Текст
ISSN 0869-5687
Российская академия наук
2001 «
5
ОТЕЧЕСТВЕННАЯ
ИСТОРИЯ
РОССИЙСКАЯ
АКАДЕМИЯ
НАУК
ИНСТИТУТ
РОССИЙСКОЙ
ИСТОРИИ
ЖУРНАЛ
ОСНОВАН
В МАРТЕ
1957 ГОДА
ВЫХОДИТ
6 РАЗ
В ГОД
В НОМЕРЕ:
К 300-летию Санкт-Петербурга
Петровский Петербург в восприятии
современников
"Время, чтоб самодержавию не быть?"
(Генералитет, дворянство и гвардия в 1730 г.).
Окончание
Торговое судоходство за Полярным кругом.
Вторая половина XIX в.
М.Т. Лорис-Меликов:
взгляды и государственная деятельность
Император Александр II1 марта 1881 г.
Медицина и власть
Местные комитеты Особого совещания
о нуждах сельскохозяйственной промышленности.
Начало XX в.
"Автономный нэп" эпохи "военного коммунизма"
на Южном Урале Нэпманы, их характеристика и роль
Женщины советской деревни накануне
Второй мировой войны
Научная книга и Российская академия наук
К 80-летию академика РАН Ю.А. Полякова
Исторические портреты
Шаховский Дмитрий Иванович
НАУКА
МОСКВА
сентябрь
октябрь
2001 *
РЕДАКЦИОННАЯ КОЛЛЕГИЯ
С.В. ТЮТЮКИН (главный редактор),
А.И. АКСЕНОВ, В.Я. ГРОСУЛ, П.Н. ЗЫРЯНОВ, А.Е. ИВАНОВ, А.В. ИГНАТЬЕВ,
А.П. КОРЕЛИН, Ю.С. КУКУШКИН, В.А. КУЧКИН, В.С. ЛЕЛЬЧУК,
В.А. НЕВЕЖИН, Л.Н. НЕЖИНСКИЙ, Ю.А. ПЕТРОВ, Е.И. ПИВОВАР,
Ю.А. ПОЛЯКОВ, М.А. РАХМАТУЛЛИН (зам. главного редактора),
А.Н. САХАРОВ, С.С. СЕКИРИНСКИЙ, В.В. ТРЕПАВЛОВ
Адрес редакции:
117036, Москва В-36, ул. Дм. Ульянова, 19. Тел. 123-90-10; 123-90-41
Для писем: iri_RAN@chat.ru
Ответственный секретарь Ю.В. Мочалова
Тел. 123-90-10
EDITORIAL BOARD
S.V. TIUTIUKIN CEditor-in-chief),
A.I. AKSIONOV, V.Ya. GROSUL, P.N. ZYRIANOV, A.E. IVANOV, A.V. IGNATIEV,
A.P. KORELIN, Yu.S. KUKUSHKIN, V.A. KUCHKIN, V.S. LEL'CHOUK,
V.A. NEVEZHIN, L.N. NEZHINSKII, Yu.A. PETROV, E.I. PIVOVAR,
Yu.A. POLYAKOV, M.A. RAKHMATULLIN (Assistant editor-in-chief),
A.N. SAKHAROV, S.S. SEKIRINSKII, V.V. TREPAVLOV
Address:
19, Dm. Ulianova, Moscow, Russia, Tel. 123-90-10; 123-90-41
Managing Editor Yu.V. Mochalova
Tel. 123-90-10
РУКОПИСИ ПРЕДСТАВЛЯЮТСЯ В РЕДАКЦИЮ В ЧЕТЫРЕХ ЭКЗЕМПЛЯРАХ, ОБЪЕМОМ НЕ
БОЛЕЕ 1,5 АВТОРСКИХ ЛИСТА (36 СТР. МАШИНОПИСИ ЧЕРЕЗ ДВА ИНТЕРВАЛА), А ТАКЖЕ
В ЭЛЕКТРОННОМ ВАРИАНТЕ (ДИСКЕТА И РАСПЕЧАТКА НЕ БОЛЕЕ 1,5 ПЕЧАТНЫХ ЛИСТА).
В СЛУЧАЕ ОТКЛОНЕНИЯ РУКОПИСИ АВТОРУ ВОЗВРАЩАЮТСЯ ТРИ ЭКЗЕМПЛЯРА ИЛИ
ДИСКЕТА.
© Российская академия наук,
Институт российской истории, 2001 г.
К 300-ЛЕТИЮ САНКТ-ПЕТЕРБУРГА
©2001 г. О.Г. АГЕЕВА*
ПЕТРОВСКИЙ ПЕТЕРБУРГ
В ВОСПРИЯТИИ СОВРЕМЕННИКОВ
Восприятие Петербурга русским обществом начала XVIII в. в исторической лите¬
ратуре представлено несколькими не лишенными колорита высказываниями. Петру I
и кн. А.Д. Меншикову принадлежат знаменитые сравнения города с "парадизом"
(раем) и Святой землей, а представителю "старорусской" партии кн. Д.М. Голицыну -
известная фраза, что Петербург - это охваченная гангреной ("антоновым огнем")
часть тела России, "которая должна быть отсечена, чтобы не заразилось от нее все
тело"1. Между тем специальное изучение противоречивого восприятия петровской
столицы современниками преобразований Петра Великого является частью такой
актуальной проблемы истории России, как отношение русского общества (общества -
от правительственных кругов до народных низов) к проводимым сверху реформам. В
этом плане, как представляется, в равной степени требуют оценки взгляды и
сторонников, и противников города и заслуживают внимания как "серьезные" идеи
правительственной элиты, так и наивные представления простых горожан, их
эмоциональные реакции и поведение в повседневной жизни.
Воссоздание реальной картины того, как воспринимался петровский Петербург
русским обществом, стоит начать с анализа официальной, пропагандируемой сверху
"концепции" града Петрова. Первое публичное высказывание о предназначении
новой крепости было сделано в 1703 г., три месяца спустя после ее основания.
В августовском номере "Ведомостей" подданным русского царя сообщалось, что "его
царское величество не далече от Шлотбурга при море город и крепость строить велел,
чтоб впредь все товары, которые к Риге, к Нарве и Шанцу приходили, тамо при¬
станище имели, также бы персицкие и китайские товары туда же приходили"2. Так,
в небольшой заметке, обходя вопрос об особом военно-стратегическом значении
крепости, читателю раскрывали смысл появления на карте Петербурга - город дол¬
жен был стать центром русской посреднической торговли между Востоком и За¬
падной Европой.
Осуществление заявленной через печатное слово программы не заставило себя
ждать: в городе возводились пристани, гостиные дворы, ставшая одной из первых
в Европе биржа, на его верфях создавался морской Балтийский флот, обустраивался
непрерывный водный путь между Петербургом и Астраханью - строились соеди¬
нившие Волгу с Невой Вышневолоцкий и Ладожский каналы.
Эта напряженная деятельность в силу своей необычности и колоссальных затрат
требовала публичных разъяснений. Наиболее ярко они были даны в проповедях
деятелей Русской церкви. В 1708 г. в год 5-летия Петербурга митрополит Стефан
Яворский произнес обращенную к венценосной семье проповедь "Три сени Петром
святым созданные... в похвалу Петра показанные". Эти "три сени", три заслуги царя
перед Всевышним, с точки зрения местоблюстителя патриаршего престола, олицетво¬
ряли собой Петербург, флот и новая армия. Петербург - первая "сень", что "поставил
Петр над водами", - виделся ему прежде всего "градом правоверных, Христа славно
исповедующих". Тремя причинами, по которым начато было строительство над морем
* Агеева Ольга Гениевна, кандидат исторических наук, старший научный сотрудник Института россий¬
ской истории РАН.
3
города, проповедник назвал "увеселение", "крепость" и "великий пожиток и корысть
от пристани корабельной". В связи с последним обстоятельством он предложил
слушателям "воззреть умными очами на все четыре страны света" и увидеть мир за
пределами России, мир, в котором приморские портовые города "богатят свое
государство". Обыгрывая имя нового города, Стефан Яворский поставил Петербург
в один ряд с Римом, Константинополем, Антиохией и Александрией, а самого
основателя сравнил с Ромулом, Антиохом, Александром Великим и св. Констан¬
тином.
Вторая "сень" Богу - Балтийский флот - давал России не только военные
преимущества и торговую выгоду, но главное - возможность лучше узнать мир, быть
просвещенной, "разумной". "Флотом морским, - говорил иерарх, - можно ведати, что
на свете деется, мощно узрети различные государства и в них поведения, политику,
красоту градов, различие нравов... и премногия иные... диковинки". Россия прежняя
представала в проповеди Стефана Яворского страной замкнутой, "несовершенством";
теперь же для России "взблаговоли Бог ключом Петровым отверзти... врата на
видение света"3.
Соображения и мысли, высказанные в проповеди митрополита, были удивительно
близки тем оценкам, которые звучали в окружении царя. Ведь именно так понимал
значение флота и выхода к морю сам Петр, который в 1715 г. писал царевичу
Алексею, что, отобрав у России в начале XVII столетия выход к Балтике, шведы
"не только ограбили толь нужными отеческими пристаньми, но и разумным очам
к нашему нелюбозрению добрый задернули занавес и со всем светом коммуникацию
пресекли"4.
В официальную экономико-просветительную "программу" града Петрова в
1710-е гг. были внесены существенные изменения. Перенесение в 1712 г. столицы на
берега Невы (именно с этого года по всей стране в богослужениях город стал
именоваться "царствующим градом") совпало с формированием в официальных кру¬
гах идеи устройства на Неве "регулярного города" по западному образцу. К середине
1710-х гг. эта идея трансформировалась в "великое намерение" русского монарха
создать на Неве самый прекрасный город в мире5. Осуществление замысла имело
и исключительное политическое значение: новый проевропейский Петербург должен
был сломать укоренившиеся на Западе представления о русском варварстве и при¬
нести России славу просвещенной страны. Отсюда - и жесткие требования царя
к зодчеству столицы, и появление новых тем в панегирической литературе. Так,
в октябре 1717 г. в приветствии возвратившемуся из-за границы царю более широкое,
чем прежде, понимание назначения Петербурга предложил обер-иеромонах Балтий¬
ского флота Гавриил Бужинский. Он отметил "прекрасное расположение града",
поставленного на "честном, красном, веселом и выгодном месте": "честном", так как
много веков назад здесь одержал победу над шведами св. Александр Невский;
"красном", красивом - "ибо сама природа изрядно украсила его"; "выгодном", так как
город стоял у моря. Затем Бужинский привлек внимание слушателей к описаниям
"красоты града", и в результате, тема архитектурного облика Петербурга оказалась
доминирующей и связанной с темой его "славы", известности в мире. Словно предвос¬
хищая планы царя, Бужинский говорил, что город сей, "предивно украшенный",
"в высоту славы, и чести возлетел" и "превеликую помощь, пользу и славу Россий¬
скому соделывает государству"6.
Во второй половине 1710-х гг. в разработке официальной концепции новой столи¬
цы принял участие знаменитый петровский идеолог Феофан Прокопович. Он поме¬
стил в "Историю императора Петра Великого" описание "основания царствующего
града" с характеристикой природы края (Невы и поросших густыми лесами островов,
между которыми были "мокрота и грязь") и с рассказами о выборе места для кре¬
пости, военном совете, решившем строить ее на "островку", о начале строительных
работ и заселении города. Описание не содержит дат и весьма приблизительно, так
как создавалось, по-видимому, по воспоминаниям очевидцев и каким-либо письмен¬
4
ным источникам, ибо автор впервые приехал в город только в 1716 г. Тем не менее
вряд ли случайными были неточности, допущенные в изложении ранней истории
города. Так, Прокопович сообщал, что имя городу было дано на военном совете,
решавшем вопрос о месте строительства, а не полтора месяца спустя в день свв. апо¬
столов Петра и Павла, что царь присутствовал при закладке крепости, хотя, согласно
царскому дневнику-"журналу", тот был в отъезде в Лодейном Поле. Эти ошибочные
утверждения имели особый смысл. Подправляя действительность, они создавали для
общества "правильную" легенду основания города, соименного самому монарху.
Идеальной "модели" соответствовал и рассказ Прокоповича о современном состоя¬
нии столицы. Петербург, в основном еще деревянный и мазанковый, отстроенный
по-древнерусски слободами с кривыми улицами и гнездовой планировкой, виделся
иерарху прежде всего городом каменных строений и регулярной архитектуры7.
Позднее, в середине 1720-х гг., совершенно новые сведения по истории "парадиза"
и оригинальную интерпретацию его будущего предложил неизвестный автор руко¬
писного сочинения "О зачатии и здании... царствующего града Санктпетербурга"8.
Основание и "судьба" нового прозападного Петербурга осмысливаются автором-
публицистом с помощью образов, почерпнутых в древнерусской христианской
литературе. Так, в рассказе о закладке крепости и города через символы проводится
параллель с легендарным основанием Константинополя, петербургскую трактовку
получает история апостольской проповеди на Руси - география пребывания апостола
Андрея в славянских землях распространяется до берегов Невы. Сочинение содержит
и ряд неверных фактов. Например, в надписи на ковчеге, зарытом при церемонии
основания города в 1703 г., Петербург уже именуется "царствующим градом", т.е.
столицей, каковой он в тот момент не являлся. Вымысел неизвестного автора
сочинения о начале Петербурга, как и "ошибки" Прокоповича, имел свою логику,
свою правду, которая представлялась более существенной, чем правда реальности.
Важнейшей чертой этого произведения является то, что судьба города вписывается
в общий ход русской и мировой истории. С одной стороны, через обращение к средне¬
вековым легендам и подробное описание традиционного чина освящения при закладке
крепости град Петров связывается с древностью. С другой - его предназначение
осмысливается в контексте выдвинутой в 1714 г. кн. Д.К. Кантемиром теории
Четвертой Северной монархии9. В соответствии с ней город видится автору в будущем
одним из центров мировой истории, столицей России, ставшей в ходе петровских
реформ преемницей европейской цивилизации, т.е. преемницей Запада, Третьей
монархии Западной, принявшей в свое время эстафету древних Южной и Восточной
монархий. Отправной точкой бытия России в ее новом качестве - Северной монар¬
хии - становится поднесение Петру I в 1721 г. титула императора.
Существенным дополнением проповедей и официальных сочинений о Петербурге
служили гравюры начала XVIII в. Первый офорт с видом города П. Пикарта и его же
"Кроншлот" относятся к 1704 г.10 С начала 1710-х гг. художники-офортисты работали
в мастерской при Санкт-Петербургской типографии. В эти годы виньетку с видом го¬
рода "Санкт-Питер-Бурха" и "Перспективный план Александро-Невской лавры"
создает П. Пикарт, "Гангутский триумф" гравирует Г. Девит, вид фейерверка 1 января
1712 г., изображения Гангутского и Гренгамского триумфов, Гренгамской пирамиды
и др. - А.Ф. Зубов, виды и декоративные щиты петербургских фейерверков -
А.И. Ростовцев11.
Призванные прославить новый город, прекрасно информировавшие зрителей
о самых последних достижениях в застройке города и происходивших в нем событиях,
гравюры с видами Петербурга сами являлись частью общественной жизни столицы
и страны. В этом отношении показательна история наиболее известной из петер¬
бургских гравюр - "Панорамы Петербурга" с сюитой из 11 малых видов А.Ф. Зубова
и А.И. Ростовцева12. Этот офорт преподносился царем как официальный подарок за
границей (туда было отправлено 9 оттисков) и в самом Петербурге. Однако, оставаясь
и по сей день блестящим художественным произведением, эта парадная, во многом
5
предвосхищавшая будущий облик столицы гравюра быстро стала прошлым для
современников реформ. Уже через 2-3 года она "устарела", перестав соответство¬
вать изменившимся градостроительным планам и политическим реалиям эпохи,
о чем справедливо писала исследовательница гравюры Г.Н. Комелова13. Созданная в
1716-1717 гг. "Панорама" отражала застройку 1712-1715 гг. Литейной части и Пет¬
ровской набережной, к которым в 1718-1720 гг. интерес градостроителей уже был
утерян, ибо все внимание приковал к себе новый "регулярный" центр на Васильев¬
ском острове. Не во всем оправдало себя и изображение недостроенных зданий по
чертежам и моделям. Так, на гравюре была представлена еще незаконченная коло¬
кольня Петропавловского собора, недостроенный дом М.П. Гагарина на Петровской
набережной (был завершен по другому проекту), проект Александро-Невского
монастыря Д. Трезини 1716-1717 гг. (был отклонен и переработан несколько лет
спустя). Изображенный на офорте царский Зимний дворец вскоре был заменен дру¬
гим Зимним домом. В политическом отношении "Панорама" также перестала удо¬
влетворять царя и его окружение. На первом плане слева зрителю пока¬
зывались дворец княгини А.П. Голицыной, замешанной в деле царевича Алексея
и в 1718 г. битой кнутом, дома умерших царских родственников - царевны
Натальи Алексеевны, царицы Марфы Матвеевны, дворец принцессы Шарлотты-
Софии и опального царевича Алексея. Таким образом, "Панорама Петербурга" (как,
впрочем, и другие архитектурные виды петровской эпохи) претерпела стремитель¬
ную метаморфозу: утратив актуальность для современников, она стала значимым
историческим документом, зафиксировавшим один из этапов в застройке невского
"чуда света".
Панегирический стиль официальных сочинений о Петербурге, отразивший мнения
Петра I и некоторых его сторонников, резко контрастировал с подлинным отноше¬
нием к Петербургу большинства современников царя-преобразователя - и "простых",
и высокопоставленных. Как с удивлением писал в своем сочинении о России пере¬
водчик прусского посольства в Петербурге И.Г. Фоккеродт, "похвалы в обществен¬
ных беседах" преобразованиям Петра I сменяются у русских при близком знакомстве с
ними "другой песней", "все его (Петра I. - О.А.) новые распоряжения и учреждения
они умеют превосходно обращать в смешную сторону, кроме того Петербург и флот в
их глазах мерзость, и уже тут не бывает у них недостатка в доказательствах для
подтверждения этого положения". Отношение к новой столице царя и "нежно любя¬
щего Москву" петербургского общества дипломат определил следующим образом:
"Петербург обязан теперешним цветущим положением своей торговли одному только
пристрастию Петра I и его горячему желанию сделать этот город великим и цве¬
тущим... ненависть же к нему русских так велика, что они никогда не завели бы там
значительной торговли... а навсегда бы оставили главную торговлю в Архан¬
гельске"14.
Впрочем, негативные оценки Петербурга отличались крайней степенью субъек¬
тивизма: у значительной части петербуржцев (по крайней мере, у бывших дворян-
москвичей) отношение к городу вырабатывалось на основе сравнения с древней
столицей. Естественно, что московские нормы при этом выполняли роль скрытых,
часто неосознанных оценочных стереотипов. Особенно контрастно, по сравнению
с Москвой, Петербург воспринимался в контексте обыденной жизни: в основном
принудительный, производившийся по разверстке переезд в Петербург наносил силь¬
нейший удар по благосостоянию людей. Отсутствие освоенной сельскохозяйственной
округи вело к резкому удорожанию товаров. Так, почти все иностранные мемуа¬
ристы, посетившие новую столицу в начале XVIII в., - швейцарец Хр. Гассман, неиз¬
вестный автор, побывавший в Петербурге в 1710-1711 гг., англичанин Дж. Перри,
ганноверский резидент Х.Ф. Вебер, участник польского посольства 1720 г. и др. -
отмечали, что "окрестности города очень неплодородны", что стоимость продуктов
в Петербурге в 3-4 раза превышала московскую, а фураж для лошадей - в 6-8 раз,
что все дорого "из-за скверного сообщения" и т.д. Как писал Хр. Гассман, "Петербург
6
подходит по вкусу только немногим, жизнь очень дорога и жить там очень неудобно".
Швед Л.Ю. Эренмальм отметил, что "царь использует также Петербург в качестве
исправительного дома для большей части русского дворянства" и стремится "обес¬
силить" его, довести до разорения дороговизной. Мало пригодна петербургская земля
была и для строительства. Оценивая план регулярной застройки Васильевского
острова, И.Г. Фоккеродт отмечал, что "местность выбрана самая дурная". Негативно
оценивалось им и нахождение столицы "на конце государства"15.
Отрицательное отношение к жизни в Петербурге часто прорывалось в челобитных
властям, в которых горожане жаловались, что, "оставя в Москве изрядной свой дом",
в Петербурге покупали двор "ис последняго иждивения или занимая" (подьячий
Елизар Петров), что терпели ущерб от наводнений - их "деревянное строение
понимает вода, когда бывает с моря великая погода, и затем в тех хоромах жить не
мочно" (подьячий Иван Яковлев), что в Санкт-Петербурге "всякие потребности
домовые против московского в цене высокой" и необходимо "жалованье против
прежнего окладу вдвое" (часовой мастер голландец Евдоким Горнов) и т.д.16
Своеобразным, специфически петербургским внешним выражением настроений
жителей было распространение в городе слухов и появление образных мифов-оценок
Петербурга. Устойчивым стереотипом являлось утверждение о том, что земля в его
окрестностях неплодородна, непригодна для жизни. Однако в этой оценке присутство¬
вала не только объективная, но и субъективная сторона. Ведь уже много столетий
берега Невы были обжиты людьми. Несколько веков здесь жило и русское население,
построившее города Копорье, Ям, Орешек, Иван-город. Исследователи истории
города насчитали на его территории на 1700 г. 46 селений и мыз17. Их обитатели жили
хотя и небогато, но все же за счет местных природных ресурсов. Если же говорить об
объективных показателях плодородия почвы, то новгородские Вотская и Шелонская
пятины (Ижорская земля) имели показатели урожайности ржи ниже, чем в централь¬
ных регионах России, - от сам-1,7 до сам-2,3 против московских сам-2 - сам-2,5, были
ниже средних показателей по Новгородской земле (сам-2,4 - сам-5,3), приблизительно
равнялись показателям урожайности в Ярославской или Костромской землях (соот¬
ветственно сам-1,0 - сам-2,2 и сам-1 - сам-2,5)18. Разумеется, вопрос непригодности для
жизни Ярославской или Костромской земли в связи с их "неплодородием" не стоял.
Таким образом, представление о непригодности земли Петербурга для жизни происте¬
кало из сравнения ее с землей Московской, а также было следствием быстрых темпов
строительства города. Как отмечал иностранный мемуарист, прежде на землях по
течению Невы продукты (мясные, домашний скот) "можно было покупать за
безделицу, все изменилось, когда при большом стечении народа в С. Петербург
потребление чрезвычайно увеличилось"19.
Другой устойчивый стереотип - "Петербург - город, построенный на костях его
первых строителей", - также сложился в петровское время. Об этом свидетельствуют
сочинения иностранцев, содержащие конкретные показатели смертности. Так, в запи¬
сках датчанина Ю. Юля, находившегося в Петербурге в 1709-1711 гг., отмечена гибель
при сооружении крепости 60 тыс. человек, в "Описании Санкт-Петербурга
и Кроншлота в 1710 и 1711 гг." говорится о гибели в 1703 г. при строительстве пер¬
вой деревянной Петропавловской крепости уже 100 тыс., это же число - 100 тыс. -
в 1714 г. заносит в свои "Записки" ганноверский посланник Х.Ф. Вебер. К 1720-м гг.
численность умерших увеличивается в 2 раза: И.Г. Фоккеродт, живший в Петербурге
в конце правления Петра I, сообщает о 200 тыс. погибших, ссылаясь при этом на
"собственные показания русских"20. Все приведенные данные огромны и невероят¬
ны, учитывая общую численность строителей-сезонщиков и населения Петербурга
(в 1720-е гг. последнее составляло около 40 тыс.). В их правильности еще в конце XIX
столетия усомнился исследователь истории города П.Н. Петров, сделавший на основе
списков Канцелярии городовых дел вывод, что одни и те же лица работали в
Петербурге из года в год, а после отмены трудовой повинности строили город уже как
рабочие по найму21. Сомнению данные иностранцев подверг и Н.И. Павленко.
7
Он отметил, что "мрачная репутация Петербурга как кладбища людей исключила бы
всякую возможность перевода работ в городе на наемный существенно труд"22.
Реальную численность умерших на петербургских работах позволяет представить
"Ведомость о прешпективной дороге" (Московском тракте) 1717 г.23 В ней, помимо
прочего, содержатся данные за 1716 г. об определенных к строительству работных
людях с указанием численности умерших во время работ. Из ведомости следует, что
число умерших (27 человек) за год на строительстве дороги от Санкт-Петербурга к
Москве от числа присланных на работу (3632) составило 0,74%. Эти данные, представ¬
ляется, не могли существенно отличаться от общих петербургских показателей, так
как трудились люди из одних и тех же городов и уездов посменно, с зимы до глубокой
осени, на одних и тех же ингерманландских болотах, при одном и том же снабжении,
в одних и тех же климатических условиях (исключена была только возможность
наводнений).
За 1703-1715 гг. на работах в "парадизе" побывало около 260 тыс. человек24. Если
допустить, что обычный процент умерших на петербургском строительстве состав¬
лял, как и на строительстве перспективной дороги, 0,74%, то всего в 1703-1715 гг.
могло умереть на петербургских постройках около 2 тыс. человек, ежегодная же
смертность составляла около 150 человек. Даже если учесть, что на порядок ббльшая
смертность была в самом начале строительства в 1703 г., а также в отдельные годы
и позже (например, смерть от болезней 1000 человек при строительстве Петергофа
и Стрельны летом 1716 г.)25, ясно, что все равно это не могло дать тех десятков
и сотен тысяч умерших, о которых слышали в самом Петербурге Ю. Юль, Х.Ф. Вебер
и др. Ведь тогда из 260 тыс. строителей и 40 тыс. жителей города должны были бы
умереть треть или две трети людей.
Субъективность петербуржцев проявилась и при оценке невских наводнений.
В годы правления Петра I Петербург пережил ужас от нашествия "воды" в августе
1703 г., декабре 1707 и 1710 гг., в осенние месяцы 1705, 1706, 1715, 1716, 1721, 1723
и 1724 гг.26 В целом для России наводнения (например, сильные весенние паводки)
были обычны. Знала их и петровская Москва. Так, в 1709 г., судя по дневнику
И.А. Желябужского, "великая вода" на Москве "под каменный мост, под окошки
подходила, а с берегов дворы сносила и с хоромами, и с людьми, и многих людей
потопила". Однако народное сознание не сохранило память об этом московском
"потопе", петербургские же наводнения оказались прочно связанными с образом
города и породили мнение о его близкой гибели от воды. Как писал Хр. Гассман,
Петербург "весьма подвержен опасности от огня и воды, и многие думают, что он
скоро погибнет от этой последней"27.
Страх перед наводнениями подчас порождал массовое смятение. Об этом, в част¬
ности, свидетельствует история, рассказанная в сочинении "О зачатии и здании...
Санктпетербурга". Когда в 1720 г. (на самом деле, вероятно, в 1721 г.) "вода... все
места жила Санктпитербурха глубиною около аршина покрыла" (более 71 см) и в
народе распространился слух ("чухна разглашали"), что вода может быть высотой и в
2 саж. (более 4 м 26 см), т.е. доходить до зарубки на сосне, росшей на Петербургском
острове около Казанской церкви, начавшееся было "великое сомнение народа"
быстро пресек своими действиями сам царь - в его присутствии дерево срубили
солдаты-преображенцы, а вскоре были разысканы и "авторы" зарубок - "чухна",
которые еще в 1701 г. рубили на этой сосне сук и оставили зарубки28.
Став благодатным материалом для сочинения пророчеств о гибельной судьбе
города, наводнения ассоциировались в сознании недовольных петербуржцев с библей¬
ским потопом. Интересно, что первое упоминание о подобной ассоциации зафиксиро¬
вано в переписке самого основателя "парадиза" (письмо от 11 сентября 1706 г.),
отмечавшего, что вода "у меня в хоромах была сверху полу на 21 дюйм, а... по улице
свободно ездили на лотках... И зело было утешно смотреть, что люди по кровлям и
по деревьям будто во время потопа (курсив мой. - О.А.) сидели.. ,"29 Впрочем, подход
к,ассоциации "наводнение - потоп" у Петра I и в народе был различным. Царь воспри¬
8
нимал наводнения, как и другие явления природы, как человек Нового времени,
"разумно" и стремился предотвратить их суеверные толкования. В народе же навод¬
нения порождали тревожные слухи-предсказания.
Все рассмотренные петербургские мифы, с точки зрения современной социоловии,
появились не случайно и играли в жизни горожан совершенно определенную роль. Их
назначением было освоение и интерпретация людьми-переселенцами новых условий
жизни. Негативные оценки и ожидания (ожидания голода, разорения, смерти), пусть и
завышенные, искаженные, помогали психологически подготовиться к будущим дей¬
ствиям в возможной экстремальной ситуации, снижали эффект неожиданности и вол¬
нение людей через предсказание ситуации. Очевидно, что основой, порождавшей эти
мифы, являлись напряженность, состояние тревоги в обществе, вынужденном жить
в Петербурге в худших, чем в других русских городах, условиях.
Сказанное касается восприятия Петербурга, выраженного в словесной форме и в
художественных образах. Однако не менее ярко петербуржцы проявляли отношение
к городу и в своем поведении. Обращение к делопроизводственным и законодатель¬
ным источникам показывает, что устойчивой реакцией горожан на многочисленные
указы сверху по заселению и застройке "парадиза" был молчаливый бойкот. Особую
сложность, на мой взгляд, составляло переселение представителей привилегиро¬
ванного слоя общества - дворян. Из работ по истории Петербурга известны первые
указы -1712 и 1714 гг. - о переводе на жительство дворян, купцов и ремесленников
(соответственно по 1000 и 300 человек с семьями)30. В действительности к началу
1720-х гг. численность переведенцев-дворян (с учетом имущественного ценза -
владение более 100 крестьянскими дворами) составила около 700 человек31. При этом
если взять тех дворян, которые не служили и должны были переехать в Петербург, то
бойкотировавших царский указ о переселении окажется почти 44%.
Нежелание жить в Петербурге обнаруживало и дворянство, уже обустроившееся
в новой столице. Так, после разрешения в 1719 г. уезжать из города на
5 месяцев в свои имения выехала почти треть - 55 из 188 неслужащих шляхтичей-
петербуржцев. Возвращать покинувших Петербург пришлось специальным указом от
2 декабря 1720 г.32 Принудительно водворяли "шляхетство" в "парадиз" и после
поездок петербургского "света" в Москву. Так, задержавшихся в первопрестольной
после празднования Ништадтского мира зимой 1721/22 гг. дворян (а точнее - избран¬
ных из их числа 50 человек) в 1723 г. возвращали в Петербург в течение 8 месяцев
указом царя и Сената от 16 марта. При этом для 40% дворян-"невозвращенцев"
потребовались специальные полицейские меры вплоть до освидетельствований
врачами и отписания имений в казну (И.И. Стрешнев, А.В. Воейков и др.)33. В 1724 г.
после коронации в Москве Екатерины I дворян-петербуржцев также высылали
"домой" с конца мая (указ от 24 мая) и до декабря с составлением в полиции реестров
на 197 шляхетских фамилий34.
Не менее показательно поведение горожан различных социальных категорий при
строительстве города. Создание по-европейски прекрасной, "регулярной" столицы в
1710-х гг. сопровождалось указами о перенесении и сломе домов, предписаниями
строить только по "правильным" планам-чертежам, по определенным нормам. Подне¬
вольные "строители"-дворовладельцы в ответ прежде всего сорвали установленные
царем сроки. По указам 1719 г. окончить возведение домов на Васильевском острове,
где с 1715-1716 гг. создавался новый центр, следовало к 1721 г. Однако указы не вы¬
полнялись, поэтому в последующие годы выходили повторные распоряжения (от 8
марта, 30 августа и 14 ноября 1720 г., от 29 марта 1721 г., 5 января и 20 мая 1724 г.35).
В двух последних актах строго приказывалось начать работы не позднее июля 1724 г.,
"дабы дом (только первые дома по берегам рек и каналов. - О.А.) пришел
в отделку под кровлю в предбудущем 1726 г." При этом в указах прямо говорилось,
что "для требования мест являются немногие, а ежели и мест взяли малое число,
а за тем в строении домов... чинится медление". О том, сколь распространено было
"медление", позволяет судить составленная в начале 1721 г. "Ведомость" архитектора
9
Д. Трезини о застройке Васильевского острова. Согласно ей, из предполагаемых
более чем 700 переселенцев-дворян с 1716 по начало 1721 г. участки под строитель¬
ство взял всего 151 человек; из них только 87 построили дома или начали их строи¬
тельство (54 каменных и 33 деревянных)36.
Так же, без всякого энтузиазма встречали петербуржцы введение европейских
стандартов благоустройства - мощение камнем мостовых, заведение ночного освеще¬
ния и пр. При этом царские указы бойкотировались представителями всех слоев
населения. Так, например, в 1717 г. указ царя о мощении на Петербургском острове
улиц перед домами к концу лета не выполнили 396 дворовладельцев, а еще 187 мне до¬
мостили" улицы или замостили "негладко". По социальному составу это были, с одной
стороны, представители "низов" - посадские (53 человека), каменщики (2), крестья¬
не (4) и др., с другой стороны, - "верхи" общества: "царедворцы" (85), сенаторы (1), ге¬
нералы и генерал-майоры (7), старшие офицеры (57), дьяки (25), подьячие (96) и др.37
С точки зрения настроений петербуржцев, находившихся на вершине власти, любо¬
пытно голосование в Сенате 24 марта 1721 г., которое по сути решало судьбу регу¬
лярного Петербурга. В этот день положительное решение, подтверждавшее мартов¬
ский указ 1719 г. о застройке Васильевского острова (т.е. поддерживавшее планы
царя), было принято с перевесом только в 1 голос. В заседании участвовало 7 сена¬
торов- А.Д. Меншиков, Г.И. Головкин, Д.К. Кантемир, Д.М. Голицын, А.А. Матвеев,
П.П. Шафиров и Ф.М. Апраксин. Четверо из них высказались "за", трое - "против"38.
Приведенные факты, безусловно, свидетельствуют о широком распространении
в обществе негативного отношения к Петербургу. Однако внимание лишь к отрица¬
тельным настроениям было бы ошибкой. Уже в начале XVIII в. набирала силу
нашедшая отражение в поведении людей тенденция его положительного восприятия.
Многочисленные меры по улучшению условий жизни, предоставление льгот пересе¬
ленцам, спрос на рабочую силу постепенно делали жизнь в новом городе привлека¬
тельной. Так, в 1718-1721 гг. по инициативе Канцелярии городовых дел был осущест¬
влен переход от строительных работ по разверстке к работам по найму. Одной из
причин этой меры стало появление в Петербурге рынка рабочей силы - людей,
добровольно явившихся в город на заработки39. По собственному желанию начали
обосновываться в новой столице ремесленники и купцы. Так, в 500 избах, построен¬
ных на Охте для переведенцев-ремесленников, пятую часть заняли плотники
(200 семей), записавшиеся на жительство самостоятельно40. Показателен и факт
застройки Васильевского острова. В ведомости Полицмейстерской канцелярии 1721 г.
о строившихся на острове рядом с графой, показывавшей строившихся принудительно
("с препорции дворов"), с 1719 г. появилась графа, показывавшая строившихся
"по желанию своему". Таких за 1719-1721 гг. оказалось 127 человек, в то время как по
указу в эти же годы строились 174 человека41.
Однозначно отрицательную оценку нельзя дать и отношению к Петербургу дворян
в связи с их уклонением от жизни в "парадизе". Ведь большинство из них подчинялось
указам царя о переселении и возвращении в город, а следовательно, принимало
распоряжения как должное, быть может, как часть дворянской службы.
Таким образом, можно констатировать, что при самом широком распространении
отрицательного отношения к городу в начале XVIII столетия в сознании петербурж¬
цев постепенно, по мере обустройства города, развивалась и тенденция к положитель¬
ному восприятию жизни в новой столице Российского государства.
Примечания
1 См.: Павленко Н.И. Петр Первый. М., 1994. С. 169; Письма и бумаги императора Петра
Великого (далее: П. и Б.). Т. 9. Вып. 2. М.; Л., 1952. С. 1356; Сб. РИО. Т. 15. СПб., 1875. С. 365.
2 Ведомости времени Петра Великого. Вып. 1. М., 1903. С. 73-74. Шлотбург - переименованный
Ниеншанц.
3 Стефан (Я ворский), митр. Неизданные проповеди // Христианское чтение. 1867. Июль.
С. 100-101, 103-104.
4 Цит. по: У с т р я л о в Н.Г. История царствования Петра Великого. Т. 6. СПб., 1859. С. 46.
10
5 РГАДА, ф. 198, д. 696, л. 66.
6Г авриил (Бужинский), иеромонах. Полное собрание поучительных слов, сказыванных
Г. Бужинским. М., 1784. С. 8, 13-14, 16-17,27, 30.
7Феофан (Прокопович), еп. История императора Петра Великого // Петербург Петра I
в иностранных описаниях /Сост. Ю.Н. Беспятых. Л., 1991. С. 255-257.
к О зачатии и здании царствующего града Санктпетербурга // Петербург Петра I. С. 258-262.
9 Кантемир Д.К. Монархий физическое рассуждение. Рук. // Библиотека РАН. ОР, П. I. Б., 1.5.78.
10 М а к а р о в В.К. Из истории петровской гравюры (Походная гравировальная мастерская 1703—
1704 гг.) // Книга: Исследования и материалы. Сб. 4; М., 1961; его же. Русская светская гравюра первой
четверти XVIII в.: Аннот. сводный каталог. Л., 1973. П. Пикарт. № 1. С. 116. № 7. С. 121. № 8. С. 123;
А. Шхонебек. № 50. С. 254.
11 Е г о же. Русская светская гравюра... П. Пикарт. № 98. С. 169. № 77. С. 162; Г. Девит. № 1. С. 32;
А.Ф. Зубов. № 10. С. 41-43; № 13. С. 44; №29. С. 54; №28. С. 53; А.И. Ростовцев. № 21,23-28. С. 200-204.
12 Там же. А.Ф. Зубов. № 16. С. 46; № 17-29. С. 48-49; А.И. Ростовцев. № 3-9. С. 194-196.
13Комелова Г.Н. "Панорама Петербурга" - гравюра работы А.Ф. Зубова // Культура и искусство
Петровского времени. Л., 1977. С. 137.
14Фоккеродт И.Г. Россия при Петре Великом. М., 1874. С. 18-19,71, 105-109.
15 Г ассман Хр. Странствования Христиана Гассмана. Париж, 1971. С. 86, 87; Описание Санкт-
Петербурга и Кроншлота в 1710 и 1711 годах. СПб., 1860. С. 20; Перри Дж. Состояние России при
нынешнем царе // ЧОИДР. 1871. Кн. 1-2. С. 27, 168; Вебер Х.Ф. Записки Вебера о Петре Великом и его
преобразованиях // Русский архив. 1872. № 7. Стб. 1384-1385; Краткое описание города Петербурга
и пребывания в нем польского посольства в 1720 г. // Петербург Петра I. С. 140; Эренмальм Л.Ю.
Описание города Петербурга вкупе с несколькими замечаниями // Там же. С. 95; Ф о к к е р о д т И.Г.
Указ. соч. С. 95, 98.
16 РГАДА, ф. 198, д. 45, л. 1,3; Доклады и приговоры, состоявшиеся в правительствующем Сенате
в царствование Петра Великого. Т. 6. Ч. 1. СПб., 1901. № 449. С. 388.
17 П е т р о в П.Н. История Санкт-Петербурга с основания города до введения в действие выборного
городского управления по учреждениям о губерниях, 1703-1782. СПб., 1885. С. 53-55; Б ожеря -
нов И.Н., Эрастов Г.П. С.-Петербург в Петрово время. СПб., 1903. Вып. 1-3; С. 55-56; Боже-
рянов И., Никольский В. Петербургская старина: Очерки и рассказы. СПб., 1903. С. 85-86.
18 К о ч и н Г.Е. Сельское хозяйство на Руси в период образования Русского централизованного
государства конца XIII - начала XVI в. М.; Л., 1965. С. 185; М и л о в Л.В. Природно-климатический фактор
и особенности русского исторического процесса // Вопросы истории. 1992. № 4-5. С. 38.
19 Описание Санкт-Петербурга и Кроншлота... С. 20.
20 Ю л ь Ю. Записки Юста Юля, датского посланника при Петре Великом, 1709-1711. М., 1900. С. 178;
Описание Санкт-Петербурга и Кроншлота... С. 5; Из книги Х.Ф. Вебера "Преображенная Россия" // Петер¬
бург Петра I. С. 104;Фоккеродт И.Г. Указ. соч. С. 86.
21 П е т р о в П.Н. Указ. соч. С. 5-6.
22 Павленко Н.И. Петр Первый. С. 522-523.
23 РГАДА, ф. 198, д. 642, л. 91-98.
24Л у п пов С.П. История строительства Петербурга в первой четверти XVIII в. М.; Л., 1957.
С. 78-83.
25 См.: Павленко Н.И. Птенцы гнезда Петрова. М., 1988. С. 269.
26 К а р а т ы г и н П.П. Летопись петербургских наводнений 1703-1879 гг. СПб., 1889. С. 3, 5-11.
27 Желябужский И.А. Дневные записки И.А. Желябужского // Россия при царевне Софье
и Петре I: Записки русских людей. М., 1990. С. 324; Г ассман Хр. Указ. соч. С. 86.
28 О зачатии и здании... Санктпетербурга. С. 261.
29 П. и Б. Т. 4. СПб., 1900. № 1349. С. 369.
30 ПСЗ-1. Т. 4. № 2467; Доклады и приговоры... Т. 2. Кн. 2. № 658; там же. Т. 4. Кн. 1. № 540.
31 РГАДА, ф. 248, оп. 4, д. 197, л. 1-49, 55-75 об.
32 Там же, л. 1-49,51.
33 Там же, ф. 248, оп. 10, д. 552, л. 1-103.
34 Там же, ф. 248, оп. 18, д. 1206, л. 492; ф. 9, отд. 2, кн. 66, л. 756-780.
33 ПСЗ-1. Т. 6. № 3538, 3634, 3673, 3766; Т. 7. № 4405,4439, 4505.
36 РГАДА, ф. 248, оп. 4, д. 197, л. 77-82 об.
37 Там же, ф. 198, д. 642, л. 111-113. Данные ведомости из-за небольшого дефекта неполные.
38 Там же, ф. 248, д. 1206, л. 102-105.
39 ПСЗ-1. Т. 5. № 3124. С. 523.
40 Л у п п о в С.П. Указ. соч. С. 87-88.
41 РГАДА, ф. 248, д. 197, л. 185-187 об.
11
© 2001 г. И.В. К У Р У К И Н
"ВРЕМЯ, ЧТОБ САМОДЕРЖАВИЮ НЕ БЫТЬ"?
(Генералитет, дворянство и гвардия в 1730 году)*
Способны ли были лидеры и рядовые участники "конституционного" движе¬
ния преодолеть рамки петровской системы? Реальный, а не вымышленный план
кн. Д.М. Голицына "со товарищи" скорее свидетельствует об обратном - "проект
формы правления" предлагал именно петровскую монархию без самого Петра, но
со столь же самодержавным Верховным тайным советом, с минимумом "шляхет¬
ских вольностей" и с неопределенными обещаниями "облехчения" всем остальным.
Известная фраза из этого документа о том, что "не персоны управляют законом,
но закон управляет персонами", повисала в воздухе, поскольку сколько-нибудь систе¬
матизированный свод основных законов отсутствовал и задача его составления
не ставилась.
В этом смысле не стоит переоценивать и роль кн. Дмитрия Михайловича Голицына
как "отца русской демократии". Один из лидеров ВТС, безусловно, был фигурой
незаурядной - и вместе с тем типичной для Петровской эпохи. Как и многие его
сверстники, он прошел гвардейскую школу, а затем проявил себя способным и
усердным администратором. В качестве киевского губернатора Голицын стремился
урезать гетманскую власть; в качестве члена Верховного суда - подписал приговор
царевичу Алексею, показавшему на следствии, что Голицын говорил ему: "Я тебе
всегда верной слуга".
В 1727 г. Голицын по приказу А.Д. Меншикова вел следствие по делу А. Девиера
и П.А. Толстого. А ранее - в 1723 г. - по делу вице-канцлера П.П. Шафирова сам был
лишен чинов и в числе других вельмож прибегал к заступничеству Екатерины, бив
перед ней по старому обычаю "челом" в пол. Сам писал доносы на гетмана, но, в свою
очередь, испытал неприятные минуты, когда в мае 1722 г. обиженный дворецкий его
брата-фельдмаршала заявил "слово и дело" по поводу якобы имевшихся у князя
"тайных царственных писем"46. И хорошо еще, что донос проигравшегося в карты
холопа был признан необоснованным - иначе карьера министра могла закончиться
задолго до 1730 г. По-петровски (т.е. в процессе службы) широко образованный
человек и владелец знаменитой библиотеки, Д.М. Голицын открывал галерею
типичных для XVIII столетия вельмож, у которых тяга к просвещению естественно
сочеталась с обладанием 10 000 крестьянских дворов.
Скептически оценивавший российские порядки английский консул К. Рондо вполне
уважительно отозвался о князе в том же феврале 1730 г.: "Это человек духа
деятельного, глубоко предусмотрительный, проницательный, разума основательного,
превосходящий всех знанием русских законов и мужественным красноречием. Он
обладает характером живым, предприимчивым; исполнен честолюбия и хитрости,
замечательно умерен в привычках, но высокомерен, жесток и неумолим". Такое
примечательное сочетание делало князя способным начать большое дело и взять на
себя ответственность. Но оно же явно мешало ему стать настоящим лидером, умев¬
шим увлечь за собой других, в особенности стоявших ниже на социальном и интеллек¬
туальном уровне. Вельможное высокомерие, помноженное на сознание своего
культурного превосходства и высокий (опять-таки в петровской системе) чиновный
статус придавали облику Голицына отталкивающие черты. С грустью отзывался
о своем опыте делового знакомства с князем Иван Посошков: "На что добрее
* Окончание. Начало см.: Отечественная история. 2001. № 4.
12
и разумнее господина князь Дмитрея Михайловича Голицына, а в прошлом 719 году
подал я ему челобитную, чтоб мне завод построить винокурной и вотки взять на под¬
ряд, и, неведомо чево ради, велел меня за караул посадить. И я сидел целую неделю
и стало мне скушно быть, что сижу долго и за что сижу не знаю... велел я уряднику
доложить о себе, и он, князь Дмитрей Михайлович, сказал: "Давно ль де он под
караулом сидит?" И урядник ему сказал: "Уж де он целую неделю сидит". И тотчас
велел меня выпустить. И я, кажетца, и не последней человек, и он, князь Дмитрей
Михайлович, меня знает, а просидел целую неделю ни за что..."47 Похоже, что не
столько аристократические традиции, сколько рожденный петровскими реформами
стиль внедрения полезных новшеств с отправкой всех несогласных "под караул"
исключал для князя возможность компромисса и лавирования - как в политической
теории, так и на практике.
Но и для других участников событий психологическая трудность (или невозмож¬
ность) восприятия иной, по сравнению с петровской, политической системы была не
меньшей. Датский посланник Вестфален в донесении от 12 февраля отметил, что имя
Петра I стало важным аргументом в дворянских спорах, и из рядов оппозиционной
ВТС "партии" "расходятся громогласные обвинения, словесные и письменные, против
Голицыных и Долгоруких за непримиримую их ненависть к памяти Петра Великого и
к его несчастному потомству"48.
Из этого следует, во-первых, что оппозиция организовала настоящую агитацион¬
ную кампанию с рукописными "листовками"; ВТС же, как мы знаем, так и не решился
обнародовать свои планы. Во-вторых, в 1730 г. реформаторским поползновениям
были противопоставлены величие и заслуги Петра, а это было трудное противо¬
стояние. Конечно, люди уровня кн. Д.М. Голицына и Генриха Фика нашли бы нужные
слова. Но что было делать тем, кто не привык к ученым спорам? Ведь многих из
представителей дворянства именно петровские реформы "вывели в люди", дали
возможность получать чины, ордена, крепостные дворы и души.
Даже такой идейный "прожектер", как В.Н. Татищев, в своей "Истории Россий¬
ской" характеризовал петровскую эпоху через свое мироощущение "состоявшегося"
человека: "Все что имею - чины, честь, имение и, главное над всем, разум - един¬
ственно все по милости его величества имею, ибо если бы он меня в чужие края не
посылал, к делам знатным не употреблял и милостию не ободрял, то бы я не мог
ничего того получить". Оценивая реформы Петра в других своих сочинениях, Тати¬
щев безоговорочно одобрял и петровскую внешнюю политику, и государственный
контроль над экономикой, и подчинение церкви и ее доходов государственным
интересам. Как недостаток отмечались им только излишний "демократизм" "Табели
о рангах" и чрезмерная власть над дворянством местных властей49. Негативное
отношение к чинам было свойственно и самим "верховникам", а требование выбор¬
ности губернаторов отразилось в дворянских проектах 1730 г. По всей вероятности,
Татищев в самом появлении ВТС видел уклонение от петровских реформ. Позднее,
в своем "Лексиконе Российском" он резко отрицательно отозвался об этом органе,
который возник "по замыслу неких властолюбивых вельмож по смерти Петра
Великого" и "многие неполезные государству учреждения и предприятия учинил"50.
С учетом этих реалий трудно обвинять дворянские проекты в непродуманности,
как делал это в 1730 г. умудренный опытом английской "формы правления" консул
К. Рондо, а через 200 лет - Г.В. Плеханов, осуждавший русских дворян за "неспособ¬
ность к европейскому образу мышления" и упущенную возможность осуществления
конституции51. Эти документы уже являлись важным шагом вперед, по сравнению
с "бедностью и бессилием мысли" прожектеров Петровской эпохи с их наивной верой
во всемогущество царской воли (даже в сфере установления валютного курса), требо¬
ванием соблюдения "древних" указов и "приневольного" внедрения образования52.
Но как же, должно быть, было сложно найти общий язык собравшимся в столице
знатным и незнатным дворянам! Амбициозные правители, интересующиеся загранич¬
ными "формами правления" чиновники, смелые "прожектеры", недовольные конкрет¬
13
ным выбором "благодетельницы" вельможи; полковники и капитаны, сравнивавшие
личные достоинства "кандидатов" в императоры; наконец, просто захваченные вол¬
ной политических споров провинциальные служивые - такой диапазон уровней поли¬
тического сознания исключал возможность объединения для тех, кого можно было
бы назвать "конституционалистами". Сюда можно добавить давление "фамильных",
корпоративных и карьерных интересов, открывшуюся возможность смелой интригой
обеспечить себе счастливый "случай" или вынужденную оглядку на желание влия¬
тельного и чиновного родственника-"милостивца".
Представляется, что источники вполне подтверждают определение, данное В. Ки-
вельсон политической культуре дворянства образца 1730 г., как "композитной" -
и притом включавшей в себя не только элементы петровской и допетровской
традиций, но и пестрый сплав представлений и настроений, и разницу в самом уровне
осмысления проблемы. Так, даже "конституционалисты" по-разному оценивали "фор¬
мы правления": кто-то рассуждал о заграничном устройстве, а кто-то подсчитывал
количество выпитого императрицей Екатериной вина и водки.
В столь сложных условиях и под огнем нараставшей критики ВТС должен был
действовать так же сплоченно и энергично, как и в первые дни междуцарствия, чтобы
привлечь одних, развеять опасения других и нейтрализовать выпады третьих. Внешне
так оно и было. 2 февраля "кондиции" были оглашены. Затем в течение нескольких
дней (по журналу заседаний - с 5 до 8 февраля) генералитет и дворянство ставили свои
подписи под полученным из Митавы "всемилостивейшим писанием" о согласии на
"кондиции". Этот документ подписали 506 человек, среди которых были не только
генералы и бригадиры, но и люди совсем нечиновные - сенатские секретари, армей¬
ские и гвардейские офицеры. Эта цифра, на мой взгляд, позволяет более точно
оценить количество "действовавших лиц" при составлении и обсуждении проектов,
чем представлено в расчетах Д.А. Корсакова. Но вместе с тем уже с начала февраля
ВТС стал постепенно терять инициативу. Уже 4-го (согласно тому же журналу) он
принял решение о сохранении прежнего императорского титула. 7 и 8-го Совет обсу¬
ждал и большинством голосов решил не публиковать манифест с изложением
"кондиций" - вопреки предложению фельдмаршала В.В. Долгорукова53.
Если принять точку зрения Г.А. Протасова, что "Способы" были составлены к
18 февраля, то дальнейшее развитие событий становится загадочным. Сам Г.А. Про¬
тасов полагал, что ВТС "не догадывался о надвигавшейся катастрофе. Он был убеж¬
ден, что контролирует положение, и не очень торопился с завершением реформы".
Может быть и так. Но иностранные дипломаты уже с первой недели февраля
сообщали об отсутствии единодушия среди членов Совета. Все они прежде всего
отметили "болезнь" А.И. Остермана и его демонстративное уклонение от участия
в работе ВТС. Прусский посланник Г. Мардефельд в депеше от 5 февраля указал на
разногласия между фельдмаршалами В.В. Долгоруковым и М.М. Голицыным; затем
12 февраля он же передал в Берлин, что канцлер Г.И. Головкин последовал примеру
Остермана и "устранился добровольно" от дел. 19 февраля И. Лефорт отметил отъезд
в деревню А.Г. Долгорукова, на который "смотрят как на приличное изгнание"; он же
в донесении от 23 февраля сообщил, что законодатели между собой "не согласны".
В тот же день французский поверенный в делах Ж. Маньян писал о "затруднениях,
встречающихся по поводу составления новой формы правления".
Документальным свидетельством разногласий в рядах ВТС осталась записка
В.Л. Долгорукова - последний по времени из дошедших до нас планов "верховников".
Главная ее цель - как можно скорее "убегнуть разногласия" и "удовольствовать
народ", а основное средство для этого - немедленно пополнить ВТС новыми членами,
т.е. принять главное требование оппозиции. По мнению автора записки, это можно
было бы сделать путем немедленных выборов с участием Сената и "несколько
генералов и из штатцких, которые в тех рангах", или условиться с Сенатом о числе
новых кандидатов. Третий вариант действий допускал сначала избрание предложен¬
ных "Способами" 20-30-ти депутатов с тем, чтобы "прежде выбору те, кому выбирать,
14
знали, х каким делам те выборные 30 особ потребны, и потому б выбирали. Тако ж,
чтоб по тому народ узнал, что к ползе народной дело начинать хотят"54.
Никаких следов дальнейшей работы Совета над этим или каким-либо другим
документом нет. Вместе с тем в последние дни "конституционного движения" - 21, 23,
24 и 25 февраля - "верховники" съезжались и работали постоянно, о чем свидетель¬
ствуют записи в неопубликованном черновом журнале заседаний и изданные
протоколы. Эти документы производят странное впечатление. С одной стороны,
в Совете кипела работа и решалась масса текущих дел55. С другой - "верховники" так
и не нашли времени для завершения своего главного дела - обнародования новой
"формы правления" или хотя бы составления порядка выборов в проектируемое
"учредительное собрание".
Кажется, что в последнюю неделю своего "самодержавия" ВТС уже не был
способен на такие усилия. Давление оппозиции и внутренние разногласия привели к
тому, что в эти дни Совет уже просто плыл по течению и был на пороге капитуля¬
ции - или уже перешагнул этот порог. Во всяком случае, именно так можно расценить
информацию Лефорта (в донесении от 2 марта 1730 г.): за день до "революции",
24 февраля, правители после безуспешных попыток пригласить императрицу для
утверждения "составленного образа правления" решились "объявить ее величество
самодержицей, что и исполнили все члены собрания вместе. Она ответила им, что для
нее недостаточно быть объявленной самодержицей только восемью лицами"56. Так
это было или нет, в любом случае несомненна пассивность "верховников" в последние
дни на фоне усилий крепнувшей "партии" сторонников самодержавия и организо¬
ванного ими заговора.
Главные фигуры этого движения хорошо известны по тем же донесениям дипло¬
матов (Вестфалена, Лефорта, Маньяна, Рондо) и указаниям наиболее осведомленных
мемуаристов (Манштейна). Это родственники Анны, Салтыковы (и прежде всего
майор Преображенского полка С.А. Салтыков), затем - третий фельдмаршал
кн. И.Ю. Трубецкой и фигуры сугубо придворные, вроде камергера Р. Левенвольде
(гонец которого первым привез в Курляндию известие о планах ВТС). Другую группу
принципиальных противников планов ВТС представляли фигуры, целиком обязанные
своим положением петровским реформам: вице-канцлер Остерман и архиепископ
Феофан. Все они, кроме Остермана, были решительно отодвинуты "верховниками" от
власти и мириться с подобной ситуацией не собирались.
Главной же ударной силой переворота стала гвардия. Первым свидетельством о
настроениях гвардии в эти дни стало сообщение испанского посла де Лириа от
2 февраля: он передал, что гвардейские офицеры открыто говорят о том, что
предпочитают быть "рабами одного монарха", а не служить "тирании" знатных
фамилий. Можно предположить, что какая-то информация о гвардейском недо¬
вольстве дошла до правителей: из приказов по Семеновскому полку за 1730 г. следует,
что в тот же день - 2 февраля - всем командирам рот было повелено поручить унтер-
офицерам "осматривать салдат, чтоб все начевали при квартерах; ежели в ротах
явятца в каких словах, оных присылать немедленно под караул на полковой двор"57.
Следующие известия о делах и мыслях гвардейцев относятся ко времени,
последовавшему за прибытием императрицы под Москву в село Всехсвятское
(10 февраля). Джеймс Кейт отметил первое появление на политической сцене
Остермана: "...Будучи больным со дня смерти императора, нашел в себе достаточно
сил посетить ее там, и два дня спустя императрица объявила себя капитаном
кавалергардов и полковником первого полка пешей гвардии"58. Наблюдательный
генерал намеренно подчеркнул связь событий, в ходе которых Анна впервые
рискнула нарушить принятые ею "кондиции". Эта акция произошла вечером 11 или
утром 12 февраля, когда императрице представлялись прибывшие для ее охраны
батальон Преображенского полка и кавалергарды. Гвардейцы во главе с майором
В. Нейбушем "с криками радости" бросились в ноги своей "полковнице", а более
высокие по чину и положению кавалергарды удостоились приема в "покоях" и полу¬
15
чили из рук Анны по стакану вина. Такая "агитация" была явно более доходчивой,
чем какие-то плохо понятные политические проекты... Ответным ходом правителей
был их торжественный визит к Анне в субботу 14-го, во время которого кн. Д.М. Го¬
лицын в приветственной речи напомнил Анне о взятых ею обязательствах.
Но то были лишь слова. А полковые документы показывают, что на фоне
разногласий и бездействия Совета императрица уверенно набирала очки в глазах
реальной политической силы - гвардии. 12 февраля она своим "именным повелением"
произвела Преображенского сержанта Григория Обухова в прапорщики и трех солдат
в капралы. На следующий день капитаны того же полка Александр Лукин и Дремонт
Голенищев-Кутузов стали майорами, т.е. вместе с третьим майором С. А. Салтыковым
фактическими командирами полка. 16 февраля императрица пожаловала полкового
адъютанта И. Чеботаева "через линею" (т.е. не по старшинству) сразу в капитан-
поручики, "дабы на то другие смотря, имели ревность к службе"59.
Не исключено, что эти и другие аналогичные указы утверждали обычный порядок
чинопроизводства; но здесь важен был эффект милостивых "повелений", воскрешав¬
ших образ великого дяди-основателя и любимого полковника. Не случайно именно
16 февраля Маньян зафиксировал в своем донесении вдруг появившееся "весьма высо¬
кое мнение о личных достоинствах этой государыни, высказывая не раз сожаление,
что она не может изменить своего пола, чтобы иметь возможность применить
великие таланты, признававшиеся за ней Петром". Вот так, буквально на глазах
творилось в те дни "общественное мнение". Недалекая и в общем-то несчастная Анна,
заброшенная по воле Петра в курляндскую глушь ради собственных его политических
планов (ни о каком признании им ее "великих талантов" и речи быть не могло),
внезапно представала истинной преемницей великого императора.
15 февраля императрица торжественно вступила в Москву. Как сообщал газетный
"репортаж" тех дней, Анна "изволила пред полуднем зело преславно, при великих
радостных восклицаниях народа в здешней город свой публичный въезд иметь". Она
поклонилась праху предков в Архангельском соборе и проследовала под пушечную
и ружейную пальбу выстроенных в шеренги полков в свои новые "покои" в Крем¬
левском дворце. По случаю торжества в тот же день все гвардейские солдаты
получили от Анны по рублю; на следующий день началась раздача вина по ротам,
а 19 февраля полки получили жалованье60. Все эти меры могли только подогреть
верноподданнические настроения. По мемуарам Манштейна, императрица в эти дни
не только щедро раздавала подарки караульным гвардейцам, но и стремилась "воз¬
будить несогласие между членами Верховного совета" - что ей, вероятно, вполне
удалось. Сейчас невозможно проверить, насколько верны свидетельства того же Ман¬
штейна или Вестфалена о переходе на сторону "партии" сторонников самодержавия
канцлера Г.И. Головкина и ходившие впоследствии слухи о том, что окружение Анны
сумело договориться с князьями Голицыными против Долгоруковского клана61. Но
бездействие и противоречия среди членов ВТС в эти решающие дни очевидны - на
фоне активных действий их противников.
21 февраля Анна подписала указ об очередной отставке из рядов гвардии
169 человек. 23-го она отстояла службу в Успенском соборе и наградила свою сестру,
Екатерину Мекленбургскую, орденом Екатерины. После этого "публично кушала"
во дворце, причем, как отметили "Ведомости", "дамские особы в преизрядном убран-
ствии, а кавалеры в трауре явились". В эти дни упомянутые "дамские особы" зани¬
мались не только "убранствиями". Дипломаты и мемуаристы дружно свидетель¬
ствуют, что придворные дамы и жены известных деятелей той поры стали но¬
вым фактором политических интриг в России и приняли самое активное участие
в действиях "партии" сторонников самодержавия. Урожденные сестры Трубецкие -
П.Ю. Салтыкова (жена будущего фельдмаршала П.С. Салтыкова) и М.Ю. Черкасская
(жена А.М. Черкасского), А.И. Чернышева (жена генерала Г.П. Чернышева),
Е.И. Головкина (двоюродная сестра Анны и жена сына канцлера - М.Г. Головкина),
А.Г. Ягужинская (дочь канцлера) стали связующим звеном между вождями "партии"
16
самодержавия и императрицей, находившейся постоянно под присмотром В.Л. Долго¬
рукова62. Дамская "эмансипация" и приобщение к "политике" - тоже один из резуль¬
татов петровских реформ, сказавшихся в это бурное время.
Последним действием "конституционалистов" стало составление по инициативе
В.Н. Татищева так называемой первой челобитной, предлагавшей императрице
"соизволить собраться всему генералитету, офицерам и шляхетству по одному или по
два от фамилий, рассмотреть и все обстоятельства исследовать, согласно мнениям по
большим голосам форму правления государственного сочинить". Интересно в данном
случае не столько содержание этого прошения - оно повторяло то, что уже было
высказано в проектах, - сколько подписи под ним. Из 87 подписей меньшинство (28)
принадлежит группе генералов и чиновников того же ранга, участвовавших ранее
в "проекте 361". Но остальные 59 человек (или почти 70%) - это "новички", не при¬
нимавшие прежде участия в составлении каких-либо документов и не подписывавшие
их. Большинство их - гвардейские офицеры и кавалергарды. Это согласуется со
свидетельством того же В.Н. Татищева о сборе подписей в полках. Проблема в том,
почему гвардейцы и кавалергарды подписали текст, призывавший не к восстановле¬
нию самодержавия, а к учреждению особого "конституционного собрания". Была ли
виной тому ночная спешка или убежденность в том, что эта бумага направлена против
ненавистных "верховников", а там будет видно? Если так, то В.Н. Татищев вольно или
невольно повторил ошибку своих оппонентов из ВТС: он и его единомышленники
высказались от имени тех, кто не знал или не разбирался в их замыслах, и убедили их
(напором или генеральским авторитетом) "подмахнуть" требования, которые могли
вовсе не разделяться подписавшими их.
25 февраля 1730 г. наступила развязка. Анна подписала поданное ей прошение. Но
гвардейцы и кавалергарды потребовали возвращения императрице законных прав и
бросились к ее ногам с криками: "Государыня; мы верные рабы вашего величества,
верно служили вашим предшественникам и готовы пожертвовать жизнью на службе
вашему величеству, но мы не потерпим ваших злодеев! Повелите, и мы сложим
к вашим ногам их головы!"63 Не все офицеры шумели в зале. Другие, как капитан
Альбрехт, действовали "за сценой", обеспечивая надежность караулов и изоля¬
цию "верховников" и их единомышленников. "Бунт" группы гвардейских офицеров
(37 человек, включая майоров) и кавалергардов (36 человек) стал решающим момен¬
том новой "революции". Завершила ее подача в тот же день дворянством второй
челобитной с просьбой "всемилостивейше принять самодержавство таково, каково
ваши славные и достохвальные предки имели".
С момента подачи второго прошения (после 15 часов, согласно журналу ВТС)
начался процесс "передачи власти". Были доставлены для публичного "изодрания"
подписанные "кондиции" и кабинетская печать. На другой день вчерашние правители
по приказу сочинили то, что по собственной инициативе так и не решились сделать -
новый текст присяги. В последний день заседаний ВТС, 28 февраля 1730 г., "верхов-
ники" поставили точку и дали оценку своему правлению - сами подготовили манифест
о "принятии самодержавства" и лично отнесли его на подпись к императрице64.
В этой истории больше всего удивляют, пожалуй, не гвардейцы, а остальные
участники собрания 25 февраля, решившие судьбу "кондиций" и прочих преобразо¬
вательных планов. Подсчеты показывают, что из 166 подписавшихся под второй
челобитной о принятии "самодержавства" 62 человека вообще не подписывали
до того никаких документов (и первого прошения в их числе). А вместе с 19-ю офи¬
церами и чиновниками, подписавшими только первое прошение (но ни одного из пре¬
дыдущих проектов), эту группу составили 81 человек. Таким образом, почти половина
присутствовавших во дворце 25 февраля не имела отношения к предшествовавшим
спорам и проектам.
Среди них оказались армейские офицеры (неграмотный майор П. Коркачев,
капитаны П. Васьков, Д. Сафонов, А. Брылкин, И. Анненков, поручик Я. Павлов),
симбирский воевода Б. Маевский, обер-аудитор Ф. Дурасов, камер-паж С. Бакланов-
17
ский, молодой И.И. Бецкой (незаконнорожденный сын И.Ю. Трубецкого) и прочие
лица, не сообщившие чина и звания и неизвестно как оказавшиеся в составе депу¬
тации. Можно только гадать, были ли они случайными людьми, примкнувшими
к недовольным, или намеренно подобранными статистами в руках организаторов
заговора. Но свою роль в давлении на генералитет они сыграли.
Сравнивая подписи под первым и вторым поданными в этот день прошениями
с полковыми списками, можно назвать главных героев переворота. В зале дворца
присутствовали во главе с майором С.А. Салтыковым капитаны Преображенского
полка С. Шемякин, А. Раевский, Ф. Шушерин, С. Епишков, Ф. Полонский, капитан-
поручики А. Замыцкой, П. Колокольцов, П. Черкасский, Ф. Матвеев, поручики
П. Салтыков, А. Лопухин, П. Ханыков, подпоручик Д. Золотилов. Все они подписали
прошение В.Н. Татищева, но, похоже, совсем не ожидали, что императрице опять
выдвинут какие-то условия. Во всяком случае, очевидец и участник этого события
бригадир И.М. Волынский искренне видел в этой наспех составленной челобитной
только просьбу, "чтобы быть в Верховном совете дватцати одной персоне и выбирать
их балтированием", о чем и написал своему родственнику, казанскому губернатору
A. П. Волынскому. Или их вожди, например, Семен Салтыков, как раз и рассчитывали
на такую реакцию и соответствующим образом настроили подчиненных? Ведь если
верить донесению И. Лефорта, императрица не в тот день, а уже накануне, вечером 24
февраля приказала своему родственнику, майору Преображенского полка С.А.
Салтыкову "принимать доклады" и командовать полком и караулами. Не случайно
выбрано и время подачи прошения: 25 февраля было последним днем дежурства
преображенцев, их сменяли на караулах семеновцы.
На помощь однополчанам пришли капитаны С. Пырский и П. Мельгунов, капитан-
поручик Я. Крамер, поручики И. Зиновьев, Ф. Мещерский, А. Микулин, Ф. Тюменев,
B. Салтыков, А. Татищев, С.Г. и Г.Г. Юсуповы, подпоручик В. Бестужев, полковые
адъютанты С. Ресин и И. Беклемишев, секретарь И. Булгаков и единственный
младший по чину - только что произведенный Анной в прапорщики Г. Обухов. Они
ни в какой "политике" замечены прежде не были и появились явно "с намерением",
как и в памятном многим из них январе 1725 г., когда гвардия потребовала вручить
корону жене Петра I Екатерине.
Но тогда гвардейцев привели их командиры. Теперь же гвардия - в первый
раз - выступила как самостоятельная политическая сила. Начальники полков - оба
фельдмаршала - заседали в Совете, а прочие высшие офицеры были причастны
к сочинению проектов и не сразу высказались в пользу Анны. Переворот "сделали"
прежде всего старшие по должности и стажу обер-офицеры - ротные командиры.
Именно они обеспечили порядок в своих частях, они возглавляли дворцовые караулы
и добились нужного им поворота событий, когда сочли предъявленные императрице
требования неприемлемыми. Вторая характерная черта гвардейского участия в "рево¬
люции" - это явное преобладание преображенцев; семеновцы были представлены
только полковым командиром майором С.А. Шепелевым, капитаном М.С. Хруще¬
вым, капитан-поручиком С.Ф. Апраксиным и поручиком Н.Ф. Соковниным. Первый
полк гвардии становился, таким образом, и первым в политической борьбе, и в даль¬
нейшем- в событиях 1740-1741 гг. - эта "традиция" будет закреплена.
Казарма преврацалась в хозяйку дворца - и власть это поняла. Начиная с 26 фев¬
раля окружение новой самодержицы предприняло грандиозную политическую акцию
по утверждению легитимности нового режима, на которую историки как-то не обра¬
щали должного внимания. Ведь получалось, что своей самодержавной властью
императрица была обязана 166-ти собравшимся во дворце дворянам, что немногим
отличалось от "выборов" ее членами ВТС. Поэтому в Столовой палате Кремлевского
дворца была положена копия второго прошения 25 февраля и началась процедура ее
подписания, к которой была привлечена "общественность".
Первыми этот документ подписали главные герои событий - Преображенские
майоры Нейбуш, Лукин, Голенищев-Кутузов и другие офицеры. С пятого листа
18
начинаются подписи архиереев во главе со "смиренным Феофаном". Затем впе¬
ремежку идут подписи гвардейцев, генералов, офицеров находившихся в Москве
полков, чиновников центральных учреждений и контор, придворных - от высших
чинов до стряпчих, подключников и "дозорщиков конюшенного ведомства". "Прило¬
жили руки" к прошению ученики "московской академии" и "математической школы",
представители "смоленской шляхты" и - на последних листах - московские купцы,
мещане городских слобод (Хамовной, Кадашевской, Конюшенной и проч.) и даже
случайные приезжие - например, серпуховской купец Иван Кожевников и "вологжа-
нин посадский человек Дмитрий Сукин". Основная масса подписей (1 182) была
получена в первый же день, а всего с 26 февраля по 7 марта 1730 г. к прошению
"приложили руки" 2 246 человек65.
Инициаторы этой пропагандистской акции умело использовали - в отличие от
своих противников - тактику "гласности" и старую традицию "земских" челобитных
XVII в. Сотни подписей разного чина подданных придавали должное оформление
совершенному гвардией государственному перевороту. Но вместе с тем они должны
были продемонстрировать всенародную поддержку самодержавной Анны, чтобы не
делать ее "восшествие" излишне зависимым от вельмож или гвардейских капитанов.
Но и бравых гвардейцев не забыли. Полковые бумаги говорят, что гвардия потре¬
бовала платы за лояльность, и все "лейб-гвардии офицеры просят о пожаловании им
за службы в награждение деревень". В отличие от прошлых "революций", импе¬
ратрица решила наградить за верность не отдельных лиц, а весь офицерский состав
гвардии - и кричавших в зале, и обеспечивавших за сценой охрану и давление на
несогласных. Власти затребовали сведения о службе и имущественном положении
гвардейцев, после чего и последовали милости, как только появился "премиальный
фонд" - конфискованные имения Долгоруковых.
Из заготовленных в Преображенском полку списков следует, что новоиспеченным
майорам полагалось от 50 (А. Лукин и В. Нейбуш) до 100 (Д. Голенищев-Кутузов)
душ, капитанам - по 40 душ, капитан-поручикам - по 30, поручикам - по 25, под¬
поручикам и прапорщикам - по 20 душ из "отписных" владений А.Г. и В.Л. Долго¬
руковых и А.Д. Меншикова. Награды семеновцам были несколько меньшими,
поскольку основную роль в недавних событиях сыграли преображенцы. Один майор
С.А. Шепелев был удостоен награды в 100 душ, а только что произведенные
соответственно в майоры и капитаны М.С. Хрущев и С.Ф. Апраксин - в 50. Осталь¬
ные капитаны и капитан-поручики получали по 30 душ, нижестоящие чины - еще
меньше. При раздаче, очевидно, учитывались конкретные заслуги каждого лица.
В списки вносились коррективы. Кому-то, как Преображенским капитанам А. Раев¬
скому, С. Кишкину и Н. Румянцеву, пожалования увеличили с 40 до 50 душ; другим,
как их сослуживцам капитанам С. Пырскому и Ф. Полонскому, уменьшили до 20
и 1566. Наградили и рядовых. 26 февраля Анна повелела выдать 141 руб. гвардейцам-
именинникам и 38 руб. - новорожденным солдатским детям. В марте 1730 г. дворяне-
рядовые получили возможность отправиться в долгосрочный отпуск до конца года,
и только в Преображенском полку этой милостью поспешили воспользоваться
400 человек67.
Некоторых особо отличившихся награждали в индивидуальном порядке. Выказав¬
ший личную преданность императрице в памятный день 25 февраля Преображенский
капитан И. Альбрехт отдельным указом получил 92 двора в Лифляндии, а капитан
И. Посников за не известные нам заслуги - 90 дворов. Больше всего, конечно,
получили главные участники событий: С.А. Салтыкову пожаловали 800 дворов,
а "переметчику" А.И. Ушакову - 50068. В среднем же восстановление самодержавия
"стоило" казне примерно 30 душ в расчете на каждого офицера. Это была не слишком
большая цена за ликвидацию российской "конституции". Но те же полковые доку¬
менты показывают, что для многих гвардейцев с 20-30-летним стажем и 30 душ
являлись совсем не малой наградой - не все за десятки лет службы выслужили
крепостных.
19
В Семеновском полку 27% дворян вообще не имели крепостных, а 50% владели не
более чем 1-5 дворами69. Многие могли подать то же прошение, что и майор Василий
Нейбуш: "Во время всех походов, акций, атак и приступов и в морских кампаниях был
при полку всегда безотлучно, а деревнь родовых и купленых не имею..." Другие
челобитные 1730 г. показывают, что их податели часто были неграмотными - за них
расписывались однополчане. Эти бумаги рассказывают о наиболее волновавших
гвардейцев "домашних обстоятельствах": у одних бежали крестьяне, у других объяви¬
лись в деревне "воровские люди", у третьих сосед сломал забор, угнал лошадей или
"сжал три десятины ржи, тако ж людей и крестьян моих побил".
Что же касается политических взглядов и духовных запросов гвардейцев, то такие
тонкие "материи" трудно уловить по служебным документам; но едва ли они возвы¬
шались над представлениями основной массы служилых людей той эпохи, чьими глав¬
ными "университетами" были походы и служебные командировки. Гвардейцы
бдительно следили за продвижением на "убылые места", напоминали о выплате задер¬
жанного жалованья, о повышении окладов, своевременной выдаче провианта - этот
круг интересов отражен в делах и приказах по полкам. Еще, пожалуй, стоит добавить
в этот перечень карты, вино и прочие казарменные развлечения, после которых
приходилось лечиться от "старой французской болезни", улаживать ссоры и выпла¬
чивать долги... Для многих служба в гвардии была единственной возможностью
выслужить штаб-офицерский чин и "деревнишку" (при Петре I жаловали с разбором и
скупо), а жалованье - основным источником существования.
Однако придворные перевороты и "падения" для самых удачливых открывали
возможности как быстрого обогащения, так и стремительного продвижения по
службе. Например, Преображенский капитан Ф. Шушерин в 1725-1727 гг. сделался
обладателем 305 душ, капитан Ф. Полонский получил за это же время 113 душ; майор
В. Нейбуш стал, наконец, помещиком, а безвестный выходец из Пруссии капитан
Альбрехт получил не только богатую "мызу" в Прибалтике, но и сделал блестящую
карьеру: в 1731 г. он стал генерал-майором русской службы и майором первого полка
гвардии. Других же фортуна обходила...
В 1730 г. гвардия еще сохранила сплоченность и приверженность своей законной
"полковнице". Символично, что среди "восстановителей" самодержавия оказался дед
первого дворянина-революционера кавалергардский капрал Афанасий Прокофьевич
Радищев (в поддержку императрицы, как и он, выступили многие кавалергарды
"солдатских чинов" - на самом деле это были офицеры не ниже капитанского ранга).
Среди присутствовавших и подписавших второе прошение о восстановлении самодер¬
жавия нет ни одного солдата или унтер-офицера - они пока еще находились вне
"политики" и исполняли приказы старших. Но дворцовые "революции" окажутся хо¬
рошей школой, и скоро былая корпоративность будет утрачена. Уже не только пору¬
чики, но и рядовые примут самое активное участие в "дворских бурях" 1740-1741 гг.,
не принимая во внимание начальство. Гвардия станет весьма опасной и непредска¬
зуемой силой - это будет "плата" за наступившую в 1730 г. стабильность.
Примечания
46 РГАДА, ф. 7, оп. 1, № 126, л. 14-15,58.
47 Сборник РИО. Т. 66. С. 158-159; Посошков И. Книга о скудости и богатстве и другие сочинения.
М., 1951. С. 58.
48 Корсаков Д.А. Дипломатические депеши... С. 284.
49 Ю х т А.И. В.Н. Татищев о реформах Петра I // Общество и государство феодальной России. М.,
1975. С. 211-21?.
50 Т а т и щ е в В.Н. Лексикон Российской исторической, географической, политической и граждан¬
ской. Ч. 1. СПб., 1793. С. 234-235.
51 Плеханов Г.В. Соч.: В 24 томах. Т. 21. М.; Л., 1925. С. 191.
52 См.: Павлов - Сильванский Н.П. Проекты реформ в записках современников Петра
Великого. СПб., 1897. С. 118.
20
53 РГАДА, ф. 3, оп. 1, № 5, л. 33,40-41.
54 Там же, № 4, л. 1-3; Протасов Г.А. Верховный тайный совет и его проекты 1730 года...
С. 99-101.
55 РГАДА, ф. 3, оп. 1, № 5, л. 59-64; Сборник РИО. Т. 101. С. 457-522.
56 Сборник РИО. Т. 5. С. 367.
57 РГВИА, ф. 2584, оп. 1,№81,л. 12.
58 Цит. по: О и к е я Р., М е е 11 а а I е г я В. Ор. ск. Р. 178.
59 РГВИА, ф. 2583, оп. 1,№ 154, л. 13, 14, 15-15 об.
60 Там же, ф. 2584, оп. 1, № 81, л. 22 об. - 23 об.
61 См.: Перевороты и войны / Христиан Манштейн. Бурхард Миних. Эрнст Миних. С. 29, 31;
Корсаков Д.А. Дипломатические депеши... № 2. С. 290; Гофмейстер ины, статс-дамы и фрейлины
русского двора XVIII и XIX вв. СПб., 1872. С. 2.
62 См.: Корсаков Д.А. Воцарение императрицы Анны Иоанновны. С. 265-266.
63 Письма о России в Испанию дука де Лирия // Семнадцатый век. Кн. 3. С. 53.
64 РГАДА, ф. 3, оп. 1, № 5, л. 65 об., 66, 68.
65 Там же, № 7, л. 1-76.
66 Там же, ф. 20, оп. 1,№61,л. 15-26,40-44, 119-120.
67 Там же, ф. 1239, оп. 3, ч. 90, № 45502, л. 6 об.; РГВИА, ф. 2583, оп. 1, № 154, л. 22; ф. 2584, оп. 1, № 82,
л. 11^00.
68 РГАДА, ф. 1239, оп. 3, ч. 65, № 30693, л. 98-100.
69 Смирнов Ю.Н. Особенности социального состава и комплектования русской гвардии в первой
половине XVIII в. // Классы и сословия России в период абсолютизма. Куйбышев, 1989. С. 89.
© 2001 г. Д. ДАЛЬМАНН*
ТОРГОВОЕ СУДОХОДСТВО ЗА ПОЛЯРНЫМ КРУГОМ
ВО ВТОРОЙ ПОЛОВИНЕ XIX ВЕКА
После того, как испанцы и португальцы в поисках морского пути, ведущего
в Китай и Индию, впервые проложили торговые и колонизаторские пути на юго-
восток вокруг Африки и на юго-запад, минуя Америку, английские и голландские
мореходы с начала XVI в. занялись активным поиском северного маршрута. В начале
XVI в. на карте неизвестного картографа впервые обозначено море на месте нынеш¬
него Берингова пролива. В 1562 г. на карте Джакомо Гастальди, крупного венециан¬
ского космографа, этот гипотетический пролив был назван Анианским путем в честь
Марко Поло, который дал название "Аниа" части Юго-Восточной Азии1.
В 1648 г., после окончательного подчинения Сибири Россией, на побережье Север¬
ного Ледовитого океана русскому казаку Семену Дежневу "со товарищи" удалось по
воде обогнуть Чукотский полуостров. Однако его сообщение оказалось предано
забвению, хотя в путевых заметках Избранта Идеса, Николаса Витсена и Филиппа
Иоганна Штраленберга оно упоминается в намеках2. Даниэль Готтлиб Мессершмидт,
совершавший в 1720-1727 Гг. по поручению Петра I исследовательскую поездку по
Сибири, тоже слышал неясные рассказы о путешествии Дежнева3. О нем, вероятно,
был осведомлен и Витус Беринг. Документальное подтверждение открытия Дежнева
удалось разыскать историку Герхарду Фридриху Миллеру во время Второй камчат¬
ской экспедиции. В период Первой камчатской экспедиции Беринг, не осознав своего
открытия, прошел проливом, разделяющим Азию и Америку4. Вторая экспедиция
подтвердила его гипотезу о том, что два континента разделены морским проливом,
названным позднее именем великого мореплавателя.
В ходе Второй камчатской экспедиции 1731-1742 гг. несколько поисковых групп
произвели картографическую съемку побережья Северного Ледовитого океана за
Дальманн (Dahlmann) Диттмар, профессор Боннского университета (ФРГ).
21
исключением Кольского и Чукотского полуостровов. Эти группы обследовали
районы от Архангельска до устья Оби, далее до Енисея и Лены, и, накоцец, один из
отрядов должен был исследовать возможности морского пути от устья Лены вдоль
азиатского побережья5. Многочисленные жертвы, понесенные этими экспедициями,
показали, что судоходство по северным морям сопряжено с массой сложностей и не
оправдывает издержек.
Последующие экспедиции XVIII - первой половины XIX в. занимались исследова¬
нием береговой линии и островов Ледовитого океана6. С 1820 по 1839 г. девять
российских исследовательских отрядов провели карто- и гидрографическую съемки
островов Новая Земля. После того как академик Карл Эрнст фон Бэр и лейтенант
(впоследствии адмирал) Федор Литке в рамках этих исследований в конце 1830-х гг.
провели естественнонаучное изучение ледяного покрова Карского моря и пришли к
выводу, что это море является "ледяным погребом", интерес ученых к этому региону
на некоторое время снизился7. В конце 1840 - начале 1850-х гг. российское прави¬
тельство было занято главным образом картографированием заполярных областей с
целью обеспечить правовой и политический контроль над этим регионом. При
помощи научных экспедиций проводилось изучение природных и экономических
ресурсов края. При этом правительство не строило планов организации устойчивого
судоходного сообщения сибирских областей с Европейской Россией или Западной
Европой8.
Если интерес ученых к этому краю временно ослаб, то в среде сибирских торговцев
и предпринимателей он существенно возрос. С 1840-х гг. тобольский купец и владелец
золотых приисков Н.В. Латкин не прекращал поисков возможного водного пути от
верховьев Оби к Печоре и даже до Северной Двины, откуда затем должна была
вестись торговля с Западной Европой. Маршрут через Карское море представлялся
Латкину и его компаньонам, основавшим Печоро-Обское общество, слишком опас¬
ным9. Проектом вывоза сибирских товаров Латкин стремился заинтересовать тогдаш¬
него министра финансов Ф.П. Вронченко, однако его усилия не увенчались успехом10.
Дальнейшие экспедиции были проведены вновь только в начале 1860-х гг., когда
лейтенант П.П. Крузенштерн дважды пытался проплыть от Печоры до устья Оби.
После возвращения из второго путешествия, в ходе которого его корабль был зажат
льдами в проливе Югорский Шар, он писал: "Путь через Карское море к устьям Оби и
Енисея никогда не будет проложен"11. Однако уже в 1860-е гг. норвежские китобои
начали осваивать этот маршрут. Не последнюю роль при этом сыграло снижение
добычи тюленей, моржей и китов в районе Шпицбергена с середины XIX в.12 С другой
стороны, изменилась общая ледовая обстановка в регионе, так что мореходство к
устью Оби с запада стало менее опасным13.
Еще до первой экспедиции Крузенштерна, состоявшейся в сентябре 1860 г., сибир¬
ский купец и золотопромышленник М.К. Сидоров (1823-1887), зять Латкина, в 1859 г.
направил енисейскому губернатору записку с характерным заглавием: "О возмож¬
ности морского пути из Европы в Восточную и Западную Сибирь к устьям рек Оби
и Енисея"14.
Почин Латкина и Сидорова, к которому вскоре присоединились и другие, прежде
всего А.М. Сибиряков, базировался на менявшихся экономических отношениях Сиби¬
ри и Европейской России после поражения в Крымской войне и последовавших за ним
социально-экономических и политических реформах, начавшихся с отмены крепост¬
ного права в 1861 г. За счет переселения значительной массы крестьян население
Западной Сибири с конца 1850-х гг. постоянно возрастало в областях, пригодных для
сельскохозяйственного использования. В результате увеличилось производство зерна,
не находившего сбыта на местном рынке. Однако высокие транспортные расходы
существенно удорожали цену сельскохозяйственной продукции, которая не могла
поэтому конкурировать с соответствующими товарами в Европейской России.
Одновременно в начале 1860-х гг. разразился кризис в золотопромышленности, по¬
скольку прежние прииски и золотые копи были окончательно истощены15. К тому же
22
резко сократилась добыча сибирской пушнины и число охотников, так что в регионе
сибирское зерно находило все меньше потребителей. Сбыт зерна в Восточную Сибирь
был также затруднен из-за транспортных проблем, кроме того, там росло местное
производство зерновых16. Возможным выходом из создавшегося положения мог стать
прямой судоходный путь от устьев великих сибирских рек в Европейскую Россию и
Западную Европу. К этому подталкивало и то обстоятельство, что множество
товаров из Европы и европейской части России, которые должны были доставляться
в Сибирь по суше, из-за удаленности и плохих путей сообщения оказывались слишком
дорогими для местного населения.
Тем не менее идею судоходного торгового пути за Полярным кругом пропаганди¬
ровали скорее не западносибирские производители зерна, а разбогатевшие на добыче
золота сибирские купцы, поскольку только они располагали необходимым капиталом
и связями, чтобы осуществить это рискованное предприятие. Сидоров стремился
реализовать свой план разными методами. Прежде всего он попытался заручиться
поддержкой правительства и императорской фамилии, затем в 1862 г. обратился
в Императорское Русское географическое общество, пообещав премию в размере
14 тыс. руб. тому, кто пройдет морским путем из Европейской России до устья Ени¬
сея17. Не получив одобрения в Русском Географическом обществе, он обратился за
помощью в Королевское географическое общество в Лондоне, а в начале 1870-х гг. -
к норвежским капитанам18.
Одновременно во второй половине XIX в. полярным исследованиям повсюду
в Европе стало придаваться важное значение. Одним из таких исследовательских
центров в Германии стал ганзейский город Бремен, где в сентябре 1870 г. возник
Немецкий союз полярных исследователей (Бременский полярный союз), на основе
которого в 1877 г. было создано Географическое общество19. В 1868 г. под руковод¬
ством капитана Карла Колдевея состоялось первое полярное плавание. В его подго¬
товке существенную роль сыграл географ Август Петерманн, который, впрочем, сам
никогда не участвовал в путешествиях и потому неверно оценивал полученные
данные20. Второе плавание, организованное Бременским полярным союзом, было
предпринято в 1869-1870 гг.21 Значительное содействие исследованиям оказали
торговцы, предприниматели и судовладельцы, поскольку экспедиция преследовала не
в последнюю очередь и коммерческие цели. Ведущую роль в качестве бухгалтера
сыграл Георг Альбрехт, совладелец и с 1886 г. председатель старинной фирмы "Вдова
Иоганна Ланге с сыновьями и К°", соучредитель и член наблюдательного совета
Дойче банка в Бремене, зять барона Людвига Кнопа22.
Людвиг Кноп принадлежит к числу известнейших предпринимателей XIX в.
В 1838 г. в возрасте 17 лет он покинул родной Бремен и работал в Манчестере
в фирме своего дяди, пока в 1840 г. не получил назначение в Москву23. Там он
приобрел огромное состояние, преимущественно проводя операции в текстильной
промышленности. С начала 1860-х гг. он проводил часть года в Бремене, где в 1868—
1871 гг. построил виллу Мюленталь на р. Лезум. Благодаря многолетней интенсивной
деятельности в России Кноп приобрел здесь блестящие связи и стал выдающимся
знатоком страны, что позволило ему принять живое участие в организации торгового
сообщения с Западной Сибирью. Фирма Кнопа имела конторы в Петербурге и Моск¬
ве, владела Кренгольмской мануфактурой близ г. Нарва в Эстляндии. Ее деловые
и торговые связи распространялись вплоть до США и Египта, где фирма закупала
хлопок для российских фабрик24.
В 1874 г., после создания Германской империи, планировалось осуществить новое
полярное плавание. Однако этому предприятию помешали, с одной стороны, недоста¬
ток средств, с другой - отсутствие политической поддержки. В новом уставе Поляр¬
ного союза на первом месте значилась цель - "содействие преимущественно геогра¬
фическому изучению". Одним из основных направлений деятельности союза в то же
время был декларирован "выбор тех местностей и краев, чьи изделия и природные
ресурсы при постоянном расширении путей сообщения рано или поздно смогут иметь
23
значение для немецкой торговли"25. Неудивительно поэтому, что членами Полярного
союза наряду с упоминавшимся Георгом Альбрехтом стали также основатель Северо¬
германского Ллойда X. Майер и другие ведущие предприниматели и судовладельцы
Бремена26.
Идею использования сибирских речных путей для развития торговли продолжали
интенсивно разрабатывать и русские предприниматели. Для этого не только следо¬
вало наладить или улучшить судоходство по великим сибирским рекам и их притокам,
но и доказать возможность продолжительного и безопасного сообщения между
устьями Оби и Енисея и европейскими портами. После долгих безуспешных усилий
заинтересовать своей идеей норвежских капитанов, участвовавших в поморской тор¬
говле, Сидоров в конце 1860-х гг. встретился в г. Тромсё со шведом Адольфом
Норденскёльдом (Норденшельдом), только что вернувшимся из экспедиции в Грен¬
ландию27. Но постоянного сообщения им все же не удалось наладить, поскольку
у Сидорова не было необходимого капитала для осуществления своего проекта.
Русскому коммерсанту в конце концов удалось увлечь своими планами основателя
норвежской китобойной отрасли Свена Фойна, а кроме того, получить от российского
правительства в 1869 г. монополию на торговлю в устье Оби и Енисея. Однако после
неудачного плавания на пароходе "Георгий" в конце 1860-х гг. Сидоров на время
потерял интерес к этому предприятию и в середине 1870-х гг. даже уступил свое
монопольное право.
Следующий шаг на пути открытия торгового судоходства в полярных областях
связан с расширением норвежцами добычи морского зверя. Норвежские фирмы,
обосновавшиеся в городах Вардё, Хаммерфесте и Тромсё, а также в самом Осло
(Христиании) и Тронхейме, манили богатые лежбища Новой Земли. До середины
1870-х гг. доминировали норвежские китобои: в 1870 г. здесь вели промысел от 80
до 90 норвежских судов, в то время как русских насчитывалось всего 8 и изредка
заходило 1 английское судно.
Норвежские капитаны начали также картографировать местность и вести систе¬
матические наблюдения за движением льдов, изменением направления ветра и погод¬
ными условиями. Норденскёльд установил контакт с капитаном Эдвардом Йоханс-
сеном, который в конце 1860-х гг. первым без зимовки обогнул острова Новой Земли.
Вскоре норвежские капитаны достигли устья Оби, продлив свой промысловый сезон
до 20 недель в году. Впрочем, с 1872 г. ледовые условия вновь ухудшились, и даже
опытные капитаны, сталкиваясь с возросшими трудностями плавания, теряли свои
корабли. Немецкий географ и полярный исследователь Август Петерманн, опираясь
на норвежские разыскания, считал, что проходимость Карского моря для судов
является доказанным фактом28.
Русские эти инициативы воспринимали со смешанным чувством. С одной стороны,
предприниматели и торговцы видели в них шанс установить прямые торговые связи
Сибири с Западной Европой. Правительство тоже высоко оценивало результаты про¬
веденных исследований. С другой стороны, в пустынном малообжитом регионе, гра¬
ницы которого не были четко определены, возникала серьезная экономическая кон¬
куренция. С немалыми затратами был связан и военный контроль над территорией,
подчиненной российской юрисдикции, поэтому вопрос о северном морском пути для
петербургского правительства не являлся делом первоочередной важности. По этой
причине проект не получил поддержки государства.
Приняв участие во всемирной выставке 1873 г. в Вене, Михаил Сидоров в середине
1870-х гг. вернулся к своему сибирскому проекту, в который включился и сибирский
предприниматель Александр Сибиряков, разбогатевший на добыче серебра в Нер¬
чинске. Оба они завязали отношения с английским торговым капитаном Джозефом
Уиггинсом (Виггинсом)29. Неясным остается, в том числе и для биографа Уиггинса
Генри Джонсона, по каким причинам у английского моряка зародился интерес к
проблемам северного морского судоходства30. В 1874-1876 гг. Уиггинс ежегодно
пускался в плавание по Карскому морю. В 1874 г. на пароходе "Диана" он дошел до
24
Обской губы ("Диана" стала первым пароходом в Карском море), а в 1876 г. достиг
Енисейского залива, перезимовав в устье р. Курейка31. В ходе этого плавания он
потерял свой корабль и обанкротился, поскольку Сибиряков участвовал в
организации последней навигации лишь в незначительном размере, обещанные же
Сидоровым средства так и не были выделены32.
Плавание Уиггинса открыло эпоху коммерческого судоходства в Заполярье, при
этом он поддерживал контакты с немецким географом и знатоком Заполярья А. Пе-
терманном. Уиггинс после первой неудачи и вплоть до своей смерти в 1905 г. не остав¬
лял надежды на возобновление навигации. Позднее он сблизился с русскими предпри¬
нимательскими кругами и заручился некоторой поддержкой со стороны российского
правительства, оставаясь неутомимым проповедником торгового судоходства между
западноевропейскими и сибирскими портами33.
Гораздо большее международное внимание привлекли плавания шведского иссле¬
дователя Адольфа Норденскёльда, которого в первую очередь интересовал принципи¬
альный вопрос о возможности прохода по всему северному морскому пути. В ходе
своего знаменитого плавания на пароходе "Вега" в 1879 г. он достиг мыса Дежнева и,
обогнув его, через Берингов пролив вышел в Тихий океан34. Ранее, летом 1875 г.,
мореплавателю на шхуне "Превен" удалось из Тромсё достичь Енисейского залива.
Эту экспедицию финансировал торговец из Гётеборга, уроженец Финляндии Оскар
Диксон, в честь которого был назван поселок, основанный Норденскёльдом в устье
Енисея35. Воодушевленный этими успехами, Сибиряков вновь был готов финанси¬
ровать предприятия такого рода. В следующем, 1876 г., при финансовой поддержке
Диксона и Сибирякова Норденскёльд возобновил навигацию из Тромсё до Енисея,
доставив первую символическую партию товаров36.
Эти плавания следует рассматривать в непосредственной связи с растущим эконо¬
мическим значением Сибири. Предприниматели Сидоров, Сибиряков и Кноп, а также
капитан Уиггинс и ученый Норденскёльд размышляли о возможности выгодного
прямого судоходства, с помощью которого можно было бы доставлять промышлен¬
ные и сельскохозяйственные товары непосредственно на европейский рынок. Нор¬
денскёльд, в частности, полагал, что "открыт новый торговый путь, о значении кото¬
рого можно составить наглядное представление, если выделить на карте цветом
бассейны Оби, Енисея и их важнейших притоков"37. Русские хозяйственные круги
приветствовали такую возможность, а Сидоров и Сибиряков не оставляли мысли
об установлении морского сообщения Сибири с европейским рынком.
Примерно в это же время секретарь Бременского полярного союза Мориц Линде-
манн, служивший также стенографом городского муниципалитета, в "Записке, касаю¬
щейся предстоящего в 1876 г. исследовательского плавания в Западную Сибирь",
указал на возможный "новый морской торговый путь"38. Плавание к берегам Запад¬
ной Сибири должны были предпринять бременские естествоиспытатели Отто Финш
и Альфред Брем, к которым присоединился за свой счет вюртембергский офицер
граф Карл фон Вальдбург-Цайль. Участие в расходах на экспедицию взял на себя
Сибиряков на весьма значительную сумму в 1 тыс. ф.ст.39 В то время как Георг
Альбрехт с помощью своего тестя завязывал контакты с русскими деловыми кругами,
граф фон Вальдбург-Цайль внес свою долю в организацию путешествия, заручившись
рекомендательными письмами королевы Вюртемберга Ольги Николаевны - сестры
российского императора Александра II40.
Одним из основных направлений деятельности экспедиции стало изучение возмож¬
ностей судоходства в нижнем течении Оби, в Подаратской, Карской и Байдарацкой
губах. Речь при этом шла в первую очередь о строительстве канала, который должен
был сократить навигацию от Карской губы до Тобольска. Как и экспедиции Мат¬
веева-Орлова, организованной петербургским Обществом содействия промышлен¬
ности и торговле, Финшу и его спутникам стало очевидно, что из-за геологических
условий местности этот проект неосуществим41. Участники обеих экспедиций
встретились уже в Петербурге и условились о совместных действиях в дальнейшем42.
25
Данное предприятие не принесло непосредственных результатов. Бременский по¬
лярный союз вскоре преобразовался в Географическое общество Бремена, для кото¬
рого первоочередной целью было открытие и исследование новых земель. Общество
выпускало "Немецкий географический листок" ("Deutsche Geographische Blätter"),
выходивший в свет до 1895 г.43 В составе членов общества значительных изменений
не произошло. Людвиг Кноп, как и Георг Альбрехт, остался членом нового обще¬
ства44, Альбрехт с 1881 г. являлся его председателем45.
С самого начала руководство общества выразило сожаление по поводу царящего
в ганзейском городе равнодушия к полярным исследованиям. В 1879 г. в обществе
числились 117 обычных членов, 9 членов-корреспондентов и столько же почетных
членов. Во втором ежегодном отчете общества от 15 февраля 1879 г. руководство
ассоциации отметило недостаточную поддержку со стороны бременского купечества,
подчеркнув его "слабый интерес" и "скудное участие" по сравнению с предпринима¬
телями Гамбурга и Ганновера46. Правление общества высказалось за то, чтобы "еще
раз в подходящей форме направить призыв к нашему купечеству вступать в ряды
общества"47. Вскоре развернулась активная кампания по вербовке в члены общества,
тогда как Полярный союз отличался закрытостью и корпоративностью48.
В дальнейшем инициатива по созданию долгосрочного торгового сообщения исхо¬
дила от почетного члена бременского Географического общества Александра Сиби-
рякова49. Он предоставил результаты экспедиций Уиггинса и Норденскёльда в распо¬
ряжение международной общественности, предложив Географическому обществу
послать в Сибирь "подходящую персону", которая могла бы на месте ознакомиться
с возможностью вести торговлю. Линдеманн отвечал ему уклончиво, полагая, что для
открытия устойчивого навигационного сообщения прежде всего нужны хорошие
карты50.
Наконец, летом 1877 г. Сибиряков обратился непосредственно к бременскому
капитану Эдуарду Далльманну (Dallmann), который имел опыт плавания в условиях
Арктики и Антарктики и уже участвовал в мероприятиях Немецкого общества
полярного судоходства51. При посредничестве Норденскёльда он арендовал в Сток¬
гольме пароход "Фразер", который затем был загружен в Бремене товарами фирмы
"Вдова Иоганна Ланге с сыновьями и К°" - табаком, сахаром и приборами. Пароход
должен был отправиться к устью Енисея и принять там на борт зерно52. Это плавание
бременского капитана протекало в целом успешно, так же как и проходившие в то же
время экспедиции Михаила Сидорова, москвича Трапезникова и графа Комаровского.
При этом одно из снаряженных Трапезниковым судов достигло даже Тобольска53.
За предприятием Далльманна стояло Петербургское общество судоходства, акционе¬
ром которого состоял Людвиг Кноп, но его прямое участие в данной экспедиции
по документам не прослеживается54.
С 1878 г. Кноп финансировал плавания Далльманна и его племянника и зятя Луи
Витинга. По опубликованным материалам не представлется возможным достоверно
установить, каким образом это происходило. Известно о контакте в сентябре 1877 г.
между Альбрехтом и Сибиряковым. В письме Альбрехт сообщал о послании Трапез¬
никова с известием о достижении одним из кораблей Тобольска, отметив, что от
Далльманна нет никаких известий со времени его отплытия из Хаммерфеста55.
Можно предположить, что с конца 1877 г. Далльманн состоял на службе у Кнопа56.
Ответственность за предприятие нес Альбрехт, так как у Кнопа не было в Бремене
собственной фирмы57.
Целью экспедиции являлось установление торговой связи Бремена с поселком
Караульное, расположенным в устье Енисея. Предполагалось основать там отделение
для налаживания перегрузки товаров из Западной Европы на речные суда, которыми
ранее должны были доставляться в отделение сибирские товары. Последние следо¬
вало отправлять прямым морским путем на западноевропейский рынок58. Однако
первый рейс на пароходе "Луиза" в сопровождении парохода "Москва" и трех грузо¬
вых судов протекал с множеством трудностей. "Луиза" села на мель у Бёрнозунда,
26
приобретенный запасной пароход "Царица" позднее налетел на подводные камни.
Тем не менее предпринимателям все же удалось выгрузить товары в Караульном59.
Далльманн по суше вернулся в Бремен и в следующем году возобновил рейсы на
"Луизе" и двух грузовых судах. Не без проблем, возникших вследствие подвижки
льдов, в сентябре 1879 г. ему удалось достичь поселка Караульное. По пути бремен¬
ский капитан встретил множество других судов, которые шли тем же маршрутом в
надежде достичь устья Оби и Енисея60. В 1875-1884 гг. в общей сложности 43 корабля
пытались пройти от европейских портов в устья Оби или Енисея, причем только 23-м
сопутствовала удача и они смогли до конца выполнить задание61.
К середине октября 1879 г. Далльманн возвратился в Хаммерфест, оказавшись
единственным капитаном, которому удалось это сделать за одну навигацию62. Под
руководством Луи Витинга возник торгово-погрузочный пункт Караульное на ниж¬
нем Енисее. Вверх по реке товары из Европы развозились на буксирных судах63. Для
ведения общих торговых операций в Сибири доверенным Альбрехта и Кнопа был
приглашен Роберт Крафт, с 1880 г. его сменил Генрих Крёгер. Он заведовал агентст¬
вом, организовывал сбыт импортных товаров и закупку экспортных, в числе которых
безусловное первенство принадлежало пшенице64. Витинг, ответственный за речное
судоходство, зимовал со своими людьми до 1884 г. в Караульном65.
Пароход "Москва" оказался слишком слаб для буксировки грузовых судов вверх по
Енисею, поэтому Кноп заказал на верфи в Штеттине (ныне Щецин в Польше) более
мощный колесный пароход, который был спущен на воду в июле 1880 г. Судну было
дано имя его капитана "Далльманн"66. Однако в навигацию этого года ни "Луизе", ни
"Далльманну" из-за сложной ледовой обстановки в Карском море не удалось достичь
устья Енисея67. Только в 1881 г. оба парохода добрались до пункта назначения.
Капитан Далльманн писал о своих плаваниях по северным морям: "В последующие
годы, включая 1882 г., с переменным успехом пытался я достичь устья Енисея по зада¬
нию господина барона Людвига Кнопа, но ледовая ситуация порою складывалась
столь неблагоприятно, что мы не могли пройти в Енисейскую губу и я едва избегал
ледяного плена. В этих поездках мне приходилось отправляться для продажи приве¬
зенных товаров вплоть до Иркутска и озера Байкал и затем возвращаться в Бремен на
санях через всю страну, минуя Томск, Омск, Казань, Нижний Новгород или Оренбург,
Москву и Петербург, чтобы на следующий год повторить тот же самый маршрут"68.
Для торговых экспедиций от Бремена до устья Енисея Кноп основал самостоятель¬
ную компанию, о которой, впрочем, почти ничего не известно69. "Луиза" была припи¬
сана к Петербургскому порту тамошним отделением фирмы Кнопа и впредь плавала
под русским флагом70. По пути в Сибирь суда загружались по большей части промыш¬
ленными товарами, прежде всего приборами, а также табаком и сахаром. Обратно
они доставляли сибирское зерно, которое с 1878 г. закупалось в районе Минусинска71.
В имеющейся литературе нет сведений как о прибылях и убытках экспедиций, так
и в целом о затратах на их проведение. Из одного из писем Далльманна можно
заключить, что предприятие оказалось достаточно выгодным. В 1881 г. хороший сбыт
в Сибири находило оливковое (прованское) масло. Впрочем, капитан отметил, что
зерно в Сибири оказалось дороже, чем в Германии, поскольку из-за сильных дождей
урожай собрали невысокий72. Превыше всего Далльманн ценил регулярность сообще¬
ния, иначе, писал он, "люди здесь потеряют доверие к нам"73.
Он остался верен своей позиции и в следующем году, отмечая, что дела принимают
сложный оборот. Прошлой зимой, сообщал он, совместно с поверенным Кнопа Ген¬
рихом Крюгером была проведена разведка возможности торговли в верховьях Ени¬
сея, на Ангаре, озере Байкал и городах на Оби. По речному и санному путям были
обследованы города Енисейск, Томск, Красноярск, Тюмень и Ирбит74. Местное зерно
нашли "слишком дорогим для экспорта". Здешние торговцы, подчеркивал Далльманн,
опасались конкуренции со стороны иностранцев. В случае прохода сюда речных
судов Кнопа импортные товары могли оказаться дешевле, чем привозимые русскими
по суше.
27
В торговых экспедициях, очевидно, не участвовали иные фирмы, кроме Кнопа и
торгового дома его зятя Георга Альбрехта. Пока невозможно установить, насколько
были задействованы здесь Сибиряков и другие русские предприниматели. На ос¬
нове одного из донесений Далльманна можно заключить, что Сибиряков работал по
большей части на свой страх и риск или с другими компаньонами. Нередко он сам
отправлялся в плавания на кораблях к неудовольствию тамошних капитанов. Так,
капитан Нильсон, командовавший одним из судов Сибирякова, писал своему
коллеге Далльманну о "безумствах Сибирякова, который желает сам всем распоря¬
жаться"75.
Текущие убытки, по-видимому, не слишком беспокоили Кнопа. Так, в декабре
1880 г. Далльманн писал: "Барон Кноп как будто не воспринимает всерьез все несча¬
стья этого года; он крепко высмеял меня и абсолютно ничего не желал знать о деле,
которое стоило стольких напрасно выброшенных на ветер денег. Единственное, что
вызывает его досаду, - то, что в Сибири в этом году выдался необычайно высокий
урожай, а меня с моими кораблями там сейчас нет"76. Во всяком случае, как следует из
письма, Кноп внимательно следил за ходом нового проекта. Еще один колесный
пароход он намеревался пустить по Оке, но из этой затеи ничего не вышло.
В 1882 г. у Кнопа и его зятя возникла идея обследовать устье Оби. Далльманн
сообщил капитану "Луизы" Бурмайстеру, что тот должен провести промер глубин в
Обской губе и "по возможности подыскать место, где в будущем могут быть разме¬
щены здания фактории"77. К этому времени стало окончательно ясно, что устье
Енисея не годится для установления прочного навигационного сообщения с Европой.
Поэтому Далльманн продолжал: "Мы должны обосноваться там, чтобы доставлять
грузы в Европу, а здесь, на Енисее, делать больше нечего"78.
В том же году плавание к Енисею удалось только пароходу "Далльманн". "Луизе"
пришлось с полдороги повернуть назад и возвратиться в Хаммерфест. Голландское
экспедиционное судно "Варна" тогда же оказалось зажато льдами и затонуло. На
основе проведенных обследований было установлено, что из-за длительного ледохода,
который нередко заканчивался лишь в августе, Обская губа также не годится в
качестве постоянного морского порта. После того, как в январе 1883 г. в зимнем
лагере в Сибири произошел пожар, в пламени которого погибла часть конструкций и
запасных частей парохода, Людвиг Кноп и Георг Альбрехт решили окончательно
отказаться от идеи торгового мореплавания в Заполярье.
По донесению Далльманна, Кноп хотел переправить пароход "Далльманн" на Бай¬
кал и оставить его там для навигации в течение шести лет под управлением капитана
Луи Витинга. Далльманн считал, что неудача полярных плаваний была связана не
столько с превратностями природной стихии, сколько с личными недостатками капи¬
тана Бурмайстера, который "не годился для этой навигации, поскольку совсем не был
в ней заинтересован"79. Далльманн не скрывал своего негативного отношения к Бур¬
майстеру, относя большинство промахов на счет его личной нераспорядитель¬
ности80.
Далльманн всячески стремился доказать, что под его командованием корабли
дошли бы до цели, настаивая перед Кнопом и Альбрехтом на отстранении Бурмай¬
стера от должности капитана81. Однако навигация 1883 г. принесла очередное разоча¬
рование. "Луиза" в сопровождении двух судов Сибирякова, "А.Е. Норденскёльда" и
"Оби" в конце августа в результате подвижки льдов в проливе Югорский Шар нале¬
тела на скалу, сломав ходовой винт. Судно было отбуксировано пароходом "Норден-
скёльд" в Хаммерфест, за что по решению местного морского суда следовало
уплатить 20 тыс. крон. Однако пароходная компания, владевшая "Луизой", при
посредничестве некоего лондонского агента была готова заплатить только 15 тыс.
крон82. В очередном письме руководству фирмы "Вдова Иоганна Ланге с сы¬
новьями и К°" Далльманн писал, что Сибиряков и Кноп лично договорились ула¬
дить дело, но норвежский капитан предъявил требование без согласования с судовла¬
дельцами83.
28
Далльманн подробно сообщал о перипетиях дела Альбрехту, описывал ход плава¬
ния, особо остановившись на крушении. Сначала он информировал фирму о проис¬
шедшем телеграммой, а затем отправил подробное письмо, которое сопроводил
сожалением о том, что ему пришлось вернуться из плавания с таким плачевным
результатом. Он полагал даже, что плавание может быть продолжено, коль скоро
Кноп и Альбрехт того пожелают. "Луиза" в этом случае должна была зазимовать
в низовьях Енисея84. Однако этот рейс оказался последним сибирским путешествием
Далльманна.
Кноп и Альбрехт прекратили свои торговые экспедиции в Сибирь. О причинах
этого решения можно лишь догадываться. Очевидно, сыграли свою роль такие моти¬
вы, как соотношение издержек и полученного дохода и рискованность плавания по
северным морям. Капитан Витинг, переживший шесть сибирских зимовок, отмечал в
своих мемуарах: "На Енисей было предпринято шесть рейсов, три из них окончились
неудачей. Поэтому трудно было ожидать, что предприятие будет продолжено нашими
судовладельцами"85. Весной 1884 г. Витингу было поручено продать "Луизу" и оба
грузовых транспорта. В июне этого года он вместе с командой вернулся сухопутным
путем в Бремен86.
Сибиряков тем не менее продолжил работу на Севере и в 1884 г. предпринял
попытку разведать путь к Обской губе по так называемому Печорскому маршруту87.
В том же году было начато строительство канала, соединяющего среднее течение
Оби с бассейном Енисея, однако в 1893 г. работы были прекращены88. Таким обра¬
зом, и Сибирякову не удалось воплотить в жизнь свою мечту о прямом судоходном
сообщении между Сибирью и Западной Европой.
Последующие мелкие экспедиции не принесли ощутимых результатов. Английский
капитан Уиггинс смог еще трижды - в 1887, 1889 и 1893 гг. - достичь устья Енисея89.
В 1890-х гг. англичане с переменным успехом продолжали навигационные рейсы за
Полярным кругом. В 1876-1900 гг. российскими и иностранными предпринимателями
было осуществлено в общей сложности 80 торговых рейсов через Карское море
в устья Оби и Енисея, из них 49, или %, прошли успешно, а 31, или закончились
неудачей90.
В 1900-х гг. не отмечено новых попыток, но в 1912-1913 гг., непосредственно перед
Первой мировой войной, Сибирское акционерное общество пароходства, промышлен¬
ности и торговли направило сюда два парохода. Совладельцами общества являлись
норвежские, а также английские и русские акционеры. Инициатором дела выступил
предприниматель Йонас Лид. Во второй экспедиции 1913 г., которая расценивалась не
иначе, как "новая серьезная Попытка открыть долгосрочное торговое сообщение
с внутренней Сибирью через Карское море и устье Енисея"91, принимал участие наря¬
ду с Фритьофом Нансеном также русский посланник в Норвегии граф И.Г. Лорис-
Меликов92.
Лид смог в ходе этого путешествия применить новейшую технику, прежде всего
радиостанции, сооруженные в том же году у Югорского Шара и в районе Карских
Ворот. Правительственные чиновники и представители промышленности и торговли
почти безоговорочно поддержали новую попытку, поскольку Лид занимался экспор¬
том древесины, прежде почти неразвитым в Сибири, и к тому же не хлопотал о созда¬
нии порто-франко или беспошлинном ввозе товаров93. Вплоть до Февральской
революции 1917 г. Лид налаживал морское и речное торговое судоходство и вел дело
на Оби и Енисее.
В экономическом плане предприятие было весьма прибыльным, и потому Лид
и его компаньоны полностью игнорировали политическую обстановку. После Фев¬
ральской и Октябрьской революций, оказавшихся для совладельцев неожиданными,
предприятие прекратило функционирование. В своих мемуарах Лид, к моменту Фев¬
ральской революции находившийся по делам фирмы в США, писал, что известие из
Петрограда подействовало на него оглушающе, в тот момент предприниматель пере¬
жил самый сильный шок в своей жизни94.
29
В любом случае предприниматели Лид, Сидоров, Сибиряков и Кноп, равно как и
капитаны Уиггинс, Норденскёльд и Далльманн принадлежат к числу первооткрыва¬
телей судоходного морского пути в Заполярье, о перспективах которого даже Сибиря¬
ков, один из самых горячих поборников этой идеи, в конце жизни отзывался весьма
скептически: "Судоходство в Карском море таит множество трудностей, с которыми
приходится бороться, и потому для коммерческих целей оно непригодно"95. Однако
вплоть до нашего времени этот морской путь, на протяжении столетий бросавший
вызов человеческому упорству, не утратил своей притягательности.
Примечания
I Н i n t z s с h е W., N i с к о 1 Th. (Hg.). Die Große Nordische Expedition. Georg Wilhelm Steller
(1709-1746). Ein Lutheraner erforscht Sibirien und Alaska. Gotha, 1996. S. 125.
2Dahlmann D. Einleitung//Johann Georg Gmelin. Expedition ins unbekannte Sibirien. Sigmaringen, 1999.
S. 24.
3Messerschmidt D.G. Forschungsreise durch Sibirien 1720-1727. Hg. von E. Winter/G. Uschmann/
G. Jarosch. 5 Bde. Berlin, 1962-1977. Bd. 4. S. 175f.
4Dahlmann D. Einleitung. S. 26ff. (см. здесь же перечень литературы).
5 А г m s t г о n g Т. Historical and Current Uses of the Northern Sea Route (International Northern Sea Route
Programme (INSROP) Working Paper № 28). Part 1. Lysaker, 1996. P. 40 и сл.
6 См.: Okhuizen E. Historical and Current Uses of the Northern Sea Route (INSROP Working Paper
№113). Part II. The Period 1745-1855. Lysaker, 1998. P. 23 и сл.
7Armstrong T. The Norhem Sea Route. Soviet Exploitation of the North East Passage. Cambridge, 1952.
P. 2;Nordenskiöld A.E. von Die Umsegelung Asiens und Europas auf der Vega. Mit einem historischen
Rückblick auf frühere Reisen längs der Nordküste der alten Welt. Bd. 1. Leipzig, 1882. S. 253ff.; Semjonow J.
Sibirien. Eroberung und Erschließung der wirtschaftlichen Schatzkammer des Ostens. Berlin, 1954. S. 340.
8 N i e 1 s e n J.P. Historical and Current Uses of the Northern Sea Route. (INSROP Working Paper № 61.)
Part III. The Period 1855-1917. Lysaker, 1996. P. 1.
9K rypton C. (Molodetskij K.G.). The Northern Sea Route. Its Place in Russian Economic History Before
1917. New York, 1953. P. 10 и сл.
10 Ibid.
II С и д о p о в М.К. Север России. СПб., 1870. С. 76. Цит. по: Armstrong Т. The Northern Sea
Route. P. 2.
,2Nordenskiöld A.E. von Op. cit. Bd. 1. S. 261 ff.; S e m j о n о w J. Op. cit. S. 340; Abel H.
"Commerzielle Pionierfahrten" zur westsibirischen Eismeerküste (1876 bis 1884) // Schriften der Wittheit zu Bremen
22. Bremen, 1978. S. 9.
13 A b e 1 H. "Commerzielle Pionierfahrten".
|4Л есгафт E. Люди Северного Ледовитого океана и морской путь из Европы в Сибирь. СПб.,
1913. С. 15.
15 К г у р t о n С. Op. cit. Р. 2.
16 Ibid. Р. 3 и сл.; Nielsen J.P. Op. cit. Part III. P. 2 и сл.
17 К г у p t о n С. Op. cit. P. 22 и сл.; Nielsen J.P. Op. cit. Part III. P. 8.
18 К г у p t о n C. Op. cit. P. 28 и сл.; Nielsen J.P. Op. cit. Part III. P. 10.
19 A b e 1 H.,Je sse n H. Kein Weg durch das Packeis. Anfänge der deutschen Polarforschung (1868-1889)
(Schriften der Wittheit zu Bremen, Reihe D: Abhandlungen und Vorträge, Band 21, Heft 1). Bremen, 1954. S. 32.
20 A b e 1 HJessen H. Op. cit. S. 10ff.; В r u s t g i F.G. (Hg.). Forschungsreisen des Grafen Karl von
Waldburg-Zeil nach Spitzbergen und Sibirien 1870, 1876, 1881. Konstanz, 1987. S. 7f.
21 A b e 1 H., Jessen H. Op. cit. S. 17ff. О планах Петерманна и Колдевея см.: Ibid. S. 69-75.
22 А b е 1 Н. "Commerzielle Pionierfahrten". S. 13; S а u г A. Bremer Kaufleute und die Industrie //Ro¬
der H. (Hg.). Bremen. Handelsstadt am Fluß. Bremen, 1995. S. 102.
23 Dahlmann D. Ludwig Knoop: Ein Untemehmerleben //Dahlmann D.,Scheide C. (Hg.).
"... Das einzige Land in Europa, das eine große Zukunft vor sich hat". Deutsche Unternehmen und Unternehmer
im Russischen Reich im 19. und frühen 20. Jahrhundert. Essen, 1998. S. 351.
24 Ibid. S. 357ff.
25 A b e 1 H. "Commerzielle Pionierfahrten". S. 16f.
26 Ibid. S. 17.
27 О деятельности Сидорова и норвежских капитанов на рубеже 1860-1870-х гг. подр. см.: Niel¬
sen J.P. Op. cit. Part III. P. 10-22.
28 Petermann A. Die Fünfmonatliche Schiffbarkeit des Sibirischen Eismeeres um Nowaja Zemlja erwiesen
durch die norwegischen Seefahrer in 1869 und 1870, ganz besonders aber in 1871 // Petermann’s Mitteilungen 18.
1872. Nr. 10. S. 381-395.
30
29 К г у p t о n С. Op. cit. Р. 31; N i е 1 s е n J.P. Op. cit. Part 111. Р. 28 и сл.
30 Johnson Н. Life and Voyages of Joseph Wiggins, F.R.G.S. Modem Discoverer of the Kara Sea Route
to Siberia based on his Journals and Letters. London, 1907. Reprint: Richmond, 2000.
31 Ibid. P. 57 и сл.; Krypton C. Op. cit. P. 31; N i e 1 s e n J.P. Op. cit. Part III. P. 29-31; L i n-
c о 1 n W.B. Die Eroberung Sibiriens. München, 1996. S. 301; Г а л к о в П.Т. Северный морской путь
(историко-географическое описание). Вып. 1. Североморск, 1959. С. 22.
32 J о h n s о n Н. Op. cit. Р. 151 и сл.; Nielsen J.P. Op. cit. Part III. P. 31 и сл.
33 К г у p t о n С. Op. cit. P. 31; N i e 1 s e n J.P. Op. cit. Part III. P. 32; J о h n s о n H. Op. cit.
P. 367 и сл.
34Se mjono w J. Op. cit. S. 341; Nordenskiöld A.E. von Op. cit. Bd. 1. S. 2.
35 Norden skiöld A.E. von Op. cit. Bd. 1. S. 281; S e m j о n о w J. Op. cit. S. 341; Г а л к о в
П.Т. Указ. соч. Вып. 1. С. 22-23.
36 Nordenskiöld A.E. von Op. cit. Bd. 1. S. 28 lf.; S e m j о n о w J. Op. cit. S. 343; История
открытия и освоения Северного морского пути. Т. 2. Проблема Северного морского пути в эпоху капи¬
тализма / Под ред. Я.Я. Гаккеля, М.Б. Черненко. М., 1962. С. 302.
37 Mitteilungen des Polarvereins Bremen, S. 379. Цит. по: A b e 1 H. "Commerzielle Pionierfahrten”. S. 15; cp.
также: Nordenskiöld A.E. von Über die Möglichkeit eines Schiffahrt-Betriebes im Sibirischen Eismeer.
Unterthänigster Bericht an Seine Majestät den König //Nordenskiöld A.E. von (Hg.). Die wissenschaftli¬
chen Ergebnisse der Vega-Expedition. Von Mitgliedern der Expedition und anderen Forschem bearbeitet. Leipzig, o.J.
S. 1-20.
38 A b e 1 H. "Commerzielle Pionierfahrten”. S. 17f.
39 Ibid. S. 18.
40 В г u s t g i G. (Hrsg.). Forschungsreisen des Grafen Karl von Waldburg-Zeil nach Spitzbergen und Sibirien
1870. Konstanz, 1987. S. 78; Tagebuch des Grafen Waldburg-Zeil. S. 79-236; cp. также: F i n s c h O. Reise nach
West-Sibirien im Jahre 1876. Auf Veranstaltung des Vereins für die Deutsche Nordpolarfahrt in Bremen unternommen
mit A.E. Brehm und Karl Graf v. Waldburg-Zeil-Trauchberg. Berlin, 1879.
41 A b e 1 H. "Commerzielle Pionierfahrten". S. 19f.
42 Ibid.
43 Ibid. S. 21.
44 Ibid. S. 23; Abel H., Jessen H. Op. cit. S. 62.
45 A b e 1 H. "Commerzielle Pionierfahrten". S. 13.
46 Staatsarchiv Bremen, Verein für die deutsche Nordpolarfahrt, 7, 1023-16/6. Zweiter Jahresbericht des Vorstandes
der Geographischen Gesellschaft in Bremen. Erstattet in der Generalversammlung am 15. Februar 1879. S. 3.
47 Ibid. S. 4.
48 A b e 1 H. "Commerzielle Pionierfahrten". S. 21.
49 Членом Географического общества являлся также Михаил Сидоров (Abel Н. "Commerzielle
Pionierfahrten". S. 22).
50 Письма Сибирякова Линдеманну в Немецкий союз полярных исследований от 9 и 31 января 1877 г.
и ответное письмо Линдеманна Сибирякову от 11 февраля 1877 г. (Staatsarchiv Bremen, Verein für die deutsche
Nordpolarfahrt, 7, 1023-16/6).
51 P a w 1 i k P.-M. Von Sibirien hach Neu Guinea. Kapitän Dallmann, seine Schiffe und Reisen 1830-1896.
Ein Lebensbild in Selbst- und Zeitzeugnissen. Bremen, 1996. S. 63.
52 Ibid. Записка Э. Далльманна 1896 г. для профессора из Кенигсберга Мертена.
53 А b е 1 Н. "Commerzielle Pionierfahrten". S. 22.
54 Ibid. S. 23.
55 Письмо фирмы «Johann. Lange Sohns Wwe. & Со» Сибирякову от 22 сентября 1877 г. (Staatsarchiv
Bremen, Verein für die deutsche Nordpolarfahrt, 7, 1023-16/6).
56 A b e 1 H. "Commerzielle Pionierfahrten". S. 22f.
57 Ibid. S. 23f.
58 W i e t i n g L. Bremer Seeleute in Sibirien. Sechs Überwinterungen am Jenissej mit den beiden Dampfern
"Moskwa" und "Dallmann" dargestellt von dem Führer der beiden Schiffe Capt. Louis Wieting. Bremen, 1993. S. 8.
Данное издание включает слегка переработанные подлинники сообщений Луи Витинга, первоначально
опубликованные в 1889 г. в "Norddeutschen Volkszeitung" под заголовком "Шесть зимовок в Сибири".
59 Р а w 1 i k P.-M. Op. cit. S. 65f. (Записка Далльманна, составленная в 1896 г.); История открытия
и освоения Северного морского пути. Т. 2. С. 302.
60 Р а w 1 i k P.-M. Op. cit. S. 66.
61Брейтфус Л.Л. Морской сибирский путь на Дальний Восток // Русское судоходство. 1904. № 6.
С. 16-17; ср. также: Se mjono w J. Op. cit. S. 344 (приводимые Семеновым сведения однозначно
неверны).
62 Р а w 1 i k P.-M. Op. cit. S. 70f.
63 W i e t i n g L. Op. cit. S. 57ff.
31
64 A b е 1 Н. "Commerzielle Pionierfahrten”. S. 49.
65 См. подробное сообщение: W i е t i n g L. Op. cit.
66 Pa w 1 i к P.-M. Op. cit. S. 71.
67 W i e t i n g L. Op. cit. S. 95f.; Abel H. "Commerzielle Pionierfahrten". S. 34; P a w 1 i к P.-M. Op. cit.
S. 80.
6K P a w 1 i к P.-M. Op. cit. S. 71. Из биографии капитана Далльманна.
69 А b е 1 Н. "Commerzielle Pionierfahrten". S. 23f.; Deutsche Geographische Blätter, hg. v. der Geographischen
Gesellschaft Bremen. Nr. 17. Bremen, 1894. S. 326.
70 A b e 1 H. "Commerzielle Pionierfahrten". S. 24.
71 Ibid. S. 29.
72 P a w 1 i k P.-M. Op. cit. S. 82; 9. Далльманн - Ланге, 10 октября 1881 г. (Museum Schloß Schönebeck).
73 Ibid. Далльманн - Ланге, 29 сентября 1881 г. (Museum Schloß Schönebeck).
74 Ibid. S. 82f. Далльманн - Ланге, 2 декабря 1881 г. (Museum Schloß Schönebeck).
75 Ibid. Далльманн - фирме "Johann Lange Sohns Wwe. & Co.", 2 декабря 1881 г. (Museum Schloß
Schönebeck).
76 Ibid. S. 78. Э. Далльманн - штурману парохода "Далльманн" Й. Фельдмайеру, 1 декабря 1880 г.
(Museum Schloß Schönebeck).
77 Ibid. S. 85. Э. Далльманн - Бурмайстеру, 24 марта (5 апреля) 1882 г. (Museum Schloß Schönebeck).
78 Ibid.
79 Ibid. S. 85. Э. Далльманн - Луи Витингу, 16 марта 1883 г. (Museum Schloß Schönebeck).
80 Ibid. S. 87ff. Письма графа Вальдбург-Цайль к фирме "Feddersen & Nissen" в Хаммерфесте, 1883 г.
(Museum Schloß Schönebeck).
81 Ibid. S. 88. Письмо графу Вальдбург-Цайль, 11 апреля 1883 г. (Museum Schloß Schönebeck).
82 Ibid. S. 89. Об исходе дела документов не обнаружено.
83 Ibid. S. 96. Письмо фирме "Johann Lange Sohns Wwe. & Со.", 16 сентября 1883 г.
84 Ibid. S. 96. Телеграмма Э. Далльманна фирме "Johann Lange Sohns Wwe. & Со.", 30 августа 1883 г.
85 W i е ti n g L. Op. cit. S. 195.
86 Ibid. S. 195ff. Пароход "Далльманн", впоследствии неоднократно переименованный, был окончательно
демонтирован в 1952 г. (см.: Р а w 1 i k P.-M. Op. cit. S. 80).
87 A b e 1 H. "Commerzielle Pionierfahrten". S. 39f.
88 Ibid.
89 S e m j о n о w J. Op. cit. S. 346; Abel H. "Commerzielle Pionierfahrten". S. 42.
90 N i e 1 s e n J.P. Op. cit. Part III. P. 39 и сл.; История открытия и освоения Северного морского пути.
T. 2. С. 304-305.
91 N а n s е n F. Sibirien - ein Zukunftsland. Leipzig, 1914; Lied J. Sibirisches Abenteuer. München, 1953.
S. 64ff.; Nielsen J.P. Op. cit. Part III. P. 75 и сл.
92 T h о m a s L. Geschichte Sibiriens. Von den Anfängen bis zur Gegenwart. Berlin, 1982. S. 90f.
93 N i e 1 s e n J.P. Op. cit. Part III. P. 77 и сл.; Lied J. Op. cit. S. 64ff.
94 L i e d J. Op. cit. S. 141.
95 N i e 1 s e n J.P. Op. cit. Part III. P. 39.
© 2001 г. А.В. МАМОНОВ*
ГРАФ М.Т. ЛОРИС-МЕЛИКОВ: К ХАРАКТЕРИСТИКЕ
ВЗГЛЯДОВ И ГОСУДАРСТВЕННОЙ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ
Деятельность графа М.Т. Лорис-Меликова как фактического руководителя внут¬
ренней политики самодержавия в 1880-1881 гг. столько раз привлекала внимание
исследователей и публицистов, что желание вновь вернуться к ее характеристике
нуждается, пожалуй, в объяснении. Ведь еще на рубеже Х1Х-ХХ вв. свою оценку ей
давали М.М. Ковалевский, Л.А. Тихомиров, В.И. Ульянов, к ней обращался в изве¬
стной "конфиденциальной записке" "Самодержавие и земство" С.Ю. Витте1. Биогра¬
фические очерки с развернутой характеристикой Лорис-Меликова оставили близко *Мамонов Андрей Валентинович, аспирант Московского государственного университета им. М.В. Ло¬
моносова.
Статья подготовлена при поддержке РГНФ, проект № 00-01-00028а.
32
знавшие его Н.А. Белоголовый, А.Ф. Кони, К.А. Скальковский, воспоминаниями
о встречах с ним делились Л.Ф. Пантелеев, А.И. Фаресов2. В годы Первой мировой
войны и во время революции публиковались всеподданнейшие доклады графа,
журналы возглавлявшейся им Верховной распорядительной комиссии. Ценные публи¬
кации появились в 1920-е гг.3
В 1950-1960-х гг. обширный круг источников ввел в научный оборот П.А. Зай-
ончковский. Его монография "Кризис самодержавия на рубеже 1870-1880-х годов",
в которой анализировались важнейшие мероприятия правительственной политики тех
лет, занимает видное место в отечественной историографии4. Опираясь на
исследование П.А. Зайончковского, отдельные аспекты деятельности М.Т. Лорис-
Меликова освещали в своих работах Л.Г. Захарова, В.А. Твардовская,
В.Г. Чернуха5. Со временем интерес к событиям 1880-1881 гг. не только не ослабевал,
но даже усиливался, что было связано как с накоплением богатого научного мате¬
риала, так и с начавшимися с конца 1980-х гг. поисками нереализованной "реформа¬
торской альтернативы" революциям XX в.6 Поиски эти, при всей сомнительности
достигнутых результатов, заметно оживили изучение реформ, реформаторских замы¬
слов и в целом правительственной политики XIX - начала XX в., способствовали
появлению новых публикаций о государях и государственных деятелях России7.
Неудивительно, что интерес к "альтернативе" вновь и вновь возвращал исследо¬
вателей к событиям рубежа 1870-1880-х гг., когда в правительственных сферах шел
напряженный поиск внутриполитического курса, связанный с подведением итогов
политики 1860-1870-х гг. и определением дальнейшего пути развития страны. И здесь
на первый план неизбежно выдвигались деятельность М.Т. Лорис-Меликова и его
предложения, намеченные во всеподданнейшем докладе 28 января 1881 г. - в "консти¬
туции графа Лорис-Меликова", как прозвали доклад публицисты конца XIX в. и как
его до сих пор еще именуют многие историки. Однако, несмотря на неоднократное
описание политики Лорис-Меликова и его инициатив, в исследованиях последних лет
практически не было представлено ни новых материалов, ни новых интерпретаций
уже известных данных. Как правило, рассуждения по-прежнему вращались вокруг
ленинского тезиса, согласно которому "осуществление лорис-меликовского проекта
могло бы при известных условиях быть шагом к конституции, но могло бы и не быть
таковым"8.
Расхождения между исследователями политики Лорис-Меликова и теперь сводятся
к тому, проводилась ли она добровольно или "была новой, сугубо вынужденной и
очень малой уступкой со стороны царизма", нет единодушия и в том, стремились ли
либеральные министры во главе с Лорис-Меликовым к сохранению или к изменению
государственного строя империи. Так, если В.Л. Степанов в своей фундаментальной
работе о Н.Х. Бунге пишет, что сторонники Лорис-Меликова "рассматривали возврат
к реформаторскому курсу как единственную гарантию сохранения в России суще¬
ствующего строя", то В.Г. Чернуха, основательно и разносторонне изучавшая внут¬
реннюю политику самодержавия пореформенного времени, видит проблему совсем
иначе. "... Один из спорных вопросов политики М.Т. Лорис-Меликова, - по ее мне¬
нию, - состоит в том, пришел ли Лорис-Меликов в петербургскую бюрократическую
верхушку уже с убеждением в необходимости конституционных шагов или позже
обрел его, исчерпав иные средства, подвергшись воздействию событий и своего окру¬
жения". При этом, однако, ускользает из вида то, что наличие у Лорис-Меликова
"убеждения в необходимости конституционных шагов" до сих пор подтверждается
исключительно убежденностью самих исследователей и каких-либо положительных
свидетельств на сей счет (если только таковые существуют в природе) пока не при¬
водилось9. Тем более нельзя не согласиться с В.Г. Чернухой в том, что убеждения,
взгляды, намерения Лорис-Меликова, цели и мотивы проводившейся им политики,
ее внутренняя логика (а ведь сам Михаил Тариелович говорил о ней как о "системе")
все еще нуждаются в изучении.
В настоящей статье, не давая общего очерка государственной деятельности графа
2 Отечественная история, № 5
33
М.Т. Лорис-Меликова, хотелось бы, однако, подробнее рассмотреть, каким образом и
с чем граф появился в 1880 г. в правящих кругах империи, что обеспечило ему
преобладающее влияние на правительственную политику и в чем, собственно,
состояла предложенная им программа.
К концу 1870-х гг. Лорис-Меликов обладал солидным административным опытом,
приобретенным за почти 30-летнюю службу на Кавказе, состоял в звании генерал-
адъютанта и был лично известен императору. Война 1877-1878 гг. не только принесла
Лорис-Меликову графский титул и лавры победителя Карса, но и позволила ему
вновь проявить свои способности администратора10. Даже в тяжелейшее время неудач
лета 1877 г. генерал-контролер Кавказской армии, рисуя мрачную картину снабжения
войск и безответственности интендантства, признавал, что "хорошо дело идет лишь
при главных силах корпуса", которыми командовал Лорис-Меликов11. При этом,
установив благоприятные отношения с местным населением, Лорис-Меликов всю
кампанию вел исключительно на кредитные билеты (тогда как на Балканах платили
золотом), чем сохранил казне около 10 млн. металлических руб.12 "Скупость" Лорис-
Меликова в обращении с казенными деньгами была хорошо известна13.
В январе 1879 г. административные способности графа Лорис-Меликова вновь
были востребованы. С 22 декабря 1878 г. "Правительственный вестник" регулярно
печатал известия об эпидемии, вспыхнувшей в станице Ветлянка Астраханской губ.
и распространившейся на близлежащие селения. Характер заболевания определяли
различно: одни видели в нем тиф, другие - чуму. Последнее предположение, подкреп¬
ляемое высокой смертностью среди заболевших, быстро укоренилось в общественном
мнении. Газеты подхватили его, и вскоре появились сообщения о чуме в Царицыне,
под Москвой, под Киевом. Слухи не подтверждались, но и не проходили бесследно.
Паника переметнулась в Европу: Германия, Австро-Венгрия, Румыния и Турция
вводили на границе с Россией карантинные меры, Италия установила карантин на все
восточные товары14. Видя, что дело грозит серьезными осложнениями, император по
докладу Комитета министров принял решение назначить Лорис-Меликова временным
генерал-губернатором Астраханской и сопредельных с нею губерний. Александр II
внимательно следил за ходом ветлянской эпидемии и лично инструктировал графа
перед отъездом на Волгу15.
Внимание царя к делам на Волге придавало особое значение командировке Лорис-
Меликова. Не случайно хорошо знавший расстановку сил в правительственных
сферах министр государственных имуществ П.А. Валуев по собственной инициативе
берет на себя роль корреспондента астраханского генерал-губернатора, регулярно
сообщая ему о происходящем в Петербурге и делая весьма лестные намеки на буду¬
щее. "...Ваше имя слишком громко, чтобы его сопоставить, purement et simplement
(просто-напросто. - А.М.), с ветлянскою эпидемиею, почти угасшею до Вашего приез¬
да, - писал Валуев 12 февраля. - Будет ли выставлено на вид государственное, а не
медицинское значение Вашей поездки?" При этом он явно стремился влиять на харак¬
тер ожидаемых "результатов" и, в частности, не жалел красок для обличения "ехидной
и преступной деятельности органов так называемой гласности"16.
Лорис-Меликов смотрел на печать иначе, но отталкивать влиятельного сановника
не хотел. Для него не составляло секрета, с чего это вдруг "глубокопочитаемый
Петр Александрович" "избаловал" его своими письмами. Во всяком случае, упомянув
17 марта о предстоящем ему отчете, Лорис-Меликов спешил оговориться: "...Нужно
ли упоминать, что предварительно представления отчета, я воспользуюсь теми
советами и указаниями, в которых Вы, конечно, не пожелаете отказать мне". Письма
Валуева были важны для понимания обстановки и настроений в Петербурге, его
участие значительно облегчало сношения с министром внутренних дел Л.С. Маковым,
многим обязанным Валуеву, а поддержка их обоих могла оказаться полезной
в будущем17.
Получив назначение в Астрахань, М.Т. Лорис-Меликов, видимо, с самого начала
не собирался ограничивать себя сугубо санитарными задачами. Об этом свидетель-
34
ствовало уже то, что, помимо профессоров, медиков, журналистов и иностранных
представителей, он включил в свою свиту молодых представителей столичной аристо¬
кратии, не забывая впоследствии извещать Петербург об их успехах. Столь нехитрым
способом он в течение двух месяцев поддерживал интерес высшего общества к астра¬
ханским делам. И...В Петербурге, - вспоминала графиня М.Э. Клейнмихель, - во всех
салонах его чествовали как героя"18.
Как сам Лорис-Меликов видел свою задачу на Волге? Самарскому губернатору
А.Д. Свербееву прибывший "новый ген[ерал]-губернатор показался... толковым
энергичным человеком, мало верующим в искореняемую им чуму, но решившимся во
имя ее бороться с грязью и запустением русск[их] городов, на что указывал и мне,
обещая свое всесильное покровительство"19. Однако заявление, вскоре сделанное Ло-
рисом перед астраханскими купцами, жаловавшимися на карантинные меры и со¬
ляной налог, шло уже гораздо дальше "грязи и запустения". "Я приехал к вам, -
говорил генерал-губернатор, - не с тем, чтобы разорять, гнуть и ломать, а, напротив,
чтобы успокоить и помочь, как вам, так и всему народу, к которому пришла беда. Я
понимаю весь вред соляного налога и употреблю все усилия избавить Россию от этого
вреда". 18 февраля заявление это появилось в газете "Отголоски", выходившей под
негласной редакцией П.А. Валуева20. Выступая за отмену налога на соль, граф втор¬
гался в область высшей государственной политики. Впрочем, это была не единст¬
венная проблема, понятая и поднятая тогда Лорис-Меликовым. 17 марта 1879 г.,
отмечая в письме к Валуеву недостатки местной администрации, он продолжал: "...Я
не сомневаюсь, что и ветл янская эпидемия раздулась и приняла необъятные размеры
благодаря существующей в Астраханской] губернии классической дисгармонии меж¬
ду властями". Здесь же, возмущаясь покушением террористов на жизнь А.Р. Дрен-
тельна, Лорис-Меликов спрашивал Валуева: "...Что же это такое? Неужели и за сим
не примут решительных и твердых мер к тому, чтобы положить конец настоящему
безобразному порядку дел?... Неужели и теперь правительство не сознает необходи¬
мости выступить на арену со строго определенною программою, которая не
подвергалась бы уже колебаниям по капризам и фантазиям наших доморощенных
филантропов и дилетантов всякого закала? Время бежит, обстоятельства изменяются,
и возможное сегодня окажется, пожалуй, уже поздним назавтра"21.
Но указывая на необходимость правительственной программы, астраханский
генерал-губернатор отнюдь не думал ограничивать ее "твердыми мерами" против
революционеров. В той же речи, опубликованной в "Отголосках", М.Т. Лорис-
Меликов, разъясняя свое видение стоящих перед ним задач, вместе с тем выразил
и свое понимание целей и методов внутренней политики. "...Не в покоренный край
приехали мы, - напоминал он, - а в родной, наша задача не ломать и коверкать то, что
создано уже народною жизнью, освящено веками, а поддерживать, развивать и про¬
должать лучшее в этом создании. Что толку в наших красивых писаных проектах,
если они не будут поняты и усвоены теми, ради пользы и нужд которых они пишутся?
Не породят ли эти проекты недоверия и недовольства? Ради пользы дела необходимо,
чтобы все наши меры непосредственно вытекали из жизни и опирались на народное
сознание, тогда они будут прочны, живучи"22.
2 апреля 1879 г., когда угроза эпидемии была устранена, граф Лорис-Меликов
получил назначение на пост временного Харьковского генерал-губернатора. Решение
о создании временных генерал-губернаторств в Петербурге, Харькове и Одессе импе¬
ратор принял, по сути, экспромтом, в первые же часы после покушения Соловьева23.
Соответствующий указ появился 5 апреля. Однако генерал-губернаторы не получили
никаких инструкций или указаний, не имели на первых порах ни утвержденных шта¬
тов, ни людей, ни денег. Обширные полномочия неизбежно обрекали их на конфликт
как с местной администрацией, так и с руководителями ведомств, которые видели
в лице генерал-губернаторов угрозу собственной власти и самостоятельности.
Лорис-Меликову также пришлось столкнуться с глухим сопротивлением и в Харь¬
кове, и в столице. Однако вскоре ему удалось практически полностью обновить
2*
35
состав губернского начальства, усилить и дисциплинировать полицию, прекратить
беспорядки в учебных заведениях. В то же время генерал-губернатор, по его словам,
сумел "привлечь к себе деятелей земства", изъявлявших готовность "содействовать
исполнению всех административных распоряжений правительства". Высок был и его
личный авторитет. "...В Харькове и вообще в здешнем крае, - доносил осенью
начальник Харьковского жандармского управления, - генерал-адъютант граф Лорис-
Меликов весьма популярен, его и боятся, и видимо сочувственно расположены к
нему..."24 Сходки прекратились, агитаторам, приговорившим графа к смерти, при¬
шлось затаиться. При этом собственно репрессии в крае нельзя было не признать
минимальными: 67 административно высланных (из них 37 по политической небла¬
гонадежности), ни одной смертной казни25.
Несмотря на напряженную деятельность в шести губерниях Харьковского генерал-
губернаторства, граф внимательно следил за происходившим в столице. Он под¬
держивал тесную связь с салоном Е.Н. Нелидовой, где сблизился с председателем
Департамента государственной экономии Государственного совета А.А. Абазой.
Произведенные в Харькове перестановки, вызвав недовольство А.Р. Дрентельна
и графа Д.А. Толстого, в то же время одобрялись и поддерживались вел. кн. Кон¬
стантином Николаевичем, Л.С. Маковым и П.А. Валуевым. Последний по-прежнему
делился с Лорис-Меликовым своими наблюдениями и советами26, рассчитывая с его
помощью добиться осуществления собственных политических планов. "...Надежда
лишь на то, - говорил Валуев 15 апреля 1879 г. сенатору А.А. Половцову, - что Гурко
и Меликов, окончив свою задачу, приедут сказать Государю, что так дело продол¬
жаться не может". На сомнение же Половцова в том, "могут ли два генерала, хотя бы
и отличившиеся на войне, составить программу политической деятельности", Валуев
ответил, что программа у него уже есть, тут же посвятив сенатора в историю своего
проекта реформы Государственного совета, обсуждавшегося еще в 1863 г.27
С проведением этой реформы Валуев связывал пересмотр всей внутренней политики
1860-1870-х гг. в интересах поддержания "охранительных сил" государства и в первую
очередь "русского помещика".
Создавая Лорис-Меликову репутацию государственного человека, Валуев привлек
его летом 1879 г. к участию в деятельности Особого совещания, разрабатывавшего
меры против распространения социалистической пропаганды28. Одобрение совеща¬
нием предложений Лорис-Меликова, касавшихся положения учебных заведений и ста¬
вивших под сомнение эффективность политики министра народного просвещения
Д.А. Толстого, являлось, помимо прочего, и личным успехом Михаила Тариеловича.
В то же время харьковский генерал-губернатор далеко не всегда одобрял начинания,
исходившие от Валуева и Макова. Так, несомненно вредным Лорис-Меликов считал
проведенное ими и утвержденное императором положение Комитета министров
19 августа 1879 г., как писал граф позднее, "предоставлявшее губернаторам бескон¬
трольное право устранять и не допускать сомнительных лиц к служению в общест¬
венных учреждениях"29.
18 ноября 1879 г., возвращаясь из Ливадии, Александр II проезжал по террито¬
рии Харьковского генерал-губернаторства. «...Провожая его величество по своему
краю, - вспоминал А.А. Скальковский, - граф доложил ему о положении дел, о при¬
нятых им мерах, и как результате их - о полном спокойствии во вверенных ему
губерниях, достигнутом не путем устрашения, а обращением к благомыслящей час¬
ти общества с приглашением помочь правительству в борьбе его с крамолою.
Государь, одобрив все его распоряжения, горячо его благодарил и несколько раз
повторил: "Ты вполне понимаешь мои намерения"». Разговор этот, состоявший¬
ся накануне очередного покушения, вероятно, должен был запомниться импера¬
тору30.
Уже в декабре 1879 г. Ф.Ф. Трепов советовал Александру II, ссылаясь на опыт
подавления польского мятежа, образовать две комиссии "с верховными обширными
полномочиями"31. К идее создания "верховной следственной комиссии с диктатор¬
36
скими на всю Россию распространенными компетенциями" вернулись после взрыва
в Зимнем дворце 5 февраля 1880 г. Император, отклонив 8 февраля соответствующее
предложение наследника, на следующий день (когда дежурным генерал-адъютантом
состоял Лорис-Меликов) собрал министров и, как рассказывал позже Валуев, "прямо
указал на необходимость соединить в одни руки все силы для розыска и подавления
крамолы, а затем, обратясь к Лорис-Меликову, внезапно сказал, что на это место он
его назначает". "...Лорис-Меликов, - вспоминал Валуев, - бледный как полотно,
сказал, что если на то воля его величества, то ему ничего более не остается, как
вполне ей подчиниться". Вся обстановка свидетельствовала об очередной
импровизации, однако это неожиданное для всех, не исключая и Лориса, назначение
не было случайным32.
Судя по воспоминаниям И.А. Шестакова (пользовавшегося рассказами Михаила
Тариеловича), Александра II несколько смущала известная мягкость политики
"милостивого графа", как иронично он называл тогда Лорис-Меликова. Но давняя
мысль Лориса о потребности в "общем направлении всех деятелей", облеченных
властью, заявленная им императору 30 января 1880 г., после взрыва в Зимнем дворце
была признана соответствующей требованиям момента33.
Какие же возможности предоставлялись Лорис-Меликову в феврале 1880 г. и в
чем, собственно, состояла "диктатура", о которой заговорили на следующий же день
после его назначения Главным начальником Верховной распорядительной комиссии?
Указ 12 февраля 1880 г. наделял начальника Комиссии правом "делать все
распоряжения и принимать все вообще меры, которые он признает необходимыми
для охранения государственного порядка и общественного спокойствия", и требовал
их исполнения "всеми и каждым". Прочие члены Комиссии назначались лишь для
содействия ее начальнику. Впрочем, столь широко очерченные полномочия
оказывались довольно скупо обеспеченными34.
Определить состав Комиссии поручалось Главному начальнику. Формировать ее
приходилось, естественно, из высокопоставленных чиновников ведомств, обеспечи¬
вающих "охрану государственного порядка"; у тех, в свою очередь, было и собствен¬
ное начальство, и соответствующие (и немалые) обязанности по службе, от которых
они, конечно, не освобождались и за которые несли непосредственную ответствен¬
ность, в отличие от своей по сути консультативной роли в Комиссии. Ни с кем из
членов Комиссии ее начальник ранее близко знаком не был, полагаясь при назначе¬
ниях преимущественно на рекомендации цесаревича, А.А. Абазы, П.А. Валуева и др.
Хотя по личным качествам членов состав Комисиии получился в результате
достаточно сильным (в нее вошли М.С. Каханов, М.Е. Ковалевский, К.П. Победо¬
носцев, П.А. Черевин и др.), она не представляла собой ни сплоченной команды
единомышленников, ни специального, регулярно функционирующего государствен¬
ного органа.
Комиссия не располагала собственными исполнительными органами. Сознавая
ненормальность такого положения, Лорис-Меликов добился 26 февраля 1880 г.
временного подчинения себе III отделения собственной Е.И.В. канцелярии. Но и
теперь Комиссии фактически приходилось опираться в своих действиях именно на то
ведомство, неэффективность которого вызвала ее учреждение. Кроме чиновников
III отделения, к которым Лорис не питал большого доверия, в его распоряжении
находилось всего около двадцати чиновников, прикомандированных к Комиссии.
Такое положение давало повод сомневаться в успехе ее деятельности. По свидетель¬
ству Л.Ф. Пантелеева, Лорис-Меликов "скоро почувствовал", что Комиссия "оказа¬
лась на воздухе"35. Постепенно она все более приобретала характер органа, наблю¬
дающего за III отделением и готовившего его ликвидацию. Причем по мере усиления
влияния Лорис-Меликова на императора значение возглавляемой им Комиссии
падало. С 4 марта по 1 мая состоялось 5 ее заседаний, после чего она не собиралась
вплоть до своего упразднения 6 августа 1880 г. Показательно, что до закрытия
Комиссии, подводя итог ее работе, И.И. Шамшин, один из наиболее близких к Лорису
37
и деятельных ее членов, говорил А.А. Половцову, что "незачем оставаться членом
в действительности не существующей комиссии, комиссии, не знающей, какая ее
цель"36.
Как правительственное учреждение Верховная комиссия отнюдь не создавала
своему начальнику положения руководителя внутренней политики или "диктатора".
Валуев, разработавший указ 12 февраля 1880 г., не без оснований записал позднее:
"...Никакого диктаторства или полудиктаторства я не имел и не могу иметь в виду"37.
"...Повторяю, - уверял он уже в апреле 1883 г. М.И. Семевского, - пределы власти,
до которых расширилось значение и влияние графа Лорис-Меликова, не были
предуказаны ни Комитетом гг. министров, ни, полагаю, самим государем импера¬
тором, а вышло это как-то само собою, под влиянием лиц совершенно второсте¬
пенных, завладевших Лорис-Меликовым..."38 Действительно, проектируя указ 12 фев¬
раля 1880 г., Валуев был убежден, т.е. убедил самого себя, что Комиссия и ее на¬
чальник не выйдут за рамки организации полиции и следственной части, создавая
благоприятный фон для его, Валуева, политических инициатив. Собственно Комис¬
сия, сразу же погрузившаяся в бесконечные споры между жандармским ведомством
и прокуратурой, в запутанное делопроизводство III отделения, в многочисленные дела
об административно высланных, попросту и не могла заниматься чем-то иным.
Однако получив, в соответствии с тем же указом, право ежедневного доклада импера¬
тору, Лорис-Меликов получал и возможность реализовать собственное видение
порученной ему задачи, развивая мысль об "общем направлении всех деятелей",
указание которого он теперь мог взять на себя. "... Он (Лорис-Меликов. - Л.М.),
очевидно, не входит в свою роль, а видит перед собою другую - устроителя по всем
частям государственного управления, - не без удивления констатировал 18 февраля
1880 г. Валуев (Комиссия, кстати, еще и не собиралась). - Куда идем мы и куда придем
при такой путанице понятий в тех, кто призваны распутывать уже известные,
определенные путаницы и охранять безопасность данного status quo?"39 Именно все¬
подданнейшие доклады, в первые четыре месяца почти ежедневные, явились главным
средством усиления и поддержания влияния графа Лорис-Меликова40. Пользовался он
им весьма умело. "...Михаил Тариелович, - рассказывал М.И. Семевскому М.С. Каха¬
нов, - великий мастер доклада. Столь удачно и своевременно доложить, как докла¬
дывает он, едва ли кто может"41.
При этом Михаил Тариелович действовал крайне осторожно. Лишь через 2 месяца
после своего назначения, 11 апреля 1880 г., он счел возможным очертить в докладе
"программу охранения государственного порядка и общественного спокойствия"
и испросить право непосредственно вмешиваться в деятельность любого ведомства,
определяя своевременность или несвоевременность того или иного начинания.
Наиболее ярким выражением такого вмешательства в самом же докладе являлось
настойчивое указание на своевременность отставки министра народного просве¬
щения42. "Программный" доклад готовился в тайне от министров; даже в дневнике
Д.А. Милютина, обычно отмечавшего свои беседы с Лорис-Меликовым и раскрывав¬
шего их содержание, нет записи, свидетельствующей о его знакомстве с текстом до¬
клада. "...Опасаюсь лишь одного, - писал в самый день доклада Лорис-Меликов
наследнику престола, - чтобы его величество не передал записки кому-либо из мини¬
стров, для которых можно будет составить особую записку, имеющую более служеб¬
ную форму, чем та, которая представлена государю - для личного сведения"43.
В первые месяцы "диктатуры" Лорис-Меликов явно не стремился афишировать свое
намерение определять политику других ведомств. Лишь после одобрения "програм¬
мы" 11 апреля и последовавшей вскоре отставки Д.А. Толстого Лорис-Меликов
начинает вести себя увереннее. 6 мая 1880 г. Валуев записывает в дневнике:
"...B первый раз я заметил со стороны графа Лорис-Меликова прямой пошиб влияния
на дела..."44
Большое значение имели в политике Лориса и "личные отношения к государю"45.
В течение 1880 г. он становится одним из наиболее близких к Александру II людей.
38
«...В настоящее время, - говорил Лорис-Меликов в узком кругу уже осенью, - я
пользуюсь милостью и доверием государя; признаюсь, и не вижу, что должно бы мне
внушать опасения. Государь недавно сказал мне: "Был у меня один человек, который
пользовался полным моим доверием. То был Я.И. Ростовцев, из-за него я даже имел
ссоры в семействе, тебе скажу, что ты имеешь настолько же мое доверие и, может
быть, несколько более"»46. Сравнение с Ростовцевым было и лестно, и знаменательно.
Сохранившиеся телеграммы Александра II к Лорис-Меликову (как и резолюции на
докладах) показывают, что в этих словах едва ли было преувеличение. Довери¬
тельные отношения уже с февраля 1880 г. установились между Лорис-Меликовым
и цесаревичем, которого граф посвящал во все свои политические инициативы.
Впоследствии Лорису удалось добиться и расположения кн. Е.М. Юрьевской. Факти¬
чески за интригующим образом "диктатора" скрывалось не что иное, как положение
временщика, пользующегося особым доверием самодержца. Но только это поло¬
жение и позволяло выдвинуть и провести широкую программу преобразований.
"... Это человек, - говорил А.А. Половцову А.А. Абаза в сентябре 1880 г., - который
при своем огромном уме, чрезвычайной ловкости, необыкновенной честности сумел
приобрести выходящее из ряду положение при государе. Мы не в Швейцарии и не
в Америке, а потому такое положение составляет огромную, первостепенную силу,
которую Лорис положительно стремится употребить на пользу общую, а не на удов¬
летворение личных честолюбивых помыслов..."47
В чем же состояла программа, выдвинутая М.Т. Лорис-Меликовым? Несмотря на
то, что основные предложения, содержавшиеся в его докладах Александру II, давно
и хорошо известны, эта программа требует реконструкции и как целое, как единая
"система" правительственных мер, и во многих своих существенных деталях. При этом
следует учитывать и то, что вплоть до самой отставки графа, программа его нахо¬
дилась в процессе разработки. В самом начале 1880 г. едва ли она шла дальше
осознания потребности в единстве правительственной политики как в центре, так и на
местах (где это единство выражалось, в частности, в генерал-губернаторской власти),
а также признания необходимости опираться при ее проведении на "народное
сознание". В докладе 11 апреля 1880 г. были намечены лишь самые общие контуры
нового курса (реформа губернской администрации, облегчение крестьянских пересе¬
лений, податная реформа и пересмотр паспортной системы, поддержание духовенства,
дарование прав раскольникам, изменение политики в отношении печати). Полное
одобрение доклада императором и наследником открывало путь для последующего
развития программы. Однако и в дальнейшем далеко не все ее составляющие полу¬
чили развернутое изложение в докладах, не всегда четко раскрывалось в них и то,
какой характер предполагалось придать проектируемым мерам, какой виделась
перспектива их осуществления. Здесь хотелось бы остановиться лишь на некоторых
содержательно значимых моментах замыслов Лорис-Меликова.
Залог успеха в борьбе с революционными тенденциями, столь резко проявивши¬
мися в пореформенной России, как и в целом залог будущего страны граф видел
в консолидации русского общества вокруг правительственной власти, учитывающей
интересы населения и опирающейся на поддержку общественного мнения. Собствен¬
но, саму "революционную деятельность" он, по свидетельству А.Ф. Кони, "считал
наносным явлением"48. Питательной средой нигилизма Лорис-Меликов считал бро¬
жение учащейся молодежи, где по неопытности и незрелости "крайние теории" сме¬
шивались с обычной "неудовлетворенностью общим ходом дел"49. Он даже готов
был признать в 1880 г., что "интересы крестьянства исключительно волновали моло¬
дежь", действовавшую совершенно бескорыстно50. Однако, по его мнению, высказан¬
ному А.И. Фаресову (проходившему по "процессу 193-х"), "русская молодежь уже
несколько десятков лет игнорирует практическую, относительную точку зрения
и расходует свои силы на абсолютные утопии и гибнет без всякой пользы для
практического дела", хотя "как только эта молодежь становится самостоятельной
и примыкает к общественному делу", от ее революционности не остается и следа.
39
Причину брожения молодежи Лорис-Меликов искал в общественном недовольстве,
вызванном непоследовательностью правительственной политики 1860-1870-х гг.,
в оппозиционных настроениях интеллигенции. "...Безверие в свое собственное
правительство, - говорил он Фаресову, - выходящее из тех же рядов интеллигенции,
является главным источником революционных движений"51. Но бороться с недоволь¬
ством или "безверием в правительство" полицейскими мерами было, очевидно, невоз¬
можно. Поэтому, не забывая усиливать полицию, Лорис-Меликов, по его собствен¬
ному выражению, "десятки раз докладывал и письменно, и на словах государю, что
одними полицейскими мерами мы не уничтожим вкоренившегося у нас, к несчастью,
нигилизма", который "может пасть тогда, когда общество всеми своими силами и сим¬
патиями примкнет к правительству"52.
Для этого, по его мнению, "надо было реформы 60-х годов не только очистить от
позднейших урезок и наслоений циркулярного законодательства, но и дать началам,
положенным в основу этих реформ, дальнейшее развитие"53. "...Великие реформы
царствования вашего величества, - отмечалось в докладе 28 января 1881 г., - пред¬
ставляются до сих пор отчасти не законченными, а отчасти не вполне согласованными
между собою". Без учета преемственности по отношению к Великим реформам,
постоянно акцентировавшейся Лорис-Меликовым, инициативы 1880-1881 гг. верно
поняты быть не могут, хотя сам граф предостерегал от того, чтобы смешивать
"основные их начала и неизбежные недостатки" 54.
Для устранения последних, по убеждению графа, в первую очередь "надлежало
прямо приступить к пересмотру всего земского положения, городского самоуправле¬
ния и даже губернских учреждений". "...На них, - полагал он, - зиждется все дело,
и с правильным их устройством связано все наше будущее благосостояние и спокой¬
ствие" 55. Губернская реформа, предполагавшая реорганизацию местных администра¬
тивных и общественных учреждений всех уровней, представляла собой центральное
звено программы Лорис-Меликова. Конечная цель ее состояла в том, чтобы при
некоторой децентрализации власти (т.е. освобождении центрального правительства
от рассмотрения массы текущих, незначительных вопросов, решавшихся на уровне
императора), как записывал со слов Лориса Половцов, "уменьшить число должност¬
ных лиц по различным отраслям и соединить управление в одном Соединенном
собрании при участии и выборных представителей" (от земства)56. Намеченная рефор¬
ма включала бы земские учреждения в единую систему местного управления, снимая
антагонизм между ними и администрацией. В целом, консолидация власти на местах
обещала сделать местное управление более эффективным.
Проект губернской реформы еще до возвышения графа Лорис-Меликова разраба¬
тывался М.С. Кахановым, который стал в 1880 г. одним из ближайших сотрудников
Михаила Тариеловича и фактически руководил при нем всей текущей работой МВД.
Вопрос о реформе губернской администрации рассматривался в 1879 г. и Комиссией
о сокращении расходов под председательством другого близкого Лорису государ¬
ственного деятеля - А.А. Абазы57. Ключевую роль в Комиссии играл тот же Каханов.
Сенатор Половцов в 1880 г. называл губернскую реформу "любимой мыслью" Каха¬
нова. Неудивительно, что близко знавший его по службе в Комитете министров
А.Н. Куломзин в августе 1880 г., вскоре после назначения Лорис-Меликова мини¬
стром внутренних дел, а Каханова - его товарищем, писал своему начальнику
кн. А.А. Ливену: "...Вероятно, очень скоро получит ход проект преобразования мест¬
ных губернских учреждений. Имею основание это полагать. Проект этот давно готов
у Каханова"5К.
Губернская реформа должна была включать в себя и преобразование полиции,
подчинение губернатору жандармских управлений и объединение в его руках всей
полицейской власти. Преобразование началось с высших органов политической
полиции. В августе 1880 г. одновременно с ликвидацией Верховной комиссии и на¬
значением Лорис-Меликова министром внутренних дел было упразднено III отделение
собственной Е.И.В. канцелярии, функции которого перешли к Департаменту госу¬
40
дарственной полиции МВД. Руководство нового департамента, по словам его вице¬
директора В.М. Юзефовича, стремилось к "возможно быстрому очищению департа¬
мента от элементов, завещанных нам покойным III отделением"59. Успешные аресты
начала 1881 г. и, в частности, разоблачение внедрившегося в III отделение народо¬
вольца Клеточникова явно оправдывали произведенные перемены.
Скептически относясь к силам революционеров, Лорис-Меликов при этом вовсе не
склонен был недооценивать угрозу террора. На протяжении 1880-1881 гг. и в самый
день 1 марта он не раз предупреждал, что новые покушения по-прежнему "и воз¬
можны, и вероятны"60. Единственным эффективным средством против заговорщиков
граф считал хорошо устроенную полицию, понимая, однако, что правильно органи¬
зовать ее деятельность в одночасье не удастся.
В то же время программа Лорис-Меликова не сводилась исключительно к адми¬
нистративным преобразованиям. Значительное место в его замыслах занимало
улучшение положения крестьян. С этой целью ему удалось добиться отмены соляного
налога (в ноябре 1880 г.), получить согласие императора на снижение выкупных
платежей. Большая работа проводилась Лорис-Меликовым в неурожайном 1880 г. по
организации продовольственной части, а зимой 1880-1881 гг. эта проблема оказалась
в центре его внимания61. В докладах графа ставился вопрос о "дополнении, по ука¬
заниям опыта, Положений 19 февраля", о преобразовании податной и паспортной
систем62. В сохранившемся черновике доклада осталось указание на направление
предполагаемых "дополнений": речь шла об "устройстве льготного кредита для облег¬
чения крестьянам покупки земель" и о "правильной организации переселений"63.
Последняя мера рассматривалась и как один из способов усиления позиций империи
на окраинах (в частности, на Кавказе, особенно близком Лорису)64.
К положению на окраинах Лорис-Меликов относился с особым вниманием,
полагая, что "связь частей в России еще очень слаба; и Поволжье, и Войско Донское
очень мало тянут к Москве". Поэтому и политика на окраинах требовала гибкости. В
пример Лорис приводил Петра I, который "не дразнил отдельных национальностей".
"...Под знаменами Москвы, - доказывал Лорис-Меликов уже Александру III, - Вы не
соберете всей России, всегда будут обиженные... Разверните штандарт империи-
и всем найдется равное место"65. В этом направлении в начале 1881 г. в правительст¬
венных сферах начался весьма осторожный поиск более гибкой политики в Польше,
где предполагалось "распространить блага общественных реформ" 66.
Принадлежала ли выдвинутая графом Лорис-Меликовым программа ему самому
или являлась результатом влияния на него чиновников, окружавших его в Петер¬
бурге? Многим, особенно тем, кто, как П.А. Валуев, сам был не прочь руководить
действиями Лорис-Меликова, казалось неправдоподобным, что генерал сам может
формировать правительственный курс. Среди предполагаемых вдохновителей графа
чаще других назывались А.А. Абаза, М.С. Каханов, М.Е. Ковалевский62. Однако при
всем своем влиянии, особенно, когда речь шла о вопросах, требовавших специальной
подготовки - финансах, крестьянском деле или реорганизации губернской админи¬
страции - ни один из них не имел преобладающего влияния на направление политики
в целом. В специальных вопросах Лорис-Меликов не боялся признавать свою неком¬
петентность, отнюдь не считая себя преобразователем-энциклопедистом. "...Среди
тысяч моих недостатков, - говорил он А.Ф. Кони, - у меня есть одно достоинство:
я откровенно говорю, когда не знаю или не понимаю, и прошу научить меня. Так
делал я и со своими директорами" 6Н. Но такие задачи, как упразднение III отделения,
реорганизация Министерства внутренних дел, назначения на высшие администра¬
тивные должности, указание политических приоритетов и своевременности той или
иной инициативы, определялись непосредственно Лорис-Меликовым69.
Следует отметить, что в окружении графа не было признанного "теневого" лидера,
который играл бы роль, принадлежавшую, к примеру, Н.А. Милютину при С.С. Лан¬
ском, как не было и какого-либо центра, где сводились бы воедино и согласовывались
разнообразные взгляды и предложения, исходившие от окружавших Лорис-Меликова
41
людей. Роль такого центра всецело принадлежала самому Михаилу Тариеловичу.
Характеристично и то, что в его окружении (о котором остались, впрочем, самые
скупые сведения) его самостоятельность и руководящая роль не вызывали сомнения.
Оказывать влияние на политику Лорис-Меликова стремились не только петербург¬
ские сановники, но и многие известные публицисты - А.И. Кошелев, К.Д. Кавелин,
Р.А. Фадеев, А.Д. Градовский и даже М.Н. Катков70. С Фадеевым и Градовским
общение было особенно продолжительным. Лорис-Меликов не скупился на внимание
к людям, формирующим "народное сознание" и "общественное мнение", в котором он
видел важнейшую опору правительственной политики. И следует признать, он умел
произвести впечатление на собеседника и создать представление, будто именно его
идеалы он намерен осуществить на практике. Однако проследить прямое воздействие
идей того или иного публициста на планы Лорис-Меликова весьма затруднительно.
При всей близости его взглядов к идеям, выражавшимся в либеральной публицистике
1860-1870-х гг. (в частности, в брошюрах и статьях Кошелева или Градовского),
едва ли следует усматривать в основе программы графа какую-либо отвлеченную
доктрину.
Вместе с тем, не ограничиваясь выдвижением различных инициатив, Лорис-
Меликов энергично создавал и условия для их реализации. Исключительное доверие
Александра II позволило графу в течение 1880 г. существенно изменить состав прави¬
тельства. После отставки в апреле Д.А. Толстого Министерство народного просве¬
щения возглавил А. А. Сабуров, взявший себе в товарищи П.А. Маркова - члена
Верховной комиссии, пользовавшегося доверием Лориса; обер-прокурором Синода
стал другой член Верховной комиссии - К.П. Победоносцев. В августе, инициировав
упразднение Верховной комиссии, Лорис-Меликов занял должность министра внут¬
ренних дел. В конце октября он добился назначения А.А. Абазы министром финансов
(еще раньше товарищем министра финансов стал Н.Х. Бунге). В начале 1881 г.
ожидались перемены в руководстве министерств юстиции, путей сообщения и госу¬
дарственных имуществ. Созданное в августе 1880 г. специально для Л.С. Макова
Министерство почт и телеграфов предполагалось в ближайшее время вновь включить
в состав МВД в качестве департамента.
В результате произведенных перестановок Лорис-Меликов стал к концу 1880 г.
не только доверенным лицом императора, составляющим тайные программы, но и
фактическим руководителем правительства, влиявшим на политику большинства
ведомств (вне его влияния находились, пожалуй, лишь министерства путей сообщения,
а также почт и телеграфов). Вокруг Лорис-Меликова со временем складывается круг
государственных деятелей, активно поддерживавших его политику и вместе с ним
участвовавших в ее формировании. Из руководителей ведомств наиболее близки
к Лорису были А.А. Абаза, Д.А. Милютин, Д.М. Сольский. К этой же группе при¬
мыкали А.А. Сабуров и отчасти - А.А. Ливен. Немалая роль в окружении Лорис-
Меликова принадлежала М.С. Каханову, М.Е. Ковалевскому, И.И. Шамшину. Близки
к этому кругу были товарищи министров народного просвещения и государственных
имуществ П.А. Марков и А.Н. Куломзин. Лорис-Меликов всячески старался привле¬
кать к правительственной деятельности и таких ветеранов реформ, как К.К. Грот,
К.И. Домонтович.
Преобразования, соответствовавшие духу программы Лорис-Меликова, готовились
в министерствах финансов, народного просвещения, государственных имуществ.
Победоносцев ревностно принялся за "возвышение нравственного уровня духовен¬
ства", названное Лорис-Меликовым в докладе 11 апреля 1880 г. среди приоритетов
правительственной политики71. Перемены произошли и в управлении печатью.
4 апреля 1880 г. Главное управление по делам печати возглавил либерал Н.С. Абаза
(племянник А.А. Абазы, в мае вошедший в состав Верховной комиссии). Усиление
позиций Лорис-Меликова привело к резкому изменению всей политики в отношении
печати. Граф был убежден, что пресса "должна идти несколько впереди правительст¬
венной деятельности, но все затруднение заключается в том, чтобы определить -
42
насколько" 72- При этом он учитывал особое положение печати, по его словам,
"имеющей у нас своеобразное влияние, не подходящее под условия Западной Европы,
где пресса является лишь выразительницею общественного мнения, тогда как у нас
она влияет на самое его формирование" 73. Стремясь использовать это влияние,
Лорис-Меликов поддерживал тесные связи с ведущими столичными газетами "Голос"
и "Новое время" (в последней большой вес тогда имел брат правителя канцелярии
графа - К.А. Скальковский, руководивший газетой в отсутствие А.С. Суворина)74.
Сознательно снижая прямое административное давление на прессу, готовя новый
закон о печати, предполагавший ее преследование только в судебном порядке, не
препятствуя появлению новых изданий и тем оживляя общественную мысль, Лорис-
Меликов шел на значительный риск, поскольку именно на него ложилась ответствен¬
ность за разного рода критические публикации и выходки журналистов. Так,
разрешая И.С. Аксакову издавать газету "Русь", Лорис-Меликов заранее предвидел,
что это вызовет недовольство в Берлине и может обернуться личной враждой
к "диктатору" императора Вильгельма75. Именно управление печатью было наиболее
уязвимой частью "либеральной системы" Лорис-Меликова. Большая, чем прежде,
свобода печати вызывала явное раздражение как при дворе, так и у самого импера¬
тора, не скрывавшего своего недовольства76.
Проведение столь рискованного курса было возможно лишь при отсутствии
весомой оппозиции в правительственных сферах. Довольно слабое, преимущественно
декларативное противодействие Лорис-Меликову оказывал только Валуев, к осени
1880 г. окончательно разошедшийся с ним во взглядах. Между тем возможности пред¬
седателя Комитета министров были весьма ограничены, а над ним самим уже нависла
угроза из-за ревизии сенатора Ковалевского, посланного Лорисом расследовать
расхищение башкирских земель, происходившее в то время, когда Валуев руководил
Министерством государственных имуществ. Исход ревизии полностью находился
в руках Лорис-Меликова. Осмотрительный Петр Александрович, не скрывая своих
разногласий с "ближним боярином", как он называл Лориса в дневнике, старался
сохранить с ним хорошие личные отношения. Еще менее прочным было положение
Л.С. Макова и К.Н. Посьета. Победоносцев вплоть до начала 1881 г. оставался вполне
лоялен к Лорис-Меликову и лишь вел "обычные свои споры" с ним по поводу проекта
закона о печати77. Только 31 января 1881 г. Каханов в письме к М.Е. Ковалевскому не
без удивления отметил: "...Победоносцев стал чуть ли не открыто в лагерь врагов
и тянет к допетровщине..." 78 Предположение об ухудшении зимой 1880-1881 гг.
отношений между Лорис-Меликовым и цесаревичем остается гипотезой, которую
трудно как подтвердить, так и опровергнуть79.
Сам Лорис-Меликов, по-видимому, считал свое положение в начале 1881 г. вполне
прочным и 28 января представил императору доклад, в котором изложил свое видение
механизма разработки задуманных преобразований. Готовить их обычным канцеляр¬
ским путем значило заведомо загубить дело. Практически все вопросы, поставленные
Лорис-Меликовым, не раз поднимались на протяжении 1860-1870-х гг. и затем тонули
в различных комитетах и комиссиях. Необходим был такой механизм подготовки
реформ, который, с одной стороны, обеспечивал бы их адекватность нуждам и ожи¬
даниям общества, а с другой - позволил бы избежать выхолащивания и продолжи¬
тельной задержки проектов в ходе бесконечных межведомственных согласований.
В докладе 28 января 1881 г. предлагалось решение этой двуединой задачи. Доклад
хорошо известен, однако некоторые связанные с ним обстоятельства до сих пор не
привлекали внимания исследователей. Обстоятельства эти отчасти раскрывает дати¬
рованное 31 января 1881 г. письмо вице-директора Департамента государственной
полиции В.М. Юзефовича к М.Е. Ковалевскому, пользовавшемуся особым доверием
Лорис-Меликова. "...Самым крупным событием настоящей минуты, - несколько
шероховато писал Юзефович, - это поданная графом государю записка, в которой он,
ссылаясь на способ, принятый при разрешении крестьянского вопроса, предлагает но
окончании сенаторской ревизии образовать сперва две комиссии, одну административ¬
43
ную, а другую финансовую, призвав к участию в них как лиц служащих, так и пред¬
ставителей общественных учреждений по приглашению от правительства, а затем, по
изготовлении этими комиссиями проектов необходимых преобразований, пригласить
от 300 до 400 человек, избранных земскими собраниями и городскими думами, для
обсуждения этих проектов и внесения их затем со всеми нужными изменениями и
дополнениями в Государственный совет. В записке своей граф предлагал, чтоб и в
состав Государственного совета было приглашено известное число общественных
представителей, но государь просил его сделать ему в этом отношении уступку,
на все же остальное выразил полное согласие, предварив, что подробности он
предполагает обсудить первоначально при участии наследника, графа и Милютина, а
затем в Совете министров под своим председательством. Полагают, что все это
состоится и самый указ обнародуется в непродолжительном времени... Если б проект
графа не был принят, то он имел твердое намерение тотчас же сойти со сцены".
Новость сообщалась под большим секретом (письмо шло не по почте), причем
оговаривалось, что о деле знает "едва ли более пяти-шести человек" 8().
Работа над докладом, по всей видимости, началась еще в конце 1880 г. (именно так,
кстати, датировал свой проект сам Лорис-Меликов в письме к А.А. Скальковскому81).
Во всяком случае, И.Л. Горемыкин, ездивший в декабре 1880 г. в Петербург по по¬
ручению сенатора И.И. Шамшина (ревизовавшего Саратовскую и Самарскую губ.)
и вернувшийся 12 января 1881 г. на Волгу, говорил, что "гр[аф] М.Т. Л[орис]-
М[еликов] собирается образовать комиссию для обсуждения вопроса о необходимых
реформах даже до окончания сенаторских ревизий"82. 26 февраля 1881 г. Шамшин
в письме к А.А. Половцову, проводившему ревизию Киевской и Черниговской губ.,
более подробно изложил содержание "продолжительного разговора" Горемыкина
с Лорис-Меликовым. ".. .Из этого разговора он узнал, - писал Шамшин, - что о комис¬
сии или комитете, о котором шла речь при нашем отъезде, уже составлен доклад
и учреждение его предполагается 19 февраля. Г[оремыкин] возражал против послед¬
него предположения, что необходимо дождаться конца наших работ. Возражение
было принято с изъявлением желания, чтобы работы пришли в результате к поло¬
жительным предположениям (выделено Шамшиным. - А.Л/.), которые послужили бы
материалом для работ комиссий..." 83 "...Работа организационная начнется с Вашим
возвращением, - сообщал 30 января 1881 г. М.Е. Ковалевскому Каханов. - Способ
производства их будет до того времени подготовлен в возможно удовлетворительной
форме"84.
Все это позволяет предположить, что замысел механизма дальнейшей разра¬
ботки реформ (ревизии - подготовительные комиссии - выборные - Государственный
совет), изложенный в докладе 28 января 1881 г., в общих чертах сложился еще в авгу¬
сте 1880 г., когда, став министром, Лорис-Меликов убедил императора направить
в ряд губерний сенаторские ревизии с целью "усмотреть общие неудобства нашего
провинциального правительственного порядка". В дневнике Половцова глухо гово¬
рится о том, каким тогда виделся Лорис-Меликову исход ревизий. «...Он стал мне
высказывать свои предположения о том, чтобы по возвращении всех нас, ревизующих
сенаторов, собрать в одно совещание, свести итоги привезенных нами сведениям.
"И тогда, - сказал он, - эти заключения я представлю государю и его припру. Не
хотите, так отпустите меня; я служу государю и обществу только до тех пор, пока
считаю, что могу быть полезным"»85. Заботясь о том, чтобы ревизии дали достаточ¬
ный материал для подготовки задуманных преобразований, Лорис-Меликов беспо¬
коился о масштабности сенаторских расследований. "...Граф Мих[аил] Тар[иелович]
все опасается, чтобы ревизии не впали в мелочность, - предупреждал Каханов осенью
1880 г. Ковалевского и от себя добавлял, - но оснований к такому опасению пока
нет" 86.
Что же по существу предлагалось Лорис-Меликовым в докладе? В 1881 г. подго¬
товительные комиссии должны были на основе "положительных предположений"
сенаторов составить законопроекты о "преобразовании местного губернского управ¬
44
ления", дополнении Положений 19 февраля 1861 г., пересмотре земского и городового
положения, об организации системы народного продовольствия87. В январе (1882 г.?)
намечалось собрать Общую комиссию, которой, что важно, предлагалось предоста¬
вить возможность корректировать составленные проекты, поступавшие затем
в Государственный совет88. Председателем Общей комиссии предстояло стать цесаре¬
вичу, его помощниками были бы Д.А. Милютин и Лорис-Меликов, который приз¬
навался, что "боялся кому-либо вверить председательство и хотел фактически быть
им сам" 89. Но даже номинальное председательство наследника престола (не говоря
уже о фактическом - министра внутренних дел) напрочь лишало комиссию какой-
либо конституционной окраски и, вместе с тем, ставило ее мнение не ниже мнения
Государственного совета.
«...Государь (Александр II), - рассказывал Лорис-Меликов Л.Ф. Пантелееву
о своем проекте, - говорил мне, что это найдут недостаточным, а я отвечал:
"Поверьте, государь, по крайней мере на три года этого хватит. Будет сделан опыт,
который покажет, насколько в России есть достаточно политически развитой
класс"»90. Таким образом, предложения, выдвинутые 28 января 1881 г. (в годовщину
приезда из Харькова), Лорис-Меликов рассчитывал осуществить за 3 года. Было ли у
него намерение провести через 3 года более радикальную или даже конституционную
реформу? Едва ли. Лорис-Меликов не раз и не только в официальных докладах
высказывал свое убеждение в том, что какое-либо конституционное учреждение
в России не будет иметь под собою почвы. м...Гр[аф] Лор[ис]-Мел[иков] и на словах,
и на письме всегда был против конституции и ограничения самодержавной власти", -
уже в мае 1881 г., после отставки Лориса, писал в доверительном письме к своему
брату Борису В.М. Юзефович91.
".. .Я знаю, - говорил Лорис отправляемым на ревизию сенаторам, - что есть люди,
мечтающие о парламентах, о центральной земской думе, но я не принадлежу к их
числу. Эта задача достанется на дело наших сыновей и внуков, а нам надо лишь
приготовить к тому почву" 92. Александр II, одобрив 1 марта 1881 г. проект правитель¬
ственного сообщения, которое доводило до сведения подданных о готовящихся
реформах, также сказал сыновьям (великим князьям Александру и Владимиру
Александровичам): "Я дал свое согласие на это представление, хотя и не скрываю от
себя, что мы идем по пути к конституции". Однако та легкость, с которой царь
поддержал план Лорис-Меликова, еще в январе дав на него принципиальное согласие,
заставляет думать, что и он полагался на длительность пути, которого хватит и на
сыновей, и на внуков. Характеристично, что Д.А. Милютин, записавший в дневнике
рассказ вел. кн. Владимира Александровича о словах отца, с недоумением отметил:
"...Затрудняюсь объяснить, что именно в предложениях Лорис-Меликова могло пока¬
заться царю зародышем конституции..."93
Действительно, проект Лорис-Меликова, направленный на продолжение преобра¬
зований 1860-х гг., не столько приближал к конституции, сколько возвращал самодер¬
жавие к концепции инициативной монархии94. Разработка и осуществление по ини¬
циативе и под контролем правительства масштабных реформ, намеченных програм¬
мой Лорис-Меликова, надолго снимали бы и сам вопрос об ограничении самодер¬
жавия. "...Скажу более, - писал Лорис-Меликов А.А. Скальковскому уже в октябре
1881 г.,-чем тверже и яснее будет поставлен вопрос о всесословном земстве, при¬
норовленном к современным условиям нашей жизни, и чем скорее распространят
земские учреждения на остальные губернии империи, тем более мы будем гаранти¬
рованы от стремлений известной, хотя и весьма незначительной, части общества к
конституционному строю, столь непригодному для России. Широкое применение
земских учреждений оградит нас также и от утопических мечтаний любителей
московской старины, Аксакова и его сторонников, желающих облагодетельствовать
отечество земским собором со всеми его атрибутами..."95
Вместе с тем, видя в поддержке и содействии "общества" условие sine qua поп успе¬
ха правительственной политики, Лорис-Меликов вовсе не был склонен переоценивать
45
"общественные силы". Неэффективность общественных учреждений отмечалась им
и в докладе 11 апреля 1880 г., и в инструкции для сенаторских ревизий, назначенных
по инициативе графа в августе 1880 г.96 "...Будучи харьковским генерал-губерна¬
тором, - говорил он посылаемым на ревизию сенаторам, - я убедился, что население
недовольно земством, которое дорого ему стоит и мало делает дела, а здесь я увидел,
что земство просто презренно в глазах главных органов власти..." Сенаторам
следовало установить, "заслужена ли земством такая репутация и нельзя ли его
деятельность сделать более плодотворною" 97. Характеризуя во всеподданнейшем
докладе "ожидания русского общества", граф не мог не обратить внимания на их
пестроту и разобщенность, констатируя, что "ожидания эти самого разного свойст¬
ва и основываются, более или менее, на личных воззрениях и заветных желаниях
каждого"98.
В самом общественном недовольстве и оппозиционных настроениях интеллигенции
графу виделось не притязание на власть той или иной общественной силы, но сви¬
детельство внутренней слабости общества и его неблагополучного состояния. Именно
поэтому в его докладах речь шла не о сделке с той или иной частью общества, не о
том, чтобы опереться на земство в борьбе с революционно настроенной молодежью,
а об исправлении недостатков пореформенного строя, ослабляющих страну и вызы¬
вающих оппозиционные настроения, о том, чтобы преодолеть эти настроения, демон¬
стрируя желание и готовность правительства улучшать положение подданных и при¬
влекая само общество через его представителей к участию в правительственной
политике.
Образование Общей комиссии в тех формах, которые рекомендовал Лорис-
Меликов, способствовало бы появлению так и не появившегося лояльного власти
"политически развитого класса". Доклад 28 января 1881 г. фактически предлагал
решение той задачи, которую еще в конце 1861 г. ставил Н.А. Милютин, говоря
о необходимости создать сверху вокруг программы далеко не конституционных
реформ "правительственную партию", способную противостоять в обществе оппози¬
ции "крайне правых и крайне левых". "...Такая оппозиция, - предупреждал Милю¬
тин, - бессильна в смысле положительном, но она бесспорно может сделаться
сильною отрицательно"".
Программа реформ, развиваемая Лорис-Меликовым, требовала усиленной деятель¬
ности, а не ограничения самодержавной власти, и Михаил Тариелович вполне отдавал
себе в этом отчет, не находя иной силы, способной сохранить страну и провести
необходимые для этого преобразования. Уже находясь в отставке, за границей, граф
заявил И.А. Шестакову: "Все Романовы гроша не стоят, но необходимы для
России"1(Х). При всей хлесткости такой характеристики, она отражала и положение
дел в стране, и уровень государственных способностей членов императорской
фамилии того времени. "...Я смотрю на дело практически, не ссылаясь на науку
и Европу, - излагал Михаил Тариелович в марте 1881 г. свое видение политического
развития страны А.И. Фаресову. - Для моего непосредственного ума ясно, что при
Николае Павловиче общество состояло из Фамусовых, а не из декабристов; что и в
1861 году реформы застали нас беззаконниками и их легко было отнять и что
в настоящее время, каково бы ни было правительство, но приходится делать русскую
историю с этим правительством, а не выписывать его из Англии..."101
Катастрофа 1 марта 1881 г. нанесла сокрушительный удар по планам Лорис-
Меликова. Убийство Александра II стало для него и личным потрясением. Тем не
менее ни сам граф, ни поддержавшие его министры (в первую очередь, Милютин
и Абаза) не считали необходимым вносить принципиальные изменения в программу,
которую успел одобрить Александр II и поддерживал, будучи наследником, Алек¬
сандр III. Цареубийство не устраняло потребности в преобразованиях. Как выразил
взгляд сторонников Лорис-Меликова А.А. Абаза: "Не следует бить нигилистов по
спине всей России"1()2.
Были ли обречены предложения графа Лорис-Меликова после 1 марта? Такое
46
впечатление может сложиться, если знать исход борьбы в правительственных сферах
весной 1881 г.103 Однако вплоть до появления манифеста 29 апреля 1881 г. исход этой
борьбы для ее участников не был очевиден. На заседании Совета министров 8 марта
Победоносцеву удалось сорвать одобрение проекта правительственного сообщения о
предстоящем создании подготовительных и Общей комиссий, однако он не смог
добиться от императора ни удаления Лориса, ни прямого отклонения его программы.
Александр III занял уклончивую позицию. Более того, из немногих сановников,
выступивших 8 марта против Лорис-Меликова, - Л.С. Маков был уволен уже через
неделю (в связи с упразднением Министерства почт и телеграфов), престарелый граф
С.Г. Строганов никогда более в совещания не призывался, а К.Н. Посьет не имел
никакого влияния в правительственных делах.
Свое одиночество Победоносцев почувствовал, видимо, уже 8 марта, что и под¬
толкнуло его написать Лорис-Меликову любезно-лицемерное письмо с просьбой не
переводить принципиальный спор в "роковую минуту" на личности (тогда как сам он
еще 6 марта в письме к императору ставил вопрос именно о "личностях"104). Влияние
обер-прокурора на Александра III было отнюдь не безусловным. Во всяком случае,
после отставки в конце марта А.А. Сабурова (выбор которого, кстати, принадлежал
Д.А. Толстому и уже зимой 1880-1881 гг. признавался Лорис-Меликовым неудачным)
Победоносцев не сумел отстоять кандидатуру И.Д. Делянова, неприемлемую для
министра внутренних дел. Проведенное же им назначение Н.М. Баранова петербург¬
ским градоначальником трудно было считать удачным. Ноты отчаяния звучат в част¬
ных письмах Победоносцева все чаще и резче. "...Положение ужасное, - жалуется он
Е.Ф. Тютчевой 18 апреля, - и я не вижу человеческого выхода. Все это испорченные,
исковерканные люди, но спросите меня, кого дать на их место, и я не умею назвать
цельного человека"1()5.
Лорис-Меликов находился в не менее мрачном настроении, все чаще заговаривая
об отставке и сетуя на "бездействие высшей власти и принимаемое ею ложное
направление"1()6. Тем не менее понимание того, что направление еще окончательно не
выбрано и не принято, оставляло известную надежду и заставляло Лорис-Меликова
и его сторонников "оставаться в выжидательном положении, пока не выяснится,
который из двух противоположных путей будет выбран императором" 1()7. "...B окру¬
жающем пока тумане трудно оглядеться и неверно произносить суждения, - писал
5 апреля Каханов М.Е. Ковалевскому. - Лорис задержан, но надолго ли, тоже
не знаю. Наш К.П. Победоносцев] чадит страшно, но долго ли будет от него чад
стоять - неизвестно... Как видите, главное - это неопределенность. К ней присое¬
диняются миллионы интриг, миллионы всякого рода предположений, более или
менее диких. Выводить что-либо из этих общих черт положительно прежде¬
временно..." 108
Казалось, Лорис-Меликову есть что противопоставить влиянию Победонос¬
цева. Ему удалось заручиться поддержкой вел. кн. Владимира Александровича и
кн. И.И. Воронцова-Дашкова - людей, наиболее близких в то время к молодому
монарху. На стороне графа было большинство министров. Наконец, преимуществом
Лорис-Меликова являлось наличие у него ясной программы правительственной поли¬
тики, 12 апреля 1881 г. вновь представленной во всеподданнейшем докладе импера¬
тору109. Победоносцев мог противопоставить ей лишь общие рассуждения о том, чего
делать не следует. Со всей очевидностью это проявилось 21 апреля на совещании у
Александра III. Итог этого совещания, завершившегося взаимным обещанием мини¬
стров, не исключая и Победоносцева, действовать сообща и поручением императора
вновь обсудить подробности правительственной программы, был расценен Лорис-
Меликовым как победа. Александр III, напротив, сделал вывод, что "Лорис, Милютин
и Абаза положительно продолжают ту же политику и хотят так или иначе довести нас
до представительного правительства"110
Манифест о незыблемости самодержавия, подготовленный Победоносцевым в
тайне от министров, заподозренных в конституционных стремлениях, и изданный
47
29 апреля 1881 г., резко менял ситуацию. Он не содержал какой-либо позитивной
программы, однако самим фактом своего неожиданного появления не только означал
отказ от соглашений 21 апреля, не только указывал, с кем именно намерен теперь
советоваться самодержец, но и служил знаком монаршего недоверия министрам,
которым было отказано участвовать в подготовке манифеста. Логическим следствием
выражения недоверия в столь грубой и почти оскорбительной, по представле¬
ниям того времени, форме стали добровольные отставки М.Т. Лорис-Меликова,
А.А. Абазы и Д.А. Милютина.
Примечания
'Ковалевский М.М. Конституция графа Лорис-Меликова. Лондон, 1893; Тихомиров Л. А.
Конституционалисты в эпоху 1881 г. М., 1895; Самодержавие и земство. Конфиденциальная записка
министра финансов статс-секретаря С.Ю. Витте. Stuttgart. 1901; Ульянов В.И. (Н. Ленин) Гонители
земства и аннибалы либерализма //Ленин В.И. ПСС. Т. 5. М., 1979. С. 21-72.
2Белоголовый Н.А. Граф М.Т. Лорис-Меликов //Белоголовый Н.А. Воспоминания
и статьи. М., 1898. С. 182-224; Кони А.Ф. Граф М.Т. Лорис-Меликов //Кони А.Ф. Собр. сом. В 8 т.
Т. 5. М., 1968. С. 184-216; Пантелеев Л.Ф. Мои встречи с гр. М.Т. Лорис-Меликовым // Голос
минувшего. 1914. № 8. С. 97-109; Скальковский К. А. Наши государственные и общественные
деятели. СПб., 1890. С. 201-214; Ф а р е с о в А.И. Две встречи с графом М.Т. Лорис-Меликовым //
Исторический вестник. 1905. № 2. С. 490-500.
3 Всеподданнейший доклад гр. П.А. Валуева и документы к Верховной распорядительной комиссии
касательные // Русский Архив. 1915. № 11-12. С. 216-248; Гр. Лорис-Меликов и Александр II о положении
России в сентябре 1880 г. // Былое. 1917. № 4. С. 34-38; Г о л и ц ы н Н.В. Конституция гр. М.Т. Лорис-
Меликова. Материалы для ее истории // Былое. 1918. № 4-5. С. 125-186; "Исповедь графа Лорис-Меликова"
(письмо Лорис-Меликова к А.А. Скальковскому 14 октября 1881 г.) // Каторга и ссылка. 1925. № 2.
С. 118-125; Переписка Александра III с гр. М.Т. Лорис-Меликовым (1880-1881) // Красный архив. 1925. № 1.
С. 101-131; Дневник Е.А. Перетца (1880-1883). М.; Л., 1927; Письма К.П. Победоносцева к Александру III.
Т. 1. М., 1925.
4Зайончковский П.А. Кризис самодержавия в России на рубеже 1870-1880-х годов.
М., 1964.
5 Захарова Л.Г. Земская контрреформа 1890 г. М., 1968; Твардовская В. А. Алек¬
сандр III // Российские самодержцы. М., 1993. С. 216-306; Чернуха В.Г. Внутренняя политика царизма
с середины 50-х до начала 80-х годов XIX века. Л., 1978.
6Эйдельман Н.Я. "Революция сверху" в России. М., 1989; Л и т в а к Б.Г. Переворот 1861 г.
в России; почему не реализовалась реформаторская альтернатива? М., 1991.
7 См., в частности: Российские самодержцы. М., 1993; Российские реформаторы. М., 1995; Российские
консерваторы. М., 1997.
8 Л е н и н В.И. Указ. соч. С. 43.
9 Степа нов В.Л. Н.Х. Бунге. Судьба реформатора. М., 1998. С. 111; Ч е р н у х а В.Г. Внутрен¬
ний кризис: 1878-1881 гг. // Власть и реформы. От самодержавной к советской России. СПб., 1996.
С. 364.
10 О предшествующей деятельности Лорис-Меликова см.: Ибрагимова З.Х. Терская область
под управлением М.Т. Лорис-Меликова (1863-1875). М., 1998.
11 ОР РГБ, ф. 169, к. 62, д. 36, л. 7-8.
12 К о н и А.Ф. Указ. соч. С. 204; Пантелеев Л.Ф. Указ. соч. С. 104.
13 РГАЛИ, ф. 472, оп. 1, д. 83, л. 40; Скальковский А.А. Воспоминания о графе Лорис-
Меликове // Новое время. 1889. № 4622, 10(23) января.
14 ОР РНБ, ф. 856, оп. 1,д.6,л. 572; Милютин Д. А. Дневник. Т. 3. М.,1950. С. 112-113.
15 РГАЛИ, ф. 472, оп. 1, д. 83, л. 18-19,40; Милютин Д.А. Указ. соч. Т. 3. С. 112-113.
16 П.А. Валуев. Письма к М.Т. Лорис-Меликову (1878-1880) // Россия и реформы. Вып. 3. М., 1995.
С. 100-109.
17 РГИА, ф. 908, оп. 1, д. 572, л. 1-2.
18 РГАЛИ, ф. 472, оп. 1, д. 83, л. 18; К л е й н м и х е л ь М.Э. Из потонувшего мира. Берлин, [Б.г.]
С. 84-85.
19 РГАЛИ, ф. 472, оп. 1, д. 83, л. 18.
20 Отголоски. 1879. № 7.
48
21 РГИА, ф. 908, оп. 1, д. 572, л. 2-5.
22 Отголоски. 1879. № 7.
23 М и л ю т и н Д.А. Указ. соч. Т. 3. С. 134.
24 ГА РФ, ф. 109, секретный архив, оп. 3, д. 163, л. 4.
25 Там же, ф. 569, оп. 1, д. 16, л. 9; д. 26; л. 28; С к а л ь к о в с к и й А.А. Указ. соч.
26 ГА РФ, ф. 569, оп. 1, д. 140; РГИА, ф. 866, оп. 1, д. 125, л. 2-3; П.А. Валуев. Письма к
М.Т. Лорис-Меликову. С. 109-115.
27 ГА РФ, ф. 583, оп. 1, д. 14, л. 9-10. Подробнее о проекте П.А. Валуева см.: Захарова Л.Г.
Земская контрреформа 1890 г. С. 44-52; Чернуха В.Г. Внутренняя политика царизма...
28 Программа эта хорошо известна благодаря книге П.А. Зайончковского, однако с его оценкой
предложений Лорис-Меликова далеко не во всем можно согласиться. См.: Зайончковский П.А.
Указ. соч. С. 116-119.
29 ГА РФ, ф. 109, секретный архив, оп. 3, д. 163, л. 4-5.
30 С кальковский А.А. Указ. соч.
31 ИРЛИ, ф. 274, д. 16, л. 129-131, 165-166; ГА РФ, ф. 1718, оп. 1, д. 8, л. 53; ОР РГБ, ф. 120, к. 12, д. 21,
л. 24.
32 ИРЛИ, ф. 274, д. 16, л. 557-559.
33 ОР РНБ, ф. 856, оп. 1, д. 6, л. 673-675.
34 Собрание распоряжений и узаконений правительства. 1880. № 15.
35 Пантелеев Л.Ф. Указ. соч. С. 106-107.
36 ГА РФ, ф. 583, оп. 1, д. 15, с. 201-202.
37 В а л у е в П.А. Дневник (1877-1884). Пг., 1919. С. 61-62.
38 ИРЛИ, ф. 274, д. 16, л. 557-559.
39 В а л у е в П.А. Дневник (1877-1884). С. 67.
40 ГА РФ, ф. 678, оп. 1, д. 334, л. 16-52.
41 ИРЛИ,ф. 274, д. 16, л. 164.
42 Былое. 1918. №4-5. С. 154-161.
43 Переписка Александра III с гр. М.Т. Лорис-Меликовым... С. 107-108.
^Валуев П.А. Дневник (1877-1884). С. 92.
45 Дневник Е.А. Перетца (1880-1883). С. 8.
46 ГА РФ, ф. 583, оп. 1, д. 17, с. 156-157.
47 Там же. С. 169-170.
48 Ко н и А.Ф. Указ. соч. С. 193.
49 Там же. С. 157-158.
50 Ф а р е с о в А.И. Указ. соч. С. 495.
51 Там же. С. 499.
52 "Исповедь графа Лорис-Меликова"... С. 121.
53 П а н т е л е е в Л.Ф. Указ. соч. С. 102.
54 Былое. 1918. №4-5. С. 163.
55 "Исповедь графа Лорис-Меликова"... С. 119-121.
56 ГА РФ,ф. 583, оп. 1, д. 17, с. 14-17.
57 РГИА, ф. 1250, оп. 2, д. 37, л. 51-52.
58 Там же, ф. 1642, оп. 1,д. 189,*л. 16-17.
59 ОР РНБ, ф. 1004, оп. 1, д. 42, л. 1-2.
60 Исповедь графа Лорис-Меликова"... С. 124; ГА РФ, ф. 583, оп. 1, д. 17, с. 94; Дневник Е.А. Перетца
(1880-1883). С. 14.
61 РГАЛИ, ф. 459, оп. 1, д. 3919, л. 11.
62 Былое. 1918. №4-5. С. 160-164, 182.
63 ГА РФ, ф. 569, оп. 1, д. 96, л. 25-26.
^Белоголовый Н.А. Указ. соч. С. 209-210.
65 Ко н и А.Ф. Указ. соч. С. 201.
^Пантелеев Л.Ф. Указ. соч. С. 102-103.
67 В а л у е в П.А. Дневник (1877-1884). С. 62, 145, 157; К о н и А.Ф. Указ. соч. С. 194.
68 Ко н и А.Ф. Указ. соч. С. 197.
69 ГА РФ, ф. 583, оп. 1, д. 17, с. 166;ОРРНБ,ф. 1004, оп. 1,д. 19.
70 РГИА, ф. 919, оп. 2, д. 2454, л. 4-8, 31-32. Письмо К.Д. Кавелина к М.Т. Лорис-Меликову // Русская
мысль. 1905. № 5. С. 30-37; Записки А.И. Кошелева. М., 1991. С. 190-191; Кони А.Ф. Указ. соч.
С. 188, 197.
71 Былое. 1918. №4-5. С. 160.
72 ГА РФ, ф. 583, оп. 1, д. 17, с. 142-143.
49
73 Былое. 1918. №4-5. С. 160.
74 РГАЛИ, ф. 459, оп. I, д. 3919. См. также: Л уночкин А.В. Газета "Голос" и режим М.Т. Ло-
рис-Меликова // Вестник Волгоградского университета. 1996. Сер. 4 (история, философия). Вып. 1.
С. 49-56.
75 ГА РФ, ф. 583, оп. 1, д. 17, с. 156-157.
76 Былое. 1917. № 4. С. 36-37; "Исповедь графа Лорис-Меликова"... С. 123.
77 Письма К.П. Победоносцева к Александру III. Т. 1. С. 302-303.
78 ОР РНБ, ф. 1004, оп. 1, д. 19, л. 2-3.
79Зайончковский П.А. Указ. соч. С. 232-233.
80 ОР РНБ, ф. 1004, оп. 1, д. 42, л. 1-2.
81 "Исповедь графа Лорис-Меликова"... С. 121.
82ИРЛИ,ф. 359, д. 525, л. 12.
83 ОР РНБ, ф. 600, оп. 1, д. 198, л. 7.
84 Там же. ф. 1004, оп. 1,д. 19, л. 2-3.
85 ГА РФ, ф. 583, оп. 1, д. 17, с. 137.
86 ОР РНБ, ф. 1004, оп. 1, д. 19, л. 7-8.
87 Былое. 1918. № 4-5. С. 164.
88 Пантелеев Л.Ф. Указ. соч. С. 101-102.
89 К о и и А.Ф. Указ. соч. Т. 5. С. 197.
90 Пантелеев Л.Ф. Указ. соч. С. 102.
91 ОР РНБ, ф. 1004, оп. I, д. 42, л. 5.
92 ГА РФ, ф. 583, оп. I, д. 17, с. 12-17.
93 Милютин Д.А. Указ. соч. Т. 4. С. 62.
94 Подробнее см.: Захарова Л.Г. Самодержавие и реформы в России. 1861-1874. (К вопросу
о выборе пути развития) // Великие реформы в России. 1856-1874. М., 1992. С. 24—43.
95 "Исповедь графа Лорис-Меликова"... С. 120.
96 Былое. 1918. № 4-5. С. 157; Русский архив. 1912. № 11. С. 421^122.
97 ГА РФ, ф. 583, оп. I, д. 17, с. 16-17.
98 Былое. 1918. №4-5. С. 158-159.
99 Письмо Н.А. Милютина к Д.А. Милютину (публикация Л.Г. Захаровой) // Российский архив. История
Отечества в свидетельствах и документах ХУШ-ХХ вв. Вып. 1. М., 1995. С. 97.
100 ОР РНБ, ф. 856, оп. 1, д. 7, л. 101.
101 Ф а р е с о в А.И. Указ. соч. С. 500.
102 ГА РФ, ф. 583, оп. 1, д. 18, с. 204-205.
103 Подробнее см.: Зайончковский П.А. Указ. соч. С. 300-378.
104 Былое. 1918. № 4-5. С. 180. Письма Победоносцева Александру III. Т. 1. С. 315-318.
105 ОР РГБ, ф. 230, п. 4410, д. 1, л. 50.
106 Милютин Д.А. Указ. соч. Т. 4. С. 54.
107 Там же. С. 40—41.
108 ОР РНБ, ф. 1004, оп. 1, д. 19, л. 4-5.
109 Былое. 1918. №4-5. С. 180-185.
110 К.П. Победоносцев и его корреспонденты. Письма и записки. Т. 1. Полутом 1. М.; Пг., 1923. С. 49.
От редакции. Мы часто говорим о живой связи, преемственности, "эстафете
поколений" как непременном условии развития науки. Публикуя первую большую
статью молодого исследователя А.В. Мамонова, мы имеем возможность познакомить
читателя с кратким комментарием к ней, написанным видным российским историком,
доктором исторических наук В.А. Твардовской (ИРИ РАН), которая работает сейчас
вместе с доктором исторических наук Б.С. Итенбергом над документальным
сборником, посвященным деятельности М.Т. Лорис-Меликова. Думаем, что ее мнение
будет интересно для всех, кому небезразлична неординарная, порой кажущаяся даже
чем-то загадочной фигура этого выдающегося государственного деятеля. Итак, слово
В.А. Твардовской.
50
«Статья А.В. Мамонова - новое слово о М.Т. Лорис-Меликове. Деятельность
и взгляды одной из ярких, можно сказать, знаковых фигур истории России второй
половины XIX в., генерала и реформатора М.Т. Лорис-Меликова остаются до сих пор
малоизученными. Впрочем, то же можно сказать о большинстве государственных
деятелей Российской империи, которым - в отличие от революционеров - советские
историки уделяли значительно меньше внимания.
Стремясь учесть все написанное о Лорис-Меликове, молодой исследователь
А.В. Мамонов не следует за своими предшественниками, а во многом по-иному
трактует то, что сделал и что не успел сделать герой его статьи на посту "диктатора".
Он не только заново прочитал известные документы, относящиеся к "диктатуре
сердца", но и привлек ряд материалов, не попавших в поле зрения историков,
занимавшихся этим периодом.
А.В. Мамонов задается вопросами, на которые не дает ясных ответов литература о
внутренней политике России. Почему именно Лорис-Меликов был призван в качестве
деятеля, способного вывести страну из кризиса? Случаен ли этот выбор или ему в ту
пору не было альтернативы? С какими взглядами на перспективы развития страны
вступал генерал на пост главы Верховной распорядительной комиссии: был ли он уже
убежденным сторонником реформ или стал им, пытаясь провести предначертанный
ему курс на "искоренение крамолы"?
Обращаясь к истокам политической карьеры Лорис-Меликова, невозможно обойти
самое начало его пути в большую политику - службу на Кавказе. О ней стоило бы
сказать хотя бы в общих чертах, опираясь на имеющуюся литературу1: слишком
важным был этот период в становлении Лорис-Меликова-реформатора. Ведь "усми¬
рение" Чечни было достигнуто не только военными методами, но и в немалой степени
с помощью социально-экономических мер. Следовало бы напомнить и о военных
заслугах генерала в русско-турецкой войне, хотя они и более известны в литературе:
ведь прежде всего благодаря им граф Лорис-Меликов становится широко известным и
популярным.
Рассказывая о борьбе Лорис-Меликова с чумой на посту астраханского генерал-
губернатора, автор статьи не ограничивается лишь этим "санитарным" аспектом его
деятельности, а говорит о малоизвестных мерах по общему оздоровлению края, не
упуская из внимания и тактику Лорис-Меликова, пробудившую интерес
к нему в аристократических кругах.
Не лишним было бы здесь упоминание о том, что в эту пору герой русско-турецкой
войны умножил свою славу и в более широких слоях населения: предотвращенная им
угроза эпидемии в послевоенной России была реальной. И не только в салонах, но и в
печати разных направлений Лорис-Меликова чествовали как героя. Так накапливался
тот капитал популярности, доверия, авторитета, с которым граф оказался на высшем
государственному посту.
Едва ли не решающую роль в назначении Лорис-Меликова начальником Верхов¬
ной распорядительной комиссии сыграла его успешная деятельность в качестве
харьковского генерал-губернатора. А.В. Мамонов рассматривает административно-
хозяйственные меры, им предпринятые, подчеркивая, что генерал-губернатор
не верил в репрессии как решающее средство борьбы с революционным движе¬
нием, не думал ограничиваться ими и уже тогда пытался заручиться поддержкой
общества.
Однако возникает ряд вопросов. Можно ли было "успокоить" край, подвластный
генерал-губернатору (6 губерний), с помощью проводимой им политики? Можно ли
было ликвидировать слухи о переделе земли, т.е. надежду крестьян на "прирезку"
к наделу, с помощью военных судов? Можно ли было наладить отношения админи¬
страции и земства, осуществляя лишь мелкие частные меры по облегчению земской
деятельности, но игнорируя общественные требования по расширению прав земства?
Могла ли в этих условиях быть сколько-нибудь длительной та поддержка местного
общества, которую на первых порах получил Лорис-Меликов? Подобными вопро¬
51
сами, вероятно, задавался и сам Лорис-Меликов, и это едва ли не главный итог его
генерал-губернаторской службы.
Программу, сформулированную Лорис-Меликовым после того, как он был обле¬
чен неограниченными полномочиями диктатора (февраль 1880 - 1 марта 1881),
А.В. Мамонов анализирует как единый комплекс социально-экономических и полити¬
ческих мер. Так называемая конституция, т.е. идея привлечения к государственному
управлению представителей общества, обоснованно предстает как часть этой про¬
граммы, взаимосвязанная с другими задачами, призванными вывести страну из кри¬
зиса. Нельзя не согласиться, что эта программа находилась в процессе разработки,
не являясь чем-то завершенным. На мой взгляд, замысел доклада министра внутрен¬
них дел царю 28 января 1881 г. (где она изложена наиболее обстоятельно) в общих
чертах сложился еще несколько ранее августа 1880 г. Думается, что контуры
программы уже ощутимы в докладе диктатора 11 апреля 1880 г., где обозначены
не только основные социально-экономические меры по подъему хозяйственной
жизни страны, но и как бы мимоходом упомянуто о целесообразности призыва
сведущих людей с мест для обсуждения местных нужд и разработки планов не¬
отложных преобразований. Это был своеобразный "пробный шар", призванный
определить реакцию императора. Диктатор не только не выделил это свое
предложение, но, наоборот, придал ему вид попутного, малозначащего замечания.
Но уже его первые шаги у кормила государственного управления говорят о самых
серьезных замыслах. И положение страны, как оно предстало после взрыва
в Зимнем дворце, и генерал-губернаторство, кажется, убеждали, что без ради¬
кальных и всеобщих перемен не обойтись. Только Лорис-Меликов во всеоружии
своего военного и политического опыта готовил эти перемены весьма осторожно
и неспешно.
Неоднократно подчеркивая самостоятельность своего героя, А.В. Мамонов спра¬
ведливо отказывается персонифицировать посторонние влияния на него. В нашей
литературе попытки такой персонификации есть. Так, Е.А. Дудзинская и В.И. Коно¬
валов убеждены, что именно А.И. Кошелев оказывал преобладающее влияние на
Лорис-Меликова. Выдвигалось и мнение о серьезном воздействии на его программу
либерального правоведа А.Д. Градовского2.
Автор прав, когда отвергает подобный подход. Но вот о близости реформатора
к либерально-демократической публицистике 1860-1870-х гг. следует сказать не¬
сколько определеннее. Именно либерально-демократической мысли принадлежат
основные положения программы Лорис-Меликова. И если идея привлечения предста¬
вителей общества к государственному управлению могла высказываться лишь
в адресах земств Александру II и в вольной печати, то меры по улучшению положения
деревни, к которым думал прибегнуть Лорис-Меликов, давно уже не сходили
со страниц либеральной и народнической печати. Здесь уже высказывались соображе¬
ния о необходимости отмены соляного налога, о податной реформе, мелком позе¬
мельном кредите, облегчении переселений крестьянам - обо всем, что попало в до¬
клады диктатора царю. И это "заимствование" отнюдь не умаляет заслуг Лорис-
Меликова. Государственный деятель вовсе не обязан быть генератором идей, разра¬
ботчиком программы. Ему важно уловить задачи, поставленные временем, услышать
назревшие общественные требования. Лорис-Меликов сумел это сделать, явив тем
самым подлинный государственный ум.
Что же касается независимости и самостоятельности диктатора, то они относи¬
тельны, и именно в этом заключалась заслуга Лорис-Меликова как государственного
деятеля. Реформатор должен быть зависим и от общественного мнения, и от своих
соратников. Из статьи можно заключить, что диктатор сам был своего рода "мозго¬
вым центром", подготовляя и самостоятельно принимая решения о преобразованиях.
Но его союзниками были такие деятели, как военный министр Д.А. Милютин,
инициатор и двигатель военной реформы, министр финансов А.А. Абаза и товарищ
министра Н.Х. Бунге, глубже, чем Лорис-Меликов, разбиравшиеся в социально¬
52
экономических вопросах, и другие. Думается, что проект преобразований, подготов¬
ленный в период "премьерства" Лорис-Меликова, в определенном смысле был плодом
коллективных усилий либеральных администраторов из его окружения, при несом¬
ненной руководящей роли самого диктатора.
Задаваясь вопросом, "были ли обречены предложения графа Лорис-Меликова
после 1 марта" 1881 г., А.В. Мамонов не спешит давать на него однозначный ответ,
исходя из конечных итогов борьбы в правящих сферах. Он взвешенно и со знанием
расстановки сил в "верхах" анализирует сложившуюся здесь обстановку - все pro
и contra планов Лорис-Меликова, обращает внимание на то, что министр внутренних
дел и его единомышленники заняли выжидательную позицию, в то время как их
противники во главе с Победоносцевым действовали весьма активно. По ходу
изложения автор дал емкую и точную характеристику диктатора как "временщика,
пользующегося особым доверием самодержца". Только это, по его справедливому
мнению, и "позволяло выдвинуть и провести широкую программу преобразований".
Какую тактику и стратегию следовало бы избрать Лорис-Меликову с восшествием на
престол Александра III? Возможно, после 1 марта настал момент, когда реформатору
надо было ориентироваться прежде всего на общественную поддержку своих планов.
В печати началась кампания в защиту представительства, но она была пресечена
цензурой по воле самого Лорис-Меликова, надеявшегося завоевать доверие нового
царя. Здесь сказалась характерная черта российской политической жизни - пат¬
риархальность с ее персонификацией отношений в политике. Если Лорис-Меликов
делал ставку на свое влияние на царя, а не на общественные силы, то обще¬
ственность уповала на личность самого Лорис-Меликова, от него ожидая перемен
к лучшему.
Размышляя о возможных последствиях реализации проекта диктатора, А.В. Мамо¬
нов уверен, что он "не столько приближал конституцию, сколько возвращал само¬
державие к концепции инициативной монархии", требовал "усиленной деятельности, а
не ограничения самодержавия". Именно в том, что предложенные преобразования не
только не угрожают прерогативам самодержавия, но и укрепят позицию власти,
убеждал царя и сам Михаил Тариелович. Исследователь, думается, не в полной мере
учел здесь саму природу самодержавной власти, тяготевшей к монополии во всем,
ощущавшей себя всеобъемлющей и всепроникающей. Авторитарная власть плохо
уживалась с общественной активностью, о чем свидетельствовал опыт уже первых
пореформенных лет. Даже зачатки демократии и самоуправления в земских и судеб¬
ных учреждениях, "дарованные" самодержавием, были признаны его идеологами
чужеродными для государственной системы, подрывающими ее основы.
Сомнительна способность этой отжившей власти стать "инициативной монархией",
проявив себя в "усиленной деятельности". Но несомненно, что расширение земской
деятельности, предусмотренное Лорис-Меликовым, привело бы к усилению общест¬
венной активности и инициативы, что выдвинуло бы перед обществом новые задачи.
Реакция на это единодержавие вроде бы предсказуема. И тем не менее опыт миро¬
вой истории не знает прецедента сосуществования неограниченной монархии с демо¬
кратией и самоуправлением, а значит, и не опровергает категорически такой воз¬
можности.»
Примечания
'Ибрагимова З.Х. Терская область под управлением М.Т. Лорис-Меликова (1863-1875). М.,
1998; Даниелян Г.Г. Генерал граф Лорис-Меликов. Его жизнь, военная и государственная
деятельность. Ереван, 1997.
2Д удзинская Е.А., Коновалов В.И. А.И. Кошелев // Вопросы истории. 2000. № 8.
С. 80-81; Луночкин А.В. Газета "Голос" и режим М.Т. Лорис-Меликова // Вестник Волгоградского
университета. Сер. 4 (история, философия). Вып. 1. 1996. С. 49 и след.
53
© 2001 г. И.В. ЗИМИН'
МЕДИКИ И САМОДЕРЖЦЫ
ИМПЕРАТОР АЛЕКСАНДР II 1 МАРТА 1881 ГОДА
События 1 марта 1881 г. не только оборвали жизнь императора Александра И,
но и положили конец эпохе преобразований, символом и жертвой которых он стал.
Если большинство потрясенных его убийством современников задавалось вопросом,
почему не была должным образом обеспечена охрана монарха, то медиков интере¬
совало, можно ли было спасти царя после полученных им тяжелых ранений. Кроме
того, в обширной литературе, повествующей о происшедшем 1 марта, часто присут¬
ствуют такие описания полученных царем ранений, что просто непонятно, как он
прожил еще полтора часа, а не скончался на месте. Поэтому, не останавливаясь на
хорошо известных событиях, предшествовавших покушению, хотелось бы рассмот¬
реть именно медицинскую сторону этих событий. Трагедия разворачивалась на про¬
тяжении считанных часов: в 13 час. 10 мин. царь вышел из Михайловского дворца.
Вторая бомба, брошенная И.И. Гриневицким, взорвалась в 13 час. 45 мин. Смерть,
по разным данным, наступила в 15-15 час. 30 мин. Официальным временем кончины
принято считать 3 час. 35 мин. пополудни.
По мнению большинства очевидцев взрыва на набережной Екатерининского ка¬
нала Петербурга, царь был слегка контужен взрывом первой бомбы. Все видевшие
его в то время отмечают некоторую замедленность восприятия им происходящих со¬
бытий. Возможно, поэтому он не дал немедленно увезти себя с места взрыва, что
и привело к повторному покушению. Окружающие находились в состоянии такого
шока, что не смогли оказать императору элементарной медицинской помощи на месте
взрыва, хотя среди его спутников было много военных, не раз видевших и кровь,
и страшные раны. Обер-полицмейстер А.И. Дворжицкий, сам тяжело раненный
во время второго взрыва, впоследствии рассказывал: "Я приподнял его с земли и тут
с ужасом увидел, что обе ноги его величества совершенно раздроблены и кровь из них
сильно струилась"1. Очевидцы свидетельствовали, что по мере приближения к Зим¬
нему дворцу император терял сознание от потери крови, "которая сочилась из обор¬
ванных мускулов обеих голеней. Эти мускулы и составляли единственную связь между
стопою и коленями обеих ног, так как кости голеней были раздроблены и вышиб¬
лены взрывом"2.
Военный министр Д.А. Милютин записал в дневнике 1 марта 1881 г.: "Я был в чис¬
ле свидетелей агонии его: он лежал с раздробленными ногами на походной кровати
в бессознательном состоянии, окруженный врачами и многочисленным семейством.
Он едва дышал: для поддержания дыхания ему вдували кислород, пока хирурги бинто¬
вали раздробленные члены..."3 Как и многие его современники, лейб-медик царя
С.П. Боткин вел дневник, который в настоящее время хранится в ОР РНБ Санкт-
Петербурга. Поскольку именно Боткин констатировал смерть царя, то его сообщение
было бы особенно интересно, однако естественное волнение так сильно исказило
и без того трудночитаемый, типично докторский почерк лейб-медика, что разобрать
его запись от 1 марта практически невозможно.
Среди тех, кто оказался рядом с умирающим императором, была фрейлина
А.А. Толстая. Она составила свои записки гораздо позже описываемых событий,
но смерть царя произвела на нее очень сильное впечатление, поэтому ее воспомина¬
ниям можно доверять. Фрейлина, отрицательно относившаяся к морганатической
супруге императора светлейшей княгине Юрьевской, тем не менее описала ее актив¬
ное участие в попытках спасти царя: "Она распоряжалась докторами, прибывающими
отовсюду. Это она распорядилась принести подушки с кислородом. Никогда не забуду ** Зимин Игорь Викторович, кандидат исторических наук, доцент Санкт-Петербургского государствен¬
ного медицинского университета им. И.П. Павлова.
54
странного, рокового шума, действующего на нервы, от этих подушек, посредством
которых пробовали вернуть к жизни государя... Его агония без видимого страдания
продолжалась полтора часа... По мнению Боткина, это был механический остаток
жизни, и, поскольку государь потерял страшно много крови, его можно считать
умершим раньше, чем его перенесли в Зимний дворец... В один момент Боткин,
державший руку умирающего, обернулся к новому монарху и объявил, что все
кончено"4.
Необходимо упомянуть также тех, кто слышал о происходившем из уст непосред¬
ственных очевидцев событий. Государственный секретарь Е.А. Перетц, бывший
в этот день в Зимнем дворце, записал в дневнике: "В шестом часу вышел из кабинета
государя великий князь Константин Николаевич, бледный, как мертвец, но спокой¬
ный... Великий князь сообщил мне прерывающимся голосом, что вид тела покойного
ужасен. Нижняя часть туловища страшно обезображена: кости обнажены и раздроб¬
лены, мясо висит кусками"5. Через три недели, 19 марта 1881 г., А.В. Богданович
зафиксировала рассказ генерал-адъютанта С.Е. Кушелева: "Когда он (Кушелев. -
И.З.) вошел, на подушках в сидячем положении находился государь... Рядом какой-то
доктор мехами старался вдувать кислород в рот царя, лежащего без ног - открытые
колени и тут же кровавые лохмотья"6.
Первыми медиками, которые оказались около раненого императора, были дежу¬
рившие в Зимнем дворце гоф-медик Ф.Ф. Маркус и фельдшер Коган. В соответствии с
инструкцией в тот же день Маркус написал на имя министра императорского двора
А.В. Адлерберга рапорт с описанием своих действий. Приведем его полностью:
"В дежурство мое, сего 1 марта, в два часа пятнадцать минут пополудни позван был я
для пособия священной особе государя императора. По немедленному моему прибы¬
тию в кабинет его величества вместе с дежурным лекарским помощником Коганом
я нашел государя императора лежащим на кровати, в полном бессознательном со¬
стоянии с полуоткрытыми глазами, с суженными, на свет не реагирующими зрачками,
едва ощутимым пульсом и редким трудным дыханием. Лицо его величества было
бледное, местами забрызгано кровью, челюсти судорожно сжаты. Обе голени раз¬
дроблены настолько, что представляют собою бесформенную массу, причем можно
было констатировать следующее: на правой голени в верхней ее трети перелом обеих
костей с раздроблением во многих местах и разрывом мягких частей, на левой
таковое же повреждение в нижней ее трети. Вышеупомянутое повреждение его
величества признано мною, равно как и прибывшими после меня врачами, безусловно
смертельным. Применение всевозможных возбуждающих средств оказалось тщет¬
ным, и государь император в четверть четвертого пополудни в Бозе опочил.
Дежурный гоф-медик Ф. Маркус"7.
Спустя 19 лет Ф.Ф. Маркус написал небольшую заметку, назвав ее "Последние
минуты императора Александра II". Здесь он пишет, что, оправившись от шока после
страшного известия, он "мгновенно собрал все необходимое, как-то: лекарский набор,
вату, бинты, кровоостанавливающую жидкость и пр." и побежал в кабинет царя, где
нашел его в полулежачем положении. Врачу "бросились в глаза страшно обезобра¬
женные нижние конечности, в особенности левая, правая конечность была тоже пов¬
реждена, но менее левой; правая была обута в сапог, левая же стопа без сапога. Обе
раздробленные конечности были на ощупь холодные". По словам Маркуса, он, "не
потеряв присутствия духа", приказал лекарскому помощнику "придавливать как
можно сильнее обе бедренные артерии", сам же приступил "к оживлению потухаю¬
щей жизни". Из воспоминаний неясно, какие действия он предпринял, но они не дали
никакого результата: император продолжал находиться без сознания. Все усилия
прибывших после него врачей, подчеркивал Маркус, также были тщетными. Среди
них был и С.П. Боткин, который нашел царя "уже без пульса". На вопрос цесаревича
о прогнозе «он ответил: "От 10 до 15 минут"»8.
Воспоминания лекарского помощника Когана, опубликованные в 1913 г., более
обширны и в них больше деталей собственно медицинского характера. Он подчерки¬
55
вает самостоятельность своих действий в экстремальной ситуации: ’’Моментально
я прижал левую бедренную артерию, вслед за мною доктор Маркус прижал правую
бедренную артерию. С Божьей помощью удалось остановить кровотечение из арте¬
рий”. Коган подробно перечисляет, что он делал, стремясь привести царя в чувство:
"Спрыскивал и обтирал полотенцем лицо, давал нюхать нашатырный спирт и влил
несколько валериановых капель в уста государя. Подание помощи длилось не более
двадцати минут, и государь император стал дышать глубже прежнего, и наконец я
услышал стон... После этого я ощупал едва ощутимый пульс, он был нитеобразный,
весьма слабый; затем наложил руку на сердце государя, толчки были тоже слабые”.
Все описанное длилось первые 15-20 мин. после того, как царя доставили в ка¬
бинет и до появления других врачей. Затем, по словам Когана, доктору Маркусу
стало дурно, и он вышел из кабинета. Сам Ф.Ф. Маркус ничего не пишет ни
в рапорте, ни в воспоминаниях о том, что оставил фельдшера наедине с умирающим
царем.
После ухода Маркуса Коган ’’принял от него и правую бедренную артерию, и, та¬
ким образом, остался держать обе артерии руками”. Вскоре появились другие врачи -
доктора Круглевский и Дворяшин, который немедленно отправился за ампутацион¬
ным ящиком. Круглевский же стал опрыскивать царя холодной водой, а затем
подавать ему кислород, принесенный из придворной аптеки. Все это время Коган
держал обе артерии, но кровь продолжала сочиться из множества ран. После того,
как вернулся доктор Дворяшин с ампутационными инструментами, "был наложен
эсмарховский бинт на правое бедро, а потом на левое, я же поддерживал оба бедра”,
пишет Коган. Прошло еще 20 мин., и появились Боткин, профессор Богдановский
и почетный лейб-медик Головин. Боткин начал прослушивать сердце. Коган спросил:
"Есть ли какая надежда?” "Сергей Петрович посмотрел на меня и сказал, что нет
никакой надежды”9.
Поскольку смерть императора последовала только через полтора часа после
взрыва, то часть ответственности за его смерть могла лечь на врачей. Для того, чтобы
дать максимально полную информацию о деятельности медиков, доктор Дворяшин,
врач 4-го стрелкового батальона императорской гвардии, 4 марта 1881 г. опубликовал
в "Санкт-Петербургских ведомостях” письмо, в котором подробнейшим образом
восстановил ход врачебных мероприятий. Он заявлял, что ранения ”не были абсо¬
лютно смертельны”, пояснив: "Раздробление костей обеих коленей само по себе после
двойной ампутации не абсолютно смертельно, если бы не сопровождалось такою
страшною потерею крови”. Косвенную вину за смерть Александра II Дворяшин пере¬
ложил на тех, кто находился рядом с царем в момент взрыва: "Не потеряй голову
окружающие государя, сделай кто-нибудь прижатие бедренных артерий или перетяни
чем попало бедро целиком, и государь был бы спасен”.
В числе предпринятых мер врач упоминает также опрыскивание сернокислым
эфиром. Для оживления деятельности сердца при столь сильной кровопотере медики
надавливали "кровеносные жилы от периферии к центру”, но и это не принесло ни¬
каких результатов. При наложении каучуковых бинтов на правую ногу выше колена
"доктора старались сохранить всю оставшуюся в оборванных частях тела кровь
и отдавить ее по направлению к сердцу”. Кроме этого, "чтобы сэкономить кровь для
питания мозга, решено было наложить бинт и на правую руку”10. После проведенного
бинтования "доктор Боткин сказал, что сердечные тоны становятся яснее”. После
соборования "деятельность грудобрюшинной преграды стала видимо ослабевать,
и дыхание совершалось только верхними частями грудной клетки. Тотчас же помча¬
лись в конюшенный госпиталь за снарядом для переливания крови”. В это же время
медиками был подписан единственный бюллетень: "Состояние его величества
вследствие потери крови безнадежно. Лейб-медик Боткин, профессор Богдановский,
почетный лейб-медик Головин, доктор Круглевский”. В 15 час. 35 мин. была конста¬
тирована смерть "от быстрой и обильной потери крови (острое малокровие) через
разрушенные артерии нижних конечностей”.
56
Таким образом, можно утверждать, что вслед за взрывом бомбы, брошенной
Гриневицким, примерно в 13 час. 15 мин. императора после некоторой суеты укла¬
дывают в возок и везут в Зимний дворец по Невскому проспекту, а затем с трудом
приносят на руках в кабинет. Видимо, это заняло не менее 30 мин., и все это время
перебитые бедренные артерии не были перевязаны. Позже в распоряжении медиков
оказался ампутационный набор и ’’снаряд” для переливания крови, которые вслед¬
ствие большой кровопотери применены не были. Все врачебные мероприятия были
предприняты в течение 45-50 мин.
По сведениям Когана, "около четырех часов пополудни явился профессор Грубер
с ассистентами Таренецким и Лесгафтом для бальзамирования”, к которому они при¬
ступили после проведения вскрытия, начавшегося около полуночи. Проводившие
вскрытие врачи пришли к следующему заключению: "Основываясь на результатах
наружного осмотра, при котором найдены обширные и глубокие разрушения на ниж¬
них конечностях с разрывом крупных кровеносных сосудов, и результатах внут¬
реннего исследования, показывающего высокую степень бескровия всех внутренних
органов, причем даже в сердце найдено самое незначительное количество жидкой
крови, мы заключаем, что смерть его императорского величества произошла от быст¬
рой обильной потери крови (острое малокровие) через разрушенные артерии нижних
конечностей”1 *.
В этот же день на месте трагедии были подобраны различные вещи, принадле¬
жавшие царю. В их числе был "обломок крышки от футляра для очков”12. Не сохра¬
нилось ни одного изображения Александра II в очках, нет сведений о том, что
он пользовался очками и в мемуарах, и этот "обломок крышки” - единствен¬
ное упоминание о том, что император использовал их при работе с документами, по-
видимому, только в самом узком кругу.
В результате покушения кроме императора пострадало еще 20 человек; 11 из них
были отправлены в придворный госпиталь. Погибли трое. Казак лейб-гвардии Терс¬
кого эскадрона собственного его величества конвоя Александр Маленчевых умер
через 10 мин. после того, как его доставили в госпиталь. Крестьянин Николай Макси¬
мович Захаров, мальчик 14 лет из мясной лавки, получил ранение в голову и после
40 часов, проведенных без сознания, скончался 3 марта. Народоволец Игнатий
Иоахимович Гриневицкий умер от полученных ран в 22 час. 30 мин. 1 марта.
Тяжело ранено было 6 человек, наиболее серьезно - обер-полицмейстер
А.И. Дворжицкий, у которого обнаружили 57 ран. Легко раненых оказалось
11 человек. Но и среди них были жертвы: 10 мая умерла после трех операций
раненная в правую руку солдатка Евдокия Давыдова13.
Примечания
'Дворжицкий К. А. Первое марта 1881 года // Исторический вестник. 1913. № 1. С. 128.
2Комаров В.В. Дневник событий с 1 марта по 1 сентября 1881 г. СПб., 1882. С. 17.
3 Милютин Д.А. Дневник. Т. IV. М., 1950. С. 25.
4Тол ст а я А.А. Записки фрейлины //Октябрь. 1993. № 6. С. 143.
5 П е р е т ц Е.А. Дневник Е.А. Перетца государственного секретаря. 1880-1883. М., 1927.
6 Б о г д а н о в и ч А.В. Дневник. Три последних самодержца. М., 1924. С. 49.
7 РГИА, ф. 1614, оп. 1, д. ПО, л. 1-2.
к Александр Второй. Воспоминания. Дневники. СПб., 1996. С. 351-352.
9 К о г а н. Кончина Императора Александра II. Рассказ фельдшера // Исторический вестник. 1913.
№ 1. С. 134.
10 К о м а р о в В.В. Указ. соч. С. 17.
11 РГИА, ф. 468, оп. 46, д. 112, л. 1-3. Протокол подписан лейб-медиками Боткиным, Головиным,
Цыцуриным, Карелем, профессорами Богдано-Бельским, Грубером, Ивановским, доктором Круглевским,
прозекторами Лесгафтом и Тиреняцким.
12 РГИА, ф. 1614, оп. 1, д. 116, л. 1.
13 К о м а р о в В.В. Указ. соч. С. 19; Дворжицкий К.А. Указ. соч. С. 114.
57
© 2001 г. В.Д. ЛЕБЕДЕВ
МЕСТНЫЕ КОМИТЕТЫ ОСОБОГО СОВЕЩАНИЯ О НУЖДАХ
СЕЛЬСКОХОЗЯЙСТВЕННОЙ ПРОМЫШЛЕННОСТИ
(1902-1904 гг.)
В истории аграрной реформы начала XX в. особое место занимают проекты, раз¬
работанные местными комитетами одного из крупнейших межведомственных органов
России - Особого совещания о нуждах сельскохозяйственной промышленности (да¬
лее - Особое совещание). Основная задача совещания заключалась в обсуждении эко¬
номических проблем сельского хозяйства. Вместе с тем особое внимание было уде¬
лено проблеме создания правовой базы для подъема крестьянских хозяйств. В данной
статье анализируются проекты правовых реформ в области земельных отношений,
гражданского и уголовного законодательства, местного управления и суда. Речь
пойдет о тех предложениях местных комитетов, без реализации которых, по их мне¬
нию, аграрный вопрос в принципе не мог быть решен. Предложения же об экономи¬
ческих реформах в аграрной сфере затрагиваются лишь постольку, поскольку они
связаны с проблемой изменения крестьянского законодательства.
История Особого совещания изучалась в отечественной историографии как опре¬
деленный этап крестьянской политики самодержавия или же его взаимоотношений
с дворянством1. Особенно подробно рассматривалась история функционирования са¬
мого совещания, а не его местных комитетов, материалы которых привлекались для
изучения истории российского крестьянства, в связи с историей реформ С.Ю. Витте
или предысторией аграрной реформы П.А. Столыпина. На основе материалов сове¬
щания изучалось и правосознание крестьянства2. Историки отмечали, что состав
Особого совещания и его местных комитетов был подобран так, чтобы обеспечить
преобладание в них поместного дворянства, и доказывали неспособность власти
разработать и провести аграрные реформы. Такая позиция наиболее четко пред¬
ставлена в монографии М.С. Симоновой3. Подробнее правовые аспекты проектов
местных комитетов изучались в дореволюционных исследованиях, авторы которых,
однако, не могли воспользоваться материалами, не вошедшими в официально
изданные "Труды местных комитетов"4. А некоторые работы были опубликованы
еще до появления "Трудов"5.
Многотомное издание "Трудов местных комитетов о нуждах сельскохозяйственной
промышленности" и составленный на их основе "Свод трудов" стали важнейшими
источниками и при подготовке настоящей статьи. Каждый из "Трудов местных
комитетов" включает журналы заседаний губернского комитета, свод заключений
уездных комитетов, протоколы и журналы заседаний последних, доклады и записки
участников работы комитетов с указанием их сословного статуса или профессии6.
Кроме того, привлекались неопубликованные записки участников заседаний местных
комитетов7, материалы периодической печати, доклады, воспоминания и записки
общественных и государственных деятелей - С.Ю. Витте, А.А. Кофода, А.А. Полов¬
цова8, законодательные акты.
На рубеже веков в России сложился комплекс взаимосвязанных социально-эко¬
номических проблем, одной из которых было ухудшение положения крестьянства.
Истоки этого процесса лежали в самом характере крестьянской реформы 1861 г.,
предусматривавшей такие нормы надела, которые в перспективе не позволяли боль¬
шинству крестьян улучшать свое хозяйство. Начиная с 1880-х гг. все отчетливее обна¬
руживалось крестьянское малоземелье, обострившееся из-за роста сельского насе¬
ления. Земельный надел многих крестьянских дворов не обеспечивал прожиточного
минимума9. Положение усугублялось чересполосицей и длинноземельем. Многие ** Лебедев Владимир Дмитриевич, аспирант Института российской истории РАН.
58
крестьяне вынуждены были прибегать к аренде земли, причем основную массу
арендаторов составляли бедняки и середняки, арендовавшие небольшие участки глав¬
ным образом на основе системы отработок или издольщины10. Крестьяне
оказывались перед необходимостью расширять сферы приложения своего труда:
занимались промыслами, нанимались на заработки. Однако далеко не все могли найти
себе работу. По подсчетам А.М. Анфимова, из 45 млн работников лишь 15 млн могли
найти себе применение в сельском хозяйстве, а из оставшихся 30 млн человек лишь
6,6 млн (14,8%) - в промышленности11. Следовательно, примерно половина трудоспо¬
собного крестьянства оказалась безработной.
Острота аграрного вопроса усугублялась и правовым положением крестьян.
Общинные порядки сковывали их личную инициативу, а понятия обычного права
о собственности, вознаграждении за труд и т.п. противоречили нормам гражданского
права. Навязанные общине фискальные функции нередко подрывали платежеспо¬
собность крестьянского хозяйства. Как известно, в 1880-1890-х гг. были приняты
законы, еще более сковывающие развитие рыночных отношений в аграрной сфере12.
Снижение платежеспособности сельского населения негативно сказывалось на до¬
ходной части госбюджета и сужало емкость внутреннего рынка, тогда как форсиро¬
ванный рост промышленного производства - основа экономической политики мини¬
стра финансов С.Ю. Витте - требовал колоссальных государственных инвестиций.
По-видимому, не случайно в центре внимания Витте в 1898-1899 гг. оказались
аграрные проблемы. Решение их он видел в уравнении в правах крестьян с другими
сословиями, в предоставлении им права выхода из общины и закреплении надельной
земли в личную собственность. Но такой проект реформы не нашел понимания
со стороны правящих кругов. Мероприятия 1890-х гг. не могли решить аграрный
вопрос13. Лишь финансовый и промышленный кризисы начала века, неурожаи 1899
и 1901 г. стимулировали создание ряда правительственных совещаний, главным из
которых и стало Особое совещание, образованное 22 января 1902 г. по инициативе
С.Ю. Витте. Он и стал его председателем. В состав совещания вошли министры внут¬
ренних дел, земледелия и государственных имуществ, сенаторы (всего 19 человек).
Кроме них, на правах членов Особого совещания приглашались также видные
специалисты в области права и экономики - Д.И. Пихно, А.И. Петражицкий,
И.И. Иванюков, Н.А. Каблуков и др. Программа Особого совещания, составленная
по поручению Витте В.И. Ковалевским, предусматривала мероприятия по распро¬
странению сельскохозяйственных знаний и подъему ведущих товарных отраслей
аграрного сектора экономики. Особое место занимали в ней вопросы, касающиеся
правового положения крестьянства14.
Решение об образовании местных комитетов было принято 9 февраля 1902 г.
В губернские комитеты, возглавлявшиеся губернаторами, входили губернские и уезд¬
ные предводители дворянства, председатели и члены губернских земских управ,
управляющие казенными палатами и др.; в уездные комитеты - земские и об¬
щественные деятели, крестьяне, а председательствовали в них уездные предводители
дворянства. Всего было образовано 618 комитетов (82 губернских и 536 уездных),
охвативших более 12 тыс. человек15.
Задачи, возлагаемые на местные комитеты, определялись в циркулярных отноше¬
ниях Витте от 28-31 мая 1902 г. Программа, которой им следовало придерживаться,
была сужена: под давлением руководства МВД (Д.С. Сипягина, а затем В.К. Плеве)
из нее были исключены важнейшие вопросы, касавшиеся общих условий крестьян¬
ского землепользования и землевладения, "содействия правительства" улучшению
сельского хозяйства и ряд других. В результате крестьянский вопрос был в значитель¬
ной мере сведен к агротехническим проблемам, а также упорядочению внутренней
и экспортной торговли, кредитного дела, подсобных промыслов, аренды. Вместе с тем
на позицию комитетов существенно повлияло одно решение С.Ю. Витте, который
резонно полагал, что они вряд ли смогут удержаться в пределах правительственной
программы. В циркулярных отношениях указывалось, что комитетам предостав¬
59
ляется право дополнить программу такими проблемами, от решения которых можно
было бы по местным условиям ожидать подъема сельского хозяйства16. Это указание
сыграло впоследствии важнейшую роль в деятельности местных органов Особого
совещания.
Вопреки указаниям ряда влиятельных министров, председатели комитетов активно
привлекали к работе земских служащих. В результате лишь треть работающих
в местных комитетах 49 губерний Европейской России принадлежала к числу прави¬
тельственных чиновников17, большинство же составляли "представители от земли" -
служащие земских учреждений, крестьяне и помещики18. Это особенно отчетливо
проявилось в уездных комитетах, на которых лежала основная тяжесть работы.
Губернский комитет составлял заключения по отзывам уездных, которым формально
была предоставлена свобода выражения мнений. Правда, на практике это положение
не всегда соблюдалось, о чем свидетельствует, например, начатое в 1902 г. дознание
по делу землевладельца Н.Ф. Бунакова и члена уездного училищного совета
С.В. Мартынова за подачу в Воронежский уездный комитет требования о необхо¬
димости коренных изменений в системе государственного управления. И это был не
единственный случай принятия репрессивных мер против работающих в местных
комитетах. В Хозяйственном департаменте МВД были составлены списки их членов,
оказавшихся "не вполне благонадежными в политическом отношении". По предписа¬
нию директора Департамента полиции А.А. Лопухина многие из них были факти¬
чески отстранены от дальнейшего участия в земской деятельности, так как губерна¬
торам предписывалось препятствовать выдвижению их кандидатур на земских выбо¬
рах, а в случае избрания - не утверждать их19. Существовали и другие способы
давления. Предоставление председателю права приглашать на заседания по своему
выбору тех или иных лиц и самостоятельно формулировать повестку дня также
иногда приводило к нарушению свободы слова. Так, председатель Козельского
уездного комитета Калужской губ. М.М. Сабо запретил приглашенным крестьянам
обсуждать вопрос о малоземелье20.
Вместе с тем не во всех случаях власть была глуха к общественному мнению или к
позиции крестьян. Например, Дмитровский уездный комитет Курской губ. принял
постановление о необходимости введения всесословного самоуправления, основы¬
ваясь на точке зрения крестьянина А.В. Козакова; при этом мнение председателя
комиссии по правовым вопросам, дворянина А.Е. Говорова было отвергнуто21. Хотя
подобные случаи были единичными, судя по данным о социальном составе комитетов
и спектре поднятых ими вопросов, можно сделать вывод, что условия работы были
здесь гораздо демократичнее, чем во многих других совещательных органах.
Одну из основных причин упадка сельского хозяйства большинство уездных и гу¬
бернских комитетов видело в недостатках законодательства. Отмечая "стеснительные
правовые условия", в которых оказались крестьянские хозяйства, комитеты исходили
из того, что "без коренных изменений в этой области невозможно проявление
хозяйственной предприимчивости"22. Отправной точкой в их проектах стала мысль о
предоставлении всему крестьянству полных гражданских прав. Как говорилось
в постановлении Епифанского уездного комитета Тульской губ., авторы которого
ссылались на мнение С.Ю. Витте, "жизнь в деревне только тогда войдет в свое русло,
когда будет поднята личность русского крестьянина, когда упадет деление деревен¬
ских жителей на привилегированные и непривилегированные сословия..." Анало¬
гичные постановления, отстаивавшиеся представителями всех социальных групп, при¬
нимались в большинстве комитетов практически единогласно. За уравнение в правах
крестьян с другими сословиями высказалось 103 уездных комитета, а против - 623.
Идея раскрепощения личности крестьянина была тесно связана с проблемой
создания оптимальных правовых форм землевладения. Речь шла чаще всего о судьбах
общины, критика которой сводилась к тому, что частые переделы вынуждают кре¬
стьян, истощать землю, не заботясь о ее плодородии, а затруднительность выхода
из общины обостряет проблему малоземелья. Согласно подсчету И.В. Сосновского,
60
27 комитетов пришли к выводу, что экстенсивные методы хозяйствования и мало¬
земелье служат основной причиной низкой доходности крестьянских хозяйств, и лишь
4 комитета были с этим не согласны и заключили, что увеличивать крестьян¬
ское землевладение нежелательно24. Вопрос об общине увязывался, таким образом,
с наиболее острой для крестьян проблемой - недостаточностью надела. Так, кре¬
стьяне Елецкого комитета считали, что "переход к интенсивным формам сельского
хозяйства совершенно недоступен для тех нищенских крестьянских хозяйств, в кото¬
рых по системе праотцовского трехполья обрабатывается две десятины надела"25.
Однако обсуждение детальных условий выхода из общины происходило редко. Как
правило, рассматривалась возможность "допущения свободного выхода из общины
с землей" и восстановления 165 статьи Положения 1861 г., предусматривающей выход
из общины по мере уплаты выкупного долга26. При этом комитеты нередко акценти¬
ровали внимание на различных деталях правоотношений, что порой делает их проек¬
ты несопоставимыми. Разнообразие мнений было вызвано не только сложностью
и противоречивостью действовавших норм земельного права, но и характером
землепользования в различных регионах страны. Но и в пределах уезда ответы на
одни и те же вопросы могли быть противоположными. Так, в Сарапульском уездном
комитете Вятской губ. некоторые крестьяне предлагали реформировать общину
в артель, а другие утверждали, что и "при артельном хозяйстве должны возникнуть
недоразумения между трудолюбивыми и лентяями..."27
Вопрос о крестьянской общине был поставлен в 184 местных комитетах. Боль¬
шинство из них (113 уездных и 12 губернских) высказались за упразднение общины,
32 уездных и 10 губернских комитетов - против, еще 17 уклонились от ответа, решив
"предоставить решение этого вопроса течению самой жизни". При этом нередко слу¬
чалось, что граница между сторонниками отмены общинного землевладения и про¬
тивниками такой меры весьма размыта. Лишь 15 комитетов признали желательным
полную его отмену и еще 5 высказались за обязательный переход к частной собствен¬
ности28. Остальные предлагали различные способы поощрения выхода из общины,
оставляя крестьянам свободу выбора. Высказывались пожелания и о распространении
на надельное и усадебное владения права личной собственности. Из 14 комитетов,
поставивших вопрос о том, должна ли принадлежать подворная земля всей семье или
ее главе, лишь 1 высказался за последний вариант29. В комитетах густонаселенных
малороссийских и западных губерний особое значение придавалось устройству
обособленных хуторов. Как правило, эту тему затрагивали представители судов
и земств, постоянно сталкивающиеся с недостатками поземельного устройства
крестьян. Именно они отметили, что, несмотря на очевидный факт разложения
коллективной семейной собственности, толкования Сената продолжали ее призна¬
вать. Согласно этим толкованиям, во главе семьи стоит домохозяин, но он не соб¬
ственник, а лишь "распорядитель хозяйства и представитель семьи". Крестьянский
земельный участок поэтому "не представляет даже владения на праве общей
собственности, а какую-то совершенно особую конструкцию собственности". Подвор¬
ный участок не мог быть продан за долги домохозяина, не подлежал завещательному
распоряжению, а крестьянин, воспользовавшийся землей отца, не отвечал за его
долги. Для устранения этих несообразностей часто предлагалось ввести личную
собственность "с предоставлением права завещательного распоряжения надельной
землей, определением нормы дробления участка и изданием закона о порядке
наследования в случае отсутствия завещания". Некоторые ограничения свободной
продажи наделов возможны были, как считалось, лишь с целью обеспечения крестьян
землей и охраны интересов семьи30.
Одним из наиболее распространенных мнений о способах увеличения доходности
крестьянских хозяйств была трансформация общины в кооперативный союз. Однако
комитеты, высказавшиеся за добровольный выход крестьян из общины, указывали
на невозможность эволюции общины в кооперативную артель. 12 комитетов, из кото¬
рых 8 находились в Центрально-европейской части России, где преобладала общинная
61
форма землевладения, отмечали, что земледельческая кооперация может быть осно¬
вана только на праве собственности, свободе вступления и выхода из союза и, нако¬
нец, сознательном чувстве общности экономических интересов31.
Особое внимание комитетов, обсуждавших судьбу общины, вызвали проекты пра¬
вового урегулирования механизма переделов. Приблизительно 40 комитетов высказа¬
лись за изменение закона от 8 июня 1893 г. и лишь 7 - против32. По общему мнению,
законом было предусмотрено только изменение размера крестьянского надела, но не
его местоположения. Этим открывалась возможность обходить закон: община, не
производя передела полей, передвигала хозяев с одной полосы на другую. Главная
цель закона - обеспечение устойчивости землепользования - в результате не дости¬
галась. С другой стороны, игнорирование утвержденного 12-летнего срока переделов
могло быть даже полезно для сельского хозяйства. Так, Епифанский комитет
признал, что в Тульской губ. распространены переделы через каждые 6-10 лет33.
В тех районах, где чернозем не был истощен и не требовал удобрения, переделы
удачно сочетали уравнительное начало с интенсификацией земледелия. В районах
нечерноземной полосы из-за сокращения поголовья скота происходило сильное исто¬
щение наделов, вследствие чего общины вынуждены были отказаться от трехполья
и перейти к многопольным севооборотам, а следовательно, чаще, чем раз в 12 лет,
заниматься переделами земельных участков. В степных хозяйствах Нижнего По¬
волжья господствовала двухпольная система, требовавшая передела пахотной земли
каждые 5-6 лет34.
На изменении закона о переделах настаивали и противники общины, и их оппонен¬
ты. Однако первые, как правило, считали, что с устройством хуторов на основе лич¬
ной собственности переделы прекратятся сами собой, а значит, этот закон следовало
бы просто отменить. Признавая, что переделы делают невозможной интенсификацию
крестьянского хозяйства, они полагали, что надлежащая обработка надела, возмож¬
ная лишь при устойчивом пользовании на правах собственности, могла бы решить и
проблему малоземелья. Эта мысль была наиболее четко выражена в Нижегородском
губернском комитете35, отмечавшем, что при таком порядке землепользования
"крестьяне постоянно забрасывают свои наделы, и периферия надела покры-вается
пустырями". В результате повсеместно "идут жалобы на малоземелье, а между тем в
наделе увеличивается процент совершенно негодных для культуры пространств..."
Защитники общинного землепользования объясняли эти явления невысоким уров¬
нем образования у крестьян, недостаточностью у них средств для ведения интен¬
сивного хозяйства. Малоземелье же признавалось ими проблемой, связанной отнюдь
не только с особенностями правового статуса надела.
Комитеты, высказавшиеся за сохранение общины, также указывали на возмож¬
ность перехода к индивидуальным формам землепользования. Все преобразования
должны, по их мнению, проводиться с учетом национальных особенностей российской
деревни и в то же время учитывать потребности быстро формирующейся рыночной
экономики. Проблема заключалась в том, как совместить одно с другим. Именно этим
комитетам принадлежало большинство проектов по изменению закона о переделах.
Одинаковых способов решения этой проблемы для всей России не могло быть в
принципе, и это многие осознавали. В этих условиях основным стал вопрос
о сроках переделов и о том, должны ли крестьяне принимать решение о них двумя
третями голосов или простым большинством. Практически все комитеты, представ¬
ляющие нечерноземную полосу, постановили ходатайствовать об увеличении срока
переделов (14 комитетов указывали срок в 24-25 лет). Еще 12 комитетов предложили
при переделах сохранять за общинниками улучшенные ими участки земли36.
В целом, разница во мнениях между противниками и сторонниками общинного зем¬
левладения заключалась в том, что первые считали необходимым активно стимули¬
ровать переход крестьян к индивидуальным формам землепользования, а вторые
полагали, что достаточно навести порядок в общине, разрешив всем желающим
выходить из нее. Впрочем, предлагавшиеся решения проблемы малоземелья не исчер¬
62
пывались реформой крестьянской общины. 14 уездных и 2 губернских комитета
проектировали для увеличения земельной площади крестьян экспроприацию части
помещичьей земли. Некоторые из них предлагали меры, имевшие явно утопический
характер. Как правило, в этих комитетах Центральной части России доминировали
представители земств и крестьян, а председатели их допускали большую свободу
слова, чем в других37.
Не склонное к радикальным решениям большинство искало выход в удешевлении
и упрощении процедуры купли-продажи, межевания и обмена чересполосных
участков. Судя по приводимым комитетами данным, эта проблема была для крестьян
чрезвычайно актуальной. Так, по подсчетам Суджанского комитета Курской губ.,
регистрация приобретения участка в 1 дес. составляла 23,3% покупной суммы,
а участка в четверть дес. - от 49,4 до 55,8%38.
Предлагалось провести реформы и в других сферах гражданского права, приведя
его в соответствие с изменившимся характером земельных отношений. Речь шла
о реформе обычного права, арендных и трудовых отношений, кредитной и налоговой
систем. Многие комитеты считали реформирование соответствующих норм не менее
важным делом, чем преобразование общины. За кодификацию обычного права
высказались 18 комитетов, в том числе 4 губернских, предложивших с этой целью
провести повсеместное изучение решений волостных судов и опрос сельских сходов,
а затем облечь результаты такого исследования в форму общего "Сельского устава"
и особых порайонных сборников39.
Следует отметить, что в решении многих правовых проблем, особенно касавшихся
аренды и найма сельскохозяйственных рабочих, как правило, отчетливо проявлялся
их острый социальный подтекст. Эти проблемы затрагивали взаимоисключающие ин¬
тересы землевладельцев и крестьян, и подавляющее большинство комитетов пред¬
ставило проекты, при осуществлении которых беднейшая часть крестьянства оказы¬
валась бы в крайне тяжелом хозяйственном и правовом положении. Их обсуждение
нередко сопровождалось достаточно бурными дискуссиями. В ряде уездных коми¬
тетов крестьяне подняли вопрос о создании более благоприятных правовых и эконо¬
мических условий для арендаторов. Так, крестьянин И.К. Константинов предложил
в Рузском комитете Московской губ. ходатайствовать об установлении предельных
арендных цен на земельные угодья. Предложение было передано в экономическую
комиссию, которая отвергла его как "нарушающее основной принцип свободы
владения". Мнение Константинова не было даже опубликовано в "Трудах местных
комитетов"40. В Суджанском комитете Курской губ. крестьянин Н.Т. Волков в
подробно обоснованной фактами и цифрами записке о земельной спекуляции просил
ввести нормировку цен на продаваемые и арендуемые земли. Однако его записка
была признана "не подлежащей обсуждению". Крайне высокими арендные платежи
признавали и некоторые представители привилегированных сословий. В том же
комитете земский начальник П.П. Медведев говорил, что "помещичьи земли охотно
разбираются малоземельными крестьянами за высокую плату, иногда превосходящую
вдвое чистый доход земли"41. Неудивительно, что многие из землевладельцев,
принявших участие в работе местных комитетов, вполне сознательно уклонились от
обсуждения этого вопроса. В результате в регионах Центральной части России,
Причерноморья, Степного Заволжья, Северного Кавказа, где в наибольшей степени
была распространена крестьянская аренда у помещиков, местные комитеты редко
формулировали развернутые планы по этому вопросу. При этом неписаное правило
игнорировать обсуждение правовых условий аренды не применялось к менее
распространенной в Центральной России практике аренды крестьянских наделов42. 19
комитетов этого региона, ссылаясь на пагубность излишней регламентации,
высказались за то, чтобы договорные отношения полностью зависели от соглашения
сторон43, подразумевая, что существующий размер арендной нлаты вполне приемлем
и не мешает развитию крестьянского хозяйства. Интересно, что некоторые из них
приняли постановления об уравнении в правах крестьян с другими сословиями. Это
63
значит, что большинство участников этих комитетов в принципе было не против
повышения уровня жизни крестьян за счет упрочения их социального статуса,
полагая, однако, что этот процесс не должен затрагивать экономических интересов
землевладельцев.
Иная ситуация сложилась в комитетах западных и юго-западных губерний. Здесь
количество арендованной крестьянами земли составляло лишь 1-5%44, и в то же
время была широко распространена аренда земли помещиками, которые поэтому
были в наибольшей степени заинтересованы в обсуждении арендного законода¬
тельства. Многие сформулированные комитетами этих губерний проекты, хотя
и были, по мнению авторов, предназначены для решения исключительно местных
проблем, имели гораздо более общий смысл. Так, в достаточно развернутом проекте
Эстляндского губернского комитета речь шла о переходе арендных прав по наслед¬
ству, обязательном предупреждении арендатора об отказе в возобновлении аренды,
страховании построек в арендуемом имении. Проект, таким образом, защищал
интересы не только собственника, но и арендатора.
Сходный характер носила полемика вокруг правового регулирования найма сель¬
скохозяйственных рабочих45. Стремясь обойти вопрос о законодательном упорядоче¬
нии взаимоотношений между нанимавшимися на работу крестьянами и работодате¬
лями, многие комитеты вполне сознательно уклонились от обсуждения этого пункта
программы. Так, в Харьковской губ., где эта проблема была достаточно острой,
из 11 комитетов только 1 (Змиевский) дал ответ в двух строчках о необходимости
сбора сведений о спросе и предложении на труд. 134 комитета признали желательным
открытие особых справочных и лечебно-продовольственных пунктов в местах скоп¬
ления крестьян, уходящих на заработки; еще 83 комитета приняли постановления
о том, чтобы ходатайствовать перед правительством о дешевой и удобной органи¬
зации перевозки людей46. В то же время труды местных комитетов не содержат
практически никаких сведений о численности сельскохозяйственных рабочих и не
позволяют сколько-нибудь полно обрисовать условия наемного труда. Несмотря на
крайне низкую его оплату (что, впрочем, признавали только немногие участники
работы), лишь 9 комитетов приняли постановление о необходимости мер по охране
труда47. Остальные либо умолчали об этом аспекте проблемы найма, либо выска¬
зались за усиление репрессивных мер в отношении крестьян, не выполняющих
условий подряда.
Помимо пожеланий о реформировании гражданского права, некоторые местные
комитеты признали необходимым произвести изменения и в уголовном законода¬
тельстве. Внимание 14 комитетов привлекла проблема "особой" наказуемости кресть¬
ян. "За один и тот же поступок, - говорилось в записке Московского губернского
комитета, - и даже одно и то же лицо в зависимости только от того, против кого
совершено преступление, может быть подвергаемо различным видам наказания -
тюремному заключению на срок до 6 месяцев, если, например, кража совершена
у землевладельца, и аресту до 15 дней или телесному наказанию, если тот же просту¬
пок совершен им у крестьянина". Этот же комитет обращал внимание на несправедли¬
вость нормы, согласно которой волостной суд должен был наказывать за мотов¬
ство, пьянство и нарушение условий найма, т.е. за такие проступки, которые для
других сословий не влекли за собой уголовного наказания. Нарекания вызвало также
несоответствие наказаний, налагаемых за один и тот же проступок волостными
и окружными судами. Еще 47 комитетов ходатайствовали об отмене телесных нака¬
заний, ссылаясь на их безнравственность и на то, что они применяются все реже48.
Различные аспекты правовых реформ почти никогда не рассматривались местны¬
ми комитетами изолированно от финансовой политики правительства. В их "Трудах"
неоднократно подчеркивалось, что для прогресса земледелия необходимы не только
предоставление крестьянам гражданских прав, более широкий доступ к образованию,
но и финансовое содействие. По мнению комитетов, недопустимо положение, когда
аграрный сектор дает около половины доходов государства, а расходы по Мини-
64
стерству земледелия и государственных имуществ составляют всего 2,2% бюджета.
С другой стороны, земства, имея намного меньше средств, расходуют их более произ¬
водительно, чем правительство. Часто подчеркивалось, что неправомерно субсидиро¬
вание окраин империи за счет налогов, собираемых в центральной части страны.
В связи с этим предлагалось снизить или отменить выкупные платежи, реформи¬
ровать в интересах сельского хозяйства налоговую и банковскую системы, а также
внести поправки в закон о кредитной кооперации. Поддержать крестьянское хозяй¬
ство, как считали комитеты, можно, объединив Крестьянский банк с Дворянским.
Такой единый всесословный банк мог бы покупать для малоземельных крестьян
землю за полную ее стоимость. Кроме того, указывалось на необходимость содейст¬
вия мелкой промышленности путем реформы промыслового обложения (положив
в основу его исчисления количество занятых в производстве работников) и выдачи
низкопроцентных ссуд на устройство небольших фабрик и заводов. Это, считали
комитеты, позволило бы хотя бы частично решить проблему занятости в деревне.
К тому же такая переориентация способствовала бы укреплению экономики страны,
поскольку во время кризиса падение производства наблюдалось главным образом на
крупных предприятиях, тогда как мелкие, ориентированные на потребительский
рынок, пострадали меньше всего49.
Уравнение крестьян в правах с другими сословиями и необходимые для этого пре¬
образования земельного, гражданского и уголовного права требовали соответствую¬
щей перестройки местного управления и судоустройства. Следует отметить, что
участвующие в работе комитетов крестьяне сравнительно редко высказывались на
эту тему. Их выступления сводились к пожеланиям ограничить права земских началь¬
ников, сельского и волостного сходов вмешиваться в их хозяйственную и личную
жизнь. Нарекания со стороны крестьян вызывала и деятельность самих сходов и
волостных правлений, из-за которых "в селениях господствуют произвол и беспоряд¬
ки". В связи с этим предлагалось "выборные должности волостных старшин и сельс¬
ких старост поставить в независимое от общества положение и определять эти
должности по назначению"50.
Идея создания такой системы местной власти, которая стала бы надежным сред¬
ством стимулирования экономического прогресса, была сформулирована и обоснова¬
на более компетентными в юридических вопросах и более свободными в выражении
своего мнения представителями привилегированных сословий. Не ограничиваясь кри¬
тикой существующей администрации, подкрепляя свои выводы не только личными
наблюдениями, но и статистическими данными, они полагали, что реформа местного
управления должна начаться с учреждения самоуправляющейся всесослов-ной волос¬
ти, в которой организующая роль принадлежала бы лицам, обладающим необходи¬
мым образовательным цензом. Как правило, под введением всесословного начала в
низшее сельское управление подразумевалось уравнение крестьян в граж-данских
правах, в том числе в порядке управления и суда, и разделение хозяйственной, судеб¬
ной и административной властей. Более последовательно выборное начало должно
было быть проведено, по их мнению, и в существующих земских учреждениях.
Стремясь к децентрализации местной власти, комитеты высказали два различных
мнения о ее структуре. Согласно первому, делами общественного благоустройства
должна заниматься всесословная волость как низшая земская единица, а администра¬
тивные и судебные дела должны перейти в ведение правительства, исполнительными
агентами которого могли бы стать назначаемые правительством волостные и сель¬
ские должностные лица с достаточным образовательным цензом. Эту позицию часто
мотивировали тем, что хозяйственные вопросы лучше крестьян никто не знает, тогда
как дела административные и судебные следует поручить лицам с высшим обра¬
зованием. За это высказались 23 комитета, в том числе 4 губернских. Большинство же
комитетов (79, в том числе 15 губернских) считало возможным передать всесослов¬
ным волостным органам не только хозяйственные, но и административно-судебные
функции51.
3 Отечественная история, № 5
65
Почти единодушное обращение к идее всесословной волости объяснялось тем, что
эта мысль была не нова. Подобные проекты развивались в Кахановской комиссии,
в резолюциях Московского агрономического съезда (1901) и съезда деятелей по
кустарной промышленности (1902). Вместе с тем нельзя сказать, что комитеты просто
повторили высказанные ранее идеи. Их проекты отличались тем, что обсуждались
как хозяйственные, так и правовые, и культурные аспекты административной рефор¬
мы. Многие доклады представляли собой целые концепции преобразования системы
местной власти и получили широкий общественный резонанс. Одно из таких
выступлений прозвучало в докладе Суджанского уездного предводителя дворянства
А.В. Евреинова, настаивавшего на отделении административной власти от судебной и
разграничении функций органов самоуправления и правительства52.
Наряду с проектами реорганизации местного самоуправления в среде местных
комитетов часто затрагивался вопрос о реформе судоустройства. В этом отношении
представляет интерес позиция юриста О.В. Португалова (Сарапульский комитет
Вятской губ.), считавшего, что в пределах всесословной волости должен функцио¬
нировать выборный всесословный суд, руководствующийся нормами обычного права.
Апелляционной же инстанцией должны были стать уже существующие волостные
съезды, а кассационной - губернские присутствия53.
Согласно заключению 71 комитета, сословные волостные суды следовало заменить
на общегражданские. При этом одни высказывались за необходимость введения вы¬
борных (17 комитетов) или коронных (38 комитетов) мировых судей, другие - вы¬
борного коллегиального суда (16 комитетов). 17 комитетов считали возможным
сохранение по фискальным соображениям особых крестьянских судов, сведя их ком¬
петенцию до минимума или назначив их председателями представителей "образован¬
ных" сословий54. Лишь некоторые комитеты признали нежелательными какие-либо
изменения55. Наибольшие нарекания во всех проектах вызывало то, что волостные
судьи могли быть подвергаемы штрафу и даже аресту по единоличному распоряже¬
нию земского начальника без обязательного выслушивания объяснения обвиняемого,
причем жалобы на такие взыскания не допускались. Плохо было, по мнению авторов
проектов, и то, что расширение компетенции волостных судов совпало с умалением их
самостояте л ьности.
В основе всех этих проектов лежала мысль, что децентрализация в управлении
должна политически укрепить власть, обеспечив социальную стабильность в деревне.
Вместе с тем высказывались и другие взгляды, наиболее подробно изложенные
известным публицистом, сотрудником газет "Московские ведомости" и "Гражданин",
землевладельцем Аткарского уезда Саратовской губ. Н.А. Павловым56. Главная при¬
чина задержки развития сельского хозяйства заключалась, по его мнению, в неспособ¬
ности волостных и сельских старшин следить за общественным порядком и в слабости
карающих законов. Предлагая усилить "вертикаль" административной власти (она
выглядела бы следующим образом: губернатор - уездный предводитель дворянства
и уездный начальник - земский начальник - сельский и волостной сход), Павлов
стремился свести роль земств к решению второстепенных экономических задач.
В целом же материалы местных комитетов зафиксировали достаточно высокий
уровень правосознания российского общества. Большинство участвующих в работе
местных комитетов отводили правовым реформам важную роль при реформировании
всего уклада крестьянской жизни. Соображения по данной проблеме представили,
по данным С.Н. Прокоповича, около половины комитетов57. Важно также отметить,
что едва ли не впервые в истории России власть предложила сравнительно широким
слоям населения, в том числе и представителям крестьянства, высказаться по воп¬
росам правового реформирования всего уклада крестьянской жизни. Именно глас¬
ность работы комитетов определила всеобъемлющий и в то же время практи¬
ческий характер их суждений. Случаи давления на членов некоторых комитетов
повлияли не столько на содержание проектов, сколько на степень их распространен¬
ности.
66
Несмотря на то, что в комитетах высказывались различные точки зрения на реше¬
ние аграрного вопроса, можно выделить общие черты их подхода к необходимым ре¬
формам. По мнению большинства, проводить какие-либо агротехнические мероприя¬
тия не имело смысла, пока не будет решен вопрос о предоставлении крестьянам
гражданского равноправия. Путь к увеличению доходности крестьянских хозяйств
виделся в упразднении или реорганизации общины. Меры в области арендных и
трудовых отношений, налоговой и кредитной систем, местного управления, судо¬
устройства становились как бы производными от решения этого главного вопроса.
Проекты по реформации общины особенно интересны и потому, что в них намечены
пути ее адаптации к новым экономическим условиям.
Наиболее аргументированными оказались выводы комитетов, в которых активно
участвовали крестьяне и профессиональные экономисты, правоведы, в том числе
известные ученые - М.И. Туган-Барановский, Д.И. Пихно и др. Представители
крестьянства, редко облекая свои мысли в форму систематизированных проектов,
смогли, однако, очертить круг наиболее насущных проблем в сфере поземельных
отношений. Их мнения в некоторых случаях существенно повлияли на заключения
специалистов в области экономики и права, землевладельцев, земских служащих.
Такая ситуация сложилась во многих комитетах Курской, Полтавской, Киевской губ.
Иными были выводы о будущей аграрной реформе комитетов нечерноземной
полосы. Представители привилегированных сословий акцентировали здесь внимание
на внутриобщинных отношениях, тогда как самих крестьян этот вопрос интересовал
в гораздо меньшей степени.
Некоторые идеи, ставшие центральными в работе комитетов, высказывались и ра¬
нее в многочисленных межведомственных комиссиях XIX в. Однако прозвучавшие
в местных органах Особого совещания идеи позволили расширить представления
о возможном направлении земельной реформы с учетом изменений, произошедших
в экономике страны. Резюмируя их выводы в "Записке по крестьянскому делу",
С.Ю Витте, в частности, согласился с заключением большинства комитетов о не¬
обходимости введения норм "обычного права в закон". В "Записке" выражено и его
отношение к общинному землевладению как к институту, который "убивает основ¬
ной стимул материальной культуры". Вместе с тем он отметил, что "принцип непри¬
косновенности общины должен быть совмещен с возможностью выхода из нее от¬
дельных крестьян"58. Такое отношение к общине Витте высказывал и в конце
1890-х гг., теперь же он получил возможность аргументировать его дополнитель¬
ными данными и гораздо более подробно раскрыть свое понимание необходимых
преобразований.
Однако, акцентируя внимание только на правовых аспектах аграрно-крестьянской
реформы, Витте проигнорировал вопрос о ее финансовой поддержке. Находясь на
посту министра финансов, он не считал нужным изыскивать значительные средства на
сельское хозяйство, полагая, что в случае проведения правовых реформ все проблемы
деревни решатся сами собой. В этом проявилось принципиальное различие между
взглядами Витте и тех, кто был связан с проблемами сельского хозяйства на местах.
Для министра финансов при создании Особого совещания было важно не только
выяснить мнение широких слоев общества по крестьянскому вопросу, но и устранить
"сетование на недостаточное внимание к нему правительства"59. В такой ситуации
признать ошибки своей экономической политики было невозможно.
Влияние решений местных комитетов на формирование настроений в прави¬
тельственных кругах прослеживается и в резолюциях Особого совещания, зафиксиро¬
ванных в "Вестнике финансов, промышленности и торговли", и в "Протоколах
по крестьянскому делу"60. Деятельность Особого совещания, закрытого по указу царя
30 марта 1905 г., не была завершена. Однако в долгосрочном плане проекты местных
комитетов, несомненно, сыграли важную роль, сказавшись на последующем ходе
разработки аграрного законодательства.
з*
67
Примечания
‘Маслов П.П. Крестьянские движения в России. М., 1923; Дубровский С.М. "Столыпинская
реформа" капитализации сельского хозяйства в XX веке. Л., 1925; его же. Столыпинская земельная
реформа. М., 1963; Симонова М.С. Кризис аграрной политики царизма накануне первой российской
революции. М., 1987; К о р е л и и А.П., Степанов С. А. С.Ю. Витте - финансист, политик, дипломат.
М., 1998; Д я к и и В.С. Деньги для сельского хозяйства. СПб., 1997; Зырянов П.Н. Социальная
структура местного управления капиталистической России (1861-1914) // Исторические записки. № 107. М.,
1982; его же. Обычное гражданское право в пореформенной общине // Ежегодник по аграрной истории.
Вологда, 1976; Анфимов А.М. Крестьянское хозяйство Европейской России. М., 1980.
2 М а с л о в П.П. Указ. соч. С. 71, 35; Дубровский С.М. Указ. соч. С. 73.
Симонова М.С. Кризис аграрной политики царизма... С. 191.
4Л еонтьев А.А. Крестьянское право. СПб., 1904; Б илимович А.Д. Крестьянский право¬
порядок по трудам местных комитетов о нуждах сельскохозяйственной промышленности. СПб., 1904;
Прокопович С.Н. Местные люди о нуждах России. СПб., 1905.
5 Нужды деревни по работам местных комитетов о нуждах сельскохозяйственной промышленности.
Т. 1.СП6., 1903. С. 5.
6 Труды местных комитетов о нуждах сельскохозяйственной промышленности. СПб., 1903 (далее -
Труды местных комитетов...).
7 РГИА, ф. 1233, д. 128, л. 56-65. Записка А.В. Евреинова "Абсентеизм, появившийся в местной про¬
винциальной жизни"; ГА РФ, ф. 586, оп. 1, д. 413. Выписки из журналов и журнал заседаний Козельского
уездного комитета о нуждах сельскохозяйственной промышленности; ЦИАМ, ф. 419, д. 2440. Записка
А.А. Дубенского "Хозяин и земледелец на службе государству".
8Половцов А.А. Дневник // Красный архив. Т. 26. М., 1923; Витте С.Ю. Воспоминания. М.,
1991; К о ф о д А.А. 50 лет в России. М., 1997; Гурко В.И. Черты и силуэты прошлого. М., 2000.
9 См.: Я н с о н Ю.Э. Опыт статистического исследования о крестьянских наделах и платежах. СПб.,
1881. С. 28.
10 См.: Моисеенко Т.Л. Крестьянское хозяйство России на рубеже Х1Х-ХХ вв. // Россия в
XX веке. М., 1994. С. 80.
"Анфимов А.М. Крестьянское хозяйство Европейской России. С. 24.
,2ПСЗ-3. Т. 6. № 5578. Т. 13; № 10151.
13 Там же. Т. 14. № 10709; т. 15. Отд. 1. № 11756; т. 23. Отд. 1. № 22627.
14 Всеподданнейший отчет о нуждах сельскохозяйственной промышленности. 1902-1904. СПб., 1904.
С. 1-4; Высшие и центральные государственные учреждения России. 1801-1917 гг. Т. 1. М., 1998. С. 52-53.
15 111 идловский С.И. Обзор трудов местных комитетов. СПб., 1905. С. 8.
16 С имонова М.С. Кризис аграрной политики царизма... С. 22.
17 111 идловский С.И. Указ. соч. С. 7.
18 Там же. С. 8.
19 Симонова М.С. Земско-либеральная фронда // Исторические записки. Т. 91. М., 1973. С. 151.
20 ГАРФ, ф. 586, оп. 1, д. 413, л. 2-3.
21 Труды местных комитетов... Курская губ. Т. XIX. С. 160-165.
22 Прокопович С.Н. Указ. соч. С. 181.
23 Р и т т и х А.А. Крестьянский правопорядок. СПб., 1904. С. 329-330.
24Сосновский И.В. Землевладение. СПб., 1903. С. 24-25.
25 Прокопович С.Н. Указ. соч. С. 183.
26 Р и т т и х А.А. Крестьянское землепользование. СПб., 1903. С. 53.
27 Труды местных комитетов... Вятская губерния. Т. X. СПб., 1904. С. 572.
28 Р и т т и х А.А. Крестьянское землепользование. С. 102-103.
29 Там же. С. 105.
30 Б илимович А.Д. Указ. соч. С. 51.
31 Труды местных комитетов... Костромская губ. Т. XVII. С. 125.
32 Р и т т и х А.А. Крестьянское землепользование. С. 76-77.
33 Труды местных комитетов... Тульская губ. Т. ХЬУШ. С. 183-184.
34 Семенов П.П. Россия. Полное географическое описание. Т. II. СПб., 1902. С. 190.
35 Труды местных комитетов... Нижегородская губ. Т. XXIV. С. 139.
36 Р и т т и х А.А. Крестьянское землепользование. С. 65.
37 Б илимович А.Д. Указ. соч. С. 50. Наиболее развернутые проекты принудительного отчуж¬
дения частновладельческих земель приняли следующие комитеты: Владимирский губернский, Судогодский
и Юрьевский уездные, Елабужский комитет Вятской губ., Кологривский комитет Костромской губ.,
Рузский комитет Московской губ.
68
38 Труды местных комитетов... Курская губ. Т. XIX. С. 619-620.
39 р и т т и х А.А. Крестьянский правопорядок. С. 351.
40 Труды местных комитетов... Московская губ. Т. XIII. С. 564.
41 Там же. Курская губ. Т. XIX. С. 661.
42 Сами крестьяне сдавали в аренду 6,9% своей земли, в то время как по отношению к собственной земле
они арендовали 22,9%. См.: Свавицкие 3. и Н. Земские подворные переписи 1880-1913. Поуездные
итоги. М., 1926. С. 86-87. Анфимов А.М. Земельная аренда в России в начале XX века. М., 1961.
С. 19-20, 23.
43 Флексор А.А. Аренда. СПб., 1903. С. 79.
^Моисеенко Т.Л., Швейковская Е.Н. Аренда // Отечественная история. Энциклопедия.
Т. 1.М., 1994. С. 102.
45 По этому вопросу высказалось более 200 комитетов. См.: Хижняков В.В. Рабочий вопрос
в деревне // Нужды деревни по работам местных комитетов... Т. 2. СПб., 1903. С. 283-289.
46 Там же. С. 307.
47 Пономарев Н.В. Подсобные к земледелию промыслы. СПб., 1903. С. 116.
48 Б илимович А.Д. Указ. соч. С. 54-55.
49 Б р а н д т Б.Ф. Финансовая политика и таможенное покровительство. Вып. 19. СПб., 1904.
С.106-107.
50 Р и т т и х А.А. Крестьянское землепользование. С. 297-298.
51Кузьмин-Караваев В.Д. Правовые нужды деревни // Право. 1903. № 16. С. 1157-1158.
52 РГИА, ф. 1233, д. 128, л. 56-65.
53 Труды местных комитетов... Вятская губ. Т. X. С. 602-603. Этот проект лег в основу постановления
Сарапульского комитета.
54 Б илимович А.Д. Указ. соч. С. 35.
55 Пермский и Нижегородский губернские, Смоленский уездный, Макарьевский Костромской губ.,
Подольский Московской губ.
56 РГИА, ф. 1233, д. 128, л. 337-341.
57 Прокопович С.Н. Указ. соч. С. 259.
58 В и т т е С.Ю. Записка по крестьянскому делу. СПб., 1904. С. 77-95.
59 Д я к и н В.С. Указ. соч. С. 114.
60 Вестник финансов, промышленности и торговли. Т. 1. № 12. 1904. СПб., 1904. С. 515.
© 2001 г. В.Е. АПЕРЬЯН
НАУЧНАЯ КНИГА
И РОССИЙСКАЯ АКАДЕМИЯ НАУК
С момента создания Российской академии наук в 1724 г. огромное внимание в ней
уделялось развитию издательского дела, которое рассматривалось как одна из ее
важнейших функций и было связано не только со становлением самой Академии, но и
с экономическим, политическим и духовным развитием России. Вклад Академии наук
в развитие книжного дела в России, особенно в создание научного книгоиздания,
поистине огромен. Именно труды Академии были первыми научными публикациями
в нашей стране. В ее стенах издавалась не только научная, но и художественная
литература, в частности собрания сочинений русских писателей. В академической
типографии печаталась и первая русская газета - "Санкт-Петербургские ведомости".
Другими словами, Российскую академию наук можно назвать колыбелью светского
печатного дела.
Академическое книгоиздание прошло в своем развитии длинный путь, который
условно можно разделить на ряд этапов. Первый и самый длительный из них
охватывает двухвековой период до начала 1920-х гг. Уже в проекте "Положения об
учреждении Академии наук и художеств" (1724) были сформулированы основные
Аперьян Владимир Еремеевич, доктор экономических наук, заместитель председателя Научно¬
издательского совета РАН.
69
направления издательской деятельности Академии. "Каждый академик, - говорилось
в нем, - обязан в своей науке добрых авторов, которые в иных государствах издаются,
читать. И тако ему лехко будет экстракт из оных сочинить. Сии экстракты, с прочими
изобретениями и розсуждениями, имеют от Академии... в печать отданы быть"1.
Иначе говоря, важной задачей академического книгоиздания, особенно в первый
период, являлся перевод и издание лучших зарубежных книг.
Кроме публикации переводных работ, большое внимание в проекте "Положения"
уделялось подготовке членами Академии учебных курсов для учащихся на латинском
и русском языках и их изданию: "Каждый академикус обязан систем или курс в науке
своей в пользу учащихся младых людей изготовить, а потом оные имеют на импе¬
раторском иждивении на латынском языке печатаны быть. И понеже российскому
народу не токмо в великую пользу, но и во славу служить будет, когда такие книги на
российском языке печатаны будут..."2 Здесь же содержалось указание на то, что
ответственность за издательское дело должен нести секретарь Академии, который
"тое, что достойно есть, ежегодно или чрез каждые два года публикует..."3 С этой
целью Академия издавала в виде периодических изданий свои труды - "Коммен¬
тарии", "Акты", "Записки", и одна из функций секретаря состояла в отборе материа¬
лов для них.
Первый номер ежегодного сборника трудов под названием "Комментарии Петер¬
бургской академии наук" был опубликован на латинском языке в 1728 г. и сразу
приобрел популярность и авторитет как одно из ведущих научных изданий Европы.
Одновременно на русском языке в виде периодических выпусков печаталось "Краткое
описание Комментариев Академии наук". С этого же времени начал выходить первый
научно-популярный журнал "Месячные исторические, генеалогические и географи¬
ческие примечания в Ведомостях".
В "Регламенте императорской Академии наук и художеств", утвержденном в
1747 г., право разрешать публикацию было дано президенту: "Новое изобретение,
которое должно быть напечатано в Комментарии академическом, не должно быть
в оный внесено без позволения президента..., а в небытность президента от канцеля¬
рии"4. Устанавливался "Регламентом" и определенный порядок обсуждения научного
труда перед публикацией. Диссертация или рукопись сначала должны были быть
прочитаны в собрании перед академиками и, только получив их одобрение, могли
быть опубликованы. Это положение получило свое дальнейшее развитие в "Регла¬
менте" 1803 г., где говорилось: "Каждый академик, сделавший какое-нибудь новое
открытие, опыт или полезное наблюдение, обязан сперва объявить оные Академии
и потом объяснить в диссертации, которая будет напечатана в Актах или же особо
по усмотрению Конференции. По исполнении ж сей обязанности позволяется ему
публиковать такое открытие в иностранных журналах или чрез корреспонденцию"5.
Таким образом, любое открытие, сделанное в Академии, прежде всего должно было
служить интересам Российского государства.
Уже петровским проектом "Положения" для публикации научных трудов было
предусмотрено создание академической типографии. Ныне это 1-я типография Ака¬
демии наук, отметившая в 1998 г. свое 270-летие. В уставах Академии, принятых
впоследствии, права и обязанности типографии были конкретизированы. Так, только
ей было предоставлено право на издание научных трудов Академии. Всем другим
типографиям в империи запрещалось перепечатывать изданные в академической
типографии книги "без особенного ее позволения"6.
В "Регламенте" 1747 г. и в последующих уставах отмечалось, что при Академии
имеется книжная лавка, которая занималась не только реализацией академических
изданий, но и получала путем обмена иностранные книги и могла "продавать их
по цене, удобной к обузданию жадности частных книгопродавцев"7. Таким образом,
в Академии практически с момента ее создания возник единый комплекс, включаю¬
щий в себя, говоря современным языком, издательство, полиграфию и книжную
торговлю.
70
Большую роль в превращении Академии наук в крупнейшего издателя России
сыграло непосредственное участие в издательской деятельности в качестве организа¬
торов и авторов публикуемых трудов самых выдающихся ее членов. В XVIII в. были
опубликованы "Курс истинно физической химии" М.В. Ломоносова (1752), его же
"Книга полного собрания о навигации" в 4-х томах (1748-1753), труды крупнейших
математиков мира, членов Российской академии Леонарда Эйлера и Даниила Бер¬
нулли, первая русская энциклопедия "Лексикон российской исторической, геогра¬
фической, политической и гражданской", составителем которой был В.Н. Тати¬
щев. Начинают печататься академические собрания сочинений М.В. Ломоносова,
В.К. Тредиаковского и др.
Большую роль играла Академия и в выпуске научно-популярных изданий. Так,
по инициативе М.В. Ломоносова был создан журнал "Ежемесячные сочинения,
к пользе и увеселению служащие", выходивший на русском языке в 1755-1764 гг.
Позднее появились "Академические известия" и другие издания, в том числе попу¬
лярные.
В XIX в. доля переводных книг уменьшилась, увеличилось издание оригинальных
работ отечественные ученых. В этот период широкое распространение получила
публикация трудов многочисленных географических экспедиций. В частности, вышли
в свет 16 томов "Научных результатов экспедиции Н.М. Пржевальского по
Центральной Азии", 6 томов "Трудов Орхонской экспедиции" и т.п. В 1818 г. началось
опубликование "Истории государства Российского" Н.М. Карамзина. Большую роль
в развитии исторической науки сыграла группа ученых, занимавшихся собиранием,
изучением и изданием документов по российской истории и, в частности, по истории
самой Академии. В конце столетия были изданы 10 томов "Материалов для истории
Академии наук".
В это время создаются новые периодические научные издания. Так, в 1804 г. начал
выходить "Технологический журнал, или Собрание сочинений и известий, относя¬
щихся до технологии, и приложения учиненных в науках открытий к практическому
употреблению". На русском языке стали публиковаться периодические научные
издания "Умозрительные исследования", "Труды Академии наук" и др. Некоторые
периодические издания, основанные в конце XIX в., такие, как "Византийский
временник", "Сборник Музея антропологии и этнографии", выходят до сих пор.
В 1909 г. была основана "Академическая библиотека русских писателей", в рамках
которой вышли собрания сочинений А.В. Кольцова, М.Ю. Лермонтова, А.С. Гри¬
боедова и других авторов.
Первая мировая и Гражданская войны привели к резкому снижению выпуска
научных книг, однако уже в начале 1920-х гг. объем научных исследований в Ака¬
демии значительно возрастает. Создаются новые научные учреждения, интенсивно
развиваются исследования прикладного характера, направленные на изучение произ¬
водительных сил страны, расширяются исследования окраинных территорий. Начи¬
нается новый этап издательской деятельности Академии наук.
В Академии наук СССР сохранились многие традиции академического книгоизда¬
ния, заложенные еще в XVIII в. Вместе с тем появились и новые отличительные
особенности. В 1923 г. Общее собрание членов Академии приняло решение о созда¬
нии издательства, которое должно было сосредоточить в своих руках выпуск печат¬
ной продукции. Как и раньше, руководство издательской деятельностью было возло¬
жено на непременного секретаря Академии, которым в этот период был С.Ф. Ольден¬
бург. В Уставе Академии наук, принятом в 1927 г., констатировалось: "Непременный
секретарь Академии является ответственным редактором всех изданий Академии,
и без его подписи не может быть выпущено в свет ни одно академическое издание"8.
Непосредственный руководитель издательства избирался Общим собранием Акаде¬
мии из числа действительных членов.
Наряду с увеличением количества издаваемой научной литературы, в эти годы
меняется и ее тематическая направленность. Помимо фундаментальных научных
71
трудов, появляются работы прикладного характера, в частности, публикуются резуль¬
таты экспедиционных исследований. Росло число различных продолжающихся изда¬
ний. В 1927 г. начали выходить "Труды Комиссии по истории знаний", была создана
серия "Определители по фауне СССР". В 1928 г. в числе новых изданий появились
"Бюллетень Кавказского историко-археологического института", вышел первый
номер журнала "Человек". Тогда же была реорганизована основная академическая
серия - "Известия Академии наук", на основе которой было создано две: "Известия
по Отделению физико-математических наук" и "Известия по Отделению гуманитар¬
ных наук". Общий объем печатной продукции издательства АН увеличился за 1925—
1929 гг. с 749 до 1 436 п.л. В апреле 1930 г. Общее собрание Академии приняло новый
Устав, специальный раздел которого был посвящен издательству АН СССР, призван¬
ному объединить всю деятельность по изданию и распространению академических
научных трудов. В нем устанавливалась также система руководства издательством со
стороны Академии: "Работой издательства руководят: редакционной - главный
редактор академических изданий, избираемый из числа действительных членов Ака¬
демии, административно-производственной - управляющий издательством"9. Главным
редактором был утвержден В.Л. Комаров, бывший в то время вице-президентом
Академии.
Таким образом, к началу 1930-х гг. было завершено формирование единого комп¬
лекса, призванного обеспечивать выпуск академической научной литературы. Он
объединял все звенья работы над книгой от получения рукописи из научного учреж¬
дения до распространения готовой продукции, что способствовало, с одной стороны,
дальнейшему увеличению выпуска научной литературы, а с другой - повышению
требований к самой книге как результату труда не только автора, но и издателей.
Подходы к книгоизданию стали приобретать все более научный характер, расши¬
рялись издательские программы, улучшились художественное оформление и полигра¬
фическое исполнение книг.
Для руководства всей редакционно-издательской деятельностью в Академии был
создан специальный орган - Редакционно-издательский совет (РИСО), избираемый
Общим собранием членов Академии. Пост председателя Совета должен был занимать
непременный секретарь Академии, за которым сохранялась роль ответственного
редактора всех изданий. Без его подписи, говорилось в Уставе, "не может быть
выпущено в свет ни одно академическое издание"10. В октябре 1930 г. Общее собра¬
ние утвердило Положение о РИСО и его состав. Председателем Совета стал непре¬
менный секретарь Академии академик В.П. Волгин, членами - академики С.Ф. Оль¬
денбург, А.Е. Ферсман и др.
В функции РИСО входило составление планов редакционной подготовки и выпуска
литературы и контроль за их выполнением. Члены Совета просматривали все руко¬
писи и производили их отбор. После сдачи рукописи в издательство РИСО контро¬
лировал ее прохождение, а председатель Совета подписывал работу в печать. Для
публикации отбирались в первую очередь исследования ведущих ученых Академии.
Так, в 1931 г. был опубликован первый том труда академика А.Е. Ферсмана "Пигмен¬
ты. Их научное и практическое значение", в 1932 г. вышла книга академика И.М. Губ¬
кина "Учение о нефти". Строгий отбор рукописей поднимал авторитет академических
изданий. В своей деятельности РИСО опирался на отделения Академии, которые
давали заключения на представленные рукописи.
В 1940 г. Издательство АН СССР выпустило 913 названий книг и журналов, при
этом общий объем печатной продукции вырос по сравнению с 1928 г. в 10 раз.
В это время при РИСО создаются редколлегии общеакадемических серий, которые
завоевывают авторитет на книжном рынке как у нас в стране, так и за рубежом. Так,
в 1931 г. была сформирована редколлегия научно-популярной литературы во главе
с академиком С.И. Вавиловым. Книги этой серии, призванные в доступной форме
пропагандировать достижения отечественной науки, сразу завоевали большую попу¬
лярность у читателей, особенно у молодежи. Был возобновлен регулярный выпуск
72
начатого еще в 1841 г. "Полного собрания русских летописей", продолжена публика¬
ция академических собраний сочинений классиков русской литературы. Именно
в этот период выходят тома академического полного собрания сочинений А.С. Пуш¬
кина, не завершенного в связи с началом Великой Отечественной войны.
С начала 1940-х гг. в руководстве РИСО происходят изменения. В 1940 г. предсе¬
дателем Совета стал президент Академии В.Л. Комаров, он же возглавил Комиссию
по изданию научно-популярной литературы. С 1945 по 1951 г. РИСО и Комиссией
руководил президент Академии С.И. Вавилов, а с 1951 по 1961 г. - А.Н. Несмеянов,
сменивший С.И. Вавилова на посту президента Академии.
В 1945 г. на специальном заседании Президиума АН СССР было решено возобно¬
вить издание "Материалов к биобиблиографии ученых", первые выпуски которых
вышли еще перед войной. Президиум утвердил состав Главной редакции этой серии
во главе с С.И. Вавиловым. По инициативе С.И. Вавилова была создана серия "Клас¬
сики науки", причем он сам разработал принципы отбора и подготовки книг, вклю¬
чаемых в эту серию. В 1948 г. РИСО принял решение об организации для издания
наиболее выдающихся литературных и литературно-исторических памятников миро¬
вой культуры специальной серии "Литературные памятники". Первыми ее выпусками
стали "Хождение за три моря" Афанасия Никитина и "Записки Юлия Цезаря" (1948).
Самостоятельная редакционная коллегия "Литературных памятников" во главе
с В.П. Волгиным была создана в 1951 г. За 50-летний период (1948-1997) в серии
"Литературные памятники" было издано 457 книг.
К 1950 г. резко сократившийся за годы Великой Отечественной войны объем
публикаций был восстановлен, а в 1955 г. превзойден по объему в 2 раза, а по на¬
званиям - в 1,5 раза. В это время встал вопрос и о повышении ответственности как
научных учреждений, так и самого Издательства АН за качество научной литера¬
туры. В начале 1955 г. Президиум Академии принял постановление, которое сущест¬
венно изменило функции РИСО. Теперь оно должно было сосредоточить основное
внимание на рассмотрении и утверждении тематических планов изданий. Текущий же
контроль за качеством рукописей должны были осуществлять ученые советы
институтов и издательство. На Совет возлагалась роль арбитра при возникновении
споров между научными учреждениями и издательством в отношении оценки
рукописи. Сохранялось за ним и руководство редколлегиями общеакадемических
серий, таких, как "Научно-популярная литература", "Классики науки", "Литературные
памятники", "Ученые СССР" и др.
1950-1960-е гг. характеризуются дальнейшим развитием академических исследо¬
ваний не только в центре, но и на периферии страны, что отразилось и в уставах
АН СССР. По Уставу 1959 г. на Академию возлагалась координация работы
академий наук союзных республик, а по Уставу 1963 г. - руководство их работой.
Разумеется, это не могло не отразиться и на деятельности РИСО.
Происходили изменения и в руководстве Советом. Вместо Главного ученого
секретаря или Президента обязанности председателя Совета отныне возлагались на
одного из вице-президентов, как правило, первого. С 1961 г. и до создания Российской
академии наук в 1992 г. председателями РИСО были академики А.В. Топчиев,
В.А. Кириллин, М.Д. Миллионщиков, П.Н. Федосеев, А.А. Логунов. В 1962 г.
А.В. Топчиев провел первое всесоюзное координационное совещание РИСО и изда¬
тельств академий наук союзных республик. С этого времени Совет стал регулярно
рассматривать тематические планы подготовки и выпуска академических изданий
всех союзных республик.
В конце 1960-х гг. научные учреждения Академии поставили вопрос о самостоя¬
тельном издании печатной продукции. Цель этого виделась в ускорении выпуска
научной литературы и в более широком использовании средств оперативной печати
для публикации узкопрофильных, малотиражных изданий. В 1971 г. Президиум
Академии издал специальное распоряжение, согласно которому академическим
институтам предоставлялось право самостоятельно, минуя книжные издательства,
73
Таблица I
1989 г.
1990 г.
1991 г.
Количество названий 2 143 2 028 1620
Объем, издательских 33 532 30 587 24 506
листов
издавать тематические сборники научных трудов по важнейшим научным и научно-
техническим проблемам, материалы конференций, съездов и симпозиумов, а также
другие оперативно-информационные материалы. Планы выпуска этих изданий долж¬
ны были утверждаться РИСО. И хотя самостоятельная издательская деятельность
научных учреждений не оказывала в тот период существенного влияния на общее
положение дел в этой области, она все же сыграла важную роль в информационном
обеспечении ученых.
В это время встал вопрос и о дальнейшем развитии сети академических научных
журналов как наиболее оперативного источника научной информации. Только с 1961
по 1975 г. появилось около 100 новых академических журналов, а к началу 1990-х гг.
их выходило уже свыше 200.
Однако основное внимание РИСО (с 1988 г. - Научно-издательский совет при
Президиуме АН СССР) уделял планированию и контролю за выпуском научной
литературы через издательство "Наука" (до 1964 г. - Издательство АН СССР). Это
было связано с тем, что в 1970-1980-е гг. издательство "Наука" было основным струк¬
турным подразделением Академии, выпускающим печатную продукцию. В 1973 г.
общий объем изданных книг составил 33 тыс. печатных листов, а объем журнальной
периодики достиг 18,5 тыс. печатных листов. В 1988 г. было издано 2 483 книги общим
объемом 37 709 печатных листов, а объем академических научных журналов пре¬
высил 20 тыс. печатных листов.
Необходимо отметить, что издательство Академии наук играло весьма важную
роль в обеспечении населения страны научной информацией. Так, в 1980 г. в России
было издано 10,2 тыс. книг научного характера (включая ведомственную литературу),
при этом 22% из них составили книги издательства "Наука". Такое же соотношение
сохранилось и десятилетие спустя. Журналы, издаваемые в системе Академии, в этот
же период составляли более половины научной журнальной периодики страны.
В 1990-х гг. в издательской деятельности Академии произошли существенные
изменения, обусловленные ситуацией как в ней самой, так и в стране в целом. В самом
начале 1990-х гг. значительно сократился выпуск научной литературы в издательстве
"Наука" (см. табл. 1).
В наибольшей степени это отразилось на таких сериях, как "Классики науки",
"Ученые России", "Наука. Мировоззрение. Жизнь", "Литературные памятники", кото¬
рые на протяжении многих десятилетий были гордостью Академии наук. В начале
1992 г. выпуск книжной продукции в издательстве "Наука" достиг минимума. Под
угрозой оказался выход научных журналов Академии. Основными причинами такого
спада являлись, с одной стороны, наступление сложнейшего этапа в жизни самой
Академии, а с другой - ряд серьезных ошибок, допущенных руководством издатель¬
ства. Естественно, что сокращение объема публикуемой литературы непосредственно
сказывалось и на деятельности ученых.
Руководство воссозданной Российской академии наук приняло меры, направленные
на то, чтобы приостановить катастрофическое падение выпуска научной литературы
и стабилизировать положение с выпуском журналов. Было утверждено новое Поло¬
жение о НИСО и новый состав Научно-издательского совета РАН, председателем
которого стал президент Академии Ю.С. Осипов. Было назначено новое руководство
издательства "Наука". Учитывая, что издательство играло решающую роль в выпуске
печатной продукции в Академии, Президиум поручил НИСО сосредоточиться на
74
положении дел именно в центральном академическом издательстве. Руководство же
самостоятельной издательской деятельностью научных учреждений (к началу 1990-х
гг. их насчитывалось более 180) было возложено на отделения Академии.
Принятые меры дали положительные результаты. Централизованное финансиро¬
вание позволило сохранить и упорядочить выпуск всех научных журналов. Этому спо¬
собствовала проведенная НИСО регистрация и перерегистрация научных журналов в
соответствии с законом РФ "О средствах массовой информации", итоги которой были
закреплены распоряжением Президиума РАН от 1 апреля 1993 г.
Стремясь сформулировать единые требования к научной периодике, НИСО разра¬
ботал "Положение о научном журнале Российской академии наук", учитывающее
законы Российской Федерации, положения Устава Академии, постановлений и распо¬
ряжений Президиума РАН, касающиеся издательской деятельности.
Удалось добиться определенных успехов и в книгоиздании. Продолжился выпуск
академических полных собраний сочинений классиков литературы и таких капиталь¬
ных изданий, как "История государства Российского" Н.М. Карамзина, "История
Европы", "История всемирной литературы" и др. Возобновилось издание книг в рам¬
ках общеакадемических серий и публикация избранных трудов членов Академии.
Вышли книги академиков Н.И. Вавилова, В.И. Вернадского, А.П. Виноградова,
П.Л. Капицы и других. В 1990-х гг. было опубликовано большое количество фунда¬
ментальных исследований, внесших значительный вклад в дальнейшее развитие науки
не только в нашей стране, но и во всем мире.
Таким образом, централизованное финансирование, поддержка ряда научных
фондов, а также инициативный подход самого издательства позволили приостановить
темпы спада издательской деятельности, стабилизировать книгоиздание, а в ряде
случаев и существенно улучшить положение в этой сфере. Выпуск книг в 1999 г.
по сравнению с предшествующим годом увеличился по числу названий на 25%,
а по объему - на 38%. В 2000 г. этот успех был закреплен. И сегодня примерно 10%
издаваемой в России научной литературы приходится на Академиздатцентр "Наука".
При этом важно отметить, что главное издательство Академии наук сохранило
традиции выпуска академических изданий, квалифицированный состав редакторов,
художников, обеспечивающих высочайший уровень подготовки научной книги.
Об этом свидетельствуют многочисленные дипломы и грамоты, которыми отмечены
книги издательства на всероссийских конкурсах и международных книжных выстав¬
ках-ярмарках.
Сегодня Академиздатцентр "Наука" - это мощный издательско-полиграфический
комплекс, включающий московское издательство, его отделения в Санкт-Петербурге
и Новосибирске, 3 расположенные в этих городах типографии и систему распростра¬
нения печатной продукции - сеть магазинов "Академкнига".
Многие десятилетия успешной деятельности академического издательства, кото¬
рое, несмотря на все трудности, выстояло и продолжает успешно работать, подтвер¬
ждают, что идея создания единого издательско-полиграфического и распространи-
тельского комплекса, заложенная еще Петром I, оказалась очень плодотворной
и полностью себя оправдала.
В то же время происходящие в стране в последнее десятилетие процессы не могли
не отразиться и на издательской деятельности Академии наук. Наиболее характерной
особенностью нынешней ситуации является перераспределение выпуска академи¬
ческой научной литературы между различными издательскими структурами, в том
числе не входящими в Академиздатцентр "Наука".
Так, в системе Академии возникли новые издательства при институтах (например,
"Наследие" при Институте мировой литературы), научных центрах (Издательство
Якутского научного центра и др.), а также при региональных отделениях (Издатель¬
ство Сибирского отделения РАН и "Дальнаука" Дальневосточного отделения РАН).
В 1997 г. ими было выпущено 160 книг общим объемом 2 273 п.л., а в 2000 г. - уже
302 названия объемом 4 734 п.л.
75
Таблица 2
Соотношение различных направлений издательской деятельности РАН (в %)
Издающие
организации
1997 г.
1998 г.
1999 г.
2000 г.
Коли¬
чество
назва¬
ний
Объ¬
ем,
п.л.
Коли¬
чество
назва¬
ний
Объ¬
ем,
п.л.
Коли¬
чество
назва¬
ний
Объем,
п.л.
Коли¬
чество
назва¬
ний
Объем,
п.л.
Издательство
"Наука"
21,4
28,4
15,6
24,7
23,6
30,3
23,0
27,5
Научные
учрежде¬
ния, минуя
книжные
издатель¬
ства
48,8
35,6
38,5
30,8
36,3
27,6
29,3
21,5
Другие
академиче¬
ские
издатель¬
ства
6,8
5,8
13,3
12,3
9,0
7,5
11,6
9,8
Неакадеми¬
ческие
издательства
23,0
30,2
28,6
32,2
31,1
34,6
36,1
41,2
Всего:
100,0
100,0
100,0
100,0
100,0
100,0
100,0
100,0
Значительный объем составляют книги, самостоятельно выпускаемые научными
учреждениями. Среди них растет доля монографических исследований, что особенно
характерно для региональных отделений и научных центров. В последнее время
научные учреждения ежегодно публикуют от 900 до 1 100 названий общим объемом
10—13 тыс. п.л.
Высокий уровень научных разработок, осуществляемых учреждениями Академии,
привлекает интерес не только академических издательств. Такие центральные изда¬
тельства, как "Мысль", "Экономика", "Русский язык", "Химия", "Машиностроение"
и др., уже давно издают научную литературу, подготовленную академическими инсти¬
тутами. В этот процесс включаются и коммерческие издательства. При этом
приходится, однако, констатировать, что качество многих книг, особенно выходящих
в коммерческих издательствах, с точки зрения редактирования и полиграфического
исполнения оставляет желать лучшего.
Таким образом, происходит перераспределение выпуска научной литературы
между разными издающими организациями (см. табл. 2).
Отмеченные изменения не оказывают существенного влияния на общий объем
издаваемой академической научной литературы. С 1994 по 2000 г. объем книг, под¬
готовленных в Академии наук, увеличился с 32 800 до 48 183 п.л. Книги, подго¬
товленные в системе Академии, составляют от 30 до 40% всей научной литературы,
издаваемой в стране.
Расширение и усложнение форм книгоиздания, возникновение новых издатель¬
ских структур и перераспределение между ними объема выпуска научной литера¬
туры потребовало усиления координации издательской деятельности в масштабе
Академии. Естественно, возникли и правовые проблемы, ведь лицензирование
76
издательской деятельности распространяется в настоящее время и на ведомственную
литературу.
Стремясь преодолеть проблемы, появившиеся в 1990-е гг. в сфере академической
издательской деятельности, Президиум РАН в декабре 1998 г. принял постановление
’’О Научно-издательском совете РАН”, которым была усилена координирующая роль
Совета. В Совет вошли крупнейшие ученые страны, в том числе президент и ряд вице-
президентов РАН, члены Президиума, академики-секретари отделений, руководители
крупнейших научных учреждений Академии. Председателем НИСО утвержден вице-
президент РАН Р.В. Петров.
В Положении было зафиксировано, что выпуск научной, научно-информационной
и научно-популярной печатной продукции в РАН осуществляется по двум основным
направлениям - издание научной периодики и книгоиздание. Если при этом периодика
издается главным образом Академиздатцентром ’’Наука”, то книги - и другими
академическими и неакадемическими издательствами, а также самими научными
учреждениями.
Президиум утвердил Научно-издательский совет в качестве организационного
органа, координирующего всю издательскую деятельность в Академии. В его обязан¬
ности входит определение общей политики и основных направлений академического
книгоиздания в соответствии с новыми задачами, разработка и утверждение регла¬
ментирующих издательскую деятельность РАН нормативных документов. НИСО
поручено утверждение планов выпуска научной литературы Академиздатцентром
’’Наука”, отдельными учреждениями РАН, а также рассмотрение предложений отде¬
лений РАН об издании научной литературы во внеакадемических издательских
структурах.
Изменение форм книгоиздания потребовало также принятия мер, направленных на
сохранение традиционно высокого качества академической книги. Нельзя допустить,
чтобы под грифом Российской академии наук на книжный рынок попадали издания,
проповедующие лженауку, скрывающие под маской научных рассуждений антинауч¬
ный бред, бросающие тень на авторитет Академии. Чтобы не допустить этого, НИСО
утверждает сводные планы выпуска научной литературы, выходящей под грифом
РАН. Эти работы должны достойно представлять сообщество российских ученых.
В этой связи особое внимание именно сейчас следует уделять выпуску научно-попу¬
лярных изданий.
Обобщая трехвековой опыт отечественного научного книгоиздания, можно кон¬
статировать, что Российская академия наук, как и 275 лет назад, является основ¬
ным центром подготовки и выпуска научной печатной продукции, а книгоиздание -
важнейшим направлением ее деятельности. Опыт прошлого, а особенно послед¬
него десятилетия, показывает, что интересы российской науки требуют усиления
координации всех направлений издательской деятельности, повышения требований
к научной книге, активной пропаганды достижений отечественной науки.
Примечания 11 Уставы Российской академии наук. 1724-1999. М., 1999. С. 43.
2 Там же. С. 44.
3 Там же. С. 42.
4 Там же. С. 54.
5 Там же. С. 84.
6 Там же. С. 97.
7 Там же.
8 Там же. С. 142.
9 Там же. С. 157.
10 Там же. С. 155.
77
© 2001 г. У ЭНЬЮАНЬ*
НЭПМАНЫ, ИХ ХАРАКТЕРИСТИКА И РОЛЬ
1921 год явился важным поворотным пунктом в истории Советской России: пра¬
вительство начало переход от "военного коммунизма" к новой экономической поли¬
тике. В связи с этим в большом количестве в стране стали появляться мелкие и круп¬
ные торговцы, арендаторы и концессионеры, владельцы частных предприятий,
комиссионеры, маклеры, рантье и т.п. В советскую историю все они вошли под назва¬
нием "нэпманы".
Теоретики в СССР уделяли этому понятию особое внимание и были едины в том,
что эта часть населения воплощала в себе силу частного капитала, враждебную со¬
циалистическому строю, и являлась новой буржуазией. Наряду с помещиками, кула¬
ками и контрреволюционерами нэпманы всегда выступали в качестве объекта вытес¬
нения, преследования или ликвидации как класса. К концу 1930-х гг. они были повсе¬
местно ликвидированы.
В российской и китайской историографии пока отсутствуют работы, где предметом
специального исследования была бы структура социального слоя нэпманов. В настоя¬
щей статье мы попытаемся проследить, какие общественные группы определялись
этим понятием и какую роль они сыграли в развитии советской экономики 1920-х гг.
В 1923 г. в решении XII съезда РКП(б) указывалось, что после введения нэпа
в советской стране частично был возрожден капитализм, появился класс новой бур¬
жуазии - торговцы, частные арендаторы, различные представители свободных про¬
фессий города и деревни, а также сельские кулаки. В.И. Ленин также говорил
о нэпманах как о новой буржуазии1.
На XIII съезде РКП(б) к новой буржуазии были отнесены нэпманы в городах и ку¬
лаки в деревне. В дальнейшем эта расшифровка термина сохранялась в докумен¬
тах различных партийных форумов. Однако И.В. Сталин исключал из числа нэп¬
манов кулаков: "Для точности следует заметить, - писал он, - что партия не да¬
вала указания распространить лозунг ликвидации кулачества, как класса, на но¬
вую, городскую буржуазию. Нужно видеть разницу между нэпманами... и кула¬
ками"2.
После 1924 г. термином "нэпманы" стали специально обозначать торгово-промыш¬
ленную буржуазию. Кроме отмеченных выше категорий, к нэпманам относили людей,
живущих на доходы, получаемые не за счет "непосредственного участия в произ¬
водстве", - снабженцев, посредников, комиссионеров, арендаторов предприятий у го¬
сударства, акционеров, владельцев совместных с государством предприятий. К ним
принадлежали также служащие госаппарата, которые, по мнению советского пра¬
вительства, были подвержены буржуазной идеологии; лишенные собственности
и власти во время Октябрьской революции помещики, чиновники царского пра¬
вительства и остатки старой буржуазии.
Торговцы, по существовавшей в те годы статистической методике, подразделялись
на пять типов: 1) уличные торговцы (разносчики, развозчики), 2) имеющие ларьки
или киоски, 3) мелкие или средние розничные торговцы, 4) владеющие магазинами,
5) оптовые торговцы3. Представители первых трех групп обычно не прибегали
к наемному труду, и капитал у них был невелик. Их относили к мелким и средним
торговцам. Представители последних двух типов в большинстве своем использовали
наемный труд, обладали весьма значительным капиталом и их определяли как
крупных торговцев. УУ Эньюань, профессор, доктор исторических наук, заместитель директора Института мировой
истории Академии общественных наук Китая, президент Всекитайской ассоциации истории России.
Перевод с китайского Г.А. Богданова.
78
В советской научной литературе к нэпманам относили разные социальные про¬
слойки. Ю. Ларин включал в них торговцев, кроме первого и второго типов4. Л.Ф. Мо¬
розов - несельскохозяйственную буржуазию без торговцев-разносчиков5. Ю.А. По¬
ляков исключил из этой категории населения первый, второй и третий тип тор¬
говцев6; ученые Института экономики АН СССР - первые четыре типа торгов¬
цев, а также представителей свободных профессий и мелких предпринимателей7.
И.Я. Трифонов считает нэпманами всех торговцев8.
В связи с такими разногласиями среди советских исследователей нет единства и по
вопросу о количестве новых предпринимателей. Авторы "Истории социалистической
экономики СССР" пришли к выводу, что в 1926-1927 гг. в несельскохозяйственном
населении страны их было примерно 105 тыс. человек9. Л.Ф. Морозов полагает, что в
1926 г. их насчитывалось около 2 340 тыс. человек. По мнению Ю. Ларина, нэпманов
было до 720 тыс. человек (0,5% всего населения страны)10. Ю.А. Поляков называет
для 1924 г. цифру 1 млн 183 тыс. человек (0,8% населения страны)11, И.Я. Трифонов-
2 млн 120 тыс. человек (1,5% всего населения)12.
При этом почти все историки включают в число нэпманов владельцев крупных
частных предприятий, крупных торговцев, крупных спекулянтов и рантье. Спорным
является вопрос о принадлежности к ним представителей свободных профессий, к ко¬
торым, согласно данным всероссийской переписи населения 1926 г., относились "лица,
по своему положению близкие к служащим, работающие не в государственных
учреждениях, занимающиеся умственным трудом (к примеру, самодеятельно практи¬
кующие врачи, преподаватели, дающие частные уроки)"13. Особенность их профес¬
сиональной деятельности состояла в том, что государству было нелегко осуществлять
за ними контроль и надзор, вледствие чего, на наш взгляд, советское правительство
отождествляло их с занимавшимися свободной торговлей нэпманами. Сыграло свою
роль и то, что эти люди не являлись непосредственными производителями, а понятия
"непроизводитель" и "нетрудящийся элемент" в то время были синонимами. В число
"трудящихся" включали только рабочих, крестьян и служащих государственных
учреждений14.
В промышленности частный капитал в 1920-х гг. был представлен тремя типами
предприятий: предприятия, прошедшие регистрацию; юридически неоформленные;
мелкие предприятия. Первые использовали силовое оборудование и имели как ми¬
нимум 16 наемных рабочих или, используя двигатель, имели не менее 30 рабочих15.
Сюда же включалась и группа взятых частниками в аренду государственных пред¬
приятий16. Юридически не оформленные промышленные заведения обычно имели
15-25 наемных рабочих17. Предприятия, не использовавшие механический двигатель
и имевшие не более 5 рабочих или использовавшие его, но имевшие не более 10 рабо¬
чих, считались мелкими18. Характерно, что в 1920-е гг. среди частных предприятий
абсолютно преобладали мелкие. Как показали проведенные в 1926 г. обследования,
мастерские, в которых было меньше 5 наемных рабочих, составляли 84,2%, а мастер¬
ские с 6-10 рабочими - 9,8%19.
Почти во всех выступлениях советских руководителей владельцы мелких частных
предприятий фигурировали как нэпманы. В начале нэпа В.И. Ленин совершенно опре¬
деленно сказал, что они являются главным врагом советского общества, выступаю¬
щим против государственного капитализма и социализма20.
Рассмотрим количественное соотношение пяти типов торговцев, зарегистрирован¬
ных статистикой в 1922-1925 гг. в 117 административных единицах СССР. Число
торговцев 1-го типа в 1922-1923 гг. составляло 117 254, в 1924-1925 - 105 576;
2-го - соответственно 231 998 и 192 740; 3-го - 112 616 и 91 124; 4-го - 12 231 и 9 315;
5-го-3 114 и 1 91421.
Таким образом, к первым трем типам относились средние и мелкие торговцы,
составлявшие свыше 96% общего числа зарегистрированных частных торговцев
(см. табл. 1).
В.И. Ленин считал мелких торговцев и разносчиков, "заполонивших лотками все
79
Соотношение частных торговцев к общему числу
зарегистрированных (в %)*
Таблица 1
Типы
торговцев
Хозяйственные годы
1922/1923
второе
полугодие
1923/1924
первое
полугодие
1923/1924
второе
полугодие
1924/1925
первое
полугодие
1924/1925
второе
полугодие
1-й
24,6
18,7
20,5
23,8
26,3
2-й
48,6
51,7
48,8
48,7
48,1
3-й
23,6
26,6
27,5
23,9
2,3
4-й
2,6
0,5
0,4
0,4
0,5
5-й
0,6
0,5
0,4
0,4
0,5
* Ж ирмунскийМ. Частный капитал в народном хозяйстве СССР. М., 1927. С. 117.
улицы", нэпманами. И.В. Сталин на пленуме ЦК ВКП(б) в 1928 г. поставил их в один
ряд с капиталистами и кулаками и назвал "буржуазными элементами", "врагами рабо¬
чего класса"22. Аналогичная трактовка имела место и в выступлениях других совет¬
ских руководителей.
В начале нэпа советское правительство выступало только против спекулянтов, раз¬
решая законное существование остальных частных торговцев. Ко времени ликвида¬
ции нэпманской буржуазии оно уже считало, что деятельность всех "частников" носит
спекулятивный характер. В мае 1932 г. правительство постановило запретить ее23.
В августе того же года местным властям было предложено принять серьезные меры
для выполнения этого решения24. К концу 1930-х гг. все частные торговцы в СССР
полностью исчезли.
В таблице 2 показана структура социального слоя нэпманов, представленная
И.С. Кондурушкиным на основе доклада комиссии СНК Союза ССР по изучению
тяжести налогового бремени населения, а также других материалов.
У историков есть несколько точек зрения на характер деятельности нэпманов.
Одни считают, что в условиях нэпа они образовали независимую целостную про¬
слойку новой буржуазии25. Или, полностью отрицая возникновение в период нэпа
новой буржуазии, относят их к остаткам эксплуататорских классов царской России26.
Авторы "Истории социалистической экономики СССР" полагают, что в период нэпа
только-только начала формироваться немногочисленная прослойка средней и круп¬
ной буржуазии, спекулянтов с большими доходами27.
Тем не менее советские историки были едины в том, что нэпманам присущи черты
эксплуататорского класса. Ведь согласно марксизму, при выявлении классовой при¬
надлежности необходимо смотреть главным образом на отношение данной группы
людей к средствам производства, на ее место в производственных отношениях,
а также в распределении доходов.
В период наивысшего развития нэпа в 1924-1927 гг. среднегодовой доход раз¬
личных слоев населения советского общества характеризовался данными, представ¬
ленными в таблице 3. Из нее ясно, что доходы владельцев предприятий, комис¬
сионеров, крупных торговцев, рантье были намного выше, чем у остальных слоев
населения, а у мелких торговцев, владельцев мелких промышленных предприятий,
представителей свободных профессий - гораздо ниже, чем у первых, и мало отли¬
чались от доходов рабочих и служащих.
80
Таблица 2
Структура социального слоя нэпманов и населения СССР в 1924-1927 гг/
Численность (тыс. человек)
Соотношение разрядов населения
Разряды населения
% в общем населении
% в сельскохозяйственном населении
1924/1925 г.
1925/1926 г.
1926/1927 г.
1924/1925 г.
1925/1926 г.
1926/1927 г.
1924/1925 г.
1925/1926 г.
1926/1927 г.
Общее население
141 344
144 595
148 069
100,0
100,0
100,0
Сельскохоз. населе¬
ние
111 944
111 090
112 723
79,2
76,8
76,1
Несельскохоз. насе¬
ление
29 400
33 505
35 346
20,8
23,2
23,9
100,0
100,0
100,0
Представители сво¬
бодных профессий
553
526
506
0,4
0,4
0,4
1,9
1,6
1,5
Мелкие собственники
недвижимости
269
288
308
0,2
0,2
0,2
0,9
0,9
0,9
Владельцы кустарных
предприятий с
наемными рабочими
325
351
376
0,2
0,2
0,3
1,1
1,0
1,0
Торговцы, не исполь¬
зующие наемный
труд
1 557
1 763
1 646
1,1
1,2
1,1
5,2
5,3
4,6
1 -й тип
438
439
422
0,3
0,3
0,3
1,5
1,3
1,2
2-й тип
788
902
831
0,6
0,6
0,6
2,7
2,7
2,3
3-й тип
331
422
393
0,2
0,3
0,2
1,1
1,3
1,1
00
Таблица 2 (продолжение)
Численность (тыс. человек)
Соотношение разрядов населения
Разряды населения
% в общем населении
% в сельскохозяйственном населении
1924/1925 г.
1925/1926 г.
1926/1927 г.
1924/1925 г.
1925/1926 г.
1926/1927 г.
1924/1925 г.
1925/1926 г.
1926/1927 г.
Другие, живущие не
на трудовые доходы
94
93
91
0,1
0,1
0,1
0,3
0,3
0,3
Владельцы незаре-
67
73
78
0,1
0,1
0,1
0,2
0,2
0,2
гистрированны х
предприятий
4-й тип торговцев
49
66
64
0,0
0,0
0,0
0,2
02
02
Владельцы других
32
34
37
0,0
0,0
0,0
0,1
0,1
0,1
предприятий
с наемным трудом
5-й тип торговцев
65
89
86
0,1
0,1
0,1
0,2
02
0,2
Владельцы заре¬
7
9
7
0,0
0,0
0,0
0,0
0,0
0,0
гистрированных
предприятий
Комиссионеры, ран¬
12
12
12
0,0
0,0
0,0
0,1
0,1
0,1
тье, спекулянты
Общее количество
3 030
3 304
3211
2,2
2,3
2,3
10,3
9,9
9,1
нэпманов
Кондурушкин И.С. Частный капитал перед советским судом. М.; Л., 1927. С. 50.
Таблица 3
Среднегодовой доход различных слоев населения СССР в 1924-1927 гг.
Классы и слои населения
Среднегодовой доход (в руб.)
1924/1925 г.
1925/1926 г.
1926/1927 г.
Рабочие
227,3
290,9
327,6
Служащие
288,0
360,8
389,9
Кустари
205,2
239,3
257,5
Предст. свободных профессий
244,6
279,3
303,3
Мелкие собственники
260,2
321,5
334,3
недвижимости
Владельцы кустар. произв. с наем-
258,7
296,6
344,3
ным трудом
Мелкие торговцы первых 3-х
291,3
409,5
461,1
типов без наемного труда
Владельцы незарегистр. предпр.
794,3
903,1
958,9
4-й тип торговцев
560,3
814,8
877,5
5-й тип торговцев
1 377,4
1 844,9
1 751,5
Владельцы зарегистр. предпр.
2 763,6
3 365,7
2 603,7
Комиссионеры, рантье,
3 100,0
4 325,0
4 125,0
спекулянты
* Тяжесть налогового обложения в СССР. Доклад комиссии Совета народных комиссаров Союза ССР по
изучению тяжести налогового обложения населения Союза. М., 1929. С. 80-81.
В таблице 4 показана величина капитала у торговцев различных типов в период
с 1 июля по 1 октября 1925 г. Эти данные свидетельствуют, что различие между
крупными и мелкими торговцами по доходам и общему товарообороту было огромно.
Мелкие собственники вели хозяйство в малых масштабах и в абсолютном боль¬
шинстве случаев имели 1-5 наемных рабочих, занятых при этом временно,
спорадически или в качестве вспомогательной рабочей силы (как отмечает
С.Г. Струмилин, общий годовой товарооборот торговцев 1-го типа составлял всего
1 220 руб.28). Их годовой доход в основном был таким же, как у советских рабочих
и служащих. Мелкие торговцы первых трех типов обладали небольшим капита¬
лом, не прибегали к найму рабочих и вели передвижную торговлю собственными
силами.
Представители свободных профессий никого не эксплуатировали, не нанимали
рабочих, жили в основном на трудовые доходы. Их экономическое положение было
порой хуже положения рабочих и служащих.
По данным, приведенным в таблице 2, в 1924/1925, 1925/26 и 1926/27 гг. общее
число нэпманов составляло соответственно 3 030 тыс., 3 304 тыс., 3 211 тыс. человек.
Из них мелкие торговцы, разносчики, представители свободных профессий, мелкие
владельцы недвижимостью, владельцы мелких предприятий составляли соответст¬
венно 2 704 тыс. (89,2%), 2 928 тыс. (88,6%) и 2 836 тыс. человек (88,3%). В основном
контингенте нэпманов (мелкие торговцы, разносчики, владельцы мелких предпри¬
ятий) мелкие торговцы составляли свыше 50%. Фактически определенная часть
владельцев незарегистрированных предприятий и торговцев 4-го типа никак не может
быть полностью отождествлена с крупными торговцами и владельцами крупных
предприятий.
Исходя из этого, на мой взгляд, в категорию "нэпманской буржуазии", о которой
говорило советское правительство, можно зачислить владельцев крупных заре¬
гистрированных предприятий, торговцев 5-го типа, комиссионеров, рантье и спеку-
83
Величина капитала (в руб.) у торговцев всех типов
в городе и деревне
Таблица 4
Тип торговцев
1-й
2-й
3-й
4-й
5-й (А)“
Город
69
500
4 922
15 648
23 204
Деревня
66
364
2 642
8 927
23 204
"Частная торговля Союза ССР. М., 1927. С. 126-127.
** Торговцы в уездных или районных городах.
*** Торговцы в провинциальных городах или в районах Москвы.
лянтов. По данным приведенных таблиц, эти прослойки в 1924/25, 1925/26, 1926/27 гг.
составляли в общей численности нэпманов соответственно 2,8; 3,3 и 3,3%. В рядах
"нэпманской буржуазии", таким образом, свыше 95% ее представителей отнюдь не
были буржуазией в истинном смысле этого понятия.
Термин "нэпманская буржуазия" возник как результат ошибочного понимания то¬
варно-денежных отношений. При традиционном марксистском подходе социалисти¬
ческий строй несовместим с такими категориями "капиталистической экономики",
как рынок, товарообмен, свободная торговля. В "битве за коммунизм" закрывались
рынки, ограничивалась торговля, вместо зарплаты предлагалось ввести натуральную
оплату труда и даже отменить деньги.
После того как был введен нэп, советское правительство ухватилось за торговлю
как важное звено в организации товарооборота между городом и деревней. Это был
большой шаг вперед по сравнению с прежним третированием товарно-денежных от¬
ношений, что, однако, не означало коренных изменений в позиции большевистской
партии по этому вопросу. Уже тогда считалось, что в битве за коммунизм большевики
зашли слишком далеко в использовании фронтальных ударов, оторвались от своих
тылов и им приходится отступать, временно используя капиталистический рынок,
товарооборот, деньги. Тем не менее товарно-денежные отношения по-прежнему счи¬
тались категорией капиталистической экономики. Результатом этой ошибки и стало
появление термина "нэпманская буржуазия".
В 1921 г. на X съезде РКП(б) В.И. Ленин говорил: "Что же такое свобода оборота?
Свобода оборота - это есть свобода торговли, а свобода торговли значит отступление
назад к капитализму"29. В июне того же года на III конгрессе Коминтерна он вновь
подчеркивал, что "натуральный налог означает, само собой разумеется, свободу тор¬
говли. Крестьянин вправе после выполнения натурального налога свободно выме¬
нивать остаток своего хлеба. Эта свобода обмена означает свободу капитализма,
но вместе с тем новую ее форму. Это значит, что мы, до известной степени, заново
создаем капитализм"30. В первый период нэпа Ленин многократно повторял, что
"свобода торговли есть капитализм".
В целом проблема сравнительно прояснилась: поскольку обмен и свободная тор¬
говля - это капитализм, постольку мелкие торговцы, владельцы мелких предприя¬
тий, деятельность которых неотделима от рынка и товарного производства, естест¬
венно, квалифицируются как "нэпманская буржуазия". Поэтому уже первое упо¬
требление В.И. Лениным слова "нэпман" отождествлялось с термином "нэпманская
буржуазия", с мелкими торговцами или лицами, пользующимися свободой торговли
для всякого рода злоупотреблений. Однако такое отождествление является непра¬
вильным.
84
В течение длительного времени нэпманы рассматривались как враги советской
власти, причем отрицалась их огромная роль в народном хозяйстве и утверждалось,
что они представляют самую большую опасность для социалистического строи¬
тельства. Более того, попытка использовать их в целях ускорения развития народного
хозяйства в полной мере не удалась именно вследствие того, что отношение к ним
сложилось как к людям в высшей степени своекорыстным и алчным. Между тем
в большинстве своем нэпманы (разумеется, среди них были и хапуги-спекулянты,
и своекорыстные собственники, попиравшие законы) жили в основном за счет своего
труда, осуществляли свою производственную и торговую деятельность в рамках,
допускавшихся законами советской власти.
Проанализируем конкретную роль нэпманов в развитии народного хозяйства,
после беспрерывной семилетней войны оказавшегося в состоянии полного развала.
В первый период нэпа, по данным регистрационных ведомств, частная торговля
играла очень большую роль в товарообороте. Статистические данные по 117 админи¬
стративным районам свидетельствуют, что в 1922-1923 гг. ее удельный вес составлял
91,3%, а в 1924-1925 - 83%31.
Данная ситуация определила и существенное преобладание количества торговых
точек частных торговцев в городах и деревнях: соответственно 94,1 и 83,6% на
1 января 1923 г. и 92,7 и 66,9% на 1 января 1925 г.32 Население закупало у "частника"
примерно у3 промышленных товаров и % предметов крестьянского быта. При этом
крестьяне приобретали у частных торговцев и на коллективных рынках свыше
80% товаров33. В 1924/25 и 1925/26 гг. через сеть частных торговых точек сбывалось
соответственно 40,6 и 35,4% всех промышленных товаров, поступавших на рынки.
Одновременно частные торговцы производили соответственно 44,3 и 39,4% всех
закупок сельскохозяйственной продукции34. Таким образом, нэпманам принадле¬
жит известная положительная роль в стремительном развитии советской торговли
в 1920-е гг.
В конце 1920 г. государственные промышленные предприятия некоторых ведомств
вынуждены были остановиться из-за отсутствия достаточного количества запасов
продовольствия и горючего. Начиная с мая 1921 г., советское правительство опубли¬
ковало ряд постановлений и распоряжений, прекращавших процесс национализации
мелких предприятий, разрешавших аренду частниками государственных предприятий
и создание ими собственных промышленных заведений.
Нэпманы были сконцентрированы главным образом в сфере мелкого промыш¬
ленного производства, особенно в отраслях легкой промышленности, производившей
потребительские товары. На долю частных заведений здесь приходилось свыше 90%
общего объема производства35. В швейной промышленности их продукция составляла
70%, в обувной - 70, в пищевой - 27, кожевенной - 27, в производстве строймате¬
риалов - 26%36.
Нэпманы привели в действие многие государственные заводы и рудники, которые
во время войны были разрушены или временно не имели возможности функ¬
ционировать должным образом. Только в декабре 1921 г. государство передало в
аренду частникам 12 507 неработавших предприятий главным образом пищевой,
мукомольной, кожевенной, камнеобрабатывающей промышленности37. В 1924-
1928 гг. в крупном производстве частные предприятия составляли свыше 5%38.
В 1920-е гг. проблема топлива была одной из наиболее насущных для страны.
В целях удовлетворения потребностей населения в июле 1921 г. был создан "Комитет
по использованию мелких шахт Донбасса". На взаимовыгодных условиях государство
передало в аренду частникам мелкие шахты (к сентябрю - 158, а в ноябре - 764).
По соглашению эти шахты должны были дать к концу 1921 г. 12 млн пудов угля.
Фактически же в феврале 1922 г. они произвели 31 300 тыс. пудов, что составило
11,9% всей добычи угля в Донбассе.
Нэпманы использовали производственное сырье, которое не могло использовать
государство, тем самым решая некоторые вопросы расширения производства и сокра-
85
Таблица 5
Налоги с несельскохозяйственного населения*
Категории
населения
Общая сумма (в руб.) налогов на 1 чел.
Соотношение по категориям (в %),
средняя сумма налога - 100%
1924/1925 г.
1925/1926 г.
1926/1927 г.
1924/1925 г.
1925/1926 г.
1926/1927 г.
В среднем на 1 чел.
61,52
78,90
100,14
100,0
100,0
100,0
Рабочий
67,75
86,60
111,13
110,1
109,6
111,0
Кустарь
38,68
48,87
61,54
62,9
61,9
61,5
Мелкие частники
141,24
193,64
284,90
229,5
245,1
284,5
в промышленности
и торговле
Буржуа:
мелкий
803,09
1 009,44
1 432,61
1 305,4
1 277,9
1 430,9
средний
492,97
581,57
850,37
801,3
736,3
849,2
крупный
1 286,92
1 622,25
2 332,42
2 091,9
2 053,7
2 329,2
Тяжесть налогового обложения в СССР. М., 1929. С. 49, 51.
щения безработицы. В Брянской обл. в 1924/25 г. на стекольный завод было достав¬
лено 540 тыс. пудов песка, а на заводах по производству стройматериалов было
обработано 19 720 куб. аршин лесоматериалов. Один из уездных стекольных заводов
вообще не работал, рабочие и технический персонал промышляли на стороне. После
передачи в аренду частникам завод был восстановлен, количество безработных
уменьшилось, и больше того, на предприятие стали даже привлекать людей
из деревень39.
Концессионные предприятия сыграли важную роль в привлечении зарубежного
капитала и передовой техники. Их деятельность также способствовала увеличению
занятости населения. В ряде отраслей (разработка золотых и марганцевых руд) кон¬
цессии занимали ведущее положение.
Важнейшей проблемой восстановления народного хозяйства была нехватка капи¬
талов. Одна из целей нэпа состояла в том, чтобы использовать для их накопления
частные средства. Для этого государство использовало доходы от сдачи в аренду
предприятий. В 1922 г. по этой статье бюджет получил 7 300 тыс. руб. (в золотом
эквиваленте), а в 1923/24 г. - 60 млн руб.40 В 1924/25 г. в казну в качестве кон¬
цессионных платежей поступило 6 800 тыс. руб.41
С целью накопления использовались и различного рода налоги на владельцев тор¬
говых и промышленных капиталов. В таблице 5 представлены налоги с самодея¬
тельного несельскохозяйственного населения. В среднем налог на нэпмана был
в 2-20 раз выше, чем налог на рабочего.
В 1924-1927 гг. удельный вес налогов с нэпманов (за исключением налога
с представителей свободных профессий) в общей массе составлял соответственно
19,4; 20,3; 21,6%, в то время как их доля в общей численности несельскохозяйствен¬
ного населения была равна соответственно 8,4; 8,3; 7,6%. Таким образом, доходы от
налогов с нэпманов были весьма ощутимыми. За 1923/24 г. общий промышленный
налог государства составил 58 млн руб. Из них 41,1 млн руб. приходилось на нэп¬
манов42. За 1924/25 г. их промышленные предприятия выплатили государству в каче¬
стве прямых налогов 2,9 млрд руб., тогда как общая сумма прямых налогов госу¬
дарству в этом году составила 6 млрд руб.43 В.И. Ленин говорил: "Налоги также дадут
нам доход с нэпманов и с производителей на помощь промышленности, особенно на
помощь тяжелой индустрии"44. Как видим, эта цель все-таки достигалась.
86
Примечания
'Ленин В.И. ПСС. Т. 45. С. 387.
2 С т а л и н И.В. Соч. Т. 12. С. 186.
3 Частная торговля Союза ССР. М., 1927. С. 10;Струмилин С.Г. Статистика и экономика. М.,
1963. С. 447.
4 Л а р и н Ю. Частный капитал в СССР. М.; Л., 1927. С. 3-4.
5 Морозов Л.Ф. Решающий этап борьбы с нэпманской буржуазией. 1926-1929 гг. М., 1960.
С. 7.
6Поляков Ю.А. От капитализма к социализму. Основные проблемы истории переходного периода
в СССР. 1917-1937 гг. М., 1981. С. 279.
7 История социалистической экономики СССР. Т. 2. М., 1976.
Трифонов И.Я. Ликвидация эксплуататорских классов в СССР. М., 1975. С. 189, 192. Касаясь
вопроса о распространении нэпманов, автор указывает, что в 1923 г. количество торговцев, чья дея¬
тельность была зарегистрирована, достигало 420 тыс. человек. В это количество фактически включены все
5 типов торговцев (см. также: Струмилин С.Г. Указ. соч. С. 446).
9 История социалистической экономики СССР. Т. 2.
10 Л а р и н Ю. Указ. соч. С. 245-246.
"Поляков Ю.А. Указ. соч. С. 265.
12 Трифонов И.Я. Указ. соч. С. 189, 192.
13 В оробьевН. Всесоюзная перепись населения 17 декабря 1926 г. М., 1938. С. 68.
14 Сборник документов по истории уголовного законодательства СССР и РСФСР. 1917-1952 гг. М., 1953.
С. 321.
15 Воробьев Н. Указ. соч. С. 72.
16 Л а р и н Ю. Указ. соч. С. 111-113.
17 Там же.
18 Директивы КПСС и Советского правительства по хозяйственным вопросам. Т. 1. М., 1957. С. 135.
19 Контрольные цифры народного хозяйства СССР за 1927/1928 год. М., 1928. С. 367.
20 Л е н и н В.И. ПСС. Т. 43. С. 207.
21 Жирмунский М. Частный капитал в народном хозяйстве СССР. М., 1927. С. 117.
22 С т а л и н И.В. Соч. Т. 11. С. 170.
23 Сборник документов по истории уголовного законодательства. С. 336.
24 Правда. 1932. 23 августа.
25 Трифонов И.Я. Указ. соч.
26Селу некая В.М., Трифонов И.Я. Ликвидация эксплуататорских классов в СССР // Вопро¬
сы истории КПСС. 1976. № 10.
27 История социалистической экономики СССР. Т. 2. С. 209.
28 Струмилин С. Г. Статистика и экономика. С. 450.
29 Л е н и н В.И. ПСС. Т. 43. С. 61.
30 Там же. Т. 44. С. 48.
31 Жирмунский М. Указ. соч. С. 104.
32Дмитренко В.П. Борьба советского государства за овладение рынком в первые годы нэпа //
Вопросы истории. 1964. № 9.
33 Л а р и н Ю. Указ. соч. С. 187-188.
34 Частная торговля Союза ССР... С. 45-46, 52.
35 Л а р и н Ю. Указ. соч. С. 143.
36 Там же. С. 129.
37 А р х и п о в В.А. Частная аренда государственных предприятий в период нэпа // Вопросы истории.
1980. № 1.
38 Контрольные цифры народного хозяйства СССР за 1927/28 год. С. 504.
39 Архипов В.А. Указ. соч.
4(1 Морозов Л.Ф., Архипов В.А. Указ. соч. С. 50.
41 История социалистической экономики СССР... Т. 2. С. 317.
42 Т рифонов И.Я. Указ. соч. С. 204-205.
43 Там же.
44 Л е н и н В.И. ПСС. Т. 45. С. 262.
87
© 2001 г. Р.Т. МАННИНГ
ЖЕНЩИНЫ СОВЕТСКОЙ ДЕРЕВНИ НАКАНУНЕ
ВТОРОЙ МИРОВОЙ ВОЙНЫ. 1935-1940 годы
Роль женщин в советской деревне наряду с другими аспектами жизни довоенной
сталинской эпохи остается в значительной степени неисследованной. Особенно это
касается второй половины 1930-х гг., после того как была осуществлена насильст¬
венная коллективизация и более четко обрисовались контуры нового аграрного
строя1. Изучение этого периода ограничено в основном законодательными актами от
27 июня 1936 г. об укреплении семьи, ограничении разводов и мерах по повышению
рождаемости (запрещение абортов и государственные пособия многодетным ма¬
терям). Обычно эти меры рассматривались специалистами как отступление от гене¬
ральной линии Коммунистической партии, провозглашавшей ранее полную свободу
женщин2. По оценке одного из современных исследователей, "цель эмансипации была
перенесена на усиление ответственности женщин в семье. Семья становится главным
смыслом жизни. Женщина-производсгвенница с этого времени должна уступить место
женщине-матери"3.
В самой деревне, где в 1930-е гг. проживало две трети населения СССР, причем
доля крестьянок в общей массе сельского населения была еще выше, никакого резко¬
го поворота в государственной политике по отношению к женщинам на протяжении
второй половины 1930-х гг. не отмечалось. Правда, фиксировались случаи сопротив¬
ления продвижению женщин по социальной лестнице, но на более низком админи¬
стративном уровне. Объяснялось это преобладанием традиционного отношения к
женщине-крестьянке. Тем не менее запрещение абортов оказало на деревню меньшее
влияние, чем на город, где одно только сообщение о том, что в правительстве
обсуждается вопрос о введении такого рода ограничений, привело к росту обращений
беременных женщин в больницы для прерывания беременности4. Принятие поста¬
новления привело к увеличению рождаемости в больших городах. В Москве и Ленин¬
граде она возросла вдвое, в Киеве, Минске, Баку, Ташкенте, Тбилиси, Фрунзе - на
50%, в Харькове - на 85%5. В целом же по стране рождаемость выросла в 1937 г.
только на 18%: с 24,6 на 1000 горожан и с 32,2 на 1000 деревенских жителей до 38,8 на
1000 человек в целом по стране. Уже в 1938 г. эти показатели стали падать.
Эта тенденция прослеживается и в последующие предвоенные годы6. К началу
Второй мировой войны в СССР рождение пятого и последующих детей выросло
приблизительно до 200 тыс. случаев в год, что на 43% меньше, чем в США (350 тыс.)
при меньшем женском населении7.
Главным фактором, объясняющим неспособность правительства поднять уровень
рождаемости при запрещении абортов, было слабое развитие сети медицинских
учреждений в сельской местности, где традиционно роль врачей и акушерок
выполняли деревенские целители, повивальные бабки и знахарки8. Даже в 1939 г. на
селе функционировало только 7 тыс. больниц, 7503 родильных домов, 14,3 поликли¬
ник, 26,7 тыс. фельдшерско-акушерских и фельдшерских пунктов для обслужива¬
ния 114,4 млн человек, включая 204 млн крестьянок в возрасте от 16 до 59 лет
(см. табл. 1). В таких условиях для большинства сельских женщин право прерывать
беременность оставалось чисто декларативным. Запрет на аборты в 1936 г. практи¬
чески не был воспринят в деревне, ибо государство могло контролировать меди¬
цинский персонал, работавший в государственных учреждениях городов и крупных
деревень, но не деревенских повитух, проводивших операции в своих домах в сельской
глубинке9.
Кроме того, традиционное отношение крестьянок к семье и браку во многом ** Маннинг Роберта Т., профессор Бостонского колледжа (США).
Перевод с английского и научное редактирование доктора исторических наук Л.Н. Денисовой.
88
Таблица I
Сельская медицина
1914 г.
1939 г.
Сельские больницы
3000
более 7000
Врачебные амбулатории
4300
14 300
Фельдшерские и фельдшерско-аку¬
шерские пункты
4500
26 700
Сельские районные врачи
Нет данных
11 785*
Больничные койки (в городах и де¬
ревнях)
49000
178 900
Сельские роддома
Нет данных
7503
Больничные койки в сельских род¬
домах
Нет данных
23 200
Сельское население
114 400 000
Сельские женщины в возрасте 16-
49 лет
более 20 000 000
* Данные на 1938 г.
Сост. по: В ы л ц а н М.А. Завершающий этап создания колхозного строя (1935-1937 гг.). М., 1978.
С. 61, 192, 224; В г i d g е г S. Women in the Soviet Countryside: Women’s Roles in Rural Development in the
Soviet Union. Cambridge, 1987. P. 13; Лепешкин А.И. Советы - власть народа. 1936-1967. М., 1967.
С. 14; Крестьянская газета. 1938. 24 апреля.
определило и их отношение к июньским постановлениям 1936 г. В течение месячной
дискуссии в прессе и общественных организациях, предшествовавшей их публикации,
выяснилось, что сельские женщины за небольшим исключением горячо поддержи¬
вают меры по запрету абортов10. Некоторые пожилые женщины даже предлагали
ввести уголовное наказание вплоть до ареста тех, кто прибегал к "подпольным"
абортам, а также тех, кто делал или понуждал к ним, что и было оговорено в по¬
становлениях 1936 г.11 В одной из деревень Подмосковья разгорелась дискуссия между
молодыми и пожилыми колхозницами по поводу запрещения абортов. Пожилые
полностью поддерживали правительственные решения, тогда как молодые считали,
что следует разрешить аборты женщинам, уже имеющим четырех и более детей12.
Такие различные точки зрения, возможно, объясняют, почему запрет на аборты не
привел к повышению рождаемости, как ожидало правительство.
Молодые, более образованные сельские женщины, получившие профессии агроно¬
мов, ветеринаров, зоотехников, как и горожанки, пошли даже дальше в защите
свободы своего выбора, отвергая любые юридические ограничения права на аборт13.
Н.И. Ивлева суммировала проблемы, которые возникли перед сельскими женщина¬
ми - специалистами сельскохозяйственного производства: "Я проработала четыре
года главным районным зоотехником в Воронежской области... Не могу представить
себя без работы на производстве. Мне нравится моя работа. Когда я прочитала закон,
то удивилась, как я смогу работать дальше, если аборты будут запрещены. Я люблю
детей, и у меня есть дочь, но ее рождение на время прервало мою учебу. Я понимаю
вред абортов. Но я против их запрещения, т.к. такой закон потребует от меня либо
сменить работу, либо рисковать здоровьем"14.
Сельские женщины стремились использовать дискуссию и для получения льгот для
себя и своих детей. В одном из сельсоветов Бельского района Западной обл. дискуссия
свелась к вопросу о дефиците детской обуви и одежды в местных магазинах. Колхоз¬
ницы доказывали, что государство обязано предоставить им возможность одевать
своих детей должным образом, и тогда они будут больше рожать15. Часто участницы
дискуссии говорили о необходимости расширения сети медицинских учреждений
89
Таблица 2
Число мест в родильных домах и детских дошкольных учреждениях, планировавшееся постановлением от
27 июня 1936 г. н реально существовавшее в 1939-1940 гг.
Количество мест
Планировалось на 1 января 1939 г.
Имелось в действительности
Родильные дома в сельской
41 300
23 200
местности
(новые)
(всего: новые и старые)
Детские ясли
сельские
570 000
нет данных
городские
800 000
нет данных
всего
1 370 000
859 500
Детские сады
сельские
1 400 000
нет данных
городские
2 100 000
нет данных
всего
3 500 000
1 175 100
Сезонные ясли*
9 000 000
4 049 100
Сезонные игровые площадки*
10 700 000
1 175 100
♦Сельские, расположенные в основном в колхозах во время сельской страды.
Сост.по: В ы л ц а н М.А. Указ. соч. С. 224; Geiger Н.К. The Family in Soviet Russia. Cambridge,
Mass., 1968. P. 194; S c h 1 e s i n g e г R. The Family in the U.S.S.R. London, 1949. P. 273-275.
и увеличения пособий многодетным матерям. Многие из них настаивали на том,
чтобы правительство и дальше разрабатывало эти направления16. Высказанные
предложения были частично учтены в постановлении: в частности, увеличивалась
помощь матерям, имевшим семь и более детей (вместо десяти, как предусматривалось
в проекте)17.
Предусмотренные правительством меры по расширению сети медицинских учреж¬
дений и усилению заботы о здоровье населения были чрезвычайно популярны, однако
их конечный результат, как это обычно случалось в СССР с мерами по улучшению
благосостояния населения, был очень далек от поставленных задач (см. табл. 2). Под
грандиозные благие проекты не закладывалось должной финансовой базы, не хва¬
тало и строительных мощностей. Не спешило реализовать эти проекты и местное
руководство18. Председатель колхоза им. Куйбышева Широко-Карамышкинского
района Саратовской обл. в ответ на требования колхозниц открыть игровую площад¬
ку для детей сказал: "Вы жили раньше без яслей и площадок. Можете и дальше жить".
В это же время два председателя колхоза Родельнянского района Одесской обл.
в зданиях работавших детских садов расположили конторы правления колхозов19.
Сотрудники отделов социального обеспечения Сталинградской, Ивановской, Воро¬
нежской и Ярославской обл. не платили пособий многодетным матерям-колхозницам
на том основании, что государственные меры по социальному обеспечению в целом
не распространялись ранее на колхозников. Исправило положение лишь вмешатель¬
ство прокурора РСФСР В.А. Антонова-Овсеенко, разъяснившего новый закон и ука¬
завшего на меры, которые будут приниматься в отношении сотрудников отделов
социального обеспечения в случае его невыполнения20.
В сельской местности дискуссия по поводу июньских постановлений 1936 г. в основ¬
ном развернулась не столько вокруг запрещения абортов и обеспечения выполнения
нового закона, сколько по поводу внесения изменения в закон о разводе и об алимен¬
тах на детей. И простые крестьянки, и специалисты сельского хозяйства единодушно
поддерживали решение правительства о необходимости в случае развода присутствия
в ЗАГСе обоих супругов. Единое мнение было и по поводу прогрессивной шкалы
оплаты каждого последующего развода, регистрации в паспортах факта развода, взы¬
скания алиментов с ответчика в сумме четверти заработной платы на содержание
90
одного ребенка, трети - на двоих и половины - на троих и более детей. Особой попу¬
лярностью пользовалась мера, предусматривающая двухлетнее тюремное заклю¬
чение для уклоняющихся от уплаты алиментов21. Некоторые колхозницы предлагали
увеличить по сравнению с проектом закона оплату за расторжение брака, взимать
более высокие штрафы и ужесточить наказания за уклонение от уплаты алиментов22.
Форсированные темпы индустриализации и коллективизации к середине 1930-х гг.
повлекли за собой беспрецедентные передвижения населения в географическом и со¬
циальном плане. Это, в свою очередь, привело к подрыву большой части советских
семей. В течение 1926-1939 гг. от 18,5 до 23 млн граждан, в основном мужчины
трудоспособного возраста, оставили деревню. Они переезжали на постоянное житель¬
ство в города, спасаясь от политических репрессий при проведении коллективизации,
тяжелой колхозной жизни, в поисках открывшихся возможностей получения в горо¬
дах работы, образования, продвижения по социальной лестнице23. Еще 5,5 млн трудо¬
способных деревенских мужчин на протяжении второй половины 1930-х гг. временно
отсутствовали дома: это были отходники, учащиеся и военнослужащие24. К 1937 г.
27,2% мужчин и 8,5% женщин в возрасте от 16 до 59 лет покинули деревни по этим
причинам25.
Убыль из деревни была обусловлена политическим террором, который в большей
степени касался мужчин26, а также демографическими потрясениями, связанными с
Первой мировой и Гражданской войнами, голодом 1921 и 1932 гг., которые коснулись
в первую очередь мужчин27. Значительное и причем все возраставшее число женщин
оставались одни с детьми на руках.
Молодая деревенская беременная женщина Феня из повести В. Катаева "Время,
вперед!", прибывшая в далекий Магнитогорск в поисках любимого, от которого она
ждала ребенка28, - отнюдь не вымысел писателя. Женщины с подобной трагической
судьбой составляли не меньший процент, чем незамужние29. В 1934 г. в суды РСФСР
было подано 200 тыс. заявлений о взыскании алиментов с "беглых отцов". Советская
юридическая система была не в состоянии разыскать их. В итоге до 40% судебных
решений о взыскании алиментов оставались неисполненными, так как ответчиков
невозможно было найти. Но если их и находили, то обязать платить алименты удава¬
лось довольно редко.
Лишь 17% исков об алиментах, направленных в суды в середине 1930-х гг. до по¬
становления 1936 г., были удовлетворены в размере менее 20 руб. в месяц, а в 25%
случаев алименты вообще не взыскивались из-за неплатежеспособности ответчиков30.
На что могла рассчитывать советская женщина? Это было время, когда "беглого
отца" из Западной обл. можно было обнаружить далеко в Сибири и даже на Кам¬
чатке31. В местные партийные организации часто обращались бывшие жены местного
начальства, требовавшие уплаты алиментов в пользу своих детей!32 Даже чиновники
высокого ранга, например И.Н. Румянцев, длительное время возглавлявший обком
ВКП(б) Западной обл. и отказавшийся платить в октябре 1936 г. алименты на детей
от первого брака, в конце концов по решению суда вынужден был это делать33.
Неудивительно, что женщины открыто приветствовали новую, более жесткую поли¬
тику в отношении поддержки детей и ограничения разводов, считая, что эти инициа¬
тивы направлены против безответственных отцов, но не против женщин34.
Газета "Правда" в 1936 г. опубликовала больше фотографий отцов с маленькими
детьми и с детьми в детских дошкольных учреждениях, чем многодетных матерей.
В то же время публиковались фотографии женщин, вовлеченных в нетрадиционные
для них сферы деятельности (см. табл. 3). Эти фотографии подбирались не случайно
и свидетельствовали о новом правительственном курсе на повышение роли женщины
на производстве.
Государственная поддержка женщины-производственницы особенно сильна была
в деревне. К концу 1930-х гг. крестьянки составляли 59,5% сельских трудовых ресур¬
сов35. Фактически этот процент был даже выше с учетом их вовлечения в реальные
сельскохозяйственные работы, такие, как полеводство и животноводство.
91
Фотографии женщин в газете "Правда" в 1936 г.
(индивидуальные фотографии и групповые, где сняты и женщины)
Таблица 3
Количество опубликованных фотографий
Количество фотографий женщин или с их участием
Всего
1970
На 1
странице
246
Всего
478(24,3%)
На 1
странице
82(33,3%)
Женщины-матери и жены
многодетные матери (7-15 детей)
8
0
матери с новорожденными и беременные
7
0
• участницы различных конференций (жены
37
14
работников тяжелой промышленности,
командиров военных соединений и т.п.)
Фотографии отцов с маленькими детьми (без
11
0
матерей)
Фотографии детей в детских учреждениях
12
0
Работницы промышленности
21
2
Стахановки (в промышленности)
51
10
Стахановки (в сельском хозяйстве)
99
23
Колхозницы, занятые в полеводстве и живот¬
26
5
новодстве
Специалисты
30
3
Другие работницы
3
3
Же нщи н ы -по л ити ки
33
4
Женщины на политических митингах (собраниях)
24
7
Женщины в сельской администрации
29
1
Другие занятия
Культурно-просветительные работники
23
1
Студентки
31
2
Спортсменки
28
2
А втомоби л истки
6
2
Летчицы
13
3
Парашютистки
8
0
Ворошиловские стрелки
8
0
Высокая миграционная волна периода коллективизации сельского хозяйства уно¬
сила из деревни прежде всего мужчин. Оставшиеся получали возможность занять
более высокооплачиваемые должности в колхозах (см. табл. 4). В 1940 г. в 243 тыс.
колхозов страны председателями, заместителями председателей, заведующими жи¬
вотноводческими фермами, бригадирами, бухгалтерами и счетоводами работали
1,8 млн человек, еще 2,4 млн трудились в МТС36. Четверть из 16,6 млн сельских
мужчин старше 16 лет трудились на указанных выше должностях37, а еще 27,7%
временно отсутствовали в деревне (работа, учеба, военная служба)38. Среди женщин в
1940 г. по крайней мере 2/з из 31,3 млн были заняты ручным трудом в колхозах39.
Даже в 1935 г., когда участие женщин в колхозах было не столь значительным, они
составляли большинство в колхозных сельскохозяйственных бригадах во всех основ¬
ных отраслях экономики, кроме овцеводства (табл. 5). Особенно критическая ситуа¬
ция сложилась в Нечерноземье - регионе традиционного крестьянского отходни¬
чества. В отдельных колхозах до 90% сельхозработ здесь выполняли женщины40.
Одни председатели колхозов выступали против вербовки крестьян государствен¬
ными предприятиями. Другие исключали из колхоза или снижали оплату по трудо¬
дням семьям, где мужчины-отходники не участвовали регулярно в сельскохозяйст¬
венных работах41. Такого рода инициативы были отмечены повсеместно и осуждались
92
Представительство мужчин и женщин
на руководящих постах сельского хозяйства (1936 г.)
Таблица 4
Кадры
% мужчин
% женщин
Из общего числа женщин %
в возрасте до 25 лет
МТС
Директора МТС
99,6
0,4
0
Заместители директора МТС
91,8
8,2
0
Агрономы
90,3
9,7
60,6
Механики
99,2
0,8
75
Комбайнеры и помощники
комбайнеров
93,7
6,3
80,6
Бригадиры тракторных бригад, замести¬
99,3
0,7
66,7
тели бригадира
Трактористы
96,0
4,0
79,0
Колхозов
Председатели, заместители председателя
97,3
2,7
10,6
Члены правления
81,9
18,1
12,3
Председатели колхозной ревизионной
84,9
15,1
20,7
комиссии
Счетоводы, бухгалтеры, их заместители
95,5
4,5
6,3
Заведующие животноводческими фер¬
83,9
16,1
19,3
мами
Бригадиры животноводческих бригад
78,5
21,5
38,3
Скотники
49,3
50,7
22,4
Конюхи
96,8
3,2
18,8
Бригадиры полеводческих бригад
97,3
2,7
18,7
Звеньевые
33,2
66,8
37,6
Шоферы
99,3
0,7
14,3
Заведующие клубами
89,4
10,6
62,4
Сост. по: Малухина А. Женщины в колхозах - большая сила // Социалистическая реконструкция
сельского хозяйства. 1938. № 3. С. 32.
вышестоящими инстанциями, которые пытались остановить практику42, ведущую
к увеличению дефицита рабочей силы в промышленности43. Мужчины, жившие
в деревне, затрачивали больше рабочего времени в колхозном производстве, чем
женщины, включая административную работу (табл. 6, 7). Кроме того, мужчинам
предоставлялась вышеоплачиваемая и круглогодичная работа. На их долю прихо¬
дилось 2/з трудодней, выработанных колхозниками в 1937 г.44
Работа женщин в колхозах была сезонной, но они больше занимались приусадеб¬
ным участком и домашним скотом. Традиционно этот труд считался женским, осо¬
бенно до проведения коллективизации сельского хозяйства. И приусадебный участок,
и домашний скот находились около дома, поэтому эта работа легко сочеталась
с домашними хлопотами и уходом за детьми. В колхозе же женщину могли направить
на работу далеко от дома, а для детей не было организовано ни яслей, ни детских
садов.
Следовательно, женщины в 1930-е гг. до 80% рабочего времени использовали
в личном подсобном хозяйстве, что приносило в семью и продукты питания, и денеж¬
ный доход45. Анализ жизни советской деревни этого периода показывает, что кол¬
хозницы и колхозники работали тогда значительно меньше, чем до коллективи¬
зации46. Трудовой энтузиазм колхозников намного уступал доколхозному у себя на
подворье.
93
Мужчины и женщины на сельскохозяйственных работах в колхозах в 1935 г.
(в расчете иа каждые 100 колхозных бригад)
Таблица 5
Форма работы
Мужчины
Женщины
Подростки 12-15 лет*
число
%
число
%
число
%
Полеводческие бригады
240
44,4
300
55,5
0
0
Бригады по уходу за
350
41,3
435
51,4
62
7,3
крупным рогатым скотом
Свиноводческие бригады
151
40,5
202
54,1
20
5,4
Овцеводческие бригады
245
61,6
122
30,6
31
2,5
♦Колхозники старше 16-ти лет в основном были представлены женщинами, тогда как среди более
молодых возрастов мужчин и женщин было примерно поровну. В 1939 г. 51,5% колхозников в возрасте
15-16 лет - это мужчины и 48,5% - женщины.
Сост. по: В ы л ц а н М.А. Указ. соч. С. 104-106.
Таблица б
Работа женщин и мужчин в колхозах Заиадной обл.
(1933-1934 гг.)
Месяцы
% колхозников, работающих в колхозе
Число дней, отработанных каждым рабо¬
тающим в колхозе
Мужчины
16-59 лет
Женщины
16-59 лет
Мужчины
16-59 лет
Женщины
16-59 лет
Январь
69,6
39,3
15,6
10,7
Февраль
76,4
26,8
13,9
9,3
Март
83,1
38,8
16,9
9,4
Апрель
77,7
39,0
18,5
11,9
Май
88,0
72,1
21,9
13,7
Июнь
93,0
83,1
21,5
14,3
Июль
89,9
88,1
26,4
22,8
Август
93,0
88,1
26,5
22,3
Сентябрь
97,3
87,4
23,3
18,6
Октябрь
98,0
84,7
21,4
16,6
Ноябрь
91,0
78,1
18,9
13,5
Декабрь
83,8
65,0
19,0
11,2
Сост. по: Коллективизация сельского хозяйства в западном районе РСФСР. (1927-1937 гг.). Смоленск,
1968. С. 471.
Женщины пользовались правом двухмесячного декретного отпуска по Уставу
сельскохозяйственной артели (1935 г.). И здесь права сельской женщины были
ущемлены: рабочие и служащие имели декретный отпуск вдвое больше47. Крестьянки
получали в среднем за декретный отпуск лишь половину ежемесячных выплат по тру¬
додням48. И тем не менее сельские женщины активно пользовались правом на декрет¬
ный отпуск, хотя некоторые председатели колхозов во время посевной и уборочной
кампаний не разрешали им воспользоваться декретным отпуском, особенно в 1935 и
1936 гг.49
94
Таблица 7
Работа трудоспособных колхозников в возрасте 16-59 лет
(на основании выборочных бюджетных обследований
домовладений колхозников 1937 г.)
Место работы
% мужчин
% женщин
Колхоз
58,9
35,3
МТС
2,5
0,2
Отходники, военная служба, учеба
27,2
8,5
Остальные,
11,4
56,0
включая работу на личном подворье
5,7
24,1
Количество часов на одного рабочего
в течение года, отработанное на лич¬
ном подворье
153,3
619,5
Coct. no: N i m i t z N. Farm Employment in the Soviet Union. 1928-1963. Santa Monica, Calif., 1965.
P. 76.
Местные власти стремились не столько всячески "прижимать" семьи отходников
и препятствовать оформлению декретных отпусков, сколько предпочитали компенси¬
ровать нехватку сельскохозяйственных кадров увеличением минимума трудодней50
и эксплуатировать трудовой энтузиазм. Передовые рабочие получали статус "стаха¬
новца" или "ударника" производства. Их поощряли материально. К ним приковыва¬
лось внимание средств массовой информации, они становились повсеместно извест¬
ными. Неудивительно, что с учетом демографической ситуации в деревне свыше 80%
стахановцев составляли женщины51. Среди полеводов - передовиков производства их
было еще больше52. Этот показатель был значительно выше процента женщин-
ударниц в промышленности53.
В сельском хозяйстве наиболее известные стахановки, к которым было приковано
внимание прессы, были молодыми (до 25 лет) и внешне привлекательными. Другие
женщины - постарше и менее привлекательные, хотя их достижения и соответст¬
вовали статусу ударниц, - были менее интересны для средств массовой информации54.
Стахановки в сельском хозяйстве были заняты в трех областях производства:
механизированном труде, животноводстве и полеводстве со специализацией на техни¬
ческих культурах (лен, хлопок, сахарная свекла), требующих промышленной перера¬
ботки. Большая часть из них была чрезвычайно тяжелой и маломеханизированной,
поэтому большинство стахановок в сельском хозяйстве, как и в промышленности,
были моложе 25 лет. Примечательно, что почти все сельскохозяйственные работы,
где женщины в 1930-е гг. получили признание, кроме механизированного производ¬
ства, до коллективизации считались чисто женскими.
Льноводство, хлопководство, свекловодство были намного более трудоемкими
отраслями, чем производство зерна. Кроме того, эти производства трудно механи¬
зировались вследствие их сложности. Если даже и была возможна уборка урожая
машинами, как, например в льноводстве, то часто эти машины были неисправны или
работали так плохо, что требовалась повторная уборка уже вручную. С полей,
отведенных под эти культуры, получали в 1930-е гг. высокий урожай. Это давало
правительству весомый повод поощрять занятых там женщин.
Труд в животноводстве, особенно в его молочной отрасли, был в колхозах
наиболее высокооплачиваемым, но в отличие от сезонной работы механизатора
животноводы трудились круглый год. От 750 тыс. до1 млн советских женщин в конце
1930-х гг. работали доярками55, хотя эта профессия в сельском хозяйстве была самой
тяжелой. В прессе упоминался лишь один мужчина-дояр - это М.С. Иванян из колхоза
им. Сталина Штеповского района Харьковской обл.56 Вообще мужчины категори-
95
чески отказывались работать доярами, ссылаясь на разделение труда в деревне до
и после коллективизации.
Профессия доярки была тяжелой и отнимала много времени. Ее день начинался от
3.00 до 5.50 утра и продолжался до 9-10 часов вечера с несколькими 2-3-часовыми
перерывами, в течение которых женщины занимались домашним хозяйством: готови¬
ли, стирали, обихаживали детей, ухаживали за домашним скотом и трудились на
приусадебном участке. Обычно доярка обслуживала 10-12 коров, хотя некоторые
брали до 18. Передовые доярки, доившие коров-рекордисток, имели, естественно,
меньше коров57. Они готовили для них корм, подносили воду, чистили коровники и
ухаживали за телятами. Чтобы напоить коров, доярка должна была принести 80-100
ведер воды, причем некоторые доярки носили воду по 4-5 часов в день, поскольку в
колхозах водопровода, как правило, не было58. На подготовку и поднос корма, уборку
навоза, перенос бидонов с молоком доярки тратили до 2 часов, а сама дойка длилась
4-5 часов в день59. (Доение коровы требует примерно 50 тыс. тянущих движений за
вымя коровы в день.60) Неудивительно, что передовые доярки часто использовали
возможность выступить в прессе с предложением снизить их трудовую нагрузку61.
27,1% доярок каждый год уходили с ферм62 и только 9,1% работали там более
5 лет63. В Новосибирской, Свердловской, Куйбышевской обл. ежегодно более 43%
доярок оставляли работу на ферме64. Был и еще один фактор, вызывавший высокую
текучесть кадров доярок, - это профессиональные заболевания. Наиболее распро¬
страненный недуг был известен как нейромаглея, часто развивавшаяся после 3-5 лет
работы и проявляющаяся в болях в пальцах и суставах. Это могло привести к полной
беспомощности женщин-доярок, которые не могли уже не только доить коров, но и
выполнять основные обязанности по дому. Кроме того, в результате неправильного
ухода за руками, долго находившимися в холоде и сырости, появлялись фурункулы
и нарывы. Особенно опасно это было в условиях длинной русской зимы. Ученые,
занимающиеся жалобами доярок, считали, что эти недуги связаны с очень жестким
разделением труда в колхозах - в единоличном крестьянском хозяйстве женщина
выполняла в течение дня разнообразную работу, тогда как в общественном произ¬
водстве труд был сугубо специализированным65.
Частыми были заболевания бруцеллезом. Он угрожал всем категориям живот¬
новодов, а не только дояркам. В 1935 г. в СССР им было охвачено 55,2 тыс. голов
крупного рогатого скота, в 1936 г. - 88,9 тыс., за первые пять месяцев 1937 г. -
36,9 тыс.66 Оно передавалось от больных животных людям при непосредственном
контакте или через молоко больных животных.
Женщины получили заслуженное признание в сельскохозяйственном производстве
в качестве трактористок, комбайнеров, водителей льноуборочных комбайнов, меха¬
ников МТС. Женщины-механизаторы сталкивались с теми же проблемами, что и их
коллеги-мужчины: многочасовая работа, нерегулярная выдача зарплаты, крайне
плохие условия жизни в поле в посевную и уборочную, когда в течение нескольких
недель водители вынуждены были находиться вдали от дома, спать под открытым
небом или в тесной, грязной и темной бытовке без отопления и воды. Они полностью
зависели от воли местных председателей колхозов в обеспечении их питанием и даже
водой. Водители не были защищены от пыли и выхлопных газов. Аварии и поломки
машин были обычным делом.
Женщины-механизаторы, кроме того, страдали от дополнительных проблем,
связанных с их полом. Трактора и комбайны, произведенные в СССР, являлись копией
распространенных американских типов машин, разработанных применительно к габа¬
ритам мужчины. Для женщин-водителей сиденья были крайне неудобными, порой им
трудно было дотянуться до педали или руля. Нарком сельского хозяйства Чернов
в августе 1936 г., реагируя на такие жалобы, предписал переделать сиденья на всех
колесных тракторах на более удобные для женщин. Но, как и многие указания
центра, это тоже осталось без внимания местных чиновников67.
Директора МТС отговаривали женщин проходить обучение на курсах водителей,
96
не принимали на работу женщин-механизаторов, направленных к ним после окон¬
чания учебы, давали им худшие машины и оборудование и т.д.68 Главному механику
Осинской МТС Свердловской обл., уволенной 23-летней Марии Литвиновой, успешно
работавшей трактористкой в течение трех лет, было сказано: "Женщины слишком
слабы, чтобы управлять трактором, у нас достаточно мужчин"69. А после того, как
17-летняя Паша Ангелина удивила руководителей МТС Донбасса, в первый же год
работы вспахав на тракторе больше, чем любой механизатор-мужчина, ей предло¬
жили перейти кладовщицей на склад горючего, а когда она отказалась, ей ответили:
"Нам не нужны дети в МТС!"70
Оргбюро ЦК ВКП(б) поручило провести исследование в Ярославской обл. Оно по¬
казало, что женщины являются лучшими механизаторами по сравнению с мужчинами,
так как они более дисциплинированы и аккуратны, обрабатывают в среднем больше
земли, чем мужчины-механизаторы. 20 тыс. лучших женщин-механизаторов из 1250
женских тракторных бригад, участвовавших в 1937 г. в соревновании (это составляло
половину женских тракторных бригад МТС), вспахали в среднем вдвое больше
средней по МТС нормы. А лучшие из лучших, такие как Паша Ангелина, вспахали
в 1935 г. 1200 га, в то время как трактор МТС в среднем вспахивал только
372,1 га71.
И колхозное руководство, и рядовые колхозники (мужчины и женщины) выступали
против участия женщин в этом несвойственном им труде. Председатели колхозов
отказывались обеспечить женские тракторные бригады необходимым числом под¬
собных рабочих, не подвозили топливо, воду, оставляли водителей без питания.
Бригадиры часто не подготавливали должным образом пашню для работы на
тракторе72. Паша Ангелина, одна из первых в стране трактористок, летом 1930 г.
в первый рабочий день была встречена враждебной толпой колхозников с криками:
"Бесстыжая!" Семья и жених, тоже тракторист, просили ее оставить работу тракто¬
ристки. Когда Паша через несколько лет появилась на поле во главе первой в СССР
женской тракторной бригады, колхозницы преградили путь, опасаясь, что женщины-
механизаторы испортят пашню. Однако по окончании работы женской бригады
в рекордное время те же женщины принесли им продукты в благодарность за хоро¬
ший труд.
Работа механизатора не лучшим образом сказывалась на личной жизни девушек и
женщин. Лишь много позже женщина-водитель перестает быть для советской деревни
чем-то необычным.
Деревня одинаково осуждала женщин-механизаторов и замужних, и незамужних.
Свекровь Паши Ангелиной очень удивлялась, почему ее внучка так сильно похожа на
Пашу и совсем не похожа на ее сына. Уязвленный такого рода замечаниями, муж
Паши, секретарь районной комсомольской организации, потребовал, чтобы она оста¬
вила работу на тракторе и проводила больше времени с ребенком, как это делают
другие матери. Исчезло взаимопонимание с любимым с детства человеком, и брак
Паши в конце концов распался из-за ее отказа оставить трактор. Все это происходило
в то время, когда Ангелина стала национальной героиней, ее приглашали в Кремль на
встречу со Сталиным и Калининым для вручения ей ордена Ленина, приветствовали
толпы людей, журналисты и кинорежиссеры. Часто это даже мешало ей73.
Вождение трактора с трудом сочеталось с материнством, так как приходилось
много времени проводить вдали от дома. Паша Ангелина, пользуясь возможностью
обратиться в газеты, потребовала организовать детские учреждения для детей жен¬
щин-механизаторов с тем, чтобы они были в поле вместе с матерями74. Несколько
МТС откликнулись на ее призыв. Женщины-механизаторы жили и работали далеко
от деревни, вместе с ними были их дети. Но 80% комбайнеров и трактористок были
в возрасте до 25 лет и большинство их увольнялись после замужества и рождения
ребенка75.
Меры центральных властей по выдвижению и награждению стахановок сельско¬
хозяйственного производства за их трудовой вклад также встречали сопротивление
4 Отечественная история, № 5
97
в деревне. Советская пресса и архивы того времени полны сообщений о нападках
деревенских жителей на стахановцев, прежде всего на женщин. Так, например, жерт¬
вами всех выявленных 19 случаев нападений на стахановцев в Сычевском районе
Западной обл. в мае-сентябре 1937 г. были женщины. Большинство подобных инци¬
дентов сводилось к насмешкам, угрозам, оскорблениям или незначительному имуще¬
ственному ущербу (битье стекол в доме стахановца или выпас домашнего скота на
огороде и приусадебном участке передовика). Были и более серьезные случаи - под¬
жог дома или сарая стахановца, выгон домашнего скота на поля льна, что приводило
их в негодность76, или подкладывание иголок или яда в корм коровам-рекордисткам77.
Советская пресса преподносила такие инциденты как результат работы "врагов
народа" и "чуждых классовых элементов". Однако местные власти старались игнори¬
ровать или не придавать значения подобным случаям, мотивируя свою позицию тем,
что это неотъемлемая часть традиционной сельской культуры78.
Тем не менее время от времени случаи избиения и даже убийств стахановцев
получали огласку, и тогда власти вынуждены были вмешиваться79. Иногда мужчины
из колхозного руководства объединялись в преследовании стахановок, подстрекая к
такому поведению часть колхозников. В первую очередь это касалось женщин, окру¬
женных особой заботой, выражавшейся в оплате их поездок в областной центр и даже
в Москву, подарках в виде самых заветных дефицитных промтоваров (велосипеды,
патефоны), награждении орденами и другими государственными знаками отличия,
приглашении на совещания в Кремле, где присутствовали Сталин, Калинин, другие
государственные и партийные руководители страны, формировании высокого
общественного мнения в прессе.
Колхозное руководство могло занижать стахановкам количество заработанных
трудодней и показатели удоев молока, уменьшать количество кормов для их коров-
рекордисток и свиней или даже продать этих животных в соседний колхоз, потому
что все достижения были приписаны женщинам-труженицам, а не им как руководите¬
лям колхозного производства80. Зависть усиливалась и тем, что награждение пере¬
довиков нередко выражалось в их продвижении по службе или направлении на учебу.
К 1937-1938 гг. многие наиболее известные в СССР стахановки, включая Марию
Демченко, Пашу Ангелину, Пашу Ковардак, Е. Дробягину и Марину Глоба, вместе с
легендарным комбайнером-стахановцем Константином Бориным были зачислены в
сельскохозяйственные вузы страны. Однако получить высшее образование удалось
далеко не всем из них. Только 19 из 26 награжденных орденами за работу в сельском
хозяйстве и зачисленных в Тимирязевскую сельскохозяйственную академию осенью
1937 г. оставались там к весне 1939 г.
Женщины чаще мужчин оставляли учебу, и диспропорция в образовании между
сельскими мужчинами и женщинами сохранялась. Мария Демченко писала о себе при
зачислении в Воронежский сельскохозяйственный институт, что она "совсем негра¬
мотна". Несмотря на то, что учебная программа была подготовлена специально для
нее и лекционные курсы проводились с учетом ее партийной и комсомольской дея¬
тельности, она постоянно отвлекалась на публичные мероприятия. Своей мечты стать
агрономом она так и не осуществила. Паша Ангелина ушла с третьего курса Тими¬
рязевской сельскохозяйственной академии после рождения второго ребенка.
Достижения стахановцев часто служили поводом для увеличения норм выработки
другим колхозникам. Внимание, оказываемое стахановкам, шло вразрез с традици¬
онной патриархальной культурой советской деревни. Признание личных трудовых
достижений женщины было новым явлением для деревни. До коллективизации
работа женщин в крестьянском индивидуальном хозяйстве проходила в контексте
доминирующей роли мужчины-хозяина (отца, брата или мужа). После введения
системы оплаты по трудодням мужчина больше уже не был тем хозяином, что
раньше, а женщина более определенно знала о своем личном вкладе в семейный
бюджет. В результате некоторые женщины стали чувствовать себя в отношениях со
своими мужьями более уверенно.
98
Представительство женщин в сельских советах
(1926-1937 гг.)
Таблица 8
Годы
Председатели сельских
советов (%)
Члены сельских советов (%)
1926
0,6
9,9
1931
5,0
21,0
1934
7,7
26,3
1936
6,7
26,4
1937 (середина)
4,1*
Нет данных
* В середине 1937 г. среди избранных числилось 2500 женщин-председателей в 60 791 сельском совете.
Сост. по: Лепешкин А.М. Местные органы власти советского государства (1921-1936 гг.). М.,
1959. С. 206, 399; Власть Советов. 1937. 28 февраля. № 4. С. 5; Л о р и ч М. О вовлечении женщин в работу
Советов // Советское строительство. 1937. № 11. С. 83; Правда. 1937. 24 июля.
Очевидно, утрата мужчинами привычного статуса главы хозяйства была в
1930-е гг. одной из причин их склонности к уходу из деревни. Правда, администрация
новых колхозов выдвигала мужчин на руководящие должности, что позволяло им
оставаться "хозяевами". Районная сельская администрация и сельские советы скло¬
нялись к продвижению женщин на руководящие должности в колхозах и сельских
советах только под нажимом вышестоящих партийных и государственных органов
центрального и областного уровней.
На протяжении 1930-х гг. центральные советские органы несколько раз проводили
кампании по увеличению представительства женщин в нетрадиционной и адми¬
нистративной деятельности в деревне. Это частично мотивировалось возрастанием
удельного веса женщин среди сельского трудоспособного населения и продолжав¬
шимся оттоком мужчин, особенно их выдвижением на руководящие посты и пере¬
ходом в механизированное производство. Сталин считал такую политику справедли¬
вой, сказав: "Женщины в колхозе - большая сила. Подавлять эту силу было бы
преступлением. Наша обязанность продвигать женщин в колхозах и превратить эту
силу в реальность"81.
По мере усиления международной напряженности и угрозы мировой войны со¬
ветские лидеры стали искать пути увеличения общего числа женщин-руководителей и
механизаторов с тем, чтобы деревня не испытывала недостатка в кадрах управленцев
и специалистов на случай войны.
В 1933 и 1934 гг. власти пошли весьма далеко по пути достижения этих целей,
воссоздав женотделы в сельской местности в форме женорганов или женполитов.
Женщин назначали заместителями начальников политотделов МТС. Перед ними ста¬
вилась задача создания женского актива в колхозе, продвижения кадров механиза¬
торов, увеличения представительства женщин в советских и партийных органах.
И хотя женорганы просуществовали недолго после ликвидации политотделов МТС
в конце 1934 г., доля женщин среди членов Коммунистической партии, председателей
и членов сельских советов и трактористов в первой половине 1930-х гг. заметно
увеличилась (см. табл. 8, 9).
В 1935 г. женорганы были воссозданы. Цель проводимой государством с 1935 по
1937 г. кампании - выдвижение женщин в администрацию колхозов и увеличение
числа женщин-механизаторов в Нечерноземном регионе82. Представительство жен¬
щин в администрации колхозов и среди механизаторов возрастало (см. табл. 10, 11).
Но происходило это только во время самой кампании, а затем оставалось неизменным
или даже сокращалось83. В конце кампании лишь места звеньевых были заняты
4*
99
Таблица 9
Представительство женщин в ВКП(б)
Годы
% женщин - членов ВКП(б)
1927
12,1
1929
13,7
1932
15,9
1934
16,4
1937
14,8
1939
14,5
1941 (январь)
14,9
Сост. по: R i g b i T.H. Communist Party Membership in the USSR. 1917-1967. Princeton, 1968. P. 361.
Таблица 10
Женщины-трактористки в 1930-1948 гг.
Годы
Общее число трактористов
Женщины-трактористки
% женщин
1930
36 000
2000-3000
5,5-8,3
1935
495 500
19000
3,8
1937
588 900
43 900
6,4
1938
685 000
57 500
8,3
1939
690 000
24 000
3,5
1940
812000
64 000
7,9
1943
нет данных
нет данных
54-57
1948
612 475
36 136
5,9
Сост. по: Арутюнян Ю.В. Механизаторы сельского хозяйства СССР в 1929-1957 гг. М., 1960.
С. 16, 38,46, 59-60, 68-69, 296; Малухина А. Указ. соч. С. 32.
преимущественно женщинами, причем в основном в звеньях, выращивающих
технические культуры. Традиционно этот участок считался "женским".
В середине 1930-х гг. женщины добились значительного продвижения на молочно¬
товарных и животноводческих фермах, работая там заведующими и бригадирами. Эта
отрасль экономики тоже традиционно являлась "женской".
Число женщин - специалистов сельского хозяйства (счетоводы, бухгалтеры, агро¬
номы, зоотехники и ветфельдшеры) также заметно возрастало, но поскольку для
этого необходима была определенная специальная подготовка, то деревня испыты¬
вала в них хроническую потребность. Представительство женщин этих профессий,
вероятно, должно было со временем вырасти, поскольку женщины составляли 30,2%
студентов сельскохозяйственных вузов, принятых на 1-й курс во второй половине
1930-х гг.84 Хотя приведенные данные выглядели весьма скромно, это означало, что в
большом числе существовавших тогда колхозов (а это почти 250 тыс.), десятки, если
не сотни тысяч женщин должны были занять руководящие должности на производ¬
стве и в управлении сельским обществом. Это тем более важно, поскольку до сих пор
они были полностью исключены из властных и руководящих структур85. Наибольшее
число женщин - руководителей и специалистов - концентрировалось в Нечернозем¬
ном регионе, где и развертывалась эта кампания.
Если привести в пример образцовый Мелитопольский район, находящийся вне
Нечерноземья и послуживший советским обществоведам объектом изучения для
иллюстрации достижений колхозной системы, то окажется, что здесь в 1936 г. ни
100
Женщины в составе колхозных кадров
1935-1939 гг. (в %)
Таблица 11
1935 г.
1936 г.
1937 г.
1938 г.
Председатели колхозов
1,7
2,6
2,6
2,6
Заместители председателей
3,5
нет данных
4,4
3,7
колхозов
Председатели ревизионных
комиссий
2,2
1,8
3,0
3,0
Члены ревизионных комиссий
нет данных
15,1
15,1
нет данных
Заведующие товарными фермами
14,4
16,1
23,0
18,3
Бригадиры-животноводы
8,9
21,5
23,4
22,0
Зоотехники и ветфельдшеры
2,0
2,5
11,7
нет данных
Агрономы
3,5
нет данных
4,8
10,0
Бригадиры-растениеводы
2,4
2,7
4,2
4,7
Бухгалтеры и счетоводы
3,5
4,5
6,2
6,2
Звеньевые
нет данных
66,8
66,0
67,0
Конюхи
нет данных
3,2
нет данных
нет данных
Доярки
нет данных
100
нет данных
нет данных
Сост. по: В ы ц л а н М.А. Указ. соч. С. 113; М а
л у х и н а А. Указ. соч. С. 32; К
р у п с к а я
Женщина - активный борец за дело мира, за социализм // Власть советов. 1938. № 4. С. 25; Колхозы во
второй пятилетке. М., 1938. С. 60-80.
в одном из 36 коллективных хозяйств не было председателей колхозов женщин, а
среди заместителей председателей их было только две. Лишь 1,4% женщин работали
бригадирами, 5,9 - заведующими животноводческими фермами, 6,8% - бухгалтерами
и счетоводами, 4 из 508 трактористами, 6 из 164 - комбайнерами и 1 из 164 - шофером
в МТС86.
После кампании по кадровому укреплению колхозов Нечерноземья число женщин,
занимавших руководящие должности, перестало расти и в 1938 г. даже немного со¬
кратилось (см. табл. 11), как и число женщин-трактористок в 1939 г. (см. табл. 10),
побуждая центр к проведению еще одной кампании. На XVIII съезде ВКП(б) в марте
1939 г. известные трактористки Паша Ангелина, Паша Ковардак и М. Мухортова по
инициативе партийных лидеров обратились с призывом подготовить в 1939 г. 100 тыс.
женщин-водителей. На их призыв откликнулось больше женщин, чем ожидали, и
было подготовлено от 130 до 150 тыс. женщин-водителей, а в МТС в 1940 г. трудилось
64 тыс., по сравнению с 24 тыс. трактористок, работавших там в предыдущем году87.
В середине 1930-х гг. женщинам также не удалось сохранить ранее занятые места
в сельских, городских и районных советах. Их представительство в течение 1926-
1934 гг. существенно возросло (см. табл. 8) в результате деятельности женорганов
МТС и развернутой региональными обкомами партии кампании по увеличению пред¬
ставительства женщин на этих постах в ходе выборов в местные советы 1934 г.
Западный обком по итогам выборов 1934 г. определил обязательную 50-процент¬
ную квоту женщин среди депутатов сельских советов в районах, где из-за высокой
волны отходничества большинство населения составляли женщины, и по меньшей
мере 35-40% - во всех остальных районах. Инструкции обкома местным райкомам
партии требовали, чтобы последние не допускали снятия кандидатур женщин или от¬
зыв женщин-кандидатов, как это случалось на предыдущих выборах. Хотя резуль¬
таты были далеки от целей обкома, женщины составляли 34,5% депутатов сельсо¬
ветов, избранных в 1934 г.88
101
Впоследствии число женщин-председателей и депутатов сельских советов сущест¬
венно сократилось (см. табл. 8). Вышестоящее начальство просто освобождало жен¬
щин от их обязанностей по причине "пассивности" или как не справившихся. Неко¬
торые женщины-председатели отстранялись от должности без объяснения причин89.
В Семиозерском сельском совете Казанского района одной из женщин было сказано:
"Женщины не нужны в сельсовете',9().
Следует отметить, что снижение представительства сельских женщин в советах
совпало с ростом их интереса к общественной жизни. Дискуссия по поводу новой
Конституции СССР 1936 г. в сельской местности неизменно фокусировалась на вопро¬
се о конституционном обеспечении женщинам равных прав с мужчинами. Колхозни¬
цы использовали дискуссию, потребовав увеличения числа сельских женщин на руко¬
водящих постах91. В Мишинском сельском совете Гжатского района Западной обл. за
введением Конституции последовал огромный рост жалоб, поданных женами на изби¬
вавших их мужей на том основании, что избиение жены противоконституционно!92
Выступавшие на заседании ЦИК СССР в июле 1937 г. делали акцент на недо¬
статочном представительстве женщин в советах всех уровней93. С учетом таких пра¬
вительственных установок и сокращения числа мужчин-управленцев в результате
больших чисток 1937 г. пресса развернула еще одну кампанию по выдвижению жен¬
щин на ответственные посты94, начав обсуждать проблемы, стоящие перед женщи-
нами-управленцами, подчеркивая разрыв в образовательном уровне между сельскими
мужчинами и женщинами, а также хронический дефицит детских дошкольных учреж¬
дений на селе95.
Но все участники дискуссии придерживались единого мнения, что основным
препятствием для продвижения женщин оставалось отношение к этому чиновников-
мужчин, которые, говоря словами одной женщины-репортера, "рассматривали совет¬
ских женщин через призму старого проклятого Домостроя"96.
Советская пресса 1936-1937 гг. публиковала немало сообщений о том, что вновь
назначенные на руководящие посты женщины в сельской местности встречали про¬
тивостояние мужчин-управленцев, даже номинально им подчиненных97. Председатели
колхозов - женщины часто сталкивались с тем, что их распоряжения игнорировались,
либо их отменяли мужчины - бригадиры, кладовщики, председатели ревизионных
комиссий колхоза. Фиксировались вопиющие случаи, когда женщин - председателей
сельсоветов избивали их подчиненные, им не выдавали зерно, заработанное на тру¬
додни, угрожали физической расправой. Женщина - председатель колхоза Мокохов-
ского района Калининской обл. жаловалась властям на поведение своего предшест¬
венника: "Он часто угрожает выколоть мне глаза..., и я стала бояться даже выходить
из дома вечерами"98. Наиболее свирепую оппозицию встретили женщины, занявшие
руководящие должности в мусульманских республиках Центральной Азии. В Тад¬
жикистане только в 1937 г. девять женщин - активисток колхозного движения были
убиты, в отношении одной - председателя колхоза были предприняты две попытки
покушения на ее жизнь и поджога дома. Других активисток избивали или связывали
их мужья99.
Во время больших чисток успешно работавшие женщины - руководители и ста¬
хановки сельскохозяйственного производства, начинавшие свою карьеру как рядовые
колхозницы, - были назначены на ответственные посты районного уровня и выше.
Так, передовая доярка Евдокия Борисова стала директором животноводческого сов¬
хоза им. Ленина в Старо-Юрьевском районе на Рязанщине, где до этого она про¬
работала 8 лет дояркой100. Известная трактористка, бригадир женской тракторной
бригады М.Ф. Тимашова возглавила Шишовскую МТС в Воронежской обл., где она
работала ранее101. К 1939 г. двадцать бывших колхозниц Московской обл. возглав¬
ляли районные земельные отделы или были заместителями их начальников. Эти
должности женщины ранее никогда не занимали102.
В эти же годы Полина Осипенко, начинавшая жизнь как рядовая колхозница,
поразила всю страну, установив 7 мировых рекордов в авиации, включая рекорд на
102
дальность полета, ранее принадлежавший известной американской летчице Амелии
Эрхарт. Подвиги Осипенко, трагически погибшей в 1939 г. в авиационной катастрофе,
использовались советской прессой, чтобы подчеркнуть возможности, которые "побе¬
дивший социализм" в отличие от фашизма открыл перед советскими женщинами.
Достижения П. Осипенко и продолжавшиеся кампании центра по выдвижению
женщин на руководящие посты в деревне показывают, что "большого отступления"
от целей эмансипации в советской государственной политике в отношении сельских
женщин во второй половине 1930-х гг. не было. Фактически в эти годы колхозницы
получили больше возможностей заниматься нетрадиционной деятельностью, чем ра¬
нее. Однако эти возможности зависели от покровительства и поддержки Советского
государства, причем сельские управленцы низшего звена продолжали препятствовать
выполнению женщинами нетрадиционных профессиональных ролей. Поскольку
большие чистки перевели многих из них на более высокий уровень управления103,
такое сопротивление могло стать более эффективным. Тем не менее центральные
власти энергично продвигали женщин на руководящие посты, предвидя угрозу
надвигавшейся мировой войны. Но война завершилась и мотивов для государственной
поддержки женщин больше не существовало.
Примечания
I Большинство исследований о женщинах довоенного советского периода относятся к 1920-м - началу
1930-х гг. и не касаются второй половины 1930-х гг.: Halle F.W. Women in Soviet Russia. New York, 1933;
Smith J. Women in Soviet Russia. New York, 1928; Schlesinger R., ed. The Family in the USSR:
Documents and Readings. London, 1949. P. 30-234; L a p i d u s G.W. Women in Soviet Society: Equality,
Development and Social Change. Berkeley, 1978; Mandel W. Soviet Women. New York, 1975. P. 64-75;
Serebrennikov G.N. The Position of Women in the USSR. London, 1937. P. 87-116.
2Rowbotham S. Women, Resistance and Revolution. New York, 1974. P. 134-168; T i ma¬
sh e f f N.S. The Great Retreat: The Growth and Decline of Communism in Russia. New York, 1946. P. 192-203;
Schlesinger R., ed. Op.cit. P. 235-347; Geiger H.K. The Family in Soviet Russia. Cambridge, Mass.,
1968. P. 76-106.
3Siege Ibaum L.H. Stakanovism and the Politics of Productivity in the USSR. 1935-1941. Cambridge,
1988. P. 236.
4 Рабочий путь (Смоленск). 1936. 30 мая.
5 Правда. 1937. 3 марта, 2 августа; 1938. 8 апреля; Социалистическое земледелие. 1937. 27 июня.
6 В ы л ц а н М.А. Завершающий этап создания колхозного строя (1935-1937 гг.). М., 1978. С. 193.
7 G e i g е г H.K. Op. cit. Р. 189, 363.
"Ramer S.C. Traditional Healers and Peasant Culture. 1861-1917 //K i n g s t о n - M a n n E., M i x-
t e г T., eds. Peasant Economy. Culture and Politics. 1800-1921. Princeton, 1990. Об устойчивости такой прак¬
тики в 1930-е гг. см.: Правда. 1936. 6 августа.
9 См.: Социалистическое земледелие. 1936. 5 июня; Geiger H.K. Op. cit. P. 195; Правда. 1938. 14
декабря; Schlesinger R., ed. Op. cit. P. 174-175, 180-181.
10 См.: Социалистическое земледелие. 1936. 1,5, 6, 10 июня; Правда. 1936. 28-31 мая, 1-6 июня, 8, 11, 12
июня; Крестьянская газета. 1936. 8 июня.
II Социалистическое земледелие. 1936. 1,5 июня.
12 Там же. 2 июня.
13 См.: там же. 4, 11 июня; Schlesinger R., ed. Op. cit. P. 255-258.
14 Социалистическое земледелие. 1935. 4 июня.
15 Смоленский архив. WKP 239, л. 4-5.
16 Социалистическое земледелие. 1936. 1,5 июня.
|7В айнштейн Г. Забота о женщине-матери и воспитание детей // Советское строительство. 1936.
№ 7. С. 47.
18 Там же; Правда. 1936. 21 декабря; 1937. 18 февраля, 3 марта; 29 июня. 1938. 8 апреля.
19 Социалистическое земледелие. 1937. 24 июня.
20 Крестьянская газета. 1936. 20, 22 июля.
21 См.: Рабочий путь (Смоленск). 1936. 10, 11 июня; Социалистическое земледелие. 1936. 6, 8, 10,
11 июня. Об условиях развода по июньским постановлениям 1936 г. см.: Schlesinger R., ed. Op. cit.
P. 278-279.
По ранее существовавшему закону о браке 1926 г. только один из супругов должен был присутствовать
при расторжении брака, второму по почте посылалось извещение об этом акте. Прогрессивной оплаты за
103
последующие разводы не предусматривалось. Неплатившие алименты на содержание ребенка могли быть
приговорены к 6 месяцам принудительного труда по основному месту работы с вычетом части заработной
платы в пользу ребенка. Об этом см.: Schlesinger R., ed. Op. cit. P. 154-168; Вайнштейн Г.
Указ. соч. С. 44-45.
22 См.: Социалистическое земледелие. 1936. 1,9, 10 июня; Крестьянская газета. 1936. 8 июня.
23 Советское крестьянство: краткий очерк истории (1917-1970). М., 1973. С. 324; Селунская В.М.
Социальная структура советского общества: история и современность. М., 1987. С. 82. В современных
работах приводятся более высокие показатели.
24 Арутюнян Ю.В. Коллективизация сельского хозяйства и высвобождение рабочей силы для
промышленности //Формирование и развитие советского рабочего класса (1917-1961 гг.). М., 1964. С. 102.
Из них от 2 до 3 млн. в течение 1935-1940 гг. ежегодно работали в промышленности и строительстве по
оргнабору, в то время как призыв в советские вооруженные силы забирал все большее число молодых
сельских мужчин и между 1934 г. и началом Второй мировой войны вырос с 562 тыс. приблизительно
до 5 млн. См.: Вдовин А.И., Дробижев В.З. Рост рабочего класса СССР 1917-1940 гг. М., 1976;
Bergson A. The Real National Income of Soviet Russia Since 1928. Cambridge, Mass., 1961. P. 365.
25 N i m i t z N. Farm Employment in the Soviet Union. 1928-1963. Santa Monica, Calif., 1965. P. 76.
26 G e i g e г H.K. Op. cit. P. 120-127, 241. См. также: Conquest R. The Great Terror: Stalin's Purge of
the Thirties. New York, 1968. P. 711; G e t t y A.J., Chase W.J., The Moscow Party Elite of 1917 in the Great
Purges // Russian History. 1978. № 5, pt. 1. P. 108.
27 Перепись 1926 г. зафиксировала, что численность сельских женщин на 4462 тыс. превышала чи¬
сленность мужчин, особенно среди трудоспособного населения в возрастной группе от 15 до 39 лет. Это
являлось результатом Первой мировой и Гражданской войн и голода 1921 г. См.: Данилов В.П.
Советская доколхозная деревня: население, землепользование, хозяйство. М., 1977. С. 24.
28 К a t a e V V. Time Forward. Bloomington, Ind. P. 13-14, 42-54.
29 См.: Крестьянская газета. 1936. 4 июля, 18 сентября.
30 В а й н ш т е й н Г. Указ. соч. С. 44-45.
31 См.: Рабочий путь (Смоленск). 1936. 3 апреля; Крестьянская газета. 1936. 8 июня.
32 См.: Смоленский архив. WKP 234, л. 288-291; WKP 362, л. 249-250.
33 Там же. WKP 239, л. 126.
34 Передовая статья "Правды" - "Отец" - поддерживала эту точку зрения (Правда. 1936. 9 июня).
35 В г i d g e г S. Women in the Soviet Countryside: Women's Roles in Rural Development in the Soviet Union.
Cambridge, 1987. P. 13.
36 Селунская В.М. Указ. соч. С. 118.
37 О разделении трудовых ресурсов деревни в конце 1930-х гг. по полу см.: Eason W. The Agricultural
Labor Force and Population of the USSR: 1926-41 // Rand Corporation Research Memorandum. Santa Monica, Calif.,
1954. P. 1057
3R N i m i t z N. Op. cit. P. 76.
39 Селунская В.М. Указ. соч. С. 118.
40 Советское строительство. 1936. № 1. С. 29; Engel В.A. The Woman’s Side: Male Out-Migration and
Family Economy in Kostroma Province // Slavic Review. Vol. 45. № 2 (Summer 1986). P. 257-271.
41 Смоленский архив. WKP 239, л. 215.
42 См., например, заключение контрольной комиссии Западной обл. о выполнении местными колхозами
положений Устава сельскохозяйственной артели и постановления ЦК ВКП(б) и СНК СССР от 1938 г.
о запрещении незаконного исключения из колхозов, включая и семьи отходников (Смоленский архив. WKP
390, л. 107, 109, 114, 120, 126, 142; Собрание постановлений и распоряжений правительства СССР. № 18.
1938. 29 апреля. С. 289-291; Социалистическое земледелие. 1936. 13 февраля; В ы л ц а н М.А. Указ. соч.
С. 247-252).
43 Дефицит рабочей силы особенно острым был в горной и торфяной промышленности. В связи с этим
правительство в феврале 1938 г. освободило семьи рабочих, занятых в этих отраслях, от уплаты сель¬
скохозяйственного налога и предоставило им право покупать зерно и фураж по государственным ценам.
Председателям колхозов, сопротивлявшимся этим мерам, грозил арест. Правда. 1938. 14 февраля.
44 Социалистическое земледелие. 1937. 8 февраля.
45 Женщины тратили в среднем 619,5 часов в год на работу в личном подсобном хозяйстве, тогда как
мужчины - 153,3 часа. В это время 79% денежного дохода семей колхозников складывалось от продажи
продукции личного приусадебного хозяйства и заработка вне сельского хозяйства, учитывая низкие заку¬
почные цены, по которым государство покупало продукцию колхозов. N i m i t z N. Op. cit. P. 76;
В ы л ц a h М.А. Указ. соч. С. 158-181.
46 См., напр.: Buck P.S. Talk About Russia with Masha Scott. New York, 1945. P. 36-39; M а л y-
X и h а А. Указ. соч. С. 33.
104
47 Однако декретный отпуск горожанкам был сокращен в 1939 г. вдвое, так как вследствие при¬
ближающейся войны они были прежде всего необходимы на производстве (Правда. 1938. 15 декабря).
48 Затраты по оплате декретных отпусков были переложены на колхозы и ежегодно составляли
100 млн руб. и 10 млн пуд. зерна (Правда. 1937. 4 октября).
49 См.: Смоленский архив. WKP 290, л. 252; Коллективизация сельского хозяйства в западном районе
РСФСР (1927-1937 гг.). Смоленск, 1968. С. 594. Власть Советов. 1937. № 11. С. 20.
50 В а у к о v A. Development of the Soviet Economic System. Cambridge, 1946. P. 314.
51 Например, в 1937 г. 55 из 66 стахановцев в сельском хозяйстве в Бельском районе были женщины
(Смоленский архив. WKP 321, л. 35-38). Все 11 мужчин работали механизаторами.
52 К 1938 г. 757 из 1500 женщин, награжденных орденами и медалями, получили высшие прави¬
тельственные награды страны (ордена Ленина, Красного Знамени, Трудового Красного Знамени и Красной
Звезды) за достижения в сельском хозяйстве. См.: Малухина А. Указ. соч. С. 35.
53Siegelbaum L.H. Op. cit. Р. 170-171.
54 См.: Правда. 1936. 12 марта, 1, 17 сентября, 14, 19, 22 ноября; Социалистическое земледелие. 1935.
5 декабря; 1938. 27 апреля.
55 Социалистическое земледелие. 1935. 16 августа.
56 Там же. 1938. 27 января.
57 Там же. 1936. 30 августа, 11,30 октября.
58 Там же. 1937. 4 октября, 10 ноября.
59 Ш к о б и н П. Организация труда в МТС // Социалистическая реконструкция сельского хозяйства.
1938. № 9. С. 46-50.
60 Социалистическое земледелие. 1935. 11,22 августа.
61 Там же. 1935. 5 декабря; Кузнецов А. Героини колхозного животноводства // Социалистическая
реконструкция сельского хозяйства. 1936. № 3. С. 148-168.
62 Социалистическое земледелие. 1938. 24 июля.
63 Колхозы во второй пятилетке. М., 1938. С. 60-80.
64 Социалистическое земледелие. 1939. 24 февраля.
65 Там же. 1935. 21 августа; 1937. 23 июня; Кузнецов А. Двухсменная организация труда доярок //
Социалистическая реконструкция сельского хозяйства. 1939. № 9. С. 39-46.
66 В ы л ц а н М.А. Указ. соч. С. 155.
67 Социалистическое земледелие. 1936. 8 августа.
68 Там же. 1938. 8 августа; 1936. 24 марта; Славуцкий А. Прасковья Ангелина. М., 1960.
С. 24-32; Смоленский архив. WKP 390, л. 97, 109, 115, 119, 130, 190-191; WKP 538, л. 179,444, 493.
69 Крестьянская газета. 1936. 26 апреля.
70 Славуцкий А. Указ. соч. С. 32-37.
71 В ы л ц а н М.А. Указ. соч. С. 114; Правда. 1937. 12 февраля; Советское строительство. 1936. № 1.
С. 38.
72 Социалистическое земледелие. 1938. 24 марта.
73 С л а в у ц к и й А. Указ. соч. С. 29-30, 37^2,47-52,60-67, 178-179; Правда. 1936. 15 апреля.
74 Крестьянская газета. 1938. 28 ноября.
75 В одной МТС только 3 из 28 трактористок имели детей, о чем сообщалось как о нерядовом случае
(Социалистическое земледелие. 1937. 17 октября). См. также: Крестьянская газета. 1936. 18 мая; Малу¬
хина А. Указ. соч. С. 32.
76 Смоленский архив. WKP 202, л. 195-196.
77 При вскрытии трупов были обнаружены иголки в желудках трех коров-рекордисток, которые
погибли в различных районах страны весной 1936 г.: в Кировской, Ярославской и Курской обл. (Крестьян¬
ская газета. 1936. 18, 20, 28, 30 марта, 2, 16, 24, 26 апреля, 8 мая, 14 октября; Ш апошниковаВ.
Жемчужина в ожерелье. М., 1972. С. 113-114).
78 Смоленский архив. WKP 202, л. 195-196.
79 Социалистическое земледелие. 1937. 20 апреля; Смоленский архив. WKP 202, л. 195. Даже далекие от
политики случаи приобретали политический оттенок. См., например, освещение прессой убийства
стахановки ее бывшим мужем, ранее осужденным за растрату на ббльший срок, чем тот, что был
предусмотрен за убийство (Крестьянская газета. 1936. 4 ноября).
80 Крестьянская газета. 1936. 20 марта, 16, 24 апреля, 14 октября.
81 Там же. 6 марта.
82 Социалистическое земледелие. 1935. 21 декабря; Советское строительство. 1936. № 1. С. 26-29.
83 В Западной обл. только повторное вмешательство обкома партии помогло гарантировать выполнение
этого постановления, но и то частично (Очерки истории Смоленской организации КПСС. Смоленск, 1985.
С. 220).
105
84 В это же время в Англии среди студентов высших сельскохозяйственных учебных заведений
женщины составляли только 13%, в Германии - 1,5%, в Италии - 1,3%. И тем не менее среди студентов
сельскохозяйственных вузов СССР женщин было меньше, чем в других высших учебных заведениях, где
они составляли 39,5% общего числа студентов (Правда. 1937. 10 октября).
85 В начале 1936 г. 7 тыс. женщин работали председателями колхозов, 170 тыс. - членами правления
колхозов, 200 тыс. - растениеводами-бригадирами, 19 тыс. - животноводами-бригадирами, 25 тыс. - трак¬
тористками, комбайнерами, водителями, 329 726 женщин являлись членами сельсоветов (Правда. 1936.
22 декабря; Социалистическое земледелие. 1935. 13 февраля; Советское строительство. 1937. № 3. С. 27;
Лепешкин А.И. Местные органы власти советского государства (1921-1936 гг.). М., 1959. С. 399).
86 А р и н а А.Е., Котов Г.Г., Лосева К.В. Социально-экономические изменения в деревне:
Мелитопольский район (1885-1938 гг.). М., 1939. С. 359.
87 А р у т ю н я н Ю.В. Указ. соч. С. 59-60; Социалистическое земледелие. 1939. 21 июля.
88 Смоленский архив. \УКР 176, л. 159; WKP 263, л. 88.
89 Л о р и ч М. О вовлечении женщин в работу Советов // Социалистическое строительство. 1937.
№ 11. С. 83; 1937. № 5. С. 101; Власть Советов. 1938. № 4. С. 26; 1937. № 4. С. 5; Правда. 1937. 24 июля.
90 Правда. 1937. 24 июля.
91 В ы л ц а н М.А. Указ. соч. С. 239.
92 Власть Советов. 1937. № 11. С. 38.
93 Крестьянская газета. 1937. 8 июля.
94 Правда. 1937. 9, 10, 24 июля, 11 сентября; Власть Советов. 1937. № 18. С. 14; Л о р и ч М. Указ. соч.
С. 80-86.
95 Правда. 1937. 9 июля.
96 Там же. 24 июля.
97 Там же; Власть Советов. 1937. № 4. С. 13-15.
98 Крестьянская газета. 1936. 26 апреля.
99 Правда. 1937. 15 сентября.
100 Правда. 1938. 15 февраля.
101 Социалистическое земледелие. 1937. 27, 30 октября.
102 Партийное строительство. 1939. № 5. С. 41.
103 Маннинг Р.Т. Бельский район, 1937 год. Смоленск, 1998. С. 72-73.
106
Исторические портреты
© 2001 г. В.В. ШЕЛОХАЕВ*
ДМИТРИЙ ИВАНОВИЧ ШАХОВСКОЙ
Дмитрий Иванович Шаховской родился в 1862 г. в Москве (по другим данным, 18(30)
сентября 1861 г. в Царском Селе)1 в родовитой княжеской семье. Его дед Федор Петрович
Шаховской, активный участник движения декабристов, был сослан в Туруханский край, где,
не выдержав тяжелых испытаний, заболел психическим расстройством. Бабушка Наталья
Дмитриевна, урожденная княжна Щербатова, была родной теткой известного философа
П.Я. Чаадаева. Отец Иван Федорович (1826-1894) служил ротмистром Конногвардейского
полка и в 1866 г. получил чин генерала от инфантерии. Мать Екатерина Святославовна,
происходившая из незнатного польского рода Бержанских, умерла рано.
С 4-летнего возраста Дмитрий и его младший брат Сергей жили в Варшаве, по месту службы
их отца. На лето родители вывозили детей в родовое имение князей Щербатовых в Рождест-
венно-Серпуховском уезде Московской губ., где жили бабушка и ее сестра Елизавета Дмит¬
риевна. Из их рассказов Дмитрий узнал о трагической судьбе деда-декабриста, об оппозицион¬
ных настроениях, царивших в доме известного историка кн. М.М. Щербатова, которого он позд¬
нее назовет "суровым антагонистом Екатерины II", о философских исканиях П.Я. Чаадаева,
творчеству которого он впоследствии посвятит ряд своих исследований2. Дмитрий Иванович
часто любил вспоминать о своих вольнолюбивых предках3. "Шаховской, - воспоминала близко
знавшая его А.В. Тыркова, - был прямой потомок декабристов. Та же была в нем рыцарская
прямота, непоколебимо чувство долга, наивная влюбленность в свободу, равенство, братство"4.
В 1880 г. 18-летний Дмитрий окончил 6-ю Варшавскую гимназию, где большое влияние на
него оказал учитель М.С. Громеко, познакомивший своего ученика с Л.Н. Толстым. Не случай¬
ным был и выбор историко-филологического факультета Московского университета, где
Шаховской с восхищением слушал блестящие лекции В.О. Ключевского и С.А. Муромцева,
а под руководством профессора Н.С. Тихонравова начал работать над своим первым студен¬
ческим сочинением о "Домострое". Широко эрудированный юноша, обладавший пылким тем¬
пераментом, был восторженно принят в студенческой среде. Он сразу же вошел в кружок, где
обсуждались рефераты по научным вопросам, тогда как политики его члены почти не каса¬
лись5. Однако после цареубийства 1 марта 1881 г. ситуация в Московском университете стала
меняться. Начались студенческие сходки, столкновения с начальством, споры с профессорами.
"Все это вдруг приняло другой, более серьезный и роковой характер... В настроении студен¬
чества последовал раскол", - вспоминал позже Шаховской6. Даже студенты, предпочитавшие
быть "вне политики", после 1 марта 1881 г. стали принимать участие в общеуниверситетских
сходках и демонстрациях. На одной из сходок был арестован и Шаховской, вынужденный после
этого провести одну ночь в Бутырской тюрьме.
В 1882 г. Дмитрий перевелся в Петербургский университет, где училось много его друзей и
знакомых по варшавской гимназии. Он сразу же вошел в "ольденбурговский кружок", ставший
несколько позднее ядром студенческого "Братства". На первых порах кружок, в который
входили Ф.Ф. и С.Ф. Ольденбурги, В.И. Вернадский, И.М. Гревс и А.А. Корнилов, сознательно
сторонился политической деятельности и ставил перед собой задачу "объединить идеалисти¬
ческое студенчество около научной работы", противопоставив ее, с одной стороны, карьеризму,
а с другой - "преждевременному политиканству и революционерству"7. Члены кружка вошли
в состав научно-литературного общества Петербургского университета, которым руководил
профессор О.Ф. Миллер.
В мае 1884 г. по инициативе Дмитрия Шаховского и А.Н. Краснова начал действовать
кружок народной литературы. Его участники занимались, во-первых, переработкой литера¬
* Шелохаев Валентин Валентинович, доктор исторических наук, главный научный сотрудник Россий¬
ского независимого института социальных и национальных проблем.
107
турных произведений (например, "Мучеников" Шатобриана или "Айвенго" В. Скотта), стремясь
сделать их доступными малограмотному народу, а во-вторых, закупали популярные книги
и брошюры и рассылали их по деревням. Уезжая летом на каникулы, члены кружка везли
с собой небольшие библиотечки для распространения среди крестьян. В начале 1885 г. кружок
установил связи с толстовским издательством "Посредник", а на следующий год его члены
вошли в Петербургский комитет грамотности при Вольном экономическом обществе, значи¬
тельно оживив его деятельность. По инициативе кружка в конце 1887 г. в Петербурге была
открыта первая бесплатная народная читальня. Кроме того, члены кружка занимались состав¬
лением каталогов библиотек для народа. В этой работе непосредственное участие принимал
и Дмитрий Шаховской, опубликовавший по этому вопросу специальную статью8.
Студенческие годы стали периодом формирования мировоззрения членов "ольденбургов-
ского кружка". Особым авторитетом для них обладали идеи Л.Н. Толстого. Они неоднократно
посещали Толстого в Ясной Поляне и Хамовниках в Москве, вели с ним многочасовые беседы,
распространяли его произведения "Исповедь", "В чем моя вера", "Так что же нам делать?" и др.
Известно, что Толстой любил общаться с членами этого кружка и с особой нежностью
относился к пылкому, жизнерадостному и честному Шаховскому9.
Однако, находясь под обаянием нравственных принципов Толстого, члены кружка крити¬
чески относились к ряду его мировоззренческих позиций. В некрологе памяти Ф.Ф. Ольденбур¬
га П.Б. Струве писал: «Этот круг лиц отличался особенной окраской своих моральных исканий.
Лев Толстой оказал огромное влияние на весь духовный склад этих людей. Они не были
"толстовцами", но без Толстого я не могу мыслить себе приютинцев* как особой группы, как
особого духовного типа»10. В ноябре 1937 г. в письме к Е.Г. Ольденбург - жене своего
покойного друга Сергея Ольденбурга Дмитрий Иванович, разъясняя причины своего увлечения
в 80-е годы XIX в. толстовством, писал: «Толстой увлекал нас своим радикализмом ("Так жить
нельзя" - ведь это первый наш тезис) и всенародностью, демократизмом, осмысливанием
опрощенства, подведением нравственной основы под требования политического и социального
обновления»11. Но, обращаясь к учению Толстого, члены кружка, по словам Шаховского,
никогда не доходили "до толстовского отрицания политики и культуры вообще"12. С другой
стороны, они решительно выступали против народовольческого террора. Члены кружка были
воодушевлены верой в культурный и общественный прогресс, во всемогущество науки и про¬
свещения, считая, что на этом поприще можно сделать гораздо больше для народа, чем участ¬
вуя в открытой политической борьбе с правящим режимом. "Мы, - писал Шаховской, - были
культурными толстовцами и толстовскими культурниками"13. В письме "Что нам делать и как
нам жить" Шаховской наметил примерную программу ближайшей деятельности кружка:
"Изучение общины, артелей, поддержка кустарных промыслов, устройство земского дела,
распространение хороших книг. Но важнее всего личное сознание и личный пример. Необ¬
ходимо знание народа и его жизни, необходима настоящая близость к нему, необходима работа
в провинции"14.
В контексте этой мировоззренческой установки становится понятной и причина отказа
Шаховского от научной карьеры, которую прочили талантливому студенту многие профессора
университета. В 1884-1885 гг. на кафедре славянской филологии он продолжил изучение
"Домостроя", а также славянских языков и сербской литературы. Однако, как признавал
Дмитрий Иванович в своей автобиографии, "чисто научная деятельность меня к себе не
манила"15.
В 1885 г. в Петербурге на квартире К.Д. Кавелина состоялась встреча Д.И. Шаховского с
видными тверскими земцами Ф.И. Родичевым и П.А. и И.А. Корсаковыми, многое решившая в
его судьбе. Вспоминая о ней, Ф.И. Родичев писал: «Молодой, застенчивый, с наивным внима¬
тельным взглядом, Шаховской проповедовал учение Льва Толстого, аскетизм, самопожертво¬
вание, любовь. К политике он был равнодушен и собирался идти в учителя русского языка.
Он горел жаждой подвига... Я соблазнил его: "Вместо учительства в гимназии поезжайте
заведовать народными школами, ваше дело будет и административным, и педагогическим.
Вы будете помогать учителям в преподавании, будете связью между ними. Это подлинное
дело в пользу народа, то непосредственное знакомство с его нуждами, о котором вы
мечтаете"»16.
Шаховской принял предложение Родичева и три с половиной года работал его помощником
по училищной части в Весьегонском уезде Тверской губ. Одновременно он исполнял обязан¬
ности заведующего хозяйственной частью земских школ. "Среди учителей земских школ, -
* Речь идет о тверской усадьбе Д.И. Шаховского, которую члены "Братства" называли "Приютино".
108
вспоминал Родичев, - появление Шаховского произвело необыкновенную сенсацию. Молодой
князь, сын военного генерала, мужиком в полушубке и в валенках норовит идти пешком и ездит
на одиночке. В Весьегонске своими руками возделывает огород, не допуская никакой помощи.
И при этом незлобив и скромен, как девица. В нем ни тени самохвальства, - совершеннейшая
искренность и простота обезоруживают насмешку и осуждение. Все, в ком была способность
духовного подъема и одушевления, были приподняты влиянием Шаховского: учителя, служа¬
щие в земской управе, священники и дьячки, врачи и гласные, кроме немногих, имевших
личные цели"17.
Согласившись работать в провинции, Шаховской намеревался реализовать на практике идеи
"Братства" о необходимости поднять духовный и культурный уровень сельской интеллигенции,
чтобы с ее помощью подойти к крестьянским массам. Поэтому его интересовали не только
чисто хозяйственные проблемы земских школ (финансы, дрова, керосин), но прежде всего
установление тесных личных контактов с земской интеллигенцией. Он занимался организацией
методической помощи учителям, налаживанием связей между ними в пределах уезда, посещал
уроки, присутствовал на экзаменах. Он часто беседовал с учителями, распространяя среди них
идеи Толстого, снабжал популярными брошюрами демократического характера, комплектовал
на свои средства народные библиотечки и передавал их для распространения среди крестьян.
Не случайно с 1887 г. Департамент полиции установил за Шаховским негласное наблюдение
и настойчиво рекомендовал губернским властям побыстрее избавиться от "неблагонадежного
элемента".
Купив небольшую усадьбу в селе Малашкино в 12 верстах от г. Красный Холм, Шаховской
рассчитывал со временем превратить ее в "Приютино", где могли бы собираться члены
"Братства". Эта усадьба представляла собой "довольно большую деревянную дачу с мезонином,
почти без всяких хозяйственных пристроек и с небольшим клочком земли при ней... Жизнь
была налажена возможно проще. Обедали, ужинали и чай пили за небольшим некрашенным
столом без скатерти, сидели на скамейках". Приезжавшие на летние месяцы члены "Братства"
сами вели хозяйство: косили и убирали сено, пахали землю18. Члены "Братства" регулярно
встречались с тверскими земцами А.А. и А.И. Бакуниными, И.И. и М.И. Петрункевичами,
Ф.И. и Д.И. Родичевыми, с которыми установились самые близкие и дружеские отношения,
выдержавшие испытание временем. Несмотря на определенные расхождения в оценке толстов¬
ства (тверские земцы, отрицательно относясь к аполитизму Толстого, объявляли себя сторон¬
никами активной политической борьбы с правительством), Д.И. Шаховской высоко ценил
подвижническую деятельность своих новых друзей, активно впитывал в себя их опыт общения с
"третьим земским элементом", а впоследствии и использовал их обширные личные и общест¬
венные связи.
Летом 1886 г. Дмитрий Иванович женился на дочери московского купца Анне Николаевне
Сиротининой, с которой был знаком еще с 1880 г., когда учился в Московском университете.
Анна Николаевна училась на Высших женских курсах В.И. Герье, а затем на естественном
отделении физико-математического факультета Бестужевских курсов в Петербурге, являлась
членом "ольденбурговского кружка". После окончания курсов вела занятия в воскресной
школе. Дмитрий Иванович и Анна Николаевна прожили вместе более 50 лет. В семье
Шаховских было четверо детей: сын Илья (1887-1916), дочери Анна (1889-1959), Наталья
(1890-1942) и Александра (1895-1912). Дважды Д.И. и А.Н. Шаховским (в 1912 и 1916 гг.)
пришлось пережить страшную семейную трагедию: сначала самоубийство младшей дочери
Александры, а через четыре года старшего сына Ильи, находившегося в то время на фронте
и получившего ранения. Дочь Анна, как и ее мать, окончила Высшие женские курсы Герье,
в начале 20-х гг. работала заведующей музеем Дмитровского края, а затем научным сотруд¬
ником в Троице-Сергиевой Лавре. В 1928 г. она была репрессирована по делу "черносотенных
элементов" в г. Сергиево. С 1937 по 1943 г. Анна Дмитриевна работала референтом академика
В.И. Вернадского, а затем хранителем его кабинета-музея в Институте геохимии и аналити¬
ческой химии АН СССР. Она подготовила уникальный комментарий к "Главнейшим био¬
графическим датам В.И. Вернадского"19. Дочь Наталья стала известной детской писатель¬
ницей.
В 1889 г., после смерти управляющего имениями отца, Д.И. Шаховской вынужден был
переехать в Ярославскую губ., где ему "пришлось взять на себя распоряжение двумя большими
имениями с совершенно запутанными делами и без малейших признаков рационального
хозяйства"20. Однако вскоре он решил продать их, оставив себе в пределах Михайловского
лишь 367 десятин земли, необходимых для получения избирательного земского ценза. Немалую
роль в продаже имений сыграл и нравственный фактор: Дмитрий Иванович не хотел, чтобы его
дети выросли "барчуками" и "впитали" в себя "вредный помещичий дух"21. В одном из писем
109
своему другу Ф.Ф. Ольденбургу он писал: «Высшая моя мечта - чтоб сын мог сказать рабочим,
народу: "Я такой же работник, как и вы", и чтобы они его поняли и согласились с ним,
и признали его своим...»22 Вспоминая о Дмитрии Ивановиче в его ярославские годы, А.В. Тыр-
кова отмечала усвоенное им у толстовцев "опрощение, пренебрежение к внешним удобствам
и благам жизни, аскетизм"23.
В 1889-1890 гг. Д.И. Шаховской в письмах друзьям четко и определенно сформулиро¬
вал свои мировоззренческие позиции: "Мы демократы. Мы желаем полной равноправности.
Мы стремимся к возможно полному и всестороннему развитию личности. Мы хотим свободы -
не только в правительственных учреждениях, айв сознании людей, мы хотим дать им
возможность не служить тому, что они признают за зло. Мы хотим братства всех людей и
полного их взаимного понимания. Мы не хотим взнуздывать зверя - народ, но не хотим и того,
чтобы он разрушил наши музеи и сжег наши книги. Мы хотим быть смелыми и сильными.
А для этого мы должны по возможности сами трудиться и побуждать детей участвовать в том
великом человеческом труде, который направлен на добычу предметов первой необхо¬
димости"24.
В письме к В.И. Вернадскому от 14 октября 1890 г. Шаховской указывал на необходимость
разработки конкретной программы деятельности. Заявляя, что "терроризм - путь не для нас",
он настаивал на активном участии в земской работе и в политической деятельности. По его
мнению, следует поддерживать и пропагандировать идею созыва Земского собора, разделения
властей и провозглашение "прав всякого гражданина, и прав не только политических, но и
социальных". В отличие от сторонников политического либерализма, Шаховской подчеркивал,
что "всякий имеет право на труд и только на продукт своего труда, всякий имеет равное
с другими право в пользовании продуктами, не являющимися результатами труда, всякий
немощный имеет право общественного призрения, всякий имеет право на школу". Исходя из
этого, Шаховской считал себя, с одной стороны, последовательным противником индивидуа¬
лизма и капитализма, а с другой - социалистом. Принимая социализм "как теорию, признаю¬
щую мерилом ценности труд", он отмечал "тесную зависимость личности от общества как
чувство необходимости единения с другими людьми и воспитания навыков совместной жизни, и
как живое сознание этого единства"25.
Из этих рассуждений Шаховского видно, что он по своему миропониманию и мировоззрению
не был либералом-западником, как, например, И.И. Петрункевич, а пытался синтезировать
в единое целое идеи западников и славянофилов. "И у славянофилов, - писал он в авто¬
биографии, - я находил родственные нотки. Я у них искал доводов в защиту начал народности...
Земство рисовалось мне практическим путем к осуществлению двух самых дорогих мне начал
в общественной жизни: свободы и народности"26. Заимствуя и перерабатывая идеи западного
либерализма, Шаховской пытался синтезировать их с национальными идеями, постоянно
выделяя в них социокультурную и нравственно-этическую составляющие. Не случайно идеи
и образ действий Шаховского неизменно получали поддержку в самых широких как либераль¬
ных, так и социалистических кругах российской интеллигенции, а сам он стал связующим
звеном между либералами и умеренными социалистами.
Приобретенный опыт земской работы в Тверской губ. Шаховской приумножил на посту
гласного Ярославского уездного (1889), а затем и губернского земства (1895). Он входил в со¬
став различных земских комиссий, являлся членом уездного училищного совета, общества для
содействия народному образованию, уездной архивной комиссии, соредактором газеты "Север¬
ный край", активно сотрудничал в газете "Вестник Ярославского земства". По данным Депар¬
тамента полиции, в 1894 г. Шаховской пытался учредить на собственные средства в Курбской
волости Ярославского уезда библиотеку для крестьян, снабжал книгами местные сельские
школы27. По его инициативе в 1895 г. при губернской земской управе был организован
книжный склад для рассылки литературы и газет. Было принято и предложение Шаховского
ассигновать 50 тыс. руб. на рассылку по губернии литературы, а также на устройство лекций,
бесед, съездов и митингов. В 1895 г. он подготовил и издал "Записку гласного Ярославского
уездного земского собрания князя Д.И. Шаховского о школьном деле в уезде", в которой
проводилась мысль о необходимости введения в России всеобщего образования. Несколько
позднее, в 1902 г. под его редакцией в Москве был издан сборник статей "Всеобщее
образование в России".
В начале 1890-х гг. общественная деятельность Шаховского вышла за рамки Ярославской
губ. и приобрела общероссийский масштаб. В 1891-1892 гг. он вместе с Ф.Ф. и С.Ф. Ольден-
бургами и В.И. Вернадским активно участвовал в борьбе с голодом в Самарской губ., установил
связи с многими видными земскими общественными деятелями, в частности с Д.Н. Шиповым,
братьями Павлом и Петром Долгоруковыми. Легко сходясь с людьми разного возраста и со¬
110
циального положения, Дмитрий Иванович взял на себя чрезвычайно важную функцию "соби¬
рателя" всех демократических оппозиционных сил. "Его главным талантом, - вспоминала
А.В. Тыркова, - было привлекать и объединять людей... Он не боялся разнообразия харак¬
теров, допускал разные оттенки во взглядах"28. Шаховской постоянно находился в разъездах
по России и за границей, организуя нелегальные и легальные акции. Недаром уже в 1890-е гг.
он получил кличку "летучий голландец".
В 1890-е гг. Дмитрий Иванович продолжал активно работать в Вольном экономическом
обществе, участвовал в заседаниях полулегального аристократического кружка "Беседа", где
вместе с кн. Петром Долгоруковым подготовил и издал сборники "Крестьянский строй"
и "Мелкая земская единица", выступал за объединение в оппозиционных акциях земских
гласных и служащих. По его инициативе во время неоднократных выездов за границу были
установлены связи с фондом вольной русской прессы. Под псевдонимом С. Мирный Шаховской
издал в Женеве в 1896 г. свои брошюры "Адреса земств 1894-95 гг. и их политическая програм¬
ма", "Ходынка", "Царские милости". Он одним из первых выступил за создание нелегального
печатного органа либерального направления за границей, став затем наиболее активным
организатором, финансистом и транспортером журнала "Освобождение". Так, весной 1902 г.
Шаховской дважды выезжал в Германию к редактору "Освобождения" П.Б. Струве, привез
необходимые финансовые средства и программную статью "От русских конституционалистов",
одним из авторов которой он являлся. Одновременно Шаховской поддерживал тесные связи
с демократической общественностью: в 1901 г. участвовал в сельскохозяйственном съезде
в Москве, а в 1902 г. - в кустарном съезде в Петербурге.
Дмитрий Иванович являлся инициатором создания двух либеральных организаций - "Союза
освобождения" и "Союза земцев-конституционалистов", используя для этого, в частности, под¬
готовленные им летом 1903 г. сельскохозяйственный съезд и 2-ю выставку по народному
образованию в Ярославле, а также всероссийскую выставку животноводства, состоявшуюся в
Харькове в сентябре 1903 г. Шаховской был избран в руководящие органы "Союза
освобождения" (член совета и секретарь союза) и "Союза земцев-конституционалистов" (член
организационного бюро общеземских съездов). На учредительном съезде "Союза освобожде¬
ния", состоявшемся в январе 1904 г., он выступил с докладом о тактике будущей конститу¬
ционно-демократической партии. Идеи доклада легли потом в основу его программной статьи
"Задачи конституционной партии в данный момент", опубликованной в июне 1904 г. в журнале
"Освобождение". На II съезде "Союза освобождения", состоявшемся в октябре 1904 г., Шахов¬
ской сделал доклад "О составе и силах союза", в котором развил идеи объединения либераль¬
ных земцев с демократической интеллигенцией. Будучи членом организационного бюро, Ша¬
ховской принимал участие в разработке программных документов ноябрьского общеземского
съезда 1904 г., последовательно высказываясь за немедленное осуществление гражданских
и политических прав и свобод, за созыв законодательного народного представительства на
основе всеобщего избирательного права.
Начавшуюся Первую русскую революцию Д.И. Шаховской встретил с энтузиазмом, считая,
что она приведет к уничтожению ненавистного авторитарного режима, установлению в стране
демократических порядков и осуществлению радикальных социальных реформ, направленных
на улучшение положения широких трудящихся масс. Он принимал живейшее участие как в
работе земских и городских съездов, так и в создании профессионально-политических органи¬
заций демократической интеллигенции и служащих, объединившихся в мае 1905 г. в Союз
союзов, который в тот период разделял программные и тактические установки "Союза освобо¬
ждения". На июльском земско-городском съезде 1905 г. Дмитрий Иванович был избран в состав
депутации, передавшей Николаю II земский адрес с требованиями скорейшего созыва законода¬
тельного народного представительства.
Будучи секретарем 40-членной комиссии, в которую вошли по 20 представителей из "Союза
освобождения" и "Союза земцев-конституционалистов", Шаховской сыграл принципиально
важную роль в подготовке учредительного съезда конституционно-демократической партии
и разработке ее основополагающих программных, уставных и тактических документов. Съезд,
проходивший 12-18 октября 1905 г. в Москве, избрал Шаховского в состав ЦК. На протяжении
всей деятельности кадетской партии в России он занимал в ЦК ключевые посты: товарища
председателя и секретаря ЦК, председателя и члена многих комиссий ЦК. Важно также под¬
черкнуть, что он был одним из самых дисциплинированных членов кадетского ЦК, регулярно
посещавших его заседания.
Учитывая огромные организаторские способности Шаховского, его широкие связи в зем¬
ской и интеллигентской среде, а также многочисленные контакты с представителями про¬
фессионально-политических организаций и профессиональных союзов интеллигенции и служа¬
111
щих (адвокатов, врачей, почтово-телеграфных и железнодорожных служащих, приказчиков),
ЦК партии поручал Шаховскому выполнение самых сложных и ответственных поручений.
Совершая "челночные" поездки по различным губернским и уездным городам России, он участ¬
вовал в формировании губернских, городских, уездных и сельских комитетов кадетской партии.
Одновременно на него возлагалась обязанность поддерживать и развивать связи между ЦК и
провинциальными комитетами, обеспечивать регулярную информацию последних о принятых
на съездах, конференциях и заседаниях ЦК партии решениях, разрешать возникающие кон¬
фликтные ситуации. Кроме того, Шаховской занимался налаживанием партийной печати,
являлся инициатором создания Бюро печати и постоянным сотрудником книгоиздательства
"Народное право". По инициативе Шаховского и при его содействии в 1906-1907 гг. издавались
партийные газеты "Народная свобода - Думский листок", "Думский листок", "Сельская газета"
и др. Он занимался также вопросами финансового обеспечения партии и организацией ее обще¬
ственной деятельности, поддерживая постоянные связи с широкими внепартийными кругами
демократической интеллигенции, служащими, студентами, приказчиками, представителями
Красного Креста29.
Д.И. Шаховской был депутатом 1 Государственной Думы от Ярославской губ. 380 голосами
из 406 он был избран секретарем Думы, проявив себя и на этом ответственном посту
талантливым организатором. Шаховский сумел в короткий срок наладить работу думской
канцелярии, создав тем самым "для следующих Дум деловую рамку"30. Несмотря на свои
обширные секретарские обязанности, Шаховской лично участвовал и в думских дебатах.
В стенографических отчетах I Думы зафиксировано 25 его выступлений, разъяснений, реплик.
Так, в ходе обсуждения программного думского документа - Ответного адреса 3—4 мая 1906 г.
Дмитрий Иванович 5 раз поднимался на думскую трибуну. 3 мая он, в частности, заявил: "Мы
можем написать какие угодно законы, но если министров Думе не подчиним, то мы ничего не
сделаем, а страна нам этого не простит. Подчиним министров Думе - только в этом наша
задача, в этом главная потребность страны (Аплодисменты)"^. Шаховской не только выступал
за ответственное думское министерство, но и подписал аграрный проект "42-х" с требованием
принудительного отчуждения помещичьих земель за справедливый выкуп, высказался за
принятие пакета законопроектов кадетской фракции о гражданских правах и политических
свободах, всеобщей амнистии и отмене смертной казни.
После роспуска I Думы Шаховской в составе кадетской фракции отправился в Выборг, где
в гостинице "Бельведер" было принято знаменитое воззвание с призывом к населению о пассив¬
ном сопротивлении властям. В ожидании суда над депутатами-перводумцами Шаховской про¬
должал нести на своих плечах значительный груз партийной работы, выполняя обязанности
товарища председателя ЦК, председателя Исполнительной комиссии, неоднократно выезжал с
организационными целями в различные регионы страны. Кроме того, он участвовал в
разработке законопроектов о местном земском самоуправлении и по аграрному вопросу,
которые затем были переданы в кадетскую фракцию II Государственной Думы. Шаховской
возглавил также специальную комиссию фракции, избранную для окончательной разработки
проекта реформы местного самоуправления.
12-18 декабря 1907 г. подписавшие Выборгское воззвание депутаты I Государствен¬
ной Думы, в их числе и Шаховской, были приговорены Петербургской судебной палатой
к трехмесячному одиночному тюремному заключению с последующим лишением права быть
избранными не только в Государственную Думу, но и в органы местного самоуправле¬
ния. Дмитрий Иванович отбывал наказание в одиночной камере Ярославской губернской
тюрьмы.
Лишившись права быть избранным в Государственную Думу и органы местного самоуправ¬
ления, Шаховской сосредоточился на партийной работе, а свободное время проводил в Пуб¬
личной библиотеке в Петербурге и в Румянцевском музее в Москве, где занимался сбором
материала о своих выдающихся предках - историке М.М. Щербатове и философе П.Я. Чаадае¬
ве. В ЦК кадетской партии Дмитрий Иванович последовательно отстаивал линию на ее демо¬
кратизацию, расширение и углубление внепарламентской деятельности, сохраняя веру в неиз¬
бежность "конституционного развития страны", обновления "всего правительственного меха¬
низма"32. Он являлся членом бюро по организации работ законодательной комиссии в III Госу¬
дарственной Думе, большое внимание уделял разработке пакета законопроектов, направлен¬
ных на коренное преобразование России. При этом Шаховской настаивал на необходимости
дальнейшей проработки таких социально значимых вопросов, как аграрный, рабочий, финан¬
совый и др. На заседаниях ЦК он неизменно выступал за расширение "социального базиса"
партии народной свободы, привлечение на ее сторону рабочих, крестьян, ремесленников, тор¬
гово-промышленных служащих, что, по его мнению, позволило бы кадетам демократизиро¬
112
ваться и расширить свои контакты с другими демократическими партиями и организациями,
включая меньшевиков, народных социалистов, трудовиков. С этой целью он считал необхо¬
димым подготовить издание партийного справочника по типу словарей, издаваемых крупней¬
шими западноевропейскими партиями, что, по его мнению, позволило бы дать всестороннее
представление о социально-политическом облике и разносторонней деятельности кадетов;
создать при ЦК специальное справочное бюро для получения оперативной информации о всех
сторонах общественно-политической и партийной жизни страны; активизировать деятельность
партии в профессиональном движении и т.п.33 Вместе с П.А. Садыриным Шаховской входил
в состав комиссии для разработки мероприятий по пропаганде партийных идей в рабочей среде,
в комиссию для установления связей со служащими34.
Огромное внимание Шаховской уделял участию кадетской партии в организации коопера¬
тивного движения, с которым он связывал свою давнюю мечту о "всеобщем единении", соли¬
дарности и социальной справедливости. "Я, - подчеркивал Шаховской в автобиографии, -
всегда ставил развитие кооперации одной из основных целей и своей лично, и той партии,
к которой принадлежу"35. Он являлся инициатором и самым активным участником всероссий¬
ских кооперативных съездов в 1912 г. в Петербурге и в 1913 г. в Киеве и Москве. На Всерос¬
сийском съезде кооперации, состоявшемся 1-7 августа 1913 г. в Киеве, Шаховской был избран
товарищем председателя съезда, участвовал в работе его секций. Подводя итоги работы съезда,
Шаховской на заседании Московского отделения ЦК кадетской партии 20 сентября 1913 г.
заявил: "Это движение чисто кадетское, так как выполняет программу к.-д. Через кооперативы
мы можем ближе подойти к рабочим, т.к. мнение, что там могут работать только с.-д., есть
предубеждение"36. Кадетам удалось наладить издание двух журналов - "Вестника кооперации"
(ред. М.И. Туган-Барановский) и "Кооперация" (ред. Д.И. Шаховской). В Москве был создан
книжный склад "Кооперация".
В годы Первой мировой войны партийная деятельность Шаховского не стала менее напря¬
женной. По его инициативе и на его средства в Москве в 1914 г. некоторое время издавалась
газета "Защита", имевшая около тысячи подписчиков. Именно ее левые кадеты и предлагали
превратить в народное издание37. В газете и на заседаниях ЦК Дмитрий Иванович последо¬
вательно выступал за доведение войны до победного конца, за мобилизацию сил для
обеспечения фронта всем необходимым, за консолидацию либеральных и демократических сил.
Особенно ярко патриотическая и гражданская позиции Шаховского проявились летом 1915 г.,
когда встал вопрос о необходимости создания в Государственной Думе Прогрессивного блока и
переходе либералов в оппозицию правительству, обнаружившему к тому времени полную не¬
способность управлять страной в экстремальной ситуации. Выступая 16 июня 1915 г. на засе¬
дании ЦК, Шаховской огласил обширную программу деятельности кадетской партии в условиях
военного времени. Она включала в себя создание ответственного перед Думой правительства
с шестью новыми министерствами (снабжения армии, продовольствия, местного самоуправ¬
ления, труда, землеустройства и полиции); смену губернаторов; распространение системы
органов местного самоуправления на Сибирь и Кавказ; подготовку законов о кооперативах и о
труде; преобразование Государственного контроля и создание комиссии для расследования
должностных преступлений лиц, повинных в нехватке снарядов38.
На заседаниях ЦК в июле-августе 1915 г. Шаховской настаивал на усилении борьбы с прави¬
тельством, подчеркивая, что ближайшая задача партии - "вырвать власть из рук тех, кто союз¬
ник Вильгельма, - у нашего правительства"39. По его мнению, единственный выход из сложив¬
шейся ситуации - немедленная смена правительства. На пленарном заседании ЦК 21-23 августа
1915 г. Шаховской заявил: "Сейчас мы стоим у поворотного пункта русской истории, перед
вопросом о дальнейшем бытии государства. В такой момент не методическая, медленная
и спокойная работа требуется, а быстрая и страстная. Не спокойные слова нужны, а него¬
дующие"40. Продолжая настаивать на демократизации кадетской партии, он утверждал: "Почва,
на которой могла бы осуществиться демократизация, - вопросы о дороговизне жизни, мелкая
земская единица, кооперация. Элементы нашего, так сказать, устремления также ясны: мелкие
ремесленники, городские приказчики, кооперативные деятели, представители больничных касс
и профессиональных рабочих союзов"41.
По мере обострения политического кризиса в стране Шаховской призывал к активизации
деятельности Прогрессивного блока, считая предложение о выходе кадетов из его состава
преждевременным. "Надо заставить министров рыть себе самим яму, - настаивал он. - Сейчас
совершенно немыслимо стоять за министерство Поливанова, Кривошеина или других, которые
покорились этой старой туфле - Горемыкину. Если сейчас все зависит от того, кто из мини¬
стров кого обойдет..., - надо все министерство выкинуть вон"42. На заседании ЦК 16 сентября
1915 г. Шаховской сказал: "Захват власти необходим, чтобы дать направление внутренней
113
жизни, противодействовать провокации. Для власти один выход - взрыв народной массы. Нам
надо выставлять определенные требования нового министерства"43.
Наряду с активным участием в политической борьбе Шаховской не оставлял без внимания
внепартийную сферу деятельности. В конце 1915 г. в Москве по инициативе кадетов была
заложена основа для создания потребительского общества "Кооперация". Одним из учреди¬
телей и членов его исполнительного бюро стал Шаховской, избранный затем в январе 1916 г.
председателем совета этого общества.
Получив поддержку в широких кругах демократической общественности, Шаховской начал
заострять и политические лозунги, усиливая критику умеренной позиции думского Прогрес¬
сивного блока. Уже в феврале 1916 г. Шаховской все чаще и чаще стал говорить о том,
что "программа блока теперь уже анахронизм", что кадетам "нужна полнота власти" 44.
В марте 1916 г. охранка зафиксировала попытку левых кадетов во главе с Шаховским вос¬
создать Всероссийский крестьянский союз. На московской квартире Шаховского состоялись
частные совещания, в которых приняли участие социалисты Н.В. Чайковский и С.Н. Про¬
копович45.
Февральскую революцию 1917 г. Дмитрий Иванович встретил восторженно. В начале марте
1917 г. он был избран членом исполкома Московского комитета общественных организаций.
Выступая на митингах и собраниях за соглашение с меньшевиками и эсерами, Шаховской
одновременно считал необходимым развернуть борьбу "со всякого рода максимализмом и
большевизмом". По его инициативе в Москве было налажено издание партийной газеты
"Власть народа", а также образована комиссия для разработки муниципальной программы.
Авторитет Шаховского в широких общественных кругах был столь высок, что он был
приглашен в состав Временного правительства на пост министра государственного призрения.
Эту нелегкую обязанность Дмитрий Иванович исполнял в течение почти двух месяцев (с 5 мая
по 2 июля). Однако, подчиняясь указаниям ЦК кадетской партии, он вынужден был покинуть
этот пост, полагая нецелесообразным свое участие в коалиционном правительстве Керенского.
10 августа 1917 г. Шаховской вошел в состав постоянного бюро Совета общественных деятелей
и неоднократно участвовал в подготовке и проведении различных политических акций.
Несмотря на огромную нагрузку на посту министра, Шаховской ни на минуту не прекращал
своей партийной деятельности. В период с марта по октябрь 1917 г. он являлся участником
четырех съездов кадетской партии, выступая там с программными докладами. Так, на
VII съезде кадетов, состоявшемся 25-28 марта в Петрограде, Шаховской сделал доклады о
тактике и по организационному вопросу. Суть его позиции сводилась к следующему: необхо¬
димо установить сотрудничество кадетов с умеренными элементами социалистических партий,
которые, как он полагал, должны оказать поддержку Временному правительству; одновре¬
менно следует вести решительную и последовательную борьбу против экстремистски настро¬
енных элементов, провоцирующих всякого рода эксцессы, а также усилить организационную и
агитационно-пропагандистскую деятельность среди широких масс и радикализировать
партийную программу, особенно ее социальные разделы.
Однако по мере обострения политической ситуации в стране и разочарования в возможности
согласования позиций либералов и социалистов Шаховской вынужден был корректировать свои
взгляды на перспективы развития политического процесса в стране. Не случайно уже на
майском (VIII) съезде кадетской партии он внес предложение добиваться от Временного прави¬
тельства создания альтернативного Учредительному собранию "авторитетного органа власти",
который должен состоять из членов I—IV Государственных Дум. Несмотря на то, что это
предложение не было поддержано съездом, Шаховской в середине июня вместе с министрами
А.И. Шингаревым и А.А. Мануйловым выступил за отсрочку проведения выборов в Учре¬
дительное собрание. По его мнению, "не фальсифицированное, а подлинное" Учредительное
собрание не удастся избрать в сентябре, как это вначале предполагалось. Шаховской прекрасно
понимал, что в политической обстановке, сложившейся в стране после неудачного июньского
наступления на фронте, торопиться с созывом Учредительного собрания, от решения которого
будет зависеть дальнейшая судьба России, не следует. Его прогнозы относительно Учреди¬
тельного собрания подтвердились в полной мере: кадетская партия набрала на выборах лишь
4,5% голосов избирателей, утратив тем самым реальную возможность контролировать разви¬
тие политического процесса в стране; не оправдались и надежды на сотрудничество с умерен¬
ными социалистическими элементами, оказавшимися раздробленными и в конечном счете
размолотыми леворадикальными и экстремистски настроенными силами. Ставка на умерен¬
ность в подходе к решению жизненно важных проблем в условиях политической поляризации
1917 г. была бита.
Октябрьский переворот Шаховской не только не принял, но и попытался организовать
114
сопротивление большевикам в Москве. Так, 27 октября он сделал ряд резких заявлений в их
адрес на заседании Московской городской думы. По его инициативе 6 ноября московские
кооператоры приняли резолюцию, осуждавшую захват власти большевиками. 15 ноября
Шаховской выступил на заседании подпольного Временного правительства с информацией о
положении в Москве и провинции. 24 и 28 января 1918 г. на заседании Московского отделения
ЦК кадетской партии были рассмотрены тезисы доклада Шаховского, суть которого сводилась
к следующему: 1) необходимо немедленно начать "действенную борьбу с большевизмом"; 2) для
этого должна быть "создана достаточно мощная, связанная с партией физическая сила";
3) необходимо "войти в постоянные и систематические сношения с державами-союзниками";
4) необходимо для успеха деятельности партии "внести в свою работу больше демократизма";
5) партия должна "войти в постоянные сношения с органами всероссийской Православной
церкви" 46.
Реализуя намеченную программу борьбы с большевиками, Шаховской являлся одним из
инициаторов и организаторов создания "Союза возрождения России" и "Всероссийского
национального центра". По существу он играл мобилизующую роль в деятельности кадетской
партии в Москве на протяжении 1918-1919 гг. На майской партийной конференции 1918 г. он
резко разошелся с П.Н. Милюковым, решительно осудив его германофильскую позицию.
По мнению Шаховского, "дело возрождения России возможно только в союзе с вели¬
кими державами"47. Оставшиеся на свободе члены ЦК кадетской партии, проживавшие
в Москве, продолжали регулярно собираться в своем клубе в Брюсовском переулке, а после
майских арестов и закрытия клуба - на квартире Д.Д. Протопопова в Б. Афанасьевском
переулке. Во время этих встреч шли бурные дискуссии по текущим политическим вопросам,
продолжалась разработка разного рода законодательных проектов на будущее, заслу¬
шивалась информация о действиях Добровольческой армии. Московские кадеты продол¬
жали поддерживать связи со своими единомышленниками в Петрограде и других районах
России.
В феврале 1920 г. Шаховской был арестован ВЧК по делу "Тактического центра". Однако
в распоряжении чекистов не оказалось каких-либо улик, и он был вскоре освобожден под
подписку о невыезде. По амнистии 11 мая 1921 г. дело было вообще прекращено. После ареста
Дмитрий Иванович фактически отошел от активной политической деятельности, хотя, судя по
его показаниям 1938 г., до 1922 г. продолжал изредка посещать заседания членов ЦК кадетской
партии, проживавших в Москве48.
Недавно опубликованные письма Шаховского за 1921-1938 гг. позволяют хотя бы эскизно
обрисовать круг его интересов. В начале 1920-х гг. он продолжал работать в кооперации, затем
в Госплане, а также занимался литературным трудом. Не утратив жизненного оптимизма,
Дмитрий Иванович постоянно подчеркивал в письмах, что "нельзя складывать руки", а следует
по мере сил помогать "национальному строительству", и, несмотря ни на что, "продолжать
творческую работу на пользу народа". В 1925-1928 гг. Шаховской активно включился в крае¬
ведческую работу, занимался "подмосковными культурными гнездами". Так, 26 ноября 1925 г.
он выступил в обществе "Старая Москва" с докладом "Из хроники Щербатовского дома на
Девичьем поле. 1810-1836 гг." В одном из писем 1926 г. он высказал продуктивную мысль о не¬
обходимости создания Вольной народной академии49. Дмитрия Ивановича можно было часто
видеть в Румянцевском музее. В течение долгого времени он добивался получения допуска для
работы в архивах. И только после изнурительного хождения по разного рода инстанциям
ему, наконец, удалось получить ходатайство Общества политкаторжан и ссыльнопоселенцев
в Центрархив о допуске его к занятиям по истории декабристов.
В 1930 г. Шаховской вышел на пенсию по инвалидности. Однако и это скудное содержание
в размере 75 руб. в месяц вскоре решили отобрать. В письме своему другу И.М. Гревсу от
9 февраля 1930 г. Шаховской писал: "Другую катастрофу ждем мы в виде лишения страховой
пенсии. Пенсионеров также чистят, и у меня уже отобрана пенсионная книжка. Решение долж¬
но последовать к 20 февраля. И более вероятно, что решение это будет - лишение пенсии" 50.
К сожалению, не удалось установить, чем же закончилась эта история. Но можно понять, судя
по письмам Дмитрия Ивановича, что и его случайный литературный заработок, составлявший
не более 200 руб. в год, также оказался под угрозой. Ему приходилось буквально на каждом
шагу сталкиваться с множеством проволочек, затягиванием сроков заключения договора и вы¬
хода его работ.
Начиная с 1932 г. в письмах к близким друзьям Дмитрий Иванович все чаще и чаще жало¬
вался на состояние здоровья. Однако он продолжал посещать Румянцевский музей, ездил в
Ленинград, где работал над архивными материалами по истории декабризма и биографией
П.Я. Чаадаева. В процессе выявления и изучения "Философических писем" Чаадаева ему
115
пришлось обратиться к осмыслению философских доктрин того периода и проделать огромную
комментаторскую работу.
Шаховской живо интересовался текущей общественно-политической жизнью, состоянием
академической науки, о чем, в частности, свидетельствуют его письма к В.И. Вернадскому. Так,
в письме от 17 марта 1937 г. Шаховской откликнулся на годовщину смерти Пушкина. "Через
Пушкина, - писал он, - воспринятого наконец русскими, русская культура займет подобающее
ей место в мире, а без победы культурной завоевания революции не могут быть прочными" 51.
Продолжал он вести и обширнейшую переписку со своими друзьями по "ольденбурговскому
кружку", проводя в ней высказанную еще в студенческие годы мысль о духовном и нрав¬
ственном единении всех людей.
Политическая атмосфера в стране в 1930-е гг. действовала на Шаховского удручающе.
В письме И.М. Гревсу от 24 апреля 1938 г. он писал: "Приходится уйти в себя и быть
молчаливым свидетелем происходящего вокруг" 52. Но и это не помогло. В ночь с 26 на 27 июля
1938 г. в квартире Шаховского (Зубовский бульвар, д. 15, кв. 23) был произведен обыск, а сам
он арестован (ордер на арест № 554 подписал Ежов). В ходе обыска был конфискован семейный
архив, а несколько позднее, 15-23 октября 1938 г., документы и вещи были вывезены и квар¬
тиру заняли другие жильцы. Характерно, что Дмитрий Иванович отказался подписывать прото¬
кол обыска. Арестованный Шаховской был конвоирован во внутреннюю тюрьму НКВД на
Лубянке.
Шаховской даже не подозревал, что уже давно находится в "агентурной разработке" и в его
деле лежит "справка" с информацией, добытой агентурным путем, а также дополненной
показаниями некоторых бывших товарищей по кадетской партии. Насколько этот "агентурный
материал" был далек от действительности, говорят следующие факты. В "справке" утвержда¬
лось, к примеру, что Шаховской до 1917 г. "являлся одним из наиболее реакционных деятелей"
и, будучи якобы с 1908 г. уполномоченным царского правительства по охране г. Екатеринбурга,
«казнил арестованных по его указанию участников революционного "Союза борьбы с само¬
державным произволом"», а после революции не прекращал активной борьбы с Советской
властью и поддерживал связи с контрреволюционерами как внутри страны, так и за границей.
В "справке" приводились выдержки из показаний профессора С.А. Котляревского, назвавшего
Шаховского среди тех, кто якобы входил в контрреволюционную кадетскую организацию,
которая "поставила своей задачей всяческое перерождение Советской власти, используя обста¬
новку нэпа, с тем, чтобы добиться восстановления в стране капитализма". Более того, Шахов¬
ской будто бы входил в "руководящее ядро" данной контрреволюционной кадетской организа¬
ции и привлек к ее деятельности "не только кадетов, но и народных социалистов, трудовиков,
правых эсеров", причем эта организация "установила связи с правыми во главе с Н.И. Буха¬
риным" 53.
Без предъявления официального обвинения Шаховской почти месяц находился в тюрьме,
и хотя до 20 августа 1938 г. протоколов допроса в его деле нет, трудно предположить, чтобы все
это время его не допрашивали. В распоряжении исследователей имеется письмо племянника
В.И. Вернадского Г.Г. Старицкого, который сообщал: "Мой знакомый сидел с ним (имеется
в виду Шаховской. - В.Ш.) на Лубянке во внутренней тюрьме НКВД. Он мне говорил, что Дмит¬
рия Ивановича заставляли назвать имена его знакомых, но он отказался. Дмитрия Ивановича
долго держали на следствии, заставляли стоять сутками без сна, и у него опухли ноги" 54. Под
давлением следователей 15 августа 1938 г. Шаховской написал следующее заявление: "Я решил
стать на путь правдивых показаний. Я действительно являюсь членом контрреволюционной
организации и на протяжении ряда лет вел борьбу с Советской властью. В этом я признаю себя
полностью виновным. В дальнейшем процессе следствия я дам подробные показания о своей
и моих соучастников в борьбе с Советской властью" 55.
Лубянские следователи, решив, что "дело сделано", отправили Шаховского в Бутырскую
тюрьму, где уже начались официальные допросы. В его следственном деле сохранилась масса
протоколов допросов, которые проводились в любое время суток. Достаточно сказать, что
только в третьей декаде августа его 4 раза вызывали на допрос (20, 21, 25, 27 августа). С не¬
сколько большими интервалами допросы следовали до 3 ноября 1938 г. Однако они не дали
следователям ожидаемого результата. Так, 3 ноября 1938 г. следователь Миронович обвинил
Шаховского в том, что он использует предоставленную ему возможность "собственноручно
изложить свои показания для провокационных попыток". Следователь требовал "рассказать
всю правду о деятельности контрреволюционной организации", членом которой якобы являлся
Шаховской, заявлял, что Дмитрий Иванович и так "полностью изобличен" сообщниками56.
Примерно в таком ключе проходили и другие допросы.
Дело в том, что Шаховской в ходе следствия не скрывал своего участия в нелегальной
116
деятельности ЦК кадетской партии с 1917 по 1922 г. Однако он категорически отказывал¬
ся давать какие-либо показания о "контрреволюционной деятельности в дальнейшие годы
и о других участниках кадетской нелегальной организации" 57. Тем не менее 2 ноября 1938 г.
ему было официально предъявлено обвинение, в котором он квалифицировался как "один
из руководителей антисоветской нелегальной кадетской организации в СССР, ставящей своей
целью свержение Советской власти и восстановление капиталистического строя с помощью
интервенции фашистских государств"58. Шаховской привлекался по ст. 58 п. 3, 6, 8, 11, 17 УК
РСФСР.
Начался новый виток допросов, но уже в Лефортовской тюрьме, причем время следствия
несколько раз продлевалось. Под давлением следователей 28 ноября 1938 г. Шаховской вновь
вынужден был написать заявление следующего содержания: "Признаю себя виновным в том,
что являлся участником подпольной кадетской организации с 1919 года. В составе этой органи¬
зации все вели антисоветскую деятельность. Кроме меня, в эту организацию входили находив¬
шиеся в Москве бывшие члены Центрального комитета кадетской партии. Показания как
о своей преступной деятельности, так и своих соучастников я обязуюсь дать с исчерпывающей
полнотой" 59.
Тем не менее на допросах, в частности 25 декабря 1938 г., Шаховской отказался каким-либо
образом конкретизировать свою "контрреволюционную" деятельность после 1922 г. В ответ на
вопрос следователя: "Намерены ли вы сегодня на следствии говорить правду о своем участии в
контрреволюционной деятельности к.-д.?" Шаховской категорически заявил: "Никакого уча¬
стия в кадетской контрреволюционной организации я не принимал с 1922 года и ничего по
этому поводу показать не могу" 60. Несмотря на неоднократные утверждения следователя
о том, что в его распоряжении имеются данные, уличающие Шаховского в участии в под¬
польной кадетской организации, обвиняемый стоял на своем: "О существовании кадетской
организации и о своем в ней участии я до своего ареста не слышал" 61. Не помогла следователю
Мироновичу и очная ставка Шаховского с Котляревским, состоявшаяся 7 февраля 1939 г.
В ходе ее Дмитрий Иванович подтвердил, что "ни о какой кадетской организации до следствия
не слыхал" 62.
Попытку облегчить участь арестованного друга предпринял В.И. Вернадский. 17 декабря
1938 г. он обратился с письмом к А.Я. Вышинскому с просьбой о встрече, намереваясь перего¬
ворить о судьбе "дорогого мне друга Дмитрия Ивановича Шаховского, одного из благородней¬
ших и морально высоких людей, с которыми я встречался в своей долгой жизни". Кратко
сообщив о фактической стороне дела, об обращении жены Шаховского к Ежову с просьбой
передать в тюрьму теплые вещи и об отказе его удовлетворить, Вернадский писал: "Я очень
беспокоюсь о состоянии здоровья Дмитрия Ивановича при таких условиях. Он духом силен, но
силы его слабы, и холод может пагубно отразиться на его больных руках" 63. 20 декабря 1938 г.
состоялась встреча Вернадского с Вышинским. Однако каких-либо положительных резуль¬
татов она не дала. Шаховской оставался в тюрьме. Более того, судя по протоколам допросов
(25, 28, 30 декабря 1938 г., 25 января, 20 февраля 1939 г.), следователь даже усилил давление,
обвиняя Шаховского во лжи и угрожая, что тот будет непременно уличен. Тем не менее
Дмитрий Иванович твердо стоял на своем, отказываясь признать свое "участие в подпольной
кадетской организации" м.
20 февраля 1939 г. следствие было завершено, и Миронович подготовил обвинительное
заключение, в котором говорилось, что Шаховской являлся участником "антисоветской терро¬
ристической организации, ставившей себе целью свержение Советской власти и восстановление
капитализма при помощи интервенции фашистских стран, а также подготовляющей террори¬
стические акты против руководителей партии и правительства" и "входил в руководящий центр
кадетской организации и руководил периферийными к.-д. организациями" 65. Вместе с тем
Миронович вынужден был записать, что его подследственный "виновным себя признал только
в том, что являлся после роспуска партии кадетов с 1918 по 1922 год членом ЦК нелегально
существующей партии к.-д." 66 Не смущало Мироновича и отсутствие вещественных дока¬
зательств, и он предложил направить дело Шаховского на рассмотрение коллегии Верховного
суда.
23 февраля 1939 г. обвинение было утверждено начальником следственной части НКВД
СССР комиссаром госбезопасности 3 ранга Кобуловым, а 25 марта заместителем прокурора
СССР Рогинским. 13 апреля 1939 г. под председательством Ульриха состоялось предвари¬
тельное заседание Военной коллегии Верховного суда СССР, на котором было заслушано дело
с обвинительным заключением НКВД СССР о предании Военной коллегией Верховного суда
СССР Шаховского по ст. 58 п. 6, 8, 11 в порядке закона от 1 декабря 1934 г. Было принято
решение заслушать дело Шаховского в закрытом судебном заседании без участия обвинения
117
защиты и без вызова свидетелей. В тот же день Шаховскому была вручена копия обвини¬
тельного заключения.
14 апреля 1939 г. состоялось закрытое заседание выездной сессии Военной коллегии
Верховного суда СССР. В ответ на вопрос председательствующего, признает ли подсудимый
себя виновным, Дмитрий Иванович заявил: "Виновным себя признаю в том, что до 1920 г. вел
активную борьбу с Советской властью. Что же касается последующей антисоветской деятель¬
ности, то в этом себя виновным не считаю, т.к. никакой антисоветской работы не проводил,
поскольку примирился с существованием Советской власти"67. Тем не менее Шаховской был
приговорен к расстрелу с конфискацией имущества68. На следующий день, 15 апреля 1939 г.,
Д.И. Шаховской был расстрелян по одним данным на полигоне в Бутово, по другим - в Комму¬
нарке69.
О расстреле Шаховского не знали ни родные, ни друзья. Его дочери Анне Дмитриевне
сообщили, что отец осужден на "10 лет без права переписки" и отправлен "в дальние лагеря".
Сохранялась надежда, что Дмитрий Иванович жив. 6 июля 1939 г. В.И. Вернадский направил
еще одно письмо Вышинскому: "То, что случилось с ним,-и так же просто и легко могло
случиться с каждым из нас - с Вами и со мной, - вполне вытекает из того положения, которое
было создано в нашей стране" 7(). Однако на сей раз Вышинский не пожелал встретиться с Вер¬
надским. 5 мая 1940 г. Вернадский обратился с письмом к Берии: "Я дружен с Дмитрием Ивано¬
вичем почти 60 лет - все время мы прожили друг с другом душа в душу, находясь в непре¬
рывном, ни разу не нарушенном, идейном общении. Между нами не было тайн, и я, как все
ему близкие, страдающие от несчастия, его постигшего, не сомневаемся в том, что он верно
и глубоко служил до момента своего ареста т. Ежовым своей стране и своему народу -
в рамках Советской власти, восстановившей и восстанавливающей после глубокого развала
строй, мощь и мировое положение нашего народа и государства. Русская беспартийная
интеллигенция здесь работала и работает плечо с плечом с коммунистической партией
сознательно - верой и правдой. Восстановление и рост народа и страны в широкой постановке
есть наше общее дело, общее достижение. Д.И. Шаховской - один из самых замечательных
людей нашей страны - глубокий, широкого образования, искренний и морально честный
демократ. Моральной исключительной высоты... Мне 77 лет-я знаю по своему, как хрупка
организация стариков в зависимости от внешних условий жизни. Выдержал ли испытание
организм Дмитрия Ивановича?.. Здоров ли Дмитрий Иванович Шаховской? Я думаю,
что я не выхожу за пределы того, что Вы можете сделать. Очень прошу Вас ответить
мне" 71.
К письму для передачи Шаховскому в "дальний лагерь " прилагались две брошюры Вер¬
надского ("Проблемы биогеохимии" и "О количественном учете химического атомного состава
биосферы"), а также небольшая записка, текст которой следует привести полностью: "Мой
дорогой, бесконечно любимый друг Митя, надеюсь, что эта записка и две мои брошюры
дойдут до тебя. Ни на минуту не забываю тебя. Твои живы и здоровы. Твой внук Сережа
геолог. Хорошо работает. Надеюсь, что тебе разрешат написать мне по поводу прилагаемых
брошюр, касающихся дела моей жизни. О многом мы с тобой не раз вели разговоры. Твой
Владимир" 72.
В аппарате Берии была подготовлена "справка", согласно которой следовало, что 11 июня
1940 г. академику Вернадскому было сообщено, что Д.И. Шаховской в конце января 1940 г.,
"находясь в одном из лагерей НКВД, умер". По официальным же каналам на неоднократные
письменные заявления Анны Дмитриевны давалась другая информация, согласно которой ее
отец якобы жив и находится в лагере. И лишь 23 сентября 1940 г. начальник 1-го спецотдела
НКВД Калинин на очередном обращении А.Д. Шаховской написал следующую резолюцию:
"Полагал бы необходимым подтвердить о смерти Шаховского Д.И.". 30 сентября 1940 г. такая
справка в порядке приказа НКВД СССР от 11 июня 1939 г. была подготовлена. В ней
говорилось: "Шаховской Д.И. 1862, умер в лагере 25.1.40 г. Причина смерти эндокардит
(паралич сердца)". 19 октября 1940 г. семья Шаховских получила официальное извещение
"о смерти" Д.И. Шаховского. Через 16 лет Анна Дмитриевна дважды (1 июля и 19 октября
1956 г.) обращалась в Военную прокуратуру СССР с заявлением о пересмотре дела своего
отца, "умершего в лагере"73. 9 июля 1957 г. Верховный суд СССР отменил приговор
Военной коллегии Верховного суда СССР от 14 апреля 1939 г. в отношении Д.И. Шахов¬
ского и прекратил дело за отсутствием состава преступления74. Однако подлинная дата
и "причина" смерти Д.И. Шаховского стали известны лишь спустя 34 года после реабилитации
в 1991 г.
118
Примечания
1 См.: Шаховской Д.И. Письма о Братстве. Публикация Ф.Ф. Перченка, А.Б. Рогинского, М.Ю.
Сорокиной // Звенья. Исторический альманах. Вып. 2. М., СПб., 1992. С. 174; БСЭ. Т. 61. М., 1934.
С. 894.
2 См.: Известия императорской Академии наук. Сер. IV. СПб., 1910. №9; Литературное наследство.
Т. 19-21. М., 1935; там же. Т. 22-24. М.; Л., 1935; Декабристы и их время. Вып. 1-2. М., 1928-1932.
3 Русские ведомости. Сб. статей. М., 1913. С. 197.
4Ты рков а - В ильямс А.В. На путях к свободе. Лондон, 1990. С. 112.
5 Русские ведомости. Сб. статей. С. 196.
6 Там же. С. 197.
7 См.: Г р е в с И.М. Александр Сергеевич Лаппо-Данилевский: опыт истолкования души // Русский
исторический журнал. 1920. № 6. С. 59.
^Шаховской Д. К вопросу о книгах для народа // Русский народный учитель. 1885. № 8-9.
9Толстой Л.Н. Поли. собр. соч. В 90 тт. Т. 48-49. М., 1952. С. 118.
10 С т р у в е П.Б. Памяти Ф.Ф. Ольденбурга//Русская мысль. 1914. Кн. X. 1914. С. 204.
11Шаховской Д. Письма о Братстве. С. 281.
12 Там же. См также письмо Д.И. Шаховского Л.Н. Толстому от 1 января 1886 г. //Там же. С. 199-200.
13 Там же. С. 281.
14 Там же. С. 205.
15 Русские ведомости. Сб. статей. С. 198.
16Родичев Ф.И. Воспоминания //Современные записки. Париж, Т. 53. 1933. С. 59.
17 Там же. С. 60.
,8Ш а ховской Д. Письма о Братстве. С. 295.
19 См.: Прометей. Историко-биографический альманах. Т. 15. М., 1988.
20 Русские ведомости. Сб. статей. С. 199.
2,Тыркова-Вильямс А.В. Указ. соч. С. 110.
22 Шаховской Д. Письма о Братстве. С. 216.
23Тыркова-Вильямс А.В. Указ. соч. С. 109.
24 Шаховской Д. Письма о Братстве. С. 217.
25 Там же. С. 220-221.
26 Русские ведомости. Сб. статей. С. 197.
27 ГА РФ, ф. 102 ДП ОО, д. 527, т. 1-2 (1891. Дело о кн. Д.И. Шаховском).
28Тыркова-Вильямс А.В. Указ. соч. С. 113.
29 Протоколы Центрального комитета конституционно-демократической партии. Т. 1. М., 1994.
С. 44-49.
30Тыркова-Вильямс А.В. Указ. соч. С. 266.
31 Государственная дума. Стенографические отчеты. 1906 год. Сессия первая. Т. 1. СПб., 1906. С. 157.
32 Протоколы Центрального комитета конституционно-демократической партии. Т. 1. С. 373.
33 Там же. Т. 2. М., 1997. С. 52, 56-57, 221,225,226-227, 228.
34 См.: Шелохаев В.В. Либералы и массы (1907-1914 гг.) // Вопросы истории. 1994. № 4. С. 51.
35 Русские ведомости. Сб. статей. С. 200.
36 Протоколы Центрального комитета конституционно-демократической партии. Т. 2. С. 219-220.
37 Там же. С. 411-412.
Зк Протоколы Центрального комитета конституционно-демократической партии. Т. 3. М., 1998.
С. 110-111.
39 Там же. С. 142.
40 Там же. С. 157.
41 Там же.
42 Там же. С. 165-166.
43 Там же. С. 182.
44 Там же. С. 204.
45 См.: Шелохаев В.В. Либералы и массы в годы Первой мировой войны // Вопросы истории.
1996. №7. С. 135.
46 Протоколы Центрального комитета конституционно-демократической партии. Т. 3. С. 413-414.
47 Там же. С. 450-451.
4К ЦА ФСБ. Р-23086, д. 20349, л. 22.
49 Шаховской Д. Письма о Братстве. С. 228.
50 Там же. С. 254.
51 Там же. С. 278.
119
52 Там же. С. 283.
53 ЦА ФСБ. Р-23086, д. 20349, л. 3.
54 Шаховской Д. Письма о Братстве. С. 316.
55 ЦА ФСБ. Р-23086, д. 20349, л. 17.
56 Там же, л. 19-20.
57 Там же, л. 67.
5К Там же, л. 5.
59 Там же, л. 32.
60 Там же, л. 35.
61 Там же, л. 97, 102, 103, 108.
62 Там же.
63 Просим освободить из тюремного заключения. Письма в защиту репрессированных. М., 1998. С. 113.
64 ЦА ФСБ. Р-23086, д. 20349, л. 109.
65 Там же, л. 114.
66 Там же.
67 Там же, л. 119.
6К Там же, л. 120 об.
69 Там же, л. 121.
70 См.: Вестник АН СССР. 1990. № 5. С. 105.
71 Просим освободить из тюремного заключения. Письма в защиту репрессированных. С. 114.
72 ЦА ФСБ. Р-23086, д. 20349, л. 121-122.
73 Там же, л. 122.
74 Там же, л. 142 об.
От редакции: 18 декабря 2001 г. Валентину Валентиновичу Шелохаеву исполняется 60 лет.
За его плечами большой и нелегкий путь от преподавателя в сельской школе до ведущего
специалиста в области отечественной истории, академика МАИ, АПН, РАЕН, члена редколле¬
гии журнала "Вопросы истории", профессора. В.В. Шелохаевым изданы пять монографий по
истории российского либерализма, в том числе итоговая работа "Либеральная модель пере¬
устройства России" (1996). Он внес большой личный вклад в подготовку двух изданий учебника
по истории политических партий России, энциклопедии "Политические партии России", энцик¬
лопедического словаря "Русское зарубежье", многотомной публикации "Политические партии
России. Документальное наследие". В.В. Шелохаев - постоянный автор журнала "Отечествен¬
ная история". Его неизменно отличают колоссальная работоспособность, большие организа¬
торские способности, широта научных интересов, доброжелательность и оптимизм.
Редакция журнала поздравляет Валентина Валентиновича Шелохаева с юбилеем и желает
ему здоровья и новых успехов на научном и педагогическом поприще, новых книг и учеников.
120
Историография, источниковедение,
методы исторического исследования
(фото 1966 г.)
ЮБИЛЕЙ АКАДЕМИКА РАН
ЮРИЯ АЛЕКСАНДРОВИЧА ПОЛЯКОВА
18 октября 2001 г. научная общественность отметит 80-летие академика РАН Юрия Алек¬
сандровича Полякова. Олицетворяя лучшие достижения нашей исторической мысли, он
является живым хранителем ее традиций и в то же время генератором новых направлений в ее
дальнейшем развитии. При общении с Юрием Александровичем трудно поверить в его возраст:
перед нами полный жизненных сил и творческих планов ученый, потенциал знаний, опыта и
природного дарования которого поистине неисчерпаем. Немногие из ученых наделены тем
даром исторического видения, обгоняющего время, которым обладает Юрий Александро¬
вич. Безусловно, талант всегда имеет природную основу, но в данном случае он опи¬
рается еще и на необъятную эрудицию, накопленную многолетним кропотливым трудом.
Юрий Александрович всегда в курсе всех событий, которыми живет мир и наша страна,
ежедневно прочитывает массу газет и журналов, - и все это, не прерывая работы над
собственными статьями и монографиями.
121
Крупный ученый-историк Ю.А. Поляков - автор около 600 печатных трудов, в том числе
32 индивидуальных монографий. Успешное решение Юрием Александровичем ряда фун¬
даментальных проблем исторической науки получило признание не только в нашей стране, но и
за рубежом. Он является лауреатом Государственной премии СССР (1988), Ломоносовской
премии (МГУ), награжден орденами и медалями, в том числе медалью им. С.И. Вавилова (об¬
щество "Знание").
Юрий Александрович родился в 1921 г. в г. Ташкенте, в семье служащих. Блестяще закончив
школу, он поступил в 1940 г. в Московский институт философии, литературы и истории,
влившийся затем в МГУ. Учиться пришлось в годы войны. По состоянию здоровья его
освободили от призыва в армию, но он участвовал в строительстве оборонительных рубежей
под Москвой осенью 1941 г., а в 1942-1943 гг., в период эвакуации вуза в Свердловск, работал
на военном заводе, производившем снаряды для "Катюш". Тяжелый труд на заводе,
а затем лекции в институте и занятия в читальном зале до самого его закрытия - так скла¬
дывался тогда рабочий день Полякова. В 1943 г. Юрий Александрович был командирован
ЦК ВЛКСМ на восстановление разрушенного Сталинграда. Он имеет медаль "За доблестный
труд в Великой Отечественной войне 1941-1945 гг." и статус ветерана войны.
Свою научную деятельность студент 4-го курса Ю.А. Поляков начал в 1943 г. Заметив его
одаренность, профессор И.М. Разгон пригласил Юрия Александровича на работу в секретариат
Главной редакции "Истории Гражданской войны в СССР". Параллельно Юрий Александрович
блестяще закончил МГУ, продолжив затем обучение в заочной аспирантуре, поскольку надо
было зарабатывать на жизнь. В 1948-1949 гг. он работал заместителем заведующего междуна¬
родным отделом газеты "Комсомольская правда". В 1949 г. Юрий Александрович защитил
в срок кандидатскую диссертацию по истории Гражданской войны, и академик Б.Д. Греков
пригласил его на работу в Институт истории АН СССР. С тех пор вот уже 52 года
жизненная судьба и научная деятельность Ю.А. Полякова связана с нашим Институтом,
где в 1965 г. он защитил докторскую диссертацию "Переход к нэпу и советское кре¬
стьянство".
Ю.А. Поляков известен как автор и редактор многотомных изданий по истории Москвы,
советского крестьянства, Гражданской войны, "Истории СССР с древнейших времен до наших
дней" (т. VIII). Одним из первых российских ученых он возглавил процесс возрождения отече¬
ственной исторической демографии. Уже в 1984 г. им был создан Научный совет РАН по
исторической демографии и исторической географии и Центр по изучению населения России
в Институте истории, которые плодотворно работают и по сей день. В 1990-е гг. под его руко¬
водством были осуществлены первые издания "опальной" переписи населения 1937 г. и запре¬
щенных материалов переписи 1939 г., получившие большой общественный резонанс. В настоя¬
щее время под его руководством и при активном авторском участии создается первая в нашей
стране история российского населения в XX в. (первый том о периоде 1900-1939 гг. вышел
в свет в 2000 г.).
В последнее время Юрий Александрович разрабатывает теоретическую базу двух новых
направлений исторических исследований - "Историческая экология" и "Человек в российской
повседневности". Одновременно он продолжает изучение наиболее актуальных и дискуссион¬
ных проблем истории, опубликовав монографии "Наше непредсказуемое прошлое: полемиче¬
ские заметки" (1995), "Историческая наука: люди и проблемы" (1999) и многочисленные статьи.
Юрий Александрович известен также как инициатор и организатор многих дискуссий, кон¬
ференций, "круглых столов" в нашей стране и за рубежом. Он активно занимается педа¬
гогической деятельностью, в том числе в МГУ.
На протяжении многих лет Ю.А. Поляков вел большую общественную и научно-организа¬
ционную работу - был председателем Научного совета по делам музеев при Министерстве
культуры СССР, главным редактором журнала "История СССР", председателем Черемушкин¬
ского районного и заместителем председателя Московского городского правления общества
"Знание". В настоящее время Юрий Александрович - президент Московского общества исто-
риков-архивистов. В 1966 г. его избрали членом-корреспондентом АН СССР, а в 1997 г. -
академиком РАН.
Г.Н. Севостьянов, академик РАН
В.Б. Жиромская, доктор исторических наук
122
ИНСТИТУТ ИСТОРИИ ПОЛСТОЛЕТИЯ НАЗАД
Беседа академика Ю.А. Полякова с главным редактором журнала
" Отечественная история" С.В. Тютюкиным
Станислав Тютюкин. Юрий Александрович! Вы старейший по стажу работы сотрудник
Института российской истории РАН. Расскажите, пожалуйста, читателям нашего журнала, как
Вы оказались в Институте.
Юрий Поляков. Я поступил в заочную аспирантуру Института истории АН СССР в конце
1946 г. В это время я работал в "Комсомольской правде", заведуя Международным отделом
(правда, надо мной был еще один начальник - член редколлегии О.И. Чечеткина). У нашего
отдела не было ни корреспондентской сети, ни подписки на иногазеты и журналы. В отделе
работали всего три человека. Тем не менее мы ежедневно заполняли всю четвертую полосу
"Комсомолки" тассовскими материалами и заказными оригинальными проблемными статьями,
а раз в неделю давали международный обзор. Работали с двух часов дня до 10-11 вечера.
А поскольку нас было только трое, мы по 2 раза в неделю дежурили до выхода номера,
который обычно подписывался к печати на рассвете - в 5-6 часов утра.
Но и в недежурные дни, приходя домой, я не мог сразу заснуть. Наш институтский режим по
сравнению с тогдашним газетным - "безмятежные аркадской идиллии". Там я и курил вовсю.
Нервная работа была. Поэтому долго в мозгу прокручивались события - международные
и редакционные, так что, к сожалению, я уже тогда вынужден был прибегать к снотворным,
отвыкать от которых очень трудно. Вставать же, хочешь-не хочешь, приходилось рано.
С головой, довольно тяжелой, позавтракав без аппетита, я шел в архив или садился дома писать
главы диссертации. Хорошее было время!
Так или иначе, я написал и защитил диссертацию вовремя - в январе 1949 г. До защиты
и после нее я бывал в Институте редко - как настоящий заочник, и тяжелые события (борьба
с космополитизмом) прошли для меня стороной. С моим научным руководителем Израилем
Менделевичем Разгоном (братом писателя Льва Разгона) я встречался вне Института. Он
придерживался принципа: чтобы ребенок научился плавать, надо бросить его в воду. Разгон
посмотрел с берега и пришел к выводу, что я не утону и без посторонней помощи доведу дело
до конца. Поскольку я был самостоятельным заочником, а не аспирантом, трепещущим перед
руководителем, у нас с Разгоном сложились дружеские отношения, и мы часто встречались на
нейтральной почве (напряженная работа требовала "отдохновения души").
Кстати, Разгон нисколько не обиделся, когда я сказал, что он был хорошим тамадой во
время моего аспирантства и прекрасным научным руководителем на диссертационном банкете.
Наши дружеские отношения сохранились на всю жизнь, и моя преданность Разгону оставалась
безграничной.
С.Т. Вы считаете принцип "ребенка, брошенного в воду", правильным?
/(9.77. Каждый афоризм или образ нельзя понимать абсолютно. Прежде всего надо оп¬
ределить способности аспиранта. Это совсем не просто. Хорошо, если знаешь человека со
студенческих лет. А если видишь его впервые? Бросая ребенка в воду, надо быть рядом. А то и
в самом деле может утонуть. Но по идее аспирант должен быть максимально самостоятелен.
Его нельзя держать на коротком поводке. Диссертация - научная работа. По своей теме автор
обязан знать больше всех в мире, в том числе и больше руководителя. Если же аспирант
повторяет уже известные факты, мысли, оценки, зачем такая работа? Если он только излагает
мысли и оценки, подсказанные руководителем, зачем такой научный работник? Превращение
груды собранных материалов в научный труд, коим призвана быть диссертация, - принци¬
пиальный переход в другое качество, подобный превращению неподвижной куколки в живую
бабочку. В отличие от бабочек, когда этот переход генетически запрограммирован и проис¬
ходит автоматически, написание диссертации - творческий процесс. В нем проявляются творче¬
ский потенциал и индивидуальность диссертанта, а не научного руководителя. Руководитель
призван изредка проверять, не занесло ли его куда-то в сторону (это бывает), иногда подсказы¬
вать кое-какие идеи, напоминать об экзаменах, о требованиях по оформлению диссертации.
Литературу, архивные материалы, печатные источники аспирант должен находить сам. Конеч¬
но, приходится помогать в составлении плана, формулировке или переформулировке темы,
в устройстве публикаций, но это другое дело.
А как же иначе? Человек кончил университет, прошел архивную практику, знает, как
оформлять научный аппарат, как работать с литературой и источниками. Если он этого не
умеет, как же можно браться за диссертацию? Конечно, нельзя забывать и о моральной
стороне - поощрить, похвалить, подбодрить, чтобы у начинающих не пропадала уверенность
123
в своих силах. Иногда полезно отредактировать несколько страниц диссертации, конкретно
показав, какие фразы или абзацы неудачны и как можно и нужно сделать лучше.
С.Т. В свое время, Юрий Александрович, меня тоже "бросили в воду", и я, в отличие от Вас,
уже начал тонуть, не написав диссертацию в отведенный срок. В качестве "штрафной санкции"
меня не взяли на постоянную работу в Институт, и летом 1967 г. я впервые на один месяц попал
в редакцию журнала "История СССР", которым Вы тогда руководили. Так что я отношусь
к вышеописанному методу обучения - "научному плаванию" - более сдержанно, чем Вы.
А кстати, каков был в Ваше аспирантское время уровень требований к диссертациям, который
сейчас значительно снизился?
Ю.П. Стать не только доктором, но и кандидатом наук было тогда, безусловно, гораздо
труднее, чем сейчас. Защиты происходили сравнительно редко, и причина этого заключалась
не в специфических обстоятельствах времени (хотя их тоже нельзя сбрасывать со счетов),
а в высокой требовательности и к профессионализму диссертанта, и к уровню компетентности
членов Ученых советов. Да и ответственность оппонентов была несравненно выше. Степень
кандидата и тем более доктора наук значила очень много. Материальная сторона также имела
значение: ведь младший научный сотрудник (мне), кандидат наук получал 2 тыс. руб. в месяц.
Молодой семье это обеспечивало трудное, но сносное существование. Старший научный
сотрудник кандидат наук получал 3 тыс., а доктор, зарабатывавший 4-5 тыс., считался уже
зажиточным человеком.
Между тем нынешний доктор наук не может обеспечить семью даже нормальным питанием.
Дело, разумеется, не только и даже не столько в материальной стороне, хотя и ее нельзя
сбрасывать со счетов. Количество переходит в качество - этот постулат как будто еще никем
не опровергнут. Диссертационная конвейеризация опасна. В конце 1940-1950-х гг. "доктор
наук" - это звучало гордо, причем каждый раз при защите диссертации стоило немалых трудов
найти доктора наук для оппонирования. Сегодня докторская и кандидатская степени
девальвированы. Уровень многих известных мне диссертаций и их авторов невысок. Конечно,
спору нет, и сейчас есть прекрасные работы, есть талантливые авторы, но общий уровень, на
мой взгляд, снизился значительно.
С.Т. В чем Вы видите причины этого?
Ю.П. Процесс длился долго. Ведь я имею в виду целых полстолетия. Инфляция неизбежна.
Она происходит в самых различных сферах. Возьмите, к примеру, реальную стоимость 50 лет
назад и сейчас такой стабильной валюты, как доллар. Колоссальная разница, хотя никаких
потрясений с долларом как таковым вроде бы не происходило. Так и с диссертациями. Росло
количество Ученых советов и возникала некая цепочка: больше советов - больше защит,
больше защит - больше возможностей для прохождения слабых диссертаций.
Выражение "в доктора пошел середняк" появилось уже четверть века назад. Для ис¬
торической науки, в частности, имела значение система защит в Академии общественных наук
при ЦК КПСС. Я был там членом Ученого совета, руководил несколькими аспирантами и,
положа руку на сердце, могу покаяться: там научный руководитель, не обеспечивший написа¬
ния диссертации, считался слабаком. Любой ценой диссертация доводилась до кондиций, порой
весьма условных. А вынесенная на защиту она, как правило, проходила единогласно. Да и ВАК
диссертации из АОН пропускал беспрепятственно. Особенно это относилось к диссертантам из
восточных республик и к кафедре истории партии. Конечно, и из АОН немало хороших
историков, серьезных исследователей, уважаемых авторов, но общая негативная тенденция
нарастала, и сейчас результаты этого сказались. А за последние 10 лет возникли новые
проблемы, не способствовавшие повышению профессионализма.
С.Т. Так сейчас общий уровень профессионализма в Институте ниже, чем был тогда?
Ю.П. Понятие "общий уровень" довольно расплывчато, а сопоставления - трудны. Если
иметь в виду уровень значительной части докторов и кандидатов наук, то с профессиональной
точки зрения он стал ниже, хотя численно их стало куда больше. Если говорить о ярких,
выдающихся ученых, то их удельный вес в коллективе тогда был, бесспорно, выше. Впрочем, я
думаю, что академические институты, в том числе Институт российской истории, все же сумели
сохранить сравнительно высокий уровень компетентности.
В целом же по России упадок науки - явление общепризнанное. Сколько данных приводится
о пресловутой "утечке умов"! Ясно, что отъезд за рубеж талантливой научной молодежи
сказывается уже сейчас, а в дальнейшем скажется на нашей науке еще больше. Вряд ли нас
может радовать то обстоятельство, что забытое выражение о физиках и лириках неожиданно
возродилось в эмигрантских реалиях. В западных странах в почете (относительном) российские
физики, тогда как потребность в гуманитариях невелика.
А коммерциализация образования и науки? Я читал, что, кроме частных вузов, появились
124
даже частные ВАКи. Это за пределами разумного. Получить вузовский диплом за деньги?!
Защитить кандидатскую, докторскую за деньги?! Пройти ВАК - тоже за деньги?! Неужели
нельзя остановить разгул коммерческой вольницы? Если наукой будет править мошна, а не
интеллект, наука перестанет быть наукой.
С.Т. Да, Юрий Александрович, Вы поднимаете вопросы жизненно важные. Но о них нужно
говорить специально. Не будем отвлекаться. Как же было дальше с Вашим поступлением
в Институт?
Ю.П. Весной 1949 г. Институт истории порядком "почистили", борясь с космополитизмом.
Разгона, в частности, послали заведовать кафедрой в Томский университет. И. Минца опреде¬
лили завкафедрой в Ленинский пединститут. Институту истории очень не хватало кадров,
особенно по XX веку (правда, прошла лишь половина столетия, но какая!). Не знаю как - ведь
я, заочник, не имел никаких связей или знакомств, а дружба с Разгоном обратилась в минус, -
но, вероятно, в секторе истории советского общества у заведующего Андрея Павловича
Кучкина осталось хорошее впечатление о моей диссертации, и он рассказал об этом директору
Борису Дмитриевичу Грекову. Тот пригласил меня и предложил работать в Институте.
Я согласился, но, оказалось, что я числюсь в номенклатуре ЦК ВЛКСМ.
С.Т. И что же комсомол?
Ю.П. Я никогда не забуду заседания секретариата ЦК. Первый секретарь Николай Алек¬
сандрович Михайлов вежливо, по-доброму сказал, что я еще молод и должен поработать
в комсомоле, предложив мне редактировать журнал "Вокруг света" (тогда, вероятно, он нахо¬
дился в ведении комсомола).
Я ответил, что, защитив диссертацию, хочу перейти на научную работу. Михайлова это заде¬
ло, и он заговорил уже резко. Говорил, что вот есть люди, которые не хотят трудиться на чер¬
ной (почему черной?) работе и стремятся куда-то повыше, а комсомольские работники должны
за них выполнять эту самую черную работу. Я пытался возразить, что раз государство выучило
меня на кандидата наук, то целесообразнее использовать меня по специальности. Михайлов
вышел из себя, назвал меня белоручкой, тунеядцем и сказал, что таких надо гнать в шею.
Я понимал, что после этих слов мне в комсомоле уже не работать, но, опуская голову все
ниже и ниже, я, казалось, вот-вот скажу "да". Между прочим, другие секретари ЦК, в том числе
не слишком близко, но все же знакомый мне Александр Шелепин, и моя хорошая приятельница
Тамара Ершова сидели, не проронив ни слова. Наконец, Михайлов исчерпал запас недовольства
в мой адрес, махнул рукой и сказал: "Идите", вложив в это слово все возможное презрение. Так
в июне 1949 г. я стал младшим научным сотрудником Института истории АН СССР.
С.Т. Ну, и каким Вам показался Институт?
Ю.П. За несколько недель до этого через Институт прошла антикосмополитическая волна
(о своем видении этого позорища я не раз писал). Одно это не позволяло мне, входя в Институт,
замирать от восторга и рассматривать его как храм науки. Само здание на Волхонке, 14, воз¬
двигнутое для кн. Голицына на месте, где когда-то был дворец Екатерины II, не раз пере¬
строенное, но сохранившее остатки былой анфиладной роскоши и переданное после Октябрь¬
ской революции Коммунистической академии, здание, в большом зале которого И. Сталин
провозгласил курс на ликвидацию кулачества как класса, казалось, отражало сложность и про¬
тиворечивость нашей истории.
С.Т. Здание, в котором я тоже когда-то работал действительно отражало противоречивость
истории и ее парадоксы. А состав сотрудников Института?
Ю.П. Состав тем более. Очень разные люди разными путями приходили в Институт.
Странное кадровое сочетание: рядом на Ученом совете сидели член партии с 1912 г. Андрей
Павлович Кучкин, одесская подпольщица Анна Михайловна Панкратова и известные в про¬
шлом кадеты Сергей Владимирович Бахрушин и Константин Васильевич Сивков. Я понимал,
что за академической вежливостью таятся сложные отношения. Не было забыто время, когда
этих людей разделяли баррикады в прямом смысле слова, а потом баррикады идеологические.
Позади был ленинградский процесс историков, "чистки" конца 1930-х гг.... Еще не завершив¬
шаяся борьба с космополитизмом не сопровождалась расстрелами и арестами, но оставила
глубокие моральные травмы. Все сплелось в удивительный клубок. Ученые старшего поколе¬
ния помнили, как М. Покровский критиковал всех, а потом все критиковали его. Были
сотрудники, элементарно не сильно грамотные. Но тон все же задавали блестящие ученые. Их
выступления на собраниях, заседаниях Ученых советов давали великолепную школу.
Институтом руководили Б.Д. Греков, пользовавшийся всеобщим уважением, но в силу заня¬
тости государственными, общественными, общеакадемическими делами не имевший возможно¬
сти повседневно заниматься Институтом. Но сказать, что Борис Дмитриевич был оторван от
Института, нельзя. Он любил его и всегда был в курсе основных событий. Фактически руково¬
125
дителями Института были умнейшие люди, прекрасные ученые - Сергей Львович Утченко
и Виктор Иванович Шунков. Много работал ученый секретарь, будущий академик Александр
Михайлович Самсонов. Правда, после защиты кандидатской диссертации он ушел в отпуск,
потом долго замещал ученого секретаря Отделения истории М.В. Попова, а затем и вовсе
перешел в РИСО (Редакционно-издательский совет). Вот почему несколько месяцев мне
пришлось выполнять не слишком увлекательные обязанности ученого секретаря. Греков
предложил занимать эту должность постоянно. Я не мог ответить ему отказом, но заведующий
сектором советской истории А.П. Кучкин был крайне обижен. При нехватке кадров на самом
приоритетном участке забирать молодого сотрудника именно оттуда! Греков с уважением
относился к Кучкину (как, впрочем, и ко всем старым партийцам) и не настаивал. Кучкин
перенес обиду с Грекова на меня, и инцидент был исчерпан.
С.Т. Кто из сотрудников Института того времени запомнился Вам?
Ю.П. В Институте работали выдающиеся общественные деятели первой половины века.
Академик Иван Михайлович Майский, бывший меньшевик, министр Комуча, затем известный
советский дипломат, посол СССР в Великобритании, был весьма активен в институтской
жизни, привыкая к научной работе, которой он прежде не занимался. По поводу его научного
багажа в Институте рассказывали злой анекдот. По возвращении из Англии в 1943 г. Майский
одно время работал заместителем наркома иностранных дел. Но он, видимо, перестал по каким-
то причинам устраивать Сталина и Молотова, и ему намекнули на желательность его отставки
(ввиду широкой мировой известности Майского отставку надлежало провести "мягко"). Иван
Михайлович, никогда не забывавший о своих интересах, сказал, что готов покинуть Нарком-
индел, если его выберут академиком. Сказано-сделано. В 1946 г. Майский стал академиком и
сотрудником Института истории. Тогда было принято, чтобы новый член партийной органи¬
зации рассказывал на собрании свою биографию (Майский считался членом ВКП(б) с 1921 г.).
Иван Михайлович изложил автобиографические вехи и закончил словами (в этом и была вся
соль анекдота): "Сейчас меня за научные заслуги избрали академиком, и я, наконец, могу
заняться научной работой".
Не мог не привлекать внимания академик Абрам Моисеевич Деборин, самый крупный
из советских философов, бывший когда-то редактором журнала "Под знаменем марксизма", но
подвергшийся затем жестокой критике за "меньшевистствующий идеализм". Вместе с Майским
он трудился в секторе Новейшей истории. Жена его сына рассказывала мне, что он попал
в опалу за то, что уклонился от написания статьи "Сталин как философ" к 50-летию вождя.
В институте числился и академик Федор Аронович Ротштейн, один из основателей англий¬
ской компартии. Мне не запомнились какие-либо его выступления, но я хорошо помню, как
готовился сборник его памяти (он умер в 1953 г.) "Империализм и борьба рабочего класса"
(вышел в 1960 г.).
С.Т. Да, были люди в Ваше время... Этим, вероятно, список выдающихся сотрудников не
исчерпывается?
Ю.П. Конечно, нет. Владимир Дмитриевич Бонч-Бруевич, старейший соратник Ленина
(с конца XIX в.), управделами Совнаркома в 1917-1920 гг., был в это время директором Музея
истории религии и атеизма, который размещался в Ленинграде, в Казанском соборе. Но я от¬
четливо помню, что он состоял на учете в институтской партийной организации, жил в Москве
и часто бывал в Институте, именно в нашем секторе. При обмене партдокументов выяснилось,
что у него "выговор с занесением" за хранение в музее "антипартийной литературы". В связи с
обменом партбилетов старые выговоры, как правило, снимались. Но Владимир Дмитриевич
отказался ставить этот вопрос и остался с выговором. Он был обаятельнейшим человеком. Его
речь сверкала яркими образами, сравнениями - ни одной стандартной фразы. Я могу назвать
немногих, равных ему по остроумию. Как-то он рассказывал о своих невероятно мучительных,
острых, жгучих невралгических болях. Столпившиеся вокруг него в коридоре сотрудники
надрывались от хохота - так остроумно, живо, ярко и весело (да, весело!) В.Д. Бонч-Бруевич
говорил о своих страданиях.
В штате Института состояли также академики С.Б. Веселовский и Р.Ю. Виппер. В ту пору
работающим за выслугу лет давали ордена и медали (вплоть до ордена Ленина) в соответствии
со стажем работы. Потом это дело как-то сошло на нет. Мне пришлось, исполняя обязанности
ученого секретаря, составлять списки сотрудников, подлежавших награждению, и подсчиты¬
вать годы их стажа. Так я узнал, что Роберт Юрьевич Виппер родился в 1859 г. Сможет ли кто-
нибудь из нынешних сотрудников представить, что у нас работал человек, родившийся до отме¬
ны крепостного права, почти полтора века назад!? Кстати в Президиуме Академии возникли
осложнения со стажем Виппера - кадровики не хотели засчитывать в стаж годы, проведенные
в буржуазной Латвии (1924-1940 гг.).
126
С.Т. Но ведь были замечательные ученые и помоложе?
Ю.П. Конечно. В расцвете сил и творческой активности были такие наши замечательные
ученые, показывавшие молодежи примеры преданности науке, высочайшего профессиона¬
лизма, принципиальности, как Милица Васильевна Нечкина и Лев Владимирович Черепнин.
В 1949 г. были еще членами-корреспондентами АН СССР Николай Михайлович Дружинин
и Михаил Николаевич Тихомиров. Основной работой Сергея Даниловича Сказкина считался
Московский университет, но он был и сотрудником Института.
Глубоким, ярким и разносторонним ученым был Борис Федорович Поршнев. Получив Ста¬
линскую премию за монографию о Французской фронде XVII в., он занимался и рядом других
проблем, увлекшись затем поисками "снежного человека". Хотелось бы назвать также одного
из крупнейших востоковедов, эрудита и остроумнейшего оратора Анатолия Филипповича
Миллера, знатока истории германского империализма Аркадия Самсоновича Ерусалимского,
страстного книголюба Владимира Михайловича Турок-Попова, мастера исторического повест¬
вования Альберта Захаровича Манфреда, хорошо известного в Германии специалиста по
немецкой истории Моисея Менделевича Смирина, англоведа Николая Александровича Еро¬
феева, автора великолепных книг о Цицероне и Юлии Цезаре, обаятельнейшего Сергея Льво¬
вича Утченко.
Все они были не только крупными учеными, профессионалами в самом высоком смысле
слова, но и просто талантливыми людьми. Я назвал А.Ф. Миллера остроумнейшим оратором,
но было бы несправедливо не сказать о том, что все названные выше люди обладали даром
красноречия и были собеседниками, сочетавшими остроумие с глубиной мысли. Кстати говоря,
многие из них в конце 1940- начале 1950-х гг. еще не защитили докторских диссертаций, хотя
их труды были уже широко известны. Умной, одаренной, волевой женщиной была Нина
Александровна Сидорова - секретарь институтского партбюро, активной и языкастой - Софья
Иосифовна Якубовская. Я назвал лишь небольшую часть тогдашней институтской элиты,
но и этого достаточно, чтобы представить интеллектуальное лицо Института.
Этот облик дополнялся талантливой молодежью, главным образом аспирантами, которые
в ту пору были более заметны, чем ныне. Вероятно, это можно объяснить тем, что тогда
существовала общественная жизнь - проводились партийные, профсоюзные, комсомольские
собрания, выпускались стенгазеты, была прекрасная художественная самодеятельность, все
дружно и весело выходили на субботники (во всем этом молодежь могла заметнее проявить
себя). Среди аспирантов тех лет нельзя не назвать Александра Зимина, Александра Некрича,
Владимира Пашуто, Вильяма Похлебкина, Григория Севостьянова, Ростислава Дадыкина,
Александра Иоффе, Лидию Максакову, Владимира Полетаева, Зинаиду Удальцову, Елену
Голубцову.
Напоминаю, что я говорю только о 1949 г. В дальнейшем коллектив Института претерпевал
с каждым годом существенные изменения, касавшиеся всех категорий сотрудников.
С.Г. По многим современным публикациям может создаться впечатление, что тогда
в стране, в том числе и в мире науки, царила гнетущая обстановка и все друг друга боялись. Так
ли это?
Ю.П. Время многое самортизировало в моих ощущениях. И главное, пожалуй, заключается в
том, что я и мои друзья были тогда молоды. Все воспринималось иначе. Поэтому я без тени
сомнеция отвечаю, что преобладали ощущения оптимизма, жизнерадостности. Все аспиранты и
младшие научные сотрудники выступали с докладами и лекциями по линии общества "Знание".
Наши "капустники" были остры и веселы, на праздничных вечерах много и дружно пели, в ходу
были дружеские "розыгрыши", конкурсы на лучшее знание книг Ильфа и Петрова (тогда после
долгого перерыва вышел толстый однотомник с обоими романами, и неувядаемый Остап
переживал вторую молодость). Охотно ходили мы на демонстрации 1 мая и 7 ноября, причем
воспринимались они не как повинность, а как веселая дружеская встреча. По Волхонке мы
проходили быстро, а перед поворотом на улицу Горького долго стояли (перед Красной пло¬
щадью сливалось несколько людских потоков). В доме между "Националем" и университетом
располагалось тогда американское посольство. Американцы раскрывали окна, с любопытством
смотрели на демонстрантов, фотографировали, а мы поворачивались к ним и задорно пели
популярную тогда песенку:
Кто опять спокойно спать
Не дает матерям и детям,
Те, кто грозят нам войной,
Будут за это в ответе!
127
Американцы смеялись. Мы тоже.
Я не хочу, чтобы создавалось впечатление некоей идиллии. Суровость времени не исчезла,
диктатура пролетариата оставалась официально признанной сутью государственного устрой¬
ства. Попавшие в опалу во время борьбы с космополитизмом ученые рассматривались чуть ли
не как враги народа. Когда И. Минц зашел по какому-то делу в Институт, многие сотрудники,
проходя мимо, отворачивались, не желая или боясь здороваться. Впрочем, я не забыл и того,
как через 10 лет те же люди приходили к Минцу, который снова вошел в силу, заискивающе
просили о поддержке в защите диссертации, публикации книги или статьи.
С.Т. Итак, читатель получил известное представление о том, каким был Институт истории
50 с лишним лет назад. Расскажите теперь, пожалуйста, чем Вы занимались как молодой
научный сотрудник.
/9.77. Меня нагружали основательно. Приходилось и считывать рукописи, и подбирать
материалы в архивах для старших коллег. Я не сетовал. Убежден, что научный сотрудник
должен пройти все ступени, должен уметь делать все, но что касается использования старшими
младших, то здесь тогда был явный перебор.
Заместителем Кучкина по сектору был Риф Мухсинович Раимов - серьезный ученый,
написавший основательную монографию об образовании Башкирской АССР, неплохой чело¬
век, но излишне жесткий администратор. Как раз в это время в издательстве застряла моно¬
графия Д.А. Баевского. Автор - знающий и мыслящий человек обладал серьезным недостат¬
ком - плохо писал. Написав какой-нибудь абзац, он начинал комментировать часть абзаца,
затем развивать часть комментария и т.д. Главная мысль терялась, текст превращался
в раскидистое дерево. Выражение "растекаться мыслию по древу" как нельзя лучше подходило
к его рукописи. В издательстве редакторы отказались продолжать работу над его рукописью.
Раимов поручил редактировать ее мне. Я полгода занимался этим неблагодарным делом,
а автор - доктор наук - торопил и понукал меня, искренне полагая, что я обязан посвятить его
рукописи все свои дни и ночи. Пришлось поднять бунт на корабле. В это же время я писал
разделы для шестого тома "Истории Москвы", а затем мы выпустили коллективный труд
"СССР в период восстановления народного хозяйства". Ответственным редактором был
А.П. Кучкин, членами редколлегии С.И. Якубовская и я. В томе были и написанные мною
главы.
С.Т. Значит, молодым все-таки давали возможность писать и редактировать?
/9.77. Конечно. Не только давали, но и поощряли. Я говорил лишь о том, что одновременно
стремились использовать молодых для выполнения работы не вместо старших, а за старших под
их именем.
С.Т. Вы невольно вышли за пределы 1949 и 1950 гг. Понятно, что, говоря о создании
научных трудов, нельзя ограничиться годом или полутора годами. Давайте немного расширим
хронологические рамки и поговорим о 1950-х гг. Что было тогда главным объектом
работы?
/9.77. Безусловно, вузовский учебник. Ситуация была такой. Уже перед войной вышли
2 тома учебника по истории СССР до XX в. Но учебник по советскому периоду никак не уда¬
вался. Все занимались по "Краткому курсу" истории партии, а после войны добавили сборник
выступлений И. Сталина 1941-1945 гг. Поэтому было признано необходимым создать
вузовский учебник, как тогда говорилось, "по гражданской истории". Многие считают, что
этому якобы препятствовали партийные инстанции. Это не так. В ЦК активно поддерживали
идею создания "гражданского учебника". Остановлюсь на истории создания этого учебника
подробнее, поскольку она наглядно показывает всю сложность'развития нашей исторической
науки, ее зависимость от политики
С.Т. Сколько же лет длилась эта история с историей?
/9.77. В 1955 г. директор Института Аркадий Лаврович Сидоров и его энергичный за¬
меститель Лука Степанович Гапоненко сформировали авторский и редакторский коллективы
под руководством Максима Павловича Кима. К этому времени уже были некоторые наработки
в виде опубликованных университетских лекций по отдельным периодам. В рабочую ред¬
коллегию вошли Л.С. Гапоненко, Э.Б. Генкина, А.П. Кучкин, Ю.А. Поляков, А.Л. Сидоров,
М.И. Стишов. К началу 1956 г. том был в основном готов, и мы провели последние его
обсуждения перед сдачей в издательство.
С.Г. И в это время прошел XX съезд КПСС...
/9.77. Совершенно верно. Все надо было переосмысливать. Особенно странными были
первые недели после съезда: ведь заседание с докладом Хрущева о культе личности было
закрытым. Тем не менее уже в первые недели все знали о том, что произошло, но делали вид,
что ничего не знают. У меня печаталась тогда в журнале "Коммунист" рецензия на статьи по
128
истории, опубликованные в БСЭ. Меня вызвал редактор "Коммуниста" Александр Васильевич
Березкин - умный, порядочный, честный человек. "Надо доделать рецензию в свете решений
съезда", - сказал он. - "Что именно?" - спросил я. - "Ну, посмотрите, подумайте, но надо
обязательно учесть", - мялся Березкин.
Фантастическая ситуация! Я знал, что Березкин знает, но не решается говорить. Березкин
знал, что я тоже знаю о речи Хрущева и знаю, что он, Березкин, знает, но считаю неэтичным
его спрашивать. Таковы были партийные традиции - без соответствующего указания и раз¬
решения не болтать языком. Однако через несколько дней, когда ЦК принял постановление
о подготовке новых учебников, в том числе и по истории СССР, наше положение сразу обрело
официальную поддержку. Надо было переделывать текст. Но в значительной части эта пере¬
делка зависела от вопросов не конкретно-исторических, а политических. И для "прояснения"
мы добились встречи с секретарем ЦК кандидатом в члены Президиума, человеком, влияние
которого росло на глазах, - Дмитрием Трофимовичем Шепиловым.
С.Г. Как это стало возможным?
Ю.П. Да, тогда такие встречи были редкостью. Помогла Анна Михайловна Панкратова. Она
была членом ЦК и запросто могла "выйти" на Шепилова. Он принял группу историков в марте
1956 г., сразу после съезда. Участвовали в беседе А.М. Панкратова, АЛ. Сидоров, М.П. Ким,
А.П. Кучкин, Э.Н. Бурджалов, М.И. Стишов, Н.И. Саморуков, И.Б. Берхин, Э.Б. Генкина и я
(может быть, кого-то я забыл). Шепилов произвел на нас большое впечатление. Высокий,
статный, по-западному одетый (особенно бросались в глаза модные штиблеты на толстой
подошве), он казался нам молодым, хотя ему уже перевалило за 50. Расхаживая по кабинету
(потому и бросились в глаза штиблеты), он говорил свободно и легко, отвечал на реплики
и вопросы.
Не буду пересказывать его речь, хотя в ней было немало новых по тому времени подходов.
Но отмечу одно обстоятельство. Он честно сказал, что и ЦК находится в определенной рас¬
терянности. "Трудно отвечать конкретно на многие вопросы, связанные с ролью Сталина. Всё
слишком горячо - порой дотронешься, руку обожжешь. В ЦК многие поснимали сталинские
портреты, хотя другие колеблются, выжидают. Я понимаю так, - сказал Шепилов. - Не нужно
гипертрофировать роль Сталина, надо снять вредные наслоения. Но не надо бросаться в другую
крайность, это было бы вульгаризацией, искажением истории". Шепилов добавил, что есть
"дикие вещи", когда буквально на следующий день после доклада Н.С. Хрущева "один очень
видный деятель" предложил изъять из обращения "Вопросы ленинизма" и "Краткий курс".
Встреча с Шепиловым была интересной и знаменательной. Даже в самой форме беседы
ощущалось дыхание свежего ветерка. Раскованность и откровенность секретаря ЦК были
непривычными.
Неясность и неуверенность в оценке Сталина после XX съезда были сняты (и то временно)
лишь через 4 месяца в известном постановлении ЦК от 30 июня 1956 г. "О преодолении культа
личности и его последствий".
С.Т. Как Вы лично отнеслись к докладу Н.С. Хрущева?
Ю.П. Я, как, вероятно, и большинство моих сверстников, был потрясен открывшимися
фактами. Да и разоблачение самого Сталина тоже потрясло. Ведь вся жизнь, начиная с детских
лет, прошла в условиях, когда имя Сталина было связано со всем, что происходило вокруг.
Разом перестроиться было невозможно, хотя, как показали последующие события, людей,
которые это делают с превеликой легкостью, - множество. Я иногда свои переживания
выражаю в стихах. И тогда я рифмовал свои ощущения, написав целую поэму. Вот несколько
строк: Шли, не сгибаясь, по уступам, / а он казался нам таким: /Ив недостатках недоступен /
В грехах своих непогрешим.
С.Т. Я понимаю Ваши эмоции. А Ваше восприятие доклада с точки зрения ученого?
Ю.П. Я считал тогда и считаю сейчас, что выступление Хрущева было необходимым. Факты
такого масштаба и такого рода скрывать было нельзя. Но я считал тогда (когда ознакомился
с текстом) и считаю сейчас, что доклад был сделан крайне неудачно. Не хватило разумного
исторического подхода.
С.Т. Но ведь материалы готовил историк. Я имею в виду П.Н. Поспелова.
Ю.П. Поспелов готовил докладную, а не доклад.
С.Т. Вы думаете, что надо было подготовить народ? Но ведь известны юмористические
рассказы о том, как готовят родственников к сообщению о смерти близкого человека и что из
этого иногда получается.
Ю.П. Не столько подготовить, сколько объяснить, почему, как, в каких условиях возник
сталинский культ. Не всё тогда можно было сказать, но объяснить многое было можно
и нужно. Это было неплохо для того времени сделано в постановлении от 30 июня. Но потом
5 Отечественная история, № 5
129
снова начались колебания в сторону то ослабления критики, то неожиданного ее ужесточения в
1961 г., то нового, постепенного смягчения за 18 брежневских лет.
Сталин и после смерти остался чем-то вроде огромного утеса нашей истории. Его то
заволакивало туманом, будто никакого Сталина и не было. То былого "отца" и "гения"
обливали зловонной грязью, чтобы даже подойти к нему было противно. То пытались взорвать,
то хотели снова задрапировать парчой и бархатом. Всё было за 45 лет. А утес остается утесом,
и от этого никуда не деться. Критикуйте, но с фактами. Показывайте противоречия. Но
обходить и замалчивать не получается.
С.Т. Но вернемся к учебнику. Что было дальше?
Ю.П. Мы работали, не разгибаясь, всю весну и все лето. Закончили. Показали Поспелову.
Я подробно описал это в воспоминаниях о Поспелове ("Отечественная история", 1999, № 5) и не
буду повторяться. Он дал "добро", и Политиздат оперативно отпечатал часть тиража (в чистых
листах). Но к этому времени изменилась международная обстановка (события в Венгрии
и Польше). Внутри страны критика Сталина породила брожение в обществе. Учебник велено
было "доработать". Мы доработали и в начале лета 1957 г. снова сдали рукопись в Политиздат.
Но угнаться за жизнью было трудно. В конце июня пленум ЦК КПСС отбил атаку на Хрущева
и произвел Молотова, Маленкова, Кагановича и "примкнувшего к ним Шепилова" в "антипар¬
тийную группу". Этим деятелям в учебнике уделялось немало места, поэтому надо было не
просто вычеркивать фамилии, но и немало переделывать.
Осенью мы решили поехать в Ленинград (учебник печатался там) и работать прямо в типо¬
графии. Произойдут новые события - исправим на месте, не обращаясь в инстанции. Учебник
стал частью нашей жизни, нашей радостью и болью. Ким, Гапоненко и я брали корректуру
в типографии, считывали, не считаясь с тем, день или ночь на дворе. Самоотверженно
работали, проводя дополнительную считку, младшие научные сотрудницы Л. Рогачевская, Н.
Волкова. Наша предусмотрительность оказалась не лишней, так как именно в те дни состоялся
октябрьский пленум ЦК, подвергнувшей опале маршала Жукова. Мы не вычеркнули имя Г.К.
Жукова напрочь, как стали делать потом многие историки, но подсократить количество
упоминаний имени опального полководца было необходимо.
Нервное напряжение достигло предела. Никогда не забуду, как глубокой ночью Ким, Гапо¬
ненко, редактор Политиздата Н. Микешин и я "добивали" последние страницы. Одна фраза
никак не давалась. В ней говорилось о новом составе Президиума ЦК, избранном на июньском
пленуме 1957 г. Мы решили писать честно, а честность требовала упоминаний об избрании
в состав Президиума среди прочих и Жукова. "Мы не можем написать неправду, и дать состав
Президиума, избранного тогда, без Жукова", - говорили мы. "Но Жуков уже не член ЦК. С его
упоминанием в качестве члена Президиума учебник света не увидит", - отвечали мы сами себе.
Был придуман десяток вариантов - ничего не получалось. Мозги как бы высохли, и паста
в ручках иссякла.
Вдруг раздался крик (не скрою, это кричал я): "Давайте напишем: в состав Президиума
входят - и дальше перечень: Аристов, Беляев, Брежнев, Булганин и т.п. (без Жукова, конечно)".
Получалось честно. Мы не обманывали читателя. Жукова в Президиуме уже не было. Нервное
напряжение было так велико, что когда мы осознали, что выход найден, начали дико хохотать.
Представьте - четверо взрослых нормальных мужчин безостановочно минут пять хохотали.
Это было нечто вроде истерики. Наутро мы отнесли в типографию последнюю правку.
Учебник был готов. Гапоненко отвез его в Москву, и там, на торжественном заседании,
посвященном 40-летию Октября, директор Политиздата подписал книгу на выход. Учебник
получил огромный тираж - 600 000 экз. В серии новых учебников наш оказался первым. По
нему шли занятия в сети партпроса, он был переведен на многие языки.
Хочется, чтобы люди, выросшие в других условиях, правильно понимали обстановку
50-летней давности. Все сотрудники института, начиная с беспартийного директора
Б.Д. Грекова, твердо знали, что они должны следовать партийным директивам. Историки
исследовали конкретные проблемы и делали это в большинстве случаев объективно, осно¬
вываясь на фактах. Наука двигалась вперед. Что же касается политических оценок, то историки
могли действовать только в рамках партийных решений. Нарушая это правило, мы не выпу¬
стили бы ни одной книги. Учебник 1957 г., конечно, был написан с позиций КПСС и содержал
ряд концепций, ныне пересмотренных. Но по многим вопросам он закрашивал белые пятна,
пересматривал оценки, включал новые факты. В тех условиях учебник был более научным
и прогрессивным, чем предшествующие книги. Все следует рассматривать в контексте опре¬
деленного времени и пространства.
Я подробно рассказал о тех порогах, через которые мы плыли на своей утлой ладье.
Да, вычеркивание фамилий Молотова, Кагановича, Жукова, трата на это своих сил были
130
ненужными издержками. Это была не наука, а политика. Тот, кто не понимает обстоятельств
времени и места, нарушает главный принцип нашей науки - принцип историзма. В 1950-е гг.
у историков не было других возможностей. Сейчас у нас есть возможность высказать любую
точку зрения, но многие, к сожалению, предпочитают следовать моде, создаваемой ангажи¬
рованными СМИ.
С.Г. Огромное спасибо, Юрий Александрович, за Ваш интереснейший и, главное - очень
искренний рассказ. Одним он напомнит давно пережитое и не раз передуманное, для других
будет откровением и предупреждением о том, к чему мог бы привести возврат к прошлому или,
точнее, к подобию этого прошлого, ибо у времени обратного хода все же нет.
Пользуясь случаем, я от души поздравляю Вас, Юрий Александрович, со славным юбилеем,
еще раз от своего имени, от имени редколлегии журнала, сотрудников редакции и, возьму на
себя смелость, от имени всех наших читателей выражаю наше глубокое уважение и
признательность за ту плодотворную, согретую истинным талантом ученого и художника слова
работу, которую Вы вели в стенах нашего Института и на посту главного редактора нашего
журнала (1966-1969 гг.). Мы искренне ценим Ваш большой вклад в работу редколлегии
"Отечественной истории" и желаем Вам здоровья, новых творческих успехов и следующих, не
менее славных юбилеев.
© 2001 г. О.В. БУДНИЦКИЙ*
ИСТОРИК ИЗ "ПОКОЛЕНИЯ ЛЕЙТЕНАНТОВ"
Борис Самуилович Итенберг, конечно, прежде всего ученый. Хочется написать, невольно
следуя Маяковскому, "этим и интересен". Но дело как раз в том, что интересен он не только
этим. Жить ему пришлось в нелегкие времена. Пришлось повоевать и поучительствовать.
Командовать взводом зенитной артиллерии и строить школу рабочей молодежи. Борис Самуи¬
лович относится к той категории людей, которую американцы называют "self-made-man" - сде¬
лавший себя сам.- Сын сапожника стал доктором исторических наук, профессором, сотрудником
главного научно-исторического центра страны - Института российской истории РАН.
Но обо всем по порядку. Борис Самуилович родился 10 февраля 1921 г. в г. Клинцы
Брянской обл. В 1936 г. он закончил неполную среднюю школу в г. Климовске Московской
обл., куда отца - тогда уже снабженца одной из строительных организаций - перевели по рабо¬
те, а в 1939 г. - среднюю школу в г. Подольске. В августе 1939 г. он был зачислен на исто¬
рический факультет Московского областного педагогического института.
В то время в МОПИ был незаурядный преподавательский состав. Студентам особенно
запомнились лекции профессоров А.И. Козаченко, С.С. Дмитриева, Б.Ф. Поршнева, а также
Б.А. Рыбакова по археологии, А.М. Золотарева по истории первобытного общества,
Д.Г. Редера по истории древнего мира, семинарские занятия по феодализму С.Л. Морголина.
В 1940 г. семинарские занятия по истории России XIX в. стал вести 36-летний Петр Андреевич
Зайончковский, только что защитивший кандидатскую диссертацию по истории Кирилло-
Мефодиевского общества и не имевший еще ни одной опубликованной работы. Встреча с ним
сыграла решающую роль в становлении Итенберга как исследователя1.
Зайончковский был полон энтузиазма, водил своих воспитанников в недавно открывшуюся
Историческую библиотеку, в архивы. Молодой преподаватель стремился привить своим уче¬
никам уважение к историческому факту, умение работать с документами, архивными мате¬
риалами.
Этот подход в полной мере воспринял и Борис Итенберг - первый ученик Зайончковского.
Петр Андреевич предложил ему тему курсовой работы - "Южнороссийский союз рабочих",
о деятельности которого в архиве сохранились 5 или 6 томов следственных материалов. Из этой
курсовой работы впоследствии выросла кандидатская диссертация Б.С. Итенберга - первая,
защищенная под руководством Зайончковского.
Заканчивал институт Итенберг в 1942 г. уже в г. Чкалов, куда был эвакуирован МОПИ.
Будницкий Олег Витальевич, доктор исторических наук, старший научный сотрудник Института
российской истории РАН.
5*
131
В августе того же года он был призван в Красную армию и направлен в Чкаловское артилле¬
рийское училище. С октября 1943 г. младший лейтенант Итенберг находился в действующей
армии.
Он был командиром взвода управления 220-го зенитного бронепоезда, затем стал команди¬
ром огневого взвода. Борис Самуилович прослужил в этой должности до конца войны, зарабо¬
тав еще одну звездочку на погоны. Задачей бронепоезда было огневое прикрытие операций
сухопутных войск, а также железнодорожных станций, мостов и других объектов от налетов
авиации противника. Лейтенант Итенберг участвовал в боях на Западном, 2-м Прибалтийском и
3-м Белорусском фронтах. Войну он закончил в Восточной Пруссии, под Кенигсбергом.
Жена Б.С. Итенберга Нина Федоровна сохранила фронтовые письма мужа. Вот некоторые
фрагменты из них, представляющие не только личный интерес: «Сегодня утром читал книжеч¬
ку о Зое Космодемьянской... Какая сильная натура эта "Таня"» (16 ноября 1943 г.). "Вот только
что сообщили - взяли МИНСК!! И прошло только 10 дней с начала такого сильного удара.
Какая Армия! Борзописцам в Германии сейчас, наверно, сказать нечего, или говорить, что они,
как никто, удачно сдали Минск! Смех!! ...С сегодняшнего дня начал регулярно заниматься
языком, я все-таки еще не теряю мысли, Нинуська, опять в науку удариться". (4 июля 1944 г.).
"Германию, эту проклятую страну, я увидел. Увидел разрушенные дома; брошенную мебель;
мостовые, аккуратно обсаженные деревьями; библиотеки с новыми, не читанными книгами;
и много других мелочей, говорящих о жизни неслыханно хорошей, какой жили эти паразиты...
Что нужно было им еще?! Они хотели войны, они ее получили... Дорогая Нинуська, когда
видишь всю эту обстановку, с одной стороны, жалко эту разбитую мебель, посуду, но с другой,
когда вспомнишь, как они жгли и ломали наше русское добро, то хочется мстить даже этой
мебели, ведь это немецкая мебель, ведь на ней сидел фриц!" (25 марта 1945 г.). "Милая
Нинуська! Поздравляю тебя, дорогая, с Днем победы! День, которого ждал весь мир и которого
мы с тобой ждали, наступил! Униженная, опозоренная Германия валяется у ног победителя.
Вчера ночью (вернее, сегодня) узнали мы это радостное сообщение; в честь этого я дал салют
15 залпов; все салютовали - кто из пушек, кто из пулеметов, кто из автоматов, взвивались
ракеты; это был беспорядочный салют, но салют от всего сердца людей, которые воевали за
эту победу... Я представляю себе, как встречают этот день в Москве, сколько поздравлений;
но очень многие со слезами на глазах встретят этот радостный день, они будут рады за победу и
жалеть будут о тех, кто кровью завоевал эту победу и погиб, своих близких, родных, знакомых.
Ну ничего не поделаешь, в каждой радости есть горе - диалектика..." (9 мая 1945 г., Гумбинен).
В декабре 1945 г. Б.С. Итенберг был уволен в запас, а уже в феврале 1946 г. стал работать
преподавателем истории в одной из школ г. Перово Московской обл. В августе того же года
25-летний фронтовик был назначен директором 1-й Перовской средней школы рабочей
молодежи. В этой должности он проработал 11 лет. Молодой директор был строг, но спра¬
ведлив. Ученики его побаивались и уважали. Приходилось быть не только учителем и адми¬
нистратором, но и прорабом (для школы рабочей молодежи было построено новое здание -
случай в те годы беспрецедентный!). Эта работа, как и служба в армии, помогла Б.С. Итенбергу
развить в себе такие качества, как самодисциплина, высочайшая организованность, требова¬
тельность к себе и другим. Борис Самуилович научился кратко и четко, логично и понятно
излагать свои мысли - качество для будущего научного работника поистине бесценное. Не
лишним будет сказать, что во время работы в школе Б.С. Итенберг занимался в Библиотеке
имени В.И. Ленина, что помогало ему быть в курсе научной жизни и по возможности следить за
литературой по специальности.
После войны возобновились отношения с П.А. Зайончковским, который добровольцем
ушел на фронт, но воевал в других местах. По его настоянию Борис Самуилович попытался
поступить в аспирантуру МОПИ, но в институте к нему отнеслись не очень доброжелательно
и в аспирантуру не приняли. Однако благодаря поддержке профессора А.И. Козаченко
разрешили "прикрепиться" к кафедре истории СССР для сдачи кандидатского минимума
и подготовки диссертации.
Темой диссертации, из которой потом выросла монография, выдержавшая два издания,
стала история "Южнороссийского союза рабочих".
В июне 1950 г. Б.С. Итенберг успешно защитил кандидатскую диссертацию на тему "Южно¬
российский союз рабочих - первая пролетарская организация в России". Официальными оппо¬
нентами согласились выступить член-корреспондент АН СССР А.М. Панкратова и П.С. Тка¬
ченко. Естественно, что молодому кандидату наук хотелось работать в вузе, но устроиться
на работу по условиям того времени оказалось не так просто. Борис Самуилович даже ездил
в Рязанский педагогический институт, где открылась вакансия, но, увы... Лишь в 1957 г. его
пригласили на работу в Институт истории АН СССР в качестве младшего научного сотрудника.
132
Предполагалось, что он займется проблемой народничества, с которого после XX съезда КПСС
было снято "табу". Итенберг был зачислен в сектор истории СССР периода капитализма (им
тогда руководил Л.М. Иванов), быстро "вошел в тему" и с тех пор более чем на 30 лет
"постригся в народники".
В секторе сформировалась небольшая группа сотрудников, взявшихся за изучение проблемы
народничества. Это были Э.С. Виленская, В.Ф. Захарина, В.А. Твардовская. Интерес к изу¬
чению народничества проявлялся и в Москве (М.Г. Седов, Е.Г. Плимак и др.), и в Ленинграде
(Ш.М. Левин, С.Н. Валк, С.С. Волк, В.Н. Гинев и др.). Народничество начали изучать в Киеве,
Петрозаводске, Тамбове, Воронеже, Тбилиси, Нальчике, Кишиневе. "Это стихийное движение
научной мысли, распространившееся чуть ли не по всему Союзу, требовало какого-то коорди¬
национного центра, тем более, что было с кого брать пример", - вспоминает Б.С. Итенберг.
Пример подала академик М.В. Нечкина, организовавшая в начале 1958 г. исследовательскую
группу по изучению революционной ситуации в России в конце 1850- начале 1860-х гг.
Три года спустя, 30 января 1961 г., состоялось первое заседание группы по изучению
общественного движения пореформенной России при секторе истории капитализма. Возглавил
ее Б.С. Итенберг, а ученым секретарем стала В.А. Твардовская. На первом заседании группы
Борис Самуилович выступил с сообщением "Некоторые вопросы изучения истории общест¬
венного движения в России во второй половине XIX века".
Так Б.С. Итенберг стал "главным народником" страны. Заседания группы проходили регу¬
лярно, о них оповещались исследователи не только Москвы и Ленинграда, но и других
вузовских центров. Они специально приезжали в столицу для участия в заседаниях группы.
Случалось на них выступать и зарубежным ученым.
А достижения группы были весьма весомыми. В том, что история революционного народни¬
чества относится сегодня к числу наиболее разработанных тем в отечественной историографии,
несомненная заслуга историков, активно участвовавших в ее деятельности и, разумеется, ее
бессменного руководителя. Тематика докладов, заслушивавшихся на заседаниях группы, была
разнообразна и охватывала самые разные аспекты истории народничества.
С докладами выступали Э.С. Виленская, Р.В. Филиппов (Петрозаводск), В.А. Твардовская,
М.Г. Седов, Г.С. Ульман (Львов), В.П. Лейкина-Свирская (Ленинград), В.П. Крикунов
(Грозный), С.С. Волк и др. При этом заслушивались сообщения не только историков,
но и философов, и литературоведов (Е.А. Таратута, А.В. Храповицкий).
Сам Б.С. Итенберг взялся за проблему "хождения в народ". Как всегда, он шел от фактов
к обобщениям. Главной его заботой стало изучение буквально кубометров дел, хранящихся в
Центральном государственном архиве Октябрьской революции. Это были многочисленные
материалы двух крупнейших процессов народников-пропагандистов - "50-ти" и "193-х". Тысячи
протоколов допросов революционеров-народников и крестьян, документы, бумаги, отобранные
у арестованных революционеров, - все это предстояло осмыслить и проанализировать.
"Признаюсь, - вспоминает Борис Самуилович, - что обилие материала меня просто подавляло".
В 1964-1965 гг. часть этих документов была издана в виде двухтомника объемом 70 п.л.2 В него
вошли наиболее ценные архивные материалы, а также важнейшие из опубликованных ранее,
но давно ставшие библиографической редкостью программные и некоторые другие документы,
охватывающие основные этапы истории революционного народничества 1870-х гг. - "хождения
в народ", "Земли и воли", "Черного передела" и "Народной воли".
Это фундаментальное издание в известном смысле восстанавливало "распавшуюся" в сере¬
дине 1930 - середине 1950-х гг. "связь времен". После выхода таких изданий, как «Литература
партии "Народной воли"» (М., 1930) и «Архив "Земли и воли" и "Народной воли"» (М., 1932),
публикация документальных сборников по истории народничества прекратилась. По широте
и разнообразию представленного материала, а также по образцовой археографической
подготовке двухтомник под редакцией Б.С. Итенберга, С.Н. Валка, С.С. Волка и Ш.М. Левина
значительно превосходил аналогичные издания 1920-1930-х гг. Борис Самуилович был ответ¬
ственным редактором первого тома, что свидетельствовало о признании научной обществен¬
ностью его бесспорных заслуг как специалиста и организатора научного процесса.
Новое издание значительно облегчало работу по изучению революционного народни¬
чества - темы, долгие годы бывшей почти запретной для подлинного научного исследования.
Особенно двухтомник был полезен преподавателям и студентам, тем более что во многих уни¬
верситетах и пединститутах в то время начали читаться спецкурсы, в которых рассматривались
различные аспекты истории революционного народничества.
В конце 1950 - первой половине 1960-х гг. Б.С. Итенберг опубликовал в различных жур¬
налах и сборниках ряд статей по истории революционного народничества, а также брошюру об
одном из видных деятелей эпохи "хождения в народ" Дмитрии Рогачеве. Все это явилось
133
подступом к главной, на мой взгляд, книге Бориса Самуиловича - "Движение революционного
народничества". Случилось так, что подготовленная в основном рукопись долго лежала без
движения. Руководство Института истории явно не торопилось дать добро на ее издание: ведь
тема народничества оставалась достаточной острой; традиционного для советской историо¬
графии "единства взглядов" достичь по этой проблеме так и не удалось.
В конце 1950- начале 1960-х гг. прошла дискуссия о народничестве на страницах журналов
"Вопросы литературы" и "История СССР". В центре спора было соотношение революционно-
демократического (к нему принято было относить движение 1860-х гг.) и народнического эта¬
пов революционного движения в России. Б.С. Итенберг, как и другие "народники", отстаивал
точку зрения о единстве идеологии и преемственности российского революционного движения
60-70-х гг. XIX в. Иных воззрений придерживались историки, входившие в возглавляемую
М.В. Нечкиной группу по изучению первой революционной ситуации. Они противопоставляли
революционных демократов народникам и считали, что на народническом этапе происходит
"понижение" идейного уровня движения, своеобразный регресс революционной мысли. Дискус¬
сия, "победителей" в которой не оказалось, безусловно, способствовала "реабилитации" народ¬
ничества и стимулировала исследовательскую работу по этой проблеме.
В марте 1966 г. в Институте истории прошла новая дискуссия - на этот раз о внутренней
периодизации освободительного движения в России. Участники групп по изучению первой
революционной ситуации и общественного движения в пореформенной России опять ока¬
зались по разные стороны "барьера". Сопредседателями на заседаниях были М.В. Нечкина
и Б.С. Итенберг, а в качестве докладчиков стороны выставили, соответственно, А.Ф. Смирнова
и Н.А. Троицкого. Дискуссия, носившая достаточно острый характер, выявила много нере¬
шенных и спорных проблем. С другой стороны, постепенно начало вырисовываться согласие
в том, что разночинскому периоду освободительного движения в России в целом было присуще
единство идеологии, причем этой идеологией было народничество3.
Интерес к народничеству был велик не только среди советских историков, но и за рубежом.
В 1958 г. выходит книга американского историка Дж. Биллингтона "Михайловский и русское
народничество", а в 1960 г. была переведена с итальянского на английский язык и издана
в Нью-Йорке (что сделало ее широко известной) монография Ф. Вентури "Русское народни¬
чество". Биллингтон, откликнувшийся на англоязычное издание книги Вентури рецензией,
писал, что она "свободнее от посторонних догматических проповедей, чем важные монографи¬
ческие труды таких советских ученых, как Козьмин, Волк, Итенберг и Левин". Отметив, что
после XX съезда КПСС в Советском Союзе регулярно проводятся встречи ученых для выра¬
ботки "согласованной концепции истории революционного движения XIX века", Биллингтон
далее писал, что в СССР еще имеются "идеологические трудности", так как «давно объявлен¬
ная работа Итенберга о "хождении в народ" 1874 г.» еще не опубликована4.
Любопытно, что Итенбергу стало известно об этой рецензии лишь 2 года спустя. Он решил
довести ее содержание до сведения тогдашнего директора Института истории В.М. Хвостова,
надеясь таким образом ускорить публикацию монографии, которая по-прежнему не попадала в
план выпуска. Придя на прием, Борис Самуилович объяснил цель своего визита и вручил
выдержку из рецензии Биллингтона. С каменным, непроницаемым лицом Хвостов прочитал ее,
а затем холодным тоном заявил: "Ну, знаете, мы как-нибудь будем жить своим умом, а не умом
какого-то американского рецензента". Обескураженный Борис Самуилович вышел из каби¬
нета, проклиная себя за наивный поступок. Кто бы мог подумать, что несколько дней спустя на
заседании редакционно-издательского совета В.М. Хвостов предложит включить в план
выпуска 1965 г. монографию Итенберга!
В 1965 г. эта книга объемом в 24 п.л. вышла из печати, а ее автор стал старшим научным
сотрудником. Через год Б.С. Итенберг защитил докторскую диссертацию "Движение рево¬
люционного народничества". В том же году была издана написанная им в соавторстве
с А.Я. Черняком книга "Жизнь Александра Ульянова". Если учесть, что в 1964 г. Б.С. Итенберг
опубликовал монографию "Первый Интернационал и революционная Россия", то его научной
плодовитости и энергии остается только удивляться.
Поскольку я упомянул книгу Итенберга о I Интернационале и России, уместно будет
сказать, что с начала 1960-х гг. определилась еще одна "сквозная" тема в его творчестве,
которую можно было бы условно определить как "Россия и Запад". Поначалу его интересовало
преимущественно влияние западных революционных идей на российское революционное
движение, а также участие русских революционеров в революционном движении на Западе.
Но затем определяется и еще один аспект темы - восприятие в России происходивших на
Западе социальных катаклизмов, отражение их на страницах печати, причем не только револю¬
ционной, но и либеральной. В 1961 г. Итенберг пишет три главы для 2-го тома коллективного
134
труда "Парижская коммуна": "Парижская коммуна в освещении русской либеральной печати
1871 года", "Русские революционеры - участники Парижской коммуны", "Влияние Коммуны на
революционное движение в России". В 1965 г. во 2-ю часть коллективного труда "Первый
Интернационал" была включена написанная им глава "Интернационал и революционное
движение в России", а в 1971, юбилейном, году в очередную коллективную "Историю
Парижской Коммуны 1871 года" включается его раздел "Россия и Парижская Коммуна". В том
же году выходит и его монография под таким же названием.
Нетрудно заметить, что внимание Бориса Самуиловича привлекают прежде всего русско-
французские отношения и связи, хотя среди его работ есть и статья "Россия и немецкие социал-
демократы во второй половине XIX века", вышедшая на немецком языке5. Однако, на мой
взгляд, перечисленные работы, некоторые из которых, очевидно, были написаны "в плановом"
порядке, уступают написанной "для души" книге "Россия и Великая французская революция"
(М., 1988). Вышедшая к 200-летию Великой французской революции, она состоит из отдельных
очерков, отражающих ее восприятие в России с конца XVIII столетия и вплоть до революции
1905-1907 гг. Автор рассмотрел реакцию на французскую революцию российских монархов,
различных поколений русских революционеров; включены в книгу также историографический
очерк о магистерской диссертации Н.И. Кареева, посвященной крестьянскому вопросу во
Франции в период революции, и интересный "книговедческий" этюд о судьбе знаменитой книги
Ипполита Тэна "Происхождение современной Франции" в России.
Следующим "увлечением" Б.С. Итенберга надолго стал П.Л. Лавров. После публикации ряда
статей об одном из духовных отцов народничества и - шире - русской революционной
интеллигенции, Борис Самуилович в соавторстве с А.И. Володиным выпускает в серии "Жизнь
замечательных людей" биографию Лаврова (М., 1981). Не удовольствовавшись этим, он про¬
должает работу над темой и в 1988 г. издает монографию "П.Л. Лавров в русском револю¬
ционном движении", где впервые с такой полнотой были исследованы взаимоотношения
Лаврова с революционным подпольем в России.
В промежутке между двумя книгами о Лаврове под руководством Итенберга была под¬
готовлена капитальная коллективная монография "Россия в революционной ситуации на рубе¬
же 1870-1880-х годов" (М., 1983). В известном смысле она подводила итог "трудам и дням"
группы по изучению общественного движения в пореформенной России, причем Борис
Самуилович был не только ответственным редактором, но и написал ряд разделов книги общим
объемом 10 п.л.
Кстати, сама группа к этому времени давно уже "приказала долго жить". В период
идеологических гонений в конце 1960 - начале 1970-х гг. на многих сотрудников Института
истории, дерзнувших (вполне в рамках марксизма-ленинизма) пересмотреть некоторые догмы,
утвердившиеся в отечественной историографии и восходившие еще к "Краткому курсу",
"заодно" была ликвидирована и группа по изучению общественного движения в порефор¬
менной России. Предлог был достаточно надуманным - группа не была предусмотрена
структурой Института. Но скорее всего это действительно полуформальное объединение
ученых показалось какому-то партийному функционеру от науки потенциально опасным и его
предпочли, "от греха подальше", ликвидировать.
Еще одна грань деятельности Б.С. Итенберга - научно-педагогическая работа. Под его
руководством был подготовлен ряд кандидатских и докторских диссертаций. Автор этих строк
имеет честь принадлежать к ученикам Бориса Самуиловича. Поэтому я позволю себе
поделиться некоторыми сугубо личными наблюдениями о Б.С. Итенберге как научном
руководителе. Он не навязывал своим аспирантам ту или иную тему, считая, что работа пойдет
лучше, если будет совпадать с внутренним, личным интересом исследователя. В то же время для
Бориса Самуиловича характерен прагматизм - четкое представление о том, какая тема явля¬
ется "диссертабельной", а какая нет. Когда я намеревался избрать в качестве темы проблему
терроризма в народническом движении (дело было в 1984 г.), он махнул рукой и заявил: "Ну что
вы, эта тема абсолютно непроходима. Вот когда защититесь, тогда и экспериментируйте,
сколько душе угодно". "Сошлись" на теме «История изучения "Народной воли" в конце XIX -
начале XX в.» Кстати, впоследствии мне досталось от учителя, когда я позволил уже своему
аспиранту избрать для кандидатской диссертации достаточно спорную тему. "Ведь это же
кандидатская диссертация, - выговаривал он мне, - тема должна быть ясна, как дважды два". В
то же время он никогда ни в какой степени не стеснял своих аспирантов в ходе работы,
ненавязчиво поправляя их в тех случаях, когда это было необходимо. Признанием научно¬
педагогических заслуг Б.С. Итенберга стало присвоение ему в 1991 г. звания профессора.
Особый сюжет - взаимоотношения Бориса Самуиловича с зарубежными историками, мно¬
гие из которых были "прикреплены" к нему в качестве стажеров. Среди них исследователи из
135
США, Швейцарии, Югославии, Японии. Одним из первых стал аспирант Вашингтонского уни¬
верситета из Сиэттла А. Кимбалл, готовивший диссертацию на тему "Идеи и политическая дея¬
тельность П.Л. Лаврова". Он написал Итенбергу из Амстердама, где в течение года изучал до¬
кументы Лаврова в Архиве социальной истории. Теперь Кимбалл собирался в Москву и просил
Бориса Самуиловича помочь получить доступ в советские архивы. Между делом он сообщал,
что до приезда в СССР собирается поработать в библиотеках Парижа, Цюриха и Лондона, т.е.
в тех центрах, где протекала деятельность Лаврова. Заметим, что самому Итенбергу - одному
из ведущих в мире специалистов по истории народничества - и мечтать не приходилось о таких
возможностях для исследовательской работы, как у аспиранта американского университета.
В 1965 г. Кимбалл приехал в Москву, и Б.С. Итенберг, конечно, оказал ему помощь.
Однако самым любимым зарубежным учеником-стажером Бориса Самуиловича стал япон¬
ский славист Тэрухиро Сасаки. Осенью 1979 г. Итенберг получил от него письмо (в то время,
как и теперь, Сасаки преподавал в университете Сайтама, Токио), в котором молодой ученый
сообщал, что изучает деятельность Лаврова, защитил о нем диссертацию, опубликовал ряд
статей, а теперь собирается в Москву и просит дать согласие быть его руководителем во время
стажировки в Институте истории СССР. Японский "лаврист" превзошел все ожидания: он пре¬
красно говорил по-русски, отлично ориентировался в проблеме, имел собственную точку
зрения, которую вежливо, но твердо отстаивал. Впоследствии Сасаки стал преподавать не
только русскую историю, но также русский язык и литературу (он написал один из самых
популярных в Японии учебник русского языка). В ожидании разрешения на допуск в архивы
Борис Самуилович, полагая, что для изучения рукописей Лаврова нужна специальная подго¬
товка, вручил Сасаки фотокопии его автографов. Через два дня он, как опытный педагог,
решил проверить "домашнее задание". Каково же было его удивление, когда выяснилось, что
Сасаки точно "расшифровал" текст Лаврова. Более того: был составлен специальный алфавит
особенностей его почерка, так что последующая работа в архиве над рукописями Лаврова уже
не представляла для Сасаки особого труда.
Еще один любопытный штрих для характеристики нравов тех времен: в соответствующих
"инстанциях" Итенбергу не рекомендовали приглашать стажера к себе домой. Кто бы мог поду¬
мать, что в 1991 г. Борис Самуилович будет читать лекции в Японии на темы "Истоки, смысл
и крах большевизма в России", "Развал СССР и будущее России", "Современное положение
России глазами историка". Лекции были прочитаны в Токийском университете, а также
университетах Сайтама и Хитоцубаси. Пригласил Итенберга университет Сайтама; поездка
была организована благодаря его бывшим стажерам профессорам Токийского университета
Харуки Вада и университета Сайтама Тэрухиро Сасаки. Лекции Бориса Самуиловича вызвали
большой интерес, слушатели задавали множество вопросов, и напряженное общение с
коллегами продолжалось каждый раз по 3 часа. Год спустя Итенберг подготовил совместно с
Сасаки доклад "Братья Кропоткины и Петр Лавров", прочитанный на международной кон¬
ференции, посвященной 150-летию со дня рождения П.А. Кропоткина, а затем опубликованный
в виде статьи в журнале "Отечественная история".
"Послужной список" Бориса Самуиловича будет неполон без упоминания о его выступле¬
ниях на международных научных конференциях. Получилось так, что его научные интересы
"пересеклись" с учеными двух европейских стран - Италии, славящейся сильной школой
историков, изучающих русское революционное движение, в особенности революционное
народничество, и Франции, изучению влияния революционных традиций которой на российское
революционное движение и общество Итенберг посвятил несколько книг и статей.
Вторично (если первым посещением считать выезд в Германию в 1945 г. на бронепоезде)
в Европе Б.С. Итенбергу пришлось побывать 21 год спустя. В мае 1966 г. в Риме состоялась
встреча итальянских и советских историков по проблеме "Русско-итальянские взаимоотноше¬
ния в ХУП1-Х1Х вв." Борис Самуилович прочитал доклад "Завершающий этап воссоединения
Италии в оценке легальной и подпольной печати России". Затем более чем на 20 лет он опять
стал "невыездным". Зато в 1989 г., когда отмечалось 200-летие Великой французской револю¬
ции, Итенберг дважды выступал с докладами на различных конференциях во Франции: сначала
в Страсбурге, а затем в Париже, где он рассказал о восприятии российской общественностью
книги Ипполита Тэна о Французской революции конца XVIII в. Будучи в Париже, Борис
Самуилович смог, наконец, посетить могилу П.Л. Лаврова на кладбище Пер-Лашез.
Среди других конференций Итенберг особенно выделяет две состоявшиеся в 1994 г. в
Москве. В апреле на встрече российских и итальянских историков он выступил с докладом
"Реформы в России и Запад - век XIX", а в сентябре на международной конференции,
посвященной 90-летию со дня рождения П.А. Зайончковского, - с воспоминаниями "50 лет
с учителем".
136
Еще один сюжет, который необходимо затронуть, - "взаимоотношения" Б.С. Итенберга
с Марксом и, шире, - с марксизмом. Борис Самуилович был человеком своего времени и, как
большинство советских историков, искренне верил в непогрешимость марксистско-ленинского
учения. Вступив в коммунистическую партию на фронте, он не сомневался в истинности идей,
которыми она руководствовалась. Сомнения в непогрешимости коммунистической доктрины в
ее советском обличье стали у него зарождаться после XX съезда КПСС. Однако тогда эти
сомнения, как и у большинства "шестидесятников", вылились в желание вернуться к истинному,
"очищенному" от сталинских наслоений учению Маркса и Ленина. Затем этот процесс пошел
дальше. В 1970-е гг. на Бориса Самуиловича большое впечатление произвел духовный перелом,
произошедший с его учителем П.А. Зайончковским, который обратился к православным
ценностям. Он неоднократно говорил Итенбергу, что вставляет в свои работы ленинские
цитаты лишь по необходимости. Тогда Итенберг, по его собственному признанию, еще не мог
с этим согласиться, но признания учителя, видимо, глубоко запали в его душу.
Все более частое обращение Бориса Самуиловича в конце 1970 - начале 1980-х гг. к
сюжетам по истории русского либерализма уже само по себе весьма симптоматично. Как знать,
может быть, уже тогда он начал искать альтернативу революционным идеям в российской
общественной мысли? Ему запомнился эпизод, относящийся к концу 1970-х гг., когда
Зайончковский, вернувшись из поездки в Ленинград, рассказывал ему, что в запасниках
Эрмитажа сохранилась окровавленная одежда Александра II, в которой он был 1 марта 1881 г.
"Вот к чему приводит насилие. Это все ваши народники, которых вы с В.А. Твардовской
изучаете", - с гневом выговаривал Петр Андреевич ученику6.
Освободился Итенберг от обязательных для советских историков догм, как и большинство
его коллег, лишь во второй половине 1980 - начале 1990-х гг. Однако преодоление идеоло¬
гического наследия прошлого вовсе не означало для него нигилистического отношения
к теории Маркса и его личности. Теперь, как считает Б.С. Итенберг, самое время объективно
разобраться в причинах столь длительного влияния марксизма на русское общественное дви¬
жение. Не раз в моем присутствии он сетовал на то, что историки избегают тем по истории
освободительного движения, хотя именно сейчас наконец-то открылась возможность писать об
этом объективно и без оглядки на идеологические инстанции. Сам Борис Самуилович является
в этом отношении прекрасным примером.
В соавторстве с В.А. Твардовской он опубликовал книгу "Русские и Маркс: выбор или
судьба?" (М., 1999), отдельные главы которой раскрывают взаимоотношения А.И. Герцена,
М.А. Бакунина, П.В. Анненкова и др. с Марксом. Другая книга Б.С. Итенберга - "Российская
интеллигенция и Запад: Век XIX" (М., 1999) - о восприятии западных идей, западной
цивилизации деятелями русского общественного движения XIX столетия.
Продолжается и работа Б.С. Итенберга над историей русского либерализма. Еще в 1990 г.
под его редакцией вышел сборник "Революционеры и либералы России", посвященный
100-летию со дня рождения Б.П. Козьмина, а совсем недавно завершена работа над составле¬
нием и редактированием сборника "Русские либералы", в который включены биографические
очерки о 17 деятелях русского либерализма от А.И. Тургенева до П.Д. Долгорукова. Перу
Бориса Самуиловича принадлежит очерк о Н.А. Белоголовом. Новый проект, над которым
Б.С. Итенберг вновь работает совместно с В.А. Твардовской, - документальное издание
«М.Т. Лорис-Меликов и его современники». В общем, Борис Самуилович Итенберг, употребляя
избитое клише, и сегодня полон творческих планов и это банальное выражение в точности
соответствует действительности.
Примечания
'Итенберг Б.С. Полвека с учителем // П.А. Зайончковский. 1904-1983 гг.: Статьи и воспоминания
о нем. М., 1998. С. 101.
2 Революционное народничество 70-х годов XIX века: сборник документов и материалов. В 2 т. М.; Л.,
1964-1965.
3 Подробнее см.: В андалковская М.Г., Колесниченко Д.А. Дискуссия о внутренней
периодизации разночинского этапа освободительного движения в России // Вопросы истории. 1966. № 4.
С.107-134.
4 Русско-немецкие отношения со времен Киевской Руси до Октябрьской революции. Берлин, 1976
(на нем. языке)
5 Russian Review. July 1961. Vol. 20. № 3. P. 254-255.
6Ите нберг Б.С. Указ. соч. С. 104-105.
137
© 2001 г. Я.А. ГОРДИН
" СИЛЬНАЯ ВЛАСТЬ НЕ ИСКЛЮЧАЕТ
ЛИЧНОЙ СВОБОДЫ...”
Один из самых вдумчивых русских историков-просветителей XIX в. Т.Н. Грановский писал в
отзыве на книгу полковника Генерального штаба Дмитрия Алексеевича Милютина о русско-
французской войне 1799 г., что описание событий в ней "отличается необыкновенною ясностью
и спокойствием взгляда, не отуманенного никакими предубеждениями, и тою благородною
простотою, которая составляет принадлежность всякого значительного исторического творе¬
ния". Приведя этот отзыв, доктор исторических наук, профессор Л.Г. Захарова, под редакцией
и общим руководством которой Российским фондом культуры и "Студией ТРИТЭ Никиты
Михалкова" осуществляется многотомное издание "Воспоминаний" Д.А. Милютина1, соот¬
носит характеристику Грановского с особенностями публикуемых мемуаров: "Милютину-
мемуаристу присущи те же качества, что придает особую ценность его воспомина¬
ниям"2.
Термин "благородство" часто присутствует в отзывах людей, знавших Милютина. А.В. Ни¬
китенко, выбившийся из крепостных литератор и крупный чиновник, бывший весьма жестким
в оценках, познакомившись с Милютиным в начале царствования Александра II, записал
в дневнике: "Меня совсем пленил генерал Д.А. Милютин. Это человек с благородным образом
мыслей, светлым умом и широким образованием. Он отлично понимает настоящее положение
и необходимость лучшего".
Воспоминания Милютина, несмотря на то, что им присущ неизбежный для этого жанра
субъективизм, - уникальное явление среди мемуаров русских государственных деятелей такого
ранга. В них нет установки на самооправдание и коррекции задним числом собственной
биографии и истории вообще.
Д.А. Милютин, крупнейший после Петра I реформатор русской армии, родился через год
после окончания наполеоновских войн, в июне 1816 г. - в то самое время, когда генерал
Ермолов, получивший командование Кавказским отдельным корпусом, делал последние
приготовления к отъезду по месту новой службы. Начинался активный период Кавказской
войны, в которой Дмитрию Алексеевичу предстояло сыграть одну из главных ролей и которая
фундаментальным образом повлияла на его военные представления. А умер он в январе 1912 г.,
не дожив нескольких месяцев до начала Балканских войн, когда на пространстве, бывшем
предметом его особого внимания как военного министра, началась война всех против всех. Это
был парадоксальный результат победы России над Турцией в 1878 г., победы, освободившей
балканские государства. Милютин был в известном смысле отцом этой победы, ибо ее
одержала реформированная им новая русская армия.
Мировидение человека, вся жизнь которого оказалась связана с военной - и не только
военной - судьбой России и Европы, человека, которого формировала европейская военная
история и который в свою очередь существенно влиял на нее, - это мировидение драгоценно
для всех, кто хочет понять не абстрактную, но человеческую суть процессов, длящихся и по сей
день. Один из великих уроков деятельности Дмитрия Алексеевича укладывается в выведенную
им элементарную формулу: "Отдаленные результаты вполне рационального в конкретный
исторический момент решительного вмешательства в ход событий оказываются бесконечно
далекими от желаемых". Это относится и к Кавказской, и к русско-турецкой войнам, и к
завоеванию Средней Азии, т.е. ко всем вторжениям в историческую ткань, в которых активно
участвовал этот замечательный государственный и военный мыслитель и практик.
Символично, что издание "Воспоминаний" Милютина было начато в 1919 г. в Томске -
в разгар Гражданской войны. В столицах власть прочно удерживали большевики, а в колчаков¬
ской Сибири профессор Военной академии Генерального штаба несуществующей уже русской
армии генерал Г.Г. Христиани выпустил в свет первый том мемуаров Дмитрия Алексеевича.
Есть основания полагать, что это была не столько научная, сколько политико-психологическая
акция. На развалинах империи осуществлялось издание мемуаров одного из наиболее талантли¬
вых ее строителей. Не менее значимо и то, что полное научное издание "Воспоминаний"
осуществляется ныне в период строительства нового российского государства и подступов
к реформированию российской армии.
Гордин Яков Аркадьевич, член Союза писателей РФ, главный редактор журнала "Звезда” (Санкт-
Петербург).
138
Биография, взгляды, характер Милютина основательно очерчены в содержательной вступи¬
тельной статье Л.Г. Захаровой. Здесь же имеет смысл рассмотреть лишь некоторые принци¬
пиальные аспекты проблематики, связанной как с личностью мемуариста, так и с историческим
контекстом, в котором протекала его деятельность.
Как явствует из "Воспоминаний", Дмитрий Алексеевич Милютин был фигурой далеко не
типичной в среде высшей имперской бюрократии и, в частности, ее реформаторского крыла.
Его семейство, да и он сам были живым олицетворением пушкинских штудий, касающихся
судьбы и назначения русского дворянства. Хотя семья Милютиных и не принадлежала к
древним родам, на которые главным образом и ориентировался Пушкин (потомственное
дворянство прадед Дмитрия Алексеевича получил только при Анне Иоанновне), но в конце
XVIII в. дед мемуариста "был уже одним из богатых московских дворян, имел в Москве два
каменных дома близ Мясницких ворот в переулке, носившем его имя (переулок этот до сих пор
называется Милютинским, и прекрасное благоприобретенное имение с 1000 душ в Лихвинском
уезде Калужской губернии... Он имел трех сыновей и двух дочерей... Дед мой держал себя в
семье эгоистом и деспотом"3, - добавлял Милютин.
Среди многих лежащих на поверхности исторических аналогий можно выделить две. Отец
Милютина, взявший на себя ответственность за семейное благосостояние после того, как дед-
деспот впал в слабоумие, получил наследство, обремененное миллионным долгом. И тут прежде
всего приходит на память судьба Гончаровых - семейства Натальи Николаевны Пушкиной, дед
которой был крупным заводчиком, недавним дворянином, жившим на широкую ногу, разорив¬
шим семью и впавшим в слабоумие. Немалое сходство можно найти и с судьбой собственно
пушкинского семейства - некогда весьма состоятельные Пушкины и Ганнибалы, чьи обшир¬
ные имения оказались раздроблены и разорены в начале XIX в., бездоходное Михайловское
и обремененное долгами, заложенное и перезаложенное Болдино, отчаянные старания Сергея
Львовича Пушкина поддержать соответствующий традиции стиль жизни, наконец, безнадежная
борьба с долговой паутиной самого Пушкина... Все это было фундаментальной составляющей
опасного для империи процесса крушения дворянства и вытеснения его "аристократической
бюрократией".
Молодой Милютин, талантливый и честолюбивый отпрыск обнищавшего семейства, иногда
сидевшего буквально без гроша, оказался в положении, характерном для многих представи¬
телей дворянской молодежи двух предшествующих поколений, которых подобный поворот
судьбы привел к мысли о роковой несправедливости существующего порядка и которые стали
средой, пославшей на политическую арену наиболее радикальных "действователей" декабрист¬
ских обществ - Каховского, Щепина-Ростовского, "соединенных славян"...
Л.Г. Захарова приводит письмо кн. А.И. Барятинского Александру II с интереснейшей
характеристикой Милютина. В нем, в частности, говорится: "Он враждебно относится ко всему
аристократическому и в особенности ко всему титулованному..." Враждебность Милютина,
человека с выраженным сословным сознанием, была, естественно, не разночинно-демократи¬
ческого характера. Это было наследие декабристского дворянства, вытесняемого из полити¬
ческой и экономической жизни. Этот антагонизм, предельно четко обозначенный Пушкиным
в его известном разговоре с вел. кн. Михаилом Павловичем, был одной из пружин декабрист¬
ского движения. Познавший унизительную участь бедствующего гвардейского офицера, вы¬
нужденного зарабатывать напряженным литературным трудом, с горечью наблюдавший за
драмой своего отца - достойного, честного, благородного человека, самоотверженно боров¬
шегося с нищетой и десятки лет положившего на бесконечную имущественную тяжбу -
Дмитрий Милютин сформировался, однако, в 1830-е гг., когда дворянский радикализм уже
изжил себя (а до разночинного было далеко), и все надежды мыслящих людей возлагались на
благие намерения императора Николая, создававшего один за другим секретные комитеты для
обсуждения крестьянского вопроса.
Все сказанное Дает основания для вполне определенного вывода: реформаторский прорыв
военного министра Милютина и успехи группировки, к которой он принадлежал, были исто¬
рическим реваншем дворянского авангарда первой четверти века. Недаром одним из главных
деятелей крестьянской реформы оказался Яков Иванович Ростовцев - автор романтических
сочинений, полноправный член Северного тайного общества, втянутый накануне мятежа
в двусмысленную и головоломную политическую игру, получивший клеймо предателя и своим
рвением в период реформ старавшийся не только смыть это клеймо, но и реализовать идеалы
юности, как собственные, так и своих наставников Оболенского и Рылеева.
Первый том "Воспоминаний" в жанровом отношении может быть назван "романом воспи¬
тания". Несмотря на демонстративную "летописность", декларируемую автором в "Предвари¬
тельном объяснении", он ставит здесь перед собой чрезвычайно важную задачу - показать
139
формирование критически настроенной личности, выбравшей, однако, лоялистский путь,
дающий возможность влиять на эволюцию системы. Рассказывая о своем отрочестве, Милютин
ясно обозначает тот пласт культуры, из которого первоначально и вырастало его мироощу¬
щение: "Мы зачитывались переводами исторических романов Вальтера Скотта, новыми
романами Загоскина, бредили романтической школой того времени, знали наизусть многие из
лучших произведений наших поэтов. Например, я знал целые поэмы Пушкина, Жуковского,
Козлова, Рылеева (Войнаровский)"4. Если вычленить основное идеологическое содержание
романов Вальтера Скотта, Загоскина, южных поэм Пушкина (а речь идет именно о них), то мы
получим проповедь политического благородства, личной независимости, патриотизма, свободо¬
любия. Чтобы выучить наизусть весьма обширного "Войнаровского", нужно было питать
особый интерес к Рылееву - автору, заметим, запрещенному.
Из рассказа Милютина о своей карьере офицера и государственного деятеля ясно, что
он прошел тот путь, который могли пройти учредители тайных обществ эпохи Александра I,
если бы власть готова была с ними сотрудничать. Император, как известно, сказал, получив
в 1815 г. от полковника Генерального штаба Александра Муравьева проект крестьянской
реформы: "Дурак! Не в свое дело вмешался!" Александр II стремился использовать дарования
людей такого толка - в том числе бывшего полковника Генерального штаба Дмитрия
Милютина...
Милютину, которого ужасал и возмущал радикализм молодой оппозиции 1860-1870-х гг.,
перераставший на его глазах в разрушительную революционную стихию, важно было твердо
очертить именно этот тип жизненной карьеры, основанной на "честном служении" при трезвом
понимании недостатков и пороков системы. Любопытно, что бескомпромиссно отрицательно
оценивая как революционное движение России и Европы, так и стремление Польши к неза¬
висимости, Милютин доброжелательно отзывается о декабристах, с которыми встречался на
Кавказе. В этом проявлялась органическая связь идеологий: недаром дожившие до Великих
реформ декабристы восприняли их как исполнение своих надежд.
Л.Г. Захарова выразительно формулирует парадоксальную двойственность политической
позиции Милютина: "Либерализм и просвещенность его взглядов как-то органично уживались
с крайней жесткостью и даже нетерпимостью в реализации имперской политики самодержавия
в пору либеральных реформ Александра II..."5 Никаких принципиальных противоречий здесь
нет. Если мы вспомним взгляды декабристских идеологов, касающиеся имперских проблем, -
не только свирепого государственника Пестеля, в "Русской правде" предлагавшего фактически
уничтожить коренное население Кавказа как злую помеху прогрессу и цивилизации и заселить
этот край выходцами из России, но и куда более терпимого Александра Бестужева, горько
сетовавшего в письме с того же Кавказа в 1831 г., что он не имеет возможности участвовать
в подавлении польского мятежа, то убедимся, что ни революционно-республиканские, ни либе¬
рально-конституционные взгляды русских дворян первой трети XIX в. не мешали им быть
убежденными сторонниками имперской идеи как идеи патриотической и цивилизаторской6.
Полонофильство Вяземского и Лунина оказывается на этом фоне редкостью.
Милютин - противник крепостного права, упорный борец за широкие либеральные рефор¬
мы - следовал той культурно-политической традиции, в которой сложилось его мировоззрение.
Если гипотетически продолжить жизнь Пушкина до 1860-х гг., то, представляя себе эволюцию
его политических взглядов с 1831 по 1836 г. (а она была весьма значительна), можно с осно¬
ванием предположить принципиальное сходство его позиции с милютинской...
Во вступительных статьях к вышедшим томам "Воспоминаний" Л.Г. Захарова постоянно
возвращается к кавказской проблематике. И дело не только в том, что в жизни Милютина
Кавказ сыграл одну из определяющих ролей, но и в неизбежной - не аллюзионной, но совер¬
шенно реальной - связи деятельности Милютина и его сподвижников на южной окраине
империи с российско-кавказской драмой наших дней.
28 августа 1859 г. начальник Главного штаба Кавказского корпуса генерал-адъютант
Милютин стоял рядом с фельдмаршалом Барятинским, когда тот принимал капитуляцию
Шамиля. Л.Г. Захарова приводит слова Барятинского Милютину: "Я вообразил себе, как со
временем, лет через 50, через 100, будет представляться то, что произошло сегодня: какой это
богатый сюжет для исторического романа, для драмы, даже для оперы". И комментирует эти
мечтания: "Наместник Кавказа явно чувствовал себя вместе со своим начальником Главного
штаба Милютиным на исторической сцене в героической роли, но никак не предвидел
трагических событий нашего времени"7. Отсылка в комментарии к событиям наших дней имеет
непосредственную опору в самом тексте "Воспоминаний". Есть основания считать, что Милю¬
тин не столь романтично оценивал ситуацию. Если выделить принципиальные фрагменты
текста мемуаров, относящиеся к кавказской проблематике, то становится очевидной трезвость
140
взгляда автора, существенно отличающая его от большинства мемуаристов - участников
Кавказской войны. Уже в 1839 г. 23-летний офицер Гвардейского Генерального штаба после
нескольких месяцев непосредственного участия в боевых действиях осознал "несовершенство
того образа войны, которому мы следовали в борьбе с горцами". Позже в специальной главке
"О набегах и хищничествах кавказских горцев" Милютин твердо говорит об особенностях
партизанской войны, которых не учитывали петербургские власти: "... Охранение края или
дороги на значительном протяжении против такого рода враждебных предприятий, каковы
обычные набеги кавказских горцев, дело нелегкое; оно, можно сказать, непосильно регуляр¬
ным войскам. В подтверждение того история дает много примеров. Знаменитейший полководец
нашего века Бонапарт не мог справиться в Египте с мамелюками; в Испании целые армии
Франции не могли одолеть гверильясов. И действительно, есть ли возможность войскам угнать¬
ся за подвижными летучими шайками, которым всюду открыт путь, которые могут появлять¬
ся внезапно и мгновенно исчезать из глаз?"8
В 1840 г. перед отъездом с Кавказа Милютин составил специальную записку, в которой
суммировал свои соображения: "Исходною точкою была та мысль, что принятая в то время
система раздробления наших сил по всему обширному пространству края малыми частями во
множестве ничтожных укреплений и постов, большею частию даже не вполне обеспеченных от
нападения непокорных горцев, ослабляла нас и не только не вела к положительным резуль¬
татам, но даже представляла опасность при всяком неблагоприятном обороте дел. Предприни¬
маемые же по временам большие экспедиции в горы, стоившие огромных жертв, также не
могли привести к покорению края; даже после успешных действий отряд должен возвратиться
из труднодоступных горных трущоб, оставляя за собой еще более озлобленное и враждебное
население". Поэтому Милютин предлагал иной путь: "Стоя твердою ногою в среде доступного
нам туземного населения, дав ему при том разумное, правосудное управление, мы получили бы
возможность, даже не прибегая к оружию, постепенно привлечь к себе и более отдаленные,
недоступные горские племена влиянием нравственным, выгодами торговли и промыш¬
ленности"9.
Последний пассаж - почти буквальное повторение того, что в 1816 г. предлагал, напутствуя
Ермолова, адмирал Мордвинов, а в 1829 г. декларировал Пушкин в "Путешествии в Арзрум".
Схожие соображения высказывал еще в 1805 г. командовавший тогда войсками на Кавказе
генерал Цицианов в проекте управления Кабардой. Актуальность всех этих соображений
говорит как об уникальной консервативности кавказской проблематики, так и о неизжитых за
две сотни лет пороках российской стратегии на Кавказе, ибо все положительные программы
так и не были реализованы из-за общего несовершенства государственной системы. Справед¬
ливости ради надо сказать, что существовал и еще один фундаментальный фактор - пред¬
ставление горцев о даже частичном отказе от традиционного уклада как о катастрофическом
крушении миропорядка. С одной стороны, это представление, а с другой - неспособность
имперских властей понять серьезность психологической стороны конфликта определяли
трагическую безвыходность ситуации.
Кавказская проблематика - лишь один из сюжетно-смысловых пластов "Воспоминаний". Не
меньшую, а, быть может, и большую значимость представляют сюжеты и размышления
Милютина, связанные непосредственно с идеологией и практикой Великих реформ.
История реформ 1860-х гг. - история драматическая по взвинченной напряженности,
сопутствовавшей самому ходу преобразований, и трагическая по близким и отдаленным послед¬
ствиям. Милютин - один из самых проницательных и подготовленных участников реформ -
скоро осознал их опасную внутреннюю противоречивость и зловещие издержки той свободы,
за которую сам он ратовал. В частности, он писал: "Что касается нашей журналистики,
с которой снята была прежняя строгая узда, - то она воспользовалась данным ей простором
уж слишком широко: она не ограничилась обличением существующих язв, злоупотреб¬
лений и беззаконий, а приняла характер оппозиции против всего правительственного, начала
возбуждать недоверие ко всякой власти, разрушать все, на чем держится в государстве
равновесие и порядок"10.
Георгий Федотов, глубокий мыслитель, обогащенный опытом крушения российского госу¬
дарства в 1917 г. и последствий этого крушения, назвал свою известную статью о Пушкине
"Певец империи и свободы". Эта только на первый взгляд противоречивая формула полностью
подходит к мировоззрению Милютина. Стройный, отлаженный, прочный государственный
механизм нерасчленяемой империи он считал гарантией личных свобод граждан. Л.Г. Захарова
приводит набросок записки Дмитрия Алексеевича, датируемой серединой 1860-х гг.: "Реформа
у нас может быть произведена только властью. У нас слишком велико еще брожение, слишком
разрознены интересы, чтобы ожидать чего-нибудь хорошего и прочного от инициативы этих
141
разрозненных интересов... (стало быть, мысли о конституционных проектах должны быть
отложены на многие лета). Затем реформа наша должна быть общей для всей империи; всякое
исключительное применение к той или иной местности вредит единству государства, возрож¬
дает сепаратизм и соперничество. Наконец, сохранение сословных привилегий сделало бы
невозможным какой-либо прогресс"11.
Сочетание последней фразы, почти дословно повторяющей одно из положений манифеста
Трубецкого - Рылеева, подготовленного на случай победы восстания декабристов,
и предшествующего ей милютинского текста чрезвычайно характерно. Подобно тому, как
декабристы, даже доведенные властью до крайности, категорически отвергали народный бунт
и рассчитывали произвести корректировку системы при помощи дисциплинированных гвардей¬
цев и либеральных сановников, Милютин, настаивая на отмене сословной структуры - святая
святых самодержавного государства, тоже уповал на действия верховной власти, стоящей над
общественными страстями.
Фундаментальное внутреннее противоречие государственной доктрины и практики Милюти¬
на заключалось не в парадоксальности его политической позиции ("империя и свобода"), а во
вторжении "военного" слоя его сознания в сферу гражданского государственного строитель¬
ства. Л.Г. Захарова приводит убийственные по своему реальному смыслу цифры, свидетель¬
ствующие, что под давлением Милютина военный бюджет России в самый напряженный
период реформ поглощал средства, без которых эти реформы, идеологически энергично
поддержанные тем же Милютиным, не могли эффективно осуществляться. Точно так же
внешнеполитическая имперская доктрина военного министра, восходящая к "восточным уто¬
пиям" Петра I и Екатерины II, доктрина, которой он обосновывал необходимость войны
с Турцией вопреки категорическим возражениям министра финансов, вошла в катастрофи¬
ческое противоречие с его же представлениями о внутреннем развитии страны. Проницатель¬
ный политический мыслитель, понимавший неимоверную сложность внутренних проблем,
в качестве стратега-генерала бестрепетно расширял пределы империи на юго-востоке, завое¬
вывая Среднюю Азию, ставя перед Россией непосильные экономические задачи и провоцируя
международные осложнения.
Отнюдь не будучи самоуверенным догматиком и фанатичным доктринером, Милютин
сознавал, что грубая реализация его идеалов чревата роковыми искажениями. В своих записях
он убеждал себя, что этих искажений можно избежать: "Но сильная власть не исключает ни
личной свободы граждан, ни самоуправления; но преобладание русского элемента не означает
угнетения и истребления других народностей; но устранение сословных привилегий - далеко
от нивелирства и социализма"12. Однако само наличие этих заклинаний свидетельствует
о глубоких сомнениях и подавляемых страхах. Как мы теперь знаем - вполне основа¬
тельных...
Воспоминания Милютина - грандиозная энциклопедия светлых плодотворных идей и опас¬
ных заблуждений, высоких прозрений и наивных иллюзий всего русского XIX века, ясно
изложенных прекрасно осведомленным человеком, который старался быть максимально
честным перед собой и потомками. Поэтому предпринятое Российским фондом культуры изда¬
ние-дело чрезвычайной важности и своевременности. Кроме несомненной научной ценности,
издание имеет вполне злободневный политический смысл.
Л.Г. Захарова так заканчивает вступительную статью к тому, повествующему о событиях
1860-1862 гг.: "Перевернув последнюю страницу мемуаров, приходится расстаться с привыч¬
ными представлениями о значении и масштабах крестьянских волнений в первый год освобож¬
дения. Кандеевка и Бездна пока только эпизоды. Другое стояло на пути реформ: слабость
либеральных сил, возглавивших преобразования, сохранение в неприкосновенности старых
политических институтов (высших и центральных органов власти) и вообще государственной
системы самодержавной монархии, устаревшей в переломную эпоху преобразований; огромные
военные расходы, продиктованные традиционной имперской политикой; подчинение бюджета
расширению и укреплению Империи, ее военной мощи, а не благоустройству обновленной
реформами России. Цена освобождения крестьян с землей оказалась слишком дорогой,
разорительной, корни самодержавной государственности и политической культуры, уходящие
в крепостное право, - слишком глубокими. И это ставило под удар судьбу преобра¬
зований. Публикуемые воспоминания показывают всю иллюзорность надежд на реформы
и реальную опасность близящегося столкновения разных общественно-политических течений
и сил"13.
Являясь вполне корректным в смысле историческом, этот текст вместе с тем демонстрирует
значение милютинских "Воспоминаний" именно как источника политического опыта.
142
Примечания
1 К настоящему времени опубликованы 3 тома: Воспоминания генерал-фельдмаршала графа Дмитрия
Алексеевича Милютина. 1816-1843. М., 1997 (далее - Воспоминания. 1816-1843); Воспоминания генерал-
фельдмаршала графа Дмитрия Алексеевича Милютина. 1860-1862. М., 1999 (далее - Воспоминания.
1860-1862); Воспоминания генерал-фельдмаршала графа Дмитрия Алексеевича Милютина. 1843-1856. М.,
2000.
2 Воспоминания. 1816-1843. С. 8.
3 Там же. С. 47.
4 Там же. С. 98.
5 Там же. С. 22.
6 Автор этих строк, проанализировав позиции публицистов XIX в., придерживавшихся самых разных
политических взглядов, не нашел среди них ни одного, кто бы отрицал необходимость и неизбежность
завоевания Кавказа. См.: Г о р д и н Я.А. Кавказ: земля и кровь. Россия в Кавказской войне XIX в.
СПб., 2000.
7 Воспоминания. 1816-1843. С. 11.
8 Там же. С. 310.
9 Воспоминания. 1860-1862. С. 148.
10 Там же. С. 42.
11 Воспоминания. 1816-1843. С. 20.
12 Там же.
13 Воспоминания. 1860-1862. С. 11.
143
Сообщения
©2001 г. А.А. ГОРСКИЙ*
О ДРЕВНЕРУССКИХ "ЗЕМЛЯХ"
С давних пор историки для обозначения крупных территориальных единиц Руси "удельной
эпохи" употребляют термин, нередко встречающийся в древнерусских источниках, - "земли"1.
Уже полтора столетия минуло с того времени, как исследователи начали спор, соответствуют
ли "земли" территориям догосударственных общностей - так называемых племен Повести
временных лет . Казалось бы, в этой дискуссии можно было поставить точку после выхода в
свет работы А.Н. Насонова3. Проведенное им тщательное историко-географическое изучение
русских княжеств (земель-"полугосударств", по терминологии автора) сделало ясным, что их
границы в ХН-ХШ вв. не совпадали с пределами догосударственных образований4. При этом,
помимо мелких расхождений, имеются факты очевидных несовпадений (отмечаемые в историо¬
графии еще с прошлого века): так, в Киевскую землю вошли бывшие территории двух так
называемых племен - полян и древлян, а в Черниговскую - трех (северян, вятичей и радими¬
чей); территория кривичей оказалась поделенной между Полоцкой и Смоленской землями. Тем
не менее тезис о соответствии "земель" и "племенных" союзов не исчез из исторической
литературы5.
Новый шаг в изучении вопроса о "землях" был предпринят В.В. Седовым, попытавшимся
"наложить" земли XII в. на составленную им археологическую карту восточного славянства.
При этом исследователь исходил из тезиса, что "земли" не тождественны княжествам: "... Эти
термины несут различную нагрузку, и их нельзя не разграничивать. Земли - это историко¬
территориальные образования, в тесном смысле земли... Подобными единицами Древней Руси
были Новгородская, Ростово-Суздальская, Киевская, Черниговская, Полоцкая, Смоленская,
Галичская и Муромо-Рязанская земли" (в другом месте автор пишет о Муромской и Рязанской
землях как отдельных и добавляет к списку Псковскую землю). В.В. Седов пришел к выводу,
что "земли" восходили к догосударственным "этнографическим группам" восточного славян¬
ства: Новгородская земля соответствовала территории словен, Псковская - псковских криви¬
чей, Ростово-Суздальская - мери (автор считает, что этот финский этноним в 1Х-Х вв. был
перенесен на расселившуюся в Волго-Клязьминском междуречье славянскую группировку),
Киевская (в широком смысле, с Волынью и Турово-Пинским княжеством) - дулебов (В.В. Се¬
дов полагает, что поляне, древляне, дреговичи и волыняне были потомками дулебов),
Черниговская - руси (по мнению автора, так именовалась общность, из которой вышли
северяне, вятичи и радимичи), Полоцкая и Смоленская - кривичей, Галицкая - хорватов,
Муромская - муромы (как и в случае с мерей, этот этноним В.В. Седов считает перенесенным
к 1Х-Х вв. на восточнославянскую группировку), Рязанская - особой группы славян, являв¬
шихся потомками носителей боршевских древностей в верхнем Подонье6.
В работе В.В. Седова (как и во всех предшествующих, в той или иной степени затрагиваю¬
щих проблему древнерусских "земель") остался без ответа вопрос: что включало в себя понятие
"земля" в раннее средневековье, как воспринимали его современники? Без ответа на него
любые суждения о "землях" повисают в воздухе. В данной работе ставится задача рассмотреть
упоминания этого термина по отношению к составным частям Руси в источниках середины
ХН-ХШ в. (частично привлекаются и данные XIV в.).
Прежде всего следует отметить, что до 1132 г. (условная дата начала периода политической
раздробленности на Руси) землями именовались, во-первых, суверенные государства ("Русская
земля", "Греческая земля" - Византия, "Угорская земля" - Венгрия, "Лядская земля" - Польша
и т.д., в переводных памятниках - земли Египетская, Ромейская, Перськая и др.), во-вторых,
догосударственные общности восточных славян до их перехода под власть киевских князей
* Горский Антон Анатольевич, доктор исторических наук, ведущий научный сотрудник Института россий¬
ской истории РАН.
144
("Деревская земля", "Польская земля" - территория полян). Составные масти Древнерусского
государства, управлявшиеся князьями Рюриковичами под верховной властью киевского князя,
в XI - начале XII в. назывались не "землями", а "волостями"7.
Рассмотрим теперь упоминания "земель" ХН-ХШ вв. (они располагаются, исходя из времени
первого появления термина в источниках).
Полоцкая земля. Под 6636 (1128) годом в летописании Северо-Восточной Руси "Полоцкой
землей" названы владения Рогволода, полоцкого князя X в., независимого от Киева: "Рогволоду
держащю и влад'Ьющю и княжащю Полотьскою землею"8. Нет оснований сомневаться, что
здесь использован термин, который прилагался к Полоцкому региону в современную летописцу
эпоху.
Новгородская земля. Новгородская I летопись старшего извода под 6645 (1137) годом отме¬
чает: "Святъславъ Олговиць съвъкупи всю землю Новгородьскую... идоша на Пльсковъ про-
гонить Всеволода"9. Речь идет о сборе войск с новгородской территории. Позднее, вплоть до
конца XIII в., в новгородском летописании этот термин не встречается, предпочтение отдается
понятию "область" или "волость" Новгородская10. В южнорусском летописании под 6686 годом
приводятся слова князя Мстислава Ростиславича перед походом на Чудь: "Братие, се обидять
ны погании, а быхомъ узр'Ьвше на Богъ и на святой Богородици помочь, помьстили себе,
и свободил'Ь быхомъ Новгородьскую землю от поганыхъ". Говоря под тем же годом о смерти
Мстислава, летописец подчеркивает, что "плакашеся по немь вся земля Новъгородьская"
(т.е. все население Новгородской земли)11.
Черниговская земля. Первое упоминание содержится в южнорусском летописании под 6650
(1142) годом: "Изяслав (князь переяславский. - А.Г.) Ъха ис Переяславля в борзъ в землю
Черниговьскую"12. Под 6766 годом в Галицко-Волынской летописи говорится, что литовский
воевода Хвал "велико убиство творяше земл'Ь Черниговьскои"13.
Суздальская земля. Впервые термин встречается в южнорусском летописании под 6656
(1148) годом: сын Юрия Долгорукого Ростислав "роскоторавъся съ отцемь своимъ, оже
ему отець волости не да в Суждалискои земли"14. Под 1162 годом там же сказано, что Андрей
Боголюбский изгнал своих родственников, "хотя самовластець быти всЪи Суждальскои
земли"15.
Под 1169 годом к тому же региону в рассказе об изгнании Андреем епископа Федора
прилагается термин Ростовская земля16. Позднее в летописных и иных памятниках разных
регионов Руси также встречаются (и довольно часто) оба термина. "Суздальской" земля назы¬
вается: как объект военных действий - 7 раз17; в связи с "радостью" или "печалью" ее населе¬
ния - 518; как территория, находящаяся под верховной властью князя (Ярослава Ярославича), -
419; как место приезда церковного иерарха - З20; как регион, куда был направлен с малолетним
князем тысяцкий, - I21; как объект княжения (Всеволода Большое Гнездо) - I22; как объект
монгольской переписи 1257 г. - 1 раз23. "Ростовской" земля именуется главным образом тогда,
когда речь идет о церковных делах (что естественно, так как именно Ростов оставался епар¬
хиальным центром Северо-Востока Руси)24; причем в одном известии о поставлении епископа
земля названа "Ростовьскои и Суждальскои и Володимерьскои"25. Иных случаев три. В 1174 г.,
во время междоусобной войны между братьями и племянниками убитого Андрея Боголюб-
ского, на Михалка Юрьевича, "затворившегося" во Владимире (городе, который Андрей сделал
столицей княжества вместо Суздаля), его противники "при'Ьхаша же со всею силою Ро-
стовьская земля"26. В этой ситуации "Ростовской землей" названа (во владимирском лето¬
писании) часть княжества (без ее столицы), которая находилась под контролем племянников
Андрея - Мстислава и Ярополка Ростиславичей (чьими главными сторонниками были
ростовские бояре). После изгнания Михалка старший из Ростиславичей, Мстислав, сел в Росто¬
ве, а младший, Ярополк, - во Владимире. В результате летописец (владимирский) счел возмож¬
ным записать, что "сЬдящема Ростиславичема в княженьи земля Ростовьскыя"27 - т.е. изме¬
нение роли Ростова, ставшего ненадолго "старшим" столом, повлекло за собой именование
по нему земли. В третий раз земля названа "Ростовской" в рассказе об антимонголь-
ском восстании в Северо-Восточной Руси 1262 г., причем города, из которых изгнали сбор¬
щиков дани, перечислены в таком порядке: Ростов, Владимир, Суздаль, Ярославль28. Данное
известие принадлежит ростовскому летописцу, очевидно, поэтому и земля поименована
по Ростову.
Галицкая земля. Упоминается в южнорусском летописании под 6660 (1152) годом: войска
киевского князя Изяслава и венгерского короля Гезы "вшедше в землю Галичкую"29. Под тем
же годом приводятся слова Гезы, что в случае, если галицкий князь преступит крестоцелование,
145
то "любо азъ буду в Угорьскои земли, любо онъ в Галичкои", "любо голову сложю, любо
налЪзу Галичьскую землю"30. Позже термин встречается под 1153 годом ("плачь великъ по
всей земли ГаличьстЪи")31, 1187 (князь Ярослав "созва мужи своя и всю Галичкую землю"
и заявил, что "азъ одиною худою своею головою ходя, удержал всю Галичкую землю"32)
и 1188 годом (Владимир Ярославич "княжащу (...) в Галичкои земли"33). В Галицко-Волынской
летописи XIII в. "земля Галицкая" упоминается 7 раз: 6 - как объект военных действий34
и однажды как обозначение населения земли35.
Волынская (Велынская) земля. В Южнорусском летописании под 6682 (1174) годом
сообщается: "По сем же приде Ярославъ Лучьскыи на Ростиславичь же со всею Велыньско
(вар.: Волынскою) землею"36. Речь идет о войсках Волынской земли. Неясно, названы ли так
силы только Луцкого княжества Ярослава Изяславича или термин "вся Волынская земля"
употреблен потому, что в походе Ярослава участвовали и войска из Владимиро-Волынского
княжества, где правил его племянник Роман Мстиславич. Позже, в Галицко-Волынской лето¬
писи XIII в., по отношению к Волыни употребляется термин "Владимирская земля", т.е. земля
обозначается по стольному городу. Под 6713 годом говорится, что "б'Ьда бо бъ в землЪ Воло-
димеръстьи от воеванья литовьского и ятвяжьскаго"; из контекста видно, что "Владимирская
земля" включает в себя г. Червень (где тогда княжил младший брат владимиро-волынского
князя)37. Под 6791 годом сказано, что татары "учиниша пусту землю Володимерьскую"38.
Название "Волынская земля" вновь встречаем только в источниках XIV в., причем северно-
русских. Митрополит Петр (ум. 1326 г.), согласно его Житию, исходил "Волыньскую землю,
и Киевьскую, и Создальскую землю, уча везде вся"39. В Новгородской I летописи говорится о
приезде в Новгород послов от митрополита Феогноста "из Велыньскои земли" и последующем
поставлении новгородского архиепископа "въ Велыньскои земли" (1331 г.)40. Под 6857 (1349)
годом в той же летописи сообщается, что поляки "взяша лестью землю Волыньсккую"41.
Во второй редакции Жития митрополита Петра, созданной митрополитом Киприаном (конец
XIV в.), упоминается "земля Велыньская", родина героя произведения, и "князь Вельньская
земли"42. Включает ли понятие "Волынская земля" в XIV в. только Владимиро-Волынское кня¬
жество или также и Галицкое, находившееся с конца 30-х гг. XIII в. под властью той же
княжеской ветви - волынских Романовичей (что дало историкам основания говорить о "Гали¬
цко-Волынской Руси" как едином целом)? Из известий Новгородской I летописи это не вполне
ясно, но Житие митрополита Петра убеждает в верности второго варианта. "Князь Волынской
земли" (бывший инициатором выдвижения Петра в митрополиты) - это Юрий Львович,
владевший одновременно и Волынью, и Галичиной. Соответственно, автор первой редакции
Жития, говоря об учительской деятельности Петра, под "Волынской землей" имеет в виду
объединенное Галицко-Волынское княжество, а не только "волынскую половину" владе¬
ний Юрия43. Следовательно, происшедшее в середине XIII в. объединение "Володимерской"
и "Галицкой" "земель" под властью одной княжеской ветви дало основания рассматривать
их совокупность как одну "землю"44.
Смоленская земля. Под 6698 (1190) годом в южнорусском летописании упоминается, что
у киевского князя Святослава Всеволодича "бяшеть... тяжа с Рюрикомъ и съ Давыдомъ
(смоленским князем. - А.Г.) и Смоленьскою землею"45.
Белзская и Червенская земля. В Галицко-Волынской летописи под 6733 годом расска¬
зывается, что владимиро-волынский князь Даниил Романович "воевавшю с ляхи землю
Галичькую и около Любачева, и пл'Ьни всю землю Бельзеськую и Червеньскую"46. Столы
в Белзе и Червене занимал тогда двоюродный брат Даниила Александр Всеволодич, незави¬
симый от владимирского князя. Таким образом, данная территория названа "землей" тогда,
когда она являла собой самостоятельное княжество.
Перемышльская земля. В Галицко-Волынской летописи под 6734 годом говорится, что
галицкие бояре, боясь расправы со стороны своего князя Мстислава Мстиславича, "отидоша
в землю Перемышлескую, в горы Кавокасьския, рекше во Угорьскыя"47. Перемышль не был
тогда центром отдельного княжества, и термин "земля" в данном случае не несет террито¬
риально-политического оттенка: речь идет просто о территории близ Перемышля.
Рязанская земля. Впервые названа так в разных летописях при описании нашествия на нее
Бытыя ("придоша иноплеменьници, глаголемии татарове, на землю Рязаньскую"48; "бысть
первое приходъ ихъ на землю Рязаньскую"49, "и почаша воевати Рязаньскую землю"50);
вторично - в летописании Северо-Восточной Руси как объект монгольской переписи 1257 г.
("исщетоша всю землю Суждальскую и Резаньскую и Мюромьскую"51).
Пинская земля. Под 6756 годом в Галицко-Волынской летописи сказано, что литовский
военачальник Скомонд "повоева землю Пиньскую"52.
146
Муромская земля. Названа в летописании Северо-Восточной Руси в числе объектов
монгольской переписи 1257 г.53
Приведенные сведения позволяют сделать следующие выводы. Во-первых, употребление
термина "земля" по отношению к составным частям Руси прослеживается со второй четверти
XII в. Это хорошо коррелирует с тем фактом, что в XI - начале XII в. на Руси "землей" счита¬
лось только одно отечественное политическое образование - "Русская земля", т.е. Древнерус¬
ское государство в целом. Появление нескольких "земель", таким образом, хронологически
совпадает с обретением отдельными русскими княжествами фактической самостоятельности по
отношению к Киеву. Во-вторых, термин "земля" не фиксируется в ХН-ХШ вв. для трех
политических образований, традиционно обозначаемых с его помощью в историографии, - тех,
столицами которых были Киев, Переяславль и Псков. Если в отношении Пскова можно было
бы допустить, что такие данные до нас просто не дошли (так как собственно псковские
источники известны только со второй половины XIII в.), то для Киева и Переяславля, которые
вместе с тянущими к ним территориями находятся в центре внимания южнорусского летопи¬
сания XII в., такое объяснение невозможно. Очевидно, причина - в существовании в ХН-ХШ вв.
понятия "Русская земля" в узком смысле: под ней часто понимали территорию Киев¬
ского княжества с Переяславским и значительной частью Черниговского (а в некоторых
случаях - только территорию, непосредственно подчиненную киевским князьям)54. Возможно,
Киевское и Переяславское княжества не именовались отдельно "Киевской землей"
и "Переяславской землей", так как целиком входили в состав "Русской земли" (в то время
как Черниговская земля - только частично)55. Относительно же Пскова нет ясности,
был ли (и если да, то в какой степени) этот центр в ХН-ХШ вв. независим от Нов¬
города56.
Вернемся к вопросу, обозначенному в начале статьи, - совпадали ли "земли" ХН-ХШ вв.
с тем, что принято в науке именовать "княжествами", т.е. с политическими образованиями.
С ним связан другой вопрос - восходили ли "земли" к этнополитической структуре восточных
славян догосударственной эпохи. Причем если на первый вопрос следует положительный
ответ, то второй снимается, так как границы княжеств ХН-ХШ вв. догосударственному
этнополитическому делению не соответствовали (и к тому же часто менялись в течение этого
периода).
Приведенный материал позволяет сделать вывод о тождестве "земель" и самостоятельных
княжеств. Если бы "земли" были древними этногеографическими образованиями, они бы так
именовались и в XI - начале XII в. Между тем для этого периода не только нет упоминаний
термина "земля" с определением по одному из русских городов (о единственном исключении см.
примеч. 7), но даже по отношению к термину "волость", которым в эту эпоху именовались
составные части государства Русь, не употреблялись притяжательные прилагательные,
образованные от названий их центров57. Появление в источниках упоминаний об отдельных
русских "землях" совпадает по времени с началом "раздробленности". Термин "земля" фикси¬
руется в ХН-ХШ вв. (за исключением упоминания "Перемышльской земли" 1226 г.) только для
фактически самостоятельных политических образований (в том числе княжества Белзского
и Червенского, которое лишь временно являлось таковым). В ряде случаев "земли" фигури¬
руют как объекты княжений конкретных князей (Андрея Боголюбского, Мстислава и Яро-
полка Ростиславичей, галицких Ярослава Владимировича и Владимира Ярославича, Всеволода
Большое Гнездо, Ярослава Ярославича). Изменение статуса столов внутри "земли" могло
повлиять на ее именование ("Ростовская земля" как объект княжения Ростиславичей - в силу
перехода к Ростову "старшинства"). Даже в случае, когда имелось древнее название террито¬
рии, "земля" могла определяться (в местных источниках) по стольному городу ("Владимирская
земля", а не "Волынь"). При объединении двух земель под властью одной княжеской династии
они начинали рассматриваться как одна земля (Галицко-Волынское княжество как "Волынская
земля"). Очевидно, термин, обозначавший суверенные государства, был перенесен на русские
княжества по мере того, как современники стали их воспринимать в качестве фактически
независимых.
Соответственно, нет оснований говорить о непосредственной территориальной преемст¬
венности "земель" ХН-ХШ вв. по отношению к догосударственным этнополитичеким общно¬
стям. "Земли" формировались на основе территорий "волостей" - составных частей единого
Древнерусского государства конца X - начала XII в. - по мере закрепления последних за той
или иной ветвью княжеского рода Рюриковичей. Волости, в свою очередь, формировались
в X в. (в основном в конце столетия, при Владимире Святославиче) на основе территорий
бывших догосударственных общностей после их перехода под власть Киева. Но в течение
XI - начала XII в. состав и пределы волостей менялись под воздействием княжеских усобиц,
147
разделов территорий, которые осуществлялись без учета прежних, догосударственных этнопо¬
литических границ58. Поэтому конфигурации "земель" - крупных самостоятельных княжеств
XII в. - уже мало походят на очертания территорий союзов племенных княжеств IX-X вв.59
Роль наследия догосударственного этнополитического деления в истории XI-XIII вв. - вопрос,
требующий дальнейшей разработки (например, заслуживает внимания проблема соотношения
"племенного" самосознания и регионального самосознания "удельной эпохи"); но "земли"
XII—XIII вв. не имеют к нему отношения - этим термином именовались сложившиеся в XII сто¬
летии самостоятельные княжества.
Примечания
1 См.: Соловьев С.М. История России с древнейших времен. Кн. 2. М., 1988. С. 24-25; Клю¬
чевский В.О. Сочинения. T. 1. М., 1987. С. 199-201; Владимирский-Буданов М.Ф.
Обзор истории русского права. СПб.; Киев, 1907. С. 11-15, 21; Д ь я к о н о в М.А. Очерки общественного
и государственного строя Древней Руси. М.; Л., 1926. С. 55-57; Пресняков А.Е. Лекции по рус¬
ской истории. М., 1938. T. 1. С. 62, 155. В средневековой Руси слово "земля" имело много значений
(См.: Словарь древнерусского языка (XI-XIV вв.). Т. 3. М., 1990. С. 371-376). В данной работе речь идет
только о случаях употребления этого термина в сопровождении эпитета, указывающего на определенную
территорию.
2 В пользу территориального соответствия "племен" и "земель" удельной эпохи высказывались
М.П. Погодин, В.В. Пассек, с оговорками - Н.П. Барсов (Погодин М.П. Исследования, замечания и
лекции по русской истории. Т. 4. М., 1850. С. 326-328; Пассек В. Княжеская и докняжеская Русь //
ЧОИДР. 1870. Кн. 3. С. 74-76; Барсов Н.П. Очерки русской исторической географии. География
Начальной (Несторовой) летописи. Варшава, 1885. С. 84-85, 93-94). Против этой концепции - С.М. Со¬
ловьев, Н.И. Костомаров, М.А. Дьяконов, М.К. Любавский, С.М. Середонин, А.Е. Пресняков
(Соловьев С.М. Указ. соч. Кн. 2. С. 25; Костомаров Н.И. Исторические монографии и
исследования. T. 1. СПб., 1872. С. 14; Д ь я к о н о в М.А. Указ. соч. С. 56-57; Л юбавский М.К.
Историческая география России в связи с колонизацией. М., 1909. С. 87-89; Середонин С.М.
Историческая география. Пг., 1916. С. 154; Пресняков А.Е. Указ. соч. T. 1. С. 62, 94-97, 137).
Следует заметить, что укоренившийся в историографии термин "племена" по отношению к восточно-
славянским догосударственным общностям фактически неверен - племенной в научном смысле этого слова
была структура славянского общества до включения славян в процесс Великого переселения народов
(т.е. до VI в.); в ходе же славянского Расселения VI—VIII вв. она была разрушена, и сформировались новые
общности на территориальной основе (см.: Буданова В.П., Г о р с к и й А.А., Ермолова
И.Е. Великое переселение народов: этнополитические и социальные аспекты. М., 1999. С. 160-177:
Г о р с к и й А.А. О "племенной знати" и "племенах" у славян // Florilegium: К 60-летию Б.Н. Флори.
М., 2000).
3Насонов А.Н. "Русская земля" и образование территории Древнерусского государства. М., 1951.
4 Этот вытекающий из исследования А.Н. Насонова вывод был в концентрированном виде сформу¬
лирован Л.В. Черепниным: Черепнин Л.В. Исторические условия формирования русской народности
до конца XV в. // Вопросы формирования русской народности и нации. М.; Л., 1958. С. 58-61. В дальнейшем
границы земель уточнялись в ряде работ: Алексеев Л.В. Полоцкая земля. М., 1966; его же. Смо¬
ленская земля в IX—XIII вв. М., 1980; Древнерусские княжества X—XIII вв. М., 1975.
Рыбаков Б.А. Союзы племен и проблема генезиса феодализма на Руси // Проблемы возникно¬
вения феодализма у народов СССР. М., 1969; его же. Киевская Русь и княжества XII—XIII вв. М., 1982.
С. 474.
6 С е д о в В.В. Исторические земли Древней Руси и восточнославянские племенные образования //
Исторические записки. Т. 2 (120). М., 1999; то же в кн.: Седов В.В. Древнерусская народность. М., 1999.
С. 230-253. Гипотеза В.В. Седова, согласно которой летописные меря и мурома - это восточнославян¬
ские общности, перенявшие этнонимы своих ассимилированных в ходе колонизации предшественни¬
ков, наталкивается на пока не прокомментированное автором препятствие: в "Повести временных лет"
меря и мурома помещены среди "иных языков", противопоставленных славянам (ПСРЛ. T. 1. М., 1962.
Стб. 11).
7 См.: Г о р с к и й А.А. Русь в конце X - начале XII в.: территориально-политическая структура
("земли" и "волости") // Отечественная история. 1992. № 4. В одном случае совокупность двух волостей -
Муромской и Ростовской, - захваченных в тот момент князем Олегом Святославичем и потерявших князя-
владетеля (Изяслава Владимировича, погибшего в бою), названа "землей Муромской и Ростовской" (ПСРЛ.
T. 1. Стб. 237).
8 ПСРЛ. T. I. Стб. 299.
148
9 Новгородская первая летопись старшего и младшего изводов (далее: НПЛ). М.; Л., 1950. С. 25.
10 Там же. С. 26, 37, 44, 56, 72, 77, 78, 80, 82, 89, 95. В новгородских источниках XIV в. термин
"Новгородская земля" обычен - см.: Грамоты Великого Новгорода и Пскова (далее: ГВНП). М.; Л., 1949.
С. 16, 17, 19,20-22,29, 30,33.
11 ПСРЛ. Т. 2. М., 1962. Стб. 607-610.
12 Там же. Стб. 311.
13 Там же. Стб. 840.
14 Там же. Т. 1. Стб. 366.
15 Там же. Стб. 520.
16 Там же. Стб. 355 (2 раза), 357; ср.: Т. 2. Стб. 551,554.
17 Там же. Т. 2. Стб. 618, 620, 779, 785; Т. 1. Стб. 462, 464; Бегунов Ю.К. Памятник русской
литературы XIII века "Слово о погибели Русской земли". М.; Л., 1965. С. 174-175 (Житие Александра
Невского).
18 ПСРЛ. Т. 2. Стб. 566,659; Т. 1. Сгб. 440,473; Бегунов Ю.К. Указ. соч. С. 178.
19 ГВНП. № 1-3. С. 10-13.
20 ПСРЛ. Т. 2. Стб. 630; Т. 1. Стб. 472,485.
21 Патерик Киевского Печерского монастыря. Киев, 1911. С. 189.
22 ПСРЛ.Т. 1. Стб. 436.
23 Там же. Стб. 475.
24 Там же. Стб. 357, 391,438,476.
25 Там же. Стб. 408.
26 Там же. Стб. 373; ср. Т. 2. Стб. 597.
27 Там же. Т. 1. Стб. 374; ср. Т. 2. Стб. 598.
28 Там же. Т. 1.Стб. 476.
29 Там же. Т. 2. Стб. 448.
30 Там же. Стб. 451-452.
31 Там же. Стб. 468.
32 Там же. Стб. 656-657.
33 Там же. Стб. 659.
34 Там же. Стб. 746, 753, 771,775 (2 раза), 793.
35 Там же. Стб. 759.
36 Там же. Стб. 576-577.
37 Там же. Стб. 721.
38 Там же. Стб. 893.
39 Макарий (Булгаков), митр. История Русской церкви. Кн. 3. М., 1995. С. 415.
40 НПЛ. С. 99, 343-344.
41 Там же. С. 361.
42 Прохоров Г.М. Повесть о Митяе. Л., 1978. С. 205, 207-208.
43 Толкование "Волынской земли" XIV в. как совокупности Волыни и Галичины подкрепляет "Список
русских городов, дальних и ближних" (конец XIV в.): города Галицкого княжества (Галич, Перемышль,
Теребовль и др.) названы там в числе городов "Волынских" (НПЛ. С. 476).
44 Кстати, в Галицко-Волы некой летописи употребление термина "Галицкая земля" обрывается в начале
40-х гг. XIII в., т.е. практически сразу после закрепления Галичины за владимиро-волынеким князем
Даниилом Романовичем.
45 ПСРЛ. Т. 2. Стб. 670.
46 Там же. Стб. 746.
47 Там же. Стб. 747.
48 НПЛ. С. 74.
49 ПСРЛ. Т. 2. Стб. 778.
50 Там же. Т. 1. Стб. 460.
51 Там же. Стб. 475.
52 Там же. Т. 2. Стб. 799-800.
53 Там же. Т. 1. Стб. 475.
54 См.: К у ч к и н В. А. "Русская земля" по летописным данным XI - первой трети XIII в. // Древнейшие
государства Восточной Европы. 1992-1993 гг. М., 1995 (здесь же литература вопроса).
149
55 Ср.: Русина О. Оверська земля у склад1 Великого княз1вства Литовського. КиТв, 1998. С. 35-38
(автор ошибочно причисляет к княжествам, не называемым в источниках "землями", также и Чернигов¬
ское). Примечательно, что термин "Киевская земля" появляется в источниках в начале XIV в. (М а к а-
р и й (Булгаков), митр. Указ. соч. Кн. 3. С. 415 - Житие митрополита Петра), т.е. тогда, когда понятие
"Русская земля" в узком смысле утратило свою актуальность.
56 См.: Янин В.Л. "Болотовский" договор: О взаимоотношениях Новгорода и Пскова в Х11-Х1У вв. //
Отечественная история. 1992. № 6; Б у р о в В.А. Письмо в редакцию (по поводу статьи В.Л. Янина) //Там
же. 1993. № 6. Заметим, что термин "Псковская земля" в источниках есть, но впервые встречается (в
псковском летописании) под 1341 годом (Псковские летописи. Вып. 1. М.; Л., 1941. С. 18), а обычным
становится с начала XV в. (Там же. С. 28; НПЛ. С. 400), т.е. со времени, для которого независимость Пскова
от Новгорода не вызывает сомнений.
57 См.: Г о р с к и й А.А. Русь в конце X - начале XII в. С. 155-157.
58 См.: Там же. С. 157-158.
59 Ближайшими аналогиями Руси являются такие славянские государства, как Чехия и Хорватия, где
этнополитическое деление догосударственного периода было быстро изжито (См.: Ф л о р я Б.Н. Форми¬
рование чешского раннефеодального государства и судьбы самосознания славянских племен Чешской
долины // Формирование раннефеодальных славянских народностей. М., 1981; Акимова О.А. Форми¬
рование хорватской раннефеодальной государственности // Раннефеодальные государства на Балканах:
У1-ХН вв. М., 1985).
© 2001 г. Е.В. ВОЕЙКОВ*
У ИСТОКОВ ЭКОЛОГИЧЕСКИХ ПРОБЛЕМ
Эпохи социальных потрясений, как правило, сопровождаются не только гибелью в мас¬
совом количестве людей и уничтожением материальных ценностей, но и нанесением иногда
невосполнимого ущерба природе. В данной статье рассмотрен только один аспект влия¬
ния революционных событий 1917 г. и Гражданской войны на экологическую обста¬
новку в Средневолжском регионе (Пензенской, Самарской и Симбирской губ.): изменение
состояния лесов в результате крупномасштабных лесозаготовок в период острого топливного
кризиса.
Среднее Поволжье по запасам лесных ресурсов считалось "малолесным". Напомним, что
в начале XX в. нормальной считалась лесистость района (отношение площади лесов ко всей
территории), равная 25%. Но даже в наиболее благополучной Симбирской губ. данный
показатель (29%) был ниже среднего по стране (33%), а обеспеченность лесом Пензенской
и Самарской губ. не достигала даже 20%. При этом если в Алатырском, Карсунском и Сыз-
ранском уездах Симбирской губ. лесистость составляла 26-38%, то вся юго-восточная часть
Самарской губ. была почти безлесной1.
В период острого топливного кризиса 1917-1921 гг. главным был лозунг "Как можно
больше дров во что бы то ни стало". Один из участников съезда лесозаготовителей Пензенской
губ. (август 1919 г.) выразился так: "Сейчас некогда думать о культуре лесов, когда надо думать
о возможности отстоять право в будущем создавать эту культуру"2. Для каждой губернии,
в соответствии с правилами ведения лесного хозяйства, был определен размер годовой лесосеки
(т. е. количество леса, которое можно вырубать без ущерба для нормального развития лесов
в регионе). Однако уже в период Первой мировой войны было разрешено, в случае необходи¬
мости, вырубать сразу несколько годовых лесосек за один сезон, а в годы Гражданской войны,
в условиях угрозы остановки транспорта и прекращения работы промышленных предприятий,
курс на превышение ежегодной лесосеки был закреплен.
* Воейков Евгений Владимирович, кандидат исторических наук, старший преподаватель Пензенского
государственного педагогического университета.
150
Так, в Симбирском лесничестве в 1919/20 г. (хозяйственный, или операционный год начи¬
нался в июле) при годовой лесосеке в 266 дес. было запланировано вырубить 1 500 дес., в Киль-
дяшевской даче Ундоровского лесничества при годовой лесосеке в 155 дес. предполагалось
свести лес на территории 950 дес. и т.д. В Самарской губ. ежегодная лесосека составляла
32,5 тыс. куб. саж. (куб. саж. равна 8 куб. м), а потребности населения городов, промышленных
предприятий и железных дорог достигали 600 тыс. куб. саж. Поэтому местный совнархоз решил
вырубить в 1918/19 г. 5 годовых лесосек. На практике в 1919/20 г. рубились лесосеки вплоть
до 1927 г., т.е. на 8 лет вперед. В некоторых районах ситуация была еще хуже. В Пензенской
губ. в отдельных местах фиксировались вырубки лесов на 10-15 лет вперед, а в целом по губер¬
нии за годы топливного кризиса лесосеки были вырублены на 5 лет вперед3. Следует отметить,
что в некоторых других районах России ситуация была еще хуже (например, в наименее
лесистых уездах Орловской губ. лесосеки были вырублены вплоть до 1949 г., а на I Все¬
российской лесной конференции в 1921 г. приводились факты вырубки лесов за 60 лет
вперед4).
Естественно, такое положение дел вызвало протест у специалистов лесного хозяйства. Один
из руководителей Главлескома ВСНХ - органа, руководившего всеми заготовками лесомате¬
риалов в стране, - А.Апушкин летом 1919 г. писал: "...Как бы Россия ни была богата лесами,
но впредь вести все государственное хозяйство на одних дровах не представляется решительно
никакой возможности. Дальнейшая вырубка всех лесов, а их вдоль железных дорог и сплавных
рек осталось уже мало, являлась бы не только преступлением против лесного хозяйства, но и
означала бы расхищение всего нашего национального богатства". Наркомат земледелия,
в ведении которого находились все лесомелиоративные и лесокультурные работы, протестовал
против выделения лесосек в таких огромных размерах и пытался даже исключить отдельные
малолесные губернии, например Курскую и Воронежскую, из плана лесозаготовок. По образ¬
ному выражению А. Апушкина, "из года в год происходил спор между ВСНХ и НКЗ, и каждый
раз на чашу весов клались интересы русского леса в целом, а с другой - интересы транспорта,
промышленности"5.
Одним из наиболее рациональных путей ослабления топливного кризиса при сохране¬
нии лесов было использование альтернативных видов топлива, прежде всего торфа.
В 1919-1920 гг. по добыче торфа лидировала Пензенская губ., а начиная с 1921 г. - Симбирская.
По моим подсчетам, использование в качестве топлива торфа, добытого в средневолжских
губерниях в 1920 г. (2 120 685 пуд.), позволяло сберечь от вырубки 514 дес. лесной площади,
причем размеры торфяников, дешевизна рабочей силы, привлекаемой на основе трудповин-
ности, и засушливое лето 1920 г. позволяли организовать торфоразработки в еще более
широких масштабах6. Не были использованы и потенциальные возможности богатейших
месторождений горючих сланцев (Ундоровского в районе Симбирска и Кашпирского в районе
Сызрани). На конец 1921 г. рудники были технически готовы к ежегодной добыче 54 млн пуд.,
фактически же выше 1,5 млн пуд. в 1920 г. добыча не поднималась (причем доставить к потре¬
бителям удалось тогда не больше 20% заготовленных сланцев). Предпринимавшиеся попытки
использовать шишки, хворост, опилки, пни, кизяк для ослабления топливного дефицита
широкого распространения не получили7.
В условиях, когда транспорт, промышленные предприятия и население городов требовали
дров как можно больше и как можно скорее, руководители лесозаготовок и работники
лесного хозяйства, сознавая свою ответственность за сохранение природных ресурсов края,
пытались сделать последствия внеочередных вырубок менее разрушительными. Показа¬
тельно в этом отношении обсуждение вопроса о вырубке так называемой дачи училища
садоводства на заседании особой комиссии при Пензенском губсовнархозе в сентябре 1918 г.
В числе других была высказана мысль о том, что "нельзя игнорировать санитарного
значения этой рощи, непосредственно прилегающей к городу и являющейся единственным
ближайшим местом, где жители могут найти летом отдых и чистый, здоровый воздух",
и что "уничтожение дачи было бы преступлением перед трудящимся населением города,
не могущим пользоваться курортами и дачами". Этот участок пригородного леса было
решено оставить неприкосновенным и организовать вырубку леса в районе Шуиста,
который был расположен в низменной, болотистой долине, часто затопляемой водами
Суры (как говорилось в заключении комиссии, "низкое, сырое место, служащее источником
лихорадки, только выиграет от уничтожения деревьев")8. И если целесообразность
вырубки лесов Шуиста спорна, то нельзя отрицать, что жители современной Пензы
должны быть признательны за сохранение лесопарковой зоны района Западной Поляны
служащим секции по топливу Пензенского губсовнархоза, в частности С.Н. Ашанину
и С.В. Быстренину.
151
Кроме заготовок леса, осуществлявшихся государственными топливными органами, от¬
дельными предприятиями и организациями, происходила и массовая вырубка лесов местным
населением, считавшим, что "лес весь народный". Упоминания о том, что крестьяне свое¬
образно поняли закон 1918 г. о национализации лесов, истолковав его в смысле принадлеж¬
ности ближайших лесов всему населению данной местности, не раз встречаются в отчетах
и протоколах топливозаготовительных органов9.
Следует учесть и то обстоятельство, что в распоряжении государственной власти на мес¬
тах в 1917-1920 гг. не было реальных средств для прекращения массовых хищений
леса местным населением. Ситуацию на местах хорошо иллюстрирует докладная за¬
писка начальника милиции Мокшанского уезда Пензенской губ., датированная ноябрем
1917 г., где указывается, что противозаконные действия (порубки лесов, разгромы име¬
ний) крестьяне осуществляют "целыми селениями, а иногда и волостями, противопо¬
ставить им силу милиция не может, а законным требованиям граждане не только
не подчиняются, но и грозят самосудом". По данным доклада лесного подотдела Бугуру-
сланского совнархоза (Самарской губ.) за 1919 г., крестьяне заявили, что лес "они будут
рубить, пока не установится твердая власть". Даже тогда, когда виновных в хищении леса
удавалось привлечь к ответственности, разбирательство таких дел в судах затягивалось,
а размер штрафов был крайне незначительным10. В большинстве документов тех лет упоми¬
наются массовые порубки леса ("нет лесничества, где бы их не было") местным населением.
Определенное представление о масштабах ущерба, нанесенного лесам региона, дают
сведения по Пензенской губ. за 1920-1922 гг.: самовольно срублено 256 663 куб. саж., или
1 200 дес.11
Кроме специальных лесозаготовительных органов (гублескомы, губтопы) рубку леса в пе¬
риод топливного кризиса производили различные государственные, кооперативные и частные
структуры, местное население12. Большое число лесозаготовителей, естественно, приводило
к массовым нарушениям правил ведения лесного хозяйства. В первую очередь это проявлялось
в игнорировании требований работников лесничеств об очистке лесосек от отходов заготовки,
создавало условия для заражения лесов насекомыми-вредителями и увеличивало пожа¬
роопасность13.
В 1920-1921 гг. лесные пожары в Средневолжском регионе стали обычным явлением.
Работники самарских лесничеств, например, в качестве причин возгорания называли раз-
ведение костров лесорубами и возчиками дров и курение в лесу. Своевременное обнаружение
пожаров затруднялось из-за малочисленности служащих лесничеств и повсеместного отсут¬
ствия специальных пожарных сторожей. Местное население, привлекаемое к тушению пожа¬
ров, в большинстве случаев воспринимало эту обязанность как еще одну тягостную повинность,
возложенную на него государством (что, естественно, отражалось на количестве и активности
участников борьбы за спасение горящих лесов). В ряде мест грандиозные размеры пожаров
вынуждали использовать для их тушения армейские части14. В 1924 г. площадь горелого
леса в Пензенской губ. составляла 20 736 дес., в Самарской - 20 000 дес. (по Симбир¬
ской губ. данные не полны; пожарами 1921 г. было уничтожено 14 205 дес. леса). Поэтому
можно согласиться с утверждением Ульяновской губернской плановой комиссии, констати¬
ровавшей, что ущерб от пожаров превышал ущерб от вырубки леса времен топливного
кризиса15.
Следует учесть, что в условиях Среднего Поволжья хвойные леса естественным путем
вообще не возобновлялись, а самовосстановление дубовых лесов составляло примерно треть
прежней площади. В итоге при отсутствии лесокультурных работ (т.е. искусственного осе¬
менения и высадки саженцев из специальных питомников на местах вырубок) в процессе
хозяйственного использования лесных ресурсов Среднего Поволжья происходила постепенная
замена наиболее ценных пород деревьев (сосна, дуб) на менее важные для человеческой
жизнедеятельности (береза, осина). В дореволюционный период осуществлялись работы по
проведению посадок молодого леса (особенно соснового), причем не только в казенных, но и
частновладельческих лесах (например, в имении кн. А.Д. Оболенского - последнего владельца
Никольского стекольного завода Пензенской губ.16). В 1917 г. охрана подрастающего леса
значительно ослабела. Крестьяне пасли в лесу скот, что приводило к уничтожению молодых
посадок17.
В 1917-1920 гг. деятельность лесных питомников в силу ряда причин практически прек¬
ратилась. В сентябре 1919 г. заведующий лесостроительным отделением губземуправления
Самарской губ. А. Лобатов писал в докладе: "Питомники заросли. Культуры травятся скотом
и остаются без ухода". В Симбирской губ. в 1920 г. ситуация рисовалась в следующем виде:
152
"Были когда-то семенные посадки сосен, которые теперь или протоптаны, или зарастают
разным кустарником. Изгородь посадок поломана..." В итоге в хвойных лесах на местах выру¬
бок образовывались пустыри, в лиственных - процесс лесовозобновления резко замедлялся.
Мероприятия по борьбе с нарушениями правил ведения лесного хозяйства стали относительно
эффективными только в начале 1920-х гг., тогда же возобновилась и деятельность лесных
1Й
питомников .
Вместе с тем заготовленное с громадными затратами людских и природных ресурсов
древесное топливо не всегда использовалось рационально. Лесоматериалы, заготовленные
в 1918 и 1919 гг., гнили, портились, теряли свою ценность, Наглядное представление об этом
дают материалы съезда лесозаготовителей Пензенской губ. (август 1919 г.). Если в Знамен¬
ском лесничестве было вывезено 57% заготовленных дров, в Леонидовском - 42%, в Маис-
ском - 34%, то в Вышилейском - всего 15%, а в Петровском лесничестве вывозки вообще
не было. В Самарской губ. с января по октябрь 1919 г. было доставлено потребителям
45 905 куб. саж., а остались невывезенными в лесу 38 224 куб. саж. дров. В Симбирской губ.
в 1919/20 хозяйственном году ситуация сложилась более благополучно: вывоз составил 83%
заготовки19.
В целом в 1918-1920 гг. в Среднем Поволжье каждый год регулярно часть древесного топли¬
ва оставалась на местах работ в лесу. При обследовании лесничеств Кузнецкого уезда Саратов¬
ской губ. (впоследствии он был присоединен к Пензенской губ.) осенью 1921 г. была выявлена
следующая картина: "...В большинстве делянок заготовленные дрова находятся в хаотическом
порядке, разбросаны и топчутся в грязи... Дрова, находящиеся в таком порядке, очень скоро
поддаются гниению, а при выпаде снега таковые совершенно пропадают, ибо зимой в таком
состоянии их вывезти невозможно..." Кроме того, значительная часть залежавшихся дров
растаскивалась крестьянами ближайших населенных пунктов. Упоминания о хищениях древес¬
ного топлива местными жителями постоянно встречаются в переписке лесозаготовительных
организаций20.
Крупномасштабные дровозаготовки, лесные пожары и недостаточность мероприятий по
лесовозобновлению приводили к ухудшению экологической обстановки в регионе. Сокращение
лесных площадей нарушало естественный природный баланс, негативно влияло на состояние
климата, речной системы, почвы.
Конечно, далеко не все руководители и специалисты в центре и на местах считали в те
далекие годы, что необходимо заготовить как можно больше дров, а о сохранении природы
можно будет подумать потом, в более спокойной обстановке. В России всегда были и есть
умные и честные люди, умеющие по-хозяйски относиться к природе и думать не только о сего¬
дняшнем, но и о завтрашнем дне своего села, города, района, страны. К сожалению, голоса
специалистов не были услышаны, и к миллионам человеческих жизней, унесенных Граждан¬
ской войной, добавились миллионы десятин вырубленного и сгоревшего леса, что не только
ухудшило экологическую обстановку, но и положило начало крупномасштабным эксперимен¬
там над природой, которые привели в конце XX столетия к настоящему экологическому
кризису.
Решающим моментом в отношении человека к природе остается не сложность конкретной
экономической ситуации, когда топливный кризис вынуждает, например, рубить строевой лес
на дрова, а установки ментального уровня на решение сиюминутной проблемы при игнори¬
ровании долговременных последствий. В те же 1917-1921 гг. можно было бы направить больше
сил и средств на добычу торфа и горючих сланцев, но вместо этого основные усилия
сосредоточились на вырубке лесных массивов, потому что так было проще, привычнее.
Естественно, при этом оправдывали себя тем, что леса гибнут ради спасения революции. Пока
люди не поймут, что человек - это часть природы и ее уничтожение есть и уничтожение
человечества, до тех пор всегда будут находиться объективные, форсмажорные обстоятель¬
ства, в жертву которым будут приноситься интересы экологии. Человек выступает то сози¬
дателем, то разрушителем закономерно сложившихся экологических систем, частью которых
он неизбежно является. Если сравнить карты расположения лесов Средневолжского региона
начала и конца XX в., то складывается впечатление, что мрачное пророчество одного из
самарских работников лесного хозяйства, сделанное в 1919 г., все-таки постепенно сбывается:
"...Леса исчезнут, и вслед за этим предстанут все бедствия безлесности, за которые наши
дети помянут отцов лишь проклятиями"21. Природные богатства принадлежат всем поко¬
лениям - настоящим и будущим. Учесть ошибки хозяйственной деятельности человека,
добиться нормализации его отношений с природной средой - первоочередные задачи нашего
времени.
153
Примечания
1 Государственный архив Самарской обл. (далее ГА СО), ф. Р. 751, оп. 2, д. 149, л. 2; М а к а р о в Е.
Лесное хозяйство // Природа, население и сельское хозяйство нашего края. Пенза, 1928. С. 75, 98;
Морохин Д. Симбирский лес // Заря. 1919. 26 декабря; Штукенберг А. А. Энергетические
ресурсы бывшей Пензенской губернии // Среднее Поволжье. 1928. № 4. С. 142.
2 Государственный архив Пензенской обл. (далее ГА ПО), ф. Р. 952, оп. 1, д. 10, л. 10 об.
3 ГА ПО, ф. Р. 2, оп. 1, д. 664, л. 63; ф. Р. 442, оп. 1, д. 179, л. 65; ф. Р. 952, оп. 1, д. 10, л. 64; ф. Р. 1075,
оп. 1, д. 10, л. 31; ГА СО, ф. Р. 235, оп. 1, д. 3, л. 64-64 об.; д. 72, л. 2; Отчет Самарского
губэкономсовещания. Вып. 1. Самара, 1921. С. 87-88; Первый съезд представителей районных советов
народного хозяйства Самарской губ. 21-27 февраля 1919 г. Самара, 1919. С. 52-53 и др.
4 Топливное дело. 1921. № 3-4. С. 72.
5 РГАЭ, ф. 758, оп. 1, д. 260, л. 92-93; Апушкин А. Государственная лесная промышленность за
пять лет //Лесопромышленное дело. 1923. № 9-10. С. 6; е г о же. На рубеже двух дровяных заготовок //
Народное хозяйство. 1919. № 7. С. 30.
6 Добыча и заготовка топлива в 1920-1921 гг. Вып. III. К отчету ГУТа за 1921 г. М., 1923. С. 287;
Козулин Ф. Средневолжские торфяники и их использование. М.; Самара, 1931. С. 14, 16.
7 РГАЭ, ф. 660, оп. 1, д. 177, л. 55 об.; д. 243, л. 4 об., 64; д. 285, л. 22 об.; ГА ПО, ф. Р. 952, оп. 1, д. 5,
л. 29-29 об.; Деятельность Главсланца в 1920 г. и производственная программа на 1921 г. // Нефтяное
и сланцевое хозяйство. 1920. № 1-4. С. 192-193, 195; П.Г. К сбору сосновых шишек // Заря. 1920. 3 июня;
П.Г. На выработку кизяка//Заря. 1920. 2 июня; С.Ж. Использование опилок //Заря. 1920. 28 апреля.
8 ГА ПО, ф. Р. 952, оп. 1, д. 5, л. 30-30 об.
9 ГА РФ, ф. 7737, оп. 1, д. 16, л. 18-19,21-22; ГА ПО, ф. 206, оп. 1,д. 32, л. 119; ф. Р. 447, оп. 1,д. 2, л. 78,
82 об.
10 ГА РФ, ф. 7737, оп. 1, д. 26, л. 5; ГА ПО, ф. 206, оп. 1, д. 32, л. 64; ф. Р. 2, оп. 1, д. 664, л. 63; ф. Р. 952,
оп. 1, д. 47, л. 26-26 об.; ГА СО, ф. Р. 235, оп. 1, д. 3, л. 39 об. - 40, 53.
11 ГА ПО, ф. 206, оп. 1, д. 45, л. 13, 34, 40-41; ф. Р. 2, оп. 1,д. 368 а, л. 11; оп. 4, д. 7, л. 15; ф. Р. 447, оп. 1,
д. 74, л. 24; ГАСО, ф. Р. 235, оп. I, д. 3, л. 39, 40; Государственный архив Ульяновской обл. (ГА УО),
ф. Р. 200, оп. 1, д. 36, л. 9; М о р о х и н Д. В защиту леса // Экономический путь. 1919. 25 января;
Материалы по районированию и организации Средневолжской области. Вып. 1. Самара, 1925. С. 68, 70, 192,
258, 320; Смелый А. Деятельность Пензенского ГЛО за период 1919-1924 гг. // Природа и хозяйство
Пензенского края. 1924. № 2-3. С. 147.
12 РГАЭ, ф. 2254, оп. 1, д. 474, л. 1-23; д. 720, л. 1-237.
13 РГАЭ, ф. 2254, оп. 1, д. 256, л. 2; ГА ПО, ф. Р. 447, оп. 1, д. 230, л. 31; ф. Р. 952, оп. 1, д. 58, л. 24 об.;
ГА СО, ф. Р. 235, оп. 1, д. 37, л. 42 об., 57; д. 71, л. 48 об.; И.К. Берегите леса // Заря. 1920. 15 сентября;
Отчет Самарского губэкономсовещания. Вып. 1. С. 88.
14 РГАЭ, ф. 2254, оп. 1, д. 56, л. 2-3; Российский Государственный военный архив (РГВА), ф. 212, оп. 3,
д. 237, л. 134, 135, 143, 144, 145; ГА СО, ф. Р. 235, оп. 1, д. 39, л. 52-52 об., 53; д. 71, л. 8 об., 9, 33, 34 об., 36,
40,46,48, 60,61; С у б о ц к и й М. Еще о пожарах // Заря. 1920. 14 августа.
15 ГА СО, ф. Р. 235, оп. 1, д. 39. л. 52; Отчет Самарского губисполкома XII-му губернскому съезду
Советов за 1923/24 хозяйственный год. Самара, 1925. С. 33; Отчетный бюллетень Симбирского губис¬
полкома к XI-му губернскому съезду Советов 15 августа 1921 г. С. 10; Природа, хозяйство, культура Улья¬
новской губернии. Ульяновск, 1927. С. 94. С м е л ы й А. Указ. соч. С. 152.
16 Антонов И.С. Засурское лесничество // Из истории области: Очерки краеведов. Вып. IV. Пенза,
1993. С. 140-141; Красная летопись: материалы к истории советского строительства в Самарской губ.
(октябрь 1917 г. - апрель 1921 г.). Самара, 1921. С. 20-21; Макаров Е. Лесное хозяйство // Природа,
население и сельское хозяйство нашего края. Пенза, 1928. С. 77;Оболенский П.А. Из воспоминаний
// Земство. Архив провинциальной истории России. 1994. № 2. С. 167; Природа, хозяйство, культура
Ульяновской области. Ульяновск, 1927. С. 93.
17 ГА ПО, ф. 206, оп. 1, д. 45, л. 9 об.; Д о г а е в а В.П. Вопросный лист Министерства земледелия
Временного правительства как исторический источник по аграрно-крестьянскому движению в 1917 г. //
Вспомогательные исторические дисциплины. Т. XXIV. СПб., 1993. С. 197; Крестьянское движение в 1917 г.
М.; Л., 1927. С. 102, 155.
18 ГА ПО, ф. Р. 2, оп. 1, д. 664, л. 63; ф. Р. 6, оп. 1, д. 85, л. 144; ГА СО, ф. Р. 235, оп. 1, д. 3, л. 64 об.; д. 39,
л. 52; И.К. Берегите леса//Заря. 1920. 15 сентября; Смелый А. Указ. соч. С. 147-151.
19 РГАЭ, ф. 2254, оп. 1, д. 474, л. 1-23; д. 720, л. 1-237; ГА ПО, ф. Р. 952, оп. 1, д. 10, л. 7-9; д. 35, л. 16;
ГА СО, ф. Р. 235, оп. 1, д. 10, л. 238 об.
20 ГА ПО, ф. Р. 2, оп. 4, д. 7, л. 87; ф. Р. 442, оп. 1, д. 178, л. 45; ф. Р. 447, оп. 1, д. 230, л. 5; ф. Р. 952, оп. 1,
д. 34, л. 95.
21 ГА СО, ф. Р. 235, оп. 1, д. 3, л. 40.
154
© 2001 г. В.М. К А Б У 3 А Н
ЕСТЕСТВЕННЫЙ ПРИРОСТ, МИГРАЦИЯ И
РОСТ НАСЕЛЕНИЯ ЕВРОПЫ И РОССИЙСКОЙ ИМПЕРИИ
В XVIII - НАЧАЛЕ XX ВЕКА
Систематический учет жителей многих государств Европы начался с XVIII в. (церковная
статистика, текущая регистрация, ревизии). С начала XIX в. повышается его качество
и одновременно совершается переход к проведению научно организованных переписей1. Это
позволяет исследовать динамику роста населения как на всем континенте, так и в отдельных
государствах. Вполне сознавая некоторую неточность и явную неполноту статистических
сведений по отдельным странам, особенно в XVIII в., я тем не менее считаю, что в целом
имеющиеся документы XVIII и тем более Х1Х-ХХ вв. достоверно отражают общий ход
демографических процессов.
Изучению поставленной в настоящем сообщении проблемы посвящена богатая литература2.
В первую очередь следует назвать подготовленное известным немецким статистиком
О. Хюбнером и состоящее из 73 томов издание, где отражены сведения о численности, составе
и движении населения всех стран мира с 1880 по 1939 г.3 В 1941 г. известный советский
исследователь Б.Ц. Урланис опубликовал ценную работу, в которой прослеживаются измене¬
ния в количестве жителей различных государств Европы с 1000 по 1930 г.4 В 1978 г. английские
ученые С. Макэведи и Р. Ионес издали атлас мира, отражающий тот же процесс с 400 г. до н.э.
до 70-х гг. XX в.5 К сожалению, такого рода данные по Российской империи, особенно
в границах современной России, представлены в названных работах недостаточно полно и не
всегда точны. Отчасти этот пробел восполнен в моем последнем исследовании о русском этносе
в XVIII-XX вв.6, однако предстоит еще немалая работа по его окончательной ликвидации.
Особенно это относится к сведениям о населении, проживавшем в границах современной
России по крайней мере с начала XVIII в. Решение этой задачи затрудняется тем, что терри¬
тория расселения этнических русских не совпадает с территорией современной России, причем
в 1991 г. Российская Федерация потеряла многие регионы, где русские абсолютно преобладали
уже в начале XVIII в.7
Для решения поставленной в настоящем сообщении задачи мне пришлось произвести сбор и
обработку материалов по самым мелким административным единицам (уездам и приравненным
к ним образованиям в европейских странах), а также осуществить генеральную проверку
результатов исчислений и переписей по ряду государств Европы (России, Австро-Венгрии,
Германии, Швейцарии и т.д.), опираясь при этом на специальный библиографический обзор
исследований и первоисточников, составленный в 1975 г. австрийским исследователем X. Дур-
диком8. По России и Польше мною использованы все первичные уточненные данные
демографической статистики по уездам, начиная с XVIII в.
Таблица 1 демонстрирует изменения в численности населения крупнейших стран Европы и
России (включая ее азиатскую часть) с 1700 г. по 1920 г. (в границах начала XX в.). В таблице
специально выделены показатели по России в пределах ее нынешней территории* **.
Следует отметить, что в рассматриваемый период границы Португалии, Испании, Англии,
ас 1721 г. - Швейцарии, Норвегии и Швеции фактически не изменились. Сведения по Германии
учитывают наличие в ее составе Эльзаса и Лотарингии. По Италии в таблицу включены
данные о населении земель, из которых она формировалась, начиная с XVIII в. Австро-
Венгрия, распавшаяся в 1918-1919 гг., рассматривается в границах на момент этого события
(без Северной Италии).
За анализируемый период количество жителей Европы выросло примерно в 4 раза.
В Англии население выросло в 6,5 раза, в Российской империи и собственно России в современ¬
ных границах - в 6, в Германии и Норвегии - в 5 раз. Средний уровень прироста населения
характерен для Швеции (в 4 раза), приближалась к нему и Австро-Венгрия (в 3,2 раза). В боль¬
шинстве же других государств он был гораздо меньше: в Италии - в 2,7 раза, а во Франции -
всего в 0,8 раза. Несколько более благоприятная демографическая ситуация наблюдалась
в Испании, Португалии и Швейцарии, где число жителей выросло в 3 раза.
* Кабузан Владимир Максимович, доктор исторических наук, главный научный сотрудник Института
российской истории РАН.
** Я счел нужным рассмотреть изменения в численности населения России в нынешних ее границах,
учитывая, что до конца XIX в. таких подсчетов в опубликованных исследованиях не приводилось.
155
Таблица 1
Динамика численности населения крупнейших государств Европы
(с Азиатской частью России) в 1700-1920 гг.
(млн чел. и % ко всему населению Европы)*
Страны
1700 г.
1750 г.
1800 г.
1850 г.
1900 г.
1920 г.
прирост (в разы)
1700-
1920 гг.
1800-
1920 гг.
Германия
13,5
18,9
24,3
35,4
56,4
67,3
5,0
2,8
10,9%
12,8%
12,7%
12,7%
13,4%
13,3%
Франция
20,4
22,0
27,3
34,9
38,9
37,0
0,8
0,3
16,5%
14,9%
14,2%
12,6%
9,3%
7,6%
Англия
5,8
6,3
9,2
18,1
32,4
37,6
6,5
4,0
4,7%
4,3%
4,8%
6,5%
7,7%
7,7%
Италия
13,0
15,2
18,1
23,9
32,8
36,2
2,7
2,0
10,5%
10,3%
9,4%
8,6%
7,8%
7,4%
Испания
7,3
8,4
10,5
14,4
18,6
21,3
3,0
2,0
5,9%
5,7%
5,5%
5,2%
4,4%
4,4%
Португалия
1,9
2,6
3,4
3,9
5,4
6,0
3,0
1,8
1,5%
1,8%
1,8%
1,4%
1,3%
1,2%
Австро-Венгрия
15,5
18,3
24,3
32,6
47,2
50,1
3,2
2,1
12,5%
12,4%
12,7%
11,7%
11,2%
10,3%
Швеция
1,5
1.8
2,3
3,5
5,1
5,8
4,0
2,5
1,2%
1,2%
1,2%
1,3%
1,2%
1,2%
Норвегия
0,5
0,6
0,9
1,4
2,2
2,6
5,0
2,9
0,4%
0,4%
0,5%
0,5%
0,5%
0,5%
Швейцария
1,3
1,5
1.8
2,4
3,3
3,9
3,0
2,2
1,0%
1,0%
0,9%
0,9%
0,8%
0,8%
Российская империя
27,1
28,2
46,6
73,2
128,2
140,7
6,0
3,0
21,9%
19,1%
24,3%
26,5%
30,5%
28,9%
Современная Россия
14,0
17,0
26,0
40,9
66,8
88,8
6,0
3,4
11,3%
11,5%
13,5%
14,7%
15,9%
18,2%
Европа с Азиатской
124,0
148,0
192,0
278,0
420,0
487,0
4,0
2,5
частью России
= 100%
"Урланис Б.Ц. Рост населения в Европе (Опыт исчисления). М., 1941. С. 237, 265, 335; Н ü b п е г О.
Geographisch-Statistische Tabellen aller Länder der Erde. Ausg. T-73. Wien, 1880-1939; M с E v e d у C.,
Jones R. Atlas of World Population History. London, 1978; Ka буза н B.M. Русские в Мире. Динамика
численности и расселения (1719-1989). Формирование этнических и политических границ русского народа,
СПб., 1996. С. 295-296.
Удельный вес численности населения в отдельных государствах по отношению к обще¬
европейским показателям практически не изменился лишь в Швеции и Норвегии. В Англии он
увеличился с 4,7 до 7,7%, в Германии - с 10,9 до 13,8%, в Российской империи - с 21,9 до 28,9% и
в собственно России, включая ее азиатскую часть, - с 11,3 до 18,2%. В остальных странах этот
показатель оказался пониженным. Особое положение занимала Франция. Еще в начале XVIII в.
она была крупнейшим государством Европы, где проживало 16,5% всего населения материка,
тогда как в Российской империи - 21,9%, на территории современной России - 11,3%, а в
Австро-Венгрии - 12,5%. За период с XVIII до начала XX в. число жителей во Франции
увеличивалось крайне медленно, а удельный вес их среди европейцев быстро падал. В середине
XIX в. он сравнялся с германским (соответственно 12,6 и 12,7%), а к 1920 г. упал до 7,6%, причем
Францию обогнали уже Англия и Австро-Венгрия. Понизился, хотя и не так заметно, удельный
вес населения Италии (с 10,5 до 7,4%), Испании (с 5,9 до 4,4%), Португалии (с 1,5 до 1,2%),
Австро-Венгрии (с 12,5 до 10,3%) и Швейцарии (с 1 до 0,8%). Таким образом, на общеевро¬
пейском фоне необходимо отметить быстрый рост удельного веса и абсолютной численности
населения Англии и Российской империи и очень низкие аналогичные показатели во Франции.
156
Естественный прирост населения в Европе, Франции, Германии и России
в XIX - начале XX в. в границах рубежа XX в.*
Таблица 2
Годы
Страны
Европа
Франция
Германия
Россия
тыс. чел.
%с
тыс. чел.
%0
тыс. чел
%с
тыс. чел
%с
1801-1810
1274,5
6,4
145,0
8,0
3550,2
16,0
1811-1820
5,7
14,0
4959,2
13,8
1821-1830
2146,6
9,6
161,0
5,8
-
10,0
6892,6
15,1
1831-1840
1783,0
7,4
-
4,2
-
9,2
6311,1
11,0
1841-1850
1779,7
6,9
145,6
4,1
320,4
9,3
563,7
9,6
1851-1860
1984,5
7,3
85,8
2,4
321,6
8,9
742,7
11,5
1861-1870
2635,1
8,9
115,1
2,7
408,3
10,3
969,4
13,0
1871-1880
2934,4
9,3
65,8
1,7
511,0
11,0
1199,1
13,9
1881-1890
3693,2
10,6
66,0
1,8
551,3
11,8
1494,8
14,5
1891-1900
4215,5
1U
24,0
0,7
730,3
13,9
1803,8
14,5
1901-1910
5175,0
12,3
47,0
1,2
866,3
14,3
2376,4
16,0
1911-1920
984,1
-258,9
-7,0
243,3
4,0
510,0
3,0
* J а с к к е 1 R.J. Die Geburten, Heirats, Sterbe und Geburten Überschußziffern in hauptsächlichsten
Kulturstaaten der Welt. 1801-1911 //Jahrbücher für Nationalökonomie und Statistik. III Folge. Bd. 48. Jena, 1912.
S. 86-90; Maly Rocznik statystyczny. 1939. Rok X. Warszawa, 1939. S. 46; Wirtschaft und Statistik. Jg. 4. Berlin,
1924. № 3. S. 280-284; У рланис Б.Ц. Рост населения в Европе (Опыт исчисления). С. 247-248, 271;
Население Мира. Справочник. М., 1965. С. 21; К а б у з а н В.И. Русские в Мире... С. 301-306.
** Нет сведений.
В XIX - начале XX в. наиболее благоприятной была демографическая ситуация в Англии
(увеличение народонаселения в 4 раза), в Российской империи (в 3 раза) и в собственно России
(в 3,4 раза). В Европе в целом прирост составил 2,5 раза. Довольно высоким он был
и в Германии - в 2,8 раза. В других государствах показатели были сравнительно невысоки:
в Португалии и Австро-Венгрии было отмечено увеличение в 1,8-2,1 раза, в Италии и Испании
- в 2 раза, во Франции - всего в 0,3 раза. Таким образом, в XIX - начале XX в. в динамике
демографического развития Европы преобладали те же тенденции, что и в XVIII в.
При этом решающее влияние на ход демографического процесса оказывал естественный
прирост населения - соотношение рождаемости и смертности (табл. 2).
До 40-х гг. XIX в. сведения о воспроизводстве населения являются ориентировочными,
отражая данный процесс лишь в самом общем виде в качестве тенденций. Они свидетельствуют
о том, что в первой половине XIX в. естественный прирост во Франции был крайне низок
и постоянно снижался (1801-1810 гг. - 8%о, 1841-1850 гг. - 4,1%о). В эти годы та же тенденция
прослеживается и в Германии (1811-1820 гг. - 14,0%о, 1841-1850 гг. - 9,3%о), и в России (1801-
1810 гг. - 16,0%о, 1841-1850 гг. - 9,6%о). Этому в немалой мере способствовали сильнейшие
холерные эпидемии 30-50 гг. XIX в. В России же самовоспроизводство населения уже в первой
половине XIX в. значительно превосходило как среднеевропейские показатели, так и пока¬
затели некоторых государств континента.
Во второй половине XIX - начале XX в. показатели естественного прироста по всей Европе,
в России и Германии значительно повысились. На материке они составили в 1861-1870 гг. 8,9%о,
в 1871-1880 гг. - 9,3%о, в 80-е гг. XIX - начале XX в. - более чем 10%о, в 1901-1910 гг. - 12,3%о.
В Германии самовоспроизводство населения уже в 1861-1870 гг. превышало 10%о, в 1871 -
1880 гг. составило 11%о, а в 1891-1900 гг. достигло почти 14%о. Однако в 1911-1920 гг. этот
показатель понизился до 4%о, а в годы Первой мировой войны уровень естественного прироста
в Германии стал величиной отрицательной (-6,7%о в 1917 г. и -10,5%о в 1918 г.), что было
обусловлено не только стремительным ростом смертности, но и понижением рождаемости до
157
Динамика численности и удельного веса славянских и немецкоязычных
этносов, этнических русских и немцев Германии в Х1Х-ХХ вв. в мире*
Таблица 3
Этносы
и этнические
1800 г.
1850 г.
1900 г.
1920 г.
1980-
е гг.
группы
млн.
%
млн.
%
млн.
%
млн.
%
млн.
%
чел.
чел.
чел.
чел.
чел.
Славяне в
51,7
5,7
79,3
6,6
126,8
7,7
164,3
9,1
287,4
6,2
мире
Немецко¬
29,8
3,1
50,4
4,0
75,3
4,4
87,3
4,8
98,7
2,1
язычное
население
в мире
Русские
20,1
2,2
34,8
2,9
55,7
3,4
76,4
4,2
141,8
3,0
Немцы
Германии
21,9
2,4
34,5
2,9
51,7
3,2
61,3
3,4
74,5
1,6
К а б у з а н
В.М. Русские в Мире... С. 279. См. также примечания к табл. 1-2.
величин, неизвестных до этого в Германии. В России же показатели естественного прироста
населения были выше, чем в Германии, особенно к 1870-м гг. (соответственно 13,9%о и 11,0%о),
однако в 1911-1920 гг. они упали до 3,0%о в основном за счет весьма неблагоприятных 1918—
1920 гг. Негативное влияние Первой мировой войны, революции 1917 г. и Гражданской войны
в этом плане трудно переоценить.
Во Франции в 1911-1920 гг. количество жителей сократилось более чем на 2,5 млн человек.
А за период с 1841 по 1920 г. число их увеличилось всего на 2,9 млн человек, тогда как
в Германии - на 39,5 млн, а в России - на 96,6 млн человек.
Многое в демографической динамике определял механический прирост населения (баланс
миграций). В 1840-1920 гг. в ряде стран он был величиной отрицательной, в Германии равной -
5,6 млн человек, в Ирландии - 5 млн, в Испании - 3 млн, в Италии - 4,4 млн, в Австро-Венгрии -
4 млн, в Англии - 2,3 млн человек. В России он составил примерно - 450 тыс. человек (приток
переселенцев из других стран Европы оказался почти равным числу эмигрантов, выбывших
в основном в Америку)9.
В XIX - начале XX в. из Европы, включая всю Российскую империю, выехало 57 635 тыс.
человек (в том числе в азиатскую часть России - 6 178,7 тыс.). Основную массу эмигрантов дали
Англия (почти 30%), Россия (17,6%), Италия (15,3%), Германия (10,2%), Австро-Венгрия (8,1%)
и Испания (7,6%). На долю всех остальных европейских стран пришлось чуть более 11% общей
численности эмигрантов из Европы10.
В Англии проживало 9-10% европейцев, но она дала почти треть всех навсегда выехавших
в другие страны. В итоге это относительно небольшое государство сыграло решающую роль
в заселении Северной Америки, Австралии и Новой Зеландии. В Италии эти показатели
составили соответственно 8-9 и 15%. Темпы переселенческого движения из этой страны
оказались примерно вдвое меньшими, чем в Англии, поскольку они стали заметными лишь
с 1870-х гг. Почти половина всех итальянских эмигрантов выехала в США (49,8%), меньшее
число - в Аргентину и Бразилию (соответственно 27,8 и 16,5%и). Естественный прирост
населения в Италии был тогда ниже, чем во многих странах Европы, и удельный вес ее жителей
в общеевропейском народонаселении с 1800 по 1920 г. понизился с 9,4 до 7,4%. Наконец,
Испанию в XIX - начале XX в. покинули почти 7% всех мигрантов, прибывших в страны
Нового Света, хотя удельный вес ее населения на континенте составлял около 5%. Испанцы
переселялись преимущественно в страны Латинской Америки (в Аргентину уехало 36,2% всех
ее эмигрантов, на Кубу - 26,7%, в Бразилию - 11,6%). В США выбыло только 3%. Характерно,
что почти 63% всех оставивших Испанию вернулись затем обратно.
158
Российская империя, на долю которой приходилась почти треть населения Европы, дала
17,6% эмигрантов в другие страны материка и 7,7% - в заокеанские государства. В США
выходцы из России составили 10,4% всех иммигрантов, в Аргентине - 3,5%, в Бразилии -
2,8% и в Канаде - 2,3%. Относительно менее высокие темпы миграционных процессов (наряду
с эмиграцией здесь была почти равная ей по размерам иммиграция из других стран) и высокие
показатели естественного прироста населения (особенно с 1850-х гг.) сильно повысили
удельный вес жителей России в общем народонаселении Европы - с 26,5% в 1850 г. до 30,5%
в 1900 г. и 28,9% - в 1920 г.
Из Германии эмигрировало 10,2% всех европейских межконтинентальных эмигрантов, хотя
здесь проживало 13-14% жителей Европы. В Австро-Венгрии положение оказалось примерно
таким же (соответственно более 8% и 10-12%). При этом переселенцы из Германии осе¬
дали преимущественно в США - 91,7% общего их числа, Канаде - 2,9%, Бразилии - 2,2%.
Остальные уехали в Аргентину, Австралию и т.д. Из Австро-Венгрии основной поток
переселенцев также направлялся в США (74,3%), за которыми следовали Аргентина (7,9%)
и Канада (5,2%).
В целом около 52% всех эмигрантов из европейских стран оставались в США, 11%-
в Канаде. Около 11% европейцев (в основном русских и украинцев) переселились в азиатскую
часть России. Латинская Америка (главным образом Аргентина и Бразилия) приняли от¬
носительно немного переселенцев - 13%. В Австралию и Новую Зеландию въехало только 4%.
По темпам миграции Россия уступала Англии, Италии, Испании, а учитывая численность ее
населения, и ряду других европейских государств. Это объяснялось обширностью ее территории
и возможностью решать экономические проблемы за счет редкозаселенных районов
европейской части империи (Новороссия, Северный Кавказ, Южное Приуралье). В первой
половине XIX в. в этих регионах поселилось 3,2 млн человек, а во второй половине XIX -
начале XX в. - 3,6 млн человек12. Общее же число лиц, принимавших участие в этом процессе,
достигло 25 млн человек, а учитывая неполноту имеющихся сведений, видимо, было еще
ббльшим. Меньшая подвижность населения России по сравнению с Англией, Испанией
и Португалией была связана с длительным сохранением здесь феодально-крепостнического
гнета и его многочисленных пережитков, не позволявших более 40% ее населения принимать
активное участие в миграциях по крайней мере до конца XIX в.
Интересно, что в России в ее нынешних границах отрицательное влияние миграций на рост
числа жителей оказалось мало заметным, так как по существу из этой ее части миграции за
океан почти не было. С западных окраин Российской империи (Литва, Царство Польское,
Правобережная Украина, Финляндия) эмиграция - в основном в Америку - шла полным ходом.
Именно в основном за счет жителей этих регионов с 1900 по 1920 г. доля населения Российской
империи в общей массе европейцев понизилась с 30,5 до 28,9%, в то время как в границах
современной России отмечался прирост с 15,9 до 18,2%. Переселенцы на террито¬
рию современной России почти целиком относились к числу внутренних, не покидающих
ее рубежи13.
Следует особо отметить, что у славян и немецкоязычного населения Европы и мира отме¬
чался до 20-х гг. XX в. повышенный уровень естественного прироста. Это привело к быстрому
росту их количества и доли в общем числе всех жителей планеты. Таблица 3 демонстрирует
эти изменения. В 1800-е гг. славяне составляли 5,7%, в середине XIX в. - 6,6%, в 1900 г. -
7,7% и в 20-е гг. XX в. - 9,1% всего населения Земли. Немецкоязычное население
было не так многочисленно, но и его доля увеличилась в XIX - начале XX в. с 3,1 до 4,8% всех
землян из-за более высокого естественного прироста по сравнению с народами романской
группы.
Еще в начале XIX в. абсолютная численность немцев несколько превосходила количество
русских (21,9 и 20,1 млн человек). В середине XIX в. удельный вес тех и других сравнялся (2,9%)
при небольшом перевесе русских (34,8 млн и 34,5 млн человек). В 1900 г. количество русских
составило 55,7 млн (3,4%), а немцев - 51,7 млн (3,2%). К 1920 г. этот разрыв еще более
усилился: русских стало 76,4 млн (4,2%), а немцев - 61,3 млн человек (3,4%).
20-80-е гг. XX в. оказались неблагоприятными и для славян, и для немцев. Доля первых
в общем числе землян упала до 6,2%, русских - до 3, а немцев - до 1,6%. В 1990-е гг. в условиях
демографического кризиса в России отмечается быстрое снижение численности русских. Толь¬
ко в 1992-1999 (данные за первые 7 месяцев) гг. за счет превышения смертности над рождае¬
мостью численность населения России уменьшилась на 5,4 млн человек, тогда как миграцион¬
ный приток составил лишь 2,9 млн новых россиян. В итоге население страны сократилось
на 2,5 млн человек (с 148,8 до 146,3 млн человек). Однако эти явления - предмет специального
исследования.
159
Примечания
'Брук С.И., К а б у з а н В.М. Об источниках по исторической демографии Европы XVIII-XX вв. //
Историческая демография: проблемы, суждения, задачи. М, 1989. С. 150-162.
2 См.: Народы Мира. Историко-этнографический справочник. М., 1988; Народы России. М., 1994;
К а б у з а н В.М. Эмиграция и реэмиграция в России в XVIII - начале XX века. М., 1998. С. 10-11, 89.
Народы и религии Мира. М., 1998.
3Н ü b п е г О. Geographisch-statistische Tabellen aller Länder der Erde. Ausg. 1-73. Wien, 1880-1939.
4Урланис Б.Ц. Рост населения в Европе (опыт исчисления). М., 1941.
5М с Е v е d у С., Jones R. Atlas of World Population History. London, 1978.
6Кабузан В.М. Русские в мире. Динамика численности и расселения (1917-1989). Формирование
этнических и политических границ русского народа. СПб., 1996.
7 Там же. С. 66-67.
s D и г d i k Chr. Bibliographischer Abriß zur Bevölkerung - und Sozialstatistik der Habsburgermonarchie im
19. Jahrhundert. Wien, 1975.
Чабузан В.М. Русские в мире. С. 308.
10 Е г о же. Эмиграция и реэмиграция в России... С. 260.
11 Там же. С. 261.
12 Там же.
13 Там же.
© 2001 г. Ю.В. КУДРИНА*
ДАТСКИЙ КОРОЛЕВСКИЙ ДОМ
И СУДЬБА РОССИЙСКИХ ВЕЛИКИХ КНЯЗЕЙ
В 1918-1919 ГОДАХ
Датский Королевский Дом, находившийся в прямых родственных связях с Домом Романо¬
вых (вдовствующая императрица Мария Федоровна Романова была датской принцессой), сразу
после февральских дней 1917 г. стал прилагать усилия к тому, чтобы облегчить положение
своих российских родственников. С осени 1917 г. попытки по спасению жизни императрицы Ма¬
рии Федоровны, находившейся тогда в Крыму, со стороны Датского Королевского Дома замет¬
но активизировались. 7 сентября посланник Дании в Петрограде Харальд Скавениус сообщал в
Копенгаген: "Предприняты шаги у Керенского и в Министерстве иностранных дел, чтобы
добиться разрешения для Ее Величества покинуть страну; насколько это удастся, пока трудно
сказать"1. 10 сентября 1917 г. в шифрованной телеграмме в Копенгаген из датского посольства
сообщалось, что Временное правительство в принципе дало разрешение на выезд вдовствую¬
щей императрицы из России, но с условием выяснения возможной даты отъезда и подготовки
этой акции строго секретно, "дабы не скомпрометировать высоких лиц государства"2.
Весной 1918 г. шифрованные телеграммы датского посланника в Петрограде X. Скавениуса
с информацией о положении членов императорской семьи шли в Копенгаген одна за другой.
В марте 1918 г. при активном участии X. Скавениуса сыну вел. кн. Михаила Александровича -
Георгию и его английской гувернантке было предоставлено убежище в датском посольстве
в Петрограде3. По фальшивым документам они были переправлены затем за границу. Удалось
также спасти и жену вел. кн. Михаила Александровича Наталью Брасову, которая в одежде
медицинской сестры датского Красного Креста выехала из России и добралась до Англии.
Греческой королеве Ольге Константиновне летом 1918 г. также удалось покинуть Россию
благодаря усилиям того же Скавениуса. Помогал он и другим русским аристократам4.
16 апреля 1918 г. король Кристиан X и принц Вальдемар, брат императрицы Марии Федо¬
ровны, в телеграмме, направленной в посольство Дании в Петрограде, настаивали на скорей¬
шей организации отъезда из России Марии Федоровны и других членов Дома Романовых.
Рекомендовался маршрут пароходом из Ялты в Констанцу. Для подготовки отъезда королев¬
ская семья выделила 60 тыс. руб.5. Кристиан X обращался также к кайзеру Вильгельму II
* Кудрина Юлия Викторовна, кандидат исторических наук, старший научный сотрудник Института
всеобщей истории РАН, вице-президент Российской ассоциации историков Первой мировой войны.
160
с просьбой сделать что-нибудь для "столь близких ему лиц", однако тот ответил, что его посред¬
ничество лишь ухудшит ситуацию.
26 марта 1918 г. в петроградской "Красной газете" был опубликован декрет Петроградской
трудовой коммуны за подписью известных большевиков Г. Зиновьева, М. Урицкого и С. Гусева
о высылке великих князей Николая Михайловича, Дмитрия Константиновича, Дмитрия
Михайловича и Павла Александровича Романовых из Петрограда и его окрестностей "впредь
до особого распоряжения с правом свободного выбора места жительства в пределах Вологод¬
ской, Вятской и Пермской губерний". А в начале июля 1918 г. великие князья Николай Михай¬
лович, Георгий Михайлович и Дмитрий Константинович были арестованы и посажены в Воло¬
годскую тюрьму.
Самой примечательной фигурой среди них был внук Николая 1 вел. кн. Николай Михай¬
лович (1859-1919). Хотя он получил военное образование, но уже в юности серьезно увлек¬
ся энтомологией. Под его редакцией вышло 9-томное издание "Мемуары о чешуекры¬
лых". Французское этномологическое общество избрало его своим членом, когда Н.М. Ро¬
манову было всего 18 лет. Но заслуженную славу великому князю принесли его труды по
истории: "Император Александр I. Опыт исторического исследования", "Граф П.А. Строганов
(1774-1817)", "Князья Долгорукие, сподвижники императора", "Император Александр I в пер¬
вые годы его царствования", "Русские портреты XVIII и XIX столетий". С 1892 г. Н.М. Рома¬
нов - председатель Русского географического, ас 1910 г. - Русского исторического обществ.
Он был доктором философии Берлинского университета и доктором русской истории Москов¬
ского университета (с 1915 г.).
Говоря о политических взглядах Н.М. Романова, следует подчеркнуть, что он выступал
за превращение России в конституционную монархию. Великий князь был лично знаком
с Л.Н. Толстым и находился с ним в переписке. В одном из писем Толстому он писал: "Вы
вполне правы, что есть что-то недоговоренное между нами, но смею Вас уверить, что, несмотря
на родственные узы,* я гораздо ближе к Вам, чем к ним. Именно чувство деликатности
вследствие моего родства заставляет меня молчать по поводу существующего порядка и власти,
и это молчание еще тяжелее, т.к. все язвы режима мне очевидны и исцеление оных я вижу
только в коренном переломе всего существующего"6.
Вторым арестованным был вел. кн. Георгий Михайлович (1863-1919). Увлечением всей его
жизни стала нумизматика. Он был автором известного издания "Русские монеты XVIII и
XIX вв.", получившего высокую оценку специалистов. Г.М. Романов явился инициатором
издания 15-томного свода документального нумизматического материала по истории денежного
обращения России - "Корпуса русских монет XVIII-X1X вв.", подготовленного целиком на его
личные средства. С 1895 г. он возглавлял Музей императора Александра III - ныне знаменитый
Русский музей в Петербурге7.
Третьим арестованным был вел. кн. Дмитрий Константинович - двоюродный брат Алек¬
сандра III и родной брат вел. кн. Константина Константиновича (1858-1915) - президента
Академии наук, поэта и драматурга. Он занимал пост управляющего государственным конно¬
заводством.
В начале августа 1918 г. все трое великих князей были перевезены в Петроград, в Дом
предварительного заключения, находившийся в Петропавловской крепости, где они пребывали
вплоть до своего расстрела в январе 1919 г.
Несколько позже туда под стражей был доставлен и вел. кн. Павел Александрович
(1860-1919), который до того был еще на свободе и со своей семьей жил в Царском Селе. Он
был пятым сыном Александра II и являлся почетным председателем Русского общества охраны
народного здравия. Незадолго до ареста, 9 августа 1918 г. датский посланник X. Скавениус
предложил ему план побега из России. Он должен был скрыться в австро-венгерском
посольстве, находившемся в тот период под патронажем Дании, а затем под видом военно¬
пленного его предстояло переправить в Вену. П.А. Романов наотрез отказался от этого пред¬
ложения, заявив, что он скорее умрет, чем наденет на себя австро-венгерскую форму - форму
враждебного России государства.
15 августа 1918 г. по распоряжению ЧК в Петропавловскую крепость был доставлен и пятый
великий князь - Гавриил Константинович (1877-1955), больной туберкулезом.
В начале августа 1918 г. жена вел. кн. Георгия Михайловича вел. княгиня Мария Георгиевна
(дочь греческого короля Георга I и вел. княгини Ольги Константиновны), находившаяся в Лон¬
доне, направила датской королеве Александрине письмо, в котором просила ее помочь мужу
и другим великим князьям, сидевшим в Петропавловской крепости. Великая княгиня направила
также письмо Английскому Королевскому Дому и Папе Римскому. Датская королева, прихо¬
дившаяся племянницей вел. кн. Н.М. и Г.М. Романовым, прислала им в Петроград ободряющее
6 Отечественная история, № 5
161
письмо, а король Дании Кристиан X от своего имени и от имени королевы просил министра
иностранных дел Эрика Скавениуса - двоюродного брата датского посланника в Петрограде
X. Скавениуса - сделать все возможное для освобождения осужденных.
Энергичный Скавениус не раз посещал в Петропавловской крепости великих князей, а в
августе 1918 г. обратился к советскому правительству с требованием предоставить гарантии
безопасности осужденным Романовым. Тогда же Скавениус посетил Моисея Урицкого,
который заявил датскому посланнику, что великие князья переведены в Петроград ради их
собственной безопасности.
Между тем вел. княгиня Мария Георгиевна в Лондоне продолжала прилагать настойчивые
усилия, чтобы оказать воздействие на папский престол и через него на немецкое правительство,
которые должны были добиться от большевиков освобождения великих князей и отправки их
в Крым, где тогда находились другие члены царской семьи во главе с вдовствующей им¬
ператрицей. Обращение об оказании помощи великим князьям было направлено и находив¬
шемуся в то время в Лондоне американскому президенту Вудро Вильсону - автору знаменитых
14 пунктов о мире, но тот даже не соизволил ответить на этот призыв о помощи.
Как явствует из писем арестованных членов императорской семьи, в июле 1918 г. они уже
знали о том, что царь и его семья расстреляны. Так, вел. кн. Георгий Михайлович писал жене
в Лондон: "Зная страшные новости об убийстве Верховного-царя, и всей его семьи, я не могу
быть уверенным в том, что с нами они не сделают то же самое. Я уверен, что нас для этого
и посадили в тюрьму, и мы по всей вероятности будем осуждены"8.
В течение всей осени 1918 г. X. Скавениус находился в постоянном контакте с арестован¬
ными великими князьями. Он посещал их в тюрьме вместе со своей женой и тайно обменивался
с ними письмами. При участии X. Скавениуса и датского посольства в Петрограде в тюрьму для
осужденных три раза в неделю доставлялись дополнительные продукты питания. В архиве
X. Скавениуса, хранящемся в Королевской библиотеке в Копенгагене, сохранилось четыре
письма, написанные ему тогда вел. кн. Николаем Михайловичем. Скавениус получил также
письма и от вел. кн. Георгия Михайловича для пересылки их его жене - вел. княгине Марии
Георгиевне в Лондон.
Когда в июле 1918 г. правительство Дании получило из Петрограда сообщение Скавениуса
об убийстве царской семьи, ни оно, ни Датский Королевский Дом не сделали по этому поводу
никаких официальных заявлений. Министр иностранных дел Дании Эрик Скавениус придержи¬
вался мнения, что события в России являются "внутренним делом русских". В память членов
царской семьи в Копенгагене в русской церкви на Бредгаде была отслужена поминальная
служба, на которой присутствовали члены королевской семьи и дипломаты, аккредитованные
в датской столице. Не было активной поддержки в вопросе освобождения великих князей и со
стороны Шведского и Норвежского Королевских Домов9.
После того, как в конце августа 1918 г. в Петрограде был убит М.С. Урицкий и тяжело
ранен В.И. Ленин, в России началась страшная полоса красного террора. Тучи над узниками
Петропавловской крепости явно сгущались. Как явствует из письма вел. кн. Николая Михайло¬
вича датскому посланнику от 13 октября 1918 г., он хорошо понимал всю тщетность попыток
добиться своего освобождения с помощью Германии и при посредничестве украинского гетмана
П.П. Скоропадского. По этому поводу он писал Скавениусу: "Я хочу, чтобы Вы были в курсе
всей подноготной переговоров по поводу моего освобождения. Мой верховный управляющий
Молодовский, которого вы знаете, был принят 20.1Х самым любезным образом гетманом
Скоропадским. Он тут же напрямую связался с Берлином и поручил представителю МИД
Германии г-ну Палтоффу телеграфировать по этому поводу Иоффе. И вот прошел уже почти
месяц, и никакого результата и никакого удовлетворительного ответа. В том, что касается
гетмана, он попросил господина Молодовского передать мне, что он предоставляет мне свободу
выбора места на Украине, где бы я хотел проживать. Все власти Киева были необычайно
любезны с Молодовским". Давая оценку большевикам и той игре, которую они и Германия
вели между собой, Н.М. Романов замечал: "...Я думаю, что не ошибусь по поводу настоящих
намерений немцев. Вы сами прекрасно знаете, что все наши теперешние правители находятся
на содержании у Германии, и самые известные из них, такие, как Ленин, Троцкий, Зиновьев,
воспользовались очень круглыми суммами. Поэтому одного жеста из Берлина было бы
достаточно, чтобы нас освободили. Но такого жеста не делают и не сделают и вот по какой
причине. В Германии полагают, что мы можем рассказать нашим находящимся там многочис¬
ленным родственникам о тех интригах, которые немцы в течение некоторого времени ведут
здесь с большевиками. Поэтому в Берлине предпочитают, чтобы мы оставались в заточении
и никому ничего не смогли поведать. Они забывают, что все это вопрос времени и что рано или
поздно правда будет установлена, несмотря на все их уловки и хитрости" 1(1
162
В другом письме от 6 сентября 1918 г., касаясь этой темы, вел. кн. Николай Михайлович
восклицал: "Увы, я, уже почти доживя до шестидесяти лет, никак не могу избавиться от герма¬
нофобских чувств, главным образом после этого мрачного союза кайзера с большевиками,
который однажды плохо обернется для Германии". Как явствует из этого же письма, великий
князь, однако, надеялся, что большевистское руководство все-таки примет решение освободить
Романовых: "Мне известно, - писал он, - что многие комиссары, такие, как Луначарский,
Дзержинский (этот московский Урицкий) и Бокий, могли бы склониться освободить великих
князей и выслать их из страны за границу. Говорят, что такой же точки зрения придерживается
и безгрешный Ленин"11.
Великий князь глубоко заблуждался. Красный террор набирал силу. Число расстрелов
во второй половине 1918 г., по неполным данным, составляло от 5 до 6,2 тыс. человек12,
6 сентября 1918 г. газета "Северная коммуна" опубликовала первый список заложников,
которые подлежали расстрелу в случае, если будет убит кто-либо из ответственных советских
работников. Список открывался именами великих князей Дмитрия Константиновича, Николая
Михайловича, Георгия Михайловича, Павла Александровича, Гавриила Константиновича.
Понимая нереальность освобождения великих князей с помощью Германии, X. Скавениус
в октябре-ноябре 1918 г. предпринял новые шаги для достижения этой цели. Учитывая в целом
благожелательное отношение охраны к великим князьям (тюремный персонал еще оставался
прежним; назначали только комиссаров тюрем), он стал вынашивать планы подкупа охранни¬
ков. Скавениус запросил Копенгаген о возможности получения им для организации побега
500 тыс. руб. Вел. княгиня Мария Георгиевна просила главу Ландсмандсбанка Э. Глюкштадта
быть посредником в переводе денег в Петроград. 11 декабря 1918 г. датский посол в Лондоне
сообщил X. Скавениусу, что датская королевская чета готова предоставить в его распоряжение
500 тыс. руб.
Освобождение казалось уже совсем близким. Подготовка к нему шла полным ходом. Об
этом свидетельствует письмо вел. кн. Николая Михайловича Скавениусу от 5 октября
1918 г.: "Новости по поводу моего освобождения, дошедшие до меня, хорошие, и теперь мне
надо готовиться к тому, что, может быть, я окажусь на свободе. Не могли бы Вы мне сообщить
через г-на Брюммера или Бирюкова о днях отплытия шведских пароходов, чтобы я смог к ним
приспособиться. После этого мне нужно будет запастись какими-нибудь документами и бума¬
гами для переезда из Стокгольма в Мальме как для меня самого, так и для моего слуги..."13
Однако разрыв дипломатических отношений между Данией и советской Россией спутал все
карты. Когда правительства Англии, Франции и США, наряду с прямой интервенцией и под¬
держкой антибольшевистских сил, объявили об экономической блокаде России, правительство
Дании в октябре 1918 г. разорвало с ней дипломатические отношения. Однако, по заявлению
датской стороны, эта акция была вызвана не политическими причинами, а исключительно
"ухудшением здоровья" сотрудников миссии. В свою очередь, сотрудники советской миссии
в Копенгагене во главе с Я.З. Сурицем были там задержаны до момента выезда всех датчан из
России. Датский посланник в Петрограде X. Скавениус вынужден был покинуть советскую
Россию в декабре 1918 г.14
Освободить великих князей пытались и влиятельные силы в самой советской России. Леча¬
щий врач вел. кн. Гавриила Константиновича И.И. Манухин, являвшийся врачом Политиче¬
ского Красного Креста, наблюдавшего за состоянием здоровья арестованных в Петропавлов¬
ской крепости, 19 августа 1918 г. обратился с письмом к управляющему делами Совнаркома
В.Д. Бонч-Бруевичу. "Тяжелый тюремный режим, в котором сейчас находится такой серьезный
больной, - писал он, - является для него безусловно роковым; арест в этих условиях, несом¬
ненно, угрожает опасностью для его жизни... Я обращаюсь к Вам и Совету народных комисса¬
ров с просьбой изменить условия его заключения, а именно арестованного перевести в частную
лечебницу под поручительство старшего ее врача (а если этого недостаточно, то и под мое
личное поручительство) в то, что он никуда не уйдет и явится по первому Вашему требованию.
Я прошу хотя бы об этом"15.
За Гавриила Константиновича просил и М. Горький. 18-19 ноября 1918 г. он направил из
Петрограда Ленину письмо следующего содержания. "Дорогой Владимир Ильич! Сделайте
маленькое и умное дело - распорядитесь, чтобы выпустили из тюрьмы бывшего вел. кн. Гав¬
риила Константиновича Романова. Это очень хороший человек, во-первых, и опасно больной,
во-вторых. Зачем фабриковать мучеников? Это вреднейший род занятий, вообще, а для людей,
желающих построить свободное государство, - в особенности. К тому же немножко роман¬
тизма никогда не портит политика... Выпустите же Романова и будьте здоровы. А. Пешков"16.
Вел. кн. Гавриил Константинович был все-таки освобожден. Некоторое время до отъезда за
границу он жил у М. Горького. По воспоминаниям В. Ходасевича, часто посещавшего квартиру
6*
163
М. Горького осенью 1918 г., "каждый вечер в ней собирались люди. Приходили А.Н. Тихонов
и З.И. Гржебин... Приезжал Шаляпин, шумно ругавший большевиков. Однажды явился
Красин... Выходила к гостям Мария Федоровна (Андреева, гражданская жена Горького. -
Ю.К.). Появлялась жена одного из членов императорской фамилии (князя Г.К. Романова. -
Ю.К.), сам он лежал больной в глубине горьковской квартиры..."17 Позже через Финляндию
Гавриилу Константиновичу удалось вырваться из советской России. В этом ему помогла и
М.Ф. Андреева, занимавшая тогда пост комиссара театров и зрелищ Петрограда. Упоминание
об этом содержится в воспоминаниях В.Н. Коковцова, жена которого также обращалась к
Андреевой за аналогичной помощью.
Другая судьба постигла остальных великих князей, хотя за их освобождение выступали
писатели и некоторые советские организации. Так, специальное обращение в Совнарком было
направлено членами Академии наук. В нем содержалась настоятельная просьба освободить из
тюрьмы 60-летнего вел. кн. Николая Михайловича, являвшегося, как говорилось в обращении,
на протяжении многих лет председателем Императорского исторического общества. Вопрос
о возможном освобождении вел. кн. Николая Михайловича был поставлен в повестку дня
заседания Совнаркома 16 января 1919 г., но он так и не был решен. Просил за Н.М. Романова
и М. Горький. Однако спасти его не удалось.
В ночь на 27 января 1919 г.18 великие князья Николай Михайлович, Георгий Михайлович,
Дмитрий Константинович и Павел Александрович были расстреляны. Тела их были свалены
в общую могилу, где нашли свое последнее пристанище другие русские люди, так же невинно
расстрелянные за несколько часов до этого. В официальном сообщении большевистских
властей говорилось, что великие князья расстреляны как "заложники" за убийство в Германии
вождей немецких коммунистов Р. Люксембург и К. Либкнехта.
Примечания
1 Chiffertelegram N 687 den 7. September 1917. Scavenius // UM. Dep. I. 1. P. 11. - Rigsarkivet. K0benhavn;
см. подробно: Кудрина Ю.В. Ты молишься о твоем бедном Ники... // Родина. 1997. № 8. С. 51-56;
ее же. Мария Федоровна Романова: последние годы // Отечественная история. 1997. № 6. С. 141-149.
2 Chiffertelegram den 10. September 1917. Scavenius // UM. Dep. I. 1. P. 11. - Rigsarkivet. K0benhavn.
3 Датское посольство в Лондоне и лично датский посланник граф Кастенскельдт также пытались
помочь установлению контактов между великими князьями и белыми генералами. В датских архивах
сохранилось письмо Кастенскельдта в МИД Дании от 21 февраля 1918 г., которое свидетельствует о
том, что в тот период генерал Врангель обращался к нему с просьбой конфиденциально передать письмо
вел. кн. Михаилу Александровичу. (Кастенскёльдт - в МИД Дании 21 февраля 1918 г. Лондон // UM. 1.
P. 11 // Rigsarkivet. K0benhavn.)
4 Княгиня Л.Л. Васильчикова, которой удалось вырваться из ЧК благодаря Харальду Скавениусу,
вспоминала: "Многие русские обязаны ему (Скавениусу. - Ю.К.) своей жизнью. Он был настоящим
ангелом-хранителем заключенных и, не боясь компрометировать свое дипломатическое положение,
с неустанной энергией заступался за кого мог, кто бы они ни были - лица, с которыми он даже не был
знаком, или члены Императорского Дома. В Петрограде в ту минуту находились и другие дипломаты, но
они оставались в тени. Роль, которую играл Скавениус, только лишний раз доказывает, что в деле спасения
заключенных важна не влиятельность заступников, а независимость. Представители других держав также
имели возможность прийти на помощь преследуемым большевиками, но, однако, одни Скавениусы взяли на
себя эту благоприятную роль на фоне общего безразличия, чтобы не сказать трусости, выказанных
представителями других наций по отношению к большевистскому кровавому засилию. Имена отдельных
лиц, которые повели себя иначе, должны быть с благодарностью запомнены будущими русскими поко¬
лениями" (Исчезнувшая Россия. Воспоминания княгини Лидии Леонидовны Васильчиковой. 1886-1919.
СПб., 1995. С. 540).
5 Légation. Danmark. Petrograd. Den 16. April 1918. Telegram 371//UM's arkiv. I. 1. P. 11. Rigsarkivet.
K0benhavn.
6 Цит. по кн.: Российский Императорский Дом. Дневники. Письма. Фотографии. М., 1992. С. 127.
7 Для характеристики великого князя Г.М. Романова очень важно его письмо вел. княгине Ксении
Александровне от 14 марта 1917 г., в котором он осудил поведение тех великих князей, которые после
отречения Николая II от престола стали выступать в печати с публичным осуждением политики и личности
последнего царя. «...K ужасу моему, я прочел отвратительную статью моего старшего брата, т.е. с его слов
написанную корреспонденцию, а также "интервью" Кирилла и, наконец, третьего дня Павла. Боже мой,
какая гадость, это низко и недостойно, это месть, но кому они мстят? Лежачему. Они его теперь не боятся и
мстят. Мы можем говорить между собой о чем нам угодно, но выносить грязь на улицу и поносить
несчастного человека - это низко... Конечно, я и до сих пор в ярости против Алике и так останусь на всю
жизнь; она его погубила, в этом нет никакого сомнения...» (ГА РФ, ф. 662, on. 1, д. 231, л. 14-17).
164
8 Maria Georgievna ("Grand Duchess George"). A Romanov Diary. New York, 1988. P. 112.
9 Попытки по спасению жизни оставшихся в России членов Дома Романовых предпринимались со
стороны испанской королевской семьи. В октябре 1917 г. король Альфонс XIII и испанское правительство
пытались добиться взаимопонимания в Лондоне для подписания соответствующего соглашения с Вре¬
менным правительством России об организации выезда царя и его семьи через Финляндию и Швецию.
С этой целью испанский король лично обращался к королю Англии Георгу V, племяннику Марии
Федоровны, а также к королевским особам Швеции и Норвегии. Однако его обращение успеха не имело.
См.: О л а н о-Э р и н ь я А. Испанский король и попытки спасения семьи Николая II // Новая и новейшая
история. 1993. №5. С. 152-165.
10 Вел. кн. Николай Михайлович - Харальду Скавениусу. 13.Х.1918. Петропавловская крепость //
Hândskriftafdelingen 2679. Det Kongelige Bibliotek. Kpbenhavn.
11 Вел. кн. Николай Михайлович - Харальду Скавениусу. 6.IX.1918 // Hândskriftafdelingen 2679. Det
Kongelige Bibliotek. Kpbenhavn.
12 ПавлюченковС. Социальная хирургия // Родина. 1998. № 3. С. 75-77.
13 Вел. кн. Николай Михайлович - Харальду Скавениусу. 5.X.1918. Петропавловская крепость //
Hândskriftafdelingen 2679. Det Kongelige Bibliotek. Kpbenhavn.
14 Вернувшись в Данию, X. Скавениус активно выступал за интервенцию в советскую Россию. В мемо¬
рандуме "Русские проблемы", обращенном к главам государств на Парижской мирной конференции 1919 г.,
он охарактеризовал большевизм как явление, "чуждое европейским традициям" и являющееся не внутри-
российской, а серьезной международной проблемой. Он нашел сторонников в США, Франции, Англии
и создал так называемую международную Русскую лигу, ведавшую вербовкой добровольцев для отправки
их в Россию. Планы Русской лиги поддерживали некоторые политические и военные деятели Антанты,
сторонники создания вокруг России "санитарного кордона" из государств Прибалтики, Финляндии
и Польши. Они надеялись, что таким образом удастся воспрепятствовать распространению революцион¬
ного влияния на Запад. См. подробно: История Дании XX в. М., 1998. С. 72—76; Jensen В. Zarmoder
blandt zarmordeve/ En Kekejsevinde Dagmar og Danmark/ 1917-1928. Kbhvn, 1991.
15 ГА РФ, ф. 130, on. 2, д. 1109, л. 51-52; Неизвестный Горький (К 125-летию со дня рождения). М., 1994;
Вел. кн. Гавриил Константинович. В Мраморном дворце. Из хроники семьи. Нью-Йорк, 1955. С. 329,
330, 361.
16 РГАСПИ, ф. 2, on. 1, д. 24312.
17 Ходасевич В. Собр. соч. В 4 т. Т. 4. М., 1997. С. 151-152.
18 Точная дата расстрела отсутствует. По некоторым источникам, он имел место 28 или 29 января
1919г.
© 2001 г. А.Т. КАПУСТИН
УКРАИНСКОЕ КРЕСТЬЯНСТВО И ВЛАСТЬ
В ПЕРВЫЕ ГОДЫ НЭПА
Проблема взаимоотношений власти и крестьянства в период нэпа затрагивалась в работах
о революционных преобразованиях в области земельных отношений на Украине. Роли ко¬
митетов незаможных селян посвящена книга Н.Д. Березовчука, сосредоточившего внимание на
политической стороне их деятельности. Вопросы становления механизма советской власти
в украинском селе в 1920-х гг. исследовались С.В. Кульчицким1.
Привлечение новых документов открывает возможность специального рассмотрения неко¬
торых аспектов поставленного вопроса.
Процесс коренной ломки земельной собственности на Украине имел ряд особенностей,
обусловленных своеобразием социально-имущественных отношений, определявшихся нали¬
чием экономически сравнительно мощных кулацких хозяйств, которые, по подсчетам М.А. Ру-
бача, к 1917 г. составляли 12,7% всего крестьянства (на юге республики - до 20%) и владели
50,7% всей крестьянской земли2. Конфискация и распределение помещичьих, монастырских
и церковных владений не смогли удовлетворить земельный голод в регионе. В связи с этим
весьма злободневным был вопрос о решении проблемы за счет зажиточной части украинского
крестьянства. ** Капустян Анна Тимофеевна, доктор исторических наук, доцент Кременчугского государственного
политехнического университета (Украина).
165
Принятый на Украине 24 марта 1920 г. "Закон о земле" ограничивал кулацкое землевла¬
дение и предусматривал конфискацию излишнего сельскохозяйственного инвентаря и тягловой
силы у состоятельных хозяев3. Весной 1920 г. советская власть начинает реализовывать этот
закон.
Активную роль в претворении в жизнь земельной политики советской власти играли
комитеты бедноты, а с марта 1920 г. комитеты незаможных селян, просуществовавшие на
Украине до 1933 г.
В России, где в условиях обострения социального противостояния и продовольственного
кризиса в деревне с июня 1918 г. начали организовываться комбеды, этот опыт фактически не
прижился. В начале 1919 г. после перевыборов сельских советов они были упразднены.
Деятельность созданных в это же время в ряде уездов Украины комбедов была прервана
наступлением деникинских и петлюровских военных формирований. Украинским больше¬
викам пришлось возвратиться к вопросу об организации маломощного крестьянства в начале
1920 г.
Учитывая слабость сельских партийных организаций, их малочисленность и неавтори-
тетность в среде сельских жителей, а также расклад политических сил в сельсоветах не всегда
в пользу советской власти, IV конференция КП(б)У (17-23 марта 1920 г.) ставит задачу поли¬
тически организовать сельскую бедноту и маломощных середняков в специальные классовые
организации для защиты их интересов, а также для проведения ряда законов о наделении
землей безземельных и малоземельных крестьян и о хлебной разверстке4.
В соответствии с решениями IV конференции КП(б)У законом ВУЦИК от 9 мая 1920 г.
были учреждены комитеты незаможных селян, в задачи которых входило:
"а) как можно быстрее претворить в жизнь закон о наделении землей и инвентарем
безземельных и слабообеспеченных землей крестьян;
б) внедрение закона о хлебной разверстке...;
в) помощь советской власти в борьбе за ее укрепление на селе (борьба с бандитизмом,
неграмотностью, с кулацким засильем)"5.
Первые комнезамы появляются на Левобережье Украины. Активную роль в их организа¬
ции играют украинские большевики Г.И. Петровский, М.В. Фрунзе, Д.З. Мануильский,
С.В. Косиор, Н.А. Скрыпник, В.П. Затонский6.
В тех селах, где были сильны организации КНС, процесс конфискации излишков земли
у кулаков приобрел интенсивный характер. 1 Всеукраинский съезд комнезамов (1920 г.) высту¬
пил за полную ликвидацию кулацких хозяйств и передачу их земли, инвентаря и тягловой силы
в распоряжение трудящегося крестьянства7.
С целью стабилизации социально-экономической и политической ситуации в украинском
селе, создания условий для хозяйственного роста V Всеукраинский съезд Советов 2 марта
1921 г. принимает "Закон о закреплении земли" на 9-летний срок за теми трудовыми хо¬
зяйствами, которые ее обрабатывают.
На местах комнезамы активно претворяли в жизнь решения партийных и государственных
органов по земельному вопросу8.
Политика "военного коммунизма" с ее продразверсткой, активно проводимой с помощью
КНС, вызвала у всего крестьянства острое недовольство, вылившееся в затяжное повстан¬
ческое движение. К весне 1921 г. экономика, по выражению В.И. Ленина, переросла в поли¬
тику9. Была существенно изменена экономическая платформа советской власти по отношению
к крестьянству. С весны 1921 г. в советской России был введен нэп. Декрет о замене разверстки
налогом был принят Всеукраинским ЦИКом 21 марта 1921 г.10
Позитивные изменения в налоговой политике в 1921 г. были отмечены новыми тенденциями
в общественно-политических настроениях крестьянства Украины. Помимо экономических мер
этому процессу также способствовал политический фактор. V Всеукраинский съезд Советов
(25 февраля - 3 марта 1921 г.) объявил амнистию лицам пролетарского происхождения
и выходцам из незаможного селянства, принимавшим участие в повстанческом движении11.
В связи с этим крестьяне массово отказывались от занятия "военным ремеслом" и возвраща¬
лись к своему хозяйству. В отчете ВУЦИКа VI Всеукраинскому съезду Советов сообщалось,
что на протяжении 1921 г. органам советской власти сдалось около 10 тыс. крестьян, "обма¬
нутых атаманами-авантюристами"12.Весьма показательным для изменений в психологии кре¬
стьянских масс, составлявших костяк повстанческого движения Украины в послереволю¬
ционные годы, является свидетельство личного вестового "батьки Махно". В мае 1921 г. он
явился в Политбюро ЦК КП(б)У и сообщил, что "среди махновцев идет сильное брожение,
вызванное заменой продразверстки продналогом. Часть махновцев стоит за добровольный
переход на сторону советской власти"13.
166
Однако, несмотря на наметившиеся перемены во взаимоотношениях власти и крестьянства,
непосредственные исполнители новых законов психологически не могли сразу отказаться от
старых методов в руководстве, по инерции перенося их в новые условия. Определявшийся
ценами за пуд ржи, но собиравшийся различными продуктами налог был не единственным.
Кроме натурального, необходимо было заплатить различные денежные налоги: гужевой,
топливный, подворно-имущественный и т.д. - всего 1314. Спецотделом ВУЧКа довольно часто
отмечались случаи негативного отношения крестьян к такому порядку налогообложения. Так,
30 декабря 1921 г. он сообщал о том, что в Харьковской губ. "настроение крестьян скверное в
связи с продкампанией". На Волыни "во многих местах приходится прибегать к помощи
вооруженной силы. Всего собрано 34% задания"15. В Одесской губ. "настроение крестьян в
связи с тяжелым предположением неудовлетворительное. Большинство крестьян покупают
продукты для внесения налога"16.
Факты сбора продналога репрессивными методами пестрели в сводках чрезвычайных
органов, в письмах крестьян и иной информации, поступавшей в центр с мест.
В январе - июне 1922 г. сообщалось, например, что крестьяне Лохвицкого уезда Полтавской
губ. неудовлетворительно относятся к кампании сбора налогов. "Вследствие нежелания кре¬
стьян выполнять гужналог приходится применять репрессивные меры в виде ареста и взятия
заложников"17. В Кременчугской губ. "среди крестьян вызывают недовольство действия прод¬
отрядов, со стороны которых имели место случаи избиения, вымогательств и терроризирования
населения"18. В некоторых уездах этой губернии арестовывали неплательщиков налога19.
Успех продналоговой кампании в Донецкой губ. объяснялся в сводках применением энергичных
репрессивных мер. К их числу относились запреты "крестьянам продавать продукты на рынках
до получения удостоверения о сдаче продналога полностью" (Дебальцевский уезд)20.
Большевистский режим, проводя политику устрашения и унижения сельских жителей, рас¬
считывал, прежде всего, на их традиционную толерантность, обусловленную консерватизмом,
хозяйственной и культурной отсталостью деревни. Однако эта черта психологии крестьян
перед лицом репрессивного беспредела не помешала им отстаивать свои интересы. Они стали
той социальной силой, которая оказала наиболее активное, упорное и длительное сопротивле¬
ние утверждению в советском обществе в 1920-е гг. командно-административной системы.
Наибольших масштабов и остроты их сопротивление достигло в начале 1920-х гг.
Об этом свидетельствует доклад "О Красной армии" на VI Всеукраинском съезде Советов
(ноябрь 1921 г.), где отмечалось, что к началу мая количество участников банд на Украине
возросло с 7 101 до 7 36221. Кроме того, в условиях недовольства тяжелым экономическим
положением повстанцы, выступая защитниками крестьянских интересов, находили понимание
и поддержку на селе, которая делала их "неуловимыми" для советских воинских формирований.
14 апреля 1921 г. начальник отдела по борьбе с бандитизмом Киевского военного округа
сообщал: "Крестьяне охотно помогают бандитам. От активных выступлений воздержи¬
ваются"22.
В борьбе с повстанчеством до 1921 г. власть в основном уничтожала живую силу "активного
бандитизма" и, как отмечалось в "Отчете о полугодичной деятельности ГПУ Украины" (ян¬
варь - июнь 1922 г.), эта борьба "сводилась к бессистемному преследованию той или иной
банды"23. Но уже с 1921 г. советское правительство основной упор делает на внутренний
подрыв повстанческого движения. С этой целью при ВУЧК организуется "отдел по борьбе с
бандитизмом" - "аппарат, сосредоточивавший в себе всю работу по внутреннему разложению
бандитизма и распространивший широкую агентурно-осведомительную сеть"24, созданию
которой в селе органы безопасности уделяли серьезное внимание.
В рекомендациях Мелитопольского окружного отдела ГПУ (1923 г.) о способах вербовки
кадров осведомителей основной упор делался на использование "беспартийных, но из среды
лиц, проверенных своей преданностью Советской власти, не занимающих административных
должностей, из низов рабочих и крестьян"...25
В приказе начальника ОГПУ Дубенского округа от 29 июля 1923 г. сообщалось: "Днями
командируем в каждый район округа райрезидента, - наши райрезиденты не будут пребывать
в качестве официальных сотрудников ОГПУ..., для полной строгой конспирации и успешной
работы", они должны "исполнять без оплаты какую-либо работу в (...) заведении района"...,
быть обеспечены "такой работой, которая позволяла бы (...) свободно передвигаться по
району..., беспрепятственно пользоваться всеми возможными транспортными средствами
райисполкомов"26. Связь резиденты должны держать через секретарей райкомов партии27.
В их обязанности входило формирование агентурной сети на селе.
Следует признать, однако, что, несмотря на все усилия ОГПУ, на практике информаторы на
селе не играли заметной роли28.
167
Материалы ОГПУ Чернухского района Полтавской губ., преданные гласности в 1957 г.29,
отражают практику укрепления новой власти на селе силовыми структурами и реакцию на нее
жителей.
В первые дни 1921 г. вносилась ясность в отношении тех, кто угрожал советской власти.
Председателю Чернухского комбеда и секретарю Чернухской волостной комячейки уездном
исполкомом была направлена директива: "...Не позднее трех дней прислать в Лохвицкий
уездкомбед поименно списки всех буржуев и крестьян-собственников, которые имели до рево¬
люции больше чем 12 десятин земли и использовали наемный труд батраков. Эти списки
необходимы нам для решения вопроса о конфискации их имущества и передачи [его в ]
пользование местных комбедов"30.
К врагам советской власти причисляли: небольшевистские партии, кулаков, сельское духо¬
венство, бывших государственных служащих. Райрезидентам Дубенского округа ОГПУ УССР
предписывалось: "С целью повсеместного упорядочения учета и... наблюдения за политически
неблагонадежными и социально-чуждыми элементами населения в месячный срок закончить
оформление дел на тех контрреволюционеров], которые подлежат надсмотру, согласно
предложенной схеме:
а) политические партии, организации, союзы;
б) сотрудники и служащие активной службы царизма;
в) скрытые враги советской власти"31.
Среди методов борьбы с повстанчеством львиная доля отводилась широкой осведо¬
мительной сети на селе:
"... - вербовка осведомителей и активных работников из числа амнистированных бандитов;
- внедрение сексотов в оперирующие банды для агентурно-осведомительных целей;
- введение института ответчиков;
- разложение бандитизма и подрыв его в глазах населения путем проведения усиленной
агитационной работы в деревне"32.
Крестьяне противились созданию института ответчиков. 3 февраля 1923 г. в Будаевское
волостное военное совещание (Киевская обл.) поступило заявление от девяти ответчиков
из села Кроушенки Будаевской волости: "Уже более семи месяцев мы безропотно несем свои не
весьма легкие обязанности ответчиков... На этой почве борьба за существование ввиду сильной
дороговизны стала для нас совершенно непосильной и мы вынуждены думать о том, как жить
далее и где взять необходимое...
Убедительно просим выйти с ходатайством перед кем следует и освободить нас от обязан¬
ностей ответчиков и заменить другими гражданами - более зажиточными и соответствующими
этому назначению"33.
Постепенно, по мере сокращения повстанческого движения институт ответчиков упразд¬
нялся. В Будаевском районе в этой связи созывались общие сходы крестьян, где принимали
решения о его ликвидации, но при этом выносились резолюции, согласно которым "все
общество берет на себя ответственность следить за подозрительным элементом на селе,
а также оповещать милицию и кого следует о возможных уголовных действиях и преступле¬
ниях со стороны бандитов... Охрана спокойствия и порядка в селе возлагается на всех без
исключения граждан"34.
В конце 1923 г. источники отмечают изменение характера бандитизма. Секретарь ЦК
КП(б)У Д. Лебедь 20 ноября 1923 г. в письме, адресованном членам и кандидатам в члены ЦК, а
также секретарям губкомов, определил его как "советский" и связал его возникновение с
тяжелым экономическим положением той части незаможного селянства, которая до введения
нэпа принимала активное участие в проведении политики советской власти и
коммунистической партии по раскулачиванию села, в борьбе с бандитизмом и контррево¬
люцией. "Тогда эта часть селянства находилась в сравнительно лучших материальных условиях,
чем другие"35, - отмечал Д. Лебедь. "Конокрадством исключительно занимаются бедняки у
кулаков (...) с целью восстановления своего хозяйства", - отмечал он. "Советский бандитизм",
по мнению Д. Лебедя, проявлялся и в "злоупотреблении отдельных представителей сельских и
районных властей, которые зачастую, сводя свои личные счеты, незаконно преследуют
селянина-бедняка и производят с него незаконные поборы и налоги"36. Имели место случаи,
когда милиция взимала на базарах, помимо установленных налогов, известную сумму денег с
каждой крестьянской подводы. Если хозяин по каким-либо причинам не расплачивался, то с
него снимали сапоги. «Подобного рода действия сами крестьяне называют "советский
бандитизм"», - констатировал Д. Лебедь.
На почве этих действий возникало недовольство среди крестьян. Жалобы с их стороны мест¬
ным властям не приносили желаемых результатов, так как основным виновником творимых
168
бесчинств сами власти и являлись. До губернского центра добраться селянину с жалобой не так
просто, и поэтому единственным выходом крестьянского недовольства являлся "ропот против
представителей властей"37. Далее узел конфликта затягивался: власть обвиняла недовольных
крестьян в контрреволюционной агитации, преследовала их, а те, со своей стороны, уходили
в банды. Так, на территории Ковалевского, Барковского, Запружского, Романовского районов
Полтавской губ. действовала банда "Долой нэп", она грабила кулаков и собиралась в даль¬
нейших налетах уничтожать советских работников38.
В селе Ковалевка Полтавской губ. группа бедняков поджигала клуни, амбары и хаты, унич¬
тожала сельскохозяйственные машины, орудия зажиточных крестьян, "считая необходимым
обессилить [их] экономически и сравнять с собой, желая уничтожить эксплуатацию"39.
В новых условиях, как справедливо утверждает В.П. Булдаков, мораль "новых маргиналов"
трансформировалась в этику социальной вседозволенности и уравниловки..."40
Социальное нетерпение и перевернутые стереотипы поведения, однажды возникнув на вол¬
не революционного психоза, требовали постоянной подпитки в определенных пауперизирован-
ных социальных слоях. Люмпены с их паразитизмом и советская власть одинаково нуждались
в разрушительных действиях. Результат содеянного оправдывался известной философией:
необходимостью разрушить до основания старый мир во имя светлого будущего. Смысл лозун¬
га одной из банд (Матюхи), состоящей из бедняков: "Долой нэп, прямо к социализму!"41 рас¬
крывает послужной список ее "свершений": подлежат сожжению 201 хата (18 уже подожгли),
убиты - секретарь РКП Дерий, уполномоченный ГПУ Живодер, ранен секретарь ЛКСМ42.
Экономические трудности усугублялись на Украине голодом 1921-1923 гг.
Тяжелая засуха поразила 5 южных губерний. Существенно снизился урожай 1921 г. Всего
в этих губерниях в том году было высеяно 51814 тыс. пудов, а собрано 38964 тыс. пудов зерна.
Это значительно меньше, чем в 1920 г. Как отмечалось в докладе члена уполномоченной
комиссии ВУЦИК по обследованию голодающих губерний В.С. Мышкиса на 3-й сессии
ВУЦИК VI созыва (14 октября 1922 г.), в неурожайных губерниях Украины собрано лишь 75%
высеянного зерна43.
Несмотря на информацию, исходившую в первую очередь от органов ВУЧК, о катаст¬
рофическом экономическом положении и вследствие этого угнетенном состоянии населения,
сбор продналога не прекращался. В феврале 1922 г. ВУЧК сообщала, что в Одесской губ.
"вследствие голода падеж скота (...) принял катастрофические размеры. В Дальницкой вол.
Одесского у. из 2 тыс. лошадей осталось 45. Сбор продналога продолжается. Губисполком
объявил топливный месяц.
Голод в губернии усиливается. В Тираспольском уезде голодают 40% населения"44.
В Кременчугской губ. (декабрь 1921 г.) "предположение населения плохое. В Славянском
районе население голодает, крестьяне едят желуди. Были случаи голодной смерти"45.
"Голод увеличивается по всей губернии, голодают 52 тыс. человек. Питание суррогатами
вызывает тяжелые заболевания. В Мелитопольском уезде умерли от голода 533 человека,
заболели - 14 643 человека"46 (26 января 1922 г.).
Количество жертв голода возрастало. В отчете члена Центральной комиссии помощи
голодающим при ВУЦИКе М. Сироты указывалось на запоздалость признания центральными
властями факта голода на Украине, что вело к увеличению числа жертв. «Только после
бесконечных бомбардирований "голодными" телеграммами, после того, как голод достиг поло¬
вины своего развития и с неимоверной быстротой шел на увеличение, пять губерний Украины,
различные по степени голодания, были признаны в один день голодающими...» (май, 1922 г.)
"...Ужасы и размеры голода нисколько не уступали поволжскому голоду. Об этом свидетель¬
ствовали даже представители иностранных органов Помгола, побывавшие в Поволжье, а затем
на Украине в голодающих губерниях"47.
Согласно официальным данным комиссии по борьбе с последствиями голода при ВУЦИКе,
голодающих на Украине в начале 1922 г. было около 1,9 млн человек, в апреле - 3,2 млн,
в июле - 3,8 млн человек, что составляло около 40% всего населения 5 южных губерний
Украины, объявленных пострадавшими от голода48. Но к категории голодающих правительст¬
во относило лишь крестьянские хозяйства, полностью разоренные в результате недорода.
Государство относилось к крестьянам бесчеловечно. Типичными для неурожайных украин¬
ских губерний были факты реквизиции зерна, которое голодающие смогли заработать в уро¬
жайных местах: "В Екатеринославской губернии есть случаи, где продинспекторы требуют
продналог, хотя бы таковой совершенно не уродился, заставляют купить, но уплатить или
забирают [полученное] на товарообмен в других губерниях"49. Для расправы над теми, кто не в
состоянии был уплатить налог, зачастую использовалась военная сила. В Валегоцульевском
районе Балтского уезда Одесской губ. "на психологию и настроение незаможного селянства, -
169
указывалось в информационном бюллетене Одесской чрезвычайной комиссии, - крайне влияет
беспримерно грубое, доходящее до издевательства, отношение продотрядов, злоупотреб¬
ляющих своими полномочиями, были случаи избиения и угрозы расстрела (крестьяне для
инсценировки ставились к стенке)"50.
Акты насилия и массовых репрессий справедливо вызывали возмущение и сопротивление
крестьян. В голодных районах отмечены крестьянские волнения, направленные против власти.
10 августа 1922 г. в Ново-Украинске Елизаветградского уезда Одесской губ. произошло восста¬
ние, которое было быстро подавлено. Причиной выступления крестьян послужил голод51.
"16 февраля 1922 г. в д. Ганской 1-й Николаевской области собралось почти все население.
В возбужденном состоянии крестьяне ворвались в ревком, сняли замки ссыппункта, навесив
свои замки". Этот эпизод, - указывалось в информационном бюллетене Одесской ГубЧК -
"носил характер подготовки к восстанию с целью сорвать продналог". Однако "принятыми
мерами при содействии ответчиков села попытка ликвидирована в самом корне. Выявлены
зачинщики"52.
Спасаясь от голода, многие крестьяне пытались раздобыть хлеб в урожайных губерниях.
Против них власти использовали заградительные отряды, действия которых уничтожали
последнюю надежду людей на выживание. В сводке ГПУ Николаевской губ. от 8 марта
1922 г. сообщалось, что "сельское хозяйство разрушается. Среди крестьян вызывают большое
недовольство действия заградительных отрядов, конфискующих хлеб, привозимый из других
губерний"53. С.В. Кульчицкий считает, что на Украине в 1921 г. впервые был применен террор
голодом54, в условиях которого политическая активность крестьян практически отсутствовала.
Об этом свидетельствует, в частности, и судьба Н. Махно. Свой последний рейд в июле 1921 г.
он пытался провести в донецких степях и в Поволжье. Однако кампания не удалась, поскольку
крестьяне в условиях неурожая и надвигающейся угрозы вымирания не смогли его поддержать.
Махно вынужден был эмигрировать55.
После подавления активного вооруженного сопротивления (а в украинском селе оно, как
отмечалось, не прекратилось с введением продналога и объявлением амнистии) перед
большевиками встала задача гораздо сложнее, чем удержать власть в военном противоборстве.
Необходимо было сохранить ее над многомиллионными массами крестьянства. Политические,
экономические, идеологические институты на Украине, как и по стране в целом, продолжали
функционировать, во многом придерживаясь практики, приобретенной в период "военного
коммунизма".
Продолжалось изъятие земли в пользу бедноты при активной помощи комитетов неза¬
можных селян. Сессия ВУЦИК 27 мая 1922 г. принимает "Основной закон о трудовом земле¬
пользовании", который рекомендовал проводить дальнейшее изъятие земельных излишков
в ходе землеустроительных работ и передачу конфискованной земли в распоряжение сельских
земельных обществ (земгромады); 11 сентября 1923 г. - закон "О порядке изъятия излишков
земли нетрудового пользования у бывших помещиков и кулаков"56.
Эти правовые акты проводились в жизнь. Так, в докладе Полтавского губисполкома
"О состоянии комнезамов" от 29 октября 1923 г. отмечалось, что губкомиссией КНС было
возбуждено в особой сессии губнарсуда с показательной целью 93 дела об изъятии у кулаков
Никольской волости Полтавского уезда конфискованного в 1921 г., но не отобранного
имущества57.
Июльский 1925 г. пленум ЦК КП(б)У, подводя итоги деятельности КНС, так охаракте¬
ризовал их работу: "КНС продолжали энергичную борьбу с кулацкой контрреволюцией как
вооруженную (борьба с бандитизмом), так и экономическую (отобрание у кулаков земельных
излишков и инвентаря)"58.
Б.К. Мигаль подсчитал, что за время революционных аграрных преобразований на Украине
безземельному и малоземельному крестьянству перешло 4,5 млн дес. земли59.
Складывающаяся советская политическая система продолжала укреплять свою социальную
опору на селе. Умело используя особенности социального поведения бедняков, власти пытались
захватить хлебные ресурсы руками крестьян. С целью приобщения сельской бедноты к экспро¬
приации продовольствия и имущества зажиточных хозяйств для КНС выделялась определенная
часть реквизированных поступлений60. Оплата труда комнезамов при этом напрямую зависела
от количества изъятого.
Правящая партия возлагала большие надежды на КНС в деле расслоения украинского села.
Октябрьский 1923 г. пленум ЦК КП(б)У в резолюции "О комнезамах" констатировал, что
в условиях усиливающегося процесса расслоения крестьянства "и в дальнейшем партия
должна проводить свое влияние на крестьянство, особенно на его середняцкую часть", через
комнезамы61. В основу этой резолюции были положены итоги выборочного обследования
170
КНС: "Результаты обследования комнезамов наглядно показывают, что задачи, поставленные
перед незаможным селянством в связи с переходом к новой экономической политике, почти
повсеместно проводятся ими в жизнь. Процент участия КНС в соворганах (50%), роль их в
кооперации (55%), наконец, активное участие во всех кампаниях, проводимых на селе, ярче
всего свидетельствуют, что КНС в настоящее время являются главными проводниками всех
начинаний соввласти на селе"62.
КНС отводилась важная роль в укреплении органов власти на местах. Еще закон ВУЦИК и
СНК УССР о комнезамах (9 мая. 1920 г.) определил их задачи в советском строительстве:
"...Всесторонне помогать сельской, волостной, уездной, губернской и общегосударственной вла¬
сти в проведении всех законов и постановлений, имея в виду интересы бедноты; ...контроли¬
ровать всю деятельность Советов, волисполкомов и их отделений"63. В период нэпа, получив
широкие полномочия, комнезамы подменяли собой государственные институты на селе:
"КНС, - отмечалось на июльском, 1925 г. пленуме ЦК КП(б)У, - являются фактической
организацией власти в деревне, имея подавляющее большинство в Советах, а во многих случаях
и заменяя собой эти последние"64.
Во время перевыборов в сельские советы комнезамы, поддерживаемые официальной
властью, напористо обеспечивали себе руководящую роль в местных органах власти. В ходе
избирательной кампании 1922 г. Черниговская губернская избирательная комиссия выпустила
ряд воззваний, призывая крепить революционные завоевания. В одном из них под заголовком
"Больше бдительности, комнезамы!" содержался призыв: "...Предупредить проникновение
в состав сельсоветов и волисполкомов нежелательных элементов, явно враждебных сельской
бедноте и советской власти. Комитеты незаможных селян должны выдвинуть на будущих
перевыборах в сельсоветы и волостные исполкомы из своей среды наиболее подготовленных,
активных, преданных делу революции товарищей"65.
Политическое руководство Украины законодательными актами "О фонде КНС", "Поло¬
жение о съездах, комиссиях и комитетах незаможного селянства УССР", "О льготах, правах
и обязанностях незаможного селянства" и др. обеспечивало преимущества членам комнезамов,
ставя их в исключительное положение по отношению к сельчанам. Вполне понятно интенсив¬
ное стремление последних занять место в привилегированной структуре, которой являлись
КНС, так как это автоматически открывало возможность пользоваться плодами власти
и в первую очередь перераспределением экспроприированной собственности. В 1923 г. в со¬
став КНС входило 516 014 человек, а в 1924 г. число членов этой организации выросло
до 686 304 человек, т.е. на 33%66.
Решения майского 1922 г. пленума ЦК КП(б)У о переходе от административных методов
в деятельности комнезамов к хозяйственно-производственным в связи с задачами новой
экономической политики выявили в рядах незаможников растерянность. «Большинство из
них, - писала "Правда", - никак не может приспособиться к новым условиям»67. Возникла даже
опасность ликвидации КНС. Однако деятельность этих организаций постоянно оставалась
в поле зрения украинских большевиков. "Нэп поставил под вопрос дальнейшее существование
КНС с прежними методами работы и задачами. Необходимо приспособить КНС к новым
условиям", - отмечалось в годовом отчете ЦК КП(б)У VIII Всеукраинской партконференции
(1924 г.). Комнезамы "в некоторых случаях превращаются в своего рода политическую партию,
преследуя свои узкогрупповые интересы".
Новые условия поставили "перед КНС задачу организации сельскохозяйственных про¬
изводственных объединений незаможников", которым государство в первую очередь обязы¬
валось оказывать помощь68. Через них советская власть закрепляла свое влияние в других
общественно-политических и экономических институтах украинского села, "населяя" их чле¬
нами КНС. Так, к концу 1925 г. в правлениях крестьянских обществ взаимопомощи (КОВ)
комнезаможники составляли 43,8%69, в правлениях сельскохозяйственной кооперации - 43%
мест (в потребительской - 50%)70. В 1924 г. в колхозах их доля доходила до 52% от общего
числа членов артели71.
Центральное место в системе советского политического строя в деревне отводилось
сельскому совету. Однако крестьяне считали настоящим хозяином села земельные общества
(земгромады), исторически накопившие опыт административной работы (выборы сельских
старост, разверстка налогов и т.д.). В советское время правовое положение земобществ
регламентировалось "Земельным Кодексом УССР", утвержденным ВУЦИКом 29 ноября
1922 г.72 Все социальные группы крестьян на Украине являлись их членами как землеполь¬
зователи. Земгромады располагали лесами местного значения, озерами, прудами, обслуживали
всех крестьян маслобойками, крупорушками, а в культурно-бытовой сфере - хатами-читаль¬
нями, банями и т.д.
171
Управляло обществом собрание (сход) его полноправных членов, решавший широкий круг
вопросов, связанных с порядком и формами землепользования. Наличие серьезных денежных
средств в обороте земгромад, при отсутствии самостоятельного бюджета в сельсоветах,
способствовало укреплению приоритета земельных обществ в решении важных вопросов
сельской жизни.
Повсеместно административную работу проводили не сельские советы, а сходы. Крестьяне
не доверяли местным советам и в чрезвычайных ситуациях пытались защитить свои интересы в
центре, посылая в ВУЦИК ходоков от сельских сходов.
Существование сельских советов и земгромад в украинском селе отмечено противоречиями.
Юридически первые по отношению ко вторым выступали как органы надзора и контроля,
однако, не имея реальных рычагов влияния, не могли исполнять возложенные на них
функции73.
По существу в 1920-е гг. в украинском селе наблюдалось двоевластие.
Примечания
1 Р у б а ч М.А. Очерки по истории революционного преобразования аграрных отношений на Украине
в период проведения Октябрьской революции на Украине. Киев, 1956; Березовчук М.Д. Комнезами
УкраУни в боротьб1 за сощалпм. КиУв, 1965; Ксе нзе нко M.I. Завершения револющйних земельних
перетворень на Харювщиш. (XII. 1919-1921 гг.). Харюв, 1968; М и га л ь Б.К. Здшснення аграрной'
полггики на УкраУт у вщбудовний перюд (1921-1925 роки). Харкш, 1974; Л я х Р.Д. Розв'язання аграрного
питания на УкраУт. КиУв; Донецьк, 1975; Калиниченко В.В. Перераспределение земельного фонда
на Левобережной Украине в 1920-1923 гг. // Вопросы истории. Вып. 25. Республиканский межведомствен¬
ный научный сборник. Харьков, 1980; Кульчицький Ст. Комушзм в УкраУт: перше десятщнччя
1919-1928. КиУв, 1996.
2 Р у б а ч М.А. Класове розшарування селянства УкраУни по земл1 напередодш 1917 року // Науков1
записки 1нституту icTopiï i археологи УкраУни АН У PCP. Кн. 2. КиУв, 1946. С. 201.
3 ЗУ У PCP (1920-1925 рр.). 1920 р. Ст. 514.
4 Коммунистическая партия Украины в резолюциях и решениях съездов, конференций и пленумов ЦК.
В 2 т. T. 1. 1918-1941. Киев, 1976. С. 75.
5 Ком1тети незаможних селян УкраУни (1920-1933). Зб1рник документе i матер1ал1в. Пщ ред. проф.
I.K. Рибалки. КиУв, 1968. С. 7.
6Березовчук М.Д. Комнезами УкраУни в 6opcm>6i за сощал1зм. С. 14.
7 Газета "Bicri" I ВсеукраУнського з'Узду комнезам1в. Часопис № 2, 4. Хармв, 1920.
8 Ком1тети незаможних селян УкраУни. С. 215, 222.
9 Л е н и н В.И. ПСС. Т. 43. С. 359.
10 СУ УССР. 1921. №5. с. 143.
11 Съезды Советов Союза ССР, союзных и автономных Советских Социалистических Республик.
Сборник документов 1917-1936 гг. В 3 т. Т. 2. Съезды Советов Социалистических Республик. 1917-1920 гг.
М., 1960. С. 114-116.
12 Отчет о деятельности ВУЦИК за 1921 г. // Сборник отчетов Всеукраинского Центрального
Исполнительного Комитета, Совета Народных Комиссаров, Наркоматов, У пол наркоматов и центральных
учреждений УССР 6-му Всеукраинскому съезду Советов Р., К и К. депутатов. Харьков, 1921. С. 9.
13 Коммунист. 1921. 1 мая.
14 Голос народа. Письма и отклики рядовых советских граждан о событиях 1918-1932 гг. Ответ, ред.
А.К. Соколов. М., 1998. С. 186; Отчет о деятельности рабоче-крестьянского правительства УССР за период
с 1 октября 1922 г. по 1 октября 1923 г. Харьков, 1924. С. 389.
15 Советская деревня глазами ВЧК-ОГПУ-НКВД. 1918-1939. Документы и материалы в 4 т. T. 1. М.,
1998. С. 551.
16 Там же. С. 559.
17 Там же. С. 566.
18 Там же. С. 570.
19 Там же. С. 647.
20 Там же. С. 709.
21 Шестой Всеукраинский съезд Советов. Бюллетень VI Всеукраинского съезда Советов, 1921 г. № 14,
17 декабря. Харьков, 1921. С. 66.
22 Советская деревня глазами ВЧК-ОГПУ-НКВД... T. 1. С. 414.
23 Государственный архив Полтавской области (далее: ГА ПО), ф. 9032, on. 1, д. 51, л. 33.
24 Там же.
172
25 Южная Украина XX столетия. Записки научно-исследовательской лаборатории истории Южной
Украины ЗГУ. Вып. I (4). Запорожье, 1998. С. 43.
26 Из архива ОГПУ Чернухского района. 1921-1927 гг. // СССР. Внутренние противоречия. Т. 14.
CHALIDZE PUBLICATHIONS, [Б.м.]. 1985. С. 154.
27 Там же. С. 155.
2!1 Б е р е л о в и ч А., Данилов В. Документы ВЧК-ОГПУ-НКВД о советской деревне (1918-
1939 гг.) // Советская деревня глазами ВЧК-ОГПУ-НКВД. T. 1. С. 970.
29 L у k h о Р. Sovetskaia Vlast' na mestakn "Ukrainski Zbimyk" W. 1957. № 8. P. 99 172.
30 Из архива ОГПУ Чернухского района 1921-1927 гг. С. 143.
31 Там же. С. 159.
32 Отчет о полугодичной деятельности ГПУ УССР (январь-июнь 1922 г.) 3 apxieiB ВУЧК-ГПУ-НКВД-
КГБ. Науковий ¡ документальний журнал. Khïb. 1997. № 1/2 (4/5). С. 367.
33 Центральный архив министерства обороны Украины (далее: ЦАМОУ), ф. 3771, оп. 19820,
д. 27, л. 4.
34 Там же, л. 20.
35 ГА ПО, ф. 9032, оп. 1, д. 63, л. 150.
36 Там же.
37 Там же.
38 Там же.
39 Там же.
4(1 Булдаков В.П. Историографические метаморфозы "Красного Октября" // Исторические
исследования в России. Тенденции последних лет / Под ред. Г.А. Бордюгова. М., 1996. С. 193.
41 ГА ПО,ф. 9032, оп. 1, д. 63, л. 151.
42 Там же, л. 151.
43 Голод 1921-1923 роюв в У крапп. 36. док. i матер1ал1в. Кшв, 1993. С. 173.
44 Советская деревня глазами ВЧК-ОГПУ-НКВД. T. 1. С. 572.
45 Там же. С. 545.
46 Там же. С. 566.
47 Голод 1921-1923 роюв в Украпп. С. 136-137.
48 Там же. С. 201.
49 Там же. С. 38.
50 Там же. С. 100-101.
51 Советская деревня глазами ВЧК-ОГПУ-НКВД. T. 1. С. 671.
52 Голод 1921-1923 роюв в Украпп. С. 101.
53 Советская деревня глазами ВЧК-ОГПУ-НКВД. T. 1. С. 583.
54Кульчицький Ст. Комутзм в Украпп: перше десятир1ччя (1919-1928). С. 202.
55 Там же.
56 СУ УССР. 1923. № 33. С. 486.
57 Ком1тети незаможних селян У кражи... С. 300.
58 Коммунистическая партия Украины в резолюциях... T. 1. С. 342.
59 М и г а л ь Б.К. Указ. соч. С. 46.
60 Збфник закон1в i розпоряджень робггничо-селянського уряду УкраУни. 1921. № 5. С. 155.
61 Коммунистическая партия Украины в резолюциях... T. 1. С. 278, 279.
62 Там же. С. 279.
63 Ком1тети незаможних селян У кражи (1920-1933). С. 12.
64 Коммунистическая партия Украины в резолюциях... T. 1. С. 342.
65 ЦГАВО Украины, ф. 5, оп. 1, д. 1110, л. 82, 83.
^Березов чук Н.Д. Комитеты незаможних селян Украины. Исторический очерк (1920-1933):
Автореф.... док. истор. наук. Киев, 1967. С. 39-40.
67 Правда. 1922. 9 июня.
68 Годовой отчет Центрального Комитета Коммунистической партии (большевиков) Украины к
VIII Всеукраинской партконференции (апрель 1923 - апрель 1924 г.). Харьков, 1924. С. 43-44.
69 Агитатор. 1926. № 2. 5 января. С. 26.
70 IcTopifl Укражсько! PCP. В 8 т. Khïb, 1977. Т. 6. Укражьска PCP у перюд побудови ¡ змщнення
соц1ал1стичного сустльства (1921-1941). С. 115.
71 Ч м ы г а А.Ф. Колхозное движение на Украине (1917-1929 гг.). Очерки истории. М., 1974. С. 134.
72 СУ УССР. 1922. Отд. 1. № 51. С. 750.
73 А н i с i м о в В.В. Земельш громади Укражи (1921-1929 рр.). Автореф. ... канд. ¡стор. наук. Кжв,
1997. С. 13-14.
173
Критика и библиография
Л.Н. БОЛЬШАКОВ. ВОЗВРАЩЕНИЕ ГРИГОРИЯ ВИНСКОГО. Оренбург:
Печатный дом "Димур", 1999. 336 с. Тир. 1000
Книга оренбургского историка-архивиста
Л.Н. Большакова - плод его упорных трудов по
возрождению памяти о Григории Степановиче
Винском, современнике Радищева и Екатерины II,
Новикова и будущих декабристов.
О самом Г.С. Винском известно очень немного.
Родился он в небольшом малороссийском местечке
в 1752/53 г. Получил довольно приличное по тем
временам домашнее образование, затем учился
в знаменитой Киево-Могилянской академии, где
изучил латинский, древнегреческий, церков¬
нославянский, русский, польский и украинский
языки, проштудировал риторику... Но о таких
науках, как, например, математика или химия, вы¬
пускник академии имел очень приблизительное
представление. По его собственным словам,
он "так бы и считал по пальцам, если бы некий
штаб-юнкер не показал ему начал арифме¬
тики"1.
В 17 лет Винский отправился на военную службу
в Измайловский полк. Вскоре молодой человек
женился на сестре своего приятеля, 15-летней
Элеоноре (Лорхин) Фродинг. Беззаботная и, по его
личному признанию, "распутная" жизнь в столице
закончилась внезапно. Он попал под следствие за
намерение получить в банке деньги по фиктивной
закладной и был арестован по уголовному делу
М.П. Кашинцева о заговоре с целью "потрясения
всего благосостояния общества", к которому не
имел отношения2. Вместе с группой молодых
гвардейских офицеров Винский был осужден и
после лишения дворянства приговорен к вечной
ссылке в Оренбург. Один из немногих счастливых
моментов в его жизни произошел по дороге
к месту ссылки, когда в карету с арестантами
"впрыгнула" юная беременная жена Винского
и без вещей, без денег, без всякой надеж¬
ды на возвращение отправилась с мужем за
2,5 тыс. верст.
Неожиданная и суровая перемена полностью
изменила мировоззрение Винского, его отно¬
шение к миру, к современному ему обществу.
Бытовые тяготы, несправедливости и унижения
пробудили в рядовом "маленьком чело¬
вечке" личность неординарную, сильную, ду¬
мающую. Винскому удалось устроиться учителем.
Он жил и преподавал в семьях местных дворян.
Именно там он вплотную столкнулся с возму¬
щавшими его проявлениями жестокости по отно¬
шению к дворовым. Винский беспощадно крити¬
кует своих современников - мелкопоместных дво¬
рян - за бессердечие, за бесстыдно демон¬
стрируемое невежество, за падение нравов. Две
темы его особенно задевают и вызыва¬
ют возмущение - уровень просвещения
и неправедность "бесчеловечного екатеринин¬
ского суда". Он справедливо считает состояние
этих сфер общественной жизни основой и пока¬
зателем цивилизованности государства. И отка¬
зывает в цивилизованности своей стране и своей
эпохе.
Обо всех перипетиях своей сложной судьбы
и своих взглядах Винский рассказал в мемуарах,
которые назвал "Моя жизнь". Он не претендовал
на их издание, трезво оценивая свои таланты
и понимая, что в той обстановке обнародо¬
вание рукописи было невозможно. Все, кому
посчастливилось держать в руках записки
Винского, соглашались с мнением П.И. Щего¬
лева, что ему "удается то, что другим удавалось
редко, - показать не только, как жилось в его
время, но и как чувствовалось"3. А.Г. Тартаков-
ский полагал, что удалось это Винскому лишь
потому, что писал он "для себя", не на пуб¬
лику, оттого предельно откровенно и эмоцио¬
нально4.
Благодаря Л.Н. Большакову известно, что
рукопись побывала в руках А.М. Тургенева и
П.А. Вяземского, А.И. Тургенева и его брата,
декабриста Н.И. Тургенева, А.Н. Афанасьева
и М.П. Погодина, А.Н. Пыпина, Л.Н. Толстого,
А.М. Горького и др. Уже трижды предпринимались
издания мемуаров (в 1877 г., в редакции П.И. Бар¬
тенева, в 1914 г. - П.Е. Щеголева и фрагментар¬
но - в цикле "Русский быт по воспоми¬
наниям современников. XVIII век", выходившем
в 1920-х гг.). Однако все эти публикации оказались
далеко не полными, подчас с разночтениями и
ошибками.
За восстановление первоначального текста,
поиски рукописи, выправленной собственной рукой
Г. Винского, и взялся Л.Н. Большаков. Рецензи¬
руемое издание - результат долгого и многотруд¬
ного пути. Подобные исследования автору не
174
в новинку. Еще школьником он начинал работу
в архиве Чернигова, итогом которой были не¬
которые неопубликованные материалы о декабри¬
стах. Автор издал ранее почти не известные ме¬
муары организатора оренбургского тайного обще¬
ства В.П. Колесникова "Записки Несчастного..."
В сфере научных интересов Л.Н. Большакова -
судьбы и деятельность революционеров и "три¬
бунов" ХУШ-Х1Х вв. Особенно его занимают те,
чьи жизни переплелись с дорогими для самого
автора местами - Украиной и Оренбуржьем. Один
из любимых героев Л.Н. Большакова - Т.Г. Шев¬
ченко. А теперь - и малоизвестный ссыль¬
ный писатель и переводчик Г.С. Винский. В ис¬
полнении своей главной задачи автор преуспел:
рукопись найдена. И хотя "публикация пол¬
ного аутентичного текста... по авторитетным
источникам" все еще дело будущего5, познако¬
миться с самим Винским можно уже сейчас.
Те, кому удастся прочитать книгу Л.Н. Больша¬
кова, непременно проникнутся интересом к этой
личности.
Книга написана в своеобразной манере. У самого
автора ее жанр вызывает вопрос, так и не решен¬
ный: «Для меня эта книга - и роман, и монография.
Совершенно научная по всем статьям книга, в то же
время - по замыслу моему, а еще более по тому, как
складывается, - несет в себе многое, что в людском
мнении присуще исключительно литературе "худо¬
жественной"» (с. 217). Все-таки это произведение
ближе всего к эссе. Эссе, правда, получилось
основательным, строго документированным и зна¬
чимым с научной точки зрения. Такой подход
позволил, в первую очередь, расширить круг чи¬
тателей, сделать Винского интересным не только
для специалистов по русской истории. Оправдана
и нетрадиционная структура работы: повество¬
вание строится по этапам (автор называет их
"шагами"). Читатель, как в детективе, следует за
исследователем в его долгих и запутанных
поисках.
Один из существенных минусов работы -
излишняя выспренность, усложненный слог. Мно¬
го неоправданных повторов, не вполне удобная
для восприятия манера опускать глаголы, пре¬
вращать фразу в восклицание. Но это - стиль
автора.
"Возвращение..." - не только скрупулезный
отчет о том, как проходили поиски рукописи, но
и попытка познакомить читателя с мыслями
Г. Винского. Для этого автор и предпринял работу.
При помощи "литературного коллажа" (так свою
манеру определил сам автор), с использованием
пространных цитат из Винского, из произведений
известных и неизвестных литераторов, выписок из
дневников, записных книжек, метрических книг,
писем и комментариев к уже осуществленным
публикациям оказалось возможным охватить (пусть
иногда поверхностно) широчайшую панораму эпо¬
хи. Л.Н. Большаков не смог остаться беспри¬
страстным биографом. Своим неравнодушным отно¬
шением к герою он заражает читателя, пробуждая
его интерес к Винскому. И цели своей автор
достигает, извлекая своего героя из небытия,
приближая к нам этого человека, его "жизнь,
полную потерь и обретений, ошибок и решений,
горя и борьбы..."(с. 129).
Книга написана на основе объемного массива
документов. Автор ввел в научный оборот большое
количество неизвестных прежде архивных источни¬
ков. Л.Н. Большаков длительное время работал в
РГАДА, в различных архивах Москвы, Санкт-
Петербурга, Киева, Чернигова, Уфы и, естественно,
Оренбурга. Двигаясь, по его собственному опреде¬
лению, "широкимфронтом", не упуская ничего, что
могло бы иметь отношение к Винскому, автор
извлекает на свет Божий разнообразные сведения,
применимые к его собственному исследованию
лишь "по касательной", но за которые разработчики
других тем будут ему благодарны. Эта поисковая
работа его вдохновляет. "Нет для исследователя
большей радости, - говорит Л.Н. Большаков, -
чем искать, и высшего счастья, чем находить"
(с. 61).
Ему дано испытать подобное счастье. Историк
нашел два экземпляра полного текста мемуаров -
в Государственной библиотеке НАН Украины
и в Пушкинском Доме. Ему удалось не только
обнаружить лишь упоминавшиеся у отдельных
авторов переводы Винского, но и идентифициро¬
вать оригиналы. Нашел он и проект "Об усилении
торговли России с Верхней Азией через Хиву и
Бухару", последнюю работу Винского-чиновника
(1818/19 г.), подчеркивающую "патриотическое
стремление принести пользу немилостивому к нему
отечеству". Но по иронии судьбы самое совершен¬
ное произведение Винского-л итератора - его авто¬
эпитафия: "Бог дал мне свет ума. Я истины искал, /
Но видел ложь везде. Светильник погашаю. / Бог
дал мне сердце - я страдал. И сердце Богу
возвращаю".
Ни одно имя, ни одна личность, судьба кото¬
рой так или иначе пересеклась с жизнью или
записками Винского, автором не упущены. Он
перепроверяет любой малозначительный факт,
отыскивает следы людей, которые могли только
появиться на горизонте Винского. Более половины
книги - краткие биографии, максимально полные
описания, проверенные по различным источникам
характеристики людей, имевших то или иное
отношение к любому моменту жизни главного ее
персонажа. Это родные и соседи, окружение в
Петербурге и в ссылке, ученики и друзья, коллеги и
враги, знакомые и просто современники: это люди
той же эпохи, лица, высвеченные историей
Винского; это огромное количество документов,
подчас впервые за сотню лет поднятых с пыльных
архивных полок оренбургским историком. В
этом отношении труд автора невозможно пере¬
оценить.
175
Подготовка мемуаров к печати еще впереди.
И все-таки главную часть работы Л.Н. Большаков
выполнил: записки существуют, местонахождение
их определено, они доступны для изучения и чтения.
Теперь специалистам по эпохе Екатерины II трудно
будет обойтись без записок одного из ее критиков и
ненавистников, ссыльного "упрямого малоросса",
"киевского бурсака", разжалованного российского
офицера и русского писателя Григория Степано¬
вича Винского.
Е.Н. Гореликова-Голенко
(Московский государственный историко-
культурный заповедник "Московский Кремль")
Примечания
1 В и н с к и й Г.С. Мое время. СПб., 1914. С. 13.
2 Там же. С. 71-77.
3 Там же. С. X.
4Т артаковский А.Г. Русская мемуа¬
ристика XVIII - первой четверти XIX века. М., 1991.
С. 85. Однако специальным исследованием записок
Винского этот автор не занимался, целиком осно¬
вывая свои выводы на ранней работе Л.Н. Боль¬
шакова (Большаков Л.Н. Возвращение из
прошлого. Киев, 1988), который обратился к Вин¬
скому еще в 1970-х гг.
5Т артаковский А.Г. Указ. соч. С. 85.
ПОВСЕДНЕВНЫЕ ЗАПИСКИ ДЕЛАМ КНЯЗЯ А.Д. МЕНШИКОВА.
1717-1720, 1726-1727 / Публикация С.Р. Долговой и Т.А. Лаптевой (Российский
архив. История Отечества в свидетельствах и документах ХУШ-ХХ вв. Вып. X)
М.: АНО «Редакция альманаха "Российский архив"», 2000,648 с. Тир. 1000
Говоря об издании "Повседневных записок"
кн. А.Д. Меншикова, подготовленном сотрудниками
Российского государственного архива древних актов
С.Р. Долговой и Т.А. Лаптевой, в первую очередь
следует поздравить всех занимающихся и интере¬
сующихся историей России XVIII столетия с вве¬
дением в научный оборот воистину "первоклас¬
сного" и ценнейшего источника, давно известного
исследователям, но лишь благодаря данной публи¬
кации становящегося доступным в полном объеме.
Можно не сомневаться, что с момента своего по¬
явления это издание войдет в число тех класси¬
ческих документальных публикаций, названия кото¬
рых знает наизусть всякий профессиональный
историк.
Последнее десятилетие XX в. отмечено появ¬
лением значительного числа публикаций самых
разнообразных источников по истории России.
В научный оборот введены сотни неизвестных
прежде документов практически по всем периодам
русской истории, что значительно расширило
источниковую базу науки, а следовательно, и ис¬
следовательские возможности. Однако необходимо
отметить, что при этом в целом наблюдается
снижение качества публикаций, в определенной
мере утрачивается публикаторская культура, восхо¬
дящая к одной из наиболее ценных традиций
отечественной исторической науки. Отчасти это
связано с тем, что в публикаторскую деятельность
оказалось вовлечено немало дилетантов; многие
издания носят откровенно коммерческий характер,
рассчитаны не столько на историков-исследова-
телей, сколько на широкую публику. В результате
зачастую в публикациях трудно уловить принципы
отбора документов, не соблюдаются элементарные
правила издания исторических документов, касаю¬
щиеся, в частности, передачи текста, архео¬
графического и источниковедческого коммента¬
риев, справочного аппарата ит.д.
На этом фоне выгодно выделяется рецен¬
зируемая книга, подготовленная опытными исто-
риками-архивистами, в совершенстве владеющими
археографической техникой. При этом речь идет не
просто о какой-то подборке отдельных документов,
но о весьма объемном, сложном по составу, уни¬
кальном источнике первой трети XVIII в. Всякий,
кто имеет собственный публикаторский опыт,
знает, насколько это трудная и кропотливая работа,
в особенности, когда приходится восстанавливать
текст публикуемого памятника по нескольким
рукописям, сопоставлять списки, реконструировать
утраты текста и т.д. Именно такую работу
и пришлось осуществить С.Р. Долговой и Т.А. Лап¬
тевой, и нетрудно представить, сколько труда
скрыто за их кратким сообщением: «В основу
данной публикации положены подлинники
"Поденных записок" в беловом и черновом
варианте. Утраты восстановлены по копиям»
(с. 14).
В достаточно лаконичном и одновременно
содержательно насыщенном предисловии к изда¬
нию читатель найдет все, что полагается в публи¬
кации подобного рода. Здесь и краткая, докумен¬
тально выверенная и потому лишенная фантасти¬
ческих деталей биография А.Д. Меншикова -
одного из крупнейших государственных деятелей
России первой трети XVIII в., и данные о судьбе его
архива и библиотеки, сведения об истории создания
публикуемого памятника, его археографическая
характеристика, история изучения "Повседневных
176
записок" и введения их в научный оборот. Издание
снабжено также подробным научным коммента¬
рием, при составлении которого авторы опирались
как на всю существующую историографию, так и на
неопубликованные архивные документы. В этой
части работы публикаторы обнаруживают глубо¬
кое знание эпохи и ее источников. Особую ценность
изданию придает развернутый именной указатель,
несомненно имеющий самостоятельное научное
значение. С.Р. Долговой и Т.А. Лаптевой удалось не
только идентифицировать почти всех упоминаемых
в "Записках" Меншикова лиц, но в большинстве
случаев установить их полные имена и даты жизни,
что опять же обыкновенно представляет для
публикаторов особую сложность.
В предисловии к изданию авторы отмечают
основную проблематику источника, связанную
с характером деятельности Меншикова на посту
губернатора Ингерманландии, во время второго
заграничного путешествия Петра Великого 1716-
1717 гг., когда князь "фактически являлся едино¬
личным правителем России" (с. 12), в экспедиции к
Аландским островам, во время следствия по делу
царевича Алексея, в заключительный период его
пребывания у власти и т.д. Уже из этого краткого
перечисления очевидно, что для всякого иссле¬
дователя петровского времени и истории первых
послепетровских лет "Записки" Меншикова явля¬
ются ценнейшим источником. Однако их научное
значение только этим не ограничивается.
Прежде всего стоит отметить, что сами
"Записки" - типологически весьма своеобразный
источник, порожденный переломным для России
временем петровских преобразований. С опреде¬
ленной долей условности можно сказать, что,
с одной стороны, наряду с подобными же "По¬
денными записками" Петра Великого, они пред¬
ставляют как бы переходный этап от Дворцовых
разрядов XVII в. к камер-фурьерским журналам
XVIII столетия. С другой стороны, если принять во
внимание, что, будучи крупнейшим вельможей,
Меншиков все же не принадлежал к царской
фамилии, то его "Повседневные записки" - это
в какой-то мере и прообраз личного дневника.
С точки зрения видовой принадлежности, если
исходить из истории их составления, "Записки",
конечно же, - делопроизводственный источник. Но,
с другой стороны, они день за днем фиксируют
жизнь одного человека, одной личности и в этом
смысле могли появиться только в петровскую эпоху
с присущей ей эмансипацией личности и общей
секуляризацией бытовой культуры. Понятно, что
в "Записках" Меншикова мы найдем лишь офи¬
циальную и даже парадную сторону его жизни,
в них нет сведений о его личных переживаниях,
взаимоотношениях с близкими и пр. И даже самая
последняя их запись, датированная 8 сентября
1727 г., когда Меншикову был объявлен домашний
арест и началась его опала, приведшая к скорой
гибели, выдержана в сухом, протокольном тоне,
никак не обнаруживающем напряжение, которое
наверняка царило в тот день в доме светлейшего. В
этом сложность работы с "Повседневными
записками" как с историческим источником, но в
этом и их привлекательность. Помимо обилия
конкретных фактов, значительно расширяющих и
дополняющих наши представления об эпохе,
источник открывает и широкие возможности для
актуального на сегодняшний день историко-антро¬
пологического изучения Человека петровского
времени. Чего стоят повторяющиеся в каждой
записи указания на время пробуждения Меншикова
и его отхода ко сну, сведения о погоде, о раз¬
влечениях двора и т.д.!
Тщательное изучение "Повседневных записок"
Меншикова, являющееся делом будущего, позволит
уточнить многие важные исторические факты. Так,
например, Н.И. Павленко, автор наиболее полной
биографии Меншикова, рассказывая о последних
днях его карьеры, замечает: "5 сентября (1727 г. -
А.К.) Меншиков с семьей возвратился в Петербург.
По пути в столицу он пытался встретиться с Пет¬
ром, но, кажется, безрезультатно"1. В записи же
"Повседневных записок" за этот день ясно гово¬
рится: "В 12 часу его светлость с своею фамилиею
сел кушать, в том же часу откушав и побыв у Его
императорского величества, путь восприял сухим
путем в Санкт-Питербурх" (с. 582). Павленко также
сообщает, что 7 сентября светлейшему "кровь
пущали"2, а во вновь опубликованном документе
это сообщение находится под 8 сентября, что
выглядит более естественным в силу происшедших
в этот день событий.
Если подходить кизданию"Записок" Меншикова
со всей строгостью археографических требований,
то можно было бы сделать публикаторам упрек в
том, что они отчасти излишне осовременили
орфографию памятника, отказались от принятых
в подобных случаях обозначений в тексте ли¬
стов рукописи, от подстрочных указаний на ис¬
правления в тексте. Однако в целом, на мой взгляд,
это не снижает исследовательских возможностей
данного издания и его научного значения.
В заключение следует отметить, что рецен¬
зируемое издание богато иллюстрировано как
многочисленными гравюрами XVIII в., в том числе
весьма редкими, так и репродукциями живописных
произведений и фотографиями архивных доку¬
ментов, что, несомненно, не просто украшает само
издание, но делает его своего рода эталонным для
публикаций подобного рода.
А.Б. Каменский, доктор исторических наук
(Российский государственный гуманитарный
университет)
Примечания
'Павленко Н.И. Полудержавный вла¬
стелин. М., 1988. С. 262.
2 Там же. С. 263.
177
Р.С. В О Р Т М А Н. СЦЕНАРИИ ВЛАСТИ. МИФ И ЦЕРЕМОНИЯ В ИСТОРИИ
РУССКОЙ МОНАРХИИ. Т. 2: ОТ АЛЕКСАНДРА II ДО ОТРЕЧЕНИЯ НИКО¬
ЛАЯ II. Принстон, Нью-Джерси: Издательство Принстонского университета, 2000.
XVII + 586 с.*
Второй том монографии профессора Колум¬
бийского университета (США) Ричарда Ворт-
мана - продолжение и завершение огромной
работы по изучению динамичной системы символов
российской монархии в эпоху империи1. В центре
внимания автора находятся способы символи¬
ческой репрезентации власти, т.е. возвеличивания
императора и имперской элиты в идеологиче¬
ских, поэтических, поведенческих, монументальных
и прочих образцах. Царствование трех последних
императоров предстает в книге как эволюция и,
в конечном счете, деградация сложившейся при
Николае I культурно-символической модели власт¬
вования, которую Вортман называет "династиче¬
ским сценарием". Николай I идентифицировал
собственную персону и правящую династию с над¬
личностным государственно-национальным нача¬
лом: при нем в символическом пространстве
монархии придворные, административные, военные
институты репрезентировались как "ответвления"
от всесвязующей фигуры императора. В эту кон¬
струкцию доктрина "официальной народности"
четко вписывала и категорию народа, который, по
словам Вортмана, также становился "мифическим
атрибутом монарха" (с. 12). Близость царя и народа
понималась не в смысле мистического "слияния",
а как результат регулярного контакта, опосре¬
дуемого исправной работой системы управ¬
ления.
После же 1855 г., утверждает автор, "главный
сюжет имперских репрезентаций в России сме¬
щается от демонстрации союза монарха и элиты
к показу связи монарха и русского народа" (с. 13).
Часть первая второго тома трактует динамику
поиска Александром II соответствующих церемо¬
ниальных форм. Основой его сценария Вортман
считает мифологему родительской любви пра¬
вителя к подданным и сыновнего обожания под¬
данными правителя. Не менее важным фак¬
тором автор считает восприимчивость Алек¬
сандра к модели "народной монархии" Напо¬
леона III, к образу императора - национального
лидера.
Стадию формирования сценария Александра II
(воцарение, коронация) Вортман изучает при
помощи методов семиотического анализа. Даже на
первый взгляд незначительные, как бы маши¬
нальные жесты молодого правителя - появление
новых нот умиления и восторга в манифестах
и в официальных сообщениях о поездках царя,
увеличение размера коронационного альбома и
придание ему в оформлении большего артистизма,
устройство пышных охот - выстраиваются под
пером Вортмана в череду значимых, красноречивых
акций.
Наиболее детально функционирование "сце¬
нария любви" раскрывается Вортманом примени¬
тельно к проблеме отмены крепостного права.
Монография рисует Александра II создателем
политической мифологии освобождения крестьян,
согласно которой реформа вытекала из взаимных
чувств любви и доверия между императором и
дворянством. В доказательство данного тезиса
приводятся наблюдения над манерой поведения
царя во время встреч с провинциальным дворян¬
ством и риторикой его манифестов и речей
(с. 58-74). В целом Вортман дает убедительное
и увлекательное объяснение тому, как сценарий
Александра II повлиял на инициирование реформы
1861 г. и на культивирование общественно-поли¬
тической атмосферы, благоприятствующей курсу
перемен. Однако, как мне уже доводилось писать,
обсуждая статью Вортмана 1990 г. о поездках
Александра II по России (основные выводы
которой повторены ныне в соответствующей главе
монографии), механизм взаимодействия имиджа
царя-освободителя с собственно законодательным
процессом реформы не получает полного осве¬
щения2.
В то же время концептуализация Вортманом
александровского "сценария любви" открывает
читателю глаза на глубинную коллизию Великих
реформ, сформулировать которую пыталось до
него немалое число историков. Как пишет автор,
"отмена крепостного права, судебная и земская
реформы, вводя элементы европейского граж¬
данского общества, подразумевали, что щедрые
пожалования благого монарха будут вознаграж¬
дены усилением признательности и преданности
народа монархии" (с. 525). Дело, следовательно,
было не столько в том, что Александр II не желал
"увенчать" здание реформ конституцией (как гласит
историографический трюизм), сколько в том, что
он, может быть, затем и проводил в начале
правления социальные реформы, чтобы на будущее
сделать конституционную проблему совершенно
неактуальной.
Замечу, однако, что "чрезмерный" уровень
мифологизации Александра II был в немалой
степени навязан ему извне, и не в последнюю оче¬
редь стараниями самих творцов реформ. Например,
картина религиозного почитания и молитвенного
благоговения крестьянства перед царем-освободи-
телем (см. репродукции лубков на с. 73, 75)
конструировалась как часть имиджа Александра
и популяризировалась - в частности, в высшем
178
французском обществе - одним из авторов
Положений 19 февраля 1861 г. Н.А. Милютиным.
У самого же Александра, как ясно из некоторых
свидетельств, не лежала душа к такому почти
обожествлению своей особы. Но величие и блеск
имиджа вынуждали царя санкционировать те
элементы властной мифологии, персонифицирован¬
ной в нем самом, которые не отвечали его личным,
субъективным взглядам3.
Словом, произошло то, что я назвал бы от¬
чуждением имиджа монарха от его персоны:
грандиозность сценария была деструктивной.
Представление о степени мифологизации импера¬
тора - это ключ к объяснению его, на первый
взгляд неожиданной, усталости от преобразова¬
тельной деятельности. Вортман удачно характе¬
ризует нормы поведения Александра, предвосхи¬
тившие роман с Е. Долгоруковой, как "целе¬
направленный... бунт против имиджа, налагаемого
мифической ролью самоотверженного императора"
(с. 115). Крайне негативное символическое воздей¬
ствие на сценарий Александра II (не меньшее, чем
выстрел Д. Каракозова 1866 г.) оказала и без¬
временная смерть в 1865 г. его старшего сына
Николая. Образ юного цесаревича, получившийся
не столько в результате семейного воспитания,
сколько интеллектуальных контактов с педагогами,
усиливал впечатление от реформаторской энергии
власти, олицетворял собой перспективу ее сбли¬
жения с народом "вне рамок церемониального
действа" (с. 103).
Царствования Александра III и Николая II
(части вторая и третья второго тома) Вортман
считает отдельной эпохой в истории самодержавия:
европейский миф имперской власти (Россия -
универсальный, наивысший тип подлинной европей¬
ской монархии) исчерпал себя и был вытеснен
мифом национальным. Непосредственным моти¬
вом отказа Александра III от европейского мифа
было то, что новый царь находил абстрактной
прежнюю модель национальной идентичности
самодержавия и полагал, что предпринятые
его отцом попытки символического включения
в элиту разнородных сегментов образован¬
ного общества поставили государство на край
гибели.
Сценарий Александра III предстает результатом
сложного культурного процесса, который Вортман
реконструирует с присущей ему тонкостью
восприятия символического. Более четко, чем
при анализе других правлений, идентифицирован
автономный по отношению к будущему монарху
субъект формирования его сценария. Таковым, по
Вортману, была "русская партия", под которой
понимается не "отдельная организованная группа,
но разнородные писатели, журналисты и чи¬
новники, противостоявшие курсу Александра II с
национально-консервативных позиций" (с. 162,
см. также с. 178, 203, 341). Первоначальное
невнятное недовольство цесаревича политикой
Александра II стало трансформироваться в миф
о "русском царе" посредством эффективной сим¬
волической инверсии. Чрезвычайно интересен
показ того, как усилиями К.П. Победоносцева,
В.П. Мещерского и др. те самые свойства лично¬
сти и характера цесаревича, которые не позво¬
ляли ему занять достойное место в сценарии
отца (антиинтеллектуализм, угрюмость, не-
светскость, немногословность), обретали значе¬
ние высоких достоинств, атрибутов подлинной
"русскости".
Произведенная Вортманом реконструкция осо¬
бенно ценна тем, что высвечивает принципиальное
отличие сценария Александра III от "официальной
народности" Николая I4, - отличие, которое боль¬
шинство историков склонно упускать из виду за
внешним сходством "антизападнических" идеологем
двух царствований. При Николае I имперская
мифология оставалась линейной, последовательно
восходившей к европоцентристскому образу Пет¬
ра I, а через него - к легенде о призвании варягов.
Напротив, при Александре III базовым культурным
механизмом прославления власти становится
циклическая "синхронизация" современности с не¬
коей идеальной минувшей эпохой. За исходную
точку принималось Московское государство при
первых Романовых, сущность которого опре¬
делялась как неразрывный союз царя и сословий
(земли). Царь изображался последним уцелевшим
реликтом той эпохи. Лишь за государем, как бы
продолжавшим жить в прежнем временном
срезе, признавалась способность реанимировать
государственный организм, провидеть самобытную
сущность под наносным слоем европеизации
(см. с. 235-237).
С другой стороны, переход к национально¬
монархическому мифу вовсе не означал полного
обособления российской властной элиты от глав¬
ных тенденций европейского политического дис¬
курса. Как раз наоборот: новый миф обнаруживает
в его трактовке Вортманом прочную культурную
связь с этнической, зачастую ксенофобной идеоло¬
гией национализма, бурное развитие которой
в странах Западной и Центральной Европы при¬
шлось именно на последние десятилетия XIX в.
Видимый парадокс состоит в том, что по своему
происхождению и структуре "антизападнический"
национальный миф был в той же степени подра¬
жательным и вторичным, что и универсалистская
имперская мифология Петра I: "... Чтобы при¬
способиться к господствующей на Западе доктрине
национализма, российская монархия должна была
выглядеть неевропейской, происходящей из верова¬
ний и традиций, укорененных в народе" (с. 161).
Несмотря на эвристичность предложенной
Вортманом картины, она далеко не свободна от
натяжек и упрощений. Тезис о "воскрешении
Московии" как главном сюжете сценария Алек¬
сандра III остается, на мой взгляд, не вполне
доказанным. С автором можно было бы всецело
179
согласиться, если бы поле властной мифологии
включало в себя лишь визуально-художественную и
собственно церемониальную символики. Вортман
удачно раскрывает смысл кампании по строитель¬
ству церквей согласно причудливому архитек¬
турному канону, сочетавшему архаику и мо¬
дерн (см. с. 246-248). Впечатляюще дешиф¬
рована и семиотика государственно-религиозных
церемоний, посещений императором Москвы,
Кавказа, Холмщины, ритуала погребения импе¬
ратора.
Однако в других случаях Вортман чрезмерно
обобщает схему противопоставления национально¬
го мифа "сценарию любви" Александра И, что, как
нетрудно увидеть, связано с недооценкой сложнос¬
ти внутриполитического курса при Александре III и
социально-политических воззрений самого им¬
ператора. Так, причисляя "контрреформы" и эконо¬
мическую политику 1880-1890-х гг. к важнейшим
образам символического "воскрешения" националь¬
ной России, Вортман утверждает, будто разработка
в МВД мер по усилению государственной адми¬
нистрации и укреплению сословности (прежде всего
в форме закона о земских участковых начальниках
1889 г.) зиждилась непосредственно на традициях
организации дворянской службы в XVII в.
(см. с. 258-260). Между тем достаточно прочитать
идеологический манифест "контрреформаторского"
курса, привлекаемый Вортманом для доказатель¬
ства своей концепции, - статью А.Д. Пазухина
"Современное состояние России и сословный воп¬
рос", чтобы увидеть: апологеты сословности вовсе
не восхваляли режим правления XVII в. как образец
для подражания и не изымали петровские реформы
из системы образов имперского властвования5.
Тем же стремлением "спрямить" символический
ряд продиктованы категоричные заключения
Вортмана о том, что Александр III "отверг петров¬
ский государственный аппарат с его западной
рационалистической ориентацией", что к 1886 г.
император и его советники "полностью отрешились
от традиции реформ и противопоставили себя
бюрократам, которые оставались верными право¬
вым принципам", и что общий дух "контрреформ"
заключался в "упорной решимости монарха
повернуть вспять гражданское развитие, начатое
в 1860-х гг." (с. 262,526).
Высказанные замечания имеют целью не по¬
ставить под сомнение концепцию властного сце¬
нария как таковую, но переосмыслить и уточнить
выбор поля и методов ее применения. Одно из
принципиальных положений монографии заклю¬
чается в том, что имперская политическая мифо¬
логия была "монологической", "возбраняла со¬
мнение и компромисс, не дозволяла никакого иного
ответа, кроме восхищения и одобрения". В этом
пространстве "расходящиеся толкования мифа ...
могли быть высказаны только за закрытыми
дверями и не нарушали гармоничной целостности
представлений о власти" (с. 6). Иначе говоря,
область политической мифологии понимается как
некий "небесный домен" монархического правле¬
ния, сублимированная проекция монархии, проти¬
вопоставленная сфере "негероических", "земных"
треволнений и забот.
Однако не усматривается ли между "небесами" и
"землей" - т.е. управленческой практикой власти,
ее повседневным функционированием - весьма
жесткой взаимосвязи и взаимозависимости? Ворт¬
ман, как мне кажется, недооценивает значимости
скрытых форм реагирования ближнего и дальнего
окружений монарха на ту или иную репрезентацию
власти. Эпический императорский имидж, символи¬
ческое измерение властвования объективировались
не только в зрелищных манифестациях единодуш¬
ного одобрения, восхищения и преданности или
крупномасштабных актах визуальной провокации,
но и, например, в кулуарных, закулисных, внешне
совсем не "героических" или "эпических" собе¬
седованиях государя со своим советником, в рутине
законотворческой и административной работы
ит.д.
В последней части книги, занимающей более
200 страниц, Вортман воссоздает сценарий Нико¬
лая II. В журнальной версии авторская концепция
последнего царствования была опубликована на
русском языке еще в 1991 г.6 Монография
значительно обогащает фактический материал и
аргументацию, не подвергая ревизии ранее
представленные выводы. Сценарий Николая II
изображается как воплощение национального мифа
в некоей экстремистской форме. Он, по мнению
Вортмана, "очень отличался" от предыдущего: при
Александре III "царь соединялся с русским народом
через Православную церковь, администрацию,
получившую новые силы, и сословную систему -
устои, существовавшие с давних времен. В сценарии
Николая II институты, как церковные, так и пра¬
вительственные, отступили на задний план.
Николай претендовал на прямую, хотя неизре¬
ченную и невидимую, духовную связь с народом"
(с. 365-366).
Динамика реализации сценария выразилась
в причудливом чередовании разыгрываемых
Николаем церемониальных ролей - московского
царя, простого обывателя, богомольца-паломника.
Чем дальше, тем больше сценарий превращался
в восхваление царя как самодостаточного вы¬
разителя национальной сущности, политического
репрезентанта нации, противопоставленного
институтам (не только Государственной Думе,
но и регулярной бюрократии) и образованному
обществу. Разрыв царя с проверенными рыча¬
гами властвования Вортман считает столь же
весомым, что и деятельность революционеров,
вкладом в разрушение имперского политического
режима.
Начиная с празднования в 1909 г. 200-летнего
юбилея Полтавской битвы, Николай вводит в цере¬
мониал русского самодержавия подлинно радикаль¬
180
ные новации - демократические встречи с народом,
выпуск юбилейных монет и почтовых марок с изо¬
бражениями прежних государей и царствующего
монарха, показ документальных кинофильмов с
участием императора, массовое издание своей попу¬
лярной биографии. Все эти способы репрезентации,
как показывает Вортман, были заимствованы у
современных европейских монархий, где обслужи¬
вали совсем иной, вполне совместимый с китчем,
тип монаршего имиджа (например, королевы Вик¬
тории). В России же эта символическая практика
приводила к обескураживающему смешению им¬
перских схем возвеличивания монарха и демокра¬
тического стиля популяризации публичного поли¬
тика.
Вортман заключает, что церемониальные нов¬
шества имели целью не столько обеспечить на
практике массовую народную поддержку монархии,
сколько сконструировать в сознании императора
убедительный образ такой поддержки. В результате
к 1914 г. "восприятие Николаем реальности своди¬
лось к отражению его представления о самом себе
и чувства своего политического предназначения"
(с. 503).
По выходе в свет второго тома книги Вортмана
можно смело утверждать, что, пожалуй, ни в одном
предшествующем исследовании история россий¬
ского самодержавия не представала столь динамич¬
ным, неоднолинейным процессом, а самодержав¬
ный строй - столь адаптивным ко всевозможным
изменениям внутри и вовне государства. Сочетая
семиотические и антропологические методы,
Вортман раскрыл внутренний культурный код
самодержавия, источник разнообразных и изобрета¬
тельных способов символической легитимации
императорской власти. Нарисованная им не только
с научным, но и литературным мастерством кар¬
тина - это весьма убедительный ответ на до сих пор
актуальный в русистике вопрос о причинах устой¬
чивости и жизнеспособности российской монархии.
(Другое дело, что невольно автор, да позволено
будет так выразиться, сам вносит вклад в устой¬
чивость самодержавия: стремясь создать своим нар¬
ративом целостное историческое полотно, он рет¬
роспективно присваивает самодержавию дополни¬
тельную харизму, представляет символическое воз¬
звание власти более доходчивым и эффективным,
более "расшифрованным" и "читаемым", чем
оно могло быть в реальной политической
жизни.)
Не меньшая ценность книги заключается в ее
огромном эвристическом потенциале. Одна из
захватывающих тем размышлений и, будем на¬
деяться, разысканий, на которую наводит моно¬
графия, может быть сформулирована так: служила
ли политическая мифология функциональным
ограничением личной власти монарха, работали ли
ее механизмы в качестве пределов, налагаемых на
самодержавное правление не конкретными инсти¬
тутами и агентами, а анонимной силой культурной
нормы? Конечно, сценарии нельзя рассматривать
как контракты, где обозначено, какие черты
имиджа формируются лично монархом, какие - его
придворным окружением, какие - регулярной
бюрократией и т.д. Говоря упрощенно, место
сценария - не столько в головах определенных
индивидов, сколько в культурном пространстве, ими
населенном. Книга Вортмана, как мне видится,
подготовила почву для изучения динамичного
процесса взаимодействия явно или скрыто конку¬
рирующих образов государя, манипулирования
различными интерпретациями этих образов. Есте¬
ственная амбивалентность и даже многозначность
смысла присуща символике власти не меньше, чем
всякой другой символике, и это дает основание для
типологизации форм оказываемого на монарха
культурного влияния.
М.Д. Долбилов, кандидат исторических наук
(Воронежский государственный университет)
Примечания
* Wortman R.S. Scenarios of Power. Myth and
Ceremony in Russian Monarchy. Vol. 2: From
Alexander II to the Addication of Nicholas II.
Princeton University Press; Princeton, N.J., 2000.
xvii + 586 p. (Studies of the Harriman Insti¬
tute).
1 Рецензию на первый том книги с изложением
методологических установок Вортмана, см.: Оте¬
чественная история. 1998. №6. С. 177-181.
2Д о л бил о в М.Д. Александр II и отмена
крепостного права // Вопросы истории. 1998.
№ 10. С. 32-51.
3 См. новейшую статью О.Е. Майоровой, где
показана попытка организаторов торжеств по
случаю 1000-летия России придать церемонии
особое величие включением в нее противоречащих
друг другу образов и символов: Майорова
О.Е. Бессмертный Рюрик: Празднование
Тысячелетия России в 1862 г. // Новое литературное
обозрение. 2000. № 43. С. 137-165.
4 См. об этом в сжатой версии в статье: Ворт¬
ман Р. "Официальная народность" и нацио¬
нальный миф российской монархии XIX в. // Рос¬
сия / Russia. Вып. 3: Культурные практики в идео¬
логической перспективе: Россия, XVIII - начало
XX в. М., 1999. С. 233-244.
5 Русский вестник. 1885. № 1. С. 47-51.
6У ортман Р. Николай II и образ само¬
державия // История СССР. 1991. № 2. С. 119-128;
см. также: Вортман Р. Николай II и популя¬
ризация его образа в 1913 г. // Новое литератур¬
ное обозрение. 1999. № 38. С. 78-97; У о р т-
м а н Р. Демонстрации набожности // Ab Imperio.
Теория и история национальностей и национализ¬
ма в постсоветском пространстве. 2000. № 2.
С. 25-58.
181
НАСЕЛЕНИЕ РОССИИ В XX ВЕКЕ. ИСТОРИЧЕСКИЕ ОЧЕРКИ. В 3 т. Т. 1
1900-1939 г. М., РОССПЭН. 2000 / Отв. ред. издания академик РАН Ю.А. Поляков
Отв. ред. 1-го т. доктор исторических наук В.Б. Жиромская. 462 с. Тир. 2 000
Демография стала интенсивно развиваться в
нашей стране с конца 1980-х гг. В настоящее время,
когда в России катастрофически проявляет себя
депопуляция, интерес к ее проблемам резко возрос.
Естественно, что ученых больше волнуют процессы,
характеризующие состояние народонаселения сего¬
дняшнего дня. Экскурсы специалистов в историче¬
ское прошлое малочисленны, хотя в нем коренятся
многие явления, вызывающие тревогу совре¬
менного российского общества.
При недостаточном внимании ученых история
демографического развития России стала "жертвой"
средств массовой информации. Совершая своего
рода "набеги" за "эффектным" материалом, исполь¬
зуемым в конъюнктурных целях, СМИ популяри¬
зируют разного рода фантастические данные, не
опирающиеся на достоверные источники, хотя
архивы, в течение многих лет хранившие сверх¬
секретную информацию, давно открыты и их
документы в значительной мере опубликованы.
Многие из демографических проблем прошлого
являются остро дискуссионными, требующими
к себе усиленного внимания в силу своей прин¬
ципиальной важности, что делает настоятельно
необходимым обращение к солидной Источниковой
базе, скрупулезному анализу статистического
материала, прежде всего переписей населения и его
текущего учета, сверхсекретной переписке органов
статистики с правительством и ЦК ВКП(б), данным
архивов НКВД и ГУЛАГа и пр. Этот нелегкий труд
взяли на себя известные ученые Института рос¬
сийской истории РАН, где функционирует Центр
изучения истории территории и населения России.
Опубликованный издательством РОССПЭН пер¬
вый том их исследования охватывает демогра¬
фическую историю России за 40 лет. Он является
значительным событием в научной и общественной
жизни страны. Авторы рассматривают демогра¬
фические процессы в органической связи с истори¬
ческими событиями и социально-политическими
катаклизмами, которые переживала страна на
протяжении 1900-1939 гг.
Исторические очерки, расположенные в хроно-
логическомпорядке, воссоздают целостную картину
истории населения России за эти годы. Впервые в
отечественной и зарубежной историографии на
фоне демографического развития СССР изучается
население собственно России. Рассматривается раз¬
витие всех его категорий: городского и сельского,
самодеятельного и несамодеятельного, безработ¬
ных, депортированных, эмигрантов, репрес¬
сированных и пр. Отдельно исследована "кулацкая
ссылка" со всеми перипетиями ее судьбы. Такой
подход делает книгу уникальной.
Авторы тщательно изучают изменения границ
и административного устройства СССР и РСФСР
(гл. 1, 5, 17), соотношение численности различных
народов страны, сложившееся вследствие мигра¬
ций, в том числе насильственных переме¬
щений.
Особо хочется остановиться на освещении
такого наболевшего вопроса как людские потери.
Этой проблеме уделяется внимание в большинстве
глав, где даны взвешенные оценки численности
жертв войн, социально-экономических потрясений
и голода 1921 и 1932-1933 гг., массовых репрессий
второй половины 1930-х гг.
Известно, какой цифровой разнобой наблю¬
дается в статистике людских потерь в период
Первой мировой и Гражданской войн. Относящиеся
к 1914-1921 гг. сведения страдают существенными
недостатками. Например, за 1918, 1919 и частично
за 1920 гг. нет полных данных текущего учета
населения. Это обусловило необходимость разра¬
ботки новой методики подсчета. Созданная в Ин¬
ституте российской истории РАН (в состав
творческого коллектива входил и автор 5-й главы
академик Ю.А. Поляков), она определена как
методика ретроспективного использования мате¬
риалов переписей, прежде всего переписи 1926 г.,
с учетом показателей естественного и механиче¬
ского движения населения, сохранившихся в лите¬
ратуре исследуемого периода. На основе данных
переписи 1926 г., исходя из возрастной структуры
населения, был восстановлен динамический ряд
численности населения за 1917-1926 гг. В память
компьютера были введены также показатели те¬
кущего учета и другая статистика рождаемости,
смертности, естественного и механического при¬
роста населения. В итоге авторам удалось получить
параметры людских потерь, наиболее адекватно
отражающие реальность. Они составили в России за
1917-1922 гг. в границах 1926 г. 11-15 млн человек,
включая эмиграцию. В то время как в некоторых
публикациях без какой-либо серьезной аргумента¬
ции этот показатель доводился до 38,5 млн (с. 91-
96).
В главе 6-й определена численность первой
эмиграции (1918- начало 1920-х гг.). По мнению
Ю.В. Мухачева, она достигала почти 2 млн человек.
Очень интересна таблица, отражающая географию
расселения русских эмигрантов с 1920 по 1925 гг.
(с. 141-142).
Трагическая демографическая ситуация, вы¬
званная насильственной коллективизацией и мас¬
совым раскулачиванием и сопровождавшаяся
голодом 1932-1933 гг., исследована по рассекре¬
ченным данным с учетом материалов отечест¬
венной и зарубежной историографии. Авторы
12-й главы (И.Е. Зеленин, Н.А. Араловец) уточ¬
182
няют численность людских потерь, которая, по их
мнению, составляет 3,7 млн человек в собственно
России (включая Казахстан), а в СССР - от 7,2 до
10,8 млн (учтены различия в подсчетах украинских
демографов) (с. 275-276).
Известный исследователь архивов ГУЛАГа
В.Н. Земсков обобщает данные о жертвах массо¬
вых репрессий в 14-й главе о заключенных
(с. 311-330), исследуя размещение репрессиро¬
ванных, их состав, сверхсмертность среди них.
Достаточно успешно решается в современной
историографии вопрос о достоверности числен¬
ности населения в переписях 1937 и 1939 гг. Автор
7-й главы В.Б. Жиромская обобщает опублико¬
ванные ею исследования на эту тему. На основании
разработанной ею оригинальной методики пере¬
смотрены фальсифицированные данные о числе
жителей СССР и РСФСР в переписи 1939 г.
Специально исследован вопрос о количестве
городского населения в обеих переписях, доказан
факт фальсификации этих данных не только в 1939,
но и в 1937 г. С помощью черновых материалов
переписей и рассекреченной переписки органов
статистики с правительством и ЦК ВКП(б) вы¬
яснена действительная численность населения
городов СССР и РСФСР и в 1937, и в 1939 гг.
Новым вкладом в демографическую статистику
является уточнение численности населения
областей и автономий, входивших в состав РСФСР.
Используя спецперепись, проведенную органами
НКВД в тюрьмах и лагерях ГУЛАГа в рамках
общегражданской переписи, засекреченные мате¬
риалы о перераспределении переписных листов на
"спецконтингент" "мелкими пачками" из мест
заключения по территории России, автор исчисляет
средний коэффициент поправки на численность
населения в городах и селах страны, в том числе в
местах больших людских потерь в голодные годы
начала 1930-х гг.
Фундаментально исследована Л.С. Рогачевской
(гл. 11) такая существовавшая в стране в 1920-е гг.
категория населения как безработные. Изучен их
возраст, состав по полу, уровню образования,
квалификации, сроку пребывания без работы.
Показаны меры борьбы с безработицей со стороны
правительства, организация помощи силами
общественности.
Тщательно изучена эволюция городской и кре¬
стьянской семьи (авторы С.М. Вербицкая и
Н.А. Араловец), начиная с 1900 по конец 1930-х гг.
Такого рода исследование производится впервые
в историографии, напрямую затрагивает дискусси¬
онную проблему начала перехода к новому типу
воспроизводства населения в России, связанного
с нуклеаризацией семьи в городе и деревне (см. гл. 2,
3,8,9).
Все вошедшие в том очерки рассматривают
рождаемость, смертность, естественный и ме¬
ханический приросты населения, брачность.
Структура книги дает возможность проследить
демографические изменения у разных категорий
населения от одного исторического этапа к дру¬
гому.
Издание снабжено приложением, о котором
нельзя не сказать особо. Оно посвящено истории
населения России в 1Х-Х1Х вв. В этом историческом
экскурсе немало новых в научном плане моментов:
это и выяснение численности населения с 1000 г.
по 1550 гг., и типов поселений (автор Я.Е. Водар-
ский), и механического и естественного движения
населения (автор - В.М. Кабузан).
Во всех главах книги впервые в научный оборот
введен обширный источниковый материал, ставший
лишь в настоящее время доступным для иссле¬
дователя.
Трудно переоценить научное и общественное
значение данного труда. Он восполняет многие
пробелы в изучении истории российского насе¬
ления, отвечает на многие дискуссионные вопросы,
дает новое осмысление уже известного материала.
Хотя книга несколько перегружена статистическим
материалом, нельзя не отметить, что сам по себе он
представляет огромный интерес.
Научная общественность будет с нетерпением
ждать продолжения издания. Второй том охватит
1940-1959 гг.
В.С. Григорьев, доктор исторических наук
(Чувашский государственный педагогический
университет)
В. КОЗИНА. НАСЕЛЕНИЕ КАЗАХСТАНА (КОНЕЦ XIX в. - 30-е ГОДЫ
XX в.). Кн. 1. Алматы: Оркениет, 2000.144 с. Тир. 1 000
Книга В.В. Козиной посвящена изучению
народонаселения Центрального Казахстана (в его
современных границах) в период с конца XIX в. до
конца 30-х годов XX в. Она состоит из двух глав.
Первая повествует об особенностях развития наро¬
донаселения региона в конце XIX - первой чет¬
верти XX в.; вторая - о демографических сдвигах,
произошедших в ходе модернизационных процессов
1930-х гг.
Источниковой базой работы В.В. Козиной
являются относящиеся к дореволюционному вре¬
мени архивные материалы фондов Семипалатин¬
ского и Акмолинского областных правлений,
Акмолинского статистического комитета, Канце¬
лярии акмолинского генерал-губернатора. Семи¬
палатинской и Акмолинской областных пере¬
писных комиссий, Окружного инженера Степного
горного округа, Акмолинского областного суда;
183
статистические описания различных частей Казах¬
станского края, появившихся во второй полови¬
не XIX в.; материалы Первой Всеобщей пере¬
писи Российской империи 1897 г. и др. Совет¬
ский период представлен фондами Госкомстата
Республики Казахстан, Переселенческого отдела
при СНК КазССР, Госплана КазССР и др.,
а также переписями населения 1920, 1926, 1937
и 1939 гг.
В монографии имеется обширное историо¬
графическое введение, где отмечаются исследо¬
вания П. Рычкова, И. Андреева, Ф. Щербины,
А. Левшина, С. Коржинского, М. Сиязова,
Н. Коншина, А. Гейнца, а также выдающегося
казахского ученого Ч. Валиханова, содержащие
ценные сведения по изучаемой теме. В советский
период, вплоть до 1960-х гг., проблемы наро¬
донаселения в СССР не поднимались вообще, что
было связано с существовавшей в то время
теорией, отрицавшей роль народонаселения в
общественном развитии. В 1960-х гг. появились
труды Н.Е. Бекмахановой и Н.В. Алексеенко
о демографии всего дореволюционного Казах¬
стана. Лишь работа М.С. Муканова была посвя¬
щена этнической истории и расселению казахов
в центре региона, на территории Среднего Жуза во
второй половине ХУШ-ХХ в.
Общие и отдельные проблемы демографии
советского Казахстана на различных этапах его
развития раскрыты в публикациях и монографиях
М.Х. Асылбекова, М.Б. Татимова, А.Б. Галиева,
Е.Н. Гладышевой, Н.И. Платунова, Ф.Н. База¬
новой, И.Д. Никифорова; к изменениям в составе
населения обращались и историки, исследовавшие
социальное развитие общества - А.Н. Нусупбеков,
М.Х. Асылбеков, С.Б. Нурмухамедов, Н.Г. Пан,
Ш.Ю. Тастанов, Г.А. Дахшлейгер, К.Н. Нурпеисов.
В рецензируемой работе, вопреки распростра¬
ненным ныне тенденциям отрицания научной
значимости исследований этого времени, справед¬
ливо отмечается, что несмотря на то, что про¬
ведены они были в условиях командно-адми¬
нистративной системы, предполагавшей сокрытие
последствий ее преступных социально-эконо¬
мических и политических экспериментов путем
засекречивания статистических и архивных мате¬
риалов, в трудах названных ученых содержит¬
ся много ценного материала. Они не поте¬
ряли своей значимости и могут быть исполь¬
зованы при соблюдении общего критического
подхода.
В исследованиях конца 80-90-х гг. XX в. казах¬
станских ученых М.К. Козыбаева, С.Б. Нурпеи-
сова, М.Х. Асылбекова, С.Б. Нурмухамедова,
К.С. Алдажуманова и др*. отражен отход от идео¬
логических догм и стереотипов советского периода,
продемонстрировано концептуальное переосмысле¬
ние прежних представлений о развитии Казахстана.
Общественность узнала об истории создания и
функционирования на территории Централь¬
ного Казахстана гигантского концентрационного
лагеря - Карлага, куда направлялись огром¬
ные потоки репрессированных со всех угол¬
ков Советского Союза. Историки Казахстана
стали активно изучать вопросы индустриализации
в 1920-1930-е гг. и, в частности, решающее
значение для ее осуществления промышленной
миграции.
Однако до настоящего времени комплексное
изучение народонаселения Центрального Казах¬
стана не было предметом специального научного
анализа. Работа В.В. Козиной - первый шаг
в этом направлении.
В первой главе автор дает этнодемографическую
характеристику региона в XIX в.: формирование
объединений родовых групп, сложившихся в ре¬
зультате бурных перемещений различных племен
одного и того же народа - казахов на протяжении
тысячелетия, прослеживает территориально-адми¬
нистративные изменения, проводившиеся в ходе
утверждения российского присутствия на этой
территории; повествует о специфике хозяйственно¬
го уклада, возникшего в особых географических
условиях-кочевого скотоводства. Автор отмечает,
что оседлых поселений в Центральном Казахстане в
этот период было незначительное количество даже
после его присоединения к России, когда в других
районах Казахстана образовалась система постоян¬
ных поселений, экономически осваивающих приле¬
гающие к ним территории, что повлияло на коли¬
чественные и качественные изменения населения
в них.
Военно-казачья колонизация в Центральном
Казахстане была представлена единственным не¬
большим городом - Каркаралинском, ставшим
в XIX в. центром экономической и культурной
жизни этого района, в том числе и за счет
функционирования в одноименном уезде знаме¬
нитой Куяндинской ярмарки.
В книге показано, что, начиная с 30-х гг.
XIX в., Центральный Казахстан привлек внимание
русского купеческого капитала как перспективный
с точки зрения промышленного освоения место¬
рождений полезных ископаемых. Однако, отмечает
автор, влияние горнозаводской промышленности,
положив начало формированию промышленного
пролетариата, не распространилось на экономику
края в целом, а ограничилось небольшими "оази¬
сами" в море отсталого кочевого и полукочевого
хозяйства.
Приводя отдельные фрагменты качественных
и количественных характеристик населения, автор
справедливо отмечает, что несовершенство прие¬
мов сбора статистических сведений полицейс¬
кими учреждениями в районах проживания ко¬
чевников ставит под сомнение их содержание.
Эти данные следует считать ниже действительных.
Более достоверны показатели численности осед¬
лого населения. Они фиксировались системати¬
чески, непосредственно сельским или городским
184
начальством по каждому населенному пункту
отдельно.
Поскольку статистические описания, в том
числе в ходе проведения Первой Всеобщей пере¬
писи населения Российской империи 1897 г.,
проводились в соответствии с существовавшим
тогда административно-территориальным деле¬
нием, заслуживает одобрения кропотливая ра¬
бота автора по изучению и анализу топогра¬
фических карт XIX в., в результате которой
были определены административные единицы,
относящиеся к территории современного Цент¬
рального Казахстана. Путем интерпретации стати¬
стических данных о количестве и плотности
населения, имеющихся в материалах Переписных
комиссий, ей удалось определить численность насе¬
ления региона в абсолютных цифрах и нацио¬
нальный состав населения в процентном выра¬
жении.
На основании систематизации и анализа фраг¬
ментарных статистических материалов XIX в.
и Переписи 1897 г. автор делает вывод о том, что
в XIX в. территория Центрального Казах¬
стана представляла собой редко заселенный край,
в основном с мононациональным населением.
Переселенческое движение крестьян его почти не
затронуло из-за малопривлекательных природно-
климатических условий. Незначительны были
и масштабы промышленного освоения, хотя они
и положили начало превращению региона в по¬
ставщика сырья для развивающейся российской
капиталистической промышленности.
Режим воспроизводства населения в Цент¬
ральном Казахстане во второй половине XIX в.
характеризовался высоким уровнем рождаемости и
смертности и низкой продолжительностью жизни.
Автор объясняет это нищетой, обездоленно¬
стью больших групп населения, кочевым образом
жизни казахов в неблагоприятных климати¬
ческих условиях и отсутствием медицинской
помощи.
В этой же главе В.В. Козина характеризует
особенности социально-экономического и поли¬
тического развития Центрального Казахстана
в начале XX в. Оно проходило в русле событий
Российской империи и носило отпечаток пред¬
шествующего периода: продолжалось проникно¬
вение российского и иностранного капиталов
в регион, заселение благоприятных участков для
земледелия, оттеснение коренных жителей с земель
и разложение их традиционного хозяйства. Собы¬
тия Первой мировой войны, военной интервенции
принесли тяжелые бедствия и страдания народным
массам, нанесли огромный ущерб хозяйству
региона, повлияли на социально-демографические
процессы.
Для характеристики последствий исторических
катаклизмов начала века автор впервые использует
материалы Первой советской переписи населения
1920 г., сельскохозяйственной переписи и едино¬
временных учетов промышленных предприятий,
касающихся Центрального Казахстана, которые
раскрывают перед нами картину глубокого со¬
циально-экономического и политического кризиса
в нем в этот период. Сокращение поголовья скота в
результате военных действий и джута 1920-1921 гг.,
уменьшение посевных площадей обернулось
настоящим стихийным бедствием. В результате
большой смертности от голода и миграции из
районов бедствия население региона резко умень¬
шилось. Это показано на примере Каркаралинского
уезда, где численность жителей за период с 1887 по
1920 г. сократилась на 16,8%. Значительные
изменения произошли и в половозрастной струк¬
туре кочевого и оседлого населения в сторону
уменьшения удельного веса мужчин. Вместе с тем
В.В. Козина отмечает, что в национальном составе
жителей региона в этот период не произошло таких
заметных подвижек, как в других районах Казах¬
стана. Он оставался здесь в основном монона¬
циональным. Грамотность в регионе была на
низком уровне, особенно у казахов.
Вторая глава раскрывает особенности социаль¬
но-демографического развития изучаемого района
в 1930-е гг. Автору удалось в полной мере осветить
факторы, определяющие модернизационные про¬
цессы, и их влияние на социально-экономическую
ситуацию.
В главе показаны многочисленные админи¬
стративно-территориальные изменения, осущест¬
вление которых В.В. Козина связывает с общими
тенденциями унификации в стране, в результате
которых новая административная система стала
каркасом централизованной и абсолютно едино¬
образной администрации, несмотря на разнообразие
местных условий.
Осуществление модернизационных процессов
в регионе автор связывает с новой стратегией
государства - превращением страны из аграр¬
ной в индустриальную, где Центральному Казах¬
стану с его богатыми природно-сырьевыми
ресурсами отводилась роль одного из ключевых
звеньев.
Нельзя не согласиться с выводами о том, что
в Центральном Казахстане в эти годы отсут¬
ствовали предпосылки для широкого промышлен¬
ного и другого строительства: не хватало финансов
и материальных средств, а главное - рабочих рук.
Гиганты индустрии создавались в животноводче¬
ских районах, где преобладало казахское население,
или вовсе в пустынных районах. Существующие
трудовые ресурсы края не были готовы взять на
себя нагрузку по достаточному обеспечению
людьми промышленного строительства как в коли¬
чественном, так и в качественном отношениях,
в связи со сложностями приобщения вчерашних
кочевников к индустриальному труду, подготовки
из них квалифицированных рабочих. Автор убеди¬
тельно доказывает, что в кочевых районах коллек¬
тивизация и перевод кочевников на оседлость были
185
тесно связаны с необходимостью привлечения ка¬
захского населения к строительству и обслужи¬
ванию гигантов индустрии.
Коллективизация принесла населению региона
неисчислимые бедствия и обернулась настоящей
демографической катастрофой. К сожалению,
автор по известным причинам не располагал полной
статистикой, характеризующей последствия этого
бедствия. Но даже ее фрагменты свидетельствуют
о существенном сокращении численности
населения в регионе в результате голода
и откочевок.
На обеспечение задач форсированной инду¬
стриализации была направлена активная мигра¬
ционная политика, в которой автор определил два
направления - добровольное и принудительное.
К добровольному относится сельскохозяйственное
переселение из центральных областей России
и Украины, вербовка коммунистов и комсомольцев
и приезд специалистов по линии шефской помощи.
Но основной поток населения, как справедливо
отмечается в книге, состоял отнюдь не из добро¬
вольцев. Колоссальный объем капитального строи¬
тельства, отсутствие инфраструктуры требовали
огромного количества рабочей силы: дешевой,
а лучше - бесплатной, дисциплинированной, по¬
корной, неприхотливой, готовой к перегону с места
на место в любой день, не требующей обустроен¬
ного жилья, больниц, школ и т.д. Именно в этот
период, отмечает автор, была сформулирована
экономическая потребность привлечения к строи¬
тельству промышленных объектов социализма
’’врагов народа", и в гигантских, немыслимых ранее
масштабах, были воспроизведены печальные тра¬
диции дореволюционного заселения Сибири ка¬
торжниками и ссыльными. Принудительный труд
стал главным в освоении территории, где прак¬
тически отсутствовало даже устойчивое земледелие
и куда добровольная миграция в те годы вряд ли
могла широко развернуться. Более того, практика
насильственных переселений стала нормой. В ба¬
лансе рабочей силы, требуемой для освоения
восточных регионов страны, так называемый
спецконтингент играл важную, а в реализации ряда
народнохозяйственных задач - и решающую,
роль. Центральный Казахстан стал краем жесто¬
кого эксперимента над людьми, местом каторги
и заключения в Карлаг многих сотен тысяч
людей.
В годы первой пятилетки значительно выросла
численность населения региона. За короткий срок
из мононационального он превратился в много¬
национальный. Сократилась не только абсолютная
численность казахов, но и их удельный вес в составе
населения. Они стали меньшинством на своей
исконной земле. Наиболее многочисленным этно¬
сом были русские, составившие основу коллективов
промышленных предприятий.
Представляет большой интерес та часть работы,
где автор размышляет о социальной структуре
населения. Нельзя не согласиться с тем, что в про¬
цессе модернизации общество претерпело своего
рода всеобщее перемешивание, преображение
целых общественных групп, ломку обычаев и укла¬
да жизни. Социальная структура населения приоб¬
рела совершенно другой облик, и В.В. Козина
считает, что окончательное ее изучение - это
вопрос будущего. При этом она полагает, что
унифицированное деление общества на рабочих,
служащих и колхозников, принятое в советской
научной литературе, не соответствует реалиям того
времени. По мнению автора, все население региона
в этот период может быть разделено по производ¬
ственным функциям на две части. Первая обес¬
печила строительство и эксплуатацию индустриаль¬
ных объектов; вторая была призвана решать про¬
довольственную проблему работающих. Совокуп¬
ность тех и других включала в себя три категории
населения - вольных граждан, спецпереселенцев
и заключенных Карлага. И уже внутри этих групп
можно провести деление на рабочих, служащих
и колхозников.
Автором монографии отражены причины
различий в уровне урбанизированности этносов
региона. Отдавая должное определенным меро¬
приятиям Советской власти по "коренизации",
проводимой в первые годы пятилетки, В.В. Козина
замечает, что широкое использование принуди¬
тельного труда спецпереселенцев и узников Карла¬
га на промышленных объектах региона препят¬
ствовало росту численности рабочих из местного
населения. В результате большая часть казахов
оставалась сельскими жителями, их удельный вес
в составе горожан был незначителен. Напротив,
представители других национальностей были пре¬
имущественно горожанами.
В начале 1930-х гг. естественный прирост
жителей в регионе исчислялся отрицательными
величинами. Трудности с жильем, питанием, низ¬
кий уровень санитарно-гигиенического обслужива¬
ния привели в 1930-е гг. к вспышкам эпиде¬
мий, высокой смертности, особенно детской, сво¬
дившей на нет высокие показатели рождае¬
мости.
Индустриальное преобразование общества тре¬
бовало широкого распространения культуры и
грамотности. Советская история, отмечает автор,
по праву относит достижения "культурной револю¬
ции" к числу наиболее высоких успехов тех лет,
когда была достигнута всеобщая грамотность
населения, налажена система среднего, среднего
специального и высшего образования. Расширение
системы образования на разных уровнях привело
к формированию интеллигенции, в том числе
и национальной.
В заключении к книге автор подчеркивает, что
процессы модернизации вобрали в себя не только
изменения в экономике, но и социальные перемены,
выразившиеся в сдвигах тенденций демогра¬
фического порядка: рождаемости, смерт-
186
ноет и, миграции; а также в таких социально-эконо¬
мических процессах, как урбанизация, занятость,
образование, культура.
Монография В.В. Козиной - одно из первых
комплексных региональных исследований исто¬
рико-демографического плана. В ней, конечно, не
получило исчерпывающего освещения исследо¬
вание всех вопросов народонаселения Централь¬
ного Казахстана, особенно в 1930-х гг., что связано
с ограниченными возможностями доступа или
отсутствием многих документов этого времени.
Поэтому точку в изучении этой тематики ставить
рано.
М. Сдыков, доктор исторических наук
(Республика Казахстан)
С.Е. РУДНЕВА. ДЕМОКРАТИЧЕСКОЕ СОВЕЩАНИЕ (СЕНТЯБРЬ 1917 г.)
ИСТОРИЯ ФОРУМА. М.: Наука, 2000. 256 с. Тир. 500
Работа Всероссийского демократического сове¬
щания 1917 г. является частью истории отече¬
ственного парламентаризма, левых партий и других
общественных организаций, их идеологии и поли¬
тической практики. Без ее углубленного изучения
нельзя в полной мере раскрыть механизм функ¬
ционирования государственной власти накануне
октябрьских событий, ибо Совещание оказало
влияние и на исход очередного, сентябрьского
правительственного кризиса, и на стремление
российской общественности через созыв так на¬
зываемого Предпарламента сделать власть Времен¬
ного правительства менее безответственной перед
народом.
Монографически данная тема исследована
С.Е. Рудневой впервые, хотя о самом Демокра¬
тическом совещании упоминали все, кто пы¬
тался исследовать организацию власти в 1917 г.
Крайне важно при этом, что автор новой книги
использует множество документов из фондов
ГА РФ, ЦИАМ и других архивов, которые до сих
пор были неизвестны широкому кругу исследо¬
вателей.
С.Е. Руднева подробно анализирует историю
созыва Демократического совещания и убедительно
доказывает, что мысль о необходимости создания
подобного представительного органа возникла еще
в дни апрельского кризиса 1917 г. - первого
серьезного кризиса власти после Февральс¬
кой революции. В Петрограде с предложением
созвать совещательный орган , при Временном
правительстве выступил известный монархист
В.В. Шульгин, а в Москве группа лидеров Комитета
общественных организаций, причем произошло это
одновременно. Как отмечает Руднева, прави¬
тельство поддержало москвичей, но после создания
в мае коалиционного правительства эта идея на
время потеряла свою актуальность. Однако уже
в июле об этом заговорили вновь, и 27 июля на
совместном заседании руководителей Советов
рабочих, солдатских и крестьянских депу¬
татов, профсоюзов и представителей социалисти¬
ческих партий было решено созвать съезд
демократических сил для анализа ситуации в стране
в связи с серьезным положением на фронте.
С.Е. Руднева подробно рассказывает о со¬
стоявшемся 7-9 августа в Петрограде совещании
представителей демократических организаций
по вопросам обороны и отмечает, что правитель¬
ство недооценило это начинание, и никого туда
не делегировало кроме министра внутренних дел
Н.Д. Авксентьева. Важным этапом в развитии
идеи созыва Демократического совещания
стало Государственное совещание в Москве
и принятие им декларации от 14 августа 1917 г.
Однако, по справедливому замечанию Рудневой,
сложившийся на этом совещании демократи¬
ческий блок оказался "организационно слабым
и политически недееспособным образованием"
(с. 246).
После провала корниловского мятежа идея
организации власти на коалиционных началах с
участием представителей торгово-промышлен¬
ных кругов и партии кадетов была дискредити¬
рована. Число ее сторонников стремительно
сокращалось, и 1 сентября на объединенном
заседании исполкомов Советов рабочих, солдат¬
ских и крестьянских депутатов было принято ре¬
шение о созыве съезда "всей организован¬
ной демократии и демократических организаций
местного самоуправления" (с. 49). В монографии
подробно освещаются ход подготовки Демокра¬
тического совещания, борьба вокруг представи¬
тельства на нем различных левых организа¬
ций и позиции различных политических партий
по отношению к власти в середине сентября
1917 г.
Во второй главе книги рассматривается ход
работы Демократического совещания, открыв¬
шегося 14 сентября в Александрийском театре
в Петрограде. Автор отмечает: «Демократический
съезд с первых часов своей работы раскалывался на
два лагеря - "товарищей" и "граждан", на две
враждебные половины, одна из которых катего¬
187
рически осуждала политику Временного прави¬
тельства, а другая - одобряла и поддерживала»
(с. 90). Характеризуя выступление А.Ф. Керенского,
С.Е. Руднева отмечает неубедительность его
аргументов. "Ему и его правительству мало кто
доверял и так же мало кто боялся" (там же).
В стране накопилось так много проблем, что
их обсуждение "неминуемо уводило делегатов
Совещания от решения главного вопроса
форума - о власти, в результате чего вре¬
мя работало на сторонников революционного
переворота, так как народ устал от неопре¬
деленности, безысходности и ждал перемен"
(с. 154).
На Совещании обсуждалось экономическое
положение страны, угроза общенационального
кризиса, национальный и аграрный вопросы.
При этом С.Е. Руднева удачно показывает аван¬
тюризм многих предложений, прозвучавших тогда
на форуме. Полярность позиций в отношении
к власти хорошо видна из ярких выступлений
большевика Л.Б. Каменева и меньшевика
И.Г. Церетели. В ответ на призыв Каменева
"Возьмите же эту власть" Церетели, словно
поддразнивая большевиков, под смех посоветовал
им самим захватить власть, заявив затем аудито¬
рии: "Если бы было возможно какому-нибудь
революционному правительству дать это России
путем решительной политики сверху (речь идет
о выходе из кризиса. - Л.С.), страна простила бы
захват власти для этого хотя бы вопреки орга¬
низованной демократии" (с. 179). Таким образом,
Церетели, решительно отказываясь от разрыва
коалиции с кадетами, как бы "благословлял"
большевиков на переворот, будучи уверенным, что
они на это не решатся. На деле, как из¬
вестно, вышло совсем иначе, чем думал Цере¬
тели. И права Руднева, утверждая, что власть
и руководство Совещания словно наперегонки
демонстрировали растерянность, политическую
близорукость и вместе с тем самонадеян¬
ность.
Демократическое совещание в итоге не су¬
мело принять резолюцию о принципах формиро¬
вания новой власти и решило выделить из своего
состава Всероссийский демократический совет,
"к которому переходят все права Совещания".
Автор делает вывод о том, что "демократы были не
готовы к взятию в свои руки власти и всей
ответственности за будущее страны" (с. 248),
и видит «очевидную условность предположения
некоторых исследователей о том, что в середине
сентября на Демократическом совещании "ход
истории" мог "отвернуть" от пути к большевист¬
скому Октябрю» (с. 240). С.Е. Руднева подчер¬
кивает, что "объективно Демократическое сове¬
щание уже не способно было доблестным трудом
своих делегатов обеспечить альтернативу рево¬
люционному развитию страны", ибо большевики
и их союзники действовали целенаправленно
и сплоченно, а "остальные демократы, если
не потворствовали большевикам, то, во всяком
случае, были совершенно бессильны помешать
их радикальным планам" (с. 240). Думается, что
этот вывод мог бы быть подкреплен и некото¬
рыми событиями в стране: ростом крестьян¬
ских волнений, начавшейся всероссийской заба¬
стовкой железнодорожников, победой боль¬
шевиков на выборах в районные думы города
Москвы и т.п. Ведь все это вдохновляло, при¬
давало силы одним и парализовывало волю
других.
Весь ход Демократического совещания на¬
глядно показал трагедию российской интелли¬
генции, которую глубоко проанализировали
в свое время Н.А. Бердяев, Г.П. Федотов,
П.Б. Струве, П.И. Новгородцев и др. "В сознании
своем интеллигенция боялась власти, презирала
ее и - в странной непоследовательности - мечтала о
власти для народа. Во власти интеллигенции всегда
чуялось нечто грязное и грешное. Она была сурова
ко всем ярким выразителям государственной идеи в
истории... Все, что было связано с госу¬
дарственной мощью России, с ее героическим
преданием, с ее мировыми или имперскими
задачами, было взято под подозрение, разлага¬
лось ядом скептицизма. За правительством и мо¬
нархией объектом ненависти становилась уже сама
Россия: русское государство, русская нация"1.
Интеллигенция, по словам П.И. Новгородцева,
замыкалась в своем "скиту", и "когда пришло время
действовать, ответственность пред своим скитом,
пред своими теориями и догматами она поставила
выше своей ответственности пред государством,
пред национальными задачами страны. В ре¬
зультате государство разрушилось, и скит не
уцелел"2.
Демократическое совещание ярко продемон¬
стрировало, что у левой части российской обще¬
ственности не выработалось умения и желания
искать компромиссные решения в интересах дости¬
жения гражданского согласия. И этот исторический
урок до сих пор остается актуальным.
Можно не сомневаться, что монография
С.Е. Рудневой займет достойное место среди
работ, посвященных истории социальных реформ,
движений и революций в России.
А.С. Сеннн, кандидат исторических наук
(Историко-архивный институт Российского
государственного гуманитарного университета)
Примечания
'Федотов Г.П. Судьба и грехи России.
В 2 т. СПб., 1991. Т. 1.С. 142, 144.
2 Из глубины. Сборник статей о русской
революции. М., 1990. С. 213.
188
Ш. ПЛАГГЕНБОРГ. РЕВОЛЮЦИЯ И КУЛЬТУРА. Культурные ориентиры
в период между Октябрьской революцией и эпохой сталинизма. Пер. с немецкого.
СПб.: Журнал "Нева", 2000. 416 с. Тир. 1 000
Доктор исторических наук, профессор Марбург¬
ского университета Штефан Плаггенборг хорошо
известен мировой исторической общественнос¬
ти как специалист по истории Восточной Европы
и России Х1Х-ХХ вв. В его очередной работе
рассматриваются проблемы "великой культурной
трансформации послереволюционного времени",
причем автор подчеркивает, что эта тема будет
интересна не только специалистам, но и всем,
интересующимся российской историей.
Книга опубликована в рамках издательского
проекта "Взгляд издалека: немецкие историки
о прошлом Восточной Европы", осуществленного
по инициативе профессора Готтфрида Шрамма
с целью "вызвать к жизни широкую дискуссию,
которая перешагнула бы через границы". Инициа¬
торы проекта стремились отобрать лучшие работы
немецких ученых, традиционно проявляющих
большой интерес к советской истории,
и исследование Ш. Плаггенборга, затрагивающее
широкий спектр вопросов и насыщенное малоизве¬
стным фактическим материалом, по праву ока¬
залось в числе первых, изданных в этой серии.
Анализируя "концепции, мировоззрения, пред¬
ставления о человеческом мышлении, формирова¬
нии впечатлений, действиях и физическом состоя¬
нии, а также о презентации новой культуры", автор
решает вопрос о "когерентности революционной
культуры Советской России послеоктябрьского
периода и сталинизма" (с. 5, 13). Изучение
огромного массива периодической печати и литера¬
туры помогло ему "вжиться" в социокультурную
атмосферу послереволюционной Советской России.
Основные выводы Плаггенборг подкрепляет
многочисленными статистическими данными,
умелое использование которых органично допол¬
няет повествование, в то же время не перегружая
его цифрами.
Автор не стремится "подгонять действитель¬
ность" под какую-либо теорию. Возможно, именно
поэтому ему удалось не только выявить, но и в
значительной степени восполнить сохранившиеся
до сих пор лакуны в изучении социокультурной
ситуации в послереволюционной России. Выступая
против абсолютизации какого-либо научного ме¬
тода, Плаггенборг опирается на методологические
приемы критической интерпретации источников,
принцип историзма, комплексный взгляд и инте¬
гративный подход. Он отказывается и от строгого
определения культуры, понимая ее как "явление
многогранное по своим формам, многоплановое
по своему значению, переплетенное со многими
другими и автономное одновременно" (с. 21-23).
Благодаря такому подходу, исследователю удалось
отойти от традиционной схемы изучения культуры.
Наряду с проблемами, привычными для работ о
советской культурной революции (борьба с негра¬
мотностью, издательское дело, организация
радиовещания и т.п.), Плаггенборг рассматривает
темы малоизученные (новая трудовая культура,
советский плакат и т.п.), а также практически
полностью обойденные вниманием специалистов
(взаимосвязь трансформации духовного мира с фи¬
зической культурой; советские празднества как осо¬
бый вид проявления и символизации режима
и др.).
В первой части книги - "Реорганизация чело¬
века" - изложены господствовавшие представления
о том, каким должен быть человек послереволю¬
ционного общества. В центре внимания автора
находятся "не столько советские люди вообще,
сколько те, кто говорил и писал о них"; не прак¬
тическая работа по "реорганизации человека",
а лишь "теории, проекты, замыслы", связанные с
представлением о новой послереволюционной куль¬
туре и о "новом человеке". При этом Ш. Плаг¬
генборг исходит из того, что "на культуру
послереволюционного периода оказала влияние не
только большевистская идеология, - существовало
множество проектов, содержащих идеи о культуре
будущего и о месте в ней человека" (с. 8). Этим
объясняется широта охвата различных, порой про¬
тиворечивых, представлений о методах и направ¬
лениях строительства новой культуры, о том, каким
должен быть "новый человек". При этом главное
внимание автор уделяет взглядам "инакомысля¬
щих", а не классиков марксизма-лениниз¬
ма. "В данном исследовании марксизм-ленинизм
блистает своим отсутствием, - подчеркивает
Ш. Плаггенборг, - т.к. он не являлся главной
опорой дизайнеров культуры, как, может быть,
можно было бы предполагать..." (с. 327). Среди
основных теоретиков "новой культуры", ее
"архитекторов" и "дизайнеров" автор называет
Н.И. Бухарина, В. Асмуса, Е.А. Преображенского,
М. Рейснера, Л. Крицмана, П.М. Керженцева и др.
К числу "инакомыслящих архитекторов" новой
культуры Плаггенборг относит, в частности, орга¬
низатора Центрального института труда (ЦИТ),
"сторонника радикального подхода к новой рево¬
люционной культуре" А.К. Гастева и одного из
ведущих сотрудников ЦИТ А.З. Гольцмана, обла¬
давшего "чрезвычайно тонким чутьем своей эпохи".
На их взглядах Плаггенборг останавлива¬
ется наиболее подробно, справедливо полагая,
что они менее известны широкой аудитории
(с. 58-74).
Для решения основной задачи первой части
исследования - анализа и сопоставления много¬
численных противоречивых теорий реорганиза¬
189
ции человека и строительства новой культуры -
Ш. Плаггенборг строит повествование в виде
"воображаемой дискуссии большевиков и некомму-
нистов о новой культуре" (гл. 1, "Мнения",
с. 29-74). Он стремится "синтезировать дискурс из
большого количества разбросанных или фраг¬
ментарных представлений", создавая таким образом
"квинтэссенцию источников" и лишь для иллюс¬
трации используя отдельные цитаты (с. 40). Для
достижения максимальной достоверности кон¬
струируемой "дискуссии" автор пытается проник¬
нуть в духовный мир "теоретиков-архитекторов
культуры". Понять, "почему они думали именно
так, как они думали", для Плаггенборга
значительно важнее, чем ответить на вопрос, "что
именно они думали?" (с. 39-40).
Особый интерес в первой части представляет, на
мой взгляд, вторая глава - "Тело", - в которой
автор доказывает, что задача создания "человека
особого типа" решалась путем переустройства не
только его внутреннего мира, но и физическо¬
го облика. Справедливо упрекая авторов работ о
культурной революции в Советской России в том,
что они "никогда не смотрели на человеческое тело
как на объект исторического исследования",
Ш. Плаггенборг убедительно показал, насколько
важное место занимали вопросы физического
воспитания в общих концепциях реорганизации
человека. "Правда, в советской науке, - отмечает
далее Ш. Плаггенборг, - имели место исследования
в области физической культуры, однако в них
затрагивались, скорее, организационные вопросы.
К тому же вещи рассматривались в чересчур
приятном свете: зачастую историки занимались
лишь перечислением спортивных рекордов" (с. 76).
Приходится признать обоснованность этой критики.
Ш. Плаггенборг показывает "идейное много¬
образие раннего советского периода" в области
физической реорганизации человека. "Между сто¬
ронниками чисто внутреннего переустройства и
теми, кто больше стремился к осуществлению
сугубо практических преобразований", автор поме¬
щает Гастева и Гольцмана, которые "ставили под
сомнение трактовку культурной революции как
процесса, затрагивающего лишь внутренний мир
человека" (с. 77). Среди теоретиков наиболее
радикального направления названы профессор
Московского института физической культуры
В.Е. Игнатьев и врач-педолог Е.П. Радин, которые,
по словам Плаггенборга, "опрокинули весь боль¬
шевистский проект культуры, утверждая, что за дух
следует браться в последнюю очередь" (с. 79-81).
Представителем нейтрального, "наименее идеоло¬
гизированного" направления автор называет нар¬
кома здравоохранения Н.А. Семашко, уделявшего
основное внимание борьбе с эпидемиями, вопросам
гигиены и народного здоровья (с. 99-102).
Далее Плаггенборг поднимает такие важные
вопросы, как связь физической культуры с военной
подготовкой, с трудовой культурой и бытом;
привлечение женщин к физической культуре;
проблемы «вырождения и "социалистической"
евгеники».
В результате комплексного изучения "физи¬
ческой культуры, военизации, трудовой культуры и
реорганизации умов" автор приходит к выводу
о необоснованности выделения 1928-1929 гг.
в качестве особой "исторической вехи в сфере
культуры". По мнению Плаггенборга, "многое, из
того, что мы привыкли считать признаками
сталинизма, проявилось в открытой форме уже до
этого, а кое-что - сразу после Октябрьской рево¬
люции", причем наиболее четко авторитарный
характер сложившейся впоследствии системы
проявился в области физической культуры
(с. 108-109).
Во второй части книги - "Организация
восприятия" - автор показывает, как на практике
решались в послереволюционной России задачи
"реорганизации человека" и "саморекламы режи¬
ма". Плаггенборг рассматривает культурную
практику большевиков во всем ее многообразии
(борьба с неграмотностью, радиовещание, кинема¬
тограф, "культура в музеях и музейная культура",
организация экскурсий, монументальная пропаган¬
да, первые послереволюционные праздники и т.д.),
акцентируя внимание на "политико-просвети¬
тельных", пропагандистских целях этой политики.
С помощью анализа различных средств, при¬
менявшихся большевиками в целях "образования
и политического воспитания" человека, Плагген¬
борг пытается ответить на поставленные во
введении принципиальные вопросы: "Не было ли в
первые послереволюционные годы явлений, о
которых никто и не подозревал, что они станут
идейной основой сталинизма, его подготовкой? Не
существовало ли каких-либо мыслей, попыток
оказания давления на людей, действие которых
проявилось не сразу, а несколькими годами позже?"
(с. 13). Какое бы направление культурной практики
большевиков не анализировал автор, он неизменно
приходит к выводу о наличии тех или иных явлений,
свидетельствующих о раннем формировании
"идейных основ сталинизма", о постоянном стре¬
млении власти воздействовать на людей. Так,
например, анализируя издательскую деятельность
большевиков, Плаггенборг отмечает, что "боль¬
шая часть скудных средств применялась больше¬
виками для саморекламы режима" (с. 125-164).
Аналогичные выводы сделаны относительно радио¬
вещания, которое уже к 1925 г. "полностью нахо¬
дилось под влиянием партии". Важными средствами
"саморекламы режима" названы плакаты, полити¬
ческое кино, экскурсии, музеи, ставшие к концу
1920-х гг. "средоточием постоянной пропаганды
режима и сталинской политики". Изучая музейное
строительство первых послереволюционных лет,
Плаггенборг затрагивает практически не изучен¬
ные ранее проблемы формирования режимом кол¬
лективных воспоминаний. "Высшей формой репре¬
190
зентации режима" называет Плаггенборг советские
праздники, которые рассматриваются как особый
вид проявления и символизации режима.
Последняя, девятая глава является, на мой
взгляд, одной из наиболее интересных во второй
части исследования. Автор рассматривает в ней ряд
чрезвычайно важных и в то же время мало¬
исследованных вопросов: о характере, содержании,
степени организованности первых советских празд¬
ников; участии в них масс и армейских частей;
о связи советских празднеств с русскими и западно¬
европейскими культурно-историческими традиция¬
ми; о взаимосвязи формы и социальных функ¬
ций празднеств. Плаггенборг приводит перечень
основных политических празднеств, состоявшихся
в Петрограде с 7 ноября 1918 г. по 7 ноября 1922 г.,
подробно останавливаясь на некоторых из них.
Отдельный раздел посвящен празднованию 10-й го¬
довщины Октябрьской революции, которое, по
мнению автора, венчает "курс на регламентацию"
торжеств.
"Авторитарный нажим на население, компакт¬
ная реорганизация человека во всех его проявле¬
ниях не являются изобретениями сталинизма", -
подводит итоги исследователь, делая вывод о необ¬
ходимости «передвинуть "сталинизм" на несколько
лет назад» (с. 333-334). В то же время, отвечая на
вопрос, была ли большевистская Россия в первые
годы своего существования "государством пропа¬
ганды", Плаггенборг приходит к достаточно не¬
ожиданным в свете сказанного выше результатам.
Он утверждает, что уровень идеологической про¬
паганды, "саморекламы режима" был относительно
невысоким. "В сфере цифр, - пишет Плаггенборг,
подводя итоги анализу издательской деятельности
новой власти, - представления о невероятных
масштабах большевистской пропаганды, мощным
потоком наводнившей страну с самого первого дня
Октябрьской революции, оказываются не более
чем сказками. И советская, и западная литература
склонна грубо переоценивать количество печатной
продукции первых лет по совершенно различным
причинам" (с. 137). Столь же низко оценил автор
уровень радиопропаганды. На вопрос, удалось ли
государству превратить радио в совершенный
инструмент осуществления идеологического давле¬
ния, Плаггенборг дает однозначно отрицательный
ответ. Еще более скептично оценивается кинопро¬
паганда. Положение политического кино вплоть до
середины 1930-х гг. автор характеризует как
"плачевное" (с. 238). Аналогичную оценку получили
и политические музеи. Исследуя советские праздни¬
ки, Плаггенборг приходит к выводу, что "неверно
было бы говорить о превращении праздников ран¬
него периода в пышные мероприятия по самовос¬
хвалению режима, поскольку их характер уже с
самого начала, самое позднее с 1919 г., определялся
целым комплексом составных элементов"
(с. 317).
Таким образом, характеризуя формирующийся
режим как "авторитарный и даже тоталитарный"
(с. 108-109), Плаггенборг тем не менее не стремится
втиснуть историческую реальность в "прокрустово
ложе" столь популярной в современной отечествен¬
ной литературе тоталитарной теории. Последо¬
вательно рассматривая культурную практику боль¬
шевиков с точки зрения ее агитационно-про¬
пагандистских функций, автор в то же время под¬
черкивает "идейное многообразие" постреволю¬
ционной России.
Отрадным фактом является отсутствие в книге
Ш. Плаггенборга характерного для многих совре¬
менных отечественных исторических исследований
стремления "переписать" советскую историю.
Автор излагает свою точку зрения, не навязывая
ее читателю, а предлагая поразмышлять вместе
с ним и, возможно, сделать собственные выводы.
Говоря об авторитарном характере большевист¬
ского режима, Плаггенборг признает в целом про¬
грессивный характер культурных преобразований
первых лет Советской власти. Он отмечает, что
один только перечень "важнейших элементов куль¬
туры раннего советского периода свидетельствует
о многогранности культурных проектов и культур¬
ной практики в Советской России", а также о том,
что "Советская Россия, после Октябрьской револю¬
ции ставшая для Европы парией (наряду с Герма¬
нией), отнюдь не была отрезана от европей¬
ской традиции - по крайней мере, в то время"
(с. 335).
Вместе с тем, отдельные выводы и положения
рецензируемого исследования носят, на мой взгляд,
дискуссионный характер. Не всегда выдерживается
обещанный во введении антропологический подход
к советской истории (с. 15). Призывая "отойти от
принятой до сих пор дихотомической трактовки
сталинизма, от разделения на элиту и народ"
(с. 14), автор, тем не менее, уделяет главное вни¬
мание анализу "ментального склада" "самозванной
элиты". "Народу" же отводится куда меньше места
(впрочем, в известной мере это обусловлено
задачами исследования). Несколько упрощенным
представляется и утверждение о том, что "бур¬
жуазные" специалисты достаточно легко "влились в
систему" и что в период нэпа противостояние
большевиков и специалистов - "не более, чем
легенда" (с. 329).
К сожалению, остается неясным отношение
автора к социальной истории, находящейся в центре
современных дискуссий в российской историо¬
графии. Справедливо отмечая, что "общественные
структуры не обладают абсолютным значением,
а люди не являются лишь марионетками в них",
Ш. Плаггенборг полагает, что социальная история
"способствует возникновению именно такого пред¬
ставления". Автор отказывает ей и в наличии
"антропологического измерения" (с. 15). Между тем
в рамках социальной истории существует, как
известно, множество различных направлений. Да
и сам ученый, судя по структуре и содержанию
191
работы, с уважением относится к так называемой
социально-структурной истории.
Наконец, нельзя не посетовать на недостаточно
высокое качество перевода. Переводчик, веро¬
ятно, исходил из максимального приближения
к немецкому оригиналу и стремился сохранить
живой, образный авторский язык. Однако в ре¬
зультате отдельные места русской версии книги не
только трудночитаемы, но подчас и противоречивы
по смыслу. Невольно возникает подозрение, что
значимые нюансы авторской позиции переданы
недостаточно четко, что может привести к досад¬
ным искажениям и недоразумениям.
Т.М. Смирнова, кандидат исторических наук
(Институт российской истории РАН)
Р. И В А н О В. СТАЛИН И СОЮЗНИКИ. 1941-1945 гг. Смоленск: Русич. 2000.
589 с. Тир. 7 000
Новая книга известного историка, академика
РАЕН Р.Ф. Иванова посвящена теме, которая, на
первый взгляд, уже не раз освещалась в нашей
литературе. Существует множество книг о Сталине,
Второй мировой войне, антигитлеровской коалиции
и ее лидерах. Однако автор рецензируемой моно¬
графии избирает своеобразный подход к этой проб¬
леме, ибо у него вся история войны и антигитле¬
ровской коалиции - это хорошо прорисованный
с деталями фон, на котором действует Сталин -
личность сложная, в известном смысле трагическая
и крайне противоречивая.
Нетрадиционна и источниковая база книги
Р.Ф. Иванова, где большое место занимает матери¬
ал, почерпнутый из обзоров иностранной прессы
1930-1940-х гг. Работая в США, автор нашел и
включил в свою новую книгу множество выдержек
из американской печати, в том числе и провин¬
циальной, позволяющих услышать голоса не только
видных политических обозревателей и публицистов,
но и рядовых американцев. При этом хорошо пока¬
зано, как в зависимости от обстановки менялось
отношение американской общественности к
Сталину и СССР. Так, в начале 1945 г. их
восхваляли как победителей и освободителей, а
затем клеймили как агрессоров и оккупантов.
Первые три главы Р.Ф. Иванов отводит собы¬
тиям 1930-х гг. и начинает свое повествование
с описания массовых репрессий, в частности,
истребления комсостава вооруженных сил СССР,
инициатором которых был Сталин, заявивший, что
будет убивать, "пока в этом есть необходимость".
Эти репрессии возмутили всю мировую обществен¬
ность, и Сталин предстал перед всем миром
в облике палача, тирана, жестокого диктатора.
Мало того, в 1939 г. Сталин совершает крутой, не
всем понятный поворот во внешней политике,
протянув руку Гитлеру. Но и это еще не все. Он
снабжает Германию стратегическим сырьем и под¬
писывает пакт о нейтралитете с Японией, уже
готовой начать войну на Тихом океане. Красная
армия, утопая в снегу и крови, воюет с малень¬
кой Финляндией, отнимая у нее часть территории.
Далее следует поглощение трех прибалтийских
государств и соучастие в разгроме Польши.
Но драматическая история 1930-х гг. нужна
автору книги как точка отсчета, с которой началось
движение Советского Союза, а вместе с ним и Ста¬
лина "вперед и вверх" - от жалкого положения
изгоя мировой политики к блестящей роли миро¬
вого лидера, главной силы антифашистского ла¬
геря. С декабря 1941 г. начинает постепенно
меняться отношение мирового общественного
мнения к СССР. Ф. Рузвельт и У. Черчилль - два
великих политика, не обделенные умом и харак¬
тером, сначала очень настороженно, с подозрением
восприняли превращение Сталина в лидера миро¬
вого масштаба. Но в конце концов они приняли,
признали его.
В книге достаточно полно показана деятель¬
ность антигитлеровской коалиции, представлены ее
конференции, решения. Всем известны роль трех
лидеров и работа дипломатов, военных, политиков.
Коалиция - явление уникальное в мировой истории.
Ведь это был союз государств-антиподов, стран-
соперников, союз лидеров, бдительно следящих за
соблюдением собственного престижа и интересов
своей державы. Не раз затрагивается в монографии
проблема межсоюзнических противоречий, к разра¬
станию которых почти открыто прикладывал свою
руку самый беспокойный член Большой тройки -
У. Черчилль. Сталин твердо держался своего курса,
но не упирался по мелочам и деталям, он оказался
мастером дипломатической игры в компромиссы.
Автор монографии с явной симпатией рисует образ
Ф. Рузвельта, чьи мудрость, опыт и выдержка
помогли сохранить на плаву корабль коалиции. При
этом подчеркивается, что Рузвельт - не святой,
он бился за интересы Америки, он сумел понять
и поддержать более высокие общие интересы
борьбы с фашизмом.
Книга завершается небольшим заключением,
посвященным роли Сталина. Автор предупреждает:
"Нет необходимости лакировать облик Сталина,
преувеличивать его компетентность как военного,
государственного, политического руководителя,
192
дипломата" (с. 554). Он допускал ошибки во всех
сферах своей деятельности. И не только ошибки, но
и преступления. Однако, пишет Р.Ф. Иванов, попав
в школу Великой Отечественной и Второй мировой
войн, Сталин "регулярно и исправно посещал эту
школу, был ее прилежным и успешным учеником"
(с. 554). В этом причина того, что он вырос в
фигуру мирового масштаба. Добавим, однако, что
Сталин все же остался верен себе, о чем свиде¬
тельствовали репрессии 1949-1952 гг., жертвами
которых стали и люди, вынесшие рядом с Вер¬
ховным главнокомандующим вся тяготы войны
и вкусившие сладость победы.
В книге Р.Ф. Иванова, как и в любой другой,
к сожалению есть ошибки, неточности, неудачные
выражения и оценки, вроде аттестации известного
дельца А. Гарримана как "выдающегося дипло¬
мата". Впрочем, нет необходимости перечислять
мелкие шероховатости в таком объемном труде.
В целом новая книга Р.Ф. Иванова представ¬
ляется интересной. В ней много зрелых суждений,
нового и оригинального фактического материала.
Весь настрой книги и точка зрения автора говорят о
патриотической позиции Р.Ф. Иванова-фронто-
вика, ученого, гражданина. Книга написана про¬
стым, ясным языком. Ее не загромождают ино¬
странные слова и новомодные теперь научно-
технические термины. Она читается легко, с боль¬
шим интересом, будит мысли и чувства. Новая
монография Р.Ф. Иванова, несомненно, привлечет
внимание читателей.
Б.Д. Козенко, доктор исторических наук
(Самарский государственный университет)
ИСТОРИК И ВРЕМЯ. 20-50-е ГОДЫ XX в. Л.М. Панкратова / Отв. ред. академик
РАН Ю.С. Кукушкин. М.: РУДН; "Мосгорархив", 2000. 360 с. Тир. 500
Рецензируемый сборник посвящен академику
А.М. Панкратовой - ученому, в чьем жизненном и
творческом пути, как в капле воды, отразились все
взлеты и изломы жизни советского общества
в целом и исторической науки в частности. Она
известна главным образом как крупнейший спе¬
циалист по истории пролетариата России, однако ее
научная деятельность была чрезвычайно разносто¬
ронней. Ее интересовал широкий круг проблем: от
истории фабрик и заводов до истории межна¬
циональных и международных отношений. Труды
Панкратовой - это капитальные монографии
и журнальные статьи, научные доклады, лекции
и учебники для школьников; под ее редакцией
и руководством вышли многотомные коллектив¬
ные издания и сборники документов и материалов.
А.М. Панкратова была известна и как педагог,
работавший в крупнейших учебных заведениях
Москвы, Ленинграда, Саратова. Научно-организа¬
ционная и общественная деятельность А.М. Пан¬
кратовой простиралась от агитационно-пропаганди¬
стской работы до руководства крупнейшим науч¬
ным журналом "Вопросы истории", участия в меж¬
дународных комитетах и комиссиях по истории
науки.
В период, когда работала А.М. Панкратова,
история подвергалась особенно сильной политиза¬
ции. Поэтому изучение научного и жизненного пути
ученого позволяет проследить не только развитие
исторической науки, но и влияние на нее внут¬
риполитических тенденций 1920-1950-х гг.
Сборник открывает предисловие редколлегии,
в котором обозначены главные вехи жизни и дея¬
тельности А.М. Панкратовой, а также охарактери¬
зованы основные этапы развития исторической
науки в СССР.
Наиболее крупный по объему, первый раз¬
дел издания, посвященный жизни и творчеству
А.М. Панкратовой, начинается вступительной ста¬
тьей академика РАН, профессора МГУ Ю.С. Ку¬
кушкина. Основное внимание в ней обращено на
заслуги Панкратовой - профессора Московского
университета, при непосредственном участии кото¬
рой в 1934 г. здесь был возрожден исторический
факультет. Автор объективно показывает самые
сложные периоды ее жизни: 1930-е гг., когда она
была исключена из партии и сослана в Саратов;
годы войны и работа в эвакуации; последний
период жизни, когда она была главным редактором
"Вопросов истории".
Интересен материал Л.В. Бадя об отношении
Панкратовой - ученицы М.Н. Покровского - к
борьбе против "школы" своего учителя. Автор
обращает внимание на то, что даже во время
широкомасштабных публичных осуждений бывше¬
го "первого историка СССР" она "воздерживалась
от навешивания ярлыков и оскорблений в его
адрес", и такая позиция Анны Михайловны вы¬
звала недовольство в верхах. О жизни и работе
А.М. Панкратовой в саратовской ссылке (1937—
1940 гг.) рассказывается в статье Г.Д. Бурдея. Этот
период был насыщен научной, педагогической,
общественной работой, важной частью которой
стало активное участие в создании исторического
факультета Саратовского университета.
В статьях Л.А. Сидоровой и А.С. Кана рассмат¬
ривается научно-организационная работа А.М. Пан¬
кратовой в журнале "Вопросы истории". Этот
7 Отечественная история, № 5
193
период (1953-1957 гг.) вошел в историю как начало
идеологической "оттепели". Приход Панкратовой в
журнал оживил его работу: на страницах "Вопросов
истории" разворачивались научные дискуссии, рас¬
ширился контакт с авторами и читателями, на¬
чалась борьба с культом личности. Многое в работе
журнала встретило неприятие у высокопоставлен¬
ных противников обновления. Началась травля
ученого, и последний период ее жизни стал наи¬
более драматичным, потребовав от нее напряжения
всех душевных сил и немалого мужества. Больное
сердце А.М. Панкратовой не выдержало этого
сверхнапряжения...
Раздел включает также специальные исследова¬
ния по вопросам, в той или иной степени являв¬
шимся предметом внимания А.М. Панкратовой:
формирование пролетариата, история революцион¬
ного движения, облик рабочего класса. Авторы
публикаций убедительно показали, что некоторые
проблемы, характерные для современных иссле¬
дований, впервые были подняты Панкратовой
вопреки господствовавшим тогда в науке теориям.
Так, уже в 1920-е гг. она доказывала двойственный
характер российского рабочего класса, писала
о наличии значительного числа "рабочих с наде¬
лом", не порвавших связи с землей (доминирующей
в то время была точка зрения о преобладании
в России потомственного пролетариата). Сложность
ситуации в исторической науке 1930-х гг. показана
в статье Н.Н. Алевраса на примере обсуждения
вопроса о формировании пролетариата. К той же
проблеме обращается Д.В. Гаврилов, который ана¬
лизирует взгляды Панкратовой на промышленный
переворот и особенности этого процесса на Урале
и подчеркивает, что именно ее работы 1920-х гг.
способствовали обращению историков к этой теме.
Защищая точку зрения Анны Михайловны от не¬
обоснованной критики в 1960-х гг., автор утвер¬
ждает, что многие выводы, сформулированные ею,
получили впоследствии подтверждение и развитие
(с. 74-75).
Другим сюжетом, непопулярным 60-70 лет
назад, был вопрос о ментальности рабочего класса.
Сейчас понятие "менталитет" прочно утвердилось в
научной терминологии, но мало кому известно, что
пионером в этой области была А.М. Панкратова1.
Это хорошо показано в статье Ю.И. Кирьянова
и В.В. Захаровой. Вышедшие в 1980-1990-е гг.
работы на эту тему стали по существу продол¬
жением дела, начатого А.М. Панкратовой.
К анализу ее публикаторской деятельно¬
сти, направленной на расширение Источниковой
базы исторического исследования, обращаются
И.М. Пушкарева и М.С. Симонова, подчеркивая не¬
преходящее значение этих публикаций для работы
современных исследователей. О выдающейся роли
Панкратовой в создании первого советского учеб¬
ника по истории для средней школы говорится в
статье Ю.В. Красновой. Подготовленный под редак¬
цией А.М. Панкратовой учебник для УШ-1Х клас¬
сов "История СССР" (М., 1935) выдержал
22 издания и использовался вплоть до 1960-х гг.
Второй раздел сборника содержит воспоминания
учеников и коллег А.М. Панкратовой. В этих
материалах она предстает перед читателем требо¬
вательным и внимательным к нуждам своих
учеников педагогом. Годы войны нашли отражение
в воспоминаниях Н.Е. Бекмахановой, рассказавшей
о работе коллектива под руководством А.М. Пан¬
кратовой над "Историей Казахской ССР" и об от¬
стаивании ею в сложных условиях идеологического
давления своей концепции национально-освободи¬
тельного движения и колониальной политики
России. Драматичный период жизни А.М. Панкра¬
товой - годы работы в журнале "Вопросы исто¬
рии" - нашел отражение в дневниках С.С. Дмитрие¬
ва, который, осуждая некоторые моменты в
поведении Панкратовой, в то же время отдает
должное ее замечательным личным качествам.
Материалы третьего раздела, который вклю¬
чает отзывы и рецензии А.М. Панкратовой, поз¬
воляют сделать вывод о широте ее научных инте¬
ресов, о взвешенности и аргументированности суж¬
дений.
Пожалуй, самым интересным получился четвер¬
тый раздел книги, содержащий архивные докумен¬
ты и материалы, многие из которых публикуются
впервые. Характер их различен: это документы
личного происхождения - автобиографии, записки,
отчеты о научной работе, официальная переписка
с деятелями партии, обращения к коллегам, в ре¬
дакции журналов; материалы делового характера -
выписки из стенограмм заседаний и документы
научных и партийных организаций. Некоторые
материалы отразили и научные заблуждения,
через которые прошла убежденная коммунистка
А.М. Панкратова, беззаветно верившая в партию
и привыкшая доверять ей, и трудный процесс
изживания этих заблуждений.
В письмах и обращениях Панкратовой к
Л.М. Кагановичу, А.А. Жданову, М.А. Суслову и
другим государственным деятелям, в центральные
органы партии отразилась острая идеологическая
борьба в исторической науке. Изложенной в "Крат¬
ком курсе истории ВКП(б)" официальной концеп¬
ции, выразителем которой нередко была и
A. М. Панкратова, некоторые ученые пытались про¬
тивопоставить иную тоцку зрения, что встречало с
ее стороны резкий отпор. Так, А.М. Панкратова
осуждала стремление историков С.К. Бушуева
и А.И. Яковлева реабилитировать таких истори¬
ческих деятелей, как дипломат А.М. Горчаков,
генералы М.Д. Скобелев и М.Г. Черняев, историк
B. О. Ключевский. В основе такой позиции лежало
искаженное "классовыми представлениями" пони¬
мание патриотизма: люди, чья деятельность была
направлена на укрепление самодержавной России,
не могли считаться патриотами. Однозначно нега¬
тивно оценивался период правления Николая I, дея¬
тельность А.А. Аракчеева, личности М.Н. Каткова,
194
К.П. Победоносцева. Вместе с тем совершенно
справедливой была критика А.М. Панкратовой
позиции профессора Б. Сыромятникова, считав¬
шего Петра I противником крепостничества и оце¬
нившего абсолютизм петровского времени как
"буржуазное государство".
Острой была борьба вокруг оценки образования
Российского многонационального государства.
Ленинское высказывание о "России - тюрьме
народов" догматически распространялось на все
прошлое, заслоняя тем самым от некоторых "пра¬
воверных" историков истинную картину событий.
Продолжением этой дискуссии были споры о
процессе территориального расширения России,
национально-освободительном движении на окраи¬
нах. А.М. Панкратова вопреки господствовавшей
тогда точке зрения утверждала, что приобщение
этих регионов к более высокой культуре России
было более благотворным по сравнению с пер¬
спективой их захвата отсталыми государствами.
Такая концепция лежала в основе "Истории
Казахской ССР", подготовленной в годы войны
в Алма-Ате. Она встретила резкую критику
в "верхах", однако Панкратова не изменила своей
позиции.
Пятый раздел сборника содержит переписку
А.М. Панкратовой, отражающую мир ее личных
чувств, переживаний, волнений и забот. Читатель
видит простого доброго человека, остро чувствую¬
щего чужую боль и беду, готового всегда прийти на
помощь. Читая эти письма, поражаешься, на¬
сколько напряженной и насыщенной была жизнь их
автора. Интересны письма военного времени: они
воссоздают картины быта прифронтовой Москвы и
глубокого тыла, показывают общественную атмо¬
сферу тех лет. В личной переписке много мыслей о
научной работе, которая была главной частью
жизни Панкратовой. Читатель найдет здесь допол¬
нительный материал о процессе пересмотра ею
идей М.Н. Покровского, о работе над школьным
учебником, о коллизиях в связи с "Историей
Казахской ССР", сложностях работы в журнале
"Вопросы истории" и многое другое.
Сборник хорошо оформлен и оснащен квалифи¬
цированно составленными вспомогательными ука¬
зателями личных имен, географических названий,
учреждений и организаций. Каждый раздел пред¬
варяет вступительная статья, помогающая читате¬
лю ориентироваться в материалах. Дана библиогра¬
фия трудов А.М. Панкратовой.
В качестве замечаний следует указать на от¬
дельные неточности справочного аппарата: отсут¬
ствуют некоторые обозначенные в тексте сноски;
не прокомментирован ряд имен; комментарий не
всегда относится к первому упоминанию имени.
Разумеется, эти недочеты не снижают высокой
оценки издания. Можно смело сказать, что изуче¬
ние истории советской исторической науки уже
невозможно без знакомства с этой книгой.
Е.К. Сысоева, кандидат исторических наук
(Московский государственный университет
им. М.В. Ломоносова)
Примечание
1 См.: Рабочий класс и рабочее движение
накануне революции 1905 г. Пролетаризация кре¬
стьянства и ее роль в формировании промышлен¬
ного пролетариата России // 1905 год. История
революционного движения в отдельных очерках.
М., 1925; Русские рабочие в революционном
движении. Сб. 2. Рабочие завода "Серп и молот"
(бывший Гужон) в 1905 г. М., 1931; Очерки истории
пролетариата СССР. Пролетариат царской России.
М., 1932 (А.М. Панкратовой в этом издании
принадлежит глава, охватывающая 1861-1907 гг.,
со специальным разделом "Облик пролетариата
накануне 1905 г.").
ШЕСТИДЕСЯТНИКИ" В ИСТОРИЧЕСКОЙ НАУКЕ РОССИИ
Книга австралийского исследователя Роджера Д.
Марквика* посвящена уже отчетливо обозначивше¬
муся периоду в истории отечественной историче¬
ской науки: середине 1950 - середине 1970-х гг.
Интерес к нему как российских, так и зарубежных
историков обусловлен происходившими в те годы
концептуальными переменами, связанными с про¬
цессом десталинизации истории, поиском истори¬
ческой правды.
Позитивен и научно плодотворен заявленный
автором в предисловии к книге подход к изучению
советской исторической науки тех лет. В его основе
лежит признание интеллектуальной независимости
части историков и собственной логики развития
научного знания, что делало историческую науку
чем-то ббльшим, нежели простым порождением
политики КПСС (с. XIII). Основное внимание
Р. Марквик сосредоточил на "левом" крыле исто¬
рического сообщества - на "ревизионистской исто¬
риографии", понимаемой им как вызов идеологиче¬
ской ортодоксии. Свое повествование автор начи¬
нает с XX съезда КПСС и завершает 1974 г., избрав
конечной точкой снятие П.В. Волобуева с поста
директора Института истории СССР АН СССР.
Книга построена на документальных опублико¬
ванных и архивных источниках. Автор работал
7*
195
в архивах РАН и Института российской истории
РАН, в РГАСПИ. Особую группу источников
составили интервью, взятые Р. Марквиком у рос¬
сийских историков - непосредственных участников
историографического процесса описываемых лет -
В.И. Бовыкина, П.В. Волобуева, М.Я. Гефтера,
Е.Н. Городецкого, А.Я. Гуревича, В.П. Данилова,
Л.В. Даниловой, Н.А. Ивницкого, С.С. Неретиной
и др. Это существенно обогатило исследование
новыми фактами и помогло понять психологи¬
ческий климат в среде историков-профессионалов
и личностную мотивацию многих разыгрывавшихся
здесь коллизий. Однако нельзя не заметить, что
автор не всегда сумел критически оценить эту
информацию и отделить оценки постперестроеч¬
ных лет от представлений времен "оттепели”.
Большое место в работе занимает анализ пере¬
мен в исторической науке, вызванных XX съездом
КПСС и разоблачением культа личности Сталина.
С влиянием съезда Р. Марквик связывает "быстрое
формирование маленькой, но важной общности
подлинных интеллектуалов ... стремящихся сбро¬
сить старые доктринальные оковы" (с. 37). Его вни¬
мание не могли не привлечь события, происходив¬
шие в середине 1950-х гг. вокруг журнала "Вопросы
истории". Справедливо оценивая деятельность со¬
трудников журнала как попытку начать десталини¬
зацию исторической науки, Р. Марквик сужает
проблему, сводя разгром "Вопросов истории" к делу
Э. Бурджалова и оставляя за скобками политику
журнала в 1954-1955 гг., в том числе весьма пока¬
зательный эпизод с "Запиской" П.В. Волобуева.
Высшая партийная и академическая бюрократия
противопоставлена в книге историкам, отстаивав¬
шим курс на реабилитацию исследовательской дея¬
тельности. «По иронии судьбы, - пишет Р. Марк¬
вик, - сам ЦК вместе с Президиумом Академии
наук ускорили процесс десталинизации, обновив
редколлегию, особенно, назначив главным редакто¬
ром "Вопросов истории" А. Панкратову и ее заме¬
стителем Э. Бурджалова менее чем через 3 месяца
после смерти Сталина» (с. 50). Автор не учитывает
того обстоятельства, что не только рядовые
историки, но и чиновники от науки, и партийные
функционеры порой выступали против сохранения
status quo в исторической науке. Поэтому отмечен¬
ный им парадокс - десталинизация в политике
проводилась ближайшими сподвижниками Сталина,
а в исторической науке - ее ортодоксами -
доказательство не только противоречивости этих
процессов, но и возможности духовного раскрепо¬
щения людей в благоприятных условиях.
Останавливаясь на формировании поколения
историков-"шестидесятников", Р. Марквик показы¬
вает, как, вобрав в себя недавних фронтовиков
и выпускников университетов, эта группа быстро
заявила о себе как о "детях XX съезда". По его об¬
разному выражению, даже когда полуоткрытая
дверь в прошлое была резко захлопнута перед ними,
они продолжали стучаться в нее и постепенно ста-
новилисьне просто историками-интеллектуалами, а
подлинными русскими интеллигентами (с. 49,76).
С профессиональной деятельностью историков
"шестидесятников" связаны такие важные явления в
истории советской исторической науки, как возник¬
новение "нового направления", написание истории
коллективизации, деятельность сотрудников секто¬
ра методологии истории и "демократического парт¬
кома" Института истории АН СССР.
Р. Марквик сумел продемонстрировать, что "но¬
вое направление" было органично связано с дебата¬
ми по проблемам империализма в 1920 - начале
1930-х гг. и стало их продолжением, а идеи, выска¬
занные представителями этого направления, можно
рассматривать как подлинный прорыв в методоло¬
гии советской историографии. В книге рас¬
сказывается, как вокруг А.Л. Сидорова образовалась
группа молодых исследователей (К.Н. Тарновский,
П.В. Волобуев, М.Я. Гефтер и др.), объединенных не
только научным руководством и тематикой иссле¬
дования, но, главное,-подходом к изучению истории.
Причину того, что А.Л. Сидоров, "верный сталинец",
оказался прародителем "нового направления",
Р. Марквик видит в научных качествах, привитых ему
М.Н. Покровским: внимании к методологическим
проблемами признании пер-востепеиного значения
архивов для исследования. «В этом смысле, - ут¬
верждает автор, - Сидоров был связующим звеном с
"золотым веком" историографии 1920-х гг.» (с. 79).
Одна из глав книги рассказывает о том, как
группа ученых Института истории АН СССР
создавала историю коллективизации. Эта группа
была создана в 1958 г. Назначив В.П. Данилова ее
руководителем, директор Института А.Л. Сидоров в
очередной раз стал "крестным отцом" ревизионист¬
ской историографии. Р. Марквик подробно оста¬
навливается на вкладе отдельных членов группы
(Н.А. Ивницкий, М.А. Вылцан, И.Е. Зеленин и др.)
в подготовку фундаментального труда "Коллекти¬
визация сельского хозяйства в СССР в 1927—
1932 гг.", остановленного на стадии корректуры
уже после снятия Н.С. Хрущева.
Стремясь создать объективную историю кол¬
лективизации в противовес концепции "Краткого
курса", авторы этого труда положили в его основу
ленинский кооперативный план в качестве альтер¬
нативы сталинской коллективизации (с. 116). Боль¬
шой интерес вызывает проведенное австралийским
ученым сопоставление первой (1964) и второй
(1966) сверки V и VI глав истории коллективизации,
повествующих о переходе к сплошной коллективи¬
зации в январе-феврале 1930 г. Сравнительный
разбор выявил смягчение оценок роли Сталина и
продемонстрировал влияние политической
конъюнкту-ры на историческое исследование.
Отмечая, что к середине 1960-х гг. важность
методологических вопросов истории была признана
даже историками-ортодоксами (с. 158), Р. Марквик
усматривает предпосылки этого в атмосфере XX и
XXII съездов КПСС и "источниковом буме" тех лет.
196
Подробно рассказывая о научных изысканиях сек¬
тора методологии, который возглавлял М.Я. Геф-
тер, автор делает акцент на "его попытках превра¬
тить ленинизм в действенное орудие анализа, а не в
икону государственной идеологии" (с. 183). Значение
этого подразделения Института истории Р. Марквик
видит не столько в разработке новых методо¬
логических подходов, сколько в его роли своеоб¬
разной школы «нового типа публичного поведения,
отвергавшего "двоемыслие"-осознанное несоответ¬
ствие между мыслями и их выражением» (с. 194).
В книге сделан обоснованный вывод, что этот путь
привел часть историков послевоенного поколения к
столкновению с идеологическим диктатом, превра¬
тив их в поколение "шестидесятников" (с. 196).
Значительную часть своего исследования автор
посвятил рассмотрению политических последст¬
вий научных дебатов 1960-х гг. По его мнению,
смещение Н.С. Хрущева не привело к немедлен¬
ному наступлению на либеральную интеллиген¬
цию, которую, напротив, пытались превратить
в либеральное крыло партии. Начало же новой
переоценки деятельности Сталина автор относит
к возрождению мифа о "вожде народов" как великом
военачальнике, который стал активно пропаган¬
дироваться С.П. Трапезниковым и П.Н. Поспеловым
в связи с 20-летием победы в Великой Отечественной
войне: Изменения в общественной атмосфере вто¬
рой половины 1960-х гг. иллюстрируются ярки¬
ми фактами. Один из них - созванное по поводу
третьего издания "Истории КПСС" совещание
инструкторов по общественным наукам в отделе
науки ЦК КПСС, где предложение Трапезникова
переиздать "Краткий курс" встретило возражение
только одного человека- А.П. Кучкина (с. 201).
Ключевым событием в жизни исторического
сообщества этого времени Р. Марквик считает
выборы "демократического парткома" в Институте
истории АН СССР в ноябре 1965 г. Избрание
подавляющим большинством голосов В.П. Дани¬
лова, К.Н. Тарновского и их единомышленников
при том, что кандидатуры директора Института
В.М. Хвостова и его заместителя Л.С. Гапоненко не
прошли, Р. Марквик оценил как изменение баланса
сил в пользу "молодого антисталинского поколе¬
ния" (с. 202). В центре интеллектуальной жизни
вновь оказались идеи свободы исторического иссле¬
дования. Подробно описывая закрытое партийное
собрание, которое состоялось в Институте истории
19 февраля 1966 г., автор анализирует доклад
о состоянии исторической науки, с которым вы¬
ступил на нем В.П. Данилов. Важнейшими его
положениями Р. Марквик считает тезис об ответ¬
ственности Сталина за деградацию исторической
науки, позитивную оценку достижений историче¬
ской науки эпохи "оттепели", требование права на
научную дискуссию, осуждение фигуры умолчания
в историческом исследовании (с. 203-205).
Рассматривая внутреннюю жизнь Института
истории АН СССР в контексте интересующей его
темы, Р. Марквик также останавливается на деле
А.М. Некрича, проблеме разделения Института
и директорстве П.В. Волобуева. В последнем раз¬
деле прослеживаются судьбы историков-"шестиде¬
сятников" в годы застоя и перестройки. В качестве
одного из эпиграфов к нему процитированы
сказанные в феврале 1992 г. В.П. Даниловым слова:
"Шестидесятники потерпели два поражения: одно -
в конце 1960-х; другое - в 1990-91 гг." (с. 234).
Такая оценка не должна умалять значимости того
факта, что на долю именно этого поколения
российских исследователей выпала огромная по
своей важности задача - вернуть в науку настоящий
творческий поиск. Современные же историки
России, как и их предшественники в 1960-х гг.,
стоят, по мнению австралийского исследователя,
перед необходимостью решать методологические
проблемы (с. 247).
Л.А. Сидорова, кандидат исторических наук
(Институт российской истории РАН)
Примечание
*Markwick R.D. Rewriting History in Soviet Russia.
The Politics of Revisionist Historiography, 1956-1974.
Palgrave, 2001. 327 P.
НАЦИОНАЛЬНЫЕ ИСТОРИИ В СОВЕТСКОМ И ПОСТСОВЕТСКИХ ГОСУ¬
ДАРСТВАХ. Под ред. К. Аймермахера, Г. Бордюгова. М.: АИРО-ХХ. 1999. 445 с.
Тир. 3 000
Оценки национальной истории тех или иных
народов прошлой и современной России порой
весьма противоречивы. Прекращение существо¬
вания СССР и, как следствие этого, ликвидация
идеологического диктата Москвы вызвали к жизни
множество попыток создания "настоящей", "правди¬
вой" национальной истории. Мысль о необходимо¬
сти появления таких работ усиленно внедряется
в общественное сознание и пропагандируется
средствами массовой информации. Значительными
(по современным меркам) тиражами издаются
весьма сомнительные, с научной точки зрения,
учебные пособия и другая псевдонаучная литера¬
тура, что никак не способствует развитию истори¬
ческого знания.
По проблемам межнациональных отношений в
СССР в советское время выходило немало изданий,
но в основном это были схоластические труды,
197
направленные на подтверждение тезиса о неруши¬
мости дружбы народов СССР, всепобеждающей
силе пролетарского интернационализма и т.п.
Многие же конкретные проблемы национальных
отношений, выходившие за пределы основных по¬
стулатов марксистско-ленинской теории, считались
случайным явлением или просто оставлялись без
внимания.
Справедливо отвергнув идеологический диктат
прежних лет, отечественная историческая наука
оказалась, как представляется, в методологическом
вакууме. В последнее десятилетие у некоторых
исследователей и особенно у публицистов появи¬
лось искушение рассматривать межнациональные
отношения в нашей стране без серьезной теорети¬
ческой базы и всестороннего анализа. Возможно,
для глобального исследования сложнейших и порой
неожиданных этнических процессов время еще не
пришло, но тем более значимыми являются по¬
пытки тщательного научного осмысления некото¬
рых их аспектов на основе свободного обмена
мнениями между учеными различных направлений.
В этом плане весьма важно появление книги
"Национальные истории в советском и постсовет¬
ских государствах", созданной при поддержке фонда
Фридриха Наумана, Ассоциации исследователей
российского общества XX века, Института русской
и советской культуры им. Ю.М. Лотмана Русского
университета в Бохуме. Коллектив ее авторов взял
на себя непростую, но очень актуальную задачу -
определить ситуацию, в которой оказались сегодня
историки, занимающиеся национальными пробле¬
мами.
Надо сказать, что в целом такая попытка увен¬
чалась успехом. Авторам удалось дать достаточно
полный обзор состояния исследований последних
десятилетий в рассматриваемой области и поставить
ряд весьма важных проблем, нуждающихся
в изучении.
Книга открывается статьей Г. Бордюгова и
В. Бухараева, в которой справедливо отмечается,
что «понятие "национальная история" в социологи¬
ческом смысле не означает ничего иного, как
систему знаний, сотворенную национальной (при¬
надлежащей той или иной стране) школой исто¬
риографии, которая в силу неизбывных обстоя¬
тельств культурно-исторического развития демон¬
стрирует в разной степени этноцентризм - ло¬
кальный или геополитический" (с. 27). Между тем в
контексте современного русского логоса и актуаль¬
ных культурологических представлений "нацио¬
нальная история" воспринимается в качестве орга¬
низованной посредством национальной идеи
суммы знаний о прошлом какого-либо этноса,
взятого во взаимодействии с его историческими
соседями.
Следует подчеркнуть важность подобного раз¬
граничения понятий, поскольку в работах по на¬
циональной проблематике не всегда бывает ясно,
чему же посвящено исследование - истории народа
или государства, на территории которого он про¬
живает? В определенной степени это связано с тем,
что в англоязычных странах понятия "националь¬
ный" и "государственный" обозначаются одним
словом - "national". В русском же языке - это два
разных понятия. К сожалению, авторы сборника
при анализе литературы по национальным воп¬
росам не всегда придерживаются заявленного ими
терминологического подхода.
Может ли какой-либо народ длительное время
существовать без угрозы исчезновения, не имея
собственного государства? В принципе - может,
и опыт развития различных империй это очень
хорошо доказывает. Правда, положение такого
"без государствен но го" народа далеко от идеаль¬
ного, поскольку он, как правило, неравноправен
с государствообразующим этносом, хотя при
определенных условиях может все же развивать
свою культуру, науку и т.п. Если же давление со
стороны доминирующего в государстве этноса
переходит определенные границы ("налог кровью"
и пр.), вследствие чего для народов с ограни¬
ченными правами появляется угроза депопуляции,
возникают национально-освободительные движе¬
ния, которые в оптимальном варианте приводят
к возникновению собственного государства и, как
следствие, к необходимости теоретического и идео¬
логического обоснования права этноса на самостоя¬
тельное развитие, что находит свое отражение
в создании национальной истории.
Г. Бордюгов и В. Бухараев дают емкий очерк
истории развития национальной исторической мыс¬
ли в советский период и в целом справедливо
отмечают, что она в основном базировалась на
упрощенно и догматически воспринимаемых марк¬
систских постулатах, согласно которым "националь¬
ное" в ходе исторического процесса должно быть
подчинено "интернациональному" и не может быть
признано предметом изучения первостепенной
важности.
Авторы верно подмечают, что первые исто¬
рики-марксисты воспринимали национальные исто¬
риографические школы как "современные анти¬
марксистские течения" и стремились к их искоре¬
нению. Идея мировой революции, которой до
1930-х гг. руководствовалось в своей политике
советское правительство, не оставляла места для
истории народов, обреченных на то, чтобы "пере¬
вариться" в едином пролетарском котле. Вслед¬
ствие этого в системе школьного образования по
сути произошел отказ от предметного преподавания
истории, подменявшегося изложением абстрактных
схем, основанных на социологических моделях
феодального режима, капитализма, империализма
и т.п.
Однако с течением времени подверглись пере¬
смотру как общие принципы внутренней и внешней
политики советского государства, так и система
преподавания истории. С середины 1930-х гг. в связи
с провалом расчетов на революционный выход из
198
мирового экономического кризиса 1929-1933 гг. и
победой национал-социализма в Германии правя¬
щие круги СССР стали упрекать историков
марксистского направления в том, что учебники
истории слишком сухи и непривлекательны. Про¬
шлое нашей страны требовалось преподносить
в духе патриотизма, который хотя и был наз¬
ван советским, но по сути являлся великорусским,
пусть и в своеобразной марксистской интер¬
претации.
В результате были созданы учебники по исто¬
рии, дававшие весьма полную картину прошлого
и притом гораздо более систематично, чем это
делалось в аналогичных учебных пособиях, издавав¬
шихся в других странах. Многие из них прожили
весьма долгую жизнь. Так, например, учебник по
истории СССР для 8-го класса средней школы,
авторами которого были К.В. Базилевич, С.В. Бах¬
рушин, А.М. Панкратова и А.В. Фохт (состав авто¬
ров иногда менялся), был основным школьным
пособием на протяжении нескольких десятилетий
и выдержал около двух десятков изданий. Анали¬
зируя текст подобных книг, можно смело сказать,
что советские учебники по истории СССР были
очень русскими по духу, хотя, как уже говорилось,
русский национализм был определен в них как
советский патриотизм.
Но здесь-то и таились подводные камни, на
которые налетел в недавнем прошлом корабль
отечественного преподавания истории. Как извест¬
но, Российская империя, СССР да и современная
Российская Федерация - государства с огромным
количеством народов, взаимоотношения между
которыми нередко были очень непростыми,
а порой и кровавыми. Даже при замалчивании этих
противоречий в официальных изданиях их невоз¬
можно было ликвидировать в одночасье. Истори¬
ческая память жива в национальном фольклоре,
народных традициях, укладе жизни. Игнорировать
это бесполезно и невозможно. Поэтому перед
историками ставилась задача хотя бы объяснить
суть этих противоречий, что оказалось далеко не
простым делом.
В советской исторической науке идея патрио¬
тизма перестала признаваться монополией соб¬
ственно русских. Его следы, хотя и весьма фраг¬
ментарно, стали прослеживаться и при оценке
национальных движений в Средней Азии, на Кав¬
казе и т.п. Конечно же, все это трактовалось
исключительно с классовых позиций: главным
носителем патриотизма признавалось трудящееся
население, тогда как правящие классы участвовали
в национальной борьбе вынужденно, преследуя свои
собственные цели, ради которых в нужный момент
предавали рядовых участников движений. Такая
конструкция более или менее работала при оценке
борьбы нерусских народов против иностранных
государств, но объяснить столкновения с самой
Россией, как, например, в Кавказской войне, уже не
могла. Выход из этого положения был найден
в концепции "наименьшего зла", согласно которой
русский народ, выступая в роли центрообразую¬
щего государственного ядра, взял на себя основные
тяготы этой миссии, являясь защитником и покро¬
вителем других народов. Соответственно, во имя
государственных интересов он должен был посту¬
питься частью своих прав, выполняя цивилизатор¬
ские функции. По сути именно эта идея просле¬
живается в ряде работ В.И. Ленина, хотя
государство понималось им лишь как переходный
этап на пути к светлому будущему человечества.
Когда же с течением времени стало ясно, что
наступление этого светлого будущего отклады¬
вается на весьма неопределенный срок, было
признано необходимым содействовать укреплению
и процветанию социалистического государства.
Русскому народу в этом процессе по-прежнему
отводилась одна из ведущих ролей, имеющая
имперскую направленность, несмотря на то, что
формально продолжал господствовать принцип
пролетарского интернационализма, согласно кото¬
рому все народы провозглашались равными и само¬
ценными.
Необходимо отметить, что сам по себе импер¬
ский путь развития общества далеко не всегда надо
воспринимать только в негативном плане, как это
нередко делают авторы рецензируемого сборника.
В латинском языке под термином "imperium"
понималось наличие у какого-либо должностного
лица высшей государственной власти, включавшей
в себя и военные функции, в отличие от термина
"potestas", который указывал на существование
только высшей гражданской власти. В современном
же смысле понятие "империя", обозначающее госу¬
дарство, имеющее колониальные владения, стало
применяться сравнительно недавно. При этом у не¬
которых народов на определенном этапе их суще¬
ствования имперские тенденции были вполне
естественным состоянием, формой борьбы за свое
место в мировом сообществе.
Авторы прослеживают этапы развития нацио¬
нальных историй в советский период, отмечая ряд
кампаний по "обузданию" национальных историо¬
графий и историков, которым вменялось в вину
одностороннее подчеркивание национального мо¬
мента в ущерб интернациональному, и приходят
к логичному выводу, что сам характер официаль¬
ной идеологии в то время не оставлял места
национальной истории в советской историографии,
сохраняя за ней только "парадный" характер. По
мнению Г. Бордюгова и В. Бухараева, национальная
история в СССР находилась где-то на задворках,
а национальный историк был "декоративной" фигу¬
рой. Это было действительно так, но следовало бы
добавить, что в этот период национальная история
нашла некоторую нишу в этнографической (этно¬
логической) науке.
Авторы первого раздела (помимо уже упоминав¬
шихся, свои труды здесь представили С. Констан¬
тинов, А. Ушаков, М. Мамедов и Т. Гузенкова)
199
пришли к единодушному выводу, что после исчез¬
новения старых мифологем вроде "тюрьмы наро¬
дов" (на смену которой пришли позднее "дружба",
"нерушимый союз" и т.п.) национальная историо¬
графия государств, образовавшихся после распада
СССР, и современных российских республик почти
повсеместно, за исключением разве что Беларуси,
стала создавать новые, прибегая к аргументации
порой весьма сомнительного характера, причем
движение в этом направлении идет по нескольким
направлениям. Одним из них является стремление
изобразить Россию как страну-агрессора, влияние
которой на нерусские народы было исключительно
негативным, а сами эти народы приобрели черты
жертвы, подвергаясь последовательной русифика¬
ции. Это особенно выпукло показано на основе
анализа учебной литературы, проведенного Т. Гу-
зенковой, которая отметила, например, что в учеб¬
нике по истории Татарстана для 5-6-х классов
период с момента падения Казанского ханства до
начала XIX в. преподносится как беспросветный,
неимоверно тяжелый для татарского народа.
Нельзя сказать, что здесь нет проблемы. Но
главное заключается в противоположной оценке
народами России одних и тех же исторических
фактов. Так, для русского населения России и тем
более для русской истории день взятия Казани
войсками Ивана IV знаменует начало разгрома
последних осколков Золотой Орды, установление
контроля над волжским водным путем, первые
шаги к проникновению в районы Каспия и Сибири.
В современном же Татарстане этот день совер¬
шенно официально признан днем национального
траура, и никакие призывы к пониманию значи¬
мости общероссийских интересов здесь, увы, не
помогают.
В настоящее время создание автономной от
центра национально-регионально^ системы образо¬
вания воспринимается народами России (наряду
с повышением статуса родного языка) как важ¬
нейшее свидетельство обретения ими полноценного
национального статуса. Ранее национальные школы
выступали прежде всего трансляторами не нацио¬
нальной, а советской культуры на родном языке,
а посему воспринимались населением (да собствен¬
но и были таковыми) лишь в качестве подго¬
товительного этапа на пути к получению полно¬
ценного русского образования. Эта система поро¬
ждала и развивала у населявших страну народов
всевозможные комплексы, следы которых легко
можно обнаружить в содержании проектов новых
концепций национальных школ, опубликованных
в 1990-х гг.
В свою очередь, логика политической борьбы
на местах ведет к тому, что исторически обуслов¬
ленная (например, проблемами индустриализации)
и оправданная (как окно в мир и средство само¬
реализации всех народов страны), эта монополия
подается и начинает восприниматься читающей
публикой исключительно как искусственный и на¬
вязанный народам продукт русификации. Распад
СССР многими авторами и mass media преподно¬
сится сегодня как цивилизационное поражение рус¬
ской культуры в ее столкновении с западной куль¬
турой. Отсюда освобождение от нее и вестерниза¬
ция собственной жизни видится чуть ли не на¬
ционально-освободительной задачей. И хотя, как
свидетельствует опыт постсоветских лет, вопреки
всем декларациям ряда местных политиков насе¬
ление республик в подавляющем большинстве не
собирается лишать своих детей возможности
получения образования на русском языке и знания
русской истории, проблема статуса русской куль¬
туры была поставлена повсеместно.
Т. Гузенкова отмечает, что "учебная истори¬
ческая литература повышает самоценность наро¬
дов, делает их творцами истории, но одновременно
она фиксирует и закрепляет в сознании дисбаланс
местных национальных и общероссийских интере¬
сов". В этом кроется реальная опасность превра¬
щения любых национальных школ в консолиди¬
рующие центры национализма и даже шовинизма.
Естественно, инициаторами и сторонниками созда¬
ния национальных школ являются представители
интеллигенции. Образованные слои населения, как
это ни парадоксально, чаще всего являются пита¬
тельной средой негативных ожиданий (подозрений)
в сфере национальной политики и объектом самых
примитивных манипуляций на националистической
почве. Еще Аристотель заметил, что нет такой
глупости, в которую не поверил бы человек,
считающий себя мудрым.
Сейчас ни одна из республик, автономных обла¬
стей, округов не обходится без создания нацио¬
нальной концепции образования, ни одна из кото¬
рых не прошла широкого обсуждения и не была
утверждена на государственном уровне. Более того,
их разработчики не учитывали таких факторов, как
численность нации, ареал ее расселения, наличие
учительских кадров и материальных возможностей
для издания учебников, особенно когда они пишутся
не для тысяч и сотен детей, а для 10-12 человек. Все
эти концепции оторваны от насущных проблем
нации, несут в себе много декларативного, нереаль¬
ного, хотя исходная задача была хорошая - вос¬
создать национальную культуру и этнопедагогику.
Ставился вопрос: что делать? Но на вопрос: как
делать? - ответа не было. И многие из этих
концепций остались и останутся нереализованными,
так как не имеют организационной базы, не отра¬
жают основных запросов ни родителей, ни детей.
Вторая составляющая новых идеологических
мифологем национальных историографий - это
предельная героизация исторических фигур, высту¬
павших с националистических позиций. Авторы
сборника приводят немало примеров, но можно
ограничиться лишь одним. Для украинского нацио¬
налиста Мазепа - настоящий национальный герой, в
советских же школах его не называли иначе как
"изменником". Но Мазепа действительно добивался
200
независимости Украины и ничего другого, когда
взбунтовался против России и обратился к шведам.
В договоре, заключенном им с Карлом XII,
говорится именно об этом. Другой вопрос - мог ли
этот договор стать реальностью даже при более
удачно сложившейся для договаривающихся сторон
ситуации? Мазепу можно, конечно, считать измен¬
ником, так как он нарушил присягу, данную им как
гетманом Украины Петру, но кем тогда считать
Хмельницкого, который неоднократно давал и так¬
же неоднократно нарушал присягу Речи Посполи-
той? С точки зрения политического цинизма,
историческая ошибка Мазепы заключается в не¬
верной оценке им внутреннего потенциала России и
Швеции или, образно говоря, в ставке не на ту
лошадь.
Что же касается оценки движения Хмельниц¬
кого, о чем также упоминают Г. Бордюгов
и В. Бухараев, то в прежних школьных историче¬
ских курсах оно трактовалось практически одно¬
значно: Хмельницкого всегда представляли общена¬
циональным лидером украинского крестьянства
и казачества, изначально стремившимся к воссоеди¬
нению Украины с Россией. Однако многие факты
говорят о том, что Хмельницкий добивался полной
независимости Украины, а не вхождения ее в состав
какого бы то ни было государства. Но, будучи
трезвым и прагматичным политиком, он понял, что
в его время это было нереальным. Отсюда берут
начало его политические комбинации, в результате
которых он пытался выторговать за переход
Украины под чью-либо руку как можно больше и в
конечном итоге предпочел Россию, хотя известно -
и это весьма показательно, - что во время небла¬
гоприятного для России поворота в ее последующей
войне с Польшей Хмельницкий вел секретные пере¬
говоры с шведским королем и трансильванским кн.
Ракоци, пытаясь найти в их лице новых союзников.
Но для украинского национализма (а именно в
таком ключе рассматривается и преподается сейчас
история на современной Украине) гетман Хмель¬
ницкий - это честолюбивый предатель, который во
имя укрепления своих позиций, воспользовавшись
обстоятельствами, обратился за покровительством
к русским. Следует, правда, отметить, что советская
историография 1920-1930-х гг., признавая Хмель¬
ницкого лидером украинского народа, тем не менее
также отмечала, что он предал его, заключив
соглашение с крепостнической Москвой.
Третьим направлением современных националь¬
ных историографий авторы сборника считают
стремление "удревнить" историю своего народа,
привести его к истокам какой-либо древнейшей
цивилизации, показав его вековую значимость. При
этом отмечаются не только явные натяжки, но и
явная научная недобросовестность авторов ряда
работ. Весь второй раздел сборника посвящен
анализу становления национальной исторической
науки в ряде бывших союзных республик СССР, где
эта проблема поднимается особенно часто. Авторы
раздела (А. Искандерян, Б. Арутюнян, Ю. Анча-
бадзе, М. Сембинов, И. Благодатских, В. Васильев и
Р. Шукуров) последовательно рассмотрели подоб¬
ные процессы в Армении, Грузии, Азербайджане,
Казахстане, Молдове и Приднестровье, Украине и
Таджикистане. Спектр регионов, как видим,
достаточно широк.
При всей разности авторских подходов к этой
проблеме и стилевой несхожести их статей (чего,
впрочем, избежать в такого рода издании весьма
непросто) почти во всех обзорах присутствует одна
доминанта: результаты создания новой истори¬
ческой мысли в молодых независимых государствах
пока далеки от идеальных, несмотря на выход
в свет ряда высокопрофессиональных трудов.
Отмечается явная тенденция к этноцентризму
в исторической проблематике, исчезновение ряда
научных направлений, неоправданно апологетиче¬
ское изображение многих спорных исторических
персонажей. Все это, по мнению авторов сборника,
стало следствием очередной волны политизации
исторической науки, вновь вынужденной обслужи¬
вать элитные властные структуры, только уже
с иным вектором.
Здесь не место давать оценку политическим
системам постсоветских государств. Отметим толь¬
ко, что процесс их создания сопровождается этни¬
ческой эйфорией, упоением национальной атрибу¬
тикой и символикой. Затягиваясь, эйфория само¬
стоятельности в ряде новых государств перерастает
в этническое правление - этнократию с идеалом
этнически чистого общества. Этнический режим
неизбежно вынужден нарушать права инонацио¬
нальных меньшинств. Хочешь быть у власти - будь
этнопатриотом. Этническая идея требует этниче¬
ской среды, в которой проявляется этническое
превосходство, а это неминуемо требует соответ¬
ствующего идеологического оформления.
Третий раздел сборника поднимает внутрирос-
сийские проблемы развития национальной истори¬
ческой науки. Ее состояние в северо-кавказских
республиках проанализировано в очерке Л. Гатаго-
вой. Отмечая проблемы, аналогичные рассмотрен¬
ным выше, автор тем не менее считает, что после
отказа от прежней идеологии в общественном
сознании стало нарастать чувство катастрофизма
и что в этой ситуации местные историки создали
достаточно благоприятный для населения духовно¬
психологический фон, сумев преодолеть массовые
этнопсихологические комплексы. И все же Л. Гата-
гова отмечает, что тяжелейшие кризисные явления,
охватившие Северный Кавказ (не говоря уже
о прямых военных действиях на его территории),
побуждают власти отвлекать население идеями
национального мессианизма и всяческим муссирова¬
нием реальных и мнимых "исторических обид". При
этом наиболее популярной темой в этом регионе
является Кавказская война XIX в., по истории
которой уже вышла масса публикаций. Но Л. Гата-
гова не видит в них каких-то концептуальных
201
прорывов или свежего взгляда на эту проблему,
отмечая лишь наполнение этих работ богатым
фактическим материалом.
С. Исхаков, рассматривая современную историо¬
графию народов Поволжья и Урала, отмечает, что
в советский период возникла своего рода "татаро-
фобия”, когда вследствие покорения Золотой
Ордой Руси тюркские народы признавались по¬
стоянным врагом славянства. Это действительно
имело место. Сам термин "монголо-татары",
прочно устоявшийся в отечественной историогра¬
фии, вызывал недовольство у татарской общест¬
венности, и некоторые историки даже предпочи¬
тали пользоваться понятием "ордынцы" (В.В. Кар-
галов), хотя и оно является недостаточно точным,
так как географически охватывает только часть
обширной державы и далеко не полный период ее
существования. С. Исхаков справедливо отмечает,
что многие учебные пособия, изданные в Москве,
содержат искаженные представления о мусульман¬
ских народах и исламо-христианских отношениях.
Достоинством ряда учебных изданий, выходящих на
Урале и в Поволжье, он считает попытку показать
взаимосвязь истории народов России, изложение
региональной истории в контексте общероссийской.
Тем не менее С. Исхаков также признает, что в ряде
работ национальных историков Урала и Поволжья
ярко выражен этноцентрический подход, что во
многом инициировано определенными кругами
этнической элиты. С его точки зрения, попытки
создания в этом регионе национальных историй
сводятся к построению новых версий, подчас
квалифицированных и относительно объективных,
но гораздо чаще в высшей степени при¬
страстных.
Е. Зубкова и А. Куприянов ставят весьма любо¬
пытный вопрос - есть ли у русских своя нацио¬
нальная история? Для ответа на него они обра¬
щаются к оценке современного массового исто¬
рического сознания и, проанализировав результаты
разного рода социологических опросов, приходят к
выводу, что массовое сознание россиян после
расставания с идеологическим советским наследием
эволюционирует к символам прошлого в том же
направлении, что и государственная система цен¬
ностей. Но значит ли это, что реанимированная
в последнее время "русская идея" сможет стать
государственной идеологией и соответствующим
образом влиять на историческое сознание? Ана¬
лизируя ряд исторических трудов, авторы статьи
утверждают, что в России сейчас существует
несколько "русских историй", не являющихся офи¬
циальными и создающихся практически автономно.
По их мнению, "русская идея" станет государ¬
ственной, державной только в случае исключения
из нее этнического оттенка (позиция явно неприем¬
лемая для русских националистов), что приведет
к восприятию русской истории прежде всего как
истории государства Российского. И здесь снова
возникает вопрос, что же такое национальная
история - история народа или государства?
Е. Зубкова и А. Куприянов полагают, что осо¬
бенности исторического формирования и развития
русского общества и государства (желательно было
бы, однако, хотя бы в самых общих чертах пояс¬
нить, какие именно особенности) не могут свести
национальную историю России к истории этниче¬
ских русских. Авторы подкрепляют свою позицию
ссылкой на мнение большинства профессиональ¬
ных историков, не видящих необходимости выде¬
ления из российской истории чисто русской ком¬
поненты. Однако остается открытым вопрос, в ка¬
кой степени и в каком объеме эта компонента
должна там присутствовать.
В заключительном очерке сборника Д. Олейни¬
ков и Т. Филиппова, подводя итог оценке нацио¬
нальных историй современности, пишут, что "вос¬
паление этичности" замещает у нас иное социаль¬
ное явление - повышенную реакцию на очередную
модернизацию. По их мнению, национальной идее
у нас не удается стать духовным компенсатором
очередного "большого скачка". Отсюда - полити¬
зация национальной истории и опять превращение
ее в служанку теперь уже новой идеологии, которая
в большинстве случаев носит этноцентристский
характер. Как считают авторы, только что обра¬
зовавшимся государствам следует писать не исто¬
рию государствообразующего этноса, а историю
населения территории в определенных границах, не
забывая при этом динамику границ во времени.
Они полагают, что при этом можно создать интер¬
национальную историю при сохранении черт
национальной неповторимости. Очень знакомый
тезис.
Довольно значительное место в сборнике зани¬
мает приложение, где национальная история на¬
глядно представлена в виде государственной симво¬
лики, текстов политических и исторических доку¬
ментов и т.п.
Книга не свободна от ряда недостатков. Выше
уже говорилось, что в ряде случаев авторы допу¬
скают терминологические вольности и смещение
понятий. В большинстве случаев это не носит
принципиального характера, но на одном моменте
следует остановиться особо. Почти все авторы
сборника, говоря о советских и постсоветских
элитах, считают их чем-то совершенно различным,
причем в постсоветские элиты чаще всего вклю¬
чаются те слои национальной интеллигенции,
которые ранее не были причастны к властным
структурам. Думается, что это далеко не так.
Действительно, многие из представителей нацио¬
нальной интеллигенции получили возможность
открыто высказывать свои взгляды, которой они
прежде были лишены. Но практика последних лет
показывает, что властную верхушку в большинстве
случаев составляет все та же партийно-советская
номенклатура (за исключением правящих кругов
стран Балтии), которая всего лишь переменила свои
идейные и политические позиции и приспособилась
202
к новой государственной системе, сохранив тем
самым в своих руках рычаги управления ею.
Политическое же значение национальной интелли¬
генции не так велико, как это ей порой приписы¬
вается. Наиболее яркий пример - неудачная
попытка президентства национального интеллиген¬
та 3. Гамсахурдии. Таким образом, можно говорить
лишь о трансформации правящих элит, но никоим
образом не о полной их смене.
Тексты ряда статей порой перегружены факти¬
ческим материалом. Так, в очерке Е. Зубковой
и А. Куприянова излишне много места уделяется
изложению программных положений по "русскому
вопросу" различных политических партий и дви¬
жений, многие из которых уже фактически пре¬
кратили свое существование.
Хочется надеяться, что при дальнейшем изуче¬
нии проблемы будут учтены труды ученых Инсти¬
тута этнологии и антропологии РАН последнего
десятилетия. В институте успешно разрабатывают¬
ся проблемы этнополитики, проводятся серьезные
этносоциологические исследования на материалах
некоторых российских республик, рассматриваются
проблемы федеративных отношений и т.д. (см.
Труды ученых Института этнологии и антропо¬
логии РАН. 1990-1998. Тематический библиогра¬
фический указатель. Отв. ред. д.и.н. Тишков В.А.
Составитель к.и.н. Милова О.Л. М., 1999).
Рецензируемый сборник является весьма цен¬
ным вкладом в российскую историческую науку и,
несомненно, заинтересует как специалистов, так
и самые широкие читательские круги.
В.И. Котов, кандидат исторических наук
(Институт российской истории РАН)
203
Письмо в редакцию
ИСТОРИЯ ОДНОЙ ДИССЕРТАЦИИ
В декабре 1949 г. в Высшей дипломатической школе МИД СССР состоялась защита моей кандидатской
диссертации на тему "Заговор 20 июля 1944 г. и социально-политический характер герделеровской
оппозиции".
Интерес, проявленный тогда научной общественностью к этой работе, объяснялся не только новизной
изложенного в ней материала, но и тем, что в ней затрагивались вопросы, нашедшие отражение
в увидевшей свет незадолго до этого официальной публикации Совинформбюро "Фальсификаторы
истории". Мною была предпринята попытка всесторонне рассмотреть ситуацию, сложившуюся в Германии
к лету 1944 г. Сталинград стал началом отрезвления в различных слоях немецкого общества, вызвав,
в частности, глубокий шок у части фронтовых офицеров. Так возникла идея устранения Гитлера, так
родился замысел заговора, связанного с именем полковника Штауффенберга. Под влиянием побед совет¬
ских войск он торопил события и стремился к контакту с подпольными левыми силами Германии.
Другой видный участник этой акции, бывший гитлеровский комиссар по контролю за ценами Герделер
выступал за альянс с Западом, тогда как Штауффенберг считал, что, поскольку судьба войны решается на
Востоке, политику надо делать вместе с СССР. Затрагивались в диссертации и острые сюжеты, связанные
с деятельностью КПГ, которая до прихода Гитлера к власти по праву считалась второй по значи¬
мости после ВКП(б) партией Коминтерна, а после 1933 г. была обескровлена и вынуждена уйти в глубокое
подполье.
Прежде чем представить диссертацию в Ученый совет ВДШ, я попросил дать свое заключение о ней
некоторых специалистов по данной проблеме, в первую очередь сотрудников кафедры истории междуна¬
родных отношений и внешней политики СССР Военно-политической академии им. В.И. Ленина (я был ее
адъюнктом). Так произошло мое знакомство с преподавателем той же кафедры профессором В.М. Хво¬
стовым, который, как мне стало ясно несколько позднее, имел прямое отношение к подготовке "Фальсифи¬
каторов истории". Как человек, служивший в армии, я попросил также высказать свое мнение и моего
прямого начальника генерал-майора М.И. Бурцева - начальника управления спецпропаганды Главного
политуправления Советской армии. Так появилось его письмо, написанное 3 января 1949 г. и адресован¬
ное начальнику Военно-политической академии генерал-майору М.А. Миронову. Вот что писал тогда
М.И. Бурцев: "Подполковник Бродский написал и представил для просмотра интересную и актуальную
рукопись - об антигитлеровском путче 20 июля 1944 г., в которой неплохо разоблачает широко нашу¬
мевшую буржуазную историографию по этому вопросу. Значительная часть фактического материала
является для советской литературы малознакомой или совсем неизвестной. Политическое направление
рукописи, несмотря на сомнительность некоторых научных формулировок и положений, мне кажется
правильным. Архитектоника рукописи требует изменений - расстановки разделов и т.д. При консультации
ваших научных сотрудников автор мог бы легко исправить, а затем представить рукопись для защиты
диссертации. Многие материалы заслуживают внимания Министерства иностранных дел".
20 июня 1949 г. доктор исторических наук К.Л. Селезнев в своем развернутом отзыве отмечал: «Работа
тов. Бродского посвящена теме выдающегося научного и актуально-политического значения. В советской
литературе она до сих пор не освещена. Тем большее значение имеет предпринятая им первая попытка.
Диссертация тов. Бродского основана на большом материале. Наряду с обширной немецкой и американ¬
ской по преимуществу литературой, в том числе и мемуарной, им использованы многочисленные архивные
документы государственного значения.
Собранные диссертантом материалы подверглись основательной проработке и тонкому анализу; они
продуманы автором, и на их основе им самостоятельно построена оригинальная концепция, последова¬
тельно проведенная им на всем протяжении работы. Рукопись тов. Бродского насыщена интересными
мыслями и содержит много важных выводов. Она читается с неослабевающим интересом. Основные
положения, к которым пришел автор, представляются бесспорными. Особенно большое политическое,
государственное значение имеют собранные им данные, свидетельствующие о тесных связях заговорщиков
с правящими кругами США и Англии и, в частности, с Черчиллем и Алленом Даллесом, об измене
последних в годы войны союзническому долгу в отношении СССР. Они существенно дополняют известную
публикацию Совинформбюро о "Фальсификаторах истории" и изданные МИД СССР "Документы и ма¬
териалы кануна Второй мировой войны" и заслуживают использования советской дипломатией.
204
Выдающееся историческое и политическое значение имеют также собранные автором и неизвестные
доныне сведения о деятельности подпольных коммунистических групп в фашистской Германии в годы
Второй мировой войны. Диссертация тов. Бродского заслуживает скорейшего опубликования в СССР и в
Германии. Желательно также ознакомление с ней историков и международников путем устройства докла¬
дов автора на эту тему. Имеющиеся в рукописи недочеты легко могут быть исправлены автором».
11 августа 1951 г. я получил письмо известного в свое время члена Союза писателей СССР
Н.Н. Шпапова, в котором, в частности, говорилось: «...Приношу извинения в причиненном Вам беспокой¬
стве, но дело для меня не терпит отлагательства. В Ленинской библиотеке я наткнулся на Вашу
диссертацию "Заговор 20 июля". Она меня очень заинтересовала в связи с работой, над которой я сейчас
сижу: подготовка материалов для продолжения темы, начатой мною в вышедших в последние годы моих
двух романах "Поджигатели" и "Заговорщики"».
Наконец, откликнулся и профессор В.М. Хвостов. Но теперь он уже был ответственным работником
МИД СССР, и его заинтересовали не столько материалы диссертации, сколько ее судьба. Владимир
Михайлович Хвостов пригласил меня и порекомендовал защищать диссертацию не в Военно-политической
академии, а в Российской дипломатической школе МИД СССР, где его голос имел бы решающее значение.
В ходе той памятной встречи В.М. Хвостов говорил о недостатке литературы по германской проблематике,
о том, что новые издания поступают в Москву очень редко или не поступают совсем. Последнее обстоя¬
тельство сказывается на оперативной работе, подчеркнул мой собеседник. Он говорил, что с трофейными
архивами дело поставлено у нас из рук вон плохо, что в Тюрингии, например, отдали важные документы
американцам за несколько вагонов армейских ботинок. В этой связи мне как начальнику Берлинского
отдела информации припомнилось, как вскоре после окончания военных действий вывезенные гитлеров¬
цами остатки архивов "Фольксгерихтсгофа" ("Народного трибунала" - нем.) были преданы огню. Это
мотивировалось ненавистью наших солдат к врагу.
Примерно в это же время у меня произошла встреча с известным советским кинорежиссером Михаилом
Роммом. Мастер пригласил меня в свое ателье на Поварской и долго рассказывал о своей работе о жизни
и смерти Героя Советского Союза Мусы Джалиля. Не знаю, почему картина не увидела свет, но темой
режиссер был явно увлечен.
29 декабря 1949 г. я успешно защитил диссертацию, но все старания ознакомить нашу общественность
с результатами моих исследований к успеху не привели. Культ личности Сталина достиг своего апогея.
В СССР развернулась кампания по борьбе с так называемым космополитизмом, сплошь и рядом прини¬
мавшая уродливые, откровенно антисемитские формы. В конце концов диссертацию "арестовали", после
защиты на ней был поставлен гриф "секретно", а затем началась долгая и мучительная история с ее
утверждением в Высшей аттестационной комиссии при Совмине СССР.
В атмосфере насаждающейся тогда всеобщей подозрительности и недоверия (достаточно сказать, что
даже служебное общение с иностранцами требовало присутствия соответствующих свидетелей) я был
неожиданно вызван в Главное политическое управление Советской армии для объяснения. За этим
последовали аналогичные действия в политуправлении Приволжского военного округа, где я тогда служил.
Начальник его выразительно сказал: "Из-за вас я партбилет терять не буду". При этом он добавил, что по
поводу диссертации мне придется ответить в парткомиссии.
Поскольку я был полковником, мною занялась парткомиссия Главного политического управления. Я не
буду утомлять читателя пересказом всех перипетий того разбирательства, в ходе которого меня обвиняли в
антипатриотизме и других смертных грехах. Скажу только, что в парткомиссии даже не затрагивался вопрос
о диссертации. «В лекции, прочитанной в январе 1951 г., - говорилось в решении, - нечетко ориентировал
слушателей по вопросуо построении полного социалистического общества в одной стране и дал неправиль¬
ное определение режима народной демократии в Китае. В другой лекции неправильно осветил вопросов
антигитлеровской коалиции в период Второй мировой войны и не показал ведущей роли в этой коалиции
Советского Союза. В декабре 1951 г. в выступлении на собрании комсомольского актива допустил
политическую ошибку, назвав предателя чехословацкого народа "бывшим видным деятелем" компартии»
(имелся в виду Рудольф Сланский). В итоге мне был объявлен строгий выговор с занесением в учетную
карточку за политические ошибки, допущенные в лекциях и выступлении (протокол № 41 от 23 мая 1952 г.).
Но этого показалось мало. 16 октября 1952 г. начальник Управления пропаганды и агитации Советской
армии М.А. Миронов (тот самый, отзыв которого на диссертацию был приведен выше) направил ученому
секретарю ВАК профессору И.П. Горшкову письмо, где были такие строки: «Как выяснилось при разборе
персонального партийного дела Бродского Е.А. в партийной комиссии при Главном политическом
управлении Советской армии, диссертация Бродского написана по сомнительным источником и содержит
ряд политических ошибок. В диссертации дана неправильная, антиисторическая трактовка сущности так
называемой герделеровской оппозиции и перекликается в трактовке этого вопроса с буржуазными фальси¬
фикаторами истории. Прошу Вас рассмотреть материалы по защите диссертации Бродского Е.А. и поста¬
вить вопрос перед Высшей аттестационной комиссией об отмене решения Ученого совета Высшей дипло¬
матической школы о присуждении Бродскому ученой степени кандидата исторических наук».
205
Однако в связи со смертью Сталина решение по моему делу затянулось. Сказывалась общая обстановка
в стране. 3 декабря 1953 г. я был вызван на заседание экспертной комиссии ВАК по историческим наукам
под председательством профессора Н.А. Смирнова, где развернулась оживленная научная дискуссия.
Особенно активна была академик А.М. Панкратова. Она интересовалась литературой вопроса и тем, что
писали по этому поводу такие деятели передовой немецкой культуры, как Антон Аккерман, Франц Далем
и Карл Ширдеван. Получив исчерпывающие ответы на все вопросы и вновь рассмотрев дело Бродского
Е.А. с учетом представленной им документации, экспертная комиссия единодушно поддержала проект
постановления, внесенный Панкратовой. В нем говорилось: "Учитывая, что в диссертации основные
вопросы поставлены и разрешены правильно на основе первоисточников и литературы вопроса,
диссертация не содержит методических ошибок, после указания экспертной комиссии соискатель внес
необходимые исправления в части документирования источников, а также то, что соискатель обнаружил
хорошую историческую подготовку, экспертная комиссия рекомендует подтвердить решение совета
Высшей дипломатической школы о присуждении Бродскому Е.А. ученой степени кандидата исторических
наук".
8 февраля 1957 г. дирекция Высшей дипломатической школы МИД СССР рассекретила мою
диссертацию.
Я описал все это для того, чтобы наша научная молодежь реально представляла себе тяжелую и унизи¬
тельную обстановку, окружавшую советских ученых-историков в последние годы сталинщины. Возврата
к этим страшным временам быть не должно.
Е.А. Бродский, доктор исторических наук
(Москва)
206
Научная жизнь
КТО ТАКИЕ ДЕКАБРИСТЫ И ЗА ЧТО ОНИ БОРОЛИСЬ?
(Неюбилейные заметки о юбилейных конференциях)
В декабре 2000 г. впервые после долгого - больше 10 лет - перерыва состоялись торжества,
посвященные юбилею восстания декабристов. Торжества прошли с размахом: выставки
перемежались с фестивалями, встречи потомков декабристов - с конференциями, всякого рода
"юбилейные акции" - с презентациями новых книг. Все эти мероприятия помогли нам вспом¬
нить почти забытую истину, что декабристы, как и Пушкин, - "наше все".
Интерес к торжествам был велик. Однако те мероприятия, в которых удалось принять
участие автору этих строк - конференции "Декабристы. Новые материалы" (Санкт-Петербург,
12 декабря), "Истоки и судьбы русского либерализма. К 175-летию восстания декабристов"
(Санкт-Петербург, 14-15 декабря), "Декабристские чтения" (Киев, 20 декабря) и "Декабристы:
175 лет спустя" (Москва, 26 декабря), - заставляют задуматься.
А что, собственно говоря, мы так торжественно отметили в декабре 2000 г.? 175-летие
первой, но неудачной русской революции? Или годовщину разогнанной властями либеральной
демонстрации? Кто стоял во главе этих событий? Профессиональные революционеры, пред¬
шественники большевиков? Или, напротив, интеллигенты, "духовные отцы" советских шести¬
десятников? Да и кого считать декабристами: всех "прикосновенных к делу" или только осуж¬
денных?
Как сегодня следует изучать движение декабристов? Как маргинальное течение в русском
обществе? Или как часть магистрального движения общественной мысли? Существовал ли
"региональный" - украинский, сибирский и т.п. - декабризм? И применимы ли модные "коли¬
чественные методы" для изучения этого явления? Наконец, есть ли перспективы у декабристо-
ведения как отрасли российской исторической науки?
Конечно, данные заметки не претендуют на то, чтобы дать исчерпывающие ответы на все
подобные вопросы. Задача их - представить выявившиеся в ходе юбилейных мероприятий
основные точки зрения на эти спорные, а значит, весьма актуальные вопросы.
Так кто же такие декабристы?
Время появления в русском языке слова "декабрист" точно не известно; впервые оно было
зафиксировано в 1863 г. в Толковом словаре В.И. Даля1. Споры же о том, кого считать
декабристом, начались полтора столетия назад, в связи с публикацией мемуаров самих участ¬
ников тайных обществ. В ходе конференций выяснилось, что однозначного, общепризнанного
ответа на этот вопрос так и не найдено. На сегодня в историографии присутствуют в основном
две точки зрения.
Одна из них сформулирована д.и.н. М.А. Рахматуллиным (Институт российской
истории РАН). В основу его доклада "Кого считать декабристом", прочитанного на кон¬
ференции "Истоки и судьбы русского либерализма", была положена идея, что декабристы - это
руководители и участники тайных (декабристских) обществ, а также те, кто в эти общества не
входил, но участвовал в восстаниях в Петербурге и на юге. При этом основной критерий для
причисления к декабристам - осуждение Верховным уголовным судом. М.А. Рахматуллин
предлагает считать декабристами тех, кто внес реальный вклад в движение, и прежде всего
131 человека, понесшего наказание, а если быть последовательным, то, возможно, и нижних
чинов - участников выступлений 1825-1826 гг., без которых они просто не могли состояться.
Другая точка зрения была высказана в докладе к.и.н. П.В. Ильина (Санкт-Петер¬
бургский государственный университет) «Неизвестные декабристы: о лицах, не вошедших
в "Алфавит" Боровкова» (конференция "Декабристы. Новые материалы"). Подход П.В. Иль¬
ина, одного из составителей указателя "Персональный состав декабристских тайных обществ
(1816-1826)"2, к определению "декабрист" расширительный. Декабристами, по его мнению,
207
могут называться не только все осужденные по "делу 14-го декабря", не только все, попавшие
в "Алфавит" А.Д. Боровкова, но и те, кто сочувствовал тайным обществам или просто знал
о них.
Обе эти точки зрения дают обильный материал для дискуссии.
Если декабристы те, кто был осужден, это позволяет не причислять к ним людей, дейст¬
вительно случайно попавших в поле зрения следствия, а также всякого рода доносчиков на
тайные общества. Однако как же тогда быть с участниками тайных обществ, по той или иной
причине избежавшими ответственности? Считать ли, например, декабристом М.Ф. Орлова,
активнейшего участника Союза благоденствия, или И.П. Шипова, члена Союза спасения
и одного из руководителей того же Союза благоденствия? Известно, что М.Ф. Орлов был
помилован императором по просьбе брата, а И.П. Шипова спас от наказания тот факт, что
в поздних тайных обществах он не участвовал. Эти примеры - наиболее яркие, но далеко
не единичные.
Расширительный подход гораздо более спорен. Согласно ему, декабристы - это и доносчики
А.И. Майборода и И.В. Шервуд, и сенатский чиновник М.И. Васильев, "в нетрезвом виде"
ходивший 14-го декабря около Сенатской площади3, и многие другие, совершенно никакого
отношения к заговору не имевшие. В этом случае велик риск записать в декабристы всех
родственников и знакомых участников заговора. И, в конце концов, "в декабристах" может
оказаться ббльшая часть русского общества начала XIX в.
В кулуарах конференций предлагались и другие ответы на вопрос, кого считать де¬
кабристом. Может быть, декабристы - это непосредственные участники вооруженных мятежей
в Петербурге и на юге? Но как тогда быть с теми, кто состоял в тайных обществах, руководил
ими, но в выступлениях не участвовал - с П.И. Пестелем, Н.И. Тургеневым, С.П. Трубецким?
А если слово "декабристы" синонимично словосочетанию "члены тайных обществ", то как
быть с участниками выступлений, в обществах не состоявшими? Например, с кн. Д.А. Щепи-
ным-Ростовским, осужденным в 1826 г. на вечную каторгу? Д.А. Щепин-Ростовский не состоял
в тайном обществе и 14-го декабря был убежден в том, что защищает интересы "законного
монарха" Константина против "узурпатора" Николая.
Видимо, больше всего близка к истине, так сказать, общепримиряющая точка зрения,
высказанная московским филологом Д.М. Фельдманом (РГГУ), если за почти 150 лет, начиная
от первого употребления слова "декабрист", единого подхода к употреблению понятия не
найдено, то сегодня искать его уже бессмысленно. И историку, пользующемуся этим термином,
наверное, следует в каждом конкретном случае пояснять, какой смысл он в него вкладывает.
Либо вообще отказаться от употребления слова "декабрист", заменив его на нейтральное
словосочетание "член тайного общества" или "участник выступления 1825/26 гг.".
За что боролись декабристы?
Мифотворчество вчера и сегодня
Не секрет, что в советскую эпоху движение декабристов было источником всякого рода
мифов. Главный из них был создан А.И. Герценом и поддержан В.И. Лениным. За герценов-
ским подходом к декабристам как к "фаланге героев", "рыцарям из чистой стали", явлению
уникальному и, в общем, случайному в среде в целом консервативного российского дворянства
надолго был закреплен статус официального. Этот миф жив и сегодня, и подтверждение тому -
реакция очень многих участников конференции на доклад С.Э. Эрлиха (Санкт-Петербург¬
ский филиал Института российской истории РАН) "Мифологические предпосылки отечествен¬
ного декабристоведения. К постановке проблемы" (конференция "Декабристы. Новые мате¬
риалы"). Попытка докладчика научно обосновать основные параметры "герценовско-ленин-
ского" мифа о декабристах натолкнулась на резкое неприятие аудитории, состоявшей в основ¬
ном из потомков декабристов и провинциальных историков старшего поколения.
К разряду до сих пор существующих мифов относится и так называемое региональное
декабристоведение. Историкам каждой отдельно взятой местности хочется доказать, что те
декабристы, которые имели счастье (или несчастье) проживать на их территории, придер¬
живались особых взглядов, связанных с развитием именно этой местности.
Миф возник в 1920-х гг. - в связи с формированием так называемого украинского дека¬
бристоведения. Некоторые киевские историки - С. А. Ефремов, Д.И. Багалей и др. - стремились
доказать, что большинство членов Южного общества и Общества соединенных славян были
украинцами и поэтому имели особую тайную цель - отделение Украины от России4. И хотя
"герценовско-ленинская" школа одержала в конце 1920-х гг. полную победу5 над "украинским
208
декабристоведением", эти идеи не были забыты. Еще в 1991 г. на традиционных киевских
"Декабристских чтениях" звучали призывы выступать исключительно на украинском языке.
Русский язык, по мнению некоторых участников той конференции, не мог в полной мере
выразить идеи южных декабристов - радетелей за украинскую "самостийность".
Однако сегодня ясно, что "украинского декабристоведения" в националистическом смысле
этого понятия больше нет. По крайней мере, на "Декабристских чтениях" 2000 г. подобных
высказываний не было. Напротив, на них постоянно присутствовала мысль о необходимости
объединения русских и украинских историков, занимающихся изучением движения декабристов.
В частности, она была одной из основных и в выступлении академика В.А. С м о л и я
(Институт истории Украины НАН Украины) на открытии конференции, и в докладе его
коллеги д.и.н. А.П. Реента "Взгляды членов тайных обществ на принципы
взаимоотношений между народами и государствами".
"Региональное декабристоведение" сохранилось сегодня лишь в форме декабристоведения
"сибирского". Пожалуй, самый яркий его представитель - д.и.н. С.Ф. Коваль (Иркутский
государственный университет), выступивший в дискуссии на конференции "Истоки и судьбы
русского либерализма". Уважаемый ученый считает (и эта тема звучит в его работах по¬
стоянно), что в Сибири начался новый этап развития декабризма, что и после приговора, на
сибирской каторге, декабристы создавали тайные общества, готовились к продолжению
борьбы с самодержавием6.
Тут, конечно же, хотелось бы поспорить. Естественно, что декабристы продолжали думать
над проблемами исторического развития России и в годы каторги и ссылки. Более того, многие
из тех, у кого не хватало времени размышлять об этом на свободе, задумались именно
в Сибири. Но как эти раздумья могли повлиять на реальный ход российской истории? В любом
случае надо признать, что если на каторге и в ссылке декабристы и пытались "продолжать
борьбу" и воссоздавали тайные общества, кроме них самих и некоторых современных
сибирских историков об этом никто так и не узнал. Единственное исключение - "зерентуйский
заговор" И.И. Сухинова, окончившийся, как известно, смертью основных его участников.
Развивая тему "Декабристы и Сибирь", скорее всего стоит говорить не о политическом
содержании сибирского периода жизни декабристов, а о том огромном влиянии, которое
оказали ссыльные декабристы на развитие культуры этого края. Собственно об этом шла речь
в докладе Т.А. Перцевой и Е.А. Ячменева (Иркутский государственный музей
декабристов) "Итоги и перспективы декабристских исследований в Восточной Сибири" (конфе¬
ренция "Декабристы: 175 лет спустя"). В нем содержался вывод, с которым трудно спорить:
и сегодня мемориальные места декабристов являются культурными центрами края. Да и прак¬
тическая деятельность того же С.Ф. Коваля по изданию замечательной серии "Полярная
Звезда" представляется важнейшим фактором культурного развития сегодняшней Сибири.
Между тем и "герценовско-ленинский", и "сибирский" мифы сегодня постепенно уходят
в прошлое. Гораздо более опасным кажется сознательное мифотворчество, которое разворачи¬
вается на наших глазах. Так, созданию одного из мифов о декабристах была почти целиком
посвящена конференция "Истоки и судьбы русского либерализма". Основная идея заложена
уже в самом ее названии: именно декабристы объявлялись "истоком" "русского либерализма".
Эта идея, конечно, не нова. Сами декабристы, в том числе лидеры тайных обществ, назы¬
вали себя либералами. Однако понятие "либерал" в ту эпоху было синонимично понятию
"вольнодумец" и никоим образом не противопоставлялось понятию "революционер". Так,
отвечая на вопрос следствия об общих чертах всех существовавших в России тайных обществ,
П.И. Пестель писал, что "они все суть политические общества с либеральными намерениями"7.
И добавлял в другом показании: "Революционные же мысли существовали в тайном обществе
прежде еще учреждения оного на Юге, и в них-то состояло главное средство, обществом
предполагаемое для достижения своей цели"8.
Однако организатор конференции - Институт "Открытое общество", - предлагая считать
декабристов "отцами-основателями" либеральной традиции в России, исходил не из тогдашнего,
а из вполне современного звучания этого термина. Под либерализмом в данном случае
понималось прежде всего следование "либеральным" ценностям - ценностям свободы
личности, демократического устройства государственной власти и решения всех политических
проблем исключительно мирными способами. Ибо, по словам профессора Р. П а й п с а
(Гарвардский университет, США), у России нет другого пути, кроме как идти по стопам Запада
(доклад "Западный путь для России или особый?").
Как нельзя кстати тут пришлось мнение выступившего в прениях режиссера В.Я. Моты-
л я, снявшего в 1975 г. культовый фильм "Звезда пленительного счастья". По его мнению,
14-го декабря 1825 г. в России произошла "мирная демонстрация" с требованием конституции
209
и свободы. Но "тоталитарное" царское самодержавие расправилось с "демонстрацией", и введе¬
ние "либеральных ценностей" в российскую действительность пришлось отложить. При этом
В.Я. Мотыль ничего не сказал, например, о гибели от руки одного из "демонстрантов" генерал-
губернатора Петербурга М.А. Милорадовича и полковника Н.К. Стюрлера, о тяжелых ранени¬
ях, полученных в ходе этой "демонстрации" несколькими генералами и офицерами. Выступавший
казался искренне убежденным в том, что декабристы не хотели власти, а в случае своей победы
решили "удалиться от дел". Жаль, что уважаемый режиссер не назвал конкретно тех членов
тайных обществ, которые были против захвата власти. Вряд ли этот список оказался бы велик.
Однако В.Я. Мотыль не историк, поэтому ему позволительно высказывать мнение, про¬
тиворечащее самому начальному историческому знанию. Люди же, так или иначе связанные
с исторической наукой, но стремящиеся во что бы то ни стало "соответствовать" теме конфе¬
ренции, вынуждены были быть осторожнее. Так, по мнению д. филос. н. И.Г. Яковенко
(Институт национальных проблем образования Министерства образования РФ, доклад
"Замыслы и результаты либеральных реформ в России"), декабристы, конечно, были либера¬
лами, но либералами "особого рода". Западные ценности они пытались ввести в России с по¬
мощью "антилиберального" средства - вооруженного бунта. О либералах с "имперской идео¬
логией" говорил и писатель Я.А. Гордин (доклад "Декабристы и Кавказ. Имперская
идеология либералов").
Среди выступавших, конечно, были и ученые, чьи доклады оказались не подвержены общим
соображениям мифотворчества. Кроме упоминавшегося доклада М.А. Рахматуллина (справед¬
ливо заметившего, что пока мы не определимся, кого считать декабристами, говорить об их
"идеологии" - занятие вообще малоперспективное), в этой связи следует назвать выступление
д. филос. н. И.К. П а н т и н а (Институт философии РАН) "Драма российских реформ и рево¬
люций", сделавшего попытку вписать движение декабристов в историю развития как рефор¬
маторской, так и революционной мысли в России. В том же неконъюнктурном ключе были
выдержаны выступление к.и.н. Т.Н. Жуковской (Петрозаводский государственный уни¬
верситет) "Тайные общества декабристов: европейское влияние и российский контекст",
посвященное сравнительному изучению тайных обществ в России и на Западе, и доклад
д.и.н. С.В. Мироненко (Государственный архив РФ) "Реформы в России Х1Х-ХХ вв.
Движущие силы, причины неудач". Особо хотелось бы отметить выступление д.и.н. Е.Л. Руд¬
ницкой (Институт российской истории РАН) "Империя и свобода: феномен Павла Пестеля".
В нем описывался образ мыслей одного из главных руководителей заговора. По словам
Е.Л. Рудницкой, П.И. Пестель - отнюдь не либерал. Его стремление к свободе было нераз¬
рывно связано с идеями военной диктатуры; ориентация на западный путь развития - с национа¬
листической идеей самобытности России. 14-го декабря 1825 г., по мнению исследовательницы,
были предложены не мирные, "либеральные", а именно силовые пути решения российских
проблем. Выступивший в прениях к.и.н. В.С. Парсамов (Саратовский государственный
университет) вообще не увидел в рассуждениях о либерализме декабристов никакой важности.
По его мнению, спор о том, были декабристы либералами или революционерами, - это всего
лишь спор о терминах. В сознании, например, того же П.И. Пестеля он выделил три главные
составляющие - разлагающийся просветительский миф о том, что все люди одинаковы,
романтический миф о самобытности нации и имперскую идею насилия как способа достичь
желаемого результата.
В ходе юбилейных конференций делались попытки создать и более мелкие мифы. Так,
к.и.н. М.М. Сафонов (Санкт-Петербургский филиал Института российской истории РАН),
выступая на конференции "Декабристы: 175 лет спустя" с докладом "14-е декабря 1825 г. как
кульминация междуцарствия", объявил виновницей бунта в столице императрицу Марию
Федоровну, будто бы специально завязавшую клубок противоречий между своими сыновьями
Константином и Николаем для того, чтобы самой занять престол. При этом делался акцент на
сочувственное отношение к императрице со стороны графа Милорадовича, состоявшего с ней в
"близких" отношениях. Хочется верить, что когда этот доклад будет опубликован (если будет),
то в нем появятся ссылки на соответствующие источники.
Как изучать движение декабристов?
Прошедшие конференции показали: среди историков нет единства и в вопросах методологии
изучения движения декабристов. И это не так плохо - многообразие методов обещает дать
исторической науке гораздо больше, чем "единственно верный" марксистско-ленинский подход.
Практически каждый из выступавших на конференциях предлагал свою методологию;
в основном все предложения можно свести к нескольким версиям.
210
В основу конференции "Декабристы. Новые материалы" была положена мысль о необхо¬
димости введения в научный оборот новых источников. Во многих докладах на этой
конференции подчеркивалось, что исчерпанность Источниковой базы для декабристовед-
ческих исследований - миф. И только учитывая новые, не опубликованные до сего дня
источники, можно составить более или менее адекватную картину развития русского общества
1820-х гг.
И действительно, выступления большинства участников этой конференции были построены
на совершенно новых документах. Так, к.и.н. Т.В. Любарская (Российский государствен¬
ный исторический архив) сделала попытку нарисовать психологический портрет декабриста
А.З. Муравьева на основании его переписки с женой, д.и.н. Н.П. Матханова (Институт
истории Сибирского отделения РАН) прочитала доклад на тему "Материалы фонда Корсако¬
вых об отношениях ссыльных декабристов и сибирской администрации", а ее коллега
Е.Н. Туманник-на тему "Новые материалы о жизни и деятельности А.Н. Муравьева
из фондов российских архивов". Близок этому методу оказался и прозвучавший на той же
конференции доклад к. филол. н. Д.М. Фельдмана (Российский государственный
гуманитарный университет) «Понятия "революция", "тираноборчество" и "террор" в теории
и практике декабристов». Новые данные об идеологии декабристов были добыты с помощью
филологических методов: изучения поэтики их мемуаров и следственных показаний. Подобные
изыскания сегодня безусловно актуальны.
В Киеве продолжаются историографические исследования. Школа, возглавляемая д.и.н.
Г.Д. Казьмирчуком (Киевский университет им. Т.Г. Шевченко, доклад "Декабристы на
Украине: достижения и перспективы изучения" на "Декабристских чтениях"), именно в историо¬
графии видит сегодня магистральную линию развития декабристоведения. Такой подход весьма
перспективен: за годы изучения движения декабристов по теме накопились тысячи книг
и статей. И без научного осмысления всего того, что было сделано предшествующими поко¬
лениями историков, практически невозможно идти дальше.
Еще одна методологическая версия звучала практически везде, но особенно отчетливо - на
киевских "Декабристских чтениях" и санкт-петербургской конференции "Декабристы: новые
материалы". Многие выступавшие предлагали изучать движение декабристов методами
краеведения. Безусловно, и этот аспект исследований плодотворен, это доказали в своих докла¬
дах киевский краевед Т. Кавецкая ("Аскольдова могила - памятное место декабристов
в Киеве", "Декабристские чтения"), учитель средней школы селения Воронки Н. Ш у т ы й
("Память о декабристах в селении Воронки", "Декабристские чтения"), сотрудник Выборгского
краеведческого музея З.А. Новоселова ("К вопросу о местах заключения декабристов
в Выборгской крепости", конференция "Декабристы: новые материалы") и ряд других участ¬
ников юбилейных конференций. Во всех этих докладах на основании частных фактов местной
истории делались попытки дополнить общие знания о декабристах, их жизни до и после
вооруженных восстаний 1825/26 гг. Однако на этом пути историков может поджидать и серьез¬
ная опасность: собственно краеведческие установки могут заслонить декабристскую тематику.
Отчасти так произошло, например, в докладе киевского краеведа Л. Бойченко "Нижего¬
родские потомки декабристов" ("Декабристские чтения"): увлекшись историей края, исследова¬
тельница подменила изучение биографий собственно декабристов-нижегородцев изучением их
многочисленного потомства - вплоть до наших дней. Тема, может быть, сама по себе и инте¬
ресная, но к декабристоведению никакого отношения не имеющая.
Еще один метод изучения - количественный (он же "квантитативный") - был предложен на
московской конференции "Декабристы: 175 лет спустя". О.В. Эдельман (Государственный
архив РФ) в докладе "Квантитативный подход к изучению материалов следствия над декабри¬
стами" и московские историки Н.В. Самовер и К.Г. Боленков докладе "Возможности
историко-правового подхода к изучению Верховного уголовного суда над декабристами: новые
методы исследования" попытались переложить на язык цифр одну из самых мрачных страниц
истории декабристов - материалы следствия и суда над ними. В первом случае преследовалась
цель выяснить задачи, которые ставило перед собой следствие, и методы, с помощью которых
они решались. Во втором - речь шла о распределении мнений среди судей, о том, каким
образом эти мнения влияли на участь того или иного декабриста.
Сам по себе такой подход, конечно, интересен. Правда, как представляется, на сегодняшнем
этапе развития исторической науки он не совсем уместен. Попытки "поверить алгеброй
гармонию" возможны лишь в одном случае: в случае существования этой самой "гармонии".
Однако до сих пор не решена важнейшая психологическая загадка, которая неизбежно встает
перед каждым, кто открывает следственные дела декабристов: каковы были причины полного
раскаяния большинства декабристов на следствии? Причины же раскаяния во многом предопре¬
211
делили ответы на "вопросные пункты", а значит, и характер впоследствии задаваемых
участникам заговора вопросов.
Если поставить вопрос шире, то нельзя не согласиться с мнением С.В. Мироненко, выска¬
занным в дискуссии по поводу этих докладов. Историк считает, что попытки понять процесс над
декабристами с помощью только количественных методов, без учета конкретно-исторической
ситуации первой четверти XIX в. ни к чему не приведут. То же мнение - о "формальном
характере" такого рода исследований высказал и М.А. Рахматуллин.
Декабристоведение сегодня: есть ли перспективы?
Выступление к.и.н. Л.Я. Лурье (санкт-петербургская классическая гимназия) в прениях на
конференции "Истоки и судьбы современного либерализма" во многом явилось реакцией на
создаваемый миф о декабристах. Ученый заметил, что, пытаясь вписать декабристов в контекст
"либеральной традиции", многие выступавшие лишь мельком упоминали в своих докладах
деятелей тайных обществ 1820-х гг. Сами же доклады были посвящены "либеральной тра¬
диции" как таковой, причем на самых различных этапах развития отечественной истории
и культуры. Подобное мнение совершенно справедливо. Так, например, профессор Ж. Н и в а
(Женевский университет, Швейцария) сделал доклад на тему «Либерализм и русская литература
"серебряного века"»; попыткой осмыслить некий миф о стоящем рядом с властью и влияющем
на эту власть интеллигенте - от Карамзина до автора современных избирательных технологий
Глеба Павловского - стал доклад д. филол. н. А.Л. Зорина (Российский государственный
гуманитарный университет) «"Записка о древней и новой России" Н.М. Карамзина в обще¬
ственном сознании 1960-1990-х гг.». А выступивший в прениях главный редактор журнала
"Вестник Европы" В. А. Ярошенко, упомянув, что в 1825 г. в России состоялось первое
внятное выступление гражданского общества, потом долго говорил о деятельности правитель¬
ства Е.Т. Гайдара и о других вполне современных реалиях. Видимо, обобщив впечатления от
всех подобных выступлений, Л.Я. Лурье пришел к выводу, что декабристоведение сегодня не
имеет перспектив в развитии - нет "контекста", в котором члены тайных обществ были бы
интересны сами по себе. Вот с этим хочется не согласиться.
Естественно, что попытки рассматривать российскую историю вообще и движение декабри¬
стов в частности в рамках очередного - уже современного - "изма" будут продолжаться.
Однако многие доклады как на этой, так и на других юбилейных конференциях показали:
серьезные ученые сегодня продолжают профессионально заниматься темой. Они стремятся
выработать объективный, свободный от конъюнктурных соображений взгляд на эпоху
1820-х гг.
Еще одно свидетельство того, что декабристоведение живо - присутствие на всех конферен¬
циях молодых историков - киевлян, москвичей, петербуржцев. Тех, кому еще только предстоит
защитить кандидатские диссертации и написать монографии. Среди этих историков следует
назвать Г. Глобу, А. Улюр, А. Вербового, М. Казьмирчук, О. Эдельман и многих других.
Большинство из них - ученики маститых профессоров. Конечно, не все еще у них получается,
некоторые пока еще не вполне владеют принципами публичной полемики. Прежде чем они
станут профессиональными исследователями, им еще многому предстоит научиться. Однако,
как явствует из большинства выступлений студентов и аспирантов, молодым историкам
интересно то, что они изучают. И в этом - главный залог их будущих успехов и главная надежда
современного декабристоведения.
О.И. Киянская, кандидат исторических наук
(Российский государственный гуманитарный университет)
212
Примечания
‘Даль В.И. Толковый словарь живого великорусского языка. Ч. 1. М., 1863. С. 426. Ср.:
Эрлих С.Э. Декабристы "по понятиям": определения словарей // 14 декабря 1825 года. Источники.
Исследования. Историография. Библиография. Вып. II. Кишинев, 2000. С. 281-302.
2Пу шкина В. А., Ильин П.В. Персональный состав декабристских тайных обществ (1816-1826).
Справочный указатель// 14 декабря 1825 года. Источники. Исследования. Историография. Библиография.
Вып. II. С. 9-77.
3 Декабристы. Биографический справочник. М., 1988. С. 36, 236.
4Г рушевськийА. Вщ легенди до ¡сторично!' правди (м1сцеве пщгрутня в декабристському рухо-
ei) //Декабристи на Укранп. Вип. 1. КиУв, 1926. С. 1-10; Б а г а л i й Д. Уваги до генези декабристського
руху на УкраУш // Рух декабриспв на У крапп. Харыав, 1926. С. 14-39; Я ворьский М. Основи
декабризма на Укра'пй // Повстання декабршгпв на УкраУнь Харьюв, 1926. С. 5-42.
5 См. об этом: Н е ч к и н а М.В. Русское революционное движение XIX века в советской
историографии // Очерки истории исторической науки в СССР. М, 1966. С. 345.
6 См., напр.: Коваль С.Ф. Декабристы в Сибири. Некоторые итоги и задачи исследования // Сибирь
и декабристы. Вып. 1. Иркутск, 1978. С. 20-27; его ж е. Об эволюции взглядов декабристов в Сибири //
Сибирь и декабристы. Вып. 2. Иркутск, 1981. С. 6-22.
7 Восстание декабристов. Документы и материалы. Т. 4. М.; Л., 1927. С. 106.
8 Там же. С. 111.
КОНФЕРЕНЦИЯ ПО ИСТОРИИ ГОРОДОВ ПОДМОСКОВЬЯ
14 декабря 2000 г. в Московском педагогическом университете состоялась II региональная
конференция по истории Московской области1, посвященная прошлому подмосковных городов.
В ней участвовали специалисты из академических институтов (российской истории, всеобщей
истории, археологии), Московского педагогического университета, РГГУ, Московского госу¬
дарственного университета печати, Тульского государственного университета, Коломенского
государственного педагогического института, а также из Звенигородского и Сергиевопосад-
ского музеев, Российской национальной библиотеки и ряда других научных и образовательных
учреждений.
На конференции было заслушано около 40 докладов2. Работали четыре секции: социальной
и политической истории; экономической истории; истории культуры; археологии. Председа¬
тельствовал на конференции декан факультета истории, политологии и права Московского
педагогического университета, профессор Н.И. Смоленский.
История городов Подмосковья была рассмотрена в широком хронологическом диапазоне,
начиная с протогородских поселений и до конца XX в. Из городов области чаще всего иссле¬
дователи обращались к Дмитрову, Коломне и Сергиеву Посаду. По сравнению с предыдущей
конференцией 1999 г., заметно возрос интерес к археологии, экономическим проблемам и зем¬
скому самоуправлению.
Обратил на себя внимание содержательный доклад к.и.н. А.А. Молчановаи к.и.н.
А.Б. Селезнева, посвященный археологическому изучению древнего поселения, располо¬
женного недалеко от древнерусского города Лопастна, который упоминается письменными
источниками под 1176 г. Значительное место занял в докладе анализ обнаруженных при
раскопках серебряных куфических монет 1Х-Х вв. Подробную характеристику археологиче¬
ского комплекса Хотяжи, датируемого XI - первой половиной XII в. и расположенного на
территории Одинцовского района, дал А.В. Алексеев. Он выделил в поселении признаки,
свойственные протогородским образованиям. Несколько докладов, подготовленных сотрудни¬
ками Звенигородского историко-архитектурного и художественного музея во главе с А.К. Ста¬
нюковичем, касались обнаруженной в мае 2000 г. гробницы преподобного Никиты Столпника
Переславского. Это уникальный случай несомненной идентификации останков почитаемого
святым исторического деятеля. Обнаруженные мощи подтвердили сведения жития о насиль¬
ственной смерти преподобного в 1186 г. (на черепе сохранились повреждения от сильного удара
твердым предметом). Были заслушаны также сообщения о текстильных (И.И. Елкина)
и кожаных (Н.Ш. Н а с ы р о в а, д.и.н. А.К. Станюкович) изделиях, найденных в гроб¬
нице. Обзор белокаменных надгробий ХУ1-ХУН вв., обнаруженных в Борисоглебском
213
монастыре Дмитрова, сделал М.В. Фролов. Об археологических исследованиях Раменского
района в XX в. сообщила Е.А. Куренкова.
Одной из центральных тем на конференции стало источниковедение. К малоизучен¬
ной проблеме отражения истории Подмосковья в европейских источниках обратились д.и.н.
О.Ф. Кудрявцеви д.и.н. Г.И. Королев. В интересном и обстоятельном выступлении
первого из них были проанализированы сведения о подмосковных городах в итальянских
и немецких документах второй половины XV - первой половины XVI в. Г.И. Королев выявил
западные карты XVI-XVII вв., на которых отмечены города региона. Дополняя друг друга,
докладчики продемонстрировали эволюцию точности данных о подмосковных городах в евро¬
пейских источниках. Интерпретации некоторых неясных моментов "Сказания о Мамаевом
побоище" коснулся д.и.н. Р.А. Симонов, связавший описанное в нем "ведовское" действо
воеводы Боброка с астрологическими и хронологическими представлениями средневековья.
Е.А. Тимохина сделала обзор сохранившихся писцовых книг по Коломне и дала источни¬
коведческую характеристику древнейшей из них (1577/1578 гг.). Любопытный источник -
"ценовную роспись" дмитровского кабака 1645 г. - ввел в научный оборот и тщательно
проанализировал его к.и.н. М.Б. Булгаков. На грани источниковедения и архивоведения
находился доклад к.и.н. М.В. Юдина, посвященный источникам по истории пролеткуль¬
товских организаций Московской губ.
Специальные исторические дисциплины были представлены на конференции доклада¬
ми к.и.н. Е.В. Пчеловао генеалогической структуре московской княжеской династии
и к.и.н. О.Н. Наумова, который сделал всесторонний анализ недавно появившегося
в литературе понятия "геральдическое пространство" и на примере Московского региона пока¬
зал возможности его использования при изучении гербов. В содержательном выступлении
к.и.н. И.А. Дмитриевой был оценен вклад С.К. Богоявленского в исследование прош¬
лого Москвы и Московского края. Историографии Подмосковья касался также доклад
к.и.н. В.Н. Захарова, который на основе преимущественно неопубликованных материалов
рассмотрел изучение торговых связей подмосковных городов XVIII в. (в основном Серпухова)
в работах недавно скончавшегося преподавателя Московского педагогического университета
Ю.П. Балашовой.
На конференции был затронут широкий круг политических, социальных и экономических
вопросов истории Московского региона. Новые факты о времени и обстоятельствах присое¬
динения к Московскому княжеству Дмитрова сообщил к.и.н. К.А. Аверьянов. Истории
региональной экономики касались доклады к.и.н. А.И. Раздорского (о торговле
в Можайске XVII в.), Е.Н. Соломатина (о промышленности Каширы во второй половине
XIX - начале XX в.), к.и.н. А.В. Б е л о в а (о дачном промысле ближнего Подмосковья во
второй половине XIX в.). К.и.н. А.А. Ш а б л и н на примере Луховиц исследовал модель
развития в конце XX в. промышленного города. Разнообразной оказалась проблематика докла¬
дов, связанных с социальной историей и посвященных крестьянству, рабочим и интеллигенции.
В. А. Ткаченко выделил основные группы работников Троице-Сергиевой Лавры и показал
их эволюцию в XVII—XVIII вв. Большой фактический материал о беглых крестьянах
в Подмосковье XVIII в. обобщил в докладе д.и.н. М.Ф. Прохоров. Неизвестные ранее фак¬
ты о забастовочном движении рабочих Московской губ. в 1920-е гг. привел И.Н. Лозбенев.
О миграции интеллигенции из Москвы в Сергиев Посад в тот же период сообщила
Т.В. Смирнова.
Традиционной для участников конференции проблемой является история местного само¬
управления. К.и.н. П.В. Галкин представил доклад о роли коломенского земства в дорож¬
ном строительстве, Н.А. Гаврилина-о развитии образования, здравоохранения и благо¬
творительности в Кашире, Е.В. Иванова-о благотворительной деятельности в Коломне.
Подробную характеристику подмосковных городов как центров среднего образования во вто¬
рой половине XIX - начале XX в. дал к.и.н. Н.С. Ватник.
Значительное место заняла в проблематике конференции история культуры. В.В. Чер¬
касов предложил типологию керамических игрушек XV-XVIII вв., найденных при архео¬
логических раскопках в Коломне. Несколько докладов касалось подмосковных усадеб: Зна-
менского-Губайлова (А.С. Кл е м е ш о в), Белой Колпи (В.В. Кузнецов), Суханова
(к.пед.н. Н.В. Покровский). Обобщающий анализ усадебных парков, вошедших в черту
городов Московской обл., сделали к.биол.н. Г.А. По л я к о в а и А.Н. Швецов.
Распространение подписных изданий в Подмосковье в XVIII в. стало предметом исследования
к.и.н. А.Ю. Самарина. О жизни философа и публициста В.В. Розанова в Сергиевом Посаде
проинформировал к.и.н. А.В. Репников, о клубном строительстве в 1920-е гг. -
И.В. Чепкунова, о застройке Новых Черемушек - к.и.н. В.Н. Горлов.
214
Участники конференции затронули широкий круг проблем, раскрывающих прошлое под¬
московных городов в самых различных аспектах. Было убедительно показано, что города на
всем протяжении своей истории являлись важными центрами экономической, общественной
и культурной истории Московского края. Следующая конференция по истории Подмосковья
намечена на начало 2002 г.
О.В. Наумов, кандидат исторических наук
(Московский педагогический университет)
Примечания
'Наумов О.Н. Конференция по истории Московского края // Отечественная история. 1999. № 6.
С. 194-195.
2 История городов Московского края: Тезисы докладов II региональной конференции по истории
Московской области. М., 2000.
215
ДОКТОРСКИЕ ДИССЕРТАЦИИ ПО ОТЕЧЕСТВЕННОЙ ИСТОРИИ, УТВЕРЖ¬
ДЕННЫЕ ПРЕЗИДИУМОМ ВАК РОССИИ В ФЕВРАЛЕ-МАРТЕ 2001 г.
(специальность 07.00.02 - отечественная история и 07.00.09 - историография,
источниковедение и методы исторического исследования)
1. Кривошеев Юрий Владимирович. "Русь и монголы. Исследование по истории Северо-Восточной Руси
ХН-Х1У вв." Специальность 07.00.02.
Диссертация в виде опубликованной монографии выполнена и защищена в Санкт-Петербургском
государственном университете, где работает соискатель.
2. Черная Людмила Алексеевна. "Русская культура переходного периода от Средневековья к Новому
времени". Специальность 07.00.02.
Диссертация в виде опубликованной монографии выполнена и защищена в Московском государ¬
ственном университете им. М.В. Ломоносова. Соискательница работает в Московском государственном
академическом художественном институте им. В.И. Сурикова.
3. Багдасарян Вардан Эрнестович. «"Теория заговора" в отечественной историографии второй
половины Х1Х-ХХ вв.: критика мифологизации истории». Специальность 07.00.09.
Диссертация выполнена в Московском государственном университете сервиса, где работает соискатель,
защищена в Московском педагогическом университете.
4. Герасимов Григорий Иванович. "Деятельность высших военных коллегиальных органов по повы¬
шению боеспособности Красной армии (1921 - июнь 1941 гг.)". Специальность 07.00.02.
Диссертация выполнена и защищена в Военном университете Министерства обороны РФ. Соискатель
работает в Тульском артиллерийском инженерном институте МО РФ.
5. Яблочкина Ирина Валерьевна. "Антигосударственные вооруженные выступления и повстанческие
движения в Советской России (1921-1925 гг.)". Специальность 07.00.02.
Диссертация выполнена в Российской экономической академии им. Г.В. Плеханова, где работает
соискатель, защищена в Московском педагогическом государственном университете.
6. Васильченко Эльвира Александровна. "Государственная политика по формированию, развитию
и организации деятельности женского социума на Дальнем Востоке (1860-1940 гг.)". Специальность
07.00.02.
Диссертация выполнена и защищена в Ивановском государственном университете. Соискательница
работает в Комсомольске-на-Амуре в Государственном техническом университете.
7. Зубкова Елена Юрьевна. "Общественные настроения в послевоенной России. 1945-1953 гг."
Специальность 07.00.02.
Диссертация выполнена и защищена в Институте российской истории РАН, где работает соиска¬
тельница.
8. Минаков Сергей Тимофеевич. "Советская военная элита 20-х годов: состав, социокультурные
особенности, политическая роль". Специальность 07.00.02.
Диссертация выполнена в Орловском государственном университете, где работает соискатель,
защищена в Российском независимом институте социальных и национальных проблем.
9. Дмитриенко Надежда Михайловна. "Сибирский город в XIX - первой трети XX века. Локально¬
историческое исследование на материалах Томска". Специальность 07.00.02.
Диссертация выполнена и защищена в Томском государственном университете, где работает
соискательница.
10. Мягков Герман Пантелеймонович. «"Русская историческая школа": теория и история развития
школы как научного сообщества». Специальность 07.00.09.
Диссертация выполнена и защищена в Казанском государственном университете, где работает
соискатель.
11. Ершов Виталий Федорович. "Российское военно-политическое зарубежье в 1920-1945 гг. (органи¬
зации, идеология, экстремизм)". Специальность 07.00.02.
Диссертация выполнена и защищена в Московском государственном университете сервиса, где работает
соискатель.
216
12. Зайнетдинов Шамиль Рашитович. "Изменения в социальной структуре российского общества
(по материалам переписей населения 1897-1939 гг.)". Специальность 07.00.02.
Диссертация выполнена в Институте истории, языка и литературы Уфимского научного центра РАН,
где работает соискатель, защищена в Институте истории и археологии Уральского отделения РАН.
13. Постников Евгений Серафимович. "Российское сотрудничество на Родине и за рубежом. 1921-
1927 гг." Специальность 07.00.02.
Диссертация выполнена в Тверском государственном университете, где работает соискатель, защищена
в Московском государственном университете им. М.В. Ломоносова.
14. Ермекбаев Жарас Акишевич. "Российские казахи в составе РСФСР и СССР в 1917-1991 гг."
Специальность 07.00.02.
Диссертация выполнена в Кокшетауском государственном университете им. Ч.Ч. Валиханова, где рабо¬
тает соискатель - гражданин Республики Казахстан, защищена в Омском государственном техническом
университете.
15. Кадыров Карим Собирович. "Становление и развитие полиграфической промышленности и книго¬
издательства Таджикистана в XX столетии". Специальность 07.00.02.
Диссертация выполнена и защищена в Таджикском государственном национальном университете.
Соискатель - гражданин Таджикистана работает в АО "Борджома".
16. Ивонин Александр Романович. "Западносибирский город последней четверти XVIII - 60-х гг. XIX в.
в системе региональных социально-экономических отношений". Специальность 07.00.02.
Диссертация выполнена в Институте гуманитарных исследований при Алтайском государственном
университете, защищена в Институте истории Сибирского отделения РАН. Соискатель работает
в Алтайском государственном институте искусств и культуры.
17. Малышева Светлана Юрьевна. "Российское Временное правительство 1917 года. Отечественная
историография". Специальность 07.00.09.
Диссертация выполнена и защищена в Казанском государственном университете, где работает
соискательница.
18. Акашев Юрий Дмитриевич. "Историко-этнические корни русского народа". Специальность 07.00.02.
Диссертация выполнена и защищена в Московском городском педагогическом университете, где рабо¬
тает соискатель.
19. Минц Светлана Самуиловна. "Российская мемуаристика последней трети XVIII - первой трети
XIX в. в контексте историко-психологического исследования". Специальность 07.00.09.
Диссертация выполнена в Кубанском государственном университете, где работает соискательница,
защищена в Московском государственном университете им. М.В. Ломоносова.
20. Усманов Сергей Махмудович. "Восток в общественно-политическом сознании русской интеллиген¬
ции XIX - начала XX века". Специальность 07.00.02.
Диссертация выполнена и защищена в Ивановском государственном университете, где работает
соискатель.
21. Акбиев Арсен Солтанмурадович. "Общественный строй кумыков в XVII-XVIII вв." Специальность
07.00.02.
Диссертация выполнена в Дагестанском государственном педагогическом университете, где работает
соискатель, защищена в Институте истории, археологии и этнографии Дагестанского научного центра
РАН.
22. Журавлев Сергей Владимирович. "Иностранцы в Советской России в 1920-1930-е гг. Источники
и методы социально-исторического исследования". Специальность 07.00.09.
Диссертация выполнена и защищена в Институте российской истории РАН, где работает соискатель.
23. Тарасова Валентина Николаевна. "Высшая инженерная школа России (последняя четверть XVIII в. -
1917 г.)". Специальность 07.00.02.
Диссертация выполнена в Московском государственном университете путей сообщения МПС РФ, где
работает соискательница, защищена в Российском независимом институте социальных и национальных
проблем.
217
24. Арсланов Рафаэль Амирович. "К.Д. Кавелин и становление национальной либеральной традиции в
России”. Специальность 07.00.02.
Диссертация выполнена и защищена в Российском Университете дружбы народов, где работает
соискатель.
25. Маляров Валерий Николаевич. "Мобилизация трудовых и материальных ресурсов СССР на строи¬
тельство оборонительных рубежей в годы Великой Отечественной войны (1941-1945)”. Специальность
07.00.02.
Диссертация выполнена в Военном инженерно-техническом университете, где работает соискатель,
защищена в Санкт-Петербургском государственном университете.
Составлено по Протоколам Президиума ВАК РФ
НОВЫЕ КНИГИ ПО ОТЕЧЕСТВЕННОЙ ИСТОРИИ
(по материалам "Книжного обозрения" за март-май 2001 г.)
Аксенова Е.П. Очерки из истории отечественного славяноведения. 1930-е годы. М.: Институт славяно¬
ведения РАН, 2000. 222 с.
Барабанова А.И., Вершевская М.В., Тихонова Н.С. Тайны "русской Бастилии". СПб.: Белое и Черное,
2000. 158 с.
Беленкин Б. Авантюристы великой Смуты: Россия, XX век: Революция. Гражданская война. 20-е годы.
М.: ОЛМА-Пресс, 2001.447 с. (Великие тайны мира).
Бовин А. Записки ненастоящего посла: Из дневника. М.: Захаров, 2001. 815 с.
Боль Памяти блокадной: Сборник воспоминаний жителей и защитников блокадного Ленинграда / Сост.
Л.Л. Петрова. М.: Гном и Д, 2000. 332 с.
Большаков Л. Повести о поисках и обретениях. М.: Рус. кн., 2000. 496 с.
Бювалда Р. Дневник дипломата: Записки Чрезвычайного и Полномочного Посла Королевства
Нидерландов в Москве. 1986-1990 годы / Пер. с нидерланд. М.: Наука, 2000. 219 с.
Валк С.Н. Избранные труды по историографии и источниковедению: Науч. наследие / Отв. ред.
B. Н. Гинев; Сост. В.Н. Гинев, В.М. Панеях, М.Б. Свердлов. СПб.: Наука, 2000. 664 с.
Великий Устюг: Краеведческий альманах: Вып. 2 / Гл. ред. В.А. Саблин. Вологда: Легия, 2000. 382 с.
(Старинные города Вологод. обл.).
Вернадский Г.В. Начертание русской истории: Учебное пособие для вузов. СПб.: Лань, 2000. 320 с.
(Классики исторической мысли).
Вишневски Э. Капитал и власть в России: Полит, деятельность прогрессивных предпринимателей в начале
XX вв. М.: Старый Сад, 2000. 270 с.
Возвращение к истокам: История Ингушетии в лицах и фактах / Сост. С.А. Хамчиев. Саратов: Регион.
Приволж. изд-во "Дет. кн.", 2000. 576 с.
Встречи с прошлым: Вып. 9/РГАЛИ; Отв. ред. Н.Б. Волкова; Ред.-сост. С.В. Шумихин. М.: Рус. кн., 2000.
480 с. I
Гершензон М. Братья Кривцовы. Биография. М.: Захаров, 2001. 239 с.
Глинка Я.В. Одиннадцать лет в Государственной Думе. 1906-1917: Дневник и воспоминания / Вступ. ст.,
подгот. текста, биогр. словарь, коммент. Б.М. Витенберга. М.: Новое лит. обозрение, 2001. 400 с.
(Россия в мемуарах).
ГУЛАГ: его строители, обитатели и герои: Раскулачивание и гонение на Правосл. Церковь пополняли
лагеря ГУЛАГа / Под ред. И.В. Добровольского. Франкфурт/Майн, М.: Междунар. о-во прав человека,
Три Л, 2001.456 с.
Гумилев Л. Этногенез и биосфера Земли. М.: Айрис Пресс, Рольф, 2001. 560 с.
Дело Рихарда Зорге: Неизвестные документы / Публ., вступ. ст., коммент. А.Г. Фесюна. СПб., М.: Летний
сад, 2000. 192 с.
Евреи России - иммигранты Франции: Очерки о рус. эмиграции / Под ред. В. Московича, В. Хазана,
C. Брейар. Иерусалим: Гешарим; М.: Мосты культуры, 2000. 416 с.
Заболотнов В. Наш позывной "Аист": Записки бывшего партизан, разведчика. Изд. 3, доп., перераб. Тверь:
Обл. книж.-журн. изд-во, 2000. 400 с.
Захарова О.Ю. Светские церемониалы в России XVIII - начала XX в. М.: Центрполиграф, 2001. 329 с.
(Россия забытая и неизвестная. Рос. образ жизни).
218
Земля мелеузовская: былое, будни, будущее: Ист.-информ. сб. / Сост. З.Ф. Рафиков. Уфа: Китап, 2000.
304 с. Посвящ. 70-летию района.
Зенькович Н. Борис Ельцин: разные жизни: В 2 кн. М: ОЛМА-Пресс, 2001. (Досье). Кн. 1: Кремлевский
ослушник. 575 с. Кн. 2: Кремлевский отступник. 576 с.
История России: Учебный минимум для абитуриента / Под ред. В.В. Керова. М.: Высшая школа, 2001.
784 с.
История России с древнейших времен до наших дней: Учебник / А.С. Орлов и др. Изд. 2, перераб., доп.
М.: Проспект, ПБОЮЛ Л.В. Рожников, 2001.520 с.
Кавказ в сердце России: На вопросы современности ответы ищем в истории / Сост. В.И. Десятерик,
В.В. Дементьев; Авт. предисл. С.В. Ястржембский. М: Пашков дом. Фонд им. И.Д. Сытина, 2000. 336 с.
Капица Ф.С. Славянские традиционные верования, праздники и ритуалы: Справочнике. Изд. 2. М.: Флинта,
Наука, 2001. 216 с.
Кичигин В.П. Народная культура Юга России. Опыт систематизации этнофольклорного материала
Белгородской области. Белгород: Обл. тип., 2000. 407 с.
Книга Памяти жертв политических репрессий / Сост. Р.А. Жуйкова, А.И. Гашев, Л.М. Лебедев. Ижевск:
Удмуртия, 2001. 388 с.
Книга Памяти жертв политических репрессий: Т. 2: Российская Федерация. Ульянов, обл. / Сост., ред.
Ю.М. Золотова. Ульяновск: Дом печати, 2001.911с.
Книга Памяти жертв политических репрессий Кировской области: В 4 т. / Сост. В.В. Леготин и др. Киров:
КОГУП, Киров, обл. тип., 2000. Т. 1.518 с. Т. 2. 552 с.
Кожннов В. Россия. Век XX. М.: Алгоритм, 2001. (История России. Соврем, взгляд): 1901-1939: От начала
столетия до "загадочного" 1937 года. Опыт беспристрастного исследования. 445 с. 1939-1964: Опыт
беспристрастного исследования. 397 с.
Корольков Н. Никто не освобождал нас от памяти. М.: Фонд им. И.Д. Сытина, 2000. 262 с. (Время. Эпоха.
Люди).
Костин Б. На подвиг с верой православной: Ист. миниатюры. СПб.: Сатисъ, 2001. 270 с. (Правосл. писатели
России).
Краевскнй Б.П. Лопухины в истории Отечества. М.: Центрполиграф, 2001. 861 с. (Россия забытая
и неизвестная. Рус. фамилии).
Кулик Б.Т. Советско-китайский раскол: причины и последствия. М: Институт Дальнего Востока РАН,
2000. 640 с.
Ламан Н.К., Борисова А.Н. Князь Лев Сергеевич Голицын. Выдающийся русский винодел. Изд. 2, перераб.,
доп. М.: Наука, 2000. 383 с.
Маркова А.Н., Скворцова Е.М., Андреева И.А. История России: Для вузов. М.: ЮНИТИ-ДАНА, 2001.
408 с.
Милютин Д.А. Воспоминания генерал-фельдмаршала графа Дмитрия Алексеевича Милютина. 1843-1856/
Под ред. Л.Г. Захаровой. М.: Рос. фонд культуры, Студия "ТРИТЭ" Никиты Михалкова, Рос. Архив,
2000. 527 с.
Монархические династии: Справочник / Сост. В.В. Латыш. М.: ЗАО «Ред. газ. "Моек. Север"», АОЗТ
"КОДЕКС-М", 2000. 144 с.
Морозов Н.А. Новый взгляд на историю Русского государства. М.: КРАФТ+, ЛЕАН, 2000. 888 с. (История
человеч. культуры в естественнонауч. освещении).
Назаренко А.В. Древняя Русь на международных путях: Междисциплинарные очерки культурных,
торговых, политических связей IX—XII веков. М.: Языки рус. культуры, 2001. 784 с. (Studia histórica).
Николай I. Муж. Отец. Император / Гл. ред. Д. Тевекелян; Сост., предисл. Н.И. Азаровой; Коммент.
Н.И. Азаровой, Л.В. Гладковой. М.: SLOVO / СЛОВО, 2000. 616 с. (Рус. мемуары).
Новохатко О.В. Записные книги Московского стола Разрядного приказа XVII века. М.: Памятники
исторической мысли, 2001. 447 с.
Нуриев З.Н. От аула до Кремля: Воспоминания и размышления. Уфа: Китап, 2000. 392 с.
Особые журналы Совета министров Российской империи. 1909-1917 гг.: 1909 г. / Отв. сост., авт. предисл.
Б.Д. Гальперина. М.: РОССПЭН, 2000. 600 с.
Память: Жертвы политических репрессий. Российская Федерация. Республика Мордовия / Сост.
П.Е. Сенькин, Ф.П. Сараев. Саранск: Мордов. кн. изд-во, 2000. 864 с.
Пермь от основания до наших дней: Исторические очерки / Под ред. М.Г. Нечаева. Пермь: Книж. мир,
2000. 391 с.
Vi их о я Р.Г. Советский Союз: история власти. 1945-1991. Изд. 2, испр., доп. Новосибирск: Сибирский хроно¬
граф, 2000. 684 с.
Плаггенборг Ш. Революция и культура: Культур, ориентиры в период между Октябрьской революцией
и эпохой сталинизма / Пер. с нем. СПб.: Журн. "Нева", 2000. 416 с. (Взгляд издалека: Нем. историки
о прошлом Воет. Европы: Т. 2).
219
Поздеева И.В., Ерофеева В.И., Шитова Г.М. Кириллические издания. XVI век - 1641 год: Находки археогр.
экспедиций 1971-1993 гг., поступившие в Науч. б-ку Моек, ун-та. М.: Изд-во Моек, ун-та, 2000. 416 с.
Полное собрание русских летописей: Т. 6: Вып. 2: Софийская вторая летопись/Подгот. текста
С.Н. Кистерева, Л.А. Тимошиной. М.: Языки рус. культуры, 2001. VIII, 446 с.
Пузырев М. Мысли в смутное время. Архангельск: Правда Севера, 2000. 416 с.
Россия и Британия: Вып. 2. Чтения памяти Н.А. Ерофеева / Отв. ред. В.Г. Трухановский. М.: Наука,
2000. 187 с.
Русский биографический словарь: Дополнит, материалы: Вавила - Витгенштейн/Ред. В.В. Шереметевский.
М.: Аспект Пресс, 2000. 529 с.
Русский праздник: Праздники и обряды народного земледельческого календаря: Ил. энцикл. / О.Г. Бара¬
нова и др.; Авт. предисл., науч. ред. И.И. Шангина. СПб.: Искуссгво-СПБ, 2001.672 с.
Русское национальное меньшинство в Эстонской Республике. 1918-1940 / Под ред. С.Г. Исакова. Тарту:
Крипта; СПб.: Алетейя, 2001.448 с.
Семенова М. Быт и верования древних славян. СПб.: Азбука, 2000. 560 с.
Славянские народы: общность истории и культуры: К 70-летию члена-корреспондента РАН Владимира
Константиновича Волкова / Отв. ред. Б.В. Носов. М.: Индрик, 2000. 488 с.
Сопленков С.В. Дорога в Арзрум: российская общественная мысль о Востоке: Первая пол. XIX в. М.:
Изд. фирма "Воет, лит.” РАН, 2000. 214 с.
Степанов А. Черная сотня: взгляд через столетие. СПб.: Царское Дело, 2000. 144 с. (Б-ка правосл.
монархиста).
Ступишин В. Дорогомилово - Париж: Воспоминания дипломата. М.: ACADEMIA - Рандеву-АМ, 2000.
296 с. (Б-ка изд-ва "ACADEMIA”).
Сучков И.В. Кто есть кто в русской истории: Ист.-биогр. словарь. М.: Изд-во МНЭПУ, 2000. 320 с.
Тайные страницы истории: Сборник. М.: Л Г Информэйшн Труп, ACT, 2000. 416 с.
Тальберг Н.Д. Николай I: Очерки истории императорской России. М.: Изд-во Сретен. монастыря, 2000.
239 с. (Рус. быль).
Тальберг Н.Д. Очерки истории императорской России. М.: Изд-во Сретен. монастыря, 2001. (Рус. быль):
Александр /. 144 с. Александр III. 64 с. Екатерина II. 47 с. Николай II. 127 с. Павел /. 32 с.
Утехин И. Очерки коммунального быта. М.: ОГИ, 2001.215 с. (ОГИ/Полит. ру).
Филатов О.В. История души, или Портрет эпохи. СПб.: Фонд "Державные Традиции", Валери СПД,
2000. 304 с.
Яковлев А. Омут памяти. М.: ВАГРИУС, 2001. 604 с. (Мой 20 век).
220
СОДЕРЖАНИЕ
К 300-летию Санкт-Петербурга
Агеева О.Г. - Петровский Петербург в восприятии современников 3
Курукин И.В. - "Время, чтоб самодержавию не быть"? (Генералитет, дворянство и гвардия
в 1730 году) (Окончание) 12
Дальманн Д. (ФРГ) - Торговое судоходство за Полярным кругом во второй половине XIX века 21
Мамонов А.В. - Граф М.Т. Лорис-Меликов: к характеристике взглядов и государственной
деятельности 32
Зимин И.В. (Санкт-Петербург) - Медики и самодержцы: император Александр II 1 марта
1881 года 54
Лебедев В.Д. - Местные комитеты Особого совещания о нуждах сельскохозяйственной промыш¬
ленности (1902-1904 гг.) 58
Аперьян В.Е. - Научная книга и Российская академия наук 69
У Эньюаиь (КНР) - Нэпманы, их характеристика и роль 78
Маниииг Р.Т. (США) - Женщины советской деревни накануне Второй мировой войны. 1935—
1940 годы 88
Исторические портреты
Шелохаев В.В. - Дмитрий Иванович Шаховской 107
Историография, источниковедение,
методы исторического исследования
Академик РАН Севостьянов Г.Н., Жиромская В.Б. - Юбилей академика РАН Ю.А. Полякова 121
Институт истории полстолетия назад. Беседа с академиком РАН Ю.А. Поляковым 123
Будницкий О.В. - Историк из "поколения лейтенантов" 131
Гордии Я.А. (Санкт-Петербург) - "Сильная власть не исключает личной свободы..." 138
Сообщения
Горский А.А. О древнерусских "землях" 144
Воейков Е.В. (Пенза) - У истоков экологических проблем 150
Кабузаи В.М. - Естественный прирост, миграция и рост населения Европы и Российской империи
в ХУШ-начале XX века 155
Кудрина Ю.В. - Датский Королевский Дом и судьба российских великих князей в 1918-1919 годах 160
Капустин А.Т. (Украина) - Украинское крестьянство и власть в первые годы нэпа 165
Критика и библиография
Гореликова-Голенко Е.Н. - Л.Н. Большаков. Возвращение Григория Винского 174
Каменский А.Б. - Повседневные записки делам князя А.Д. Меншикова. 1717-1720, 1726-1727 176
Долбилов М.Д. (Воронеж) - Р.С. Вортман. Сценарии власти. Миф и церемония в истории русской
монархии. Т. 2: От Александра II до отречения Николая II 178
Григорьев В.С. (Чебоксары) - Население России в XX веке. Исторические очерки. В 3 т. Т. 1.
1900-1939 182
Сдыков М. (Республика Казахстан) - В. Козина. Население Казахстана (конец XIX в. - 30-е годы
XX в.). Кн. 1 183
Сенин А.С. - С.Е. Руднева. Демократическое совещание (сентябрь 1917 г.): история форума 187
Смирнова Т.М. - Ш. Плаггенборг. Революция и культура. Культурные ориентиры в период между
Октябрьской революцией и эпохой сталинизма 189
Козеико Б.Д. (Самара) - Р. Иванов. Сталин и союзники. 1941-1945 гг 192
221
Сысоева Е.К. - Историк и время. 20-50-е годы XX в. А.М. Панкратова 193
Сидорова Л.А. - "Шестидесятники" в Исторической науке России 195
Котов В.И. - Национальные истории в советском и постсоветских государствах 197
Письмо в редакцию
Бродский Е.А. - История одной диссертации 204
Научная жизнь
Киянская О.И. - Кто такие декабристы и за что они боролись? (Неюбилейные заметки о юбилейных
конференциях) 207
Наумов О.В. - Конференция по истории городов Подмосковья 213
Докторские диссертации по отечественной истории 216
Новые книги по отечественной истории 218
CONTENTS
The 300th Anniversary of St. Petersburg
Ageyeva O.G. - Peter the Great's Petersburg as Perceived by Contemporaries 3
Kurukin I.V. - "The Time for Autocracy Not To Be"? (The Generals, the Nobility, and the Guards in 1730)
{The Ending) 12
Dahlmann D. (FRG) - Commercial Shipping across the Arctic Circle in the Second Half of the XIXth
Century 21
Mamonov A.V. - Count M.T. Loris-Melikov: Concerning Viewpoints and Public Activities 32
Zimin I.V. (St. Petersburg) - Medicine and Authority: Emperor Alexander II in March, 1881 54
Lebedev V.D. - Local Committees of the Special Conference on the Needs of the Agricultural Industry
(1902-1904) 58
Aperyan V.Ye. - Science Book and the Russian Academy of Sciences 69
U En Uan (PRC) Nepmen: Their Role and Place 78
Manning R.T. (USA) - Women of Soviet Countrystide on the Eve of World War Two. 1935-40s 88
Historic Portraits
Shelokhayev V.V. - Dmitri Ivanovich Shakhovskoy 107
Historiography, Source Study, Methods
of Historic Research
Ras Academician Sevostyanov G.N., Zhiromskaya V.B. - The Jubilee of RAS Academician Yu.A. Polya¬
kov 121
The Institute of History: Halfcentury Back. RAS Academician Yu.A. Polyakov Remembers 123
Budnitsky O.V. - A Historian from the "Lieutenants" Generation' 131
Gordin Ya.A. (St. Petersburg) - "Strong Power Does Not Preclude Individual Freedom..." 138
Communications
Gorsky A.A. - Concerning Ancient Russia's Lands 144
222
Voyeikov Ye.V. (Penza) - By the Sources of Ecological Problems 150
Kabuzan V.M. - The Natural Increase, Migration, and Growth of the Populations of Europe and the Russian
Empire in the XVIIIth - Early XXth Centuries 155
Kudrina Yu.V.-The Danish Royal House and the Destinies of Russian Grand Dukes in 1918-19s 160
Kapustyan A.T. (Ukraine) - The Ukrainian Peasantry and the Authorities in Early NEP Years 165
Criticism and Bibliography
Gorelikova-Golenko Ye.N. - L.N. Bolshakov. Grigory Vinsky Comes Back 174
Kamensky A.B. - Daily Comments on the Activities of Prince A.D. Menshikov. 1716-20, 1726-27 176
Dolbilov M.D. (Voronezh) - R.S. Vortman. The Scenarios of Power. Myth and Ceremony in the History of
Russian Monarchy. V. 2: Alexander II to the Abdication of Nicholas II 178
Grigoriev V.S. (Cheboksary) - Russia's Population in the XXth Century. Historic Essays. In 3 Vols.
V. I: 1900-1939 182
Sdykov M. (Republic of Kazakhstan) - V. Kozina. The Population of Kazakhstan (Late XIXth Century - The
30s of the XXth Century). Book 1 183
Senin A.S. - S.Ye. Rudneva. The Democratic Conference (September 1917): The History of the Forum 187
Smirnova T.M. - Sh. Plaggenborg. Revolution and Culture. Cultural Guidelines between the Octover
Revolution and the Era of Stalinism 189
Kozenko B.D. (Samara) - R. Ivanov. Stalin and the Allies. 1941-45 192
Sysoyeva Ye.K. - A Historian and the Time. Thee 20s-50s of the XXth Century. A.M. Pankratova 193
Sidorova L.A. - The "Shestidesyatniks” (Men of the 60s) in Russia's Science of History 195
Kotov V.I. - National Histories in the Soviet and Post-Soviet States 197
A Letter to the Editor
Brodsky Ye.A. - The Story of A Dissertation 204
Acamenic Life
Kiyanskaya O.I. The Decembrists: What Are They and What Did They Fight For? (The Non-Jubilee Remarks
on Jubilee Conferences) 207
Naumov O.V. - A Conference on the History of Podmoskovye (Near City) Towns 213
Doctor Dissertations on Russian History 216
New Books on Russian History 218
223
РЕДАКЦИЯ
Отдел новейшей истории
Отдел новой истории
Отдел древней и средневековой истории
Отдел истории народов
Отдел историографии, источниковедения,
методов исторического исследования
Новикова М.А. - Заведующая редакцией
Барыкина Л.Н. - Старший литературный сотрудник
Мац А.Г. - Младший редактор
Секиринскии С.С.
Петров Ю.А.
Французова Е.Б.
Костина Р.В.
Христофоров И.А.
Технический редактор Глинкина Л.И.
Сдано в набор 06.06.2001 Подписано к печати 18.07.2001 Формат 70 х 100 !/|6
Офсетная печать. Уел. печ. л. 18,2 Уел.кр.-отт. 59,3 тыс. Уч.-изд. л. 25,5 Бум. л. 7,0
Тираж 3220 экз. Зак. 2405
Свидетельство о регистрации № 0110244 от 8.02.1993 г.
в Министерстве печати и информации РФ
Учредители: Российская академия наук, Институт российской истории РАН
Адрес издателя: 117997, Москва, Профсоюзная ул., 90
Адрес редакции: 117036, Москва, ул. Дм. Ульянова, 19 Телефон: 123-90-10
Отпечатано в ППП "Типография "Наука", 121099, Москва, Шубинский пер., 6
Налоговая льгота - общероссийский классификатор продукции ОК-005-93,
том 2; 952000 - журналы
224
Индекс 70404
Глубокоуважаемые читатели!
Ученым, специалистам, преподавателям вузов, аспирантам и студентам вели¬
ким подспорьем в труде всегда служили и будут служить научные статьи и книги.
Помочь им, а также работникам библиотек правильно и оперативно ориентировать¬
ся в издательских проектах призван журнал “Научная книга”, с 1998 г. выпускаемый
четыре раза в год издательством “Наука”.
Журнал “Научная книга”:
- это достоверный источник информации о сегодняшнем дне российской науки;
- это оперативные и надежные сведения “из первых рук” о публикациях оте¬
чественных ученых и специалистов;
- это верный компас в море общеакадемических, региональных и институт¬
ских издательских проектов.
Журнал “Научная книга”:
- это профессиональная трибуна издателей, полиграфистов, распространите¬
лей научной книги;
- это интересные, часто уникальные материалы из истории издательской де¬
ятельности как Российской академии наук, так и книгоиздания страны, а также по
актуальным проблемам книговедения;
- это самые последние официальные материалы и нормативные документы,
регламентирующие профессиональную деятельность российских издателей, поли¬
графистов, книгораспространителей.
Журнал “Научная книга”:
- это увлекательный рассказ о рождении и жизни научной книги на всех эта¬
пах ее развития: от “чернильницы” автора до полки книжного магазина, библиотеки
и до рук ученого, специалиста, любителя научной книги;
- это самая свежая информация о состоявшихся в стране и за рубежом книж¬
ных и полиграфических выставках, ярмарках, о презентациях новых интересных из¬
даний;
- это своеобразная “путеводная звезда” в мире научной литературы для уче¬
ных, специалистов и всех книголюбов.
Журнал можно выписать по Объединенному каталогу “Пресса России”, т. 1,
индекс 26099. Возможно также оформление подписки непосредственно в издатель¬
стве “Наука”, тел. (095) 334-74-50.
Отдельные номера журнала можно приобрести в фирме “Наука-Инициатива”,
тел. (095) 334-98-59, а также в редакции (117997, г. Москва, ул. Профсоюзная, д. 90,
к. 327, тел./факс (095) 334-75-21).
б
«НАУКА»
ISSN 0869-5687 Отечественная история, 2001, № 5