ИНСТИТУТ ОБЩЕСТВЕННОЙ МЫСЛИ
БИБЛИОТЕКА
ОТЕЧЕСТВЕННОЙ
ОБЩЕСТВЕННОЙ
МЫСЛИ
С ДРЕВНЕЙШИХ ВРЕМЕН
ДО НАЧАЛА XX ВЕКА
МОСКВА
РОССИЙСКАЯ ПОЛИТИЧЕСКАЯ ЭНЦИКЛОПЕДИЯ
(РОССПЭН)
2010

ИНСТИТУТ ОБЩЕСТВЕННОЙ МЫСЛИ
Николай Михайлович
КАРАМЗИН
ИЗБРАННЫЕ ТРУДЫ
СОСТАВИТЕЛИ:
A.A. Ширинянц,
доктор политических наук
А. Ю. Старостин,
кандидат политических наук
АВТОРЫ ВСТУПИТЕЛЬНОЙ СТАТЬИ:
A.A. Ширинянц
Д. В. Ермашов,
кандидат политических наук
АВТОРЫ КОММЕНТАРИЕВ:
A.A. Ширинянц,
А. И. Шевляков
МОСКВА
РОССИЙСКАЯ ПОЛИТИЧЕСКАЯ ЭНЦИКЛОПЕДИЯ
(РОССПЭН)
2010

Карамзин H. M. Избранные труды / H. M. Карамзин;
[сост., автор вступит, ст. и коммент. А. А. Ширинянц; автор
вступит, ст. Д. В. Ермашов; автор коммент. А. И. Шевляков; сост.
А. Ю. Старостин]. — М. : Российская политическая энциклопедия
(РОССПЭН), 2010. — 488 с. — (Библиотека отечественной
общественной мысли с древнейших времен до начала XX века).
ISBN 978-5-8243-1213-3
ISBN 978-5-8243-1213-3 © Ширинянц А. А., составление тома,
вступительная статья, комментарии, 2010
© Ермашов Д. В., вступительная статья, 2010
© Шевляков А. И., комментарии, 2010
© Старостин А. Ю., составление тома, 2010
© Институт общественной мысли, 2010
© Российская политическая энциклопедия, 2010

Николай Михайлович Карамзин
В сознании наших современников имя H. M. Карамзина
сегодня стало олицетворением русского политического
консерватизма и национализма XIX в. Но так было не всегда. В свое время
замечательный исследователь истории русской культуры Г. П. Федотов
(в статье «Певец империи и свободы»), связывая творчество
Пушкина с «основным и мощным потоком русской мысли», отмечал, что
«это течение — от Карамзина к Погодину — легко забывается нами
за блестящей вспышкой либерализма 20-х гг. А между тем
национально-консервативное течение было, несомненно, и более
глубоким и органически выросшим»1. Этот действительно «мощный
поток» отечественной общественной мысли возник в определенных
исторических обстоятельствах и в особенной духовной и идейно-
политической атмосфере.
Едва ли не все главные события русской истории второй
половины XVIII — начала XIX в. были обусловлены высокой степенью
интенсивности и динамичности процесса экономических и
политических взаимоотношений России и Европы. Еще в 1880-х гг. историк
А. Н. Пыпин подчеркивал, что своеобразие этой эпохи в
значительной мере определялось тем обстоятельством, что «влияние
европейских идей, отличающее новую русскую историю, теперь особенно
глубоко подействовало на умы и в первый раз сообщило им
политические стремления»2. Это и неудивительно, так как «эволюцию той
или иной страны, по крайней мере в новое время, неизбежно <...>
опосредует историческая среда, в рамках которой совершается это
развитие»3. Анализируя историю России как часть общеевропейской
1 Федотов Г. 77. Певец империи и свободы // Мыслители русского зарубежья:
Бердяев. Федотов. СПб, 1992. С. 390.
2 Пыпин А Н. Общественное движение при Александре I. СПб, 1871. С. 1.
ьПантин И. К., ПлимакЕ. Г., ХоросВ. Г. Революционная традиция в России.
М, 1986. С. 8.

6
А А Ширинянц, Д. В. Ермашов
и общемировой истории, необходимо выделить следующие
двоякого рода задачи, специфичные для российской политики: 1) борьба
за объединение Руси, за выживание страны перед лицом нашествия
иноземных войск и 2) обновление общественного и экономического
строя, которое всегда принимало форму европеизации.
Эпоха Нового времени внесла существенные коррективы. После
реформ Петра I в российской государственной политике отчетливо
прослеживаются две линии: ориентация на выборочное (в военно-
промышленной и технической областях) заимствование с
ужесточением традиционных методов ведения хозяйства и рост
централизации и бюрократизации управления. Кроме того, модернизация
России, продиктованная необходимостью противостоять растущей
экспансии капитализма Запада, привела к тому, что общественно-
политическая мысль правящей элиты, эклектичная и
наполненная элементами заимствования, постепенно превратилась по сути
в механический набор смешанных между собой европейских как
просветительских, так и феодально-аристократических идей.
Ярчайший пример тому — «Наказ» Екатерины II, в котором большая
часть текста представляет собой заимствования из
произведений философско-политической литературы Западной Европы
XVIII столетия4. Такое положение дел образно обозначил Н. К.
Михайловский, сравнив Россию с кухаркой, примеривающей старые
шляпки своей госпожи (Европы).
Справедливости ради нужно сказать, что, пережив «болезнь
роста», к XIX в. русская мысль стала более самостоятельной. Переплавив
достижения европейского обществознания, она в лице своих лучших
представителей уже ориентируется прежде всего на самостоятельные
основы5. Именно тогда возрождается идея «народности», ставшая чуть
позже элементом знаменитой уваровской «формулы»: «Православие,
самодержавие, народность».
Действительно, события европейской истории конца XVIII —
начала XIX в. (и прежде всего революция во Франции) способствовали
4 Об этом, напр., см.: Омельченко О. А Кодификация права в России в период
абсолютной монархии. М., 1989. С. 33-34.
5 Творчество этих «лучших» представил М. А. Маслин в книге: «Русская идея».
М, 1992.

НИКОЛАЙ МИХАЙЛОВИЧ КАРАМЗИН
7
повороту научных и литературных интересов к изучению истории
отдельных народов, постановке вопроса о соотношении
народности и государственности. Вследствие этого главной проблемой
эпохи становилась «народность» как идея национальной самобытности,
раскрываемая, в частности, и через историю.
В контексте проблемы «народности» тема европеизации России
приобретает в историко-культурном отношении прежде всего
критическое звучание, что объясняется следующим немаловажным
обстоятельством. Главным негативным итогом европеизации и во
многом некритического заимствования европейского опыта явился
факт образования в российском обществе двух враждебных складов
жизни — факт, подлинность которого подтверждает хотя бы его
констатация такими разными по своей политической ориентации
мыслителями, как И. В. Киреевский и А. И. Герцен6. Первый писал, что
царящая в русской жизни заимствованная и «возросшая на другом
корне» образованность «...есть главнейшая, если не единственная
причина всех зол и недостатков, которые могут быть замечены в
русской земле»7. Ему вторил Герцен, увидевший среди результатов
преобразований Петра I то, что «...императоры отдали на раздробление
своей России, придворной, военной, одетой по-немецки,
образованной снаружи, — Русь мужицкую, бородатую, не способную оценить
привозное образование и заморские нравы, к которым она питала
глубокое отвращение»8.
Однако уже и в XVIII в. можно обнаружить зачатки иного
отношения к Западу, которое не позволяет утверждать, что «русская душа
попала в "плен" Западу» окончательно9. Так, например, В. В. Зеньковский
выделил два типа отношения к европейской культуре: для одних
Запад был дорог своей внешней культурой, движением к свободе, духом
6 См.: Пивоваров Ю. С. Политическая культура пореформенной России. М.,
1994. С. 109-Ш.
7 Киреевский И. В. Отрывки // Киреевский И. В. Избранные статьи. М., 1984.
С. 276.
8Герцен А И. Концы и начала // Герцен А. И. Собрание сочинений: В 30 т.
Т. 12. М., 1957. С. 114.
9 См.: Зеньковский В. В. Русские мыслители и Европа. М., 1997. С. 13.

8
А А Ширинянц, Д. В. Ермашов
Просвещения, который в представлениях русских неразрывно
связывался с технической культурой Европы; для других, в основном
масонов, в европейской действительности привлекала духовная жизнь
Запада, традиции религиозного отношения к человеку и обществу10.
Не случайно именно из масонского круга вышел H. M. Карамзин,
впервые публично поставивший перед русским обществом вопрос о
действительной ценности просветительских идей11.
Здесь необходимо сделать следующее пояснение. Если в конце
XVIII в. для большинства образованного русского класса
историческое развитие России рассматривалось как постепенное движение
по единой универсальной дороге прогресса, лишь запаздывающее по
сравнению с другими народами Европы, то уже к началу XIX в.
идеология Просвещения оказалась скомпрометированной в результате
террора Французской революции.
В 1795 г. Карамзин в статьях «Мелодор к Филалету», «Филалет к
Мелодору» выразил неприятие русскими людьми событий,
совершавшихся во Франции12. Характерно, что здесь Карамзин Французскую
революцию связывает уже со всей системой европейской
цивилизации и европейским типом мышления: «Конец нашего века почитали
мы концом главнейших бедствий человечества и думали, что в нем
последует важное, общее соединение теории с практикою, умозрения
с деятельностию <...> Где теперь сия утешительная система?.. Она
разрушилась в своем основании!.. Век просвещения! Я не узнаю тебя —
в крови и пламени не узнаю тебя — среди убийств и разрушения не
узнаю тебя!»13
10 См.: Зеньковский В. В. Русские мыслители и Европа. М., 1997. С. 13-14.
11 См.: Лотман Ю. М. Эволюция мировоззрения Карамзина (1789-1803) //
Лотман Ю. М. Карамзин. СПб., 1997. С. 313-315.
12 По интересному замечанию итальянского слависта В. Страда, письма
Мелодора и Филалета — «свидетельства перехода от одной формы разумности к
другой: от эйфорического и уверенного в себе Разума к Разуму
осмотрительному и неуверенному». См.: Страда В. В свете конца, в предвестии начала //
В раздумьях о России (XIX век). М., 1996. С. 35.
13 Карамзин Н. М. Мелодор к Филалету // Карамзин H. M. Сочинения: В 2 т.
Т. 2. Л., 1984. С 179-180.

НИКОЛАЙ МИХАЙЛОВИЧ КАРАМЗИН
9
Эти слова (впоследствии сочувственно приведенные А. И.
Герценом в письмах «С того берега»: «...выстраданные строки, огненные и
полные слез...»14) содержат в себе многое из того, что позднее
развернулось в критику буржуазной Европы и европейских
либеральных идей. События во Франции вызвали ориентационный кризис
в России: создав себе идола — «Европу» — и поклоняясь ему
больше века, россияне вдруг обнаружили, что идол этот превратился в
демона — Велиала15, а европейцы, чьему стилю жизни так долго и
упорно старались подражать, могут быть не менее экстремистами,
чем Е. Пугачев.
В итоге Французская революция явилась тем поворотным
пунктом в русском сознании, который поставил под сомнение сами
основы европейской жизни и вызвал вопросы о смысле того, чего же
достигли европейские народы в своем развитии. «В лице Карамзина
<...> мы видим яркого представителя тех кругов российского
дворянства, которые от <...> заимствования европейского опыта перешли к
напряженной рефлексии об исторических судьбах родной страны.
Французская революция, несомненно, стимулировала этот процесс и
ввела его в консервативное русло»16.
* * ♦
Биография Николая Михайловича Карамзина небогата
событиями. Он родился 1 декабря 1766 г. в Симбирской губернии. Получив
первоначальное образование дома, продолжил его в одном из
московских частных пансионов, посещал некоторые занятия в
Московском университете. Далее последовала кратковременная служба
в гвардии, сближение и разрыв с масонским кружком Н. И.
Новикова, годичное путешествие по Европе (1789-1790), журналистская и
14 Герцен А И. С того берега // Герцен А. И. Собрание сочинений: В 30 т. Т. 6.
М, 1955. С. 12.
15Велиал, Велиар — в библейской мифологии демоническое существо, дух
небытия, лжи и разрушения. Выступает как обольститель человека,
совращающий его к преступлению (Мифологический словарь / Гл. ред. Е. М. Мелетинский.
М., 1991. С 120).
16 Соловьев Э. Г. О некоторых особенностях формирования
консервативного идейного комплекса в России. К постановке проблемы // Проблемы
общественно-политической мысли в зеркале новой российской политологии. М.,
1994. С 19.

10
А А Ширинянц, Д. В. Ермашов
издательская деятельность, а после 1803 г. и до самой смерти —
работа над многотомной «Историей государства Российского». Вот канва
его жизни. Однако творческая эволюция Карамзина как мыслителя и
как личности далеко не так размеренна и спокойна.
В отечественной исследовательской литературе долгое время
господствовала довольно упрощенная схема эволюции русского
историка: либерал и западник — в начале и патриот, консерватор —
в конце. Приводились и соответствующие цитаты,
подтверждающие «либерализм» или монархизм Карамзина. Но как заметил еще
Ю. М. Лотман, настоящий научный поиск не сводится к умению
подбирать цитаты. С этой позиции часто цитировавшимся словам
Карамзина: «Все народное ничто перед человеческим. Главное дело
быть людьми, а не славянами»17 — можно противопоставить
следующий отрывок из тех же «Писем русского путешественника» (1791):
«У нас всякий <...> без всякой нужды коверкает французский язык,
чтобы с русским не говорить по-русски; а в нашем так называемом
хорошем обществе без французского языка будешь глух и нем.
Не стыдно ли? Как не иметь народного самолюбия? Зачем быть
попугаями и обезьянами вместе?»18
Не отвергая окончательно либеральных интенций в творчестве
Карамзина, некоторых противоречий в его идейной эволюции и не
ставя перед собой задачу проследить весь творческий путь русского
мыслителя и охарактеризовать различные повороты в его идейной
эволюции, ограничимся рассмотрением лишь одной стороны
данной проблемы, а именно анализом процесса формирования и
развития консервативно-патриотических взглядов Карамзина,
возросших на основе скептического отношения писателя к европейским
по своей природе идеям и возможности их воплощения в реальных
российских условиях.
Приведенная выше цитата о неумении русских говорить
по-русски свидетельствует о том, что первые, пока еще импульсивные,
выступления Карамзина против европеизации были сосредоточены в
области языкознания и лексических возможностей русского языка.
По словам историка К. Н. Бестужева-Рюмина, в 90-е гг. XVIII в. «в
высших сферах действуют галломаны, англоманы и даже враги России
11'Карамзин H. M. Письма русского путешественника. Л., 1987. С. 254.
18Тамже.С338.

НИКОЛАЙ МИХАЙЛОВИЧ КАРАМЗИН
11
<„> древность русская <...> совершенно неизвестна <...> русские
дети с самого нежного возраста залепетали по-французски»19.
И в этой ситуации нельзя не оценить положительной роли
Карамзина, поведшего литературную борьбу за возвращение к
народным началам как в русском языке, так и в русской жизни в целом.
Его первая историческая повесть «Наталья, боярская дочь» (1792)
начинается словами: «Кто из нас не любит тех времен, когда русские
были русскими, когда они в собственное платье наряжались, ходили
своею походкою, жили по своему обычаю, говорили своим языком и
по своему сердцу?»20
Бурная деятельность писателя по изданию «Московского журнала»
(1791-1792), альманахов «Аониды» (1794,1797), сборников «Пантеон
российских авторов» (1802), журнала «Вестник Европы» (1802-1803)
имела своим результатом невиданное для усилий одного человека
достижение: он сумел, по выражению В. Г. Белинского, «заохотить21
русскую публику к чтению русских книг»22.
Кредо же Карамзина в эти годы можно выразить его же
словами: «Народ унижается, когда для воспитания имеет нужду в чужом
разуме»23.
Особенно возмущало писателя пренебрежительное отношение
иностранцев ко всему русскому, и на «мудрое предложение
одного ученого немца, сделанного им России», — забыть русский язык,
он не нашел для ответа иных слов, кроме лаконичного замечания:
«Ум заходит за разум»24.
19Бестужев-Рюмин К Н. Биографии и характеристики. СПб., 1882. С 206-297.
20 Карамзин Н. М. Наталья, боярская дочь // Карамзин H. M. Записки старого
московского жителя. М., 1988. С. 55.
21 Примером проявления подобного рода «охоты» к русскому чтению может
служить автобиографическое свидетельство Ф. Н. Глинки, вспоминавшего, что в
Кадетском корпусе начала 1800-х гг. «из 1200 кадет редкий не повторял наизусть
какой-нибудь страницы» из романтической повести Карамзина «Остров Борн-
гольм». См.: Глинка Ф. К Письма русского офицера. М., 1985. С 248.
22 Белинский В. Г. Статьи о Пушкине. Статья вторая // Белинский В. Г. Полное
собрание сочинений: В 13 т. Т. 7. М., 1957. С. 139.
23Карамзин Я М. О новых благородных училищах, заводимых в России //
Вестник Европы. 1802. № 8. С. 364.
24 Карамзин H. M. Мудрое предложение одного ученого немца, сделанного
им России // Вестник Европы. 1803. № 11. С. 190.

12
А А Ширинянц, Д. В. Ермашов
Карамзин часто сетовал на то, «как мало <...> моральных
характеров между иностранцами в отношении к России! Сколько видели мы
неблагодарных!.. Едва ли один из двадцати французов и немцев,
многим обязанных России, говорит и пишет об нас с должною справед-
ливостию и без грубых, оскорбительных предрассудков»25. При этом
нужно заметить, что в ответ на подобные оскорбления Карамзин не
считал возможным в свою очередь уничижительно высказываться о
европейцах. Напротив, ценя все хорошее в России, он ценил его и в
других странах. Примером может служить его отношение к
англичанам, которые импонировали ему тем, что, в отличие от большинства
русских аристократов, они «хотят лучше свистать и шипеть
по-английски с самыми нежными любовницами своими, нежели говорить
чужим языком, известным почти всякому из них»26.
При всем этом писатель был чужд крайностей появившихся чуть
позднее «шишковистов», которые вслед за своим главой, адмиралом
А. С. Шишковым, ратовали за строгое соблюдение норм
церковнославянской грамматики в письменной и устной речи27. Карамзин же,
наоборот, стремился очистить русский язык от громоздких архаичных
форм и тем самым добиться его легкости и доступности для более
широкого круга российских читателей.
25 Карамзин H. M. Об известности литературы нашей в чужих землях //
Вестник Европы. 1803. № 15. С. 197.
26Карамзин Я M О любви к отечеству и народной гордости //
Карамзин H. M. Сочинения: В 2 т. Т. 2. Л., 1984. С 229.
27 Позиция «шишковистов» сводилась к незамысловатой формуле: «Всякое
славянское слово хорошо лишь потому, что оно славянское». Полагая, что
русский язык есть новый слог церковнославянского, адмирал-филолог негодовал по
поводу таких вполне невинных слов, как «влияние», «оттенок», «трогательность»
и т. п. «Что такое "развивать характер"? - возмущался он. — Похож ли этот бред
на русский язык?» (Шишков А С Рассуждение о старом и новом слоге
российского языка. СПб., 1803. С. 129). Сообразно с законами «русского слога» гораздо
правильнее употреблять, например, вместо слова «героизм» — «добледушие» (Там же.
С. 357), вместо выражения «трогательная сцена» — «жалкое зрелище» (Там же.
С. 41). «Шишковисты» даже научные термины пытались оформить по
старорусской модели. К примеру, «развитие понятий» в их интерпретации звучало как
«прозябение понятий», «параллельные линии» — как «минующие черты» (Там же.
С. 41,180), а слово «обсерватория» — ни больше ни меньше как «звездоблюстили-
ще» (См.: Лотман Ю., Успенский Б. Споры о языке в начале XIX в. как факт
русской культуры // Учен. зап. Тартуск. ун-та. Вып. 358. Тарту, 1975. С. 201).

НИКОЛАЙ МИХАЙЛОВИЧ КАРАМЗИН
13
Важное место в творческой биографии Карамзина заняло
издание журнала «Вестник Европы» (1802-1804) — первого
политического журнала в России, для публикаций которого характерно
критическое отношение ко многим сторонам европейской политической
и экономической жизни. «Вестник Европы» и предшествовавшая
его изданию работа «Историческое похвальное слово Екатерине II»
(1801-1802) интересны еще тем, что в них мы впервые видим более
или менее сложившуюся систему консервативных воззрений
Карамзина, построенную им в виде откликов на европейские события.
Основным предметом политических размышлений Карамзина в
период 1790-1803 гг. был главный факт всемирной истории XVIII в. —
Французская революция. Он понимал (если не с позиции причин, то с
позиции следствий), что «Французская революция относится к таким
явлениям, которые определяют судьбы человечества на долгий ряд
веков. Начинается новая эпоха...»28 Пристально всматриваясь в это
«явление», Карамзин пришел к выводам, позволившим ему сформулировать
базовые принципы своей идеологической позиции, напрямую корре-
лирующейся со взглядами первых европейских консерваторов: «Всякое
гражданское общество, веками утвержденное, есть святыня для добрых
граждан; и в самом несовершеннейшем надобно удивляться чудесной
гармонии, благоустройству, порядку. Утопия будет всегда мечтою
доброго сердца или может исполниться неприметным действием
времени; посредством медленных, но верных, безопасных успехов разума,
просвещения, воспитания, добрых нравов... Всякие насильственные
потрясения гибельны... Легкие умы думают, что все легко; мудрые
знают опасность всякой перемены и живут тихо...»29
Карамзин, так же как, например, и автор книги «Размышления
о революции во Франции» (1790) Э. Берк, главные причины
революции усматривал в стремлении «новых политиков» утвердить во
Франции «модную представительную систему, следствие
долговременного просвещения»30, осуществить «мечту равенства», которая
28Карамзин Н. М. Несколько слов о русской литературе / Пер. с франц. //
Карамзин H. М. Сочинения: В 2 т. Т. 2. С. 9о.
29Карамзин К М. Письма русского путешественника. Л., 1987. С. 226-227.
30] Карамзин H. M. Обозрение прошедшего года (Из немецкого журнала) //
Вестник Европы. 1803. № 4. С. 306.

14
А А Ширинянц, Д. В. Ермашов
в итоге всех французов сделала «равно несчастными»31. Таким
образом, видно, что критическое отношение русского писателя к
политическому перевороту во Франции сопровождалось
одновременно и неприятием стоящих за ним «безрассудных якобинских
правил»32, отрицанием идеологии «осьмого-на-десять века,
слишком рано названного философским»33.
Эта, позволим себе сказать так, «нефилософскость» XVIII в.,
заключающаяся, по мысли Карамзина, в утопичности и излишней
претенциозности умственных проектов просветителей, доказана
самой революцией: «...мы увидели, что гражданский порядок
священ даже в самых местных или случайных недостатках своих; что
власть его есть для народов не тиранство, а защита от тиранства;
<...> что все смелые теории ума <...> должны остаться в книгах: <...>
что учреждения древности имеют магическую силу, которая не
может быть заменена никакою силою ума: что одно время и благая
воля законных правительств должны исправить несовершенства
гражданских обществ»34.
Из критики, направленной против рационалистической
философии просветителей35, органично вырастает взгляд Карамзина на
республиканскую форму правления. В этой связи В. О. Ключевский очень
тонко подметил, что сочувствие Карамзина к республиканскому прав-
31 Карамзин К М. Всеобщее обозрение // Карамзин H. M. Сочинения: В 2 т.
Т. 2. С 211.
32Тамже.С.209.
33Тамже.С211.
34 Карамзин H. M. Приятные виды, надежды и желания нынешнего
времени // Карамзин H. M. Сочинения: В 2 т. Т. 2. С. 214-215.
35 В качестве небольшого отступления заметим, что реакцией на
господствовавший в XVIII столетии рационализм был также в известных пределах и
сентиментализм, главой которого в русской литературе принято считать Карамзина.
Сентиментализм, провозглашая примат чувств над разумом, сердца над умом,
«не рассекает, не анализирует, не разлагает сложные окружающие явления на
составляющие части, но, наоборот, стремится соединить их в одно, обнять
единым порывом чувства» (Иванов-Разумник. История русской общественной
мысли. Т. 1. Пг., 1918. С. 81). С этими рассуждениями Иванова-Разумника,
заключающего их выводом о том, что девизом сентиментализма «всегда было посте-
пеновство» (Там же. С. 86), трудно не согласиться. В данном контексте
«сентиментализм H. M. Карамзина был не только литературным жанром, но и в
определенном смысле политической идеологией» (Шапиро А Л. Русская
историография с древнейших времен до 1917 года. М., 1993. С 297).

НИКОЛАЙ МИХАЙЛОВИЧ КАРАМЗИН
15
лению (в «Марфе-Посаднице») — «влечение чувства, не внушение ума:
политические и патриотические соображения склоняли к монархии,
притом к самодержавной»36. Как считал Карамзин, попытка
французов воплотить в жизнь республиканские идеалы «сделала многих
<...> почти варварами»37 и обернулась, в конце концов, образованием
«нового вида монархии»38. Этот факт, по мысли писателя, еще раз
свидетельствует в пользу той истины, что «или людям надлежит
быть ангелами, или всякое многосложное правление, основанное
на действии различных воль, будет вечным раздором»39. Поэтому-то
провозглашает Карамзин устами князя Холмского в повести «Марфа-
Посадница» (1803): «Нет порядка без власти самодержавной»40 и «не
вольность, часто гибельная, но благоустройство, правосудие и
безопасность суть три столпа гражданского счастия...»41
Таким образом, в антипросветительских взглядах, основанных на
простом эмпирическом анализе европейских событий, видятся
также и корни карамзинского монархизма. «Что <...> представляет нам
история республик?.. Мое сердце не менее других воспламеняется
добродетелию республиканцев; но <...> сколь часто именем свободы
пользовалось тиранство?» — вопрошает Карамзин в «Историческом
похвальном слове Екатерине II»42.
По мнению В. О. Ключевского, «в спорах о лучшем образе
правления для России он [Карамзин. — А Ш.] стоял на одном
положении: Ро[ссия] прежде всего д[олжна] быть великою, сильною и
грозною в Европе^ и только самодержавие может сделать ее таковою. Это
убеждение, вынесенное из наблюдения над пространством, составом
^Ключевский В. О. Н. М. Карамзин (I-III) // Ключевский В. О. Сочинения:
В 9 т. Т. 7. М, 1989. С 276-277.
37Карамзин H. M. Важный самозванец во Франции // Вестник Европы. 1803.
№ U.C. 219.
^Карамзин H. M. Обозрение прошедшего года (Из немецкого журнала) //
Вестник Европы. 1803. № 4. С. 306.
39Карамзин H. M. Историческое похвальное слово Екатерине II //
Сочинения Карамзина: В 3 т. Т. 1. СПб., 1848. С. 313.
40Карамзин H. M. Марфа-Посадница, или Покорение Новагорода //
Карамзин H. M. Сочинения: В 2 т. Т. 1. С. 545.
41 Там же. С. 583.
42Карамзин H. M. Историческое похвальное слово Екатерине II //
Сочинения Карамзина: В 3 т. Т. 1. С. 312.

16
А А Ширинянц, Д. В. Ермашов
населения, степенью его развития, международным положением
России, Карамзин] превратил в закон основной исторической жизни
России по методу опрокинутого исторического силлогизма:
самодержавие — коренное начало русского государственного современного
порядка; следовательно], его развитие — основной факт русской
исторической жизни»43.
По убеждению Карамзина, преимущество монархии перед
республикой заключается не только в том, что «единая, нераздельная,
державная воля может блюсти порядок и согласие»44 в обществе, но и
в том, что монархическое правление «не требует от граждан чрезвы-
чайностей и может возвышаться на той степени нравственности, на
которой республики падают»45. И если в «Письмах русского
путешественника» Карамзин весьма сочувственно отзывался о нравах жителей
швейцарских кантонов, то в период издания «Вестника Европы» он
писал уже о «моральном падении Гельвеции». Писатель,
присмотревшись к жизни Швейцарии, вместо «народной добродетели» увидел
разгул «личных страстей, злобного и безумного эгоизма»46, вместо
идеальной республики — правление нескольких богатых
землевладельцев и мещан, а вместо силы действия демократической
конституции — господство золота и «торгового духа».
Эти наблюдения позволили Карамзину охарактеризовать
сущность современного ему европейского сознания одной формулой —
«вся философия состоит теперь в коммерции»47. Иными словами,
объектом критики русского мыслителя с этого момента стал не
только один из основных принципов европейского либерализма —
индивидуализм, но и сопутствующие ему принципы свободной торговли
и свободы действий48.
^Ключевский В. О. Н. М. Карамзин (I-III) // Ключевский В. О. Сочинения:
В 9 т. Т. 7. С. 277.
44Карамзин H. M. Историческое похвальное слово Екатерине II //
Сочинения Карамзина: В 3 т. Т. 1. С 311.
45Карамзин Я М. Швейцария // Вестник Европы. 1802. № 20. С 320.
4бТамже.С319.
47'Карамзин H. M. Новая политика (Насмешка над французскою
политикою) // Вестник Европы. 1802. № 3. С. 7.
48 В этом отношении Карамзин был хотя и не оригинален, но прозорлив.
Капитализм формировал новый тип социальных связей. Отмирание общины и
«индивидуализация» отношений между людьми обусловили то, что
индивидуализм стал одной из основополагающих ценностей. В соответствии с этой цен-

НИКОЛАЙ МИХАЙЛОВИЧ КАРАМЗИН
17
Неприятие новых капиталистических отношений, проникнувших
в самые основы многих западных республик, вылилось на страницах
«Вестника Европы» в саркастические и порой беспощадные оценки
буржуазного образа жизни. Так, в статье «Известие о нынешнем
состоянии республики Рагузы»49 русский литератор отмечал, что в
некогда славной своей умеренностью области «исчезли истинные
граждане: остались одни купцы, для которых железный сундук был идолом,
контора отечеством, любовь к богатству единственным чувством»50.
В заметке «Общества в Америке» он указывает на «дух торговли» как
главную причину того, что «люди богаты и грубы; <...> богачи живут
только для себя, в скучном единообразии — едят и пьют <...> Богатство
с бедностию и рабством является в разительной противности»51.
Следствием всего этого, предсказывал Карамзин, будут
неизбежные конфликты и военные столкновения между государствами:
«Может быть, я обманываюсь; но мне трудно верить бескорыстию <...>
народа, который начинает <...> торговать»52. И как раз в
столкновении экономических интересов Англии и Франции он находил одну
из основных причин политического противостояния этих стран в
начале 1800-х гг.53
ностью свободный производитель выступил главным субъектом рыночных
отношений. Вот это-то вычленение человека из существовавших до сих пор
солидарно-протекционистских союзов (общин), его уединение (или
индивидуализация) со всеми вытекающими отсюда «негативными» последствиями —
требованиями политических и экономических прав и свобод человека, включая
право избирать себе правительства и менять их; мифом безостановочного
всемирно-исторического продвижения к свободе под воздействием постоянно
совершенствующегося человеческого разума; утилитаризмом, обосновывающим
социоэкономическую самостоятельность индивида и оценивающим
справедливость и свободу в зависимости от их возможности
способствовать'человеческому счастью, и т. п. — и вызвали резко негативное отношение Карамзина.
49Рагуза — город в Южной Италии на о. Сицилия, центр одноименной
провинции.
50Карамзин К М. Известие о нынешнем состоянии Республики Рагузы //
Вестник Европы. 1802. № 17. С. 60.
51 Карамзин К М. Общества в Америке // Вестник Европы. 1802. № 24. С. 316,
315.
52 Карамзин H. M. Что выгоднее для Европы в нынешнюю войну: падение
Франции или Англии? // Вестник Европы. 1803. № 21-22. С. 120.
53 Как известно, Амьенский мирный договор между Францией и Англией,
подписанный 27 марта 1802 г., рассматривался обеими сторонами как времен-

18
А А Ширинянц, Д. В. Ермашов
Интересна в этом отношении также статья Карамзина
«Английская промышленность», в которой автор, описывая подготовку
англичан к войне, выделял в качестве одного из признаков английской
«купеческой системы»54 такое явление, как (воспользуемся современной
терминологией) милитаризация экономики: «Всякий лавочник хочет
торговать вещами, потребными для воинского стана, и находит
способ иметь двойной барыш. Любопытно видеть, как все механические
искусства пользуются сем случаем для своей выгоды»55.
Как считал писатель, основой такого рода деятельности была
«новая политика» европейских стран, суть которой сводилась к
эгоистичным и циничным лозунгам: «О граждане, граждане! Сперва деньги,
а после добродетель!.. Художества, полезные для войны и торговли,
должны быть единственным предметом нашего воспитания»56.
Итак, демонстрируя растлевающую роль духа торговли,
Карамзин убеждал русских читателей, что стяжательство и жажда
богатства губят добродетели, что буржуазные отношения уничтожают
человеческую личность и вносят раздор и вражду в жизнь обществ
и государств.
ная передышка. При этом обоюдная незаинтересованность в продолжительном
и прочном мире мотивировалась прежде всего чисто экономическими
соображениями. Так, промышленные круги Франции, опасаясь наводнения рынка
страны английскими товарами, были склонны поддерживать
протекционистскую политику Наполеона, запрещавшую ввоз на территорию Франции любой
продукции английских мануфактур. В силу этого английская буржуазия,
которую, естественно, не могло устраивать подобное положение вещей, активно
пропагандировала идею о том, что мир с Францией погубит промышленность
Англии, так как Бонапарт, в руках которого была огромная власть над важными
для английской торговли континентальными странами, всячески будет вредить
английским торговым отношениям, от состояния которых в конечном счете
зависит благополучие государства в целом. После целого ряда взаимных
нарушений экономических и военных условий Амьенского мира 22 мая 1803 г. война
между Францией и Англией была возобновлена и длилась вплоть до крушения
Наполеоновской империи в 1815 г. (Об этом более подр. см.: ТарлеЕ. В.
Сочинения. Т. 3. М, 1958. С. 92-123.)
^Карамзин Я М. Обозрение прошедшего года (Из немецкого журнала) //
Вестник Европы. 1803. № 4. С. 306.
55 Карамзин Н. М. Английская промышленность // Вестник Европы. 1803.
№21-22. С. 34-35.
56 Карамзин H. M. Новая политика (Насмешка над французскою
политикою) // Вестник Европы. 1802. № 3. С. 1, 5.

НИКОЛАЙ МИХАЙЛОВИЧ КАРАМЗИН
19
Не лишним будет, наверное, привести также точку зрения
Карамзина на колониальную политику западноевропейских стран. В этом
вопросе прослеживается очевидное желание писателя провести
четкую границу в оценке действий русских и европейцев. Например, в
статье «О российском посольстве в Японию» Карамзин с
уверенностью писал, что в русских моряках, отправившихся в кругосветное
плавание, коренные жители встреченных земель «увидят <...> не
хищников, не тиранов, которые некогда спешили по следам Колумба
злодействовать в Новом Мире, но друзей человечества»57. В «Известии
об островах Канарских»58, в заметке «О несчастном состоянии Сен-
Домингской Колонии»59 автор с негодованием рассказывал о жесто-
костях европейских колонистов, уничтоживших население
завоеванных островов — «народ добрый, крепкий»60.
И еще одну проблему, которую поднимал на страницах «Вестника
Европы» Карамзин, нельзя, на наш взгляд, обойти вниманием. Речь
идет о пропаганде издателем журнала чувств патриотизма и
«народной гордости». Стремление Карамзина оградить Россию от духовного
влияния революционного буржуазного Запада привело его к мысли о
создании и осуществлении программы, если так можно выразиться,
патриотического воспитания граждан.
«Мы стоим на земле, и на земле Русской, — писал он, — смотрим
на свет не в очки систематиков, а своими природными глазами»61, и
поэтому нам вовсе не нужно следовать советам «иностранных
глубокомысленных политиков», которые, «говоря о России, знают все,
кроме России»62.
57 Карамзин H. M. О Российском посольстве в Японию // Вестник Европы.
1803. №11. С. 166.
58 См.: Карамзин H. M. Известие об островах Канарских // Вестник Европы.
1803. № 19.
59См.: Карамзин H. M. О несчастном состоянии Сен-Домингской Колонии //
Вестник Европы. 1803. № 20.
60Карамзин H. M. Известие об островах Канарских // Вестник Европы. 1803.
№19. С 181.
61 Карамзин H. M. О Российском посольстве в Японию // Вестник Европы.
1803.№ U.C. 167-168.
62Карамзин Н. М. Письмо сельского жителя // Карамзин H. M. Избранные
сочинения: В 2 т. Т. 2. М.; Л., 1964. С. 292.

20
А А Ширинянц, Д. В. Ермашов
Заявив, что «россияне одарены от природы всем, что выводит
народы на высочайшую степень гражданского величия»63,
Карамзин поставил перед литературой задачу нравственного воспитания
русского народа, ибо «вернейшая опора <...> государственных прав
есть государственная добродетель»64, то есть патриотизм. И
литература, посредством чувств прекрасного и доброго вызывающая
любовь к тишине и порядку в своем отечестве, должна в этом
отношении стать главным проводником «народного самолюбия» и
народной гордости у россиян.
При этом роль литературы и просвещения, по мнению
Карамзина, тем более весома, что патриотизм является сознательной
любовью к родине: «Патриотизм есть любовь ко благу и славе отечества
и желание способствовать им во всех отношениях. Он требует
рассуждения...»65
Однако, признавал Карамзин, русские пока еще «излишне
смиренны в мыслях о народном своем достоинстве — а смирение в
политике вредно. Кто самого себя не уважает, того, без сомнения,
и другие уважать не будут»66. Он предостерегал от национального
самоуничижения, излишне доверчивого и безоглядного следования
чужим поучениям.
В характеристике Карамзиным патриотизма нет «слепой страсти».
Он был уверен, что истинная любовь к отечеству состоит не в том,
чтобы «без разбора хвалить все, особенно то, что льстит вкусу дня, а
в том, чтобы по совести сказать правду»67. В то же время Карамзину
претило чувство патриотического ослепления в оценке достоинств
своей собственной нации. «Народ ни мало не выигрывает, доказывая,
что его совместник презрителен»68, — писал он, утверждая, что
национальная гордыня не является народным достоинством.
63Карамзин H. M. Приятные виды, надежды и желания нынешнего
времени // Карамзин H. M. Сочинения: В 2 т. Л., 1984. С 222.
64 Карамзин К М. О новом образовании народного просвещения в России //
Вестник Европы. 1803. № 5. С. 54.
65 Карамзин Н. М. О любви к отечеству и народной гордости // Карамзин H. M.
Сочинения: В 2 т. Т. 2. С. 225.
67 Покровский В. И. Н. М. Карамзин. Его жизнь и сочинения. М., 1912. С. 112.
68Карамзин Н. М. Английское великодушие // Вестник Европы. 1803. № 2.
С. 92.

НИКОЛАЙ МИХАЙЛОВИЧ КАРАМЗИН
21
Заключая свои размышления о патриотизме, Карамзин в статье
«О любви к отечеству и народной гордости» подчеркивал
пагубность безоглядного заимствования европейского опыта: «...есть
всему предел и мера <...> Патриот спешит присвоить отечеству
благодетельное и нужное, но отвергает рабские подражания в безделках
<...> Хорошо и должно учиться: но горе <...> народу, который будет
всегдашним учеником»69.
Таким образом, мы видим уже сознательную и
аргументированную позицию русского писателя, выразившуюся в признании
необходимости особого для каждого народа пути развития. В свете этого
становится понятным факт уединения, как писал Пушкин, «в ученый
кабинет во время самых лестных успехов»70 — факт обращения
Карамзина к истории, и прежде всего к истории России, в которой он
попытался отыскать главную традицию, главную «особенность
нашей гражданской жизни», дававшую бы возможность говорить о том,
в каком направлении движется Российское государство.
«Что есть история? — задает вопрос Карамзин и сам же отвечает: —
Память прошедшего, идея настоящего, предсказание будущего»71.
К занятию историей подталкивали писателя и принципы,
заявленные им в рамках программы патриотического воспитания граждан:
«Я не верю той любви к отечеству, которая презирает его летописи
или не занимается ими: надобно знать, что любишь, а чтобы знать
настоящее, должно иметь сведения о прошедшем»72. Иначе говоря,
убеждение в том, что «русский, по крайней мере, должен знать цену
свою»73, а также осознанная потребность в нахождении и
обосновании особого пути развития России, отличного от наполненного
революционным хаосом пути европейского, обусловили переход
69Карамзин Н. М. О любви к отечеству и народной гордости // Карамзин H. M.
Сочинения: В 2 т. Т. 2. С. 229-230.
70Пушкин А С Воспоминания. Карамзин // Пушкин А. С. Полное собрание
сочинений: В 10 т. Т. 8. Л., 1978. С. 49-
71 Карамзин К М. Вопросы и ответы // Вестник Европы. 1802. № 8. С. 357.
72 Карамзин H. M. О случаях и характерах в Российской истории, которые
могут быть предметом художеств // Карамзин Н. М. Сочинения: В 2 т. Т. 2.
С 154.
73 Карамзин К М. О любви к отечеству и народной гордости // Карамзин H. M.
Сочинения: В 2 т. Т. 2. С. 226.

22
А А ШиринянЦуД. В. Ермаиюв
Карамзина от литературной деятельности к многолетним
историческим изысканиям.
Можно утверждать, что социально-политическая программа
Карамзина оформилась в значительной степени под влиянием
Французской революции 1789-1794 гг. Отрицание «ужасов» террора и
кровопролития общеевропейских войн имело своим последствием и
отрицание просветительской идеологии, теоретически
подготовившей наблюдавшийся тогда разрушительный ход событий. Очевидная
политика европеизации России стимулировала развитие
консервативной мысли Карамзина и заставила его помимо критики европейских
либеральных идей заняться созданием собственной концепции
национального исторического пути России, противостоящего
веяниям народившегося буржуазного мира и возможным политическим
потрясениям. Из трех основных тем европейского консерватизма
той поры: 1) неприятие революции; 2) противостояние влиянию
рационализма; 3) критика индивидуалистических ценностей
развивающейся капиталистической цивилизации — Карамзин наиболее
полно развил первую74. Тем не менее и две другие были достаточно
ярко освещены русским писателем. Важно подчеркнуть, что русская
консервативная мысль, представленная именем Карамзина, возникла
в виде реакции не столько на либерально-буржуазную идеологию как
таковую, сколько на осознанную тогда зависимость России от
Европы, являющейся как раз носительницей этой идеологии.
Следовательно, двумя главными — определившими все остальные — признаками
русской консервативной традиции являлись: антиреволюционность
и антиевропеизм или, иначе, антилиберализм и национализм.
В рамках системы консервативного мировоззрения и
миропонимания Карамзина наиболее важным представляется его концепция
русского самодержавия, в котором русский мыслитель видел
единственную силу, способную удержать российское общество от
впадения в крайности революционных разрушений и массовых
беззаконий. Стремление обосновать закономерность и необходимость
самодержавия для блага России было одной из главных причин,
побудивших Карамзина заняться историей.
7АСоловьев Э. Г. О некоторых особенностях формирования консервативного
идейного комплекса в России. К постановке проблемы // Проблемы
общественно-политической мысли в зеркале новой российской политологии. М., 1994. С. 6.

НИКОЛАЙ МИХАЙЛОВИЧ КАРАМЗИН
23
Еще в середине прошлого века его младший друг и современник
князь П. А. Вяземский утверждал, что в изучении прошлого России
историк находит опору своим консервативным направлениям75.
Поэтому, как верно заметила Л. Г. Кислягина, «если историческая
концепция Карамзина раскрывает его политическую программу, то
политическая дает ключ к пониманию его исторической концепции»76.
Уже в «Письмах русского путешественника», написанных в 1791-
1792 гг., можно найти мысль, обосновывающую будущее обращение
их автора к отечественной истории: «Больно, но должно по
справедливости сказать, что у нас до сего времени нет хорошей
Российской истории, то есть писанной с философским умом, с критикою,
с благородным красноречием». Знакомство с русскими летописями,
трудами историков М. М. Щербатова, В. Н. Татищева, И. Н. Болтина
и др. привело Карамзина к осознанию необходимости нахождения
«философической методы для расположения предметов»77 в деле
изучения богатой великими событиями российской истории. И признав,
что нам нужен «философ-историк»78, Карамзин, будучи, по словам
В. Г. Белинского, «везде и во всем <...> не только преобразователем, но
и начинателем, творцом»79, добившись по собственному почину
звания придворного историографа, на долгие годы «постригся в
историки» (выражение П. А. Вяземского)80.
Первое сугубо историческое сочинение русского мыслителя —
«Историческое похвальное слово Екатерине II» (1802) — было
одновременно и его первым политическим трактатом, содержащим в
себе монархическую программу автора. Это произведение
интересно также тем, что оно, по мнению исследователя истории русской
75 См.: Вяземский П. А Отметки при чтении исторического похвального
слова Екатерине II, написанного Карамзиным // Вяземский П. А. Полное собрание
сочинений. Т. 7. СПб., 1882. С. 361.
76Кислягина Л. Г. Формирование идеи самодержавия в политической
концепции H. M. Карамзина // Вопросы методологии и истории исторической
науки. М, 1977. С. 134.
11 Карамзин Н. М. Письма русского путешественника. Л., 1987. С. 252.
78Карамзин H. M. Приятные виды, надежды и желания нынешнего
времени // Карамзин H. M. Сочинения: В 2 т. Т. 2. С. 219.
1Э Белинский В. Г. Статьи о Пушкине. Статья вторая // Белинский В. Г. Полное
собрание сочинений: В 13 т. Т. 7. С. 135.
80Цит. по: Бестужев-Рюмин К Н. Биографии и характеристики. СПб., 1882.
С 208.

24
А А Ширинянц, Д. В. Ермашов
литературы XVIII в. П. Н. Беркова, «представляло в законченном виде
<...> легенду о либеральной Екатерине II, продержавшуюся у нас в
официальной <...> науке» до 1917 г., а в западной — до настоящего
времени»81. Главная мысль этой созданной Карамзиным концепции
русской «просвещенной монархии» заключается в словах:
«Сограждане! признаем во глубине сердец благодетельность монархического
правления <...> Оно всех других сообразнее с целию гражданских
обществ: ибо всех более способствует тишине и безопасности»82.
То, что декларировалось писателем в «Историческом похвальном
слове Екатерине II», было аргументировано им в записке «О
древней и новой России в ее политическом и гражданском отношениях»
(1811), а затем и в «Истории государства Российского» (1816-1829).
Нужно заметить, что «Историческое похвальное слово Екатерине II»
характеризует не только литературный стиль эпохи, но шире — стиль
консервативного мышления. Содержание консервативного
политического дискурса в России всегда определяла национальная идея,
синтезирующая патриотизм (соединяющий любовь к Родине в
географическом значении с любовью к «русскому духу» — традициям,
обычаям, ценностям и идеалам русского народа, сформировавшимся
и освященным многовековой историей борьбы за национальное
самоопределение в сильном монархическом государстве) и духовную
свободу в истинном православии. Великий путь России «от
колыбели до величия полного», который Карамзин описал в многотомной
«Истории государства Российского»; историко-политический анализ
проблем России начала XIX в. в записке «О древней и новой России...»;
его представления об «идеальном самодержавии» как панацеи России
от внутренних войн и раздоров дополняются в «Историческом
похвальном слове Екатерине II» характеристикой эпохи царствования
Великой Екатерины, осуществившей на практике идеал
самодержавного правления.
Карамзин высоким «штилем», но основываясь только на
реальных событиях и фактах эпохи, демонстрирует силу государства и
8]БерковП. К Проблемы исторического развития литератур. М., 1981. С 305.
82 Карамзин H. M. Историческое похвальное слово Екатерине II //
Сочинения Карамзина: В 3 т. Т. 1. СПб., 1848. С. 313.

НИКОЛАЙ МИХАЙЛОВИЧ КАРАМЗИН
25
величие русского духа, парадоксальным образом воплотившиеся в
императрице, немке по происхождению, сочетавшей либеральные
устремления в управлении и культуре с жесткостью по отношению к
внешним и внутренним врагам империи.
У читателей этого панегирического, по сути, произведения
Карамзина может возникнуть впечатление, что историческое
обоснование необходимости самодержавия для России Карамзин свел
к тому, чтобы «придать внешний блеск и оживление тому, что
дряхлело» (выражение А. А. Кизеветтера)83. Однако это не так. Историк
доказывал выгоды абсолютной власти не просто для утверждения
уже существовавшего самодержавия со всеми его недостатками,
но главным образом для укоренения в сознании русских людей
идеи монархической власти как подлинно самобытного русского
начала, предопределившего величественное развитие России на
много десятилетий вперед.
В своей оценке А. А. Кизеветтер, на наш взгляд, упустил из виду
одно немаловажное обстоятельство: Карамзин понимал под
самодержавием не просто неограниченную единоличную власть
монарха. Термин «самодержец», входивший в титул русского царя еще со
времен Московской Руси, выражал в первую очередь то, что монарх
не является данником кого бы то ни было (конкретно в ту эпоху —
хана), то есть он — суверен, при этом необязательно обладающий
правом на произвол и безответственность. Неограниченную
верховную власть одного человека самодержавие стало означать
позднее, с царствования Иоанна Грозного, и эту сторону царской
власти Карамзин интерпретировал всего лишь как вторичный ее
атрибут — хоть и важный, но все же производный, сопутствующий. На
первый план он выдвигал трактовку самодержавия как проявления
могущества и политической независимости государства. Иными
словами, Карамзин призывал учитывать в анализе политики
самодержавия не только его институциональные характеристики, но и
реальные результаты функционирования. А последние приводили
Карамзина к признанию исторической правоты самодержавия, не
раз спасавшего Россию от гибели и имеющего, на взгляд историка,
85Кизеветтер A A H. M. Карамзин // Русский исторический журнал. 1917.
Кн. 1. С. 20.

26
А А Ширинянц, Д. В. Ермашов
все возможности для того, чтобы и дальше вести государство «по
неизведанным путям истории».
То, что монархизм Карамзина, помимо всего прочего, был
обусловлен размышлениями о будущем своего отечества,
подтверждает автобиографическое свидетельство декабриста Н. И.
Тургенева, воспроизведшего в своих воспоминаниях слова русского
историка: «...Россия прежде всего должна быть великой, а в том
виде, какой она имеет сейчас, только самодержец может
сохранить ее грозной и сильной»84. Одним словом, консервативный
взгляд Карамзина на сущность самодержавия «всего положитель-
нее указывает <...> на необходимость самостоятельного развития
государственной жизни и требует национальной политики»85.
Для самого историка это было так естественно, что он находил
аналогии своей позиции даже в природных явлениях. «Я хвалю
самодержавие, — писал он в письме к И. И. Дмитриеву, — то есть
хвалю печи зимою в северном климате»86.
Исторический национализм Карамзина характеризуют также его
собственные высказывания о целях и направлении своего главного
произведения — «Истории государства Российского». По
воспоминаниям безымянного иностранца, путешествовавшего по России
летом 1824 г., во время беседы с Карамзиным он услышал от того
следующее: «Из всех литературных произведений народа изложение
истории его судьбы <...> менее всего может иметь общий, не строго
национальный характер. Я писал ее (то есть «Историю...». — А Ш.)
для русских, для своих соотечественников»87. А в одном из писем к
И. И. Дмитриеву можно найти еще более откровенное признание:
«Я писал для русских, для купцов ростовских, для владельцев
калмыцких, для крестьян Шереметьева, <...> а не для Западной Европы»88.
Перед нами очевидное, во всеуслышание заявленное стремление
Карамзина доказать своей «Историей...» российскому обществу, что у нас
^Тургеневы. И. Россия и русские. Т. 1. М., 1915. С. 342.
85Грот Я. К. Очерк деятельности и личности Карамзина. СПб., 1867. С. 32.
86Карамзин К М. Письмо И. И. Дмитриеву от 22 ноября 1817 г. //. Письма
H. M. Карамзина к И. И. Дмитриеву. СПб., 1866. С. 225.
87 Литературный симпозион // Русская старина. 1890. Т. 67. № 9. С. 452-453.
88Карамзин К М. Письмо И. И. Дмитриеву от 26 января 1820 г. // Письма
H. M. Карамзина к И. И. Дмитриеву. СПб., 1866. С. 281.

НИКОЛАЙ МИХАЙЛОВИЧ КАРАМЗИН
27
есть собственное прошлое и собственная традиция. Этой традицией
является российская государственность, имеющая своей основой
принцип самодержавия, в силу которого «Россия развилась, окрепла
и сосредоточилась». «Или вся новая история должна безмолвствовать,
или Российская имеет право на внимание»89, гордо заявлял автор в
знаменитом предисловии к «Истории...».
Как уже отмечалось, изучение прошлого страны было
продиктовано желанием русского мыслителя исторически обосновать
свой тезис о том, что «самодержавие есть палладиум России»90. Не
случайно анализ отечественной истории Карамзин начал с
описания «беспримерного в летописях случая»91 — призвания варягов,
основополагающего, по его мнению, факта всего исторического
развития России. Слова новгородцев: «Хотим князя, да владеет и
правит нами по закону»92 — были, как считал Карамзин, не
только основанием монархического устава древнего Российского
государства. Историк особо выделил то, что «везде меч сильных
или хитрость честолюбивых вводили самовластие <...> в России
оно утвердилось с общего согласия граждан»93. Тем самым
Карамзин обосновывал мысль об отсутствии в социальном строе
России каких бы то ни было зачатков будущих общественных или
политических конфликтов. Факт добровольного и всенародного
образования монархического государства свидетельствовал, по
мысли историка, о существенных различиях России и Европы в
самих своих государственных основах. Образование европейских
стран путем завоеваний было главной причиной того, что Запад
к началу XIX в. прошел уже через Нидерландскую, Английскую и
Французскую революции94. Поэтому, считал Карамзин, у России,
не имеющей в своих исторических истоках каких-либо револю-
89 Карамзин H. M. История государства Российского: В 4 кн., 12 т. Репринт,
вопроизв. 5-е изд. 1843 г. М, 1988-1989. Т. 1. С. X. (Далее все ссылки даются
по данному изданию.)
90 Карамзин Н. М. Записка о древней и новой России. М., 1991. С. 105.
91 Карамзин Н. М. История государства Российского. Т. 1. С. 67.
92 Там же. С. 142.
93Тамже.С.б7.
94См.: Алпатовы. А Русская историческая мысль и Западная Европа (XVIII —
первая половина XIX в.). М., 1985. С 188-190.

28
А А Ширинящ, Д. В. Ермашов
ционных начал, должен быть свой, совершенно особый и
отличный от европейского, мирный путь развития.
Тем не менее создатель первой нашей отечественной истории
не отделял ее от истории остальных стран, он постоянно держал в
уме историю России как часть европейской и общемировой
истории, которая для него «была единым целым, лишь проявляющимся
специфично в отдельных странах»95.
Так, для Карамзина Россия всегда представала в виде державы,
которая «величественно возвышала главу свою на пределах Азии и
Европы»96. Рассказывая о введении христианства на Руси, он
подчеркивал, что оно укоренилось у нас «почти в одно время с землями со-
седственными: Венгриею, Польшею, Швециею...»97 «Поместную или
феодальную» систему в России историк относил к «государственной
общей язве времени»98. Ивана III он считал героем «не только
Российской, но и Всемирной истории».
Карамзин видел в историческом движении народов «какое-то
согласное течение мирских случаев к единой цели <...> связь между
оными для произведения какого-нибудь действия, изменяющего
состояние рода человеческого»99. Иначе говоря, он «провел Русскую
историю широкими путями Провидения»100, не притязая на
проникновение в общий смысл мирового хода событий. «Ничто не
происходит без воли Всевышнего, неисповедимыми путями ведущего тварей
к лучшему концу», — приводил в своих воспоминаниях К. С. Сербино-
вич неоднократно высказываемую Карамзиным мысль101.
Однако, несмотря на подобный провиденциалистский подход
к истории, русский мыслитель не думал, что Россия «является анти-
95 Сахаров А Я Уроки «бессмертного историографа» // Карамзин H. M.
История государства Российского: В 12 т. Т. 1. Приложения. С. 446.
% Карамзин H. M. История государства Российского. Т. 6. С. 213.
97Тамже.С12б.
98Карамзины. М. Записка о древней и новой России. М., 1991. С 18.
99"Карамзин H. M. История государства Российского. Т. 6. С. 210.
тВяземский П. А Взгляд на литературу нашу в десятилетие после смерти
Пушкина // Вяземский П. А. Полное собрание сочинений. Т. 2. СПб., 1879. С. 362.
101 СербиновичК С H. M. Карамзин. Воспоминания // Русская старина. 1897.
№ 10. С. 246.

НИКОЛАЙ МИХАЙЛОВИЧ КАРАМЗИН
29
тезой Европы, носителем <...> более высоких, нежели европейских
принципов <.„> Мессианские мотивы ему чужды»102. Он подчеркивал,
что в проявлениях скрытого от людей замысла Провидения историк
может видеть лишь действия разных и непохожих друг на друга
народов, но никак не должен судить о том, кто лучше и кто хуже, «ибо
сие мудрование несвойственно здравому смыслу человеческому»103.
Конечно, как признавался сам Карамзин, он «не всегда мог скрыть
любовь к отечеству <...> Но не обращал пороков в добродетели; не
говорил, что русские лучше французов, немцев»104. В одном из писем
к императору Александру I он с позиции беспристрастности замечал,
что в его «Истории...» «нет, кажется, ни слова обидного для народа;
описываются только худые дела лиц <...> Я не щадил и русских, когда
они злодействовали и срамились»105. Действительно, Карамзину были
чужды идеи как космополитизма, так и национального нигилизма106.
Хорошо известна его фраза: «Если бы отвечать одним словом на
вопрос: что делается в России, то пришлось бы сказать: крадут»107. При
всей своей любви к родине историк не проходил мимо
«общественных злодейств», и если в России было, например, лихоимство, то он
честно заявлял об этом. Так, в «Истории государства Российского»
Карамзин не скрывал варварских черт в характере россиян, когда они
порой заражались «язвою разврата», и описывал праздность русских
и их пристрастие к крепким напиткам, языческие обычаи и ереси,
распутство и корыстолюбие, излишние жестокости и «окаменение
сердец»108. Но в этом правдивом изображении событий и заключает-
102Пустарнаков В. Ф. К вопросу о типологии течений русской философско-
исторической и социологической мысли второй половины XVIII — первой
трети XIX вв. // Отечественная философия: опыт, проблемы, ориентации
исследования. Сб. ст. Вып. 5. М, 1990. С. 18.
103Карамзин H. M. История государства Российского. Т. 5. С. 222.
104Карамзин Н. М. {Вариант предисловия к «Истории»} // Неизданные
сочинения и переписка Н. М. Карамзина. 4.1. СПб., 1862. С. 206.
^Карамзин Н. М. Письмо Императору Александру I от 23 августа 1822 г. //
Там же. С 29.
106 Сахаров А Н. Уроки «бессмертного историографа» // Карамзин H. M.
История государства Российского: В 12 т. Т. 1. Приложения. С. 446-448.
107Вяземский П. А Старая записная книжка // Вяземский П. А. Полное
собрание сочинений. Т. 8. СПб, 1883. С. 113.
108 См.: Карамзин H. M. История государства Российского. Т. 6. С. 62; Т. 11.
С 52; Т. 9. С. 273; Т. 11. С. 71; Т. 12. С. 75.

30
А А Ширинящ, Д. В. Ермашов
ся, по мнению историка, истинная любовь к отечеству, чья судьба «и в
славе, и в уничижении равно для нас достопамятна»109.
Тем не менее необходимо признать, что Карамзин все же не
избежал упреков и даже обвинений в адрес иноземцев, и в первую очередь
европейцев. В «Предисловии» мы видим, как автор подчеркивал
мирный характер освоения россиянами новых земель — «без насилия,
без злодейств, употребленных другими ревнителями христианства в
Европе и Америке»110. На страницах многих томов «Истории...» можно
прочесть строки, посвященные описанию «низкой, завистливой
политики Ганзы и Ливонского ордена»111, «грязных» попыток папы и
иезуитов обратить россиян в латинство и втравить их в ненужную войну
с турками112; укорял также историограф и лютеран в «примесах
мудрований человеческих, несогласных с простотою Евангельскою»113;
приводил им как образец «чистоту и неприкосновенность
греческого вероисповедания»114; советовал немцам следовать примеру
россиян, «которые довольствуются подданством народов, оставляя им на
волю верить или не верить Спасителю»115.
Отсюда понятно особое отношение Карамзина к Православию.
По его мнению, «история подтверждает истину <...> что вера есть
особенная сила государственная»116. И в этом отношении
православная набожность русских оказала государству величайшую услугу.
«Прославим действие веры, — писал историк в томе, содержащем
описание России времен татаро-монгольского ига, — она удержала
нас на степени людей и граждан; <...> в уничижении имени русского
мы возвышали себя именем христиан и любили отечество как страну
православия»117.
Т. 9.
Q9 Карамзин H. M. История государства Российского. Т. 2. С. 39.
10Тамже.Т. 1.С.Х.
11 Там же. Т. 8. С. 70.
12 См. соотв.: Карамзин Н. М. История государства Российского. Т. 7. С 61;
С 190; Т. 10. С 109; Т. 12. С 89.
13Карамзины. М. История государства Российского. Т. 7. С. 131
14Тамже.С.б1.
15Тамже.ТЗ.С90.
1бТамже.Т5.С224.
17Тамже.С218.

НИКОЛАЙ МИХАЙЛОВИЧ КАРАМЗИН
31
Таким образом, учитывая присущие историческим взглядам
Карамзина черты национализма и в то же время уважения к другим
культурам, можно согласиться с мнением С. Ф. Платонова,
утверждавшего, что русскому писателю удалось «построить стройную систему
мировоззрения на синтезе двух начал: национальной старорусской
и общечеловеческой европейской»118. Однако, на наш взгляд, следует
подчеркнуть, что Карамзин, не отделяя Россию от европейской циви-
лизационной системы, отводил ей совершенно особое место в этой
системе; если европейские народы в своем развитии шли
приблизительно одним общим путем, то россияне — своим собственным, и
причем более трудным.
Особенно ярко своеобразие России как самодержавного
государства выразил историк на примере деятельности Петра I. В
шестом томе «Истории...» автор, сравнивая Ивана III с Петром, впервые
публично поставил вопрос об их исторической роли — «кто из сих
двух венценосцев поступил благоразумнее и согласнее с пользою
отечества»119. По его мнению, «Иоанн, включив Россию в общую
государственную систему Европы и ревностно заимствуя искусства
образованных народов, не мыслил о введении новых обычаев, о перемене
нравственного характера подданных»120. Петр поступил наоборот,
чем нанес неисчислимый вред России. Карамзин вовсе не отрицал,
что Европа, начиная с XI в., далеко опередила нас в своем развитии:
«Сень варварства, омрачив горизонт России, сокрыла от нас Европу в
самое то время, когда благодетельные сведения и навыки более и
более в ней размножались <...> Россия, терзаемая моголами, напрягала
силы свои единственно для того, чтобы не исчезнуть: нам было не до
просвещения!»121
В записке «О древней и новой России...», которую М. П.
Погодин охарактеризовал как «важнейшее государственное сочинение»,
стоящее «политического завещания Ришелье»122, Карамзин указывал,
118Платонов С Ф. Статьи по русской истории. М., 1912. С. 509.
П9Карамзин H. M. История государства Российского. Т. 6. С. 216.
120 Там же.
121 Там же.
122Погодин М. П. H. M. Карамзин по его сочинениям, письмам и отзывам
современников. 4. 2. М., 1866. С. 69.

32
А А Ширинянц, Д. В. Ермашов
что при неравном соотношении уровней развития Запада и России,
заимствования европейской культуры вполне возможны, и такие
заимствования стали обычными уже в допетровское время:
«Царствование Романовых <...> способствовало сближению россиян с Европою».
Но, как подчеркивал Карамзин, «сие изменение делалось постепенно,
тихо, едва заметно, как естественное возрастание, без порывов и
насилия. Мы заимствовали, но как бы нехотя, применяя все к нашему
и новое соединяя со старым»123. При Петре I «все переменилось».
Страсть этого самодержца «к новым для нас обычаям переступила в
нем границы благоразумия». Петр, например, «искореняя древние
навыки, представлял их смешными, хваля и вводя иностранные», делал
это в основном с помощью пыток и казней; при Петре произошло
расслоение русского, единого до того народа: «...высшие степени
отделились от нижних, и русский земледелец, мещанин, купец увидел
немцев в русских дворянах». То есть общество раскололось на две
субкультуры — «немецкую» и «традиционно русскую». Петр уничтожил
достоинство бояр, изменил систему государственного управления.
«Честью и достоинством россиян сделалось подражание». В области
семейных нравов «европейская вольность заступила место
азиатского принуждения». Ослабли родственные связи: «Имея множество
приятелей, чувствуем менее нужды в друзьях и жертвуем свету союзом
единокровия»124. Петр уничтожил патриаршество и объявил себя
главою церкви, ослабив тем самым веру. «А с ослаблением веры государь
лишается способа владеть сердцами народа в случаях чрезвычайных,
где нужно все забыть, все оставить для Отечества, и где Пастырь душ
может обещать в награду один венец мученический». Петр перенес
столицу государства на окраину, построив ее на песке и болотах и
положив на это множество людских жизней, денег и усилий125.
В результате всего этого, заключает Карамзин, «мы стали
гражданами мира, но перестали быть, в некоторых случаях, гражданами
России»126. Он считал, что «Петр не хотел вникнуть в истину, что дух
123 Карамзин К М. Записка о древней и новой России. М., 1991. С. 31.
12<Тамже.С32-34.
125Тамже.СЗб-37.
126Тамже.С35.

НИКОЛАЙ МИХАЙЛОВИЧ КАРАМЗИН
33
народный составляет нравственное могущество государств <...> Сей
дух <...> есть не что иное, как привязанность к нашему
особенному, не что иное, как уважение к своему народному достоинству»127.
И в этом, по утверждению Карамзина, главная ошибка «великого
венценосца», ибо «государство может заимствовать от другого полезные
сведения, не следуя ему в обычаях».
Подобные взгляды историка основывались на твердом убеждении,
что народы «могут стоять на одной степени гражданского
просвещения, имея нравы различные»128. В этом, на наш взгляд, суть карамзин-
ского национализма и суть его принципиального подхода к «мудрой»
монархической власти. Насильственно предписывать народным
обычаям какие-либо уставы, был уверен Карамзин, есть «и для монарха
самодержавного» беззаконие и тиранство129. Таким образом, степень
вмешательства государственной власти в сферу народных привычек,
обрядов, верований, иными словами, в сферу частной жизни и
личного достоинства отдельного человека130, была для русского мыслителя
тем критерием, который определял, где заканчивается самодержавие
и начинается деспотизм. «Тирания есть только злоупотребление
самодержавия, — писал Карамзин в «Истории...», — самодержавие не есть
отсутствие законов: ибо где обязанность, там и закон: никго же и никогда
не сомневался в обязанности монархов блюсти счастие народное»131.
С точки зрения Карамзина, требованиям идеального самодержавия
отвечала Екатерина II, и это зависело не только от личности
императрицы, но и от общего уровня политического развития. Прежде всего,
Екатерина обходилась без «средств жестоких», то есть «без казни, без
пыток, влияв в сердца министров, полководцев, всех государственных
чиновников живейший страх сделаться ей неугодными и пламенное
127Карамзин H. M. Записка о древней и новой России. С 32.
128Тамже.СЗЗ.
129 В основе «тиранства» — замена национального инонациональным или
космополитическим и как следствие — противоборство народа, сохраняющего
свое «Я», и институтов террора (по типу петровских «тайных канцелярий»).
130 См. об эгтом-.ЛотманЮ. М. «О древней и новой России в ее политическом
и гражданском отношениях» Карамзина — памятник русской публицистики
начала XIX века // Литературная учеба. 1988. № 4. С. 93.
131 Карамзин К М. История государства Российского. Т. 7. С. 121.

34
А А Ширинящ, Д. В. Ермашов
усердие заслуживать ее милость»132; она допустила свободу
высказываний по отношению к ней и к ее мероприятиям; она деятельно
работала над усовершенствованием «всех внутренних частей нашего здания
государственного»133 и вела национальную внешнюю политику; но
самое главное — Екатерина не требовала от россиян ничего
противного их совести и гражданским навыкам. Перечисленного было
достаточно, чтобы Карамзин определил екатерининское царствование
как «время счастливейшее для гражданина российского»134.
Итак, «счастие гражданина», «счастие народное» — вот главная
цель государственной власти; и народ, как главный носитель
национальных традиций, является гарантом этой власти, силой, способной
решать судьбу самодержавия. В изображении Карамзина русский
народ предстает в единстве национального духа, и правители — лишь
носители этого духа, воплощающие в себе лучшие черты
национального характера. Причем значение государственного деятеля
определяется степенью его связи с народом, и только в ситуации «народ
плюс власть» силы государства удесятеряются135.
Одна из главок девятого тома «Истории государства
Российского» названа «Любовь россиян к самодержавию». Как думал Карамзин,
эта «любовь» является главным доводом в пользу российского
самодержавия, так как русский народ даже в годы тирании Иоанна
Грозного понимал необходимость и спасительность монархии для
России, считая «власть государеву властью божественною»136. В непоко-
лебленной деспотией вере российских подданных в самодержавное
правление Карамзин усматривал главную «силу государственную».
И во многом для того, чтобы укрепить ее, он писал «Историю...»,
показывая ужасы и пагубу самовластия137, ибо «вселять омерзение ко злу
есть вселять любовь к добродетели»138.
132 Карамзин К М. Записка о древней и новой России. М., 1991. С. 41.
133Тамже.С.41-42.
134Тамже.С44.
135 См.: Эйдельман Н. Я. Последний летописец. М., 1983. С. 126-127.
136Карамзин Н. М. История государства Российского. Т. 9. С. 98.
137 См.: Ваиуро В. Э., Гиллельсон М. И. Сквозь умственные плотины. М., 1986.
С 61.
138Карамзин Н. М. История государства Российского. Т. 9. С. 250.

НИКОЛАЙ МИХАЙЛОВИЧ КАРАМЗИН
35
Истинное, «мудрое», самодержавие рисовалось Карамзину как
равнодействующая и созидательная сила, подчиняющая
интересам государства аристократию и олигархию, противодействующая
разъединительным тенденциям в обществе и предотвращающая
анархию139. Утверждая, что «наше правление есть отеческое,
патриархальное», историк полагал, что «в России государь есть
живой закон» и судит как отец семейства без протокола — «по единой
совести»140. Истинная монархия, по Карамзину, предполагая
безграничную власть самодержца, основывается на его личных
добродетелях. Поэтому самодержавная власть — это всегда испытание ее
носителя, преодолевающего искус абсолютной власти, способной
развратить любого человека.
Чем же в таком случае должна быть связана воля самодержца?
Ответ на этот вопрос мы находим уже в первых томах «Истории...»:
«Правила нравственности и добродетели святее всех иных и служат
основанием истинной Политики»141. Единственным средством
охранения подданных от злоупотреблений власти Карамзин считал
совесть монарха и создавшиеся традиции. Ничто другое не должно
ограничивать волю самодержца, никому и ни в чем не дающего ответа
и ни перед кем не ответственного.
В этой связи интересна карамзинская характеристика
гражданского образа Древней Руси, в котором соединились черты Востока и
Запада. Образ этот, по Карамзину, не что иное, как смесь: 1) древних
восточных нравов (славян и монголов), 2) византийских
(заимствованных вместе с христианской верой) и 3) «некоторых германских,
сообщенных им варягами». В частности, утехи рыцарские и дух
местничества — германские обычаи, содержание «под замком» женщин и
строгое холопство — азиатские обычаи. Царский двор уподоблялся
византийскому. Эта смесь в нравах, «произведенная случаями,
обстоятельствами, казалась нам природною, и россияне любили оную,
как свою народную собственность»142. В этой любви все дело. Глав-
139 См.: Козлов В. П. «История государства Российского» H. M. Карамзина в
оценках современников. М., 1989. С. 175.
140Карамзин К М. Записка о древней и новой России. М., 1991. С. 102.
141 Карамзин К М. История государства Российского. Т. 4. С. 147.
142 См.: Карамзин Я M Записка о древней и новой России. М., 1991. С. 23.

36
А А Ширинянц, Д. В. Ермашов
ное не степень индивидуальной свободы или псевдолиберальной
толерантности, прагматизма или практицизма, но то, что качества
русских людей — идеализм или духовность, стихийный аполитизм
или нежелание «государствовать», «царистские иллюзии» или
мессианство — органически вырастают из особенностей истории народа,
их «природный» характер сводит на нет все критические эскапады
русофобов, которые, говоря о «русских чертах», обычно сводят «рус-
скость» к рабской психологии, отсутствию чувства собственного
достоинства, нетерпимости к чужому мнению, холуйской смеси злобы,
зависти и преклонения перед чужой властью; любви к сильной,
жестокой власти и самой жестокости власти, «тоске по Хозяину»;
мечтаниям о какой-то роли или миссии России в мире, желанию чему-то
научить других, указать какой-то новый путь или даже спасти мир143.
История свидетельствует, считал Карамзин, что ориентация
монарха на «святыни предков» или «дух народный» составляет
«нравственное могущество государств, подобно физическому, нужное для
их твердости»144. Старому народу не нужны новые законы, не нужны
иностранные обычаи. В глазах Карамзина примерами государей, чье
«нравственное могущество царское» пало в результате отчуждения
от своего народа, могут служить: Годунов, «татарин
происхождением, Кромвель умом», — убийца; Лжедмитрий — тайный католик;
Шуйский — уступивший часть власти боярам, «многоголовой гидре
аристократии»145; Петр I — при котором «честью и достоинством
россиян сделалось подражание» (Западу), и т. д. и т. п. Именно «дух
народный» определяет границы самовластия монарха. Таким образом,
по мысли Карамзина, самодержавие должно охранять и лелеять
«народность», не вмешиваясь в «домашнюю жизнь» народа. В противном
случае, несмотря на пресловутое холопство, народ мог
недвусмысленно выразить свое осуждение царю. Пример тому — негативные
оценки Ивана Грозного не только в летописях, но и в народных
преданиях (в одном из которых, в частности, говорится, что «царь
обманул Бога»). Точно так же и Петр I прослыл в народе Антихристом,
а Алексей — мучеником за веру.
143 Цит. по: Шафаревич И. Р. Есть ли у России будущее? М., 1991. С. 392-393.
144Тамже.С32.
145Тамже.С25-28.

НИКОЛАЙ МИХАЙЛОВИЧ КАРАМЗИН
37
«Для старого народа не надобно новых законов»146, — доказывал
Карамзин. Самая лучшая конституция — отсутствие конституции: вот
кредо мыслителя. При всем этом, однако, Карамзина можно назвать
одним из первых в отечественной политической мысли авторов
легитимной модели российской государственности. Историограф
обосновывал законность правящей династии не столько на фундаменте
норм русского права, сколько на основе самобытных, естественно-
исторических начал единения самодержавия и народа, что и
является, по его мысли, выражением коренных («конституционных» в
некотором смысле) национальных интересов россиян.
Взгляд Карамзина на сущность русского самодержавия, которое,
по его убеждению, неотделимо от самой «метафизической природы»
России, в концентрированном виде можно охарактеризовать его же
словами из письма к П. А. Вяземскому: «Россия не Англия, даже и не
Царство Польское: имеет свою государственную судьбу, великую,
удивительную и скорее может упасть, нежели еще более возвеличиться.
Самодержавие есть душа, жизнь ее, как республиканское правление
было жизнью Рима»147.
«Пароксизм либеральности»148 — европейской, универсальной —
здесь не годится, уверял Карамзин. Каждый народ в своем
историческом бытии реализует присущий только ему тип культуры, в основе
которой лежит создание национальной государственности. Нельзя
не согласиться в этом смысле с точкой зрения С. С. Ланды,
заметившего, что, «подобно тому как в древности идея республики получила
свое высшее выражение в создании всемирного Римского
государства, Новое время принесло с собой идею самодержавия, которое,
согласно Карамзину, является душой, сущностью исторического
развития русского народа»149.
146Карамзин Н. М. Записка о древней и новой России. М., 1991. С. 93.
147Карамзин К М. Письмо П. А Вяземскому от 21 августа 1818 г. // Письма
H. M. Карамзина к князю П. А Вяземскому. 1810-1826 (Из Остафьевского
архива). СПб., 1897. С 60.
148Карамзин К М. Письмо П. А Вяземскому от 2 августа 1821 г. // Там же.
С 114.
тЛанда С. С. Дух революционных преобразований. М, 1975. С. 31.

38
А А Ширинянц, Д. В. Ермашов
В свете этого объяснения становится понятным и
«республиканизм» Карамзина, о котором он сам неоднократно заявлял
(например, «я в душе республиканец, и таким умру»150; «по чувствам останусь
республиканцем, и притом верным подданным Царя Русского: вот
противоречие, но только мнимое!»151). Вряд ли это была «только
манера выражаться»152. По замечанию Ю. М. Лотмана, республика была
для историка «на протяжении всей его жизни идеалом, недосягаемой,
но пленительной мечтой...»153 Еще более простое истолкование этого
«парадокса»154 дал Вяземский: «Как человек, был он либерал, как
гражданин был он консерватор <...> Вторым сделался он вследствие
изучения истории...»155 А история показала Карамзину: «Россия
основалась победами и единоначалием, гибла от разновластия, а спаслась
мудрым самодержавием»156.
™ Карамзин H. M. Письмо П. А. Вяземскому от 21 августа 1818 г.// Письма
H. M. Карамзина к князю П. А. Вяземскому. 1810-1826 (Из Остафьевского
архива). СПб., 1897. С. 60.
151 Карамзин Н. М. Письмо И. И. Дмитриеву от 11 сентября 1818 г.// Письма
H. M. Карамзина к И. И. Дмитриеву. СПб, 1866. С. 249-
]52ПыпинА Я Исследования и статьи по эпохе Александра I. T. 2. Пг, 1918.
С. 466.
^Лотман Ю. М. Политическое мышление Радищева и Карамзина и опыт
Французской революции // Великая Французская революция и русская
литература. М, 1990. С. 60.
154 Выражение А С. Пушкина. См.: «Однажды начал он при мне излагать свои
любимые парадоксы...» {Пушкин А С. Воспоминания. Карамзин // Пушкин А С.
Полное собрание сочинений: В 10 т. Т. 8. Л, 1978. С. 50).
^Вяземский П. А Отметки при чтении исторического похвального слова
Екатерине II, написанного Карамзиным // Вяземский П. А Полное собрание
сочинений. Т. 7. СПб, 1882. С. 357. Почти дословно эту мысль Вяземского повторил
позднее С. М. Соловьев: «...охранительные стремления... еще более усилились
изучением истории. Когда вскрылись памятники древности, то глазам историка
предстала эта медленная и великая работа веков над государственным зданием,
и почувствовал он благоговейное уважение к этой работе и ее следствиям;
поспешность движения явилась для него столь же беззаконною, как и отсутствие
движения <...> И во имя истории заявил он протест против движений первого
десятилетия XIX века, бывших в его глазах слишком быстрыми, не истекавшими
из существующих потребностей страны» {Соловьев С. М. «История государства
Российского» как выразительница народного самосознания // Карамзин H. M.
Его жизнь и сочинения: Сб. ст. / Сост. В. И. Покровский. М, 1912. С. 123).
156Карамзин Н. М. Записка о древней и новой России. М, 1991. С. 22.

НИКОЛАЙ МИХАЙЛОВИЧ КАРАМЗИН
39
В свете отмеченных «парадоксов» особую значимость
приобретает вопрос о «месте» и «роли» Карамзина в истории русской
общественной мысли.
«Карамзин представляет точно явление необыкновенное», —
писал Н. В. Гоголь в «Выбранных местах из переписки с
друзьями», подразумевая под этими словами громадную роль, которую
сыграло творчество мыслителя в духовной жизни «нашей чудной
России»157. Писателя, «оказавшего великие и бессмертные услуги
своему отечеству», видел в Карамзине В. Г. Белинский158. Такая
высокая оценка карамзинского наследия столь разными деятелями
отечественной культуры заставляет задуматься над этим вопросом
и в наши дни.
Наблюдаемый в настоящее время процесс «возвращения»
историка позволяет сделать вывод, к которому в той или иной форме
приходят современные исследователи, что в контексте обострившегося
интереса к прошлому отечественной духовной культуры «Карамзин
возвращается к нам <...> как замечательный мыслитель, очертивший
круг интересов будущей русской философии»159.
С этой оценкой вряд ли бы согласились многие его современники.
Например, М. П. Погодин («как философ он имеет меньше
достоинства, и ни на один философский вопрос не ответить мне из его
"Истории" <...> Чем отличается Российская история от прочих,
европейских и азиатских? Апофегматы Карамзина <...> суть большею частью
общие места»160) или Н. А. Полевой («не ищите в нем высшего взгляда
на события»161) упрекали Карамзина в отсутствии этого «высшего»,
то есть философского (в понятиях тогдашнего времени), подхода к
истории России. Широко известны и слова В. О. Ключевского о том,
157Гоголь Н. В. Выбранные места из переписки с друзьями. XIII. Карамзин //
Гоголь H.B. Полное собрание сочинений. Т. 8. М., 1952. С. 276-277.
158Белинский В. Г. Рецензия на «Очерки русской литературы» H. Полевого //
Белинский В. Г. Полное собрание сочинений: В 13 т. Т. 3. М., 1955. С. 513.
159Гулыга А В. Великий памятник культуры // Карамзин H. M. История
государства Российского: В 12 т. Т. 1. М., 1989. С. 479.
160Погодин М. П. Ответ издателя // Московский вестник. 1828. № 22. С. 189.
161Я [Полевой]. История государства Российского. Сочинение H. M.
Карамзина // Московский телеграф. 1829. № 12. С. 490.

40
А А Ширииянц, Д. В. Ермашов
что «взгляд Карамзина] на историю строился не на исторической
закономерности, а на нравственно-психологической эстетике»162.
Однако если признать за истину, что «русское
философствование» есть «философствование о России» (Г. Г. Шпет), есть
«осмысление «исторического пути России, ее самоидентификация, разгадка ее
судьбы»163, то есть центральной темой русской философии является
«тема России», понимаемая как основополагающий вопрос о
метафизической, религиозной, культурной, исторической, социальной
идентичности, то факт признания за Карамзиным права именоваться
первым нашим философом будет не так уж и спорен.
Действительно, русский историк был первым из отечественных
мыслителей, творчество которых полностью подчинено одной,
определяющей все остальные, проблеме — познанию России. Это
утверждение можно проиллюстрировать выдержкой из самого же
Карамзина: «Для нас, русских с душою, одна Россия самобытна, одна
Россия истинно существует, все иное есть только отношение к ней,
мысль, привидение. Мыслить, мечтать можем в Германии, Франции,
Италии, а дело делать единственно в России, или нет гражданина, нет
человека, есть только двуножное животное»164.
И еще одним замечательна роль Карамзина в истории русской
общественной мысли. Ю. М. Лотман, пожалуй, первым из современных
авторов подметил, что «в теме "Россия и Запад", как только она в той
или иной форме возникает, немедленно мелькнет тень Карамзина»165.
На наш взгляд, это вполне естественно, так как центральной темой
162Ключевский В. О. Н. М, Карамзин (I-III) // Ключевский В. О. Сочинения:
В 9 т. Т. 7. М;, 1989. С. 276. С этим мнением Ключевского, впрочем, как и с
приведенным выше, в отношении требований историзма можно отчасти
согласиться. Но при всем прочем, нельзя не учитывать и того, что, как справедливо
отмечает современный историк права Г. Б. Гальперин, «сама наука об исторических
законах и исторических закономерностях формировалась в 30-е гг. XIX в., а
свою "Историю" Карамзин писал в первое десятилетие XIX в.» {Гальперин Г. Б.
Идея просвещения и просвещенного абсолютизма в концепции русской
государственности H. M. Карамзина // Вестник С-Пб. ун-та. Серия 6: Философия,
политология, социология, психология, право. 1992. Вып. 1. С. 89).
163Рудницкая Е. Л. В поисках пути (начало философского осмысления судеб
России) // В раздумьях о России (XIX век). М., 1996. С. 43.
164Карамзин Н. М. Письма к А. И. Тургеневу // Москвитянин. 1855. № 23-24.
С. 183-184.
165Лотман Ю. М. Сотворение Карамзина. М., 1987. С 318.

НИКОЛАЙ МИХАЙЛОВИЧ КАРАМЗИН
41
русской философии «определяется и главная оппозиция <...> —
оппозиция Россия-Запад»166, которая сфокусировала философские,
религиозно-нравственные, политические искания русских
мыслителей. Причем данная оппозиция является центральной для русской
философской традиции по меньшей мере с начала XIX в., то есть со
времени духовной и идейной зрелости Карамзина.
Итак, признав, что главной темой отечественной мысли была
сама Россия, ее исторические пути и ее место в мировой системе,
логично признать и то, что автор «Истории государства
Российского» создал «один из первых (может быть, первый) вариантов мифа
о России», который позднее в схожих или совершенно различных
модификациях разрабатывали Чаадаев, славянофилы, западники,
Герцен, Достоевский, евразийцы и многие другие167. Одним словом,
«последний летописец» и «первый наш историк» с полным правом
может претендовать на звание «творца отчетливого Русского
самосознания»168. Отсюда понятно и значение Карамзина в истории
собственно политической мысли России, и главное — в истории
русского консерватизма169.
Идеологическое содержание «Истории государства Российского»
и записки «О древней и новой России» дает основание говорить о
социально-политической концепции мыслителя как о «манифесте
русского консерватизма»170, в котором впервые комплексно были
сформулированы многие важнейшие положения отечественной
консервативной идеологии. В свете влияния Карамзина на развитие
^Барабанов Е. В. Русская философия и кризис идентичности // Вопросы
философии. 1991. № 8. С 106.
167 См.: Пивоваров Ю. С. Время Карамзина и «Записка о древней и новой
России» // Карамзин H. М. Записка о древней и новой России. М., 1991. С. 5-6.
168Бартенев П. Н. М. Карамзин // Русский архив. 1911. Вып. 8. С. 554.
169 Заметим, что в связи с этим нередко говорят о Карамзине и как о
родоначальнике русской интеллигенции (см.: Страда В. В свете конца, в предвестии
начала // В раздумьях о России (XIX век). М., 1996. С. 34); и как ключевой фигуре
послепетровской культуры; и как писателе, после которого тема личности, ее
чести и достоинства стала основной в русской литературе; и как творце
русского просвещения (Вяземский); и как создателе «русской модели независимого
человека» (Пивоваров Ю. С. Время Карамзина и «Записка о древней и новой
России» // Карамзин H. M. Записка о древней и новой России. С. 9) и т. п.
тПивоваров Ю. С. Время Карамзина и «Записка о древней и новой
России» // Карамзин Н. М. Записка о древней и новой России. М., 1991. С. 13.

42
А А Ширинянц, Д. В. Ермашов
российской политической мысли коротко можно в следующем виде
охарактеризовать его консервативную доктрину.
Главная особенность русского консерватизма, вытекающая из
самой природы политической системы России, заключается в его
историческом национализме, имеющем ярко выраженный
антизападнический характер.
Прямым следствием «догоняющего» типа развития России явился
факт проведения российским самодержавием (начиная с Петра I)
политики, ориентированной на выборочное, а зачастую и безоглядное,
заимствование достижений европейских стран. Усиленная
модернизация, всегда принимавшая в русской истории форму вестернизации,
а также революционные события во Франции конца XVIII в.
поставили перед русским образованным обществом вопрос об истинной
ценности и значимости для России европейских, главным образом
просветительских, идей. Возникшая проблема соотнесения путей
исторического развития России и Запада породила и проблему
характера этих путей — эволюционного или революционного.
Первым из русских мыслителей, кто откликнулся на эти проблемы
и выстроил на основе их анализа более или менее стройную
идеологическую систему, был H. M. Карамзин.
Убеждение писателя, что «век конституций напоминает
Тамерланов: везде солдаты в ружье»171, и осознание возможности
проникновения в Россию либерально-буржуазной идеологии («Покойная
французская революция оставила семя как саранча: из него
вылезают гадкие насекомые»172) обусловили его обращение к изучению
русской истории с целью поиска в ней главной традиции,
позволившей бы идти России путем, отличным от западного. Таким
образом, Карамзиным были впервые сформулированы масштабные
задачи, и по сию пору стоящие перед русской мыслью, — найти в
отечественной истории, в своем собственном историческом опыте
те основания, которые были бы органичны нашему духовному и
политическому бытию.
По Карамзину, «удивительной судьбою», «душой России», ее
основополагающей традицией является изначально присущая русской
жизни форма политического и государственного устройства —
самодержавие. Российское самодержавие в понимании автора
«Истории...» представляло собой надсословную силу, обеспечивающую
vп Карамзин Н. М. Письмо И. И. Дмитриеву от 20 сентября 1820 г. // Письма
H. M. Карамзина к И. И. Дмитриеву. СПб, 1866. С. 293.
172Карамзин К М. Письма к В. М. Карамзину // Атеней. 1858.4. 3. С 655.

НИКОЛАЙ МИХАЙЛОВИЧ КАРАМЗИН
43
самобытное, мирное и великое историческое развитие страны.
Своеобразие русской монархии, по мнению историка, заключалось
в «патриархальном», отеческом типе правления, которое не
могло быть никем и ничем ограничено, кроме как «святыми уставами
нравственности»173. При этом Карамзин был убежден, что русское
самодержавие должно ввести эти «коренные», в первую очередь
моральные, законы, которые юридически закрепили бы исторический
опыт русской государственности, что предохранило бы Россию от
впадения в крайности как революционных, так и деспотических
«безумий»174. Причем надо сказать, что историком признавалась
необходимость постепенных и мирных реформ, которые «всего
возможнее в правлении монархическом»175.
Впервые поднятая Карамзиным тема «Россия-Европа» оказалась
в центре внимания всей последующей русской
социально-политической мысли. Из отечественных консерваторов эту проблему, вплоть
до полного противопоставления России Западу, разрабатывали
П. Я. Чаадаев, представители славянофильского учения, теоретики
«официальной народности»1"6, Н. Я. Данилевский и многие другие.
Карамзин причастен и к постановке проблемы поиска исконно
русской традиции, составлявшей другую особенность русского
консерватизма. Начиная с Карамзина, общим для всех русских
консервативных мыслителей стало стремление найти ее истоки в
допетровской Руси. Трактовка же Карамзиным русской государственности как
основополагающей ценности русского народа в дальнейшем нашла
в русском консервативном лагере наибольшее число приверженцев,
среди которых, по-видимому, нужно выделить имена К П.
Победоносцева и автора «Монархической государственности» Л. А. Тихомирова.
Наконец, третьей особенностью отечественной консервативной
мысли является ее своеобразная многосоставность,
представляющая собой сочетание зачастую взаимоисключающих. положений.
173 Карамзин H. M. Письмо к Императрице Елизавете Алексеевне от 24
января 1818 г. // Неизданные сочинения и переписка H. М. Карамзина. Ч. 1. СПб.,
1862. С 39.
174 См.: Ланда С. С. Дух революционных преобразований. М., 1975. С. 33.
тСербиновичК С. H. M. Карамзин. Воспоминания // Русская старина. 1897.
№10. С. 259.
176 Более того, автор данного термина, A. H. Пыпин, утверждал, что
«История...» Карамзина была «выражением и опорой "официальной народности"
тридцатых и сороковых годов» (Пыпин А Н. История русской этнографии. Т. 1.
СПб., 1890. С 28).

44
А А Ширинянц,Д. В. Ермашов
В этом отношении в числе специфичных для русской
консервативной идеологии черт необходимо признать ее «классическую
противоречивость»177. Социально-политическая концепция
Карамзина — характерное подтверждение этого. Особенно стремление
русского мыслителя соединить в одно целое «патримониальную идею,
основанную на покорности богу, царю и помещику, с некоторыми
понятиями просветительской идеологии: необходимостью
просвещения, укрепления и развития национального достоинства и
утверждения ценности человеческой личности»178. Иными словами, «налицо
сочетание блоков идей, принадлежащих принципиально различным
типам культур — традиционной и... модернизирующейся культуры
просвещения»179.
Вытекающие отсюда противоречия можно показать на примере
отношения историка к крепостному праву. Карамзин, с одной стороны,
считал крестьян «братьями по человечеству и христианству»180, с
другой, — требуя «более мудрости хранительной, нежели творческой»181,
доказывал, что «для твердости бытия государственного безопаснее
поработить людей, нежели дать им не вовремя свободу»182. По
мнению Карамзина, выход из положения можно найти только в
«распространении познаний в народе»183, то есть в просвещении, которое для
него было «палладиумом благонравия»184.
Еще одним свидетельством проявления в творчестве
Карамзина противоречий идейного комплекса русского консерватизма
111 Пивоваров Ю. С Карамзин и начало русского просвещения // Социум.
1993. № 26-27. С 64.
178Минаева Н. В. Европейский легитимизм и эволюция политических
представлений H. М. Карамзина // История СССР. 1982. № 5. С. 151.
Х1ЭПивоваров Ю. С. Время Карамзина и «Записка о древней и новой
России» // Карамзин H. M. Записка о древней и новой России. С. 14.
т Карамзин Н. М. Письмо сельского жителя // Карамзин H. M. Избранные
сочинения: В 2 т. Т. 2. М.; Л., 1964. С 296.
181 Карамзин H. M. Записка о древней и новой России. С 63.
182 Там же. С. 74.
183Карамзин H. M. Нечто о науках, искусствах и просвещении //
Карамзин H. M. Сочинения: В 2 т. Т. 2. Л, 1984. С 58.
184 См., напр.: Соловьев Э. Г. О некоторых особенностях формирования
консервативного идейного комплекса в России. К постановке проблемы //
Проблемы общественно-политической мысли в зеркале новой российской политологи.
М., 1994. С 18.

НИКОЛАЙ МИХАЙЛОВИЧ КАРАМЗИН
45
следует считать карамзинское изображение идеального,
«мудрого» самодержавия с одновременно критическим отношением к
его реальному воплощению. В отечественной исследовательской
литературе по данному вопросу общепринятой стала точка зрения
А. А. Григорьева, еще в середине прошлого века объяснившего
указанное противоречие попыткой русского мыслителя «обмануть
действительность». Согласно Григорьеву, Карамзин, приступив
«к жизни, его окружавшей, с требованиями высшего идеала»,
убедился в его практической несостоятельности, в силу чего «сознательно,
может быть, нет... подложил требования западного человеческого
идеала под данные нашей истории». Поэтому, считал критик,
«великое и почтенное имя» Карамзина «может присвоить себе» не только
славянофильство, но и западничество185.
Что же касается дальнейшей «жизни» проблем, поставленных в
свое время историографом, выскажем предположение, что
произведенный Карамзиным синтез политических принципов самодержавия
и гуманистических идей Просвещения приобрел в концепциях
последующих русских консерваторов более «националистскую»
окраску, трансформируясь в систему, содержащую как идеи абсолютной
власти, так и высшие нравственные, преимущественно
православные ценности. Примером могут служить теоретические разработки
К П. Победоносцева, Л. А, Тихомирова, отчасти В. С. Соловьева и др.
Подводя итог общему анализу основных положений
консервативной социально-политической концепции H. M. Карамзина, в свете их
влияния на всю русскую консервативную традицию, приведем слова
П. А. Вяземского, в сжатой форм высказавшего суть главного труда
русского мыслителя — «Истории государства Российского»:
«Творение Карамзина есть единственная у нас книга, истинно
государственная, народная и монархическая»186.
А А Ширинянц, доктор политических наук, профессор;
Д В. Ермашов, кандидат политических наук, доцент
185 См.. Григорьев А А Национальное своеобразие искусства // Григорьев А А
Эстетика и критика. М., 1980. С. 186,181.
ш Вяземский П. А Проект письма к министру народного просвещения
графу Сергею Семеновичу Уварову, с заметками А С. Пушкина // Вяземский П. А
Полное собрание сочинений. Т. 2. СПб., 1879. С. 215.

46
А А Ширинянц, А Ю. Старостин
Составители выражают искреннюю благодарность кандидату
политических наук Андрею Ивановичу Шевлякову, участвовавшему
в подготовке к публикации текстов H. M. Карамзина и составлении
комментариев к ним.
Неоценимую помощь в подготовке книги оказали Марина
Константиновна Кирюшина и Федор Александрович Ширинянц. Особую
признательность выражаем профессорам Валентину
Валентиновичу Шелохаеву, Андрею Юрьевичу Шутову, Михаилу Александровичу
Маслину и Сергею Вячеславовичу Перевезенцеву чья дружеская
поддержка и участие в подготовке книги чрезвычайно значимы.
А А Ширинянц, доктор политических наук, профессор;
А. Ю. Старостин, кандидат политических наук

H. M. КАРАМЗИН
ИЗБРАННЫЕ ТРУДЫ

ФИЛОСОФА РАФАИЛА ГИТЛОДЕ
СТРАНСТВОВАНИЯ В НОВОМ СВЕТЕ
И ОПИСАНИЕ ЛЮБОПЫТСТВА ДОСТОЙНЫХ
ПРИМЕЧАНИЙ (!!)
И БЛАГОРАЗУМНЫХ УСТАНОВЛЕНИЙ ЖИЗНИ
МИРОЛЮБИВОГО НАРОДА ОСТРОВА УТОПИИ
Перевод с английского языка. Сочинение Томаса (Моруса)
в Санкт-Петербурге у Шнора, 1790 года. Часть I
Томас Морус1, великий канцлер Англии во время правления
Генриха VIII, был один из величайших политиков и ученейших людей
своего века, правда, не науками, не просвещением славного.
Известен трагический конец сего мужа. Когда король отстал от римской
церкви и требовал, чтобы подданные клятвенно признали его главою
англиканского исповедания, то Морус ни за что не хотел дать сей
клятвы; просьбы друзей и супруги не могли поколебать его, и он
лучше хотел умереть на эшафоте, нежели изменить папе. «Утопия» есть
одно из его сочинений, публикованных в шестом и седьмом-надесять
веке на латинском языке. Сия книга содержит описание идеальной,
или мысленной, республики, подобной республике Платоновой; но
только слог англичанина не есть слог греческого философа. Сверх
того многие идеи его одна другой противоречат и вообще никогда
не могут быть произведены в действо. Краткое извлечение из книги
может быть не противно читателю.
Морус, быв в Анверсе, познакомился с одним философом,
который проехал весь свет из конца в конец и везде наблюдал нравы,
обычаи и политические учреждения народов. Морус, удивляясь его
опытной мудрости, желает, чтобы философ взял на себя какую-
нибудь гражданскую должность и чрез то был бы полезен обществу
не только своими рассуждениями, но и делами. Философ не хочет
о том и слышать. «Я буду совершенно бесполезен, — говорит он, —
я могу только советовать; но, конечно, никто не примет моих
советов, потому что люди уже привыкли к старому и боятся всякой
новизны». Тут рассказывает он, каким образом в доме архиепископа Мор-
тона в Англии хотел он доказать одному законнику, что за воровство

50
НИКОЛАЙ МИХАЙЛОВИЧ КАРАМЗИН
надобно людей не вешать, а отдавать в работу, через которую могут
они еще быть полезны государству. Он исследывает причины
воровства и утверждает, что, пока не истребятся сии причины, до того и
воровство не истребится, несмотря на всю жестокость наказания.
Потом говорит он с Морусом о ложной политике министров и проч.,
и проч., что все в шестом-надесять веке могло быть ново. Тут доходит
дело до Платона и до общественности гражданского имения,
которой возможность и полезность старается он доказывать всеми
силами. «Я видел такую землю, — говорит он, — где люди живут, как им
жить должно». Сия земля есть остров Утопия в Новом Свете. Морус
просит его описать ему такую любопытную землю. Философ охотно
исполняет его просьбу.
Сия республика состоит из 54 городов, из которых один есть
главный и лежит в равном расстоянии от всех прочих. Города
управляются судьями, избираемыми всем гражданством; они имеют попечение
о потребностях общества. В главный город ежегодно съезжаются
депутаты, из каждого города по три человека, и рассуждают о делах
республики. Некоторые из граждан живут в деревнях, обработывают
землю и снабжают города хлебом; однако ж они переменяются, и
другие из города на место их приезжают. Каждое семейство имеет свой
дом; но через десять лет все граждане меняются домами по жеребью.
У них есть общие залы, в которых они обедают и ужинают вместе, и
за обедом обыкновенно едят мало, чтобы после быть способными ко
всяким упражнениям. Во время обеда гремит восхитительная музыка
и курятся благовония. За столом старики говорят, а молодые
слушают. Есть у них игры в часы отдохновения, игры, полезные для души
или тела. Женатые и замужние ходят в платье, отличном от платья
холостых и девушек. Любовь есть душа браков их. Нет там ни замков,
ни ключей, для того что нет воров. Бывают судные дела, которые
решатся всегда справедливо. Судьи, рассуждая о деле, по закону должны
всегда откладывать решение до другого дня, чтобы иметь время
подумать. У них есть прекрасные больницы, в которых наилучшим
образом ходят за больными. Докторов много, и доктора все искусные.
Кроме медицины, знают они и другие науки, преимущественно
полезные человеку: физику, астрономию и проч.; но в метафизике не
сильны. Религия их состоит в поклонении творцу всяческих, под
именем Митры, и в надежде на жизнь вечную, блаженную для добрых.
Самоубийство у них позволено в случае нестерпимой и неизлечимой

Философа Рафаила Штлоде странствования в Новом Свете...
51
болезни; и если страждущий не может сам на себя поднять руки, то
друг его оказывает ему сию услугу. Они смеются над европейскою
пышностию, над дворянскими генеалогиями, над азартными играми,
над псовою охотою и проч. Лишний хлеб и скот продают соседям и
часто весьма долго не требуют с них платежа; однако ж у них много
денег в общественной их казнохранительнице. Если какой-нибудь
народ вздумает напасть на них, они наймут многочисленную армию
для его отражения или подкупят неприятельских полководцев на
собственное их истребление. Всякие тяжелые работы отправляют у
них рабы, купленные ими у соседственных народов; иные же
добровольно приходят к ним работать. Философ наш, долгое время
живший на сем острове, начал проповедывать жителям христианский
закон, который многие и приняли. Впрочем, они не спорят о религии,
и всякий может думать, как хочет, сообразно с своею совестию.
Вот что можно было извлечь из сего политического романа,
весьма темного в русском перевод2. Читатель может судить о сем
по следующим местам: «Все предметы, встречающиеся глазам сих
рабов, одумавших самих себя, имеют такое над ними участие, что
отвращают их от вины», и проч. — «Боже нас сохрани! — вскричал
законник, кусая пальцы и делая какой-то необычайный вид, —
видеть когда-нибудь входяща и исполняюищся в Англии сей странный
обычай». — «Совокупившийся его гнев изъявляется нечаянным пре-
рванием». — «Увы! Если бы государь столь отчудил сердца своих
подданных!» — Итак, «чрезмерные крайности неимущества»,
«жестокие уничтожения, испытуемые человеком», и проч. И на всякой
почти странице можно найти нечто подобное. Многие галлицизмы
в слоге доказывают, что книга сия переведена не с английского, а с
французского языка. Магистраты идут у г. переводчика вместо
судей, случайные игры вместо азартных и проч. и проч. Видно, что он
еще во французском языке не очень силен; да и в русском тоже.

НЕЧТО О НАУКАХ, ИСКУССТВАХ
И ПРОСВЕЩЕНИИ
Que les Muses, les arts et la philosophie
Passent d'un peuple à l'autre et consolent la vie!
St. Lambert5
Был человек — и человек великий, незабвенный в летописях
философии, в истории людей, — был человек, который со всем блеском
красноречия доказывал, что просвещение для нас вредно и что науки
несовместны с добродетелию!
Я чту великие твои дарования, красноречивый Руссо4! Уважаю
истины, открытые тобою современникам и потомству, — истины,
отныне незагладимые на деках5 нашего познания, — люблю тебя за доброе
твое сердце, за любовь твою к человечеству; но признаю мечты твои
мечтами, парадоксы — парадоксами.
Вообще рассуждение его о науках* есть, так сказать, логический
хаос, в котором виден только обманчивый порядок или призрак
порядка; в котором сияет только ложное солнце — как в хаосе
творения, по описанию одного поэта, — и день с ночью непосредственно,
то есть без утра и вечера, соединяются. Оно есть собрание
противоречий и софизмов, предложенных — в чем надобно отдать
справедливость автору — с немалым искусством.
«Но Жан-Жака нет уже на свете: на что беспокоить прах его?» —
творца нет на свете, но творение существует; невежды читают его —
самые те, которые ничего более не читают, — и под эгидою славного
женевского гражданина злословят просвещение. Если бы небесный
Юпитер6 отдал им на время гром свой, то великолепное здание наук
в одну минуту превратилось бы в пепел.
Я осмеливаюсь предложить некоторые примечания, некоторые
мысли свои о сем важном предмете. Они не суть плод глубокого
* Discours sur la question, proposée par l'Académie de Dijon, si le rétablissement
des Sciences et des Arts a contribué à purer les moeurs? [Рассуждение о вопросе,
предложенном академией города Дижона, способствовало ли развитие наук и
искусств очищению нравов? (фр.). — Ред.]

Нечто о науках, искусствах и просвещении
53
размышления, но первые, так сказать, идеи, возбужденные чтением
Руссова творения*.
Со времен Аристотелевых твердят ученые, что надобно
определять вещи, когда желаешь говорить об них и говорить основательно.
Дефиниции, или определения, служат фаросом7 в путях
умствования — фаросом, который беспрестанно должен сиять пред глазами
нашими, если мы не хотим с прямой черты совратиться. Руссо
пишет о науках, об искусствах, не сказав, что суть науки, что искусства.
Правда, если бы он определил их справедливо, то все главные идеи
трактата его поднялись бы на воздух и рассеялись в дыме, как пустые
фантомы и чада Химеры8: то есть трактат его остался бы в туманной
области небытия, — а Жан-Жаку непременно хотелось бранить
ученость и просвещение. Для чего же? Может быть, для странности; для
того, чтобы удивить людей и показать свое отменное остроумие —
суетность, которая бывает слабостию и самых великих умов!
Несмотря на разные классы наук, несмотря на разные имена их,
они суть не что иное, как познание натуры и человека, или система
сведений к умствований, относящихся к сим двум предметам**.
От чего произошли они? — От любопытства, которое есть одно из
сильнейших побуждений души человеческой: любопытства,
соединенного с разумом.
Добрый Руссо! Ты, который всегда хвалишь мудрость природы,
называешь себя другом ее и сыном и хочешь обратить людей к ее
простым, спасительным законам! Скажи, не сама ли природа вложила
в нас сию живую склонность ко знаниям? Не она ли приводит ее в
движение своими великолепными чудесами, столь изобильно вокруг
нас рассеянными? Не она ли призывает нас к наукам? — Может ли
человек быть бесчувствен тогда, когда громы натуры гремят над его
головою; когда страшные огни ее пылают на горизонте и рассекают
* Новая пиеса одного неизвестного немецкого автора, которая нечаянно
попалась мне в руки и в которой бедные науки страдают ужасным образом,
заставила меня прочесть со вниманием «Discours» de J.-J. — Примечания мои не
важны, но они по крайней мере не выписаны ни из Готье, ни из Лаборда, ни из Мену,
которых я или совсем не читал, или совсем забыл. — Что же принадлежит до
господина немецкого анонимуса, то он, кроме злобы, тупоумия и несносного
готтедского слога, ничем похвалиться не может; на такие сочинения нет ответа.
** Познание сих двух предметов ведет нас к чувствованию всевечного
творческого разума.

54
НИКОЛАЙ МИХАЙЛОВИЧ КАРАМЗИН
небо; когда моря ее шумят и ревут в необозримых своих равнинах;
когда она цветет перед ним в зеленой одежде своей, или сияет в
злате блестящих плодов, или, как будто бы утружденная великолепием
своих феноменов, облекается в черную ризу осени и погружается в
зимний сон под белым кровом снегов своих?
Обратимся во тьму прошедшего; углубимся в бездну минувших
веков и вступим в те давно истлевшие леса, в которых человечество,
по словам твоим, о Руссо! блаженствовало в физическом и душевном
мерцании; устремим взор наш на юного сына природы, там
живущего: мы увидим, что и он не только о физических потребностях
думает; что и он имеет душу, которая требует себе не телесной пищи. Сей
дикий взирает с удивлением на картину натуры; око его обращается
от предмета к предмету — от заходящего солнца на восходящую луну,
от грозной скалы, опеняемой валами, на прекрасный ландшафт, где
ручейки журчат в серебряных нитях, где свежие цветы пестреют и
благоухают. Он в тихом восхищении пленяется естественными
красотами, иногда нежными и милыми, иногда страшными: впивает их,
так сказать, в свое сердце всеми чувствами и наслаждается без
насыщения. Все для него привлекательно; все хочет он видеть и осязать
в нервах своих; спешит к отдаленнейшему, ищет конца горизонту и
не находит его — небо во все стороны над ним разливается —
природа вокруг его необозрима и сим величественным образом
беспредельности вещает ему. нет пределов твоему любопытству и
наслаждению! — Таким образом, собирает он бесчисленные идеи
или чувственные понятия, которые суть не что иное, как
непосредственное отражение предметов, и которые носятся сначала в душе
его без всякого порядка; но скоро пробуждается в ней та
удивительная сила или способность, которую называем мы разумом и которая
ждала только чувственных впечатлений, чтобы начать свои действия.
Подобно лучезарному солнцу, освещает она хаос идей, разделяет и
совокупляет их, находит между ими различия и сходства, отношения,
частное и общее и производит идеи особливого рода, идеи
отвлеченные, которые составляют знание*, составляют уже науку —
сперва науку природы, внешности, предметов; а потом, через разные
отвлечения, достигает человек и до понятия о самом себе, обращается
* Знать вещь есть не чувствовать только, но отличать ее от других вещей,
представлять ее в связи с другими.

Нечто о науках, искусствах и просвещении
55
от чувствований к чувствующему и, не будучи Декартом9, говорит:
«Cogito, ergo sum» —мыслю, следственно существую*; что ж я?.. Вся
наша антропология есть не что иное, как ответ на сей вопрос.
И, таким образом, можно сказать, что науки были прежде
университетов, академий, профессоров, магистров, бакалавров. Где натура,
где человек, там учительница, там ученик — там наука.
Хотя первые понятия диких людей были весьма недостаточны,
но они служили основанием тех великолепных знаний, которыми
украшается век наш; они были первым шагом к великим открытиям
Невтонов и Лейбницев10 — так источник, едва-едва журчащий под
сению ветвистого дуба, мало-помалу расширяется, шумит и наконец
образует величественную Волгу.
Кто же, описывая дикого или естественного человека,
представляет его невнимательным, нелюбопытным, живущим всегда в
одной сфере чувственных впечатлений, без всяких отвлеченных
идей — думающим только об утолении голода и жажды и
проводящим большую часть времени во сне и бесчувствии, — одним словом,
зверем: тот сочиняет роман и описывает человека, который совсем
не есть человек. Ни в Африке, ни в Америке не найдем мы таких
бессмысленных людей. Нет! И готтентоты11 любопытны; и кафры12
стараются умножать свои понятия; и караибы13 имеют отвлеченные
идеи, ибо у них есть уже язык, следствие многих умствований и
соображений**. — Или пусть младенец будет нам примером юного
человечества, младенец, которого душа чиста еще от всех наростов,
несвойственных ее натуре! Не примечаем ли в нем желания знать
все, что представляется глазам его? Всякий шум, всякий
необыкновенный предмет не возбуждает ли его внимания? — В сих первых
движениях души видит философ определение человека; видит, что
мы сотворены для знаний, для науки.
Что суть искусства? — Подражание натуре, iycrae, сросшиеся
ветви были образцом первой хижины и основанием архитектуры;
ветер, веявший в отверстие сломленной трости или на струны лука, и
поющие птички научили нас музыке — тень предметов — рисованью
и живописи. Горлица, сетующая на ветви об умершем дружке своем,
'Известный Декартов силлогизм
** Например, всякое прилагательное имя есть отвлечение. Времена глаголов,
местоимения — все сие требует утонченных действий разума.

56
НИКОЛАЙ МИХАЙЛОВИЧ КАРАМЗИН
была наставницею первого элегического поэта*; подобно ей хотел он
выражать горесть свою, лишась милой подруги, — и все песни мла-
денчественных народов начинаются сравнением с предметами или
действиями натуры.
Но что ж заставило нас подражать натуре, то есть что произвело
искусства? Природное человеку стремление к улучшению бытия своего, к
умножению жизненных приятностей. От первого шалаша до Луврской
колоннады14, от первых звуков простой свирели до симфоний Гайде-
на15, от первого начертания дерев до картин Рафаэлевых16, от первой
песни дикого до поэмы Клопштоковой17 человек следовал сему
стремлению. Он хочет жить покойно: рождаются так называемые полезные
искусства; возносятся здания, которые защищают его от свирепости
стихий. Он хочет жить приятно: являются так называемые изящные
искусства, которые усыпают цветами жизненный путь его.
Итак, искусства и науки необходимы: ибо они суть плод
природных склонностей и дарований человека и соединены с существом
его, подобно как действия соединяются с причиною, то есть союзом
неразрывным. Успехи их показывают, что духовная натура наша в
течение времен, подобно как злато в горниле, очищается и
достигает большего совершенства; показывают великое наше
преимущество пред всеми иными животными, которые от начала мира живут в
одном круге чувств и мыслей, между тем как люди беспрестанно его
распространяют, обогащают, обновляют.
Я помню — и всегда буду помнить, что добрейший и
любезнейший из наших философов, великий Боннет18, сказал мне однажды на
берегу Женевского озера, когда мы, взирая на заходящее солнце, на
*Я думаю, что первое пиитическое творение было не что иное, как излияние
томно-горестного сердца; то есть что первая поэзия была элегическая. Человек
веселящийся бывает столько занят предметом своего веселья, своей радости, что
не может заняться описанием своих чувств; он наслаждается и ни о чем более не
думает. Напротив того, горестный друг, горестный любовник, потеряв милую
половину души своей, любит думать и говорить о своей печали, изливать,
описывать свои чувства; избирает всю природу в поверенные грусти своей; ему
кажется, что журчащая речка и шумящее дерево соболезнуют о его утрате;
состояние души его есть уже, так сказать, поэзия; он хочет облегчить свое сердце и
облегчает его — слезами и песнию. — Все веселые стихотворения произошли в
позднейшие времена, когда человек стал описывать не только свои, но и других
людей чувства; не только настоящее, но и прошедшее; не только действительное,
но и возможное или вероятное.

Нечто о науках, искусствах и просвещении
57
златые струи Лемана19, говорили об успехах человеческого разума.
«Мой друг!.. — сим именем называет Боннет* всех тех, которые
приходят к нему с любовию к истине... — Мой друг! Размышляющий
человек может и должен надеяться, что впоследствии веков объяснится
весь мрак в путях философии и заря наших смелейших предчувствий
будет некогда солнцем уверения. Знания разливаются, как волны
морские; необозримо их пространство; никакое острое зрение не может
видеть отдаленного берега — но когда явится он утружденному взору
мудрецов; когда мы узнаем все, что в странах подлунных знать можно:
тогда — может быть — исчезнет мир сей, подобно волшебному замку,
и человечество вступит в другую сферу жизни и блаженства». —
Небесный свет сиял в сию минуту на лице женевского философа, и мне
казалось, что я слышу глас пророка.
Так искусства и науки неразлучны с существом нашим — и если
бы какой-нибудь дух тьмы мог теперь в одну минуту истребить все
плоды ума человеческого, жатву всех прошедших веков, то потомки
наши снова найдут потерянное, и снова воссияют искусства и науки,
как лучезарное солнце на земном шаре. Драгоценное собрание
знаний по воле гнусного варвара было жертвою пламени в Александрии;
но мы знаем теперь то, чего ни греки, ни римляне не знали. Пусть
новый Омар, новый Амру факелом Тизифоны20 превратит в пепел все
наши книгохранилища! В течение грядущих времен родятся новые Ба-
коны21, которые положат новое и, может быть, еще твердейшее
основание храма наук; родятся новые Невтоны, которые откроют законы
всемирного движения; новый Локк22 изъяснит человеку разум
человека; новые Кондильяки23, новые Боннеты силою ума своего оживят
статую**, и новые поэты воспоют красоту натуры, человека и славу бо-
жию — ибо все то, чему мы удивляемся в книгах, в музыке, на картинах,
все то излилось из души нашей и есть луч божественного света ее,
произведение великих ее способностей, которых никакой Омар, никакой
Амру не может уничтожить. Перемените душу, вы, ненавистники
просвещения! Или никогда, никогда не успеете в человеколюбивых своих
предприятиях; и никогда Прометеев огонь на земле не угаснет!
*Он был еще жив, когда я писал сии примечания.
**См.: «Essai analitique sur l'Ame», par Bonnet, и «Traité des Sensations», par
Condillac. [«Аналитические рассуждения о Душе» Боннета и «Трактат об
ощущениях» Кондильяка (фр.) -Ред.]

58
НИКОЛАЙ МИХАЙЛОВИЧ КАРАМЗИН
Заключим: ежели искусства и науки в самом деле зло, то они
необходимое зло — зло, истекающее из самого естества нашего; зло,
для которого природа сотворила нас. Но сия мысль не возмущает ли
сердца? Согласна ли она с благостию природы, с благостию творца
нашего? Мог ли всевышний произвести человека с любопытною и
разумною душою, когда плоды сего любопытства и сего разума
долженствовали быть пагубны для его спокойствия и добродетели?
Руссо! Я не верю твоей системе.
Науки портят нравы, говорит он: наш просвещенный век
служит тому доказательством.
Правда, что осьмой-надесять век просвещеннее всех своих
предшественников; правда и то, что многие пишут на него сатиры; многие,
кстати и некстати, восклицают: «О temporal О mores!» — «О времена!
О нравы!» Многие жалуются на разврат, на гибельные пороки наших
времен — но много ли философов? Много ли размышляющих людей?
Много ли таких, которые проницают взором своим во глубину
нравственности и могут справедливо судить о феноменах ее? Когда
нравы были лучше нынешних? Неужели в течение средних веков, тогда,
когда грабеж, разбой и убийство почитались самым обыкновенным
явлением? Пусть заглянут в старые летописи и сличат их с историею
наших времен! — Нам будут говорить о Сатурновом веке24,
счастливой Аркадии25... Правда, сия вечно цветущая страна, под благим,
светлым небом, населенная простыми, добродушными пастухами,
которые любят друг друга, как нежные братья, не знают ни зависти,
ни злобы, живут в благословенном согласии, повинуются одним
движениям своего сердца и блаженствуют в объятиях любви и дружбы,
есть нечто восхитительное для воображения чувствительных людей;
но — будем искренны и признаемся, что сия счастливая страна есть
не что иное, как приятный сон, как восхитительная мечта сего самого
воображения. По крайней мере никто еще не доказал нам
исторически, чтобы она когда-нибудь существовала. Аркадия Греции не есть
та прекрасная Аркадия, которою древние и новые поэты прельщают
наше сердце и душу.
J'ouvre les fastes: sur cet âge
Partout je trouve des regrets;
Tous ceux qui m'en offrent l'image,
Se plainent d'être nés après26.

Нечто о науках, искусствах и просвещении
59
Самые отдаленнейшие времена, освещаемые факелом истории, —
времена, в которые искусства и науки были еще, так сказать, в
бессловесном младенчестве, — не представляют ли нам пороков и
злодеяний? Сам ты, о Руссо! животворною своею кистию изобразил одно из
сих страшных происшествий древности, которые возмущают всякое
чувство* и показывают, что сердце человеческое осквернилось тогда
самым гнуснейшим развратом.
Ты обвиняешь век наш утонченным лицемерием, притворством;
но отчего же порок старается ныне скрывать себя под личиною
добродетели более, нежели когда-нибудь? Не оттого ли, что в
нынешние времена гнушаются им более, нежели прежде? Самое сие
относится к чести наших нравов; и если мы обязаны тем просвещению,
то оно благотворно и спасительно для нравов. Иначе можно будет
доказать, что и добродетель развращает людей, заставляя
порочного лицемерить: ибо никогда не имеет он такой нужды притворяться
добрым, как в присутствии добрых. — Вообразим двух человек,
которые оба злонравны, но с тем различием, что один явно предается
своим склонностям и, следственно, не стьщится их, а другой таит
оные и, следственно, сам чувствует, что они не похвальны: кто из
них ближе к исправлению? Конечно, последний: ибо первый шаг к
добродетели, как говорят древние и новые моралисты, есть
познание гнусности порока.
Мысль, что во времена невежества не могло быть столько
обманов, как ныне, для того, что люди не знали никаких тонких
хитростей, есть совершенно ложная. Простые так же друг друга
обманывают, как и хитрые: первые — грубым образом, а вторые — искусным,
ибо мы не можем быть ни равно просты, ни равно хитры. Вспомним
жрецов идолопоклонства: они были, конечно, не ученые, не
мудрецы, но умели ослеплять людей — и кровь человеческая лилась на
жертвенниках.
Сия учтивость, сия приветливость, сия ласковость, которая
свойственна нашему времени и которую новые ТимоньГ называют
сусальным золотом осьмого-надесять века, в глазах философа есть истинная
добродетель общежития и следствие утонченного человеколюбия.
*Bb. Lévite d'Ephraim. [Библия, книга левита Эфраима (фр.). — Ред.]
** Известно, что Афинский Тимон был великий мизантроп. «Я люблю тебя, —
сказал он Альцибиаду, — за то, что ты сделаешь довольно зла своему отечеству».

60
НИКОЛАЙ МИХАЙЛОВИЧ КАРАМЗИН
Не спорю, что отереть слезы бедного, отвратить грозную бурю от
своего брата гораздо похвальнее и важнее, нежели приласкать
человека добрым словом или улыбкою; но все то, чем мы можем
доставить друг другу невинное удовольствие, есть должность наша, —
и кто хотя одну минуту жизни сделал для меня приятною, тот есть
мой благодетель. Мудрая, любезная натура не только дает нам пищу;
она производит еще и алую розу и белую лилию, которые не нужны
для нашего физического существования, но они приятны для
обоняния, для глаз наших, и натура производит их. Учтивость,
приветливость есть цвет общежития.
«Спартанцы не знали ни наук, ни искусств, — говорит наш мизо-
соф27, — и были добродетельнее прочих греков, и были
непобедимы. Когда невежество царствовало в Риме, тогда римляне повелевали
миром; но Рим просветился, и северные варвары наложили на него
цепи рабства»*.
Во-первых, спартанцы не были такими невеждами и грубыми
людьми, какими хочет их описывать женевский гражданин. Они не
занимались ни астрономиею, ни метафизикой, ни геометрией; но у
них были другие науки и самые изящные искусства. Они имели свое
нравоучение, свою логику, свою риторику, хотя учились им не в
академиях, а на площадях, не от профессоров, а от своих эфоров28. Не
священная ли поэзия приготовила сих республиканцев к Ликурго-
вым уставам29? Песнопевец Фалес" был предтечею сего
законодателя; явился в Спарте с златострунною лирою, воспел счастие мудрых
законов, благо согласия и восхитил сердца слушателей. Тогда пришел
Ликург, спартанцы приняли его как друга богов и человеков,
которого устами вещала истина и мудрость. Во время второй Мессенской
войны повелевал лакедемонцами афинский поэт Тиртей30; он пел,
играл на арфе, и воины его, как яростные вихри, стремились на брань
и смерть: доказательство, что сердца их отверзались впечатлениям
изящного, чувствовали в истине красоту и в красоте истину! — У них
были и собственные свои поэты, например Алкман31, который «всю
жизнь свою посвящал любви и во всю жизнь свою воспевал любовь»;
'Все, что Руссо говорит в своем «Discours», взято из «Essais» de Montaigne
[«Опытов» Монтеня (фр.). — Ред.\ главы XXIV, «Du Pedantisine» [«О педантизме»
(фр.). —Ред.]. Жан-Жак любил Монтеня.
**Сей поэт Фалес жил прежде мудреца Фалеса, или Талеса.

Нечто о науках, искусствах и просвещении
61
были музыканты и живописцы — первые гармониею струн своих
возбуждали в них ревность геройства; кисть вторых изображала красоту
и силу в виде Аполлона и Марса, чтобы спартанки, обращая на них
взоры свои, рождали Аполлонов и Марсов, — были и риторы, которые
в собраниях народа или на печальных празднествах, учрежденных в
память Павзанию и Леониду32, убеждали и трогали сограждан
своих, — например, самые афинцы удивлялись красноречию спартанца
Бразида33 и сравнивали его с лучшими из греческих ораторов.
Законы лакедемонские не запрещали наслаждаться изящными
искусствами, но не терпели их злоупотребления. Для сего-то эфоры не
позволяли гражданам своим читать соблазнительных творений сатирика
Архилоха34; для сего-то велели они молчать лире одного музыканта,
который нежною, томною игрою вливал яд сладострастия в души
воинов; для сего-то выгнали они из Спарты того ритора, который
хотел говорить о всех предметах с равным искусством и жаром.
Истинное красноречие, одушевленное правдою, на правде основанное,
было им любезно, ложное, софистическое — ненавистно. Их теория
нравственности поставлялась в пример ясной краткости, силы и
убедительности, так что многие философы древности, например, Фалес,
Питтак35 и другие, заимствовали от них методы своего учения.
Во-вторых, точно ли спартанцы были добродетельнее прочих
греков? Не думаю. Там, где в забаву убивали бедных невольников,
как диких зверей; где тирански умерщвляли слабых младенцев, для
того что республика не могла надеяться на силу руки их; там,
следуя общему человеческому понятию, — нельзя искать нравственного
совершенства. Если древние говорили, что «самый спартанский
воздух вселяет, кажется, аретин», то под сим словом разумели они не
то, что мы разумеем ныне под именем добродетели, vertu, Tugend, а
мужество или храбрость*, которая только по своему употреблению
бывает добродетелию. Спартанцы были всегда храбры, но не всегда
добродетельны. Леонид и друзья его, которые принесли себя в жертву
отечеству, суть мои герои, истинно великие мужи, полубоги; без слез
не могу я думать о славной смерти их при Термопилах, — но
когда питомцы Ликурговых законов лили кровь человеческую для того,
чтобы умножить число своих невольников и поработить слабейшие
*Арети происходит от Арис. Сим именем, как известно, называется по-
фечески Марс.

62
НИКОЛАЙ МИХАЙЛОВИЧ КАРАМЗИН
греческие области: тогда храбрость их была злодейством, — и я
радуюсь, что великий Эпаминонд36 смирил гордость сих республиканцев
и с надменного чела их сорвал лавр победы.
Просвещенные Афины, где, так сказать, возрастали все наши
искусства и науки, — Афины производили также своих героев, которые
в великодушии и храбрости не уступали лакедемонским. Фемистокл,
Аристид, Фокион37! Кто не удивляется вашему величию? Вы сияете в
истории человечества, как благодетельные светила, — и вечно сиять
будете! — Сам божественный Сократ38, первый из мудрецов
древности, был храбрый воин; от высочайших умозрений философии летел
он на поле брани умирать за любезные Афины — и я не знаю, кто
более имеет причин любить и защищать свое отечество: сын Софрони-
сков39 или какой-нибудь абдерит40: первый наслаждается в нем всеми
благами жизни, цветами природы, искусства, самим собою, своим
человечеством, силами и способностями души своей; а второй в
благословенной Абдере — живет, и более ничего. Для кого страшнее узы
варваров? Сократ, сражаясь за Афины, сражается за место своего
счастия, своих удовольствий, которые вкушал он в садах философских, в
беседе друзей и мудрецов, — абдерит и под игом персидским может
быть абдеритом*.
Что принадлежит до Рима, то науки не могли быть причиною его
падения, когда Сципионы41 посвящали им все свободные часы свои
и были Сципионами; когда Катон42, умирая вместе с республикою,
в последнюю ночь жизни своей читал Платона43; когда Цицерон44,
ученейший римлянин своего времени, презирал опасность и гремел
против Каталины45. Сии герои были питомцы наук, и притом герои;
более таких мужей — и Рим бессмертен в своем величии!
Я согласен, что чрезмерная роскошь, которая царствовала
наконец в Риме, была пагубна для республики: но какую связь имеет
роскошь с науками? Сия политическая и нравственная язва перешла в
Рим из стран азиатских вместе с великим богатством, которое
бывает ее источником и пищею. Чем же обогатились потомки Ромуловы?
* Говорят еще, что упражнение в науках или в искусствах расслабляет
телесные силы, нужные воину; но разве ученый или художник непременно должен
морить себя в кабинете? Соблюдая умеренность в трудах своих, он может
служить отечеству рукою и грудью не хуже других граждан. Впрочем, не атлетовы
силы, но любовь к отечеству делает воинов непобедимыми.

Нечто о науках, искусствах и просвещении
63
Конечно, не науками, но завоеваниями — и таким образом причина
славы их сделалась, наконец, причиною их погибели.
Успех самых приятных искусств нимало не зависит от богатства.
Поэт, живописец, музыкант имеют ли нужду в Моголовых
сокровищах46 для того, чтобы сочинить бессмертную поэму, написать
изящную картину, очаровать слух наш сладкими звуками? Потребны ли
сокровища и для того, чтобы наслаждаться великими произведениями
искусств? Для первого нужны таланты, для второго потребен вкус: и
то и другое есть особливый дар неба, который не в мрачных недрах
земли хранится и не с золотым песком приобретается*.
И кто имеет более алчности к богатству — просвещенный
человек или невежда? Человек с дарованиями или глупец? Философ ценит
умозрения свои дороже золота. Архимед не взял бы миллионов за ту
минуту, в которую воскликнул он: «Эврика! Нашел! Нашел!»47 Камоэнс
не думал о своем имении, когда тонул корабль его, но, бросившись в
море, держал он в правой руке «Лузиаду»48. Сии отменные люди
находят в самих себе источник живейших удовольствий — и по тому
самому богатство не может быть их идолом.
Но сколько заблуждений в науках! Правда, для того, что они
несовершенны; но предмет их есть истина. Заблуждения в науках суть,
так сказать, чуждые наросты и рано или поздно исчезнут. Они
подобны тем волнистым облакам, которые в час утра показываются на
востоке и бывают предтечами златого солнца. Из темной сени
невежества должно идти к светозарной истине сумрачным путем сомнения,
чаяния и заблуждения; но мы придем к прелестной богине, придем,
несмотря на все препоны, и в ее эфирных объятиях вкусим
небесное блаженство. Высочайшая премудрость не хотела нас удалить от
нее сими различными затруднениями, ибо мы можем дреодолеть
их и, сражаясь с оными, чувствуем некоторую радость во глубине
сердец своих: верный знак того, что действуем согласно с нашим
*Но чем же в бедной земле будет награжден писатель или художник?
Похвалою, одобрением, удовольствием своих сограждан: вот то, что истинному
артисту всего милее, всего дороже! — Музы не умеют считать денег и бегут от
железных сундуков, на которых гремят замки и запоры. Там, где любят их чистым
сердцем; где умеют чувствовать красоту их, — там они всем довольны, довольны
бедною хижиною и ключевою водою. В другое место не заманишь их и славным
бриллиантом португальской королевы.

64
НИКОЛАЙ МИХАЙЛОВИЧ КАРАМЗИН
определением!* Кажется, будто натура, скрывая иногда истину — по
словам философа Демокрита — на дне глубокого кладезя®, хочет
единственно того, чтобы мы долее наслаждались приятным
исканием и тем живее чувствовали красоту ее. Так нежная Дафна бежит и
скрывается от страстного Палемона50 единственно для того, чтобы
еще более воспалить жаркую любовь его!
«Науки с искусствами вредны и потому, — продолжает их
славный антагонист, — что мы тратим на них драгоценное время»; но как
же, уничтожив все науки и все искусства, будем употреблять его? На
земледелие, на скотоводство? Правда, что земледелие и скотоводство
всего нужнее для нашего существования; но можем ли занять ими все
часы свои? Что станем мы делать в те мрачные дни, когда вся
природа сетует и облекается в траур? Когда северные ветры обнажают
рощи, пушистые снега усыпают железную землю и дыхание хлада
замыкает двери жилищ наших; когда земледелец и пастух со вздохом
оставляют поля и заключаются в своих хижинах? Тогда не будет уже
книг, благословенных книг, сих верных, милых друзей, которые
доселе услаждали для нас печальную осень и скучную зиму, то обогащая
душу великими истинами философии, то извлекая слезы
чувствительности из глаз наших трогательными повествованиями. Священная
небесная меланхолия, мать всех бессмертных произведений ума
человеческого! Ты будешь чужда хладному нашему сердцу; оно забудет
тогда все благороднейшие свои движения, и сие пламя всемирной
любви, которое развевают в нем творения истинных мудрецов и
друзей человечества, подобно угасающей лампаде блеснет — и
померкнет!.. Руссо! Руссо! Память твоя теперь любезна человекам; ты умер,
но дух твой живет в «Эмиле», но сердце твое живет в «Элоизе»51 — и
ты восставал против наук, против словесности! И ты проповедывал
счастие невежества, славил бессмыслие, блаженство зверской жизни!
Ибо что иное, как не зверь, есть тот человек, который живет только
* Во всяком случае, где мы удаляемся от мудрого плана натуры, от ее цели,
обыкновенно чувствуем в душе своей некоторую тоску, неудовольствие,
неприятность. Сие противное чувство говорит нам: «Ты оставил путь, предписанный
тебе натурою: обратись на него!» Кто не повинуется сему гласу, тот вечно будет
несчастлив. — Напротив того, всегда, когда действуем сообразно с нашим
определением или с волею великого творца, чувствуем некоторое тихое
удовольствие, радость. Сие чувство говорит нам: «Ты идешь путем, предписанным тебе
натурою: не совращайся с оного!»

Нечто о науках, искусствах и просвещении
65
для удовлетворения своим физическим потребностям? Неужели
скажут нам, что он, удовлетворяя сим потребностям, спокоен и счастлив?
Ах нет! На златом диване и в темной хижине он беден и злополучен;
на златом диване и в темной хижине чувствует он вечный
недостаток, вечную скуку. Один, чтобы наполнить сию мучительную пустоту
сердца, выдумывает тысячу мнимых нужд, тысячу мнимых
потребностей жизни*; другой, угнетаемый бременем мысленной силы своей,
ищет облегчения в совершенном забвении самого себя или
прибегает к ужасному распутству. — Так, конечно! Человек носит в груди
своей пламень Этны: живое побуждение деятельности, которое мучит
праздного, — искусства же и науки суть благотворный источник,
утоляющий сию душевную жажду.
«Но разве добродетель не может занять души твоей? —
возражает Руссо. — Учись быть нежным сыном, супругом, отцом, полезным
гражданином, человеком, и ты не будешь празден!» Что же есть
мораль, из наук важнейшая, альфа и омега всех наук и всех искусств? Не
она ли доказывает человеку, что он для собственного своего счастия
должен быть добрым? Не она ли представляет ему необходимость и
пользу гражданского порядка? Не она ли соглашает волю его с
законами и делает его свободным в самых узах? Не она ли сообщает ему
те правила, которые разрешают его недоумения во всяком
затруднительном случае, и верною стезею ведет его к добродетели? — Все
животные, кроме человека, подвержены уставу необходимости: для них
нет выбора, нет ни добра, ни зла; но мы не имеем сего, так сказать,
деспотического чувства, сего естественного побуждения,
управляющего ими; вместо его дан человеку разум, который должен искать
истины и добра. Зверь видит и действует; мы видим и рассуждаем, то
есть сравниваем, разбираем и потом уже действуем.
«Отчего же те люди, которые посвящают жизнь свою наукам,
нередко имеют порочные нравы?» — Конечно, не оттого, что они
в науках упражняются, но совсем от других причин: например, от
худого воспитания, сего главного источника нравственных зол, и
от худых навыков, глубоко вкоренившихся в их сердце. Любезные
музы врачуют всегда душевные болезни. Хотя и бывают такие злые
недуги, которых не могут они излечить совершенно; но, во всяком
Вот главная причина роскоши! Следственно, науки, будучи врагами
праздности, суть враги и сей самой роскоши, которая питается праздностию.

66
НИКОЛАЙ МИХАЙЛОВИЧ КАРАМЗИН
случае, действия их благотворны — и человек, который, невзирая
на нежный союз с ними, все еще предается порокам, во мраке
невежества сделался бы, может быть, страшным чудовищем, извергом
творения. Искусства и науки, показывая нам красоты величественной
натуры, возвышают душу; делают ее чувствительнее и нежнее,
обогащают сердце наслаждениями и возбуждают в нем любовь к порядку,
любовь к гармонии, к добру, следственно — ненависть к беспорядку,
разгласию и порокам, которые расстроивают прекрасную связь
общежития. Кто чрез мириады блестящих сфер, кружащихся в голубом
небесном пространстве, умеет возноситься духом своим к престолу
невидимого божества; кто внимает гласу его и в громах и в зефирах,
в шуме морей и — собственном сердце своем; кто в атоме видит мир
и в мире — атом беспредельного творения; кто в каждом цветочке, в
каждом движении и действии природы чувствует дыхание вышней
благости и в алых небесных молниях лобызает край Саваофовой
ризы52 — тот не может быть злодеем. На мраморных скрижалях истории
между именами извергов покажут ли нам имя Бакона, Декарта, Галле-
ра, Томсона, Геснера53?.. Наблюдатель человечества! Будь вторым
Говардом54 и посети мрачные обители, где ожесточенные преступники
ждут себе праведного наказания; сии несчастные, долженствующие
кровию своею примириться с раздраженными законами; спроси —
если не онемеют уста твои в сем жилище страха и ужаса, — спроси,
кто они? И ты узнаешь, что просвещение не было никогда их долею и
что благодетельные лучи наук никогда не озаряли хладных и
жестоких сердец их. Ах! Тогда поверишь, что ночь и тьма есть жилище грей,
горгон и гарпий55; что все изящное, все доброе любит свет и солнце.
Так! Просвещение есть палладиум56 благонравия — и когда вы, вы,
которым вышняя власть поручила судьбу человеков, желаете
распространить на земле область добродетели, то любите науки и не
думайте, чтобы они могли быть вредны; чтобы какое-нибудь состояние в
гражданском обществе долженствовало пресмыкаться в грубом
невежестве, — нет! Сие златое солнце сияет для всех на голубом своде,
и все живущее согревается его лучами; сей текущий кристалл утоляет
жажду и властелина и невольника; сей столетний дуб обширною
своею тению прохлаждает и пастуха и героя. Все люди имеют душу,
имеют сердце: следственно, все могут наслаждаться плодами искусства и
науки, — и кто наслаждается ими, тот делается лучшим человеком и
спокойнейшим гражданином — спокойнейшим, говорю: ибо, находя

Нечто о науках, искусствах и просвещении
67
везде и во всем тысячу удовольствий и приятностей, не имеет он
причины роптать на судьбу и жаловаться на свою участь. Цветы граций
украшают всякое состояние — и просвещенный земледелец, сидя
после трудов и работы на мягкой зелени с нежною своею подругою, не
позавидует счастию роскошнейшего сатрапа.
Просвещенный земледелец! — Я слышу тысячу возражений, но не
слышу ни одного справедливого. Быть просвещенным есть быть
здравомыслящим, не ученым, не полиглотом, не педантом. Можно судить
справедливо и по правилам строжайшей логики, не читав никогда
схоластических бредней о сей науке; не думая о том, кто лучше
определяет ее: Томазий или Тширнгауз, Меланхтон или Рамус, Клерикус
или Будцеус57; не зная, что такое энфинемата, барбара, целарент,
ферио58 и проч. Для сего, конечно, недостанет земледельцу времени,
ибо он должен обрабатывать поля свои; но для того, чтобы мыслить
здраво, нужно только впечатлеть в душу некоторые правила,
некоторые вечные истины, которые составляют основание и существо
логики, — для сего же найдет он в жизни своей довольно свободных
часов, равно как и для того, чтобы узнать премудрость, благость и
красоту натуры, которая всегда пред глазами его, — узнать, любить ее
и быть счастливее.
Я поставлю в пример многих швейцарских, английских и
немецких поселян, которые пашут землю и собирают библиотеки; пашут
землю и читают Гомера59 и живут так чисто, так хорошо, что музам и
грациям не стыдно посещать их. Кто не слыхал о славном цирихском
крестьянине Клейнийоке60, у которого философы могли учиться
философии, с которым Бодмер, Геснер, Лафатер61 любили говорить
о красотах природы, о величестве творца ее, о сане и должностях
человека? — Недалеко от Мангейма живет и теперь такой поселянин,
который читал всех лучших немецких и даже иностранных авторов и
сам пишет прекрасные стихи*. Сии упражнения не мешают ему быть
трудолюбивейшим работником в своей деревне и прославлять долю
свою. «Всякий день, — говорит он**, — благодарю я бога за то, что
он определил мне быть поселянином, которого состояние есть самое
ближайшее к натуре и, следственно, самое счастливейшее».
* Многое из них читал я в «Немецком музеуме».
*Один из моих знакомых был у него в гостях.

68
НИКОЛАЙ МИХАЙЛОВИЧ КАРАМЗИН
Законодатель и друг человечества! Ты хочешь общественного
блага: да будет же первым законом твоим — просвещение! Гласом
оного благодетельного грома, который не умерщвляет живущего, а
напояет землю и воздух питательными и плодотворными силами,
вещай человекам: созерцайте природу и наслаждайтесь ее
красотами; познавайте свое сердце, свою душу; действуйте всеми
силами, творческою рукою вам данными, —ивы будете любезнейшими
чадами неба!
Когда же свет учения, свет истины озарит всю землю и проникнет
в самые темнейшие пещеры невежества — тогда, может быть,
исчезнут все нравственные гарпии, доселе осквернявшие человечество, —
исчезнут, подобно как привидения ночи на рассвете дня исчезают;
тогда, может быть, настанет златый век поэтов, век благонравия, —
и там, где возвышаются теперь кровавые эшафоты, там сядет
добродетель на светлом троне.
Между тем вы составляете мое утешение, вы, нежные чада ума,
чувства и воображения! С вами я богат без богатства, с вами я не один
в уединении, с вами не знаю ни скуки, ни тяжкой праздности. Хотя
живу на краю севера, в отечестве грозных аквилонов62, но с вами,
любезные музы! с вами везде долина Темпейская63 — коснетесь рукою, и
печальная сосна в лавр Аполлонов превращается; дохнете
божественными устами, и на желтых хладных песках цветы олимпийские
расцветают. Осыпанный вашими благами, дерзаю презирать блеск
тщеславия и суетности. Вы и природа, природа и любовь добрых душ —
вот мое счастие, моя отрада в горестях!.. Ах! Я иногда проливаю слезы
и не стыжусь их!
Меня не будет — но память моя не совсем охладеет в мире;
любезный, нежно образованный юноша, читая некоторые мысли,
некоторые чувства мои, скажет: он имел душу, имел сердце!

МЕЛОДОР К ФИЛАЛЕТУ
Где ты, любезный Филалет?64 В каком уединении скрываешься?
Какие предметы занимают душу твою? Чем питается твое сердце? Что
делает тебе жизнь приятною? И думаешь ли ныне о своем Мелодоре65?
Ах! Где ты? Сердце мое тебя просит, требует. Оно помнит
любезные твои взоры, сладкий голос и нежные, чувством согреваемые
объятия, в которых жизнь бывала ему вдвое милее; помнит и велит
глазам моим искать тебя, велит рукам моим к тебе простираться!
Океан шумел между нами; теперь мы в одной земле — и не вместе!
Скажи слово, и Мелодор летит к тебе! В ожидании сей минуты буду
хотя писать к любезнейшему из друзей моих.
Пять лет мы не видались; сколько времени? Сколько перемен в
свете — и в сердцах наших?.. Тысячи мыслей волнуются в душе моей.
Я хотел бы вдруг перелить их в твою душу, без помощи слов,
которых искать надобно; хотел бы открыть тебе грудь мою, чтобы ты
собственными глазами мог читать в ней сокровенную историю друга
твоего и видеть — прости мне смелое выражение — видеть все
развалины надежд и замыслов, над которыми в тихие часы ночи
сетует ныне дух мой, подобно страннику, воздыхающему на развалинах
Илиона66, стовратных Фив67 или великолепного греческого храма,
когда бледный свет луны освещает их!
Помнишь, друг мой, как мы некогда рассуждали о нравственном
мире, ловили в истории все благородные черты души человеческой,
питали в груди своей эфирное пламя любви, которого веяние
возносило нас к небесам и, проливая сладкие слезы, восклицали: «Человек
велик духом своим! Божество обитает в его сердце!» Помнишь, как
мы, сличая разные времена, древние с новыми, искали и находили
доказательство любезной нам мысли, что род человеческий
возвышается и хотя медленно, хотя неровными шагами, но всегда
приближается к духовному совершенству. Ах! С какою нежностию
обнимали мы в душе своей всех земнородных, как милых детей небесного
отца! — Радость сияла на лицах наших, и светлый ручеек, и зеленая
травка, и алый цветочек, и поющая птичка — все, все нас веселило!
Природа казалась нам обширным садом, в котором зреет
божественность человечества.
Кто более нашего славил преимущества осьмого-надесять века:
свет философии, смягчение нравов, тонкость разума и чувства, раз-

70
НИКОЛАЙ МИХАЙЛОВИЧ КАРАМЗИН
множение жизненных удовольствий, всеместное распространение
духа общественности, теснейшую и дружелюбнейшую связь народов,
кротость правлений, и проч., и проч.? — Хотя и являлись еще
некоторые черные облака на горизонте человечества, но светлый луч
надежды златил ужо края оных пред нашим взором — надежды: «Все
исчезнет, и царство общей мудрости настанет, рано или поздно
настанет, — и блажен тот из смертных, кто в краткое время жизни своей
успел рассеять хотя одно мрачное заблуждение ума человеческого,
успел хотя одним шагом приближить людей к источнику всех истин,
успел хотя единое плодоносное зерно добродетели вложить рукою
любви в сердце чувствительных и таким образом ускорил ход
всемирного совершения!»
Конец нашего века почитали мы концом главнейших бедствий
человечества и думали, что в нем последует важное, общее соединение
теории с практикою, умозрения с деятельностию, что люди, уверясь
нравственным образом в изящности законов чистого разума, начнут
исполнять их во всей точности и под сению мира, в крове тишины и
спокойствия, насладятся истинными благами жизни.
О Филалет! Где теперь сия утешительная система?.. Она
разрушилась в своем основании!
Осьмой-надесять век кончается; что же видишь ты на сцене
мира? — Осьмой-надесять век кончается, и несчастный филантроп*
меряет двумя шагами могилу свою, чтобы лечь в нее с обманутым,
растерзанным сердцем своим и закрыть глаза навеки!
Кто мог думать, ожидать, предчувствовать?.. Мы надеялись скоро
видеть человечество на горней степени величия, в венце славы, в
лучезарном сиянии, подобно ангелу божию, когда он, по священным
сказаниям, является очам добрых, — с небесною улыбкою, с мирным
благовестием! — Но вместо сего восхитительного явления видим...
фурий с грозными пламенниками!
Где люди, которых мы любили? Где плод наук и мудрости? Где
возвышение кротких, нравственных существ, сотворенных для счастия?
Век просвещения! Я не узнаю тебя — в крови и пламени не узнаю
тебя; среди убийств и разрушения не узнаю тебя!.. Небесная
красота прельщала взор мой, воспаляла мое сердце нежнейшею любовию,
*То есть друг людей.

Мелодор к Филалету
71
в сладком упоении стремился к ней дух мой, но — небесная красота
исчезла — змеи шипят на ее месте! — Какое превращение!
Свирепая война опустошает Европу68, столицу искусств и наук,
хранилище всех драгоценностей ума человеческого,
драгоценностей, собранных веками; драгоценностей, на которых основывались
все планы мудрых и добрых! И не только миллионы погибают; не
только города и села исчезают в пламени; не только благословенные
цветущие страны (где щедрая натура от начала мира изливала из
полной чаши лучшие дары свои) в горестные пустыни превращаются —
сего не довольно: я вижу еще другое, ужаснейшее зло для бедного
человечества.
МизософьГ торжествуют. «Вот плоды вашего просвещения! —
говорят они, — вот плоды ваших наук, вашей мудрости! Где воспылал
огнь раздора, мятежа и злобы? Где первая кровь обагрила землю?
И за что?.. И откуда взялись сии пагубные идеи?.. Да погибнет же ваша
философия!» — И бедный, лишенный отечества, и бедный, лишенный
крова, и бедный, лишенный отца, или сына, или друга, повторяет:
«Да погибнет!» И доброе сердце, раздираемое зрелищем лютых
бедствий, в горести своей повторяет: «Да погибнет!» — А сии
восклицания могут составить наконец общее мнение: вообрази же следствия!
Кровопролитие не может быть вечно: я уверен. Рука, секущая
мечом, утомится, сера и селитра истощатся в недрах земли, и громы
умолкнут, тишина рано или поздно настанет, — но какова будет
тишина сия? Если мертвая, хладная, мрачная?
Так, мой друг, падение наук кажется мне не только возможным, но
и вероятным, не только вероятным, но даже неминуемым, даже
близким. Когда же падут они... когда их великолепное здание разрушится,
благодетельные лампады угаснут — что будет? Я ужасаюсь и чувствую
трепет в сердце! — Положим, что некоторые искры и спасутся под
пеплом, положим, что некоторые люди и найдут их и осветят ими тихие,
уединенные свои хижины, но что же будет с миром, с целим
человеческим родом? Ах, мой друг! Для добрых сердец нет счастия, когда
они не могут делить его с другими. Истинный мудрец благословляет
мудрость свою для того, что может сообщать оную ближним;
иначе — смею сказать — будет она бременем для его человеколюбивой
"Ненавистники наук

72
НИКОЛАЙ МИХАЙЛОВИЧ КАРАМЗИН
души. Александр не принял сосуда с водою и не хотел утолять жажды
своей тогда, когда все воинство его томилось69; в сию минуту был
он подлинно Великим Александром! Такие движения неизвестны
эгоистам; зато первый враг истинной философии есть эгоизм.
Сверх того внимательный наблюдатель видит теперь повсюду
отверстые гробы для нежной нравственности. Сердца ожесточаются
ужасными происшествиями и, привыкая к феноменам злодеяний,
теряют чувствительность. Я закрываю лицо свое!
Ах, друг мой! Ужели род человеческий доходил в наше время до
крайней степени возможного просвещения и должен действием
какого-нибудь чудного и тайного закона ниспадать с сей высоты,
чтобы снова погрузиться в варварство и снова мало-помалу выходить
из оного, подобно Сизифову камню, который, будучи взнесен на верх
горы, собственною своею тяжестию скатывается вниз и опять рукою
вечного труженика на гору возносится? — Горестная мысль!
Печальный образ!
Теперь мне кажется, будто самые летописи доказывают
вероятность сего мнения. Нам едва известны имена древних азиатских
народов и царств, но по некоторым историческим отрывкам, до нас
дошедшим, можно думать, что сии народы были не варвары, что они
имели свои искусства, свои науки; кто знает тогдашние успехи разума
человеческого? Царства разрушались, народы исчезали, из праха их,
подобно как из праха фениксова, рождались новые племена,
рождались в сумраке, в мерцании, младенчествовали, учились и —
славились. Может быть, зоны70 погрузились в вечность, и несколько раз
сиял день в умах людей, и несколько раз ночь темнила души,
прежде нежели воссиял Египет, с которого начинается полная история.
Библиотека Озимандиасова71 была, конечно, не первая в мире, была,
верно, не что иное, как спасенный остаток древнейших библиотек.
Египетское просвещение соединяется с греческим: первое
оставило нам одни развалины, но великолепные, красноречивые
развалины; картина Греции жива перед нами. Там все прельщает зрение,
душу, сердце, там красуются Ликурги и Солоны, Кодры и Леониды,
Сократы и Платоны, Гомеры и Софоклы, Фидии и Зевксисы72 —
одним словом, там должно дивиться утонченным действиям разума и
нравственности. Римляне учились в сей великой школе и были
достойны своих учителей.

Мелодор к Филалету
73
Что ж последовало за сею блестящею эпохою человечества?
Варварство многих веков, варварство ума и нравов — эпоха, мрачная —
сцена, покрытая черным флером для глаз чувствительного философа!
Медленно редела, медленно прояснялась сия густая тьма.
Наконец солнце наук воссияло, и философия изумила нас быстрыми
своими успехами. Добрые, легковерные человеколюбцы заключали
от успехов к успехам, исчисляли, измеряли путь ума, напрягали взор
свой — видели близкую цель совершенства и в радостном упоении
восклицали: «Берег!..» Но вдруг небо дымится, и судьба человечества
скрывается в грозных туманах! — О потомство! Какая участь
ожидает тебя?
Если опять возвратится на землю третий и четвертый-надесять
век?.. Мы, конечно, не доживем до сего, но можем ли умирать
покойно? И что надпишем над гробами своими? Разве скажем с Сардана-
палом73: «Прохожий! Услаждай свои чувства; все прочее ничто!»* —
О, мой друг!
Печальные сомнения волнуют мою душу, и шумный город, в
котором живу, кажется мне пустынею. Вижу людей, но взор мой не
находит сердца в их взорах. Слышу рассуждения и опускаю глаза
в землю. — Говорю, но ветер разносит слова мои... Мертвое эхо
повторяет их!
Иногда несносная грусть теснит мое сердце, иногда упадаю на
колени и простираю руки свои — к невидимому... Нет ответа! — Голова
моя клонится к сердцу.
Самая природа не веселит меня. Она лишилась венца своего в
глазах моих с того времени, как не могу уже в ее объятиях мечтать о
близком счастии людей, с того времени, как удалилась от меня
радостная мысль о их совершенстве, о царстве истины и добродетели, с
того времени, как я не знаю, что мне думать о феноменах
нравственного мира, чего ожидать и надеяться!
Вечное движение в одном кругу, вечное повторение, вечная смена
дня с ночью и ночи со днем, вечное смешение истин с
заблуждениями и добродетелей с пороками, капля радостных и море горестных
слез... Мой друг! На что жить мне, тебе и всем? На что жили предки
наши? На что будет жить потомство?
* Квинт Курций пишет, что Александр Великий нашел гроб Сарданапалов с
сею надписью.

74
НИКОЛАЙ МИХАЙЛОВИЧ КАРАМЗИН
Суди о хаосе души моей, который представляет мне все творение
в беспорядке! Смотрю на восходящее солнце и спрашиваю: почто
восходишь? Стою под сению шумящего дуба и спрашиваю: почто
шумишь? — Теперь все существует для меня без цели.
Вообрази себе человека, заснувшего сладким сном в тихом своем
кабинете, подле нежной супруги, среди милых детей и вдруг,
очарованием каких-нибудь злых волшебников, пронесенного на степь
Африканскую, — удары грома пробуждают его — несчастный открывает
глаза, видит ночь и пустыню вокруг себя — изумляется — думает и не
понимает, где он и что с ним случилось — слышит везде рев зверей и
не знает, куда идти... Где мирное жилище его? Где нежная супруга? Где
милые дети?.. Нет пути! Нет спасения!.. Он терзается, проливает слезы
и устремляет взор на небо, но небо покрыто тьмою, небо грозно! —
Состояние сего человека некоторым образом подобно моему.
Дружба, священная, любезная дружба! В твои объятия изливает
сердце мое — сердце, жестоко уязвленное, — горестные свои
чувства. Оживи его благотворным своим бальзамом, услади нежным
состраданием!
Филалет! Ты вместе со мною веселился некогда жизнию,
природою, человечеством; теперь скорби со мною или утешь меня!
Дух мой уныл, слаб и печален, но я достоин еще дружбы твоей,
ибо я люблю еще добродетель! — Вот черта, по которой ты всегда
узнаешь Мелодора, узнаешь и в бурю, и в грозу, и на краю могилы!

ФИЛАЛЕТ К МЕЛОДОРУ
Мелодор! Слезы катились из глаз моих, когда я читал любезное
письмо твое. Давно уже такие сладкие чувства не посещали моего
сердца. Благодарю тебя! Самая неразрывная дружба есть та, которая
начинается в юности, — неразрывная и приятнейшая. Она
сливается в чувствительной системе нашей со всеми пленительными
воспоминаниями весенних лет, сего красного утра жизни, лучшей
эпохи нравственного бытия. Два добрые сердца, привыкшие любить
друг друга, находят в сей любви источник нежнейших удовольствий
и добродетельнейших радостей. Ах, мой друг! Можешь ли
сомневаться в постоянстве своего Филалета? Везде, где ни был я, — и в
жарких и в холодных зонах, — везде образ твой путешествовал со
мною, освежал томного странника под огненным небом линии и
согревал его в пределах льдистого полюса. Наконец я в отечестве, и
не с тобою? Но мне сказали, что ты уехал в чужие земли. К счастию,
сие известие, огорчившее меня, было несправедливо. Мелодор в
одной стране с Филалетом!.. Спеши, спеши к своему другу! В
сельских кущах ожидаю тебя — там, где некогда с улыбкою встречали
мы весну, с грустию провожали лето, где заключился навеки союз
душ наших.
Мой друг! Письмо твое ознаменовано печатаю меланхолии. Ты
беспокоен, ты печален, сердце твое страдает, милые надежды твои
исчезли, ты ищешь на театре мира — и не находишь тех
благородных существ, тех людей, которых некогда любили мы с таким жаром.
Одним словом, новые ужасные происшествия Европы разрушили
всю прежнюю утешительную систему твою, разрушили и повергну-
ли тебя в море неизвестности и недоумений: мучительное состояние
для умов деятельных!
Мелодор! Я не надеюсь утешить тебя совершенно, не надеюсь
сказать тебе ничего нового, но любовь имеет особливую силу, и всякий
дар любви и всякое слово любви производит благое действие. Часто
самая простая мысль, согретая огнем дружбы, бывает ярким лучом
света, рассевающим густую хладную тьму сердца нашего.
Подобно тебе, смотрю я внимательным оком на все явления в
мире, вздыхаю, подобно тебе, о бедствиях человечества и признаюсь
искренно, что грозные бури наших времен могут поколебать систему
всякого добродушного философа.

76
НИКОЛАЙ МИХАЙЛОВИЧ КАРАМЗИН
Но неужели, друг мой, не найдем мы никакого успокоения во
глубине сердец наших? Ужели, в отчаянии горести, будем проклинать
мир, природу и человечество? Ужели откажемся навеки от своего
разума и погрузимся во тьму уныния и душевного бездействия? — Нет,
нет! Сии мысли ужасны. Сердце мое отвергает их и сквозь густоту
ночи стремится к благотворному свету, подобно мореплавателю,
который в гибельный час кораблекрушения, — в час, когда все стихии
угрожают ему смертию, — не теряет надежды, сражается с волнами и
хватается рукою за плывущую доску.
Так, Мелодор! Я хочу спастись от кораблекрушения с моим
добрым мнением о провидении и человечестве, мнением, которое
составляет драгоценность души моей. Пусть мир разрушится на своем
основании: я с улыбкою паду под смертоносными громами, и
улыбка моя, среди всеобщих ужасов, скажет небу: «Ты благо и премудро,
благо творение руки твоей, благо сердце человеческое, изящнейшее
произведение любви божественной!»
Уничтожься навеки, мысленная и чувствительная сила моя,
прежде нежели поверю, что сей мир есть пещера разбойников и злодеев,
добродетель — чуждое растение на земном шаре, просвещение —
острый кинжал в руках убийцы! Нет, мой друг! Пусть докажут мне
наперед, что бог не существует, что провидение есть одно слово без
значения, что мы дети случая, слепление атомов и более ничего! Но где же
тот безумный изверг, который захотел бы уверить меня в сих
страшных нелепостях? Я взгляну на сафирное74 небо, взгляну на цветущую
землю, положу руку на сердце и скажу атеисту: «Ты — безумец!»
Неужели, видя бога в естественном мире, видя руку его в течении
планет, в порядках солнечных, в перемене годовых времен и во всех
физических явлениях нашей земной обители, будем мы отрицать его
действие в одном нравственном мире, который по существу своему
должен быть, если смею сказать, ближе первого к сердцу великого
божества? Соглашаюсь, что порядок нравственный не столь ясен для
нас, как порядок физический, но сие затруднение не происходит ли
от слабости нашего разума? Может быть, единственно оттого мы и не
постигаем нравственной гармонии, что она есть высочайшая,
совершеннейшая. Дай несведущему творения Локковы: что он скажет об
них? Дай ему сказку Кребильйонову75: он восхитится ею. Последняя
хороша в своем роде, но в ней ли наиболее удивляет нас ум
человеческий? — Может быть, то, что кажется смертному великим неуст-

Филалет кМелодору
11
ройством, есть чудесное согласие для ангелов; может быть, то, что
кажется нам разрушением, есть для их небесных очей новое,
совершеннейшее бытие. Сии мысли ведут меня ко святилищу
божественной премудрости, густым мраком окруженному; дух мой, бренною
плотию одеянный, не может проникнуть в оное; упадаю во прах
своего ничтожества и в младенческом сердце обожаю всетворящего.
Скажи, мой друг, скажи, чего бы нельзя было ожидать от
всевышнего и тогда, когда б рука его возжгла только единое солнце на
голубом небесном своде? Но там горят их биллионы. Тот, кто
великолепно прославил себя в натуре, великолепно прославит себя и в
человечестве. — Не будем требовать от вечной премудрости отчета в
темных путях ее, не будем требовать того для собственного нашего
спокойствия! — Знаешь ли, что всего более пленяет меня в дружбе?
Доверенность, которую два сердца имеют одно к другому. Пусть
гнусное злословие всеми стрелами своими язвит отдаленного Питиаса:
Дамон внимает клевете и с презрением отвергает ее. «Нет! Я знаю
моего друга; где бы он ни был, добродетель везде с ним; что бы он
ни сделал, дело его — не преступление»76. Мелодор! Для чего к
провидению не иметь нам той доверенности, которую два человека могут
иметь один к другому? Бог вложил чувство в наше сердце, бог вселил
в мою и в твою душу ненависть ко злобе, любовь к добродетели: сей
бог, конечно, обратит все к цели общего блага.
Сия драгоценная вера может чудесным образом успокоить
доброе сердце, возмущенное страшными феноменами на театре мира.
Вкуси сладость ее, мой любезный друг, и луч утешения кротко озарит
мрак души твоей! — Горе той философии, которая все решить хочет!
Теряясь в лабиринте неизъяснимых затруднений, она может довести
нас до отчаяния, и тем скорее, чем естественно добрее сердце наше.
Иногда, признаюсь тебе, я сам бываю слаб и печален; отвращаюсь от
света, от людей и говорю с Грессетом77:
Je suis mal où je suis, et je veux être bien78;
душа моя стремится во мрак каких-нибудь неизвестных лесов, во
мрак самого ничтожества, но я стараюсь уменьшать число таких
минут в жизни моей, оживляя в душе мысль о всетворящем
божестве, которое не есть божество Лукрециево, но есть божество Эпи-
курово79. «Разве оно не любит человека! — думаю сам в себе. — Разве

78
НИКОЛАЙ МИХАЙЛОВИЧ КАРАМЗИН
оно не печется о судьбе людей? Разве мир наш не в его руке вместе
с миллионами других миров?» Думаю, взираю на свод лазоревый,
возношусь духом выше, выше — и взор мой проясняется, отираю
слезы — и мирюсь с судьбою, мирюсь с человеческим родом. Иду
в тихий кабинет свой, читаю добрых философов, утешителей,
размышляю — и сравниваю жестокие потрясения в нравственном мире
с лиссабонским или мессинским землетрясением80, которое
свирепствовало, разрушало и наконец утихло; на берегах Тага81 снова
возвышается великолепный город — и обитатели Мессины снова
наслаждаются мирною жизнию.
Будем, мой друг, будем и ныне утешаться мыслию, что жребий рода
человеческого не есть вечное заблуждение и что люди когда-нибудь
перестанут мучить самих себя и друг друга. Семя добра есть в
человеческом сердце и не исчезнет вовеки, рука провидения хранит его
от хлада и бурь. Теперь свирепствуют аквилоны, но рано или поздно
настанет благодетельная весна, и семя распустится от животворного
дыхания зефиров.
Верю и всегда буду верить, что добродетель свойственна человеку
и что он сотворен для добродетели. Кто не пленяется описанием
златого века, века невинности? Кто не проливает слез умиления, внимая
повествованию о делах великодушия и геройства? Кто не любит
воображать себя добрым, благодетельным существом? Мой друг! Я был
среди так называемых просвещенных народов, был среди народов
диких и видел, что везде, во всех странах человек делает зло с
пасмурным лицом, а добро — с приятною улыбкою!.. Сия черта
нравственности любезна философу.
Соглашаюсь с тобою, что мы некогда излишно величали осьмой-
надесять век и слишком много ожидали от него. Происшествия
доказали, каким ужасным заблуждениям подвержен еще разум наших
современников! Но я надеюсь, что впереди ожидают нас лучшие
времена, что природа человеческая более усовершенствуется, — например,
в девятом-надесять веке — нравственность более исправится, разум,
оставив все химерические предприятия, обратится на устроение
мирного блага жизни и зло настоящее послужит к добру будущему.
Что принадлежит до мизософов, мой друг, то они никогда,
никогда торжествовать не будут. Знаю, что распространение некоторых
ложных идей наделало много зла в наше время, но разве
просвещение тому виною? Разве науки не служат, напротив того, средством к

Филамт кМелодору
79
открытию истины и к рассеянию заблуждений, пагубных для нашего
спокойствия? Разве не истина, разве ложь есть существо наук? —
Разогнем книгу истории; за что не лилась кровь человеческая? Например,
распри суеверия вооружали сына против отца, брата против брата;
но какой безумец вздумает обвинять тем самую религию? Напротив
того, не она ли обезоружила наконец сих фанатиков, озарив светом
своим, светом любви и кротости, их пагубные заблуждения? Нет, мой
друг, нет! Я имею доверенность к мудрости властителей и спокоен;
имею доверенность ко благости всевышнего и спокоен. Нет!
Светильник наук не угаснет на земном шаре. Ах! Разве не они служат нам
отрадою в горестях? Разве не в их мирном святилище укрываемся от
всех бурь житейских? Нет, всемогущий не лишит нас сего
драгоценного утешения добрых, чувствительных, печальных. Просвещение
всегда благотворно; просвещение ведет к добродетели, доказывая
нам тесный союз частного блага с общим и открывая неиссякаемый
источник блаженства в собственной груди нашей; просвещение есть
лекарство для испорченного сердца и разума; одно просвещение жи-
водетельною теплотою своею может иссушить сию тину
нравственности, которая ядовитыми парами своими мертвит все изящное, все
доброе в мире; в одном просвещении найдем мы спасительный
антидот82 для всех бедствий человеческих! — Кто скажет мне: «Науки
вредны, ибо осьмой-надесять век, ими гордившийся, ознаменуется в
книге бытия кровию и слезами», тому скажу я: «Осьмой-надесять век
не мог именовать себя просвещенным, когда он в книге бытия
ознаменуется кровию и слезами».
Мысли твои о вечном возвышении и падении разума человеческого
кажутся мне — извини искренность дружбы — воздушным замком; я не
вижу их основания. Положим, что в древней Азии были
многочисленные народы, но где же следы их просвещения? История застала людей
во младенчестве, в начальной простоте, которая не совместна с
великими успехами наук Даже и в Египте видим мы только первые действия
ума, первые магазины знаний, в которых истины были перемешаны с
бесчисленными заблуждениями. Самые греки — я люблю их, мой друг;
но они были не что иное, как — милые дети! Мы удивляемся их разуму,
их чувству, их талантам, но так, как взрослый человек удивляется
иногда разуму, чувству и талантам юного отрока. Читай вместе Платона и
Боннета, Аристотеля и Локка — я не говорю о Канте83 — и потом скажи
мне, что была греческая философия в сравнении с нашею?

80
НИКОЛАЙ МИХАЙЛОВИЧ КАРАМЗИН
Для чего и теперь не думать нам, что веки служат разуму лестви-
цею84, по которой возвышается он к своему совершенству, иногда
быстро, иногда медленно?
Ты указываешь мне на варварство средних веков, наступившее
после греческого и римского просвещения; но самое сие так
называемое варварство (в котором, однако ж, от времени до времени
сверкали блестящие, зрелые идеи ума) не послужило ли в целом к
дальнейшему распространению света наук? Солнце, рассеяв облака,
сияет тем лучезарнее и тем благотворнее действует на землю. Дикие
народы севера, которые в грозном своем нашествии гасили,
подобно шумному дыханию борея, светильники разума в Европе, наконец
сами просветились, и новый фимиам воскурился музам на земном
шаре.
Нет, нет! Сизиф с камнем не может быть образом человечества,
которое беспрестанно идет своим путем и беспрестанно изменяется.
Прохладим, успокоим наше воображение, и мы не найдем в истории
никаких повторений. Всякий век имеет свой особливый
нравственный характер, — погружается в недра вечности и никогда уже не
является на земле в другой раз.
Мой друг! Мы должны смотреть на мир как на великое позорище85,
где добро со злом, где истина с заблуждением ведет кровавую брань.
Терпение и надежды! Все неправедное, все ложное гибнет, рано или
поздно гибнет; одна истина не страшится времени; одна истина
пребывает вовеки!
Природа уже не веселит тебя?.. Тебя, моего доброго, моего
любезного Мелодора? Нет, пока чувствительное сердце бьется в груди
твоей, люби природу, утешайся ею, ищи радости в ее объятиях! Люди, по
несчастному заблуждению, могут быть злы, природа — никогда! Нет,
Мелодор! Будем всегда нежными чадами нежной матери, будем
наслаждаться ее благостию и бесчисленными красотами! Иногда
жаркая слеза выкатится из глаз наших: кроткий зефир осушит ее.
В ответ на горестное заключение письма твоего скажу: «Если
ужасное пробуждение описанного тобою несчастливца было не что иное,
как новый сон, если он вторично откроет глаза, если все ужасы вокруг
его исчезнут, если Морфей унесет их с собою в царство ничтожества
и теней?..»

Филалет кМелодору
81
Мелодор! Нам не век жить в сем мире. Ударит час, и все
переменится! С сею любовию к добродетели, которая была, есть и будет вечным
характером души твоей, падем в могилу и закроемся тихою землею!..
Там, там, за синим океаном,
Вдали, в мерцании багряном86,
там венец бессмертия и радости ожидает земных тружеников!
1794

ПИСЬМА РУССКОГО ПУТЕШЕСТВЕННИКА
<1>
Тверь, 18 Майя 1789
Расстался я с вами, милые, расстался! Сердце мое привязано к вам
всеми нежнейшими своими чувствами, а я беспрестанно от вас
удаляюсь и буду удаляться!
О сердце, сердце! Кто знает, чего ты хочешь? — Сколько лет
путешествие было приятнейшею мечтою моего воображения? Не в
восторге ли сказал я самому себе: наконец ты поедешь? Не в радости ли
просыпался всякое утро? Не с удовольствием ли засыпал, думая: ты
поедешь? Сколько времени не мог ни о чем думать, ничем
заниматься, кроме путешествия? Не считал ли дней и часов? Но когда пришел
желаемый день, я стал грустить, вообразив в первый раз живо, что мне
надлежало расстаться с любезнейшими для меня людьми в свете, и со
всем, что, так сказать, входило в состав нравственного бытия моего.
На что ни смотрел — на стол, где несколько лет изливались на бумагу
незрелые мысли и чувства мои; на окно, под которым сиживал я под-
горюнившись в припадках своей меланхолии и где так часто
заставало меня восходящее солнце — на готической дом, любезный предмет
глаз моих в часы ночные, — одним словом, все, что попадалось мне в
глаза, было для меня драгоценным памятником прошедших лет моей
жизни, не обильной делами, но за то мыслями и чувствами обильной.
С вещами бездушными прощался я как с друзьями, и в самое то время,
как был размягчен, растроган, пришли люди мои, начали плакать и
просить меня, чтобы я не забыл их, и взял опять к себе, когда возвра-
щуся. Слезы заразительны, мои милые, а особливо в таком случае.
Но вы мне всего любезнее, и с вами надлежало расстаться. Сердце
мое так много чувствовало, что я говорить забывал. Но что вам
сказывать! — Минута, в которую мы прощались, была такова, что тысячи
приятных минут в будущем едва ли мне за нее заплатят.
Милой Птрв.87 провожал меня до заставы. Там обнялись мы с ним,
и еще в первый раз видел я слезы его; там сел я в кибитку, взглянул
на Москву, где оставалось для меня столько любезного, и сказал:
прости! Колокольчик зазвенел, лошади помчались... и друг ваш осиротел
в мире, осиротел в душе своей!

Письма русского путешественника
83
Все прошедшее есть сон и тень: ах! Где, где часы, в которые так
хорошо бывало сердцу моему посреди вас, милые? Если бы
человеку, самому благополучному, вдруг открылось будущее, то замерло бы
сердце его от ужаса, и язык его онемел бы в самую ту минуту, в
которую он думал назвать себя щастливейшим из смертных!
Во всю дорогу не приходило мне в голову ни одной радостной
мысли; а на последней станции к Твери грусть моя так усилилась, что
я, в деревенском трактире, стоя перед карикатурами Королевы
Французской и Римского Императора88, хотел бы, как говорит Шекспир,
выплакать сердце свое89. Там-то все оставленное мною явилось мне
в таком трогательном виде —... — Но полно, полно! Мне опять
становится чрезмерно грустно. Простите! Дай Бог вам утешений! Помните
друга, но без всякого горестного чувства!
<13>
Штаргард, 26 Июня
О Штаргарде90, куда мы приехали ужинать, могу вам сказать
единственно то, что он есть изрядный город, и что здешняя церковь
Марии считается высочайшею в Германии.
Мы проехали через Кеслин и Керлин, два маленькие городка.
В первом бросается в глаза большое четвероугольное место со ста-
туею Фридриха Вильгельма91. Ты достоин сей почести! — думал я,
читая надпись. Не знаю, кого справедливее можно назвать великим,
отца или сына, хотя последнего все без разбора величают. Здесь
должно смотреть только на дела их, полезные для государства, — не
на ученость, не на острые слова, не на авторство. Кто привлек в свое
государство множество чужестранцев? Кто обогатил его
мануфактурами, фабриками, искусствами? Кто населил Пруссию? Кто всегда
отходил от войны? Кто отказывался от всех излишностей, для того,
чтобы его подданные не терпели недостатка в нужном? Фридрих
Вильгельм! — Но Кеслин будет для меня памятен не только по его
монументу: там миловидная трактирщица угостила нас хорошим
обедом! Неблагодарен путешественник, забывающий такие обеды,
таких добрых, ласковых трактирщиц! По крайней мере я не забуду
тебя, миловидная Немка! Вспомнив статую Фридриха Вильгельма,
вспомню и любезное твое угощение, приятные взоры, приятные
слова твои!..

84
НИКОЛАЙ МИХАЙЛОВИЧ КАРАМЗИН
«Что, будет ли у нас война, Господа Офицеры?» — спросил у моих
товарищей старик, трактирщик в Керлине. — «Не думаю», — отвечал
Капитан.— «Дай Бог, чтобы и не было!» — сказал трактирщик. «Я
боюсь не Австрийских гусаров, а Руских Козаков. О! Что это за люди!» —
«А по чему ты их знаешь?» спросил Капитан. — «По чему? Разве они
не были в Керлине? Ничто не уйдет от их пики. К тому же у них такие
страшные лица, что меня по коже подирает, когда воображу их!»92 —
«Да вот Руской козак!» — сказал Капитан, указав на меня. — «Руской
козак!» — закричал трактирщик и ударился затылком в стену. Мы все
засмеялись, а трактирщик заохал. «За эту шутку вы заплатите мне
дороже, Господа!» — сказал он, взяв кофейник из рук служанки.
Я видел один из древних разбойничьих замков. Он лежит на
возвышении и обведен со всех сторон широкими рвами, которые прежде
были наполнены водою. Тут, в высоком тереме, сидели мать и дочь
за пяльцами, и поглядывали в окно, когда муж и отец, как голодной
лев, рыскал по лесам и полям, ища добычи. «Едет! Едет!» — кричали
они, и мосты гремели и опускались, гремели и опять подымались —
и грабитель был безопасен в объятиях своей жены и дочери. Тут
раскладывались похищенные богатства, и женщины от радости ахали.
Тут нещастные путешественники, которые в тот день попались в руки
злодею, заключались в подземную темницу, в двадцать семь сажен
глубиною, где густой воздух спирался и тяготил дыхание, и где гром
цепей был им первым приветствием. Иногда бедный отец прибегал к
сим широким рвам и, смотря на сии острые башни, восклицал:
«Отдайте мне сына и возьмите все, что имею! Нещастная мать день и
ночь крушится; печальная невеста всякой час слезами обливается.
Отдайте матери сына и невесте жениха!»
Стой, воображение! — сказал я сам себе и заплатил два гроша
сухой старухе и уродливому мальчику, которые показывали мне замок.
Он издавна стоит пустой и начинает уже разваливаться.
Теперь накрывают нам стол. Ужин будет прощальной. Все мои
товарищи, кроме Капитана, едут отсюда в Штетин, куда мне не
дорога. Вероятно, что нам уже никогда не видать друг друга. Правда,
что эта мысль для меня не очень горестна. Я не поблагодарил бы
судьбы, естьли бы она велела мне всегда жить с такими людьми.
С ними можно говорить только о смотрах, маршах и тому
подобном. Самый язык их странен. Не зная по-Французски,
употребляют они в разговоре множество Французских слов, произнося их

Письма русского путешественника
85
по-своему: наприм. Da ist eine Precipice — ich habe eine Türe gemacht —
ich schanschire es*, и проч.
К нам пристал еще молодой человек, Почтмейстерской сын,
который едет учиться в Университет. Слыша, что Офицеры в шутку
называли меня Доктором, вздумал он показать мне свою ученость, и
спросил, как, по моему мнению, можно перевести на Немецкой Латинское
слово ratior Потом начал говорить о духе языков, и проч. Надобно
знать, что Магистер уже от нас отстал; а то бы он не дал ему много
говорить. Офицеры не полюбили сего ученого Почтмейстерского сына
и старались его дурачить. Приехав сюда, вынул он из кармана
превеликие шпоры и положил на стол. Офицеры, находя странным, что
человек, едущий учиться в Университет, вместо книг везет в кармане
такую вещь, стали смеяться. Француз подскочил с лорнетом и начал
рассматривать шпоры с великим вниманием. Смех умножился. «Что
вы находите в них?» — спросил Капитан. «Знакомые черты», — с важ-
ностию отвечал Француз: «Кажется, как будто бы я видал их прежде;
однакож нет — я видел только их изображение на эстампах в Дон-
Кишоте!» Тут Офицеры во все горло захохотали, а Студент осердился.
Насмеявшись досыта, Капитан сказал мне: «Естьли когда-нибудь
издадите вы журнал своего путешествия, то прошу вас не забыть шпор». —
«Не забудьте шпор!» — закричали все Офицеры. — «Ваше желание
исполню», — отвечал я.
Надобно сказать нечто о Прусских допросах. Во всяком городке
и местечке останавливают проезжих при въезде и выезде и
спрашивают, кто, откуда и куда едет? Иные в шутку сказываются смешными
и разными именами, т. е. при въезде одним, а при выезде другим: из
чего выходят чудные донесения начальникам. Иной называется Лу-
цифером93, другой Мамоном94; третий в город въедет Авраамом, а
выедет Исааком95. Я не хотел шутить, и для того Офицеры просили
меня в таких случаях притворяться спящим, чтобы им за меня
отвечать. Иногда был я какой-нибудь Баракоменеверус96 и ехал от горы
Араратской; иногда Аристид97, выгнанный из Афин; иногда Альциби-
ад98, едущий в Персию; иногда Доктор Панглос", и проч., и проч.
Кушанье поставили. Простите!
* Здесь пропасть — я выкинул штуку - я меняю это (нем., жаргон. —
Примеч. Я М. Карамзина).
** Разум (лат.).

86
НИКОЛАЙ МИХАЙЛОВИЧ КАРАМЗИН
<15>
Июля 1
Ныне поутру, побывав у Господина М~, к которому было у меня
письмо от Князя Д~, я виделся с известным Николаем100, Автором и
книгопродавцом, живущим в той же улице, где я живу, т. е. в
Brüderstrasse. Он встретил меня с такою ловкостию, с такою учтивостию,
какой бы нельзя было ожидать от Немецкого Ученого и
книгопродавца. «Вас знают и в России», — сказал я ему. — «Знают, что Немецкая
Литература обязана вам частию своих успехов. Приехав в Берлин,
спешил я видеть друга Лессингова и Мендельзонова»101. —
«Благодарю вас», — отвечал он с улыбкою и посадил меня на софе. С
путешественником всего ближе говорить о путешествиях. Итак, услышав,
что я еду в Швейцарию, начал он говорить со мною о тех
удовольствиях, которые можно иметь в этой примечания достойной земле,
где он сам был за несколько лет перед сим. Но скоро обратил я
разговор на Берлинской Иезуитизм102. Надобно знать, что с некоторого
времени начали писать в Германии — или, лучше сказать, в Берлине,
и Николай первый подал к тому мысль, — будто есть тайные
Иезуиты, которые всеми силами стараются снова овладеть Европою; будто
Калиостро и подобные суть их Миссионеры, которые, обольщая
легковерных людей пышными обещаниями, порабощают их власти
тайных Иезуитских начальников и проч., и проч. С сего времени стали
везде искать скрытых Иезуитов: между Учеными и неучеными, между
Пасторами и солдатами. В сочинениях некоторых Писателей нашли
что-то Иезуитское. Началась ужасная война, и Берлинской журнал,
издаваемый Бистером и Гедике103, избран был в театр сей войны.
С Иезуитизмом слили в одно Католицизм; доказывали, что тот и
тот из известных Протестантских Ученых тайно приняли
Католическую Религию; что они опасные люди, и проч. Те, которых
наименовали, рассердились и начали браниться или отбраниваться,
доказывая, что Берлинцы бредят. Все это еще и ныне продолжается. Вот
что сказал мне Николай:
«Известно, что Иезуиты имели везде связи; что у них были свои
банки, свои банкиры. Общество их хотя и называло Папу своим
покровителем, но цель его была тайная и сокрывалась во внутренности
Ордена. Папа, лишив Орден своего покровительства, мог ли
уничтожить существо его? Мог ли заставить внутренних начальников, или

Письма русского путешественника
87
хранителей тайны, отказаться от их цели? Не уже ли закрылись все
тайные каналы, через которые они действовали? Не уже ли исчезли
все банки их?» — Я предложил свои чаяния, и хотел только возбудить
внимание к сему предмету. Шпотеза моя, казалось, могла изъяснить
некоторые явления наших времен. Что принадлежит до
Католицизма, то всякой Протестант имеет причину желать его
распространения. Мы, слава Богу, можем обо всем рассуждать, можем пользоваться
своим разумом; но дух Католицизма не терпит никакой свободы в
умствованиях и налагает цепи на разум. Естьли вы читаете книги,
выходящие в Германии, то, конечно, заметили великую розницу между
теми, которые печатаются в Протестантских и Католических землях:
где более просвещения? — «Все это очень хорошо», — сказал я, но
зачем с такою жестокостию писать против некоторых почтеннейших
мужей Германии для того единственно, что они сомневаются в
существовании тайных Иезуитов и в том, чтобы Католики могли ныне
быть опасны Протестантам? Признаться вам, я не мог без досады
читать колкого ответа Доктора Бистера Господину Гарве104, одному из
первых ваших Философов, который с такою скромностию
предложил свои сомнения. — «Однакож Гарве, — отвечал Николай, —
переменил свои мысли; мы с ним нарочно для этого виделись. Не надобно
думать, чтобы Католики совсем перестали ныне стараться обращать
Протестантов в свое исповедание. Известно учение их Церкви, что
вне ее нет спасения: и так они, по некоторому человеколюбию,
хотят распространить ее область. Одним словом, осторожность была
нужна. — Впрочем, всякой отвечает за себя. Естьли некоторые зашли
слишком далеко, я не виноват. Только во многом нас хотят криво
толковать, к чему Штарк* и подобные имеют свои причины. Правда,
что дело, делаемое с добрым намерением, может иметь некоторые
худые следствия; но естьли оно имеет несравненно более добрых, то
не льзя не назвать его хорошим делом». — Завтра едет Николай к
водам. Путешествие есть для меня лекарство, сказал он. Я записал ему
на карточке свое имя и пожелал щастливого пути. Потом он также
учтиво проводил меня, как встретил. — Жаль, что он едет. Я хотел бы
* Придворный Дармштатской Проповедник, которого Берлинцы объявили
тайным Католиком, Иезуитом, мечтателем; который судился с Издателями
Берлинского Журнала гражданским судом и писал целые книги против своих
обвинителей.

88
НИКОЛАЙ МИХАЙЛОВИЧ КАРАМЗИН
еще поговорить с ним о некоторых вещах в досужные для него часы.
Признаться, сердце мое не может одобрить тона, в котором Господа
Берлинцы пишут. Где искать терпимости, естьли самые Философы,
самые просветители — а они так себя называют — оказывают столько
ненависти к тем, которые думают не так, как они? Тот есть для меня
истинный Философ, кто со всеми может ужиться в мире; кто любит и
несогласных с его образом мыслей. Должно показывать заблуждения
разума человеческого с благородным жаром, но без злобы. Скажи
человеку, что он ошибается, и почему; но не поноси сердца его и не
называй его безумцем. Люди, люди! Под каким предлогом вы себя не
мучите! — Лафатер105 есть один из тех, которых Берлинцы бранят
при всяком случае; и естьли он у них не совершенный Иезуит, то, по
крайней мере, великой мечтатель. Я к Лафатеру не пристрастен и обо
многом думаю совсем не так, как он думает; однакож уверен, что его
Физиогномические Фрагменты будут читаемы и тогда, когда забудут,
что жил на свете почтенный Доктор Бистер. Но оставим их. — Что
принадлежит до Николаевой наружности, то в ней хотя и нет ничего
особенного, привлекательного, однакож есть что-то почтенное. Он
высок, худощав, смугл. Лафатер в Физиогномике своей говорит, что
высокой лоб его показывает весьма рассудительного человека.
У Г. Блума106 живет один молодой Шведской купец. Ныне, когда мы
сидели за столом, пришел к нему Секретарь их Посольства и вызвал
его. Минут через пять возвратился наш Швед с веселою улыбкою и
объявил всему столу, что Шведы в одном деле одержали верх над Ру-
скими. Секретарь Датского Посольства, который тут же обедал, начал
смеяться над его патриотическою ревностию. Прусские Офицеры
хотели знать подробности дела, но Швед сам не знал их. «Да еще
верить ли вашей победе? — сказал Датчанин. Мы будем ждать
подтверждения». — «Какого подтверждения! закричал Швед. — Я вам ручаюсь».
Датчанин смеялся, а Швед горячился. Между тем Г. Блум, подошедши
ко мне, крайне упрашивал меня не входить в разговор. «Зачем вам тут
мешаться? Вы видите, что Швед очень горяч. Сохрани Боже, естьли
бы что-нибудь вышло у вас с ним в моем доме!» Я уверял его, что
ссоры у нас не будет; но после стола не мог утерпеть, чтобы не подойти
к Шведу и не вступить с ним в разговор. Г. Блум тотчас подлетел к нам
и посматривал то на меня, то на него, будучи готов затушить огонь
при первом его воспылании. Однакож мы довольно спокойно
разговаривали. Швед был в России, и по мундиру моему тотчас узнал, что я

Письма русского путешественника
89
Руской. «При начале войны107 меня выслали из Петербурга, — сказал
он, — хотя мне очень хотелось пожить там». — «Жалуйтесь на своего
Короля, — отвечал я, — который объявил нам войну без всякой
справедливой причины». Тут Блум дернул меня за полу, боясь, чтобы Швед
не рассердился; но он с улыбкою сказал: «Короли поступают не по
тем правилам, которые для нас, частных людей, должны быть
законом». «Это говорит Фридрих», — сказал сквозь зубы Прусский Майор,
сидевший за столом. Тут пришел ко мне Д~, и Г. Блум был очень рад,
что я убрался в свою комнату. Он боялся поединка.
После обеда был я в Гарнизонной церкви и видел монументы и
портреты славных воинов. Там Клейст108 подле Шверина и Винтер-
фельда, любезный Клейст, бессмертный певец Весны, герой и
патриот. Знаете ли вы конец его? В 1759 г., в жарком сражении при Кум-
мерсдорфе, командовал он баталионом и взял три батареи. У правой
руки отстрелили у него два пальца — он взял шпагу в левую. Пулею
прострелили ему левое плечо — он взял шпагу опять в правую руку.
В самую ту минуту, как храбрый Клейст уже готов был лезть на
четвертую батарею, картеча раздробила ему правую ногу. Он упал и
закричал своим солдатам: Друзья! Не покиньте Короля! Наехали ко-
заки, раздели Клейста и бросили в болото. Кто не подивится тому,
что он в сию минуту смеялся от всего сердца над странною физио-
гномиею и ухватками одного козака, который снимал с него платье?
Наконец, от слабости заснул он так покойно, как бы в палатке. Ночью
нашли его наши гусары, вытащили на сухое место, положили близь
огня на солому и закрыли плащем. Один из них хотел всунуть ему в
руку несколько талеров; но как он не принял сего подарка, то гусар с
досадою бросил деньги на плащ и ускакал с своими товарищами.
Поутру увидел Клейст нашего Офицера, Барона Бульдберга, и сказал ему
свое имя. Барон тотчас отправил его во Франкфурт. Там перевязали
ему раны, и он спокойно разговаривал с Философом Баумгартеном,
некоторыми Учеными и нашими Офицерами, которые посещали его.
Через несколько дней умер Клейст с твердостию Стоического
Философа. Все наши Офицеры присутствовали на его погребении. Один
из них, видя, что на гробе у него не было шпаги, положил свою,
сказав: j; такого храброго Офицера должна быть шпага и в могиле. —
Клейст есть один из любезных моих Поэтов. Весна не была бы для
меня так прекрасна, естьли бы Томсон109 и Клейст не описали мне
всех красот ее.

90
НИКОЛАЙ МИХАЙЛОВИЧ КАРАМЗИН
<33>
Веймар, Июля 20
В путешествии своем от Лейпцига до Веймара не заметил я
ничего, кроме прекрасной долины, в которой лежит город Наумбург,
и маленькой деревеньки, где ребятишки набросали множество
цветов к нам в коляску — к нам, говорю, потому что я ехал до Буттель-
штета с одним молодым Французом, который был чем-то в свите
Французского посланника в Дрездене. Разумеется, что ребятишки
хотели денег; мы бросили несколько грошей, и они громко
закричали нам: спасибо! — Француз, который не разумел ни одного слова
по-Немецки и которому я служил переводчиком, почти заплакал,
когда нам пришлось расставаться. Впрочем, он был для меня совсем не
занимателен.
На рассвете приехали мы в Буттельштет, где Почтмейстер дал мне
до Веймара маленькую колясочку. Я подарил постиллиону
фарфоровую трубку, купленную мною на Берлинской фабрике, а он из
благодарности привез меня в Веймар довольно скоро.
Местоположение Веймара изрядно. Окрестные деревеньки с
полями и рощицами составляют приятный вид. Город очень невелик и,
кроме Герцогского дворца, не найдешь здесь ни одного огромного
дома. — У городских ворот меня допрашивали; после чего предложил
я караульному Сержанту свои вопросы, а именно: «Здесь ли Виланд110?
Здесь ли Гердер111? Здесь ли 1<ёте112?» — «Здесь, здесь, здесь», —
отвечал он, — и я велел постиллиону везти себя в трактир Слон.
Наемный слуга немедленно был отправлен мною к Виланду,
спросить, дома ли он? «Нет, он во дворце». — «Дома ли Гердер?» — «Нет,
он во дворце». — «Дома ли Гете?» — «Нет, он во дворце».
Во дворце! Во дворце! — повторил я, передражнивая слугу, взял
трость и пошел в сад. Большой зеленой луг, обсаженный деревьями
и называемый звездою, мне очень полюбился; но еще более
полюбились мне дикие, мрачные берега стремительно текущего ручья, под
шумом которого, сев на мшистом камне, прочитал я первую книгу
Фингала113. Люди, которые встречались мне в саду, глядели на меня с
таким любопытством, с каким не смотрят на людей в больших
городах, где на всяком шагу встречаются незнакомые лица.
Узнав, что Гердер, наконец, дома, пошел я к нему. У него одна
мысль, сказал об нем какой-то Немецкой Автор, и сия мысль есть

Письма русского путешественника
91
целый мир. Я читал его «Urkunde des menschlichen Geschlechts»*114,
читал, многого не понимал, но что понимал, то находил прекрасным.
В каких картинах изображает он творение! Какое восточное
великолепие! Я читал его Бога115, одно из новейших сочинений, в котором
он доказывает, что Спиноза116 был глубокомысленный Философ и
ревностный чтитель Божества, от пантеизма и атеизма равно
удаленный. Гердер сообщает тут и свои мысли о Божестве и творении,
прекрасные, утешительные для человека мысли. Чтение сей
маленькой книжки усладило несколько часов в моей жизни. Я выписал из
нее многие места, которые мне отменно полюбились. Постойте, не
найду ли чего нибудь в записной книжке своей?.. Нашел одно место,
которое, может быть, и вам полюбится — и для того включу его в
свое письмо. Автор говорит о смерти. «Взглянем на лилию в поле; она
впивает в себя воздух, свет, все стихии — и соединяет их с существом
своим для того, чтобы расти, накопить жизненного соку и расцвесть;
цветет, и потом исчезает. Всю силу, любовь и жизнь свою истощила
она на то, чтобы сделаться матерью, оставить по себе образы свои и
размножить свое бытие. Теперь исчезло явление лилии; она истлела
в неутомимом служении Натуры; готовилась к разрушению с начала
жизни. Но что разрушилось в ней, кроме явления, которое не могло
быть долее, которое, — достигнув до высочайшей степени,
заключавшей в себе вид и меру красоты ее, — назад обратилось? И не с тем,
чтобы, лишась жизни, уступить место юнейшим живым явлениям —
сие было бы для нас весьма печальным символом — нет! Напротив
того; она, как живая, со всею радостию бытия произвела бытие их, и
в зародыше любезного вида предала его вечноцветущему саду
времени, в котором и сама цветет. Ибо лилия не погибла с сим явлением;
сила корня ее существует; она вновь пробудится от зимнего сна
своего и восстанет в новой весенней красоте, подле милых дочерей
бытия своего, которые стали ее подругами и сестрами. И так нет смерти
в творении; или смерть есть не что иное, как удаление того, что не
может быть долее, т. е. действие вечно юной, неутомимой силы,
которая по своему свойству не может ни минуты быть праздною
или покоиться. По изящному закону Премудрости и Благости, все в
быстрейшем течении стремится к новой силе юности и красоты —
* «Анналы рода человеческого» (нем.).

92
НИКОЛАЙ МИХАЙЛОВИЧ КАРАМЗИН
стремится, и всякую минуту превращается». — В сем сочинении все
ясно и понятно и согласно. Тут не бурнопламенное воображение
юноши кружится на высотах и сверкает во мраке, подобно
ночному метеору, блестящему и в минуту исчезающему, но мысль мудрого
мужа, разумом освещаемая, тихо несется на легких крыльях веющего
зефира, несется ко храму вечной Истины и светлою струею свой путь
означает. — Я читал еще его Парамифии* — нежные произведения
цветущей фантазии, которые дышат Греческим духом и прекрасны,
как утренняя роза.
Он встретил меня еще в сенях и обошелся со мною так
ласково, что я забыл в нем великого Автора, а видел перед собою только
любезного, приветливого человека. Он расспрашивал меня о
политическом состоянии России, но с отменною скромностию. Потом
разговор обратился на Литературу и, слыша от меня, что я люблю
Немецких Поэтов, спросил он, кого из них предпочитаю всем
другим? Сей вопрос привел меня в затруднение. «Клопштока, — отвечал я
запинаясь, — почитаю самым выспренним из Певцов Германских». —
«И справедливо, — сказал Гердер, — только его читают менее,
нежели других, и я знаю многих, которые в Мессиаде на десятой песни
остановились с тем, чтоб уже никогда не приниматься за эту славную
поэму». — Он хвалил Виланда, а особливо Гете — и, велев маленькому
своему сыну принести новое издание его сочинений, читал мне с жи-
востию некоторые из его прекрасных мелких стихотворений.
Особливо нравится ему маленькая пиеса, под именем Meine Gottin**117,
которая так начинается:
Welcher Unsterblichen
Soil der höchste Preis seyn?
Mit niemand streit' ich,
Aber ich geb' ihn
Der ewig beweglichen,
Immer neuen,
Seltsamsten Tochter Jovis,
*T. е. отдохновения. Сим именем называют еще и нынешние Греки свои
забавные краткие повести.
**«Моя богиня» (нем.).

Письма русского путешественника 93
Seinem Schooskinde,
Der Phantasie*, и проч.
«Это совершенно по-Гречески, — сказал он. — И какой язык! Какая
чистота! Какая легкость!» — Гердер, Гете и подобные им, присвоившие
себе дух древних Греков, умели и язык свой сблизить с Греческим,
и сделать его самым богатым и для Поэзии удобнейшим языком; и
потому ни Французы, ни Англичане не имеют таких хороших
переводов с Греческого, какими обогатили ныне Немцы свою Литературу.
Гомер у них Гомер; та же неискусственная, благородная простота в
языке, которая была душею древних времен, когда Царевны ходили
по воду и Цари знали счет своим баранам. — Гердер любезный
человек, друзья мои. Я простился с ним до завтрашнего дня.
В церковь Св. Якова надобно было зайти для того, чтобы видеть
там на стене барельеф покойного Профессора Музеуса118,
сочинителя Физиогномического Путешествия и Немецких народных
сказок. Под барельефом стоит на книге урна с надписью: незабвенному
Музеусу. — Чувствительная АмалияГ119 Потомство будет благодарить
тебя за то, что ты умела чтить дарования.
<36>
Эрфурт, 22 Июля
В два часа приехал я сюда из Веймара, остановился в трактире
(которого имени, право, не знаю); выпил чашку кофе, пошел на так
* Какую бессмертную
Венчать предпочтительно
Пред всеми богинями
Олимпа надзвездного?
Не спорю с питомцами
Разборчивой мудрости,
Учеными строгими;
Но свежей гирляндою
Венчаю веселую,
Крылатую, милую,
Всегда разновидную,
Всегда животворную,
Любимицу Зевсову,
Богиню — Фантазию.
(Нем.; пер. В. А. Жуковского.)
'Герцогиня Веймарская, мать владеющего Герцога.

94
НИКОЛАЙ МИХАЙЛОВИЧ КАРАМЗИН
называемую Петрову гору в Бенедиктинской монастырь и просил
там первого встретившегося мне отца указать то место, где погребен
Граф Глейхен120. Толстой-отец (NB. монастырь очень богат)
охриплым голосом сказал мне, чтобы я шел к отцу-церковнику. Мне
надлежало идти через длинные сени или коридор, где в печальном сумраке
представились глазам моим распятия и лампады угасающие. Вожатый
оставил меня в коридоре и пошел искать отца-церковника. Трудно
описать, что чувствовал я, прохаживаясь один, в глубокой тишине, по
сему темному коридору и смотря на лампады и на старые картины, на
которых изображены были разные страшные сцены. Мне казалось,
что я пришел в мрачное жилище Фанатизма. Воображение мое
представило мне сие чудовище во всей его гнусности, с поднявшимися
от ярости волосами, с клубящеюся у рта пеною, с пламенными,
бешеными глазами и с кинжалом в руке, прямо на сердце мое
устремленным. Я затрепетал, и холодный ужас разлился по моим жилам. Из
глубины прошедших веков загремели в мой слух адские заклинания;
но, к щастию, в самую сию минуту пришел мой вожатый, и
фантомы моего воображения исчезли. Отец-церковник, сказал он, вместе
с другими отцами сидит за вечернею трапезою. «Да не можешь ли
ты сам показать мне гроб Глейхена?» — спросил я. — «Могу, —
отвечал он, — естьли вы только его хотите видеть». — Вошедши в
церковь, поднял он две широкие скованные доски, и я увидел большой
камень. — Выслушайте историю. Когда святая ревность выгнать
неверных из земли Обетованной заразила всю Европу, и благочестивые
рыцари, крестом ознаменованные, устремились к востоку, — тогда
Глейхен, Имперской Граф, оставил свое отечество и с верною
дружиною направил путь свой к странам Азиатским. Не буду описывать
вам великих дел его мужества. Скажу только, что самые храбрейшие
рыцари Христианства удивлялись его подвигам. Но Небесам угодно
было искусить нещастием веру Героя — Граф Глейхен попался в плен
к неверным и стал невольником знатного Магометанца, который
велел ему смотреть за своим садом. Граф, нещастный Граф поливал
цветы и стенал в тяжком рабстве. Но тщетны были бы все его стенания
и все обеты, естьли бы прекрасная Сарацынка, милая дочь господина
его, не обратила взоров нежной любви на злощастного Героя. Часто в
густых тенях вечера внимала она жалобным песням его; часто видела
невольника, молящегося со слезами, и сама слезы проливала. Робкая
стыдливость долгое время не допускала ее изъясниться и сказать ему,

Письма русского путешественника
95
что она берет участие в его печали. Наконец, искра воспылала —
стыдливость исчезла — любовь не могла уже таиться в сердце и огненною
рекою излилась из уст ее в душу изумленного Графа. Ангельская
невинность ее, цветущая красота и способ разорвать цепь неволи не
дали ему вспомнить, что у него была супруга. Он клялся Сарацынке
вечно любить ее, естьли она согласится оставить своего отца,
отечество и бежать с ним в страны Христианские. Но она уже не помнила
ни отца, ни отечества — Граф был для нее все. Прекрасная летит,
приносит ключ, отпирает дверь в поле — летит с своим возлюбленным, и
тихая ночь, одев их мрачным своим покровом, благоприятствует их
побегу. Щастливо достигают они до отечества Графского. Подданные
лобызают своего Государя и отца, которого считали они погибшим, и
с любопытством смотрят на его статную сопутницу, покрытую
флером. При входе во дворец Графиня бросается в его объятия. «Ты опять
меня видишь, любезная супруга! — говорит Граф. — Благодари ее
(указывая на свою избавительницу), она все для меня оставила. Ах!
Я клялся любить ее!» — Граф хочет рукою закрыть текущие слезы свои.
Сарацынка открывает свое лице, бросается на колени перед
Графинею и, рыдая, говорит: «Я теперь раба твоя!» — «Ты сестра моя, —
отвечает Графиня, — подымая и целуя Сарацынку. Супруг мой будет
твоим супругом; разделим сердце его». Граф удивляется великодушию
супруги, прижимает ее к своему сердцу. Все обнимаются и клянутся
любить друг друга до гроба. Небеса благословили сей тройственный
союз, и сам Папа утвердил его. Мир и щастие обитали в Графском
доме, и верные супруги были погребены вместе — в Эрфурте, в
церкви Бенедиктинского монастыря, и покрыты одним большим камнем,
на котором рука усердного художника вырезала их изображения.
Я видел сей большой камень и благословил память супругов.
Взглянув с Петровой горы на город и окрестности, пошел я в
сиротской дом, и видел там келью, в которой Мартин Лютер121 жил от
1505 до 1512 г. На стенах сей маленькой, темной горницы написана
его история. На столике лежит Немецкая Библия первого издания,
которую употреблял сам Лютер и в которой все белые страницы
исписаны его рукою. Можно ли, думал я, чтобы простой монах, живший
во мраке этой кельи, сделал не только великую реформу в Римской
Церкви, вопреки Императору и Папе, но и великую нравственную
революцию в свете! — Вышедши из кельи, увидел я в коридоре
множество странных картин. На одной изображен Император, к которому

96
НИКОЛАЙ МИХАЙЛОВИЧ КАРАМЗИН
смерть в виде скелета подходит и докладывает с низким поклоном,
что ему пора сложить с себя земное величие и отправиться на тот
свет. На другой представлена актриса, а позади ее смерть в царском
одеянии, поднимающая кинжал с маскою. На третьей изображены
содержатель типографии в штофном халате и в большом парике,
помощник его и смерть, хотящая подкосить ноги первого; а внизу
подписано, что и содержатели типографий умереть должны! И проч., и
проч.
<40>
Июля 30
Наконец, Франкфуртское небо перестало хмурить брови и
прояснилось. Пользуясь хорошим временем, ходил я так много, что теперь
чувствую боль в ногах.
Трактирщик мой водил меня по здешним садам. В одном из них
встретились мы с хозяином, почтенным стариком и, как сказывают,
очень богатым человеком. Узнав от моего вожатого, что я
путешествующий иностранец, он взял меня за руку и сказал: «Я сам
покажу вам все то, что можно назвать изрядным в моем саду. Какова эта
темная алея?» — В жаркое время тут хорошо прохлаждаться, отвечал
я. — «А эта маленькая беседка под ветвями каштановых дерев?» — Тут
прекрасно сидеть ввечеру, когда луна покажется на небе и свет свой
прольет сквозь развесистые ветви на эту бархатную зелень. — «А этот
холмик?» — Ах! Как бы я желал встретить тут восходящее солнце! —
«А этот маленький лесок?» — Тут, верно, поют весною соловьи, так
спокойно и весело, как в самых диких местах Природы, ни мало не
подозревая, чтобы сюда заманивало их искусство. — «Что вы скажете
об этом домике?» — Он построен на то, чтоб быть жилищем
Философа, любящего простоту, уединение и тишину. — «Теперь вам надобно
согласиться выпить у меня чашку кофе». Мы вошли в домик и сели на
деревянных стульях вокруг маленького столика. Нам подали кофе. Я с
удовольствием поблагодарил хозяина за его гостеприимство.
В ненастное время казалось мне, что Франкфурт пуст, а теперь
кажется, что он очень многолюден, от того что в дурную погоду
сидели все дома, кроме тех, которым уже по крайней нужде надлежало
корчиться под дождем и топтать ногами грязь на улицах; а теперь,
обрадовавшись солнцу, все, как муравьи, ползут из своих нор.

Письма русского путешественника
97
По своей цветущей и обширной коммерции, Франкфурт есть один
из богатейших городов в Германии. Кроме некоторых дворянских
фамилий, здесь поселившихся, всякой житель купец, то есть производит
какой-нибудь торг. На всякой улице множество лавок, наполненных
товарами. Везде знаки трудолюбия, промышленности*, изобилия. Ни
один нищий не подходил ко мне на улице просить милостыни.
Только не льзя назвать Франкфурт хорошо выстроенным городом.
Домы почти все старинные и расписаны разными красками, что для
глаз весьма странно.
Еще скажу то, что здесь в трактирах стол очень дешев. Мне
приносят всегда пять хорошо приготовленных блюд и еще десерт на
двух или трех тарелках и за это плачу не более 50 копеек. Вино также
очень дешево. Бутылка молодого рейнвейна стоит 10 копеек, а
старого 40.
После обеда, когда солнце укротило жар лучей своих, вышел я за
город. Сады, сельские домики, луга и винограды представились
глазам моим. Сколько ландшафтов, достойных кисти Салватора Розы122
или Пуссеневой!123
Уединенный домик с садиком, не далеко от большой дороги,
прельстил меня, и я пошел к нему по узенькой тропинке. Два
мальчика, игравшие на траве, бросились ко мне на встречу, но, закричав:
это не он! это не Каспар! — побежали назад и скрылись в домик.
Старое каштановое дерево призывало меня в свою тень — я œn под
его ветьвями. Минут через пять мальчики опять выбежали, а за ними
вышла женщина лет в тридцать, приятная лицом, в белой кофточке
и в соломенной шляпке. Она села на крыльце, и смотрела с улыбкою
на играющих мальчиков; с такою улыбкою, по которой легко было
узнать, что она мать их. Они уговорились бегать взапуски; взявшись
за руки, отошли от крыльца шагов тридцать, остановились, выставили
вперед грудь и правую ногу и дожидались, чтобы мать подала им знак.
Она махнула им платком, и они пустились как из лука стрела.
Большой опередил меньшего, прибежал к матери и, закричав: я первый! —
бросился целовать ее. Меньшой прибежал и также кинулся к ней на
шею. Любезная картина семейственного щастия! Может быть, в
городе она бы меньше меня тронула; но среди сельских красот сердце
*Это слово сделалось ныне обыкновенным, автор употребил его первый.

98
НИКОЛАЙ МИХАЙЛОВИЧ КАРАМЗИН
наше живее чувствует все то, что принадлежит к составу истинного
щастия, влиянного благодетельным Существом в сосуд жизни
человеческой. — Прости, уединенный домик! Мир, тишина и покой да будут
всегда наследственным добром твоих обитателей! А ты, ветьвистое
дерево! Долго, долго еще принимай странников в тень свою — и под
кровом шумящих листьев твоих да веселятся они веселием
невинности и добродетели!
<41>
Франкфурт, Июля 31
Ныне ездил я в деревню Берген, которой имя очень известно:
подле нее было в 1759 году, 13 апреля, кровопролитное сражение между
Французами и соединенною Гановерскою и Гессенскою армиею;
последнею командовал Брауншвейгской Принц Фердинанд, а первыми,
которые остались победителями, Маршал Бролье124.
В здешней ратуше, называемой Римлянином (Romer), показывают
путешественникам ту залу, в которой обедает новоизбранный
Император, и где стоят портреты всех Императоров от Конрада I до
Карла VI125. Кто не пожалеет червонца, тот там же, в Архиве, может
видеть и славную золотую Буллу12в, или договор Императора Карла IV с
Государственными Чинами, написанный на 43 пергаментных листах
и названный сим именем от золотой печати, висящей на черных и
желтых шелковых снурках. На сей печати изображен Император,
сидящий на троне, а с другой стороны Римская крепость, или так
называемый замок Св. Ангела (il castello di S. Angelo) с словами aurea Roma
(золотой Рим), которые расположены в трех линиях таким образом:
/а и г]
ear
lomal
Я был и в кафедральной церкви Католиков, где по уставу Майнц-
ский Архиепископ коронует избранного Императора. Тут
бросилась мне в глаза статуя Марии в белом кисейном платье. «Часто ли
шьют ей обновы?» — спросил я у моего провожатого. — «Из году в
год», — отвечал он. — Хотя главная церковь в городе принадлежит

Письма русского путешественника
99
Католикам, однакож господствующая Религия во Франкфурте есть
Лютеранская, и Католицкому Духовенству запрещено ходить в
процессии по улицам. Здесь очень много и Реформаторов, большею
частию Французов, выгнанных из отечества Людовиком XIV; но они
не могут иметь участия в правлении города, и даже не смеют
всенародно отправлять своего богослужения, в таком городе, где Жиды
имеют Синагогу. Такая нетерпимость, конечно, не служит к чести
Франкфуртского Правительства.
Жидов считается здесь более 7000. Все они должны жить в одной
улице, которая так не чиста, что нельзя идти по ней, не зажав носу.
Жалко смотреть на сих нещастных людей, столь униженных между
человеками! Платье их состоит по большой части из засаленных
лоскутков, сквозь которое видно нагое тело. По Воскресеньям, в тот
час, когда начинается служба в Христианских церквах, запирают их
улицу, и бедные Жиды, как невольники, сидят в своей клетке до
окончания службы; и на ночь запирают их таким же образом. Сверх сего
принуждения, естьли случится в городе пожар, то они обязаны везти
туда воду и тушить огонь.
Между Франкфуртскими Жидами есть и богатые; но сии богатые
живут так же нечисто, как бедные. Я познакомился с одним из них,
умным, знающим человеком. Он пригласил меня к себе и принял
очень учтиво. Молодая жена его, родом Француженка, говорит
хорошо и по-Французски и по-Немецки. С удовольствием провел я у них
около двух часов; но только в сии два часа чего не вытерпело мое
обоняние!
Мне хотелось видеть их Синагогу. Я вошел в нее как в мрачную
пещеру, думая: Бог Израилев, Бог народа избранного! Здесь ли должно
поклоняться Тебе? Слабо горели светильники в обремененном гни-
лостию воздухе. Уныние, горесть, страх изображались на лице
молящихся; нигде не видно было умиления; слеза благодарной любви ни
чьей ланиты не орошала; ни чей взор в благоговейном восхищении
не обращался к небу. Я видел каких-то преступников, с трепетом
ожидающих приговора к смерти и едва дерзающих молить судию своего
о помиловании. «Зачем вы пришли сюда?» — сказал мне тот умный
Жид, у которого я был в гостях. — «Пощадите нас! Наш храм был в
Иерусалиме: там Всевышний благоволил являться своим избранным.
Но разрушен храм великолепный, и мы, рассеянные по лицу земли,
приходим сюда сетовать о бедствии народа нашего. Оставьте нас;

100
НИКОЛАЙ МИХАЙЛОВИЧ КАРАМЗИН
мы представляем для вас печальную картину». — Я не мог отвечать
ему ни слова, пожал руку его и вышел вон.
Давно уже замечено, что общее бедствие соединяет людей
теснейшим союзом. Таким образом и Жиды, гонимые роком и угнетенные
своими сочеловеками, находятся друг с другом в теснейшей связи,
нежели мы, торжествующие Християне. Я хочу сказать, что в них
видно более духа общественности, нежели в другом народе. Жид,
в разодранном рубище, пришел ко мне ныне по утру с разными
безделками. У меня сидел Доктор Н*. «Не покупайте ничего у Жидов», —
сказал он мне. — «Из них редкий не обманщик». — «Не правда,
государь мой! — отвечал с жаром Израильтянин. — Мы не бесчестнее
Християн». Сказал, и с сердцем ушел из горницы. Вчера же зашел я
к одному Жиду для того, чтобы разменять несколько червонцев на
Французские талеры. На столе у него лежала развернутая книга: Мен-
дельзонов Иерусалим127. «Мендельзон был великой человек», — сказал
я, взяв книгу в руки. «Вы знаете его?» — спросил он у меня с веселою
улыбкою. — «Знаете и то, что он был одной нации со мною, и носил
такую же бороду, как я?» — «Знаю, — отвечал я, — знаю». Тут Жид мой
бросил на стол талеры и начал мне хвалить Мендельзона с жаром и
восхищением и заключил свою хвалу повторением, что сей великий
муж, сей Сократ и Платон наших времен, был Жид, был Жид! —
Здешние Актеры недавно представляли Шекспирову драму, Венециянского
Куща. На другой день Франкфуртские Жиды прислали сказать
Директору Комедии, что ни один из них не будет ходить в Театр, естьли
сия драма, в которой обругана их нация, будет представлена в другой
раз. Директор не захотел лишиться части своего сбора и отвечал, что
она будет выключена из списка пиес, играемых на Франкфуртском
Театре.
<57>
Цирих
В половине девятого часа пришли мы в Цирих, в самое то время,
когда весь народ шел из церкви; и, таким образом, в сие
Воскресенье не удалось мне слышать Лафатеровой проповеди. Все мущи-
ны и женщины, которые мне встречались на улицах, были одеты
по-праздничному: первые большею частию в темных кафтанах, а
последние, все без исключения, в черном длинном платье из шер-

Письма русского путешественника
101
стяной материи; на головах у них были или чепчики, или
покрывала. Праздничное платье Цирихских Сенаторов состоит в черном
суконном кафтане, с черною шелковою епанчею128 и с превеликим
белым крагеном129. В таком наряде ходят они обыкновенно в Совет
и в церковь по Воскресеньям.
Ныне после обеда принял меня Лафатер очень ласково и
наговорил мне довольно приятного. Ему хочется, чтобы я выдал на Руском
языке извлечение из его сочинений. «Когда вы возвратитесь в Москву,
сказал он, — я буду пересылать к вам через почту рукописный
оригинал. Вы можете собрать подписку и уверить Публику, что в
извлечении моем не будет ни одного необдуманного слова». Что вы об этом
скажете, друзья мои? Найдутся ли у нас читатели для такой книги? По
крайней мере, сомневаюсь, чтоб их нашлось много. Однакож я принял
Лафатерово предложение, и мы ударили с ним по рукам. — От него
ходил я на Цирихское загородное гульбище, большой прекрасный
луг, на берегу реки Лимматы, осеняемый старыми, почтенными
липами. Тут нашел я очень много людей, которые все кланялись мне как
знакомому. Таков обычай в Цирихе: всякой встречающийся на улице
человек говорит вам: добрый день, или добрый вечер! — Учтивость
хороша; однакож рука устанет снимать шляпу, и я решился наконец
ходить по городу с открытою головою. В девятом часу возвратился я
к Лафатеру и ужинал у него с некоторыми из его приятелей и со всем
его семейством, кроме сына, который теперь в Лондоне. Большая Ла-
фатерова дочь не хороша лицем, а меньшая очень приятна и резва;
первой будет около двадцати, а последней около двенадцати лет.
Хозяин наш был весел и говорлив; шутил, и шутил забавно. Между
прочим, зашла речь об одном из его известных неприятелей — я обратил
на Лафатера все свое внимание — но он молчал, и на лице его не
видно было никакой перемены. Едва ли справедливо будет требовать от
него, чтобы он хвалил тех, которые бранят его так жестоко; довольно,
естьли он не платит им такою же бранью. Пфеннингер130 сказывал
мне, что Лафатер давно уже поставил себе за правило не читать тех
сочинений, в которых об нем пишут; и таким образом, ни хвала, ни
хула до него не доходит. Я считаю это знаком редкой душевной
твердости; и человек, который, поступая согласно с своею совестию, не
смотрит на то, что думают об нем другие люди, есть для меня великой
человек. Между тем, друзья мои, желаю вам покойной ночи.

102
НИКОЛАЙ МИХАЙЛОВИЧ КАРАМЗИН
Ныне поутру пил я кофе у Господина Т, отца известной вам
девицы Т, и познакомился со всем его семейством, довольно
многочисленным. Удивляюсь, как отец и мать могли отпустить дочь свою в
такую отдаленную землю! Состояние их (сколько я видел и слышал)
очень не бедно — да и много ли надобно для содержания одной
дочери! К тому же, Швейцары так страстно любят свое отечество, что
почитают за великое нещастие надолго оставлять его. — Вместе с
Господином Т ходили мы смотреть ученья Цирихской милиции.
Почти все жители были зрителями сего спектакля, для них редкого. Тут
случилось со мною нечто смешное и — неприятное. Г. Профессор
Брейтингер131, с которым я еще не видался по возвращении своем
из Шафгаузена, встретился мне в толпе народа, когда уже кончилось
ученье, и после первого приветствия спросил, каково показалось мне
виденное мною? Я думал, что он говорит о падении Рейна;
воображение мое тотчас представило мне эту величественную сцену — земля
затряслась подо мною — все вокруг меня зашумело — и я с жаром
сказал ему: «Ах! Кто может описать великолепие такого явления?
Надобно только видеть и удивляться». — «Это были наши
волонтеры», — отвечал мне Господин Профессор, и с поклоном ушел от меня.
Тут я понял, что он спрашивал меня не о падении Рейна, а об ученьи
Цирихских солдат: каковым же показался ему ответ мой? Признаться,
я досадовал и на себя и на него и хотел было бежать за ним, чтобы
вывести его из заблуждения, столь оскорбительного для моего
самолюбия; но между тем он уже скрылся.
Я более и более удивляюсь Лафатеру, любезные друзья мои.
Вообразите, что он часа свободного не имеет, и дверь кабинета ею почти
никогда не затворяется; когда уйдет нищий, придет печальный,
требующий утешения, или путешественник, не требующий ничего, но
отвлекающий его от дела. Сверх того посещает он больных, не только
живущих в его приходе, но и других. Ныне в семь часов, отправив
на почту несколько писем, схватил он шляпу, побежал из комнаты и
сказал мне, что я могу идти с ним вместе. Посмотрим, куда, — думал
я, и пошел за ним из улицы в улицу и, наконец, совсем вон из города,
в маленькую деревеньку, и на крестьянской двор. — Живали она? —
спросил он у пожилой женщины, которая встретила нас в сенях.

Письма русского путешественника
103
Чуть душа держится, — отвечала она со слезами, и отворила нам
дверь в горницу, где увидел я старую, иссохшую и бледную женщину,
лежащую на постеле. Два мальчика и две девочки стояли подле
постели и плакали; но увидев Лафатера, бросились к нему, схватили его
за обе руки и начали целовать их. Он подошел к больной, и ласковым
голосом спросил у нее, какова она? — Умираю, умираю, — отвечала
старушка, и более не могла сказать ни слова, устремив глаза на грудь
свою, которая страшным образом вверх подымалась. Лафатер сел
подле нее и начал приготовлять ее к смерти. «Час твой приближил-
ся, — сказал он, — и Спаситель наш ожидает тебя. Не страшись
гроба и могилы; не ты, но только бренное тело твое в них заключится.
В самую ту минуту, когда глаза твои закроются навеки для здешнего
мира, воссияет тебе заря вечной и лучшей жизни. Благодари Бога, ты
дожила здесь до глубокой старости, — видела возростших детей и
внучат своих, возростших в добронравии и благочестии. Они будут
всегда благословлять память твою и, наконец, с лицем светлым
обнимут тебя в жилище блаженных. Там, там составим мы все одно щаст-
ливое семейство!» — При сих словах прервался Лафатеров голос; он
утерся белым платком и, прочитав молитву благословил умирающую,
простился с нею, поцеловал маленьких детей, сказал, чтобы они не
плакали и, дав им по нескольку копеек, ушел. Мне было очень тяжело,
однакож слезы не хотели литься из глаз моих; насилу мог я свободно
вздохнуть на чистом вечернем воздухе.
«Где вы берете столько сил и столько терпения?» — сказал я Ла-
фатеру, удивляясь его деятельности. «Друг мой! — отвечал он с
улыбкою, — человек может делать много, естьли захочет; и чем более он
действует, тем более находит в себе силы и охоты к действию».
Не думаете ли вы, друзья мои, что Лафатер, помощник бедных,
очень богат? Нет, доходы его весьма невелики. Но он продает многие
из своих сочинений, и печатные и письменные, в пользу неимущих
братии; и собирая таким образом изрядную сумму денег, раздает ее
просящим. Я купил у него два манускрипта: сто тайных
физиогномических правил (в заглавии которых написано: Lache des Elend's
nicht, und der Mittel das Elend zu lindern)* и памятник для любезных
*Не смейся над нуждой и средствами ее облегчения (нем.).

104
НИКОЛАЙ МИХАЙЛОВИЧ КАРАМЗИН
странников* ; за последнюю рукопись он не взял с меня денег, а велел
мне отдать их одному бедному Французу, который пришел к нему
просить милостыни.
Я имел удовольствие познакомиться сегодни с человеком весьма
любезным — с Архидиаконом Тоблером132, который мне известен был
по своим сочинениям, а особливо по переводу Томсоновых времен
года, изданному покойным Геснером133, другом его. Он пришел ко
мне ныне поутру с Господином Г и прельстил меня простотою своего
обхождения. Вместе с ним и с двумя сестрами девицы Т поехали мы
в большой лодке гулять по озеру. Нельзя было выбрать лучшего дня:
на небе не показывалось ни одного облачка и вода едва-едва
струилась. На том и на другом берегу озера видны хорошо выстроенные
деревни, сельские домики богатых Цирихских граждан и виноградные
сады, которые простираются беспрерывно. Ровно за сорок лет перед
сим, любезные друзья мои, бессмертный Клопшток — с молодыми
своими друзьями и с любезнейшими из Цирихских молодых девиц —
катался по озеру. «Я как теперь смотрю на Клопштока, — (сказал Г. То-
блер), — на нем был красный кафтан. В тот день отменно нравилась
ему девица Шинц. Виртмиллер134 сделал из ее перчатки кокарду для
Клопштоковой шляпы. Божественный певец Мессиады135 разливал
радость вокруг себя». Сию эфирную радость — радость, какую могут
только чувствовать великие души — воспел Клопшток в прекрасной
оде своей Züricher-See**, которая осталась вечным памятником
пребывания его в здешних местах — пребывания, лаврами и миртами
увенчанного. Г. Тоблер — говоря о том, как уважен был здесь певец
Мессиады — сказывал мне, между прочим, что однажды из Кантона Гларуса
пришли в Цирих две молодые пастушки, единственно затем, чтобы
видеть Клопштока. Одна из них взяла его за руку и сказала: Ach! wenn
ich in der Clarissa lese und im Messias, so bin ich ausser mir! (ах! читая
Клариссу и Мессиаду, я вне себя бываю!) Друзья мои! вообразите, что в
*Лафатер в печатном своем Физиогномическом сочинении бережется
показывать в лицах те черты, которые означают худое: в сем письменном
(которое, по его словам, никогда не должно быть напечатано) говорит он вольнее. —
Памятник для путешественников есть для меня одно из лучших его творений;
он напечатан в Hand-Bibliothek fur Freunde («Справочной библиотеке для
друзей». — нем.).
** «Цюрихское озеро» (нем.).

Письма русского путешественника
105
эту райскую минуту чувствовало сердце Песнопевца! — Разговаривая
таким образом с почтенным Архидиаконом, не видал я, как мы
отплыли от города две мили или около пятнадцати верст. Тут надлежало
нам выйти на берег близь небольшой деревеньки, в которой Г. Тоблер
родился и где отец его был Священником. Все крестьянские домики
в сей деревне имеют очень хороший вид и подле всякого есть садик,
с плодовитыми деревьями и с грядами, на которых растут
благовонные цветы и поваренные травы. Во внутренности домов все чисто. Тут
видел я семейный крестьянский обед. Когда все собрались к столу,
хозяйка прочитала вслух молитву; после чего сели вокруг стола — муж
подле жены, брат подле сестры — и принялись за суп, а потом за сыр
и масло. Обед заключен был также молитвою: при чем мущины стояли
без шляп, которых они, впрочем, почти никогда с головы не снимают.
Даже и городские жители нередко обедают в шляпах, что почитается
у них знаком свободы и независимости.
Мы обедали в сельском трактире и ели очень вкусную рыбу,
ловимую в Цирихском озере. Говорят, будто в Швейцарии вообще больше
едят, нежели в других землях, и приписывают это действию здешнего
острого воздуха. Что принадлежит до меня, то хотя обедаю и ужинаю
в Швейцарии с добрым аппетитом, однакож не могу назвать его
чрезмерным или отменным. После обеда переехали мы на другую сторону
озера, где встретил нас свойственник Господина Г, живущий почти на
самом берегу в большом доме. Он показывал нам свое хозяйство, своих
коров, своих лошадей и большой плодовитый сад. Когда мы пришли
к нему в дом, он подчивал нас прекрасными абрикосами и хорошим
красным вином, не купленным, а домашним; между тем дочь его
играла приятно на клавесине. Часов в семь поплыли мы назад в Цирих, и
я имел удовольствие видеть снежныя горы, позлащаемые заходящим
солнцем, и наконец помраченные густыми тенями вечера. Огни
городские представляли нам вдали прекрасную иллюминацию, и мы вышли
на берег в исходе десятого часа. Мне оставалось только благодарить
Архидиакона Тоблера, Господина Т и дочерей его за все те
удовольствия, которыми я наслаждался сегодни в их обществе.
В Цирихе есть так называемая девичья школа (Töchter-Schule),
которая достойна внимания всех, приезжающих в сей город. В ней
безденежно учатся 60 молодых девушек (от двенадцати до шестнадцати

106
НИКОЛАЙ МИХАЙЛОВИЧ КАРАМЗИН
лет) читать, писать, арифметике, правилам нравственности и
экономии, то есть, приготовляются быть хорошими хозяйками, супругами
и матерьми. Приятно видеть вместе столько молодых, опрятно и
чисто одетых красавиц, которые занимаются своим делом в тишине и
с великою прилежностию, под надзиранием благонравных
учительниц, обходящихся с ними кротко и ласково. Тут дочь богатейшего
Цирихского гражданина сидит подле дочери бедного соседа своего и
научается уважать достоинство, а не богатство. — Сия благодетельная
школа учреждена в 1774 году Ik Профессором Устери136, который, к
общему сожалению своих сограждан, умер в начале нынешнего лета.
Может быть, ни в каком другом Европейском городе не найдете
вы, друзья мои, таких неиспорченных нравов и такого благочестия,
как в Цирихе. Здесь-то еще строго наблюдаются законы супружеской
верности и жена, которая осмелилась бы явно нарушить их,
сделалась бы предметом общего презрения. Здесь мать почитает
воспитание детей главным своим упражнением; а как и самые богатые из
Цирихских жителей не держат более одной служанки, то всякая
хозяйка находит для себя много дела в домашней жизни, не угнетается
праздностию, матерью многих пороков, и редко ходит в гости. Театр,
балы, маскарады, клубы, великолепные обеды и ужины! Вы здесь
неизвестны. Иногда сходятся две, три, четыре приятельницы —
разговаривают дружески — вместе работают или читают Геснера, Клопшто-
ка, Томсона и других Писателей и Поэтов, которые не приводят
целомудрия в краску. Редко бывают они вместе с посторонними мущи-
нами, а при чужестранцах стыдятся говорить, думая, что Цирихской
выговор противен их ушам. Все они одеваются просто, не думая о
Французских модах, и совсем не употребляют румян. — Мущины
отправляют поутру дела свои: купец идет в контору или в лавку, Ученый
садится читать или писать, художник берется за свою работу и так
далее. В полдень обедают, а ввечеру прогуливаются или в приятельских
беседах курят табак, пьют чай и кофе — купцы говорят о торговых,
Ученые об ученых делах и таким образом проводят время. Не знаю,
продаются ли в Цирихе карты; по крайней мере, в них здесь никогда
не играют и не знают сего прекрасного средства убивать время
(простите мне этот Галлицизм), средства, которое в других землях
сделалось почти необходимым.
Мудрые Цирихские законодатели знали, что роскошь бывает
гробом вольности и добрых нравов, и постарались заградить ей вход в

Письма русского путешественника
107
свою республику. Мущины не могут здесь носить ни шелкового, ни
бархатного платья, а женщины — ни брилиантов, ни кружев; и даже
в самую холодную зиму никто не смеет надеть шубы, для того что
меха здесь очень дороги. В городе запрещено ездить в каретах, и
потому здоровые ноги здесь гораздо более уважаются, нежели в других
местах. Во внутренности домов не увидите вы никаких богатых
уборов — все просто и хорошо. Хотя чужестранные вина сюда
привозятся, однакож их позволено употреблять не иначе, как в лекарство.
Только думаю, что сей закон не очень строго наблюдается. На прим.
у Лафатера за столом пили мы Малагу; но он взял ее, может быть, из
Аптеки, по предписанию своего Доктора Г.
Я слыхал прежде, будто в Швейцарии жить дешево; теперь могу
сказать, что это неправда и что здесь все гораздо дороже, нежели в
Германии: на прим. хлеб, мясо, дрова, платье, обувь и прочие
необходимости. Причина сей дороговизны — есть богатство Швейцаров.
Где богаты люди, там дешевы деньги; где дешевы деньги, там дороги
вещи. Обед в трактире стоит здесь восемь гривен; то же самое платил
я в Базеле и в Шафгаузене. Правда, что в Швейцарских трактирах
никогда не подают на стол менее семи или осьми хорошо
приготовленных блюд и потом десерт на четырех или на пяти тарелках.
Я всякой день бываю у Лафатера, обедаю у него и хожу с ним по
вечерам прогуливаться. Он, кажется, любит меня; ласкает и
расспрашивает иногда о подробностях жизни моей, дозволяя и мне
предлагать ему разные вопросы, а особливо на письме. В пример
переведу вам ответ его на один из моих вопросов. Вопрос: «Какая есть
всеобщая цель бытия нашего, равно достижимая* для мудрых и
слабоумных?» — Ответ: «Бытие есть цель бытия. — Чувство и радость
бытия (Daseynsfrohheit) есть цель всего, чего мы искать можем.
Мудрый и слабоумный ищут только средств наслаждаться бытием своим
или чувствовать его — ищут того, через что они самих себя
сильнее ощутить могут. — Всякое чувство и всякой предмет,
постигаемый которым-нибудь из наших чувств, суть прибавления (Beytrage)
*То есть до которой достигнуть можно. Я осмелился по аналогии употребить
это слово.

108
НИКОЛАЙ МИХАЙЛОВИЧ КАРАМЗИН
нашего самочувствования (Selbstgefühles); чем более
самочувствования, тем более блаженства. — Как различны наши организации или
образования, так же различны и наши потребности в средствах и
предметах, которые новым образом дают нам чувствовать наше
бытие, наши силы, нашу жизнь. — Мудрый отличается от
слабоумного только средствами самочувствования. Чем простее, вездесущнее,
всенасладительнее, постояннее и благодетельнее есть средство или
предмет, в котором или через который мы сильнее существуем, тем
существеннее (existenter) мы сами, тем вернее и радостнее бытие
наше — тем мы мудрее, свободнее, любящее (liebender), любимее,
живущее, оживляющее, блаженнее, человечнее, божественнее, с целию
бытия нашего сообразнее. — Исследуйте точно, чрез что и в чем вы
приятнее или тверже существуете? Что вам доставляет более
наслаждения — разумеется, такого, которое никогда не может причинить
раскаяния, которое всегда с спокойствием и внутреннею свободою
духа может и должно быть снова желаемо? Чем достойнее и
существеннее избираемое вами средство, тем достойнее и существеннее
вы сами; чем существеннее вы делаетесь, то есть чем сильнее, вернее
и радостнее существование ваше — тем более приближаетесь вы ко
всеобщей и особливой цели бытия вашего. Отношение (Anwendung)
и исследование сего положения (отношение и исследование есть
одно) покажет вам истину или (что опять все одно) всеотносимость
оного. Цирих, в Четверток ввечеру, 20 Августа 1789. Иоанн Каспар
Лафатер». Каков вам кажется сей ответ, друзья мои? Вы, конечно, не
подумаете, чтобы я в самом деле надеялся сведать от Лафатера цель
бытия нашего; мне хотелось только узнать, что он может о том
сказать. Таким образом всякое утро прихожу к нему с каким-нибудь
вопросом. Он прячет мою бумажку в карман и ввечеру отдает мне ответ,
на ней же написанный, оставляя у себя копию. Я уверен, что все это
будет напечатано в ежемесячном его сочинении, которое с нового
года должно выходить в Берлине под титулом: ответы на вопросы
моих приятелей*.
*Я угадал, — и первая пиеса, напечатанная в сем ежемесячном сочинении,
есть ответ на мой вопрос о цели бытия. Берлинским Рецензентам показалось
забавно: die constante, solideste, sutenabelste existenz — или: Daseyn ist der Zwek
des Daseyns (Постоянное, прочнейшее, наиболее выносимое существование —
или: Бытие есть цель бытия. — нем.), и проч. «Г. К.* (говорит Рецензент во Всеоб-

Письма русского путешественника
109
Лафатер намерен еще издавать, также с будущего года,
Библиотеку для друзей, где будут помещаемы такия пиесы, которых он по
каким-нибудь причинам не хочет сообщить публике. Только
приятели его могут получать сию библиотеку; и хотя она будет печатная,
однакож они обязываются считать ее за манускрипт.
По сие время Лафатеровы сочинения составляют около
пятидесяти томов; естьли он проживет еще лет двадцать, то это число может
вдвое умножиться. За всем тем, по его словам, сочинение есть для
него не работа, а отдых.
Сверх того что Лафатер пишет для публики и для приятелей, ведет
он журнал жизни своей, который есть тайна и для самых друзей его и
который останется в наследство его сыну. Тут описывает он все свои
важнейшие опыты, сокровенные связи с некоторыми людьми, свои
надежды, радости и печали. — Вероятно, что в сих записках много
любопытного — и я почти уверен, что они со временем будут
напечатаны — естьли не для меня и не для вас, то по крайней мере для детей
ваших, друзья мои. Девятый-надесять век! Сколько в тебе откроется
такого, что теперь считается тайною!
Раза три был я у почтенного старика Тоблера и провел у него
часов пять или шесть, весьма приятных. Он так много рассказывал мне
о покойном Бодмере137 и Швейцарском Теокрите138! «Геснер украсил
весну жизни моей (говорит он) — и во всех приятных сценах моей
юности, о которых теперь с удовольствием воспоминаю, вижу его
перед собою. Часто проводили мы вместе длинные зимние вечера в
чтении Поэтов; и почти всегда, когда я приходил к нему, встречал
он меня с какою-нибудь приятною новостию, им сочиненною. Дом
его был Академиею изящной Литературы и Искусства — Академиею,
какой Государи основать не могут». Вы знаете, что Геснер посвятил
своего Дафниса139 одной девице; но не знаете, может быть, что эта
девица была дочь Г. Гейдеггера, Цирихского Сенатора и что творец
Дафниса скоро после того женился на ней, и жил с нею всегда как
Щей Немецкой библиотеке), конечно, больше нашего знаком с игрою Лафатеро-
вых мыслей; ему оставляем мы разуметь сие изъяснение цели бытия
нашего». — Мне кажется, что мысли Лафатеровы (несмотря на насмешки
остроумных Берлинцев) и понятны, и справедливы, и даже весьма обыкновенны; здесь
можно назвать новыми только одни выражения. Но Г. Аделунг, конечно, имеет
причину жаловаться, что Лафатер не всегда думает о чистоте Немецкого слога.

по
НИКОЛАЙ МИХАЙЛОВИЧ КАРАМЗИН
любовник с любовницею. — По любви к человечеству прискорбно
было мне слышать, что Геснер не мог терпеть Лафатера, и не смотря
на все старания общих друзей их, никогда не хотел с ним
помириться. Тем более чести Лафатеру что он, по смерти Геснеровой, сочинил
ему похвальные стихи!
С Профессором Мейстером140, — братом того Мейстера, который
написал на Французском языке известную книгу о естественном
нравоучении и который, будучи выгнан из Цириха за одно смелое
сочинение, живет теперь в Париже141, — виделся я только один раз.
Наружность его не очень привлекательна, однакож обхождение его
весьма приятно. Он говорит почти так же хорошо, как пишет. Я с
удовольствием читал некоторые из его сочинений (Kleine Reisen
и Characteristik Deutscher Dichter)142, и поблагодарил его за это
удовольствие.
В нынешний вечер наслаждался я великолепным зрелищем.
Около двух часов продолжалась ужасная гроза. Естьли бы вы видели, как
пурпуровые и золотые молнии вились по хребтам гор, при страшной
канонаде неба! Казалось, что небесный Громовержец хотел
превратить в пепел сии гордые вышины: но они стояли, и рука Его
утомилась — громы умолкли, и тихая луна сквозь облака проглянула.
В Цирихском Кантоне считается около 180 000 жителей, а в
городе около 10 000; но только две тысячи имеют право гражданства,
избирают судей, участвуют в правлении и производят торг; все прочие
лишены сей выгоды. Из тридцати цехов, на которые разделены
граждане, один называется главным, или дворянским, имея перед другими
то преимущество, что из него выбирается в члены Верховного Совета
осьмнадцать человек, — из прочих же только по двенадцати. Сему
Совету принадлежит законодательная власть; а гражданские и уголовные
дела судит так называемый Малый Совет, или Сенат (состоящий из
40 членов и двух Бургомистров), для которого избирается особенно
из каждого цеха по шести человек; они называются Сенаторами, и
всякой год сменяются. Кому двадцать лет от роду, тот имеет уже голос
в Республике, то есть может избирать в судьи; в тридцать лет можно
быть Членом Верховного Совета, а в тридцать пять Сенатором, или
Членом Малого Совета. Цирихской житель, имеющий право граждан-

Письма русского путешественника
111
ства, так же гордится им, как Царь своею короною. Уже более 150 лет
никто не получал сего права; однакож его хотели дать Клопштоку, с
тем условием, чтобы он навсегда остался в Цирихе.
В Субботу ввечеру Лафатер затворяется в своем кабинете для
сочинения проповеди — и чрез час бывает она готова. Правда, естьли он
говорит все такие проповеди, какую я ныне слышал, то их сочинять
не трудно. Спаситель снял с нас бремя грехов: и так будем
благодарить Его — сии мысли, выраженные различным образом, составляли
содержание всего поучения. Одни восклицания, одна декламация, и
более ничего! Признаюсь, что я ожидал чего-нибудь лучшего. Вы
скажете, что с народом так говорить надобно; но Лаврентий Стерн143
говорил с народом, говорил просто, и трогал сердце — мое и ваше.
Вид, с каким проповедует Лафатер, мне полюбился.
Цирихские проповедники являются на кафедрах в каких-то
странных черных шушунах, с большими белыми и жестко накрухмален-
ными крагенами. Обыкновенно же ходят они в черных или темных
кафтанах. Лафатер носит на голове черную бархатную скуфейку —
но только он один. Не для того ли почли его тайным Католиком?
Когда в церкви поют псалмы, мужчины стоят без шляп; когда
же начинается проповедь, все садятся, надевают шляпы, молчат
и слушают.
Я познакомился на сих днях с двумя молодыми
соотечественниками моего приятеля Б*: с Графом М* и Господином Баг*. Сей последний
сочинил на Датском языке две большие Оперы, которые отменно
полюбились Копенгагенской Публике, а наконец, были причиною того,
что Автор лишился спокойствия и здоровья. Вы удивитесь; но тут нет
ничего чудного. Зависть вооружила против него многих Писателей;
они вздумали уверять публику, что Оперы Господина Баг* ни к чему
не годятся. Молодой Автор защищался с жаром; но он был один в
толпе неприятелей. В газетах, в журналах, в комедиях — одним
словом, везде его бранили. Несколько месяцов он отбранивался;
наконец, почувствовал истощение сил своих, с больною грудью оставил
место боя и уехал в Пирмонт к водам, откуда Доктор прислал его в
Швейцарию лечиться горным воздухом. Молодой Граф М*,
учившийся в Геггингене, согласился вместе с ним путешествовать. Оба они
познакомились с Лафатером и полюбились ему своею живостию.
И тот и другой любят аханье и восклицания. Граф бьет себя по лбу
и стучит ногами, а Поэт Баг* складывает руки крестом и смотрит на

112
НИКОЛАЙ МИХАЙЛОВИЧ КАРАМЗИН
небо, когда Лафатер говорит о чем-нибудь с жаром. Ныне или завтра
уедут они в Луцерн; любезный мой приятель Б* едет с ними же.
<67>
Долина Гасли
Пробыв у пастухов два часа, пошел я далее, беспрестанно спускаясь
с горы. Первый примечания достойный предмет, который встретился
глазам моим на сем пути, был так называемый Розенлавинглетшер,
самый прекраснейший из Швейцарских ледников, состоящий из чистых
сафирных144 пирамид, гордо возвышающих острые свои вершины. —
Мрак древних высоких елей укрывал меня от жара солнечного; нигде
не видал я следов человеческих: дичь и пустота представлялись везде
глазам моим. С седых, мшистых скал упадали кипящие ручьи, и шум
падения их раздавался по лесу. Но далее, спускаясь в долину, находил
я прекрасные благовонные луга, каких лучше вообразить нельзя —
и, к удивлению моему, не видал на них пасущегося скота. Не можете
вообразить, как приятен вид зелени после голых камней и снежных
громад, утомивших мое зрение! На всяком лужке отдыхал я по нескольку
минут, и естьли не руками, то, по крайней мере, глазами своими ласкал
каждую травку вокруг себя. — Я пришел в маленькую горную
деревеньку, которой жители ведут пастушью жизнь во всей простоте ее, не зная
ничего, кроме скотоводства, и питаясь одним молоком. Они делают
большие сыры, и через Валисцов145 отправляют их в Италию. Сырные
анбары построены из тонких бревен на высоких столбах или
подпорах, для того чтобы воздух мог отвсюду проходить в них.
Жажда меня томила. Я остановился подле одной хижины, на
берегу чистого ручья, и, видя молодого пастуха, у дверей сидящего,
попросил у него стакана. Он не скоро понял меня; но поняв, тотчас
бросился в свой домик и вынес чашку. Она чиста, сказал он худым
Немецким языком, показывая мне дно ее; побежал к ручью,
зачерпнул воды, и опять вылил ее назад — посмотрел на меня и
улыбнулся — зачерпнул в другой раз, и опять вылил — взглянул на меня и
засмеялся — почерпнул в третий раз, и принес мне, говоря: пей,
добрый человек, пей нашу воду! Я взял чашку, — и естьли бы не
побоялся пролить воды, то, конечно бы, обнял добродушного пастуха с
таким чувством, с каким обнимает брат брата: столь любезен казался
он мне в эту минуту! — Для чего не родились мы в те времена, когда

Письма русского путешественника
113
все люди были пастухами и братьями!* Я с радостию отказался бы
от многих удобностей жизни (которыми обязаны мы просвещению
дней наших), чтобы возвратиться в первобытное состояние
человека. Всеми истинными удовольствиями — теми, в которых участвует
сердце и которые нас подлинно щастливыми делают — наслаждались
люди и тогда, и еще более, нежели ныне, — более наслаждались они
любовию (ибо тогда ничто не запрещало им говорить друг другу:
люблю тебя, и дарам Природы не предпочитались дары слепого случая,
не придающие человеку никакой существенной цены), — более
наслаждались дружбою, более красотами Природы. Теперь жилище и
одежда наша покойнее: но покойнее ли сердца? Ах, нет! Тысячи
забот, тысячи беспокойств, которых не знал человек в прежнем своем
состоянии, терзают ныне внутренность нашу, и всякая приятность в
жизни ведет за собою тьму неприятностей. — С сими мыслями пошел
я от пастуха; несколько раз оборачивался назад и приметил, что он
провожает меня взорами своими, в которых написано было желание:
поди и будь щастлив! Бог видел, что и я от всего сердца желал ему
щастия; но он уже нашел его!
Сильный шум прервал нить моих размышлений. «Что это
значит?» — спросил я у проводника моего, остановясь и слушая. — «Мы
приближаемся к Рейхенбаху, — отвечал он, — славнейшему
Альпийскому водопаду». — Хотя путешествующий по Швейцарским горам
беспрестанно видит каскады, беспрестанно орошается их брызгами
и, наконец, смотрит на них равнодушно; однакож мне очень хотелось
видеть первый из Альпийских водопадов. Отдаленный шум обещал
мне нечто величественное: воображение мое стремилось к причине
его; но тут вдруг открылось мне другое великолепие, которое
заставило меня на время забыть Рейхенбах. Ах! Для чего я не живописец!
Для чего не мог в ту же минуту изобразить на бумаге плодоносную,
зеленую долину Гасли, которая в виде прекраснейшего цветущего
сада представилась глазам моим, между диких, каменных, небеса
подпирающих гор! Плодовитые лесочки, и между ими маленькие
деревянные домики, составляющие местечко Мейринген, — река Ара,
стремящаяся вдоль по долине — множество ручьев, ниспадающих с
крутых утесов, и с серебряною пеною текущих по бархатной мураве:
* Когда же?

114
НИКОЛАЙ МИХАЙЛОВИЧ КАРАМЗИН
все сие вместе образовало нечто романическое, пленительное —
нечто такое, чего я отроду не видывал. Ах, друзья мои! Не должно ли мне
благодарить Судьбу за все великое и прекрасное, виденное глазами
моими в Швейцарии? Я благодарю ее — от всего сердца! — Наконец,
проводник напомнил мне Рейхенбах, и чтобы посмотреть на него
вблизи, я должен был, не взирая на свою усталость, взойти опять на
высокой пригорок и спуститься с него, но только уже не по камням, а
по зеленой траве, увлажненной водяною пылью, летящею от каскада.
Еще шагов за пятьдесят от падения облака сей пыли меня почти
совсем ослепили. Однакож я подошел к самому кипящему водоему, или
той яростию воды ископанной яме, в которую Рейхенбах падает с
высоты своей, с ужасным шумом, ревом, громом, срывая превеликие
камни и целые дерева, им на пути встречаемые. Трудно представить
себе ту ужасную быстроту, с которою волна за волною несется в
неизмеримую глубину сего водоема и опять вверх подымается, будучи
отвержена его вечно кипящею пучиною и распространяя вокруг себя
белые облака влажного дыму! Тщетно воображение мое ищет
сравнения, подобия, образа!.. Рейн и Рейхенбах, великолепные явления,
величественные чудеса Природы! В молчании удивляться будет вам
всякой, имеющий чувство; но кто может изобразить вас кистию или
словами? Я почти совсем чувств лишился, будучи оглушен гремящим
громом падения, и упал на землю. Моря водяных частиц лились на
меня, и притом с такими порывами вихря (производимого в воздухе
силою падающей воды), что, боясъ смертельной простуды, я должен
был через несколько минут удалиться от сего места. Всякой, взглянув
на меня, подумал бы, что я вышел из реки; ни одной сухой нитки на
мне не осталось, и вода текла с меня ручьями, подобно как с какой-
нибудь Альпийской горы.
До Мейрингена оставалось мне не более трех верст, и дорога была
уже не так трудна, как на сходе с вершины Шейдека; но сии три
версты довели усталость мою до высочайшей степени, потому что жар
в долинах бывает несносен. Лучи солнечные отпрыгивают от голых
скал и, согревая воздух, производят духоту, весьма редко ветерком
прохлаждаемую. Женщины, встречавшиеся мне, смотрели на меня с
сожалением, и говорили: как жарко, молодой путешественник'
Местечко или деревня Мейринген состоит из маленьких
деревянных домиков, рассеянных по долине в великом расстоянии один от
другого; в Альпийских селениях совсем нет каменного строения.

Письма русского путешественника
115
Обитатели долины Гасли живут в беспрестанном шуме,
происходящем как от Рейхенбаха, так и от других каскадов. Иногда сии ручьи,
будучи наполнены снежною водою, низвергаются в долину с такою
яростию, что заливают домы поселян, сады и луга их. За несколько
лет перед сим причинили они страшное опустошение и всю
прекрасную долину покрыли песком и камнями; но жители не могли
оставить милой своей родины, где предки их и они сами пользовались
бесчисленными благодеяниями Природы — скоро земля была
очищена и снова покрылась цветами и зеленью.
Сколь прекрасна здесь Натура, столь прекрасны и люди, а
особливо женщины, из которых редкая не красавица. Все они свежи, как
горные розы — и почти всякая могла бы представлять нежную Флору.
Удивитесь ли вы, естьли я пробуду здесь несколько дней? Может быть,
в целом свете нет другого Мейрингена. Но жаль, что здешние
красавицы немного безобразят себя одеждою; на прим. подвязывают юбку
под самыми плечами, и кажется, будто они в мешках зашиты. — Здесь
нашел я очень хороший трактир.
В11 часов ночи. Вечер проведен мною приятно. Я гулял по долине,
в рощицах, по лугам и, возвращаясь в деревню, нашел подле одного
домика множество молодых мущин и девушек, которые между собою
играли, прыгали и резвились. Тут праздновали сговор. Мне не
трудно было узнать жениха с невестою: самая прекраснейшая чета, какую
только вы себе вообразить можете! Румянец беспрестанно играл на
их щеках; они хотели резвиться вместе с другими, но нежная
томность, видимая во всех их движениях, отличала их от прочих
пастухов и пастушек. Я подошел к жениху, взял его за руку, и сказал ему:
«Ты щастлив, мой друг!» Невеста взглянула на меня и с
выразительною благодарностию за мое приветствие. Как нежно чувство в
Альпийских пастушках! Как хорошо понимают они язык сердца! Пастух
с улыбкою посмотрел на свою любезную — взоры их встретились.
Тут странная мысль пришла в мою голову: мне захотелось оставить
будущим супругам какой-нибудь памятник, который бы, в течение
благополучных дней любви их, мог напоминать им, что один
путешественник, из отдаленнейшей страны Севера, был при их сговоре и
брал участие в радости невинных сердец. Подумав, я вынул из
кармана медаль, не золотую, а медную; но у меня не было ничего более —
медаль, на которой изображена голова Греческого юноши, и
которую подарил мне приятель мой Б*. «Возьми ее, — сказал я невесте, —

116
НИКОЛАЙ МИХАЙЛОВИЧ КАРАМЗИН
в знак моего доброжелательства». Она с удивлением взглянула на
медаль, на меня и на жениха своего, и не знала, что делать. «Родясь в
такой земле, — продолжал я, — где обыкновенно дарят невест,
прошу тебя принять от меня эту безделку, которую предлагаю тебе от
доброго сердца». — Л в какой земле родились вы? — спросил старик,
сидевший на бревне. — «В России». — В России!.. Да, я слыхал об этой
земле от стариков наших. Да где-бишь она? — Далеко, мой друг —
там, за горами, прямо к Северу». — Точно, я это помню. — Между тем
жених с невестою перешептывались; последняя взяла медаль, сказала
спасибо! и отдала первому, который повертел ее в руках и опять
возвратил ей. Я радовался щастливою четою, и в мыслях своих читал
Галлеровы стихи (из его Поэмы: Die Alpen, т. е. Альпийской горы):
Die Liebe brennt hier frey, und scheut kein Donner-Wetter.
Man liebet für sich selbst, und nicht für seine Vätter.
So bald ein junger Hirt die sanfte Glut empfunden,
Die leicht ein schmachlend Aug in muntern Geistern schürt,
So wird des Schäfers Mund von keiner Furcht gebunden;
Ein ungeheuchelt Wort bekennet, was ihn rührt;
Sie hört ihn, und, verdient sein Brand ihr Herz zum Lohne,
So sagt sie, was sie fühlt, und thut, wornach sie strebt,
Denn zarte Regung dient den Schönen nicht zum Hohne,
Die aus der Anmuth fliest, und durch die Tugend lebt.
Die Sehnsucht wird hier nicht mit eitler Pracht belästigt;
Er liebet sie, sie ihn, dies macht den Heuraths-Schluss,
Die Eh wird oft durch nichts, als beyder Treu befestigt,
Für Schwüre dient ein Ja, das Siegel ist ein Kuss.
Die holde Nachtigall grüsst sie von nahen Zweigen;
Die Wollust deckt ihr Bett auf sanft geschwollnes Mooss,
Zum Vorhang dient ein Baum, die Einsamkeit zum Zeugen;
Die Liebe führt die Braut in ihres Hirten Schooss,
О dreymahl seligs Paar! Euch muss ein Fürst beneiden*.
* Здесь любовь пылает свободно, никакой грозы не страшася; здесь любят для
себя, а не для отцов своих. Когда молодой пастух почувствует нежную страсть,
которую прекрасные глаза легко воспаляют в веселом сердце, то уста его не таят
ее. Пастушка внимает ему, сказывает свои чувства, и следует движению своей

Письма русского путешественника
117
Между тем солнце село, пастухи и пастушки начали расходиться
по домам. Я простился с женихом, с невестою — и естьли бы
Альпийские красавицы были не так стыдливы, то, может быть, пришло бы
мне на мысль потребовать от нее... невинного поцелуя!
<73>
Лозана
Я приехал в Лозану ночью. Город спал, и все молчало, кроме так
называемого ночного караульщика, который, ходя по улицам,
кричал: ударило час, граждане! Мне хотелось остановиться в трактире
Золотого льва; но на стук мой отвечали таю tout est plein, Monsieur!
tout est plein! (все занято, государь мой, все занято!) Я постучался в
другом трактире, à la Couronne; но и там отвечали мне: tout est plein,
Monsieur! — Вообразите мое положение! Ночью, на улице, в
неизвестном для меня городе, без пристанища, без знакомых! Ночной
караульщик сжалился надо мною и, подошедши к запертым дверям
трактира, уверял сонливого отвечателя, что Monsieur est un voyageur
de qualité (что приехавший господин не из простых
путешественников); но нам тем же голосом отвечали: все занято: желаю доброй
ночи Господину Путешественнику/ — C'est impertinent ça (это
бесстыдно!) — сказал мой заступник: «Подите за мною в трактир Оленя,
где вас, верно, примут». — Там в самом деле меня приняли и отвели
мне изрядную комнату. Добродушный караульщик с улыбкою
сердечного удовольствия пожелал мне приятного сна, отказался от
двадцати копеек, предложенных ему от меня, — пошел и закричал: ударило
час, любезные граждане!^ развернул карманную книжку свою и
записал: такого-то числа, в Лозане, нашел доброго человека,
который бескорыстно услуживает ближним.
склонности, естьли он достоин ее сердца; ибо сие движение, раждаемое прият-
ностию и питаемое добродетелию, не постыдно для красавицы. Суетная
пышность не тяготит страстных желаний; он любит ее, она его любит — сим
заключается брак, который часто одною взаимною верностию утверждается; согласие
служит вместо клятв, поцелуй вместо печати. Любезный соловей поздравляет их
с ближних ветьвей; мягкая трава есть брачное ложе их, дерево занавес,
уединение свидетель, и любовь приводит невесту в объятия молодого пастуха.
Блаженная чета! Цари должны завидовать вам.

118
НИКОЛАЙ МИХАЙЛОВИЧ КАРАМЗИН
На другой день поутру исходил я весь город и могу сказать, что он
очень не хорош; лежит отчасти в яме, отчасти на косогоре, и куда ни
поди, везде надобно спускаться с горы или всходить на гору. Улицы
узки, нечисты и худо вымощены. Но на всяком возвышенном месте
открываются живописные виды. Чистое, обширное Женевское озеро;
цепь Савойских гор, за ним белеющихся, и рассеянные по берегу его
деревни и городки — Морж, Роль, Нион — составляют прелестную,
разнообразную картину. Друзья мои! Когда Судьба велит вам быть в
Лозане, то взойдите на террасу кафедральной церкви и вспомните,
что несколько часов моей жизни протекло тут в удовольствии и
тихой радости! Естьли бы теперь спросили меня: чем нельзя никогда
насытиться? — то я отвечал бы: хорошими видами. Сколько я видел
прекрасных мест! И при всем том смотрю на новые с самым
живейшим удовольствием.
У меня было письмо к Г. Леваду (Натуралисту и Автору разных
пиес, напечатанных в сочинениях Лозанского Ученого Общества).
Дом и сад его мне очень полюбились; в последнем встречаются
глазам Латинские, Французские и Английские надписи, выбранные из
разных Поэтов. Между прочими нашел я строфу из Аддиссоновой
Оды146, в которой Поэт благодарит Бога за все дары, приятые им
от руки Его — за сердце, чувствительное и способное к
наслаждению — и за друга, верного, любезного друга! Щастлив Г. Левад,
естьли в Аддиссоновых стихах находит он собственные свои чувства! —
Сия Ода напечатана в Английском Зрителе147. Некогда просидел я
целую летнюю ночь за переводом ее, и в самую ту минуту, когда
написал последние два стиха:
И в самой вечности не можно
Воспеть всей славы Твоея!
восходящее солнце осветило меня первыми лучами своими. Это утро
было одно из лучших в моей жизни!
Вместе с Ik Левадом был я в Café Littéraire148, где можно читать
Французские, Английские и Немецкие Журналы. Я намерен часто
посещать этот кофейный дом, пока буду в Лозане. Теперь же, к нещастию,
нельзя прогуливаться; почти с самого утра идет пресильный дождь.
Лозана бывает всегда наполнена молодыми Англичанами, которые
приезжают сюда учиться по-Французски и — делать разные глупости

Письма русского путешественника
119
и проказы. Иногда и наши любезные соотечественники
присоединяются к ним, и вместо того, чтобы успевать в науках, успевают в
шалостях. По крайней мере, я никому бы не советовал посылать детей
своих в Лозану, где разве только одному Французскому языку
можно хорошо выучиться. Все прочие науки преподаются в Немецких
Университетах гораздо лучше, нежели здесь: чему доказательством
служит и то, что самые Швейцары, желающие посвятить себя
учености, ездят в Лейпциг, а особливо в Геттинген. Нигде способы учения
не доведены до такого совершенства, как ныне в Германии; и кого
Платнер149, кого Гейне150 не заставит полюбить науки, тот, конечно,
не имеет уже в себе никакой способности. — Молодые чужестранцы
живут и учатся здесь в Пансионах, платя за то шесть или семь
луидоров в месяц: что составит на наши деньги около пятидесяти рублей.
Здесь поселился наш соотечественник, Граф Григорий Кирилович
Разумовский151, ученый Натуралист. По любви к наукам отказался он
от чинов, на которые знатный род его давал ему право, — удалился
в такую землю, где Натура столь великолепна и где склонность его
находит для себя более пищи, — живет в тишине, трудится над
умножением знаний человеческих в царствах Природы, и делает честь
своему отечеству. Сочинения его все на Французском языке. — За
несколько недель перед сим уехал он в Россию, но с тем, чтобы опять
возвратиться в Лозану.
Сию минуту пришел я из кафедральной церкви. Там из черного
мрамора сооружен памятник Княгине Орловой152, которая в
цветущей молодости скончала дни свои в Лозане, в объятиях нежного,
неутешного супруга. Сказывают, что она была прекрасна — прекрасна
и чувствительна! <...> Я благословил память ее. — Белая мраморная
урна стоит на том месте, где погребена Герцогиня Курляндская153,
которая была предметом почтения и любви всех здешних жителей. Она
любила Натуру и Поэзию; Натура и Музы Британии, вместе с Музами
Германскими, образовали дух и сердце ее.
В пять часов поутру вышел я из Лозаны, с весельем в сердце —
и с Руссовою Элоизою154 в руках. Вы, конечно, угадаете цель сего
путешествия. Так, друзья мои! Я хотел видеть собственными глазами

120
НИКОЛАЙ МИХАЙЛОВИЧ КАРАМЗИН
те прекрасные места, в которых бессмертный Руссо поселил своих
романических любовников. Дорога от Лозаны идет между
виноградных садов, обведенных высокою каменного стеною, которая на
обеих сторонах была границею моего зрения. Но где только стена
перерывается, там видны с левой стороны разнообразные уступы и
возвышения горы Юры, на которых представляются глазам или
прекраснейшие виноградные сады, или маленькие домики, или башни
с развалинами древних замков; а на правой зеленые луга,
обсаженные плодовитыми деревьями, и гладкое Женевское озеро, с
грозными скалами Савойского берега. — В девять часов был я уже в Веве
(до которого от Лозаны четыре Франц. мили), и остановясь под
тению каштановых дерев гульбища, смотрел на каменные утесы Мелье-
ри, с которых отчаянный Сен-Прё155 хотел низвергнуться в озеро и
откуда писал он к Юлии следующий строки:
«В ужасных исступлениях и в волнении души моей не могу я быть
на одном месте; брожу, с усилием взбираюсь на высоты, устремляюсь
на вершины скал; скорыми шагами обхожу все окрестности и вижу во
всех предметах тот самый ужас, который царствует в моей
внутренности. Нигде уже нет зелени; трава поблекла и пожелтела, дерева
стоят без листьев, холодный ветер надувает сугробы, и вся Натура мертва
в глазах моих, как мертва надежда в моем сердце. — Между
скалами сего берега нашел я, в уединенном убежище, маленькую равнину,
откуда виден щастливый город, в котором ты обитаешь. Вообрази,
с какою жадностию устремился взор мой к сему любезному месту!
В первый день я всячески старался найти глазами дом твой; но от
чрезмерной отдаленности все мои усилия оставались тщетными; и я,
приметив, что воображение обманывает глаза мои, пошел к Священнику и
взял у него телескоп, посредством которого увидел жилище твое...
С того времени целые дни провожу в сем убежище и смотрю на
блаженные стены, заключающие в себе источник жизни моей.
Невзирая на дурную погоду, прихожу туда поутру и возвращаюсь
оттуда ночью. Листья, сухие ветьви, мною зажигаемые, и беспрестанное
движение охраняют меня от чрезвычайного холода. Сие дикое место
мне так полюбилось, что я приношу туда бумагу с чернилицею, и
теперь пишу там письмо, на камне, отвалившемся от ближней скалы».
Вы можете иметь понятие о чувствах, произведенных во мне сими
предметами, зная, как я люблю Руссо, и с каким удовольствием читал
с вами его Элоизу! Хотя в сем романе много неестественного, много

Письма русского путешественника
121
увеличенного — одним словом, много романического — однакож на
Французском языке никто не описывал любви такими яркими,
живыми красками, какими она в Элоизе описана — в Элоизе, без которой
не существовал бы и Немецкой Вертер*156. — Надобно, чтобы
красота здешних мест сделала глубокое впечатление в Руссовой душе;
все описания его так живы и притом так верны! Мне казалось, что я
нашел глазами и ту равнину (esplanade), которая была столь
привлекательна для нещастного Сен-Прё. Ах, друзья мои! Для чего в самом
деле не было Юлии! для чего Руссо не велит искать здесь следов ее!
Жестокой! Ты описал нам такое прекрасное существо и после
говоришь: его нет! Вы помните это место в его Confessions157: «Я скажу
всем имеющим вкус, всем чувствительным: поезжайте в Веве,
осмотрите его окрестности, гуляйте по озеру — и вы согласитесь, что сии
прекрасные места достойны Юлии, Клеры и Сен-Прё: но не ищите их
там». — Кокс158, известный Английский Путешественник, пишет, что
Руссо сочинял Элоизу, живучи в деревне Мельери; но это
несправедливо. Господин де Л*, о котором вы слыхали, знал Руссо и уверял меня,
что он писал сей роман в то время, когда жил в Эрмитаже159, в трех
или четырех милях от Парижа**.
* Основание романа то же, и многая положения (situations) в Вертере взяты
из Элоизы; но в нем более Натуры.
** Тогда я не читал еще продолжения Руссовых Признаний или Confessions,
которое вышло в свет в бытность мою в Женеве и в котором описано
происхождение всех его сочинений по порядку. Я приведу здесь места, касающиеся до
Элоизы. Руссо, прославясь в Париже своею Оперою Devin du Village
(«Деревенский колдун» - 0р.) и другими сочинениями, приехал в Женеву, и был принят
там отменно ласково; все уверяли его в своей любви, в почтении к его
дарованиям, и чувствительный, растроганный Руссо обещал своим согражданам навсегда
к ним переселиться и только на короткое время съездить в Париж, чтобы
учредить там дела свои. «После того (говорит он) я оставил все важные упражнения,
чтобы веселиться с друзьями до моего отъезда. Всего более полюбилась мне
тогда прогулка с семейством доброго Делюка. В самое прекрасное время наняли мы
лодку и в семь дней объехали кругом Женевского озера. Места на другом конце
его впечатлелись в моей памяти, и через несколько лет после того, я описал их в
Новой Элоизе». — Господин де Л* сказал мне правду: Руссо сочинял свою Элоизу
в то время, когда жил в Эрмитаже подле Парижа. Вот что говорит он о
происхождении своего романа: «Я представлял себе любовь и дружбу (двух идолов
моего сердца) в самых восхитительнейших образах; украсил их всеми
прелестями нежного пола, всегда мною любимого; воображал себе сих друзей не мущи-
нами, а женщинами (естьли такой пример и реже, то по крайней мере он еще
любезнее). Я дал им два характера сходные, но не одинакие; два образа, не

122
НИКОЛАЙ МИХАЙЛОВИЧ КАРАМЗИН
Отдохнув в трактире и напившись чаю, пошел я далее по берегу
озера, чтобы видеть главную сцену романа, селение Юшран. Высокие
густые дерева скрывают его от нетерпеливых взоров. Подошел и
увидел бедную маленькую деревеньку, лежащую у подошвы гор,
покрытых елями. Вместо жилища Юлиина, столь прекрасно описанного,
представился мне старый замок с башнями; суровая наружность его
показывает суровость тех времен, в которые он построен. Многие из
тамошних жителей знают Новую Элоизу и весьма довольны тем, что
великой Руссо прославил их родину, сделав ее сценою своего романа.
Работающий поселянин, видя там любопытного пришельца,
говорит ему с усмешкою: барин конечно читал Новую Элоизу? — Один
старик показывал мне и тот лесок, в котором, по Руссову описанию,
Юлия поцеловала в первый раз страстного Сен-Прё, и сим
магическим прикосновением потрясла в нем всю нервную систему его. —
За деревенькою волны озера омывают стены укрепленного
замка Шильйона; унылый шум их склоняет душу к меланхолической
совершенные, но по моему вкусу; доброта и чувствительность одушевляли их.
Одна была черноволосая, другая белокурая; одна рассудительна, другая слаба, но
в самой слабости своей любезная и добродетельная. Одна из них имела
любовника, которому другая была нежным другом, и еще более, нежели другом; но
только без всякого совместничества, без ревности и ссоры: ибо душе моей
трудно воображать противные чувства, и притом мне не хотелось помрачить сей
картины ничем, унижающим Натуру. Будучи восхищен сими двумя
прекрасными образцами, я всячески сближал себя с любовником и другом; однакож
представил его молодым и прекрасным, дав ему мои добродетели и пороки. Чтобы
поселить моих любовников в пристойной для них стране, я проходил в памяти
своей все лучшие места, виденные мною в путешествиях; но не мог найти ни
одного совершенно хорошего. Долины Фессалийские могли бы меня
удовольствовать, естьли бы я видел их; но воображение мое,- утомленное выдумками,
хотело какого-нибудь существенного места, которое могло бы служить ему
основанием. Наконец, я выбрал берега того озера, вокруг которого сердце мое
не переставало носиться» — и проч. С неописанным удовольствием читал я в
Женеве сии Confessions, в которых так живо изображается душа и сердце Руссо.
Несколько времени после того воображение мое только им занималось, и даже
во сне. Дух его парил надо мною. — Один молодой знакомый мне живописец,
прочитав Confessions, так полюбил Руссо, что несколько раз принимался писать
его в разных положениях, хотя (сколько мне известно) не кончил ни одной из
сих картин. Я помню, что он, между прочим, изобразил его целующего
фланелевую юбку, присланную ему на жилет от Госпожи Депине. Молодому живописцу
казалось это очень трогательным. Люди имеют разные глаза и разные чувства!

Письма русского путешественника
123
дремоте. Еще далее, при конце озера (где впадает в него Рона), лежит
Вильнёв, маленькой городок; но я посмотрел на него издали и
возвратился в Веве.
О сем городе скажу вам, что положение его — на берегу
прекраснейшего в свете озера, против диких Савойских утесов и подле гор
плодоносных, — очень приятно. Он несравненно лучше Лозаны;
улицы ровны; есть хорошие домы и прекрасная площадь. Здесь живут
почти все дворяне Французской Швейцарии, или Pays-de-Vaud160; за
всем тем Веве не кажется многолюдным городом.
В здешний трактир вместе со мною вошли четыре человека в
дорожных платьях и вместе со мною потребовали обеда. В несколько
минут мы познакомились, и я узнал, что трое из них Вестфальские
Бароны, а четвертый Польский Князь. Последний возвращается из
Франции в свое отечество, и заехал в Швейцарию для того, чтобы
взглянуть на Мельери и Кларан. Бароны по доверенности, сказали
мне (когда Поляк вышел из комнаты), что они весьма недовольны
его товариществом; что он навязался на них в городке Морже, и с
того времени не дает покою ушам их, беспрестанно бранясь или с
кучером, или с гребцами, или с трактирщиками; и что он, по их
примечанию, есть великой лжец. Скоро я имел случай увериться в
справедливости сказанного ими. Лишь только мы сели за стол, Польский
Князь начал бранить хозяина за кушанье; все было для него дурно,
всего мало. Трактирщик напомнил ему, что он не в Варшаве; но Поляк
не унялся до последнего блюда. Потом вздумал он рассказывать мне о
Бастильском штурме161, на котором будто бы прострелили ему шляпу
и кафтан. Я не мог его долго слушать, чувствуя нужду в отдохновении,
и ушел в отведенную мне комнату.
Всякий, кто читал примечания Коксова Переводчика, Рамона162,
взойдет, конечно, на террасу здешней церкви, чтобы, сидя между
гробами, под мрачною тению столетних дерев, проводить глазами
заходящее солнце, наслаждаться тишиною вечернею и видеть сгущение
ночных теней на романической картине Вевейских окрестностей.
Я был там и, погрузясь в самого себя, не чувствовал, как черная,
величественная ночь окинула покровом своим и небо и землю. —
Простите.

124
НИКОЛАЙ МИХАЙЛОВИЧ КАРАМЗИН
<92>
Река Сона
Солнце восходит — туман разделился — лодка наша катится по
струистой лазури, освещаемой золотыми лучами, — подле меня
сидит один добрый старик из Нима; молодая, приятная женщина спит
крепким сном, положив голову на плечо его; он одевает красавицу
плащом своим, боясь, чтобы она не простудилась — молодой
Англичанин в углу лодки играет с своею собакою — другой
Англичанин с важным видом болтает в реке воду длинною своею тростью, и
напоминает мне тех Духов в Багват-Гете*163, которые сим способом
целый океан превратили в масло — высокой Немец, стоя подле
мачты, курит трубку — Беккер164, пожимаясь от утреннего холодного
воздуха, разговаривает с кормчим — я пишу карандашом на
пергаментном листочке.
На обеих сторонах реки простираются зеленые равнины;
изредка видны пригорки и холмики; везде прекрасные деревеньки, каких
не находил я ни в Германии, ни в Швейцарии; сады, летние
домики богатых купцов, дворянские замки с высокими башнями; везде
земля обработана наилучшим образом; везде видно трудолюбие и
богатые плоды его.
Я воображаю себе первобытное состояние сих цветущих
берегов... Здесь журчала Сона в дичи и мраке; темные леса шумели над
ее водами; люди жили как звери, укрываясь в глубоких пещерах, или
под ветьвями столетних дубов — какое превращение!.. Сколько
веков потребно было на то, чтобы сгладить с натуры все знаки
первобытной дикости!
Но, может быть, друзья мои, может быть, в течение времени сии
места опять запустеют и одичают; может быть, через несколько
веков (вместо сих прекрасных девушек, которые теперь перед моими
глазами сидят на берегу реки и чешут гребнями белых коз своих)
явятся здесь хищные звери и заревут как в пустыне Африканской!..
Горестная мысль!
Наблюдайте движения Природы; читайте историю народов;
поезжайте в Сирию, в Египет, в Грецию — и скажите, чего ожидать не
* Индейская книга.

Письма русского путешественника
125
возможно? Все возвышается или упадает; народы земные подобны
цветам весенним; они увядают в свое время — придет странник,
который удивлялся некогда красоте их; придет на то место, где цвели
они и печальный мох представится глазам его! — Оссиан! Ты живо
чувствовал сию плачевную судьбу всего подлунного и для того
потрясаешь мое сердце унылыми своими песнями!
Кто поручится, чтобы вся Франция — сие прекраснейшее в свете
государство, прекраснейшее по своему климату, своим
произведениям, своим жителям, своим искусствам и художествам — рано или
поздно не уподобилась нынешнему Египту?
Одно утешает меня — то, что с падением народов не упадает весь
род человеческий; одни уступают свое место другим — и естьли
запустеет Европа, то в средине Африки или в Канаде процветут новые
политические общества, процветут науки, искусства и художества.
Там, где жили Гомеры и Платоны, живут ныне невежды и варвары,
но зато в северной Европе существует Певец Мессиады165, которому
сам Гомер отдал бы лавровый венец свой; зато у подошвы Юры видим
Боннета, а в Кенигсберге Канта, перед которыми Платон в
рассуждении философии есть младенец.
Более писать негде.
<97>
Париж, Апреля... 1790
Принимаясь за перо с тем, чтобы представить Вам Париж хотя не
в совершенной картине, но, по крайней мере, в главных его чертах,
должен ли я начать, как говорили Древние, сяицЛеды166, и объявить с
ученою важностию, что сей город назывался некогда Лютециею; что
имя Парижских жителей, Parisii, значит народ,
покровительствуемый Изидою — то есть, что оно произошло от Греческого слова Пара
и Изис, хотя NB Гальские народы не имели никакого понятия о сей
Египетской богине и не думали искать ее покровительства? Перевести
ли некоторые места из записок Юлия Цесаря167 (первого из древних
Авторов, упоминающих о Париже) и Мизопогона, книги сочиненной
Императором Иулианом168; места, из которых вы узнаете, что
Париж и во время Цесарево был уже столицею Галлии, и что император

126
НИКОЛАЙ МИХАЙЛОВИЧ КАРАМЗИН
Иулиан умер-было в нем от угара?* Окружить ли мне себя
творениями Иоанна Готвиля, Вильгельма Коррозета, Клавдия Фошета, Николая
Бонфуса, Якова Берля, Маленгра, Соваля, Дона Филибьеня, Коллетета,
де-ла-Мара, Брисса, Буассо, Праделя, ле-Мера, Монфокона —
ослепить ли глаза ваши ученою пылью сих Авторов и показать ли вам
ясно, что был Париж в своем начале, когда еще не огромные палаты
и храмы созерцались в струях Сены, а маленькие домики, подобные
Альпийским хижинам; когда еще не гранитные, а деревянные мосты
служили ей поясами; когда не Лаис, не Рено пленяли слух людей на
берегах ее, а братья Оссиановы дикими своими песнями; когда не
Мирабо, не Мори удивляли Парижцев своим красноречием, а
седовласые Друиды, обожатели дубового леса? Идти ли мне вслед Парижу,
шаг за шагом, через пространство минувших веков, означая все его
изменения, новые виды, успехи в архитектуре, от первого каменного
домика до Луврской колонады? — Я слышу ответ ваш: «Мы
прочитаем Сент-Фуа, его Essais sur Paris169, и узнаем все то, что ты можешь
сказать о древности Парижа; скажи нам только, каков он показался
тебе в нынешнем своем виде, и более ничего не требуем». — Итак,
оставляя почтенную старину, оставляя все прошедшее, буду говорить
об одном настоящем.
Париж покажется вам великолепнейшим городом, когда вы
въедете в него по Версальской дороге. Громады зданий впереди, с
высокими шпицами и куполами; на правой стороне река Сена с картинными
домиками и садами; на левой, за пространною зеленою равниною,
гора Мартр, покрытая бесчисленными ветряными мельницами,
которые, размахивая своими крыльями, представляют глазам вашим
летящую станицу каких-нибудь пернатых великанов, строусов или
Альпийских орлов. Дорога широкая, ровная, гладка, как стол, и
ночью бывает освещена фонарями. Застава есть небольшой домик,
который пленяет вас красотою архитектуры своей. Через обширный
бархатный луг въезжаете в поля Елисейские, недаром названные сим
*«Я провел зиму в моей любезной Лютеции, — говорит он. — Она построена
на острову и окружена стенами, которые омываются водами реки, приятными для
глаз и вкуса. Зима бывает там обыкновенно не очень холодна; но в мое время
морозы были так жестоки, что река покрылась льдом. Жители нагревают свои
жилища посредством печей; но я не позволил развести огня в моей горнице, а велел
только принести к себе несколько горящих угольев. Пар, которой от них
распространился по всей комнате, едва-было не задушил меня, и я упал без чувства».

Письма русского путешественника
127
привлекательным именем: лесок, насажденный самими Ореадами170,
с маленькими цветущими лужками, с хижинками в разных местах
рассеянными, из которых в одной найдете кофейный дом, в другой
лавку. Тут по Воскресеньям гуляет народ, играет музыка, пляшут
веселые мещанки. Бедные люди, изнуренные шестидневною работою,
отдыхают на свежей траве, пьют вино и поют водевили. Вы не имеете
времени осмотреть всех красот сего лесочка, сих умильных рощиц,
как будто бы без всякого намерения разбросанных на правой и на
левой стороне дороги: взор ваш стремится вперед, туда, где на
большой, осьмиугольной площади возвышается статуя Лудовика XV,
окруженная белым мраморным балюстрадом. Подойдите к ней и увидите
перед собою густые аллеи славного сада Тюльери, примыкающие к
великолепному дворцу: вид прекрасный! Вошедши в сад, не знаете,
чем любоваться: густотою ли древних аллей или приятностию
высоких террас, которые на обеих сторонах простираются во всю длину
сада; или красотою бассейнов, цветников, ваз, групп и статуй.
Художник ле-Нотр171, творец сего, конечно, искуснейшего сада в Европе,
ознаменовал каждую его часть печатию ума и вкуса. Здесь гуляет уже
не народ, так как в полях Елисейских, а так называемые лучшие люди,
кавалеры и дамы, с которых пудра и румяна сыплются на землю.
Взойдите на большую террасу; посмотрите направо, налево, кругом: везде
огромные здания, замки, храмы — красивые берега Сены, гранитные
мосты, на которых толпятся тысячи людей, стучит множество
карет — взгляните на все и скажите, каков Париж? Мало, естьли
назовете его первым городом в свете, столицею великолепия и волшебства.
Останьтесь же здесь, естьли не хотите переменить своего мнения;
пошедши далее, увидите... тесные улицы, оскорбительное смешение
богатства с нищетою; подле блестящей лавки ювелира кучу гнилых
яблок и сельдей; везде грязь и даже кровь, текущую ручьями из
мясных рядов — зажмете нос и закроете глаза. Картина пышного города
затмится в ваших мыслях, и вам покажется, что из всех городов на
свете через подземельные трубы сливается в Париж нечистота и
гадость. Ступите еще шаг, и вдруг повеет на вас благоухание щастливой
Аравии, или, по крайней мере, цветущих лугов Прованских: значит,
что вы подошли к одной из тех лавок, в которых продаются духи и
помада и которых здесь множество. Одним словом, что шаг, то
новая атмосфера, то новые предметы роскоши или самой
отвратительной нечистоты — так, что вы должны будете назвать Париж самым

128
НИКОЛАЙ МИХАЙЛОВИЧ КАРАМЗИН
великолепным и самым гадким, самым благовонным* и самым
вонючим городом. Улицы все без исключения узки и темны от
огромности домов; славная Сент-Оноре всех длиннее, всех шумнее и всех
грязнее. Горе бедным пешеходцам, а особливо, когда идет дождь! Вам
надобно или месить грязь на средине улицьГ, или вода, льющаяся с
кровель через дельфины, не оставит на вас сухой нитки. Карета здесь
необходима***, по крайней мере, для нас, иностранцев; а Французы
умеют чудесным образом ходить по грязи не грязнясь, мастерски
прыгают с камня на камень и прячутся в лавки от скачущих карет.
Славный Турнфор, который объездил почти весь свет, возвратился
в Париж и был раздавлен фиакром, от того, что он в путешествии
своем разучился прыгать серною на улицах: искусство необходимое
для здешних жителей!
Подите городом прямо, в которую сторону вам угодно, и вы
очутитесь, наконец, в тени густых аллей, называемых Булеварами; их
три: одна для карет, а две для пешеходцев; они идут рядом и образуют
магическое кольцо, или самую прекраснейшую опушку вокруг всего
Парижа. Тут городские жители собирались некогда играть в шары (à
la boule) на зеленой траве: от чего и произошло название дум-вер
или буле-вар. Сначала на месте аллей был только один вал, который
защищал столицу Франции от неприятельских набегов; дерева
посажены гораздо после. Одна часть булеваров называется старыми, а
другая новыми; на первых видите предметы вкуса, богатства,
пышности; все вымышленное праздностию для занятия праздности — здесь
Комедия, тут Опера; здесь блестящие палаты, тут Гесперидские сады,
в которых недостает только золотых яблок; здесь кофейный дом,
обвешенный зелеными гирляндами; тут беседка, украшенная цветами и
подобная сельскому храму любви; здесь маленькой приятной лесочек,
* Потому что нигде не продают столько ароматических духов, как в Париже.
** Мостовая делается в Париже скатом с обеих сторон улицы: отчего в
средине бывает всегда страшная грязь.
***3а порядочную наемную карету надобно заплатить в день рубля четыре.
Можно ездить и в фиакрах, т. е. извощичьих каретах, которые стоят на каждом
перекрестке; правда, что они очень не хороши, как снаружи, так и внутри; кучер
сидит на козлах в худом камзоле или ветхой епанче и беспрестанно погоняет
двух — не лошадей, а лошадиных скелетов, которые то дернут, то станут —
побегут, и опять ни с места. В сем экипаже можно за 24 су проехать город из конца в
конец.

Письма русского путешественника
129
в котором гремит музыка, прыгает на веревке резвая Нимфа или
какой-нибудь фигляр172 забавляет народ своими хитростями; тут
показываются вам все редкие произведения животного царства
Природы: птицы Американские, звери Африканские, колибрии и строусы,
тигры и крокодилы; здесь, под каштановым деревом, сидит Цирцея173,
смотрит на вас томными глазами, кладет руку на сердце, и, видя, что
вы с равнодушием идете мимо, говорит со вздохом:
нечувствительный! жестокий! Тут молодой растрепанный франт174 встречается с
пожилым, нежно-напудренным петиметром175, смотрит на него с
усмешкою и подает руку оперной певице; здесь длинный ряд карет,
из которых выглядывают юность и древность, красота и безобразие,
ум и глупость в самых живых характерных чертах — и наконец...
марширует отряд национальной гвардии. Целый день употребил я на то,
чтобы обойти эту шумную часть Булеваров*.
Так называемая новая часть представляет совсем другое зрелище:
там дерева сенистее, аллеи красивее, воздух чище, но мало бывает
гуляющих; не слышите ни стука каретного, ни топота лошадиного,
ни песней, ни музыки; не видите ни Английских, ни Французских
щеголей, ни распудренных голов, ни разрумяненных лиц. Здесь в
густой тени отдыхает добрый ремесленник с своею женою и дочерью;
тут, по аллее, медленными шагами прохаживается сын его с молодою
своею невестою, там поля с хлебом, сельские работы, трудящиеся
земледельцы; словом, все просто, тихо и мирно.
Возвратимся опять в городской шум. Карл V176 говаривал: Lutetia
non urbs, sed orbis (Лютеция, то есть Париж, есть не город, а целый
мир): что ж бы он сказал теперь, когда Лютеция его вдвое увеличилась
своим пространством, и вдвое умножилась числом своих
обитателей? Вообразите себе 25 000 домов в 4, в 5 этажей, которые с верху до
низу наполнены людьми! Вопреки всем географическим календарям,
* Между великолепными домами, к ним примыкающими, заметил я дом
известного Бомарше. Сей человек умел не только странною Комедиею вскружить
голову Парижской публике, но и разбогатеть удивительным образом; умел не
только изображать живописным пером слабые стороны человеческого сердца,
но и пользоваться ими для наполнения кошелька своего; он вместе и
остроумный автор, и тонкой светской человек, и хитрой придворный и расчетистый
купец. Теперь имеет Бомарше все средства и способы наслаждаться жизнию.
Дом его смотрят любопытные как диковинку богатства и вкуса; один барельеф
над воротами стоит 30 или 40 тысяч ливров.

130
НИКОЛАЙ МИХАЙЛОВИЧ КАРАМЗИН
Париж многолюднее и Константинополя, и Лондона, вмещая в себе,
по новому исчислению, 1 130 450 жителей, между которыми
полагается 150 000 иностранцев и 200 000 слуг. Ступай здесь из конца в
конец города: везде множество идущих и едущих, везде шум и гам, — на
больших и малых улицах: а их в Париже около тысячи! Ночью в 10,
в 11 часов все еще живо, все движется и шумит; в первом, во втором
часу встречается еще много людей; в третьем и четвертом слышите
изредка каретный стук — однакож сии два часа можно назвать
самыми тихими в сутках. В пятом показываются на улицах работники,
Савояры177, поденщики — и мало-помалу весь город снова оживляется.
Теперь хотите ли осмотреть со мною славнейшие здания в
Париже? — Нет; оставим это до другого времени; вы устали, я также:
надобно переменить материю или — кончить.
Нынешний день обедал я у Господина Гло~, к которому было у
меня письмо из Женевы. Худо не знать обычаев: я пришел в два часа,
но в доме совсем еще не думали принимать гостей. Хозяин, после
утренней прогулки, одевался в своем кабинете, а хозяйка
занималась утренним чтением. Минут через десять вышла последняя в
гостиную комнату, где я сидел один у камина, перевертывая листы
в Мармонтелевой Поэтике178, которая лежала на экране. Госпожа
Гло~ есть ученая дама лет в тридцать, говорит по-Английски, Итали-
янски, и (подобно Госпоже Неккер, у которой собирались некогда
д'Аланберты, Дидроты и Мармонтели179) любит обходиться с
Авторами. Мы начали говорить о Литературе, и с жаром, потому что
Госпожа Гло~ противоречила всем моим мнениям. Например, я
сказал, что Расин180 и Вольтер лучшие Французские Трагики; но она, по
благосклонности своей, открыла мне, что Шенье181 есть бог перед
ними. Я думал, что прежде писали во Франции лучше, нежели ныне;
но она сказала мне, что в доме у нее собирается около двадцати
сочинителей, которые все несравненны. Я хвалил дю-Пати182: она
уверяла, что его в Париже не читают; что он был хороший Адвокат, но
худой Автор и наблюдатель. Я хвалил Драму Рауля183: она говорила
об ней с презрением. Одним словом, наши несогласия никогда бы
не кончились, естьли бы слуга не растворил дверей и не уведомил
Тж. Гло~ о приезде гостей. Через несколько минут наполнилась горни-

Письма русского путешественника
131
ца Маркизами, Кавалерами Св. Людовика, Адвокатами, Англичанами;
каждый гость подходил к хозяйке с холодным приветствием. После
всех явился хозяин и завел разговор о партиях, интригах, декретах
Народного Собрания, и проч., и проч. Французы рассуждали,
хвалили, критиковали; а молодые Англичане зевали. Я невольным образом
пристал к сим последним, и сердечно обрадовался, когда нас
позвали обедать. Стол был очень хорош; но Риторы не умолкали. Между
прочим, отличал себя один Адвокат, который хотел быть Министром
единственно для того, чтобы в 6 месяцев заплатить все долги
Франции, умножить втрое доходы ее, обогатить Короля, духовенство,
дворянство, купцов, художников, ремесленников.... Тут Господин Гло~
схватил его за руку и с важным видом сказал: «Довольно, довольно, о
великодушный человек!» Я засмеялся — к щастию не один. Впрочем,
Адвокат ни мало тем не оскорбился и продолжал доказывать пользу
своих великих планов, относясь наиболее к Неккерову брату,
который обедал вместе с нами и который с величайшим терпением
слушал его. Таких говорунов ныне тьма в Париже, а особливо под
аркадами в Пале-Рояль184, и надобно иметь очень здоровую голову, чтобы
от их красноречия не чувствовать в ней боли. — Подле меня сидел за
столом Англичанин, человек умный и важный, который, узнав, что я
Руской, распрашивал меня о нашем климате, образе жизни и проч.
Известный путешественник Кокс ему приятель; он вместе с ним был
в Швейцарии и в Германии. — Мы встали из-за стола в пять часов,
и хозяин сказал мне, что я всякое Воскресенье могу обедать у него
вместе с его приятелями.
Еще было у меня письмо к Господину Н*, старому Прованскому
дворянину, от брата его Эмигранта (с которым я познакомился в
Женеве в доме госпожи К*). Он почти слеп, глух, насилу ходит и
живет в Париже для молодой, нежной, томной, белокурой,
миловидной жены своей, которая любит спектакли и проч. Какая неровная
чета! Может ли такое супружество быть щастливо? — думал я,
смотря на Господина и Госпожу Н*, на Вулкана и Венеру185, на мертвый
Октябрь и цветущий Май. О природа! В царстве твоем растут ли
подле снегов розы? — Меня приняли с холодною ласкою, так как
здесь обыкновенно чужестранцев принимают; звали обедать,
ужинать и проч. Госпожа Н* сказала мне, что ныне в Париже скучно; что
она скоро поедет в Швейцарию, поселится на той прекрасной горе
близь Нёшателя, которую Руссо описал магическим пером своим

132
НИКОЛАЙ МИХАЙЛОВИЧ КАРАМЗИН
в письме к д'Аланберту, и будет жить там щастливо в объятиях
Натуры. Я похвалил ее пиитическое намерение.
Париж ныне не то, что он был. Грозная туча носится над его
башнями и помрачает блеск сего, некогда пышного города. Златая
роскошь, которая прежде царствовала в нем как в своей любезной
столице — златая роскошь, опустив черное покрывало на горестное
лицо свое, поднялась на воздух и скрылась за облаками; остался один
бледный луч ее сияния, который едва сверкает на горизонте, подобно
умирающей заре вечера. Ужасы Революции выгнали из Парижа
самых богатейших жителей; знатнейшее дворянство удалилось в чужие
земли; а те, которые здесь остались, живут по большой части в тесном
круге своих друзей и родственников.
«Здесь, — сказал мне Аббат Н*, идучи со мною по улице St. Honoré
и указывая тростью на большие домы, которые стоят ныне пустые, —
здесь, по Воскресеньям, у Маркизы Д* съезжались самые модные
Парижские Дамы, знатные люди, славнейшие остроумцы (beaux
esprits); одни играли в карты, другие судили о житейской философии,
о нежных чувствах, приятностях, красоте, вкусе — тут, по Четвергам,
у Графини А* собирались глубокомысленные Политики обоего пола,
сравнивали Мабли186 с Ж. Жаком и сочиняли планы для новой
Утопии — там, по Субботам, у Баронесы Ф* читал М* примечания свои на
Книгу Бытия, изъясняя любопытным женщинам свойства древнего
Хаоса и представляя его в таком ужасном виде, что слушательницы
падали в обморок от великого страха. Вы опоздали приехать в Париж;
щастливыя времена исчезли; приятные ужины кончились; хорошее
общество (la bonne compagnie) рассеялось по всем концам земли.
Маркиза Д* уехала в Лондон, Графиня А* в Швейцарию, а Баронеса Ф*
в Рим, чтобы постричься там в монахини. Порядочный человек не
знает теперь, куда деваться, что делать, и как провести вечер».
Однакож аббат Н* (к которому привез я письмо из Женевы от
брата его, Графа Н*), признался мне, что Французы давно уже разучились
веселиться в обществах, так как они во время Людовика XIV187
веселились, на пример в доме известной Марионы де-Лорм, Графини
де-ла-Сюз, Ниноны Ланкло188, где Вольтер сочинял первые стихи свои;
где Вуатюр, Сент-Эвремон, Саразень, Граммон, Менаж, Пелиссон,

Письма русского путешественника
133
Гено189, блистали остроумием, сыпали Аттическую соль190 на общий
разговор и были законодателями забав и вкуса. «Жан Ла (или Лас)191, —
продолжал мой Аббат, — Жан Ла нещастною выдумкою Банка
погубил и богатство, и любезность Парижских жителей, превратив наших
забавных Маркизов в торгашей и ростовщиков; где прежде
раздроблялись все тонкости общественного ума, где все сокровища, все
оттенки Французского языка истощались в приятных шутках, в острых
словах, там заговорили о цене банковских ассигнаций, и домы, в
которых собиралось лучшее общество, сделались биржами.
Обстоятельства переменились — Жан Ла бежал в Италию — но истинная
Французская веселость была уже с того времени редким явлением
в Парижских собраниях. Начались страшные игры; молодые дамы
съезжались по вечерам для того, чтобы разорять друг друга, метали
карты направо и налево и забывали искусство Граций, искусство
нравиться. Потом вошли в моду попугаи и Экономисты, Академические
интриги и Энциклопедисты, каланбуры и Магнетизм, Химия и
Драматургия, Метафизика и Политика. Красавицы сделались Авторами
и нашли способ... усыплять самых своих любовников. О спектаклях,
Опере, балетах говорили мы, наконец, математическими посылками,
и числами изъясняли красоты Новой Элоизы. Все философствовали,
важничали, хитрили и вводили в язык новые странные выражения,
которых бы Расин и Депрео192 понять не могли или не захотели —
и я не знаю, к чему бы мы наконец должны были прибегнуть от скуки,
естьли бы вдруг не грянул над нами гром Революции». Тут мы
расстались с Аббатом.
Вчера в придворной церкви видел я Короля и Королеву193.
Спокойствие, кротость и добродушие изображаются на лице первого, и
я уверен, что никакое злое намерение не рождалось в душе его. Есть
на свете щастливые характеры, которые по природному чувству не
могут не любить и не делать добра: таков сей Государь! Он может
быть злополучен; может погибнуть в шумящей буре — но
правосудная История впишет Людовика XVI в число благодетельных Царей, и
Друг человечества прольет в память его слезу сердечную. —
Королева, несмотря на все удары рока, прекрасна и величественна, подобно
Розе, на которую веют холодные ветры, но которая сохраняет еще

134
НИКОЛАЙ МИХАЙЛОВИЧ КАРАМЗИН
цвет и красоту свою. Мария рождена быть Королевою. Вид, взор,
усмешка— все показывает необыкновенную душу. Нельзя, чтобы
ее сердце не страдало; но она умеет сокрывать горесть свою, и на
светлых глазах ее не приметно ни одного облачка. Улыбаясь так, как
Грации улыбаются, перебирала она листочки в своем молитвеннике,
взглядывала на Короля, на Принцессу, дочь свою, и снова бралась за
книгу. Елисавета, сестра Королевская, молилась с великим
усердием и набожностию; мне казалось, что по лицу ее катились слезы. —
В церкви было множество народу, так что я от жару и духоты упал
бы в обморок, естьли бы одна дама, приметив мою бледность, не
подала мне спирту. Все люди смотрели на Короля и Королеву, еще более
на последнюю; иные вздыхали, утирали глаза свои белыми
платками; другие смотрели без всякого чувства и смеялись над бедными
монахами, которые пели вечерню. — На Короле был фиолетовый
кафтан; на Королеве, Елисавете и Принцессе черные платья, с
простым головным убором. — Дофина видел я в Тюльери. Прекрасная,
нежная Ланбаль194, которой Флориан195 посвятил сказки свои, вела
его за руку. Милой младенец! Ангел красоты и невинности! Как он, в
темном своем камзольчике, с голубою лентою через плечо, прыгал и
веселился на свежем воздухе! Со всех сторон бежали люди смотреть
его, и все без шляп; все с радостию окружали любезного младенца,
который ласкал их взором и усмешками своими. Народ любит еще
кровь Царскую!
<98>
Париж, Апреля... 1790
Говорить ли о Французской Революции? Вы читаете газеты:
следственно происшествия вам известны. Можно ли было ожидать таких
сцен в наше время от зефирных Французов, которые славились своею
любезностью и пели с восторгом от Кале до Марсели, от Перпиньяна
до Стразбурга:
Pour un peuple aimable et sensible
Le premier bien est un bon Roi —
Для любезного народа
Щастье добрый Государь?

Письма русского путешественника
135
Не думайте однакож, чтобы вся нация участвовала в трагедии,
которая играется ныне во Франции. Едва ли сотая часть действует; все
другие смотрят, судят, спорят, плачут или смеются, бьют в ладоши или
освистывают, как в театре. Те, которым потерять нечего, дерзки как
хищные юлки; те, которые всего могут лишиться, робки как зайцы;
одни хотят все отнять, другие хотят спасти что-нибудь.
Оборонительная война с наглым неприятелем редко бывает щастлива. История не
кончилась; но по сие время Французское дворянство и духовенство
кажутся худыми защитниками Трона.
С 14 Июля196 все твердят во Франции об Аристократах и
Демократах; хвалят и бранят друг друга сими именами, по большой части не
зная их смысла. Судите о народном невежестве по следующему
анекдоту: В одной деревеньке близ Парижа крестьяне остановили
молодого, хорошо одетого человека и требовали, чтобы он кричал с ними:
vive la nation! Да здравствует нация! Молодой человек исполнил их
волю; махал шляпою и кричал: vive la nation! Хорошо! Хорошо!
сказали они: мы довольны. Ты добрый Француз; ступай куда хочешь.
Нет, постой: изъясни нам прежде, что такое... нация?
Рассказывают, что маленькой Дофин, играя со своею белкою,
щелкает ее по носу и говорит: ты Аристократ, великой
Аристократ, белка! Любезный младенец, беспрестанно слыша это слово,
затвердил его.
Один Маркиз197, который был некогда осыпан Королевскими
милостями, играет теперь не последнюю ролю между
неприятелями Двора. Некоторые из прежних его друзей изъявили ему свое
негодование. Он пожал плечами и с холодным видом отвечал им: que
faire? j'aime les te-te-troubles! что делать? я люблю мяте-те-тежи!
Маркиз заика.
Но читал ли Маркиз историю Греции и Рима? Помнит ли цыкуту
и скалу Тарпейскую198? Народ есть острое железо, которым играть
опасно, а революция отверстый гроб для добродетели и — самого
злодейства.
Всякое гражданское общество, веками утвержденное, есть святыня
Для добрых граждан; и в самом несовершеннейшем надобно
удивляться чудесной гармонии, благоустройству, порядку. Утопия*1" будет
*Или Царство щастия сочинения Моруса.

136
НИКОЛАЙ МИХАЙЛОВИЧ КАРАМЗИН
всегда мечтою доброго сердца, или может исполниться неприметным
действием времени, посредством медленных, но верных, безопасных
успехов разума, просвещения, воспитания, добрых нравов. Когда люди
уверятся, что для собственного их щастия добродетель необходима,
тогда настанет век златой, и во всяком правлении человек насладится
мирным благополучием жизни. Всякие же насильственные
потрясения гибельны, и каждый бунтовщик готовит себе эшафот. Предадим,
друзья мои, предадим себя во власть Провидению: Оно конечно имеет
Свой план; в Его руке сердца Государей — и довольно.
Легкие умы думают, что все легко; мудрые знают опасность всякой
перемены и живут тихо. Французская Монархия производила
великих Государей, великих Министров, великих людей в разных родах;
под ее мирною сению возрастали науки и художества; жизнь
общественная украшалась цветами приятностей; бедный находил себе
хлеб, богатый наслаждался своим избытком... Но дерзкие подняли
секиру на священное дерево, говоря: мы лучше сделаем!
Новые Республиканцы с порочными сердцами! Разверните
Плутарха200, и вы услышите от древнего, величайшего, добродетельного
Республиканца, Катона, что безначалие хуже всякой власти\
В заключение сообщу вам несколько стихов из Рабеле201, в
которых знакомец мой, Аббат Н*, находит предсказание нынешней
революции.
Gargantua, ch. LVIII
Enigme et Prophétie
Je fays sçavoir àqui le veut entendre,
Que cet hyver prochain, sans plus attendre,
En ce lieu où nous sommes,
II sortira une manière d'hommes,
Las du repos et faschez du séjour,
Qui franchement iront, et de plein jour,
Suborner gents de toutes qualitez,
A différends et partialitez,
Et qui voudra les croire et escouter,
Quoy qu'il en doive advenir et coûter.
Us feront mettre en débats apparents
Amys entre eux et les proches parents.

Письма русского путешественника
137
Le fils hardi ne craindra l'impropere
De se bander contre son propre père.
Mesme les Grands, de noble lieu saillis,
De leurs subjects se verront assaillis,
Et sur ce point naistra tant de meslées,
Tant de discords, venues et allées,
Que nulle histoire, ou sont les grands merveilles,
N'a fait récit d'émotions pareilles.
Alors auront non moindre authorité
Hommes sans foy, que gents de vérité;
Car touts suivront la creance et estude
De l'ignorante et sotte multitude,
Dont le plus lourd sera reçu pour juge.
О dommageable et penible deluge!
Deluge, dis-je, et à bonne raison;
Car ce travail ne perdra sa saison,
Et n'en sera la terre délivrée,
Jusques à tant qu'elle soil ennyvrée
De flots de sang...
Французской старинный язык, может быть, для вас темен.
Я переведу:
«Объявляю всем, кто хочет знать, что не далее, как в следующую
зиму, увидим во Франции злодеев, которые явно будут развращать
людей всякого состояния и поссорят друзей с друзьями, родных с
родными. Дерзкой сын не побоится восстать против отца своего, и
раб против господина, так, что в самой чудесной Истории не найдем
примеров подобного раздора, волнения и мятежа. Тогда нечестивые,
вероломные сравняются властию с добрыми; тогда глупая чернь
будет давать законы и бессмысленные сядут на месте судей. О
страшный, гибельный потоп! потоп, говорю: ибо земля освободится от
сего бедствия не иначе как упившись кровию».
<103>
Париж, Майя... 1790
Нынешний день молодой Скиф К*202, в Академии Надписей и
Словесности203, имел щастие узнать Бартелеми-Платона204.

138
НИКОЛАЙ МИХАЙЛОВИЧ КАРАМЗИН
Меня обещали с ним познакомить; но как скоро я увидел его, то,
следуя первому движению, подошел и сказал ему: «Я Руской; читал
Анахарсиса; умею восхищаться творением великих, бессмертных
талантов. Итак, хотя в нескладных словах, примите жертву моего
глубокого почтения!» — Он встал с кресел, взял мою руку, ласковым взором
предуведомил меня о своем благорасположении и, наконец, отвечал:
я рад вашему знакомству; люблю север, и герой, мною избранный,
вам не чужой. — «Мне хотелось бы иметь с ним какое-нибудь
сходство. Я в Академии: Платон передо мною; но имя мое не так известно,
как имя Анахарсиса»*205. — Вы молоды, путешествуете и, конечно,
для того, чтобы украсить ваш разум познаниями: довольно
сходства! — «Будет еще более, естьли вы дозволите мне иногда видеть и
слушать вас, с любопытным умом, с ревностным желанием
образовать вкус свой наставлениями великого писателя. Я не поеду в
Грецию: она в вашем кабинете». — Жаль, что вы приехали к нам в такое
время, когда Аполлона и Муз наряжаем мы в национальный мундир!
Однакож дайте мне случай видеться с вами. Теперь вы услышите
мое рассуждение о Самаританских медалях206 и легендах207; оно
покажется вам скучно, comme de raison208; извините; мои
товарищи займут вас приятнейшим образом. — Между тем заседание
Академии открылось. Бартелеми сел на свое место; он старший в
Академии, le Doyen209. В собрании было около 30 человек, да столько же
зрителей — не более. В самом деле, диссертация Аббата Бартелеми, в
которой дело шло о медалях Ионафановых, Антигоновых, Симеоно-
вых, не могла занимать меня; зато мало слушая, я много смотрел на
Бартелеми. Совершенный Вольтер, как его изображают на
портретах! Высокий, худой, с проницательным взором, с тонкою Афинскою
усмешкою. Ему гораздо более 70 лет; но голос его приятен, стан прям,
все движения скоры и живы. Следственно, от ученых трудов люди не
стареются. Не сидячая, но бурная жизнь страстей пестрит
морщинами лице наше. Бартелеми чувствовал в жизни только одну страсть:
любовь ко славе, и силою Философии своей умерял ее. Подобно
бессмертному Монтескье, он был еще влюблен в дружбу, имел щастие
*Анахарсис, приехав в Афины, нашел Платона в Академии. II me reçut,
говорит Молодой Скиф, avec autant de politesse que de simplicité, et me fit un si bel
éloge du Philosophe Anacharsis, dont je descends, que je rougissois de porter le même
nom.-Anach.VoL2.Ch.VII.

Письма русского путешественника
139
доказать великодушную свою привязанность к изгнанному
Министру Шуазёлю210 и делил с ним скуку уединения. Ему и супруге его,
под именем Арсама и Федимы, приписал он Анахарсиса так мило и
трогательно, говоря: «Сколько раз имя ваше готово было из глубины
моего сердца излиться на бумагу! Сколь лучезарно сияло оно предо
мною, когда мне надлежало описывать какое-нибудь великое
свойство души, благодеяния, признательность! Вы имеете право на сию
книгу: я сочинял ее в тех местах, которые всего более украшались
вами; и хотя кончил оную далеко от Персии, но в глазах ваших; ибо
воспоминание минут, с вами проведенных, никогда не может
загладиться. Она составит щастие остальных дней моих; а по смерти
желаю единственно того, чтобы на гробе моем глубоко вырезали слова:
он заслужил благосклонность Арсама и Федимы!»
Тут же узнал я Левека211, Автора Российской Истории, которая
хотя имеет много недостатков, однакож лучше всех других. Больно,
но должно по справедливости сказать, что у нас до сего времени
нет хорошей Российской Истории, то есть писанной с
философским умом, с критикою, с благородным красноречием. Тацит, Юм,
Робертсон, Шббон212 — вот образцы! Говорят, что наша История
сама по себе менее других занимательна: не думаю; нужен только
ум, вкус, талант. Можно выбрать, одушевить, раскрасить; и читатель
удивится, как из Нестора, Никона и проч. могло выйти нечто
привлекательное, сильное, достойное внимания не только Руских, но
и чужестранцев. Родословная Князей, их ссоры, междоусобие,
набеги Половцев не очень любопытны: соглашаюсь; но зачем
наполнять ими целые томы? Что не важно, то сократить, как сделал Юм
в Английской Истории; но все черты, которые означают свойство
народа Руского, характер древних наших Героев, отменных людей,
происшествия действительно любопытные описать живо,
разительно. У нас был свой Карл Великий: Владимир — свой Лудовик XI: Царь
Иоанн — свой Кромвель: Годунов — и еще такой Государь, которому
нигде не было подобных: Петр Великий. Время их правления
составляет важнейшие эпохи в нашей Истории, и даже в Истории
человечества; его-то надобно представить в живописи, а прочее можно
обрисовать, но так, как делал свои рисунки Рафаэль или Микель Ан-
джело. — Левек, как Писатель, не без дарования, не без достоинств;
соображает довольно хорошо, рассказывает довольно складно,
судит довольно справедливо; но кисть его слаба, краски не живы; слог

140
НИКОЛАЙ МИХАЙЛОВИЧ КАРАМЗИН
правильный, логический, но не быстрый. К тому же Россия не мать
ему; не наша кровь течет в его жилах; может ли он говорить о Руских
с таким чувством, как Руской? Всего же более не люблю его за то, что
он унижает Петра Великого (естьли посредственный Французский
Писатель может унизить нашего славного Монарха) говоря: on lui
a peut-être refusé avec raison le titre d'homme de Génie, puisque, en
voulant former sa nation, il n'a su qu'imiter les autres peuples*. Я слыхал
такое мнение даже от Руских, и никогда не мог слышать без
досады. Путь образования или просвещения один для народов; все они
идут им вслед друг за другом. Иностранцы были умнее Руских: и так
надлежало от них заимствовать, учиться, пользоваться их опытами.
Благоразумно ли искать, что сыскано? Лучше ли б было Руским не
строить кораблей, не образовать регулярного войска, не заводить
Академий, фабрик, для того, что все это не Рускими выдумано? Какой
народ не перенимал у другого? И не должно ли сравняться, чтобы
превзойти! — «Однакож, говорят, на что подражать рабски? На что
перенимать вещи, совсем ненужные?» Какие же? Речь идет, думаю, о
платье и бороде. Петр Великий одел нас по-Немецки для того, что так
удобнее; обрил нам бороды для того, что так и покойнее и приятнее.
Длинное платье не ловко, мешает ходить... «Но в нем теплее!» <...>
У нас есть шубы <...> «Зачем же иметь два платья?» <...> Затем, что нет
способа быть в одном на улице, где 20 градусов мороза, и в комнате,
где 20 градусов тепла. Борода же принадлежит к состоянию дикого
человека; не брить ее то же, что не стричь ногтей. Она закрывает от
холоду только малую часть лица. Сколько же неудобности летом, в
сильной жар! Сколько неудобности и зимою, носить на лице иней,
снег и сосульки! Не лучше ли иметь муфту, которая греет не одну
бороду, но все лицо? Избирать во всем лучшее — есть действие ума
просвещенного; а Петр Великий хотел просветить ум во всех
отношениях. Монарх объявил войну нашим старинным обыкновениям,
во-первых, для того, что они были грубы, недостойны своего века;
во-вторых, и для того, что они препятствовали введению других,
еще важнейших и полезнейших иностранных новостей. Надлежало,
так сказать, свернуть голову закоренелому Рускому упрямству, что-
*То есть: «Его, может быть, по справедливости не хотят назвать великим
умом: ибо он, желая образовать народ свой, только что подражал другим
народам».

Письма русского путешественника
141
бы сделать нас гибкими, способными учиться и перенимать. Естьли
бы Петр родился Государем какого-нибудь острова, удаленного от
всякого сообщения с другими государствами, то он в природном
великом уме своем нашел бы источник полезных изобретений и
новостей для блага подданных; но рожденный в Европе, где цвели
уже Искусства и Науки во всех землях, кроме Руской, он должен был
только разорвать завесу, которая скрывала от нас успехи разума
человеческого, и сказать нам: «Смотрите; сравняйтесь с ними, и
потом, естьли можете, превзойдите их!» Немцы, Французы, Англичане,
были впереди Руских по крайней мере шестью веками: Петр двинул
нас своею мощною рукою, и мы в несколько лет почти догнали их.
Все жалкие Иеремиады21*1 об изменении Руского характера, о
потере Руской нравственной физиогномии, или не что иное как шутка,
или происходят от недостатка в основательном размышлении. Мы
не таковы, как брадатые предки наши: тем лучше! Грубость наружная
и внутренняя, невежество, праздность, скука были их долею в самом
высшем состоянии: для нас открыты все пути к утончению разума и
к благородным душевным удовольствиям. Все народное ничто перед
человеческим. Главное дело быть людьми, а не Славянами. Что
хорошо для людей, то не может быть дурно для Руских; и что Англичане
или Немцы изобрели для пользы, выгоды человека, то мое, ибо я
человек! Еще другое странное мнение. II est probable, говорит Левек,
que si Pierre n'avoit pas régné, les Russes seraient aujourd'hui ce qu'ils
sont214; то есть: хотя бы Петр Великий и не учил нас, мы бы
выучились! Каким же образом? сами собою? но сколько трудов стоило
Монарху победить наше упорство в невежестве! Следственно, Руские не
расположены, не готовы были просвещаться. При Царе Алексее
Михайловиче жили многие иностранцы в Москве, но не имели
никакого влияния на Руских, не имев с ними почти никакого обхождения.
Молодые люди, тогдашние франты, катались иногда в санях по
Немецкой слободе, и за то считались вольнодумцами. Одна только
ревностная, деятельная воля и беспредельная власть Царя Руского могла
произвести такую внезапную, быструю перемену. Сообщение наше с
другими Европейскими землями было очень не свободно и
затруднительно; их просвещение могло действовать на Россию только
слабо; и в два века по естественному, непринужденному ходу вещей едва
ли сделалось бы то, что Государь наш сделал в 20 лет. Как Спарта без
Ликурга215, так Россия без Петра не могла бы прославиться.

142
НИКОЛАЙ МИХАЙЛОВИЧ КАРАМЗИН
Между тем, друзья мои, вы все еще сидите со мною в Академии
Надписей. Читали рассуждение о Греческой живописи, похвальное
слово одному из умерших Членов; и я заметил то же, что несколько
раз замечал в Спектаклях: ни одна хорошая мысль, ни одно щастли-
вое выражение не укрывается от тонкого вкуса здешней Публики —
браво! и рукоплескание. Всего более нравятся здесь нравственные
мысли или сентенции, иногда самые обыкновенные. Например,
в похвальном слове умершему, Автор сказал: «Вот доказательство,
что нежные души предпочитают тихое удовольствие совести
шумным успехам честолюбия!» — и все слушатели захлопали. Заседание
кончилось предложением задач для Антиквариев. Надобно было
познакомиться с Гм. Левеком и сказать ему комплимент на счет его
доброго мнения о Руских, у которых он, по своей благосклонности,
не отнимает природного ума ни способности к Наукам. Бартелеми
подарил меня еще двумя учтивыми фразами, и мы расстались как
знакомые.
Я видел Автора прекрасных сказок, который в самом, кажется,
легком, в самом обыкновенном роде сочинений, умеет быть
единственным, неподражаемым: Мармонтеля. Не довольно видеть,
надобно его узнать короче; надобно поговорить с ним о щастливых
временах Французской Литературы, которые прошли и не возвратятся!
Век Вольтеров, Жан-Жаков, Энциклопедии, Духа Законов, не уступает
веку Расина, Буало, ла-Фонтена; и в доме Г-жи Неккер, Барона Ольба-
ха216, шутили столь же остроумно, как в доме Ниноны Ланкло. Физио-
гномия Мармонтелева очень привлекательна; тон его доказывает, что
он жил в лучшем Парижском обществе. Вообразите же, что один
Немецкий Романист, которого имени не помню, в журнале своего
путешествия описывает его почти мужиком, то есть самым грубым
человеком! Как врали могут быть нахальны! — Мармонтелю более
шестидесяти лет; он женился на молодой красавице, и живет с нею щастли-
во в сельском уединении, изредка заглядывая в Париж. — Лагарп217,
в улице Генего, мой сосед. Талант, слог, вкус и критика его давно
награждены всеобщим уважением. Он лучший Трагик после Вольтера.
В творениях его мало огня, чувствительности, воображения, но стихи
все хороши, и много сильных. Теперь занимается он литературною

Письма русского путешественника
143
частою Французского Меркурия, вместе с Шанфором218, также
Членом Академии. — Мерсье и Флориан219 в Париже; но мне по сие
время не удалось их видеть.
<11б>
Париж, Июня...
Я получил от Госпожи Н* следующую записку: «Сестра моя,
Графиня Д*, которую вы у меня видели, желает иметь подробные сведения
о вашем отечестве. Нынешние обстоятельства Франции таковы, что
всякой из нас должен готовить себе убежище где-нибудь в другой
земле. Прошу отвечать на прилагаемые вопросы, чем меня
обяжете». Я развернул большой лист, на котором под вопросами оставлено
было место для ответов. Вот нечто для примера — рассмейтесь!
Вопрос. Можно ли человеку с нежным здоровьем сносить
жестокость вашего климата?
Ответ. В России терпят от холода менее, нежели в Провансе.
В теплых комнатах, в теплых шубах мы смеемся над трескучим
морозом. В Декабре, в Генваре, когда во Франции небо мрачное и дождь
льется рекою, красавицы наши, при ярком свете солнца, катаются в
санях по снежным бриллиянтам, и розы цветут на их лилейных
щеках. Ни в какое время года Россиянки не бывают столь прелестны, как
зимою; действие холода свежит их лица, и всякая, входя с надворья в
комнату, кажется Флорою220.
Вопрос. Какое время в году бывает у вас приятно?
Ответ. Все четыре; но нигде весна не имеет столько прелестей,
как в России. Белая одежда зимы, наконец, утомляет зрение; душа
желает перемены, и звонкой голос жаворонка раздается на высоте
воздушной. Сердца трепещут от удовольствия. Солнце быстрым
действием лучей своих растопляет снежные холмы; вода шумит с гор, и
поселянин, как мореплаватель при конце Океана, радостно
восклицает: земля! Реки рвут на себе ледяные оковы, пышно выливаются из
берегов, и самой маленькой ручеек кажется величественным сыном
моря. Бледные луга, упитанные благотворною влагою, пушатся
свежею травкою и красятся лазоревыми цветами. Березовые рощи
зеленеют; за ними и дремучие леса, при громком гимне веселых птичек,
одеваются листьями, и Зефир221 всюду разносит благоухание
ароматной черемухи. В ваших климатах весна наступает медленно, едва

144
НИКОЛАЙ МИХАЙЛОВИЧ КАРАМЗИН
приметным образом: у нас мгновенно слетает с неба, и глаз не
успевает следовать за ее быстрыми действиями. Ваша Природа кажется
изнуренною, слабою: наша имеет всю пламенную живость юности;
едва пробуждаясь от зимнего сна, является во всем блеске красоты
своей; и что у вас зреет несколько недель, то у нас в несколько дней
доходит до возможного растительного совершенства. Луга ваши
желтеют в средине лета: у нас зелены до самой зимы. В ясные осенние
дни мы наслаждаемся Природою как другом, с которым нам должно
расстаться на долгое время — и тем живее бывает наше удовольствие.
Наступает зима — и сельской житель спешит в город пользоваться
обществом.
Вопрос. Какие приятности имеет ваша общественная жизнь?
Ответ. Все те, которыми вы наслаждаетесь: спектакли, балы,
ужины, карты и любезность вашего пола.
Вопрос. Любят ли иностранцев в России? Хорошо ли их
принимают?
Ответ: Гостеприимство есть добродетель Руских. Мы же
благодарны иностранцам за просвещение, за множество умных идей и
приятных чувств, которые были неизвестны предкам нашим до связи
с другими Европейскими землями. Осыпая гостей ласками, мы
любим им доказывать, что ученики едва ли уступают учителям в
искусстве жить и с людьми обходиться.
Вопрос. Уважаете ли вы женщин?
Ответ. У нас женщина на троне. Слава и любовь, лавр и роза —
есть девиз наших рыцарей.
Угадайте, какой вопрос теперь следует?.. Много ли дичи в
России? — спрашивает муж мой (прибавляет Графиня), страстный
охотник стрелять.
Я отвечал так, что провинциальный Граф должен закричать:
Ружье, лошадей! В Россию!
Одним словом, естьли и муж и жена теперь не прискачут к вам в
Москву, то не моя вина!
<127>
Париж, Июня... 1790
Скажу вам нечто о Парижском Народном Собрании222, о котором
так много пишут теперь в газетах. В первый раз пришел я туда после

Письма русского путешественника
145
обеда; не знал места, хотел войти в большие двери вместе с
Членами, был остановлен часовым, которого никакие просьбы смягчить не
могли, и готовился уже с досадою воротиться домой; но вдруг явился
человек в темном кафтане, собою очень некрасивый223; взял меня за
руку, и сказав: allons, Mr. allons!*224 — ввел в залу. Я окинул глазами все
предметы...
Большая галерея, стол для Президента и еще два для Секретарей по
сторонам; напротив кафедра; кругом лавки, одна другой выше; вверху
ложи для зрителей. Заседание еще не открывалось. Вокруг меня было
множество людей, по большой части неопрятно одетых — с
растрепанными волосами, в сертуках. Шумели, смеялись около часа. Зрители
хлопали в ладоши, изъявляя нетерпение. Наконец, тот самый человек,
который ввел меня**, подошел к Президентскому столу, взял
колокольчик, зазвонил — и все, закричав: по местам! по местам! — разбежались
и сели. Один я остался середи залы — подумал, что мне делать, и сел
на ближней лавке, но через минуту подошел ко мне
Церемониймейстер в черном кафтане и сказал: «Вы не можете быть здесь!» Я встал
и перешел на другое место. Между тем один из Членов, Г. Андре225,
читал на кафедре предложение Военной Комиссии. Его слушали со
вниманием; я также, но не долго, потому что проклятый черный
кафтан опять подлетел ко мне и сказал: «Государь мой! Вы, конечно, не
знаете, что в этой зале могут быть только одни Члены». — Куда же мне
деваться, Г. М.?- «Подите в ложи». — А естьли там нет места?- «Подите
домой или куда вам угодно». Я ушел, но в другой раз высидел в ложе
5 или 6 часов и видел одно из самых бурных заседаний. Депутаты
Духовенства предлагали, чтобы Католическую Религию признать
единственною или главною во Франции. Мирабо226 оспоривал, говорил с
жаром, и сказал: «Я вижу отсюда то окно, из которого сын Катерины
Медицис стрелял в Протестантов!»227 Аббат Мори228 вскочил с места
и закричал: «Вздор! Ты отсюда не видишь его». Члены и зрители
захохотали во все горло. Такие непристойности бывают весьма часто.
Вообще в заседаниях нет ни малой торжественности, никакого
величия; но многие Риторы говорят красноречиво. Мирабо и Мори вечно
единоборствуют, как Ахиллес и Гектор229.
* Пойдемте, сударь, пойдемте! (фр.)
*Это был Рабо-Сент-Этьен.

146
НИКОЛАЙ МИХАЙЛОВИЧ КАРАМЗИН
На другой день после споров о Католической Религии явились в
лавках бумажные табакерки à l'abbé Maury230: отворите крышку —
выскочит Аббат. Таковы Французы: на всякой случай у них готова
выдумка. — Расскажу вам другой анекдот в сем роде. В тот самый день,
как Собрание определило выдать ассигнации, я был в театре. Играли
старую оперу башмашника, которому во втором акте надлежало петь
известный водевиль. Вместо того он запел новые стихи, в похвалу
Короля и Народного Собрания, с припевом:
L'argent caché ressortira
Par le moyen des assignats*231.
Зрители были вне себя от удовольствия и заставили актера десять
раз повторять: l'argent caché ressortira. Им казалось, что перед ними
лежат уже кучи золота!
<128>
Париж, Июня... 1790
Вы помните, что Йорик232 сказал Министру Б* о характере
Французов: «Они слишком важны». Министр удивился, но разговор вдруг
перервался, и забавный Йорик не изъяснил нам своей мысли.
Кажется, об Афинском народе было сказано, что он важными делами
шутил как безделками, а безделки считал важными делами. То же
самое можно сказать о Французах, которые не обижаются сходством с
Афинским народом. Вспомните жаркие, но смешные споры о
древней и новой Литературе, которыми Версальской Двор и весь Париж
занимался; вспомните историю Глукистов, Пичинистов233, Месмери-
стов234 и согласитесь, что в некотором смысле Йорик мог утверждать
свой парадокс. Но Французы имеют характер, вопреки его старым
шиллингам, qui, à force d'être polis, n'ont plus d'empreinte235** — имеют
даже более других народов. Я говорил об этом с Госпожею Н* и после
выразил мысли свои в письме к ней. Вот перевод:
«Скажу: огонь, воздух — и характер Французов описан. Я не знаю
народа умнее, пламеннее и ветренее вашего. Кажется, будто он
* Спрятанные деньги появятся с помощью ассигнаций (фр.)
~ [Которые настолько отполировались, что не сохраняют больше отпечатка
(фр.). Игра слов: être polis — быть полированным и быть вежливым.] Слова Йо-
риковы, сказанные им в другом месте.

Письма русского путешественника
147
выдумал, или рдя него выдумано общежитие: столь мила его
обходительность, и столь удивительны его тонкие соображения в
искусстве жить с людьми! Сие искусство кажется в нем любезною
природою. Никто, кроме его, не умеет приласкать человека одним видом,
одною вежливою улыбкою. Напрасно Англичанин или Немец захотел
бы учиться ей перед зеркалом: на лице их она чужая, принужденная.
Я хочу жить и умереть в моем любезном отечестве; но после
России нет для меня земли приятнее Франции, где иностранец часто
забывается, что он не между своими. Говорят, что здесь трудно найти
искреннего, верного друга... Ах! Друзья везде редки; и чужеземцу ли
искать их, тому, кто, подобно Комете, являясь исчезает! Дружба есть
потребность жизни; всякой хочет для нее предмета надежного. Но
все, чего по справедливости могу требовать от чужих людей, Француз
предлагает мне с ласкою, с букетом цветов. Ветреность,
непостоянство, которые составляют порок его характера, соединяются в нем с
любезными свойствами души, происходящими" некоторым образом
от сего самого порока. Француз непостоянен — и не злопамятен;
удивление, похвала может скоро ему наскучить: ненависть также. По
ветрености оставляет он доброе, избирает вредное: за то сам первый
смеется над своею ошибкою — и даже плачет, естьли надобно.
Веселая безрассудность есть милая подруга жизни его. Как Англичанин
радуется открытию нового острова, так Француз радуется острому
слову. Чувствителен до крайности, страстно влюбляется в истину, в
славу, в великие предприятия; но любовники непостоянны! Минуты
его жара, исступления, ненависти могут иметь страшные следствия,
чему примером служит Революция. Жаль, естьли эта ужасная
политическая перемена должна переменить и характер народа, столь
веселого, остроумного, любезного!»
Это писано для Дамы, и для Француженки, которая ахнула бы от
ужаса, и закричала: северный варвар! — Естьли бы я сказал ей, что
Французы не остроумнее, не любезнее других.
Я оставил тебя, любезный Париж, оставил с сожалением и благо-
Дарностию! Среди шумных явлений твоих жил я спокойно и весело,
как беспечный гражданин вселенной; смотрел на твое волнение с
*Qui tiennent à ce même défaut.

148
НИКОЛАЙ МИХАЙЛОВИЧ КАРАМЗИН
тихою душею, как мирный пастырь смотрит с горы на бурное море.
Ни Якобинцы, ни Аристократы твои не сделали мне никакого зла;
я слышал споры, и не спорил; ходил в великолепные храмы твои
наслаждаться глазами и слухом: там, где светозарный бог Искусств сияет
в лучах ума и талантов; там, где Гений славы величественно покоится
на лаврах! Я не умел описать всех приятных впечатлений своих, не
умел всем пользоваться, но выехал из тебя не с пустою душею: в ней
остались идеи и воспоминания! Может быть, когда-нибудь еще увижу
тебя и сравню прежнее с настоящим; может быть, порадуюсь тогда
большею зрелостию своего духа, или вздохну о потерянной живости
чувства. <...>
<137>
Лондон, Июля... 1790
С помощию моих любезных земляков нашел я в Оксофортской
улице, близ Cavendich Square236, прекрасные три комнаты за пол-
гинею в неделю; они составляют весь второй этаж дома, в котором
живут две сестры хозяйки, служанка Дженни, ваш друг — и более
никого. «Один мущина с тремя женщинами! Как страшно или
весело!» Ни мало. Хозяйки мои украшены нравственными добродетелями
и седыми волосами; а служанка успела уже рассказать мне тайную
историю своего сердца: Немец-ремесленник пленился ею и скоро
будет щастливым ее супругом. В 8 часов утра приносит она мне чай
с сухарями и разговаривает со мною о Фильдинговых и Ричардсо-
новых романах. Вкус у нее странной: на пример, Ловелас кажется ей
несравненно любезнее Грандиссона. Обожая Клементину, Дженни
смеется над девицею Байрон, а Клариссу называет умною дурою237.
Таковы Лондонские служанки!
В каждом городе самая примечательнейшая вещь есть для меня...
самый город. Я уже исходил Лондон вдоль и поперек. Он ужасно
длинен, но в иных местах очень узок; в окружности же составляет
верст пятьдесят. Распространяясь беспрестанно, он скоро поглотит
все окрестные деревни, которые исчезнут в нем как реки в Океане.
Вестминстер и Сити составляют главные части его: в первом живут
по большой части свободные и достаточные люди, а в последнем
купцы, работники, матрозы: тут река с великолепными своими мостами,
тут Биржа; улицы теснее, и везде множество народу. Тут не видите

Письма русского путешественника
149
уже той приятной чистоты, которая на каждом шагу пленяет глаза в
Вестминстере. Темза, величественная и прекрасная, совсем не служит
к украшению города, не имея хорошей набережной (как например
Нева в Петербурге или Рона в Лионе), и будучи с обеих сторон
застроена скверными домами, где укрываются самые бедные жители
Лондона. Только в одном месте сделана на берегу терраса
(называемая Адельфи), и к нещастью в таком, где совсем не видно реки под
множеством лодок, нагруженных земляными угольями. Но и в этой
неопрятной части города находите везде богатые лавки и магазины,
наполненные всякого рода товарами, Индейскими и
Американскими сокровищами, которых запасено тут на несколько лет для всей
Европы. Такая роскошь не возмущает, а радует сердце, представляя
вам разительный образ человеческой смелости, нравственного
сближения народов и общественного просвещения! Пусть гордый богач,
окруженный произведениями всех земель, думает, что услаждение
его чувств есть главный предмет торговли! Она, питая бесчисленное
множество людей, питает деятельность в мире, переносит из одной
части его в другую полезные изобретения ума человеческого, новые
идеи, новые средства утешаться жизнию.
Нет другого города, столь приятного для пешеходцев, как Лондон:
везде подле домов сделаны для них широкие троттуары, которые
по-Руски можно назвать намостами; их всякое утро моют служанки
(каждая перед своим домом), так что и в грязь, и в пыль у вас ноги
чисты. Одно только не нравится мне в этом намосте; а именно то,
что беспрестанно видишь у ног отверстия, которые ночью
закрываются, а днем не всегда; и естьли вы хотя мало задумаетесь, то можете
попасть в них как в западню. Всякое отверстие служит окном для
кухни, или для какой-нибудь Таверны; или тут ссыпают земляные уголья;
или тут маленькая лестница для схода вниз. Надобно знать, что все
Лондонские домы строятся с подземельной) частию, в которой
бывает обыкновенно кухня, погреб и еще какие-нибудь, очень несветлые
горницы для слуг, служанок, бедных людей. В Париже нищета
взбирается под облака, на чердак, а здесь опускается в землю. Можно
сказать, что в Париже носят бедных на головах, а здесь топчут ногами.
Домы Лондонские все малы, узки, кирпичные, не беленые (для
того, чтобы вечная копоть от угольев была на них менее приметна)
и представляют скучное, печальное единообразие; но внутренность
мила: все просто, чисто и похоже на сельское. Крыльцо и комнаты

150
НИКОЛАЙ МИХАЙЛОВИЧ КАРАМЗИН
устланы прекрасными коврами; везде светлое красное дерево; нигде
не увидишь пылинки; нет больших зал, но все уютно и покойно. Всех
приходящих к хозяину или к хозяйке вводят в горницу нижнего
этажа, которая называется parlour*; одни родные или друзья могут войти
во внутренние комнаты. Ворот здесь нет: из домов на улицу делаются
большие двери, которые всегда бывают заперты. Кто придет, должен
стучаться медною скобою в медный замок слуга один раз, гость два,
хозяин три раза. Для карет и лошадей есть особливые конюшенные
дворы; при домах же бывают самые маленькие дворики, устланные
дерном; иногда и садик, но редко, потому что места в городе
чрезмерно дороги. Их по большой части отдают здесь на выстройку:
возьми место, построй дом, живи в нем 15 или 20 лет и после отдай все
тому, чья земля.
Что, естьли бы Лондон при таких широких улицах, при таком
множестве красивых лавок, был выстроен как Париж? Воображение
не могло бы представить ничего великолепнее.
Не скоро привыкнешь к здешнему образу жизни, к здешним
поздним обедам, которые можно почти назвать ужинами. Вообразите, что
за стол садятся в 7 часов! Хорошо тому, кто спит до одиннадцати; но
каково мне, привыкшему вставать в восемь? Брожу по улицам;
любуюсь, как на вечной ярмонке, разложенными в лавках товарами;
смотрю на смешные каррикатуры, выставляемые на дверях, в эстампных
кабинетах™, и дивлюсь охоте Англичан. Как Француз на всякой
случай напишет песенку, так Англичанин на все выдумает каррикату-
ру. На пример, теперь Лондонский Кабинет ссорится с Мадритским
за Нутка-Соунд239. Чтож представляет каррикатура? Министры
обоих Дворов стоят по горло в воде и дерутся в кулачки; у Пшшанского
кровь бьет уже фонтаном из носу.
Захожу завтракать в пирожные лавки, где прекрасная ветчина,
свежее масло, славные пироги и конфекты; где все так чисто, так
прибрано, что любо взглянуть. Правда, что такие завтраки не дешевы, и
меньше двух рублей не заплатишь, естьли аппетит хорош. Обедаю
иногда в кофейных домах, где за кусок говядины, пудинга и сыру
берут также рубли два. За то велика учтивость: слуга отворяет вам
дверь, и миловидная хозяйка спрашивает ласково, что прикажете? —
* Гостиная

Письма русского путешественника
151
Но всего чаще обедаю у нашего Посла, Г. С. Р. В.240, человека умного,
достойного, приветливого, который живет совершенно по-Английски,
любит Англичан и любим ими. Всегда нахожу у него человек пять
или шесть, по большой части иностранных Министров. Обхождение
Графа приятно и ласково без всякой излишней короткости. Он
истинный патриот, знает хорошо Рускую Историю, Литературу, и читал
мне наизусть лучшие места из Од Ломоносова. Такой посол не уронит
своего Двора; за то Питт и Гренвиль241 очень уважают его. Я заметил,
что здешние Министерские конференции бывают без всяких чинов.
В назначенный час Министр к Министру идет пешком, в фраке.
Хозяин, как сказывают, принимает в сертуке; подают чай — высылают
слугу—и, сидя на диване, решат важное политическое дело. Здесь нужен
ум, а не пышность. Наш Граф носит всегда синий фрак и маленькой
кошелек, который отличает его от всех Лондонских жителей: потому
что здесь никто кошельков не носит. На лето нанимает он
прекрасный сельской дом в Ричмонде (верстах в 10 от Лондона), где я также
у него был и ночевал.
Вчерашний день пригласил меня обедать богатый Англичанин
Бакстер242, Консул, в загородный дом свой, близь Гайд-Парка. В
ожидании шести часов я гулял в Парке и видел множество Англичанок
верхом. Как они скачут! Приятно смотреть на их смелость и ловкость; за
каждою берейтер243. День был хорош: но вдруг пошел дождь. Все мои
Амазонки спешились, и под тению древних дубов искали убежища. Я
осмелился с одной из них заговорить по-Французски. Она осмотрела
меня с головы до ног; сказала два раза oui, два раза поп244 — и
более ничего. Все хорошо воспитанные Англичане знают Французской
язык, но не хотят говорить им, и я теперь крайне жалею, что так худо
знаю Английской. Какая разница с нами! У нас всякой, кто умеет
только сказать: comment vous portez-vous?245 без всякой нужды коверкает
Французской язык, чтобы с Руским не говорить по-Руски; а в нашем
так называемом хорошем обществе без Французского языка будешь
глух и нем. Не стыдно ли? Как не иметь народного самолюбия? За
чем быть попугаями и обезьянами вместе? Наш язык и для разговоров
право не хуже других; надобно только, чтобы наши умные светские
люди, особливо же красавицы, поискали в нем выражений для своих
мыслей. Всего же смешнее для меня наши остроумцы, которые хотят
быть Французскими Авторами. Бедные! Они щастливы тем, что
Француз скажет об них: pour un étranger, Monsieur n'écrit pas mal!246

152
НИКОЛАЙ МИХАЙЛОВИЧ КАРАМЗИН
Извините, друзья мои, что я так разгорячился, и забыл, что меня
Бакстер ждет к обеду — совершенно Английскому, кроме
Французского супа. Ростбив, потатъС, пудинги и рюмка за рюмкой Кларету,
Мадеры! Мущины пьют, женщины говорят между собою потихоньку и
скоро оставляют нас одних; снимают скатерть, кладут на стол какие-
то пестрые салфетки и ставят множество бутылок; снова пить —
тосты, здоровья! Всякой предлагает свое; я сказал: вечный мир и
цветущая торговля! Англичане мои сильно хлопнули рукою по столу
и выпили до дна. В 9 часов мы встали, все розовые; пошли к Дамам
пить чай и, наконец, всякой отправился домой. Это, говорят, весело!
По крайней мере не мне. Не для того ли пьют Англичане, что у них
вино дорого? Они любят хвастаться своим богатством. Или холодная
кровь их имеет нужду в разгорячении?
<15б>
Лондон, Сентября... 1790
Было время, когда я, почти не видав Англичан, восхищался ими,
и воображал Англию самою приятнейшею для сердца моего землею.
С каким восторгом, будучи пансионером Профессора Ш*247, читал я
во время Американской войны донесения торжествующих
Британских Адмиралов! Родней, Гоу248 не сходили у меня с языка; я
праздновал победы их и звал к себе в гости маленьких соучеников моих.
Мне казалось, что быть храбрым есть... быть Англичанином —
великодушным, тоже — чувствительным; истинным человеком — тоже.
Романы, естьли не ошибаюсь, были главным основанием такого
мнения. Теперь вижу Англичан вблизи, отдаю им справедливость, хвалю
их — но похвала моя так холодна, как они сами.
Во-первых, я не хотел бы провести жизнь мою в Англии для
климата, сырого, мрачного, печального. Знаю, что ив Сибири можно быть
щастливым, когда сердце довольно и радостно; но веселой климат
делает нас веселее, а в грусти и в меланхолии здесь скорее, нежели
где-нибудь, захочется застрелиться. Рощи, парки, луга, сады — все это
прекрасно в Англии; но все это покрыто туманами, мраком и дымом
земляных угольев. Редко, редко проглянет солнце, и то не надолго; а
без него худо жить на свете. Кланяйся от меня солнцу, писал некто
* Земляные яблоки.

Письма русского путешественника
153
отсюда к своему приятелю в Неаполь: я уже давно не видался с ним.
Английская зима не так холодна, как наша; за то у нас зимою бывают
красные дни, которые здесь и летом редки. Как же Англичанину не
смотреть Сентябрем?
Во-вторых, холодный характер их мне совсем не нравится. Это
Волкан, покрытый льдом, сказал мне рассмеявшись один
Французской Эмигрант. Но я стою, гляжу, пламени не вижу, а между тем зябну.
Руское мое сердце любит изливаться в искренних, живых разговорах;
любит игру глаз, скорые перемены лица, выразительное движение
руки. Англичанин молчалив, равнодушен, говорит как читает, не
обнаруживая никогда быстрых душевных стремлений, которые
потрясают электрически всю нашу физическую систему. Говорят, что он
глубокомысленнее других: не для того ли, что кажется
глубокомысленным? Не потому ли, что густая кровь движется в нем медленнее и
дает ему вид задумчивого, часто без всяких мыслей? Пример Бакона,
Невтона, Локка, Гоббеса249 ничего не доказывает. Гении родятся во
всех землях; вселенная — отечество их, и можно ли по
справедливости сказать, чтобы (например) Локк был глубокомысленнее Декарта
и Лейбница?
Но что Англичане просвещенны и рассудительны, соглашаюсь:
здесь ремесленники читают Юмову Историю250, служанка — Йори-
ковы проповеди251 и Кларису252; здесь лавошник рассуждает
основательно о торговых выгодах своего отечества и земледелец говорит
вам о Шеридановом красноречии253; здесь газеты и журналы у всех в
руках, не только в городе, но и в маленьких деревеньках.
Фильдинг254 утверждает, что ни на каком языке нельзя выразить
смысла Английского слова humour, означающего и веселость, и
шутливость, и замысловатость; из чего заключает, что его нация
преимущественно имеет сии свойства. Замысловатость Англичан
видна разве только в их карикатурах, шутливость — в народных
глупых театральных фарсах, а веселости ни в чем не вижу — даже на
самые смешные карикатуры смотрят они с преважным видом! А когда
смеются, то смех их походит на истерической. Нет, нет, гордые цари
морей, столь же мрачные, как туманы, которые носятся над стихиею
славы вашей! Оставьте недругам вашим, Французам, всякую
игривость ума. Будьте рассудительны, естьли вам угодно; но позвольте мне
думать, что вы не имеете тонкости, приятности разума и того
живого слияния мыслей, которое производит общественную любезность.

154
НИКОЛАЙ МИХАЙЛОВИЧ КАРАМЗИН
Вы рассудительны — и скучны!.. Сохрани меня Бог, чтобы я тоже
сказал об Англичанках! Они милы своею красотою и чувствительностию,
которая столь выразительно изображается в их глазах: довольно для
их совершенства и щастия супругов! О чем я уже писал к вам; а теперь
судим только мущин.
Англичане любят благотворить, любят удивлять своим
великодушием и всегда помогут нещастному, как скоро уверены, что он не
притворяется нещастным. В противном случае скорее дадут ему
умереть с голода, нежели помогут, боясь обмана, оскорбительного для
их самолюбия. Ж*, наш земляк, который живет здесь лет восемь,
зимою ездил из Лондона во Фландрию и на возвратном пути должен
был остановиться в Кале. Сильный, холодный ветер окружил гавань
множеством льду, и пакет-боты никак не могли выйти из нее. Ж*
издержал все свои деньги, грустил и не знал, что делать. Трактиры были
наполнены путешественниками, которые в ожидании
благоприятного времени для переезда через Канал255, веселились без памяти, пили,
пели и танцовали. Земляк наш с пустым кошельком и с печальным
сердцем не мог участвовать в их весельи. В одной комнате с ним
жили богатый Англичанин и молодой Парижской купец. Он открыл
им причину своей грусти. Что сделал богатый Англичанин? Дивился
его безрассудности и, повторив несколько раз: как можно на всякой
случай не брать с собою лишних денег? — вышел вон. Что сделал
молодой Француз? Высыпал на стол свои луидоры и сказал: возьмите
сколько вам надобно; будьте только веселее, — «Государь мой! вы
меня не знаете». — Все одно; я рад услужить вам; в Лондоне мы
увидимся. — Ж* взял с благодарностию луидоров 10 или 15 и хотел дать
ему свой Лондонской адрес. Француз не принял его, говоря: ваше
дело сыскать меня на бирже. Я пять лет купец, а 24 года человек.
Англичанин поступил так грубо не от скупости, но от страха быть
обманутым.
Замечено, что они в чужих землях гораздо щедрее на благодеяния,
нежели в своей, думая, что в Англии, где всякого роду трудолюбие по
достоинству награждается, хороший человек не может быть в
нищете; из чего вышло у них правило: кто у нас беден, тот недостоин
лучшей доли. Правило ужасное! Здесь бедность делается пороком!
Она терпит, и должна таиться! Ах! Естьли хотите еще более угнести
того, кто угнетен нищетою, пошлите его в Англию: здесь, среди
предметов богатства, цветущего изобилия и кучами рассыпанных гиней,

Письма русского путешественника
155
узнает он муку Тантала!..256 И какое ложное правило! Разве стечение
бед не может и самого трудолюбивого довести до сумы? Например,
болезнь...
Англичане честны; у них есть нравы, семейная жизнь, союз
родства и дружбы... Позавидуем им! Их слово, приязнь, знакомство
надежны — действие, может быть, их общего духа торговли, которая
приучает людей уважать и хранить доверенность со всеми ее оттенками.
Но строгая честность не мешает им быть тонкими эгоистами. Таковы
они в своей торговле, политике и частных отношениях между собою.
Все придумано, все разочтено, и последнее следствие есть... личная
выгода. Заметьте, что холодные люди вообще бывают великие
эгоисты. В них действует более ум, нежели сердце; ум же всегда
обращается к собственной пользе, как магнит к северу. Делать добро, не зная
для чего, есть дело нашего бедного, безрассудного сердца. Например,
Г. Пар*, мой здешний знакомец, всякое утро в 11 часов является ко мне
и спрашивает: «Куда хотите идти? Что видеть? С кем познакомиться?
Я к вашим услугам». Отец его, будучи Консулом в Архипелаге,
женился на Гречанке, которая воспитала сына своего в нашем Исповедании.
Г. Пар* считает за должность быть покровителем Руских и по
возможности делать им услуги. Имея привычку бродить всякое утро пешком,
он находит во мне товарища, который иногда смешит его своими
простосердечными вопросами и замечаниями и который,
расставаясь с ним, всякой раз искренно говорит ему: спасибо\ Англичане
всегда готовы одолжать вас таким образом.
Они горды — и всего более гордятся своею Конституциею. Я
читал здесь Делольма257 с великим вниманием. Законы хороши; но их
надобно еще хорошо исполнять, чтобы люди были щастливы.
Например, Английский Министр, наблюдая только некоторые формы
или законные обыкновения, может делать все, что ему угодно: сыплет
деньгами, обещает места, и Члены Парламента готовы служить ему.
Малочисленные его противники спорят, кричат, и более ничего. Но
важно то, что Министр всегда должен быть отменно умным
человеком, для сильного, ясного и скорого ответа на все возражения
противников; еще важнее то, что ему опасно во зло употреблять власть свою.
Англичане просвещенны, знают наизусть свои истинные выгоды, и
естьли бы какой-нибудь Питт258 вздумал явно действовать против
общей пользы, то он непременно бы лишился большинства голосов в
Парламенте, как волшебник своего талисмана. Итак не Конституция,

156
НИКОЛАЙ МИХАЙЛОВИЧ КАРАМЗИН
а просвещение Англичан есть истинный их Палладиум. Всякие
гражданские учреждения должны быть соображены с характером народа;
что хорошо в Англии, то будет дурно в иной земле. Недаром сказал
Солон: мое учреждение есть самое лучшее, но только для Афин.
Впрочем, всякое правление, которого душа есть справедливость,
благотворно и совершенно.
Вы слыхали о грубости здешнего народа в рассуждении
иностранцев: с некоторого времени она посмягчилась, и учтивое имя
frenchdog (Французская собака), которым Лондонская чернь
жаловала всех не-Англичан, уже вышло из моды. Мне случилось ехать в
карете с одним поселянином, который, узнав, что я иностранец, с
важным видом сказал: «Хорошо быть Англичанином, но еще лучше
быть добрым человеком. Француз, Немец — мне все одно; кто честен,
тот брат мой». Мне крайне полюбилось такое рассуждение; я тотчас
записал его в дорожной своей книжке. Однакож не все здешние
поселяне так рассуждают: это был, конечно, вольнодумец между ими!
Вообще Английской народ считает нас, чужеземцев, какими-то
несовершенными, жалкими людьми. Не тронь его, говорят здесь на улице:
это иностранец, что значит: «это бедный человек или младенец».
Кто думает, что щастье состоит в богатстве и в избытке вещей,
тому надобно показать многих здешних Крезов259, осыпанных
средствами наслаждаться, теряющих вкус ко всем наслаждениям и задолго
до смерти умирающих душею. Вот Английской сплин\ Эту
нравственную болезнь можно назвать и Руским именем: скукою, известною во
всех землях, но здесь более, нежели где-нибудь, от климата, тяжелой
пищи, излишнего покоя, близкого к усыплению. Человек — странное
существо! В заботах и беспокойстве жалуется; все имеет, беспечен и —
зевает. Богатый Англичанин от скуки путешествует, от скуки делается
охотником, от скуки мотает, от скуки женится, от скуки стреляется.
Они бывают нещастливы от щастья! Я говорю о здешних праздных
богачах, которых деды нажились в Индии; а деятельные, управляя
всемирною торговлею и вымышляя новые способы играть мнимыми
нуидами людей, не знают сплина.
Не от сплина ли происходят и многочисленны Английские
странности, которые в другом месте назвались бы безумием, а здесь
называются только своенравием или whim? Человек, не находя уже
вкуса в истинных приятностях жизни, выдумывает ложные, и когда
не может прельстить людей своим щастием, хочет, по крайней мере,

Письма русского путешественника
157
удивить их чем-нибудь необыкновенным. Я мог бы выписать из
Английских газет и журналов множество странных анекдотов;
например, как один богатый человек построил себе домик на высокой горе
в Шотландии и живет там с своею собакою; как другой, ненавидя, по
его словам, землю, поселился на воде; как третий по антипатии к
свету выходит из дому только ночью, а днем спит или сидит в темной
комнате при свече; как четвертой, отказывая себе все, кроме самого
необходимого, в начале каждой весны дает деревенским соседям
своим великолепной праздник, который стоит ему почти всего годового
доходу. Британцы хвалятся тем, что могут досыта дурачиться, не
давая никому отчета в своих фантазиях. Уступим им это преимущество,
друзья мои, и скажем себе в утешение: «Естьли в Англии позволено
дурачиться, у нас не запрещено умничать; а последнее не редко
бывает смешнее первого».
Но эта неограниченная свобода жить как хочешь, делать что
хочешь, во всех случаях, не противных благу других людей,
производит в Англии множество особенных характеров и богатую жатву для
Романистов. Другие Европейские земли похожи на регулярные сады,
в которых видите ровные деревья, прямые дорожки, и все
единообразное; Англичане же в нравственном смысле растут как дикие
дубы по воле судьбы, и хотя все одного рода, но все различны; и
Фильдингу оставалось не выдумывать характеры для своих романов,
а только примечать и описывать.
Наконец, естьли бы одним словом надлежало означить народное
свойство Англичан, я назвал бы их угрюмыми, так как Французов*
легкомысленными, Италиянцев коварными. Видеть Англию очень
приятно; обычаи народа, успехи просвещения и всех искусств
достойны примечания и занимают ум ваш. Но жить здесь для удовольствия
общежития — есть искать цветов на песчаной долине, в чем согласны
со мною все иностранцы, с которыми удалось мне познакомиться в
Лондоне и говорить о том. Я и в другой раз приехал бы с
удовольствием в Англию, но выеду из нее без сожаления.
*Не помню, кто в шутку сказал мне: Англичане слишком влажны, Италиян-
цы слишком сухи, а Французы только сочны.

ИСТОРИЧЕСКОЕ ПОХВАЛЬНОЕ СЛОВО
ЕКАТЕРИНЕ II
Сограждане! Дерзаю говорить о Екатерине260 - и величие
предмета изумляет меня. Едва произнес Ее имя, и мне кажется, что все
бесчисленные народы царств Российских готовы внимать словам
моим: ибо все обожали Великую. И те, которые, скрываясь во мраке
отдаления — под тению снежного Кавказа или за вечными льдами
пустынной Сибири, — никогда не зрели образа Бессмертной, и те
чувствовали спасительное действие Ее правления; и для тех была Она
Божеством невидимым, но благотворным. Где только сияло солнце в
областях Российских, везде сияла Ее премудрость.
Счастливые Ораторы, могущие украсить и возвеличить дела
своих Героев! Или вы, которые даром красноречия воскрешаете темные
подвиги древности! Ваша доля завидна. Не скажут, что вы унизили
предмет свой. Кому судить вас строго? Но мне должно изобразить
Монархиню, которая Своим величием удивила вселенную; мне
должно славить первую Героиню нашего времени, и в присутствии тех, для
которых слава Ее была счастием. Она еще жива в их сердце; Она еще
и по смерти благотворит им! Черты мои должны казаться слабыми...
Но горе тому, кто, представляя себе Екатерину, может думать о
пользе своего ничтожного самолюбия! Благодарность, усердие есть моя
слава. И я жил под Ее скипетром261! И я был счастлив Ее правлением!
И буду говорить о Ней! Истина сильнее воображения; чувство
разительнее красноречия — и ваше сердце, о Россияне, возвысит действие
моего слабого таланта.
Зерцало262 веков, История, представляет нам чудесную игру
таинственного Рока263: зрелище многообразное,-величественное!
Какие удивительные перемены! Какие чрезвычайные происшествия!
Но что более всего пленяет внимание мудрого зрителя? Явление
великих душ, полубогов человечества, которых непостижимое
Божество употребляет в орудие Своих важных действий. Сии любимцы
Неба, рассеянные в пространствах времен, подобны солнцам,
влекущим за собою планетные системы: они решают судьбу
человечества, определяют путь его; неизъяснимою силою влекут миллионы
людей к некоторой угодной Провидению цели; творят и разрушают

Историческое похвальное слово Екатерине II
159
царства; образуют эпохи, которых все другие бывают только
следствием; они, так сказать, составляют цепь в необозримости веков,
подают руку один другому, и жизнь их есть История народов.
Сограждане! Не только в тени древних отдаленных времен, не
только среди песчаных морей Африки, на полях Маратонских264,
под орлами державного Рима265, видим таких избранных и великих
смертных! О слава России! Под небесами любезного отечества, на его
троне, в его венце и порфире266 сияли Петр267 и Екатерина. Они
были наши — и любовь Всевышнего запечатлела Их Своею печатию!
Они друг другу, на величественном феатре268 их действий, подают
руку!.. Так, Екатерина явилась на престоле оживить, возвеличить
творение Петра; в Ее руке снова расцвел иссохший жезл Бессмертного,
и священная Тень Его успокоилась в полях вечности; ибо без всякого
суеверия можем думать, что великая душа и по разлуке с миром
занимается судьбою дел своих. Екатерина Вторая в силе творческого
духа и в деятельной мудрости правления была непосредственною
преемницею Великого Петра; разделяющее Их пространство
исчезает в Истории. И два ума, два характера, столь между собою
различные, составляют впоследствии удивительную гармонию для счастия
народа Российского! Чтобы утвердить славу мужественного,
смелого, грозного Петра, должна чрез сорок лет после Его царствовать
Екатерина; чтобы предуготовить славу кроткой, человеколюбивой,
просвещенной Екатерины, долженствовал царствовать Петр: так
сильные порывы благодетельного ветра волнуют весеннюю
атмосферу, чтобы рассеять хладные остатки зимних паров и приготовить
Натуру269 к теплому веянию Зефиров270!
Чудесный Промысел Всевышнего, непостижимый для смертных!
Кто бы вздумал искать при одном из скромных Княжеских Дворов
Германии, в тихом семействе Ангальт-Церстского Дома271, — кто бы
вздумал искать там причины нашего благоденствия и славы народа
Российского? Какой Улисс мог бы узнать сию новую Пирру272 в Ее
первой, нежной юности? Какой мудрый Астролог, видя утреннюю зарю
сего величества, предсказал бы в Екатерине восход лучезарного
светила для северной Европы и Азии? Казалось, что судьба определила
Ей быть добродетельною супругою какого-нибудь счастливого
Немецкого Князя. Нравственные скромные достоинства нежного пола

160
НИКОЛАЙ МИХАЙЛОВИЧ КАРАМЗИН
были единственным предметом родителей при Ее воспитании. Часто,
среди славы Ее царствования, в искренних излияниях дружества
(которым только великие Монархи умеют на троне наслаждаться) Она с
Ангельскою улыбкою говорила достойнейшим из своих подданных:
«Меня воспитывали для семейственной жизни; Провидение открыло
мне науку царствовать»... Провидение! Так, конечно:
непосредственные дары Его производят все чрезвычайное в мире. Первое
воспитание определяет судьбу одних обыкновенных душ; великие, разрывая,
так сказать, его узы, свободно предаются внутреннему стремлению,
подобно Сократу внимают тайному Гению273, ищут своего места на
земном шаре и образуют себя для оного. Одна искра, и животворный
огонь Прометеев274 пылает; одна великая мысль, и великий ум, вос-
криляясь, парит орлом под облаками!
Екатерина была известна в Германии Своею красотою, разумом
и скромною любезностию, когда Елисавета призвала Ее275 украсить
Двор Российский. Вы, которые имели счастие видеть тогдашнюю
цветущую юность Ее, вы доныне говорите с восторгом о первых
живых чувствах удивления, возбужденных в сердце вашем Ангельским
видом Ее, редким соединением божественных прелестей! Я зрел
лучезарный запад сего светила, и глазам моим не представлялось
ничего величественнее. Она рождена была для самодержавия. Кротость,
приятность ума, врожденное искусство пленять душу людей единым
словом, единым взором произвели всеобщую к Ней любовь Двора.
Он был училищем для Екатерины, которая имела выгоду примечать
его волшебную игру, не будучи еще на троне. Тут Ее
проницательный взор открыл слабые стороны человеческого сердца, опасности
Царей и хитрые способы, употребляемые лукавством для их
обольщения: открытие важное для науки царствовать! Тут прочитала Она
в добрых сердцах все тайные желания истинных сынов отечества;
тихий глас Патриотов доходил до Ее нежного слуха... Они с
восторгом говорили о Петре Великом и Его великих намерениях.
Екатерина хотела узнать сего полубога Россиян, и все дела, все законы Его,
вместе с древнейшими летописями нашего государства, были
предметом Ее живейшего любопытства. Сего не довольно: славнейшие
иностранные Авторы и Философы, подобно благодетельным Гениям,
ежедневно украшали разум Ее новыми драгоценностями мыслей; в

Историческое похвальное слово Екатерине II
161
Pix творениях* искала Она правил мудрой Политики, и часто, облоко-
тясь священною рукою на бессмертные страницы Духа законов276,
раскрывала в уме Своем идеи о народном счастии, предчувствуя, что
Она Сама будет творцом оного для обширнейшей Империи в свете!..
Воображая сию душевную деятельность, я вижу, кажется, перед собою
юного Алкида277, который, в тишине собирая силы, утверждая
мышцы и рамена278 свои, готовится предпринять геройские подвиги... Ах!
Подвиг мудрого Царя есть самый приятнейший в мире!
И Екатерина на троне!.. Уже на бессмертном мраморе Истории
изображен сей незабвенный день для России: удерживаю порыв
моего сердца описать его величие... Красота в образе воинственной Пал-
лады279!.. Вокруг блестящие ряды Героев; пламя усердия в груди их!..
Перед Нею священный ужас и Гений России!.. Опираясь на Мужество,
Богиня шествует — и Слава, гремя в облаках трубою, опускает на
главу Ее венок лавровый!..
С Екатериною воссели на престол кроткая мудрость,
божественная любовь к славе (источник всех дел великих), неутомимая
деятельность, знание человеческого сердца, знание века, ревностное
желание довершить начатое Петром, просветить народ, образовать
Россию, утвердить ее счастие на столпах незыблемых, согласить все
части правления, и купить бессмертие делами Матери Отечества. Сей
обет произнесла Монархиня во глубине души Своей, и небесный
Сердцеведец даровал Ей силу для исполнения.
Сограждане! Екатерина бессмертна Своими победами, мудрыми
законами и благодетельными учреждениями: взор наш следует за
нею на сих трех путях славы.
Часть первая
Сколь часто Поэзия, Красноречие и мнимая Философия гремят
против славолюбия завоевателей! Сколь часто укоряют их бесчис-
* Родительница Екатерины, знав любовь Ее ко чтению книг, в завещании
своем отказала Ей свою библиотеку сими словами: «Любезной моей Государыне
Дщери Екатерине Алексеевне отдаю всю мою библиотеку, как здешнюю, так и
Доренбургскую, собранную мною нарочно для Ее Высочества; ибо я знаю Ее
великую охоту ко чтению. Всевышний да поможет Ей украситься плодами
оного, и да приобретет Государыня, любезная Дщерь моя, все добродетели, нужные
для Ее высокого сана! Через что исполняются наши родительские наставления,
прежде данные Ее Высочеству».

162
НИКОЛАЙ МИХАЙЛОВИЧ КАРАМЗИН
ленными жертвами сей грозной страсти! Но истинный Философ
различает, судит и не всегда осуждает. Прелестная мечта всемирного
согласия и братства, столь милая душам нежным! Для чего ты была
всегда мечтою? Правило народов и Государей не есть правило
частных людей; благо сих последних требует, чтобы первые более всего
думали о внешней безопасности, а безопасность есть — могущество!
Слабый народ трепещет; сильный, под эгидою величия, свободно
наслаждается политическим бытием. Сия истина рождает правила для
Монархов. Исчезни память кровожадных Аттил280, которые хотели
побеждать единственно для славы побед! Но цвети имя Героев,
которые разили врагов отечества и победами запечатлели его
благоденствие! Петр и Екатерина хотели приобретений, но единственно
для пользы России, для ее могущества и внешней безопасности, без
которой всякое внутреннее благо ненадежно. Монархиня знала, что
Империя Оттоманская281, по своему закону и духу правления, есть
опасный враг России; что все союзы, все дружественные договоры с
нею будут только кратким перемирием и что единственный способ
утвердить покой нашего государства есть ослабить сего природного
и вечного неприятеля Христиан, — знала и совершила. Но Европа
видела, что Екатерина, будучи всегда готовою к войне, по
особенной любви к справедливости никогда Сама не разрывала мира; когда
же меч, извлеченный для обороны, блистал в руке Ее, тогда — горе
врагам безрассудным!
Едва Монархиня успела привести в лучший порядок внутреннее
правление государства, уже дерзостный Мустафа282 оскорбил
величие России; объявил себя союзником Польских мятежников;
требовал, чтобы войско наше оставило Станислава им в жертву283; и
наконец, презирая священное право народов, заключил в темницу того,
кто при его Дворе был образом Екатерины!284
Уже ее воины разили Оттоманов; уже на берегах Днестровских
развевались наши победоносные знамена... но взор Екатерины еще
искал Полководца, достойного Ее доверенности и великих
намерений. Она не хотела войны обыкновенной; не хотела жертвовать
людьми по воле случая: хотела действием превосходного ума предписать
закон Року. Искала и нашла — Румянцева285! Сей великий муж славно
отличил себя во время войны Прусской; взял Колберг286; удивлялся
хитрости искусного Фридриха287, но часто угадывал его тайные
замыслы; сражался с ним и видел несколько раз побег его воинства.

Историческое похвальное слово Екатерине II
163
Талант великих душ есть узнавать великое в других людях; и
Екатерина, избрав Румянцева, ускорила падение Турецкой Империи.
Герой, прияв начальство, переменил все воинские распоряжения;
отвергнул все малодушные осторожности, похожие на робость, и
введенные в наших армиях чужеземными военачальниками. «Не
рогатки288, а огнь и меч защита ваша», — сказал он Российским легионам,
и вдохновение геройства оживило их. Пошли — и с того времени
каждый удар Россиян был поражением для Оттоманов.
Дела неимоверные, чудесные! Сии страшные завоеватели Востока,
ужас Европы, истребители славных армий ее, не могут стоять пред
лицом Румянцева! Восемьдесят тысяч отборного Турецкого войска, под
начальством Хана Селима289, исчезло как прах на берегах Прута; ни
высокая гора, ни укрепленный стан не спасли их. Сего мало — туда,
где река Прут вливает быстрые воды свои в величественный Дунай;
туда, где великий Петр, окруженный неверными, отчаялся быть
победителем и требовал мира — туда Гений Екатерины привел
Румянцева и поставил его между врагами бесчисленными. С одной стороны,
Хан Крымский горел ревностию загладить стыд своего поражения; с
другой — сам Визирь уже торжествовал в мыслях победу.
Сограждане! Каждый из вас слыхал о великом дне Кагульском290 и проливал
радостные слезы, достойные Русского сердца; я проливал их, внимая
вашему повествованию, Герои именитые, счастливые сподвижники
Румянцева! И никогда в моем воображении не затмится сия
величественная картина. 17 тысяч Русских на рассвете прекраснейшего
дня в глубоком молчании ждут умереть со славою против 150 тысяч
неприятелей; тихое веселие на их лицах; в груди предчувствие
геройского бессмертия. Все повеления были отданы, и вождь казался
спокойным; одно величество блистало в его взорах. Вдруг громы
возвестили явление солнца, и тучи дыма сокрыли его, оно снова
воссияло—и где враги многочисленные? Я вижу трофеи наши, и среди их
Героя Румянцева, который, не изменив всегдашнего спокойного лица
своего, пишет к Монархине донесение о славнейшей победе в мире.
Дух Петра Великого! Ты утешился. Отныне слияние Прута с Дунаем
будет радостным памятником для Россиян.
За сим торжеством Екатерининой славы мир увидел другое, не
менее чудесное. Сама Природа заграждает, кажется, дальний путь
нашим флотам, окружая льдами гавани России на половину года; но
Гений Монархини побеждает Природу, и волны моря Средиземного

164
НИКОЛАЙ МИХАЙЛОВИЧ КАРАМЗИН
пенятся под рулями Российскими. Священные воспоминания
Истории волновали сердце наших плывущих Героев, когда они узрели
берега Италии. Им казалось, что великие тени Фабрициев, Камил-
лов, Сципионов291, паря над гробом древней Республики, с
любопытством и удивлением взирали на гордый и сим морям неизвестный
флаг Екатерины; им казалось, что Россия есть новый Рим своим
величеством. С такими чувствами наши Аргонавты292 приближались
к странам, еще древнейшим в летописях славы и равно богатым
великими идеями; они надеялись воскресить там геройство Ликур-
говых и Солоновых питомцев; надеялись именем новой Афинеи293
воззвать к жизни и великим делам потомков Мильтиада, Аристида,
Фемистокла294. Но долговременное рабство навеки умертвило там
сердца людей; грубый слух не внимал уже сладкому имени свободы,
и Герои Российские увидели, что им надлежало думать только о славе
Екатерины. Не за тем окружили они Европу, не за тем оставили за
собою берега Африканские, чтобы творить дела обыкновенной
храбрости... и море Эгейское пылает!..295 О зрелище, для самого
воображения ужасное, мысль смелая и великая! Исполнение дерзостное и
счастливое! Молниеносные Россияне повелевают стихиями: огонь и
волны истребляют врага! Веками уготованные морские силы его
исчезают с дымом! Все Оттоманское гибнет, кроме одних трофеев для
победителя, — и Монархиня возлагает их, скромно и величественно,
на гроб Петра Первого! Чесма бессмертна296, подобно Полтаве и Ка-
гулу297; и семидесятый год минувшего века есть самый цветущий год
нашей воинской славы*.
Следующее лето также осенило нас лаврами. Что начал Иоанн
Грозный298, то довершила Екатерина Великая. Сии славные
глубокие окопы, которые от Черного моря простираются до Азовского, не
могли остановить торжественного течения Ее воинов, и Крым,
последнее убежище варваров, бывших некогда ужасом и бичем нашего
отечества, пал к стопам Российского Гения. — Берега Дуная не
переставали обагряться кровию неверных, и Константинополь трепетал,
внимая близким громам нашего флота. Мустафа смирился: Румянцев
опустил меч свой; но еще не пришел конец бедствиям Оттоманов.
Мирные переговоры не имели счастливого успеха, и Полководец
*В сей же год были взяты Бендеры Графом Петром Ивановичем Паниным.

Историческое похвальное слово Екатерине II
165
Екатерины украсил Ее корону новыми лаврами; разил, истреблял,
очистил себе путь к Адрианополю, отрезал, окружил Визиря — и
Геройскою рукою своею подписал славный для России мирный
трактат299, который открыл нам моря Турецкие и Дарданеллы300, даровал
независимость Крыму, обогатил казну государственную миллионами,
утвердил за Россиею Азов и Таганрог. Никогда еще отечество наше не
заключало столь блестящего мира с Портою!301
Беспримерные подвиги сей войны украсили книгу Российского
Дворянства тремя именами славы. Рим имел Сципионов
Африканских, Азиатских302: Екатерина воскресила сию награду, достойную
Ее величия, — и Россия имеет своего Задунайского, Чесменского,
Крымского303.
Последним торжеством Румянцева был тот день, когда Екатерина
именем отечества изъявила ему благодарность. Отягченный лаврами,
он сходит с феатра славы и скрывается от глаз наших; но История
приемлет его во святилище бессмертия. Так, она скажет Россиянам:
«Во дни Екатерины Румянцев открыл вам тайну всегда побеждать
неверных, малым числом бесчисленность; усевать поля трупами их и
сохранять целость рядов ваших!» — Если таланты изъясняются
сравнением, то Задунайского можно назвать Тюреном России304. Он был
мудрый Полководец; знал своих неприятелей и систему войны
образовал по их свойству; мало верил слепому случаю и подчинял его
вероятностям рассудка; казался отважным, но был только
проницателен; соединял решительность с тихим и ясным действием ума; не
знал ни страха, ни запальчивости; берег себя в сражениях
единственно для победы; обожал славу, но мог бы снести и поражение, чтобы
в самом несчастии доказать свое искусство и величие; обязанный
Гением Натуре, прибавил к ее дарам и силу Науки; чувствовал свою
цену, но хвалил только других; отдавал справедливость
подчиненным, но огорчился бы во глубине сердца, если бы кто-нибудь из них
мог сравниться с ним талантами: судьба избавила его от сего
неудовольствия. — Так думают о Задунайском благодарные ученики его.
Теперь обращается взор наш на ту, некогда мощную Республику305,
которой имя и бытие уже исчезло в Европе. Давно ли еще наглая и
злобная Польша терзала наше отечество? Давно ли она, пользуясь его
изнеможением, хищною рукою хватала в свое подданство целые
Княжества Российские? Давно ли древняя столица Владимира306 носила
ее цепи? Давно ли и ты, Москва цветущая, лежала у ног гордого вождя

166
НИКОЛАЙ МИХАЙЛОВИЧ КАРАМЗИН
Сарматского?307 Но Россия, подобно спавшему исполину, восстала в
гневе своем; враги ее, в их чреду, упали на колена пред нею, и
возвратили похищенное. Так, Монархиня взяла в Польше только древнее
наше достояние, и когда уже слабый дух ветхой Республики не мог
управлять ее пространством. Сей раздел есть действие могущества
Екатерины и любви Ее к России. Полоцк и Могилев возвратились
в недра своего отечества, подобно детям, которые, быв долго в
горестном отсутствии, с радостию возвращаются в недра счастливого
родительского семейства.
Крым был независим; но Крым был еще гнездом разбойников,
опасных для России. Сия прекрасная часть нашей Империи, где
Природа столь щедро награждает трудолюбие и за каждое лону ее
вверенное зерно дает богатый клас308 земледельцу; где на тучных паствах309
рассыпаются стада бесчисленные; где свирели и нежные песни
веселых пастырей, простота нравов, миролюбие и общее добродушие
жителей напоминают воображению счастливые берега Ладона310 —
Малороссия не могла быть покойною в соседстве неукротимых
варваров. Екатерина повелела — и воинство Ее, не обнажив меча, заняло
полуостров Крымский, древнюю Тавриду311, столь известную в
Истории и в самой Мифологии. Монархиня еще не ведала, что сие важное
приобретение возвратило России ее некогда именитое Княжество
Тмутораканское312 или столицу его, которая скрывалась досель* от
любопытства наших Историков. Таким образом, пресеклись грозные
набеги Татар, столь бедственные для нашего отечества. — Сама же
Таврида будет всегда прекрасною частицею Российской Империи и
со временем важною для торговли с Архипелагом313 и Востоком. Уже
любопытные из отдаленных земель приезжают видеть сию чудесную
страну, которая представляет взору и гранитные горы Швейцарии, и
плодоносные долины Пьемонтские314; страну, где творческая Натура
с нежными красотами соединила величественные; где в одно время и
зима свирепствует, и весна улыбается; где мудрый наблюдатель
Природы находит для себя разнообразные богатства, и где
чувствительное сердце, наскучив светом, может насладиться самым
приятнейшим уединением.
*На острове Тамань. См. любопытное сочинение Графа А. И. Пушкина о сем
предмете.

Историческое похвальное слово Екатерине II
167
Оттоманская Порта содрогнулась; и хотя, по занятии Крыма
нашими войсками, возобновила мирный трактат с Россиею, но скоро
тайная злоба ее воспылала...
Здесь напомню вам, сограждане! Славное путешествие Монархини
в страны Ею заселенные или завоеванные. Она желала видеть Тавриду
и новые плоды своего счастливого царствования. Зрелище
восхитительное, достойное Екатерины! От самых берегов Невских до волн
Понта Эвксинского315 шествие Великой казалось торжеством
победительницы мира. Не цепи невольников гремели вокруг
торжественной колесницы, но радостные восклицания довольных подданных;
миллионы упадали перед Нею как пред Божеством благодетельным.
Так некогда обожаемая Семирамида316, в сиянии славы, при звуке
бесчисленных мусикийских317 орудий, шествовала по цветущим
областям ее, изумляя подданных своих величием и щедротами!.. Как
сладостно было сердцу Монархини, когда искреннее усердие вещало Ей:
«Сии трудолюбием и художеством украшенные места недавно были
горестною пустынею, дикою степью; где сии обширные сады
зеленеют и гордые палаты возвышаются, там одни песчаные холмы
представлялись унылому взору! В сем юном городе*, Тобою сотворенном,
уже цветет торговля. Здесь Восток и Запад меняются своими
богатствами. Здесь все исполнено имени и славы Твоей!» Там два
Венценосца встретили Монархиню как бы для того, чтобы еще более украсить
Ее торжество. Екатерине обязан был Станислав короною318, и
славился тем перед светом. Иосиф319 внимал Ее премудрым намерениям
для блага человечества, когда Она чрез волны Эвксинские устремляла
священный взор на град Константина320. Цари Италии спешили
Посольствами изъявить радость свою о приближении Северной
Царицы к странам их.
Сие путешествие и догадки Европы о свидании Екатерины с
Иосифом321 послужили Оттоманскому Двору предлогом к разрыву мира.
Война снова возгоралась322. Уже Румянцев не был главным,
деятельным начальником; но дух его в Российских армиях — и неверные,
увидев их, вострепетали; они узнали прежних своих разителей,
узнали по их быстрым движениям, смертоносным громам,
сокрушительным ударам; бежали с полей открытых, милых геройству, страшных
* В Херсоне.

168
НИКОЛАЙ МИХАЙЛОВИЧ КАРАМЗИН
робости и заключились в крепких оградах. Но ни Искусство, ни
Природа не могли защитить их — и сия война ознаменовалась для славы
нашей двумя, чудесно смелыми и счастливыми приступами. Только
Россияне могут быть предметом сравнения для Россиян: Очаков пал
некогда перед Минихом323; но Очаков не был еще укреплен тогда
всеми хитростями Искусства. Теперь падет он во всем своем величии,
чтобы тем более увеличить славу нашу. Продолжительная осада была
только действием человеколюбия Екатерины и доказательством
непоколебимого терпения наших воинов, которые в открытом
стане презирали все ужасы зимние. Монархиня щадила жизнь людей;
надеялась, что враг покорится; но когда Военачальник произнес Ее
именем решительное слово, Герои вошли в крепость по трупам
неприятелей. — Взятие Измаила324 было еще славнее. Там армия
обороняла город; высокие стены, глубокие рвы, страшная артиллерия — все
обещало ему безопасность. Пришел Суворов325... казалось для того,
чтобы видеть неприступность города. Воинство неверных, в грозной
многочисленности представ очам Россиян на валу крепости,
хотело одним видом своим поразить их. Уже гордый начальник
Измаила думал, что он видит смятение нашего Героя; что Суворов ожидает
ночи для сокрытия неминуемого бегства! Ночь прошла — и Суворов
в Измаиле! 20 000 Оттоманов легло в окопах. С изумлением узнала
Европа, что наши, столь легко вооруженные Донские воины326, под
начальством Героя, превращаются в фалангу Македонскую327 и берут
крепости328.
В Херсоне Иосиф был верным другом России; но счастие и
слава, еще вернейшие друзья наши, не хотели его признать своим
союзником. Воинство его ужаснулось сверкающих кинжалов, грозного
вопля неверных и страшного имени Аллы329, призываемого ими в
сражениях. Баннат330 был свидетелем Австрийских несчастий.
Оттоманы, спасенные бегством от меча Российского, разили воинов
Иосифа, тех, которые прежде сами побеждали храбрейшие армии в
Европе. Украшенный лаврами старец, совместник великого
Фридриха, был вызван из мирного уединения спасти отечество. Запад жизни
его еще озарился лучом славы, но кратковременным; и Лаудон, взяв
Белград, без успеха приступал к Орсове331. Одни Россияне могли
ободрить унылые легионы Австрийские; один Рымникский мог принести
славу и счастие в стан их — и принес. Семь тысяч Русских указали
им путь к победе... Австрийцы сразились храбро... Визирь изумился!

Историческое похвальное слово Екатерине II
169
Но увидев впереди знамена Екатерины, услышав имя Суворова, в
первый раз показал тыл нашим союзникам. В сей-то незабвенный
день Австрийцы узнали чудесного Суворова; и когда, чрез десять лет
после того, надлежало им против храбрых Республиканцев поставить
вождя крепкого, они, забыв народную гордость свою, требовали
Героя Рымникского332.
Екатерина в сие время имела еще других врагов. Порта, Англия
и Пруссия обольстили Густава333: он дерзнул объявить войну России.
Когда известие о первых его неприятельских действиях пришло в
наши столицы, тогда надлежало видеть беспримерное усердие
Россиян к отечеству и к Монархине. Все воспылали гневом на врага
вероломного и ревностию наказать его; все мирные граждане готовы
были лететь на поле брани. Сие воспоминание еще живо в сердцах
ваших, сограждане, — воспоминание незабвенное и радостное для
Патриотов! Могли ли Готфы334, неохотные исполнители беззаконной
воли*, стоять против сынов обожаемой Екатерины, сильных
любовью к отечеству и ненавистью к виновнику сей войны неправедной?
Густав думал, что его нечаянное нападение приведет в трепет Россию
и откроет ему путь к столице. Он забыл имена и подвиги наших
избранных легионов, столь ужасных для его предков! Сии Герои
стремились возобновить прежнюю славу свою в каменистом отечестве
Финнов335 и доказать миру, что стража Монархов Российских
достойна своего имени и сана. Где только Готфы сражались, там
Россияне побеждали, на водах и на суше. Густав истощил все способы
ума и дерзости своей — напрасно и без успеха! Екатерина внимала
грому флотов его, но покойно и величественно гуляла в садах Своих.
Король, ослепленный высокомерием и лживыми союзниками, увидел
наконец заблуждение и прибегнул к великодушию Монархини: Она
даровала ему мир, который единственно мог спасти бедные остатки
сил его.
Порта Оттоманская видела пред собою конечную гибель.
Твердейшие опоры ее пали; воинство унывало; страшные Янычары336
страшились одного имени Россиян; море, отверстое для наших флотов,
всякий день могло представить очам Султана флаг Екатерины... Но
Монархиня желала успокоить Своих воинов и не отвергла мира. Она
*По законам Швеции Король не мог начинать войны без согласия других
властей, то есть Сейма.

170
НИКОЛАЙ МИХАЙЛОВИЧ КАРАМЗИН
могла взять Константинополь, но взяла только Очаков, и след
Турецкого владения истребился на сем берегу Днестра. Все Дворы
удивились Ее умеренности; но Екатерина знала время, обстоятельства;
хотела видеть следствие некоторых новых Европейских перемен* и
отсрочила дальнейшие успехи Российского оружия.
Польша была также предметом Ее внимания. Остатки сей
Республики волновались и кипели злобою на Россию. Беспокойные умы
испровергли древние законы, утвержденные Екатериною; собирали
войско и не скрывали своих опасных для нашей Империи умыслов.
Но благоразумные требовали заступления Монархини. Она
повелела восстановить древний Устав Республики: толпы мятежников были
рассеяны горстию наших воинов, и Польша могла бы еще
успокоиться под эгидою Российскою337... Но последний час ее настал. Не
смея ратоборствовать с Героями в поле, она хотела умертвить их в
объятиях сна, и драгоценная кровь Российская обагрила стогны338
Варшавские. Слабодушные убийцы! Стыд Севера, который, издревле
довольствуясь славою побеждать Юг во бранях, оставлял ему
гнусную славу коварных злодейств под сению мира! Варшава напомнила
ужасы Сицилианские!.. Сердце Екатерины содрогнулось. Державная
рука Ее бросила в урну сей недостойной Республики жребий
уничтожения, и Суворов, подобно Ангелу грозному, обнажил меч
истребления; пошел — и вождь мятежников спасается от смерти пленом; и
Прага, крепкая их отчаянием, дымится в своих развалинах; и
Варшава падает к стопам Екатерины339. Совершилось!.. Польши нет; но ее
мятежные и несчастные жители, утратив имя свое, нашли мир и
спокойствие под державою трех союзных Государств340. Республика без
добродетели и геройской любви к отечеству есть неодушевленный
труп. Афинская, Спартанская, Римская имели свое цветущее время;
Польская была всегда игралищем гордых вельмож, феатром их
своевольства и народного унижения... Богатейшие страны ее достались на
часть России.
Взятием Варшавы заключил при Екатерине подвиги свои Герой,
которого имя и дела гремят еще в Италии и на вершинах
Альпийских; на которого еще взирает изумленная им Европа, хотя мы уже
осыпали цветами гроб его — цветами, не кипарисами341; ибо смерть
* Французской революции.

Историческое похвальное слово Екатерине II
171
великого Воина, который полвека жил для славы, есть торжество
бессмертия и не представляет душе ничего горестного. Суворов был
один из самых счастливейших Полководцев; подобно Александру342,
сколько раз сражался, столько раз побеждал; подобно Цесарю, ставил
себя выше Рока, и Рок не смел изобличить его в ошибке. Что в другом
оказалось бы гибельною дерзостью, то в нем было спасительною
надежностью и предчувствием события. Он не шел, а летел к Славе,
которая со своей стороны встречала его на половине пути. Вся военная
теория его состояла в трех словах*: взор, быстрота, удар — но взор
сей дает Природа не многим; но быстрота сия была тайною для
самых Аннибалов343; но удар сей разителен единственно с Суворовым.
Он не любил ничего, кроме славы; ко всему прочему казался
невнимательным, нечувствительным. Об искусстве Военачальников судил
всегда по их успехам: каких же высоких мыслей надлежало ему быть
о самом себе? Некоторые считали его жестоким — несправедливо: он
любил побежденных неприятелей, ибо они были живыми его
трофеями. Суворов не хотел знать, как искусный Полководец спасает
остатки разбитой армии: ибо место первого несчастного сражения было
б ему могилою. — Изображение Героев Задунайского и Рымникского
принадлежит к царствованию Екатерины: Она выбрала одного,
употребляла другого, и слава их есть часть Ее славы. Град Святого Петра
созерцает их памятники, вместе стоящие: там юные воины отечества
будут произносить обеты геройства. И в сем ревностном творении
слабого моего таланта да сияют вместе имена наших первых
Военачальников!
Уничтожение Польской Республики возвратило независимость
Курляндии344, завоеванию храбрых Тевтонических Рыцарей345,
стране плодоносной, известной в самых древних летописях по своим ру-
докопиям, минеральным водам и прекрасному янтарю, собираемому
на берегах ее. Но Курляндия, зная, что независимость всегда
бывает несчастием для области бессильной, хотела славы принадлежать
Екатерине. Монархиня прияла ее под Свою державу, и Россия
обогатилась новыми Портами, драгоценными для успехов торговли.
Уже орлы наши парили под небесами Востока; уже крылатая молва
несла в страны Великого Могола346 имя Российской Монархини; уже
* Написанных им в его тактике, кратком, но любопытном сочинении.

172
НИКОЛАЙ МИХАЙЛОВИЧ КАРАМЗИН
воинство наше, то подымаясь к облакам на хребте гор туманных, то
опускаясь в глубокие долины, дошло до славных врат Каспийских;
уже стена Кавказская, памятник величия древних Монархов Персии,
расступилась перед оным; уже смелый вождь его приял сребряные
ключи Дербента из рук старца, который в юности своей вручал их
Петру Великому347, и сей град, основанный, по восточному
преданию, Александром Македонским, осенился знаменами Екатерины...
когда всемогущая Судьба пресекла дни Монархини и течение побед
Ее. Таинство великой Души нам неизвестно. Чудесные дела
Екатерины могли быть увенчаны новым чудом; война Персидская348 могла
иметь предмет важный; могла открыть путь в Россию несметным
богатствам Востока; могла успокоить народы мятежные, которые под
влиянием счастливейшего неба служат примером бедствий; могла...
Но, повторяю: таинство великой Души нам неизвестно.
Монархиня оставила Россию на вышней степени геройского
величия, обогащенную новыми странами, гаванями и миллионами
жителей; безопасную внутри, страшную для внешних неприятелей.
Мир не знал, как побеждают Россиян, и Россияне не знали, как не
сокрушить врага. Их стихия была слава: и сим-то чувством Великая
готовила победы! Она умела награждать воинские заслуги
достойным их образом; отличала воинские дарования лестным
благоволением — и Герой, который имел счастие лобызать Ее державную руку,
слышать восхитительные слова Милости, пылал новой ревностью
геройства, не думая о жизни. Юноши, осыпанные цветами роскоши,
среди столицы усыпленные негою, при первом звуке Марсовой349
трубы пробуждались, срывали с себя венки Граций350 и стремились
на поле чести искать опасностей и венков лавровых. Только во время
Екатерины видели мы сии, можно сказать, волшебные превращения
нежных Сибаритов351 в суровых чад Лакедемона352; видели тысячи
Российских Альцибиадов353! Европа с благоговением взирала на трон
России, поручив ему весы свои. Одно слово Монархини решало
судьбу государств: ибо в след за ним готовы были лететь непобедимые!
Не только благо нашего отечества, но и благо целого мира
утверждено победами Екатерины. Давно ли еще знамя лжепророка грозило
стенам Венским354? Новый Магомет И355 мог быть новым
истребителем государств Европейских: сколь же бедственны успехи
Оттоманского оружия для человечества и просвещения? Теперь варвары уже
не опасны для Европы; теперь слабый Паша Виддина356 презирает

Историческое похвальное слово Екатерине II
173
могущество Порты!.. И сия безопасность есть дело Великой
Екатерины, Которая потрясла и разрушила сей колосс ужасный.
Часть вторая
Екатерина Завоевательница стоит на ряду с первыми Героями
вселенной; мир удивлялся блестящим успехам Ее оружия — но
Россия обожает Ее уставы, и воинская слава Героини затмевается в Ней
славою Образовательницы государства. Меч был первым
властелином людей, но одни законы могли быть основанием их гражданского
счастья; и находя множество Героев в Истории, едва знаем несколько
имен, напоминающих разуму мудрость законодательную.
Нетерпеливые мысли мои спешат устремиться на многие
предметы, столь любезные уму и сердцу; но прежде означим главное и
столь новое для России благодеяние Екатерины, которое изъясняет
все другие и которое всем другим изъясняется; означим, так сказать,
священный корень нашего блаженства во дни Ее — сию печать, сей
дух всех Ее законов.
Она уважила в подданном сан человека, нравственного
существа, созданного для счастия в гражданской жизни. Петр Великий
хотел возвысить нас на степень просвещенных людей: Екатерина
хотела обходиться с нами как с людьми просвещенными. История
представляет нам самовластных Владык в виде грозного божества,
которое требует единого слепого повиновения, не дает отчета в
путях своих — гремит, и смертные упадают в прах ничтожества, не
дерзая воззреть на всемогущество. Екатерина преломила обвитый
молниями жезл страха, взяла масличную ветвь любви357 и не
только объявила торжественно, что Владыки земные должны властвовать
для блага народного, но всем своим долголетним царствованием
утвердила сию вечную истину, которая отныне будет правилом
Российского Трона: ибо Екатерина научила нас рассуждать и любить
в порфире добродетель. Счастливые Россияне нашего века! Вы уже
не помните строгих, опасных времен, когда страшно было
наименовать Венценосца; но имя Екатерины, с самого Ее вступления на
престол, подобно имени благодетельного существа, из уст в уста с
любовию и радостию предстало. С Нею воцарились мир в семействах
и веселие в обществах; все души успокоились, все лица оживились,
и добрые подданные сказали: «Монархиня! Читай в сердцах наших:

174
НИКОЛАЙ МИХАЙЛОВИЧ КАРАМЗИН
"Мы не боимся, ибо мы любим Тебя!"» Хотя и оставалась еще
некоторая тень мрачного, Тайного судилища358; но под Ее собственным,
мудрым надзиранием оно было забыто добрыми и спокойными
гражданами*. Хотя Великая предоставила Августейшему Ее внуку359
бессмертную славу искоренить навеки учреждение времен
несчастных, ненужное в то время, когда счастие Монарха и подданных
составляет единое и когда любовь народная вооружена мечом
правосудия для наказания злых умыслов; но в царствование Екатерины
одни преступники, или явные враги Ее, следственно, враги общего
благоденствия, страшились пустынь Сибирских; для одних извергов
отверзался сей хладный гроб живых. Монархиня презирала и самые
дерзкие суждения, когда оные происходили единственно от
легкомыслия и не могли иметь вредных следствий для государства: ибо
Она знала, что личная безопасность есть первое для человека благо;
и что без нее жизнь наша, среди всех иных способов счастия и
наслаждения есть вечное, мучительное беспокойство. Сей кроткий дух
правления — доказательство Ее любви и самого почтения к
человечеству долженствовал быть и главным характером уставов Ее.
Монархиня, самым первым Манифестом360 открыв подданным
дальние виды Своей мудрости и государственного блага, спешила
утвердить правосудие, защиту собственности в гражданском
обществе. Ей известно было страшное зло лихоимства, которое
превращает святое место Суда в постыдное торжище, где бедная невинность
безгласна и где богатство есть обожаемый, всемогущий идол. Какое
хладное сердце может быть нечувствительно к Ее красноречивому,
убедительному, трогательному Указу о сем предмете?** Любовь Свою
к правде ставит Она в пример сим недостойным судиям, которые
вместо славы быть орудиями истины, щитом невинности, ужасом
злодейства пекутся только о гнусной корысти!
Сенат361, учрежденный Петром Великим для управления
государством; Сенат, который в отсутствие Монарха имел всю власть Его, но
который по кончине Петра утратил свое могущество — будучи
заменен Верховным Тайным Советом362, а после Кабинетом
Императорским363 — хотя и был восстановлен со всеми правами Императрицею
*См.: Указ об уничтожении Тайной Канцелярии в 1762 г. Октября 19.
**Указ о лихоимстве в 1762 г.

Историческое похвальное слово Екатерине II
175
Елисаветою, но бесчисленные дела, стекаясь в сем главном судилище,
так сказать, исчезали в его архивах к неизъяснимому вреду частных
людей и государственной экономии. Екатерина разделила Сенат на
Департаменты, каждому из них предписала особый род дел и сим
порядком оживила их течение. Вы знаете, избранные мужи, преемники
Долгоруких и Головиных364, друзей Петровых — вы знаете, чего
Монархиня от вас требовала! Там, в собрании ваших священных хартий,
блюдется на память векам сие собственной руки Ее* начертание, в
котором Она говорит с вами как с именитыми отцами древнего Рима,
изъявляя пламенную ревность Свою ко благу России, заклиная вас
любовию к отечеству быть достойными орудиями законов и ставя вам
в пример Историю! От вас единых всегда зависело быть подобными
тому величественному Совету, который Царям казался Советам
Царей. Великая Сама заседала с вами и рассуждала о пользе народной.
Единый из вас**, муж, достойный почтения Россиян, дерзнул
представить Ей возражение в деле важном и государственном, уже решенном
Монархинею; не трепетал голос его, и вид спокойный не изменялся;
он знал Екатерину — и державная рука Ее предрала бумагу, Ею
подписанную. Сей день для него славен — еще славнее для Монархини!
Желая, чтобы дух ревности, влиянный Ею в главное Правительство
Империи, распространился и во всех частях ее, Она обнародовала
Свое мудрое Наставление Губернаторам***, в котором предписывает
им быть оком и душою правосудия, чтобы во всех судебных местах,
им подчиненным, обитала святая истина и чтобы ни знатность
вельмож, ни сила богатства не могли обольщать совести, а вдовы и
сироты не проливали слез бедствия!
Торговля, отрасль государственного благосостояния, была
особенным предметом Ее внимания. Она даровала ей все способы
цвести и распространяться: Она даровала ей свободу. Гавани открылись
для вывоза богатых произведений России, богатых своею необхо-
димостию для других народов. Обрадованное купечество могло уже
по воле меняться товарами с Китаем, с Востоком и с Европою****.
*От6 Июня 1763.
**Петр Иванович Панин — сей случай всем известен.
*** 1764 г., Апреля 21.
**~Указ 1762 г., Августа 10.

176
НИКОЛАЙ МИХАЙЛОВИЧ КАРАМЗИН
Архангельский Порт престал завидовать Петербургскому, и все
исключительные права для общей пользы уничтожились. В правление
Екатерины чудесные успехи внешней торговли были следствием Ее
мудрых коммерческих уставов.
Российское государство представляло взору Монархини многие
обширные страны, обогащенные Натурою, но пустые,
ненаселенные. Она благодетельными законами* привлекла трудолюбивых
иностранцев в Россию, и звук секиры раздался в диких лесах;
пустыни оживились людьми и селениями; плуг углубился в свежую
землю, и Природа украсилась плодами трудов человеческих. Уже
давно путешествующие иностранцы в отдаленных пределах наших
с удивлением находят своих единоземцев, которые говорят им о
щедротах Екатерины, и которые, по мере их искусства и
прилежности, благоденствуют в нашей Империи, не жалея о своем отечестве.
Так, среди волнистых степей Царицынских цветет теперь мирная
Колония Евангелического Братства365, подобно счастливому
острову среди Океана; пленяет глаза всеми драгоценностями ремесла,
а сердце картиною добрых нравов; действует своим просвещением
на соседственные дикие народы и платит нам долг признательности
ласковым гостеприимством.
Учреждение Монархини в рассуждении Духовных имений366 есть
также одно из достопамятных дел Ее законодательного разума. Она
знала, что строгий монашеский чин должен быть свободен от всех
земных попечений, столь несообразных с его святостию, и
совершила намерение Великого Петра, отдав монастырские деревни под
начальство светское, определив достаточные суммы для всех
потребностей Духовенства, для благолепия церквей и повелев употребить
прочие доходы с его миллиона душ на успокоение престарелых
воинов и содержание духовных училищ**. Таким образом исполнилось
желание благочестивых людей, которые, отдавая монастырям свое
богатство, без всякого сомнения хотели, чтобы оно употреблено
было на благодетельные заведения, что же может быть святее
призрения изувеченных Героев и основания училищ, в которых
образуются служители Олтарей, и достойные проповедники Божественно-
'Указы 1763 г., Июля 22 и 1764, Марта 11.
"Манифест 1764 г., Февраля 26.

Историческое похвальное слово Екатерине II
177
го Слова? Знаменитейшие Духовные Особы изъявили в сем деле
патриотическое свое усердие. Имена Митрополита Новгородского367 и
Архиепископа Санкт-петербургского368 будут всегда известны вместе
с именем Феофана, сотрудника Петрова369.
Я не буду говорить о бесчисленных Указах, изданных
Екатериною в первые три года Ее царствования и доказывающих ту
неусыпную ревность к отечеству, ту непонятную деятельность, которая объ-
емлет все части целого, и которой пример находим в Петре Великом.
Но потомство заметит, что внутреннее превосходное образование
наших армий есть дело Екатерины. Она определила ясно* все
должности от первого Начальника до последнего воина и строгую
необходимую для успехов подчиненность основала на правилах разума;
Она Своим Уставом влила в легионы наши дух чести и благородства;
Она произвела, что воины одного полка считали себя детьми
одного семейства, гордились друг другом и стыдились друг за друга; Она,
требуя от одних непрекословного повиновения, другим предписала
в закон не только человеколюбие, но и самую приветливость, самую
ласковую учтивость; изъявляя, можно сказать, нежное попечение о
благосостоянии простого воина, хотела, чтобы он знал важность
сана своего в Империи и, любя его, любил отечество.
Теперь представляется мне славнейшая эпоха славного
царствования! Россия имела многие частные, мудрые законы, но не имела
общего Уложения, которое бывает основанием государственного
благоустройства. Обыкновенные умы довольствуются временными,
случайными постановлениями: великие хотят системы, целого и
вечного. Чего Петр Великий не мог сделать, то решилась исполнить
Екатерина. Чувствуя важность всего предприятия, Она хотела
разделить славу Свою с подданными и признала их достойными быть
советниками Т]эона. Повелев собраться Государственным Чинам или
Депутатам из всех судилищ, из всех частей Империи, чтобы они
предложили свои мысли о полезных уставах для государства370, Великая
говорит: «Наше первое желание есть видеть народ Российский столь
счастливым и довольным, сколь далеко человеческое счастие и
довольствие может на сей земле простираться. Сим учреждением даем
ему опыт Нашего чистосердечия, великой доверенности и прямой
*См.: Указ о военной дисциплине и Инструкцию Полковнику.

178
НИКОЛАЙ МИХАЙЛОВИЧ КАРАМЗИН
материнской любви, ожидая со стороны любезных подданных
благодарности и послушания»*. Воображение мое не может представить
ничего величественнее сего дня, когда в древней столице нашей
соединились обе гемисферы371 земли, явились все народы, рассеянные
в пространствах России, языков, обычаев и вер различных:
потомки Славян-победителей, Норманов, ужасных Европ и Финнов, столь
живо описанных пером Тацитовым; мирные пастыри южной России,
Лапландские Ихтиофаги372 и звериными кожами одеянные
Камчадалы373. Москва казалась тогда столицею вселенной, и собрание
Российских Депутатов сеймом мира374. Им торжественно объявили
волю Монархини — и Самоед375 удивился, слыша, что нужны законы
людям!** Им торжественно вручили сей славный «Наказ» Екатерины,
писанный Ею для избранной Комиссии Депутатов, переведенный на
все Европейские языки, зерцало Ее великого ума и небесного
человеколюбия376. Никогда еще Монархи не говорили с поданными таким
пленительным, трогательным языком! Никто, никто еще из сидящих
на троне столь премудро не изъяснялся, не имел столь обширных
понятий о науке управлять людьми, о средствах народного счастия.
Сограждане! Сие творение так достопамятно и священно, что сердце
мое пылает ревностию представить вам главные черты его.
Монархиня прежде всего определяет образ правления в России —
Самодержавный; не довольствуется единым всемогущим
изречением, но доказывает необходимость сего правления для неизмеримой
Империи. Только единая, нераздельная, державная воля может блюсти
порядок и согласие между частями столь многосложными и
различными, подобно Творческой Воле, управляющей вселенною; только
она может иметь сие быстрое, свободное исполнение, необходимое
для пресечения всех возможных беспорядков; всякая медленность
произвела бы несчастные следствия (9, 10, И***)377. Здесь примеры
служат убедительнейшим доказательством. Сограждане! Рим,
которого именем целый мир назывался, в едином самодержавии Августа378
нашел успокоение после всех ужасных мятежей и бедствий своих.
Что видели мы в наше время? Народ многочисленный на развалинах
* Манифест о собрании Депутатов.
**Сей анекдот известен. Самоедам никак не могли изъяснить, что такое закон.
***Сии числа означают отделения «Наказа».

Историческое похвальное слово Екатерине II
179
трона хотел повелевать сам собою: прекрасное здание
общественного благоустройства разрушилось; неописанные несчастия были
жребием Франции, и сей гордый народ, осыпав пеплом главу свою,
проклиная десятилетнее заблуждение, для спасения политического
бытия своего вручает самовластие счастливому Корсиканскому
воину379. Не за тем оставил человек дикие леса и пустыни; не за тем
построил великолепные грады и цветущие села, чтобы жить в них опять
как в диких лесах, не знать покоя и вечно ратоборствовать не только
с внешними неприятелями, но и с согражданами; что же другое
представляет нам История Республик? Видим ли на сем бурном море хотя
единый мирный и счастливый остров? Мое сердце не менее других
воспламеняется добродетелию великих Республиканцев; но сколь
кратковременны блестящие эпохи ее? Сколь часто именем свободы
пользовалось тиранство и великодушных друзей ее заключало в узы?
Чье сердце не обливается кровию, воображая Мильтиада в темнице,
Аристида, Фемистокла в изгнании, Сократа, Фокиона, пьюших
смертную чашу, Катона-самоубийцу и Брута380, в последнюю минуту жизни
уже не верящего добродетели? Или людям надлежит быть Ангелами,
или всякое многосложное Правление, основанное на действии
различных воль, будет вечным раздором, а народ несчастным орудием
некоторых властолюбивцев, жертвующих отечеством личной пользе
своей. Да живет же сия дикая Республиканская независимость в
местах, подобно ей диких и неприступных, на снежных Альпийских
громадах, среди острых гранитов и глубоких пропастей, где от
вечных ужасов Природы безмолвствуют страсти в хладной душе людей
и где человек, не зная многих потребностей, может довольствоваться
немногими законами Природы.
Сограждане! Признаем во глубине сердец благодетельность
Монархического Правления и скажем с Екатериною: «Лучше
повиноваться законам под единым Властелином, нежели угождать
многим» (12). «Предмет Самодержавия, — вещает Она, — есть не то,
чтобы отнять у людей естественную свободу, но чтобы действия их
направить к величайшему благу» (13). Сия утешительная истина в устах
Монарших пленяет сердце — и неизмеримая Империя, под скипетром
Венценосца, следующего правилам Екатерины, кажется мне
счастливым семейством, управляемым единою волею отца, по непременным
законам любви его. Сие Правление тем благотворнее, что оно
соединяет выгоды Монарха с выгодами подданных — чем они довольнее

180
НИКОЛАЙ МИХАЙЛОВИЧ КАРАМЗИН
и счастливее, тем власть Его святее и Ему приятнее. Оно всех других
сообразнее с целию гражданских обществ, ибо всех более
способствует тишине и безопасности.
«Государь есть источник всякой власти в Монархии» (19); «но сия
власть должна действовать чрез некоторые посредства, некоторым
определенным образом: рождаются Правительства381 и закон, которые
делают твердым и неподвижным установление всякого государства»
(20,21). «Сенат, главное Правительство, но зависящее от Монарха, есть
в России хранилище законов» (26). «Он принимает их от Государя для
исполнения; но может представлять Ему, если найдет в них что-нибудь
вредное, темное или противное Уложению» (21,23,24). Таким образом,
Сенат в отношении к Монарху есть совесть Его, а в отношении к
народу — рука Монарха; вообще же он служит эгидою для государства,
будучи главным блюстителем порядка.
Монархиня, сказав, что Самодержавие не есть враг свободы в
гражданском обществе, определяет ее следующим образом: «Оно есть
не что иное как спокойствие духа, происходящее от безопасности, и
право делать все дозволяемое законами (38, 39); а законы не должны
запрещать ничего, кроме вредного для общества; они должны быть
столь изящны, столь ясны, чтобы всякий мог чувствовать их
необходимость для всех граждан; и в сем-то единственно состоит
возможное равенство гражданское! (34) Законодатель сообразуется с духом
народа; мы всего лучше делаем то, что делаем свободно и следуя
природной нашей склонности. Когда умы для лучших законов не готовы,
то приготовьте их; когда же надобно для счастия народа переменить
его обычаи, то действуйте одним примером. Одно необходимое
наказание не есть тиранство, и законам подлежит только явное зло»
(57-63).
Монархиня разделяет все возможные преступления на особенные
роды, и мудрость Ее, обогащенная мыслями Философов382, которые
занимались сим важным делом, определяет для каждого рода
особенные наказания, извлеченные из самого естества вины — мысль святая!
Новое светило для Законодателей! Таким образом «нарушитель
благонравия да лишится выгод, сопряженных с благонравием; да
ознаменуется стыдом, всенародным бесчестием; да удалится от общества,
которому он служит поношением; да загладит раскаянием дело свое,
и да исправится! Таким образом нарушитель общего покоя да лишится
мирных его наслаждений, и губитель других да погибнет!» (68-79).

Историческое похвальное слово Екатерине II
181
Премудрая доказывает умом и опытами, что «излишно строгое
наказание не удерживает людей от злодеяний; что умеренное, но
продолжительное, действует на душу сильнее жестокого, но
маловременного; что законы исправительные и кроткие благотворнее
строгих, искоренительных; что ужасная привычка к казни
ожесточает сердце и отнимает у Законодателя способы к исправлению нравов;
что стыд должен быть главным его орудием; что не умеренность
наказания, а совершенное упущение вины рождает дерзость и
необузданность» (81-91). Нежная душа Екатерины могла ли без трепета
вообразить лютую казнь смерти, уничтожение существа, одаренного
чувством? Монархиня отрицает ее необходимость в спокойное
царствование законов, и кроткая Философия торжествует над жестоким
обыкновением веков (209-212). Ко славе вашей, Россияне! — скажет
некогда История, — что у вас первых престала литься кровь
человеческая на эшафотах! И одно нежное, женское сердце, подкрепленное
необыкновенною силою ума, могло согласить правосудие с
человечеством! Злодейство наказано; но единый Бог располагает жизнию
людей в России!
Закон, утвердив наказание, должен определить и способы
открывать преступление. «В странах, где человечество угнетено, суд прост
и решителен: гордый Паша выслушивает распрю — и судимый
оправдан или наказан. Но в государстве просвещенном, где жизнь, честь
и собственность гражданина священны, требуется основательного
разыскания истины (112-114)». Монархиня исчисляет все
необходимые осторожности в судопроизводстве; определяя случаи, в
которых многие согласные вероятности рождают уверение, отвергает
все сомнительные доказательства; ставит неясное преступление еще
наряду с невинностию; щадить судимого до последней возможности
оправдания, избавляя его от всех ужасов, предшествующих
наказанию, и страшным вратам темниц дозволяет отверзаться
единственно для обличенных (116-191). С каким трогательным красноречием
изображает Она ужас сего варварского обыкновения терзать людей
прежде осуждения, сей адом вымышленный способ допросов,
страшнейший самой казни, вину бесчисленных ложных показаний и
неправедных приговоров! (193-197) Сердце всякого чувствительного,
содрогаясь вместе с добродетельным сердцем Монархини, уверено,
что в Ее царствование ни в каком случае не могло быть терпимо сие
лютое и безрассудное истязание.

182
НИКОЛАЙ МИХАЙЛОВИЧ КАРАМЗИН
С таким же Ангельским человеколюбием судит Она то
преступление, которого имя всего страшнее в Самодержавиях — «оскорбление
Величества — и которое часто бывает предлогом несправедливых
жестокостей, единственно от темного и ложного понятия о существе
оного. Так, в Риме наказывалось смертию неуважение к статуям
Императора (475); так, по древнему закону Англии надлежало казнить
врача, который дерзнул бы сказать о больном Короле, что жизнь его
в опасности» (476). Монархиня говорит, что истинное оскорбление
Величества есть только злодейский умысел против Государя (478);
что не должно наказывать за слова как за действия (481), кроме
случая, в котором возмутитель проповедует мятеж и бунт, следственно,
уже действует (480); что слова всего более подвержены
изъяснениям и толкам; что безрассудная нескромность не есть злоба (481); что
для самого безумного носителя383 имени Царей должно определить
только исправительное наказание (482); что в «самодержавном
государстве хотя и нетерпимы язвительные сочинения, но что их не
должно вменять в преступление, ибо излишняя строгость в
рассуждении сего будет угнетением разума, производит невежество, отнимает
охоту писать и гасит дарования ума» (484).
Означив таким образом свойство и действие законов, Монархиня
требует от их сочинителя ясности в слоге, убедительной силы,
доказательств пользы; они не терпят никаких излишних тонкостей ума,
будучи писаны для всего народа; они суть не логические хитрости,
но простое и здравое суждение отца, пекущегося о детях и домашних
своих; язык их есть язык добродетели и благости; слог их совершен
не высокопарностью, не витийством, но чистотою, благородством,
необходимостью каждого слова. Они должны быть светлым
зерцалом, в котором всякий гравданин, правый и неправый, видел бы ясно
судьбу свою; чтобы добродушный судья не усомнился в их смысле и
чтобы самый лукавый не мог находить в них двусмыслия,
благоприятного для ябеды и неправосудия (448-462).
Но Екатерина не довольствуется тем, чтобы все возможные
преступления в обществе были судимы и наказываемы по их истинной
важности: Она желает отвратить зло. Солоны и Ликурги времен
грядущих! Внимайте словам Ее! «Хотите ли предупредить злодеяния? —
Сделайте, чтобы законы благотворили равно всем гражданам; чтобы
люди страшились только законов и ничего более не страшились; чтобы
законы уничтожали только бедственную свободу вредить ближнему;

Историческое похвальное слово Екатерине II
183
награждайте добродетель, просвещайте людей, усовершенствуйте
воспитание!» (243-248). Екатерина открывает вам тайну
человеческого сердца и государственного благополучия. Дайте способы
человеку в каждом гражданском отношении находить то счастие, для
которого Всевышний сотворил людей, ибо главным корнем
злодеяний бывает несчастие. Но чтобы люди умели наслаждаться и быть
довольными во всяком состоянии мудрого политического общества,
то просветите их! Они увидят необходимость гражданской
зависимости, необходимость нравственного добра для счастия и будут
довольнее, добрее и счастливее!
Но просвещение требует хорошего воспитания (348). Оно
должно быть двоякое: нравственное воспитание человека, общее во всех
странах, и политическое воспитание гражданина, различное по
образу Правлений. Религия, любовь к добродетели, к трудам, к порядку,
чувствительность к несчастию ближних, рассудительность или
повиновение сердца уму принадлежит к первому; любовь к отечеству,
к его учреждениям и все свойства, нужные для их целости, входят во
второе (351-352). Пусть Спартанец или житель диких Кантонов
Гельвеции384 не терпит самовластия! В России при самом начальном
раскрытии души должно вкоренить в человека благоговение к Монарху,
соединяющему в себе государственные власти, и, так сказать, образу
отечества. «Каждое особенное семейство должно быть управляемо
примером большого семейства (349), которое есть государство. Хотя
в пространной Империи общественное или народное воспитание
невозможно, однакож Законодатель должен предписать некоторые
правила, которые могли бы служить по крайней мере советом для
родителей (350)». Монархиня приписывает оные — и Философ,
посвятивший всю жизнь свою на образование сердца, не мог бы сказать
ничего премудрее.
Екатерина обращает взор на три государственные состояния:
земледельческое, торговое, или ремесленное, и воинское. «Первое
есть самое необходимое и труднейшее: тем более должно ободрять
его (297)». Монархиня ставит в пример обычай Китая, где
Император ежегодно возвышает прилежнейшего земледельца в сан
Мандарина385. Сообразуясь с уставами нашего государства, Она предлагает
иные способы награды для тех, которые, потом лица своего орошая
землю, извлекают из недр ее истинные сокровища людей, гораздо
драгоценнейшие Перуанского злата и Бразильских диамантов386;

184
НИКОЛАЙ МИХАЙЛОВИЧ КАРАМЗИН
«главное же ободрение сельского трудолюбия есть, по словам Ее,
право собственности: всякий печется о своем более, нежели о том, что
другому принадлежит или что другие могут отнять у него (295, 296)»;
Ее человеколюбивое намерение ясно (261); Ее желание также (260).
Чувствуя, сколь нужно размножение народа для России, Екатерина
спрашивает: «От чего более половины младенцев, рождаемых в
наших селах, умирает в детстве?» Она угадывает источник сего
страшного зла: «Порок в физическом воспитании и в образе жизни. Люди,
не могущие о самих себе иметь нужного попечения в болезнях, могут
ли иметь хороший присмотр за слабыми существами, находящимися
в беспрестанной болезни, то есть в младенчестве? Какое счастие для
России, если найдется способ отвратить такую гибель!» (266-276).
Одним словом: Она хотела благоденствия земледельцев; хотела, чтобы,
осыпанные изобилием Природы, среди многочисленных семейств
своих, они трудились для наслаждения, и под смиренным кровом
сельских хижин, где любит обитать спокойствие, не завидовали
великолепным градским палатам, где часто праздность и скука изнуряет
сердце; Она хотела, чтобы трудолюбие, зернистые классы387, златые
нивы, полные житницы были для них истинною роскошью!
Как от успехов земледелия цветут поля и села, так среднее
политическое состояние украшает грады (378). Обогащая государство
торговлею и художествами, представляя ему новые источники
общественного избытка и силы, оно не менее полезно и для успехов
земледелия, имея нужду в его плодах и щедро награждая за них
селянина (377). Премудрая чувствует необходимость особенных законов
для градских жителей, для определения их прав и выгод (393), для
одобрения их промышленности и трудолюбия. Каждая мысль Ее о
сем предмете есть важная истина для Законодателей. «Торговля бежит
от притеснений и царствует там, где она свободна; но свобода не есть
самовластие торгующих в странах вольных: например, в Англии они
всего более ограничены законами*; но законы сии имеют
единственною целию общее благо торговли, и купечество в Англии
процветает (317-322)». — Сей же род людей прославляет государство науками
(380), имеющими влияние и на благо других состояний.
*0 свободе торговой можно сказать то же, что о свободе политической: она
состоит не в воле делать все полезное одному человеку, а воле делать все не
вредное обществу.

Историческое похвальное слово Екатерине II
185
Цветущие села и грады должны быть безопасны от внешних
неприятелей, которые огнем и мечом могут превратить их в гробы
богатств и людей: образуется воинское состояние, училище Героев,
древний источник гражданских отличий, названных правами
Благородства или Дворянства (365). Гражданин, для общего блага
жертвующий не только спокойствием жизни, но и самою жизнию, есть
предмет государственной благодарности; ее мера есть мера услуг его.
Герои, спасители отечества, были везде первыми знаменитыми
гражданами, пользовались везде особенными правами (361). Но чем же
наградить воина, умирающего на поле славы? Народная
признательность изобрела способ быть вечною, награждая отца в сыне: почесть
важнейшая мраморных памятников! И так право наследственного
Благородства есть священное для самого рассудка, для самой
Философии — и полезное для общества: ибо дети знаменитых мужей,
рожденные с великими гражданскими преимуществами, воспитываются
в долге заслужить их личными своими достоинствами (374). Честь и
слава, по словам бессмертного Монтескье388, есть семя и плод
Дворянства. Хотя первым источником оного были издревле одни
воинские добродетели; но как правосудие нужно не менее побед для
государственного благоденствия, то оно также может быть отличием сего
рода людей (368), сих главных стражей отечества вне и внутри его.
Но славные права Дворян, их не менее славные обязанности всегда
ли будут только жребием некоторых счастливых поколений? Нет:
добродетель с заслугою сообщают Благородство (363), — вещает
Екатерина — и таким образом открывает путь славы для всех состояний.
Что можно приобрести достоинствами, то можно утратить
пороками: Монархиня означает и те, и другие. Если человек, который долгое
время был для сограждан примером нравственного совершенства и
любви к отечеству, рукою Государя возводится на степень Дворянства,
то можно ли стоять на ней изменнику, вероломному, лживому
свидетелю? Он свергается в толпу народную, где гражданское правосудие
знаменует его стыдом и бесчестием (371).
Глава о государственной Экономии служит наставлением для всех
Монархов, утешением для всех граждан, доказывая первым, что о
свободе торговой можно сказать то же, что о свободе политической:
она состоит не в воле делать все полезное одному человеку, а в воле
делать все не вредное обществу.

186
НИКОЛАЙ МИХАЙЛОВИЧ КАРАМЗИН
Они суть только хранители общественного сокровища, и могут
употреблять его единственно для блага народного; доказывая
последним, что они, уделяя Государю часть своего избытка, утверждают
тем собственное благосостояние; что они платят дань не Государю, а
самим себе, или друг другу. Если пастыри и земледельцы хотят, чтобы
стада и поля их были целы, то нужно воинство для отражения
внешних хищников; если купечество желает безопасности для кораблей
своих, то надобен флот, готовый наказать дерзостного оскорбителя
их Флагов. Внутренняя безопасность, полезные заведения, удобность
пути для сообщения людей, соединение рек, наконец, самое
великолепие Двора, изображающего величие народа, — одним словом, все
предметы государственных расходов имеют в предмете общую
пользу (575-579). Но Монархиня желает облегчить сию необходимость
для народа и предписывает Законодателю искать новых, удобнейших
способов для разделения налогов, сравнивая их с легкими парусами,
долженствующими ускорять плавание корабля, а не бременить его
(601). Самое же вернейшее средство умножить государственные
богатства есть умножить народ и привести в цветущее состояние
земледелие, ремесла, торговлю, художества, науки (603-618).
Всякая часть законодательства представляется важною и
спасительною под мудрым пером Екатерины. Она первая изобразила
все великие должности сберегательной власти или Благочиния389.
Во многих землях имя Полиции означает единственно наушников
Правительства и ужас не только злых людей, но и самых добрых.
Монархиня превращает ее в благодетельное судилище нравов и порядка
для всей Империи. Полиция, соблюдая тишину, обуздывает вредную
роскошь, старается искоренять и даже предупреждать нравственное
зло, бесчинство, обманы; печется о безопасности, физическом
благосостоянии народа, чистоте воздуха, здравой пище, твердости знаний,
украшении городов и сел, о приятной удобности
путешественников, — наконец, печется о бедных и больных. Сия деятельная часть
Правительства, — сей, так сказать, неусыпный Аргус390 его, не
присваивая себе уголовного и гражданского суда, исправляет людей
легкими наказаниями и спасает порок от преступления (527-566).
Предложив в сем «Наказе» самую лучшую основу для
политического образования России, Екатерина заключает его священными,
премудрыми мыслями, которые, подобно фаросу391, в течение
времен должны остерегать все Монархии от политического корабле-

Историческое похвальное слово Екатерине II
187
крушения. Сограждане! Да обновится внимание ваше: Ее глас вечной
Судьбы, открывающей нам причину государственных бедствий!
«Империя близка к своему падению, как скоро повреждаются ее
начальные основания; как скоро изменяется дух Правления, и вместо
равенства законов, которые составляют душу его, люди захотят
личного равенства, несогласного с духом законного повиновения; как
скоро перестанут чтить Государя, начальников, старцев, родителей.
Тогда государственные правила называются жестокостию,
уставы — принуждением, уважение — страхом. Прежде имение частных
людей составляло народные сокровища; но в то время сокровище
народное бывает наследием частных людей, и любовь к отечеству
исчезает (502-506). — Что истребило наши две славные Династии,
говорит один Китайский Писатель: то, что они, не довольствуясь главным
надзиранием, единственно приличным Государю, хотели управлять
всем непосредственно и присвоили себе дела, которые должны быть
судимы разными государственными Правительствами. Самодержав-
ство разрушается, когда Государи думают, что им надобно изъявлять
власть свою не следованием порядку вещей, а переменою оного, и
когда они собственные мечты уважают более законов (510-511). —
Самое вышнее искусство Монарха состоит в том, чтобы знать, в
каких случаях должно ему употребить власть свою: ибо благополучие
Самодержавия есть отчасти кроткое и снисходительное правление.
Надобно, чтобы Государь только ободрял и чтобы одни законы
угрожали (513-515). Несчастливо то государство, в котором никто не
дерзает представить своего опасения в рассуждении будущего, не
дерзает свободно объявить своего мнения (517). — Все сие не
может понравиться ласкателям, которые беспрестанно твердят земным
Владыкам, что народы для них существуют. Но Мы думаем, и за славу
Себе вменяем сказать, что Мы живем для Нашего народа.
Сохрани Боже, чтобы, по совершении сего законодательства, какой-нибудь
народ на земле был счастливее Российского! Тогда не исполнилось
бы намерение Наших законов — несчастие, до которого Я дожить
не желаю!» (520).
Я верю своему сердцу: ваше, конечно, то же чувствует...
Сограждане! Сердце мое трепещет от восторга: удивление и благодарность
производят его. Я лобызаю Державную руку, которая, под
божественным вдохновением души, начертала сии священные строки! Какой
Монарх на троне дерзнул — так, дерзнул объявить своему народу,

188
НИКОЛАЙ МИХАЙЛОВИЧ КАРАМЗИН
что слава и власть Венценосца должны быть подчинены благу
народному; что не подданные существуют для Монархов, но Монархи для
подданных? Мы удивляемся Философу, который проповедует Царям
их должности; но можно ли сравнять его смелость с великодушием
самодержавной Екатерины, Которая, утверздая престол на
благодарности подданных, торжественно признает Себя обязанною
заслуживать власть Свою? Ядовитая лесть, которая вьется и шипит вокруг
Государей, могла ли уязвить такое геройское сердце? Нет! Шусный
гад, пресмыкаясь во прахе, не ужалит орла, под небесами парящего!..
И сие великое движение пылкой души, сии в восторге
произнесенные слова: «Сохрани Боже, чтобы какой-нибудь народ был
счастливее Российского!» — не суть ли излияние и торжество страстной
добродетели, которая, избрав себе предмет в мире, стремится к нему с
пламенною ревностию, и самую жизнь в рассуждении его ни за что
считает? Так, Екатерина преломила бы скипетр Царский, свергла бы
венец с главы Своей, возненавидела бы власть Свою, если бы они не
служили Ей средством осчастливить Россиян!
Ее «Наказ» долженствовал быть для Депутатов Ариадниною ни-
тию392 в лавиринфе393 государственного законодательства; но он,
открывая им путь, означая все важнейшее на сем пути, содержит в своих
мудрых правилах и душу главных уставов, политических и
гражданских, подобно как зерно заключает в себе вид и плод растения.
Уже Депутаты Российские сообщали друг другу свои мысли о
предметах общего Уложения, и жезл Маршала гремел в торжественных их
собраниях. Екатерина невидимо внимала каждому слову, и Россия
была в ожидании... Но Турецкая война воспылала, и Монархиня
обратила Свое внимание на внешнюю безопасность государства394.
Сограждане! Принесем жертву искренности и правде; скажем что
Великая не нашла, может быть, в умах той зрелости, тех различных
сведений, которые нужны для законодательства. Да не оскорбится
тем справедливая гордость народа Российского! Давно ли еще сияет
для нас просвещение Европы? И мудрость Ликургов была ли когда-
нибудь общею? Не всегда ли великое искусство государственного
образования считалось небесным вдохновением, известным только
некоторьм избранным Душам? Оставляя суеверные предания
древности о Нимфах Эгериях395, можем согласиться, что Нумы всех веков
имели нужду в чрезвычайных откровениях Гения. Сколько мудрости
потребно Законодателю? Сколь трудно знать человеческое сердце,

Историческое похвальное слово Екатерине II
189
предвидеть все возможные действия страстей, обратить к добру их
бурное стремление или остановить твердыми оплотами, согласить
частную пользу с общею; наконец — после высочайших умозрений, в
которых дух человеческий, как древле Моисей на горе Синайской396,
с невидимым Божеством сообщается, — спуститься в обыкновенную
сферу людей и тончайшую Метафизику преобразить в устав
гражданский, понятный для всякого!
Но собрание Депутатов было полезно: ибо мысли их открыли
Монархине источник разных злоупотреблений в государстве.
Прославив благую волю Свою, почтив народ доверенностию, убедив его
таким опытом в Ее благотворных намерениях, Она решилась Сама
быть Законодательницею России.
Едва умолкли громы войны, в самый первый год счастливого мира
Екатерина обнародовала новое «Учреждение для Губерний»397,
которое составляет вторую важную эпоху в Ее правлении и которое,
мало-помалу, удивительным образом пременило Россию как в умах,
так и во нравах.
Государства, подобно человеку, имеют разные нравственные
возрасты: мудрый Законодатель следует взором своим за их
изменениями, и от времени до времени обновляет систему свою, прибавляя или
иначе располагая части ее. Что в века Петра Великого было
достаточно для скорого производства дел, то во дни Екатерины уже не
ответствовало новым потребностям Россиянина. Сограждане! Опыт
и размышление открывают нам сию любопытную истину: «Что
быстрые шаги человека к Философии и к гражданскому совершенству
до некоторого отдаления бывают самые беспокойные». Разум,
помраченный невежеством, есть тихое, заросшее травою блато,
которого сонные воды не знают никакого бурного волнения; но первые
лучи Философии, пробуждая мысленную силу, рождают сомнение за
сомнением, которые волнуют душу в Океане неизвестности: время
заблуждений и дерзких систем! Но вихрь, наконец, утихает, и разум,
обогащенный идеями, находит для себя счастливую пристань, где
тишина и мирные наслаждения ожидают его. Так и в гражданских
обществах. Легко Законодателю управлять народом грубым и полудиким,
которого нужды, понятия и страсти малочисленны; которого душа
недеятельна и разум дремлет. Тогда новый гражданин в случае обиды
скорее прибегает к человеческой управе, нежели к гражданской;
тогда бывает более ссор, нежели дел тяжебных. Но когда гражданин, так

190
НИКОЛАЙ МИХАЙЛОВИЧ КАРАМЗИН
сказать, осмотрится в политическом обществе; когда, узнав новые
потребности, новые выгоды стяжания, он уже привыкнет к власти
законов, отнимающих и дающих, тогда рождается охота к тяжбам,
рождается ябеда398, сия хитрость простых, которая, беспокоя
других, сама себя изнуряет и, стремясь к неправым приобретениям,
ведет за собою разорение. Дальнейшие успехи просвещения исцеляют
гражданина от сей болезни, открывая каждому пользу
справедливости, честности и мирной жизни; но пока сия счастливая перемена
не совершится, Законодатель умножает способы правосудия для
скорейшего успокоения невинности и наказания ябедника. Со времен
Петра Великого до царствования Екатерины число тяжебных дел
беспрестанно возрастало, и Монархиня должна была установить
новые судилища*.
Но творения великих умов, подобно творениям Природы, не
ограничиваются благом единого рода, и новое «Учреждение» Екатерины
представляет нам в своем намерении различные пользы для России.
Одна из великих мыслей сего «Учреждения» есть ввести в правление
все три гражданские состояния, приучить людей к законоведению,
утвердить правосудие на собственном их благе. Всякий может быть
судьею для равных ему и должен знать уставы государственные;
всякий для своей безопасности избирает достойнейшего, поручая ему
некоторым образом жребий свой; всякий, зная тяжбу, знает и
судящихся, будучи товарищем их в гражданской жизни; всякий боится
употребить во зло общую доверенность, ибо через три года
возвратится он в состояние частного гражданина и будет наказан общим
презрением, если не исполнит обязанностей чести.
Монархиня повелела — и Россия, дотоль не соразмерная в частях
своих, подобно дикому произведению Натуры или слепого случая,
прияла вид гармонического размера, подобно творению
совершенного Искусства; части сравнялись между собою, и каждая губерния
ограничилась удобнейшим для нее пространством399. Монархиня
повелела — и глас Ее, как лира Амфионова400, творит новые грады,
если не великолепием художества, то своею пользою украшенные.
Уже земледелец не принужден надолго расставаться с мирными
Пенатами, чтобы в отдалении искать защиты от притеснителя, суда
*См.: Манифест при «Учреждении».

Историческое похвальное слово Екатерине II
191
на хищного соседа или потребностей для жизни своей. Уже каждое
селение означает близость города, где правосудие берет под свою
эгиду пастыря и оратая401; где торговля удовлетворяет их главным
потребностям и где свободно меняются они плодами трудов своих.
Благоразумный Политик видит в начальном недостатке сих юных
заведений будущие их успехи и богатство. Так юное древо, с трудом
пробиваясь сквозь твердые глыбы земли, едва-едва приметно на ее
зеленой поверхности; но время возвышает его — и величественный
дуб осеняет землю.
Сии округи, заключая в средоточии своем столицу Губернии,
которая управляет их политическими действиями, представляет образ
различных семейств под начальством единого, главного, и Государев
Наместник имел благословенную власть отца*. Ходатай за пользу
общую и государственную, заступник утесненных и побудитель
безгласных дел, но не судия, он наблюдал течение правосудия движение
весов его и мог остановить беззаконие, относясь или в Сенат, или к
Самой Монархине; пресекал всякого роду злоупотребления,
излишнюю роскошь, тиранство и жестокости. Доброхотство и любовь
к народу долженствовали быть его главным свойством**. —
Монархическое Правление требует такого соединения блюстительных
властей в одном человеке, для хранения порядка в разных уделах
государства — и когда Франция вышла из бурного хаоса безначалия и
снова заняла место свое между Европейскими Державами, тогда
хитрый властелин ее, наученный опытностию, должен был для лучшего
благоустройства установить Префектов402, которые суть не что иное,
как Наместники Государевы.
Учреждение Губернского Правления403 было совсем новое и
беспримерное в России: место, ограниченное исполнительною властию,
без всякой судебной. Монархиня чувствовала, сколь нужно отделить
сию власть, чтобы главное Место в Губернии не присвоило себе
опасного самовластия; и таким образом, оно не может предписать
решения нижним Судам, которые в совершенной свободе
действуют по уставам; но требует от них скорости, наказывает пенею
нерадивую медленность; и в случае неисправления предаст виновного
*Сия благодетельная должность есть ныне должность Губернаторов.
*См.: «Учреждение».

192
НИКОЛАЙ МИХАЙЛОВИЧ КАРАМЗИН
законам — следственно имеет все способы благотворить обществу,
не вмешиваясь в права Судейские.
Прежде в губернских и градских судилищах соединялись дела
всякого роду, и своим множеством, своим разнообразием
затрудняли их: Монархиня отличила гражданские от уголовных, частные
от государственных и предписала им особенный путь, как для
скорейшего, так и для лучшего производства, ибо единство упражнений
научает Судью быстрому соображению обстоятельств и вернейшим
способам открывать истину. Два Департамента Магистратов, Верхних
Расправ и Земских Судов, Уголовная и Гражданская Палаты404
образуют две нити правосудия, которые соединяются между собою только
в делах смешенных или двояких. Сии Палаты, имея права Коллегий,
судят в средоточии губерний, нет дальних переносов; все нужные
объяснения могут быть доставляемы скоро, и медленность, первое
зло по неправде, пресекается. — Государственные пользы, вверенные
Казенной Палате405 (которая действует, так сказать, на месте, знает
обстоятельства, знает особенные выгоды своей губернии и не
развлекается уже никакими другими предметами), составили лучшую
систему хозяйства; Казна обогатилась новыми доходами и вернейшим
сбором прежних.
Дворянская Опека и Сиротский Суд406, которые, подобно
небесному Провидению, пекутся о беззащитных младенцах и вдовах;
Общественное Призрение407, которое благотворит несчастным жертвам
бедности и недугов, воспитывает сирых, управляет работными
домами (где бедный гражданин, лишенный всего, кроме сил, трудами
своими живет и другим пользу приносит), местами наказания или,
лучше сказать, исправления гражданских пороков; и наконец,
Совестный Суд408, который есть человеколюбие правосудия (божественная
и беспримерная мысль в законодательстве!), останутся в России
вечным памятником того, что некогда Добродетель в лице Монархини
управляла ею.
Политическое и нравственное действие такого нового,
всеобъемлющего Учреждения долженствовало скоро означиться в государстве.
Многочисленное Российское Дворянство со времен Петра
Великого служило мечом отечеству до изнеможения сил своих; тогда под
знаменами воинскими, в шумных станах, среди опасностей и
сражений, надлежало искать почтенных сынов России. Великий
Император, образуя армию, хотел, чтобы отличенные гражданскими права-

Историческое похвальное слово Екатерине II
193
ми отличались ревностию и служили до последней возможности:
необходимость сего требовала. Но обстоятельства переменились. Уже
Россия могла обойтись без сего принуждения, и Петр III409 заслужил
благодарность Дворянства, оказав доверенность к его свободной
патриотической ревности. С того времени провинции и села
оживились присутствием многих Благородных, которые могли с честию
оставить воинскую службу; они вели спокойную, но праздную и для
государства мало полезную жизнь; хозяйство и ловля зверей,
которая приятным образом напоминала им воинскую деятельность, были
единственным их занятием. Россия, особливо в отдаленных частях
своих, представляла картину Феодальных веков Европы, когда
всякий владелец казался отделенным от государства составом; и если бы
тяжбы, рождаемые грубым корыстолюбием и самою праздностию,
не давали иногда чувствовать нашим Дворянам зависимость их от
Правления, то они могли бы некоторым образом забыть отношения
гражданина к государству Такое состояние, конечно, не
благоприятствовало духу общественности и патриотизма!
Но открытие Наместничеств открыло Дворянам новое поле
деятельности, вывело их из произвольного заточения, соединило в
общество, более познакомило между собою и возвысило цену доброго
мнения о человеке. Прежде любопытные иностранцы находили в
России пустые, унылые города, где пять или шесть Судей составляли
все общество; но теперь в каждой губернии находят они цветущую
столицу, украшенную новыми зданиями, оживленную
присутствием многочисленного Дворянства, которое призывает их к веселиям
лучших Европейских городов и своим приятным гостеприимством,
ласковою учтивостию доказывает им, что обширные степи и леса не
служат в России преградою для успехов светской людкости.
Прежде какая-то грубая восточная пышность отличала богатых
Дворян в провинциях — теперь общий вкус в жизни сближает
состояния, без роскоши украшает посредственность и самому недостатку
дает вид довольства.
Прежде Дворяне наши гордились какою-то, можно сказать, дикою
независимостию в своих поместиях — теперь, избирая важные
судебные власти и чрез то участвуя в правлении, они гордятся своими
великими государственными правами, и благородные сердца их более,
нежели когда-нибудь, любят свое отечество.

194
НИКОЛАЙ МИХАЙЛОВИЧ КАРАМЗИН
Прежде человеколюбивый родитель, удаленный от столицы, в
сельском уединении не имел средства достойным образом
воспитывать своих детей — теперь, в новом порядке вещей, нашел он более
возможности образовать ум и сердце их. Пребывание многих
дворянских семейств в губернских городах и старания Правительства
способствовали везде заведению благородных училищ.
Сия перемена, столь благоприятная для государственного
просвещения, не имела вредного действия и на сельское хозяйство. Великая
Законодательница все предвидела, и почти для всех Дворян,
избираемых в должность, назначила месяцы отпусков в самое то время, когда
сельские работы требуют глаз помещика. Ссылаясь на опыт,
спрашиваю: не процвело ли в наше время и самое земледелие в России? Сие
изъясняется двумя причинами: во-первых, открылись новые способы
для торговли, всегда имеющей влияние на хлебопашество; во-вторых,
Дворяне, чрез взаимное сообщение сведений, узнали лучшие
способы земледелия, и старинные предрассуждения410 (ибо оно также
имеет их) уступили место новейшим полезным опытам.
Дерзну ли еще сказать истину? Новое Учреждение пресекло
многие злоупотребления господской власти над рабами, поручив их
судьбу особенному вниманию Наместника. Сии гнусные, но к утешению
доброго сердца малочисленные тираны, которые забывают, что быть
господином есть: для истинного Дворянина, быть отцом своих
подданных, — не могли уже тиранствовать во мраке; луч мудрого
Правительства осветил их дела; страх был для них красноречивее совести,
и судьба подвластных земледельцев смягчилась. Но чувствительное и
патриотическое сердце желало бы еще найти другую, утешительней-
шую причину такой благой перемены — и для чего сверх боязни, не
признать нам в сем случае и спасительного действия лучшей
нравственности?
Чрез умножение Окружных городов умножилось купечество и
процвело чрез многолюдство Губернских, которых торжища скоро
представили богатое собрание плодов Российской и чужеземной
промышленности. Самые нравы торговых людей, от многих и
близких сношений с Дворянством более просвещенным, утратили
прежнюю свою грубость, и богатый купец, видя пред собою образцы в
лучшем искусстве жизни, неприметно заимствовал вкус и светскую
обходительность.

Историческое похвальное слово Екатерине II
195
Земледельцы, сельскою добродетелию от плуга на ступени Феми-
диного храма411 возведенные, судьи себе подобных, долженствовали
с приобретением таких новых прав возвыситься в духе своем, узнать
лучше гражданскую жизнь и законы, служащие ей основанием;
долженствовали, возвращаясь под домашний кров свой, быть опытными
советниками и миротворцами поселян.
Установлению сельского Благочиния412 обязаны мы безопасно-
стию дорог и уменьшением всякого рода беспорядков. Давно ли еще
путешественник трепетал грозных лесов России? Давно ли
внезапный шум листьев ужасал его сердце? Давно ли дикие, уединенные
гроты были вертепом413 разбойников? Но деятельная новая власть
проникла в самую непроницаемость древних лесов, в сие отечество
злодеев; истребила их тайные убежища и, обнимая всеместность
взором своим, препятствует самому зарождению опасных скопищ.
Теперь путешественник не страшится ничего в обширных пределах
России; теперь, под щитом невидимой власти, беспечно и спокойно
углубляется он в самые дикие места, и отечество наше есть для него
самая безопаснейшая страна в Европе!
Сограждане! Я означил только главные действия сего
«Учреждения» Екатерины, действия уже явные; но еще многие хранятся в
урне будущего, или в начале своем менее приметны для наблюдателя.
Оно, необходимо просвещая народ, окажется тем благодетельнее в
следствиях, чем народ будет просвещеннее.
Но при конце сего начертания взор мой невольно устремляется на
всю неизмеримую Империю, где столько морей и народов волнуется,
где столько климатов цветет или свирепствует, где столько
необозримых степей расстилается и столько величественных гор бросает тень
на землю! Я воображаю сии едва вообразимые пространства со
всеми их жителями, и думаю: «Екатерина, подобно Божеству, согласила
все словом Своим; отдаленные берега Ледовитого моря представляют
тот же государственный порядок, которому на берегах
величественной Волги или Невы удивляемся; народы столь различные правятся
единым уставом; части, столь несходные, всеобщим "Учреждением"
Монархини приведены в целое, и бесчисленные страны Российские
составили разные семейства единого отечества!» Сия мысль
восхищает дух мой!
Как искусный художник, сотворив хитрое орудие и приводя его
в движение, еще не опускает творческой руки своей, но вниматель-

196
НИКОЛАЙ МИХАЙЛОВИЧ КАРАМЗИН
но наблюдая, прибавляет, чего не достает к совершенству оного —
так Великая Екатерина, исполнив мудрое Свое «Учреждение», еще
не успокоилась от трудов законодательных, но спешила увенчать
их новыми.
«Устав Благочиния»* содержит в себе не только все способы
внешнего порядка и безопасности, но и самые святейшие правила
Гражданского нравоучения, столь любезного добродетельному сердцу
Монархини. Так называемое «Зерцало Благочиния»414 есть зерцало
всех взаимных гражданских обязанностей, предложенных с тою
ясною краткостию, которая должна быть характером законов и которая
сколь неплодовита словами, столь мыслями и отношениями богата.
Оно дает Полиции священные права Римской Ценсуры415; оно
предписывает ей не только устрашать злодейство, но и способствовать
благонравию народа, питать в сердцах любовь к добру общему,
чувство жалости к несчастному — сие первое движение существ
нравственных, слабых в уединении и сильных только взаимным между
собою вспоможением; оно предписывает ей утверждать мир в
семействах, основанный на добродетели супругов, на любви родительской
и неограниченном повиновении детей** — ибо мир в семействах
есть мир во граде, по словам древнего Философа. Одним словом —
Монархиня превратила в закон мысли «Наказа» Ее о сем предмете, и
никакое другое государство не имеет столь мудрого и совершенного
Полицейского Устава.
Начало Дворянства нашего теряется во мраке веков.
Благородные Россияне были, конечно, прежде сердцем и душою, нежели
именем благородные. Мало-помалу, в течение времен, делами
знаменитые роды составили в нашем отечестве первую ограду Т)эона и
особенное состояние под названием Дворянского. Награжденные
от Государей поместьями, они имели право умножать их куплею и
сверх того занимать первые места как в гражданском, так и в
воинском порядке. Петр III даровал им вольность; Екатерина
распространила их политические действия; но еще недоставало полного
изображения прав Дворянских, утвержденного Монаршею властию
и торжественно преданного векам в образе священного монумента.
* Обнародованный в 1782 г., Апреля 8.
**См.: «Зерцало Благочиния».

Историческое похвальное слово Екатерине II
197
Екатерина обнародовала «ГрамотуДворянства»*, где, представляя
в блестящей картине все заслуги его, представляет Она и все
награды, которыми отечество изъявило ему свою признательность.
Монархиня именем Неба скрепляет святость, вечность и
непоколебимость сих преимуществ...
Здесь обращаюсь к вам, мои собратия, благородные сыны
России, потомки мужей именитых! И мысленно развертывая перед
вами сию государственную хартию, на которой сияют все великие
права Дворянства, вопрошаю: чего не достает к совершенству
нашего гражданского благоденствия? Каких выгод можем еще желать?
Кому завидовать? Мы свободны! Судимы только равными себе!
Боимся одних законов! Имеем голос в Империи, и Монарх внимает
ему! Наша собственность неотъемлема; достоинство родов и право
наследства сохранены, но мы по воле располагаем приобретениями.
Земля, которою владеем, для нас отверзает недра свои и тайные
сокровища; для нас текут воды в ее пространстве! И если некоторые
особенные склонности влекут нас в климаты чуждые; если полезное
любопытство наше требует себе новой пищи; если кроткое небо
южной Европы обещает нам лучшее здравие — мы свободны! Дворянин
Российский есть гражданин вселенной; нет преграды для путей его.
Но и там, в странах отдаленных, отечество не престает нам
благодетельствовать; и там мы наслаждаемся плодами нашей
собственности, в недрах его оставленной; оттуда располагаем ею, и вне России
живем Россиею. Но если полная мера политического благоденствия
есть наша доля, то будем же признательны и не забудем, что великие
отличия приносят с собою и великие должности; что Благородный
естьли и человек добродетельный или поношение своего рода; что
быть полезным есть первая наша обязанность; и что истинный
Российский Дворянин не только посвящает жизнь отечеству, но готов и
смертию доказать беспредельную любовь свою к его благу!
Екатерина, возобновив или умножив права наши, в то же время
обнародовала и «Городовое Положение»416, которое навеки утвердило
Среднее состояние в России, определив сферу действий его и
назначив в ней разные степени, увенчанные, наконец, титлом Именитого
Гражданина417, который имеет уже часть Дворянских преимуществ
*См.: «Дворянскую Грамоту», подписанную в 1785 г., 21 Апреля.

198
НИКОЛАЙ МИХАЙЛОВИЧ КАРАМЗИН
и дает внуку своему право требовать сего достоинства. Каждая новая
степень приносит с собою новые выгоды для общежития,
открывает вблизи еще важнейшие, возбуждает ревность к трудам, ревность
к дальнейшим успехам и, питая честолюбие, способствует
государственному благу. Монархиня знала человеческое сердце и тайну
гражданских обществ; знала, что самые легкие отличия производят
дела важные; знала, что все государственные степени, возвышаясь
одна перед другою, должны иметь некоторую связь; и таким образом,
Дворянин уже подает руку Именитому Гражданину, который,
переходя, наконец, в сан Благородных, оставляет за собою лестницу для
других, ему подобных. Если иностранные Писатели доныне говорят,
что в России нет Среднего состояния, то пожалеем об их дерзком
невежестве, но скажем, что Екатерина даровала сему важному
состоянию истинную политическую жизнь и цену; что все прежние его
установления были недостаточны, нетверды и не образовали полной
системы; что Она первая обратила его в государственное
достоинство, которое основано на трудолюбии и добрых нравах и которое
может быть утрачено пороками*; что Она первая поставила на его
главную степень цвет ума и талантов — мужей, просвещенных
науками, украшенных изящными дарованиями**; и чрез то утвердила
законом, что государство, уважая общественную пользу трудолюбием
снисканных богатств, равномерно уважает и личные таланты, и
признает их нужными для своего благоденствия.
Таким образом Монархиня производила в действо великие мысли
Своего «Наказа»; таким образом Ее собственная мудрая рука
постепенно образовала полную государственную систему Монархической
России, согласную с истинным счастием человека; следственно,
несогласную с печальным именем раба, которым прежде гражданин
назывался в отечестве нашем и которое навсегда уничтожилось
Екатериною***. Глубокомысленный Политик и Философ видит пред
собою величественное, огромное здание, которое всякою честию
удивляет разум, свидетельствует мудрость зодчего и должно повелевать
веками. Если Великая не совершила его... пожалеем о кратком веке
*См.: «Городовое Положение».
**Ученые и художники по сему закону имеют право на достоинство
Именитых Граждан.
*** Указом 1786 г., Февраля 19.

Историческое похвальное слово Екатерине II
199
смертного! Когда бы Монархи были только Законодателями, то
Екатерина, без сомнения, успела бы образовать Россию совершенно; но
труды их столь бесчисленны, столь разнообразны, что ум
обыкновенный теряется в сей необозримости. Внешняя Политика, внутреннее
правление, трудное и на многие предметы обращенное правосудие,
занимая всю душу, истощают ее деятельность, которая, укрываясь в
частях своих от глаз Историка, не менее нужна и спасительна для
государств и которая, подобно тонким, едва заметным нитям ручейка,
мало-помалу образующим светлую реку, обращает на себя внимание
наблюдателя только чрез большое пространство времени,
представляя картину народного счастия, удовольствия и порядка*.
Часть третья
Монархиня давала законы: Мать подданных благотворила
полезными учреждениями.
Сограждане! Сей огромный Дом418, который украшает древнюю
столицу Российскую, величественно осеняя руку ее, — сей Дом,
предмет удивления Европы, всех любопытных чужеземцев, всех друзей
человечества — есть храм, посвященный Екатериною Милосердию!
Там несчастные младенцы, жертвы бедности или стыда — не радость,
но ужас родителей в первую минуту бытия своего; отвергаемые миром
при самом их вступлении в мир; невинные, но жестоко наказываемые
Судьбою, — приемлются во святилище добродетели, спасаются от
бури, которая сокрушила бы их на первом дыхании жизни; спасаются
и — что еще более — спасают, может быть, родителей от адского
злодеяния, к несчастию, не беспримерного! Находят человеколюбивое
призрение: не только кров и пищу, но и все лучшие, мудрою благо-
стию вымышленные способы укреплять их здравие, образовать душу,
предупреждать физическое и нравственное зло. Там всегдашние,
трогательные попечения небесной благодетельности не уступают самым
нежнейшим родительским попечениям и, осыпая цветами колыбель
младенцев, скрывают от сирот несчастие сиротства; там кроткая
улыбка добродушной надзирательницы заменяет для юных сердец
счастливую улыбку матери; там благоразумный надзиратель заступа-
*Я не могу говорить здесь о всех Указах Екатерины: например, о
межевании, о фабриках, о таможнях, о рудокопнях, о почте, о сборе податей, о банках
и проч. Все они доказывают Ее попечительность о пользе государства и
граждан.

200
НИКОЛАЙ МИХАЙЛОВИЧ КАРАМЗИН
ет место отца и, приучая их к трудолюбию, к порядку, готовит в них
отечеству полезных граждан. Искусные в художествах и ремеслах,
которые делают человека независимым властелином жизни своей, сии
питомцы Монаршей щедрости выходят в свет, и последний дар, ими
из рук ее приемлемый, — есть гражданская свобода. Они выходят,
обогащенные средствами устроить себе приятную долю в обществе,
которое ждет их с нетерпениием и, так сказать, рассыпает пред ними
свои жребии; они избирают — и сей, некогда отверженный младенец,
спасенный Монаршим провидением от верной гибели, есть теперь
надежный помощник Именитого Гражданина в делах торговых, или
пример искусного ремесленника, или исправный письмоводитель в
доме Вельможи. Трудолюбивый мещанин среди воспитанниц
Сиротского Дома находит себе подругу, наученную всем женским работам
и правилам хозяйства.
Да, скажут те, которые путешествовали в странах чуждых и везде
искали знаков человеколюбивого Правления, — да, скажут они, где
представлялось взору их нечто подобное Сиротскому Дому
Екатерины? Какое другое благодетельное заведение может равняться с ним
обширностию плана, богатым основанием, порядком, а всего более
успехом и пользою? Какое другое заведение приобрело столько
общей доверенности, чтобы частные люди поверяли ему драгоценную
собственность охотнее, нежели первым богачам в Империи и, таким
образом, на цветущем его состоянии утверждали свой достаток?
Сим великим учреждением Монархиня открыла истинному
человеколюбию и патриотизму самый лучший способ действия. Если вы,
любимые сыны счастия, хотите доказать Провидению свою
признательность за дары Его; если чувствительное сердце ваше имеет
нужду излиться в благотворениях, то не на стогнах ищите предмета для
оных — там нередко вредная праздность одевается рубищем
бедности, чтобы обмануть жалость и сострадание; но спешите в сей храм
добродетели, принести ей чистые жертвы уделением вашего избытка,
ибо Екатерина позволила вам благотворить вместе с Нею; там
каждый дар ваш процветет и украсится сторичным плодом для святой
пользы человечества.
Монархиня, уверенная, что благонравие нежного пола в высшем
состоянии имеет сильное влияние на государственное благонравие,
основала, под собственным Ее надзиранием, Дом воспитания для
двухсот благородных девиц419, чтобы сделать их образцом женских

Историческое похвальное слово Екатерине II
201
достоинств. Устав сей и целию, и средствами своими заслужил
искреннюю похвалу, искреннее удивление первых умов в Европе. Там
любовь и кротость должны ласкою образовать юное сердце для всех
женских добродетелей; там чувствительность и нежность,
обращенные в приятную науку, расцветают в душе от примеров и
наставлений. Нравственность есть главный предмет; но и разум обогащается
всеми знаниями, всеми идеями, нужными для того любезного
существа, которое должно быть прелестию света, сокровищем супруга и
первым наставником детей. Приятные женские рукоделья, которые
украшают жизнь хозяйки, искусства Граций, которые милую
природу и совершенства ее делают еще милее, входят также в систему
воспитания. Екатерина любила посещать сей прекрасный цветник,
Ею насаженный; любила смотреть на веселых питомиц, которые,
оставляя игры свои, спешили к Ней навстречу, окружали Ее
радостными, шумными толпами, целовали Ее руки, одежду; единогласно
называли матерью и своею беспечною резвостью в присутствии
Монархини доказывали, что они только любили, а не боялись Ее!
Она знала имена, самые характеры их; награждала добрые успехи
Своим благоволением, ласковыми взорами и похвалами; одним
словом, Она казалась истинной матерью сего многочисленного,
цветущего семейства. Всякий приезд Ее был счастливым торжеством для
всего Дома. Доставляя юным девицам невинные забавы, Монархиня
желала, чтобы они представляли иногда нравоучительные Драмы;
славный Расин писал для Сен Сира420: еще славнейший Гений Фер-
нейский*421 хотел пером своим способствовать полезным
удовольствиям воспитанниц Екатерины, Которая, занимая величием
Своим театр мира, с веселием занималась театром любезного детства —
и минуты, проведенные Ею в Воскресенском монастыре., были,
конечно, не потерянными для счастия минутами Ее царствования.
Она предчувствовала мирное благополучие семейств, которое
долженствовало быть плодом сего учреждения — и не обманулась.
Какое-то невинное добродушие, искренность, благонравие, сверх
знаний и талантов, бывают особенным характером Монастырских
воспитанниц. Монархиня основала также и для мещанского
состояния училище, которого питомцы приготовляются быть хорошими,
*См. переписку Екатерины с Вольтером.

202
НИКОЛАЙ МИХАЙЛОВИЧ КАРАМЗИН
добронравными хозяйками, искусными в рукодельях и на всю жизнь
остаются под особенною защитою Опекунского Совета*.
Академия Художеств422 существовала в России едва ли не одним
именем; Екатерина даровала ей истинное бытие, законы и права,
взяв ее под личное Свое покровительство, в совершенной
независимости от всех других властей; основала при ней воспитательное
училище423, ободряла таланты юных художников; посылала их в
отчизну Искусства, вникать в красоты его среди величественных
остатков древности, там, где самый воздух вливает, кажется, в грудь
чувство изящного, ибо оно есть чувство народное; где Рафаэль, ученик
древних, превзошел своих учителей, и где Микель Анджело424 один
сравнялся с ними во всех Искусствах. Там питомцы Российского
Художества обогащались мыслями, и кисть и резец свой образовали по
великим творениям Гения. Сказав: и мы, и мы художники! они
творили—и первые в Европе Академии хотели иметь их своими Членами.
С того времени похвальный вкус к художествам распространился в
России; с того времени столицы наши гордятся великолепными
зданиями собственных Архитекторов; красоты живописи и ваяния
расцвели в нашем климате, и Россиянин, не выезжав из отечества, может
говорить об Искусстве. Права, данные Академии, служат величайшею
почестию, какую только Государь может оказать дарованиям: всякий
ее питомец есть навеки свободный человек со всем его родом,
подсудим ей одной или, по крайней мере, без ее ведения не судится
другою властию; волен жить независимо своим талантом, волен избрать
всякую службу, но ни какой не принуждается. Сим важным правом
Екатерина почтила в России и художества, и свободу!
Кадетский Корпус, учрежденный Императрицею Анною425,
производил хороших Офицеров и даже Военачальников; ко славе его
должно вспомнить, что Румянцев был в нем воспитан. Но сие учреждение
клонилось уже к своему падению, когда Екатерина обратила на оное
творческий взор Свой — умножила число питомцев, надзирателей;
предписала новые для них законы, сообразные с человеколюбием,
* Нередко самые лучшие учреждения, уже не будучи одушевляемы
деятельным надзиранием первого творца их, мало-помалу теряют всю пользу; но
Сиротский Дом и Воскресенское Училище девиц имели счастие найти новую
Покровительницу в Ее Величестве Вдовствующей Императрице, Марии Федоровне,
Которая оживляет их Своим попечением.

Историческое похвальное слово Екатерине II
203
достойные Ее мудрости и времени. Военная строгость, которая
доходила там нередко до самой крайности, обратилась в прилежное, но
кроткое надзирание, и юные сердца, прежде ожесточаемые грозными
наказаниями, исправлялись от легких пороков гласом убедительного
наставления. Прежде Немецкий язык, Математика и Военное
Искусство были почти единственным предметом науки их: Екатерина
прибавила как другие языки (особливож совершенное знание
Российского), так и все необходимые для государственного
просвещения науки, которые, смягчая сердце, умножая понятия человека,
нужны и для самого благовоспитанного Офицера: ибо мы живем уже не
в те мрачные, варварские времена, когда от воина требовалось только
искусство убивать людей; когда вид свирепый, голос грозный и дикая
наружность считались некоторою принадлежностию сего состояния.
Уже давно первые Европейские Державы славятся такими
Офицерами, которые служат единственно из благородного честолюбия, любят
победу, а не кровопролитие; повелевают, а не тиранствуют; храбры
в огне сражения и приятны в обществе; полезны отечеству шпагою,
но могут быть ему полезны и умом своим. Таких хотела иметь
Монархиня, и Корпус сделался их училищем. Привыкая ко всем
воинским упражнениям, они в то же самое время слушают и нравоучение,
которое доказывает им необходимость гражданского порядка и
законов; исполняя справедливую волю благоразумных Начальников,
сами приобретают нужные для доброго Начальника свойства;
переводя Записки Юлия Цесаря, Монтекукулли или Фридриха426,
переводят они и лучшие места из Расиновых трагедий, которые раскрывают
в душе чувствительность; читая Историю войны, читают Историю и
государств и человека; восхищаясь славою Тюрена427, восхищаются и
добродетелию Сократа; привыкают к грому страшных орудий смерти
и пленяются гармониею нежнейшего Искусства; узнают и быстрые
воинские марши, и живописную игру телодвижений, которая,
выражая действие музыки, образует приятную наружность человека.
Простая, здравая пища, мера трудов и отдыха; разделение часов на
разные упражнения, соответственные каждому особенному возрасту,
были предписаны Екатериною по лучшей физической и
нравственной системе воспитания не Афинского, не Спартанского, но самого
пристойнейшего для юного Российского Дворянства в веки
Европейского просвещения. Питомцы выходят исправными, знающими
Офицерами, способными и для гражданских должностей, приятными

204
НИКОЛАЙ МИХАЙЛОВИЧ КАРАМЗИН
людьми для света, с характером и с правилами, имеющими
счастливое влияние на всю жизнь их.
Екатерина с прискорбием видела, что образование благородных
детей в России поручается родителями иностранцам, которые всего
менее к тому способны, не зная наших нравов, духа народного, и
которые, не имея к отечеству нашему сыновней любви, не могут вселять ее
и в юных учеников своих. Она повелела воспитывать вместе с
Кадетами и несколько мещанских детей, желая, чтобы они могли со временем
посвятить себя званию учителей и заменить иностранцев. Уже многие
и из них, исполняя намерение Монархини, в сей почтенной
должности заслужили благодарность родителей и самого отечества.
Здесь справедливая народная признательность требует
наименовать того мужа, которого главною страстию было способствовать
успехам воспитания в России и который служил Екатерине первым
орудием для исполнения Ее благотворных в сем великом деле
намерений. Бецкий428 жил и дышал добродетелию, не блестящею и не
громкою, которая изумляет людей, но тихою и медленно награждаемою
общим уважением; редкою; ибо люди стремятся более к блестящему,
нежели к основательному; и мужественною, ибо она не страшится
никаких трудов. Он довольствовался славою быть помощником
Екатерины, радовался своими трудами и, будучи строгим наблюдателем
порядка, беспрестанно взыскивая и требуя, сей друг человечества
умел заслужить любовь и надзирателей, и питомцев — ибо требовал
только должного и справедливого. Герой, искусный Министр, мудрый
Судия — есть, конечно, украшение и честь государства; но благодетель
юности не менее их достоин жить в памяти благодарных граждан.
Корпусы Морской и Артиллерийский*429 обязаны Екатерине
нынешним своим цветущим состоянием. Первый образовал многих
искусных Офицеров, которых и самые гордые Англичане уважают.
Чтобы сообщить лучшим питомцам его совершенную опытность,
знание морей и всех чрезвычайных феноменов сей величественной
стихии, Монархиня посылала их в отдаленности Океана, в другие
части мира, и молодые Офицеры Российские имели славу повелевать
старыми мореходцами Альбиона**. Корпус Артиллерийский
производит лучших Инженеров для наших армий.
*Он прежде назывался Школою.
**См.: Указ 1762 г. о Корпусах. — Многие наши Офицеры, как известно,
служили на Английских кораблях.

Историческое похвальное слово Екатерине II
205
Греческое Училище*50, основанное для юных потомков
древнейшей Республики, которых отцы вечное изгнание предпочли вечному
страху и рабству под железным скипетром Оттоманским, было
также памятником Екатерининой благодетельности. Те, которые в
несчастном отечестве своем не узнали бы, может быть, никогда славной
его Истории, великих имен ее и самого древнего языка их, научались
во глубине Севера гордиться своим происхождением. Во граде
Святого Петра воскресали для них священные тени Героев и мудрецов
Греческих; во граде Святого Петра юные сердца их бились при имени
Термопил431 и Маратона432; во граде Святого Петра они беседовали
с Платоном433 и Ксенофонтом434; воображая древнюю славу Греции,
стремились душою к святым местам ее; воображая настоящее
унижение страны их, радовались пребыванию своему в стране великих дел
и Героев. Они не чужды в России — они дома — в отечестве славы!*
Таким образом, Монархиня благотворила юности и человечеству
в своей Империи, ведая, что самые мудрые законы без добрых
нравов не сделают государства счастливым и что нравы должны быть
впечатлеваемы на заре жизни. Учреждая общественное воспитание
и полагая святую нравственность главным его основанием, Она
торжественно объявила всем родителям Свое желание, чтобы они в
самом домашнем воспитании сообразовались с правилами, Ею
обнародованными**. Одна истинная Мать народа, повторяю, могла иметь
столько попечения о благе детей в государстве.
Мать народа... конечно!.. Сердцу моему приятно напомнить вам,
о сограждане, еще трогательное доказательство сих нежных чувств
Екатерины. Она с самого Своего вступления на престол пеклась о
физическом благосостоянии России; установила Медицинскую
Коллегию435, и предписала ей*** не только снабдить государство
искусными врачами, но и собирать все местные сведения о болезнях
народных, об их причинах; искать лекарств простейших на всякую
болезнь, особливо для земледельцев; исследовать врачебную силу трав
Российских, и всякое полезное открытие немедленно обнародывать
для общего блага. Сего не довольно: ужасный, неизъяснимый яд в
*Еще учреждены Монархинею Горное, Лекарское и Судоходное Училища.
**См. главу о воспитании в «Наказе».
** Прежде была Медицинская Канцелярия.

206
НИКОЛАЙ МИХАЙЛОВИЧ КАРАМЗИН
крови, с которым почти родятся младенцы, обнаруживаясь в своей
жестокости, похищал в России едва ли не большую часть детей и на
самых спасенных роком оставлял страшные знаки своей свирепости
и безобразия. Уже известно было в Европе средство избавления; но
Россия не пользовалась сим благодетельным открытием, страшась
новости, не изведанной очевидным опытом. Что одна мать может
сделать для своего обожаемого младенца, то Екатерина сделала для
своих подданных: Она привила Себе оспу!.. День незабвенный для
родителей, обязанных ему спасением детей и милою их красотою!
Благодарная Россия по справедливости его торжествовала — и
чувствительный отец семейства никогда торжествовать не перестанет.
Он украсит розами детей своих и поведет их в священный храм
молить за Екатерину. Она собственным опытом заставила нас
прибегнуть к счастливому средству, и с того времени мы не боимся
ужаснейшей эпохи в физическом бытии нашем.
Еще Монархиня не ограничила системы государственного
просвещения заведенными Ею воспитательными обществами как для
Благородного, так и для мещанского состояния. Лучи солнца теряют
силу свою в неизмеримых пространствах; столица, от некоторых
частей Империи столь отдаленная, едва ли могла на них действовать.
Екатерина учредила везде — в малейших городах, и в глубине
Сибири — Народные училища6, чтобы разлить, так сказать, богатство
света по всему государству. Особенная Комиссия437, из знающих
людей составленная, должна была устроить их, предписать
способы учения, издавать полезнейшие для них книги, содержащие в себе
главные, нужнейшие человеку сведения, которые возбуждают охоту к
дальнейшим успехам, служат ему ступению к высшим знаниям и сами
собою уже достаточны для гражданской жизни народа, выходящего
из мрака невежества. Сии школы, образуя учеников, могут образовать
и самых учителей, и таким образом быть всегдашним и время от
времени яснейшим источником просвещения. Они могут — и должны
быть полезнее всех Академий в мире, действуя на первые элементы
народа; и смиренный учитель, который детям бедности и трудолюбия
изъясняет буквы, арифметические числа и рассказывает в простых
словах любопытные случаи Истории, или, развертывая нравственный
катехизис, доказывает, сколь нужно и выгодно человеку быть добрым,
в глазах Философа почтен не менее Метафизика, которого
глубокомыслие и тонкоумие самым Ученым едва вразумительно; или мудрого

Историческое похвальное слово Екатерине II
207
Натуралиста, Физиолога, Астронома, занимающих своею наукою
только некоторую часть людей. Если в городах, едва возникающих,
в сем новом творении Екатерины еще не представлялось глазам ни
палат огромных, ни храмов великолепных, то в замену сих, иногда
обманчивых свидетельств народного богатства, взор Патриота читал
на смиренных домиках любезную надпись: «Народное Училище» — и
сердце его радовалось. Кто благоговел пред Монархинею среди Ее
пышной столицы и блестящих монументов славного царствования,
тот любил и восхвалял Просветительницу отечества, видя и слыша в
стенах мирной хижины юного ученика градской школы,
окруженного внимающим ему семейством и с благородною гордостию
толкующего своим родителям некоторые простые, но любопытные истины,
сведанные им в тот день от своего учителя.
Словесность, сей главный орган Гения и чувствительности; сия,
можно сказать, посланница Неба, которая разносит из страны в
страну великие и полезные идеи, соединяет умы и сердца, производит и
питает нежную потребность души: заниматься изящными мыслями,
наслаждаться творением стройного воображения, излиянием
сердца — Словесность была предметом особенного благоволения и
покровительства Екатерины, ибо Она знала ее сильное влияние на
образование народа и счастие жизни. Всякое истинное дарование
было правом на лестное отличие — и славная Россияда438 в Ее время
украсила нашу Поэзию. Державин439 в Русских стихах оживил
Горация и представил новые сильные черты пиитической живописи.
Богданович440 своими цветами осыпал Лафонтенову сказку и в легком
слоге играл воображением. Многие другие Стихотворцы явились — и
Екатерина, дерзну сказать, была для них Музою, душа их пылала Ее
славою, и хваля Премудрую, они не боялись казаться льстецами! Сама
Она, великими делами обремененная Монархиня, в редкие часы
досуга любила пером Своим способствовать успехам нашей Словесности.
Европе известно, что Екатерина, плывя по величественной Волге, в
то самое время, когда сильная буря устрашала всех бывших с Нею,
спокойно переводила «Велисария», к бессмертной славе Мармонтеля!441
Она указывала Русским Авторам новые предметы, вредные пороки
общества, которые должны осмеивать Талии442; черты характера
народного, которые требуют кисти таланта; писала для юных Отраслей
Августейшего Дому Своего443 нравоучительные повести; но всего
более, чувствуя важность отечественной Истории (и предчувствуя, что

208
НИКОЛАЙ МИХАЙЛОВИЧ КАРАМЗИН
сия История должна некогда украситься и возвеличиться Ею!),
занималась Российскими летописями, изъясняла их, соединяя
предложение действий с философскими мыслями, и драгоценные труды Свои
для Публики издавала. Желая присвоить России лучшие творения
древней и новой чужестранной Литературы, Она учредила
Комиссию для переводов, определила награду для трудящихся — и скоро
почти все славнейшие в мире Авторы вышли на языке нашем,
обогатили его новыми выражениями, оборотами, а ум Россиян новыми
понятиями. Чтобы утвердить Русский язык на правилах и привести в
систему, Монархиня основала Академию Словесности444, по примеру
Французской, и мы обязаны сему трудолюбивому обществу Полным
Российским Словарем445, нужным для всякого и необходимым для
Авторов. Царствование Елисаветы произвело Ломоносова446 и
Сумарокова447; первый смело парил за орлом Пиндаровым448 и бросал
на бумагу сильные, бессмертные строфы: второй имел славу написать
несколько нежных и остроумных стихов. Но сии два Поэта не
образовали еще нашего слога: во время Екатерины Россияне начали
выражать свои мысли ясно для ума, приятно для слуха, и вкус сделался
общим, ибо Монархиня Сама имела его и любила нашу Словесность;
и если Она Своими ободрениями не произвела еще более талантов,
виною тому независимость Гения, который один не повинуется даже
и Монархам, дик в своем величии, упрям в своих явлениях, и часто
самые неблагоприятные для себя времена предпочитает
блестящему веку, когда мудрые Цари с любовию призывают его для торжества
и славы.
Не довольствуясь тем, чтобы покровительствовать науки и
таланты в России, Она на все страны мира, на всю область ума
распространила Свои благодеяния и славу Свою возвышала, так сказать, славою
всех отменных дарований, Ею ободряемых. Философы гордились
благосклонным воззрением Екатерины и горели ревностию
величать Ту, которая воцарила с собою Философию и тайные желания
мудрого человеколюбия обратила в государственные уставы. Вольтер449
жалел, что старость не позволяла ему видеть «Северную Владычицу
сердец». Пылкий Дидерот450 спешил лично изъявить Ей свое
удивление, Плиний Франции с восторгом говорил, что одобрительное ело-

Историческое похвальное слово Екатерине II
209
во Екатерины ему драгоценнее похвал Академических*. Даламбер451
славился Ее милостию более, нежели именем глубокомысленного
Математика. Европа с удивлением читает Ее переписку с ними — и не
им, но Ей удивляется. Какое богатство мыслей и знаний! Какое
проницание! Какая тонкость разума, чувства и выражений! Та, Которая
истощила своим царствованием все похвалы мира, умела с
неподражаемою приятностию хвалить цветы Словесности, игру остроумия,
тонкую черту сердца. Сколь трогательно такое снисхождение в
Монархине! Но унижается ли Монарх, когда он сходит иногда с
высокого трона, становится наряду с людьми, и будучи любимцем Судьбы,
платит дань уважения любимцам Природы, отличным дарованиям?
Власть разума не может ли еще служить некоторою опорою для
политической власти? По крайней мере, она может быть ее орудием
во всем, что касается до блага человечества. Так думали Август,
Людовик XIV, Фридрих452 и Петр Великий, Который, приходя к Борга-
ву, к Лейбницу453, говорил: я с вами человекГ Так думала и Великая
Екатерина.
В Ее царствование Российская Академия Наук еще более
приобрела знаменитых Членов и сделалась несравненно полезнее для
отечества, во-первых, «Ежемесячными сочинениями»454, которые,
будучи магазином исторических и других любопытных сведений,
распространяли их в государстве; во-вторых, путешествиями ее
Профессоров по всем обширным странам России — намерение великое,
достойное Екатерины! Исполнение, достойное намерения! Эпоха,
важная в ученой Истории нашего государства и целого мира! Сии
избранные мужи должны были от берегов Невы до гор Рефейских455,
до морей Азовского, Каспийского и далее, видеть и описать Россию
в трех царствах Природы, проникнуть во внутренность пустынь, во
глубину пещер и лесов дремучих, где око наблюдателя еще никогда
не примечало за творческою Натурою, где она искони действовала
уединенно или пред свидетелями невнимательными; исчислить
минералы в недрах земли, растения на зеленых коврах ее, животных
в трех стихиях и, таким образом, собрать богатства для Российской
Естественной Истории. Сим предметом еще не ограничились труды
*См. Сешелево путешествие в Монбар.
~Я читал переписку Лейбница с Петром Великим. Ко агаве того и другого
можно сказать, что они почитали друг друга.

210
НИКОЛАЙ МИХАЙЛОВИЧ КАРАМЗИН
их: Монархиня желала, чтобы они исследовали все исторические
монументы в нашей Империи; замечали следы народов, которые
от стран Азии преходили Россию, сами исчезли, но оставили знаки
своего течения, подобно рекам иссохшим; желала, чтобы они в
развалинах, среди остатков древности, как бы забытых времен, искали
откровений прошедшего; чтобы они в нынешних многочисленных
народах Российских узнавали их неизвестных предков, разбирая
языки, происхождение и смесь оных; чтобы они, наблюдая обычаи,
нравы, понятия сих людей, сообщили Историку и Моралисту новые
сведения, а Законодателю новые средства благодеяния. — Повеления
были исполнены, и не только Россия, но и Европа; не только Ученые,
но и все любопытные читают с удовольствием и пользою описание
сих путешествий.
Московский Университет456 под начальством Шувалова457
(который всегда будет знаменит титлом основателя его и Ломоносова
Мецената) во время Екатерины более, нежели прежде, благотворил
обществу, ибо щедрость Ее даровала ему более способов действия.
Многие Ученые были им призваны из Германии участвовать в трудах
его, наставлять юношество, питать в нем охоту к наукам и воспалять
благородное соревнование в Российских Профессорах. Но всего
более оживляла Московский Университет известная всем любовь
Екатерины к наукам, побуждая родителей учить детей своих. Число юных
питомцев его с каждым годом умножалось, а с числом их возрастала
благодетельность сего храма просвещения. И если мы видим ныне
столь многих достойных судей в столицах и в самых отдаленных
Губерниях; если слог приказный уже не всегда устрашает нас своим
варварством; если необходимые правила Логики и языка
соблюдаются нередко в определенных судилищах; если Министерство находит
всегда довольно юношей, способных быть его орудиями и служить
отечеству во всех частях своими знаниями — то государство обязано
сею пользою Московскому Университету; Университет же обязан сею
великою славою Екатерине и духу Ее царствования.
Чтобы еще более размножить народные сведения чрез книги, Она
дозволила заведение вольных Типографий, учредив благоразумную
Ценсуру458, необходимую в гражданских обществах: ибо разум
может уклоняться от истины, подобно как сердце от добродетели, и
неограниченная свобода писать столь же безрассудна, как
неограниченная свобода действовать. Но как мудрый Законодатель, избегая

Историческое похвальное слово Екатерине II
211
самой тени произвольного тиранства, запрещает только явное зло,
и многие сердечные слабости предает единому наказанию общего
суда или мнения, так Монархиня запрещению Ценсуры подвергла
только явный разврат в важнейших для гражданского благоденствия
предметах, оставляя здравому разуму граждан отличать истины от
заблуждений; то есть Она сделала ее не только благоразумною, но и
снисходительною, и сею доверенностию к общему суду приобрела
новое право на благодарность народную.
И так чудно ли, что Россия, в 34 года деятельного царствования,
которого главною целию было народное просвещение, столь
преобразилась, возвысилась духом, созрела умом, что отцы наши, если бы
они теперь воскресли, не узнали бы России? Если сердце Государей
в руке Провидения, то сердца народов в руке Государей — что могло
устоять против неутомимого в благотворениях Правительства,
которое действовало на подданных и славою внешних успехов, и
мудрыми законами, и воспитанием, и всеми средствами просвещения?
Что могло не покориться всемогущей и благой воле, пылавшей тою
огненною ревностию, которая бывает главным свойством великих
душ, истинных подобий Божества? Екатерина, возведенная Самим
Небом на трон едва не беспредельной в мире Империи, не
ужаснулась беспредельных Своих обязанностей, священных для
добродетели; но почувствовала вдохновение геройского сердца, которому
все возможным кажется, ибо сам Бог помогает ему. Чувство каждой
должности рождало в Ней стремление и силу исполнить ее — и
Россия, Ей некогда чуждая, став театром Ее добродетелей, сделалась для
Екатерины истинным отечеством, нежно любимым, ибо отечество
для душ великих есть та страна, где они могут действовать; их
ближние — суть те люди, которых могут они творить счастливыми. Чем
более Монархиня трудилась для России, чем более осыпала ее добром
и славою, тем более Она любила в ней предмет Своих благодеяний
и каждое благодеяние было для нас залогом нового. Сограждане!
Я изъясню теперь общее наше чувство: скажите, что великое
могло, наконец, удивить нас в делах Екатерины? Не все ли в руках Ее
казалось нам легким, естественным, даже необходимым?
Приученные к Ее обыкновенной славе и добродетели, мы были уже, дерзну
сказать, как бы нечувствительны к делам Монархини; истощенная
благодарность наша уподоблялась неблагодарности! Ваше сердце
разумеет меня, о сограждане! Я не порицаю, но хвалю вашу чувстви-

212
НИКОЛАЙ МИХАЙЛОВИЧ КАРАМЗИН
тельность. Виноват ли смертный, если Небо, открывая для
Монаршей добродетели поле бесконечное, полагает границу нашей
любви, признательности, самому удивлению; если, даруя Своим орудиям
некоторую часть прав Своих, оставляет нас, обыкновенных людей, в
тесном кругу человечества?
Сия геройская ревность к добру соединялась в Екатерине с
редким проницанием, которое представляло Ей всякое дело, всякое
начинание в самых дальнейших следствиях; и потому Ее воля и решение
были всегда непоколебимы. Она знала Россию, как только одни
чрезвычайные умы могут знать государство и народы; знала даже меру
Своим благодеяниям, ибо самое добро в философическом смысле
может быть вредно в Политике, как скоро оно несоразмерно с
гражданским состоянием народа. Истина печальная, но опытом
доказанная! Так, самое пламенное желание осчастливить народ может родить
бедствия, если оно не следует правилам осторожного благоразумия.
Сограждане! Я напомню вам Монарха, ревностного к общему благу,
деятельного, неутомимого, который пылал страстию человеколюбия,
хотел уничтожить вдруг все злоупотребления, сделать вдруг все добро,
но который ни в чем не имел успеха и при конце жизни своей видел с
горестию, что он государство свое не приблизил к цели
политического совершенства, а удалил от нее: ибо Преемнику для восстановления
порядка надлежало все новости его уничтожить. Вы уже мысленно
наименовали Иосифа — сего несчастного Государя, достойного, по
его благим намерениям, лучшей доли! Он служит тению, от которой
мудрость Екатерины тем лучезарнее сияет. Он был несчастлив во
всех предприятиях — Она во всем счастлива; он с каждым шагом
вперед — отступал назад -- Она беспрерывными шагами текла к своему
великому предмету; писала уставы на мраморе, неизгладимыми
буквами; творила вовремя и потому для вечности, и потому никогда дел
Своих не переделывала — и потому народ Российский верил
необходимости Ее законов, непременных, подобно законам мира. Европа
удивлялась счастию Екатерины: Европа справедлива, ибо мудрость
есть редкое счастие. Но кто думает, что темный, неизъяснимый
случай решит судьбу государств и неразумная или безрассудная система
правления, тот по крайней мере не должен писать Историю народов.
Нет, нет! Феномен Монархини, Которой все войны были
завоеваниями и все уставы счастием Империи, изъясняется только соединением
великих свойств ума и души.

Историческое похвальное слово Екатерине II
213
Душа Екатерины была тверда, мужественна, истинно геройская.
Небо, как бы единственно для славы Ее, несколько раз помрачало
тучами горизонт России в царствование великой Монархини, чтобы
Она, презирая бури и громы, могла доказать народам крепость души
Своей: так искусный мореходец еще более славен опасностями, чрез
которые провел он корабль свой в мирное пристанище. Сограждане!
Я дерзну напомнить вам то время, когда Россия, сражаясь с сильным
внешним неприятелем, видела язву, смерть, волнение в стенах
Московских и скоро после — безумный, яростный бунт, который пламенною
рекою разливался по обширным странам ее; когда завистники
Екатерины, сильные Цари, радовались нашему бедствию и грозили Ей
новою войною... тогда, тогда надлежало видеть славу мужественных
Ее добродетелей! Она вещает Вождю Своего отдаленного воинства:
иди далее и побеждай. Она как солнце взирает с трона на град
столичный, и печальный мрак его исчезает; Она ответствует на угрозы
Дворов: Я отражу нападение! И мы удивляемся Риму, который, видя
у врат своих неприятеля, повелевает Консулу идти с воинством в
другую часть мира, или, теснимый со всех сторон врагами, с
презрением слышит о новых!.. Сограждане! Я уже говорил о той минуте,
когда Монархиня в увеселительном Дворце Своем спокойно исчисляла
выстрелы кораблей Шведских, и когда главные армии наши были за
отдаленными пределами отечества: Англия, Пруссия вооружались,
хотели предписать нам мир, но Екатерина непоколебимая даровала
оный уставу459, а Питт и Фридрих Вильгельм460 должны были
смириться. — Сия-то решительная твердость принудила все Кабинеты в
некотором смысле зависеть от нашей Монархини, и все трактаты Ее
с Державами были славны для России.
Но Великая в Героях сохранила на троне нежную
чувствительность Своего пола, которая вступалась за несчастных, за самых
винных; искала всегда возможности простить, миловать; смягчала все
приговоры суда и служила совершеннейшим образцом той высокой
добродетели, которую могут иметь одни Небеса и Государи:
милосердия! О божественная кротость сердца! Украшая человечество во
всяком состоянии, ты торжествуешь на престоле! Каждое движение
твое есть там спасение людей — и зрелище виновного, тобою
сохраненного и помилованием исправленного, есть прелестный рай
твой, неизвестный душам жестоким! Ах! Человеческое правосудие не
может быть истинным правосудием без милосердия! Но Екатерина

214
НИКОЛАЙ МИХАЙЛОВИЧ КАРАМЗИН
чувствительная ведала ту черту, которая отделяет небесную
добродетель от слабости; не преступала ее и Царским долгом побеждала
нежность Своего сердца.
Спрашиваю у всех Россиян: было ли что-нибудь оскорбительное
для человеческой гордости, что-нибудь тягостное для самолюбия в
чувствах нашего беспредельного к Ней повиновения? Не казалось ли
оно природным влечением сердца, необходимостию души, ее
любезною потребностию? Следуя уставам Монархини, мы следовали
гласу Неба и, повинуясь, не знали принуждения. Она прелестными
качествами души Своей украшала власть Державную. Благоговея пред
Обладательницею народов, сердца Россиян обожали Екатерину, и
лучезарные добродетели Монархини соединялись в Ней с
пленительною любезностию человека. Чужеземцы! Вы, которые из отдаленных
климатов приезжали в Россию единственно за тем, чтобы видеть
Екатерину! Скажите, с каким чувством вы приближались к Ней, когда
Она, окруженная Своими Полководцами и Министрами, окруженная
славою дел Своих, взирала на вас с величием? Не представлялось ли
вам, что вы зрите Монархиню мира и вашу собственную? Но вы,
которые наслаждались неоцененным счастием видеть и слышать Ее,
когда Она от величия снисходила к любезности, и как бы преставая
быть Монархинею, являлась только в виде светской приятности,
дружественной искренности, среди достойнейших людей Двора Ее, в
незабвенных для вас вечерних собраниях, куда принуждение входить
не дерзало, где царствовала свобода в разговорах, где всякий для себя
мог заниматься удовольствиями общества! Вы с удивлением и
слезами говорите о сих часах, которые вам казались минутами и в
которые ласковые слова Ее, простое обхождение, искренняя веселость
и невинные игры, Ее присутствием и самым участием оживляемые,
заставляли вас позабывать Самодержицу и восхищаться одною
неизъяснимою прелестию ума Екатерины.
Сия трогательная, любезная мысль уступает место еще
любезнейшей: Мать отечества была и самою нежнейшею матерью семейства.
Какое воображение без сладкого душевного чувства может
представить себе Монархиню, Которая, одною рукою подписывая судьбу
государств, другою ласкает цветущие Отрасли Императорского Дома,
и Которая, прерывая нить великих политических мыслей, оставляя
на минуту заботы правления, отдыхает сердцем в семейственных
радостях и, так сказать, дополняет ими счастие добродетельной

Историческое похвальное слово Екатерине II
215
Монархини? Если обыкновенному уму трудно вообразить сие
неизъяснимое счастие, то всякое чувствительное сердце представит
себе душевное удовольствие нежной Праматери, когда священное
потомство Ее расцветало пред нею; когда Она видела пред Собою и
совершенство Ангельской красоты, и нравственное совершенство, и
надежду любви Своей, и надежду России!
Но какая чудесная сила укрепляла Екатерину для бесчисленных
предметов Ее деятельности, так, что Великая могла, занимаясь
правлением Империи, ежедневно заниматься и Августейшим Домом Своим;
находить время для внешних Министерских, внутренних
государственных и частных судебных дел, для Своей особенной переписки,
ученых трудов, для самых женских прелестных рукоделий (ибо Она
любила иногда напоминать себе простоту Пенелопина века461) —
и, наконец, для приятного отдохновения в избранном Своем
обществе? Сия чудесная сила есть дух порядка, благодетельный для
всякого, а в добром Монархе счастие народа. Каждый час представлял
Ей особенное упражнение, и сие разнообразие, обновляя внимание
души, служило для разума Ее некоторым успокоением. Следуя такой
мудрости систем, Она успела затмить самые деятельнейшие
царствования, известные нам по Истории; дела единой Государыни могли бы
прославить многих Государей.
И слава Екатерины принадлежит Ей Самой. Генрих IV был Царь
мудрый462 и благодетельный; но Сюлли стоит подле него463: История
освещает их одним лучом славы. Людовик XIV гремел в Европе,
возвеличил Францию; но Кольбер464, первый Министр в мире, был его
Министром! Екатерина, Законодательница и Монархиня, подобно
Петру, образовала людей — но сии люди жили и действовали Ее
душою, Ее вдохновением; сияли заимствованным от Нее светом, как
планеты сияют от солнца; Она отличала некоторых, и сие отличие
было мерою их важности. Таким образом, видели мы при Екатерине
возвышение человека, которого нравственное и патриотическое
достоинство служит еще предметом споров в России. Он был знатен
и силен: следственно, немногие могут судить о нем беспристрастно;
зависть и неблагодарность — суть два главные порока человеческого
сердца. Но то неоспоримо, что Потемкин465 имел ум острый,
проницательный; разумел великие намерения Екатерины, и потому
заслуживал Ее доверенность. Еще неоспоримее то, что он не имел
никакого решительного влияния на Политику, внутреннее образование

216
НИКОЛАЙ МИХАЙЛОВИЧ КАРАМЗИН
и законодательство России, которые были единственно творением
ума Екатерины. Ее Министры исполняли только волю Ее — и
Россия имела счастие быть управляемою одним великим Гением во все
долговременное царствование Екатерины.
Но счастие может ли казаться долговременным?.. О сограждане!
Небо простит нам несправедливость нашу, когда мы, пораженные
ударом, забыли непременные уставы Природы; забыли, что Великая
успела осыпать нас благодеяниями на течение веков, и дерзали
обвинять Провидение, что Оно столь скоро лишило наше отечество
Матери, и столь внезапно: ибо Екатерина, не умирая, не приготовив
нас страхом к сему несчастию, в одно мгновение сокрылась духом от
земли и России! Обольщенные бессмертием дел Ее, мы думали, что и
Сама Она бессмертна; думали, что Та, Которая украсила вечер жизни
отцов наших, должна была царствовать и для благоденствия наших
детей! Она оставила нам мудрые законы Свои, источник блага и
просвещения для самых отдаленных потомков; но нам казалось, что с
Нею мы всего лишились; что Она вся во гробе, и с нашим
счастием, делом рук Ее. Не те одни были неутешны, которые наслаждались
лицезрением Великой, внимали пленительным словам Премудрой,
окружали трон Ее; нет, вся Россия проливала горестные слезы, ибо
Она не для любимцев, а для России царствовала; не только
некоторым, но всем благотворила — и слезы чувствительных сердец текли
Ей в жертву с равным жаром в столицах и в самых отдаленных
пределах государства. О Монархи мира! Екатерина и жизнею, и смертию
Своею служила вам примером: так царствуйте, чтобы смертные
обожали вас! И видя, с каким умилением, с какою трогательною
любовью доныне говорят Россияне о Великой, будьте уверены, что народы
чувствительны и благодарны против Царей добродетельных, и что
память ваша, если вы заслужили любовь подданных, пребудет вовек
священною. И самого недостойного Государя хвалят, когда он держит
в руке скипетр, ибо его боятся, или гнусные льстецы хотят награды;
но когда сей скипетр из руки выпадет, когда Монарх платит дань
общему року смертных — тогда, тогда внимайте гласу Истины, которая,
повелевая умолкнуть страстям, надежде и страху, опершись рукою на
гроб Царя, произносит свое решение, и веки повторяют его! Не в
чертогах Царских обнаруживается чувство народное; о всяком
Монархе кто-нибудь из царедворцев искренно проливает слезы; нет, оно
явно только на стогнах града, в тихом жилище семейств, от Двора

Историческое похвальное слово Екатерине II
217
удаленных, и в хижине мирного трудолюбия, если в них сердечная
признательность не оплакивает смерти Государя, то он не царствовал
для народного счастия!
Сограждане! Каким торжеством для добродетелей Монархини и
для вашей святой благодарности были первые слова юного
Самодержца, Который, восходя на престол России и желая объявить волю
Свою царствовать мудро и добродетельно, сказал только: «Я буду
царствовать по сердцу и законам Екатерины Великой!..»466 Великой!.. —
повторила вся Россия. Сим обетом Он почтил и память Ее, и вашу
признательную к Ней любовь; вы разумели Его — и утешились!
Но благотворения новые не охлаждают в сердце нашем
признательности к делам Екатерины; мы воспоминаем их с любовию,
читаем мудрые законы Ее с удивлением, и в восторге чувствительности
взираем на небо, где око смертного ищет всегда бессмертных... Нам
кажется, что священный Дух Монархини, в образе Гения хранителя
России, и там не престает заниматься нашим отечеством; нам
кажется, что мы внимаем небесному гласу Екатерины: «О Россияне! Вы,
которые были столь любезны Моему сердцу; которых счастие было
Моим счастием; на которых взирала Я с радостию Матери, видящей
благоденствие детей своих! Если Я обогатила Россию новыми
пределами и народами, украсила чело ваше пальмою победы, гремела в
трех частях мира и славилась вами, то слава Моя была мне залогом
вашей силы и безопасности; желая, чтобы мир вас страшился, Я
хотела единственно того, чтобы вы могли никого не страшиться. Если
Мои законы ограничивают природную вольность человека, то будьте
уверены, что Я пожертвовала частию свободы только единой
целости гражданского порядка и предпочла независимости вашей одно
ваше благополучие; не даровала вам тех одних прав, которые могли
быть для вас вредными. Я просвещала вас, Россияне! Следственно, не
хотела угнетать человечества. И если Мое царствование не возвело
еще России на высочайшую степень народного блаженства, то
помните, что власть Государя не есть всемогущество Небесное,
Которого воля есть уже совершение; помните, что Империи цветут веками,
и что Провидение требует от Царей только возможного блага. Но Я
указала вам великую цель: теките к ней осененные Моими лаврами,
путеводимые Моими законами! И когда все народы земли будут
завидовать вашей доле; когда имя Россиянина будет именем
счастливейшего гражданина в мире — тогда исполнятся тайные обеты Моего

218
НИКОЛАЙ МИХАЙЛОВИЧ КАРАМЗИН
сердца; тогда вы узнаете, что Я хотела, но чего не могла сделать;
и признательность ваша почтит равно и дела Мои, и Мою волю:
единая награда, к которой добрые Монархи могут быть чувствительны
и по смерти своей!»
И я клянусь именем вашим, о сограждане! Именем всего нашего
потомства, что память Екатерины Великой будет во веки веков
благословляема в России.
1801 г.

ПИСЬМО К ИЗДАТЕЛЮ
Искренно скажу тебе, что я обрадовался намерению твоему
издавать журнал для России в такое время, когда сердца наши, под
кротким и благодетельным правлением юного монарха, покойны
и веселы; когда вся Европа, наскучив беспорядками и
кровопролитием, заключает мир, который, по всем вероятностям, будет тверд и
продолжителен; когда науки и художества в быстрых успехах своих
обещают себе еще более успехов; когда таланты в свободной
тишине и на досуге могут заниматься всеми полезными и милыми для
души предметами; когда литература, по настоящему расположению
умов, более, нежели когда-нибудь, должна иметь влияние на нравы
и щастие.
Уже прошли те блаженные и вечной памяти достойные времена,
когда чтение книг было исключительным правом некоторых людей;
уже деятельный разум во всех состояниях, во всех землях чувствует
нужду в познаниях и требует новых, лучших идей. Уже все монархи
в Европе считают за долг и славу быть покровителями учения.
Министры стараются слогом своим угождать вкусу просвещенных людей.
Придворный хочет слыть любителем литературы; судья читает и
стыдится прежнего непонятного языка Фемиды; молодой светский
человек желает иметь знания, чтобы говорить с приятностию в обществе
и даже при случае философствовать. Нежное сердце милых красавиц
находит в книгах ту чувствительность, те пылкие страсти, которых
напрасно ищет оно в обожателях; матери читают, чтобы исполнить тем
лучше священный долг свой — и семейство провинциального
дворянина сокращает для себя осенние вечера чтением какого-нибудь
нового романа. Одним словом, естьли вкус к литературе может быть
назван модою, то она теперь общая и главная в Европе.
Чтобы увериться в этой истине, надобно только счесть
типографии и книжные лавки в Европе. Отечество наше не будет
исключением. Спроси у московских книгопродавцов, и ты узнаешь, что с
некоторого времени торговля их беспрестанно возрастает и что хорошее
сочинение кажется им теперь золотом. Я живу на границе Азии, за
степями отдаленными, и почти всякий месяц угощаю у себя новых
рапсодов*67, которые ездят по свету с драгоценностями русской
литературы и продают множество книг сельским нашим дворянам.
Доказательство, что и в России охота к чтению распространяется и что

220
НИКОЛАЙ МИХАЙЛОВИЧ КАРАМЗИН
люди узнали эту новую потребность души, прежде неизвестную. Жаль
только, что недостает таланта и вкуса в артистах нашей
словесности, которых перо по большей части весьма незаманчиво и которые
нередко во зло употребляют любопытство читателей! А в России
литература может быть еще полезнее, нежели в других землях: чувство
в нас новее и свежее; изящное тем сильнее действует на сердце и тем
более плодов приносит. Сколь благородно, сколь утешительно
помогать нравственному образованию такого великого и сильного
народа, как российский; развивать идеи, указывать новые красоты в
жизни, питать душу моральными удовольствиями и сливать ее в сладких
чувствах со благом других людей! Итак, я воображаю себе великий
предмет для словесности, один достойный талантов.
Сколько раз, читая любопытные европейские журналы, в
которых теперь, так сказать, все лучшие авторские умы на сцене, желал
я внутренно, чтобы какой-нибудь русский писатель вздумал и мог
выбирать приятнейшее из сих иностранных цветников и
пересаживать на землю отечественную! Сочинять журнал одному трудно
и невозможно; достоинство его состоит в разнообразии, которого
один талант (не исключая даже и Вольтерова) никогда не имел. Но
разнообразие приятно хорошим выбором; а хороший выбор
иностранных сочинений требует еще хорошего перевода. Надобно, чтобы
пересаженный цветок не лишился красоты и свежести своей.
Ты как будто бы угадал мое желание и как будто бы нарочно для
меня взялся исполнить его. Следственно, я должен быть благодарен
и не могу уже с циническою грубостию спросить: «Господин
журналист! Можешь ли ты удовлетворить всем требованиям вкуса?» Но
между тем благодарность не мешает мне подать тебе дружеский совет
в рассуждении обещаемой тобою критики.
А именно: советую тебе быть не столько осторожным, сколько
человеколюбивым. Для истинной пользы искусства артист может
презирать некоторые личные неприятности, которые бывают для
него следствием искреннего суждения и оскорбленного самолюбия
людей; но точно ли критика научает писать? Не гораздо ли сильнее
действуют образцы и примеры? И не везде ли таланты
предшествовали ученому, строгому суду? La critique est aisée, et l'art est difficile!468
Пиши, кто умеет писать хорошо: вот самая лучшая критика на дурные
книги! — С другой стороны, вообрази бедного автора, может быть
добродушного и чувствительного, которого новый Фрерон469 убива-

Письмо к издателю
221
ет одним словом! Вообрази тоску его самолюбия, бессонные ночи,
бледное лицо!.. Не знаю, как другие думают; а мне не хотелось бы
огорчить человека даже и за «Милорда Георга»*, пять или шесть раз
напечатанного470. Глупая книга есть небольшое зло в свете. У нас же
так мало авторов, что не стоит труда и пугать их. — Но естьли выйдет
нечто изрядное, для чего не похвалить? Самая умеренная похвала
бывает часто великим ободрением для юного таланта. — Таковы мои
правила!
Поздравляю тебя с новым титлом политика; надеюсь только, что
эта часть журнала, ко щастию Европы, будет не весьма богата и
любопытна. Что для кисти Вернетовой471 буря, то для политика гибель
и бедствие государств. Народ бежит слушать его, когда он, сидя на
своем трезубце, описывает раздоры властей, движение войска, громы
сражений и стон миллионов; но когда громы умолкнут, все
помирятся и все затихнет; тогда народ, сказав: «Finita è la commedia!»472, идет
домой, и журналист остается один с листами своими!
* Может быть, глупейший из русских романов.

ВСЕОБЩЕЕ ОБОЗРЕНИЕ
Наконец мир в Европе. Исчезли ужасы десятилетней войны,
которая потрясла основание многих держав и, разрушая, угрожала
еще большими разрушениями, которая, не ограничиваясь Европой,
разливала пламя свое и на все другие части мира и которая будет
славна в летописях под страшным именем войны революционной47^.
Особенным ее характером было всеобщее волнение умов и сердец.
Кто не занимался ею с живейшим чувством? Кто не желал
ревностно успехов той или другой стороне? И многие ли сохранили до
конца сей войны то мнение о вещах и людях, которое имели они при
ее начале? Она не только государства, но и самые души приводила
в смятение.
Как после жестокой бури взор наш с горестным любопытством
примечает знаки опустошений ее, там мы воспоминаем теперь, что
была Европа, сравниваем настоящее с прошедшим и удивляемся
великим политическим изменениям сего десятилетия. Целые области
совсем исчезли. Где Польша?* Где Венеция? Где многие Княжества в
Германии и в Италии?474 Сего мало: надобно, чтобы и в Африке
отдались громы Французской революции, где славные Египетские Беи
и древние Мамелюки475? Новые области явились в Европе: здесь
воскресло древнее имя и царство Этрурии, тут Ломбардия превратилась
в Чизальпинскую Республику, на островах Средиземного моря
образовалась новая Иония476. Границы государств переместились, и
авторы географических карт должны снова начать свою работу.
История заметит, что только одно европейское государство
спаслось от кровопролития революционной войны, а именно Швеция,
быв два раза в готовности воевать — сперва с Французами, а после
с Англичанами. Смерть Густава удалила Шведов от разрыва с
Республикою, кончина Императора ПАВЛА I остановила их неприятельские
действия против Англичан.
История заметит также, что Франция, где воспылали первые искры
мятежа, после многих чудесных перемен судьбы своей, при
заключении славного для себя мира, вошла точно в старинные свои грани-
* Без французских новостей она не вздумала бы переменить своего
правления и не раздражила бы России Варшавским кровопролитием; следственно,
Польша была также жертвою Фр. революции.

Всеобщее обозрение
223
цы, то есть в границы древней Галлии, с одной стороны — по Рейну,
а с другой — до внутренней Италии, с тою разницею, что галльские
народы, соединяясь иногда в воинских предприятиях, часто и друг
с другом воевали, не имели общего средоточия, ни единства воли,
ни единства действий, а теперь 50 миллионов повинуются законам
и гению одного человека477, устремляют политические силы свои на
один предмет, служат (так сказать) одною рукою для Правления, и
новый Цесарь, новый Кловис478 не страшен для новых Галлов.
Подивимся игре неизъяснимого рока: сколько раз в течение сей
войны Республика, по всем вероятностям разума, должна была
погибнуть? В самом начале она казалась верною жертвою, без искусных
генералов, без дисциплины, с толпами людей едва не безоружных
или не умеющих владеть оружием, при ужасном беспорядке в
правлении, среди множества недовольных, явных и тайных внутренних
неприятелей, желающих успеха внешним, которые в грозной и
стройной многочисленности, под начальством славнейшего полководца, с
именем лучших европейских армий, с опытными и храбрыми
офицерами шли... не победить достойного их неприятеля, а только
усмирить мятежников, и заняли стан в 180 верстах от Парижа! Еще
четыре дня суворовского марша, и конец Революции! Уже самые смелые
Жирондисты, Петионы и Бриссоты479 в отчаянии своем хотят бежать
из Парижа, увезти заключенного короля в южные провинции, в уще-
линах и на хребте гор Пиренейских основать вторую Швейцарскую
Республику или погибнуть в пропастях. Вдруг соединенные армии, в
исступлении панического, до сего времени непонятного страха бегут
назад, а Дюмурье480 называет себя Ахиллесом, жалует других
генералов* в Аяксы и торжествует без победы! Скоро другой
благоприятный случай представляется союзникам. Принц Кобургский, ученик
Рымникского, побеждает Французов, их славный Ахиллес
передается к австрийцам и хочет сам вести их к Парижу481, в то время
когда восстают лавандейцы482, бьют республиканцев и готовы с другой
стороны также идти к столице Франции и мятежа. Европа опять
думает, что всему конец: Consummatum est483! Нет, надобно, чтобы
союзники разделились, надобно, чтобы Герцог Йоркский484 пошел
к Динкирхену и дал iyinapy485 способ разбить Англичан, надобно,
*Бернонвиля.

224
НИКОЛАЙ МИХАЙЛОВИЧ КАРАМЗИН
чтобы Принц Кобургский не вовремя приступил к Мобежу и после
оставил Журдана486 в покое, надобно, чтобы Король Прусский487,
приучив французов к огню сражений (подобно как Шведы учили в свое
время армию ПЕТРА Великого), заключил с ними мир488! Наконец,
французы имели уже великих генералов и многочисленное войско,
узнавшее тайну победы. Италия, большая часть Германии были в их
руках, Моро, Гош489, особливо Бонапарте, дали им имя непобедимых;
казалось, что судьба Республики уже решилась к ее славе. Но безумные
властелины Директории490, отправив Бонапарте в Египет вместе с их
щастьем, снова поставили Францию на край бездны. Суворов, как
Цесарь, пришел, увидел, победил — эрцгерцог разбил Журдана — еще
35 тысяч Русских вступает в Швейцарию — Англо-Российская армия
идет к Амстердаму491. Союзники действовали с жаром и с твердостью.
Французское правление колебалось, утратило свою надежность и
доверенность народа, оно не могло подкреплять армий, которые уже
разучились побеждать, и ждали, так сказать, с часу на час конца
своего. Герой Италийский492, эрцгерцог и генерал Корсаков493 должны
были вдруг напасть на Массену494, разбить, истребить его, вступить
через Швейцарию во Франш-Конте и прямо идти к Парижу, не имея
перед собою ни крепостей, ни армий. Французы чувствовали свое
бедственное состояние, и я помню речь одного из знаменитейших
членов Пятисотного Совета, Эшассерио495, который уже говорил
об эшафотах для республиканцев. Может быть, Австрийцы
позавидовали славе Русских, может быть, Тугут496 ошибся в расчетах своей
тонкой и глубокой Политики, может быть... как бы то ни было, но
отступление Австрийской армии к Мангейму все расстроило и
переменило в системе войны. С сего времени щастье снова обратилось
лицом к Французам и не переставало уже до конца служить им. Таким
образом, республика три раза была в самом отчаянном состоянии,
три раза политические медики осуждали ее на смерть, но Судьба в
течение сей войны более, нежели когда-нибудь, играла случаями и
приводила в недоумение ум человеческий.
Первому году нового века принадлежала слава общего мира,
который был необходимостью всех народов после долговременных
бедствий. Война не могла уже иметь прежней цели своей: опасные и
безрассудные якобинские правила, которые вооружили против
Республики всю Европу, исчезли в самом своем Отечестве, и Франция,
несмотря на имя и некоторые республиканские формы своего правле-

Всеобщее обозрение
225
ния, есть теперь в самом деле не что иное, как истинная монархия497.
Римский Император498, потеряв Брабант (где всегда с большими
издержками надлежало ему иметь многочисленную армию) и
Ломбардию (которая в самом деле приносила ему мало существенной
пользы), награжден за то Венецией, которая вводит Австрию в число
морских держав. Россия и Франция не могли ничего требовать друг от
друга: им оставалось только возобновить коммерческие связи свои.
Мир Франции с Портою дает первой многие торговые выгоды, а для
последней спасителен тем, что Англия и Франция обязываются
хранить целость ее владений. Но Король Сардинский, Герцог Тосканский
и немецкие князья остаются жертвами общего покоя, они виноваты,
ибо слабость есть вина в Политике!
Мир Республики с Англией казался весьма трудным: он удивил
Европу своими условиями. Франция берет все назад, Англия выигрывает
только один мир, платя за то почти всеми своими блестящими
завоеваниями и выгодами исключительной торговли, которыми она во всю
войну пользовалась и которые должно теперь разделить ей с другими
народами. Трудно сказать, что именно заставило английское
министерство быть столь великодушным и бескорыстным, но, конечно, не
одно желание пресечь кровопролитие и угодить народу; такого
человеколюбия и снисхождения не можем предполагать в Адцингтоне и Га-
кесбури499, особливо ж зная то, что они действовали по мыслям Питта,
которой славен умом, а не мягким сердцем и которой готов был целым
миром жертвовать пользе своего Отечества. Известно, что Адцингтон,
перед самым подписанием мирных условий, несколько дней провел в
деревне с Питтом. Любопытной человек хотел бы подслушать сих двух
знаменитых министров, когда они, сидя под ветвями какого-нибудь
величественного дерева, рассуждали о судьбе мира, угадывали все
возможности и сравнивали одни с другими! Может быть, они предвидели,
что европейские державы, желая мира, принудили бы наконец Англию
исполнить сие желание самым тем средством, которое хотел
употребить ПАВЕЛ I, то есть закрыв для нее все свои порты; может быть, они
предвидели, что вечная война обременила бы Английский народ
несносными налогами или произвела бы неминуемое государственное
банкротство; может быть, они в самом деле боялись, чтобы Французы
рано или поздно не сделали высадки в Англии или в Ирландии, где все
еще таились искры бунта. Догадки наши будут сомнительны, но
человечество, без всякого сомнения, благодарно английским министрам,
что они по осторожности или неосторожности заключили мир.

226
НИКОЛАЙ МИХАЙЛОВИЧ КАРАМЗИН
Английский народ вне себя от радости. Все лондонские
журналисты прославляют министерство, и старинные противники его,
Фокс, Шеридан, Тирней500, хвалят мир. Любопытно было слышать
Питта, когда он в собрании Нижнего Парламента говорил о
должном уважении к французскому правительству и к Бонапарте,
называв его прежде корсиканским разбойником! Но Лорд Гренвиль501,
бывший Государственный секретарь, и Виндам502, бывший министр
военный, прежние друзья Питтовы, говорили с великим жаром
против мира, особливо Виндам, который в пророческом исступлении
воскликнул: «Англия погибла! Пусть веселится народ, но скоро
увидит он свое заблуждение! Сии радостные огни, пылающие теперь
в Лондоне, кажутся мне печальными светильниками погребения!
Одни непримиримые враги наши воспользуются миром, и мы рано
или поздно будем жертвою их коварно-ласковой улыбки! Они
цветами притворного дружелюбия усыплют нам путь к могиле! Не-
щастное Отечество! Гроб для тебя уже отверзается!» Красноречивый
экс-министр содержанием речи и голосом своим заставил плакать
многих зрителей и самых членов парламента. Но чего же хотел он?
Вечной войны! «С Французами, — сказал Виндам, — нельзя
помириться, между прочим, и для того, что супружество основано у них
на одном гражданском контракте!» Он не удовольствовался
другими, сильнейшими доказательствами.
Экс-министр видел в будущем, конечно, излишние ужасы для
Англии, но то правда, что приобретение гишпанского острова Троицы и
голландского Цейлана503 не могут наградить ее за войну, которая
стоила ей более 3000 миллионов рублей, что Франция в мирное время,
конечно, умножит флоты свои и что Великобритания хотя не скоро,
но верно должна утратить первенство свое на море. Остров Св.
Троицы производит сахар, хлопчатую бумагу и множество разных плодов,
он всегда важнее для Англичан тем, что доставляет им удобное
средство торговать с гишпанскою Америкою. Цейлан славен жемчужною
ловлею и своею корицею. Лондонские журналисты говорят, что
мореплаватели, приближаясь к нему, за несколько миль уже чувствуют
благоухание! Но главным приобретением Англии в течение сей
войны* останется слава ее непобедимых флотов, истребивших морские
*Я не говорю здесь о завоеваниях ее в Индии, которые не имели связи с
Французскою войною.

Всеобщее обозрение
111
силы Франции, Голландии и Вшшании. Думают, что в тайных статьях
мира английское министерство не забыло нещастных Принцев Бур-
бонского дому и Штатгальтера504. Сей последний, выезжая из
Лондона, написал к королю умное и хотя благодарное, но гордое письмо,
достойное потомка Вильгельмова и Маврикиева.
Естьли Английский народ обрадовался миру, то радость
Французов была еще живее и основательнее, особливо в городах
приморских и торговых, которые с восхищением увидели дружественный
флаг Великобритании в своих портах и спешат теперь отправлять
корабли во все части света. Любовь к Бонапарте дошла до
высочайшей степени. Со всех сторон пишут к нему благодарные письма, в
которых называют его спасителем Республики, первым Героем всех
веков, единственным, и проч., и проч. Он, конечно, заслуживает
признательность Французов и почтение всех людей, умеющих ценить
чрезвычайные действия геройства и разума. Его внешняя Политика и
внутреннее правление достойны удивления не менее Маренгской
победы505. Франция, осыпанная дарами щедрой Природы, земля столь
многолюдная и богатая промышленностью своих жителей, конечно,
скоро загладит бедственные следы Революции, наслаждаясь
тишиною под эгидою деятельного и благоразумного правления, которое
печется о мудрой системе гражданских законов, о воспитании, об
успехе наук, художеств и торговли, следственно, о важнейших частях
государственного благополучия. Французы хотели прежде
мечтательного равенства, которое делало их всех равно нещастливыми:
теперь, разрушив мечты, восстановив Религию, столь нужную для
сердца в мире превратностей, не менее нужную и для благоденствия
государств, отличив достойнейших граждан важным правом
избрания в республиканские должности (par les listes de Notabilité) и чрез
то уничтожив вредную для Франции Демократию, Монарх-Консул
оправдывает дело Судьбы, которая возвела его из праха на такую
степень величия.
Многие политики боятся решительного влияния Франции на
участь Европы. «Мы верим миролюбию и благоразумию Консула
Бонапарте, — говорят они, — верим, что он не возмутит спокойствия
держав и будет заниматься только внутренним благом государства;
но когда другой со временем заступит его место и, не будучи,
подобно ему, насыщен воинскою славою, захочет лавров, имея в своих
руках Францию и еще три Республики, которые непременно должны

228
НИКОЛАЙ МИХАЙЛОВИЧ КАРАМЗИН
от нее зависеть: что будет тогда с Европою, по крайней мере с
Германией и с Италией?» Сей страх не совсем основателен. Союз России,
Австрии, Пруссии и Англии может всегда ограничивать внешние
действия Франции и противоборствовать всякому злоупотреблению сил
ее. На одной стороне сии четыре державы, а на другой —
Французская Республика, Голландская, Швейцарская и Чизальпинская
(прибавим к ним еще и Ппппанию) составят то равновесие, которое нужно
для политического благосостояния Европы.
Удалим теперь от мыслей своих все печальное. Небо прояснилось
над нами, некоторые остатки туч видны еще на горизонте, но мы с
сердечным удовольствием смотрим на светлые места его. Австрия
отдыхает после кровопролитной войны, и правительство ее
старается ввести во все части государственной системы лучший порядок и
согласие. Немецкие принцы надеются на следствие Регенсбургского
Сейма506 или Амьенского Конгресса507. Голландия, в самых
революциях спокойная и флегматическая, занимается новыми планами для
воскресающей торговли своей и отправляет Губернаторов в Африку
и в Америку. Пруссия, Дания и Швеция представляют щастливую
картину мудрого начальства и довольных подданных. Россия видит на
троне своем любезного сердцу Монарха, который всего ревностнее
желает ее щастья, взяв себе за правило, что добродетель и
просвещение должны быть основанием государственного благоденствия. Все
изданные им законы сообразны с духом времени и служат залогом
его человеколюбивых намерений.
Обращая взор от севера к югу, видим и там приятные действия
надежды. На Альпах раздается голос, требующий восстановления
древней гельветической свободы, уничтоженной безрассудными
французскими директорами. Республиканская свобода и независимость
принадлежат Швейцарии так же, как ее гранитные и снежные горы;
человек не разрушит дела природы, и Бонапарте дает Телевым
потомкам508 волю утвердить судьбу свою без всякого чуждого влияния.
Чизальпинская Республика, быв долгое время под опекою, ожидает
наконец своей независимости и свободного политического бытия.
Многочисленные депутаты ее, избранные из всякого состояния,
епископы и воины, ученые и купцы спешат в Лион, где Бонапарте вместе
с ними назначит главных чиновников их Республики и таким
образом довершит свое творение, которое всегда было особенным
предметом любви его. Луциан Бонапарте509, второй брат Французского

Всеобщее обозрение
229
Консула, человек пылкий, умный и красноречивый, будет, как
думают, Чизальпинским Консулом или Президентом. Пьемонт, по
крайней мере, спокоен. Судьба его не решена, но вероятно, что Франция
разделит его с Чизальпинскою и Лигурийскою Республикой. Сия
последняя должна опять иметь своего Дожа, следственно, Бонапарте
умеет иногда предпочитать старое новому. Тоскана, возвышенная им
на степень королевств, ожидает от кроткого своего Монарха щаст-
ливых дней Леопольдовых. — Римскому Понтифу возвращено все,
кроме Лаокона, Геркулеса Фарнезского, Бельведерского Аполлона и
славнейших произведений Рафаэлевой кисти510, о которых Рим
никогда жалеть не перестанет. — Мы не сказали бы ни слова о
бедственном Неаполе, естьли бы он, напоминая ужасы, в то же время не
напоминал и славной дисциплины шести тысяч Русских, которые спасли
его от дальнейших исступлений итальянской злобы. Нещастлива та
столица, в которую Государь не спешит возвратиться! — Мальта была
уже давно забыта Историею, но теперь снова займет в ней
несколько страниц, быв яблоком раздора между двумя державами511. Ордену
возвращается древняя столица его, но вероятно, что в его статутах
будут некоторые перемены и что для увенчания общего мира
Мальтийские кавалеры великодушно согласятся оставить в покое и самых
неверных! — Константинополь торжествовал победы! Еще с
большею радостью должно ему торжествовать мир, которой служит
временною опорою для ветхого Магометова трона. Любопытно знать, на
что решится теперь Пасван-Оглу512, один из немногих людей в
Европе, которые не радуются общему миру! — О Ппипании и Португалии
можно сказать единственно то, что первая будет зависеть от Франции
так же, как вторая от Англии, с тою разницею, что Шшпания хотела
бы прервать свои узы, а Португалия защищает ими бытие свое. Князь
мира, доказав, что он может быть и Князем войны, отдыхает на своих
лаврах и пользуется всею доверенностью Короля.
Амьенский Конгресс будет в Истории славнее всех Утрехтских и
Ахенских Конгрессов513: с него начинается новая эпоха не только для
Политики, но и для самого человечества. По крайней мере истинная
философия ожидает хотя сего единственного щастливого действия
ужасной Революции, которая останется пятном восемнадцатого века,
слишком рано названного философским. Но девятнадцатый век
должен быть щастливее, уверив народы в необходимости законного
повиновения, а Государей в необходимости благодетельного, твердого,

230
НИКОЛАЙ МИХАЙЛОВИЧ КАРАМЗИН
но отеческого правления. Сия мысль утешительна для сердца,
которое в самых бедствиях человеческого рода находит, таким образом,
залог добра для будущих времен.
Мы желаем уведомлять наших читателей о мирном благоденствии
держав, о полезных учреждениях во всех землях, о новых мудрых
законах, более и более утверждающих сердечную связь подданных с
Монархами. Военные громы возбуждают нетерпеливое
любопытство: успехи мира приятны сердцу. Оставляя издателям ведомостей
сообщать в отрывках всякого рода политические новости, мы будем
замечать только важные, и Вестник Европы в продолжении своем
может составить избранную библиотеку Литературы и Политики.

О ЛЮБВИ К ОТЕЧЕСТВУ
И НАРОДНОЙ ГОРДОСТИ
Любовь к отечеству может быть физическая, моральная и
политическая.
Человек любит место своего рождения и воспитания. Сия
привязанность есть общая для всех людей и народов, есть дело природы и
должна быть названа физическою. Родина мила сердцу не местными
красотами, не ясным небом, не приятным климатом, а
пленительными воспоминаниями, окружающими, так сказать, утро и колыбель
человечества. В свете нет ничего милее жизни; она есть первое ща-
стие, — а начало всякого благополучия имеет для нашего
воображения какую-то особенную прелесть. Так нежные любовники и друзья
освящают в памяти первый день любви и дружбы своей. Лапланец514,
рожденный почти в гробе природы, несмотря на то, любит хладный
мрак земли своей. Переселите его в щастливую Италию: он взором
и сердцем будет обращаться к северу, подобно магниту; яркое
сияние солнца не произведет таких сладких чувств в его душе, как день
сумрачный, как свист бури, как падение снега: они напоминают ему
отечество! — Самое расположение нервов, образованных в
человеке по климату, привязывает нас к родине. Недаром медики советуют
иногда больным лечиться ее воздухом; недаром житель Гельвеции515,
удаленный от снежных гор своих, сохнет и впадает в меланхолию;
а возвращаясь в дикий Унтервальден, в суровый Гларис516, оживает.
Всякое растение имеет более силы в своем климате: закон природы и
для человека не изменяется. — Не говорю, чтобы естественные
красоты и выгоды отчизны не имели никакого влияния на общую
любовь к ней: некоторые земли, обогащенные природою, могут быть
тем милее своим жителям; говорю только, что сии красоты и выгоды
не бывают главным основанием физической привязанности людей к
отечеству: ибо она не была бы тогда общею.
С кем мы росли и живем, к тем привыкаем. Душа их
сообразуется с нашею; делается некоторым ее зеркалом; служит предметом
или средством наших нравственных удовольствий и обращается в
предмет склонности для сердца. Сия любовь к согражданам, или к
людям, с которыми мы росли, воспитывались и живем, есть вторая,
или моральная, любовь к отечеству, столь же общая, как и первая,

232
НИКОЛАЙ МИХАЙЛОВИЧ КАРАМЗИН
местная или физическая, но действующая в некоторых летах сильнее,
ибо время утверждает привычку. Надобно видеть двух единоземцев,
которые в чужой земле находят друг друга: с каким удовольствием
они обнимаются и спешат изливать душу в искренних разговорах!
Они видятся в первый раз, но уже знакомы и дружны, утверждая
личную связь свою какими-нибудь общими связями отечества! Им
кажется, что они, говоря даже иностранным языком, лучше
разумеют друг друга, нежели прочих: ибо в характере единоземцев есть
всегда некоторое сходство, и жители одного государства образуют
всегда, так сказать, электрическую цепь, передающую им одно
впечатление посредством самых отдаленных колец или звеньев. — На
берегах прекраснейшего в мире озера, служащего зеркалом богатой
натуре, случилось мне встретить голландского патриота, который, по
ненависти к штатгальтеру и оранистам517, выехал из отечества и
поселился в Швейцарии, между Ниона и Роля. У него был прекрасный
домик, физический кабинет, библиотека; сидя под окном, он видел
перед собою великолепнейшую картину природы. Ходя мимо
домика, я завидовал хозяину, не знав его; познакомился с ним в Женеве и
сказал ему о том. Ответ голландского флегматика удивил меня своею
живостию: «Никто не может быть щастлив вне своего отечества, где
сердце его выучилось разуметь людей и образовало свои любимые
привычки. Никаким народом нельзя заменить сограждан. Я живу не с
теми, с кем жил 40 лет, я живу не так, как жил 40 лет; трудно приучать
себя к новостям, и мне скучно!»
Но физическая и моральная привязанность к отечеству,
действие натуры и свойств человека не составляют еще той великой
добродетели, которою славились греки и римляне. Патриотизм есть
любовь ко благу и славе отечества и желание способствовать им во
всех отношениях. Он требует рассуждения — и потому не все люди
имеют его.
Самая лучшая философия есть та, которая основывает
должности518 человека на его щастии. Она скажет нам, что мы должны
любить пользу отечества, ибо с нею неразрывна наша собственная;
что его просвещение окружает нас самих многими удовольствиями в
жизни; что его тишина и добродетели служат щитом семейственных
наслаждений; что слава его есть наша слава; и естьли оскорбительно
человеку называться сыном презренного отца, то не менее
оскорбительно и гражданину называться сыном презренного отечества.

О любви к Отечеству и народной гордости
233
Таким образом, любовь к собственному благу производит в нас
любовь к отечеству, а личное самолюбие — гордость народную, которая
служит опорою патриотизма. Так, греки и римляне считали себя
первыми народами, а всех других — варварами; так, англичане, которые
в новейшие времена более других славятся патриотизмом, более
других о себе мечтают.
Я не смею думать, чтобы у нас в России было не много патриотов;
но мне кажется, что мы излишне смиренны в мыслях о народном
своем достоинстве, — а смирение в политике вредно. Кто самого себя не
уважает, того, без сомнения, и другие уважать не будут.
Не говорю, чтобы любовь к отечеству долженствовала ослеплять
нас и уверять, что мы всех и во всем лучше; но русский должен по
крайней мере знать цену свою. Согласимся, что некоторые народы
вообще нас просвещеннее: ибо обстоятельства были для них щастли-
вее; но почувствуем же и все благодеяния судьбы в рассуждении
народа российского; станем смело наряду с другими, скажем ясно имя
свое и повторим его с благородною гордостию.
Мы не имеем нужды прибегать к басням и выдумкам, подобно
грекам и римлянам, чтобы возвысить наше происхождение: слава
была колыбелию народа русского, а победа — вестницею бытия его.
Римская империя узнала, что есть славяне, ибо они пришли и
разбили ее легионы519. Историки византийские говорят о наших
предках как о чудесных людях, которым ничто не могло противиться и
которые отличались от других северных народов не только своею
храбростию, но и каким-то рыцарским добродушием. Герои наши в
девятом веке играли и забавлялись ужасом тогдашней новой столицы
мира: им надлежало только явиться под стенами Константинополя,
чтобы взять дань с царей греческих520. В первом-надесять веке
русские, всегда превосходные храбростию, не уступали другим
европейским народам и в просвещении, имея по религии тесную связь с
Царем-градом, который делился с нами плодами учености; и во время
Ярослава521 были переведены на славянский язык многие греческие
книги. К чести твердого русского характера служит то, что
Константинополь никогда не мог присвоить себе политического влияния на
отечество наше. Князья любили разум и знание греков, но всегда
готовы были оружием наказать их за малейшие знаки дерзости.
Разделение России на многие владения и несогласие князей
приготовили торжество Ченгис-хановых522 потомков и наши долговре-

234
НИКОЛАЙ МИХАЙЛОВИЧ КАРАМЗИН
менные бедствия. Великие люди и великие народы подвержены
ударам рока, но и в самом нещастии являют свое величие. Так Россия,
терзаемая лютым врагом, гибла со славою: целые города
предпочитали верное истребление стыду рабства. Жители Владимира,
Чернигова, Киева принесли себя в жертву народной гордости и тем спасли
имя русских от поношения. Историк, утомленный сими нещастными
временами, как ужасною бесплодною пустынею, отдыхает на
могилах и находит отраду в том, чтобы оплакивать смерть многих
достойных сынов отечества.
Но какой народ в Европе может похвалиться лучшею судьбою?
Который из них не был в узах несколько раз? По крайней мере,
завоеватели наши устрашали восток и запад. Тамерлан523, сидя на троне
самаркандском, воображал себя царем мира.
И какой народ так славно разорвал свои цепи? Так славно ответил
врагам свирепым? Надлежало только быть на престоле
решительному, смелому государю: народная сила и храбрость, после некоторого
усыпления, громом и молниею возвестили свое пробуждение.
Время самозванцев524 представляет опять горестную картину
мятежа; но скоро любовь к отечеству воспламеняет сердца — граждане,
земледельцы требуют военачальника, и Пожарский525,
ознаменованный славными ранами, встает с одра болезни. Добродетельный
Минин526 служит примером; и кто не может отдать жизни отечеству,
отдает ему все, что имеет... Древняя и новая история народов не
представляет нам ничего трогательнее сего общего геройского
патриотизма. В царствование АЛЕКСАНДРА527 позволено желать русскому
сердцу, чтобы какой-нибудь достойный монумент, сооруженный в
Нижнем Новегороде528 (где раздался первый глас любви к отечеству),
обновил в нашей памяти славную эпоху русской истории. Такие
монументы возвышают дух народа. Скромный монарх не запретил бы
нам сказать в надписи, что сей памятник сооружен в его щастливое
время.
ПЕТР Великий529, соединив нас с Европою и показав нам выгоды
просвещения, ненадолго унизил народную гордость русских. Мы
взглянули, так сказать, на Европу и одним взором присвоили себе
плоды долговременных трудов ее. Едва великий государь сказал
нашим воинам, как надобно владеть новым оружием, они, взяв его,
летели сражаться с первою европейскою армиею. Явились генералы,
ныне ученики, завтра примеры для учителей. Скоро другие могли

О любви к Отечеству и народной гордости
235
и должны были перенимать у нас; мы показали, как бьют шведов, тур-
ков — и, наконец, французов. Сии славные республиканцы, которые
еще лучше говорят, нежели сражаются, и так часто твердят о своих
ужасных штыках, бежали в Италии от первого взмаха штыков
русских530. Зная, что мы храбрее многих, не знаем еще, кто нас храбрее.
Мужество есть великое свойство души; народ, им отличенный,
должен гордиться собою.
В военном искусстве мы успели более, нежели в других, оттого,
что им более занимались, как нужнейшим для утверждения
государственного бытия нашего; однако ж не одними лаврами можем
хвалиться. Наши гражданские учреждения мудростию своею равняются
с учреждениями других государств, которые несколько веков
просвещаются. Наша людскость531, тон общества, вкус в жизни удивляют
иностранцев, приезжающих в Россию с ложным понятием о народе,
который в начале осьмого-надесять века считался варварским.
Завистники русских говорят, что мы имеем только в высшей
степени переимчивость; но разве она не есть знак превосходного
образования души? Сказывают, что учители Лейбница находили в нем
также одну переимчивость.
В науках мы стоим еще позади других для того — и для того
единственно, что менее других занимаемся ими и что ученое состояние
не имеет у нас такой обширной сферы, как, например, в Германии,
Англии и проч. Естьли бы наши молодые дворяне, учась, могли
доучиваться и посвящать себя наукам, то мы имели бы уже своих
Линнеев, Галлеров, Боннетов532. Успехи литературы нашей (которая
требует менее учености, но, смею сказать, еще более разума, нежели,
собственно, так называемые науки) доказывают великую способность
русских. Давно ли знаем, что такое слог в стихах и прозе? И можем в
некоторых частях уже равняться с иностранцами. У французов еще в
шестом-надесять веке философствовал и писал Монтань533: чудно ли,
что они вообще пишут лучше нас? Не чудно ли, напротив того, что
некоторые наши произведения могут стоять наряду с их лучшими как в
живописи мыслей, так и в оттенках слога? Будем только справедливы,
любезные сограждане, и почувствуем цену собственного. Мы никогда
не будем умны чужим умом и славны чужою славою: французские,
английские авторы могут обойтись без нашей похвалы; но русским
нужно, по крайней мере, внимание русских. Расположение души
моей — слава богу! — совсем противно сатирическому и бранному

236
НИКОЛАЙ МИХАЙЛОВИЧ КАРАМЗИН
духу; но я осмелюсь попенять многим из наших любителей чтения,
которые, зная лучше парижских жителей все произведения
французской литературы, не хотят и взглянуть на русскую книгу. Того ли они
желают, чтобы иностранцы уведомляли их о русских талантах? Пусть
же читают французский и немецкие критические журналы, которые
отдают справедливость нашим дарованиям, судя по некоторым
переводам*. Кому не будет обидно походить на Даламбертову мамку534,
которая, живучи с ним, к изумлению своему услышала от других, что
он умный человек? Некоторые извиняются худым знанием русского
языка: это извинение хуже самой вины. Оставим нашим любезным
светским дамам утверждать, что русский язык груб и неприятен; что
charmant и séduisant, expansion и vapeurs535 не могут быть на нем
выражены; и что, одним словом, не стоит труда знать его. Кто смеет
доказывать дамам, что они ошибаются? Но мужчины не имеют такого
любезного права судить ложно. Язык наш выразителен не только для
высокого красноречия, для громкой, живописной поэзии, но и для
нежной простоты, для звуков сердца и чувствительности. Он богатее
гармониею, нежели французский; способнее для излияния души в
тонах; представляет более аналогических слов, то есть сообразных с
выражаемым действием: выгода, которую имеют одни коренные
языки! Беда наша, что мы все хотим говорить по-французски и не
думаем трудиться над обработыванием собственного языка: мудрено ли,
что не умеем изъяснять им некоторых тонкостей в разговоре? Один
иностранный министр сказал при мне, что «язык наш должен быть
весьма темен, ибо русские, говоря им, по его замечанию, не разумеют
друг друга и тотчас должны прибегать к французскому». Не мы ли
сами подаем повод к таким нелепым заключениям? — Язык важен для
патриота; и я люблю англичан за то, что они лучше хотят свистать
и шипеть по-английски с самыми нежными любовницами своими,
нежели говорить чужим языком, известным почти всякому из них.
Есть всему предел и мера: как человек, так и народ начинает всегда
подражанием; но должен со временем быть сам собою, чтобы
сказать: «Я существую морально!» Теперь мы уже имеем столько знаний и
вкуса в жизни, что могли бы жить, не спрашивая: как живут в Париже
и в Лондоне? Что там носят, в чем ездят и как убирают домы? Патриот
* Таким образом, самый худой французский перевод Ломоносова од и разных
мест из Сумарокова заслужил внимание и похвалу иностранных журналистов.

О любви к Отечеству и народной гордости
237
спешит присвоить отечеству благодетельное и нужное, но
отвергает рабские подражания в безделках, оскорбительные для народной
гордости. Хорошо и должно учиться; но горе и человеку и народу,
который будет всегдашним учеником!
До сего времени Россия беспрестанно возвышалась как в
политическом, так и в моральном смысле. Можно сказать, что Европа год
от году нас более уважает, — и мы еще в средине нашего славного
течения! Наблюдатель везде видит новые отрасли и развития; видит
много плодов, но еще более цвета. Символ наш есть пылкий юноша:
сердце его, полное жизни, любит деятельность; девиз его есть: труды
и надежда! — Победы очистили нам путь ко благоденствию; слава
есть право на щастие.
У. О.

МОЯ ИСПОВЕДЬ.
Письмо к издателю журнала
Признаюсь вам, государь мой, что я не читаю вашего журнала, а
желаю, чтобы вы поместили в нем мое письмо. Для чего? Сам не знаю.
Более сорока лет живу на свете и никогда еще не давал себе отчета
ни в желаниях, ни в делах своих. Великое слово «так» было всегда
моим девизом.
Я намерен говорить о себе: вздумал и пишу — свою исповедь, не
думая, приятна ли будет она для читателей. Нынешний век можно
назвать веком откровенности в физическом и нравственном смысле:
взгляните на милых наших красавиц!.. Некогда люди прятались в
темных домах и под щитом высоких заборов. Теперь везде светлые домы
и большие окна на улицу: просим смотреть! Мы хотим жить,
действовать и мыслить в прозрачном стекле. Ныне люди путешествуют не
для того, чтобы узнать и верно описать другие земли, но чтобы иметь
случай поговорить о себе; ныне всякий сочинитель романа спешит
как можно скорее сообщить свой образ мыслей о важных и
неважных предметах. Сверх того, сколько выходит книг под титулом: «Мои
опыты», «Тайный журнал моего сердца»! Что за перо, то и за
искреннее признание. Как скоро нет в человеке старомодного варварского
стыда, то всего легче быть автором исповеди. Тут не надобно ломать
головы; надобно только вспомнить проказы свои, и книга готова.
Однако ж не думайте, чтобы я хотел оправдываться примерами;
нет, такая мысль оскорбительна для моего самолюбия. Следую только
собственному движению и замечаю мимоходом, что оно некоторым
образом согласно с общим; но сохрани меня бог казаться рабским
подражателем! Для того, в противность всем исповедникам, наперед
сказываю, что признания мои не имеют никакой нравственной цели.
Пишу — так\ Еще и другим отличусь от моих собратий-авторов, а
именно краткостию. Они умеют расплодить самое ничто; я самые
важные случаи жизни своей опишу на листочке.
Начну уверением, что натура произвела меня совершенно
особенным человеком и что судьба все случаи жизни моей запечатлела
какою-то отменною печатию. Например, я родился сыном богатого,
знатного господина — и вырос шалуном! Делал всякие проказы —
и не был сечен! Выучился по-французски — и не знал народного

Моя исповедь. Письмо к издателю журнала
239
языка своего! Играл десяти лет на театре — и в пятнадцать лет не
имел идеи о должностях человека и гражданина.
На шестнадцатом году дали мне изрядный чин и отправили меня в
чужие края, не сказав для чего. Правда, что со мною поехал
гофмейстер536, женевец (прошу заметить, а не француз, потому что в это
время французские гувернеры в знатных домах наших выходили уже из
моды), которому даны были все нужные наставления. Господин
Мендель знал, к чему по большей части готовится знатный молодой
человек, а всего более знал свои выгоды — и поступал со мною вследствие
своего благоразумного плана. Надобно отдать ему справедливость: он
любил искренность и немедленно со мною объяснился. «Любезный
граф! — сказал мне гофмейстер. — Природа и судьба уговорились
сделать тебя образцом любезности и счастия; ты прекрасен, умен,
богат и знатен; довольно для блестящей роли в свете! Все прочее не
стоит труда. Мы едем в Лейпцигский университет; родители твои, следуя
обыкновению, желают, чтобы ты украсил разум свой знаниями, и
поручили тебя моему смотрению; будь спокоен! Я родился в республике
и ненавижу тиранство! Надеюсь только, что моя снисходительность
заслужит со временем твою признательность». Я обнял его и обещал
ему такую пенсию, какая не всегда дается и министру за долголетнюю
службу.
Приехав в Лейпциг, мы спешили познакомиться со всеми
славными профессорами — и нимфами. Гофмейстер мой имел великое
уважение к первым и маленькую слабость к последним. Я взял его
себе за образец, и мы одним давали обеды, другим — ужины. Часы
лекций казались мне минутою, оттого что я любил дремать под
кафедрою докторов и не мог их наслушаться, оттого что никогда не
слушал. Между тем господин Мендель всякую неделю уведомлял моих
родителей о великих успехах дражайшего сына их и целые страницы
наполнял именами наук, которым меня учили.
Наконец, прожив три года в Лейпциге, мы отправились
путешествовать, наняв секретаря для описания любопытных предметов, ибо
господин Мендель был ленив. Родители мои из каждого города
получали от нас толстые пакеты, не могли нарадоваться умными
замечаниями своего сына и с гордостию читали их нашим родственникам.
Я не виноват был ни в одной строке, уполномочив секретаря своего
философствовать вместо меня (к щастию, рука его совершенно на
мою походила); но к некоторым его описаниям прибавлял от себя

240
НИКОЛАЙ МИХАЙЛОВИЧ КАРАМЗИН
выразительные карикатуры: произведение единственного таланта,
данного мне натурою!
Однако ж я наделал много шуму в своем путешествии — тем, что,
прыгая в контрдансах537 с важными дамами немецких княжеских
дворов, нарочно ронял их на землю самым неблагопристойным
образом, а всего более тем, что, с добрыми католиками целуя туфель
папы, укусил ему ногу и заставил бедного старика закричать изо
всей силы. Эта шутка не прошла мне даром, и я высидел несколько
дней в крепости св. Ангела538. Обыкновенная же забава моя
дорогою была — стрелять бумажными шариками из духового пистолета
в спину постильйонам539!
В Париже я вошел в связь со многими из славных ветреников и
нашел способ удивить их как смелою своею философиею, так и
всеми тонкостями языка повес, всеми его техническими выражениями,
заимствованными мною по большой части от господина Менделя,
который служил некогда домашним секретарем герцога Ришелье540.
Будучи введен в некоторые хорошие домы, я имел случай узнать
и славнейших французских остроумцев; слышал однажды чтение
Лагарповой «Мелании»541, хвалил без памяти талант автора и
после сведал, что он в письме своем к одному знатному человеку в ГГ
(без сомнения, из благодарности) описывал меня редким молодым
человеком, рожденным для чести и славы отечества. Я имел счастие
быть представлен герцогу Орлеанскому542, ужинать с его
избранными друзьями и разделять забавы их, достойные кисти нового
Петрония543.
Надобно было видеть Англию; подобно Альцибиаду544, я стал
другим человеком в другой земле и пил так усердно с британцами, что
через месяц слег в постелю. Пользуясь временем моего
выздоровления, я сделал карикатуры на всю королевскую фамилию — и
лондонские журналы говорили об них с великою похвалою.
Возвращение сил моих было горестно для господина Менделя:
мне вздумалось столкнуть его с лестницы за то, что ему вздумалось
приласкаться к моей Дженни. Нежная англичанка упала в обморок,
между тем как мой гофмейстер считал головою ступени. Однако ж
уверяю читателя, что сердце мое совсем неспособно к ревности: это
минутное движение было, конечно, следствием моей болезни.
Господин Мендель расстался со мною. Мы оба уведомили моих родителей
о нашем разрыве; он называл меня шалуном, а я описывал его недо-

Моя исповедь. Письмо к издателю журнала
241
стойным имени гофмейстера. И то и другое могло быть справедливо,
но матушка одному мне поверила, а батюшка согласился с нею.
Наконец, я возвратился в отечество, где лавры и мирты ожидали
меня. В голове моей не было никакой ясной идеи, а в сердце —
никакого сильного чувства, кроме скуки. Весь свет казался мне
беспорядочною игрою китайских теней, все правила — уздою слабых
умов, все должности — несносным принуждением. Ласки родителей
не сделали в холодной душе моей никакого впечатления; но, зная
выгоды человека, образованного в чужих землях, я спешил поразить
умы соотечественников разными странностями и с удовольствием
видел себя истинным законодателем столицы. Мореплаватель во
время бури не смотрит с таким вниманием на магнитную стрелку,
с каким молодые люди на меня смотрели, чтобы во всем
соображаться со мною. Я везде, как в зеркале, видел себя с ног до головы:
все мои движения были срисованы и повторены с величайшею вер-
ностию. Это забавляло меня до крайности. Но главным моим
предметом были женщины, которых лестное внимание открывало мне
обширное поле деятельности. Здесь не могу удержаться от
некоторых философических рассуждений. Влюбленность — извините
новое слово: оно выражает вещь — влюбленность, говорю, есть самое
благодетельное изобретение для света, который без нее походил бы
на монастырь Латрапский545. Но с нею молодые люди
наипрекраснейшим образом занимают пустоту жизни. Открывая глаза, знаешь,
о чем думать; являясь в обществах, знаешь, кого искать глазами; все
имеет цель свою. Правда, что мужья иногда досадуют; что жены
иногда дурачатся от ревности; но мы заняты — а это главное! С одной
стороны, искусство нравиться, с другой — искусство притворяться
и самого себя обманывать не дают засыпать сердцу. Часто выходит
беспорядок в семействах, но он имеет свою приятность. Сцены
обморока, отчаяния для знатоков живописны. Sauve qui peut546, всякий
о себе думай — и довольно!
Будучи модным прелестником, я имел счастие поссорить
многих коротких приятельниц между собою и развести не одну жену с
мужем. Всякая соблазнительная история более и более прославляла
меня. О характере моем говорили ужасы: это самое возбуждало
любопытство, которое действует весьма живо и сильно в женском
сердце. Система моя в любви была самая надежная; я тиранил женщин то
холодностию, то ревностию; являлся не прежде десяти часов вечера

242
НИКОЛАЙ МИХАЙЛОВИЧ КАРАМЗИН
m любовное дежурство, садился на оттомане547, зевал, пил гофма-
новы капли548 или начинал хвалить другую женщину; тайная
досада, упреки, слезы веселили меня недель шесть, иногда гораздо долее;
наконец, следовал разрыв связи — и новый миртовый венок падал
мне на голову. Справедливость требует от меня признания, что не все
красавицы были моими Дидонами549; нет, одна из них, вышедши из
терпения, осмелилась указать мне двери. Я был в отчаянии — и на
другой день представил ее в живой карикатуре; заставил всех
смеяться и сам утешился.
Вдруг пришло мне на мысль жениться, не столько в угождение
матери (отца моего уже не было на свете), сколько для того, чтобы
завести у себя в доме благородный спектакль, который мог служить
для меня приятным рассеянием среди трудных обязанностей
модного человека. Я выбрал прекрасную небогатую девушку (хорошо
воспитанную в одном знатном доме), надеясь, что она из
благодарности оставит меня в покое, и в сих мыслях обещался на другой день
ужинать, по обыкновению, с глазу на глаз с резвою Алиною, которая
тогда занимала меня своею любезностию. Вышло напротив. Эмилия
из благодарности считала за долг быть нежною, страстною женою;
а нежность и страсть всегда ревнивы. Философия моя заставляла ее
плакать, рваться; я вооружился терпением, смотрел, слушал
равнодушно; играл ее шалью — и зевал, воображая, что бури
непродолжительны, особливо женские. В самом деле, Эмилия мало-помалу
приходила в рассудок, утихала и становилась гораздо милее; томные
взоры ее развеселялись, и легкие упреки произносились уже вполголоса,
даже с улыбкою. Наконец, я совершенно уверился в исправлении
жены моей, видя вокруг ее толпу искателей. Дом наш сделался оттого
гораздо приятнее: Эмилия перестала грубить молодым женщинам и
всячески старалась заслужить имя любезной хозяйки. Мы набрали к
себе в дом италиянских кастратов550, играли оперы, комедии, давали
маленькие балы, большие ужины, — подписывали счеты, но никогда
не считали, — занимали деньги и никогда не имели их, — одним
словом, жили прекрасно!
Одна мать моя, у которой от старости испортился нрав, была
недовольна и часто упрекала меня ветреною безрассудностию;
говорила, что мы разоряемся; говорила даже, что Эмилия дурно ведет себя!
Но я — зевал и, как должно хорошему сыну, советовал ей беречь свое
здоровье, то есть не сердиться. Она не хотела послушаться, и прежде

Моя исповедь. Письмо к издателю журнала
243
времени отправилась на тот свет. Бедная! Мы пожалели об ней — тем
искреннее, что ее смерть на несколько месяцев расстроила наши
спектакли.
Скоро в хозяйстве нашем открылись маленькие неприятности:
иногда накануне большого ужина дворецкий сказывал мне, что
у него нет ни рубля на расход и что он нигде не мог занять денег.
В таком случае я обыкновенно выгонял его из комнаты — и ужин
бывал прекрасный. Являлись добрые люди с товарами: одни
продавали мне на вексель, другие в ту же минуту покупали у меня на чистые
деньги, и дело было с концом. Но время от времени встречалось
более трудностей, и часто за вексель в тысячу рублей давали мне
только дюжин шесть помады! Уведомляю читателя, что искусные люди,
которых профаны называют ростовщиками, знают наизусть все
нужды и все коммерческие способы богатых мотов; взяв карандаш в
руку, они в минуту исчисляют, во сколько лет, месяцев, дней и часов
такой-то останется без души христианской; по сему верному расчету
служат ближнему деятельно, усердно и редко обманываются. Наши
отечественные лихоимцы прежде всех других оставляют человека
на славном и широком пути разорения, подобно меланхолическим
докторам, которые слишком рано осуждают больных на смерть; они
отдают его на руки иностранным ростовщикам: немцы уступают
место французам, французы италиянцам, италиянцы грекам; в эту
последнюю эпоху рубль мота ходит уже в копейке. Я спокойно прошел
сквозь всю жидовскую фалангу и стоял уже на последней ступени.
Имение мое записывали, продавали с публичного торгу, но я все еще
не унывал и в самый тот день, как меня выгнали из дому, думал играть
главную ролю в комедии беспечного. Жестокие заимодавцы не
хотели видеть спектакля — и мне надлежало искать убежища в доме
одного моего родственника.
Естьли читатель удивится, что семь или восемь тысяч душ моих
так скоро исчезли с дымом, то он, без сомнения, не знает умножи-
тельной силы долгов, считаемых не должником, а заимодавцами;
вексели, как полибы551, чудесным образом плодятся, естьли завеса
беспечности скрывает следствия от глаз рассудка. К тому же, всякий
почтенный мот находит верных сотрудников в своих управителях и
дворецких, которые всячески облегчают бремя господского имения,
приметив, что оно угнетает господина. — Я назвал мота почтенным и
спешу оправдаться. Он есть благодетель отечества и народа, разделяя

244
НИКОЛАЙ МИХАЙЛОВИЧ КАРАМЗИН
с обществом свое богатство. Собиратель подобен жадной реке,
которая течет в прямой линии, глотает ручейки и потоки, влажит только
берега свои и сушит окрестности, но расточителя можно сравнить с
рекою щедрою, которая делится на тысячу рукавов, сообщает влагу
свою великому пространству и, мало-помалу исчезая, делается
жертвою благотворительности.
Кому угодно, тот может вообразить меня спокойно и даже гордо
идущего по улице; два человека несли за мною две корзины,
наполненные любовными женскими письмами: единственное сокровище,
которое заимодавцы позволили мне вынести из дому! Родственник
принял меня холодно и с упреком. Эмилия приехала к нему вслед за
мною и, забыв, что мы вместе проживали имение, осыпала меня
жестокими укоризнами, объявила торжественно, что союз наш
разрывается, села в карету и скрылась. Я летел к женщине, которая за день
перед тем уверяла меня в любви своей, — меня не приняли; летел ко
многочисленным друзьям моим — одних не было дома, другие
вздумали читать мне наизусть книжные наставления, как должно быть
умеренным и благоразумным в жизни! Им надлежало бы говорить о
том, когда я угощал их. — В прибавок во всему меня выгнали из
службы, как распутного человека.
Такие случаи и неприятности могли бы огорчить другого, но я
родился философом — сносил все равнодушно и твердил любимое
слово свое: Китайские тени! Китайские тени! Всего хуже было то,
что заимодавцы, недовольные остатками моего имения, грозились
посадить меня в тюрьму. Признаюсь, что мысль о темной конурке
пугала и самую мою философию.
Месяца через два приехал ко мне один богатый князь с
требованием, чтобы я подписал некоторую бумагу, и с обещанием
удовольствовать моих кредиторов; то есть мне надлежало взвести на
себя небылицу, которая давала Эмилии право избрать другого мужа.
Я сперва захохотал, а после задумался, воображая, с одной
стороны, ужасы темницы, а с другой — злые насмешки людей. Между тем
князь говорил о своей благодарности, признался, что он намерен
жениться на Эмилии, желая спасти ее от бедствий нищеты,
предлагал мне свою дружбу, уверял, что дом его будет моим домом, даже
звал меня жить к себе. Тут счастливая мысль пришла мне в голову:
я подписал бумагу.

Моя исповедь. Письмо к издателю журнала
245
Эмилия красноречивым письмом изъявила мне свою
признательность (она вышла за князя, который немедленно выкупил мои
вексели) и в заключение говорила: «Мы не умели быть счастливыми
супругами: будем по крайней мере нежными друзьями! Муж мой
клянется любить вас как брата». — Я спешил уверить ее в своей
чувствительности — и с того времени поселился у князя, обедал, ужинал с
Эмилиею, казался томным, печальным и, оставаясь наедине с нею,
говорил со слезами о прежней своей безрассудности, о моем
сердечном раскаянии, о потерянном навеки счастии, то есть имени супруга
любезнейшей женщины в свете. Сперва она шутила, но мало-помалу
начала слушать меня с важным видом и задумываться. Надобно знать,
что князь был человек пожилой и весьма неприятный наружностию.
Часто глаза ее тихонько сравнивали нас и с выражением горести
потуплялись в землю. Эмилия некогда любила меня; перестав быть ее
мужем, я казался ей тем любезнее. Боясь света, который громко
осуждал ее второе замужство, она вела уединенную жизнь; уединение же,
как известно, питает страсти. Женщина, самая романическая, в
некоторых обстоятельствах может прельститься богатством, но богатство
теряет для нее всю свою цену при первом движении сердца. Не хочу
томить читателя долгим приуготовлением. План мой счастливо
исполнился. Мы изъяснились. Эмилия отдалась мне со всеми знаками
живейшей страсти, а я через минуту едва мог удержаться от смеха,
воображая странность победы своей и новость такой связи. —
Старый муж отмстил новому, но мне еще не довольно было восторгов
Эмилии, тайных свиданий, нежных писем: я хотел громкой славы!
Я предложил своей жене-любовнице уйти со мною. Она испугалась —
описывала наше положение самым счастливым (ибо князь стыдился
ревновать ко мне) — предвидела ужас света, естьли мы отважимся на
такой неслыханный пример разврата, — и заклинала меня со слезами
сжалиться над ее судьбою. Но женщина, которая преступила уже
многие (по словам моралистов) должности, не может ни в чем отвечать
за себя. Я хотел непременно, требовал, грозил (помнится) застрелить
себя — и через несколько дней мы очутились на Морской дороге.
Торжество мое было совершенно; я живо представлял себе
изумление бедного князя и всех честных людей; сравнивал себя с
романическими ловеласами и ставил их под ногами своими: они увозили

246
НИКОЛАЙ МИХАЙЛОВИЧ КАРАМЗИН
любовниц, а я увез бывшую жену мою от второго мужа! Эмилия
грустила, но утешилась мыслью, что она следует движению
непобедимого чувства и что любовь ее ко мне есть героическая, — утешение,
к которому обыкновенно прибегают женщины в заблуждениях
страсти или воображения!
В М"е знатные мои родственники не хотели пустить меня в дом, а
набожные тетки и бабушки, встречаясь со мною на улице, крестились
от ужаса. Зато некоторые молодые люди удивлялись смелости моего
дела и признавали меня своим героем. Я покоился на лаврах, не боясь
никаких следствий: ибо добрый князь, заключив горесть в сердце, не
жаловался никому и говорил своим знакомым, что он сам отправил
жену в М**у для экономии. Эмилия продала свои бриллианты, и мы
жили недурно; но она жаловалась иногда на мое равнодушие и,
наконец, узнав, что я вошел в связь с одною известною ветреницею,
слегла в постелю, сказала мне, что, быв женою, она могла сносить мои
неверности, но, сделавшись любовницею, умирает от них. Эмилия
сдержала слово — и при смерти своей говорила мне такие вещи, от
которых волосы мои стали бы дыбом, естьли бы, к несчастию, была
во мне хотя искра совести; но я слушал холодно и заснул спокойно;
только в ту ночь видел страшный сон, который, без сомнения, не
сбудется в здешнем свете.
Не хочу говорить о дальнейших моих любовных
приключениях, которые не имели в себе никакого особенного блеска, хотя мне
удалось еще разорить двух или трех женщин (правда, немолодых).
Видя наконец, что лета и невоздержность кладут на лицо мое
угрюмую печать свою, я решился взять другие меры, сделался
ростовщиком и, сверх того, забавником, шутом, поверенным мужей и жен в
их маленьких слабостях. Мудрено ли, что мне снова отворен вход
во многие именитые домы? Такие люди нужны на всякий случай.
Одним словом, я доволен своим положением и, видя во всем действие
необходимой судьбы, ни одной минуты в жизни моей не омрачил
горестным раскаянием. Естьли бы я мог возвратить прошедшее, то
думаю, что повторил бы снова все дела свои: захотел бы опять
укусить ногу папе, распутствовать в Париже, пить в Лондоне, играть
любовные комедии на театре и в свете, промотать имение и увезти
жену свою от второго мужа. Правда, что некоторые люди смотрят на
меня с презрением и говорят, что я остыдил род свой; что знатная

Моя исповедь. Письмо к издателю журнала
247
фамилия есть обязанность быть полезным человеком в государстве и
добродетельным гражданином в отечестве. Но поверю ли им, видя, с
другой стороны, как многие из наших любезных соотечественников
стараются подражать мне, живут без цели, женятся без любви,
разводятся для забавы и разоряются для ужинов! Нет, нет! Я совершил свое
предопределение и, подобно страннику, который, стоя на высоте,
с удовольствием обнимает взором пройденные им места, радостно
вспоминаю, что было со мною, и говорю себе: такяжил\
rpa0NN

ПРИЯТНЫЕ ВИДЫ, НАДЩЦЫ И ЖЕЛАНИЯ
НЫНЕШНЕГО ВРЕМЕНИ
Все те, которые имеют щастие мыслить и судить беспристрастно,
должны согласиться, что никакое время не обещало столько
политического и нравственного благоденствия Европе, как наше.
Революция552 объяснила идеи: мы увидели, что гражданский
порядок священ даже в самых местных или случайных недостатках
своих; что власть его есть для народов не тиранство, а защита от
тиранства; что, разбивая сию благодетельную эгиду553, народ делается
жертвою ужасных бедствий, которые несравненно злее всех
обыкновенных злоупотреблений власти; что самое турецкое правление554
лучше анархии555, которая всегда бывает следствием
государственных потрясений; что все смелые теории ума, который из кабинета
хочет предписывать новые законы нравственному и политическому
миру, должны остаться в книгах вместе с другими, более или менее
любопытными произведениями остроумия; что учреждения
древности имеют магическую силу, которая не может быть заменена
никакою силою ума; что одно время и благая воля законных правительств
должны исправить несовершенства гражданских обществ; и что с
сею доверенностию к действию времени и к мудрости властей
должны мы, частные люди, жить спокойно, повиноваться охотно и делать
все возможное добро вокруг себя.
То есть Французская революция, грозившая испровергнуть все
правительства, утвердила их. Естьли бедствия рода человеческого в
каком-нибудь смысле могут назваться благодетельными, то сим
благодеянием мы, конечно, обязаны революции. Теперь гражданские
начальства крепки не только воинскою силою, но и внутренним
убеждением разума.
С самой половины осьмого-надесять века все необыкновенные
умы страстно желали великих перемен и новостей в учреждении
обществ; все они были в некотором смысле врагами настоящего,
теряясь в лестных мечтах воображения. Везде обнаруживалось какое-то
внутреннее неудовольствие; люди скучали и жаловались от скуки;
видели одно зло и не чувствовали цены блага. Проницательные
наблюдатели ожидали бури; Руссо и другие предсказали ее с разительною
точностию; гром грянул во Франции... мы видели издали ужасы пожа-

Приятные виды, надежды и желания нынешнего времени
249
ра, и всякий из нас возвратился домой благодарить небо за целость
крова нашего и быть рассудительным!
Теперь все лучшие умы стоят под знаменами властителей и готовы
только способствовать успехам настоящего порядка вещей, не думая
о новостях. Никогда согласие их не бывало столь явным, искренним
и надежным.
С другой стороны, правительства чувствуют важность сего союза
и общего мнения, нужду в любви народной, необходимость
истребить злоупотребления. Почти на всех тронах Европы видим юных
государей, деятельных и ревностных к общему благу. Революция была
злословием свободы: правительства, не хвалясь именем, дозволяют
гражданам пользоваться всеми ее выгодами, согласными с
основанием и порядком общества. Революция обещала равенство состояний:
государи вместо сей химеры556 стараются, чтобы гражданин во
всяком состоянии мог быть доволен; чтобы ни которое не было
презрительным или угнетенным. Будем справедливы: где теперь добрый
человек не может наслаждаться безопасностию? Свирепствует ли
где-нибудь тиранство в Европе, естьли исключим Турцию? Не везде
ли обещают наукам покровительство? Не везде ли начальства желают
способствовать успехам воспитания и просвещения, которое есть не
только источник многих удовольствий в жизни, но и самой
благородной нравственности; которое образует мудрых министров,
достойных орудий правосудия, сынов отечества в семействах, рождая
чувства патриотизма, чести, народной гордости; и без которого люди
служат только одному идолу подлой корысти. Государи, вместо того
чтобы осуждать рассудок на безмолвие, склоняют его на свою
сторону. Будучи, так сказать, вне обыкновенной гражданской сферы,
вознесенные выше всех низких побуждений эгоизма, которые делают
людей несправедливыми и даже злыми; наконец, имея все, они
должны и могут чувствовать только одну потребность: благотворить и,
смотря на всякого гражданина, думать: «Я заслужил любовь его!»
В самой литературе, которая столь сильно действует на умы,
видим мы полезное следствие революции. Прежде сей эпохи всякая
дерзкая книга была модною: ныне, напротив того, писатели боятся
оскорбить нравственность, ибо перед всяким жива картина бедствий,
произведенных во Франции развратом; даже в самых дурных
романах соблюдается какая-то благопристойность и уважение к святыне
нравов, ибо сего требует щастливое расположение умов и сердец.

250
НИКОЛАЙ МИХАЙЛОВИЧ КАРАМЗИН
Вольтер не мог бы ныне прославиться некоторыми насмешками, Бу-
ланже557 — педантством, Ламетри558 — безумием. Литература, более,
нежели когда-нибудь, способствуя истинному просвещению,
обратилась ныне к утверждению всех общественных связей.
Дружественный союз народов, благоприятствуя взаимному
сообщению великих умов, подает справедливую надежду, что науки
обогатятся еще открытиями новых феноменов или следствий, новых
отношений любопытства к пользе, которая есть истинное совершенство
учености. Науки физические еще далеки от своих крайних пределов;
натура имеет много таинственного; время и опыты могут снять еще
многие покровы и завесы на ее необозримой сцене... И не только
физические науки, но и самая мораль открывает обширное поле для
новых соображений ко благу людей. Мы несравненно богатее
древних идеями и знанием человеческого сердца; однако ж не истощили
нравственных наблюдений и не всеми известными воспользовались
для утверждения своих понятий о человеке и способах щастия,
которое должно быть главною наукою человечества и которого не могут
дать сердцу самые мудрейшие правительства: ибо оно есть дело
судьбы, ума и характера.
Взор русского патриота, собрав приятные черты в нынешнем
состоянии Европы, с удовольствием обращается на любезное отечество.
Какой надежды не можем разделять с другими европейскими
народами мы, осыпанные блеском славы и благотворениями
человеколюбивого монарха? Никогда Россия столько не уважалась в политике,
никогда ее величие не было так живо чувствуемо во всех землях, как
ныне. Италиянская война559 доказала миру, что колосс России
ужасен не только для соседов, но что рука его и вдали может достать и
сокрушить неприятеля. Когда другие державы трепетали на своем
основании, Россия возвышалась спокойно и величественно. Довольная
своим пространством, естественными сокровищами и миллионами
жителей, не имея ни в чем совместников, не желая ничьей гибели,
не боясь никакой державы, не боясь даже и союзов против себя (ибо
они не согласны с особенными выгодами государств в отношении к
ней), она может презирать обыкновенные хитрости дипломатики и
судьбою избрана, кажется, быть истинною посредницею народов.
Главным, важнейшим благом в ее внутреннем состоянии назову я...
нынешнее общее спокойствие сердец; оно всего дороже и милее; оно
есть верное доказательство мудрости начальства в гражданском по-

Приятные виды, надежды и желания нынешнего времени
251
рядке. С другой стороны, друг людей и патриот с радостию видит, как
свет ума более и более стесняет темную область невежества в России;
как благородные, истинно человеческие идеи более и более
действуют в умах; как рассудок утверждает права свои и как дух россиян
возвышается. Не только в столицах, но и в самых отдаленных губерниях
находим между благородными достойных членов государства,
знающих его потребности, судящих справедливо о людях и действиях.
Наше среднее состояние успевает не только в искусстве торговли, но
многие из купцов спорят с дворянами и в самых общественных
сведениях. Кто из нас не имел случая удивляться их любопытству,
здравому рассудку и патриотическим идеям? Они чувствуют более
нежели когда-нибудь важность прав своих и никому не завидуют. Сельское
трудолюбие награждается ныне щедрее прежнего в России, и
чужестранные писатели, которые беспрестанно кричат, что земледельцы
у нас нещастливы, удивились бы, естьли бы они могли видеть их
возрастающую промышленность и богатство многих; видеть так
называемых рабов, входящих в самые торговые предприятия, имеющих
доверенность купечества и свято исполняющих свои коммерческие
обязательства! Просвещение истребляет злоупотребление
господской власти, которая и по самым нашим законам не есть тиранская и
неограниченная. Российский дворянин дает нужную землю
крестьянам своим, бывает их защитником в гражданских отношениях,
помощником в бедствиях случая и натуры: вот его обязанности! За то
он требует от них половины рабочих дней в неделе: вот его право!
Но патриотизм не должен ослеплять нас; любовь к отечеству есть
действие ясного рассудка, а не слепая страсть; и, жалея о тех людях,
которые смотрят на вещи только с дурной стороны, не видят никогда
хорошего и вечно жалуются, мы не хотим впасть и в другую
крайность; не хотим уверять себя, что Россия находится уже на
высочайшей степени блага и совершенства. Нет, мудрое правление наше тем
щастливее, что оно может сделать еще много добра отечеству.
Например (не говоря о другом): каким великим делом украсится
еще век АЛЕКСАНДРОВ, когда исполнится монаршая воля ЕГО;
когда будем иметь полное, методическое собрание гражданских
законов, ясно и мудро написанных560? Я не удивляюсь (как некоторые),
что законы Ярославовы561 ценили деньгами убийство и вооружали
родственников убитого кинжалом мести; не удивляюсь, что
«Судебник» царя Иоанна562 велит решить сомнительные дела поединком;

252
НИКОЛАЙ МИХАЙЛОВИЧ КАРАМЗИН
не удивляюсь, что в «Уложении» царя Алексея Михайловича563 нет
философических сентенций и что законодатель не предвидел
случаев нашего времени — ибо знаю, что все европейские народы в
разные эпохи имели такие же несовершенные законы, как и мы. Правда
Ярославова есть кодекс всех северных народов, разрушителей
Римской империи и завоевателей Европы. «Судебник» Иоаннов
ознаменован печатаю средних веков, когда дух рыцарства и живая вера к
праведным действиям неба ввели в законное обыкновение поединок.
Авторы «Уложения» знали уже, как видно, Иустинианов кодекс564, но
имели у себя в виду единственно тогдашнее состояние России. Указы
Отца Отечества, императрицы Анны, Елисаветы, особливо
ЕКАТЕРИНЫ Великой565 решат все важнейшие вопросы о людях и вещах
в порядке гражданском: нужна только философическая метода для
расположения предметов; но совершение сего дела будет славно для
монарха и государства. Метода и порядок заключают в себе какую-то
особенную силу для разума, и судья, обнимая одним взором систему
законов, удобнее впечатлевает их в душу свою. Тогда мы не
позавидуем Фридрихову (вновь исправленному) кодексу566; не позавидуем
умному плану французского567 и пожалеем об англичанах, которых
судилища беспрестанно запутываются в лабиринте несогласных
установлений (writs568), служащих им правилом569. Великая
ЕКАТЕРИНА даровала нам систему политических уставов, определяющих
права и отношения состояний к государству. АЛЕКСАНДР дарует нам
систему гражданских законов, определяющих взаимные отношения
граждан между собою. Тогда законоведение будет наукою всех
россиян и войдет в систему общего воспитания.
Мы упомянули о воспитании: можно сказать, что дети у нас
воспитываются лучше отцов своих; но сколько еще желаний и надежд, в
рассуждении сего предмета, имеет в запасе патриотическое сердце?
Каким общим нравственным правилам следуют родители в
образовании детей своих? Много ли у нас характеров? И молодой человек
с решительным образом мыслей не есть ли редкое явление? Давно
называют свет бурным океаном: но щастлив, кто плывет с компасом!
А это дело воспитания. Родители, оставляя в наследство детям
имение, должны присоединить к нему и наследство своих опытов,
лучших идей и правил для щастия. Хорошо, естьли отец может поручить
сына мудрому наставнику; еще лучше, когда он сам бывает его настав-

Приятные виды, надежды и желания нынешнего времени
253
ником: ибо натура дает отцу такие права на юное сердце, каких никто
другой не имеет. Что мешает родителям заниматься детьми? По
большей части светская рассеянность, действие полупросвещения в
людях и в государствах. Взглянем на великих мужей, одаренных
превосходными талантами ума: все они — не знаю, будет ли исключение, —
все они, говорю, любят семейственные удовольствия. Взглянем и на
самые народы: Англия есть, без сомнения, просвещеннейшая земля в
Европе, и нигде люди не наслаждаются столько приятностями тихой
домашней жизни, как в Англии. Просвещение ценит удовольствия и
выбирает лучшие: а могут ли ничтожные светские забавы
сравняться с нежными чувствами супруга и родителя, который, дав жизнь
детям, дает им и мысли и чувства; ежедневно видит развитие души
их, веселится ими как своею милою собственностию и готовит свету
украшенные нравственные образы самого себя? Совершенное
просвещение находит средство наслаждаться временем, а
несовершенное хочет только избавляться от него: дикой американец от скуки
целый день качается на ветвях. — Европеец, презирая его невежество,
от скуки бежит из дому — играть в карты! Дни летят, и он доволен;
•но с ними летит и жизнь — старость с болезнию приходит к нам в
гости, и мы невольным образом должны наконец поселиться дома.
Новые привычки тягостны накануне смерти! Нежный отец семейства
не знает, по крайней мере, сей тягости; жив всегда дома, не имеет
нужды привыкать в старости к кабинету, и на что ни взглянет вокруг
себя, везде находит утешительные воспоминания; всякий бездушный
предмет есть для него старый друг, приятно беседующий с ним о
минувшем времени. И сколь не равное право на любовь и благодарность
детей имеют два отца, из которых один сам воспитал их, а другой
только нанимал учителей! Будет время, когда сия любовь и
благодарность составят для нас главное удовольствие в жизни: подумаем об
нем заранее!.. Я говорил только о щастии заниматься воспитанием
детей; но, с другой стороны, оно есть и долг гражданина,
обязанного в семействе своем образовать достойных сынов отечества. В
республиках предписывались для того законы; родительская нежность
считалась гражданским достоинством и правом на общественную
благодарность, ибо нежный отец семейства есть всегда нежный сын
отечества, с судьбою которого соединена участь детей его. —
Наконец, скажем, что без хороших отцов нет хорошего воспитания,
несмотря на все школы, институты и пансионы.

254
НИКОЛАЙ МИХАЙЛОВИЧ КАРАМЗИН
Любя жить дома, мы имели бы более способов заниматься не
только воспитанием детей, но и хозяйством, которое заставило бы
нас лучше соображать расходы с доходами. Безрассудная роскошь —
следствие рассеянной жизни — вредна для государства и нравов.
Человек, разоряясь, прибегает ко всем средствам спастись от бедности,
и к самым беззаконным; он скорее другого может притеснить своих
крестьян и, питая гнусную алчность ростовщиков, поневоле
обманывает честных заимодавцев; доверенность истребляется, и невинный
терпит за виновного. Мы нередко видим, что самые богатые люди
живут в нужде от беспорядка в хозяйственных делах и
неизвинительного мотовства. Ввечеру великолепное освещение, огромная музыка,
живописные Терпсихорины570 группы и на столе произведения всех
частей мира; а на другой день низкие поклоны заимодавцам! Хотят
удивить иностранцев; хотят дать им выгодную идею о нашем вкусе,
уме, просвещении... Усердные любители отечественной славы!
Россия увольняет вас от таких патриотических усилий, от пятидесяти
сюрпризов*11 в один вечер и даже от французских куплетов; она
требует от вас одной рассудительности, честности, одних гражданских
и семейственных добродетелей; требует, чтобы вы заставляли
иностранцев удивляться не мотовству своему, а порядку в ваших идеях
и домах: вот действие истинного просвещения! — Я послал бы всех
роскошных людей на несколько времени в деревню, быть
свидетелями трудных сельских работ и видеть, чего стоит каждый рубль
крестьянину: это могло бы излечить некоторых от суетной
расточительности, платящей сто рублей за ананас для десерта. «Но богатством
должно пользоваться?» Без сомнения. Во-первых, заплатите долги
свои; во-вторых, приведите крестьян ваших, естьли можно, в лучшее
состояние; а потом оставьте отечеству памятники вашей жизни.
Сделайте что-нибудь долговременное и полезное; учредите школу, гош-
питаль572; будьте отцами бедных и превратите в них чувство зависти
в чувство любви и благодарности; ободряйте земледелие, торговлю,
промышленность; способствуйте удобному сообщению людей в
государстве: пусть этот новый канал, соединяющий две реки, и сей
каменный мост, благодеяние для проезжих, называется вашим именем!
Тогда иностранец, видя столь мудрое употребление богатства, скажет:
«Россияне умеют пользоваться жизнию и наслаждаться богатством!»
Дворянство есть душа и благородный образ всего народа. Я
люблю воображать себе российских дворян не только с мечом в руке, не

Приятные виды, надежды и желания нынешнего времени
255
только с весами Фемиды573, но и с лаврами Аполлона574, с жезлом
бога искусств, с символами богини земледелия. Слава и щастие
отечества должны быть им особенно драгоценны; слава государств
бывает различная, щастие их есть сложное. Не все могут быть воинами
и судьями, но все могут служить отечеству. Герой разит неприятелей
или хранит порядок внутренний, судья спасает невинность, отец
образует детей, ученый распространяет круг сведений, богатый
сооружает монументы благотворения, господин печется о своих
подданных, владелец способствует успехам земледелия: все равно полезны
государству. — Россияне одарены от природы всем, что возводит
народы на высочайшую степень гражданского величия: умом и твердым
мужеством. Мы спешим к цели — и, обращая взор на то место, где
нашел россиян ПЕТР, где нашла их ЕКАТЕРИНА, смело надеемся, что
между сею блестящею целию и нами скоро не будет уже ни одного
европейского народа.
Не желаю быть мечтателем; но в царствование АЛЕКСАНДРА могут
ли добрые желания и патриотические надежды быть мечтами?
P.O.

О ПОХИТИТЕЛЯХ
В парижском журнале, называемом Bulletin de Paris575, напечатана
статья о похитителях, которая обратила на себя общее внимание.
Автор говорит, что похитителями должно именовать одних
бунтовщиков, ужасными и беззаконными средствами восходящих на престол
(как то нередко случалось в азиатских государствах), а не тех героев,
которые присваивают себе власть только для блага сограждан, вводят
порядок там, где была анархия, и делаются отцами народов. Он
жалуется на ветреность истории, называющей сих героев
оскорбительным именем похитителей, и ставит в пример Деиоцеса576, который
избавил народ от опасных мечтаний свободы, с счастливою дерзо-
стию объявил себя первым царем мидийским, завел блестящий двор
и новым подданным своим являлся только в сиянии венца царского.
«Можно ли (продолжает автор) называть похитителем мудрого сира-
кузского царя Шерона577? Если бы он остался простым гражданином,
то Сиракузы, изнуренные анархиею, не сделались бы счастливейшею
страною мира в его тридцатилетнее правление». Издатель сего
журнала есть, как известно, важный человек в республике578; он недаром
поместил такую статью — и лондонские журналисты называют ее
манифестом, уверяя, что Бонапарте хочет объявить себя галльским
императором, надеть корону на голову, сделать ее наследственною
и быть начальником новой династии. Все возможно; однако ж мы
еще не хотим верить тому до времени. Видим только, что Бонапарте
будет скорее Гиероном, нежели Тимолеоном579. Впрочем, друзья или
льстецы его (их, сказывают, мудрено различать при дворах)
напрасно доказывают, что Бонапарте не есть похититель, и заранее бранят
историю: нет, она не назовет его сим именем, а скажет, что он людей
считал людьми и даже сам не хотел быть выше человека. Не
Бонапарте свергнул Бурбонов с трона; не Бонапарте сделал революцию: он
только воспользовался ею для славы своей...

ИЗВЕСТИЕ О НЫНЕШНЕМ СОСТОЯНИИ
РЕСПУБЛИКИ РАГУЗЫ,
ПИСАННОЕ ГРАЙОДАНИНОМ ЕЕ
Городок Рагуза, столица маленькой Республики580, основан
Полимиром Белусом581. Сей Герой, происшедший со стороны отца от
Боснийского Короля Ратислава, а со стороны матери от Римского
племени, в 900 г. пристал к берегам Далмации с намерением завоевать трон
предков своих, Королей Боснийских, сверженных за их насилие и
злые дела. Римская колония Эпидаврия582 была тогда опустошена Са-
рацынами и вконец разрушена Славянами; бедствие редко приходит
одно.
С Полимиром были некоторые храбрые, от смерти и плена
спасенные граждане Эпидаврии. Увидев развалины своего
отечественного города, они не могли от слез удержаться и просили вождя основать
новый город на возвышении, с которого им можно б было смотреть
на колыбель их щастливой юности. Исполняя их желание, он
построил город на крутой скале, омываемой волнами Адриатического моря,
и названной в древнейшие времена Бергатом, от имени славного
разбойника тамошних мест.
Один бедный стихотворец перваго-надесять века утверждает, что
город, основанный Полимиром, гражданами Эпидаврии назван был
Кабуза, что означает на их языке крутую скалу. Жители окрестных
мест называют его Дубровною, то есть лесным городам, ибо для его
распространения надлежало вырубить лес.
Полимир, за несколько времени до своего предприятия, жил в
уединении и размышлял о причине бедствия своих предков. Совершив
завоевание, он вспомнил о том, старался воспользоваться опытом
прошедших времен, основал покой свой на общем спокойствии и
приобрел любовь своих грубых, бедных и храбрых товарищей
посредством учреждений, сообразных с их нравами и характером. Он
дал народу законную власть, гражданам — Сенат, защитникам
отечества — главу, и духовной пастве — духовного пастыря; был сам вождь
и пастух, по нужде и склонности; жил долго, более для мирной
тишины, нежели для славы и, наконец, умер, оплакиваемый всеми
согражданами, так что имя Полимира до ныне благословляемо в Рагузе.
*Она Славянского происхождения, следственно не чужая Руским.

258
НИКОЛАЙ МИХАЙЛОВИЧ КАРАМЗИН
Рыбная ловля питала наших предков. Они сделались промышлен-
нее, богатее, начали торговать и почувствовали нужду в
собственности; а как лучшая собственность есть обработанное поле, то они
принялись за хлебопашество и вошли в связь с соседями, более их
успевшими в гражданских искусствах. Сия новая связь вселила в них
соревнование. Скоро Республиканцы наши узнали, что Лакедемон,
Аргос, Афины и Коринф583 от них не далеко; познания и науки еще
более сблизили их с остатками славной Греции. Они присвоили себе
Спартанские добродетели и любезность Афинскую; наслаждались
дома семейственным щастием и заслужили почтение иностранцев
своею мудростию и честностию, редкою во времена варварства; были
малочисленны, но сильны любовию к отечеству; нашли способ
отразить Сарацын и Нарентинцев, разбойников Венециянского залива
и назывались освободителями Адриатического моря.
Смелые предприятия и полезные союзы сделали Рагузу самым
цветущим городом в Далмации. В Италии и в Греции говорили только
о промышленности и добродетели Рагузских жителей.
Но с умножением богатства начали портиться нравы. Всякой
хотел превзойти соседа своего. Внешняя роскошь и сластолюбивая нега
пристали к сим, еще недавно простым и добродетельным
Республиканцам, подобно как мох наростает на божественном мраморе Фи-
диаса584. Скоро в сей маленькой области, сильной только своею уме-
ренностию и нравами, исчезли истинные граждане: остались одни
купцы, для которых железный сундук был идолом, контора —
отечеством, любовь к богатству — единственным чувством.
Без всякой совести они завладели землею соседов, отнятою у них
после сильными Венециянами. Места, чины и правосудие были
куплею. Добрые граждане казались угрюмыми моралистами,
неспособными к должностям. Некоторые поднялися высоко, другие упали во
прах — и Республика лишилась силы своей, утратив добродетель.
В то время, как все умы занимались меною и торговлею, Сенатор
Дамиени Юде585 присвоил себе верховную власть. Униженные духом
Республиканцы не хотели еще отвести глаз от своих книг и счетов; но
скоро тиранство сделалось беспокойно, тягостно и, наконец,
несносно: они проснулись в ту минуту, как их хотели удушить, и просили
заступления Венеции, которая пресекла тиранство Дамиени Юде, но
заменила его своим собственным. Рагузские жители, принужденные
слушаться, торговали, пировали и снова заснули.

Известие о нынешнем состоянии Республики Рагузы...
259
Одна кровопролитная война в странах соседственных могла
вывести их из сего усыпления. Они взяли в ней опасное участие, были
на волос от гибели, ободрились, возвеличились духом и вдруг с
последней степени морального разврата снова вознеслись на вышнюю
степень независимости.
Не оставляя торговли и мореплавания, источника их богатств,
они посвятили себя наукам общественной экономии; принувденные
по слабости своей отказаться от республиканского прямодушия и
гордого чистосердечия в связях политических, сделались гибки без
подлости, хитры без коварства, скромны без притворства;
избираемые не редко в судии между соседами, не огорчали сильных, но
великодушно отворяли врата Республики для нещастных Государей, не
умевших следовать их благоразумному примеру. Когда свирепые
Оттоманы угрожали Европе, Рагузские граждане отправили депутатов в
Бруссу586 и получили ту хартию, которая доныне уверяет их в защите
Порты и хранится как святыня в Рагузе. Султан Оран587, вместо
подписи, обмакнул всю ладонь в чернила и приложил ее к хартии.
Таким образом, благоразумие Рагузы, подкрепленное храбростию
Далматов, удержало честолюбие и фанатизм Турков; она спасла
Италию от нашествия варваров и разрушения славных монументов ее.
Прежде открытия Мыса Доброй Надежды Рагуза и Венеция были
главными магазинами восточных товаров. Морские силы первой
находились в самом цветущем состоянии, и вооруженные галеры ее
составляли защиту купеческих судов. Но первым ударом для Рагузы
было участие, взятое ею в морском вооружении Филиппа II588,
названном весьма не кстати непобедимым флотом. Волны поглотили
тогда большую часть кораблей Республики, военных и купеческих.
В конце 16 века открылись новые бедствия. Землетрясение
разрушило всю Рагузу Соседственные варвары предали огню ее
развалины, и в пепле оставили еще смертоносную язву.
Революция Английских Колоний в Америке589 обещала выгоды ее
мирному флагу; Республика в самом деле пользовалась ими — но мир
в 1783 году590 уничтожил их. Малые области всегда наживаются от
войны сильных; а когда заключат мир, то первые должны служить
деньгами последним.
Французская Революция591 обещала еще более выгод; но, обогатив
частных людей, опустошила казну Республики. Ее капиталы почти
все были в банках Римском, Неапольском, Венециянском и Венском.

260
НИКОЛАЙ МИХАЙЛОВИЧ КАРАМЗИН
Благоразумие требовало в начале смятения взять их из рук воюющих
сильных и слабых Держав, подверженных опасности, и вверить
торговым конторам, удаленным от шума Европейского. Всякой
осторожной капиталист в политической буре предпочитает новый,
возрастающий кредит старому, упадающему.
Таким образом, в течение двух веков, истребление Гишпанского
флота на океане, землетрясение, независимость Америки и так
называемая свобода Французов постепенно ослабили морские силы
Рагузы, которая за девять веков перед сим умела наслаждаться
свободою. Прежде веяли флаги ее на всех морях, подобно флагам Тира
и Сидона, Генуи и Венеции; а теперь мы стали Голландцами одного
Адриатического моря.
Жителей в Республике 45 тысяч, а земли в длину 100 Италиянских
миль, в ширину десять. К сему надобно прибавить несколько
островов, из которых знатнейшие суть Лагоста и Мелада. Должно
признаться, что сохранение такой маленькой области в течение девяти
веков можно назвать чудом. Образ ее правления есть странная смесь
Аристократии и Демократии. Еще недавно определения Сената
начинались так: по выслугиании совета и с согласия народа. Сенат с
балкона своего объявлял решения гражданам, которые, собираясь на
площади, общим восклицанием изъявляли согласие. Француз,
знающий свою Историю, с удивлением находит на дикой скале,
угрожаемой морем и варварами, Парламенты и Марсово поле древних
Франков592. Сей образ законодательства нашего переменился: Олигархия
взяла верх, и нынешняя Конституция Республики есть копия Венеци-
янской. Большой Совет состоит из всех дворян, которым более
осьмнадцати лет; ему принадлежит верховная власть, но ею более
пользуется Сенат, где заседает 56 старейших Членов Совета. Его
определения имеют силу закона. Он занимается политическими и торговыми
делами, экономиею и тяжбами. Исполнительная.власть, под именем
Малого Совета, поручена семи Сенаторам, которые во всем важном
зависят от Сената. Иностранцы и Послы относятся к младшему из
семи Членов; дело рассматривается в Малом Совете и представляется
с его мнением в Большой, который решит и велит ему исполнить.
Ежегодно избираются три Сенатора в хранители законов; они могут
остановить всякое решение, противное Конституции, и предложить
дело Большому Совету. Естьли Сенатор окажется недостойным места
своего, то Совет может его разжаловать; но это меч, который никогда
из ножен не вынимается: Аристократы берегут друг друга.

Известие о нынешнем состоянии Республики Рагузы...
261
Большой Совет ежегодно подтверждает тайным собранием
голосов всякого чиновника в своем месте, то есть Сенаторов и всех;
выбирает на убылые места и ежемесячно собирается для назначения
Ректора, главы Республики. В конце месяца, 30-е число, приходит к
нему Вестник Совета и говорит: «Именем Республики объявляю, что
вы должны выйти из сих палат; иначе вас выбросят из окна». Эта
странная угроза вошла в обыкновение с того времени, как один
Ректор хотел самовольно продлить власть свою и был выкинут из окна
Сенаторами.
Благородные разделяются всегда на две несогласные партии; за
ними следуют граждане, из которых выбирают в судьи и в Консулы;
а на последней степени стоит народ, жертва невежества и суеверия.
Главная Религия есть Католическая; но она столь же мало опасна для
правления, как и в Венеции. Священники не имеют никакой
политической власти и не составляют особенного корпуса; они бедны и
живут более тем, что учат и воспитывают детей. Глава их есть
Епископ, который должен быть не дворянин и не иностранец. Сенат знал,
что Прелат, именитый родом или определенный Римом, Венециею,
Константинополем, мог быть для него опасен.
Для Турков, приезжающих в Рагузу, отведена особенная улица.
Греки имеют свою церковь, а Жиды — синагогу. Черная одежда
благородных, духовенства и самая архитектура домов дают сему городу
вид монастыря. — Ремесленники там богаты; нигде не увидишь
бледных лиц и рубища. Изобилие вина и мяса производит цветущее
здоровье. Каменные домики земледельцев делаются с большими окнами
и с раскрашенными лавками: роскошь, которая некогда
принадлежала одним Сенаторам! Но земледельцы наши не имеют гражданской
свободы; они рабы благородных.
Рагузское Правление внутренно ненавидит Французов, однако ж
во все время войны поступало весьма осторожно; а купечество
между тем обогащалось. Внутреннее согласие и благоразумие могут еще
продлить бытие сей маленькой Республики. По чему знать? Может
быть, она переживет еще многие сильные Державы!..
(Из Минервы)

ВЗОР НА ПРОШЕДШИЙ ГОД
1802 Год был мирный для Европы, но важный своими великими
государственными феноменами. Амьенский трактат593, столь
удивительный — преобразование Чизальпинской Республики594 (эпоха
достопамятная, ежели сия Республика будет существовать в мире, и
не есть одна театральная декорация, или дом, на песке
построенный) — великие перемены во Франции: уничтожение последних
знаков так называемой свободы, основание решительного,
твердого самовластия до смерти Консула595; амнистия для Эмигрантов с
единственным исключением тех, которые лично ему неприятны;
мудрые законы для народного учения во Франции; в Англии —
любопытные Парламентские споры, смешение партий, начало новой
Оппозиции, малочисленной, но сильной талантом двух ораторов;
уничтожение славного налога на доходы596, восстановление закона
личной безопасности; два Сейма в Европе: в Сицилии и в Венгрии,
из которых первый оказал более усердия к своему Двору, нежели
второй, только отчасти исполнивший желание и надежду Римского
Императора; в Германии новое разделение властей и земель,
предложенное Россиею и Франциею; в Баварии (где доныне царствовал
самый ревностный Католицизм) церковные реформы и перемены
в духе Иосифа; бедствия Швейцарии и совершенная утрата ее
независимости597; в Турции мир Султана с Пасваном598; в России новое
мудрое образование Министерства и новые права, данные
Сенату599: вот великие предметы для будущего Историка! Поле
обширное для ума и суждений его! — Не забудем и Короля, сказавшего с
мудрым Соломоном: суета сует! — и сложившего с себя корону,
правда, не весьма тяжелую своим величием600. Явление Руских
войск в Ионической Республике601 есть также любопытное действие
новых, доныне беспримерных политических связей, сношений
и видов.
Главный исторический характер нашего времени, Наполеон
Бонапарте, в течение сего года вышел из сомнительных теней
надежды и страха и явился в полном свете истины, к стыду романических
голов, которые в наше время мечтали о Тимолеонах602. Наполеон
лучше их знает дым славы. Он думает без сомнения:

Взор на прошедший год
263
Нещастный! Что тебе до мнения потомков?
Среди могил, костей и гробовых обломков
Не будешь чувствовать, что скажут о тебе!
Безумен славы раб! Безумен, кто Судьбе
За сей кимвальный звон отдаст из доброй воли
Утехи пышности, блаженство царской доли!
Между тем мы должны изъясниться и сказать, чего сии забавные
Романисты ожидали от Консула. Они думали, что Наполеон, сильною
рукою своего Гения остановив бурное стремление Революции,
воспользуется опытами веков, всеми лучшими идеями Философов; что он даст
Франции почти совершенное (Монархическое или республиканское)
Правление, сделает власть могущею, но только благотворною и
спасительною, подобною не грозной реке, которая беспрестанно может
выливаться из плоских берегов своих, но тихою и мирною, текущею без
всякого помешательства среди высоких стен, утвержденных мудрым
искусством. Они думали, что он, совершив великое творение, сложит
с себя все знаки Диктаторского достоинства, оставит на голове своей
один венок лавровый, уступит Консульский трон закону и успокоится
накануне бессмертия, среди народа благодарного, в объятиях славы,
под кровом хижины, в сообществе одних великих мужей Плутархо-
вых603: ибо мы, современники, не осмелились бы тогда к нему при-
ближиться и только издали удивлялись бы его величию. — Надобно
признаться, что сей роман стоит Морусовой Утопии604!
Хотя мы никак не осуждаем Бонапарте, однакож историческая
справедливость заставляет нас приметить, что число ревностных
обожателей Наполеона весьма уменьшилось в Европе, естьли верить
Английским и Немецким журналистам. Предсказание добродушного
Лафатера может сбыться: он говорил, что Бонапарте переживет
славу свою. Такова неблагодарность смертных: кто однажды удивил нас
и еще остается на сцене, от того мы не перестаем требовать новых
чудес, и в случае отказа готовы освистать славного Актера. Напрасно
друзья Наполеоновы: Секретарь Бурьень, Ценсор Баррер, Советник
д'Анжели, доказывают в своих периодических листах, что
Бонапарте следует примеру какого-то Мидийского Царя — шумная,
безрассудная публика кричит: это старая Геродотова сказка! Нам
надобно великого человека! Одним словом, всего досаднее иметь дело с

264
НИКОЛАЙ МИХАЙЛОВИЧ КАРАМЗИН
партером Европы, и Бонапарте поступил весьма благоразумно,
заключившись в высоких палатах Сен-Клу, где он слышит только оклик
часовых, умные приветствия Сенаторов и Версальские фразы Шевалье
Жокура606.
Естьли же мы, перестав на минуту быть эхом иностранных
крикунов, называемых Журналистами, должны объявить собственное
мнение о Консуле, то скажем, что он, умертвив чудовище Революции,
заслужил вечную благодарность Франции и даже Европы. В сем
отношении будем всегда с удовольствием хвалить его, как Великого
Медика, излечившего головы от опасного кружения. Пожалеем, естьли
Он не имеет законодательной мудрости Солона и чистой
добродетели Ликурга607, который, образовав Спарту, сам себя навеки изгнал
из Отечества!.. Вот дело героическое, перед которым все Лоди и
Маренго608 исчезают! Через 2700 лет оно еще воспаляет ум, и добрый
юноша, читая Ликургову жизнь, плачет от восторга... Видно, что быть
искусным Генералом и хитрым Политиком гораздо легче, нежели
великим, то есть героически-добродетельным человеком.
Мы не принадлежим к числу тех людей, которые имеют страсть во
всех феноменах времени находить чрезвычайность; однакож
физические явления 1802 года кажутся и нам необыкновенными. Зимою
страшные наводнения, весною холод и морозы в самых южных
землях, летом засухи и жары, ужасные грозы и бури, а осенью
землетрясения в Европе и на берегах Африканских были доказательством
какой-то разстройки в физическом мире. Северные земли менее
других потерпели; однакож и в России засухи были чрезвычайны.
Волга, царица наших рек, удивительным образом обмелела прошедшим
летом в самых глубоких местах: под Сызраном и Симбирском. Люди
могли переходить через нее, как пишут, однакож лето было в России
весьма плодородно, особливо в некоторых Губерниях.

ОБ ИЗВЕСТНОСТИ ЛИТЕРАТУРЫ НАШЕЙ
В ЧУЖИХ ЗЕМЛЯХ
Прежде в иностранных газетах писали только о наших победах и
завоеваниях: ныне пишут о новых успехах просвещения и
Литературы в России. Первое славнее, второе утешительнее для миролюбивых
друзей человечества.
Нашим Авторам должно быть приятно, что их имена и творения
делаются известными в чужих землях и что они получают таким
образом право гражданства в Европейской Республике Литераторов.
Но справедливость и признательность требуют, чтобы мы
наименовали здесь человека, которому Словесность Руская обязана сею
выгодою: все подробные известия о нынешнем ее состоянии,
напечатанные в разных Немецких ведомостях (а после во Французских, хотя
Парижские Журналисты и не сказали, откуда они взяли их) писаны
Господином Рихтером609, человеком достойным уважения как по
моральному характеру, так и по ученым его знаниям. Посвятив часть
жизни своей на образование ума и сердца молодых благородных
людей в России, он посвящает ныне искусное перо свое на
перевод Руских сочинений к удовольствию Немецкой публики и к славе
нашей Литературы. Господин Рихтер пишет так приятно, что
издатели лучших Журналов в Германии желали иметь его сотрудником.
С некоторого времени он сам издает Журнал, выходящий в
Лейпциге у Гарткноха под именем: Russische Miscellen610. В нем сообщаются
переводы из наших книг, периодических листов, старинных
народных сказок и песен; описания Руских обычаев, праздников; анекдоты;
любопытные черты характера из Истории; и все имеет одну цель:
доказать, что Россия во многих отношениях достойна внимания и
любопытства просвещенной Европы. Одним словом, Господин Рихтер
любит нас. Не будучи Руским, он в отечестве нашем провел цветущие
лета молодости, нашел здесь искреннее гостеприимство, друзей,
признательность — и второе отечество, которое существует только для
сердец благородных. Как мало таких моральных характеров между
иностранцами в отношении к России! Сколько видели мы
неблагодарных, от Маржерета611 до Масона612! ПЕТР Великий говаривал, что
он рад, когда, по примеру Исусовых Учеников, из двенадцати
чужеземцев выходит только один дурной человек: мы охотно признаем

266
НИКОЛАЙ МИХАЙЛОВИЧ КАРАМЗИН
их всех хорошими; но должны сказать, что едва ли один из
двенадцати Французов и Немцов, многим обязанных России, говорит и пишет
об нас с должною справедливостию и без грубых, оскорбительных
предрассудков. Тем охотнее замечаем сии редкие исключения из
правила; тем усерднее должны мы хвалить добрых иностранцев,
которые, приезжая к нам, берут на себя труд узнать язык Руской, чтобы
узнать Руской народ, и с удовольствием открывают в нем хорошие
свойства и природные дарования. Не оскорбляемся злословием, ибо
чувствуем свою цену и презираем его; но уважаем и любим тех,
которые нас уважают и любят: иначе мы оправдали бы злословие, показав
себя неблагодарными.
В рассуждении Словесности Россия, конечно, не имела еще века
Лудовика XIV, то есть множества современных Писателей, близких
к совершенству в разных родах; но смею быть уверенным, что
справедливое потомство — как бы оно вообще ни просветилось, как бы
ни возвысилось во сфере Искусства, ума, знаний, — читая
некоторые страницы, в наше время написанные, не признает нас
варварами и скажет: в век ЕКАТЕРИНЫ, в век АЛЕКСАНДРА были в России
таланты!
Ф.

ПИСЬМО СЕЛЬСКОГО ЖИТЕЛЯ
Вы желаете, любезный друг, знать все подробности моего
уединения; но мы, деревенские люди, живем так обыкновенно, так
просто, что не умеем сказать о себе ничего любопытного и
достойного примечания. Только вы, горожане, имеете способ разнообразить
свою деятельность и пестрить жизнь вашу ежедневными новостями
в планах, надеждах, удовольствиях. Если не всегда можете
хвалиться щастием, то по крайней мере богатеете опытами, наблюдениями,
и ваши сутки стоят нашего месяца. Мы в деревне наблюдаем только
погоду, и наши записки служат историею не сердца человеческого,
а термометра...
Вы назовете это сельскою шуткою — и не обманетесь. Жизнь моя,
думаю, щастлива, ибо я доволен ею. Лета, конечно, исцеляют нас от
сей душевной лихорадки, от сего внутреннего неизъяснимого
беспокойства, которое тревожит молодость; но и самый чистый воздух
полей и лесов, самый вид сельской природы не имеет ли также
благотворного влияния на сердце и не располагает ли его физически к
сладкому чувству покоя? Спросите о том у ваших медиков-философов; а
я между тем нахожу сие действие вероятным, чувствуя себя как будто
бы другим человеком со времени моего приезда в деревню.
Вам известно, любезный друг, что я не бывал мизантропом613 даже
и в таких обстоятельствах, которые могли бы извинить маленькую
досаду на ближних; знаете, что я некогда пылал ревностию иметь
обширный круг действия в нескромной надежде на свою любовь к добру
и человечеству. Но долговременное ученье в школе опыта и феруляш
сего жестокого мастера, смирили мою гордость — так смирили, что
я, оставив все дальнейшие требования на блестящую долю славных
людей, взялся — за плуг и соху! Подивитесь же теперь чудной игре
нашего самолюбия: с сего времени мне кажется, что добрый
земледелец есть первый благодетель рода человеческого и полезнейший
гражданин в обществе. «Где много героев, там много кровопролития;
где много судей, там много ябеды и неправосудия; где много купцов,
там много роскоши; но где много пахарей, там много хлеба, — а хлеб
есть корень изобилия». Что вы скажете о сем рассуждении? Оно,
верно, полюбилось бы китайцам.
Это вступление готовит вас к длинному письму: пеняйте сами на
себя! Старики и деревенские жители любят поговорить, когда есть

268
НИКОЛАЙ МИХАЙЛОВИЧ КАРАМЗИН
случай; а вы заставили меня взяться за перо, которому уже давно не
было дела. Мне хочется, например, дать вам идею о главных моих
сельских подвигах.
Я вырос там, где живу ныне. Путешествие и служба совершенно
раззнакомили меня с деревнею; однако ж, сделавшись рано
господином изрядного имения и будучи, смею сказать, напитан духом
филантропических авторов, то есть ненавистию ко злоупотреблениям
власти, я желал быть заочно благодетелем поселян моих: отдал им всю
землю, довольствовался самым умеренным оброком, не хотел иметь
в деревне ни управителя, ни приказчика, которые нередко бывают
хуже самых худых господ, и с удовольствием искреннего
человеколюбия написал к крестьянам: «Добрые земледельцы! Сами изберите
себе начальника для порядка, живите мирно, будьте трудолюбивы и
считайте меня своим верным заступником во всяком притеснении».
Возвращаясь наконец к пенатам родины, чтобы умереть там, где
начал жить, я сердечно утешался приятною мыслию, что найду
деревню свою в цветущем состоянии; как поэт воображал богатые нивы,
пажити615, полные житницы, избыток, благоденствие и сочинял уже
в голове своей письмо к какому-нибудь русскому журналисту о щаст-
ливых плодах свободы, данной мною крестьянам... Приезжаю и
нахожу бедность, поля, весьма худо обработанные, житницы пустые,
хижины гниющие!.. С горестным удивлением призываю к себе
стариков, которых имена были мне еще с ребячества памятны, —
расспрашиваю их и наконец узнаю истину! Покойный отец мой, живучи
сам в деревне, смотрел не только за своими, но и за крестьянскими
полями: хотел, чтобы и те и другие были хорошо обработаны, — и в
нашей деревне хлеб родился лучше, нежели во многих других;
господин богател, и земледельцы не беднели. Воля, мною им данная,
обратилась для них в величайшее зло: то есть в волю лениться и
предаваться гнусному пороку пьянства, дошедшему с некоторого времени
до ужасной крайности как в нашей, так и в других губерниях. Эта язва
в здешних, удаленных от столицы местах есть новое явление: живо
помня лета своего детства, помню и то, что прежде в одни большие
годовые праздники крестьяне веселились и гуляли, угощая друг друга
домашним пивом или вином, купленным в городе. Ныне будни
сделались для них праздником, и люди услужливые, под вывескою орла,
везде предлагают им средство избавляться от денег, ума и здоровья,
ибо в редкой деревне нет питейного дома. К чести некоторых дво-

Письмо сельского жителя
269
рян, соседей моих, скажу, что они отвергают выгоды, представляемые
им откупщиками, и не дозволяют заводить у себя храмов русского
неопрятного Бахуса616; но другие не так думают, — особливо те,
которые сами в откупах участвуют. Не мое дело осуждать сей легкий и
модный способ умножать свои доходы; не смею вообразить, чтобы
он был несогласен с достоинством благородного и великодушного
патриота, ибо вижу многих почтенных людей, которые прибегают к
нему без зазрения совести и хвалятся искусством в сем важном
промысле. Мнения и вкусы различны. Однако ж те ошибаются, которые
думают, что русские искони любили излишнее употребление вина и
что никакая законодательная мудрость не отвратит их от сего
порока: он заразил народ только со времен Годунова617; сей царь, желая
обогатить казну государственную, умножил число питейных домов*;
а случай и удобность, как известно, соблазняют людей. Например,
при князе Василье Ивановиче618 народ московский, без сомнения,
не любил пьянства, ибо он укорял сим пороком иностранных
солдат: немцев, поляков и литовцев, взятых тогда в русскую службу**. Но
при царе Алексее Михайловиче619 оно уже усилилось в Москве так,
что благодетельное правительство искало мер остановить его,
уничтожило питейные домы и положило во всяком городе быть одному
кружешному двору, чтобы продавать вино только ведрами и
кружками... Извините, любезный друг: такая материя совсем неприятна.
Но мне надлежало здесь иметь дело с откупщиками и блеснуть перед
ними ученостию в истории их промысла. Я постращал сих господ,
что скоро выдам книгу о вреде его для государства и нравов, если
они не избавят нашей деревни от своей вывески. Жестокая угроза и
1000 рублей убедили их исполнить это желание. Вот первый мой
подвиг для блага земледельцев!
Землю мою отдавали они внаймы и брали пять рублей за десятину,
которая может принести от 30 до 40, — но с трудом, а им не хотелось
и для своей выгоды работать. Я возобновил господскую пашню,
сделался самым усердным экономом, начал входить во все подробности,
* Слова летописца: «Устави же царь Борис в России и пошлину имати со
всяких товаров, и мыты, и перевозы, и пиво продавати из казны».
** См.: Герберштеина, Гваньини, Олеария. — Место, где они жили (за Москвою-
рекою), прозвалось Нешейками от слова налей, которое часто употреблялось
ими.

270
НИКОЛАЙ МИХАЙЛОВИЧ КАРАМЗИН
наделил бедных всем нужным для хозяйства, объявил войну ленивым,
но войну не кровопролитную; вместе с ними на полях встречал и
провожал солнце; хотел, чтобы они и для себя так же старательно
трудились, вовремя пахали и сеяли; требовал от них строгого
отчета и в нерабочих днях; перестроил всю деревню самым удобнейшим
образом; ввел по возможности опрятность, чистоту в их избах, не
столько приятную для глаз, сколько нужную для сохранения жизни
и здоровья. Наконец, — без всяких английских мудростей, без всяких
хитрых машин, не усыпая земли ни золою, ни известкою, ни
толчеными костями, — смею похвалиться, что и друзья земледелия и
друзья человечества могут с удовольствием взглянуть на мои поля, село и
жителей его. Всего же более похвалюсь тем, что крестьяне благодарят
меня за нынешнюю свою трезвость и работливость, видя щастливые
плоды их: из бедных они сделались зажиточными; имеют хлеб,
лошадей, скотоводство и надежду быть со временем сельскими богачами.
Один опыт мог уверить их в щастии трудолюбия. Принудьте злого
делать добро: отвечаю, что он скоро полюбит его. Заставьте ленивого
работать: он скоро удивится своей прежней ненависти к трудам.
Сократ620 называл добродетель знанием: всякий порок можно назвать
невежеством, — ибо он есть слепота ума; ибо в нем гораздо более
страдания, нежели приятности.
Иностранные путешественники, видя в России беспечную леность
крестьянина, обыкновенно приписывают ее так называемому
рабству. «Как ему охотно трудиться (говорят сии господа), когда
помещик может всегда отнять у него имущество?» Но смею уверить их, что
такая философия никогда не входила в голову нашим земледельцам:
они ленивы от природы, от навыка, от незнания выгод трудолюбия.
Какой господин, в самом деле, отнимает у крестьян хлеб, лошадей и
другую собственность? И разве нет между ими богатых и
промышленных? Достойно замечания, что нерадивые всегда приписывают
избыток работящих не трудам их, а щастию! Иностранные
глубокомысленные политики, говоря о России, знают все, кроме России.
Я рассуждал так же в городском кабинете своем; но в деревне
переменил мысли. У нас много вольных крестьян: но лучше ли господских
они обработывают землю? По большей части, напротив. С
некоторого времени хлебопашество во всех губерниях приходит в лучшее
состояние: от чего же? От старания помещиков: плоды их экономии, их
смотрения наделяют изобилием рынки столиц. Если бы они, приняв
совет иностранных филантропов621, все сделали то же, что я прежде

Письмо сельского жителя
271
делал: наложили на крестьян оброк, отдали им всю землю и сами
навсегда уехали в город, то я уверен, что на другой год пришло бы
гораздо менее хлебных барок как в Москву, так и в Петербург. Не знаю,
что вышло бы через пятьдесят или сто лет: время, конечно, имеет
благотворные действия; но первые годы, без сомнения, поколебали
бы систему мудрых английских, французских и немецких голов. Она
хороша, если бы мы, приняв ее, могли заснуть с Эпименидом622 по
крайней мере на целый век; но всякий из нас хочет жить хорошо,
спокойно и щастливо ныне, завтра и так далее. Время подвигает
вперед разум народов, но тихо и медленно: беда законодателю облетать
его! Мудрый идет шаг за шагом и смотрит вокруг себя. Бог видит,
люблю ли человечество и народ русский; имею ли предрассудки,
обожаю ли гнусный идол корысти — но для истинного благополучия
земледельцев наших желаю единственно того, чтобы они имели
добрых господ и средство просвещения, которое одно, одно сделает все
хорошее возможным. К щастию, мы живем в такое время, когда
мудрое, отеческое правительство угадывает все истинные потребности
государственного и народного блага: с какою радостию читал я указ
о заведении школ деревенских623! Вот исполинский шаг к
вернейшему благоденствию поселян! Они русские: следственно, имеют много
природного ума; но ум без знания есть сидень624. Сей указ обрадовал
меня тем более, что я в нынешнюю зиму по собственному движению
завел у себя школу для крестьянских детей, с намерением учить их не
только грамоте, но и правилам сельской морали, и на досуге сочинил
катихизис625, самый простой и незатейливый, в котором
объясняются должности поселянина, необходимые для его щастия. Умный
новый священник деревни нашей был в этом деле моим критиком,
советником и помощником. За то и я бываю его критиком и
советником, когда он пишет сельские проповеди. Доставлю вам некоторые
из них, и вы увидите, что у нас есть свои Йорики626. Когда отец Савва
начинает говорить в церкви, земледельцы мои подвигаются к нему
ближе и ближе — это хороший знак. Мы живем с ним дружно,
часто обедаем вместе и, сидя на диване, в разговорах своих перебираем
всю натуру от кедра до иссопа627. Отец Савва есть не только теолог
и моралист, но и физик, ботанист, даже медик самоучкою: я взял на
себя должность аптекаря, и мы ребарбаром628, сосновыми шишками
и шифгаузенским пластырем629 делаем здесь чудеса. Крестьяне в
охоте лечиться едва ли уступают городским жителям. Слабому человеку

272
НИКОЛАЙ МИХАЙЛОВИЧ КАРАМЗИН
сродно искать облегчения в его страданиях, и медицина в некотором
смысле есть дочь натуры. Чем она простее, тем лучше, и торжество
ее всего явнее в деревнях, где природа, укрепленная суровою жиз-
нию, при малейшем пособии искусства, как Геркулес630, отражает
болезнь. Действительность нашей маленькой аптеки отводит поселян
от употребления вредных средств, предписываемых им в болезнях
ворожеями, колдунами и другими сельскими адептами — польза
немалая! Мне сказывали, что в московской Заиконоспасской академии
с некоторого времени учат студентов анатомии и ботанике, то есть
готовят быть и священниками, и лекарями; эта мысль прекрасна и
достойна нынешнего правительства. Так издревле ведется на Востоке,
где одни люди врачуют душу и тело. Благодеяния медика возвышают
достоинство нравственного наставника. Вижу опыт того в своей
деревне: крестьяне мои уважают и любят священника как отца и
сделались при нем гораздо набожнее. Я со своей стороны помогаю сему
щастливому их расположению усердным примером своим и всякое
воскресенье являюсь в церкви. Человек с умом образованным имеет
тысячу побуждений быть добрым: набожность заменяет их для
грубого земледельца и смягчает его душу. Ему кажется так естественно
молиться небу, предмету надежды и страха для полей его! Питаясь
непосредственно из рук натуры, может ли он забывать ее творца
великого? Но, к нещастью, суеверие гораздо обыкновеннее набожности
между людьми непросвещенными.
Зная, любезный друг, охоту вашу к садам, желал бы я сообщить
вам прелестное описание какого-нибудь Эдема651, мною
заведенного; но, к великому благополучию, не имею уже работников для такого
дела... Изъясню вам загадку. Сначала мы нередко ссорились с
крестьянами за нерадивость и худое исполнение моих приказаний: как же
наказывать виноватых? Я выдумывал для них работы в саду, довольно
трудные, и хотел удивить моих соседей лабиринтами, Парнасами632,
водяными зеркалами и проч. Но мало-помалу число преступников
уменьшалось, и наконец работы наши совсем остановились. Тем
лучше! — сказал я садовнику и не думаю более о лабиринтах. Поля и
рощи служат для меня самым приятнейшим английским садом.
Некоторые из здешних дворян жалеют о моем дурном вкусе: что делать?
Я люблю добрых, исправных земледельцев гораздо более садов и не
могу без вины наказывать их трудами, вымышляемыми прихотью.
Одно нужное и полезное кажется мне хорошим. Так, например, я с

Письмо сельского жителя
273
великим удовольствием отрыл собственными руками источник
свежей воды подле самой большой дороги, обложил его диким камнем,
сделал вокруг дерновое канапе, часто сижу на нем и веселюсь,
смотря на проезжих, утоляющих жажду моею водою... Разумеется, что
ваш приятель сравнивает себя тогда с славными благодетелями
Востока, которые, следуя предписанию Алкорана633, делают колодези для
странников в степях аравийских. Видите мой романизм: это болезнь
неизлечимая.
Однако ж, любезный друг, несмотря на то я не хотел завести у себя
романических праздников розы. Пусть во Франции
семнадцатилетняя невинность, как феникс, украшается венками славы: у нас все
девушки смиренны и невинны. Не хочу бросить яблока раздора между
ими. Довольно, что мы три раза в год целою деревнею веселимся,
празднуя весну, окончание полевых работ и день рождения моей
дочери. Широкий господский двор обращается тогда в залу пиршества
и храм изобилия; даем обед, какие описываются в старинных русских
сказках и в Гомеровых поэмах634; сажаем земледельцев с их семьями
за столы дубовые и не жалеем плодов земных для угощения. После
обеда является русский трубадур6^, слепой украинский скоморох
с волынкою, и начинаются пляски. Между тем m рогов
мифологической козы Лмалътеи656 льется пиво и мед для шумного собрания; и
если пословица всех народов говорит правду, что хмель
обнаруживает сердце, то крестьяне любят меня душевно; ибо они, в Бахусовых
восторгах, хотят беспрестанно целовать мои руки и называют меня
самыми ласковыми именами... Да и в самом деле, за что им не любить
господина, который старается быть добрым и главное свое
удовольствие находит в их пользе? Они люди и, следственно, имеют чувство
справедливости. Злая неблагодарность не так обыкновенна, как
думают; но мы часто твердим об ней для того, что она красиво выражается
в реторических фразах; для того, что гораздо легче говорить о
неблагодарности, нежели делать добро великодушно и бескорыстно...
Крестьяне мои знают, что я, подобно другим, мог бы завести винный
завод, приставить их к огромным кубам, палить огнем неугасаемым,
взять винную поставку и нажиться скорее, нежели от земледелия.
Я требую от них работы, но единственно той, для которой человек
создан и которая нужна для самого их щастия. Они ленились, пили
и терпели недостаток; ныне работают весело, пьют только в гостях
у своего помещика и не знают нужды. Сверх того, обхождение мое

274
НИКОЛАЙ МИХАЙЛОВИЧ КАРАМЗИН
с ними показывает им, что я считаю их людьми и братьями по
человечеству и христианству... Нет, не могу сомневаться в любви их!
Это уверение, любезный друг, приятно душе моей; но еще
гораздо приятнее, гораздо сладостнее то уверение, что живу с истинною
пользою для пятисот человек, вверенных мне судьбою. Прискорбно
жить с людьми, которые не хотят любить нас: всего же несноснее
жить в свете бесполезно. Главное право русского дворянина — быть
помещиком, главная должность его — быть добрым помещиком;
кто исполняет ее, тот служит отечеству как верный сын, тот служит
монарху как верный подданный: ибо АЛЕКСАНДР желает щастия
земледельцев.
Лука Еремеев

О ПУБЛИЧНОМ ПРЕПОДАВАНИИ НАУК
В МОСКОВСКОМ УНИВЕРСИТЕТЕ
Никогда Науки не были столь общеполезны, как в наше время.
Язык их, прежде трудный и мистический, сделался легким и ясным.
Знания, бывшие уделом особенного класса людей, собственно
называемого ученым, ныне более и более распространяются, вышедши из
тесных пределов, в которых они долго заключались. Великие Гении,
убежденные в необходимости народного просвещения как для
частного, так и для Государственного блага, старались и стараются
заманить людей в богатые области Наук, сообщая им важные истины и
сведения не только понятным, но и приятным образом, и ведут их к
сокровищам ума путем, усеянным цветами.
В сие щастливое для Наук время мудрое наше Правительство
размножило их источники в России и открыло им новые способы
действовать на ум народа. К числу сих способов принадлежат и
публичные лекции Московского Университета. Цель их есть та, чтобы самым
тем людям, которые не думают и не могут исключительно посвятить
себя ученому состоянию, сообщать сведения и понятия о Науках
любопытнейших.
Две из них заслуживают по справедливости имя важнейших для
человека: одна представляет Натуру во всей бесчисленности ее
творений, описывая вид, образ жизни или бытия существ; другая Наука
знакомит нас с судьбою человеческого рода, изображая великие
картины Государств, и вникая в причины их славы, щастия и падения.
Я говорю об Истории Естественной и еще ближайшей к нам Истории
Народов; знание той и другой необходимо для человека и
гражданина, естьли он желает называться просвещенным.
К сим двум Наукам Московский Университет для публичных
лекций присоединил еще Опытную Физику и систематическое
обозрение торговли. Первая самым приятным образом занимает ум
изъяснением любопытных физических открытий и представляет
чудесное действие сил Натуры, о которых не только Древние, но и
самые ученые Физики седьмаго-надесять века не имели понятия. —
Торговля, будучи связию народов, меною их промышленности,
доставлением многих приятностей жизни и способом как частного, так
и государственного обогащения, сделалась ныне важною Наукою для

276
НИКОЛАЙ МИХАЙЛОВИЧ КАРАМЗИН
людей, которые посвящают себя ее великим предприятиям, и весьма
любопытною для того, кто хочет иметь ясные идеи о политическом
состоянии нынешних Государств. Не только купцу или человеку,
обязанному по своей гражданской должности знать основание,
свойство и ход торговли, но и всякому другому приятно иметь сведение
о разных родах Коммерции, о Государственных выгодах, от нее
происходящих, — о Государственных правилах, которым в рассуждении
торговли следуют благоразумные Министры, — о Банках, обращении
денег, курсе и проч.
Щастливое избрание предметов для сих публичных лекций
доказывается числом слушателей, которые в назначенные дни
собираются в Университетской зале. Любитель просвещения с душевным
удовольствием видит там знатных Московских Дам, благородных
молодых людей, духовных, купцов, студентов Заиконоспасской
Академии637 и людей всякого звания, которые в глубокой тишине и со
вниманием устремляют глаза на Профессорскую кафедру
Можно было предвидеть, что лекции Опытной Физики привлекут
более слушателей, нежели другие. Не мое дело сравнивать таланты
достойных Господ Профессоров; но феномены силы электрической,
гальванизма, опыты аэростатические и проч. сами по себе столь
любопытны, и Господин Страхов638 изъясняет их столь хорошо, столь
вразумительно, что публика находит отменное удовольствие в
слушании его лекций. Таким образом, и в Париже, где славнейшие
Ученые — Фуркруа, Вокелен, Вижье, Шарль639 и другие — занимают
любопытных преподаванием Наук в Лицеях, Опытная Физика сделалась
модною Наукою. Любезнейшие светские женщины и лучшие
молодые люди составляют там многочисленную аудиторию Профессора
Шарля.
Вообще должно отдать справедливость ревности и талантам
Господ Московских Профессоров, которые, не имея доныне случая
преподавать Науки публично, столь успешно начали и продолжают свои
лекции. — Господин Политковский640, следуя Линнеевой Системе641,
проходит царства Натуры, изъясняет ученые слова и наименования,
еще новые в языке Руском, и замечает все достойное удивления как в
общем плане творения, так и в особенных существах, старается
возбудить в слушателях любовь к великой Науке Природы. — Лекции
Шшодина Гейма642, представляя в системе все отношения торговли,
служат доказательством его обширных познаний в сей части. Руской

О публичном преподавании наук в Московском университете
277
язык не есть его природный; но он говорит им чисто и правильно. —
Молодой Профессор Шлецер643, читая Историю Европы со времен
падения Римской Империи (по искусному Робертсонову введению
в Историю Карла V), не только именем, но и талантом своим
напоминает славного Геттингенского Шлецера644, отца его. Он говорит
с живостию и с благородным красноречием, предлагая слушателям
собственные зрелые мысли о случаях и характерах. История
средних веков, столь отличная от древней Греческой и Римской, не менее
их достойна любопытства, изображая страстное волнение народов,
смесь их и наконец рождение новых, которые, выходя, так сказать,
мало-помалу из всеобщего Хаоса, сделались основателями нынешних
великих Государств Европейских. Мысль преподавать сию важную
часть Истории в Московском Университете для публики и наиболее
для молодых людей была весьма щастливою мыслию. Всякой хорошо
воспитанный человек имеет понятие о древних Государствах, о
судьбе Афин, Спарты, Рима, но многие ли умеют ясно вообразить себе
происшествия, которые следовали за падением Римской Империи, и
преобразили Европу? Тем нужнее впечатлевать их в разум юношества
систематическим изустным предложением, которое остается в
памяти долее всего читаемого нами в книгах. — Немецкий язык, на
котором Господин Шлецер преподает Историю, хотя вообще и не столь
известен у нас, как Французский; однакож сей достойный Профессор
имеет довольно слушателей из числа благородных молодых людей,
для которых наставления его могут быть тем полезнее.
Сии публичные лекции должны со временем иметь еще более
успеха, то есть образовать еще большее число любителей
учености в таком городе, который можно назвать столицею Российского
Дворянства, и в такой век, когда отличные сведения необходимы для
утверждения знаменитых прав Дворянских; когда для всякого
важного Государственного места требуется разум просвещенный; когда
мудрое наше Правительство замечает молодых людей, ревностных
к снисканию знаний. Нежные отцы семейств ничего не жалеют у нас
для воспитания детей, но иностранные учители, которым платят они
столь дорого, могут ли питомцев своих наставлять в важных Науках?
По крайней мере весьма редко; а необыкновенное не может служить
примером. И так не должны ли сии попечительные отцы, живущие в
Москве, радоваться тому, что дети их могут ныне столь удобно и легко
приобретать драгоценные знания, слушая лекции Университетские?

278
НИКОЛАЙ МИХАЙЛОВИЧ КАРАМЗИН
После всего, что великодушный АЛЕКСАНДР сделал и делает для
укоренения Наук в России, мы не исполним долга Патриотов и даже
поступим неблагоразумно, естьли будем еще отправлять молодых
людей в чужие земли, учиться тому, что преподается в наших
Университетах. Московский отличается уже в разных частях достойными
учеными Мужами: скоро Новые Профессоры, вызванные из Германии
и в целой Европе известные своими талантами, умножат число их, и
первый Университет Российский, под руководством своего
деятельного и ревностного к успеху Наук Попечителя645, возвысится еще на
степень славнейшую в ученом свете.

О ДРЕВНЕЙ И НОВОЙ РОССИИ
В ЕЕ ПОЛИТИЧЕСКОМ И ГРАЙОДАНСКОМ
ОТНОШЕНИИ
Несть льсти в языце моем
(Пест. 138)
Настоящее бывает следствием прошедшего. Чтобы судить о
первом, надлежит вспомнить последнее; одно другим, так сказать,
дополняется и в связи представляется мыслям яснее.
От моря Каспийского до Балтийского, от Черного до Ледовитого,
за тысячу лет пред сим жили народы кочевые, звероловные и
земледельческие, среди обширных пустынь, известных Грекам и Римлянам
более по сказкам баснословия, нежели по верным описаниям
очевидцев. Провидению угодно было составить из сих разнородных племен
обширнейшее Государство в мире.
Рим, некогда сильный доблестью, ослабел в неге и пал,
сокрушенный мышцею варваров Северных. Началось новое творение: явились
новые народы, новые нравы, и Европа восприяла новый образ,
доныне ею сохраненный в главных чертах ее бытия политического.
Одним словом, на развалинах владычества Римского основалось в
Европе владычество народов Германских.
В сию новую общую систему вошла и Россия. Скандинавия, гнездо
Витязей беспокойных — officina gentium, vagina nationum646 — дала
нашему Отечеству первых Государей, добровольно принятых
Славянскими и Чудскими племенами, обитавшими на берегах Ильменя,
Белаозера и реки Великой. «Идите, — сказали им Чудь и Славяне,
наскучив своими внутренними междоусобиями, — идите княжить и
властвовать над нами. Земля наша обильна и велика, но порядка в ней
не видим». Сие случилось в 862 году; а в конце X века Европейская
Россия была уже не менее нынешней: то есть во сто лет она достигла
от колыбели до величия редкого. В 964 году Россияне, как наемники
Греков, сражались в Сицилии с Аравитянами, а после в окрестностях
Вавилона.
Что произвело феномен столь удивительный в Истории? Пылкая,
романическая страсть наших первых Князей к завоеваниям и
единовластие, ими основанное на развалинах множества слабых, несо-

280
НИКОЛАЙ МИХАЙЛОВИЧ КАРАМЗИН
гласных Держав народных, из коих составилась Россия. Рюрик, Олег,
Святослав, Владимир не давали образумиться Гражданам в быстром
течении побед, в непрестанном шуме воинских станов, платя им
славою и добычею за утрату прежней вольности, бедной и мятежной.
В XI веке Государство Российское могло, как бодрый, пылкий
юноша, обещать себе долголетие и славную деятельность. Монархи его в
твердой руке своей держали судьбы миллионов; озаренные блеском
побед, окруженные воинственною, благородною дружиною, казались
народу полубогами, судили и рядили землю, мановением воздвигали
рать и движением перста указывали ей путь к Воспору Фракийскому
или к горам Карпатским. В счастливом отдохновении мира Государь
пировал с Вельможами и народом, как Отец среди семейства
многочисленного. Пустыни украсились городами, города — избранными
жителями; свирепость диких нравов смягчилась Верою
Христианскою; на берегах Днепра и Волхова явились искусства Византийские.
Ярослав647 дал народу свиток законов гражданских, простых и
мудрых, согласных с древними Немецкими648. Одним словом, Россия
не только была обширным, но, в сравнении с другими, и самым
образованным Государством.
К несчастью, она в сей бодрой юности не предохранила себя от
Государственной общей язвы тогдашнего времени, которую народы
Германские сообщили Европе: говорю о системе удельной649. Счастие
и характер Владимира650, счастие и характер Ярослава могли только
отсрочить падение Державы, основанной единовластием на
завоеваниях. Россия разделилась.
Вместе с причиною ее могущества, столь необходимого для
благоденствия, исчезло и могущество, и благоденствие народа.
Открылось жалкое междоусобие малодушных Князей, которые, забыв
славу, пользу Отечества, резали друг друга и губили народ, чтобы
прибавить какой-нибудь ничтожный городок к своему уделу. Греция,
Венгрия, Польша отдохнули: зрелище нашего внутреннего бедствия
служило им поручительством в их безопасности. Дотоле боялись
Россиян — начали презирать их. Тщетно некоторые Князья
великодушные — Мономах651, Василько652 — говорили именем Отечества
на торжественных съездах; тщетно другие — Боголюбский653,
Всеволод III654 — старались присвоить себе единовластие: покушения были
слабы, недружны, и Россия в течение двух веков терзала собственный
народ, пила слезы и кровь собственную.

О древней и новой России в ее политическом и гражданском отношении 281
Открылось и другое зло, не менее гибельное. Народ утратил
почтение к Князьям: Владетель Торопца или Гомеля мог ли казаться ему
столь важным смертным, как Монарх всей России? Народ охладел в
усердии к Князьям, видя, что они для ничтожных личных выгод
жертвуют его кровию, и равнодушно смотрел на падение их тронов,
готовый всегда взять сторону счастливейшего или изменить ему вместе с
счастием; а Князья, уже не имея ни доверенности, ни любви к народу,
старались только умножать свою дружину воинскую: позволили ей
теснить мирных жителей сельских и купцов; сами обирали их,
чтобы иметь более денег в казне на всякий случай, и сею политикою,
утратив нравственное достоинство Государей, сделались подобны
судиям-лихоимцам или тиранам, а не законным властителям. И так,
с ослаблением Государственного могущества, ослабела и внутренняя
связь подданства с властию.
В таких обстоятельствах удивительно ли, что варвары покорили
наше Отечество? Удивительнее, что оно еще столь долго могло
умирать по частям и в сердце, сохраняя вид и действия жизни
Государственной или независимость, изъясняемую одною слабостью наших
соседов. На степях Донских и Волжских кочевали орды Азиатские,
способные только к разбоям. Польша сама издыхала в
междоусобиях. Короли Венгерские желали, но не могли никогда утвердить свое
господство за горами Карпатскими, и Галиция, несколько раз
отходив от России, снова к ней присоединялась. Орден Меченосцев едва
держался в Ливонии. Но когда воинственный народ, образованный
победами Хана Могольского, овладев Китаем, частию Сибири и
Тибетом, устремился на Россию, она могла иметь только славу
великодушной гибели. Смелые, но безрассудные Князья наши с горстью людей
выходили в поле умирать Героями. Батый655, предводительствуя
полумиллионом, топтал их трупы и в несколько месяцев сокрушил
Государство. В искусстве воинском предки наши не уступали никакому
народу, ибо четыре века гремели оружием вне и внутри Отечества; но
слабые разделением сил, несогласные даже и в общем бедствии,
удовольствовались венцами мучеников, прияв оные в неравных битвах
и в защите городов бренных.
Земля Русская, упоенная кровию, усыпанная пеплом, сделалась
жилищем рабов Ханских, а Государи ее трепетали Баскаков656. Сего
не довольно. В окружностях Двины и Немана, среди густых лесов,
жил народ бедный, дикий и более 200 лет платил скудную дань

282
НИКОЛАЙ МИХАЙЛОВИЧ КАРАМЗИН
Россиянам. Утесняемый ими, также Прусскими и Ливонскими
Немцами, он выучился искусству воинскому и, предводимый некоторыми
отважными витязями, в стройном ополчении выступил из лесов на
феатр мира; не только восстановил свою независимость, но, прияв
образ народа Гражданского, основав Державу сильную, захватил и
лучшую половину России, то есть Северная осталась данницею
Моголов, а Южная вся отошла к Литве по самую Калугу и реку Угру.
Владимир, Суздаль, Тверь назывались Улусами Ханскими; Киев,
Чернигов, Мценск, Смоленск — городами Литовскими. Первые хранили,
по крайней мере, свои нравы; вторые заимствовали и самые обычаи
чуждые. Казалось, что Россия погибла на веки.
Сделалось чудо. Городок, едва известный до XIV века, от
презрения к его маловажности долго именуемый селом Кучковым, возвысил
главу и спас Отечество. Да будет честь и слава Москве! В ее стенах
родилась, созрела мысль восстановить единовластие в истерзанной
России, и хитрый Иоанн Калита657, заслужив имя Собрателя земли
Русской, есть Первоначальник ее славного воскресения,
беспримерного в летописях мира. Надлежало, чтобы его преемники в течение
века следовали одной системе с удивительным постоянством и
твердостью, — системе, наилучшей по всем обстоятельствам и которая
состояла в том, чтобы употребить самих Ханов в орудие нашей
свободы. Снискав особенную милость Узбека658 и вместе с нею
достоинство Великого Князя, Калита первый убедил Хана не посылать
собственных чиновников за данью в города наши, а принимать ее в орде
от Бояр Княжеских, ибо Татарские Вельможи, окруженные воинами,
ездили в Россию более для наглых грабительств, нежели для
собрания Ханской дани. Никто не смел встретиться с ними: как скоро они
являлись, земледельцы бежали от плуга, купцы — от товаров,
граждане — от домов своих. Все ожило, когда сии хищники перестали
ужасать народ своим присутствием: села, города успокоились, торговля
пробудилась, не только внутренняя, но и внешняя; народ и казна
обогатились, дань Ханская уже не тяготила их. Вторым важным замыслом
Калиты было присоединение частных уделов к Великому Княжеству.
Усыпляемые ласками властителей Московских, Ханы с детскою не-
винностию дарили им целые Области и подчиняли других Князей
Российских, до самого того времени, как сила, воспитанная хитро-
стию, довершила мечем дело нашего освобождения.

О древней и новой России в ее политическом и гражданском отношении 283
Глубокомысленная политика Князей Московских не
удовольствовалась собранием частей в целое: надлежало еще связать их твердо,
и единовластие усилить самодержавием659. Славяне Российские,
признав Князей Варяжских своими Государями, хотя отказались от
Правления общенародного, но удерживали многие его обыкновения. Во
всех древних городах наших бывало так называемое Вече, или
Совет народный, при случаях важных; во всех городах избирались
Тысяцкие или Полководцы не Князем, а народом. Сии республиканские
учреждения не мешали Олегу660, Владимиру, Ярославу самодержавно
повелевать Россиею: слава дел, великодушие и многочисленность
дружин воинских, им преданных, обуздывали народную буйность.
Когда же Государство разделилось на многие области независимые,
тогда граждане, не уважая Князей слабых, захотели пользоваться
своим древним правом Веча и Верховного законодательства; иногда
судили Князей и торжественно изгоняли в Новегороде и других местах.
Сей дух вольности господствовал в России до нашествия Батыева, и в
самых ее бедствиях не мог вдруг исчезнуть, но ослабел приметно.
Таким образом, История наша представляет новое доказательство двух
истин: 1) для твердого самодержавия необходимо Государственное
могущество; 2) рабство Политическое не совместно с гражданскою
вольностию. Князья пресмыкались в Орде, но, возвращаясь оттуда с
милостивым ярлыком Ханским, повелевали смелее, нежели в дни
нашей Государственной независимости. Народ, смиренный игом
варваров, думал только о спасении жизни и собственности, мало заботясь
о своих правах гражданских. Сим расположением умов, сими
обстоятельствами воспользовались Князья Московские и, мало-помалу
истребив все остатки древней республиканской системы, основали
истинное самодержавие. Умолк Вечевой колокол во всех городах
России. Димитрий Донской661 отнял власть у народа избирать Тысяцких,
и, вопреки своему редкому человеколюбию, первый уставил
торжественную смертную казнь для Государственных преступников,
чтобы вселить ужас в дерзких мятежников. Наконец, что началось при
Иоанне I или Калите, то совершилось при Иоанне III662: столица
Ханская на берегу Ахтубы, где столько лет потомки Рюриковы
преклоняли колена, исчезла навеки, сокрушенная местию Россиян. Новгород,
Псков, Рязань, Тверь присоединились к Москве вместе с некоторыми
областями, прежде захваченными Литвою. Древние Югозападные
Княжения потомков Владимировых еще оставались в руках Польши,

284
НИКОЛАЙ МИХАЙЛОВИЧ КАРАМЗИН
за то Россия, новая, возрожденная, во времена Иоанна IV663
приобрела три царства: Казанское, Астраханское и неизмеримое Сибирское,
дотоле неизвестное Европе.
Сие великое творение Князей Московских было произведено не
личным их Геройством, ибо, кроме Донского, никто из них не
славился оным, но единственно умною политическою системою, согласною
с обстоятельствами времени. Россия основалась победами и
единоначалием, гибла от разновластия, а спаслась мудрым самодержавием.
Во глубине Севера, возвысив главу свою между Азиатскими и
Европейскими Царствами, она представляла в своем гражданском образе
черты сих обеих частей мира: смесь древних Восточных нравов,
принесенных Славянами в Европу и подновленных, так сказать, нашею
долговременною связию с Моголами; Византийских, заимствованных
Россиянами вместе с Христианскою верою, и некоторых Германских,
сообщенных им Варягами. Сии последние черты, свойственные
народу мужественному, вольному, еще были заметны в обыкновении
судебных поединков, в утехах рыцарских и в духе местничества,
основанного на родовом славолюбии. Заключение женского пола и
строгое холопство оставались признаком древних Азиатских обычаев.
Двор Царский уподоблялся Византийскому. Иоанн III, зять одного из
Палеологов664, хотел как бы восстановить у нас Грецию соблюдением
всех обрядов ее церковных и придворных: окружил себя Римскими
Орлами и принимал иноземных послов в Золотой Палате, которая
напоминала Юстинианову665. Такая смесь в нравах, произведенная
случаями, обстоятельствами, казалась нам природного, и Россияне
любили оную как свою народную собственность.
Хотя двувековое иго.Ханское не благоприятствовало успехам
гражданских искусств и разума в нашем Отечестве, однакож Москва
и Новгород пользовались важными открытиями тогдашних времен:
бумага, порох, книгопечатание сделались у нас известны весьма
скоро по их изобретении. Библиотеки Царская и Митрополитская,
наполненные рукописями Греческими, могли быть предметом зависти
для иных Европейцев. В Италии возродилось зодчество; Москва в
XV веке уже имела знаменитых Архитекторов, призванных из Рима,
великолепные церкви и Грановитую Палату; иконописцы, резчики,
золотари обогащались в нашей столице. Законодательство молчало
во время рабства. Иоанн III издал новые Гражданские Уставы666,
Иоанн IV — полное Уложение667, коего главная отмена от Ярославовых

О древней и новой России в ее политическом и гражданском отношении 285
законов состоит в введении торговой казни668, неизвестной древним
независимым Россиянам. Сей же Иоанн IV устроил Земское войско,
какого у нас дотоле не бывало: многочисленное, всегда готовое и
разделенное на полки областные.
Европа устремила глаза на Россию: Государи, Папы, Республики
вступили с нею в дружелюбные сношения, одни для выгод
купечества, иные — в надежде обратить ее силы к обузданию ужасной
Турецкой Империи, Польши, Швеции. Даже из самой глубины
Индостана, с берегов Гангеса, в XVI веке приезжали послы в Москву669, и
мысль сделать Россию путем Индейской торговли была тогда общею.
Политическая система Государей Московских заслуживала
удивление своею мудростию: имея целию одно благоденствие народа, они
воевали только по необходимости, всегда готовые к миру, уклоняясь
от всякого участия в делах Европы, более приятного для суетности
Монархов, нежели полезного для Государства, и, восстановив Россию
в умеренном, так сказать, величии, не алкали завоеваний неверных,
или опасных, желая сохранять, а не приобретать.
Внутри самодержавие укоренилось. Никто, кроме Государя, не мог
ни судить, ни жаловать: всякая власть была излиянием Монаршей.
Жизнь, имение, зависели от произвола Царей, и знаменитейшее в
России титло уже было не Княжеское, не Боярское, но титло слуги
Царева670. Народ, избавленный Князьями Московскими от бедствий
внутреннего междоусобия и внешнего ига, не жалел о своих древних
Вечах и Сановниках, которые умеряли власть Государеву; довольный
действием, не спорил о правах. Одни Бояре, столь некогда величавые
в удельных господствах, роптали на строгость самодержавия; но
бегство или казнь их свидетельствовали твердость оного. Наконец, Царь
сделался для всех Россиян земным Богом.
Тщетно Иоанн IV, быв до 35 лет Государем добрым и по какому-
то адскому вдохновению возлюбив кровь, лил оную без вины и сек
головы людей, славнейших добродетелями. Бояре и народ во глубине
души своей, не дерзая что-либо замыслить против Венценосца,
только смиренно молили Господа, да смягчит ярость Цареву, сию казнь
за грехи их! Кроме злодеев, ознаменованных в Истории названием
опришнины671, все люди, знаменитые богатством или саном,
ежедневно готовились к смерти и не предпринимали ничего для
спасения жизни своей! Время и расположение умов достопамятное!
Нигде и никогда грознее самовластие не предлагало столь жестоких

286
НИКОЛАЙ МИХАЙЛОВИЧ КАРАМЗИН
искушений для народной добродетели, для верности или
повиновения; но сия добродетель даже не усумнилась в выборе между гибелью
и сопротивлением.
Злодеяние, в тайне умышленное, но открытое Историею,
пресекло род Иоаннов: Годунов672, Татарин происхождением, Кромвель
умом, воцарился со всеми правами Монарха законного и с тою же
системою единовластия неприкосновенного. Сей несчастный,
сраженный тению убитого им Царевича673, среди великих усилий
человеческой мудрости и в сиянии добродетелей наружных, погиб, как
жертва властолюбия неумеренного, беззаконного, в пример векам
и народам. Годунов, тревожимый совестию, хотел заглушить ее
священные укоризны действиями кротости и смягчал Самодержавие в
руках своих: кровь не лилась на лобном месте; ссылка, заточение,
невольное пострижение в монахи были единственным наказанием
Бояр, виновных или подозреваемых в злых умыслах. Но Годунов не
имел выгоды быть любимым, ни уважаемым, как прежние Монархи
наследственные. Бояре, некогда стояв с ним на одной ступени, ему
завидовали; народ помнил его слугою придворным. Нравственное
могущество Царское ослабело в сем избранном Венценосце.
Не многие из Государей бывали столь усердно приветствуемы
народом, как Лжедимитрий674 в день своего торжественного въезда в
Москву: разсказы о его мнимом, чудесном спасении, память ужасных
естественных бед Годунова времени и надежда, что Небо, возвратив
престол Владимирову потомству, возвратит благоденствие России,
влекли сердца в сретение юному Монарху, любимцу счастия.
Но Лжедимитрий был тайный Католик, и нескромность его
обнаружила сию тайну. Он имел некоторые достоинства и добродушие,
но голову романическую и на самом троне характер бродяги; любил
иноземцев до пристрастия, и не зная Истории своих мнимых
предков, ведал малейшие обстоятельства жизни Генриха IV675, Короля
Французского, им обожаемого. Наши монархические учреждения
XV и XVI века приняли иной образ: малочисленная Дума Боярская,
служив прежде единственно Царским Советом, обратилась в шумный
сонм ста правителей мирских и духовных, коим беспечный и
ленивый Димитрий вверил внутренние дела Государственные, оставляя
для себя внешнюю политику; иногда являлся там и спорил с Боярами
к общему удивлению, ибо Россияне дотоле не знали, как подданный
мог торжественно противоречить Монарху. Веселая обходительность

О древней и новой России в ее политическом и гражданском отношении 287
его вообще преступила границы благоразумия и той величественной
скромности, которая для Самодержавцев гораздо нужнее, нежели для
монахов Картезианских676. Сего мало. Димитрий явно презирал
Русские обычаи и веру: пировал, когда народ постился; забавлял свою
невесту пляскою скоморохов в Монастыре Вознесенском; хотел
угощать Бояр яствами, гнусными для их суеверия677; окружил себя не
только иноземною стражею, но и шайкою Иезуитов; говорил о
соединении Церквей и хвалил Латинскую. Россияне перестали уважать
его, наконец, возненавидели и, согласясь, что истинный сын Иоаннов
не мог бы попирать ногами Святыню своих предков678, возложили
руку на Самозванца.
Сие происшествие имело ужасные следствия для России; могло
бы иметь еще и гибельнейшие. Самовольные управы народа бывают
для Гражданских Обществ вреднее личных несправедливостей или
заблуждений Государя. Мудрость целых веков нужна для
утверждения власти: один час народного изступления разрушает основу ее,
которая есть уважение нравственное к сану властителей. Москвитяне
истерзали того, кому недавно присягали в верности: горе его
преемнику и народу!
Отрасль древних Князей Суздальских и племени Мономахова,
Василий Шуйский679, угодник Царя Бориса, осужденный на казнь и
помилованный Лжедимитрием, свергнув неосторожного Самозванца, в
награду за то приял окровавленный ею скипетр от Думы Боярской и
торжественно изменил Самодержавию, присягнув без ее согласия не
казнить никого, не отнимать имений и не объявлять войны. Еще имея
в свежей памяти ужасные исступления Иоанновы, сыновья отцев,
невинно убиенных сим Царем лютым, предпочли свою безопасность
Государственной и легкомысленно стеснили дотоле неограниченную
власть Монаршую, коей Россия была обязана спасением и величием.
Уступчивость Шуйского и самолюбие Бояр кажутся равным
преступлением в глазах потомства, ибо первый также думал более о себе,
нежели о Государстве, и, пленяясь мыслию быть Царем, хотя и с
ограниченными правами, дерзнул на явную для Царства опасность.
Случилось, чему необходимо надлежало случиться. Бояре
видели в Полумонархе дело рук своих и хотели, так сказать, продолжать
оное, более и более стесняя власть его. Поздно очнулся Шуйский и
тщетно хотел порывами великодушия утвердить колеблемость трона.
Воскресли древние смуты Боярския, и народ, волнуемый на площади

288
НИКОЛАЙ МИХАЙЛОВИЧ КАРАМЗИН
наемниками некоторых коварных Вельмож, толпами стремился к
Дворцу Кремлевскому предписывать законы Государю. Шуйский
изъявлял твердость: «Возьмите венец Мономахов, возложенный вами
на главу мою, или повинуйтесь мне!», — говорил он Москвитянам.
Народ смирялся и вновь мятежничал в самое то время, когда
самозванцы, прельщенные успехом первого, один за другим, на Москву
восставали. Шуйский пал, сверженный не сими бродягами, а
Вельможами недостойными, и пал с величием, воссев на трон с малодушием.
В мантии инока, преданный злодеями в руки чужеземцам, он жалел
более о России, нежели о короне; с истинною Царскою гордостию
ответствовал на коварные требования Сигизмундовы680 и вне
Отечества, заключенный в темницу, умер Государственным мучеником.
Недолго многоглавая гидра Аристократии681 владычествовала в
России. Никто из Бояр не имел решительного перевеса; спорили и
мешали друг другу в действиях власти. Увидели необходимость иметь
Царя и, боясь избрать единоземца, чтобы род его не занял всех
степеней трона, предложили венец сыну нашего врага, Сигизмунда,
который, пользуясь мятежами России, силился овладеть ее Западными
странами. Но вместе с Царством предложили ему условия: хотели
обеспечить веру и власть Боярскую. Еще договор не совершился,
когда Поляки, благоприятствуемые внутренними изменниками,
вступили в Москву и прежде времени начали тиранствовать именем
Владислава682. Шведы взяли Новгород. Самозванцы, козаки свирепствовали
в других областях наших683. Правительство рушилось, Государство
погибло.
История назвала Минина684 и Пожарского685 Спасителями
Отечества: отдадим справедливость их усердию, не менее и Гражданам,
которые в сие решительное время действовали с удивительным
единодушием. Вера, любовь к своим обычаям и ненависть к чужеземной
власти произвели общее славное восстание народа под знаменами
некоторых верных Отечеству Бояр. Москва освободилась.
Но Россия не имела Царя и еще бедствовала от хищных
иноплеменников; из всех городов съехались в Москву избранные
знаменитейшие люди и в храме Успения, вместе с Пастырями Церкви и
Боярами, решили судьбу Отечества686. Никогда народ не действовал
торжественнее и свободнее; никогда не имел побуждений Святейших; все
хотели одного — целости, блага России. Не блистало вокруг оружие;
не было ни угроз, ни подкупа, ни противоречий, ни сомнения. Избра-

О древней и новой России в ее политическом и гражданском отношении 289
ли юношу, почти отрока, удаленного от света; почти силою извлекли
его из объятий устрашенной матери-инокини и возвели на Престол,
орошенный кровию Лжедимитрия и слезами Шуйского. Сей
прекрасный, невинный юноша казался агнцем и жертвою, трепетал и плакал.
Не имея подле себя ни единого сильного родственника, чуждый
Боярам Верховным, гордым, властолюбивым, он видел в них не
подданных, а будущих своих тиранов, и, к счастию России, ошибся. Бедствия
мятежной Аристократии просветили граждан и самих Аристократов;
те и другие, единогласно, единодушно наименовали Михаила
Самодержцем, Монархом неограниченным; те и другие, воспламененные
любовию к Отечеству, взывали только: Бог и Бэсударь! Написали
хартию и положили оную на престол687. Сия грамота, внушенная му-
дростию опытов, утвержденная волею и Бояр, и народа, есть
священнейшая из всех Государственных хартий. Князья Московские
учредили Самодержавие; Отечество даровало оное Романовым.
Самое личное избрание Михаила доказывало искреннее
намерение утвердить единовластие. Древние Княжеские роды, без сомнения,
имели гораздо более права на корону, нежели сын племянника Иоан-
новой супруги, коего неизвестные предки выехали из Пруссии688,
но Царь, избранный из сих потомков Мономаховых, или Олеговых,
имея множество знатных родственников, легко мог бы дать им власть
Аристократическую и тем ослабить Самодержавие. Предпочли
юношу, почти безродного; но сей юноша, свойственник Царский, имел
отца мудрого, крепкого духом, непреклонного в советах, который
долженствовал служить ему пестуном на троне и внушать правила
твердой власти. Так строгий характер Филарета689, не смягченный
принужденною монашескою жизнию, более родства его с Феодором
Иоанновичем690 способствовал к избранию Михаила.
Исполнилось намерение сих незабвенных мужей, которые в
чистой руке держали тогда урну судьбы нашей, обуздывая собственные
и чуждые страсти. Дуга небесного мира воссияла над троном
Российским. Отечество под сению Самодержавия успокоилось, извергнув
чужеземных хищников из недр своих, возвеличилось
приобретениями и вновь образовалось в Гражданском порядке, творя, обновляя
и делая только необходимое, согласное с понятиями Народными и
ближайшее к существующему. Дума Боярская осталась на древнем
основании, то есть Советом Царей во всех делах важных,
политических, гражданских, казенных. Прежде Монарх рядил Государство

290
НИКОЛАЙ МИХАЙЛОВИЧ КАРАМЗИН
чрез своих наместников, или воевод; недовольные ими прибегали
к Нему: он судил дело с Боярами. Сия Восточная простота уже не
ответствовала Государственному возрасту России, и множество дел
требовало более посредников между Царем и народом. Учредились
в Москве Приказы691, которые ведали дела всех городов и судили
наместников. Но еще суд не имел Устава полного, ибо Иоаннов оставлял
много на совесть или произвол судящего. Уверенный в важности
такого дела, Царь Алексей Михайлович692 назначил для оного мужей
Думных и повелел им вместе с выборными всех городов, всех состояний,
исправить судебник, дополнить его законами Греческими, нам давно
известными, новейшими Указами Царей и необходимыми
прибавлениями на случаи, которые уже встречаются в судах, но еще не решены
законом ясным. Россия получила Уложение693, скрепленное
Патриархом, всеми значительными Духовными, мирскими чиновниками
и выборными городскими. Оно, после хартии Михайлова избрания,
есть доныне важнейший Государственный завет нашего Отечества.
Вообще царствование Романовых: Михаила, Алексея, Феодора,
способствовало сближению Россиян с Европою как в Гражданских
учреждениях, так и в нравах от частых Государственных сношений
с ее Дворами, от принятия в нашу службу многих иноземцев и
поселения других в Москве. Еще предки наши усердно следовали своим
обычаям, но пример начинал действовать, и явная польза, явное
превосходство одерживали верх над старым навыком в воинских
Уставах, в системе дипломатической, в образе воспитания или учения, в
самом светском обхождении, ибо нет сомнения, что Европа от XIII до
XIV века далеко опередила нас в Гражданском просвещении. Сие
изменение делалось постепенно, тихо, едва заметно, как естественное
возрастание, без порывов и насилия. Мы заимствовали, но как бы
нехотя, применяя все к нашему и новое соединяя с старым.
Явился Петр694. В его детские лета самовольство Вельмож, наглость
Стрельцов и властолюбие Софии695, напоминали России несчастные
времена смут Боярских. Но великий муж созрел уже в юноше и
мощною рукою схватил кормило Государства. Он сквозь бурю и волны
устремился к своей цели: достиг, и все переменилось.
Сею целию было не только новое величие России, но и
совершенное присвоение обычаев Европейских... Потомство воздало
усердную хвалу сему бессмертному Государю и личным его
достоинствам и славным подвигам. Он имел великодушие, проницание, волю

О древней и новой России в ее политическом и гражданском отношении 291
непоколебимую, деятельность, неутомимость редкую: исправил,
умножил войско, одержал блестящую победу над врагом искусным
и мужественным; завоевал Ливонию, сотворил флот, основал гавани,
издал многие законы мудрые, привел в лучшее состояние торговлю,
рудокопни, завел мануфактуры, училища, Академию, наконец
поставил Россию на знаменитую степень в политической системе Европы.
Говоря о превосходных его дарованиях, забудем ли почти важнейшее
для Самодержцев дарование употреблять людей по их способностям?
Полководцы, Министры, Законодатели не родятся в такое или такое
Царствование, но единственно избираются; чтобы избрать, надобно
угадать; угадывают же людей только великие люди — и слуги Петровы
удивительным образом помогали ему на ратном поле, в Сенате696, в
Кабинете. Но мы, Россияне, имея пред глазами свою Историю,
подтвердим ли мнение несведущих иноземцев и скажем ли, что Петр
есть Творец нашего величия Государственного?.. Забудем ли Князей
Московских: Иоанна I, Иоанна III, которые, можно сказать, из
ничего воздвигли Державу сильную, и — что не менее важно — учредили
твердое в ней Правление единовластное? Петр нашел средства делать
великое, Князья Московские приготовляли оное. И славя славное в
сем Монархе, оставим ли без замечания вредную сторону его
блестящего царствования?
Умолчим о пороках личных; но сия страсть к новым для нас
обычаям преступила в нем границы благоразумия. Петр не хотел
вникнуть в истину, что дух народный составляет нравственное
могущество Государств, подобно физическому, нужное для их твердости. Сей
дух и вера спасли Россию во время Самозванцев; он есть не что иное,
как привязанность к нашему особенному; не что иное, как уважение
к своему народному достоинству. Искореняя древние навыки,
представляя их смешными, глупыми, хваля и вводя иностранные, Государь
России унижал Россиян в собственном их сердце. Презрение к
самому себе располагает ли человека и Гражданина к великим делам?
Любовь к Отечеству питается сими народными особенностями,
безгрешными в глазах космополита, благотворными в глазах политика
глубокомысленного. Просвещение достохвально, но в чем состоит
оно? В знании нужного для благоденствия: художества, искусства,
науки не имеют иной цены. Русская одежда, пища, борода не мешали
заведению школ. Два Государства могут стоять на одной степени
гражданского просвещения, имея нравы различные. Государство может

292
НИКОЛАЙ МИХАЙЛОВИЧ КАРАМЗИН
заимствовать от другого полезные сведения, не следуя ему в обычаях.
Пусть сии обычаи естественно изменяются, но предписывать им
Уставы есть насилие, беззаконное и для Монарха Самодержавного.
Народ в первоначальном завете с Венценосцами сказал им:
«Блюдите нашу безопасность вне и внутри, наказывайте злодеев, жертвуйте
частию для спасения целого», — но не сказал: «Противуборствуйте
нашим невинным склонностям и вкусам в домашней жизни». В сем
отношении Государь по справедливости может действовать только
примером, а не указом.
Жизнь человеческая кратка, а для утверждения новых обычаев
требуется долговременность. Петр ограничил свое преобразование
Дворянством697. Дотоле от сохи до Престола Россияне
сходствовали между собою некоторыми общими признаками наружности и в
обыкновениях; со времен Петровых высшие степени отделились от
нижних, и Русский земледелец, мещанин, купец увидел Немцев в
Русских Дворянах ко вреду братского, народного единодушия
Государственных состояний.
В течение веков народ обык чтить Бояр, как мужей,
ознаменованных величием; поклонялся им с истинным уничижением, когда они
с своими благородными дружинами, с Азиатскою пышностию при
звуке бубнов являлись на стогнах, шествуя в храм Божий или на совет
к Государю. Петр уничтожил достоинство Бояр — ему надобны были
Министры, Канцлеры, Президенты! Вместо древней славной Думы
явился Сенат, вместо Приказов — Коллегии, вместо Дьяков —
Секретари и проч. Та же бессмысленная для Россиян перемена в воинском
чиноначалии: Генералы, Капитаны, Лейтенанты изгнали из нашей
рати Воевод, Сотников, Пятидесятников и проч. Честию и
достоинством Россиян сделалось подражание.
Семейственные нравы не укрылись от влияния Царской
деятельности. Вельможи стали жить открытым домом; их супруги и дочери
вышли из непроницаемых теремов своих; балы, ужины соединили
один пол с другим в шумных залах; Россиянки перестали краснеть
от нескромного взора мужчин, и Европейская вольность заступила
место Азиатского принуждения. Чем более мы успевали в людскости,
в обходительности, тем более слабели связи родственные; имея
множество приятелей, чувствуем менее нужды в друзьях и жертвуем свету
союзом единокровия.

О древней и новой России в ее политическом и гражданском отношении 293
Не говорю и не думаю, чтобы древние Россияне под
Великокняжеским или Царским правлением были вообще лучше нас. Не только в
сведениях, но и в некоторых нравственных отношениях мы
превосходнее, то есть иногда стыдимся, чего они не стыдились, и что
действительно порочно; однакож должно согласиться, что мы с
приобретением добродетелей человеческих утратили гражданские. Имя Русского
имеет ли теперь для нас ту силу неисповедимую, какую оно имело
прежде? И весьма естественно: деды наши, уже в царствование Михаила
и сына его присвоивая себе многие выгоды иноземных обычаев, все
еще оставались в тех мыслях, что правоверный Россиянин есть
совершеннейший гражданин в мире, а Святая Русь — первое Государство.
Пусть назовут то заблуждением; но как оно благоприятствовало любви
к Отечеству и нравственной силе оного! Теперь же, более ста лет
находясь в школе иноземцев, без дерзости можем ли похвалиться своим
Гражданским достоинством? Некогда называли мы всех иных
Европейцев неверными, теперь называем братьями; спрашиваю: кому
бы легче было покорить Россию — неверным или братьям? То есть
кому бы она, по вероятности, долженствовала более противиться? При
Царе Михаиле или Феодоре Вельможа Российский, обязанный всем
Отечеству, мог ли бы с веселым сердцем навеки оставить его, чтобы в
Париже, в Лондоне, Вене спокойно читать в газетах о наших
Государственных опасностях? Мы стали гражданами мира, но перестали быть
в некоторых случаях гражданами России. Виною Петр.
Он велик без сомнения; но еще мог бы возвеличиться гораздо
более, когда бы нашел способ просветить ум Россиян без вреда для
их гражданских добродетелей. К несчастию, сей Государь, худо
воспитанный, окруженный людьми молодыми, узнал и полюбил
Женевца Лефорта698, который от бедности заехал в Москву и, весьма
естественно, находя Русские обычаи для него странными, говорил ему
об них с презрением, а все Европейское возвышал до небес. Вольные
общества Немецкой Слободы, приятные для необузданной
молодости, довершили Лефортово дело, и пылкий Монарх с разгоряченным
воображением, увидев Европу, захотел сделать Россию Голландией.
Еще народные склонности, привычки, мысли имели столь
великую силу, что Петр, любя в воображении некоторую свободу ума
человеческого, долженствовал прибегнуть ко всем ужасам самовластия
для обуздания своих, впрочем, столь верных подданных. Тайная
Канцелярия день и ночь работала в Преображенском6": пытки и казни

294
НИКОЛАЙ МИХАЙЛОВИЧ КАРАМЗИН
служили средством нашего славного преобразования
Государственного. Многие гибли за одну честь Русских кафтанов и бороды, ибо не
хотели оставить их и дерзали порицать Монарха. Сим бедным людям
казалось, что он, вместе с древними привычками, отнимает у них
самое Отечество.
В необыкновенных усилиях Петровых видим всю твердость его
характера и власти Самодержавной. Ничто не казалось ему страшным.
Церковь Российская искони имела главу сперва в Митрополите,
наконец в Патриархе. Петр объявил себя Главою Церкви, уничтожив
Патриаршество, как опасное для Самодержавия неограниченного. Но
заметим, что наше духовенство никогда не противуборствовало мирской
власти — ни Княжеской, ни Царской: служило ей полезным орудием
в делах Государственных и совестию в ее случайных уклонениях от
добродетели. Первосвятители имели у нас одно право-, вещать истину
Государям, не действовать, не мятежничать; право благословенное не
только для народа, но и для Монарха, коего счастие состоит в
справедливости. Со времен Петровых упало Духовенство в России.
Первосвятители наши уже только были угодниками Царей и на кафедрах языком
Библейским произносили им слова похвальные. Для похвал мы имеем
стихотворцев и придворных; главная обязанность Духовенства есть
учить народ добродетели, а чтобы сии наставления были тем
действительнее, надобно уважать оное. Если Государь председательствует там,
где заседают главные сановники Церкви; если он судит их или
награждает мирскими почестями и выгодами, то Церковь подчиняется
мирской власти и теряет свой характер священный; усердие к ней слабеет,
а с ним и вера, а с ослаблением веры Государь лишается способа
владеть сердцами народа в случаях чрезвычайных, где нужно все забыть,
все оставить для Отечества и где Пастырь душ может обещать в награду
один венец мученический. Власть духовная должна иметь особенный
круг действия вне гражданской власти, но действовать в тесном союзе
с нею. Говорю о законе, о праве. Умный Монарх в делах
Государственной пользы всегда найдет способ согласить волю Митрополита или
Патриарха с волею Верховною; но лучше, если сие согласие имеет вид
свободы и внутреннего убеждения, а не всеподцаннической
покорности. Явная, совершенная зависимость духовной власти от гражданской
предполагает мнение, что первая бесполезна или, по крайней мере, не
есть необходима для Государственной твердости: пример древней
России и нынешней Испании700 доказывает совсем иное.

О древней и новой России в ее политическом и гражданском отношении 295
Утаим ли от себя еще одну блестящую ошибку Петра Великого?
Разумею основание новой столицы на северном крае Государства,
среди зыбей болотных, в местах, осужденных природою на
бесплодие и недостаток. Еще не имея ни Риги, ни Ревеля, он мог заложить
на берегах Невы купеческий город для ввоза и вывоза товаров; но
мысль утвердить там пребывание наших Государей была, есть и будет
вредною. Сколько людей погибло, сколько миллионов и трудов
употреблено для приведения в действо сего намерения? Можно сказать,
что Петербург основан на слезах и трупах. Иноземный
путешественник, въезжая в Государство, ищет столицы обыкновенно среди мест
плодоноснейших, благоприятнейших для жизни и здравия; в России
он видит прекрасные равнины, обогащенные всеми дарами природы,
осененные липовыми, дубовыми рощами, пресекаемые реками
судоходными, коих берега живописны для зрения, и где, в климате
умеренном, благорастворенный воздух способствует долголетию, видит
и, с сожалением оставляя сии приятные страны за собою, въезжает в
пески, в болота, в песчаные леса сосновые, где царствуют бедность,
уныние, болезни; там обитают Государи Российские, с величайшим
усилием домогаясь, чтобы их Царедворцы и стража не умирали
голодом и чтобы ежегодная убыль в жителях наполнялась новыми
пришельцами, новыми жертвами преждевременной смерти! Человек не
одолеет натуры!
Но Великий муж самыми ошибками доказывает свое величие: их
трудно или невозможно изгладить; как хорошее, так и худое делает
он навеки. Сильною рукою дано новое движение России; мы уже не
возвратимся к старине!.. Второй Петр Великий мог бы только в 20
или 30 лет утвердить новый порядок вещей гораздо основательнее,
нежели все наследники Первого до самой Екатерины П. Несмотря на
его чудесную деятельность, он многое оставил исполнить
преемникам, но Меньшиков701 думал единственно о пользах своего личного
властолюбия; так и Долгорукие702. Меньшиков замышлял открыть
сыну своему путь к трону; Долгорукие и Голицыны703 хотели видеть
на Престоле слабую тень Монарха и господствовать именем
Верховного Совета. Замыслы дерзкие и малодушные! Пигмеи спорили
о наследии великана. Аристократия, Олигархия губили Отечество,
и в то время, когда оно изменило нравы, утвержденные веками,
потрясенные внутри новыми, важными переменами, которые, удалив в
обычаях Дворянство от народа, ослабили власть духовную, могла ли

296
НИКОЛАЙ МИХАЙЛОВИЧ КАРАМЗИН
Россия обойтись без Государя? Самодержавие сделалось необходимее
прежнего для охранения порядка, и дочь Иоаннова, быв несколько
дней в зависимости осьми Аристократов, восприяла от народа,
Дворян и Духовенства власть неограниченную704. Сия Государыня хотела
правительствовать согласно с мыслями Петра Великого и спешила
исправить многие упущения, сделанные с его времени.
Преобразованная Россия казалась тогда величественным недостроенным
зданием, уже ознаменованным некоторыми приметами близкого
разрушения: часть судебная, воинская, внешняя политика находились в
упадке. Остерман и Миних, одушевленные честолюбием заслужить
имя великих мужей в их втором Отечестве, действовали неутомимо
и с успехом блестящим; первый возвратил России ее знаменитость
в Государственной системе Европейской705, цель усилий Петровых;
Миних исправил, оживил воинские учреждения и давал нам
победы706. К совершенной славе Аннина царствования недоставало
третьего мудрого действователя для законодательства и внутреннего
гражданскаго образования Россиян. Но злосчастная привязанность
Анны к любимцу707 бездушному, низкому омрачила и жизнь, и
память ее в Истории. Воскресла Тайная Канцелярия Преображенская с
пытками; в ее вертепах и на площадях градских лились реки крови. И
кого терзали? Врагов ли Государыни? Никто из них и мысленно не
хотел ей зла; самые Долгорукие виновны были только пред Отечеством,
которое примирилось с ними их несчастием. Бирон, не достойный
власти, думал утвердить ее в руках своих ужасами: самое легкое
подозрение, двусмысленное слово, даже молчание казалось ему иногда
достаточною виною для казни или ссылки. Он без сомнения имел
неприятелей: добрые Россияне могли ли видеть равнодушно Курлянд-
ского Шляхтича почти на троне? Но сии Бироновы неприятели были
истинными друзьями Престола и Анны. Они гибли; враги наушника
Бирона гибли; а статный конь, ему подаренный, давал право ждать
милостей Царских.
Вследствие двух заговоров злобный Бирон и добродушная
Правительница утратили власть и свободу. Лекарь Француз и несколько
пьяных Гренадеров возвели дочь Петрову на престол708
величайшей Империи в мире с восклицаниями: гибель Иноземцам! честь
Россиянам! Первые времена сего Царствования ознаменовались
нахальством славной Лейб-Компании, возложением голубой ленты
на Малороссийского певчего и бедствием наших Государственных

О древней и новой России в ее политическом и гражданском отношении 297
благодетелей, Остермана и Миниха, которые никогда не были так
велики, как стоя под эшафотом и желая счастия России и Елисаве-
те. Вина их состояла в усердии к Императрице Анне и во мнении,
что Елисавета, праздная, сластолюбивая, не могла хорошо управлять
Государством. Несмотря на то, Россияне хвалили ее Царствование:
она изъявляла к ним более доверенности, нежели к Немцам;
восстановила власть Сената, отменила смертную казнь, имела любовников
добродушных, страсть к весельям и нежным стихам. Вопреки
своему человеколюбию, Елисавета вмешалась в войну кровопролитную
и для нас бесполезную709. Первым Государственным человеком сего
времени был Канцлер Бестужев710, умный и деятельный, но
корыстолюбивый и пристрастный. Усыпленная негою, Монархиня давала ему
волю торговать политикою и силами Государства; наконец свергну-
ла его и сделала новую ошибку, торжественно объявив народу, что
сей Министр, душа почти всего ее Царствования, есть гнуснейший
из смертных! Счастие, благоприятствуя мягкосердой Елисавете в ее
правление, спасло Россию от тех чрезвычайных зол, коих не может
отвратить никакая мудрость человеческая, но счастие не могло
спасти Государства от алчного корыстолюбия П. И. Шувалова71 К Ужасные
Монополии сего времени долго жили в памяти народа, утесняемого
для выгоды частных людей и ко вреду самой Казны. Многие из
заведений Петра Великого пришли в упадок от небрежения, и вообще
Царствование Елисаветы не прославилось никакими блестящими
деяниями ума Государственного. Несколько побед, одержанных более
стойкостию воинов, нежели дарованием военачальников,
Московский Университет и оды Ломоносова остаются красивейшими
памятниками сего времени. Как при Анне, так и при Елисавете, Россия текла
путем, предписанным ей рукою Петра, более и более удаляясь от
своих древних нравов и сообразуясь с Европейскими. Замечались
успехи светского вкуса. Уже Двор наш блистал великолепием и, несколько
лет говорив по-Немецки, начал употреблять язык Французский712.
В одежде, в экипажах, в услуге вельможи наши мерялись с Парижем,
Лондоном, Веною. Но грозы Самодержавия еще пугали воображение
людей: осматривались, произнося имя самой кроткой Елисаветы или
Министра сильного; еще пытки и Тайная Канцелярия существовали.
Новый заговор — и несчастный Петр III713 в могиле с
своими жалкими пороками...714 Екатерина II была истинною
преемницею величия Петрова и второю образовательницею новой России.

298
НИКОЛАЙ МИХАЙЛОВИЧ КАРАМЗИН
Главное дело сей незабвенной Монархини состоит в том, что ею
смягчилось Самодержавие, не утратив силы своей. Она
ласкала так называемых Философов XVIII века и пленялась характером
древних Республиканцев, но хотела повелевать как земной Бог — и
повелевала. Петр, насильствуя обычаи народные, имел нужду в
средствах жестоких; Екатерина могла обойтись без оных, к удовольствию
своего нежного сердца, ибо не требовала от Россиян ничего
противного их совести и гражданским навыкам, стараясь единственно
возвеличить данное ей Небом Отечество или славу свою победами,
законодательством, просвещением. Ее душа гордая, благородная,
боялась унизиться робким подозрением, и страхи Тайной
Канцелярии исчезли715; с ними вместе исчез у нас и дух рабства, по крайней
мере, в высших гражданских состояниях. Мы приучились судить,
хвалить в делах Государя только похвальное, осуждать противное.
Екатерина слышала, иногда сражалась с собою, но побеждала желание
мести — добродетель превосходная в Монархе! Уверенная в своем
величии, твердая, непреклонная в намерениях, объявленных ею,
будучи единственною душею всех Государственных движений в России,
не выпуская власти из собственных рук — без казни, без пыток, влияв
в сердца Министров, Полководцев, всех Государственных
чиновников живейший страх сделаться ей неугодным и пламенное усердие
заслуживать ее милость, Екатерина могла презирать легкомысленное
злословие, а где искренность говорила правду, там Монархиня
думала: «Я властна требовать молчания от Россиян современников, но что
скажет потомство? И мысль, страхом заключенная в сердце, менее ли
слова будет для меня оскорбительна?» Сей образ мыслей, доказанный
делами 34-летнего владычества, отличает ее Царствование от всех
прежних в новой Российской Истории; то есть Екатерина очистила
Самодержавие от примесов тиранства. Следствием были
спокойствие сердец, успехи приятностей светских, знаний, разума.
Возвысив нравственную цену человека в своей Державе, она
пересмотрела все внутренние части нашего здания Государственного и
не оставила ни единой без поправления: Уставы Сената, Губерний,
Судебные, хозяйственные, военные, торговые усовершенствовались
ею. Внешняя политика сего Царствования достойна особенной
хвалы: Россия с честию и славою занимала одно из первых мест в
Государственной Европейской системе. Воинствуя, мы разили. Петр
удивил Европу своими победами, — Екатерина приучила ее к нашим

О древней и новой России в ее политическом и гражданском отношении 299
победам. Россияне уже думали, что ничто в мире не может одолеть их;
заблуждение славное для сей великой Монархини! Она была
женщина, но умела избирать вождей так же, как Министров или Правителей
Государственных. Румянцев, Суворов стали на ряду с
знаменитейшими Полководцами в мире; Князь Вяземский заслужил имя достойного
Министра благоразумною Государственною экономиею, хранением
порядка и целости. Упрекнем ли Екатерину излишним воинским
славолюбием? Ее победы утвердили внешнюю безопасность Государства.
Пусть иноземцы осуждают раздел Польши — мы взяли свое.
Правилом Монархини было не мешаться в войны чуждые и бесполезные
для России, но питать дух ратный в Империи, рожденной победами.
Слабый Петр III, желая угодить Дворянству, дал ему свободу
служить или не служить. Умная Екатерина, не отменив сего закона,
отвратила его вредные для Государства следствия: любовь к Святой
Руси, охлажденную в нас переменами Великого Петра, Монархиня
хотела заменить гражданским честолюбием; для того соединила с
чинами новые прелести или выгоды, вымышляя знаки отличий716 и
старалась поддерживать их цену достоинством людей, украшаемых
оными. Крест Св. Георгия не рождал, однакож усиливал храбрость.
Многие служили, чтобы не лишиться места и голоса в Дворянских
Собраниях; многие, несмотря на успехи роскоши, любили чины и
ленты гораздо более корысти. Сим утвердилась нужная зависимость
дворянства от Т^она.
Но согласимся, что блестящее царствование Екатерины
представляет взору наблюдателя и некоторые пятна. Нравы более
развратились в палатах и хижинах: там от примеров Двора любострастного,
здесь от выгодного для казны умножения питейных домов. Пример
Анны и Елисаветы извиняет ли Екатерину? Богатства
Государственные принадлежат ли тому, кто имеет единственно лице красивое?
Слабость тайная есть только слабость; явная — порок, ибо
соблазняет других. Самое достоинство Государя терпит717, когда он нарушает
Устав благонравия; как люди ни развратны, но внутренне не могут
уважать развратных. Требуется ли доказательств, что искреннее
почтение к добродетелям Монарха утверждает власть его? Горестно, но
должно признаться, что, хваля усердно Екатерину за превосходные
качества души, невольно воспоминаем ее слабости и краснеем за
человечество. Заметим еще, что правосудие не цвело в сие время;
вельможа, чувствуя несправедливость свою в тяжбе с Дворянином,

300
НИКОЛАЙ МИХАЙЛОВИЧ КАРАМЗИН
переносил дело в Кабинет; там засыпало оно и не пробуждалось.
В самых Государственных учреждениях Екатерины видим более
блеска, нежели основательности: избиралось не лучшее по состоянию
вещей, но красивейшее по формам. Таково было новое учреждение
Губерний718, изящное на бумаге, но худо примененное к
обстоятельствам России. Солон719 говорил: «Мои законы несовершенные, но
лучшие для Афинян». Екатерина хотела умозрительного совершенства в
законах, не думая о легчайшем, полезнейшем действии оных; дала
нам суды, не образовав судей; дала правила без средств исполнения.
Многие вредные следствия Петровой системы также яснее открылись
при сей Государыне: чужеземцы овладели у нас воспитанием; Двор
забыл язык Русский; от излишних успехов Европейской роскоши,
дворянство одолжало; дела бесчестные, внушаемые корыстолюбием для
удовлетворения прихотям, стали обыкновенное; сыновья Бояр наших
рассыпались по чужим землям тратить деньги и время для
приобретения Французской или Английской наружности. У нас были Академии,
высшие училища, народные школы, умные Министры, приятные
светские люди, герои, прекрасное войско, знаменитый флот и Великая
Монархиня: не было хорошего воспитания, твердых правил и
нравственности в гражданской жизни. Любимец Вельможи, рожденный бедным,
не стыдился жить пышно. Вельможа не стыдился быть развратным.
Торговали правдою и чинами. Екатерина — Великий Муж в главных
Собраниях Государственных — являлась женщиною в подробностях
Монаршей деятельности, дремала на розах, была обманываема, или
себя обманывала; не видала, или не хотела видеть многих
злоупотреблений, считая их, может быть, неизбежными и довольствуясь общим,
успешным, славным течением ее Царствования.
По крайней мере, сравнивая все известные нам времена России,
едва ли не всякой из нас скажет, что время Екатерины было
счастливейшее для гражданина Российского; едва ли не всякой из нас
пожелал бы жить тогда, а не в иное время.
Следствия кончины ее заградили уста строгим судиям сей
Великой Монархини, ибо особенно в последние годы ее жизни,
действительно, слабейшие в правилах и исполнении, мы более осуждали,
нежели хвалили Екатерину, от привычки к добру уже не чувствуя всей
цены оного и тем сильнее чувствуя противное; доброе казалось нам
естественным, необходимым следствием порядка вещей, а не личной
Екатерининой мудрости, худое же — ее собственною виною.

О древней и новой России в ее политическом и гражданском отношении 301
Павел720 восшел на Престол в то благоприятное для
Самодержавия время, когда ужасы Французской революции излечили Европу от
мечтаний гражданской вольности и равенства; но что сделали
Якобинцы в отношении к Республикам, то Павел сделал в отношении к
Самодержавию: заставил ненавидеть злоупотребления оного. По
жалкому заблуждению ума и вследствие многих личных, претерпенных
им неудовольствий721, он хотел быть Иоанном IV; но Россияне уже
имели Екатерину II, знали, что Государь не менее подданных должен
исполнять свои святые обязанности, коих нарушение уничтожает
древний завет власти с повиновением и низвергает народ с степени
гражданственности в хаос частного естественного права. Сын
Екатерины мог быть строгим и заслужить благодарность Отечества: к
неизъяснимому изумлению Россиян, он начал господствовать
всеобщим ужасом, не следуя никаким Уставам, кроме своей прихоти; считал
нас не подданными, а рабами; казнил без вины, награждал без заслуг;
отнял стыд у казни, у награды — прелесть; унизил чины и ленты рас-
точительностию в оных; легкомысленно истреблял долговременные
плоды Государственной мудрости, ненавидя в них дело своей матери;
умертвил в полках наших благородный дух воинский, воспитанный
Екатериною, и заменил его духом капральства722. Героев, приученных
к победам, учил маршировать; отвратил Дворян от воинской службы;
презирая душу, уважал шляпы и воротники723; имея, как человек,
природную склонность к благотворению, питался желчию зла;
ежедневно вымышлял способы устрашать людей и сам всех более страшился;
думал соорудить себе неприступный Дворец и соорудил гробницу724!
Заметим черту, любопытную для наблюдателя: в сие Царствование
ужаса, по мнению иноземцев, Россияне боялись даже и мыслить: нет,
говорили, и смело; умолкали единственно от скуки частого
повторения, верили друг другу и не обманывались. Какой-то дух искреннего
братства господствовал в столицах; общее бедствие сближало сердца,
и великодушное остервенение против злоупотреблений власти
заглушало голос личной осторожности. Вот действия Екатеринина
человеколюбивого царствования: оно не могло быть истреблено в 4 года
Павлова и доказывало, что мы были достойны иметь Правительство
мудрое, законное, основанное на справедливости.
Россияне смотрели на сего Монарха как на грозный метеор,
считая минуты и с нетерпением ожидая последней; она пришла, и весть
о том в целом Государстве была вестию искупления; в домах, на ули-

302
НИКОЛАЙ МИХАЙЛОВИЧ КАРАМЗИН
цах люди плакали от радости, обнимая друг друга, как в день
светлого Воскресения. Кто был несчастливее Павла? Слезы горести лились
только в недрах его Августейшего семейства; тужили еще некоторые,
им облагодетельствованные, но какие люди! Их сожаление не менее
всеобщей радости долженствовало оскорбить душу Павлову, если
она по разлучении с телом озаренная наконец, светом истины, могла
воззреть на землю и на Россию! К чести благоразумнейших Россиян
не умолчим об их суждении. Сведав дело, они жалели, что зло
вредного царствования пресечено способом вредным725. Заговоры суть
бедствия, колеблют основу Государств и служат опасным примером
для будущности. Если некоторые Вельможи, Генералы,
телохранители присвоят себе власть тайно губить Монархов или сменять их, что
будет Самодержавие? Игралищем Олигархии, и должно скоро
обратиться в безначалие, которое ужаснее самого злейшего властителя,
подвергая опасности всех граждан, а тиран казнит только некоторых.
Мудрость веков и благо народное утвердили сие правило для
Монархий, что закон должен располагать троном, а Бог, один Бог, жизнию
Царей. Кто верит Провидению, да видит в злом Самодержце бич гнева
Небесного! Снесем его, как бурю, землетрясение, язву, — феномены
страшные, но редкие, ибо мы в течение 9 веков имели только двух
тиранов726; ибо тиранство предполагает необыкновенное ослепление
ума в Государе, коего действительное счастие неразлучно с
народным, с правосудием и с любовию к добру. Заговоры да устрашают
народ для спокойствия Государей! Да устрашают и Государей для
спокойствия народов. Две причины способствуют заговорам: общая
ненависть или общее неуважение к Властителю. Бирон и Павел были
жертвою ненависти, Правительница Анна и Петр III — жертвою
неуважения. Миних, Лесто.к и другие не дерзнули бы на дело, противное
совести, чести и всем уставам Государственным, если бы сверженные
ими властители пользовались уважением и любовию Россиян.
Не сомневаясь в добродетели Александра727, судили единственно
заговорщиков, подвигнутых местию и страхом личных опасностей;
винили особенно тех, которые сами были орудием Павловых жесто-
костей и предметом его благодеяний. Сии люди уже большею частию
скрылись от глаз наших в мраке могилы или неизвестности: едва ли
кто-нибудь из них имел утешение Брута или Кассия728 пред смертию
или в уединении. Россияне одобрили юного Монарха, который не
хотел быть окружен ими и с величайшею надеждою устремили взор
на внука Екатерины, давшего обет властвовать по ее сердцу.

О древней и новой России в ее политическом и гражданском отношении 303
Доселе говорил я о царствованиях минувших: буду говорить о
настоящем, с моею совестию и с Государем, по лучшему своему
уразумению. Какое имею право? Любовь к Отечеству и Монарху, некоторые,
может быть, данные мне Богом способности, некоторые знания,
приобретенные мною в летописях мира и в беседах с мужами великими,
то есть в их творениях. Чего хочу? С добрым намерением испытать
великодушие Александра и сказать, что мне кажется справедливым и
что некогда скажет История.
Два мнения тогда были господствующими в умах: одни хотели,
чтоб Александр к вечной славе своей взял меры для обуздания
неограниченного самовластия, столь бедственного при его родителе,
другие, сомневаясь в надежном успехе такого предприятия, хотели
единственно, чтобы он восстановил разрушенную систему Екатеринина
Царствования, столь счастливую и мудрую в сравнении с системою
Павла. В самом деле, можно ли и какими способами ограничить
самовластие в России, не ослабив спасительной Царской власти? Умы
легкие не затрудняются ответом и говорят: «Можно; надобно только
поставить закон еще выше Государя». Но кому дадим право блюсти
неприкосновенность этого закона? Сенату ли? Совету ли? Кто будут
члены их? Выбираемые Государем или Государством? В первом
случае они угодники Царя, во втором — захотят спорить с ним о
власти; вижу Аристократию, а не Монархию. Далее: что сделают
Сенаторы, когда Монарх нарушит устав? Представят о том его Величеству?
А если он десять раз посмеется над ними, объявят ли его
преступником? Возмутят ли народ? Всякое доброе Русское сердце содрагается
от сей ужасной мысли. Две власти Государственные в одной Державе
суть два грозные льва в одной клетке, готовые терзать друг друга; а
право без власти есть ничто. Самодержавие основало и воскресило
Россию; с переменою Государственного Устава ее, она гибла и должна
погибнуть, составленная из частей столь многих и разных, из коих
всякая имеет свои особенные гражданския пользы. Что, кроме
единовластия неограниченного, может в сей махине производить единство
действия? Если бы Александр, вдохновенный великодушною
ненавистно к злоупотреблениям самодержавия, взял перо для предписания
себе иных законов, кроме Божиих и совести, то истинный
добродетельный гражданин Российский дерзнул бы остановить его руку и
сказать: «Государь! ты преступаешь границы своей власти: наученная
долговременными бедствиями, Россия пред Святым Олтарем вручила

304
НИКОЛАЙ МИХАЙЛОВИЧ КАРАМЗИН
Самодержавие Твоему предку и требовала, да управляет ею верховно,
нераздельно. Сей завет есть основание Твоей власти, иной не имеешь;
можешь все, но не можешь законно ограничить ее!..» Но вообразим,
что Александр предписал бы Монаршей власти какой-нибудь Устав,
основанный на правилах общей пользы и скрепил бы оный святостию
клятвы. Сия клятва без иных способов, которые все или невозможны,
или опасны для России, будет ли уздою для преемников
Александровых? Нет, оставим мудрствования ученические и скажем, что наш
Государь имеет только один верный способ обуздать своих наследников
в злоупотреблениях власти: да царствует добродетельно! Да приучит
подданных ко благу! Тогда родятся обычаи спасительные; правила,
мысли народные, которые лучше всех бренных форм удержат
будущих Государей в пределах законной власти. Чем? Страхом возбудить
всеобщую ненависть в случае противной системы царствования.
Тиран может иногда безопасно господствовать после тирана, но после
Государя мудрого — никогда! «Сладкое отвращает нас от горького»,
сказали послы Владимировы, изведав веры Европейские729.
Все Россияне были согласны в добром мнении о качествах
юного Монарха: он царствует 10 лет, и никто не переменит о том своих
мыслей; скажу еще более, все согласны, что едва ли кто-нибудь из
Государей превосходил Александра в любви, в ревности к общему благу;
едва ли кто-нибудь столь мало ослеплялся блеском венца и столь умел
быть человеком на троне, как он! Но здесь имею нужду в твердости
духа, чтобы сказать истину. Россия наполнена недовольными:
жалуются в Палатах и в хижинах; не имеют ни доверенности, ни усердия
к правлению, строго осуждают его цели и меры. Удивительный
Государственный феномен! Обыкновенно бывает, что преемник Монарха
жестокого легко снискивает всеобщее одобрение, смягчая правила
власти. Успокоенные кротостию Александра, безвинно не страшась
ни Тайной Канцелярии, ни Сибири и свободно наслаждаясь всеми
позволенными в гражданских обществах удовольствиями, каким
образом изъясним сие горестное расположение умов? Несчастными
обстоятельствами Европы и важными, как думаю, ошибками
Правительства, ибо, к сожалению, можно с добрым намерением ошибаться
в средствах добра. Увидим...
Начнем со внешней политики, которая имела столь важное
действие на внутренность Государства. Ужасная французская революция

О древней и новой России в ее политическом и гражданском отношении 305
была погребена, но оставила сына, сходного с нею в главных чертах
лица730. Так называемая республика обратилась в Монархию,
движимую гением властолюбия и побед. Умная Англия, испытав невыгоду
мира, старалась снова поднять всю Европу на Францию731, и
делала свое дело. Вена тосковала о Нидерландах и Ломбардии732: война
представляла ей великие опасности и великие надежды. Берлин
хитрил, довольствуясь учтивостями: мир был для него законом
благоразумия. Россия ничего не утратила и могла ничего не бояться, то
есть находилась в самом счастливейшем положении. Австрия, все еще
сильная, как величественная твердыня, стояла между ею и Франциею,
а Пруссия служила нам уздою для Австрии. Основанием Российской
политики долженствовало быть желание всеобщего мира, ибо война
могла изменить состояние Европы; успехи Франции и Австрии
могли иметь для нас равно опасные следствия, усилив ту или другую.
Властолюбие Наполеона теснило Италию и Германию; первая, как
отдаленнейшая, менее касалась до особенных польз России; вторая
долженствовала сохранять свою независимость, чтоб удалить от нас
влияние Франции. Император Александр более всех имел право на
уважение Наполеона: слава Героя Италийского еще гремела в
Европе и не затмилась стыдом Германа и Корсакова733. Англия, Австрия
были в глазах Консула734 естественными врагами Франции; Россия
казалась только великодушною посредницею Европы и, неотступно
ходатайствуя за Германию, могла напомнить ему Т]эебию и Нови735,
в случае, если бы он не изъявил надлежащего внимания к нашим
требованиям. Министр, знаменитый в хитростях дипломатической
науки736, представлял Россию в Париже; избрание такого человека
свидетельствовало, сколь Александр чувствовал важность сего
места и даже могло быть приятно для самолюбия Консулова. К общему
изумлению, мы увидели, что Граф Марков пишет свое имя под
новым разделом Германских южных областей737 в угодность, в честь
Франции и к ее сильнейшему влиянию на землю Немецкую; но еще с
большим изумлением мы сведали, что сей Министр, в важном случае
оказав излишнюю снисходительность к видам Наполеона, вручает
грозные записки Талейрану738 о каком-то Женевском бродяге739,
взятом под стражу во Франции; делает разные неудовольствия Консулу
в безделицах и, принужденный выехать из Парижа, получает голубую
ленту740. Можно было угадать следствия; но отчего такая перемена в
системе? Узнали опасное властолюбие Наполеона? А дотоле не зна-

306
НИКОЛАЙ МИХАЙЛОВИЧ КАРАМЗИН
ли его?.. Здесь приходит мне на мысль тогдашний разговор одного
молодого любимца Государева и старого Министра741. Первый, имея
еще более самолюбия, нежели остроумия, и весьма не сильный в
Государственной науке, решительно объявил при мне, что Россия
должна воевать для занятия умов праздных и для сохранения ратного духа
в наших армиях; вторый с тонкою улыбкою давал чувствовать, что он
способствовал Графу Маркову получить голубую ленту в досаду
Консулу. Молодой любимец веселился мыслию схватить ее в поле с
славным Бонапарте; а старый Министр торжествовал, представляя себе
бессильную ярость Наполеона. Несчастные! Одним словом, история
Маркова посольства, столь несогласного в правилах, была первою
нашею политическою ошибкою.
Никогда не забуду своих горестных предчувствий, когда я, страдая
в тяжкой болезни, услышал о походе нашего войска... Россия
привела в движение все силы свои, чтоб помогать Англии и Вене, то есть
служить им орудием в их злобе на Францию без всякой особенной
для себя выгоды. Еще Наполеон в тогдашних обстоятельствах не
вредил прямо нашей безопасности, огражденной Австриею, Пруссиею,
числом и славою нашего воинства. Какие замыслы имели мы в
случае успеха? Возвратить Австрии великия утраты ее? Освободить
Голландию, Швейцарию? Признаем возможность, но только вследствие
десяти решительных побед и совершенного изнурения Французских
сил: что оказалось бы в новом порядке вещей? Величие, первенство
Австрии, которая из благодарности указала бы России вторую
степень, и то до времени, пока не смирила бы Пруссии, а там объявила
бы нас Державою Азиатскою, как Бонапарте. Вот счастливая
сторона — несчастная уже известна!.. Политика нашего Кабинета удивляла
своею смелостию: одну руку подняв на Францию, другою грозили мы
Пруссии, требуя от нея содействия! Не хотели терять времени в
предварительных сношениях, — хотели одним махом все решить.
Спрашиваю, что сделала бы Россия, если бы Берлинское Министерство
ответствовало Князю Долгорукову742: «Молодой человек! Вы желаете
свергнуть Деспота Бонапарте, а сами, еще не свергнув его,
предписывали законы политики Держав независимых!.. Иди своим путем: мы
готовы утвердить мечем свою независимость». Бенигсен743, Граф
Толстой744 ударили бы тогда на Пруссию? Прекрасное начало; оно
стоило бы конца! Но Князь Долгоруков летел с приятнейшим ответом745:
правда, нас обманули, или мы сами обманули себя.

О древней и новой России в ее политическом и гражданском отношении 307
Все сделалось наилучшим образом для нашей истинной пользы.
Мак в несколько дней лишился Армии746; Кутузов747 вместо
Австрийских знамен увидел пред собою Наполеоновы, но с честию, славою,
победою отступил к Ольмюцу. Два сильные воинства стояли готовые
к бою. Осторожный, благоразумный Наполеон сказал своему: «Теперь
Европа узнает, кому принадлежит имя храбрейших: вам, или
Россиянам», — и предложил нам средства мира. Никогда политика
Российская не бывала в счастливейших обстоятельствах, никогда не имела
столь мало причин сомневаться в выборе. Наполеон завоевал Вену,
но Карл748 приближался, и 80 000 Россиян ждали повеления
обнажить меч. Пруссия готовилась соединиться с нами. Одно слово могло
прекратить войну славнейшим для нас образом: изгнанник Франц749
по милости Александра возвратился бы в Вену, уступив Наполеону,
может быть, только Венецию; независимая Германия оградилась бы
Рейном; наш Монарх приобрел бы имя благодетеля, почти
восстановителя Австрии и Спасителя Немецкой Империи. Победа
долженствовала быть, по крайней мере, сомнительною: что мы выигрывали
с нею? Едва ли не одну славу, которую имели бы и в мире. Что могло
быть следствием неудачи? Стыд, бегство, голод, совершенное
истребление нашего войска, падение Австрии, порабощение Германии и
т. д. Судьбы Божие неисповедимы: мы захотели битвы! — Вот вторая
политическая ошибка (молчу о воинских)!
Третья, и самая важнейшая следствиями, есть мир Тильзитский750,
ибо она имела непосредственное влияние на внутреннее состояние
Государства. Не говорю о жалкой истории полуминистра Убри751,
не порицаю ни заключенного им трактата (который был плодом
Аустерлица), ни Министров, давших совет Государю отвергнуть сей
лаконический договор. Не осуждаю и последней войны с
Французами752 — тут мы долженствовали вступиться за безопасность
собственных владений, к коим стремился Наполеон, волнуя Польшу.
Знаю только, что мы в течение зимы должны были или прислать
новых 100 тысяч к Бенигсену или вступать в мирные переговоры, коих
успех не был вероятен. Пултуск и Прейсиш-Эйлау ободрили
Россиян753, изумив Французов... Мы дождались Фридланда754. Но здесь-то
следовало показать отважность, которая в некоторых случаях бывает
глубокомысленным благоразумием: таков был сей. Надлежало забыть
Европу, проигранную нами в Аустерлице и Фридланде, надлежало
думать единственно о России, чтобы сохранить ее внутреннее благо-

308
НИКОЛАЙ МИХАЙЛОВИЧ КАРАМЗИН
состояние, то есть не принимать мира, кроме честного, без всякого
обязательства расторгнуть выгодные для нас торговые связи с Англи-
ею и воевать со Швециею, в противность святейшим Уставам
человечества и народным. Без стыда могли бы мы отказаться от Европы, но
без стыда не могли служить в ней орудием Наполеоновым, обещав
избавить Европу от его насилий. Умолчим ли о втором необходимом
для нашей безопасности условии, от коего мы долженствовали бы
отступить, разве претерпев новое бедствие на правом берегу Немана,
условии, чтобы не быть Польше ни под каким видом, ни под каким
именем? Безопасность собственная есть вышний закон в политике:
лучше было согласиться, чтоб Наполеон взял Шлезию, самый Берлин,
нежели признать Варшавское Герцогство.
Таким образом, великие наши усилия, имев следствием Аустерлиц
и мир Тильзитский, утвердили господство Франции над Европою и
сделали нас чрез Варшаву соседами Наполеона. Сего мало:
убыточная война Шведская и разрыв с Англиею произвели неумеренное
умножение ассигнаций, дороговизну и всеобщие жалобы внутри
Государства. Мы завоевали Финляндию: пусть Монитер славит сие
приобретение! Знаем, чего оно нам стоило, кроме людей и денег755.
Государству для его безопасности нужно не только физическое, но и
нравственное могущество; жертвуя честию, справедливостию, вредим
последнему. Мы взяли Финляндию, заслужив ненависть Шведов,
укоризну всех народов, и я не знаю, что было горестнее для великодушия
Александра — быть побежденным от Французов или принужденным
следовать их хищной системе.
Пожертвовав союзу Наполеона нравственным достоинством
великой Империи, можем ли надеяться на искренность его дружбы?
Обманем ли Наполеона? Сила вещей неодолима. Он знает, что мы
внутренне ненавидим его, ибо его боимся; он видел усердие наше в
последней войне Австрийской, более нежели сомнительное. Сия дво-
якость была необходимым следствием того положения, в которое мы
поставили себя Тильзитским миром, и не есть новая ошибка. Легко
ли исполняется обещание услуживать врагу естественному и
придавать ему силы! Думаю, что мы, взяв Финляндию, не посовестились бы
завоевать Галицию, если бы предвидели верный успех Наполеонов.
Но Карл мог еще победить; к тому же, и самым усердным
исполнением обязанности союзников мы не заслужили бы искреннего
доброжелательства Наполеонова: он дал бы нам поболее, но не дал бы

О древней и новой России в ее политическом и гражданском отношении 309
средств утвердить нашу независимость. Скажем ли, что Александру
надлежало бы пристать к Австрийцам; Австрийцы не пристали к нам,
когда Бонапарте в изнурении удалялся от Прейсиш-Эйлау и когда их
стотысячная Армия могла бы доконать его. Политика не злопамятна,
без сомнения, но 30 или 40 тысяч Россиян могли бы также не
подоспеть к решительной битве, как Эрц-Герцог Иоанн к Ваграмской756;
Ульм, Аустерлиц находились в свежей памяти. Что бы вышло? Еще
хуже: Бонапарте, увидев нашу отважность, взял бы скорейшие, дей-
ствительнейшие меры для обуздания оной. На сей раз лучше, что он
считает нас только робкими, тайными врагами, только не допускает
мириться с Турками, только из-под руки стращает Швециею и
Польшею. Что будет далее, известно Богу, но людям известны сделанные
нами политические ошибки; но люди говорят: для чего Граф Марков
сердил Бонапарте в Париже? Для чего мы легкомысленно войною
навели отдаленныя тучи на Россию? Для чего не заключили мира
прежде Аустерлиц? Глас народа — глас Божий. Никто не уверит Россиян,
чтобы Советники Трона в делах внешней политики следовали
правилам истинной, мудрой любви к Отечеству и к доброму Государю. Сии
несчастные, видя беду, думали единственно о лользе своего личного
самолюбия: всякий из них оправдывался, чтобы винить Монарха.
Посмотрим, как они действовали и действуют внутри Государства.
Вместо того чтобы немедленно обращаться к порядку вещей Екате-
ринина Царствования, утвержденному опытом 34 лет, и, так сказать,
оправданному беспорядками Павлова времени; вместо того, чтобы
отменить единственно излишнее, прибавить нужное, одним словом,
исправлять по основательному рассмотрению, Советники
Александровы захотели новостей в главных способах Монаршего действия,
оставив без внимания правило мудрых, что всякая новость в
Государственном порядке есть зло, к коему надобно прибегать только в
необходимости: ибо одно время дает надлежащую твердость уставам;
ибо более уважаем тот, что давно уважаем и все делаем лучше от
привычки. Петр Великий заменил Боярскую Думу сенатом, Приказы
Коллегиями и не без важного усилия сообщил оным стройную
деятельность. Время открыло некоторые лучшие способы управления, и
Екатерина II издала учреждение Губерний, приводя его в
исполнение по частям с великою осторожностию. Коллегии дел Судных
и казенных уступили место Палатам; другие остались, и если
правосудие и Государственное хозяйство при Екатерине не удовлетворяли

зю
НИКОЛАЙ МИХАЙЛОВИЧ КАРАМЗИН
всем желаниям доброго гражданина, то никто не мыслил жаловаться
на формы или на образование: жаловались только на людей.
Фельдмаршал Миних замечал в нашем Государственном чине некоторую
пустоту между Троном и Сенатом, но едва ли справедливо. Подобно
древней Боярской Думе, Сенат в начале своем имел всю власть, какую
только вышнее Правительствующее место в Самодержавии иметь
может. Генерал-Прокурор служил связию между им и Государем; там
вершились дела, которые надлежало бы вершить Монарху: по
человечеству не имея способа обнять их множество, он дал Сенату свое
верховное право и свое око в Генерал-Прокуроре, определив, в
каких случаях действовать сему важному месту по известным законам
и в каких требовать его Высочайшего соизволения. Сенат издавал
законы, поверял дела Коллегий, решал их сомнения или спрашивал
у Государя, который, принимая на него жалобы от людей частных,
грозил строгою казнию ему в злоупотреблении власти или дерзкому
челобитчику в несправедливой жалобе. Я не вижу пустоты, и
новейшая История от времен Петра до Екатерины II свидетельствует, что
учреждение Верховных Советов, Кабинетов, Конференций было
несовместно с первоначальным характером Сената, ограничивая или
стесняя круг его деятельности: одно мешало другому.
Сия система Правительства не уступала в благоустройстве
никакой иной Европейской, заключая в себе, кроме общего со всеми,
некоторые особенности, сообразные с местными обстоятельствами
Империи. Павел, не любя дел своей Матери, восстановил разные
уничтоженные ею Коллегии757, сделал перемены и в учреждении fy-
берний, но благоразумные, отменив малонужные Верхние Земские
Суды с Расправами, отняв право исполнения у решений Палатских
и проч. Движимый любовию к общему благу, Александр хотел
лучшего, советовался и учредил Министерства758, согласно с мыслями
Фельдмаршала Миниха и с системою Правительств иностранных.
Прежде всего, заметим излишнюю поспешность в сем учреждении:
Министерства уставлены и приведены в действие, а не было еще
наказа Министрам, то есть верного, ясного руководства в исполнении
важных их обязанностей! Теперь спросим о пользе. Министерские
бюро заняли место Коллегий. Где трудились знаменитые
чиновники, Президент и несколько Заседателей, имея долговременный навык
и строгую ответственность Правительствующего места, там увидели
мы маловажных чиновников, Директоров, Экспедиторов, Столона-

О древней и новой России в ее политическом и гражданском отношении 311
чальников, которые под щитом Министра действуют без всякого
опасения. Скажут, что Министр все делает и за все ответствует; но одно
честолюбие бывает неограниченно. Силы и способности смертного
заключены в пределах весьма тесных. Например, Министр
Внутренних Дел, захватив почти всю Россию, мог ли основательно вникать в
смысл бесчисленных входящих к нему и выходящих от него бумаг?
Мог ли даже разуметь предметы столь различные? Начали являться
одни за другими Комитеты: они служили сатирою на учреждение
Министерств, доказывая их недостаток для благоуспешного
Правления. Наконец, заметили излишнюю многосложность Внутреннего
Министерства. Что же сделали? Прибавили новое, столь же
многосложное759 и непонятное для Русских в его составе. Как! Опеки
принадлежат Министру Полиции? Ему же и Медицина? И проч., или сие
Министерство есть только часть внутреннего, или названо не
своим именем. И благоприятствует ли славе мудрого Правительства сие
второе преобразование? Учредили и после говорят: «Извините, мы
ошиблись: сие относится не к тому, а к другому Министерству».
Надлежало бы обдумать прежде; иначе, что будет порукою и за твердость
иного Устава? Далее: основав бытие свое на развалинах Коллегий, ибо
самая Военная и Адмиралтейская утратили важность свою в сем
порядке вещей, Министры стали между Государем и народом, заслоняя
Сенат, отнимая его силу и величие, хотя подведомые ему отчетами,
но сказав: «Я имел счастие докладывать Государю!» — заграждали уста
Сенаторам, и сия мнимая ответственность была доселе пустым
обрядом. Указы, законы, предлагаемые Министрами, одобряемые
Государем, сообщались Сенату только для обнародования. Выходило,
что Россиею управляли Министры, то есть каждый из них по своей
части мог творить и разрушать. Спрашиваем: кто более заслуживает
доверенность, один ли Министр, или собрание знатнейших
Государственных Сановников, которое мы обыкли считать Высшим
Правительством, главным орудием Монаршей власти? Правда, Министры
составляли между собою Комитет; ему надлежало одобрить всякое
новое установление прежде, нежели оно утверждалось Монархом; но
сей Комитет не походит ли на Совет 6 или 7 разноземцев, из коих
всякой говорит особенным языком, не понимая других? Министр
Морских сил обязан ли разуметь тонкости судебной науки или правила
Государственного хозяйства, торговли и проч.?.. Еще важнее то, что
каждый из них, имея нужду в сговорчивости товарищей для своих
особенных выгод, сам делается сговорчив.

312
НИКОЛАЙ МИХАЙЛОВИЧ КАРАМЗИН
«Просим терпения, — ответствуют Советники Монарха: мы
изобретаем еще новый способ ограничить власть Министров». Выходит
Учреждение Совета760.
И Екатерина II имела Совет, следуя правилу: «Ум хорошо, а два
лучше». Кто из смертных не советуется с другими в важных случаях?
Государи более всех имеют в том нужды. Екатерина в делах войны и
мира, где ей надлежало произнести решительное да или нет,
слушала мнение некоторых избранных Вельмож; вот — Совет ее, по
существу своему Тайный, то есть особенный, лично Императорский. Она
не сделала его Государственным, торжественным, ибо не хотела
уничтожить Петрова Сената, коего бытие, как мы сказали, несовместно с
другим Высшим Правительствующим местом. Какая польза унижать
Сенат, чтоб возвысить другое Правительство? Если члены первого
недостойны Монаршей доверенности, надобно только переменить их:
или Сенат не будет Правительствующим, или Совет не может
торжественно и под своим именем рассматривать за ним дел и, мимо
Сената, издавать с Государем Законы. Мы читаем ныне в Указах
Монарших: «Вняв мнению Совета». Итак, Сенат в стороне? Что же он?
Останется ли только судилищем? Увидим, ибо нам велят ждать новых
дополнительных Уставов Государственных, преобразования
Сенатского, 1уберний и проч. «В Монархии», пишет Монтескье761: «Должно
быть хранилище законов»762 — «le conseil du Prince n'est pas un dépôt
convenable. Il est par sa nature le dépôt de la volonté momentanée du
Prince qui exécute, et non pas le dépôt des lois fondamentales. De plus,
le conseil du Monarque change sans cesse; il n'est pas point permanent: il
ne saurait être nombreux, il n'a pointa un assez haut degré la confiance
du peuple; il n'est donc pas enétat de l'éclairer dans les temps difficiles,
ni de le ramener à l'obéissance». Что ни будет, но сказанное нами не
изменится в главном смысле: Совет будет Сенатом или его
половиною, отделением. Сие значит играть именамии формами, придавать
им важность, которую имеют только вещи. Поздравляю изобретателя
сей новой формы, или предисловия законов — «вняв мнению
Совета!», Государь Российский внемлет только мудрости, где находит ее:
в собственном ли уме, в книгах ли, в голове ли лучших своих
подданных; но в самодержавии не надобно никакого одобрения для
законов, кроме подписи Государя, он имеет всю власть. Совет, Сенат,
Комитеты, Министры суть только способы ее действий, или
поверенные Государя; их не спрашивают, где он сам действует. Выражение

О древней и новой России в ее политическом и гражданском отношении 313
Le conseil d'état entendu763 не имеет смысла для Гражданина
Российского; пусть Французы справедливо или несправедливо, употребляют
оное! Правда, и у нас писали: «Государь указал, Бояре приговорили»,
но сия законная пословица была на Руси несколько лет панихидою
на усопшую Аристократию Боярскую. Воскресим ли форму, когда и
вещь, и форма давно истребились?
Совет, говорят, будет уздою для Министров. Император отдает ему
рассматривать важнейшие их представления; но между тем они все
будут править Государством именем Государя. Совет не вступается
в обыкновенное течение дел, вопрошаемый единственно в случаях
чрезвычайных, или в новых постановлениях, а сей обыкновенный
порядок Государственной деятельности составляет благо или зло
нашего времени.
Спасительными уставами бывают единственно те, коих давно
желают лучшие умы в Государстве, и которые, так сказать,
предчувствуются народом, будучи ближайшим целебным средством на
известное зло: учреждение Министерств и Совета имело для всех действие
внезапности. По крайней мере, Авторы долженствовали изъяснить
пользу своих новых образований: читаю и вижу одни сухие формы.
Мне чертят линии для глаз, оставляя мой ум в покое; говорят
Россиянам: «Было так; отныне будет иначе». Для чего? — не сказывают. Петр
Великий в важных переменах Государственных давал отчет народу:
взгляните на Регламент духовный764, где Император открывает вам
всю душу свою, все побуждения, причины и цель сего Устава. Вообще
новые законодатели России славятся наукою письмоводства более,
нежели наукою Государственною. Издают проэкт Наказа
Министерского765, что важнее и любопытнее? Тут, без сомнения, определена
сфера деятельности, цель, способы, должности каждого Министра?
Нет! Брошено несколько слов о главном деле, а все другое относится
к мелочам Канцелярским: сказывают, как переписываться
Министерским Департаментам между собою, как входят и выходят бумаги, как
Государь начинает и кончит свои рескрипты! Монтескье означает
признаки возвышения или падения Империи766. Автор сего проэкта с
такою же важностию дает правила судить о цветущем и худом
состоянии Канцелярии. Искренно хвалю его знания в сей части, но
осуждаю постановление: «Если Государь издает Указ, несогласный с
мыслями Министра, то Министр не скрепляет оного своею подписью».

314
НИКОЛАЙ МИХАЙЛОВИЧ КАРАМЗИН
Следственно, в Государстве Самодержавном Министр имеет законное
право объявить публике, что выходящий Указ, по его мнению, вреден?
Министр есть рука Венценосца, — не более! Рука не судит головы.
Министр подписывает Именные Указы не для публики, а для
Императора, во уверение, что они написаны, слово в слово так, как Государь
приказал. Подобные ошибки в коренных Государственных понятиях
едва ли извинительны. Чтобы определить важную ответственность
Министра, Автор пишет: «Министр судится в двух случаях: когда
преступит меру власти своей или когда не воспользуется данными ему
способами для отвращения зла». Где же означена сия мера власти и
сии способы? Прежде надобно дать закон, а после говорить о
наказании преступника. Сия громогласная ответственность Министров в
самом деле может ли быть предметом торжественного суда в России?
Кто их избирает? — Государь. Пусть он награждает достойных своею
милостию, а в противном случае удаляет недостойных без шума, тихо
и скромно. Худой Министр есть ошибка Государева: должно
исправлять подобные ошибки, но скрытно, чтобы народ имел доверенность
к личным выборам Царским.
Рассматривая таким образом сии новые Государственные
творения и видя их незрелость, добрые Россияне жалеют о бывшем
порядке вещей. С Сенатом, с Коллегиями, с Генерал-Прокурором у нас шли
дела, и прошло блестящее Царствование Екатерины П. Все мудрые
законодатели, принуждаемые изменять уставы политические,
старались, как можно менее, отходить от старых. «Если число и власть
сановников необходимо должны быть переменены, — говорит умный
Макиавель767, — то удержите хотя имя их для народа». Мы поступаем
совсем иначе: оставляем вещь, гоним имена, для произведения того
же действия вымышляем другие способы! Зло, к которому мы
привыкли, для нас чувствительно менее нового, а новому добру как-то
не верится. Перемены сделанные не ручаются за пользу будущих:
ожидают их более со страхом, нежели с надеждою, ибо к древним
Государственным зданиям прикасаться опасно. Россия же
существует около 1000 лет, и не в образе дикой Орды, но в виде Государства
великого, а нам все твердят о новых образованиях, о новых уставах,
как будто бы мы недавно вышли из темных лесов Американских!
Требуем более мудрости хранительной, нежели творческой. Если
История справедливо осуждает Петра I за излишнюю страсть его к
подражанию иноземным Державам, то оно в наше время не будет ли

О древней и новой России в ее политическом и гражданском отношении 315
еще страшнее? Где, в какой земле Европейской блаженствует народ,
цветет правосудие, сияет благоустройство, сердца довольны, умы
спокойны? Во Франции? Правда, там есть Conseil d'État, Secrétaire d'État,
Sénat Conservateur, Ministres de l'Intérieur, de la Justice, des Finances, de
l'Instruction publique, de la Police, des Cultes768; правда, что
Екатерина II не имела ни сих правительств, ни сих чиновников. Но где
видим гражданское общество, согласное с истинною целию оного, — в
России ли при Екатерине II, или во Франции при Наполеоне? Где
более произвола и прихотей самовластия? Где более законного,
единообразного течения в делах Правительства? Мы читаем в прекрасной
душе Александра сильное желание утвердить в России действие
закона... Оставив прежние формы, но двигая, так сказать, оные
постоянным духом ревности к общему добру, он скорее мог бы достигнуть
сей цели и затруднил бы для наследников отступление от законного
порядка. Гораздо легче отменить новое, нежели старое; гораздо легче
придать важности Сенату, нежели дать важность нынешнему Совету в
глазах будущего преемника Александрова; новости ведут к новостям
и благоприятствуют необузданностям произвола.
Скажем ли, повторим ли, что одна из главных причин
неудовольствия Россиян на нынешнее Правительство есть излишняя любовь
его к Государственным преобразованиям, которые потрясают основу
Империи, и коих благотворность остается доселе сомнительною.
Теперь пройдем в мыслях некоторые временные и частные
постановления Александрова Царствования; посмотрим, какие меры
брались в обстоятельствах важных и что было их следствием.
Наполеон, одним махом разрушив дотоле знаменитую Державу
Прусскую, стремился к нашим границам. Никто из добрых Россиян не
был покоен; все чувствовали необходимость усилий чрезвычайных и
ждали, что сделает Правительство. Выходит Манифест о милиции...769
Верю, что Советники Государевы имели доброе намерение, но худо
знали состояние России. Вооружить 600 000 человек, не имея оружия
в запасе! Прокормить их без средства везти хлеб за ними или
изготовить его в тех местах, куда им итти надлежало! Где взять столько
Дворян для предводительства? Во многих 1уберниях недоставало и
половины чиновников. Изумили Дворян, испугали земледельцев; подвозы,
работы остановились; с горя началось пьянство между крестьянами;
ожидали и дальнейших неистовств. Бог защитил нас. Нет сомнения,
что благородные сыны Отечества готовы были тогда на велико-

316
НИКОЛАЙ МИХАЙЛОВИЧ КАРАМЗИН
душные жертвы, но скоро общее усердие простыло: увидели, что
Правительство хотело невозможного; доверенность к нему ослабела,
и люди, в первый раз читавшие Манифест с слезами, чрез несколько
дней начали смеяться над жалкою милициею! Наконец, уменьшили
число ратников; имели 7 месяцев времени и не дали Армии никакой
сильной подмоги! За то — мир Тильзитский... Если бы Правительство,
вместо необыкновенной для нас милиции, потребовало от
Государства 150 тыс. рекрутов с хлебом, с подводами, с деньгами, то сие бы
не произвело ни малейшего волнения в России и могло бы усилить
нашу Армию прежде Фридландской битвы. Надлежало бы только
не дремать в исполнении. В случае Государственных чрезвычайных
опасностей и жертв, главное правило есть действовать стремительно,
не давать людям образумиться, не отступать в мерах, не раздумывать.
Я читал переписку Русских Воевод при Лжедимитрии, когда мы не
имели ни Царя, ни Совета Боярского, ни столицы: сии Воеводы худо
знали грамоте, но знали Россию и спасли ее самыми простейшими
средствами, требуя друг от друга, что каждый из них мог сделать
лучшего по местным обстоятельствам своего Начальства. Сию статью
заключу особенным примечанием. Во время милиции все жаловались
на недостаток оружия и винили беспечность Начальства: не знаю,
воспользовались ли мы опытом для нашей будущей безопасности?
Арсеналы наполняются ли пушками и ружьями на всякой случай?
Слышу только, что славный Тульский завод приходит в упадок, что
новые паровые машины действуют не весьма удачно и что новые
образцовые ружья причиною разорения мастеров; так ли?
Все намерения Александровы клонятся к общему благу. Шушаясь
бессмысленным правилом держать умы в невежестве, чтобы
властвовать тем спокойнее, он употребил миллионы для основания
Университетов, Гимназий, школ: к сожалению, видим более убытка для казны,
нежели выгод для Отечества. Выписали Профессоров, не приготовив
учеников; между первыми много достойных людей, но мало
полезных; ученики не разумеют иноземных учителей, ибо худо знают язык
Латинский, и число их так невелико, что Профессоры теряют охоту
ходить в классы. Вся беда от того, что мы образовали свои
Университеты по Немецким, не рассудив, что здесь иные обстоятельства.
В Лейпциге, в Геттингене надобно Профессору только стать на
кафедру, зал наполнится слушателями. У нас нет охотников для высших
наук. Дворяне служат, а купцы желают знать существенно Арифме-

О древней и новой России в ее политическом и гражданском отношении 317
тику или языки иностранные для выгоды своей торговли. В
Германии сколько молодых людей учатся в Университетах для того, чтобы
сделаться Адвокатами, Судьями, Пасторами, Профессорами! Наши
Стряпчие и Судьи не имеют нужды в знании Римских прав; наши
Священники образуются кое-как в Семинариях и далее не идут, а выгоды
ученого состояния в России так еще новы, что отцы не вдруг еще
решатся готовить детей своих для оного. Вместо 60 Профессоров,
приехавших из Германии в Москву и другие города, я вызвал бы не более
20 и не пожалел бы денег для умножения числа казенных питомцев
в Гимназиях; скудные родители, отдавая туда сыновей, благословляли
бы милость Государя, и призренная бедность, чрез 10, 15 лет
произвела бы в России ученое состояние. Смею сказать, что нет иного
действительнейшего средства для успеха в сем намерении. Строить,
покупать домы для Университетов, заводить Библиотеки, Кабинеты,
ученые Общества, призывать знаменитых иноземных Астрономов,
Филологов — есть пускать в глаза пыль. Чего не преподают ныне даже
в Харькове и Казани? А в Москве с величайшим трудом можно найти
учителя для языка Русского; а в целом Государстве едва ли найдешь
человек 100, которые совершенно знают правописание, а мы не
имеем хорошей Грамматики; а в Именных Указах употребляются слова
не в их смысле; пишут в важном Банковом учреждении: «Отдать
деньги бессрочно» вместо «à perpétuité» — «без возврата»; пишут в
Манифесте о торговых пошлинах: «Сократить ввоз товаров» и проч.,
и проч. Заметим также некоторые странности в сем новом
образовании ученой части. Лучшие Профессоры, коих время должно быть
посвящено науке, занимаются подрядами свеч и дров для Университета!
В сей круг хозяйственных забот входит еще содержание ста или
более училищ, подведомых Университетскому Совету. Сверх того
Профессоры обязаны ежегодно ездить по Губерниям для обозрения школ.
Сколько денег и трудов потерянных! Прежде хозяйство Университета
зависело от его особой Канцелярии, и гораздо лучше. Пусть
Директор училищ года в два один раз осмотрел бы уездные школы в своей
Губернии; но смешно и жалко видеть сих бедных Профессоров,
которые всякую осень трясутся в кибитках по дорогам! Они, не выходя из
Совета, могут знать состояние всякой Шмназии, или школы по ее
ведомостям: где много учеников, там училище цветет; где их мало, там
оно худо; а причина едва ли не всегда одна — худые учители. Для чего
не определяют хороших? Их нет или мало. Что виною? Сонливость

318
НИКОЛАЙ МИХАЙЛОВИЧ КАРАМЗИН
здешнего Педагогического Института (говорю только о Московском,
мне известном). Путешествия Профессоров не исправят сего
недостатка. Вообще Министерство так называемого Просвещения в
России доныне дремало, не чувствуя своей важности и как бы не ведая,
что ему делать, а пробуждалось, от времени до времени, единственно
для того, чтобы требовать денег, чинов и крестов от Государя.
Сделав многое для успеха наук в России и с неудовольствием видя
слабую ревность Дворян в снискании ученых сведений в
Университетах, Правительство желало принудить нас к тому и выдало
несчастный Указ об экзаменах770. Отныне никто не должен быть производим
ни в Статские Советники, ни в Асессоры, без свидетельства о своей
учености. Доселе в самых просвещенных Государствах требовалось
от чиновников только необходимого для их службы знания: науки
Инженерной от Инженера, Законоведения от Судьи и проч. У нас
Председатель Гражданской Палаты обязан знать Гомера и Феокри-
та, Секретарь Сенатский свойство оксигена и всех газов771, Вице-
Губернатор Пифагорову фигуру, Надзиратель в доме сумасшедших
Римское право, или умрут Коллежскими и Титулярными
Советниками. Ни 40-летняя деятельность Государственная, ни важные заслуги,
не освобождают от долга знать вещи, совсем для нас чуждые и
бесполезные. Никогда любовь к наукам не производила действия, столь
несогласного с их целию! Забавно, что сочинитель сего Указа,
предписывающего всем знать Риторику, сам делает в нем ошибки
грамматические. Не будем говорить о смешном, заметим только вредное.
Доныне Дворяне и не Дворяне в Гражданской службе искали у нас
чинов или денег: первое побуждение невинно, второе опасно, ибо
умеренность жалованья производит в корыстолюбивых охоту
мздоимства. Теперь, не зная ни Физики, ни Статистики, ни других наук,
для чего будут служить Титулярные и Коллежские Советники?
Лучшие, то есть честолюбивые, возьмут отставку; худшие, то есть
корыстолюбивые, останутся драть кожу с живого и мертвого. Уже видим и
примеры. Вместо сего нового постановления надлежало бы только
исполнить сказанное в Уставе Университетском, что впредь молодые
люди, вступая в службу, обязаны предъявлять свидетельство о своих
знаниях. От начинающих можно всего требовать; но кто уже давно
служит, с тем нельзя по справедливости делать новых условий для
службы; он поседел в трудах, в правилах чести и в надежде иметь
некогда чин Статского Советника, ему обещанного законом; а вы на-

О древней и новой России в ее политическом и гражданском отношении 319
рушаете сей контракт Государственный. И вместо всеобщих знаний
должно от каждого человека требовать единственно нужных для той
службы, коей он желает посвятить себя: Юнкеров Иностранной
Коллегии испытывайте в Статистике, Истории, Географии, Дипломатике,
языках; других только в знаниях Отечественного языка и Права
Русского, а не Римского, для нас бесполезнаго; третьих в Геометрии, буде
они желают быть землемерами и т. д. Хотеть лишнего или не хотеть
должного равно предосудительно.
Указ об экзаменах был осыпан везде язвительными насмешками;
тот, о коем теперь хочу говорить, многих оскорбил и никого не
порадовал, хотя самое святейшее человеколюбие внушило его мысль
Государю. Слыхали мы о Дворянах-извергах, которые торговали
людьми бесчеловечно: купив деревню, выбирали крестьян, годных в
солдаты, и продавали их врознь. Положим, что такие звери были в
наше время, надлежало бы грозным Указом запретить сей промысел
и сказать, что имение Дворян, столь недостойных, будет отдаваемо
в Опеку. Губернаторы могли бы наблюдать за исполнением. Вместо
сего, запрещают продажу и куплю рекрут. Дотоле лучшие
земледельцы охотно трудились 10,20 лет, чтобы скопить 700 или 800 рублей на
покупку рекрута и тем сохранить целость семьи своей; ныне отнято у
них сильнейшее побуждение благодетельного трудолюбия,
промышленности, жизни трезвой. На что богатство родителю, когда оно не
спасет любезного его сына? Правда, винные откупщики радуются, но
отцы семейств плачут. Для Государства необходимы рекруты, лучше
брать их из людей злосчастных, нежели счастливых, ибо судьба
последних несравненно горестнее в солдатстве. Спрашиваю: крестьяне
тирана-помещика, который из жадности к золоту мог бы продать их
в рекруты, наслаждаются ли благоденствием от того, что сия
продажа запрещена? Может быть, они сделались бы менее злополучны в
полках! С другой стороны, небогатые владельцы лишились средства
сбывать худых крестьян или дворовых людей с пользою для себя и
для общества: ленивый, невоздержный исправился бы в строгой
школе воинской, а работящий, трезвый, остался бы за сохою.
Пример также имел бы спасительное действие: иной унялся бы от
пьянства, зная, что Господин может продать его в рекруты. Чем теперь
владелец мелкопоместный, коему нет очереди рекрутской, устрашит
крестьян распутных? Палкою? Изнурительным трудом? Не полезнее ли
им страшиться палки в роте? Скажут, что ныне у нас лучше солдаты,

320
НИКОЛАЙ МИХАЙЛОВИЧ КАРАМЗИН
но справедливо ли? Я спрашивал у Генералов; они сего не
приметили. По крайней мере верно то, что крестьяне стали хуже в селениях.
Отец трех, иногда двух сыновей заблаговременно готовит одного из
них в рекруты и не женит его; сын знает свою долю и пьянствует, ибо
добрым поведением не спасется от солдатства. Законодатель должен
смотреть на вещи с разных сторон, а не с одной; иначе, пресекая зло,
может сделать еще более зла.
Так, нынешнее Правительство имело, как уверяют, намерение дать
господским людям свободу. Должно знать происхождение сего
рабства. В девятом, десятом, первом-на-десять веке были у нас рабами
одни холопи, то есть или военнопленные и купленные чужеземцы,
или преступники, законом лишенные гражданства, или потомки их;
но богатые люди, имея множество холопей, населяли ими свои
земли: вот первые, в нынешнем смысле, крепостные деревни. Сверх того,
владелец принимал к себе вольных хлебопашцев в кабалу на
условиях, более или менее стеснявших их естественную и гражданскую
свободу; некоторые, получая от него землю, обязывались и за себя, и
за детей своих служить ему вечно: вторая причина сельского рабства!
Другие же крестьяне, и большая часть, нанимали землю у владельцев
только за деньги, или за определенное количество хлеба, имея право
по истечении урочного времени идти в другое место. Сии свободные
переходы имели свое неудобство: вельможи и богатые люди
сманивали к себе вольных крестьян от владельцев малосильных, которые,
оставаясь с пустою землею, лишались способа платить
Государственные повинности. Царь Борис отнял первый у всех крестьян волю
переходить с места на место, то есть укрепил их за господами: вот
начало общего рабства. Сей устав изменялся, ограничивался, имел
исключения и долгое время служил поводом к тяжбам, наконец, утвердился
во всей силе, и древнее различие между крестьянами и холопями
совершенно исчезло. Следует: 1) что нынешние господские крестьяне
не были никогда владельцами, то есть не имели собственной земли,
которая есть законная, неотъемлемая собственность Дворян; 2) что
крестьяне холопского происхождения также законная
собственность Дворянская и не могут быть освобождены лично без
особенного некоторого удовлетворения помещикам; 3) что одни вольные,
Годуновым укрепленные за господами земледельцы могут по
справедливости требовать прежней свободы; но как 4) мы не знаем ныне,
которые из них происходят от холопей и которые от вольных людей,

О древней и новой России в ее политическом и гражданском отношении 3 21
то Законодателю предстоит немалая трудность в распутывании сего
узла Гордиева772, если он не имеет смелости рассечь его, объявив, что
все люди равно свободны: потомки военнопленных, купленных,
законных невольников, и потомки крепостных земледельцев; что
первые освобождаются правом естественным, так же как вторые правом
Монарха Самодержавного отменять Уставы своих предшественников.
Не вступая в дальнейший спор, скажем только, что в Государственном
общежитии право естественное уступает Гражданскому и что
благоразумный Самодержец отменяет единственно те Уставы, которые
делаются вредными или недостаточными и могут быть заменены
лучшими.
Что значит освободить у нас крестьян? Дать им волю жить где
угодно, отнять у господ всю власть над ними, подчинить их одной власти
Правительства. Хорошо. Но сии земледельцы не будут иметь земли,
которая, в чем не может быть и спора, есть собственность
Дворянская. Они или останутся у помещиков с условием платить им оброк,
обрабатывать господские поля, доставлять хлеб куда надобно, одним
словом, для них работать, как и прежде; или, недовольные условиями,
пойдут к другому, умереннейшему в требованиях владельцу. В первом
случае, надеясь на естественную любовь человека к родине, господа
не предпишут ли им самых тягостных условий? Дотоле щадили они
в крестьянах свою собственность: тогда корыстолюбивые
владельцы захотят взять с них все возможное для сил физических. Напишут
контракт, и земледельцы не исполнят его — тяжбы, вечные тяжбы!
Во втором случае, буде крестьянин ныне здесь, а завтра там, казна
не потерпит ли убытка в сборе подушных денег и других податей,
не потерпит ли и земледелие? Не останутся ли многие поля не
обработанными, многая житницы пустыми? Не вольные земледельцы,
а Дворяне наиболее снабжают у нас рынки хлебом. Иное зло: уже не
завися от суда помещиков, решительного, безденежного, крестьяне
начнут ссориться между собою и судиться в городе — какое
разорение! Освобожденные от надзора господ, имевших собственную
земскую исправу, или Полицию, гораздо деятельнейшую всех
Земских Судов, станут пьянствовать, злодействовать: какая богатая
жатва для кабаков и мздоимных исправников, но как худо для нравов
и Государственной безопасности! Одним словом, теперь Дворяне,
рассеянные по всему Государству, содействуют Монарху в хранении
тишины и благоустройства: отняв у них сию власть блюстительную,

322
НИКОЛАЙ МИХАЙЛОВИЧ КАРАМЗИН
он, как Атлант, возьмет себе Россию на рамена...773 Удержит ли?
Падение страшно. Первая обязанность Государя есть блюсти
внутреннюю целость Государства; благотворить состояниям и лицам есть
уже вторая. Он желает сделать земледельцев счастливее свободою, но
ежели сия свобода вредна для Государства? И будут ли земледельцы
счастливее, освобожденные от власти господской, но преданные в
жертву их собственным порокам, откупщикам и судьям
бессовестным? Нет сомнения, что крестьяне благоразумного помещика,
который довольствуется умеренным оброком или десятиною пашни на
тягло, счастливее казенных, имея в нем бдительного Попечителя и
заступника. Не лучше ли под рукою взять меры для обуздания господ
жестоких? Они известны Начальникам Губернии. Ежели последние
верно исполнят свою должность, то первых скоро не увидим; а ежели
не будет в России умных и честных Губернаторов, то не будет
благоденствия и для поселян вольных. Не знаю, хорошо ли сделал Годунов,
отняв у крестьян свободу (ибо тогдашние обстоятельства не
совершенно известны), но знаю, что теперь им неудобно возвратить оную.
Тогда они имели навык людей вольных, ныне имеют навык рабов.
Мне кажется, что для твердости бытия Государственного безопаснее
поработить людей, нежели дать им не вовремя свободу, для которой
надобно готовить человека исправлением нравственным: а
система наших винных откупов и страшные успехи пьянства служат ли к
тому спасительным приготовлением? В заключении скажем доброму
Монарху: «Государь! История не упрекнет тебя злом, которое прежде
тебя существовало (положим, что неволя крестьян и есть
решительное зло), — но ты будешь ответствовать Богу, совести и потомству за
всякое вредное следствие твоих собственных уставов».
Не осуждаю Александрова закона, дающего право селениям
откупаться от господ с их согласия, но многие ли столь богаты? Многие
ли захотят отдать последнее за вольность? Крестьяне
человеколюбивых владельцев довольны своею участью: крестьяне худых — бедны;
то и другое мешает успеху сего Закона.
К важнейшим действиям нынешнего Царствования относятся
меры, взятые для уравнения доходов с расходами, для приведения в
лучшее состояние торговли и вообще Государственного хозяйства.
Две несчастные войны: Французские, Турецкая и в особенности
Шведская — заставили казну умножить количество ассигнаций.
Случилось необходимое: цены на вещи возвысились, и курс упал; а разрыв

О древней и новой России в ее политическом и гражданском отношении 323
с Англиею довершил сие бедствие. Грузные товары наши могут быть
единственно отпускаемы морем; число иностранных кораблей в
Российских гаванях уменьшилось, а произведения фабрик
Европейских, легкие, драгоценные, входили к нам и морем, и сухим путем.
Исчезло всякое равновесие между ввозом и вывозом. Таково было
состояние вещей, когда показался Манифест о налогах774; вместо того
чтобы сказать просто: «Необходимое умножение казенных расходов
требует умножения доходов, а новых ассигнаций не хотим
выпускать», Правительство торжественно объявило нам, что ассигнации
не деньги, но составляют необъятную сумму долгов Государственных,
требующих платежа металлом, коего нет в казне!.. Следствием было
новое возвышение цен на все вещи и падение курса: первое от новых
налогов, второе от уменьшения доверенности иноземцев к нашим
ассигнациям, торжественно оглашенным сомнительными
векселями775. Скажем о том и другом несколько слов.
Умножать Государственные доходы новыми налогами есть
способ весьма ненадежный и только временный. Земледелец, заводчик,
фабрикант, обложенные новыми податями, всегда возвышают цены
на свои произведения, необходимые для казны, и чрез несколько
месяцев открываются в ней новые недостатки. Например, за что
Коммиссариат платил в начале года 10 тысяч руб., за то, вследствие
прибавленных налогов, подрядчики требуют 15 тысяч руб.! Опять
надобно умножать налоги, и так до бесконечности. Государственное
хозяйство не есть частное: я могу сделаться богатее от прибавки
оброка на крестьян моих, а Правительство не может, ибо налоги его
суть общие и всегда производят дороговизну. Казна богатеет только
двумя способами: размножением вещей или уменьшением расходов,
промышленностию или бережливостию. Если год от года будет у нас
более хлеба, сукон, кож, холста, то содержание Армий должно стоить
менее, а тщательная экономия богатее золотых рудников. Миллион,
сохраненный в казне за расходами, обращается в два; миллион,
налогом приобретенный, уменьшается ныне в половину, завтра будет
нулем. Искренно хваля Правительство за желание способствовать в
России успехам земледелия и скотоводства, похвалим ли за
бережливость? Где она? В уменьшении Дворцовых расходов? Но бережливость
Государя не есть Государственная: Александра называют даже скупым;
но сколько изобретено новых мест, сколько чиновников ненужных!
Здесь три Генерала стерегут туфли Петра Великого; там один чело-

324
НИКОЛАЙ МИХАЙЛОВИЧ КАРАМЗИН
век берет из 5 мест жалованье; всякому столовые деньги; множество
пенсий излишних; дают взаймы без отдачи и кому? Богатейшим
людям! Обманывают Государя проэктами, заведениями на бумаге, чтобы
грабить казну; непрестанно на Государственное иждивение ездят
Инспекторы, Сенаторы, чиновники, не делая ни малейшей пользы
своими объездами; все требуют от Императора домов и покупают оные
двойною ценою из сумм Государственных, будто бы для общей, а в
самом деле для частной выгоды, и проч., и проч. Одним словом, от
начала России не бывало Государя, столь умеренного в своих
особенных расходах, как Александр, и царствования, столь расточительного,
как его. В числе таких несообразностей заметим, что мы, предписывая
Дворянству бережливость в Указах, видим 1усарских Армейских
офицеров в мундирах, облитых серебром и золотом! Сколько жалованья
сим людям? И чего стоит мундир? Полки красятся не одеадою, а
делами. Мало остановить некоторые казенные строения и работы, мало
сберечь тем 20 миллионов: не надобно тешить бесстыдного
корыстолюбия многих знатных людей, надобно бояться всяких новых
штатов, уменьшить число тунеядцев на жалованье, отказывать невеждам,
требующим денег для мнимого успеха наук, и, где можно, ограничить
роскошь самых частных людей, которые в нынешнем состоянии
Европы и России вреднее прежнего для Государства.
Обратимся к ассигнациям776. Многие простодушные, впрочем,
неглупые люди доныне думают, что Советники Правительства в сем
случае имели свои тайные виды и хотели умышленно повредить
Государственному кредиту. Я изъясняю себе загадку, как и в других
случаях, одною известною хвастливостию неосновательных умов и не
менее известною их охотою умничать. Доселе назывались в России
Государственными долгами только те суммы, которые наше
Правительство занимало в Голландии или в других землях; никто не причислял
ассигнаций к оным, и всякой считал их деньгами, ибо они служили,
как деньги в купле. Жители Мальдивских островов не знают иной
монеты, кроме ничтожных раковин, имея торговлю внутреннюю и
внешнюю. Кто дает цену деньгам? Правительство, объявляя, что оно
будет принимать их в дань народную вместо таких и таких вещей.
Если бы Государь дал нам клейменные щепки и велел ходить им
вместо рублей, нашедши способ предохранять нас от фальшивых монет
деревянных, то мы взяли бы и щепки. Монеты введены не для делания
из них сосудов, пуговиц, табакерок, но для оценки вещей и сравнения

О древней и новой России в ее политическом и гражданском отношении 325
их между собою. Пусть металлическая монета, как доказывают Бюш777
и другие, есть наилучшая, уже быв известною и во времена Иова778;
но сильное Государство, богатое вещами, должно ли признать себя
нищим, должно ли не иметь ни Армии, ни флотов для того, что у него
по обстоятельствам нет в избытке ни серебра, ни золота? Самое
золото имеет гораздо более вообразительного, нежели внутреннего
достоинства. Кто бы за его блесточку отдал зимою теплую шубу, если бы
оно ценилось только по своей собственной пользе? Но отдаю шубу и
беру блесточку, когда могу обойтись без первой, а на вторую купить
себе кафтан. Если мне дают кафтан и за бумажку, то бумажка и
блесточка для меня равно драгоценны. Ассигнации уменьшаются в цене
от своего размножения; золото и серебро также. Открытие Америки
произвело в оценке Европейских товаров действие, подобное тому,
что видим ныне в России от ассигнаций. Сей закон соразмерности
непреложен. От IX до XIV века предки наши не имели собственной
металлической монеты, а единственно кожаные. Правительством за-
клеймованные лоскутки, называемые кунами779, то есть
ассигнациями, и торговали с Востоком и Западом, с Грециею, с Персиею, с
Немецкою Ганзою; от IX в. до 1228 года лоскутки сии не унижались в
цене относительно к серебру, ибо Правительство не расточало их, но
унизились до крайности, быв после того размножены неумеренно.
Достойно примечания, что сии кожаные ассигнации были у нас
заменены серебряною и медною монетою в самые мятежные и
варварские времена ига Ханского, когда Баскаки уважались более Князей.
Татары не хотели брать кун, а требовали серебра. Россиянин мог
откупиться от мук, от смерти, от неволи куском сего металла; отдавал за
него все, что имел, и с презрением отвергал куны, так, что они сами
собою долженствовали исчезнуть. Прежде серебро шло в Киев из
Греции, после в Новгород из Сибири чрез Югорию780, туда же из
немецкой земли чрез города Анзеатические781, наконец, в Москву из
самой Орды, с коею мы завели торговлю. Но количество добываемых
купечеством металлов было столь невелико, что Россияне, отменив
куны, внутри Государства долженствовали большею частью меняться
вещами: дело весьма неблагоприятное для успехов торговли и
следствие варварства! Царь Иоанн Васильевич истощил казну многими,
дотоле необыкновенными, расходами и, видя недостаток серебра,
снова думал ввести кожаные деньги. Хотя торговля с Англиею и
приобретение богатой Сибири с ее рудниками наделяли нас изрядным

326
НИКОЛАЙ МИХАЙЛОВИЧ КАРАМЗИН
количеством металлов, однакож Петр Великий нуждался в оных, и
серебро в России было тогда дороже, нежели в других землях
Европейских, почему купцы иноземные охотно привозили к нам
червонцы и талеры. Несмотря на то, редкость денег препятствовала успехам
торговли внутри Государства: из самых отдаленных губерний возили
в столицу сухим путем хлеб и другия дешевые вещи, ибо не могли
продавать их на месте. В Петербурге, в Архангельске, в Москве
сыпалось золото и серебро; в Симбирске, в Пензе, в Воронеже едва
показывалось. В бумагах времен Императрицы Анны и Правительницы782
видим жалобы умнейшего из Российских Министров на великой
недостаток в легкой монете: Остерман предполагал несколько раз
закупить большое количество серебра в Голландии, не имев мысли об
ассигнациях, и едва ли знав, что Россия в новом Государственном
порядке Европы первая и столь долго употребляла оные. Наконец,
Екатерина II изданием ассигнаций сперва изумила, но скоро облегчила
народ во всех платежах и торговых сделках. Увидели удобность и
пользу. Дотоле заемные и купеческие обороты производились у нас
векселями, с сего времени ассигнации заступили место векселей и
распространили внутреннюю торговлю. Правительство обязывалось
выдавать металлические деньги за оные; но знало, что публика,
однажды навсегда удостоверенная в действительности бумажек, станет
требовать от Банка единственно малых сумм, нужных для мелочных
расходов. Так и было в Царствование Екатерины к пользе
Государственной и народной: казна приобрела знатный капитал и могла в
чрезвычайных случаях обходиться без умножения податей; народ
перестал нуждаться в деньгах, и серебро, уже менее необходимое,
долго держалось в одной цене с ассигнациями, после возвысилось
безделицею, потом более, и наконец, в 11/2 раза, вместе с
постепенным возвышением всех иных цен — необходимое следствие
прибавки 200 миллионов к денежной сумме, бывшей у нас дотоле в
обращении. Где мало денег, там вещи дешевы; где много первых, там
последние дороги. Серебряная монета, замененная ассигнациями, сделалась
в отношении к ним дороже, не как монета, предпочитаемая
бумажкам, но как товар. Стали замечать общую дороговизну, которая
однакож не выходила из меры и не была решительным злом. Справедливо
жаловались на Правительство, когда оно в последние годы Екатери-
нина Царствования не могло удовлетворять народному требованию в
выдаче мелкой разменной монеты. Время Павлово не произвело ни-

О древней и новой России в ее политическом и гражданском отношении 327
какой важной перемены в Государственном хозяйстве, ибо казна не
умножала ассигнаций; но в нынешнее Царствование излились оные
рекою, и вещи удвоились, утроились в цене. Не осуждаем
Правительства за выпуск, может быть, 500 миллионов бумажных рублей.
Находились ли иные лучшие способы для удовлетворения
Государственным потребностям, не знаю, даже сомневаюсь. Но когда сделалось
неминуемое зло, то надобно размыслить и взять меры в тишине, не
ахать, не бить в набат, от чего зло увеличивается. Пусть Министры
будут искренни пред лицом одного Монарха, а не пред народом;
сохрани Боже, если они будут следовать иному правилу, обманывать
Государя и сказывать всякую истину народу! Объявите, что отныне
фабрика ассигнационная останется без дела. Хорошо, но к чему
толковать слова: «Объявителю платит Государственный Банк» и проч.
Я позволил бы сказать Вам, что ассигнации не деньги, если бы Вы
могли отворить Банки и ящики, наполненные серебром, для вымена
бумажек; позволил бы сказать, что ассигнации не деньги, если бы у
нас были другие. Какие же? Серебряные? Медные? Сколько их теперь
в России? И думаете ли, что бедная сумма оных могла бы
удовольствовать Государство в торговых его оборотах? В древней России
ходили куны вместе с серебром и золотом, в новой ходят ассигнации
вместе с металлами, тогда и ныне редкими. Кожаный лоскуток не
лучше бумажного, но древние Князья Киевские, Славянские,
Новогородские не изъясняли народу, что куны — вексель, и Россия 500 лет
довольствовалась оными, благословляя сие счастливое изобретение:
привычка сильнее мудрования! Несмотря на вексельную форму
ассигнаций, мы не считали Государя должником своим, не ждали от
него платы за бумажки, не осведомлялись о состоянии казны, будучи
довольны тем, что мы имели за них все вещи по желанию. Пусть
ассигнации — вексель, но Государственный, свойством отличный от
Купеческого или Гражданского. Правительство впускает их в
обращение под видом векселей; но вошедши в общее употребление, они уже
делаются монетою там, где нет иной в достаточном количестве.
Необходимость есть Закон для Правительства и народа. Если бы купец
сказал о своих заемных письмах то, что в Манифесте сказано об
ассигнациях783; если бы объявил торжественно, что надавал их
непомерное множество и крайне заботится о следствиях: едва ли бы кто
на другой день согласился продать ему свое имение на вексель; а за
наши ассигнации и теперь продают все. Они унизились ценою в

328
НИКОЛАЙ МИХАЙЛОВИЧ КАРАМЗИН
отношении к вещам не для того, чтобы лишились доверия или
кредита, но следуя общему закону соразмерности между вещами и
деньгами; одним словом, вопреки Манифесту, ассигнации и теперь
остаются у нас деньгами, ибо иных не имеем; но купцы иноземные, купцы,
гораздо ученейшие Россиян в языке и в признаке Государственного
банкротства, усумнились иметь дела с нами, — курс упадал более и
более, уменьшая цену Российских произведений для иноземцев и
возвышая оную для нас самих.
Что сказать о так называемом разуме Манифеста784, всюду
разосланном вместе с оным? Надобно, чтоб разум находился в самом
Манифесте, а не в особенном творении какого-нибудь школьника
Секретаря, который с смешною важностию толкует нам слова
повторением их или перестановкою, гордо объявляя, что одни слабоумные
считают нужным перелив монеты сообразно с ее нынешнею ценою и
что пуд меди, стоющий во всех других вещах 40 р., в деньгах должен
ходить за 16 р.: ибо, если мы из медного рубля сделаем два, то все
цены удвоятся. Нет, г. изъяснитель, медная монета есть у нас только
разменная, в коей мы теперь имеем крайнюю нужду и которая
уменьшается от тайного переплавливания в вещи или от вывоза в чужие
земли. Не надобно из рубля меди без необходимости делать десяти,
чтобы не было фальшивой монеты; но не должно делать и 16 р. из 40,
чтобы монету не переплавливали в кубы и проч. Ни в каком
Государстве металлы не ходят в деньгах ниже своей цены. Вопреки сему
Разуму Правительство уставило переменить медную монету и сделать
из 16-24 р.; для чего же не 40, не 50? Не так легко делание фальшивой
монеты, если бы медь чрез несколько времени и весьма унизилась в
цене, чему доказательством служит собственный наш пример, когда
медные деньги со времен Петра Великого ходили в России
несравненно выше своего внутреннего достоинства. Все жалуются на
Правительство, что оно, имея действительно способ доставить нам все
нужное для размена количество медной монеты, позволяет
меновщикам грабить людей, торгуют даже и мелкими ассигнациями: неужели
Советникам Банка трудно их подписывать, или жаль бумаги?
Я развертывал книги о Государственном хозяйстве, слыхал, как
люди ученые судят о нынешнем хозяйственном состоянии России,
и замечал более слов, нежели мыслей, более мудрований, нежели
ясных понятий. Зло не так велико, как думают. Все дорого, правда, но
с умножением расходов не прибавились ли и доходы? Владелец, име-

О древней и новой России в ее политическом и гражданском отношении 329
ющий деревни на пашне или фабрики, не терпит от дороговизны,
купцы также; господин оброчных крестьян терпит более или менее;
денежные капиталисты и люди, живущие жалованьем, более всех
теряют. Сравнивая выгоды и невыгоды, вижу, что нынешняя
дороговизна есть вообще зло, а как она произошла от умножения ассигнаций,
то надобно ли уменьшить их количество?
«Надобно», думает Правительство и взяло меры учредить Заемный
Банк и продает казенныя имения... Желательно, чтоб сие намерение
не совсем исполнилось; иначе явится другое зло, которое в течение
минувшего лета едва ли кто-нибудь мог предвидеть.
Цены на вещи возвышались не только по соразмерности
прибавляемых ассигнаций, но и по вероятностям их будущего выпуска,
также вследствие новых податей и низкого курса. Дороговизна
ежедневно возрастала. В пятницу хотели взять за товар более, нежели в
четверг; в субботу более, нежели в пятницу, следуя иногда привычке
и вкусу слепого корыстолюбия. Уже не действует сила, приведшая
в действие шар, но шар еще катится. Верят и не верят, чтобы казна
перестала издавать новые ассигнации. Наконец, открывается
нечаянность: большая нужда в деньгах, то есть в ассигнациях! Купцы в
Москве с изумлением спрашивают друг у друга, куда они девались, и
предлагают заимодавцам три процента на месяц. Ассигнаций не
убыло, но по дороговизне делается мало, то есть излишно высокие цены
в последнее время вышли из соразмерности с суммою оных.
Например, купец имел прежде 10 000 р. в капитале, ныне имеет 15 тысяч, но
как цена покупаемого им товара удвоилась, то он, чтобы не
уменьшить своей торговли, должен призанять 5 тысяч рублей.
Если казна посредством Банка и продажи имений вынет теперь из
обращения миллионов 200, увидим страшный недостаток в деньгах;
винные откупщики разорятся, крестьяне не заплатят оброку
господину; купцы не купят или не продадут товара; найдется недоимка в
казенных сборах. Не думайте, чтобы вдруг оказалась дешевизна: нет,
первые продавцы нескоро уступят вам вещь за половину ее бывшей
цены, но сделается остановка в торговле и в платежах.
Неудовольствиям, жалобам не будет конца, и многие скажутся банкротами прежде,
нежели установится новый порядок в оценке вещей, соразмерный с
количеством денег в Государстве. Великие переломы опасны. Вдруг
уменьшить количество бумажек так же вредно, как и вдруг умножить
оное. Что же делать? не выпускать их более: сего довольно: цены

330
НИКОЛАЙ МИХАЙЛОВИЧ КАРАМЗИН
спадут без сомнения, ибо возвысились несоразмерно с
прибавлением ассигнаций, как мы сказали; но спадут постепенно, без кризиса,
если Россия не будет иметь каких-нибудь несчастий.
Вторая мысль Заемного Банка, или так называемого Погашения
долгов, есть унизить серебро обещанием уплатить чрез несколько
лет рубль сим металлом за два бумажные. Если бы внести в сей Банк
миллионов 200, то Правительство нашлось бы в крайнем затруднении
по истечении срока: нелегко приготовить 100 миллионов серебром
для расплаты! К счастию, взнос невелик, ибо у нас нет праздных
капиталов, но достохвально ли учреждение, коему для
Государственного блага нельзя желать успеха? Автор, кажется, полагал, что в течение
6 лет рубль серебряный унизится, напр., до 150 к. ассигнациями, и
что заимодавцы с радостью возьмут всю сумму бумажками. Хорошо,
а если того не будет? Заметим, что цена серебра возвысилась у нас
гораздо более иных цен. Куль муки за 4 года пред сим стоил в
Москве серебром 4]/г р., а теперь стоит менее 2]/2. Возьмите в пример
и другие Российские произведения: за все платите серебром почти
вдвое менее прежнего; виною то, что умножился расход оного для
содержания заграничных Армий и для тайной покупки иноземных
товаров. Хотите ли уронить цену серебра? Не выменивайте его для
Армий, уймите запрещенную торговлю, которая вся производится на
звонкую монету; дайте нам более разменных денег, или вы хотите
невозможного. Теперь дороговизна благородных металлов убыточна
не для народа, а для казны и богатых людей, имеющих нужду в
иноземных товарах, коих цена возвышается по цене серебра. У нас ходит
оно только в столицах, и городах пограничных, в приморских:
внутри России не видят и не спрашивают его, в противность
сказанному в Манифесте, что единственная Российская Банковая монета есть
рубль серебряный. Нет, серебро у нас товар, а не деньги.
Для внешней законной торговли также не требуется металлов.
Англичанину нет нужды, какие ходят у нас деньги, — медные ли,
золотые, или бумажные; если он за лоскуток бумаги получает у нас вещь,
за которую сходно ему дать свою вещь, ценою в гинею, то Английская
гинея будет равняться в курсе с Российскою бумажкою, ибо торговля
Государств основана в самом деле на мене вещей. Не существенная,
но торговая цена монет определяет курс. Напр., наш рубль
уменьшился бы в количестве своего металла, но, если за него дают в России
столько же вещей, как и прежде, то сия убавка в существенной цене

О древней и новой России в ее политическом и гражданском отношении 3 31
рубля не имеет влияния на курс, буде нет иной причины к упадку
оного. Но если деньги нам нужнее в чужих землях нежели
иностранцам — Российские, если более впускаем, нежели выпускаем товаров,
то курс наш упадает. Сии причины изъясняют, каким образом рубль
мог обратиться в 18 су или 8 штиверов785. Кроме уменьшения цены
бумажек внутри Государства и несоразмерности ввоза с вывозом
товаров, страх, чтобы первые еще более не унизились, заставил многих
купцов иностранных, имевших у нас денежные капиталы, переводить
оные в Англию или в другие места.
Правительство наше крайне заботится о лучшем курсе, но хочет
невозможного. Пока не восстановится свободная морская торговля,
дотоле не будет равновесия в привозе и выпуске товаров, не будет
иностранцам нужды в Русских деньгах для закупки большого
количества наших произведений. Новым Манифестом о Тарифе мы
позволяем все вывозить, а многое для ввоза запрещаем; но много ли
кораблей найдем для первого? Здесь видим новую неудобность.
Позволяют, например, выпуск шерсти, то есть сводят иностранных купцов
с нашими: бой весьма неравный! Иностранцу выгодно дать за пуд ее
2 червонца, как и прежде; тогда червонец стоил ЗУ2, a теперь он
стоит 12 р.; следственно, и мы, имея в шерсти необходимую надобность
для делания сукон, будем давать за пуд 25 р. — гораздо более, нежели
втрое, в сравнении с прежнею ценою, и почти вдвое в сравнении с
нынешнею! Теперь спрашиваем: намерено ли Правительство
возвысить цену солдатских сукон в России, что должно быть неминуемым
следствием вывоза шерсти? Если бы курс упал только соразмерно с
уменьшением цены бумажек в России, то мы могли бы без убытка
купечествовать с Европою и торговаться в цене наших собственных
произведений; но теперь Французы, Голландцы, Немцы имеют
слишком много выгод перед нами и могут в совместном торге разорить
покупщиков Русских. Сошлемся на хитрых Англичан: для общей
пользы желая у себя дешевизны некоторых вещей, они запрещают их
вывоз. Отпуск шерсти может ли приметно улучшить курс? Но весьма
приметно возвысит цену ее в России. Давно ли Правительство
употребляло самые несправедливые средства, чтоб иметь дешево сукна
для войска? На вольные фабрики налагали оброк, давали хозяину
самую малую цену, подчиняли его закону насилия; теперь вдруг казна
подчиняет себя необходимости платить вдвое за сукна.
Мысль ограничить ввоз товаров, по малому выходу наших, весьма
благоразумная. Я не стал бы жаловаться на Правительство, если бы

332
НИКОЛАЙ МИХАЙЛОВИЧ КАРАМЗИН
оно вместе с сукнами, шелковыми и бумажными тканями, запретило
и алмазы, табак, голландские сельди, соленые лимоны и проч. Жалею
только, что в Манифесте не назначен срок для продажи
запрещенных товаров; под видом старых увидим в лавках и вновь
привозимые, разумеется, тайно. Не будет клейма — и фальшивые? А кто из
покупщиков смотрит на клеймо? Вообще надобно взять строжайшие
меры против тайной торговли: она уносит миллионы. Все говорят об
ней, но у знатных таможенных чиновников уши завешены золотом!
Другое зло то, что лавочники, не ограниченные сроком для продажи,
день ото дня возвышают цену запрещенных сукон и тканей, а мы все
покупаем, пока есть товар. Не надобно давать пищи столь алчному и
бессовестному корыстолюбию.
Впрочем, строгость Начальства и верность таможни сделали бы
нечто в пользу нашего курса, но немногое: он бывает единственно
для такой земли, которая более продает, нежели покупает, сверх того,
имеет безопасное существование Государственное, не боится
ничего извне и внутри, управляется духом твердого порядка, не знает
опасных перемен, не ждет ежеминутно Указов о новых мерах Госу-
дарственнаго хозяйства, не ждет новых толкований на ассигнации,
новых доказательств, что они не суть деньги. Надобно не только
отворить наши гавани для всех кораблей на свете, надобно еще, чтобы
иностранцы захотели переводить к нам капиталы, менять свои гинеи
и червонцы на русские ассигнации и не считали бы оных
подозрительными векселями.
Оставляя предмет Государственных доходов, ассигнаций и
торговли, упомяну о Манифесте, который, думаю, вышел в 1806 году786 и
в коем определяются права купеческих степеней; он назван
Коренным Уставом, долженствовал быть написан золотыми буквами на
хартии и положен в хранилище законов на память векам. Не говорю
о слоге, не говорю о порядке мыслей, но страннее всего, что
Законодатель, описав и нрава, и выгоды каждой степени, отлагает до другого
времени предложить обязанности, или условия, на коих сии права
даны будут купечеству, а только издали стращает их возвышением
купеческих податей. На что же обнародовали сей Манифест, когда еще
не время было сказать, чего потребуется от желающих иметь
описанные в оном выгоды? Трудно угадать, а меланхолики говорили: «Не
трудно, хотят беспокоить все состояния! Еще не выдумали налога,
спешат предвестить его и, в утешение, обещают право носить саблю!»

О древней и новой России в ее политическом и гражданском отношении 333
Но теперь у нас есть Совет, где рассматриваются проэкты общих
Государственных постановлений. Ожидаем впредь более зрелости в
мыслях законодательных.
Скоро увидим, как основательна сия надежда! Книги общего
Гражданского Законодательства готовятся для России.
Уже Царь Феодор Алексеевич видел недостаток Уложения: вышли
новые статьи в прибавление. Петр Великий, все обнимая, хотел
полной книги Законов и собственною рукою написал о том Указ Сенату,
желая, чтобы правила оных были утверждены на основательном
рассмотрении всех наших и чужестранных Гражданских Уставов.
Екатерина I787 несколько раз побуждала Сенат заниматься сим важным
делом. Петр II788 указал из каждой 1убернии прислать для оного в
Москву по нескольку выборных Дворян, знающих, благомысленных.
Императрица Анна присоединила к ним и выборных из купечества,
но Граф Остерман в наставлении Правительнице говорит: «Уже более
20 лет трудятся при Сенате над сочинением книги Законов, а едва ли
будет успех, если не составят особенной для того Комисии из двух
особ Духовных, пяти или шести Дворян, Граждан и некоторых
искусных Законоведцев...» Прошло и Царствование Елисаветы, миновал
и блестящий век Екатерины II, а мы еще не имели Уложения,
несмотря на добрую волю Правительства, на учреждение в 1754 году
особенной Законодательной Комиссии, на план уложения,
представленный ею Сенату, несмотря на шумное собрание Депутатов в Москве,
на красноречивый Наказ Екатерины II, испещренный выписками из
Монтескье и Беккари789. Чего не доставало? способных людей. Были
ли они в России? — по крайней мере, их не находили; может быть,
худо искали. Александр, ревностный исполнить то, чего все Монархи
Российские желали, образовал новую Комиссию790; набрали многих
Секретарей, Редакторов, Помощников; не сыскали только одного и
самого необходимейшего: человека, способного быть ее душою,
изобрести лучший план, лучшие средства и привести оные в исполнение
наилучшим образом. Более года мы ничего не слыхали о трудах сей
Комиссии. Наконец, Государь спросил у Председателя и получил в
ответ, что медленность необходима; что Россия имела дотоле одни
Указы, а не Законы, что велено переводить Кодекс Фридриха
Великого791. Сей ответ не давал большой надежды. Успех вещи зависит от
ясного, истинного об ней понятия. Как? У нас нет Законов, но только
Указы? Разве Указы (edicta) не Законы? И Россия не Пруссия: к чему

334
НИКОЛАЙ МИХАЙЛОВИЧ КАРАМЗИН
послужит нам перевод Фридрихова Кодекса? Не худо знать его, но
менее ли нужно знать и Юстинианов, или Датский, единственно для
общих соображений, а не для путеводительства в нашем особенном
Законодательстве! Мы ждали года два. Начальник переменился;
выходит целый том работы предварительной: смотрим и протираем
себе глаза, ослепленные школьною пылью. Множество ученых слов и
фраз, почерпнутых в книгах, ни одной мысли, почерпнутой в
созерцании особенного Гражданского характера России. Добрые
соотечественники наши не могли ничего понять, кроме того, что голова
Авторов в Луне, а не в земле Русской, и желали, чтобы сии умозри-
тели или спустились к нам, или не писали для нас Законов. Опять
новая декорация: видим кормило Законодательства в другой руке792.
Обещают скорый конец плаванию и верную пристань. Уже в
Манифесте объявлено, что первая часть Законов готова, что немедленно
готовы будут и следующие. В самом деле, издаются две книжки, под
именем проэкта Уложения. Чтож находим? Перевод Наполеонова
Кодекса!793
Какое изумление для Россиян! Какая пища для злословия!
Благодаря Всевышнего, мы еще не подпали железному скипетру сего
завоевателя; у нас еще не Вестфалия, не Италиянское Королевство, не
Варшавское Герцогство, где Кодекс Наполеонов, со слезами
переведенный, служит Уставом Гражданским. Для того ли существует
Россия, как сильное Государство, около тысячи лет; для того ли около
ста лет трудимся над сочинением своего полного Уложения, чтобы
торжественно пред лицом Европы признаться глупцами и подсунуть
седую нашу голову под книжку, слепленную в Париже 6-ю или 7-ю
экс-адвокатами и экс-якобинцами? Петр Великий любил
иностранное, однакож не велел, без всяких дальних околичностей, взять, напр.,
Шведские законы и назвать их Русскими794, ибо ведал, что законы
народа должны быть извлечены из его собственных понятий, нравов,
обыкновений, местных обстоятельств. Мы имели бы уже 9 Уложений,
если бы надлежало только переводить. Правда, благоразумные
Авторы сего проэкта иногда чувствуют невозможность писать для
Россиян то, что писано во Французском подлиннике, и, дошедши в
переводе, до главы о супружестве, о разводе, обращаются от Наполеона
к Кормчей книге795, но везде видно, что они шьют нам кафтан по
чужой мерке. К стати ли начинать, напр., Русское Уложение главою о
правах Гражданских, коих в истинном смысле не бывало и нет в

О древней и новой России в ее политическом и гражданском отношении 335
России? У нас только Политические или особенные права разных
Государственных состояний; у нас Дворяне, купцы, мещане,
земледельцы и проч. — все они имеют свои особенные права: общего нет, кроме
названия Русских. В Наполеоновом Кодексе читаю: Participation aux
droits civils ciapres796; a далее говорит Законодатель о праве
собственности, наследства, завещания; вот, Гражданские права во Франции; но
в России господский и самый казенный земледелец имеет ли оные,
хотя и называется Русским? Здесь мы только переводим и в иных
местах неясно, например, в подлинном сказано о человеке, лишенном
прав Гражданских: il ne peut procéder en Justice, ni en defendant, ni en
demandant797, a в переводе: что он не может быть в Суде ни истцем, ни
ответчиком; следственно, прибьет Вас, ограбит и за то не
ответствует? — Переводчики многое сокращают: они могли бы выпустить и
следующие постановления, ими сохраненные в описании движимого
и недвижимого имения: les glaces d'un appartement sont censées mises à
perpétuelle demeure, lorsque le parquet sur lequel elles sont attachées fait
corps avec boiserie... Quant aux statues, elles sont immeubles, lorsqu'elles
sont placées dans une niche pratiquée exprés pour les recevoir, encore
qu'elles puissent être enlevées sans fracture, ni détérioration798. Могли бы
также не говорить об Alluvion799. От начала России еще не бывало у
нас тяжбы о сих предметах, и никто из Русских, читая сей проэкт, не
догадался бы, что он читает наше Гражданское Уложение, если бы не
стояло того в заглавии: все не Русское, все не по-Русски, как вещи, так
и предложение оных: кто поймет, для чего при нашем учреждении
опек быть семейственному Совету? Но в сем отделении Французскаго
кодекса говорится о conseil de famille!800 Кто поймет сию краткость в
важном, где не надобно жалеть слов для ясности, и сию плодовитость
в описании случаев, совсем для нас неизвестных. Я слышал мнение
людей неглупых: они думают, что в сих двух изданных книжках
предлагается только содержание будущего Кодекса, с означением
некоторых мыслей. Я не хотел выводить их из заблуждения и доказывать, что
это самый Кодекс; они не скоро бы мне поверили. Так сия
Наполеоновская форма Законов чужда для понятия Русских. Есть даже вещи
смешные в проэкте, напр.: «Младенец, рожденный мертвым, не
наследует». Если Законодатель будет говорить подобные истины, то
наполнит оными сто, тысячу книг. Я искал сей аксиомы в Code Napoléon
и вместо ее нашел: celui là n'est pas encore constitué enfant, qui n'est
pas né viable801. Здесь переводчики делаются Авторами. Не привязы-

336
НИКОЛАЙ МИХАЙЛОВИЧ КАРАМЗИН
ваюсь к новым словам, однакож скажу, что в книге Законов странно
писать о ложе реки (le lit de la rivière) вместо: желобовины, русла.
Самая выписка из наших Церковных Уставов о позволенных браках
и разводах сделана наскоро; напр., забыта главная вина развода:
неспособность к телесному совокуплению. Вижу крайний страх
Авторов предлагать отмены в делах духовных: но в уложении надлежало
бы по крайней мере сказать, что Епископы в своих Епархиях могут
по усмотрению дозволять браки, сомнительные свойством жениха с
невестою802; иначе в небольших деревнях скоро нельзя будет никому
жениться от размножения свойства. Хвалю Закон о разделе имения
между братьями и сестрами, детьми и родителями, уже давно
предлагаемый общим мнением. Не знаю, можно ли сверх того похвалить
что-нибудь в сем проэкте.
Оставляя все другое, спросим: время ли теперь предлагать
Россиянам Законы Французские, хотя бы оные и могли быть удобно
применены к нашему Гражданственному состоянию? Мы все, так! Все,
любящие Россию, Государя ее, славу, благоденствие, ненавидим сей
народ, обагренный кровию Европы, осыпанный прахом столь
многих Держав разрушенных, и в то время, когда имя Наполеона
приводит сердца в содрогание, мы положим его Кодекс на святой Олтарь
Отечества?
Для старого народа не надобно новых Законов: согласно с
здравым смыслом, требуем от Комиссии систематического предложения
наших. Русская Правда и Судебник, отжив век свой, существуют
единственно как предмет любопытства. Хотя Уложение Царя Алексея
Михайловича имеет еще силу закона, но сколько и в нем обветшалого,
уже для нас бессмысленного, непригодного? Остаются указы и
постановления, изданные от времен Царя Алексея до наших: вот
содержание Кодекса! Должно распорядить материалы, отнести уголовное
к уголовному, Гражданское к Гражданскому, и сии две главные части
разделить на статьи. Когда же всякий Указ будет подведен под свою
статью, тогда начнется второе действие: соединение однородных
частей в целое, или соглашение Указов, для коего востребуется иное
объяснить, иное отменить или прибавить, буде опыты судилищ
доказывают или противоречие, или недостаток в существующих законах.
Третье действие есть общая критика Законов: суть ли они лучше для
нас по нынешнему Гражданскому состоянию России? Здесь увидим
необходимость исправить некоторые, в особенности, Уголовные,

О древней и новой России в ее политическом и гражданском отношении 337
жестокие, варварские, их уже давно не исполняют: для чего же они
существуют к стыду нашего Законодательства?
Таким образом собранные, приведенные в порядок, дополненные,
исправленные Законы, предложите в форме книги систематически, с
объяснением причин; не только описывайте случаи, но и все другие
возможные решите общими правилами, без коих нет полных
Законов и которые дают им высочайшую степень совершенства. Сих-то
правил недостает в Уложении Царя Алексея и во многих Указах.
Говорят: «Если будет такой случай, решите так». А если встретится другой,
не описанный Законодателем? Надобно идти в доклад? Не умствуйте
высокопарно, но рассуждайте, чтоб просветить Судью: лучше,
удобнее впечатлеть ему в память простые начала, нежели многообразные
следствия оных. Русское право так же имеет свои начала, как и
Римское; определите их, и вы дадите нам систему Законов. Сие последнее
действие Законодательства назову систематическим
предложением. О порядке материй спорить много не буду: начнете ли с
Гражданских или уголовных Законов, с людей или с вещей, с рассуждений
или предписаний, но думаю, что лучше начать с важнейшего и
последовать не Кодексу Наполеонову, не Фридрихову, а Юстинианову и
Царя Алексея Михайловича. Оградите святынею Закона
неприкосновенность Церкви, Государя, чиновников и личную безопасность всех
Россиян; утвердите связи Гражданские между нами, потом займитесь
целостию собственности, наследствами, куплею, завещаниями,
залогами и проч.; наконец, дайте устав для производства дел.
Сей труд велик, но он такого свойства, что его нельзя поручить
многим. Один человек должен быть главным, истинным Творцом
Уложения Российского; другие могут служить ему только
советниками, помощниками, работниками. Здесь единство мысли
необходимо для совершенства частей и целого; единство воли необходимо
для успеха. Или мы найдем такого человека, или долго будем ждать
Кодекса.
Есть и другой способ. Мы говорили доселе о систематическом
Законодательстве: когда у нас нет людей способных для оного, то
умерьте свои требования, и вы сделаете еще немалую пользу России.
Вместо прагматического Кодекса, издайте полную, сводную книгу
Российских Законов или Указов по всем частям судным, согласив
противоречия и заменив лишнее нужным, чтобы судьи по одному
случаю не ссылались и на Уложение Царя Алексея Михайловича, и

338
НИКОЛАЙ МИХАЙЛОВИЧ КАРАМЗИН
на Морской Устав, и на 20 Указов, из коих иные в самом Сенате не
без труда отыскиваются. Для сей сводной книги не требуется
великих усилий разума, ни гения, ни отличных знаний ученых. Не будем
хвалиться ею в Европе, но облегчим способы правосудия в России,
не затрудним Судей наших галлицизмом и не покажемся жалкими
иностранцам, что, без сомнения, заслужим переводом Наполеонова
Кодекса.
Прибавим одну мысль к сказанному нами о Российском
Законодательстве. Государство наше состоит из разных народов,
имеющих свои особенные Гражданские Уставы, как Ливония, Финляндия,
Польша, самая Малороссия. Должно ли необходимо ввести
единство законов? Должно, если такая перемена не будет существенным,
долговременным бедствием для сих областей; в противном случае
не должно. Всего лучше готовить оную издали, средствами
предварительными, без насилия и действуя на мягкий ум юношества. Пусть
молодые люди, хотящие там посвятить себя законоведению, испы-
тываются в знании и общих Законов Российских, особенно языка
нашего; вот самое лучшее приготовление к желаемому единству в
Гражданских Уставах! Впрочем, надобно исследовать основательно,
для чего, напр., Ливония или Финляндия имеют такой-то
особенный закон? Причина, родившая оный, существует ли и согласна ли с
Государственным благом? Буде существует и согласна, то можно ли
заменить ее действия иным способом? От новости не потерпят ли
нравы, не ослабеют ли связи между разными Гражданскими
состояниями той земли? «Какая нужда, — говорит Монтескье, — одним ли
законам следуют граждане, если они верно следуют оным?»
Фридрих Великий, издавая общее Уложение, не хотел уничтожить всех
частных статутов, полезных в особенности для некоторых
провинций. Опасайтесь внушения умов легких, которые думают, что
надобно только велеть и все сравняется!
Мы означили главные действия нынешнего Правительства и
неудачу их. Если прибавим к сему частные ошибки Министров в мерах
Государственного блага — постановление о соли, о суконных
фабриках, о прогоне скота, имевшие столь много вредных следствий —
всеобщее бесстрашие, основанное на мнении о кротости Государя,
равнодушие местных начальников ко всяким злоупотреблениям, грабеж
в судах, наглое взяткобрательство Капитан-Исправников803,
Председателей Палатских, Вице-Губернаторов, а всего более самих Губерна-

О древней и новой России в ее политическом и гражданском отношении 339
торов, наконец, беспокойные виды будущего, внешние опасности, то
удивительно ли, что общее мнение столь не благоприятствует
Правительству? Не будем скрывать зла, не будем обманывать себя и
Государя, не будем твердить, что люди, обыкновенно, любят жаловаться и
всегда недовольны настоящим. Сии жалобы разительны их
согласием и действием на расположение умов в целом Государстве.
Я совсем не меланхолик, и не думаю, подобно тем, которые, видя
слабость Правительства, ждут скорого разрушения; нет, Государства
живущи и в особенности Россия, движимая самодержавною властию.
Если не придут к нам беды извне, то еще смело можем и долгое время
заблуждаться в нашей внутренней Государственной системе; вижу еще
обширное поле для всяких новых творений самолюбивого,
неопытного ума, но не печальна ли сия возможность? Надобно ли изнурять
силы для того, что их еще довольно в запасе? Самым худым Медикам
нелегко уморить человека крепкого сложения, только всякое
лекарство, данное некстати, делает вред существенный и сокращает жизнь.
Мы говорили о вреде, говорить ли о средствах целебных? И какие
можем предложить? Самые простейшие.
Минувшего не возвратить. Было время (о чем мы сказали в
начале), когда Александр мог бы легко возобновить систему Екатеринина
Царствования, еще живого в памяти и в сердцах, по ней
образованных: бурное Царствование Павлово изгладилось бы, как сновидение
в мыслях. Теперь поздно: люди и вещи большею частию
переменились; сделано столько нового, что и старое показалось бы нам теперь
опасною новостию; мы уже от него отвыкли, и для славы Государя
вредно с торжественностию признаваться в десятилетних
заблуждениях, произведенных самолюбием его весьма неглубокомысленных
Советников, которые хотели своею творческою мудростию затмить
жену Екатерину и превзойти мужа Петра. Дело сделано: надобно
искать средств, пригоднейших к настоящему.
Главная ошибка Законодателей сего Царствования состоит в
излишнем уважении форм Государственной деятельности: от того —
изобретение разных Министерств, учреждение Совета и проч. Дела
не лучше производятся; только в местах и чиновниками другого
названия. Последуем иному правилу и скажем, что не формы, а люди
важны. Пусть Министерства и Совет существуют: они будут
полезны, если в Министерстве и в Совете увидим только мужей,
знаменитых разумом и честию. Итак, первое наше доброе желание есть, да

340
НИКОЛАЙ МИХАЙЛОВИЧ КАРАМЗИН
способствует Бог Александру в счастливом избрании людей! Такое
избрание, а не учреждение Сената с Коллегиями ознаменовало
величием Царствование Петра во внутренних делах Империи. Сей Монарх
имел страсть к способным людям, искал их в кельях Монастырских
и в темных каютах: там нашел Феофана и Остермана804, славных в
нашей Государственной Истории. Обстоятельства иные и скромные,
тихие свойства души отличают Александра от Петра, который везде
был сам, со всеми говорил, всех слушал и брал на себя по одному
слову, по одному взору решить достоинство человека; но да будет то
же правило: искать людей! Кто имеет доверенность Государя, да
замечает их вдали для самых первых мест. Не только в республиках, но
и в Монархиях кандидаты должны быть назначены единственно по
способностям. Всемогущая рука Единовластителя одного ведет,
другого мчит на высоту; медленная постепенность есть закон для
множества, а не для всех. Кто имеет ум Министра, не должен поседеть
в Столоначальниках или Секретарях. Чины унижаются не скорым
их приобретением, но глупостию или бесчестием сановников;
возбуждается зависть, но скоро умолкает пред лицом достойного. Вы не
образуете полезного Министерства сочинением Наказа; тогда
образуете, когда приготовите хороших Министров. Совет рассматривает
их предложения, но уверены ли вы в мудрости его членов? Общая
мудрость рождается только от частной. Одним словом, теперь всего
нужнее люди!
Но люди не только для Министерства, или Сената, но и в
особенности для мест Губернаторских. Россия состоит не из Петербурга и
не из Москвы, а из 50 или более частей, называемых Губерниями; если
там пойдут дела как должно, то Министры и Совет могут отдыхать на
лаврах; а дела пойдут как должно, если вы найдете в России 50 мужей
умных, добросовестных, которые ревностно станут блюсти
вверенное каждому из них благо полумиллиона Россиян, обуздают хищное
корыстолюбие нижних Чиновников и господ жестоких,
восстановят правосудие, успокоят Земледельцев, ободрят Купечество и
промышленность, сохранят пользу казны и народа. Если губернаторы
не умеют или не хотят делать того, виною худое избрание лиц; если
не имеют способа, виною худое образование губернских властей.
Г) Каковы ныне, большею частию, губернаторы? Люди без
способностей и дают всякою неправдою наживаться Секретарям своим, или
без совести и сами наживаются. Не выезжая из Москвы, мы знаем, что

О древней и новой России в ее политическом и гражданском отношении 341
такой-то Губернии Начальник глупец и весьма давно! В такой-то
грабитель, и весьма давно! Слухом земля полнится, а Министры не знают
того, или знать не хотят. К чему же служат ваши новые Министерские
образования? К чему писать законы, разве для потомства? Не бумаги, а
люди правят. 2) Прежде Начальник Губернии знал над собою один
Сенат; теперь, кроме Сената, должен относиться к разным Министрам;
сколько хлопот и письма! А всего хуже то, что многие части в составе
Губерний не принадлежат к его ведомству: школы, удельные имения,
казенные леса, дороги, воды, почта — сколько пестроты и
многочисленности! Выходит, что Губерния имеет не Начальника, а
Начальников, из коих один в Петербурге, другие в Москве; система Правления
весьма не согласная с нашею старинною, истинно-Монархическою,
которая соединяла власти в Наместнике для единства и силы в их
действиях. Всякая Губерния есть Россия в малом виде; мы хотим,
чтобы Государство управлялось единою, а каждая из частей оного —
разными властями. Страшимся злоупотреблений в общей власти, но
частная разве не имеет их? Как в большом доме не может быть
исправности без домоправителя, дающего во всем отчет господину, так
не будет совершенного порядка и в губерниях, пока столь многие
чиновники действуют независимо от Губернаторов, ответствующих
Государю за спокойствие Государя. Так, за спокойствие, и гораздо
более всех живущих в Петербурге Министров, Членов Совета,
Сенаторов: одна сия мысль не убеждает ли в необходимости возвысить сан
губернаторский всеобщим уважением? Да будет губернатор, что были
Наместники при Екатерине: дайте им достоинство Сенаторов,
согласите оное соотношениями их к Министрам, которые в самом деле
долженствуют быть единственно Секретарями Государя по разным
частям — и тогда умейте только избирать людей.
Вот главное правило. Второе, не менее существенное, есть:
умейте обходиться с людьми! Мало ангелов на свете, не так много и
злодеев, гораздо более смеси, то есть добрых и худых вместе. Мудрое
Правление находит способ усиливать в чиновниках побуждение
добра, или обуздывает стремление ко злу. Для первого есть награды,
отличия, для второго — боязнь наказаний. Кто знает человеческое
сердце, состав и движение Гражданских обществ, тот не усумнится
в истине сказанного Макиавелем, что страх гораздо действительнее,
гораздо обыкновеннее всех иных побуждений для смертных. Если
вы, путешествуя, увидите землю, где все тихо и стройно, народ дово-

342
НИКОЛАЙ МИХАЙЛОВИЧ КАРАМЗИН
лен, слабый не утеснен, невинный безопасен, то скажете смело, что
в ней преступления не остаются без наказания. Сколько агнцев
обратилось бы в тигров, если бы не было страха! Любить добро для его
собственных прелестей есть действие высшей нравственности,
явления, редкого в мире: иначе не посвящали бы Олтарей добродетели.
Обыкновенные же люди соблюдают правила честности не столько в
надежде приобрести тем особенные некоторые выгоды, сколько
опасаясь вреда, сопряженного с явным нарушением сих правил. Одно из
важнейших Государственных зол нашего времени есть бесстрашие.
Везде грабят, и кто наказан? Ждут доносов, улики, посылают
Сенаторов для исследования, и ничего не выходит! Доносят плуты, честные
терпят и молчат, ибо любят покой. Не так легко уличить искусного
вора-судью, особенно с нашим законом, по коему взяткобратель и
взяткодатель равно наказываются. Указывают пальцем на грабителей
и дают им чины, ленты, в ожидании, чтобы кто-нибудь на них подал
жалобу. А сии недостойные чиновники, в надежде на своих,
подобных им, защитников в Петербурге, беззаконствуют, смело презирая
стыд и доброе имя, коего они условно лишились; в два или три года
наживают по нескольку сот тысяч и, не имев прежде ничего,
покупают деревни. Иногда видим, что Государь, вопреки своей кротости,
бывает расположен и к строгим мерам: он выгнал из службы двух или
трех Сенаторов и несколько других чиновников, оглашенных
мздоимцами; но сии малочисленные примеры ответствуют ли
бесчисленности нынешних мздоимцев? Негодяй так разсуждает: «Брат мой N. N.
наказан отставкою; но собратья мои, такие-то, процветают в
благоденствии: один многим не указ; а если меня и выгонят из службы, то
с богатым запасом на черный день, еще найду немало утешений в
жизни». Строгость, без сомнения, неприятна для сердца
чувствительного, но где она необходима для порядка, там кротость не у места.
Как живописцы изображают Монарха? Воином и с мечем в руке, не
пастушком и не с цветами. В России не будет правосудия, если
Государь, поручив оное судилищам, не будет смотреть за Судьями. У нас
не Англия; мы столько веков видели Судию в Монархе и добрую волю
его признавали вышним Уставом. Сирены805 могут петь вкруг трона:
«Александр, воцари закон в России» и проч. Я возьмусь быть
толкователем сего хора: «Александр! Дай нам, именем закона, господствовать
над Россиею, а сам покойся на троне, изливай единственно милости,
давай нам чины, ленты, деньги!» В России Государь есть живой Закон:

О древней и новой России в ее политическом и гражданском отношении 343
добрых милует, злых казнит, и любовь первых приобретается
страхом последних. Не боятся Государя — не боятся и закона! В Монархе
Российском соединяются все власти: наше Правление есть отеческое,
патриархальное. Отец семейства судит и наказывает без
протокола: так и Монарх в иных случаях должен необходимо действовать
по единой совести. Чего Александр не сведает, если захочет ведать?
И да накажет преступника! Да накажет и тех, которые возводят его
на степень знаменитую! Да ответствует Министр, по крайней мере,
за избрание главных чиновников! Спасительный страх должен иметь
ветви; где десять за одного боятся, там десять смотрят за одним;
начинайте всегда с головы: если худы Капитан-Исправники, виновны
Губернаторы, виновны Министры. Не сему правилу следовали те,
которые дали Государю совет обесчестить снятием мундира всех Ком-
миссариатских и Провиантских Чиновников, кроме Начальников806.
Равные не могут ответствовать друг за друга; если они все причиною
бедствий Армии, то мало лишить их мундира; если еще не доказаны
виноватые, то надобно подождать; а казнь виновного вместе с правым
отнимает стыд у казни. Малейшее наказание, но бесполезное, ближе
к тиранству, нежели самое жестокое, коего основанием есть
справедливость, а целию — общее добро. Ненавидят тирана, но мягкосердие
тогда есть добродетель в Венценосце, когда он умеет превозмогать
оное долгом благоразумной строгости. Единственно в своих личных,
тайных оскорблениях Государь может прощать достохвально, а не в
общественных; когда же вредно часто прощать, то еще вреднее
терпеть; в первом случае винят слабость, во втором — беспечность или
непроницание. Мы упомянули о личных оскорблениях для Монарха:
они редко бывают без связи со вредом Государственным. Так, напр.,
не должно позволять, чтоб кто-нибудь в России смел торжественно
представлять лице недовольного, или не уважать Монарха, коего
Священная особа есть образ Отечества. Дайте волю людям, они засыплют
вас пылью. Скажите им слово на ухо, они лежат у ног ваших.
Говорив о необходимости страха для удержания нас от зла,
скажем нечто о наградах: они благодетельны своею умеренностию; в
противном же случае делаются или бесполезны, или вредны. Я вижу
всех Генералов, осыпанных звездами, и спрашиваю: сколько побед мы
одержали? сколько Царств завоевали? Ныне дают голубую ленту, —
завтра лишают Начальства. Сей, некогда лестный, крест Св. Георгия
висит на знаменитом ли витязе? Нет, на малодушном и презренном в

344
НИКОЛАЙ МИХАЙЛОВИЧ КАРАМЗИН
целой Армии. Кого же украсит теперь Св. Георгий? Если в
Царствование Павла чины и ленты упали в достоинстве, то в Александрово, по
крайней мере, не возвысились, чего следствием было и есть
требовать иных наград от Государя, денежных, ко вреду казны и народа, ко
вреду самых Государственных добродетелей. О бережливости
говорили мы в другом месте. Здесь напомним две аксиомы: 1) за деньги не
делается ничего великого; 2) изобилие располагает человека к
праздной неге, противной всему великому. Россия никогда не славилась
богатством, у нас служили по должности, из чести, из куска хлеба, не
более! Ныне не только воинские, но и Гражданские чиновники хотят
жить большим домом на счет Государства. И какая пестрота: люди в
одном чине имеют столь различные жалованья, что одному нечего
есть, а другой может давать лакомые обеды; ибо первый служит по
старым, а второй по новым штатам; первый в Сенате, в Губернии, а
второй — у Министра в Канцелярии, или где-нибудь в новом месте.
Не думают о бедных офицерах, удовлетворяя корыстолюбию
Генералов арендами и пенсиями. Ставят в пример Французов, для чего же
не Русских времени Петрова, или Екатеринина? Но и Французские
Генералы всего более недовольны Наполеоном за то, что он, дав им
богатство, отнимает у них досуг и способ наслаждаться оным. Честь,
честь должна быть главною наградою. Римляне с дубовыми венками
завоевали мир. Люди в главных свойствах не изменились: соедините
с каким-нибудь знаком понятие о превосходной добродетели, то есть
награждайте им людей единственно превосходных, и вы увидите, что
все будут желать оного, несмотря на его ничтожную денежную цену!
Слава Богу, мы еще имеем честолюбие, еще слезы катятся из глаз
наших при мысли о бедствиях России; в самом множестве недовольных,
в самых нескромных жалобах на Правительство вы слышите нередко
голос благодарной любви к Отечеству. Есть люди, умейте только
обуздывать их в зле и поощрять к добру благоразумною системою
наказаний и наград, но — повторим — первое еще важнее. Сие искусство
избирать людей и обходиться с ними есть первое для Государя
Российского; без сего искусства тщетно будете искать народного блага в
новых органических Уставах! Не спрашивайте, как писаны Законы в
Государстве, сколько Министров, есть ли Верховный Совет? Но
спрашивайте, каковы Судьи, каковы Властители? Фразы для газет, только
правила для Государства.
В дополнение сказанного нами, прибавим некоторые особенные
замечания: Самодержавие есть Палладиум807 России: целость его

О древней и новой России в ее политическом и гражданском отношении 345
необходима для ее счастия; из сего не следует, чтобы Государь,
единственный источник власти, имел причины унижать Дворянство, столь
же древнее, как и Россия. Оно было всегда не что иное, как братство
знаменитых слуг Великокняжеских или Царских. Худо, ежели слуги
овладеют слабым господином, но благоразумный господин уважает
отборных слуг своих и красится их честию. Права благородных суть
не отдел Монаршей власти, но ее главное, необходимое орудие,
двигающее состав Государственный. Монтескье сказал: point de Monarque,
point de noblesse; point de noblesse, point de Monarque808. Дворянство
есть наследственное; порядок требует, чтобы некоторые люди
воспитывались для отправления некоторых должностей и чтобы Монарх
знал, где ему искать деятельных слуг отечественной пользы. Народ
работает, купцы торгуют, Дворяне служат, награждаемые отличиями
и выгодами, уважением и достатком. Личные подвижные чины не
могут заменить Дворянства родового, постоянного, и хотя
необходимы для означения степеней Государственной службы, однакож в
благополучной Монархии не должны ослаблять коренных прав его,
не должны иметь выгод оного. Надлежало бы не Дворянству быть по
чинам, но чинам по Дворянству, то есть для приобретения некоторых
чинов надлежало бы необходимо требовать благородства, чего у нас
со времен Петра Великого не соблюдается: офицер уже есть
Дворянин. Не должно для превосходных дарований, возможных во всяком
состоянии, заграждать пути к высшим степеням; но пусть Государь
дает Дворянство прежде чина и с некоторыми торжественными
обрядами, вообще редко и с выбором строгим. Польза ощутительна:
1) Если часто будете выводить простолюдинов в Министры, в
вельможи, в Генералы, то с знатностию приведется давать им и богатство,
необходимое для ее сияния; казна истощается. Напротив того,
Дворяне, имея наследственный достаток, могут и в высших чинах
обойтись без казенных денежных пособий. 2) Оскорбляете Дворянство,
представляя ему людей низкого происхождения на ступенях трона,
где мы издревле обыкли видеть Бояр сановитых. Ни слова, буде сии
люди ознаменованы способностями редкими, выспренними; но буде
они весьма обыкновенны, то лучше, если бы сии высшие места
занимались Дворянами. 3) Природа дает ум и сердце, но воспитание
образует их. Дворянин, облагодетельствованный судьбою, навыкает
от самой колыбели уважать себя, любить Отечество и Государя за
выгоды своего рождения, пленяться знатностию, уделом его предков,

346
НИКОЛАЙ МИХАЙЛОВИЧ КАРАМЗИН
и наградою личных будущих заслуг его; сей образ мыслей и
чувствований дает ему то благородство духа, которое сверх иных намерений
было целию при учреждении наследственного Дворянства:
преимущество важное, редко заменяемое естественными дарами
простолюдина, который в самой знатности боится презрения, обыкновенно не
любит Дворян и мыслит личною надменностию изгладить из памяти
людей свое низкое происхождение. Добродетель редка. Ищите в
свете более обыкновенных, нежели превосходных душ. Мнение не мое,
но всех глубокомысленных политиков есть, что твердо основанные
права благородства в Монархии служат ей опорою. Итак, желаю,
чтобы Александр имел правилом возвышать сан Дворянства, коего блеск
можно назвать отливом Царского сияния; возвышать не только
Государственными хартиями, но и сими, так сказать, невинными, легкими
знаками внимания, столь действительными в Самодержавии. Напр.,
для чего Императору не являться иногда в торжественных Собраниях
Дворянства в виде его Главы, и не в мундире офицера Гвардейского, а
в Дворянском?809 Сие произвело бы гораздо более действия, нежели
письмо красноречивое и словесные уверения в Монаршем внимании
к Обществу благородных; но ничем Александр не возвысил бы оного
столь ощутительно, как законом принимать всякого Дворянина в
воинскую службу Офицером, требуя единственно, чтобы он знал
начала Математики и Русский язык с правильностию: давайте жалованье
только комплектным; все благородные, согласно с пользою
Монархии, основанной на завоеваниях, возьмут тогда шпагу в руку вместо
пера, коим ныне, без сомнения, ко вреду Государственному, и богатые,
и не богатые Дворяне вооружают детей своих в Канцеляриях, в
Архивах, в Судах, имея отвращение от солдатских казарм, где сии юноши,
деля с рядовыми воинами и низкие труды, и низкие забавы, могли бы
потерпеть и в здоровьи, и в нравственности. В самом деле, чего
нужного для службы нельзя узнать Офицером? Учиться же для Дворянина
гораздо приятнее в сем чине, нежели в Унтер-Офицерском. Армии
наши обогатились бы молодыми, хорошо воспитанными Дворянами,
тоскующими ныне в повытьях810. ГЪардия осталась бы исключением:
единственно в ней начинали бы мы служить с Унтер-Офицеров; но
и в Гвардии надлежало бы отличать сержанта благородного от сына
солдатского. Можно и должно смягчать суровость воинской службы
там, где суровость не есть способ победы. Строгость в безделицах
уменьшает охоту к делу. Занимайте, но не утомляйте воинов игруш-

О древней и новой России в ее политическом и гражданском отношении 347
ками или вахт-парадами. Действуйте на душу еще более, нежели на
тело. Герои вахт-парада оказываются трусами на поле битвы; сколько
знаем примеров! Офицеры Екатеринина века ходили иногда во
фраках, но ходили смело и на приступы. Французы не педантствуют —
и побеждают. Мы видели Прусских Героев!
Как Дворянство, так и Духовенство бывает полезно Государству по
мере общего к ним народного уважения. Не предлагаю восстановить
Патриаршество; но желаю, чтоб Синод811 имел более важности в
составе его и в действиях; чтобы в нем заседали, напр., одни
Архиепископы; чтоб он в случае новых коренных Государственных
постановлений сходился вместе с Сенатом для выслушания, для принятия
оных в свое хранилище Законов и для обнародования, разумеется,
без всякого противоречия. Ныне стараются о размножении
Духовных училищ, но будет еще похвальнее Закон, чтобы 18-летних
учеников не ставить в священники и никого без строгоаго испытания.
Закон, чтоб Иереи812 более пеклись о нравственности прихожан,
употребляя на то данные им от Синода благоразумные, действительные
средства, о коих мыслил и Государь Петр Великий. По характеру сих
важных Духовных сановников можете всегда судить о нравственном
состоянии народа. Не довольно дать России хороших губернаторов;
надобно дать и хороших Священников; без прочего обойдемся и не
будем никому завидовать в Европе.
Дворянство и Духовенство, Сенат и Синод, как хранилище
Законов, над всеми Государь, единственный законодатель, единовластный
источник властей. Вот основание Российской Монархии, которое
может быть утверждено или ослаблено правилами Царствующих.
Державы, подобно людям, имеют определенный век свой: так
мыслит Философия, так вещает История. Благоразумная система в жизни
продолжает век человека; благоразумная система Государственная
продолжает век Государств. Кто исчислит грядущие лета России?
Слышу пророков близкоконечного бедствия, но, благодаря Всевышнего,
сердце мое им не верит; вижу опасность, но еще не вижу погибели.
Еще Россия имеет 40 миллионов жителей и Самодержавие, имеет
Государя ревностного к общему благу. Если он, как человек,
ошибается, то без сомнения с добрым намерением, которое служит нам веро-
ятностию будущего исправления ошибок.
Если Александр вообще будет осторожнее в новых
Государственных творениях, стараясь всего более утвердить существующие и думая

348
НИКОЛАЙ МИХАЙЛОВИЧ КАРАМЗИН
более о людях, нежели о формах; ежели благоразумною строгостию
обратит Вельмож, чиновников к ревностному исполнению
должностей; если заключит мир с Турциею и спасет Россию от третьей,
весьма опасной, войны с Наполеоном, хотя бы и с утратою многих
выгод так называемой чести, которая есть только роскошь сильных
Государств и не равняется с первым их благом или с целостию
бытия; если он, не умножая денег бумажных, мудрою бережливостию
уменьшит расходы казны и найдет способ прибавить жалованья
бедным чиновникам воинским и гражданским; если таможенные Уставы,
верно наблюдаемые, приведут в соразмерность ввоз и вывоз товаров;
если — что в сем предположении будет необходимо — дороговизна
мало-помалу уменьшится, то Россия благословит Александра;
колебания утихнут; неудовольствия исчезнут; родятся нужные для
Государства привычки; ход вещей сделается правильным, постоянным; новое
и старое сольются в одно; реже и реже будут вспоминать прошедшее;
злословие не умолкнет, но лишится жала. Судьба Европы теперь не от
нас зависит. Переменит ли Франция свою ужасную систему или Бог
переменит Францию, неизвестно, но бури не вечны. Когда же увидим
ясное небо над Европою и Александра, сидящего на троне целой
России, тогда восхвалим Александрово счастие, коего он достоин
своею редкою добротою.
Любя Отечество, любя Монарха, я говорил искренно.
Возвращаюсь к безмолвию верноподданного с сердцем чистым, моля
Всевышнего, да блюдет Царя и Царство Российское!

[ПОСВЯЩЕНИЕ]
[К «Истории государства Российского»]
Государю Императору
Александру Павловичу
Самодержцу Всея России
Всемилостивейший Государь!
С благоговением представляю Вашему Императорскому
Величеству плод усердных, двенадцатилетних трудов. Не хвалюся рев-
ностию и постоянством: ободренный Вами, мог ли я не иметь их?
В1811 году, в счастливейшие, незабвенные минуты жизни моей,
читал я Вам, Государь, некоторые главы сей Истории — об ужасах
Батыева нашествия813, о подвиге Героя, Димитрия Донского814 —
в то время, когда густая туча бедствий нависла над Европою,
угрожая и нашему любезному отечеству Вы слушали с восхитительным
для меня вниманием; сравнивали давно минувшее с настоящим и
не завидовали славным опасностям Димитрия, ибо предвидели
для Себя еще славнейшие. Великодушное предчувствие
исполнилось: туча грянула над Россиею — но мы спасены, прославлены;
враг истреблен, Европа свободна, и глава Александрова сияет в
лучезарном луче бессмертия. Государь! Если счастие Вашего
добродетельного сердца равно вашей славе, то Вы счастливее всех
земнородных.
Новая эпоха наступила. Будущее известно единому Богу; но мы,
судя по вероятностям разума, ожидаем мира твердого, столь
вожделенного для народов и Венценосцев, которые хотят
властвовать для пользы людей, для успехов нравственности, добродетели,
Наук, Искусств гражданских, благосостояния государственного и
частного. Победою устранив препятствия в сем истинно Царском
деле, даровав златую тишину нам и Европе, чего Вы, Государь, не
совершите в крепости мужества, в течение жизни
долговременной, обещанной Вам и законом Природы и теплою молитвою
подданных!
Бодрствуйте, Монарх возлюбленный! Сердцеведец читает
мысли, История предает деяния великодушных Царей, и в самое отда-

350
НИКОЛАЙ МИХАЙЛОВИЧ КАРАМЗИН
ленное потомство вселяет любовь к их священной памяти. Прии-
мите милостиво книгу, служащую тому доказательством.
История народа принадлежит Царю.
Всемилостивейший Государь!
Вашего Императорского Величества
верноподданный
Николай Карамзин
Декабря 8,1815

предисловии
[К «Истории государства Российского»]
История в некотором смысле есть священная книга народов:
главная, необходимая; зерцало их бытия и деятельности; скрижаль815
откровений и правил; завет предков к потомству; дополнение,
изъяснение настоящего и пример будущего.
Правители, Законодатели действуют по указаниям Истории, и
смотрят на ее листы, как мореплаватели на чертежи морей.
Мудрость человеческая имеет нужду в опытах, а жизнь кратковременна.
Должно знать, как искони мятежные страсти волновали гражданское
общество и какими способами благотворная власть ума обуздывала
их бурное стремление, чтобы учредить порядок, согласить выгоды
людей и даровать им возможное на земле счастие.
Но и простой гражданин должен читать Историю. Она мирит его
с несовершенством видимого порядка вещей, как с обыкновенным
явлением во всех веках; утешает в государственных бедствиях,
свидетельствуя, что и прежде бывали подобные, бывали еще ужаснейшие,
и Государство не разрушалось; она питает нравственное чувство и
праведным судом своим располагает душу к справедливости, которая
утверждает наше благо и согласие общества.
Вот польза: сколько же удовольствий для сердца и разума!
Любопытство сродно человеку, и просвещенному и дикому. На славных
играх Олимпийских умолкал шум, и толпы безмолвствовали вокруг
Геродота, читающего предания веков. Еще не зная употребления букв,
народы уже любят Историю: старец указывает юноше на высокую
могилу и повествует о делах лежащего в ней Героя. Первые опыты
наших предков в искусстве грамоты были посвящены Вере и Деепи-
санию816; омраченный густой сению невежества, народ с жадностию
внимал сказаниям Летописцев. И вымыслы нравятся; но для полного
удовольствия должно обманывать себя и думать, что они истина.
История, отверзая гробы, поднимая мертвых, влагая им жизнь в сердце
и слово в уста, из тления вновь созидая Царства и представляя
воображению ряд веков с их отличными страстями, нравами, деяниями,
расширяет пределы нашего собственного бытия; ее творческою
силою мы живем с людьми всех времен, видим и слышим их, любим и
ненавидим; еще не думая о пользе, уже наслаждаемся созерцанием

352
НИКОЛАЙ МИХАЙЛОВИЧ КАРАМЗИН
многообразных случаев и характеров, которые занимают ум или
питают чувствительность.
Если всякая История, даже и неискусно писанная, бывает
приятна, как говорит Плиний: тем более отечественная. Истинный
Космополит817 есть существо метафизическое или столь необыкновенное
явление, что нет нужды говорить об нем, ни хвалить, ни осуждать
его. Мы все граждане, в Европе и в Индии, в Мексике и в Абиссинии;
личность каждого тесно связана с отечеством: любим его, ибо любим
себя. Пусть Греки, Римляне пленяют воображение: они принадлежат
к семейству рода человеческого и нам не чужие по своим
добродетелям и слабостям, славе и бедствиям; но имя Русское имеет для нас
особенную прелесть: сердце мое еще сильнее бьется за Пожарского,
нежели за Фемистокла или Сципиона. Всемирная История великими
воспоминаниями украшает мир для ума, а Российская украшает
отечество, где живем и чувствуем. Сколь привлекательны берега
Волхова, Днепра, Дона, когда знаем, что в глубокой древности на них
происходило! Не только Новгород, Киев, Владимир, но и хижины Ельца,
Козельска, Галича делаются любопытными памятниками и немые
предметы — красноречивыми. Тени минувших столетий везде
рисуют картины перед нами.
Кроме особенного достоинства для нас, сынов России, ее летописи
имеют общее. Взглянем на пространство сей единственной Державы:
мысль цепенеет; никогда Рим в своем величии не мог равняться с нею,
господствуя от Тибра до Кавказа, Эльбы и песков Африканских. Не
удивительно ли, как земли, разделенные вечными преградами естества,
неизмеримыми пустынями и лесами непроходимыми, хладными и
жаркими климатами, как Астрахань и Лапландия, Сибирь и Бессарабия,
могли составить одну Державу с Москвою? Менее ли чудесна и смесь
ее жителей, разноплеменных, разновидных и столь удаленных друг от
друга в степенях образования? Подобно Америке, Россия имеет своих
Диких; подобно другим странам Европы являет плоды долговременной
гражданской жизни. Не надобно быть Русским: надобно только
мыслить, чтобы с любопытством читать предания народа, который сме-
лостию и мужеством снискал господство над седьмою частию мира,
открыл страны, никому дотоле неизвестные, внеся их в общую систему
Географии, Истории, и просветил Божественною Верою, без насилия,
без злодейств, употребленных другими ревнителями Христианства в
Европе и в Америке, но единственно примером лучшего.

Предисловие [К «Истории государства Российского»]
353
Согласимся, что деяния, описанные Геродотом, Фукидидом,
Ливнем, для всякого не Русского вообще занимательнее, представляя более
душевной силы и живейшую игру страстей: ибо Греция и Рим были
народными Державами и просвещеннее России; однако ж смело
можем сказать, что некоторые случаи, картины, характеры нашей
Истории любопытны не менее древних. Таковы суть подвиги Святослава,
гроза Батыева, восстание Россиян при Донском, падение Новагорода,
взятие Казани, торжество народных добродетелей во время Междо-
царствия. Великаны сумрака, Олег и сын Игорев; простосердечный
витязь, слепец Василько; друг отечества, благолюбивый Мономах;
Мстиславы Храбрые, ужасные в битвах и пример незлобия в мире;
Михаил Тверский, столь знаменитый великодушною смертию;
злополучный, истинно мужественный, Александр Невский; Герой юноша,
победитель Мамаев, в самом легком начертании сильно действуют на
воображение и сердце. Одно государствование Иоанна III есть
редкое богатство для истории: по крайней мере, не знаю Монарха
достойнейшего жить и сиять в ее святилище. Лучи его славы падают на
колыбель Петра — и между сими двумя Самодержцами удивительный
Иоанн IV, Годунов, достойный своего счастия и несчастия, странный
лже-Димитрий, и за сонмом доблественных Патриотов, Бояр и
граждан, наставник трона, Первосвятитель Филарет с Державным сыном,
светоносцем во тьме наших государственных бедствий, и Царь
Алексий, мудрый отец Императора, коего назвала Великим Европа. Или
вся Новая История должна безмолвствовать, или Российская иметь
право на внимание.
Знаю, что битвы нашего Удельного междоусобия, гремящие без
умолку в пространстве пяти веков, маловажны для разума; что сей
предмет не богат ни мыслями для Прагматика, ни красотами для
живописца: но История не роман, и мир не сад, где все должно быть
приятно: она изображает действительный мир. Видим на земле
величественные горы и водопады, цветущие луга и долины; но сколько
песков бесплодных и степей унылых! Однако ж путешествие вообще
любезно человеку с живым чувством и воображением; в самых
пустынях встречаются виды прелестные.
Не будем суеверны в нашем высоком понятии о Дееписаниях
Древности. Если исключить из бессмертного творения Фукидидова
вымышленные речи, что останется? Голый рассказ о междоусобии
Греческих городов: толпы злодействуют, режутся за честь Афин или

354
НИКОЛАЙ МИХАЙЛОВИЧ КАРАМЗИН
Спарты, как у нас за честь Мономахова или Олегова дома. Не много
разности, если забудем, что сии полу-тигры изъяснялись языком
Гомера, имели Софокловы Трагедии и статуи Фидиасовы.
Глубокомысленный живописец Тацит всегда ли представляет нам великое,
разительное? С умилением смотрим на Агриппину, несущую пепел Германика;
с жалостию на рассеянные в лесу кости и доспехи Легиона Варова;
с ужасом на кровавый пир неистовых Римлян, освещаемых
пламенем Капитолия; с омерзением на чудовище тиранства, пожирающее
остатки Республиканских добродетелей в столице мира: но скучные
тяжбы городов о праве иметь жреца в том или другом храме и сухой
Некролог Римских чиновников занимают много листов в Таците. Он
завидовал Титу Ливию в богатстве предмета; а Ливии, плавный,
красноречивый, иногда целые книги наполняет известиями о сшибках и
разбоях, которые едва ли важнее Половецких набегов. — Одним
словом, чтение всех Историй требует некоторого терпения, более или
менее награждаемого удовольствием.
Историк России мог бы, конечно, сказав несколько слов о
происхождении ее главного народа, о составе Государства, представить
важные, достопамятнейшие черты древности в искусной картине
и начать обстоятельное повествование с Иоаннова времени или с
XV века, когда совершилось одно из величайших государственных
творений в мире: он написал бы легко 200 или 300 красноречивых,
приятных страниц, вместо многих книг, трудных для Автора,
утомительных для Читателя. Но сии обозрения, сии картины не
заменяют летописей, и кто читал единственно Робертсоново Введение
в Историю Карла V, тот еще не имеет основательного, истинного
понятия о Европе средних времен. Мало, что умный человек, окинув
глазами памятники веков, скажет нам свои примечания: мы
должны сами видеть действия и действующих — тогда знаем Историю.
Хвастливость Авторского красноречия и нега Читателей осудят ли
на вечное забвение дела и судьбу наших предков? Они страдали,
и своими бедствиями изготовили наше величие, а мы не захотим
и слушать о том, ни знать, кого они любили, кого обвиняли в
своих несчастиях? Иноземцы могут пропустить скучное для них в
нашей древней Истории; но добрые Россияне не обязаны ли иметь
более терпения, следуя правилу государственной нравственности,
которая ставит уважение к предкам в достоинство гражданину
образованному?.. Так я мыслил, и писал об Игорях, о Всеволодах, как

Предисловие [К «Истории государства Российского»]
355
современник, смотря на них в тусклое зеркало древней Летописи с
неутомимым вниманием, с искренним почтением; и если, вместо
живых, целых образов представлял единственно тени, в отрывках,
то не моя вина: я не мог дополнять Летописи!
Есть три рода Истории: первая современная, например, Фукиди-
дова, где очевидный свидетель говорит о происшествиях; вторая,
как Тацитова, основывается на свежих словесных преданиях в
близкое к описываемым действиям время; третья извлекается только
из памятников, как наша до самого XVIII века*. В первой и второй
блистает ум, воображение Дееписателя, который избирает
любопытнейшее, цветит, украшает, иногда творит, не боясь обличения;
скажет: я так видел, так слышал — и безмолвная Критика не мешает
Читателю наслаждаться прекрасными описаниями. Третий род есть
самый ограниченный для таланта: не льзя прибавить ни одной
черты к известному; не льзя вопрошать мертвых; говорим, что предали
нам современники; молчим, если они умолчали — или
справедливая Критика заградит уста легкомысленному Историку, обязанному
представлять единственно то, что сохранилось от веков в Летописях,
в Архивах. Древние имели право вымышлять речи согласно с
характером людей, с обстоятельствами: право, неоцененное для истинных
дарований, и Ливии, пользуясь им, обогатил свои книги силою ума,
красноречия, мудрых наставлений. Но мы, вопреки мнению
Аббата Мабли, не можем ныне витийствовать в Истории. Новые успехи
разума дали нам яснейшее понятие о свойстве и цели ее; здравый
вкус уставил неизмененные правила и навсегда отлучил Дееписание
от Поэмы, от цветников красноречия, оставив в удел первому быть
верным зерцалом минувшего, верным отзывом слов, действительно
сказанных Героями веков. Самая прекрасная выдуманная.речь
безобразит Историю, посвященную не славе Писателя, не удовольствию
Читателей и даже не мудрости нравоучительной, но только истине,
которая уже сама собою делается источником удовольствия и
пользы. Как Естественная, так и Гражданская История не терпит
вымыслов, изображая, что есть или было, а не что быть могло. Но История,
говорят, наполнена ложью: скажем лучше, что в ней, как в деле чело-
* Только с Петра Великого начинаются для нас словесные предания: мы
слыхали от своих отцев и дедов об нем, о Екатерине I, Петре II, Анне, Елисавете,
многое, чего нет в книгах.

356
НИКОЛАЙ МИХАЙЛОВИЧ КАРАМЗИН
веческом, бывает примес лжи; однако ж характер истины всегда
более или менее сохраняется; и сего довольно для нас, чтобы составить
себе общее понятие о людях и деяниях. Тем взыскательнее и строже
Критика; тем непозволительнее Историку, для выгод его дарования,
обманывать добросовестных Читателей, мыслить и говорить за
Героев, которые уже давно безмолвствуют в могилах. Что ж остается ему,
прикованному, так сказать, к сухим хартиям древности? Порядок,
ясность, сила, живопись. Он творит из данного вещества: не произведет
золота из меди, но должен очистить и медь; должен знать всего цену
и свойство; открывать великое, где оно таится, и малому не давать
прав великого. Нет предмета столь бедного, чтобы Искусство уже не
могло в нем ознаменовать себя приятным для ума образом.
Доселе Древние служат нам образцами. Никто не превзошел Ливия
в красоте повествования, Тацита в силе: вот главное! Знание всех Прав
на свете, ученость Немецкая, остроумие Вольтерово, ни самое
глубокомыслие Макиавелево в Историке не заменяют таланта изображать
действия. Англичане славятся Юмом, Немцы Иоанном Мюллером, и
справедливо*: оба суть достойные совместники Древних, — не
подражатели: ибо каждый век, каждый народ дает особенные краски
искусному Бытописателю. «Не подражай Тациту, но пиши, как писал бы
он на твоем месте!» — есть правило Гения. Хотел ли Мюллер, часто
вставляя в рассказ нравственные апоффегмыш, уподобиться Тациту?
Не знаю; но сие желание блистать умом, или казаться
глубокомысленным, едва ли не противно истинному вкусу. Историк рассуждает
только в объяснение дел, там, где мысли его как бы дополняют
описание. Заметим, что сии апоффегмы бывают для основательных умов
или полу-истинами, или весьма обыкновенными истинами, которые
не имеют большой цены в Истории, где ищем действий и характеров.
Искусное повествование есть долг бытописателя, а хорошая
отдельная мысль — дар: читатель требует первого и благодарит за второе,
когда уже требование его исполнено. Не так ли думал и
благоразумный Юм, иногда весьма плодовитый в изъяснении причин, но до
скупости умеренный в размышлениях? Историк, коего мы назвали бы
* Говорю единственно о тех, которые писали целую Историю народов. Фер-
рерас, Даниель, Масков, Далин, Маллет не равняются с сими двумя Историками;
но усердно хваля Мюллера (Историка Швейцарии), знатоки не хвалят его
Вступления, которое можно назвать Геологическою Поэмою.

Предисловие [К «Истории государства Российского»]
357
совершеннейшим из Новых, если бы он не излишно чуждался
Англии, не излишно хвалился беспристрастием и тем не охладил
своего изящного творения! В Фукидиде видим всегда Афинского Грека, в
Ливии всегда Римлянина, и пленяемся ими, и верим им. Чувство: мы,
наше оживляет повествование — и как грубое пристрастие, следствие
ума слабого или души слабой, несносно в Историке: так любовь к
отечеству даст его кисти жар, силу, прелесть. Где нет любви, нет и души.
Обращаюсь к труду моему. Не дозволяя себе никакого
изобретения, я искал выражений в уме своем, а мыслей единственно в
памятниках: искал духа и жизни в тлеющих хартиях; желал преданное нам
веками соединить в систему, ясную стройным сближением частей;
изображал не только бедствия и славу войны, но и все, что входит в
состав гражданского бытия людей: успехи разума, искусства, обычаи,
законы, промышленность; не боялся с важностию говорить о том,
что уважалось предками; хотел, не изменяя своему веку, без
гордости и насмешек описывать веки душевного младенчества,
легковерия, баснословия; хотел представить и характер времени и характер
Летописцев: ибо одно казалось мне нужным для другого. Чем менее
находил я известий, тем более дорожил и пользовался находимыми;
тем менее выбирал: ибо не бедные, а богатые избирают. Надлежало
или не сказать ничего, или сказать все о таком-то Князе, дабы он жил
в нашей памяти не одним сухим именем, но с некоторою
нравственною физиогномиею. Прилежно истощая материалы древнейшей
Российской Истории, я ободрял себя мыслию, что в повествовании
о временах отдаленных есть какая-то неизъяснимая прелесть для
нашего воображения: там источники Поэзии! Взор наш, в созерцании
великого пространства, не стремится ли обыкновенно — мимо всего
близкого, ясного — к концу горизонта, где густеют, меркнут тени и
начинается непроницаемость?
Читатель заметит, что описываю деяния не врознь, по годам и дням,
но совокупляю их для удобнейшего впечатления в памяти. Историк
не Летописец: последний смотрит единственно на время, а первый
на свойство и связь деяний: может ошибиться в распределении мест,
но должен всему указать свое место.
Множество сделанных мною примечаний и выписок
устрашает меня самого. Счастливы Древние: они не ведали сего мелочного
труда, в коем теряется половина времени, скучает ум, вянет вооб-

358
НИКОЛАЙ МИХАЙЛОВИЧ КАРАМЗИН
ражение: тягостная жертва, приносимая достоверности, однако ж
необходимая! Если бы все материалы были у нас собраны, изданы,
очищены Критикою, то мне оставалось бы единственно ссылаться;
но когда большая часть их в рукописях, в темноте; когда едва ли что
обработано, изъяснено, соглашено — надобно вооружиться
терпением. В воле Читателя заглядывать в сию пеструю смесь, которая служит
иногда свидетельством, иногда объяснением или дополнением. Для
охотников все бывает любопытно: старое имя, слово; малейшая черта
древности дает повод к соображениям. С XV века уже менее
выписываю: источники размножаются и делаются яснее.
Муж ученый и славный, Шлецер, сказал, что наша История имеет
пять главных периодов; что Россия от 862 года до Святополка должна
быть названа раждающеюся (Nascens), от Ярослава до Моголов
разделенною (Divisa), от Батыя до Иоанна угнетенною (Oppressa), от
Иоанна до Петра Великого победоносною (Victrix), от Петра до
Екатерины II процветающею. Сия мысль кажется мне более остроумною,
нежели основательною. 1) Век Св. Владимира был уже веком могущества
и славы, a Ht рождения. 2) Государство делилось и прежде 1015 года.
3) Если по внутреннему состоянию и внешним действиям России
надобно означать периоды, то можно ли смешать в один время
Великого Князя Димитрия Александровича и Донского, безмолвное рабство
с победою и славою? 4) Век Самозванцев ознаменован более
злосчастием, нежели победою. Гораздо лучше, истиннее, скромнее история
наша делится m Древнейшую от Рюрика до Иоанна III, на Среднюю
от Иоанна до Петра, и Новую от Петра до Александра. Система Уделов
была характером первой эпохи, Единовластие второй, изменение
гражданских обычаев третьей. Впрочем, нет нужды ставить грани
там, где места служат живым урочищем.
С охотою и ревностию посвятив двенадцать лет, и лучшее время
моей жизни, на сочинение сих осьми или девяти Томов, могу по
слабости желать хвалы и бояться осуждения; но смею сказать, что это для
меня не главное. Одно славолюбие не могло бы дать мне твердости
постоянной, долговременной, необходимой в таком деле, если бы не
находил я истинного удовольствия в самом труде и не имел надежды
быть полезным, то есть, сделать Российскую Историю известнее для
многих, даже и для строгих моих судей.

Предисловие [К «Истории государства Российского»]
359
Благодаря всех, и живых и мертвых, коих ум, знания, таланты,
искусство служили мне руководством, поручаю себя
снисходительности добрых сограждан. Мы одно любим, одного желаем: любим
отечество; желаем ему благоденствия еще более, нежели славы; желаем,
да не изменится никогда твердое основание нашего величия; да
правила мудрого Самодержавия и Святой Веры более и более укрепляют
союз частей; да цветет Россия... по крайней мере долго, долго, если на
земле нет ничего бессмертного, кроме души человеческой!
Декабря 7,1815

ЗАПИСКА О H. И. НОВИКОВЕ
Господин Новиков819 в самых молодых летах сделался известен
публике своим отличным авторским дарованием: без воспитания,
без учения писал остроумно, приятно и с целию нравственною;
издал многие полезные творения, например: «Древнюю российскую
вивлиофику»820, «Детское чтение», разные экономические, учебные
книги. Императрица Екатерина II одобряла труды Новикова, и в
журнале его («Живописце») напечатаны некоторые произведения
собственного пера ее. Около 1785 года он вошел в связь по масонству
с берлинскими теософами821 и сделался в Москве начальником так
называемых мартинистов822, которые были (или суть) не что иное,
как христианские мистики: толковали природу и человека, искали
таинственного смысла в Ветхом и Новом завете, хвалились древними
преданиями, унижали школьную мудрость и проч.; но требовали
истинных христианских добродетелей от учеников своих, не
вмешивались в политику и ставили в закон верность к государю. Их общество,
под именем масонства, распространилось не только в двух
столицах, но и в губерниях; открывались ложи; выходили книги
масонские, мистические, наполненные загадками. В то же время Новиков и
друзья его на свое иждивение воспитывали бедных молодых людей,
учили их в школах, в университетах; вообще употребляли немалые
суммы на благотворение. Императрица, опасаясь вредных тайных
замыслов сего общества, видела его успехи с неудовольствием:
сперва только шутила над заблуждением умов и писала комедии, чтобы
осмеивать оное; после запретила ложи; — но, зная, что масоны не
перестают работать, тайно собираются в домах, проповедуют,
обращают, внутренне досадовала и велела московскому
градоначальнику наблюдать за ними. Три обстоятельства умножили ее подозрения.
1) Один из мартинистов, или теософистских масонов, славный
архитектор Баженов823, писал из С.-Петербурга к своим московским
друзьям, что он, говоря о масонах с тогдашним великим князем Павлом
Петровичем824, удостоверился в его добром об них мнении.
Государыне вручили это письмо. Она могла думать, что масоны, или
мартинисты, желают преклонить к себе великого князя. 2) Новиков во
время неурожая роздал много хлеба бедным земледельцам. Удивлялись
его богатству, не зная, что деньги на покупку хлеба давал Новикову
г. Походяшин825, масон, который имел тысяч шестьдесят дохода и

Записка о К И. Новикове
361
по любви к благодеяниям в сей год разорился. 3) Новиков вел
переписку с прусскими теософами, хотя и не политическую, в то время,
когда наш двор был в явной неприязни с берлинским. Сии случаи,
Французская революция и излишние опасения московского
градоначальника решили судьбу Новикова: его взяли в Тайную канцелярию,
допрашивали и заключили в Шлиссельбургской крепости, не
уличенного действительно ни в каком государственном преступлении, но
сильно подозреваемого в намерениях, вредных для благоустройства
гражданских обществ. Главное имение Новикова состояло в книгах:
их конфисковали и большую часть сожгли (то есть все мистические).
Были тайные допросы и другим главным московским мистикам: двух
из них сослали в их деревни; третьего, И. В. Лопухина826, который
отвечал смелее своих товарищей, оставили в Москве на свободе. —
Император Павел в самый первый день своего восшествия на
престол освободил Новикова, сидевшего около четырех лет в душной
темнице; призывал его к себе в кабинет, обещал ему свою милость,
как невинному страдальцу, и приказал возвратить конфискованное
имение, то есть остальные, несожженные книги.
Заключим: Новиков как гражданин, полезный своею деятельно-
стию, заслуживал общественную признательность; Новиков как
теософический мечтатель по крайней мере не заслуживал темницы: он
был жертвою подозрения извинительного, но несправедливого.
Бедность и несчастие его детей подают случай государю
милосердному вознаградить в них усопшего страдальца, который уже не может
принести ему благодарности в здешнем свете, но может принести ее
всевышнему.
1818

ПИСЬМО К КНЯЗЮ П. А. ВЯЗЕМСКОМУ
Царское Село. 21 августа 1818
Любезнейшие друзья! Сердечно благодарим вас за добрые вести:
вы здоровы и мы также. Вы, милый князь, садились в коляску, чтобы
ехать в Краков: надеюсь, что вам было еще веселее возвратиться,
нежели ехать. Краков не Рим, однакож имеет свои древности, и притом
славянские: можно видеть его с любопытством и с удовольствием.
Скоро увидите гостью в Варшаве — вдовствующую Императрицу827,
а после и гостя — Императора, на возвратном его пути, следственно,
уже зимою. Мы еще более прежнего полюбили Государя за его
милостивое к нам расположение и ласки. Нынешний день мы у него,
вероятно, в последний раз обедаем: после обеда он едет в Петергоф,
в Стрельну, в Петербург, а 26 за границу. М-те Сталь828 действовала
на меня не так сильно, как на вас. Не удивительно: женщины на
молодых людей действуют сильнее; а она в этой книге для меня женщина,
хотя и весьма умная. Дать России конституцию в модном смысле есть
нарядить какого-нибудь важного человека в гаерское829 платье, или
вашего ученого Линде830 учить грамоте по лакастерской методе831.
Россия не Англия, даже и не Царство Польское: имеет свою
государственную судьбу, великую, удивительную и скорее может упасть,
нежели еще более возвеличиться. Самодержавие есть душа, жизнь ее,
как республиканское правление было жизнью Рима. Эксперименты
не годятся в таком случае. Впрочем, не мешаю другим мыслить иначе.
Один умный человек сказал: «Я не люблю молодых людей, которые
не любят вольности; но не люблю и пожилых людей, которые
любят вольность». Если он сказал не бессмыслицу, то вы должны любить
меня, а я вас. Потомство увидит, что лучше, или что было лучше для
России. Для меня старика приятнее идти в комедию, нежели в залу
национального собрания или в камеру депутатов, хотя я в душе
республиканец, и таким умру.
Вы жалуетесь на мух: мы жалуемся на дожди, однакож надеемся,
что когда-нибудь облака рассеются, и что мы проживем в Царском
Селе до октября. У нас в городе будет другая квартира: в доме Кат. Фед.
Муравьевой832. Целую вас всех, любезнейших: отца, мать, крестницу,
сестру и брата ее. Бог с вами и нами. Навеки ваш Карамзин.

МНЕНИЕ РУССКОГО ГРАВДАНИНА
Государь! В волнении души моей, любящей Отечество и Вас,
спешу, после нашего разговора, излить на бумагу некоторые мысли, не
думая ни о красноречии, ни о строгом логическом порядке. Как мы
говорим с Богом и совестию, хочу говорить с Вами.
Вы думаете восстановить Польшу833 в ее целостности, действуя
как Христианин, благотворя врагам. Государь! Вера Христианская
есть тайный союз человеческого сердца с Богом; есть внутреннее, не-
изглаголанное, небесное чувство; она выше земли и мира; выше всех
законов — физических, гражданских, государственных, — но их не
отменяет. Солнце течет и ныне по тем же законам, по коим текло до
явления Христа-Спасителя: так и гражданские общества не
переменили своих коренных уставов; все осталось, как было на земле, и как
иначе быть не может: только возвысилась душа в ее сокровенностях,
утвердилась в невидимых связях с Божеством, с своим вечным,
истинным Отечеством, которое вне материи, вне пространства и
времени. Мы сблизились с Небом в чувствах, но действуем на земле,
как и прежде действовали. Несьм от мира сего, сказал Христос834:
а граждане и Государства в сем Мире. Христос велит любить врагов:
любовь есть чувство; но Он не запретил судьям осуждать злодеев, не
запретил воинам оборонять Государства. Вы Христианин, но Вы
истребили полки Наполеоновы в России, как Греки-язычники
истребляли Персов на полях Эллады; Вы исполняли закон
государственный, который не принадлежит к Религии, но также дан Богом: закон
естественной обороны, необходимый для существования всех
земных тварей и гражданских обществ. Как Христианин любите своих
личных врагов; но Бог дал Вам Царство и вместе с ним обязанность
исключительно заниматься благом оного. Как человек по чувствам
души, озаренной светом Христианства, Вы можете быть выше Марка
Аврелия835, но как Царь Вы то же, что он. Евангелие молчит о
Политике; не дает новой: или мы, захотев быть Христианами-Политиками,
впадем в противоречия и несообразности. Меня ударят в ланиту:
я как Христианин должен подставить другую. Неприятель сожжет
наш город: впустим ли его мирно в другой, чтобы он также обратил
его в пепел? Как мог язычник Марк Авелий, так может и Христианин
Александр благотворить врагам государственным, уже побежденным,
следуя закону человеколюбия, известного и добродетельным языч-

364
НИКОЛАЙ МИХАЙЛОВИЧ КАРАМЗИН
никам, но единственно в таком случае, когда сие благотворение не
вредно для Отечества. Любите людей, но еще более любите Россиян,
ибо они и люди и Ваши подданные, дети Вашего сердца. И Поляки
теперь слушаются Александра: но Александр взял их Русскою силою,
а Россиян дал Ему Бог, и с ними снискал Он благодетельную славу
Освободителя Европы.
Вы думаете восстановить древнее Королевство Польское; но сие
восстановление согласно ли с законом государственного блага
России? согласно ли с Вашими священными обязанностями, с Вашею
любовью к России и к самой справедливости? Во-первых (не говоря о
Пруссии), спрашиваю: Австрия отдаст ли добровольно Галицию?
Можете ли Вы, творец Священного Союза8?*6, объявить ей войну,
противную не только Христианству, но и государственной справедливости?
ибо Вы Сами признали Галицию законным владением Австрийским.
Во-вторых, можете ли с мирною совестию отнять у нас Белорусию,
Литву, Волынию, Подолию837, утвержденную собственность России
еще до Вашего царствования? Не клянутся ли Государи блюсти
целость своих Держав? Сии земли уже были Россиею, когда
Митрополит Платон838 вручал Вам венец Мономаха, Петра и Екатерины839,
которую Вы Сами назвали Великою. Скажут ли, что Она беззаконно
разделила Польшу? Но Вы поступили бы еще беззаконнее, если бы
вздумали загладить Ее несправедливость разделом самой России. Мы
взяли Польшу мечем: вот наше право, коему все Государства обязаны
бытием своим, ибо все составлены из завоеваний. Екатерина
ответствует Богу, ответствует Истории за свое дело; но оно сделано, и для
Вас уже свято: для Вас Польша есть законное Российское владение.
Старых крепостей840 нет в Политике: иначе мы долженствовали бы
восстановить и Казанское, Астраханское Царство, Новогородскую
Республику, Великое Княжество Рязанское, и так далее. К тому же и
по старым крепостям Белорусия, Волыния, Подолия, вместе с Гали-
циею, были некогда коренным достоянием России. Если Вы отдадите
их, то у Вас потребуют и Киева, и Чернигова, и Смоленска: ибо они
также долго принадлежали враждебной Литве. Или все, или ничего.
Доселе нашим государственным правилом было: ни пяди, ни врагу,
ни другу! Наполеон мог завоевать Россию; но Вы, хотя и Самодержец,
не могли договором уступить ему ни одной хижины Русской. Таков
наш характер и дух государственный. Вы, любя законную свободу
гражданскую, уподобите ли Россию бездушной, бессловесной соб-

Мнение русского гражданина
365
ственности? Будете ли самовольно раздроблять ее на части и дарить
ими, кого за благо рассудите? Россия, Государь, безмолвна перед Вами;
но если бы восстановилась древняя Польша (чего Боже сохрани!) и
произвела некогда Историка достойного, искреннего,
беспристрастного, то он, Государь, осудил бы Ваше великодушие, как вредное для
Вашего истинного Отечества, доброй, сильной России. Сей Историк
сказал бы совсем не то, что могут теперь говорить Вам Поляки;
извиняем их, но Вас бы мы, Русские, не извинили, если бы Вы для их
рукоплескания ввергнули нас в отчаяние. Государь, ныне, славный,
великий, любезный! ответствую Вам головою за сие неминуемое
действие целого восстановления Польши. Я слышу Русских, и знаю их:
мы лишились бы не только прекрасных областей, но и любви к Царю;
остыли бы душою и к Отечеству, видя оное игралищем
самовластного произвола; ослабели бы не только уменьшением Государства, но
и духом; унизились бы пред другими и пред собою. Не опустел бы
конечно дворец; Вы и тогда имели бы Министров, Генералов: но они
служили бы не Отечеству, а единственно своим личным выгодам, как
наемники, как истинные рабы... А Вы, Государь, гнушаетесь рабством,
и хотите дать нам свободу!
Одним словом... и Господь Сердцеведец да замкнет смертию уста
мои в сию минуту, если говорю Вам не истину... одним словом,
восстановление Польши будет падением России, или сыновья наши
обагрят своею кровью землю Польскую и снова возьмут штурмом
Прагу841!
Нет, Государь, никогда Поляки не будут нам ни искренними
братьями, ни верными союзниками. Теперь они слабы и ничтожны:
слабые не любят сильных, а сильные презирают слабых; когда же
усилите их, то они захотят независимости, и первым опытом ее
будет отступление от России, конечно не в Ваше царствование, но Вы,
Государь, смотрите далее своего века, и если не бессмертны телом,
то бессмертны славою! В делах государственных чувство и
благодарность безмолвны; а независимость есть главный закон
гражданских обществ. Литва, Волыния желают Королевства Польского, но
мы желаем единой Империи Российской. Чей голос должен быть
слышнее для Вашего сердца? Они, в случае войны, впрочем, ни
мало не вероятной (ибо кому теперь восстать на Россию?) могут
изменить нам: тогда накажем измену силою и правом: право всегда
имеет особенную силу, а бунт, как беззаконие, отнимает ее. Поляки,

366
НИКОЛАЙ МИХАЙЛОВИЧ КАРАМЗИН
законом утвержденные в достоинстве особенного, державного
народа, для нас опаснее Поляков-Россиян.
Государь! Бог дал Вам такую славу и такую Державу, что Вам без
неблагодарности, без греха Христианского и без тщеславия,
осуждаемого самою человеческою Политикою, нельзя хотеть ничего более,
кроме того, чтобы утвердить мир в Европе и благоустройство в
России: первый бескорыстным, великодушным посредничеством; второе
хорошими законами и еще лучшею управою. Вы уже приобрели имя
Великого: приобретите имя Отца нашего! Пусть существует и даже
благоденствует Королевство Польское, как оно есть ныне; но да
существует, да благоденствует и Россия, как она есть, и как
оставлена Вам Екатериною!.. Екатерина любила Вас нежно, любила и наше
Отечество: Ее тень здесь присутствует... умолкаю.
Царское Село. 17 октября 1819 года

ДЛЯ ПОТОМСТВА
NB. Читано Государю в тот же вечер. Я пил у Него чай в кабинете,
и мы пробыли вместе, с глазу на глаз, пять часов, от осьми до часу за
полночь. На другой день я у Него обедал; обедал еще и в Петербурге...
но мы душою расстались, кажется, на веки... Потомство! достоин ли я
был имени гражданина Российского? Любил ли Отечество? верил ли
добродетели? верил ли Богу?.. Я не знал нужды по своей
бережливости и по милости Божией, но не имел достатка, имея многочисленное
семейство, без способов воспитывать детей, как бы мне хотелось. Не
хочу описывать всего разговора моего с Государем, но между прочим
вот что я сказал Ему по-Французски: Sire, Vous avez beaucoup d'amour-
propre... Je ne crains rien. Nous sommes tous égaux devant Dieu. Ce que je
Vous dis, je l'aurais dit a Votre Père... Sire, je méprise les liberalistes du jour:
je n'aime que la liberté qu'aucun tyran ne peut m'ôter... Je ne Vous demande
plus Votre bienveillance; Je Vous parle, peut-être, pour la dernière fois842.
Но вообще я мало говорил и не хотел говорить. Душа моя остыла...
Довольно сказанного для потомства и для сыновей моих, если они
будут живы и вырастут. Прибавлю, что я не изменил скромности: не
сказал никому ни слова о моем разговоре с Александром, кроме
второй жены моей843, с которой я жил в одну мысль, в одно чувство.
Санкт-Петербург. 29 декабрь 1819 года
NB. Сказал еще одному человеку: Императрице Елисавете844.
24 февраля 1821 года

НОВОЕ ПРИБАВЛЕНИЕ
Я ошибся: благоволение Александра ко мне не изменилось, и в
течение шести лет (от 1819 до 1825 года) мы имели с Ним несколько
подобных бесед о разных важных предметах. Я всегда был
чистосердечен, Он всегда терпелив, кроток, любезен неизъяснимо; не
требовал моих советов, однакож слушал их, хотя им, большею частию, и не
следовал, так, что ныне, вместе с Россиею оплакивая кончину Его, не
могу утешать себя мыслию о десятилетней милости и доверенности
ко мне столь знаменитого Венценосца: ибо эти милость и
доверенность остались бесплодны для любезного Отечества. Правда, Россия
удержала свои Польские области; но более счастливые
обстоятельства, нежели мои слезные убеждения, спасли Александра от дела
равно бедственного и несправедливого: по крайней мере, так сказал
Он мне в Ноябре 1824 года. Я не безмолвствовал о налогах в мирное
время, о нелепой Г... системе Финансов845, о грозных военных
поселениях, о странном выборе некоторых важнейших сановников, о
Министерстве Просвещения или затмения, о необходимости
уменьшить войско, воюющее только Россию, — о мнимом исправлении
дорог, столь тягостном для народа, — наконец, о необходимости иметь
твердые законы, гражданские и государственные. В последней моей
беседе с Ним, 28 Августа, от 8 до 11,5 часов вечера, я сказал Ему как
пророк: Sire, Vos années sont competées, Vous n'avez plus rien à remettre,
et Vous avez encore tant de choses à faire pour que la fin de Votre règne
soit digne de son beau commencement846.
Движением головы и милою улыбкою Он изъявил согласие;
прибавил и словами, что непременно все сделает: даст коренные законы
России. Если не я, то другие увидят скоро, для чего Бог внезапно отнял
Александра847 у России. Мне хочется более плакать, нежели писать об
Нем. Я любил Его искренно и нежно, иногда' негодовал, досадовал
на Монарха и все любил человека, красу человечества своим
великодушием, милосердием, незлобием редким. Не боюсь встретиться с
Ним на том свете, о котором мы так часто говорили, оба не ужасаясь
смерти, оба веря Богу и добродетели.
Санкт-Петербург. 18 декабря 1825 года

ПИСЬМО К КНЯЗЮ П. А. ВЯЗЕМСКОМУ
С.-Петербург. 8 декабря 1820 г.
Любезнейший князь! Наконец мы получили от вас письмо, долго
не имев ни строки. Знаю только от Тургенева848, что вы бодрствуете
духом и телом. Неужели почта шалит? Все возможно, когда шалит и
Европа. Я с живейшим любопытством жду следствий Т^оппавского
совещания849. Австрия горячится и любуется своим жаром, для нее
новым и не совсем естественным. Это не жар ли эпидемической
болезни, которая волнует кровь европейскую, имея разные симптомы,
либеральные и антилиберальные, но равно противные уму,
спокойному, тихому, ясному? Я оставил бы Неаполь в покое, или, лучше
сказать, в его собственном беспокойстве, что скорее пояснило бы идеи о
молодых конституциях. Меттерних850 хочет великого имени; увидим!
Не вмешиваюсь в ремесло пророков, летами наученный скромности
и... неведению! Рассуждаю кое-как про себя; а главное мое дело
наблюдать — и дело не скучное: вы, господа молодые либералисты851,
зеваете часто с утра до вечера, а мы, не-либералисты, и под старость
наслаждаемся деятельностью душевных сил своих, в полной
независимости духа, поклоняясь не идолам, а только Богу.
Но это уже не хвастовство ли? Крещусь от демона и ставлю точку.
От любезной княгини Веры мы получили два или три письма
дружеские. Скажите о вашем плане: думаете ли навсегда оставить
Варшаву? И что после? Когда вас ждать сюда? Между тем обнимаю нежно
отца и детей. Будьте здоровы. На веки ваш Н. Карамзин.

ПИСЬМО ИМПЕРАТОРУ АЛЕКСАНДРУ I
от 23 августа 1822 года
Примите сердечную мою благодарность за две милости: за труд
чтения и за драгоценные для меня строки. Что значат неблагоприя-
тели моей Истории852 против такого читателя и судии
благосклонного? Вы, Государь, умеете тешить людей не одними вещественными
наградами. Как мне жаль, что Ваша любезная рука не означила
карандашом сомнительных выражений! С какою ревностию старался бы я
отгадать Ваши мысли и согласить с ними мои без всякой
неискренности! Теперь с нетерпением и без нескромности буду ждать нового
доказательства Вашей редкой памяти: не уже ли, месяца четыре
занимавшись важнейшими делами Европы, по Вашем к нам возвращении
вспомните, что было замечено Вами в чтении моих тетрадей? И тогда
еще не будет поздно согласиться: ибо надеюсь, что Бог возвратит
Вас России до Нового года, а в текущем не отдам манускрипта в
типографию. Не для моей Истории, а для моего Отечества желаю видеть
Вас скорее. Машина заведенная действует и в отсутствие художника;
но лучше, когда художник стоит подле, готовый немедленно
исправить малейший беспорядок в ее движении. Государь! мы духом с Вами:
умею издали смотреть на Вас с тем чувством, которое возьму с собою
и на тот свет. Для истинной любви здешняя жизнь коротка. Я не очень
боязлив, однакож боюсь отнимать у Вас время: иначе сколько бы еще
мог сказать Вам о своей привязанности, право нелицемерной! Мы
любим, конечно, для себя; но дорожу Вами и для всего, что
достойно любви человеческой в земном путешествии. Дай Бог Вам успеха
в трудах и здоровья для трудов! Вы служите орудием Провидению.
Здесь Либералисты, там Сервилисты855; истина и добро в средине:
вот Ваше место, прекрасное, славное! Стойте же на часах без
усталости. Я, например, как Историограф, могу дремать, ибо и Гомер854
дремал; но Вы бодрствуете за всех нас, и Вам скажет спасибо История
неумытная. Государь! повторю сказанное мною Вам однажды в саду
Царскосельском: быть Великим Монархом именно в наше время, есть
завидная доля для великодушия.
Будьте всегда, в отсутствии и в присутствии, милостивы к
семейству Карамзиных.
Царское Село. 23 августа 1822 года

ПИСЬМО К А. И. ТУРГЕНЕВУ
Царское Село. 6 сентября 1825 г.
Любезный друг!
Сердечно благодарим вас за три истинно дружеские письма,
скоро одно за другим полученные из Берлина, Дрездена и Карлсбада855.
Вы об нас думаете, и мы об вас, с живейшим участием, радуясь всем
приятностям вашего путешествия, которое должно освежить вас для
будущей постоянно и буднишней жизни в отечестве: вот польза, душа
приятностей! Все чужое есть для нас только зрелище: смотри, а дела
не забывай. Вы еще в долгу у России. То есть уже напоминаю Вам о
возращении, и даю срок не весьма дальний: год, полтора, не более;
или надобно идти в отставку: чего крайне ни для государства, ни для
вас не желаю: «в дому отца моего многи обители суть», не тут, так
в другом месте найдется для вас деятельность полезная; чем менее
другие требуют ее от нас, тем более мы должны требовать ее от себя,
как существа нравственные. Для нас, Русских с душою, одна Россия
самобытна, одна Россия истинно существует, все иное есть
только отношение к ней, мысль, привидение. Мыслить, мечтать можем
в Германии, Франции, Италии, а дело делать единственно в России,
или нет гражданина, нет человека, есть только двуножное животное,
с брюхом. Так мы с вами давно рассуждали: значит, что я не
переменил своих понятий в ваше отсутствие; с ними, вероятно, и закрою
глаза, для здешнего света pour voir plus clair856. — Грустно нам знать,
что здоровье любезного Н. И.857 все еще не окрепло; вместе с вами
утешаемся надеждою на дальнейшее хорошее действие Карлсбадских
вод. Я также все хилею, не знаю, прибавить ли: еще. Мы на сих днях не
без горести расстались с Императрицею Елисаветою Алексеевною858,
которую медики отправили в Таганрог. Мысль: увидимся ли? —
Естественно представилась ей и нам, или мне: в 8 месяцев много воды
утечет! Б.859 уже в Петербурге, но мы еще не видались. Он не
хвалится здоровьем, ни блаженством, как Manne; Князь Н. А. был у него.
Желаем остаться в глубоком уединении Царского Села до Ноября, с
Историею и с романами; последние мне не изменяют860, а первая и
так и сяю в 3,5 месяца едва написал я 30 страниц. Обнимаю вас нежно.
Свидетельствую душевное почтение Н. И. и С. И.861 Будьте вы здоровы
и любите нас, как мы вас любим. Бог с вами и с нами! Ваш Н. К

О МАНИФЕСТЕ 12 ДЕКАБРЯ 1825 года
(Копия с оригинала, писанного рукою
Императора Николая Павловича)
«Когда получено было 27-го числа минувшего Ноября горестное
известие о кончине блаженной и вечной славы достойной памяти
Госуд. Имп. Александра 1-го862, первое стремление сердца моего было
принесть присягу в верности старшему брату моему, Госуд.
Цесаревичу и В. К Конст. Павл.863, как законному по первородству Наследнику
Престола Государства Рос, буде другого покойным Императором не
назначено, и объявлено не было. Исполнив первый таким образом
священный долг верноподданного, известился я от Государствен.
Совета, что находится в архиве оного пакет, на имя Председателя от
покойного Императора присланный, с собственноручною над оным
надписью: хранить до собственного Е. И. В. (покойн. Импер.)
востребования, или в случае кончины Его И. В. прежде всякого действия
в чрезвычайном собрании Совета вскрыть, и что сие последнее
повеление Государствен. Советом исполнено, и найдено, что пакет сей
включал: 1) Письмо Гос. Цесарев. и В. К К П.864 к покойному
Императору, в коем торжественно просит Его И. Величества согласия на
свободное уступление в пользу мою и потомства моего права
наследия Престола Всероссийского, Его Высочеству Цесаревичу
принадлежащего по праву первородства; 2) и в последствие сего Манифест
покойного же Императора Александра 1-го от 16 Авг. 1823 года, по
желанию Его Высочества Цесаревича, торжественно меня
назначающий Наследником Всероссийского Престола и проч.
По объявлении мне о том я остался однакож верен присяге
старшему моему брату, непоколебим в решении своем и настоял, чтоб все
Государство последовало примеру моему, не в ослушание священной
для верноподданных воле покойного Государя, общего нашего отца и
благодетеля, но дабы нелицемерным исполнением долга своего пред
законным Наследником Престола, по Манифесту блаженной памяти
Родителя нашего Имп. Павла 1-го865, утвержденному 15 Сент. 1801
года866, и потому по коренному закону наследия Всероссийского
Престола, утвердить навсегда законный порядок наследия: что лично

О манифесте 12 декабря 1825 года
373
Государынею Императрицею, любезнейшею Родительницею нашею,
удостоено благословения867.
Но Его Имп. Высочество Цесаревич и В. К К П., свято
сохранивший слово свое..., торжественно им данное и утвержденное
покойным Императором Александром в 16 день Августа 1823 года, тотчас
по получении им 25 Ноября горестного известия о кончине
покойного Государя Императора, тогда же в письме, привезенном
любезнейшим братом нашим В. К-м Мих. П-м868 к любезнейшей
Родительнице нашей Г-не И-це М. Ф.869, со включением копии с грамоты
Е. И. Величества А-ра I к Его Высоч. Цесаревичу в ответ на Его
письмо, подтвердил вторично торжественное отречение, в нашу и
потомства нашего пользу, от наследия Престола Всероссийского и проч., а
в грамоте на наше имя признает нас Императором и Самодержцем
Всероссийским и проч., и себе предоставляет прежний титул
Цесаревича и называет себя нам верноподданнейшим...
Но и тогда остановились мы объявить о сей непоколебимой воле
Е. И. Высочества, доколе не получим ответа на принесенную присягу
нами и всем Государством.
Ныне дошла до нас и на сие торжественная неколебимая воля Е. И.
Высоч. Цесаревича, которой, повинуясь с покорностию и объявляя о
там всенародно, прилагаем при сем: 1) Грамоту Е. И. Вые. Цесаревича
к Е. И. Величеству, покойному Им. Александру I; 2) ответ на оную Е. И.
Величества и 3) Манифест Его же Им. Величества, Наследником нас
назначающий, а равно письмо Е. И. Высочества Цесаревича к
любезнейшей Родительнице нашей, Г-е И-е М. Ф., и грамоту на наше имя,
которою Мы от Его Высоч. Цесаревича, удостоены были, и, наконец,
объявляем, что мы по законному нашему ныне праву на наследие, по
воле Божией, любезнейшего брата нашего Цесаревича, В. К К. П. и по
силе Манифеста блаженной памяти Госуд. Имп. Александра I
вступили на Престол Всероссийский 19 Ноября 1825 года, и повелеваем в
подданстве нам и законному, по праву наследия, Наследнику нашему
Е. И. Высочеству, Государю В-му К-ю Александру Николаевичу,
любезнейшему нашему сыну, учинить присягу.
Да будет царствование наше царствованием законов и правосудия;
да наставит нас Всемогущий Творец следовать по священным стопам
Предместника Нашего, вечной славы и благодарности достойного

374
НИКОЛАЙ МИХАЙЛОВИЧ КАРАМЗИН
Госуд. Имп. Александра I, и да даст нам силы сносить бремя
правления с твердостию и упованием на Его благодать. Клянемся сохранить
все коренные законы Государства нашего и ненарушимость границ
Государства, и да будет залогом благих намерений наших ныне
оказанное нами почтение к первому отечественному коренному закону,
обеспечивающему и на будущие времена ненарушимость законного
наследия Престола Государства Рос-го: в чем да поможет нам
Всемогущий и Всемилосердый Бог!»

ДЛЯ СВЕДЕНИЯ МОИХ СЫНОВЕЙ
И ПОТОМСТВА
Без моего искания удостоенный доверенности, я предлагал
нынешнему Императору, Николаю Павловичу, начать Манифест о восшествии
Его на Престол так «В сокрушении сердец наших (то есть всех
Русских), пораженных столь внезапною кончиною Государя Императора
Александра Павловича, можем только, как Христиане, смиряться духом
пред Всевышним, и молить Его, да послав нам скорбь неизглаголанную,
пошлет и силы сносить ее без отчаяния и ропота, с умилением любви и
благодарности к памяти усопшего Великого Монарха, Коего
царствование, ознаменованное делами беспримерной славы для Отечества, во
веки веков будет сиять в наших и всемирных летописях: царствование
спасителя России, избавителя Европы, благотворителя побежденных,
умирителя народов, друга правды и человечества.
В самый первый час скорби и рыданий, произведенных ужасною
вестию, что не стало Александра 1-го, Мы, укрепляясь духом для
исполнения долга священного, торжественно присягнули в верности
законному Наследнику Престола, согласно с уставом блаженныя
памяти Родителя Нашего, Государя Императора Павла Петровича:
старейшему Брату Нашему, Государю Цесаревичу, Великому Князю
Константину Павловичу», и проч., проч.
Государь Николай Павлович сказал, что Ему неприлично хвалить
брата в Манифесте, и велел M. M. Сперанскому870 написать это иначе,
отдав ему мою бумагу. Сперанский написал таю «В сокрушении
сердца, смиряясь пред неисповедимыми судьбами Всевышнего, среди
всеобщей горести, Нас, Императорский Наш Дом и любезное
Отечество Наше объявшей, в едином Боге мы ищем твердости и утешения.
Кончиною в Бозе почившего Государя Императора Александра
Павловича, любезнейшего Брата Нашего, Мы лишились отца и Государя
двадесять пять лет России и нам благотворившего.
Когда известие о сем плачевном событии в 27 день Ноября месяца
до Нас достигло, в самый первый час скорби и рыданий, Мы,
укрепляясь духом для исполнения долга священного*, и следуя движению
сердца, принесли присягу верности старейшему Брату Нашему, Госуд.
Цесаревичу и Вел. Князю Константину Павловичу, яко законному по
праву первородства Наследнику Престола Всероссийского» — и проч.
* Мои слова.

376
НИКОЛАЙ МИХАЙЛОВИЧ КАРАМЗИН
Заключение предлагал я такое (после слов: присягу в верности
учинить Нам и Наследнику Нашему и проч.): «И мы, в сей
торжественный час, пред лицом Всевышнего, от глубины сердца даем обет
жить единственно для любезного Отечества: следовать примеру
оплакиваемого Нами Венценосца! Да будет Наше царствование
только продолжением Александрова! Да благоденствует Россия своим уже
приобретенным могуществом, внешнею безопасностью, внутренним
устройством, чистою Верою наших предков, государственною и
воинскою доблестию, истинным просвещением ума и непорочностию
нравов, плодами трудолюбия и деятельности полезной, мирною
свободою жизни гражданской и спокойствием сердец невинных! Да
будет Престол Наш тверд Законом и верностию народною! Да
соединится неразрывно, под Нашею державою, правосудие неослабное с
милосердием человеколюбия! Да исполнится все, чего желал, но еще
не успел совершить для Отечества Александр бессмертный: Тот, Коего
священная память должна питать в Нас и ревность и надежду стяжать
благословение Божие и любовь народа Российского».
Нашли тут повод к толкам, вид самохвальства, излишние
обязательства; велели переделать, выпустить все, что выразило бы характер
или намерения нового царствования. Сперанский написал (как
напечатано): «Наконец, Мы призываем всех Наших верных подданных
соединить с Нами теплые мольбы их ко Всевышнему, да ниспошлет
Нам силы к понесению бремени, Святым Промыслом Его на Нас
возложенного; да укрепит благие намерения Наши жить единственно
для Отечества, следовать примеру оплакиваемого Нами Государя.
Да, будет царствование Наше токмо (у меня: только)
продолжением царствования Его, и да исполнится все, чего для блага России
желал Тот, Коего священная память будет питать в Нас и ревность и
надежду стяжать благословение Божие и любовь народов Наших»
(вместо: любовь народа Российского)*.
Один Бог знает, каково будет наступившее царствование. Желаю,
чтобы это сообщение было любопытно для потомства: разумею, в
хорошем смысле.
Сыновьям моим благословение, потомству приветствие из
гроба871!
Санкт-Петербург. 16 декабря 1825 года
* Мои слова.

ПИСЬМО К И. И. ДМИТРИЕВУ
С-Петербург, 19 Дек. 1825
Любезнейший друг!
Мы здоровы после здешней тревоги 14 Дек.872 Я был во Дворце с
дочерьми, выходил и на Исаакиевскую площадь, видел ужасные лица,
слышал ужасные слова, и камней пять-шесть упало к моим ногам.
Новый Император873 показал неустрашимость и твердость. Первые два
выстрела рассеяли безумцев с Полярною Звездою, Бестужевым,
Рылеевым874 и достойными их клевретами. Милая жена моя нездоровая
прискакала к нам во дворец около семи часов вечера. Я, мирный
Историограф, алкал пушечного грома, будучи уверен, что не было иного
способа прекратить мятежа. Ни крест, ни Митрополит не
действовали. Как скоро грянула первая пушка, Императрица Александра
Федоровна875 упала на колени и подняла руки к небу. Она несколько раз от
души говорила: «для чего я женщина в эту минуту!» Добродетельная
Имп. Мария876 повторяла: «что скажет Европа!» Я случился подле них:
чувствовал живо, сильно, но сам дивился спокойствию моей души
странной; опасность под носом уже для меня не опасность, а рок,
и не смущает сердца: смотришь ей прямо в глаза с какою-то
тишиною. В большой зале дворца толпа знати час от часу редела; однакож
все было тихо и пристойно. Молодые женщины не изъявляли
трусости. В общем движении, к стороне, неподвижно сидели три Магната:
Князь Лопухин877, Граф Аракчеев878 и Князь А. Б. Куракин879, как три
монумента! В седьмом часу пели молебен; в осьмом стали все
разъезжаться. Войско ночевало, среди огней, вокруг Дворца. В полночь я
с тремя сыновьями ходил уже по тихим улицам, но в 11 часов утра,
15 Дек., видел еще толпы черни на Невск. Проспекте. Скоро все
успокоилось, и войско отпустили на казармы. Теперь ждем вестей от вас:
надеюсь, хороших. Напиши слова два. Жалею о H. E. Кашкине880:
преступник К881 Оболенский882 ему родный племянник, если не
ошибаюсь. Лавали883 в отчаянии за их зятя, Трубецкого884. Катерина Фед.
Муравьева885 раздирает сердце своею тоскою. Вот нелепая трагедия
наших безумных Либералистов! Дай Бог, чтобы истинных злодеев
нашлось между ими не так много! Солдаты были только жертвою
обмана. Иногда прекрасный день начинается бурею: да будет так и в новом
Царствовании! Константин886 прославился навеки великодушным

378
НИКОЛАЙ МИХАЙЛОВИЧ КАРАМЗИН
отречением: да будет славен Николай I между Венценосцами,
благотворителями России! В моих глазах Он перекрестился и подписал
Манифест ввечеру 13 Дек.887, не без предчувствия, чему надлежало
случиться. Этот Манифест сочинен Им Самим, а написан для печати
Сперанским888 (равно как и второй о кове злодейском889). Я только
зритель, но устал душою: каково же Государю? Он умен, тверд,
исполнен добрых намерений: призываем на Него благословение Божие.
Мать, Супруга, Брат умиляют меня своими чувствами. — Мои писали
к любезному Князю Петру Андреевичу890. Скажи ему (если увидишь
его), что я целую его нежно и буду писать после. Будь здоров, милый
друг! Авось скоро возвращусь к своей музе — старухе! Твой
Н. Карамзин

ПИСЬМО К КНЯЗЮ П. А, ВЯЗЕМСКОМУ
С.-Петербург, 31 декабря 1825
Любезнейшие друзья! Дай Бог вам и нам хорошего нового года!
Будьте здоровы и благополучны в течение 1826 года! Обнимаем вас
нежно, всех, от мала до велика.
Душевная лихорадка моя еще не совсем прошла, то есть,
экзальтация, произведенная чрезвычайными обстоятельствами.
Чего мы, Карамзины, лишились в Александре891, того уже никто не
может возвратить нам. Вы, милый князь, говорите о привычке моей:
я говорю о свычке души с душою. Не было во мне ослепления, но
было много любви, которую столько люблю! Можно ли читать без
умиления, что пишут об Александре умнейшие французы и
англичане? Нам лучше безмолвствовать красноречиво. От русской фабрики
меня тошнит. Я не напишу ни слова: разве скажу что-нибудь в конце
XII тома, или в обозрении нашей новейшей Истории — через год или
два, если буду жив. Иначе поговорю с самим Александром в полях
Елисейских. Мы многого не договорили с ним в здешнем свете.
Сколько горести и беспокойства в семействах. Еще не имею
точного, ясного понятия об этом и злом и безумном заговоре. Верно то, что
общество тайное существовало и что целью его было ниспровержение
правительства. От важного к неважному: многие из членов
удостаивали меня своей ненависти, или по крайней мере не любили; а я, кажется,
не враг ни отечеству, ни человечеству. Слышно, что раскаяние
некоторых искренно и полно. Бедные матери, жены, дети, младенцы! Не имея
никакого политического влияния, молюся за Россию. Бог спас нас
XIV декабря от великой беды. Это стоило нашествия французов: в
обоих случаях вижу блеск луча как бы неземного. Опять могу писать свою
Историю: жив, жив, курилка! Нежно обнимаем вас за предложение нам
вашего городского и сельского жилища. Иногда действительно думаю
о Москве, о Дрездене для воспитания детей, о берегах Рейна; но прежде
хотелось бы издать дюжинный том моей исторической поэмы. Как Бог
даст: я верю Ему не на шутку, прожив в свете около шестидесяти лет
не бездушно и не с повязкою на глазах. Впрочем здесь ли, там ли — не
много разницы: могу остаться и в Петербурге.
Беспокоюсь об Иване Ивановиче892, давно не имея об нем известия.
Простите, любезнейшие. Навеки ваш Н. Карамзин.

МЫСЛИ ОБ ИСТИННОЙ СВОБОДЕ
Можно ли в нынешних книгах или журналах (книги не достойны
своего имени, ибо не переживают дня), можно ли в них без жалости
читать нынешние слова: настало время истины; истиною все спасем;
истиною все ниспровергнем... Но когда же было время истины? Когда
не было Провидения и вечных Его устоев? — Умные безумцы! И вы
не новое на земле явление; вы говорили и действовали еще до
изобретения букв и типографий!.. Настало время истины: то есть настало
время спорить об ней!
Аристократы, Демократы, Либералисты, Сервилисты! Кто из вас
может похвалиться искренностию? Вы все Авгуры893, и боитесь
заглянуть в глаза друг другу, чтобы не умереть со смеху. Аристократы,
Сервилисты хотят старого порядка: ибо он для них выгоден.
Демократы, Либералисты хотят нового беспорядка: ибо надеются им
воспользоваться для своих личных выгод.
Аристократы! Вы доказываете, что вам надобно быть сильными и
богатыми в утешение слабых и бедных; но сделайте же для них
слабость и бедность наслаждением! Ничего нельзя доказать против
чувства: нельзя уверить голодного в пользе голода. Дайте нам чувство, а
не теорию. — Речи и книги Аристократов убеждают Аристократов; а
другие, смотря на их великолепие, скрежещут зубами, но молчат или
не действуют, пока обузданы законом или силою: вот неоспоримое
доказательство в пользу Аристократии: палица, а не книга! — И так
сила выше всего? Да, всего, кроме Бога, дающего силу!
Либералисты! Чего вы хотите? Счастия людей? Но есть ли счастие
там, где есть смерть, болезни, пороки, страсти?
Основание гражданских обществ неизменно: можете низ
поставить на верху, но будет всегда низ и верх, воля и неволя, богатство и
бедность, удовольствие и страдание.
Для существа нравственного нет блага без свободы; но эту свободу
дает не Государь, не Парламент, а каждый из нас самому себе с помо-
щию Божиею. Свободу мы должны завоевать в своем сердце миром
совести и доверенностию к Провидению!

КОММЕНТАРИИ

382
Философа Рафаила Гитлоде странствования в Новом Свете
и описание любопытства достойных примечаний (!!)
и благоразумных установлений жизни миролюбивого народа
острова Утопии. Перевод с английского языка. Сочинение Томаса
(Моруса) в Санкт-Петербурге у Шнора, 1790 года. Часть I.
Впервые рецензия H. M. Карамзина на русское издание «Утопии» Томаса
Мора опубликована в «Московском журнале» в марте 1791 г. Печатается по:
Карамзин К М. Избранные сочинения: В 2 т. Т. 2. М.; Л., 1964. С. 92-95.
1 ТомасМорус — Mop (More) Томас (1478-1535) — английский гуманист,
государственный деятель и писатель; автор диалога «Утопия» («Libellus aureus
пес minus salutaris quam festivus de optimo reipublicae statu deque nova insula
Utopia» (1516), содержащий описание модели идеального общественного
строя фантастического острова Утопия (букв.: место, которого нет).
2 Первые переводы «Утопии» на русский язык (Картина всевозможно лучша-
го правления, или Утопия. Сочинения Томаса Мориса канцлера аглинскаго,
в двух книгах. Переведена с аглинскаго на французский г. Руссо, а с фран-
цузскаго на российский. СПб.: На иждивении И. К Шнора, 1789; Философа
Рафаила Гитлоде странствования в Новом Свете и описание любопытства
достойных примечаний (!!) и благоразумных установлений жизни миро-
любиваго народа острова Утопии. Перевод с аглинскаго языка. Сочинение
Томаса Моруса. СПб.: На иждивении И. К Шнора, 1790) были сделаны
неизвестным автором.
Нечто о науках, искусствах и просвещении
Статья написана зимой-весной 1793 г., впервые опубликована в
литературном альманахе «Аглая» (1794. Ч. I.). Печатается по: Карамзин H. M.
Избранные сочинения: В 2 т. Т. 2. М.; Л., 1964. С. 122-142.
3 Пусть музы, искусства, философия переходят от народа к народу и
услаждают жизнь! Сен-Ламбер (фр.). Сен-Ламбер (de Saint-Lambert) Жан-Франсуа
(1716-1803) — французский поэт и философ.
4 Руссо (Rousseau) Жан Жак (1712-1778) — французский
философ-просветитель, политический мыслитель, писатель, поэт, драматург,
композитор.
5 Дека — доска.
6 Юпитер — в древнеримской мифологии верховный бог, владыка богов и
людей.
7 Фарос — здесь: маяк. По имени острова, на котором располагался
знаменитый Александрийский маяк — в древности одно из семи чудес света.

Комментарии
383
8 Химера — мифологическое чудовище, здесь в переносном смысле —
необоснованная, несбыточная мечта.
9Декарт (Descartes) Рене (латинизированное имя — Картезий) (1596-
1650) — французский философ и математик.
10Невтон и Лейбниц — Ньютон Исаак (1643-1727) — английский физик и
математик; Лейбниц (Leibniz) Готфрид Вильгельм фон (1646—1716) —
немецкий философ и математик.
1 {Готтентоты — южноафриканское племя, родственное бушменам.
12 Кафры — племена, населяющие юго-восточную Африку и
принадлежащие к группе банту.
13 Караибы — группа индейских племен Южной Америки.
14 Луврская колоннада — монументальный и величественный восточный
фасад Луврского дворца в Париже.
15Гайден — Гайдн (Haydn) Франц-Иосиф (1732-1809) — австрийский
композитор, автор 150 симфоний.
16 Рафаэль, собственно Рафаэлло Санти или Санцио (Raphael, Raffaello Santi,
Sanzio) (1483-1520) — итальянский живописец и архитектор.
17Ююпшток (Klopstock) Фридрих Готлиб (1724-1803) — немецкий поэт,
автор эпической поэмы «Мессиада» (т. 1-4,1751-1773).
тБоннет — Бонне (Bonnet) Шарль (1720-1793) — швейцарский
естествоиспытатель и философ.
19Леман — Женевское озеро (фр. Lac Léman, Le Léman, Lac de Genève, нем.
Genfersee).
20 Омар Ибн-Хаттаб (?-644) — второй мусульманский халиф; завоеватель
Египта, Сирии, Месопотамии и Западной Персии. В 642 г. взял
Александрию, где, по преданию, сжег библиотеку. Амру (Амру-Бен-Эль-Асс;
ум. 662) — арабский полководец, завоеватель Сирии и Египта, основатель
Каира; по преданию, сжег знаменитую Александрийскую библиотеку. Ти-
зифона (или Тисифона) — в греческой мифологии одна из богинь мести.
21Бакон — Бэкон (Bacon) Фрэнсис (1561-1626) — английский философ.
22Локк (Locke) Джон (1632-1704) — английский философ.
2^Кондильяк (Condillac) Этьен Бонно де (1715-1780) — французский
философ.
24 Сатурнов век — мифологический золотой век человечества, время
изобилия и счастья, связанный с именем древнеримского бога, пришедшего
с Олимпа в Италию.

384
25 Аркадия — древнегреческая область, которая изображалась многими
поэтами как место беспечной, счастливой жизни, идиллического счастья.
26 Я открываю летописи: об этом веке повсюду нахожу я сожаления; и все,
кто мне изображает его, скорбят о том, что родились слишком поздно
27 Мизософ — ненавистник мудрости, разума, противник науки.
28 Эфор — букв.: наблюдатель, надзиратель (греч.), титул спартанских
государственных чиновников, которые совместно с двумя спартанскими
царями управляли государством.
29Ликурговы уставы — законы Ликурга (Lykurgos) (IX-VIII вв. до н. э.),
легендарного спартанского законодателя, которому приписывают создание
институтов спартанского общественного и государственного устройства.
30 Вторая Мессенская война — война между древнегреческими Мессенией и
Спартой (2-я половина VII в. до н. э.), события которой воспел ее
современник — поэт Тиртей (Tyrtâios).
31 Апкман (Alkman) (2-я половина VII в. до н. э.) — древнегреческий поэт.
Ь2Павзаний (или Павсаний (Pausaias) (?-4б7 до н. э.) и Леонид (Leonidas)
(508/507-480 до н. э.) — спартанские полководцы и цари периода греко-
персидских войн.
^Бразид (или Брасид) (?—422 до н. э.) — спартанский полководец.
^Архилох (Archilochos) (2-я половина VII в. до н. э.) — древнегреческий
поэт.
35 Фалес (Thaies) (ок. 625-547 до н. э.), Питтак (Pittakos) (ок. 650-570
до н. э.) — древнегреческие философы, которых традиция относит к
«семи мудрецам» Эллады.
^Эпаминонд (Epameinondas) (ок. 418-362 до н. э.) — древнегреческий
полководец и политический деятель.
37 Фемистокл (Themistokles) (ок. 525 — ок. 460 до н. э.), Аристид (Aristéidës)
(ок. 540 — ок. 467 до н. э.), Фокион (Phokion) (397-317 до н. э.) —
афинские государственные деятели и полководцы.
38 Сократ (Sokrates) (470/469-399 до н. э.) — древнегреческий философ.
39 Имеется в виду Сократ — сын малоизвестного скульптора Софрониска.
40Абдерит — житель города Абдера, греческой колонии, считавшейся
захолустным, отсталым от метрополии в культурном отношении городком.
Отсюда нарицательное «абдерит» — смешной провинциал, небольшой
культуры человек.

Комментарии
385
41 Сципионы (Scipiones), в Древнем Риме одна из ветвей патрицианского
рода Корнелиев, к которой принадлежал ряд крупных полководцев и
государственных деятелей.
42Катон Младший (или Утический) Марк Порций (Marcus Porcius Cato
Minor) (95-46 до н. э.) — римский политический деятель, известный
своей справедливостью и неподкупностью республиканец, противник
Цезаря, ставший символом безнадежного дела республиканцев.
^Платон (Platon) (428 или 427-348 или 347 до н. э.) — древнегреческий
философ. Перед тем как покончить жизнь самоубийством, Катон читал
диалог Платона «Федон», в котором описывается последний день земной
жизни Сократа и доказывается, что душа переживет тело и после смерти
будет путешествовать по прекрасным местам.
44 Цицерон Марк Туллий (Marcus lullius Cicero) (106-43 до н. э.) —
древнеримский политический деятель, оратор, писатель.
^Катилина Луций Сергий (Lucius Sergius Catilina) (ок. 108-62 до н. э.) —
римский политический деятель, противник Цицерона.
^Великий Могол — титул государей тюркской династии (основанной
султаном Бабуром), властвовавшей в Индии около трех столетий; моголы
обладали огромным богатством.
47 Архимед (Archimedes) (ок. 287-212 до н. э.) — древнегреческий ученый,
математик и механик, по преданию воскликнул «Эврика» (грен., букв.:
«нашел!»), открыв гидростатический закон.
48Камоэнс или Камоинш (Camöes) Луиш ди (1524 или 1525-1580) —
португальский поэт, автор эпической поэмы «Лузиады» (1572), рукопись
которой он спас во время кораблекрушения.
49Демокрит (Demokritos) (ок. 460 — ок. 370 до н. э.) — древнегреческий
философ, утверждавший, что действительность скрыта в потаенном
месте, точно вода в глубоком бездонном колодце.
50 Согласно античным мифам, нимфа Дафна «бежала и скрывалась» от
«вечно молодого бога» Аполлона, любовь которого отвергла. В карамзинском
переводе поэтической «сельской драмы» немецкого поэта Вейсе (Weisse)
Христиана Феликса (1726-1804) «Аркадский памятник» (1789) Палемон
выступает в роли старого пастуха — отца Дафны.
51 Имеются в виду романы Ж.-Ж. Руссо «Эмиль, или О воспитании» (1762) и
«Юлия, или Новая Элоиза» (1761).
52 Саваофовой ризы — здесь: одежды Бога.
53 Бакон — см. комм. 21; Декарт — см. комм. 9;Галлер (Haller) Альбрехт (1708-
1777) — швейцарский естествоиспытатель и поэт; Томсон (Thomson)

386
Джемс (1700-1748) — английский поэт; Геспер (Gessner) Саломон (1730—
1788) — швейцарский поэт и художник.
54Говард — Ховард (Howard) Джон (1726-1790) — реформатор тюремного
дела.
55 Грея, горгона, гарпия — мифические чудовища.
56 Палладиум (греч.) — защита, оплот (от имени богини Афины Паллады,
защищавшей, по верованию древних греков, безопасность их городов).
57 Томазий (Thomasius) Кристиан (1655-1728) — немецкий юрист и
философ; Тширнгауз, или фон Чирнгауз (Tschirnhaus) Эренфрид Вальтер (1651-
1708) — немецкий философ, математик, физик, экспериментатор; Мелан-
хтон (Melanchton) Филипп (наст. фам. Шварцерд; 1497-1560) —
немецкий богослов и педагог; Рамус (Ramus), или де ла Раме Пьер (1515—1572) —
французский философ, логик; Клерикус (Clericus) или Клерик Иоанн
(1657-1736) — швейцарский богослов и философ; Буддеус (Buddeus)
Иоганн-Франц (1667-1729) — немецкий богослов и философ.
58 Энфинемата, барбара, целарент, ферио — различные формы силлогизмов
в схоластической логике.
59 Гомер (Hômeros) — легендарный эпический поэт Древней Греции.
60Ю1ейнийок Якоб (1716-1785) — швейцарский фермер, философ
натуральной школы.
61 Перечислены швейцарские литераторы Бодмер (Bodmer) Иоганн Якоб
(1698-1783) - критик и поэт; Геснер (Gessner) Саломон (1730-1788) -
поэт и художник; Лафатер (Lavater) Иоганн Каспар (1741-1801) —
писатель.
62 Аквилоны — здесь: северные, северо-восточные ветра.
63 Долина Темпейская — долина в Греции, между горами Оссоною и
Олимпом, орошаемая рекою Пенеем. Ее красоту неоднократно воспевали
древнегреческие поэты.
Мелодор к Филалету
«Диалог в двух письмах» «Мелодор к Филалету» и «Филалет к Мелодору»
впервые был опубликован H. M. Карамзиным во второй части альманаха
«Аглая» (1795). Печатается по: Карамзин H. М. Избранные сочинения: В 2 т.
Т. 2. М.; Л, 1964. С. 245-250.
64 Филалет (греч.) — буке.: любитель истины.
65 Мелодор (греч.) — букв:, даритель песен.
66Илион — второе название малоазийского г. Троя, который около 1260
до н. э. был разрушен и погиб в огне.

Комментарии
387
67 Фивы — один из крупнейших городов Древнего Египта. Его городские
стены имели сто ворот и потому Фивы назывались стовратными.
68 Имеется в виду война 1792-1797 гг. против Франции коалиции
европейских государств, в которую входили Англия, Австрия, Пруссия, Голландия,
Испания, Сардиния, Неаполь, Португалия, Тоскана, большая часть
германских государств и Россия.
69 По легенде, Александр Македонский во время азиатского похода в
пустыне отказался от предложенного ему сосуда с водой, со словами: «Я не в
силах выпить все один и не могу разделить между всеми такую малость».
70 Эон (греч.) — век, эпоха, путь жизни.
710зимандиас — греческое произношение имени египетского фараона
Рамзеса II (1300-1236 до н. э.), основавшего в своей столице Пи-Рамессе
самую большую в Древнем Египте библиотеку.
72 Перечислены знаменитые деятели Древней Греции, ставшие
олицетворением законодателей и социальных реформаторов: Ликург (Lykurgos) (IX-
VIII вв. до н. э.) и Солон (Sölon) (между 640 и 635 — ок. 559 до н. э.); царей
и полководцев: Кодр (Kodros) (XII—XI вв. до н. э.) и Леонид (Leonidas) (508
или 507-480 до н. э.); философов и мудрецов: Сократ (Sokrates) (470 или
469-399 до н. э.) и Платон (Platon) (428 или 427-348 или 347 до н. э.);
поэтов и драматургов: Гомер (Hômeros) и Софокл (Sophokles) (ок. 496-
406 до н. э.); скульпторов и живописцев: Фидий (Pheidias) (сер. V в. до н. э.)
и Зевксис (Zéuxis) (конец V — начало IV в. до н. э.).
73 Сарданапал — транскрипция имени ассирийского царя Ассурбанипала
(Ашшурбанапала) (669 — ок. 633 до н. э.), который славился своею
изнеженностью и распутством.
Филалет к Мелодору
Печатается по: Карамзин Н. М. Избранные сочинения: В 2 т. Т. 2. М.; Л.,
1964. С. 251-258.
74 Сафирное — сапфирное, синее.
75Кребилъйон (Crébillon) Клод-Проспер Жолио де (1707-1777) —
французский писатель, автор фривольных романов, новелл и «восточных» сказок.
7бДамон и Финтий, которого Карамзин называет Питиасом — два
пифагорейца, жившие в Сиракузах в IV в. до н. а, образец преданности в дружбе.
История рассказывается в нескольких вариантах, различающихся
деталями, временем действия, а также именами героев. Финтий был приговорен к
смерти за участие в заговоре против сиракузского тирана Дионисия II (или
Дионисия I), но для устройства семейных дел ему было дано позволение

388
отлучиться, оставив заложником своего друга Дамона. Непредвиденная
задержка не дала Финтию возможности вернуться в срок, и Дамона уже
отвели на место казни, когда наконец явился его друг. Это произвело на
Дионисия столь сильное впечатление, что он простил Финтия и просил
принять его в их братский союз третьим, на что получил отказ.
11 Грессет - Грессе (Gresset) Жан Батист Луи (1709-1777) — французский
поэт и драматург.
78 Мне плохо там, где я нахожусь, а я хочу, чтобы мне было хорошо (фр.).
79 Лукреций, Тит Лукреций Кар (Titus Lucretius Carus) (I в. до н. э.) — римский
поэт и философ, автор эпической поэмы «О природе вещей»,
излагающей учение греческого философа Эпикура (Epikuros) (342 или 341-271
или 270 до н. э.), объявившего истинной природой человека способность
к ощущениям, а смыслом и конечной целью человеческой жизни —
достижение удовольствий; считал, что боги ведут блаженное и безмятежное
существование в пространствах между мирами и не вмешиваются в жизнь
миров, являя этим мудрецу образец для подражания.
80 Имеются в виду катастрофические Лиссабонское 1755 г. и Мессинское
1783 г. землетрясения.
81 Таг (исп. Tagus) — река в Испании и Португалии.
82 Антидот (от греч. antidoton — даваемое против) — противоядие.
83 Перечислены: Платон (см. комм. 43); Боннет (Bonne) Шарль (1720-
1793) — швейцарский натуралист и философ; Аристотель (Aristoteles)
(384-322 до н. э.) — древнегреческий философ и ученый; Локк (Locke)
Джон (1632-1704) — английский философ и политический мыслитель;
Кант (Kant) Иммануил (1724-1804) — немецкий философ и ученый.
84 Лествица (ст.-слав.) — лестница.
85 Позорище — здесь: зрелище.
86 Строки стихотворения H. M. Карамзина «Послание к Дмитриеву в ответ на
его стихи, в которых он жалуется на скоротечность счастливой
молодости» (1794).
Письма русского путешественника
«Письма русского путешественника» (1791-1792, отдельное издание —
1801) — очерково-документальные заметки H. M. Карамзина, ставшие
итогом его путешествия по странам Западной Европы в 1789-1790 гг. Текст
печатается по: Карамзин Н. М. Письма русского путешественника. М.: Наука,
1984. С. 5-6; 30-32; 36-39; 71-73; 79-81; 85-86; 87-89; 115-124; 137-142;
147-153; 211-212; 217-225; 226-230; 251-255; 290-291; 317-319; 319-321;
335-339; 380-384.

Комментарии
389
87
Петров Александр Андреевич (1763-1793) — близкий друг H. M.
Карамзина.
88 Речь идет о французской королеве Марии-Антуанетте (1755-1793) и
императоре священной Римской империи Иосифе II (1741-1790) — детях
австрийского императора Франца и императрицы Марии Терезии.
89 Интерпретация слов Кассия «Готов я душу выплакать» — персонажа
трагедии У. Шекспира «Юлий Цезарь» (1599).
90 Штаргард (Stargard) — в то время город в прусской провинции
Померании, на р. Ине.
91 Фридрих Вильгельм I (Triedrich Wilhelm) (1688-1740) — король Пруссии
(с 1713), отец короля Пруссии Фридриха II Великого (1712-1786).
92 Во время Семилетней войны русские и австрийские войска в 1760 г.
заняли столицу Пруссии г. Берлин.
93Луцифер — Люцифер (лат. — «светоносный») — в Римской империи
мужское имя, в христианстве — падший ангел, дьявол.
94 Мамон (арамейск. mämönä — богатство) — бог богатства и наживы у
некоторых древних народов.
95 Авраам, Исаак — имена праотцев человечества, библейских патриархов,
отца и сына.
96 По предположению комментаторов «Писем русского путешественника»
Г. П. Макогоненко и П. Н. Беркова, Баракоменеверус- имя героя какого-
нибудь немецкого лубочного романа XVII—XVIII вв.
97 Аристид (Aristéidës) (ок. 540 — ок. 467 до н. э.) — политический и
военный деятель Афин, подвергнутый остракизму и изгнанный на некоторое
время из города-государства.
98Алъцибиад — Алкивиад (Alkibiâdes) (ок. 451-404 до н. э.) — афинский
политический деятель и полководец.
"Доктор Панглосс — персонаж философской повести Вольтера «Кандид»
(1759).
100Николай — Николаи (Nicolai) Кристоф-Фридрих (1733-1811), писатель
и журналист, друг Лессинга и Мендельсона.
101 Имеются в виду Мендельсон (Mendelssohn) Моисей (1729-1786) —
философ, первый еврейский писатель и просветитель, основатель мозаизма, и его
рругЛессинг (Lessing) Готхольд Эфраим (1729-1781) — писатель, философ-
просветитель, основоположник немецкой классической литературы.

390
102 Орден иезуитов был номинально запрещен Ватиканом в 1773 г., но
фактически продолжал существовать и сохранял влияние в южногерманских
княжествах.
103 Речь идет о журнале «Берлинский ежемесячник», который издавали
журналист Бистер Иоганн Эрик (1759-1816) и педагог Гедике Фридрих
(1754-1803).
тГарве (Garve) Кристиан (1742-1798) — немецкий
философ-просветитель.
тЛафатер (Lavater) Иоганн-Каспар (1741-1801) — швейцарский
проповедник и мыслитель, священник в Цюрихе, автор четырехтомного труда
«Физиогномические фрагменты» («Physiognomische Fragmente», 1775-
1778, русск. пер. — 1817), о котором идет речь ниже.
10бБлум — берлинский трактирщик, хозяин гостиницы, в которой
остановился H. M. Карамзин.
107 Имеется в виду Шведско-русская война 1788-1790 гг.
mIOieucm (Kleist) Эвальд-Христиан фон (1715-1759) — немецкий поэт,
автор стихотворения «Весна» («Der Frühling», 1749).
109 Тамсон (Thomson) Джеймс (1700-1748) — английский поэт, автор поэмы
«Времена года» («The Seasons», 1726-1730).
поВиланд (Wieland) Кристоф Мартин (1733-1813) — немецкий поэт,
воспитатель будущего герцога Карла Августа в Веймаре.
шГердер (Herder) Иоганн Готфрид (1744-1803) — немецкий философ-
просветитель.
112 Гёте (Goethe) Иоганн Вольфганг (1749-1832) — немецкий поэт, деятель
Просвещения.
113 «Фингал» (1761) — литературная подделка английского писателя Джемса
Макферсона (1738-1796), выдававшаяся им за произведение кельтского
барда III в. Оссиана.
114 «Die älteste Urkunde des Menschengeschlechtes» («Древнейший документ
рода человеческого», 1774-1776).
115 Имеется в виду произведение И. Гердера «Бог. Несколько бесед о системе
Спинозы» (1787).
116 Спиноза (Spinoza, d'Espinosa) Бенедикт (Барух) (1632-1677) — философ-
материалист, пантеист и атеист.
117 Стихотворение 1ете «Моя богиня» (1780).
П8Музеус (Musäus) Иоганн Карл Август (1735-1787) — немецкий
писатель, автор критики взглядов И. К. Лафатера «Физиогномические

Комментарии
391
странствия» (т. 1-4,1778-779) и сборника «Народные сказки немцев»
(т. 1-8,1782-1786).
119 Анна Амалия, герцогиня Саксен-Веймарская (1739-1907) — мать
герцога Карла Августа (1757-1828).
120 Могила графа Эрнста фон Глейхена существует в Эрфурте и сейчас. На
камне изображены рыцарь и две женщины.
121 Лютер (Luther) Мартин (1483-1546) — глава Реформации в Германии,
основатель немецкого протестантизма — лютеранства. Окончив в 1505 г.
Эрфуртский университет со степенью магистра свободных искусств,
Лютер вступил в монастырь нищенствующего ордена св. Августина в
Эрфурте, где начал изучать богословие и был пострижен в монахи (1506).
тРоза (Rosa) Сальваторе (Сальватор) (1615-1673) — итальянский
художник и поэт.
123 Пуссен (Poussin) Никола (1594-1665) — французский живописец-
классицист.
124 13 апреля 1759 г. у городка Берген под Франкфуртом-на-Майне на
правом берегу Майна состоялось сражение Семилетней войны между
соединенным корпусом французов и саксонцев, которым командовал герцог
де Бролье (Broglié) Виктор Франсуа (1718-1804) и Союзной армией
пруссаков и их союзников, которыми командовал прусский генерал-
фельдмаршал принц Фердинанд Брауншвейгский (Ferdinand von
Braunschweig) (1721-1792).
125 Конрад I (Konnd) (890-918) -король Германии (9П-9Щ;Карл W(Karl)
(1685-1740) — император Священной Римской империи (1711-1740).
126 Золотая булла — основной имперский закон, изданный Карлом IV
(1316-1378) в 1356 г., решавший вопрос об избрании
германо-римских императоров и устанавливавший власть семи князей-избирателей
(курфюрстов).
127 Книга «Иерусалим, или о религиозном могуществе и еврействе» (1783)
Мендельсона (Mendelssohn) Моше (1729-1786).
128 Епанча — широкий и длинный плащ.
129Краген — нем. воротник.
тПфеннингер (Pfenninger) Иоганн Конрад (1747-1792) — швейцарский
теолог, друг Лафатера.
131Брейтингер (Breitinger) Иоганн-Яков (1701-1776) — швейцарский
критик.
132 Тоблер (ТоЫег) Иоганнес (1732-1808) — швейцарский поэт.

392
хъъТеснер (Gessner) Саломон (1730-1788) — швейцарский поэт и
художник.
тВиргпмиллер — друг Клопштока.
135 Мессиада (Messiada) — эпическая поэма (1748-1751) Ф. Г. Клопштока.
136 Устери (Usteri) Леонгард (1741-1789) — швейцарский педагог.
137 Бодмер (Bodmer) Иоганн Якоб (1698-1783) — швейцарский критик и
поэт.
1387кжршя(Феокрит) (Theokritos) (конец IV в. — 1-я половина III в.
до н. э.) — древнегреческий поэт.
139 Дафнис — в древнегреческой мифологии юноша-пастух
необыкновенной красоты.
шМейстер (Meister) Леонгард (1741-1811) — швейцарский писатель,
профессор Школы искусств в Цюрихе.
шМейстер (Meister) Якоб Генрих (1744-1826) — швейцарский писатель и
политический деятель.
142 «Маленькие путешествия» и «Характеристика немецких поэтов» (нем.).
143 Стерн (Sterne) Лоуренс (1713-1768) — английский писатель.
144 Сафирных — т. е. сапфирных.
145 Валисцы — жители швейцарского кантона Вале.
х^Аддисон (Addison) Джозеф (1672-1719) — английский писатель,
просветитель, автор трагедии «Катон» (1713).
147 Имеется в виду журнал «Спектейтор» («The Spectator»), который Дж. Адис-
сон издавал совместно с Р. Стилом (1711-1714)
148 Литературное кафе (фр.).
149Платнер (Plattner) Эрнест (1744-1818) — профессор медицины и
философии в Лейпциге.
150 Гейне (Неуппе) Кристиан Готлиб (1729-1812) — профессор античной
философии в Геттингене.
151 Разумовский Григорий Кириллович (1759-1837) — граф, сын гетмана
Разумовского, натуралист, минеролог, большую часть жизни провел за
границей.
152 Орлова (урожд. Зиновьева) Екатерина Николаевна (1758-1782) —
княгиня, жена Г. Г. Орлова, фаворита императрицы Екатерины И.
153 Каролина-Луиза, принцесса Вальдекская (1738-1780) — первая жена
герцога Курляндского и Семигальского П. Бирона.

Комментарии
393
154 Роман Ж-Ж Руссо «Юлия, или Новая Элоиза» (1761).
155Сен-Прё, Юлия, Клера — герои романа Ж-Ж Руссо «Юлия, или Новая
Элоиза».
156 Роман И. В. Гете «Страдания молодого Вертера» (1774).
157 Confessions — «Исповедь» (1766-1769) — автобиографический роман
Ж-Ж Руссо.
х^Кокс (Сохе) Уильям (ум. 1828) — английский историк, писатель и
путешественник
159 Эрмитаж — название ътлыДЭпине CEpinay) Луизы Флоранс (1725-
1783), французской писательницы, друга Руссо.
160 Кантон Во (фр.).
161 Штурм парижской крепости-тюрьмы Бастилии состоялся в начале
Великой французской революции 14 июля 1789 г.
1б2Рамон (Ramond) Луи Франсуа (1755-1827) — барон, французский
натуралист.
163 Имеется в виду «Бхагавад-Ikra» (санскр. «песнь Бхагавата», «песнь
Господа», т. е. Кришны-Вишну) — древнеиндийская религиозно-философская
поэма.
1(АБеккер (Becker) Готфрид (1767-1845) — датский химик, спутник H. M.
Карамзина по путешествию.
165 Речь идет об авторе поэмы «Мессиада» немецком поэте Клопштоке
(Klopstock) Фридрихе Готлибе (1724-1803).
166 Крылатое выражение, применявшееся в русской литературной речи XIX в.
обычно тогда, когда кто-либо хотел сказать, что он начинает свой
рассказ с самого начала. Истоки этого выражения в древнегреческой
мифологии. Леда — дочь царя Этолии, была столь красива, что в нее
влюбился сам Зевс — верховный бог Олимпа. Он явился к ней в виде лебедя,
и в результате этого свидания и родилась (из яйца) Елена, виновница
Троянской войны. Отсюда и выражение «яйца Леды» как символ начала
чего-либо, его первопричины. Выражение «начать с яиц Леды» впервые
прозвучало у римского поэта Горация (65-8 до н. э.), который в своем
сочинении «Об искусстве поэзии» хвалит Гомера за то, что тот свой рассказ
о Троянской войне начинает не с яиц Леды, а сразу вводит слушателя in
médias res — в суть дела.
167 Цесарь — Цезарь (Caesar) Гай Юлий (100-44 до н. э.) — древнеримский
государственный и политический деятель, полководец, писатель, автор
сочинения «Commentari de bello gallico» (Записки о галльской войне).

394
1б8Иулиан — Юлиан (Julianus) Флавий Клавдий (331-363) — римский
император, автор сатирического сочинения «Мизопогон» (букв.:
«Ненавистник бороды, или антиохиец»).
169 «Очерки о Париже» (фр.).
170 Ореады (миф.) — нимфы гор и фотов, покровительницы девственных
рощ.
Х1ХЛе-Нотр — Ле Нотр, Ленотр (Lenotre, LeNotre, Le Nostre) Андре (1613-
1700) — французский архитектор-паркостроитель.
172 Фигляр — здесь: фокусник, шут, акробат.
173 Цирцея — здесь: коварная обольстительница, от древнегреческой
мифической волшебницы, насильно удерживавшей при себе Одиссея
целый год и зачавшей от него сына, который впоследствии случайно убил
отца.
174 Франт — нарядно одетый человек, щеголь, модник.
175 Петиметр (фр. petit-maître — щеголь) — в русской литературе XVIII в.
сатирический образ молодого француза-щеголя, франта, вертопраха.
176 Карл VМудрый (1338-1380) — французский король (с 1364) из династии
Валуа.
177 Савояры — жители Савойи, герцогства, бывшего во времена H. M.
Карамзина частью Сардинского королевства, которые вследствие бедности
своей страны занимались отхожими промыслами.
178 Речь идет об отдельном издании (1763) статей Мармонтеля (Marmontel)
Жана Франсуа (1723-1799), помещенных ранее в «Энциклопедии наук,
искусств и ремесел».
тД'Аланберт - Д'Аламбер (D'Alembert) Жан Лерон (1717-1783) -
французский математик и философ; Дидрот — Дидро (Diderot) Дени (1713-
1784) — французский философ и писатель; Мармонтель (Marmontel)
Жан-Франсуа (1723-1799) — французский писатель. Все они были
просветителями, создателями знаменитой «Энциклопедии наук, искусств и
ремесел».
180 Расин (Racine) Жан Батист (1639-1699) — французский драматург-трагик.
181 Шенье (Chénier) Мари Жозеф (1764-1811) — французский драматург,
поэт и публицист.
шДю-Пати — Дюпати (Dupaty) Шарль (1746-1788) — французский юрист
и писатель.
183 Имеется в виду опера «Рауль — Синяя Борода» (1789) французского
композитора Гретри (Gretry) Андре (1741-1813).

Комментарии
395
184 Под аркадами дворца Пале-Руаяль (Palais) в эпоху революции
прогуливались парижские проститутки, располагались игорные дома и
увеселительные заведения, где часто собирались противники королевской власти.
185 Вулкан и Венера — древнеримские боги, муж и жена.
]8бМабли (Mably) Габриель Бонно де (1709-1785) — французский
политический мыслитель, утопист.
w Людовик Ж (Louis XIV) (1638-1715) - король Франции (с 1643) из
династии Бурбонов, прозванный «Король-Солнце».
тДелорм (Delorme) Марион (161\-\б50у,Ланкло (de Lenclos) Нинон (1615-
1705) — знаменитые французские куртизанки; de-ла-Сюз (de Suze, урожд.
Генриетта де Колиньи) (1618-1673) — графиня, французская поэтесса.
189 Перечислены представители т. н. «галантной» литературы и светского
вольнодумства Франции XVII: Вуатюр (Voiture) Венсан (1598-1648) — поэт;
Сент-Эвремон (Saint-Evremond) Шарль де (1610 или ок. 1616-1703) —
писатель; Саразен (Sarrasin) Жан-Франсуа (1603-1654) — тюэгг,Граммон
(Grammont) Филибер де (1621-1707) — аристократ, автор мемуаров;
Менаж (Ménage) Жиль (1613-1692) — филолог; Пелиссон (Pellisson)
(1624-1693) Поль — историограф; Гено Франсуа (1615-1667) — автор
сатир и памфлетов.
190 Сыпать Аттическую соль — Аттика (области Древней Греции) славилась
мастерами красноречия и высоким качеством соли. Иносказательно:
тонкое остроумие, удачные, изящные шутки, умение заставить
аудиторию смеяться в нужном оратору месте.
191 Жан Ла — Л о (Law) Джон (1671-1729) — шотландский финансист,
создатель так называемой системы Ло, которая была основана на выпуске в
обращение необеспеченных бумажных денег, а также первого частного
банка во Франции (1716).
192Депрео — Буало-Депрео (Boileau-Despréaux) Никола (1636-1711) —
французский поэт, критик.
193 Речь идет о Людовике XVI (1754-1793) — короле Франции из династии
Бурбонов и его супруге Марии-Антуанетте (1755-1793) — принцессе из
династии Габсбургов.
194Ланбаль (Ламбаль) Мари-Тереза-Луиза, принцесса Кариньян (1749-
1792) — приближенная французской королевы Марии-Антуанетты.
195Флориан (Florian) Жан-Пьер Клари (Claris) де (1755-1794) —
французский писатель, поэт.
196 14 Июля 1789 г. — день взятия Бастилии, начало революции.
197 По предположению Ю. М. Лотмана, речь идет о Кондорсе (Condorcet)
Мари Жан Антуан Никола (1743-1794) — маркизе, французском
философе-просветителе, математике, социологе, политическом деятеле.

396
198 Цикута — ядовитое растение; по преданию, ядом цикуты отравился
Сократ, Кондорсе принял яд, чтобы избежать эшафота; Тарпейская
скала — отвесный утес с западной стороны Капитолийского холма, откуда
в Древнем Риме сбрасывали осужденных на смерть государственных
преступников.
199 Утопия (от греч. — место, которого нет) — мечта о переустройстве
общества (от названия книги английского гуманиста, государственного
деятеля и писателя Мора (More) Томаса (1478-1535), в которой было дано
описание вымышленной страны, призванной служить образцом
общественного строя).
200 Плутарх (Plütarchos) (ок. 46 — ок. 127) — древнегреческий писатель,
историк и философ-моралист.
201 Рабеле — Рабле (Rabelais) Франсуа (1495-1553) — французский писатель,
автор знаменитого сатирического романа «Гаргантюа и Пантагрюэль»,
вторую книгу которого «La vie très horrifique du grand Gargantua, père de
Pantagruel...» (1534) («Повесть о преужасной жизни великого Гаргантюа,
отца Пантагрюэля, некогда сочиненная магистром Алькофрибасом На-
зье, извлекателем квинтэссенции»), цитирует Карамзин.
202 Скиф К* - H. M. Карамзин.
203 Французская Академия надписей и изящной словесности (L'Académie des
Inscriptions et Belles-Lettres) была основана в 1663 г. Ж. Б. Кольбером как
«Малая Академия» для исторических изысканий, а также изучения
древних, восточных языков и средневековых наречий.
тБартелеми (Barthélémy) Жак Жак (1716-1795) — французский
писатель, автор романа «Путешествие молодого Анахарсиса по Греции»
(1788). Как отмечает комментатор карамзинских писем Ю. М. Лотман:
«Вся сцена свидания автора и Бартелеми написана на сюжет романа
Бартелеми «Путешествие юного Анахарсиса», в котором ищущий
мудрости молодой скиф посещает Афины и беседует с греческими
мудрецами» (Карамзины. М. Письма русского путешественника. М., 1987.
С. 655).
205II me reçut, говорит Молодой Скиф, avec autant de politesse que de
simplicité, et me fit un si bel éloge du Philosophe Anacharsis, dont je descends,
que je rougissois de porter le même nom. — Anach. vol. 2, ch. VII.
Перевод подстрочного примечания Карамзина (фр.) — «Он принял
меня... столь же вежливо, сколь просто, и произнес такую похвалу моему
предку Анахарсису, что я покраснел от того, что ношу то же имя. —
[Путешествие младого] Анах[арсиса], т. 2, гл. VII,
Медали — здесь: монеты.

Комментарии
397
207 Легенды — здесь: надписи на монетах.
208 Как и следовало ожидать (фр.).
209 Старейшина (фр.).
тШуазёль (de Choiseul) Этьен Франсуа де (1719-1785) — французский
государственный деятель, министр иностранных дел при Людовике XV.
2ПЛевек (Levesque) Пьер Шарль (1736-1812) — французский историк,
автор «Истории России») (1780, на рус. яз. 1787).
212 Перечислены имена римского историка Тацита (Tacitus) Публия
Корнелия (ок. 55 — ок. 120), шотландского философа и историка Юма (Hume)
Дэвида (1711-1776), шотладского историка Робертсона (Robertson)
Вильяма (1721-1793), английского историка Шббона (Gibbon) Эдварда
(1737-1794).
213 Иеремиады — здесь: жалобы.
214 Если бы Петр и не царствовал, возможно, что русские были бы сегодня
теми же, каковы они ныне (фр.).
215Ликург — легендарный законодатель древней Спарты.
21бОльбах — Гольбах (Holbach) Поль Анри (1723-1789) — французский
философ, энциклопедист.
217Лагарп (Laharpe) Жан-Франсуа (1739-1803) — французский писатель,
теоретик классицизма.
тШанфор (или Шамфор, de Chamfort) Себастьян-Рош Никола де (1741-
1794) — французский писатель-моралист.
219Мерсье (Mercier) Луи Себастьен (1740-1814), Флориан (de Florian) Жан-
Пьер Клер де (1755-1794) — французские писатели.
220 Флора — в древнеримской мифологии богиня весны и цветов.
221 Зефир — в мифологии древних греков бог западного ветра.
222 Имеется в виду Учредительное Национальное собрание (Assemblée
Nationale Constituante) — высший представительный и законодательный
орган Франции (1789-1791) в период Великой французской революции.
223 Рабо-Сент-Этьен (Rabaut St. Etienne) Жан-Поль (1743-1793) -
французский политический деятель, публицист, священник (протестантский
пастор в Ниме); депутат Учредительного национального собрания от
третьего сословия.
224 Пойдемте, сударь, пойдемте! (фр.).
225Андре (d'André) Антуан Балтазар Жозеф (1759-1825) — барон, член
Учредительного национального собрания, монархист.

398
22бМирабо (Mirabeau) Оноре Габриель Рикети (Riqueti) (1749-1791) — фаф,
депутат Учредительного национального собрания от третьего сословия.
227 Имеется в виду окно Лувра, из которого в ночь на 24 августа 1572 г. (т. н.
Варфоломеевская ночь) якобы вел стрельбу из аркебузы по гугенотам-
протестантам Карл (Charles) IX (Шарль-Максимильен) (1550-1574) —
король Франции (с 1560), из династии Валуа, сын короля Генриха II и
Екатерины Медичи.
228 Мори Жан-Сифрен (1746-1817) — аббат, депутат от духовенства,
роялист.
229 Единоборство мифологических полководцев-противников времен
Троянской войны — грека Ахиллеса и троянца Гектора со времен
античности было популярным сюжетом в литературе.
230 А-ля аббат Мори (фр.).
231 Спрятанные деньги вновь появятся с помощью ассигнаций (фр.).
232 Йорик — герой романа английского писателя Стерна (Sterne) Лоренса
(1713-1768) «Сентиментальное путешествие по Франции и Италии
мистера Йорика» (1768).
233 Речь идет о сторонниках старых оперных традиций «пичинистах»,
знаменем которых был итальянский композитор Пиччинни (Piccinni)
Никола Винченцо (1728-1800), и приверженцах неоклассического
направления «глукистах», всемерно поддерживавших творчество реформатора
оперного стиля в Европе австрийского композитора Глюка (Gluck)
Христофора Виллибальда (1714-1787).
234 Месмеристы — адепты учения о «животном магнетизме», которое
разработал австрийский врач Месмер (Mesmer) Франц Антон (1734-1815).
235 Которые настолько отполировались, что не сохраняют больше
отпечатка. Игра слов: être polis — быть полированным и быть вежливым (фр.).
236 Кавендиш-сквер (англ.).
237 Перечислены герои романов в письмах С. Ричардсона: Ловелас, X.
Байрон, Кларисса — романа «Кларисса, или История молодой леди» (1747),
Грандиссон, Клементина — романа «История сэра Чарльза Грандисона»
(1754).
238 Эстампные кабинеты — магазины, в которых продавались фавюры
(эстампы).
239 Летом 1790 г. Англия и Испания оказались на фане войны на Северо-
Американском континенте. Английские торговцы попытались основать
факторию в бухте Нутка-Саунд, принадлежащей в то время испанскому
королю. Попытка была пресечена испанскими вооруженными силами,

Комментарии
399
захватившими два английских торговых судна. В конце концов этот
конфликт был разрешен дипломатическим путем.
240 Г. С. Р. В. — Воронцов Семен Романович (1744-1832) — граф,
российский политический деятель и дипломат.
тПитт (Pitt) Уильям (1759-1806) - в 1783-1801 гг. премьер-министр;
Гренвиль (Grenville) Вильям Виндхэм (1759-1834) — в 1879 г. министр
внутренних дел Великобритании.
2^2Бакстер (Baxter) Александр — русский генеральный консул в Лондоне
в 1780-1796 гг.
243 Берейтер — здесь: человек, обучающий верховой езде.
244Да...нет(0р.).
245 Как вы поживаете? (фр. ).
246 Для иностранца мосье пишет неплохо! (фр.)
247 Карамзин в 1777-1781 гг. воспитывался в пансионе профессора
философии Московского университета Шадена (Schaden) Иохана Матиаса
(1731-1797) в Москве.
248 Родней и Гоу — английские адмиралы Родни (Rodney) Джордж Бриджес
(1719-1792) и Гоу (Howe) Ричард (1725-1799).
249 Перечислены английские ученые: философ Бэкон (Bacon) Фрэнсис
(1561-1626), физик и математик Ньютон (Newton) Исаак (1643-1727),
философы и политические мыслители Локк (Locke) Джон (1632 -1704),
Гоббс (Hobbes) Томас (1588-1679).
250 Имеется в виду «История Англии» (1753-1762) английского мыслителя
Юма (Hume) Дейвида (1711-1776).
251 Имеется в виду произведение Л.Стерна «Проповеди Йорика» (1760-1769).
252 Имеется в виду роман английского писателя Ричардсона (Richardson) Сэ-
мюэля (1689-1761) «Кларисса, или История молодой леди» (1747-1748).
253 Шеридан (Sheridan) Ричард Бринсли (1751-1816) - английский
драматург, театральный и общественный деятель, в 1780-1812 гг. член
парламента, потрясавший слушателей своим красноречием.
254 Фильдинг (Fielding) Генри (1707-1754) - английский писатель и
драматург-сатирик.
255 Канал — пролив, разделяющий Францию и Великобританию, французы
называют Ла-Манш (фр. la Manche — рукав), а англичане Английский
канал (англ. English Channel).
256 Тантал — в древнегреческой мифологии — любимец богов, посещавший
собрания и пиры богов на Олимпе. Возгордившись, Тантал оскорбил

400
богов и за это был низвергнут в Аид. В подземном царстве Тантал стоял
по горло в воде и терзался жаждой; вода отступала, когда он собирался
сделать глоток. Отсюда выражение «танталовы муки» — невыносимые и
нескончаемые страдания, нестерпимые мучения от сознания близости
желанной цели и невозможности ее достичь.
257Делолъм (De Lolme) Жан-Луи (1740-1806) — швейцарский публицист,
автор классического сочинения «Constitution de l'Angleterre ou Etat du
gouvernement anglais comparé avec la forme républicaine et avec les autres
monarchies de l'Europe» (1771), переведенного на английский язык и
изданного в 1775 г. под названием: «The Constitution of England or an Account
of the English Government».
258 Имеется в виду Питт (Pitt) Уильям Младший (1759-1806) —
государственный деятель Великобритании, в 1783-1801 гг. премьер-министр.
259 Крез — здесь: обладатель несметных богатств, по имени легендарного
лидийского царя Креза (Kroisos) (ок. 595 — после 529 до н. э.), знаменитого
своим непомерным богатством.
Историческое похвальное слово Екатерине II
«Историческое похвальное слово...» было написано H. M. Карамзиным в
1801 г. Впервые опубликовано отдельным изданием: Историческое
похвальное слово Екатерине Второй, сочиненное Николаем Карамзиным. М., 1802.
Печатается по: ЕрмашовД Я, Ширинянц А А У истоков российского
консерватизма // Н. М. Карамзин. М., 1999. С. 81-136.
260 Екатерина II Алексеевна (урожд. Софья Фредерика Августа, принцесса
Анхальт-Цербстская) (1729-1796) — российская императрица (с 28 июня
1762).
261 Скипетр — жезл, символ власти.
262 Зерцало — зеркало, отражение.
263 Рок — судьба, участь.
264 Поля Маратонские — Марафонские поля, Марафонская равнина,
недалеко от Афин, известна битвой 12 сентября 490 г. до н. э. между персами и
ополчением афинян и платейцев, где афинское войско (9-10 тыс. чел.)
разбило превосходящее в несколько раз войско персов (по разным
сведениям от 100 до 600 тыс. чел.).
265 У «державного Рима», т. е. Римской империи, древки боевых знамен и
штандартов венчало литое фигурное изображение орла с
распростертыми крыльями. Под этими знаменами Великая римская империя одержала
множество побед. После распада империи орла как символ унаследова-

Комментарии
401
ла Византия, а после ее гибели — Россия, Российская империя,
государственным гербом которой стал двуглавый орел.
266 Венец и порфира — символы, атрибуты власти монарха: драгоценный
головной убор, корона и одежда (мантия) пурпурного цвета.
267Петр IВеликий (1672-1725) — русский царь (с 27 апреля 1682), первый
российский император (с 22 октября 1721).
268 феатр — театр.
269 Натура — природа.
270 Зефиры — теплые ветры.
271 Ангальт-Цербстский Дом — семья Христиана Августа (Christian August
von Anhalt-Zerbst) (1690-1747) — северогерманского князя, генерала,
состоявшего на службе у прусского короля, дочь которого Софья
Фредерика Августа стала российской императрицей Екатериной И.
272 Согласно древнегреческому мифу, Улисс (Одиссей) с трудом, применив
всю свою хитрость, сумел обнаружить на о. Скирос среди дочерей
местного царя переодетого девушкой Ахилла — великого воина,
скрывавшегося там под именем Пирра (букв.: рыжеволосая).
273 Гений — здесь, божество, рождавшееся вместе с человеком и
руководившее его действиями, как добрыми, так и злыми, всю жизнь.
274 Прометей — титан, персонаж древнегреческой мифологии, благодетель
рода человеческого, добывший для людей огонь.
275 Елизавета Петровна (1709-1762) — российская императрица (с 25
ноября 1741), дочь Петра I и Екатерины I. В 1742 г. бездетная
императрица объявила наследником российского престола Петра Федоровича —
сына своей старшей сестры Анны Петровны и герцога Голштейн-
Готторпского Карла-Фридриха — Карла Петра Ульриха (1728-1762).
Вызвав удивление всей Европы, Елизавета Петровна в поисках достойной
пары для престолонаследника остановила свой выбор на юной Софье
Августе, которую и пригласила в январе 1744 г. в Петербург, где после
обряда крещения Софья стала «Екатериной Алексеевной», а в августе
1845 г. — венчанной женой Петра Федоровича.
276 Речь идет о сочинении французского просветителя Монтескье
(Montesquieu) Шарля Луи (1689-1755) «О духе законов» (1748).
277 Алкид — первое имя мифологического героя Геракла.
278 Рамена — плечи.
279 Паллада — один из эпитетов Афины — древнегреческой богини
мудрости и справедливой войны.

Лттила (Attila) (?—453) — предводитель гуннов, объединивший под
своей властью гуннские племена, армия которых в походах в Восточную
Римскую империю, Галлию и Северную Италию (447-452) разрушила
сотни городов и крепостей, уничтожила огромное количество людей.
Оттоманская или Османская империя — официальное название
султанской Турции (по имени основателя династии — Османа I). Сложившийся
в XV-XVI вв. турецкий султанат существовал более пяти веков, большую
часть которых выступал как один из главных врагов России.
МустафаШ (1717-1774) — турецкий султан в 1757-1774 гг.
После смерти в октябре 1763 г. польского короля Августа III в Польше
развернулась борьба различных группировок Россия всячески
поддерживала избрание на польский престол екатерининского фаворита — По-
нятовского (Poniatowski) Станислава Августа (1732-1798), который стал
королем в 1764 г. и правил до 1795 г.
Речь идет о начале Русско-турецкой войны 1768-1774 гг. Когда
императрица отправила в Польшу, раздираемую смутой, войска «для защиты
православного населения от панов и ксендзов», а также своего
ставленника Понятовского, тогда объявившая себя «радетельницей польских
интересов» Франция науськала на Россию «дерзостного» Мустафу III.
Последний заточил в сырую и вонючую клетушку тюрьмы Семибашенного
замка русского посла Обрескова Алексея Михайловича (1718-1787), что
и стало поводом для начала войны, результаты которой оказались весьма
плачевны как для Мустафы, потерявшего флот, солдат, земли,
политическое влияние и в конечном счете жизнь, так и для Польши, потерявшей
сначала Белоруссию (1773), а затем и политическую самостоятельность.
Румянцев-Задунайский Петр Александрович (1725-1796) — фаф (с 1744),
русский полководец, генерал-фельдмаршал (1770). Впервые был
назначен командовать армией Петром III. Во время русско-турецкой войны
1768-1774 гг., будучи командующим армией, прославился тем, что,
руководствуясь принципом решительного сражения как основного пути
достижения победы, успешно бил превосходящие силы врага. Летом
1770 г. в течение месяца трижды разбил турок при Рябой Могиле, Ларге,
Кагуле, обеспечив занятие левого берега Дуная, за что и получил
почетное прибавление к фамилии — Задунайский. Успешными действиями в
Болгарии вынудил турок подписать Кючук-Кайнарджийский мир (1774).
Колберг (Кольберг) — прусская крепость, которую в ходе Семилетней
войны 1756-1763 гг. русские войска безуспешно пытались взять
дважды. В третий раз счастья попытал П. А. Румянцев, тогда еще
командующий корпусом в чине генерала. При поддержке эскадры вице-адмирала
А. И. Полянского Румянцев разбил более чем вдвое превосходящие силы

Комментарии
403
противника и заставил гарнизон крепости капитулировать, за что и был
произведен в генерал-аншефы.
Фридрих II (Friedrich) (1712-1786) — прусский король с 1740 г. Из
династии Гогенцоллернов. Крупный полководец, талантливый тактик и
стратег, создатель оригинальной военной системы. Известен
многочисленными победами над армиями европейских стран. Но его успехи были
сведены на нет победами русских войск.
Рогатки — противопехотные заграждения.
Крымское ханство было союзником Турции в войне с Россией 1768-
1774 гг. В первых числах июля 1770 г., при впадении р. Ларга в р. Прут
армию Румянцева встретило 80-тысячное турецко-татарское войско.
7 июля произошло сражение. Неприятель под командованием
крымского военачальника Селим-Шрея потерпел поражение. Румянцев за эту
победу получил орден Св. Георгия. В результате сокрушительных побед
русской армии П. А. Румянцева обнаружилась вероятность попадания
Крыма в зависимость от России, но крымские татары все еще оставались
верны Турции. Порта сменила крымского хана: вместо Каплан-Шрея
стал править Селим-Гирей. Вторая российская армия под начальством
князя Василия Михайловича Долгорукого в 1771 г. у р. Маячка разбила
57-тысячную армию татар и турок под начальством хана Селим-Пфея.
Хан бежал, крепость Перекоп сдалась.
Кагул — река, левый приток Дуная. Именно здесь, у села Вулканешти, в
1770 г. произошло сражение между 1-й русской армией генерала П. А.
Румянцева и главными силами турецких войск великого визиря Хамиль-
Паши, численность которых, по преувеличенным данным Карамзина,
составляла 150 тыс. человек. При этом тылу россиян угрожала конница
крымских татар (до 80 тыс. человек). Русских же войск было не 17 тыс.,
как считал Карамзин, а 35 тыс. (включая 8-тысячный отряд прикрытия,
который Румянцев отправил в тыл 27-тысячному ударному отряду,
участвующему в сражении). Как бы то ни было, в результате сражения
разбитые наголову турки потеряли 20 тыс. человек, 140 орудий и обоз, потери
же русских составили 1,5 тыс. человек.
Фабриции, Камиллы, Сципионы — знаменитые семейства Древнего
Рима, среди наиболее известных представителей которого — Камилл
Марк Фурий, легендарный герой эпохи борьбы плебса и патрициев. Был
цензором, пять раз диктатором, шесть раз трибуном с консульской
властью (т. е. фактически правителем Рима). Победитель этрусков, галлов
и прочих племен. По преданию, обвиненный плебейскими трибунами
в присвоении добычи, был вынужден отправиться в «добровольное»
изгнание. Как назло, именно в это время галлы разбили римские войска и
вторглись в город. Гуси Юноны «спасли» лишь Капитолий, но «вечный

город» был разграблен. Заплатив большой выкуп воинственным кельтам,
римляне поняли свою ошибку и вернули из изгнания Камилла. Герой не
остался в долгу — силой подавил движение плебеев, а также отстроил
город заново и обнес его прочными стенами, за что и был, очевидно по
праву, удостоен титула «Второй основатель Рима».
Римский консул Гай Лусцин Фабриций (III в. до н. э.) был человеком
небогатым, прославился честностью и благородством.
Публий Корнелий Сципион Эмилиан (приемный внук Сципиона
Африканского) — полководец времен 3-й Пунической войны, консул
(147 до н. э.). Осадил Карфаген и весной 146 г. начал штурм. Семь дней
понадобилось римлянам, чтобы подавить сопротивление защитников
города. Сципион хотел сохранить город, но вынужден был подчиниться
решению Сената («Карфаген должен быть разрушен»). Город был сожжен,
сравнен с землей; территория была предана проклятию и на «вечные
времена» на ней запрещено было селиться; жители проданы в рабство,
а Сципион вошел в историю как разрушитель Карфагена.
292 Аргонавты — здесь: смелые мореплаватели.
293Афинея — Афина, древнегреческая богиня мудрости и справедливой
войны.
294 Перечислены афинские полководцы периода греко-персидских войн
и создания Делосского союза древнегреческих приморских городов и
островов Эгейского моря под гегемонией Афин, превратившего их в
морскую державу. Если Мильтиад (ок. 550-489 до н. э.) знаменит своей
победой над персами при Марафоне (см. комм. 264), то Аристид (530-
467 до н. э.) является одним из основателей Делосского союза,
политический противник Фемистокла (ок. 525 — ок. 460 до н. э.) — вождя
демократической группировки, сыгравшего решающую роль в организации
общегреческих сил сопротивления персам и в превращении Афин в
морскую державу.
295 В 1769-1770 гг. фаворит императрицы Екатерины II граф Орлов
Григорий Григорьевич (1734-1783) предложил широкий план возбуждения
восстания против Порты в Греции и славянских областях Турции. С этой
целью в Средиземное море была отправлена эскадра под командованием
его брата — графа Орлова Алексея Григорьевича (1737-1807). При этом
масса русских эмиссаров пропагандировали восстание в Черногории,
Далмации, Греции.
29бЧесма — Чесменский бой 1770 г., морское сражение 26 июня во время
Русско-турецкой войны 1768-1774 гг. в бухте Чесма в Хиосском проливе
Эгейского моря. Русский флот в составе 9 линейных кораблей, 3
фрегатов и 1 бомбардирского корабля под командованием графа А. Г. Орлова

Комментарии
405
(фактически командовал адмирал Г. А. Спиридов) 24 июня атаковал в
Хиосском проливе северо-западнее Чесмы турецкий флот (16 линейных
кораблей, 6 фрегатов, 6 шебек, 13 галер, 32 галиота) под командованием
капудан-паши Хасан-бея. В бою был потоплен флагманский турецкий
корабль, вместе с которым взорвался и русский линейный корабль «Евста-
фий», после чего турецкий флот в панике укрылся в Чесменской бухте под
прикрытием береговых батарей, где был блокирован русским флотом.
В ночь на 26 июня Спиридов выдвинул ко входу в бухту авангард под
командованием контр-адмирала С. К Грейга (4 линейных корабля, 2
фрегата, 1 бомбардирский корабль), который открыл огонь артиллерии
зажигательными снарядами и поджег ряд турецких кораблей. Затем были
пущены в атаку 4 брандера, из которых один, под командованием лейтенанта
Д. С. Илюхина, поджег турецкий линейный корабль. Распространившийся
пожар охватил и другие турецкие корабли, и весь турецкий флот сгорел,
кроме линейного корабля и 5 галер, которые были захвачены русскими.
Турки потеряли свыше 10 тыс. человек, русские — 11 человек убитыми.
Русский флот завоевал полное господство в Эгейском море.
297 27 июня 1709 г. под Полтавой Петр I одержал «превеликую викторию»
над шведами, разбив наголову войска Карла XII, решив судьбу Восточной
Европы. «При громе Полтавской битвы родился для Европы <...> новый
великий народ <...>, целое новое племя, племя славянское <...> В
европейской истории наступила новая эпоха» (Соловьев С М. Публичные
чтения о Петре Великом // Чтения и рассказы по истории России. М., 1989.
С. 519).
298Иоанн Грозный — Иван IV Васильевич Грозный (1530-1584) — великий
князь с 1533 г., первый русский царь с 1547 г. В результате его военных
походов в 1547-1552 гг. было присоединено Казанское ханство, в 1556 г. —
Астраханское ханство.
299 Кючук-Кайнарджийский мир был заключен между Россией и Турцией
10 июля 1774 г. в деревне Кючук-Кайнарджа в результате победоносной
для России Русско-турецкой войны 1768-1774 гг. Несмотря на
вмешательство западноевропейской дипломатии, стремившейся ограничить успехи
России, турецкой стороной были приняты основные условия русского
правительства. Договор установил границу России на Северо-Западном
Кавказе по р. Кубань, предусматривал отделение от Османской империи
Крымского ханства, которое объявлялось независимым, и уступку России
части морского побережья с крепостями Керчь, Еникале, Кинбурн;
сохранение в составе российских владений Большой и Малой Кабарды; право
русским торговым судам беспрепятственно плавать по Черному морю и
проходить через Черноморские проливы; автономию Молдовы и
Валахии и переход этих княжеств под покровительство России.

406
300 Карамзин имеет в виду моря Мраморное и Эгейское, т. е. выход для
России в Средиземное море, а также пролив Дарданеллы из Мраморного в
Эгейское море.
301 Порта (фр. Porte, итал. Porta — «ворота»), в европейских
дипломатических документах и литературе — название правительства Османской
империи («Оттоманская Порта», «Блистательная Порта», «Высокая Порта»),
а иногда и самой Османской империи.
302 Сципионы (Scipiones) — в Древнем Риме одна из ветвей
патрицианского рода Корнелиев, к которой принадлежал ряд крупных полководцев и
государственных деятелей. Среди них: Публий Корнелий Сципион
Африканский Старший (Publius Cornelius Scipio Africanus Major) (ок. 235 —
ок. 183 до н. э.), полководец времен 2-й Пунической войны. В качестве
военного трибуна сражался при Каннах. Курульный эдил в 213 г. В 207 г.
нанес поражение карфагенскому полководцу Гасдрубалу в Испании. Консул
в 205 г. Разгромил армию Ганнибала при Заме (202). Играл видную роль в
политической жизни Рима. С 199 г. — цензор и принцепс сената, консул в
194 г. Широко образованный человек, симпатизировал греческой
культуре. Луций Корнелий Сципион Азиатский (Lucius Cornelius Scipio Asiaticus),
брат Сципиона Старшего. Консул в 190 г. Победитель селевкидского царя
Антиоха III в битве при Магнесии (190). Публий Корнелий Сципион Эми-
лиан Африканский Младший (Publius Cornelius Scipio Aemilianus Africanus
Junior) (ok 185-129 до н. э.), полководец и политический деятель.
Приемный внук Сципиона Старшего. В 146 г., будучи консулом, захватил и
разрушил Карфаген, завершив 3-ю Пуническую войну. В 133 г., будучи
вторично консулом, подавил восстание нумантийцев в Испании.
303 Почетное добавление к фамилии получил за победы над турками фаф
П. А. Румянцев, став в 1775 г. Румянцевым-Задунайским; за победы у На-
варина и Чесмы (1770) получил титул Чесменского фаф А. Г. Орлов;
а почетный титул «Крымский» достался князю Долгорукову Василию
Михайловичу (1722-1782) за успешный поход в Крым в 1771 г.
^Тюренн (Turenne) Анри де Ла Тур д'Овернь (1611-1675) — полководец,
маршал Франции (1643).
305 В период «бескоролевья» (1572-1573) после пресечения династии Ягел-
лонов, шляхта, возглавляемая Я. Замойским, добилась не только права
участия в выборах короля (принцип т. н. вольной элекции), но и победы
своего ставленника, французского принца Генриха (Генрика) Валуа
(король в 1573-1574), принявшего специальные условия (т. н. Генриковы
артикулы), подтвердившие принцип вольной элекции и окончательно
оформившие государственное устройство Речи Посполитой (Польши)
как «шляхетской республики».

Комментарии
407
306 Речь идет о древней столице Руси великого князя Владимира — городе
Киеве, который долгое время находился на территории государства Речи
Посполитой. Киев был возвращен России вместе с рядом других земель
и городов по результатам Андрусовского перемирия 1667 г. и договора о
«Вечном мире» 1686 г.
307 В XV-XVII вв. в Европе «сарматами» называли поляков, прославившихся
своей воинственностью и буйным нравом. Карамзин имеет в виду
Смутное время в истории России (1598-1613), когда в июне 1605 г. польские
войска захватили Москву и на трон был посажен Лжедмитрий I
(московский монах Григорий Отрепьев). А 1 июня 1608 г. другой авантюрист,
Лжедмитрий II, расположился с польскими войсками и отрядами
российских изменников в Тушине, в 12 километрах от Москвы. Почти
четыре года длилась эпопея «Тушинского вора», несколько раз неудачно
штурмовавшего столицу и в результате потерпевшего поражение. Полякам
только в 1610 г. удалось проникнуть туда с помощью обмана и подкупа.
В 1611 г. в городе шли ожесточенные бои русских с польскими отрядами,
грабившими город, и только осенью 1612 г. удалось выбить захватчиков.
308 Клас — колос.
309 Паства — пастбище.
310 Ладон, река в Аркадии (см. комм. 25).
31 ] Таврида — полуостров Крым.
312 Княжество Тмутораканское — древнерусское княжество Х-ХИ вв. на
Таманском полуострове с центром в г. Тмутаракань.
313 Архипелаг — название островов Эгейского моря, шире — всех Балкан.
314 Пьемонт — область на северо-западе Италии.
315 Понт Эвксинский {грен. — гостеприимное море) — древнегреческое
название Черного моря.
316 Семирамида (греч. Semiramis) — согласно ассирийским преданиям, имя
жены царя Ассирии Шамшнадада V. После его смерти Семирамида была
регентшей при своем несовершеннолетнем сыне Ададнерари III (809-
782 до н. э.). Греческое сказание, переданное Геродотом и Ктесием,
связывает ее имя с созданием «висячих садов» в Вавилоне, которые слыли
одним из чудес света. Екатерину II называли «Северной Семирамидой».
317 Мусикийский — прилагательное от слова «муза»; здесь — музыкальный.
318 Станислав — Понятовский (Poniatowski) Станислав Август (1732-1798),
последний польский король (1764-1795).
^ Иосиф II (Joseph) (1741-1790) — император Священной Римской
империи (1765-1790) из династии Габсбургов.

408
'Константинополь (греч. — город Константина) — город, названный в
330 г. в честь императора Константина I, был возведен на месте
торгового города Византия и стал столицей Римской империи. Затем
Константинополь стал столицей Византийской империи. В 1543 г. город захватили
турки и он был переименован в Истамбул (Стамбул).
Иосиф II имел с Екатериной два свидания — в 1782 и в 1787 гг. Последнее
из них совпало со знаменитым путешествием Екатерины по Днепру в
Новороссию и Крым.
В начале августа 1787 г. турецкое правительство предъявило России
ультиматум, требуя возвращения Крыма, признания Грузии
вассальным владением турецкого султана и согласия на осмотр русских
торговых судов, проходящих через проливы. Ультиматум был отвергнут,
и 13 августа Турция объявила войну России, которая закончилась
победой России в 1791 г.
Миних Бурхард Кристоф (1683-1767) — граф, русский военный и
государственный деятель, генерал-фельдмаршал (1732). Во время русско-
турецкой войны 1735-1739 гг. командовал русскими войсками в Крыму
и Бессарабии, которые 2 июля 1737 г. взяли крепость Очаков, но по
Белградскому мирному договору 1739 г. крепость осталась за Турцией.
Измаил — турецкая крепость на левом берегу Килийского рукава р.
Дунай, в 80 км от Черного моря.
Суворов Александр Васильевич (1730-1800) — русский полководец,
выигравший 60 сражений и не потерпевший ни одного поражения. В
начале Русско-турецкой войны 1787-1791 гг. командовал 30-тысячным
корпусом, оборонявшим побережье в районе Херсона — крепость Кинбурн,
и уничтожил турецкий десант около Кинбурна (октябрь 1787). В 1788 г.
участвовал в осаде Очакова, где был ранен (всего за время боевой
деятельности Суворов получил 6 тяжелых ранений). В 1789 г. командовал
дивизией в Молдавии и, руководя действиями русских и союзных австрийских
войск, разгромил превосходящие силы турок в сражениях при Фокшанах
(июль 1789) и Рымнике (сентябрь 1789), за что ему был пожалован титул
графа Рымникского. В 1790 г. Суворов, командуя 30-тысячным осадным
корпусом под Измаилом, в течение 2 недель подготовил штурм этой
сильнейшей крепости и 11 декабря 1790 г. овладел ею.
Донские воины — военные казачьи формирования; в начале XVIII в.
казачьи общины были преобразованы в иррегулярные казачьи войска.
В 1721 г. они перешли в ведение военного ведомства. Под началом
А. В. Суворова и командой войскового атамана Донского казачьего
войска, генерала от кавалерии Платова Матвея Ивановича (1751-1818)
участвовали в штурме Измаила.

Комментарии
409
327 Фаланга — в Древней Греции тесно сомкнутое линейное воинское
построение, состоящее из нескольких шеренг тяжелой пехоты.
Македонская фаланга состояла из 16-18 тыс. воинов и была построена в 8,10,12
или 24 шеренги. Эти фаланги славились своей непобедимостью.
328 Во время Русско-турецкой войны 1787-1791 гг. в ноябре 1790 г. русские
войска блокировали считавшийся неприступным Измаил, который имел
вал высотой 6-8 м с земляными и каменными бастионами и ров
шириной 12 м и глубиной 6-10 м. Гарнизоном (35 тыс. человек, 265 орудий)
командовал Айдос Мехмет-паша. Командующим русскими войсками
(31 тыс. человек, свыше 500 орудий, включая флотилию генерал-майора
И. де Рибаса) был назначен А. В. Суворов, который 2 декабря прибыл под
Измаил. После отказа турецкого командования капитулировать 11
декабря был начат штурм девятью колоннами при поддержке гребной
флотилии. После упорного боя, во время которого особенно отличилась
колонна генерал-майора М.И. Кутузова, русские войска сломили ожесточенное
сопротивление противника и овладели крепостью. Потери русских —
4 тыс. убитых и 6 тыс. раненых, турок — 26 тыс. убитых и 9 тыс. пленных,
включая раненых.
329 Имеется в виду боевой клич мусульманских воинов «Аллах велик!».
330 Баннат — историческая область в Юго-Восточной Европе. Расположена
между Трансильванскими Альпами на востоке, реками Тисой на Западе,
Муреш на севере, Дунаем на юге. В ходе очередной австро-турецкой
войны (1788-1790) была местом военных действий.
^{Лаудон (Laudon) Гедеон (1716-1790) — австрийский фельдмаршал;
служил сначала в русской армии, подполковником перешел на австрийскую
службу. Сражался с турками, в 1789 г. взял Белград, пытался штурмовать
Орсову — город на берегу р. Дунай.
332 В связи с образованием 2-й антифранцузской коалиции с участием
России, Павел I по просьбе союзников в феврале 1799 г. назначил
Суворова главнокомандующим русскими войсками, направленными в Италию;
Суворову были подчинены и австрийские войска. В ходе Итальянского
похода Суворова 1799 г. русско-австрийские войска под его
командованием в апреле-августе разгромили в ряде сражений французские войска,
освободив от них всю Северную Италию (Суворов был награжден
титулом князь Италийский).
^ГуставIII (1746-1792) — король шведский (с 1771). В 1788 г. начал
крайне непопулярную войну против России.
334 Готфы или Готы — племена восточных германцев, здесь: шведы.
335 густав ni Шведский, объявив войну России, высадился с войсками на
ближайшие северные российские территории (в т. ч. и Финляндию),
которые стали ареной военных действий.

Янычары (турец. букв:, новое войско) — регулярная турецкая
пехота. Первоначально комплектовались из юношей, угнанных в рабство,
позднее — путем насильственного отбора мальчиков из
христианского населения. Обращенные в ислам, они считались рабами султана, им
запрещалось жениться и заниматься хозяйством. Помимо участия в
завоевательных походах, они несли гарнизонную службу на Балканах и в
арабских странах. В бою воинские формирования янычар отличались
особой жестокостью и свирепостью.
Речь идет о событиях, сопровождавших разделы Польши. В1764 г. Россия
ввела свои войска в Польшу и заставила Конвокационный сейм признать
равноправие диссидентов (т. е. православного и лютеранского населения
Речи Посполитой) с населением католическим и отказаться от планов
упразднения liberum veto (когда любой член сейма — высшего
представительного органа управления — мог заблокировать принятие решения,
поддержанного большинством). В 1768 г. была образована в Баре (Подо-
лия) конфедерация (вооруженный союз) против России и ее
ставленника короля Станислава Августа Понятовского. Польский сенат обратился
за помощью к Екатерине II. Русские войска вступили в Польшу и в ходе
кампаний 1768-1772 гг. нанесли ряд поражений армии конфедератов.
17 февраля 1772 г. был осуществлен 1-й раздел Речи Посполитой, в
результате которого она лишилась ряда важных пограничных территорий.
На Четырехлетнем сейме (1788-1792) победу над прорусской
«гетманской» партией одержали так называемые «патриоты»; 3 мая 1791 г. сейм
одобрил новую конституцию, которая расширила полномочия короля,
закрепила престол за Саксонским домом, запретила создавать
конфедерации, ликвидировала автономию Литвы, упразднила liberum veto и
утвердила принцип принятия сеймовых решений по принципу
большинства. 18 мая 1792 г., после окончания русско-турецкой войны,
Екатерина II выступила с протестом против новой конституции и призвала
поляков к гражданскому неповиновению. В тот же день ее войска вторглись
в Польшу, а сторонники России образовали Тарговицкую конфедерацию
и объявили все решения Четырехлетнего сейма недействительными.
Надежды «патриотов» на Пруссию не оправдались: прусское правительство
вступило в переговоры с Екатериной II о новом разделе польских земель.
В июле 1792 г. король Станислав Август присоединился к Конфедерации
и издал указ о роспуске своей армии. Русские войска разбили литовское
ополчение и заняли Варшаву. 13 января 1793 г. Россия и Пруссия
подписали соглашение о 2-м разделе Речи Посполитой в результате которого
ее территория сократилась вдвое.
Стогны — площади, улицы в городе.

Комментарии
411
зз;В результате раздела Польши 1793 г. она попала в полную зависимость
от России и Пруссии. В Варшаве и ряде других польских городов были
поставлены русские гарнизоны. Политическая власть перешла в руки
лидеров Тарговицкой конфедерации. Вожди «патриотов» бежали в
Дрезден и стали готовить выступление, надеясь на помощь революционной
Франции. В марте 1794 г. на юго-западе Польши вспыхнуло восстание,
которое возглавили Костюшко (Koéciuszko) Тадеуш-Андрей-Бонавентура
(1746-1817) и генерал Мадалинский (Madaliriski) Антоний Юзеф
(1739-1805). 16 марта в Кракове Костюшко был провозглашен
диктатором. Русские гарнизоны Варшавы и Вильно были частью уничтожены и
изгнаны. В мае в Польшу вторглись пруссаки, затем австрийцы. В конце
весны — летом 1794 г. восставшим удавалось успешно сдерживать
интервентов, однако в сентябре, после того как во главе русской армии встал
А. В. Суворов, ситуация изменилась не в их пользу. 10 октября русские
войска разгромили поляков при Мацеевицах; Костюшко попал в плен;
Суворов 24 октября взял штурмом пригород Варшавы — Прагу, заставил
поляков подписать капитуляцию и 26 октября вступил в столицу.
340 Следствием восстания 1794 г. стал 3-й раздел Польши между Россией,
Пруссией и Австрией, после которого Польша перестала существовать
как самостоятельное государство.
341 Во времена античности кипарис связывался с культом умерших,
предаваемых забвению. Соответственно набросать на гроб умершего
кипарисовых ветвей, листьев означало предать забвению, смириться со смертью.
Цветы же, напротив, всегда означали отдание почестей, славу и
восхваление.
^Александр III (Alexander) Македонский (356-323 до н. э.) — основатель
крупнейшей империи древности, один из величайших античных
завоевателей, военные кампании которого отличались дерзостью и
полководческим искусством.
343 Аннибалы — Ганнибалы (путч. Hannibal) — имя нескольких
карфагенских полководцев.
344 Курляндия — историческая область к западу и юго-западу от Рижского
залива. С древнейших времен была населена куршскими и прибалтийско-
финскими племенами. В XIII в. захвачена Ливонским орденом. В 1561-
1795 гг. большая часть Курляндии входила в состав Курляндского
герцогства, присоединенного затем к России и образовавшего Курляндскую
губернию.
345 Тектонические Рыцари — рыцари Тевтонского ордена — немецкого
католического духовно-рыцарского ордена, имевшего, наряду с землями в
Германии и Южной Европе, обширные владения в Восточной Европе и
Прибалтике, в которой в XIII в. основали государство,
просуществовавшее до XVI в.

412
346 Страны Великого Могола — страны Индии, Средней и Центральной Азии.
Основатель династии Великих Моголов, правителей Индии (1526-1858),
Бабур Тимурид происходил из Моголистана, как в то время называлась
территория Средней и Центральной Азии, — отсюда название династии
Моголы (инд. Мугхал).
347 Во время так называемого 1-го Персидского похода (1722-1723)
русской армии 23 августа 1722 г. наиб (наместник) Дербента вручил Петру I
ключи от города. 2-й Персидский поход 1796 г. состоялся в правление
Екатерины II, отправившей в Закавказье военную экспедицию во главе
с генерал-поручиком Зубовым Валерианом Александровичем (1771-
1804), который в короткое время сумел занять не только Дербент, но и
Кубу, Баку, Шемаху и Гянджу; поход закончился со смертью императрицы
в ноябре 1796 г. тем, что ее преемник Павел I отозвал войска на родину.
348 Война Персидская — Персидский поход 1796 г. русских войск в
прикаспийские провинции Персии в ответ на вторжение персидских войск в
Грузию в 1795 г.
349 Марс — бог войны в Древнем Риме.
350 Грации — римские богини красоты, соответствовали греческим харитам,
также богиням красоты и женской прелести: Аглая (Блеск), Ефросина
(Радость) и Талия (Цвет).
351 Сибариты (греч.) — букв.-, жители г. Сибарис, древнегреческой колонии в
Южной Италии, прославившейся богатством и роскошью; их имя стало
нарицательным, означая изнеженных, праздных людей, любителей
наслаждений.
352Лакедемон — официальное название древнегреческого государства
Спарта, находившегося в области Лакония на юго-востоке Пелопоннеса.
Известно, что спартанские воины отличались непревзойденной военной
дисциплиной, высокой выдержкой, отвагой и смелостью в сражениях.
Спартанцы вели суровый образ жизни, отличительной чертой которого
было поддержание постоянной боевой готовности.
353 Альцибиад — см. комм. 98.
354 Имеются в виду события Австро-турецкой войны 1683-1699 гг., которая
началась вторжением турецких войск в Австрию и двухмесячной осадой
Вены (с 14 июля 1683) 90-тысячной османской армией.
355 Магомет II — Мехмед или Мехмет (Mehmet) II Фатах (Завоеватель)
(1432-1481) — турецкий султан в 1444 и 1451-1481 гг. Завоевал (1453)
Константинополь и сделал его столицей Османской империи,
фактически положив конец существованию Византии. При нем была
ликвидирована независимость Сербии (1459), завоеваны Морея (1460), Т]эапезунд-

Комментарии
413
екая империя (1461), Босния (1463), о. Эвбея (1471), завершено
завоевание Албании (1479), подчинено Крымское ханство (1475).
356 Пасван-Оглу (1758-1807) — турецкий паша, сын видцинского паши,
казненного в 1791 г. Чтобы отомстить за смерть своего отца, восстал против
Порты, собрал вокруг себя 5-тысячный отряд, овладел в 1797 г. г. Вид-
дином и стал во главе недовольных янычар. Его успех заставил Порту в
1798 г. гарантировать восставшим помилование, а паше предоставить в
управление Видцинский пашалык.
357 Масличная (оливковая) ветвь у древних греков и римлян была атрибутом
культа богини любви Афродиты (Венеры), которая, по преданию, носила
ее с собой; считается символом мира и обновления.
358 Тайное судилище — имеется в виду Тайная Канцелярия — орган
политического следствия и суда, созданный Петром I в феврале 1718 г. для
следствия по делу царевича Алексея Петровича. Затем к Тайной
Канцелярии перешли следствие и суд по делам чрезвычайной важности
(покушение на царя, попытки политического переворота, государственная
измена и т. д.). Следствие в Тайной Канцелярии проходило обычно с
применением пыток. В 1726 г. она была ликвидирована, а в 1731 г. под
названием Канцелярии тайных розыскных дел восстановлена. Эта
Канцелярия была в свою очередь ликвидирована в 1762 г., а ее функции
затем переданы Тайной экспедиции при Сенате, утвержденной по
указу императрицы Екатерины II19 октября 1762 г. и просуществовавшей
до 1801 г.
359 Имеется в виду Александр I Павлович (1777-1825) — внук Екатерины II,
российский император с 1801 г.
360 Манифест 28 июня 1762 г. О вступлении на Престол Императрицы
Екатерины II.
361 Сенат — Правительствующий Сенат, высший государственный орган,
подчиненный императору. Учрежден Петром I в 1711 г. как высший орган
по делам законодательства и государственного управления.
362 Верховный тайный совет — высшее государственное учреждение России
в 1726-1730 гг. Был создан указом императрицы Екатерины I от 8
февраля 1726 г., распущен императрицей Анной Ивановной.
363 Кабинет Императорский — Кабинет Его Императорского Величества —
государственное учреждение, ведавшее личным имуществом царской
фамилии и занимавшееся некоторыми другими вопросами. Учрежден в
1704 г. Петром I, являлся собственно канцелярией царя, ведал его казной
и имуществом, вел переписку. В 1727 г. был закрыт, а затем восстановлен
в 1741 г. как личная канцелярия императрицы Елизаветы Петровны.

414
364 Долгоруковы (Долгорукие), Головины — представители древних
дворянских родов, из которых вышли известные государственные деятели,
полководцы и литераторы.
365 Колония Евангелического Братства — немецкая колония Сарепта Си-
донская в 30 верстах к югу от Царицына, созданная по договору 1765 г.
с правительством Екатерины II евангелическим братством гернгутеров
(последователей протестантского течения), которая скоро стала
живописнейшим местом Нижнего Поволжья, известным на всю Россию
благодаря производимым колонистами горчице, пиву, бальзаму, а также
минеральному источнику, рядом с которым был основан первый в России
курорт.
366 Речь идет о секуляризации церковных земель. 29 ноября 1762 г. была
образована Духовная комиссия о церковных имениях. Результатом
работы этой Комиссии явился изданный 26 февраля 1764 г. именной Указ
императрицы Сенату о секуляризации населенных церковных имений.
Манифестом от 26 февраля 1764 г. все населенные церковные имения
передавались Коллегии экономии, и церковные учреждения
совершенно устранялись от управления ими. (См.: Указ нашему Сенату о
разделении духовных имений и о сборе со всех архиерейских, монастырских
и других церковных крестьян с каждой души по 1 рублю 50 копеек. Дан
26 февраля, 1764 г.; Манифест о подведомстве всех архиерейских и
монастырских крестьян Коллегии экономии. Дан в Санктпетербурге февраля
26 дня 1764 г.)
^Димитрий (в миру Сеченов Даниил Андреевич) (1709-1767) —
митрополит Новгородский и Великолуцкий, составитель Манифеста «О
вступлении на Престол Императрицы Екатерины II» (28 июня 1862). В 1767 г.
был избран депутатом от духовенства в Комиссию для составления
проекта нового Уложения, во время работы в комиссии скоропостижно
скончался.
^Гавриил (в миру Петр Петрович Петров-Шапошников) (1730-1801) —
иерарх русской православной церкви. Закончил Московскую духовную
академию, в 1761 г. стал ее ректором. Ему императрица Екатерина II
поручила рассмотреть «Наказ» и учла его замечания. В 1767—1768 гг.
депутатом от духовенства он участвовал в работе Комиссии по составлению
проекта нового Уложения. С1770 г. — архиепископ Санкт-Петербургский
и Ревельский и священноархимандрит Александро-Невской Лавры, с
1775 г. — архиепископ Новгородский и Санкт-Петербургский, в 1783 г.
возведен в сан митрополита.
369 Феофан Прокопович (в миру Элеазар) (1681-1736) — церковный и
общественный деятель, епископ (1718), архиепископ (1724). Сподвижник
Петра I. Сопровождал Петра в Прутском походе (1711); по возвращении

Комментарии
415
в Киев — ректор академии. В 1715 г. был вызван в Петербург, где стал
помощником Петра в деле уничтожения патриаршества и учреждения
Синода, вице-президентом которого он был назначен в 1721 г.
370 Речь идет о собрании представителей некоторых сословий России с
совещательными правами, созданном Екатериной II для выработки нового
свода законов — «Комиссии об уложении» (1767-1769). По Манифесту
14 декабря 1766 г. в комиссию было избрано: от государственных
учреждений 28 депутатов-дворян, от дворянства — 189 депутатов (по одному от
уезда), от городов — 216 (по одному от города), от крестьян различных
категорий — 24 депутата, от однодворцев — 43 депутата, от казачества —
45 депутатов и оседлых нерусских народов — 34 депутата.
371 Гемисфера — полушарие.
372 Ихтиофаги (грен.) — букв, рыбоеды, питающиеся рыбой. Здесь,
представители северной народности саамы (лопари, лапландцы).
373 Камчадалы — представители коренного населения полуострова
Камчатки — ительменов.
374 «Комиссия об уложении» была открыта 30 июля 1767 г. в Успенском
соборе в Москве, а с февраля 1768 г. ее работа была перенесена в Петербург.
375 Самоеды (самоядь, самоедины) — название представителей родственных
северных народностей ненцев, энцев, нганасан, селькупов.
376 При выборах депутатов на местах составлялись наказы (всего около
1,5 тыс.), но главным стал наказ самой Екатерины II, который был
зачитан депутатам Комиссии в Москве. «Наказ» по форме представлял собой
философско-юридический трактат, руководство для депутатов
«Комиссии об уложении» (издан в 1767 г. на русском, французском, немецком
и латинском языках). Состоял из 22 глав, 655 статей государственного,
уголовного и гражданского права и процесса; вступления, заключения и
2 дополнений.
377 Здесь и далее H. M. Карамзин излагает содержание «Наказа Екатерины II
Комиссии о составлении проекта нового Уложения» (1767), указывая в
скобках соответствующие его статьи.
378 Август (Augustus) (Гай Юлий Цезарь Октавиан Август) (63-14 до н. э.) —
первый римский император (с 27 до н. э.).
379 Имеется в виду Наполеон I, Наполеон Бонапарт (Napoléon Bonaparte)
(1769-1821) — первый консул Французской республики (1799-1804),
император Франции (1804-1814 и март — июнь 1815).
380 Перечислены персонажи древней истории: Милыпиад (Miltiades)
(ок. 550-489 до н. э.) — афинский полководец, осужденный за
военные неудачи и умерший в тюрьме; Аристид (Aristéidës) (ок. 540 —

416
ок 467 до н. э.) — политический деятель Афин, подвергнутый в 483-
482 г. до н. э. остракизму; Фемистокл (Themistokles) (ок. 525 —
ок. 460 до н. э.) — афинский государственный деятель и полководец,
изгнанный из города в 471 г. и обвиненный в предательстве; Сократ
(Sokrates) (470/469-399 до н. э.) — афинский философ, казненный
(принял яд цикуты), как гласило официальное обвинение, за введение новых
божеств и за развращение молодежи в новом духе; Фотон (Phokion)
(397-317 до н. э.) — афинский полководец и политический деятель,
казненный в 317 г. до н.э. по обвинению в измене; Катон Младший (или
Утический) Марк Порций (Marcus Porcius Ca to Minor) (95-46 г. до н. э.) —
римский политический деятель, покончивший жизнь самоубийством;
Брут Марк Юный (Marcus Junius Brutus) (85-42 г. до н. э.) — римский
политический деятель, после военного поражения покончивший с собой.
381В данном случае имеется в виду форма, в которой проявляется верховная
власть в каждой стране, т. е. система государственных учреждений и сами
эти учреждения.
382 Текст «Наказа» Екатерины И (более 400 статей из 655) написан на основе
произведений таких мыслителей, как Ш.-Л. Монтескье («О духе законов»),
Ч. Беккариа («О преступлениях и наказаниях»), Дени Дидро и д'Аламбера
(«Энциклопедия...»). Однако по своей концепции «Наказ» был
самостоятельным произведением.
383 Носитель — здесь: виновный в оскорблении, от глагола носить — ругать,
оскорблять бранью.
384 Кантоны Гельвеции — округа Швейцарии. Кантоны {фр. canton — округ),
административные территориальные единицы Швейцарии, каждая из
которых имеет собственную конституцию, органы законодательной
и исполнительной власти. Гельвеция (Helvetia) — латинское название
Швейцарии (от населявшего ее в древности кельтского племени гельве-
тов (Helvetii).
385 Мандарин — {порт, mandarim, от санскр. мантрин — советник),
европейское название китайских чиновников.
386 Диаманты — алмазы.
387 Зернистые классы — колосья.
388 Монтескье (Montesquieu) Шарль Луи де Секонда, барон де Ла Бред и де
Монтескье (1689-1755) — французский философ, правовед и писатель.
389 Благочиние — юридический термин, обозначающий законодательство
о мерах, обеспечивающих безопасность граждан, а также полицейские
органы по охране общественного порядка и борьбе с преступностью.
390 Аргус — многоглазый страж в греческой мифологии.

Комментарии
417
391 Фарос — здесь: маяк.
392 Ариаднина нить — путеводная нить, способ выйти из запутанного
положения. По имени Ариадны, которая, согласно греческому мифу, дав Тезею
клубок ниток, помогла ему выбраться из лабиринта.
393 Лавиринф — лабиринт, наземное или подземное сооружение с
запутанными ходами, из которого трудно найти выход,
394 Начало Русско-турецкой войны 1768-1774 гг. стало поводом для
прекращения общих собраний Комиссии об Уложении.
395 Эгерия (Egeria) в римской мифологии пророчица — нимфа ручья, по
преданию ставшая тайной супругой Нумы Помпилия (Numa Pompilius) —
второго царя Древнего Рима, правившего в 715-673/672 гг. до н. э.,
которому она внушила идеи о новых религиозных и гражданских законах.
396 Моисей — согласно библейским преданиям, предводитель израильских
племен (XIII в. до н. э.?), которому на горе Синай Бог дал каменные доски-
скрижали с «Десятью заповедями» — основными предписаниями жизни
людей.
397 Имеются в виду «Учреждения для управления губерний Всероссийския
империи», указ Екатерины II от 7 ноября 1775 г. о реформе местного
управления в России, по которому в стране были созданы губернии и
уезды, а также новая система административно-полицейской власти,
судов и финансовых органов в уездах, городах и губерниях.
398 Ябеда — здесь: заведомо неправое, ложное заявление в суд.
399 В соответствии с указом «Учреждения для управления губерний...»,
размеры губерний были уменьшены, их число увеличено вдвое,
ликвидированы провинции (в ряде губерний внутри них были выделены области) и
изменена нарезка уездов. В среднем в губернии проживало 300-400 тыс.
чел., в уезде — 20-30 тыс. чел. Процесс замены старых губерний
новыми, которые стали называться «наместничествами», растянулся на 10 лет
(1775-1785). За этот период были образованы 40 губерний и 2 области
на правах губернии, в них было выделено 483 уезда.
400 Лира Амфионова — мифологическая кифара (лира), подаренная сыну
Зевса Амфиону 1ермесом, под звуки которой камни сами послушно
складывались в стену.
401 Пастырь и оратай — здесь: пастух и пахарь.
402 Префект (лат. praefectus, от praeficio — ставлю во главе) — во Франции
государственная должность регионального представителя центрального
правительства (с 1800).

418
403 Губернское правление — местное административное учреждение, в
соответствии с указом «Учреждения для управления губерний...» 1755 г.
являвшееся коллегиальным органом при губернаторе.
404 Перечислены новые судебные органы, созданные в соответствии с
указом «Учреждения для управления губерний...» 1775 г.
405 Казенная палата — орган Министерства финансов, ведавший
государственными имуществами и строительной частью; учрежден в губерниях
России в 1775 г.
406 Дворянская опека и Сиротский суд — учреждения, заведовавшие
опекунскими и сиротскими делами соответственно дворян и городских обывателей.
407 Имеются в виду Приказы общественного призрения — губернские
административные органы в России, созданные по административной
реформе 1775 г.; ведали местными школами, госпиталями, больницами,
богадельнями, сиротскими домами, а также некоторыми тюремными
учреждениями — «работными» и «смирительными» домами.
408 Совестный суд — губернский суд, учрежденный Екатериной II в 1775 г.
для рассмотрения гражданских дел в порядке примирительной
процедуры и некоторых уголовных дел (малолетних, невменяемых и т. п.) не
только на основании законов, но и справедливости.
409 Петр III Федорович, Карл Петр Ульрих (1728-1762) — российский
император в 1761-1762 гг., издавший 18 февраля 1762 г. Манифест «О
даровании вольности и свободы всему российскому дворянству», расширивший
сословные права и привилегии русских дворян.
410 Предрассуждение - предрассудок.
411 Фемидин храм — здесь: суд (от имени Фемиды — богини правосудия в
греческой мифологии).
412 Сельское Благочиние — сельская полиция, которой ведал нижний
земский суд, учрежденный в 1775 г., и в обязанности которого, в частности,
входило следить за порядком и «благочинием» в уезде.
413 Вертеп — здесь: притон, убежище.
414 Имеется в виду наказ Екатерины II «Зерцало управы благочиния»,
содержащий нравственные афоризмы, нормы и для полиции, и для жителей
городов, вошел в состав «Устава благочиния или полицейского»,
утвержденного в 1782 г.
415 Римская Ценсура — цензура, главный хозяйственный орган
республиканского Рима (с 443 до н. э.) в обязанности цензоров, наряду с оценкой
имущества граждан, контролем за поступлением налогов, входил надзор
над общественной нравственностью.

Комментарии
419
Имеется в виду Грамота на права и выгоды городам Российской империи,
известная также под названием Жалованная грамота городам 1785 г. —
законодательный акт, изданный Екатериной II 21 апреля 1785 г. и
регламентирующий правовой статус «городских обывателей».
Именитые Граждане — одна из основных категорий городского
населения в России, установленная Екатериной II по Жалованной грамоте
городам 1785 г. В их число включались лица свободных профессий
(дипломированные ученые, художники, музыканты) и высший слой
развивавшейся буржуазии (оптовые торговцы, банкиры с объявленным капиталом
свыше 100 тыс. руб., предприниматели с объявленным капиталом свыше
50 тыс. руб., служебная верхушка города). Они освобождались от
телесных наказаний, имели право держать фабрики, следовать в образе
жизни дворянам.
Имеется в виду Воспитательный дом — благотворительное закрытое
учебно-воспитательное учреждение для «приема и призрения
подкидышей и бесприютных детей», созданное в Москве на основании
«Генерального плана Воспитательного дома» И. И. Бецкого и утвержденного в 1763 г.
Здание Воспитательного дома (длиной 379 м) на набережной Москвы
реки было в основном построено в 1764-1770 гг. и заняло целый район
города.
Имеется в виду Смольный институт благородных девиц, основанный по
инициативе И. И. Бецкого и по образцу знаменитой женской школы Сен-
Сирского монастыря во Франции, в соответствии с указом императрицы
Екатерины II в 1764 г. в Петербурге при Воскресенском Смольном
новодевичьем монастыре под названием «Воспитательное общество
благородных девиц» — сначала как закрытое привилегированное учебное
заведение для дочерей дворянской знати (200 воспитанниц), а затем и
для мещанских девиц.
Расин (Racine) Жан (1639-1699) — французский драматург, наряду с
пьесами для профессионального театра, сочинил трагедию «Эсфирь» (1689)
и «Аталия» (1691) для воспитанниц женской школы Сен-Сирского
монастыря, где они и были поставлены.
Гений Фернейский — Вольтер (Voltaire) (наст, имя и фам. Мари Франсуа
Аруэ [Arouet]) (1694-1778) — французский писатель, философ, историк.
С 1758 по 1778 г. жил и творил в своем имении Ферне на границе
Франции и Швейцарии.
Основанная в 1757 в Петербурге по проекту И. И. Шувалова «Академия
трех знатнейших художеств» (живописи, скульптуры, архитектуры) в
1764 г. была преобразована в Императорскую Академию художеств.
Помимо «императорского» статуса, Екатерина II даровала учебному заведе-

420
нию «Привилегию» и «Устав». «Привилегия» определяла общественное
положение художника, освобождала его от податей и воинской службы.
В зависимости от успехов окончивший получал (или не получал) чин,
дававший право на казенную должность. Устав регламентировал
внутренний распорядок и систему занятий.
423 Согласно утвержденному Екатериной II документу «Привилегии и устав
императорской Академии трех знатнейших художеств: живописи,
скульптуры и архитектуры с воспитательным при оной Академии училищем»,
при Академии в 1764 г. было создано Воспитательное училище, куда раз
в три года принимали мальчиков пяти-шести лет. Пребывание в училище
было рассчитано на 15 лет.
424 МикельАнджело — Микеланджело Буонарроти (Michelangelo Buonarroti)
(1475-1564) — итальянский скульптор, живописец, архитектор, поэт,
мыслитель.
425 Имеется в виду «Корпус кадет шляхетских» — среднее
привилегированное военно-учебное заведение закрытого типа, учрежденное
императрицею Анной Иоанновной в Петербурге указом от июля 1731г.
Императрица Екатерина II11 сентября 1766 г. приняла его в свое ведение, утвердив
Устав «Императорского сухопутного кадетского корпуса»,
разработанный И. И. Бецким.
426 Речь идет о произведениях выдающихся полководцев и военных
теоретиков: римского императора Юлия Цезаря «Записки о галльской войне»;
«Записки... или главные правила военной науки...» австрийского
фельдмаршала Монтекуккули (Montecucculi) Раймунда (1609-1680); «Его
величества короля прусского наставление о военном искусстве к своим
генералам» Фридриха П.
4271юрен — см. комм. 304.
428 Имеется в виду Бецкой Иван Иванович (1704-1795) — русский
общественный деятель, педагог. В 1763 г. представил Екатерине II план
школьной реформы — «Генеральное учреждение о воспитании обоего пола
юношества», который был утвержден в 1764 г., а его автору было
поручено организовать новые и преобразовать имеющиеся учебные заведения.
429 Речь идет о Морском кадетском корпусе, получившем это название в
1762 г., а также о созданном в том же году по указу Екатерины II
Артиллерийском и Инженерном шляхетском кадетском корпусе, призванном
подготавливать офицеров для артиллерийских и инженерных частей.
430 Греческое Училище — Шмназия чужестранных единоверцев,
учрежденная Указом Екатерины II от 17 апреля 1775 г. в Петербурге.
Образована она была при Артиллерийском и Инженерном кадетском корпусе, в
1783 г. получила самостоятельность, а в 1792 г. преобразована в
Кадетский корпус чужестранных единоверцев, просуществовавший до 1796 г.

Комментарии
421
431 Термопилы — Фермопилы, горный проход в Греции, где в 480 г. до н. э.
героически погиб отряд 300 спартанских воинов во главе с царем Леонидом,
преграждая путь многотысячному персидскому войску царя Ксеркса I.
432 Маратон — Марафон, см. комм. 264.
433 Платон — см. комм. 43.
^Ксенофонт (Xenophon) (ок. 430 до н. э. — 355 или 354 до н. э.) —
древнегреческий писатель и историк.
435 В 1763 г. Екатерина II своим Указом учредила Медицинскую коллегию как
высший орган управления медицинским делом в стране.
436 Народные училища — начальные учебные заведения, в которые
принимались дети всех сословий кроме крепостных. В 1782 г. была
организована «Комиссия об учреждении училищ», разработавшая под руководством
сербского педагога Янковича де Мириево Qankovic' Mirijevski) Федора
Ивановича (1741-1814) «Устав народных училищ» (1786). Согласно
уставу, в губернских городах открывались главные народные училища с
5-летним сроком обучения, в уездных — малые народные училища (2 года).
437 Особенная Комиссия — «Комиссия об учреждении училищ».
438 «Россияда» — эпическая поэма (1779) русского поэта Хераскова Михаила
Матвеевича (1733-1807) о покорении Иваном IV Казанского ханства.
^Державин Гаврила Романович (1743-1816) — русский поэт, переложил
оду Горация «К Мельпомене», переведенную до него М. В. Ломоносовым,
в оригинальное стихотворение «Памятник» (1795).
440Богданович Ипполит Федорович (1743-1803) — русский поэт, автор
стилизованной под русские народные сказки поэмы «Душенька» (1778,
полное издание — 1783) — вольного переложения романа французского
писателя и поэта Лафонтена (La Fontaine) Жана (1621-1695) «Любовь
Психеи и Купидона».
441В 1767 г. во время путешествия по Волге Екатерина II и ее свита перевели
роман французского писателя Мармонтеля (Marmontel) Жана Франсуа
(1723-1799) «Велисарий».
442 Талия — в древнегреческой мифологии муза — покровительница
комедии.
443 Имеются в виду внуки Екатерины II — великие князья Александр и
Константин Павловичи, воспитание которых Екатерина контролировала
лично. В «Инструкции», написанной Екатериной князю Салтыкову при
назначении его воспитателем великих князей, выражена цель
воспитания — развить в ребенке физические силы и «умонаклонение к добру»,
последнее заключается в добродетели, учтивости, добром поведении и

422
знании. Той же целью проникнуты и назидательные рассказы,
сочиненные ею для «детской библиотеки».
444 Имеется в виду Академия Российская (Российская академия), научный
центр по изучению русского языка и словесности в Санкт-Петербурге,
созданная в 1783 г.
445 Полный Российский Словарь — Толковый словарь русского языка,
изданный Российской академией в 1789-1794 гг. и дополненный в 1806-
1822 гг.
^Ломоносов Михаил Васильевич (1711-1765) — первый русский ученый-
энциклопедист.
447 Сумароков Александр Петрович (1717-1777) — русский писатель.
448Пиндар (Pindaros) (ок. 518-442 или 438 до н. э.) — древнегреческий поэт,
символом поэтического самосознания которого был орел.
449 Вольтер — см. комм. 421.
450Дидерот — см. комм. 179.
451 Даламбер — см. комм. 179.
452 Август — Фридрих Август I (Friedrich August) (1670-1733) — курфюрст
Саксонский (в 1694-1733), польский король Август II Сильный (в 1697-
1706, 1709-1733). Людовик XIV — см. комм. 187. Фридрих — см. комм.
287.
^Лейбниц (Leibniz) Готфрид Вильгельм — см. комм. 10. В 1711, 1712 и
1716 гг. встречался с Петром I, разработал ряд проектов по развитию
образования и государственного управления в России.
454 Имеются в виду «Ежемесячные сочинения к пользе и увеселению
служащие» — журнал Академии наук, выходивший с 1755 по 1764 г. под
редакцией академика Г. Ф. Миллера, в котором печатались научные статьи по
различным отраслям знаний.
455 Горами Рефейскими или Рифейскими (т. е. «горами на краю земли»)
античные географы называли Уральские горы.
456 Московский Университет — первый российский университет, основан
по замыслу и плану М. В. Ломоносова указом императрицы Елизаветы
Петровны 12 января 1755 г., на основании «доношения в Сенат» графа
И. И. Шувалова; открыт 26 апреля 1755 г. в составе философского,
юридического, медицинского факультетов и гимназии для будущих студентов.
При Екатерине II были увеличены средства университета, умножилось
число русских профессоров, введено чтение лекций на русском
языке. В 1779 г. при университете M. M. Херасковым основан Благородный
пансион.

Комментарии
423
457 Шувалов Иван Иванович (1727-1797) — русский государственный
деятель, фаворит императрицы Елизаветы Петровны, генерал-адъютант
(1760). Покровительствовал М. В. Ломоносову, стал первым куратором
Московского университета, инициатором создания и президентом
Академии художеств.
458 1 марта 1771 г. вышел Сенатский, высочайше утвержденный, указ о
разрешении иноземцу Иогану Михелю Гартунгу основать вольную
типографию в Санкт-Петербурге, для печатания книг на всех иностранных
языках. 22 августа 1776 г. вышел аналогичный указ о дозволении
книгопродавцам Вейтбрехту и Шнору завести собственную типографию
со словолитней, но уже с правом печатания книг на русском языке и с
правом их продажи. Книги должны были цензурироваться Академией,
а объявления — полицией. В 1783 г. Указом о «Вольных типографиях»
было разрешено свободное устройство частных типографий, и тут
впервые была установлена общая предварительная цензура,
перешедшая от Академии в руки полиции — к управам благочиния. 27 марта
1786 г. последовал указ о недозволенности издания книг, «исполненных
странными мудрствованиями», «или, лучше сказать, сущими
заблуждениями». В последний год своего царствования указом 16 сентября
1796 г. «Об ограничении свободы книгопечатания и ввоза
иностранных книг, об учреждении ценсур» Екатерина II закрыла все частные
типографии, и цензура сосредоточилась в специальных цензурных
ведомствах Петербурга и Москвы.
459 Густав — см. комм. 333.
460 rjHTT и фридрих Вильгельм — см. комм. 241,487.
461 Пенелопин век — Пенелопа, в древнегреческой эпической поэме
«Одиссея» жена Одиссея, которая во время 20-летнего отсутствия супруга
сохраняла ему верность, отклоняя все предложения домогавшихся ее руки
женихов. Она обещала им выбрать мужа после того, как закончит ткать
погребальное покрывало, но ночью распускала каждый раз-все
сотканное за день, до тех пор, пока не возвратился Одиссей.
462 Генрих /К (Henri) (1553-1610) — французский король (с 1589,
фактически с 1594), первый из династии Бурбонов.
^Сюлли (Sully) Максимильен де Бетюн (Béthune), барон Рони (Rosny)
(1560-1641) — французский государственный деятель, герцог (с 1606),
один из ближайших советников Генриха IV, сюринтендант (министр)
финансов в его правительстве.
464 Кольбер (Colbert) Жан Батист (1619-1683) — французский
государственный деятель, в правление Людовика XIV почти целиком сосредоточил в
своих руках руководство финансами и внутренней политикой Франции.

424
^Потемкин Григорий Александрович (1739-1791) — граф (1774),
светлейший князь Таврический, генерал-фельдмаршал (1784). Фаворит и
ближайший помощник Екатерины И.
466 Слова из Манифеста 12 Марта 1801 г. «О кончине Императора Павла I, и
о вступлении на Престол Императора Александра I»: «...Мы восприемля
наследственно Императорский Всероссийский Престол, восприемлем
купно и обязанность управлять Богом Нам врученный народ по законам
и по сердцу в Бозе почивающей Августейшей Бабки Нашей, Государыни
Императрицы Екатерины Великия, коея память Нам и всему Отечеству
вечно пребудет любезна, да по ее премудрым намерениям шествуя,
достигнем вознести Россию на верх славы и доставить ненарушимое
блаженство всем верным подданным Нашим...»
Письмо к издателю
«Письмо к издателю» — предисловие H. M. Карамзина к первому номеру
своего нового журнала «Вестник Европы». Текст печатается по: Вестник
Европы, издаваемый Николаем Карамзиным. Часть I. Январь 1802. № 1. С. 3-8.
467 Рапсод — бродячий певец.
468 La critique est aisée, et l'art est difficile! — критиковать легко, а искусство
(самому создавать) трудно (фр.).
4б9Фрерон (Fréron) Эли-Катрин (1718-1776) — французский журналист-
литератор, враг Вольтера, добившийся славы и богатства резкостью
своих суждений.
470 Речь идет о романе русского писателя Комарова Матвея (1730-е гг. —
1812?) «Повесть о приключении английского милорда Георга и бранден-
бургской маркграфини Фредерики Луизы с присовокуплением к оной
истории бывшего турецкого визиря Марцимириса и сардинской
королевы Терезии» (1782) — литературной обработке рукописной «Повести
о английском милорде Гереоне и о маркграфине Фридерике Люизе»,
популярной в народе. Повесть эта является смешением трех авантюрно-
любовных сюжетов и полна романтических пейзажных описаний,
любовно-эротических картин, нравоучительных сентенций, вставок и
эпизодов. Переработанное и дополненное издание повести Комаров
выпустил в 1785 г., затем она многократно переиздавалась.
471 Имеется в виду Берне (Vernet) Клод Жозеф (1714-1789) — французский
живописец, автор морских пейзажей.
472 Finita è la commedia! — комедия закончена (итал.).

Комментарии
425
Всеобщее обозрение
Текст печатается по: Всеобщее обозрение // Вестник Европы, издаваемый
Николаем Карамзиным. Часть I. Январь 1802. № 1. С. 66-84.
473 Имеется в виду война, объявленная в апреле 1792 г. Францией коалиции
Австрии и Пруссии.
474 В 1795 г. между Австрией, Россией и Пруссией произошел третий раздел
Польши, которая перестала существовать как самостоятельное
государство. К падению Венецианской республики привел итальянский поход
Бонапарта в 1796 г. По мирному договору в Кампо-Формио (1797) между
Австрией и Францией все венецианские владения с Далмацией перешли
Австрии, Ионические острова — Франции. Левый берег Рейна отходил
Франции, Зальцбург и часть Баварии — Австрии. Австрия уступала
Франции также Бельгию. В Италии в течение трех лет были образованы шесть
республик.
475 В 1798 г. Бонапарт предпринял поход в Египет, в ходе которого
уничтожил мамелюков (араб. — белые рабы, невольники) — потомков воинов
особой гвардии правителей Египта, составлявших тогда политическую
элиту страны.
476 Имеется в виду Цизальпинская республика (аглат. cisalpinus —
находящийся по эту сторону Альпийских гор, т. е. к югу от Альп) — зависимая
от Франции республика, образованная Наполеоном Бонапартом в июне
1797 в Северной Италии.
477 Имеется в виду Наполеон Бонапарт — см. комм. 379-
тЮювис — Хлодвиг I (Chlodwig, Clovis) (ок. 466-511) — король франков,
основатель Франкского государства.
479 Жирондисты — партия умеренных республиканцев в эпоху Великой
французской революции, в которую входили Бриссо (Brissot) Жак Пьер
(1754-1793), Петион де Вильнёв (Pétion de Villeneuve) Жером (1756-
1794) и др.
тДюмурье (Dumouriez) Шарль Франсуа дю Перье (1739-1823) -
французский генерал и политический деятель. Во время Великой французской
революции примкнул к жирондистам. Был министром иностранных дел,
военным министром. В августе 1792 г. назначен командующим армией,
выступившей против войск антифранцузской коалиции Австрии и Пруссии.
481В марте 1793 г. армия Дюмурье потерпела поражение при Нервинде от
войск коалиции, которыми командовал фельмаршал Фридрих-Иосиф
Кобург-Заальфельд (1737-1817) — саксонский принц, воевавший
вместе с А. В. Суворовым в русско-австро-турецкой войне 1787-1791 гг.

426
Дюмурье вступил в секретные переговоры с австрийским
командованием о совместном походе на Париж для разгона Конвента и
восстановления монархии.
482 Имеется в виду вооруженное антиправительственное выступление
крестьян из западно-французского департамента Вандея весной 1793 г.
483 Consummatum est! — свершилось! (лат.).
484 Имеется в виду Фредерик (Фридрих), герцог Йоркский и Олбани
(Frederick Duke of York and Albany) (1763-1827) — второй сын
английского короля Георга III, фельдмаршал британской армии. В 1793 г. во
время войны с Францией ему была поручена защита Нидерландов, но
действия его были неудачны, и в 1794 г. он отплыл с британскими
войсками обратно в Англию.
485 Имеется в виду Ушар (Houchard) Жан Никола (1740-1793) —
французский генерал; в 1793 г. командующий Северной армией французов,
которая в августе заставила отступить армию герцога Йоркского.
486 В конце сентября 1793 г. союзная австро-германская армия принца Ко-
бургского осадила г. Мобёж и устроенный при нем укрепленный лагерь.
16 октября он был атакован Северной французской армией,
командование которой, вместо обвиненного в измене Ушара, принял генерал
Журдан (Jourdan) Жан Батист (1762-1833), и после двухдневного боя,
шедшего с переменным успехом, снял осаду Мобёжа (в ночь на 17
октября) и отступил.
487 Король Прусский — Фридрих-Вильгельм Л (Friedrich Wilhelm II) (1744-
1797) — прусский король (с 1786) из династии Гогенцоллернов.
488 в 1795 г. Фридрих Вильгельм II был вынужден подписать с Францией
сепаратный Базельский мирный договор, по которому Пруссия признавала
переход левого берега Рейна к Франции.
489 Моро, Гош — французские генералы Моро (Moreau) Жан Виктор (1763-
1813) и Гош (Hoche) Луи Лазар (1768-1797).
490 Имеется в виду Исполнительная Директория, правительство Французской
республики (4 ноября 1795 — 10 ноября 1799), состоявшее из 5 членов
(директоров), избиравшихся Советом пятисот и Советом старейшин.
491 Речь идет о событиях войны второй коалиции с Францией в 1799-
1800 гг., когда А. В. Суворов во главе русско-австрийских войск разгромил
французскую армию в сражении при реках Адда и Т]эеббия на Севере
Италии, а эргерцог Австрийский и герцог Тешен, сын императора
Леопольда II Карл Людвиг Иоанн (1771-1847) нанес поражение французам
при Острахе и Штокахе.

Комментарии
427
492 Речь идет об А. В. Суворове, получившем за военные подвиги в 1799 г.
титул князя Италийского.
493 Имеется в виду Римский-Корсаков Александр Михайлович (1753-1840) —
русский генерал, командовал корпусом в Швейцарии, был разбит
французами под Цюрихом.
тМассеш (Masséna) Андре (1758-1817) — французский полководец, в
1799 г. командовал войсками в Швейцарии, нанес поражение русско-
австрийскому корпусу генерала А. М. Римского-Корсакова.
495 Имеется в виду или Эшассерио Жозеф (1753-1823) — французский
политический деятель, член Совета пятисот, или его брат, Реяв (1754-
1831) — секретарь Совета пятисот.
49бТугут (Thugut) Иоанн Амадей-Франц де Паула (1734-1818) —
австрийский политический деятель, в 1794-1801 гг. министр иностранных дел.
49718 брюмера (9 ноября) 1799 г. во Франции произошел переворот, в
результате которого Директория пала и был установлен режим,
вошедший в историю как период Консульства. Консулами стали Э.-Ж. Сийес,
Роже Дюко и Наполеон Бонапарт. В августе 1802 г. Наполеон стал
пожизненным консулом.
498 Имеется в виду Леопольд II (Leopold II) (1747-1792) — император
Священной Римской империи германской нации (с 1790) и великий герцог
Тосканский (с 1765).
^Аддингтон и Гакесбури — английские государственные деятели Ад-
дингтон (Addington) Генри (1757-1844) и Гаксбери Чарльз Дженкинсон
(1727-1808).
500 фокс, Шеридан, Тирней — английские общественно-политические
деятели Фокс (Fawkes) Чарльз-Джемс (1749-1806), Шеридан (Cheridan)
Ричард Бринслей (1751-1816), Тирней (Tierney) Джордж (1761-1830).
501Гренвиль (Grenville) Вильям Виндхэм (1759-1834) — английский
государственный деятель, в 1789 г. министр внутренних дел.
502Виндам — Уиндем (Windum) Уильям (1750-1810) — английский
государственный деятель, в 1794-1801 гг. военный министр.
503 Острова Тринидад и Цейлон.
504 В 1787-1795 гг. главой исторических Нидерландов был штатгальтер
принц Вильгельм V Оранский. В стране под влиянием Французской
революции сложились партии. Сторонники республиканского правления,
или «патриоты», бежавшие во Францию из-за опасения гонений,
требовали нападения на Нидерланды. В январе 1795 г. под натиском
революционных войск Франции и нараставшего политического брожения внутри

страны штатгальтер бежал с семьей в Англию. Там он прожил в изгнании
одиннадцать лет и умер. В Нидерландах власть от сторонников
Вильгельма Оранского, «оранистов», перешла к партии «патриотов».
505 В июле 1800 г. армия Наполеона разбила австрийские войска под
Маренго и заняла Северную Италию.
506 Имеется в виду соглашение между «Священной Римской империей» и
испанским королевством, с одной стороны, и Францией — с другой,
заключенное в Регенсбурге 15 августа 1684 г. (сроком на 20 лет), по которому
за Францией признавались территории (Люксембург, Страсбург и др.),
завоеванные ею в 1679-1684 гг., и таким образом она распространяла
свою власть на западногерманских князей.
507 В начале 1801 г. Питт, стоявший за продолжение войны до полной
победы над Францией, ушел в отставку. Новое английское правительство
вступило в мирные переговоры с Наполеоном. В марте 1802 г. в Амьене
Англия подписала мирный договор с Францией и ее союзниками — Ба-
тавской республикой и Испанией. По Амьенскому миру Англия
обязалась возвратить захваченные ею колонии (кроме острова Тринидада и
голландских владений на Цейлоне), а также очистить Мальту и другие
оккупированные ею острова в Средиземном море и не вмешиваться во
внутренние дела Германии, Италии, Голландии и Швейцарии. Франция
должна была вывести войска из Неаполя, Рима и с острова Эльбы. Египет,
откуда незадолго до подписания мира эвакуировалась французская
армия, возвращался турецкому султану.
508 H. M. Карамзин имеет в виду швейцарцев, народным героем которых
является Вильгельм Телль. Легенда о нем отразила борьбу швейцарцев
против Габсбургов в XIV в.
509ЛуцианБонапарте - Бонапарт (Bonaparte) Люсьен (1775-1840) -
младший брат Наполеона I, французский политический деятель, председатель
Совета пятисот в 1799 г., министр внутренних дел Франции в 1799-
1800 гг. В 1801-1802 гг. — посланник в Мадриде, в 1803 г. сенатор.
В 1804 г. прекратил политическую деятельность и вынужден был
покинуть Францию. Единственный из братьев Наполеона, которому, вопреки
прогнозам Карамзина, не удалось стать правителем государства.
510 С каждой побежденной нации Наполеон I требовал дань в виде
произведений искусства, которые пополняли коллекции Лувра, ставшего с 1793 г.
общественным музеем.
5115 сентября 1800 г. английский флот отнял у французов Мальту. Отказ
британского правительства вернуть остров Мальтийскому ордену
вызвал недовольство российского императора Павла I (он являлся великим
магистром Ордена). Россия официально покинула Вторую коалицию и

Комментарии
429
образовала вместе с Пруссией, Швецией и Данией антианглийскую Лигу
нейтральных государств. По условиям Амьенского договора
Великобритания обязалась вывести войска с Мальты, но по ряду причин так этого
и не сделала.
512 Пасван-Оглу — см. комм. 356.
513 На Утрехтском конгрессе (1713) был подписан ряд мирных договоров —
англо-французский, франко-голландский, франко-прусский и др.,
завершивших войну за испанское наследство. В этой войне против франко-
испанской коалиции участвовала коалиция Великобритании, Голландии,
Австрии, Пруссии. На Ахенском конгрессе (1748) были подведены итоги
войны за австрийское наследство, в которой участвовала коалиция
Франции, Пруссии, Баварии, Саксонии, Испании, Пьемонта против Австрии,
поддержанной Англией, Голландией и Россией. Желание Карамзина,
чтобы Амьенский конгресс, который завершал войну второй коалиции
против Франции, принес мир в Европу, не сбылось — 22 мая 1803 г. война
между Францией и Англией вспыхнула с новой силой.
О любви к Отечеству и народной гордости
Текст печатается по первому изданию: О любви к Отечеству и народной
гордости // Вестник Европы, издаваемый Николаем Карамзиным. Часть I.
Февраль. 1802. № 4. С. 56-69.
514 Лапланец — лапландец.
515 Гельвеция — латинское название части Швейцарии, здесь: Швейцария.
516 Унтервальден и Гларис - кантоны в Швейцарии.
517 В 1787-1795 гг. главой исторических Нидерландов был штатгальтер
принц Вильгельм V Оранский, его сторонникам — «оранистам»
принадлежала власть в стране. Сторонники республиканского правления, или
«патриоты», из-за опасения гонений бежали из страны.
518 Должности — здесь: обязанности.
519 В византийских источниках VI и VII вв. упоминаются такие объединения
славянских племен, как анты и склавины. Именно они первыми из славян
обрушились на границы Византии в своих военных походах.
520 Вероятно, имеется в виду поход русов на Царьград в 860 г., не взявших
столицу империи, но увезших большую добычу. Поход же князя Игоря,
подписавшего мир и взявшего дань от Византии, состоялся в 944 г. Все
остальные военные конфликты с Византией X-XI вв. оканчивались не в
пользу Руси.

521 Ярослав Владимирович Мудрый (ок. 978-1054) — великий князь
киевский (1016-1018,1019-1054).
522 Ченгис-хан — Чингисхан (собственное имя — Тэмуджин, Темучин)
(ок. 1155-1227) — основатель единого Монгольского государства, чьи
потомки в результате военного нашествия на Русь 1237-1241 гг.
установили систему политической и даннической зависимости русских
княжеств от монголо-татарских ханов в XIII-XV вв.
^Тамерлан - Тимур (1336-1405) - полководец, эмир (с 1370). Создатель
государства со столицей в Самарканде. Разгромил Золотую Орду. Совершал
завоевательные походы в Персию, Закавказье, Индию, Малую Азию и др.
524 Время самозванцев — «Смутное время» в России — период от смерти
Ивана IV Васильевича Грозного (1584) до воцарения на русском престоле
Михаила Федоровича Романова (1613), когда на политической арене
появились два самозванца, выдававших себя за чудесно спасшегося младшего
сына Ивана IV Грозного царевича Дмитрия — Лжедмитрий I, официально
именовавший себя царевич (затем царь) Дмитрий Иванович (?-1б0б) —
царь России с 1 июня 1605 г., а после его смерти — Лжедмитрий И,
известный также как Калужский или Тушинский вор (?-1б10).
525 Пожарский Дмитрий Михайлович (1578-1642) — князь. В 1598 г.
стряпчий и член Земского собора, с 1602 г. стольник, с 1613 г. боярин. В 1608-
1610 гг. сторонник Василия Шуйского его борьбе с Лжедмитрием И.
С 1610 г. воевода в Зарайске. Участник Первого ополчения 1611 г. С
октября один из руководителей Второго ополчения 1611-1612 гг. и Земского
правительства. В1615 г. руководил боевыми действиями против польских
интервентов, в 1618 г. участвовал в отражении похода войска польского
королевича Владислава к Москве. В 1617-1640 гг. возглавлял ряд
приказов, участвовал в переговорах с английскими, польскими и крымскими
послами, был воеводой в Новгороде (1628-1630).
526Минин Кузьма Минич (?— 1616) — нижегородский посадский человек, с
сентября 1611 г. земский староста. Инициатор и один из
руководителей Второго ополчения 1611-1612 гг., соратник князя Д М. Пожарского.
В сражениях за Москву против польского гарнизона проявил личную
храбрость. В 1612-1613 гг. вместе с князем Д. Т. Трубецким и Д. М.
Пожарским член земского правительства («Совета всей земли»), где занимался
финансово-хозяйственными вопросами. После избрания в 1613 г. царем
Михаила Романова он получил чин думного дворянина и вотчину в селе
Богородском под Нижним Новгородом с 9 деревнями «в род
неподвижно», вошел в состав Боярской думы.
527 Речь идет об Александре I — см. комм. 359.

Комментарии
431
528 Памятник Минину и Пожарскому, который действительно
планировалось соорудить в Нижнем Новгороде, в конечном счете оказался в 1818 г.
в Москве на Красной площади.
529"Петр I Великий (1672-1725) — русский царь (с 1682), первый
российский император (с 1721), сын царя Алексея I Михайловича Романова от
второй жены — Н. К Нарышкиной. Был возведен на престол после
смерти бездетного царя Федора Алексеевича в обход своего старшего брата
Ивана (сына Алексея Михайловича от первого брака — с М. И. Милослав-
ской). Однако в результате Московского восстания 1682 г. (по имени князя
И. А. Хованского, руководителя стрелецкого движения, начальника
Стрелецкого приказа, восстание получило название «Хованщина», в нем
участвовали стрельцы и старообрядцы — сторонники Милославских,
которые расправились со сторонниками Нарышкиных) «старшим» царем был
объявлен Иван V Алексеевич, а Петр — «младшим», при правительнице
царевне Софье. В 1682-1689 гг., т. е. до своего совершеннолетия, Петр вместе
с матерью жил в подмосковном селе Преображенском, выезжая в Москву
лишь для приема иностранных послов и других дворцовых церемоний.
530 Речь идет о разгроме А. В. Суворовым французских войск в Италии в мае
и июне 1799 г.
531 Людскость — человечность.
532 Линней (Linné, Linnaeus) Карл (1707-1778) — шведский
естествоиспытатель, создатель оригинальной системы растительного и животного мира.
Галлер (Haller) Альбрехт (1708-1777) — швейцарский
естествоиспытатель и поэт. Боннет — Бонне (Bonnet) Шарль (1720-1793) —
швейцарский естествоиспытатель и философ.
5^Монтань — Монтень (Montaigne) Мишель (1533-1592) — французский
философ и писатель.
534 Французский математик и философ ДАламбер (D'Alembert) Жан Лерон
(1717-1783) был брошен матерью сразу же после рождения и
воспитывался в семье приемных родителей-ремесленников.
535 Charmant и séduisant, expansion и vapeurs — прелестный,
обольстительный, излияние, воспарения (фр.).
Моя исповедь. Письмо к издателю журнала
Текст печатается по первому изданию: Моя исповедь. Письмо к издателю
журнала // Вестник Европы, издаваемый Николаем Карамзиным. Часть И.
Март. 1802. №6. С. 147-167.
536 Гофмейстер — придворный сановник, надзирающий за придворными
чинами и служителями.

432
537 Контрданс {англ. — countrydance) — букв:, деревенский танец, в XVIII в.
получивший распространение как бальный танец.
538 Крепость св. Ангела в Риме, которая выполняла функции сначала
мавзолея-гробницы, затем замка, резиденции пап, хранилища их ценностей
и одновременно тюрьмы.
539 Постиллион — почтальон, возница почтовой кареты.
540 Вероятно, речь идет о герцоге Ришелье (Richelieu) Луи-Франсуа-Армане
дю Плесси (Louis François Armand de Vignerot du Plessis) (1696-1788) —
маршале Франции, внучатом племяннике кардинала Ришелье, бывшем
в молодые годы известным повесой, которого трижды заключали в
крепость-тюрьму Бастилию — сначала по просьбе отца ввиду его ранних
любовных похождений, затем за убийство на дуэли, и наконец, участие
в заговоре.
541 Речь идет о драме французского драматурга и литературного критика
Лагарпа (La Harpe) Жана Франсуа де (1739-1803), которая более
двадцати лет была запрещена к постановке на театральной сцене.
542 Имеется в виду Луи Филипп (II) Жозеф, герцог Орлеанский (Louis-Philippe-
Joseph duc d'Orléans), с 1792 г. — Филипп Эгалите (Philippe Egalité) —
французский политический деятель, хозяин дворца Пале-Рояль, центра
увеселений парижан, известный и собственными взбалмошностью и
распутством.
543 Имеется в виду Гай Петроний Арбитр (Gaius Petronius Arbiter) Ç-66 н. э.) —
римский писатель, автор комедийно-эротического романа «Сатуры» (или
«Сатирикон») о непристойных похождениях повес.
544 Альцибиад — см. комм. 98.
545 Речь идет о монастыре траппистов — членов католического ордена
цистерцианцев строгого устава, предписывавшего физический труд,
аскетический образ жизни и т. д.
546 Sauve qui peut — спасайся, кто может (фр.).
547 Оттомане — оттоманка, широкий мягкий диван с подушками,
заменяющими спинку.
548Гофмановы капли — успокоительные капли, составленные врачом
Ф. Гофманом (1660-1742).
549Дидона (или Элисса) — в античной мифологии карфагенская царица,
влюбившаяся в героя Троянской войны Энея и после его отъезда
покончившая с собой.

Комментарии
433
550 Италиянские кастраты — оперные драматические певцы,
подвергнувшиеся в юном возрасте кастрации (калечащей их и уже незаконной в
XVIII в. операции), чье уникальное искусство пения было модным в то
время.
551 Полибы — здесь: наросты.
Приятные виды, надежды и желания нынешнего времени
Текст печатается по первому изданию: Приятные виды, надежды и
желания нынешнего времени // Вестник Европы, издаваемый Николаем
Карамзиным. Часть III. Июнь. 1802. № 6. С. 314-331.
552 Великая Французская революция 1789-1794 гг.
553 Эгида — защита, покровительство.
554 Турецкое правление — здесь: пример деспотического правления
555 Анархия — безвластие, безначалие.
556 Химеры — см. комм. 8.
557 Буланже (Boulanger) Никола Антуан — французский историк, полиглот.
558Ламетри (Lamettrie, La Mettrie) Жюльен Офреде (1709-1751) -
французский философ и врач. Заболев горячкой и наблюдая во время болезни
за собственными мыслями и ощущениями, он занялся изучением
вопроса о взаимоотношении души и тела и пришел к заключению, что душа —
всего лишь функция сердца и мозга.
559 Италиянская война — боевые действия русско-австрийской армии во
главе с А. В. Суворовым против французских войск в северной Италии в
апреле-августе 1799 г.
560 Речь идет о работе созданной еще в 1796 г. в правление императора
Павла I Комиссии составления законов. 5 июня 1801 г. император
Александр I именным, данным Сенату, указом поручил управление
Комиссией составления законов Петру Васильевичу Завадовскому (1739-1812).
В приложенном к этому указу рескрипте император подводил итоги
деятельности законодательных комиссий, создававшихся на
протяжении XVIII столетия, и намечал дальнейший план действий по
систематизации законодательства, а указом 25 августа 1801 г. на имя П. В. Зава-
довского определил главную задачу — найти меры к изменению формы
и упорядочиванию осуществления правосудия в России.

434
561 Имеется в виду «Правда Ярослава», от 1016 или 1036 г. (ст. 1-18),
правовой свод великого князя киевского (с 1019) Ярослава Мудрого
(ок. 978-1054); часть «Русской Правды» — древнерусского правового
кодекса эпохи Киевской Руси.
562 «Судебник» царя Иоанна — первый на Руси официальный правовой
сборник, включавший 68 статей, почти исключительно процессуального
содержания, изданный в г. великим князем московским Иоанном III
Васильевичем (1440-1505).
563 «Уложение» царя Алексея Михайловича — Соборное уложение 1649 г.,
кодекс законов русского государства, принятый в правление царя (с 1645)
Алексея Михайловича (1629-1676) Земским собором 1648-1649 гг.
564 Имется в виду Кодекс Юстиниана, одна из составных частей Свода
римского гражданского права, составленного в 529-534 гг. при византийском
императоре (с 527) Юстиниане (Iustinianos I) I (ок. 482 или 483-565).
Включает 4652 отрывка из императорских распоряжений
(конституций), изданных начиная с императора Адриана (II в. н. э.) и кончая
самим Юстинианом. Состоит из 12 книг, излагающих: церковное право и
обязанности государственных служащих (кн. 1); частное право —
имущественные и прочие отношения (книги 2-8); уголовное право (кн. 9);
административное и финансовое право (книги 10-12).
565 Отец Отечества — почетный титул российского императора Петра I —
см. комм. 528.
Императрица Анна — Анна Иоанновна (Ивановна) (1693-1740) —
российская императрица (с 1730), дочь царя Ивана V Алексеевича, сводного
брата и соправителя Петра I. Елисаветы — императрица Елизавета
Петровна — см. комм. 275. ЕКАТЕРИНА Великая — см. комм. 260.
566 «Фридрихов Кодекс», «Allgemeines Landrecht für die Preussischen Staaten» —
гражданское уложение, разработанное в годы правления короля
прусского Фридриха II Великого и вступившее в силу в 1794 г., т. е. через восемь
лет после смерти.
567 Речь идет о плане создания нового свода законов, получившего название
«Кодекс Наполеона» (принят в 1804) — Французского гражданского
кодекса, разработка которого активно шла с 1801 г. под личным
руководством Наполеона.
568 Writs — предписания, судебные приказы {англ.).
569 Англосаксонское право основано на прецеденте — решение
определенного суда по конкретному делу, имеет в Великобритании силу источника
права (то есть устанавливает, изменяет или отменяет правовые нормы).
570 Терпсихора — в древнегреческой мифологии муза танца и хорового пения.

Комментарии
435
571 Сюрприз — здесь: неожиданность.
572 Гошпиталь — госпиталь, большая больница.
573 Фемида — см. комм. 411.
574 Аполлон — в древнегреческой и древнеримской мифологиях и
религиях бог-целитель, бог-прорицатель, бог мудрости, покровитель искусства,
бог солнца.
О похитителях
Вошедшая в различные издания произведений H. M. Карамзина статья
под названием «О похитителях» впервые была опубликована как часть
раздела «Известий и замечаний» № 15 «Вестника Европы» за 1802 г. Публикуется
по: Известия и замечания. Париж // Вестник Европы, издаваемый Николаем
Карамзиным. Часть IV. Август. 1802, № 15. С. 244-245.
575 Bulletin de Paris — «Парижский бюллетень».
^Деиоцес — Дайукку (Деиак) — легендарный деревенский судья,
отличавшийся справедливостью, который объединил различные племена и стал
первым царем Мидии (ок. 670-647 до н. э.).
577IUepOH (Hieron) (?-4б7 г. до н. э.) — тиран Сиракуз (с 478 до н. э.).
578 Имеется в виду Реньо де Сен-Жан д'Анжели (Regnault de Saint-Jean
d'Angély) Мишель Луи Этьенн (1761-1819) — французский публицист и
государственный деятель, депутат Генеральных Штатов (1789), активный
участник переворота 18 Брюмера (9 ноября 1799), приведшего к власти
Наполеона Бонапарта, член Государственного совета, занимавший ряд
важных должностей в наполеоновской администрации.
579 Тимолеон (Timoleon) (около 411-337) — тираноборец и демократ
древности.
Известие о нынешнем состоянии Республики Рагузы,
писанное гражданином ее
Текст печатается по первому изданию: Известие о нынешнем состоянии
Республики Рагузы, писанное гражданином ее // Вестник Европы,
издаваемый Николаем Карамзиным. Часть V. Сентябрь. 1802. № 17. С.57-67.
580 Речь идет о Дубровницкой республике (umcui. Repubblica di Ragusa) —
городской республике на побережье Адриатического моря со столицей
в городе-порте Дубровнике, помимо которого территория государства
включала часть побережья северо-западнее Дубровника и ряд островов:
Млет, Ластово и др.

436
581 По разным версиям Рагуза (Дубровник) был основан в VII в. или
жителями римского города Эпидаврума, или легендарным славянским королем
Павлимиром.
582 Эпидаврия — древний город на побережье Адриатического моря,
сначала греческая, а с III в. до н. э. римская колония Эпидаврум, разрушенная
аваро-славянскими племенами, беженцы из которого и основали в 614 г.
город Рагузу (Дубровник).
583 Лакедемон (Спарта), Аргос, Афины и Коринф — греческие города,
расположенные на полуострове Пелопоннес, Аттика и Коринфском
перешейке.
584 Фидиас — Фидий (Pheidias) (ок. 500-430 до н. э.) — древнегреческий
скульптор.
585Дамиени Юде — дюк Дамиан Юда (Duke Damjan Juda).
586 Брусса — Бруса (турецк. Бурса, греч. Прусса) — византийский город в
Малой Азии, перешедший к Османской империи в 1326 г. и до 1365 г.
бывший ее столицей.
587 Султан Оран — Орхан (Orhan) I Гази (ок. 1280-1359) — второй
правитель Османского государства (с 1326).
588Филипп II (Felipe) (1527-1598) - король Неаполя и Сицилии (с 1554),
Испании (с 1556), Португалии (с 1580 как Филиппе I) из династии
Габсбургов. В период англо-испанской войны (1587-1604) послал для
завоевания Англии к ее берегам крупный военный флот (130 тяжелых
кораблей) — «Великую и самую счастливую Армаду», «Непобедимую
Армаду» — который погиб от бури и удачных нападений оборонительной
английской эскадры.
589 Имеется в виду война 1775-1783 гг. за независимость британских
колоний в Северной Америке, в ходе которой 4 июля 1776 г. Конгресс в
Филадельфии принял Декларацию независимости, провозгласившую
отделение тринадцати колоний от британской короны.
590 Мир между Соединенными Штатами и Англией был подписан в Париже
30 ноября 1782 г., а затем был подтвержден окончательным мирным
договором между Францией и Англией в Париже 3 сентября 1783 г. Англия
признала независимость своих колоний в Северной Америке, но
удержала за собой Канаду. К концу 1783 г. британские войска покинули
территорию США.
591 Французская Революция — см. комм. 552.
592 Марсово поле — поле на левом берегу р. Тибр возле Рима, на которой в
период Римской республики (с IV в. до н. э.) проходили народные
собрания — центуриатные комиции.

Комментарии
437
Взор на прошедший год
Текст печатается по первому изданию: Взор на прошедший год / Вестник
Европы, издаваемый Николаем Карамзиным. Часть VII. Январь. 1803. № 1.
С. 75-80.
593 Амьенский трактат — см. комм. 507.
594 Цизальпинская республика, основанная Бонапартом в 1797 г. в Северной
Италии, была в 1802 г. переименована в Итальянскую республику.
595 По постановлению Сената от 8 мая 1802 г. срок правления первого
консула Бонапарта, определенный конституцией 13 декабря 1799 г. в 10 лет,
увеличен до 20, а уже 2 августа 1802 г. постановлением сената Бонапарт
был назначен пожизненным консулом.
596 Речь идет о подоходном налоге, инициированном У. Питтом и
введенном в Англии в начале 1798 г. законом «Утроенные налоги на роскошь
или расходы вообще». В 1802 г., после заключения Амьенского мира с
Францией, крайне непопулярный среди населения налог под
давлением общественного мнения был отменен преемником У. Питта на посту
лорда-канцлера казначейства Г. Аддингтоном. Однако уже в следующем
году, когда война с Францией возобновилась, подоходный налог был
вновь восстановлен 11 августа 1803 г.
597 Борьба двух партий: унитариев, приверженцев единой Гельветической
республики с централизованной властью, и федералистов, сторонников
прежней кантональной системы, сопровождалась переворотами и
восстаниями и, в конечном счете, привела к очередному вступлению
французских войск в Швейцарию, а в 1803 г. так называемым «Актом
посредничества» государственное устройство республики было изменено, и она
попала в полную зависимость от Франции.
598 Пасван — см. комм. 356.
599 8 сентября 1802 г. император Александр I подписал ряд правовых актов,
среди которых были: указ Сенату «О правах и обязанностях Сената»,
манифест «Об учреждении министерств», указ Сенату «Об образовании
первых трех коллегий в образе производства дел на прежнем основании
и о лицах, избранных к управлению министерствами».
600КарлЭммануилII(Charles Emmanuel II) (1751-1819) — король Сардинии
(с 1796 г.), в 1802 г. отрекся от престола в пользу своего брата.
601 При содействии России были освобождены в 1798-1799 гг. от
французских войск захваченные ими в 1797 г. Ионические острова, и на них была
создана по русско-турецкой конвенции 1800 г. так называемая
«Республика Семи Соединенных островов».

438
602 Тимолеон — см. комм. 579.
603 Мужей Плутарховых — здесь: выдающихся исторических деятелей.
604 Морусовой Утопии — «Утопия» Т. Мора, см. комм. 1,199.
605 Имеется в виду рассказ Геродота о первом мидийском царе —
деревенском судье Дейоке, который во второй половине VIII в. до н. э. после
избрания его царем объединил народы Мидии и стал тираном.
606 Шевалье Жокур — Жокур (de Jaucourt) Луи де (1704-1779) —
французский писатель и просветитель, один из составителей знаменитого труда
«Энциклопедия, или толковый словарь наук, искусств и ремесел».
607 Солона и чистой добродетели Ликурга — см. комм. 72.
608 Имеются в виду успешные сражения французских войск с австрийскими
войсками у г. Лоди (10 мая 1796 г.) и деревни Маренго (14 июня 1800 г.)
в Северной Италии.
Об известности Литературы нашей в чужих землях
Текст печатается по первому изданию: Об известности Литературы нашей
в чужих землях // Вестник Европы, издаваемый Николаем Карамзиным.
Часть X. Август. 1803. № 15. С. 195-198.
609Рихтер (Richter) Иоганн-Готфрид (1764-1829) — немецкий литератор
и переводчик.
610 Russische Miscellen (нем.) — «Русская смесь», журнал, издававшийся в
Лейпциге в 1803-1804 гг.
6пМаржерет, Маржере (Margeret) Жак (1550-е гг. — после 1618) —
французский офицер, военный наемник-авантюрист, в 1600-1606 и
1608-1611 гг. служивший в войске Бориса Годунова, Лжедмитрия I, Лжед-
митрия II, полского короля Сигизмунда III. Автор сочинения «Состояние
Российской державы... с 1590 по сентябрь 1606» (1607).
612 Массой (Masson) Карл (1762-1807) — писатель, в 1786 г. приехал из
Женевы в Россию, служил преподавателем в Артиллерийско-инженерном
кадетском корпусе, в 1795 г. был назначен секретарем великого князя
Александра Павловича, но в 1796 г., по распоряжению, Павла I, был
изгнан из России. В 1803 г. опубликовал «Секретные записки о России и в
частности о конце царствования Екатерины II и правлении Павла».
Письмо сельского жителя
Текст печатается по первому изданию: Письмо сельского жителя //
Вестник Европы, издаваемый Николаем Карамзиным. Часть XI. Сентябрь. 1803.
№17. С. 42-59.

Комментарии
439
613 Мизантроп — человеконенавистник.
614 Феруля — ферула (греч.) — прут, розга.
615 Пажити — пастбище.
616 Бахус — в античной мифологии бог — покровитель виноградарства и
виноделия.
^Годунов — Годунов Борис (около 1552-1605) — русский царь (избран
Земским собором 17 февраля 1598 г.). Сын боярина Федора Годунова.
618 Василь Иванович — Василий III Иванович (1479-1533) — великий князь
московский (с 1505).
619 Алексей Михайлович (1629-1676) — русский царь (с 1645), второй
представитель династии Романовых на российском престоле.
620 Сократ - см. комм. 38,72,380.
621 Филантроп — покровитель нуждающихся, благотворитель.
622Эпименид (Epimenides) — полулегендарный мудрец, прорицатель и поэт
Древней Греции. По преданию, будучи ребенком, пас овец, задремал в
пещере и проспал 57 (или 40) лет, а проснувшись, почувствовал в себе
способность к жреческой деятельности и поэтическому творчеству.
623 Имеется в виду Указ Александра I «Предварительные правила
народного просвещения» 24 января 1803 г., предполагавший
реорганизацию системы народного просвещения. В частности, по этому указу
в стране были созданы 6 учебных округов во главе с попечителями,
а все учебные заведения разделены на 4 разряда: приходские, уездные,
губернские и университеты. В городах и селах каждый церковный
приход или два прихода, смотря по числу прихожан, должны были иметь
одно приходское училище. В казенных селах училища должны были
открываться под руководством священника, в помещичьих —
помещика. Целью приходских училищ ставилось приготовление учеников для
уездных училищ, а также их физическое и нравственное улучшение.
В приходских школах программа включала: чтение, письмо, четыре
действия арифметики. Кроме этого, обязательным являлось чтение
с объяснением книги «Краткое наставление о сельском домоводстве,
произведениях природы, сложении человеческого тела и вообще о
средствах к предохранению здоровья». Приходские училища должны
были содержаться полностью за счет местного населения (городских
обществ, крестьян, помещиков). В уездных училищах программа
включала грамматику, орфографию, стилистику, географию, историю,
естествознание, геометрию.
624 Сидень — тот, кто много сидит, не может или не любит двигаться.

440
625 Катихизис — наставление, руководство.
626 Йорик — остроумный пастор, герой произведений английского
писателя Стерна (Sterne) Лоуренса (1713-1768).
627 Иссоп — лекарственное растение.
628 Ребарбар — ревень.
629 «Шифгаузенской пластырь изобретен Саксонским Камер-юнкером,
Шифгаузеном, который сделался жертвою своих вымыслов. Он умер от
угару в своей лаборатории. Бесспорно, что сей пластырь оказывает
иногда благодетельное действие; но он употребляется во всех случаях без
разбору, чрез что пренебрежены бывают другие полезные средства. Его
кладут на ушибленные места, нарывы, воспаления и даже на свежие раны
без всякого исключения и почитают сей пластырь также универсальным
лекарством». (Медико-топографическое описание Санкт-Петербурга,
главного и столичного города Российской империи. Сочинение Генриха
Людвига фон Аттенгофера... / Пер. с нем. СПб., 1820. Отделение Пятое.)
630 Геркулес — здесь: человек, обладающий громадной силой, богатырь.
631 Эдем - рай.
632 Парнас — здесь: гора.
633 Алкоран — Коран.
634 Гомеровы поэмы — «Одиссея» и «Илиада».
635 Трубадур — странствующий поэт и певец.
636 Амальтея — мифологическая коза, кормившая новорожденного Зевса.
О публичном преподавании наук в Московском университете
Текст печатается по первому изданию: О публичном преподавании наук
в Московском Университете // Вестник Европы, издаваемый Николаем
Карамзиным. Часть XII. Декабрь. 1803. № 23 и 24. С. 261-268.
637 Заиконоспасская Академия — Славяно-греко-латинская академия, первое
высшее общеобразовательное учебное заведение в Москве, здание
которой находилось в монастыре Всемилостивого Спаса, известного под
названием «Заиконоспасского».
638 Страхов Петр Иванович (1757-1813) — русский ученый-физик,
профессор кафедры опытной физики (с 1791 г.), декан физико-математического
отделения (с 1803 г.), ректор Московского университета (1805-1807 гг.)
639 Перечислены французские ученые — химики Фуркруа (Fourcroy) Анту-
ан Франсуа (1755-1809) иВокелен (Vauquelin) Луи Никола (1763-1829);
физик Шарль (Charles) Жак Александр Сезар (1746-1823).

Комментарии
441
640Политковский Федор Герасимович (1753-1809) — русский ученый-
натуралист, профессор кафедры натуральной истории, философии,
ботаники и химии Московского университета (с 1784), затем профессор
кафедры практической медицины и химии (с 1802) Московского
университета, инициатор создания и директор университетского Кабинета
(Музеума) натуральной истории (с 1791 г.)
641 Линнеевой Системе — Система классификации Линнея, см. комм. 532.
642 Гейм Иван Андреевич (1759-1821) — профессор всемирной истории,
статистики и географии в Московском университете.
^Шлецер (Schlözer) Христиан Августович (1774-1831) — российский и
немецкий ученый-юрист, сын Августа-Людвига Шлецера, доктор прав
(1796), в 1801-1826 гг. профессор политической экономии в
Московском университете.
^Шлецер (Schlözer) Август Людвиг (1735-1809) — российский и
немецкий историк, в 1761-1767 гг. работал в Императорской Академии
наук в Санкт-Петербурге, в 1769-1804 гг. профессор в Геттингенском
университете.
645 В начале 1803 г. попечителем Московского университета был назначен
Муравьев Михаил Никитич (1757-1807) — писатель, поэт, воспитатель
Александра I (в 1785-1795 гг. преподавал ему русский язык, литературу
и историю), сенатор, с момента образования Министерства народного
просвещения в 1802 г. — товарищ министра и член Главного
правления училищ. Муравьев стал одним из авторов первого устава
Московского университета 1804 г. и инициатором университетских реформ
начала XIX в.
О древней и новой России в ее политическом
и гражданском отношении
Записка составлена H. M. Карамзиным по просьбе великой княгини
Екатерины Павловны, младшей сестры Александра I и представлена
императору в марте 1811 г. в ТЪери. Первую научную публикацию, сверив более
30 списков, осуществил А. Ю. Сегень (см.: Литературная учеба. 1988. № 4.
С. 135-142). Текст печатается по: Русская социально-политическая мысль
XIX - начала XX века: Н. М. Карамзин. М., 2001. С 80-145.
646 Officina gentium, vagina nationum — гнездо племен, колыбель народов
(лат.). Скандинавия почиталась историками XVIII — начала XIX в.
местом зарождения племен, разрушивших Западную Римскую империю. —
Здесь и далее приводятся примечания к «Записке...» А, Ю. Сегеня с
дополнениями и исправлениями составителей.

442
647 Ярослав Владимирович Мудрый (ок. 978-1054) (христианское имя
Георгий или Юрий) — великий князь киевский (с 1019), второй сын
киевского князя Владимира Красное Солнышко и полоцкой княжны Рогнеды
Рогволодовны. С его именем связана древнейшая часть первого свода
русских законов — «Русская Правда» (т. н. Правда Ярослава, или
Древнейшая Правда, составленная около 1016 г.).
648 Мысль о норманнском происхождении свода законов Ярослава Мудрого,
являющегося первой из двух частей «Русской Правды», в дальнейшем была
отвергнута исторической наукой. При некотором сходстве с т. н. leges
barbarorum более заметным является влияние греко-римского права.
649 Разделение княжений между внуками Ярослава, которое Карамзин
рассматривает как заимствованное у народов германских, было лишь
частным случаем. Удельная система как порядок княжеского владения
окончательно утвердилась позднее — после Владимира Мономаха.
^Владимир I Святославич (ок. 956-1015) — великий князь киевский и
первый христианский правитель Киевской Руси.
651 Владимир Всеволодович Мономах (1053-1125) — великий князь
киевский^ 1113).
б52Василько Ростиславич (около 1066-1124) — князь теребовльский
(с 1085), младший сын Ростислава Владимировича Тмугараканского,
правнук Ярослава Мудрого.
653 Андрей I Боголюбский (ок. 1111-1174) — великий князь Владимирский
(с 1157), сын Юрия Долгорукого и половецкой княжны.
654 Всеволод III Юрьевич Большое Гнездо (1154-1212) — великий князь
владимирский (с 1176), десятый сын Юрия Долгорукого, сводный брат
Андрея Боголюбского, византиец по матери.
655 Батый (ок. 1207-1256) — монгольский хан, сын Джучи, внук
Чингисхана. В 1236-1240 гг. разгромил южнорусских князей, в 1240 г. опустошил
Киевское княжество и подчинил себе всю Русь.
656 Баскак (от тюркск. давитель) — представитель монгольского хана в
завоеванных землях. На Руси баскачество сформировалось в 1250-
1260-х годах. В каждое княжество назначался особый баскак. «Великий
баскак» имел резиденцию во Владимире. Баскаки контролировали
местные власти, в XIII-XIV вв. собирали с русских земель дань Золотой Орде.
Также баскаки вели учет населения в завоеванных землях. В
распоряжении баскаков могли быть большие вооруженные отряды, для
обеспечения своевременного сбора дани.
657 Иоанн I (Иван) Данилович Калита (1288-1340) — князь московский
(с 1325), великий князь владимирский (ярлык от хана в 1328), князь
новгородский (с 1328 по1337).

Комментарии
443
658 Узбек (?—1342) — хан Золотой Орды в 1313-1342, способствовал
возвышению Москвы своим покровительством московским князьям.
659 Во время Ивана III термин «самодержец» обозначал монарха, не
платящего никому дани. При Иване IV он стал шире и обозначал уже монарха
абсолютного, которому принадлежит вся полнота верховной власти. Здесь
Карамзин использует термины «самодержец» и «самодержавие» в обоих
смыслах, так как говорит и о свержении татарского ига, и об
истреблении остатков права веча.
660 Олег (?—912) — древнерусский князь. Правил в Новгороде (с 879), в Киеве
(с 882).
661 Димитрий Донской (Дмитрий) (1350-1389) — великий князь
московский (с 1359) и владимирский (с 1362), сын великого князя Ивана II
Красного.
662 Иоанн III (Иван) (1440-1505) — великий князь всея Руси (с 1462), сын
великого князя Василия II.
663 Иоанн N (Иван) Грозный (1530-1584) — великий князь всея Руси (с
1533), первый русский царь (с 1547), сын великого князя Василия III.
664 Иоанн III был женат вторым браком на дочери правителя (деспота) Мо-
. реи (Пелопоннеса) Фомы Палеолога, племяннице последнего
византийского императора Константина XI, погибшего при взятии
Константинополя турками в 1453 г. — Софье Фоминичне (1443/1449-1503). Став в
1472 г. супругой правителя России, она начала продвигать идею России
как Третьего Рима, тогда при дворе возникли строгий этикет и небывалая
до того времени пышность; был введен новый герб страны,
соединявший герб московского княжества, изображавшего Георгия Победоносца,
с двуглавым орлом византийской империи.
^Юстиниан I (Iustinianus) Великий (482 или 483-565) — император
Византии (Восточной Римской империи) (с 527 г.). При нем была
произведена знаменитая кодификация римского права: в 528-529 гг. комиссия
из десяти правоведов кодифицировала указы императоров от Адриана
до Юстиниана в двенадцати книгах «Кодекса Юстиниана», а к 534 г. было
выпущено 50 книг «Дигест» — юридического канона по обширному
материалу всего римского законодательства.
666 Имеется в виду Судебник 1497 г., расширивший русское законодательство
на основе Русской Правды, Псковской судной грамоты, уставных грамот,
великокняжеских указов и обычного права.
^Судебник 1550 г., основываясь на Судебнике Ивана III, усилил роль
централизованных государственных судебных органов.
^Торговая казнь — одно из наиболее жестоких телесных наказаний в
России, заключающееся в публичном битье кнутом на торгах (отсюда

444
название), на площадях, у присутственных мест или вообще в местах
скопления народа. Впервые узаконена в Судебнике 1497 г. как наказание
за кражу и за перепахивание межи.
669 Известно, что в сентябре 1533 г. в Москву прибыл караван индийского
купца гусейна Хози, который привез для великого князя Московского и
всея Руси Василия III Ивановича грамоту от своего владыки — основателя
государства Великих Моголов в Индии Захир-ад-дина Мухаммеда Бабу-
ра (1483-1530), к тому времени уже умершего, с предложением «быть в
дружбе и братстве».
670 Имеется в виду дворянский титул, который в середине XVI в. в
соответствии с политикой Ивана IV сделался выше других; а в XVII в. термин
«дворяне» уже включал в себя и титулы княжеские, и боярские, и
собственно дворянские.
671 Опришнина, опричнина (от древнерусс. опричный — особый) —
название отряда телохранителей Ивана IV Грозного и части государства
(государева удела), выделенной в особое управление ради их содержания в
1505 г. В опричнину набрали 1000 человек, князей, дворян и пр., но число
их скоро достигло 6000. Им было выделено несколько улиц в Москве и
20 городов с волостями. Остальное государство («земщина»)
управлялось по-старому «земскими» боярами. 300 человек опричников в
Александровской слободе изображали род монастырской братии Грозного.
Опричники пировали с царем, производили розыски и казни, наезды на
Москву и др. города.
672 Годунов — см. комм. 617.
673 Имеется в виду Дмитрий Иванович (1582-1591) — сын царя Ивана IV
Грозного и Марии Нагой, последний Рюрикович. Получил в удел Углич,
куда был отправлен вместе с матерью после смерти отца (1584) Борисом
Годуновым, где и погиб. Существуют две версии причин его смерти:
первая, что он убит по приказу Бориса Годунова, желавшего устранить
претендента на престол; вторая, что закололся ножом в припадке падучей
болезни — эта версия была признана официальной, так как специальная
комиссия (боярин князь В. И. Шуйский, окольничий А. П. Клешнин,
думный дьяк Е. Вылузгин, а также митрополит Геласий) во второй половине
мая 1591 г. провела расследование, допросив около 150 человек, и
пришла к мнению, что смерть царевича случилась во время припадка
эпилепсии, когда он упал и закололся ножом.
674 Лжедшштрий I (Лжедмитрий) (?-1б0б) — самозванец, выдававший себя
за сына царя Ивана IV царевича Дмитрия, царь с 1605 г. Настоящее имя,
предположительно, Юрий Богданович Отрепьев (в монашестве
Григорий). Из мелкопоместных галицких дворян. Около 1600-1601 гг. бежал

Комментарии
445
в Польшу, где объявил себя наследником российского престола, тайно
принял католичество. В 1604 г. с польско-литовскими отрядами перешел
русскую границу, был поддержан частью горожан, казаков и крестьян.
В июле 1605 г., после смерти царя Бориса Годунова и убийства его сына
Федора, вступил во главе войска в Москву и венчался на царство. Убит
боярами-заговорщиками во главе с князем В. И. Шуйским, которые
сожгли его труп, пеплом зарядили пушку и выстрелили на запад — туда,
откуда пришел.
675 Генрих (Henri IV) (1553-1610) — король Франции (с 1589 г., фактически с
1594 г.), первый из династии Бурбонов; король Наварры (с 1562).
676 Устав монашеского ордена картезианцев, учрежденного в 1170 году во
Франции, отличался крайне аскетическим характером и, в частности,
вменял обет молчания. В литературе XVIII века образ монаха-картезианца
олицетворял собою блаженное уединение от суеты.
677 Например, телятиной, «которая считалась у нас заповедным, грешным
яством» (Карамзин H. M. История государства Российского. Т. XI. Гл. IV).
678 Святыня своих предков — здесь: Православие.
679Василий IV Шуйский (1552-1612) — русский царь в 1606-1610 гг. Сын
князя Ивана Шуйского. Возглавлял тайную оппозицию царю Борису
Годунову, поддержал Лжедмитрия I, затем организовал заговор против него.
Став царем, подавил восстание И. И. Болотникова. В целях организации
обороны против войск Речи Посполитой и Лжедмитрия II заключил
союз со Швецией, который привел к захвату шведами Пскова и
Новгорода. Низложен во время восстания в Москве, умер в польском плену.
680 Сверженный с престола и насильно постриженный в монахи Шуйский,
будучи представлен польскому королю Сигизмунду, отказался кланяться,
вел себя гордо, с достоинством.
681 От мифической многоглавой змеи (Лернейская гидра), у которой вместо
каждой отрубленной головы отрастали две новые. Образ «гидры
Аристократии» Карамзин применяет в отношении «Семибоярщины», «седьмо-
численных бояр» — правительства, образовавшегося в июле 1610 г. после
свержения Шуйского, в состав которого вошли князь Ф. И. Мстиславский,
князь И. М. Воротынский, князь А. В. Трубецкой, князь А. В. Голицын, князья
Б. М. Лыков, И. Н. Романов, Ф. И. Шереметев. Одним из первых ими было
принято решение не избирать царем представителей русских родов.
682 Речь идет о Смутном времени, наступившем в России после смерти
Ивана Грозного смертью в Угличе в 1591 г. царевича Дмитрия, последнего
представителя династии Рюриковичей, и продолжавшемся до избрания
в 1613 г. на российский престол представителя новой династии
Романовых — Михаила Федоровича (1596-1645). До этого одна часть москов-

446
ского боярства («Семибоярщина») пыталась утвердить на российском
престоле польского королевича, старшего сына Сигизмунда III —
Владислава (1595-1648) из династии Ваза, который в 1610 г. был даже избран
на Московское царство с именем Владислава Жигимонтовича (то есть
Сигизмундовича), но так царем и не стал; новгородские же бояре в 1611 г.,
а затем второе русское ополчение К М. Минина и князя Д. М.
Пожарского — в противовес польским претендентам — выдвигали кандидатуру
сына шведского короля Карла IX — Густава Адольфа (1594-1632) из
династии Ваза, ставшего в 1611 г. королем Швеции.
683 Явление самозванства было вообще одной из отличительных черт
Смутного времени; во главе всякого бунта вставал непременно самозванец,
объявлявший себя сыном Ивана Грозного или Федора Ивановича и
претендующий на престол. «Козаками» историки первой половины XIX в., в
том числе Н. М. Карамзин, С. М. Соловьев и другие, называли крестьян, по
складу своего характера более склонных к разбоям и смутам, нежели к
землепашеству, а Смутное время позволило им в полной мере проявить
свои наклонности.
684 Минин Кузьма Минич — см. комм. 526.
685 Пожарский — см. комм. 525.
^Земский собор 1613 г. избрал на царство Михаила Федоровича Романова.
687 Имеются в виду ограничительные условия, предложенные при
избрании Михаила: «предоставить полный ход правосудия по старым законам
страны; никого не судить и не осуждать высочайшею властью; без
собора не вводить никаких новых законов, не отягчать подданных новыми
налогами и не принимать самомалейших решений в ратных и земских
делах».
688 Родоначальником рода Романовых считается Андрей Иванович Кобыла,
отец которого Гланда-Камбила Дивонович, в крещении Иван, приехал в
Россию в XIII веке из Литвы или, как указывается в летописи, «из Прусс».
^Филарет (в миру Федор Никитич Романов) (ок. 1554/55-1633) —
патриарх Московский и всея Руси в 1608-1610 гг. и о 1619 г. Двоюродный
брат царя Федора I Ивановича. Отец царя Михаила Федоровича. Боярин
(1587), приближенный царя Федора Ивановича, при Борисе Годунове с
1600 г. — в опале, пострижен в монахи. Возвращен в Москву Лжедмитри-
ем I, митрополит Ростовский (1605). В 1608-1610 гг. в Тушинском лагере
Лжедмитрием II возведен в патриархи. В 1610 г. возглавлял «великое
посольство» к Сигизмунду III под Смоленск, до 1619 г. — в польском плену.
По возвращении в Москву — фактический соправитель страны.
ФЪфеодор Иоаннович — Федор I Иванович (1557-1598) — последний
русский царь (с 1584) из династии Рюриковичей. Сын Ивана IV.

Комментарии
447
ьп Не совсем четкое утверждение: система приказов существовала в
Московском государстве уже с XIV в.
692 Алексей Михайлович — см. комм. 619.
693 Соборное уложение 1649 г. — продолжение Правды Русской и судебников,
знаменующее более высокую ступень феодального права. Оно закрепило
слияние поместий и вотчин, окончательно установило государственную
систему крепостного права, сделало более централизованным судебно-
административный аппарат. В сфере политической Уложение 1649 г.
отразило начальный этап перехода от сословно-представительной
монархии к абсолютизму. Более двухсот лет оно не утрачивало своего
значения и в первой половине XIX в. еще являлось основой свода законов
Российской империи.
694 Петр I Великий — см. комм. 529.
695 София (Софья) Алексеевна (1657-1704) — правительница России в 1682—
1689 гг., одна из 13 детей царя Алексея Михайловича от брака с Марией
Милославской. После смерти своего брата — царя Федора Алексеевича
(27 апреля 1682 г.) активно участвовала в борьбе придворных партий, так
как была недовольна избранием на царский престол 10-летнего Петра
I. Воспользовавшись Московским восстанием 1682 г., партия Милослав-
ских захватила власть, а Софья фактически возглавила правительство,
опираясь на В. В. Голицына, Ф. Л. Шакловитого и др. В 1689 г.
группировка, поддерживавшая Петра I, одержала победу, Софья была заточена в
Новодевичий монастырь, а после подавления Стрелецкого восстания 1698 г.,
во время которого сторонники Софьи намеревались «выкликнуть» ее на
царство, пострижена в монахини.
696 Сенат {лат. senatus, от senex — старик) — Правительствующий Сенат
учрежден Петром I в 1711 г. как высший государственный орган России
по делам законодательства и управления, подчиненный императору.
697 Многочисленные придворные и военно-служилые чины, не имевшие
даже общего названия, при Петре I стали называться шляхетством, а
позднее — дворянством. В приказе 1714 г. о единонаследии и в Табели о рангах
были утверждены права новых дворян, и отныне получение дворянских
титулов в связи с продвижением по службе стало узаконенным. Это
позволило большому количеству европейцев стать русскими дворянами.
698Лефорт (Lefort) Франц Яковлевич (1656-1699) — сподвижник Петра I,
родился в Женеве, с 1676 г. в России, участвовал в различных
военных кампаниях. С осени 1690 г. Петр I часто бывал в Немецкой
слободе в доме Лефорта, который стал одним из главных организаторов
и участников военных «потех» Петра; в 1691 г. Лефорт произведен
в генерал-лейтенанты, в 1693 г. — в полные генералы. В 1692 г. на день-

448
ги Петра I к дому Лефорта была пристроена большая зала для приемов
(на 1500 человек), в которой проходили деловые встречи и увеселения
Петра I. В 1693 и 1694 гг. Лефорт сопровождал Петра I в его поездках
в Архангельск. В 1694 г. участвовал в «потешном» Кожуховском походе
(в деревне Кожухово, между Москвой и Коломенским). Во время
Азовских походов 1695-1696 гг. Лефорт командовал русским флотом.
Возвращение из Азовского похода было отмечено шествием через всю
Москву до Немецкой слободы и празднеством. За этот поход Лефорт
получил титул новгородского наместника и вотчины в Епифанском и
Рязанском уездах. Не без его влияния задумана была поездка Петра за
границу в составе «Великого посольства» — русской дипломатической
миссии в 1697-1698 гг. в Западную Европу, которую он сам официально
и возглавил (фактический руководитель — Петр I, находился в составе
посольства под именем Петра Михайлова). По возвращении в Москву
в 1698 г. участвовал в суде над участниками Стрелецкого восстания.
С 1698 г. отстроенный специально для него дворец на Яузе стал
своеобразным центром русской политической и придворной жизни 1698-
1699 гг.; здесь проходили все важные встречи Петра I и
многочисленные придворные праздники.
Тайная канцелярия, центральное государственное учреждение в России,
орган политического следствия и суда, была создана Петром I в феврале
1718 г. для следствия по делу царевича Алексея Петровича. Находилась
под личным контролем царя. Следствия проходили с применением
пыток. Располагалась Тайная канцелярия в Петербургской Петропавловской
крепости. Преображенский приказ, выполнявший те же функции,
существовал с середины XVII века в селе Преображенском. Впоследствии оба
учреждения были слиты воедино.
1 Скорее всего Карамзин имеет в виду попытки разрушить тотальное
господство католической церкви в Испании, которые предприняли
братья Бонапарты (император французов Наполеон и король испанцев
Жозеф) в 1808-1809 гг., закрыв две трети монастырей, распустив все
монашеские ордена, упразднив Инквизицию и конфисковав ее
имущество.
Меньшиков (Меншиков) Александр Данилович (1673-1729) —
светлейший князь (1707), генералиссимус (1727), сподвижник Петра I. 25 мая
1727 г. во дворце Меншикова на Васильевском острове произошло
обручение его дочери Марии и двенадцатилетнего императора Петра II. Но
стараниями его врагов — Долгоруких и Голицыных, 8 сентября того же
года Меншиков был арестован и отправлен в ссылку. Петр II отказался от
«невесты».
Долгорукие (Долгоруковы) — русский княжеский род, происходящий от
святого князя Михаила Всеволодовича Черниговского. В 1830 г. половину

Комментарии
449
из восьми членов Верховного тайного совета составляли Долгорукие
(князья Василий Лукич, Иван Алексеевич, Василий Владимирович и
Алексей Григорьевич), которых поддерживали братья Голицыны (Дмитрий и
Михаил Михайловичи).
Голицыны — княжеский род, происходящий от великого князя
литовского Гедимина. Во второй половине 20-х гг. XVIII в. Голицыны наряду с
Долгоруковыми — влиятельнейший в России аристократический род.
Верховный тайный совет, созданный по указу Екатерины I в 1726 г. и
состоявший из семи, а затем из восьми членов, являлся высшим
правительственным учреждением России в 1726-1730 гг. Деятельность совета стала
воплощением борьбы между новым дворянством и родовой знатью, между
«голштинской» и боярской партиями. 18 января 1730 г. возведенная на
престол Анна Ивановна подписала «кондиции» — условия, ограничивающие
ее власть, но уже 25 февраля того же года она разорвала «кондиции», а
манифестом 4 марта 1730 г. Верховный тайный совет был упразднен.
Остерман Андрей Иванович (1686-1747) — государственный деятель,
дипломат, граф (1730), с приходом к власти Анны Ивановны стал
главным действующим лицом русской внешней политики, им были улажены
многие спорные вопросы, заключены договоры с Англией и Голландией,
окончена разорительная война с Турцией.
Миних Христофор Антонович (1683-1767) в 1732 г. был назначен
президентом военной коллегии и генерал-фельдмаршалом, прославился
взятием Хотина во время Крымского похода 1738 г.
Бирон Эрнест-Иоанн (1690-1772) после расправы Анны Ивановны с
Верховным тайным советом по существу сосредоточил в своих руках
всю власть в России, будучи регентом малолетнего Ивана Антоновича.
В 1740 г. Бирон был свергнут Минихом, но через год Елизавета Петровна
вернула ему свободу и имения.
; Редкий для Карамзина случай сатирического описания событий
истории. В 1741 г. французский посол Шетарди и шведский — барон Нолькен
решили возвести Елизавету Петровну на престол. Посредником между
послами и Елизаветой был лейб-медик Лесток Иоганн-Герман (1692-
1767). Шведы объявили войну правительству Анны Леопольдовны под
предлогом освобождения России от ига иноземцев. Перед выступлением
русских войск 25 ноября 1741 г. Елизавета явилась в казармы
гренадерской роты Преображенского полка и с помощью гренадеров
совершила государственный переворот. Остерман и Миних были приговорены
к смертной казни, которую заменили ссылкой. Гренадерская рота
Преображенского полка получила название Лейб-кампании, солдаты не из
дворян зачислены в дворяне, им даны поместья, а офицеры приравнены

450
к генеральским чинам. Буйство солдат в первые дни вступления
Елизаветы на престол доходило до крайностей и вызывало кровавые
столкновения. Алексей Разумовский, сын простого украинского казака, получил
голубую ленту — то есть орден Андрея Первозванного, высший в
России; а в 1744 г. он уже был графом Римской империи. Разумовский —
морганатический супруг Елизаветы Петровны.
709 Так называемая Семилетняя война (1756-1763) из-за Силезии между
Пруссией и Англией, с одной стороны, Австрией, Саксонией, Россией,
Францией и Швецией — с другой, закончилась победой англо-прусской
коалиции.
710 Граф Бестужев-Рюмин Алексей Петрович (1693-1766) в 1744 году был
назначен канцлером, добился устранения Воронцова Михаила
Илларионовича (1714-1767) и Лестока, составил план возведения на престол
Екатерины Алексеевны. После неудачи России в Семилетней войне был
обвинен в придворной интриге, приговорен к смертной казни, которую
заменили ссылкой.
711 Граф Петр Иванович Шувалов (1710-1762) в 1750-х гг. направлял
внутреннюю политику России; был автором проектов экономических и
финансовых реформ; обладал монополией на некоторые промыслы
и экспорт леса.
712 Распространение в Европе галломании было связано с блестящей
внешней стороной царствования Людовика XIV. В России подражание
французам приняло чрезмерные формы особенно при Елизавете и в начале
царствования Екатерины П.
711 Петр III Федорович (1728-1762) - российский император (с 1761). Сын
голштейн-готторпского герцога Карла Фридриха и дочери императора
Петра I Великого Анны Петровны, муж Екатерины.
714 Карамзин, видимо, опасаясь, что его записка и так чересчур смела,
опускает описание недолгого правления этого государя. Между тем многое
заслуживает внимания именно в свете проблем данного сочинения —
выпущенный Петром III указ 18 февраля 1762 г. о вольности дворянства,
освобождавший дворян от обязательной службы и являвшийся
предшественником Екатерининской жалованной грамоты дворянству; указ
другой — об уничтожении Тайной канцелярии; личные пороки Петра III —
страсть ко всему прусскому и презрение к русскому, ненависть к
православной церкви, любовь к развлечениям сомнительного свойства и
проч.
715 Карамзин приписывает Екатерине уничтожение Тайной канцелярии,
видимо, для того, чтобы скрасить описание ее царствования.
716 При Екатерине II были учреждены ордена Св. Георгия Победоносца и
Св. Владимира.

Комментарии
451
Терпит — здесь: страдает.
Россия была разделена на губернии Петром I в 1708 г. В1775 г. Екатерина II
учредила Губернское правление, которое, по ее мысли, было
совещательным органом при губернаторе, губернатор же один имел решающий
голос. В таком виде, несмотря на несовершенство, это учреждение,
включенное в Свод законов Российской империи, продержалось до 1845 г., когда
было издано новое положение о губернских правлениях, по которому дела
губерний разделялись на три категории — дела судные, решаемые
коллегиально; дела распорядительные, требующие решения губернатора; и дела
исполнительные, решаемые по отделениям губернского правления.
Солон (между 640 и 635 — около 559 до н. э.) — афинский политический
деятель и социальный реформатор, поэт, один из «семи мудрецов»
Древней Греции.
Павел I (1754-1801) — российский император (с 1796), сын Петра III и
Екатерины II.
Отрицательные свойства характера Павла, доведенная до абсурда
ненависть его ко всем образованиям Екатерины, склонность к
бессмысленному тиранству — все это в значительной мере было вызвано
обстоятельствами жизни этого государя: смерть Петра III, низложенного
Екатериной, произошла при загадочных обстоятельствах; отношение Екатерины
к сыну было крайне пренебрежительным, «die schwere Bagage» (тяжкий
груз) — так называла она семью Павла; а в последние годы жизни
Екатерина и вовсе намеревалась изменить порядок престолонаследия, с тем
чтобы царствующий монарх сам назначал наследника престола;
намерение это было вызвано желанием Екатерины оставить трон после себя не
Павлу, а внуку — Александру Павловичу, которого она сама воспитывала,
что к тому же задевало и отцовские амбиции Павла.
В русской армии звание капрала было первым, в которое повышались
рядовые. Заменено в царствование Николая I званием отдельного унтер-
офицера. Дух капральства — дух муштровки, которая была в армии
плодом парадомании, «военного дурачества» Павла I.
Борясь с памятью о царствовании Екатерины, Павел стремился, чтобы
и в одежде его подданные полностью отличались от подданных его
матери. «Прежде всего была объявлена беспощадная война круглым
шляпам, отложным воротничкам, фракам, жилетам, сапогам с отворотами,
панталонам. Всем предписывалось употребление пудры для волос,
косичек, башмаков; волосы следовало зачесывать назад, а отнюдь не на лоб...»
(Шильдер Н. К. Император Павел Первый). Специальные отряды
полиции следили на улицах за соблюдением правил одежды, и человека во
фраке или в жилете могли попросту раздеть, не считаясь с правилами
приличия.

В 1797 г. на месте разрушенного Летнего дворца, в котором Павел
родился, началось строительство Михайловского замка, который должен
был затмить собою Зимний дворец, ненавистный Павлу, поскольку в нем
жила и царствовала Екатерина. Переехав 1 февраля 1801 г. из Зимнего
дворца в Михайловский замок, Павел произнес пророческие слова: «На
этом месте я родился, здесь хочу и умереть». Ему суждено было прожить в
собственном дворце всего лишь 39 дней: в ночь с 11 на 12 марта в одном
из покоев Михайловского замка Павел был убит заговорщиками.
Любимая тема Карамзина в «Истории государства Российского»,
особенно в последних томах: даже самые благородные замыслы не
оправдывают злодейства.
Первый, без сомнения, — Иван IV; кто второй — Петр I или Павел I, —
не ясно.
Александр I Павлович (1777-1825) — российский император (с 1801).
Брут Марк Юний (Marcus Junius Brutus) (85-42 гг. до н. э.) — римский
политический деятель. В борьбе между Цезарем и Помпеем Брут стоял на
стороне последнего. После поражения Помпея при Фарсале (48 г.) Брут
был назначен Цезарем, стремившимся привлечь его к себе, наместником
в Цизальпинской Галлии (46 г.), затем претором в Риме (44 г.). Вместе с
Кассием Лонгином Гаем (Gaius Cassius Longinus) (?-42 до н. э.) Брут
возглавил заговор (44 г.) против Цезаря. По преданию, Брут одним из первых
нанес Цезарю удар кинжалом. Покинув Рим после убийства Цезаря, Брут
и Кассий встали во главе республиканцев в борьбе со вторым
триумвиратом. Под их властью оказались Македония, Греция, Малая Азия и Сирия.
После поражения при Филиппах Брут и Кассий покончили с собой.
Имеется в виду эпизод, связанный с крещением Руси, когда великий
князь Владимир в 987 г. отправил «десять мужей добрых и смышленых»,
дабы они на местах ознакомились с новыми верами. Послы эти
побывали у волжских булгар, затем у немцев, исповедовавших латинскую
веру, и в Царьграде. Возвратившись домой, они дали отрицательные
отзывы о богослужении магометан и немцев и с восторженным
умилением рассказывали о богослужении греков. «Когда пришли мы к грекам, —
говорили послы, — нас ввели туда, где они служат Богу своему, и мы не
знали, на небе ли мы находимся или на земле: забыть этой красоты мы
не можем, ибо всякий человек, вкусив сладкого, отвращается от
горького, так и мы "не имамы зде быти", не хотим оставаться в прежней
языческой вере».
Имеются в виду Великая французская революция (1789-1794) и
Наполеон Бонапарт — сначала революционер-якобинец (1792),
республиканский генерал (1793), первый консул (1799) и, наконец, император (1804).

Комментарии
453
731 Франция не соблюдала условий Амьенского мирного договора с
Англией, и в мае 1803 г. Англия вновь объявила ей войну.
732 Согласно с условиями мирного договора, заключенного между
Францией и Австрией в 1797 г. в Кампо-Формио, в обмен на Венецию, Зальцбург
и часть Баварии Австрия уступила Франции Ломбардию, Бельгию и весь
левый берег Рейна.
733 Герой Италийский — русский полководец Александр Васильевич
Суворов (1729/1730-1800), разгромивший в 1799 г. армию Директории во
время Итальянского похода; генерал от инфантерии Герман Иван
Иванович (?—1801) командовал десантом англо-русской экспедиции в
Голландию и был разбит французами в битве при Бергене 8 сентября 1799 г.;
генерал-лейтенант Римский-Корсаков Александр Михайлович (1753-
1840) возглавлял армию, действовавшую против французов в
Швейцарии, был разбит генералом Массена 14 сентября 1799 г. под Цюрихом.
734 До 1804 г. Наполеон носил титул Первого Консула Франции.
735 В сражениях на р. Т]эебии (6-8 июня 1799 г.) и у города Нови (4 августа
1799 г.) в Италии А. В. Суворов уничтожил французские армии Макдо-
нальда и Жубера.
736 Посланник России во Франции граф Морков Аркадий Иванович (1747-
1827), находившийся в Париже с июля 1801 по декабрь 1803 г. Иногда, как
у Карамзина, встречается иное написание фамилии этого дипломата —
Марков.
737 26 сентября 1801 г. между Россией и Францией был заключен мирный
договор, а еще через два дня Морков и министр иностранных дел
Франции Талейран подписали «Секретную конвенцию между его высочеством
Императором Всероссийским и Французской республикой» о сферах
влияния в Европе, где Россия соглашалась с притязаниями Франции на
часть баварских земель.
738 Талейран, Талейран-Перигор (Talleyrand-Périgord) Шарль Морис (1754-
1838) — французский дипломат, государственный деятель.
739 В 1803 г. французскими властями по обвинению в деятельности,
направленной против французского правительства, был арестован некто
Кристен — швейцарец по происхождению, он в 1794-1802 гг. состоял на
русской службе. У Карамзина мелкая неточность: ноту протеста Талейрану
подал не Морков, а Убри Петр Яковлевич (1774-1847), бывший в 1803 г.
секретарем русского посольства в Париже. В ноте Кристен назван
надворным советником русской службы, каковым он уже не являлся.
740 Летом 1803 г. Бонапарт потребовал от Александра I, чтобы тот отозвал
Моркова. Осенью отношения между Наполеоном и Морковым еще более

454
ухудшились. Посланник подал Александру прошение о вызове его из
Парижа. 15 октября император отправил ему рескрипт, разрешающий Мор-
кову покинуть Францию. Вместе с рескриптом Морков получил знаки
ордена Андрея Первозванного — голубую ленту, крест и звезду.
741 По-видимому, речь идет о Чарторыйском Адаме Адамовиче (1770-1861),
бывшем в 1802-1806 годах товарищем министра иностранных дел, и
Воронцове Александре Романовиче (1741-1805), занимавшем с 1802 по
1805 г. пост министра иностранных дел.
742 В 1805 г. князь Долгоруков Петр Петрович (1744-1815) ездил в Берлин
для переговоров о разрешении прохода русских войск через Пруссию.
7^Беннигсен Леонтий Леонтьевич (1745-1826) — генерал от кавалерии.
В Русско-прусско-французской войне 1806-1807 гг. командовал
корпусом, затем был главнокомандующим; потерпел поражение при Фридлан-
де (1807).
744 Толстой Петр Александрович (1761-1844) — в 1806-1807 гг. дежурный
генерал при Беннигсене.
745 22 октября 1805 г. в Потсдаме были заключены «Русско-прусская
конвенция о совместных действиях против Франции» и «Декларация о
присоединении Австрии к русско-прусской конвенции о совместных
действиях Против Франции».
746МаЮс (Mack) Карл (1752-1828) — австрийский генерал, в 1805 г.
двинулся во главе своей армии к Ульму но у р. Иллере был атакован французами,
потерпел поражение и капитулировал с 20 тысячами войска.
747 Кутузов Михаил Илларионович (1745-1813) — русский полководец,
командуя во время Русско-австро-французской войны 1805 г. корпусом,
совершил Ульмско-Ольмюцкий отступательный марш-маневр, ставший
классикой военного дела XIX в.
748 Карл (Karl) Людвиг Иоанн (1771-1847) — австрийский эрцгерцог,
полководец, сын императора Леопольда И.
749 Франц И (Franz) ( 1768-1835) Габсбург — последний император Священной
Римской империи германской нации (с 1792 по 1806), первый император
Австрии (с 1804 г., в качестве императора австрийского носил имя
Франца Г), враг Наполеона, участвовал в войнах против него, в 1805 г. вынужден
был бежать из Вены, сдав французам столицу, затем потерял в борьбе с
неприятелем не только ряд земель Австрийской империи, но и свою дочь
Марию-Луизу, которая в 1810 г. стала второй женой Наполеона.
750 Тильзитский мир заключен в июне — июле 1807 г. в Тильзите; Пруссия
лишилась половины своих территорий, Александр признал завоевания
Наполеона в Европе.

Комментарии
455
751 П. Я. Убри подписал 8 июля 1806 г. русско-французский мирный договор,
однако ему пришлось отступить от предписанных ему министерством
иностранных дел инструкций, что дало Александру I основание издать
манифест об отказе от ратификации договора. Это было вызвано
изменением политической обстановки, в связи с которым русское
правительство посчитало Россию способной продолжать войну.
752 Война России и Пруссии против Франции в 1806-1807 гг.
753 В 1806 г. под Пултуском Беннигсен нанес поражение французам, а в 1807 г.
он же победил французскую армию при Прейсиш-Эйлау и у 1угштадта.
754 Успешные действия русско-прусской коалиции закончились
поражением в битве под Фридландом 14 июня 1807 г.
755 Кровопролитная Русско-шведская война 1808-1809 гг. закончилась
Фридрихсгамским мирным договором, по которому к России отошла
Финляндия. «Монитор» («Moniteur Universel») — французская газета,
выходившая с 1789 по 1868 г. Недовольство Карамзина восторженными
откликами французской прессы на дела русской политики объясняется его
враждебным отношением к союзу Александра с Наполеоном. Неспроста
французские историки Э. Лависс и А. Рамбо в своем знаменитом труде
«История XIX века» оценивают статью «О древней и новой России» как
«антифранцузский манифест».
756 Отдаленность войск эрц-герцога Иоанна от основной австрийской
армии решила исход сражения при Ваграме 5 и 6 июля 1809 г., в котором
Наполеон разгромил австрийцев.
757 Павел I восстановил упраздненные Екатериной II берг- и мануфактур-
коллегии.
758 Манифест об учреждении министерств вышел 8 сентября 1802 г.
759 При преобразовании министерств в 1810 г. было создано министерство
полиции, в дела которого входило очень многое, в том числе
продовольственное снабжение, общественное призрение и опекунство, медицина,
статистика и проч. В 1819 г. министерство полиции присоединено к
министерству внутренних дел.
760 Государственный совет, высшее законосовещательное учреждение
Российской империи, был преобразован, а по сути дела, образован в
соответствии с «Планом» Михаила Михайловича Сперанского (1772-1839)
1 января 1810 г. Рассматривал все законопроекты перед утверждением
их царем.
761 Монтескье (Montesquieu) Шарль Луи (1689-1755) — французский
правовед и философ-просветитель, автор сочинения о «О духе законов»
(1748).

456
См.: Монтескье Ш.-Л. О духе законов. Кн. II. Гл. IV. Перевод далее
приведенной цитаты: «Состоящий при государе совет не может служить
подобным хранилищем. По своей природе он является исполнителем
стихийных проявлений воли монарха, которому подчиняется, а не хранителем
прочных законов. К тому же, состоящий при монархе совет непрерывно
меняется, он не действует постоянно, не может быть многочисленным,
он не пользуется в достаточно высокой степени доверием народа и
потому не в состоянии ни вразумить его в затруднительных обстоятельствах,
ни привести его к повиновению». Хотя во всех копиях будущее время
глагола savoir написано по современным правилам — saurait, мы решили
сохранить архаичное написание, поскольку в тех изданиях Монтескье,
которыми мог пользоваться Карамзин, оставалась именно эта форма —
saurait.
«Le conseil d'état entendu» — «Вняв мнению Государственного Совета»
(#•).
«Регламент или устав духовныя коллегии...» — главный акт петровского
законодательства относительно церкви, заключающий в себе важнейшие
начала реформы и целый ряд отдельных мер, из которых самое видное
место занимает замена единоличной патриаршей власти коллегиальным
управлением Синода. Написанный Феофаном Прокоповичем и
исправленный самим Петром, Регламент помещен в Полном собрании законов
Российской империи и датирован 25 января 1721 г. В 1722 г. был еще раз
исправлен Петром и издан повторно.
Наказ министерский устанавливал пределы и степень власти министров,
отношения их к высшим государственным установлениям, их
ответственность и проч. Имея название «Общее учреждение министерств», он был
издан манифестом 25 июня 1811 г. Первоначально «Общее учреждение
министерств» выносилось в виде проекта на рассмотрение
Государственного совета и прошло в нем без каких-либо замечаний и перемен. Этот
проект строился на основе «Плана всеобщего государственного
образования» M. M. Сперанского.
Имеется в виду книга Монтескье «Размышления о причинах величия и
падения римлян» (1734).
Многие рассуждения итальянского политического деятеля и писателя
Макиавелли (Machiavelli) Никколо ди Бернардо (1469-1527) нашли свое
продолжение в трудах Монтескье. Карамзину близки были идеи
Макиавелли о национальном единстве, о необходимости абсолютизма, о
неограниченной, но просвещенной монархии.
Conseil d'État, Secrétaire d'État, Sénat Conservateur, Ministres de l'Intérieur,
de la Justice, des Finances, de l'Instruction publique, de la Police, des Cultes —
Государственный совет, государственный секретарь. Консервативный

Комментарии
457
сенат, министры внутренних дел, юстиции, народного просвещения,
полиции, культуры (фр.).
Манифест Александра I от 30 ноября 1806 г. указывал на необходимость
создания временного ополчения в помощь регулярной армии «в связи с
поражением Пруссии и Австрии и возросшей угрозой вторжения
французских армий в пределы России». Численность ополчения определялась
в 612 тысяч человек.
Имеется в виду указ 6 августа 1809 г., сущность которого состояла в том,
чтобы впредь никого не производить в чин коллежского асессора, даже
если он и выслужит определенное количество лет, без предъявления
свидетельства одного из русских университетов о том, что представленный
к производству успешно окончил в нем курс; без свидетельства же можно
было получить чин, лишь выдержав экзамены.
М. А. Корф в своей книге «Жизнь графа Сперанского» так комментирует
это место: «Острословие увлекло здесь Карамзина за пределы истины».
Действительно, знания Гомера, Феокрита от не обучавшихся в
университетах соискателей асессорского чина не требовались — в программе
экзаменов перечислялись следующие предметы: русская грамматика,
сочинение, один иностранный язык и перевод с него на русский,
естественное право, Римское право, частное гражданское право с приложением
его к русскому законодательству, государственная экономия, уголовное
законодательство, отечественная история, всеобщая история с
географией и хронологией, основы статистики (особенно Русского государства),
основы математики и физики. Но критика Карамзина справедлива —
следовало соотносить предметы экзаменов с той сферой деятельности,
которой экзаменуемый собирался себя посвятить.
Гордий (греч. Gordios), легендарный основатель Фригийского царства,
согласно легенде, был избран царем по указанию оракула как первый
встречный, которого фригийцы увидели ехавшим на телеге. Став царем,
он принес в дар Зевсу свою телегу и установил ее в храме, привязав при
этом ярмо к дышлу таким сложным узлом, что никто не мог его развязать.
Предсказание оракула якобы гласило, что тот, кто развяжет этот
«гордиев узел», получит господство над миром. Согласно преданию, Александр
Македонский в 334 до н. э. в ответ на предложение распутать этот узел
разрубил его мечом. Отсюда выражение «разрубить гордиев узел», то есть
принять быстрое и смелое решение запутанного и сложного вопроса.
Атлант — в греческой мифологии внук Урана и Геи, титан, осужденный
богами нести на плечах (раменах) небесный свод.
Манифест 2 февраля 1810 г., огласивший правила финансовой реформы.
Вексель (от нем. Wechsel — обмен) — ценная бумага в виде долгосрочного
обязательства, составленного в письменном виде по определенной форме.

458
776 В России ассигнации были введены в 1769 г. Екатериной П. Павел I и
затем Александр I пытались бороться с охватившей страну инфляцией,
но тщетно: к 1810 г. цена ассигнаций дошла до 25 2/5 копейки.
Несколькими манифестами Александр I в 1810 г. резко уменьшил количество
ассигнаций, был открыт срочный внутренний заем в 100 млн руб. Но
неудержимое распространение фальшивых ассигнаций все более
сокращало их цену. С 1817 г. ассигнации постепенно начинают
изыматься из обращения, но окончательное их исчезновение произошло лишь
в 1843 г., когда они были заменены кредитными билетами.
777Бюш (Busch) Иоганн Георг (1728-1800) — немецкий экономист,
автор многих научных трудов, в том числе трактата о денежном
обращении («Abhandlung von dem Geldumlauf in anhaltender Rücksicht auf
Staatswirtschaft und Handlung (Ledereinband)», 1780).
778 Иов — персонаж Ветхого Завета, живший в патриархальные времена.
779 Куна — денежная единица Древней Руси; в XII-XIV вв. содержание
серебра в куне соответствовало !/5о гривны.
780 Югория — Пермские земли.
781 Города Анзеатические — северонемецкие города, входящие в Ганзейский
торговый союз во главе с Любеком.
782 Правительница — Анна Леопольдовна (1718-1746), правившая Россией в
1740-1741 гг. при малолетнем сыне — императоре Иване VI Антоновиче.
783 В манифесте 2 февраля 1810 г. говорилось: «Все находящиеся в
обращении ассигнации признаются действительным государственным долгом,
обеспеченным на всех богатствах империи». Это вызвало сильное
волнение в обществе.
784 Вместе с манифестом 2 февраля 1810 г. разослано было и сокращенное
извлечение из плана финансов, названное «разумом манифеста» и
объясняющее, что государственной монетой является серебро, а не медь, что
необходимо сокращение ассигнаций и что нужно производить это
сокращение посредством вымена ассигнаций на серебро и уничтожения
выменянных. Возмущение Карамзина, как и возмущение всего общества,
было вызвано, во-первых, признанием того, что до сих пор финансовое
дело в России велось из рук вон плохо, а во-вторых, путаностью и мало-
понятностью как манифеста, так и разума манифеста, которые являлись
детищами финансовой политики Сперанского.
785 Су, штивер — соответственно французская и голландская разменные
монеты.
Манифест, установивший размеры капиталов купцам по гильдиям.

Комментарии
459
ЕкатеринаIАлексеевна (Марта Скавронская) (1684-1727) — российская
императрица с 1725, вторая жена Петра I, мать императрицы Елизаветы
Петровны.
Петр UАлексеевич (1715-1730) — российский император (с 1727), внук
Петра I.
Труд Екатерины II, посвященный обработке российских законов,
названный «Наказом», во многом основывался на идеях Монтескье и Че-
заре Беккариа. «О духе законов» вообще являлось одним из наиболее
популярных произведений в XVIII веке. О Монтескье Екатерина
отзывалась таю «Будь я папой, я признала бы его святым, даже не выслушав
речей адвоката сатаны». «Его "Дух законов" должен быть
молитвенником монархов со здравым смыслом». Примерно такого же мнения она
придерживалась относительно Беккариа и его книги «О преступлениях
и наказаниях». Многое в «Наказе» было напрямую заимствовано у
Монтескье и Беккариа, в чем Екатерина сама же признавалась: «Я на пользу
моей империи обобрала президента Монтескье, не называя его.
Надеюсь, что если бы он с того света увидал меня работающею, то простил
бы эту литературную кражу во благо двадцати миллионов людей,
которое из того последует». «Во всем труде мне принадлежит лишь
распределение предметов по статьям и в разных местах то строчка, то слово;
если бы собрали все, прибавленное мною туда, я не думаю, что вышло
бы свыше двух, трех листов. Большая часть извлечена из "Духа законов"
президента Монтескье и из сочинения "О преступлениях и наказаниях"
Беккария». (Высказывания Екатерины взяты из ее писем к Даламберу,
Фридриху II и Марии-Терезе Жофрен.)
В 1803 п была создана десятая со времен Петра I Комиссия законов.
Главный секретарь Комиссии лифляндский барон Розенкампф Густав
Андреевич (1762-1832) заменил большинство русских членов Комиссии
немцами и французами. Работа Комиссии при Розенкампфе состояла
лишь в переводах прусских законов на русский язык.
Сперанский был введен в совет Комиссии в 1808 г., в конце того же года
он был назначен товарищем министра юстиции и фактически возглавил
работу Комиссии.
В 1809 г. Комиссия составления законов издала «Проэкт Гражданского
Уложения Российской Империи», созданный на основе «Французского
Гражданского Кодекса 1804 года».
Некоторая неточность: есть законы Петра I, целиком переведенные
со шведского, голландского и немецкого, например, часть воинского
устава, все военные артикулы, генеральный регламент, устав главного
магистрата.

460
795 Кормчая книга, содержащая церковные и светские законы Византии
(Номоканоны), дополненные нормами русского права, появилась на Руси в
XIII в., а впервые напечатана была в 1650 г.
796 Participation aux droits civils ciapres — Раздел о гражданских правах (фр.).
797 II ne peut procéder en Justice, ni en defendant, ni en demandant — Он не
может выступать в суде ни истцом, ни ответчиком (фр.).
798 «Зеркала, находящиеся в помещениях, признаются установленными
навсегда, если пол, к которому они прикреплены, составляет целое с их
обрамлением». «Что касается статуй, то они признаются недвижимостями,
если они помещены в нише, сделанной нарочно для них, даже если их
можно убрать без повреждения или ухудшения интерьера» (Французский
Гражданский Кодекс 1804 года. Кн. П. Титул I. Гл. I. § 525). В данном случае
замечание Карамзина несправедливо. В «Проэкте...» сказано лишь:
«Недвижимою принадлежностию домов и строений почитается все то, чего
нельзя отделить от тех строений без повреждения их» (Ч. И. Гл. I. § 5).
799 Alluvion (фр.) — аллювий, нанос реки. В «Проэкте...» сказано:
«Приращения берегов, от приносу земли, или от постепеннаго удаления и отлива
вод произшедшие, принадлежат прибрежным владельцам...» (часть
вторая, глава пятая, § 45).
800 Conseil de Famille — семейственный совет (фр.).
801 Celui là n'est pas encore constitué enfant, qui n'est pas né viable — «Поэтому
не способны наследовать: 1) тот, кто еще не зачат, 2) ребенок, который
родился нежизнеспособным» (Французский Гражданский Кодекс 1804 г.
Кн. III. Титул I. Гл. И. §725).
802 В «Проэкте...» сказано: «Брак запрещается сообразно правилам Греко-
Российской Церкви, изображенным в постановлении Святейшего
Синода: ...между братом и женою, оставшеюся после другого брата; между
сестрою и мужем другой ее сестры... Между племянником и женою дяди,
между племянницею и мужем тетки... Между двоюродным братом и двою-
родною его сестрою... Два брата родные, также отец и сын, дед и внук не
могут жениться ни на двух сестрах родных, ни на дочери и матери, ни на
бабке и внуке: равным образом две сестры родные, мать и дочь, бабка и
внука не могут выйти замуж ни за двух братьев, ни за отца и сына, ни за
деда и внука» (часть первая, глава шестая, § 124). Против этих запретов и
выступает Карамзин.
803 Капитан-исправник — высшая полицейская власть в уезде.
804 Феофан Прокопович (1681-1736) — проповедник, государственный
деятель, сподвижник Петра I, писатель-панегирист петровских
преобразований; А. И. Остерман был впервые представлен Петру в 1707 г.
на корабле вице-адмирала русского флота Крюйса Корнелия Иванови-

Комментарии
461
ча (1657-1727), у которого Остерман служил секретарем. Поговорив с
Остерманом четверть часа, Петр обнаружил в нем незаурядный ум и взял
его к себе письмоводителем. В 1721 г. Остерман стал тайным советником
и бароном, в 1727 г. получил Андреевскую ленту, при Анне Иоанновне
он сделался графом, а при Анне Леопольдовне был назначен генерал-
адмиралом русского флота. При воцарении Елизаветы Остерман, как ее
противник, был сослан в Сибирь, где и скончался.
Сирены — в древнегреческой мифологии полуженщины-полуптицы,
своим волшебным пением увлекавшие мореходов, которые гибли в
морской пучине.
28 июня 1807 г. вышел именной, данный Военной коллегии указ о
запрещении комиссариатским и провиантским чиновникам носить общий
армейский мундир, в котором, в частности, говорилось: «Во время
продолжавшейся между Российской Империею и Франциею войны...
Комиссариатский и Провиантский департаменты не исполнили обязанности
своей в снабжении и пропитании армии; ...ибо большая часть
чиновников, имеющих в виду обогащение свое из сумм, им вверяемых, полагали
тому непреоборимыя препоны. С жадными поставщиками делили они сие
хищение... Мы повелели примерно наказать тех, кои уже оказались и кои
еще найдутся виновными в помянутых преступлениях; всем же служащим
в Комиссариатском и Провиантском Департаментах запрещаем
употребление общаго армейскаго мундира, изъемля только из сего запрещения
Генерал-Кригс-Коммисара Обрескова и Генерал-Провиантмейстера
Князя Шаховскаго, которые, служив с честию в поле и недавно вступя по воле
Нашей в сие звание, не имели еще времени изтребить зла укоренивша-
гося» (Полное собрание законов Российской Империи. Т. 29. СПб., 1830.
С. 1208. №22542).
Палладиум (у греков — Палладион) — изваяния богини Паллады,
считавшиеся у греков и римлян святыней, обладание которой составляло залог
общественной безопасности и благополучия.
Point de Monarque, point de noblesse; point de noblesse, point de Monarque —
нет монарха, нет и дворянства; нет дворянства, нет и монарха (фр.). —
Монтескье Ш. -Л. О духе законов. Кн. Вторая. Гл. IV.
Дворянские мундиры были введены в России Екатериной II «к
отвращению разорительной роскоши». Устанавливались и различия в мундирах
дворян разных городов и областей России; так, например, для
петербуржцев кафтаны светло-синие, для москвичей — красные, для
киевлян — темно-вишневые и т. д.
Повытье — дело, которым ведает столоначальник.

462
811 Святейший правительствующий Синод (от греч. synodos —
собрание) — высший государственный орган церковного управления,
создан Петром I в 1721, объединял высших церковных иерархов, во главе
которых стоял назначавшийся императором гражданский чиновник
(обер-прокурор). Ведал делами Русской православной церкви
(занимался толкованием религиозных догматов, надзором за соблюдением
обрядов, вопросами духовной цензуры и просвещения, боролся с
«еретиками» и «раскольниками»).
812 Иерей — греческий синоним слова «священник».
[Посвящение] [К «Истории государства Российского»]
Печатается по: Карамзин H. M. История государства Российского: В 12 т.
Т. 1 / Под ред. А. М. Сахарова. М., Наука, 1989. С. 11-12.
813 О нашествии войск монгольского хана Батьы на Русь сказано в восьмой
главе тома III и первой главе тома ГУ «Истории государства российского».
814 Димитрий Донской — Дмитрий Донской (1350-1389) — великий князь
московский (с 1359) и владимирский (с 1362), возглавивший борьбу
против Золотой Орды. Ему посвящена глава первая тома V «Истории
государства российского».
Предисловие [К «Истории государства Российского»]
Печатается по: Карамзин H. M. История государства Российского: В 12 т.
Т. 1 / Под ред. А. М. Сахарова. М, Наука, 1989. С. 13-22.
815 Скрижаль — здесь: то, что хранит (куда заносятся памятные события,
даты, имена, незыблемые принципы, идеи).
816 Дееписание — здесь: описание деяний.
817 Космополит — человек, не признающий особых отношений родины
(Вл.Даль).
818 Апоффегмы — апофегмы, краткие остроумные изречения.
Записка о Н. И. Новикове
«Записка», адресованная императору Александру I, написана вскоре после
смерти Новикова, умершего 31 июля 1818 г. Впервые опубликована в книге
«Неизданные сочинения и переписка Н. М. Карамзина». 1862. Ч. 1.
Печатается по: Карамзин Н. М. О древней и новой России. М., Жизнь и мысль, 2002.
С. 234-235.

Комментарии
463
819 Новиков Николай Иванович (1744-1818) — русский просветитель,
писатель, журналист, издатель. Окончил гимназию при Московском
университете (1760). Служил в гвардии. С 1767 г. сотрудник Комиссии по
составлению проекта нового «Уложения», после роспуска комиссии (1769)
издавал сатирические журналы «Трутень», «Пустомеля» (1770), «Живописец»,
«Кошелек» (1774), выпустил «Опыт исторического словаря о российских
писателях» (1772), издавал памятники русской истории («Древняя
российская вивлиофика», 1773-1775), первый в России философский
журнал «Утренний свет» (1777-1780), первый русский журнал критической
библиографии «Санкт-Петербургские ученые ведомости» (1877). С1775 г.
вступил в масонское общество, занялся просветительством. Арендовав на
10 лет университетскую типографию в Москве (куда переехал в 1779 г.),
создал «Типографскую компанию», имевшую еще две типографии.
Помимо многочисленных периодических изданий (газета «Московские
ведомости», 1779-1789; журнал «Московское ежемесячное издание», (1781);
периодическое издание «Городская и деревенская библиотека» (1782-
1786); первый русский детский журнал «Детское чтение», 1785-1789,
и др.), выпускал учебные пособия, книги по различным отраслям знания
(особое место среди них занимали художественные и теоретические
сочинения просветителей — Д. Дидро, Ж-Ж Руссо, Г. Э. Лессинга и др.).
• Организовал книжную торговлю в 16 городах России; в Москве открыл
библиотеку-читальню. На средства читателей создал две школы для
детей разночинцев, бесплатную аптеку в Москве. По приказу императрицы
Екатерины И в 1792 был арестован и без суда заключен на 15 лет в Шлис-
сельбургскую крепость. При Павле I был освобожден (1796), последние
годы жизни провел в своем родовом имении.
820 Издание письменных источников по истории России, предпринятое
Н. И. Новиковым в 1773-1775 гг. (первое издание, 10 томов) и в 1788-
1791 гг. (второе издание, 20 томов), в котором опубликованы ярлыки
ордынских ханов русским митрополитам, договорные грамоты Великого
Новгорода с тверскими и московскими великими князьями (1263-1571),
духовные, договорные и др. грамоты великих и удельных князей,
частноправовые акты бояр и дворян (1328-1585), статейные списки и
описания посольств в разные страны, записки об истории Сибири (конец
XV — начало XVIII вв.), родословные знатных боярских родов, описания
путешествий митрополита Исидора во Флоренцию и папского посла
А. Поссевина, сказание о С. Т. Разине, житие Ф. Ртищева,
топографические описания Симбирской губернии, Иркутского наместничества,
заводов Уфимского наместничества, описания Нерчинских рудников, земли
войска Донского, г. Перми, двинский и нижегородский летописцы,
список и исторические известия о придворных чинах, сказание о взятии
Азова и др.

464
821 Теософ — здесь: религиозный мистик.
822 Мартинисты — религиозные мистики, последователи французского
религиозного философа Луи-Клода Сен-Мартена (1743-1803).
823Баженов Василий Иванович (1738-1799) — масон, русский
архитектор, автор нереализованных проектов реконструкции московского
Кремля и строительства императорской подмосковной резиденции
в Царицыно.
824 Великий князь Павел Петрович — сын и наследник Екатерины II,
будущий российский император Павел I (1754-1801).
825 Походящий Григорий Максимович (1760-1820) — уральский купец,
миллионер, вложивший свои средства в издательскую компанию и
благотворительную деятельность Новикова, умер в нищете.
826 Лопухин Иван Владимирович (1756-1816) — масон, автор и переводчик
масонских трактатов.
Письмо к князю П. А. Вяземскому. Царское Село. 21 августа 1818
Печатается по: Карамзин К М. Письма к князю П. А. Вяземскому. 1810—
1826 (Из Остафьевского архива). СПб., 1897. С. 59-60.
827 Вдовствующую Императрицу — Елизавета Алексеевна (Луиза-Мария-
Августа), русская императрица, вдова Александра I.
828 М-те Сталь — Сталь (Staël; по мужу Сталь-Голыптейн; Staël-Holstein) Анна
Луиза Жермена де (1766-1817) — французская писательница. Вероятно,
речь идет о посмертном издании ее труда «Размышления об основных
событиях французской революции» («Considérations sur les principaux
événements de la révolution française». Paris, 1818. 3 vol.).
829 Гаерское — шутовское.
830 Линде (Linde) Самуил Богумил (1771-1847) — польский филолог-
славист.
831 Лакастерская или белл-ланкастерская метода — система взаимного
обучения в начальной школе, при которой старшие и более успевающие
ученики под руководством учителя ведут занятия с остальными
учащимися.
832 Муравьева Екатерина Федоровна (урожд. баронесса Колокольцова)
(1771-1848), жена (с 1807 г. — вдова) M. H. Муравьева, мать декабристов
Никиты и Александра Муравьевых, близкий друг семьи Карамзиных.

Комментарии
465
Мнение русского гражданина
Письмо Александру I по поводу проекта восстановления Польши —
часть рукописи, озаглавленной автором «Бумаги для моих сыновей, когда
они вырастут», — впервые опубликовано в книге «Неизданные сочинения и
переписка Николая Михайловича Карамзина». Часть первая. СПБ., 1862.
Печатается по: Русская социально-политическая мысль XIX — начала XX века:
Н. М. Карамзин / Под. ред. А. А. Ширинянца / Сост. Д. В. Ермашов, А. В. Про-
лубников, А. А. Ширинянц. М.: Издатель Воробьев А. В., 2001. С. 146-148.
833 Александр I в 1815 г. учредил Царство Польское в составе Российской
империи и даровал ему конституцию.
834£ибя. «Он сказал им: вы от нижних, Я от вышних; вы от мира сего, Я не от
сего мира» (Ин. 8:23).
835 Марк Аврелий Антонин (Marcus Aurelius Antoninus) ( 121 -180) — римский
император времен заката империи, философ-стоик.
836 Священный Союз — организация европейских монархов, созданная на
Венском конгрессе в 1815 г. Основной задачей Священного Союза было
сохранение сложившегося в Европе порядка.
837 Перечислены области Польши, перешедшие под власть Российской
империи во второй половине XVIII в.
838 Платон (в миру Петр Григорьевич Левшин) (1737-1812) — митрополит
Московский с 1787 г., в сентябре 1801 г. «первенствовал между
духовенством» в обряде коронации Александра I, который в манифесте по
случаю вступления на престол заявил, что будет править «по закону и по
сердцу» своей бабки Екатерины II.
839 Екатерина — см. комм. 260.
840 Крепости — здесь: договоры.
841 Прага — предместье Варшавы, столицы Польши.
Для потомства
Часть рукописи, озаглавленной автором «Бумаги для моих сыновей,
когда они выростут» — приписка к «Мнению русского гражданина», впервые
опубликована в книге «Неизданные сочинения и переписка Николая
Михайловича Карамзина». Часть первая. СПБ., 1862. Печатается по: Русская
социально-политическая мысль XIX — начала XX века: Н. М. Карамзин / Под.
ред. А. А. Ширинянца / Сост. Д. В. Ермашов, А. В. Пролубников, А. А.
Ширинянц. М.: Издатель Воробьев А. В., 2001. С 149.
842 Государь, вы слишком самолюбивы... Я не боюсь ничего — мы все равны
перед Богом. То, что я сказал Вам, я сказал бы и Вашему отцу... Государь,

466
я презираю скороспелых либералистов, я люблю лишь ту свободу,
которой никакой тиран не в силах у меня отнять... Я не нуждаюсь более в
Вашем благоволении. Может быть, мы говорим с Вами в последний раз
843 Речь идет о Колывановой Екатерине Андреевне (урожд. Колыванова-
Вяземская) (1780-1851).
тЕлисавета — Елизавета Алексеевна (1779-1826) — русская императрица,
супруга (с 1793) Александра I, урожденная принцесса Луиза Баденская.
Новое прибавление
Новое прибавление к письму «Мнение русского гражданина» и приписке
«Для потомства» впервые опубликовано в книге «Неизданные сочинения и
переписка Николая Михайловича Карамзина». Часть первая. СПБ., 1862.
Печатается по: Русская социально-политическая мысль XIX — начала XX века:
Н. М. Карамзин / Под. ред. А. А. Ширинянца / Сост. Д. В. Ермашов, А. В. Про-
лубников, А. А. Ширинянц. М.: Издатель Воробьев А. В., 2001. С. 150.
845 Имеются в виду изменения налоговой и финансовой системы,
осуществленные министром финансов (с 1810 по 1823 гг.) — Гурьевым Дмитрием
Александровичем (1751-1825). При нем были повышены и введены
новые налоги и пошлины, таможенные тарифы, извлечена из обращения
часть бумажных денег, и т. д.
846 Государь, Ваши годы сочтены, Вам нечего больше менять, и Вам столько
еще нужно сделать для того, чтобы конец Вашего правления был достоин
его прекрасного начала (фр.).
847 Александр — см.: Александр I Павлович. Комм. 359.
Письмо к князю П. А. Вяземскому. С.-Петербург. 8 декабря 1820 г.
Печатается по-. Карамзин H. M. Письма к князю П. А. Вяземскому. 1810-
1826 (Из Остафьевского архива). СПб, 1897. С. 107-108.
848 Тургенев — Тургенев Александр Иванович (1784-1845) — русский
государственный и общественный деятель, историк и литератор. В 1810-
1824 гг. директор департамента духовных дел в министерстве духовных
дел и народного просвещения. Член литературного кружка «Арзамас»,
близкий друг Н. М. Карамзина, В. А. Жуковского, А. С. Пушкина, П. А.
Вяземского. Брат декабриста Н. И. Тургенева. С лета 1825 г. жил за границей,
выявлял в зарубежных архивах документы по истории России.

Комментарии
467
849 Имеется в виду Тропаусский конгресс Священного Союза (ноябрь 1820),
на котором Россия, Австрия и Пруссия подписали протокол,
провозглашавший право их вооруженного вмешательства в дела других
европейских государств.
тМеттерних — Меттерних-Виннебург (Mettemich-Winneburg) Клеменс
Венцель Лотар (1773-1859), князь, австрийский государственный
деятель и дипломат, один из главных организаторов Священного союза.
851 Либералисты — фр. произношение слова «либералы», употребляется
Карамзиным как синоним слова «демократы».
Письмо императору Александру I от 23 августа 1822 года
Впервые опубликовано в книге «Неизданные сочинения и переписка
Николая Михайловича Карамзина». Часть первая. СПБ., 1862. Печатается по:
Русская социально-политическая мысль XIX — начала XX века: H. M. Карамзин /
Под. ред. А. А Ширинянца / Сост. Д. В. Ермашов, А В. Пролубников, А А Ши-
ринянц. М.: Издатель Воробьев А. В., 2001. С. 156.
852 История — «История Государства Российского», главный труд Карамзина.
853 Сервилисты — от лат. servilis (рабский). По предположению Ю. М. Лот-
мана, слово употребляется Карамзиным как уничижительный синоним
слова «аристократы» (см.: ЛотманЮ. М. Сотворение Карамзина. М., 1987.
С. 312-313).
854 Гомер - см. комм. 59,72.
Письмо к А. И. Тургеневу. Царское Село. 6 сентября 1825 г.
Печатается по: Карамзин H. M. Письма к А. И. Тургеневу // Москвитянин.
1855. №23. С.183-184.
855 Автор писем — Тургенев Александр Иванович. См. комм. 848.
856 Pour voir plus clair (фр.) — чтобы яснее видеть.
857 Н. И. — Тургенев Николай Иванович (1789-1871) — русский
государственный деятель, экономист. Помощник статс-секретаря
Государственного совета (с 1816), с 1819 г. служил в министерстве финансов. С 1817 г.
член литературного кружка «Арзамас». В 1818 г. вступил в «Союз
благоденствия» и стал одним из его идеологов, в 1821 г. — один из основателей
Северного общества декабристов. В 1824 г. уехал за границу и в
выступлении 14 декабря 1825 г. не участвовал. Заочно судим и приговорен к
пожизненной каторге.

468
858 Елисавета Алексеевна — см. комм. 844.
859 Б. — вероятно, Блудов Дмитрий Николаевич (1785-1864) — русский
дипломат и государственный деятель. В 1826 г. император Николай I, по
предложению H. M. Карамзина, назначил его делопроизводителем
верховной следственной комиссии по делу декабристов.
860 H. M. Карамзин любил в последние годы читать вслух и слушать по
вечерам романы, особенно В. Скотта.
861Н. И. и С. И. — братья Тургеневы — Николай Иванович (см. комм. 857) и
Сергей Иванович (1792-1827) — дипломат и литератор, второй
советник при русской миссии в Константинополе (янв. 1820 — сент. 1821);
был отправлен на лечение за границу, получив известие о смертном
приговоре старшему брату, заболел психическим расстройством и
умер в Париже.
О манифесте 12 декабря 1825 года
(Копия с оригинала, писанного рукою Императора Николая Павловича)
Впервые рукописная копия документа, сделанная собственноручно
H. M. Карамзиным, опубликована в книге «Неизданные сочинения и
переписка Николая Михайловича Карамзина». Часть первая. СПБ., 1862. Печатается
по: Русская социально-политическая мысль XIX — начала XX века: H. M.
Карамзин /Под. ред. А. А. Ширинянца / Сост. Д. В. Ермашов, А. В. Пролубников,
А. А. Ширинянц. М.: Издатель Воробьев А. В., 2001. С. 151-152.
862 Император Александр I скоропостижно скончался в Таганроге 19 ноября
1825 г.
863 В. К Конст. Павл. — Константин Павлович (1779-1831) — великий
князь, второй сын императора Павла I. С конца 1814 г.
главнокомандующий польской армией и фактический наместник Царства Польского.
Был наследником — цесаревичем, но в 1822 г. тайно отрекся от прав на
престол. После смерти Александра I формально с 27 ноября по 14
декабря 1825 г. являлся русским императором. Отсутствие официального
акта об отречении Константина Павловича создало после смерти
Александра I обстановку междуцарствия, использованную декабристами для
вооруженного выступления 14 декабря 1825 г.
864 В. К К П. — великий князь Константин Павлович — см. комм. 863.
865 Имеется в виду Акт о престолонаследии (подписанный Павлом и его
супругой — Марией Федоровной 4 января 1788 г.), которым
отменялся петровский указ о назначении самим императором своего преем-

Комментарии
469
ника на престоле и устанавливалась четкая система престолонаследия:
престол мог быть наследован только по мужской линии, после смерти
императора он переходил к старшему сыну или младшему брату, если
детей не было; женщина могла занимать престол только при
пресечении мужской линии. Акт этот вступил в силу 5 апреля 1797 г. в день
коронации Павла I.
^Имеется в виду Всемилостивейший манифест 15 сентября 1801 г. — по
случаю коронования императора Александра I.
867 Речь идет о Марии Федоровне (1759-1828), матери Александра I, второй
супруге императора Павла I (с 1776 г.), императрице (с 1796 г.),
вдовствующей императрице (с 1801 г.).
868 В. К-м Мих. П-м — Михаил Павлович (1798-1849), великий князь, брат
императоров Александра I и Николая I.
869 Г-не И-це М. Ф. — Мария Федоровна (1759-1828) — императрица,
вторая супруга императора Павла I (с 1776 г.), урожденная София-Доротея-
Августа-Луиза, принцесса Вюртемберг-Штутгартская. Мать императоров
Александра I и Николая I.
Для сведения моих сыновей и потомства
Часть рукописи, озаглавленной автором «Бумаги для моих сыновей,
когда они выростут», впервые опубликована в книге «Неизданные сочинения и
переписка Николая Михайловича Карамзина». Часть первая. СПБ., 1862.
Печатается по: Русская социально-политическая мысль XIX — начала XX века:
Н. М. Карамзин / Под. ред. А. А. Ширинянца / Сост. Д В. Ермашов, А. В. Про-
лубников, А. А. Ширинянц. М.: Издатель Воробьев А. В., 2001. С. 153-154.
870 Сперанский Михаил Михайлович (1772-1839) — граф (1839),
государственный деятель. С1808 г. ближайший советник Александра I, автор
плана либеральных преобразований, инициатор создания Государственного
совета (1810). В 1812-1816 гг. находился в ссылке. В 1816 г. был назначен
пензенским губернатором, в 1819 г. — генерал-губернатором Сибири.
В 1821 г. возвращен в Петербург, назначен членом Государственного
совета и Сибирского комитета, управляющим Комиссией составления
законов. Был составителем манифеста 13 декабря 1825 г. о вступлении на
престол императора Николая I, членом Верховного уголовного суда над
декабристами. С 1826 г. фактически возглавлял 2-е отделение
Собственной его императорского величества канцелярии, осуществлявшее
кодификацию законов.

470
871 Свое участие в составлении Манифеста о восшествии на престол
императора Николая I при жизни Карамзин скрывал даже от самых близких
друзей, отдавая пальму авторства Сперанскому (см.: Письмо H. M.
Карамзина И. И. Дмитриеву, С-Петербург, 19 дек 1825 г.).
Письмо к И. И. Дмитриеву. 19 декабря. 1825 г.
Печатается по: Письма H. M. Карамзина к И. И. Дмитриеву. СПб., 1866.
С. 411-412.
87214 декабря 1825 г. в Санкт-Петербурге произошла попытка
государственного переворота, организованная участниками тайного «Северного
общества».
873 Новый Император — Николай I (Павлович) (1796-1855) — император
всероссийский (с 1825 г.).
874 «Полярная звезда» — литературный альманах, три выпуска которого в
Петербурге в 1823-1825 гг. издали участники тайного общества писатель
Бестужев (Марлинский) Александр Александрович (1797-1837) и поэт
Рылеев Кондратий Федорович (1795-1826).
875 Александра Федоровна (1798-1860) — императрица (с 1825 г.), супруга
Николая I (с 1818 г.), урожденная Фредерика-Луиза-Шарлотта Прусская,
дочь прусского короля Фридриха-Вильгельма III и королевы Луизы.
876 Имп. Мария — Мария Федоровна. См. комм. 869.
877Лопухин Петр Васильевич (1753-1827) — русский государственный
деятель, светлейший князь (1799), генерал-прокурор (1798), министр
юстиции (1803), председатель Государственного совета и Комитета министров
(с 1816). В 1826 г. назначен председателем Верховного уголовного суда
по делу декабристов.
т Аракчеев Алексей Андреевич (1769-1834) — граф (1799),
государственный и военный деятель, генерал от артиллерии (1807). Фаворит
императора Павла I, доверенное лицо императора Александра I. С 1819 г.
главный начальник над военными поселениями (в 1821-1826 гг. главный
начальник Отдельного корпуса военных поселений).
879Куракин Алексей Борисович (1759-1829) — князь, государственный
деятель, генерал-прокурор (в 1796-1797 гг.), член Непременного совета
(с 1804), министр внутренних дел (в 1807-1810), председатель
Департамента государственной экономии Государственного совета (с 1821),
канцлер Российских орденов (с 1826). Член Верховного уголовного суда
над декабристами.

Комментарии
471
880 Кашкин Николай Евгеньевич (1769-1827) — русский государственный
деятель, тайный советник, сенатор (1824), отец участника
декабристского выступления Сергея Николаевича Кашкина (1799-1868).
881К - князь.
882 Оболенский Евгений Петрович (1796-1865) — князь, поручик (1821),
член обществ «Союза спасения» и «Союза благоденствия», один из
основателей Северного общества, член его Верховной думы. Начальник
штаба вооруженного выступления 14 декабря 1825 г. в Санкт-Петербурге.
Племянник (по матери) H. E. Кашкина.
883Лавали — Лаваль (урожд. графиня Козицкая) Александра Григорьевна
(1772-1850), жена французского эмигранта Лаваля (de la Valle) Ивана
Степановича (1761-1846) — родители Трубецкой (Лаваль) Екатерины
(1800-1854), выданной в 1825 г. замуж за князя С. П. Трубецкого и
последовавшей в 1827 г. за ним на каторгу в Сибирь.
т Трубецкой Сергей Петрович (1790-1860) — князь, гвардии полковник,
один из основателей и руководителей тайных обществ, накануне
вооруженного выступления 14 декабря 1825 г. был избран диктатором.
885 Катерина Фед. Муравьева — см. комм. 832.
886 Константин — Константин Павлович (1779-1831) — великий князь,
второй сын императора Павла I. С конца 1814 г. главнокомандующий
польской армией и фактический наместник Царства Польского. Был
наследником — цесаревичем, но в 1822 г. тайно отрекся от прав на престол.
После смерти Александра I формально с 27 ноября по 14 декабря 1825 г.
являлся русским императором. Отсутствие официального акта об
отречении Константина Павловича создало после смерти Александра I
обстановку междуцарствия, использованную декабристами для вооруженного
выступления 14 декабря 1825.
887 Манифест «О вступлении на Престол Императора Николая Павловича»
был подписан 12 декабря 1825 г.
888 Сперанский Михаил Михайлович — см. комм. 870.
889 Имеется в виду Высочайший Манифест 13 июля 1826 г. в связи с
завершением Верховного уголовного суда над участниками тайных обществ.
890 Князь Петр Андреевич — Вяземский Петр Андреевич (1792-1878), князь,
русский поэт, литературный критик. Брат второй жены H. M.
Карамзина — Екатерины Андреевны.

472
Письмо к князю П. А. Вяземскому. 31 декабря 1825 г.
Печатается по: Карамзин H. M. Письма к князю П. А. Вяземскому. 1810-
1826. (Из Остафьевского архива). СПб., 1897. С. 169-170.
891 Речь идет об императоре Александре I, который скоропостижно
скончался в ноябре 1825 г. в Таганроге.
892 Иван Иванович — Дмитриев И. И. (1760-1837) — русский поэт,
баснописец, близкий друг H. M. Карамзина.
Мысли об истинной свободе
Отрывок, датируемый 1826 г., впервые опубликован в книге «Неизданные
сочинения и переписка Николая Михайловича Карамзина». Часть первая.
СПб., 1862. Печатается по: Русская социально-политическая мысль XIX —
начала XX века: Н. М. Карамзин / Под. ред. А. А. Ширинянца / Сост. Д В. Ер-
машов, А. В. Пролубников, А. А. Ширинянц. М.: Издатель Воробьев А. В., 2001.
С. 155.
893 Авгуры — жрецы у этрусков и римлян, дававшие предсказания по полету
птиц.

Библиография
Альбом H. M. Карамзина. [Выписки из произведений разных
авторов]. М, I860.
Карамзин H. M. Бедная Лиза. Марфа-посадница, или Покорение
Новагорода. Ю. М. Лотман. Сотворение Карамзина. СПб., 2008.
Карамзин К М. Записка о древней и новой России в ее
политическом и гражданском отношениях. [Предисл., подгот. текста и примеч.
Ю. С. Пивоварова]. М.: Наука, 1991.
Карамзин К М. Записки старого московского жителя: Избранная
проза. [Сост., вступ. ст. и примеч. Вл. Б. Муравьева]. М.: Московский
рабочий, 1988.
Карамзин H. M. И что была тогда Россия: Страницы из
«Истории государства Российского». [Вступ. ст. Н. Д. Кочеткова; коммент.
Н! Ф. Дробленкова, Ю. М. Лотмана]. Харьков, 1990.
Из бумаг H. M. Карамзина, хранящихся в Государственном архиве.
[Бумаги для моих сыновей, когда они выростут]. С предисловием
князя Н. П. Мещерского. СПб., 1898.
Карамзин К М. Избранное. [Примеч. П. Беркова, Г. Макогоненко].
М.: Правда, 1984.
Карамзин H. M. Избранное. [Вступ. ст. Л. Емельянова; сост. и
коммент. Ю. Лимонова]. Л.: Детская литература, 1985.
Карамзин H. M. Избранное. [Сост., предисл., послесл. С. А.
Морозова]. М.: Детская литература, 1990.
Карамзин H. M. Избранное. [Сост. и коммент. Ю. Лимонова; вступ.
ст. Л. Емельянова]. СПб.: «Лицей», 1995.
Карамзин H. M. Избранные статьи и письма. [Вступ. ст. и коммент.
А. Ф. Смирнова]. М.: Современник, 1982.
Карамзины. М. Избранные произведения. Л.: Лениздат, 1980.

474
Карамзин К M. Избранные произведения. [К двухсотлетию со дня
рождения (1766-1966). Сост., вступ. ст. и примеч. В. Муравьева]. М.:
Детская литература, 1966.
Карамзин H. M. Избранные сочинения: В 2 т. Т. 1-2. [Вступ. ст.
П. Н. Беркова и Г. П. Макогоненко]. М.; Л.: Художественная литература
[Ленингр. отд.], 1964.
Карамзин К М. Избранные сочинения. 2-е изд. Ч. 1-2. СПб.: И.
Глазунов, 1910-1911.
Избранные сочинения H. M. Карамзина. [С биогр. очерком,
вводными заметками, примечаниями историко-литературными,
критическими и библиограф, и алфавитным указателем Льва Поливанова].
Ч. 1. М- Тип. M. H. Лаврова, 1884.
Историческое похвальное слово Екатерине Второй, сочиненное
Николаем Карамзиным. М.: Универс. тип. у Любия, Гария и Попова,
1802.
Карамзин H. M. История государства Российского. Изд. 2-е, испр.
Т. 1-12, СПб.: Тип. Н. Греча, 1818-1829.
История государства Российского. Соч. H. M. Карамзина. Изд. 5-е в
трех книгах, заключающих в себе 12 томов, с полными примеч... Изд.
И. Эйнерлинга. СПб.: Тип. Э. Праца, 1842-1843. [Ключ, или
Алфавитный указатель к «Истории государства Российского H. M. Карамзина,
составленный... П. Строевым...» СПб.: Тип. Э. Праца, 1844].
История государства Российского. Соч. H. M. Карамзина. Т. 1-12.
М.: А. А. Петрович, 1903.
История государства Российского. Соч. H. M. Карамзина. Т. 1-12.
СПб.: А. А. Суворин, 1897-1906.
История государства Российского. Соч. H. M. Карамзина. Т. 1-12,
СПб.: В. Максимов, 1897-1898.
Карамзин H. M. История государства Российского: Репринт,
воспроизведение 5-го изд., выпущ. в 3 кн. с прил. Ключа П. М. Строева.
М.: Книга, 1988.

Библиография
475
Карамзины. M. История государства Российского: [В 3-х кн.]. СПб.:
Кристалл, РЕСПЕКС, 1998.
Карамзин Ы. М. История государства Российского: [12 т. в 4 кн.].
[Вступ. ст. А. Ф. Смирнова; состав., коммент, указ. А. М. Кузнецова]. М.:
РИПОЛ-КЛАССИК, 1997.
Карамзин H. М. История государства Российского: [В 3 кн., в 12 т.
[Коммент. А. М. Кузнецова]. Калуга: Золотая аллея, 1995.
Карамзины. М. История государства Российского: В 12 т. [Отв. ред.
А Н. Сахаров.]. Т. 1-5. М- Наука, 1989-1993-
Карамзин H. М. История государства Российского: В 6 кн. [Вступ.
ст. В. Г. Перельмутера]. М.: Книжный сад, 1993-1994.
Карамзин Ы. М. История государства Российского: В 4 кн. [Вступ.
ст. В. Ф. Патраковой]. Ростов н/Д : Феникс, 1995.
Карамзины. М. История государства Российского: В12 т. [Предисл.
В. Б. Муравьева]. М.: Московский рабочий, 1993.
Карамзин Ы. М. История государства Российского: [В 4 кн.: В 12 т.].
[Вступ. ст. А. Ф. Смирнова]. Тула: Приокское книжное издательство,
1990.
Карамзины. М. История государства Российского: [В 4 кн.]. [Вступ.
ст. А. Ф. Смирнова]. Ростов н /Д: Книжное издательство, 1989.
Карамзин Ы. М. История государства Российского: В 3 кн.; в 12 т.
СПб.: Золотой век: Диамант, 1997.
Карамзин Ы. М. История государства Российского. М.: Эксмо,
2002.
Карамзин Ы. М. История государства Российского: В 12 т.; в 3 кн.
М.: ACT: Хранитель, 2008.
Карамзин Ы. М. История государства Российского. М.: Альфа-
книга, 2008.
Карамзин Ы. М. Марфа-посадница, или Покорение Новагорода:
Повести; главы из «Истории государства Российского». Л.:
Художественная литература (Ленингр. отд.), 1989-

476
Карамзин H. M. Мои безделки. Изд. 2-е [3-е]. Ч. 1-2. М.: в Универс.
тип. у Ридигера и Клаудия, 1797 [1801].
H. M. Карамзин об истории государства Российского: [Отр. из
«Истории государства Российского» / Отв. ред., авт. очерка и примеч.
С. О. Шмидт]. М.: Просвещение, 1990.
Неизданные сочинения и переписка Николая Михайловича
Карамзина. Ч. 1. СПб.: Тип. Н. Тиблена, 1862.
Карамзин H. M. О древней и новой России: Избранная проза и
публицистика. М.: Жизнь и мысль, 2002.
Переводы Карамзина. Изд. 4-е. Т. 1-9. СПб.: А. Смирдин, 1835.
Переписка Карамзина с Лафатером [1786-1790, найденная д-ром
Ф. Вальдманом в Цюрихе]. Сообщена и снабжена предисловием д-ром
Ф. Вальдманом. Приготовлена к печати [и снабжена предисл.] Я.
Гротом.'СПб, 1893.
Письма H. M. Карамзина к И. И. Дмитриеву. По поручению Отд. рус.
яз. и словесности Имп. Акад. наук, издали с прим. и указателем Я. Грот
и П. Пекарский. СПб.: Тип. Имп. Акад. наук, 1866.
Письма Н. М. Карамзина П. А. Вяземскому. 1810-1826. (Из Оста-
фьевск. архива). Изд. с предисл. и прим. Николая Барсукова. СПб.: Тип.
М. Стасюлевича, 1897.
Карамзин H. M. Письма русского путешественника. [Вступ. ст. и
примеч. В. А. Грихина]. М.: Советская Россия, 1983.
Карамзин H. M. Письма русского путешественника. Изд. подгот.
[и примеч. сост.] Ю. М. Лотман и др. Л.: Наука (Ленингр. отд.), 1984.
Карамзин H. M. Письма русского путешественника. [Вступ. ст.
Г. П. Макогоненко; примеч. М. В. Иванова]. М.: Правда, 1988.
Карамзин H. M. Письма русского путешественника. Изд. подгот.
[и примеч. сост.] Ю. М. Лотман и др. Л.: Наука (Ленингр. отд.), 1987.
Карамзин К М. Письма русского путешественника. М.: Захаров,
2005.

Библиография
477
Карамзины. M. Письма русского путешественника. Повести. [Пре-
дисл. Г. П. Макогоненко, примеч. М. В. Иванова]. М.: Правда, 1982.
Карамзин К М. Письма русского путешественника. Повести. М.:
Эксмо, 2007.
Карамзин К М. Повести. [Предисл. и примеч. В. Муравьева] М.:
Советская Россия, 1979.
Карамзин H. M. Полное собрание сочинений: В 18т./ Под общ.
ред. А. Ф. Смирнова. М.: ТЕРРА-Книжный клуб, 1998-2008.
Карамзин И. М. Полное собрание стихотворений / Вступ. ст., подг.
текста и примеч. Ю. М. Лотмана. М.; Л.: Советский писатель (Ленингр.
отд.), 1966.
Карамзин H. M. Предания веков: Сказания, легенды, рассказы из
«Истории государства Российского». [Сост. и вступ. ст. Г. П.
Макогоненко; коммент. Г. П. Макогоненко, М. В. Иванова]. М.: Правда, 1989.
Карамзин H. M. Русская социально-политическая мысль X —
начала XX века. (У истоков российского консерватизма). Учебн. пособие /
Сост. Д. В. Ермашов, А. А. Ширинянц. Изд. 2-е. М.: Издатель
Воробьев А. В, 2003.
Карамзин H. M. Русская социально-политическая мысль X —
начала XX века / Под ред. А. А. Ширинянца / Сост. Д. В. Ермашов,
А. В. Пролубников, А. А. Ширинянц. М.: Издатель Воробьев А. В., 2001.
Рыцарь нашего времени: поэзия, проза, публицистика. Учебн.
пособие для студентов вузов. М.: Парад, 2007.
Карамзин H. M. Сочинения: В 2-х т. [Сост., вступ. ст. и коммент.
Г. П. Макогоненко]. Л.: Художественная литература (Ленингр. отд.),
1984.
Сочинения Карамзина. Изд. 4-е. Т. 1-9. СПб.: А. Смирдин, 1834-
1835.
Сочинения Карамзина. Т. 1-3. СПб.: А. Смирдин, 1848.

Указатель имен
Авгур-378,472
Август (Augustus) - 178,415
Август I - 209,422
Август II - 209,422
Август III - 402
Авраам - 85, 389
Адцингтон (Addington) Г. - 225,427
Адцисон (Addison) Д. - 118, 392
Александр I Павлович — 29, 38,174,
234,251,252,255,266,274,278,
302-305,307-310,315,316,
322-324,333,339,340,342-344,
346-349,358,363,364,367,368,
370,372,373,375,376,379,413,
421,424,433,437-439,441,452-
455,458,466,468,469
Александр (Alexander) III
Македонский - 72,171,172, 387,411,458
Александра- Федоровна — 377,470
Алкман (Alkman) - 60, 384
Альцибиад — Алкивиад (Alkibiades) —
59,85,172,240,389
Амальтея — 273,440
Амру (Амру-Бен-Эль-Асс) — 57, 383
Андре (d'André) A. Б. Ж. - 145, 397
Андрей I Боголюбский — 280,442
Алексей Михайлович — 141,252,269,
290,336,337,353,434,439,448
Анахарсис-138,139,396
Анна Амалия, герцогиня Саксен-
Веймарская — 93,391
Анна Иоанновна (Ивановна) — 202,
252,296, 297,299, 302,333,355,
413,420,434,450,461
Анна Леопольдовна — 326,458,461
Аракчеев А А — 377,470
Аристид (Aristéidçs) - 62,85,164,179,
384,389,404,415
Аристотель - 53,79, 388
Архилох (Archilochos) — 61, 384
Архимед (Archimedes) — 63, 385
Атлант — 322,457
Аттила (Attila) - 162,402
Ахиллес - 145,223, 398
Б.-БлудовДЕ-371,468
Бакон, Бэкон (Bacon) Ф. — 57,66,153,
383,399
Бакстер (Baxter) A. - 151,152,399
Баженов В. И. - 360,464
Баракоменеверус — 85,389
Бартелеми Ж-Ж. - 137,138,142, 396
Батый - 281,283, 349, 353, 358,442,
463
Бахус-269,273,439
Беккер (Becker) Г. - 124,393
Беннигсен Л. Л. - 306,307,454,455
Бестужев-Рюмин А. П. - 297, 377,450
Бецкий, Бецкой И. И. - 204,419,420
Бистер И. Э. - 86-88, 390
БиронЭ.-И.-29б,302,449
Блум - 88,89, 390
Богданович И. Ф. - 207,421
Бодмер (Bodmer) И. Я. - 67,109,386,
392
Боннет, Бонне (Bonnet) III. — 56, 57,
79,125,235,383,388,431
Бразид(Брасид)-б1,384
Брейтингер (Breitinger) И.-Я. — 102,
391
Брольи, Бролье (Brogue) В. Ф. — 98,
391
Брут (Brutus) M. Ю. - 179,302,416,
452
Буало - 142
Буддеус (Buddeus) И.-Ф. - 67, 386
Буланже (Boulanger) H. A. — 250,433
Бюш (Busch) И. Г-325,458
В. К К П, великий князь Константин
Павлович — 373
В.К, Конст. Павл., великий князь
Константин Павлович — 375
В. К-м Мих. П-м, великий князь
Михаил Павлович — 373
Василь Иванович, Василий III
Иванович - 269,439,444
Василий ГУ Шуйский - 287-289,445
Василько Ростиславич — 280, 353,442
Вдовствующая Императрица,
Елизавета Алексеевна (Луиза-Мария-
Августа) — 465,466,468

Указатель имен
479
Великий князь Павел Петрович —
360,464
Венера-131, 395
Берне (Vernet) К. Ж. - 221,424
Вижье - 276,440
Виланд (Wieland) X.-M. - 90,92,390
Виндам, Уиндем (Windum) У. — 226,
427
Виртмиллер — 104, 392
Владимир I -139,304,358,453
Владимир И Мономах — 280,287,353,
354,364,442
Владислав - 288,430,446
Вокелен (Vauquelin) Л. Н. - 276,440
Всеволод III Юрьевич Большое
Шездо - 280,442
Вуатюр (Voiture) В. - 132,395
Вулкан-131,395
Г. С. Р. В, Воронцов С Р. - 151,399
Гакесбури, Гаксбери Ч. Д. — 225,427
Галлер (Haller) А. - 66,116,235,385,
431
Гайден, Гайдн (Haydn) Ф.-И. - 56,383
Гарве (Garve) К. - 87,390
Гарпия — 386
Гедике Ф. - 86,390
Гейм И. А.-276,441
Гейне (Heyne) К Г.-119,392
Гектор - 145,398
Гено (Guinot) Ф.-132,395
Генрих (Henri) IV -
215,286,423,445
Генрих VIII-49
Геснер (Gessner) G - 66,67,104,106,
109,110,386,392
Гердер (Herder) И.-Г. - 90-93, 390
Герман И. И. - 305,
Герцог Йоркский - 223,426
Герцог Орлеанский — 240,432
Гете (Goethe) И. В. - 90,92,93,390,
393
Геркулес - 229,272,440
Гиерон (Hieron) - 256,435
Глейхен (Gleichen) - 94, 391
Глюк (Gluck) X. В.-146,398
R)66c(Hobbes)T.-153, 399
Говард, Ховард (Howard) Д. — 66, 386
Годунов - 36,139,269,286, 287, 320,
322,353,438,439
Гомер (Homeros) - 67,72,93,125,
273,318,354,386,387,370,458
Горгона — 386
Гордий (Gordios) — 321,457
Гоу (Howe) P.-152,399
Гош (Hoche) Л. Л.-224,426
Граммон (Grammont) Ф. - 132,395
Гренвиль (Grenville) В. В. - 151,226,
399,427
Грессет, Грессе (Gresset) Ж. Б. Л. - 77,
388
Гретри (Gretry) А. - 130, 394
Грея - 386
Густав III-169,213,222,409
iyuiap, Ушар (Houchard) Ж. H. - 223,
426
Д'Аланберт, Д'Аламбер (D'Alem-
bert) Ж Л. -130,132,209,236,
394,416,431
Д'Эпине (d'Epinay) Л. Ф. - 122, 393
Дамиени Юде, дюк Дамиан Юда
(Duke Damjan Juda) - 258,436
Дамон - 77, 387, 388
Дафна - 64,385
Дафнис - 109,392
Декарт (Descartes) P. - 55,66,153, 383
Де-ла-Сюз (de La Suze, урожд.
Генриетта де Колиньи) — 132, 395
Делольм (De Lolme) Ж-Л. - 155,400
Делорм (Delorme) M. - 132,395
Демокрит (Demokritos) — 64, 385
Депрео, Буало-Депрео
(Boi-leau-Despréaux) H. - 133, 395
Державин Г. P.-207,421
Дидрот, Дидро (Diderot) Д. - 130, 208,
394,416,464
Димитрий (Дмитрий) Донской — 283,
284,349,353,358,443,462
Долгоруков П. П. — 306,454
Дюмурье (Dumouriez) Ш. Ф. — 223,
425,426
дю-Пати, Дюпати (Dupaty) III. — 130,394
Елизавета Петровна — 160,175,208,
252,297,299,401,413,422,423,
450,451,461

480
Елисавета, Елизавета Алексеевна — 43,
355,362,367,371,464,466
Екатерина I Алексеевна (Марта
Скавронская) - 333,355,401,413,
449,459
Екатерина II Алексеевна
(Софья Фредерика Августа) —
6,13,15,23,24,33,34,38,158,159,
160-179,185-186,188-190,195-
218,252,255,266,295,297-303,
309,310,312,314,315,326,333,
339,341,344,347,358,360,364,
366,400,438,450,451,459,465
Жан Ла, Ло (Law) Д. - 133,395
Жокур (de Jaucourt) Л. - 264,438
Зевксис (Zeuxis) — 72, 387
Зефир-143,397
Иван Иванович, Дмитриев И. И. —
379,472
Иоанн (Иван) I Данилович Калита —
282,283,291,442
Иоанн (Иван) III - 28, 31, 251,252,
283,284,291,353,358,434,443
Иоанн Грозный, Иоанн (Иван) IV
Грозный - 25, 34,36,164,284,
285,301,353,358,405,421,430,
443,444,453
Иов-325,458
Иосиф II - 83,167,168,212,262,389,
407
Исаак - 85,389
Иулиан, Юлиан (Julianus) Ф. К. — 125,
126, 394
Йорик - 146,153,271,398,399,440
Камиллы — 164,403
Камоэнс или Камоинш (Camoes) Л. —
63, 385
Кант (Kant) И.-79,125,388
Карл (Karl) VI-98, 391
Карл Август — 391
Карл Великий— 139
Карл (Karl) Людвиг Иоанн - 307, 308,
454
Карл V Мудрый (Charles V le Sage) —
129,277,354,394
Карл (Charles) IX
Шарль-Максимильен — 398
Карл Эммануил И
(Charles Emmanuel II) - 437
Каролина-Луиза, принцесса
Вальдекская — 119,392
Кассий (Cassius) Л. Г. - 302,453
Кат. Фед. Муравьева, Муравьева Е. Ф. —
362,465,471
Катерина Медицис, Екатерина
Медичи (Catherine de Médicis) —
145,398
Каталина (Catüina) Л. С - 62,385
Катон (Cato Minor) Младший
(или Утический) М. П. — 62,136,
179,385,416
КашкинН.Е.-377,471
Клейст (von Kleist) Э.-Х - 89, 390
КлейнийокЯ-67,386
Клера-121,393
Клерикус (Clericus) или
Клерик Иоанн — 67, 386
Кловис, Хлодвиг I (Chlodwig, Clovis) —
223,425
Клопшток (Klopstock) Ф. Г. - 56,92,
104,106,111,383,392,393
Князь НА-371
Князь Петр Андреевич,
Вяземский П. А. - 23,28,29,37,
38,45,299,362,369,379,465
Кодр (Kodros) - 72,387
Кокс (Сохе) У. - 121,123,131,393
Кольбер (Colbert) Ж. Б. - 215,396,
423
Кондорсе (Condorcet) M. Ж А. Н. -
135,395,396
Кондильяк (Condillac) Э. Б. - 57, 383
Конрад (Konrad) I - 98,391
Константин, великий князь
Константин Павлович - 372,373,375, 377,
421,471
Корсаков, Римский-Корсаков А. М. —
..,224,305,427
Кребильйон (Crébillon) К-П. Ж. - 76,
387
Крез (Kroisos) - 156,400

Указатель имен
481
Куракин А. Б.-377,470
Кутузов М. И.-307,409,454
Лавали-377,471
Лагарп (Laharpe) Ж-Ф. - 142,240,
397,432
Ламетри (Lamettrie, La Mettrie) Ж О. -
250,433
Ланбаль (Ламбаль) Мари-Тереза-Луиза,
принцесса Кариньян — 134,395
Лаудон (Laudon) Г. - 168,409
Лафатер(1луасег) И.-К - 67,88,
100-104,107-112,263,386,390
Лжедимитрий (Лжедмитрий) I — 36,
286,287,289,316,353,407,430,
438,444
Левек (Levesque) П. Ш. - 139,141,142,
397
Лейбниц (Leibniz) Г. В. - 55,153,209,
235,383,422
Ле Нотр, Ленотр (Lenotre, LeNotre,
LeNostre)A.-127,394
Леонид (Leonidas) - 61,72, 384,387,
421
Лессинг (Lessing) Г. Э. - 86, 389,464
Лефорт (Lefort) Ф. Я. - 293,447
Ликург (Lykurgos) - 60,61,72,141,
164,182,188,264,384, 387, 397
Линде (Linde) С. Б. -362,464
Линней (Linné, Linnaeus) К — 235,
276,431
Локк (Locke) Д. - 57,76,79,153, 383,
388,399
Ломоносов М. В. - 151,208,210,297,
421-423
Лопухин И. В. - 361,464,470
Лопухин П. В.-377,471
Лукреций (Lucretius) - 77,388
Луциан Бонапарте — Бонапарт
(Bonaparte) Л.-428
Людовик XIV (Louis) - 99,132,209,
215,266,395,422,451
Лютер (Luther) M. - 95, 391
Люцифер - 85,389
M. Ф., Мария Федоровна - 202,373,
470
Мабли (Mably) Г. Б. - 132,355,395
Магомет II, Мехмед или Мехмет
(Mehmet) II Фатих - 172,229,412
Макиавелли (Machiavelli) H. ди Б. —
314,341,356,457
Макк (Mack) К - 307,454
Макферсон Д. — 390
Маржерет — Маржере (Margeret) Ж. —
265,438
Мария-Антуанетта - 83,134,389,395
Марк Аврелий (Marcus Aurelius) —
363,465
Марков - Морков А. И. - 305, 306, 309,
454
Мармонтель (Marmontel) Ж. Ф. — 130,
142,207,394,421
Массена (Masséna) A. — 224,427
Массой (Masson) К. — 265,438
Мерсье (Mercier) Л. С - 143,397
Меланхтон (Melanchton) Ф. — 67,386
Менаж (Ménage) Ж. - 132,395
Мендельзон, Мендельсон
(Mendelssohn) M. - 86,100, 389,
391
Меньшиков (Меншиков) А. Д. — 295,
448
Меттерних, Меттерних-Виннебург
(Metternich-Winneburg) К В. Л. -
369,467
Мейстер (Meister) Л. - 110,392
Мейстер (Meister) Я. Г. - 110,392
Мелодор - 69,74-77,80,81, 386
Месмер (Mesmer) Ф. А. - 146,398
Мильтиад (Miltiades) - 164,179,404,
415
Минин КМ.- 234,288,430,431
Миних X. А. - 168,296,297, 302, 310,
408,449
Мирабо (Mirabeau) О. Г. Р. - 126,145,
398
Моисей-189,417
Монтескье (Montesquieu) Ш. Л. — 138,
185,312,313,333,338,345,416,
455,456,461
Мори (Maury) Ж-С - 126,145,146,
398
Моро (Могеаи) Ж В. - 224,426
Морус - Мор (More) T. - 49, 50,135,
263, 382, 396

482
Музеус (Musäus) И. К А. - 93, 390
Мустафа (Mustafa) III - 162,164,402
H. И, Тургенев H. И. - 467,468
Николай, Николаи (Nicolai) К-Ф. —
86-88, 389
Новиков Н. И. - 9,360, 361,462,463
Невтон, Ньютон (Newton) И. — 55, 57,
153,383,399
Оболенский Е. П. - 377,471
Озимандиас, Рамзес II — 72, 387
Ольбах, Гольбах (Holbach) П. А. - 142,
397
Омар Ибн-Хаттаб - 57,383
Оран, Орхан (Orhan) I Гази - 259,436
Орлова E.H.-119,392
Оссиан-125,126,390
Остерман А. И. - 296,297, 326, 333,
340,450,461
Павел I - 222, 301-303, 309, 310, 326,
339,361,372,375,409,412,424,
428,433,438,451,452,458,464
Павзаний или Павсаний (Pausaias) —
61, 384
Палемон — 64, 385
Панглосс - 85, 389
Пасван-Оглу - 172,229,262,413
Пелиссон (Pellisson) П. - 132,395
Пётр I Великий - 6,31,32, 36,42,
139-141,159-164,171-177,189,
190,192, 209,215,224,234,252,
255,265,290-300, 309, 310, 313,
314,323,326,328,333,334,339,
340,344,345,347,353,355,358,
364,410,413,431,434,447,448,
452,459,460
Петр II Алексеевич — 333,449,459
Петр III Федорович - 193,196,297,
299,302,401,402,418,450,451
Петров А. А.-82, 389
Петроний (Petronius) Г. А. - 240,432
Пиндар (Pindaros) - 208,422
Питт (Pitt) У. Младший - 151,155,
213,225,226,399,400,428
Питиас - 77, 387
Питтак (Pittakos) - 61,384
Пиччинни (Piccinni) H. В. - 146,398
Платнер (Plattner) Э. - 119,392
Платон (Platon) - 50,62,72,79,100,
125,205,385,387
Платон (Лёвшин П. Г.) — 364,465
Плутарх (Plutarchos) - 136,263, 396,
438
Пожарский Д. M. - 234, 288, 352,430,
431
Политковский Ф. Г. — 276,441
Потемкин Г. А.-215,424
Походящий Г. М. — 360,464
Пуссен (Poussin) H. - 97, 391
Пфеннингер (Pfenninger) И. К - 101,
391
Рабеле, Рабле (Rabelais) Ф. - 136,396
Рабо-Сент-Этьен (Rabaut St.
Etienne) Ж.-П. - 145, 397
Разумовский Г. К - 119,392
Рамон (Ramond) Л. Ф. - 123, 393
Рамус (Ramus) - 67,386
Расин (Racine) Ж. Б. - 130,133,142,
201,203,394,419
Рафаэль (Raphael) - 56,139,202,229,
383
Рихтер (Richter) И.-Г - 265,438
Ричардсон (Richardson) С. - 148, 398,
399
Ришелье (Richelieu) Л.-Ф. — 31
Родней, Родни (Rodney) Д. Б. - 152,
399
Роза (Rosa) С. - 97,391
Румянцев-Задунайский П. А. —
162-165,167,202,299,402,406
Руссо (Rousseau) Ж.-Ж. - 52, 53,
58-60,64,119-122,131,132,382,
385,393,464
С. И., Тургенев С. И. - 468
Саразен (Sarrasin) Ж.-Ф. - 132, 395
Сарданапал - 73,387
Семирамида — 167,407
Сен-Прё-120,121,393
Сент-Эвремон (Saint-Evremond) III. —
132,395
Солон (Solön) - 72,156,164,182,264,
300,387,451

Указатель имен
483
Сократ (Sokrates) - 62,72,100,160,
179,203,270,384,385,387,396,416
София (Софья) Алексеевна — 290,447
Софокл (Sophokles) - 72,354,387
Сперанский М. М. - 375, 376,456-
460,469,471
Спиноза (Spinoza, d'Espinosa) Б. — 91,
390
Сталь (Staël) A. Л. Ж. - 362,465
Станислав Август Понятовский
(Poniatowski) - 162,167,402,407,
410
Стерн (Sterne) Лоуренс -111, 392,
398,399
Страхов П. И. - 276,440
Сумароков А. П. - 208, 236,422
Суворов А. В. - 168-171,224,299,
408,409,425-427,431,433,453
Сципионы - 62,164,165, 352, 385,
403,404,406
Сюлли(Sully)M.- 215,423
Тамерлан, Тимур - 234,430
Талейран-Перигор (Talleyrand-
Périgord) Ш. M. — 305,453
Тантал- 155,399
Теокрит (Феокрит) (Theokritos) -
109, 392
Тизифона - 57,383
Тимолеон (Timoleon) — 256,262,435
Тимон - 59
Тирней (Tierney) Д - 226,427
Тиртей (Tyrtaios) - 60, 384
Тоблер (ТоЫег) И. - 104,105,109, 391
Толстой П. А. - 306,454
Томазий (Thomasius) К - 67, 386
Томсон (Thomson) Д. - 66,89,104,
106, 386,390
Трубецкой С П.-377,471
Тугут (Thugut) И. А. - 224,427
Тургенев А. И. - 40,369,370,466,467,
468
Тургенев С. И.-371,468
Тширнгауз, или фон Чирнгауз
(Tschirnhaus) Э. В. - 67, 386
Тюренн (Turenne) A. - 165,203,406
УбриП.Я.-307,454
Узбек-282,443
Устери (Usteri) Л.-106,392
Фабриции — 164,403,404
Фалес (Thaies) - 61,384
Фемистокл (Themistokles) — 62,164,
179,352,384,404,416
Феодор Иоаннович, Фёдор I
Иванович-289,290,447
Феофан Прокопович (в миру
Элеазар)-177,340,414,460
Фердинанд Брауншвейгский,
принц - 98, 391
Фидиас, Фидий (Pheidias) - 72, 354,
387
Филалет-8,69,70,74,75,386
Филарет (Романов Фёдор Никитич) —
289,353,446
Филипп (Felipe) II - 259,436
Фильдинг (Fielding) Г. - 148,153,157,
399
Флора - 143,397
Флориан (Florian) Ж.-П. - 134,143,
395, 397
Франц (Franz) II Габсбург - 307,454
Фрерон (Fréron) Э.-К - 220,424
Фридрих Август I (Friedrich August) —
209,422
Фридрих Вильгельм (Friedrich
Wilhelm) I-83,213, 389
Фридрих (Friedrich) II Великий — 162,
168,203,224,252, 333,334, 337,
338,389,403,420,426,434
Фокион (Phokion) - 62,179,384,416
Фокс (Fawkes) Ч.-Д. - 226,427
Фуркруа (Fourcroy) A. Ф. — 276,440
Хан Селим-163,403
Химера - 53,249,383
Цесарь — Цезарь (Caesar)
Гай Юлий-125,203,223,224,
385,393,420
Цирцея-129,394
Цицерон Марк Туллий
(Marcus Tullius Cicero) - 62, 385
Ченгис-хан, Чингисхан — 233,430

484
Шанфор или Шамфор (Chamfort)
С-Р. Н. - 143, 397
Шаден (Schaden) И. М. - 152,399
Шарль (Charles) Ж. А. С. - 276,440
Шекспир (Shakespeare) У. - 83,100,
389
Шенье (Chénier) M. Ж. - 130,394
Шеридан (Sheridan) Р. Б. - 153,226,
399,427
Шлецер (Schlözer) А. Л. - 277,441
Шлецер (Schlözer) X. А. - 277,358,
441
Шуазёль (de Choiseul) Э. Ф. - 139, 397
Шувалов И. И. - 210,419,422,423
Шувалов П. И. - 297,450
Эпаминонд (Epameinondas) — 62,384
Эпикур - 77,388
Эпименид (Epimenides) — 271,439
Эфраим - 59
Эшассерио - Эшассерио Ж. — 224,427
Юлия-120-122, 385,393
Юм (Hume) Д. - 139,153,356,397,
399
Юстиниан I (Iustinianus) Великий —
252,284,334,337,434,443
Ярослав Владимирович Мудрый —
233,251,252,280,284,358,430,
434,442

Содержание
Николай Михайлович Карамзин
А А Ширинянц,Д. В. Ермашов 5
H. M. КАРАМЗИН. ИЗБРАННЫЕ ТРУДЫ 47
Философа Рафаила Штлоде странствования в Новом Свете
и описание любопытства достойных примечаний (!!)
и благоразумных установлений жизни миролюбивого народа
острова Утопии.
Перевод с английского языка. Сочинение Томаса (Моруса)
в Санкт-Петербурге у Шнора, 1790 года. Часть I 49
Нечто о науках, искусствах и просвещении 52
Мелодор к Филалету 69
Филалет к Мелодору 75
. Письма русского путешественника 82
Историческое похвальное слово Екатерине II 158
Письмо к издателю 219
Всеобщее обозрение 222
О любви к Отечеству и народной гордости 231
Моя исповедь. Письмо к издателю журнала 238
Приятные виды, надежды и желания нынешнего времени. ... 248
О похитителях 256
Известие о нынешнем состоянии Республики Рагузы,
писанное гражданином ее 257
Взор на прошедший год 262
Об известности Литературы нашей в чужих землях 265
Письмо сельского жителя 267
О публичном преподавании наук
в Московском университете 275

486
О древней и новой России в ее политическом
и гражданском отношении 279
[Посвящение] [К «Истории государства Российского»] 349
Предисловие [К «Истории государства Российского»] 351
Записка о Н. И. Новикове ЗбО
Письмо к князю П. А. Вяземскому.
Царское Село. 21 августа 1818 362
Мнение русского гражданина ЗбЗ
Для потомства 367
Новое прибавление 368
Письмо к князю П. А. Вяземскому.
С.-Петербург. 8 декабря 1820 г. 369
Письмо императору Александру I от 23 августа 1822 года .... 370
Письмо к А. И. Тургеневу.
Царское Село. 6 сентября 1825 г. 371
О манифесте 12 декабря 1825 года. (Копия с оригинала,
писанного рукою Императора Николая Павловича) 372
Для сведения моих сыновей и потомства 375
Письмо к И. И. Дмитриеву. 19 декабря 1825 г. 377
Письмо к князю П. А. Вяземскому. 31 декабря 1825 г. 379
Мысли об истинной свободе 380
КОММЕНТАРИИ 381
Библиография 473
Указатель имен 478

Научное издание
Библиотека отечественной общественной мысли
с древнейших времен до начала XX века
Карамзин Николай Михайлович
Избранные труды