,
где примерно точка его падения.
— Командир, правая сторона стабилизатора снесена,— голос воздушного
стрелка из задней кабины внес ясность в создавшуюся ситуацию. На стабилиза­
торе — руль высоты, или руль глубины, как его часто называют. Коль его нет,
самолет становится неуправляемым. Вот самолет Алексея и повел себя «подобающим
данному случаю образом». Он шел и шел вверх, теряя скорость. Приближалась
развязка, наступал момент, когда он, потеряв скорость, свалится в штопор.
149

Глаз заметил, что давление масла в двигателе упало до нуля, и в то же время
стрелок доложил:
— У меня в кабине масло. Очевидно, пробило маслобак.
«Когда это произойдет? — Мозг анализировал поведение самолета, уже заметно
замедляющего свой спурт вверх.— Через две-три секунды сорвемся в штопор,—
мысленно ответил сам себе пилот...— тогда все».
Последним усилием, на какое в нормальных условиях был неспособен, он
сломил своевольство машины. Слабо повинуясь, она все же встала в горизонт.
Теперь оставалось еще долететь до аэродрома, но мотор работал с перебоями.
— Командир, в задней полусфере самолетов противника не наблюдаю.— Опыт­
ный стрелок, уловив обнадеживающий шанс в данной сквернейшей обстановке, решил
подбодрить пилота.
— Понял, Саша, понял...— прохрипел багровый от физических сверхусилий
Логвиненко.— Теперь будем жить...
Штурмовик смертельно раненой птицей со снижением тянул на точку. Садились
с убранным шасси, прямо на фюзеляж. Посадка осложнялась еще и тем, что летчик
прямо перед собой ничего не видел. И всё же он мастерски посадил машину.
Командир полка майор Красночубенко, наголо обритый, с глубоко ввалившимися
на исхудалом лице глазами, долго молча тискал Логвиненко в объятиях, как перед
этим — Рыбака.
Эскадрилья Платонова, а значит, и полк, с честью вышла из труднейшего
положения. Теперь Красночубенко мог, прямо глядя в глаза, доложить командую­
щему о выполнении задания.
А штурмовики уже непрерывно атаковали врага не только у моста, а и вдоль
путей, ведущих к нему, успешно используя благоприятную для себя ситуацию.
К сожалению, гитлеровцы в бессильной злобе, отступая, все же взорвали
будапештские мосты.
IX
Как хотелось Гитлеру хотя бы на каком-то участке огромного фронта, где
«го войска терпели поражения, добиться успеха. Хоть как-то, хоть самую малость
приподнять свой рухнувший давно авторитет, вернуть веру в себя прозревающей
нации.
Один и.> путей, ведущих к успеху, он видел в спасении окруженной в Буда­
пеште стовоеьмидесятитысячной группировки своих войск. В район прорыва были
брошены пять танковых и две пехотных дивизии, а также кавбригады. Возглавили
прорыв отборные эсэсовские дивизии «Викинг», «Мертвая голова». 2 января,
цен-.ю огромных потерь, фашисты вклинились в нашу оборону. Главное направление
удара они осуществили со стороны Комарно, через железнодорожную станцию
Бичке и подошли к окруженной группировке на расстояние 1 8 — 2 0 км, все время
наращивая мощь своего давления. 2-я эскадрилья получила боевую задачу: нанести
удары по головным танкам и живой силе противника, обрубать щупальца чудо­
вища, отражая и уничтожая передовые отряды, создавать на дорогах пробки,
дезорганизовывать тылы. А погода стояла нелетная. Шли дожди, в долинах висела
дымка, а вершины гор были постоянно прикрыты облаками.
И все же первая шестерка «Ил-2», возглавляемая заместителем командира
эскадрильи старшим лейтенантом Павлом Головко, с рассветом ушла на задание.
Летчики все еще находились под впечатлением событий последних дней: фашистские
головорезы расстреляли советских парламентеров, предложивших окруженной в Буда­
пеште группировке сдаться, дабы избежать излишнего кровопролития с обеих сторон.
А под крыльями уже лежала «адова долина», как назвали ее летчики 2-Я

эскадрильи, где развернулись основные события.
Показалась станция Бичке. В районе этой станции летчики увидали колонну
танков, самоходок, бронетранспортеров передового немецкого отряда.
— Атака с ходу! — спокойно говорит Головко группе. После захода несколько
танков и бронемашин остановились, охваченные пламенем. Колонна рассыпалась,
экипажи заметались, ища укрытия в перелесках. Но все же их движение вперед
продолжалось.
150

Заходы, заходы... Уже израсходованы бомбы, пошли в ход реактивные снаряды,
заговорили пушки.
На выходе из очередной атаки снаряд угодил в мотор штурмовика Николая
Еоронина.
•— Сокол! Сокол! Дымит мотор,— это Головко предупредил Воронина.
•— Вижу, Паша.
— Выходи из боя. До линии фронта дотянешь, там — прыгнешь.— В ответ
молчание. Воронин из боевого порядка шестерки не выходит, держит место в строю.
— Ты меня слышишь, Сокол? Ты .не ранен?
— Слышу, не ранен.
Самолет Воронина пошел в набор высоты. Все поняли: летчик готовится к
очередному удару. Но ведь мотор дымит. Что он замыслил? Зачем теряет драго­
ценные минуты?
Внезапно из-под радиатора штурмовика полыхнуло пламя.
— Приказываю немедленно выйти из боя! — Головко сорвался на крик.—
Коля, уходи! — и тут все услыхали, как голос Головко надломился.
Мотор штурмовика Воронина остановился.
Все знали об особо теплых взаимоотношениях Головко и Воронина, они же были
настоящими ветеранами части и эскадрильи, знали друг друга еще по Курской дуге.
Между тем огонь перебросился с мотора на плоскости, уже лизнул кабину.
Воронин продолжал маневр для атаки как и все, словно с ним и с его
самолетом ничего не произошло.
— Все-таки успею...— вдруг услыхали все голос Воронина. И вот «Ил-2»,
объятый пламенем, ринулся вниз, изрыгая поток пушечного огня на головы фа­
шистов. Экипаж танка, в последний момент поняв роковую неизбежность, угото­
ванную ему, попытался маневрировать. Однако было уже поздно. Штурмовик вре­
зался в него, и столбы дыма и пыли взвились к небу.
I
— Это им за Васю Азарнова,— и непонятно было, то ли Павел Головко
юворит излишне спокойно, то ли сквозь слезы.
В ответ на героическую гибель Николая Воронина, чередуясь, уходили на
штурмовку группы всего полка. И они внесли свой вклад, и немалый, в дело
ликвидации прорыва фашистов в районе Бичке. Однако сила немецких дивизий
далеко не иссякла, и они, изменив направление удара, ринулись на прорыв линии
фронта в межозерье Веленце — Балатон. Обстановка, пожалуй, еще более усложни­
лась. Поэтому 2-ая эскадрилья повысила интенсивность и без того уже более чем
интенсивных вылетов в день. И теперь над целью каждый из летчиков ежедневно
бывал по 8—10 раз. Этого достигли благодаря успешным изысканиям новых воз­
можностей. Так летчики после боевых вылетов добровольно помогали сбившемуся
с ног техсоставу готовить и восстанавливать свои машины. Даже обедали под плос­
костями своих самолетов.
Чаще всех ведущим групп в 8 —12 машин уходил сам комэск Николай Пла­
тонов. Он постоянно менял тактику боев, заранее проиграв ход каждого из них
в своем воображении и намечая на каждый из них ряд новинок и уловок, не
знакомых еще противнику, постоянно заставал того врасплох. Поэтому, да еще
учитывая высокую индивидуальную боевую выучку каждого из летчиков и их
слётанность, эскадрилья несла минимальные потери, а задания все экипажи вы­
полняли, вкладывая в дело победы над врагом все свои знания, умение, а если
было необходимо, то и жизнь.
X
Жестокие бои переместились в район озера Балатон. Немцы любой ценой
пытались вырвать из тисков окружения будапештскую группировку, ведя одно­
временные непрерывные атаки изнутри и извне мощного кольца. Ту же задачу —
борьбу с танками в районе г. Секешфехервар получили и летчики 2-ой эскадрильи.
И снова, который месяц подряд, погода в первые дни января 1945 года была
отвратительной: низкая облачность, малая видимость, изморось, из-за которой
самолеты часто обледеневали. Но опыт летного состава был велик, поэтому летчики
с честью выходили из всех трудностей.
151

В эскадрилье лучшим звеном считалось по праву звено лейтенанта Германа
Одноценова. И пилоты — Рыбак, Маракулин, Петраков, и механики — комсомольцы
Рахимов, Бровкин, Гизатуллин, возглавляемые техником звена коммунистом Мараховским, не допускали ни одного случая, чтобы по их вине был сорван вылет, не
отремонтирован вовремя самолет, не выполнено боевое задание.
В эскадрилью прибыл командир дивизии полковник Иванов. По этому случаю
было построение, и комдив перед строем полка вручил Одноценову и Маракулину
ордена Боевого Красного Знамени за успешные действия в прошедшем 1944 году.
Затем последовал боевой вылет.
Пара Одноценов — Маракулин получила ставшую за этот месяц привычной
задачу: удар по танкам в районе города Секешфехервар. При подходе к цели с парой
штурмовиков связалась наземная станция наведения, которая сориентировала пило­
тов на наиболее в данный момент актуальную задачу: «Атакуйте танки на восточ­
ной окраине города!»
Было видно, как там на наши позиции ползут восемь «тигров» и «пантер».
Одноценов и Маракулин, не теряя времени, ринулись вниз. После их атаки запы­
лали два «тигра». По штурмовикам ударили зенитки, но огонь их внезапно пре­
кратился. Сразу же воздушные стрелки доложили о появлении двух «мессершмиттов». Завязался воздушный бой. Отражая атаки истребителей, Одноценов одновре­
менно бил по танкам. Сделав очередной заход, он поджег «пантеру». Но на выходе
из атаки самолет Одноценова получил повреждение. Одновременно был ранен
Уфимцев, воздушный стрелок Одноценова. Один из фашистских истребителей в этот
момент действовал удачно. Собрав силы, Уфимцев ударил в ответ по самолету
врага и подбил его. Тот упал в расположении своих войск. Но второй «мессер»
продолжал яростно атаковать самолет Одноценова, пытаясь добить его. Мотор
советского штурмовика давал перебои, но самолет, хотя и со снижением, упорно
тянул к линии фронта. Товарища по оружию прикрывал Маракулин.
И вот случилось непоправимое. На самолете Германа отказал мотор. Линию
фронта перетянуть не удалось. Буквально в нескольких метрах над передовой
линией немецких окопов пронеслась безжизненная машина и плюхнулась на нейт­
ральной полосе. Одноценов мигом выбрался наружу, открыл кабину стрелка. Без­
вольно откинувшись назад, Уфимцев глядел на него извиняющимся, виноватым
взглядом.
— Подняться сможешь?
Старшина в ответ отрицательно покачал головой.
Одноценов, мгновенно облившись потом, начал вытаскивать стрелка из кабины.
Уфимцев застонал. Затем разлепил губы.
— Оставь меня, командир, спасайся сам. Не то обоим крышка.
— Не дури, старшина. Лучше бери меня за шею. Ну, обними же крепче!
Да крепче же... вот так-то.— Герман пыхтел и крякал, покуда тащил безвольное
тело вверх. Затем осторожно, стараясь причинить как можно меньше боли това­
рищу, опустил Уфимцева на землю. Склонился над ним. Гимнастерка на Уфимцеве
была в нескольких местах пробита осколками, по телу стекали струйки крови.
Над головой загремело. По броне штурмовика сыпанул град пуль. Это второй
«мессершмитт», увернувшись от Маракулина, сделал заход. Маракулин тут же
настиг фашиста, но его очередь прошла мимо.
До слуха Одноценова донесся рокот моторов, лязг гусениц. Выглянув из-за
укрытия — летчики находились за броневой защитой мотора,— Герман сразу же
почувствовал, как кровь отхлынула от лица. Несколько вражеских танков с разных
сторон шли к самолету. Один с пехотным десантом находился уже близко. Будь
Одноценов один, он бы без особого труда ужом проскользнул по сухим прошлогод­
ним бурьянам да по воронкам к своим передовым позициям. Но с ним раненый
товарищ, его подчиненный. Нет, они теперь с Уфимцевым одно целое. И судьба
у них одна на двоих. Герман торопливо наложил бинты на раны старшины, чтобыхоть как-то остановить кровь, и по земле волоком потащил его к ближайшей
воронке. Он слышал за спиной приближающийся рокот мотора вражеского танка,
а у него был всего пистолет.
152

Над головой на бешеных виражах носились «Пл-2» и «мсссершмитт», и сухие,
короткие очереди пулеметов звучали своеобразным припевом к дикой какофонии
Ераждующих машин.

Сойдясь в лобовой атаке на близкое расстояние, пилот «мессера» дрогнул,
промазал и тут же, получив изрядную долю свинца, задымил и, отвернув, подался
прочь со снижением.
Маракулин получил возможность оглядеться. Картина, представшая его взору,
вынудила пилота забыть о себе, не до передышки. Одноценов полз к нашим окопам,
до которых было .не так-то близко, взвалив на спину Уфимцева, а их уже почти
настигал танк с белым крестом на массивной вращающейся башне с длинным
хоботом орудия. Десантники, сидящие на башне, размахивали автоматами и, оче­
видно, что-то орали. Они явно предвкушали скорую развязку.
Молнией, все сжигающей перед собой, промелькнула над ними грозная машина
Маракулина. Пули застучали по броне, фашистов как ветром сдуло с танка. Заго­
ворила и пушка маракулинского самолета в следующем заходе. Танк вынужден
был изменить направление движения, свернуть в сторону. Теперь Маракулин ата­
ковал другие танки, которые находились поближе к сбитому советскому штурмовику,
внося в их целенаправленный ритм преследования хаос, сумятицу. Взбешенные
гитлеровцы перенесли весь огонь вверх, сосредоточив его по самолету Маракулина.
II вот штурмовик Павла вспыхнул, пошел вниз. Маракулнну ничего не стоит
дотянуть до своих, сесть за советскими окопами. Но он разворачивает горящую
и еще кое-как послушную машину против двинувшегося снова за Одноценовым
и Уфимцевым танка. Герман ждал выстрелов с самолета. Еще можно отстреляться
и отвернуть к своим, ну же, не затягивай, Паша, с каждой секундой ты теряешь
шанс спастись. Горящий ярким факелом самолет неумолимо приближался к танку.
II вдруг Герман понял: это — таран!
— Что ты делаешь, Пашка?! Ведь ты же мог спастись...
Страшной силы взрыв потряс землю. В этом адовом пламени и грохоте нашли
свою могилу и танкисты, и десант, но погибли и Павел Маракулин со стрелком
Усиком. Не теряя времени, того ничтожного, в несколько минут отрезка из всей
жизни, которые великодушно подарил ему Павел, Герман, обрывая ногти, калеча
ладони рук и колени, уже преодолевал с Уфимцевым на спине последние метры
до наших окопов. Выползли навстречу пехотинцы и дотащили обессилевшего пилота
и обескровленного стрелка.
В госпитале Одноценов упросил врачей не препятствовать его возвращению в
полк и, простившись со старшиной Уфимцевым, заторопился в обратный путь. Он
постоянно находился под впечатлением подвига боевого товарища. И припомнился
ему прошлогодний знойный июнь, село Погорелово, штаб эскадрильи и он, Павел
Маракулин, только что прибывший в полк вместе с Рыбаком и Логвиненко и затеяв­
ший у портрета Васи Азарнова разговор о том, решился бы он на таран или нет.
И вот нет уже в живых Паши Маракулина. Он замкнул строй отважных рыцарей
неба, презревших смерть, совершивших таранные удары по врагу, прославивших
ратными подвигами Родину и славный 951 штурмовой полк. Вот их имена: Васи­
лий Азарнов, Петр Зубко, Николай Воронин и теперь он — Павел Маракулин.
Вечером собрались у Германа Алексей Логвиненко, Иван Примакин, Михаил
Рыбак, Иван Полухин, помянули друга, повспоминали прошлое. О будущем не
'говорили. Хотя победа уже была зрима, но будущее для любого из них могло
оборваться в настоящем, насыщенном смертельной опасностью.
Вот сидят они за столом, молодые, красивые ребята, с мальчишескими лицами
и с глазами умудренных боевым опытом ветеранов, и израненные тела этих
двадцати-двадцатитрехлетних парней болят и ноют по ночам к непогоде.
А ночью Герману снился задумчивый Паша Маракулин у портрета Васи
Азарнова, и он, Герман, говорит ему:
— А у нас в эскадрилье есть ведомый Азарнова — Коля Воронин. Парень
что надо. Скоро познакомитесь.
Герман просыпался, глядел в ночное темное небо, и ему становилось еще
тяжелее на душе, когда он внезапно осознавал случайность совпадения: все трое
приняли смерть одинаково.
153

Над эскадрильской землянкой плакат: «Отомстим фашистам за смерть младшего
лейтенанта Павла Маракулина!»
А в землянке на столе, .наспех сколоченном из досок,— любительская фото­
графия летчика. На ней Паша изображен от души хохочущим над какой-то шуткой...
Звено Германа Одноценова впервые уходило на задание без Маракулина. На
эгл раз эскадрилья должна была уничтожить танки в районе населенного пункта
Шерегельеш. Танки, танки, танки...
Их много. И их надо уничтожать. Теперь перед 2-й эскадрильей стоит в основ­
ном только эта проблема — по крайней мере, вопрос уничтожения фашистских
танков преобладает,— как когда-то стояла основная задача — бомбить переправы.
А погода — хуже быть не может. Летчики уже забыли, когда летали в простых
метеоусловиях при ярко сияющем солнце.
Постоянная слякоть, промозглость, сырость. Грязные клочья облаков трутся
о фюзеляжи машин. Нижняя кромка их прижимает к земле самолеты, а с земли —
море огня. Каждая колонна противника оснащена в избытке эрликонами и счетве­
ренными зенитными пулеметами. А из разрывов в облаках то и дело вываливаются
«мессеры» и «фоккеры» — свободные охотники, отъявленные головорезы, .нашпи­
гованные фашистскими идеями, жаждут реванша.
Звено Германа Одноценова выделено для подавления средств противовоздушной
обороны врага. Пока основная группа штурмовиков будет занята танками и пехотой
противника, звено будет «работать» по зениткам.
Естественно, перед вылетом главной фигурой становится техник по воору­
жению Данила Олиференко. И Одноценов одним из первых перед вылетом направился
к Олиференко.
— Слушай, Данила, дай бомбочек моим ребятам сверх нормы.
— II у не положено же по инструкции.
— Данила, ну в память о Паше... Я ж не шоколад у тебя прошу.
И вся эскадрилья уходила на задание, имея в бомболюках на 8—10 полуторакилограммовых бомб больше положенного по инструкции, плюс по нескольку бомб
в кабинах воздушных стрелков. Тут уж и вовсе все выглядело кустарно: стрелки
во время атак швыряли эти бомбы руками на головы врагов.
Станция наведения передала: танки сосредоточены на окраине Шерегельеша.
Одновременно с этим сообщением Одноценов заметил неподвижные темные коробки,
разбросанные по местности и наспех замаскированные.
— Командир, вижу цель! — доложил Герман.
Ударная группа тотчас пошла в атаку. Поняв, что они обнаружены, фашисты
открыли ураганный огонь. Вот тут-то и началась работа Германа и его орлов.
С воздуха хорошо видно, откуда тянутся к самолету огненные трассы. Вот по этим
кипящим огнём точкам и ударило звено реактивными снарядами, затем — из пушек.
Бомбы Герман оставил для танков. Однако тем запасом, который приобрел стрелок,
распоряжался он сам, по своему усмотрению. И он их использовал действительно
только в особых случаях. Заметив, что одна из точек врага оказывает яростное
сопротивление, а подавить ее командиру не удается, стрелок в одном из заходов
изловчился и точно положил бомбу в центр «мишени». Одноценов никак не мог
надивиться меткости и ловкости стрелка: на такой скорости, в такой обстановке,
когда воздушный поток яростно вдавливает тебя обратно в кабину, когда перегрузки
наполняют все тело свинцовой тяжестью, когда со всех сторон несутся огненные
смерчи,— спокойно рассчитать траекторию полета бомбы!
Огонь с земли по самолетам ослабевал. И тогда немцы вызвали истребители.
Пара «мессершмиттов» зашла с тыла и попыталась незаметно атаковать, используя
фактор внезапности. Увы! Опыт борьбы с истребителями врага у штурмовиков
был большим. Мгновенно боевой порядок группы уплотнился. Стрелки открыли
мощный заградительный огонь. Атаки врага захлебнулись.
Группа без потерь ушла на свой аэродром. Внизу горело восемь вражеских
танков.
154

Это был первый вылет Одноценова после того, что произошло на нейтральной
земле.
Второй вылет совпал со значительными событиями в жизни 2-й эскадрильи.
Неожиданно позвонил командир дивизии полковник Иванов.
— Принимайте подарки для второй эскадрильи.
Майор Красночубенко не понял.
— Как принимать, где же они?
— Летят.
После этого разговора все решили, что транспортный самолет привезет, как
это часто бывало, подарки от советских людей, которые высылали на фронт послед­
нее, желая хоть как-то скрасить трудную солдатскую жизнь, напомнить им, что
их любят и ждут матери, жёны, невесты. Оставалось непонятным, почему подарки
присылают только 2-й эскадрилье?
Недоумение усилилось, когда внезапно в полк прибыл командир корпуса
генерал-лейтенант О. В. То.тстиков и командир дивизии полковник А. В. Иванов.
— Через пятнадцать минут подарки прибудут,— сказал он и больше ничего
объяснять не стал. Любопытство усилилось.
— Построить полк,— приказал комкор.
Когда полк выстроился, в небе показались наши истребители, они встали
в круг над аэродромом, и пилоты-штурмовики по особым приметам узнавали, кто
из летчиков-истребителей, их постоянных партнеров по штумровкам, нынче при­
сутствует здесь. Надежное прикрытие истребителями обеспечивало успех операций,
проводимых штурмовиками.
— Ого-о-о! Весь цвет истребительной авиации к нам пожаловал, странно,—
удивлялись в строю.
— Вот Долгарёв, за ним Кирилюк... Прямо налет Героев Советского Союза...
А вот и сам командир их Николай Скоморохов! Он ведь уже дважды Герой? —
1 точнил кто-то.
— Давно,— ответили ему небрежно-снисходительно.
II вдруг из-за холма появилась группа «Ил-2» и с ходу пошла на посадку.
Машины были новехоньки, а на фюзеляже каждой красовалась крупная надпись:
«Колхозник Ошской области».
— Товарищи, боевые друзья! — начал говорить комкор Толстиков.— Труже­
ники сельского хозяйства Советской Киргизии собрали из своих личных сбережений
сумму и построили вот эти грозные машины. Командование решило вручить эти
подарки 2-ой эскадрилье вашего полка. Личный состав подразделения во главе со
своим боевым командиром Платоновым своим ратным трудом, умением, находчи­
востью, беззаветным служением Родине заслуживает того. Поздравляю вас с подар­
ками!
Желаю вам дальнейших ратных подвигов, успехов в деле окончательного раз­
грома фашистской Германии!..
Затем состоялся митинг, а после него партийное собрание эскадрильи. Прини­
мали в партию лейтенанта Гладких, младшего лейтенанта Самойлова, старшину
Минькова, сержанта Павлищева.
И снова — в бой. Теперь уже на новых, сверкающих краской самолетах...
Вылетали на штурмовку вражеских войск, перебрасываемых с северного участка
фронта на южный по шоссе Комарно-Секешфехервар.
Штурмовать вражескую колонну в лоб не стали. Слишком уж она была
насыщена средствами наземной ПВО. Поэтому несколько оттянулись к северу
и ударили по противнику, перехватывая его в горной местности, на тропах, в узких
.дефиле. Сразу же запылала вражеская техника, создались пробки, началась обычная
в таких ситуациях паника.
Этот бой стал вторым для Германа Одноценова после того, как сгорел его
самолет на нейтральной полосе и погиб Маракулин.
Немцы вызвали «фокке-вульфы», однако ничего добиться не смогли, потеряли
несколько машин.

XII
Летчики отдыхали после вылета. Еще свежи были воспоминания картины
недавнего боя, как поступила команда: «Одноценов, Примакин — на командный
пункт полка!»
— Вот что, товарищи летчики, на ваши звенья и на вас лично командование
возлагает большие надежды,— сказал им майор Красночубенко.— В лесу севернее
города Веспрем фашисты создали большой склад боеприпасов фронтового значения.
Понимаете меня? Склад необходимо найти и уничтожить. Штурмовики других
частей искали этот склад безрезультатно. Настал ваш черед.
Взлетели звеньями и сразу же взяли курс на Веспрем. На маршруте к ним
пристроились восемь «Ла-5» прикрытия во главе с Героем Советского Союза
Долгарёвым.
Шли на высоте 500—G00 метров. Линию фронта пересекли без происшествий.
II вот уже под крыльями Веспрем, далее — лес. В нем где-то скрыты десятки
тысяч авиабомб, которые не должны упасть на головы наших солдат, гонящих
немцев на всём протяжении фронта. Штурмовики пошли по кругу. Где же склад?
Смотрели внимательно и не могли ничего заметить. Второй круг, третий... Одно­
ценов, ведя группу, внимательно глядел на землю. За воздушной обстановкой никто
из штурмовиков не следил, эта задача лежала на группе истребителей прикрытия.
Все внимание штурмовиков приковано к лесу.
II вдруг Одноценов заметил порожние грузовики, явно пережидающие под
деревьями прохода советских самолетов. Проселочная дорога, у которой они остано­
вились под деревьями, исчезла в зарослях леса, а при въезде в лес, на обочине —
раз, два, три... пять, да, пять порожних грузовиков.
Не меняя курса, штурмовики завершили очередной круг, а когда возвратились
на то же место, грузовиков не было и в помине. Может, они ушли по лесной дороге
к складам?
Герман повел группу над лесной дорогой, которая то исчезала внезапно в
зарослях, то вдруг появлялась вновь.
— Вог они, командир! — Это Рыбак и его воздушный стрелок Полухпн
первыми заметили грузовики. Снова они были неподвижными. Однако на этот раз
грузовики стояли перед какими-то воротами. Снизившись до бреющего, летчики
увидели типовые складские помещения, отстоящие друг от друга на удалении
25—30 метров. Да, фашистские водители грузовиков просчитались, полагая, что
они не были замечены сверху и штурмовики, покружив вхолостую, ушли. Фашист­
ские водители сами помогли раскрыть советским летчикам секрет склада.
Группа набрала высоту, как полагается в таких случаях, и начала маневр
для захода на бомбометание. Поняв наконец, что они обнаружены, немцы ударили
из нескольких зенитных батарей. Но этим они не смогли уже изменить ход событий.
Вслед за разрывами первых же советских бомб склады начали взлетать на воздух.
На втором заходе штурмовики уже цели не видели, пол-леса было окутано дымом
от взрывов внизу, самолеты потряхивало, хотя они штурмовали далеко не с малых
высот.
— «Орел!» «Орел!» Работай спокойно!—это голос командира истребителей
Долгарева.— «Мессеров» взяли на себя.
Одноценов огляделся: в нескольких километрах от складов разгорелся жаркий
воздушный бой.
Наконец штурмовики отбомбились и, перестроившись, легли на обратный курс.
А затем были бои в Западной Венгрии. Особенно запомнились ожесточенные
бои за укрепленный пограничный город
Шапрон. Затем — Австрия. Последний
боевой вылет — 9 мая 1945 года в район между городами Санкт-Пельтен и Алыптеттен, где по шоссе Вена — Линц прорывалась на запад фашистская колонна.
Последний бой и... ПОБЕДА!
XIII
Закончилась Великая Отечественная война. Отгремели залпы орудий, разрывы
бомб и стрекот пулеметов на западе и на востоке.
156

Вторая эскадрилья 951-го штурмового авиационного полка достойно отмечала
День Победы. Шесть ее летчиков из двенадцати были удостоены высших отличий
Родины — звания Героя Советского Союза, многие офицеры, сержанты, рядовые
награждены орденами Родины. Вот имена Героев Советского Союза: А. П. Логви­
ненко, И. В. Примакин, П. Ф. Головко, М. И. Рыбак, Г. Т. Одноценов и Н. Е. Пла­
тонов — командир эскадрильи героев.
Сразу же после окончания Великой Отечественной войны Николай Евгеньевич
получил назначение в новый гвардейский штурмовой авиационный полк на долж­
ность помощника командира полка. После окончания годичных курсов усовершен­
ствования стал заместителем командира полка. Снова трудные будни строевой части.
Полеты днем и ночью. Обучение и воспитание личного состава. Нужно было
обобщить богатый опыт боев в ходе Великой Отечественной войны, применить его
в новых условиях к новой материальной части. Нужно было строить обучение
с учетом физико-математической подготовки и достижений авиационной науки в
области теории и практик!!. Чувствовалось, что нужно самому учиться в академии.
Подготовка для поступления в академию — это бессонные ночи и поздние вечера,
и в том, что он поступил в академию и был первым среди первых, большая заслуга
Людмилы Ивановны, его жены, педагога и методиста, неутомимого труженика и
воспитателя. Она успевала все: работать в школе и растить сыновей, помогать
мужу овладевать точными науками и создавать уют.
!
И вот успешно закончено обучение в вечерней школе за 10-й класс (перед
войной этого сделать не удалось). Затем — Военно-воздушная академия имени
Ю. А. Гагарина, которую окончил в 1955 году.
Травмы войны дали о себе знать. На реактивные самолеты не допустили, а в
транспортную авиацию, как предлагали, не захотелось. Решил менять профиль
работы на штабной. Штаб — мозг части, соединения, и поработать в нем, как он
считал, было для него полезно. Понадобилось немного времени, чтобы почувствовал
уверенность в знаниях оперативно-тактических вопросов и вопросов боевой подго­
товки.
Он и раньше много занимался с учеными академии по проведению летных
экспериментов. В дальнейшем, занимаясь организацией и выполнением научной ра­
боты в академии, он сам принимал активное участие в исследованиях, где руково­
дителем, а где и исполнителем. С 1970 года по настоящее время, кроме научной
работы, регулярно проводит занятия со слушателями по военному искусству с авиа­
ционным уклоном. В этот период без отрыва от основной служебной деятельности
им были разработаны и защищены кандидатская и докторская диссертации по
истории военного искусства.
Николаем Евгеньевичем написано значительное количество статей, издана в
19Г>1 году книга «Эскадрилья героев». Он — участник многих военно-научных и
военно-исторических трудов, таких, как «Советские ВВС в Великой Отечественной
войне», «Крылатые сыны Родины», «Братская дружба и боевое содружество авиа­
торов социалистических стран» и др. Совместно с товарищами по работе им напи­
саны учебные пособия и лекции, много учебно-методических и политико-воспитатель­
ных материалов.
...За окном рабочего кабинета Николая Евгеньевича уже давно опустились
сумерки, но он, склонившись над письменным столом в свете настольной лампы,
зачастую еще долго сидит и готовится к очередной лекции, размышляет над какой-то
актуальной научной проблемой или внимательно вчитывается в объемистый томик
диссертации молодого офицера-адъюнкта академии.
И в эти минуты генерал-майор авиации Н. Е. Платонов невольно вспоминает
о своем боевом подразделении и фронтовых друзьях, о своей молодости, которая
прошла в опаленном войной небе.

*^A/\AA/VVVV^y\/\/\/V\/V\A/\/\/V\/V\/V/V\/\AAA^
*VV*/VVVVVV\/VVV4AA/V\/VV\/V\A/VVVVVV\/VV\^^

БОРЕЦ
К

ЗА

150-ЛЕТИЮ

ПРОСВЕЩЕНИЕ
А.

П.

ЩАПОВА

На втором этапе русского освободительного движения идея просветительства
угнетенного народа становится наиболее злободневной. В этот период передовые
представители русской интеллигенции проявляют активную общественную деятель­
ность за экономическое и культурное развитие малых народностей Сибири, томив­
шихся под гнетом русского царизма и местной знати.
Одним из борцов за просвещение малых народностей Сибири, в том числе бурят,
выступает А. П. Щапов (1830—76 гг.).
В историко-этнографической литературе А. П. Щапов известен как историк, пуб­
лицист и этнограф Сибири. Однако он мало известен как мыслитель-педагог, борец
за всеобщее бессословное образование простого народа, особенно малых народностей
Сибири. Только в статье Н. Белозерского «А. П. Щапов как педагог» и в работе
В. М. Намоловой «Педагогические взгляды А. П. Щапова» проанализированы педа­
гогические труды Щапова в целом, но в них, нам кажется, недостаточно освещены
проблемы, затронутые Щаповым, о путях просвещения малых народностей Сибири.
Поэтому мы обращаем внимание на те его исследовательские труды, в которых
отражены идеи и советы в деле обучения и воспитания детей малых народностей
с учетом уровня их общего развития. Таким образом, роль А. П. Щапова в приоб­
щении бурят к передовой культуре русского народа довольно велика.
Общественно-политические взгляды Щапова формировались под влиянием рус­
ского революционного демократа Н. Г. Чернышевского, с которым он встречался
еще будучи в Петербурге. По рассказу Н. Я. Аристова: «Целый вечер продолжался
горячий спор между ними о коренных воззрениях на русскую историческую жизнь
и современное состояние народов». Щапов проявлял интерес к произведениям Ради­
щева, Рылеева, Белинского, Герцена, Чернышевского. Он имел связь с Герценом,
который высоко ценил его талант как историка. И потому писал Щапову, что в его
сочинениях слышится «свежий голос, чистый и могучий, который глубоко западал
в душу». Все это не могло сказаться на формирование его именно ка.ч демократа.
А. П. Щапов, будучи последователем революционных демократов, выходцем из
среды крестьянства, дело освобождения народа в условиях Сибири органически
связывал с просвещением малых народностей и ролью передовой русской обществен­
ности в их цивилизации. Обращаясь с призывом к передовой русской общественности,
он говорил: «Пора нам, русским, сознать, что восточные инородцы — братья наши,
что мы исторически обязаны ввести их в общеевропейскую семью. Просвещение,
просвещение и свободные права — вот что мы обязаны дать». Для приобщения
малых народностей к европейской культуре он рекомендует создавать для них
обстановку равенства, свободы и великодушия. Он указывает, что «развитию в чело­
вечестве всего совершеннейшего, сильного, здорового и умного нужно содействовать
не убивающим насилием, а живящею свободой и просвещением. Если это так, то
будем же гуманными и научно внимательными и к нашим низшим братьям инород­
ческим племенам».
А. П. Щапов, как политически неблагонадежная личность, был сослан царским
правительством из Петербурга в Иркутск. Здесь, несмотря на полуголодное суще­
ствование и духовную
п л и т ] . !
от привычного мира, он продолжал свою научную
и просветительскую деятельность.
Под влиянием А. 11. Щапова несколько активизировалась исследовательская
работа Восточно-Сибирского отдела Географического общества по изучению этногра­
фии, истории и фольклора малых народностей. Лично А. П. Щапов всецело посвятил
себя исследовательской деятельности, связанной с историей, хозяйством и бытом
русского и бурятского населения, обращая больше внимания на изучение взаимо­
отношений, сложившихся между ними. С этой целью он совершил ряд поездок по
бурятским улусам.
На основании собранных материалов он написал ряд новых работ не только
о семейно-бытовом сближении народов, их взаимном влиянии в области хозяйства,
бы га и языка, но и о склонности бурлт к просвещению и науке.
158

Как известно, у аборигенов Сибири основной отраслью хозяйства испокон веков
являлось скотоводство. Однако, хозяйственная деятельность по уходу и содержанию
скота имела весьма примитивную основу, которую не в состоянии были одолеть и
усовершенствовать кочевники без помощи со стороны тех, кто вооружен методом
ведения хозяйства. В связи с этим Щапов предлагает перевести скотоводческое
хозяйство на путь развития, основанного на достижениях науки (зоотехники, ветери­
нарии).
А. П. Щапов, в отличие от других просветителей, предлагает конкретные пути
культурного развития инородцев.
Для вовлечения в школу детей кочевников и русских крестьян и выбора ими
профессии он считает наиболее правильным в условиях Сибири открыть специально
для них узкопрофессиональные школы: «Скотоводческие ассоциации могли бы устро­
ить при своих образцовых фермах и заводах скотоводческие училища, где бы дети
пастухов-кочевников,
а также дети русских крестьян могли бы обучаться, кроме
ия, письма и счета, главным основаниям и правилам рационального скотоьодства
и соприкосновенным с ним естественным наукам».
А. П. Щапов в своем произведении «Этнографическая организация русского
народонаселения», посвящая его бурятскому ученому
Д . Банзарову, пишет: «Вот
мчится между гор, по широкой долине, между огромных стад, мчится бурят на своем
лихом коне во всю прыть: дикость ли, дурь ли бесит его, или архи опился он?..
А когда подумаешь, что этот бурят отличный кузнец, отличный работник, хороший
скотовод, что он дал нам Банзарова, когда подумаешь, что дети этого бурята
отлично учатся в гимназиях и даже в университете — как грустно станет на душе,
что эти люди еще остаются в дикости».
Возможно, такие факты, наблюдаемые в повседневной жизни, вызывали у него
сочувствие и сострадание к участи детей малых
народов Сибири, обреченных на
бесправие и невежество. И потому он считал, что право на образование — есть право
каждого человека, образование должно быть всенародным и бессословным, равным
для всех народов России.
Осуждая проводимую царским правительством колониальную политику по отно­
шению к нерусским национальностям Сибири, он выступал против торговцев и скуп­
щиков сырья, обирающих их. А. П. Щапов, обращаясь к представителям передового
класса русского общества и подчеркивая их роль в деле малых народностей, говорит:
«Все они ждут от нас помощи к развитию п лучшему проявлению сил на пользу
общественную. Не крестиками миссионеров, не табаком и водкой русских торгашей
мы должны располагать, привлекать их к себе, к своей расе, не хитростью и обманом,
а русским хлебом и солью, дешевым добросовестно продаваемым товаром, хорошо
устроенными ярмарками, хорошими школами, человеческим обращением с ними...»
И с болью в сердце подчеркивает: «...и грустно, у нас не только общество, но и наука
еще не обратила должного, человеческого внимания на все эти многоразличные
инородческие племена России».
По мнению А. П. Щапова, среди инородцев должно создать обстановку непри­
нужденности и личной свободы, а это значительно способствовало бы пробуждению
их интереса к просвещению и науке, развитию их мысли и, в конечном счете, раз­
вертыванию их природных дарований. Из этого, говорит Щапов, должен зародиться
«зачаток нового будущего народного поколения, новой народной организации, кото­
рая должна вырастать из народа и представлять как можно больше, чаще и все
лучше не только новых Ломоносовых, Белинских, но и новых Кастренов, Банзаровых и т. д.» А. П. Щапов указывал, что материальная необеспеченность «препят­
ствует массам рг.звиваться», потому что запросы желудка неотразимее запросов
мозга и всегда предшествуют им и даже обуславливают их. Таким образом, А. П. Ща­
пов, можно сказать, «открыл глаза» передовой русской общественности на гибнущие
дарования и природные способности у народов России из-за отсутствия к ним
внимания и заботы со стороны официальной власти.
Заранее зная о невозможности удовлетворения материальных и духовных нужд
народов России в условиях царского самодержавия, он специально
занимался
проблемой развития сибирской народной молодежи, которая нашла свое отражение
в его работе «Сибирские народные дети и их воспитание». Пели подойти к его труду
с точки зрения педагогической концепции, то в нем имеются довольно ценные вы­
сказывания и суждения о роли воспитания социального сознания молодежи, о жен­
щинах-учителях, о формах и методах нравстзенного воспитания и т. д.
Щапов как педагог-теоретик уже в ту пору заметил пороки социальной среды
феодально-крепостнического строя в воспитании детей. Он показал, как пагубно
отражаются на формировании личности и пережитки крепостничества: темнота,
невежество, отсталость, косность, и также такие общие пороки капитализма, как
стяжательство и нажива, расслоение крестьян на богатых и бедных. Таким образом,
Щапов навел критику на существовавший общественный строй как на социальную
среду, не способную оказать положительного влияния на прогрессивное развитие
личности. И потому он говорил о необходимости изменения окружающей среды и
улучшения воспитания трудового народа.
Вопрос развития «сибирской народной молодежи» под углом зрения воспитания
общественного сознания исходит из его суждения о том, что «творец истории сам
159

народ». По этой причине он возлагает надежду на молодежь, которая должна пред­
ставлять активную силу в общественно-историческом движении своего народа. Но
молодежь к такой роли, по мнению Щапова, еще не подготовлена. Поэтому для
побуждения у нее интереса к истории развития общества, для формирования у нее
социального сознания, чувства гражданского долга он считает необходимым во всех
школах ввести преподавание науки об обществе.
«Только тогда,— говорит Щапов,— будет развиваться в наших сельских общи­
нах живой интерес к земельным, к общественным потребностям и делам, когда,
сверх политических прав и свободы самоуправления, и наука об обществе будет
воспитывать у них высшее социальное сознание».
Воспитание социального сознания, по замыслу Щапова, как конечный результат
должно способствовать выдвижению из гущи народа общественных деятелей, умею­
щих защищать их кровные интересы.
По мнению 'Щапова, местом подготовки таких, как он выражается, «социальногуманных общественных деятелей», должны быть сельские народные школы... «чтобы
из среды сельской народной молодежи могли выходить все больше и больше здоровые
народные типы...»
Из этих высказываний понятно, какие идеи он вынашивал в деле воспитания
сибирских детей в условиях сельской общины. Правда, он много возлагает надежд
на роль сельской общины в развитии общества. В частности, говоря о бурятской
улусной общине, он подчеркивает преобладание в ней отношений «социальнокооперативной взаимности, союзности и солидарности». Здесь, безусловно, идеализи­
руется сельская община, в основе которой заложено натуральнее хозяйство. Но
несмотря на это, идея о необходимости воспитания социального или общественного
сознания в детях по своему содержанию, нам кажется, имела важное значение.
В работе Щапова серьезное место занимала проблема женского образования
и воспитания. В трудах «Влияние общественного миросозерцания на социальное
положение женщины в России», «Л1иросозерцание, мысль, труд и женщина в истории
русского общества» и в других он подробно говорит о положении женщиныкрестьянки, женщины-матери, воспитательницы детей, и особо подчеркивает печаль­
ную участь женщин у малых народностей Сибири, в том числе у бурят.
Таким образом, Щапов как последователь революционных демократов в своих
трудах с большой силой и революционной страстностью высказывал протест против
самодержавия, против лишения народа прав на образование.
Его смелые выступления на страницах официальной печати поддерживались
представителями демократической интеллигенции и прогрессивно настроенными си­
бирскими учителями и исследователями, которые являлись непосредственными про­
водниками русской культуры среди аборигенов, становились подлинными борцами за
народное образование.
Д у х борьбы с хозяйственной и культурной отсталостью становится потребностью
значительной части населения. С этого времени заметно расширилась сеть бурятских
училищ. По этому поводу профессор В. И. Андреев пишет: «...количество бурятских
начальных училищ во второй половине XIX века возросло с 4 до 35, таким образом,
вновь было открыто 31 училище».
В эти годы в училищах только одного Верхнеудинского уезда число учащихся
доходило до 182, из них бурят — 41 человек.
Роль А. П. Щапова как представителя передовых слоев русского обществ'
заключается в том, что он, защищая общечеловеческие права малых народов Сибир
на культурно-экономические возрождения, не только способствовал впоследствии
выйти им на большой путь общественно-политического развития, но и заложил
основы интернациональной дружбы и товарищества между народами.
В.

\/\Л/\ЛЛЛ/\/\ЛА/\/\/\/\А^
VVVVVVVVVVVVVV^^

БАЛЬЖИЕВ.

Журнал «Байкал» более десяти лет «едет постоянную рубрику «Авиа­
ция и космос». При образовании рубрики членом редколлегии журнала
стал Юрий Алексеевич Гагарин — летчик-космонавт № I. «Гражданин
Вселенной» Юрий Гагарин всегда оставался самим собой — скромным и
добрым, внимательным и отзывчивым. Переписывался с мальчишками и
девчонками, мечтавшими о полете к звездам.
16 февраля 1968 года, незадолго д о трагической гибели в результате
катастрофы при выполнении тренировочного полета на самолете, Юрий
Алексеевич прислал письмо пионерской д р у ж и н е Исингинской средней шко­
лы Еравнинского района Бурятии. Мы публикуем это дорогое сердцу каж­
дого из нас письмо к 20-летию первого полета человека в космос.

ПОЧТА
СССР

ЛЕТЧИКОВ-КОСМОНАВТОВ

Дорогие друзья!
Вы просите рассказать о себе.
В настоящее время с л у ж у и учусь в академии им. Жуковского.
Как и все мои друзья-космонавты, мечтаю о новых полетах в кос­
мос. Д л я этого неустанно тренируюсь на специальных стендах и трена­
жерах, изучаю специальные дисциплины, знания которых необходимы
для осуществления полета.
Свободное от работы и учебы время провожу на спортивной пло­
щадке, за чтением художественной литературы.
Вот коротко все.
Ж е л а ю вам, мои друзья, отличных успехов в учебе, крепкого здо­
ровья и большого светлого счастья.
Прошу передать мой сердечный привет и наилучшие пожелания
всем учителям и ребятам вашей школы.

С

дружеским

приветом

ЛЕТЧИК-КОСМОНАВТ

J £2с^*__ О-Л*
СССР

/

Ю.ГАГАРИН

/