РОДНИЧОК
КНИГА ДЛЯ ВНЕКЛАССНОГО ЧТЕНИЯ
-


РОДНИЧОК
КНИГА
ДЛЯ ВНЕКЛАССНОГО ЧТЕНИЯ
В 4 КЛАССЕ
Допущено
Министерством образования
Российской Федерации
Тула
Родничок.
Москва
Астрель* ACT
УДК 373.167.1:82
ББК 83.3(0)я721
Р60
Уважаемые родители и преподаватели!
Произведения, включенные в сборник, могут быть использованы
в начальной школе на уроках внеклассного чтения, литературного
образования, для чтения в кругу семьи. Они вводят младших
школьников в мир большой литературы, помогают формированию
у них умений и навыков чтения, тяги к нему, развитию интересов
и кругозора, нравственных качеств. Подбор произведений
осуществлен в соответствии с программным материалом.
Составители попытались учесть интересы и учителей и детей.
Р60 Родничок: книга для внеклассного чтения в 4 классе.— Изд-ие
с измен.— Тула: Родничок; М.: Астрель: ACT, 2012.— 224 с.: ил.
ISBN 978-5-89624-428-8(000 Издательство «Родничок») (С.: белая (у))
ISBN 978-5-271-28803-6 (ООО «Издательство Астрель»)
ISBN 978-5-17-068075-7 (ООО «Издательство АСТ»)
ISBN978-985-16-8579-6 (ООО «Харвест»)
УДК 373.167.1:82
ББК 83.3(0)я721
© Составление, оформление. ООО Издательство «Родничок»
© ООО «Издательство Астрель»
НАЕДИНЕ
С ПРИРОДОЙ
Иван Тургенев
ПЕРЕПЁЛКА
Мне было лет десять, когда со мной случилось
то, что я вам сейчас расскажу.
Дело было летом, Я жил тогда с отцом на ху-
торе, в южной России. Кругом хутора на несколь-
ко вёрст тянулись степные места. Ни лесу, ни
реки близко не было; неглубокие овраги, зарос-
шие кустарником, точно длинные зелёные змеи,
прорезали там и сям ровную степь. Ручейки со-
чились по дну этих оврагов; кой-где, под самой
кручыо, виднелись роднички, с чистой, как сле-
за, водою; к ним вели протоптанные тропинки, и
возле воды, на сырой грязце, перекрещивались
б
следы птиц и мелких зверьков. Им хорошая во-
да так же нужна, как и людям.
Отец мой был страстным охотником; и как
только не был занят по хозяйству и погода стоя-
ла хорошая, он брал ружьё, надевал ягдташ1,
звал своего старого Трезора и отправлялся стре-
лять куропаток и перепелов. Зайцами он прене-
брегал, предоставляя их псовым охотникам, ко-
торых величал борзятниками. Другой дичи у нас
не водилось, разве вот осенью налетали вальд-
шнепы. Но перепелов и куропаток было много,
особенно куропаток. По опушкам оврагов то и
дело попадались разрытые кружки сухой пыли,
местечки, где они копались. Старый Трезор тот-
час делал стойку, причём его хвост дрожал и ко-
жа на лбу сдвигалась складками; а у отца лицо
бледнело, и он осторожно взводил курки. Он ча-
сто брал меня с собою... большое это было для
меня удовольствие! Я засовывал штаны в голени-
ща, надевал через плечо фляжку и сам вообра-
жал себя охотником! Пот лил с меня градом, мел-
кие камешки забивались мне в сапоги; но я не
чувствовал усталости и не отставал от отца. Ког-
да же раздавался выстрел и птица падала, я вся-
кий раз подпрыгивал на месте и даже кричал —
так мне было весело! Раненая птица билась и хло-
пала крыльями то на траве, то в зубах Трезора,
с неё текла кровь, а мне всё-таки было весело, и
никакой жалости я не ощущал. Чего бы я ни
дал, чтобы самому стрелять из ружья и убивать
куропаток и перепелов! Но отец объявил мне, что
1 Ягдташ — охотничья сумка для дичи.
7
раньше двенадцати лет у меня ружья не будет; и
ружьё он мне даст одноствольное и стрелять поз-
волит только жаворонков. Этих жаворонков в на-
ших местах водилось множество; бывало, в хоро-
ший, солнечный день целые десятки их вились
на ясном небе, поднимаясь всё выше и выше и
звеня, как колокольчики. Я глядел на них как
на свою будущую добычу и прицеливался в них
палочкой, которую носил на плече заместо ру-
жья. Попасть в них очень легко, когда они в
двух-трёх аршинах от земли останавливаются в
воздухе и трепещутся, прежде чем вдруг плюх-
нуть в траву.
Иногда далеко в поле, на жнивье или на зеле-
нях, торчали драхвы1; вот, думалось мне, такую
большую штуку убить — да после этого и жить
не надо! Я указывал на них отцу; но он всякий
раз говорил мне, что драхва — птица осторожная
и человека близко не подпускает. Однако раз он
попытался подкрасться к одинокой драхве, пола-
гая, что она подстреленная и отстала от своего
стада. Велел Трезору идти за ним следом, а мне
так и вовсе остаться на месте; зарядил ружьё кар-
течью, ещё раз обернулся к Трезору, даже при-
грозился ему, шёпотом скомандовал: «Аррьер!
Аррьер!», скорчился в три погибели и пошёл —
не прямо к драхве, а стороною. Трезор хоть и не
скорчился, но выступал тоже очень удивительно:
раскарякой, и хвост поджал и одну губу заку-
сил. Я не вытерпел и чуть не ползком отправил-
ся за отцом и за Трезором. Однако драхва и на
триста шагов нас не подпустила; сперва побежа-
ла, потом замахала крыльями и полетела. Отец
выстрелил и только вслед ей посмотрел... Трезор
выскочил впёред и тоже посмотрел. Посмотрел и
я... и так мне обидно стало! Что бы, кажется, ей
ещё немного подождать! Картечь непременно бы
её достала!
Вот однажды мы с отцом отправились на
охоту— под самый Петров день2. В то время мо-
лодые куропатки ещё малы бывают, отец не хо-
1 Д р а х в а — дрохва, дрофа — крупная степная птица из отряда журавли-
ных,
2 Петров день (устаревшее название) — 12 июля, день, с которого разре-
шалась охота на дичь.
9
тел их стрелять и пошёл в мелкие дубовые кус-
тики, возле ржаного поля, где всегда попадались
перепела. Косить там было неудобно, и трава дол-
го стояла нетронутой. Цветов росло там много:
журавлиного горошку, кашки, колокольчиков,
незабудок, полевых гвоздик. Когда я ходил туда
с сестрой или горничной, то всегда набирал их
целую охапку; но когда я ходил с отцом, то цве-
тов не рвал: я находил это занятие недостойным
охотника.
Вдруг Трезор сделал стойку; отец мой закри-
чал: «Пиль!» — и из-под самого носа Трезора вы-
скочила перепёлка и полетела. Только полетела
она очень странно: кувыркалась, вертелась, па-
дала на землю, точно она была раненая или кры-
ло у ней надломилось. Трезор со всех ног бро-
сился за нею... он этого не делал, когда птица
летела как следует. Отец даже выстрелить не мог,
он боялся, что зацепит дробью собаку. И вдруг
смотрю: Трезор наддал — и цап! Схватил пере-
пёлку, принёс и подал её отцу. Отец взял её и
положил себе на ладонь, брюшком кверху. Я под-
скочил. «Что это,— говорю,— она раненая бы-
ла?» — «Нет,— ответил мне отец,— она не была
раненая; а у ней, должно быть, здесь близко гнез-
до с маленькими, и она нарочно притворилась
раненой, чтобы собака могла подумать, что её
легко поймать».— «Для чего же она это дела-
ет?» — спросил я. «А для того, чтобы отвести со-
баку от своих маленьких. Потом бы она хорошо
полетела. Только на этот раз она не разочла; уж
слишком притворилась, и Трезор её поймал».—
«Так она не раненая?» — спросил я опять.
10
«Нет... но живой ей не быть... Трезор её, долж-
но быть, даванул зубом».
Я пододвинулся ближе к перепёлке. Она непо-
движно лежала на ладони отца, свесив головку,
и глядела на меня сбоку своим карим глазком.
И мне вдруг так жаль её стало! Мне показалось,
она глядит на меня и думает: «За что же я уми-
рать должна? За что? Ведь я свой долг исполня-
ла; маленьких своих старалась спасти, отвести
собаку подальше — и вот попалась! Бедняжка я!
Бедняжка! Несправедливо это! Несправедливо!»
«Папаша! — сказал я.— Да, может быть, она
не умрёт», и хотел погладить перепёлочку по го-
ловке. Но отец сказал мне: «Нет! Вот посмотри:
у ней сейчас лапки вытянутся, она вся затрепе-
щется, и закроются её глаза». Так оно точно и
случилось. Как только у ней закрылись глаза, я
заплакал. «Чему ты?» — спросил отец и засме-
ялся. «Жаль мне её...— сказал я.— Она долг
свой исполняла, а её убили! Это несправед-
ливо!» — «Она схитрить хотела,— ответил мне
отец.— Только Трезор её перехитрил».— «Злой
Трезор!» — подумал я... да и сам отец показался
мне на этот раз недобрым. Какая же тут хит-
рость? Тут любовь к детёнышам, а не хитрость!
Если ей приказано притворяться, чтобы детей
своих спасать, так не следовало Трезору её пой-
мать! Отец хотел было сунуть перепёлку в ягд-
таш; но я её у него выпросил, положил её береж-
но в обе ладони, подышал на неё... не очнётся
ли она? Однако она не шевелилась. «Напрасно,
брат,— сказал отец,— её не воскресишь. Вишь,
головка у ней болтается».
11
Я тихонько приподнял её за носик; но только
я отнял руку — головка опять упала. «Тебе всё
её жаль?» — спросил меня отец. «А кто же ма-
леньких кормить будет?» — спросил я в свою
очередь. Отец пристально посмотрел на меня. «Не
беспокойся,— говорит,— самец-перепел, отец, их
выкормит. Да вот постой,— прибавил он,— ни-
как Трезор опять стойку делает... уже это не
гнездо ли? Гнездо и есть».
И точно... в траве, в двух шагах от Трезоро-
вой морды, тесно, рядышком лежали четыре
птенчика; прижались друг к дружке, вытянули
шейки и все так скоро, в один раз дышат... точ-
но дрожат! А уж оперились; пуху на них нет —
только хвостики ещё очень короткие. «Папа! Па-
па! — закричал я благим матом.— Отзови Трезо-
ра! А то он их тоже убьёт!»
Отец крикнул Трезора и, отойдя немного в сто-
рону, присел под кустик, чтобы позавтракать. А
я остался возле гнезда, не захотел завтракать.
Вынул чистый платок, положил на него перепёл-
ку... «Смотрите, мол, сиротки, вот ваша мать!
Она собой для вас пожертвовала!» Птенчики по-
прежнему дышали скоро, всем телом. Потом я
подошёл к отцу. «Можешь ты мне подарить эту
перепёлочку?» — спросил я его. «Изволь. Но что
ты хочешь с ней сделать?» — «Я хочу её похоро-
нить!» — «Похоронить?!» — «Да, возле её гнёз-
дышка. Дай мне твой нож, я ей могилочку вы-
рою». Отец удивился. «Чтоб детки к ней на
могилу ходили?» — спросил он. «Нет,— отвечал
я,— а так... мне хочется. Ей будет тут хорошо
12
лежать, возле своего гнезда!» Отец ни слова не
промолвил, достал и подал мне нож.
Я тотчас вырыл ямочку; поцеловал перепёлоч-
ку в грудку, положил её в ямочку и засыпал зем-
лёю.
Дней через пять мы с отцом пришли опять на
то же место. И я могилку нашёл. Однако гнёз-
дышко было пусто, птенчиков ни следа. Мой отец
меня уверил, что старик их увёл, их отец; и ког-
да в нескольких шагах оттуда вылетел из-под ку-
ста старый перепел, он его стрелять не стал... И
я подумал: «Нет! Папа добрый!»
Но вот что удивительно: с того дня пропала
моя страсть к охоте, и я уже не думал о том вре-
мени, когда отец подарит мне ружьё! Однако,
когда я вырос, я тоже начал стрелять; но насто-
ящим охотником никогда не сделался. Вот ещё
что меня отучило.
Раз мы вдвоём с товарищем охотились на те-
теревов. Нашли выводок. Матка выскочила, мы
выстрелили и попали в неё; но она не упала, а
полетела дальше вместе с молодыми тетеревята-
ми. Я было хотел пойти за ними, но товарищ
сказал мне: «Лучше здесь присесть и подманить
их... все сейчас здесь будут». Товарищ отлично
умел свистать, как свищут тетеревята. Мы при-
сели; он стал свистать. И точно: сперва один мо-
лодой откликнулся, потом другой, и вот слышим
мы: сама матка квохчет, да нежно так и близко.
Я приподнял голову и вижу: сквозь спутанные
травяные былинки идёт она к нам, спешит, а у
самой вся грудь в крови! Знать, не вытерпело ма-
теринское сердце! И тут я самому себе показался
13
злодеем!.. Встал и захлопал в ладоши. Тетёрка
тотчас же улетела — и молодые затихли. Това-
рищ рассердился; он за сумасшедшего меня
счел... «Ты, мол, испортил всю охоту!»
Но мне с того дня всё тяжелей и тяжелей ста-
ло убивать и проливать кровь.
Михаил Пришвин
ЭТАЖИ ЛЕСА
У птиц и зверьков в лесу есть свои этажи:
мышки живут в корнях — в самом низу; разные
птички, вроде соловья, вьют свои гнёздышки
прямо на земле; дрозды — ещё выше, на кустар-
никах; дупляные птицы — дятел, синички, со-
вы — ещё повыше; на разной высоте по стволу
дерева и на самом верху селятся хищники: яс-
треба и орлы.
Мне пришлось однажды наблюдать в лесу, что
у них, зверушек и птиц, с этажами не как у нас
в небоскрёбах: у нас всегда можно с кем-нибудь
перемениться, у них каждая порода живёт непре-
менно в своём этаже.
15
Однажды на охоте мы пришли к полянке с по-
гибшими берёзами. Это часто бывает, что берёзы
дорастут до какого-то возраста и засохнут. Дру-
гое дерево, засохнув, роняет на землю кору, и
оттого непокрытая древесина скоро гниёт и всё
дерево падает, у берёзы же кора не падает, эта
смолистая, белая снаружи кора — береста — бы-
вает непроницаемым футляром для дерева, и
умершее дерево долго стоит, как живое.
Даже когда и сгниёт дерево и древесина пре-
вратится в труху, отяжелённую влагой, с виду
белая берёза стоит, как живая. Но стоит, одна-
ко, хорошенько толкнуть такое дерево, как вдруг
оно разломится всё на тяжёлые куски и падает.
Валить такие деревья — занятие очень весё-
лое, но и опасное: куском дерева, если не увер-
нёшься, может здорово хватить тебя по голове.
Но всё-таки мы, охотники, не очень боимся и,
когда попадаем к таким берёзам, то друг перед
другом начинаем их рушить.
Так пришли мы к полянке с такими берёзами
и обрушили довольно высокую берёзу. Падая, в
воздухе она разломилась на несколько кусков, и
в одном из них было дупло с гнездом гаечки. Ма-
ленькие птенчики при падении дерева не постра-
дали, только вместе со своим гнёздышком вы-
валились из дупла. Голые птенцы, покрытые
пёнышками, раскрывали широкие красные рты
и, принимая нас за родителей, пищали и проси-
ли у нас червячка. Мы раскопали землю, нашли
червячков, дали им перекусить; они ели, глота-
ли и опять пищали.
Очень скоро прилетели родители, гаечки-си-
нички, с белыми пухлыми щёчками и с червяч-
ками во ртах, сели на рядом стоящих деревьях.
— Здравствуйте, дорогие,— сказали мы им.—
Вышло несчастье: мы этого не хотели.
Гаечки ничего не могли нам ответить, но са-
мое главное, не могли понять, что такое случи-
лось, куда делось дерево, куда исчезли их дети.
Нас они нисколько не боялись, порхали с вет-
ки на ветку в большой тревоге.
— Да вот же они! — показывали мы им гнез-
до на земле.— Вот они, прислушайтесь, как они
пищат, так зовут вас!
Гаечки ничего не слушали, суетились, беспо-
коились и не хотели спуститься вниз и выйти за
пределы своего этажа.
2. Зак. 2498
17
— А может быть,— сказали мы друг другу,—
они нас боятся. Давай спрячемся! — И спрята-
лись.
Нет! Птенцы пищали, родители пищали, пор-
хали, но вниз не спускались.
Мы догадались тогда, что у птичек не как у
нас в небоскрёбах, они не могут перемениться
этажами: им теперь просто кажется, что весь
этаж с их птенцами исчез.
— Ой-ой-ой,— сказал мой спутник,— ну какие
же вы дурачки!..
Жалко стало и смешно: такие славные и с
крылышками, а понять ничего не хотят.
Тогда мы взяли тот большой кусок, в котором
находилось гнездо, сломили верх соседней берё-
зы и поставили на него наш кусок с гнездом как
раз на такую высоту, на какой находился разру-
шенный этаж. Нам недолго пришлось ждать в за-
саде: через несколько минут счастливые родите-
ли встретили своих птенчиков.
ГОСТИ
Сегодня с утра стали собираться к нам гости.
Первая прибежала трясогузка, просто так, чтобы
только на нас посмотреть. Прилетел к нам в гос-
ти журавль и сел на той стороне речки, в жёл-
том болоте, среди кочек, и стал там разгуливать.
Ещё скопа прилетела, рыбный хищник,— нос
крючком, глаза зоркие, светло-жёлтые,— высма-
тривала себе добычу сверху, останавливалась в
воздухе для этого и пряла крыльями. Коршун с
18
круглой выемкой на хвосте прилетел и парил вы-
соко.
Прилетел болотный лунь, большой любитель
птичьих яиц. Тогда все трясогузки помчались за
ним, как комары. К трясогузкам вскоре присое-
динились вороны и множество птиц, стерегущих
свои гнёзда, где выводились птенцы. У громадно-
го хищника был жалкий вид: этакая махина —
и улепётывает от птичек во все лопатки.
Неустанно куковала в бору кукушка.
Цапля вымахнула из сухих старых тростни-
ков.
Болотная овсянка пикала и раскачивалась на
одной тоненькой тростинке.
Землеройка пискнула в старой листве.
И когда стало ещё теплее, то листья черёму-
хи, как птички с зелёными крылышками, тоже,
как гости, прилетели и сели на голые веточки.
Ранняя ива распушилась, и к ней прилетела
пчела, и шмель загудел, и первая бабочка сло-
жила крылышки.
Гусь запускал свою длинную шею в заводь, до-
ставал себе воду клювом, поплёскивал водой на
себя, почёсывал что-то под каждым пером, шеве-
лил подвижным, как на пружине, хвостом. А
когда всё вымыл, всё вычистил, то поднял вверх
к солнцу высоко свой серебряный, мокро сверка-
ющий клюв и загоготал.
Гадюка просыхала на камне, свернувшись в
колечко.
Лисица лохматая озабоченно мелькнула в тро-
стниках.
19
И когда мы сняли палатку, в которой у нас
была кухня, то на место палатки прилетели ов-
сянки и стали что-то клевать. И это были сего-
дня наши последние гости.
ЛОСИ
Как-то вечером к нашему костру пришёл дед
из ближайшей деревни и стал нам рассказывать
о лосях разные охотничьи истории.
— Да какие они, лоси-то? — спросил кто-то из
нас.
— Хорошенькие,— ответил дед.
— Ну, какие же они хорошенькие! — сказал
я.— Огромные, а ножки тонкие, голова носатая,
рога — как лопаты. Скорее безобразные.
— Очень хорошенькие,— настаивал дед.— Раз
было по убылой воде, вижу, лосиха плывёт с дву-
мя лосятками. А я за кустом. Хотел было бить в
неё из ружья, да подумал: деться ей некуда,
пусть выходит на берег. Ну, вот, она плывёт, а
дети за ней, не поспевают, а возле берега мелко:
она идёт по грязи, а они тонут, отстали. Мне ста-
ло забавно. Возьму-ка, думаю, покажусь ей: что,
убежит она или не кинет детей?
— Да ведь ты же убить её хотел?
— Вот вспомнил! — удивился дед.— Я в то
время забыл, всё забыл, только одно помню: убе-
жит она от детей или то же и у них, как у нас.
Ну, как вы думаете?
— Думаю,— сказал я, вспоминая разные слу-
чаи,— она отбежит к лесу и оттуда, из-за дере-
. 20
вьев или с холма, будет наблюдать или дожи-
даться.
— Нет,— перебил меня дед.— Оказалось, у
них, как и у нас. Мать так яро на меня погля-
дела, а я на неё острогой махнул. Думал —
убежит, а лосёнков я себе захвачу. А ей хоть бы
что — и прямо на меня идёт и яро глядит. Лося-
та ещё вытаскивают ножонки из грязи. И что же
вы думаете? Что они делать стали, когда вышли
на берег?
— Мать сосать?
— Нет, как вышли на берег — прямо играть.
Шагов я на пять подъехал к ним на ботничке и
гляжу, и гляжу — чисто дети. Один был особен-
но хорош. Долго играли, а когда наигрались, то
к матке, и она их повела, и пошли они покойно,
пошли и пошли...
— И ты их не тронул?
— Так вот и забыл, как всё равно мне руки
связали. А в руке острога. Стоило бы только дви-
нуть рукой...
— Студень-то какой! — сказал я.
Дед с уважением поглядел на меня и ответил:
— Студень из лосёнков правда хорош. Только
уж такие они хорошенькие... Забыл я про сту-
день!
Виталий Бианки
СУМАСШЕДШАЯ ПТИЦА
Когда мне было десять лет, я прожил целую
зиму в деревне.
Я бегал по лесу, выслеживал птиц и узнавал
разные интересные подробности их жизни. Это
было моим любимым занятием, и я очень ску-
чал, когда что-нибудь мешало моим прогулкам.
Но вот ударили февральские морозы. Подня-
лась сильная метель.
Отец долго не выпускал меня из дому. Время
тянулось ужасно медленно.
Наконец через несколько дней я, проснувшись
утром, увидел в окошко ясное голубое небо. Я
22
сейчас же отпросился у отца, оделся и выскочил
на двор.
На дворе было морозно, но тихо. Ярко свети-
ло солнце. Глазам было больно от блеска белого
снега.
В лес нечего было и думать пробраться. Там
намело такие сугробы рыхлого снега, что я на
каждом шагу проваливался по пояс.
Пришлось направиться вдоль по реке. С неё,
наоборот, ветром смело почти весь снег, так что
местами был виден голубоватый лёд.
Птиц не было нигде. Передо мной тянулась
длинная белая полоса реки. Справа и слева на её
крутых берегах молчаливо стоял засыпанный сне-
гом лес. Даже писка синиц не было в нём слыш-
но.
Я подумал: «Верно, птицы плохо чувствуют
себя после такой долгой метели».
Скоро я увидел перед собой на снегу чёрное
пятно.
Оказалось, что это мёртвая ворона. Она лежа-
ла, уткнувшись головой в сугроб, распластав сби-
тые ветром крылья.
Я поднял её и осмотрел со всех сторон. Она
уже окоченела. Нигде на всём теле её не было
ни следа раны или ушиба.
Я понял, что ворону убил мороз.
Мне было очень жалко эту большую крепкую
птицу, замёрзшую тут, посреди сугробов. Я уте-
шал себя мыслью, что не все птицы погибли в
эти дни. Наверно, мне удастся ещё сегодня пой-
мать какую-нибудь полумёртвую птичку. Я снесу
23
её домой, обогрею, накормлю и буду держать до
всспы.
Словно в ответ на мои мысли, невдалеке по-
слышалось тихое щебетанье.
Я поднял глаза. Впереди была прорубь. По
краю её, у самой воды, прыгала белогрудая птич-
ка. Она дёргала коротким хвостом и заливалась
на все лады самой весёлой песней.
«Вот сумасшедшая! — подумал я.— Как она
может радоваться в такой мороз?»
Белогрудая птичка не обращала на меня ни-
какого внимания. Мне захотелось ближе рассмо-
треть её. Но едва я сделал несколько шагов к
ней, как птица с размаху бросилась в прорубь
вниз головой. Одно мгновенье я ещё видел, как
она быстро двигала крыльями, словно летела в
воде. Потом она исчезла подо льдом.
Я так и остался стоять с выпученными глаза-
ми и с открытым ртом.
«Утопилась!» — мелькнула вдруг у меня
страшная мысль. Я бросился к проруби. Мелкая
вода текла здесь очень быстро. Утопленницы ни-
где не было видно.
Слёзы навернулись мне на глаза.
Я прибежал домой, к отцу, с мёртвой вороной
в руках и с удивительным рассказом про бело-
грудую птицу-утопленницу.
Ворону отец велел мне сейчас же выкинуть, а
над моим рассказом долго смеялся. Я не по-
нимал, что тут смешного, и очень сердился на
отца.
24
— Дурачок! — сказал он.— Ведь это была
оляпка. Она вовсе не утонула, а прыгает теперь
снова по льду и радуется, что обманула тебя.
— Неправда! — горячился я.— Она сошла с
ума и утопилась. Я сам видел, как её утянуло
под лёд. Течение там такое быстрое...
— Ну, вот что,— остановил меня отец,— беги-
ка опять на то место, где ты её видел. Она будет
там. А если её там нет, значит, неподалёку от
первой проруби есть вторая. Через неё оляпка и
выскочила, нырнув от тебя под лёд.
Я опять побежал на реку. Отец мой любил и
хорошо знал птиц. Если он говорит, что оляпка
бросилась в прорубь нарочно,— значит, есть ещё
надежда, что моя белогрудая птичка жива.
У проруби оляпки не было. Но дальше на ре-
ке я увидел вторую прорубь, пошёл к ней и вдруг
заметил мою утопленницу на обрывистом берегу
реки. Она была жива и здорова, бегала по снегу
и распевала свою негромкую песенку, похожую
на плеск и журчание ручья.
Я побежал к ней. Она слетела к проруби, за-
качалась на тонких ножках, словно кланялась
мне, а когда я приблизился, бухнула в воду, точ-
но лягушка в болото.
Стоя над прорубью, я видел, как она гребла
под водой крыльями, словно пловец руками. По-
том она побежала по дну, цепляясь изогнутыми
коготками за все его неровности. В одном месте
она даже задержалась немножко, на моих глазах
перевернула клювом камешек и вытащила из-под
него водяного жука.
25
А через полминуты она уже выскочила из
другой проруби. Я с трудом верил своим глазам.
Мне всё хотелось ещё поближе рассмотреть её.
Несколько раз подряд я заставлял её кидаться в
воду.
Меня очень удивляло, что под водой она блес-
тит, как серебряная рыбка. Я не знал ещё тогда,
что перья оляпки смазаны тонким слоем жира.
Когда птица погружается в воду, воздух пузы-
рится на её жирных перьях и блестит.
Наконец ей надоело нырять. Она поднялась на
воздух, полетела над рекой прямо, как по ниточ-
ке, и в одну минуту скрылась у меня из глаз.
* л *
Прошло почти два месяца со дня моей первой
встречи с оляпкой. За это время я очень полю-
бил её. В хорошую погоду я отправлялся на реку
следить за ней. Она всегда успевала юркнуть от
меня в прорубь. И всегда при этом вид у неё был
такой весёлый, словно мы играли в «кошки-
мышки».
Вся деревня знала эту забавную маленькую
птицу. Крестьяне звали её водяным воробьём.
* * *
В конце зимы снова затрещали морозы, ещё
крепче февральских. В эти дни моя оляпка уже
не пела больше.
Теперь мне приходилось долго разыскивать её,
прежде чем я находил её где-нибудь под ледя-
26
ным навесом берега. Тут она сидела нахохлив-
шись. Вид у неё был грустный и недовольный.
Когда я подходил к ней, она молча снималась
и улетала куда-то далеко, всегда в одну и ту же
сторону.
И вот, наконец, настал день, когда она улете-
ла с этого места: проруби замёрзли. Лёд мешал
оляпке нырять в воду за жуками.
Я очень тревожился о своей белогрудой при-
ятельнице.
«Может быть,— думал я,— она лежит теперь
где-нибудь в снегу, как та ворона, что я нашёл
на реке после метели».
Дома отец сказал мне:
— Скорее всего твоя оляпка попала в когти
какому-нибудь хищнику. А всего верней, она
просто отправилась искать себе другое место на
реке, где вода не замерзает даже в самые крутые
морозы.
На следующее утро опять выглянуло солнце,
и я отправился на розыски оляпки.
Миновав знакомые проруби, я взобрался на об-
рывистый берег и пошёл вдоль реки.
Скоро путь мне преградила маленькая речка.
Она быстро неслась с горки и круто обрывалась
с берега, по которому я шёл, в большую реку.
Это был настоящий водопад. Речка широкой
струёй хлестала с обрыва и пенилась внизу, кру-
тясь в бурном водовороте. В этом месте на боль-
шой реке была широкая полынья.
Я никогда прежде не видал водопада. С вос-
торгом и страхом смотрел я на бешеный поток,
27

готовый смять под собой всякого, кто неосторож-
но к нему приблизится.
Вдруг я заметил двух птиц, летевших прямо
к водопаду. Впереди неслась, сверкая белой гру-
дью, моя оляпка. Сзади быстро настигал её се-
рый ястреб.
Не успел я опомниться, как сумасшедшая
птичка исчезла в стремительной струе водопада.
Ястреб круто взмыл кверху перед падающей
стеной воды, на одно мгновение повис в воздухе,
повернулся и медленно полетел прочь. Добыча
ускользнула из его когтей.
Ястреб не знал, что сталось с оляпкой. Но я
видел, как она стремглав понеслась сквозь стену
водопада, сделала небольшой полукруг и как ни
в чём не бывало уселась на камне под обрывом,
с которого падала вода.
Сквозь шум водопада не было слышно её го-
лоса. Но по её движениям я понял, что она поёт
свою весёлую песенку.
Домой я возвращался с прогулки вприпрыж-
ку. Теперь я был уверен, что моей смелой ма-
28
ленькой приятельнице не страшны ни когти яс-
треба, ни холод, ни голод зимы.
Да зиме уж недолго оставалось мучить птиц.
День был по-весеннему тёплый. Солнце припека-
ло, и вокруг меня с лёгким звоном рушился снег.
Был уже конец марта. Скоро должны были кон-
читься морозы.
С такими весёлыми мыслями бежал я домой.
У знакомой проруби мне вдруг пришло в голову:
хорошо бы попробовать, очень ли холодная вода,
в которой так любит купаться оляпка.
Недолго думая, я подбежал к проруби и силь-
но топнул ногой по тонкому льду.
Я хотел только сломать лёд, чтобы потом по-
пробовать воду рукой. Но тонкий ледок, затянув-
ший прорубь, уже подтаял. Он легко проломился
под моим ударом. Я с размаху влетел в прорубь,
сначала одной ногой, а потом, не удержав равно-
весия, и всем телом.
К счастью, воды в этом месте было мне всего
по колено.
Как ошпаренный, выскочил я на лёд и, стуча
зубами от холода, сломя голову помчался домой.
Вода, в которой так любила купаться оляпка,
оказалась очень холодной.
В тот же день я слёг в постель в сильном жа-
ру. Я проболел целых два месяца. А когда вы-
здоровел, мне ещё досталось от отца за то, что я
искупался в проруби.
— Только сумасшедшие,— говорил отец,— на-
рочно лезут в воду зимой...
— А оляпка? — перебил я.
Отец рассмеялся и больше не стал бранить
меня.
Иван Бунин
РОДНИК
В глуши лесной, в глуши зелёной,
Всегда тенистой и сырой,
В крутом овраге под горой
Бьёт из камней родник студёный:
Кипит, играет и спешит,
Крутясь хрустальными клубами,
И под ветвистыми дубами
Стеклом расплавленным бежит.
А небеса и лес нагорный
Глядят, задумавшись в тиши,
Как в светлой влаге голыши
Дрожат мозаикой узорной.
31
Юрий Казаков
СКРИП-СКРИП
Дело было осенью, и загорелось однажды осе-
нью северное сияние. Стоял возле тони старый
чёрный крест, ещё дедами был поставлен. Рань-
ше на него молились, перед тем как в море вы-
ходить. А теперь покосился, надломился и весь
ножами изрезан. Идёт мимо мальчишка, увидит
крест и сейчас же на нём своё имя вырежет: «То-
ля», там, или «Миша».
Так вот, сидели мы с рыбаками вокруг печки,
ухи ждали. Глянул я в окно, смотрю — крест ро-
32
зовый стал. «Что такое? — думаю.— Ночь, тем-
нота, а крест загорелся!» И вышел вон из избы.
А как вышел, так и закричал:
— Выходите все, глядите, что делается!
Вышли все на берег моря, головы подняли и
смотрим в небо. А небо над нами, как цветной
шатёр. Над самой головой чёрная дыра, кажет-
ся, а от неё во все стороны — и к западу, и к
югу, и к северу, и к востоку — розовые лучи рас-
ходятся. Северное сияние!
Луна стала тусклой, окружилась янтарными
кольцами. Звёзды пропали, только самые круп-
ные красным огнём горят, как огни на мачтах.
А небо по розовому вдруг то жёлтым, то зелёным
подёргивается.
— К холоду это,— сказали рыбаки.— К непо-
годе!
Постояли мы ещё, посмотрели на диво и опять
в избу пошли. А в избе похлебали ухи, погово-
рили, покурили и спать полегли кто где. Кто вни-
зу, а кто на нары забрался.
Трудно рыбакам осенью. Чуть свет надо в мо-
ре выезжать, ловушки на сёмгу ставить. Потом
целый день в карбасах на волне качаться, сте-
речь возле ловушки, чтобы рыбу не прозевать. А
вечером опять снимать ловушки.
Раз в день бежит вдоль берега колхозная мо-
тодора, поплёвывает дымком, выловленную сём-
гу по тоням собирает, новости развозит, газеты,
да письма, да хлеб.
Вот покачаешься целый день на море, пово-
зишься с сёмгой да с сетями, руки-ноги заколе-
неют, так потом от усталости хорошо спится. И
3. Зак. 2498
33
в эту ночь крепко все спали, а утром проснулись
от грохота: пал на море шторм.
Вышли мы из дому, посмотрели на море. Ве-
тер чуть с ног не валит. Грязные лохматые взвод-
ни ходуном ходят, даже видно, как на горизонте
дыбом поднимаются. Кинулись мы скорей к кар-
басам, оттащили подальше от воды, чтобы в мо-
ре не унесло, и грустно собрались опять в избе.
Что станешь делать! В шторм к ловушкам вы-
езжать нельзя, карбасы зальёт, потонешь. Да и
сети порвёт, если удастся поставить,— хочешь не
хочешь, надо ждать.
Ждём день, ждём другой. Вот уж и третий на-
стаёт, а конца шторму не видно. На Белом море
по неделям осенью штормит.
Как ни выйдешь на берег, всё одна картина:
на песке кучи пены, ветер отрывает комки от
куч, катит по песку... Вода в море мутная, всё
так же бросается на берег, и северный ветер сви-
стит не умолкая.
Прождали мы ещё день, и вышел у нас хлеб.
Совсем заскучали рыбаки без хлеба. И решил я,
как самый молодой, идти за хлебом пешком по
берегу. Нам уже как-то не верилось, что шторм
когда-нибудь кончится и привезёт мотодорка
хлеба.
До колхоза в одну сторону идти было сорок
километров. А до маяка, в другую,— тридцать.
На маяке сами хлеб выпекали, и я решил идти
на маяк, всё-таки поближе. Взял пестерь плетё-
ный, сапоги обул, плащ надел, шапку зимнюю,
ружьё взял и пошёл. Вышел со мной за порог
34
бригадир — он лучше всех места знал,— вышел
и показывает:
— Видишь угорье? Так направо угорья не
ходи. Иди сперва берегом, а потом камни бу-
дут, неспособно идти, ты сверни в лес, а там бо-
лотом, да опять лесом, да в гору. А подымешь-
ся, тут тебе назад море будет видать, а вперёд да
вниз — озеро. Место красиво, по бокам-то уго-
рье, а в серёдке внизу озеро. Озеро пройдёшь, на
другое угорье влезешь, а там и маяк увидишь.
Понял? Ступай!
Я и пошёл. Прошёл, как велено было, бере-
гом, а когда камни начались, свернул в лес. Толь-
ко в лес свернул, на ручей наткнулся. Хотел по-
выше перейти, пошёл влево по ручью — болото!
Чавкал, чавкал сапогами, в такое бучило залез,
что и ходу никуда нет.
Пришлось возвращаться назад, к берегу. В ле-
су-то тихо было, душа отдыхала. А к морю вы-
35
шел — опять рёв, шум, свист! «Что ж делать? —
думаю.— Пойду берегом. Хоть и дальше, да вер-
нее ».
Небо было мутно и серо, отдельных облаков
даже не различить, всё монотонно, и свирепый
ветер лицо сечёт, гонит по берегу мокрый песок.
Лес на глазах начал желтеть, а земля — крас-
неть. Росла там какая-то трава лепесточками и
была багровая.
Иду берегом, море справа, лес слева. Я всё на
лес поглядываю — на море-то смотреть скучно.
А в лесу всё разное! Беловатый мох ягель, тём-
но-зелёные лакированные листочки брусники,
красные пятна травы лепесточками, светло-зелё-
ные островки стелющегося можжевельника. Это
внизу. А сверху берёзы золотятся да рябина го-
рит красным бархатным цветом.
А то вдруг подступят скалы к самому морю,
стоят тёмной стеной, и если тут лечь, то головой
в стену упрёшься, а ноги в воде будут — так уз-
ко. По таким местам я бегом мчался, но всё рав-
но волной меня захлёстывало, и скоро я так про-
мок, что уж и не спасался.
4
Переночевал я на маяке, обсушился, а на дру-
гое утро нагрузил пестерь свежим хлебом —
шесть буханок взял — и тронулся в обратный
путь. Вместе со мной пошёл Коля, сын смотрите-
ля маяка. В колхоз к дяде шёл. Маленький та-
кой, лет восемь ему, а идёт смело и ничего не
боится.
36
— Как же ты,— спрашиваю,— в такую даль
идёшь? Ведь не дойдёшь, устанешь!
— А чего! — говорит.— Я уж не в первый раз.
На тонях ночевать буду, у рыбаков.
Потом на море посмотрел, подумал и говорит:
— Чего нам берегом идти, в море мокнуть? По-
шли горами, тут тропка есть, я знаю.
И пошли мы горами. Целый день шли в ти-
шине, из ущелья в ущелье, вздымались и пропа-
дали, слушали, как рябчики свистят, и так хо-
рошо было, что даже стрелять не хотелось. А
вечером вышли ущельем к морю, к старой, за-
брошенной избушке.
Никто в ней давно не жил. Мы отомкнули её
и вошли. Внутри было холодно, и на потолке са-
жа в два пальца толщиной, хлопьями, лохматая.
Разыскали мы воду, чайник, развели возле из-
бушки костёр из щепок и решили ещё печь про-
топить, чтобы не холодно было спать.
Топилась избушка по-чёрному, без трубы, и,
когда печь затопили, сразу стало дымно. Дым
плавал под потолком и лениво выползал в отду-
шину. Внизу был чистый воздух, вверху — плот-
ный сизо-зелёный дым.
Хорошо было Коле, он маленький, а мне, ес-
ли выпрямиться, дым по грудь доходил, и при-
ходилось ходить и сидеть скорчившись. Печь го-
рела плохо, вяло, без оживления, и в избушке
ничуть не теп ело. А внизу по-прежнему буше-
вало море.
— С этой печкой три охапки дров надо спа-
лить, чтоб тепло стало,— говорит Коля.
37
— Ну что ж, и три охапки спалим,— говорю
и ещё дрова подкладываю.— Зато как спать-то
будем!
Печь всё-таки стала нагреваться, дрова раз-
горелись, дым полегчал, а мы чай пить если.
Сидим, пьём, говорим о разных разностях, мо-
ре слушаем, как оно в берег бьёт. Оно внизу гре-
мит, а нам тепло, лампочка керосиновая ма-
ленькая горит, на столе кружка с чаем, сахар да
хлеб — хорошо!
Скоро в печке уже угли догорали, и она нам
казалась сквозь дым пещерой гномов, озарённой
горнами. Скоро дым совсем вытянуло, встал я,
закрыл наверху отдушину, заложил палкой
дверь, поставил у изголовья заряженное ружьё,
и легли мы с Колей спать, укрывшись моим пла-
щом, годным на все случаи.
Заснули мы часов в девять, а в два часа ночи
я проснулся от какого-то странного ощущения.
Сначала я не мог понять, что меня так поразило
и почему я проснулся. А потом слышу вдруг —
тихо кругом! Ни звука нигде, только внизу вол-
на по гальке: буль-буль! скрип-скрип!
В избе темно и тепло, сильно пахнет хлебом,
окошки чуть светлеют на две стороны. И Коля
тихо дышит, посапывает. Потом и он проснулся
вдруг и сел.
— О! — говорит.— Как тихо! Сколько дней
гремело, а тут тихо...
— Может,— говорю,— чаю попьём?
— Давай! — говорит Коля.— И свету не ста-
нем зажигать.
38
— Ладно,— говорю.-— На окошки глядеть бу-
дем.
Пошёл я к печке, заслонку отодвинул — в печ-
ке у нас чайник стоял,— пахнуло на меня сухим
теплом. Вытащил я чайник, а он горячий.
Сели мы с Колей на лавку, пьём чай, смотрим
на окошки, молчим... А снаружи всё: скрип-
скрип! буль-булъ!
— Слышишь,— спрашиваю тихо,— как волна
по гальке скрипит?
— Ага!
Опять помолчали, и тут Коля вдруг кружку
на стол поставил и говорит шёпотом:
— Ой! Это и не волна вовсе... Это кто-то хо-
дит снаружи!
Прислушался я — верно, ходит кто-то, и по
звуку похоже на волну: скрип-скрип!
— Человек? — спрашивает Коля.
— Откуда тут человек!
— Так кто же? — И даже дышать перестал.
Взглянул я в окошко, потихоньку так,— по
лавке подвинулся и выглянул. И Коля ко мне
прижался, щека к щеке, тоже в окошко смотрит,
и оба еле дышим, обоих дрожь начинает проби-
рать.
Только мы выглянули, сразу увидели море. Не
было оно тёмным, как обычно ночью, а туманно-
светлым. Это наверху северное сияние опять го-
рело,— за облаками сияния не было видно, но
свет его всё-таки освещал море. И на горизонте,
как иголкой проколоты, два огонька горят, зелё-
ный и белый.
— Пароход! — дышит Коля.
39
— Лесовоз, наверное,— шепчу.
— Или траулер,— догадывается Коля.
— А может, шхуна?
— Норвежская? — предполагает Коля.
— Или аргентинская,— думаю я.
— Ой! — дышит Коля.— Гляди! Вон встаёт...
И как дыхнёт от страха, так сразу всё стекло
запотело. Протёр я тихо стекло, гляжу — боль-
шое тёмное пятно рядом с избушкой. То двинет-
ся, то остановится. И когда двинется, то еле
слышно: скрип-скрип...
Медведь!
Отодвинулись мы от окошка, как обожглись,
сидим в темноте и что делать, не знаем. Слы-
шим, медведь к двери подошёл. Подошёл, стоит,
молчит, посапывает — нюхает, наверное. Потом
лапой корябнул по двери, но тихо, осторожно.
Постоял, подумал, подошёл к окошку и сразу его
затемнил. От первого окошка отошёл, подошёл к
другому и то затемнил.
— Дядь! — шепчет Коля.— А ружьё-то!
Встал я на цыпочках, подошёл к нарам, взял
ружьё, взвёл курок, да одумался. Ружьё дробью
заряжено, на рябчика. Чего уж тут!
Медведь услыхал движение, заворчал и сразу
освободил окошко, исчез. Но от избушки не
ушёл, а всё ходит около и всё поскрипывает.
— Чего это он? — спрашивает Коля.
— Хлеб,— говорю,— хлебом из избушки вкус-
но пахнет, вот он и ходит...
— А давай ему хлеба дадим! — предлагает
Коля.
40
— Как? — спрашиваю.— Как же ты ему
дашь?
— А вы окошко откройте, а я кину ему бу-
ханку.
Подумал я: почему бы и не дать? Хлеба не
жалко, море успокоилось, мотодоры завтра по-
едут по тоням, привезут и хлеба, и всего...
— Давай! — говорю.
Взял Коля буханку, а медведь услыхал, как я
с окном вожусь, заворчал на всякий случай и в
сторону подался. Стукнул я рамой, и выбросил
Коля буханку. Медведь подкрался, хрюкнул,
схватил — и бегом прочь.
Минут через пять вернулся и уже прямо к
окошку подошёл, стоит и поскуливает, ждёт.
— Ой-ой! — говорит Коля — Какой умный!
Давай ещё кинем!
— Кидать так кидать! — говорю.
И ещё кинули. Медведь даже на лету пой-
мал — и прочь. Но тут мы всё-таки устали, и
сморило нас в сон. Может, медведь снова прихо-
дил, но мы не слыхали, спали крепко.
Александр Яшин
ЧАЙКА
Какой только рыбы не водится на Новозере,
каких только птиц не летает над ним! Однажды
утром Миша вышел на песчаную косу, чтобы по-
слушать, как далеко-далеко на болотах, за бере-
говой излучиной, кричат журавли. Солнце уже
всходило, и озеро то и дело меняло цвета, будто
примеряло разные наряды — какой из них боль-
ше подойдёт на сегодняшний день. На небе солн-
це взошло одно, а в озере их отразилось тыся-
чи.
Журавлей Миша никогда не видел. Не увидел
он их и сегодня. Зато на песчаную косу вдруг
42
спустилась с неба удивительная птица: вся розо-
вая, только клюв чёрный да чёрное пятнышко на
голове. Миша видел, когда птица летела, и её
длинные тонкие крылья показались ему похожи-
ми на гребни волн. Он всегда рисовал море с та-
кими волнами. Села розовая птица на песчаный
откос и так неторопливо сложила свои волнис-
тые крылья, будто кружевной подол платья по-
добрала.
Прибежал Миша домой, рассказал маме, ка-
кую он удивительную птицу видел, а мама вы-
слушала и сказала, что это была чайка.
— Нет, мама, это была не чайка. Чайка же бе-
лая.
— Да, это правда, что чайка белая.
Вечером того же дня Миша увидел еще одну
необыкновенную птицу — совершенно голубую.
Голубую, как вечернее предзакатное небо. Рас-
сказал маме и об этой птице, а мама подумала и
опять сказала, что и это была чайка.
— Нет, мама, это была не чайка, а какая-то
небывалая птица. Чайка же белая.
— Да, чайка бывает белая — это верно. Сходи
на берег, присмотрись к ней хорошенько ещё раз.
Вернулся Миша на берег озера, когда солнце
уже садилось и его нетленный огонь разгорался
всё больше и больше. Это уже был целый кос-
тёр. Казалось, коснётся солнце своим краем озёр-
ной глади — и закипит, забрызжет, запенится
под ним вода.
В этом закатном огне увидел Миша в небе це-
лую стаю птиц, похожих на чаек, и все они бы-
ли золотые, огненно-золотые.
43
«Как в сказке! — сказал про себя Миша.— Но
это же чайки. Это все одни и те же чайки».
— Это чайки, мама! — согласился наконец
Миша.
— Ты их видел белыми?
— Нет, я не видел их белыми. Они белые, но
на этом озере всё, как в сказке, всё сказочное —
и восходы, и закаты, и лунные ночи. И птицы и
люди — как в сказке.
МАМИНА СКАЗКА
Миша лёг в постель и просит:
— Мама, расскажи сказку!
— Но сейчас поздно,— отбивается мать.— Все
сказки на покой ушли, в камыши спрятались.
— Как это? — удивляется Миша.— Разве они
птицы или рыбы?
Миша удивляется притворно, он только дела-
ет вид, что всему верит на слово, а на самом де-
ле он всё понимает.
— Как это — сказки спрятались? — переспра-
шивает он.
— А вот так. Встань завтра пораньше, выйди
на берег и, может быть, увидишь, как сказки
начнут из камышей выплывать. Может быть, они
и тебе покажутся. Только пораньше встать надо,
засыпай скорей.
— Хитрая ты, мама! — говорит Миша, всё по-
нимая.
Но поутру он поднялся раньше всех и, наско-
ро одевшись, вышел к озеру. Ноги сразу стали
мокрыми, влажный холодок проник под рубаш-
44
ку, на руках выше локтей появились гусиные пу-
пырышки. Небо чуть-чуть порозовело, но сзади
острова, за спиной Миши, поэтому казалось, что
утро ещё не наступило. Миша спрятался за кус-
тиком напротив камышей и стал ждать.
Долго ничего не происходило. Густой белый
туман над озером побелел ещё больше и начал
медленно передвигаться. Вдали за озером объяви-
лись верхушки деревьев, только верхушки, до
этого лес не был виден совсем. Говорят, что ут-
ром туман поднимается. Как же он поднимается,
если из тумана сначала показались верхушки ле-
са?.. Значит, туман не поднимается, а опускает-
ся, уходит в воду. «Хитрые!» — подумал Миша.
Крякнула утка в камышах. Очень интересно
крякнула, громко. Ещё раз крякнула. Может, она
не в камышах, а где-нибудь на чистом месте,
только из-за тумана ничего не видно и кажется,
что она в камышах. Утром каждый звук далеко-
далеко слышно. Опять крякнула утка. Как-то
странно она всё-таки крякает... «Не обманешь! —
говорит про себя Миша.— Это самая настоящая
утка, а никакая не сказка!»
Почти у самого берега плавают круглые лис-
тья, словно зелёные тарелочки, и между ними
белые твёрдые цветы. Это водяные лилии, их
очень много. Одни совсем распустились, а есть
такие, что как маленькие зелёные горшочки с
трещинками. А в горшочках белое молоко.
Лилий становилось всё больше, они видны уже
за камышами, потому что туман уходит в воду.
Утром цветы, наверно, холодные и хрупкие. Ми-
ша вспоминает, что лягушка-царевна со стрелой
45
во рту сидела вот около таких лилий. А где это
он её видел и когда? По видел же ведь точно,
без обмана.
Миша почти не дышит и внимательно вгляды-
вается в чашечки цветов на озёрной глади. Тихо-
то как! И вдруг из воды, прямо из воды, на гла-
зах у Миши вылезает новый цветок и
развёртывает во всю ширину свои лепестки. Да
нет, Мише это не показалось! Так вот прямо взял
да и развернулся целый белый цветок, хоть кри-
чи. Это же удивительно! Это же здорово!
Но Миша не закричал и даже не пошевелил-
ся. И правильно сделал. А вдруг это не цветок
вовсе? Вдруг это и есть сказка, самая настоящая?
Скрывалась всю ночь под водой, а когда пришло
время, когда посветлело да потеплело, она и по-
явилась и развернулась. Ух, ты!
Потом из камышей выплыла утка. Нарядная,
разноцветная и большая. Очень большая. И гла-
за у неё чёрные, блестящие, как пришитые круг-
лые пуговки. Миша никогда не видал дикую ут-
ку так близко. Только вот в чём дело, если бы
утка была далеко, то, конечно, это была бы ут-
ка — понятно. Дикие утки все боязливые, дикие.
Но эта совсем рядышком, ну просто невозможно
как близко. Разве могут настоящие утки подплы-
вать к человеку так близко? Не могут — в этом
всё дело. Это же сказка! Видно, мама не обманы-
вала его. Хитрая! Конечно же, это и есть сказка,
да ещё с серыми утятами — вот они!
Утята, серые комочки, выкатились из камы-
шового тростника, как из глухой таёжной тру-
щобы, и заскользили вокруг своей матери, брыз-
• 46
гаясь и попискивая. Они были очень похожи на
куриных цыплят, только сказочные, и катышка-
ми катались не по земле, а по воде.
Теперь Миша уже во всё мог поверить. Он си-
дел как завороженный, как зачарованный и
ждал: что же будет дальше?
А дальше было вот что: утка исчезла, утята
исчезли, и на воде появилась змея. Это была тре-
тья сказка. Чёрный уж плыл по озеру, извива-
ясь, тела его не было видно, над водой торчала
одна чёрная голова, но почему-то само собой ра-
зумелось, что и сам он весь чёрный. Чёрный змей
плыл по воде, а след за собой оставлял красный,
почти кровавый. И Мише стало страшно. Но ког-
да он обернулся, словно хотел найти защиту, то
47
увидел, что с другой стороны острова всходит
красное солнце и потому всё вокруг становится
розовым и красным. Зелёные листья на деревьях
побагровели, будто осенью; травяной луг покрыл-
ся цветами, на оконных стёклах заиграли отсве-
ты огня, словно в каждой избе затопилась печь.
Лодка, стоявшая у мостков, с вёслами, опущен-
ными в воду, вдруг стала прозрачной, и вокруг
неё заиграли солнечные зайчики. Порозовели да-
же камышинки на воде, и в этих густых розо-
вых зарослях запела птичка. Вероятно, это была
птичка, кто же ещё?.. Но какая?.. А чёрный змей
уже доплыл до берега и пропал. Всё как в сказ-
ке! Начинался день.
Миша встал на ноги. Начинался день, и он хо-
тел идти домой. Наверно, мама заждалась его,
волнуется. Не может быть, чтобы она не замети-
ла, когда он уходил из дому. Но в это время на
озере кто-то громко чмокнул. Миша замер. Опять
кто-то чмокнул — смачно, влажно. Целуются?
Нет. Скорее, кто-то чавкает. Всё как в сказке. И
поёт, поёт птичка в камышах.
Чавканье продолжалось. Миша стал догады-
ваться, что под зелёными тарелочками лилий ры-
ба ловит ртом воздух. А может быть, это не ры-
ба? Как же не рыба, если её даже видно? И
зелёные тарелочки вздрагивают и покачиваются
после каждого поцелуя.
А здорово было бы, думает Миша, если бы сей-
час вдруг приплыла к нему щука и спросила:
«Чего тебе надобно, Миша?» А он бы ей: «По
щучьему велению, по моему хотенью...» Вот бы
- 48
все ребята удивились! И девочки тоже! И мама
бы с ума сошла! И папа бы... И Сашка...
— По щучьему велению, по моему хотенью,—
шепчет Миша,— чего бы мне такого пожелать?
Огромная щука подплыла к самому берегу, и
Миша её увидел, но у неё была такая пасть, что
ни с каким делом обращаться к ней он не захо-
тел. Это была не та щука, эта щука была из
страшной сказки.
— Миша! Где ты? — звала его мать.— Не за-
снул ли где-нибудь?
Нет, Миша не заснул. Разве можно было бы
столько всего увидеть и услышать, если бы он
заснул.
— Иду, мама! — крикнул он, и сразу все сказ-
ки исчезли, и страшная щука уплыла от берега.
Только невидимая птичка всё пела и пела в ка-
мышах, хорошо пела. Она так и не показа-
лась Мише. Наверно, это была самая интересная
сказка.
4. Зак. 2498
Александр Блок
-к к к
Там неба осветлённый край
Средь дымных пятен,
Там разговор гусиных стай
Так внятен.
Свободен, весел и силён,
В дали любимой
Я слышу непомерный звон
Неуследимый.
Там осень сумрачным пером
Широко реет,
Там старый лес под топором
Редеет.
ЛЕТНИЙ ВЕЧЕР
Последние лучи заката
Лежат на поле сжатой ржи.
Дремотой розовой объята
Трава некошеной межи.
Ни ветерка, ни крика птицы,
Над рощей — красный диск луны.
И замирает песня жницы
Среди вечерней тишины.
51
Евгений Носов
БЕЛЫЙ ГУСЬ
Если бы птицам присваивали воинские чины,
то этому гусю следовало бы дать адмирала. Всё у
него было адмиральское: и выправка, и походка,
и тон, каким он разговаривал с прочими дере-
венскими гусями.
Ходил он важно, обдумывая каждый шаг.
Прежде чем переставить лапу, гусь поднимал её
к белоснежному кителю, собирал перепонки, по-
добно тому как складывают веер, и, подержав
этак некоторое время, неторопливо опускал лапу
в грязь. Так он ухитрялся проходить по самой
хлюпкой, растележенной дороге, не замарав ни
единого пёрышка.
52
Этот гусь никогда не бежал, даже если за ним
припустит собака. Он всегда высоко и неподвиж-
но держал длинную шею, будто нёс на голове ста-
кан воды.
Собственно, головы у него, казалось, и не бы-
ло. Вместо неё прямо к шее был прикреплён ог-
ромный цвета апельсиновой корки клюв с какой-
то не то шишкой, не то рогом на переносье.
Больше всего эта шишка походила на кокарду.
Когда гусь на отмели поднимался в полный
рост и размахивал упругими полутораметровыми
крыльями, на воде пробегала серая рябь и шур-
шали прибрежные камыши. Если же он при этом
издавал свой крик, в лугах у доярок тонко зве-
нели подойники.
Одним словом, Белый гусь был самой важной
птицей на всей кулиге. В силу своего высокого
положения, в лугах он жил беспечно и вольгот-
но. На него засматривались лучшие гусыни де-
ревни. Ему безраздельно принадлежали отмели,
которым не было равных по обилию тины, ряс-
ки, ракушек и головастиков. Самые чистые, про-
калённые солнцем песчаные пляжи — его, самые
сочные участки луга — тоже его.
Но самое главное — то, что плёс, на котором
я устроил приваду, Белый усь считал тоже сво-
им. Из-за этого плёса у нас с ним давняя тяжба.
Он меня просто не признавал. То он кильватер-
ным строем ведёт всю свою гусиную армаду пря-
мо на удочки да ещё задержится и долбанёт под-
вернувшийся поплавок. То затеет всей компанией
купание как раз у противоположного берега. А
купание-то это с гоготом, с хлопаньем крыльев,
53
с догонялками и прятками под водой. А нет —
устраивает с соседней стаей драку, после которой
долго по реке плывут вырванные перья и стоит
такой гам, такое бахвальство, что о поклёвках и
думать нечего.
Много раз он поедал из банки червей, утаски-
вал куканы с рыбой. Делал это не воровски, а
всё с той же степенной неторопливостью и созна-
нием свой власти на реке. Очевидно, Белый гусь
считал, что всё в этом мире существует только
для него одного, и, наверное, очень бы удивил-
ся, если бы узнал, что сам-то он принадлежит
деревенскому мальчишке Стёпке, который, если
захочет, оттяпает на плахе Белому гусю голову,
и Стёпкина мать сварит из него щи со свежей
капустой.
Этой весной, как только пообдуло просёлки, я
собрал свой велосипед, приторочил к раме пару
удочек и покатил открывать сезон. По дороге за-
ехал в деревню, наказал Стёпке, чтобы добыл
червей и принёс ко мне на приваду.
Белый гусь уже был там. Позабыв о вражде,
залюбовался я птицей. Стоял он, залитый солн-
цем, на краю луга, над самой рекой. Тугие пе-
рья одно к другому так ладно пригнаны, что ка-
залось, будто гусь высечен из глыбы рафинада.
Солнечные лучи просвечивают перья, зарываясь
в их глубине, точно так же, как они просвечива-
ют кусок сахара.
Заметив меня, гусь пригнул шею к траве и с
угрожающим шипением двинулся навстречу. Я
едва успел отгородиться велосипедом. А он уда-
54
рил крыльями по спицам, отскочил и снова уда-
рил.
— Кыш, проклятый!
Это кричал Стёпка, Он бежал с банкой червей
по тропинке.
— Кыш, кыш!
Стёпка схватил гуся за шею и поволок. Гусь
упирался, хлёстко стегал мальчишку крыльями,
сшиб с него кепку.
— Вот собака! — сказал Стёпка, оттащив гуся
подальше.— Никому прохода не даёт. Ближе ста
шагов не подпускает. У него сейчас гусята, вот
он и лютует.
Теперь только я разглядел, что одуванчики,
среди которых стоял Белый гусь, ожили и сби-
лись в кучу и испуганно вытягивают жёлтые го-
ловки из травы.
— А мать-то их где? — спросил я Стёпку.
— Сироты они...
— Это как же?
— Гусыню машина переехала.
Стёпка разыскал в траве картуз и помчался
по тропинке к мосту. Ему надо было собираться
в школу.
Пока я устраивался на приваде, Белый гусь
уже успел несколько раз подраться с соседями.
Потом откуда-то прибежал пёстро-рыжий бычок
с обрывком верёвки на шее. Гусь набросился на
него.
Телёнок взбрыкивал задом, пускался наутёк.
Гусь бежал следом, наступал лапами на обрывок
верёвки и кувыркался через голову. Некоторое
время гусь лежал на спине, беспомощно переби-
55
рая лапами. Но потом, опомнившись и ещё пуще
разозлившись, долго гнался за телёнком, выщи-
пывая из ляжек клочья рыжей шерсти. Иногда
бычок пробовал занять оборону. Он, широко рас-
ставляя передние копытца и пуча на гуся фиоле-
товые глаза, неумело и не очень уверенно мотал
перед гусём лопоухой мордой. Но как только гусь
поднимал вверх свои полутораметровые крылья,
бычок не выдерживал и пускался наутёк. Под
конец телёнок забился в непролазный лозняк и
тоскливо замычал.
— То-то! — загоготал на весь выпас Белый
гусь, победно подёргивая куцым хвостом.
Короче говоря, на лугу не прекращались го-
мон, устрашающее шипение и хлопанье крыльев,
и Стёпкины гусята пугливо жались друг к другу
и жалобно пищали, то и дело теряя из виду сво-
его буйного папашу.
— Совсем замотал гусят, дурная твоя баш-
ка! — пробовал стыдить я Белого гуся.
— Эге! Эге! — неслось в ответ, и в реке под-
прыгивали мальки.— Эге! (Мол, как бы не так!)
— У нас бы тебя за такие штучки враз бы в
милицию.
— Га-га-га-га! — издевался надо мной гусь.
— Легкомысленная ты птица! А ещё папаша!
Нечего сказать, воспитываешь поколение...
Переругиваясь с гусём и поправляя размытую
половодьем приваду, я и не заметил, как из-за
леса наползла туча. Она росла, поднималась се-
ро-синей тяжёлой стеной, без просвета, без тре-
щинки, и медленно и неотвратимо пожирала си-
неву неба. Вот туча краем накатилась на солнце.
66
Её кромка на мгновение сверкнула расплавлен-
ным свинцом. Но солнце не могло растопить всю
тучу и бесследно исчезло в её свинцовой утробе.
Луг потемнел, будто в сумерки. Налетел вихрь,
подхватил гусиные перья и, закружив, унёс
вверх.
Гуси перестали щипать траву, подняли головы.
Первые капли дождя полоснули по лопухам
кувшинок. Сразу же вокруг зашумело, трава за-
ходила сизыми волнами, лозняк вывернуло наиз-
нанку. Я едва успел набросить на себя плащ, как
туча прорвалась и обрушилась холодным косым
ливнем. Гуси, растопырив крылья, полетели в
траву. Под ними спрятались выводки. По всему
лугу были видны тревожно поднятые головы.
Вдруг по козырьку кепки что-то жёстко стукну-
57
ло, тонким звоном отозвались велосипедные спи-
цы, и к моим ногам скатилась белая горошина.
Я выглянул из-под плаща. По лугу волочились
седые космы града. Исчезла деревня, пропал из
виду недалёкий лесок. Серое небо глухо шурша-
ло, серая вода в реке шипела и пенилась. С тре-
ском лопались просечённые лопухи кувшинок.
Гуси замерли в траве, тревожно перекликаясь.
Белый гусь сидел, высоко вытянув шею. Град
бил его по голове, гусь вздрагивал и прикрывал
глаза. Когда особенно крупная градина попадала
в темя, он сгибал шею и тряс головой. Потом
снова выпрямлялся и всё поглядывал на тучу,
осторожно склоняя голову набок. Под его широ-
ко раскинутыми крыльями тихо копошилась дю-
жина гусят.
Туча свирепствовала с нарастающей силой. Ка-
залось, она, как мешок, распоролась вся, от края
и до края. На тропинке в неудержимой пляске
подпрыгивали, отскакивали, сталкивались белые
ледяные горошины. Гуси не выдержали и побе-
жали. Они бежали, полузачёркнутые серыми по-
лосами, хлеставшими их наотмашь, гулко бара-
банил град по пригнутым спинам. То здесь, то
там в траве, перемешанной с градом, мелькали
взъерошенные головки гусят, слышался их жа-
лобный призывный писк. Порой писк внезапно
обрывался и жёлтый «одуванчик», иссечённый
градом, поникал в траву.
А гуси всё бежали, пригибаясь к земле, тяжё-
лыми глыбами падали с обрыва в воду и забива-
лись под кусты лозняка и береговые обрезы.
Вслед за ними мелкой галькой в реку сыпались
•58
малыши — те немногие, которые ещё успели до-
бежать. Я с головой закутался в плащ. К моим
ногам скатывались уже не круглые горошины, а
куски наспех обкатанного льда величиной с чет-
вертинку пилёного сахара. Плащ плохо спасал, и
куски льда больно секли меня по спине.
По тропинке с дробным топотом промчался те-
лёнок, стегнув по сапогам обрывком мокрой ве-
рёвки. В десяти шагах он уже скрылся из виду
за серой завесой града.
Где-то кричал и бился запутавшийся в лозня-
ке гусь, и всё натужнее звякали спицы моего ве-
лосипеда.
Туча умчалась так же внезапно, как и набе-
жала. Град в последний раз прострочил мою спи-
ну, поплясал по прибрежной отмели, и вот уже
открылась на той стороне деревня, и в мокрое
заречье, в ивняки и покосы запустило лучи про-
глянувшее солнце. Я сдёрнул плащ.
Под солнечными лучами белый, запорошенный
луг на глазах темнел, оттаивал. Тропинка покры-
лась лужицами. В поваленной мокрой траве, буд-
то в сетях, запутались иссечённые гусята. Они
погибли почти все, так и не добежав до воды.
Луг, согретый солнцем, снова зазеленел. И
только на его середине никак не растаивала бе-
лая кочка. Я подошёл ближе. Это был Белый
гусь.
Он лежал, раскинув могучие крылья и вытя-
нув по траве шею. Серый немигающий глаз гля-
дел вслед улетавшей туче. По клюву из малень-
кой ноздри сбегала струйка крови.
59
Все двенадцать пушистых «одуванчиков», це-
лые и невредимые, толкаясь и давя друг друга,
высыпали наружу. Весело попискивая, они рас-
сыпались по траве, подбирая уцелевшие гради-
ны. Один гусёнок, с темной ленточкой па спине,
неуклюже переставляя широкие кривые лапки,
пытался взобраться на крыло гусака. Но всякий
раз, не удержавшись, кубарем летел в траву. Ма-
лыш сердился, нетерпеливо перебирал лапками
и, выпутавшись из травинок, упрямо лез на кры-
ло. Наконец гусёнок вскарабкался на спину сво-
его отца и замер. Он никогда не забирался так
высоко.
Перед ним открылся удивительный мир, пол-
ный сверкающих трав и солнца.
ХИТРЮГА
Давно приставал ко мне сынишка: принеси да
принеси из лесу ежа. Они в школе живой уголок
устроили: есть кролик, ящерица, воробей, даже
морскую свинку где-то достали. А вот ежа нет.
Раза два всем классом в лес ходили, да разве его
скоро найдёшь? Вот сынишка и пообещал това-
рищам, что я обязательно поймаю. Я, мол, знаю,
где какая птица, какой зверь прячется.
Пожурил я сына за поспешное обещание, ко-
торое может остаться и невыполненным, да де-
лать нечего. Пришлось искать ежа. Правда, спе-
циально за ним я не ходил. Отправлюсь на охоту
или рыбную ловлю, ну и про ежа помню: может,
по пути встретится. А оно всегда так бывает: ког-
да чего не надо — попадается, а когда ищешь —
не найдёшь.
Прошлой осенью ходил я к дальнему лесном\
озеру за окунями. Тихо и светло бывает в лесу
61
ясным осенним днём. Светло оттого, что листья
осыпались и больше не затеняют землю, а тихо
потому, что и ветер не шумит кроной, и птиц не
слышно — они уже улетели на юг. Стволы дере-
вьев подпирают небо, будто колонны. Между ни-
ми постлан мягкий ковёр из сухих листьев. Из-
редка попадаются молодые дубки с ещё не
опавшей листвой. Освещённые солнцем, они
вспыхивают в просветах между стволов, словно
зажжённые факелы. И эхо, гулкое, раскатистое,
блуждает по лесу тоже как в большом пустом
здании.
В таком лесу далеко слышен каждый звук.
Скачет ли заяц или сторожко крадётся лисица —
нет-нет да и хрустнет сухая ветка, зашуршат
опавшие листья.
Слышу и я: кто-то бежит под кустами лещи-
ны. Топ-топ-топ... Присел на корточки, чтобы под
ветки заглянуть. Вижу: прямо на меня катится
возок, доверху нагруженный листьями. Точь-в-
точь, как телега с сеном. Только величиной-то
этот возок с шапку и движется он сам собой, без
лошади.
— Ёжик! — догадался я.— Тащит сухие лис-
тья в нору на подстилку.
Ежу очень удобно собирать листья. Найдёт ме-
стечко, где их побольше, растопырит иголки -—
и ну кататься, с боку на бок переваливаться. Ли-
стья и накалываются на его колючки. Встанет на
лапки ёж, а его под листьями и не видать. Так
и бежит он в золотой одежде в свою нору.
62
Почуял меня ёж — остановился, припал к зем-
ле. Только листья шевелятся на его взъерошен-
ной спинке.
Это было до того, как сын попросил ежа, к
тому же я шёл к озеру и брать зверюшку было
не с руки. Ну и уступил ему дорогу.
Попадись он мне теперь накрыл бы шапкой
и в рюкзак! Но вот беда: хожу-хожу, а он всё не
попадается. Едва я вечером на порог, а сын уже
вопросительно смотрит: принёс?
— Нет, не принёс,— говорю.— Не надо было
обещать! Нехорошо получается. Последняя на-
дежда на следующее воскресенье. Если и тогда
не встречу, там уже холода начнутся, все ежи по
норам спрячутся до весны.
Очередной выходной день я ожидал с не мень-
шим нетерпением, чем сын. Охотничий азарт
взял. Впервые отправился специально за этой ко-
лючей дичью. Проходил полдня, заглядывал под
каждое корневище, под каждую кучку валежни-
ка — нет ежа! Рассердился, даже по зайцу стре-
лять не стал, когда он из-под напиленных поле-
ньев выскочил.
Повернул я домой. Чтобы быстрей идти, вы-
брался на железнодорожную насыпь. Шагаю по
шпалам, а сам всё про сына вспоминаю. Сейчас
открою дверь, а он — скок навстречу: «Принёс?
Эх ты, охотник!»
Прошёл переезд. Скоро и лес должен кончить-
ся, завиднеется город. И вдруг впереди между
рельсами вижу, какой-то серый клубок катится,
не прямо, а зигзагами: то к одному рельсу, то к
другому жмётся и так ловко через шпалы прыга-
63
ет. Снял я ружьё, прибавил шагу. Клубок ещё
быстрее покатился. Я — бежать. Он тоже приба-
вил ходу. Чего бы ему через рельс не перепрыг-
нуть? Откос высокий, враз скатился бы, только
его и видели.
Но серый клубок и не думал сворачивать. На-
конец нагнал я его. Да ведь это же ёжик! Вот
выручил, вот спасибо тебе, глупенький ты зве-
рюшка. Припал ёж в углублении между шпала-
ми, ощетинился. А бока так и вздымаются, ко-
лючки так и ходят. Видно, запалил я его. А
перепрыгнуть через рельс не догадался, не видел
края, что ли? Наверно, на переезде переходил
пути, да я помешал, он и угодил между двух
рельсов. Накрыл я ёжика шапкой и сунул в рюк-
зак. А потом сбежал с насыпи в лес, набрал по-
больше листьев и набил ими мешок. Думаю, пе-
редам сыну пленника вместе с листьями, пусть
устроит ему настоящее гнездо.
Сына дома не оказалось: он не ожидал меня
так рано и пошёл к товарищу. Ну ладно, думаю,
так ещё лучше. Придёт, а ёж уже будет бегать
по комнате.
Налил я в блюдечко молока, накрошил в него
булку, а рядом кусок сырого мяса положил. Вы-
бирай, ёжик, что понравится!
Но ежишка даже не взглянул на лакомства.
Посидел тихонько взъерошенный, потом высунул
из-под колючего чуба остренькое рыльце и зато-
пал под шкаф.
В кухне света не стали зажигать, чтобы не бес-
покоить зверюшку, а сами перешли в столовую,
закрыв за собой дверь.
64
Пришёл сынишка, увидел на полу рюкзак с
листьями, рядом блюдечко с молоком, запрыгал,
забил в ладошки:
— Принёс! Принёс! Принёс! Ну-ка, покажись,
ёжик, какой ты? Пап, где же ёжик?
— Под шкафом,— сказал я, включая свет.
— Нету.
— Ну как — нету? Туда побежал. Тебе просто
не видно.
— Хорошо видно. Там сзади стена освещена.
— Тогда, значит, в другое место перебежал.
Посмотри под столом.
Сынишка, не вставая, на четвереньках дополз
до кухонного с дверцами стола и заглянул под
него.
— Тоже нет.
— Ну как — нет? — не поверил я и сам по-
смотрел под стол. Ежа и вправду не было.
— Может, кошка его съела?
— Выдумал! С ним собака и та не сладит...
Мы с сыном сидели на полу и, недоумённо
глядя друг на друга, гадали, куда запропастился
ёжик. Убежать он никуда не мог, разве только в
столовую незаметно прошмыгнул. Но ведь дверь
туда была закрыта.
Не меньше часа всей семьёй лазали на четве-
реньках по полу, по нескольку раз заглядывая
во все углы.
— А не забрался ли он в поддувало? — с роб-
кой надеждой предположил сын.
— А ведь верно!
Пошарили кочергой в поддувале — нет. Вот
задача!
5. Зак. 2498
65
Снова собрались все в столовой, совещаемся.
В самом деле, куда он мог спрятаться?
— Ведь не иголка же это,— возбужденно
всплёскивает руками сын.— А тысяча иголок
сразу!
Сидим молча, думаем. Вдруг слышу — кто-то
на кухне лакает. Вскакиваем, бежим в кухню. А
это наш кот Тишка. Съел мясо, которое ежу под-
ложено, и молочком запивает...
Опять принялись за поиски, но так и не на-
шли ежа. Поздно вечером улеглись и долго ещё
не спали, прислушиваясь, не зашлёпают ли по
полу лапки беглеца.
— Папа, а не спрятался ли он в твой охотни-
чий сапог? — спросил сын и, не дожидаясь мое-
го ответа, соскочил с кровати, побежал обследо-
вать сапоги.
— Нету...
— Спи, завтра сам найдётся.
Но и утром ежа не было. Расстроенный, сын
пошёл в школу.
Весь день я гадал, куда мог исчезнуть ёжик.
Вернувшись с работы, я ещё с порога спросил,
не отыскался ли он. Но ежишка пропал бесслед-
но.
Дня через два я зачем-то пошёл в кладовую.
Увидев на стене туго набитый листьями мешок,
я снял его с гвоздя, чтобы вытряхнуть: листья-
то теперь не понадобятся. И что вы думаете? Вме-
сте с листьями выпал на землю... ёжик. Он тот-
час свернулся клубочком, будто сознавал всю
вину за учинённый в доме переполох.
66
Как он мог оказаться в кладовой, в крепко за-
тянутом рюкзаке, подвешенном на высоте двух
метров?
Ответ мог быть только один. Когда мы оста-
вили ежа в кухне, он, побегав среди незнакомых
предметов, опять залез в рюкзак, откуда пахло
родным лесом и его собственным запахом. А по-
том бабушка отнесла рюкзак в кладовую и пове-
сила его на гвоздь...
Ну и хитрюга этот ёж! Так и назвали его юн-
наты: Хитрюга.
Виктор Астафьев
ЗОРЬКИНА ПЕСНЯ
Бабушка разбудила меня рано утром, мы по-
шли на увал по землянику. Огород наш упирал-
ся крайним пряслом в увал. Через жерди пере-
валивались ветки берёз, осин, сосен. Одна
черёмушка перебралась через городьбу и разрос-
лась на меже среди крапивы и конопляника. Её
никто не трогал, и на ней вили птички гнёзда.
Деревня ещё тихо спала. Ставни на окнах бы-
ли закрыты, не топились ещё печи, и пастух не
выгонял сонных и неповоротливых коров за по-
скотину, на приречный луг.
На углу под увалом стелился туман, и была
от него мокрая трава, никли долу цветы кури-
ной слепоты, и ромашки приморщили белые рес-
ницы на жёлтых зрачках.
Енисей тоже был в тумане, и скалы на дру-
гом берегу, будто подкуренные густым дымом
• 68
снизу, отдалённо проступали вершинами в под-
небесье и ровно бы плыли встречь течению реки
безостановочно.
Неслышная днём, вдруг обнаружилась сама
Малая речка, рассекающая село пополам. Тихо
пробежавши мимо кладбища, она начинала гур-
котеть, плескаться и картаво наговаривать на пе-
рекатах. И чем дальше, тем смелей и говорливей
делалась.
Вот и наговаривает, наговаривает сама с со-
бой, довольная тем, что пока её не мутят и не
баламутят. Но внезапно обрывается её говор: это
прибежала речка к Енисею, споткнулась о его
большую воду и сконфуженно смолкла. Тонкой
волосинкой вплеталась Малая речка в крутые,
седоватые валы Енисея. Вобрав её голос в себя,
слившись с тысячами других речных голосов, со-
бравши капля по капле силу свою, грозно греме-
ла река на порогах, пробивая себе путь к студё-
ному морю, и растягивал Енисей светлую
ниточку нашей деревенской речки на многие ты-
сячи вёрст, и как бы живою, трепещущей жилой
деревня наша была всегда соединена с огромной
землёй.
Кто-то собирался плыть в город и сколачивал
мостки на Енисее. Звук топора возникал на бере-
гу и затем проносился, минуя спящее село, что-
бы удариться о каменные обрывы увалов и, по-
вторившись над ними, рассыпаться многоэхо по
распадкам.
Сначала бабушка, а за нею я пролезли меж
мокрых от росы жердей и пошли по распадку
вверх на увалы. Весной по этому распадку роко-
69
тал ручей, гнал талый снег, лесной хлам и кам-
ни в наш огород, а потом утихомирился. И сей-
час путь его обозначал только до блеска омытый
камешник.
В распадке уютно дремал туман, и было так
тихо, что мы боялись кашлянуть. Бабушка дер-
жала меня за руку и всё крепче, крепче сжима-
ла её, будто боялась, что я могу вдруг исчезнуть
в этой обволакивающей белой тишине. А я бояз-
ливо прижимался к ней, к моей живой и тёплой
бабушке. Под ногами шуршала мелкая ершистая
травка. В ней желтели шляпки маслят и красне-
ли рыхлые сыроежки.
Местами мы низко пригибались, чтобы про-
лезть под наклонившуюся сосенку. По кустам пе-
реплелись, как хмель, цветы — дедушкины куд-
ри. Мы запутывались в нитках, и тогда из белых
чашек цветков выливалась мне за воротник и на
голову студёная роса.
Я вздрагивал, ёжился, облизывал горьковатые
капли с губ.
Бабушка вытирала мою стриженую голову ла-
донью или краешком платка, с улыбкой подбад-
ривала, уверяла, что от росы да от дождя люди
растут большие-большие.
Туман всё плотнее прижимался к земле, во-
локнистой куделею затянул село, огороды и па-
лисадники, оставшиеся внизу. Енисей словно бы
набух молочной пеною, берега и сам он заснули,
успокоились под непроглядной, шум не пропус-
кающей мякотью. Даже на изгибах Малой речки
появились белые зачёсы, и видно сделалось, ка-
кая она вилючая.
Но светом и теплом всё шире разливающегося
утра раскатывало туманы, тоньше, тоньше скру-
чивало их валами в распадках, загоняло в потай-
ную дрёму тайги.
Топор на Енисее перестал стучать. И тут же
залилась, гнусаво запела на улицах берёзовая па-
стушья дуда, откликнулись ей со двора коровы,
звякнули боталами, и сделался слышен скрип во-
рот.
Коровы брели по улицам села, за поскотину,
то появлялись в разрывах тумана, то исчезали в
нём.
71
А в распадках и в тайге туманы будут стоять
до высокого солнца, которое ещё пе обозначило
себя и было за далью гор, где стойко держались
снежные беляки и ночью дышали холодом и эти-
ми вот туманами, что украдчиво ползли к наше-
му селу в сонное предутрие, а с первыми звука-
ми, с пробуждением людей, убирались в лога,
ущелья, провалы речек, обращались студёными
каплями и питали собой листья, травы, птах, зве-
рушек и всё живое и цветущее на земле.
Мы пробили головами устоявшийся в распад-
ке туман и побрели по нему, как по мягкой, по-
датливой воде, выбрели из него медленно и бес-
шумно. Вот он уже по грудь нам, по пояс, до
колен, и вдруг навстречу из-за дальних увалов
плеснулось яркое солнце и празднично заискри-
лось, заиграло в лапах пихтача, на камнях, на
валежниках, на упругих шляпках молодых мас-
лят и в каждой травинке.
Над моей головой встрепенулась птичка,
стряхнула горсть искорок и пропела звонким, чи-
стым голосом, как будто она и не спала, будто
всё время была начеку: «Тить-тить-ти-ти-рри-
и...»
— Что это? — спросил я шёпотом.
— Это Зорькина песня.
— Как?
— Зорькина песня. Птичка зорька утро встре-
чает, всех птиц об этом оповещает.
И правда, на голос зорьки (так в наших кра-
ях называют зорянку) ответило сразу несколько
голосов — и пошло, пошло! С неба, с сосен, с бе-
рёз — отовсюду сыпались на нас искры и такие
• 72
же яркие, неуловимые, сметанные в единый хор
птичьи голоса. Их было много, и были они один
звонче другого, и всё-таки Зорькина песня, песня
народившегося утра, слышалась громче, яснее
других.
Зорька улавливала какие-то мимолётные, поч-
ти незаметные паузы и вставляла туда свою сып-
кую, неудержимо радостную песню.
— Зорька поёт! Зорька поёт! — закричал я и
запрыгал неизвестно отчего.
— Зорька поёт, значит, утро идёт,— сказала
бабушка, и мы поспешили навстречу этому утру
и солнцу, медленно поднимающемуся из-за ува-
лов.
Нас провожали и встречали птичьи голоса;
нам низко кланялись обомлевшие от росы и при-
тихшие от песен сосенки и ели, рябины и берё-
зы.
В росистой траве загорались от солнца огонь-
ки земляники. Я наклонился, взял пальцами
чуть шершавую, ещё только с одного бока опа-
лённую ягодку. Руки мои запахли лесом, травой
и этой яркой зарёю, разметавшейся по всему
небу.
А птицы всё так же громко и многоголосо сла-
вили утро и солнце, и Зорькина песня, песня про-
буждающегося дня, вливалась в моё сердце и зву-
чала, звучала, звучала...
Сергей Есенин
ЧТО ЭТО ТАКОЕ?
В этот лес заворожённый,
По пушинкам серебра,
Я с винтовкой заряжённой
На охоту шёл вчера.
По дорожке чистой, гладкой
Я прошёл, не наследил...
Кто ж катался здесь украдкой?
Кто здесь падал и ходил?
Подойду, взгляну поближе:
Хрупкий снег изломан весь.
Здесь вот когти, дальше — лыжи...
Кто-то странный бегал здесь.
Кабы твёрдо знал я тайну
Заколдованным речам,
Я узнал бы хоть случайно,
Кто здесь бродит по ночам.
Из-за ёлки бы высокой
Подсмотрел я на кругу:
Кто глубокий след далёкий
Оставляет на снегу?..
ночь
Тихо дремлет река.
Тёмный бор не шумит.
Соловей не поёт,
И дергач не кричит.
Ночь. Вокруг тишина.
Ручеёк лишь журчит.
Своим блеском луна
Всё вокруг серебрит.
Серебрится река.
Серебрится ручей.
Серебрится трава
Орошённых степей.
Ночь. Вокруг тишина.
В природе всё спит.
Своим блеском луна
Всё вокруг серебрит.
75
Николай Сладкое
ВЕСЁЛАЯ ИГРА
Притащила лиса лисятам мышей на обед. А
лисята — сыты, давай с мышами играть. Двое
одну мышь схватили — тянут-потянут. А один
сразу трёх в пасть забрал — хап! Только хвос-
тишки висят.
Играли, пока не надоело. Тогда мышей броси-
ли — в нору залезли. Легли у входа, мордочки
на передние лапки положили — смотрят из тём-
ной норы на светлый мир. И видят — прилетели
к норе мухи. Закружили, зажужжали. За муха-
ми — птичка трясогузка. Тоненькая такая, се-
ренькая. Хвостиком качает и ножками семенит.
Пробежит и остановится, пробежит и остановит-
ся. А остановится — и закачает хвостиком, буд-
то дразнит.
Съёжились лисята. Трясогузка вправо — и ли-
сьи глаза вправо, трясогузка влево — глаза вле-
во. Так и перекатываются.
76
Лисята как выскочат! Чуть-чуть птичку не
поймали.
Опять в нору забрались — караулят.
Опять слетелись мухи. За мухами — трясогуз-
ка. У самой поры хвостиком дразнит.
Лисята как выскочат — чуть не поймали!
Тут уж и не поймёшь: игра это или охота?
Вот в который раз выскочили — и опять зря.
Сбились в кучу. А сверху, с синего неба, навис-
ла тень, закрыла солнце.
Кинулись лисята разом в нору, еле протисну-
лись.
Это орёл их припугнул.
Видно, ещё молодой орёл. Тоже, наверно, иг-
рал. Ведь у зверят да у птиц все игры в охоту.
Только игрушки разные. У одних — мыши, у
других — лисята.
Играй, да поглядывай!
А удобная это игрушка — мышь. Хочешь — в
охоту с ней играй, хочешь — в прятки. А надо-
ело — хап! — и съел.
НА НЕВЕДОМОЙ ДОРОЖКЕ
Разными тропами досталось мне ходить: мед-
вежьими, кабаньими, волчьими. Ходил и заячьи-
ми тропинками и даже птичьими. Но такой тро-
пинкой шёл впервые.
На звериных тропах разгадывал я звериные
тайны. Что-то увижу на этой тропе?
Шёл я не по самой тропинке, а рядом. Уж
больно узка тропинка — как ленточка. Тропинку
эту расчистили и протоптали муравьи. Но для
77
муравьёв-то она была, конечно, не ленточка, а
широкое шоссе. И муравьев бежало по шоссе мно-
го-много. Тащили мух, комаров, слепней. Про-
зрачные крылышки насекомых блестели. Каза-
лось, что между травинок по склону льётся
струйка воды.
Я иду по муравьиной тропе и считаю шаги:
шестьдесят три, шестьдесят четыре, шестьдесят
пять шагов... Ого! Это моих больших, а сколько
же муравьиных?! Только на семидесятом шагу
струйка пропала под камнем. Серьёзная тропа.
Я присел на камень — отдохнуть. Сижу, смот-
рю, как бьётся под ногами живая жилка. Дунет
ветер — рябь по живому ручейку. Проглянет
солнце — засверкает ручеёк.
Вдруг будто волна хлынула по муравьиной до-
роге. Змейка по ней вильнула и — нырк! — под
камень, на котором я сидел. Я даже ногу отдёр-
нул: наверное, это вредная гадючка. Ну и поде-
лом — сейчас муравьи её обезвредят.
Я знал, что муравьи смело нападают на змей.
Облепят змею — и останутся от неё одни чешуй-
ки да косточки. Я даже задумал скелет этой
змейки забрать и ребятам показать.
Сижу, жду. Под ногами бьётся и бьётся жи-
вой ручеёк. Ну, теперь пора! Осторожно припод-
нимаю камень — не повредить бы змеиный ске-
лет. Под камнем — змея. Но не мёртвая, а живая
и вовсе не похожая на скелет! Наоборот, она ста-
ла ещё толще! Змейка, которую должны были
съесть муравьи, спокойно и не торопясь сама ела
муравьёв. Она прижимала их мордочкой и втя-
гивала языком в рот. Змейка эта была не гадюч-
78
ка. Таких змей я ещё никогда не видел. Чешуй-
ка, как наждак, мелкая, сверху и снизу одина-
ковая. Больше на червяка похожа, чем на змею.
Удивительная змейка: приподняла тупой хвост
вверх, повела им из стороны в сторону, как го-
ловой, да вдруг и поползла хвостом вперёд! А
глаз не видно. Не то змея с двумя головами, не
то вовсе без головы! А питается-то чем — мура-
вьями!
Не вышел скелет, так я змейку забрал. Дома
подробно её разглядел и определил название. Гла-
за у неё нашёл: маленькие, с булавочную го-
ловку, под чешуйками. Потому-то и называют
её — слепозмейка. Живёт она в норах под зем-
лёй. Там ей глаза и не нужны. А вот ползать то
головой, то хвостом вперёд — удобно. И землю
она рыть может.
Вот к какому невиданному зверю привела ме-
ня неведомая дорожка.
Да что говорить!
Каждая дорожка куда-то ведёт. Только идти
не ленись.
РАСКЛАДНОЕ ЯЙЦО
В летние каникулы приехал я как-то со своим
дружком Петей в деревню.
Пошли мы на озеро. С горы озеро было похо-
же на огромное яйцо. Захотелось нам на него
вблизи посмотреть. Но, пока спускались, озе-
ро изменило цвет. То вдруг стало зелёным, к ве-
черу — жёлтым, а на самой вечерней зорьке —
79
красным. Будто это было не простое яйцо, а ещё
и раскладное: в синем лежало зелёное, в зелё-
ном — жёлтое, а в жёлтом — красное.
— Вот здорово! — радовался я.
Но Петька сердился и торопил. Уж очень он
проголодался.
— Таким яйцом сыт не будешь,— бурчал он.
К озеру мы спустились уже в темноте. Заки-
нули в чёрное озеро удочки-донки. Крючки на-
живили большими лягушками: уж поймать, так
чтоб на двоих хватило!
Ночью крючок с лягушкой схватил сом. Да
здоровенный! Замучились мы с ним. Пока выта-
щили, солнце поднялось. Совсем мы отощали. А
сомина жирный, чёрный, блестит. И с усами.
— Это, брат, тебе не раскладное яйцо,— драз-
нит Петька.
— Подожди,— говорю,— дай посмотреть.
Чёрный сом, а брюхо у него светлое. И такое
брюхо толстое да жирное; так и хочется по это-
му мягкому брюху ладонью шлёпнуть. Я шлёп-
нул и чувствую — есть что-то в брюхе.
Разрезали мы чёрного сома, а в нём коричне-
вый налим. И тоже хорош — с локоть1. Свежий
совсем, недавно, видно, попался. Налим весь в
мутных пятнах, а брюхо, как у сома, светлое и
тоже раздуто. Разрезали налиму брюхо. В брюхе
у налима уж. Ужишко не очень большой, с ка-
рандаш. Серый, с оранжевыми пятнышками на
затылке. А посредине будто узелок — тоже кого-
то проглотил. Разрезали — рыбка, краснопёрка
1 С локоть; локоть — старинная мера длины около полуметра.
80

золотая, плавнички красные. У краснопёрки
в желудке мошкара разная, кузнечик. У кузне-
чика тоже в желудке что-то есть, не разобрать
только.
— А яйцо-то всё-таки раскладное! — кричу
я.— В озере — сом, в соме — налим, в налиме —
уж, в уже — рыбка, в рыбке — кузнечик, в куз-
нечике — трава. А сейчас мы съедим сома и...
ДАРМОЕД
Ягоду — за щёку, грибок — в кузовок. От яго-
ды — к грибку, от грибка — к ягоде, и забрёл.
Лес вокруг тёмный. Деревья переговариваются
по-своему: ели — еле-еле, осинки — вполшёпота.
Жарко. Кузова плечо оттянули.
Глядь — яма с водой. Лесная, чёрная. Посре-
ди — две кувшинки золотые, как совиные глаза.
Так и смотрят. Загляделся я в чёрную воду. А
позади кто-то и скажи звериным голосом: мам!
Я так и отшатнулся! Медведь! Стоит и смотрит.
Я с перепугу на него грибным кузовком за-
махнулся — стоит. Я ягодным — смотрит. Потом
глянул как-то боком и опять сказал: мам-м! И
хоть опять я его не понял, но кузова бросил и
побежал.
До ямы полдня брёл, а от неё домой за полча-
са отмахал. Да неделю в лес и носа не казал.
Вкус грибной и ягодный забыл.
А потом думаю: волков да медведей бояться —
в лес не ходить. Пошёл.
6. Зак. 249ft
81
От грибка — к ягоде, от ягоды — к грибку, и
опять забрёл.
Слышу: ели переговариваются еле-еле, осин-
ки — вполшёпота. Вижу — яма чёрная с совины-
ми глазами. А вон и кузовки мои — грибной и
ягодный. Пустые кузовки — медведь всё слопал.
От ягод пожёвки, от грибов огрызки.
Тут-то мне и стук в голову: а уж не нарочно
ли тогда мишка пугнул меня? Он ведь тоже за-
ядлый грибник да ягодник. Что ему стоит: пуг-
нул — и два кузовка! А то собирай по крохам. А
я, дурень, кузовками полными у его носа разма-
хивал — аппетит дразнил.
Так, наверно, и есть. Не меня ж в самом деле
медведь есть собрался.
Но это, конечно, так думаю я. А что медведь
думал,— не знаю.
Он ведь, помню, и говорил мне тогда что-то,
да я разобрать не успел, вот досада!
КЛЮЧИК
Помню, собрался я в горы за травой. Оседлал
коня, привязал к седлу косу, вилы и грабли. А
чтобы удобнее и легче было, взял я косу, вилы и
грабли без рукояток. Не очень-то ладно цеплять-
ся на узкой тропе длинными рукоятками за де-
ревья.
«На месте вырублю»,— решил я.
Шёл я сквозь лес долго, поднялся высоко. Ле-
сище густой. Еле нашёл в лесу полянку. Трав на
полянке не густо. Но косить можно. Расседлал я
82
коня, покурил. Тут же и рукоятки вырубил —
ровные такие жердинки. Чтоб руки не скользи-
ли, кору с жердинок снимать не стал — только
сучки обрубил. Насадил на жердинки косу, вилы
и грабли. Закрепил гвоздями. Готов инструмент.
Можно за дело.
Весь день косил, сушил, переворачивал и коп-
нил. Солнце жгучее — к вечеру всё высохло. Свя-
зал я два большущих тюка сена — и на вьюк.
Сверху ещё кувшин из-под воды, куртку, сапоги.
Не вьюк, а целый воз вышел. Косу да вилы де-
вать некуда — хоть на себе тащи! А куда там на
себе, спину за день наломал — гудит. Взял я и
воткнул косу, вилы и грабли рукоятками в зем-
лю посреди поляны, чтоб издали видно было. Всё
равно на будущее лето сюда за травой поднимать-
ся. И кнут свой в землю воткнул — к дому да
под гору и без кнута ходко пойдёт.
Но на будущее лето подняться на полянку не
пришлось. Собрался я на неё только через два
года.
Вот, помню, поворот тропы, а повыше и по-
лянке быть бы. Смотрю: по месту — она, а не уз-
наю. Тогда на поляне травы чуть было. А сейчас
трава выше плеч, да сочная, густая. Цветы яр-
кие, ровные. Птицы — на все голоса! Зайчики
солнечные скачут. И гуд над поляной от пчёл, и
мёдом пахнет. Чудеса!
Посреди полянки — три деревца густых. Лис-
тья на ветру, как солнечная рябь на воде. При-
гляделся я и ахнул: так это же мой инструмент
пророс! Коса, грабли и вилы! Вот они — желез-
ные кольца в стволики врезались. Под деревца-
83
ми куст. Это мой кнут разросся. Только по рем-
ню и узнать можно — до сих пор висит.
Сел я под ремённый куст, приглядываюсь. Ви-
жу — земля сырая кругом, а тогда, два года на-
зад, совсем сухая была. Пошёл по полянке вверх.
В самом верхнем углу нашёл маленький ключик,
родничок. Камень в сторону сдвинулся, и проби-
лась вода, всю поляну напоила. Может, я сам да-
же тогда этот камень ногой нечаянно спихнул. А
может, мой конь копытом сдвинул. Как в сказ-
ке!
Размечтался я у ключика: вот бы ко всякой
земле такой ключик подобрать. Ключиком —
раз! — и забьёт из-под земли зелёный фонтан.
Распрямятся скрюченные ростки, на старых пнях
поднимутся побеги. Ключиком — чик! — и зацве-
тут разные цветы. Пусть старик с медведем соби-
рают вершки и корешки. У бабки с внучкой реп-
ка вырастет большая-пребольшая. Такая, что
тянут-потянут — вытянуть не могут. И нет уже
ни у кого больше разбитого корыта и землянки.
И все Золушки танцуют в хрустальных туфель-
ках. Как в сказке!
Геннадий Снегирёв
БОБРЁНОК
Весной снег быстро растаял, вода поднялась и
затопила бобровую хатку.
Бобры перетащили бобрят на сухие листья, но
вода подобралась ещё выше, и пришлось бобря-
там расплываться в разные стороны.
Самый маленький бобрёнок выбился из сил и
стал тонуть.
Я заметил его и вытащил из воды. Думал, во-
дяная крыса, а потом вижу — хвост лопаточкой,
и догадался, что это бобрёнок.
85
Дома он долго чистился и сушился, потом на-
шёл веник за печкой, уселся на задние лапки,
передними взял прутик от веника и стал его
грызть.
После еды бобрёнок собрал все палочки и ли-
стики, подгрёб их под себя и уснул.
Послушал я, как бобрёнок во сне сопит.
«Вот,— думаю,— какой спокойный зверёк —
можно его одного оставить, ничего не случится!»
Запер бобрёнка в избе и пошёл в лес.
Всю ночь я бродил по лесу с ружьём, а утром
вернулся домой, открыл дверь и...
Что же это такое? Как будто я в столярную
мастерскую попал!
По всему полу белые стружки валяются, а у
стола ножка тонкая-тонкая: бобрёнок её со всех
сторон подгрыз. А сам спрятался за печку.
За ночь вода спала. Посадил я бобрёнка в ме-
шок и поскорее отнёс к реке.
С тех пор как встречу в лесу поваленное боб-
рами дерево, так сразу подумаю про бобрёнка,
который подгрыз мой стол.
В ЗАПОВЕДНИКЕ
Под городом Воронежем есть бобровый запо-
ведник. Там на лесных речках живут бобры. Они
перегораживают речки плотинами и на берегу
прудов строят хатки.
В заповеднике нельзя рубить деревья и охо-
титься, чтобы не пугать бобров.
86
Заповедник устроен для бобров, но олени, ка-
баны и другие звери знают, что здесь их не тро-
нут охотники, и тоже живут в заповедном лесу.
Я приехал в заповедник в июне и стал жить в
избушке у лесника. Один раз взял я у него вело-
сипед прокатиться по лесным тропинкам.
Далеко от дома заехал, повернул назад, поти-
хоньку еду, слушаю, как иволга кричит за реч-
кой...
Вдруг барсук из кустов как выскочит, хотел
через тропинку перебежать, прошмыгнуть, да
угодил прямо под колесо. Я в кусты свалился,
встал, поднял велосипед. «Нет,— думаю,— луч-
ше пойду пешком, здесь звери совсем не боятся
людей».
И вправду, совсем не боятся. Утром прибежал
стрелочник с железной дороги.
— Забирай,— кричит,— своего вредителя, под
мостом копает!
Оказывается, бобр молодой плыл вверх по реч-
ке, приглянулось ему местечко под железнодо-
рожным мостом. Решил он тут нору вырыть. Над
ним поезда грохочут, а он знай себе роет, всё
глубже да глубже.
Бобра поймали, принесли в мешке обратно в
заповедник. Он в дороге в мешке пыхтел серди-
то, пока его в речку не выпустили, подальше от
железной дороги.
В июне хорошо в лесу.
Над речкой голубой зимородок пролетит, уся-
дется на сучок и замрёт. Смотрит в воду. Вдруг
нырнёт, вынырнет с рыбкой в клюве, полетит
кормить птенцов.
87
Гнездо у зимородка — пещерка в обрыве над
рекой.
Вечером, как сядет солнце, из дупла вылета-
ют на охоту летучие мыши, порхают над лесны-
ми полянами, хватают майских жуков.
В июне летучая мышь летает с мышатами.
Они у неё по два, по три сидят на животе, в шёр-
стку вцепятся, ждут, когда мама-мышь поймает
жука. Прожорливые они. Как мышь жука пой-
мает, мышата разевают рты и верещат. Я всё
удивлялся, как мышатам не страшно над лесом
с мамой-мышью летать, ведь можно сорваться, а
крылышки у них ещё слабые. Мышата разобьют-
ся, если упадут.
На рассвете, когда кричат петухи, летучая
мышь возвращается в дупло. Крылья сложит, по-
виснет вниз головой и спит вместе с мышатами
весь день до вечера.
ХИТРЫЙ БУРУНДУК
Построил я себе в тайге чум. Это не домик и не
лесной шалашик, а просто длинные палки вместе
сложены. На палках лежит кора, а на коре — брёв-
нышки, чтобы куски коры не сдуло ветром.
Стал я замечать, что кто-то в чуме оставляет
кедровые орешки.
Я никак не мог догадаться, кто же без меня в
моём чуме орешки ест.
Даже страшно стало.
88
Но вот раз подул холодный ветер, нагнал ту-
чи, и днём стало от непогоды совсем темно.
Залез я поскорее в чум, смотрю, а место моё
уже занято.
В самом тёмном углу сидит бурундук. У бурун-
дука за каждой щекой по мешочку с орехами.
Толстые такие щёки, глаза щёлочками. Смот-
рит он на меня, боится орешки на землю выплю-
нуть: думает, что я их украду.
Терпел бурундук, терпел да и выплюнул все
орешки. И сразу щёки у него похудели.
Я насчитал на земле семнадцать орешков.
Бурундук сначала боялся, а потом увидел, что
я спокойно сижу, и стал рассовывать орешки по
щелям и под брёвнышки.
Когда бурундук убежал, посмотрел я — всюду
орешки напиханы, крупные, жёлтые. Видно, бу-
рундук в моём чуме устроил кладовую.
Какой хитрый этот бурундук! В лесу белки да
сойки все орешки у него растащат. А бурундук
знает, что в мой чум ни одна сойка-воровка не
полезет, вот и притащил ко мне свои запасы. И
я уже не удивлялся, если находил в чуме ореш-
ки. Я знал, что со мной живёт хитрый бурундук.
МАЛЕНЬКОЕ ЧУДОВИЩЕ
Наш корабль шёл в Анадырском заливе. Была
ночь. Я стоял на корме. Льдины за бортами шур-
шали, ломались. Дул сильный ветер со снегом,
но море было спокойно, тяжёлые льды не давали
89
ему разбушеваться. Корабль пробирался между
льдинами малым ходом. Скоро начнутся ледяные
поля. Капитан вёл корабль осторожно, чтобы не
врезаться в льды.
Вдруг я слышу, что-то как плеснёт у самого
борта, даже корабль на волне качнуло.
Смотрю — какое-то чудовище за бортом. То от-
плывёт, то приблизится и тяжко-тяжко вздыха-
ет. Исчезло у самой кормы, вода от его всплес-
ков зелёным светом горит.
Кит! А какой — никак не разберу.
Всю ночь за кораблём плыл и вздыхал.
А на рассвете разглядел я его: голова тупая,
как кувалда, длинная — ни у одного зверя такой
нет, глазки крошечные, а ноздря всего одна. Из
воды её высунет, фонтан пара выпустит, вздох-
нёт тяжело и опять уйдёт под воду.
Это молодой кашалот.
Тут проснулся капитан, вышел на палубу.
Я спросил у него:
— Что это он плывёт за нами?
— Да, верно, принял наше судно за кита. Мо-
лодой ещё, молоко на губах не обсохло. И, вид-
но, остал от матери, от своего стада. Все каша-
лоты, как только начинаются осенние штормы,
уходят к экватору.
Пока капитан рассказывал, кашалот отстал от
корабля и поплыл на юг. Фонтан его ещё долго
был виден между льдами, потом исчез.
— Экватор пошёл искать,— сказал капитан.
Тут даже и я вздохнул: найдёт ли это малень-
кое чудовище свою маму?
90
ОСЬМИНОЖЕК
Весной тёплые туманы стали подтачивать
льдины.
А когда совсем потеплело, с береговым ветром
прилетела на палубу бабочка.
Я поймал её, принёс в каюту и стал вспоми-
нать, как весной в лесу зяблики поют и на по-
лянках бегают ёжики.
«Хорошо бы,— думаю,— ёжика поймать! Толь-
ко где его в северном море поймаешь?..»
И завёл я вместо ёжика маленького осьминож-
ка: он с рыбой в сетях запутался.
Посадил я осьминожка в банку из-под варе-
нья, а банку поставил на стол.
Так и жил у меня в банке осьминожек. Я что-
нибудь делаю, а он за камушком притаится и за
мной подглядывает. Камушек серый, и осьмино-
жек серый. Солнце его осветит — жёлтым ста-
нет: это так он маскируется.
Однажды я читал книгу. Сначала тихо сидел,
а потом стал быстро перелистывать страницы.
Осьминожек вдруг стал красным, потом жёл-
тым, потом зелёным. Он испугался, как страни-
цы замелькали.
А ёжик разве так умеет? Он только колется
да фыркает.
Постелил я как-то под банку зелёный пла-
ток — и осьминожек стал зелёным. А один раз я
банку с осьминожком на шахматную доску поста-
вил, и осьминожек не знал, каким ему быть —
91
белым или чёрным. А потом разозлился и по
краснел.
Но я его больше не злил. И когда наступилс
настоящее лето, я выпустил осьминожка на под-
водную полянку, где помельче и вода потеплее
ведь он ещё совсем маленький!
1
СПЛЛЧШШ DVEl V
ДЕТЕЙ НА СВЕТЕ? 4
Элеонора Фарджен
(АНГЛИЯ )
ИМЕНА ДЕВОЧЕК
Как славно девочек зовут!
Вот Шейла — шёлковый лоскут,
И Сильвия — листва лесная,
И Стелла — звёздочка ночная,
И Флора — щедрая весна,
И Лола — плавная волна,
И Линда-Белл — звонок у двери:
«Дин-дон!» — «Кто там?..»
И просто Мэри.
ИМЕНА МАЛЬЧИКОВ
Как славно мальчиков зовут!
Вот Барри — пушечный салют,
94
И Патрик — парус средь простора,
И Роберт — ровный рёв мотора;
Том — стук копыт издалека,
И Питер — пенье пастушка,
И Чарли — чистый речки звон
По камушкам...
И просто Джон.
Морис Карем
(БЕЛЬГИЯ )
Унеси меня, мой змей,
Прямо в небо поскорей!
В небе я хочу кружиться,
В небе я хочу носиться,
И хочу я, словно птица,
Улететь за сто морей.
Унеси меня, мой змей,
Прямо в небо поскорей!
Я весь мир хочу увидеть,
Всех детей хочу увидеть,
Чтобы за руки нам взяться,
Чтобы вместе нам смеяться.
Унеси меня, мой змей,
Прямо в небо поскорей!
95
ШАНКАР
(ИНДИЯ)
ПРО СЛОНИХУ САТИ И
И МАЛЬЧИКА ПО ИМЕНИ БАБУ
Раньше Деварадж жил в деревне. А пото н
ушёл в джунгли, расчистил клочок земли и о-
сеял просо. Первый урожай оказался богатым.
Деварадж продал зерно, построил хижину и смог
забрать из деревни жену Камалу и двенадцати-
летнего сына Бабу.
Камала быстро освоилась на новом месте: при-
нялась прибирать в доме, чистить посуду, гото-
вить пищу. Ей некогда было скучать. А вот Бабу
тосковал. Его приятели остались в деревне, иг-
рать и ссориться было не с кем. Правда, он взял
с собой свою любимую флейту, но разве могла
она заменить его весёлых товарищей?
96
А тут ещё жара. Лето выдалось знойное и су-
хое. На много миль кругом пересохли пруды и
речушки. По джунглям бродили в поисках водо-
ёмов дикие звери, и Бабу побаивался уходить да-
леко от дома.
Но вот случилось событие, сразу изменившее
жизнь Бабу.
Как-то раз Камала, как всегда, отправилась за
водой к колодцу, который Деварадж вырыл не-
подалёку от хижины. Не успела она наполнить
кувшин, как из джунглей вышла слониха и на-
правилась прямо к ней. Камала в ужасе закри-
чала.
Слониха остановилась и грустно посмотрела на
перепуганную женщину. Опомнившись, Камала
вскочила и спряталась за большое толстое дере-
во, которое росло в отдалении. Дрожа от страха,
Камала принялась наблюдать, что будет дальше.
Слониха подошла прямо к колодцу, останови-
ла у кувшина, потом засунула в кувшин хобот,
н•хорала воды и отправила её в рот. Но что зна-
чь /кувшин воды для огромной слонихи! Она
умоляюще посмотрела туда, где пряталась жен-
щина.
Камала поняла, о чём её просят. Но она не ре-
шалась подойти ближе. Тогда слониха, будто со-
образив, что эта маленькая худенькая женщина
боится её, отошла от колодца и стала чуть по-
одаль.
Камала шаг за шагом стала приближаться к
колодцу. Испуганно косясь на слониху, она то-
ропливо набрала полный кувшин воды и тут же
7. Зак. 2498
97
отбежала в сторону. А слониха опять подошла к
кувшину и во второй раз выпила всю воду.
Но ей требовалось ещё и ещё. И Камала снова
и снова наполняла кувшин прохладной, свежей
водой, пока нежданная гостья не напилась.
Выпив воду из последнего кувшина, слониха
медленно, чуть покачиваясь, побрела в джунгли.
Камала провожала её сочувственным взглядом.
«Бедняжка, она, должно быть, больна,— думала
женщина.— Она же еле бредёт...»
Вернувшись в дом, Камала обо всём рассказа-
ла мужу. Деварадж отнёсся к происшествию до-
вольно спокойно, зато Бабу пришёл в полный вос-
торг.
— Она пила прямо из кувшина? — изумился
Бабу.— Я побегу взгляну на неё!
Он вскочил с места, но отец остановил сына.
— Дикие слоны очень опасны,— сказал Дева-
радж, и Бабу остался дома.
На другое утро Бабу, как всегда, отправился
на прогулку. Но не успел он выйти из дома, как
тут же прибежал назад в великом волнении.
— Мама, мама! — кричал он.— Она тут! Та
слониха!.. Она лежит на земле и спит!
Отец с матерью переглянулись.
— Лежит на земле? — удивлённо поднял бро-
ви Деварадж.-— Слоны не спят лёжа...
И они все трое выбежали из дома.
На земле неподвижно лежала слониха, та са-
мая, что приходила вчера. Казалось, она дейст-
вительно спит. Но она не спала. Она была мёрт-
98
вой. А рядом с ней копошился слонёнок, такой
маленький и беспомощный рядом с этим огром-
ным телом.
— Да, это она,— задумчиво покачала головой
Камала.— Она поняла, что люди не причинят ей
зла, и вернулась, чтобы её слонёнок не погиб в
джунглях. Она знала, что умирает...
Камала жалостливо смотрела на слониху, а Ба-
бу не сводил глаз со слонёнка. Какой он смеш-
ной, какой маленький, как не похож на могучих
диких слонов! Бабу был в восторге. Теперь у не-
го есть слонёнок! Ну разве это не чудо?
— Возьмём его домой, папа! — задыхаясь от
волнения, попросил он.
— Ну конечно,— улыбнулся отец.— Вот толь-
ко надо похоронить слониху. Не оставлять же её
на растерзание шакалам.
Деварадж отправился в ближайшую деревуш-
ку за помощью, а Камала и Бабу повели слонён-
ка домой. И хотя дом был совсем рядом, шли
они долго. Слонёнок брёл, чуть покачиваясь, не-
уверенно ставя свои ещё не окрепшие ноги. С
двух сторон его поддерживали Бабу и Камала.
— Ну, маленький, ещё немножко,— ласково
приговаривала Камала, и слонёнок медленно, но
верно продвигался вперёд.
Так у Бабу появился настоящий живой слонё-
нок. Теперь мальчик уже не скучал. Целые дни
проводил он со своим найдёнышем. Бабу купал
его, кормил и играл с ним. А когда слонёнок под-
99
рос, он оказался слонихой. Бабу дал ему имя Са-
ти.
Сати обожала своего хозяина. Она ходила за
ним по пятам как привязанная и очень скучала,
когда Бабу отправлялся по каким-нибудь делам
в деревню. Бабу по-прежнему играл на флейте, и
Сати любила слушать то весёлую, то грустную
музыку. Она стояла с мальчиком, задумчиво по-
качиваясь в такт мелодии, а Бабу, смеясь, кри-
чал:
— Мама, смотри, Сати танцует!
Потом он и в самом деле принялся учить Са-
ти плясать; поднимать то одну, то другую ногу,
медленно поворачиваться. И надо сказать, слони-
ха оказалась очень понятливой.
Шло время. Сати росла, и Девараджу всё труд-
нее было её прокормить. Каждое утро она выпи-
вала ведро молока, за день съедала массу бана-
нов, а когда Камала варила рис, жалобно
трубила, поглядывая на котёл с ароматным варе-
вом: ей всё время хотелось есть.
Деварадж решил продать Сати. Но когда?
Ждать, пока Сати вырастет? Так пройдёт ещё не-
сколько лет, а он уже влез в долги. И Деварадж
решил продать Сати немедленно.
Скоро в маленькую хижину на краю джунг-
лей стали приходить покупатели. Их было мно-
го, и они предлагали за Сати большие деньги.
Деварадж колебался. А Бабу плакал и повторял:
— Нет, ты не продашь, не продашь её! А если
её уведут, я пойду за ней вслед!
— Послушай,— пытался образумить его
отец,—я не могу больше кормить её. Продам Са-
100
ти — у нас будут деньги, и я смогу отправить те-
бя в город, чтобы ты учился в школе.
Но Бабу и слышать ничего не хотел. Как же
он будет один, без Сати? Он просил и плакал, а
потом умолк и стал думать о том, как спасти сло-
ниху.
Может, отпустить Сати на волю? Оставить её
жить в джунглях. А он, Бабу, будет приходить к
ней в гости. Да-да, он так и сделает! И пусть по-
том отец ругает его!
Рано утром Бабу потихоньку отвёл Сати в
джунгли, подальше от дома, и коротко сказал:
— Иди!
Но Сати никуда не пошла. Она стояла, в не-
доумении глядя на мальчика, а когда тот повер-
нулся и пошёл прочь, Сати медленно побрела за
ним вслед. Бабу гнал её, кричал на Сати и даже
замахнулся на неё худеньким кулачком — всё
было напрасно: Сати не хотела покидать своего
маленького друга.
Тогда Бабу вспомнил о том, что слонов дер-
жат в зоопарке. Как-то раз отец брал его с собой
в город, и он видел слонов в большущем загоне.
Кажется, там им совсем неплохо.
— Давай продадим Сати в зоопарк,— робко по-
просил Бабу отца.— А то купит её какой-нибудь
злой человек и будет обижать. А так я смогу при-
ходить к ней.
Отец задумался.
— Я сам отведу её,— заторопился Бабу.— Не
бойся, я не продешевлю.
101
— Ну что ж,— сказал Деварадж,— попробуй*
Только я не думаю, что зоопарку нужен ещё один
слон.
На другой день Бабу вместе с Сати отправил-
ся в путь. Он шёл рядом со своей любимицей, а
когда уставал, похлопывал слониху по боку. Са-
ти опускала свой длинный хобот, и Бабу взби-
рался на её широкую спину.
В полдень они пришли в город. Бабу нашёл
зоопарк и направился прямо к директору.
— Со мной Сати, слониха,— сказал он несме-
ло.— Я хочу продать её. Она очень хорошая, по-
смотрите...
— Но нам не нужен ещё один слон,— пожал
плечами директор.
— Да вы только взгляните на неё,— Бабу при-
жал руки к груди.— Она такая чудесная, такая
красивая, ну просто красавица! И она танцует...
Пожалуйста, купите её!
— Не могу, мальчик,— улыбнулся директор.—
Очень жаль, но не могу...
Грустный вышел Бабу из ворот зоопарка и
вместе с Сати медленно побрёл по городу, а лю-
ди глазели на его слониху.
Потом он устал и присел на обочину передох-
нуть. И, как всегда, когда ему становилось гру-
стно, Бабу вытащил свою флейту и заиграл. И
Сати стала медленно покачиваться и поднимать
то одну, то другую ногу в такт музыке.
— Вот это да! — ахнул кто-то.— Гляди-ка, да
она танцует!
Очень быстро вокруг Сати собралась толпа. Все
смеялись и хлопали в ладоши, все хвалили сло-
102
ниху. А потом из толпы выбрался какой-то тол-
стяк и подошёл к Бабу.
— Ты видел когда-нибудь слонов в цирке? —
спросил он.
Бабу покачал головой.
— Хочешь поглядеть? — равнодушно спросил
толстяк, но его маленькие заплывшие глазки
окинули Бабу цепким взглядом.
Хотел ли он посмотреть! От волнения у Бабу
пересохло в горле. Он молча кивнул.
— Ну пойдём со мной, если так. Цирк здесь,
рядом...
И Бабу вместе с незнакомцем отправился в
цирк, первый раз в жизни! Сати важно шагала
за ними. Правда, в цирк её не пустили, и Бабу
пришлось привязать свою Сати к дереву, которое
росло у входа. Но зато сам Бабу посмотрел всё
представление.
Ах, какое это было чудо! Фокусники, канато-
ходцы, жонглёры — всё слилось в пёстрый вол-
шебный мир. В конце представления на арену
вышли слоны. Они повиновались каждому жесту
того самого толстяка, что проводил Бабу в цирк.
Только никто из слонов не умел танцевать так,
как Сати.
Но вот представление кончилось, и Бабу
сквозь густую толпу пробрался к выходу. Но где
же Сати? Вот дерево, к которому он её привязал,
а слониха исчезла.
— Сати, Сати! — закричал Бабу и бросился
в переулок: может, она ждёт его там? Сати не
было.
103
Прохожие в недоумении смотрели на странно-
го взъерошенного мальчика: бегает по улицам,
бросается то к одному, то к другому и всё спра-
шивает о какой-то слонихе!
Долго искал Бабу свою Сати, но никто не знал,
где она. Тогда он вспомнил о директоре зоопар-
ка, это был единственный знакомый ему человек
в городе. Неужели он не поможет?
— Пошли-ка в цирк, к хозяину,— сказал ди-
ректор, выслушав сбивчивый рассказ мальчика.
Хозяин цирка с явным недоумением встретил
нежданных гостей: не видел он никакой Сати!
— Слониха пропала у вас,— нахмурился ди-
ректор.— Мы, конечно, поставим в известность
полицию, но сначала поищем сами.
— Пожалуйста,— обиженно пожал плечами
хозяин.
И они все втроём пошли по широкой площад-
ке от тента к тенту.
Кого здесь только не было! В клетках прыга-
ли обезьяны, кричали пёстрые попугаи. Стояли
взаперти и слоны, но Сати среди них не было. И
тогда Бабу вынул свою флейту и заиграл. И сра-
зу же ему в ответ затрубила Сати. Голос её доно-
сился откуда-то издалека, но это был её голос!
— Ничего не понимаю! — изумился хозяин
цирка.
А Бабу уже летел со всех ног туда, откуда до-
носились трубные звуки.
Он нашёл Сати в самом дальнем углу, в гряз-
ной большой клетке.
— Как она попала сюда? — угрюмо спросил
сам себя хозяин цирка.— Наверное, наш дресси-
104
ровщик решил, что ещё одна слониха ему не по-
мешает.
Он положил руку на плечо Бабу.
— Прости меня, мальчик. Поверь, я не знал...
Сати выпустили из клетки, и она тут же ста-
ла рядом с мальчиком.
— А она у меня умеет плясать! — с гордостью
объявил счастливый Бабу.
— Что ты говоришь? — изумился хозяин цир-
ка.— Покажи-ка!
Он повёл Бабу под навес, и мальчик заиграл
на своей флейте. Сати закачала в такт хоботом и
стала медленно поворачиваться. Потом Бабу за-
играл медленнее, и она тут же замедлила свой
танец.
— Ай да слониха! — покачал головой хозяин
цирка.— И главное, без дрессировки.
Директор зоопарка почесал в затылке.
— Такую я бы, пожалуй, купил...
Но хозяин цирка решительно перебил его.
— Вот что, мальчик,— сказал он,— оставайся
вместе с Сати у нас в цирке. У тебя настоящий
талант дрессировщика. Согласен?
— Ещё бы! — вырвалось у Бабу, и директор с
хозяином дружно рассмеялись.
Так Бабу вместе со своей слонихой попал в
цирк. Каждый вечер Сати танцевала на ярко ос-
вещённой арене, а зрители хлопали в ладоши и
громко смеялись.
Это из-за неё, из-за Сати, цирк в скором вре-
мени стал знаменитым. Из-за Сати и её дресси-
ровщика Бабу, который, как и прежде, был с ней
неразлучен.
А через десять лет по всей Индии гастролиро-
вал самый большой в стране цирк. И назывался
он «Сати-Бабу», по имени всем известной слони-
хи и её дрессировщика — хозяина цирка.
106
Мирча Сынтимбряну
(РУМЫНИЯ)
КНИЖНЫЙ МАРАФОН
Тити Брумэреску знаменит своей необыкновен-
ной начитанностью. Он читает запоем. И не так,
как другие: по книге в месяц или, в лучшем слу-
чае, в неделю. Тити проглатывает книгу за час.
Любой толщины! Впрочем, достаточно послушать
его рассказы, чтобы убедиться: перед нами ре-
кордсмен нового вида спорта — «книжного мара-
фона ».
— Читал? Потрясная книж^енция! — С этими
словами он вылавливает на переменке кого-ни-
будь из товарищей.— По-тряс-на-я! — Он смаку-
ет слово, как будто надкусывает сочный персик.
— Которая?
107
— Ну эта, в жёлтой обложке, пальца в два тол-
щиной... Надо же, вылетело, как называется. Бе-
да с этими названиями. Но потрясная. Я её два
раза перечёл... Сегодня, на геометрии.
— С собачкой на обложке?
— Не... Жёлтая, но без собачки... А, я знаю,
про какую ты думаешь. С собачкой это другая...
Погоди, вспомню. Я её читал на химии. Тоже ни-
чего кирпич! Особенно когда они там едут, едут,
едут, и раз — натыкаются на тех двоих... Стой,
как же она называлась... Ну ничего, зато я её
тебе сейчас перескажу. Животик надорвёшь, че-
стное слово.
Он заливается смехом и, ещё не отсмеявшись,
начинает рассказ.
— Это про одного типа, который куда-то там
едет, не помню уже куда... ха-ха!.. с этим, как
его, ну, неважно... ха-ха!.. и вот он едет-едет и
никак не может отвязаться от этого, который за
ним увязался... ха-ха!.. Там так закручено... ха-
ха-ха!.. Она здоровая, в три пальца. Как же на-
звание? Надо же! — Тити щёлкает пальцами.—
Так и вертится на языке... Я её только что одо-
лел, на третьем уроке...
— Ты что, на третьем! Третий только сейчас
будет.
Тити на мгновение задумывается:
— Да, правда!.. Я перепутал... Но всё равно,
эта тоже кирпич — будь здоров. Да, помню, по-
мню... Та, на химии, была грустная. Чёрт с ним,
с названием, я тебе так расскажу... Ой, такая
грустная!
108
Он начинает шарить по карманам — ищет пла-
ток.
— Это как один человек едет... не помню ку-
да...— Он всхлипывает.— А другой остаётся с
этими, которые чего-то там, не помню, с этим,
который уехал... Ах, какая грустная книга!..
Он нашёл платок и в заключение рассказа о
грустной книге сморкается и вздыхает.
— Теперь мне больше и почитать нечего...
— А ты пойди в библиотеку.
— Да что библиотека, я там уже всё перебрал.
Вот я тебе сейчас расскажу одну,— загорается
он.— Блеск книга! Забыл, как называется. Кир-
пич — в четыре пальца! Сплошные приключения!
Мрак и ужас! Вот послушай,— начинает он за-
могильным голосом,— там один тип куда-то едет,
вот только куда и с кем — не помню. И зачем.
Но это неважно. И по дороге он и туда, и сю-
да — хочет отвязаться от этого, который за ним
увязался, и никак!!! И там так лихо закручено.
Ой, учитель вошёл. Запомни, где я остановился.
После урока расскажу дальше. Жалко, название
вылетело. Но это ничего. Я тебе так расскажу,
что тебе и читать не надо будет, на всю жизнь
отпечатается. Я тебе гарантирую!

ПОСТСКРИПТУМ
За столом у окошка сидит Нелуцу, склонив-
шийся над письмом к дедушке. Но сначала он
нарисовал по углам белого листа четыре ромаш-
ки, раскрасив каждый лепесток в другой цвет.
Довольный, он подвигал голыми пятками по про-
хладному полу и притаился: в форточку влетела
оса. Жужжа, она плавно спланировала на ярко
раскрашенные ромашки, но, разочарованно ше-
вельнув усиками-антеннами, вылетела вон. Про-
водив её лукавой улыбкой, Нелуцу провёл пё-
рышком по стриженой чёлке и принялся наконец
за письмо, тщательно выводя каждую букву:
«Дорогой дедушка! Спешу сообщить тебе о
том, что учебный год я закончил на «хорошо» и
«отлично». И что у меня начались каникулы. Со-
110

бираюсь ехать к тебе. Я уже все обдумал. Снача-
ла мы с тобой пойдём в лес по ягоды. Потом на
рыбалку. Раков я уже нисколечко не боюсь! По-
том будем сидеть во дворе под орехом, потом на
террасе, обвитой виноградом. Устроим шашечный
турнир. Вот увидишь, дед, чемпионом на этот раз
буду я! Передай бабушке, что я по ней соскучил-
ся и по её варенью тоже. Буду у вас не позднее
воскресенья 27 июня.
На минутку прерву письмо. Пришёл Нику,
мой приятель. Он только что вернулся с моря».
Постскриптум. «Дорогой дедушка! Спешу
сообщить тебе о том, что в этом месяце я уже не
приеду к вам с бабушкой. Решил ехать на море.
Нику привёз целую гору разноцветных ракушек
и рачков, которые называются «морские конь-
ки». И вдобавок как он загорел! Я тебе ещё на-
пишу, но сейчас мама зовёт меня к телефону, по-
звонила Пуйка, двоюродная сестрёнка».
Пост-постскриптум. «Дорогой дедушка!
На море я решил не ехать. Пуйка говорит, что
там страшная жара. Лучше уж к вам, в горы.
Ждите меня непременно в воскресенье».
Пост -пост-постскриптум. «Началась
гроза. Льёт, как у вас в горах. Бр-р-р! Еду на мо-
ре. Как только дождь пройдёт, отнесу письмо на
почту. Обнимаю тебя. Нелуц».
Пост -пост-пост-постскриптум. «Дождь
перестал. Небо ясное, и даже взошла луна. Сижу
у окна и дышу вовсю, пахнет резедой, как у вас
в саду. Ждите, обязательно приеду! Снова полил
дождик. Помнишь, как в прошлом году? Садим-
ся за обед — гроза. К борщу проглядывало сол-
111
нышко. На второе шёл град. А к компоту — сно-
ва жарило солнце. Не сердись, дорогой дедушка,
я не приеду! Обязательно приеду! Мне только по-
казалось, что дождь, это капал душ в ванной.
Итак, до воскресенья!»
Пост - пост-п ост - пост - посте кри птум.
«Снова нагнало тучи. Луны нет. Того и гляди,
опять разразится гроза. Не жди меня, дедушка.
Лучше я напишу тебе завтра. Или телеграфи-
рую ».
Наутро Нелуц сбегал на почту и отправил де-
душке телеграмму: «Не жди не приеду».
После обеда вдогонку летела уже другая:
«Приеду жди».
И наконец, в тот же день поздно вечером де-
душке вручили ещё одну телеграмму: «Не при-
еду не жди». На грифе телеграммы было обозна-
чено: срочно — экспресс — молния.
Дора Алонсо
(КУБА)
ОПАСНОЕ ПРИКЛЮЧЕНИЕ
Гилье и его новый знакомый шагали сквозь
пелену свежего предрассветного тумана. Над ни-
ми в спокойном небе стояла утренняя звезда и
медленно скользил молодой месяц.
Высокие травы стряхивали росу на босые но-
ги рыбака, но он, казалось, не чувствовал ни
влажного холода, ни колких камешков, по кото-
рым ступали его огрубевшие подошвы.
Пересекли шоссе и затем, пройдя по тропин-
ке, вьющейся среди густых сорняков, вышли к
морю.
8. Зак. 2498
113
Начался берег, сложенный из острых рифов.
Но рыбак и здесь продолжал идти твёрдо, точно
не замечая колючих камней. А мальчик то и де-
ло спотыкался и чуть не падал. Поддерживая его
крепкой рукой, рыбак сказал:
— Думаешь, я с рождения умел ходить боси-
ком по острым камням? Ноги у меня такие, по-
тому что целую жизнь я прожил в нищете и ра-
ботал с детства. Ведь совсем ещё недавно рыбаки
жили как собаки.
— Вы здесь родились, Хуан?
— Да, здесь. Мой отец и дед тоже были рыба-
ками. Они рисковали жизнью, а улов доставался
хозяину судна или перекупщику.
— А когда вы начали работать? Когда ходили
в школу?
Рыбак рассмеялся:
— Школа? Какая школа? В наших местах её
никто и не видывал. Я никогда не различал ни
букв, ни цифр. И вся моя семья тоже.
Гилье стало жаль рыбака, он грустно опустил
голову. Заметив это, рыбак сказал:
— Только не думай, пожалуйста, что я и сей-
час такой же необразованный. Теперь я умею чи-
тать и писать, потому что, когда у нас боролись
с неграмотностью, нам прислали мальчонку —
вот такого, как ты,— и уж он не оставлял меня
в покое до тех пор, пока я не смог сам написать
письмо.
Гилье так и засиял.
Остановившись, он взглянул на рыбака и с
гордостью выпалил:
Д14
— А я тоже боролся с неграмотностью! В го-
рах! Я научил читать и писать шестерых кресть-
ян!
Рыбак, улыбаясь, протянул большую руку и,
точно железной перчаткой, крепко пожал руку
мальчика.
— Молодец, товарищ! Недаром ты мне сразу
так понравился.
Вскоре рыбак и мальчик подошли к старому
причалу, сколоченному из грубых досок. У его
края мерно покачивалась большая моторная лод-
ка. Они сели в лодку, и рыбак завёл мотор. Сна-
чала они подъехали к управлению рыбачьего ко-
оператива: Хуан должен был доложить, что
выходит в море. Это дело было улажено, и, не
теряя времени, Хуан и его юный помощник от-
чалили от берега.
Прыгая с волны на волну, моторка устре-
милась вперёд по прозрачной воде, которая то и
дело меняла цвет: если дно было песчаное, вода
казалась светло-зелёной; если внизу были водо-
росли, море становилось тёмно-зелёным, почти
чёрным; а там, где дно уходило на большую глу-
бину, вода приобретала тёмно-синюю окраску.
Рыбак посмотрел на своего спутника:
— А что, если до того, как поднять верши, мы
сделаем круг по краю отмели? Вдруг нам попа-
дётся меч-рыба? Такую рыбину стоит поискать.
Ты увидишь, как чудище в сто килограммов ле-
тит по воздуху, точно птица.
Нечего и говорить, что это предложение при-
шлось Гилье по вкусу. Хуан направил лодку в
открытое море.
115
— Когда меч-рыба проглатывает крючок, она
становится очень опасной, и тогда не зевай! —
сказал рыбак.
Почти час они шли по прямой. Вода уже дав-
но была тёмно-синей.
— Теперь под нами семьдесят пять метров. От-
сюда до глубины в двести пятьдесят метров и жи-
вёт меч-рыба.
Рыбак говорил уверенно, словно видел, что де-
лается под лодкой.
— Мы бросим якорь? — спросил Гилье.
— Нет, здесь слишком глубоко. Мы только вы-
ключим мотор. А потом я приготовлю снасти и
буду показывать тебе, что делать, чтобы после
никто не мог сказать, будто ты не знаешь, как
ловят меч-рыбу.
Рыбак взял два тонких удилища и два боль-
ших мотка нейлоновой лески, светло-зелёной и
прозрачной, незаметной в воде. К концу каждого
мотка он привязал особым рыбацким узлом боль-
шой крючок и круглое свинцовое грузило, кото-
рое должно было увлечь крючок в глубину и не
дать выплыть на поверхность, где рыбы не охо-
тятся.
Надевая на крючки наживку — хвосты рыбы
пикуа и несколько сардин,— он объяснил:
— Наживка двигается в воде и кажется жи-
вой, поэтому меч-рыба хватает её.
— А как узнать, что она съела наживку?
— Ты сам увидишь: об этом сразу скажет нам
удилище.
— А меч-рыба будет сопротивляться?
116
W
— Это настоящий дьявол! — отвечал рыбак.—
Попав на крючок, она не сдаётся. И тут уж в оба
смотри. Дело серьёзное. Подумай сам, если сто-
килограммовая рыбина толкает лодку или выска-
кивает из воды и бросается на тебя со своим клю-
вом. Он ведь длинный и острый, как шпага.
Запросто человека проткнёт насквозь.
Мороз пробежал по спине мальчика. Но он по-
давил страх и дал себе слово не трусить.
Тем временем рыбак, отложив удилища, мот-
ки нейлоновой лески, наживку и грузила, приго-
товил ещё и кусок тяжёлого прочного дерева —
этакую деревянную колотушку.
— На всякий случай. Подтянем рыбину к бор-
ту — и тогда хлоп! — сказал рыбак.
Привстав, он забросил в море оба крючка, не
давая им, однако, уйти на большую глубину. За-
тем привязал оба удилища стоймя к борту лодки
так, чтобы их концы торчали в воздухе.
— Теперь, когда меч-рыба проглотит нажив-
ку, она начнёт дёргать леску, и удилище будет
гнуться и наклоняться до самой воды. А пока мы
можем спокойно поговорить. Хочешь, я расска-
жу тебе о рыбах, которые водятся в наших мо-
рях?
Увлёкшись беседой, рыбак и Гилье не сразу
заметили, что одно из удилищ резко согнулось и
конец его коснулся воды. Но вот рыбак увидел
это, вскочил на ноги и закричал:
— Вставай! Меч-рыба!
Гилье вдруг захотелось оказаться где-нибудь в
другом месте, чтобы не видеть, как страшная ры-
ба выскочит из моря и промчится по воздуху,
117
точно крупнокалиберный снаряд, но это чувство
тут же сменилось другим: он должен победить
свой страх, должен доказать, что достоин друж-
бы прославленного рыбака и храбреца Хуана
Кинконте. Сжав зубы, чтобы унять дрожание губ,
он бросился к рыбаку. И только короткий при-
каз: «Не двигайся!» — остановил его.
Он послушно замер, не сводя глаз с сосредото-
ченного лица рыбака: он понял, что сейчас нач-
нётся схватка не на жизнь, а на смерть между
человеком и морским чудовищем.
С поразительной быстротой рыбак отцепил ле-
ску от удилища и ухватил её обеими руками. По-
устойчивее расставив ноги, он наклонился, опус-
тив руки с леской до самого дна лодки, и затем
одним рывком поднял их над головой, чтобы
крючок впился в пасть рыбы. Потом медленно,
но непрерывно, метр за метром, он принялся вы-
таскивать леску, и она натянулась, словно сталь-
ная проволока. Мозолистые ступни рыбака точно
вросли в днище лодки. Могучие мускулы взду-
лись под загорелой кожей, на лице и на груди
выступил пот. Прерывисто дыша, он бросил:
— Не зевай! Сейчас эта бестия станет искать
выход наверх. Следи за леской!
Гилье увидел: натянутая леска почти горизон-
тально уходит в тёмную воду. Рыбак беспокой-
ным взглядом следит за ней, стараясь угадать,
где мечется морское чудовище, обезумевшее от
боли и ярости. Минуты казались бесконечными.
Неожиданно метрах в двадцати от лодки вода
вскипела и показалась меч-рыба.
— Вот она! — крикнул рыбак.— Держись!
118
Рыба выскочила из воды и, точно большая
стрела, прочертила воздух в многометровом по-
лёте, Туловище её, вооружённое спереди длин-
ным мечом, описало дугу и, врезавшись в воду,
ушло в глубину.
У Гилье перехватило дыхание. Он дрожал.
Рыбак сражался с рыбой-врагом расчётливо,
соразмеряя каждое своё движение, то вытягивая,
то опуская леску. С каждой минутой всё ожесто-
чённее становилась беспощадная схватка. Но вот
в напряжённом молчании снова раздался голос
рыбака:
— Острожно, Гилье!
Теперь меч-рыба снова выскочила из воды —
на этот раз совсем близко. Её серовато-стальные
бока ярко блестели на утреннем солнце. Второй
прыжок. Всё произошло в одно мгновение: она
мчалась на лодку, грозная, как торпеда.
Гилье закричал:
— Берегись, Хуан!
Огромная рыба летела на рыбака, как пушеч-
ный снаряд.
Не раздумывая, почти не понимая, что дела-
ет, Гилье бросился вперёд, оказавшись между
морским чудовищем и рыбаком... На короткий
миг тело мальчика соприкоснулось с тёмной мас-
сой рыбы, и его сбросило в море. Но это столк-
новение с неожиданным препятствием изменило
направление полёта рыбы. И вместо того чтобы
проткнуть своим острым мечом Хуана Кинконте,
она только задела верхний край толстой борто-
вой доски и тяжело шлёпнулась в воду.
Опешивший было рыбак мгновенно пришёл в
себя и с тревогой перегнулся через борт, ища сво-
его спасителя. Вода вспенилась, Гилье вынырнул
на поверхность и, сильными рывками подплывая
к лодке, крикнул рыбаку:
— Всё в порядке! Я плаваю хорошо!
Рыбак помог мальчишке подняться на борт и
сразу же благодарно прижал его к груди.
— Ты спас мне жизнь, малыш! Молодец! Если
бы не ты, она прошила бы меня насквозь. Ты
только посмотри, какая здоровая!
Услышав его слова, Гилье почувствовал, как
от гордости и радости у него на сердце стало теп-
ло-тепло. Не обращая внимания на то, что с не-
го ручьями текла вода, он схватил колотушку и
передал её рыбаку, а тот, подойдя к метавшейся
за бортом рыбе, несколькими ударами прикон-
чил её. Потом, зацепив её крюком, втащил её в
лодку.
120
— Хорошенько посмотри на неё,— сказал он
мальчику.— Мы с тобой неплохо поработали. Не
многие осмеливаются броситься наперерез меч-
рыбе, когда она, проглотив крючок, выскакивает
из воды. Если бы она задела тебя не боком, а
мордой, страшно подумать, что бы произошло.
— Я хотел спасти вас. Потому я так и сде-
лал,— просто сказал мальчик.— Ведь друзья
должны помогать друг другу.
Глядя ему в лицо, рыбак сказал:
— Вот это-то и важно, сынок. Чтобы спастись
самому, человек сделает что угодно; но когда на-
до спасать другого, не все соглашаются риско-
вать своей шкурой.— И добавил: — Из таких
мальчиков, как ты, вырастают хорошие люди.
Рагхувар Синх
(ИНДИЯ )
БУДТО ЗАНОВО РОДИЛСЯ
Детские годы мои давно канули в прошлое, но
память о них до сих пор жива. В двенадцать лет,
помнится, был я непоседа, озорник, причиняв-
ший родителям одни только огорчения и непри-
ятности, а мать из-за моих шалостей и проказ,
случалось, проклинала и меня, и собственную
судьбу. Мы, ватага деревенских мальчишек, це-
лыми днями пропадали на речке: ловили бред-
нем рыбу либо, смастерив из бамбуковых жердей
плот, отправлялись вниз по течению, шестом
дразня попадавшихся по пути крокодилов. Отец
122
глаз с меня не спускал, но разве ж уследить ему
за подвижными, как ртуть, сорванцами? В паля-
щий зной месяца джетх1, когда домашние отды-
хали, я незаметно выскальзывал из дома и при-
соединялся к шумной ватаге сверстников, уже
поджидавшей меня. Мы отправлялись в наши
владения — на берег речонки, которая называет-
ся Каушика, и пропадали там до самого захода
солнца. Домой мы, усталые и счастливые, обыч-
но возвращались уже затемно. Сердитый отец
обычно тут же награждал меня парой подзатыль-
ников. Отправляясь спать, я всякий раз давал
слово вести себя примерно, но наступало утро, и
всё повторялось сначала.
В тот день я, как обычно, поднялся с первы-
ми лучами солнца, и вся наша компания: Пуран,
Чандан, я и другие — отправилась на берег Ка-
ушки. На этот раз мы держали путь туда, где по
берегам речки, словно застывшие волны, лежали
золотистые россыпи песка; играть на таком пес-
ке — одно удовольствие, и, может быть, поэтому
я до сих пор неравнодушен к песчаным берегам.
Незаметно подкрался вечер. И только заметив,
как заходящее за речкой солнце окрасило баг-
рянцем прибрежный песок, я вспомнил, что пора
возвращаться домой. При одной лишь мысли о
том, что меня ждёт дома, на душе у меня стало
тоскливо. Вот не везёт человеку!..
Но что это там, на противоположном берегу?
На отмель выползает большущий крокодил и пе-
1 Джетх — название месяца индийского календаря, соответствующего
времени с середины мая до середины июня (жаркий сезон).
123
редними лапами принимается разгребать песок.
Иногда он на миг замирает и, поводя своей безо-
бразной мордой, осматривается по сторонам. Ага,
понятно! Это самка, и сейчас она будет отклады-
вать яйца. Мне сразу стало весело. Хорошенько
заприметив место, мы отправились домой. Вече-
ром все мальчишки деревни уже знали о том, что
мы видели на берегу речки.
Я был на ногах, едва первые лучи солнца кос-
нулись верхушек деревьев. У ворот меня уже под-
жидало всё ребячье население деревни. В этот
день отца дома не оказалось — он куда-то уехал
по делу, и я чувствовал себя совершенно свобод-
ным человеком. Захватив лопату, стараясь не по-
падаться на глаза взрослым, мы отправились на
берег речки, всей гурьбой ввалились в лодку и
через несколько минут были уже на другом бере-
гу. Было шумно и весело, все прыгали и дурачи-
лись. Мы вроде бы хорошо запомнили, где самка
крокодила рыла ямку, но сейчас нам стоило не-
малого труда отыскать это место. Отложив яйца,
самка так искусно закопала их, что найти было
нелегко. Почва здесь была отлично утрамбована,
и лопата с трудом входила во влажный песок.
Наконец мы раскопали яму и на дне её обнару-
жили множество яиц. Мы выгребли яйца — их
оказалось ровно пятьдесят два — и, выскочив на
крутой берег, затеяли весёлое сражение. Вместо
снарядов летели крокодильи яйца. А внизу, под
трёхметровым обрывом, на краю которого мы сто-
яли, у берега, как брёвна, лежали в воде два кро-
кодила — самец и самка,— наблюдая, что мы
творили с будущим их потомством. Самка беспо-
124
койно ворочалась, да где уж ей до нас? Я знал,
что, откладывая яйца и сторожа потомство, кро-
кодилы становятся особенно опасными и, случа-
ется, нападают не только на животных, но и на
человека.
Оставшиеся яйца мы сложили в корзину, ко-
торую я доверил нести одному из приятелей. Он
водрузил корзину на голову, и мы уже собира-
лись трогаться, как вдруг мысок, на котором я
стоял, отделился от берега и, качнувшись, с гро-
хотом обрушился вниз. Не успел я опомниться,
как был уже в воде. Когда я вынырнул, с берега
неслись испуганные крики моих приятелей.
Берег недалеко, но где-то совсем рядом два
крокодила, половину потомства которых мы
уничтожили на их же глазах... Шум обвала ис-
пугал крокодилов, и они поспешили убраться по-
дальше от берега, но, заметив над водой мою го-
лову, стрелой понеслись на меня. Плыть к
берегу? Но это верная смерть! Не успеешь! На
крики с берега крокодилы не обращали внима-
ния. Широко раскрыв пасть, самец был уже поч-
ти рядом, но в этот миг с обрыва швырнули кор-
зинку с яйцами, и она угодила как раз между
моей головой и пастью крокодила. Челюсти с
хрустом сомкнулись на корзинке, и крокодил
ушёл под воду. Не теряя времени, я набрал по-
больше воздуха и нырнул. Отчаянно работая ру-
ками и ногами, я плыл под водой, стараясь по-
дальше уйти от страшного места. Видимо, я так
долго находился под водой, что мои приятели
уже считали меня погибшим. И когда я выныр-
нул ярдах в тридцати ниже по течению, они ра-
125
достно загалдели и бегом бросились по берегу.
Но меня увидели не только на берегу,— самка,
что кругами носилась на том месте, где я ныр-
нул, тоже заметила меня и стрелой понеслась ко
мне. Не успев отдышаться, я опять нырнул и из
последних сил поплыл к берегу. Видя, что добы-
ча ускользает из-под носа, самка издала какой-
то клекочущий звук. С берега в воду полетела
охапка архара, оказавшаяся под рукой. Неожи-
данная преграда на несколько мгновений задер-
жала самку, пока она выпутывалась из гибких
стеблей, я был уже у берега. Собрав остаток сил,
я выскочил на отмель, сделал несколько шагов и
потерял сознание...
Придя в себя, я обнаружил, что лежу на чар-
паи, дома, а надо мною склонилась мать и обма-
хивает меня веером.
В комнату неслышно вошёл сосед. Заметив
мой взгляд, он подошёл ко мне и, удивлённо ка-
чая головой, сказал:
— Повезло тебе! Считай, что во второй раз ро-
дился!..
Рене Россини
(ФРАНЦИЯ )
МАЛЕНЬКИЙ НИК И ЕГО ДРУЗЬЯ
БУКЕТ ДЛЯ МАМЫ
Сегодня день рождения мамы. Я решил сде-
лать ей подарок,
Я забрал все монетки из копилки. Их было
много. Я знаю, что купить маме: цветы в синюю
вазу, которая в столовой.
В школе я просто измучился, никак не мог
дождаться, когда же уроки кончатся, чтобы ско-
рее побежать за подарком.
Я боялся растерять денежки и всё время дер-
жал руку в кармане, даже когда в большую пе-
ремену играл в футбол. Но я не вратарь, так что
127
это всё равно. Вратарём у нас Альцест, он тол-
стый и любит есть. Всё время жуёт, даже когда
стоит в воротах.
— Чего ты всё держишься за карман? — спро-
сил он меня.
Я ему объяснил: боюсь растерять денежки, а
мне надо купить цветы маме, но он сказал, что
лучше купить какую-нибудь еду — пирожное
или конфеты. Но ведь подарок был не для него,
поэтому я на его слова не обратил внимания.
Когда мы вышли из школы, Альцест прово-
дил меня до цветочного магазина. Всю дорогу он
жевал свой пряник.
Мы вошли в цветочный магазин, я показал все
свои денежки и объяснил, что мне нужен са-
мый большой букет для мамы. Но только без бе-
гоний — у нас их и так полон сад.
— Мы хотим что-нибудь хорошенькое! — ска-
зал Альцест и стал совать свой нос в цветы, что-
бы проверить, хорошо ли они пахнут.
Цветочница посчитала мои монетки и сказа-
ла, что не может дать мне самый большой букет.
Я прямо скис. Она на меня посмотрела. Подума-
ла немного. Назвала милым мальчиком. Погла-
дила по голове и потом сказала, что всё уладит.
Она стала выбирать цветы и ещё добавила мно-
го зелёных листьев. Букет получился красивый
и очень большой. Продавщица завернула его в
прозрачную бумагу и велела нести осторожно. Я
взял букет, Альцест кончил нюхать цветы, я ска-
зал продавщице спасибо, и мы ушли.
Только мы вышли из магазина, смотрим —
идут Клотер, Руфус и Жорж.
128
— Поглядите на Ника! — сказал Жорж.— Как
он важно несёт этот букет!
И вся компания захохотала.
— Дай мне цветы! — сказал Альцест.-— Я их
подержу, пока ты Жоржа как следует вздуешь!
Я дал цветы Альцесту, но не успел стукнуть
Жоржа. Он первый налетел на меня. Мы подра-
лись, но немного, потому что я сказал, что очень
спешу. Но всё-таки пришлось ещё задержаться,
потому что Клотер сказал:
— Посмотрите-ка на Альцеста! Ух, какой он
важный с этим букетом!
И тут Альцест — бац! — ударил его по голове
букетом.
— Цветы! — кричу я.— Вы сломаете мои цве-
ты!
9. Зак. 2498
129
Альцест махал моим букетом направо и нале-
во, и цветы разлетелись во все стороны, потому
что бумага порвалась.
Когда Альцест наконец перестал драться, я
стал подбирать цветы, которые валялись кру-
гом, и сказал им, моим приятелям, что они злые
люди.
— Посмотрите, что стало с цветами! — сказал
Руфус.
Клотер и Жорж ничего не сказали, но им, ка-
жется, было стыдно. Альцест поспешил домой,
чтобы не опоздать к обеду. А я пошёл с моим бу-
кетом домой. Правда, цветов осталось не очень
много и бумага порвалась.
По дороге я встретил Эда.
— Сыграем в шарики? — спросил Эд.
— Я не могу,— сказал я,— нужно отнести ма-
ме цветы.
Но Эд сказал, что ещё рано. К тому же я очень
люблю играть в шарики. Я очень хорошо умею
прицеливаться и почти всегда попадаю... Ну, и я
положил цветы на тротуар и начал играть с Эдом.
Это замечательно — играть с Эдом, потому что
он часто проигрывает. Но когда он проигрывает,
он сердится и говорит, что я плутую. И сейчас
опять получилась такая же история, и он меня
пихнул, а я упал прямо на мой букет.
— Я скажу маме, что ты сделал с цветами,—
сказал я Эду, и ему стало стыдно.
Он помог мне собрать те цветы, которые не
смялись. Я люблю Эда, вообще-то он хороший
ДРУГ.
130
Я пошёл дальше. Мой букет уже не был та-
ким огромным, но цветы, которые остались, ещё
годились: один цветочек немного облетел, но два
других были хорошие.
Я решил больше ни с кем не драться, потому
что, если я буду ссориться со всеми приятелями,
которые мне попадаются навстречу, у меня боль-
ше не останется ни одного цветка в мамином бу-
кете.
И тут я увидел Йоахима на велосипеде. Йоа-
хим — это мой школьный товарищ, у которого
велосипед.
— Привет, Ник! — сказал Йоахим.
— Не приставай к моему букету! Отвяжись! —
крикнул я ему.
Йоахим соскочил с велосипеда и вытаращил
на меня глаза.
— Какой букет?
— А вот этот! — Ия бросил ему в лицо мои
цветы.
Скорей всего Йоахим не ожидал, что я брошу
в него цветы, и у меня это как-то получилось
вдруг. Но ему это не понравилось. Йоахим под-
хватил цветы и подбросил их вверх, а они нео-
жиданно шлёпнулись на крышу автомобиля, ко-
торый проезжал мимо, и уехали вместе с ним.
— Цветы! — закричал я.— Мамины цветы!
— Не волнуйся,— сказал Йоахим,— я их до-
гоню на велосипеде.
Он вернулся через минуту и сказал, что авто-
мобиль куда-то свернул. Но он нашёл цветок, ко-
торый свалился с крыши автомобиля, как раз
тот, который почти облетел.
131
Йоахим быстро уехал, потому что к его дому
дорога идёт под гору, А я с моим облетевшим
цветком пошёл к маме. У меня стоял какой-то
комок в горле. Точь-в-точь будто я несу домой
мой дневник, а в нём одни колы.
Я открыл дверь и сказал маме:
— Поздравляю с днём рождения,— и запла-
кал.
Мама взглянула на цветок и как будто не-
множко удивилась, потом обняла меня и много-
много раз поцеловала, и сказала, что никогда ещё
не получала такого красивого цветка, и постави-
ла мой цветок в большую синюю вазу.
Говорите что хотите, но у меня замечательная
мама!
КЛОТЕР В ОЧКАХ
Сегодня утром Клотер появился в классе в оч-
ках. Мы все ужасно удивились.
— Это доктор,— объяснил нам Клотер,— ска-
зал моим родителям, что я, наверно, потому по-
следний ученик, что плохо вижу. Доктор посмо-
трел мои глаза через какое-то стёклышко — это
совсем не больно! — потом велел читать разные
буквы вразброд, а потом мне купили вот эти оч-
ки. Ура! Я теперь больше не последний ученик!
Я немножко удивился. По-моему, Клотер не
видит в классе, потому что на уроках спит. Но
может быть, ему в очках будет неудобно спать.
Конечно, это правда, что первый ученик у нас
Аньян и только он один носит очки...
Аньян увидел Клотера в очках и, конечно, на-
дулся.
— Видал мои очки? — спросил Клотер Анья-
на.~ Теперь я буду первым! Я буду помогать учи-
тельнице — вытирать доску, приносить из учи-
тельской всякие учебные пособия, книжки...
133
— Ну уж нет! — возразил Аньян.— Первый —
это я! И вообще, не смей ходить в школу в оч-
ках!
— А вот и смею! Подумаешь!.. А ты больше
не будешь единственным любимчиком в классе!
Тра-ля-ля-ля!..
— Я тоже попрошу моего папу купить мне оч-
ки и тоже буду первым! — сказал Руфус.
— Мы все попросим наших пап купить нам
очки! — закричал Жак.— Все будут первые, и все
будут любимчики!
Ну, а потом всё было ужасно, потому что Ань-
ян начал плакать и кричать, что мы не имеем
права быть первыми. Что он будет жаловаться.
Что его никто не любит. Что он очень несчаст-
ный.
Но тут прибежал Бульон. Бульон — это наш
классный наставник. Мы его прозвали Бульоном,
потому что у него глаза маленькие и круглые,
как жиринки, которые плавают в бульоне.
— Что тут происходит? — закричал Бульон.—
Аньян, почему ты рыдаешь? Посмотри мне в гла-
за и отвечай!
— Они все хотят надеть очки! — сказал Аньян
и стал икать.
Бульон посмотрел на Аньяна, посмотрел на
нас, потёр нос и сказал:
— Я не хочу разбираться в ваших историях.
Аньян, ступай выпей стакан воды и перестань
икать! Остальные успокойтесь!
И он ушёл вместе с Аньяном, который про-
должал икать.
134
— Скажи, пожалуйста,— спросил я Клотера,—
ты мне одолжишь свои очки, когда меня вызо-
вут к доске?
— Да, да! И мне тоже, когда я буду писать со-
чинение! — сказал Макс.
— Для сочинения они мне самому нужны,—
ответил Клотер.— Ну а когда будут устные во-
просы, мы как-нибудь договоримся.
Мировой парень этот Клотер, и я попросил его
одолжить очки, чтобы померить. По правде ска-
зать, в его очках всё видно не там, где надо. Смо-
тришь на свои ноги, например, а они тут, у тебя
под носом, растут!..
А потом я дал очки Жаку, а тот Руфусу, а тот
Йоахиму, а Йоахим Максу, а Макс бросил их
Эду, а потом их захотел забрать Альцест.
Но тут вышла целая история.
— Не дам! — закричал Клотер.— У тебя руки
в масле, ты ел бутерброды! Замажешь стёкла, а
на что мне очки, если в них ничего не видно!
Альцест рассердился.
— Хочешь получить по носу этими маслены-
ми ручищами? — спросил он.
— А ты не можешь меня ударить! Я в очках!
А-ля-ля! Тра-ля-ля!
— Ладно. Сними очки!
— Не сниму! — ответил Клотер.
Они ужасно разозлились оба, но подраться не
удалось, потому что опять прибежал Бульон.
— Что ещё тут такое? — спросил он.
— Альцест не хочет, чтобы я носил очки! —
закричал Клотер.
135
— Нельзя заставлять классного наставника
прибегать каждую минуту по пустякам,— сказал
Бульон и пошёл звонить в свой колокольчик, по-
тому что перемена кончилась.
А потом Клотер сказал, что, когда Альцест вы-
моет руки, он ему даст померить очки. Он дейст-
вительно мировой парень, этот Клотер.
На уроке географии Клотер дал всё-таки очки
Альцесту, после того как тот хорошо вытер руки
о свой свитер. Альцест надел очки, но ему не по-
везло: он не заметил учительницу, которая вста-
ла возле него.
— Не строй из себя клоуна! — строго сказала
учительница.— Что за игры с очками? Выйди из
класса!
И Альцест ушёл вместе с очками. Чуть не на-
летел на дверь, потому что ничего в них не ви-
дел.
Учительница вызвала Клотера к доске. Ну а
там, конечно, без очков у него ничего не вышло.
Он получил кол.

ИЛЬЯ МУРОМЕЦ И КАЛИН-ЦАРЬ
Былинный сказ
Завёл князь Владимир почестей пир и не поз-
вал Илью Муромца. Богатырь на князя обидел-
ся; выходил он на улицу, тугой лук натягивал,
стал стрелять по церковным маковкам серебря-
ным, по крестам золочёным и кричал мужикам
киевским: «Собирайте кресты золочёные и сереб-
ряные церковные маковки, несите в кружало —
в питейный дом. Заведём свой пир-столованье на
всех мужиков киевских!»
Князь Владимир стольно-киевский разгневал-
ся, приказал посадить Илью Муромца в глубо-
кий погреб на три года.
138
А дочь Владимира велела сделать ключи от
погреба и потайно от князя приказала кормить,
поить славного богатыря, послала ему перины
мягкие, подушки пуховые.
Много ли, мало ли прошло времени, приска-
кал в Киев гонец от царя Калина. Он настежь
двери размахивал, без спросу вбегал в княжий
терем, кидал Владимиру грамоту посыльную. А
в грамоте написано: «Я целю тебе, князь Влади-
мир, скоро-наскоро очистить улицы стрелецкие
и большие дворы княженецкие да наставить по
всем улицам и переулкам пива пенного, медов
стоялых да зелена вина, чтобы было чем моему
войску угощаться в Киеве. А не исполнишь при-
каза — пеняй на себя. Русь я огнём покачу. Ки-
ев-град в разор разорю и тебя со княгиней смер-
ти предам. Сроку даю три дня».
Прочитал князь Владимир грамоту, затужил,
запечалился. Ходит по горнице, ронит слёзы го-
рючие, шелковым платком утирается:
— Ох, зачем я посадил Илью Муромца в по-
греб глубокий да приказал тот погреб засыпать
жёлтым песком! Поди, нет теперь в живых на-
шего защитника? И других богатырей в Киеве
нет теперь. И некому постоять за веру, за землю
Русскую, некому стоять за стольный град, оборо-
нить меня со княгиней да с дочерью!
— Батюшка-князь стольно-киевский, не вели
меня казнить, позволь слово вымолвить,— прого-
ворила дочь Владимира.— Жив-здоров наш Илья
Муромец. Я тайком от тебя поила, кормила его,
обихаживала. Ты прости меня, дочь самоволь-
ную!
139
— Умница ты, разумница,— похвалил дочь
Владимир-князь.
Схватил ключ от погреба и сам побежал за
Ильёй Муромцем. Приводил его в палаты бело-
каменные, обнимал, целовал богатыря, угощал
яствами сахарными, поил сладкими винами за-
морскими, говорил таковы слова:
— Не серчай, Илья Муромец! Пусть, что было
между нами, быльём порастёт. Пристигла нас бе-
да-невзгода. Подошёл к стольному городу Киеву
собака Калин-царь, привёл полчища несметные.
Грозится Русь разорить, огнём покатить, Киев-
город разорить, всех киевлян в полон полонить,
а богатырей нынче нет никого. Все на заставах
стоят да в разъезды разъехались. На одного тебя
вся надежда у меня, славный богатырь Илья Му-
ромец!
Некогда Илье Муромцу прохлаждаться, уго-
щаться за княжеским столом. Он скоро-скоро на
свой двор пошёл. Первым делом проведал своего
коня вещего. Конь, сытый, гладкий, ухоженный,
радостно заржал, когда увидел хозяина.
Паробку1 своему Илья Муромец сказал:
— Спасибо тебе, что холил коня, обихаживал!
И стал коня засёдлывать. Сперва накладывал
потничек, а на потничек накладывал войлочек,
на войлочек седло черкасское недержанное. Под-
тягивал двенадцать подпругов шелковых со nine-
нёчками булатными, с пряжками красна золота,
не для красы, для угожества, ради крепости бо-
гатырской: шелковые подпруги тянутся, не рвут-
1 Паробок — оруженосец.
140
ся, булат гнётся, не ломается, а пряжки красно-
го золота не ржавеют. Снаряжался и сам Илья в
боевые доспехи богатырские. Палица при нём бу-
латная, копьё долгомерное, подпоясывал меч бо-
евой, прихватил шалыгу1 подорожную и выехал
во чисто поле. Видит, силы татарской под Кие-
вом много множество. От крика людского да от
ржания лошадиного унывает сердце человечес-
кое. Куда ни посмотришь, нигде конца-краю си-
лы-полчищ вражеских не видать.
Повыехал Илья Муромец, поднялся на высо-
кий холм, посмотрел он в сторону восточную и
увидал далеко-далече во чистом поле шатры бе-
лополотняные. Он направлял туда, понужал ко-
ня, приговаривал: «Видно, там стоят наши рус-
ские богатыри, о напасти-беде они не ведают».
И в скором времени подъехал к шатрам бело-
полотняным, зашёл в шатёр набольшего2 богаты-
ря Самсона Самойловича, своего крёстного. А бо-
гатыри в ту пору обедали. Проговорил Илья
Муромец:
— Хлеб да соль, богатыри святорусские!
Отвечал Самсон Самойлович:
— А поди-ка, пожалуй, наш славный богатырь
Илья Муромец! Садись с нами пообедать, хлеба-
соли отведать!
Тут вставали богатыри на резвы ноги, с Иль-
ёй Муромцем здоровались, обнимали его, трое-
кратно целовали, за стол приглашали.
1 Шалита — посох с загнутой ручкой.
2 Набольший — самый главный.
141
— Спасибо, братья крестовые. Не обедать я
приехал, а привёз вести нерадостные, печаль-
ные,— вымолвил Илья Муромец.— Стоит под Ки-
евом рать — сила несметная. Грозится собака Ка-
лин-царь наш стольный город взять да спалить,
киевских мужиков всех повырубить, жён, доче-
рей во полон угнать, церкви разорить, князя Вла-
димира со Апраксией-княгиней злой смерти пре-
дать. И приехал к вам звать с ворогом ратиться!
На те речи отвечали богатыри:
— Не станем мы, Илья Муромец, коней сед-
лать, не поедем мы биться-ратиться за князя Вла-
димира да за княгиню Апраксию. У них много
ближних князей да бояр. Великий князь столь-
но-киевский поит-кормит их и жалует, а нам нет
ничего от Владимира со Апраксией Королевич-
ной. Не уговаривай ты нас, Илья Муромец!
Не по нраву Илье Муромцу те речи пришлись.
Он сел на своего добра коня и подъехал к полчи-
щам вражеским. Стал силу вражью конём топ-
тать, копьём колоть, мечом рубить да бить ша-
лыгой подорожною. Бьёт-поражает без устали. А
конь богатырский под ним заговорил языком че-
ловеческим:
— Не побить тебе, Илья Муромец, силы вра-
жеской. Есть у царя Калина могучие богатыри и
поляницы1 удалые, а в чистом поле вырыты под-
копы глубокие. Как просядем мы в подкопы —
из первого подкопа я выскочу и из другого под-
копа повыскочу и тебя, Илья, вынесу, а из тре-
1 Поляницы — богатырки, наездницы.
142
тьего подкопа я хоть выскочу, а тебя мне не вы-
нести.
Те речи Илье не слюбилися. Поднял он плёт-
ку шелковую, стал бить коня по крутым бёдрам,
приговаривать:
— Ах ты, собака-изменщица, волчье мясо, тра-
вяной мешок! Я кормлю, пою тебя, обихаживаю,
а ты хочешь меня погубить!
И тут просел конь с Ильёй в первый подкоп.
Оттуда верный конь выскочил, богатыря вынес
на себе. И опять принялся богатырь вражью си-
лу бить, как траву косить. И в другой раз про-
сел конь с Ильёй во глубокий подкоп. И из это-
го подкопа резвый конь вынес богатыря.
Бьёт Илья Муромец татар, приговаривает:
— Сами не ходите и своим детям-внукам за-
кажите ходить воевать на Русь Великую веки-по-
веки.
В ту пору просели они с конём в третий глу-
бокий подкоп. Его верный конь из подкопа вьь
скочил, а Илью Муромца вынести не мог. Набе-
жали татары коня ловить, да не дался верный
конь, ускакал он далёко во чистое поле. Тогда
десятки богатырей, сотни воинов напали в под-
копе на Илью Муромца, связали, сковали ему ру-
ки-ноги и привели в шатёр к царю Калину.
Встретил его Калин-царь ласково-приветливо,
приказал развязать-расковать богатыря:
— Садись-ка, Илья Муромец, со мной, царём
Калином, за единый стол, ешь, чего душа поже-
лает, пей мои питьица медвяные. Я дам тебе одё-
жу драгоценную, дам, сколь надобно, золотой
казны. Не служи ты князю Владимиру, а служи
143
мне, царю Калину, и будешь ты моим ближним
княжем-боярином!
Взглянул Илья Муромец на царя Калина, ус-
мехнулся недобро и вымолвил:
— Не сяду я с тобой за единый стол, не буду
есть твоих кушаньев, не стану пить твоих питьёв
медвяных, не надо мне одёжи драгоценной, не
надобно и бессчётной золотой казны. Я не стану
служить тебе — собаке царю Калину! А и впредь
буду верой и правдой защищать, оборонять Русь
Великую, стоять за стольный Киев-град, за свой
народ да за князя Владимира. И ещё тебе ска-
жу: глупый же ты, собака Калин-царь, коли
мнишь на Руси найти изменников-перебежчиков!
Размахнул настежь дверь-занавесь ковровую
да прочь из шатра выскочил. А там стражники,
охранники царские тучей навалились на Илью
Муромца: кто с оковами, кто с верёвками — ла-
дятся связать-сковать безоружного.
Да не тут-то было! Поднатужился могучий бо-
гатырь, поднапружился: раскидал-разметал ба-
сурман и проскочил сквозь вражью силу-рать в
чистое поле, в широкое раздолье.
Свистнул посвистом богатырским, и, откуда
ни возьмись, прибежал его верный конь с доспе-
хами, со снаряжением. Выехал Илья Муромец на
высокий холм, натянул лук тугой и послал кале-
ну стрелу, сам приговаривал: «Ты лети, калена
стрела, во бел шатёр, пади, стрела, на белу грудь
моему крёстному, проскользни да сделай малую
царапинку. Он поймёт: одному мне в бою худо
можется». Угодила стрела в Самсонов шатёр.
’ 144
Самсон-богатырь пробудился, вскочил на резвы
ноги и крикнул громким голосом:
— Вставайте, богатыри могучие русские! При-
летела от крестника калена стрела — весть нера-
достная: понадобилась ему подмога в бою с сара-
цинами. Понапрасну ведь он бы стрелу не послал.
Вы седлайте, не мешкая, добрых коней, и поедем
мы биться не ради князя Владимира, а ради на-
рода русского да на выручку славному Илье Му-
ромцу!
В скором времени прискакали на подмогу две-
надцать богатырей, а Илья Муромец с ними во
тринадцатых. Накинулись они на полчища вра-
жеские, прибили, притоптали конями всю не-
сметную силу, самого царя Калина во полон взя-
ли, привезли в палаты князя Владимира. И
возговорил Калин-царь:
— Не казни меня, князь Владимир стольно-
киевский, я буду тебе дань платить и закажу сво-
им детям, внукам и правнукам веки вечные на
Русь с мечом не ходить, а с вами в мире жить.
В том мы подпишем грамоту.
Тут старина-былина и окончилась, синему мо-
рю на тишину, а добрым людям на послушание.
ТРИ ПОЕЗДКИ ИЛЬИ МУРОМЦА
Былинный сказ
По чистому полю, по широкому раздолью ехал
старый казак Илья Муромец и наехал на раз-
вилку трёх дорог. На развилке горюч-камень ле-
жит, а на камне надпись написана: «Если прямо
ехать — убиту быть, направо ехать — женату
быть, а налево ехать — богатому стать». Прочи-
тал Илья надпись и призадумался:
— Мне, старому, в бою смерть не писана. Дай
поеду, где убиту быть.
146
Долго ли, коротко ли ехал он, выскочили на
дорогу воры-разбойники. Три сотни татей^подо-
рожников. Горланят, шалыгами размахивают:
— Убьём старика да ограбим!
— Глупые люди,— говорит Илья Муромец,—
не убив медведя, шкуру делите!
И напустил на них своего коня верного. Сам
копьём колол и мечом разил, и не осталось в жи-
вых ни единого душегуба-разбойника.
Воротился на развилку и стёр надпись: «Если
прямо ехать — убиту быть». Постоял возле кам-
ня и повернул коня направо:
— Незачем мне, старому, женату быть, а по-
еду, погляжу, как люди женятся.
Ехал час либо два и наехал на палаты белока-
менные.
Выбегала навстречу красна девица-душа. Бра-
ла Илью Муромца за руки, провела в столовую
горницу. Кормила-поила богатыря, улещала:
— После хлеба-соли ступай опочив держать1 2.
В дороге небось умаялся! — Провела в особый по-
кой, указала на перину пуховую.
А Илья, он смекалист, сноровист был, запри-
метил неладное. Кинул девицу-красу на перину,
а кровать повернулась, опрокинулась, и провали-
лась хозяйка в подземелье глубокое.
Выбежал Илья Муромец из палат во двор, ра-
зыскал подземелье то глубокое, двери выломал и
выпустил на белый свет сорок пленников, жени-
1 Тать — разбойник, грабитель.
2 О п о ч й в держать — опочивать, спать, отдыхать.
147
хов незадачливых, а хозяйку — красну девицу в
тюрьму подземную запер крепко-накрепко.
После того приехал на развилку и другую над-
пись стёр. И новую надпись написал на камени:
«Две дорожки очищены старым казаком Ильёй
Муромцем».
— В третью сторону не поеду я. Зачем мне,
старому, одинокому, богатым быть? Пусть кому-
нибудь молодому богатство достанется.
Повернул коня старый казак Илья Муромец и
поехал в стольный Киев-град нести службу рат-
ную, биться с ворогами, стоять за Русь Великую
да за русский народ!
ЗАГАДКИ-ОТГАДКИ
Русская народная сказка
Жили-были мужичок с бабой. И был у них
сын. Вот как померла хозяйка, мужичок взду-
мал на другой бабе жениться.
Ну, как водится, невзлюбила мачеха пасынка.
Пристала она к мужу:
— Отдай его в солдаты!
Жаль мужичку с родным сыном расставаться,
да со злой бабой не поспоришь. Повёл мужичок
сына в солдаты сдавать.
Прослужил молодец сколько-то лет, и отпус-
тили его домой на побывку.
Отец на него не нарадуется. Все соседи к не-
му с почтением. По всему видать: бравый солдат.
А мачеха ещё пуще озлобилась.
И задумала она извести солдата. Наварила лю-
того зелья, налила целый ковшик и потчует:
— Выпей, служивый.
Ну, солдат — человек казённый, а казённое —
это всякому известно — и в воде не тонет, и в
огне не горит. Сразу почуял он недоброе и вы-
плеснул потихоньку отраву в окошко. Да ненаро-
ком на отцовских коней попал, что в паре под
окном стояли. Как подкошенные упали оба ко-
ня, и дух из них вон.
Отец потужил-потужил и вместе с сыном сво-
лок мёртвых коней в овраг.
Налетели на мертвечину шесть ворон, да рас-
клевать добычу не успели — тут же все шесть
упали замертво.
149
А солдат подобрал ворон, ощипал перья, на-
рубил мяса и говорит мачехе:
— Испеки мне пирогов на дорогу. Надо мне в
обратный путь собираться.
Та и рада.
«Может, хоть с пирогов погибель ему будет,—
думает.— Спасения от него нет!»
Только солдат не стал тех пирогов отведывать.
Сложил он их в свой ранец, распрощался с от-
цом, соседями и пошёл своей дорогой.
Идёт он дремучим лесом. Темно в лесу, а тут
ещё ночь его настигла. Вдруг видит солдат: дом
стоит, окошками светится. Постучался он. Вы-
шла к нему старая старуха. А в хоромах двенад-
цать человек сидят, все бородатые, все горлас-
тые, глазами, как штыком, колют — ну, не иначе
как разбойники. Так это разбойники и были.
— Пустите, добрые люди, заночевать,— гово-
рит солдат.
— Иди, иди,— смеются разбойники.— Тебя-то
мы только и ждали! Показывай: чем богат?
Солдат ранец свой развязал, пироги на стол
выложил — угощайтесь, мол! — а сам на полати
полез. Лёг и сонным притворился.
Слышит, разбойники меж собой разговари-
вают:
— Сперва выпьем, пирогами закусим, а потом
и с солдатом разделаемся, чтобы на языке лиш-
нее не разносил. Подавай,— приказывают стару-
хе,— вина да ступай вон!
Выпили они, закусили пирогами и с той заку-
ски все как есть мёртвыми полегли. Все двенад-
цать, цельная дюжина.
150
А солдат, как стало светать, слез с полатей и
дальше зашагал. Идёт-торопится. Пришёл в полк,
как в родной дом. Шутка сказать, в побывке по-
бывал и от трёх смертей спасся!
В полку, кто ни увидит его, говорит:
— Что это ты раньше срока вернулся?
— По службе, что ли, солдатской соскучился?
— Видно, плохо тебя дома потчевали!
— Да уж куда лучше! — говорит солдат.— Пи-
тьём угостили — так от одного ковша два коня
пали, от двух коней шесть ворон подохли, от ше-
сти ворон двенадцать разбойников полегли. Вот
как меня потчевали. Только я от этого угощения
уклонился.
А в ту пору, надо сказать, у басурманского ко-
роля разгорелись глаза на наше царство-государ-
ство. Попросту говоря, задумал он прибрать к ру-
кам наши земли. Только войной идти побоялся.
Послал он нашему царю свою грамоту.
«Будем,— объявил,— загадки друг другу зага-
дывать, загадками воевать. Коли отгадаю твою
загадку — мой верх, мой меч — твоя голова с
плеч. Коли не отгадаю — твоя взяла».
Прочитал наш царь басурманскую грамоту и
созвал на совет всех своих думных людей и гене-
ралов.
— Пораскиньте умом,— говорит,— покажите
вашу премудрость.
Думали они, думали — ничего не придумали.
Услыхал про то солдат и явился к самому
царю.
— Ваше царское величество,— говорит,— раз-
решите мне пойти к басурманскому королю. Есть
151
у меня загадка — такая, что ему в жизнь не раз-
гадать.
Не знает царь, что ответить, на что решиться.
— А что, может, послать его? — спрашивает
своих министров.
— Пусть идёт,— решили все.
Отправился солдат к басурманскому королю.
Приходит, а тот сидит, волшебными книгами об-
ложился, и булатный меч тут же.
— Ну, выкладывай,— с чем явился? — гово-
рит басурманский король, а сам мечом поигры-
вает, по волшебным книгам пальцем постукива-
ет.
Солдат и загадал ему загадку.
— Один,— говорит,— двоих, двое — шесте-
рых, шестеро — целую дюжину. Ну-ка, отга-
дай — о чём речь?
Басурманский король думал-думал, листал-ли-
стал свои волшебные книги. Нет нигде отгадки
на эту загадку.
— Не можешь разгадать,— говорит солдат,—
так вот мой меч — твоя голова с плеч.— И поре-
шил басурмана.
А как вернулся в полк, наш царь его полков-
ничьим чином пожаловал и большим имением
наградил.
Евгений Шварц
ДВА БРАТА
Деревья разговаривать не умеют и стоят на ме-
сте как вкопанные, но всё-таки они живые. Они
дышат. Они растут всю жизнь. Даже огромные
старики деревья и те каждый год подрастают,
как маленькие дети.
Стада пасут пастухи, а о лесах заботятся лес-
ничие.
И вот в одном огромном лесу жил-был лесни-
чий, по имени Чернобородый. Он целый день бро-
дил взад и вперёд по лесу, и каждое дерево на
своём участке знал он по имени.
В лесу лесничий всегда был весел, но зато до-
ма он часто вздыхал и хмурился. В лесу у него
всё шло хорошо, а дома бедного лесничего очень
огорчали его сыновья. Звали их Старший и Млад-
153
ший. Старшему было двенадцать лет, а Младше-
му — семь. Как лесничий ни уговаривал своих
детей, сколько ни просил, братья ссорились каж-
дый день, как чужие.
И вот однажды — было это двадцать восьмого
декабря утром — позвал лесничий сыновей и ска-
зал, что ёлки к Новому году он им не устроит.
За ёлочными украшениями надо ехать в город.
Маму послать — её по дороге волки съедят. Са-
мому ехать — он не умеет по магазинам ходить.
А вдвоём ехать тоже нельзя. Без родителей стар-
ший брат младшего совсем погубит.
Старший был мальчик умный. Он хорошо
учился, много читал и умел убедительно гово-
рить. И вот он стал убеждать отца, что он не оби-
дит Младшего и что дома всё будет в полном по-
рядке, пока родители не вернутся из города.
— Ты даёшь мне слово? — спросил отец.
— Даю честное слово,— ответил Старший.
— Хорошо,— сказал отец.— Три дня нас не
будет дома. Мы вернёмся тридцать первого вече-
ром, часов в восемь. До этого времени ты здесь
будешь хозяином. Ты отвечаешь за дом, а глав-
ное — за брата. Ты ему будешь вместо отца. Смо-
три же!
И вот мама приготовила на три дня три обе-
да, три завтрака и три ужина и показала маль-
чикам, как их нужно разогревать.
А отец принёс дров на три дня и дал Старше-
му коробку спичек. После этого запрягли лошадь
в сани, бубенчики зазвенели, полозья заскрипе-
ли, и родители уехали.
154
Первый день прошёл хорошо. Второй — ещё
лучше.
И вот наступило тридцать первое декабря. В
шесть часов накормил Старший Младшего ужи-
ном и сел читать книжку «Приключения Синд-
бада-Морехода». И дошёл он до самого интерес-
ного места, когда появляется над кораблём птица
Рок, огромная, как туча, и несёт она в когтях
камень величиною с дом.
Старшему хочется узнать, что будет дальше, а
Младший слоняется вокруг, скучает, томится. И
стал Младший просить брата:
— Поиграй со мной, пожалуйста.
Их ссоры всегда так и начинались. Младший
скучал без Старшего, а тот гнал брата безо вся-
кой жалости и кричал: «Оставь меня в покое!»
И на этот раз кончилось дело худо. Старший
терпел-терпел, потом схватил Младшего за шиво-
рот, крикнул: «Оставь меня в покое!» — вытол-
кал его во двор и запер дверь.
А ведь зимой темнеет рано, и во дворе стояла
уже тёмная ночь. Младший забарабанил в дверь
кулаками и закричал:
— Что ты делаешь! Ведь ты мне вместо отца.
У Старшего сжалось на миг сердце, он сделал
шаг к двери, но потом подумал:
«Ладно, ладно. Я только прочту пять строчек
и пущу его обратно. За это время ничего с ним
не случится».
И он сел в кресло и стал читать и зачитался,
а когда опомнился, то часы показывали уже без
четверти восемь.
Старший вскочил и закричал:
155
— Что же это! Что я наделал! Младший там
на морозе, один, неодетый!
И он бросился во двор.
Стояла тёмная-тёмная ночь, и тихо-тихо было
вокруг.
Старший во весь голос позвал Младшего, но
никто ему не ответил.
Тогда Старший зажёг фонарь и с фонарём обы-
скал все закоулки во дворе.
Брат пропал бесследно.
Свежий снег запорошил землю, и на снегу не
было следов Младшего. Он исчез неведомо куда,
как будто его унесла птица Рок.
Старший горько заплакал и громко попросил
у Младшего прощения.
Но и это не помогло. Младший брат не ото-
звался.
Часы в доме пробили восемь раз, и в ту же
минуту далеко-далеко в лесу зазвенели бубенчи-
ки.
«Наши возвращаются,— подумал с тоскою
Старший.— Ах, если бы всё передвинулось на два
часа назад! Я не выгнал бы младшего брата во
двор. И теперь мы стояли бы рядом и радова-
лись» .
А бубенчики звенели всё ближе и ближе; вот
стало слышно, как фыркает лошадь, вот заскри-
пели полозья, и сани въехали во двор. И отец
выскочил из саней. Его чёрная борода на морозе
покрылась инеем и теперь была совсем белая.
Вслед за отцом из саней вышла мать с боль-
шой корзинкой в руке. И отец и мать были весе-
156
лы: они не знали, что дома случилось такое не-
счастье.
— Зачем ты выбежал во двор без пальто? —
спросила мать.
— А где Младший? — спросил отец.
Старший не ответил ни слова.
— Где твой младший брат? — спросил отец
ещё раз.
И Старший заплакал. И отец взял его за руку
и повёл в дом. И мать молча пошла за ними. И
Старший всё рассказал родителям.
Кончив рассказ, мальчик взглянул на отца. В
комнате было тепло, а иней на бороде отца не
растаял. И Старший вскрикнул. Он вдруг понял,
что теперь борода отца бела не от инея. Отец так
огорчился, что даже поседел.
— Одевайся,— сказал отец тихо.— Одевайся и
уходи. И не смей возвращаться, пока не разы-
щешь своего младшего брата.
— Что же, мы теперь совсем без детей оста-
немся? — спросила мать, плача, но отец ей ниче-
го не ответил.
И Старший оделся, взял фонарь и вышел из
Дому.
Он шёл и звал брата, шёл и звал, но никто
ему не отвечал. Знакомый лес стеной стоял во-
круг, но Старшему казалось, что он теперь один
на свете. Деревья, конечно, живые существа, но
разговаривать они не умеют и стоят на месте как
вкопанные. А кроме того, зимою они спят креп-
ким сном. И мальчику не с кем было поговорить.
Он шёл по тем местам, где часто бегал с млад-
шим братом. И трудно было ему теперь понять,
157
почему это они всю жизнь ссорились, как чужие.
Он вспомнил, какой Младший был худенький, и
как на затылке у него прядь волос всегда стояла
дыбом, и как он смеялся, когда Старший изред-
ка шутил с ним, и как радовался, когда Стар-
ший принимал его в свою игру. И Старший так
жалел брата, что не замечал ни холода, ни тем-
ноты, ни тишины. Только изредка ему станови-
лось очень жутко, и он оглядывался по сторо-
нам, как заяц. Старший, правда, был уже
большой мальчик, двенадцати лет, но рядом с ог-
ромными деревьями в лесу он казался совсем ма-
леньким.
Вот кончился участок отца и начался участок
соседнего лесничего, который приезжал в гости
каждое воскресенье играть с отцом в шахматы.
Кончился и его участок, и мальчик зашагал по
участку лесничего, который бывал у них в гос-
тях только раз в месяц. А потом пошли участки
лесничих, которых мальчик видел только раз в
три месяца, раз в полгода, раз в год. Свеча в фо-
наре давно погасла, а Старший шагал, шагал,
шагал всё быстрее и быстрее.
Вот уже кончились участки таких лесничих,
о которых Старший только слышал, но не встре-
чал ни разу в жизни. А потом дорожка пошла
всё вверх и вверх, и, когда рассвело, мальчик
увидел: кругом, куда ни глянешь, всё горы и го-
ры, покрытые густыми лесами.
158
Старший остановился.
Он знал, что от их дома до гор семь недель
езды. Как же он добрался сюда за одну только
ночь?
И вдруг мальчик услышал где-то далеко-дале-
ко лёгкий звон. Сначала ему показалось, что это
звенит у него в ушах. Потом он задрожал от ра-
дости — не бубенчики ли это? Может быть, млад-
ший брат нашёлся и отец гонится за Старшим в
санях, чтобы отвезти его домой?
Но звон не приближался, и никогда бубенчи-
ки не звенели так тоненько и так ровно.
— Пойду и узнаю, что там за звон,— сказал
Старший.
159
Он шёл час, и два, и три. Звон становился всё
громче и громче. И вот мальчик очутился среди
удивительных деревьев. Высокие сосны росли во-
круг, но они были прозрачные, как стёкла. Вер-
хушки сосен сверкали на солнце так, что больно
было смотреть. Сосны раскачивались на ветру,
ветки били о ветки и звенели, звенели, звенели.
Мальчик пошёл дальше и увидел прозрачные
ёлки, прозрачные берёзы, прозрачные клёны. Ог-
ромный прозрачный дуб стоял среди поляны и
звенел басом, как шмель. Мальчик поскользнул-
ся и посмотрел под ноги. Что это? И земля в этом
лесу прозрачна! А в земле темнеют и переплета-
ются, как змеи, и уходят в глубину прозрачные
корни деревьев.
Мальчик подошёл к берёзе и отломил веточ-
ку. И, пока он её разглядывал, веточка растая-
ла, как ледяная сосулька.
И Старший понял: лес, промёрзший насквозь,
превратившийся в лёд, стоит вокруг. И растёт
этот лес на ледяной земле, и корни деревьев то-
же ледяные.
— Здесь такой страшный мороз, почему же
мне не холодно? — спросил Старший.
— Я распорядился, чтобы холод не причинил
тебе до поры до времени никакого вреда,— отве-
тил кто-то тоненьким звонким голосом.
Мальчик оглянулся.
Позади стоял высокий старик в шубе, шапке
и валенках из чистого снега. Борода и усы ста-
рика были ледяные и позванивали тихонько, ког-
да он говорил. Старик смотрел на мальчика не
160
мигая. Не доброе и не злое лицо его было до то-
го спокойно, что у мальчика сжалось сердце.
А старик, помолчав, повторил отчётливо, глад-
ко, как будто он читал по книжке или диктовал:
— Я. Распорядился. Чтобы холод. Не причи-
нил. Тебе. До поры до времени. Ни малейшего
вреда. Ты знаешь, кто я?
— Вы как будто Дедушка Мороз? — спросил
мальчик.
— Отнюдь нет! — ответил старик холодно.—
Дедушка Мороз — мой сын. Я проклял его: этот
здоровяк слишком добродушен. Я — Прадедушка
Мороз, а это совсем другое дело, мой юный друг.
Следуй за мной.
И старик пошёл вперёд, неслышно ступая по
льду своими мягкими белоснежными валенками.
Вскоре они остановились у высокого крутого
холма. Прадедушка Мороз порылся в снегу, из
которого была сделана его шуба, и вытащил ог-
ромный ледяной ключ. Щёлкнул замок, и тяжё-
лые ледяные ворота открылись в холме.
— Следуй за мной,— повторил старик.
— Но ведь мне нужно искать брата! — вос-
кликнул мальчик.
— Твой брат здесь,— сказал Прадедушка Мо-
роз спокойно.— Следуй за мной.
И они вошли в холм, и ворота со звоном за-
хлопнулись, и Старший оказался в огромном пу-
стом ледяном зале. Сквозь открытые настежь вы-
сокие двери виден был следующий зал, а за ним
ещё и ещё. Казалось, что нет конца этим про-
сторным пустынным комнатам. На стенах свети-
лись круглые ледяные фонари. Над дверью в со-
11. Зак. 2498
161
седний зал на ледяной табличке была вырезана
цифра «2».
— В моём дворце сорок девять таких залов.
Следуй за мной,— приказал Прадедушка Мороз.
Ледяной пол был такой скользкий, что маль-
чик упал два раза, но старик даже не обернулся.
Он мерно шагал вперёд и остановился только в
двадцать пятом зале ледяного дворца.
Посреди этого зала стояла высокая белая печь.
Мальчик обрадовался. Ему так хотелось погреть-
ся.
Но в печке этой ледяные поленья горели чёр-
ным пламенем. Чёрные отблески прыгали по по-
лу. Из печной дверцы тянуло леденящим холо-
дом.
И Прадедушка Мороз опустился на ледяную
скамейку у ледяной печки и протянул свои ле-
дяные пальцы к ледяному пламени.
— Садись рядом, помёрзнем,— предложил он
мальчику.
Мальчик ничего не ответил.
А старик уселся поудобнее и мёрз, мёрз, мёрз,
пока ледяные поленья не превратились в ледя-
ные угольки.
Тогда Прадедушка Мороз заново набил печь
ледяными дровами и разжёг их ледяными спич-
ками.
— Ну, а теперь я некоторое время посвящу бе-
седе с тобою,— сказал он мальчику.— Ты. Дол-
жен. Слушать. Меня. Внимательно. Понял?
Мальчик кивнул головой.
И Прадедушка Мороз продолжал отчётливо и
гладко:
162
— Ты. Выгнал. Младшего брата. На мороз.
Сказав. Чтобы он. Оставил. Тебя. В покое. Мне
нравится этот поступок. Ты любишь покой так
же, как я. Ты останешься здесь навеки. Понял?
— Но ведь нас дома ждут! — воскликнул Стар-
ший жалобно.
— Ты. Останешься. Здесь. Навеки,— повторил
Прадедушка Мороз.
Он подошёл к печке, потряс полами своей
снежной шубы, и мальчик вскрикнул горестно.
Из снега на ледяной пол посыпались птицы. Си-
ницы, поползни, дятлы, маленькие лесные зве-
рюшки, взъерошенные и окоченевшие, горкой
легли на полу.
— Эти суетливые существа даже зимой не ос-
тавляют лес в покое,— сказал старик.
— Они мёртвые? — спросил мальчик.
— Я успокоил их, но не совсем,— ответил
Прадедушка Мороз.— Их следует вертеть перед
печкой, пока они не станут совсем прозрачными
и ледяными. Займись. Немедленно. Этим. Полез-
ным. Делом.
— Я убегу! — крикнул мальчик.
— Ты никуда не убежишь! — ответил Праде-
душка Мороз твёрдо.— Брат твой заперт в сорок
девятом зале. Пока что — он удержит тебя здесь,
а впоследствии ты привыкнешь ко мне. Прини-
майся за работу.
И мальчик уселся перед открытой дверцей
печки. Он поднял с полу дятла, и руки у него
задрожали. Ему казалось, что птица ещё дышит.
Но старик, не мигая, смотрел на мальчика, и
163
мальчик угрюмо протянул дятла к ледяному пла-
мени.
И перья несчастной птицы сначала побелели,
как снег. Потом вся она стала твёрдой, как ка-
мень. А когда она сделалась прозрачной, как
стекло, старик сказал:
— Готово! Принимайся за следующую.
До поздней ночи работал мальчик, а Праде-
душка Мороз неподвижно стоял возле. Потом он
осторожно уложил ледяных птиц в мешок и спро-
сил мальчика:
— Руки у тебя не замёрзли?
— Нет,— ответил он.
— Это я распорядился, чтобы холод не причи-
нил тебе до поры до времени никакого вреда,—
сказал старик.— Но помни! Если. Ты. Ослуша-
ешься. Меня. То я. Заморожу. Сиди здесь и жди.
Я скоро вернусь.
И Прадедушка Мороз, взяв мешок, ушёл в
глубину дворца, и мальчик остался один.
Где-то далеко-далеко захлопнулась со звоном
дверь, и эхо перекатилось по всем залам.
И Прадедушка Мороз вернулся с пустым меш-
ком.
— Пришло время удалиться ко сну,— сказал
Прадедушка Мороз. И он указал мальчику на ле-
дяную кровать, которая стояла в углу. Сам он
занял такую же кровать в противоположном кон-
це зала.
Прошло две-три минуты, и мальчику показа-
лось, что кто-то заводит карманные часы. Но он
понял вскоре, что это тихонько храпит во сне
Прадедушка Мороз.
164
Утром старик разбудил его.
— Отправляйся в кладовую,— сказал он.—
Двери в неё находятся в левом углу зала. Прине-
си завтрак номер один. Он стоит на полке номер
девять.
И мальчик пошёл в кладовую. Она была боль-
шая, как зал. Замороженная еда стояла на пол-
ках. И Старший принёс на ледяном блюде завт-
рак номер один.
И котлеты, и чай, и хлеб -— всё было ледяное,
и всё это надо было грызть или сосать, как ле-
денцы.
— Я удаляюсь на промысел,— сказал Праде-
душка Мороз, окончив завтрак.— Можешь бро-
дить по всем комнатам и даже выходить из двор-
ца. До свидания, мой юный ученик.
165
И Прадедушка Мороз удалился, неслышно сту-
пая своими белоснежными валенками, а мальчик
бросился в сорок девятый зал. Он бежал, и па-
дал, и звал брата во весь голос, но только эхо
отвечало ему. И вот он добрался наконец до со-
рок девятого зала и остановился как вкопанный.
Все двери были открыты настежь, кроме од-
ной, последней, над которой стояла цифра «49».
Последний зал был заперт наглухо.
— Младший! — крикнул старший брат.— Я
пришёл за тобой. Ты здесь?
«Ты здесь?» — повторило эхо.
Дверь была вырезана из цельного промёрзше-
го ледяного дуба. Мальчик уцепился ногтями за
ледяную кору, но пальцы его скользили и сры-
вались. Тогда он стал колотить в дверь кулака-
ми, плечом, ногами, пока совсем не выбился из
сил. И хоть бы ледяная щепочка откололась от
ледяного дуба.
И мальчик тихо вернулся обратно, и почти
тотчас же в зал вошёл Прадедушка Мороз.
И после ледяного обеда до поздней ночи маль-
чик вертел перед ледяным огнём несчастных за-
мёрзших птиц, белок и зайцев.
Так и пошли дни за днями.
И все эти дни Старший думал, и думал, и ду-
мал только об одном: чем бы разбить ему ледя-
ную дубовую дверь. Он обыскал всю кладовую.
Он ворочал мешки с замороженной капустой, с
замороженным зерном, с замороженными ореха-
166
ми, надеясь найти топор. И он нашёл его нако-
нец, но и топор отскакивал от ледяного дуба, как
от камня.
И Старший думал, думал, и наяву и во сне,
всё об одном, всё об одном.
А старик хвалил мальчика за спокойствие.
Стоя у печки неподвижно, как столб, глядя, как
превращаются в лёд птицы, зайцы, белки, Пра-
дедушка Мороз говорил:
— Нет, я не ошибся в тебе, мой юный друг.
«Оставь меня в покое!» — какие великие слова.
С помощью этих слов люди постоянно губят сво-
их братьев. «Оставь меня в покое!» Эти. Вели-
кие. Слова. Установят. Когда-нибудь. Вечный.
Покой. На земле.
И отец, и мать, и бедный младший брат, и все
знакомые лесничие говорили просто, а Прадедуш-
ка Мороз как будто читал по книжке, и разговор
его наводил такую же тоску, как огромные про-
нумерованные залы.
Старик любил вспоминать о древних-древних
временах, когда ледники покрывали почти всю
землю.
— Ах, как тихо, как прекрасно было тогда
жить на белом, холодном свете! — рассказывал
он, и его ледяные усы и борода звенели тихонь-
ко.—- Я был тогда молод и полон сил. Куда исчез-
ли мои дорогие друзья — спокойные, солидные,
гигантские мамонты! Как я любил беседовать с
ними! Правда, язык мамонтов был труден. У этих
огромных животных и слова были огромные, не-
обычайно длинные. Чтобы произнести одно толь-
ко слово на языке мамонтов, нужно было потра-
167
тить двое, а иногда и трое суток. Но. Нам. Неку-
да. Было. Спешить.
И вот однажды, слушая рассказы Прадедуш-
ки Мороза, мальчик вскочил и запрыгал на мес-
те, как бешеный.
— Что значит твоё нелепое поведение? — спро-
сил старик сухо.
Мальчик не ответил ни слова, но сердце его
так и стучало от радости.
Когда думаешь всё об одном, то непременно в
конце концов придумаешь, что делать.
Спички!
Мальчик вспомнил, что у него в кармане ле-
жат те самые спички, которые ему дал отец, уез-
жая в город.
И на другое же утро, едва Прадедушка Мороз
отправился на промысел, мальчик взял из кла-
довой топор и верёвку и выбежал из дворца.
Старик пошёл налево, а мальчик побежал на-
право, к живому лесу, который темнел за про-
зрачными стволами ледяных деревьев. На самой
опушке живого леса лежала в снегу огромная со-
сна. И топор застучал, и мальчик вернулся во
дворец с большой вязанкой дров.
У ледяной дубовой двери в сорок девятый зал
мальчик разложил высокий костёр. Вспыхнула
спичка, затрещали щепки, загорелись дрова, за-
прыгало настоящее пламя, и мальчик засмеялся
от радости. Он уселся у огня и грелся, грелся,
грелся.
Дубовая дверь сначала только блестела и свер-
кала так, что больно было смотреть, но вот на-
168
конец вся она покрылась мелкими ледяными ка-
пельками. И когда костёр погас, мальчик уви-
дел: дверь чуть-чуть подтаяла.
— Ага! — сказал он и ударил по двери топо-
ром. Но ледяной дуб по-прежнему был твёрд как
камень.
— Ладно! — сказал мальчик.— Завтра начнём
сначала.
Вечером, сидя у ледяной печки, мальчик взял
и осторожно припрятал в рукав маленькую си-
ничку. Прадедушка Мороз ничего не заметил. И
на другой день, когда костёр разгорелся, маль-
чик протянул птицу к огню.
Он ждал, ждал, и вдруг клюв у птицы дрог-
нул, и глаза открылись, и она посмотрела на
мальчика.
— Здравствуй! — сказал ей мальчик, чуть не
плача от радости.— Погоди, Прадедушка Мороз!
Мы ещё поживём!
И каждый день теперь отогревал мальчик
птиц, белок и зайцев. Он устроил своим новым
друзьям снеговые домики в уголках зала, где бы-
ло потемнее. Домики эти он устлал мхом, кото-
рый набрал в живом лесу. Конечно, по ночам бы-
ло холодно, зато потом, у костра, и птицы, и
белки, и зайцы запасались теплом до завтрашне-
го утра.
Мешки с капустой, зерном и орехами теперь
пошли в дело. Мальчик кормил своих друзей до
отвала. А потом он играл с ними у огня или рас-
сказывал о своём брате, который спрятан там, за
дверью. И ему казалось, что и птицы, и белки,
и зайцы понимают его.
169
И вот однажды мальчик, как всегда, принёс
вязанку дров, развёл костёр и уселся у огня. Но
никто из его друзей не вышел из своих снеговых
домиков.
Мальчик хотел спросить: «Где же вы?» — но
тяжёлая ледяная рука с силой оттолкнула его от
огня.
Это Прадедушка Мороз подкрался к нему, не-
слышно ступая своими белоснежными валенка-
ми.
Он дунул на костёр, и поленья стали прозрач-
ными, а пламя чёрным. И когда ледяные дрова
догорели, дубовая дверь стала такою, как много
дней назад.
— Ещё. Раз. Попадёшься. Заморожу! — сказал
Прадедушка Мороз холодно. И он поднял с пола
топор и запрятал его глубоко в снегу своей шу-
бы.
Целый день плакал мальчик. И ночью с горя
заснул как убитый. И вдруг он услышал сквозь
сон: кто-то осторожно мягкими лапками бараба-
нит по его щеке.
Мальчик открыл глаза. Заяц стоял возле.
И все его друзья собрались вокруг ледяной по-
стели. Утром они не вышли из своих домиков,
потому что почуяли опасность. Но теперь, когда
Прадедушка Мороз уснул, они пришли на выруч-
ку к своему другу.
Когда мальчик проснулся, семь белок броси-
лись к ледяной постели старика. Они нырнули в
170
снег шубы Прадедушки Мороза и долго рылись
там. И вдруг что-то зазвенело тихонечко.
— Оставьте меня в покое,— пробормотал во
сне старик.
И белки спрыгнули на пол и подбежали к
мальчику.
И он увидел: они принесли в зубах большую
связку ледяных ключей.
И мальчик всё понял.
С ключами в руках бросился он к сорок девя-
тому залу. Друзья его летели, прыгали, бежали
следом.
Вот и дубовая дверь.
Мальчик нашёл ключ с цифрой «49». Но где
замочная скважина? Он искал, искал, но на-
прасно.
Тогда поползень подлетел к двери. Цепляясь
лапками за дубовую кору, поползень принялся
ползать по двери вниз головою. И вот он нашёл
что-то. И чирикнул негромко. И семь дятлов сле-
телись к тому месту двери, на которое указал по-
ползень.
И дятлы терпеливо застучали своими твёрды-
ми клювами по льду. Они стучали, стучали, сту-
чали, и вдруг четырёхугольная ледяная дощечка
сорвалась с двери, упала на пол и разбилась. А
за дощечкой мальчик увидел большую замочную
скважину.
И он вставил ключ и повернул его, и замок
щёлкнул, и упрямая дверь открылась наконец со
звоном.
И мальчик, дрожа, вошёл в последний зал ле-
дяного дворца. На полу грудами лежали прозрач-
ные ледяные птицы и ледяные звери.
А на ледяном столе посреди комнаты стоял
бедный младший брат. Он был очень грустный и
глядел прямо перед собой, и слёзы блестели у не-
го на щеках, и прядь волос на затылке, как все-
гда, стояла дыбом. Но он был весь прозрачный,
как стеклянный, и лицо его, и руки, и курточка,
и прядь волос на затылке, и слёзы на щеках —
172
всё было ледяное. И он не дышал и молчал, ни
слова не отвечая брату. А Старший шептал:
— Бежим, прошу тебя, бежим! Мама ждёт!
Скорее бежим домой!
Не дождавшись ответа, Старший схватил сво-
его ледяного брата на руки и побежал осторожно
по ледяным залам к выходу из дворца, а друзья
его летели, прыгали, мчались следом.
Прадедушка Мороз по-прежнему крепко спал.
И они благополучно выбрались из дворца.
Солнце только что встало. Ледяные деревья
сверкали так, что больно было смотреть. Стар-
ший побежал к живому лесу осторожно, боясь
споткнуться и уронить Младшего. И вдруг гром-
кий крик раздался позади.
Прадедушка Мороз кричал тонким голосом так
громко, что дрожали ледяные деревья:
— Мальчик! Мальчик! Мальчик!
Сразу стало страшно холодно. Старший почув-
ствовал, что у него холодеют ноги, леденеют и
отнимаются руки. А Младший печально глядит
прямо перед собой, и застывшие слёзы его блес-
тели на солнце.
— Остановись! — приказал старик.
Старший остановился.
И вдруг все птицы прижались к мальчику
близко-близко, как будто покрыли его живой тёп-
лой шубой. И Старший ожил и побежал вперёд,
осторожно глядя под ноги, изо всех сил оберегая
младшего брата.
Старик приближался, а мальчик не смел бе-
жать быстрее: ледяная земля была такая скольз-
кая! И вот когда он уже думал, что погиб, зай-
173
цы вдруг бросились кубарем под ноги злому ста-
рику. И Прадедушка Мороз упал, а когда под-
нялся, то зайцы еще раз свалили его на землю.
Они делали это, дрожа от страха, но надо же бы-
ло спасти лучшего своего друга.
И когда Прадедушка Мороз поднялся в послед-
ний раз, то мальчик, крепко держа в руках сво-
его брата, уже был далеко внизу, в живом лесу.
И Прадедушка Мороз заплакал от злости.
И когда он заплакал, сразу стало теплее. И
Старший увидел, что снег быстро тает вокруг и
ручьи бегут по оврагам. А внизу, у подножия
гор, почки набухли на деревьях.
— Смотри — подснежник! — крикнул Стар-
ший радостно.
Но Младший не ответил ни слова. Он по-преж-
нему был неподвижен, как кукла, и печально
глядел прямо перед собой.
— Ничего. Отец всё умеет делать! — сказал
Старший Младшему.— Он оживит тебя. Навер-
ное, оживит!
И мальчик побежал со всех ног, крепко дер-
жа в руках брата. До гор Старший добрался так
быстро с горя, а теперь он мчался, как вихрь, от
радости. Ведь всё-таки брата он нашёл.
Вот кончились участки лесничих, о которых
мальчик только слышал, и замелькали участки
знакомых, которых мальчик видел раз в год, раз
в полгода, раз в три месяца. И чем ближе было
к дому, тем теплее становилось вокруг. Друзья-
зайцы кувыркались от радости, друзья-белки
прыгали с ветки на ветку, друзья-птицы свисте-
ли и пели. Деревья разговаривать не умеют, но
174
и они шумели радостно: ведь листья распусти-
лись, весна пришла.
И вдруг старший брат поскользнулся.
На дне ямки, под старым клёном, куда не за-
глядывало солнце, лежал подтаявший тёмный
снег.
И Старший упал.
И бедный Младший ударился о корень дерева.
И с жалобным звоном он разбился на мелкие
кусочки.
Сразу тихо-тихо стало в лесу.
И из снега вдруг негромко раздался знакомый
тоненький голос:
— Конечно! От меня. Так. Легко. Не уйдёшь!
И Старший упал на землю и заплакал так
горько, как не плакал ещё ни разу в жизни. Нет,
ему нечем было утешиться, не на чем было успо-
коиться.
Он плакал и плакал, пока не уснул с горя как
убитый.
А птицы собрали Младшего по кусочкам, и
белки сложили кусочек с кусочком своими цеп-
кими лапками и склеили берёзовым клеем. И по-
том все они тесно окружили Младшего как бы
живой тёплой шубкой. А когда взошло солнце,
то все они отлетели прочь. Младший лежал на
весеннем солнышке, и оно осторожно, тихонечко
согревало его. И вот слёзы на лице у Младшего
высохли. И глаза спокойно закрылись. И руки
стали тёплыми. И курточка стала полосатой. И
башмаки стали чёрными. И прядь волос у него
на затылке стала мягкой. И мальчик вздохнул
175
раз и другой и стал дышать ровно и спокойно,
как всегда дышал во сне.
И когда Старший проснулся, брат его, целый
и невредимый, спал на холмике. Старший стоял
и хлопал глазами, ничего не понимая, а птицы
свистели, лес шумел, и громко журчали ручьи в
канавах.
Но вот Старший опомнился, бросился к Млад-
шему и схватил его за руку.
А тот открыл глаза и спросил как ни в чём
не бывало:
— А, это ты? Который час?
И Старший обнял его и помог ему встать, и
оба брата помчались домой.
Мать и отец сидели рядом у открытого окна и
молчали, И лицо у отца было такое же строгое и
суровое, как в тот вечер, когда он приказал Стар-
шему идти на поиски брата.
— Как птицы громко кричат сегодня,— сказа-
ла мать.
— Обрадовались теплу,— ответил отец.
— Белки прыгают с ветки на ветку,— сказала
мать.
— И они тоже рады весне,— ответил отец.
— Слышишь?! — вдруг крикнула мать.
— Нет,— ответил отец.— А что случилось?
— Кто-то бежит сюда!
— Нет! — повторил отец печально.— Мне то-
же всю зиму чудилось, что снег скрипит под ок-
нами. Никто к нам не прибежит.
Но мать была уже во дворе и звала:
176
— Дети, дети!
И отец вышел за нею. И оба они увидели: по
лесу бегут Старший и Младший, взявшись за ру-
ки.
Родители бросились к ним навстречу.
И когда все успокоились немного и вошли в
дом, Старший взглянул на отца и ахнул от удив-
ления.
Седая борода отца темнела на глазах, и вот
она стала совсем чёрной, как прежде. И отец по-
молодел от этого лет на десять.
С горя люди седеют, а от радости седина исче-
зает, тает, как иней на солнце. Это, правда, бы-
вает очень-очень редко, но всё-таки бывает.
И с тех пор они жили счастливо.
Правда, Старший говорил изредка брату:
— Оставь меня в покое.
Но сейчас же добавлял:
— Ненадолго оставь, минут на десять, пожа-
луйста. Очень прошу тебя.
И Младший всегда слушался, потому что бра-
тья жили теперь дружно.
Астрид Линдгрен
ВЕСЁЛАЯ КУКУШКА
— Нет, больше мне не выдержать,— совершен-
но неожиданно сказала мама Гуннара и Гуниллы
перед Новым годом.
— Да, и мне тоже,— подтвердил папа Гуннара
и Гуниллы.
Гуннар же и Гунилла, лежавшие в детской,
всё слышали. Они-то хорошо понимали, что
именно не могут больше выдержать мама с па-
пой. Ведь Гуннар и Гунилла были больны уже
целых четыре недели. Нельзя сказать, что так
уж опасно больны. Но всё-таки им пришлось ле-
жать в постели и чуть что — звать маму. Четыре
недели — это много дней, и много-много часов, и
много-много-много минут. И почти каждую ми-
нуту Гуннар с Гуниллой звали маму и просили
то попить, то сказку почитать, то простыни пе-
рестелить, потому что они насыпали туда сухар-
ных крошек. Гуннару и Гунилле казалось, что
дни тянутся ужасно медленно; если приставать к
маме было уж вовсе не с чем, они во всё горло
кричали:
— Мама, который час?
Им надо было только услышать, скоро ли раз-
дастся уютный и бодрящий удар часов, возвещав-
ших, к примеру, время, когда им принесут сок
или булочки или когда вернётся домой из банка
папа.
Но теперь и папа сказал, что он больше не вы-
держит, даже он!
178
— Я думаю,— решил он,— купить детям соб-
ственные часы. И завтра же. Тогда, по крайней
мере, они не будут больше спрашивать, который
час.
Следующий день оказался полным ожидания
для Гуннара и Гуниллы. Им было ещё труднее
обычного спокойно лежать в постели.
— Интересно, какие нам купят часы? — раз-
мышлял Гуннар.
— Может, будильник,— спросила Гунилла,—
или красивые часы из Далекарлии?
Но когда папа наконец-то, наконец-то пришёл
домой и развернул пакет, который принёс с со-
бой, то в нём не было ни будильника, ни дале-
179
карлийских часов. Там были часы с кукушкой.
Папа повесил их на стену в детской, и не успел
он это сделать, как стрелки показали уже шесть
часов. И тут — нет, такого вам видеть не дово-
дилось,— в часах отворилось окошечко, и оттуда
выскочила маленькая деревянная кукушечка.
Она послушно пропела шесть раз, чтобы все зна-
ли: сейчас шесть часов, не больше и не меньше.
После этого она снова исчезла, и окошечко за
ней захлопнулось. Папа объяснил детям, какой
механизм у этих часов и почему деревянная ку-
кушка может выскакивать из окошечка и петь.
И рассказал, что такие вот часы с кукушкой де-
лают в Швейцарии.
«Удивительный подарок»,— подумали Гуннар
с Гуниллой.
До чего же интересно лежать в ожидании, что
часы пробьют и семь, и восемь, и девять, и де-
сять часов! Да, честно говоря, брат с сестрой не
заснули даже в десять, хотя мама уже давным-
давно заходила в детскую пожелать им спокой-
ной ночи и погасила свет. Правда, по-настояще-
му темно в детской никогда не бывало, потому
что ребятам посчастливилось — как раз под са-
мым их окном стоял уличный фонарь.
«Жутко повезло»,— подумали Гуннар с Гунил-
лой.
Когда стрелки часов показали десять, выско-
чила кукушка и пропела десять раз, точно и ак-
куратно, как всегда.
— Как ты думаешь, откуда она знает, сколько
раз ей надо прокуковать? — поинтересовалась Гу-
нилла.
180
*
— Эх ты! Ясное дело отчего. Папа же говорил,
это механизм работает,— сказал Гуннар.
Но тут случилось самое настоящее чудо. Око-
шечко часов снова распахнулось, и оттуда выско-
чила маленькая деревянная кукушка.
— Все только болтают: механизм да меха-
низм,— недовольно пробурчала кукушка.— Есть
на свете такое, что называется — способности к
математике. И они у меня есть. Это означает, что
я умею считать. Да, да, умею!
Гуннар и Гунилла сидели в своих кроватках,
точно аршин проглотили, и только смотрели во
все глаза. Они думали, что, может, им всё это
только снится.
— Она... она умеет говорить,— прошептал на-
конец Гуннар.
— Ясное дело, я умею говорить,— сказала ку-
кушка.— Неужели ты думаешь, что я умею толь-
ко куковать?
— Нет,— смущённо ответил Гуннар,— но...
— Я очень дельная и вежливая,— продолжала
маленькая деревянная кукушка.
Она слетела вниз и уселась на край кровати
Гуннара.
— Где только на свете я не побывала,— сказа-
ла она.— Чего только не видела. Как подумаю, у
самой иной раз голова кружится.
Гуннар и Гунилла ещё больше вытаращили
глаза.
— А разве ты не приделана к часам? — очень
вежливо спросила под конец Гунилла.
— Конечно, нет,— наставительно сказала ку-
кушка.— Это только люди так думают.
181
И тут как раз явилась мама узнать, почему
такой шум в детской. Кукушка проворно исчез-
ла, с треском захлопнув за собой окошечко. И
появилась снова, когда мама уже давным-давно
ушла.
— А почему ты не покажешь маме, что ты жи-
вая? — спросила Гунилла.
— Это — тайна,— ответила кукушка.— Тайна,
которую можно знать только детям. Взрослые лю-
ди ни в коем случае не должны в это верить.
Они-то думают, что все кукушки в таких часах —
деревянные. Ха-ха-ха, сами они деревяшки, вот
они кто, не будь я Весёлая Кукушка.
«Весёлая Кукушка — это прозвище ей очень
подходит»,— подумали Гуннар с Гуниллой. Они
всё больше и больше радовались своим новым ча-
сам.
Летая взад-вперёд по комнате, Весёлая Кукуш-
ка оживлённо болтала с детьми.
— Поклянитесь, что никогда никому не ска-
жете, что я живая,— потребовала она.— Если
только вы это сделаете, я никогда в жизни не
скажу вам больше ни слова, а только буду петь,
который час. Кстати,— продолжала она,— луч-
ше, если вы сейчас же ляжете в постель. А ина-
че я боюсь проспать. Так тяжело просыпаться,
когда нужно выскакивать из окошечка в три ча-
са ночи. Собственно говоря, мне нужен был бы
будильник,— сказала Весёлая Кукушка и исчез-
ла в своём маленьком окошечке.
На следующее утро Гуннару с Гуниллой, как
обычно, принесли завтрак в постель. Пока они
завтракали и пили чай, мама сидела рядом. Ве-
182
сёлая Кукушка выскочила из окошечка и пропе-
ла восемь раз. Но она, конечно, не сказала ни
слова. Она только подмигнула одним глазком де-
тям. Гуннар и Гунилла восхищённо перегляну-
лись. Нет, им это не приснилось. Кукушка и
вправду живая. Просто чудо, на удивление жи-
вая!
Мама Гуннара и Гуниллы всё больше и боль-
ше удивлялась по мере того, как день прибли-
жался к вечеру. В детской никто не кричал и не
требовал воды или сказок. Порой оттуда доноси-
лись таинственные восторженные смешки. Время
от времени мама заходила в детскую посмотреть,
что там происходит. Но тогда дети чинно сидели
в своих кроватках. Только щёчки их необычно
розовели, и казалось, они втихомолку посмеива-
ются. А почему, мама никак взять в толк не мог-
ла и обескураженно возвращалась на кухню. От-
куда ей было знать, что кукушка как раз начала
показательные полёты перед Гуннаром и Гунил-
лой. Громко распевая, она низко летала над их
кроватями и кувыркалась в воздухе. Гуннару с
Гуниллой было так весело, что они просто виз-
жали от восторга.
Потом Весёлая Кукушка, сидя на подоконни-
ке, смотрела на улицу и рассказывала детям обо
всём, что там видела. На улице так красиво па-
дал снег. Ведь скоро Новый год, и многие де-
ти поспешно пробегали мимо, нагруженные па-
кетами.
Гуннар и Гунилла вздохнули.
— А мы не можем даже купить в этом году
новогодние подарки,— печально сказал Гуннар.
183
— Да, потому что нам нельзя вставать до са-
мого праздничного вечера,— сказала Гунилла.
— Ну, это я улажу,— обещала Весёлая Кукуш-
ка.— Отворите мне только окно, и я мигом сле-
таю за подарками.
— Но у нас нет денег,— сказал Гуннар.
— Есть, только совсем немножко,— сказала
Гунилла.
— Это дело я тоже улажу,— снова обещала Ве-
сёлая Кукушка.— Я могу снести золотое яичко.
Сегодня ночью я снесла уже три штуки. Они ле-
жат наверху, в часах.
И раз — она взлетела вверх, забралась в часы
и снова вылетела оттуда с прелестнейшим кро-
шечным золотым яичком в клювике. Она вложи-
ла его в руку Гуниллы, и девочка подумала, что
ничего красивее ей в жизни видеть не доводи-
лось.
— Пожалуйста, оставь его себе,— сказала ку-
кушка,— Я потом снесу ещё. Ну, а теперь отво-
ри окно, и я слетаю к домовым за новогодними
подарками.
— В Стокгольме никаких домовых нет,— за-
сомневалась Гунилла.
— Сдаётся, вы не очень-то знаете о том, что
есть в Стокгольме, а чего там нет,— сказала Ве-
сёлая Кукушка.— Беда в том, что ваши глаза не
видят, а уши не слышат. Иначе вы бы сами уви-
дели, как эльфы танцуют в Хумлегордене весен-
ними вечерами, и слышали, как домовые работа-
ют в своей мастерской в Старом городе перед
самым-самым Новым годом.
184
— О! — воскликнули Гуннар с Гуниллой. И
поспеттгили открыть окно, чтобы Весёлая Кукуш-
ка смогла слетать и купить новогодние подарки
в мастерской у домовых.
Целый день летала она взад-вперёд с золоты-
ми яичками и пакетами. Это было и вправду не-
легко: ведь кукушке приходилось ещё следить за
временем и вовремя петь.
«Какие чудесные подарки она приносит!» —
думали Гуннар с Гуниллой. Брошку с браслетом
для мамы, бумажник и перочинный ножик для
папы, а сколько прелестных игрушек для кузин
с улицы Одепгатан. О, до чего ж интересно было
открывать пакеты! А как приятно с Весёлой Ку-
кушкой! Единственное, что беспокоило Гуннара с
Гуниллой, как объяснить маме с папой в ново-
годний вечер, откуда взялись эти подарки. Но
брат с сестрой сговорились, что сделают таинст-
венный вид и скажут: это страшная тайна. А ма-
ма с папой пусть думают что хотят.
Незадолго до восьми часов вечера пришла ма-
ма пожелать детям, которые весь день были та-
кими послушными, спокойной ночи. Весёлая Ку-
кушка была в тот момент как раз в очень
игривом настроении и, прежде чем влететь в око-
шечко часов и захлопнуть его за собой, она про-
шептала детям:
— А теперь мы немножко подшутим над ва-
шей мамой.
Когда мама подоткнула одеяло детям на ночь,
она сказала:
— А теперь спать. Уже восемь часов!
185
В тот же самый миг окошечко часов откры-
лось, и оттуда выглянула маленькая деревянная
кукушка. А потом она запела. Она пела, пела и
пела. И не восемь раз, нет, она прокуковала це-
лых двадцать шесть раз. Мама сидела совершен-
но ошеломлённая.
— Что это значит? — спросила она.— Должно
быть, механизм у часов немного испортился.
— Ага,— сказали Гуннар с Гуниллой.— Долж-
но быть, механизм немного испортился.
И, забравшись под одеяло, громко расхохота-
лись.
СМЕШИНКИ
Агния Барто
СИЛЬНОЕ КИНО
Заранее, заранее
Всё было решено:
У школьников собрание,
Потом у них кино.
Домой придёт
Мой старший брат,
Он мне расскажет
Всё подряд,
Он объяснит мне,
Что к чему,
А я большая!
Я пойму.
188
и вот он начал
Свой рассказ:
— Они ползут,
А он им — раз!
А тут как раз
Она ползла,
А он как даст ему
Со зла!
Они ей — раз!
Она им — раз!
Но тут как раз
Её он спас,
Он был с ней
Заодно...
Ух, сильное кино!
Нет, видно,
я ещё мала:
Я ничего не поняла.
ПОЧЕМУ ТЕЛЕФОН ЗАНЯТ
По телефону день-деньской
Нельзя к нам дозвониться!
Живёт народ у нас такой —
Ответственные лица:
Живут у нас три школьника
Да первоклассник Коленька.
Придут домой ученики —
И начинаются звонки,
Звонки без передышки.
А кто звонит? Ученики,
Такие же мальчишки.
— Андрей, что задано, скажи?..
Ах, повторяем падежи?
Всё снова, по порядку?
190
Ну ладно, трубку подержи,
Я поищу тетрадку.
— Серёжа, вот какой вопрос:
Кто полушария унёс?
Я в парте шарил, шарил,
Нет карты полушарий...
Не замолкают голоса,
Взывает в трубке кто-то:
— А по ботанике леса,
Луга или болота?
Звонят, звонят ученики...
Зачем писать им в дневники,
Какой урок им задан?
Ведь телефон-то рядом!
Звони друг другу на дом!
Звонят, звонят ученики...
У них пустые дневники,
У нас звонки, звонки, звонки...
А первоклассник Колечка
Звонит Смирновой Галочке —
Сказать, что пишет палочки
И не устал нисколечко.
191
Сергей Михалков
СИЛА ВОЛИ
Я откровенно признаюсь,
Что в темноте я спать боюсь.
Мне так и хочется вскочить
И поскорее свет включить,
Когда вокруг меня темно
И занавешено окно.
Я чувства этого боюсь,
Но силой воли с ним
борюсь —
И говорю себе: «Лежи!
Глаза закрытыми держи!»
И я лежу, лежу, лежу,
Глаза закрытыми держу
И засыпаю наконец.
Ну, разве я не молодец!
А можно было бы начать
С того, чтоб свет не выключать
И, чтобы не было темно,
Не занавешивать окно.
И до утра при свете спать...
Но так же можно трусом стать!
192
Виктор Голявкин
ТЕТРАДКИ ПОД ДОЖДЁМ
На перемене Марик мне говорит:
— Давай убежим с урока. Смотри, как на ули-
це хорошо!
— А вдруг тетя Даша задержит с портфелями?
— Нужно портфели в окно побросать.
Глянули мы в окно; возле самой стены сухо, а
чуть подальше — огромная лужа. Не кидать же
портфели в лужу! Мы сняли ремни с брюк, связа-
ли их вместе и осторожно спустили на них порт-
фели. В это время звонок зазвенел. Учитель во-
шёл. Пришлось сесть на место. Урок начался.
Дождь за окном полил. Марик записку мне пишет:
«Пропали наши тетрадки».
Я ему отвечаю:
«Пропали наши тетрадки».
Он мне пишет:
«Что делать будем?»
Я ему отвечаю:
13. Зак. 2498
193
«Что делать будем?»
Вдруг вызывают меня к
доске.
— Не могу,— говорю,—
я к доске идти.
«Как же,— думаю,— без
ремня идти?»
— Иди, иди, я тебе по-
могу,— говорит учитель.
— Не надо мне помогать.
— Ты не заболел ли слу-
чайно?
— Заболел,— говорю.
— Ас домашним заданием как?
— Хорошо с домашним заданием.
Учитель подходит ко мне.
— А ну, покажи тетрадку.
Я молчу.
— Что с тобой происходит?
Я молчу.
— Придётся тебе поставить двойку.
Он открывает журнал и ставит мне двойку, а
я думаю о своей тетрадке, которая мокнет сей-
час под дождём.
Поставил учитель мне двойку и спокойно так
говорит:
— Какой-то ты сегодня странный...
ВСЕМУ СВОЁ МЕСТО
Я бросил решать задачку и побежал в сад к
ребятам. Бегу — навстречу идёт наш учитель.—
— Как дела? — говорит.™ Догоняешь ветер?
194
— Да нет, я так, в садик.
Иду рядом с ним и думаю: «Вот сейчас спро-
сит меня про задачу — какой ответ получился,—
а что я скажу? Ведь я ещё не успел решить».
А он:
— Хорошая погода,,,
— Ну да,— отвечаю,— конечно...— А сам бо-
юсь: про задачу вдруг спросит.
А он:
— Нос-то у тебя красный! — и смеётся.
— У меня всегда нос красный, такой уж у ме-
ня нос.
— Что ж ты,— говорит,— так и собираешься
с таким носом жить?
Испугался я:
— А что мне с ним делать?
— Продать его и купить новый.
— Это вы шутите.
Он опять смеёется.
Я жду, когда же он про задачу спросит. Так
и не спросил про задачу. Забыл, наверное. На
другой день вызывает меня:
— А ну, покажи задачу.
Не забыл, оказывается.
Я АНДРЕЕВ
Всё из-за фамилии происходит. Я по алфавиту
первый в журнале; чуть что, сразу меня вызыва-
ют. Поэтому и учусь хуже всех. Вот у Вовки Яку-
лова все пятерки. С его фамилией это нетруд-
но — он по списку в самом конце. Жди, пока
его вызовут. А с моей фамилией пропадёшь. Стал
я думать, что мне предпринять. За обедом ду-
195
маю, перед сном думаю — никак ничего не могу
придумать. Я даже в шкаф залез думать, чтобы
мне не мешали. Вот в шкафу-то я это и приду-
мал. Прихожу в класс, заявляю ребятам:
— Теперь я не Андреев. Я теперь Яандреев.
— Мы давно знаем, что ты Андреев.
— Да нет,— говорю,— не Андреев, а Яандре-
ев, на «Я» начинается — Яандреев.
— Ничего не понятно. Какой же ты Яандреев,
когда ты просто Андреев? Таких фамилий вооб-
ще не бывает.
— У кого,— говорю,— не бывает, а у кого и
бывает. Это позвольте мне знать.
— Удивительно,— говорит Вовка,— почему ты
вдруг Яандреевым стал!
— Еще увидите,— говорю.
Подхожу к Александре Петровне:
— У меня, знаете, дело такое: я теперь Яанд-
реевым стал. Нельзя ли в журнале изменить.
Чтобы я на «Я» начинался.
— Что за фокусы? — говорит Александра Пе-
тровна.
— Это совсем не фокусы. Просто мне это очень
важно. Я тогда сразу отличником буду.
— Ах, вот оно что! Тогда можно. Иди, Яанд-
реев, урок отвечать.
КАК Я ПОД ПАРТОЙ СИДЕЛ
Только к доске отвернулся учитель, а я раз —
и под парту. Как заметит учитель, что я исчез,
ужасно, наверное, удивится.
Интересно, что он подумает? Станет спраши-
вать всех, куда я делся,— вот смеху-то будет!
196
Уже пол-урока прошло, а я всё сижу. «Когда
же,— думаю,— он увидит, что меня в классе
нет?» А под партой трудно сидеть. Спина у меня
заболела даже. Попробуй-ка так просиди! Каш-
лянул я — никакого внимания. Не могу больше
сидеть. Да ещё Серёжка мне в спину ногой всё
время тычет. Не выдержал я. Не досидел до кон-
ца урока.
Вылезаю и говорю:
— Извините, Петр Петрович...
Учитель спрашивает:
— В чём дело? Ты к доске хочешь?
— Нет, извините меня, я под партой сидел.
— Ну и как, там удобно сидеть, под партой?
Ты сегодня сидел очень тихо. Вот так бы всегда
на уроках.
БОЛТУНЫ
Сеня и его сосед по парте не заметили, как
вошёл учитель. Сеня нарисовал на ладони себя и
показал соседу.
— Это я,— сказал он.— Похоже?
— Нисколько,— ответил Юра,— у тебя не та-
кие уши.
— А какие же у меня уши?
— Как у осла.
— А у тебя нос, как у бегемота.
— А у тебя голова, как еловая шишка.
— А у тебя голова, как ведро.
— А у тебя во рту зуба нет...
— А ты рыжий.
— А ты селёдка.
197
— А ты вуалехвост.
— А что это такое?
— Вуалехвост — и всё.
— А ты первердер...
— Это ещё что значит?
— Значит, что ты пер-
вердер.
— А ты
— А ты
— А ты
— А ты
дырбыртыр.
выртырвыр.
ррррррр...
3333333...
— А ты...ы! — сказал Юра и увидел рядом
учителя.
— Хотел бы я знать,— спросил учитель,— кто
же всё-таки вы такие?
КАРУСЕЛЬ В ГОЛОВЕ
К концу учебного года я просил отца купить
мне двухколёсный велосипед, пистолет-пулемёт
на батарейках, самолёт на батарейках, летающий
вертолёт и настольный хоккей.
— Мне так хочется иметь эти вещи! — сказал
я отцу.— Они постоянно вертятся у меня в голо-
ве наподобие карусели, и от этого голова так кру-
жится, что трудно удержаться на ногах.
— Держись,— сказал отец,— не упади и на-
пиши мне на листке все эти вещи, чтоб мне не
забыть.
— Да зачем же писать, они и так у меня креп-
ко в голове сидят.
— Пиши,— сказал отец,— тебе ведь это ниче-
го не стоит.
198
— В общем-то ничего не стоит,— сказал я,—
только лишняя морока.— И я написал больши-
ми буквами на весь лист:
ВИЛИСАПЕТ
ПИСТАЛЕТ-ПУЛИМЁТ
САМАЛЁТ
ВИРТАЛЁТ
ХАКЕЙ
Потом подумал и ещё решил написать моро-
женое, подошёл к окну, поглядел на вывеску на-
против и дописал:
МОРОЖЕНОЕ.
Отец прочёл и говорит:
— Куплю я тебе пока мороженое, а остальное
подождём.
Я думал, ему сейчас некогда, и спрашиваю:
— До которого часу?
— До лучших времен.
— До каких?
— До следующего окончания учебного года.
— Почему?
— Да потому, что буквы в твоей голове вер-
тятся, как карусель, от этого у тебя кружится
голова, и слова оказываются не на своих ногах.
Как будто у слов есть ноги!
А мороженое мне уже сто раз покупали...
СЕКРЕТ
У нас от девчонок секреты. Мы ни за что на
свете не доверяем им свои секреты. Они по все-
му свету могут разболтать любую тайну. Даже
199
самую важную государст-
венную тайну они могут
разболтать. Хорошо, что
им этого не доверяют!
У нас, правда, нет та-
ких важных секретов, от-
куда нам взять их! Так мы
их сами придумали. У нас
был такой секрет: мы за-
рыли в песок пару пулек и
никому не сказали об этом.
Был ещё секрет: мы собирали гвозди. Например,
я собрал двадцать пять самых разных гвоздей, но
кто знал об этом? Никто! Я никому не проболтал-
ся. Сами понимаете, как нам трудно приходилось!
Через наши руки прошло столько секретов, что я
даже напомню, сколько их было. И ни одна дев-
чонка не узнала ничего. Они ходили и косились
на нас, разные кривляки, и только о том и дума-
ли, чтобы выудить у нас наши тайны. Хотя они у
нас ни разу ни о чём не спрашивали, но это ведь
ничего не значит! До чего хитрые всё-таки!
А вчера я хожу по двору с нашей тайной, с
нашим новым замечательным секретом и вдруг
вижу Ирку. Я прошёл мимо несколько раз, и она
на меня покосилась.
Я ещё походил по двору, а потом подошёл к
ней и тихо вздохнул. Я нарочно несильно вздох-
нул, чтобы она не подумала, что я специально
вздохнул.
Я ещё раза два вздохнул, она опять только по-
косилась, и всё. Тогда я перестал вздыхать, раз
никакого от этого толку нету, и говорю:
200
— Если бы ты знала, что я знаю, ты бы пря-
мо здесь, на месте, провалилась.
Она опять покосилась на меня и говорит:
— Не беспокойся,— отвечает,— не провалюсь,
как бы ты сам не провалился.
— А мне-то чего,— говорю,— проваливаться,
мне-то нечего проваливаться, раз я тайну знаю.
— Тайну? — говорит.— Какую тайну?
Смотрит на меня и ждёт, когда я ей начну
рассказывать про тайну. А я говорю:
— Тайна есть тайна, и не для того она суще-
ствует, чтобы каждому эту тайну разбалтывать.
Она почему-то разозлилась и говорит:
— Тогда уходи отсюда со своими тайнами!
— Ха,— говорю,— вот ещё не хватало! Твой
двор это, что ли?
Мне прямо смешно даже стало. Вот ведь до
чего докатились!
Мы постояли, постояли, потом вижу — она
снова косится.
Я сделал вид, что уйти собрался. И говорю:
— Ладно. Тайна при мне останется.-- И ус-
мехнулся так, чтобы она поняла, что это значит.
Она голову даже ко мне не повернула и гово-
рит:
— Нету у тебя никакой тайны. Если у тебя
какая-нибудь тайна была бы, ты бы давно уже
рассказал, а раз ты не рассказываешь, значит,
ничего такого нету.
Что, думаю, она такое говорит? Ерунду какую-
то, Но, честно говоря, я немножко растерялся. И
правда, ведь могут мне не поверить, что у меня
есть какая-то тайна, раз, кроме меня, никто не
201
знает о ней. У меня в голове здорово все переме-
шалось. Но я сделал вид, что у меня там ничего
не перемешалось, и говорю:
— Очень жалко, что тебе доверять нельзя. А
то бы я тебе все рассказал. Но ты можешь ока-
заться предательницей...
И тут я вижу, она опять на меня одним гла-
зом косится. Я говорю:
— Дело тут не простое, ты это, надеюсь, пре-
красно понимаешь, и обижаться по всякому по-
воду, я думаю, не стоит, тем более если бы это
был не секрет, а какой-нибудь пустяк, и если бы
я тебя знал получше...
Говорил я долго и много. Почему-то у меня
такое желание появилось — долго и много гово-
рить. Когда я кончил, ее рядом не было.
Она плакала, прислонившись к стене. Её пле-
чи дрожали. Я слышал всхлипывания.
Я сразу понял, что она ни за что на свете не
может оказаться предательницей. Она как раз тот
человек, которому спокойно можно всё доверить.
Я это сразу понял.
— Видишь ли...— сказал я,— если ты... дашь
слово... и поклянешься...
И я ей рассказал весь секрет.
На другой день меня били.
Она разболтала всем...
Но самое главное было не то, что Ирка оказа-
лась предательницей, не то, что секрет был рас-
крыт, а то, что потом мы не могли придумать ни
одного нового секрета, сколько мы ни старались.
Борис Заходер
БОЧОНОК СОБАЧОНОК
— Дайте мне
Кусок щекотки,
Дайте смеха —
Две щепотки,
Три столовых ложки
Ветра
И грозы —
Четыре метра!
Писку-визгу
Двести граммов
Плюс пол-литра
Шумов-гамов
Да ещё
Глоток верёвки
И моточек газировки!
— Дам я всё,
Чего хотите,
Если вы
В обмен дадите
Тюк
Мальчишек,
Пук девчонок
Да бочонок
Собачонок!
203
*
Виктор Драгунский
НАДО ИМЕТЬ ЧУВСТВО ЮМОРА
Один раз мы с Мишкой делали уроки. Мы по-
ложили перед собой тетрадки и списывали. И в
это время я рассказывал Мишке про лемуров, что
у них большие глаза, как стеклянные блюдечки,
и что я видел фотографию лемура, как он дер-
жится за авторучку, сам маленький-маленький и
ужасно симпатичный,
Потом Мишка говорит:
— Написал?
Я говорю:
— Уже.
— Ты мою тетрадку проверь,— говорит Миш-
ка,— а я — твою.
И мы поменялись тетрадками.
204
И я как увидел, что Мишка написал, так сра-
зу стал хохотать. Гляжу, а Мишка тоже покаты-
вается, прямо синий стал.
Я говорю:
— Ты чего, Мишка, покатываешься?
А он:
— Я покатываюсь, что ты неправильно спи-
сал. А ты чего?
Я говорю:
— А я то же самое, только про тебя. Гляди,
ты написал: «Наступили мозы». Это кто такие —
«мозы»?
Мишка покраснел:
— Мозы — это, наверное, морозы. А ты вот
написал: «Натала зима». Это что такое?
— Да,— сказал я,— не «натала», а «настала».
Ничего не попишешь, надо переписывать. Это всё
лемуры виноваты.
И мы стали переписывать, А когда переписа-
ли, я сказал:
— Давай задачи задавать!
— Давай,— сказал Мишка.
В это время пришёл папа. Он сказал:
— Здравствуйте, товарищи студенты...
И сел к столу.
Я сказал:
— Вот, папа, послушай, какую я Мишке за-
дам задачу: вот у меня есть два яблока, а нас
трое, как разделить их среди нас поровну?
Мишка сейчас же надулся и стал думать.
Папа не надулся, но тоже задумался. Они ду-
мали долго.
Я тогда сказал:
205
— Сдаёшься, Мишка?
Мишка сказал:
— Сдаюсь!
Я сказал:
— Чтобы мы все получили поровну, надо из
этих яблок сварить компот.— И стал хохотать.—
Это меня тётя Мила научила!..
Мишка надулся ещё больше. Тогда папа сощу-
рил глаза и сказал:
— А раз ты такой хитрый, Денис, дай-ка я за-
дам тебе задачу.
— Давай задавай,— сказал я.
Папа походил по комнате.
— Ну слушай,— сказал он.— Один мальчиш-
ка учится в первом классе «В». Его семья состо-
ит из четырёх человек. Мама встаёт в семь часов
и тратит на одевание десять минут. Зато папа чи-
стит зубы пять минут. Бабушка ходит в магазин
столько, сколько мама одевается плюс папа чис-
тит зубы. А дедушка читает газеты, сколько ба-
бушка ходит в магазин минус во сколько встаёт
мама.
Когда они все вместе, они начинают будить
этого мальчишку из первого класса «В». На это
уходит время чтения дедушкиных газет плюс ба-
бушкино хождение в магазин.
Когда мальчишка из первого класса «В» про-
сыпается, он потягивается столько времени,
сколько одевается мама плюс папина чистка зу-
бов. А умывается он, сколько дедушкины газе-
ты, делённые на бабушку. На уроки он опазды-
вает на столько минут, сколько он потягивается
206
г
плюс умывается минус мамино вставание, умно-
женное на папины зубы.
Спрашивается: кто же этот мальчишка из пер-
вого «В» и что ему грозит, если это будет про-
должаться? Всё!
Тут папа остановился посреди комнаты и стал
смотреть на меня. А Мишка захохотал во всё гор-
ло и стал тоже смотреть на меня. Они оба на ме-
ня смотрели и хохотали.
Я сказал:
— Я не могу сразу решить эту задачу, потому
что мы ещё этого не проходили.
И больше я не сказал ни слова, а вышел из
комнаты, потому что я сразу догадался, что в от-
вете этой задачи получается лентяй и что такого
скоро выгонят из школы. Я вышел из комнаты в
коридор и залез за вешалку и стал думать, что
если это задача про меня, то неправда, потому
что я всегда встаю довольно быстро и потягива-
юсь совсем недолго, ровно столько, сколько нуж-
но. И ещё я подумал, что если папе так хочется
на меня выдумать, то пожалуйста, я могу уйти
из дома прямо на целину. Там работа всегда най-
дётся, там люди нужны, особенно молодёжь. Я
там буду покорять природу, и папа приедет с де-
легацией на Алтай, увидит меня, и я останов-
люсь на минутку, скажу:
«Здравствуй, папа»,— и пойду дальше поко-
рять.
А он скажет:
«Тебе привет от мамы...»
А я скажу:
«Спасибо... Как мама?»
207
А он скажет:
«Ничего».
А я скажу:
«Наверно, она забыла своего единственного сы-
на?»
А он скажет:
«Что ты, она похудела на тридцать семь кило!
Вот как скучает!»
А что я ему скажу дальше, я не успел приду-
мать, потому что на меня упало пальто и папа
вдруг прилез за вешалку. Он меня увидел и ска-
зал:
— Ах ты, вот он где! Что у тебя за такие гла-
за? Неужели ты принял эту задачу на свой счёт?
Он поднял пальто и повесил на место и ска-
зал дальше:
— Я это всё выдумал. Такого мальчишки и на
свете-то нет, не то что в вашем классе!
И папа взял меня за руки и вытащил из-за
вешалки.
Потом ещё раз поглядел на меня пристально
и улыбнулся:
— Надо иметь чувство юмора,— сказал он мне,
и глаза у него стали весёлые-весёлые.— А ведь
это смешная задача, правда? Ну! Засмейся!
И я засмеялся.
И он тоже.
И мы пошли в комнату.
Михаил Ясное
К НАМ ПРИХОДИТ ЛЮДОЕД
К нам приходит людоед.
Говорит:
— Большой привет!
Как живёте-можете?
Что жуёте-гложете?
Говорю ему:
— Дружок,
Я не пончик-пирожок!
Коль зашёл, чего стоим?
Проходи, поговорим!
Людоед в дверях стоит
И, смущаясь, говорит:
— Как живёте-можете?
Что жуёте-гложете?
К Зак. 2498
209
— Ты несносен стал совсем!
Столько есть различных тем:
Краски, кубики, кино...
Проходи!
А он — одно:
— Как живёте-можете?
Что жуёте-гложете?
— Так,— сказал я,— ну и гость!
Вот,— сказал я,— это гвоздь:
Я друзей своих люблю,
Но зануду — уколю!
Людоед в дверях стоит,
Весь внимание.
— Не волнуйся,— говорит,—
ДО СЪЕДАНИЯ!
Андрей Усачёв
ЭХ!
— Эх,— вздыхали рыбаки,—
Это разве судаки?
Раньше вытащишь, бывало,
Хвост, бывало, в полруки!
— Эх,— вздыхали судаки,—
Раньше были червяки...
Червяком одним, бывало,
Наедалось полреки!
— Эх,— вздыхали червяки,—
Раньше врали рыбаки!..
Мы послушать их, бывало,
Сами лезли на крючки!
211
Леонид Каминский
ЧЕГО ТОЛЬКО НЕ СЛУЧИЛОСЬ!
— Людмила Аркадьевна, можно войти?
— Входи, Серёжкин!
— Я опоздал.
— Об этом я уже догадалась. Во-первых, здрав-
ствуй!
— Здрасте.
— Во-вторых, объясни-ка нам: что случилось?
— Ой, чего только не случилось! Сначала ис-
портились часы.
— Остановились, что ли?
— Нет, просто часовая стрелка стала двигать-
ся против часовой стрелки. А минутная — про-
тив минутной. И поэтому я не мог узнать, кото-
рый час. Но потом всё же узнал.
— Каким образом?
— Очень просто: по телефону. Набрал «ноль
восемь», а они и говорят: «Уже полдевятого!» Я
говорю: «Правда?» А они отвечают: «Ага!»
— Ну и что же дальше?
— Я понял, что опаздываю, быстро оделся и
выскочил за дверь. Смотрю: маляры выкрасили
всю лестницу зелёной краской. И табличку пове-
сили: «Проход временно закрыт». Это, значит,
пока не высохнет. Что делать? Пришлось всем
жильцам спускаться по водосточной трубе.
— И тебе тоже?
— И мне тоже. Я быстро спустился с пятого
этажа, выбежал на улицу: что такое! На ту сто-
рону никак не перейти, всю улицу перекрыли.
212
— Неужели тоже выкрасили зелёной краской?
— Нет, что вы! Просто оказалось, что по про-
езжей части вели жирафу, поэтому всё движение
остановилось.
— Куда же вели эту жирафу?
— Не знаю. Наверное, в зоопарк. Или в цирк.
— Или на киносъёмку?
— Или на киносъёмку. В общем, пришлось
ждать. Ну, а потом я побежал в школу, потому
что больше ничего не случилось.
— Всё?
— Всё.
— Так. Очень удивительная история. А теперь
сознайся, Серёжкин: есть ли хоть два слова прав-
ды из того, что ты нам сейчас рассказал?
— Два слова есть...
— Какие же это слова?
— «Я опоздал»...
НУ, ЗАЯЦ!
Валентина Гавриловна посмотрела на часы и
сказала:
— До конца урока осталось десять минут. Это
время мы посвятим пройденному материалу. Кто
нам напомнит, что мы проходили на прошлом
уроке?
Галя подняла руку.
— Пожалуйста, Линейкина!
— На прошлом уроке вы нам рассказывали о
зайцах. Зайцы относятся к классу млекопитаю-
щих, отряду зайцеобразных. Существуют два ви-
да зайцев — заяц-беляк и заяц-русак. Зайцы
очень осторожны и пугливы, потому что у них
много врагов, которые их подстерегают. Это —
хищники, например рысь, лиса, волк...
— Спасибо, Линейкина, садись. Дальше про-
должит Котиков Вася! Ты меня слышишь? Ты
что, опять спишь? Мне, видимо, придётся специ-
ально для тебя носить в школу будильник.
— Я не сплю, я только глаза закрыл.
— Ах вот как? Тогда я очень попрошу тебя
открыть глаза и продолжить ответ Линейкиной.
На чём она остановилась?
— Она остановилась на этом, ну, на зайце. И
ещё на волке. Волк — это хищник, а заяц — сов-
сем наоборот... Волк всё время гоняется за зай-
цем, а тот — от него. И никак! Тот просто озве-
рел!
— Подождите, подождите, Котиков!.. Не так
быстро! Кто «тот»? Кто озверел?
214
— Ну, волк! У него всё равно ничего не выго-
рит!
— Так, так... Очень интересно. Ну-ка, поясни
это на примере.
— А чего тут объяснять — вы же сами всё зна-
ете. Ну, скажем, заяц влез на вышку для прыж-
ков в воду, приготовился прыгать. А волк то-
же на вышку влез, сзади тихонько подобрался,
уже лапы вытянул и пальцами шевелит: сейчас,
мол, голубчик, я тебя сцапаю! В это время за-
яц — раз! — оттолкнулся от подкидной доски и
в воду! А волка этой доской — как подбросит! Он
в воздухе сальто делает и всем туловищем о бе-
рег — шлёп! Умрёшь со смеху! А зайца только и
след простыл!
Или другой случай из следующей серии. Заяц
на эстраде выступает. Поёт. Голосом Робертино
Лоретти. А волк, чтобы его поймать, тоже на эс-
траду вылез. Для виду электрогитару взял, пы-
тается играть. А гитара не играет. Волк видит:
шнур со штепсельной вилкой болтается. Он вил-
ку — в розетку! Тут его током ка-ак тряхнёт! Ну,
потеха! В общем, не везёт ему, и всё!
— А по-моему, Котиков, это тебе не везёт! Са-
дись, два. Если ты без телевизора жить не мо-
жешь, то хоть бы «В мире животных» смотрел.
Больше пользы было бы!
Вася сел за парту, открыл учебник на том ме-
сте, где был изображён ушастый зверёк из отря-
да зайцеобразных, класса млекопитающих, и
мрачно произнёс:
— Ну, заяц, погоди!..
215
ПОРУЧЕНИЕ
— Алло, это квартира Лукошкиных? Можно
Игоря к телефону?
-Ну.
— Гоша, это ты? А я тебя сразу не узнал!
-Ну.
— Это Петухов говорит.
-Ну.
— Как дела, нормально?
-Ну.
— Ну и у меня всё чётко.
— Ну.
— Слушай, старик, ты помнишь, что завтра —
двадцать пятое?
-Ну.
— Вкалываешь?
216
— Ну.
— Не подведёшь?
-Ну.
— Молоток!
-Ну.
— Готовься как следует!
-Ну.
— Классиков пошуруй.
-Ну.
— Цитат побольше откопай.
-Ну.
— Чтобы все обалдели!
— Ну.
— Из Тургенева рвани!
-Ну.
— И из Чехова пару цитат выдай!
-Ну.
— Чтобы все варежку разинули!
— Ну.
— Ну ладно, вкалывай. Больше не возникаю.
-Ну.
— Да, чуть из башки не вылетело!
-Ну.
— Объявление же нужно написать!
— Ну.
— У тебя фломастеры есть?
-Ну.
— А бумага?
— Ну.
— Вот сам и напишешь. А то у меня почерк
завальный.
— Ну.
— Сейчас я тебе текст продиктую.
217
— Ну.
— Карандаш взял?
— Ну.
— Записываешь?
— Ну.
— Сегодня, двадцать пятого сентября...
— Ну.
— В семнадцать часов тридцать минут...
-Ну.
— В актовом зале школы...
— Ну.
— Ученик пятого «Ю» класса...
-Ну.
— Игорь Лукошкин...
— Ну.
— Прочтёт доклад на тему...
— Ну.
— «Красота и богатство русского языка».
-Ну.
СОДЕРЖАНИЕ
НАЕДИНЕ С ПРИРОДОЙ
И. Тургенев. ПЕРЕПЁЛКА ...............,............6
М. Пришвин. ЭТАЖИ ЛЕСА ,,,,,,,,...................15
ГОСТИ ........................................18
ЛОСИ .......................................  20
В. Бианки. СУМАСШЕДШАЯ ПТИЦА .....................22
И. Бунин. РОДНИК .................................31
ТО. Казаков. СКРИП-СКРИП .........................32
А. Яшин. ЧАЙКА ...................................42
МАМИНА СКАЗКА ................................44
А. Блок. «ТАМ НЕБА ОСВЕТЛЁННЫЙ КРАЙ...» ..........50
ЛЕТНИЙ ВЕЧЕР .................................51
Е. Носов. БЕЛЫЙ ГУСЬ .............................52
ХИТРЮГА ......................................61
В. Астафьев. ЗОРЬКИНА ПЕСНЯ ..................... 68
С. Есенин. ЧТО ЭТО ТАКОЕ? ........................74
НОЧЬ .........................................75
Я, Сладкое. ВЕСЁЛАЯ ИГРА ............................76
НА НЕВЕДОМОЙ ДОРОЖКЕ ........................ 77
РАСКЛАДНОЕ ЯЙЦО ..............................79
ДАРМОЕД ......................................81
КЛЮЧИК ...................................... 82
Г. Снегирёв. БОБРЁНОК ............................85
В ЗАПОВЕДНИКЕ ................................86
ХИТРЫЙ БУРУНДУК...............................88
МАЛЕНЬКОЕ ЧУДОВИЩЕ .......................... 89
ОСЬМИНОЖЕК ...................................91
СКОЛЬКО ВСЕГО ДЕТЕЙ НА СВЕТЕ
Э.	Фарджен. ИМЕНА ДЕВОЧЕК.........................94
ИМЕНА МАЛЬЧИКОВ. Пер. М. Бородицкой ...............94
М. Карем: «УНЕСИ МЕНЯ, МОЙ ЗМЕЙ...». Пер. М. Кудинова . 95
Шанкар. ПРО СЛОНИХУ САТИ И МАЛЬЧИКА
ПО ИМЕНИ БАБУ .......	.......................... . . .96
219
М. Сынтимбряну. КНИЖНЫЙ МАРАФОН ...............107
ПОСТСКРИПТУМ ..............................110
Д. Алонсо. ОПАСНОЕ ПРИКЛЮЧЕНИЕ ................113
Р. Синх. БУДТО ЗАНОВО РОДИЛСЯ .................122
Р. Россини. МАЛЕНЬКИЙ НИК И ЕГО ДРУЗЬЯ ........127
ПУТЕШЕСТВИЕ В СКАЗКУ
ИЛЬЯ МУРОМЕЦ И КАЛИН-ЦАРЬ. Былинный сказ ......138
ТРИ ПОЕЗДКИ ИЛЬИ МУРОМЦА. Былинный сказ .......146
ЗАГАДКИ-ОТГАДКИ. Русская народная сказка ......149
Е. Шварц. ДВА ВРАТА ........................  .153
А. Линдгрен. ВЕСЁЛАЯ КУКУШКА. Пер. Л. Брауде ..........178
СМЕШИНКИ
А. Барто. СИЛЬНОЕ КИНО ......................  188
ПОЧЕМУ ТЕЛЕФОН ЗАНЯТ ......................190
С. Михалков. СИЛА ВОЛИ ........................192
В. Голявкин. ТЕТРАДКИ ПОД ДОЖДЁМ ..............193
ВСЕМУ СВОЁ МЕСТО.......................... 194
Я АНДРЕЕВ .................................195
КАК Я ПОД ПАРТОЙ СИДЕЛ.....................196
БОЛТУНЫ....................................197
КАРУСЕЛЬ В ГОЛОВЕ..........................198
СЕКРЕТ...................................  199
В. Заходер. БОЧОНОК СОБАЧОНОК .................203
В. Драгунский. НАДО ИМЕТЬ ЧУВСТВО ЮМОРА .....  204
М. Ясное. К НАМ ПРИХОДИТ ЛЮДОЕД ...............209
А Усачёв. ЭХ! .................................211
Л. Каминский. ЧЕГО ТОЛЬКО НЕ СЛУЧИЛОСЬ! .......212
НУ, ЗАЯЦ! .................................214
ПОРУЧЕНИЕ .................................216
Уважаемые читатели!
Просим Вас свои отзывы, замечания и предложения
по совершенствованию содержания и оформления книги
посылать в издательство «Родничок» по адресу:
300036, г. Тула, Одоевское шоссе, 69.
Учебное издание
РОДНИЧОК
Книга для внеклассного чтения
в 4 классе
Издание с изменениями
Подписано в печать 25.11.2011 г.
Бумага офсетная. Печать офсетная.
Формат 70x90/16. Усл. печ. л. 23,4.
С.: белая (у). Тираж 15 000 экз. Заказ 2498.
Редактор Г. Губанова
Худ. редактор Н. Захаров
Корректор О. Коняева
Общероссийский классификатор продукции
ОК-005-93, том 2, 953005 — литература учебная
ООО Издательство «Родничок»
300036, г. Тула, Одоевское шоссе, 69
ООО «Издательство Астрель»
129085, г. Москва, пр. Ольминского, д. За
ООО «Издательство АСТ»
141100, РФ, Московская обл, г. Щёлково, ул. Заречная, д. 96
www.ast.ru
E-mail: astpub@aha.ru
Издано при участии ООО «Харвест». ЛИ №02330/0494377 от 16.03.2009.
Республика Беларусь, 220013, Минск, ул. Кульман, д. 1, корл. 3, эт.4, к. 42.
E-mail редакции: harvost@anitex.by
-Минская фабрика цветной печати-. ЛП№ 02330/0494 156 от 03.04.2009-
Республика Беларусь, 220024, Минск, ул. Корженевского, 20
-
www.elkniga.ru