№6

Литературнохудожественный
и общественнополитический
ЖУРНАЛ
Орган
Союза писателей
Бурятской АССР
Выходит один раз
в 2 месяца

СОДЕРЖАНИЕ
Стр.
А. МОДОГОЕВ. Великое завоевание социализма.

Год издания
двенадцатый

3

Б. ЖАНЧИПОВ. Стихи.
Г. ДОНЕЦ. За хребтом Сатымара. Ро- 1 Г
ман. Окончание.
IО
В МИРЕ ИНТЕРЕСНОГО
П. АНОХИН, В. СЕНАТОРОВА.
имя... по наследству.
В. ДАГУРОВ.

Зна- 32

Из новых стихов.

В. САНГИ. Рассказы.
В. МИТЫПОВ. Зеленое безумие земли.
Фантастическая повесть.

99

К 50-ЛЕТИЮ СОВЕТСКОЙ ВЛАСТИ
Е. ГОЛУБЕВ. А память о ней жива...

123

Г. СОМОВ. Жизнь не по чину.

107

С. КОСТЕРИН. Лед и сталь. (Страницы из морского дневника).
ОБСУЖДАЕМ

ПРОБЛЕМЫ

Я. МУСТАФИН.

в

133

1966

ПЕРЕВОДА

Нужен ли «подстроч-

Н'ИКМСТ».'

146

НОЯБРЬ—ДЕКАБРЬ

ТЕАТР
А. ПОЛИТОВ. Театр и его открытия.

157

БУРЯТСКОЕ ГАЗЕТНОЕ ИЗДАТЕЛЬСТВО

Главный редактор А. А. Бальбуров.
Редколлегия: В. В. Бараев (заместитель главного редактора), Д. Батожабай, Ц. Дугарнимаев, Ц. Жамбалов, А. Жамбалдоржиев
(зав. отделом
публицистики
и критики),
Ц. А. Жимбиев, И. К. Калашников, Б. М. Мунгонов (зав.
отделом прозы), К. Ф. Седых, М. Н. Степанов, А. Г. Субботин
(ответственный секретарь), Ц. Б. Цыдендамбаев, Г. Г. Чимитов (ответственный секретарь).

•'

ВЕЛИКОЕ ЗАВОЕВАНИЕ
СОЦИАЛИЗ/ЧА
Поколению
лю«•II, выросших после»
Великой
ОктнПрьской социали«гической революции, тем более мо-

лыми народами, была
им
облагодетельствована. Трупервый секретарь
довой же народ был
обкома КПСС
лишен всяких прав
и обречен на жал'10ДЫМ ЛЮДЯМ, КОкое существование.
юрыс
только из
Великодержав н ы и
книг знают о безрадостном прошшовинизм господствующего клас.н»м своего народа, порой трудно са порождал и усугублял национапредставить себе поистине жуткую
лизм угнетенных наций, нациоатмосферу великодержавного шональную рознь и национальную
1МИ1 и 1ма, расовой и национальной
вражду между народами.
• рнжды,
которая
насаждалась
Удушающая атмосфера тех дней
и культивировалась господствухорошо отражена в ряде произвеющими классами дореволюцион- дений народного писателя Буряной России. Царизму, помещикам
тии Хоца Намсараева, в частности,
и капиталистам было выгодно раз- в его пьесе «Кнут тайши». Это
I \ нить межнациональную рознь,
большой художественной силы
•поим отвлекать трудящихся от
произведение в последние годы
I' 1ПГГОПОЙ борьбы, легче их эксоказалось незаслуженно забытым.
и матировать. Уделом малых наНашему театру надо бы возобнородом, которых презрительно иавить постановку этой пьесы, восИ.И1.1 I и «инородцами», была неве- кресить на сцене картины мрачно(»||И1 пил экономическая, политичего прошлого. Пусть наша мологипм и культурная отсталость, что дежь, пусть те, кому посчастливи•ч 1.КНО было служить оправдани- лось избежать этой горькой упасем их особенно жестокой эксплуа- ти, еще и еще раз почувствуют,
|<>ции. В Бурятии лишь немного- от какой страшной беды спасла их
•1М1 и-нная верхушка богачей, нойВеликая Октябрьская социалистимном и лам, помогавшая царизму
м.|»« м инь его господство над ма- ческая революция.

А. МОДОГОЕВ,

ПлодЫ ленинской национальной
политики партии
Основатель
Коммунистической
партии и первого в мире пролетарского государства В. И. Ленин в
годы господства реакции и разгула
великодержавного шовинизма мечтал о «свободной и независимой,
самостоятельной,
демократической, республиканской, гордой Великороссии, строящей свои отношения к соседям на человеческой
принципе равенства, а не на унижающем великую нацию крепостническом принципе привилегий»
(В. И. Ленин. Поли. собр. соч., т. 26,
стр. 108). Владимир Ильич говорил
о великой освободительной роли
русского пролетариата, призванного объединить трудящихся всех
национальностей, живущих в России, и разорвать цепи социального
и национального гнета.
Великая Октябрьская социалистическая революция в России, совершенная русскими рабочими и
крестьянами вместе с трудящимися других наций под руководством
Коммунистической партии, возродила к новой жизни ранее угнетенные нации и народности. Впервые
в своей многовековой истории они
обрели политические права, обрели свою государственность, стали
свободными
и
равноправными
гражданами нового социалистического государства.
Величайшим историческим завоеванием Коммунистической партии
Советского Союза является претворение в жизнь ленинского плана
создания многонационального социалистического государства, основанного на подлинном равенстве
всех наций, их братском сотрудничестве и монолитной сплоченности. Партия успешно решила труднейшую
проблему
ликвидации
экономической, политической м
культурной отсталости ранее угнетенных народов, без чего не могло
быть и речи о действительном равноправии наций. В решении этой
проблемы величайшая
заслуга
русского пролетариата, великого

русского народа, старшег» брата в
семье народов нашей страны. Русский народ оказывал и оказывает
всем ранее отсталым народам и
народностям самую щедрую бескорыстную помощь, показывая образец высокого гуманизма и настоящего интернационализма.
С образованием многонационального социалистического государства исчезли социально-политические условия, породившие национальную рознь, национальную замкнутость, межнациональную вражду и неприязнь. Воспитывая советских людей в духе дружбы и
товарищества, доверия и взаимной
помощи, Коммунистическая партия и ее ленинский ЦК неизменно
руководствовались и руководствуются ленинскими указаниями о
чутком и внимательном отношении
к национальным особенностям, о
необходимой тактичности при решении сложных вопросов национальных отношений. Уместно напомнить следующее
ленинское
указание в одном из его последних
писем: «...ничто так не задерживает развития и упроченности пролетарской классовой солидарности,
как национальная несправедливость, и ни к чему так не чутки
«обиженные» националы, как к
чувству равенства и к нарушению
этого равенства, хотя бы даже по
небрежности, хотя бы даже в виде
шутки, к нарушению этого равенства своими товарищами пролетариями» (В. И. Ленин. Поли. собр.
соч., т. 45, стр. 360).
Исторический опыт Советского
Союза показывает, каков правильный путь решения национального
вопроса в многонациональном государстве. Этот опыт наглядно и
убедительно показывает, что в
единой братской семье народов
каждому народу обеспечены все
условия для такого экономического, политического и культурного
роста, о котором не могли и меч-

•ппь даже самые пылкие фантазе- в прошлом одна из так называемых
ры.
потребляющих (в смысле произЯркое подтверждение тому — водства сельскохозяйственной просудьба нашего бурятского народа.
дукции) областей, сейчас дает страКак известно, в Бурятию — этот не не только продукцию животноа прошлом глухой край царской водства, но и немало зерна, произимперии — капитализм стал про- водство которого из года в год расникать лишь в конце 19-го — на- тет.
ЧИ.1С 20-го века. Здесь до ОктябрьРазве не чудо то, что в Бурятии,
ской революции в экономике гос- где в прошлом насчитывалось всеподствовали полуфеодальные от- го несколько десятков общеобраношения, а в быту — пережитки зовательных школ, сейчас, кроме
средневековья. Жестоко угнетен- сотен начальных и средних школ,
ным, задавленный нуждой и лише- имеется четыре высших учебных
ниими трудовой бурятский народ заведения, 24 средних специальпрозябал в темноте и бесправии. ных учебных заведения, что по чиИ старой бурятской песне есть та- слу студентов на каждые 10 тыкт* слова:
сяч человек населения Бурятия
«На теплом хохире вечером
обогнала такие страны, как ИтаРодился ты, мой любимый.
лия, Франция, Западная Германия.
В пушистой шкуре овечьей
Разве не чудо то, что бурятский
Потом ты лежал, любимый...».
народ, в прошлом почти сплошь неТаков был удел народа, веками грамотный, теперь имеет многотыиг знавшего самых элементарных сячную армию своей интеллигендостижений цивилизации и зани- ции и в их числе большой отряд —
мнншсгося кочевым скотоводством несколько сот — ученых, кандидаи иримитивным земледелием.
тов и докторов наук, доцентов и
И вот этот отсталый народ, с по- профессоров, что в Бурятии имеетмощью своего старшего брата и ся большая сеть научно-исследоваос победителя — великого русского тельских учреждений, на базе копарода, под руководством партии торых сейчас создан Бурятский
Сибирского
отделения
Ленина, минуя целый историче- филиал
ский этап — капитализм, совер- Академии наук СССР.
шил гигантский скачок в своем
От былой отсталости в Бурятии
ралиитии — от феодализма к со- не осталось никаких следов ни в
циализму, из царства тьмы и печа- экономике, ни в культуре, ни в
ли в царство света и радости. Со- быту. И все это произошло в кратисршилось великое чудо!
чайший исторический срок. ТакоИ самом деле. Разве не чудо то, вы плоды ленинской националь•И'» и краю, где веками не развива- ной политики Коммунистической
лись производительные силы, за партии, бескорыстной помощи русНесколько пятилеток возникли и ского народа. Это стало возмож(•а.нш.ннь важнейшие отрасли про- ным в братской семье народов
мышленности,
насчитывающие СССР, где перед каждой из 131
кн.к-доя
десятки
современных нации и народности открыта ши|>рунных предприятий. Бурятия, в рокая дорога к счастью и процвепрошлом не знавшая по сути дела танию, каждой обеспечена братПП...Ч.-010 промышленного произ- ская помощь всех остальных наиолстпа, теперь посылает свою про- родов.
мышленную продукцию в 70 облаОснованный на братстве, дружстей нашей страны и 30 зарубеж- бе, сотрудничестве и взаимной поны ч стран, и в этой продукции наи- мощи всех народов нашей страГн. м.ший удельный вес занимают ны, Советский Союз стал могучей
и |делин предприятий
машино• I роения, локомотивы и самолеты, единой семьей народов, являет со• ичстромоторы и точные приборы. бой торжество идей пролетарского
1'я:ин» не чудо то, что Бурятия, интернационализма.

Расцвет социалистических наций
и укрепление их интернациональной
общности
В ходе социалистического и
коммунистического строительства
в нашей стране происходит двуединый процесс: расцвет экономики и культуры каждого народа, с
одной стороны, постоянное сближение всех наций, тесное переплетение их экономики и культуры, с
другой. При этом все возрастает
экономическая и идейная общность
всех наций и народностей страны,
развиваются общие коммунистические черты их культуры и быта,
духовного облика. Сбываются вещие ленинские слова о том, что
«социализм, организуя производство без классового гнета, обеспечивая благосостояние всем членам
государства, тем самым дает полный простор «симпатиям» населения и именно в силу этого облегчает и гигантски ускоряет сближение и слияние наций» (В. И. Ленин. Полное собр. соч., т. 30,
стр. 21).
Социализм отнюдь не уничтожает национальные различия и национальные особенности, наоборот,
он создает самые благоприятные
условия для развития национальных культур каждой нации и народности во всем их многообразии.
Ярчайшее свидетельство тому —
невиданный расцвет культуры бурятского народа за годы Советской
власти.
В одной из статей о Бурятии,
опубликованной в предреволюционные годы, авторы с горечью писали о том, что «мечты и грезы о
возрождении бурятского языка, о
создании бурятской литературы,
науки и культуры неосуществимы». А теперь? Бурятские издательства выпускают десятки газет,
сотни книг на бурятском языке.
Это и произведения бурятских писателей, и книги писателей русского и других братских народов, и
произведения мировой литературы.
Буряты читают на родном языке
гениальные труды Маркса и Ле-

нина. Бурятский драматический
театр ставит на сцене пьесы бурятских драматургов, а также произведения советской и мировой
классики. Ордена Ленина Бурятский театр оперы и балета имеет
обширный репертуар оригинальных опер и балетов, созданных бурятскими композиторами, и вместе с тем с большим успехом осуществляет
постановки
лучших
опер и балетов русских и западноевропейских композиторов. Бурятский ансамбль песни и танца возродил к жизни многие замечательные народные песни, танцы, выражающие национальный характер,
национальные особенности бурят,
раскрывающие, как говорится, богатства души народной.
Эти примеры можно продолжать
без конца.
Подлинный расцвет национальной культуры каждой нации и каждой народности стал возможен
только в условиях Советской власти, в единой семье социалистических наций, где интересы каждой
нации гармонически сочетаются с
интересами всего государства. При
этом национальная по форме культура каждой нации является социалистической по содержанию.
Это определяется
политической,
идейной общностью всех народов
нашей страны, идущих к единой
цели — коммунизму.
Последовательно
осуществляя
ленинскую национальную политику, Коммунистическая партия
Советского
Союза
решительно
осуждает как
неправильные и
вредные для дела коммунистического строительства попытки пренебрегать национальными особенностями в практической работе по
руководству
хозяйственным
и
культурным строительством. Вместе с тем партия считает неправильным, когда раздувается, преувеличивается
значение нацио-

пильных особеностей. Ведь многие
опциональные особенности были
порождены многовековой экономи•кт 1сой и культурной обособленноГ1'||Н> и отсталостью. В условиях
иг«% более тесного сближения наций
и народностей в едином многонациональном государстве эти осоЛсиности отмирают, исчезают, в то
п р г м н как прогрессивные традиции каждого народа становятся
достоянием всех советских людей.
Н Программе КПСС говорится:
«Исторический опыт развития социалистических наций показывает,
•по национальные формы не окос• тишают, а видоизменяются, соигршснствуются и
сближаются
мгжду собой, освобождаясь от всею устарелого,
противоречащего
•юным условиям жизни. Развиваете м общая для всех советских наций интернациональная культура.
Культурная сокровищница каждой
пнм.нп все больше обогащается творгмпнми, приобретающими интермициопальный характер».
'Гак же, как и в экономике, где
п.к-и мам и нитей протянулись свя1м между советскими народами в
иидо нлаимных поставок промышленной и
сельскохозяйственной
продукции, так и в духовной жизни происходит интенсивный обмен
м чоиными ценностями, идет бурный процесс взаимообогащения
опциональных культур и укреплении их интернациональной основы.
И жинии пашен республики знаменптг.ш.нмми вехами явились дважи.| проводившиеся декады бурят• 1МИ11 искусства и литературы в
Момснс. Эти декады показали не.... |,,1мм.|й расцвет национальной
ы п.туры бурятского народа. И
расцвет стал возможен толь|>" м годы Советской власти и в ре• \ 11.1 мтс огромной помощи велимн1| русского народа. Бурятский
ии|М1д Гмнат талантами, из его среЦ.1 мнимо немало замечательных
• о пион, музыкантов, композито||м»|. художников, артистов, писатен и. > '1ГН1.1Х. Однако все они смог• н «тип. настоящими мастерами и
и-- м чип. народное признание тольшм'.'К' Гм..ч1,шой учебы у рус•чти-рои, в учебных заведе-

ниях Москвы, Ленинграда, Иркутска и других городов. Литература
и искусство Советской Бурятии
развивались и развиваются под
благотворным влиянием литературы и искусства великого русского
народа и других народов нашей
страны. Так же, как и декады бурятского искусства и литературы в
Москве, событиями огромного значения в жизни республики явились
проводившиеся в Улан-Удэ декады
русского искусства, выездные заседания Секретариатов Союза советских писателей РСФСР и Союза композиторов РСФСР. Трудящиеся Бурятии часто имеют удовольствие видеть у себя мастеров
искусств Москвы и Ленинграда,
других братских республик и областей. В свою очередь, Бурятский
театр оперы и балета, ансамбль
песни и танца ежегодно выезжают на гастроли в другие области
н республики. Народные артисты
СССР Лхасаран Линховоин и Лариса Сахьянова не раз выступали
на сценах Большого и Кремлевского театров в Москве. На бурятский
язык систематически переводятся
лучшие произведения советских
писателей братских республик. В
то же время многие произведения
бурятских писателей, переведенные на русский и другие языки,
вошли в золотой фонд интернациональной советской
литературы.
Все это характеризует
процесс
взаимообогащения национальных
культур.
Взаимный
обмен
духовными
ценностями сближает народы, вырабатывает у людей одних национальностей способность органически воспринимать музыку, фольклор, литературу и искусство других национальностей. Вот весьма
характерный пример. Пьеса Цырена Шагжина «Будамшу» с успехом
идет на сцене не только ряда русских, но и якутского, чувашского,
мордовского и некоторых других
национальных театров. Герой бурятских народных сказок, популярнейший персонаж бурятского фольклора, веселый и остроумный Будамшу оказывается очень по душе
и русским, и якутам, и чувашам, и

другим советским людям разных
национальностей, ибо он является
олицетворением народной мудрости, неподкупной честности, храбрости и преданности своему нароДУИли другой пример. Балет «Красавица Ангара», созданный композитором Б. Ямпиловым и Л. Книппером на либретто Н. Балдано по
мотивам бурятской легенды и на
основе бурятского музыкального
фольклора, с успехом идет на сценах оперных театров ряда городов
страны. Зрителей и слушателей
пленяют в балете наряду с исполнительским мастерством сам сюжет и мелодии, почерпнутые из

родников народного творчества. В
итоге глубоко национальное искусство становится интернациональным, вливается в общую сокровищницу советской культуры.
В выступлениях делегатов на
XXIII съезде партии справедливо
подчеркивалось, что сближениесоциалистических наций идет через всесторонний расцвет каждой
из них. В условиях социализма расцвет наций достигается благодаря
их сближению, а сближение происходит в результате их расцвета.
Это две стороны единого диалектически взаимосвязанного процесса.

ВоспигпЪшатЬ КадрЫ в духе
пролетарского интернационализма
и советского патриотизма
История никогда не знала такого содружества народов, какое
сложилось в СССР. Это содружество зиждется на общности социально-экономического строя, политической системы, единой социалистической идеологии, на общности жизненных экономических и
политических интересов всех народов пашей страны, на единстве
цели, которой они добиваются, —
построении коммунизма.
В отчетном докладе ЦК на XXIII
съезде КПСС тов. Л. И. Брежнев
говорил:
«Взгляните, товарищи, в зал.
Здесь присутствуют представители всех народов и национальностей нашей страны. Каждый из них
сын своей социалистической нации,
но в то же время он сын партии,
ее боец, он коммунист-интернационалист, для которого равно дороги, близки и понятны интересы как
своего, так и любого другого из
народов Советского Союза. В этом
сила нашей партии, в этом сила
нашего многонационального Советского государства, нашего советского народа».
Каждый советский человек независимо от национальности —

пламенным патриот своей социалистической Родины — великого Советского Союза. В одной из самых
популярных среди молодежи песен поется:
Забота у нас простая,
Забота наша такая:
Жила бы страна родная —
И нету других забот.
Воспитывая всех трудящихся в
духе советского патриотизма и социалистического
интернационализма, Коммунистическая партия
с ленинской непримиримостью относится к каким бы то ни было
проявлениям
великодержавного
шовинизма и местного национализма. Партия ведет настойчивую
борьбу за искоренение пережитков
национализма в сознании людей.
Иногда спрашивают: как же так,
капитализм в нашей стране ликвидирован, вместе с ним ликвидированы
социально-экономические
причины, порождавшие национальную и расовую неприязнь, но почему до сих пор среди отдельных
наших людей еще встречаются пережитки национализма и шовинизма? Что их питает?
Чтобы ответить на этот вопрос,
следует прежде всего напомнить о

действии объективного закона от- воду того, что бурятская интеллиставания сознания от бытия. Наше генция выражает «коммунистичесоциалистическое бытие, то есть скую доктрину» и не защищает
социально-экономические условия, «бурятский сепаратизм и панмонгохарактеризующиеся общественной лизм». Да, действительно, она воссобственностью на средства произ- питана на великих идеях марксизводства, отсутствием эксплуатации ма-ленинизма, в духе пролетарчеловека человеком, подлинным ского интернационализма и советравноправием и подлинной демо- ского патриотизма. Бурятская инкратией для всех,— породили но- теллигенция считает счастьем для
вую социалистическую идеологию, себя служить своему народу, отКоторой чужды проявления нацио- давать свои силы и знания на бланализма и шовинизма. Но унасле- го строительства коммунистическодованные от прошлого привычки, го общества в нашей стране».
взгляды, традиции не исчезают
В этих словах хорошо выражеСразу, они весьма живучи и лишь ны мысли и чувства всей бурятпостепенно изживаются.
ской интеллигенции, для которой,
Пережитки национализма особен- как и для всех трудящихся Буряно живучи, тем более, что капита- тии, дружба с русским народом,
листический мир пытается всеми со всеми народами социалистичеспособами их возродить. Тлетвор- ской Родины является жизненной
ный буржуазная пропаганда пи на потребностью, залогом их счастья
миг не прекращает свои попытки и процветания.
Сеять ядовитые семена национальМожно ли, например, предстаной и расовой розни среди наших вить себе дальнейшее индустри'1ЮДСЙ.
альное развитие Бурятии без братПраги социализма хорошо пони- ской помощи русского и других
мнют, что дружба народов пашей народов нашей страны? В строи• I (мим — это гарантия непоколе- тельство только одного СеленгинЛи мости советского строя, залог ского целлюлозно-картонного комнесокрушимой мощи и могущества бината государство
вкладывает
( оштской страны, и всеми силами, около 100 миллионов рублей. А
иггми средствами стараются подо- ведь этот комбинат — не единст|нш» . эту дружбу. Враги рассчи- венная новостройка республики.
Н.1И.нот при этом на политически
неустойчивых людей, сознание ко- Государство щедро финансирует
|ц|н.1ч не свободно от пережитков все новостройки, учитывая как
интересы,
1ФОИ1.ИОГО. Так, например, незадол- общегосударственные
так
и
интересы
индустриального
М1 .!•• I порой декады бурятского
•о I, \ ггтва и литературы в Москве развития Бурятской республики.
Наше сельское хозяйство непре• -. 1|шиицей появилась статья неРоберта А. Рупена под заго- рывно оснащается новой техникой.
шиком «Бурятская интеллиген- Нескончаемым потоком идет она
||<« брезгуя самой беспардон- на поля колхозов и совхозов Буконцов страны.
.'южыо, бессовестной демаго- рятии со всех
и и й , .41 юр пытался бросить тень Это — дары братских республик,
Ни отношения между русским и братских народов, для которых
п « | н ш к и м народами, очернить па- процветание сельского хозяйства
нн социалистическую
действи- Бурятии так же важно и дорого,
II и.пост!,. Эта статья не могла не как и процветание их родных
• «.шиш. глубокого возмущения, и колхозов и совхозов.
Каждый год высшие учебные заи|» «шиители нашей бурятской
•он. | миГ1ЩИИ тогда же дали на ведения Москвы и Ленинграда,
•'(ШПИОНУ «Советской России» до- Томска и Иркутска, Ташкента и
• тмимо отповедь вражеской вы- Алма-Аты, многих других городов
1*0.1' И опубликованном письме предоставляют места для 'бурятм,н..|1м м>< 1.: «Господин Рупен про- ской молодежи, для подготовки
• миш-1 крокодиловы слезы по по- будущих специалистов всех отра9

слей народного хозяйства и куль- комам КПСС, партийным органитуры.
зациям необходимо заботиться о
Все это — проявление подлин- повышении идейно-политического
ной интернациональности брат- уровня всей интеллигенции, ососких народов нашей страны. Бес- бенно творческих работников —
корыстная помощь больших наций писателей, художников, артистов,
малым народам стала в нашей работников науки и культуры, стустране объективным законом жиз- дентов вузов и техникумов, прини, славной традицией. В этих ус- вивать им высокое чувство ответловиях тем более нетерпимы ма- ственности перед партией и наролейшие проявления национального дом, восплтывать их, особенно моэгоизма, иждивенчества, местни- лодых, на героических традициях
чества, выражающиеся в противо- советского народа, в духе ленинпоставлении ложно понимаемых ской партийности и скромности.
интересов «своей» республики ин- Партийные организации не могут
тересам государства.
проходить и мимо таких фактов,
Коммунистическая партия всег- когда отдельные творческие рада считала и считает интернацио- ботники допускают путаные вынальное воспитание трудящихся сказывания по сложным вопросам
важнейшей частью партийной ра- национальных отношений в кашей
боты. Если говорить о партийных стране.
организациях нашей республики,
В одном из номеров журнала
то следует отметить, что в послед- «Байкал» писатель Н. Дамдинов
нее время, особенно после XXIII в своей статье, говоря о взаимосъезда КПСС, они значительно обогащении национальных литераповысили уровень всей идеологи- тур, отрицал возможность проявческой работы в массах, в том чи- ления национального эгоизма в сосле и работу по интернационально- временных условиях. Это было
му воспитанию трудящихся. При ошибочным утверждением, и бюро
этом, однако, нередко допускает- обкома КПСС тогда указало Н.
ся весьма серьезный недостаток: Дамдинову на его заблуждение.
не уделяется должного внимания Газета «Литературная Россия» такработе среди интеллигенции.
же совершенно правильно попраПартийные комитеты и партий- вила его по поводу допущенных им
ные организации обычно рассмат- необоснованных обвинений в адривают интеллигенцию только с рес дагестанского писателя А. Агаодной точки зрения: как подготов- ева на съезде писателей РСФСР.
ленных, грамотных людей, как своВопросы пролетарского интернаих помощников в массовой полити- ционализма, дружбы народов, соческой работе. Слов нет, наша ин- ветского патриотизма должны потеллигенция, вышедшая из наро- стоянно находиться в центре внипартийных организаций,
да, призвана нести в гущу народ- мания
ных масс политические и научные творческих союзов, научных учзнания, разъяснять политику Ком- реждений. Между тем эти проблемы еще недостаточно разрабатымунистической партии, пропагандировать великие идеи коммуниз- ваются в литературе, искусстве,
ма, Программу нашей партии. Эти научных работах. Всестороннее оссвои благородные обязанности на- вещение дружбы народов, этого
ша интеллигенция с честью вы- величайшего завоевания Октября,
полняет под руководством партий- приобретает особую актуальность
ных организаций. Однако некото- в связи с подготовкой к 50-летию
рая часть интеллигенции, особенно Советской власти.
из молодежи, не знающая той
Советская интеллигенция, «восклассовой закалки, какую испыта- питанная Коммунистической парло старшее поколение, нуждается в тией в духе пролетарского интерпостоянном политическом воспи- национализма и советского патритании, в идейной закалке.
отизма, отдает все свои силы делу
Улан-Удэнскому горкому, рай- народа, с чувством большой ответ10

• ни шин ти относится к своим обя- нашей страны как важного усло•иншк'тнм, рассматривая любое вия
дальнейшего
укрепления
поручение как большое доверие дружбы народов.
н и рода. Кй чужды зазнайство, кичКогда говорят, что продукция,
ии1<(. п. и самоуспокоенность. Но изготовленная в Бурятии, потребшн'гге с тем надо иметь в виду, ляется едва ли не во всех областях
•ми и жизни все еще встречаются страны, это не может не вызвать
• I * мни неправильного поведения чувство большой патриотической
»| и- п.|1ы\ представителей йнтел- гордости у всех трудящихся ресип пиит. В этой связи партийные публики. Ибо, как и все советские
..|н мни ними обязаны требовать от люди, они трудятся во имя нового
нити ч
кадров
большевистской процветания нашей социалисти•нромпости, объективной оценки ческой Родины и счастливы, когда
»иней деятельности.
Ведь есть их труд вливается в океан народфиш м. когда некоторые товарищи ного творчества всех республик
нргмкмичивают свои заслуги, до- нашей великой Родины.
им к ню г нескромность, пренебреТруженики нашей республики
гшие к поручениям. Так, напри- вправе гордиться тем, что вклад
«н р. молодой писатель Д. Улзы- Бурятии в общенародную эконо| \ 1 ц >н.|. I выдвинут на высокий мику из года в год возрастает. Домм. | тместителя редактора жур- статочно сказать, что промышлен11.) |ц «1>айкал». Но он неправиль- ность республики за истекшие 8
но т» принял это выдвижение, месяцев текущего года дала про'им проявлять зазнайство, безот- дукции на 14 процентов больше,
ш м I ценно относиться к поручен- чем за соответствующий период
ному делу. Он сейчас освобожден прошлого года. Предприятия дали
П работы. Но, спрашивает- сверхплановой продукции почти на
. и, ничему партийная организация 6 миллионов рублей. Сверх плана
• мн. т писателей и Советский рай- добыто 35 тысяч тонн угля, выра|,..м КПСС вовремя не поправили ботано 19 миллионов киловатт-часов электроэнергии, около 4 тысяч
II< 11,|1о1мность,
преувеличение тонн цемента, более 300 тысяч ус' » I некоторых работников ли- ловных плиток шифера, 4,5 тысячи
< • !• ч \ |н.1. науки проявляется, в штук стиральных машин, значион I щ и I и , в проведении пышных тельное количество электромото•••ми н-еи. Руководители творче- ров, автокранов.
• •••11. иргннизаций, научных учрежКолхозы и совхозы продали го1.11МП. партийные организации не- сударству за 8 месяцев текущего
ч I иособствуют этому и, вме- года больше, чем за тот же период
11НО, чтобы объективно оце- прошлого года: мяса — почти на
омп,, мп 1ДПЦ, должное творчеству 20 тысяч центнеров, молока — на
• •ч м и 1н иного работника, прово- 30 с лишним тысяч центнеров,
««• шр/шттненные собрания, на яиц — на 2.300 тысяч штук. Пере(••••ч произносят всякого рода выполнен план заготовок шерсти.
.••.|,..|.,.л|Ы.1. Это не содействует Значительно больше, чем в прош..(..щи и.ному воспитанию кадров.
лом году, будет продано государИ-м ниппельная работа среди ин- ству хлеба, план хлебозаготовок
н . п п . н ц п и вообще, и особенно будет намного перевыполнен.
мни ршщиональное
воспитание,
В памятные нам всем суровые
• | | > | > М 1 иг партийных организаций годы Великой Отечественной вой«шиит, внимания.
ны труженики Бурятии, как и весь
Н р.н.оге партийных организаций советский народ, грудью встали на
и и Иному воспитанию трудя- защиту социалистических завое• м н ч н г'н-дует глубже разъяснять ваний нашей Родины. Около тридН ц ш р и м м у КПСС и значение эко- цати пяти тысяч верных сынов
.-11.1(114 и культурных связей Бурятии сложили головы в боях
республиками и областями за свободу и независимость ОтI 1 II '

н

чизны. За подвиги во имя Родины работниц, колхозников и колхоилучшим сынам Бурятии присвоено ниц, специалистов всех отраслей
звание Героя Советского Союза, народного хозяйства, партийных и
тысячи воинов награждены орде- советских работников.
нами и медалями.
Высокие награды Родины вдох
В годы мирного строительства новляют народ на новые трудовьг.'
бурятский народ также идет в но- подвиги во славу нашей великой
гу со всеми народами Советской Родины — Союза Советских Состраны, не жалеет усилий в борь- циалистических Республик.
бе за дальнейшее укрепление экономики и культуры своей социалистической Родины.
Несокрушимая дружба народен
Трудящиеся Бурятии горды тем,
что их вдохновенный труд на бла- СССР — великое завоевание социго Родины высоко оценен партией ализма, источник счастья и процвеи правительством. Только в послед- тания нашей Родины. Будем же
нее время за успехи в выполнении изо дня в день крепить это велизаданий семилетки награждено орденами и медалями Советского кое завоевание, множить победы
Союза несколько тысяч рабочих и коммунизма.

Булат ЖАНЧИПОВ

Булаганская степь
Степь Булагакская

простерлась
широко.
||| пн-т заря над далью травяною,
И I таи розоватых облаков
II и л и \ г по небу утренней порою.
См мсссл, друг,
I • Он легко идти
N косых лучах родившегося
солнца;
11«Чи«д тобой
О |н|||.|||,| все пути,
Н < «чмщс полнозвучно бьется.
Л Гм.1 т время:
Н ими» и пыли
I <••«•!• к рудникам,
самым дальним,

Под брань жандармов и под звон
кандальный,
Шли люди лучшие,
На смерть и муки шли.
С тех пор не раз тревожились
ветра,
И вновь и вновь рождался мир
весенний,
Но жизнь борцов —
Она всегда светла,
И свет ее — в грядущих
поколеньях.
И ты, идущий с радостью в глазах,
Свой вольный путь начавший
на восходе. —
Наследник тех, что шли здесь
в кандала?:,
Шли в кандалах и пели о свободе.

Тэмзэн-гора
(*м ни краю родной степи,
I =»( т.|м грсчал я юность,—
•Ь <

Г ^пин-гора

Ни | (и М1.Н1 гор взметнулась.
1й

НИ'1110

11СС

I • «мнит псе,
Мня нннпс :|Д1*сь встала,
На •• 1.111.1- кпмснном ее,

Как пуговицы, скалы.
Накинув на плечи тайгу,
Встречает зиму, лето,
Она привыкла — Тэмээн К зеленой шубе этой.
Она —
Спокойная гора,
Ей ничего не надо,
13

Ей никакой не страшен гром:
Она сама —
Громада.
Мне снова видится сейчас
Под яркою звездою
Ее огромный карий глаз
С дрожащею слезою.
Я песни пел и замирал,
И вслушивался молча,
Как песням вторила моим
Она тревожной ночью.
А на рассвете голубом,

Когда все в мире сонно,
Словно ребенка на плече
Она несла мне солнце.
О, Тэмээн, моя гора,
Ты высоко взметнулась
Над степью той, где навсегда
Моя осталась юность.
Ты видишь все,
Ты слышишь все,
Ты здесь навеки встала.
На платье каменном твоем,
Как пуговицы, скалы.

Забуду ли когда-нибудь
Звон колокольчика наивный,
И песни этой ночи дивной,
Степь Булаганскую — огромный
звездный путь.
Забуду ль я когда-нибудь,
Как поутру бежал навстречу
солнцу —

И пусть ко мне былое не вернется,
Но ты со мною, эта память, будь!
Ход времени назад не повернуть;
Передо мной теперь иные дали,—
Но степь мою
Забуду я едва ли,
Хотя б все дали крикнули:
Забудь!

Ты тиха, моя полночь степная,
тиха,
Ты неслышно прячешь меня.
Ты темна, моя полночь степная,
темна,—
Ни звезды вокруг, ни огня.
По холодным невидимым травам
иду,
Я затерян в твоей тиши,

Ты молчишь, моя полночь степная,
молчишь,
Ни души вокруг, ни души...
И мне кажется — нет никого,
никого,
Я в беззвездной ночи одинок...
Но далекое теплое ржанье коней
Вдруг доносит ко мне ветерок.

Прощай, мой зимний день
По снежной целине, по ледяному
насту,
Пробив себе дорогу среди скал,
Взошел я на гору и на вершине
встал.
Прощай, мой зимний день,
отчетливый и ясный.
О, как вы широки,
Родной земли просторы,
Как эта ширь
Н

В груди моей звучит!
Теряются последние лучи...
В короне золотой синеющие горы...
Гляжу я на восток —
Все хмуро, все пустынно,
Снегов туманных пепельный
отлив;
Там, словно крылья, ветви опустив.
Заснеженные лиственницы стынут.
Вечерняя заря тускнеет, угасает,

И в сизом небе ярче диск луны,
И серебро струится с вышины —
Ночь ледяная землю обнимает.
Прощай, мой зимний день,
Ты чист был и хорош,

Я знаю — ты устал
И звать тебя напрасно,
Ты за горами ночью отдохнешь
И вновь придешь ко мне,
Отчетливый и ясный.

Перевел с бурятского Семен Виленский.

Геннадий ДОНЕЦ

Роман
Часть четвертая
ГЛАВА ВТОРАЯ

1

Рисунки В. Уризчелко

М е с я ц улок-турпп — время обманного тепла — незаметно переходит
в месяц тураи—время прилета в тайгу галок. Самый жадный охотник, что гоняет белку до развода 1 , опускает ружье, садится на солнечном
увале п как чудо разглядывает, бережно трогая пальцем, крошечную
зеленую розетку п о л ы н и или стебелек одуванчика. Олень охотника, мечтая о пушице,— она скоро усыпит макушки болотных кочек,— стоит перед п а р я щ и м с я п р с г а л о м . Оленю видно, как весна будит тайгу: тайга
зыбится, пошатывается... Д видишь, как весна мнет бока сопкам, раскачивает лес и землю? Г.лышшпь, как за спиною что-то шуршит? Это
под лиственничной корой о ч н у л с я от с п я ч к и жук-древоточец. Хитрый
жук. С осени у к р ы л с я под южной стороной, чтобы пораньше весною
его отогрело. Помолчи, затаись, ж у к ! Дятел, сверкая на солнце малиновой грудкой, ищет тебя!
Шуленга Сакаулов ехал из Т о р г а м ы с мартовского суглана—суглана почетных родичей.
К а р а в а и то и дело останавливается, бродовшнки часто меняются,
устают.
Бродовшнк идет по неглубокому снегу в голове каравана, пальма —
на сгибе левой руки. Зажелтела впереди наледь. В промоине под берегом бьется открытая вода. Бродовщнк бурит пальмой проход в тальниках п тянет на берег оленьего вожака. Животное упрямится: берег под
снегом; даже к полудню в тени чащевитых зарослей наст ке успевает
отмякнуть и режет животным ноги.
- Стой,— кричит шуленга бродовщику. — На. Для оленя!
1 Развод — время снеготаяния.
Окончание. Нач. см. в №№ 2, 3, 4, 5.

Ч

16

Бродовщик берет у Сакаулова лагушок. Под надзором Умнока
вливает в рот вожаку немного спирту. В душе бродовщик клянет вездесущего Умнока: если бы не он, удалось бы, чуть шуленга заглядится
куда, хватить пару глотков из лагушка... Но молодой шаман, понимающе ухмыляясь, отбирает лагушок, говорит:
- Два хребта до прииска. Там Атакашка угостит. Он теперь большой начальник, все есть у него. Проси, даст.
Пользуясь короткой остановкой, женщины кормят детишек.
Сидит маленький в ольке на оленьем боку. Мокрый! Мать торопливо развязывает ремешки, трусит из кулька в олек сухих гнилушек.
Сажает сынка обратно в олек, привязывает. Сует ему грудь.
- Поехали-и!
Женщины торопливо прикрывают груди. Ревут ребятишки.
...Шуленга — не первый гость у Соболевых. В версте от прииска
уже дымят джукияны. Охотники бродят среди землянок, заглядывают
в шурфовые колодцы.
Нагрянули родовичи — Изюбри. Баргидак и Лавик заводят сразу
по полпуда теста и неутомимо шлепают на голых коленках лепешкизолянки. Пуд муки в день уходит, две плитки чая. Гости все прибывают. Последнее гостю отдавать надо! Да ничего —мужчины ночью подтаскивают... А гости из других родов уж наезжают...
- Больше несите, мужики, — просят Баргидак и Лавик.
- Ты иди,—послал шуленга Умнока,—скажи Кароде и Атакану,
пускай придут сюда сами.
Возчики аккуратно укладывали кули с мукой на бревенчатый настил: два куля поперек, два вдоль. Кародя прохаживался, выспрашивая новости. Он в новой, но уже порядком запачканной шинели. За плечом—карабин; сбоку, бороздя грязную землю, волочится шашка.
- Мэндоо!—приветствовал шаман старика.
Кародя живо и—это, наверное, показалось Умноку?—испуганно
оглянулся на голос. Улыбнулся. Нет, без важности улыбнулся, попросту, хоть и начальник.
- Мэндоо, Умнок.
Кародя выпятил узкую грудь. Стал отвечать.
- Ничего живем, слава богу, скоро тепло будет, сторожить добро
легче станет... Ничего живем, внука скоро нянчить будем... Ты ступай
к нам вон в ту землянку, угощайся, Умнок. Там Чалкача и Соринча,
много народу там.
- Шуленга зовет тебя, Кародя. Сходи к нему.
- Не могу. На посту я, караулить добро должен. Тридцать рублей начальство платит мне, как бросишь пост?—Старик с особенным
нажимом произносит непонятное Умноку слово «пост».
Подумав, Умнок спрашивает:
- Пост—это когда мясо нельзя есть? Попиткан ругался: один
медведь говорил, пост у вас держит, а вы мясо жрете.
— Нет, мясо-то можно есть, только стоять тут надо. А когда стоишь, ничего есть нельзя, урядник сердится.
- Столько еды—и есть ее нельзя?—Шаман поражен.
Кародя доверительно шепчет:
—• Ночью можно маленько...
А спирт как?
- Маленько-то можно. Ночью! — Старик озирается, будто боится,
его услышат.
- Разве вы с Атаканом не самые большие начальники?
- Нет,—признается Кародя,—мы не самые большие. Еще больше
. Да хватает еды, ты иди чаевать к нам.
- Ладно, пойду.
.' «Г>айкал» № 6.

17

2
Сакаулов заждался Умнока. Не утерпев, сам в праздничной -а
шубе пошел по прииску. Спросил у встречных рабочих:
- Охто самы болшой началник? Говорить надо.
— Эвон новенький домик на угреве. Там.
Макмур с Евграфом просматривали списки последних груз;?, доставленных на прииск. Скоро реки разольются, и до ледостава с /общение с внешним миром прекратится почти полностью,
- Я просить динамит Эстра-Форт пятьдесят пудоф, ви пг^еезить
этот пустяшки. Я просить сто аршин фитиль — вы привозить п: лозинка!—Макмур сердился.—Лошадей есть мало, мясо есть малс!
С лавки упал инженеров кумалан.
Евграф поднял его.
- Вы-то сами динамит, все можете. Степан Казимирыч г'З'.рил,
не мои слова... Трудно с динамитом, у Французско-Русского с'^ества
не достали. Чо нахватали—все тут...
Шуленга тотчас понял, что сердитый коротыш—самый главный.
Подошел, протягивая руку для пожатия, М а к м у р недоуменно Е: гг. я ну л
на гостя.
- Я самы богаты человек,—представился шуленга.—Сам;: - .:ного
олени... Бабы самы много. Староста я. Атакашка мой золото покз :-'-:зал.
- А-а... Садись! Сами богатый—это отшень хорошо!
Макмур сердечно пожал шуленгину руку и сразу забыл с .:::ое с
зимовщиком.
- Играф! Пресижн! Время! Тайм из мани! 1 Догонять к а р а м и .
Отпустив Евграфа, инженер поманил шуленгу в свою ком-н 5 ту.
Откинул крышку чемодана. Там желтеют ряды камышовых трубок. Сам набил трубку, подал Сакаулову и чиркнул спичку. Сунул в
Старостину руку початую пачку табака.
- Май презент ту ю, шуленг. Мой подарка, да. Ты есть Е;:-1;'!-пи.
отшень важни персон. Биг уилл—большой колесо, да! Кури этот тлбак.
—нэвэл табак, морски табак, сами замечательни! Табак «думбз'тон»,
лучше спирта. Да!
Сакаулов после первой же затяжки задрожал. О! Это был веселящий табак! Когда-то китайский купчик, пробравшийся в тайгу, подарил
ему пригоршню такого зелья. С тех пор староста мечтал об этой неземной благодати, но нигде не мог найти.
После нескольких затяжек шуленга рассолодел. Макмур п х т у ч а л
в стену Гуськову и п р и к а з а л вывести гостя.
На улице Сакаулова поднял Умнок. Староста блаженно ул^б^лся,
расширенные зрачки его остекленели. Умнок сбегал за Чалкачгй. силач отнес старосту в землянку.
А т а к а н с Соринчей расстаются. Уезжает друг Соринча в К а н д ы гирский род, невесту отрабатывать. А т а к а н угощает друга, успокаивает:
г
- Хозяин как приедет, оленей купит мне. К тебе кочевать >уду,
Соринча. Повидаемся, поохотимся вместе. Много ли купит хозяин? Не
знаю. Добрый человек. Тебе сколько-нибудь оленей дам... Вместе будем.
Чалкача восхищен Атаканом. Хлебнет ложку топленого масла,
отломит кусок лепешки, сунет в рот—и не жует, слушает; лепеикз изо
рта торчит... Красиво одет Атакан. Начальник! Ц-ц!
- Чай-то стынет, пей, Чалкача,—говорит Лавик.
Баргидак забирает кружку, ставит на печку подогреть, г Лавик
подает Чалкаче свежего чаю.
Умнок вполголоса беседует с Лавик.
1 Время • - деньги (англ.).

II

— Бот убежали вы с Атаканом. Как спасти вас? Я сестру Огоро. она ведь подруга твоя, Лавик,—решил я Огоро за Великого отдать. А
то шуленга хотел людей в Торгаму за тобой послать, худо было бы вам
с Атаканом тогда, сердился на вас весь народ... О, Умнок знает, как
помочь друзьям... А вы теперь богатые стали, загордились, а? Не нужен
вам Умнок, поди, а?
- Что ты. Умнок! Одного рода люди. Держи-ка. Горячая...—Лавик подает лепешку.
— Но-о... Знаю: худо вы думали об Умноке. А Умнок делал как
духи велят. Теперь ведь Умнок не сам по себе. Как духи велят.
- Оленей нам хозяин купит, кочевать будем. Помогать нам станешь, Умнок, а?
Шаман не удержался от хвастовства:
- Хогды говорит—летом мне нагрудник дадут, а к осени рукавицы с обутками.
Ничего учусь. Однако, за пять лет все получу, что надо
шаману 1 . Хогды говорит.— Умнок помолчал, довольный произведенным
впечатлением. — Счастливая ты, Лавик. Однако, сам царь знает теперь
Атакана, в Питибурку позовет, а? Ты тогда про нас с шуленгой скажешь царю, а? Правда ведь?
- Ешь, Умнок, ешь побольше... Не хочу в город. Тайга—дом.
Здесь жить буду всегда.
—' У-у! Если сам царь позовет —как откажешься?
А т а к а н с Соринчей толкуют о своем, не смотрят на Умнока. Начальником стал Атакашка, маленько важничает, а? Думает, наверно:
ты, Умнок, с Хогды зимовье сжег, а я все равно в начальники вышел...
Хорошо драться не лезет Атакан, прошлое не поминает. И Л а в н к —
добрая. Спрашивает:
- Огоро как живет?
- Огоро? Смирная, как была. Ребенка еще нету...
Сакаулов пугающе стеклянными глазами смотрит в бревенчатый
потолок землянки. Он не мигает, даже когда в глаз ему падает капля с
потолка.
Лавик тихо прикрыла его лицо своим платком.
...Губернатор прислал шуленге множество медалей — огромных,
блестящих, похожих на тарелки, какие в русских домах. Нет, не прислал губернатор, а сам — важный, усатый — навешивает их на шуленгу
и говорит:
- Однако, негде вешать все медали. Может, шуленге Конкотову
отдадим несколько?
— Зачем? — обеспокоился Сакаулов.— Конкотов совсем маленький, большую негде повесить. Есть у него маленькая медаль, хватит с
него...
Тогда губернатор цепляет медали старосте на живот, на спину, и
они звенят, эти медали, словно церковные колокола, и от шуленги на всю
тайгу расходится звучный перезвон...
Губернатор приказывает:
- Подымите шуленгу Сакаулова на самую высокую гору!
Родовичи мгновенно заносят старосту на вершину гольца Хогды.
I п.'юц под снегом, но вдруг на нем вырастает могучая лиственница.
Шуленга с легкостью взбирается на макушку лиственницы —и громопс>|"| голос его вещает:
- Я—самый большой человек тайги. Я—шуленга Сакаулов! Все
ридл царь Николай под мое крыло переписал!
С дерева видно, как затрясся подле своего джукияна староста Кон,1

Предметы ритуальной одежды молодой шаман получал не все сразу. Иному
«("полилось ждать обрядовой шапки лет двенадцать.
|*

19

котов. Трясется, в землю закапывается. Не уйдешь! Куда медаль в землю закапываешь? Отдай! И вот Конкотов униженно ползает на коленях, пресмыкается... А рядом слышен нежный губернаторов голос:
- Сейчас вместе поедем к царю, у престола стоять вместе станем.
Хорошо будет!
3

Шуленга проснулся среди ночи. Грузно заворочался. Тьма. Где он?
Что с ним? Тесно. Люди с боков придавили. Сопят, храпят. Густой запах пота бьет в ноздри. Неимоверный голод сосет под ложечкой. Стегно
бы оленье...
По привычке Сакаулов бесцеремонно пихнул локтем соседа. Тот
перестал храпеть, выкинул невидимую в темноте руку, поймал шуленгу
за толстую шею, спросил хрипло:
- Кто? Чо надо?
— Кушать надо,— ответил староста по-русски.
- Я те дам—кушать. Пхну — в стену влипнешь. Хозяев зови, а
меня не трожь. — Коля Чалдон почесался и снова захрапел.
Хозяева проснулись. Атакан шуровал в печке, Лавик зажигала
лампу.
Шуленга томительно кряхтел при каждом выдохе. Потребовал:
- Мясо скорей!
Умнок сполз с нар. Шепнул Атакану:
- Спирту шуленге...
Пока мясо разогревали, староста десять раз простонал:
- Скоро ли?
Вдруг испуганно зашарил под мышками.
Табак веселый где? А? Ц-ц! Где?
Трубка — длинная, желтая, блестящая — была за пазухой. Табака
не было.
- М-мм! Где? Кто брал?
- Кто брал?—Умнок тоже смотрел на Атакана.—Однако, будить
надо народ, спрашивать, а?
- Нельзя будить. Драться Коля станет. И так мало спит,—приглушенно отозвался Атакан.—Кому надо этот табак? Наши не возьмут.
Наверное, обронил шуленга, когда Чалкача его нес.
- Ты иди, А т а к а х а , буди Чалкачу. Пускай ищет. Много людей буди на стойбище, все пускай ищут. Бабы, ребятишки —все! Гх,—кряхтит
шуленга.
Темно, шуленга. Утром...
- Гэ! Утром рабочие унесут. Сейчас. Головешки пускай берут люди, светят на тропе. Иди, Атакан. Гостя обокрали —хорошо ли?
- Никто не воровал.—Атакан не хотел заниматься бессмысленным
ночным поиском.
- Не вцровалн? Тогда искать надо. На тропе. Буди людей, ищут
пусть.
- Пусть ищут,—закивал Умнок.
- Потише говори, шуленга, пожалуйста.
- Ты иди, потом тихо говорить стану.
Ушел Атакан. Разбудил Чалкачу, попросил людей поднять. Когда
вернулся, застал Сакаулова за разговором с Лавик:
Ты, баба, много беды наделала. Брюхо у тебя хорошее, а Хогды
отобрать может, другой бабе отдать может, а? Хогды...
Лавик ушла в угол за ситцевую занавеску. Шуленга поскреб ногтем бутылочное стекло лампы, вылил в широкий рот остатки спирту из
кружки, покосился на Атакана.
20

- Ты Атакаха, принесешь мне в джукиян сороковку бутылок
спирту.
- Нельзя, шуленга. Хозяйское добро. Ты разговаривай, пожалуйста, тихо.
- Я как хочу могу разговарить. Я—староста, а ты из рода не выписывался, а? Или хочешь совсем из рода уйти, ясак не платить хочешь? А? За тот год еще должен. А? И муки мне надо... вот столько.—
Сакаулов показал растопыренные пальцы.
- Пудов?—с надеждой спросил Атакан.
- Кулей. Конечно, кулей,— подсказал с улыбкой Умнок.
- Кулей,—подтвердил Сакаулов.—Да подарки Великому надо.
Брюхо отобрать у Лавик может. Спирт надо посылать Великому, муку
надо, чай, сахар. Любит Хогды подарки. С Хогды плохо жить нельзя.
Еще лепешек дай-ка...
- Э-э. Нельзя плохо с Великим жить,—поддакивает Умнок.—Или
не любит тебя начальство, Атакан? Не даст, чего хочешь? Люди говорили — все тебе дают... Может, скупой стал ты, а? О! Ты знаешь, Атакан? Ясак золотом можешь отдать. Золотом. За прошлый год, за нынешний. Вперед за много лет отдать можешь, правда?

Все больше землянок притыкается к крутобокой сопке. Тайгу оглашает стук топоров, людской переклик, уханье падающих деревьев.
Макмур выходит из конторы и кричит в открытую дверь:
- Лепёх! Стшитать гуси!
Господин Лепеха степенно выбирается на утреннее солнышко.
Жмурится. В небе кричат гуси. Четыре стаи.
- Сколько?—требовательно спрашивает Макмур.
Бросив мгновенный взгляд в небо, Лепеха сообщает:
Четыреста восемьдесят шесть.
— Точно. Пресижн! — смеется, уходя, Макмур.— Хо-хо!
Попробуй, проверь Лепеху. Но не верить ему нельзя. Машина! И
пусть себе считает гусей. Хоть ворон...
- Поберегись! — кто-то оттолкнул Макмура, рядом звучно хлестнули ветки поваленной лиственницы. «О, дьявол! Сам ворон считаешь,
Аллен. Немножко не попался». Макмур благодарит рабочего и следует
дальше.
Там, где был солонец, стоит бревенчатый тепляк. От сосенки, увешанной дарами охотников, и следа не осталось. Макмур нагибается,
зачерпывает из лунки под горой воду. Зачерпывает серебряным бочоночком, что висит у него на груди вместе с талисманом — лапкой австралийского кролика.
Хороша вода. Газ щиплет ноздри.
Макмур заходит в тепляк.
— Гуд нуун 1 , Васья.
2
- Гуд нуун, чиф .
Вася понимает по-английски. Мальчиком его отдали родители в
американскую миссионерскую школу в Шаньдуни. Сбежал... С Васей
V Макмура самые добрые отношения. Китайцы честны, не болтливы.
Инея стирает на шефа, готовит ему. И — молчит...
Трясет Вася широкий деревянный лоток, склонив его набок, дает
• и ч|, мутной воде, и длинным черным ногтем царапает шлихи на мелком
кп.чубке лотка, сгребает ногтем лепестки, дробины, таракашков и кло1

'

Добрый день ( а н г л ) .
Добрый день, шеф (англ.).
21

пов золотых, ловит звездочки, зарывает их в сажистых шлихах, снова
вык '.~упывает, бросает в жестяную банку.
- Зе бест лот ай'в евер сиин... Уандер! 1 -- бормочет Макмур, выпятив нижнюю челюсть.
- Ево больше два лана 2 ,— спокойно говорит Вася.— Еще больше...
В тепляк изредка заглядывают рабочие; молча в ы т р я х н у в из ведер
породу, стараются уходить, не дожидась, пока предложит управляющий. Один из рабочих, с драчливой, вызывающей усмешкой на грязно
бледном лице, остался.
- Господин управляющий, эдак не пойдет. Я замест бельмастого
хохла штоб с этим недомерком, Аршином, маялся,—не-ет... За што ж меня отсюдова?
Белесые брови Макмура сошлись на переносье.
- На шурф надо. Так надо. Аршин можно гнать, другой человек
вместе работать. Да!
Макмур отвернулся. Ему не нравился этот рабочий с вороватыми.
злыми глазами, Григорий Ступицын. Дважды заставал его инженер
алчно рассматривающим золото из-за Васина плеча. На подъемном
золоте, в самой продуктивной точке месторождения, уже сейчас дающей металл—и какой металл!—должны работать только надежные
люд:-:. На что Макмур верит китайцу Васе, но и то распорядился заш и т ь на одежде все карманы.
Ступицын уходит. Вася заваливает лоток свежей породой, наполовину погружает его в зумпф, ворошит скребком, взбалтывает глинистую
муть.
Макмур достает свой нагрудный серебряный бочоночек, засыпает
его доверху золотом. Вася не оглядывается. Макмур делает так каждый
день.
Щелкнула крышка бочоночка. Макмур бормочет:
— Енэлёсис.
Анализ. Макмур берет золото для анализа. Сколько хочет берет.
Прячет бочоночек под одеждой.
Стражник Соболев, тунгус, заглядывает в тепляк. Входит. Садится
на корточки.
- Гэ-гэ! Хорошее золото.—Атакан взял из банки несколько картечин, подкинул на ладони.
- Дай. Ит с оф ноу юс ту ю3. — Макмур подставил свою руку.
Атакан без сожаления вернул бы золото. Он сыт, семья сыта, чего
больше надо человеку? Но Умнок думает, что начальство не любит
А т а к а н а , что Атакану не дадут золота. Пусть знает: Атакан все может,
он открыл золото и волен брать его, когда хочет и сколько хочет.
Атакан сжимает золотины в руке, дружелюбно похлопывает по
протянутой ладони инженера.
- Ясак платить надо. Надо золото. Еще возьму. Надо!
Макмур поперхнулся и изумленно-негодующие вытаращил глаза.
А т а к а н нагребает золото в кожаный кулек. Толстая ладонь инже'нера больно ударила по руке. Кулек упал.
- Зачем бьешь?—Атакан выпрямился.—Иваницки гаспадина ве
лел мне брать, чего хочу. Почему не даешь?
.Макмур, задыхаясь, выкинул руку:
4
- Алонг виз ю! Р-раскал! Сан оф бич! Хук!
1
Лучшее, что я видел... Чудо! (англ.).
- Лан — китайская мера веса; 8 золотников и 56 долей.
?• Оно бесполезно тебе (англ.).

_,герь тихонько скрипнула, маленькие ножки засеменили по полу.
Гусь)'.сЕ повернул голову на подушке; лицо расплылось в мягкой, умил е н н о й улыбке.
- Прпшла-а... У, куморза-а-а...
1
\ярик с деловитым видом протопала к столу, взобралась на лавку
и достала из берестяной коробицы конфету. Облизала ее, полюбовалась., :••:;;кой она стала красивой, и сунула в рот.
- Подь сюды, Аринушка,—позвал Гуськов.
1><:ьфета была большая, с трудом поворачивалась во рту, и поглощен:-?>. этой работой Аярик сосредоточенно смотрела в угол.
- Подь к дяде Гусике, подь, моя...
А з р и к подошла, все с той же сосредоточенностью обсасывая конфету.
:ьков заправил ей волосы под красный платочек.
- Лесовичка ты моя-а... Лесовичушка. И пошто ты така уродилась ~г:-:глядная да пригожая... Пошто сердце мое ворочать, ровно
(Юнфетху ,ту...— Гуськов прижал девочку к шерстистой груди. Покачиваясь, с непривычной теплотой, неуверенно запел:
- Баю, баю, девуш...

- г х а ! ! — грохнул вдруг кашлем. Сплюнул.
Аярик трепыхнулась. Гуськов ощупал ее ребрышки—тоненькие,
мягкие. И снова запел:
Баю, баю, девушку
На полянке жнеюшку,
На лужку грабеюшку,
У стола стряпеюшку,
У окошка...

Вдгчт сомлел, кинул ноги на пол, схватил девочку, сунул под одеяло. «Нишкни!» — рысью подбежал к двери и рявкнул на кого-то.
- К-куды прешь? Катись с крыльца, говорю!..
Там стоял орочон.
- Шуленга надо. Ищу-то шуленга.
- Под колодой твой шуленга, за горами, за лесами. Там ишшы.
Ходи!
Ночью прошедшей Гуськов плохо выспался. Орочоны шебутились,
проклятущие. Ни с того, ни с сего блукают в ночи с головешками. «Ково
иы'г 1 »—«Табак старосте находить надо». Тьфу! Поганцы.
Гуськов не встает. С озлоблением сосет махорочную цигарку. ПодМИ.Ч руку, ткнул цигарку в кожу... Жег, жег руку, с остервенением
I ' тя:
- Казнись, дурак! Так те и надо, так и надо! Казнись до последу,
'•/х нешшастный! Обвел тя Иваницкий вокруг пальчика своего беЬКОГО...

Долго сидел вчера Гуськов на корточках рядом с Васей—промыыцнком. Подмывало запустить руку в золотую банку. И запустил.
11"Нп|1(И11ил золотой песок. Ррравнодушно-с! Вася скосил на урядника
| .агадочные узкие глаза.
«Пагуба одна от золота,—так ить, Вася? Не люблю!»—уряд• покинул тепляк. Напился солонцовой воды. Холодная. И пришла
ум песня: «Ты напейся воды холодной, про любовь забудешь».
,'-)-эх! Казнись, дурррак!
ИодГжть Васю на стачку? Черт бы их знал, китайцев. В глазах
и н к а . Макмур не зря его при себе доржит, по-своему с промываль>м г>прмочет. Грамотей Вася, язык по-англицки ломает. Черт его
• им! I , Инею. А как раз
попадешься на этом Васе, тут и служба
23

прошшай. В полицию вовсе за версту не допустят, алн закаторжат.
Дурррак!
Одевшись, урядник вышел на крыльцо. Саднило обожженную руку.
Гаркнул:
- Семе-ен! Спишь?
Кародя выбежал из-за кулей и молодцевато отозвался:
Здравьи жалам гаспадина урядника. С утренним вас пробужденствием!
- То-то.— Гуськов ухмыльнулся.
С того случая, как покинул Семен ночной пост, урядник взялся
муштровать старика. Научил его уважать начальство. Ловко выговаривает: ««С пробужденствием!» Чисто!
- А ну-ыррря-а-а! А-неле-е... вы! Братушку-карабинушку на плечко па-адъ-ём! Шагом арррш!
Кародя затопал от кулей к кустам.
Ноги-то, ноги. Ровно гусь лапчатый!—покрикивал Гуськов, сходя с крыльца.
Он зорко поглядывал на стражника, чтобы повернуть его назад от
самых кустов. А может, ничего не скомандовать Семену, пусть в кусты
врежется? Остановится? «Пошто команды не слушаесся?! Хто велел
стоять, а? В пекло погоню — иди! В воду — иди!».
А что это? Мука рассыпана. Комок сахару валяется... Гуськов
взглянул на кули. Неужели?.. Так и есть!
Урядник поднял сахар.
- Стой!
Подошел к Кароде и что есть силы запустил сахаром в лицо старику.
Макмур, что-то крича, толкал по тропке стражника Соболева...

Коля, горбясь, поднес к шурфу тяжелое сухостойное бревно, скатил
его с плеча наземь. Потер плечо.
— Молодца ты у вас, Гуривулка. Берестины-то сколько наволок.
На десять пожогов хватит. Ты Аршинке с Гришкой ишшо отнеси.
Гуривул крутит вороток шурфовой бадьи. Спускает пустую бадейку. Верят Гуривулу: не бросит ручку. Шутка-ли — убить можно бадьей
Савоську, глубокий шурф. А Савоська на самом дне..
- А я с Макмурой чесу 1 играю. Обыграю как, Макмура конфетки
дает, а сам сердится, в лоб меня шелкат. А я смеюсь.—Гуривулка уже
—свободно болтает по-русски.
- Но-о. Молодца Гуривулка, ково же... — Коля вытягивает из широченных шаровар тунгусский кисет — подарок Лавик. — Ково же самого управляющего обыграть. Сердится, говоришь? Ха-ха. Так ему и
надо. Знай наших!
- Дай серянка, Коля.
- Нельзя. Вечером, как пожоги класть будем, разрешу.
- А мне Аршинка даст.—Гуривул капризно отвернулся и побежал
через березовый колок, к линии шурфов, где работают Гришка Ступицын и Аршин.
- Ну, как живете, как животик?—спрашивает Гришка у Гуривула.
- А никово. Скоро началник нам оленей купит, далеко стану ездить на охоту... Аршинка, я тебе береста принесу на пожоги, ты серянка дай?
- Дай, дай,— поддерживает Гуривула Гришка. — У тебя много се1

24

Шахматы (испорч. англ.).

рянок. Одни спички таскаешь из лесу. Рази это дрова? Спички. Я должен за тебя носить?
Аршинка озадачил мальчишку: рабочий плакал, размазывая сухоньким кулачком слезы на маленьком лице. Гришка беспощадно глумился над напарником:
- Скажу Макморде, без куска вышвырнет...
Аршин опустился на колени.
- Не говори Макморде, Гриша, куда я...
Гуривулка бегом бросился к Коле.
- Коля, Гришка Аршинку обижал. Бил, однако. Плачет Аршинка.
— Но-о? А ну пошли. Разберемся.—Склонившись над шурфом.
Коля крикнул:—Савось! Отдохни, я щас оборочусь.
Подходя к Гришке, Коля ссутулил литые плечи; руки—в к а р м а н а х
широченных, заправленных в ичиги, заляпанных глиной шаровар.
В упор, глухо, кинул Коля Гришке:
- Измордую, слышь?
И вдруг заорал:
- Встань, падла-а! Старшина перед тобой!
Гришка позеленел. Поднялся. Независимо поскребывает под рубахой живот. А рука дрожит.
Коля цедит:
- Вшей с моего пуза снимать заставлю. Научу! Со мной робить
будешь на шурфах. Брысь!
Гришка судорожно дернул руку из-под рубахи.
- Аршинка. Ты на мои шурфы иди. Савоська тебе старшим будет.
Забирай котомку. Гуривул! Мои снасти оттеда неси сюды. Брысь!
С опушки донесся женский голос. Нюрка кричит. Чего? Подбегает.
- Коля, там... Атакан забирали... Конторка Атакам... Иди, помоги...

мя.

Происшествие происшествием, а «ланч» положено съедать вовре-

Макмур жует бекон с яичницей, запивает крепким кофе с молоком.
- Дэм ю! —ворчит он, когда рука тянется за хрустящим, румяных?
тостом.—Вороваль! О! Хозяйски самородка!..
Блекло-голубые глаза управляющего потемнели.
- Жаловать буду господина Иваницки. Все давать мне велел!—
твердит стражник Соболев, потирая заплывший глаз.
- Я те пожалуюсь!—рявкнул Гуськов.—Сказывай, скольки золота
иоТЯгал? — Стра-ажнички... Навязал хозяин на мою голову.—Урядник
терем смотрит на Кародю, который тихонько спускает в углу штаны.
- Гаспадина...—Кародя выпячивает рассеченную губу, слова его
Невнятны. — Я как без штаны в землянку пойду?
- В шинелке пойдешь. Без штанов и без мундера. Потом отчисть:
шпнслку да принеси. Обкоротил штаны-то, испортил тольки...
- Ка-арошеньки штюка -- ходзяйски самородка воровать. Я буду
п-иортировать вас на Нерчински джейл. Тюрьма. И ви, Гускоу, не ест:;
фнтельни полисмен!
Шуленга Сакаулов тяжело переживал потерю веселящего табака.
('««•пахнув дверь, он смело подошел к Макмуру и подал руку. Инженер
игкочил, спрятал руки за спину. Затрясся.
- Гускоу! Гнать! Весь эт-та-а... кин 1 , весь гнать!
- Табак давай, началник, а?
1

1'|>д

(англ).

2-

.Макмур вдруг застыл.
- Хо! Табак? «Думбартон»? Садись. Весь кин гнать, тебе можкс
т.-.э сидеть.
Господин Лепеха бесстрастно взирал на суматоху из-за своег
стола. Золотая книга открыта на нужной странице. Голова с непомер
но большим лбом неподвижна. Она не покачнулась и тогда, когда с~
двери протопал Коля Чалдон.
- Ково надо?—хрипнул Гуськов.
- Не тебя,—отрезал Коля.
- Ты доцыкашь. Ишь, тварина! Я службу несу.
-26

— А не пяль зенки. Не арестованный я. Привык по участкам народ мсрдовать.
Ты ходи! Нешто вас не мордовать таких? Только попустись. Хо'ди! Дело разбирай.
- Отстань ты. Господин Макмура, я нащет орочонов этих. Невиновные они. Простота орочонская...
- Ходи, говорю! — Гуськов схватил Колю за рукав.
Макмур остановил ретивого урядника.
- Стоп! Я уважать хороши работник. Слушать!
—- Слушать!—бумчит Гуськов.—Он, поди, сам через орочонов золото тягат, а его слу-ушать...
- Слушать!
- Простота их орочонская. Да он. Данилка, и не воровал, на гла*зах у вас брал,—так ить оно? А што провизию сперли, дык это все ок
же, староста ихний подбивал. Боялись отказать ему. — Коля кивнул на
•Сакаулова, который с важностью барабанил пальцами по столу.
— Олл клиё! Ясно! — Макмур хлопнул ладонью по библии, которая
всегда лежит у него на столе. — Эз ту зе гард — дисмишн 1 . Снимать мундир! Весь кин — гнать. Шуленг говорит хочу сам. Зе енд оф ит 2 !
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
1

Ыочъ.
Блуждающие
огни
дрожат,
мигают
под
высоким
берегом.
- Гуриву-ул!
Не отзывается мальчишка. Кародя отошел от костра, поеживается.
1 < > прильнет теплый воздух с поляны, то пахнет
речным
холодком.
Ноздри ловят рыбный дух. Началась кочевка рыбы в низовьях.
Под трепетной пленкой мелкой воды, просвеченной берестяным фаом, стоят рыбы — густо, в шаге-двух друг от друга. Та приткнулась
Мордой к камню, эта в ямку опустилась. Сонно пошевеливают плавник л м и , ворочают хвостами..." А г а - э ! Стук!
Атакан подает Гуривулу на остроге здорового тайменя.
- Беги. Грейся. Скоро закончим.
Уж которую сумку относит Гуривул на берег. А этот
таймень не
ИГР в сумку. Вот так его перехватить да покрепче к животу... Хлесь!—•
шл таймень... На боку плывет. Очнется — уйдет!.. Уф! Догнал. Хвать!
'.и.-.кий. Оживает! Хлесь! Лови-и! Сам упал! Бррр! Поймал!..
Таймень упруго бьется, и мокрый до нитки Гуривул, стуча зубами.
•I .ют к костру.
.Кародя отвел Гуривула на глухую полянку в лесу. Велел смот- и юа... Стоит охотник, озирается. Никто вроде не глядит.. Аж страилтр. Ведь говорил же Кародя, что он большой, как небо. И глядит.
III

ОН?

•'ик пришел в шалаш к дочери.
I тешь, доченька. Таймешек.
|' ' 'и сгреб в кучку уголья прогоревшего костра, принес дров.
к лежит на спине. Тяжело дышит, губы замерзли в пугливой
|н иной улыбке.
^ иди, отец, нехорошо...
1у, уйду,— Кародя поправил изголовье дочери.
< .к- может Кародя этой ночью ни спать, ни рыбу острожитьI I I ' пот из темноты:
г.члить (англ.).
II нгг (англ.).

27

— Гуриву-ул! Глядит?
- Не-ет,—ответно шепчет охотник, ловя Кародину руку.
С выражением страха и лукавства на лице Кародя тянет Гуривул»
глубже в лес.
Вздрогнул охотник. Глядит! Россыпь звездочек мерцающих—голубых, зеленоватых огоньков — глядит...
- Небо,— шепчет старик.— Вон Мани на лыжах прошел — полоса
какая широкая да длинная, за край земли ушла... Там видишь? — семь
звезд горят — это Оглэн, Сохатый Великий..- Вся верхняя земля тут!
Беги за луком, самого Мани играть будешь.
Потаенный свет гнилушек, рассыпанных Кародей на полянке, волшебный мир верхней земли, земли щедрого верхнего духа Мани...
Притащив лук, мальчишка легкими скользящими шагами подвигается к Оглэну- Великому Лосю. Чуривцы бежит на лыжах,
он —сам
Мани... Дзинькнула тетива маленького лука и — тук! — стрелка ударила в корягу, стряхнув одну из семи звездочек...
Гуривул бросился к добыче, плотоядно урчит... Кародя
поспешил
разделить с охотником трапезу. С ворчаньем они грызут воображаемое
мясо. Наелись! Дальше Гуривул бредет, широко расставляет ноги: так
ходит отяжелевший и усталый человек. Так шел и Мани, когда объелся мясом Оглэна,— погляди на небо: Млечный Путь, лыжный след
Мани, на западе ^раздваивается...
— Ты не ходи за мной,— шепчет мальчишка,— Мани один охотился...
Потом они поправляли «небо». Прислушиваясь, не закричит ли чужим головом исстрадавшаяся Лавик, Кародя расставляет звезды.
- Это Буга-сангарин, Дыра небесная, Полярная звезда... А Чолбон-звезду листочком пока прикроем, она утром взойдет.
Кародя мысленно видит перекошенное от страданий лицо Лавик, ее
расширенные глаза, будто смотрящие внутрь хаоса боли и мук, терзающих чрево. И старое сердце сжимается. Кузнец отгоняет тревогу игрой:
ловит берестяные лоскутки, которые Гуривул, стоя ка пне, с величаво»
щедростью кидает ему:
- Изюбров держи, охотник!
Посопев в раздумье, Гуривул кидает еще лоскуток:
- Колонка держи'
Кародя взмолился:
— Много ты дал, Мани, спасибо, не проесть нашему роду зверя, и
птицы, и рыбы-..
Внезапно резкий вскрик метнулся от опушки. Кародя вздрогнул.
- Спать, спать. Мани. Пошли.
...Не спал этой ночью Кародя. Всю ночь просидел у костра на берегу,
уронив голову на грудь; л и ш ь изредка подбирался к шалашу, подслушивал, как старая Ш у ш м я н и х а , Ч а л к а ч и н а мать, подбадривала Лавик:
- Летом чего не рожать, да при людях... Мой покойный мужик
как Шалкашу мне принешти, в ш а м ы е морозы, в гиравун-месяц, ошта
вил меня одну, на бальжор поехал...
Днем Лавик тряслась от страха: по бересте шалаша барабанил тяжелый дождь, могучая рука грома колотила по макушкам сопок, обмолачивала косматые тучи, гневно трясла небо и землю...
Страшно Лавик. Зачем сердится Огды-громовержец? Стонет ЛЗБИК,
грызя погасшую трубку. Вторые сутки длятся муки...
Настала непроглядная ночь. Речка вздулась. Вспышки гремуч
света трепетали на буйных гребнях волн, озаряли щербатые береговы<
скалы. Едва теплился огонек в шалаше, шипя от капель, падающих и
отверстие дымника. И крикам женщины отзывался грохот с небес...
К утру боги сменили гнев на милость. Синие свежие ветерки рас
28

чистили небо, солнце царственно воздвиглось над рубчатыми вершинами гор. В этот час явился на свет мальчик.
Лавик обрезала ножом пупок и перетянула его ременным шнурком.
Не в силах приложить ребенка к груди, замерла. Отдохнув, слабым голосом позвала родных.
Свет смиренного страдания исходил от ее побледневшего лица, когда Шушмяниха и Баргидак обтирали мальчика мохом, и заклинали, и
€улили:
_;
- Оленным будешь, маленький! Охотник знатный будешь, Соболенок! Все Соболята маленькими были, а, гляди, какими охотниками
стали! Гуривулка охотник какой!
Гуривул подбежал к Атакану.
- Дядь! А у него глаза будто русские.
Атакан бросил странный взгляд на товарищей — Сорпнчу и Чалкачу. Быстро пошел к шалашу.
- Гуривулка,— сказал Соринча,— а твои глаза тоже совсем светлые стали, вроде русские.
- Как у Коли? — быстро спросил Гуривул.
- Нет. Как у Макмуры. Ты с ним много играл, в глаза ему глядел...
- Но? — Гуривул испугался. — А Макмур не русский вовсе.
Мальчишка, обеспокоенный, побежал в джукиян за материным зеркальцем.
На опушке Атакан остановился. Издалека он видел, как вынесли
и ', шалаша запеленатого мальчика. Рядом, над головой, веселая сплетница ронжа, егозливо подпрыгивая на суку, крикливо рассказывала
Дятлу;
- Прибыль у Соболевых! Мальчонка родился! Охотничек! Да не
Лтаканов сын, сероглазый родился... Не Атаканов!
Свистел бурундук в чаще:
— Фи-и! Не Атаканов! Сероглазый!
Атакан щадил Лавик. Ни о чем не расспрашивал. Знал лишь то,
тш ( ша рассказала. Сын! Долгожданный сынок...
- Не твой! — верещала ронжа. — Сероглазый!
Атакан погрозил птице кулаком.
- Дура! Ты не была в городе. Я — охотник! —чуть не пропал там.
Что могла маленькая девушка? Чтоб крылья у тебя отсохли, сплетннм.И Мой сын! Атаканов! Соболенок!
...Закричал ребенок. Атакан, повинуясь безотчетному чувству, пробужденному этим криком, устремился к шалашу. Сразу запели малень|- пеночки:
- Пи-и-пи-и... Радость-то какая! Охотник любит своего сына! Не
II 1.1 ,ь. маленький, любит тебя отец!
Сосны покачивают зелеными лапами. Будто переглядываются.
< н.'ь.сь своих иголок, приговаривают:
- Покачали бы тебя, маленький, да иглы у нас... Посмотри, хороню I как вокруг! А этот молодой парень, что берет тебя на руки, это
II тнои, охотник знатный. Не пропадешь с таким отцом. О, какой
И'( п ы й олек сделал тебе дедушка Кародя!
Мальчика вынесли на берег Дикоши. Кародя идет за Атаканом с
илькпм в руке. В нем, на боку бережливой важенки, ты будешь ка> и, словно на волнах Дикоши, среди благоухающих цветочными
Фимзтами долин, на перевалах высоких хребтов...
Л ; мкан прижимает сынишку. Не плачь, маленький! Смотри на веп сильную Дикошу, будь таким же, как она! Где-то певучие струи
напрягутся, пробивая себе путь в заломе, где-то отдохнут, расуишись к небу широким зеркалом,—и бегут опять наперегонки,
•к Iистых угрюмых лесов и в теплых ладонях луговых долин, ны-

Е

20

ряя в темень ночи
Дикоша — веселая,
своей, она всегда
Видишь утес?

и радостно вскидываясь навстречу солнцу. Будь >::ак
сильная, светлая, она никогда не свернет с дороги
пробьется, куда хочет!
Будь стоек в невзгодах, как он!
2
Батюшка Карп, как и обещал, приехал на зимовье. Вера Карповнз
несказанно обрадовалась отцу, облобызала, засморкалась красным
носом в угол платка, заблестела слезками.
- Будет, будет тебе!—уговорчиво басил Евграф, забирая у жены
батюшку. Прижал гривастую голову отца Карпа к могучей груди, посмотрел на жену так, чтоб поняла: ежели жаловаться па что нздумаешь—смотри!
На столе появились наливки: рябиновые, смородиновые, малиновые, земляничные, жимолостные. Их окружали плотно наставленные
тарелки с груздьями, рыжиками, белянками, маслятами в сметане...
- Ой, скоро обжился ты, Граша, скоро,—восхищался отеи Карп,
баюкая внука.—Пойдем-ка на крылечко, пока стол готов будет, наглядеться я на твои места не могу...
- Благодать!—отец Карп озирает широкую долину, окап'сленкуюберезняками. Хороша матовая зелень овса. Ее квадраты, кл::'."ья на
отлогих еланях четко рисуются среди вянущих трав.—Как ть: зсе успел, Граша?
Зять самодовольно ухмыльнулся.
- Тут, батя, дурак не разживется. Прибивается всякий лт К му
с золотом не подфартило, из харчей выбились —сюда идут: к >йу не
нашлось места на приисках, а самостийно золото искать боят.л •—сюда же; приболеет который, землю на прииске не могет ворочать—куда
ему? Сюда! Усталый, кого к родной работе крестьянской потянуло •
идет. На прииск тянутся, а у меня полномочия есть выбирать из ;-:их
же людей, строить чего, сенокосить для прииска. Тунгусиш;::: муку,
чай зарабатывают. Рук хватат.
- Граш, а на заездке видел я — орочоны копошатся. Твое?
- Мое, батя. Есть рыбка.
- Э-эх, загребистое место. Речка на пережимах—будто гриф балалаечный перстами кто тискает, а хозяин ты! Внизу, на устье, по заездку тренькаешь, на скрепках струнки той руки держишь р'.'ку. Вот
так-то мне начинать надо было, дураку! — Отец Карп вздохнул. Взблеснет соболь в тиши-глуши, за камнем молчащим кроется, з заломе-буреломе хоронится,—аи за след его, ровно за цепочку тоненькую,
вытянет орочон—и сюда... Э-эх! Башка ты, Граша!
Полно воли, полно света в широкой долине. Кружит, то :•: зелени
низит, то в прозрачном воздухе качает крылами широким;; ястреб:
мышкует.
Бельмастый Тарас закончил прокос и проводил коршуна взглядом,
достал из-за голенища брусок, дзинькнул по жалу литовки р а з . другой
—и задумался. Черт его знает!—может, дурака свалял, что не у ел ел
летом на прииск. Зимовье достроено. Не удержал бы Евграф.
А красотища в тайге летом, кабы не мошка. Ладно, мошху перемогают люди. Что в деревне? Со всех сторон теснят. Перетащиться сюда
всей семьей, дом срубить, огород развести, скотину заработать Черт
его знает, что лучше! Травы здесь чудесные. Земляничное сен-? на сухих местах. Подумай!—землянику спелую коровам да коням' Какое
раздолье ребятишкам! Укосистые травы. Тяжелый валок набирается
и в кочкастых низинах, только приноровиться надо к кочке. Да. •:•*« трава, ни цветочки не пахнут так сладко, как на родном Днепре...
30

Т а р а с оглянулся. Косари что-то кричат ему, руками машут.. Чт?
там? Воткнул литовку чернем в мох и пошел к людям.
- Гляди! — показывают.
Гляди, ково нашли...
Лежит человек, мягко укрытый моховыми лепешками, из-под м
ЕОГО одеяла торчит лишь нога — желтый костяной шарик пятки, у
но-черная сотлевшая кожа икры... Видно, все лето пролежал человек...
Раньше обычного ушли люди к балагану. Плюнул Тарас. '
к ключику, брезгливо отмывает руки, плещет пригоршни ледяко;:
в потное лицо. Спорят люди: пулей? ножом! дубинкой? Слышит 7
- Ежели сзади пулей — завсегда на спину же, н а з а д падает.
Спорят. А в том ли вопрос, чем да как пристукали человека? Кто
да за что — вот вопрос. Золото!
- Э-эй братцы! Чегой-то раненько полдничать надумали. Здоровы были! — издалека кричит подъезжающий верхом Евграф.
Полно воли, полно света было совсем недавно в тайге для Т?.раса.
А сейчас лиственницы все то ли виселицами, то ли крестами об
лись. И как гаркнул Евграф Савельич — тут и весь свет клином сошелся.... Словно ястреб над мышами — таежный граф Евграф Савельнч.
- Человек там лежить, Евграф Савельич. Подывитесь, — угкетенно говорит Тарас.
- Где? — спрашивает Евграф, а сам уж смотрит в ту сторону, чере;
ключ, будто знал.
Не хотелось Тарасу в другой раз идти на мертвяка смотреть, г
будто черт тянет... Ватагой пошли косцы через долину.
- Ну, человек. Што с того? — Евграф поднял сучок, сковь:р;;ул
мох на груди покойника... Тенета в пустоте реберной клетки... Жучок
черный побежал, испугался дневного света... Страх! А Евграфу нипо- Много их тут валяется. А работать надо. — Евграф с высоты саженйого роста хмурится на дальние сопки, где в сиреневом мареве
плывут тучи. Погода хмурится и Евграф Савельич хмурится, и неведомо еще, кто кого переспорит!
- Работать надо, мужички.
Косари несмело заговорили:
- Время-то вышло, хозяин. Жухнет трава. Гляди, как на кзчках
рассыпалась. Да таволожник в агршине пади насорил больно, тупит
(Су.

1

- Боязно коней с подколенником гонять, ноги в кочке поломают.
нас ведь спрос.
- Шестой зарод нынче кончим. Поди, больше не взять...
Евграф прочистил горло.
- Гхм. Надо взять. Да пошли отсюдова, чо нам над поконн;:ко:.:
ювать. Надо! Прииск спросит. От вылезет туча из-за горы, ровно
••'ока из воды, отряхнется, — тогда лежите до пролежней. А щас — дело
импйтс.
Оли люди у артельного котла. Едят торопливо. Говорить не о чем.
не мшется. Колючий взгляд у Графа. И рты будто незрелой черему|ц гнмзало. Тарас уж идет точить косу. Скоро все выстраиваются и комм крылом секут долину поперек. Под лопатками каждый чувствует
" I и.1 и ледяной взгляд таежного графа.
- Э-эй! Стойте!
.'I ю.чм оглянулись на зов Евграфа. Подошли.
Тпк не пойдет. С а м и говорите, што время выходит, а в компгп новее за так пробежит. Хошь не хошь — болтает язык на людях.
1;фас, здесь коси. Ты, Михей, вершинку бери. Ты, Митя,— середку
и п и и а и , эвон от того дерева, поваленного... Вы, — Евграф указал на
И.111.1Х, вы со мной пойдете, покажу урок кажному.
31

Остался Тарас один.
Край близко. Кусты.... Ключ за спиной бумкает. И страх сдавил
душу. Кажется: то ли в ключе петуху по колено — утонешь, то" ли еще
что случится... На литовку напорешься... Тянет, тянет мертвеца поглядеть... Зовет мертвец неслышимо... Скалится...

В день, когда батюшка Карп отпел безвестного убиенного, Тарас
пришел с покоса на зимовье. Он решился. Какой к бесу дом тут стаьить... Увидят детишки в лесу такого мертвяка, заиками сделаются.
Этот теперь — по случаю!—под крестом лежит, а сколько их, неотпетых,
замолчала ты, тайга! И с чего Евграф сразу,— ему еще не показали,—
посмотрел в ту сторону, где лежал человек? Ну его...
Батюшка прогуливался с внучком Савелкой у баньки, по берегу
ключа. Евграф дома давал наказ жене:
Ты, Карловна, как наедут орочоны, всех отправляй заездки делать. Немедля штобы. Соль выдай, бочки. Орочонок на ягоду протури.
Зимой на прииске волками завоют от цынги, тут и того... Ну, неча тебя
учить. Не прогадал я на тебе, хозяйка ты у меня.
Еще больше располневшая после рождения сына Вера Карповна
счастливо рассмеялась и покраснела. Муж положил на стол ключ от
амбара.
- Да соли не жалей. Солонцов побольше пускай солят орочоны.
Соль мясом стократ вернется на тот год.—Евграф посмотрел в окно.-А вот и Тарас бельмастый идет.
Батюшка заговорил с Тарасом на дворе. Прав Граша. Постоянных
работников таких и надо: чтоб к земле привязан был, семейный, трудолюбивый, а бельмо — оно и лучше, в армию не возьмут ежели чего...
Тарас стоял потупясь, прятал глаза, ковырял носком сапога втопт а н н у ю в землю щепочку, грыз ногти.
Евграф вышел на крыльцо.
- Гляди, Граша: Тараса ты хвалил — захваливал, а он комаров
испугался,—добродушно усмехается отец Карп.
— А шо ж. Знаю случай: у Сибирь наши переселились, а вертаться
пришлось, заели комары тай мошка. И я неспособный.

Знания ...
по наследству
П а м я т ь - - одно из удивительнейших
свойств мозга, которое во многом определяет интеллектуальную и психическую
жизнь человека. Недаром Анатоль Франс
писал, что память — волшебная сила,
что дар воскрешать прошедшее столь изумителен и драгоценен, как и дар предвидеть будущее.
Проблема памяти волновала умы философов и естествоиспытателей,
психологов и врачей на протяжении веков. Еще
античные мыслители справедливо связывали память с мозгом. Но ни они, ни ученые последующих поколений дальше этого утверждения пойти не могли, ибо мозг,
32

- Ц! Силен комар! Коня с ног валит... ежели волк поможет. Уходить надумал, Тарас? Пожалеешь. Я ж тебя в люди вывести хочу. Доверяю. От всех работ освобожу, людей дам — дом построить... По ледоставу за семьей отпущу. А? — Евграф поигрывает концами кавказского
наборного пояска.
- Голод, сын мой, в России,— поддерживает зятя поп.
- Ладно,— говорит Евграф.— Побудь при Вере Карповне. Подумай пока. Мы с батюшкой на прииск съездим.

14 А ПРИВАЛЕ у речки Евграф потянул батюшку за собою на горный мысок.
- Идал тут орочонский. Эвот он, батя. Только я так считаю, што
не след его портить. Привадное место для орочонов, и недалеко от зимовья. .Может, праздник у них какой здесь бывает, лишний раз на знмовьюшку заглянут, а?
Бг.тюшка спокойно осмотрел слабое подобие человеческого лица,
высеченное в дереве. Отвернулся.
Государь наш Петр Великий, в лето от рождества Христова тысяча семьсот второе, глаголел: «Совести человеческой приневоливать
не желаем и охотно предоставляем каждому на его ответственность пещися о спасении души своей». Драгоценны словеса сии! Идем-ка отсюда. Граша.
— Хм, батя. Сам говоришь, што Петр не велел язычников неволить, однако вот едешь крестить китайцев там, корейцев, без спросу
ихнего. Как понимать? — Евграф вытаскивал из сумы снедь.
Поп выбрал кочку посуше, присел, положил руки на колени.
- Ох, Граша! Уж и с подковыркой к отцу... Петр Великий над
патриархом Синод Святейший поставил. А какой он святейший? Сонмище штатских людей, может, и к вере непричастных. Рубака был государь... Так ведь разве в чужой вере люди спасутся, бога истинного не
иедая? Чужая вера — что камень на шее тонущего. А наша вера — как
ладья или ковчег какой. Ежели люди тонут, ты что же, спасать их не
станешь? Спасать и еду.
— А... идола энтого не тронул...
ни структура и особенно функции долгое
• 1>гмя оставались «терра инкогнита» для
муки. Об удивительной работе, которая
происходит в глубинах мозга и благодари которой человек обладает мышлением,
«химиями и памятью, можно было судить
4М1И|> по внешним проявлениям — по по•мгнию человека.
Мт почему, наблюдая поведение чело•см, и > у ч а я
его
психическую жизнь,
( ч г н и г сумели выявить лишь основные
н||ин«и-иия памяти, но не ее конкретные
М|миы<- механизмы. Так был выработан
«Мил на память как на результат за1||щ.'|гнии ассоциативных
связей. Суть
||мш п и л я да заключается в следующем.
•шчиннг впечатления поступают в мозг в
««цм-цглгнной последовательности, которая
I мнгчшлевается в нем.
Воспроизведе•М 11И» в п е ч а т л е н и й происходит
путем

от впечатления остается в его памяти. Психологи справедливо полагали, что память
— это след в нервном веществе мозга, и
для того, чтобы он крепче
запечатлелся,
необходимо эмоциональное подкрепление.
Но как «прокладывается» этот след и
каким образом он извлекается из памяти
именно тогда, когда он нужен человеку?
Эти вопросы не имели ответа... И чем
больше внешних закономерностей
памяти открывалось психологам, тем сильнее
был интерес к ее внутренним механизмам,
продолжавшим оставаться закрытыми.
Начав первые работы по теории условных рефлексов, уже широко известный в
то время в России профессор физиологии
И. П. Павлов не ставил своей целью постичь природу памяти. У него была другая, не менее дерзкая цель — проникнуть
закономерности, которые лежат в
в те

;7;;^^,Гэ^ц=ль:0ом^ТxРаарС^тер?
| » , . - » м п л н м и и т. д. Чем сильнее пережи14ИНН чг.шш'ка, тем более глубокий след

™ Деятельности .самого высшего твоР е н и я земного шара» — мозга. И тем не
менее, именно открытие условных рефлек-

,•!.•]» № 6.

33

— Так тебе ж с ним, говоришь, сподручнее? — батюшка присосался
к бутылке с молоком.
Евграф разоткровенничался:
- Я им от ульдургинских бурят еще идола медного привезу- присмотрел тут в тайге, забрать можно. Вроде чуда будет,—откуда, кол.
в:;ялся, каким духом принесло? Иль грешно, а?
- Я, Граша, раньше палил идолов этих. Греха так что никаког' . С
идолами можно вольно обращаться. Можно!

|{птайцы сидят на корточках под завалиной б а р а к а . Отец Карп поодаль стоит у бочки, подманивает того, кто приглянулся. Отпустил
окрещенного, утирает руку с ризу...
- Притомился, батюшка?—ласково спрашивает Гуськов.
- Не сугубо. Однако, много еще их.
- Да чо с ними... Эп, поднимайсь!—Гуськов прошелся вдоль з
лины.—Стройсь! Ишь, пригрелнся. Так, становись, по ранжиру. Д;, не
лезь, ково говорю! Не лезь назад. Ростом вышел — наперед ступай. По
р а н ж и р у штобы...
Скоро китайцы стояли в затылок друг другу, по-солдатски.
- А рубашки? Што, батюшка должен всяку вшпву рубаху расстегивать? Расстегнуть штобы!
Заезжая орочонка была крестной матерью. Крестными о т ц а м и приг л а ш а л и з н а к о м ы х русских копачей.
По-разному относятся к таинству степенные и терпеливые китайцы. Кто улыбается, кто стоит навытяжку, стараясь не дрогнуть, когда
батюшка, окунув руку в бочку, кропит смуглую чужеземную грудь. Иные
просят с о х р а н и т ь им русские имена, уже прижившиеся в обиходе. А некоторых товарищи уговаривают («С прииска выгонят. Крестись!»), ч
такие подозрительно тянут ноздрями восковую гарь свечек. Гуськои амечает т а к и х .
- Я тебе хрестным буду!
После крещения воспреемник отводит пожилого китайца в сторонку.
- Сколько тебе, В а н я ?
— Солока девяти есити.
сов явилось п о в о р о т н ы м п у н к т о м в изучении проблемы памяти.
Воспитывая у собаки пищевой условный
рефлекс на звонок, Павлов произвольно устанавливал в ее мозгу новые нервные условно-рефлекторные
связи
пережитою
опыта. А что такое память в широком бкологическом смысле, как не фиксация личного опыта и н д и в и д у у м а ? !
Таким образом, условный рефлекс представляет собой элементарную модель зап о м и к а н и я . Во г почему все н о в е й ш и е исследования памяти (Морелл, Мак Конэлл,
Хиден и др.) начинаются именно с выработки условного рефлекса.
Благодаря исследованиям Павлова акт
запоминания стал рассматриваться с нейрофизиологической т о ч к и зрения как фиксация определенных нервных связей между р а з л и ч н ы м и клетками мозга, связей,
отражающих события внешнего мира.
Но как фиксируются эти связи между
самими клетками?
Какие процессы сопутствуют запоминанию? Какую роль в
34

этом играет сама нервная клетка, ее протоплазма? После открытия Павлова эти
вопросы в ы д в и н у л и с ь на первый план, но
долгое время также оставались без ствета.
Конец сороковых годов был эрой расцвета генетики. Один блистательный экспер и м е н т следовал за другим. Наблюдая делепие бактерий ( п н е в м о к о к к а ) , ученые обн а р у ж и л и , что решающую роль в передаче наследственных признаков играют нуклеиновые кислоты, обнаруженные в ялре клетки французом
Мишером еще в
1863 году.
Дальнейшие эксперименты подтвердили
что именно в дезоксирибонуклеиновой и
рибонуклеиновой кислотах
закрепляются
наследственные свойства организма, которые в виде «кода» передаются от поколения к поколению. Каждому свойству организма соответствует определенное расположение частиц в ДНК. Построенная г,
виде двух закрученных спиралей, она содержит в себе
огромное
количестве

— У! Мало-малко крестново свово попередил годами. Вас ить, Б,)!
тошников, не поймешь—скольки годов, пока вовсе не состаритесь. Лицото адали атлас желтай, без мбршиночки. Ладно! Ты к мрестному захаживай чай пить ковды. Дровец, может поколоть ковды, а?
- Ево можна...—Китаец встрепенулся и стал смотреть под гор}',
прикрыв глаза от солнца ладонью.
В лесу раздавались частые выстрелы. Все повернулись к лесу.
•— Вот,— Гуськов подтолкнул русского золотничника.— А вы шумели, мяса, дескать, нету. Праздничек седни. Свеженпнка! Оленей пригнали.
Батюшка Карп облизнулся и заработал еще быстрее. Сегодня он
надеялся закончить крещение иноверцев. Э, будь дело в июле... Зело
холодна речка стала. Епископ Ефрем в двенадцатом году в Чите загнал
скопом корейцев в речку — чем худо? Резное блюдо от корейцев получил.
Устал батюшка, а еще орочоны принесли ребенка.
Махнул рукой. Сел на завалину и пожаловался у р я д н и к у :
— Зимой, бывало, приедешь в тайгу крестить м а л ы ш е й орочонских.
Мука, холодина. Пока читаешь, глядь — святые д а р ы з а м е р з л и , а тах н
воло,сики у маленького уж смерзаются. Надо купель подогревать, дитя
у огня же греть в ж у к и я и е ихнем, а они ведь огню п о к л о н я ю т с я , орочоны-то, вот и видят, что я, мол, тоже без огня обойтись не могу. Как их в
игре утвердишь?
Китайцы окружили орочонов. Ребенка передают с рук на руки.
Улыбаются и з м о ж д е н н ы е л и ц а .
Чо разошлись-то? Недосуг батюшке,— Гуськов встал.
- Ладно уж,—отец Карп зевнул.—Дитя окрещу —ча н х в а т и т покм.
—А работать им завтра, батюшка. Господин у п р а в л я ю щ и й ;
.||| как можно седпи покончить.
Батюшка опять зевнул.
- Покончим.
Атакап п р и н е с м а л ь ч и к а в ольке.
Ну, р а с п у т ы в а й стрелка своего,— велел поп. Всмотрелся в ребен. в Лавик, стоявшую рядом с мужем.
— Мать?
«чи-к», которые путем химических переш н п и с ж з а к р е п л я ю т какое-либо свойство
нршншма.
||И(1.н>1ический смысл этого кодирования
'Н| н том, чю когда в процессе раз• т к и >ародыша н а ч и н а ю т проявляться
и т е м н ы е свойства, происходит немпнос и в з а и м о с в я з а н н о е образование
м м г н н ы х белковых молекул. Только
•чшмл.фя этому процессу непрерывного
( н м и а н и я кода ДНК ребенок наслеи анатомические и физиологические
|н(Ь|нп родителей.
0|*|1М1ис кода наследственности было
1ННГ о ш е л о м л я ю щ и м . Оно-то и на.«ш> к) у ч е н ы х на смелое предположеМ*1 чгдс тленность -- это, по сути дела,
п ( г и п с о п ы т а , п е р е ж и т о г о ж и в о й сие>вий, и передача его от поколения к по•пиит. И н ы м и словами, наследственный
• »к> видовая п а м я т ь организма.
* *»•'пиры р.ндового наслою пенного опыI) (Аи у ж е говорилось,— нуклеиновые ки-

слоты. А что, если они же имеют отношение и к хранению л и ч н о г о опыта, приобретенного индивидуумом в процессе жизни и закрепленного в виде памяти? Этому
неожиданному предположению не хватало
одного -- объективных н а у ч н ы х данных.
В 60-х годах ученые были буквально поражены экспериментами ряда американских исследователей. Молодые психологи
Мичиганского университета под руководством профессора Мак Конэлла и з у ч а л и
условные рефлексы у планарий — червей,
имеющих элементарную н е р в н у ю систему.
Следуя методике Павлова, экспериментаторы вырабатывали у планарий условный
рефлекс на свет. Червей подвергали действию яркого света, а затем электрического тока, который вызывал у них болевые ощущения. После нескольких «уроков»
черви привыкли к тому, что за вспышкой
света следует электрический удар. Теперь
уже одна вспышка света вызывала у них
сокращение тела, как если бы они испытывали электрический удар. Тогда
ученые
35

- Мать она, как же... — ответил Атакан.
- Законное дитя-то у вас?
- Закона, закона,— поспешно заверил попа охотник.— Сам ты венчал нас, как забывал? Колькой звать хочу.
Гуськов только покачал головой.
Отец Карп мотнул гривой, сделал пригласительный жест подходившему Евграфу.
- Глянь, Граша. Дитя блуда, прелюбодейства плод. Крестить ли?
У Лавик похолодело в груди. Хотелось схватить ребенка и бежать.
бежать без оглядки туда, где домовничает при оленях отец. Но вдруг
ослабли в коленях ноги, руки покрыла холодная испарина.
- Как не крестить, Карпушка? Спасибо много сделаю, ей-бо!—просит встревоженный Атакан.—Закона ребенка, ей-бо!
- Не богохульствуй!—осерчал батюшка.
- Окрестите, отец,— поддержал орочонов Евграф. — Ладный мальчонка.
Атакан бросил на зимовщика благодарный взгляд.
- Доставай дитя из коробицы, ладно уж,—решил поп.
Сунув свечки Евграфу и Баргидак, батюшка обрызгал мальчику головку и повязал голубой ленточкой.
С неохотой крестит поп ребенка....
- Ты раздень его, в воду, туда... Хорошо крести Карпушка, много
спасибо сделаю,—• настаивает Атакан.
- Нельзя,—возражает поп,—холодна вода. Так ладно.
- Надо,—упрашивает охотник.—Потом сильней будет.
Но поп не слушает охотника. Плохо окрестил.
Евграф догнал уходивших орочонов.
- Данилка. Ты спасибо-то на зимовье мое привози. Вишь, сердится батюшка. Ты за женку тогда золото обещал. Обманул ведь!
- Не давали мне золота.
- Да я ничо. Как крестный Кольке вашему, так што завсегда на
зимовье заезжайте. Мучки там надо, порошишку али еще что,— дам.
Все есть. И долги-то путинцевские — как же с ними?
разрезали червей пополам, рассчитывая на
способность лланарий регенерировать, то
есть восстанавливаться из половины в целую особь. Оказалось, что регенерированные особи обладают «памятью» - - у них
сохранилась способность быстро вырабатывать
условно-рефлекторную
оборонительную реакцию на свет.
Тогда были сделаны еще более остроумные эксперименты, получившие название
«каннибальских».
Обученных
условным
реакциям на свет планарий размельчали,
и этой кашицей кормили необученных планарий. К великому удивлению ученых, у
планарий, закусивших своими обученными
сородичами, условный рефлекс вырабатывался значительно быстрее, чем у особей
контрольной группы! Следовательно,
условно-рефлекторные нервные связи были
зафиксированы в каких-то материальных
частицах, которые вместе с пищей передавались от обученных планарий к их
кровожадным собратьям.
Итак, приобретенный опыт фиксируется
36

у планарий в каких-то частицах, которые
не теряют запоминаемого, будучи
даже
подвержены пищеварительному процесо
Став частью нового организма, они оказм
вают на него определенное воздействие,
Но являются ли эти частицы н у к л е и н "
выми кислотами?
Ответ на этот вопрос дали дальнейшт
эксперименты все на тех же планарн.п
Разрезанных на две половины червей шм
вергали
воздействию
специальных иг
ществ, тормозящих
превращения РНК
Восстановленные из этих половин осойп
теряли способность к облегченной вьф.1
ботке условного рефлекса. Значит, РНК и
определила передачу приобретенного они
та у планарий!
А как с высокоорганизованными с \ п и
ствами?
Разобраться в этом вопросе помогли и
следования шведа X. Хидена. Он о б у ч и .
крыс кратчайшим путем проходить чс|>п
лабиринт в поисках хлеба. Иными словами
практически выработал у них двигатс.и.

Г Л А В А ЧЕТВЕРТАЯ
I

ТТ орофей Меркулыч Путинцев только что из бани. Сидит в просторной
^"передней мальцевского дома, положив на острые колени узловатые,
«брякшие кровью руки. Светится лысый череп над красным, распареншм лицом. Белая исподняя рубаха расстегнута.
- Квасок, братец. С брусничным соком. Ты, помню, всегда люгл,— обихаживает гостя Мальчиха.
Сдувая соринки, купец маленькими глотками тянет холодный квас.
- Что ж Петька не приехал?— спрашивает маленькая Надька,
экачивая дареную городскую куклу.
- Дома делов хватает Петьке. Женить стервеца надо. А тебя-то,
1адька, скоро ли замуж отдадим? Ребеночка уж прижила...
Мальчиха поставила тарелки.
— Дак по чистой, говоришь, Петька-то?
- По чистой. Другой бы присмирел, прикидывался хоть маленько
тришибленным, а этот... кровопивец, как есть кровопивец. Уж и а т а м а н
станичный косится, намекает, дескать, здоровенек твой сынок, Дорофей.
Чи к дому, ни к службе не сгодился Петька. Лоботряс. Мучитель. Опять
ножиком бегат. Однова огородами его ребяты гнали ночью. Прибег.
" уж попустился. Думаю, прибрал бы господь... Наган отобрал у него.
— Чо ты, братка! На кровно дитя-то!
Тяжело отдуваясь, купец поправил брошенную на лавку шубу и
?илег.
- А идут к тебе, Дороня, тунгусы-то,— сообщила Мальчиха.
Купец опустил с лавки ноги и снова сел.
- Идут, да как говорить с имя, поганцами? — купец устремил
1гляд на дверь. Она открылась, и вошел шуленга Конкотов в сопрозждении десятка стариков из обоих родов.
- Чо Сакаулов не пришел?—осведомился Путинцев, не отвечая
приветствия.
Конкотов захихикал.
- Волной Сакаулов. Совсем болной делался. Оленей много заби«л началник на приску.
- Ладно, то не мое дело. А вот — мое. Маловато вы стали п\ - шусловный рефлекс. Затем крысам быно химическое вещество (8-аза-гуэторое тормозит деятельность риновой кислоты. Крысы сохранили
1ки, которые они приобрели раньв отношении новых неожиданно
^
> м м л и с ь с о в е р ш е н н е й ш и м и «тупицами»—
ни нг могли научиться абсолютно ничему!
М| «тих экспериментов был сделан вы-"-I, то с а м о образование у с л о в н о г о рефпроисходит путем
перегруппировок

Ш

Мдования Мак Конэлла, Хидена и
« ученых теснейшим образом связали
и. с преобразованиями
нуклеиновых
ни
(«•им образом, у ч е н ы е , занимающиеся
омой памяти, оказались как бы на
«нкиюсах знаний. С одной стороны,
мшгстно,
что человек приобретает
«мыт и откладывает его в своей паС помощью условно-рефлекторных
< другой стороны, было установлен конечные
химические продукты

опыта — рибонуклеиновая кислота и специфические белковые молекулы, расположенные в протоплазме самой клетки.
Безусловно, в мозге должны были происходить какие-то, пока еще непознанные
процессы,
заполняющие разрыв между
этими двумя полюсами явлений.
Перед учеными встала нелегкая задача
раскрыть это связующее звено. Для этого
нужно было составить четкое представление о сложнейших явлениях в клетках мозга. Естественно, что в центр внимания исследователей прежде всего попали синапсы — пункты контакта нервных волокон с
нервными клетками, через которые
возбуждения передаются сг одного нейрона
другому.
Еще совсем недавно считалось, что синапс -- это нечто однородное по своему
строению, что он обладает строго определ е н н ы м и химическими свойствами. Однако
тончайшие
электронно-микроскопические
исследования показали, что синапс представляет собой сложную структурную и

37

п и н к и возить, дорогие. Раньше об эту пору эвон кака гора добра бывал '.. Четой-то не то пошло, не то... Укчонам сбагриваете?
Тщедушный шуленга поднял узкие плечи.
- Зачем у к ч о н а м ? Все тебе, Меркулыча. Графа Савелич:..
Купца подкинуло с лавки. Надвинулся на орочонов, ошеломленный догадкой:
- Под мою марку долги собирал? Гов-вори!—жилистая рука
тряхнула Конкотова за грудь. Четко стукнула — откатилась под стол
отлетевшая пуговица.
- Собирала, собирала. Все отдавали Графу Савеличу. Тебе-то
-брал Графа Савелич... Зачем ты обижался?
Купец бессильно шмякнулся на лавку.
— Да шТо вы наделали, окаянные! Не служит он у меня... Олухи!
Зарезали!— купец взвизгивает, хватаясь за голову.— Болваны деревянные! Зарезали! На моей земле охотитесь! —Дорофей Меркулыч бьет
себя в грудь кулаком. Треснула разодранная рубаха. Орочоны попятились к двери. Тишина... Слышно лишь, как в груди у Путинцева что-то
тоненько посипывает... И снова взрыв, опять бьет себя купец в грудь и
хрипит:
- Я, я, я! Я, р а з р а з и вас гром! Я заарендовал соболиные и рыбные речки, как запрет па соболя сняли. Беличьи угодья заарендовал. С
половины вас пушшаю, лесничеству плачу... А? Чего вы наделали? Али
я деньги битком, адали ягоды в лесу, собираю? Убивцы! Дураки! Кому
добро с моих земель поотдавали? Кому? Панкрутчику, мошеннику, голодранцу! Мои речки опромыслили, меня опустодомили, ободрали, зарезали! У-у-у!
Купец швырнул унтом в ближайшего тунгуса, замахнулся другим
унтом. Орочоны бросились бежать. Вслед им в открытую дверь полетела забытая трубка... Под крыльцом к ней подбежала, принюхалась собака — и с громким лаем понеслась за беглецами.
Так или иначе, а без орочонов с тайги урожая не возьмешь.
Скрепя сердце, вечером Путинцев послал шурина за охотниками
М з л ь ч и х а выставила угощение.
В ы п и л и . Дорофей Меркулыч уперся р у к а м и в стол, откинулся.
- Я могу теперь доложить лесному надзору, што де браконьернн
чаете па моих речках. Оба рода браконьерничают. Жалко, деньга г
химическую организацию,
которая играет
центральную роль в передаче возбуждений.
Как известно, у каждой нервной клетки
может быть несколько
тысяч контактов,
через которые различные возбуждения передаются о т клетки к клетке, т о есть каждое возбуждение имеет
свои «входные
ворота» в клетку. До сих пор считалось,
что все, происходящее на синапсах, ограничивается
электрическими
явлениями.
Оказывается, это не так. Придя на свой
синапс или «вход» в нервную клетку, возбуждение вызывает
специфические химические превращения, которые служат толчком для х и м и ч е с к и х превращений
уже
внутри самой протоплазмы данной нервной
клетки.
Т о н ч а й ш и е нейрохимические
исследования методом наложения различных х и м и ческих веществ на отдельные
нервные
клетки позволили нам выявить химическую
разнородность синапсов. Именно благодаря
химической разнородности синапсов каждое возбуждение, пришедшее в клетку, вы-

38

зывает лишь ему одному присущую тми.
химических реакций в протоплазме
эти
клетки. Процесс этот распространяется и>
пунктов, где находится
рибонуклеинои.ш
кислота. Открытие химической разнородна
с т и синапсов нервных клеток коренным < >
разом изменило наш взгляд на механш"
запоминания.
До сих пор считалось, что поскольку им
с и н а п с ы у клетки химически одинаковы. I
каждой из клеток свойственны только <и
ределенные возбуждения.
Следователи!'
возбуждения
от условных раздражена
должны
были
восприниматься одншпклетками, а от безусловных — другими И
мозге как бы образовывалось неско.м.м
«очагов возбуждения».
Мы установили, что дело обстоит п.
совсем так. Одна и та же клетка п р и м »
мает через разные синапсы самые р;нмп
ные возбуждения.
В результате в с ! | > г ч >
возбуждений
происходит в протоплн 1ч>
именно одной и той же нервной к л и к и
Упрощенно этот процесс можно прел, к

аренды теперл не н а ч а л ь н и к у инородческому идет,— я с вас содрал бы.
А ежели тяжбу заведу, дак кабинет с вас взыщет за нарушение законных моих а р е н д а т о р с к и х прав. До двадцать четвертого года мои речки!
И на сто лет могу з а к у п и т ь . Насовсем могу!
Почетные родовичи боязливо поддакивали, тихо откусывали комке вой сахар, отхлебывали чай по-русски, с блюдечек.
- А ежели я вас пускать не стану на эти речки, в три шеи гнать
буду, раз я хозяин,— п р а в и л ь н о то будет?
С т а р и к и смутились. Согласливо закивали головами.
- Как же, правилка...
- Могу! Могу прогнать -- насовсем решить вас промыслу. Вот
как! Да я ить позлюсь-позлюсь, аи отойду. Сердце у меня мягкое.
Охотьтесь! Слышите?
- Как же, как же...— бормотали родовичи.
- Только возить вам не стану товаров. На обчественный капитал
у вас ничего нету. Нету обчественного капиталу больше. Эвон Мальцев
без должности остался. Не нужон вахтер стал. И я торговать с вами наплевать и растоптать!— Купец и впрямь сплюнул на пол и растер
ногою.
Орочоны струхнули.
У-у, не надо лавку закрыть, Меркулыча. Как жить станем?
- Вот я и говорю. Сами придете плакаться. А на Грашку не надейтесь, я его вмиг вытурю из тайги. Беспачпортный он, сволочь, вот кто!
Есть на него управа. Ить казаки ко мне идут половиншиками, не то што.
«Будь милостивец, Дорофей Меркулыч, не дай сгинуть»,— вот каки песни поют на селе. Все село кормлю, вас кормлю... Повинитеся? А? По1 винитеся?
- Как жа, конешна, Меркулыча...
- Подумайте! «Конешна!» — Дорофей Меркулыч зло, с маху, опрок и н у л в рот свой бокальчик, придержав пальцем судорожно ползающий кадык. За многие годы впервые дважды в одно вечеряпьг выпил
купец
купец.
- Щас муки нигде не найдешь,— говорил он, прожевывая груздь.
Орочоны грибов не едят; они доколупывают ножами обглоданные
' КОСТИ
ти.
г

*иш себе так: возбуждение от условного
( м н р н ж е н и я пришло по своим нервным
и » 1 « м к определенному, только ему при| » ш г м у синапсу на теле корковой клетки
И питало к жизни целую цепь специфи•III « и х х и м и ч е с к и х реакций; эти реакции,
• (*пю очередь, с л у ж а т толчком для хим и ч п к и х превращений уже в самой прош и т 1МС.
( |фуюй стороны, возбуждение от без<
>
р а з д р а ж е н и я тоже по своим
н о т н ы м п у т я м приходит к другому си» ти же с а м о й к л е т к и и тоже вызыхимические изменения. Эти процессы
распространяются в глубь прото•ы мг|11!Н()ч клетки. В какой-то момент
•ин>, все эти процессы происходят в
шинные доли секунды) х и м и ч е с к и е
| < ы, вызванные условным возбуждеИ1 | у и а ю т во взаимодействие с химичи процессами, вызванными безусловен* шпПуждением. Происходит
замыкаНЙ Д л и н н о й ) и безусловного возбуждений,

выражающееся в молекулярных перестройках белков протоплазмы клетки.
Суть этих перестроек заключается, вероятно, в том, что химические процессы изменяют РНК. Именно в ней фиксируется
х и м и ч е с к и й код от замкнувшихся возбуждений, в ы з в а н н ы х условным и безусловным
раздражениями. Таким образом, РНК становится своеобразным хранителем информ а ц и и об этих реакциях. Эту РНК так и
называют
ИНФОРМАЦИОННОЙ.
Известно, что РНК я в л я е т с я матрицей
для
построения белковых молекул.
Построенная на информационной РНК
молекула
белка уже обладает той информацией, которую получила ее матрица.
Следующий
далее синтез белка закрепляет эту информацию.
Так происходит
фиксация
пережитого
опыта, полученного организмом с помощью
условных и безусловных раздражений. По
сути дела, при замыкании условного и безусловного возбуждений в одной и той же
39

— Нигде не найдешь муки. Рупь шестьдесят мучка на селе ноне.
Дальше — того дороже станет. Мне резон весны дождаться, не распихивать хлебушко туда-сюда. Дак вас жалеючи... Со всех краев вас подперли. Как сибирка оленей прибрала, кто кормил-поил вас? Кто припас
давал? «Благодетель Дорофей Меркулыч»,— купец козлом проблеял
эти слова.— А теперя благодетеля - - п о боку? Граф-Евграф лучче? Я
этого панкрутчика к суду притяну, затаскаю. В каталагу пойдет."И вы—
заодно, а? Могу! — тряхнуло стол, звякнули тарелки, кружки, бокалы.—
И пропажу свою возверну. К кому тогда придете?
Трудно остывал Дорофей Меркулыч, однако отошел. Говорил, расслабленно потряхивая головой:
- Казнить вас али миловать прикажете?
Купец задумался, уставясь на орочонов покрасневшими глазами.
Тяжелый взгляд пригнетал, и старики опустили головы, будто десять
рук тяжеленных у купца, будто на каждое темя положил он такую руку — и жмет неотступно.
Жмет неотступно:
- Чьи кони раньше возили припас в обчественный магазин? Чьи
кони щас ходят от самого города? От крест святой, откажусь... Мне магазин можно полный в городе открыть, нашто эта плевая лавка? Бедовать из-за вас? Покручать вас без конца? От это бальжор дак бальжор
получается нонче! Грашку — в кутузку, а сам лавку — хлоп! И подыхайте...
Застращав почетных старейшин рода, Путинцев заставил их тут
же приложить свои значки на чистом листе бумаги. Приговор был составлен от лица родовых сугланов. Оставалось приложить печать инородческой управы у писаря Ерошкина.

|{ вечеру Вера Карповна, выбежав простоволосая на крыльцо, закричала мужу в дом:
- Граш! Батя едут. С Дорофеем Меркулычем. Еще ктой-то..
Как была, без верхней одежды, Вера, по-утиному переваливаясь,
понесла тяжелое тело свое навстречу отцу.
клетке происходит образование элементарной единицы памяти.
Такова выработанная в нашей лаборатории гипотеза о том, что происходит в процессе запоминания в нервной клетке. Изложение гипотезы мы даем здесь очень
схематично. Безусловно, все эти процессы
происходят в мозге в сложной взаимозаеисимости ц взаимосвязи, описать которые
более подробно в такой статье невозможно.
Надо иметь ввиду, что фиксация информации в отдельной нервной клетке не составляет еще самого процесса запоминания в том смысле, как мы привыкли его
п о н и м а т ь . Запомнить — это значит зафиксировать в миллионах нервных клеток то
событие, которое всегда комплексно воздействует на организм.
А это возможно
только в том случае, если наш мозг «свяжет> в одну систему миллионы «запомнивших» клеток. Причем прочность запоминания будет зависеть как от химических
особеностей самих нервных клеток, в которых образуются единицы памяти, так и
40

от тех связей, которые устанавливаются в
процессе запоминания между нервными
клетками.
То, что открыто учеными на сегодняшний день,— разумеется, только начало пути, который ведет к раскрытию тайн памяти. Но уже первые шаги предвещают интереснейшие возможности,
Проникновение в сущность процессов,
л е ж а щ и х в основе закрепления информаими в отдельной нервной клетке, то есть
образования элементарной единицы памяти, позволит, возможно, по-новому подойти к конструированию «ячеек памяти» кпбернетических машин. Ведь проблемы пам я т и самым тесным образом связаны с кнбернетикой и электроникой. Эффективная
деятельность, рабочие возможности вычис л и т е л ь н ы х и других
сложнодействуюших
электронных машин определяются, в конпределами их «памяти». Во,
почему, чтобы создавались более совершенные кибернетические устройств?, несо-

- Побереглась бы... Разве ж можно так по холоду-то... — Поп облобызал дочь и оттолкнул: — Беги в дом.
Когда Вера отдалилась, отец Карп подмигнул писарю Ерошкину, с
которым приехал в одной кошевке:
- Командирша. Грашку в руках держит... Чресла-то, чресла...
Дорофей Меркулыч снял с губы шубный волос. Мрачно пригрозил:
- Держит, говорите, Грашку? А может, отпустит, как предложу?
Поп был зело обеспокоен намерениями купца, пытался дорогой подсесть к нему, отправляя Мальцева в кошевку к писарю. Но из разговора
ничего не получалось. Купец угрюмо молчал и злобно настегивал коня.
- Дороня. Не скандаль. По-хорошему надобно. Верусю пожалей,
ты ж ее сызмала знаешь. Сердце у нее... Встреча чтоб была как встреча,— попросил поп.— А завтра обговоришь дело.
- У меня тоже сердце,— процедил Путинцев, оббивая унты рукавицами.
К Евграфу, вышедшему на крыльцо, поднялись Ерошкин, Мальцев
и староста Сакаулов. Зимовщик отворил дверь.
- Хлеб-соль, дорогие.
Путннцев, не раздеваясь, поманил Евграфа с крыльца.
- Где тут у тебя затишек? В баню зайдем, чо ли?
В бане Путинцев издали показал зимовщику бумагу с печатью
инородческой управы. Боялся, не вырвал бы Грашка.
Евграф прочитал. Молвил небрежно:
- Не пужай. Пужаный я. А мне орочоны должники. Ссужал их,
[когда просили. Люди тоже, грех отказать. Поглядишь, как он, бедола<та, на калач кислый набросится, дак аж слеза прошибет...— Зимовщик
. повторил точь-в-точь слова самого купца, говоренные когда-то в Торгаме на поповой квартире.— И «иже аще напоить единого от малых сих
чашею студены воды токмо... не погубить мзды своей»...
- Научился у попа, вижу. Пугать не пугаю, а судиться буду. С понятием я. Честь по чести. Так што в город скоро тебя повезут, дознаваться станут, какой-такой беглый, от службы государевой приютился
В тайге... А, Граша?
Проскрипели шаги, низкая дверь отворилась. Отец Карп залез в
баню.
МДИМО постичь механизмы памяти в моз-

Все больше расширяется круг предметов.
изучаемых в средней и высшей школе.
Но еще большее значение имеют исслеЧтобы обучающийся мог усвоить только
4ПЯЙНИЯ с этой области для самого челопрограммный материал, нужна недюжинММ, который, как никогда прежде, заинная память. Не удивительно, что пробле|>1>гч>ван
в р а с ш и р е н и и возможностей
ма улучшения способности к запоминанию
тки памяти. В самом деле, наш век становится
центральной в педагогике и
•»• бурного р а з в и т и я науки — ставит пепсихологии.
ИМ человеком порой непосильные требоВ решении этого вопроса надо, вероятчним запомнить и удержать в памяти коно, идти по трем путям.
щи ильное количество самых различных
Можно облегчить
запоминание
путем
«МИНИ. Объем информации увеличивается
рациональной обработки и отбора матери. мтдым днем. Старые, классические наала, который должен быть отложен в па»я пополняются новыми многочисленнымяти. Собственно, идея
программирован<«• ««иными. От взаимного
обогащения
ного обучения вызвана к жизни именно
ммми, ф а к т а м и , г и п о т е з а м и возникают
стремлением
найти
наиболее
разумные
••миме, п о г р а н и ч н ы е отрасли знаний. Ярформы для закрепления в памяти лавино>ЯЧ примером тому могут служить био- образно увеличивающегося количества ин4Нйм, биохимия, м о л е к у л я р н а я биология,
формации.
Шйиий, кибернетика... Только одна киберМожно развивать, тренировать память,
мим п настоящее время охватывает та- к а к
гимк п р и м е р у т р е н ируем мышцы
• шличество сведении, которые с избыт>•« мшу т заполнить информацией человенастическими упражнениями.
•НИИ .мозг.
И, наконец, можно улучшить аппарат
41

- Чего во грустях? Отриньте скорбь, друзие! Кийждо да простит
ворогу своему.
Поп положил одну руку на'шею зятя, другую на плечо купцу. Дорофей Меркулыч стряхнул руку попа. Евграф с неприязнью'выслушал
фальшиво-веселую речь батюшки, попросил:
- Оставь нас, батя. Сами разберемся.
- Разбирайтесь да скорее за стол.— Поп захлопнул дверь.
Купец п р и п и р а л ехидно и неотводимо:
- А, Граша?..
- Ты ведь сам, Меркулыч, приголубил меня. За одни харчи солоно на спине было...
Путинцев пожал острыми плечами.
- Почем я знал, откедова работник сыскался? Я под сорок годовых работников держал. Ничего не скажу, ладный ты мне был трудник.
Да кто ты? И поднесь не знаю. То ли от службы убег, то ли человека
убил. Мне што? Мне мой антирес дорогой. Так што судиться будем до
последнего. Отдашь все! Начисто оббил тунгусишек.
Евграф устал стоять согнувшись в низкой бане. Сел на приступку
полка, бросил рядом шапку. Вяло согласился:
- Давай, давай. Только я тоже разговорчивый буду там, в городето. Как до суглана торговал Дорофей Меркулыч, как спирт возил супротив сенатского указу. А ишшо скажу, как рыбку, золотом соленую,
в Маньчжурию спроваживали... Все скажу, мое дело свято. Сторона моё
дело, не в паю я с вами, ить я работник, человек подневольный. Понужали меня — я и ходил на китайскую сторону.
Сердце застучало в ребро. Купец хрипло выдавил:
- Чем докажешь?
- Есть чем. Поперед не кину козыря. А скажу — со страху помрешь. Там Петька все спустит, нажитое-то...
- А и сволочь же ты, Евграф. От гад — не видывал такого. Как я
тебя проглядел? По суслу пива не угадаешь... Ты ж меня по миру
пустишь...
- Прошу не лаяться. Суд пушшай рассудит, кто из нас какой.
Дорофей Меркулыч выбежал из бани и крикнул, остановясь:
- Ты, бельмастый! Не распрягай Савраску, поеду я щас.
Евграф вышел следом. Заговорил примирительно:
памяти, воздействуя на ее материальный
субстрат.
Исходя из того, что говорилось выше о
нейрофизиологических
и
молекулярных
механизмах памяти, здесь есть, вероятно,
две принципиально р а з л и ч н ы х возможное__ идти по пути более рационального
ти
закрепления нервных связей и по пути
вторжения в химию самой нервной клетки.
Объективные научные данные подсказывают, что прочность нервных связей определается силой раздражений и силой эмоционального подкрепления. Еще Декарт
писал, что «сколько бы раз неизвестный
нам предмет ни появлялся в поле нашего
зрения, мы совершенно не храним его в
нашей памяти, если только представление
о нем не укрепилось в нашем мозгу какойнибудь страстью».
Сам собой напрашивается вывод: для
прочности запоминания неооходим определенный эмоциональный
тонус, и прежде
в с е г о - - ж е т а н и е запомнить, заинтересо42

ванность в воспринимаемой
информации
переживание ее. Один из ученых остроум
но заметил, что слова о смерти близкой
человека, сказанные шепотом, запомнят >
сильнее, чем крик о том, что идет знаке
мый.
Но нередко бывают случаи, когда п р и
одинаковом желании запомнить, одни л к
ди усваивают материал
сразу и прочн >
другим же нужно повторять
его м ш и .
раз. Это происходит потому, что сносей
ность к запоминанию, которая опреде:
ется конкретными материальными прошч
сами нервной системы, у разных людп
различна. Чтобы улучшить ее, нужно в м шаться в течение этих материальных пр
цессов. Вмешательство может происходи
на различных этапах фиксации информ
ции в клетке. Мы уже говорили, что
эт
<"« процессе большую роль играют х и м .
ческие превращения и на с и н а п с а х , и в ^
нервной клетки. ЧтиГн
мой п р о т о п л а з м е
направить в нужное л и,
эти превращения
нас русло, необходимо,
очевидно, н а ш и

- Гостите. Чем богаты, тем и рады... Велика ли корысть с т у н г у с я т
этих? Тебя не убудет, Меркулыч. Ты сколько уж попользовался? Людям
тоже надо... Ты речек скоко арендуешь? Не всю тайгу, небось. А всех
половиншиками зовешь. А половина и не твоя вовсе. Ту половину беру...
Так што совет да любовь. Чего мотать кишки друг другу? Тунгусов много. Што урвал —• твое. Што урву — мое.
Завидя подходивших Путинцева и Евграфа, отец Карп выскочил на
крыльцо, утирая ладонью ж и р н ы е губы. Он открыл было рот, как купец
оборвал его:
- Отстань. Чего ты, ровно банный лист» прилип к энтому месту?
...Мчит кошевку резвый Савраска, Ласточкин сын. На поворотах
заносит кошевку. Всхрапнул конь.
- Н-но, каналья! Зайца испугался!—Дорофей Меркулыч привстал, резнул коня бичом и от рывка упал на сиденье.
Задумался. Лихо от т а к и х мыслей. Если догонит Г р а ш к а , значит,—
боится. Одного боится, а другого... Надо наган за пазуху, вот так. ' У
Грашки рука не дрогнет. Контрабандист. За то и держал его в работниках, за то и пригрел. Все ходы-выходы на границе знает Грашка. И
рыбу солить золотым песком он же учил. Гоняет стража золотоносов
на китайской границе — оборони бог. Сверли потайки в телеге, прячь
золото в колесный обод,—найдут. А Грашка всех обводил...
Да что ж понужать коня? В безвестьи уехать: хотел Грашка догнать, поговорить -- или нет? Сбавь, Савраска! А ежели зачуется, что
не с добром он подъезжает, то и пустить Савраску можно полным махом; этого коня никому не настичь. А вдали от зимовья и разговора не
получится. От зимовья выстрела не слышно будет, тут Грашке и может
взбрести на ум... Пальнет.
— Тпру-у!—остановился Савраска, заворачивает его хозяин назад.
Скорей, скорей, поближе к зимовью, чтоб встретиться...
Нет. И не думал Евграф догонять. Ничего он не боится, знает, что
обессилел купец от этого разговора, не посмеет ничего сделать. Знает,
подлец, что если до властей дойдет золотая контрабанда,— разорен Путннцев. Какие тузы-золотопромышленники на этом горели!
Евграф встретил у ворот.
- Я ж говорил, куда на ночь глядя ехать вам...
— Ох. Граша,— Дорофей Меркулыч покосился на бельмастого
«рглства химического воздействия как на
ими синапсы, так и на химию протоплазМЫ нервной клетки.
Задача эта не из легких, но она вполне
||г,| н.на, поскольку уже сделаны первые
конкретные шаги по пути выявления хим и ч е с к о й природы синапсов. И, вероятно,
м г л а л с к тот день, когда будут получены
препараты, которые, избирательно воздейм и у н на химию памяти, помогут во мно« о раз усилить прочность запоминаемого.
Перспективы в нашей области исследо• я н и й настолько заманчивы, что трудно
\ п-|>жаться от еще более смелых предпон'*емий. Можно было бы назвать это
фйикмисй. Да, сейчас это фантазия! Од||,||ц|. в последнее время открыто столько
•и п р и д а н н о г о и удивительного, что каж||ц фантастическое предположение может
•ипяпно превратиться во вполне объектиин \ ш реальность.
Пммты запоминания во сне показывают,
ч|ц процесс запоминания может быть зна•нмгмьно сокращен во времени. А что, ее-

ли будут найдены такие способы химического воздействия на механизмы памяти,
которые позволят прочно фиксировать информацию сразу после однократного
ее
восприятия?!
Если пойти еще дальше, то, вероятно,
можно представить себе и такую возможность, как воздействие
на
нуклеиновые
кислоты с целью расширения объема запоминаемого,
Наследование памяти... Еще одно, пока
совсем фантастическое предположение. Но
когда-нибудь ученые, безусловно, найдут
способ закреплять в наследственных к о д а х
те знания, которые человек приобретает в
своей жизни. Представьте себе, как упростилось
бы обучение всему
новому!
Ведь последующим поколениям не н р и ш лось бы н а ч и н а т ь с начала многотрудный
процесс познания. Совсем к о р о т к и й срок
потребовался бы им на освоение тех :шаний, которые их предки п р и о б р е т а л и д п л гие годы. В пользу этого п р е д п о л о ж е н и и
говорит хотя бы тот факт, что н с к о ю р ы е
43

Тараса и велел ему распрягать коня; увлек Евграфа к крыльцу — От
што я надумал. Я нажалуюсь инородческому начальнику, что орочоны
охотились на моих арендованных речках, а законной половины моей не
отдали. И пушшай он дерет с них для меня. Неохота ить деньгу терять.
А ты тут ни при чем. Так што супротив меня не настраивайся, слухов
каких не пушшай про золото... Ты-то все равно хозяином тут будешь. И
я ничего против тебя... Тунгусы виноватые. Тут не судиться, а мириться
будем. По рукам?
3
Оозок тащится от Евграфова зимовья к прииску. Староста Сакаулов
грозит:
- Судить буду Иваницки! Ты губинатор пиши, царю пиши,—обманул гаспадина! Самы богаты человек на тайге обманул. Болшой бумага пиши...— Угроза закончилась стоном.
Ерошкин поддернул вожжу. Сидеть неловко: грузный шуленга
придавил.
- «Судить». С сильным ке борись, с богатым — не судись. Да помолчи. Т а к а я туша — воет, ровно баба.— Ерошкин сплюнул.— «Судить
буду». Самого тебя и засудят.
Сакаулов страдальчески кряхтел.
— Конкотов смеялся, Попиткан смеялся, все люди смеялся, сам ты
смеялся... Как жить без медали теперь? Олени убили...
- Да помолчи! Сам я ровно птаха на веточке. Жалованье выколачиваю теперь...— Ерошкин повернулся к Сакаулову.— .Медаль тебе верная будет,— слышь? Да только мне-то что... Вознаграждение какое, а?
Медаль могу сделать. Настоящую. От губернатора. Скоро!
...Ерошкин и Сакаулов — в конторе у Макмура. Писарь протирает
грязным платком запотевшие очки. Отрицательно качает головой.
- Нет, урядник. Меньше пятнадцати никак.
- К-куды-ы! Два барана —олень. А баран -- что? Три целковых.
- Война. Вы тут горюшка не знаете,— возражает Ерошкин.-- \
баран в два раза усох да вдвойне вздорожал. Дак как, господин
Макмур?
Инженер что-то жует. Выдвигает ящик стола. Махнул паспортом.
- Вот. Бритиш лайон! Британски лев! Я есть инострани поддани.
Я есть текнолоджист. Технолог, йес. Болше я не знать! Хозяин знать.
функции человеческого мозга передаются
по наследству детям в порядке закрепления и умножения индивидуального опыта
родителей — способности, черты характера, речь, мимика...
Подобных и даже еще более заманчивых
предположений можно сделать очень мно-

го, ибо поистине неисчерпаема сфера человеческой жизни, связанная с памятью,
П. А Н О Х И Н ,
действительный член Академии
медицинских наук.
В. СЕНАТОРОВА.

Мало-то олени делали. Убили!— шуленга закрывает глаза и качается; на лавке.
- Хорошо. Будем випить уотка. Кушать. Потом думать. Я получал
отличил черри-бренди. О! Шуленг! Я показать тебе...
Макмур идет в свою комнату, манит Сакаулова. Притворив дверь,
откидывает крышку чемодана. Там желтеют камышиные трубки и...
пачки ьеселого табака. С картинками...
- .Много табак дам,— приглушенно говорит инженер.—Деньги
не н а д о просить, а?
Сакаулов шепчет:
- Писарь деньги надо. Медаль делать.
- О! Пять разблз... рубли пять один олень. Корошо?
— Корошо.
...За обедом Макмур высыпает на стол изрядную кучку монет.
- Честно расплатить. Справедливо!—Инженер берет ломтик честера. Шуленга хватает половину сырного круга, вгрызается в него.
Гуськов подсунул ладонь под горку монет, взбуровил серебряные
текучие блестки.
- К-куды-ы... Отродясь шуленга таких денег не видывал. Может,
мне каки наградны выпадут, а? Сотняжечку бы.
Ерошкин обгладывает кость.
- Однако, не выйдет наградных. Орочоны совсем забеднелн. Содержать управу нету деньги. Вы ж вот и за сенокосы теперь не нам кабинету платите, так? Были злыдни одни — две копейки с пуда — и
тех не стало.
- Н-но-о! Загадывай, писарь,— орел али решка? Будут наградны
мне али нет? Олень — не баран. Мохом питается. Куды за него столько 0
Подброшенная щелчком, монетка ударилась о потолок и прилипла
к смолистой теснице.
- У нас остаться хочет денежка, гляди-ка... Чудо-то како! Наградны остаться хочут! — Гуськов подмигнул Ерошкину.
Запрокинув головы, все наблюдали, как монетка медленно отставала от липкого потолка. Вот повисла на тягучей янтарной ниточке.
•аскользпла плавно вниз, истончая ниточку в паутинку, и звякнула на
Волу.
— Тю! — урядник наступил на денежку. — В шшель не закатись.
Ну. орел али решка — мне? — Гуськов плутовато улыбается, приподым л я ногу в сапоге.
- Тебе — орьёл.— Макмур задержал вилку у рта.
Урядник поднял ногу: монета прилипла к подошве.
- Решка! — крикнул писарь.
- Тю! Решка от меня глядит, а на меня-то, в саму подошву "Игл. Ко мне орел льнет! — Гуськов показал прокуренные зубы под со•и>м( и н ы м и усами.
- Будет награда,— решил писарь. — Может, от самого губернатор;!. За обманный пригон оленей... Ограбили ж должностное лицо...
I V г четыреста? Господин Макмур еще три раза по столько кладите.
Инженер снова выхватил из стола паспорт.
- Я есть текнолоджист! — показал золотого тисненого льва. I \ > 1.киу! Ви делал эта-а... гнать олени на прииск. Зачем ви делать таио|| несправедливо? Я инострани поддани, я не знайт... — Макмур оскор1НО развел руками, покачал головой.
Г\\-ьков побледнел.
- Не надо много деньги,— попросил шуленга писаря. — Мало-то
- хорошо.
Ерошкин, недоумевая, воззрился на старосту.
45

Ты опупел? Сколько их, оленей, лишился... Дак господин Макмур. У русских говорят: скупой всегда дороже платит.
- Отдайте им, Христа ради. Ален Георгич, отдайте. — Голос Гуськова дрожал.
- А с в а м п еще разберутся, урядник. Пока дорога с а н н а я , гладкая до города,— приедут-с!--нажимал Ерошкин.
- Деньги не мой, хозяйски,— бормотал Макмур, уходя в комнату.
Вернулся он с кульком.
- Ви говорил: пятнадцать. Так?
- Двадцать! — жестко парировал письмоводитель. — За обманный угон. Кик я приставлен следить...
- Я и п о с т р а н и поддапп, джентельмен. Я не любить неприятности.
Е р о ш к п п быстро пересчитал деньги и с п р я т а л . Сам предложил:
- Выпьем, господа?
В ы п и л и . Письмоводитель ласково похлопал урядника по плечу.
- Который год служишь?
- Двадцать четвертой л я м к у тяну, господин письмоводители,—
четко ответил Гуськов. От былой его ф а м и л ь я р н о с т и и следа не осталось.
- Однако, награду заслужил. Бумагу дайте мне хорошую.
Спустя несколько м и н у т Ерошкин читал написанное:
«...Пригон оленей с ч и т а ю мерою единственно правильною и обусловленной жесточайшей необходимостью. У р я д н и к Гуськов р у к о в о д ствовался у к а з а н и я м и Вашего Превосходительства о недопуще. п ;
вспышек политико-экономического свойства. Орочоны сполна получит
денежное возмещение за взятых двадцать оленей, по существующим
пыне ц е п а м , и сверх того р а з л и ч н ы е необходимые товары из приис:.ового а м б а р а .
У р я д н и к Гуськов А ф а н а с и й Кузьмич в ы к а з а л в этом труднейшем
случае, как и во все времена ранее, достохвальную рассудительность,
твердость х а р а к т е р а и н а х о д ч и в о с т ь — в о имя о г р а ж д е н и я спокойствия
И м п е р и и и Его Императорского Величества... Заслуживает...»
Е р о ш к и н о т о р в а л с я от чтения.
- Чего ты заслуживаешь, у р я д н и к ?
Гуськов зарделся, заелозил па л а в к е . Глаза счастливо ос<:лов<; -"п.
— Ежели можно... Конешно — ее...
- Медаль! Что и свидетельствую. Руку приложите, господин М:.кмур. — Письмоводитель отодвинул бумагу.
- Мне-то медаль надо,— з а н ы л Сакаулов.
И б ы с т р а я р у к а Е р о ш к п н а застрочила:
«...Патриотизм старосты Сакаулова... Безвозмездно подарил прииску еше шестьдесят оленей, сверх р е к в и з и р о в а н н ы х двадцати... Скг-рбя о т я ж к и х потерях Воинства Российского, всемерно споспе<ш ; <
вал... Заслуживает...»
- Медаль! — писарь ткнул точку.
ГЛАВА ПЯТАЯ

I

1 / о п ч н л с я ноябрь, и мистер Макмур выехал к Иваницкому с докла.: м
о з а в е р ш е н и и сезонных работ на прииске Спасительном. В Нерч ::ске он повстречался с соотечественником, мистером Греем, представителем Русско-Английского сырьевого общества.

О особняке Иваницкого гостей встречает поляк-дворецкий. Он в элегантной ф р а ч н о й тройке; живо рыскает карими глазами, теребит
смоляную эспаньолку на бледном носатом лице. Позади него — швейцар, сверкающий золотым шитьем, шевелит толстыми пальцами, оглядывая проплывающие мимо пуговицы... И каких только пуговиц нет!—
форменные орластые, разноцветные и разновидные дамские, штатские
мужские — черные, серые, коричневые, лаковые и тусклые... Швейцар
может не смотреть в лицо, он знает всех гостей по пуговицам.
Дворецкий радостно-торжественно кричит в открытую дверь зала:
- Господин кжестьянский и иножодческий начальник их высокожодие В е н и а м и н Бенедиктович Кожолев!
- Господин отдельский атаман полковник Потапов!
П о л к о в н и к приземист и толст. Говорят, ради моциона он ежедневно разбрасывает и складывает в поленницу сажень дров. Иногда же
заставляет раскидывать дрова своего денщика, п р и г о в а р и в а я : «Это у
* тебя в середке сидит — разрушать. А мы сейчас в порядок все произве•Ц'м, в порядок. Пшел!» Но докторский совет если и помогает полковн и к у , то весьма немного: у него красная, апоплексическая ф и з и о н о м и я .
- Э, Вениамин Бенедиктыч! Сколько лет, сколько зим! — полковник тискает холодную руку Королева и кивает па стену: там на желтой
китайской бумаге шутливая надпись: «Оставь одежду сюда входящш'Ь.
Полковник смеется, п р и х о р а ш и в а я пальцем усы, и замечает г и м н а зистку.
- Ах, и ты здесь, отроковица Нина! — полковник подхватывав!
I п м п а з п с т к у под руку и ведет в зал. — Идем, отроковица, в геенну огненную...
Полковник соперничает блеском регалий с бронзой свечных люстр.
1нои ш п о р разносится на весь просторный зал, где к у ч к а м и расселись
гости. Неуклюже, с трудом с к л о н я я бычью шею и т а р а щ а исподлобья
глнза, а т а м а н к л а н я е т с я д а м а м .
Поручив юную г и м н а з и с т к у д а м а м , полковник отвлек Королева п
попросил:
- Составь к о м п а н и ю в клозет, В е н и а м и н ты мой свет Бенедпк|мч, а т а м п покурим.
В просторной курительной комнате собралось много м у ж ч и н . Охни м и с т е р а Грея, гости с п р а ш и в а л и , удачна ли была его послед| поездка.
- О, я поступал как лорд Кродберп. Его спросили, как он сделал
• и г т я п п е . « Н и к а к о й секрет,— отвечал лорд: — Когда м а н н а небесная
ггся, надо п о д с т а в л я т ь ш л я п у , а не эта... не л а д о ш к и ! » Х а - х а - х а !
Чм тепло оденем лондонских дам.
- Бесполезно 1 — отрезал внезапно появившийся Н в а н п ц к н й . Мы тч'-равно разденем их!
Шутка хозяина развеселила гостей. А т а м а н смеялся до икоты.
.'I ч-пичий Нерчпнского имения кабинета Б о н н а р уставился на Иван
(пи смешливыми зелеными глазами. Голос у Б о п н а р а тонкий, въед'1и

Степан Казнмирыч! А лондонские-то дамочки вне дистанции вы|.|. так сказать...
Я их с монакского плацдарма брать буду. Закончится воина,—
> \ к Монако. Хочется. И можется!
Гюпнар резким движением расстегнул стоячий воротник мундира,
47

/С странице 36.

сверкнуло серебро дубовых веток. Он уже вступил в перепалку с Кор>>
левым: давний спор с судьбе инородцев вспыхивал между ними ш
всяком случае
- Нет. нет, сударь. Как вы повысите доходность этих ясыреь
Как, скажите?
Сангвинический Королев отвечал:
- И скажу. Это надо понимать как право собственности, суд:;
Право собственности на земли для инородцев, отнесенных реформ-и
Сперанского к категории бродячих и кочевых. Это надо понимать к::
переходную меру, конечная цель которой — привитие вкуса к оседлое N
сударь! — Королев поднял голову.
- Оседлость! — визжит Боннар, брызгая слюной, и надвпгае
на противника.
- Кротость, господа, кротость,— гудит полковничий бас.
48

Ы)ннзр неукротим.
- Оседлость! Да эти тунгусы — что лишайник на камне. Перенесите его на самую благодатную почву — и нет его, сгинул! Предоставьте им естественный образ жизни, к которому они тяготеют, и пекитесь
об ограждении их интересов от купецкого стяжательства... И поверьте
мче. настанет благословенный, золотой век для тунгусов...
Королев устало отвернул лицо в сторону.
- На какой земле, сударь? На кочке — золотой век? Вы же землюто отбиглете?
Е ::.н:-!:"|р верещпт:
- Эт-та совершенно дсобын вопрос. Аллее гешенте ист шён гезагт
ворден; м а н мюсс нур ферзухен ее нох айнмаль цу денкен 1 . Не я отбираю. Никто не отбирает. Но речь может идти лишь об ограждении п р а в
фактического пользования землей, отнюдь не о праве собственности. Никакой собственности по Нерче орочоны не имеют. Вы только вникните
к у к а з Сибирского приказа! Вникните-с! Ни слова там о праве собственности, только о предоставлении возможности фак-ти-ческого пользовании оброчными статьями...
Вернулся отлучавшийся Иваницкий. Он попробовал примирить
Спорщиков:
- Ну что за страсти! Приберегите пыл для дам, господа! Уж коли
Тепло от петербургской... от петроградской 2 печки не досягает этого угла
имперского дома, как выражается полковник, если угол наш летом гннлоиат, а зимою мерзловат, так давайте же греться вином. И мехами, корые собирает мистер Грей. А?
Но Боннара и Королева разнять нелегко.
- Оседлость! Что она дала до сих пор? Нет, сударь, кабинет не
мерен терпеть убытки от ясырей. Сами же инородцы жалуются, что
• <|;|с|>:ч;;;нпе у п р а в дорожает. Судите сами, господа. — Боннар всплески|'(1сг тонкими руками.— Приговаривают инородца к двухсуточному
Н|сту. А для отбытия ареста ему надо ехать неделю в волость. В оба
п,ч (>!! теряет полмесяца! А? При огромной протяженности наших во• и ьто рас-то-чи-тельство. Убытки в хозяйстве, отягощение общества
и п ш ш п г ! разгоном лошадей...
Королев открыл было рот, но перед самым лицом его мелькнул
•пи душистый платок Боннара.
• Что? Прикажете строить арестные помещения при булучных уп11-ииях? А, господин Королев? Это дешевле станет? Непременный
но крестьянским делам присутствия господин Рассошин еще в дечт четвертом году настаивал на сохранении для инородцев телесп.оказаний. И, право, это целесообразно. До девятьсот первого года
идцы судились по статье тридцатой положения о суде, согласно
иому праву, за маловажные проступки применялись телесные
' иния. Но из последующих статей положения о суде усматривает<> телесные н а к а з а н и я отменены...
д а н н ы й в угол Королев не делал больше попытки наступать,
•мин» брезгливо сказал:
Применяются, применяются.
Постойте! Де факто инородцы тяготеют к обычному праву, и
шив волостей ничего не изменило. Возникает противоречие, вы>«н 1м коего один: розгу, как меру исправления, следует сохранить п
• п-1х инородцев. Что им штраф, арест, внушение? Это меры мяг•Ь мпловнушительные. Закосневший в варварстве туземец плохо пони-

<

I • 'м.чумное давно передумано; надо только постараться подумать еще

раз.

ш и к н и поправляется потому, что с началом империалистической войны нашцы было русифицировано.
№ 6.
49

мает их. Да и наложение штрафа на бедных тунгусов и б у р я т — разорительно для них. Не так ли?
Лесничий энергично жестикулирует, зеленые глаза вдохновенно
горят. Грей со снисходительной улыбкой с высоты своего роста наблюдает за спорщиками.
- Сечь!— лаконично поддерживает лесничего полковник Потапов.
- Браво, а т а м а н . — Боннар утирает платком бугристый лоб, срывает очки и близоруко щурится на Грея. — А вы, как гость, скажитезм аи раит? 1
Грей уселся в кресло, протянул длинные ноги, покачал носком желтого лакированного ботинка.
— Я... я предпочел бы это... не совать свой устав в чужой мончстир.
Тем более, что этот монастир так велик, и нравы его нам, европейцам,
не совсем понятны... Ум. Но, как частное лицо, скажу, что это... недемократично...
Боннар вспыхнул.
- Недемократично? А лорд Суффорд зачем ездил на перуанские
каучуковые плантации? За несколько лет ваши земляки погубили там
тридцать тысяч индейцев, мистер Грей! «Перуан Амазон компани». Как
обошлись англо-саксы с североамериканскими индейцами? Краснокожих скоро совсем не останется, господа!
Боннар боком подбирался к сидящему в кресле Грею: в ы с к а з а в шись, отпрянул, прижал руку к сердцу.
Только мы, мы! В силу богом данных свойств души русской, в
силу мягкосердечия нашего, печемся об инородцах. Да, мистер Грей!
Не сумей мы оградить своих интересов на востоке континента —
англо-саксы вышвырнули бы туземцев этой земли вон из существования. Ведь уничтожили же вы ирокезов, могикан, делаваров, команчей,—
и несть им числа...
Грей схватился за голову, вскричал:
- Капитулирую!.. Готтентотов, эскимосов... Капитулирую!
На головы м у ж ч и н посыпались листки, в ы т р я х н у т ы е снова вп°жавшим в комнату хозяином дома. Подражая нищему, Йваницкий зап'усавил, держа листок перед глазами:
- «Состоящий под августейшим покровительством Ея Импепаторского высочества великой к н я г и н и Милицы Николаевны комитет по оканию помощи... по оказанию помощи раненым воинам русским... и их семействам и семействам убитых воинов... просит пожертвовать хотя бы
самую небольшую сумму денег... Всякое даяние благо...»
Бросив листок под ноги, Йваницкий призывно вскинул руку.
— Господа! Хватит войны! Да здравствует спальня! Истинная общность идеала идет от общности одеяла! Пойдемте-ка, я вас п о м и р ю
А т а м а н , пособите!
Йваницкий ведет гостей длинным коридором. Боннар с Королевым
шагают об руку. Лесничий, видимо, кое с чем знаком здесь, потому что
шипит Королеву на ухо:
Тсс! Не для дам!
Вспыхнула спичка в руке Иваницкого. Когда на высоком шандале
загорелись свечи, по комнате прокатилась разноголосица изумленных
возгласов:
- Содом и Гоморра! Э, Степан ты свет Казимирыч. а в тот раз л
тебя этого красавца не было... Эк-кий черт и такую прелестницу облапал, а?— а т а м а н восхищенно цацкает языком.
- Бог любви корейский,— со знанием дела поясняет Боннар. — А
этот, самый большой,— китайский Купидон... Хе-хе! Ревери!
I Не прав ли я?
50

(англ.).

Спальня уставлена нагими эротическими фигурами из бронзы, к л м
ня, дерева. В глубине, за приоткрытой синей занавесью, п ы ш н ы й нль
ков.
- Ниночка! Ниночка! — металлической фистулой внезапно п р и
кричал кто-то под потолком.
Вздрогнули все, даже тумбоподобный полковник. Что за черт?
- Попка, усовестись,— попросил Иваницкий попугая. Тот перст IV
пал по кольцу в просторной золоченой клетке, с любопытством к р у п м
головой, блестя зелеными перьями. Вдруг огласил спальню новой руладой:
- Машенька! Сонюшка! Барбар! Верунчик! Верунчик! Саш...
- Да замолчи ты, проклятый археоптерикс! — Иваницкий в п р и творном о т ч а я н и и схватился за голову.
Полковник завистливо промолвил:
- Баловник! И когда ты женишься, Казимирыч?
- Только на бодисатве 1 . Женщина с положением. — Иваницкий тушит свечи. — Когда? Как снизойдет.
Последним выходил Боннар. Он облизывается, оглядываясь на коллекцию фигур, глаза зеленеют во всю величину очковых стекол. ПК-нчет:
- Туточкина новую партию японок получает.
- Хэ, удивил! — Иваницкий щелкнул ключом.
Не сразу очнулись мужчины после увиденного. Боннар первым и.ч
пустил на себя деловой вид.
- Так я и говорю, дорогой Вениамин Бенедиктыч: сенат будет мл
стороне кабинетских интересов, никакой ходатай тут не поможет ш к >
родцам. И губернатор препятствовать кабинету не станет. Поймите, нес
реформы административно-фискального свойства сводятся, как ни к р \
тите, к одному: поднять доходность. Финансовое могущество и м п е р и и
суть то же самое, что пар для паровоза. И крепить это могущество и.ч
лобно непреклонно...
— Сечь, сечь! — забумчал атаман Потапов.
- Окститесь, господа! Ну, сечь так сечь!.. Огонь да меч... Д а м ы и
б-блюда перетомились... Господа, прошу к столу. Атаман, наведите порядок!— Иваницкий стал у входа в столовую, а полковник, пыж;кч.,
принялся шутливо заталкивать гостей в двери.
Макмур уже забавлял дам рассказами о своих охотничьих п р и к л ю чениях.
— Канадски гризли — отшень крупны медведь. Но мой «сашм/к
и р о л я л тигры!
Гости расселись. На скромном месте примостился и лысый золою
промышленник Самоедов — неудачливый конкурент Иваницкого.
Иваницкий идет на хозяйское место. Идет нарочито небрежном по
»олкой светского льва — стройный, гибкий, широкоплечий.
Речь его короче краткой:
- Господа, я надеюсь, ничьему здоровью не повредит, если мы
[^•годня отметим съемку двадцать четвертого пуда на Спасительном'
Терентий Панфилыч Самоедов ловит на себе усмешливый и.чгляд
Ипвпицкого.
Разом раздается залп полусотни бутылок шампанского. Пробки
•мчит к высокому расписному потолку. Дамы ахают и закрывают н.чру
м и п с н п ы е лица от брызг.
Ур-ра-а! Ур-ра-а! — орут мужчины.

I Бодисатва — женское божество у буддистов.

II

ГЛАВА Ш Е С Т А Я

1

Д т а к а н оглядывает долину. Надо пересечь ее. Но там в ерниках
столько снегу...
— Атакан... — начал Кародя.
- Ча! — Атакан предостерегающе поднял палец. Слышно как Кародя сосет, причмокивая, снег. Младший охотник передает старику собачий поводок. Шепчет:
- Держи Каннамэ до выстрела. Видишь?
Далеко внизу, едва различимые в ерниках, бредут на лежку в сивер козы.
А т а к а н стремительно заскользил по крутому увалу. Кародя с собакой на сворке отстал. Ноги глубоко тонут в провалах между кочками,
и старик быстро выдыхается. А т а к а н оглядывается, делает знаки: «Не
спеши, осторожнее». Но старик и так едва тащит ноги, часто падает.
Ветер ровно тянет к вершине пади. Человечьего духа не накинет
на коз. Если коз спугнуть, они уйдут за хребет, но на увалыюм солнцепеке не задержатся, перебегут еще одну долину, чтобы укрыться в сивере. Тогда догоняй!
Оставить Кародю здесь, а самому обежать коз и нагнать на него;1
Не прострелялся бы, старый. И нет времени дожидаться отставшего старика. Надо скрадывать зверей... Медленно идти — опоздаешь, дашь
козам залечь в этом сивере, тогда услышат твои шаги и уйдут опять за
хребет. Поторопишься — опять же спугнешь...
Снова стеной встали ерники. Атакан бросается в обход кустарника.
Хватая морозный воздух широко открытым ртом, он бежит наперерез
козам.
Вот они, наконец-то. Остановились на полянке, где из-под снега
пробивается желтый вейник. Чуткие острые мордочки направлены туда,
где должен находиться сейчас Кародя с собакой. Видно, учуяли дух.
пли собака в азарте подала голос.
Запаленпо дыша, Атакан раздвигает опорные сошки. На один, на
один только миг оторвал взгляд от коз — и нет уж их. Чиста полянка...
Да, р а з г о р я ч е н н ы й пахучим следом животных, Каннамэ, наверное,
взлаял...
Козы, обеспокоенные опасностью, выбежали в редколесный березняк на полгоре, оглядываются и медленно уходят вверх, к перевалу.
Теперь они уже не остановятся в этом сивере...
Бежать сиверным диколесьем — наказание. Подкашиваются ноги,
дрожат руки. Белка ц в и р к н у л а на лиственнице. Живи, белочка... Шаг...
два... три... Здесь можно уцепиться за сук... Четыре... Тут опереться ногой на валежину... Упасть бы в снег, закрыть глаза... Путь шагов... Атакан мысленно видит как спускаются козы по увалу. Спускаются неторопливо, уверенные, что ушли от погони. Их можно опередить!
Вот и перевал. И в этой долине ветер дует к вершине. Охотник оставляет козьи следы слева. Зверь открытым увалом не пойдет, проберется к низине распадком. Надо спуститься соседним, правым распадком.
и ждать коз внизу. Опередить! Скорее!
Под горой Атакан отбегает влево, затаивается у дерева перед устьевой поляной распадка. Козьих следов нет. Обогнал!
Тихо, не сводя глаз с поляны, Атакан достает кисет и сует за щеку
щепоть махорки. Загуба щиплет язык, но успокаивает.
А солнце будто примеряет шубки, перепуская тучи одну за другой:
то тень набежит, то вновь светло станет. Но вот день надолго стал вполсвета: тучи смыкаются, хороводятся на месте. Замерзает потная спина.
Что же козы не идут? Долго задержались. Распадок узкий, глубокий.
52

здесь им хорошо отлеживаться з ненастье. Неужели залегли? Непогоду
почуяли и залегли, не дошли до сивера? Кародя идет по следу, спугнет...
Берданка подрагивает на сошках от ветряных порывов, стынет
шея; холод, словно вода, напитывает унты. Сейчас бы парной козьей печенки... Поешь сырой печенки — и без варежек по морозу бегать можно.
Но что же не гонит коз старик? Хоть бы собаку пустил. Боится он отпустить собаку, чтобы не навреднтьАтакану. Пес по снегу догнать не догонит коз, а угнать—утонит... Если б знал Кародя, что Атакан сумел
опередить зверей... А скверная зима выдалась нынче. На лыжах по такому снегу далеко не уйдешь, запутаешься в е р н и к а х , а пешком — тяжело. Надо идти навстречу козам.
Прямой, словно столб, охотник передвигается от куста к дереву,
от дерева к кусту.
Ветер начинает кружить, может нанести запах человека на зверей.
Однако в предчувствии непогоды зверь лежит крепко. И тот же ветер
может стать союзником стрелка: Атакан пробирается в шорохах, скрипе, постуке сучьев и прутьев.
...Взорвался вдруг низкий, разложистый куст ольшаника, расцвел
серыми тенями — и дробный топот унесся в гору. Вплотную подпустили
залегшие козы!
Оставив за собою сажен восемьдесят открытого заснеженного взгорья, козы остановились на выдуве. Грациозные головы единым, слитным
движением обратились на охотника. Кто ты, неутомимый преследователь? Ты очень медлителен, но до чего же упорен! Почему ты не ложишься перед непогодой?
Гуран не кричит гневно, как летом, когда он ходит один, стоит молча. А мушка берданы, чуть видная над кожаной обтяжкой, нащупывает
его лопатку...
Эхо еще не отбилось от склона горы, как А т а к а н отчетливо расслышал удар пули — глухой шлепок стремительного свинца о живую
плоть. Ветер относил синий дымок. Козы, все как одна, мчались, вытягиваясь стрелами, в гору...

Оаргидак предупредила:
- Не забегайся долго, сынок. Ветер. И снегом пахнет.
- Не маленький! — Охотник в сердцах махнул рукою. Н а п р а в и л ,Ся к речке.
Лавик торопилась к своему Кольке, и Баргпдак догнала ее.
- Взрослеет Гуривулка, отбивается от рук, а, Лавпк? Скоро твой
Колька таким будет.
Лавик промолчала, и Баргидак задумалась. Колька станет таким
же, как Гуривул, когда А я р и к придется замуж выдавать... Еще не скоро
Л и р и к станет м я т ь кожи, шить одежду, варить еду. А там, за перевалом
,'И'сятилетия,— там не успеет она пособить матери, как з а я в я т с я сваты.
К а к и м и будут эти долгие годы? Чем кончится эта безоленная зима?
Несчастный А т а к а н . Несчастная Л а в и к ! Зачем вы полюбили друг дру1 . 1 ? Горе! Горе!
В д ж у к и я н е заревел Колька, п Л а в и к п р и п у с т и л а с ь бегом. Мало
молока у Л а в и к , и теперь, когда не стало ни капли оленьего, приходит< и сероглазому Кольке совсем худо...
Гуривул вышел за речку. Местами с н е ж н ы е надувы — тут идти на|п, но зато, как окажешься на чистом льду,— вольному воля. Гуривул
р.и-катывается, падает в сугроб, одолевает его, п у р х а я с ь , н снова сьюн('.к-гея на ледяную гладь.
Речка ш а р а х а е т с я от горы к горе. На излучине — перекат. Здесь
53

лед пузырчатый, хрустящий, бумчит пустота под ним. Интересно! Бум!
Бум-м! А ниже торчат окованные льдом зубастые камин. Тут опять
хрустит лед и над ним висит п а р . Следы унтов заливает вода, намокли унты, прилипают ко льду. Но так недолго будет, сейчас унты
станут скользить еще лучше. Вот, поехал... Держись! Поворот за поворотом, перекат за перекатом... А на этой шивере наледь много раз обновлялась, получилось похоже на крыльцо русского дома, а ниже
скользких ступенек — опять пар стоит, ничего не видать под ним. Такой наверное вход в подземный мир, в буни, о котором рассказывал
Кародя...
...Пора уж и возвращаться, Начинается ветер, будто тысяча сороков
свистящих стрел летит... Куропаток спугнул, да разве променяешь выстрел на такую малость...
Ветер покрепчал настолько, что Гуривулу приходится преодолевать
чистый лед на коленях. Не пускает ветер домой. Запыхавшись, Гуривул
присмотрел путь на берегу: хоть снежно, но все не будешь падать на
скользких подошвах. Пошел охотник к берегу... И обомлел! Над береговым обрывом недалеко от реки — медведь на дереве. Сидит...
- Ани! Ани-и! — мальчик упал в снег. — Ани-и!..
Перепуганный насмерть, Гуривул ползет к другому берегу. Там
ключик в ерниках, в вершине ключика — джукиян... Ани! Приди на
помощь сыну, всезнающая и заботливая мама, разве ты не видишь?
Ани... Слезы застилают глаза и холодят щеки. Дрожащими ручонками
Гуривул держит берданку. Промигался, чтобы слезы не мешали смотреть, оглянулся. Черный косматый медведь все сидит на лиственнице
неподвижно, наблюдает за охотником...
Из-за берегового яра мальчик не видит, что и сам дедушка в беде:
вокруг дерева, задрав кверху морды, сидят серые волки. Ж д у т — п у с т ь
доспеет дедушка, сам свалится, будто шишка, сбитая ветром. Тощий
медведь, малосильный, скоро устанет, сам свалится...
Волкам тоже не видно Гуривула. Охотник, всхлипывая, шепчет:
• Только попробуй, дедушка! Я — стрелок! Пуля у меня з л а я ! И
сам я злой, сам кого хочешь съем!..
Ползет Гуривул, косится на медведя, облепившего дерево. А волки
встали, прохаживаются. Один зачем-то побрел к береговому откосу...
Не выдержав медлительного отступления, Гуривул поднялся на
ноги и побежал... Что-то ухнуло на реке. Волки вздрогнули, зарысили
к берегу: кто там, что там? Ничего нет на реке...
Один медведь знает, что случилось на льду. Он рычал, показывал
волкам —вон живое бежит, догоняйте живое, доступное, меня отпустите. Но не поняли серые медведя. Подумали волки: обессилел совсем
дедушка, зубы заговаривает, отвести от себя хочет. Наверно, скоро упадет... А медведь сердился: «Эх, попробовали бы вы, живодеры, в доброе
время ко мне подступиться, когда я в силе. За версту боитесь духа моего!» Но куда девалось это странное маленькое существо? Ага, в ледяную норку ушло... Косматый вытянул шею, напряженно всматриваясь.
Точно, норка во льду виднеется. Не будь волков, можно бы хорошо набить утробу...
Дтакан быстро ьыбрался из ерников и подбежал к козьей стоянке. О'
На снегу розовое... Столбик костного мозга. Теплый, сладкий мозг,
будет таять во рту у Кольки. Угощенье тебе, сынок.
Ладно! Теперь бежать незачем. Пусть козел покрепче заляжет. Может быть, совсем уснет, потеряв на лёжке много крови. Как подвел
ветер! — уклонилась пуля. Можно, наконец, и закурить.
Присев в затишке на валежину, охотник высек искру, раздул т р у :
54

и раскурил трубку. Слышал ли выстрел Кародя? Далеко отстал старик.
Если успел взойти на хребет, то не мог услышать. Тогда сейчас подбежит Каннамэ. Козы пошли почти навстречу Кароде, только подранокотдел ился от стаи. Его след идет влево, наискось. Может, козы набегут
и на самого Кародю, и старику тоже удастся стрельнуть... А лег ли козел в сивере на обратном скате хребта? Напроход, может, ушел через
долину? Коза на ногу очень крепка: отбей ногу — за много сопок ускачет, без собаки не вдруг возьмешь.
Да, теперь уж ясно: на лыжах ходовать этой зимой не придется.
Запутаешься в кустарнике, сломаешь ногу о коряжину, разобьешся в
россыпи. Только бы взять этого здорового гурана. Тогда можно поискать людей, спросить пороху, свинца.
Редеют порывы ветра, бороздящего долину. Время — за полдень.
Выбить трубку — и вперед. Вот-вот снег грозит пойти. Но и взбудить
козла беспрестанным преследованием — тоже риск: уйдет за тридевять
земель, без ноги уйдет. Всегда такое на охоте: недоторопись, переторопись
все неладно... Но что же с Кародей? Где Каннамэ?
Склон горы крут. Подъем займет немало времени. Охотник покарабкался в гору. По гураньему следу.
На плоском нагорье ветер смел снег. Твердая земля не держит
следа. А дальше, в начале обратного сиверного ската, над тонким снежным покровом шелестит густой пырей. Туда повел след... Ох, проклятье! Гуран вскочил вдалеке... Уходит! Бойко бежит, много еще сил у
него. Передняя левая нога болтается на одной шкуре, бьет козла по
животу, что колотушка по бубну.
Надо же быть такому! Что стоило еще немного посидеть, еще трубку выкурить? Залежавшийся козел подпустил бы на выстрел.
Лежка. А л а я лыва на снегу. Теперь — опять терпение. Дожидайся,
пока козел уляжется. А солнца уже давно нет, совсем закрыли его сгустившиеся тучи. Пойдет снег, не найдешь козла засветло,— пропали
труды. День промысловый пропал. Еда пропала. Дома мяса осталось
на одну варку...
Жди. А на нос уж села первая снежинка. И вкусен этот снег — тяжелый, пропитанный кровью, солоноватый. Второй взяток с козла пос.11- костного мозга. Козел уже кормит охотника. Потом и отбитую ногу
Оросит — ешь! Страсть хочется есть.
Атакан заскребает остатки кровяного снега, сжимает в комок,
|рмзет на ходу. Бердана на сгибе руки. Еще лежка. Снова не подпустил
имел. И опять А т а к а н насыщается кровяным снегом. Сверху все гуще
иядают хлопья. Холод отмяк. Пожалуй, теперь ждать нечего. Бегом,
Лггом, бегом!.. Теперь только так — бегом, пока не загонишь козла до
«.«ища. Или сам не свалишься... Иначе след подранка запорошит.
...Когда Атакан перевалил через шестую сопку, на северо-западе, в
•ирной седловине маленьким угольком теплился закат. Маленький
утлск, не больше чем огонек трубки, и тусклый. Серо-синяя дымчатая
мгла украла добычу. И снег неумолимо прячет последние приметы, ведущие к подбитому гурану. Кародя, Кародя! Что ж замешкался ты, по•н му не пустил по следу Каннамэ?!
....Под искорью' трещит огонь. Атакан натаскал соснового лапнислдится на м и н у т к у . Так, дрова заготовлены на всю ночь. Нет, нечеИ> рассиживаться. Надо чай делать.
Псреста тверда. Дерево туго укуталось на зиму. Перепортив нем.ко заделов, охотник, наконец, отодрал удачный лоскут. Бросил ряс костром — пусть отпарится. Береста корчится, ползет, как жиI Искорь — выворотень, корневище упавшего дерева.
55

вая. Немного спустя искусные руки ставят на т е п л у ю золу у : стра нлбптый снегом берестяной ч у м а н ч н к . .\\;1ловг;т п о л у ч и л с я ч у м а ; - , но и такой хорош. В костре калится камень. Пока снег будет таять, а кчмень
накаливаться, можно покурить.
Парятся на колышке, вывернутые мехом н а р у ж у , собачь:; ч у л к и .
В унты охотник наталкивает свежую сухую ветошь. Достает из-за пазухи деревянного барилака.
- Хорошо у огня, дружок? Хорошо, кабы не голодно. А добрый
ты у меня помощник, послал козла. Тут уж я сам сплоховал...
За беседой с божком время тянется незаметно. Огонь, вскидываясь
кверху, встречает снежинки и с к р а м и , ловит их жадными языками.
Раскаленный камень кинул в чуман, вода взорвалась паром, заклокотала. Теперь можно выбросить камень и заварить ч а й . Крепкий ч а й .
Ничего не было в поняге, только чай да соль.
Обрызгав барилака и огонь, в котором сидит бабушка Того, Атакан, обжигаясь, отхлебывает чай. Да, посолить забыл, с солью сытнее
Охотник развязывает мешочек с крупной солью — и замирает, прислушиваясь... Где-то внизу з а в ы л и волки... Там, где г у р а н . Вышли на охоту. Значит, снега не будет. Наткнутся зубастые на п а х у ч и й след подр а н к а — исчезнет козел в волчьих животах.
- Скажи, хозяин, идти ли за подранком, когда снег кончится?
Найду?
Молчит хозяин. Голодный. Сердится на охотника, что прострелялся. И задобрить его нечем.
- А знаешь, хозяин, Кародя хотел мне нового помощника с д е лать, железного... Не-ет, говорю я Кароде, мой хозяин с а м ы й л у ч ш и й .
Когда не найдет зверя или я плохо стрельну — не обижается на голод,
терпеливый, думает, как нового зверя под выстрел поставить... Хороший ты у меня!
Барилак все молчит. Но отозвалась бабушка Того. Рыжие космы
огня заметались; прянули, вихрясь, в мглистое небо трескучие искры.
Того подсказывает: «Смотри, охотник: месяц пробивается сквозь истончавшую пелену туч. Светлеет - - ты видишь? Кончается снег». ! \
стрельнула бабушка Того в направлении гураньего следа. Зашумела.
разволновалась, во все стороны мечет огненные стрелки. Но первый уп
лек на козла показал. Понимать надо! Бушует Того, ругает охотника,
что засиделся. Самый худой охотник, кто духу не имеет подранка до
гнать. Лучше такому охотнику совсем не стрелять, не портить зверя.
Меховые чулки подсохли, обволакивают натруженные ноги нежное
теплотой, сулят покойный отдых. Нагрелась и стена выворотня. Ж а л к
покидать тепло. Но охотник переламывает себя, обувается и крепко :1
т я г и в а е т подвязки арамусов .
У волков нет огня. Бесприютные, они шарятся в ночи, жалуясь г
ной луне на голод и холод. Они зачуют кровь и о т н и м у т у человека :
дость охотничьей удачи. Торопись, Атакан! Торопись!
На костер навалено побольше дров. Пусть горят веселее. Пои я
ку можно оставить здесь. И сошки тоже не понадобятся.
Отвернувшись от огня, охотник закрывает глаза, чтоб п р и в ы
к сумраку, и шепчет:
- Хозяин, пособи найти мясо, отгони волков, очень прошу т
П ты, Миколушка-Угодник, тоже помоги: след чтоб нашел я гура
под снегом,— сделан! Л\есяц заставь посветить, ветео на т у ч и по
отгони их на к р а й з е м л и !
Костер разгорается. Бабушка Того восходит повыше, напутс"
1
Арамусы — наголенники, надеваемые поверх штанов и плотно облегающ^
лень и бедра.

56

охотника, старается посветить подальше. Но заслон п е р е п у т а н н ы х кустов отделяет человека от приветного уголка.
Волчий вой оборвался прямо напротив глухого черного с л о г
в чащобе которого слег изнемогший козел.
Гуран дрожит, силится встать. Но силы ушли с кровью, их не хватает даже на то, чтобы оборвать волоски шкуры, примерзшие к кровавой лежке. Холодеет тело. Обломок ноги упирается в снег. Боли не
ло совсем. А была она неимоверной, оглушающей, будто в теле громыхал гром. Но г у р а н не кричал. Он делал все, чтобы спастись. На одной
передней ноге он выносил скачковые толчки тяжелого тела. Семья его
ушла, лишившись опыта и осторожности старика...
Цепенящее забытье отнимает волю к жизни. П р и б л и ж а е т с я ктото. Похрустывает снег... Набрасывается серый зверь... Второй... Третий. Все равно теперь... Все равно...
...К рассвету А т а к а н нашел заломнвшуюся в багульнике г у р а н ь ю
ногу. Спустившись ниже по распадку, увидел следы волчьего пиг^к--ства: искровяненную, утоптанную полянку, где хищники т а с к а л и жертву, вырывая ее друг у друга, клочья шерсти, лафтачки ш к у р ы . Ни одной кости не оставляют волки.
Что поделаешь? Сам виноват. Прострелялся — раз. Просидел у
костра — два.
- Пойдем домой, хозяин. Не обижайся, пожалуйста. Еще у:"

тих ветер и мороз отмяк — не стреляют деревья, не слышно треска
береговых скал. Т у ч и облегли все горы окрест, высекают н е к р у п н ы е
цепкие звездочки. Они такие хрупкие, такие нежные: от д ы х а н и я тают
Яа волосках дошки. Рад Гуривулка снежинкам. Чему угодно о б р а д у йся, когда сидишь в ледяном колодце.
Холодно ногам в промоченных унтишках. И варежку с правой р у к и
этерял. Если бы не обрезал ремешки на варежках, так не утерял бы.
1о ведь варежки на ремешках носят только маленькие... Когда па:;;м.
•шустил из рук берданку. Она стукнулась коротким стволом о дно
вдяной ямы. Курок был на взводе. Как еще не выстрелила! А может,
|стрелила бы, так и мать с Лавик прибежали бы. Нет, тогда был сильный ветер, они бы не услышали. А сейчас можно пальнуть, позвать
Их... Далеко джукиян, слабо донесется выстрел. Колька запищит, а то
А и р ч к будет болтать что-нибудь,— не услышит. А дедушка-медведь не
ушел? В ы с т р е л и ш ь в воздух, а он и придет. Чем отбиваться тогда? Каяк прыгнет в яму!... Еще патрон осечный. И дядька — он сердитым стал,
Кик оленей отобрал шуленга,— дядька скажет: «Дали тебе патрш из
последнего, а ты даром его потратил».
Холодно! Сейчас бы поесть хорошенько да поспать у огня под леп«т А я р п к . .Миленькая сестреночка, Гуривул никогда больше не " :,1И1 тебя. Д а ж е берданку даст потрогать...
Дядя говорил, что о х о г к п к может спать в снегу и без огня, есл.
иг 1Ю1 н ы н п не потерял сил. Не замерзнешь: сам проснешься, как гн
М<т мороз до костей. Потному, очень усталому -- без огня погибель:
• меть, а злые д у х и подкрадутся и утянут на н и ж н ю ю землю, в устье
«и ( и н о й реки, а там переправят в лодке на мертвый остров. На том ос
(.чш- иго мертвое — люди, олени, звери, птицы, деревья. Мертвые люди
Цииуют на неживых оленях... И отец среди тех людей живет. Почету
Н«'Л1. И1 сходить к нему и вернуться? Кародя говорит, что там нет х<
.яса, только тухлое, и оттого смельчаки у м и р а л и и навсегда
там...

Гуривул столь явственно ощутил запах тлена, что встряхнулся в
испуге: неужели его душа уже там, под землей?!
Нет, под ногами шебаршат ледяные оскрлки. Валит снег, он погустел, отяжелел. С тихим шорохом он сужает отдушину пролома над головой. Здесь Гуривул, в ледяной пещере. И какой дух захотел упрятать
охотника в сушенец, в пустоту, обманчиво затянутую хрупкой ледяной
корочкой? Должно быть, добрый дух. Он спасает охотника от медведяшатуна. Тогда этот дух поможет и выбраться отсюда. Только долго ли
ждать? Прогнал ли дух черного дедушку? Наверное, нет еще. Прогнал
бы, так вытянул бы охотника из ямы.
Мальчик щупает зеленовато-голубые тусклые грани срывчатых ледяных стен. Наверху они смыкаются сводом. Тут ножиком не наковыряешь ступенек.
- Прогони дедушку черного, добрый дух! Прогони, хозяин! Не
знаю, как тебя звать, я еще маленький и не знаю всего, что знают охотники. Ты спас меня от дедушки. Прогони дедушку и вытащи меня отсюда, а? Сделай, чтоб дома я стал сразу, у огня, а? Мама, наверно,
плачет: где охотник Гуривул?
Пошептав, Гуривул сел на корточки и закрыл глаза. Нельзя потному, набегавшемуся спать... Нельзя! Но дремота смежает веки, зовет в
тепло... О, Гуривулу столько лепешек наготовили! Аярик подает ему лепешки одну за другой и щебечет: «Ешь, братец, молодец ты. Медведя
видел. Ружьем пригрозил медведю-дедушке, напугал дедушку, прогнал, не побоялся. Молодец. Еще бери лепешку...»

1/ ародя, следуя за Атаканом, сдерживал на сворке разгоряченного
кобеля, успокаивающе гладил его, чесал за ухом. Каннамэ благодарно облизывал ласкающую руку, чутко прядал ушами, ловя звук выстрела. Тогда его пустят по следу.
Сбежали в долину. На полузасыпанной снегом каменной россыпи
Кародя оступился, придушенно охнул. Попробовал опереться на ногу —
боль ударила пронзающе-остро, зазвенело в ушах. Доскакал до плоского камня, сел, попытался разуться...
- О-ох!
Пощупал ногу, задрав кверху наголенник и приспустив голенище
унта. Кажется, случилось худшее: перелом. Подвертывалась ступня,
вывихи случались, но перелом... Кародя еще раз ощупывает голень, со
стоном вытягивает ногу. Бог мой! Хрупки стали старые кости. Не охотиться больше Кароде. Держись, Атакан! — на тебя вся надежда.
- Иди, Каннамэ, помогай Атакану. Не рвись вперед до выстрела.
не лай, не мешай охоте. Умным будь, Каннамэ. И д и ! — с т а р и к собрал
тонкий поводок кольцами и притянул его к ошейнику собаки: Атакан
задержит пса при себе, если понадобится.
- Иди на след, Каннамэ!
Но пес бегает вокруг охотника, недоумевая, отчего старый Каре
дя на четырешках пополз? Одичал, что ли?
На одной ноге далеко по снегу не ускачешь. Костыль сделать? 3;:
мучаешься в снегу. Ползти своим следом в гору? Маята. Лучше доли
ной спуститься к речке, доползти по ней до устья ключа, а там по клю
ч у и д ж у к и я н а достичь нетрудно будет.
Кародя ползет с частыми роздыхами. Двадцать шагов — прив;м
- Умным будь, Каннамэ. Иди по следу. П о ш е л ! — с т а р и к грози»
хмурится, замахивается на собаку.
Но Каннамэ изучил Кародин нрав. Старик никогда не ударт
58

Пусть замахивается... Отбежав, Каннамэ садится, понимающе смотрит: «Вижу, неладное случилось. Не брошу тебя, старика».
Добравшись до реки, Кародя уж едва волочился. Каннамэ заглядывает ему в лицо умными коричневыми глазами, хватается зубами за
ремень бердапы и тянет хозяина. Получается плохо: сам подъезжает по
льду к Кароде.
- Иди, Каннамэ, зови Лавик, Баргидак, Гуривулку. Зови под[ могу.
Начался снег. Каннамэ растворился в белой мути. Кародя упрямо
ползет. Вдруг перед ним падает маленькая ровдужная варежка. Пес
дышит прямо в лицо. Что скажешь, Кародя? Варежка Гуривула.
• Красная ровдуга в цветных нитках...
- Ищи, Каннамэ, ищи! Живей! В беду попал мальчишка!
Кародя ползет, вкладывая в толчки всю силу, обливаясь потом,
ежит ничком недолго — и снова ползет...
Испуганный визг собаки заставляет старика вскинуть голову. На" перерез Каннамэ и сзади его — волки. Конец! Окружили, рвут Каннамэ... Кародя сдергивает с плеча берданку, но бессильно опускает ее.
[ З а п р е т ! Волка стрелять — что себя стрелять...
Руки сами вскинули ружье. Ближний волк сунулся мордой
в
сугроб. Звери пригнулись на мгновенье ко льду — ринулись
прочь
по реке
Каннамэ, оставляя кровавый след, полз навстречу. Старик растеI. рялся и мучительно искал в памяти какую-то потерю...
Что это во
^рту? Варежка. Гуривулкина варежка. И мальчика... волки... Гуривулку — радость и надежду семьи. Охотник, художник, преемник кузне' иа Кароди, Гуривулка. Старик видит как наяву твои смышленные глаИенки, слышит: «Расскажи сказку, ама...»
Кародя поднялся, сделал несколько, с к а ч к о в — и упал, ударившись о лед бедром сломанной ноги. Смолчал, стиснув зубы. Черт с то(м)й, л о м к а я старая нога. Хогды сломал тебя, сломал
и всю жизнь.
1^е равно добьет теперь. Хогды отобрал даже освященного Таламук,
Железного хозяина охотничьей удачи. У всех охотников рода барилакн освящены Великим. Кародя ловко отковывает железного помощники, но вдохнуть в него силу — этого кузнец не умеет. Удачи теперь не
<А'Дет. И ж и т ь незачем. Лучше бы сразу сдохнуть, чем таскаться кан-кой, обузой для семьи... Эх, Гуривулка! Старику надо было умереть.
И п у к а дождался Кародя, теперь можно кончать
счеты с жизнью...
Оборвалось короткое оленное счастье. Обманул хозяин прииска. Надо
Лило сразу, как получили оленей, уходить на родину, на Ламу-озеро.
Ь-исрь уж не видать родины... Надо кончать с жизнью... Только покурить напоследок.
Пряча от падающего снега кремень и трут, старик бьет кресалом.
- Ау-у-у-у... Ау-у-ууу!..
Старик сорвал шапку, чтобы лучше слышать чей-то протяжный
Гуривул?
- Эгей! Эге-гей! — отвечает Кародя, надрывая горло.
- Ау-у!.. Ау-у-у...
Это голос Баргидак. А вот Лавик кричит, ближе. Они ищут Гуули.
- Ау-у! Сына-а-а!
Ьлргидак не видит осыпанного снегом Кародю и набегает вплоти»И1 1;| ней из мятущейся снежной кипени появляется Лавик.
- Отец! Ты здесь? — тяжело дыша, Лавик падает на колени.—

§

И"Г|?

Ь.фгидак склоняется над стариком, свисают к самому его лицу
59

се косы о а л ы м и л е н т а м и . Нелепые алые ленточки, кощунственно-беспечные ленточки.— к чему они сейчас?
- Кародя, Г у р н в у л к у не видел? Он сюда пошел еще утром...
Старик не может в з г л я н у т ь в лицо женщины. Вполголоса говорит:
- Ремешок на унте подвяжи. Потеряешь.
- Я сына потеряла. Сына-а-а! — голос Баргидак сорвался в нечеловеческий вопль, глаза ее опаляют охотника огнем сумасшествия.
Кародя молча подает согретую за пазухой маленькую варежку.
Любовно расшитую маленькую варежку. Вздрагивающими ноздрями
Баргидак втянула родной запах, сбереженный мягкой ровдугой.
- Где? Где-е? — простонала, надвигаясь на старика. Скрюченные пальиы ее тянутся к морщинистому лицу охотника.
- Волки... там,— чуть слышно вымолвил старик.
— Дай! — Баргидак схватила Кародино ружье, теребит покорного старика,, вытряхивая из мешочка патроны. Слова ее бьют как пощечины:
- Трухлявая колода! Ч у ж а к ! Ты тоже заслужил хорош'.ю п>лю!
Заслужил! — она топнула.
Завеса падающего снега скрыла маленькую фигурку женщины.
- Отец, я с нею... Потерпи...— Лавпк вскочила на ноги.
— Поздно, Козглька.
Медведь ушел недалеко. Урчит голодное брюхо, желудок сводит судорогой. Сунулся косматый за первый же выворотень, слушает, ловит запахи.
С ночи морили его, немощного, волки. Как достало сил удержаться на лесине онемевшими л а п а м и ?
Волки ушли. Их прогнал какой-то страшный зверь, ползком проб и р а в ш и й с я по реке.
Голод выгоняет медведя из-за стены выворотня.
Облизываясь,
он крадется в белесой мути снегопада. Здесь, на береговой
опушке,
надо терпеливо переждать, пока исчезнет за снежной невидью ползу
щий, который исторгает трескучий гром... Скорее же скройся, полз\щий! Не будь маленького в ледяной норке, можно бы скрасть этогс.
хотя он и умеет греметь. Обежать стороной, залечь в кустах на то - 1
берегу... Один прыжок - - и будет извиваться с перебитым хребтом.
Искушение так велико! Шатун колеблется — не начать ли с по/:
зущего? Нет. Тогда э т о может убежать из норки... Да не убежало л
уж? А ползущий убил волка. Будет есть. Долго!.. .Медведь дрожит о
голода и нетерпенья...
Снег густеет, а этот, что прогнал волков, все сидит, волка не ее ч
Долго! Он почти невидим, его засыпало снегом. Рядом с ним теин*.'
немощное, раненное... Но глаза у гремящего есть.
Броситься к норе? Как трудно подавить это желание! Опро:
чнвость может дорого обойтись. Некоторое время надо смотреть
не поползет ли гремящий в сторону норы. Осторожность,
хитр;
выдержка—лишь они могут прокормить ш а т у н а
голодной ЗИУ
Если маленькое убежало, тогда будет время сделать засаду на по '
щего. Важно не спугнуть его и не вызвать па бой: он умеет трем
он оказался силы.^ волков... Большой!
Все надо делать н а в е р н я к а . Тогда голод не будет мучать
ночью. Сколько их, тягостных, бесконечных ночей он провел нато
- ц сколько их впереди... Он болен, старый дедушка. Ни ж п р и н ю
накопил за лето, не мог у с н у т ь в берлоге. Пусть же снег валит поанее, пусть скроет следы его от волков. Надо сперва скрасть мал
60

кое, м гктэм и большое. Тогда, утащив их в отбойное место, насытиться вволю и сладко поспать. После снега волки не найдут его следов,
не поднимут из-под выворотня, как прошлой ночью... Время идти!
Но тут слух зверя кольнул протяжный тонкий вопль. Ползущий?
Волки? Выбора нет. Пока опасность вдалеке, надо успеть унести из
норы маленькое. Если вернутся волки, он снова спасется па дереве.
Сытому -гто не так страшно—сидеть на дереве. Окрепнуз же от еды.
он сможет спуститься с дерева и разметать н а г л ы х волков.
Броскими п р ы ж к а м и медведь несется к норе—откуда и сила взялась. Упал, заскользил на брюхе, подъехал к отдушине. Густой, терп'жий, сладкий запах... Здесь! Здесь маленькое двуногое!
Под тяжелой тушей лед угрожающе захрустел. Зверь подползает, заглядывает в норку... Глубоко внизу маленькое...
Л а п а с растопыренными когтями повисла над головой Гуривула.
,Затрещали кромки ледяного свода. Мальчик проснулся. Не п о н и м а я .
Что происходит, вскочил — и тут же когтистая л а п а сорвала ш а п к у .
- Ани-и! Ани!..
Посыпались на присевшего Гуривулку льдины.. Шатун торопится...
Что ж ты, охотник? Ружье у тебя. Настоящее!
Выстрел! Зверь дергается, уронив лобастую голову, а с самого
дна реки несется щемящий душу, захлебывающийся зоз:
- Ани-п! Ани-и-и!.. Мама-а-а!
Г Л А В А СЕДЬМАЯ

;

' II е две л : доели. Осталось пять патронов. Один у Гуривула. Один у
Баргндак: она хорошо стреляет.
Три патрона А т а к а н держит при себе. И третий день не встречает
ЦВежего следа—ни звериного, ни человечьего...
А найти надо — зверя ли, человека ли. Зверь мясо даст. Челов к — порох и свинец. Скорей найти надо. Близится Великая Длинная Пурга.
Охотник бежал на л ы ж а х вверх по реке, теперь он был лишь за
Днумя хребтами от дома. Издалека увидел — широкая полоса пересекла реку. Застучало сердце. Кто?
1
Человек тащил ушой . Шаг у него короткий. Человек устал. Это
Чнлкача кочует. Ч а л к а ч а ? Но где же его олени? Почему нет старой
Шушмяннхи?
Бросив лыжи А т а к а н быстро догнал немого.
Он настиг Чалкачу в ерниках. Немой пытался протащить ушой
чг|Ч'3 кустарник, у п р я ж н а я собака в постромках запуталась, взвпзг1

1.1.

Чалкача ненароком наступил на нее. Заметив А т а к а п а

обрадо-

1СЯ.

Немой гримасничал, хлопал руками по голяшкам унтов, горби맕; показывал жестами, что старуха-мать ходить не может. Атакан
Щрошо понимал Чалкачу. Шуленга-волк — угнал дареных
оленей.
лесные угнали остльных. Нету больше у Чалкачи оленей. Он
: мать к озерку. Там она ловит рыбу.
Потом нашел на чьей-то
!Й саибе этот ушой. Перевозит пожитки.
Нет у Чалкачи пороху, нет свинца. Увез шуленга огневой запас.
Ч а л к а ч а . Ослабел.
— засушенная коробом шкура.
61

Ушой вытянули на речку и отправились за старухой.
Шушмяниха сидит над лункой. Рыбачит. Перед нею лежит примерзший ко льду карасик. И сама старая, кажется, тоже примерзла —
не встает... Сморщенное сухонькое лицо, слезящиеся от хиуза глаза,
в сетке красных жилок, они не выразили ни радости, ни удивления.
Губы Шушмянихи странно вспучены. Она вытащила изо рта бормашей. Бережно завернув их в тряпочку, положила в берестяную коробочку, спрятала за пазуху... На холодного бормаша какая рыба
клюнет? А за щекой бормаш живет, шевелится, дух особый, манящий
рыбу, приобретает.
Шушмяниху вынесли к реке и усадили на ушой. Пока везли, она
несколько раз падала, беспомощно барахталась в снегу, ожидая, когда ее поднимут и усадят вновь. Редкие ресницы старухи смерзались.
и Чалкача бережно тер веки матери пальцем, разлепляя их.
Ч а л к а ч а внес мать в джукиян.
Отогревшись, Ш у ш м я н и х а взяла у Лавик ползунка Кольку. Своих
внучат нет, так рада бабка приласкать чужого. Дряблая рука ее гладит свеженькое голое тельце.
Ох, Кародя, как жить ш тобой будем? — сетует Шушмяниха. Ты беж одной ноги, а я, шитай, беж обоих.
- Поправимся! — бодрится старик, вытряхивая на шкуру наконечники к стрелам. Ими тотчас занялся Гуривул.—Гуривулка прокормит. Медведей бьет у нас Гуривулка, у-у! Ты пей чай, старая.
Гуривул перебирает наконечники: тут и «клюв дятла», и «козьи
копытца». В а ж н и ч а е т Гуривул — медвежатник.
Кародя обстругивает лиственничные и черемуховые заготовки для
самострелов, подает их Чалкаче:
Учи дерево, богатырь!
Ч а л к а ч а сгибает обструганную черемуху сильной рукою, натягивает поданную Атаканом жильную тетиву, снова гнет дерево, отпускает звонкую тетиву: теперь знает черемуха, что от нее требуется.
Кародя сравнивает самострелы.
- Гуривул! Из разных деревьев самострелы рядом ставим. 3<<
чем? Хе-хе! Смотрит черемуха на лиственницу, лиственница—на ч^
р е м у х у : кто первый зверя залучит? Ревнуют друг дружку, хорог.
зверя ждут...
Ш у ш м я н и х а брызгает вокруг себя чаем.
Худо хозяин пошоблял нам ш Шалкашей на штаром-то мешг
Не ж а г н а л на шамоштрел никакой жверюхи... Чего ж вы, охотники
Шем кормить наш будете? Я молодая ш а м а медведей режала. ВсШ
к а р а ш е й хоть наловить...
- Атакан хозяина загонит,— уверяет Кародя.— Ты чай-то пос•>
ли, сытней будет. Потерпи маленько. Сама резала медведей. Ип'
удалая.
Шево теперь-то, ноги ноют, пурга идет...
Идет, идет Великая Длинная Пурга. Знает Кародя, что плохи дла, только виду не подает. Все знают да боятся и говорить...

О и м о й подолгу стоит безветрие, и уже в начале улок-турана — мое*
ца обманного тепла — на угревистых местах мокрятся стволы т
ревьев — тает набившийся в щербины снег.
Потом весна исподволь подсылает своих лазутчиков — теплые мтерки. Но приходит время—и стрянут эти ветерки в распадках, з а ы м
ваются, почуяв гнев севера. Злые духи нянчат Великую
Длинную
Пургу в ледяной зыбке, когда становится ей тесно в той зыби- ии>
62

пускают... Расправит она крылья — клонись все живое перед нею!
Хвост ее бьется еще на севере, а когтистые лапы рвут
воздух уже
здесь, ледяное горло трубит, оглушая тайгу, с неистовых
крыльев
срывается тьма острых иглистых
снежинок.
Взметается вьюга на сопки и падает всей силой на долинный лес.
Джукиян прячется в устье бокового распадка, в частом молодом лиственничнике. Дрожит джукиян.
Будто пестом толчет пурга дым, прибивает к огню, разметывает
по з а к у т к а м жилья. Кашляет, ревет Колька. Голодный Колька ревет...
- Уа-а-а...— не берет Колька пустую грудь. Лежит Лавик с открытыми глазами. Пурга воет:
- Ыйи-и-и...
Жмется А я р и к к матери. Лежит Баргидак с открытыми глазами.
Пошевельнется Гуривул в спальнике, Кародя руку на него положит.
- Спи, спи... Так лучше.
Ш у ш м я н и х а тихонько похрапывает.
Ч а л к а ч а гладит свою собаку, тезку Пурги, Ыйи. Мычит ласково
Чалкача:
- Ыйи-и-и... Ыйи-и-и...
Атакан гладит Каннамэ. Раздвигает черную шерсть, следы волчьих клыков разглядывает.
Посматривают друг на друга А т а к а н и Ч а л к а ч а . Отводят взгляды...
Дремлет Кародя. Хлопнет покров джукияна — и смолкнет пурга
мгновенье, прислушается — есть ли еще где-нибудь живое? А-аааа! Ыйи-и! Дышите, притаились? И могучий ветер вспарывает воздух,
частает его, кидает направо, налево.
Дремлет Кародя. Не спит — боль в ноге. Стар Кародя. Больше
иестидесяти лет смотрят на мир его глаза.
И нет у него
мечты
страстнее, очень хочет он побывать на берегах великого Ламы-озера.
Голодный волк так не алчет еды, как старый Кародя хочет повидать
родину.
...Звеня колокольчиками, пришитыми к рукавам куртки, Кародя
1грал подле жилища. Мать, занятая по хозяйству, не заметила, как
тдалился звон. Мальчик пустил стрелу в горелый пень, бросил своих
еревянных зверьков и убежал на берег. Тишина стоит над безбрежной равниной синего Ламы-озера, золотые рыбки солнца пляшут на
оде у галечной косы. Кародя шарится на косе, потом дальше уходит
узкой полоске галечника. Мальчик ищет камешки с дыркой. Редко попадается такой камешек. На рыбодельне русские ребятишки зоцут такой камешек курьим богом.
С темных хребтовых отрогов ползут к озеру низовые тучи, словнв
1ифые и самоуверенные звери, они скрадывают все, что есть живог*
ни очере... Вдруг с берега п а х н у л о тугим горячим воздухом — и тучи
М п н у л и с ь в озеро, взорвались водяной пылью, р а с т о л к н у л и воду уп| | у | м м и волнами. Идет водяная стена к стене к а м е н н о й , и между ннМн
Кародя...
В ужасе кричит мальчонка. Бежит. Падает. Закрывает голову
| | \ к п м н . Ждет у д а р а . В этот миг его подхватили руки матери. Свист,
»н(|. гуденье ветра... Водяная пыль, смешанная с тонким песком, забиВ|Т глаза. Мать бежит под скальной стеной, а волна надвигается,
^ИТгч, нависает... Как хватило сил у хрупкой орочонки убежать от беШгнон волны?
..Мать спрятала сынишку в джукияне. Они слушают, как гроз•М* налы берут приступом утесы, сотрясают берег. Мать нашлепываИ Ь.фодю — и плачет, плачет...

6*

...Больше Кародя не видел отца. Отец в тот день
рыбачил на
озере.
...Очнулась, завыла Ш у ш м я н и х а :
- Ходил шын далеко, много белки пршюшил... Купец оштавнл
' , , ; < . " кншлого да машла два фунта коровьего... Много белки купцу
в шайбе оштавили, все забрал купец... Машла два фунта оштавнл да
х т е б д маленько кишлого... Раштопили машло в котельке, шразу выхлебали... Чаю пожалел купец, шульту пили...
Опустил Чалкача тяжелую голову. Прижал к себе Ыйи, в шерсть
собачью спрятал глаза.
А т а к а н гладит Каннамэ, спасителя своего, друга.
Ч а л к а ч а расстается с Пургой -- соболезщицей. Сколько лет помог а л а Ыйи охотнику долги отдавать...
- Ыйи-и-и...
Раскачивается Шушмяниха, подвывает пурге:
- Пошел шын ишкать — ловить живое, недалеко пошел, мать
одну штоб не брошить надолго... Пошел шын живое ишкать, ловить,
продать штобы... Хороший шын пошел - - дров много нарубил матер!',
грелаш штобы, не плакала... Оленей ушталых берег шын, недалеко
пошел, пешком пошел... Шидит мать у огня, греетша... Ужнали волки:
мать одна шидит — греетша, шын ушел, ружье унеш...
Вскочил Чалкача, выбежал из джукияна. Воет Шушмяниха:
—...Как ужнали волки — нет опашношти...
Вздохнул Атакан облегченно, прижал голову Каннамэ к коленям.
И никто не слышал того вздоха.
- ...нет опашношти... Штали кругом жилья кружить, зше кругом
бродить...
...Вбежал Чалкача в д ж у к и я н . Рванулась следом за ним пурга.
Бросил богатырь бездыханную Ыйи у огня. Забился в угол, стонет, зубами скрипит.
- Ый-и-и... Ыйи-и...
Качается Шушмяниха.
- Шлабая штаруха штала мать... Молодая была -- медведя решала... Штарая, шлабая штала мать... Ловушки мать шмотреть не может.
от огня отойти боитша... Рыбку, хоть одну маленькую, одним крючкоу
твоим поймать не может... Вшяла мать пальму, к волкам пошла...
Идет, падает... Гонят волки оленей пошледних... Не догнать волков матери... Шовшем-нашовшем угнали...
Ползет Баргндак к мертвой Ыйи. Ножик берет Баргидак...
- Нет оленя — пешком идет штарая... Идет, падает... Шын шак:.
ташнт. шобака ташит... Промышлять не может, в хорошем меште пр
мышлять не может шын... Четверо идут -- шын шайки ташит, шобак
тащит, штаруха идет, за н и м и шмерть идет, голодная шмерть идет
Ч а л к а ч а вдруг сел, с р а з м а х у швырнул на шкуру что-то деревян
мое. Барилака!
- Ый-и-и...
Прижал Чалкача божка п а л ь ц а м и за ноги, хлещет ременной о г ь >
некой. Дышит страшно Ч а л к а ч а — будто с медведем борется; гла <
сумасшедшие, рот оскален...
- Ыни-иии!..
Хлесь! Хлесь! Хлесь!
Завыла опять Ш у ш м я н и х а :
- Ленивый ты штал, хожяин наш... Удачи ш тобой нету на--:
Беж шобаки ошталиш мы -- вовше худо... Уж мы тебе хвоштов бели
чьих в поштель напихали, мягко тебе, в тепле держим... Шовшем (»
ленилша ты!
- Ыйи-и-и... — Хлесь! Хлесь! Хлесь!

- Помрем ш голоду, как жить штанешь, хозяин? Штрелять-то
шам не умеешь, небош... Кольки маленького поштыдилша бы...
Хлесь! Хлесь!
- Ыйи-и-и...
ГЛАВА ВОСЬМАЯ

1

Г1рилетели в тайгу вороны и галки. Освежилась зелень сосен. Козы
утрами долго шарятся по желтым чистым увалам, потом ложатся,
исково греются на солнышке, не хотят уходить в сивер, хрустящий на•овым снегом. Наскучались козы по зелени, снятся им синие ургуйки...
И Кароде свое мнится: едут сородичи на мартовский суглан в Торму. Едут веселые люди. Пьют чай на Чаевном ключе...
Садится старик на пенек. Шушмяниха по весне тоже ожила, пере^^ ала выть. Подвешен на солнышке к сучку берестяной олек, баюкает
старая Кольку.
Кародя положил свой костыль.
- Поженимся с тобой, Ш у ш м я н и х а . Я без ноги, ты без зубов,—
чем не пара, а?
- Дурак штарый!— ругается старуха, к а ч а я олек.
— Шынка мне родишь, а?— дразнит Шушмяниху кузнец, шепелявя. — Олениха, как теленка принесет, рога теряет. Баба после родов
нравом мягче становится, а? Приласкай меня... Как багул расцветешь!
- Коштылем прилашкаю!— сердится старая для виду, а самой
Лестно Кародино заигрывание.— Молчи, выбитая кошть!
Охотники, как улеглась пурга, на три оставшиеся патрона добыли
Трех зверей. Ищут теперь охотники людей, чтоб пороху, свинца спросить.
Аярик высматривала неподалеку прошлогоднюю бруснику. Ее
спугнул треск в кустах, она бросилась к джукияиу.
- Девочка, не убегай,— о к л и к н у л и ее появившиеся из зарослей
М у ж ч и н а и женщина.— Постой, девочка! Не бойся. Вы чьи?
В глазах людей просительная ласковость. А я р и к остановилась за
Кустом, нерешительно оглянулась.
- Не бойся,— уговаривала женщина.— Ты скажи своим, чтоб
Мы нам дали, сюда принесли бы.
- Вы к огню идите,— пригласила Аярик, все еще прячась.
Кародя удивился — почему люди не подходят? Напрягая горло,
(фикнул:
- Эй, народ, чего не идете?
Женщина двинулась вперед, но мужчина остановил ее. Лица у обо• пугливые, одежда оборванная.
- Бому!—сообщил мужчина.— С Глухты-речки прибежали мы...
| взяла бому... Три дня ничего не ели. Еды дай, сагды...
М>ому! Черная бому! Несколько мгновений они молча смотрели
•I"' д р у г у в глаза — пришельцы и хозяева.
Пороху-свинцу маленько дай, сагды,— простонал гость.
Пг-женцам положили на пенек кабаньего мяса. Баригдак изви1сь:
- Лепешек нету. Нету муки... Табачку у вас не найдется? Я уж
•ми день мох курю.
К.фодя и не подозревал, что женщины берегут махорку для охот^
и для него, а сами пробавляются зеленым мохом.
0|ужчнна положил на пенек свой кисет, и Баргидак натрусила из
ни о т а б а к у .
Лг« 6.

65

Наевшись, гости рассказали:
- За четырьмя хребтами кто стоял?—мужчина махнул рукой на
север.— Мертвые люди в джукияне лежат, упряжь оленья разбросана...
Так нету пороху?
Г* оорудили на скорую руку лабаз. Сложили в него лишние пожитки.,
Покочевали.
Вечером, отаборившись, раскидывали кругом жилья головни, по
всей ночи били в котлы колотушками, отпугивая бому. Баргидак будила усталую Лавик, просила подменить ее. Гуривул поднимал Атакана
и передавал ему котел с палкой. Ревели Колька и А я р и к -- они не
могли спать от железного грома.
Люди, заполошно метавшиеся по тайге, нередко натыкались на
кочевой табор. Одни, не отзываясь на оклик, ускользали в чащу, другие прятались в кустах и просили еду, порох, свинец. Бому сделала людей лукавыми: может, и есть у человека огневой припас, но боится он
голодной смерти — и просит впрок.
Солнце, чуждое человеческим бедам, бесстрастно взирает на таГ.гу.
Живешь — живи, помереть хочешь — помирай... На увале играют зайцы. Каннамэ погнался было за косыми, но быстро вернулся, пугливо
поджал хвост, косясь на береговые тальники. Мертвых людей встретил!
И подхватывают кочевники носилки, на которых сидит Кародя; старик
берет к себе Кольку. Чалкача подымает на загорбок свою мать. Подальше от этого места...
Только остановились к вечеру, как Гуривул прибежал с вестью:
люди мертвые рядом! Посмотрели издалека. Глава семьи, Дегиул Елбонов, лежит, уткнувшись головой в корни дерева. А зять его сунулся
в куст багульника и висит на упругих прутьях. Так и зацветет багул,
придавленный мертвым телом... Тяжело поднялась в воздух воронья
стая.
Чаще стали встречаться вороны.
- Прииск близко!—говорит Кародя. Старик виновато и призк I
тельно смотрит на своих носильщиков — Атакана и Лавик. Просит:Отдохните!
На этой стоянке Аярик пожаловалась — голова заболела. Шуш" -\
ниха обмерила голову девочки ремешком, сложила ремешок и зак\\;|
ла его на краях сгибов.
- Пройдет. Уштала ты, внученька.
Но А я р и к слегла, не дождавшись, пока сварится еда. Личико
покрыла краснота, пересохшие губки шептали:

- Голова... Голова болит, ани...

Немного погодя, девчушка стала жаловаться на боли в жив'
Потом ее рвало...
Бому! Прошлое вернулось: играла Кародина дочка, глядь —
жала к себе куклу, слегла. Скоро ее не стало...
Трясясь всем телом, старик кидает на жаровню остатки кабаш/ I •
сала и молит богов, заклинает. Лавик убежала куда-то с Колькон, • >
не могли дозваться. Атакан мрачно смотрит в ту сторону, где лприиск. Шушмяниха тянет Чалкачу за рукав, боязливо озираясь.
- Идем, шынок, Лавик поишшем... Идем шкорей...
С немым отчаянием на лице сидит подле дочки Баргидак — см
шая, бессильная.
- Сестреночка, прииск скоро. Сахару дадут, конпеткыл А Ь к м I
ка даст. Я его пять раз сразу обыграю, конпеткыл все тебе дам
куколку твою, возьми.— Гуривул протягивает сестре игрушку... Л
ловит мальчика за руку:
66

-7.

— Пойдем.
Судорожно вздымается маленькая грудь девочки. А я р и к уже без
памяти.
2

14 а приисковой дороге, среди клочков сена, беспечно прыгали воробьи.
От большого костра оторвалась фигура человека. Человек кричал, размахивал руками. Потом показались всадники с ружьями.
Впереди на караковом жеребце скачет Гуськов. На нем красивый
коричневый полушубок с белой опушкой, перетянутый блестящими
ремнями.
- Стой! Стой!— ревет урядник, осаживая коня.
- Не сближайтесь, господин урядник!— кричат ему скачущие
сзади.
Уряднику ответил чуть слышный голосок:
— Гусика-а...
Будто пол-лица потерял Гуськов. Сердце перевернулось... В тишине — детский шепот:
- Гусика-а-а...
Гуськов рванулся было вперед, но страх оказался сильнее, н он
передался коню, этот страх. Конь спятился...
Борясь с самим собою, Гуськов выдернул наган.
- Кародя тоже болной,— заикнулся Атакан.
- Ходите!— крикнул урядник.— Ходите! Ходите!..
Мушка металась. Гуськов орал, чтобы не слышать детского зова.
- Ходите!..
Счернело по стволу... Грох!
Каннамэ ткнулся носом — и закорчился на дороге. Даже взвыть
не успел.
- Ходите!—неумолчно кричал урядник.— А то стража вас перещелкат... адали куропаток... Мертвяков сожигайте... последу штоб
не было...
Шушмяниха униженно завыла, опускаясь на колени. Рядом с нею
упали Лавик и Баргидак, даже Чалкача. Только Атакан с Гуривулом
стояли, а Кародя сидел на носилках, уставившись в черный зрачок
наганного дула, из которого еще вился чуть приметный дымок.
В ответ на Шушмянихин вой Гуськов выстрелил над головой Атакана. Охотник не шелохнулся. Сплюнув на дорогу, бросил по-русски:
— С-собака!
Атакан не сразу поднял носилки. Он схватил с них потку, развязал ее и швырнул вслед отъезжавшему уряднику свой и Кародин форменные мундиры...
3
Медвежистые цепники басисто залаяли, заметались. На крыльцо вышла женщина — полушубок внакидку, простоволосая. Окликнула:
- Кто там?
- Ты открой ворота, Карповна. Хрестного твоего привезли, пособки просить прикочевали,— отвечает за забором Кародя, втягивая
дразнящий запах горячего хлеба.
Цепники хрипят, душатся в тугих ошейниках. Вера Карповна прикрикнула на них. Помолчала.
- Ты открой, пожаласта,— просил за забором тот же голос.—
Колька-то, хрестный Графа Савелича, забыла, чо ли? Кародя я,
Семен...
- Больные, поди?— осторожно спросила зимовщица.— Не велено
пускать вас, зараза ходит, сказывают... Муж-то все равно прогозшт вас.
68

- Зараза-то нету. Нога с-поманая у меня, у Семена. Ты хлеба дай,
голодны мы. Савелич-тс где?
Вера Карповца всплеснула руками.
- Господи, хлеб сгорит!—- она хлопнула дверью.
За забором вполголоса переговаривались: Кародя чему-то учил
женщин. И когда поповна снова появилась на крыльцо, хор из нескольких женских голосов, возглавляемый Кародиным тенорком, стал молить зимовщицу:
- Хлеба дай, Христа заради-и... Христа заради... Молока хрестному дай, голодный парнишка-а...
'Вера Карповца переброси-Ла через забор три к а р а в а я и два кружка мороженого Молока.
- Тарас! Тдрас'—кричал а она работника, обретавшегося где-то
поблизости, но тот не отзывался.— Не подпускай их к бане, Тарас.
Когда орочоны отошли от ворот, поповна отважилась открыть калитку и побежала к топившейся бане. Орочонам наказала:
— В лес уйдите Тарас в-ам еще хлеба, молока принесет. За полверсты кочуйте.
...В дверные щели бани валил пар, ударяя в ноздри сивушным духом. Тарас, разомлев густо х р а п е л н а полке. Хозяйка растолкала его.
Он помотал чубатой головой и непонимающе уставился на нее, сверкнув бельмом.
- Упился?
Ни. Угорев, видать. Та спробовав малость первачка, з меня же
ж Евграф Савельнч сорт ' с пр>ашивають: нэ спробую — как знать, яка
бурдомага получилась,. Четыре ведерки вчерашних...
Узнав, что пришли орочоны, работник махнул рукой:
- Ничего не приключится. Горилка -- она усяку заразу отшибае.
Тарас догнал орочонов, переголзорил с ними издалека. Пообещал:
- Хозяйка уйдэ, я до вас з горилкою приду. Тай табачок принесу. Таборуйтеся на ключике, тут недалече. Горилка заразу отшибае...

О первый же день прихода орочонов Евграф навестил их. Он присел на колоду в пятнадцати шагах от джукияна.
- Припас дам, стреляйте зверя.— Напустив в глаза грустинку,
Евграф вздохнул:—'много вашего брата полегло. Много!
- Много,-вздохнул Кародя.
Пусть изгнал и из из рода. Пусть. Но сейчас, перед лицом такой
беды? Неужели шуленга и Хогды еще будут помнить старую обиду?
Спасая род, все уцелевшие должны теперь объединиться для новой
жизни.
- Графа Сахелич,— с к а з а л Кародя,—народ-то на суглан съедется. Атакану дал б ы коня съезА н т ь . а ?
- Какой там к "черту суглан! Подумай сам, кто вас до Торгамы
пустит? На север Сакаулов утек. Это я с вами по-христиански...
А девочка где? Не погмерла?
Кародя поспешно заверил хозяина:
- Нет, ково не.. .У родни гостит.
Обратно Евграф шел стороной от протоптанной орочонами тропки.
Через полмесяца., убедившись, что гости не болеют, Евграф велел
Гарасу оттащить оро-чопкам илкуры из а м б а р а .
- Пускай ц н у т да шьют, нечего без дела-то сидеть.
А ещё попозже зимовщик привел в амбар Чалкачу.
В амбаре сумрачно, пахнет кожами, конской сбруей, мукой.
- Садись,- зимовщик у к а з а л на тюк.
69

Чалкача сел, чувствуя, как потрескивает под ним сухая мездра
шкурок. Огляделся - - тюков множество. Хозяин бросил на пол один
из них, развязал. Собольки! Шелковистая нежная шерстка мерцает в
полусвете маленького вентиляционного окошка. Вот почему Евграф
держит при амбаре медвежистых черных цепников...
Евграф зажег свечку. Достал гладко обструганную палочкулопатку.
- Смотри и делай так.
Он закоптил лопатку в пламени свечи, положил на колено соболевую шкурку и стал водить лопаткой против шерсти. Когда шкурка потемнела, он натер ее новой свечой и расчесал костяным гребнем.
- Славно?—Евграф поднял шкурку за хвост.— А подшерсток
темни так вот, дробью накатывай. Понял?— Зимовщик потрепал Чалкачу по плечу, улыбчиво, ласково заглянул ему в лицо, вызвав ответную улыбку.— Давай!—сунул в руку немого лопатку...— Пей-ка, теплее штоб было...— Евграф поставил кружку и с уважительным восхищением ощупал бицепсы охотника.— Здоров! Мне с тобой не тягаться...
Посмотрю, какой ты мне работник справный будешь. Кормить хорошо
буду — тебя и мать. Завсегда при мне будешь, навроде конвойца, понял? Пей!
Чалкача довольно мычал, тая от хозяйской доброты.
Атакану Евграф пообещал:
— Как утрясется все, оленщиком тебя сделаю. Своих олешек завести хочу. При оленях будешь. Ездить зимой станем, торговать.
Молодой охотник не верил в такое счастье. Кародя подковылял с
костылем, ободрил зятя:
- Живем, Атакаха! Спасибо тебе, Графа Савелич.
- А Колька-то, бутуз, располнел на молоке, а? Скоро ходить будет, а?
- У-у, будет, будет ходить скоро. Спасал ты нас, Савелич,— Кародя услужливо засмеялся.— Всех спасал: меня старого, Кольку
малого.
ГЛАВА ДЕВЯТАЯ
1

1>:ра Карповна после обеда спала с сынком. В доме закрыли ставни,
притихли мухи, слышно лишь негромкое похрапывание хозяйки.
Евграф выпил крынку холодного молока и вышел за ворота. Заглянул в заезжаловку. Храпят Тарас с Семеном-Кародей. Противне
воняет самогонкой. Пьют же люди такую дрянь!
Прасковья-Баргидак куда-то ушла. Говорит, у родни оставила доч
ку, ее на север увезли. Тоскует.
Нюрка сынка усыпила сероглазого. Шьет под березой. Все врем ••
шьет...
- Нюр. Ты погляди в баньке: каплет ли самогонка-то? Чегой-1
дымок притих. Тарас-то с батей дрыхнут.
Лавик встала, потянулась. Прогнула спину — грудь к небу... ГЬ
шла. Подле бани подняла дровец.
Евграф зашел следом и крепко прихлопнул дверь.
Лавик молча рвалась из его цепких рук. Молча. Он шептал:
- Нишкни! Только крикни — прогоню.
Чей-то кашель...
Евграф толкнул дверь настежь. Громко сказал:
— Дверь-то нашто захлопнула? Голова закружает... Чо, К а р е м
проспался?
- Кх-кх,—Кародя трет грудь.—Простывал я. Дурак. Пил холш
78

ны ключ — зачем? Кх-кх. Чай-то есть. Кх-кх. Лечиться надо-то, а? Надо-то, хозяин, надо-то...
Лавик, спиной к отцу, совала в топку дрова.
- Много чегой-то пьешь, Кародя. Дело забудешь. Надо по устьям
ехать, колья загодя наготовить, плетенку делать. Сенокос, жатва приспеют -- некогда будет заездками заниматься.
Старик все трет свою грудь. Морщится.
- Лечиться-то надо, хозяин. Ты, Лавик, пускай с нами ехать.
Корову дай—Кольке молоко. Хорошо ходить за коровой будем. Хорошо заездки делать будем.
- Ладно. Мясо-то не забывайте возить.
- У-у!—Кародя обрадовался, потирает руки.
- Нюр,— мягко позвал Евграф.— Данилка едет.— Глаза Евграфа пронзили Лавик.
Подъехали Атакан и Гуривулка. Рядом с жеребенком — сохатенок.
Охотники улыбались.
- Надежда — так зовут его,— сказал Гуривул.— Гладить не надо.
Боится. Потом привыкнет.
— Надежда. Я так назвал,— кивнул Атакан, отдавая
поводья
Лавик.
Уехали орочоны. Одна Баргидак осталась. Молчаливая, слова не
скажет. Чалкача - - немой, деловитый. Шушмяниха и болтунья, да
надоела.
Обрадовался Тарас, как привалила к зимовью первая ватага золотничников. В прошлом году не ушел с зимовья — нынче уйдет Тарас.
С золотничниками, с забубёнными головушками, старателями-страдателями. Лихой они народ, бесшабашное племя! Шумят. Бутылки, еду
требуют. Все подай, все на стол наставь -- и «ндраву не препятствуй».
Ковыляет Шушмяниха с трубкой в зубах из амбара, тащит бутылки
зеленые...
— Не разбей, старая! Ишь, сама нализалась, хрычовка!— кричат,
навстречу бросаются, ичигами стоптанными шлепают.
Нарушила война снабжение приисков провизией. Рано нынче пошел старатель в «жилуху».
Объясняется Тарас с Евграфом:
- Хватить. Покормив комаров.
Думает Евграф. Молчит.
- Добрый ты хозяин, Евграф Савелич. Радый я на тэбе процюваты.
Семья тоскуе.
Хочет Евграф развесилить Тараса, на козьи загоны везет.
Сидит Тарас в вершине распадка, орочоны улюлюкают снизу, коз
гонят. Пробежали козы. Подходят загонщики. Евграф с бугра скатывается.
- Что ж ты не стрелял, Тарас? Чуть не затоптали тебя...
- А за шо я их стрэляти буду?— на пеньке перед Тарасом кружI Ка с самогонкой да ломтик хлеба. Ружье в пяти шагах лежит...
Не охотник Тарас. Смеются орочоны. А Тарасу впору плакать. Не
I Дает расчета хозяин. Говорит:
- Сам ты в том году за семьей не поехал, дороги, чо ли побоялся.
Нынче привезешь. Дом тебе поставим. Вере Карповне уж как ты по дуШс пришелся, Савелка тебя любит...
Которая партия копчей прошла, а все не дает расчета Евграф.
Напился Тарас до чертиков. Пришел в хозяйский дом.
- Ты мэнэ отпускай. Бо цэбэрком по башке от этим стукну. От^ Пускай, говорю! Давай гроши!
И грошей не получил Тарас, и на зимовье не ночевал тогда. Как
71

одумался, вспомнил про мертвяка того -- сбежал в лес. Понял вдруг:
за что Евграфу деньги платить? Пришибет — весь расчет...
Спустился утром с горы Тарас. Подавленный, тихий. Повинился
перед хозяином.
- Ничего,— говорит Евграф. — Я уж Чалкачу было послал за
тобой. Где, думаю, сгинул? Тайга — не шутка...
А о расплате ни слова.
На первый Спас, за полмесяца до Успенья, гуськом подошла к зимовью артель. Падают с плеч тощие котомки.
- Бельмастый! Не признал?
Звякнул топор.
- Колька-а!— заревел хохол. Сердце запрыгало. — Зарос-то, як
узнать...
Они долго кружились, ухватив друг друга за ремни, Коля и Тарас. Аршинка дергал Тараса за штанину:
- Свинью съел хохол. Здоровый стал. Теперь я сьинью буду нсть.
Здоровый буду.
Савоська с Гришкой повернулись к подходившему Евграфу.
- С фартом, страдатели,— приветствовал зимовщик, скользнув
взглядом по котомкам. Резко нагнулся, приподнял одну: -- Ого! Пуста-пуста, а тяжеленька!
Ты чо ж не пускаешь Тараса, Евграф?—спросил Коля добродушно.— Ему в самый раз с нами. Давай, давай-от, рашшитываи
мужика.
Зимовщик покосился на Тараса.
- Нажалобился уж? Я тебе хлеб-соль, а ты мне коники-пряники
выкидывашь?
- Баню!— потребовал Коля.— Бритву. Да ты, Граф-Евграф, по
знакомству исподнее дал бы да рубашки свежие.
- Не нагреете?— усомнился зимовщик.
- Ты чо?—старшинка обиделся.— Возьмем воробушка, заплатим
за коровушку. И полотенца штоб были. И квасок. И молочка погребного.
Усталые, но веселые, копачи долго хлестались вениками.
Вера Карповна сама принесла груду белья и одежды, положила \
бани на бревна. Копачи, отталкивая друг друга, теснились у маленького банного окошка, оглядывая поповну.
- Ой, люблю баб!— взвизгнул Гришка.
Савоська, застыдившись, отвернулся от него.
- Оженю тебя, Савоська, зелен черт спохмелья!— крикнул с пол
ка Коля.— Потерпи, сударик, таку цацу оторвем! Подкинь на поясницу!
Савоська черпнул ковшиком воду - - взыграли мышцы под белом
кожей. А шея да голова у п а р н я — будто от чужака: бурые, загорелыТолько глаза те же, серые. Нет, не те: взрослые. И тонкий, хрящеват],:л
нос уж не хрупко глядит, а красоту дает. Орел Савоська!
- Дай я тэбе спинку потру, Савося,—угождает Тарас. Потом п
реходит к Аршину, натирает его с головы до пят.
- Як приидэшь до хаты, Тимербайка, як покажешь мошну,— м.ч
тушки-и! Жинка вже ж тэбе у тазике постирае, на кроватку кине, р > ш
ничком з петушками утрэ, тай покахае...
Вася не'снял нательного креста. А номерную бирку с руки и в < >
се не снимешь. Худо придется без этой штуковины, как встретн:.и.
власти.
...Всегда носит Вася свое полотенце, в чистоте держит.
мокрым полотенцем. Фыркает. Размеренно жалуется:
- Жалыка-а. Уф! Моя кончайла.
Забрав обмылок, Вася первым выбегает одеваться.
72

- Куды мыло попер? Хозяйское,— кричит Гришка, разлепив
мыльные глаза.
Коля хлещется веником. Приостановится, прислушается - - не зачуется ли еще где на теле хоть махонькая зудинка?
- Наддай, не жалей — кто там?!
Доволен Коля Гришкой. Доволен Васей. Всем светом божьим доволен. Аршинка коней заведет — радуйся татарская душа! Савоське
молодка будет. Гришка гармошку купит, тальяночку. И обмылка хозяйского не возьмет теперь Гришка, не то что добро чужое. Научил! Отбил жадобу переселенческую. А Вася — этот что соль. Замечаем,
как не стает ее. А без соли — хана. Кабы не Вася, и мыла б не было у
артели, и много чего.
3
1/огда уселись в заезжаловке за столом, Гришка пристрастно обратился к Евграфу:
- А ты, Савельич, пошто баб не держишь? Ладно ли оно: пить
и штобы без баб? Ты хочь хозяйку для приглядки посылай сюды.
Все -- побритые, прихорошенные -- смотрят на Евграфа.
- Даешь Веру Карповну!—тонко взвизгнул Гришка.
- Даешь!—подхватила артель.
Евграф развел руками, задержал на лице долгую неуверенную
улыбку: что, мол, с вами, баловниками, поделаешь...
- Раз обчество просит,— пожалте, братцы. Не испортите мне
элько бабу...— Кивнул Шушмянихе:— Зови Карповну.— Вдруг пере1умав, остановил старуху:— Сам позову.
Приплыла хозяйка: белотелая, дородная, соблазнительно грудастая, горячим боком подсела к артельному голове, обласкала всех маленькими медвежьими глазками. У Гришки Ступицына голова закружилась, дрожь проняла с головы до пят -- на огромных грудях зимовщицы сосцы пробивались упруго, обрисованные цветастым платьем.
Все удивленно уставились на хозяйку, будто не сами ее призывали. Потом вдруг взорвался дымный воздух зимовьюшки:
- Даешь Веру Карповну-у-у! Ур-ра-а!
Пили за здравие Евграфа Савельича, за то, чтобы зубы выросли
у Шушмянихи, чтоб дал бог Чалкаче язык... Плясали босиком, развесив
Ми дворе свои чирки, ичиги и вонючие портянки. Шушмяниха унесла
Портянки пополоскать в ключе. Чалкача тихо сидел на корточках у
Мечи, что-то жевал и смотрел на приплясывающие ноги—крупные, расммтанные Колины, детские — маленького А р ш и н а . Только Гришка
Ступицын не плясал: его босая нога то и дело нажимала на ногу
Игры Карповны. Гришка клонил к зимовщице белобрысую голову на
1.1ИНИОЙ шее, похлопывал себя по картинно татуированной груди, разНгжпшо з а г л я д ы в а л в глаза поповны.
Евграф нырнул в зимовье, Гришка отшатнулся от Веры КарпозНы н топко а х н у л :
И^их, приисковые порядки
Для одних хозяев сладки,
А для >нас —» беда!

- А для нас беда! — подтвердил Коля Чалдон, п р и с т у к и в а я ку)м но столу.— Да только чхали мы теперь на тех хозяев, братцы!
^^ 1.но пожили, Савельич! Покедова до нас команда войсковая добра^^НЬ мы уж — ищи ветра в поле... На Королон убегли!
• Так оно, да из песни слова ить не выкинешь,— возразил Аршин.
Нестройный хор продолжал:

К

И-их! Как исправник с ревизором
По тайге пройдут дозором Ну, товды смотри!
73

- Ну, товды смотри!—Колин кулак грохал по столу
пестом.

рудничным

Один спьяну, яругой сдуру
Так облупят тебе шкуру —
Только держись!

Чалкача покинул избушку. Хорошо служит Чалкача. Скоро хозяин
женит Чалкачу...
Немой обошел зимовье, приподнялся на носки, заглянул на чердак
низкого домика. Есть такие хитрые старатели: все разуются, одежду
с себя поскидают, а этот сидит одетый, пьет самую малость, потом
незаметно выскальзывает «до ветру», достает с чердака свою котомку,
ружьишко — и рысью к речке... У такого наверняка есть золотишко.
Этот за так не спустит деньгу. Хитрый. Но Челкача еще хитрее! Лодку ищешь, старатель? Нету лодки. Чалкача угнал ее, спрятал. Ищи!
Так, правильно: иди по этой тропке берегдм, здесь густые тальники. У
песчаной косы тальники обрываются. Обрываются, здесь и жизни человечьи...
— Голова чегой-то болит. Ну, спокойной ночи честной компании,—
прощается Евграф. —Ты, Карповна, не задерживайся. — Евграф зевнул. — А зимовьюшку, братцы, заприте на крючок, чтобы сумлений
не было.
Дребезжит окошко в зимовье:
Там не любят
Там, работаем
Двадцать два
Двадцать два

шутить шутки,
мы в сутки
часа.
часа!

С силой выдыхают груди - - шерстистые и голые, могучие и впл
лые, орут продымленные глотки, искаженные рты, вдохновенно-печаль
но горят глаза...
Щи хлебаем с тухлым мясом,
Запиваем кислым квасом,
Мутною водой.
Мутною водой!

Аршин первым свалился на застланные сеном нары. Гришка, к.1
чаясь за столом, о чем-то давнем спорил с Савоськой:
- А в-вот ув-важил бы ты м-меня товды, другой бы разговор
Коля, цепляясь за стену, добрался до нар и рухнул... Тарас наГ>р<>
сил крючок на петлю и упал рядом.
Пошатываясь, подошел Гришка к бане, взялся за ручку днсрм
нагнулся...
Удар в темя — и кончился этот счастливый вечер для Гришки. Ч,> >
кача отнес бесчувственное тело к речке.

"Угром, поплескавшись в ключе, Аршин вернулся в зимовье. Всг\
застал в лихорадочной суматохе: искали пропажу. Ползали мм " •
ляному полу под нарами, разгребали сено, перетряхивали т р н м ы изголовье, в печку заглядывали. Аршин взялся резать ремешки и.
суках Шушмянихи. Непослушные пальцы не справлялись с у.и'л
- Не трожь!—прикрикнул Коля.— Тунгусы не берут золмт
Шушмяниха прибежала в хозяйский дом, пожаловалась: тт
ху дном перевернули копачи, ее турсуки порезали...
Подошел Евграф Савельич. Удивленно воззрелся на с у м а т м \ у
- Чего это вы, братцы?
- Эх, Граф ты Евграф, граф таежный и есть... Спрашивжмш

шо — чего? А оно того! — Коля Чалдон метнул в воздухе рукой от своего кармана к карману зимовщика, из прокушенной губы сочилась
кровь.
- А где этот, белобрысый ваш?— невинно спросил снова Евграф,
не принимая намека.
Всех передернуло. Отстранив Евграфа рукою, Коля шагнул через
порог и рявкнул в сторону ключа:
- Гришка-а! С-сука-а!
Копачи сбились жалкой кучкой подле зимовья.
- От.— Евграф обиженно замигал.— Человек-то у вас удрал.
Что ж на меня грешить, православные?! За мои хлеб-соль...— Он махул рукой.— На крюк ить вы запирались на ночь-то... Кто, окромя своего, вашего? Он, белобрысый, Гришка... Вспомните-ка, братцы, вспомите-ка, православные.
Ничегошеньки не помнили копачи.
- Кажинного обобрал, стеррва! Стер-рва!—Коля рванул на груди
убаху.
В зимовье прибежал Савоська. Он тоже ревел. Вася Чэнь Бэй-линь
покоительным тоном вполголоса увещевал их:
- Нициво, нициво. Баба тебе нету, тебе мужика ести, сачем тебе
акай? Фу!
Речь многотерпеливого китайца охладила и Колину ярость.
- Будя бабиться. Где наше не пропадало? Заробим,— решил КоШ1Я и с неестественной бодростью попросил:—Ставь, хозяин, винца, да
Е.По бутылице на молодца.
— Дак как, паря-братцы, неужто и за хлеб-соль заплатить нечем?— обескураженно затянул зимовщик.— Может, охмуряете, задаКром, значится, пить-исть, штобы - - и айда... А? Живешь тут как зверь,
Свету божьего не видишь, угождай тут, прислугай всем, все требуют Е
Начальство, старатель. Всем дай. Разор. Разор один!..
Савоська, до сих пор молчавший, с ненавистью процедил, играя
Желваками:
- Уж какой свойский был Гришка. На свадьбе, говорил, на твогй, Савося, гармошку растяну... Зря ты его взял в артель, Коля. Может,
догоним еще?
- Вылечить хотел, гада, от жадобы.— Коля жевал цигарку. —
Где уж догнать... Давай похмелку, Савельич.
•• Надсмеялись, ишшо хозяйке силком в рот вино лили, чуть жиЩя лежит... Лапались... Вот всегда вы так: промеж себя правды у вас
Ц*Ту. Сойдетесь — один с горы, другой из ямы, не знаючи друг друга,
0мо и выходит, — резонерствовал зимовщик.
- Постой. Ты меня зиашь, Савельич. Заплачу. Дай срок - - заМичу.
Ьнграф, остановившись вполоборота к старшинке, бросил:
- Целуй крест.
' Коля потянулся к Васе и трижды прижал к губам маленький на^^ВЫм крестик.
- На, на, на!
- От, а на самом-то креста и нету,— осудил Евграф.
Так? На!!! — старшинка сорвал с уха серьгу и бросил зимовМиу
Тирас успел нагнуться раньше Евграфа. Схватил серьгу и вернул
- Не подымай!— Коля с маху ударил Тараса по руке. - - Бери,
1>ери!
••граф поднял сережку. Покачал головой.
- Разор, один разор!
75

- Коля, я же ж заплачу. За усих!

Хай вин

мени

гроши от-

дасть.

- Дело говоришь, Тарас,— поощрял зимовщик.— Только чегойто ты добрый стал такой... Забогател, а?— Евграф обвел всех глазамильдинками. — С вами нть тоже спал Тарас-то...
И чуждо уставились все на Тараса... Коля подошел к хохлу вплоть,
взял за плечи, долго и неотрывно смотрел ему в глаза. Тарас вдруг
рванулся к Евграфу.
- Душегуб! Убивец! Шоб тоби очи повылазили! Мутишь людей!
Убью! Давай гроши!
- Н-но! Убивалка у меня в кармане.— Евграф вытащил кошель,
спросил, на сколько еще будут пить копачи. Высыпал деньги на стол,
приложил несколько бумажек.— За вчерашнее взял, за рубахи и за
похмелку. Зря лаешься, Тарас. Я ж так, штоб правду узнать людям.
Евграф ушел. Забыл вернуть Коле серьгу. Снова захмелялись копачи, опять надрывно, с бессильной яростью орали:
Много денег нам сулили,
Только) пшик мы получили —
Вычет одолел.
Вычет одолел!
Выпьем с горя на остатки;
Заберем себе аадатки —
Да опять в тайгу.
Да опять в тайгу!

Утром, в тумане речном, долго кричали Аршинку. Когда тумач
расползся, увидели за ключиком, на опушке... Висит А р ш и н к а на березе, склонив набок голов\, рубаха новая велика, чуть не до пят, ступни
обвисли, будто на цыпочках в воздухе привстал
- и слушает, с т \
шает такое, что никому не слышно -- ни Коле, ни Васе, ни Савоське.
Не кони ли мчатся некупленные: любил коней Тимербайка.
Поворачивается тихонечко на веревке — и слушает... Не про
графа ли что слушает?
Тарас повел вокруг ошалелыми невидящими глазами.
Та пропади воно усе пропадом... Цур! Цур!—попятился..,
- Дурак, Аршин,— брякнул Савоська, перебарывая ужас.
Коля снял измятую, выгоревшую до рыжины шляпу.
В приискательском деле главное - - сила. За силу хозяева лю'"
Как в «жилуху» уходишь, дают похвальную бумагу, зовут остават
на зимние работы или весной опять на сезон приходить. Сильный в<
да на виду, уважают сильного, только не дай бог обессилеть... А с
бого стараются не замечать, и исчезают слабые неведомо куда... (
раются его не замечать потому, что жизнь его горше редьки. Тягот
у каждого и так -- хоть пруд пруди. И все-таки виден слабый, ни закрывай глаза, уж тем, одним, что слаб. Смотритель издевж
над ним, свой брат, озлобевший от жизни собачьей, мучает... Мак
такие Аршинки, выдыхаются. «Уходил бы ты в деревню, там все си
нее. Не по тебе эта работа, паря»,— говорит жалостливый. А р ш н
посмотрит виноватыми затравленными глазами — да опять за к а п .
Кто ответит за тебя, Аршннка?
- Мученик Тимербай. Дураки - - мы все.— Коля круто поверн
ся, отыскивая Евграфа загоревшимися глазами.
Зимовщик определил Чалдона:
- Коль, подь-ка сюда. Слово имею... Коль. Исправник окру/и I
тут проезжал зимой, на тебя зуб имеет. По-свойски говорю. За к.и
тебя хотят. Так што поосторожней там, в жилухе, слышь? ПоевИ укротился Коля. Любил он чувственное слово.

Г Л А В А ДЕСЯТАЯ
1

рассвет глядит в окно. Резвый дымок пляшет на трубе Мальцевского дома.
Затушив лампу, поп в летнем коломянковом подряснике и в подштанниках выходит во двор, уляпанный свежими, парящимися коро'вьими шевяками. Переступая через них, думает: а вот ступлю в шевяк, ступлю... Запачкался в Евграфовых делах, чего ж теперь чистоту
блюсти...
Старики-бессонники топчутся под берегом, здороваются, кричат:
Таймень! Эвон как буровит воду-то. Пошел таймень!
С Мальцевского крыльца спрыгнул Петька. Сошел и остановился
на нижней ступеньке сам Доро*фей Меркулыч — будто в дом пустить
|ие хочет.
Благослови, батюшка.
- Благословляю тя, сын мой.— «А на какое дело благословил?
1бжет — против Граши? Ехидно-то как глядит купец».
Мальчиха кормит батюшку. Мальцев провожает гостей. Хорошо
Мальцеву -- приказчиком Путинцевским стал в Торгаме. С губернаторского благословения магазин мясо-рыбный открыл в Нерчинске
Лутиниев. И плот-магазин сплавил уж по всему Амуру.
Всем хорошо, только не ему, батюшке. Неладное задумал Путинев против Граши - - п о глазам было видно еще вчера с вечера.
...Отъезжает Дорофей Меркулыч с сыном Петрухой. Старики тыпальцами на речную стремнину.
- Спишь, купец. Уходит таймень-то!
Хватает у купца досады и без этих указчиков. По устьям многоЧисленных притоков Дикоши тунгусы и мужики ставят заездки —
ЧерезоЕнки. Да ставят ли? Как же, будут они торопиться без хозяйЧкого надзора...
Красавец Петька уж углубился в лес, и Дорофей Меркулыч пришпоривает доброго конька. Думалось - - отрезанный ломоть Петька.
Но как узнал Петька, сколько откусил Евграф от путинцевского привытка — затрясся. Заело парня, взяла верх купецкая кровь. И дуреть
перестал, в хозяйство вникает. Ненаглядный Петруха ты мой, что ж
Ты поздно спохватился? Ничего, Петро Дорофеич. Ничего. Вот объеДеи рыбные места, а там — до Грашки. Найдет коса на камень, ЕвГрпф Савельич! Вот он, Петруха. Не я старик. Что, заиграли поджил••То? А, Евграф Савельич? С Петькой дело иметь будешь... Начальник
инородческий - - з а нас. Сам губернатор благословляет! А батюшки
Керна благословенья нам не надо...
Помчался отец Карп на зимовье, чуть уехали Путинцевы.

II > . \ Евграфа дома - - и слава богу. Обскакал Путинцевых.
1...А это что за крест опять на холмике -- поп присел на крыльце,
^^ргт на Кародю.
- Хороши человек, Карпушка-батюшка. А р ш и н к а звать. На беШН вешал сам себя. Жалко. -- Старик вздохнул.— Девять-то дней
М* Лулст, поминать надо, а?
- Самоубийца он. Нельзя ни отпеть его, ни поминок делать. В
• Шой Аршинка.
Кдродя недоверчиво удивился.
По-о-о... Мучался Аршинка много. Сам ты говорил: кто много
ч, тот в раю будет.
77

- Данилка-а!
Коля на руках принес Атакана к костру.
- На саму бутылку попал Данилка! Как ты наткнулся? Живы
все, здоровы?
Атакан потряс руки копачам.
Тайга - - не город. Куда, кто пошел - - все знают... Сказали—
.Аршинка себя повесил. Не спал я ту ночь, как на зимовье к Графу
приехали мы. Потом поп Карпушка не отпускал. Терпел я, терпел. Гуривул сказал — у хозяйки видел... Вот!— Охотник наклонился — и Коля вдруг ощутил привычную тяжесть на мочке уха.
Сверкнула гладким оплавом тяжелая серьга. Потянул ее Чалдон.
- Гы-гы. Гы-гы-гы-гы! Догнала!
Вдруг ткнул Романа носом соболевщик Карай. Здоровый пес, на
К а н н а м э похожий.
— Зверь за рек^й! — Роман побежал к зимовью за ружьем.
А т а к а н метнулся следом за Караем к берегу.
- Держи собаку, Ромка. Мой зверь. Плывет -- видишь?
Сохатенок вышел из воды и прижался мокрым боком к Атакану.
Подрагивал. На шее болталась красная тряпочка.
Злобно лает привязанный Карай. Сохатенок лежит у ног Атакана.
- Нашел,— гладит зверя охотник.— Погнался за мной. Берегом
бежал. Подумал я: потеряется - - пускай на воле живет. Глядеть не
стал. Так плыл. Нашел!

Т\ олго едут отец с сыном по тропке, набитой на берегу, лепящейся к
^•скалам, обегающей в кочкастые болота. В полдень остановились.
-- Э-э-эй! Э-еей! Рома-ан! Ромка-а-а!
- Михаи-ил! Мишка-аП
Кричат в два голоса хозяева. Тишина. Спит зимовьюшка на том
берегу, колышется в устьевом заливчике привязанная лодка. И дышит
вода живностью скользкой, быстротекучей. Руно за руном скатывается рыба...
Петька достает наган и стреляет в воздух. Пугливо дрогнули вмиг
оглохшие лиственницы. Молчит зимовьюшка на том берегу.
- Пр-ропали, окаянные!— Петька выцеливает скачущего по камням кулика. Грох!— безжизненный серый комочек сбит в воду, его
уносит... А Петька зло озирается, смотрит, куда бы еще пулю всадить.
Чайка белая среяла над плесом.
Дорофей Меркулыч отъехал до переката. Место, вроде, бродовос.
Ветер дергает прутья краснотала, клонит к воде, и они боязливо гладят поток, чуть касаясь бугристых тугих струй. Купец неотрывно смот
рит в быстрину -- и кажется, будто стоит темная вода, взыгрывае:
бурунчиками на месте, а сам он невесомо плывет вместе с берегом
вверх по реке... Прошла в воде длинная тень. Таймень! Валит он валом,
и па том берегу плотина черезовика не готова! Убыток-то какой, бол
же ж ты мой! Колья, пролеты лозняковой плетенки возле домика раг
киданы... Полтора кола в речку вбито. Все к одному: там - - Грашк•:.
тут — эти... Бож-же ж ты мой!
- Дождемся, батя, ты с такой водицей не шути,— отговаривап
Петька.
Но старик понукает коня. Молчит. Знай, Петруха, на что гот
отец ради дела...
Упружко вздувается вода, сталкивает, тянет... И жутковато, темны
маслом, плывет она под скалой у того берега, а ниже — ревет огром
ляя берега сливной шум шиверы... Дорофей Меркулыч поджимает шн ,\
оглядывается. Петька в молчаливом напряжении следит за ним с Г" :
80

га. П гчему-то видятся дальние тучи, бледное небо за Петькой, хотя
до них ли сейчас... А под брюхом коня — туда Дорофей Меркулыч уж
ке заглядывает — грозно бурлит вода. Дух захватывает—шатается
коне;:. Вдруг домик на том берегу качнулся, будто приподнятый властной рукой. И растет в недвижном падении обомшелая навись скалы...
Конь плывет в нарастающем обвальном грохоте переката. Прямо — стена утеса, на которой глаза с ненужной четкостью ловят писанину красных, зеленых, сизых лишайников; снизу — конь... захлебывается... снизу летят навстречу клыкастые камни. Позади стала стена
скалы... Коня крутит... Торкнуло — и увидал Дорофей Меркулыч розовую пену. То коню вспороло брюшину...
Животное окунулось в пучину. Дорофей Меркулыч отпустил доI толе судорожно прижатые к бокам коня ноги — ударился о камень
головою --и померкло последнее,
что он увидел в жизни — корни
подмытого потоком дерева... Велика была лесина, да рисково росла,

ока Атакан разделывал только что застреленную козу, Савоська
принес на увал полную ш л я п у малины.
- На полверсты малинник. Самое медвежье место.
Кал видел
вчерашний.
Коля доел ломоть сырой печенки, поставил шляпу с малиной поудобнее, чтоб все могли дотянуться.
Нагрелся увал под солнцем полуденным. Михаил подостлал под
1себя рубаху, лежит на спине. Кожа бледная, провалилась
лиловой
вмятиной в боку. Серые глаза задумчиво смотрят на дымок цигарки.
- А куришь, Миха. Меня за водку ругаешь, а сам куришь,—
расково упрекает Савоська.
- С окопного пайка научился. Брошу. Как ты водку бросишь.
Коля чмокал, обсасывая малину.
- Л\не водка •— в усладу. Хто его знат, может,— в кутузку залурат. Вот выйду в жилуху... Проклятье: чуть воли укусишь — рядом отидка. Ты рассказывай, Миша, про царя-то.
А т а к а н развешивал на березе козьи стегна.
- Не ходи, Коля. Здесь зимовье хорошее. Кормить буду. Сохатый
йть — сало на четыре пальца толсто. Зачем город?
- Как нас царь кормил,— Михаил усмехнулся.— Точно—на че•ыре пальца сало... Это по первости, привели нас в столовку. Там уж
(бачки такие, с крышками плотными стоят.
Как открыть?—никто не
•Нает. Один парень бывалый что-то сделал, щелкнуло — открылось...
.Чмспмневались мы: пару не видно. Неужто холодные щи? «Холодные,
• говорит парень.—Здесь так положено.
Вот попробуй-ка»,— сует
Ножку соседу. Тот хватил и заорал... Жиру в щах на вершок, оттого
• не парились, а уж горячи-то!..
Тут и заходит царь. Отведал ложечку. «Как суп, гвардейцы?»—
•Хорош,— кричим.— Ваше Величество». — «И я так думаю. Хорош»,—
(К.-пал—и ушел. II так всегда потом: ни пошутить, ни чего другого.
( м у р н о й такой полковничек, вот и весь царь.
А т а к а н прилег рядом с Михаилом. Удивился:
- Маленьки царь?
- Небольшенький.
- Но-о! Я думал, как та лиственница.
Даже сдержанный Вася засмеялся.
- С а р ь — е в о тоже чиливека, ево делево нету.
.Михаил щелчком пустил в воздух окурок.
- Вот кго донимал - н а с — э т о царевич Алексеюшка.
Больной
*

Ь л м к а л » № 6.

ножками подлеточек, а в поручичьих погонах. Выедет к плацу л л тарантасике — лошадки ма-ахонькие, пенями зовутся, что две кровиночки схожие: рыженькие, со звездочками беленькими во лбу.
Выедет
это, а мы построены пешачком. Голосок подает:
«Здолово, импелатолские гвалдейцы!»
«Здравия желаем, Ваше : Императорское Высочество!»
Гоняют нас, гоняют до седьмого пота, по нескольку часов, ?:.ч утеху малолетке картавому. Сидит, поворачивается в тарантасике, ;-ырка
ет. Притомится, махнет ручонкой:
«Спасибо, импелатолские гвалдейцы».
Глянешь — каблук накось подтесался за эти часы. А тебе тут же
новенькие сапоги: утешайся!
А то замуж из ихней семьи какая цаца выходит, нас опять :-не
з
церковь гонят - - за нее молебен стоять...
Коля тыкнул.
Как царица наша мать...
Родила четвергу б...

- Издевательство,—продолжает Михаил, ж м у р я с ь от со.->щл.—
Немцев полным полно в советчиках у царя. Сама Алиса, царица-то.
германских кровей. Смеялись еще. Дескать, русских бьют на фронтегосударь плачет. Немцев бьют — государыня ревет. А наследник А.тексеюшка тоже хнычет, их спрашивает: «Мне-то за кого плакать?.>
А это уж на фронте было. Приехал царь. Свита—сплошь из разных Дрекбергов. Дрек—дерьмо по-немецки, берг—гора. Ну, куча на
возная вроде, а похоже — немецкая фамилия...
Берет царь бинокль. Спрашивает:
«Немец где же?»
«Вам в затылок смотрит, Ваше Величество!» — это велики;) кн т
Николай Николаич — ему.
Роман повел раскосыми синими глазами.
- Ладно тезка твой, Коля, царю отмочил! — На родство не петля
дел!
Атакан не понял — над чем смеются товарищи.
Только
царь для русских — не святыня. А если и святыня, то вроде бар::
Заленится барилак, удачи не дает охотнику — можно побить его, .. ш
и вовсе выбросить...
Долетел отдаленный выстрел. С устья Берейки-речки. От знх
М и х а и л приподнялся.
- Данилка, не Надежку ли твою кто? Открыла, поди, две'"!
- Не откроет,—возразил Савоська.— Колом
припер я л; I.
Рассказывай, дядька, интересно оно.
- Ладно, маленько можно, чтобы знал ты, какая она БОНУ..:. И
офицеры ж выбиться хотел ты?.. Это как отсортовали
меня ::
первого ранения из сводного лейб-гвардейского, оказался я на
лыни. На постой определились мы вчетвером у вдовы Доминик;;. : >
прибежала раз хозяйка наша до хаты, голосит: «Ой, лыхонько мен;: 1
Заслыша родное, Тарас стал скрести свой чуб, неотрывно :
в рот рассказчику.
Выстрелы от устья зачастили.
- Может, пойдем? — спросил Михаил.
•— Да ну. Говори, говори. Ничего не случится,—дружно ре:
все.
«Что,—спрашиваем,—стряслось? Ну, что, Доминика?»
А она ревет, ребятишек то обнимает, то шлепает за провин;.
кую-то... Добились от нее толку еле-еле. Не усторожили детишк;:
нью с поросятами, зашла она на графскую землю, а граф-то ч;.;.

82

заарестовал. И требует по рублю за поросятка, пятишницу — за матку. А в той свинье вся жизнь Доминикина была, уж мы насмотрелись
на ее житье-бытье.
Собрать деньги по кругу? — Это один из наших предложил. А нас
прорвало. Не деньги собирать, говорим, а свинью отобрать. И пошло!
Мы к поместью придвинулись, а оно вроде крепости. Со стен дула
ружейные глядят... Граф, сволочь, немцев п л е н н ы х оборужил владенье свое оборонять.
«Так? — говорим.— Тяни сюда орудия, робя!»
Офицеры переполохались, руками машут: куда-а, удержишь мае!..
Как наставили дудки на замок, тут и простынка белая на п а л к е поднялась над стенами. Сдаюсь, дескать. Вернул граф свинью с поросятами. С ними, с графами, так надо!

[Гули
стукали в бревна зимовья. На том
берегу
метался
человек.
- Сдурел он, чо ли? — Коля осторожно раздвинул кусты, покосился на Атакана. — Опусти ружье!
- Петька! Убью!
- О-пу-сти — говорю! Не ладно чо-то.
...В лодке Петька обессилел и впился пальцами в своп колени,
чтоб руки не тряслись. Твердил:
- Сволочи. Кровопивцы. Плывет батя... Сволочи.
И не крикнул отец, не хотел, чтоб Петька к нему бросился. А что
за смертью его? Воля, которой всегда хотел Петька, пугала. Сколько
сил вбухал батя во все эти дела. Теперь надо держать в руках, когдато желанное несусветное богатство. Но как? Голова крутом идет. Видится: чуть срозовело в кружевной кипени пены — лицо ли, лысина ли?
— и тотчас исчезло... Тяжко плюхнуло на перепаде, погрузло — и
всплыло темным боком тело лошади...
У костра Петьку била знобкая дрожь. Почему-то вдруг позвало
на сон.
— Не прощу я вам этого! Плывет батя...
— Дождаться надо было. Козенку изоблавить только отошли. —
Роман вешал над огнем чайник.
—Дождаться! — Петьку взорвало. — Мы тут хозяева, кого ждать?!
Пошто заездок не сделан? Плывет теперь батя...
Роман кивнул на устье.
— Делам. Не видишь? А не можно человеку день в такой воде
враздаться. Скрючит. Веревок долгих Дорофей Меркулыч не дал, с
Йодки колья не заправишь, каменья — все дно сплошь.
— Сволочи вы, сволочи...
Михаил поднял на Петьку потемневшие серые глаза. Сказал хоРОДно:
— Воля твоя, Петро Дорофеич, а не сволочись. Стреляешь по люм. У нас у каждого — бердана. Только что отца ты потерял, а так
;бя бы не помиловали. Сам ты сволочь.
Петька переменил тон:
— Спирту везли вам, а ремней будто у тунгусов занять не могли,
• деньги ж нанимались. Плывет теперь батя...
За деньги... — Роман скривил губу.
— По два целковых накину. Десять будет,— Петька по-хозяйски
Н1ер руки в бока.
— Нам по двадцать надо,— жестко отрезал Роман. — На воде
Ципем, стара цена была да сплыла.

Бога -нет, царя — не иадо,
Богородицу — убьем,
А Хогдышек на приваду
По капканам рассуем!

8

...Спустя три дня Атакан взошел на хребет Сатымара. Полдня занял подъем, но зато Атакан на самой вершине. Облитое лучами умирающего солнца, поскрипывает здесь одинокое сухое дерево. Долго
царило оно над тайгой неоглядной, погруженной в синие сумерки. Едва
держится дерево, но почему-то его ласкает солнце дольше других деревьев — упругих, молодых...
Не хотел уходить Атакан с зимовья, мучался: когда теперь свидится с Колей, с Савоськой, с рассудительным и терпеливым Васей?
Да надо идти: поп Карпушка хватится, ругать станет Кародю, Лавик:
— Где Атакан?
Надежна приотстала — грызет острыми резцами осинку, потряхивает алую, просвеченную солнцем, листву... Атакан спрятался за кустом. Надежка вскачь промчалась, выбежала на вершину.
Скрипуче вещает что-то дерево, покачивается. Постанывает растерянно Надежка, шею вытягивает, по сторонам глядит: где ты, хозяин?
- Иди, Надежка, иди на волю. Вся тайга — твоя. Забудь хозяина.
Надежка!
Жалобно кричит лосенок, бегает, мотая красной тряпочкой, повязанной на шее. Не хочет воли... Так и ты, Атакан? С друзьями пожить
не мог, на зимовье Евграфово потянулся? Как на праздник в неволю
торопишься! И ты, Атакан Соболев?
Вышел охотник из-за куста. Надежка кинулась к нему, прижалась, мордой тычется, руки лижет... Атакан вдруг метнулся к сухомх
дереву. Пнул в комель. Вершина отвалилась, стукнула рядом. Лосенок
отпрыгнул.
- А-аа! Хогды! Меня убить хотел ты. Надежду мою убить хотел.
Яростно бросается охотник на дерево, колотит ногами. Отходи I
подняв кулаки.
— Умирает твое солнце, Хогды! Тебе одному светит твое солнщ
Погоди! Завтра мое солнце придет. На всю тайгу светло станет.
Обняв Надежку, Атакан смотрит в огненные глубины заката. Р;\
лив золота видится — твое оно, Коля, твое, Вася. Поля хлебные желают в закате — твои, Тарас. Кони пламенногривые там твои, Тимербаи
ка-страдалец. Савоська, ты видишь: то не закат, то горн кузнечный, г.и
звонкие дни бесконечной жизни куются. Великий барилак куется — и.<
счастье всем охотникам тайги.
Скрипит за спиною сухое дерево, вещает недоброе. Оглянулся А м
кан. Крикнул грозно — вздрогнула Надежка. Охотник прижал лос< I
ка покрепче.
- Красный закат, Хогды! Сильный ветер будет! Свалишься! Си
ный ветер будет!

Владимиру Дагурову 26 лет. Три года назад он окончил Свердловский мединститут, сейчас заканчивает аспирантуру по фарматологии. Первый сборник стихов вышел в 1963 году в Свердлочскс.
Шедавно издательством «Молодая Гвардия» выпущен второй сборI ник — < Солнечный ветер». Член Союза писателей.
Отец Владимира — Геннадий Дагуров — один из старейших
(бурятских поэтов, в свое время переписывался с Горьким, активг но участвовал в становлении и развитии молодой бурятской поэзии
I в 20-х годах.
Владимир Дагуров сейчас работает над циклом стихов о

Владимир ДАГУРОВ

вас загубленных!
искрою помеченных,
пожизненно закупленных
российского помещика.
вы были мужиками,
ать,
«гго вы — художники,
боги
музыкальны —•
ках рыженьких

гудошники.

' »ы падали,
пробитые
тулей на дуэли,
мах чумных, пропитые,
лые, дурели.
ночам изобретали,
пламенные строки,
солда т ь зл бривали
•лах вели в остроги.
отрепья д ы р о к а т ы е .
мудром и лукавом
дарование
•до поры вулканом.

Таланты гибли,
гневом брызнув,
как бы грядущему задаток,
в сибирских песнях декабристов
и в причитаниях солдаток'
И гнев
раскатами бурлацкими,
и сиплым кашляньем чахотки
катился волнами бурлящими
от Петербурга до Чукотки.
Он баррикадой был на улицах,
он не давал покоя тронам,
он стал Октябрьской революцией,
ракетой,
синхрофазотроном!
И вам,
художники,
поэты,—
поклон мой н и з к и й до земли,
за то, что гнев,
как эстафету,
К

Н ДМ т

погибая,
донесли!

V
Как благородно люди лгут!
Не могут все угомониться.
Как часто тот словесный блуд —
Их пониманье гуманизма!
И в треугольнике-конверте,
солдат,
ты с фронта маме шлешь
сквозь контратаки,
взрывы,

ветры
душеспасительную ложь.
Но примет мама похоронную,
казенной правдой сбита с ног,
что смертью храбрых пал за Родину
ее веснушчатый сынок...
И сам я вру,
и сам я вру,
когда,
с судьбой играя в прятки,
больному раком говорю:
«Вы не волнуйтесь -- все в порядке...»
И сколько б их ни умирало
я лгу,
но ложь — неаморальна.

Так почему же по ночам
мне невиновному не спится,
и, как кровавым палачам,
один и тот же соя мне снится:
там,
ослепляя и грозя,
всевысшей правдою гуманны
горят, как лазеры, глаза,
испепеляя за обманы...
Чем оправдаться мне за ложь,
за тот финал, что уготован?
Ведь их спасти не удалось,
и перед ними я виновен.
Ложь — от беспомощности ты
и этим равнозначна смерти,
и если лгущие чисты —
нечисто что-нибудь на свете...
...А где-то
Ноевым ковчегом,
где все быть чистыми должны,
плывет планета,
человеком
освобожденная от лжи.

ДугпЫе авторитеты
Седины, бороды и л ы с и н ы
и царственные животы,
вы будете в грядущем лишними
в завоеванье правоты.
Ведь все-таки довольно часто
иной, глядишь, бывает прав
лишь потому, что он — начальство,
лишь чином доводы поправ.
Несокрушимый, как апостол,
на прочих глядя сатаной,
он кулаком ударит о стол
и поклянется сединой.
Мне говорят;
«Вам сколько от роду?
Ведь зелен,
а туда же в спор!»
И знать дают,
щипая бороду,
что этим кончен разговор.
Не спорю я,
служили пользе
ваш интеллект и ваш талант.
Но ведь успехи эти после
окаменели в постулат.
Стал грозный ваш авторитет

подобен пышному собору,
где люди кланяются богу,
а бога, извините, нет.
Зато легко, распухшим облаком,
в житейской п л ы л и синеве.
Зато глушили,
будто обухом,
дерзающих по голове!
О дутые авторитеты!
Вы — как застойная вода.
Нет, не в заслугах,
а в труде ты
моя большая правота.
В сознанье многое расчистилось.
У нас на вещи взгляд широк:
ну что бородка?
Так, растительность.
Ну что животик?
Так, жирок.
Так что ж,
иной радетель новшества
лишь бородой по жизни прет?
О где спасительные ножницы,
к а к и м и стриг
Великий Петр?!

Первый нивхский писатель Владимир Санги, автор романа
«Ложный гон», повестей «Изгин» и «Семиперая птица» и ряда
сборников рассказов и стихов, уделяет много внимания культурному наследию своего маленького четырехтысячного народа — его
эпосу. Пожалуй, нет на Сахалине селения или стойбища, где бы не
побывал неутомимый исследователь. Зимой — на собаках, летом—
на лодках, а чаще пешком --он пробирается в самые отдаленные,
глухие стойбища охотников и рыбаков, где едва ли не каждый
второй старик -- сказитель. Полные рюкзаки записей наблюдений
и древних преданий привозит с собой писатель из каждого путгшествия.
В Москве в издательстве «Советская Россия» выходит кни?а
Владимира Санги «Легенды Ых-мифа» - - первая большая работа, написанная по мотивам нивхского фольклора.
Предлагаем
вниманию читателей два произведения из этой книги.

Владимир САНГИ

ЧЕЛОВЕК И ТИГР
Рисунки В. Аверьянова

Три человека — тести и молодой зять 1 — пошли в тайгу промышть зверя. Пришли к месту охоты, срубили балаган. И на другой день
^
поставили ловушки.
Тесть, что помоложе, был сильным человеком. Сильнее его не най• Ти на побережье. Но любил он хвастаться.
- Никакой зверь меня не осилит,— говорил он,—такой я сильный.
Никакой зверь не уйдет от меня — такой я ловкий.
Ты сильный и ловкий, это правда,— отвечал зять. — Но в тайге
I Много болтать — грех.
Тесть сердился на это, ругал зятя.
Каждое утро уходили охотники проверять ловушки. Но ни в одну
У нивхов обычно два рода находятся в родственной связи-союзе. Ымхи — род
ахмалк — род тестей. И мужчин из первого рода называют ы м х и — зятями. несммо от того, находятся они в супружеской связи с женщинами из второго рода
г. Мужчин второго рода называют ахмалк — тести.

89

ловушку не попадала добыча. Охотники снимали ловушки, ставили их
в других местах. Но и там добыча не шла.
Ты своей болтовней отпугнул всех зверей,— говорил зять тестю.
- Это ты лишен удачи,— отвечал тесть. — Из-за тебя зверь не
идет в наши ловушки. Я сильный и ловкий. Я всегда был удачлив. Никакой зверь не осилит меня...
Как-то утром неподалеку от балагана тести увидели следы тигра.
И старший сказал:
- Брат мой, беда пришла к нам. Надо быстрей уходить.
Младший брат, тот, который всегда хвастался, говорит:
- Если мы все уйдем отсюда, тигр нагонит нас и съест всех троих.
Оставим зятя в жертву!
Так и решили братья. Как решили, так и сделали — ушли, не сказав зятю.
А зять приготовил еду и целый день ждал тестей.
Утром охотник увидел: у входа в балаган лежит тигр. Охотник шевельнется — и тигр шевельнется, готовясь к прыжку. И охотнику ничего не оставалось, как сидеть.
Солнце уже поднялось высоко, а охотник как сидел, так и сидит.
Устал охотник, говорит тигру:
- Буду я шевелиться или не буду — ты успеешь съесть меня. Дай
мне приготовить еду. Я голоден.
Тигр молчит.
Охотник развел костер, сварил чай, приготовил еду, поел. Потом
снова обращается к тигру:
Хозяин здешних мест, выпусти меня — мне надо проверить ловушки.
Тигр молчит. Лежит, уронив голову на передние лапы, сторожит
человека глазамя.
Тогда человек снял хухт 1 , бросил его на лежанку, заправил рубаху
в брюки, засучил рукава. Взял в ладони листового табаку, мелко накрошил, набрал полную ладонь и бросил в глаза тигру. Тот взвыл от
боли и закрыл глаза.
Разбежался человек, наступил тигру на голову, оттолкнулся и выскочил из балагана. Тигр — за ним.
Напротив балагана стояла береза с раздвоенным стволом. Прыгнул человек в развилку. Тигр — за ним. Но развилка оказалась узкой,
и тигр застрял.
Собрался охотник и пошел проверять ловушки. Целый день ходи.;
по тайге. Проверил все ловушки, но ни в одной не оказалось добычи
Повернул охотник назад, нашел вчерашние следы тигра и следы
тестей. Понял: тести бежали в стойбище.
Вернулся охотник к балагану. А тигр все висит в развилке. Охо:
нику стало жаль его. Но делать нечего — тигр есть тигр. И челонп
лег спа'ть.
Однако утром он взял топор и ремень и взобрался на березу. Обич
зался ремнем и стал рубить толстый сук. Рубил, рубил •— срубил. Слм
лился тигр на землю, лежит, еле дышит.
Настругал охотник нау •—священные стружки, обвязал ими ни I
тигру. Потом вычистил стружками пасть.
Вернулся охотник в балаган, приготовил завтрак, поел. И поип I
проверять ловушки.
Целый день ходил охотник по тайге, проверил все ловушки, п» и
в одной не было добычи.
К
вечеру охотник вернулся к своему стану. Видит: тигр уже . I •
1

Одежда типа халата.

бодно поднимает голову, но еще лежит. Дал охотник тигру юколы Тот
только притронулся к еде и тут же отвернулся. Охотник, хоть и боялся
гигра, подошел к нему, взял его лапу в руки, размял суставы. Потом
вторую, третью, четвертую.
На следующее утро, вышел из балагана, видит: тигр уже ходит. Подошел тигр к человеку, смотрит в глаза, тихо воет, будто что-то сказать
хочет.
- Моей волей ты жив,— сказал человек. — А теперь — уходи. Я
боюсь тебя.
А тигр стал бегать вокруг балагана. Бежит быстро и сильно только комья земли летят из-под лап.
Человек испугался, вбежал в балаган. И сразу захотелось спать.
Лег человек, уснул. Видит сон. Тигр говорит: «Не бойся меня. Я тебе
зла не сделаю. Садись на меня — отвезу тебя в свое селение. Одарю тебя, чем смогу». Человек тут же проснулся, встал. Подумал: «Хоть и
страшно, сяду на тигра. Пусть везет в свое селение».
Взял охотник копье и лук, вышел к тигру. Увидев человека, тигр
потихоньку завыл, а сам прилег на землю и смотрит в глаза.
Человек осторожно подошел к тигру и так же осторожно перекинул ноги через его спину и сел.
Встал тигр, пошел. Потом перешел на бег. И вскоре прыжками
стал уходить в сопки. Охотник намертво вцепился в загривок. Скачет
тигр, перелетает от сопки к сопке.
Прошло время — и тигр замедлил бег. А у большой реки совсем
пристал. Слез охотник с тигра. Тигр тихо завыл и исчез в кустах. Челозеку стало боязно: уже темно, а он один в тайге неизвестно где.
Но зря он боялся — вскоре появился тигр. Он принес оленя и положил у ног охотника.
Развел охотник костер, поджарил себе оленины, а тигру дал сырого мяса.
Человек и тигр ночевали у костра. Наутро подошел тигр к ч е т
веку, прилег перед ним. Теперь человек уже не страшился, удобно сч
на тигра верхом.
И опять помчался тигр сопками — только свист раздается над зс
лей. Целый день мчался тигр. И к вечеру остановился у большого ж
лища. «Что за жилище в сопках?»—удивился охотник и слез с тигр •
Рядом стояли толстые такки, а на них — несколько тигровых шк>
Подошел тигр к свободному такки и стал трястись. Трясся, трясся вдруг из тигровой шкуры выскочил человек. Красивый человек, мол
дои. Повесил человек тигровую шкуру на такки и сказал охотнику:
- Ты не бойся меня. Я из рода Пал-нивнгун. Мы надеваем пиры, когда идем на охоту или на битву. А дома мы как все люди. Ид' '
з наш дом, человек!
Вошел тигр-человек в дом, а за ним наш охотник. Увидел охотт
в доме много молодых людей. И среди них старик и старуха.
Старик говорит тому, кто привел охотника:
- Сын мой, ты старше своих братьев. Я думал, ты умнее этих 1
смышленных детей, а ты поступаешь, как безмозглый ребенок. Где ни
дано, чтобы человек без шкуры приходил в наш род? Это великий г|н
Рассказал старший сын, как человек спас его. И тогда отец-стар
говорит:
- Ты не зря, однако, привел человека. Ты привел его, чтобы отСо
годарить. Но нельзя ему долго быть у нас. Это грех. Кто у кого дол
живет, одевается в его шкуру, становится, как и он. Накормите гпп >
потом спросите, чего он хочет. Не отказывайте ему ни в чем.
Старший сын, которого спас охотник, говорит:
92

— Воля твоя, отец. Воля твоя, мать. Я ни в чем не откажу своему
спасителю. А мои младшие братья не возразят мне.
Собрали хозяева стол. Мяса каких только зверей и птиц не было
на нем, какой только земной пищи не было на нем!
Потом старик-хозяин спрашивает у охотника.
— Скажи, человек: чем нам отблагодарить тебя?
- Я не знаю, чего просить,— отвечает охотник. — Что вы сами подарите—буду благодарен.
Тогда хозяин-старик говорит:
- Отныне в твоих ловушках всегда будет зверь.
- Я не знаю от благодарности, как поступить. Но у меня есть
просьба. Мой отец очень стар, и мать моя стара. Я сам рублю дрова и
хожу за водой. Сам охочусь и сам готовлю еду для стариков. Ни одна
женщина еще не посмотрела на меня, так беден я. Мне очень нужен помощник.
Старший сын, тот, которого спас охотник, говорит:
- Отец-мать, как вы думаете?
Отец и мать сказали старшему сыну:
- Если ему понравится твоя сестра, отдадим.
Старший сын сказал:
— Отец-мать, я еще у балагана так думал. Но молчал — боялся
эпередить вас.
II вот старуха-мать сказала снохе:
- Сноха, найди мою дочь, позови. С к а ж и : тебя зовут отец и мать,
гбя зовет старший брат.
Вышла жена старшего сына и через некоторое время вернулась.
За нею следом вошла девушка невиданной красоты.
Старуха-мать сказала дочери:
- Вот этот человек спас твоего брата, нашего кормильца. Ты пой(ешь с ним в его селение?
- Как же мне перечить вашей воле! — отвечает девушка. — Как
<е мне перечить воле старшего брата! Добудет он зверя — я сыта. Его
я жива.
г удачей
И тогда хозяева посадили свою дочь рядом с охотником, чтобы они
'вместе поели.
А потом старик-хозяин сказал:
- Пусть наш гость переночует, а утром уходит со своей невестой.
Когда подошла ночь, все легли спать. И охотник лег. Проснулся
зн з полночь, видит: на лежанках лежат не люди — тигры! Лежат п
Крапят так, что стены дрожат. Испугался охотник, так всю ночь и не
Сомкнул глаз. А утром тигры вновь стали людьми.
Старик-хозяин сказал охотнику:
- Когда поведешь мою дочь, не сразу вводи ее в свое стойбище,
доходя до стойбища, сруби балаган и оставь мою дочь в нем. Поси древних стариков и старух, чтобы они пришли к ней. Пусть корит ее едой людей. Шесть дней пусть кормят. Только тогда моя дочь
Цавсегда обернется в человека.
Повел охотник свою невесту домой. Долго ли шел он или недолго,
привел ее в долину. И, не доходя до стойбища, срубил балаган. А
спустился к стойбищу, собрал древних стариков и старух и расазал им все.
Настругали старики нау — священные стружки, а старухи пригонли всякой еды. Поднялись они к балагану и шесть дней провели
бете с невестой нашего охотника.
Когда вышел срок, привели древние старики невесту в свое стойби
р. И со всех других стойбищ приехали люди, чтобы посмотреть ее.
93

Стали жить себе охотник и его жена. Какого только зверя не добыл охотник, какую только добычу не поймали его ловушки!
Говорят, долго они жили. До глубокой старости. И когда совсем
состарились, умерли своей смертью.
Вот и все.

МЛЫХ-ВО1
Спроси у моих сородичей: где находится Хоркс — вход в Млых-во?
Северяне скажут: надо идти по западному побережью в сторону Ккоккра 2 , и где-то в распадках Кршыус, южнее бывшего селения Руй, и находится вход в Млых-во.
Я был в тех изрезанных распадками местах. Добирался где катером, где пешком. Разговаривал там с последними стариками из рода
Кршыус-пингун. Они сказали: да, где-то в наших распадках находится
вход в Млых-во. 3 Но кто-то сказал совсем другое: вход в Млых-во находится на Тый .
Я бывал и на Тый. Местные старики сказали: да, где-то в нашей
долине у склона какой-то сопки и находится вход в Млых-во. Но кто-то
сказал, что слышал еще от отца своего отца: Хоркс находится где-то
на Ккоккр.
И вот приехал с Ккоккра человек из рода Руй-фингун по имени
Колка. Он не увлекался ни рыбалкой, ни охотой. Кажется, со зрение
у него неважно — во время войны взрывом опалило ему лицо. Я не
знал, зачем Колка проделал много сотен километров. Но вскоре выяо
пилась причина его путешествия—он женился на Мулгук, женщп !
из рода Кевонгун. Моя мать тоже из рода Кевонгун. Она старше Мул
гук. Так что Колка стал моим зятем, а я ему — тестем.
Колка неважный рыбак и неважный охотник. Но он знает мне"
старинных тылгуров 4 .
Как-то во время летней рыбалки мы остановились с ночлегом . -л
берегу нерестовой реки Тымь, что несет свои воды в Охотское море. М|.:
срубили шалаш и развели костер.
После нежного шашлыка из горбуши и крепкого чая пришло время
тылгура. Я спросил своего зятя, не знает ли он, где находится Хоркс.
Колка глянул на меня удивленно и сказал:
- Я не знаю, где находится Хоркс, не был там. Но знаю тылгуг
Млых-во.
И вот что рассказал Колка.
Раньше на берегу одного залива стояло стойбище. Жили в н> м
люди в дружбе и согласии. Никто никого не трогал, каждый жил сш • и
жизнью. А было то время временем Больших Уловов. Все реки м
полны рыбой. И жители стойбища ловили так много рыбы, заготоп ' >
ли так много юколы, что заняли ею все амбары и другие хранили
На всю зиму хватало запасов и еще оставалось. А люди стойбища •
и кормили своих соседей. Даже из самых отдаленных краев приезд,I
голодные, и им не отказывали.
Так продолжалось долго. Но пришел конец счету счастлив:
дам. Кто-то, имя которого забыло предание, сказал, что люди не !\
рыбачить. Нужно ставить сети не на заливе, а у входа в устье р1
2
3
4

Млых-во — потустороннее стойбище, стойбище усопших.
Ккоккр — «низ» — название средней части западного побережья
Тый — бассейн реки Поронай на Южном Сахалине.
Тылгур — жанр нивхского фольклора.

Поехали рыбаки к нерестовой реке и поставили сети. Поставили сет и так плотно, что загородили вход в реку. И действительно, рыбы подошло к сетям очень много — рыбаки не успевали снимать улов. Все
знали: рыба, как и птица, оставляет потомство там, где она родилась.
И если ее выловить, в последующие л годы не жди рыбы. Знали, но поступали, будто лишились ума. Так и случилось: пришел конец богатым уловам. И уже осенью будущего года люди узнали, что такое голод.
Зима выдалась холодная, затяжная. Голодало все стойбище, никогда не знавшее, что такое голод.
И мужчины стали искать счастья в охоте на таежного зверя. Уходили охотники в тайгу, в сопки — не все возвращались. А тут еще пошли
болезни, и люди начали умирать.
И вспомнили люди того, кто велел ставить сети в устье нерестовой
реки. Вспомнили его и н а к а з а л и ему идти в тайгу.
Хорошим ли был он охотником или плохим, но взял он лук и стрель:.
встал на лыжи и пошел в тайгу.
Только вышел за стойбище, увидел свежий лисий след. И подумал
охотник: «Может быть, удача ждет меня».
Пошел охотник вслед за лисой. Шел, шел — и увидел впереди чернобурую лису, она копалась в заснеженных кустах. Близко подошел
охотник к зверю. И перед тем как пустить стрелу, подумал: «От этой
твари сыт не б у д е ш ь — м а л о мяса, разве только четверых накормишь.
Но зато шкура какая!»
Только подумал так охотник, лиса почуяла опасность, и прежде чем
охотник понял, что его заметили, лиса скрылась за кустом.
Обругал охотник себя. Но что делать, надо идти по следу — авось
где-нибудь да и настигнешь зверя.
Долго ли шел охотник или недолго, но увидел: след привел к пол
ножию сопки и оборвался у норы. И заметил человек: нора не похож,I
на обычные норы — вход в нее шире. Голод и желание добыть звер
заставили охотника войти в нору. Вполз охотник в нору — темень о к р \ жила его. Полз, полз человек на животе и почувствовал: стены нор
раздвинулись и голова уже не задевает за верхний свод. Стал охотнп
на четвереньки и пополз дальше. Чем дальше, тем шире становилп*
своды. И вот стал человек на ноги.
Стал человек на ноги и пошел дальше. Шел, шел — заметил: ст;м<
светлее. «Откуда свет?—подумал охотник. — Наверно, я прошел сои
насквозь».
А вокруг все светлее, светлее. И вот стало совсем светло, и охотши
не поверил своим глазам — он попал из зимы в лето. Густая трава п < > :
нималась до колен, березы светлой рощей встали у реки. А река бы>
рая, горная. Небо синее-синее. На нем высокие белые облака и ж а р ь "
солнце.
Остановился охотник, ничего не понимает. Подумал, что это си
Ущипнул себя за руку—больно, ущипнул себя за уши — больно. Н 1 ' >
это не сон»,— решил охотник и пошел по берегу реки. А вода п р< >
светлая-светлая — видны камешки на глубине и стаи больших о
ристобоких рыбин.
Идет охотник по берегу, смотрит: навстречу вышли двое юпомн и
Идут юноши по берегу, колют рыбу острогой, весело переговарп
ся. Когда юноши поравнялись с охотниками, он узнал их. «Да это ,1 >
двое, которые осенью ушли охотиться на оленей и не вернулисьЬ
Поравнялись юноши с охотником и, не останавливаясь, при
мимо, будто не видят его. Обозлился охотник, окликнул их. Даже \\<- >
лянулись —• переговариваются между собой, весело смеются, I
жирную рыбу.
96

Окликнул их охотник еще раз — будто не слышат его. Совсем обозлился охотник и пошел дальше.
Шел, шел охотник по красивому берегу, видит: впереди большое
селение. У каждого жилища по несколько хасов 1 , сплошь занятых кетовой юколой. Дети весело прыгают на л у ж а й к е за стойбищем, резвятся. Сытые собаки развалились в тени п лениво отгоняют мух пушистыми хвостами.
У одного дома сидит мужчина с седеющими полосами, строгает
чевл — ручку к остроге. Подошел наш охотник к нему, а он даже не
поднял головы, продолжает строгать и что-то напевает.
Присел охотник на корточки, вытащил сумку с т а б а к о м , предложил
'мужчине закурить. А тот н и к а к не ответил нашему человеку, нродол•жает свое дело. Опять обозлился наш человек, ударил рукой по чевлу.
!;«Что это: мой чевл ожил?» — удивился старик и опять стал строгать.
Наш человек схватил за конец палки, дернул. Нож соскочил г палки п порезал руку старику. Тот отложил палку и побежал в ж и л и щ е .
ВНаш человек вошел следом. Ох и богатое жилище! На понахнг 2 красивая дорогая постель. Прошел охотник к понахнг, сел. С п р а в а от пего
молодая женщина. Она бранила мужчину: «Ты как ребенок- с т р о г а л
талку, а порезал руку». И тут узнал наш человек: молодая ж е н щ и н а
вбыла его невестой. Она ведь умерла в прошлую осень! Как же она гетерь жива?
Снаружи донеслись голоса, и в дверях появились те двое, которые
• встретились охотнику на берегу реки. Они прошли мимо очага п сели
В) а нары. Обратились в правый угол, где сидела старая женщина:
- Мать, мы добыли свежей рыбы.
Старая женщина сказала:
- Дети, принесите рыбы, сварим ее п поедим.
Молодая женщина, которая была невестой нашему человеку, п
ще одна девушка, что сидела рядом со старухой, вышли за рыбой. Отобрали они вкусную рыбу п стали резать. А мужчины разговаривают
Между собой, смеются, не замечают нашего человека. А наш человек
удивляется: что за люди? Слепые — не слепые, глухие — не глухие?
Приготовили женщины рыбу, сварили. Сварили рыбу, пригласили
.Шужчпн к столу. А нашего человека не замечают.
Едят хозяева рыбу, весело переговариваются между собой. А у
ихотника от голода стянуло живот, и слюни натекают в рот — только
Нспеван глотать. Сидел, сидел наш человек, ждал, когда п его пригла•ЯТ к столу, — не дождался. Хозяева поели, женщины прибрали стол,
внесли объедки.
Когда хозяева кончили есть, уже свечерело. И хозяева легли спать.
Молодая ж е н щ и н а , которая была невестой нашего человека, легла
•Лпже к выходу. «Если не покормили меня, то хоть отдохну. Уговорю
Ою невесту и заберу с собой», — решил он. Решил так п лег рядом
Ней.
Женщина вскочила и с к а з а л а :
- Что-то холодное вошло в мою постель п остудило ее.
Хозяева удивляются:
- Что могло остудить твою постель?
- Что-то холодное, вроде льда, — отвечает девушка.
- Откуда взяться льду? — удивляются хозяева.
Молодая женщина села па к р а й постели, так и просидела всю ночь
сна.
Утром хозяева позавтракали п опять не покормили нашего чело<с — сооружение для вяления юколы.
П о м л х н г — нары, место для почетных гостей.
1 «Байкал» № 6.

97

Разозлился чаш человек, ногой ударил стол, перевернул. Удивляются хозяева, переглядываются. Старший говорит- Однако сегодня день какого-нибудь злого духа. Надо позвать
шамана, пусть узнает, что за день сегодня.
Сказал так и направился к двери. А наш человек подставил ему ногу. Хозяин упал, потом поднялся, посмотрел на пол и сказал:
- Вроде бы ничего нет, а я споткнулся. Да, сегодня явились злые
духи! Надо быстрее позвать шамана
Вышел наш человек за хозяином. И увидел хас, который ломился
от юколы. Подошел к нему, сорвал юколу и стал есть. Ох и вкусная
юкола! Нежная, жирная! Съел две юколы, сорвал целую охапку, связал, взвалил на плечо и понес.
Шел, шел охотник, пришел к тому отверстию, через которое попал
в странный мир. Прошел в широкое отверстие. А своды все ниже, ниже. И вот пополз человек на четвереньках, таща за собой юколу. Потом
пришлось ползти на животе. Еле-еле протащил за собой юколу.
Вышел из отверстия наш человек — и попал в зиму. Хотел взвалит];
юколу на плечо, смотрит: у него в руках юкола не юкола, а одна труха.
Пожевал то, что осталось от юколы,— никакого вкуса. Удивился наш
человек, испугался, что придется ему голодать, хотел обратно войти г,
отверстие, но оно на глазах сократилось, нельзя даже руку просунуть.
И охотнику ничего не оставалось, как идти в голодное стойбише.
Пришел охотник в стойбище, собрал стариков, рассказал им о сво
ем приключении. Все рассказал. И старики сказали:
- Ты шел за лисой и попал в Млых-во. Это правда.
И еще сказали:
- То, что ты рассказал нам, сделаем преданием. Будем передавать,
его из поколения в поколение, из уст в уста, будем рассказывать и ма
лым, и большим.
А человек, побывавший в Млых-во, повалился на пол и умер.
Старики объяснили:
- Он умер, потому что в Млых-во ел их юколу. И еще потому, что
ложился в постель к той женщине.

Владимир МИТЫПОВ

Зеленое безумие земли
Где мудрость, что мы потеряли
в познаниях?
Где познание, что мы потеряли
в сведениях?
Т.-С. Элиот. «Орел парит на
вершине неба».

Фантастическая повесть
\
Оставив машину у поворота, Бурри проел последние пятьсот метров пешком,
орога была ему хорошо знакома, а за
ледни« три года ничего тут не измениь. Слева, временами прерываясь, тянуполуразрушенные временем скалы, а
1ва встревоженно шумело море, накаторопливые волны на отлогий берри вспомнил, как он бегал сюда со
стниками после уроков искать приные кольца викингов. Неизвестно, отвзялся слух об этом, но вся школа
пне верила в существование массивбронзовых колец, за которые древние
кие разбойники привязывали свои выНосые корабли. А потом, спустя делет, когда Бурри уже работал в лааюрии академика Аштау, они вдвоем
Ним не раз ходили по этой дороге, споразмышляли вслух, и Аштау шутя
своего любимого ученика «вещью
е» за его молчаливую сосредоточенКазалось, так будет всегда, но надень, когда Бурри пришел к АшN объявил о своем решении оставить
физиологию и заняться философией,
против ожидания, воспринял это
но.
догадывался, что это произойдет,—
он тогда. - - Ты упрям, это плохо.
Твоему упрямству предшествуют долИдумья, а это хорошо. Если понаИься, я позову тебя. Иди, вещь в се-

С тех пор прошло три года, и Аштау
позвал. За все эти три года они ни разу
не виделись, хотя то, что связывало их,
было даже более значительным, чем узы
родства, — Аштау был для Бурри и учителем, и старшим другом.
Небольшой куполовидный дом на окраине Европейского Научного Центра, раскинувшегося на скалистых берегах Северного моря, встретил
Бурри устоявшейся
тишиной. Низкорослые сосны с причудливо искривленными, как на старинных китайских акварелях, ветками осуждающе
качали косматыми головами. Перед домом стояла все та же неуклюжая старомодная машина, на которой Аштау ездил
уже, наверно, лет десять. Все было прежнее. Даже здоровенный благодушный сенбернар сидел на своем излюбленном месте -- на самом краю берегового обрыва.
Старый пес, родившийся в альпийских высокогорьях, терпеть не мог жары.
Сенбернар внимательно оглядел Бурри,
издал добродушное глухое ворчанье и
протянул лапу.
— Узнал, старик!— обрадованно сказал
Бурри и, присев на корточки, пожал его
толстую теплую лапу. - - Ну, как вы тут
поживаете? Оба здоровы?
Пес снова негромко заворчал и, часто
оглядываясь, пошел к дому по песчаной
дорожке. Подойдя к двери, створки которой при его приближении бесшумно разошлись, он остановился, пропустил впе-

ред Бурри и лишь потом неторопливо
вступил в холл сам.
Войдя, Бурри замедлил шаги, ожидая,
что из вмонтированного в стену переговорного устройства раздастся хриплый
бас
хозяина. Но в холле стояла тишина. Сенбернар беспокойно поглядывал на лестницу, ведущую наверх, в покои Аштау.
— Что ж, будем ждать, Эрик,— сказал
Бурри, нервно расхаживая взад и вперед.
Голубоватый пол чуть заметно пружинил
под ногами и заглушал звуки шагов.
Задумавшись, Бурри подошел к висевшей в простенке между окнами большой
картине, созданной^ как о(н давно
уже
знал, еще в конце двадцатого века. Она
называлась «Полнолуние», и в ней было
как раз то незаметное отклонение от общепринятых законов восприятия, которое
свидетельствует об истинном таланте. Неприветливые скалы, в расположении которых чувствовалась какая-то неуловимая
гармония, были большей частью погружены в непроглядную тень. Освещенные луной угловатые гребни и острые края скал
излучали
синевато-серебристое
сияние.
Необычайно глубокая, бархатистая синева
ночного неба с крупными звездами неожиданно обнаруживала скрытое, как
бы
растворенное внутри, свечение. И лишь
потом, приглядевшись, можно было заметить сдвинутый на второй план силуэт
волка с поднятой к луке мордой и багрово тлеющим глазом.
— Не все видят этого зверя, хотя он
представляет собой существенную деталь
композиции,— сказал однажды Аштау. —
Я не удивлюсь, если в один прекрасный
день обнаружу на ней что-нибудь еще, не
менее значительное. Художник хотел, верно, выразить простую и глубокую мысль,
что мир таит в себе неожиданности, причем не всегда приятные.
Вдруг в стене щелкнуло, послышались
неясные обрывки слов — и снова
все
стихло.
• Что такое?— удивился Бурри и вопросительно посмотрел на сенбернара. Пес
настороженно шевельнул ушами, но остался сидеть. Только хвост его тревожно постукивал по полу.
Снова раздался легкий щелчок, и знакомый голос Аштау произнес:
— Бурри, сынок, поднимайся скорее! И
прости, что я заставил тебя столько ждать.
Бурри, сопровождаемый по пятам сопящим псом, взбежал на второй этаж. Дверь
в спальню была открыта, и Бурри, не задумываясь, вошел туда.
У прозрачной стены, выходящей на море, лежал на тахте Аштау, облаченный в
мохнатый халат из термогенного материала. Рядом в кресле сидел профессор медицины Шанкар, его давнишний друг.
При появлении Бурри Шанкар повернул
свое худощавое с резкими чертами лицо
и строго посмотрел на него.
— Рад тебя видеть, Бурри. Только предупреждаю; наш друг нуждается в абсолютном покое. И если я даю вам время
на беседу, то лишь потому, что это действительно важно.

10

Шанкар поднялся. Его скупые, сдержанные движения и высокая, четко очерченная фигура были воплощением властной,
уверенной в себе силы. Недаром при обучении будущих врачей уделялось особое
внимание умению держать себя. Подойдя
к двери, Шанкар обернулся.
- Я пока побуду внизу.
- Все хорошо в меру, даже забота,—
изрек Аштау, как только закрылась дверь.
- Поставь сюда кресло,
чтобы я мог
видеть тебя. Вот так. Забыл старика? Забыл он нас, Эрик?
Сенбернар, лежавший в углу на коврике, поднял голову и радостно взвизгнул.
Бурри сияющими глазами глядел
на
похудевшее лицо своего учителя и улыбался, хотя на душе у него было тревожно.
- Ну, рассказывай, рассказывай,— торопил его Аштау. — Что у тебя получилось
с Пикерсом?
Бурри пожал плечами, не зная, с чет
начать. Аштау, конечно, было известно вес.
связанное с Пикерсом,—он нашел спосой
воздействия на механизм наследственности таким образом, чтобы дети рождалис!,
с уже заложенными в них способностями
и наклонностями.
- Наши возражения были основаны н.1
том, что такое воздействие может в д р \ |
дать неожиданный результат через ш
сколько поколений. Теоретически это впо I
не допустимо. А во-вторых, искусственна
развивая какую-то одну черту, ска/кем
математическую одаренность, мы р и с к у * подавить остальные качества. Для оопи
ства в целом это, может быть, и блат, "
чем я, однако, сомневаюсь, но жизнь м
кой личности может оказаться не сонч-м
гармоничной. Я имею в виду духом.ц Р"
жизнь.
— Да, да,— Аштау сочувственно п и к и
вал головой. Глаза его смеялись. - И
вас всех — сколько вас было человек '
отстранили от работы в интересах
ими
Страхи ваши, подобно надеждам Пим-;" >
как выяснилось потом, были преувс.пп,
ны. Слышал, слышал, как же! Но *-'. и •
интересует другое: ты взял
за < > | > \ • ..
факты, которые лежали, так сказан.. »
поверхности, на самом
виду.
Пичгм»'
Это не в твоем характере.
— Да, действительно,— нерешш
сказал Бурри. -- Но у меня были тми»
ния еще чисто этического порядка.
— Вот, вот,— оживился Аштау.
'•
то и интересно как раз. И ты и \ >
но, не высказал?
- Видите ли, тут трудно подойр.
зумные аргументы. Протест в э т о м
носил у меня, если можно так ска мм., ив
с т и н к т и в н ы й характер... Все это ил
нало мне посягательство на с в о и м и
ности — задолго до твоего рож кш 1
кто-то определяет, кем тебе бы п.
позитором, поэтом или м а т е м а т и к " »
— Ну и к чему ты пришел?
— Но ведь проблемы этой и и
ствовало, это теперь уже д о к м ; .
этому и сомнения мои отпали.
— А если бы она сущестшны . .
*•
тау с усилием приподнялся н.1

выжидательно посмотрел Бурри прямо в
глаза. Буррн м о л ч а т .
— Ну?— А ш т а у почему-то волновался.
- Против был
бы,— неохотно сказал
Бурри.
Аштау неопределенно хмыкнул и облегченно откинулся на подушки.
- Все такой же! Ты упрям даже с собой, вещь в себе. Ты же ясно видишь,
куда ты ступишь, так нет же: все что-то
медлишь, насильно сдерживаешь
себя,
обдумываешь одно и то же по нескольку
раз. И все это наперекор себе, заметь. В
наш век стремительной мысли ты явление
архаическое. Я бы назвал тебя тугодумом,
не знай я тебя так хорошо. Но твоя, я бы
сказал, инертность,— Бурри при этих словах почувствовал, как у него загорелись
уши,— предохраняет
тебя от скоропалительных решений. Не хмурься, это хорошо!
Такие люди тоже нужны, даже необходимы. Существует такая опасность, когда
много людей подпадает под обаяние идеи.
В таких случаях... впрочем, все это не
относится к делу.
Неожиданный приступ кашля потряс тело ученого. Лицо его побагровело, на шее
резко проступили жилы.
Бурри вскочил
бросился к двери. Аштау, прижимая одруку к груди, махнул другой, приказыая Бурри вернуться.
— Я должен тебе сказать, зачем я тебя
звал,— сказал он наконец, морщась и
гирая грудь. — Ты слышал о Дамонте?
один из руководителей Афро-Европейкой группы нейрофизиологии.
Бурри кивнул.
Аштау задумчиво посмотрел на
море,
бираясь с мыслями.
Очевидно, погода портилась, потому что
тал явственнее доноситься ритмичный
ум разбивающихся о берег волн.
- В результате почти двадцатилетнего
Дамонту удалось создать установку,
врая действует подобно мозгу человека,
гораздо, неизмеримо мощнее. Мощность
поистине колоссальна. Ну, это ты, надезнаешь. О работе Дамонта у нас гонтся уже достаточно давно. Неожидандругое — это предложение Дамонта о
каким образом применять эту устаку, названную им Великим Мозгом,
мысли Дамонта, она должна поддер|ать с помощью биоэлектрической сиИы постоянную связь с мозгом к а ж д о г о
века. Человек, таким образом, получакак бы дополнительный сверхмощный
Сложнейшие м ы с л и т е л ь н ы е операции
занимать секунды. Представляешь,
•то такое? Отпадают проблемы, котоуже давно возникли в связи с ростом
Их знаний вширь и вглубь, отпадает
(ходимость обучения, которое занима(йчас значительную часть человеческой
NN. Нет, всего я не в силах выразить...
находя слов, А ш т а у покачал головой
Смотрел на Бурри со странным вырагм восхищения и тревоги
одновреI.
Для рассмотрения этой идеи, которая
•ни проектом Единого Поля Разума,
рпдолжал он,—создана специальная

комиссия, в состав которой включен и я.
Но, как видишь, работать я сейчас не могу, и поэтому я рекомендовал тебя. Председателем комиссии утвержден академик
Ранкама из Южно-Азиатской группы, он
и введет тебя в курс дела.
- Но я ведь совершенно не готов к такой работе!— воскликнул Буррл. — Мои
п о з н а н и я в этой области настолько скромны...
- Вздор!--нсребил его Аштау. — В комиссии сто человек. Там найдется, кому
заниматься с п е ц и а л ь н ы м и аспектами проблемы. А свою задачу ты определишь сам.
Проект задевает все стороны жизни общества, и будь ты даже археологом, все равно тебе нашлось бы дело. А кроме того, на
кого же мне п е р е к л а д ы в а т ь этот т я ж к и й
груз со своих немощных плеч, как не на
тебя!
Аштау улыбался. Улыбка его была 5ледной, какой-то вымученной. В эту минуту
совершенно беззвучно открылась дверь, и
вошел Шанкар.
— Сожалею, но я вынужден з а п и т ь о
своих правах. Время истекло.
Аштау не стал протестовать. Он протянул Бурри руку и спросил;
— Ты куда сейчас, вещь в себе?
— У меня отдых, мы с товарищами договорились слетать в Альпы.
- Понимаю, отдых на лоне дикой природы... Это хорошо. Я вот тоже еду отдыхать. Кстати, куда мы едем, профессор?
— В
Австралию,— сказал
Шанкар,
склоняясь над пультом видеофона.
— Ну, что ж, иди,
Бурри,— грустно
сказал Аштау, окидывая его испытующим
взглядом. — Желаю успехов. Всегда!
— Выздоравливайте, учитель, -- сказал
Бурри, пятясь к двери,— и возвращайтесь
скорее.
Аштау грустно улыбнулся и м а х н у т рукой.
Бурри медленно спустился вниз, ощущая
непонятную тоску, от которой хотелось,
как в детстве, уткнуться лицом в теплые
материнские ладони и заплакать.
Море, ставшее уже свинцово-серым, шумело глухо и угрожающе. А до самого горизонта были одни волны, они безостановочно шли и обрушивались на берег, и
было непонятно, как не устает земля выдерживать их неиссякающую ярость.
•>

Сон исчез мгновенно, словно непроницаемая завеса, окутывающая сознание, взвилась единым порывом, и мир реальности
н а д в и н у л с я вплотную. Комнату н а п о л н я л
слабый мелодичный гул. Бурри поднял голову и увидел ж е м ч у ж н о мерцающий экран видеофона. Рядом с ним горел зеленый глазок — это работал излучатель будильника.
На ходу набрасывая на себя х а л а г,
Бурри подбежал к видеофону и н а ж а л клавишу. Экран наполнился голубоватым светом, в глубине его п р о с т у п и л о шоГфажсние Шанкара. Его всегда з а м к н у ю е лицо
выражало сейчас о т р е ш е н н у ю .усталость.

[I I

С минуту врач молчал, глядя на Бурри
невидящими глазами. Видеофон излучал
тревогу. Чувствуя, как беспорядочными
толчками забилась в висках кровь, Бурри
бессильно опустился в кресло.
- Аштау
скончался,— глухо
сказал
Ш а н к а р , провел рукой по лицу и посмотрел на Бурри.— Все его друзья уже здесь
и ждут только тебя, потому что Аштау
пожелал, чтобы именно ты отправил его
в последний путь.
— Когда это произошло?— хрипло спросил Бурри.
— Около суток назад. Тебе нужно быть
здесь как можно скорее. Место тебе известно? Грампиана. Южная Австралия.
Ждем тебя уже утром, потому что у многих срочные дела.
Шанкар вздохнул, посмотрел на Бурри,
и экран погас.
—Смерть естественна, как и рождение,—
сказал себе Бурри. - - Естественна... Естественна... Все живое умирает рано или
поздно...
Незыблемый закон
природы...
Как это совместить с нашей убежденностью во всемогуществе человеческого разума, если он гаснет так же, как умирают
безрассудные твари «ли распадается
неодушевленная природа? Но человеку труднее, потому что он сознает неизбежность
собственной кончины. Это знал
Аштау,
знаю я, знают все, и все-таки это самое
страшное и неотвратимое событие никого
не трогает до определенного момента, и
печаль обречености приходит к нам очень,
очень редко...
Двигаясь осторожно, потому что сейчас
в комнате присутствовало что-то огромное
и невыразимое, что поглотило миллиарды
людей и куда уже ушел Аштау, Бурри зажег верхний свет и медленно оделся. Он
ощущал внутри себя огромную щемящую
пустоту, и казалось, нет ничего в мире, что
могло бы ее заполнить.
Подойдя к двери, Бурри по привычке обвел глазами комнату и, не обнаружив никакого беспорядка, машинально сказал в
диктофон:
— Улетаю в Грампиану, Южная Австралия, на кремацию академика Аштау.
В этом не было необходимости, вряд ли
кто-нибудь мог его разыскивать...
Лифт поднял его на плоскую крышу здания. В рассеянном свете города-гиганта
выступали ряды маленьких одноместных
геликоптеров. Бурри сел на округлое сиденье, пристегнулся ремнями и включил
двигатель. Над головой с легким треском
развернулись упругие соосные винты, послышалось нарастающее
жужжание, и
плотный поток воздуха обдал лицо. Мягкая уверенная сила приподняла Бурри в
воздух, закачала и стремительно вознесла
в ночное небо навстречу созвездиям.
Город был построен в последние десятилетия, поэтому высоких зданий в нем
почти не было, так же как и улиц в обычном понимании этого слова. Даже сейчас,
ночью, было видно, что здания утопают в
садах,— на полуосвещенных сферических
куполах и плоскостях стен лежали, как

102

призрачный туман, зеленоватые отсветы
листвы.
Слышный все время далекий гул стратопланов с каждой минутой становился
громче. Где-то за горизонтом стремительно возник и оборвался н и з к и й угрожающий
вой гигантского межконтинентального ионолета.
Вдали показалась россыпь разноцветных
огоньков воздушного вокзала.
Расстегнув непослушными пальцами ремни и откатив геликоптер на стоянку, Бурри ощутил смутное беспокойство. Никак не
удавалось уловить какую-то очень н у ж н у ю
и все время ускользавшую мысль. И вдруг
мучительно заныло сердце. Почему же Аштау не подвергся омоложению? Сам не захотел? Или не успели? Как же так?! Ведь
он был бы жив... Жив...
Бурри остановился, почувствовав, что
на него смотрят. Это был диспетчер, молодой человек в строгом темном костюме.
В просторном зале со светлыми стенами
и потолком, рядом со светлой панелью огромного пульта этот человек казался существом другого мира, где нет места изменчивым человеческим чувствам, а есть
только строгие цифры расчетов.
— Мне нужно в Южную Австралию, в
Грампиану,— сказал Бурри.
Диспетчер кивнул и пощелкал выключателями пульта. На молочной поверхности
заметались огоньки, словно на пульте разыгрывалась разноцветная
буря, что-то
щелкнуло,
и металлический, лишенным
обертонов голос машины произнес:
— Порт Амадиес. Пять часов на стратоплане или полтора на ионолете. От порта Амадиес до Грампианы местная линия —• один час двадцать минут.
- Достаточно,— легким движением руки
диспетчер выключил машину. — Теперь
можно вычислить... Так... — Он з а д у м ч и п п
прищурил серые глаза. - - Часов черп
двенадцать вы будете в Грампиане.
— Мне обязательно нужно уже утром
быть в Грампиане,— сказал Бурри у п а и
шим голосом. — Я не могу... Умер акадс
мик Аштау, мой учитель, и я спешу и.1
его похороны.
Диспетчер покачал головой.
— Я понимаю, чего вы хотите,— н а м
нужен спецрейсовый стратоплан. В исклю
чительных случаях право на него имгп
каждый. Но, как вы понимаете, для л
нужен ряд объективных условий, к о т о р м »
в вашем случае я не усматриваю. Сл.пш
сами: академик уже умер, и ваше свосщн
менное прибытие или опоздание р п и и м ч
счетом ничего 'не изменяет.
- Позвольте...— Бурри заволнова.чш, м>
лос его срывался. — Проститься с 1 а к л и
миком прибыли очень крупные учень .-.
не могут ждать, у них срочные дела... >ш
же ясно... А согласно воле покойною >>|"
мировать его должен я.
— Понимаю. Но те, кто спешит, м ( н > |
уже улететь, поскольку они, можно • •••
тать, уже простились с академиком. И* <м
в конце концов, все'это традиция, VI ли»
ности, не больше. Впрочем, мы мп*ш

проверить верность суждения, подвергнуть
ваши и мои доводы объективному анализу.
Диспетчер протянул руку с длинными
глянцевитыми пальцами и снова вызвал
каскад огней на пульте. Машина откликнулась незамедлительно:
— Приведенных доводов недостаточно
для предоставления спецрейса.
Они не
удовлетворяют необходимым условиям в
силу следующих причин...
И потрясенный Бурри выслушал, как маиина повторила то, что сказал диспетчер,
ио еще более непреклонно и категорично.
5ытие, в глазах Бурри несоизмеримое
ни с чем, в логических построениях машины стало некоей отвлеченной математической величиной, не соответствующей какой-то безжалостной формуле.
- Прекратите!—хрипло вскричал Бурри,
наклонившись к самому лицу отшатнуввегося диспетчера, сказал сквозь зубы: —
Как вы не понимаете, что есть вещи, которые выше вашей логики... выше всего,
|}ы, кибернетический мыслитель!
Бурри опомнился, только миновав пя|ые или шестые двери, которые послушно
спахивались перед ним и, пропустив,
нова бесшумно закрывались. Они были
одинаковые -- прозрачные, автоматиские и до идиотизма угодливые.
поисках выхода на площадь
Бурри
угад заглянул в несколько комнат, и
зде его встречал мягкий гул каких-то
тановок с большими зеленоватыми экра1ми. Перед ними сидели молчаливые люне обращавшие на него никакого внииия — они были слишком заняты. На1ец, он попал в просторную комнату с
ами столиков, украшенных цветами. Это
«а столовая. За одним из столиков сивысокий мужчина в светлом. Услышав
ближающиеся шаги, он поднял голову
••осмотрел на Бурри. Что-то в его внешсразу располагало к себе. У него
спокойные серые глаза и морщинки
рта, придававшие лицу выражение
ствеяной скорби. Руки его устало пось на полированной крышке стола.
Я не помешаю вам?—спросил Буростанавливаясь.
Пожалуйста!
рри опустился в кресло, и тотчас пеним засветилось
окошечко, снизу
медленно пополз список блюд. Буриажал кнопку, и в центре стола возкруглое отверстие с бокалом рубиОй жидкости. Бурри
с
жадностью
ед заказал три различных фруктосока и, смешивая их, спросил:
Вы где остановились, в гостинице?
ри бледно улыбнулся
и невпопад
ил:
Нет, утром я обязательно должен
в Южной Австралии.
седник удивленно взглянул на него;
Не сможете. Вы выбрали очень невремя. А у вас действительно неИое дело?
апусгил голову.
Да. Действительно...

И вдруг, ощутив необходимость поделиться с кем-то своим горем, торопливо
начал рассказывать, кто такой Аштау и
почему он, Бурри, должен быть к утру в
Грампиане.
Мужчина слушал его сбивчивый рассказ, сдвинув брови и помешивая ложечкой в стакане.
Когда Бурри кончил, он поднял глаза
и протянул руку:
- Давайте познакомимся.
Рой Фарг,
врач.
Рука у фарга была сухая и горячая.
- Мстислав Бурри, — сказал Бурри и
подумал, что недаром
что-то в облике
Фарга привлекло его внимание,— он напоминал Шанкара. Та же уверенность, ясность, те же точные сдержанные движения.
- Я не электронная машина,— сказал
Фарг и испытующе посмотрел Бурри в
глаза. — Мне ваши нелогичные доводы
кажупся убедительными.
Пойдемте, я
постараюсь помочь вам.
- Как?!— Бурри даже задохнулся от
неожиданности. Кто вы такой?
- Я уже говорил вам - - я врач Экстренной медицинской помощи Земли. Знаете о такой организации?
Бурри кивнул, еще не вполне осмысливая происходящее.
- И вы можете
отправить меня в
Грампиану? Или до порта Амадиес?
Думаю, что до Грампианы. Давайте поспешим, а то до утра уже немного.
Выйдя из здания вокзала, они пошли
по темному саду. Под ногами смутно белела дорожка, посыпанная светлым скрипучим песком. В кустах испуганно пискнула какая-то птица, шумно вспорхнула
и тотчас затихла. Фарг негромко спросил:
— Вы обратили внимание, какой
воздух? В нем прохлада и — замечаете?—
тревожное ожидание чего-то.
фарг поднял голову и на секунду остановился.
— Уже появилась синева... Это рождается утро. Какое чудо! Скажите, вам станет
грустно, если вы будете знать, что подобное будет повторяться миллионы и миллиарды раз, и кто-то будет восхищаться
этим? Но .разве все это умирает вместе
с нами? Разве не оставляем мы это бесценное сокровище своим потомкам вместе
с жизнью? И мы — частица всего этого:
утренней прохлады, вот этих темных деревьев и всего-всего, а мы — это вы, я,
Аштау...
И после короткой паузы он добавил:
— Вы сейчас должны чувствовать все
это острее, чем я.
Бурри молчал. Он подсознательно чувствовал, чем вызваны эти слова.
Фарг
знает, что после потрясений сегодняшней
ночи, в этот тихий предрассветный
час
его, Бурри, душа обнажена, с нее сорван
тот панцирь обыденности, который нарастал на ней год за годом вот уже двадцать четыре года.
Фарг ласково обнял его за плечи и
повел дальше.

103

Впереди сквозь деревья проступило освещенное двухэтажное здание, на
котором виднелась очерченная красным огнем
эмблема Экстренной медицинской помощи — чаша со змеей на фоне Земного
Шара.
Подойдя к широким просвечивающим
дверям, Бурри оглянулся. Деревья отчужденно молчали, скрывая сотворение дня,
вершившееся сейчас за их темными кронами.
Войдя, Бурри увидел большой круглый
зал с н и з к и м и пультами вдоль стены. За
каждым сидело по три человека. Некоторые из них, держа возле губ микрофон,
что-то негромко говорили, остальные следили за и з в и в а ю щ и м и с я кривыми на экранах или напряженно слушали, прижимая
к уху плоские круглые коробочки наушников. В центре зала перед тремя видеофонами сразу сидел худой старик, вокруг которого стояли и сидели мужчины и женщины, одетые в одинаковые белые куртки с красной эмблемой Экстренной помощи.
Фарг подошел к старику и, наклонившись, начал говорить, подкрепляя слова
скупыми жестами правой руки. Старик
поднял голову и посмотрел на Бурри.
- Соболезную, молодой человек,—оказал он, пожевал губами и, строго глядя
на Бурри из-под нависших белых бровей,
продолжал: — Мне пришлось
однажды
встречаться с Аштау. Талантливый человек! Жали...
Так кто же полетит? Ты,
Фарг?
- Разрешите
мне,—-вдруг услышал
Бурри у себя за спиной женский голос.
Он обернулся и увидел тонкое девичье
лицо с большими серьезными глазами.
- Фаргу нельзя,— продолжала
девушка. — Он только что прилетел из Гренландии.
Фарг встал и демонстративно
повернулся к старику, словно прося оградить
его от несправедливости.
Старик выжидательно молчал.
— Южная
Австралия,— сказал
Фарг
безукоризненно вежливым и терпеливым
тоном,— это не острова лазурного Средиземного моря, куда ты, дорогая Лидия,
так обожаешь летать. А в с т р а л и я находится далеко за пределами нашей зоны. Там
живут антиподы, и они ходят вниз головой. Прежде чем взлететь и вернуться
сюда, н у ж н о сделать три посадки - - в
Хадрамауте, Грампиане и снова в Хадрамауте. Я уже не говорю о такой досадной мелочи, что нужно провести в воздухе не менее шести часов.
— Позвольте, позвольте...— начала Лидия, но ее вдруг перебил старик:
— Не спорьте, мои юные коллеги! Лидия права — тебе н у ж н о сейчас отдыхать,
фарг. Ты же не на прогулку летал в
Гренландию.
- Разрешите мне слетать в
Австралию,— сказал белокурый гигант и выразительно скрестил руки на могучей груди.—Я могу просидеть за штурвалом хоть
шестнадцать часов!

104

Лидия беспомощно посмотрела на него
отвернулась.
- Хватит!— сказал старик и пристукнул л а д о н ь ю по столу. — Полетит Л и д и я .
и

Тянулись бесконечно длинные минуты,
ровно « однообразно гудел двигатель, непривычно быстро поднималось солнце...
И лишь когда вдали из голубого слияния
воды и неба начала надвигаться плоская
громада Австралии, Бурри вдруг охватило
беспомощное желание, чтобы время остановилось, чтобы не было ни этого неумолимо растущего материка, ни неподвижного тела Аштау, окруженного скорби;;
поникшими людьми, ни его самого, а была бы лишь теплая синева океана, огромное солнце в этом изумительно прозрачном воздухе и юная женщина по имени
Лидия в своем рвущемся вдаль ракетоиде.
Когда смолк гул двигателей и Бурри I
Лидией спустились на землю, подкатил;!
низкая машина, в которой сидели
дво<
мужчин. Один из них, черноволосый, с эмблемой как у Лидии, торопливо подоше.;
к прилетевшим.
- Вы Бурри? Ехать недалеко, совсем
рядом. А вам, Лидия, предлагается во',
вращаться ионолетом, ракетоид назад поведу я.
- Лидия,— тихо сказал Бурри. - • Им
и ваши товарищи столько сделали у и
меня... Я спешу... Вы понимаете...
- Я все понимаю, Бурри, не надо 5 ;
годарить.
Все, что происходило дальше, Б<. • >п
воспринимал как в полусне. С ним з
вались странно т1ихие люди, среди кот
рых были знакомые и полузнакомые, г-н
денные где-то и совсем незнакомые.
II
где-то в просвете этих медленно с м е н е н .
щих друг друга лиц появилась и к.
нул.ась вплотную торжественно заг
нутая голова Аштау, словно неподкн •• м..
п а р я щ а я в воздухе. Он лежал, утоп.т,.
бархатисто-черной'1 массе, одна р у к а
груди, другая вытянута вдоль тела. .
лице было выражение такого покоя и •
решенности, слогно в последний •
он увидел Истину, которая разом он.
ла на все вопросы и сомнения, му
его при жизни, и этим обесценила '
был по ту сторону живого и не:-.,
той гранью, где нет даже пустоты.
ничего...
Кто-то появился рядом и добави
без того огромному черно-красном;,
ху цветов еще один букет.
— Как жаль,— печально вздохн\ > >
то. -- Он мог еще много сделать.
- Да-да. И это в то самое в р е да он был так нужен. Я имею с к и I
ект Единого Поля Разума.
— А знаете, это даже с и м в о л и ч п
нее доказательство в пользу нео.~>\
>сти Единого Поля.—Это с к а з а ! ь "
третий.
У противоположной 'стены, от,н
от Бурри неподвижным телом А п п . п

прозрачным колпаком, стоял вполоборота
стройный седовласый м у ж ч и н а и негромко
говорил в портативный видеофон:
—...отложите эксперимент на пять часов, до моего приезда...— Доносились сухие отрывочные
фразы.—...но сделайте
все. Понизить температуру и давление до
критического
минимума... биостимуляторы... кривая не должна упасть ниже...
Откуда-то, должно быть из соседних
здравниц,
прибывали все новые и новые
люди.
«О чем это они? Зачем здесь эти слова?—
• тупо подумал
Бурри. пытаясь
отыскать
' «взглядом Шанкара. —^Чего же мы ждем?»
И, словно в ответ на его .вопрос, вдруг
[ разом наступило молчание. К изголовью
саркофага подошел тот самый м у ж ч и н а ,
«оторый только что говорил по видеофону.
Оказалось, несмотря на моложавость,
он
был р о в е с н и к о м Аштау.
сожалений
по поводу утраты,
(есенной наукой Земли, он перешел к
ечислению многочисленных заслуг пойного. Все это заняло у него немного
:меки. Кончил он тем, что выразил увессть в долгой и благодарной памяти
идущих поколений, которые своими номи победами разума будут обязаны, в
ле других, и Аштау.
Саркофаг вынесли на руках и постави• ля в широкую закрытую машину. Люди
есгились в открытых машинах, и кортронулся через эвкалиптовый лес.
Бурри ехал вместе с Шанкаром. Врач
ю дорогу молчал, откинувшись на сиье и полузакрыв глаза. Только раз за
е время он тихо, как бы про себя скаНе надо жалеть мертвых. Труднее
вым - - им остается печаль.
Вдали, там, где кончались эвкалипты и
иналась зеленая равнина до горизонпоказался
черный зеркальный куб.
цъехав ближе, Бурри разглядел на пеней его грани серебристый контур коэпреклоненной женшины. Этот
вьгральный символ скорби был очень краи исполнен
предельно
лаконично,
8но мастер, создававший это изображестарался сэкономить каждый грамм
алла.
[Геометрическое совершенство,
всегда
дающее легкость архитектурным
соониям, здесь оказывало протизополождействие. Сверкающая черная громада
лась вешчественным средоточием всей
поверней т я ж е с т и человеческой скорой.
ие н е у м о л и м о высилось над поитихлюдьми, как материализованная черчеловеческой жизнью, и, казалось,
будет оставаться перед глазами, да1*сли повернуться к нему спиной.
»«кар осторожно тронул Бурри за лои приказал глазами: иди! И Бурри,
лив, первым ступил на узкую
троу, ведущую среди сплошного
ковра
ИЫх цветов к подножию здания. Авт и ч е с к а я дверь н е с л ы ш н о раскрылась
его приближении, и он вошел в обИое помещение, наполненное неярким
и тихой печальной музыкой. Впе-

реди, п р и м ы к а я к противоположной
от
входа стене, возвышался еще один куб, в
точности повторяющий облик всего здания. Перед ним на низкой массивной платформе стоял саркофаг с телом Аштау.
Мягко н а п р а в л я е м ы й рукой Шанкара,
Бурри остановился рядом (с платформой,
остальные стали полукругом за его спиной. Плавные волны музыки постепенно
становились все громче и, наконец, достигли титанической мощи, от которой, казалось, сотрясались монолитные стены. Бурри почувствовал, как у него холодеет лицо.
На черной плоскости тревожно замерцал к р а с н ы й огонек.
— Подойди и н а ж м и кнопку,— услышал он над самым ухом негромкий голос
Шанкара.
Преодолев непослушными ногами последние метры, Бурри т р о н у л светящуюся
кнопку и отступил на шаг.
В передней грани куба медленно о т к р ы лось отверстие, ведущее в к р е м а ц и о н н у ю
камеру. Внутри она была о с л е п и т е л ы ю
белой, и эта белизна вдруг н а п о м н и л а ему
виденные однажды в детстве безжиик-нные меловые холмы под отвесными лучами июльского солнца. Воспоминание о ни ч
у Бурри было отрывочное и п о я в л я л о с ь
очень редко, но более безрадостной картины с тех пор ему не приходилось встречать.
Платформа с саркофагом
тихо в к а т и лась внутрь куба, и отверстие закрылось.
Музыка, затихая, уплывала куда-то вдаль,
в простор неведомых полей. Угрюмо сверкающая черная глыба скрывала
в естбушующий огненный смерч, а нежный айрис женской
фигуры продолжал ос >молвно оплакивать Аштау.
И когда платформа
снова показалась
из белого квадратного отверстия, на ней
с т о я л а лишь маленькая коробочка с тем.
что недавно было человеком. Она была
точной копией этого здания — черный полированный куб с коленопреклоненной
женщиной. Седовласый ровесник покойного взял коробочку в руки и сказал;
- По традиции урна с прахом
Аштау
будет вплавлена в стену здания Высшего
Совета Наук. Этого заслуживают немногие, но Аштау имеет на это неоспоримое
право.
На обратном пути к побережью, Шанкар,
попросивший ехать как можно медленнее,
задумчиво смотрел по сторонам. Нетороп л и в о п р о п л ы в а л и ряды древовидны:,
поротников. Временами, образуя над дорогой сплошной зеленый свод, н а в и с а л и могучие ветзи эвкалиптов. Где-то вверху, тревожа птиц, возник сильный порыв ветра и,
затихая, умчался вдаль. В невыцветшеи
синеве неба
медленно ползли
пухлые
к л о ч к и безучастных ко всему о б л а к о н .
Ничто в мире не изменилось за те несколько м и н у т , в течение которых тело
Аштау превратилось в горстку пепла, и
эта неизменность окружающего п о к а з а л а с ь
вдруг Бурри даже более чудовищной, противоестественной, чем если бы сейчас в!!1/запно разразились невероятной силы гр |-

1-:.

за с километровой длины молниями, ураган, рвущий с корнями деревья, или разрушительнейшее землетрясение.
«Как же так,— тяжело пульсировала
в мозгу мысль,— все остается — эвкалипты, травы, ветер, а человека уже нет и никогда, никогда не будет. Уход навсегда,
без возврата. Великий Уход. В мире еще
будут жить миллиарды людей, но не Аштау. И никто не назовет меня больше вещью в себе, не станет с ласковой усмешкой расспрашивать о неудачах и успехах...»
Бурри забился в самый угол сиденья,
сжался в комок и затих, закрыл глаза и с
трудом сдерживаясь, чтобы не разрыдаться.
Когда
показались
первые строения,
Шанкар остановил машину и вышел, кивком приглашая Бурри.
После первых шагов по неслышно цепляющейся за ноги траве Шанкар спросил:
- Ты не знаешь, почему Аштау отказался подвергнуться омоложению?
Помедлив, Бурри ответил отрицательно.
— Может для тебя это неожиданно, но
это связано с проектом Единого Поля Разума,— сказал Шанкар, искоса бросив на
него короткий взгляд.
— Не лонимаю.
— Аштау сказал однажды, что, как ученый, он может выдвинуть несокрушимые
аргументы против, а как человек он может
ошибаться. Но главное — не эти сомнения.
Главное в другом, в том, что он принадлежал Прошлому, а ,(Проект обращен в
Будущее. Сознавая, что он «е сможет оставаться равнодушным свидетелем, он спрашивал себя: «Могу ли я, вправе ли я обратить свое в л и я н и е и свои знания против
этой, кажущейся мне немыслимой, идеи?
Вправе ли Прошлое препятствовать появлению Нового, даже если оно и выглядит
>в момент рождения чудовищем?»
Голос Ш а н к а р а был ровный, глуховатый, подстать доемотному покою побережья, но Бурри чувствовал, как его, привязав к вибрационному устройству, трясут,
не давая опомниться. Аштау, Единое Поле Разума, Прошлое, Настоящее, Будущее — все слилось в едином хаотическом
нагромождении. Зыбкое пространство полнилось новыми словами Шанкара:
— ...как любят говорить математики, при
данных условиях задача не имела решения. Но он решил ее по-своему, простившись с жизнью и передав дело тебе, потому что ты ближе стоишь к Будущему. В
целом я не согласен с ним, но в выборе,
Зуду надеяться, он не ошибся.
Когда они вышли на дорогу, тянущуюся
вдоль берега мимо легких зданий, окруженных шелестящими деревьями, их встретил Эрик. Пес сидел в тени пальмы, и его
морда с обвисшими ушами выражала почти человеческую скорбь.
- Подойди сюда, Эрик,— позвал Шанкар и, обращаясь к Бурри, сказал:
— Аштау не забыл и о нем. Он пожелал, чтобы Эрик провел остаток жизни с
тобой. И еще: он завещал тебе свою единственную собственность -- картину «Пол-

10

нолуние»... Я улетаю в Индию, меня ждет
там работа, и увидимся мы, наверное, не
скоро.
Высокая п р я м а я фигура Шанкара уже
давно скрылась за зданиями, а Бурри все
еще стоял у дороги...

Установка находилась глубоко под землей, в обширном помещении со сводчатым
светящимся потолком.
Великий
Мозг
представлял собой пять расположенных
по кругу полушарий, каждое из которых
имело в диаметре не менее десяти метров.
Бурри встретил сам Дамонт, элегантный,
быстрый в движениях человек, со странно
бледным лицом, которое в сочетании с ослепительно белой одеждой делало его похожим .на жителя какого-то подземного
бессолнечного мира.
Бур^ри?—спросил он, стремительно
останавливаясь перед ним. -- По рекомендации и настоянию академика Аштау?—
Я -- Дамонт. Надеюсь, ваше желание ознакомиться с проектом не является настолько основательным,
что вы начнете
разбирать наш Мозг?
Он кивнул на полушария, веки и кончики его губ слегка
дрогнули.
Это была
обычная улыбка Дамонта.
- У вас их пять?— наугад спросил несколько озадаченный Бурри и подумал про
себя, что вопрос довольно глупый, особенно в глазах такого человека как Дамонт.
- Нет, это одна установка,— объясни..
Дамонт и, подведя его к одному из полушарий, терпеливо продолжал:
- Все заключается в том, что они, образно выражаясь, выращены в особом растворе, а это, как вы сами понимаете, и
известной мере ограничивало размер пол>
чаемого тела. В принципе можно создан.
одно тело вместо пяти, но выдержать по
стоянный режим и состав среды в этим
случае намного труднее. Во-вторых, у эл>
го вещества весьма невысок предел проч
ности в период кристаллизации. При зна
чительных размерах начинается разрушг
ние его под действием собственной тяже,
ти. Обратите внимание на структуру вопи
ства.
Дамонт осторожно дотронулся до и»
верхности полушария. Оно н а п о м и н а й ,
мутное зернистое стекло или порист»
покрытую слизью, полупрозрачную ш к > | и
какой-нибудь ископаемой рептилии.
— Сто
миллиардов элементов-ячгг»
соответствующих невронам нашего моп.1.
с гордостью сказал Дамонт. Лицо ек
прежнему оставалось бесстрастным, ю н .
ко слегка порозовело. — Во всей у с т а н е т
ке — пятьсот миллиардов. И при этом, мп
ратите внимание, все они работают с |'.|»
ной эффективностью. Срок их д г ж п и »
практически вечен. Объем вмещаемой ни
формации... Впрочем, судите сами: и. п
сумма человеческих знаний от палго.шш
до наших дней занимает едва одну ч» ч
Мозга.
Бурри был ошеломлен. Ничего бо.»

личественного, он это чувствовал, до этого создано не было.
- Но не подумайте, что перед вами
просто хранилище знаний. О нет! Установка на основе анализа имеющихся в ее
распоряжении сведений производит логические операции, то есть, попросту говоря,
•она мыслит, думает.
Голос Дамонта слегка дрогнул. Похоже
было, что он сам потрясен своим детищем,
(яе может еще до конца осмыслить его и
п р и в ы к н у т ь к нему.
Бурри, как и каждому,
приходилось
встречаться с явлениями, за которыми он
{признавал их неоспоримое превосходство.
Однажды в детстве он видеУ лебедей, и острое чувство сожаления от неимения у лю|ей таких же белоснежных крыльев таи:ь в нем и доныне. Несмотря на свои
шкоптеры, ионолеты и ракетоиды, чеэвек так и не стал жителем прекрасной
гихии — воздуха... Что-то подобное он
Испытывал при общении с Аштау. В том
Зозримом мире мысли, куда брал его
собой академик, Бур.ри приходилось чапросто наблюдать за стремитель1етом своего у ч ш с л ь на недосягаемой
соте. Сколько трудов и напряжения
»тил Бурри для того, чтобы, если и не
наравне со своим учителем, то хотя
следовать за ним!
Но то, что происходило сейчас, не по)дило ни на что. Весь опыт, все достоячеловечества — всего лишь одна треть
гановки! В этом было что-то унизительВ, словно кто-то равнодушно и безжаСгно доказал ничтожность человека, его
шченность, несовершенство его при1Ы. Так, наверно, чувствовал себя чело«, который первым уверился, что Земля
не центр мироздания.
Д— Я понимаю, что вы ощущаете,— скаДамонт, выказывая
неожиданную
щательнссть. — Мне это знакомо... Но
говорить о моральных аспектах, то
одно то, что мозг создан людьми, не
чести их уму?
I Дамонт, не дожидаясь ответа, жестом
»сил Бурри за собой,
большой комнате, куда они прошли,
бросилось в глаза обилие всевоз«ных приборов со множеством
шкал.
эпромном, во всю переднюю стену,
горело пять четких вертикальных
Это показатели самочувствия кажиз пяти составляющих Мозга,—мельзглянув на них, пояснил Дамонт. Не
Яясь, Дамонт прошел к экрану и оста|ся, задумчиво опустив голову. Он
сейчас боком к Бурри и едва дочетверти высоты экрана, свет козаливал лицо и белую одежду учеХолодным изумрудным сиянием. КаДамонт стоит на дне гигантского
•ума, наполненного светящейся ративной водой.
не считать приглушенного пения
эв, к которому ухо скоро привыкло,
Сторном помещении стояла тягостная
К тому же еще эта зеленая махи-

на экрана, разрезанная тонкими вертикальными лучами...
- Ранкама мне сообщил,—неожиданно
заговорил Дамонт, не меняя позы,— что
вы
представляете ту часть философии,
которая именуется гносеологией. Если не
ошибаюсь, по профессии вы — нейрофизиолог, как и А ш т а у ?
— Да... но не совсем.
— Неважно. Я тоже не совсем нейрофизиолог. Я в большей степени химик.
Дамонт немного помолчал, а затем, расхаживая перед экраном, заговорил
снова:
- Все члены Комиссии, кроме вас, уже
готовы к обсуждению проекта. Вам остается еще испытать на себе действие Мозга.
Дамонт подошел к боковой стене и, открыв в ней незаметную дверцу, вынул прозрачный обруч. Когда он подошел ближе,
Бурри разглядел внутри кольца синеватые
дипирамидальные кристаллы, расположенные по всей окружности через равные интервалы.
— Пока мы пользуемся вот этой диадемой. Со временем, когда встанет вопрос о
вовлечении в поле действия Мозга всего
населения Земли, под кожей головы каждого человека будет помещена миниатюрная биоэлектрическая система, с помощью
которой Великий Мозг и мозг каждого
индивидуума составят единый,
фантастически мощный мыслительный
аппарат.
Результаты многочисленных опытов вам
уже известны. Хочу лишь добавить, что
активной стороной, дающей начальный импульс и общее направление мысли, выступает во всех случаях - - я это подчеркиваю — человеческий мозг... Итак, я оставляю вас наедине с Великим Мозгом, вернее — наедине с самим собой, потому что
с момента, когда вы наденете
диадему,
Мозг станет частью вашей личности. Направление мысли выбирайте любое, которое покажется вам интересным.
Опустив веки, Дамонт улыбнулся уголками бледных губ и удалился.
Оставшись один, Бурри прошелся до экрана и обратно. Спину слегка холодило, в
голове беспорядочно толпились какие-то
мысли без конца и начала.
«Эх, Аштау бы сюда!— тоскливо подумал Бурри. -- Аштау... Но потому-то он
и умер, что увидел: Мозг несет неразрешимые противоречия. Но какие? Что увидел Аштау сквозь завесу времени?»
Бурри остановился и машинально покусал прозрачное кольцо
диадемы. Глаза
его лихорадочно блестели, в голове начинал оформляться вопрос, который он поставит сейчас перед Мозгом, и даже не
перед Мозгом, а перед самим собой.
— Значит так: будущее, соответствующее логике Великого Мозга,— громко сказал Бурри, решительно надел диадему и,
закрыв глаза, рухнул в кресло.
Вопреки ожиданию, ничего не произошло. Время шло и, кроме приглушенного
шума приборов, который теперь уже не
обладал прежней слитностью, все было как
раньше, за исключением того, что Бурри
107

теперь знал, вернее успел сосчитать, что
шум
издают
четыреста
восемнадцать
счетчиков, преобразователей,
синхронизаторов, кольцевых каскадных сцинтилляторов и электронных синапсоидов. Это было
странное, непривычное ощущение, которое
воспринималось как должное. Чем-то все
это напоминало множество доступных, на
расстоянии вытянутой руки, дверей. Стоило дотронуться до любой из них, как оттуда (Бурри это знал) вырвется поток
сведений о любом из этих приборов •
принцип устройства, назначение, характеристики материалов, из которых они сделаны. Из интереса Бурри приоткрыл одну из этих дверей и через мгновение уже
знал все о синапсоиде, он его разобрал,
собрал, сломал, отремонтировал и даже
рассчитал новую, более совершенную схему аналогичного прибора. Это было чемто мимолетным, попутным, так как Бурри
ни на секунду не забывал, что у него сейчас другая задача.
Он открыл глаза и поднялся. Чувство
уверенности не проходило. Сейчас он знал
необходимое усилие и величину каждого
движения своего странно послушного тела. Бурри мог вытащить свой к а р м а н н ы й
диктофон, швырнуть его, не глядя, за
спину и наверняка сказать, куда он попадет, в каком положении упадет на пол и
какие при этом получит повреждения.
- Итак, приступим,— сказал себе Бурри, опускаясь в кресло и закрывая глаза.
Вся необъятная мощь Великого Мозга
по приказу Бурри приступила к исследованию Будущего...
Комиссия собралась в большой овально вытянутой комнате с прозрачным куполом вместо потолка и стен. Вокруг длинного стола сидели сосредоточенные члены
Комиссии. Вместе с Бурри их было сто
один человек, специалистов в самых различных областях человеческой деятельности. В основном это были люди среднего и
преклонного возраста, но выглядели они
все очень молодо.
Даже Бурри, с его
двадцатью четырьмя годами, бывший бесспорно намного моложе самого молодого
из них, разительно среди них не выделялся.
Несколько минут, в течение которых
Бурри, выложив, как и все, на с т о л перед
собой плоскую белую коробочку диктофона, осторожно изучал остальных членов
Комиссии, стояла выжидательная тишина.
Потом в конце стола встал невысокий
темноволосый мужчина — академик Ранкама.
— Первый этап кашей работы,—сказал
он, отодвинул кресло и, н«торопясь, пошел
вокруг стола,— в общем закончен. След\ющий этап -- обдумывание. Это значит,
что в течение месяца -- полагаю, нам
хватит? — каждый из нас должен сделать
соответствующие выводы. Каждый из нас
облечен правом доступа к Великому Мозгу и ко всему, что с ним связано, в любое
время; мы вправе потребовать постановки
любого разумного эксперимента с Великим

108

Мозгом; мы можем и обязаны ознакомить
с материалами возможно более широкий
к р у г людей, узнать их мнение и довести
до сведения Комиссии любое оригинальное мнение, представляющее интерес. Замечу, что основным мотивом в нашей работе должен я в л я т ь с я скепсис, изыскивание контрдоводов, так как само существование Великого Мозга уже является более
чем достаточным аргументом в его пользу.
- Какой уж тут скепсис!— вполголоса
заметил сидевший напротив Бурри сухощавый брюнет. — Я вчера с помощью
Мозга за двадцать минут разрешил, правда, в общем виде, теорию неоднородновихревых полей вблизи кратных звездныл
систем. Это два года работы всей нашей
группы!
Ранкама осторожно улыбнулся.
- Еще раз повторяю: достоинства Великого Мозга очевидны, но Комиссии со;
дана не для того, чтобы петь ему дифн
рамбы, а чтобы выявить его слабые, ест
хотите, отрицательные стороны.
В лш
бом явлении, как мы знаем, заложен::
противоположные качества, мы же
псж I
видим в Мозге одно положительное, а эь
значит — не все.
— Вы сказали, мы можем требовам
проведения любого разумного эксперимш
та? -- раздался брюзгливый голос в кип
це стола. Спрашивал полный лысый че.'"1
век, все время сохранявший на лице р.и
нодушко-недовольное выражение, слоит*
его притащили сюда против воли, отоп! •..»
от крайне важного дела.
Ранкама оживился, кивнул и с нескры
ваемым интересом посмотрел на льк ' • •
Тот внушительно помолчал, что-то >
мывая, потом сложил на животе р у н ' "
посмотрел в потолок.
- В материалах Дамонта я этого
нашел... Но что, если... м-м... ввсс;
это... как его... поле Мозга... ж и г
Что по этому поводу думают у в а л а с м "
члены Комиссии? -- он остро, л\ •
смотрел на Ранкаму и окинул ко,
взглядом сидящих за столом. Ока 1.1
что лысый не
такой уж равно.:
флегматик и брюзга, глаза его оон,1|)\ •
вали пронзительный ум. За столом
тихо. Казалось, от неожиданности нам
не только уважаемые члены К о м и с с и и ,
и их белые диктофоны.
Ранкама поднял брови.
— Теоретически работу Мозга н и » >•
рует человеческая мысль. Но это
тически.
— Совершенно верно,—согласи.: '
сый, — но Мозг-то существует не
чески! И вообще этих теоретически'
четов, с позволения сказать, а л ;
стало до безобразия много. Гнм
моделируем, строим электронных
математических обезьян,
физио
и биологические синтез-системы...
— Архаизм!—сказала женщина .
"••
кой серебряной прядью в краен»» •
ных волосах. Ее длинные п а л ь н и "• г
постукивали по столу. — Возвр;п к «и»

разрезания л я г у ш е к . Мысль интересная,
но...
—• Я п о н и м а ю вас: хоть и верно, но неправильно, так? — Лысый
благодушно
ГОлыбнулся, оперся щекой на руку и закрыл глаза.
- Как видите, идеи уже имеются,—сказал Ранкама, возвращаясь на место.
— Итак,— он встал в конце стола и
торжественно-официально
объявил;
1 Приступаем к работе, товарищи! Желаю
всем успехов.

Экстренная медицинская помощь Земли
1ыла образована около полувека назад,
разу после открытия Среды Хамида, наанной так по имени ее создателя. Совяние клинической
смерти организма,
вмещенного в желеобразную массу
СреХамида, продлялась до десяти часов.
ся земля была разделена на двенадцать
он, в каждой из них имелась огромная
виника, оснащенная у н и к а л ь н ы м оборудонием для оживления и располагавшая
дым флотом ракетоидов, вылетавших по
рвому тревожному сигналу с контейнеом Среды на борту.
Д л и н н ы е корпуса к л и н и к и были распоожены недалеко от воздушного вокзала,
которого Бурри месяц назад вылетал в
рампиану.
Здесь же, через несколько
лей, стояли легкие коттеджи летающих
ачей -- коллег Лидии и Фарга.
I Девушки не оказалось дома.
- Улетела на вызов.—сообщил у входихтофон голосом Лидии и, помолчав,
5авил,— если это ты. Бурри, то жди
здесь или у Фарга.
Фарг был у себя. Голый по пояс,
он
кал в шезлонге и слушал
музыку.
вая рука его была забинтована от пледо кисти.
- О, Бурри! — воскликнул
он.—Ты
Сутствовал возмутительно долго,
а
тебя ждет Эрик, жду я, не говоря
Ье о Лидии, которая ждет, как Эрик и
вместе взятые.
Из-за шезлонга появился
сенбернар,
неторопливой рысцой с достоинством
(бежал к Бурри, встал на задние лав
и тяжело оперся передними ему
- Старые соратники обнимаются
и
яуются,—прокомментировал
Фарг.—
я и рад Эрику, но с твоей стороны
предательство, Бурри. Л и д и я привоего ко мне и объясняет, что ты безно занят, а она летит
на Азорские
вва. Безработный
Фарг как нельзя
ие
подходит
для роли
собачьего
Грителя! Эрик, друг мой, укуси дядю
иожку,— посоветовал он ласковым говм.
Что у тебя с рукой?—спросил Буропускаясь в шезлонг напротив Фар, Эрик тотчас подошел к нему, поло, на колени голову и закрыл глаза.
|Ф«рг задумчиво посмотрел на Бурри,
г л у ш и в а я с ь к музыке, и предостере-

гающе поднял палец.
Стереофонический
воспроизводитель наполнял комнату неистовой печалью, рыдающей
скрипичной
вьюгой.
«Что это?—думал Бурри.—Печаль огромных серых равнин с белыми лентами
дорог, дикая радость бесцельной свободы?..»'
Музыка медленно погасла. Фарг вздохнул, протянул руку и щелкнул выключателем.
- Цыганские
напевы,—сказал он.:—
Сарасате. С т а р и н н а я вещь.
Умели чувствовать наши предки!
- Я спрашиваю, ч го у тебя с рукой.
- Ах, с рукой. Зажги, пожалуйста,
свет! Понимаешь, позавчера я опять лет а л в Гренландию к гляциологам. Неож и д а н н о произошел взрыв, и один из них
угодил под ледяные осколки. Тяжелейшее состояние — повреждение мозга, перелом позвоночника,
словом — клиническая
смерть...
Предупреждают: внизу
сплошное ледяное поле. Представляешь,
что такое становиться на огонь при посадке, когда под тобой лед! К р у г о м пар,
ничего не видно... Сесть сел, но ракстоид
стоит неустойчиво, оседает. Под дюзлми
шипит, клокочет,
ракетоид в к и п я щ е й
воде, вокруг озеро, сквозь т у м а н пилю,
как суетятся расплывчатые фигуры. Выбрасываю
стрелу-кронштейн,
начинаю
спускать контейнер со Средой—и он падает в воду! Люди стараются подцепить
—да куда там. Кошмар! И тут мне пришла мысль наклонись ракетоид—стрела
тогда окажется
как раз над кромкой.
А люк не закрыл—забыл в спешке. Снизу ударил столб раскаленного пара
и
краем задел мне левую
руку. Хорошо,
вовремя закрыл люк, а то бы и лицо
обожгло. Контейнер благополучно опустился на берег, гляциологи сами у л о ж и л и
пострадавшего в Среду.
— Что с ним сейчас?
Фра г медленно встал
и, подойдя к
распахнутому окну, стал молча глядеть
в сад. Левое плечо его было
неестественно вздернуто, а правое — усталое, повисшее. В серых сумерках неподвижный
сад
казался
плоским, вырезанным из
дырявой жести, сквозь которую просвечивают редкие огни.
«Нелепо!—подумал
Бурри.—Сколько
было этих страшных нелепостей и сколько их еще будет... А ведь все это можно
предвидеть и предотвратить. Любое трагическое стечение обстоятельств следует
каким-то законам,
представляет собой
ряд последовательных событий. Теория
вероятности, математическое
ожидание,
оптимальный в а р и а н т и... Великий Мозг!»
— Этого могло не быть,— сказал Бурри, подходя и становясь рядом с Фаргом.
Фарг искоса взглянул на него и промолчал.
— Этого могло не быть,— у п р я м о повторил Бурри и добавил: —И не будет!
Где-то возник гул и, нарастая, охватил все небо.
109

— Лидия прилетела,—сказал
Фаог.—
Ты имеешь ввиду проект Единого Поля
Разума?
- Да.
— Расскажи о нем подробнее,— попросил Фарг.
- Хорошо. Только пойдем
встречать
Лидию, я расскажу тебе по пути.
Морщась, Фарг надел с «помощью Бурри просторную белую рубашку, и вместе с Эриком они вышли на улицу.
Вечер был теплый. За далеким неровным горизонтом тихо тлела заря. Хрупкая тишина таилась среди деревьев, временами болезненно вздрагивая от громовых звуков близкого аэродрома.
Шаги замедлялись
сами собой, невольно
хотелось говорить вполголоса,
почти шепотом. Фарг здоровой рукой отводил нависающие
над узкой
аллеей
ветки и коротко кивал, когда Бурри на
минуту умолкал.
Так они дошли до знакомого дома
с
горящей эмблемой
Помощи и присели
на скамью. Отсюда
было видно, как за
толстыми стеклами внутри здания двигаются неясные белые фигуры и светятся расплывчатые пятна экранов.
- Да, грандиозная проблема,—покачав
головой, сказал Фарг.— Все аспекты трудно представить
даже
приблизительно...
Единственно
возможный
путь—метод
проб и ошибок, если... если только ошибки эти исправимы. А ведь может получиться, как с этим парнем из Гренландии. Ну кто мог подумать, что при определенных условиях лед может.
взрываться!
Бурри прижал к себе теплую собачью
голову и закрыл глаза.
«Вот оно,—подумал он.—То самое расиутье, на котором остановился
Аштау,
маленький отрезок бесконечно
длинной
дороги, что зовется Историей Человечества, но сколь многое
изменится после
него! Первый камень, поднятый с земли
обезьяноподобным
существом,
первый
костер, обогревший косматые тела, открытие металла,
электричества и атомной энергии... Но все имело оборотную
сторону. Камень не только помогал добывать пищу, но и мог разбить тебе голову, пламя не только обогревало жилища, но и обращало их в пепел, история
металла—это история войн, а число погибших от электричества
или с его помощью вряд ли поддается учету. Цена,
уплачиваемая человеком за могущество,
все время растет, и уже в середине XX
века, после ужасов исторической Хиросимы, многие могли спросить; «А стоит
ли обретаемое теряемого?», если бы
не
понимали, что открытия
не поддаются
закрытию и неизбежны в урочный час.
как
восход
солнца.
И вот—Великий
Мозг... Прав был Ранкама, когда говорил, что мы видим в Мозге
не все.
Фарг тоже это понимает, но где же то,
чего нужно остерегаться?»
— Впрочем, л1юди, занимающиеся Великим Мозгом, думают о
последствиях

11!)

и предвидят их лучше, чем мы,—сказал
Фарг.
«Он еще не знает, что я член Комиссии,—подумал Бурри,—один из тех мудрых людей, что «предвидят
последствия...»
Эрик начал с тихим повизгиванием вырываться из объятий Бурри, освободился
и спрыгнул на землю. Бурри открыл глаза. По дорожке быстро
приближалась
белая фигура, и навстречу
ей спешил
Эрик.
— Добрый вечер,
Эрик!—послышался
знакомый голос.—А кто еще с тобой? О,
явился наш мученик науки!
Фарг, ты
сказал ему все, что мы о нем думаем?
— Он догадывается
об этом сам,—
сказал, поднимаясь, Фарг.—Что там было, Л и д и я ?
- Потерпели аварию
двое подводников. Но все хорошо, оба будут жить. Ты
уж окончил свою работу?—спросила она.
поворачиваясь к Бурри.
- Нет, но она не требует теперь непременного присутствия. А сейчас я отдыхаю.
— Вот и отлично. Я тоже хочу отлыхать,— весело сказала Лидия.— Поедемте
в парк, там и поужинаем.
В парке было людно и весело. На берегу большого искусственного озера игра
ли в волейбол светящимся мячом. Непп
дал'еку взлетали
подброшенные катл
пультой стройные
тела и, перевернут
шись в воздухе, летели в воду.
Вом
опалово светилась от растворенного в ней
флюорента.
- Любимое развлечение Фарга, — ск.1
зала Лидия, провожая глазами
фиг\р\
очередного ныряльщика, который, свели
над головой руки, без всплеска ушел
н
воду.—Он всегда просит забрасывать еш
на максимальную высоту. А ты, Бурри
прыгаешь?
— Не пробовал.
— А просто с вышки?
— Знаете, как-то все не приходилось,
смущенно объяснил Бурри. Он чувспш
вал, что у него начинают гореть уши
— Эх ты, затворник-летописец!
Метрах в десяти от берега зашумг.и
вода, появились три темные ф и г у р и
Приблизившись,
они
превратились •
стройных девушек в чешуйчатых к \ г • > "
ных костюмах, сняли
маски и. ш.п и."•
ластами, .неторопясь, прошли мимо.
В центре озера в глубине что-то г л •>(1"
светилось, словно матовый шар.
— На дне горят прожектора,—оГн.ш
нил Фарг.—Там есть подводный з;г' >»•
танцев с прозрачными стенами.
Ом. и»
красиво! Мы могли бы отправиться |\ '•
но вот рука у меня...
— Не стоит,—сказал Лидия и о с т р и »
но взяла Фарга под руку.— Разве
"«"
плохо ходить по земле?
Пойдем и•
«Старый Век», там всегда так у и
Было трудно угадать, стиль какой •»•
хи стремились воссоздать во в н у ' Ч » » " » "
оформлении «Старого века».
Столы
•
кресла были пластиковые, но на

горели светильники в форме
восковых
свеч, которых
никто
из посещающих
«Старый Век», конечно, никогда не видел. Светящийся пол был из того же универсального
пластика, но вдоль
стен
стояли металлические фигуры рыцарей в
доспехах; некоторые частенько принимали
их за странной формы космические скафандры.
- Бурри, ты будешь
есть черепаховый суп?—Лидия уселась
под тускло
мерцающими латами. Прямо над головой
у нее возвышалась металлическая
рука,
сжимающая копье:—У Фарга я не спрашиваю, он ест все. И, знаете, еще что:
давайте выльем вина! Бурри, ты пил когда-нибудь вино?
— Очень давно, еще с Аштау.
— Синтез-черепаха,—сказал
$>арг.—А
вино не синтез?
— Нет, вино не синтез,—сказал Ли[ дня, повернулась и покрутила диски на
панели робота-официанта.
За соседним
столом,
под рыцарем,
д е р ж а щ и м меч вверх острием,
сидели
(три молодых человека. Они яростно спорили приглушенными голосами, а время
[от времени начинали трещать портатив•ым вычислителем.
— Тоже мученики науки! — сказала, по. косившись на них, Лидия.— Что там
у
ас получается с Великим Мозгом, Буори?
— Он как раз сегодня рассказывал мне
этом,— заметил
Фарг и постукал
Пальцем по латам рыцаря. Латы глухо
•гудели. — Он превосходно осведомлен о
ликом Мозге.
— Дело в том, что я член Комиссии,—
казал Бу.рри.
Лидия и Фарг враз посмотрели на него
удивлением и интересом.
• Ты видел Великий Мозг?— спросила
ия.
Видел и задавал ему вопрос.
- Вопрос?.. Впрочем, вот и наш заказ,—
повернулся навстречу роботу-официКакой вопрос ты задавал Великому
»гу?— спросил Фарг, ставя на стол таКи с черепаховым супом. Тарелки дылись, от них исходил аппетитный заи Бурри почувствовал, что он оснольно проголодался.
Я спросил, как он представляет себудущее человечества,— сказал Бурри,
пюдая, как Лидия разливает вино в
Не сверкающие бокалы.
Ну и как Великий Мозг мыслит буе? — спросил Фарг, беря бокал
за
по
длинную ножку и разглядывая
вет. Внутри бокала искрилась крохотжелтая звездочка.
За будущее!— сказала Лидия, тортвено поднимая бокал. — За лучезарбудущее человечества.
Откровенно говоря, оно показалось
довольно скучным,— смущенно приСя Бурри и сразу поспешил добавить:
Но это чисто субъективное мнение.
Как так? - - удивилась Лидия и да-

же поставила бокал. — Жизнь должна
становиться разумнее и красивее.
— Красота -- понятие относительное,—
веско сказал Фарг и отхлебнул из бокала. -- То, что красиво и разумно для тебя, может показаться грядущим поколениям безобразным ч неумным.
Соседи самозабвенно трещали вычислителем.
—...Вкусы воспитываются,—вещал Фарг.
помахивая ложкой. — Они зависят от
уровня материальной культуры общества,
следовательно, и эстетические восприятия
зависят от этого же.
- Считаем ли мы прекрасным «Давида» Микеланджело? — спросила Лидия.
— Бесспорно, но современные художники...— оживился Фарг.
— А «Голубые ели» Морависа? - - неожиданно спросил Бурри.— А то утро помнишь?—когда мы с тобой познакомились?
— Это как раз доказывает...— начал
фарг, но Бурри уже не слушал его.
— Так вот: ничего этого не будет. Ни
рек, ни озер, ни травы, ни лесов, даже
океанов не будет.
Фарг удивленно откинулся в кресле,
Лидия пожала плечами.
Ничего не понимаю. Великий Мозг
предсказывает гибель планеты?
- Совсем нет. Великий Мозг предлаг»ет усовершенствовать
планету с целые
увеличения энергетического
потенциала
человечества в тысячи раз.
Краешком глаза Бурри отметил, что свседи, оставив свой вычислитель, прислушиваются к их разговору.
— С точки зрения Великого Мозга,
усвоение солнечной энергии на основе
фотосинтеза в растениях при КПД менее
одного процента - - безумие. Вся растительность покрывающая Землю, от мхов
до гигантских эвкалиптов, — это зеленое
безумие планетарного масштаба. С помощью гидроэлектростанций и пищевых
продуктов человек улавливает крохи тоге
огромного потока энергии, что ежесекундно изливается на Землю. Начав с этого,
Великий Мозг развернул
передо мной
безукоризненно убедительную
картину
планеты, которая идеально приспособлена
для улавливания почти всей падающей на
нее солнечной энергии. В этом мире не
существует ни растений, ни животных.
Пища, не отличающаяся от естественной
и даже превосходящая ее, производится
синтетическим путем из углерода, водорода, азота и кислорода. Я не знаток синтетической химии, но Великий Мозг считает, что уже через несколько лет можн*
синтезировать живого мамонта, если
в
нем появится необходимость. Освободившаяся от растительности суша будет по«рыта сплошным ковром саморазмножающихся фотоэлектрических элементов, которые перерабатывают солнечный свет непосредственно в электроэнергию. Но этв
только начало. К значительным потерям
энергии приводят облака. По мнению Великого Мозга, воду океанов и морей в»
избежание испарения и образования
оС-

111

лаков можно будет со временем перевести
в твердое состояние, своеобразный лед, существующий при температурах
в двадцать-тридцать градусов выше нуля...
Соседм передвинули кресла и уселись
рядом. Фарг растерянно качал головой, а
Лидия, вся уйдя в глубину большого кресла, смотрела на Бурри глазами, в которых застыло
выражение беспомощного
ужаса.
- Он был безупречно логичен,— обращаясь к Лидии, сказал Бурри, чувствуя,
что она острее всех воспринимает его слова. — Он ссылался на весь опыт человечества, цитировал произведения ученых, философов и писателей, приводил математические выкладки...
Помолчав, он продолжал:
— Вся планета на высоте нескольких
сот метров окружается прозрачной высокопрочной оболочкой, под которой будут
поддерживаться постоянные давление, состав, влажность и температура
воздуха.
Вся Земля превратится в единый дом, отпадет надобность в строительстве жилищ.
Легкие пластиковые щиты — вот и все,
что будет нужно.
Л\-да,— сказал Фарг. - - Даже
не
знаешь, что и подумать...
- Это что, вполне серьезно?—спросил
сосед, придвигаясь еще ближе.
— Не. знаю,—сдержанно сказал Буррн,—
но в материалах Дамонта ничего не говорится о чувстве юмора у Великого Мозга.
— Для шуток тема неподходящая,— резко сказала Лидия, покусывая губы. — Но
какой ужасный мир, сплошной желудок
для поглощения энергии!
— Да,— сказал
сосед задумчиво,— издержки значительные. Особенно остро они
будут ощущаться в первое время.
— Издержки?!—задохнулась Лидия. —
Уничтожить все живое на Земле — это, по
вашему, издержки?
Жертва, если хотите, но зато какие
возможности открываются перед наукой!
Энергия в любом количестве! Постановка
всех мыслимых экспериментов! Развитие
познания получит такую могучую опору,
что человек станет явлением космического
масштаба.
Это же в е л и ч а й ш а я техническая революция, и она, не сомневаюсь,
повлечет за собой каскад новых открытий.
А для отдельных любителей доброй старой земной природы можно будет - - вы
же слышали, что Великий Мозг думает о
перспективах синтетической х и м и и — в любой момент синтезировать березовую рощу, домашнюю кошку или гладиолус —
что вам больше по вкусу.—Сосед торжествующе рассмеялся и повернулся к Бурри:
- Насколько я понял, вы -- член Комиссии по проблеме Единого Поля? Я —
А р т у р Храмов, физик.
— Об этом мы догадались,— проворчал
Фарг.
- Бурри,
Мстислав, представился
Бурри.
- Так вот, Бурри, вы, конечно, л у ч ш е
осведомлены о Великом Мозге, но мне ка-

112

жется, что сомнений тут не должно быть.
Почему?—спросите вы.
— Спросим,— вполголоса сказала
Лидия и зябко повела плечами.
- Отвечаю: хотя бы потому, что я, —
да и никто, видимо, — не видит, что говорило бы против принятия Проекта Единого Поля. Умственные способности человека будут усилены в десятки и сотни раз.
И это возможно уже сейчас, а те ужасы,
что так напугали... виноват, как ваше имя?
— Лидия.
—...что так напугали Лидию, предвидятся еще только в далекой перспективе. К
тому же, то, что нам изложил Бурри, это—
голый скелет, и то неполный. Действительность же, я уверен, будет далеко не так
ужасна. Эстетические потребности человека являются, так сказать, априорными, изначальными, и нет никаких признаков, что
им грозит исчезновение.
— Вы забываете, что между человеком
и Великим Мозгом существует обратная
связь,— возразил Бурри. -- И не исключено, что Великий Мозг своим воздействием
может вызвать изменение психики человека.
— Ну, это можно как-то... э-э... предусмотреть, предотвратить,— без особого интереса возразил Храмов и посмотрел н;|
часы. Этот аспект проблемы его явно не
волновал.
- Простите, но мы должны вас покинуть,— сказал он, вставая. — Я обязл
тельно постараюсь побывать на заседании
Комиссии. До свиданья!
Провожая глазами быстро идущих к выходу физиков, Фарг сказал, грустно пок.1
чивая головой:
- Да-а, нелепо, но я уже не раз замечал, что наука, ставшая
единственна
страстью, наносит непоправимый ущери
духовному. Как это он выразился?.. II"
становка всех мыслимых экспериментои'
Вот его идеа.1 и смысл жизни. Впрочем,
равновесие разума и чувств вряд ли ;н>
стижимо у отдельной личности. Но л•'"
человечества в целом это должно бит
обязательным условием, и вот с этим
нас в последнее время не совсем блакнш
лучно. Вы не задавались вопросом, почем*
у нас так мало по-настоящему
крути.'поэтов, писателей, музыкантов, х у д о л и н
ков?
- Бурри,— вдруг встрепенулась .4 и
дня,— почему бы тебе не поговорить с М
рависом? Я думаю,
мнение величай
"
из современных художников было бм и»
тересно Комиссии.
- Это было бы замечательно, но о >«
все, кого одолевают сомнения, н а ч н у ! иг»
езжать к нему, когда же он будет |>
тать?
— У тебя особый случай, Бурри, . * <
зал уверенно Фарг. — Разве
Мор.и „
все разно, останется ли Земля 1.
планетой или превратится в сплоти"" <|<
тоэлектрический приемник?
Лидия поднялась.
— Пойдемте,—сказала она,— я м и н и »
что-то устала.
— Да, налицо явное нарушение |и г

предписанного Инструкцией. Ведь ты сегодня летала, как я забыл об этом! — сокрушенно пожал плечами Фарг.
Проходя мимо опалового озера, Бурри
сказал:
- Если вы не возражаете, я
возьму
Эрика с собой.
- Зачем? — спросила Лидия.
- Он должен помочь нам в работе с
[Мозгом.
— Неужели члены Комиссии сами
не
1могут справиться? — ехидно спросил фарг,
•открывая дверцу машины. Лидия невесе|ло рассмеялась и заняла место за ручкой
управления.
Бурри промолчал и осторожно опустился рядом с фаргом, стараясь не задеть
го больную руку.
Машина мягко тронулась с места и,
лстро набирая скорость, вынеслась на
нрокую магистраль со слабо светящимся
крытием.

Храмов и Бурри стояли на краю огромой равнины. Синевато-зеленая трава кохалась под порывами ветра, по ней беяи длинные торопливые волны, как по
глубокому озеру.
Храмов беспокойно
схаживал и иногда, останавливаясь, наряженно вглядывался вдаль. Позади нестоял хмурый Бурри и смотрел себе
•д ноги. За спиной у них была березороша, зеленая, с ослепительно белыми
лами деревьев.
(Вдруг Храмов оживился. Издали, от
ризонта, занимая всю видимую ширь,
цело катился черный поток. Лихорадочлн порывами заметался по степи вев воздухе носились сухие листья, криптицы.
Вот оно!— тыча пальцем в горизонт,
клицал Храмов. — Вот оно, торжество
ума и логики, конец извечного хаоса!
авнина исчезала под черным искряся покровом. Вот уже стало видно,
это бархатисто-угольная масса с мнотвом сверкающих антрацитовым блеспузырьков. Она несла с собой бесветную тишину.
тепь умирала,
беспорядочно трепеща
1н травами, кровоточа алыми скоплецветов, обреченно крича голосами
и животных.
Саморазмножающиеся фотоэлектрике элементы!— торжествующе кричал
ов. — Это океан энергии, бездна эксментов!
возбуждении он топал ногами, хватал
за рукав.
Поздравляю, коллега, ваш Великий
— гений!
ный покров наступал беззвучно и
Становочно. Вот он уже охватил роIII деревья стали
осыпаться, белые
ЯЫ как будто
обуглились, и голые
тоскливо взывали к небу, словно
вые в с к и н у т ы е руки...
снувшись, Лидия долго лежала, все
I ищущая беспомощный ужас.
Было
[рано. Сквозь п о л у п р о з р а ч н у ю стену
«Байкал» № 6.

л и л с я мягкий серый свет. Мимо дома неторопливо прошли соседи, дед с внуком.
Оба они работали в клинике, оба были
хирургами. Гравий сухо поскрипывал под
их ногами, ясно были слышны их негромкие голоса. Они возвращались после ночного дежурства.
—...не станет отрицать значения врачебной интуиции даже сейчас, когда диагностическая аппаратура почти достигла совершенства. В доказательство
приведу
один пример из собственной практики...—
поучающе говорил дед.
Даже не видя их, Лидия ясно предста-.
вила, как внук смотрит влюбленными глазами на своего знаменитого деда и жадно
ловит каждое слово. Голоса затихли.
Хоть это было нелепо, Лидия никак не
могла отделаться от чувства, что откуда-то,
из глухих уголков планеты, уже начинается наступление на безрассудно
расточительную Землю...
Встающие рано—живут долго, вспомнила
она слова своего школьного учителя и решительно спрыгнула с кровати.
Искупавшись в бассейне в саду за домом, она собралась в клинику, но вспомнила, что начатая совместно с Фаргом работа находится сейчас как раз в такой
стадии, когда одной там делать нечего, а
Фарга излишне заботливое руководство не
допустит к работе еще дня три, не меньше.
Перед домом появилась серая скоростная машина с высоким гребнем стабилизатора. Она затормозила так резко, что
послышался пронзительный визг, а из-под
колес веером брызнул гравий. В этом было что-то необычное.
Лидия сбежала по пружинящему пандусу и увидела под прозрачным фонарем
машины Бурри. У него было измученное
бледное лицо и синие круги под глазами.
Он сидел, привалившись плечом к дверце, бессильно уронив руки, и смотрел на
Лидию, словно не узнавая ее.
— Что случилось?— спросила она, невольно замедляя шаги.
Бурри молча кивнул на заднее сиденье, открыл фонарь и, устало согнувшись,
вылез из кабины.
На заднем сиденье лежал неподвижный
Эрик. Голова его была неестественно завернута назад, а большое мягкое ухо откинуто, словно пес к чему-то внимательно
прислушивался.
- Что с ним?— шепотом спросила Лидия.
— Мы ввели его в поле Великого Мозга. Никто не ожидал, что так может получиться, даже Дамонт... Он погиб через
две минуты -- распад мозговой ткани.
Спасти было невозможно. Дамонт считает, что это защитная реакция Великого
Мозга от вмешательства хаотических ассоциаций, но пока никто ничего не знает.
- А почему ты увез его оттуда? Он
наверно нужен там.
Нет. Все анализы уже сделаны. Сегодня ночью никто из Комиссии не спал,

113

съехалась лочти
вся Афро-Европейская
группа.
— Я ожидала чего-то подобного. — Лидия бессильно привалилась к машине.
— Я решил ехать к Моравису. — Бурри с треском раскрыл замок куртки, снял
ее и бросил в машину. •— Он сейчас в
предгорьях Алтая. Ты можешь поехать со
мной?
— Да, могу. Но сейчас нам нужно увидеть фарга. — Лидия решительно села
за управление и, обернувшись, посмотрела
на Эрика. Сенбернар даже в смерти сохранял свою обычную невозмутимость.
Его толстые лапы покойно лежали
на
светло-серой бархатистой обивке сиденья.
Судорожно глотнув, Лидия отвернулась и,
развернув машину почти на месте, так
резко бросила ее вперед, что Бурри вспомнил старт ракетоида.
Фарг сидел на крыше своего дома, свесив вниз босые ноги, и громко переговаривался с кем-то, скрытым в кустах у соседнего дома. Ему мешал стереовизор,
включенный почти на полную мощность.
- Что?— кричал Фарг. - - Громче,
не
слышу... Да нет же, я смотрю на эти вещи реально, но все-таки Уинсток меня
не убедил.
Увидев Лидию и Бурри, он мягко спрыгнул с крыши и, торопливо поздоровавшись,
заговорил, обращаясь к Лидии;— Уинсток
опубликовал вчера статью, где он по-прежнему настаивает, что мы исходим из неверных предпосылок. Он считает, что самовосстановление
утраченных органов
возможно только у достаточно примитивных организмов. Каково, а?
Вместо ответа Лидия показала в сторону машины и устало опустилась на траву.
Фарг вопросительно посмотрел на Бурри и, подойдя, заглянул в машину.
- Как это произошло?— спросил он, выпрямляясь. В глазах его была боль. —
Что ты сделал с ним, Бурри?
Лидия сидела, обхватив колени руками,
и внимательно наблюдала, как взбирается
вверх по стеблю желтого цветка глянцевитая божья коровка. По-осеннему синее
небо было безоблачно. Ленивый теплый
ветерок позднего утра приятно ласкал кожу, кругом царили тишина и предполуденный покой. И тем более диким и нелепым
представлялось
то, о чем рассказывал
сейчас Бурри.
- Его нельзя было спасти?— хмуро
спросил Фарг.
Бурри отрицательно помотал головой.
— Странная штука, этот ваш Мозг! Мне
кажется, что даже Дамонт, несмотря на
свою бесспорную гениальность, еще не
знает, что он создал. Ты говоришь,
он
даже теоретически не допускал такой возможности?
- Да. Для инициирования деятельности
Мозга необходим человеческий уровень
мышления. Дамонт и сейчас настаивает
на этом, но факт налицо: Мозг в течение
полутора-двух
минут контактировал с
мозгом Эрика и полностью разрушил его.
— Фарг, мы решили съездить к Морави-

114

су. Ты поедешь
с нами? — неожиданно
спросила Лидия:
— Когда?
Лидия вопросительно посмотрела
' .1
Бурри.
— Что? Ах, к Моравису...— Бурри вст| <пенулся, посмотрел на Лидию, потом
Фарга. — Сегодня, сейчас же. Но смачл
ла нужно предать Эрика земле. Мне I
чему-то кажется, что он обязательно л> •
жен лежать в земле, где-нибудь за п>| ч
дом.
— На
Сосновом
Мысу,—вполго.л- .1
сказала Лидия, глядя в сторону.
— Подождите, я оденусь,— Фарг ш | .
пливо пошел к дому. При его прибли*'
нии стереовизор снова включился. Чс| > •
большие распахнутые
окна было вил»».
как молодой белокурый диктор, сдержан""
жестикулируя, ведет передачу
«Всем»г
ных новостей».
—...Впервые после долгого
перерыв .1
творческим коллективом Афинского теамм
осуществлена постановка трагедии до' >
негреческого драматурга Эсхила « П р и * ,
ванный Прометей».
С подробным
р...
смотрением тех средств и приемов, мм»
рые были применены при
этом г л н п >
режиссером театра Костанди, выступит и
атральный критик Эверс в восемнади м
часов по гринвичскому времени.
— Только что получено сообщение о > . ч
что в результате двухлетних к о м п л е к . н .
исследований на Юпитере ученые приш >и
к единодушному выводу...
Выйдя из дому, Фарг снял с п а х * ' '
разного садового робота один из рай
манипуляторов — полутораметровую •• ч
нистую палку с тремя широкими зуТни»
на конце. Он сел на заднее сиденье рч к ••
с Эриком, и Лидия рывком тронула м а т »
ну с места.
Голубоватая лента
пустынного ни.. •
почти не изгибаясь, уходила к д а л е к » » )
горизонту. По сторонам тянулись ж и и
кие холмы, покрытые выцветшей п о д лой травой. Изредка появлялись небо.и."..
скопления деревьев с приютившими, и >
их тени небольшими белыми д о м и к а м и
Лидия вела машину сама, не пь N..
автоводитель.
За прозрачным п л а с т а м
фонаря глухо гудел уплотнившийся
дух, машина делала не менее двухсш •»
лометров в час. Вдали показалась и м » . .
полоса. Лидия сбросила скорость и, пир
нув с шоссе, въехала в лес. З а п у ш
сильно поросшая дорога вывела на пикни берег, покрытый гигантскими, пир.пи
тельно прямыми соснами. Все выш.т
машины и подошли к самому
обры)
Полноводная река, огибая Сосновый м>
делала здесь плавную излучину и. н и м и
петляя, уходила на север. Над с а м . . »
рединой реки, оставляя за собой пи ,,
исчезающий след, шел серебристы»
ход, похожий издали на большую он.
каплю ртути,
— Кажется, в таких местах лиши ш
коиться наши предки,— задумчиво . <
Фарг. - - Покосившийся деревянный ми величественный вид, о т к р ы в а ю т » » и
него...

сами льда в Гренландии, если
Храмов
- Мыс очень красив с реки,— вполголоприходит в восхищение от идеи будущего
I сказала Лидия. — Я всегда любуюсь
воцарения технической морали, если мои, когда пролетаю на аэроходе.
жет оказаться так, что в один прекрасный
Бурри повернулся и пошел к машине.
день люди станут живыми манипулятораСлабо раскачиваясь, шумели над головой
ми Великого Мозга. И это — не все. Мы
сосны, под ногами потрескивали сухие
еще не знаем, что рождается в бесчислен| взъерошенные шишки и сияющая лучистыных лабораториях от Земли до Юпитера,
ми бликами машина
выглядела здесь
какие еще предложения сделают завтра
(Странно и чуждо. Бурри вынул из машичеловечеству исследователи,
загипнотизины манипулятор и начал торопливо рыть
рованные силой собственных открытий.
му. Подошли Фарг с Лидией и молча осЛюдям пора покинуть тесный мир своих
ановились рядом.
профессиональных интересов, пора вырабо• Земля была мягкая, не очень влажная, и
тать критерии оценки новых направлений
Скоро Бурри углубился почти до пояса.
работ с точки зрения человеческой мора— Хватит,— сказала
Лидия,
нарушая
^ягостное молчание.
— Анти-Храмов. Так сказать, Храмов
Бурри кивнул и, тяжело дыша, выбралнаоборот, с неожиданной горячностью
I ся наверх.
сказала Лидия. — Ты не предлагаешь,
Фарг вын"с из машины сенбернара.
случайно, вообще отказаться от исследо— Прощай, Эрик!— тихо сказал он и
ваний? Вот мы, например, работаем над
ережно опустил его в яму.
проблемой регенерации органов человека.
Покусывая губы, Лидия смотрела, как
Благородное направление с точки зрения
ад могилой пса вырастает холмик еще
человеческой морали? Безусловно. А теперь
лажной земли.
представь себе, что эта проблема уже ре— Ну что ж, он жил не зря,— грустно
шена, что мы уже научились восстанавлизал Фарг. — Благодаря
ему, людям
вать все — от пальца до головы. Моральнет известна еще одна тайна Великого
ным ли будет в этом случае восстановлезга. И, кто знает, если бы не Эрик, моние человека, если от него осталась одна
она досталась нам слишком дорорука? Или, допустим, желательно ли возценой...
вращение к жизни кого-то давно умершего по сохранившемуся кусочку ткани?
Бурри сидел, напряженно сцепив руки,
полузакрыв глаза. Увлечение философией
Почти всю переднюю стену салона рейзаставило его в свое время основательно
ового стратоплана занимал экран стеизучить логику, и сейчас, отмечая ошибки
Ьвнзора.
в рассуждениях своих друзей, он видел,
—...мало только
предсказывать землечто подобные споры могут быть решены
ясения,— говорил резкий уверенный готолько жизнью, то есть в результате труС диктора. — Сейсмология уже
сейчас
да многих и многих людей. При последлотную подошла к проблеме их прених словах Лидии он оживился.
преждений. Давно известно, что землеИстина доведенная до абсурда, сгарсения являются следствием перераспремпвится ложью. Это было сказано филоления металлических компонентов в ман[Ьом Дицгеном еще в девятнадцатом стопод действием магнитного поля Земли.
- негромко сообщил он и посмотрел
БС, сверхглубинный автономный буро-а часы Время полета уже истекало. И
снаряд, который вы видите на экране,
•т монтажом экспериментальной устаки, создающей вокруг себя в радиусе
•ти километров искусственное магнитТ
I поле...
Что ты имеешь ввиду?— нахмурилась
>арг повернулся к Бурри и,
заметив,
он мельком взглянул на часы, усмех1? Чтобы уравновесить весы, нужно на
я:
обеих чашах иметь равный груз,—коротко
Стратоплан ведут автоматы по станответил Бурри и смущенно взглянул на
иной траектории, время рассчитано с
Лидию, недовольный своим поучающим
Костью до секунды,— И, помолчав, до|л: — Я тоже в последнее время ста"^Казуистика!- буркнул Фарг. - Схолюсь беспокойным. Раньше проблема
ластика!
1етрясений вряд ли бы заинтересовала
В небольшом, насквозь пронизанном
§. Может быть, успех сейсмологов просолнцем здании вокзала они подошли к
подхлестнул бы меня с еще большим
диспетчеру. Молодая круглолицая девушнем заниматься своим делом — и
ка, даже не дослушав пространных объяс-ко...
нений Фарга, сказала:
• Чувство ответственности за деяния
— Ах, к Моравису! Это нужно в коло•ечества в целом,— с бледной улыбнию первобытных людей, шестьдесят кизаметила Лидия.
лометров по юго-восточному шоссе.
Что-то подобное,— согласился Фарг.—
— Что, что?— не понял Фарг.
..При я науки свидетельствует, что почти
Девушка фыркнула.
открытия, которое рано или поздно не
Это ребята с геофизической станции
лось бы каждого. Нам всем должно
«Мантия» так себя называют. Мора^ небезразлично, если гляциологи вевис живет у них. Давно, уже с год.
рискованные опыты с огромными масНЕ
На

Р

Ча^»«

„„«ч,г

,ПГ»ПЫА«

«Л^ТГ»_

— А они
ле
каннибалы?— серьезно
спросил Фарг.
- Что?— в свою очередь не поняла девушка.
— Так называлась одна из профессий
первобытных людей,— любезно объяснил
Фарг.
— Я же сказала, что они геофизики.
— Одно другому не мешает. Но все
равно большое спасибо.
- Поезжайте
на машине!— крикнула
вдогонку девушка.
— Как бы не так! — проворчал Фарг.—
Я тут заметил орнитоптерную станцию.
Давно хотелось попробовать, что это такое.
Он вышел из вокзала первым и решительно зашагал к большому прозрачному
навесу, под которым стояли широкие приземистые колпаки. Откуда-то появился сухощавый молодой человек в широкополой
шляпе.
— Здравствуйте!— сказал он неожиданным при его телосложении густым басом.
- Я техник-инструктор по орнитоптерам.
Вам куда? В «Мантию»? Понятно. Завидую людям, у которых так много свободного времени, что они могут летать на орнитоптерах. Вам приходилось летать на
них?
Инструктор откинул колпак и, почти без
усилий подняв небольшой кольцеобразный
механизм, вынес его из-под навеса.
Это биомеханический аппарат,— пояснил он. — Пятнадцать километров в час,
при попутном метре побольше. Что это в
наше время, правильно?
Он повернул неприметный рычаг, и широкое наружное кольцо развернулось
-в
два длинных эластичных крыла. Под ними
оказались два пояса, которыми инструктор охватил верхнюю часть тела. — Вот
и все. Остальное сделают ваши биотоки.
Соблюдайте осторожность при взлете и
особенно при посадке. При взлете
не
нужно частить, взмахи должны быть плавными и широкими. Вот так.
Он оторвался от земли и, мягко помахивая упругими крыльями, повис на высоте двух метров.
— При посадке же,— поучал он с высоты,— взмахи делайте чаще и короче.
Крылья затрепетали и легко опустили
техника-инструктора на землю.
Первым опробовать крылья взялся Фарг.
Он с решительным и серьезным видом
опоясался, вытянулся в струнку и, глубоко вздохнув, сделал взмах. Результат был
неожиданный. Фарг взлетел на метр, опустился, снова взлетел, косо приземлился и
ткнулся лицом в траву, путаясь в лихорадочно извивающихся крыльях.
Инструктор огорченно сдвинул на затылок шляпу и бросился поднимать Фарга.
.Бурри с Лидией хохотали.
— Ничего, ничего,— повторял молодой
•человек. — Все проще простого.
Действительно, все оказалось просто.
Фарг полетел со второй попытки, уверенио сделал крут над навесом и довольно
удачно приземлился.

116

— Смеетесь?— зловеще спросил он, снимая крылья. - - Отлично, сейчас я буду
смеяться.
У Бурри и Лидии начало оказалось лучшим, кое-что они уже уяснили, наблюдая
за приключениями своего друга. Смеяться Фаргу не пришлось. Вскоре они поднялись все втроем, и полетели над шоссе,
ведущим на юго-восток.
- М-да,— разочарованно сказал Фарг,
заметив, как внизу, обогнав их, стремительно уходит вдаль голубая машина. Скорость у нас, надо сказать, архаическая. Даже с геликоптером не сравнить.
— Никто нас не принуждал. Зато какое
ощущение!— Бурри даже зажмурился на
мгновенье.
Лидия, далеко опередив их, упорно набирала высоту.
- Не залезь в стратосферу, это тебе но
ракетоид!—закричал
Фарг,
торопливо
в з м а х и в а я крыльями.
Синеватые громады гор, у подножья которых расположилась станция «Мантия».
казались совсем близкими, но прошел ча
другой, а расстояние до них почти не сокращалось. И лишь через три с лишним
часа после вылета показался несколько к
стороне от шоссе десяток белых и кра1
ных кубиков.
Когда они приземлились на небольшом
КРУГЛОЙ

ПОЛЯНе, ИЗ КуСТОВ ВЫНЫрНуЛИ Д1!.1

рослых парня в шортах и сандалиях н.1
босу ногу. Один из них торжественно про
из,нес;
— Мы приветствуем вас на свободном
земле нашего племени и просим вас осы
вить здесь ваши летательные аппараи.1
все механизмы, кроме часов и диктофо
нов, и все огнестрельное оружие.
— Каннибалы! — сказал
вполголсм .1
Фарг. — Я же говорил вам, каннибалы'
Они захватили Морависа и держат п..
в плену, если только уже не съели.
- У нас нет огнестрельного оружия
Делая испуганные глаза, сказала Лидия
Мы прибыли к вам с самой мирной мм.
сией.
- В таком случае вы наши гости,
сказал парень,—до стойбища отсюда п н и
сот локтей, мы вас проводим.
По дороге провожатые хранили тайн, р
венное молчание, а прилетевшие ни о ч. >.
не расспрашивали. По оживленному л и п Лидии было видно, что все это ч р с ш ы
чайно нравится ей.
В «стойбище» их окружило чело... |
двадцать загорелых, легко одетых м.фш»
и девушек.
— Вот,— сказал один из сопрово/м .<
щих. — Знакомьтесь • - мирная
н ..
ция.
- Кто вы?—спросила, улыбаясь,
красивая брюнетка в зеленом.
Фарг выступил вперед, одернул к\|>ич
и внушительно сказал:
— Этот человек,— он слегка мок тми
ся в сторону Бурри,— есть член Коми. .н«
Высшего Совета Наук по проблем. |
ликого Мозга. Зовут его Мстислан 1.\|Ч'«
— Ого!— отреагировали в толпе
!•?

нетка с интересом посмотрела на покрасневшего Бурри.
— А мы,— продолжал
между
тем
Фарг,— лица, его сопровождающие,—Лидия Маури и Рой Фарг. Мсгислав Бурри
приехал побеседовать с художником Морависом.
— Ребята, — сказала брюнетка,— проводите их к маэстро! Вы все пойдете к нему?
- Пусть Бурри идет один,— ответила
Лидия. — Мы пока побудем здесь.
- Правильно, — охотно
согласился
Фарг. — А вы тем временем не откажитесь
ознакомить нас с законами и обычаями
вашего уважаемого племени.
Брюнетка рассмеялась.
Один из провожатых повел Бурри дальше. Он шел впереди, легко лавируя
в
еобыкновенно густом кустарнике, и временами неожиданно
скрывался с глаз.
Только едва заметно подрагивающие уз~~ие листья,
покрытые
седым налетом,
казывали его путь. Бурри, непривычный
к ходьбе в такой чаще, сразу же расцарапал себе щеку об сухую ветку и раза
два споткнулся о толстый серебристый
кабель, совершенно незаметный в спутанной бесцветной траве.
Наконец, впереди показался просвет, и
через десяток шагов, гремя мелкой галькой, Бурри вслед за своим
провожатым
катился на широкий песчаный берег.
От ленивой и, видимо, неглубокой
в
этом месте реки тянуло свежестью, а
[ то, что происходило на берегу, заставило
Бурри остановиться. На низком раскладном стульчике сидел человек в надвинутой
на глаза панаме, из-под которой торчали
лишь длинные седые усы. Поодаль, на се, ром, нетерпеливо перебирающем ногами
[коне сидел голый всадник. Человек в панаме водил усами над стоящим перед ним
[мольбертом, словно недовольно принюхиI вале я, потом решительно махнул рукой.
1гновенно сорвавшись с места, всадник
ешенно понесся по берегу, взметая песок.
[Напротив усатого в песке торчало нескольро веток, и у этой отметки всадник резко
становился. Конь уперся, оставляя глуикие борозды, всеми четырьмя ногами, а
садни к -- юноша с великолепно развитой
кулатурой картинно переворачивась в воздухе, пролетел несколько метров
мягко упал на песок.
— Руки!!— х в а т а я с ь за голову, завопил
сатый. - - Тут нужен испуг, даже страх,
ты мне демонстрируешь акробатические
|>кжи!
- Маэстро,— шепнул
Бурри провожамй. Глаза его смеялись.
- Здравствуйте,— сказал Бурри.
- Что? А, здравствуйте, здравствуйте!—
уро ответил Моравис, мельком оглядыБурри.
— Я к вам...
- Вижу,— Моравис глядел на мольберт
обмахивался панамой. — Сколько можУговоры, эти глупые похищения, теонова уговоры! Но мой милый сынок,
вижу, уже не рискнул сюда приехать,
правильно! Я бы попросил ребят отвез-

ти его и насильно усадить в стратоплан.
Да и с вами, пожалуй, стоит так постуэ
пить. Как ты думаешь, Гай — спросил он
у голого всадника.
- Как прикажете,— весело
отозвался
тот, поигрывая мышцами. Моравис довольно хохотнул и доброжелательно посмотрел
на Бурри.
— Вы неправильно поняли меня,— сказал Бурри, растерянно оглядываясь
на
своего провожатого. - - Я член Комиссии
Высшего Совета Наук по проблеме Великого Мозга и приехал поговорить с вами.
— Такой молодой! Ну, хорошо, а причем
здесь Великий Мозг, какое я имею к нему
отношение?
Великолепный натурщик перестал играть
мышцами и внимательно прислушивался к
разговору.
— Это длинная история,
но, может
быть, здесь не совсем удобное место для
беседы?— Бурри посмотрел по сторонам.—
Может быть нам где-нибудь присесть?
- Стыдитесь, юноша! Я, старый человек, и то чувствую себя здесь превосходно.
Гай, на сегодня наша работа окончена.
Унеси, пожалуйста, мольберт, а мы с юношей сядем вон там у воды и побеседуем.—
Моравис водрузил на голову панаму и
взял Бурри под руку.
В потемневшей реке вздрагивали первые
звезды. Шум воды с наступлением сумерек становился отчетливей и чище, словно
мочь гасила все посторонние звуки. Недалекие горы
постепенно уплотнялись,
сдвигались теснее и теперь возвышались
сплошной темной стеной, только на одинокой дальней вершине медленно таял последний отблеск зари. Какие-то небольшие
птички с тревожным
писком торопливо
пролетели над самой водой и исчезли в
сгущающейся темноте.
За кустами уже два раза кричали в мегафон: «Маэстро, ждем вас к столу!», но
Моравис, нетерпеливо отмахиваясь, продолжал расспрашивать Бурри.
— Знаете, Мстислав, я, кажется, понимаю вашего Аштау,— сказал он, наконец,
скорбно покачивая головой. -- Нет-нет, не
умом, а сердцем. Надвигается что-то огромное и значительное,
что требует от
нас, людей, ответа. Пора бездумного развития науки кончилась. Дальше мы должны знать, что нам полезно и н у ж н о познавать и как познавать. Рано или поздно
это должно было с л у ч и т ь с я . Вы согласны
со мной, Мстислав? Правда, я не человек
науки, могу ошибаться...
- Я думаю,— ответил Бурри, глядя на
темные струи,— все мы сейчас ошибаемся,
но ошибаемся по-разному.
И из наших
ошибок должна родиться истина.
- Возможно, вы правы,— Моравис помолчал, бросил в реку камешек и поднялся.— Пойдемте, нас, кажется, звали.
Нагревшийся за день кустарник издавал
сильный горьковато-терпкий аромат. Прохлада, пронизанная гонкой пахучей сыростью, приятно бодрила тело.
Моравис вдруг остановился.

117

— Смотрите,—сказал он. — Видите?
Немножко в стороне сквозь листву просвечивало зеленоватое светящееся пятно.
— Какой-нибудь индикатор?
— Индикатор!— сердито фыркнул Моравис. Он подошел к пятну и тронул его
ногой. С шумом взметнулся
фейерверк
зеленых огоньков всевозможного размера.
Пятно уменьшилось, но стало ярче. Моравис поднял один огонек, и Бурри только
теперь разглядел, что это кусок обыкновенной древесины, словно облитый холодной светящейся жидкостью.
- Гнилушка,— оказал Моравис, и по
тону его Бурри догадался, что он улыбается.— Обычная гнилушка, а вы — индикатор... Видите, для многих из нас собственная планета стала терра инкогиита. Да-с.
Вот ваш этот Храмов, к примеру. Я уверен, он и не представляет, что такое земля. Так себе, пыль, зола, дедовский скарб,
сырье для синтеза... А вот мы де создадим
царство разума, где все будет целесообразным, унифицированным...— Моравис горестно махнул рукой, повернулся и зашагал к недалеким уже домикам.
В маленькой, очень уютной столовой сидели только Лидия, Фарг и та самая брюнетка, которая встретила их днем.
- А мы вас ждем,—весело заявила брюнетка. -- Разрешите представить вам, маэстро, н а ш и х новых друзей: Лидия Маурм,
а это Рой Фарг.
- Стефан Моравмс,— церемонно склоняя голову, сказал старый художник. Не правда ли, Майя, из всех, кто приезжал ко мне за этот год, эти самые приятные? Ты согласна?
- Конечно, маэстро!— Майя украдкой
взглянула на сидящего рядом с ней непонятно оживленного Фарга и слегка покраснела. Моравис понимающе поднял брови и
усмехнулся в усы.
За столом он разговаривал в основном
с Лидией.
- Врач Экстренной Помощи? Превосходно. Мой младший сын тоже врач, но
по п р и з в а н и ю он авантюрист. Знаете это
древнее слово? С месяц назад в сговоре
со с т а р ш и м б р а т > м и целой кучей моих
учеников он вздумал хитростью увезти
меня отсюда куда-то на лечение, в здравницу. Ха! Организовал целое похищение,
когда убедился, что уговоры бесполезны.
А того не понимает, мальчишка, что мне
уже много лет и поэтому мне дорог каждый день. В этом же моя жизнь! А вот
оли,— Моравис кивнул на Майю, увлеченно разговаривающую с Фаргом,— меня
понимают. Славные люди. Глядя на них,
ощущаешь, как вливаются в тебя силы.
Бурри почти не прислушивался к разговору. Великий художник оказался обыкновенным человеком. Хоть Моравис не изрекал банальных истин, но и не сказал
ничего такого, что могло бы разрешить
его сомнения. А чего же ты, собственно,
ожидал? Чтобы одним словом он одобрил
или осудил то, что, может быть, является
эпохой в развитии общества? А если я не
приемлю ее, эту стадию, тогда что делать?

118

Бурри машинально поднялся и, ни на
кого не глядя,
пошел к выходу. Ему
сейчас необходимо было побыть одному,
сосредоточиться.
На перилах веранды сидели девушки и
парни и пели вполголоса какую-то красивую и грустную песню. Один из парней,
тот самый, который провожал его к реке,
подошел к Бурри.
— Вы хотите отдохнуть?— спросил он.—
Пойдемте, я вас провожу.
Они прошли мимо освещенных домиков,
расположившихся полукругом, и остановились под группой невысоких деревьев с
очень широкими кронами.
— Вот ваша хижина,— сказал парень,
указывая на смутно белеющий среди кустов домик. — А напротив коттедж маэстро.
Я вам больше не нужен? Тогда спокойной
ночи, до свиданья!
Хижина оказалась стандартным
домиком обычного дачного типа — легкие пластиковые переборки, отделяющие гостинуюкабинет от спальни, душ, пульт внутреннего освещения, пульт бытовой автоматики,
два небольших стереовизора и видеофон.
Бурри прошел в спальню, распахнул окна и лег в постель.
Сосредоточиться не удавалось.
Все
мысли были какие-то
вялые, путаные.
Нить рассуждения, которую он было нащупал, ускользнула. Бурри досадливо ударил локтем по эластичному изголовью и
перевернулся со спины на бок.
В окно свешивались мохнатые ветки, а
в самом верху заглядывала косая ручка
Большой Медведицы.
Глаза тотчас же
сами отыскали теплый огонек Мицара, а
рядом с ним крохотную мерцающую точку — Алькор. Бурри с минуту
смотрел,
переводя взгляд с темных веток на звезды, пока не понял, что в этом есть что-то
странное. Неимоверно далекие огромные
звезды и обыкновенная колючая еловая лапа — что между ними может быть общего? Но вот они заключены вместе в р а м к у
окна и проецируются рядом в человеческом глазу и воспринимаются, как единое
целое, чудесно дополняя друг друга. Все
дело в ракурсе, подумал Бурри, во взглн
де на вещи под определенным углом зрс
ния. И опять, как всегда в эти дни, сю;м
вклинилась мысль о Великом Мозге. Он I
никуда, оказывается, не исчезла и не м<>
гла исчезнуть, просто думать о нем, идш
от него к другим явлениям было почему-мневозможно, но мысль о нем являлась 1.1
ма, едва он задумывался о чем-то, да»г
совершенно, казалось бы, другом.
- Навязчивая идея или что-то другое?
спросил себя Бурри, но в это время 1.1
окном послышался легкий шум, и в гит
появилось неясное очертание человеческим
головы.
— Бурри,— негромко спросила
го .ч
голосом Фарга,— ты уже спишь?
Бурри промолчал.
- Спит,— сообщил кому-то Фарг.
него сейчас и без этой экскурсии
Iт <
хватает.
- Рой,— Бурри узнал голос М а й и , ••>•
у вас всегда такой?

— Какой?
- Неразговорчивый, весь в себе. Он наверно очень талантлив, да?
— Первое время он и мне казался немного угрюмым. А сейчас я этого не замечаю, наверно потому, что говорю за
двоих,— Фарг тихо засмеялся. -- А относительно таланта — тут ты, милая девочка, права.
— Посмотри, какая ночь,— проговорила
Майя. — А утром по синоптическому графику будет дождь. Правда, они обещали
уже к обеду снять облака.
— Счастливчики вы, живете под такими
звездами,— тоном обиженного ребенка сказал Фарг. — Хорошо, хоть синоптики запланировали дождь не на ночь.
— У «ас сезон полива весной,— сообщила Майя. — А в это время всегда безоб;
лачно. Оставайся у нас, врач нам нужен.
Будешь целыми ночами любоваться на
небо.
Под окном что-то хрустнуло, наступила
долгая тишина.
— Не могу,— сказал Фарг. — Как я
[могу оставить работу?
- А если я попрошу?— в голосе Майи
была нежная усмешка.
Зашелестели листья, и голоса медленно
•длились.
Бурри ощутил вокруг себя пустоту. На
здце было тоскливо; ночь резко похоло1а и до звона углубила тишину.
...Было по-прежнему темно, когда
он
гг проснулся, только ковш Большой
1едведицы, сдвинувшийся так, что в окне
гавалась лишь одна звездочка, указына приближение утра. Приподнявшись,
&УРРИ увидел ярко освещенные окна Мора:а и в них беспокойно двигающийся вымй угловатый силуэт. Старый художие спал.
•Буррн поежился, хотел встать и закрыть
ш, но передумал. Он лишь поплотнее
>ернулся в одеяло и неожиданно легко,
Иг к сразу же уснул.
•Сопл Бурри открыл глаза, за окном
)тон!.'о шелестел дождь. Что-то где-то
в раскрытые окна летели косые
'ч, я на полу уже
стояла солидная
[а. • >, рр« вскочил, захлопнул окна и,
1вляя за собой мокрые следы, бросился
•ульту бытовой автоматики. Из стены
гали два черепахообразных аппарата
ж у ж ж а , засновали по комнатам.
Бурри принимал душ и одевался,
вылизали до блеска пол и скрылись,
опоздал ли я к общему завтраку?»—
|<ал Бурри и нерешительно выглянул
^лицу. Дождь и не думал
утихать,
все шуршало, шелестело, в не>х мутных л у ж и ц а х возникали и
:ь пузыри. Запахнув плотнее куртвтянув голову в плечи, он торопливо
га л.
[столовой было шумно.
_Вздор!— кричал загорелый парень в
рубашке, в котором Бурри сразу
натурщика Гая. — Это явление
не связано с силой тяжести,
глубины зала Бурри махнула рукой

Лидия. Она сидела вместе с Майей, Фаргом и Морависом.
Видимо, спор был горячий, потому что
никто не ел.
— ...металлический фон,—кричал темпераментный Гай, протягивая к кому-то руки.
На запястьях у него блестели массивные
приборы. Это незастывшая магма с металлическим к о м п о н е н т о м на дне.
- Магматический коктейль с поперечником в десять километров!— насмешливо
бросили с крайнего стола.
Майя вскочила и, на ходу кивнув Бурри, пошла к видеофону.
- Кто тебя сменил. Гай?— спросила
она, щелкая клавишами.
— Арсен,— подсказали ей.
— Пост девять!—негромко сказала оиа
в микрофон.
На экране в окружении множества приборов появился хмурый черноволосый парень.
— Арсен, аномалия в блоке 13-117 фиксируется?—спросила Майя. Арсен посмотрел куда-то вбок и кивнул.
— Покажи запись.
Тотчас на экране возникла сложная вутаница разноцветных кривых линий.
- Смотрите, вот она!— Гай сорвался
из-за стола и побежал к видеофону.
Бурри вопросительно посмотрел на Лидию. Лидия недоуменно пожала плечами,
зато Фарг, весь обратившись во внимание,
смотрел на экран.
— Специалист!— указав на него глазами, фыркнула Лидия.
Моравис невозмутимо прихлебывал из
чашки маленькими глотками и скользил
глазами^о залу. Предмет спора его, видимо, не интересовал, он изучал лица.
- Гай, конечно, прав,— заключила Майя
и выключила видеофон.
— Туда надо автоматический буровой
снаряд,— сказал Гай.
В зале поднялся невообразимый шум.
— А другие объекты бросить? — кричали
из угла.
- На очереди блок 7-33.
— Съест,— явственно сказал кто-то.
— Ах, съест?! Поверили, что это магма?— подпрыгнул Гай.
Майя подняла руку и, дождавшись тишины, объявила:
— Снаряд мы туда пошлем, но сначала
подождем результатов по всему сектору,
чтобы изучить попутно
еще несколько
объектов.
Гай взвыл.
— Зачем это?— кричал он, сверкая запястьем. — Я сегодня же свяжусь с Центром!
- Это надолго,— сказал Морав'ис, наклоняясь к Бурри. — Но каков Гай, а?
Буря, торнадо! Обратите внимание на
Майю — Афина Паллада, иначе не скажешь. Ах, какие люди, какие люди! Могуча человеческая природа, могуча!—Моравис затряс головой и шумно полез из-за
стола. - - Пойдемте, мои молодые
друзья, я покажу вам свои наброски.
Широко шагая через лужи,
Моравис
громко говорил:

119

—• Могли ли наши предки догадываться, что когда-нибудь перед нами встанет вопрос: какими путями должшо идти поз-нание? Наше движение вперед ускоряется с каждым десятилетием, даже годом.
Наверно, я начинал уже свой пятый десяток, когда ваш Дамонт едва научился
ходить. И вот теперь я все еще крепок, а
Дамонт уже открывает новую эпоху, полную загадок. Не минуло даже одного поколения! Кто такой Дамонт? Гений, согласен, но не последний же он в роду человеческом! Помяните мое слово, уже ваши дети создадут нечто такое, по сравнению с которым его открытие
предстанет
примитивом, тележным колесом!
Старик почти кричал. Полы его длинного
плаща развевались, как крылья.
- Вот этого и не учитывает ваш Великий Мозг. Что бы там ни говорил Дамонт,
Мозг априорно берет себя за высшую и
конечную истину и отсюда уже выводит
все остальное. Он просто не представляет
себе большей силы разума, чем он сам.
Согласен, он могуч, у него бездонная память, фантастическая быстрота и работоспособность, но у него нет эмоций, чувств,
души, вот в чем все дело!
Моравис был потрясающе великолепен
в этот момент. Он казался пророком из
древних легенд, глаза его сверкали, словно он сыпал проклятья на чьи-то головы.
Лидия почти бежала рядом, завороженно
глядя на него. Бурри и Фарг, уже не разбирая дороги, шагали прямо по лужам.
— Нам знаком страх и знакомо торжество победы, ярость и отчаяние, любовь
и голод. В нас живет память амебы из докембрийского океана, мощь регггилий и
жажда жизни млекопитающих. Мы были
жертвами и хищниками, мы плавали и летали, у м и р а л и и рождались. Каждой клеткой своего тела мы познавали окружающий
мир, и вот из хаоса инстинктов, копившихся более миллиарда лет, родился разум. Мы сами еще не знаем его резервов, не знаем, что скрыто в глубинах нашей мозговой ткани до поры до времени,
что родится из каждодневного противоборства и союза разума и чувств.
Мы, люди эмоционального склада, имеем
дело с людьми и поэтому знаем их. Мы,
может быть, не можем судить о перспективах науки, но будущее людей мы представляем себе отчетливо. Сильна природа
человеческая, сильна!— с удовлетворением
п о в т о р и л он свои давешние слова.
Непонятно возбужденные, громко топая
«огами и переговариваясь, они ввалились
в домик Морависа. Сквозь матовые стены
лился ровный, очень чистый, словно отраженный от снега, свет. Большой стол был
загрсмтжден массивными папками, разлокалиберными кистями, цветными флакомами и тубами с краской. В углу, закрывая
экран стереовизора, стояла большая картина, прикрытая зеленоватым щитом.
- Моя последняя работа, называется
«Корни гор»,—сказал Моравис, убирая
щит.
В комнате сделалось тихо.
На картине были изображены двое —

120

одна из них Майя, а во втором Бурри без
труда узнал Гая. Они шли навстречу зрителям по суживающемуся вдаль круглому
тоннелю. Лица людей были спокойные, усталые, и невольно хотелось посторониться,
уступить им дорогу. Но самое главное, пожалуй, было не это. Тоннель — вот что
сразу завладевало вниманием.
Он был
ослепительно ярок, в нем смешались все
цвета от бледно-желтого до ярко-алого и
багрового. Казалось, что от картины ощутимо пышет жаром,
что со всех сторон
безостановочно напирает огромная тяжесть. И тогда взгляд удивленно останавливался на лицах идущих людей. Как, они
еще живы?! Почему они до сих пор ш
испепелены, не раздавлены,
почему они
не мечутся в ужасе?
- Неужели вы сами туда спускались?
спросила Лидия, удивленно взглянув 1м
Мора.виса.
Старый художник молча усмехнулся.
- Они д о л ж н ы быть в шлемах,— нерешительно заметил Фарг.
- В искусстве такое отклонение доп\
скается,— 'сказал Моравис, устало
оп\>
каясь в кресло.
Снова воцарилось молчание. Морать
сидел, сцепив пальцы, и исподлобья см<н
рел в окно, замутненное плывучей ря'н.1"
дождя. Зябко передернув плечами, Буррп
отошел от картины и стал смотреть л.>
мольберт с листом тонкого белого пласт
ка. На нем были изображены фигуры >и
ловека и коня в самых различных ты»
жениях. Вот стремительно несущийся кит.
с всадником, вот конь, взвившийся на •
бы, а под ним человек — груда напряж<-ч
ных мышц, застывших в ожидании \ м
ра вознесенных над ним копьп, вот 1и.м
ник, летящий через голову коня.
— А это наброски к моей новой р а о и м
которую я даже ясно еще и не преде м»
ляю себе,— взглянув на Бурри, с к . 1 1 •
Моравис. - - Мы, эмоционалисты, в ш "•
чие от аналитиков,— не знаю, нас*
правомочны такие термины,—часто ю'н •
не представляем себе свой следующий шш
Обратитесь к истории литературы увидите, как часто герои поступали >••
преки воле автора. Процессы п о л и п " .
ния...—Моравис оживился, вскочил с м"
ела и беспокойно забегал по комнак- Пушкин! Возьмите к примеру эт
сравненного гения человеческого ду.\.| I
возьмется его углублять? Никто! А и
чему? Вот вам загадка, молодые
Почему Ньютона и Эйнштейна мы «»••
углублять, а Пушкина и Ш е к с п и р !
зя? Неужели глубина духа ч е л о п г м
исчерпана ими до дна? Абсурд! I
глубины, где зарождаются
че.гч-и •<
эмоции, для нас до сих пор з;п
холятся, конечно, отдельные н ы р и п.
которые погружаются в эти ней пи• | •"
глубины и приносят наверх пи-|п
кристаллы поэзии, но их н е м н о г п , и
терство их определяется не уропш-м
гетического баланса общества, не сот
ством науки и техники, а чем-м> м м *
чего не знает даже ваш В е л и к и ••
Не об этом ли говорит с к у л ь п т у р н о й

рет древнеегипетской
царицы Нефертити,
созданный за четырнадцать веков до начала христианского летоисчисления, а потом, спустя, десять веков, были Фидий и
Пракситель, спустя еще девятнадцать веков — Микеланджело, и я
спрашиваю:
много ли в сегодняшнем мире таких, кто
мог бы поспорить с ними?
Старик круто повернулся и ткнул пальцем в мольберт.
- Вот, смотрите! Я думаю создать цикл
картин о первых шагах человека, о том,
как он овладел огнем, приручил собаку,
лошадь, как он начал строить хижины, как
дрался за право быть властелином Земли
и как он начинал познавать ее. Вот где
они, настоящие корни гор, корни человечества! О«и уходят в толщу тысячелетий истории и еще глубже — в невообразимую
мощь напластований миллионнолетнего развития органической природы. Поэтому-то,
молодые люди, я и спокоен за будущее человечества... Но я вполне допускаю мысль,
что возможен период временного торжества идей голого техницизма. И вот меня
тревожит судьба тех людей, которые будут жить в это время. Что такое люди перед лицом истории? Это не более, как
снежинки, промелькнувшие в узком луче
света, и что за беда, казалось бы, если сотня, тысяча снежинок будет лишена своего причудливого узора? Но это не так,
мы все это понимаем. Поэтому нельзя бездействовать, успокоив себя тем, что будущее в конечном счете прекрасно. Нельзя.
— Ваше мнение — отказаться от Великого Мозга?— спросил Бурри.
— Что вы, я же не вандал, чтобы призывать к уничтожению этого величайшего
творения! Но я никогда не поверю, что
'создание Единого Поля
Разума сделает
[людей счастливыми. Пусть специалисты
шскивают какие-то
более человечные
лособы его применения, а как — это уж
виднее. -- Успокаиваясь, Моравис пошел к окну и посмотрел на небо,
рузья, а ведь дождь-то кончается, сироптики уже начинают разгонять облака.
ы знаете, какой здесь воздух после дожI? Не знаете? Тогда скорее на улицу!
Дождь уже прекратился. Сквозь широпросветы в облаках голубело небо и
1еменами проглядывало солнце, застав«я траву искриться крохотными разногными огоньками. С деревьев продол1ло капчть, но над песчаными дорожка• у ж е к у р и л с я тончайший розовый туман.
р ш и р о к о й аллее между мокрыми кусни т о р о п л и в о шла Майя и уже издали,
(остно улы5ая:ь, махала рукой. Моралегснько п о д т о л к н у л
навстречу
ей
Ьрга и, кивнув Бурри, ушел.
р- Нам, п о ж а л у й , пора возвращаться,—
сказал Бурри Лидии. — Времени до
шил Комиссии остается уже немно|а еще столько н у ж н о сделать.
Фарг, наверно, останется здесь еще
сколько дней,— заметила Лидия, гля[вслед Фаргу, медленно идущему начу Майе.—А мы можем улететь уже
ия. Как я хочу, чтобы твоя работа в
ужасной Комиссии кончилась как

можно скорее! Сколько я знаю тебя, все
время слышу одно и то же: Комиссия, Великий Мозг, Дамонт, Единое Поле... Когда же это кончится?
- Скоро, очень скоро,— твердо сказал
Бурри. — А потом мы поедем с тобой отдыхать куда-нибудь на Азорские острова.
- Хочу на Гавайи. Я там еще ни разу
'не была.
- Хорошо. Значит, на Гавайи!—Бурри
взял Лидию за руку, и они неторопясь
пошли навстречу Фаргу и Майе.

Огромный чашеобразный зал Совета Европейского Научного Центра был переполнен. Шло заседание специальной Комиссии Высшего Совета Наук по проекту
Единого Поля Разума. Три н и ж н и х яруса
кресел занимали члены Комиссии, сотрудники Афро-Европейской г р у п п ы нейрофизиологии во главе с Дамонтом и представителями Высшего Совета Наук. Остальные места были заняты консультантами и
наблюдателями от многочисленных организаций и людьми самых р а з л и ч н ы х профессий. Интерес к проекту был велик.
Свободная центральная часть зала, арена,
были замяты громоздкой стереотранеляционной аппаратурой. Вся планета следила
сейчас за работой Комиссии.
Лидия в этот день была занята на дежурстве. Время ее работы подходило у ж е
к концу, когда председательствовавший нл
заседании академик Ранкама предоставил
слово Мстиславу Бурри и на экране стсреонизора появилось знакомое сосредоточенное лицо.
Едва дождавшись конца дежурства, Лидия села в скоростную машину и через каких-нибудь десять минут была уже у здания Совета.
Низкий неярко освещенный
проход вывел ее к средним ярусам. Бурри
еще продолжал говорить.
Перед к а ж д ы м
креслом на пюпитре стоял небольшой видеофон, чтобы все могли видеть выступающего. Л и д и я незаметно подошла к сидящему с краю мужчине и из-за его плеча
взглянула на экран. Бурри совсем не волновался, по крайней мере по его лицу нельзя было сказать, что он волнуется. Говори.I
он очень спокойно, негромко, словно размышлял вслух.
—...человек дополняет силу своих мышц
и чувств соответствующими механизмами и
приборами, которые многократно усиливают данные ему
природой
способности.
Вполне закономерно поэтому стремление
снабдить и мозг соответствующим искусственным придатком, избавляющим от механического запоминания и других утомительных
второстепенных
мыслительных
операций. Но не кажется ли нам, что, при
доведении до логического
конца этоге
принципа, искомый результат будет доставаться нам не в процессе тяжелого, изнурительного, даже мучительного и, как ни
странно, счастливого труда, а в виде готового ответа, не требующего ни полети
гения, ни дерзкой остроты ума, ни п н с к ш -

I! :

ных озарений, ни медленного,
упорного,
методического штурма?
Есть еще один аспект этой проблемы.
Я имею ввиду соотношение эмоционального и аналитического начал в человеке.
Вы знаете, что и то и другое есть неотъемлемые качества, заложенные в нас от
рождения. Скажу больше: первое качество намного древнее второго и при его непосредственном участии сформировался
разум. В современном человеке это как
бы положительный и отрицательный полюсы, оба одинаково нужные, взаимодействующие и стимулирующие друг друга.
Несравнимо усиливая один из полюсов,
мы тем самым создаем существо качественно новое, которое уже не будет человеком в нашем понимании. Трудно сказать, кто это будет. Пришло время ре•ать, останется ли человек человеком, сох р а н и в в себе непостоянный и причудливый мир чувств, или изберет себе иную
дорогу, по которой его поведет один лишь
разум. Если я сегодня беру на себя смелость выступать от имени тех, кто защищает человеческое, а не иное восприятие
мира, то вовсе не потому, что будущее человечества представляется
мне царством
неумолимой логики. Нет. Человечеству в
мелом это не угрожает, у него для этого
достаточно мощные корни. Это угрожает
просто многим людям, одному или двум
п о к о л е н и я м , которые могут лишиться духовного содержания, того первозданно
наивного, откуда берутся чувства. Они будут лишены многих тягостных и обременительных, как считается, переживаний,
мо они не будут знать радости, счастья,
любви.
Я понимаю, что предлагаю отказаться
•т фантастического усиления наших умственных способностей, но это необходимо
вю имя нашей человечности.
Великий
Мозг должен использоваться, это безусловно, но пусть он используется в специальных и ограниченных случаях, с применением временных контактов. Мы откажемся от у в е л и ч е н и я мощи ума таким
нутем, но это воздержание, я уверен, не
будет долгим. Другие открытия, более
соответствующие духу и морали человека, придут завтра и многократно окупят эту жертву.

Бурри сдержанно поклонился и сел. По
рядам пронесся шум,
но тотчас встал
Р а н к а м а , и снова наступила тишина.
После Бурри выступило еще несколько
человек, но их речи
были настолько
обильно насыщены специальными терминами и понятиями, что Лидия почти ничего не поняла. Заинтересовало ее только
сообщение, сделанное полным лысым ученым-биологом. Он разобрал случай 1с
Эриком и сказал, что причины этого выявлены и приняты меры, гарантирующие
абсолютную безопасность
контактов с
Великим Мозгом. Действительно, оказалось, что это было защитной реакцией
Мозга на поступление алогичных сигналов.
С заключительным
словом выступил
Ранкама. Он объявил, что исследования
будут продолжены — до тех пор, пока
Комиссия не придет к единому мнению.
Было уже темно, когда Лидии удалось,
наконец, встретиться с Бурри на площади
перед зданием Совета.
— Ну вот, а ты говорил, что твоя работа в Комиссии окончится,— грустно сказала Лидия, опустив голову. — Опять все
твои мысли будут заняты только этим
Мозгом, « ни на какие Гавайи нам с тобой не удастся слетать.
Бурри чуть заметно улыбнулся и покачал головой:
- Нет, я завтра же беру отдых на целый месяц, и мы с тобой отправимся купаться в атоллах. А что касается Мозга,
то он здесь ни при чем. Бели бы не он, нч
его месте было бы что-нибудь другое.
— Да, я понимаю,— тихо сказала Лидия. - • Но у тебя-то самого чувства не
приносятся в жертву разуму?
— Конечно, нет!— засмеялся Бурри и,
беря девушку за руку, добавил: — Сейча.
даже наоборот. Хочешь, побродим пешком
по городу?
Лидия кивнула головой, и золотисто
зеленые, еще не начавшие осыпаться, деревья скрыли их в своей густой тени.
А под утро прошел мелкий, по-летнему
короткий дождь, которого по оинопгччг
ским графикам вовсе не должно бы.ш
быть.

К 50-летию Советской власти

Евгений ГОЛУБЕВ

Легенду о ней я узнал совсем случайно. Из поездки на север Прибайкалья вернулся мой хороший знакомый, аспирант Института этно[графии эвенк Александр Шубин. Он - то и показал мне записи народшх песен о гражданской войне, о борьбе за Советскую власть в Баррзинской тайге и долине Верхней А н г а р ы . Была среди них и песня I 1
русской учительнице, которая полюбилась эвенкам: в дом ее приходил
стар, и млад, чтобы услышать слова правды. Она погибла, оставив
юсле себя песню. Так всегда бывает: если умрет хороший человек, па1ягь о нем живет вечно...
Я попросил Шубина рассказать об этой учительнице, но ни имени
|ее, ни других подробностей он не знал. Историки Бурятского научно - исследовательского института тоже не смогли ничем помочь. Первую нить для поисков дал ныне покойный С. П. Костарев, автор книги
^Исторические п а м я т н и к и Бурятии», ставшей ныне библиографической
>едкостыо. Есть в книге упоминание о скромном обелиске в поселке
1ижне-Ангарск на братской могиле партийных и советских работни|сов, замученных белогвардейцами в 1921 году. Костарез попытался
рзнать имена погибших. Старый партизан, участник тех драматических
5ытин Н. П. Цивилен говорил ему, что в братской могиле похоронена
учительница Анфиса Павловна. Фамилии ее п а р т и з а н не знал.
А что, если эвенкийская песня посвящена Анфисе Павловне? Во
сяком случае, можно было предполагать, что легенда рассказывает о
1екствительных событиях.
После продолжительных поисков удалось восстановить забытые
гранит,! истории.
...1921-й был трудным годом для Северо-Байкалья. По тайге
эдил и банды недобитых белогвардейцев. Кругом была р а з р у х а ,
все же коммунисты Нижне-Ангарска делали все возможное и невоз||ожное, чтобы добывать для страны рыбу и пушнину, проводили
тьшую разъяснительную работу среди населения.
Вскоре в полку активистов прибыло. В поселок приехала ноная
123

учительница. Молодая, общительная, деятельная, она сразу же с головой окунулась во все дела и заботы коммунистов.
В дома рыбаков, на заимки охотников учительница приходила как
глашатай новой жизни и новых идей. И люди, надолго оторванные от
«Большой земли», жадно слушали рассказы учительницы о событиях в
России, о победах Красной Армии на Дальнем Востоке, о делах и планах большевиков.
Она растормошила молодежь. По вечерам в пустовавшем ранее
клубе зазвучали голоса парней и девчат, зазвенели песни. Она постоянно находится в окружении молодежи. К ней приходят домой, чтобы
поговорить по душам, поспорить, почитать сообща интересную книгу.
Группу наиболее сознательных ребят она готовит к приему в комсомол.
И в каждое дело она вкладывает все свои способности, и к и п у ч у ю
энергию, и сердечную теплоту. За готовность в любую минуту отдато
себя общему делу, за готовность всегда придти на помощь и полюбили
молодую учительницу в поселке. «Анфиса Павловна! Анфиса Павлозна!»—то и дело окликали ее на улице, когда она спешила на уроки в
школу, на собрание в партячейку или на репетицию в клуб. И для каждого у нее находились доброе слово и приветливая улыбка.
...Это случилось вьюжной ночью 11 декабря 1921 года. В поселок
ворвалась банда полковника Дуганова. У всех на шапках были красные банты — бандиты выдавали себя за партизан.
Притаившиеся до поры до времени враги Советской власти снов;;
ожили. Кулак С. Зубков и его подпевала Т.Соколов составили списс .
коммунистов и передали его дутановцам.
Обманным путем вызвав часть коммунистов в ревком якобы :
собрание, бандиты захватили их, поставив усиленную охрану, и р а с пались по поселку, ища остальных.
Несколько бандитов вломилось в квартиру председателя партячег
ки А. Атаманова, где в это время находились его товарищи Д. То:ь
лов, Е. Баранчук и Т.Ушаков. Увидев не одного, а четырех коммунк
тов, бандиты опешили. Один из них с криком: «Руки вверх!» выстрели.;
в Атаманова и ранил его в плечо. Коммунисты схватились за оружг
и бандиты трусливо бежали. Вызвав подмогу, они окружили дом и г
чали стрельбу.
Выстрелы гремели во многих местах поселка, застигнутые врасп;:
коммунисты отбивались до последнего патрона. Но силы были неравм.
Дугановцы вламывались в дома и хватали люден. С некоторыми, к
с братьями Иваном и Пантелеймоном Сокольниковыми, р а с п р а в л я . 1 1
сразу же на месте, а других, жестоко избивая, тащили к помеп
ревкома.
Избитые, окровавленные, полураздетые люди ожидали своей уч.
тн в одной из комнат ревкома. Здесь были почти все члены парт:.
активисты, работники ревкома, бывшие партизаны. Не все поним.ч.
что попали в лапы белобандптов. Но когда их по одному стали
днть на улицу и рубить ш а ш к а м и и топорами, они поняли все.
Н а ч а л ь н и к рыбных промыслов И. К. Козлов, в прошлом был
матрос, был одним из немногих, не потерявших самообладания и
страшные часы. Услышав стрельбу, он схватил свое единственное
ж и е — пару гранат и бросился к ревкому выручать товарищей. Не
дитов было гораздо больше, чем он предполагал. Биться в одикоч
имело смысла, но и раздумывать было некогда — уже н а ч а л а с ь ,
вая расправа над коммунистами. И тогда Козлов, сунув под тел
ку гранаты, сам пошел в логово врага. Его сразу же схватили. I!
обыскали и втолкнули в комнату, где томились захваченные топ;|||
Не теряя времени, Козлов предупредил друзей, что у него г р а п . - п ы .
чтобы все, как только он бросит гранаты, бежали. И еще он сп|)<
124

не схвачена ли учительница? И когда у с л ы ш а л : «Нет» лицо сто. обс.чоб
раженное ударом приклада, просветлело.
Пока коммунисты, воспрянувшие духом после появления Козлоиа.
готовились к схватке и побегу, бандиты продолжали свое черное дел».
Полковник Дуганов и его адъютант, плотный, широкоплечий детина,
сидели, развалясь, за столом председателя ревкома, и после коротких
допросов выносили смертные приговоры.
Приговоренные сразу же попадали в руки отпетого бандита Якова
Сорокина, он по одному выводил коммунистов из комнаты, срывал с
них одежду и, избивая, выгонял на улицу, где ждали их палачи.
Вот Серекин раздел Василия Сергеева и направился за следующим. Им оказался Георгий Урвачев. Тот простился с товарищам!! и
вышел из комнаты. За ним к дверям бросился Козлов.
- Сейчас получите, гады! — прохрипел он.
II когда подручные Дутанова набросились на Урвачева, Козлов
швырнул гранату прямо под стол, за которым сидели главари. С б и в а я
друг друга с ног, все бросились к выходу, замешкался лишь Серекин.
Грянул запоздалый взрыв. Серекина сразило наповал. Упал замертво
и Сергеев, осколками ранило Урвачева.
Воспользовавшись суматохой, арестованные выбили окно и с т а л и
выпрыгивать ка улицу. Удалось бежать Александру Шевелеву, М а к а ру Чубу, Георгию Урвачеву и некоторым другим. Но вскоре опомнившиеся бандиты оцепили помещение ревкома. В рукопашной схватке с
б а н д и т а м и пали не успевшие скрыться.
Выместив на убитых свою злобу, банда поспешила к дому, где коммунисты во главе с Атамановым продолжали отбивать атаки. На предложение самого Дуганова сдаться коммунисты ответили пением «Интернационала». У них кончились патроны, все они были по нескольку
раз ранены, но они и не думали сдаваться на милость врага.
Тогда бандиты решили поджечь дом. Угрожая расправой, они заст а в и л и жителей соседних домов обложить дом сеном, облили его керосином и подожгли. На глазах у многих дом запылал, как свеча. К этому времени из всех его защитников в живых остался только Дмитрий
Томнлов. К нему, плача от страха, прижались трое соседских ребятишек Тюрюковых. оставшихся тут еще с вечера. Решив спасти детей, Томилов взял на руки маленькую Лизу Тюрюкову, открыл двери и вышел
из пылающего дома. Бандиты прекратили стрельбу. Затем, словно стая
волков, они набросились на него, а девочку отшвырнули в сторону.
Здесь же, неподалеку от дома, Томилова убили.
Никто не спал в ту ночь. В тишине слышались лишь крики пьяных
(бандитов да одиночные выстрелы.
Учительницу Анфису Павловну бандитам схватить не удалось. Но
[ее и с к а л и . Ее фамилия стояла одной из первых в списке, составленном
предателями. Бандиты избивали детей и женщин, требуя сказать, гдеспряталась учительница. Но добрые люди надежно укрыли ее.
Однако на завтра, после зверской расправы дугановцев над ком[мунпстами, жители увидели, как она, простоволосая, в распахнутой
мастежь шубенке, шла по главной улице поселка к месту сборища баииитов. Плачущие женщины пытались удержать ее, уберечь, но она им
Ктветила: «Не хочу, чтоб из-за меня людей мучили. Ребятишек жалко...
И помните, отольются им, этим извергам, наши слезы. Недолго им х<>ряйничать у нас!» — и пошла дальше.
Это было днем, а под вечер ее увидели уже мертвой. Истерзанное
ело учительницы пьяные бандиты привязали к хвосту лошади и т и с к и
по торосам Байкала.
После р а з г р о м а банды все погибшие были похоронены и Пр.тп-кпп
могиле. Имена павших коммунистов люди помнят до сих пор. Р с ш г п п 125

ем Президиума Северо-Байкальского Туземного комитета от 1 ноября
1932 года для увековечения памяти И. К. Козлова, принимавшее
активное участие в революции и разгроме белогвардейщины, поселок
Губа был переименован в Козловскую Губу.
А учительница — первая коммунистка Северо-Байкалья — так и
осталась в памяти людей безымянной. Помнят только люди, что звали
ее Анфисой Павловной. Все, кто знал ее близко, погибли, должно быть,
вместе с ней, а родственников у нее в поселке не было.
И вот совсем недавно, во время работы в Бурятском государственном архиве, я наткнулся в «Прибайкальской правде» за 8 марта 1922
года на заметку, в которой рассказывалось о гибели учительницы Александровой.
«На фоне серых будней в глухой баргузинской тайге ярким светом
блеснул подвиг женщины-героини, коммунистки. Вот запоздалая весть:
рассказ очевидца-крестьянина, пришедшая вместе со служебной сводкой, говорящей о «подвигах» в декабре 21-го и январе 22-го белой
банды подполковника Дуганова в селе Нижне-Ангарске.
...Всего убито 26 человек. Наша учительница Александрова, партийная, одни сутки пряталась, но ей кто-то сказал, что партийные все
перебиты. И она, чтобы доказать силу своих убеждений, сама явилась
к бандитам и заявила, что она — коммунистка и желает пойти за товарищами... В отряде нашелся знакомый, ее уговаривали: «Быть может.
вы ошиблись, раздумаете и выйдете из партии». Она сказала им: «Мы
остается две минуты до смерти, и я говорю вам, что я с пятнадцати лет
пошла за народ, что я — коммунистка идейная и никогда не откажусь,
никогда не выйду из партии».
Сомнений быть не могло. Хотя автор заметки не называл имели
героини, судя по всему, это была она — Анфиса Павловна. Именно ем
посвящалась эвенкийская песня.
Прошло немало времени, прежде чем я решился рассказать о м у жественной коммунистке на страницах районной газеты «Северный
Байкал». Мне хотелось как можно больше узнать о жизни этой заы< чательной женщины. И я не сомневался, что местные жители откликнутся на мою статью.
Ожидания оправдались. Вскоре из Нижне-Ангарска пришло пш I
мо капитана теплохода «Авангардный» П. Е. Баранчука, в котором < • :
взволнованно рассказывал о тех страшных днях, о своем погибш» м
отце и его товарищах, об учительнице Анфисе Павловне, прнводг :
неизвестные мне подробности. Он писал:
«Такое не забывается. Девять лет мне тогда было. Во втором кл.ч
се у Анфисы Павловны Александровой учился. Как сейчас помню • •
Выше среднего роста, чуть продолговатое лицо, русые волосы... Око и
двух лет проработала Анфиса Павловна в нашем поселке. Нема, и
видно, таких, как я, прошло перед ее глазами. А глаза у нее были до'
рые, ласковые. Может быть, и еще многим бы Анфиса Павловна дл
первые знания, если бы не трагические события в ночь с 11 на 12 ,'м
кабря 1921 года.
...В списке коммунистов, который заполучили бандиты, имя Л п ф н
сы Павловны стояло вместе с фамилиями П. И. Шипина, И. К. Козли
А. Атаманова, Д. Томилова, моего отца Е. И. Баранчука и других. ^"
фиса Павловна могла скрыться. Ее могли не найти. Но она была .
мунистка. И такова была сила ее партийных убеждений, что
смерть, на которую добровольно пошла она, чтобы из-за нее не по' ч
дали ни в чем не повинные, не смогла побороть их.
Светлая память о таких людях, обессмертивших высокое
коммуниста, никогда не умрет в наших сердцах».
Так в ряду славных дочерей Бурятии, отдавших свои жизни . .
126

беду революции, за Советскую власть, рядом с отважной комсомолкой
Еленой Волковой встала коммунистка Анфиса Павловна Александрова.
...Вот и все, что пока известно нам об отважной коммунистке. С
помощью своих новых друзей, обретенных по совместным поискам, я
продолжаю разыскивать родственников и люден, близко знавших учительницу, чтобы дописать неизвестные строки ее биографии. Совсем
недавно пришло письмо из Баргузина, в котором сообщалось, что до
революции там жил политический ссыльный Александров. «Он, кажется, был большевиком... Не его ли дочерью является героиня вашего
рассказа?» — спрашивают юные баргузинские краеведы.
...Отважная коммунистка погибла, оставив после себя песню.
Так всегда бывает: если умирает хороший человек, п а м я т ь о нем
живет вечно.

Г. СОМОВ

ЖИЗНЬ НЕ НО ЧИНУ
Удивительная это вещь — жизнь человека. Об ином, даже если доживет до седых волос, ничего, кроме имени-фамилии, не скажут, разве
что припомнят еще, где, на каком погосте похоронен, да кивнут на калитку: вот тут, мол, за ней, за этой самой калиткой и жил...
Жизнь за калиткой. Жизнь возле дороги, по которой народ твой
шел к будущему, а ты — и в лавку за солью да к соседу за сплетней.
Что вспомнишь о такой жизни, что скажешь о ней? Да и жизнь ли это?
Жизнь — если ее прожил настоящий человек! — это не единичка в статистике, не запись в домовой книге, а частица судьбы народа, его
истории, которая творилась этими жизнями, складывалась из них
и из них состоит.
О таком вот человеке, бурятской женщине Марии Александровне
Рампиловой, я и хочу рассказать.
* **

...Зарплату выдавали раз в месяц: пять коробков спичек, килограмм соли и кусок хозяйственного мыла. Остальное надо было
добывать. Как? Всякий перебивался как мог. Кормились в основном
[по принципу: в одном доме чаем напоят, другие хорошие люди поужи•нать зазовут.
Елене, младшей из сестер Рампиловых, проще было: она тогда все
еще у многолошадников Трубачеевых батрачила — там и к столу сади•ась. А Маша с батрачеством к тому времени порвала — работала по
[Путевке кяхтинского райкома комсомола в доме сирот.
Чин ее был невелик — воспитательница, а дел не по чину невпрово•ют. И сложных. Головоломных не то что для пятнадцатилетней дсьВонки, а и для взрослых, умудренных житейским опытом да с м е к а л к о й
1 люде и.
Как, например, накормить голодных, разутых-раздетых р г й я ч п Впек, если на весь общий котел засыпано полтора фунта шпсмш? Ч г м
•х занять, как учить азбуке или счету, когда под одной крышей г п м л п г ь

в общую кучу и несмышленная пятилетняя карапузня п вымахавшие
вровень со взрослыми подростки?
Директор детдома, полуоглохший, равнодушный от старости дед
Клочихин, в ответ на эти и другие столь же животрепещущие вопросы
только мотал головой, норовя как можно быстрее нырнуть на печь, пол
облюбованную теплую овчину.
Впрочем, трудно было не только тут, в этой полуразвалившейся от
лет хибаре. Республике шел третий год, и в любом уголке таежно-захолустной Бурятии новорожденная Советская власть решала свои проблемы с великим и тяжким напряжением всех сил. Каждый человек был
на учете. Недавняя батрачка, а теперь комсомолка и воспитательница
детского дома Маша Рампилова поняла это сразу и навсегда.
Жизни приходилось учиться на ходу, не отрывая рук, не поднимая
головы над бескрайними, как сама тайга, каждодневными хлопотами
и заботами. Маша и такие же, как она, пятнадцати-шестнадцатилетние. коротко стриженные по тогдашней комсомольской моде девчонки
рубили дрова, варили детдомовское пшено, скребли полы, шили из лоскутов ситца штаны п рубахи, одним утирали сопли, других учили по
букварю... А по ночам при свете мигалок или пучка лучины мечтали
о будущем, спорили о завтрашнем дне, писали кто стихи, кто письма.
«...Верно это, что здесь не легче, а то и тяжелей, чем когда батрачила,— писала Маша сестре в дальний улус Кундюбюн. — Однако тяжесть эта совсем другая. Для людей, а не ради кулака-мироеда. Запомни, Ленка: только тот труд и только та жизнь имеют будущее, когда трудишься и живешь вместе с народом».
И тогдашняя бурятская девчонка Ленка запомнила наказ сестры,
сунула в узелок ломоть хлеба, вышла за отгораживающую от настоящей большой дороги калитку кулацкой избы Трубачеевы.х и пошла за
своей судьбой вместе с людьми, с народом. Недавно Елену Александровну Рампилову провожали на пенсию. Одна из последних записей в ее
трудовой книжке — «Министр просвещения Бурятской АССР». Только
путь к этому, как жизненный путь самой Марии Александровны, был I:
долог и труден. А подчас и опасен.

...В избе, кроме Маши, никого не было. Зарывшись по завалинку I
глубокий снег, изба привалилась одной стеной к кедрачам начинающейся здесь тайги, а тремя другими глядела в степь.
В степи ехали трое. Один из них в черном, под цвет масти коня.
тулупе бандит Дзандара. Приподнимаясь в седле и оглядываясь по стс
ронам, он явно искал кого-то.
Искал он Машу. Она сидела на полу, подогнув по-бурятски ног
под ногу. Перед ней стоял перевернутый на бок ящик, на дощатой крып:
ке которого лежал «талх» — круглый хлеб, украшенный кусочками с;
хара, конфетами, половинками пряников — так угощают именитых н>
стен. Наган она спрятала под полой халата. Халат назывался «дыгэ.:
- национальная девичья одежда.
И про дыгэл и про талх ее научили еще вчера, когда Маша вмсчм
с местными комсомольцами обсуждала, как лучше провести перевыборы
в сельсовет. А наган ей перед отъездом дали в Хоринском райкоме. 1 1
то и другое должно было пригодиться на случай беды. И вот беда м ,
уже здесь — в степи, за окошком.
Дверь в сенях грохнула, Маша оправила свой дыгэл, с т и с п \
крепче рукоятку нагана, окаменела лицом.
Дзандара ввалился с шумом, с угрозами на всю избу:
Ты кто? Комсомолка, мать твою...

Увидев дыгэл, увидел тарелку с талх, утих на минуту. Двое другие, по его приказу обшаривали избу. Дзандара угрюмо разглядывал
деьушку. «А ну как угадает, что все это маскарад? И дыгэл и талх на
тарелке?— лихорадочно думала Маша, невозмутимо оставаясь сидеть
на полу. — Тогда одно только остается — пулю ему в подлое сердце...
Сумею ли?»
- Что здесь делаешь? Кто такая?— спросил через долгую тяжелуг. минуту. - - Где девка, что выборы, днем вела? Отвечай!
- Кушайте, господин. Угощайтесь,— ровным голосом, самое ее
удиенвшим, сказала Маша. — Местная я. Полы здесь мыла. Заночевать
по: решила, страшно на ночь одной возвращаться... Кушайте, господин. Угощайтесь.
- Разговорчивая, гляжу, слишком! — фыркнул, успокаиваясь,
бан-ит.— Обычая не знаешь?—кивнул он на тарелку с т а л х . - В
рукя подай!
<Все!—оборвалось сердце у Маши.— Конец! Т а р е л к у и руки
г.с.-.му — наган выпадет. Ослушаться тоже нельзя — поймет сразу.
КТ(

Я...»

Выстрел грохнул в избе неожиданно и резко, Дзандара пластом
т к н у л с я на пол, хрустнула раздавленная под ним тарелка...
- О х - х а - х а ! — расхохотался в сенях второй бандит. — Прости,
хозяин! Невзначай курком зацепился. Нервный шибко стал...
Дзандара, матерясь, уже поднимался с пола, злобно к р у т а н у л сапе: ом по рассыпавшемуся сахару, шагнул к порогу:
- Пора! Нечего тут прохлаждаться...
Через несколько часов на пустынной дороге загрохотали выстрелы:
чекисты настигли бандитов.
На другой день в притулившейся на отшибе возле таежных кедраче;: избе начала работу первая женская красная юрта. Маша ешл- и;'
р;-;:вете заново вымыла оскверненный бандитами пол.
* *
*

Красная юрта — это не просто четыре стены да крыша. И манила
с: да пышущая жаром печь, у которой можно обогреться с мороза, не
керосин в лампе, день и ночь светившей путнику из окна, и даже не
приветливые, вроде Маши, щедрые сердцем люди, всегда готовые дать
п у т н ы й совет, поговорить запросто, по душам...
Красная юрта стала штабом, штабом культурной революции здесь
|'в тайге, и в прибайкальских степях.
Штаб этот, как и положено всякому штабу, работал круглые сут1.ки. В любой час дня или ночи размашисто хлопали здесь двери, ухолири в пургу, в темь, в хваткий, леденящий кости мороз люди, чтобы
[вмешаться в круговерть событий.
...Едва только забрезжит в небе рассвет, а уж топочут, ржут вокруг красной юрты быстроногие трехжильные бурятские кони. Женщп}ны — в дыгэлах, в островерхих меховых шапках с кисточками — не
•слезают с коней. Во рту у многих трубка: трубка — утром, т р у б к а |днем, трубка — и ночью, когда проснешься от беспокойного сна или
[от неизбытых за день забот... Изводила до поры до времени табак и
Кама Маша Рампилова, потом бросила. Не объяснять же про никотирговый вред с цигаркой в зубах!
А объяснять забитым, замордованным тяжкой, как гиря на и н ч ,
Ьсочевой жизнью женщинам приходилось не одно это. Будни были т>лсамых неожиданных, непредвиденных дел.
- Что делать, дочка? Научи? Хозяин в юрту третью ж е н у и р п н о Ьдок! Сбесился, должно, под старость...
9. «Байкал» № 6.

129

зад старшего научного сотрудника Бурятского филиала Сибирского
отделения АН СССР Марию Александровну Рампилову чествовали.
Поздравляли с юбилеем. Шестьдесят лет! Но разве ей шесть десятков
дашь? Она ездит в дальние экспедиции и, как в молодости, ночует у
костра...
...Я закрываю блокнот. Я знаю, что многое не уместилось на его
страничках. Можно было бы рассказать о том ученом совете, на котором впервые наметилось будущее геоботанической группы Рампиловой, о тех сотнях диких луговых трав, зеленое богатство которых
приручают сегодня ученые для нужд сельского хозяйства, о трудных
и дерзких поисках учеников Марии Александровны. Но обо всем н..
расскажешь. Жизнь таких, как Рампилова, не уместить в один очерк
или статью. И это естественно, потому что щедрость души, широт;:
мысли, емкость прожитых дней человека, если он живет не по должности, не по чину, а правофланговым своего времени и своего народа,
неизмеримы так же, как неизмерима сама жизнь. Настоящая жизнь!

С. КОСТЕРИН

Лёд и сгтшлЬ
(Страницы из морского дневника)
Тихий океан. Кажется до мель[чайших деталей известны морехо[дам его голубые
дороги.
На
Ьитурманских картах, в лоциях,
(инструкциях — масса советов, све•дений, указаний, словно на автотетраде,
хорошо
обустроенной
ЮРУДом. Одного только не могут
{предусмотреть ни карты, ни лоции, ни самые опытные мореплаватели — буйного, непокорного,
коварного нрава океана. Не такой
^н уж тихий. То пройдется циклоном по побережью, то взорсокрушительным тайфуном,
гонит гигантскую волну цунаВот и нынешней зимой Тихий
1зял да и выкинул шутку — заррозил во льдах Охотского моря,
Сахалинском заливе большую
руппу судов Дальневосточного
^орского пароходства. Много мещев продолжалась зимовка су»в. Большая земля ни на минуту
забывала оо экипажах. Дважсамые мощные на Дальнем
>стоке ледоколы «Москва» и
[екинград» пытались подобрать
1ючи к ледовой квартире кохблей.
| Итак, ледокол «Москва» вышел
Владивостока 19 января 1966
•да. Курс — Сахалинский залив.
1ель — высвободить из ледового

плена теплоходы «Пенжина» и
«Красногорсклес». Вот первая запись в дневнике.
22 января. Первый барьер.
Легкий морозец, соленые брызги и ветер одели толстым слоем
инея палубу, надстройки и снасти
ледокола «Москва», прокладывающего себе путь в водах Тихого
океана, превратили его в огромный белый исполин. Сегодня перед ним встали первые трудности. Ровно в 13 часов 15 минут по
судовому времени второй штурман
Юрий Алексеевич
Решетников
сделал в вахтенном журнале следующую запись:
«Вошли в лед, находимся на
траверзе мыса Анива. Толщина
льда от 20 сантиметров до метра.
Скорость 12 миль в час».
Рабочее состояние корабля сразу же почувствовали на борту все.
Замедлился ход, силою в 22 тысячи лошадиных сил судно обрушилось на белое полотно льда. Бронированная бритва — нос ледокола —
легко вспарывал его, оставляя за
кормой мелкое крошево.
К преодолению препятствия дизель-электроход был подготовлен
заранее. Его капитан Леонид Федорович Ляшко, знал, что в проливе Лаперуза
скопление льда.

Можно было пойти другим курсом,
через чистый Сангарский пролив.
Командир корабля предпочел менее спокойный маршрут, сократив
расстояние до ожидающих нас в
ледовом плену судов на 500 миль.
Выиграно полторы суток хода.
Первый ледовый барьер взят.
«Москва» движется на север Сахалина по Охотскому морю.
24 января. На параллели Москвы.
Начало пятых суток ледового похода «Москвы»
ознаменовалось
двумя событиями. Все судовые
хронометры были переведены на
сахалинское время, и теперь мы
опережаем москвичей на восемь
часов. Второе событие неприятное.
Сегодня ночью судно столкнулось
с грядой торосов. Удар был столь
сильным, что корабль заклинило.
Более двадцати тысяч лошадиных сил не сдвинули его с места.
Тогда капитан Леонид Федорович
Ляшко решил применить систему
кренования. Мощные насосы стали перекачивать с одного борта на
другой четыреста тонн воды.
И
скоро торосы с неохотой выпустили судно из объятий. А затем
стальная грудь снова приняла на
себя удар торосов. Еще и еще. За
всю ночную вахту было пройдено
только полмили.
Едва рассветало, я поднялся на
капитанский мостик. Посерело, осунулось за ночь лицо Леонида Федоровича.
— Вот началась настоящая работа,— без тени улыбки сказал он.
Когда смотришь вокруг палубы
огромного красавца дизель-электрохода, не испытываешь ни малейшего чувства беспокойства. Но
какой же все-таки он маленький
среди
необозримых
просторов.
Один на один со льдами.
— Право руля,— командует капитан.
Судно послушно катится вправо
и вгрызается в лед. На этот раз ледяной барьер отступает.
Рубка — место, куда стекаются
новости со всего корабля. Не удивительно, что мы большую часть
времени проводим здесь.
— «Москва». «Москва». Я борт
I 14

пятнадцать-двадцать восемь. Как
слышите? Прием.
Ляшко снимает трубку радиотелефона:
— Слышу вас хорошо, прием.
Это появился, пока еще в эфире, самолет полярной авиации. Он
второй день подряд навещает нас,
указывая правильный путь во
льдах. Так что я, наверное, ошибся, сказав, что «Москва» бьется со
льдами один на один. У нее есть
добрый помощник в воздухе —
ледовый разведчик. Да и не только
он. Ледокол располагает вертолетом. Сегодня «стрекоза» совершила
первый пробный полет.
Только что прозвучал голос самолета и вот он сам. Четко отпечатал красное крыло на белом фоне, пронесся над самыми мачтами.
Летчики сбросили вымпел и свежие газеты.
Сейчас судно — в районе пятьдесят шестой параллели, на которой находится и столица нашем:
страны. Моряки стремятся быстрее подойти к «Пенжине» и «Крас
ногорсклесу». Этому же вопрос \
и посвятил сегодня пресс-конфс
ренцию Леонид Федорович.
— Положение у нас далеко ш
розовое, как это кажется на первым
взгляд,— сказал он. — До «Пси
жины» — сто шестьдесят миль, и I
них тридцать пять сжатой зато
рошенной полосы, сорок четы|»<
припайного льда.
Продвш иг <
судно десять-двенадцать миль :ш
вахту.
Вахта — это четыре часа. Я ли.к
ленно произвел необходимые арпф
метические действия. Да, кашп.ш
сказал правду. Обстановка окм м
лась значительно сложнее, ч. ч
предполагалось. Ветер силой ,ин
надцать баллов
усилил „чргнф
льдов о т северо-запада. Покн I .
скорость корабля. Но как х о ч г и н
скорее туда, где нас ждут :ппн.м
щики.
2 5 января. «Скрипичный I • >
церт».
Вечером поднялся в ходом •••
рубку. Тишина.
Только ми
морзянка через динамик, вым<- и "
ный на мостик. По судовом\ "I»

мени было восемь часов вечера. В
рубке огни не зажигают и я постоял немного, чтобы свыкнуться
с темнотой. То ли от того, что я
поднялся из светлого помещения,
то ли от того, что в рубке царило
необычное молчание, мне показалось: на этот раз всегда уютные
светлячки компасов мерцают тревожно. Предчувствие оправдалось.
Через полчаса судно намертво зажала шестиметровой высоты гряда
торосов.
Пройдут дни, закончится рейс,
сдадут в архив вахтенный журнал
«Москвы». Тот, кто будет читать его
потом, по скупым строчкам записей не сможет восстановить событий этой ночи. Вот они, эти
записи.
«Двадцать пятое января, двадцать часов тридцать минут судового времени. Заклинены. Креновая система и форсировка результатов не дают. Началась подготовка к взрыву».
Ни слова не сказано о том, что
перед этим корабль яростно схватился со льдом, казалось, до предела напряг свои мышцы, стараясь
разорвать сжимающее его кольцо.
В машинное отделение передали
скорее не приказ — просьбу: дайте форсировку. Судну не хватает
[двадцати двух тысяч лошадиных
[сил. С мостика запросили еще.
Запустили креновую систему. Рас[качиваемый с борта на борт ледо[кол последним отчаянным усилием
[рванулся вперед. И снова замер.
[Вахтенный журнал не терпит лирикп. слова емки, язык лаконичен.
«Двадцать шестое января, один
с двадцать минут. Произвели
взрыв. На заднем ходу с форси\ ровной и креновой системой сняться не удалось».
Это надо было только видеть,
сак сверкающим мечом рассекал
емноту мощный прожектор, вывивал искры из торосов, как долвили толщу льда матросы Иван
Слимкин и Александр Лисиченко,
как плеснул у самого борта залокенимй подрывником Иваном Иваювичем Красненко фугас. Только
утру, на вахте штурмана Дмит-

рия Азарова, когда прогремел третий, усиленный большим количеством аммонала взрыв, когда было
мобилизовано все, что могло сдвинуть с места корабль, только тогда
раскололось ледовое поле. Об этом
будущим
историкам расскажут
лишь две строчки:
«Двадцать шестое января, пять
часов двадцать пять минут. Произвели взрыв. Судно сошло с листа».
За сутки, к утру, «Москва» продвинулась вперед всего на девятнадцать миль. И, если учесть, что
мы находимся в дрейфующих
льдах, пройденный вперед путь
следует значительно сократить.
Сегодня все мы присутствовали
на необычном концерте. Главным
исполнителем был... лед. Корабль
оказался в так называемой «подвижке». Судно застряло в очередном торосе, как раз в тот момент,
когда происходило сжатие льдов. С
правого борта на «Москву» напирало ледовое поле. Соприкасаясь со
сталью обшивки, оно дробилось на
глыбы. А слуховое впечатление
оказалось таково, будто где-то рядом водили смычком по струнам.
Впечатление это разрушил стоявший со мною рядом сотрудник научной экспедиции.
— «Скрипичный концерт», который вы сейчас слушаете,— сказал
он,— может наделать немало бед.
Хорошо, мы на ледоколе, а обычное транспортное судно такая «подвижка» прошьет насквозь.
— Вот почему,— подтвердил капитан Леонид Федорович Ляшко,—
наша задача сейчас не только пробиться к судам, но и найти район
наименьшего сжатия. Нагрузка, которую выдержит коря!Ус «Москвы»
может оказаться непосильной для
хрупкого «Красногорсклеса». Если
мы не найдем безопасный для
«Пенжины» и «Красногорсклеса»
маршрут, исход шахматной партии
«Москвы» со льдами трудно предсказать. Извилист путь ледокола.
Ледокол идет вперед, ледокол
ищет.

31 января. На юг с севера.
Всего девяносто миль отделяли
«Москву» от каравана зимующих
во льдах судов пять дней тому назад, когда корабль подошел к зоне мощного торосистого льда. Пять
суток, сто двадцать часов непрерывно штурмовал корабль ледяной
завал. Трижды менялось направление судна, трижды,
пользуясь
данными воздушной разведки, оно
пыталось обойти пояс торошения.
И трижды безуспешно. Спаянный
ломаными грядами торосов северосахалинский лед крепко держал
оборону. Обычно время не союзник
осажденной крепости. Здесь наоборот. Время работает против нас.
Морозы и дни делают лед все
прочнее, толще, он взрослеет.
Трудно в чем-либо упрекнуть
экипаж «Москвы». Малейшие неполадки в двигателях, системе
энергоснабжения устраняются в
самые кратчайшие сроки, вахтенные штурвальные в моменты заклинивания спускаются на лед,
чтобы помочь подготовить взрыв
и быстрее вытащить корабль из
тисков, словом, все службы дизель-электрохода действовали и
действуют четко, бесперебойно.
В субботу двадцать девятого января, когда стало ясно, что прорваться в глубь эшелонированной
обороны «противника» не удастся,
у капитана Леонида Федоровича
Ляшко состоялось расширенное
консультативное совещание командного состава и представителей
научных организаций, находящихся на борту судка. Учитывалось
также и мнение капитана-наставника Виктора Петровича Лебедева, ведущего для нас воздушную
разведку. Была выработана совместная рекомендация: попробовать четвертый вариант ледового
тарана. На штурманской карте был
проложен новый маршрут. И вот
теперь мы поднялись к северу
почти на пятьдесят миль, пробились сквозь льды на десять миль
в западном направлении и вышли
на исходную точку, от которой
начинаем спускаться на юг. Сейчас, правда, нас отделяет от «Пен136

жины» большое расстояние — сто
тридцать шесть миль, но здесь
льды менее прочные, есть возможность пройти между двумя грядами торосов, пересечь «горный хребет» в наиболее уязвимом месте.
Ледовые поля тут дрейфуют значительно медленнее, а значит и
медленнее будет сносить «Москву», пробивающуюся к каравану.
Время торопит ледокол. На
днях к нам поступила тревожная
радиограмма с ледокола «Адмирал
Лазарев» от Капитана-наставника
Николая Федоровича Инюшкиша.
Он сообщает, что в районе, Магадана, где «Адмирал Лазарев» занимается проводкой судов, обстановка не менее сложная. Мощности этого ледокола уже на исходе.
И там нужна помощь «Москвы».
Проводка транспортных судов ш<
Нагаевсксй линии — это основная
задача нашего ледокола, нельзя
оставить без необходимых грузок
огромный район, дающий стр. ;
золото, ценные металлы. Нел ь ; I
допустить, чтобы и эту северн\<<>
морскую трассу перекрыли льды.
Вот почему так дорога для «М)
квы» каждая минута. Надо с:
шить. Мы не на секунду не заб м
ваем о зимовщиках, на борту .
докола для них теплая одежда
дикаменты, продовольствие.
Четвертый вариант — не то1л
дорога. У «Москвы» впереди ск< ,1
неизведанный, гораздо сложи ,
чем арктический путь. Ледгч >
вступил на него.
1. февраля.
Ледовый
шт>отложен.
Сахалинский залив не отг. | >
ледовые двери для «Москвы». * ••
годня четвертый раз флагман .
докольного флота на Дальнем 1Г>
токе предпринял попытку прорк
ледовый заслон. Мощная :
торосов преградила ему путь. ( <
ло ясно, что и с этой стороны
пеха ждать нечего. Стихия <». >
лась сильнее нас. Из Далын и
точного морского пароходстт..-| I
ступил приказ: следовать в М >
дан, заниматься проводкой трлн
портных караванов к порт\
I' >
гаево.

Итак, мы уходим. Простите нас,
«Пенжина» и «Красногорсклес».
Мы сделали все, что могли. Продержитесь до весны. Мы придем,
обязательно придем!
26 апреля. Накануне второго действия.
С тех пор прошло почти три месяца. И вот сегодня Большая земля снова протягивает зимовщикам
руку помощи. К ним на выручку
вышел ледокол «Ленинград». Это
добрый товарищ «Москвы». Собственно, они близнецы-братья. Нет
у них различия в мощности, оба
одинаковой постройки. Оба имеют
отличный арктический послужной
список. Впереди их ждет встреча.
«Ленинград» сейчас покинул Владивосток и взял курс на Сахалинский залив, «Москва» скоро выйдет
из Магадана, где работала на проводке транспортов. Они встретятся
для того, чтобы двойной тягой попытаться взломать
непокорные
льды Сахалинского залива. Ведь
время не ждет, каждый день промедления грозит неизвестностью
тем, кто находится в нелюбимых
объятиях коварных льдов. Начнутся подвижки льдов и тогда уже
никто не может гарантировать безопасность зимовщиков.

Вот почему так спешили рабочие
Дальзавода, досрочно выпустившие из ремонта ледокол «Ленинград». Они знали: этот дизель-электроход будет флагманом во второй
операции, во втором ледовом таране. Вот коротко план предстоящей операции. «Ленинград» —
главная действующая сила в предстоящем бою. Ему придаются линейные ледоколы «Ерофей Хабаров» и «Харитон Лаптев», которые
присоединяются к нам в проливе
Лаперуза. Затем отряд усилит на
некоторое время «Москва». У нее
другие задачи. Если не удастся
взять штурмом торосы, «Москва»
оставит нас и уйдет на подготовку
к арктической навигации. «Ленинград» и линейные ледоколы будут
биться до победы. Ведь у нас теперь появился и с каждым днем
крепнет союзник — время, которому мы присваиваем имя — ледокол «Весна». Но это не снимет тех
трудностей и опасностей, которыеждут ледоколы впереди. Даже с
таким союзником исход операции
трудно предсказать. Итак, мы н
пути. Ведет ледокол «Ленинград»
капитан Юлий Петрович Филичов.
За его плечами опыт четырнадцати
арктических навигаций, он извес-

II '

тен на Дальнем Востоке, как умелый боец с белым безмолвием. У
нас на борту мудрый советник,
старый арктический ас, капитаннаставник Николай
Федорович
Инюшкин.
Провожая сегодня ледокол на
бой заместитель начальника пароходства по арктическим перевозкам Николай Михайлович Немчинов сказал: верю в победу!
Так будет. Люди, которые меня
окружают, завоюют ее.
3 мая. У входа в ледяной мешок.
В лексиконе моряка есть глагол — полагаю. Предложение с
употреблением такого глагола не
дает окончательного ответа на вопрос. Понятно, почему в речи мореплавателя слово «полагаю» используется довольно часто. Много
неизведанного ждет его на пути,
чтобы он мог точно предсказать
будущее.
Так случилось и на этот раз с
нами. Сегодня восьмой день похода. Из них шесть «Ленинград»
идет во льдах. Охотское море стало добрее, на подходе к Сахалинскому заливу льды податливее к
стальному корпусу корабля. Сравнительно легко он раздвигал их
крутыми плечами и неудержимо
стремился вперед. Время, затраченное на переход, не пропало даром. «Ленинградцы» понимали, что
относительная легкость продвижения в любую минуту может смениться трудностями и тщательно
готовились к бою. Механический
и электрический «боги» — главный
механик Леонид Абрамович Вакс и
старший электромеханик Михаил
Прохорович Петраченко, он же
секретарь партийной организации,
как чуткие доктора внимательно
прослушивали работу двигателей,
проверили систему энергоснабжения дизель-электрохода. Устранены недоделки и исправлены ошибки, допущенные при заводском ремонте. Капитану Юлию Петровичу Филичеву доложено:
— В работе все восемь дизелей!
Капитан «Ленинграда», какой
он? Все эти дни я внимательно на-

блюдал за ним. Вот маленькие
штрихи. В те редкие минуты, когда он отдыхает, из его каюты льется то торжественно-распевная мелодия первого концерта для фортепьяно с оркестром Чайковского,
то задумчивое кружение вальсов
Штрауса, то неистовый Бетховен.
В рейс капитан пошел с изрядным
запасом классических записей. На
мостике он строг и не оставляет
без замечания даже мелочей. Но
вдруг сосредоточенную тишину
разрядит остроумная шутка. На
лицах вахтенных расцветают улыбки и между командиром и подчиненными протягивается нить взаимного уважения, душевной теплоты и доверия. Ему тридцать семь.
Четырнадцать лет он отдал суровой Арктике. Суровость ее словно
обострила в этом высоком худощавом человеке юношеский задор и
энергию. В сочетании с многоопытностью капитана-наставника Николая
Федоровича
Инюшкина,
идущего с нами, у нас на борту отличный командный сплав. Оба
руководителя рейса постоянно держат совет. А он необходим. Постоянно возникают ситуации, требующие немедленного принятии
решений.
Я не случайно употребил в на
чале записи этого дня слово «по
лагаю». Ведь выходя из Влади
востока, мы полагали, что ветре
тимся с ледоколом «Москва» пере I
майскими праздниками и армади
из четырех судов начнет совмес I
ный рейд во льдах Охотского м<>
ря. Все получилось несколько ипа
че. «Москва» задержалась на ир»
водке судов в Магадане и встреч,)
состоится только сегодня. Сепчш
она в двадцати милях от нас. <
нею наши «малыши» — «Ер<и|н ••
Хабаров» и «Харитон Лаптей». 'I"
что под силу «Ленинграду» и «!Мш
кве» оказалось неодолимым I >«
вспомогателен. «Москве» ш><
но приходилось выкалывай. ••
изо льда. Вот почему решено <и • .•
вить «мальчиков», как их на п.т-.
ет капитан «Москвы» Леонп I •!••
ДОрОВИЧ ЛЯШКО, И ДВУМЯ .-ШИПИМ I

ми ледоколами, не теряя и ре ч

пробиваться к «Пенжине» и «Красногорсклесу».
Вчера состоялся радиоразговор с
одним из зимующих судов—теплоходом «Лазарев».
— Готовьте хлеб, соль,— пошутил Николай Федорович Инюшкин. — Скоро придем.
Мы сейчас у северной оконечности Сахалина возле мыса Марии.
От «Пенжины» ледокол отделяет
расстояние в пятьдесят миль. Впереди сплошные торосы. Ледокол
вынужден остановиться.
Только что «приземлился» вертолет, переданный нам с «Москвы». Теперь будет легче. «Стрекоза» — это «бочка», высоко поднятая над кораблем и выдвинутая
далеко вперед. Пилот разведает
нам путь, укажет наиболее оптимальный вариант продвижения в
залив. Оно будет нелегким.
Вот что гласит лоция Охотского
моря: «Лед в Сахалинском заливе
преимущественно
дрейфующий.
Образование
льда
начинается
в
1
октябре—начале ноября, а очищение залива ото льда происходит в
I июле. Сахалинский залив является
как бы ледяным мешком, в котором надолго задерживается не
только дрейфующий лед местного
происхождения, но и лед, приносимый круговоротом вод ОхотскоI го моря против часовой стрелки.
[Поэтому в заливе во второй половш!с июля — первой половине авггуста, а в отдельные годы и в сенггкбре можно встретить более или
[менее густой битый лед».
Цитата неутешительная. Предстоит развязать ледяной мешок,
вывести зимующие суда, пока не
[начались подвижки льдов, способшые порезать корпуса кораблей.
^Сегодня «Москва» и «Ленинград»
абрушат на сахалинский лед свои
Объединенные сорок четыре тысялошадиные силы, моряки-пошрники скрестят шпаги с «Арктикой» Охотского моря.
Каким окажется исход штурма?
1е будем спешить с ответом. Креэк сахалинский орешек. Но мы
се же полагаем, что победа будет
нами.

4 мая. Тактика ледового боя.
Искусство полководца состоит
не в том, чтобы разработать гениальный план предстоящего сражения, но и в том, чтобы вовремя
от него отказаться, когда меняется
обстановка, когда слагаемые успеха вызывают сомнение, когда лучше отложить время генерального
наступления, не лезть на перегруппировавшего свои силы противника, сохранить армию для решающего натиска.
Перед такой дилеммой встали
вчера, третьего мая, руководители
ледового
похода.
Совместный
штурм «Москвы» и «Ленинграда»
на льды Сахалинского залива с
первых же часов показал: они чуть
тронуты, но еще далеко не сломлены весной. Гряды торосов расступались, конечно, перед объединенным усилием кораблей, но продвижение вперед было слишком
медленным. Каждый метр хаотического
нагромождения
льдов
брался с удара. Тогда в воздух была поднята наша крылатая разведка. Она донесла: оборона залива—
пока непроходима, более того, у
границы припая, в котором стоит
«Пенжина», воздвигнут стихией
мощный вал высотою до трех метров. Замерли двигатели кораблей.
На борту ледокола «Ленинград»
собрался тройственный совет: капитан Юлий Петрович Филичев,
капитан-наставник и начальник
штаба похода Николай Федорович
Инюшкин и капитан «Москвы»
Леонид Федорович Ляшко, за которым был послан вертолет.
Ледовые бойцы внимательно рассмотрели каждый из вариантов
дальнейшего развития наступления. На стол перед командирами
легли разведывательные данные,
свои рекомендации высказали научные сотрудники Дальневосточного
научно-исследовательского
гидрометинститута. Совместно выработанное мнение было таково:
дальнейшее пребывание ледокола
«Москва» в составе отряда может
сорвать ее подготовку к арктической навигации. Славно потрудилась в нынешнюю зиму «Москва».
139

В необычайно сложных условиях одна. За ночь Юлий Петрович приосуществляла она проводку судов нял решение, поддержанное капина Нагаевской линии, обеспечивая таном-наставником Инюшкиным:
золотоносный Магадан необходи- только вперед, только на штурм.
мыми грузами. Вот что рассказал В самом деле, разве нельзя ожиее капитан Леонид Федорович Ля- дать того же изменения обстановки, пробиваясь в залив? Не лучше
шко:
— За зимние месяцы осуществ- ли, пусть медленно, но верно, полено более ста
десяти ледовых дойти к самому мощному валу на
проводок, плечо которых составля- грани припая и попробовать его
ло порой до пятисот миль. Ни дня, на корпус. Правильно!
6 мая. Битва у припая.
ни часу не простаивал порт НагаС того момента, как вахтенный
ево, не прерывался идущий от него
по колымской трассе поток важ- помощник капитана Райво Лыппе
заметил в бинокль «Пенжнну»,
нейших грузов.
Не только отдых после изнури- экипаж «Ленинграда» не покидает
тельной навигации был необходим радостное настроение, на палубе
экипажу «Москвы», корабль, вы- постоянно людно. В рулевой рубке
полнивший задание, требует ле- нарасхват бинокли, хотя силуэты
чения. С мнением совета капита- зимующих кораблей уже видны
нов согласились в Дальневосточ- невооруженным глазом. По радпо
ном пароходстве. «Москве» было слышны разговоры на карава*-:
приказано следовать во Владивос- И там радостное оживление. Пр;:ток, передав излишнее топливо и ход ледокола резко повысил жизпресную воду ледоколу «Ленин- ненный тонус зимовщиков. Бодр.:.'
град». Редко приходится встре- мп стали разговоры по радио. Б.-.г
чаться ледоколыцикам. Арктиче- с каравана запрашивают, сколы.->
ские проводки, ледяные поля, раз- человек может взять наш вертел
ные назначения разделяют их. Вот
— Двух. Он у нас с прицепов
почему, когда «Москва» пришвар- под общий смех отвечает капит;г
товалась к борту «Ленинграда» наставник Николай
Федоре»
для передачи воды и топлива, ког- Инюшкин.
да с корабля на корабль был переДа, шахматная партия с прг»)
брошен трап, у обоих экипажей дои перешла в эндшпиль. Но <>
был праздник, обе команды обме- еще далеко не окончена. Для то
нялись концертами самодеятельно- чтобы выиграть ее у стихии, н;>
сти, а затем ка борту «Ленинграда» немало потрудиться.
состоялся совместный вечер.
Днем пятого мая капитан «Л
Сегодня утром мы по намеченно- нинграда» Юлий Петрович Ф'!
му плану должны были отойти чев принял решение пойти на пр
вместе с «Москвой» от мыса Ма- ступ припая, пробить в тороснс:
рии, оказавшейся негостеприимной льдах семимильный канал и по ь
«хозяйкой» Сахалинского залива. му вывести «Пенжину». Ко.г
Дело в том, что метеорологические тереско иногда складываются с:
сводки обещали неприятные изме- бы людей. Мне рассказывали, ч •
нения в этом районе, способные на «Пенжине» есть альбом, к<ч
сковать дальнейшие галсы «Ленин- рый открывает судовая роль н<
града». Нам рекомендовали спус- вого экипажа судна. В ней <••
титься к тому месту, где дрейфу- два человека,
несущие с- •
ют наши маленькие помощники службу на нашем ледоколе,
«Ерофей Хабаров» и «Харитон Лап- старший электромеханик М и \ . ч •
тев», там ожидать прояснения обПрохорович Петраченко и игр! >
становки.
капитан
«Пенжины», ныне каиш
— Не люблю безработных стоянок,— сказал мне капитан Фили- «Ленинграда» Юлий Петрович •!•
личев. Вот почему освооож
чев.
Пенжины»
для него не просто им
Сегодня утром «Москва» ушла
140

ное и ответственное задание, но и
вопрос чести.
Питого мая, ровно в пятнадцать
часов по судовому времени операция, закодированная под названием ^Ленинградский канал» началась. С мостика было видно, как
нос корабля наполз на торосистое
ледяное поле. Напрягся корпус
дизель-электрохода. В это мгновение так и хотелось крикнуть ледоколу: ну еще, давай еще немножко! Нет. Есть и у могучих двигателей корабля свой предел. Он отработал назад, оставив на льдине
свою визитную карточку — глубокую вмятину. И снова вперед посыл лет его команда из рулевой
рубки. Повторный удар приходится чуть правее. Нехотя от припая
отваливается огромная глыба.
— Вот если бы за кубометр битого льда платили, сколько можно было бы заработать,— шутит
кто-то на мостике.
Удар следует за ударом. Все
ширме становится канал, заполненный крупным ледяным крошевом.
Как челнок ходит по нему судно.
Но и льды не беззащитны. В один
из толчков припай улучает момент н уже не выпускает атакующего из цепких объятий.
— Прямо
руль! — раздается
команда дублера капитана Влади\ мира Мироновича Дудина, а сам он
[мгновенно переводит рукоятки управления двигателем на «полный
[назад». — Запустить систему кре[нования!
Многотонные массы воды переиначиваются с одного борта на друггой, но и это не помогает. Двигате1ли остановлены. На лед спускают|ся подрывники Владимир Кузнешов, Станислав Скворцов, Анатомий Еременко, Александр Павленко, Валерий Асауленко. Они закладывают фугас. Слева по носу
Ъремит взрыв. «Полный назад» отрабатывают машины. Работает сигема кренования. Не помогает.
Сняться удалось лишь после чет»ертого и самого мощного взрыва.
Всю ночь, без устали крушил то-

росы «Ленинград». За неполные
сутки была проложена трасса длиною немногим более мили. Теперь
до «Пенжины» остается шесть
миль. Накануне мне довелось присутствовать при оживленной дискуссии. Одни из участников спора
ратовали за то, чтобы не трогать
припай, пусть его разрушает время, а ледокол будет стоять в ожидании и бездействии. Другие, а в
их число входил и капитан, отстаивали активную позицию, пусть
нелегкую, но заставляющую корабль выполнять его прямое назначение, пусть медленно, но приближающую нас к зимующим судам. Вот почему, когда я сегодня
поднялся на мостик, капитан с
хитринкой спросил меня:
— Так не будем ждать милостей
от природы?
7 мая. Ленинградский канал.
На каждом судне перед рулевым
на переборку прикрепляется небольшая черная табличка. На ней
мелом пишут курс корабля на
каждую вахту. Есть такая табличка и на «Ленинграде». Сегодня вместо привычных цифр, указывающих направление движения, на
табличке я увидел одно слово —
«Пенжина». Для меня оно говорит
о многом. Это прежде всего означает, что теперь окончательно утвердился план операции по выводу зимующих судов. С каждым
часом все дальше удаляется от
кромки припая канал, прокладываемый ледоколом в торосистых
полях, с каждым часом сокращается расстояние до первого судна
зимующего каравана.
Пройдет время, весна сотрет тоненькую ниточку накала. Только
очевидцы и экипаж корабля будут
помнить, какой ценой оплачен
каждый его метр. Идет борьба
между кораблем, творением человеческих рук, и хаотическим нагромождением броневого льда, который в слепой ярости натолкала
в Сахалинский залив стихия. В
этой борьбе победителями будут
люди «Ленинграда» — для них дорого имя, присвоенное их ледоколу, они сделают все, чтобы прорвать ледовую блокаду.
141

Умное судно — так иногда хочется назвать «Ленинград». Три
четверти его экипажа составляет
служба главного механика Леонида Абрамовича Вакса. Со сложнейшими машинами и приборами
приходится иметь дело машинной
команде. После того, как мы с
главным механиком прошли по
всем отсекам, расположенным ниже ватерлинии, я убедился в том,
что на корабле существует настоящий
завод,
вырабатывающий
движение. Его двигатели потребляют столько электроэнергии, что ее
хватило бы на снабжение светом
города с населением в сто тысяч
человек. И во всех цехах «завода
движения» трудятся подготовленные, технически грамотные специалисты.
— Это наша точность,— сказал
главный механик, знакомя меня с
ветераном ледокола, старшим мотористом Николаем Гордеевичем
Юзефовичем.
В обязанности Юзефовича входит
обслуживание аппаратуры главных и вспомогательных двигателей и с этим он справляется блестяще. А его коллега старший моторист Николай Михайлович Бобко считается виртуозом по замене
подшипников. Иногда от сильной
вибрации или перегрузки летят
подшипники на главных дизелях.
На замену их требуется пятнадцать-шестнадцать часов. Бобко
проводит замену подшипников за
два-три часа. И таких умельцев на
«Ленинграде» много. Так разве устоят сахалинские льды перед ними!
Сегодня солнечный день. На горизонте четкие профили «Пенжины» и «Красногорсклеса», а за ними темная полоска сахалинского
берега, на котором, если вооружиться биноклем, можно разглядеть нефтяные вышки. Пользуясь
хорошей погодой, на лыжах пришли в гости на ледокол с «Пенжины» матросы Николай Архипов и
Константин Неживой. Зимовщиков
приняли по всем законам морского гостеприимства. После обеда
142

они снова встали на лыжи и отправились к себе. К сожалению,
человек движется пока по льду
припая быстрее, чем наш ледокол.
Неутомимый труженик «Ленинград». Стальным тараном прокладывает он себе путь. Кажется однообразной его работа, но как она
нужна, как ее ждут. И какая настойчивость необходима,
чтобы
вот так, раз за разом выдалбливать дорогу себе и «Пенжине».
— Что ж, терпение — основная
добродетель ледоколыциков, — с
улыбкой сказал мне капитан-наставник Николай Федорович Инюшкин.
9 мая. Даешь «Пенжину»!
Сегодня в рулевой рубке произошел забавный эпизод. На вахте
стояли
капитан
«Ленинграда»
Юлий Петрович Филичев и его
третий помощник Райво Лыппе.
Перед ледоколом выросла мощная
гряда торосов. Напрямую хода не
было.
— Райво,— сказал капитан,— я
поднимусь на вертолете и посмотрю, нельзя ли обойти торосы, а
ты потихоньку расширяй канал.
— А может, напрямую возьмем,— ответил третий помощник.
— Чудес
не бывает,— сказал
Филичев.
За то время, что капитан провел
на вертолете в поисках менее
сложного пути, Райво Лыппе всетаки решил попробовать совершить «чудо», прорваться через ледовые надолбы. Корабль заклинило.
Капитан
Филичев
вернули ;•
мрачнее тучи. Между вахтами в.'дется негласное соревнование и
то, кто пробьет наибольший отрс
зок канала, избежит заклинивании
На вахте капитана оно произошло
впервые. Вот почему и помрачи» I
капитан. Как же, престиж вахты
пострадал. Лишь после второю
взрыва сошло с листа судно. Поди
брел капитан. Но краска см\щ<
ния еще долго не сходила с лты
его третьего помощника.
Славные молодые помощники \
капитана. Вторым штурманом н.1
ледоколе в рейс пошел Антс И.

ка. Райво и Антс — эстонцы. Оба
закончили Таллинское мореходное
училище. И вот судьба свела их
одном корабле. Антс на два года
старше двадцатишестилетнего Райво. Оба сыновья эстонских колхозников. Но вот, если Райво вырос на острове Хийума и с детства
знаком с морем, то Антс, проведший детские и отроческие годы в
Пылвасском районе, впервые «пожал руку моря» лишь во время
практики в училище. По тому, как
серьезно, с долей солидности несут
Райво и Антс вахту, по тому, как
заступают они на нее непременно
в блистающих белизной рубашках,
форменных куртках с погончиками, можно судить: плаванье для
них — не только служба, но еще
и большое удовольствие.
Ледовый мешок развязан. Положено начало еще долгой и упорной
работе по выводу из него зимующих судов. Но это уже вопрос не
принципа, а времени. Конечно, впереди еще немало трудностей. Надо преодолеть сжатия и провести
невредимыми корабли, надо вспахать еще километры ледяных по-

лей, но битва в припае уже показала, что это по плечу «Ленинграду»
и его экипажу.
...Вертолет поднимает нас в воздух. Тает в синей дымке ледокол,
как заботливый отец ведущий за
собой суда. До свидания, смелые
люди, до свидания «Ленинград»!
Счастливого плавания, бойцы с
белым безмолвием!

Крайний север. Арктика. Манящие, зовущие романтиков слова.
Да, это романтика подвига, романтика напряженного труда. Там не
приживаются люди слабые духом.
Крайний север, Арктика. Я повторяю эти слова про себя и вижу,
как суровыми трассами ведут за
собой караваны судов к полярным
станциям, на золотые прииски Колымы и Чукотки ледовые броненосцы, ныне ордена Ленина флагман ледокол «Москва» и его боевой
соратник «Ленинград». Идут вперед, только вперед.

Обсуждаем проблемы перевода

Обсуждение проблем художественного перевода, начатое на
страницах нашего журнала статьей литературоведа Сергея Чагдурова, продолжается. С интересными статьями выступили писатель
Л/. Степанов, кандидаты филологических
наук А. Белоусов и
В. Махатов, поэт В. Петонов, аспирант С. Забадаев. Подключается к этому содержательному разговору и башкирский переводчик Я миль Мустафин.
Обсудив предварительные итоги дискуссии, редколлегия решила продолжить ее с тем, чтобы привлечь как представителей
братских республик, так и опытных переводчиков Москвы и других городов. Приглашения принять участие в дискуссии посланы
якутским, татарским, тувинским, калмыцким и другим товарищам,
ибо художественный перевод -- одна из наиболее острых проблем
развития братских литератур народов нашей обширной федерации.

Ямиль М У С Т А Ф И Н

НУЖЕН ЛИ „ПОДСТРОЧНИКИСТ"?
Имея в виду, что разговор пойдет у нас о переводах и переводчиках, хочется, уточнить, что же такое перевод, во-первых, и кто его
делает, во-вторых.
В Толковом словаре русского
языка слово «перевод» трактуется
как текст (или устная речь), переведенный
С КАКОГО-НИБУДЬ
ЯЗЫКА на другой язык. Сказано
довольно четко.
А кто же такой «переводчик»?
В этом же словаре сказано: «Лицо,
;м

занимающееся переводами с и 1
НОГО ЯЗЫКА на другой». Разык
нено довольно ясно и конкретно
Следовательно, переводчику ш
обходимо знать язык, С КОТОIЧ»
ГО ОН ПЕРЕВОДИТ и на кот .т
переводит.
Мы сделали этот экскурс, чтом.1
рассказать читателю о так пи «ы
ваемом «новом языке» — ни (
строчном. Я абсолютно уверен, -м»
многие не знают такого «н и.ич!

Значения этого термина нет ни в
одном словаре мира. И несмотря
на такое «пренебрежительное» отношение к нему со стороны составителей словарей, слово это прочно вошло в лексикон многих литераторов,
писателей-переводчиков и является их любимым детищем.
Кто и когда придумал это слово, сказать сейчас невозможно. Но
ясно одно — человек этот был с
дальним прицелом и уже в те времена предвидел, что часть литераторов возьмет «подстрочник» на
вооружение.
Подстрочный перевод — это
буквальный пересказ, сделанный
не мудрствуя лукаво. Бывает хороший, бывает слабый, а в иных
«подстрочниках» нередко вообще
теряется первоначальный смысл.
Готовят его люди, чьи имена вы
ни в одном переводе известных или
неизвестных авторов не найдете.
Это, видимо, «засекречено», чтобы
читатель не задавал ненужных вопросов переводчику: «А что же вы,
I дорогой переводчик, делаете, если
|вам готовят подстрочные переводы,
|и как вы переводите, не зная язы1ка?»
Интересно, как бы звучало, если
1бы Шолохова, Твардовского, БальГзака, Экзюпери, Лондона перево|дили, ну, скажем, на татарский,
армянский, эстонский, бурятский с
юдстрочника? Смешно, не правда
!и? Даже трудно себе такое предгавить. А человека, предложив1его такой «ход конем», сочли бы
1евеждой, если даже он великолеп1о знает родной язык. И это было
»ы верно, потому что «подстроч|н>го» языка нет, а есть русский,
французский, английский, татаршй, бурятский и другие. Такому
переводчику предложили бы изу«ть эти языки, а в издательствах
10. «Байкал» № 6.

не стали бы даже разговаривать с
ним. Однако с языков народов
СССР бойкие переводчики-подстрочникисты с легкой душой переводят произведения на русский
язык. Таких «подстрочникистов», к
сожалению, очень много. При этом
они больше изучают объем подстрочника, чем язык народа и его
культуру.
В нашей литературе за последние годы с невероятной плодовитостью, точно грибы в дождливую
погоду, начали размножаться переводчики-подстрочникисты. Они
себя так и именуют — «подстрочникисты». Придя в издательство,
они спрашивают без зазрения совести: «Нет ли подстрочника?» Обратите внимание: не произведение,
они просят, а подстрочник!
Трудно сказать, чего здесь больше — невежества, пренебрежения
к народу, с языка которого он намерен сделать перевод, или неуважения к себе. Почему-то Тютчев, Лермонтов, Достоевский, Жуковский и другие великие художники (а я уверен, что они обладали не меньшим талантом, чем современные переводчики), только
прочитав произведение в оригинале, делали перевод.
Оговорюсь сразу, что все вышесказанное не относится к тем поэтам (именно поэтам!) и прозаикам, которые, хорошо зная творчество своих коллег, проявляют интерес к нему — переводят его и
помогают ему выйти к всесоюзному
читателю через русский перевод.
Еще раз повторяю, что творческая
манера таких писателей, их дух,
тема, культура их народов хорошо
знакомы писателю. Такой писатель-переводчик чувствует органическую необходимость перевести
полюбившееся ему произведение,
ибо он художник, и не может пройти мимо значительного произведения, а не ремесленник, работающий по поточному методу.
Но когда видишь, как «подетрочникисты» с легкостью кузнечика
145

прыгают с одного языка на другой,
честное слово, приходится только
удивляться, как и почему издательства пригрели «подстрочникистов» и вскормили их, а редакторы,
работающие в издательствах, не
понимают или не хотят понимать,
какой вред наносят такие «переводчики» советской многонациональной литературе.
В первые годы Советской власти, когда многие национальности
не имели творческих сил, способных высокохудожественно перевести на русский язык произведения своего народа, тогда, возможно, подстрочные переводы и были
нужны. Но сейчас, когда каждый
народ нашей страны имеет хороших поэтов, прозаиков, творческую
интеллигенцию,
писателей-переводчиков, право же нет никакой
необходимости делать переводы с
помощью подстрочников. А если и
делать, то только в исключительных случаях. Подстрочники могут
быть нужны как предмет, по которому в издательствах и Правлениях Союза писателей будут знакомиться с творчеством того или
иного национального автора.
Так почему же живучи, даже успешно процветают «подстрочникисты»?
А ларчик открывается просто. Я
был недавно в Казани и встречался с писателями Татарии. Видные
писатели и поэты довольно определенно высказывали свое мнение
о подстрочном переводе. Все, с
кем мне приходилось разговаривать, — противники таких переводов. Потому что такой перевод, как
правило (это особенно касается
прозы), не может
передать всю
полноту художественных образов,
идейную канву, стилевое своеобразие произведения, ритмическую
эмоциональность.
Нередко приходится слышать,
как «подстрочникисты», а порой
даже критики говорят: «Перевод
лучше, чем оригинал». И это ставится в заслугу переводчика-подстрочникиста. Особенно этим бравируют поэты. По этому поводу
четко высказал свое мнение извеI 16

стный татарский прозаик Г. Абсалямов: «Я считаю, переводчик не
должен ни улучшать, ни ухудшать
автора. Он должен суметь передать
художественную
впечатляемость
оригинала, а не нивелировать автора под свой вкус. Опыт показывает, что подстрочный перевод не
дает всю гамму чувств, внутреннюю динамику, всю поэзию оригинала». В подтверждение слов Абсалямова напомню слова крупного
поэта-переводчика А. К. Толстого:
«Я стараюсь, насколько возможно,
быть верным оригиналу, но только
там, где верность или точность не
вредит художественому впечатлению. ...Я думаю, что не стоит переводить слова» (А. К. Толстой, Полное собрание сочинений, т. IV,
стр. 128—129).
В самом деле, если подстрочный
перевод сделан хорошо, добротно,
талантливо, он не нуждается в дополнительном переводе. В этом
случае необходима просто серьезная редакторская работа.
Мысль Абсалямова развили другие татарские писатели. Они сказали, что «дотягивание» произведи
ния до какого-то среднего уровни
пагубно сказывается на творчести<•
писателя. Среди авторов наци
нальной литературы уже появи
лись поэты и прозаики (первых
больше), которые как блины пек> г
так называемые подстрочные пср<
воды, а переводчики-подстрочпп
кисты дотягивают их до средпгм*
уровня. Выглядят такие авторы
среди всесоюзного читателя нем.к*
хо, а на родном языке их твор-м
ство знают мало или вообще и«
знают!
Я уже говорил, что подстрочным
перевод никогда не сможет игрдать полноту художественных п1.
разов оригинала. В нем исчг им I
так
называемые
поэтичп I иг
«чуть-чуть», из которых автор < и •
давал по крупицам художестип
произведение. Ибо
подстримш <••
перевод,
как
правило,
де.чпп и.
Х5тдожник, а человек, просто т...
щий язык. Естественно, он иг -м с
ствует и не видит эти «чуть--и м
которые сразу бы уловил игр- •

чик-художник, знай он этот язык.
К тому же человек, делающий подстрочный перевод, не стремится
проникнуть в замысел автора, в
характеры его образов, потому что
он выступает в качестве ремесленника, да и получает материальное
вознаграждение в несколько раз
меньше, чем переводчик-подстрочникист, который за три-четыре месяца переводит книги объемом в
десять—пятнадцать листов.
Меня как-то спросили: «Муса
Джалиль — большой поэт, как о
нем говорят, или он просто легендарный герой?» Откровенно говоря, вопрос меня озадачил. Но прочитав сборник стихов Джалиля
«Моабитские тетради» (Татарское
книжное
издательство, Казань,
1963) в переводе разных поэтов, я
убедился, что вопрос этот не был
случайным. Хотелось бы видеть
[стихи в лучшем переводе, более
^близкими к оригиналу, а пока что
>ни на среднем уровне.
Еще в
.958 году видный татарский писать, друг Джалиля Ахмет Файзи
[ыне покойный) на встрече со
'удентами литературного инстиимени М. Горького говорил о
^елесообазности перевода Джалиля
оригинала, он тонкий поэт, его
(о чувствовать. В числе неудачIX Файзи назвал перевод «КлоI». Я сверил оригинал и перевод
; убедился, что Файзи прав.
1одстрочный перевод:
Храчна тюрьма, мышей полна,
|И нары полны клопов.
как только душу гложет тоска,
лежу и ловлю весь день
клопов.
сам думаю: разрушить бы,
звеять бы эту тюрьму,
хозяина, как клопа, поймать
и раздавить.
Перевод И. Френкеля:
^олодна тюрьма и мышей полна,
встель узка, вся в клопах
доска!
(Клопов давлю—бью по одному
юпять ловлю — довела тоска.

Всех бы извести, разгромить
тюрьму,
стены разнести, все перетрясти,
чтоб хозяина отыскать в дому,—
как клопа словить да и раздавить.
Даже простое сопоставление оригинала и перевода показывает, насколько перевод
неточен — я
имею в виду художественную точность, эмоциональность, а не перевод отдельных слов.
Джалиль очень точен в подборе
слов. Все стихотворение проникнуто ненавистью к мрачной, именно
мрачной, а не только холодной
тюрьме, к ее хозяину — фашизму.
В стихотворении нет никакой постели, в фашистских застенках их
и быть не могло. А у переводчика
появилась «узкая постель».
У
Джалиля «сэке» — нары. Это и
понятно. Человек, перенесший все
ужасы плена, не может сентиментально и спокойно говорить о какой-то постели. Я больше чем уверен: знай переводчик язык, он не
допустил бы таких ляпсусов, он
сумел бы проникнуть в настроение
и думы поэта.
Не лучше переведено стихотвврение и «Красная ромашка».
Невольно возникает вопрос: как
же переводятся другие писатели,
если так неряшливо, бездушно переводят выдающегося поэта-патриота Мусу Джалиля!
Нередко можно слышать, как переводчик гордо рассказывает, что,
мол, оригинал (а это чаще всего
подстрочник) был объемом в пятнадцать листов, а он довел его до
десяти, изменил изрядно композицию, убрал длинноты — и произведение только выиграло, даже автор доволен.
Это неслучайно. Даже типичное
явление. Здесь, на мой взгляд, возникает существенный вопрос: почему переводчик так вольничает? На
это переводчики отвечают: «Я это
сделал специально, чтобы русский
читатель хорошо воспринял произведение. «Такие переводчики,— а
их, к сожалению, много, — неуважительно относятся к авторам национальных республик, они созна1

'

Анатолий ПОЛИТОЙ

ТЕАТР И ЕГО
Ни с чем не сравнимо волшебство театра, в котором властвует сама Мельпомена, и ей — высокой
музе — служат на совесть не ремесленники, а жрецы 'ее. Театр,
о котором мы говорим, всегда романтичен в лучшем и современном
смысле этого слова. В нем царят
дух исканий, смелая художническая фантазия, мысль, зовущая в
«коммунистическое завтра», горизонты его необъятны, на них ясно
различимы благородные очертания
«алых парусов».
Премьеры, премьеры... Прошедший сезон был богат ими, немало впечатлений зрители вынесли
из залов нашего орденоносного театра оперы и балета. Какие они —
эти премьеры и впечатления, как
театр справляется с отображением
того великого, что сегодня подлежит отображению? Вопрос большой и трудный. Мы попытаемся
рассмотреть отличительные особенности только двух спектаклей,
которые стали событиями в театральной жизни города прошлого
сезона, которые и нынче будут ведущими в репертуаре.
Балет «Легенда о любви» впервые увидел свет рампы в 1961 году. У его колыбели стояли Назым
Хикмет и балетмейстер Ю. Григорович. Сам писатель впоследствии
говорил: «Моя пьеса шла на разных языках в разных странах, но
150

ОТКРЫТИЯ
больше всего меня удовлстнорм ш
то, что я увидел в балете». С м \ 1 • ••
четыре года Ю. Григорович ишин
осуществил постановку «Лск-п и .
на сцене Большого театра и Ч...
кве. Новый вариант оказало < \ рий
нее и законченнее ленингр;|,м г ...
Критика единодушно призм», т,
«Легенда», как и балет «Каменным
цветок» того же автора, о:т.1 "•••••
вали собой новый этап в р а н и
советской хореографии.
Постановщик спектакли п.| П|
рятской сцене А. Батубасиа
милась по возможности орт и
но прочесть музыкальную и ч ••
Т
УРУ композитора А. Мо.'ии
Во многом это ей удалось. Н< •
ря на несколько упрощенную ч-ч
му (по сравнению
с рсд.ч
Ю. Григоровича), «Легенд;» <>
ви» на нашей сцене смотрим >.
тересом, и факт ее поян.кчии
менателен. Но, прежде- нп-и». *н
чется сказать о том, что «чкч.
в большой степени помоги» •
незаурядным явлением
лантливом исполнении
•<>
партий артистами Л. Сам.и тиши «•
П. Абашеевым, Л. К а ч у р и м н И »«
Б. Васильевым.
Откроем занавес. Диор "•,
Мехменэ Бану в смятении \
ет младшая сестра власти
цы — Ширин. Много у я.»- II |»
Ширин не приходит в его и и
то нет на свете никакой <ч и • •

могла бы ей помочь. Скорбь
• тревога царствуют во дворце. У
Лостели сестры
повелительница
Нйехменэ Баку — не повелительI вица, она — человек, который поч,Ти не в силах противостоять пред|юшенности судьбы. Ее состояние
«рагедийно. Л. Сахьянова танцует
жменно это, руки балерины прядут
Отчаяние.
Хаотичность
ломких,
Дробящихся группировок кордебалета призвана служить дополнительным рассказом плакальщиц о
(Происходящем. Но степень исполшительского мастерства Л. Сахья•овой столь высока, что нам ка•Кстся, будто мы постигли всю глу•ину душевной боли ее героини и
Вез комментария...
г Таинственный Незнакомец
поцвляется, чтобы исполнить колдовркой обряд. Ширин ожила, но ка>й ценой пришлось старшей се'рс выкупить ее из небытия! Це(й своей красоты. В одних стра|ниях при больной Ширин не
>шлась сестринская любовь Мех1енэ Бану. Нет, ее хватило и на то,
Ьтобы царица не бросилась прочь,
•тпрянув, от зеркала, отразившего
•грсдство ее лица. Любовь к сестре
у Мехменэ Бану велика. Она вы•ержала испытание.

«В этой сказке каждый что-нибудь да сделал»,— говорит один из
персонажей пьесы Хикмста, на основе которой создан балет. Пока,
предваряя дальнейшее сюжетное
развитие спектакля, скажем: во
имя добра «что-нибудь» (уже видели, что) сделала Мсхмен:> Нану,
«что-нибудь» предстоит сделать и
другим героям...
Широко известная на Востоке народная легенда о Ферхаде и Ширин
в интерпретации Хикмета приобрела глубокую философичность. Всем
своим строем его поэтическая драма прославляет величие чувств
человека, его ума и сердца (хорошая традиция, имеющая связь с
характерной для мировоззрения
многих восточных народов особенностью — мыслить красоту, как
творение духа). В каждом из нас,
как бы говорит писатель, заложено доброе начало. Если оно незаметно, есть всякие возможности,
чтобы оно проявилось: вот пример — Мехменэ Бану, которая
жертвует своей красотой, чтобы
спасти жизнь сестры. Это поступок, несомненно, продиктован законами человечности. Но Хикмет
раздвигает границы восточной системы нравственности, от нее он

151

и смело. Следствием стали статичность и однозначность музыкальных характеристик. Велика заслуга в успехе спектакля дирижера
II. Чудновского. Свои задачи он решает тактично и творчески продуманно. Темперамент дирижерской палочки не позволяет оркестру, если можно так выразиться,
«заявить» о рождении душевного
порыва и подвига героя прежде,
чем это произошло на сцене. Подобно кисти художника, ее мановение наносит краски на уже исполненный талантливо рисунок роли.
[54

Сравнивая различные н и м р..,.
тации первоисточника, миом» |>ч I
писали, что, если рассказ III
чн
ва «волновал особым эмоцтш • ••
ным лаконизмом», фя.п.л! ( I
дарчука поразил
«удин»" и
достоверностью происходшцгм.
опера, в частности, лепит |>.. >
постановка, «открывает и <чину новую грань — ощущгтн
штабности событий и \:ф:и. к р
психологической обоГицс
.
укрупненной типичноеIи» « и
лось, что благодаря « ч \ .м • .
ному» исполнению Норишч иь
коловым «необычная н.п ин. •
го обычного человек;) и им. ,.
чит героической эпошч-и • I • ••

сказанное об опере и ШтоколовеСоколове было бы применимо и к
улан-удэнскому
спектаклю,
не
стоило заводить о нем речь. Так, и
немного не так на бурятской сцене.
Партию Соколова Л. Линховоин
исполнил в соответствии с музыкальным строем этого образа. Но
в давно определившуюся
трактовку артист внес много такого,
что оказалось внове. Режиссура
(засл. деятель искусств РСФСР Ц.
Шагжкн и Н. Логачев) стремилась
К тому, чтобы характер спектакля
рождал в зрителе «ощущение масштабности событий и характеров».
Действие оперы
разворачивается
динамично и многопланово. К услугам постановщиков — техника сцены, свет. Распределение эпизодов
во времена, мизансценирование
[подчинено раскрытию мысли о
[войне как о «бедствии народном».
Массовки образуют широкие фронтальные композиции, мужской и
[женский хоры поют с балконов в
ррительном зале, приглашенный
оенный духовой оркестр играет
Под стенами рейхстага» и пр.
В этом постановочном пасьянсе
[не в плохом смысле) не потеряля линховоинский герой. Но главюе — артист исполнил свою роль
«к, что в опере, как и в фильме,
ндрей Соколов обрел «удивительдостоверность».
Как это произошло?
Любителям оперного искусства
инховоин известен не только
(1К превосходный исполнитель,
ладающий красивым сильным
:ом, но, пожалуй, прежде всего
поющий актер. Наблюдая его
сцене, подчас трудно бывает реъ, чему в его искусстве отдать
дпочтеиие — большой певче1ОЙ культуре или выразительной
:матической игре. И то и другое
артиста — одно единое, сплав
^стерского интонирования с дело выверенным психологичем рисунком роли. Случаи, чтов человеке так счастливо сочемсь дарования
эти,
редки,
ржно об этом судить хотя бы поу, что многие, очень видные ар•ы оперы, стремившиеся, поль-

зуясь термином Станиславского,
жить на сцене, признавались, что
из сотен спектаклей, сыгранных
ими за всю жизнь, только какойнибудь десяток или и того меньше
принес им полное удовлетворение.
Находясь под впечатлением игры
Линховоина («Вот уж поистине актер, который забывает, что находится на сцене — так он живет в
образе»!) один из критиков написал, что «темперамент Линховоина отличается стихийностью, буйной и неуемной силой» (см. журнал «Театральная жизнь», № 18,
1966 г.). Еще раньше тот же критик писал в журнале «Театр»: «Талант Линховоина, если можно так
выразиться, «буйный». Неуемный
темперамент, вдохновение — стихийное, органичное, интуитивное»
(№ 9, 1965).
В этих характеристиках не все
верно. Может ли таланту «буйному» подчиняться так легко голос и
выражать «любые оттенки» чувства, вплоть до «глубокого лиризма»? Очень уж много всего, хочется сказать — всякого, в сочетании слов «стихийный, органичный, интуитивный»...
Приехав в Улан-Удэ, критик видел артиста в тех выступлениях, в
которых наиболее ярко проявились
именно такие свойства дарования
Линховоина-певца: в ролях Кончака в «Князе Игоре» Бородина,
Мельника в «Русалке» Даргомыжского, Олоферна в «Юдифи» Серова. В последней роли артист и Гил.»
«буйным»! Интонации дикой л.чобы
захлестывали сцену, когда, выпятив толстые губы, в надменных и
хвастливых речах исходил, словно
в истерике, з пьяном броду кровожадный деспот. Вообще образы,
подобные завоевателям Кончаку,
Олоферну, оказались близки певцу, кроме всего, и в силу их резко
выраженной восточной характерности.
Есть же в репертуаре певца другие партии, в которых вовсе противопоказано «буйство». Критик
правильно оценивает эти партии в
исполнении Линховоина, отмечает,
что с такой трудной, «низкой» басовой партией князя Гремина из
155

«Евгения Онегина» он справляется
блестяще в вокальном отношении
и создает также колоритный образ, драматический характер. П. И.
Чайковский придал мужу Татьяны
Лариной черты генерала-декабриста. В опере об этом прямо не говорится, но исполнение Линховоина достаточно содержательно, чтобы аллюзия была понята, возникли ассоциации.
Не стихийно находит певец средства выразительности, не стихийно
ими пользуется, а, скажем словами Бертольда Брехта, «в соответствии с возрастом, целью и
красотой». Проблема «выпевания»
эбраза для Линховоина неразрывно связана с проблемой его драматического раскрытия. Певцу необходимо, по его принципам, добиться гармонии вокальной партии с тщательно продуманной линией физического самочувствия в
образе. Тогда можно считать цель
достигнутой. В этом смысле Линховоин — последователь традиций
«пения-игры» Федора Шаляпина и
заветов К. С. Станиславского и
В. И. Немировича-Данченко.
...Группы прощающихся застывают, словно каменеют, в скульптурной неподвижности. Проводы
на фронт. Действие оперы продолжается. Ирина, жена Андрея (ее
роль исполняют А. Жмурова и В.
Лыгденова) — не сентиментальна.
Олицетворяя сдержанную скорбь,
Ирина не мечется, она, будто предчувствует, что суждено ей в военных скитаниях мужа быть властно зовущей, встревоженной Музой
жизни.
И вот та сила «третьего измерения», которым наделяет всегда
Линховоин своих героев: Соколов
— не привычный оперный герой с
долей импозантности, демонстрирующий то, что им поется. Исполненная драматизма ария, вводящая нас в трагедию разрушенной
семьи, речитативные куски, действенные эпизоды — все есть напряженная дума и взволнованная, горячая исповедь. С самого начала
Соколов—человек с умом энергичным, свободный от иллюзий о
«романтических далях», спаянный
156

с людьми
мирной
нежное).,к>.
представляющий счастье в образе
цветущего сада.
Поэтому в сгорбленных плс
Андрея чувствуется затаивший) и
до поры взрыв ненависти и него,д<>
вания к тем, кто нарушил его м и р
ную жизнь. Имел ли он сам пр I
ставление о своих душевных « и
лах? Несомненно, он не имел • и
не подозревал. Сознание своей ' и
лы будет в Соколове расти «к
бытия к событию.
А пока в его душе бурлят, 1'.и\
боко скрытые, жизнелюбие и и<-\ч
в избавление родной земли от
енного пожара.
...Он взят в плен, кругом к|ы ><
И плененный, наедине он веши и
нает Ирину. Для Соколова-Лип •
воина эта сцена — не раде» ..
забытье: дуэт с Ириной от быки "
конкретности лирической песни > •
рерастает в нечто большее, он ;и чит и воспринимается как ш
торжества высоких человсчо
чувств, гимн любви, преданно»и »
миру. В Соколове вскипает |гин
праздник!
И так до конца, с полной <м
чей сил и воображения жшк-т мтер в образе. Сцена в комомдн > >
ре, в которой через отношение •
прозаическому «русише шшнк •• •
такой очевидностью обнаружим*
ся нравственное превосходстно \
дрея над фашистскими молод-м"
ми, несмотря на драматизм м
роту ситуации,— логичное шп-нп н
ряду других эпизодов жизни к р
До самого высокого накал» п< г
живания Соколова поднимаю м к
сцены к сцене, от этого .чини. ••
жает его личность. Ярость \ • •
ляет его жажду мести. <>Г>
линховоинский герой мог им • •
зать словами Аполлинера: »Н
ствовал в себе все сражншш"
армии». И ярость же прост •
его чувства к людям, терн и щк
ДУВпечатляет сцена, ко1д» и
сят весть о гибели сыпи. I г
Соколова о погибшем <ышкренний реквием без един"" •
фальши.
Атмосфера неизбыг.ноп |
царит в картине «Дгш. I!••'••

И финал — человек, торжествующий вновь обретенное счастье: Соколов будто весь растворился в
созерцании замирающей от волнения детской души.
Поазия образа, созданного артистом, и музыка не всюду звучат в
унисон. Народно-песенные мотивы — основные мелодические лилии оперы, их некоторая лирикопатетическая заданность как бы
«спорят» с характером исполнения
роли. Контрапункт артиста сливается в аккорд с музыкой, они доюлняют друг друга.
Судьбы и характеры второстепенных персонажей композитором выражены в опере обобщенно,
плакатно, мимоходом. Однако и тут
происходит нечто интересное. Лица, с которыми сталкивается Линховоин-Соколов, обретают активную конкретность. Воздействие
линховоинского героя, само его
приветствие «тут, рядом» явственно обладает силой «живой воды». Какие-то своеобразные токи, идущие от него, незамедлительно обнаруживают рентгеновский снимок характеров, пусть
даже эпизодических. Тянутся к
Соколову пленные. Интуитивно,
еще
сам
того не
сознавая,
сразу
тянется к нему комиссар в момент, грозящий преда-

тельством. «Негативное» обаяние
проявляется и в офицере Мюллере (Евг. Андреев), поддавшемся
влиянию спокойно-сильной личности русского пленного... Так магнит находит крупинки железа в
разнородной массе. И в фоне спектакля, если можно так выразиться,
выпукло проступают сосуды, по которым течет «кровь» — людские
судьбы. Фон спектакля — пульсирующая ткань действительности в
те времена, когда на лицо мира
падает тень войны.
Живое и реальное чувство крепко связывает главного героя с
землей и миром. Андрей Соколов
«богат» от земли, и музыка — своего рода комментарий. Образ, созданный Линховоиным, находится
с жизнью в той гармонии, которой
не уставали восхищаться поэты
всех времен и народов. Так театр
избежал абстрактного утверждения
пафоса героической темы, ее философской символики.
Фашизм
обличается, как сильнейшее из
всех гнусных сил, несовместимых
с понятием «жизнь». Конкретная
тема зазвучала общечеловеческой,
и это — тон, приближающий постановку к значимости шолохопског»
произведения.

Содержание журнала за 1966 год
РОМАНЫ, ПОВЕСТИ
Д. БАТОЖАБАЙ. Обретение. Роман.
№№ 1, 2, 3, 4.
Г. ДОНЕЦ. За
хребтом Сатымара.
Роман.
№№ 2, 3, 4, 5, 6.
И. Л А З У Т И Н . Черные лебеди.
Роман,
окончание.
№ 1.
А., Г. ПАНКРАТОВЫ. Доктор ш Знаменского предместья. Документальная повесть.
№ 4.
И. КАЛАШНИКОВ. Через топи. Повесть.
№ 5.
В. МИТЫПОВ. Зеленое безумие земли.
№ 6.
РАССКАЗЫ
С. М А К Е Д О Н С К И Й . Письмо
девушке
по имени Цэрэгма.
№ 1.
А. ЩИТОВ. Хороший разговор.
№ 1.
Е. СУВОРОВ. Лес-медуница.
№ 3.
О. СЕРОВА. Лесные этюды.
№ 3.
К. ЦЫДЕНОВ. На покосе.
Праздник
Дондока. Такое далекое детство... И маленький серый козленок.
№№ 1, 4.
Г. ПАНКРАТОВ. Эмелкэ!
№ 5.
М. Б А Р А Н О В . Песня продолжается. № 5.
СТИХИ
М. САМБУЕВ. Хара соол. Я сын тайги.
Мать. Тунка.
№ 1.
Л. ОЛЗОЕВА. Цветы. Багульник. Жарки. Саранка. Прощание с летом. У байкальских рыбаков.
№ 1.
М. Ш И Х А Н О В . Партбилет.
№ 1.
А. ЩИТОВ. Возвращение.
№ 1.
Д. ДАМБАЕВ. Из стихов об ЛВРЗ. №2.
А. РУМЯНЦЕВ. Мы ходили за саранками.
№№ 9, 4.
М. ХОНИНОВ. Браты.
№ 2.
В. ПЕТОНОВ. Молотобойцы. Баллада
о вагонах. Последние бараки.
№ 2.
В. КОТЛЯР. Нежность. Ноктюрн. № з.
Н. ДАМ Д И НО В. Река течет.
№ 4.
Ю. АРТЮХОВ. Стихи.
№ 4.
А. БАДАЕВ. Стихи.
№ 5.
Ц.-Б. БАДМАЕВ. Стихи.
№ 5
В. К И С Е Л Е В . Стихи.
№ 5.
Б. Ж А Н Ч И П О В . Булагатская степь. Тээмэн-гора. Прощай, мой зеленый день. № 6.
В. ДУГАРОВ. Из новых стихов.
№ 6.

|Г,8

ПУБЛИЦИСТИКА
ЛЮДИ, БУДНИ, П Р А З Д Н И К И . № 1
М. А Н Г А Р С К А Я . Моя судьба— Нар^н
№ 1
С. А Н Г А П О В . Юбилей города-труженика.
№ 2.
Ф. К Л Е Й М Е Н О В . Беспартийная дуи.л

№ 2.

А. Ж А М Б А Л Д О Р Ж И Е В .
Председатель
колхоза Жамсо Ванкеев.
№ 2.
В. БАРАЕВ. Из саянского дневника.
№№ 2, г,.
А БАЛЬБУРОВ. Мой город роднои
№ .1
Л. П У Т Е Р М А Н . Мысли о городе. № .!.
С. Х А Б А Л О В . А будущее прекрасно!

№ ч.

А. СЕМЕНОВ
По следам «Потом-,.>
Чингис-хана».
№ 1
И. МАДАСОН. Встреча Галсана ГомГчева с Л. Н. Толстым.
№ <
Г. СУББОТИН. Бичурский историческим
музей.
№ ;
Т. БАШКУЕВ. Расти буйным травам •-.!
лугах Бурятии.
№ I
И. КУЗНЕЦОВ. Жить дружбе, скр- п
ленной кровью.
№ •'
Г КОБЯКОВ. Молодость древней з е ш »
№ ;
Народные рассказы и предания о Лоы
не.
№ '.
О. М А Т Ю Ш И Н А . Мысль, победившая
все.
^Ь ''
А. И Л Ь И Н . Коллектив, мысль. п>ч
водство.
•!*-• г>
П. З А Б Е Л И Н . Путь к правде.
-V .
И. ОЖИГОВ. Как
поживаешь, по'М."
сток?
Ф. Ч У Р С И Н . Крылатые бойцы.
№ '
С. ГУРУЛЕВ. Байкал—это море. № •!
С. КОСТЕРИН. Лед и сталь
.«• ••
А. МОДОГОЕВ. Великое завоеван».• •
циализма.
^
КРИТИКА И БИБЛИОГРАФИЯ
Б. З А Б А Й К А Л Ь С К И Й . Поэзия Гшр.г...
.№• I
М. СТЕПАНОВ. Речи с шаткой 1|ш6\..
.4

А. НОВГОРОДОВ. Ценный тру ч ни .
вейшей истории Бурятии.
^
Р Ц Ы Б И К О В А . Что ч и т а т ь пГ. N
Удэ.
•*

I

Т. М И Х А Й Л О В . Яркие страницы жизни.
№ 2.
В. ПЕТОНОВ. Растить своих переводчиков или приглашать со стороны?
№ 2.
А. БЕЛОУСОВ. Заметки о
мастерстве
перевода.
№ 3.
С. МАКСАНОВ. «Быль отчего края».
№ 3.
В. С И Д Е Л Ь Н И К О В . Интересные исследования о героическом эпосе бурятского
народа.
№ 3.
Н. ЦЫБЕНОВ .Зачем же так оскорблять
солдатскую память?
№ 3.
И. Ч Е Р Н Е В . Кое-что о «гнилых бревнах».
№ 3.
К. ГЕРАСИМОВА. Клубок ошибок
№ 3.
В. М А Х А Т О В . К разговору о переводе
№ 4
Я. МУСТАФИН. Нужен ли «подстрочникист»?
№ 6.
А. ПОЛИТОЕ. Театр и его о т к р ы т и я .
№ 6.

сердца.
№ 4
О. К У Н И Ц Ы Н . Песни о весне республики.
№ 5.
Первый красный мэр.
№ 3.

НАШ КАЛЕНДАРЬ

С. ГУРУЛЕВ. Колеблются
ли
берега
Байкала?
№ 2.
А. ГОРБОВСКИЙ. Механический человек из средневековья.
№ 3.
В. М Е С С И Н Г .
Будущее на ладони.
№ 4.
Д. Б И Л Е Н К И Н . Конец «ужасных ящеров».
№ 5.
П. А Н О Х И Н , В. СЕНАТОРОВА.
Знания... по наследству.
№ 6.

А. В А Р Т А Н О В А . Жизнь, отданная революции.
№ 1.
Ц. Д А М Д И Н Ж А П О В
Степной
орел.
№ 1.
А. Ж У Р А В Л Е В . Бессмертен х р а б р ы й .

№ 1

Р. Ш Е Р Х У Н А Е В . Певец аларских степей.
№ 1.
Встречи
Каландаришвили с В. И. Лениным.
№ 3.
А. А Л Е К С Е Е В . След на земле.
№ 4.
У. ДОНДУКОВ, Л. ШАГДАРОВ. Крупный исследователь монгольских языков.
№ 4.

А.

ПЛАВИНСКИЙ.

К 50-ЛЕТИЮ

Горящие

СОВЕТСКОЙ

ВЛАСТИ

Е. ГОЛУБЕВ. А память о ней жива...
№ 6.
Г. СОМОВ. Жизнь не по чину.
№ 6.
О

ГЕРОЯХ В Е Л И К О Й БИТВЫ
С ФАШИЗМОМ.

А. М И Х А И Л О В . Он был грозен в бою.
№ 2.
Н. КАЦЕФ. Наш батя.
№ 2.
Э ПУЗИКОВ. На Курской дуге
№ 2.
В. ФАРБЕРОВ. Летопись незабываемых
дней.
№ 3
Е. ГОЛУБЕВ.
Батор с Байкала. № 4.
В МИРЕ ИНТЕРЕСНОГО

ЛАСТОЧКА.
СПОРТИВНАЯ

№№ 1, 2, 3, 4
СТРАНИЧКА.

№ 4.

ХРОНИКА ЛИТЕРАТУРНОЙ ЖИЗНИ.
№ 5.

Техн. редактор И. Нечаев.

Корректор 3. Александре»,I

Формат бумаги 70x108

п. л. 10 (13.7) Н-00059. Подписано к печати 1 Г > / \ 1 1 ы> I
Тираж 11.255 экз. Заказ 1839.
Адрес редакции: Улан-Удэ, ул. Коммунистическая, 20. Тел. 28-82, 26-91, 1'.'. ;ь
Типография Управления по печати при Совете Министров БурЛСГ.Р

цена ( Ш ' к о и .

Индекс 73353

Крылатый лайнер АН-24 за 35 минут перенесет Вас из УланУдэ в Иркутск.
500 километров в час — такова скорость самолета, начавшего
совсем недавно регулярные рейсы на трассе Улан-Удэ — Иркутск.
В салоне самолета —50 комфортабельных пассажирских места.

Школьники, студенты, аспиранты, военнослужащие и их
(СЛ1Ы1 пользуются при приобретении билета льготами.
Берегите свое время — летайте самолетами!