ИЗ ИСТОРИИ
ПОЛИТИЧЕСКОЙ И ПРАВОВОЙ
мысли
^

Редакционная коллегия:
П. С. ГРАЦИАНСКИЙ, H. М. ЗОЛОТУХИНА,
В. Д. ЗОРЬКИН, Л. С. МАМУТ

С.Б.МИРЗАЕВ
ПОЛИБИЙ
Москва
«Юридическая литература»
1986

67
M 63
Мирзаев Сергей Бабаевич, кандидат
юридических наук, старший научный сотрудник сектора
советского государства и права Института истории
им. А. Дониша АН Таджикской ССР.
Специализируется в области истории политических и правовых
учений, имеет ряд публикаций, посвященных
политико-правовому учению Полибия, в сборниках
ИГПАН СССР и научных трудах АН Таджикской
ССР.
Ответственный редактор В. С. Нерсесянц,
доктор юридических наук, профессор
1202000000-092
M Г7Г777777 15-86
012(01)-86
© Издательство «Юридическая литература», 1986

ВВЕДЕНИЕ
Традиционно важными для истории политических и
правовых учений остаются воззрения античных, в том
числе древнегреческих, мыслителей. В обширной
тематике, разрабатывавшейся в период античности,
представлены фундаментальные проблемы
государства, власти, политики, права, закона и т. д. Ф. Энгельс
отмечал: «Если метафизика права по отношению к
грекам в подробностях, то в целом греки правы по
отношению к метафизике. Эта одна из причин,
заставляющих нас все снова и снова возвращаться в
философии, как и во многих других областях, к
достижениям того маленького народа, универсальная
одаренность и деятельность которого обеспечили ему
в истории развития человечества место, на какое не
может претендовать ни один другой народ. Другой
же причиной является то, что в многообразных
формах греческой философии уже имеются в зародыше,
в процессе возникновения, почти все позднейшие
типы мировоззрений»1.
На наш взгляд, эту оценку в определенной мере
можно отнести и к творчеству Полибия (ок. 205—
128 гг. до н. э. ), известного древнегреческого
мыслителя и политика, автора «Всеобщей истории в сорока
книгах». В его политико-правовых воззрениях
получили дальнейшее развитие учения Платона,
Аристотеля и их последователей о государстве, его
происхождении и эволюции, формах и т. д. Большой
интерес представляют у Полибия зачатки исторического
подхода к вопросам государства и права. Его
учение— важная веха в истории античной
политико-правовой мысли.
В современной обстановке острой идеологической
борьбы политико-правовые идеи предшествующих
эпох играют существенную роль как источник
аргументов в споре с буржуазной идеологией вокруг
теоретического наследия прошлого. Их анализ с марксистско-
5

ленинских позиций углубляет представление о логике
исторического процесса развития политико-правового
знания, об аспектах взаимосвязи прошлого и
настоящего в данной области, моментах преемственности и
новизны. История политических и правовых учений
была и остается сферой острой идейно-теоретической
борьбы различных школ, направлений, течений,
идеологий. «История идей,—подчеркивал В. И. Ленин,—
есть история смены и, следовательно, борьбы идей»2.
Важность исследования политико-правовых
воззрений Полибия обусловливается тем, что он жил и
действовал в условиях чрезвычайно интересного
исторического периода. Это было время противостояния и
борьбы Греции и Рима, время столкновения двух
миров— эллинского и римского, насыщенное
яркими политическими событиями, многочисленными
войнами и т. п. Жизнь Полибия хронологически
совпала с периодом упадка и подчинения Греции Риму.
Социально-экономическое и политическое своеобразие
этого периода заметно сказалось на его взглядах и
творчестве. По выражению известного немецкого
историка Т. Моммзена, сведения Полибия «подобны
солнцу на поле римской истории: там, где они
начинаются, рассеивается завеса тумана, еще
покрывающего самнитские войны и пиррову войну, а где
оканчиваются, там опускаются новые и, если возможно, еще
более густые сумерки»3.
Основной труд Полибия «Всеобщая история в
сорока книгах»* на протяжении вот уже многих веков
находится в поле зрения историков, философов и
правоведов. Русские ученые обратились к нему в
середине прошлого столетия. Среди них — В. Г.
Васильевский, М. М. Ковалевский, Ф. Г. Мищенко4.
Последний перевел и издал «Всеобщую историю», предпослав
ей обстоятельную вводную статью5. В XX столетии
торчеству древнегреческого мыслителя немало
внимания уделили юрист А. Ященко, историк В. П. Бузес-
кул, историк государства, права, политической мысли
Б. Н. Чичерин6.
В советский период усилилось внимание к
политико-правовым воззрениям Полибия, к поиску
социально-политических детерминант, верных критериев
оценки его наследия. Ряд политико-правовых идей
* Далее — «Всеобщая история».
6

Полибия с позиций политической истории был
освещен уже в книге М. А. Рейснера7. В учебнике
«История политических учений» под редакцией С. Ф. Ке-
чекьяна и Г. И. Федькина рассмотрению его взглядов
на государство отведен отдельный параграф8.
Некоторым аспектам социально-политических взглядов
Полибия, характеристике его отношения к античным
историкам, политическим деятелям современной ему
эпохи посвящены статьи В. С. Тарасенко9. Н. И.
Конрад, проводя сравнительный анализ исторических
концепций Полибия и китайского историка Сыма Цяня
(145—86 гг. до н. э.), рассмотрел учение Полибия о
формах государственной жизни в связи с
исследованием им категорий закономерности, необходимости и
случайности10. В труде известного советского
историка античности С. Л. Утченко, подытожившем
многолетние изыскания автора в области политической
истории эпохи эллинизма и Рима, значительное
внимание уделяется политической концепции Полибия. Она
рассматривается в контексте кризиса полиса,
развития античной философии, эволюции учений о формах
государства11. Историко-философская позиция
Полибия во всех ее главных проявлениях исследуется в
монографии А. И. Немировского12, а его
политико-правовому наследию уделяется специальное внимание в
ряде работ В. С. Нерсесянца13.
Что касается западной исторической и
политической литературы начала столетия14, то еще Ф. Г.
Мищенко отмечал модернизаторский подход западных
исследователей к оценке политической позиции
Полибия и подчеркивал недопустимость перенесения
понятий и терминов XX века на политические процессы
современного историку рабовладельческого общества15.
Из исследований о Полибии более-позднего времени
необходимо отметить книгу Аальдереса, в которой
довольно подробно освещается полибиева концепция
смешанной формы государства, и монографию
французского ученого П. Педека об историко-теоретических
воззрениях Полибия16. Среди исследований англий-
ких и американских авторов выделяются
капитальные труды К. фон Фритца и Ф. У. Уолбэнка17. Оба
автора подробно анализируют взгляды Полибия на
историю как науку и историю как процесс. В
работах У. А. Даннинга, К. Филипсона и Т. А. Синклера18
представлены традиционные аспекты исследования
7

творчества Полибия. Итальянские авторы Д. Мусти
и М. Д'Аддио анализируют историко-философские
воззрения Полибия в связи с историей римских
завоеваний19.
В целом политическим взглядам Полибия на
протяжении длительного периода времени уделялось
определенное внимание лишь в связи с его
философскими, историческими и нравственными воззрениями.
Вместе с тем до сих пор отсутствует обстоятельный
анализ политико-правового учения Полибия в
контексте воззрений его предшественников, современников
и последующих мыслителей, проблем
преемственности и новизны в его взглядах, места и роли в истории
политико-правовой мысли и современной
идейно-теоретической борьбе вокруг наследия прошлого.
Наличие таких существенных пробелов свидетельствует о
необходимости дальнейшей разработки затронутой
темы, имеющей не только специальное, но и
общеметодологическое значение, поскольку она тесно связана
с освещением процесса генезиса и развития принципа
исторического подхода к явлениям общества,
политики, государства и права.

ГЛАВА I
Полибий: жизнь мыслителя
и политика
в
щШ иографические сведения о
ЩВ Полибий приходится
признать скудными. Сам он
обращается к фактам своей жизни лишь в связи с
изложением каких-либо событий во «Всеобщей
истории». Разбросанные по всему тексту отрывочные
упоминания и заметки, будучи сгруппированы и
подвергнуты скрупулезному анализу, в определенной степени
позволяют восстановить жизненный путь историка.
Косвенным образом он может быть восполнен или
дополнен сообщениями других античных авторов, в том
числе Страбона, Тита Ливия, Павсания, Плутарха,
черпавших информацию из произведений (по
большей части утраченных) Полибия.
Значение систематического изложения фактов
биографии историка ясно видно из его же слов: «Я не
только был очевидцем большинства событий, но и
участвовал в них и даже направлял их» (111,4,13)*.
Весьма примечательно и следующее высказывание, в
котором подчеркивается интерес к происходящему
* Римская цифра — порядковый номер книги сВсеобщей
истории», последующие арабские — главы и параграфа.
9

Полибия-исследователя: «Дело в том, что я жил в то
же время, когда описываемые события совершались,
и больше всякого другого вникал в их подробности»
(ХХ1Х,5,3).
О времени рождения Полибия в литературе
высказано много различных мнений1. Так, В. Г.
Васильевский называет 205 г. до н. э.2. Большинство же
авторов лишь приблизительно определяют время его
рождения 210—200 гг. до н. э.
Полибий происходил из знатного
аристократического рода городской общины Мегалополя,
расположенного в Ахайе, в центре Пелопоннеса. Его отец
Ликорт неоднократно занимал важнейшие должности
в Ахейском союзе, куда входил этот полис:
начальника союзной конницы и стратега, фактически
обладавшего всей полнотой исполнительной власти в союзе
(XXIII,16). Кроме того, он избирался в посольства,
назначался начальником вспомогательного войска
союза (ХХШ,12,7; XXIV,6,3—4; ХХПД6). Полибий
характеризует его как видного политического деятеля,
придерживавшегося линии на политическое
возвышение Ахейского союза, подчинение ему всего
Пелопоннеса (11,40,2).
Вероятно, Полибий — благодаря знатному
происхождению— получил весьма основательное
образование, прошел все типичные для эллинистической
Греции стадии воспитания и обучения: до 7 лет —
домашнее воспитание, с 8 до 16—мусическая и
гимнастическая школы, затем гимнасий — с 16 до 20 лет и,
наконец, эфебия3.
По тому, как Полибий писал об обучении Фило-
пемена, своего кумира, можно представить, чем были
наполнены его юношеские годы: «Он слушал
рассуждения философов и читал их сочинения, впрочем не
все, а лишь те, которые, как он думал, могут
способствовать нравственному совершенствованию» (Х,21,3;
24,7; Ливии, XXXV,28; .Плутарх. Филопемен, IX).
Правда, в литературе еще в прошлом веке
высказывались крайне пессимистичные оценки философской
образованности и эрудиции Полибия. Такая точка
зрения встретила серьезную критику. Ф. Г. Мищенко,
например, полагал, что Полибий получил блестящее
образование и был образованнейшим эллином своего
времени.
Об образованности Полибия свидетельствуют ис-
10

пользуемые им произведения историков, философов,
поэтов. Он обнаруживает хорошее знание поэзии
Гомера, анализирует некоторые ее аспекты (ХП,25,1—2;
1Х,16,1; ХП,27,9; XXXIV,2—4), использует
фрагменты из «Илиады» и «Одиссеи» (111,94,4; 2,38,10; XV.12
9), цитирует Гесиода (V,2,6—7; V,13,2; VI,1,12); и
Еврипида (1,35; V,106,4; ХИ,26,5).
Значительно реже встречается имя Платона.
Примечательно, что почти все упоминания о нем связаны
с анализом политико-правовой тематики (VI,5,1; 45,
1; 47,7—10; 48,1; XI 1,28,2). В сохранившемся тексте
«Всеобщей истории» имеются лишь единичные
упоминания об Аристотеле. В полемике с другими
историками Полибий обращался к произведению Аристотеля
(не сохранившемуся), содержавшему описание
конституций 158 полисов («Политии»). При этом он
придерживался точки зрения Аристотеля, выводы
которого считал «более правдоподобными» (ХН,7,4).
Знаком Полибий с учением Академии (XII,26с, 1—5;
ХХХ1П,2) и последователей Аристотеля —
перипатетиков Дикеарха (XXXIV,5,1; 11—16), Пританида (V,
93,8), Феофраста (ХИ,11,5).
Постоянно находятся в поле зрения Полибия и
произведения авторов более позднего времени;
полемике с их взглядами он уделяет много внимания.
Среди них: Антисфен, Зенон, Сосил, Тимей, Фабий, Фео-
помп, Филарх, Эфор. Имена Геродота и Фукидида
упоминаются лишь дважды, в связи с
незначительными вопросами (XII,2; VIII,13,3).
Исходя из содержания «Всеобщей истории»,
можно сделать вывод об общей, в том числе философской
и политической, эрудированности ее автора. Полибий
использует труды Гераклита (IV,40,3; ХП,27,1), Де-
метрия Фалерского, Стратона Лампсакского. Давая
негативную характеристику некоторым
политическим деятелям, он применяет термин «афилософос»,
т. е. чуждый философии (XXI,25,6; XXXV,15,5).
Знание Полибием трудов Платона и Аристотеля, их
последователей подтверждается и тем, что наряду с
исторической он обсуждал философскую проблематику.
Так, он критиковал безграничный скепсис современной
ему Академии, во главе которой тогда находился Кар-
неад. В этой критике Полибий удерживался от крайней
позиции, указывая на то, что и у противников
стоической школы есть дельные мысли и полезные советы.
11

По свидетельству Полибия, в Ахейском союзе
существовал возрастной ценз, согласно которому
граждане, не достигшие 30-летнего возраста, не могли
принимать участия в политической жизни союза, в
том числе избирать и быть избранными в его органы
(ХХ1,24,1—6; XXIV,6,7). Однако это не помешало По-
либию в 181 г. до н. э. стать членом посольства
союза в Египет, хотя «ему не вышел законный возраст»
(XXI V,5)4.
Начало "политической карьеры Полибия совпало
с историческими событиями, которые круто изменили
дальнейшую его судьбу. В 169 г. до н. э. он был
избран на пост союзного гиппарха (начальника союзной
конницы). По значению это была вторая должность
в Ахейском союзе, служившая ступенью к должности
союзного стратега (V,95,7; Х,22,9; XXVIII,7,9). Его
деятельность на этом посту освещается во «Всеобщей
истории» в связи с описанием политических событий
тех лет. Вот ее основные моменты5. Полибий
принимал самое активное участие в политической жизни
Ахейского союза, по его собственному выражению,
«направлял события». Он прилагал усилия к тому,
чтобы наладить отношения с союзниками Рима
(XXVII, 18,7): произносил речи в народном собрании,
предпринял дипломатическую поездку в римский
военный лагерь в Македонии с предложением военной
помощи и т. д. (XXXVIII,12,1—3). Политические
проблемы Полибий решал, исходя из интересов
Ахейского союза и учета римской политики (XXVIII,13).
Рассказывая о своей деятельности, он замечает, что
ставил интересы государства выше личных (XXIX,
1-3).
В Ахейском союзе того времени сложились
соперничающие политические группировки, одну из
которых возглавлял его отец — Ликорт. Суть разногласий
заключалась в том, как относиться к Риму и его
политике на Пелопоннесе и Балканах. Ликорт и, по-
видимому, Полибий держались курса на сохранение
нейтралитета Ахейского союза и тем самым его
независимости. Их противники, возглавляемые Каллик-
ратом, стремились к союзу с Римом и, по мнению
Полибия, желали скорейшего установления контроля
римлян над Ахейским союзом.
О борьбе политических группировок в Ахейском
союзе того времени можно судить по речи Калликра-
12

та перед римским сенатом: «В наше время во всех
народных государствах есть две партии, из которых
одна учит, что необходимо подчиняться идущим от
римлян указаниям и почитать превыше законов,
договоров и всего подобного волю римлян. Другая
партия выдвигает вперед законы, клятвы, договоры и
убеждает народы не нарушать их без крайней нужды.
Это последнее мнение, преобладающее в народе,
гораздо больше отвечает чувствам ахеян...» (XXIV,1I,
2—5).
Учитывая крайне отрицательное отношение По-
либия к Калликрату и его последователям, можно
говорить о его приверженности партии, которая
опиралась на антиримски настроенные широкие слои
населения. Противопоставление клятв, договоров,
законов союза воле римлян отражало патриотический
характер политических лозунгов этой группировки.
Примечательно, что Полибий фиксирует свосотно-
шение к излагаемому исторически, учитывая
положение вещей описываемого времени. Это дает
возможность увидеть эволюцию его
социально-политической позиции.
Как отмечалось в исторической литературе,
«своеобразная метаморфоза — превращение одного из
ведущих деятелей Ахейского союза в искреннего
сторонника установления римского протектората в
Греции и восточном Средиземноморье — не может быть
объяснена субъективными и тем более низменными
причинами»6. В подходе к этой проблеме
необходимо учитывать острую социально-политическую борьбу
как в Ахейском союзе, так и в Греции.
После победы Рима в III Македонской войне
(168 г. до н. э.) Греция фактически лишилась
независимости. Специальная комиссия десяти (коллегия
децемвиров) по поручению сената с помощью про-
римски настроенных греческих политических
деятелей провела мероприятия по подавлению
«духа партий и прочного утверждения тех, которые имеют
в виду только власть римлян» (Ливии, XIV,31—32).
Калликрат и его сторонники получили возможность
расправиться со своими политическими соперниками.
167—166 гг. до н. э. стали переломными в личной
судьбе Полибия. По формальному обвинению в
симпатиях к царю Македонии Персею он в числе тысячи
влиятельных ахейцев был интернирован в Рим для
13

следствия и суда (Полибий, ХХХ,13,6—11; Ливии,
XIV,32; Павсаний, VII,10).
Так завершился первый период жизни и
деятельности Полибия — ахейский, период становления его
как политического деятеля. Учитывая происхождение,
воспитание, круг общения и характер деятельности
Полибия, в целом можно заключить, что его
политические симпатии уже в этот период были
аристократическими. Необходимо отметить также патриотизм
его поведения и деятельности.
Большинство исследователей особо отмечают
римский период жизни Полибия, приходящийся на 167—
155 гг. до н. э. По прибытии в Италию в числе
тысячи ахейских интернированных Полибий остается в
Риме, остальных распределяют по городам и селам
Этрурии (Павсаний, VII, 10,11). Формально
считалось, что ахейцы находятся в Риме для судебного
разбирательства сенатом их антиримской
деятельности. Однако приблизительно в 164 г. до н. э. по
поводу ходатайства ахейского посольства сенат
окончательно определил их положение как заложников
(ХХХ1,6,1). Сам Полибий однозначно определяет
цели, преследуемые сенатом: «Отнять у ахейского
народа всякую надежду на освобождение задержанных
сограждан и привести его к беспрекословной
покорности в Ахайе Калликрату и его
единомышленникам, а в прочих государствах — тем гражданам,
которые слыли за друзей римлян» (XXXI,8,8).
Сохранился фрагмент книги XXXII «Всеобщей
истории», в которой автор упоминает о своем
знакомстве с Публием Корнелием Сципионом Эмилианом
Младшим, приходившимся родным сыном Луцию
Эмилию Павлу Македонскому — победителю Персея.
В свое время он был усыновлен Публием Корнелием
Сципионом Африканским Старшим (ХХХ1,26,4). И
Корнелии и Сципионы — представители нобилитета.
Юный Сципион в глазах Полибия как бы соединял
могущество двух именитых родов в одном лице. При
жизни отца он воспитывался не только в
«староримском» духе: «Его окружали учителя грамматики,
философии и красноречия, мало того, скульпторы,
художники, объездчики, псари, наставники в искусстве
охоты — все это были греки» (Плутарх, Эмилий Па-
вел,У1).
В какой-то степени закономерной кажется встреча
14

римского юноши, тянущегося к знаниям, и
образованного грека — очевидца недавних событий в
Элладе. Уместно будет напомнить слова Плутарха об
Эмилии Павле: «Он после победы над Персеем в
Македонии разрешил сыновьям, большим любителям книг,
забрать себе библиотеку царя» (Плутарх. Эмилий
Павел, XXVIII). Поводом для знакомства послужили
книги и беседы Сципиона и Полибия о них. Между
ними завязываются отношения, в дальнейшем
перешедшие в дружбу. По просьбе Сципиона и его
старшего брата Фабия Полибию было разрешено
остаться в Риме (ХХХП,9,15).
Выяснение взаимоотношений Полибия и Сципиона
весьма затруднено состоянием источников. В
литературе, за некоторыми исключениями, этот вопрос не
получил должного освещения. Что могло сблизить
эллина, если и не из числа подвергшихся репрессиям
политических противников, то по меньшей мере
заподозренных в нелояльном отношении к Риму, и юношу
из знатного рода нобилей?
Бесспорно общезначимой ценностью для Полибия
и Сципиона при всех их социальных и
индивидуальных различиях была блистательная политическая
карьера. Успех мог быть достигнут нравственным
воспитанием и самовоспитанием таких черт
характера, как самообладание, неподкупность и т. п. Поли-
бий предложил себя Сципиону в наставники, но не в
учителя, поскольку «для преподавания иных наук не
будет недостатка в людях» (XXXII,10,7), и был
принят им.
Краткий очерк нравов римского общества вообще
и молодежи в частности, приводимый Полибием в
связи с характеристикой Сципиона (11,11,2), служит
одновременно иллюстрацией его теоретических
положений о роли и значении нравов для стабильности
государства. Согласно Полибию, добиться славы
человека морального и благопристойного трудно, но не
в условиях тогдашнего Рима, где уже наметился
упадок нравов (11,11,4). Молодежь предавалась
порочным развлечениям, расточительствовала,
пьянствовала (11,11,5—6). Причины сложившегося
положения, по его мнению, прежде всего в благополучии
Рима как государства, достигшего политического
господства и материального избытка, породивших рэко-
15

вую восприимчивость римлян к дурным наклонностям
эллинов.
Полибий стремился показать, что его дружба с
Сципионом принесла плоды в первую очередь
самому воспитаннику, выделявшемуся из среды
сверстников таким достоинством, как воздержанность.
Возможно, благодаря своему наставнику и под его
влиянием Сципион позже совершает поступки, с точки
зрения римской морали доблестные. Автор
«Всеобщей истории» сулит читателю в дальнейшем встречу
с поступками и событиями «необычайными» и
предлагает толковать их, исходя из личности Сципиона, а
не из счастливого стечения обстоятельств (XXXI 1,16,
3-4).
Круг знакомств Полибия в Риме не ограничивался
членами дома Сципионов. Он сблизился с другими
неримскими политическими деятелями, по тем или иным
причинам находившимися в Риме. Учитывая возраст
его знакомых, характер взаимоотношений и
некоторые другие моменты, есть основания утверждать, что
он был поверенным в их делах7.
Полибий входил в так называемый «кружок
Сципиона». Знакомство с именами членов кружка, с
их родословной и характером политической
деятельности показывает, что это были аристократы,
связанные отношениями родства, дружбы, совместной
политической деятельности. Сципиону Эмилиану и
его единомышленникам с детства прививалась любовь
к греческой культуре. Знание греческого языка
способствовало расширению образованности римского
общества и считалось признаком хорошего тона.
Изучением греческой философии и риторики завершалось
«высшее образование». Определенный комплекс
прогрессивных культурных идей и представлений имел
в Риме значение и силу, своих сторонников. Филэл-
линство, характеризуемое в литературе как идейно-
политическое течение, несомненно, было
распространено в той части нобилитета, куда входили
сторонники Сципиона Эмилиана8. Большинство из них были
последователями стоицизма, учениками Панэтия.
Политические симпатии отличались консерватизмом и
отвечали «катонову идеалу» древнего римлянина,
«сурового, но справедливого, врага роскоши и
изнеженности»9.
Высказывалось мнение, согласно которому По-
16

либий признавался главным идеологом сципионов-
ского кружка. Однако для такого вывода мы не
находим достаточного основания. На наш взгляд, более
важно отметить другое: Полибий, живя в Риме, был
активен не только в политической, но и в
интеллектуальной сфере. В этом плане имеет значение
высказанное П. Педеком предположение о том, что свое
раннее произведение — биографию Филопемена
—Полибий написал в Риме специально для Сципиона
Младшего10. Не входя в дискуссию относительно
того, кому предназначался труд историка, отметим,
что Полибий имел возможность вести в Риме
активную исследовательскую работу. Известно, что во
«Всеобщей истории» использовано большое
количество документальных материалов. Как свидетельствует
сам историк, в его распоряжении были тексты
договоров, находившихся в табулярии курульных эдилов
на Капитолийском холме11 (111,26,1; Ливии, XXVI,24,
114; XXXVIII,33). О том, что документы изучались
им лично, говорят сохранившиеся в тексте «Всеобщей
истории» официальные формулировки, указания
автора на архаичность языка документов. Положение
друга дома позволяло Полибию пользоваться и
архивом Сципионов. Ему были доступны архивы других
государств, например Родоса12. Примечательно, что
большинство использовавшихся документов
(договоров, постановлений, писем) касалось отношений
Рима с другими государствами (Карфагеном, Родосом,
Иллирией и т. д.) — как в ранний период истории
Рима, так и в недавнем прошлом (1,62,8—9; 111,22,4;
V,25,2; VII,9; XV,18; XXI,46).
Основательными представляются суждения
большинства исследователей о том, что «Всеобщая
история» была задумана и писалась в Италии. При этом
некоторые авторы переносят окончание работы над
ней на более позднее время, когда Полибий
находился в Греции13. Помимо биографии Филопемена и
«Всеобщей истории», Полибием написан ряд
произведений, о которых сохранились лишь упоминания.
Они были посвящены экваториальным обитаемым
землям, истории нумантийской войны, военной
организации римской армии и тактике военных действий.
Нет оснований утверждать, что все они написаны в
Риме. Возможно, некоторые созданы в Греции, куда
Полибий окончательно возвратился в 146 г. до н. э.,
2 Заказ 2640
17

после путешествия по Средиземному морю, и
Атлантическому океану14. Сам автор «Всеобщей истории»
не оставил каких-либо конкретных упоминаний об
этой экспедиции. Возможно, информация о ней
изложена в утраченной XXXIV книге, полностью
посвященной географическим и топографическим вопросам.
Сохранилось лишь высказывание общего характера:
«Мы подвергались опасностям странствований по
Ливии, Иберии и Галатии, также по морю,
ограничивающему их с наружной стороны, главным образом
для того, чтобы исправить ошибки наших
путешественников в этой области и сделать известными
эллинам и эти части земли» (111,59,7—8). Этот отрывок
дополняется сообщением Плиния (V,9—10): «В то
время, когда Сципион Эмилиан начальствовал в
Африке, Полибий, автор анналов, принял от него флот,
чтобы узнать эту часть мира, и, объехав ее, сообщил,
что от этой горы (т. е. Атласа) на запад — леса,
полные зверей, которых порождает Африка, до реки
Анатис на 485 миль...» и т. д. (Плиний, V,9—10).
Исходя из имеющихся данных, большинство
исследователей склоняется к мысли о том, что Полибий
проходил в Атлантический океан через Геракловы Столбы
и путешествовал на юг и на север вдоль
африканского побережья (XXXIV, 15,7).
Имеется свидетельство о пребывании историка в
Египте, Александрии, Гадесе, Керне, в
Атлантическом океане (XXXIV,9,5—8; 14,1—7; 15,9). Таким
образом, в определенной степени маршрут экспедиции
проясняет ее цели. Если считать, что перед Полибием
Сципионом Эмилианом была поставлена задача
сбора информации о существовавших у Атлантических
берегов золотых и оловянных рудников и их рынков,
то легко предположить, что историк использовал это
путешествие и для научных целей. Он придавал
огромное значение географическим данным для
исторического исследования.
К моменту завершения III Пунической войны
(146 г. до н. э.) Полибий вернулся из атлантической
экспедиции и стал свидетелем падения Карфагена. В
рассказе о полном разрушении захваченного города
основное внимание он уделил излюбленному своему
герою — Сципиону Эмилиану. Глядя на пылающий
Карфаген, Сципион испытывает противоречивые
чувства. Победитель, жалеющий поверженных врагов,
18

размышляет о превратностях судьбы, жертвой
которых они стали.
«Будет некогда день, и погибнет священная Троя.
С нею погибнет Приам и народ копьеносца Приама»,—
вспоминает Сципион строки «Илиады». Возможно,
и его родину ожидает подобное будущее (XXXIX,
6,2).
В 146 г. до н. э. Рим не только одержал победу над
Карфагеном, но и укрепил свое господство в Греции,
подавив патриотические выступления Ахейского
союза и разрушив Коринф. Полибий прибыл в страну
после разрушения Коринфа и «видел собственными
глазами, как солдаты играли в кости на картинах,
брошенных наземь» (ХХХ1Х,13). Политическая
реорганизация Греции была поручена прибывшей из Рима
в 145 г. до н. э. сенатской комиссии десяти
уполномоченных. В ее работе принял участие и Полибий
(ХХХ1Х,14,15,16), Результатами деятельности
комиссии явились следующие преобразования: все, а не
только сочувствующие Ахейской федерации, союзы
были распущены; демократические конституции
городов упразднены, установлена форма правления на
основе имущественного ценза; на побежденных
наложены крупные контрибуции и штрафы в пользу Рима
и некоторых греческих городов (Павсаний, VII,16,6;
VIII,6). При этом каждый полис сохранял право
собственности на свою территорию, самоуправление и
суд15.
Какова же была роль Полибия в деятельности
комиссии? Как явствует из текста XXXVIII книги, он
видел свою задачу как патриота в следующем: «Долг
эллина — оказывать в трудных обстоятельствах
всяческое содействие эллинам, то защищая их или
прикрывая их слабости, то смиряя гнев властителей; все
это мы исполняли добросовестно на деле, когда
требовалось» (XXXVIII,6,7—8). Сохранившиеся
фрагменты XXXIX книги говорят о том, что это не пустая
фраза: Полибий действительно вел себя не столько
как побежденный, но как верный союзник Рима,
сознающий свою ответственность перед родиной и
стремящийся предотвратить излишний вред.
Отношение Полибия к завоеванию Греции Римом
может показаться противоречивым. В объяснении
причин происходящих событий он стремится исходить
19

из исторической необходимости возвышения Рима,
предполагающей подчинение ему не только Греции,
но и всего остального «мира». В то же время он не
закрывает глаза на реальную ситуацию в стране и с
горечью констатирует явления экономического и
политического застоя, вызванного частыми войнами,
беспрерывной междоусобной враждой. Однако
действительного противоречия здесь у Полибия нет. Он
считал утрату самостоятельности благом для своей
родины, ибо победа Рима означала и подавление
того широкого демократического движения за
отстаивание политической независимости Ахейского союза,
которое признавалось им как наибольшая опасность
для родины. Поэтому Полибий воздавал хвалу
«изворотливой и ловкой судьбе», боровшейся против
деятелей, возглавивших патриотическое выступление
широких масс. «Заслуга судьбы», по его словам,
состояла в том, что она позволила «быстро сломить силы
эллинов и дать неприятелю победу над ними.
Благодаря этому гнев и ярость римлян не распалялись
больше, не приходили римские войска из Ливии,
равным образом правители эллинов... (демократически
настроенные.— С. М.) не имели возможности,
воспользовавшись победой, проявить на согражданах
всю свою гнусность... Мы бы не были спасены, если
бы не были сокрушены» (XXXIX, 11,9—12).
Полибий чувствовал ответственность за
дальнейшую судьбу родины. Характерен в этой связи такой
эпизод: некий римлянин хотел уничтожить
изображения Филопемена, который, «являясь основателем
патриотической партии, был враждебен к римлянам»
(ХХХ1,4,3). Полибий решительно выступил в защиту
памяти «последнего эллина», и по решению консула
и комиссии памятники были сохранены. По
ходатайству Полибия не были отправлены в Рим
скульптурные изображения Ахея (основателя ахейского
племени) и Арата (ΧΧΧΙΧ,Η,ΙΙ). Он также отказался
получить в дар от римлян конфискованное имущество
лидеров антиримских выступлений. Более того, он
просил своих друзей не покупать ничего из этого
имущества (XXXIX,15,1—3). Такой дар мог сослужить
Полибию плохую службу — скомпрометировать его в
глазах соотечественников, чего он явно не желал.
После отбытия сенатской комиссии Полибию было
поручено наблюдение за ходом политической реорга-
20

низании и разрешением возникающих вопросов.
Известно, что он «написал законы, относящиеся к
отправлению общественного правосудия» (XXXIX, 16,6), т. е.,
видимо, обладая правом законодательной
инициативы, проводил законы через олигархические органы
полисов, выступал судьей в разрешении возникающих
споров о законах, совершал инспекционные поездки
по городам Эллады. Возможно, это не исчерпывающий
перечень возложенных на него полномочий, но ясно,
что они не могли дублировать полномочий
наместника провинции, наделенного высшей военной,
политической и судебной властью. Деятельность Полибия,
по собственному его мнению, увенчалась успехом: в
короткое время он достиг того, что «жители
полюбили дарованное устройство, а законы не порождали
больше никаких трудностей как в частных
отношениях, так и в государственных» (ХХХ1Х,16,2—3),
Видимо, для отчета об этой деятельности Поли-
бий ездил в Рим, о чем сообщает так: «Мы
возвратились из Рима по исполнении этого дела, как бы
увенчавши нашу предшествующую государственную
деятельность: достойная награда за расположение
наше к римлянам. Посему прошу и молю всех богов
о том, чтобы и в последующей жизни сохранить себя
неизменным в том же самом настроении» (XXXIX,19,
1-2).
Оставаясь аристократом по убеждениям,
противником демократических преобразований, идеологом
правящей верхушки, Полибий был убежден в
благотворности для Греции гегемонии Рима, сводящей к
минимуму опасности, с которыми связан подъем
демократического движения: при помощи римлян
упрочивалось положение греческой аристократии,
сохранялось социальное спокойствие в греческих полисах.
Социально-политическая действительность,
крупнейшие события эпохи привели Полибия к мысли об
особом месте Рима в современном ему эллинистическом
мире. Дальнейшее изложение позволит лучше понять
метаморфозу взглядов Полибия, причины, по
которым он превратился в сторонника Рима, его
порядков и т. д.
Деятельность Полибия была положительно
оценена некоторыми слоями греческого общества. В
отдельных городах ему воздавали высшие почести как
при жизни, так и после смерти (XXXIX, 16,4). Павса-
21

ний сообщает о стеле на центральной площади Мега-
лополя с рельефным изображением «знаменитого
мужа Полибия, сына Ликорта» и надписью, из которой
можно узнать, что он много путешествовал, стал
союзником римлян, что ему удалось смягчить их гнев
против Эллады, что он написал «Всеобщую
историю» и т. д. (Павсаний, VI 11,30,4). Неподалеку от
Мегалополя, в храме Владычицы, изображение
Полибия венчала надпись, гласящая: «Эллада не
пострадала бы вовсе, если бы следовала во всем
указаниям Полибия; потом, когда ошибка была сделана,
он один помог ей» (Павсаний, VIII,31,1).
Изображения Полибия имелись также в храме Мантинеи
(рельеф), в Паллантии в храме Коры (статуя), на
площади Тегеи (стела) (Павсаний, VIII,3,1; 44,5; 48,6).
По свидетельству Лукиана, Полибий, упав с
лошади, заболел и умер в возрасте 82 лет.

ГЛАВА II
Методологические основы
политико-правового
учения Полибия
Исторические воззрения Полибия
и его государственническая концепция
всемирной истории
Автор «Всеобщей истории»
предваряет свое
повествование рядом замечаний
общего, теоретического характера. Останавливаясь на
причинах, побудивших его предпринять историческое
исследование, первой он называет необычайность
событий, составивших политическую историю
современного ему Рима. Необычайность эта заключается в том,
что римляне при известных предпосылках (способе
государственного устройства) «подчинили себе весь
мир»: «Где найти человека столь легкомысленного
или нерадивого, который не пожелал бы уразуметь,
каким образом и при каких общественных
учреждениях почти весь известный мир подпал единой власти—
власти римлян — в течение неполных пятидесяти трех
лет?» (1,1,3). Завоевание Римом «почти всего
известного мира» Полибий считает важнейшим событием
своей эпохи, ее содержанием и выделяет как
центральную проблему своего исследования. Тезис о
необычайности событий он подкрепляет сопоставлением
римского владычества с завоевательными успехами других
государств, делая безусловный вывод о том, что
подвиги римлян и их могущество превосходят все подобные
23

деяния предшественников и что в будущем ни один
народ не превзойдет римлян (1,3).
Другая причина, заставившая Полибия обратиться
к историческим изысканиям, — особый, универсальный
характер свершавшихся событий: «Особенность
нашей истории и достойная удивления черта нашего
времени состоят в следующем: почти все события
мира судьба направила насильственно в одну сторону и
подчинила их одной и той же цели» (1,4). Эта же
мысль, но уже как требование соответствия
познавательных средств исторической действительности,
прослеживается и далее: «Невозможно понять общего
хода событий из отдельных историй. В самом деле,
какая есть возможность, читая отдельно, сами по
себе, рассказы о происшествиях в Сицилии или Иберии,
понять всю важность происшедшего в это время или,
что самое главное, уразуметь, каким образом и с
помощью каких государственных учреждений судьба
осуществила поразительнейшее в наше время и
небывалое до сих пор дело, именно: все известные части
обитаемой земли подчинила единой могущественной
власти?» (VIII,4; 1,4,7).
Намечая «точку отсчета», момент, с которого
начнется его повествование, Полибий избирает два
критерия. Во-первых, события, о которых он намерен
рассказать, следуют за теми, о которых писали
другие авторы, например Арат (1,3,2). Во-вторых, и это
самое главное, история в его время приобретает новое
свойство: «Раньше события на земле совершались как
бы разрозненно, ибо каждое из них имело свое особое
место, особые цели и конец. Начиная же с этого
времени история становится как бы одним целым,
события Италии и Ливии переплетаются с азиатскими и
эллинскими, и все сводится к одному концу» (1,3,
3—4). Конкретно это выразилось, например, в том,
что с некоего времени «Филипп (царь Македонии) и
руководящие власти эллинов, начинали ли они войну
друг с другом или заключали мир, не только
сообразовывались с отношениями в Элладе, но и обращали
свои взоры к италийским соглядатаям. Вскоре
подобное положение дел наступило и для жителей островов
и Азии» (V,105,l—6).
Представления Полибия об ойкумене и ее
границах, покоившиеся на данных античной географии1,
неразрывно связывались со Средиземноморьем. Встре-
24

чающиеся в тексте «Всеобщей истории» понятия
«Восток» и «Запад» означали: Восток — эллинистические
государства, прежде всего Грецию и Македонию,
Запад— римское и некоторые другие государства, и
несли преимущественно политическую нагрузку.
Полибий нередко связывал часть света с конкретным
государством или их совокупностью. В таком
контексте «тучи с Запада», например, означали угрозу
Греции, исходившую от Рима.
Началом всемирной истории Полибий полагает то
время, когда римляне, одолев карфагенян во II
Пунической войне, впервые получили возможность
«протянуть руку» к прочим землям, переправив свои
войска в Элладу и азиатские государства (1,3,6). Все
события мира историческая судьба «направила в одну
сторону», подчинила единой цели — превращению
Рима в мировую державу. Историк указывает и
конкретную дату — третий год 140-й олимпиады, т.е. 217 г.
до н. э.
Сказанное помогает уяснить специфику понятия
«всемирная история» в полибиевом исследовании.
Представляется, что собственно географический его
аспект используется историком только в связи с
необходимостью привязать повествование к
определенному региону «мира». Ойкумена ограничена им,
скорее, как политическая арена, место, где
разворачиваются наиболее важные события — войны, гибель и
расцвет государств и т. д., в силу чего прежние
географические ориентиры изменили у Полибия свое
значение, наполнились новым содержанием.
Трудно согласиться с точкой зрения, согласно
которой Полибий все свое повествование строит на
отдельном рассмотрении событий на «Западе» и на
«Востоке»2. Раздельное исследование исторических
событий по странам и последовательное их изложение
(сначала Италия, затем Азия, Египет, Греция), по
нашему мнению, обусловливаются трудностями
подачи огромного количества материала. Техническая раз-
деленность событий служит средством показать во
взаимодействии их единый характер. Полибий
стремится преодолеть известную антиномичность понятий
«Восток» и «Запад» и соединить их в своем
исследовании. В основе представлений историка о динамике
мира лежит идея о постепенном сближении Востока
и Запада, что вообще признавалось им «прекрасней-
25

шим и благотворнейшим деянием судьбы» (1,4,4).
Средиземноморский круг земель приобрел у него
значение мира в силу того, что дуализм Востока и
Запада преодолевался самой исторической «судьбой».
Полибий подчеркивает важность осознания этого факта,
особенно с точки зрения новизны происходящего:
судьба, «обретая много нового и непрестанно
проявляя свою силу в жизни людей, никогда еще не
совершала ничего подобного и не давала такого
свидетельства своей мощи» (1,4,6). В этом высказывании —
мироощущение историка, понимавшего свое время как
эпоху расцвета, подъема новых форм государственной
жизни, расширения политических горизонтов.
В то же время необходимо отметить
ограниченность Полибия в трактовке понятий «всемирная»,
«всеобщая» история. В литературе справедливо
указывалось на то, что всемирная история началась
гораздо раньше — с возникновением эллинизма3.
Вторжение Рима привело к разобщению эллинистического
мира, а не соединило его, как считал Полибий.
В качестве одной из причин написания «Всеобщей
истории» Полибий называет несовершенство
известных ему исторических произведений. Не
останавливалась подробно на отношении Полибия к
предшествующим и современным ему историкам (этот вопрос
достаточно освещается в литературе)4, ограничимся
указанием на то, что тщательный критический анализ
их трудов и выявление даже «не слишком
значительных ошибок» он использовал для формулирования и
развития своей концепции истории как науки. По его
мнению, подход к историческим явлениям как к
изолированным, ни внешне, ни внутренне не связанным
между собой, порождал «частные», «частичные»,
«отдельные» истории, содержащие описания отдельных
войн и сопровождающих их событий (1,4), истории
отдельных народов и т. п. (111,47,7—11).
Не сохранилось сколько-нибудь содержательных
высказываний Полибия о трудах Геродота и Фукиди-
да. Имя первого встречается в связи с упоминанием
о ливийском лотосе (ХП,2). О Фукидиде говорится в
связи с трудом Феопомпа, продолжившего после него
изложение событий истории (VIII,13,3). Гораздо чаще
встречается имя другого греческого историка — Эфора.
Полибий противопоставляет его тем авторам, которые
хотя и говорят о намерении написать «всемирную ис-
26

торию», но не в состоянии выполнить такую задачу.
Его отношение к Эфору не однозначно. Называя
«Историю» Эфора трудом исключительным, первым
опытом «всеобщей истории» (V,33,2), Полибий указывает
и на ряд его серьезных недостатков. Эти недостатки,
отмечал Полибий, определяются тем, что Эфор не
понимал разницы между критским и спартанским
государственным устройством, не различал видов
истории, в одном труде соединил разнородный материал,
излагал события весьма отдаленного прошлого и т. п.
(V,45,l; VI,20,5; IX,1,4; ХН,28). Поэтому-то всеобщий
охват событий в произведении Эфора оборачивался,
по сути, простым перечислением множества ничем не
связанных событий.
С учетом сказанного становятся понятными
следующие суждения Полибия: «Никто на нашей памяти
не брался за составление всеобщей истории... Весьма
многие историки описали отдельные войны и
некоторые сопровождавшие их события, но, насколько нам
известно, никто даже не пытался исследовать, когда и
каким образом началось объединение и устроение
всего мира, а равно и то, какими путями
осуществлялось это дело» (1,4,3). Отсюда — последовательный
вывод о необходимости исследования, которое
охватывало бы события в их всеобщей (всемирной) связи,
что позволило бы постичь сущность исторических
явлений.
Для проведения подобного исследования, по
мнению Полибия, имеются две важные предпосылки: во-
первых, в связи с тем, что с некоторого времени
стали известны «все моря и земли, не подобает более
ссылаться на поэтов и баснописцев как свидетелей
неведомого» (IV,40,2); во-вторых, на основе
достижений «в точных науках и искусствах» достигнуты такие
успехи во всех знаниях, что большая часть знаний
образует настоящие науки (Х,47,12), а значит, «человек
любознательный имеет возможность как бы
подчинять все, что от времени до времени случается,
определенным правилам» (1Х,3,6).
Кроме того, полагает Полибий, политическая
история предъявляет требования и к личности историка.
Человек, старательно изучавший сочинения
предшественников и накапливавший знания лишь из их
содержания, не готов к написанию исторического
произведения (ХН,25с). Необходимо подготовить себя
27

«обозрением городов, стран, рек, гаваней, вообще
достопримечательностей и расстояний на суше и на
море» (ХН,25с,1). Помимо этого, невозможно описать
правильно военные события, «если не имеешь
никакого понятия о военном деле, равно как не может
писать о государственном устройстве человек, сам не
участвовавший в государственной жизни и в
государственных отношениях» (XII, 25d).
Полибий — продолжатель тех идей
древнегреческой историографии, которые цашли свое выражение
в универсалистском подходе к событиям истории, в
понимании характера тех или иных событий как
всеобщих, «всемирных».
Изложенное позволяет понять, как родилась и
сформировалась у Полибия общая концепция
исследования, которую он, подобно Аристотелю, выражает
в общем (композиционном) плане: «Вообще люди,
надеющиеся приобрести из отдельных историй
понятие о целом, похожи, по моему мнению, на тех,
которые при виде разрозненных членов живого и
некогда прекрасного тела вообразили бы себе, что
созерцают с надлежащей ясностью жизненную силу и
красоту живого существа. Если бы вдруг сложить эти
члены воедино и, восстановивши целое существо с
присущею ему при жизни прелестью, показать снова
тем же самым людям, то, я думаю, все они скоро
убедились бы, что раньше были слишком далеки от
истины и находились как бы во власти сновидения.
Правда, по какой-нибудь части можно получить
представление о целом, но невозможно точно познать целое
и постигнуть его. Отсюда необходимо заключить, что
история по частям дает лишь очень мало для такого
уразумения целого. Достигнуть этого можно не иначе
как посредством сцепления и сопоставления всех
частей, то сходных между собой, то различных. Только
тогда и возможно узреть целое, а вместе с тем
воспользоваться уроками истории и насладиться ею» (I,
4,7-11).
В соответствии со своим планом Полибий
разрабатывает систему методов подхода к историческому
материалу. Решая основную исследовательскую
проблему— становление мировой римской державы в
контексте всеобщего охвата событий, — Полибий ищет и
находит причины происходящего в сфере
государственно-политической. Отсюда зависимость методов ис-
28

следования от избранного историком предмета,
которая особенно ярко проявилась в том, что история для
него прежде всего есть история государственная,
политическая и в этом смысле — прагматическая.
Поэтому государственно-правовая проблематика
занимает значительное место в общем комплексе
воззрений Полибия.
В своем сочинении Полибий нередко обращается к
проблемам специфики исторического изложения. В
отличие от Аристотеля, который, отталкиваясь от
сочинений Геродота и других историков, ставит поэзию
выше истории, Полибий противопоставляет историю
трагедии: «Цели истории и трагедии не одинаковы,
скорее противоположны. Тогда как для писателя
трагедий главное ввести зрителей в заблуждение... для
историков главное — принести пользу
любознательному читателю правдою повествования» (11,56,11—12).
Критерий правдивости положен им ив основу
различия истории и риторики: правдивость и скромность
изложения, соответствие приводимых в историческом
сочинении речей действительности (ХН,25,28а).
Исторические сочинения, посвященные событиям
политического прошлого отдельных народов, истории
правления царей, войн и т. п., согласно Полибию,
должны именоваться прагматическими. Он
определяет этот жанр как «вид истории, которая занимается
судьбами государств» и обосновывает ее выбор тем,
что «события (политические) непрестанно меняются
и требуют все нового оповещения», кроме того, «этот
вид истории наиболее полезен» (1Х,2).
Вокруг определения содержания термина
«прагматическая история» в литературе ведутся споры.
Ф. Г. Мищенко переводит его как «история
действительных событий» (111,47,8), «правдивая история»
(ХН,25а,1; ХН,27а,1), «политическая история»
(XXXVI,17,1; XXXVII,9,1). В противовес Ф. Г.
Мищенко, М. Гельцеру и другим исследователям А. И.
Немировский утверждает, что термин
«прагматический» «не обозначает ни метода объяснения причин,
ни специально политической истории», а
употребляется Полибием в значении «современная история»5.
Подобное сужение одного из центральных
теоретических понятий Полибия представляется
необоснованным. Такое, в общем верное, толкование термина
«прагматический» как современность материалов ис-
29

следования, современное «звучание» истории и т. п.
носит характер подчиненный и в известной мере
условный. Полибий, излагая события, имевшие особое
значение для последующего времени и происшедшие
за несколько десятилетий до его рождения
(например, события 140-й олимпиады), не считает себя их
современником. Утверждение же А. И. Немировского
о том, что «прагматическая» история обращена не к
потомкам, а к современникам, опровергается самим
автором «Всеобщей истории»: «Письменное
повествование о событиях, которое назначается для
потомства, должно быть свободно от всякой неправды»
(XXXVIII,6,8).
Проведенный А. А. Тахо-Годи филологический
анализ слов «прагматейя», «прагматикос»,
используемых греческим историком, дает основание
утверждать, что, помимо значений «опыт», «опытный»,
«фактический», проистекающих из широкого понимания
указанных слов, существует наиболее адекватное
толкование «црагматической истории» именно как
истории государственной и политической6. Справедливым
представляется указание того же автора, что термин
«прагматический» подразумевает последовательность
событий и наличие причинной связи между ними.
Действительно, Полибий достаточно часто
подчеркивает важность задачи выяснения причинной связи
событий (1,5,2; 111,31; VI,4,12; ХХН,8,6; ХХХ1,1,23).
При условии всеобщего охвата событий можно
понять их общий и закономерный ход, уяснить, как из
одной войны рождалась другая, из нее — третья, что
промежуточные события политического характера
также вели к одной и той же цели (111,32).
Стремясь выявить причинные связи между
событиями, Полибий применяет формулу анализа
исторических данных, включающую в себя три вопроса: как?
когда? почему? Например: как, когда и почему мир
оказался во власти римлян? (111,1,4). Заметим, что
почти все частные проблемы, для разрешения
которых применяется эта формула, касаются политико-
правовой тематики (VII,38,4; VI,4,12; VIII,32,13),
Утверждая, что «наиболее необходимые элементы
истории — это выяснение событий и обстоятельств,
но особо их причин» (111,32,6), Полибий формулирует
такие понятия, как повод (профасис), причина (аития),
начало (архе), прослеживает различия между ними:
30

«Причина и повод занимают во всем первое место, а
начало — лишь третье. Со своей стороны, началом
всякого предприятия я называю первые шаги, ведущие
к выполнению уже принятого решения, тогда как
причины предшествуют решениям и планам: под ними я
разумею помыслы, настроения, расчеты в связи с
ними, наконец, то, что приводит нас к определенному
решению или замыслу» (111,6,6,7). Следует подчеркнуть,
что приведенные рассуждения Полибия посвящены
различным аспектам политического действия.
Особое внимание он уделяет обсуждению причин,
поводов и начала войн, причем многочисленные
описания войн недавних он сопровождает примерами из
прошлого, привлекая их для изучения и
сравнительного анализа (111,6,3—5). В соответствии с
приведенной схемой Полибий исследует в войнах и
предшествующих им событиях аспекты политические и
моральные, выделяя в результате анализа одну или
несколько очевидных, по его мнению, причин. При
этом он стремится различать объективное и
субъективное, например психическое,. состояние конкретных
лиц (1Х,22). Историческая ограниченность взглядов
Полибия на причинность выражается в том, что они
находятся на уровне исторически-событийного ряда
и не проникают в глубь социально-экономических
явлений.
Таким образом, под «прагматической историей»
Полибия мы понимаем исследование, имеющее целью
изучение развивающихся во времени государственных
и политических феноменов с точки зрения их
пространственно-временной упорядоченности,
обусловленной причинной связью между ними. В этом смысле
Полибий называет свою историю «аподейктической»,
т. е. «доказательной», «достоверной», или «логически
необходимой» (11,37,3; 111,1,3; IV,40,1).
Отсюда же его идеи о пользе истории и ее
правдивости. Данные аспекты общеисторических
воззрений получили в литературе достаточное освещение,
и мы не будем останавливаться на них подробно7.
Учение Полибия о причинности во многом
основывается на им же выдвинутом общем принципе
закономерности событий как проявлении действия
исторической судьбы. Неоднозначность этого понятия
у Полибия вызывала широкие дискуссии.
Действительно, то он видит в римских завоеваниях проявле-
31

ние силы судьбы (VI 11,4,3—4), то утверждает, что
Рим достиг победы не с ее помощью, а вполне
естественным образом — «благодаря изощрениям в
великих предприятиях» (1,63,9). Предположение о том,
что подобная противоречивость объясняется
эволюцией взглядов историка (соответственно различными
редакциями текста «Всеобщей истории»), подверглось
обоснованной критике в советской литературе8.
Особенности эпохи кризиса полисного строя,
напряженного экономического и военно-политического
соперничества эллинистических государств, в
недавнем прошлом процветавших, а во времена Полибия
уже подавленных мощью Рима, не могли не
отразиться на столь содержательном у Полибия понятии, как
судьба. Стоическая философия постепенно заменила
классическое понимание судьбы-«мойры» (доли)
эллинистическим понятием «тюхе» (удача, случайность).
Нетрудно заметить, что «тюхе», понимаемая как
непреложная и всеохватывающая детерминация
событий, свободная от воли индивида, созвучна некоторым
теоретическим положениям Полибия.
Представляется обоснованной следующая
интерпретация данного понятия в контексте «Всеобщей
истории»: «Историческая судьба у Полибия
понимается как исток, содержание и в то же время синоним
внутренних закономерностей и необходимостей
единого процесса политической истории»9. Такая
трактовка позволяет преодолеть приведенные выше
«противоречия».
Наряду с судьбой важным фактором
исторического процесса, силой, действующей в истории, Полибий
считал исторических деятелей. В их оценке он
сознательно стремился к объективности и правдивости.
Так, полемизируя с Феопомпом, Полибий указывает
на то, что человек, добившийся замечательных
успехов на политическом поприще (речь шла о
Филиппе II, отце Александра Македонского), не может
быть средоточием пороков (VIII,9—11). Историк, по
его мнению, должен остерегаться неумеренности как
в осуждении, так и в восхвалении (XII,15,9).
В подходе к характеристике той или иной
исторической личности автор «Всеобщей истории»
диалектичен. Он по разным поводам часто указывает на
зависимость «природы», характера человека от
окружающей его политической действительности: Клео-.
32

мен (спартанский царь), в частной жизни кроткий,
добрый человек, был жестоким тираном; Ганнибал
был жестоким и корыстолюбивым в силу
соответствующих обстоятельств (1Х,26,10). Однако это не
значит, говорит Полибий, что политический деятель
всегда игрушка в руках судьбы. Личность играет
активную роль во взаимоотношениях с народом, она
способна оказывать решающее воздействие на его
настроения: «Со всякой толпой бывает то же, что и с
морем. По природе своей безобидное для моряков и
спокойное море всякий раз, как забушуют ветры,
само получает свойства ветров, на нем свирепствующих.
Так и толпа всегда проявляет те самые свойства,
какими отличаются вожаки ее и советчики» (Х1,29,9—
10). Следовательно, «и характер народов меняется в
связи с различными характерами правителей» (IX,
23,8). Личность, таким образом, будучи фактором,
воздействующим на историю, одновременно сама
подчинена истории.
Народ, по мнению Полибия, также имеет
способность осуществлять исторически значимые действия,
но отводимую ему роль нельзя признать
сколько-нибудь значительной. В плане общей характеристики
отношения историка к народу, широким слоям
населения необходимо отметить его аристократизм и
консерватизм.
Высоко оценивалась некоторыми авторами
объективность Полибия. В. П. Бузескул, например,
почитал его как историка беспристрастного10. Необходимо,
тем не менее, подчеркнуть, что в своих оценках
Полибий тенденциозен, его отношение к излагаемому
носит классовый характер. Социальная
направленность теоретических изысканий Полибия отражает
его аристократическое презрение к «толпе». Резко
отрицательно относится он к социальным движениям.
Его консерватизм особенно ярко проявился в
неприятии им деятельности Клеомена, Набиса, Хилона и
других реформаторов, которых он называл не иначе
как «тиранами».
В систему факторов исторического процесса
Полибий включает также географическую среду.
Суждения Полибия о границах ойкумены, об
использовании географических понятий и сведений в
изложении политической истории позволяют понять
его методологию исторического исследования. Поли-
3 Заказ 2640
33

бий пользуется представлениями и категориями
современной ему географии, но упор делает не на
простое перечисление названий рек, гор, областей и т. п.,
а на систематически объединенные географические
понятия. Основную цель обращения к этой науке он
видел в том, чтобы с ее помощью «привязать»
изложение к определенным географическим ориентирам
и тем самым облегчить понимание большого
количества материала. Ойкумена делится им на Европу,
Азию, Ливию (Африку) : «Между Нилом и Танаидом
[Доном] лежит Азия, помещаясь под небесным
пространством между летним востоком [северо-восток] и
югом. Ливия лежит между Нилом и Геракловыми
Столбами, находясь под южным делением небесного
свода и следующим за ним зимним западом
[юго-запад] до равноденственного запада, что у Геракловых
Столбов... Европа лежит против них к северу,
простираясь без перерыва с востока к западу» (111,36—
38). Географические особенности отдельных регионов
также используются Полибием для достижения
необходимой ясности изложения (V,21,2—9). Кроме
того, вслед за Платоном и Аристотелем он отмечает
влияние географической среды на быт и нравы
людей: «Нравы их [аркадцев] суровы вследствие
холодного и туманного климата... ибо природные свойства
всех народов неизбежно складываются в зависимости
от климата. По этой, а не по какой-либо иной
причине народы представляют столь резкие отличия в
характере, строении тела и в цвете кожи, а также в
большинстве занятий» (IV,21,1—3). Географическая
среда может иметь решающее значение для военных
действий. Так, игнорирование римлянами характера
местности под Каннами привело их к поражению в
сражении с карфагенянами (111,71,1). Большая
протяженность стен Мегалополя делала задачу их
охраны весьма затруднительной (V,93,5).
Помимо перечисленных факторов политической
истории, большое значение Полибий придавал
государству, его политическому устройству (1,15,5; 111,2,6;
VI,12; VIII,2,3; ΧΧΙΧ,δ). Он подчеркивал особую роль
государства: «Важнейшею причиною успеха или
неудачи в каком бы то ни было предприятии должно
почитать государственное устройство. От него, как от
источника, исходят все замыслы и планы
предприятий, от него же зависит и осуществление их» L(VI,1,
34

9—10). Под воздействием идей Платона Полибий
занял позицию, названную в литературе государствен-
нической11. Книгу VI своего сочинения он полностью
посвятил анализу римского государства, по его
мнению, наилучшим образом устроенного, а потому
оказавшегося наиболее способным к мировому
владычеству.
Взгляды Полибия на историческое развитие
вытекают из античных представлений о движении —
бесконечном по времени, но конечном по своему
пространству, «вполне материальном и вечно
вращающемся в конечных пределах одного универсального
космического шара»12. Специфичность этой категории
всеобщего, универсального, нескончаемого движения
определялась тем, что «наиболее понятным и
максимально очевидным для античных мыслителей было
движение небесного свода, вечно правильного по
форме (круговой или шарообразной)»13.
Полибий находит весьма своеобразный и
концептуально последовательный способ выражения
внешней формы «исторического движения» — посредством
прослеживания эволюции форм государства.
Источник же этого движения он усматривает в
противоречивом характере монистического начала (принципа)
каждой отдельной формы государства, необходимо
изменяющейся в свою противоположность. В данном
моменте видится влияние идей Гераклита и его
последователей о противоположностях и переходе одной
противоположности в другую. Заметно также
влияние учений Платона и Аристотеля на полибиеву
морфологию государственности и на его органистический
подход к характеристике состояния в эволюции этих
форм.
Все вышесказанное позволяет судить о той доле
историзма, которая присуща взглядам Полибия, и о
своеобразии его подхода к политико-правовой
проблематике. Прежде всего необходимо отметить попытки
последовательно проследить цепь политических
событий в контексте их универсальной «всемирной» связи,
как движение политико-правовых реалий во времени,
в их непрестанном изменении. В этом плане активное
отрицание Полибием полиса как
государственно-правовой системы14 указывает, по существу, на
понимание им времени Рима как нового времени, с которого
начинается всеобщая история.
3*
35

Изучение всеобщего изменения и движения
политико-правовых феноменов должно, по мысли Полибия,
происходить адекватными способами и методами, т. е.
с помощью всеобщей истории, что позволит
обнаружить смысл истории, сокрытый в общем и
закономерном ходе событий, не исключающем, однако, действия
случайности (111,32). На историзм подхода Полибия
указывают также его замечания о моментах новизны
в историческом движении явлений, суждения о том,
что судьба, проявляя силу в делах людей, изобретает
«много нового» (1,4,5), а политические события
непрестанно меняются и требуют нового освещения и
осмысления (1Х,2). Об этом свидетельствуют и уже
приводившиеся суждения о значении географической
среды, о необходимости объективного и
беспристрастного изложения событий и т. д.
Забегая вперед, отметим начатки исторической
диалектики у автора «Всеобщей истории»: смешанная
форма государства есть отрицание и преодоление
простоты и неустойчивости обычных (односложных)
форм; содержание смешанной формы есть «снятые»
черты всех лучших обычных форм на новом этапе;
само существование смешанной формы государства
исторически предельно (например, допускается
возможность крушения Рима). Сюда же следует отнести
и поиски Полибием смысла и целей истории,
имманентных ей, научно-историческую и рациональную
трактовку сложных феноменов жизни общества —
государства, политики, права, отрицание мистики и
мифологии в познавательной деятельности и проч.
В то же время нельзя упускать из виду
ограниченность теоретических положений Полибия.
Например, «всеобщность» истории у него, по существу,
означала охват исторических событий, непосредственно
предшествовавших и сопутствовавших возвышению
Рима. Узка цель этого охвата — осветить
политическое происхождение великодержавного Рима.
Своеобразный и во многом новаторский подход к
освещению событий с точки зрения «всемирной
истории» дает все основания для следующей общей
оценки Полибия: «Если Геродот — «отец истории», то
Полибия по справедливости следует считать «отцом
всеобщей истории»15.
Подводя некоторые итоги изложенному, отметим,
что в понимании Полибия история как наука имеет
36

ряд соподчиненных целей; основное же назначение ее
состоит в определении факторов, способствующих
стабильности государства и успешному выполнению
им своих задач в историческом процессе.
Историческая наука оснащена Полибием
причинно-следственным методом исследования, сравнительным анализом,
нацелена на выявление системы исторических
факторов и т. д. История как процесс помещается им в
циклические рамки и рассматривается как движение под
воздействием органических закономерностей.
Историческая концепция Полибия внутренне
подчинена его теоретическим изысканиям и
представлениям в области государства, политики, права. Она
послужила формой, методологическим средством
выражения его взглядов и отношений к этим явлениям.
Подход к политико-правовым явлениям
в историческом учении Полибия
Как политический мыслитель Полибий испытал
заметное влияние учений Платона, Аристотеля и их
последователей о государстве и праве. Кроме того, в
его воззрениях ощущается некоторое влияние
концепций стоицизма. Однако, будучи личностью
самобытной, глубокой, остро чувствующей современность, он
своеобразно интерпретировал опыт предшествующих
когнитивных структур, предложив собственное
понимание явлений государственной сферы. Всю
государственно-правовую проблематику Полибий, следуя
Платону и Аристотелю, подвергает анализу и
систематизации, оставаясь при этом на собственных позициях.
Так, он много внимания уделил традиционной для
античной политической науки теме анализа форм
государства, их признаков, различий и т. п.
Полибий, так же как и Аристотель16, считал форму
государства олицетворением верховной власти в
обществе. В зависимости от числа правящих он
различал так называемые «правильные» формы (царство,
аристократия, демократия), внутреннее состояние
которых характеризуется спокойствием, гармонией
отношений между правящими и управляемыми,
господством «добрых» законов и обычаев. Им в
историческом развитии сопутствуют «извращенные» формы, в
которых при сохранении одного признака (числа пра-
37

вящих)" изменяются на противоположные другие
характеристики: царь превращается в тирана, место
немногих избранных занимает горстка богачей,
демократия как правление большинства уступает место
господству черни, возглавляемой честолюбцами.
Общее для этого ряда форм состояние—беззаконие,
социальная напряженность и проч. Таким образом,
категория «форма государства» имеет у Полибия такие
признаки, как число правящих и способ
осуществления ими своей власти, состояние законности и т. д.
Вслед за Аристотелем Полибий считал лучшим
политическим устройством смешанную форму государства.
Он также проводит различия между правящими и
управляемыми, царем и тираном, наилучшими людьми
и толпой (массой).
Наряду с определенной общностью взглядов
Полибия и его предшественников существуют особенности,
отличающие его воззрения от других
политико-правовых теорий. Например, если Аристотель, исследуя
явление государственно-правовой природы, расчленяет
его как сложное понятие на простые, не
поддающиеся дальнейшему делению части, то Полибий
применяет несколько иной способ анализа исследуемого
объекта, стремясь выявить временные
(хронологические), причинные и иные связи между событиями
политической истории. Но основная особенность его
взглядов заключается в том, что, в отличие от
Платона и Аристотеля, он подходит к явлениям
государства и права с точки зрения их «всемирного»
беспрерывного исторического движения, изменения, т. е.
становления, развития и уничтожения. Его занимает
прежде всего динамика государственной, политической
жизни, а затем уже анализ государства как более
узкого понятия. Отсюда понимание формы государства
как формы исторического бытия политически
организованной общности людей.
Историческое движение, по Полибию, не
происходит хаотически. Оно обусловлено действием
соответствующих причин и упорядочено рамками круга. Он
по-своему обосновал восходящее к предшествующим
мыслителям (и прежде всего к Платону) учение о
циклах развития государственности, начинающейся с
послепотопной дикости людей, проходящей
определенные этапы и вновь возвращающейся к
первоначальному состоянию социального хаоса. Им детально про-
38

слежены все стадии этого движения,
охарактеризованы их состояния, посредством сравнений и
сопоставлений выявлены характерные моменты, отделяющие
их друг от друга, причем анализ проводится с
позиций историко-сравнительного подхода, что также
является отличительной чертой концепции Полибия.
Еще один характерный момент — ее принципиальная
органистичность: согласно историку, все в мире
политических явлений происходит в силу всеобщей
естественной закономерности (VI,57,2; VI,51,4).
В литературе до сих пор не получил должного
освещения вопрос о диалектическом характере полибие-
вого понимания движения и смены политических
форм. Н. И. Конрад, например, так трактует взгляды
Полибия: в круговороте исторического движения
повторение происходит с новым содержанием17. Отмечая
важность и плодотворность подобной интепретации,
необходимо подчеркнуть, что она требует дальнейшей
конкретизации.
Полибий неоднократно возвращается к теме
круговорота. Основные ее положения изложены в
книге VI, специально посвященной вопросам государства
и права. Так, резюмируя изложение эволюции форм
правления, он ясно говорит о завершенности
исторического круга: «Таков круговорот государственного
общежития, таков порядок природы, согласно
которому формы правления меняются, переходят одна в
другую и снова возвращаются» (VI,9,10). Как всякое
другое, подвергается указанным переменам и римское
государство, на которое распространяются общие
закономерности (VI,9,12—13). По нашему мнению, узко
понимать эти закономерности, для чего Полибий дает
некоторое основание, значит допустить упрощение и
огрубление существенных моментов его концепции.
Известно значение, которое Полибий придавал
стабильному существованию государства.
Достижению стабильности служило разработанное им учение
о смешанной форме правления, сочетавшей в себе
принципы трех правильных форм (монархии,
аристократии, демократии). Полибий жил в эпоху коренной
ломки прежних политических институтов, расширения
географических, политических и т. п. горизонтов.
Поэтому, опираясь на присущий ему эмпиризм, в
результате сравнения государств Эллады с другими
государствами, в частности с римским, он делает вывод
39

в пользу последнего. Концепция историка в этой
части во многом оригинальна и имеет принципиальные
отличия от учений Платона и Аристотеля, поскольку
отражает в научной (теоретической) форме уже
состоявшийся кризис полиса и начало крушения
системы полисных союзов. Осмысление крупных
исторических событий привело Полибия к необходимости
признать историческую бесперспективность полиса как
формы государства. Это положение распространялось
и на полисы в их классическом понимании, и на те,
которые имели, по его мнению, смешанную форму
правления. Их неприспособленность к изменившимся
историческим условиям конкретно выражалась в том,
что они не могли противостоять экспансии
республиканского Рима, пришедшего на смену классическим
полисам. Принципиально новое значение римского
государства для мира состояло в том, что оно было
способно подчинить его себе и сделало это.
Политическая история всего мира входила в единое русло, в
центре ее оказывался Рим. Полибий остро ощущал
новизну происходящего: «Раньше ведь не было
ничего подобного» (VI,2,3). Все полисы классического
типа ь сопоставлении с Римом, имеющим сложное
устройство, явно уступают ему (VI,3,1—3).
Государственное устройство, наиболее близкое по характеру
к Риму, — устройство его опасного соперника
Карфагена, также притязавшего на мировое владычество
(VI,51). Рим, выполняя требования судьбы,
развивался и функционировал как всемирное государство, от-
р'ицая своим существованием значение всех прежних
государств. Некоторые авторы18, подчеркивая
антиполисную направленность воззрений Полибия,
одновременно сужают их понимание и отдаляются от тех
прогрессивных выводов, к которым подошел историк.
Ясное понимание того, что Рим открыл новую
страницу политической истории, подталкивало
Полибия к резюмированию прошлого и определению
перспектив исторического развития политико-правовых
институтов. Этим можно объяснить его интерес к
конструированию схем движения государственности во
времени; отсюда же то значение, которое он придавал
предвидению развития указанных феноменов.
Полибий черпал в окружающей действительности примеры
для подтверждения своих идей, стремился
подчеркнуть известную предопределенность хода событий, в
40

некоторой степени огрубляя реальность, помещая ее
в прокрустово ложе своей концепции круговорота.
Следует подчеркнуть, что в этой концепции в общем
плане выражена мысль о наибольшей ясности и
выявленное™ исторической судьбы относительно
государств «простых» (полисных) форм и полисов
смешанного политического устройства. О Риме же Поли-
бий говорит достаточно гипотетично, опираясь при
его анализе на опыт предшествующих государств, что
не дает полной ясности и определенности
относительно будущности Рима как государства исторически
нового времени. В этой «открытости» и
незавершенности концепции круговорота видится диалектичность
конкретно-исторического отношения ее автора к
действительности.
Учет своеобразия методологии Полибия при
анализе политико-правовых явлений позволяет несколько
освободиться от сковывающего внимание образа
круговорота исторического движения государственности,
обусловившего в большинстве случаев оценку его
рассуждений как огрубленных и схематизированных
положений Аристотеля о формах государства и их
смене19. Отсюда же проистекает понимание полибиевых
воззрений как метафизических в своей основе. Однако
сам историк обращал внимание на моменты новизны
в историческом развитии явлений. Так, он указывал,
что судьба постоянно воздействует на жизнь людей,
изобретая при этом много нового (1,4,5). Аналогичное
замечание он делает по поводу изменения характера
мира, когда «судьба как бы придала новый вид всему
миру» (VI,2,4). Эти и другие сходные высказывания
подтверждают ценность достигнутого Полибием
исторического подхода к явлениям
государственно-политической сферы. Столь же примечательно его
суждение о том, что «всякое дело тогда только может быть
правильно одобрено или осуждено, когда
рассматривается в связи со временем, если же на время не
обращено внимание и предмет рассматривается в
чуждых ему обстоятельствах, тогда наилучшие и
вернейшие суждения историков не раз покажутся не то что
не стоящими признания, но решительно
невыносимыми» (VI,11,10).
Таким образом, универсальность (выраженная в
схематизме) подхода сочетается у Полибия со
стремлением к конкретно-историческому анализу. Об этом
41

свидетельствует и широко цитируемое в литературе
резюме Полибия, начинающееся словами «Таков
порядок природы...» (VI,9,10) и являющееся, по сути,
заостренно сформулированным положением о способе
познания государства вообще и римского в частности.
«При таком способе рассмотрения, — подчеркивает
Полибий, — наилегче можно понять строение его,
возрастание, наивысшее развитие, равно как и
предыдущий ему переход в состояние обратное» (VI,9,12).
Принимая во внимание сказанное о выраженном
своеобразии взглядов Полибия, следует согласиться с
выдвинутой В. С. Нерсесянцем трактовкой понимания
им истории «как одновременно и необходимого,
закономерного, процесса, и как движения к чему-то
новому, ранее не имевшему места»20, что действительно
является крупным вкладом Полибия в становление и
развитие исторического воззрения на мир.
Взглядам Полибия свойственна органистичность,
характерная для всей античной науки о политике. Она
явилась своеобразной основой его органической
концепции государства. На фоне многочисленных
сравнений человека с животными (VI,5,7—9; Х,26,8),
растениями (VI,5,5) и т. п., а также сведения к однопо-
рядковым понятий «тело», «государство» и даже
«политическое действие» выглядит последовательным
такое суждение историка: «Всякое тело, всякое
предприятие, согласно природе, проходят состояние
возрастания, потом расцвета и, наконец, упадка» (VI,51).
Отмечаемая Полибием стабильность становления и
уничтожения политических учреждений постулируется
им как закономерность развития и функционирования
и как метод познания действительности.
Многочисленные сложные объекты
дифференцируются им не столько по их частям, как у Аристотеля,
сколько по стадиям движения, что лишний раз
указывает на внутреннюю динамику его концепции. Она
находит свое выражение опять-таки в обращении к
органистичности мира как одновременно основанию
существования явления и познавательному ключу к
его исследованию: «Все существующее подвержено
переменам и порче: в том убеждает нас необоримая
сила природы. Всякая форма правления может идти
к упадку двояким путем, так как порча или проникает
в нее извне, или зарождается в ней самой; первая не
подчиняется каким-либо неизменным правилам, тогда
42

как для другой существует порядок от природы» (VI,
57,1—2). Полибий подчеркивает неизбежность
процесса порчи и его органичность. Это проявляется в
движении каждой отдельной формы государства к
своему извращению (VI, 10,3—4). Нетрудно заметить,
что все высказывания историка по рассматриваемому
кругу проблем отличаются соотнесенностью с
естественным, природным ходом событий. Государство, по
Полибию, зарождается естественно, согласно
требованиям природы, естественно развивается, проходя
стадии возрастания и упадка. Так же естественно оно
сменяется народившейся новой формой и т. д.
Аналогичным образом решается вопрос о
происхождении права. Обычаи, зародившиеся среди людей
в процессе развития человеческого сообщества от
первичного стада к государству, сыграли значительную
роль в этой эволюции (VI,41,42,46,47). Право как
совокупность обычаев и законов в историческом плане
имеет общую судьбу с государством, сложную
структуру взаимоотношений и взаимодействий. Проблема
происхождения права, например, исследуется им с
точки зрения роли этико-правовых критериев
поведения в становлении государственной жизни. Забегая
вперед, отметим, что в центре внимания Полибия
оказываются сначала этические нормы, регулирующие
личные отношения людей, а затем такие нормы,
которые возникли из них, но относятся к осуществлению
власти. Следовательно, этические представления, по
Полибию, предшествуют законам в государстве.
Таким образом, можно говорить о многоаспектно-
сти подхода Полибия к государству и праву. Важные
черты этого подхода — конкретность и схематичность,
универсальность и незавершенность, органистичность,
политичность и социальность. Существенная сторона
позиции Полибия состоит в синтезе
естественно-правовых идей с принципом закономерного исторического
развития государства и права, имеющим ряд
диалектических черт. Значительную методологическую
нагрузку при исследовании правовых явлений несут идеи
Полибия о внутренних противоречиях и
обусловленных ими естественных изменениях в явлениях в
соответствии с их природой: «Как для железа ржавчина,
а для дерева черви и личинки их составляют язву,
сросшуюся с ними, от коей эти предметы и погибают сами
собою, хотя бы извне и не подвергались никакому по-
43

вреждению, точно так же каждому государственному
устройству присуще от природы и сопутствует то или
другое извращение» (VI, 10,3—4).
Большое значение Полибий придает сравнениям и
сопоставлениям, к которым он "то и дело прибегает с
помощью аналогий или анализа общности и различий
объектов исследования. Свой метод он обосновывает
теоретически: «Сближая положения, сходные с теми,
какие мы сами переживали, мы получаем опору для
предвосхищения и предвидения будущего и можем
или воздержаться от известных деяний из
осторожности или, напротив, по стопам предшественников
встретить опасность» (ХП,25Ь,3). Такой способ Полибий
применяет для того, чтобы оттенить и выявить
важнейшие, по его мнению, стороны
государственно-правовых явлений, в результате чего ярче обозначается
их существо. Кроме того, сравнения и сопоставления
имеют значение для предвидения будущего развития
явлений указанной сферы. Эта черта методологии По-
либия, видимо, позволяет говорить о начатках
естественно-исторической футурологии в его учении:
исследование Полибия обращено к будущему в стремлении
предвосхитить развитие событий.
Многочисленны примеры сравнений во «Всеобщей
истории» — войны с чумой (11,20,7), войны с болезнью,
мира со здоровьем (ХН,26,6) и т. д. Однако наиболее
существенными для концепции Полибия являются
исторические сравнения различных форм
государственного устройства. Ограничимся лишь некоторыми
общими характеристиками метода исторических
сравнений в учении Полибия. Это прежде всего
привлечение большого фактического материала с целью
выяснить коренные причины происходящего: «Полезно
выяснение того, что в каждом деле лучше и что хуже,
а важнейшей причиной успеха или неудачи в каком
ни было предприятии должно почитать
государственное устройство» (VI, 1,8). В ходе историко-сравнитель-
ного анализа Полибий использует критерий
соответствия той или иной государственной формы
историческим условиям: степень этого соответствия
неизбежно проявится в стабильном или, наоборот,
нестабильном существовании государства. К
сравнению привлекаются только государства, исторически
действительные, а не умозрительные конструкции
вроде проекта Платона. Полибий, в частности, отме-
44

чает, что проект Платона не был реализован и на деле
не доказал своей жизнеспособности (VI,47,9).
Параметры сравниваемых государств — их наиболее
существенные, с точки зрения Полибия, черты. К примеру,
сопоставляя критское государственное устройство со
спартанским, историк выделяет общие черты
государственно-правовых институтов, сравнивает и
доказывает их формальную схожесть и по этой же линии
прослеживает различия. Таковые обнаруживаются в
законодательстве, нравах, обычаях и т. д. В
результате Полибий приходит к выводу о преимуществе
Спарты перед Критом: недостатки законодательства
критян и их общего социально-этического облика не
позволили им достичь понимания «основ
государственного строя», как достиг того Ликург (VI,46,6).
Подводя итог сказанному в данной главе,
подчеркнем несколько основных моментов. Полибий, на
протяжении всей жизни находившийся вблизи от центра
мировых событий, будучи личностью деятельной и
творческой, попытался найти свое место среди них.
Его общемировоззренческая позиция несет отпечаток
этих поисков. В ней своеобразно отразились
существенные стороны переломной эпохи в истории
эллинизма II в. до н. э. — углублявшийся
социально-политический кризис полиса и системы полисных союзов,
изменение характера исторических процессов и
политического взаимодействия различных регионов
Средиземноморья. На формирование взглядов Полибия
оказали заметное влияние предшествующие
когнитивные структуры. Его мировоззрение характеризуется
следующими чертами: ясным ощущением
современности как нового, более высокого этапа истории; гобу-
дарственническим взглядом на причины
происходящего; историзмом и социальностью исторической
концепции, ее обращенностью в будущее.

ГЛАВА III
Учение Полибия о государстве
°%
Происхождение и место государства
в человеческой жизни
л
■^ вопросу о происхождении
^E^L государства Полибий под-
^^ ходит исторически — с
точки зрения того, как государственность зарождается
на определенном этапе развития социальной истории,
во многом следуя предшествующим политическим
мыслителям, в частности Платону. Вместе с тем,
намечая путь исследования эволюции
государственности, Полибий подчеркивает, что в отличие от
Платона, изложение которого о государстве «запутанно и
многословно», он стремится к краткому и ясному
рассказу, подобающему политической истории,
доступному пониманию заурядного читателя (VI,5,1—4).
«Точкой отсчета» в развитии государственности По-
либию, как и Платону, служит послепотопное время,
когда силой природы (чума, неурожай и т. п.) ранее
существовавшие общественные институты
(учреждения) были уничтожены.
Вслед за Платоном историк отдает определенную
дань преданиям, т. е. информации, содержащейся в
мифах, и их логике (VI,5,5). Правда, априорность
мифологических конструкций, на которых Платон ос-
46

новывал свое понимание происхождения и
дальнейшей эволюции государства1, у Полибия во многом
преодолена. Это подтверждается не только
использованием в изложении посылок условного,
гипотетического характера, но и всем духом концепции.
Условность некоторых выводов Полибия строится на
применении импликативных суждений: «Если бы род
человеческий погиб от потопа или чумы... тогда вместе с
людьми погибли бы и все учреждения их...» и т. д.
(VI,5). Примечательно, что импликация как
логическая операция применяется им лишь для описания
первоначальной стадии происхождения государства.
Это объясняется, на наш взгляд, тем, что он
сознательно привлекает мифологическую традицию
государственно-правовых ^исследований
предшественников2.
В первоначальной стадии длительного процесса
становления государства люди, согласно Полибию,
находятся в разобщенном, диком состоянии. Со
временем, когда число их достигает известного предела,
люди, повинуясь естественным закономерностям,
собираются вместе в некое первичное стадо (здесь и
далее Полибий ищет параллели между обществом
людей и стадом животных), в котором неизбежно
выделяется наиболее сильный в физическом отношении
индивид, становящийся вожаком. Подобное
положение о лидере человеческого сообщества уже было
высказано Платоном (Законы, 680 е), что, на наш
взгляд, подтверждает его влияние на Полибия не
только в «общей схеме рассуждения»3, но и в
отдельных деталях концепции историка.
Полибий подчеркивает естественность
происходящего процесса. «Порядок этот,— пишет он, имея в
виду закономерности в развитии сообщества людей
и стада животных,— надлежит признавать
непререкаемым делом самой природы» (VI,5,8)\
В литературе отмечалось влияние на Полибия
идей Аристотеля и средней Стой, проявившееся, в
частности, в признании им естественности процесса
зарождения государства (в результате стремления
людей к совместной жизни по причине их
индивидуальной слабости). Характеризуя первую стадию развития
государственности, он отмечает, что основным ее
содержанием является сближение людей и их
совместное существование, предполагающее господство во-
47

жака, мерой власти которого служит физическая
сила. Сообщество же покоряется вожаку. Такой способ
управления сообществом он квалифицирует как
единовластие (но не царство).
С течением времени общественные отношения
эволюционируют в сторону их смягчения и упорядочения.
Полибий приводит примеры влияния житейской
практики на изменение характера общественных
отношений: преданность детей родителям
воспитывается на отрицательных и положительных примерах;
люди, поступающие вопреки доброте и правде,
создают отрицательные образцы (модели), в противовес
которым формируются представления о
справедливости. Достойнейшим оказывается тот, кто заботится
не о себе и не об отдельном человеке, а об обществе
в целом. Поступки такого индивида получают
одобрение сообщества, он удостаивается «от народа
знаков благоволения и участия, равно как поступающий
противно этому — презрения и хулы» (VI,6,1—8).
Так вырабатываются представления о долге,
справедливости, красоте, правде и обратные им: «Таково у
людей первоначальное естественное образование
понятия красоты и правды и обратных понятий, таково·
начало зарождения настоящего царства» (VI,7,1).
Возникшие как критерии этического порядка, эти
понятия со временем приобретают политическое
содержание. Добродетельным оказывается человек,
различающий подлое и прекрасное в социальном плане,
стремящийся подражать примерам общественно
полезного поведения, действующий в русле
общественных интересов.
Постепенно меняющиеся общественные отношения
превращают «господство отваги и силы» в царство —
первую в исторической цепи форму государства.
Полибий демонстрирует это на примере эволюции
этического образа господствующего лица — от вожака
до царя: «Когда лицо, стоящее во главе сообщества
и в своих руках держащее верховную власть, всегда
в согласии с народным настроением, оказывает
деятельную поддержку перечисленным выше людям [т. е.
добродетельным] и, по мнению подданных, воздает
каждому по заслугам, тогда подданные покоряются
уже по велению рассудка, содействуют ему в
сохранении власти, как бы стар он ни был, единодушно
помогают ему и непрестанно борются с.людьми, зло-
48

умышляющими против его владычества. Примерно
таким-то способом самодержец незаметно
превращается в царя с того времени, как царство рассудка
сменяет собою господство отваги и силы» (VI,10—12).
Так резюмирует Полибий процесс зарождения и
становления государственности, состоящий, по сути,
из двух последовательных стадий. Если
первоначальная стадия этого процесса характеризуется
господством неупорядоченных в политическом смысле
отношений и постоянным движением по пути
самосовершенствования, то последующая является как бы его
завершением. Обозначенные стадии различаются и
противопоставляются историком (VI,6,12; 7,1). Основой
для их противопоставления Полибий признает новые,
возникшие постепенно из прежних политические
отношения, опирающиеся не на физическую силу, а на
рассудочные установления — обычаи и законы.
Отношения людей, превращающиеся в политические,
создают собственно государство, его первую (в ряду
других) форму. Политическими эти отношения
становятся потому, что сложились представления о долге, его
силе и значении, что, согласно Полибию, «составляет
начало и конец справедливости» (VI,6,8).
Много внимания Полибий уделяет
социально-психологическому анализу субъекта властвования: на
первоначальной стадии — вожака, на стадии
собственно государства — царя, которому «свойственно
творить всем добро, стяжать себе любовь добрыми
делами и милосердием, руководить и управлять
людьми, повинующимися по доброй воле» (VI, 11,6).
Разумеется, взгляды Полибия на происхождение
и сущность государства и права весьма далеки от
глубокого научного осознания причин происхождения
политико-правовых явлений. Учитывая необходимость
конкретно-исторической оценки его вклада в развитие
политико-правовой мысли, мы стремимся показать
историчность его идей при всей их ограниченности.
«Исторические заслуги,— писал В. И. Ленин,—
судятся не по тому, чего не дали исторические деятели
сравнительно с современными требованиями, а по
тому, что они дали нового сравнительно со своими
предшественниками»4. В этой связи необходимо
указать на такие теоретические и познавательно ценные
моменты в подходе Полибия к проблеме
происхождения государства, как подчеркивание им естественно-
4 Заказ 2640
49

го и постепенного характера преобразования
человеческого стада в предгосударственное сообщество. В
связи с полибиевой характеристикой роли вождя
следует отметить, что у многих народов, в том числе и
греческих, наряду с советом рода или фратрии и
народным собранием имел место институт
единоличного главы. Ведение войны — «важной общей задачи,
той большой совместной работы, которая требуется
либо для того, чтобы захватить объективные условия
существования, либо для того, чтобы захват этот
защитить и увековечить»5 — способствовало выделению
военного вождя, имеющего особые функции.
Согласно Полибию, сообщество, управляемое
вождем с помощью силы, не имело других органов
власти— совета и народного собрания. Это сообщество
пришло на смену орде, его сущностная
характеристика состоит в неупорядоченности отношений между
людьми: поскольку они лишены представлений о
красоте и правде, постольку им неведомы «товарищеские
прочные связи» (VI,5,10), т. е. урегулированные
«добрыми» законами и обычаями отношения людей s
государстве. Подобные отношения Полибий считает
политическими, складывающимися по поводу
управления государством. Характерная их черта
(обусловленная законами и обычаями) —гармоничность и
органическое соответствие государственному строю.
«Товарищеские прочные связи» возникают на
стадии, которая признается Полибием, по сути дела,
стадией окончательного перехода к государству. Им
отводится роль конституирующих факторов: все более
утверждаясь, они преобразуют вожака в царя
(фигура которого привлекает его внимание) и изменяют
общественные отношения. Коллективное
сосуществование индивидов, согласно Полибию, неизбежно
вырабатывает нормы поведения в обществе. Тот, кто не
следует им, становится «предметом отвращения» (VI,
6,10). На примере возникновения морально-этических
норм в сфере семейных отношений он указывает на
естественность и постепенность происхождения
представлений о долге и справедливости. Однако то, что
является действительной основой возникающих
семейных отношений — отношения собственности, —
Полибий обошел молчанием.
Суммируя сказанное, необходимо подчеркнуть
попытки Полибия рассмотреть проблемы происхожде-
50

ния государства с точки зрения исторической,
стадиально— как развитие от первоначального стада к
предгосударственному сообществу, от него — к
государству. Историком подчеркивается естественность
происходящего — источник развития общества не
привнесен извне, а находится в нем самом. При этом По-
либий стремится к рациональной трактовке
имеющихся данных.
В то же время необходимо подчеркнуть, что
социально-исторические условия, а также
идейно-политическая и теоретико-познавательная позиция Полибия
обусловили ограниченность его взглядов по этой
проблематике.
Согласно Полибию, в хронологическом плане
государству предшествует индивид, в социальном же
бытии оно первично по отношению к индивиду. Это
положение вытекает из представления о государстве
как о некоем живом организме, объединяющем в
одно целое свои части — людей. Внимание Полибия
прежде всего привлекает процесс становления и
развития государства, стадии этого процесса, их
характеристика и выявление «агрегатных состояний»
государства в дальнейшем развитии. Именно в
историческом движении, по мнению Полибия, раскрывается
государство, проявляются все его глубинные
качества.
Сложившееся государство той или иной формы
неизбежно подчиняется общим закономерностям. В
зависимости от ряда моментов (образ правления,
историческая ситуация и т. д.) оно может быть оценено
так же, как и отдельный человек. В оценочной
категориальной системе Полибия первое место занимает
способность государства существовать «стабильно и
благородно» (VI, 1,6). Такое существование
предполагает независимость государства, организующего
политическую жизнь по своим законам при
сохранении свободы и достоинства лиц, в него
объединившихся.
Подходя к проблеме исторически, Полибий
предлагает определять степень совершенства того или
иного государства по характеру, значительности его
целей: если в прежнее время государство стремилось
к прочному охранению своих владений и удержанию
внутренней свободы, то теперь у него появилась цель
4·
51

«более достойная»—властвование над другими
государствами, осуществление внешней (лучше —
мировой) гегемонии. В изменившихся исторических
условиях (Полибий образно называет эту эпоху временем
«всесокрушающих превратностей судьбы»— VI, 1,6)'
некоторые государства, по его мнению, уже не
соответствуют политической реальности, поскольку не
способны достичь поставленных целей. Например,
спартанцы, отличающиеся благородством и
умеренностью во внутриполитической жизни, в стремлении
к господству над другими государствами не сумели
проявить себя с лучшей стороны (VI, 10). Римское же
государство благодаря своему устройству, наиболее
соответствующехму требованиям времени, способно
достичь господства над миром (VI,49,50)..
От этого тезиса Полибий переходит к вопросу о
началах (основах) государства, каковыми он
признает законы и обычаи: «Я полагаю, что каждому
государству присущи два начала, которые и определяют,
заслуживают ли его учреждения и отправления
подражания или следует воздерживаться от них. Начала
эти — обычаи и законы» (VI,47). В государстве, где
господствует законность, царят благонравие и
умеренность в частной жизни людей, «там мы наблюдаем
добрые обычаи и законы и смело можем утверждать,
что хорошими окажутся здесь и люди и общественное
устройство их. Точно так же, если мы в частной
жизни людей видим любостяжание, а в государственных
деяниях неправду, очевидно, можно с большой
вероятностью предположить, что и законы их, и нравы
частных лиц, и весь государственный строй негодны»
(VI,47,3—4).
Полибий иллюстрирует приведенное положение
результатами сравнительного анализа государственного
устройства Спарты и Крита. По его мнению, все, что
в Спарте заслуживает положительной оценки,
существовало благодаря хорошим законам: законы,
установленные Ликургом, предохраняли государство от
внутренних беспорядков (VI,48), а законодательно
установленное равенство земельных участков, простой
и общительный образ жизни спартиатов обусловили
благонравие их в частной жизни, содействовали
воспитанию мужества и крепости духа. Не уделяя
проблеме социально-классовых столкновений столько же
внимания, сколько, например, Аристотель, Полибий
52

тем не менее подчеркивает значение мер,
направленных на предупреждение «смут», «раздоров»,
«междоусобиц» и т. п. Он неоднократно указывает на
опасность влияния подобных явлений на внутри- и
внешнеполитическую жизнь, их пагубность для государства
(VI,46,7): именно в процессе раздоров среди
граждан зарождается «напасть», которая ведет к его
падению (VI,48). Государственный организм подвергается
неизбежной порче, причем внутренние смуты и
междоусобицы представляют для него гораздо большую
опасность, нежели угрозы, исходящие извне (1Х,25,3).
Внутренняя порча обусловлена самим процессом
политической жизни, при внешней — жестко
фиксированные закономерности развития событий отсутствуют.
Однако и тот и другой путь изменений суть
проявления всеобщей, единой закономерности, которая
формулируется Полибием как «необоримая сила
природы» (VI,57).
Источники происхождения раздоров, ведущих к
порче, различны. В самом общем виде это недостатки
законов и обычаев. В определенной исторической
ситуации раздоры в государстве могут быть порождены
тяжелым хозяйственным положением. В качестве
примера Полибий приводит сообщение о том, что в
разрушенном и разоренном войной Мегалополе имели
место столкновения различных политических
группировок— аристократов и «толпы, возглавляемой
честолюбцами» (V,93,3—4). Здесь, как и в некоторых
других фрагментах, нашло отражение классовое
отношение Полибия-аристократа к описываемым событиям.
Излюбленная тема его рассуждений — развиваемая в
духе этических представлений стоицизма идея о
зависимости устойчивости государства от нравов
людей.
Чрезвычайно важен для Полибия вопрос о
сознательной и целенаправленной деятельности людей по
учреждению органов государства и приданию всему
государству того или иного облика. Так, заслугу
создания органов смешанного устройства Спарты он
целиком признавал за Ликургом, не сомневаясь в
достоверности сведений о нем как о лице историческом
(VI, 10; VI,48,3): Ликург ясно осознал истоки,
закономерности и конечные итоги эволюции политических
форм (как их понимал Полибий) и, вооруженный
этим знанием, установил такую форму государства,
53

которая смогла просуществовать долго и стабильно,
«неизменно пребывая в состоянии равномерного
колебания и равновесия, наподобие идущего против
ветра корабля» (VI,10,8). Восхищаясь деятельностью
спартанского реформатора, Полибий говорит, что
подобное могло совершить скорее божество, чем
человек (VI,48,2). В его устах это — одобрение, а не
признание господства божественного промысла в делах
государства, что подтверждается, в частности, и
другим фрагментом, где Полибий говорит о Ликурге как
о политическом деятеле, который часто выдавал свои
мысли за внушения пифии (Х,2,8).
Фактором, упрочивающим государство, Полибий
признает религию. Подобно софистам, он утверждает,
что, поскольку толпа, состоящая отнюдь не из
мудрецов, «легкомысленна и преисполнена нечестивых
вожделений, неразумных стремлений, духа насилия...»
и легко внушаема, постольку она нуждается в
управлении. Это положение было осознано древними,
которые «с расчетом внушали толпе... понятия о богах,
о преисподней...» Отсюда им делается вывод о
необходимости религии как средства управления «толпой».
Впрочем, оговаривается Полибий, в государстве,
состоящем из мудрецов, в этом не было бы
необходимости (VI,56). Обращаясь к Риму, где, по его мнению,
религиозность стала «основой государства», Полибий
указывает на богобоязненность римских граждан как
на один из источников их победы над карфагенянами
(VI.56),
Важнейшая задача, стоящая перед любым
государством, согласно Полибию, состоит в обеспечении
своего стабильного существования, поскольку именно
так полнее раскрываются его возможности. Основа
стабильного существования государства — его
правильное развитие, которое в свою очередь неразрывно
связано с рациональным конструированием структуры
государственных органов, вытекающим из познания
естественных закономерностей, в силу которых
государство зарождается и развивается.
В духе античных воззрений на государство
Полибий мыслил его как некое.целое, вне которого
существование людей не упорядочено и не является
политическим.
54

Динамическая морфология
государственности
Использование термина «форма государства» (эйде
политейа, гене политейа)* в тексте «Всеобщей
истории» не отличается строгостью. Однако это не
означает отсутствия у Полибия продуманной точки зрения
на проблему морфологии государственности. В
наиболее общем выражении форма государства для
него— своеобразная организация политической
общности людей, которую он рассматривает как
совокупность различных элементов: структуры и организации
государственной власти (система органов, их
взаимодействие, территориальная организация),
соответствующей морально-политической обстановки в
государстве (методы осуществления власти,
проявляющиеся в состоянии законности, нравов и т. п.).
Ярко выражен гносеологический аспект этого
понятия: рассматривая под указанным углом зрения
государственно-политическую реальность, Полибий
особое внимание уделяет проблеме взаимоотношений
организации государственной власти, ее структуры и
нравов общества в историческом развитии. При этом
переменным оказывается элемент, который, пользуясь
современной терминологией, можно назвать формой
цравления, а системообразующим элементом —
государственно-политический режим. Заметим попутно,
что анализ формы государства, ее эволюции послужил
способом выражения существенных моментов
политико-правовой концепции Полибия.
Понятие формы государства Полибий трактует
довольно широко. Она не сводится у него к форме
правления, поскольку включает не только способ
организации и взаимодействия органов государственной
власти, но и некоторые моменты государственного
устройства, а также государственно-политический режим,
под которым Полибий понимает состояние и роль
законности, права, морали в государстве. Причем, как
отмечалось выше, изменение системообразующего
элемента влечет изменение формы государства в
целом.
* Ф. Г. Мищенко переводит его как «государственная
форма» (VI,3,7), «форма правления» (VI,5,1), «государственное
устройство» (VI,9,11).
55

В своих суждениях о формах государства,
основанных на опыте аристотелевой морфологии
государственности, Полибий далек от действительного
понимания природы формы государства, раскрытия ее
классовой сущности. По-своему восприняв и
суммировав опыт теоретических изысканий
предшественников и опыт реального существования политических
институтов своего времени, Полибий рассматривает
государственные формы в контексте политической
истории и подчеркивает их историческую динамику.
Признавая тремя основными «формами
государственного устройства» царство, аристократию, демократию
(VI,3,5), он утверждает, что эти формы не являются
единственными и наилучшими из существующих.
Совершенной государственной формой, по Полибию,
«необходимо признать такую, в которой соединяются
особенности всех форм, названных выше» (VI,3,7,9).
С вопроса о различении и сходстве отдельных
сторон конкретных Государственных форм Полибий
начинает свой анализ. Царство, аристократия и
демократия различаются по числу правящих: в царстве —
единоличный правитель (царь), в аристократии —
меньшинство, в демократии — большинство. Однако
не всякое государство, основывающееся на
единовластии, может быть без оговорок названо царством, «но
такое только, в котором управляемые уступают власть
по доброй воле и в котором властвует не столько
страх или сила, сколько рассудок» (VI,4,2).
Аристократическим является не каждое государство,
управляемое меньшинством, но только такое, «при котором
правящими людьми бывают справедливейшие и рас-
судительнейшие по выбору» (VI,4,3). Так же и
демократическим государством должно считаться
государство, где господствуют* законоподчинение и высокая
мораль, где «решающая сила принадлежит
постановлениям народного большинства» (VI,4,4—6).
Таким образом, подытоживает Полибий,
существуют не три формы, а шесть (смешанная форма
государства здесь не учитывается): царство и тирания,
аристократия и олигархия, демократия и охлократия.
Подобное положение было выдвинуто еще Платоном
и Аристотелем. Последний, к примеру, различал три
правильные формы (монархическое правление,
аристократию, политию) и соответствующие им
отклонения (тиранию, олигархию и демократию)6.
56

К извращенным формам Полибий относит
тиранию, олигархию, охлократию (VI,4,7). Тирания
представляет собой полную противоположность царству.
Хотя тиран так же единовластен, как и царь, однако
вместо законности в тирании царит произвол
правителя; деятельность тирана направлена на упрочение
своей власти (в то время как царь печется об общем
благе). Тиран живет в роскоши и богатстве, в
отличие от царя, ведущего простой образ жизни. Своим
поведением тиран порождает ненависть, ярость, козни
подданных. Для его характеристики Полибий
применяет оценки «злодей», «самовластный владыка» и т. п.
(11,59,6—10; V,ll,6). Убийство тирана приносит почет
(11,56,13—16). Царство и тирания различаются не
только качественно, но находятся в определенных,
хронологически последовательных отношениях друг к
другу. Эти отношения прослежены Полибием в
процессе кругооборота форм государственного устройства.
Характеристика каждой формы дается в контексте
циклической смены их состояний — от зарождения к
расцвету и от него к упадку; одновременно
раскрывается смысл преемственности сменяющих друг
друга форм государства.
Первая в цепи этих форм — царство. Оно явилось
результатом процесса естественного развития
человеческого сообщества от «стада» к государству.
Полибий не ограничивается простым указанием на него
как на пункт в постоянном движении государственных
форм. Его внимание привлекает деятельность
современных царей, много места уделено характеристике
их личных качеств, анализу кризисных моментов в
истории монархических государств (VI,77,2—4; 1Х,23
и ел.).
И правильные, и извращенные формы
рассматриваются Полибием в контексте их беспрерывного
движения, изменения, развития. Так, царство, придя на
смену социальному хаосу и неупорядоченности, само
изменяется, постепенно вырождаясь в тиранию.
Непосредственными причинами трансформации царства
в тиранию Полибий называет сложившуюся
процедуру передачи власти по наследству, избыток средств к
существованию и т. д. Тирания существует до той
поры, пока народ не найдет себе вождя из числа
аристократов— людей «благороднейших, гордых и
отважных» (VI,7,8), т. е. тех, кто наименее способен пере-
57

носить поведение тирана. При поддержке народа эти
лица упраздняют «форму царского и самодержавного
правления, учредив аристократическое государство»
(VI,8). Народ призывает совершивших переворот к
управлению и предоставляет им власть над собой.
Государственная деятельность аристократов,
характеризуемая Полибием как деятельность, направленная
прежде всего на общее благо, осуществляется
«заботливо и предусмотрительно» (VI,8,3).
Аристократия, согласно Полибию, — это не простое
правление меньшинства, но такое, при котором
правят справедливые и рассудительные по выбору (VI,
4,3). Подвергаясь естественным изменениям,
аристократическая форма государства постепенно меняет
свой характер. Внешне это выражается в том, что
дети совершивших переворот аристократов получают
власть уже по наследству, не испытав несчастий,
которые выпали на долю их отцов. Неверно
воспитанные, не знакомые с «требованиями общественного
равенства и свободы», они, придя к власти, используют
ее лишь для того, чтобы удовлетворять свои
извращенные запросы.
Так на смену аристократии приходит олигархия
(VI,8,4—5). Забвение опыта отцов и их идеалов
неизбежно приводит к моральной деградации правителей
и к тому, что гражданами овладевают чувства
ненависти и желание изменить существующий порядок в
государстве. Вновь совершается переворот, в ходе
которого наиболее активные граждане одних
правителей убивают, других изгоняют.
В результате олигархия сменяется очередной
«правильной» формой государства — демократией,
поскольку совершившие переворот «боятся еще
беззакония прежних царей, не отваживаются также
доверить государство нескольким личностям, потому что
им памятно безрассудство недавних правителей».
Единственная не обманутая надежда, оставшаяся у
граждан, — это надежда на самих себя (VI,9,3—4).
Демократия характеризуется Полибием как строй, где
высоко ценятся равенство и свобода, где граждане
руководствуются в жизни решениями большинства
(VI,4,9,5). Так продолжается некоторое время, но со
сменой поколений (от учредителей до их внуков)
люди перестают ценить равенство и свободу, начинают
стремиться к господству над другими. К этому осо-
58

бенно склонны те, кто обладает богатством (VI,9,5).
В погоне за властью они не жалеют средств,
растрачивают свои состояния, чтобы добиться популярности.
Постепенно развращая народ подачками, честолюбец
добивается власти, а народ, превратившийся в
«толпу», устраняется от управления государством и слепо
подчиняется вождю. Толпа совершает убийства,
изгнания, переделы земли, «пока не одичает
совершенно и снова не обретет себе властителя и самодержца»
(VI,9,9). Так на смену демократии приходит
охлократия— извращенный строй насилия и беззаконий (в
этом смысле она — хейрократия, т. е. господство
силы). В кругообороте форм она — последняя.
Итак, цикл развития форм государственного
устройства замкнулся: последняя форма (охлократия)
как бы возвращает людей в догосударствешюе cocio-
яние — состояние насилия. «Таков, — заключает По-
либий, — круговорот государственного общежития,
таков порядок природы, согласно коему формы
правления меняются, переходя одна в другую, и снова
возвращаются» (VI,9,10,11).
Обобщая изложенное, Полибий особо отмечает то
обстоятельство, что всякое правильное
государственное устройство, в основе которого лежит какое-либо
единое начало, страдает неустойчивостью
(нестабильностью), так как довольно быстро вырождается в
неправильную форму, ему соответствующую и
сопутствующую по самой природе (VI,10,2). В качестве
иллюстрации тезиса о нестабильности простой формы
государства Полибий приводит характеристику
исторически существовавшей в Афинах демократической
формы правления. По его мнению, о государственном
строе этого полиса не стоит подробно говорить.
Развитие его не имело правильного хода, совершенная
фаза (период расцвета) была непродолжительной.
Афины своим блеском обязаны уму и таланту Феми-
стокла, который, впрочем, не смог их спасти от
упадка. Используя распространенную в античности
аллегорию, Полибий уподобляет афинское государство
судну без кормчего: экипаж судна перед лицом
опасности сплочен и отлично выполняет свои функции, а
после бури терпит крушейие в безопасном месте (VI,
44,3—6). Так и Афины, избегйув опасностей в
трудные дни войны, пришли в упадок в дни мира.
Источник бед и опасностей для афинского государства По-
59

либий видел в произвольном властвовании «толпы»:
«Всеми делами по собственному капризу заправляет
толпа, в одном месте непомерно стремительная и
непостоянная, в другом — обуреваемая насилием и
страстями» (VI,44,9). Вместе с тем суждения Полибия о
демократии не дают оснований для того, чтобы
считать его явным противником этой формы7. Для него
демократия — одна из простых государственных форм,
страдающая такой же нестабильностью, как и две
другие—царство и аристократия. Демократическое
государство противопоставляется им охлократии, при
этом основной упор делается на то, что в
действительной демократии «исконным обычаем установлено
почитать богов, лелеять родителей, чтить старших,
повиноваться законам, если при этом решающая сила
принадлежит постановлениям народного
большинства» (VI,4,5—6), в то время как в охлократии
народная масса властна делать все, что она пожелает и
вздумает (VI,4,4).
Во взглядах Полибия на формы государства, по
нашему мнению, намечено и несколько иное
различение государств, не совпадающее с изложенным выше.
Он делит все государства на «свободные» и
«единоличные царства, или тирании» (VI,4,4; VI,14,5) и
отмечает, что царства и народные правления
противоположны по самой природе (XXII,11,6—7). К
«свободным» государствам Полибий относит аристократию и
демократию, к царствам — все государства,
основанные на монархическом принципе правления.
Например, касаясь речи одного из политических деятелей
Ахейского союза, Полибий под народными
государствами подразумевает полисы членов этого союза,
бывших на самом деле олигархическими, как и вся
федерация в лице ее союзных органов8. В таком
различении государств отразилась специфика исторических
событий современной Полибию эпохи, когда были
свежи воспоминания о политическом соперничестве и
войнах Ахейского союза с монархической Македонией
и Спартой, возглавляемой тиранами (Агисом, Клео-
меном, Набисом, Маханидом).
Во «Всеобщей истории» неоднократно
подчеркивается естественный характер эволюции форм
государственного строя: «Как для железа ржавчина, а для
дерева черви и личинки их составляют язву,
сросшуюся с ними, от коей эти предметы и погибают сами
60

собою, хотя бы извне и не подвергались никакому
повреждению, точно так же каждому государственному
устройству присуще от природы и сопутствует то или
другое извращение: царству сопутствует так
называемое самодержавие, аристократии — олигархия, а
демократии— необузданное господство силы. В эти-то
формы с течением времени неизбежно переходят
поименованные выше государственные устройства» (VI,
10,3—5). Глубинные источники движения и смены
форм государственного строя, согласно Полибию,
сокрыты в их внутренне противоречивой природе,
поскольку единый принцип, лежащий в основе какой-
либо из них, содержит в себе зачатки
противоположного начала, «антипода», «противопринципа». Так,
власть меньшинства, обладая положительным
зарядом, в то же время потенциально изменчива в свою
противоположность. Отсюда дихотомичность каждой
простой формы государственного строя: «Нужно ли
говорить, что все существующее подвержено
переменам и порче, — в том нас убеждает необоримая сила
природы» (VI,57,1).
Изменение государственного организма происходит
двояким образом. Порча может проникнуть в
государство извне, что с необходимостью ведет к его
упадку. Она не имеет каких-либо неизменных правил
(VI,57,2—3). Хотя историк не иллюстрирует свою
мысль соответствующим примером, нетрудно
догадаться, что речь идет о вещах, хорошо ему известных,—
о завоевании и подчинении одного государства
другим, о положении завоеванного государства, его
взаимоотношениях с государством-победителем, о
политических процессах в подчиненном государстве
и т. п.
Порча государства изнутри является прямым
выражением естественных закономерностей: «Когда
государство одолело многочисленные тяжелые
опасности и затем достигло неоспоримого преобладания и
господства, в нем водворяется прочное
благосостояние, а вместе с тем частная жизнь неизменно
становится роскошнее, и граждане начинают преступать
меру справедливости в погоне за должностями и в
прочих вожделениях. Когда со временем такое
состояние усилится, наступает поворот к упадку,
вызываемый властолюбием граждан и пренебрежением к
скромному положению; к ним присоединяется спеси-
61

вость и расточительность. Народ будет только
завершителем переворота, когда он вообразит, что
любостяжание одних нарушает его выгоды, когда с другой
стороны лесть честолюбца преисполнит его
высокомерия. Тогда разгневанный народ, во всем внимая
голосу страсти, отказывает властям в повиновении, не
признает их даже равноправными с собою и все
дела желает решать сам. После этого государство
украсит себя благороднейшим именем свободного
народного правления, а на деле станет наихудшим из
государств — охлократией» (VI,57, 5—8). Положения
приведенного отрывка, в котором заметно влияние
идей римского стоицизма, повторяются и в других
местах «Всеобщей истории» (11,4,5; VIII,26,1; XI,25,
4-7).
Суммируя взгляды Полибия по данной
проблематике, необходимо сказать, что он, своеобразно
интерпретируя исторические данные, использовал
платоновский тезис, согласно которому каждая форма
государства (в том числе и смешанная) неизбежно гибнет
вследствие внутренних противоречий, присущих ее
собственному принципу, и злоупотреблений
последним, а также аргументы стоической теории упадка
нравов, получившей в период его жизни широкое
распространение, в том числе и в Риме.
Полибий делает из всего изложенного несколько
выводов. Первый, уже упоминавшийся,— о
нестабильности любой простой формы государственного
устройства. Другой, не менее важный,— о возможном
достижении стабильности государства соединением
принципов простых форм. Следующий вывод
сформулирован так: «По отношению ко всем эллинским
государствам, которые неоднократно то возвышаются, то
приходят в полный упадок, легко бывает излагать
предшествующую историю и предсказывать будущее. Ибо
легко передать, что знаешь, и не трудно предсказать
будущее на основании прошлого» (VI,2,1—3).
Полибий подчеркивал, что читатель «Всеобщей истории»
сам сможет предсказать дальнейший ход событий,
если он умеет понимать связь между началом и
концом обусловленного природой порядка смены
государственных форм (VI,57,3).
Для того чтобы сделать верные выводы,
исследователь, по мнению Полибия, должен быть «незлобив
62

и беспристрастен», τ .е. объективен в своих
суждениях,— тогда ошибка в определении того, когда
данное государственное устройство достигнет
наивысшего развития, когда придет к упадку, когда
превратится в другие формы правления, становится
маловероятной (VI,9,11).
Познание закономерностей, которым подчиняются
жизнь государства и эволюция политических форм,
позволяет, считает Полибий, сделать вывод о
возможной предсказуемости развития событий политической
истории: При этом основное внимание он уделяет
более сложной задаче — «ясно представить себе
отличительные черты римского государства» (VI,3,4),
противопоставляемого греческим государствам.
Стремление к ясности в понимании «многосложного
устройства» Рима также имеет целью прогнозировать его
будущее, поскольку Рим, как всякое другое
государство, подвергается переменам — переживает периоды
становления, наивысшего развития; ему, как и
другим государствам, предстоит переход в иные
состояния (VI,9,12). Ясно прослеживается мысль о
возможности предупреждения падения государства римлян,
хотя для других государств такое падение, согласно
Полибию, неизбежно. Полибий допускает возможность
благотворного воздействия на политическую жизнь.
Например, он предлагает во избежание «смуты» в
государстве занимать граждан военными делами (XI,
25,4—7). Это предложение перекликается с другим
тезисом, согласно которому источником смуты могут
стать бездействующее войско и отдельные лица (IX,
25,3) и т. д.
Опираясь на основной тезис о решающем значении
образа государственного устройства, Полибий видит
решение проблемы стабильности существования
государства (а значит, полного проявления его
возможностей) в таком рациональном конструировании
органов власти, которое позволило бы преодолеть
недостатки отдельных простых форм: «Важнейшею
причиною успеха или неудачи в каком-либо предприятии
должно почитать государственное устройство. От
него, как от источника, исходят все замыслы и планы
предприятия, от него же зависит и осуществление их»
(VI,1,8).
63

Учение о смешанной форме
правления
Наряду с анализом морфологии государства По-
либий стремился определить и наилучшую форму
правления. В этом стремлении обнаруживается влияние
соответствующих идей его предшественников —
Платона, Аристотеля, перипатетиков и стоиков. Вместе с
тем полибиева концепция смешанной формы
государства, выдержанная в духе традиционных политико-
правовых исследований античности, на наш взгляд,
выделяется из аналогичных учений как наиболее
полно и последовательно развитая.
До Полибия своеобразной вершиной развития
теоретических представлений о смешанной форме
государственного строя было учение Аристотеля о поли-
тии, продолжившее и завершившее прежние
изыскания, которые основывались на политическом опыте
существования полисной формы античного
государства. Смешанная форма, по Аристотелю, — это
государственное устройство, воспринявшее и соединившее в
одно целое правильные начала (принципы) отдельных
форм правления, как правило, трех: монархии,
аристократии, демократии.
Полибий, разрабатывавший теорию смешанного
государственного устройства в изменившихся
исторических условиях эпохи эллинизма, находился под
несомненным влиянием идей средней (римской) Стой,
политическая доктрина которой требовала
смешанного государственного строя путем соединения
принципов монархии, аристократии, демократии (Диоген
Лаэртскийу VI 1,131 ). Под «смешиванием» он понимал
совмещение, соединение основных элементов трех
правильных форм государства — царской власти
(принцип власти одного), аристократии (принцип власти
немногих), демократии (принцип власти
большинства). Основная цель такого «смешивания» — в
обеспечении должноц устойчивости государства. Государство,
организованное по такой форме, по мнению Полибия,
с большей вероятностью достигает благоденствия
граждан, органичного сочетания полнокровной
гражданской жизни и стабильного функционирования
политического строя.
Вывод о соединении начал различных форм как
способе преодоления нестабильности государства —
64

одно из самых значительных теоретических
положений его концепции. Собственно, все исследование
проблем государства направлено у Полибия на
доказательство преимуществ смешанной формы правления.
Оно проводится в историческом,
государственно-правовом и социально-психологическом аспектах. При
этом большое место занимают исторические примеры,
сравнительный анализ государств простой
(односложной) формы с государствами смешанной формы.
Исторически первым государством смешанной
формы правления Полибий считает государство
лакедемонян, устроенное в соответствии с
законодательством Ликурга, который постиг неустойчивость
простой формы правления и поэтому «установил форму
правления не простую и не единообразную, но
соединил в ней вместе все преимущества наилучших форм
правления, дабы ни одна из них не развивалась сверх
меры и через то не извращалась в родственную ей
обратную форму, дабы все они сдерживались в
проявлении свойств взаимным противодействием и ни
одна не тянула бы в свою сторону, не перевешивала
бы прочих, дабы таким образом государство
неизменно пребывало бы в состоянии равновесия,
равномерного колебания, наподобие идущего против ветра
корабля» (VI, 10,6—8). Различные субъекты власти в
смешанной форме взаимосдерживаются в своих
притязаниях на автономную реализацию всего объема
власти: цари сдерживаются страхом перед народом,
народ в свою очередь не посягает на власть царей из
страха перед старейшинами. Старейшины занимают
центральное место в этой схеме. Высокое
общественное положение, вытекающее из выборов «по
заслугам», обязывает их стоять на стороне слабейшего,
который при поддержке старейшин приобретает
необходимое значение. Искомое состояние равновесия
достигается, таким образом, верным соотношением трех
начал: по существу, аристократический элемент
координирует здесь два других — царский и
демократический (баланс между властью царей и властью
народа постоянно поддерживается авторитетом и властью
старейшин). Историк отмечает тот факт, что познание
закономерностей изменений простых форм правления
заставило Ликурга установить данную смешанную
форму, обеспечив тем самым лакедемонянам свободу
на «более продолжительное время, чем она сущест-
5 Заказ 2640
65

вовала у какого-либо народа из числа известных»
(VI,10,11).
Полибий отмечает наличие смешанной формы
правления и в карфагенском государстве: «Так у них
были цари, совет старейшин имел аристократическую
власть, и народ пользовался своими правами в
должной мере» (VI,51,1—2). Но некогда превосходно
устроенное государство карфагенян к моменту
тяжелейших испытаний — войны Ганнибала с Римом — уже
прошло период расцвета и стало хуже, слабее
римского: «Вот почему у карфагенян наибольшую силу
во всех начинаниях имел тогда народ, а у римлян
высшая мера значения принадлежала сенату. Тогда как
у карфагенян совет держала толпа, у римлян —
лучшие граждане, и поэтому решения в делах
государственных у них были разумнее» (VI,51,6—8). Таким
образом, невзирая на крупные поражения в начале
войны, римляне победили благодаря мудрой
политике; преобладание же в смешанной форме правления
одного из элементов (демократического) пагубно
сказалось на государстве карфагенян.
Аналогичному анализу историк подвергает
критское государство. При этом, полемизируя с Эфором,
Ксенофонтом, Каллисфеном и Платоном, он приходит
к выводу о том, что государство критян не схоже со
спартанским государством и, следовательно, не
может быть причислено к государствам смешанной
формы. По оценке Полибия, это — демократия (VI,46,4).
Наиболее детальному анализу Полибий подверг
римское государство. В нем он находит соединение
трех основных элементов смешанной формы —
принципов царства, аристократии и демократии.
Государственное устройство Рима, согласно Полибию,
складывалось на протяжении веков, постепенно
совершенствуясь: царское правление, пережив эпоху расцвета,
пришло в упадок, но, сменившись правлением опти-
матов, не исчезло, а сохранилось в некоторых чертах
аристократической конституции более позднего
времени; с момента же учреждения должностей
народных трибунов началось возрастание роли народа в
управлении государством. Полибий противопоставляет
Рим Спарте в том смысле, что в нем «автором»
структуры органов было не одно лицо, а ряд поколений на
протяжении долгой истории: «В устроении родного
государства римляне поставили себе ту же самую
66

цель, только достигали ее не путем рассуждений, но
многочисленными войнами и трудами, причем
полезное познавали и усваивали себе каждый раз в самих
превратностях судьбы. Этим способом они достигли
той же цели, что и Ликург, и дали своему государству
наилучшее в наше время устройство» (VI,10,13).
Полибий стремится до мельчайших деталей
показать механизм участия трех властей в управлении
государством. Каждый элемент находит в нем
соответствующее выражение: царская власть — в
полномочиях консулов, аристократическая и демократическая
— соответственно в полномочиях сената и народа.
Соединение начал (принципов) трех простых форм,
по мнению Полибия, настолько гармонично, что люди,
незнакомые с социально-политической действительно-
ностью Рима, могут легко ошибиться в определении
формы его политического правления (VI,11,12).
Полибий показывает, каким образом власть в
Риме распределена между консулами, оптиматами и
народом. Полномочия консулов весьма широки: они
вершат почти всеми государственными делами,
осуществляют повседневное управление государством,
почти неограниченно властны в военных делах.
Поэтому всякий, кто не обратит внимание на сенат и
народ, вынужден будет признать Рим царством (VI,
12,10). В отсутствие консулов, что нередко случалось
в Риме из-за постоянных войн, некоторые их
полномочия переходят к сенату, осуществлявшему, помимо
этого, финансовые, внешнеполитические и судебные
функции. Народ, организованный в собрание и
представляемый народными трибунами, также имеет ряд
полномочий: право объявлять войну и ратифицировать
мирные договоры, выносить смертные приговоры и др.
(VI, 13,14). Именно народу принадлежит важнейшее,
с точки зрения Полибия, полномочие, определяющее
все человеческое существование во всех государствах
(VI,14,5)—«власть награждать и наказывать».
Суждения Полибия о роли народа в управлении римским
государством весьма примечательны и оказали
влияние на последующих мыслителей. Широко известно
определение Цицерона res publica est res populi (О
государстве, 1,25,9). По мнению С. Л. Утченко, для
Цицерона в диалоге «О государстве» Полибий был
одним из основных, если не главным источником9.
Итак, обладание наиболее значительным полномочием
5*
67

позволяет римскому народу координировать два
других властных начала. Вместе с тем следует
согласиться с С. Л. Утченко, подвергшим критике мнение
буржуазных ученых о том, что в республиканском
Риме существовал народный суверенитет как
основополагающий принцип римской конституции10.
Осветив проблему соотношения властей, Полибий
столь же подробно останавливается на вопросах их
взаимодействия. Им допускается возможность такого
положения, когда вместо поддержки и содействия
власти могут мешать и препятствовать друг другу.
Однако цель Полибия — доказательство объективной
природы позитивного взаимодействия властей в силу
верного их соотношения. Примерам такого
взаимодействия посвящены 15—17 главы VI книги.
Окончательный вывод Полибий делает со свойственной ему
определенностью: «Хотя каждая власть имеет полную
возможность и вредить другой, и помогать, однако во
всех положениях они обнаруживают подобающее
единодушие, и потому нельзя было бы указать лучшего
государственного устройства» (VI,18).
Полибий подчеркивал подчиненность Рима общим
естественным закономерностям зарождения,
существования и гибели государств. Рим в силу упадка
нравов также может «ухудшиться», однако он способен
преодолеть кризисную ситуацию. Обусловлено это тем,
что «ни одна из властей не довлеет себе и каждая из
них имеет возможность мешать и противодействовать
зам,ыслам других, чрезмерное усилие одной из
властей и превознесение над прочими оказались бы
совершенно невозможными. Действительно, все
остается на своем месте, так как порывы к переменам
сдерживаются частью внешними мерами, частью
опасением противодействия с какой бы то ни было
стороны» (VI,18,8). Римское государство, таким образом,
в самом себе «черпает исцеление» за счет ресурсов
совмещенных в одно целое властей (VI, 18,6).
Сказанное свидетельствует о том, что Полибий считал
государственное устройство Рима, основанное на
равновесии различных элементов, наилучшим из известных
ему, поскольку оно предоставляло римлянам
возможность устойчивого существования, внутреннего
спокойствия и внешнего владычества. Однако Полибий
не утверждает, что смешанное правление (и римское
в частности) гарантирует государству бесконечно дол-
68

гую жизнь. Оно лишь стабилизирует государство и
тем самым продлевает его срок. Рим, как и другие
государства, может прийти к упадку (VI,9,13—14).
Если у лакедемонян это произошло' в силу
противоречия между самодовлеющим характером частной
жизни граждан и внешней устремленностью Спарты
к иноземному господству, то у карфагенян — из-за
нарушения равновесия между властями
(преобладающего роста демократических тенденций). Рим
противопоставлен Спарте и Карфагену как государство,
находящееся в состоянии наивысшего расцвета и
потому основательно устремленное к внешнему
господству.
Если задаться вопросом, почему именно Рим
обращает на себя столь пристальное внимание Полибия
и принимается им за образец наиболее полного
раскрытия возможностей государства его эпохи, то ответ,
видимо, следует искать в его стремлении
последовательно проанализировать и осмыслить ряд событий в
контексте концепции всеобщей политической истории.
Действительно, события истории римского
государства, с самого начала сложившегося и потом
развивавшегося «естественным» путем (VI,4,13), — это
события, носившие для того времени «всемирный»
характер; в этом смысле они имеют универсальное
значение. Одновременно это события политического
характера, наполняющие содержательную сторону
политической истории, истории развития
государственных форм. В этом, как нам кажется, заключена
концептуальная последовательность Полибия во
взглядах на историю развития институтов государства и
права. Вывод о большем соответствии современному
миру конструкции смешанного политического
правления римского государства, а не Спарты и
Карфагена,— своеобразная реакция Полибия-мыслителя на
окружающую его действительность. Концепция
смешанной формы государства имела не только сугубо
теоретическое, но и практическое значение: столь
краткий (за неполные 53 года) путь Рима к мировому
господству объяснялся действием факторов
смешанной формы правления и, конечно, судьбы («тюхе»).
Необходимо отметить, что Полибий не смог или
не захотел увидеть того, что в Риме его времени и
сенат и исполнительная власть находились в руках
одной социальной группы — нобилитета, римской зна-
69

ти. Изложение Полибия не отразило адекватно
действительных классовых противоречий римского
государства, в том числе и основного — между классом
рабов и классом рабовладельцев11.
Подводя краткий итог сказанному, подчеркнем,
что в исследовании анатомии государства Полибий
не избежал повторения некоторых общих мест теории
смешанного правления, развиваемой его
предшественниками. Применяя прежние теоретические установки,
он выдвинул несколько своеобразных положений,
отличающих его взгляды от воззрений
предшественников и развивающих их. Среди них — тезис о том, что
в смешанном устройстве римского государства
основной упор делается не на соединении отдельных
элементов власти, а на их идеальном соотношении,
которым достигается равновесие. Кроме тезиса о
равновесии властей, важна мысль Полибия о том, что
смешанный строй является не промежуточным, а
сосуществующим с другими.
Противоречивость позиции Полибия как
политического мыслителя видится не в том, что он, якобы
запутавшись в политико-правовых теориях, не смог
разрешить противоречия между стабильностью
смешанной формы правления и жестко
детерминированной циклическими рамками эволюцией
государственности, а в том, что, несмотря на провозглашаемый
отказ от прежних теоретических схем и полисных
идеалов, он на деле применяет теорию смешанного
полисного устройства к объяснению потрясших его
исторических событий, явившихся проявлением кризиса
полисной системы. В такой ситуации, когда события
переломного характера требовали пересмотра
прежних политических теорий и создания новых, Полибий,
с присущим ему консерватизмом, не смог отказаться
от «классических» теоретических схем. Он
использовал их как ключ в подходе к
государственно-политическим процессам современности, положил их в
основу своих взглядов. Противоречивость воззрений
историка усиливается его классовой позицией и
отношением к реальности с позиций аристократа — и по
происхождению и по политическим убеждениям.
Полибиево учение о государстве отражало
реальные процессы кризиса замкнутой полисной системы.
Оно утверждало необходимость новой, более
жизнеспособной и гибкой политической формы, могущей
70

успешно функционировать в условиях той эпохи
переломного характера.
В литературе высказывалось справедливое мнение
о том, что представления историка о смешанной
форме государства легли в основу ряда положений,
разработанных в русле теории разделения властей12. По
нашему мнению, концепция Полибия определенным
образом предвосхищает теорию разделения властей
Нового времени. Действительно, существует
некоторая общность «смешанного» правления и теории
разделения властей, заключающаяся, как нам кажется,
в стабилизирующем всю систему власти сочетании
различных уравновешивающих друг друга властных
начал, образующих новое их единство. Данный
аспект учения Полибия — один из важнейших каналов
влияния его идей на политико-правовые концепции
более позднего времени. Это влияние особенно
отчетливо прослеживается в творчестве Цицерона, который
на римской почве продолжил и развил ряд идей своих
предшественников, в том числе Полибия.
Внимание Цицерона к анализу различных
государственных форм — не только дань традиционной
проблематике, но и отражение необходимости решения
практических проблем политического характера
эпохи перехода от римской республики к империи.
Цицерон, так же как и греческий историк,
прослеживает путь вырождения и отрицания форм в
циклическом кругообороте и, подобно ему, приходит к
выводу о «смешанной государственной форме» как
лучшей и наиболее стабильной. Он отвергает
умозрительные теоретические конструкции (так же поступил в
свое время Полибий). Цицерон примыкает к Поли-
бию в стремлении видеть государственный строй Рима
практическим осуществлением концепции смешанной
формы государства, а также в критике исторических
примеров таких государств (Крит, Лакедемон,
Карфаген). Смена и круговорот простых форм
государства обусловлены, согласно Полибию, их
неустойчивостью. То же утверждает и Цицерон. Оба автора
полагают, что смешанная форма призвана придать
государственному устройству необходимую стабильность.
Вместе с тем их взгляды по данной проблематике
не вполне идентичны. Это расхождение в
значительной мере обусловлено различием исторических
ситуаций, в которых они действовали. На мысль о ста-
71

бильности смешанной формы правления автора
«Всеобщей истории» наводила, как известно,
государственно-правовая действительность республиканского
Рима его времени. В эпоху Цицерона явно
обозначился упадок республиканских институтов и стали
формироваться новые центры власти. Говоря о
стабильности смешанной формы, он, конечно, имел в виду не
стабилизацию новых антиреспубликанских центров и
институтов власти, а возрождение и упрочение
прежних республиканских учреждений. Отсюда его
апелляции к «заветам предков». Одновременно его
призывы ко «всеобщему согласию» были нацелены ца
активизацию тех социально-политических сил
современного ему римского общества, которые могли бы
предотвратить гибель республики, восстановить и
укрепить ее учреждения.
Античные учения о государстве и его формах, их
движеции, развитии, изменении и т. д. оказали
заметное влияние на политико-правовую мысль более
позднего времени. Особое внимание последующих
мыслителей вплоть до сторонников теории разделения'
властей и приверженцев идеи правового государства
привлекала концепция смешанного правления,
занимающая центральное место в учении Полибия.
Пример такого воздействия идей Полибия можно
видеть в творчестве Н. Макиавелли, одного из ранних
идеологов буржуазии. Он насчитывает шесть форм
управления государством13. Эти формы нестабильны
и легко изменяются. Вся цепь изменений форм
выглядит, согласно Макиавелли, так: монархия,
тирания, аристократия, олигархия, демократия,
охлократия. Основа смены форм — постепенное вырождение
нравов: монархия превращается в следующую форму
тогда, когда власть царей становится наследственной,
цари морально деградируют и от правления переходят
к угнетению. Дальнейшее изложение хода событий
настолько схоже с содержанием полибиевой
концепции кругооборота форм правления, что приводить его
здесь нецелесообразно. Отметим несколько моментов,
ясно указывающих на различие концепций двух
авторов. Один из самых важных — антитеологическая
направленность изысканий Макиавелли, ищущего
побудительные мотивы (причины) не в божестве и его
деятельности, а в эмпирии, в реальности. Макиавелли
видел в кругообороте форм проявление борьбы соци-
72

альных групп за власть, которая в различных, часто
повторяющихся ситуациях приводит к победе или
монарха, или аристократию, или народ. В борьбе
противостоящих социальных сил Макиавелли увидел
глубинную основу изменений политической жизни
государства и закономерность смены форм правления14.
Разумеется, социальная и политическая концепция
Макиавелли, в которой использовался огромный
научный опыт познания государства, не есть слепое
повторение выводов античных авторов, и в том числе
Полибия. Находясь на иной, более высокой ступени
познания государства и права, он смог,
вооружившись накопленными знаниями, сделать шаг вперед в
понимании государства, политики.
Другой пример восприятия и развития античной
теории смешанного правления, и прежде всего
концепции Полибия, — учение Ш. Л. Монтескье о
государстве и праве в той его части, где он рассуждает о
различных формах правления, о разделении и сочетании
в государственной власти трех элементов.
Определенная схожесть концепции Полибия и
позднейших теорий разделения властей не снимает
существенных различий между ними, важнейшее из
которых справедливо определяется В. С. Нерсесянцем
так: «Дифференциация целостной государственной
жизни на различные сферы и направления
деятельности имела место уже в древнем мире, и античная
мысль отразила этот факт. Однако ввиду отсутствия
в древности абстракции политического государства
отсутствовала также и абстракция власти
политического государства, о разделении которой по
существу и идет речь в новое время»15.
В учении Полибия предшествующие античные
представления о формах государства были
дополнены и развиты рядом положений, важнейшие из
которых состоят в следующем: смешанная политическая
форма существует наряду с другими (простыми),
является исторически наличной (действительной);
рациональная политическая деятельность индивидов
способствует созданию смешанного строя и его
успешному функционированию; соединением различных
начал достигается их верное соотношение,
выражающееся в равновесии; это равновесие не исключает, а
предполагает координацию действий центров власти;
равновесие есть динамичная, подвижная структура
73

взаимоотношений и взаимодействия начал; это
равновесие, по сути, есть воплощение необходимого участия
различных социальных слоев в управлении
государством; равновесие властных начал есть залог
(гарантия) способности государства противостоять порче,
обеспечить необходимую стабильность;
изменяющимся историческим условиям более других государств
соответствовал Рим, поскольку имел наиболее верное
смешанное устройство; смысл обращения Полибия к
Риму состоит в том, чтобы показать достоинства
смешанного строя (в том числе и как способа
преодоления естественной последовательности смены простых
форм).
Необходимо подчеркнуть, что координация в
равновесии властей, по мысли историка, осуществляется
тем началом, которое оказалось в «срединном»
положении: в Спарте это были эфоры, в Риме — народ.
Объясняются данные особенности историческим
своеобразием развития соответствующих государств. В
этом пункте ярко проявляется историзм его
суждений, диалектичность в трактовке основополагающей
категории равновесия в его теории смешанного
политического устройства. Равновесие начал не означало
застывшего, неизменного их соотношения. Уловив
диалектический характер исторических процессов, он
особое внимание уделил динамике этого равновесия, его
подвижности, способности реагировать на изменения
в политической жизни государства.
Полибиева морфология государственности
внутренне динамична, взгляды историка на государство носят
отпечаток диалектичности. Трактуя эволюцию форм
как следствие закономерных, внутренне присущих
каждой форме изменений (в строгой их
последовательности), Полибий увидел возможность
преодоления их изменчивости в соединении на основе
идеального соотношения (равновесия) трех начал, присущих
трем правильным простым формам. При этом
рассуждения Полибия находятся в русле античных
представлений о полисной политической форме как
основе существования государства.

ГЛАВА IV
Правовые взгляды Полибия
°%
На правовые воззрения
Полибия заметное влияние
оказали предшествующие
античные представления о справедливости, праве и
законе, основанные на рационально-теоретическом
подходе к явлениям социально-политической жизни.
Оперируя традиционными для древнегреческой
правовой мысли терминами — «эвномия» (благозако-
ние), «дике» (правда,справедливость), «темис»
(справедливость), «номос» (закон), «дисноме»
(беззаконие) и др.1, — он, в частности, воспринял и развил
идею различения естественного права и позитивного
полисного закона, восходящую к софистам.
Полибий называет справедливость должным
основанием и мотивом поступков отдельных людей и
одного государства в отношении другого (ХХ1,21,9;
ХХ1,24,12).Эти поступки (действия) должны
строиться в соответствии с общепризнанными,
справедливыми законами (дикайон номой) (1,83,4). Влияние
воззрений Платона на отдельные аспекты его
правового учения достаточно очевидно, особенно в том, что
касается анализа состояния законности при различ-
75

ных формах государственного устройства и
выявления связи между состоянием законности и образом
правления. Так, положение Платона о законности как
критерии отличия законной монархии от тирании
(Политик, 300 и далее; Законы, 715d) Полибий
использует в своей трактовке исторического процесса
становления и развития государственности (VI,7,2—4).
Серьезное влияние на взгляды Полибия оказали
некоторые аспекты учения Аристотеля, прежде всего
суждения философа о естественном и условном (во-
леустановленном) праве2. Под естественным правом
Аристотель понимал то, что везде имеет одинаковое
значение и не зависит от признания или непризнания
его в законодательстве того или иного государства;
условное же (и в этом смысле искусственное) право
составляет совокупность установленных людьми
соглашений и законоположений (Этика, V,10).
Аристотель отмечал наличие писаного и неписаного законов,
причем обычаи (неписаное право) относятся им,
скорее, к условному, чем естественному праву
(Политика, 111,11,6,1287b; VII,12,6,1324b, 11).
Разделяя идею о совпадении законного и
справедливого, Полибий в то же время конкретизировал само
понятие справедливости. Его подход отразил
своеобразие исторического и политического процессов эпохи
эллинизма, а также влияние идей стоицизма
(греческого и римского). Как известно, стоики касались
вопросов права во всех трех частях своей философии
— логике, физике, этике (Диоген Лаэртский, VII,39)3.
В соответствии с философией стоиков явления
мироздания не хаотичны, они определяются причинной
связью, сущность которой выражается категорией
«судьба». Судьба соединяет и выражает
'божественное и естественное в развитии событий: «Судьба —
это разум мироздания или закон всего сущего в
мироздании, управляемом провидением, сообразно с
которым ставшее стало, становящееся становится и
предстоящее станет»4. Основополагающий момент
этики стоиков — утверждение об общности природы
мира и природы человека как ее части. Жить согласно
разуму для них означает жить по природе, «не делая
ничего, что запрещается «общим законом», а закон
этот — верный разум, всепроникающий и
тождественный с Зевсом, направителем и распорядителем всего
сущего» (Диоген Лаэртский, VII,88). Это и есть доб-
76

родетель. Следовательно, человек, желающий жить в
соответствии с требованиями судьбы, должен быть
апатичен, т. е. разумно устремлен и бесстрастен,—
только тогда возможно достижение гармонии мира и
человека. Действуя, люди либо согласуют свои
поступки с долгом, либо поступают с ним вразрез.
Например, почитать родителей, отечество — поведение,
согласующееся с долгом. Противно долгу
противоположное поведение, когда не думают о друзьях,
предают отечество и т. д. Есть поступки, которые не
относятся ни к надлежащим, ни к ненадлежащим —к
ним разум не толкает и не отвращает от них. В
соответствии с этим понятие долга формулируется
стоиками как действие, внушаемое разумом (Диоген
Лаэртский, VII,107—109). Общность изложенных
положений и некоторых высказываний Полибия, к
примеру следующего: «Мы убеждены, что совершенство
отдельного человека удостоверяется единственно
умением сохранить самообладание и благородство души
среди всесокрушающих превратностей судьбы» (VI,
1,6), — говорит о том, что историк понимал долг,
основываясь на этическом учении Стой (VI,6,7).
Внимание Полибия занимает
естественно-исторический генезис основных этико-правовых понятий.
Трактуя в историческом плане понятие долга, он
указывает на естественность зарождения и развития
представлений о должном поведении. Жизненная практика
людей, входящих в общение в предгосударственной
форме, заставляет их задуматься над значением того
или иного (положительного либо отрицательного)
примера поведения. Тот, кто поступает разумно,
поступает добродетельно, в соответствии с долгом. Долг,
по Полибию, составляет основу справедливости.
Последняя раскрывается им как некое общее
требование, согласно которому люди должны действовать в
политической сфере. Понятие справедливости
трактуется историком с учетом требований политической
философии стоиков как синоним естественного,
«общепризнанного» права. Этическому учению Стой По-
либий стремился следовать не только в
теоретизировании. Свое понимание долга применительно к
конкретной ситуации он выразил так: «Долг каждого
эллина — защищать и скрывать слабости
соотечественников перед властителями, смиряя гнев их в
практической жизни» (ΧΧΧνίΙΙ,θ). Характерно также вы-
77

сказывание Полибия о необходимости соблюдения
«общечеловеческих законов», обязательного даже по
отношению к противнику в войне. Нарушение их —
нарушение общечеловеческих прав (111,58,5—11).
Схожи по характеру также суждения стоиков и
Полибия о природе власти тирана и царя.
Вместе с тем следует отметить различия в право-
понимании стоиков и Полибия. В основе
несовпадения их взглядов лежит определенный историзм и в
целом государственническая нацеленность политико-
правовых исследований Полибия, гораздо меньший
интерес к чисто философской проблематике: в
попытке охватить события истории в их мировой
взаимосвязи он больше занят проблемами справедливости
общепризнанных законов и прав внутри государства,
и в особенности в межгосударственных политических
связях. Кроме того, традиционная тема соотношения
законного и справедливого привлекает его в новом
повороте — исследование форм и ситуаций, когда
государство, выдвинутое исторической судьбой на роль
гегемона, придерживалось бы общепризнанных
справедливых правил мирного и военного времени.
Происхождение и развитие государственности По-
либии тесно связывает с происхождением права.
Люди, собирающиеся в силу естественной
необходимости в сообщество, на первом этапе похожее на
стадо животных, подчиняются вожаку, поскольку он
выделился из однородной толпы «телесной силой и
душевной отвагой» (VI,5,7). Мерой власти вожака
была физическая сила. Такое состояние Полибий
называет господством «силы и страха» (VI,4,2). Со
временем человеческие отношения эволюционируют в
сторону упорядочения и смягчения. В основе такой
эволюции лежат все более утверждающиеся среди людей
понятия красоты, правды, справедливости («дике»).
Эти понятия, по Полибию, возникают
естественно-исторически, постепенно, на протяжении длительного
времени из опыта общения людей: «Допустим, что кто-
то получил от другого поддержку и помощь в беде и
вместо благодарности вздумал бы когда-либо вредить
своему благодетелю; подобный человек, понятно,
должен возбуждать недовольство и раздражение в
свидетелях как потому, что они огорчаются за ближнего,
так и потому, что ставят себя в подобное положение»
(У1,6,6).Так возникает в обществе представление о
78

долге. Опыт людей наполняет его смыслом, это
понятие приобретает силу и значение в связи с тем, что
примеры соответствующего ему поведения получают
положительную оценку («знаки благоволения»), а
идущие вразрез с ними — «презрение и хулу» (VI,6,8).
Отсюда возникают представления о подлом и
прекрасном в поведении людей.
Совокупность утвердившихся среди людей
представлений и формирует правила поведения, в основе
которых лежит справедливость. Ее сущность
заключается в осознании людьми силы и значения долга,
красоты, правды, прекрасного, благородного и их
антиподов. Эти представления превращают отношения
людей в «товарищеские прочные связи». Лишь теперь
царство отваги и силы уступает место настоящему
царству (монархии).
В контексте излагаемого Полибием учения о
происхождении государства проблема происхождения
права исследуется с точки зрения роли этико-право-
вых критериев поведения в становлении
«государственной жизни». В центре внимания Полибия сначала
оказываются этические нормы, регулирующие личные
отношения людей, затем нормы, возникшие из них,
но относящиеся к осуществлению власти царем.
Таким образом, представления о должном, красивом,
правдивом, справедливом как критерии поведения
людей предшествуют законам в государстве. Законы
определяются требованиями справедливости,
правдивости, исходят из них.
В целом правопонимание Полибия по своему
характеру и содержанию традиционно для античности.
При этом своеобразие взглядов историка на право
отражает специфику его общемировоззренческой и
теоретико-методологической позиции. Особенно ярко
это своеобразие проявилось в подходе к вопросам
происхождения права, которые он трактует исторически.
Определяя роль права в политической жизни
государства, Полибий подчеркивает: «Я полагаю, что
каждому государству присущи два начала — обычаи
и законы. Те из них заслуживают соревнования,
которые вносят благонравие и умеренность в частную
жизнь людей, в государстве же водворяют крепость
и справедливость; нравы и обычаи противоположные
достойны осуждения. Если, таким образом, у какого-
79

либо народа мы наблюдаем добрые обычаи и законы,
мы смело можем утверждать, что хорошими
окажутся здесь и люди, и общественное устройство их.
Точно так же, если мы в частной жизни людей видим
любостяжание, а в государственных деяниях —
неправду, очевидно, можно с большей вероятностью
предположить, что и законы их, и нравы частных лиц,
и весь государственный строй негодны» (VI,47,3—4).
Приведенное рассуждение свидетельствует о том, что
Полибий, акцентируя внимание на способности
законов творить в политической сфере соответствующий
порядок, считал право (законы и обычаи)
необходимым структурообразующим элементом
государственной жизни.
По всему тексту «Всеобщей истории» разбросаны
замечания, суждения и размышления автора,
касающиеся природы и роли права. Он проводит различие
между законом и обычаем, общечеловеческими
законами и законами писаными и т. д.
Излагая историю греко-македонских отношений, он
упрекает Филиппа Македонского в нападении на
греческие храмы; причем оценку такого поведения как
справедливого и законного историк считает неверной
(V,9,6) и противопоставляет ему поведение Антигона
(также царя Македонии), который после победы над
Клеоменом, будучи властным поступить со Спартой и
ее гражданами по своему усмотрению, не только не
причинил им какого-либо зла, «но возвратил им
свободу и их исконное государственное устройство...»
(V,9,9). Указывая на давность приобретения
некоторых земель царем Сирии Антиохом, Полибий считает
такое основание «законнейшим и справедливейшим»
(V,67,6). В одной из своих речей на союзном
собрании ахейцев (она приводится во «Всеобщей истории»},
призывая к восстановлению дипломатических
отношений с царем Евменом и ссылаясь на писаный закон
Ахейского союза, он утверждает, что отказ-от
дипломатических отношений с царем шел вразрез с
законом, противоречил «справедливости и
благопристойности» (XXXI V,7).
Действия людей, противоречащие законам
Ахейского союза, носят одновременно и противозаконный
и «постыднейший» характер — так передает Полибий
основное содержание речи одного из политических
деятелей союза (XXII, 11,3). В XXXVIII книге (2,2)
80

устами Сципиона Младшего он называет убийство
пленных «нарушением законов божеских и
человеческих».
Зачастую Полибий при рассмотрении
межгосударственных отношений не применяет дихотомии
«закон— справедливость», а подходит к их оценке с
точки зрения справедливости (1,83,4; IV, 18,7; VIII.51;
XXIV,11,3; IV,12,2; IV,31,8). Ее конкретный смысл
меняется в зависимости от ситуации, которую
оценивает историк. Однако общим для этих ситуаций
является то, что они складываются в
межгосударственном общении. В этой связи Полибий говорит о
законах войны, о справедливом и благородном образе
взаимоотношений государств, о справедливости как
основе таких отношений.
Справедливость, таким образом, определяется По-
либием как нечто предшествующее праву,
действующему в полисе (обычному праву и законодательству),
и определяющее его. Справедливость — это высшее
мерило, которое способно урегулировать отношения
людей и тогда, когда для конкретного случая нет
нормы закона или обычая. Поэтому особое значение
имеет соблюдение справедливости в отношениях разных
государств. Справедливо то, что благородно,
правдиво, отвечает требованиям долга (11,6,1). При этом
справедливое, согласно Полибию, часто совпадает с
политически полезным и целесообразным (111,8,10;
XXXVIII.2,3).
Напротив, те законы, которые установлены в
противоречии со справедливостью, не отвечают этим
критериям. Рисуя образ тирана, деспота, он отмечает, что
в отношении их даже убийство справедливо и
полезно. Весьма показательно следующее утверждение,
вложенное Полибием в уста одного из политических
деятелей Греции периода римских завоеваний: «Если
долг чести велит сохранять верность писаным
договорам, то в большей еще мере бесчестно идти войной
на своих спасителей» (ХХ,36,12). Тем самым он
подчеркивал, что поступать в межгосударственных
отношениях вопреки справедливости — дело более
бесчестное, нежели поступать вопреки принятым и
письменно оформленным договорам.
Полибий различает закон и обычай. Обычай
существует наряду с законом и соответствует ему. Чаще
6 Заказ 2640
81

обычай понимается как установление, исторически
предшествующее закону, а иногда и определяющее
его. Так, в римском государстве политическая власть
принадлежит сенату в силу обычая; и если кто-либо
решит в какой-то мере изменить это установление, он
должен выступить с проектом соответствующего
закона, согласуемого с общим смыслом сложившегося
обычая (VI,16,3).
Полибием в целом верно отражены фактическое
положение сената в системе римских государственных
органов и реальный объем его полномочий.
Поскольку в Риме того времени (III—I вв. до н. э.) не
существовало писаной конституции, правовое положение
сената определялось совокупностью неписаных
правил (обычаев) и политической практикой, что в
известной мере содействовало превращению сената из
органа консультативного в правительствующий
орган5.
Характерная черта обычая — его освященность
веками. Так, обычай использовать жребий имел место
и значение у древних ахейцев. В этой связи Полибий
упоминает, что одно из войск Ахейского союза
формировалось с помощью жребия (11,58,2). Однако тот
же жребий мог стать и показателем демократических
преобразований. Например, при Клеомене в Спарте
земельные участки распределялись по жребию.
Вообще учреждение чего-либо путем жребия Полибий
считал признаком демократического устройства
государства, поскольку в этом случае происходит в известном
смысле уравнивание прав и возможностей (VII, 10).
Им приводятся примеры обычаев распределения
военной добычи: «Согласно обычаю из общей доли ... царь
Клеомен получил 0,5 %» (VI,62,1). Характерная черта
обычая — древность, сочетаемая с действенностью.
Такие обычаи Полибий называл «исконными».
Констатируя моральное преобладание одного народа над
другим, историк видел основу этого в «исконных
обычаях» (VI,52,10). Другой пример действенности
обычая— принесение клятвы, понимавшейся Полибием
одновременно и как норма ритуального, религиозного
характера, и как необходимое юридико-формальное
условие соглашения, договора и т. д. Клятва и
договор, как считает Полибий, — «это величайший залог
верности у людей» (1Х,31,6). Клятва, которой
освящались договоры (481 г., 348 г., 280 г.) римлян с Кар-
82

фагеном, придавала им высшую силу: нарушивший
договор считался преступившим не только договор,
но и «божеский закон». Клятва также давалась
людьми (свободными и рабами) в том, что они совершат
какие-то действия или воздержатся от определенных
действий6 (VI,33,1—2).
В рассуждениях Полибия о различии между
эллинскими и римскими обычаями (VI,56,13,15)
содержатся положения о взаимозависимости нравов,
обычаев, законов, об обусловленности законов и обычаев
социально-политической действительностью. Итогом
этих рассуждений служит объяснение имеющихся
преимуществ государственного строя и правовой
системы римлян перед эллинскими, что вообще
соответствовало основному тезису Полибия относительно
превосходства и достоинств политико-правового
устройства Рима.
Полибиево понимание обычая предполагает
прежде всего его правовой характер. Обычай трактуется
им по преимуществу как правило, регулирующее
поведение людей и политические отношения в
государстве.
Однако это не означает, что историк не отличал,
к примеру, правовой обычай от религиозного (VI,53,2;
V,106,5). В этой связи представляет интерес
отношение Полибия к действиям Этолийского союза.
Приводя в IV и V книгах большое количество примеров
жестокостей и вероломства этолян в отношениях с
Ахейским союзом, историк находил им объяснение в
силе воздействия старинных, непреодоленных еще
обычаев (этос). Впрочем, отмечает Полибий,
существование отдельных обычаев у них поддерживалось
желанием безнаказанно грабить как противников, так
и союзников, обходя при этом законы, принятые
союзным собранием (XIII,1). По своей природе обычай —
это освященное веками, действующее правило, не
охватываемое рамками писаного установления (закона),
но подтверждающее и дополняющее его. Обычай
играет значительную роль в политической жизни
народов и в международном общении. Он не всегда
нуждается в официальном признании, так как зачастую
действует в силу традиции и собственной
значимости.
Полибий уделил определенное внимание анализу
закона, его природы и роли в политической жизни.
6*
83

Закон понимался историком как прошедшее
соответствующую процедуру утверждения писаное
установление— решение народного собрания, постановление
сената и т. д. Он специально не анализирует различия
между законом (номос) (VI,45,46), постановлением
народного собрания (догма) (IV,26,4; IV,27,2;
XVIII,5,2; ХХ,4,6; XXVII,18,1), решением сената
(VI,12,3; ХХХД12).
В законодательстве Ликурга важнейшим Полибий
называет закон о земельной собственности. Кроме
того, он упоминает законы- о денежном имуществе и
о наследственной власти царей в спартанском
государстве (Vî,45,3—5), отмечает сходство спартанских
и критских законодательных установлений,
сравнивает их (VI,46). В числе писаных Полибий называет
законы Пританида (V,93,8). В законодательстве
Спарты он выделяет «законы страны, народные
постановления, предписания властей» (XXIV,7,4). Под
законами страны, по всей вероятности, им
подразумеваются законы Ликурга, под народными
постановлениями и предписаниями властей — продукт
законодательной деятельности органов государственной власти
Лакедемона. «Народные постановления»
применительно к другим государствам Эллады обозначали
решения союзного народного собрания в Ахейском,
Этолийском, Беотийском союзах (ХХ,10,4; ХХ1,43,27;
13,10; ХХ,6). Полибий различает постановления,
принятые союзным собранием, и постановления,
принятые на собраниях отдельных полисов — членов союза
(XXIII,17,2—3). Кроме союзного законодательства он
упоминает решения народного собрания полисов —
членов симмахии (военного союза) (IV,30,2). Его
внимание привлекали договоры, положившие начало
образованию Ахейского союза. Полибий приводит
примеры заключения договоров между полисами,
исторически первыми образовавшими этот союз, причем
непосредственная цель исследования состоит в
демонстрации справедливого характера этих соглашений,
основанных на равенстве полисов. Упоминаются
также «клятвы, законы и договоры, на которых покоится
союз ахейцев» (XXIV, 10,5).
Различение Полибием закона и права является
отражением особенностей исторического развития
политико-правовых реалий эллинизма, учета опыта
предшествующих политико-правовых исследований. Смысл
84

такого различения у Полибия состоит в том, что
право, обозначаемое как общечеловеческие установления,
есть проявление и выражение всеобщей
справедливости. В целом справедливость предшествует и
определяет закон и правовые обычаи. Правовая концепция
Полибия с учетом устоявшейся в литературе
традиции может быть обозначена как
естественно-правовая7.
Историк подчеркивает то взаимодействие, которое
существует между государством, законами и
обычаями, констатирует роль права в обеспечении разумной
политической жизни, значение благозакония как
основы, жизненно важной для государства. Законы и
обычаи являются формой выражения справедливости.
Сущность права (как общезначимых установлений и
законов) проявляется в связи с раскрытием
историком двуединой цели государственного общежития—г
властвования и главенства над «многими народами»
(VI,50,3—4). Благом, которое предоставляет это
государственное общежитие, он называет гражданское
равенство и политическую свободу, т. е. право
открыто выражать свои мысли, участвовать в
государственных делах, другими словами — жить в государстве,
свободном от внешнего влияния, по его собственным
законам.
Сложные «мировые» процессы, происходившие в
Средиземноморье в эпоху эллинизма, сопровождались
расширением политических горизонтов, вовлечением
все большего числа государств в международное
общение.
В плане общей оценки народов Полибий
противопоставлял народам, «воспитанным в законном
порядке и государственных учреждениях», народы
варварские и смешанные (1,65,7). К первым относятся
эллины, римляне, македоняне и др., ко вторым —почти
все народы, населяющие ойкумену, к примеру нуми-
дяне (североафриканские племена), относительно
которых Полибий пишет, что им присуще «врожденное
непостоянство в привязанностях и вероломство перед
богами и людьми» (XIV,1,4). Акарнаны, будучи
эллинским племенем, честны и потому «всегда, во всех
делах, личных или общественных, ставят долг выше
всего и во всех почти обстоятельствах поступают
таким образом больше, чем какой-либо иной из
эллинских народов» (IV,30,4). Наоборот, резко отрицатель-
85

но историк писал об этолянах и иллирийцах, называя
их плутами и ворами: «Скопища плутов и воров
гибнут больше всего от того, что участники их нарушают
взаимные права и вообще не блюдут верности в
отношениях друг к другу» (XIV,29,4).
Полибий находит зависимость, в силу которой
отсутствие или неразвитость государственных и
юридических институтов у народа предполагает его низкий
общий уровень развития. Эта мысль подготавливает
и обосновывает тезис более широкого значения: там,
где существуют «хорошие обычаи и законы, есть
основания утверждать, что хорошими здесь будут и
люди и их общественное устройство» (VI,47,3). В
подтверждение сказанного Полибий проводит
сравнительный анализ некоторых «основных», по его мнению,
законов Спарты и Крита (VI,45,46).
Полибий придавал большое значение характеру и
содержанию законов, их влиянию на политический
строй страны, нравы населения и т. д. Так, он
утверждал, что начало порче нравов римлян было
положено законом народного трибуна Гая Фламиния,
регулировавшим распределение земель в одной из
областей Средней Италии (232 г. до н. э.). Закон был
проведен вопреки желанию сената в интересах плебса
(Плутарх. Катон Старший, 4; Брут, 14). По мнению
Полибия, Гай Фламиний провел этот закон из
желания снискать популярность у народа. Однако этот
закон привел к войне римлян с воинственными
племенами боев и галатов и к последующей «порче
нравов» (11,21,7).
Законы и устройство государства для Полибия
находятся в нерасторжимой связи. Государство,
оказавшееся под чужой властью, часто подвергалось
политической реорганизации, и в нем изменяли
«государственное устройство и законы». Так было в 146 г.
до н. э., когда римское войско под командованием
консула Л. Муммия разгромило войска Ахейского
союза. Был разрушен Коринф, распущен Ахейский
союз, города его были поставлены в зависимость от
римских наместников в Македонии. В городах был
введен одинаковый государственный строй — у
власти была поставлена проримски настроенная
олигархия.
Описывая события, непосредственно предшество-
86

вавщие падению Ахейского союза, Полибий с
осуждением говорит о мероприятиях стратега Критолая: «Он
возбранял властям взыскивать что-либо с должников,
не принимать тех, кого приводили бы для заключения
под стражу за долги, отсрочить до окончания войны
разбор жалоб по недоимкам в товарищеские
казнохранилища» (XXXVIII,9,11). Эти демократические
мероприятия, предпринятые Критолаем в отчаянной
попытке противостоять военной мощи Рима, Полибий
называет «недальновидным угодничеством» перед
«толпой».
Противопоставляя царство тирании, Полибий
видит достоинство царского правления в том, что_здесь
господствуют хорошие законы и обычаи,
придерживаясь которых царь и подданные сосуществуют в
согласии. Благородному образу осуществления власти
царем соответствуют, по Полибию, высокие
нравственные идеалы, господствующие в среде подданных.
Тирания характеризуется им как деспотия8. Как и
Платон, Полибий считает тиранию царством беззакония
и террора и наделяет тирана всеми человеческими
пороками. С именем тирана, утверждает Полибий,
соединяется ненавистнейшее представление: «Оно
обнимает собой все неправды и беззакония, известные
людям» (11,59,6). Состояние дел в условиях тирании
характеризуется как беззаконие и рабство. Он
обосновывает законность убийства тирана таким
рассуждением: «Убийство граждан почитается величайшим
преступлением, достойным суровейшего возмездия.
Однако убийство вора или прелюбодея, несомненно,
не наказуемо, а убийца предателя или тирана
стяжает себе всеобщее уважение и почет» (11,56,14—15).
Убийство тирана ненаказуемо потому, что тиран по
своей природе беззаконен, его деятельность ставит его
вне закона. Примеров такой деятельности во
«Всеобщей истории» приведено немало. Вывод Полибия
состоит в том, что тиран, поставивший себя вне закона
и права, должен понести заслуженное наказание.
Вообще суть наказания состоит, по Полибию, в
исправлении и перевоспитании преступника. Вместе с тем
наказание—это воздаяние, равное самому
преступлению (11,56,13; V,ll). Следовательно, убийство тирана
(без приговора суда и других процедур) есть
действие правомерное и моральное.
Законность понимается Полибием как повинове-
87

ние действующим исконным обычаям и законам не
только со стороны граждан, но и носителей власти. В
истинной демократии, например, исконным обычаем
установлено почитать богов, почитать родителей и
старших, повиноваться законам. При этом в
государстве верховную власть имеют постановления
народного большинства (VI,4,5). В аристократическом
государстве законность обеспечивается правлением
такого меньшинства, при котором «правящими людьми
бывают справедливейшие и рассудительнейшие по
выбору» (VI,4,3). Состоянием законности эти
государства оправдывают звание «свободных». Свободное
государство противопоставляется Полибием
тираническому.
Вопросы законности, справедливости, гуманности
затрагиваются Полибием и при освещении темы
войны и мира, рассмотрении истории и современного ему
состояния международных (в тогдашнем понимании)
отношений. Их правовая сторона привлекала
внимание. Полибия. Здесь он искал примеры гуманного
отношения победителя к побежденному, метрополии к
колонии, гегемона союза к его членам и т. д. Он
восхвалял отношения, основанные на справедливости,
договорах, верном понимании долга, благородства.
Высоко оценивал Полибий мир, который ставится
им выше, чем «гражданское равенство, право
открыто выражать свои мысли, свобода...» (IV,31,4).
Однако мир не представляет большой ценности, если он
не предполагает справедливых отношений государств:
«Мир справедливый и почетный — прекраснейшее и
плодотворнейшее состояние, но нет ничего -постыднее
и гибельнее, чем мир, купленный ценой позора и
жалкой трусости» (IV,31,8).
Свобода государства может отстаиваться двумя
путями — мирным и военным. Первый всегда
предполагается Полибием как необходимый этап в развитии
отношений государств: лишь тот имеет право на
войну, кто, во-первых, исчерпал все мирные возможности
в отстаивании своих интересов и, во-вторых, смог
доказать справедливость предпринимаемой войны.
Войне предшествуют мирные отношения государств,
основанные на праве. Их Полибий называет
«правовыми» (111,30 и ел.). Существующие разногласия по
своему характеру являются «распрями мирного
свойства» (VIII,1,7). Они разрешались заключением но-
88

вых соглашений, взятием заложников, клятвами и т.п.
В этой связи Полибий большое значение придает
нормам договоров межгосударственного (межполисного)
значения. Например, доискиваясь причин Пунических
войн, он подвергает сравнительному анализу тексты
и отдельные статьи договоров 509, 481, 348 и 280 гг.
до н. э., которые хранились в римских архивах.
Отношения между Римом и Карфагеном,
регулировавшиеся ими, Полибий называет «правовыми отношениями»
(111,21—28), а действия, нарушающие договоры,—
правонарушениями (111,21,9). Правонарушение влекло
прекращение действия договоров и вступление в силу
«законов и обычаев войны».
Анализируя статьи договоров Рима и Карфагена,
Полибий отмечал высокую степень их
разработанности. Субъектами международных правоотношений
были, по Полибию, государства и частные лица;
интересы частных лиц охранялись государствами;
действие договоров распространялось на союзников Рима
и Карфагена (111,21—24,25,29).· В предшествующее
время, когда Рим и Карфаген были примерно
равными противниками, договоры носили справедливый
характер. Взаимные притязания сдерживались
уступками. Сначала их делали римляне, позже — пуны. С
течением времени карфагенянам приходилось с
помощью дипломатических маневров удовлетворять все
более ужесточавшиеся требования римлян, которые
сначала были справедливы (10,3), а затем стали
«противны всякому праву» (28,2).
Доказанная справедливость войны — чрезвычайно
важный фактор межгосударственных отношений.
Следуя Деметрию Фалерскому, Полибий утверждает, что
«если народы причину войны считают законной, то
тем большее значение получают победы и тем
малозначительнее становятся поражения; последствия
получаются обратные, когда причину войны признают
бесчестной или незаконной» (XXXVI,2).
Справедливость войны также может быть доказана изменением
ситуации, в которой заключался договор (1Х,37,3)
(XVIII,46,5). Война, как правило, должна быть
объявлена соответствующим органом государства (IV,37,1)\
Могут быть войны, начало которым положено не
формальным решением (определением), а вероломным
нападением противника. Характерные тому примеры
Полибий приводит из истории Этолийского союза
89

(IV,5,9—10). «Признаюсь, и я считаю войну делом
страшным», — подчеркивал Полибий (IV,31,3). Однако
война не есть абсолютно неправовое состояние. По
мнению Полибия, она имеет свои законы. О них
историк рассуждает в соответствии со своими взглядами
на наказание: «Отнимать у неприятеля и уничтожать
крепости, гавани, людей, корабли, плоды вообще
всего того, потеря чего обессиливает противника, выгодна
для борющегося и облегчает ему достижение цели,—
к тому обязывают законы и правила войны. Но без
всякой нужды сокрушать храмы, вместе с ними
кумиры и все подобные сооружения, уничтожение коих не
сулит ни малейшей выгоды одному и нисколько не
ослабляет сил другого... Для людей доблестных задача
войны состоит не в гибели и уничтожении
провинившихся, но в исправлении их и в возмещении ошибок»
(V,ll,3—6). Соблюдение общечеловеческих законов
«почитается обязательным даже по отношению к
врагам», а нарушение их есть «нечестивейшее злодеяние»
(11,58,6—8).
Более всего соответствует законам войны
гуманное отношение к захваченным в плен и вообще к
побежденному противнику. Однако, тут же замечает
Полибий, мстительность и ожесточение воюющих
часто переходят всякую меру (XXII,15,10). Политика
Рима в войне живо обсуждалась эллинами: одни
осуждали ее, другие признавали, указывая на то, что
правом обладает сильнейший. Сам Полибий занял
промежуточную, компромиссную позицию. Так, он
считал, что политика Рима вообще благородна и
основывается на справедливости, хотя в отдельных
случаях римляне поступали слишком жестоко.
Довольно часто автор «Всеобщей истории»
применяет выражения «общечеловеческие законы»,
«законы божеские», «общечеловеческие права»,
«божеский закон» и т. д. Они отражали тогдашние
представления о регуляции межличностных и
межгосударственных отношений, о нормах
международного общения.
Политика, согласно Полибию, может
соответствовать законам и обычаям, может и нарушать их.
Политика, основанная на справедливости, благородна и
дальновидна, она есть проявление благородства,
мужества, честности народа и соответствующего
государства. Порча нравов в обществе неизбежно ведет к
90

изменению законов и обычаев, что ускоряет
перерождение государства.
Основная задача правовых исследований Полибия
состоит в том, чтобы найти и показать степень
воздействия права на политическую жизнь государства,
проследить во взаимодействии сочетание власти
судьбы и целенаправленной политической деятельности
людей.
Воспрепятствовать силе судьбы может лишь
смешанная форма правления, в которой
существенную роль наряду с государственным устройством
играет право. При этом рассуждения Полибия строятся
в соответствии с его взглядами на законы и обычаи
как на правовые выражения принципа каждой
отдельной государственной формы. Поэтому соединение
законов и обычаев правильных форм есть средство
обеспечения стабильного существования государства,
максимального раскрытия его возможностей. Это не
значит, что автор «Всеобщей истории» считал
наилучшим механическое соединение правовых «систем» трех
простых форм государства в одну. В подходе к этому
вопросу обнаруживается присущий вообще взглядам
Полибия историзм; он рассматривает проблематику
права в государстве смешанной формы устройства в
контексте сравнительно-исторического анализа
прошлых и современных ему государств — Крита,
Карфагена, Спарты и Рима (VI, 18,44,45,47,50). Особое
внимание при этом Полибий уделяет доказательству
того, что рациональная целенаправленная деятельность
ряда поколений римлян позволила создать лучшее
государственное устройство, лучшие законы и обычаи
в государстве. По мнению Полибия, Рим в
международных отношениях придерживается в целом
требований долга и справедливости, международных
соглашений.
В целом при изложении своих взглядов на
явления правовой сферы Полибий оперирует такими
фундаментальными понятиями, как право, закон, долг,
справедливость. Соотношение этих понятий
рассматривается им с позиций выяснения влияния
естественного права на политическую жизнь и
законодательство. С позиций исторического подхода к развитию
правовых явлений он уделяет больше внимания роли
права как во внутригосударственной жизни, так и в
международных отношениях.
91

Взгляды Полибия на право логически упорядочены
и в определенной степени систематизированы.
Правовое учение Полибия нацелено на то, чтобы
показать естественно-закономерный ход политических
событий, проявление этих событий в правовой сфере,
значение и роль права в государственной жизни,
взаимовлияние государственных и правовых феноменов,
роль права в обеспечении надлежащей организации
политической жизни государства смешанной формы.
Трактовка вопросов права (как и государства) имела
у Полибия важную практическую цель — в
теоретической форме предвосхитить историческое развитие
политико-правовой реальности.

ПРИЛОЖЕНИЕ
ИЗ «ВСЕОБЩЕЙ ИСТОРИИ
В СОРОКА КНИГАХ»
Книга VI, гл.гл. 3—11
По отношению ко всем эллинским государствам, которые
неоднократно то возвышаются, то приходят в полный упадок,
легко бывает и излагать предшествующую историю, и
предсказывать будущее... Что касается римского государства, то при
многосложности устройства весьма нелегко изобразить
теперешнее его состояние, а равно при незнании особенностей прежнего
порядка общественной и частной жизни римлян трудно
подсказать будущее. Большинство писателей, которые желают научить
нас подобным предметам, различают три формы
государственного устройства, из коих одна именуется царством, другая —
аристократией, третья — демократией. Мне кажется, всякий в
полном праве спросить их, считают ли они эти формы вообше
единственными, или же только наилучшими. Но и в том и в
другом случае они, как я полагаю, заблуждаются, ибо
несомненно совершеннейшей государственной формой надлежит
признавать такую, в которой соединяются особенности всех форм,
поименованных выше. Подтверждается это не соображениями
только, но и самым опытом, ибо Ликург первый построил
государство лакедемонян именно по такому способу. Равным
образом нельзя считать эти формы и единственными. Ибо мы знаем
несколько монархических и тиранических государств, которые
при всех своих отличиях от царства представляются кое в чем
и сходными с ним. По этой же причине все самодержцы, если
только можно, присваивают себе всуе название царей. Далее,
существуют весьма многие олигархические государства, которые
при кажущемся сходстве с аристократиями сильно, можно
сказать, и разнятся от них. То же рассуждение применимо и к
демократии.
93

Справедливость сказанного подтверждается следующим: не
всякое единовластие может быть без оговорок названо царством,
но такое только, в котором управляемые уступают власть по
доброй воле и в котором властвует не столько страх или сила,
сколько рассудок. Аристократией надлежит признавать не
каждое правление меньшинства, но такое только, при котором
правящими людьми бывают справедливейшие- и рассудительнейшие
по выбору. Подобно этому нельзя называть демократией
государство, в котором вся народная масса имеет власть делать все,
что бы ни пожелала в ни вздумала. Напротив, демократией
должно почитать такое государство, в котором исконным обычаем
установлено почитать богов, лелеять родителей, чтить старших,
повиноваться законам,' если при том решающая сила
принадлежит постановлениям народного большинства. Таким образом,
следует признавать шесть форм государственного устройства,
три из которых, поименованные выше, у всех на устах, а
остальные три общего происхождения с первыми, я разумею
монархию, олигархию, охлократию. Прежде всего возникает
единовластие без всякого плана, само собою; за ним следует и из него
образуется посредством упорядочения и исправления царство.
Когда царское управление переходит в соответствующую ему по
природе извращенную форму, то есть в тиранию, тогда в свою
очередь на развалинах этой последней вырастает аристократия.
Когда затем и аристократия выродится по закону природы в
олигархию, и разгневанный народ выместит обиды правителей,
тогда зарождается демократия. Необузданность народной
массы и пренебрежение к законам порождает с течением времени
охлократию. Верность только что сказанного мною по этому
предмету можно понять совершенно ясно, если обратить
внимание на естественное начало, зарождение и превращение каждой
формы правления в отдельности. И в самом деле, только человек,
уразумевший то, каким образом зарождается каждая форма
правления, в состоянии понять рост каждой из них, наивысшее
развитие, переход в другую форму и конец; когда, каким образом
и чем закончится данная форма правления. Такой способ
изложения наиболее применим, по моему убеждению, к государству
римскому, ибо оно о самого начала сложилось и потом
развивалось естественным путем.
Наверное, у Платона и некоторых других философов
исследование о естественном превращении одной формы правления в
другую ведется более убедительно. Но там оно запутано и
многословно и потому доступно лишь немногим. Мы же попытаемся
изложить это учение вкратце, лишь настолько, насколько, по
нашему мнению, требуется это для политической истории и для
понимания заурядного читателя...
94

Итак, что я считаю началом государственного общежития и
откуда, по моему мнению, оно зарождается впервые? Если бы
род человеческий погиб от потопа или чумы, от неурожая или
по другим каким-нибудь причинам, действие коих в прошлом
засвидетельствовано преданием и которые по всем соображениям
многократно повторятся еще в будущем, тогда, конечно, вместе
с людьми погибли бы и все учреждения их и искусства. Если бы
со временем из уцелевших остатков, как из семян, снова
выросло известное число людей, то непременно они, подобно прочим
живым существам, стали бы собираться вместе,—-так и должно
быть, ибо присущая отдельному существу слабость побуждает их
собираться в однородную толпу. Один из людей превосходил бы
прочих телесною силою и душевною отвагою. Он-то и был бы
вождем и владыкою. То же самое наблюдается и у всех
неразумных животных; мы замечаем, что и у них (у быков,
например, кабанов, петухов) наиболее сильные непременно бывают
вожаками. Вот почему порядок этот надлежит признавать
непререкаемым делом самой природы. Таковым следует
представлять себе и первоначальное существование людей, именно:
наподобие животных они собирались вместе и покорялись наиболее
отважным и мощным из своей среды; меру власти этих
последних составляла сила, а самое управление может быть названо
единовластием (монархией). Когда со временем в этих
сообществах образовались товарищеские прочные связи, тогда
началось царское управление; тогда же впервые люди получили
понятия красоты и правды и обратные им.
Названные мною понятия начинаются и зарождаются
приблизительно таким образом: всем от природы присуще стремление
к половому сожительству, последствием коего бывает
деторождение, Когда сын, пришедший в возраст, не оказывает
кормильцам своим ни признательности, ни попечения, напротив, начинает
оскорблять их словом или действием, то, понятно, все сожители
и свидетели родительских забот и тревог о детях, ухода за ними
и воспитания их должны раздражаться на это и негодовать. Ибо
род человеческий тем и отличается от прочих животных, что
одни только люди одарены умом и рассудком, а потому они не
могут, в отличие от остальных животных, не замечать
указанной выше разницы в отношениях; напротив, они вникают в
происходящее и огорчаются тем, что творится в их присутствии,
предвидя будущее и соображая, что каждого из них может
постигнуть нечто подобное. Далее допустим, что кто-нибудь
получил бы от другого поддержку и помощь в беде и вместо
благодарности вздумал бы когда-либо вредить своему благодетелю;
подобный человек, понятно, должен возбуждать недовольство и
раздражение в свидетелях, как потому, что они огорчаются за
95

ближнего, так и потому, что ставят себя в подобное положение.
Отсюда у каждого рождается понятие долга, его силы и
значения, что и составляет начало и конец справедливости. Если, с
другой стороны, человек помогает каждому в беде, выдерживает
опасности за других и отражает нападение сильнейших зверей,
такой наверное удостоится от народа знаков благоволения и
участия, равно как поступающий противно этому— презрения и
хулы. Весьма вероятно, что отсюда в свою очередь образуется у
большинства людей некоторое понятие того, что подло и что
прекрасно, чем отличается одно от другого, и тогда как одно
ради приносимой им выгоды возбуждает к соревнованию и
подражанию, другое становится предметом отвращения. Итак, когда
лицо, стоящее во главе сообщества и в своих руках держащее
верховную власть/ всегда в согласии с народным настроением
оказывает деятельную поддержку перечисленным выше людям и,
по мнению подданных, воздает каждому по заслугам, тогда
подданные покоряются уже не столько из боязни насилия, сколько
по велению рассудка, содействуют ему в сохранении власти, как
бы стар он ни был, единодушно помогают ему и непрестанно
борются с людьми, злоумышляющими против его владычества.
Примерно таким-то способом самодержец незаметно превращается в
царя с того времени, как царство рассудка сменяет собою
господство отваги и силы.
Таково у людей первоначальное естественное образование
понятия красоты и правды и обратных понятий, таково начало и
зарождение настоящего царства. И в самом деле, власть
сохраняется не за этими только правителями, но и за потомками их на
долгое время в том убеждении, что происшедшие от таких
родителей и вскормленные ими дети обладают подобными же
наклонностями. А если подданным станут впоследствии неугодны
потомки первого царя, они тогда выбирают себе начальников и царей
уже не за телесную силу и не за отвагу, но за выдающийся ум
и рассудительность, так как на опыте познали разницу
управления тех и других владык. В старину раз выбранные в цари и
достигшие этой власти оставались на царстве до старости,'
укрепляя удобные пункты, возводя стены и приобретая землю частью
ради безопасности, частью для доставления подданным
необходимых средств к жизни в изобилии. Озабоченные этим цари не
подвергались ни злословию, ни зависти, так как большой разницы
между ними и остальным народом ни в одежде, ни в пище и
питье не было, по образу жизни цари походили на прочих людей
и всегда поддерживали общение с народом. Но когда они стали
получать власть по наследству и в силу своего происхождения,
когда заранее у них были готовы средства безопасности, равно
как и жизненные припасы в чрезмерном количестве, тогда, вслед-
96

ствие избытка, они предавались страстям и решили, что
правителям надлежит отличаться от подданных необыкновенным
одеянием, что они должны иметь более изысканный стол и лучшую
обстановку, что, наконец, половыми отношениями и любовным
сожительством они могут пользоваться невозбранно, хотя бы и
сверх меры. Одни из этих поступков породили в людях зависть
и недовольство, другие воспламенили ненависть и неукротимую
ярость, вследствие чего царство превратилось в тиранию,
положено начало упадка власти, и начались козни против
властелинов. Козни исходили не от худших граждан, но от
благороднейших, гордых и отважнейших, ибо подобные люди были наименее
способны переносить излишества правителей.
Когда народ нашел себе вождей и по причинам, выясненным
выше, стал оказывать им сильную поддержку против
властелинов, тогда была совершенно упразднена форма царского и
самодержавного управления и вместе с тем получила начало и
возникла аристократия. Тут же народ, как бы в благодарность за
ниспровержение самодержцев, призывал виновников переворота
к управлению и предоставлял им власть над собою. Правители
в свою очередь на первых порах довольны были
предоставленным им положением, во всех своих действиях выше всего
ставили общее благо, все дела, как частные, так и общенародные,
направляли заботливо и предусмотрительно. И опять, когда
такую власть по наследству от отцов получили сыновья, не
испытавшие несчастий, совершенно незнакомые с требованиями
общественного равенства и свободы, с самого начала воспитанные
под сенью власти и почестей родителей, тогда одни из таких
правителей отдавались корыстолюбию и беззаконному
стяжательству, другие предавались пьянству и сопутствующему ему
ненасытному обжорству, третьи насиловали женщин и похищали
мальчиков и таким-то образом извратили аристократию в
олигархию. Они же вскоре возбудили в толпе настроение, подобное
только что описанному; поэтому и для них переворот кончился
столь же бедственно, как и для тиранов. И в самом деле, если
кто, заметивший вражду и невависть, питаемую гражданами
против таких правителей, отваживается что-либо говорить
против них или делать, во всем народе он находит готовность к
поддержке.
Вслед за сим по умерщвлению одних и изгнании других
граждане не решаются поставить себе царя, потому что боятся
еще беззаконий прежних царей, не отваживаются также доверить
государство нескольким личностям, потому что перед ними
встает безрассудство недавних правителей. Единственная не
обманутая надежда, какая остается у граждан, это —на самих себя; к
7 Заказ 2640
97

ней-то они и обращаются, изменяя олигархию в демократию и на
самих себя возлагая заботы о государстве и охрану его. Пока
остаются в живых граждане, испытавшие на себе наглость и
насилие, до тех пор сохраняется довольство установившимся
строем и очень высоко ценятся равенство и свобода. Но когда
народится новое поколение и демократия от детей перейдет к
внукам, тогда люди, свыкшись с этими благами, перестают уже
дорожить равенством и свободою и жаждут преобладания над
большинством; склонны к этому в особенности люди,
выдающиеся богатством. Когда вслед за сим в погоне за властью они
оказываются бессильными достигнуть ее своими способностями и
личными заслугами, они растрачивают состояние с целью
обольстить и соблазнить толпу каким бы то ни было способом. Лишь
только вследствие безумного тщеславия их народ сделается
жадным к подачкам, демократия разрушается и в свою очередь
переходит в беззаконие и господство силы. Дело в том, что толпа,
привыкшая кормиться чужим и в получении средств к жизни
рассчитывать на чужое состояние, выбирает себе в вожди
отважного честолюбца, а сама вследствие бедности устраняется от
должностей. Тогда водворяется господство силы, а собирающаяся
вокруг вождя толпа совершает убийства, изгнания, переделы
земли, пока не одичает совершенно и снова не обретет себе
властителя и самодержца.
Таков круговорот государственного общежития, таков
порядок природы, согласно коему формы правления меняются,
переходят одна в другую и снова возвращаются. Правда, при всей
ясности понимания этого предмета возможно ошибиться во
времени, когда речь заходит о будущей судьбе государственного
устройства; однако при незлобивости и беспристрастии
суждения редко можно ошибиться относительно того, когда
государственное устройство достигает наивысшего развития, или когда
приходит к упадку, или же когда превращается в другую форму
правления.
Теперь, в частности по отношению к римскому государству,
мы при таком способе рассмотрения наилегче можем понять
строение его, возрастание, наивысшее развитие, равно как и
предстоящий ему переход в состояние обратное. Как всякое другое
государство подвергается этим переменам, о чем только что
было сказано, так равно и римское: естественно сложившись
вначале и возросши, оно так же естественно должно перейти к
противоположному устройству. Мысль эта в дальнейшем изложении
больше выяснится, а пока мы упоминаем кратко о
законодательстве Ликурга, как имеющем прямое отношение к нашей задаче.
Так, Ликург уразумел, что все, о чем мы говорили раньше, со-
98

вершается неизбежно и естественно, и убедился, что всякое
государственное устройство, раз оно просто и сложилось по
одному какому-либо началу, страдает неустойчивостью, ибо быстро
вырождается в неправильную форму, ему соответствующую и
сопутствующую по самой природе. Как для железа ржавчина, а
для дерева черви и личинки их составляют язву, сросшуюся с
ними, от коей эти предметы и погибают сами собою, хотя бы
извне и не подвергались никакому повреждению, точно так же
каждому государственному устройству присуще от природы и
сопутствует ему то или другое извращение: царству сопутствует
так называемое самодержавие, аристократии — олигархия, а
демократии — необузданное господство силы. В эти-то формы с
течением времени неизбежно переходят поименованные выше
государственные устройства, как мы только что разъяснили. Ликург
предусмотрел это и потому установил форму правления не
простую и не единообразную, но соединил в ней вместе все
преимущества наилучших форм правления, дабы ни одна из них не
развивалась сверх меры и через то не извращалась в родственную
ей обратную форму, дабы все они сдерживались в проявлении
свойств взаимным противодействием и ни одна не тянула бы в
свою сторону, не перевешивала бы прочих, дабы таким образом
государство неизменно пребывало в состоянии равномерного
колебания и равновесия, наподобие идущего против ветра корабля.
Действительно, гордыня царей сдерживается в законодательстве
Ликурга страхом перед народом, потому что и народу отведено
достаточно места в государственном управлении; с другой
стороны, народ не дерзает оказывать непочтение царям из страха
перед старейшинами, которые получают звание по выбору за
заслуги и потому обязаны всякий раз стоять на страже правды.
Таким образом,, сторона слабейшая становится во всех случаях
сильнейшею и влиятельнейшею как верная обычаям, ибо с нею
соединяется сила и значение старейшин. Совокупностью таких-то
учреждений Ликург обеспечил лакедемонянам свободу на более
продолжительное время, чем сколько она существовала у какого-
либо иного народа из числа нам известных.
Итак, Ликург путем соображений выяснил себе, откуда и
каким образом происходят обыкновенно всякие перемены, и
установил описанную выше безупречную форму правления. В
устроении родного государства римляне поставили себе ту же самую
цель, только достигали ее не путем рассуждений, но
многочисленными войнами и трудами, причем полезное познавали и
усваивали себе каждый раз в самих превратностях судьбы. Этим
способом они достигли той же цели, что и Ликург, и дали
своему государству наилучшее в наше время устройство.
7»
99

УКАЗАТЕЛЬ ИМЕН
Аальдерес Г. — 7
Агис — 60
Александр Македонский — 32
Антигон — 80
Антиох — 80
Антисфен — 11
Арат— 20, 24
Аристотель — 5, 11, 28, 29, 34, 35, 37, 38, 40—42, 47, 52, 56, 64, 76
Брут — 86
Бузескул В. П. — 6, 33
Васильевский В. Г. — 6, 10
Гай Фламиний — 86
Ганнибал —33, 66
Гельцер М. — 29
Гераклит— 11, 35
Геродот— И, 26, 29, 36
Гесиод — 11
Д'Аддио М. — 8
Даннинг У. А. — 7
Деметрий Фалерский— 11, 89
Дикеарх — 11
Диоген Лаэртский — 64, 76, 77
Евмен — 80
Еврипид— И
Зенон — 11
Каллисфен — 66
Калликрат—12, 13, 14
Карнеад — 11
Катон Старший — 86
Кечекьян С. Ф. — 7
Клеомен — 32, 33, 60, 82
Ковалевский М. М. — 6
Конрад Н. И. — 7, 39
Критолай — 86
Ксенофонт — 66
100

Ленин В. И. — 6, 49
Ликорт— 10, 12
Ликург —45, 52—54, 65, 67, 84
Лукиан — 22
Луций Муммий — 86
Луций Эмилий Павел Македонский— 14, 15
Макиавелли Н. — 72, 73
Маханид — 60
Мищенко Ф. Г. —6, 7, 10, 29, 55
Моммзен Т. — 6
Монтескье Ш. Л. — 73
Мусти Д. — 8
Набис — 33, 60
Немировский А. И. — 7, 29, 30
Нерсесянц В. С. — 7, 42, 73
Павсаний —9, 14, 19, 21, 22
Панэтий— 16
Педек П. —7, 17
Персей— 13, 15
Платон —5, И, 34, 35, 37, 38, 40, 44—47, 56, 64, 66, 75, 76, 87
Плиний— 18
Плутарх —9, 10, 14, 15, 86
Пританид— 11
Публий Корнелий Сципион Африканский Старший— 14
Публий Корнелий Сципион Эмилиан Младший—14—19, 80
Рейснер М. А. — 7
Синклер Т. А. — 7
Сократ
Сосил — 11
Страбон — 9
Стратон Лампсакский — Ц
Сыма Цянь — 7
Тарасенко В. С. — 7
Тахо-Годи А. А. — 30
Тимей — 11
Тит Ливии —9, 10, 13, 14, 17
Уолбэнк Ф. У. — 7
Утченко С. Л. — 7, 67, 68
Фабий — 11
Федькин Г. И, — 7
Фемистокл — 59
101

Феопомп — 11, 26, 82
Феофраст — 11
Филарх — 11
Филопемен — 10, 17, 20
Филипсон К. — 7
Филипп — 24, 32, 80
Фритц фон К. — 7
Фукидид— 11, 26
Хилон — 33
Цицерон —67, 71
Чичерин Б. Н. — 6
Энгельс Ф. — 5
Эфор—11,26, 27,66
Яшенко Λ. — 6

ЛИТЕРАТУРА
Полибий. Всеобщая история в сорока книгах. Пер. с греч.
Ф. Г. Мищенко. М, 1890—1899.
* * *
Маркс /С. Экономические рукописи. Формы, предшествующие
капиталистическому производству. Маркс К-, Энгельс Ф. Соч.,
т. 46.
Энгельс Ф. Происхождение семьи, частной собственности и
государства. Маркс К-, Энгельс Ф. Соч., т. 21.
Ленин В. И. О государстве. Поли. собр. соч., т. 39.
* * *
Аристотель. Афинская полития. Государственное устройство
афинян. Пер. с греч. и коммент. С. Радциг, В. Сережникова.
М. —Л., 1936.
Аристотель. Политика. Пер. с греч. Жебелева С. А. М., 1911.
Геродот. История в десяти книгах. Пер. с греч. Г. А. Страта-
новского/ Под общ. ред. С. Л. Утченко. Л., 1972.
Ливии Тит. Римская история от основания города, т. 1, 3, 6.
М., 1892—1899.
Павсаний. Описание Эллады. Пер. с греч. С. П. Кондратьева,
т. 1—2. М., 1938—1940.
Платон. Сочинения. В 3-х т. М., 1968.
Плутарх. Сравнительные жизнеописания. В 3-х т. М., 1961—1964.
Цицерон. Диалоги. О государстве. О законах. М., 1966.
Цицерон. О старости. О дружбе. Об обязанностях. М., 1974.
* * *
Бергер А. К. Политическая мысль древнегреческой демократии.
М., 1966.
Бузескул В. П. Введение в историю Греции. Пг., 1915.
История политических и правовых учении/ Под ред. В. С. Нер-
сесянца. М., 1983.
Кечекьян С. Ф. Учение Аристотеля о государстве и праве. М.—
Л., 1947.
Конрад Н. И. Запад и Восток. Статьи. Изд. 2-е. М., 1972.
Лосев А. Ф. Античная философия истории. М., 1977.
Немировский А. И. У истоков исторической мысли. Воронеж,
1979.
103

Иерсесянц В. С. Политические учения Древней Греции. М., 1979.
Политические учения: история и современность. Домарксистская
политическая мысль. М., 1977.
Утченко С. Л. Политические учения Древнего Рима III—I вв.
до н. э. М., 1977.
* * *
Aalderes G. Die Theorie der gemischten Verfassung im Altertum,
Amsterdam, 1968.
Fritz K. von. The Theory of the Mixed Constitution in antiquity.
A critical Analisis of Polybius's political ideas. N. Y., 1954.
Pêdech P. La méthode historique de Polybe. Paris, 1964.
Polybius. Histoire. Text traditione présente et annote par Denis
Roussel. Paris, 1970.
Polybius. The rise of the Roman empire Harmondsworth, etc*
Penguin books, 1979.

ПРИМЕЧАНИЯ
К ВВЕДЕНИЮ
1 Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 20, с. 369.
2 Ленин В. И. Поли. собр. соч., т. 25, с. 112.
3 Цит. по: Мищенко Ф. Г. Полибий. — В кн.:
Энциклопедический словарь. СПб., 1869, с. 136—138.
4 См.: Васильевский В. Г. Политическая реформа и
социальное движение в Греции в период ее упадка. СПб., 1869;
Ковалевский M. М. От прямого народоправства к представительству
и от патриархальной монархии к парламентаризму. Рост
государства и его отражение в истории политических учений, т. Ï.
М., 1906; Мищенко Ф. Г. Федеративная Эллада и Полибий.—
В кн.: Полибий. Всеобщая история в сорока книгах, т. I. М.,
1890.
5 По мнению Мищенко, политические воззрения Полибия не
выражены стройной системой теоретических взглядов, поскольку
его «уроки и обобщения невозможно свести к какому-либо
началу политики». Более подробно о творчестве и научной
деятельности Ф. Г. Мищенко см.: Шофман А. С. Федор Герасимович
Мищенко. Казань, 1974.
6 А. Ященко указывал, в частности, на учение Полибия как
на пример исторического развития федеративных представлений.
См.: Ященко А. Международный федерализм. Идея юридической
организации человечества в истории политических учений до
конца XVIII века. М., 1906; В. П. Бузескул рассматривал такие
аспекты воззрений историка, как универсальность истории,
влияние стоицизма и т. д. См.: Бузескул В. П. Введение в историю
Греции. М., 1915; в работе Б. Н. Чичерина содержится, в
частности, анализ круговорота форм государства, теории смешанного
устройства. См.: Чичерин Б. Н. История политических учений,
ч. î. М., 1903, с. 85—88.
7 См.: Рейснер М. А. История политических учений. М., 1929,
с. 185—192, 194.
8 См.: История политических учений/ Под ред. С. Ф. Ке-
чекьяна и Г. И. Федькина. М., 1960, изд. 2-е.
9 См.: Тарасенко В. С. Отношение Полибия к античным
авторам.— Ученые записки Калининского пединститута, т. 26.
Калинин, 1962; Он же: Из истории образования Этолийского и
Ахейского союзов.—УЗ Калининского пединститута, т. 35.
Калинин, 1963, с. 170—211; Он же: Ахейские политические деятели
в. освещении Полибия.— УЗ Калининского пединститута, т. 62.
Калинин, 1971, с. 98—129.
10 См.: Конрад Н. И. Запад и Восток. Статьи. М., 1972.
11 См.: Утченко С, Л. Политические учения Древнего Рима.
М„ 1977.
105

12 См.: Немировский А. И. У истоков исторической мысли.
Воронеж, 1979.
13 См.: Нерсесянц В. С. Политические учения Древней
Греции. М., 1979; Он же: Право и закон. М., 1983.
14 См., например: Scala R. von. Die Studien des Polybios.
Stuttgart, 1890, S. 250. Работа фон Скала отличается
гиперкритическим подходом ко всем важным аспектам проблемы «Поли-
бий как исследователь». Он, например, считает, что солдат По-
либий был совершенно неспособен самостоятельно создать
теорию государства, полную стоического духа и применяющую в
свободной обработке платоновские и аристотелевские мысли. См.
об этом: рецензия А. Покровского в Журнале министерства
народного просвещения (ЖМНП), 1891, № 7, отд. 1, с. 171—202.
15 См.: Мищенко Ф. Г. Указ. соч.
16 Aalderes G. Die Theorie der gemischten Verfassung im
Altertum. Amsterdam, 1968; Pédech P. La méthode historique de
Polybe. Paris, 1964.
17 Fritz K. von. The Theory of the Mixed Constitution in
Antiquity. N. Y., 1954; Walbank F. The Historical Commentary on
Polybius, v. I—HI. Oxford, 1957^-1978.
18 Dunning W. A History of Political Theories. Ancient and
Medieval. N. Y., 1902; Philipson C. The International Law and
Custom of ancient Greeks and Rome. London, 1912. Комментируя
известное высказывание Полибия о необходимости
предупреждения возвышения одного государства над другим, Филипсон
отмечает актуальность и современное значение этого суждения:
«Это цель и современных политиков, сформулированная
современными терминами». Также в связи с историей политических
учреждений Рима дает обзор полибиевых взглядов другой
американский автор — Т. А. Синклер. Он подчеркивает практическую
направленность этих исследований. См.: Sinclair Г. À. A History
of Greek Political Thougut Clevland, 1968.
19 Musti D. Polibio é l'imperialismo romano. Napoli, 1978;
D'Addio M. Appunti di storia delle dottrine politiche, vol. 1. Ge-
nova, 1980.
К ГЛАВЕ I
1 Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона. Спб.,
1898, т. XXI, с. 280—282. Бузескул В. П. Введение в историю
Греции. Пг., 1910, с. 180; Mommsen Т. Römische Forschungen.
Berlin, 1864, v. 1, s. 538; Beloch К. /. Römische Geschiente zum
Beginn der punischen Kreige. Berlin — Leipzig, S. IV, 2, 228;
обзор мнений иностранных авторов более позднего времени см.:
Walbank F. W. Op. cit., p. 1—2.
2 Васильевский В. Г. Указ. соч., с. 41.
3 См., например: Уссинг Ж. Воспитание и обучение у греков
и римлян. Спб., 1899, с. 63 и ел.; Жураковский Λ Ε. Очерки по
истории античной педагогики. М., 1963, с. 277 и ел.; Чолач В. В.
Система возрастных групп в Древней Греции. Автореферат
диссертации на соискание ученой степени канд. ист. наук. Л,,
1981.
4 Характерен в этой связи эпизод биографии Полибия, о
котором сообщает Плутарх. Мессена, один из полисов — членов
106

Ахейского союза, объявила о своем выходе из союза (ок. 183 г.
до н. э.). Союзное войско во главе со стратегом Филопеменом
направилось к Мессене, чтобы силой вернуть ее в союз. В ходе
военных стычек 70-летний Филопемен, некогда бесстрашный,
неукротимый воин, был ранен и пленен (XXIII, 1, 3). Ликорт, отец
Полибия, бывший в это время гиппархом (командиром конницы)
союза, вновь собрал войско и захватил Мессену. Филопемен,
однако, был уже казнен. Плутарх передает, что перед тем, как
умереть, он осведомился о Ликорте и, узнав, что тот ее
товарищами» остался жив, сказал: «Хорошо, у нас дела еще не
совсем плохи» (Плутарх. Филопемен, XVIII). Высокая честь нести
погребальную урну с прахом Филопемена из Мессены в Мега-
лополь была оказана Полибию.
5 Нами не обнаружено данных, свидетельствующих о том,
что Полибий был союзным стратегом. См.: Тарасенко В. С. Из
истории образования Этолийского и Ахейского союзов.—УЗ
Калининского пединститута. Калинин, 1963, т. 35, с. 203.
6 Бокщанин А. Г. Парфия и Рим, ч. I. М., 1960, с. 36.
7 Примечателен такой эпизод, относящийся к 162 г. до н. э.
Во «Всеобщей истории» содержится подробный рассказ о
бегстве сирийского царевича Димитрия из Рима. Стремясь занять
царский трон на родине, Димитрий дважды обращался к сенату
с просьбой о разрешении покинуть Рим и всякий раз получал
отказ. По совету Полибия он решился бежать (XXXI, 19, 4—5).
План побега тщательно разработал и руководил его
осуществлением также Полибий, особое внимание уделив конспиративности
действий (XXXI, 20, 21). Задуманное удалось вполне —
отсутствие Димитрия обнаружилось через сутки после побега. Такова
внешняя сторона событий. Хотя при этом не упоминается ни
один римлянин, невозможно понять логику поведения Полибия,
если не предположить что он действовал с ведома, а скорее с
санкции, определенных римских кругов. Это подтверждается, в
частности, тем, что в Сирии до побега Димитрия у власти
находились антиримски настроенные правители. В такой ситуации
имело смысл поддержать притязания Димитрия, дабы иметь в
Азии проводника римской политики. Данный тезис в
определенной мере подтверждается поведением Димитрия после его
воцарения (он отправлял в Рим посольства с богатыми дарами),
а также реакцией сената на эту акцию. На заседании по поводу
побега не было назначено ни погони, ни расследования; никто
не был обвинен в пособничестве Димитрию. Было избрано
посольство в Сирию, чтобы «наблюсти, что вышло из побега
Димитрия» (XXXI, 23. 9—10). Позже эти послы, находясь в Сирии,
признали Димитрия царем, приняв его обещание подчиняться
Риму (XXXII, 4, 3).
8 Утченко С. Л. Указ. соч., с. 72, 79, 81 и ел.
9 Там же.
10 Pedech />. Op. cit., р. 378.
11 Немировский А. И. У истоков исторической мысли, с. 131.
12 Там же, с. 133.
13 См., например: Мищенко Ф. Г. Указ. соч., с. VIII.
14 Циркин Ю. Б. Путешествие Полибия вдоль атлантических
берегов.—ВДИ, 1975, № 4, с. 109—110.
- 15 Моммзен Г. Указ. соч., т. II, с. 51; Кудрявцев О. В.
Ахайя в системе римской провинциальной политики.—ВДИ, 1952,
Ns 2, с. 79—99.
107

К ГЛАВЕ II
1 Рожанский И. Д. Античная наука. M., 1980, с. 128 и ел.
2 Методология исторического познания и буржуазная наука.
Казань, 1977, с. 7.
3 См., например: Цибукидис Д. И. Древняя Греция и
Восток. М., 1981, с. 25; Ранович А. Б, Эллинизм и его историческая
роль. М. — Л., 1950, с. 25.
4 См., например: Тарасенко В. С. Об отношении Полибия к
античным авторам...
5 См.: Gelzer M. Die pragmatische Geschitreibung des Poly-
bius. Berlin, 1955, S. 87; Немировский А. И. Указ. соч.,
с. 126.
6 Тахо-Годи А. А. Эллинистическое понимание термина
«история» и родственных с ним.— В кн.: Вопросы классической
филологии, т. II. М., 1969, с. 126 и ел.
7 Источниковедение Древней Греции. Эпоха эллинизма. М.,
1982, с. 77.
8 Немировский А. И. Указ. соч., с. 127.
9 Нерсесянц В. С. Указ. соч., с. 246.
10 Бузескул В. П. Введение в историю Греции. М., 1915,
с. 254.
11 См.: Нерсесянц В. С. Указ. соч,, с. 247.
12 Лосев А. Ф. Античная философия истории. М., 1977, с. 16.
13 Там же, с. 17, 18.
14 Утченко С. Л. Указ. соч., с. 142.
15 Нерсесянц В. С. Указ. соч., с. 246.
16 Аристотель. Афинская полития. III, 5, 1—4, 1279а, 26;
см. также: Политические учения: история и современность,
е. 145.
17 Конрад Н. И. Указ. соч., с. 75.
18 См., например: Утченко С. Л. Указ. соч., с. 98.
19 Источниковедение Древней Греции, с. 75; Немировский А. И.
Указ. соч., с. 100.
20 Нерсесянц В. С. Указ. соч., с. 246.
К ГЛАВЕ III
1 Нерсесянц В. С. Логическое и историческое в познании
государства и права.—В кн.: Методологические проблемы совет-
Окой юридической науки. М., 1980, с. 163—164.
2 См.: Утченко С. Л. Указ. соч., с. 128.
3 Там же, с. 130.
4 Ленин В. И. Поли. собр. соч., т. 2, с. 178.
6 Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 46, ч. 1, с. 465.
6 Политические учения: история и современность, с. 145—146.
7 Бузескул В. П. Указ. соч., с. 201.
8 Об этом свидетельствует, в частности, наличие высокого
возрастного ценза, своеобразие структуры союзных органов, в
которой преобладающая роль отводилась исполнительным
органам— союзному совету, коллегии демиургов, магистратуре
стратега. См.: Ранович А. Б. Указ. соч., с. 265 и ел.
9 Утченко С. Л. Указ. соч., с. 142.
10 Утченко С. Л. Идея суверенитета у римлян.— ВДИ, 1960
№ 2, с. 58—75.
108 '

11 О специфике классовых отношений в римском обществе
II века до н. э. см.: История Древнего Рима. М., 1982,
с. 113—116.
12 Нерсесянц В. С. Указ. соч., с. 251.
13 Макиавелли Н. Избранные произведения. М., 1982.
14 Политические учения: история и современность, с. 239
и ел.
15 Нерсесянц В. С. Гегелевская философия права: история и
современность. М., 1974, с. 99 (прим.).
К ГЛАВЕ IV
1 Mauersberger A. Polybios — lexikon. В. 1. Berlin, 1956.
2 Подробнее см.: «Нерсесянц В. С. Право и закон. М., 1983,
с. 105 и ел.; Он же: Политические учения Древней Греции, с. 209.
3 Антология мировой философии, т. I, ч. 1, с. 475 и ел.
О влиянии стоицизма на Полибия в общем плане см.: Утчен-
ко С. Л. Политические учения Древнего Рима, с. 89—91.
4 Антология мировой философии, с. 482.
6 История древнего м.ира. Расцвет древних обществ. Книга
вторая. М., 1982, с. 465—466.
6 Характерен в этой связи приводимый Полибием
исторический пример официального признания римлянами в специальном
постановлении роли клятвы. Приводя эпизод из истории II
Пунической войны, историк сообщает, что несколько римлян, ранее
попавших в плен к карфагенянам, были отпущены Ганнибалом
с клятвенным обещанием вернуться. Один из римлян, уже выйдя
за пределы лагеря карфагенян, вернулся за якобы забытой
вещью, тем самым посчитав клятву исполненной. Однако
римские сенаторы «не забыли велений долга», отказались от выкупа
пленных и издали закон, повелевающий побеждать или умирать
в сражении и не оставляющий побежденному никаких надежд
на спасение. Пленные были возвращены Ганнибалу, включая
того, кто считал обещание исполненным (VI, 58).
7 Нерсесянц В. С. Из истории правовых учений: два типа
правопонимания.— В кн.: Политические и правовые учения:
проблемы, исследования и преподавания. М., 1978, с. 19.

ОГЛАВЛЕНИЕ
Введение ·...·, 5
Глава I. Полибий: жизнь мыслителя и политика ... 9
Глава II. Методологические основы политико-правового
учения Полибия 23
Исторические воззрения Полибия и его государствен-
ническая концепция всемирной истории 23
Подход к политико-правовым явлениям в историческом
учении Полибия 37
Глава III. Учение Полибия о государстве 46
Происхождение и место государства в человеческой.
жизни · 46
Динамическая морфология государственности · · · · 55
Учение о смешанной форме правления ■ 64
Глава IV. Правовые взгляды Полибия · 75
Приложение » . 93
Указатель имен ···.·· 101
Литература ··.·······«*■· ЮЗ
Примечания « . . . 1С5

Мирзаев С. Б.
M63 Полибий. —M.: Юрид. лит., 1986.—112 с —
(Из истории политической и правовой мысли).
Книга посвящена исследованию политико-правового учения
древнегреческого историка, политика и мыслителя Полибия. Автор
освещает его жизненный путь, воззрения на государство и право.
Заметное внимание уделено критике буржуазных интерпретаций
политического и правового учения Полибия.
Существенный интерес представляет выявление места и роли
политических и правовых взглядов Полибия в истории идей, их
значения в современной идейно-теоретической борьбе вокруг
творческого наследия прошлого.
Для юристов, историков, философов.
1202000000-092 67
M 15-86
012(01)86

Сергей Бабаевич Мир за ев
«ПОЛИБИИ»
(Из истории политической и правовой мысли)
РеДактор Я. В. Струнникова
Художник Н. В. Илларионова
Художественный редактор Э. 77. Батаева
Технический редактор А. А. Арсланова
Корректор М. В. Сладкина
ИБ № 1627
Сдано в набор 21.03.86. Подписано в печать 27.05.86. А-03103. Формат
84Х1001/з2. Бумага типографская № 3. Гарнитура литературная. Печать
высокая. Объем: усл. печ. л. 5,46; усл. кр.-отт. 5,66; учет.-изд. л. 5,76.
Тираж 25 000 экз. Заказ J\fe 2640. Цена 35 коп.
Издательство «Юридическая литература»,
121069. Москва, Г-6Э, ул. Качалова, д. 14.
Областная типография управления издательств, полиграфии и книжной
торговли Ивановского облисполкома, 153628, г, Иваново,
ул. Типографская, 6,