Текст
V
.ТАЙНА
IJUIl
I
АШОТ
АРЗУМАНЯН
ТАЙНА
К ГААГА
АШОТ
АРЗУМАНЯН
ТА IIН Л
БУААТА
РОМАН-ХРОНИКА
ПОВЕСТИ
ОЧЕРКИ
Перевод с армянского автора
Москва
Советский писатель
1984
Художник Дмитрий ШИ МИЛ И С
Арзуманян А. М.
Тайна булата. Роман-хроника, повести, очерки. Пер. с
арм.— М.: Советский писатель, 1984.— 528 с.
«Танин булата» —вдохновенное повествование о людях «редкого сплава», каких
породила наша действительность, подняла к подлинному творчеству, поиску, труду
Революция позвала их на большие дела, невиданные к ш к>рнн по гигантскомх
размаху и глубине преобразований
. 4702080200—035 ол
t\--------------/о/—04
083(02)—84
С( Арм )2
С) Состав, оформление Перевод на рмчкин
язык Издательство «Советский писатель».
1984 г
от
АРАРАТА
ДО
МОНКААНА
ПОВЕСТИ
ОЧЕРКИ
ЗВЕЗДЫ НАД АРАГАЦЕМ
а неприступном склоне горы Арагац, там, где бьют ты-
сячи родников, где стекают тысячи ручейков, мои пред-
ки возвели крепость, а местности дали имя Бюракан,
что по-армянски и означает «великое множество родни-
ков». Шли века, полные героических и трагических со-
бытий. Не раз воздвигнутое превращалось в руины, но потом воз-
никало вновь. И поныне на склоне четырехглавого Арагаца вид-
ны развалины старинной крепости. Здесь же сохранились остат-
ки кафедрального собора, разрушенного во время нашествия
арабских завоевателей Это следы трагедии, разыгравшейся в
924 году.
...Полчища завоевателей обхватили кольцом Бюракан и рас-
положенный неподалеку Анберд. Начался ожесточенный приступ.
Главарь пришельцев Бешир думал неожиданным ударом вызвать
панику и устрашить немногочисленных защитников крепости. Над-
менный и самонадеянный, он и не думал вести переговоры с осаж-
денными. Он был уверен в победе, но вскоре изумился, увидев,
что все в крепости — и стар и млад—взялись за оружие. Со стен
и башен летели тучи стрел. Копья и дротики поражали непроше-
ных гостей. С башни над воротами крепости их поливали горячей
смолой. Штурм был отбит. Взбешенная орда вынуждена была
отступить. Понадобилось три дня, чтобы собраться с новыми си-
лами и возобновить штурм. Он был еще ожесточеннее. Ломались
копья и мечи. Битву озаряли языки пламени. Бешир напрасно
пытался воодушевить своих воинов. Снова пришлось отступить.
Бюракан, освещенный факелами и светильниками, уже праздно-
вал победу. Но если завоеватели не смогли одолеть защитников
крепости в открытом бою, то им помогло предательство. Крепость
пылала. Ее защитники истекали кровью. 17 апреля 924 года битва
утихла. Бюракан пал. Некоторые страницы исторического романа
Мурацана «Геворг Марзпетуни», появившегося в конце прошлого
века, поведали подробности бюраканской трагедии. Но Бюракан
жив не только иа страницах исторических исследований и повес-
тей. Спустя тысячу лет после своей гибели он воссиял новой сла-
вой...
Анбердская крепость расположена иа южном склоне Арагаца
в десяти километрах от села Бюракан. Подобно орлиному гнез-
ду, опа господствовала над округой. Отсюда видна вся живопис-
ная Араратская долина. Пыль многих веков покрыла это двух-
этажное сооружение с высокими стенами
ЧРЛ„В^ЛЮЛа ПР"Ш«11 ЛЮД" Од"н 113 И1,х' в обыкновенной рабо-
чей одежде, стоит, облокотившись на базальтовую глыбу. Внуши-
6
тельная борода заметно старит его, однако сияющие огнем гла-
за под густыми бровями говорят о силе и молодости. Много воп-
росов волнует ученого. Когда был построен замок? Кто были его
обитатели? Как обеспечивалось водоснабжение? Ответ должны
дать раскопки. Ученый обводит округу восхищенным взором. На
севере он видит снежные вершины Арагаца, на северо-востоке —
гора Ара, на юге горизонт заслоняют вершины Бардога. Начиная
от подножья Ераблура и до самых склонов библейского Арарата
тянется равнина.
«Как богата история этого уголка нашей страны!» — думал
Иосиф Абгарович Орбели, являвшийся тогда, в тридцатых годах,
директором Государственного Эрмитажа в Ленинграде и руково-
дителем Армянского филиала Академии наук СССР. Он знал,
что раскопки, которые вели в 1936 году армянские и русские уче-
ные, дадут богатые находки. Но он не знал, что вскоре будет вос-
крешена слава древнего Бюракана и этот взлет будет неразрывно
связан с именем его преемника на посту президента Академии
наук Армянской ССР—Виктора Амазасповича Амбарцумяна, вы-
дающегося советского ученого, посвятившего свой талант, свою
жизнь разгадке тайн Вселенной.
Вселенная... Каким законам она подчинена?
Плотной, густой пеленой скрыт облик и далеких и близких
миров.
Близких ли?
Десятки миллионов километров космического пространства от-
деляют нашу Землю от ближайших планет.
Звездная бесконечность... Кто только не пытался распознать
тебя! Греки и египтяне, русские и китайцы, индусы и армяне,
итальянцы и англичане — все человечество. Отсутствие оптиче-
ских приборов не давало возможности человеку проникнуть в глу-
бину вселенских просторов. В XVII веке изобрели телескоп—
человек приблизился к небесным телам.
Отсюда и начинается новый этап развития астрономии. С то-
го мгновения, когда мудрый итальянец Галилей впервые посмот-
рел на небо через объектив своего телескопа — первого в мире
телескопа, мы положили начало дружбе между небом и Зем-
лей.
С тех пор телескоп совершенствуется и помогает человеку про-
никнуть в самые отдаленные уголки мироздания. Четырехдюймовое
зеркало телескопа открывает человеческому глазу два миллиона
звезд. А двухсотдюймовый телескоп? Он раскрывает взору астро-
нома более миллиарда звезд.
Каковы же космические расстояния? Свет не покрывает их за
миллионы световых лет. Но ведь свет за одну секунду проходит
путь в триста тысяч километров... А в течение суток, месяца, го-
да? До чего же велики, поистине безбрежны космические прост-
ранства!
Материя постоянно изменяется и движется. Но этого не могут
понять даже некоторые современные буржуазные ученые, хотя
7
живший в IV веке до нашей эры древнегреческий философ Де-
мокрит еще тогда говорил: «Из ничего ничто произойти не может,
ничто существующее не может быть уничтожено, и всякое изме-
нение состоит лишь в соединении и разделении».
Погружаясь в далекие области космоса, астрономы шаг за
шагом завоевывали новые рубежи, раскрывали новые закономер-
ности.
А звезды... звезды помогали человеку ориентироваться во вре-
мени Мерцание небесных светил приходило на помощь морепла-
вателям-первооткрывателям в их попытках лучше познать Зем-
но. Вот почему мы любим звездный мир. Любим и ревностно сле-
тим за звездами, яркими и блеклыми, какие они есть, нашими
тревними друзьями.
Звезды не обманули наших надежд. Они показывают нам путь
в будущее науки...
А что думает о Вселенной Амбарцумян?
— Выражаясь образно, — говорит Виктор Амазаспович, — Га-
лактика— это большой город, в котором находится наш дом —
Солнечная система. Помимо нашей Галактики существует боль-
шое число других звездных систем — внешних галактик. Для того
чтобы не было путаницы, мы, подразумевая эти системы, пишем
слово «галактика» с прописной буквы. Мы наблюдаем и фото-
графируем внешние галактики и имеем ясное представление об
их формах. А они разнообразны: одни—сферические, другие вы-
тянуты, третьи имеют неправильную форму. У некоторых из них
спиральные ветви, у других нет признака этой спиральной струк-
туры. То, что внешние галактики мы наблюдаем извне, помогает
сразу схватывать их внешние очертания, их общую форму. Точ-
но так же, рассматривая с самолета, с большой высоты, крупный
город, мы сразу улавливаем его очертания, главные особенности
его плана. Но если мы находимся на улицах города, да еще рас-
положенного на плоской местности, мы не можем составить себе
представления о его очертаниях. В городе этому мешают стены
ломов. Наблюдателю, находящемуся в Галактике, мешает меж-
звездная поглощающая среда.
Изучая фотографии внешних галактик, мы замечаем помимо
общих контуров и ряд более мелких деталей: сгущения звезд,
темные тучности, светлые туманности. К тому же в них трудно
найти строгие закономерности.
Много лет нас, советских астрофизиков, и меня в том числе,
интересовал вопрос о наличии таких же структурных деталей в на-
шей Галактике, о том, какое место в ряду других галактик зани-
мает наша Галактика. Будучи занят другими, главным образом
теоретическими вопросами астрофизики, я долго не мог отдать-
ся этой задаче.
По вот такая возможность представилась...
— Когда?
— Когда приступили к строительству обсерватории
8
И если сегодня, благодаря новым открытиям, молодая Бюра-
канская обсерватория получила мировую известность, это преж-
де всего объясняется широким развитием астрофизической науки
в нашей стране...
...Дорога в Бюракан пролегает через виноградники и персико-
вые сады, которыми так богаты колхозы Аштаракского района.
Машина мчится, преодолевая крутые, извилистые подъемы,
идет все выше и выше по склону горы Арагац. Издали видны
серебристые купола зданий. Вот и парадный въезд, ворота из ар-
тикского розового туфа. Всюду зелень, цветы.
Я помню, как здесь, на высоте 1500 метров над уровнем моря,
золотой осенью 1944 года были заложены первые камни будущей
Бюраканской астрофизической обсерватории. В высокогорной ат-
мосфере меньше пыли, мешающей вести наблюдения. Это и оп-
ределило выбор места для постройки будущей обсерватории.
С тех пор мне много раз приходилось бывать в Бюракане Пом-
ню, тут еще не было ни служебных, ни подсобных, ни жилых
зданий, а коллектив ученых уже приступил к творческой работе.
На пустом месте, прямо под открытым небом, устанавливались
телескопы и другие астрономические приборы. Вскоре были по-
лучены первые результаты.
В Бюракане бережно хранят «Доклады Академии наук Ар-
мянской ССР», где впервые появились сообщения молодой обсер-
ватории, посвященные строению Галактики. Эти оригинальные
труды заинтересовали астрономов не только Советского Союза,
но и зарубежных стран.
Загадочная Вселенная... Но в том, что нам кажется непонятным
в небесной сфере, ученый видит строгие закономерности. Он при-
стально наблюдает ту гармонию мира, ту согласованность небес-
ных тел, которую Пифагор назвал одним словом — космос. Мно-
гие тайны вырваны у природы, но как много еще их осталось
у нее!
Пастер говорил, что, изучая природу, трудно угадать истину.
Предвзятые идеи всегда готовы наложить нам на глаза повяз-
ку. На долю Виктора Амазасповича выпало счастье быть в числе
тех ученых, которые, вопреки установившимся воззрениям, выдви-
гают новые идеи, смелые гипотезы, доказывают их и двигают
науку вперед.
Я был в Бюракане в первый послевоенный год. В ту зиму па-
ровое отопление работало плохо. В кабинете было холодно. Ког-
да я вошел, Амбарцумян занимался вычислениями и изучением
новых снимков звездного неба. Он весь отдался работе. Мы заго-
ворили о Белопольском, чей портрет висел над письменным сто-
лом. Виктор Амазаспович с необычайной теплотой говорил о вы-
дающемся русском ученом.
— Самое значительное влияние оказал на меня Аристарх
Аполлонович, который был моим руководителем в годы учебы
в аспирантуре в Пулковской обсерватории. Самобытность, без-
9
граничная преданность науке, уменье находить и поддерживать все
новое _ вот черты моего учителя. Я никогда не забуду его отеческой
заботы обо мне, не забуду моих университетских профессоров — ма-
тематиков Смирнова и Фихтенгольца, астрономов Костянского
и Тихона... „
Перед коллективом Бюраканской астрофизической обсерва-
тории стояли большие задачи по изучению звездного мира. Пер-
вым шагом в этом направлении явилось открытие в Галактике
нового типа звездных систем.
Уже давно известно, что в Галактике кроме одиночных звезд
имеются и так называемые звездные скопления. Одни состоят из
нескольких десятков звезд, другие — из сотен и тысяч. Встреча-
ются и более богатые скопления.
В 1947 году Виктор Амбарцумян вместе со своим учеником
Бениамином Маркаряном сделал весьма интересное открытие.
Они установили, что кроме давно известных шаровых и рассеян-
ных скоплений звезд в состав Галактики входят и сильно рас-
сеянные группировки звезд особого рода.
Основываясь на многочисленных наблюдениях и теоретических
расчетах, Виктор Амазаспович научно определил возраст раз-
личных звездных систем, входящих в Галактику, открыл сущест-
вование очень молодых систем звезд, названных им «звездными
ассоциациями». Возраст ассоциаций, а значит, и входящих в них
звезд, оказался не превышающим несколько миллионов лет. Ме-
жду тем средний возраст других звезд составляет несколько
миллиардов лет. Это значит, что звездные ассоциации возникли
сравнительно недавно. Отсюда Амбарцумян сделал вывод, что
формирование звезд Галактики продолжается и поныне, то есть
звезды возникали вчера, возникают сегодня и будут возникать
завтра.
Это открытие вызвало настоящий переполох в некоторых науч
ных кругах. Какая дерзость по отношению к авторам так назы-
ваемых классических объяснений этого вопроса!
Это имеющее большое научное значение открытие нанесло со-
крушительный удар и по идеалистическим воззрениям. В основе
его лежала материалистическая диалектика, ее метод, позволя-
ющий понять и правильно осмыслить развитие и изменения, про-
исходящие в окружающем нас мире.
Ввиду важности этой научной проблемы изучение звездных
ассоциаций, этих очагов звездообразования, и поныне продолжа-
ется в ряде советских и зарубежных обсерваторий.
Вот уже несколько лет В. Амбарцумян и его ученики усилен-
но занимаются изучением нестационарных — горячих звезд. Уже
давно известно, что во внутренних слоях звезд скрыты мощные
источники энергии, благодаря которым звезды, и в том числе
Солнце, имеют возможность светиться в течение миллиардов пет
U природе этих мощных источников делались различные предпо-
ложения. До самого последнего времени была принята гипотеза
•по источником внутризвездной энергии являются термоядерные
10
реакции, при которых происходит формирование ядер гелия из ядер
водорода, причем каждые четыре ядра водорода образуют одно
ядро гелия. Предполагалось, в частности, что и внутри нашего
Солнца происходит эта термоядерная реакция. Однако, поскольку
внутренние слои звезд совершенно недоступны для непосредст-
венных наблюдений, не было никаких прямых доказательств то-
го, что внутризвездные источники энергии имеют именно такую,
а не иную природу. Исследование этой проблемы велось на осно-
ве косвенных данных чисто умозрительным путем.
Бюраканская обсерватория распечатает телескопами, специ-
ально предназначенными для фотографирования спектров звезд.
Здесь уделяется особое внимание наблюдениям спектров неста-
ционарных звезд. Работы по изучению нестационарных звезд важ-
ны не только для познания их природы и закономерностей их про-
исхождения, но и тля проникновения в закономерности строения
вещества при условиях, которые пока неосуществимы в земных
лабораториях. В качестве примера Амбарцумян приводит такой
факт: великий русский химик Менделеев, открыв периодическую
систему элементов, обратил внимание на некоторые пустые места
в этой системе и предсказал, что они соответствуют еще неизвест-
ным нам элементам. Время принесло блестящие подтверждения
этого гениального предвидения. Один за другим были открыты
новые химические элементы — белых пятен в таблице Менделее-
ва становилось все меньше Среди прочих пустовало до недавнего
времени и место для элемента № 43. В самое последнее время вы-
яснилось, что ему соответствует элемент, ядра которого не явля-
ются устойчивыми и который поэтому вовсе не встречается на
Земле в естественном виде. Этот элемент получил название тех-
неция. Его научились получать искусственно в совершенно нич-
тожных количествах. Велико было удивление научного мира, ког-
да астрофизики обнаружили, что этот неустойчивый элемент в
больших количествах имеется в атмосферах некоторых нестащю-
нарных звезд.
Как же могло случиться, что элемент, ядра которого неустой
чивы и быстро разрушаются, все-таки существует в больших к<»
личествах на этих небесных телах? Очень просто: в атмосферах
нестационарных звезд происходят мощные процессы высвобояч
дения энергии. Характер этих процессов указывает, что они долж-
ны быть связаны с преобразованием атомных ядер и с возникнове-
нием новых ядер. Среди возникающих новых ядер могут суще-
ствовать и такие, которые неустойчивы и поэтому имеют неболь-
шую продолжительность жизни. Таких неустойчивых ядер долж-
но быть весьма мало на Земле и в атмосфере Солнца, где не
происходит энергичных процессов образования новых ядер. Но
таких ядер должно быть много там, где материя проходит через
мощные ядерные превращения, сопровождаемые выделением боль-
ших количеств внутризвездной энергии
Если это объяснение справедливо, то мы должны в нестацио-
нарных звездах, в которых обнаруживается заметное количество
И
технеция, найти и другие аномалии в химическом составе. И та-
кие аномалии действительно наблюдаются. Например, в тех же
звездах обнаружена аномально большая интенсивность спект-
ральных линий циркония и редкого элемента лантана.
Из этого примера видно, что развитие физики нестационарных
звезд оказывается тесным образом связанным с успехами физи-
ки атомного ядра. Эта связь станет еще более тесной, когда аст-
рономы получат данные для точного суждения о тех ядерных
процессах, при которых происходит выделение звездной энергии
и возникновение новых атомных ядер
Открытия Амбарцумяна выполняются не ощупью, а по твер-
до задуманной программе. При постановке научных проблем он
прежде всего любит ясность и четкость, постоянно воспитывает
у своих учеников терпение и настойчивость при решении наиболее
трудных задач современной астрофизики. Результаты его тру-
дов и трудов его сотрудников оглашаются только в том случае,
когда малейшие сомнения остаются позади. В Бюраканской
обсерватории не приходится говорить о продолжительности тру-
дового дня. Зараженный энтузиазмом своего руководителя,
весь коллектив работает, не глядя на часы. Девизом творчества
здесь являются последовательность, настойчивость, труд и еще
раз труд.
Теоретические исследования звездных атмосфер и туманностей
проводятся и в Ленинградском университете. Этими работами ру-
ководит член-корреспондент Академии наук СССР Виктор Викто-
рович Соболев. С академиком Амбарцумяном он познакомился бо-
лее четверти века назад, когда тот был профессором Ленинград-
ского университета, а Соболев студентом. С Соболевым автор этих
строк встречался несколько раз в Ленинграде, и каждый раз этот
несловоохотливый человек говорил о своем учителе с исключи-
тельной теплотой.
— Трудно забыть лекции, такие глубокие по содержанию и про-
стые по форме. Но больше всего нас привлекала новизна предме-
та. Теоретическая астрофизика — наука очень молодая, и Амбар-
цумян — один из ее творцов. Тогда впервые в Советском Союзе
он вводил преподавание теоретической астрофизики в программу
университета.
Молодость науки гармонировала с молодостью ученого. Про-
фессору Амбарцумяну было тогда 27 лет. Мощно расцвела с тех
пор совегская теоретическая астрофизика, по праву занявшая
первое место в мире, а академик Амбарцумян стал крупнейшим
астрофизиком. Его многочисленные ученики — профессора док-
тора и кандидаты наук —успешно разрабатывают новые направ-
ления, намеченные учителем. к
Астрофизика стоит на грани физики и астрономии Она изу-
чает физические процессы в небесных телах, проблемы строения
и развития Вселенной. Астрофизика имеет громадное практическое
и мировоззренческое значение. мическое
12
Ученые-физики в своих лабораториях производят тончайшие
эксперименты для разгадки строения и свойств материн Однако
диапазон физических условий, достижимых в лабораториях, не-
велик. Гораздо большее разнообразие условий (то есть темпера-
тур, давлений, плотностей, электрических полей и т. д.) сущест-
вует в небесных телах. И астрофизики имеют возможность
наблюдать поведение материи в этих условиях. Можно без преуве-
личения сказать, что небесные тела являются ценнейшей лабора-
торией для физики. Трудно себе представить состояние современ-
ной физики, если бы от нас было закрыто звездное небо.
Некоторые достижения советской астрофизики уже непосред-
ственно используются в народном хозяйстве страны. В внте при-
мера можно указать на работу В. А. Амбарцумяна о рассеянии
света в мутных средах. Процессы рассеяния света играют ог-
ромную роль в звездных атмосферах. Вычисление яркости рас-
сеянного света очень сложно, но В. А. Амбарцумяну удалось най-
ти весьма простое и вместе с тем совершенно точное решение этой
задачи. Процессы рассеяния света происходят также в земной
атмосфере, в водных бассейнах, в оптических приборах. II ака-
демик Амбарцумян применил свою теорию, разработанную перво-
начально для целей астрофизики, к запросам народного хозяй-
ства. Она нашла свое применение как в исследованиях наших уче-
ных (В. Соболев), так и за границей (Чандрасекар, Курганов,
Уено, Белман и другие), связанных с явлением многократного
рассеяния света в астрофизике, физике и геофизике.
— Не так давно, — обратился я к Виктору Викторовичу Со-
болеву,—некоторые американские астрономы предсказывали воз-
можность вспышки Солнца в виде так называемой «новой звезды»
Как это понять?
— При такой катастрофе жизнь на Земле неминуемо погиб-
ла бы. Это мрачное предсказание характерно тля наиболее кон-
сервативных ученых. Своим пророчеством некоторые американ-
ские астрономы как бы говорят: зачем бороться за переустройст-
во жизни на Земле, если в любую минуту она может погибнуть?..
В гигантских космических катастрофах советские астрономы
видят не исключительные явления, а осуществление закономерно-
го пути диалектического развития звезд. Советские астрофизики
показали, что вспышкам подвержены не все звезды, а только не-
большая часть, к которой, однако, не относится наше Солнце. По-
видимому, когда-то Солнце было неустойчивой звездой, но это
время давно прошло.
Виктор Викторович вспомнил еще одну из интересных бесет
с Амбарцумяном.
— Однажды я спросил Виктора Амазасповича, в чем секрет
его успехов? Он мне ответил, что никаких секретов нет, главное —
уметь думать. И. по словам Виктора Амазасповича, думать он
научился в первую очередь у своего отца — Амазаспа Асатуро-
вича.
13
Уметь думать... Я вспомнил эти слова во время беседы с чле-
ном-корреспондентом АН СССР Олегом Александровичем Мель-
никовым. Рассказывая о совместной работе с В. А. Амбарцумя-
ном в Ленинградском университете, Олег Александрович ска-
зал, что ему вспоминается случай на одном из занятии научного
семинара в тридцатых годах. Выступал ученый (впоследствии ма-
ститый) по вопросу об ориентации внегалактических звездных
систем и обратил внимание на то, что они показывают странные
и непонятные на первый взгляд распределения. Оратор привел
сложные формулы. Внимательно слушавший Амбарцумян заме-
тил, что в использованных формулах следует поставить не синус
угла, а косинус. После этого, к радости докладчика и всех при-
сутствовавших, распределение внегалактических систем стало
вполне понятным.
— Этот небольшой эпизод, — добавил Олег Александрович,—
характеризует исключительно быструю реакцию моего друга. Ведь
во время того или иного доклада мысли (и мысли правильные,
конечно) приходят обычно с запозданием, часто после заседания.
Виктор Амазаспович всегда очень быстро оценивает на докладе
правильность или ошибочность того или иного аргумента доклад-
чика.
Он умеет думать —думать быстро.
Еще задолго до появления ракет в космосе Амбарцумян «хо-
дил» по звездным мирам. «Ходил» и размышлял... Он и сейчас
мысленно «путешествует» в далеких мирах.
На основании наблюдений и вычислений Виктор Амазаспович
проникает в необъятные просторы земной атмосферы, загляды-
вает в тайники пока недостижимых звезд и галактик. На пись-
менном столе ученого — его расчеты и вычисления, в которых фи-
гурируют температуры, выраженные миллионами градусов, плот-
ности газа, намного меньшие достигнутых в лучших современных
вакуумах, и свет, покинувший источник излучения миллионы лет
назад.
Многим, возможно, памятно сообщение американского агент-
ства Юнайтед Пресс Интернейшпл о том, что в 1963 году амери-
канским ученым удалось якобы сделать поразительный снимок
крупнейшего взрыва ядра галактики М-82. Комментируя это со-
общение, В. А. Амбарцумян сказал:
Начнем с того, что недавние интересные наблюдения аме-
риканских астрономов Сандейлжа и Липдса относятся не к мо-
менту взрыва, а лишь к последствиям его. И сфотографирован не
сам взрыв, а продолжавшееся удаление выброшенного вещества
от ядра галактики М-82. Это, как нам представляется, был взрыв
весьма массивного тела в ядре галактики. Одни астрономы назы-
вают такое тело протозвездным, другие сверхзвездным. Масса его
должна быть порядка многих миллионов солнечных масс Иными
словами, се достаточно для образования многих миллионов звезд.
Этот взрыв, который произошел около десяти миллионов лет на-
зад, а видимым для нас мог бы стать только полтора миллиона лет
назад, с нашей точки зрения является не исключительным, а за-
кономерным явлением, происходящим в процессе развития ядра
галактик. Что же касается утверждения в сообщении Юнайтед
Пресс Интернейшнл, что учеными получен поразительный снимок
крупнейшего взрыва, который когда-либо наблюдался в природе, то
поправим это утверждение. Американские астрономы сделали
очень интересную фотографию того, что получилось в результате
взрыва. Снимок самого взрыва они могли бы иметь, если бы жи-
ли полтора миллиона лет назад и располагали в столь отдален-
ные времена совершенными телескопами.
По вопросу о взрывах в ядрах галактик мне довелось беседо-
вать с Виктором Амазасповичем в марте 1964 года. Поводом для
беседы явилась статья крупнейшего английского астронома Бер-
нарда Ловелла.
— Jth взрывы, — сказал В. А. Амбарцумян, — вызвали широ-
кий интерес по двум причинам. Во-первых, по своему масштабу,
по массе выброшенного при взрыве вещества, по количеству
выделяющейся энергии взрывы в ядрах галактик во много раз пре-
восходят какие-либо другие катастрофические явления, происхо-
дящие во Вселенной. Во-вторых, в течение многих лет между спе-
циалистами по внегалактической астрономии шла оживленная
дискуссия о том, действительно ли подобные взрывы происходят.
Многочисленные факты, полученные из наблюдений галактик, не-
которые советские астрономы уже давно объясняли тем, что в ядрах
галактик происходят грандиозные взрывы. Большинство запад-
ных специалистов отрицало эти взрывы. Теперь спор решен по-
ложительно на основе новых прямых наблюдений. В статье Б. Ло-
велла описывается один из наиболее интересных случаев взрыва
в ядре галактики. Согласно точке зрения, обоснованной астроно-
мами Бюраканской обсерватории, взрыв происходит в едином не-
звездном теле гигантской массы. Высказываемая в статье Ло-
велла гипотеза о том, что происходит одновременный взрыв мил-
лионов обычных звезд, выдвигалась рядом авторов, но не соот-
ветствует представлениям о характере этих взрывов, возникшим
на основе всей совокупности фактических данных...
Поток почты в Бюракан и из Бюракана—это лишь один вид
широкого общения с различными научными центрами. Я видел,
как шли и ехали туда люди самых различных возрастов и про-
фессий— местные и приезжие. Интерес к научным открытиям, ко-
торыми прославилась Бюраканская астрофизическая обсервато-
рия, оптическая техника, возможность видеть ученых, которые
наблюдают далекие миры, — все это привлекает сюда, в Бюракан,
множество людей. А о специалистах нечего и говорить. Многие из
них мечтают здесь поработать.
Вспоминается очередная поездка в Пулковскую обсерваторию,
где мне пришлось ощутить интерес астрономов к работе их коллег
в Бюоакане.
15
Завидев издали три полусферических купола Пулковской об-
серватории. я каждый раз проникаюсь глубочайшим уважением
и восхищением к этому всемирно известному астрономическому
центру. Главное здание обсерватории, обновленное послевоенной
реставрацией, окружено ныне многими новыми постройками. Пул-
ково растет и ширится. Все многостороннее становится деятель-
ность обсерватории, существующей уже сто двадцать пять лет.
Вот здесь и произошли мои встречи с людьми, которые пови-
дали Бюракан и поработали там.
Гостеприимная бюраканская земля готовится принять моло-
дых ученых из города Ленина. Здесь, рядом с астрофизической
обсерваторией, сооружается южная астрономическая станция Ле-
нинградского государственного университета. Она будет состоять
из двух наблюдательных башен, оснащенных новейшими астро-
номическими приборами. Недавно строители завершили сооруже-
ние одной башни, облицованной арагацким туфом. В башне уже
произведены монтаж и установка телескопа с диаметром зерка-
ла пятьдесят сантиметров, смонтирован вращающийся купол.
Рядом достраивается вторая башня. Ленинградские астрономы круг-
лый год будут проводить здесь электрофотометрические наблю-
дения, в которых примут участие и бюраканские астрофизики. Пи-
томцы того самого университета, где в свое время учился В. А. Ам-
барцумян, будут проходить здесь учебную практику.
Бюраканская астрофизическая обсерватория стоит на пере-
довой линии научного прогресса. Здесь за последние годы усилен-
но развивается пока еще молодая наука — радиоастрономия.
Когда погода плохая, самолеты не поднимаются в воздух, су-
да остаются у причалов, а астрономы, если у них нет радиоте-
лескопов, с таким же горестным видом., как и их коллеги по не-
счастью— летчики и капитаны морских судов, смотрят на закутан-
ный грозовыми облаками небосвод.
Моряки говорят: «ждем у моря погоды», а астрономы говорят:
«у неба — ясности».
А вот радиоастрономия не боится плохой видимости. Земные
атмосферные явления беспомощны перед идущими к нам косми-
ческими радиоволнами, которые неудержимо пробиваются сквозь
облачный слой. Пусть идет грозовой дождь, пусть ярко светит
солнце, все равно радионаблюдения продолжаются. Радиоастро-
номия упразднила понятие дня и ночи. В Бюракане группа астро-
физиков работает и днем и ночью. У них на вооружении мощные
радиотелескопы, дающие возможность «видеть» во много раз даль-
ше, чем с помощью обычных телескопов. Их создают, конструи-
руют, строят сами бюраканцы.
Может возникнуть вопрос: не устарели ли оптические мето°-
ды наблюдения?
Нет! Их нельзя противопоставлять новым методам наблюде-
ния. Излучение небесных тел имеет разную интенсивность, поэто-
му при изучении объектов со слабым радиоизлучением предпоч-
тение отдается оптическим методам.
16
Облик Вселенной человек постигает шаг за шагом, усилиями
астрономов всех стран. Поэтому и радиотелескопы и оптические
телескопы будут «жить» мирно бок о бок.
Академик В. Амбарцумян развивает радиоастрономию с при-
сущим ему энтузиазмом, увлекая новаторством своих молодых
учеников. Во главе нового Института радиоастрономии и элект-
роники стал ученик «бюраканского звездочета» Э. Мирзабекян.
В Бюракане много первоклассных телескопов. Совсем недав-
но здесь начал действовать новый телескоп системы Шмидта, ко-
торый сделал еще более зорким око Бюракана. Телескоп Шмид-
та по своей мощности является вторым в мире инструментом та-
кого типа. Он дает возможность производить исследования слабых
внегалактических туманностей, фотографировать небесные тела,
до сих пор не поддающиеся наблюдениям с помощью телескопа
других конструкций. Один из учеников и сотрудников Амбарцу-
мяна— Бениамин Маркарян уже много ночей с помощью спе-
циального пульта управления направляет мощное око на небес-
ный свод и производит фотографические наблюдения спектров
десятков тысяч звезд одновременно.
— Бюраканскую и Крымскую астрофизические обсерватории,—
говорил однажды директор Крымской обсерватории Андрей Бо-
рисович Северный, — объединяют общие научные интересы, выра-
жающиеся во влиянии идей Виктора Амазасповича на некоторые
наши работы. Эти дружеские научные связи создают наилучшие
условия для успешного развития науки. Все новые идеи послед-
него времени, касающиеся проблемы образования и развития
звездных систем, по существу исходят из Бюраканской обсерва-
тории, руководимой академиком Амбарцумяном.
К этим словам А. Б. Северного остается добавить, что новые
идеи способствуют развитию новых разделов астрофизики. Одни
из них изучают объекты, обладающие сверхвысокой плотностью.
В числе таких космических тел белые карлики, средняя плотность
которых такова, что масса одного кубического сантиметра изме-
ряется десятками и сотнями килограммов, барионные звезды, у
которых один кубический сантиметр содержит массу в тысячи
тонн и выше. Другие изучают происходящие в космических объек-
тах взрывы, при которых достигается сверхвысокая концентрация
энергий. Известно, например, что во время некоторых звездных
вспышек за несколько секунд освобождается энергия, эквивалент-
ная миллиардам мегатонных бомб. В космических магнитных по-
лях гигантской протяженности частицы сверхвысоких энергий
(до тысячи миллиардов электроновольт) рождают излучения, ис-
следование которых позволяет проверить многие выводы теории
элементарных частиц.
В одной из недавних бесед Виктор Амазаспович вновь подчерк-
нул, что многие направления современной астрофизики по сущест-
ву сомкнулись с наиболее сложными разделами ядерной физики,
теории элементарных частиц и теории сильных полей тяго-
тения.
17
Все это открывает новые горизонты и возможности. И нет сом-
нения что и на новом этапе развития астрофизики Бюракапская
астрофизическая обсерватория сыграет выдающуюся роль, сосре-
доточив свое внимание на основных, коренных проблемах.
Именно на коренных, и это не случайно.
Одним из признаков культуры мышления является способность
сознательно ограничивать своп знания. Сознательное ограниче-
ние, то есть сосредоточение внимания на определенном объекте,
способствует проникновению в суть изучаемого предмета. Без
умения проникнуть в суть изучаемого предмета, без активного
творческого созидания невозможно развивать науку.
В наше время вопрос культуры мышления, образного мышле-
ния особенно важен, так как чем дальше человек подымается
в космическую высь, тем больше проникает в глубь атома. Сей-
час, как никогда, важную роль играет изучение просторов Все-
ленной, проникновение в сущность явлений, происходящих в кос-
мическом пространстве.
Прошло более двух тысячелетий с тех пор, как Гераклит ска-
зал, что «многознание не научает уму». Увлекаясь астрономией,
Виктор Амазаспович почти с детства сознательно сосредоточи-
вал внимание на той области, которой он себя посвятил. Эту куль-
туру мышления Амбарцумян воспитывает и у своих питомцев
Бюраканская обсерватория концентрирует все свои силы на ре-
шении проблемы происхождения звезд и звездных систем. Она
сумела за короткий срок прославить себя в научном мире. Вот
почему каждый, кто на данном этапе развития науки хочет ра-
зобраться в вопросах происхождения, развития звезд и звездных
систем, должен изучить труды бюраканцев.
Еще в октябре 1948 года английский журнал «Обсерватори»
в отчете о первом Между народном астрономическом конгрессе
в Цюрихе писал: «Пожалуй, самым интересным сообщением ока-
залось то, которое не имело ничего общего с темой этого заседа-
ния,— а именно, работа Амбарцумяна о клочковатой структуре
межзвездной поглощающей среды».
В том же году на страницах выходящего в Америке журнала
«Популяр астрономи» читаем: «Почетный член Американского
астрономического общества Амбарцумян является одним из
самых великих астрофизиков, живущих в настоящее время. Его
редкая по глубине проницательность является исключитель-
ной. Он оказал большое влияние на работу других астрофизиков
мира».
В Париже, Лондоне, Льеже, Праге, Дели, Нью-Йорке — всю-
ду бюраканскнй астрофизик рассказывает о достижениях совет-
ской науки. Он рассказывает и о своей древней родине —Арме-
нии, и о том, какие могучие крылья выросли у армянского народа
после установления советской власти
Пет возможности перечислить даже одни лишь фунтаменталь-
18
ные труды ученого. Достаточно сказать, что его исследования по
целому ряду новых направлений в астрофизике и звездной астро-
номии разрабатываются и продолжаются астрономами разных
стран мира со все возрастающим интересом.
Как уже было сказано, в последнее время в Бюракане успеш-
но развивается радиоастрономия. К лучу света — основному ис-
точнику сведений о событиях в космосе—присоединился его бли-
жайший сосед по шкале — радиолуч.
Коллектив бюраканцев, состоящий исключительно из выпуск-
ников Ереванского университета, объединен преданностью
избранной профессии. Исследованием далеких звездных систем
занимается Б. Маркарян, газовых туманностей — Г. Гурзадян,
нестационарных звезд — Л. Мирзоян. Более молодому ученику ака-
демика Амбарцумяна Э. Хачикяну удалось впервые обнаружить
высокий процент поляризации излучения крабовидной туманно-
сти, а С. Искударян и К. Саакян открыли и исследовали много
белых карликов.
Бюракан — маленькая частица Армении. Маленькая, — но ка-
кое великое сражение за прогресс науки происходит здесь! И ру-
ководит им человек, бесконечно любящий свою родину, свой на-
род.
Любит он и Ленинград, где учился и стал ученым. Недавно
Виктор Амазаспович получил письмо студентов Ленинградского
университета. Академика просили ответить на несколько вопро-
сов. Привожу опубликованные в газете «Ленинградский универ-
ситет» вопросы студентов и ответы на них.
— Что Вы считаете наиболее значительным в Вашей научной
деятельности за последние два-три года?
— Работу по истолкованию многочисленных и разнообразных
фактических данных, относящихся к строению и природе галак-
тик. Результаты этой работы были изложены мной в августе
1961 года в локладе, зачитанном на пленарном заседании один-
надцатого съезда Международного астрономического союза в
Беркли.
— Самое значительное событие в Вашей жизни?
— Решение стать астрофизиком и учиться в Ленинградском
университете, принятое мною, когда я был еще учеником сред-
ней школы.
— Ваши планы на будущее?
— Заниматься наукой и постараться уменьшить число засе-
даний, в которых участвую.
— Ваши пожелания профессорам и студентам Ленинградско-
го университета?
— Желаю достичь новых успехов в исследовательской и пе-
дагогической работе, поднять еще выше знамя славнейшего уни-
верситета России, знамя советской науки. Хотелось бы так-
же, чтобы родной Ленинградский университет получил имя одно-
го из своих великих ученых: Чебышева, Бутлерова или Менде-
леева.
19
Немало дел у президента Академии наук республики: беседы
с археологами, ведущими раскопки крепости Теишебаини, и по-
ездка в Вычислительный центр, к математикам и механикам, бе-
седа с химиками, посещение завода, ответы на письма, прием
избирателей, переписка с государственными учреждениями.
Одни ответы на обширную и разнообразную корреспонденцию
требуют изрядного количества времени. А ведь каждое утро в поч-
товом ящике депутата Верховного Совета СССР Амбарцумяна
оказывается по нескольку десятков писем. Пишут отовсюду: из-
биратели, студенты и аспиранты со всех концов Советского Сою-
за, пишут молодые люди с просьбой помочь решить сложную за-
дачу, порекомендовать, какую выбрать специальность. Пишут
ученые из разных уголков мира,— этих писем немало: Бюракан-
ская обсерватория поддерживает связь с астрономическими цент-
рами различных стран. В списке адресатов «Сообщений Бюра-
канской обсерватории» —315 обсерваторий, библиотек, научно-ис-
следовательских и других учреждений около 50 стран, в том числе
257 иностранных; и 156 известных ученых, из них 112 иностран-
ных. Пишут Амбарцумяну как астрофизику и как президенту
Академии наук Армянской ССР со всех концов света.
Известный астроном Отто Струве из радиообсерватории Грин
Бэнк (Западная Виргиния, США), сообщая, что президенты Ака-
демий наук СССР и США договорились о проведении серии сим-
позиумов, обращается с просьбой решить три группы вопросов,
связанных с широким привлечением советских специалистов по
радиоастрономии. Проф. О. Струве просит: «Я хотел бы лично
Вас пригласить на симпозиум без нарушения Ваших планов уча-
стия в собрании Международного астрономического союза. Как
Вы знаете, Ваш престиж в США велик».
Профессор Влада Бэнэцяну пишет из Бухареста, что в дав-
ние времена на территории Румынии существовало до ста ар-
мянских колоний. В государственных архивах Румынии хранится
до 50 000 армянских документов, которые ждут своих исследова-
телей. Профессор просит оказать содействие в совместном изуче-
нии этих документов и подготовке серии публикаций.
Профессор Б. А. Гембарский (Польша), успешно работающий
над переводами произведений армянской литературы на польский
язык, прислал свой труд, чтобы получить отзыв специалистов из
Института литературы Академии наук Армянской ССР.
Айвор Робинсон, Альфред Шильдт и Энгельберг Шуканг из Те-
хасского университета приглашают на второй техасский симпо-
зиум релятивистской астрофизики, который будет носить между-
народный характер. А господин Лютен из университета г. Минне-
сота (США) просит председательствовать на открытии сессии сим-
позиума по голубым звездам и высказать свое мнение о повест-
ке дня.
А если конференция по тем же голубым звездам созывается
еще и в Страсбурге?
20
А если в Брюсселе предстоит международное совещание по
физике?
На конвертах марки стран Латинской Америки.
«Университетом в Сан-Паулу (Бразилия) недавно (речь идет
о 1962 годе. — А. А.) созданы четыре кафедры. Наше желание —
иметь кафедры, в течение первого года пополненные иностранны-
ми специалистами, которые помогут нам создать астрономиче-
ский факультет. Этим письмом мы направляем Вам сердечное при-
глашение приехать в Сан-Паулу, чтобы получить Ваш совет.
Если возможно, будьте любезны, направьте одного из Ваших сот-
рудников поработать с нами по крайней мере один год. Необхо-
димые расходы по приезду и проживанию здесь берем на себя*.
Письмо подписано профессором современной физики университе-
та Сан-Паулу.
Письмо из Южной Америки. Автор Ф. Рутлант. «В течение
последних нескольких лет наша страна стала важной стратеги-
ческой территорией с точки зрения астрономии. Окончательно ре-
шено устроить свою обсерваторию и, кроме того, в конце концов
создать двухсотдюймовый телескоп в наших горах. Вот те основ-
ные причины, которые убеждают нас, что Ваша поездка, думает-
ся, будет ценной, а с другой стороны, — благоприятной. В прин-
ципе— примете ли Вы это приглашение на ближайшее будущее?»
В. А. Амбарцумян является почетным членом многих акаде-
мий мира, а также различных научных обществ.
Сэр Спенсер Джонс пишет из Лондона в Бюракан, что Совет
Королевского астрономического общества вынес решение награ-
дить В. А. Амбарцумяна золотой медалью Общества за 1960 год
и поручает ему прочесть традиционную лекцию.
В 1961 году, когда В. А. Амбарцумян был избран на очеред-
ной срок президентом Международного астрономического союза,
поток приветствий и поздравлений особенно ощутимо показал
рост престижа советской астрономической науки и огромный ав-
торитет ученого-избранника.
Что же характерно для бюраканцев?
Для всей деятельности коллектива Бюраканской астрофизи-
ческой обсерватории и его руководителя характерно присущее со-
ветской науке стремление поставить свои достижения на службу
человечеству.
В докладе «Проблемы внегалактических исследований», про-
читанном на XI съезде Международного астрономического союза
в Беркли (США) в августе 1961 года, В. А. Амбарцумян говорил:
«Анализ наблюдений показывает, что явления, относящиеся к
происхождению галактик, настолько необычны, что их было бы
невозможно предвидеть, исходя из каких-либо теоретически пред-
взятых положений. Здесь мы снова сталкиваемся с поразитель-
ным явлением, постоянно повторяющимся в истории науки. Когда
она вторгается в новую область явлений, она находит неожи-
данные, качественно новые закономерности, выходящие за пре-
делы прежних представлений. Это делает каждую такую область
21
явлений тем более интересной. Поэтому нам нужно еще более
тщательно собирать факты и наблюдения, ибо лишь увеличение
фактических данных, более точные сведения о реальных объек-
тах, большая информация о строении различных частей галак-
тик* и тщательный анализ этих сведений могут помочь нам в раз-
решении возникающих здесь трудных вопросов».
Этой благородной цели и служат международные связи со-
ветской науки.
Бюраканская астрофизическая обсерватория оказывала серь-
езную помощь ряду советских и зарубежных университетов в воп-
росе подготовки и усовершенствования научных кадров. Кроме
студентов старших курсов соответствующих специальностей Ере-
ванского государственного университета, Ереванского и Ленина-
канского педагогических институтов, в Бюракане учебную и про-
изводственную практику проходили аспиранты и студенты Ле-
нинградского, Московского, Киевского, Свердловского, Рижско-
го и других университетов. В обсерватории были подготовлены
высококвалифицированные специалисты по астрономии для Азер-
байджанской ССР.
С целью научной работы, наблюдений и усовершенствования,
а также с целью обсуждения научных проблем, консультаций и
ознакомления с научными исследованиями, проводимыми в об-
серватории, в Бюракане побывали ученые Советского Союза и мно-
гих зарубежных стран. Среди иностранных ученых — гостей
обсерватории — директор Лейденской обсерватории (Голландия),
президент Международного астрономического союза в 1958—
1961 годах Ян Оорт (1962 год), директор Английской радиоастро-
номической станции Джодрелл Бэнк Бернард Ловелл (1958 и
1963 годы) и директор Национальной обсерватории Академии
наук Мексики, вице-президент Международного астрономического
союза Гуиллермо Харо (1956 и 1962 годы).
Очень часто ученые гости выступали с докладами на научных
семинарах обсерватории.
В свою очередь ряд сотрудников обсерватории с целью науч-
ной работы, дачи научных консультаций, чтения лекций, ознаком-
ления с постановкой научной работы, а также для участия в ра-
ботах научных собраний, конференций, симпозиумов побывали
в ГДР, Венгрии, США, Англии, Франции, Чехословакии, Бельгии,
Австрии, Румынии, Болгарии, Индии, Швейцарии, Австралии, Ин-
донезии, Италии, Голландии и Швеции.
Армянские астрономы принимали активное участие в много-
численных всесоюзных и международных астрономических сове-
щаниях и конференциях.
Бюраканская астрофизическая обсерватория, в частности, при-
нимает деятельное участие в работах Международного астроно-
мического союза (МАС). Четверо из научных сотрудников об-
серватории (В. А. Амбарцумян, Г. А. Гурзадян, Б. Е. Маркарян
и Мирзоян) являются членами Союза и его постоянных ко-
миссии. Они имеют научную переписку с постоянными комиссия-
22
ми, генеральным секретарем и членами МАС, периодически полу-
чают научные и информационные публикации МАС.
Начиная с 1948 года армянские астрономы участвовали в ра-
ботах почти всех съездов Международного астрономического сою-
за. Их доклады и научные сообщения на этих съездах и засе-
даниях постоянных комиссий МАС часто бывали в центре внима-
ния участников.
Особо следует отметить участие армянских астрономов в рабо-
тах последних съездов МАС: в Москве в 1958 году и в Беркли
(США) в 1961 году. На съезде в Беркли директор Бюраканской
астрофизической обсерватории академик В. А. Амбарцумян выс-
тупил на пленарном заседании с большим докладом, подытожи-
вающим результаты, полученные в Бюракане по изучению внега-
лактических туманностей и нестационарных звезд. На этом съез-
де он был избран президентом МАС на период до следующего
съезда. Н в связи с этим годичная сессия исполнительного коми-
тета МАС в сентябре 1962 года впервые в истории МАС состоя-
лась в Советском Союзе, в Ереване. В сессии участвовали все
члены исполкома МАС, крупнейшие астрономы из Англии, Гол-
ландии, Чехословакии, США, Канады, Японии, Южно-Африкан-
ского Союза и Франции. Доклады участников сессии на научном
семинаре Бюраканской астрофизической обсерватории о работах,
проводимых в их обсерваториях, и о полученных новых резуль-
татах, научные дискуссии и беседы явились знаменательными со-
бытиями в жизни обсерватории.
Французское астрономическое общество наградило Амбарцу-
мяна медалью имени Жансена, Тихоокеанское астрономическое
общество в Калифорнии — золотой медалью имени Катарины
Брус, а Совет английского Королевского астрономического об-
щества присудил в 1960 году медаль за выдающиеся успехи в ас-
трономической науке.
Но все это было потом. А как же он начинал свой путь
в науку?
Едва ли не наибольшую потерю человечество песет от того,
что в какую-то пору детства родители в силу множества причин —
трудных житейских условий, семейной неслаженности, недоста-
точной культуры и прочих обстоятельств — не умеют разглядеть
в своих детях такие задатки, которые надо умело, терпеливо, чут-
ко развивать.
В семье Амбарцумяна дети были предметом пристального вни-
мания родителей. Мать и отец, каждый по-своему, внесли до-
стойную лепту в их воспитание. Рипсиме Сааковна вселила в них
тот дух патриархальной нравственности и народных добродете-
лей, которые передаются из поколения в поколение в честных
трудовых семьях, живущих в скромном достатке, почете и ува-
жении.
23
Именно такой была семья Тер-Саак Хаханяна. Надо предста-
вить закавказскую -окраину Российской империи конца прошло-
го века, чтобы стало ясным, что тогда многие носили духовное
звание не по своей склонности к религии, а потому, что это была
одна из возможностей стать образованным человеком. В духов-
ную семинарию поступали те, кто не мог надеяться переступить
когда-нибудь порог отечественного университета. Сословные и
иные барьеры были неодолимы. Учиться за границей могли лишь
дети богатых родителей. Духовные семинарии упоминаются в био-
графиях многих разночинцев, сыгравших затем выдающуюся роль
в развитии просвещения, науки и искусств в России конца прош-
лого— начала нынешнего века. Кто знает, о какой карьере меч-
тал Тер-Саак Хаханян. Он стал священником, поселился в Цхин-
вали— центре Южной Осетии. Его супруга Елизавета Георгиев-
на родила ему пять сыновей и дочь. Человек вежливый, обходи-
тельный, обладавший внушительной внешностью, он пользовал-
ся уважением среди прихожан и местных властей. С ним инте-
ресно было поговорить о политике, о литературе и по националь-
ному вопросу, которым он особенно интересовался, переживая
страдания армян в Западной Армении.
Рипсиме Сааковна приобрела в отцовском доме многие цен-
нейшие качества и навыки. Выйдя замуж, она сохранила доста-
точно сильный и оригинальный характер. Преобладавшие в ее
натуре мягкость, чуткость, правдивость помогли ей стать пре-
красной матерью и хозяйкой дома.
Во многих отношениях полную противоположность ей пред-
ставлял Амазасп Асатурович. Он обладал огненным темперамен-
том и неукротимой энергией. С дошкольного времени отец вни-
мательно наблюдал за детьми. Постепенно у него выработалась,
как говорили в семье, «своя система», представляющая немалый
общественный интерес. Впервые о своей воспитательной системе
Амазасп Асатурович заговорил в кругу литературных друзей —
Ованеса Туманяна, Газароса Агаяна и других в 1911 году.
Как-то речь зашла о Гомере и гомероведении, то есть о том,
что в течение всей жизни было центром научных интересов Ама-
заспа Асатуровича. Друзья знали, что он взялся за перевод Го-
мера с древнегреческого источника на армянский язык. Амазасп
Асатурович высказывал мысль, что гомероведы нередко ссыла-
ются на «теорию пунктов». Несостоятельная в целом, она пред-
ставляет некоторый интерес с точки зрения психологии.
—- Архимед утверждал, что, имея точку опоры, он может пе-
ревернуть земной шар. Перефразируя его, можно сказать: зная
распределение психических сил по пунктам, можно направлять
развитие интеллекта.
Из этих предпосылок исходила в дальнейшем вся воспита
тельная система отца.
В семье было уже трое детей: Гоар, Виктор и Левон.
I оар была одинаково привязана к отцу, матери, бабушке, де-
душке ко всем. Развитие шло ровно. Когда девочке было че-
24
тыре года, она свободно говорила на армянском, грузинском язы-
ках и правильно высказывала свои мысли. Двухлетний Виктор
с большой способностью различал предмету, отмечая их харак-
терные черты.
Уже в том возрасте у него начали развиваться пространствен-
ные и количественные представления. Отец начал в виде элемен-
тарной игры проводить с ним соответствующие упражнения. Про-
ходили дни, и мальчик в игре, в общении со своей сестрой, в раз-
говорах с матерью и другими членами семьи точно воспроизводил
свои познания в области чисел. За числовыми упражнениями сле-
довали логические. Отец был уверен, что логические функции в
сознании детей возникают и развиваются в очень раннем возрасте.
Виктор имел специальный высокий стул с откидывающимся
назад барьером. За столом во время еды он всегда сидел на этом
стуле. После обеда малыш обычно просил: «Ичнем, ичнем!» (то
есть «спустимся, спустимся»). В ответ на это, умышленно проти-
водействуя ему, взрослые говорили:»
— Нет, не ичнем!
Отец считал, что подобная концентрация психических сил долж-
на была положительно сказаться на создании характера актив-
ного, творческого.
Семейные заботы были для Амазаспа Асатуровича своего рода
отдушиной. Они давали возможность забыться и выбросить из
головы на время служебные неприятности. Пресловутое «Дело
фирмы Сименс» продолжало волновать судебные круги и адво-
катуру. Один из светил юридического мира в Тифлисе тех лет,
некто М. О. Грузенберг, говорил:
— Послушайте, коллега Амбарцумян! Что за громкое дело!
И магистратура, и адвокатура — все говорят о нем. Верно ли, что
вы обругали и очернили суд? Это ведь нечто невероятное. Вот я
уже свыше двух десятков лет практикую, а этакой выходки не
допускал ни разу. Да, никогда! Разве можно?
Как говорится, плетью обуха перешибить не удалось. Общее
собрание окружного суда рассмотрело жалобу Красоского и по-
становило: за оскорбление члена суда лишить присяжного пове-
ренного А. А. Амбарцумяна практики сроком на один год. Это
решение было обжаловано, но безрезультатно
Друзья всячески ободряли пострадавшего.
— Ты прекрасно поступил, — говорил Газарос Агаян. — Так
и надо, Амазасп! Изобличать бюрократов, душителей свободы
и прочих мерзавцев в совершаемых ими подлостях—это священ-
ный долг всех честных людей. Не робей и будь непоколебим!
Слухи о поединке отца со взяточниками доходили до семьи,
и даже дети обсуждали это. Однажды, волнуемый вопиющими
несправедливостями в судебных инстанциях Тифлиса, отец вер-
нулся домой и застал детей в пылу острой дискуссии.
— Глупенький, не понимаешь, что у папы много врагов, — го-
ворила сестра младшему брату Левону —Они мешают, не дают
ему покоя. И может быть, папа не будет больше адвокатом.
25
_____ Нет, ты неверно говоришь! — кричал на нее Виктор. — Па-
па всякое дело знает. Кто может помешать моему папе?
_____ Я ведь не о том говорю. Я говорю, что, может быть, папа
не будет работать адвокатом. Это ведь не я сказала, а мама.
Вошел отец. Дети кинулись к нему. Разговор продолжался.
— Итак, — начал отец, — кто такой адвокат?
— Адвокат, — сообразил Виктор, —это человек, который ве-
дет дела.
— Прекрасно. Какие же дела ведет адвокат?
— Чужие, — ответил Виктор.
— Что значит «чужие»?
— Дела, которые разбирает суд, — ответил мальчик.
— А почему эти дела разбирает суд?
— Потому что люди ссорятся, враждуют друг с другом, де-
рутся и не могут мирно решить свои дела, — разъяснила Гоар.
— Правильно! Продолжим наш разговор: почему нужно, что-
бы при разборе дел в суде был адвокат?
— Адвокат нужен, чтобы правильно и хорошо решать дела! —
провозгласил Виктор.
— Ну, вот ты сам ответил на свой вопрос, — заключил отец.
Семья осталась жить в Тифлисе, хотя путь к адвокатской прак-
тике был закрыт. Лето 1912 года провели в деревне Хевтубани
близ города Гори. По дороге, которая вела в дачную местность
Меджвисхеви, можно было совершать замечательные прогулки.
Свободный от службы отец имел полную возможность всеце-
ло посвятить себя заботе о воспитании детей. День ото дня он
все больше вовлекался в орбиту детской «философии». Собесед-
никами его, а подчас и агрессивными оппонентами, являлись Вик-
тор, Гоар и гостившая в семье родственница Лиза. Размах мыс-
ли, процессы переработки видимого и познаваемого у каждого из
них были различными.
— Смотри, папа! — говорил иногда во время прогулки сын.—
Если прямо идти по этой дороге, то можно через горы прибыть
в Петербург.
— Неверно, — возражала Гоар, — если идти напрямик через
горы, то сперва попадешь в другие села и города, а не прямо
в Петербург. Ишь, захотел сразу в Петербург!
— Да я не о других городах, — живо уточнял свою мысль
Виктор, — я говорю о главном, о Петербурге.
— Верно! Обязательно прибудем в Петербург, если эту хо-
рошую дорогу направить прямо в его сторону!
— А как мы в Петербург придем? — спрашивала Лиза. — Ведь
у меня ботинки изношенные и дырявые. В этих ботинках я с тру-
дом до деревни доберусь, а не то что до Петербурга!
— Ха, ха, ха! — смеялись Виктор и Гоар. — Кто тебе предла-
гает идти до Петербурга? Просто говорится: если двинуться прямо
по этой дороге, то дорога приведет туда. При чем тут твои ды-
рявые ботинки?
26
— А сколько шагов отсюда до Петербурга?—задумчиво спра-
шивал Виктор. — Вот до нашего дома двести. А до Петербурга
во сколько раз больше? Скажи, я вычислю!
— Будет очень-очень много, чудак ты мой, — отвечала сест-
ра, — это очень трудно вычислить.
— Нет, пусть папа скажет: во сколько раз больше?
— Точно сказать не могу, — отвечал отец. — Но возможно при-
близительное сравнение. Вот слушай! Если отсюда до нашего до-
ма двести шагов, то расстояние до Петербурга примерно в ты-
сячу или две тысячи раз больше. Значит, сколько шагов до твое-
го города?
— Если в тысячу раз больше, то будет двести тысяч. Если
же в две тысячи раз больше, это составит четыреста тысяч шагов.
— Но это не так, Виктор,— возбуждая интерес мальчика, го-
ворил отец. — Расстояние до Петербурга больше, чем отсюда до
нашего дома, не в две тысячи, а в двадцать тысяч раз!
— Почему же ты меня обманул? — гневался Виктор. — Я хо-
тел точно вычислить, а ты меня подвел!
— Напрасно ты горячишься, — вразумляла Гоар. — Ведь па-
па только сказал к примеру. Он тебя ничуть не обманывал.
— Подумай и вычисли снова, — уговаривал сына отец. — Итак,
расстояние до Петербурга в двадцать тысяч раз больше, чем до
нашего дома.
— В двадцать тысяч раз, — повторял Виктор, крепко держа
свое первое вычисление. — Значит, там мы получили четыреста
тысяч шагов... До Петербурга четыре миллиона шагов!..
Уставший от дебатов, неприятностей в юридическом мире, от
хлопотливого сотрудничества в газете «Закавказская речь» и жи-
тейских забот, Амазасп Асатурович решил в июне 1913 года съез-
дить в родное село Басаргечар Поездка оказалась необычайно
полезной для детей-горожан. Они увидели сельскую жизнь.
В деревне уже были наслышаны о том, что Виктор обладает
незаурядными для своего возраста знаниями. В шутку его иног-
да называли ученым. В самом деле, его познания в области гео-
графии и арифметики, его способность к рассуждениям, несмот-
ря на их детский характер, казались удивительными.
Дети свободно говорили как по-армянски, так и по-русски, бег-
ло читали и писали Когда собирались любопытные односельчане,
Виктор устраивал импровизированный семинар по общеобра-
зовательным наукам. Сам он был в роли «профессора», в ка-
честве «учеников» покорно выступали почтенные взрослые — ост-
роумный брат деда Сукиас, родственник Ованес и другие. Пяти-
летний профессор брал книгу и обращался к старику Сукиасу:
— Скажи: «Русская хрестоматия»!
«Ученик» произносил фразу по-армянски:
— Рэс Хечо (то есть сельский старшина Хечо).
27
— Не «Рэс Хечо», а «Русская хрестоматия», — горячился «про-
фессор». — Как написано, так и читай!
____ Рустам Хрхреци!—умышленно искажая текст, смеясь отве-
чал Сукиас.
— Неужели ты в самом деле не можешь прочесть правильно? —
изумлялся «профессор». — Давай читать вместе... Ну, так. А те-
перь будем заниматься арифметикой...
В Басаргечаре отец продолжал логические упражнения с
детьми.
Когда однажды, много лет спустя, Амбарцумяна кто-то спро-
сил, как можно сформулировать роль отца в его судьбе, Виктор
Амазаспович ответил:
— Самая большая заслуга моего отца заключается в том,
что он с раннего детства научил меня логическому мышлению...
Конь, облюбованный Амазаспом Асатуровичем, по имени Ке-
хар-Ат, принадлежал местному судье Алтунову. Владелец скаку-
на имел богато украшенную уздечку. О ней так и говорили:
«судейская уздечка». Однажды она стала поводом любопытно-
го разговора между отцом и детьми.
— Папа, у судьи такая красивая уздечка, а у нас нет.
— Судья, Витя, на то и судья, чтобы иметь уздечку. Ведь он
постоянно занят тем, что обуздывает людей,
— То есть как?
— А ты подумай: с какой целью надевают уздечку на лошадь?
— Очень просто! — отвечал мальчик.— На коня уздечку наде-
вают, чтобы его усмирить, чтоб он подчинялся ездоку.
— Видишь ли, есть такие люди, которых тоже нужно усми-
рять, когда они, ие желая подчиняться закону, совершают не-
пристойные дела. Не будь «уздечек», трудно было бы жить чест-
ным людям.
— Понял, понял, папа! Ты хочешь сказать, что нехороших лю-
дей судья наказывает— воров, мошенников, разбойников и лгунов.
— Решения, которые выносит судья, и являются как бы уз-
дечками, — вмешалась в разговор Гоар. — Ими он укрощает и
направляет куда следует людей. А ты сразу не понял!
— Что ты мне объясняешь то, что я лучше тебя знаю! — за-
пальчиво отвечал брат.—Значит, папа, самый хороший и бла-
городный человек на свете — это судья?
— Да, мой милый. Судья — наилучший среди людей, если он
честно выполняет требования закона и если закон защищает ин-
тересы честных людей.
— А откуда законы? Кто их придумал? — допытывался сын. —
Не можем ли мы создать самые хорошие на свете законы?
Разговор продолжался, пока не пришли дед Асатур и судья
Алтунов. Они похвалили малышей за их интерес к законам и за-
конности, но при этом дед тяжело вздохнул.
Все еще продолжалась тяжелая пора господства реакции. Из
далекой Сибири пришли вести о расстреле ленских рабочих. Не-
подалеку начинал бурлить Баку. Политическая обстановка нака-
28
лялась и в Тифлисе. Празднование трехсотлетия дома Романо-
вых не оправдало надежд: оно не подогрело верноподданнических
чувств. Царствовавший дом сделался мишенью для острот и анек-
дотов. Вместе с тем проницательные люди понимали, что обста-
новка в Европе накаляется. Наступал 1914 год — год начала пер-
вой мировой войны.
Вернувшись в Тифлис, Амазасп Асатурович с головой окунул-
ся в общественную жизнь города, в литературные занятия. Од-
нако ежедневно отец выбирал свободную минутку для занятий с
детьми, Продолжались и упражнения. Были и незабываемые для
детей прогулки по Головинскому проспекту—до Ольгинской ули-
цы и обратно, Беседы во время прогулок были оживленными. Наи-
более активным собеседником обычно бывал Виктор. Конечно,
он во многом оставался пятилетним мальчиком и рассуждения
его были детскими. Однако развитие интеллекта, как уверял отец,
заключается не в серьезности или наивности суждений, а в пос-
ледовательности познавательных процессов. В то время как Вик-
тор являлся главным участником диалогов, сестра его, благодаря
сравнительно большей дисциплинированности, обычно ограничи-
валась тем, что корректировала мысли, высказываемые братом.
Такие «диалогические шествия» продолжались у Амбарцумя-
нов более десяти лет. Постепенно спутники отца превратились из
малышей в подростков. Тематика «диалогов» была неограничен-
но широкой. Дети имели возможность говорить и спрашивать обо
всем, что их интересовало. А отец использовал «шествия», чтобы
сообщать детям то, что, по его мнению, должно было попасть
в орбиту их внимания и суждений.
Ходячий «вольно-дискуссионный клуб»,— «логические упражне-
ния», «арифметические загадки» и некоторые другие методы вос-
питательного действия времени дополнялись участием детей в раз-
говорах взрослых.
В зиму 1913—1914 года в квартире Амбарцумянов на Эри-
ванской площади в доме № 3 часто бывали и подолгу засижива-
лись Погос Абелян, Мишо Манвелян, Арам Тер-Григорян, худож-
ник Геворг Овсепян, учредитель бухгалтерских курсов Иван Тер-
Степанянц, Мадат Петросян, Самвел Балагян и другие. Многие
из них охотно беседовали с малышами.
— Надо собирать людей пореже и поменьше. Уж очень шум-
но с утра до вечера. В доме — дети.
Это напоминание снова возвращало отца к пристальному вни-
манию в отношении детей. А тут еще такая интересная встреча...
— Знаешь, кого я сегодня видел? — сказал Амазасп Асатуро-
вич жене. — Степана Даниэловича Лисицяна с супругой. Они име-
ют частную гимназию на Бебутовской улице.
— Ну и что же?
— Лисицян спросил: «Верно ли, что рассказывают о способ-
ностях вашего сына? Неужели вы не пожелаете воспитывать и
обучать его в нашей гимназии?»
— А что ты ответил?
29
— я сказал: «Степан Даниэлович! Он еще не дорос до этого!»
_ До чего не дорос? До их гимназии?
— Нет, вообще пока мал. Рано ему ходить в школу
Но Лисицян настоял на том, чтобы Амазасп Асатурович при-
вел, как он выразился, своего «вундеркинда».
Три дня спустя после встречи с четой Лисицянов отец отпра-
вился с сыном в гимназию на Бебутовской улице. Директор встре-
тил их приветливо в приемной комнате, где было много посе-
тителей.
— Скажи, пожалуйста, какое число среди всех наибольшее? —
начал экзаменовать мальчика директор.
— Наибольшее? Такого числа нет! Если вы назовете какое-
нибудь число, то стоит прибавить к нему единицу, и оно станет
еще большим.
— Сколько в году дней, часов?
— Триста шестьдесят пять дней или восемь тысяч семьсот
шестьдесят часов, —улыбаясь ответил Виктор.
— А ты можешь рассказать нам что-нибудь из истории?
— Какой именно? Ведь разные бывают истории: есть история
Земли, история развития животных, история человечества. Мой па-
па говорит, что в будущем наука создаст самую интересную ис-
торию: историю Вселенной.
Разговор с мальчиком заинтересовал всех присутствовавших
и самого директора гимназии. Он спросил:
— Может быть, ты скажешь нам, на чем держится Земля,
во сколько раз она больше или меньше Солнца и как далеко на-
ходятся они друг от друга?
— Земля ни на чем не держится. А Солнце в миллион раз
больше Земли. Оно находится от нас на расстоянии ста пятиде-
сяти миллионов километров. Потому и кажется таким маленьким.
— Откуда ты все это знаешь? — спросил изумленный дирек-
тор
Потом добавил, обращаясь к отцу:
— У мальчика редкая ясность мысли, самостоятельность и не-
обычайная самобытность мышления, я бы сказал — дерзновенность.
Эти исключительные данные говорят о его большом будущем,
с чем и хочу вас поздравить.
Дома, конечно, зашел разговор о посещении гимназии. Рас-
сказывали оба. Отец видел в оценке опытного педагога, директо-
ра гимназии, торжество своей «системы». Виктор говорил обо
всем без удивления. А мать обратила внимание обоих на то, что
нельзя так дерзко разговаривать со старшими, и укоризненно по-
смотрела на отца. Амазасп Асатурович вздохнул, но бодрое на-
строение не покидало его весь день.
Лишь временами заранее намеченный распорядок занятий с
детьми нарушался. Причины были разные. В 1916 году в Басар-
чаре умер отец Амазаспа Асатуровича. Была памятная встреча
с Валерием Брюсовым и разговор с ним о маленьком Викторе.
30
Возрастала тревога: «Как сложится судьба детей в водовороте
надвигающихся событий?»
Социалистическая революция 1917 года и последующие годы
наложили свой отпечаток на жизнь всего города. Осколки раз-
битого государственного аппарата и реакционной профессуры Пе-
тербургского университета наводнили Тифлис. Амазасп Асатуро-
вич то и дело встречал своих бывших учителей. Это были в боль-
шинстве люди, плывшие по жизни без руля и без ветрил. До по-
ры до времени они думали отсидеться в Закавказье. Выжидали,
куда направиться в будущем—в Петербург, если победит контр-
революция, или за границу, если победит революция.
Одним из центров, где особенно накалялись страсти, оставал-
ся своеобразный любительский клуб — кафе «Чашка чая» в до-
ме Арамяна на Головинском проспекте. Здесь часто обсуждалась
«стратегия» освободительного движения армянского народа в ус-
ловиях революции, охватившей Россию.
— Сидят же здесь с нами представители нашей мыслящей ин-
теллигенции.
— И потому, — восклицал Погос Абелян, — я полагаю, что
слово о стратегии...
— Какая «стратегия»! — яростно протестовал Ширванзаде.—
На наших глазах происходит гибель многострадального народа,
косою смерти уносятся наши братья и сестры, дети и старики.
Тысячами погибают невинные, и народ — армянский народ—стоит
перед проблемой «быть или не быть?». При таких условиях на-
ша интеллигенция вот чем занята! Она, как вы здесь, ломает го-
лову над разрешением праздных теоретических вопросов. Это пе-
чально, друзья! Не над этим следует голову ломать, а над тем.
чем и как помочь народу-мученику спастись!..
— Это верно. Но неужели нельзя надеяться на то, что эта-
кий «парламент», каким является Закавказский сейм, принесет
спасение всем народам Кавказа, в том числе и армянскому? — с
иронией сказал Мишо Манвелян. — Ведь стоят же во главе сей
бесплодной организации такие известные «гуманисты», имена ко-
торых даже тошно называть.
Пресловутый Закавказский сейм был самым больным местом.
Люди резко делились на тех, кто осуждал эту «говорильню», и
на тех, кто, доверяя меньшевикам, дашнакам и мусаватистам,
ждал, что они смогут что-то противопоставить советской власти
и сохранить в Закавказье «демократические порядки западного об-
разца».
В 1918 году объединенные силы контрреволюции и иностран-
ной интервенции начали бесчинствовать в Закавказье: меньшеви-
ки — в Грузии, дашнаки — в Армении, мусаватисты — в Азербайд-
жане. Народное образование? В этой области в Тифлисе пока
оставалось все по-прежнему.
Так по-прежнему шла учеба в 3-й мужской гимназии, в ко-
торой Виктор Амбарцумян весной 1918 года перешел в третий
класс. Школа выполняла свою общеобразовательную функцию.
31
В младших классах, где еще не было общественных наук, от-
равляющее влияние временного режима сказывалось слабо и пол-
ностью нейтрализовалось атмосферой, царившей в семье Амбар-
цумянов.
Отец продолжал совершенствовать свою «систему» и внима-
тельно следил за результатами. Он пришел к выводу, что 1918 год
становится решающим в умственном развитии Виктора и Гоар:
они достигли такого состояния мышления, при котором начина-
ется постепенная дифференциация умственных способностей. Эти
способности развивались преимущественно в области математи-
ки и физики.
В самом деле, интерес мальчика к избранной отрасли знаний
был ярко выражен.
— Знаешь, папа, — не раз говорил Виктор, закрыв глаза,—
я могу производить вычисления. И как они, эти цифры, удобны.
Как угодно можно ими варьировать!
— Да, мой милый! — отвечал отец. — Математика — удивитель-
ная вещь. Возможности преобразования цифр бесконечны.
Вскоре на полке у Виктора появились новые книги: сочинение
Камиля Фламмариона, две брошюры о Марсе, «Система мира»
Лапласа, «Каталог неба» Покровского, «Луна» Джорджа Дарви-
на, «Солнце» Стратона и «Солнце» Секки.
Мальчик углубился в чтение. Временами он обращался к от-
цу с вопросами.
— Не правда ли, Секки был замечательным ученым? Он под-
робно исследовал солнечные пятна, их периодичность и враще-
ние. А вот Джордж Дарвин, как и его отец, придерживался тео-
рии эволюции. Он обосновал и вывел теорию развития Луны. Раз-
ве нельзя это применить к Солнцу и звездам? Что ты смеешься?
Разве я сказал что-нибудь не так?
Зная о наклонностях Виктора, ребята — соседи по двору — ча-
стенько пользовались его помощью. Это не мешало стычкам,
обычным в мальчишеской среде.
Заметив однажды потасовку во дворе, Рипсиме Сааковна при-
вела Виктора домой, поцарапанного и растрепанного в результа-
те рукопашной схватки.
— Кто затеял драку? Из-за чего? — допытывалась мать.
— Гоги и Гурген стали спорить со мной из-за марки. Я го-
ворил, что марка австралийская, а они говорят, что австрийская
— Из-за этого и началась потасовка?
Нет, сначала мы долго спорили, а уж потом...
Разные были поводы, но марки чаще всего становились при-
чиной споров. И неспроста. Интерес к коллекционированию при-
вил отец. Он считал это одним из «пространственных факторов»
« Виктора была собрана большая коллекция. Сверстники люби-
ли ее рассматривать, но не все это делали бережно. Неаккуратным
попадало. Вообще считалось бесспорным, что Виктор — наиболь-
ший авторитет среди ребят двора.
В начале 1919 года преподаватель гимназии, в которой учил-
32
ся Виктор, сообщил Амазаспу Асатуровичу, что в Тифлисе нахо-
дится один из замечательных профессоров Юрий Степанович Гам-
баров. Отстраненный в свое время царским правительством от
преподавания за свободомыслие, Гамбаров эмигрировал в Па-
риж, после 1905 года вернулся в Россию, преподавал в Петер-
бургском университете. После Октября приехал в Тифлис и не
вернулся в Петроград из-за плохого состояния здоровья. Неожи-
данной встрече обрадовались оба. Начались беседы и воспоми-
нания.
Однажды Гамбаров спросил:
— Сколько лет Виктору? Мне рассказывали, что вы сумели
правильно развить способности мальчика. Мне нужен такой опыт!
Хочу посоветоваться о моем Илье. Он мистик, понимаете, настоя-
щий мистик. День и ночь мальчик погружен в чтение библии,
пытается философски трактовать библейские сказания. К науке,
к учебным предметам равнодушен и всякий спор быстро пово-
рачивает в библейскую сторону. Что делать? Может быть, послать
его к вам? Пусть познакомится с Виктором. Авось дружба их
благотворно подействует на моего сына.
На следующий день Илья Гамбаров был гостем Виктора Ам-
барцумяна.
Весной 1919 года Виктор перешел в четвертый класс гимна-
зии. Обычные надежды на беззаботные каникулы в обществе от-
ца не оправдались. Развертывались события, окутавшие Закав-
казье мрачной пеленой национальной вражды. Когда дни, полные
тревог, миновали, публика бурными аплодисментами встретила сло-
ва Туманяна на очередном собрании Совета земляческих союзов.
— Солнце вновь улыбнулось нам... Наши два братских народа
по-прежнему будут жить в мире и нерасторжимой дружбе. Я чув-
ствую, будто родился заново. Что я молод и явился в этот мир,
чтобы видеть Солнце, добро, любовь и творчество!
Великий поэт, разумеется, смотрел дальше, предвидя освобож-
дение Грузии и Армении с помощью Советской России.
Амазасп Асатурович вновь получил возможность вернуться к
своим обычным занятиям и следить за успехами сына. Как-то
зашел разговор в кругу друзей. Отец словно ждал, пока кто-ни-
будь упрекнет его в преждевременном развитии умственных спо-
собностей детей. И когда такой упрек был высказан, молча вы-
шел из комнаты. Вскоре он вернулся, и все обратили внимание
на его торжествующую улыбку, потом увидели, что он несет ка-
кие-то тетради.
— Вот! — торжественно произнес Амазасп Асатурович.— Мне
нечего добавить к этому.
Это были сочинения одиннадцатилетнего Виктора. Один из за-
головков гласил: «Новый шестнадцатилетний период солнечных
пятен». Следующий заголовок: «Описание туманностей в связи
с гипотезой о происхожтении мира». Пять разделов; первые три
Уже были закончены: «Различные формы туманностей», «Состав
и спектроскопическое исследование туманностей», «Образование
2
А. Арзуманян
33
миров». Снова формулы, специальная терминология и обозна-
чения.
____ Послушай, Амазасп! Это непостижимо! Рипсиме Сааков-
на! Вы видели научные изыскания Виктора?
Мать, конечно, была в курсе. Она поглядывала на друзей и
на мужа многозначительным взглядом, радуясь успехам сына.
В глазах ее светилось теплое чувство к мужу, который, хотя и
круто подчас, и слишком увлеченно, может быть, но так настой-
чиво и энергично занимался с детьми.
Снова кипели страсти в кафе «Чашка чая». Даже около поме-
щавшегося вблизи театра Армянского драматического общества
можно было слышать гул, который доносился оттуда. В разгар
спора к столику, где находились армянские писатели и другие
представители интеллигенции, подошел Ованес Туманян и услы-
шал:
— Говорят, будто союзники берутся разрешить «армянский воп-
рос» в положительном смысле... Об этом мы и спорим!
— И вероятно, спор исходил от Амазаспа? — сказал Ованес
Туманян. — Ибо всегда, где Амазасп — там и спор.
— Нет, — ответил известный историк и писатель Лео. — На
этот раз случилось иначе: скорее виноват я.
Туманян слушал речи присутствовавших — некоторые из них
возлагали наивную надежду на участников Антанты,— потом
вспыхнул:
— Из-за капли меда империалисты готовы потопить мир в
крови. Слышал я, Ллойд-Джордж и Вудро Вильсон хотят на мир-
ной конференции благоприятно разрешить «армянскую проблему».
Но кто поверит этому? Кровь миллионов вырезанных наших брать-
ев еще алеет на черной совести Англии. Где санкции статьи 61-й
Сан-Стефанского мирного договора? Не ценою ли смерти мил-
лиона невинных Англия перехватила Кипр, совершив позорную
сделку с Турцией?.. Не Вильсон ли, разглагольствуя о самоопре-
делении народов, о хартиях свободы, о гуманности и братстве,
энергично участвовал в организации интервенции в России, в пла-
нах расчленения Русского государства? Нет, друзья! Этим обе-
щаниям и декларациям я не верю.
...Нашим избавителем всегда был и остается русский народ.
Да это и понятно. Мы душою срослись с этим народом. Наша
культура находится в братской связи с русской культурой. На-
шу литературу питали Пушкин, Лермонтов, Грибоедов, Лев Тол-
стой... И нашими избавителями могут и должны быть русские
люди, великое Русское государство. Некоторые из вас с иронией
относятся к большевикам, к Советской России. Но это великое
заблуждение! Та же самая советская власть, которая избавила
русский народ от царской тирании, избавит и нас. Думайте как
хотите! Но я уповаю именно на большевиков.
34
Царила тишина, когда люди слушали вдохновенную речь ве-
ликого поэта. Она была смелой для того времени в столице мень-
шевистской Грузии.
Мудрая правда господствовала в семье Амбарцумянов. С ран-
них лет впитывали ее дочь и сыновья.
Амазасп Асатурович записи тогда в своем дневнике: «Шли
первые сияющие дни и недели утверждения советской власти в
Грузии. Общественная и политическая атмосфера настолько силь-
но прояснилась, что можно было смотреть в политическую даль и
чувствовать явное расширение духовного горизонта. Будто вели-
кий Кавказский хребет раскрыл свои цветущие ущелья перед
Советской Россией, чтобы она двинула на юг, в сердце Закавказья,
потоки идей социально-политического возрождения».
Народы Закавказья начинали жить по-новому.
Радостно был встречен новый, 1922 год. Он памятен интерес-
ными событиями.
Однажды к Амбарцумяну пришла дочь Ованеса Туманяна
Нвард.
— Товарищ Амбарцумян! Отец просит вас сегодня зайти к
нему.
Амазасп Асатурович застал поэта в кабинете лежащим на
диване.
— Здравствуй, Амазасп, — оживился Тумя«ян —Хорошо, что
ты пришел. Странно удивительно создан человек! Иной раз в
душе все клокочет, как в котле. И хочется весь трепет душевный
передать людям, рассказать им что-то новое.
— Мне понятно твое неуклонное стремление сделать людей
богаче духом, красивее душой. Такими всегда были общественные
деятели, Ованес. В этом заключается вековое стремление чело-
вечества к счастью.
— Скажи, как поживает твой малыш? Уже два дня меня не
покидает мысль о звездам. Не можешь ли прислать его ко мне?
Я хочу с ним побеседовать о звездном небе.
Виктор, конечно, навестил больного поэта. Вскоре после этой
встречи было написано стихотворение «Сириус».
Небо. Звезды. Вечность. Грустные думы затуманили взор
жизнелюбца. Когда кипучая пора зрелости ост',отся за плечами,
взгляд невольно останавливается на красках зякэта, и мысль о
бесконечной ночи приходит сама собой. Губы поэта шептали:
Лампада в полночь меж светил
Висит, блистая в небеса*
Что Просветитель утвердит
В армянских темных небесах
Хоть без веревки взнесена
Над Арагацем высоко
С престола вышнего она
Мир озаряет далеко
2*
35
И теплится столетний ряд,
Неугасима в смене дней:
Святого слезы в ней горят —
Благоухающий елей.
Это были строки из стихотворения «Лампада просветителя».
Между тем Виктор становился все более популярным на науч-
ном поприще. По Тифлису шла молва:
— Вы слышали: тринадцатилетний ученик 3-й мужской гим-
назии читал лекцию о теории относительности Эйнштейна?
— Не сын ли того Амбарцумяна, который был секретарем Со-
вета земляческих союзов, адвоката, поэта и философа? — спра-
шивали любопытные.
— Именно он.
— Интересно!
Этот восхищенный возглас повторялся неоднократно не толь-
ко в Тифлисе. Отец ездил с сыном в Ереван, Баку и другие го-
рода. Он был уверен, отнюдь не ради тщеславия, что для разви-
тия способностей нужно, чтобы сын выступал перед взрослой ау-
диторией с рефератами на математические темы, приобретал опыт
общения со слушателями, совершенствовался в искусстве поле-
мики.
Никого не удивляло, что вдоль задней стены тянулась длинная
черная доска, висевшая на обычном уровне. Но люди обращали
внимание на другую деталь: зачем поставлена вдоль доски длин-
ная скамейка?
— Это для лектора!
Виктор появлялся в черном бархатном костюмчике: в курточ-
ке и коротких штанишках. Отложной воротничок рубашки свер-
кал ослепительной белизной.
После лекции обычно задавались вопросы. Мальчик отвечал
на них кратко, точно, содержательно. Свои ответы он подтверж-
дал сложными расчетами и тут же на доске писал формулы, урав-
нения.
Однажды после одной из таких лекций в Ереване выступил из-
вестный механик-математик, профессор Ашот Моисеевич Тер-
Мкртчян. Человек исключительного обаяния, он не оставил сом-
нений в том, что Виктор Амбарцумян в самом деле порадовал
аудиторию высококвалифицированной лекцией по труднейшему
вопросу теоретической физики. В зале раздались шумные апло-
дисменты. Виктор был смущен.
Брат и сестра учились уже в восьмом классе гимназии. Отца
все сильнее одолевали заботы о продолжении их образования.
Это была «дежурная тема» в его разговорах с женой.
Дети учатся хорошо, — говорила Рипсиме Сааковна. — Те-
перь нужно одно: не забивать им головы посторонними делами.
Пусть закончат гимназию. Тем временем выяснится, куда идти
дальше.
«Что значит не забивать головы посторонними делами? Науч-
ные занятия у Виктора развиваются интенсивно. Он в полной мере
36
овладел школьным курсом и отчасти высшей математикой, зани-
мался теорией относительности Эйнштейна. Ему нужна, наконец,
специальная литература*,— думал отец наедине. Помог счастли-
вый случай. Осенью 1923 года в Тифлис приехал его товарищ,
известный революционер Сако Амбарцумян. Они встретились в
гостинице «Ориант», и началась нескончаемая беседа.
— Сын хочет продолжать учебу в Петрограде, в университе-
те. Я намерен переехать туда, чтобы осуществить желание маль-
чика. Но сейчас он нуждается в некоторой научной литературе,
которую здесь трудно достать.
— Сегодня же напишу товарищу Сааку Тер-Габриэляну (по-
стоянному представителю Совета народных комиссаров Армении)
в Москву, — сказал Сако, —и попрошу, чтобы он помог приобре-
сти всю необходимую литературу.
Отец ликовал. Но радостное настроение вскоре омрачили не-
добрые вести. Поздней осенью в дом Амбарцумянов они пришли
одна за другой: в Басаргечаре умер брат Воскан; из Москвы
сообщили, что скончался Ованес Туманян. Тело поэта доставили
в Тифлис. Улицы города были заполнены толпами людей. Сотни
учащихся армянских, грузинских, русских школ несли венки из
живых цветов. Тифлис прощался с великим гуманистом. В та-
кие минуты с особой силой чувствуется, какими прочными ни-
тями связана муза поэта с сердцами неисчислимых почитателей
его таланта. На память приходили замечательные слова Вале-
рия Брюсова, адресованные Ованесу Туманяну, — «поэту, бли-
стательной звезде светлого трехзвездия армянской поэзии»:
будет праведно возмездие
Судьбы — и в годах и в веках!
Так! Создал новое созвездие
Ты в армянских небесах.
Пусть звезды, малые и крупные,
Тебя кропят, пронзая мглу,
Мы смотрим в сферы недоступные,
Дивясь сиянью твоему!
Наступил уже декабрь, когда отец решил поехать в Москву
Он явился прямо к Сааку Тер-Габриэляну, старому большевику-
ленинцу, впоследствии председателю Совета народных комисса-
ров Советской Армении. Саак Мирзоевич уже был в курсе дела
и распорядился, чтобы в книжных магазинах на Кузнецком мо-
сту помогли найти нужную литературу.
Вдвоем с племянником Тиграном целыми днями рылся отец
на книжных полках. Выяснилось, что отобрано книг на 350 рублей
золотом (в тогдашних червонцах). Эта сумма по указанию Тер-
Габриэляна была выплачена магазинам.
Перед отъездом Амазасп Асатурович сказал:
— Знаешь, Тигран, сегодня мы должны зайти в Лазаревский
институт восточных языков.
37
— Ay тебя действительно там важное дело? Я слышал, он
преобразован в дом культуры Армении.
— Но, мне чудится, там еше витает прежний дух. В этом зда-
нии прошла моя молодость.
Вечером 20 января 1924 года Амазасп Асатурович с племян-
ником вернулись в Тифлис. Разбирая привезенные книги, Вик-
тор воскликнул:
— Да здесь целое богатство, папа! Я получил величаишии по-
дарок. — Казалось, восторгам не будет конца.
А на следующий день 21 января 1924 года весь мир облетела
весты в Горках, под Москвой, скончался Владимир Ильич Ле-
нин. Утрата была огромна — ушел из жизни великий вождь рево-
люции.
Виктор и Гоар окончили гимназию. Детство осталось позади.
Летом брат и сестра начали готовиться к поступлению в высшую
школу. Соседи по даче в Коджорах удивлялись их усидчивости и
прилежанию.
16 августа начались сборы детей в дорогу в Ленинград. Рип*
симе Сааковна, оглядев комнаты, украдкой смахнула слеву.
— Все. Можно ехать!
Отец сел за письменный стол.
«С Тифлисом я связан органически, — записал он.—Тут я про-
вел первые годы учебы. Тут я жил с семьей с 1908 по 1924 год.
В этом городе у меня родные, знакомые, друзья. Тут родились
и росли дети. Здесь проснулись во мне первые творческие силы
Здесь же я перенес и пережил радости, восторги и немало траги-
ческих часов. Понятно, что не так-то легко навсегда покинуть
этот город. Но этот шаг должен быть сделан во имя преуспевания
детей».
Семья располагала квартирой, библиотекой, были дела, при-
вязывающие отца к Тифлису.
*— Все-таки придется отправить сначала Виктора и Гоарнк,
а потом поедем мы сами. Расторжение органических связей с
Тифлисом — сложная хирургическая операция.
Когда родители вернулись с вокзала, их встретил давнишний
сосед, старик Оганджанян. Добродушный и прямой, всегтя вни-
мательный и корректный в обращении, он по знанию жизни и
людей превосходил многих, хотя сам не имел почти никакого об-
разования. Он сочувственно посмотрел на Рипсиме Сааковну и
Амазаспа Асатуровича.
— Наука, искусство... Не безумие ли жертвовать, дорогой, ни
чем не заменимой родительской утехой ради них.
Нет, детям нужно было ехать, — коротко ответил отец
Не знали в эту минуту родители, что им предстоит еще боль-
шее испытание. Из берегов вышла Нева. Вести о наводнении в
Ленинграде передавались из уст в уста. В газете было написано'
«Ленинград под водой. Нева затопила значительную часть города».
Мать и отец тяжело переживали это сообщение. Они собпра-
38
ли сведения о страшном стихийном бедствии. Прошло трое
кошмарных суток. Наконец была получена телеграмма: Виктор и
Гоар живы.
А сын в полушутливом тоне писал родителями
«Ваши переживания нам более чем понятны, мы можем их
мысленно пере-пережить, но образ ваших мыслей мне, в частно-
сти, остается непонятным. Для того, чтобы заключить, что наша
погибель вероятна хотя бы до 3/юо, необходимо было иметь дан-
ные, что 3/юо Ленинграда погибло. То есть сделалось жертвой на-
воднения около 40 тысяч. Но так как в газете ничего не было,
да и не могло быть, то вы не имели никакого права заключить,
что вероятность нашей гибели равна такой большой дроби. Это
первое, по-моему, неопровержимое возражение против вашего об-
раза мыслей. Другая ваша ошибка заключается в следующем:
положим, что вероятность нашей гибели =3/юо, т. е. мы должны
представить себе, что из 100 человек погибло 3. Какое основание
вы имели утверждать, что в эти три человека входим и мы? Ведь
вероятность в 3/юо сама по себе совершенно ничтожна и о ней
даже не стоит и думать. Это все равно, что предполагать, что из
33 карт можно наугад вынуть задуманную. В общем, об этом
я продолжать не буду, дело сложилось так, что от наводнения
вы потерпели больше нас».
Дети писали, что устроились хорошо, все в порядке. Однако
мать решила сдержать слово, которое дала себе в дни тревоги
за их судьбу. В ноябре вместе с младшим сыном Левоном Рип-
симе Сааковна уехала в Ленинград.
Сфинкс, который смиренно покоится уже несколько тысячеле-
тий у подножия египетских пирамид, не случайно имеет челове-
ческое лицо. Человек — хранилище тайн неизмеримой глубины.
Их разгадывают ученые, вооруженные тончайшими инструмен-
тами и приборами. Их изучает каждый по мере возмужания. И тут
следуют удивительные открытия. Оказывается наивным представ-
ление, что есть грани, вехи, этапы, отделяющие детство от отро-
чества, отрочество от юности, юность от возмужания, старость от
молодости. Дерзновенная юность ведет вперед по жизненному
пути, и по-взрослому осмысливает человек новые условия бытия,
подчас не без мудрости, присущей пожилым, «видавшим виды».
Так было и тогда, в августе 1924 года, когда от перрона Тиф-
лисского вокзала отошел поезд в Ленинград. Виктор смотрел в
окно, но чувствовалось, что он углублен в свои дхмы и пережи-
вания. Он ехал в Ленинград не просто потому, что после школы
принято идти в высшее учебное заведение. Он много занимался
самостоятельно, однако нужны систематизированные знания —
нужно перенять их у настоящих ученых, поработать в обсервато-
риях, добраться до сокровищниц, где можно найти самые новые
книги по самым «свежим» проблемам и гипотезам. Он шел на-
встречу давно облюбованной науке. Небо, Звезды, Вселенная —
неодолимое призвание
39
На ум пришли строки из Гейне:
Бродят звезды златоножки,
Чуть ступая в вышине,
Чтоб невольным шумом землю
Не смущать в глубоком сне.
«Почему «златоножки»? Ведь считается, что звезды светят
серебристым светом...» Аналитический склад ума и... поэтический
образ. Юноша не чужд поэзии.
Да, он любит поэзию, с губ сами собой срываются строки лю-
бимого Саят-Новы:
Сердце, пусть тебя скорби не гнетут!
Знай, что хлеб и соль люди чести чтут.
Но не будь смешон, возлюби свой труд,
Мудрость возлюби, правду возлюби...
Благотворно действует на детей домашняя атмосфера прекло-
нения перед наукой и искусством. Можно обойти все театры, кон-
цертные залы, картинные галереи и музеи, но все равно трудно
приобрести то духовное богатство, которое дает детям жизнь в
среде людей разносторонне образованных, где в почете книги, му-
зыка, живопись, где бывают интересные люди, поучительные
беседы.
Выросшие в Тифлисе, Виктор и Гоар были умело воспитаны
в духе любви к родному народу. Они говорили на армянском и
русском языках, читали, писали. Любили богатое событиями мно-
говековое прошлое Армении, знали ее историю, замечательных
деятелей. Все их детство и отрочество прошло в мире образов ар-
мянской и русской литературы. Но, конечно, самое сильное вли-
яние на формирование характера оказало все вместе взятое: от
быта и нравов, к которым они привыкли с детства в родной семье
и окружающей среде, до тревог за судьбы народные, которые они
пережили вместе со старшими.
— Знаешь, Виктор, — вдруг нарушила молчание Гоар,—как
хорошо, что мы будем учиться в Ленинграде! Папа так часто
вспоминает этот город и своих учителей по Петербургскому уни-
верситету. Помнишь, как он рассказывал о банкете, где покой-
ный Ованес Туманян еще в 1912 году говорил о братстве русско-
го и армянского пародов?
Выход в самостоятельную жизнь это почти всегда попытка
понять прежде всего самого себя, проверить свои силы, возмож-
ности И все это — как на весах между робостью и самоуверен-
ностью. Все казалось таким ясным и определенным еще день на-
зад, а вот прибыли в Ленинград, никто не встретил, и стало как-то
немного не по себе.
Мы же условились прежде всего отнести письмо на квар-
тиру Ивана Абгаровича Адамяна. Может быть, нам дадут там
добрые советы, как быть дальше? — напомнила Гоар.
— Пойдем, — согласился брат.
День был дождливый. А дождь моросящий, надоедливый.
В такую погоду бесприютность беспокоит еще сильнее. Брат и сест-
40
ра повернули с проспекта Красных Зорь на Архиерейскую ули-
цу, теперь она переименована в улицу Льва Толстого. Остается
найти дом три, квартиру шестнадцать.
Юноша, которому было адресовано письмо, встретил привет-
ливо Начались взаимные расспросы. В это время в комнату во-
шел мужчина средних лет, невысокого роста, с крупными черта-
ми лица.
— Значит, приехали из Тифлиса? — переспросил Иван Абга-
рович. — А где будете жить?
— Этого мы пока еще не знаем, — призналась Гоар.
Адамян посмотрел на брата и сестру добрыми глазами и ска-
зал решительным тоном:
— Квартира у нас большая. Есть свободная комната. Предла-
гаю там и поселиться.
Прошли недели, пока они узнали, что Иван Абгарович — круп-
ный специалист по цветному телевидению. На свои изобретения
он получил за границей несколько патентов. После окончания
учебы в Германии он все свои силы и досуг посвятил идее пере-
дачи изображений на расстояние. При этом он избрал наиболее
трудное — цветное телевидение.
В квартире Адамяна самую большую комнату занимала его
лаборатория. Однажды брат и сестра заглянули туда. На столах
были установлены приборы и аппаратура: вдоль стен — шкафы,
полные книг. Нередко свет в лаборатории горел и после полуночи.
Ученый засыпал тут же, на диване, не снимая одежды. Особен-
но когда преследовали неудачи. В таких случаях он с особой
настойчивостью добивался своего. Часто к нему наведывались
комиссии специалистов. Иван Абгарович рассказывал о своих
работах. Иногда, уходя из дома, говорил:
— Еду читать лекцию.
Адамян оказался человеком общительным Он любил людей;
обыкновенно в свободные часы собирал компанию соседских де-
тей и занимался с ними. Комнаты наполнялись детским криком
и смехом. Иногда он приглашал молодежь, и начинались нескон-
чаемые разговоры о науке и технике, о музыке и шахматах. Ве-
черами часто раздавались звуки музыки: играли Моцарта, Бет-
ховена, Штрауса, Чайковского, Спендиарова.
Виктор и Гоар прониклись чувством глубокого уважения к
этому чуткому, всесторонне развитому человеку. Они горевали,
когда в сентябре 1932 года узнали о его внезапной кончине. На
всю жизнь осталась у них память о человеке, который внес
свою долю в формирование их характеров и взглядов как раз в
самую решающую пору.
Житейские дела уладились. Виктору предстоял трудный кон-
курсный экзамен на физико-математическом факультете педаго-
гического института имени Герцена.
То было время, когда прием в вузы регулировался по социаль-
ному признаку. Зеленая улица была открыта для рабочей и бед-
няцкой молодежи, для рабфаковцев и красноармейцев. Виктор
41
Амбарцумян числился как сын учителя, поскольку отец находил-
ся в Тифлисе на преподавательской работе. Это означало, что
очередь его категории двенадцатая и только отличные знания мо-
гут помочь в единоборстве с другими претендентами на вузов-
ские вакансии.
Переписка отца и сына Амбарцумянов дает необычайно пол-
ное и яркое представление об этом периоде жизни. Со дня отъ-
езда детей в Ленинград отец решил использовать это средство как
единственно надежный метод руководства их развитием. В пись-
ме от 27 августа 1924 года есть следующие строки:
«Все сведения, до сих пор сообщенные нам, чрезвычайно сжа-
ты и лаконичны, так что очень трудно представить действитель-
ную обстановку, в которой вы очутились в Ленинграде. Я жду
весьма подробного письма, а лучше сказать — подробного отчета...
Если я предоставил вам возможность действовать самостоятель-
но, это не значит еще, что совершаемые вами действия суть есть ис-
ключительно ваши действия. Нет, не думайте так. В м^ем отсут-
ствии вы совершаете действия и шаги, которые должен был со-
вершить я. Еще раз пишу и подчеркиваю: пишите почаще, попод-
робнее».
Большое место по-прежнему занимают темы духовной жизни,
научные и творческие замыслы.
«Дорогие Гоарик и Виктор!
Третьего дня вечером совершенно случайно мое внимание было
остановлено на двух работах — разные черновые научные замет-
ки в бумагах Виктора и работа Гоарик «Женщины Шекспира».
Умышленной позволил себе рассматривать их критически, желая...
обнаружить степень уже созревшей творческой мысли моих де-
тей, при этом старался вести себя, сколь возможно, объективно,
как если бы это было сделано по отношению к чужим. Хотя и
пришлось обнаружить недостатки — тем не менее я был вынуж-
ден вынести их авторам «оправдательный приговор» и признать,
что отныне они достаточно самостоятельны не только в жизни,
но и в мысли.
Все это я пишу с целью напомнить, что вы отныне достаточно
самостоятельные граждане и сознательные люди, чтобы строго
соразмерять все свои дела и действия. Поэтому никакие времен-
ные успехи или неудачи, хотя бы в деле поступления в вузы —
не должны повлиять на вас, ибо надлежит быть непоколебимым
и твердым и одновременно упорно идти к намеченной цели...
Р, S. Вчера вечером я и Левончик попытались рассмотреть в
телескоп Марс, но ничего не вышло. Пришлось сознаться в своем
неумении и вспомнить Виктора: он умеет это делать артистиче-
ски. 29.VIII. 1924 г.».
С дороги из Батуми в Тифлис отец пишет, что встретил Суда-
кова, школьного учителя Виктора, читавшего там лекции по аст-
рономии. Явно учитывая интересы сына, отец добавляет: «Суда-
42
ков в это лето систематически наблюдал Марс. «В результате
этих наблюдений, — объяснил он, — мне удалось видеть: 1) вра-
щение Марса вокруг оси, 2) полярные шапки, 3) моря и кое-что
другое...» Судаков энергично настаивал на том, чтобы ты немед-
ленно же поехал в Пулково».
Иногда отец подробно отвечает на мысли, высказанные сыном
и дочерью в их письмах. О такого рода «собеседованиях на рас-
стоянии» дает представление спор по поводу Эвклида «Твое и
академика Успенского мнение, будто у Эвклида многие аксиомы
бессознательно остались несформулированными, мне представля-
ется опрометчивым, неосновательным, если не сказать — ошибоч-
ным. Дело в том, что человек обычно высказывает неограничен-
ное множество различных мыслей о явлениях природы и духа.
Из числа этих утверждений лишь редкие удостаиваются особой
формулировки, особых имен и понятий. Возможно, что среди вы-
раженных Эвклидом математических (точнее — геометрических)
положений есть такие, которые можно особо, по правилам логи-
ки, формулировать. Но это не значит вовсе, что сам Эвклид их
бессознательно оставил без формулировки».
Были недели, когда отец писал ежедневно: в пути, в купе ва-
гона, на станциях в ожидании поезда, коротко или подробно, поч-
той и по телеграфу. Он не пропускал случая, чтобы не послать с
попутчиком деньги, книги, угощения.
Однако не меньший интерес представляют конверты открыт-
ки со штемпелем «Ленинград». Они колоритно рассказывают, как
юный Виктор Амбарцумян начинал самостоятельную жизнь в
Ленинграде.
Этот период протекал, правда, при довольно благоприятных
обстоятельствах, облегчавших житейские хлопоты молодого че-
ловека. Советская власть уже имела возможность создать для
молодежи (некоторой ее части, по крайней мере) условия для
получения хорошего образования. Вузы Ленинграда славились
преподавательскими силами, оборудованием, библиотеками и бы-
товыми учреждениями. А в юности так важно чувствовать, что
при всех условиях есть на что опереться — на родительское пле-
чо, на родительские советы и материальную помощь. Да и не
каждому «везет» на такое счастливое устройство в незнакомом
городе, как это получилось у брата и сестры в квартире Адамяна.
Но все-таки жизнь на новом месте связана с хлопотами —
с такими сторонами быта, о которых раньше никогда думать не
приходилось.
«Дорогой папа! Мы приехали в Ленинград в понедельник
утром и сейчас же отправились в центральную приемную комис-
сию. Там творилось что-то невероятное. Множество студентов
жаловались на отказ местных приемных комиссий. Везде круп-
ными буквами было написано: «Прием заявлений прекращен
15 августа». Но я не смутился, достал свою командировку и ска-
зал председателю, что ввиду того, что я командирован в счет
разверстки, то мое место остается закрепленным за мной.
43
Однако он указал на мою командировку (где написано: «На физмат
одного из вузов»), «Если командируют в счет разверстки, то
должны знать, в какой именно вуз». Я сказал, что имелся в ви-
ду физмат Ленинградского университета. Тогда он сказал, что
в этом году прием на физмат закрыт совершенно.
Здесь еще есть два физмата — в Педагогическом институте
имени Герцена и в Институте имени Некрасова. Но мне ска-
зали, что второй никуда не годится. Пришлось выбрать герце-
новский. Председатель приемной комиссии наложил на мою
командировку резолюцию: «Допустить товарища к приемным испы-
таниям». Я хочу, учась в педагогическом, слушать одновременно
лекции и на физмате в политехническом.
Питер мне очень понравился. Я в нем уже детально ориен-
тируюсь.
Пока до свидания. Виктор. 27 августа».
Родители заботились, но по разным причинам переводы не
всегда поступали вовремя. И приходилось откровенно писать:
«Сегодня получили высланные вами 30 рублей. Ценьги пришли
весьма кстати. У нас оставался всего полтинник, из которого
30 коп. я заплатил за доставку денег... Сегодня я хотел пойти в
Технологический институт на лекцию профессора Кояловича по
аналитической геометрии, но не удалось. Отсюда до Технологи-
ческого 5 верст. На трамвай денег не было...»
В другой раз Виктор с радостью сообщает в Тифлис: «Я се-
годня купил новую шапку, ибо старая была в самом плачевном
состоянии. Когда я проходил по мосту, я хотел старую шапку
бросить в Неву, но испугался штрафа». В письмах мелькают
и такие строки: «KvinaeM хлеб подешевле»; «думаем купить дро-
ва, но пока складывать некуда — подвалы залиты водой».
Брату и сестре было наказано искать квартиру из трех ком-
нат, чтобы там могла поместиться вся семья, когда приедут ро-
дители. Брат и сестра часто пишут, что приобрели книги — еще
и еще, что у них уже собирается целая библиотека. Здесь наря-
ду с научной литературой любимые писатели: Туманян, Гёте,
Байрон, Блок, Анна Ахматова
Однажды в Тифлисе отцу сказали:
Товарищ Амбарцумян, вас просит к себе секретарь Зак-
крайкома партии Александр Мясникян.
— Вы переезжаете в Ленинград, не так ли? — спросил Мяс-
никян.
Амбарцумян-отец ответил утвердительно.
Прошу, если можно, передайте квартиру семье нашего
общего товарища Кариняна, которого, как мне думается, оди-
наково любим и уважаем вы и я.
— С большим удовольствием готов это сделать.
Амбарцумян поблагодарил и хотел уже идти, но Мясникян
его остановил.
А как идут дела у маленького астронома? Он хорошо
устроился в Ленинграде? Мы решили обеспечить вашего сына
44
стипендией. А вы как следует смотрите за ним! Он не только ваш
сын. Пусть, не стесняясь, пишет мне о своих успехах и прочих
запросах. Мы сделаем все, что возможно
Стипендия была установлена почти вдвое выше обычной —
50 рублей в месяц.
Из-за разрушений, причиненных наводнением, вузы Ленин-
града с опозданием начали учебный год. В городе всюду были
видны следы бедствия. Жители прилагали усилия, чтобы ско-
рее восстановить нормальную жизнь. Виктор сам участвовал в
воскресниках и субботниках, откачивал воду из подвальных по-
мещений. Его радовал размах восстановительных работ. «Город
наш постепенно восстанавливается. Во многих частях уже есть
электричество. Мы зажигаем или коптилку, взятую у хозяев,
или свечи. На днях свет будет и у нас». Будущий первокурсник
уже чувствует себя ленинградцем: гВ Питере я уже так осво-
ился, что живу как в родном троде... Улицы, дома, крыши
спешно ремонтируют, так что стоит ужасающий гам и шум, но
зато все принимает более нарядный вид».
Иногда в письмах с сожалением говорится, что нет времени
побывать в пригородах Ленинграда. Дни распланированы. «Зав-
тра утром надо укладывать дрова в подвале, потом бежать в
институт. Возвратясь оттуда, пойти обедать, прийти домой, за-
ниматься по математике, а также обработкой измерений фото-
графической пластинки Плеяд».
Но бывают дни, когда все отодвигается в сторону ради тра-
диционного великого торжества. Виктор взволнованно описывает
Октябрьскую демонстрацию в Ленинграде, в которой участвовал.
А ра^не можно устоять, если сестра зовет на литературный ве-
чер, где будут Замятин, Клюев, Федин? Или если в Мариин-
ском театре идет «Конек-Горбунок»? В таких случаях «железный»
распорядок меняется, но с условием, что упущенное будет на-
верстано. Иногда «непредвиденно» часть вечера занимают
шахматы. А сколь справедливы слова отца: «Чтением классических
образцов поэзии и беллетристики достигается этическая зре-
лость, । ражданская подготовленность, смелость и некоторый
жизненный опыт Таким образом... должно быть очевидным, что
положительные последствия методического, рационального чте-
ния прямо неисчислимы, и никто не решится их отрицать».
В одном из писем сын сообщает отцу о комическом случае:
«Встретил наконец в Ленинграде юношу в студенческой фураж-
ке Это был студент института имени Герцена, пришедший за
справкой, что он исключен «по чистке».
Итак, вступительные экзамены прошли благополучно. Вик-
тор сообщает родителям:
«Полчаса тому назад я вернулся из института с экзамена по
физике. Экзаменовала женщина. Она попросила написать фор-
мулы законов Бойля — Мариотта, Гей-Люссака. Я не только на-
писал, но и вывел их. Затем спросила законы Фарадея. Спроси-
ла формулу маятника. Я сказал и объяснил. После нескольких
45
мелких вопросов меня отпустила. Завтра экзамены по трем пред-
метам сразу, политграмота, обществоведение (соцстрой, полит-
экономия, история) и русский. Думаю сдать все сразу, хотя
позволяют сдавать в три срока. Экзамены трудные. Студенты
говорят, что такого конкурса еще никогда и нигде не было.
В Питере я уже освоился. Все старые памятники сохрани-
лись. На памятнике Александру III напротив Октябрьского вок-
зала надпись «Пугало» и четверостишье Демьяна Бедного. Из
новых памятников видел памятник Тарасу Шевченко. Кроме
того, на Марсовом поле поставлена четырехугольная стена из
гранита, стена жертвам революции. Твой Виктор».
С математикой было сложнее. Спрашивали за все сразу —= по
алгебре, геометрии и тригонометрии, Экзаменовал профессор
Фихтенгольц, читавший в институте имени Герцена и в Ленин-
градском университете дифференциальное и интегральное исчи-
сление. Было известно, что это один из лучших профессоров, и
Виктору даже хотелось, чтобы такой ученый испытал его силы
и знания в полную меру. Потом успешно прошли экзамены по
гуманитарным предметам.
Надежды оправдались: Виктор Амбарцумян был принят на
первый курс физико-математического факультета Государствен-
ного педагогического института имени Герцена.
Студент Амбарцумян явился к Святскому, редактору журна-
ла «Мироведение». Ему посоветовали нанести этот визит в Рус-
ском обществе любителей мироведения, где он уже успел побы-
вать.
— Я — Виктор Амбарцумян.
— Вы — ученик Судакова?
— Да. Я получип от него много полезного, когда работал в
обсерватории 4-й гимназии Тифлиса.
Товарищ Святский повел Виктора осматривать обсерваторию,
которой располагало общество. Наблюдений вести не пришлось,
так как не было электричества. Потом Виктор познакомил-
ся с заведующим отделом падающих звезд Мальцевым. Увидев
записи наблюдений, выполненных в свое время Виктором, тот
заинтересовался ими. Снова поднялись в обсерваторию.
Приходите в субботу. У нас будет заседание «солнечни-
ков». Вам придется записаться пока в «Кружок молодых миро-
ведов».
Что делать! Пришлось согласиться, хотя зрелые научные ин-
тересы влекли в среду уже взрослых астрономов.
Отец чувствовал это влечение. Gh нпсал сыну: «Я стою на
точке зрения необходимости теоретического, творческого рас-
ширения твоих познаний и методического доведения их до та-
кого благополучного состояния, чтобы ты мог действитель-
но творить. А то ведь эти кружки — эти работы по мелким
вопросам — представляют из себя фактически мелкое плавание.
46
Против них я не возражаю, но должен заметить, что они психо-
логически неизбежно повлекут за собой измельчание мысли».
— Что пишут из дома? — спросила Гоар.
— В письме папы есть добрый совет, но я не могу принять
его целиком: он предостерегает меня от увлечения работой в
кружках Общества мироведения. И даже сердится — разве это
называется наукой? А, по-моему, только в процессе повседневной
научной работы человек может научиться творить. Если я не
научусь в мелкой работе определять возмущающие причины ка-
кого-нибудь явления, его периодичность, то не смогу применять
меюды научного исследования при решении крупных вопросов.
В каждой маленькой работе по встречающимся на пути во-
просам человеческая мысль выковывается, делается упругой
и гибкой.
— В этом ты совершенно прав.
— Рад, что ты так думаешь. Надо заостоить нож научной
мысли, ибо ученому часто на его трудном пути приходится пе-
рерубать запутанные гордиевы узлы. Куда я пойду с незаострен-
ным, тупым ножом? Боюсь, что при первом ударе он может раз-
ломаться, ибо природа гранитом заслоняет свои тайны от взо-
ров человека.
Вот и я думаю,— продолжал Виктор,— что каждому научному
работнику необходимы острота, упругость, гибкость и сноровка
мысли, и поскольку я стремлюсь стать научным работником —
мне необходимо приобрести эти свойства, а приобрести их можно
только тренировкой в той же научной работе. Но тренировка,
как всякая гимнастика, должна начинаться с малого. И, воору-
жась терпением на более или менее продолжительный срок,
я должен окунуться в работу, чтобы выйти из нее закаленным
бойцом. Другого пути я не вижу.
— Ты научился говорить поэтично!
Брат и сестра рассмеялись.
— Нет, Виктор, ты, конечно, прав. Так и ответь папе.
— Непременно!
«..Папа! — писал вскоре сын. — Ты предостерегаешь меня от
увлечения мелочами в научной работе. Но... эти «мелочи» явля-
ются школой для подготовки научного работника. Вот я сей-
час определяю фотографические яркости звезд Плеяд и вычи-
сляю затмения. Ведь я должен научиться определять яркости,
работать, говорить или писать об этом, чтобы я знал, о чем я
говорю и что из себя представляет объект исследования. Посте-
пенно я буду принимать на себя работы более высокой научной
квалификации — и так я буду подниматься все выше».
«Мироведение» находилось от квартиры Виктора далеко —
в пяти верстах. Поэтому, посоветовавшись со Святским и Маль-
цевым, решили, что молодой астроном займется не наблюдатель-
ной работой, требовавшей нахождения в обсерватории, а вычи-
слительной, которую можно делать на дому.
47
_____ В субботу дам для обработки имеющиеся у нас мг.'ге-
риалы о падающих звездах, а потом наблюдения гелиографи
ческих координат пятен. В них вы найдете кое-что для своей
работы о периодичности солнечных пятен,— сказал Мальцев, теп-
ло прощаясь с Виктором.
Воодушевленный первой деловой встречей с ленинградскими
астрономами, Виктор сел за письмо родителям.
В этом письме были такие строки: «Для моих занятии мне
необходимы следующие книги, имеющиеся в Тифлисе: Покров-
ский «Путеводитель по небу», Покровский «Звездный атлас»
(большого формата), имеющиеся у меня номера «Мироведения»,
Игнатьев «В царстве звезд и светил» (два тома), Тихов «Ас-
трофотометрия». Найдите эти книги среди моих книг и вышли-
те немедленно. Эти книги особенно необходимы для научной
работы».
Перечитав последнюю фразу, Амазасп Асатурович удовле-
творенно подумал, что не пропали напрасно его усилия по концен-
трации умственных способностей сына. А Рипсиме Сааковна
украдкой вздохнула: «Предстоит трудная учеба!»
Неделю спустя пришло письмо с подробным изложением
учебного плана. Примечательным было то, что начинающий сту-
дент не только продумал заранее годовой учебный план первого
курса в Институте имени Герцена. Он сравнил его с университет-
ским курсом и пришел к выводу: «В университете на 1-м курсе
проходит по три математических предмета: высшую алгебру, ин-
тегральное исчисление ” описательную астрономию Все эти три
предмета у нас чи'аются на 2-м курсе. Я думаю и их прослу-
шать в университете и летом будущего года перебраться на 2-й
курс университета»
Далее шли примечательные сведения о пользовании Публич-
ной библиотекой. Сама библиотека тогда была еще закрыта:
ремонтировалась после наводнения, работал читальный ззл с
фондом в три-четыре тысячи самых нужных книг. В этом зале
Виктор прочел книгу Морозова «Принцип относительности в при-
роде и математике». Он пояснял родителям, что это «не та кни-
га, которая у меня есть («Принцип относительности и абсолют-
ное»), Тут Морозов тоже делает несколько возражений Эйнштей-
ну, но меня они не удовлетворили. Относительность пространства
и времени он уже признает, но со своей точки зрения. Но сама
по себе книжка очень интересная». Такого рода литература ин-
тересовала Виктора в ту пору.
Тогда же он познакомился с книгами академика Успенского
«Ввезение в Неэвклидову геометрию», Гаусса «Теоретическая
астрономия», трехтомной работой Деламбра «Теоретическая к
ХшХХ астР°номия>>- Чтобь1 усовершенствовать знание ино-
странных ЯЗЫКОВ, f-----
Лондона, «Матрос» Пьера Лоти,
в Неэвклидову геометрию», Гау<
. трехтомной работой Деламбра
и
читал в подлиннике «Приключение» Джека
_ - * • «Пан» Кнута Гамсуна и ппо-
изведения Оскара Уайльда У *
48
Иногда его можно было видеть в Кружке молодых мироведов,
или за шахматной доской с Иваном Абгаровичем Адамяном, или
ча прогулке, но и в этом случае мысли его снова возвращались
к любимой науке. Так, на Невском проспекте он обращает вни-
мание на единственное новшество того времени — на Киоск по-
годы, установленный Главной геофизической обсерваторией. Он
внимательно разглядывает это устройство: «Полая металличе-
ская призма. В четырех боковых стенах сделаны окна, а в окнах
видны самопишущие приборы — барограф, термограф и гидро-
граф. В четвертом окне метеорологическая карта — прогноз на
следующий день».
— Мы так весело провели время в Ораниенбауме,— говорят
товарищи.— Едем завтра в Павловск. Не поедешь? Будешь
жалеть!
— Некогда, — отвечал Виктор. Ему хотелось съездить не в
Павловск, а в Пулково, где расположена обсерватория. Но туда
пускают только экскурсии. В ожидании из Тифлиса ходатайства
от своего бывшего учителя Судакова с разрешением посетить
обсерваторию Виктор засел за книги.
Он упорно занимается изучением иностранных языков.
В одном из более поздних писем есть примечательные строки:
«...Немецким языком я продолжаю заниматься и по само-
учителю и перевожу письменно книжку Мессершмитта «Физика
звезд». Вообще для всякого желающего быть научным работни-
ком необходимо перевести какое-нибудь произведение из соот-
ветствующей области с мастерским изложением, ибо каждому
ученому необходимо, кроме «школы мышления», получить и
«школу языка» для точного формулирования, или, вернее, фото-
графирования на бумаге своих мыслей. Ведь как бы ни была
продуктивна деятельность научного работника, как высоко ни
поднимается и парит его исследовательская мысль, она не мо-
жет иметь ценности с социальной точки зрения, пока не превра-
тится в кинетическую, а не потенциальную духовную энергию.
А превращение это возможно только на основе перенесения
мыслей из исследовательской лаборатории — головы ученого —
на бумагу. II чем точнее, ровнее, и чеканнее передана эта
мысль, тем большую ценность она представляет, ибо тем луч-
ше она будет понята и воспринята окружающими. С этой точки
зрения представляется вполне рациональным и целесообразным
в годы, которые кладут печать на всю тальнейшую деятельность
человека, стремиться к выработке в своей специальности уменья,
точно выражаться путем перевода какого-либо образцового
сочинения».
Затем Виктор берется за пятисотстраничный курс «прямоли
нейной геометрии» Шмулевича, Очередь доходит и до сфериче-
ской тригонометрии по Гауссу, курса физики Хвольсона и ана-
литической геометрии Млодзеевского. Он изучает их с захваты-
вающим интересом. А потом на нескольких страницах описыва-
ет родителям, какое удовольствие получил.
40
«Дорогой папа! ...Скажу несколько слов о моих впечатлениях
от книги Кагана «Основания теории определителей». Прежде все-
го, эта книга носит характер не учебника, а научной монографии,
что позволяет читать ее с большим увлечением. Никакого на-
пряжения для понимания ее не надо, ибо она заинтересовывает
сама. Затем во введении вкратце изложена история теории опре-
делителей. При чтении ее перед глазами встает великая борь-
ба титанов мысли Коши, Якоби, Кронеккера, могучими ударами
разбивших преграды к математической истине. Но как ни уди-
вительна их работа, все-таки, как из-под земли, встают новые
преграды, истина заковывается в новые цепи, которые новыми
порывами человеческой мысли будут снесены, разбиты. Истина
будет постоянно расковываться.
Пусть человечеству не суждено познать все. Завоевания его
мысли все равно растут, и этим оно гордится, ибо в этом оно
должно узреть свою силу».
Таким был несовершеннолетний астроном по призванию, сту-
дент, ожидавший начала занятий.
Не по годам широк круг его интересов и необыкновенна си-
ла суждений. В Ленинграде состоялся Всесоюзный съезд физи-
ков с участием иностранных ученых. Виктор досадует, что не
удалось побывать на съезде. Одних делегатов оказалось семьсот
человек, да еще много гостей. Билеты распространялись только
по научным организациям. Но можно следить за работой съезда,
не будучи на нем. Так Виктор и делает. Он пишет отцу
(от 22 сентября) по поводу двух взглядов ученых на природу све-
та, в корне противоположных друг другу: «Была целая дискус-
сия по теории света. И обе теории, несмотря на взаимный анта-
гонизм существуют на равных правах — явление небывалое
в физике».
Наконец начался (с опозданием из-за наводнения) учебный
год на первом курсе физико-математического факультета Педаго-
гического института имени Герцена. Была введена система груп-
повых занятий — так называемый Дальтон-план. В двадцатых
годах высшая школа искала новые пути овладения науками.
Вначале Виктор считал своим долгом принимать активное
участие в групповых занятиях. Он сообщал родителям: «У нас
окончательно перешли на новые методы работы, и поэтому ин-
ститут отнимает целый день». Однако уже вскоре порочность
Дальтон-плана стала сказываться столь явно, что это заметили
и преподаватели, и студенты. «Я начинаю менять свое мнение
о введенном в нашем институте новом плане занятий в том смысле,
что он не может заставить студентов заниматься». Это был ме-
тод уравниловки, удобный для лентяев. Чтобы не подвести груп-
пу, лучшие студенты перегружали себя занятиями,, стремясь по-
лучить непременно высокий балл. Дальтон-план как система, не
оправдавшая себя, был отменен.
Делясь своими раздумьями, Виктор писал:
«...В настоящее время лекционная система уже официально
50
отвергается... Студенты разучивают какую-либо часть учебника
и приходят отвечать. Этот ответ заменяет собой лекцию профес-
сора. Побывав два раза на семинаре проф. Тихого по астрофо-
тометрии в университете и услышав ответы, называемые докла-
дами студентов, я решил, что лучше будет, если я буду дома
изучать астрофотометрию, хотя бы непосредственно по курсу Ти-
хого, по которому студенты готовят свои «доклады». И в дейст-
вительности я получаю... знания из первых рук.
...Лекции по математике целиком посвящены доказательству
теорем, которые имеются в учебнике. Правда, хороший профес-
сор намечает еще открывающиеся перспективы, указывает на
возможности, но все-таки в области математических наук нет
большой разницы между лекцией и учебником.
Но, конечно, лекции лучше всего того, что предлагается в ви-
де «практических занятий». На этих занятиях убивается всякий
научный дух. Конечно, я при этом не имею в виду практические
занятия без кавычек. Умение прилагать получаемые от профессо-
ра знания мы, без сомнения, должны получать, но изучать по ку-
сочкам учебник и делать на основании этого «доклады» не стоит»,
Виктор не только много занимался в институте, но и не ос-
тавлял научной работы. Он признавался в одном из писем*
«Во всяком случае, мне приходится много заниматься, с утра до ве-
чера, дома или в публичной библиотеке». Наградой было ра-
достное ощущение, что овладеваешь знаниями, которых вчера еще
не имел. Рядом в комнате жил студент третьего курса политех-
никума. Он готовился к зачету по теоретической механике. Когда
нужно было дифференцировать какие-либо сложные трансценден-
тные функции, студент обращался к Виктору. И ни разу не слу-
чалось так, чтобы тот не мог разобраться в «затруднительном
случае».
— Как тебе понравилась лекция профессора Кояловича по
теории проекции? — спросили как-то Виктора соседи-студенты.
— Я услышал то же самое, что у профессора Вулиха и
в учебнике того же самого Кояловича.
— Не может быть!
— Представьте себе, абсолютно никакой разницы между эти-
ми тремя устными и письменными изложениями нет. Даже фор-
мулировки одни и те же. Вот первый основной закон теории про-
екции.
•Лекция профессора Вулиха: «Величина проекции не-
которого вектора на данную ось равняется длине вектора, умно-
женной на косинус угла, образованного направлением вектора и
направлением оси».
Лекция профессора Кояловича: «Проекция отрезка
на ось равна длине проектируемого отрезка, помноженного на ко-
синус угла между отрезком и осью проекции».
Учебник Кояловича: «Проекция отрезка на ось равна
Длине проектируемого отрезка, помноженной на косинус угла меж-
ду проектируемым отрезком и осью проекции».
51
Как видите, между вторым и третьим вариантами нет абсо-
лютно никакой разницы. В первом варианте есть изменение, но
только кажущееся. ..
— Вы всегда так дотошно сравниваете содержание лекций и
учебников? И находите для этого время? — удивилась одна из
студенток.
— Почти всегда, — ответил Виктор, немного смутившись.
«Дотошный студент» во избежание лишних расходов с това-
рищами отправлялся в Публичную библиотеку пешком, но так
как зимою переходить через Троицкий мост не особенно прият-
но, то вся ватага влезала в заднюю площадку вагона и слеза-
ла после моста тоже с задней площадки, избегая контролера.
«.. .Вот вчера мы со спокойным сердцем слезли с задней пло-
щадки, радуясь, что кондуктор до нас не дошел, но к своему
ужасу увидели протянутый в нашу сторону жезл милиционера.
Милиционер стоял в величественной позе и ждал нас. Мы сми-
ренно подошли: «С вас, молодые люди, штрафчик по 50 коп.». —
«У нас нет ни копья». — «Тогда идем в комиссариат, составим про-
токол, и тогда уже с вас взыщут по 7 р. 50 коп. с человека». —
«У нас таких денег нет». — «Принесете из дома». — «И дома ни
копья. Мы студенты». — «Ладно, идите, только опять не попа-
дайтесь». (Собравшаяся вокруг нас на Марсовом поле публика
с разочарованием начала расходиться)».
Конечно, он — шестнадцати-семнадцатилетний мальчик — иног-
да уставал, иногда скучал о доме, родителях. По звонку поч-
тальона он первым шел к дверям. И был счастлив, когда видел
конверт из Тифлиса. Мать писала реже, чем отец, но почему-то
именно ее строки, полные трогательных забот, советов и настав-
лений, мысленно переносили в родной дом, в годы детства. Вос-
поминания шли чередой.
Поздно вечером Виктор садился за ответ. Прежде всего ста-
рался успокоить мать и рассказать, что самостоятельная жизнь
идет совершенно благополучно.
В письмах преобладали точные данные: «...У нас делаются
приготовления к зиме. Кроме того, что я купил дрова и уложил
в подвале, я купил замазку и замазал как следует все окна.
Оставил только форточки во внешней и внутренней рамах, так
что не осталось ни одного отверстия». «.. .Мы уже давно ходим
в пальто и галошах». «.. .Насчет питания не беспокойтесь. Теперь
мы обедаем в столовой Электротехнического института. Обед из
трех блюд стоит двадцать пять копеек». «...Вчера Гоарик сдела-
ла яичницу». «.. Передайте поцелуй Левончику. .»
Брат и сестра были бережливы, но соперничали в расточи-
тельности, когда дело доходило до покупки интересных книг.
Покажи, что принес? — попросила как-то Гоар, увидев
пачку книг пол мышкой у Виктора.
52
— Бот два тома профессора Петражицкого «Университет и
наука». Это же папин учитель по Петербургскому университету.
Надо сообщить в Тифлис о покупке. Затем я нашел книгу про-
фессора Гиссенберга «Сферическая тригонометрия», две книжки
о новых идеях в математике и одну о новых идеях в астрономии.
А ты что приобрела?
Сестра, сияя, показала брату свои покупки
— У нас скапливается целая библиотека, — улыбнулся Вик-
тор. — Устроим так: художественная литература будет общим
фондом; сюда же можно поставить книги на иностранных язы-
ках. Остальное станем хранить раздельно: мои научные и учеб-
ные книги в одном месте, а твои — в другом.
Гоар че раз наблюдала, с каким удовольствием, а правильнее
сказать, с наслаждением и волнением читал брат книги, каза-
лось бы, предельно сухие, испещренные формулами и цифрами.
Он вставал из-за стола, прохаживался быстрыми шагами, поти-
рал руки и снова садился за книгу. В одном из писем он сам
рассказывал оо этом:
«Вчера в публичке я штудировал книгу акад. Граве по алгеб-
ре и между прочим прочел доказательство теоремы Моавра и
метод решений двучленных уравнений... Здесь я настолько был
поражен применением тригонометрических функций к решению
уравнений, что пришел в необычайное волнение. Я перестал даль-
ше читать и начал шаркать ногами, чтобы дать выход возбуж-
дению. Когда и это не помогло, я встал и побежал в буфет, где
выпил чаю».
Со временем сестра убеди пась, что особенное волнение у бра-
та вызывают такие книги, которые возбуждают полемический за-
дор. И достаточно было малейшего повода, как Виктор бросался
в жестокую полемическую схватку, с непоколебимой уверенностью
отстаивал свою правоту. Однажды поводом для подобного спора
явилось упоминание о книге Фосса «Сущность математики».
— Вы ее читали?
— Да, читал, — ответил Виктор. — Книжка интересная, но в
ней высказан ряд положений, с моей точки зрения, в корне не-
правильных.
— Неужели? Ведь это такой маститый автор!
— Фосс делит всю математику на две части: чистую математику
и область приложений к ней...
— Что же в этом неправильного?
— Это деление, конечно, не вызывает возражений, ибо каж-
дая наука теоретическая имеет параллельную себе в области
наук практических. Но далее Фосс говорит, что к области при-
ложений математики относятся геометрия и механика, чистая
же математика есть наука о числе. Тут он допускает ошибку...
— Какую?
— Во-первых, из области чистой математики исключаются как
собственно геометрия, так и аналитическая геометрия и диффе-
ренциальная геометрия, то есть вся совокупность учения о про-
странственных формах и многообразиях. Но поскольку геометри-
ческие образы являются свободными созданиями человеческого
духа, постольку геометрия относится к чистой математике. Точ-
но так же та геометрия, которая изучает физическое простран-
ство, исключается из области чистой математики.
— Насколько известно, Альберт Эйнштейн... — Но Виктор уже
чувствовал себя в огне полемики.
— Альберт Эйнштейн? Этот взгляд вполне совпадает с резко
отчеканенными идеями Альберта Эйнштейна, — продолжал он. —
По мнению Эйнштейна, существует аксиоматика, учение о возмож-
ных пространственных соотношениях, и существует или, по край-
ней мере, должна существовать натуральная геометрия, то есть
учение о том, какие из указанных в аксиоматике соотношений
реально осуществляются в физическом мире.
В настоящее время аксиоматика доказала, что логически воз-
можно построение геометрических систем, соответствующих трем
видам пространств. А именно: возможно пространство с отрица-
тельной кривизной (Лобачевский, Болиан), возможно простран-
ство плоское (Эвклид) и пространство с положительной кривиз-
ной (Риман). Геометрии этих трех пространств более или менее
разработаны аксиоматикой. Теперь очередь за натуральной гео-
метрией показать, какая из этих геометрий осуществляется в фи-
зическом мире, то есть, вооружась данными теории, исследовать
физическое пространство.
— Какая же из геометрий, по вашему мнению, имеет вероят-
ность успеха? — спрашивает оппонент.
— Эйнштейн показал, что в общем наше пространство Рима-
ново,—отвечал Виктор, — но с очень малой положительной кри-
визной, а поскольку оно приблизительно похоже на плоское, его
называют квазисферическим. Вблизи тяготеющих масс кривизна
увеличивается, вдали уменьшается. Все это, конечно, область на-
туральной геометрии, являющейся частью физики.
Постепенно оппоненты превращались в слушателе^ которые
были не прочь узнать новое в интересующей их отрасли науки.
— Таким образом, — заключил Виктор, — аксиоматика, то есть
учение о геометрических отвлеченностях, есть часть математики.
Натуральная же геометрия как приложение аксиоматики есть
часть физики.
Признать, как этб делает Фосс, что геометрия — прикладная
наука, значит признать, что геометрия является частью физики.
Но мы видели, что аксиоматика не может быть ни в коем слу-
чае частью физики, ибо физика есть наука о неорганизованной
природе, а в аксиоматике ничего из природы нет.
Вы знаете, продолжал Виктор, — что Фосс рассматривает
как преувеличение знаменитые слова Лапласа: «Ум, который в
определенный момент познал бы состояние всего материального
мира, сумел бы при помощи вспомогательных средств магемати-
ческого анализа сразу обнять прошлое и будущее мира Течение
космоса вполне регулируется системой дифференциальных урав-
54
нений, которые вплоть до определенных времен предуказывают
течение прошлых и будущих событий».
Я лично думаю, что сто лет, прошедшие со времен Лапласа,
укрепили шаг за шагом истинность и достоверность этого поло-
жения.
Сестра решила осторожно посоветоваться с матерью, приехав-
шей в Ленинград 20 ноября с младшим сыном Левончиком:
— Мама! Я часто беседую с Виктором, наблюдаю за его за-
нятиями и вижу, что он очень много работает. Откровенно гово-
ря, меня это не беспокоит. Он увлечен наукой, это научный
энтузиазм о котором — помнишь! — не раз говорил папа. Меня бес-
покоит другое. Ведь у него учеба занимает едва ли треть его вре-
мени и внимания. Остальное он отдает целиком и полностью нау-
ке: берется за очень сложные дела, знакомится с различными
учеными Ленинграда. По-моему, учеба и научные занятия долж-
ны бы занимать у Виктора время, по крайней мере, поровну.
— Я не очень сведуща о ваших делах, Гоарик, — отвечала
мать, — но я давно опасаюсь, что Виктор нещадно расходует свои
силы и преждевременно переутомляет себя научными занятиями.
Надо осторожно поговорить с ним тебе самой. Или пусть това-
рищи поговорят. А скоро приедет отец. Впрочем, — спохватыва-
лась Рипсиме Сааковна, — отец едва ли нам поможет. Как бы
не получилось наоборот!
А Виктор, подобно тяжелоатлету, свободно владеющему штан-
гой, находил удовольствие в трудных учебных и научных заня-
тиях. Не ожидая, пока придет ходатайство о допуске в Пулков-
скую обсерваторию, он работал в другой, случайно обнаружен-
ной им астрофизической обсерватории.
На правах несовершеннолетнего он продолжал посещать кру-
жок молодых мироведов. И однажды в беседе с товарищами по
кружку со вздохом сожаления высказал мысль, что хорошо бы
поскорее получить доступ в обсерваторию.
— Зачем же ждать! — воскликнул однокашник, давно разга-
давший уже, что их друг из Армении серьезно интересуется аст-
рономией. — Разве ты не знаешь, что в том самом здании, где
помещается наш благодетель—Российское общество любителей
мироведения, есть такое учреждение, как Институт имени Лес-
гафта. Это не учебный, а чисто научный институт. В нем несколь-
ко отделений: анатомическое, ботаническое, зоологическое,
микробиологическое, физиологическое, химическое, эксперименталь-
ной патологии, физического образования... Имеется еще и астро-
физическое отделение с астрофизической обсерваторией, которой
ведает известный тебе Гавриил Андрианович Тихов. Понятно?
Вскоре Виктор встретился с Тиховым. Он, конечно, знал,
что это крупный ученый, который еще в 1909—1910 годах приме-
нил светофильтры к изучению Марса и открыл избирательное, или,
как говорят, селективное, межзвездное поглощение света. Знал
55
и то, что Тихов основатель новой науки — астроботаники, что
им разработана шкала для оценки интенсивности и цвета около-
солнечного ореола. Ко всему этому ученый оказался общитель-
ным человеком. Он подробно расспросил Виктора о его работе
в Тифлисской обсерватории у Судакова.
— Этот опыт вам здесь пригодится, — заметил профессор. —
А теперь — немедленно за работу. Вот статья моя «Метод приз-
матического спутника в фотографической фотометрии звезд». За-
тем вы должны будете определить постоянную призматического
спутника по фотографии Плеяд, полученной при помощи бреди-
хинского астрографа в Пулкове. Запишите, пожалуйста: «Пла-
стинка № 2278».
Когда Виктор прочел статью, ему дали пластинку, лупу с под-
ставкой для пластинки, карту и каталог Плеяд. Юноша работал
два часа. Они надолго запомнились. Еще бы: он выполнял важ-
ную работу в стенах ленинградского научного учреждения. Ощу-
щение, что это сближает с большой наукой, было необычайно
бодрящим.
Тихов подошел и сказал:
— Все идет хорошо! Полученные данные вы можете взять
домой для дальнейшей обработки, а через неделю представите нам.
Согласны?
«...Сегодня был в институте имени Лесгафта, — с радостью
сообщал родителям юный астроном. — Работал по определению
яркостей звезд Плеяды. В настоящее время в Институте ведется
большая работа по точному фотометрированию различными спо-
собами 300 звезд Плеяды. Одним из способов определяю яркости
и я. Таким образом мне надо сделать 300 измерений. Я уже сде-
лал 70 измерений. В лаборатории даже удивляются, как я сра-
зу перешел на такую большую работу. Вычисление затмений по-
двигается медленно. Пока вычислил всего 10 затмений».
Прошел месяц. Начались морозы. По утрам бывало пятнадцать
градусов. Молодой южанин терпеливо привыкал к суровому кли-
мату, который, казалось, щадил юношу. Дни были безветренные,
морозы переносились легко.
В один из таких ноябрьских дней свершилось долгожданное:
Виктор побывал в Пулковской обсерватории. Еще на Варшав-
ском вокзале, откуда он должен был ехать на пригородном поез-
де до станции Александровская, он испытывал сильное волне-
ние от предстоящей встречи с астрономами.
С самого момента своего основания Пулковская обсерватория
вышла вперед среди других и заслуженно считалась астрономиче-
ской столицей мира. Лишь в конце прошлого века в Америке ста-
ли возникать обсерватории с новейшим оборудованием, главным
образом для астрофизических исследований. Гарвардская обсер-
ватория славилась наблюдениями в области астрофотометрии и
астрографии; обсерватория на горе Вильсон — изучением Солнца
56
и туманностей; Ликская— планет и так далее. В первом де-
сятилетии нашего века директор Пулковской обсерватории Бак-
лунд решил открыть отделения на юге — в Симеизе и Николае-
ве, где были отличные природные условия. В Англии заказали
новейшее оборудование, но оно начало поступать лишь после
гражданской войны и восстановления дипломатических отношений.
«Итак, сегодня я увижу эту обсерваторию!» — думал Виктор,
бодро шагая по заснеженной дороге.
Профессор Сергей Константинович Костинский принял юного
астронома очень любезно и, так как было уже позднее время,
уговорил остаться ночевать:
— Никуда не пустим на ночь глядя. А с утра осмотрим об-
серваторию.
Вечер прошел за разговорами, потом вместе с другими Вик-
тор слушал доклад директора обсерватории Иванова, вернувше-
гося из заграничной командировки. Очень хотелось узнать о по-
следних достижениях зарубежных астрономов.
Профессор Иванов сказал, что ему пришлось знакомиться
с несколькими научными объединениями. Там произошел раскол,
и единого мирового центра не существует. Французские астроно-
мы в силу неприязни к «бошам», сохранившейся со времени пер-
вой мировой войны, отказались сотрудничать в Международном
астрономическом органе, издаваемом в Германии, в Киле. Вместе
с бельгийцами они создали свой астрономический союз и журнал.
Их примеру последовали англичане, а затем американцы. И все
же наиболее солидным остается кильский журнал. Недавно вы-
шел 5600-й номер. В нем участвуют астрономы Германии, Совет-
ского Союза, Швеции, Норвегии, Дании и других стран. Видней-
шие астрономы двух веков — девятнадцатого и двадцатого — пу-
бликовали на страницах этого журнала свои труды. Начиная
с Гаусса, в нем постоянно печатались Бессель, Целльнер, Фогель,
Шейнер, Зелигер, Шваршильд и другие иностранные ученые, а
из русских астрономов братья Струве, Баклунд, Бредихин, Бе-
лопольский и многие другие.
«Вот он, знаменитый 5600-й номер», — подумал Виктор, уви-
дев утром почтенное кильское издание в библиотеке обсервато-
рии. Здесь было множество книг и журналов, за которые так и
хотелось, засесть немедленно, приобщиться к скрытой в них муд-
рости. На эту тему зашел разговор с Костинским. И кто знает,
не тогда ли были глубоко осмыслены некоторые аспекты научной
работы?
Профессор Костинский был обрадован, когда Виктор сказал,
что внимательно прочитал книгу Петражицкого «Университет и
наука».
— Вы, конечно, обратили внимание на советы автора моло-
дым ученым? — спросил Сергей Константинович.
— Да! — они даже записаны у меня, — ответил Виктор, доста-
вая толстую записную книжку.
S7
Профессор, открыв записную книжку, стал читать вслух гром-
ко и назидательно:
— «Картину слишком раннего перехода к научно-продуктив-
ным процессам без надлежащего рецептивного усовершенство-
вания научного мышления и подчас очень поразительные печаль-
ные плоды этой ошибки приходится нередко наблюдать в уни-
верситете (иногда и вне университета) в тех случаях, когда
недоучившийся человек сам углубляется в самостоятельную науч-
ную работу и занимается этим более или менее продолжительное
время. Это всего чаще случается именно с особенно даровитыми
и талантливыми студентами, которые, увлекшись какой-либо от-
раслью проблем и чуя врожденную «богатырскую силу» ума, не
укрепившись надлежащим образом в научном мышлении путем
слушания лекций и чтения, пускаются в плавание по океану на-
учного мышления в избранном направлении. Опасность усилива-
ется тем, что именно талантливому по врожденным способностям
недоучке чрезвычайно легко «открывать Америки» и это увле-
кает дальше».
Полезное предупреждение! Я отношу эту реплику к тем мо-
лодым людям, — сказал Костинский, — которые легкомысленно
отправляются в полет по просторам науки.., Разрешите, пожа-
луйста, прочесть дальше.
«Воооше для успеха и здорового влияния самостоятельного
научного полета или попыток полета прежде необходимо порабо-
тать в достаточной мере рецептивно, усвоить в известной степе-
ни надлежащую технику мышления — под страхом напрасной рас-
траты сил на бесплодные попытки вместо усвоения драгоценного
капитала, достигнутого другими уровнями мышления, и даже
под страхом прямой порчи и искажения типа мышления, так что
потом иногда и исправить трудно».
Я сам погрешил этим в свое время, — доверительно сказал Кос-
тинский,—и знаю, что значат слова «потом иногда и „справить
трудно». Особенно дорого пришлось заплатить за пренебрежение
к иностранным языкам... Да, да, именно так у него и говорится:
«Для того, чтобы иметь свободный доступ к научной литера-
туре указанного качества и пользоваться возможностью выбора,
нробхпцимо владеть соответствующим языком. Как в средние ве-
ка без языка науки — латинского, так и теперь в мирр нау-
ки трудно обойтись без немецкого языка. В некоторых областях
науки более всего важен английский, в некоторых — француз-
ский. ..»
u Очень советую вам изучить все три языка — немецкий анг-
лийский и Французский, —добавил Костинский. — Вот и потрать-
те первые два гпля на основательное изучение языков, физики и
математики. Только после этого, имея солидную подготовку, мож-
но приняться за серьезное изучение астрономии.
«Полезный совет! Надо все это обдумать еще раз потом.
А сейчас — все внимание астрономическим инструментам...»
58
Оснащение Пулковской обсерватории произвело сильное впе-
чатление. Но общее впечатление сложилось несколько неожи-
данно. Виктор подумал, что инструментальные средства обсерва-
тории сравнительно невелики, если вспомнить, какие задачи ре-
шены и решаются в Пулкове.
И он не один раз оглянулся на Пулковские высоты, когда шел
пешком не к станции Александровская, а к Детскому Селу, что-
бы не мерзнуть в ожидании поезда, а заодно привести в порядок
мысли и чувства, взбудораженные визитом в Пулково.
Говорят, что нужно побродить по Летнему саду или по остро-
вам, чтобы получить представление о ленинградской зиме Нужно,
говорят, увидеть в зимнем убранстве деревья на фоне ажурной
решетки ограды, статуи, причудливо запорошенные снегом, иней,
сверкающий в свете фонарей, а вдали — в морозной дымке —
шпиль Петропавловской крепости, купол Исаакиевского собора и
гладь льда на Неве.
Первая зима в Ленинграде была для Виктора богата события-
ми и переживаниями. Конечно, делались лишь первые шаги: и в
научной работе, и в ученье. Занятия в Педагогическом институте
шли как положено Особенно охотно посещал Виктор лекции про-
фессора Фихтенгольца.
Вся семья собралась наконец под одной крышей — в Ленинград
приехал отец. Он подробно расспросил о делах учебных и научных.
— Это хорошо, что ты слушаешь видных профессоров, — за-
метил отец. — Я уверен, что ты вполне хорошо понимаешь, что
значит «всестороннее, глубокое, научное образование». Быть уче-
ным — не значит быть узким специалистом. Узость специальном
подготовки сковывает познавательный процесс, заграждает путь
к широкому научно-философскому творчеству. Функция познания
требует большой эрудиции и широкой осведомленности, дабы
творческие силы могли развиваться вширь и вглубь.
Современное миропонимание отличается синтетическим един-
ством. Отсюда — настоятельная необходимость знания всех со-
предельных с избранной специальностью наук. Мои советы таковы:
по мере возможности прослушай все те дисциплины, которые так
или иначе могут соприкасаться с избранной специальностью.
В частности, тебе необходимо быть знатоком теоретической физи-
ки и всех разветвлений математики.
— Я согласен с тобой, папа, — отвечал Виктор. — До поры до
времени я решил послушать все основные курсы по математике
Кроме того, постараюсь без пропуска посещать теоретическую
физику, другие сопредельные дисциплины и все. что необходимо
Для студентов-астрономов.
Вообще, ты же знаешь, меня очень интересует космогония.
В этой науке существуют целые ряды неразрешенных проблем.
Не разрешенных вследствие слабости математического анализа.
Трудности, которые тут приходится испытывать математическому
анализу, Джинс называет «ужасными». Здесь переплетаются все-
возможные комбинации труднейших задач, и величаишие матема-
S9
тики пасовали. Необходимо подняться до самых вершин матема-
тических знаний, чтобы приняться за разработку этих проблем.
Поэтому я так нагружаюсь математикой. Мне необходимо решением
всевозможных задач научиться применять математику к различ-
ным проблемам.
Отец и сын частенько находили время для бесед. Одна из них
была особенна памятной.
— Папа, — сказал Виктор, — у меня имеется самостоятельная
математическая работа, изложенная в нескольких тетрадях. Мне
бы хотелось показать ее кому-нибудь из профессоров математики.
Что ты можешь посоветовать?
— Кому из профессоров ты хотел бы показать свою работу?
— Не знаю. Сделай это по своему выбору!
Отец тут же отправился к профессору Кояловичу.
— Профессор! Мой сын учится в Институте имени Герцена.
Говорят, он не лишен математических способностей. Вот работа,
выполненная им. Прошу посмотреть. Представляет ли она какую-
либо научную ценность?
Профессор улыбнулся:
— Прекрасно! Посмотрю непременно.
Он тут же углубился в чтение тетрадей и вскоре сказал:
— Это работа о тригонометрических функциях. Конечно, сей-
час я не смогу как следует рассмотреть и оценить ее. Но у вашего
сына хорошая голова и большая начитанность, хотя он слишком
молод. Оставьте работу у меня. Я основательно ознакомлюсь и
сообщу свое мнение вашему сыну. Прошу направить его ко мне
дней через пять.
Вернувшись домой, отец рассказал о визите к профессору.
Виктор с нетерпением ждал назначенного срока и немного робел.
Он возвратился поздно вечером в мрачном настроении.
— Не вышло? — понял отец.
— Коялович признал, что у меня все выполнено хорошо и
изящно, но ничего не поделаешь, все это уже известно.
В студенческие годы у Виктора было несколько таких «осечек».
Отец в таких случаях говорил:
В этих неудачах, умеряющих необузданность твоей мысли,
постепенно закаляется сталь мышления. Ты приобретаешь осмотри-
тельность, терпение и хладнокровие.
А сам Виктор вспоминал беседу с Костинским в Пулкове и со-
веты Петражицкого из книги «Университет и наука».
Первый учебный год в вузе был богат поучительными случаями.
В целом он был годом разведки и ориентировки. Виктору было
ясно, что нужно перевестись из Педагогического института в уни-
верситет. В университете читали такие лекторы, как Тихов, Горш-
ков. Здесь можно было получить основательные знания по теории
вероятности, теории множеств, математическому анализу.
Новый учебный год Виктор начал как студент второго курса
физико-математического факультета Ленинградского государствен-
ного университета. Стала студенткой университета и сестра Гоар.
60
Налаживалась жизнь семьи в Ленинграде. В газетах прочитали,
что секретарем одного из ленинградских райкомов партии является
товарищ Саркисов.
— Я его знаю, и, вероятно, он меня тоже помнит, — воодуше-
вился Амазасп Асатурович. — Пойду к нему поговорю о работе.
Сидеть дома и заниматься только поэзией скучно.
Встреча состоялась, и вскоре Амазасп Асатурович поступил на
работу в областной финансовый отдел, в бюро статистики.
В квартире Амбарцумянов можно было встретить друзей отца
по его литературным увлечениям, однокурсников Виктора и Гоар.
Но обычно, когда речь заходила о предметах, относящихся к гума-
нитарным наукам, особенно к философии, отец позволял себе
излишнюю горячность и резкие выпады против «еще зеленых»,
«еще безусых» молодых людей.
Дмитрий Еропкин и Быстров в таких случаях явно обижались.
И только Николай Козырев оставался почтительно внимательным
и краснел, когда его уличали в незнании или неосведомленности.
Виктор решил серьезно поговорить с отцом.
— В чем причина подобной критики, папа? — спросил однаж-
ды он.
— Я могу тебе объяснить это лишь вкратце. Твои друзья
тебя любят, это не вызывает сомнений. Но каждый из них и все
они вместе превосходят тебя в практицизме, в житейском опыте.
В этом я вижу некоторую помеху для твоей творческой работы..,
— Мне не совсем понятен ход твоих мыслей.
— Мой сын мог бы сделать в области научного творчества,
несомненно, больше, если бы сила его познавательного дерзно-
вения не отвлекалась другими занятиями.
— Извини, папа. Мне понятно твое беспокойство о том, чтобы
мое внимание было предельно сконцентрировано в сфере науч-
но-учебных интересов. Но ведь ты сам говорил об опасности за-
мкнуться в избранной сфере. Помимо того существует жизнь сту-
денческой среды, интересы молодежи. Разве можно жить, отго-
родившись от них? Да и резкое обращение с людьми вообще
недопустимо!
Виктору удалось отстоять права друзей. Они стали соби-
раться чаще. Амазасп Асатурович заметил, что осью, вокруг ко-
торой вращаются их интересы, являются разговоры о солнечных
факелах, об изменении их яркости. Сын чаше всего беседовал с
Козыревым, этим невзрачным на первый взгляд юношей, и Мат-
веем Бронштейном, о котором говорили, что он очень знающий
и способный студент что он всю энциклопедию носит в голове и
Даже профессора время от времени опасаются вступать с ним в
полемику.
Вскоре стало известно, что Виктор и Николай заканчивают
совместную научную работу под названием «Метод определения
высоты солнечных факелов по изменению их яркости». Отец и
радовался, и тревожился. Было приятно сознавать, что его сын
с помощью одного из своих друзей завершил первую научную
61
работу на важную тему. Однако важную ли? Не получится ли так,
как вышло с работой о тригонометрических функциях? Или с
работой по теории чисел?
Незадолго до этого Виктор спросил:
— Папа, не знаешь ли ты, где живет академик Успенский,
специалист по теории чисел?
— А зачем он тебе?
— Хочу показать ему одну свою работу.
Отец нашел адрес академика, и на следующий день Виктор
отразился туда. Вернулся он разочарованным.
— И на этот паз можешь «поздравить» меня с неудачей. Это
доказательство уже существует в науке.
«Конечно, хорошо, что неудачи не обескуражили Виктора и
он продолжает научные занятия», — подумал отец, а вслух ска-
зал:
— Да ты не огорчайся. Важно, что данная проблема тобой са-
мостоятельно поставлена и правильно решена.
Однако вскоре ему суждено было полу”п^ь иную весть о сыне.
Он узнал подробности истории, прошумевшей на весь универси-
т^, в которой одним из главных действующих лиц был Виктор
Амбарцумян.
Все началось с того, что в университете появилось броское
объявление: «Начинает работать семинар по астрофизической
теории индийского ученого, знаменитого математика и физика
Бадичарака Рям^затвы*. Профессора и студенты несколько дней
искали в библиотеке университета, в пу*л"ттной и академиче-
ской, сведения о «знаменитом индийском ученом». Но все безре-
зультатно: литературы об этом не было. Тем больший интерес
вызывал семинар. В назначенный час аудитория была набита до
отказа.
Виктор Амбарцумян сказал несколько слов и начал писать
на доске формулы. Когда доклад о «божественной теории» закон-
чила. слушатели окружили Амбарцумяна, Козырева и Брон-
штейна. Их засыпали вопросами.
— Какие научные открытия можно ожидать от практического
применения этой теории? ..
Почти целую неделю в университете только и было разгово-
ров о нашумевшем семинаре.
Л”шь .постепенно выяснилось, что история с Рамазатвой бы-
ла шуткпн. Автором ее оказался Матвей кронштейн. Ему помо-
г-ля Козырев и Еропкин. Виктор Амбарпммян должен был со-
чинить «теорию» и сообщить о ней на семинаре.
Отец переживал этот случай:
— Это некрасиво, неэтично. Что вы хотели сказать своей за-
теей?
— Мы решили немного позабавиться, подурачить студентов.
И можешь себе представить, — оправдывался Виктор, — никто
из присутствовавших не мог при анализе наших формул обнару-
жить в них неточности!
62
«Вот тебе и молодой ученый, — думал отец. — Детские шутки
и научный труд. Как-то не вяжется. .. Однако, бесспорно, Вик-
тор должен вести себя в университете серьезнее».
Многое остается навсегда памятным из того, что случается с
нами в жизни впервые. Говорят, что даже когда выходят потом
многотомные сочинения, автору особенно дороги первые из на-
печатанных строк.
В голове Виктора рождаются новые мысли. Но с ними следует
повременить. Учеба на старших курсах становится все сложнее.
К тому же пора готовиться заранее к осуществлению заветного
замысла — к поступлению в аспирантуру Пулковской астрономи-
ческой обсерватории.
Восемнадцать лет. Совершеннолетие! Это событие было тор-
жественно отмечено в кругу семьи, друзей. Найдено призвание,
которому стоит посвятить жизнь. Многое сделано, чтобы во все-
оружии вступить на научное поприще. Опубликована первая на-
учная работа — начало большого пути. Можно положить в лич-
ный архив билет Кружка молодых мироведов...
А в кругу друзей отца, нередко собиравшихся у него на квар-
тире, разговор касался «дней былых» — студенческих лет, хотя
и тут раздавались похвалы отцу и сыну: ленинградские друзья
уже были наслышаны о знаменитой «педагогической системе».
— Эта система продолжает действовать? — спросил однажды
доктор Тер-Айрапетян.
— Да, — ответил отец, подумав. — Но в модернизированном
виде. Она переживает, я бы сказал, последний период — период
шлифовки.
— И кажется, успешно! — заметили друзья.
— Вам виднее, — уклончиво ответил отец. — Во всяком слу-
чае, у Виктора нет отбоя от желающих с ним побеседовать. Вот
и сейчас у него сидит Георгий Гамов. Вы не слышали о таком?
Он — физик. Виктор читает, вносит исправления в его работу о
ядре, дает теоретические советы. Он часто бывает у нас. Парень
гигантски высокого роста обладает писклявым голосом. Когда
он говорит по телефону, получаются курьезы. Примерно такие:
— Кто у телефона?
*— Я — Гамов.
— Какая дама?
— Да не дама, а Гамов!
...Ходит к Виктору Митя Иваненко, — продолжал Амазасп
Асатурович. — Талантливый студент. Работает в области кван-
товой механики и вообще теоретической физики. Но товарищи на-
зывают его «маломощным математиком». Он уже второй год
является к Виктору со своими научными работами.
— Это не тот, которого вы как-то называли Димусом? — спро-
сил Павел Константинович Дьяконов.
— Он! Он самый.
— Тогда вы упомянули о какой-то балетной истории, в кото-
рой были замешаны Виктор и Димус.
63
— Забавная история! — подтвердил отец. — Димус хорошо
знал, что Виктор увлекается балетом, особенно когда выступает
Галина Уланова. В таких случаях пятое — шестое кресла перво-
го ряда в Мариинском театре бывают заняты Виктором и его
другом Димусом. Однажды Димусу нужно было выехать по де-
лам в Москву, и он не мог присутствовать на спектакле. Тогда
он и дал телеграмму: «Ленинград. Театр оперы и балета. Ула-
новой. Прошу при выступлении помнить, что в пятом кресле первого
ряда партера сидит известный ученый, профессор Амбарцу-
мян и зорко следит за вашей игрой, о чем докладывает вам не
менее ученый муж Дмитрий Иваненко».
.. .Студенты девятисотых годов переживали прошлое. Студен-
ты двадцатых годов стремились в будущее. Ковалось новое зве-
но цепи поколений.
Все новые и новые замыслы рождались в голове. Хотелось
взяться за многие интересные темы, заглянуть в разные тайни-
ки науки. Уже лежали наброски нескольких научных работ. Од-
на из них, предназначенная для сборника студенческих статей ма-
тематического кружка Ленинградского университета, была почти
закончена. И даже озаглавлена: «Метод численного решения ин-
тегральных уравнений первого ряда».
Еще в ту зиму, когда Виктор учился на третьем курсе уни-
верситета, проснулись в нем скрытые силы — силы полемиста. Они
крепли прямо пропорционально сопутствующей ему всю жизнь
ненависти ко всяким разновидностям идеализма, особенно в аст-
рономии.
Давно уже нацелился молодой ученый на идейных противни-
ков. Повод для первой атаки дал английский астрофизик Эдуард
Артур Милн. Тридцатилетний англичанин уже имел имя в науч-
ном мире. Незадолго до того он опубликовал работу о лучистом
переносе энергии в звездных атмосферах. Этот труд хвалили даже
солидные научные издания. И вдруг в журнале английского аст-
рономического общества появилась статья студента Виктора Ам-
барцумяна. Надо полагать, она была написана достаточно обо-
снованно, если почтенный журнал счел полезным опубликовать
ее. Статья представляла собой памфлет, направленный против
умозрений и математического формализма Милна. Профессор чи-
стой математики, в руках которого иногда задача лишалась вся-
кого физического смысла, получил предметный урок для раз-
мышлений.
Став зрелым ученым, Амбарцумян решил задачу лучистого
переноса энергии в звездных атмосферах. Это была победа ма-
териализма над идеализмом. Позднее Милн полностью признал
превосходство своего противника по полемике двадцатых годов.
Летом 1950 года в английском журнале «Обсерватори» он писал:
«Я и не представлял себе, что эта теория, которой я тоже зани-
мался, может достигнуть такого развития и такой красоты, ка-
кой она уже достигла в руках Амбарцумяна».
64
«Однако пора вернуться к этим папкам», - думал Амбарцу-
мян. Работа над теорией лучистого равновесия во внешних слоях
звезд и над некоторыми вопросами, связанными с температу-
рой во внешних слоях Солнца, продолжала волновать молодого
ученого.
Выпускной вечер отгремел. Можно потом многократно нахо-
диться в стенах «альма-матер», но навсегда запечатлеваются пер-
вый шаг — день поступления — и тот, когда покидаешь ее стены.
Диплом открывал путь в аспирантуру Пулковской обсервато-
рии. Открывал широко и гостеприимно. Еще бы! В Пулкове уже
знали о Викторе Амбарцумяне. Знали, что он как бы дважды
окончил университет: по специальности астронома и по специ-
альности математика.
В тридцатых годах весь астрономический мир отпраздновал сто-
летие Пулковской обсерватории. В юбилейных речах говорилось,
что вскоре после своего основания обсерватория завоевала по-
четное звание «астрономической столицы мира». Построенная по
проекту известного русского архитектора А. П. Брюллова, она
была оснащена самыми совершенными для своего времени ин-
струментами. Об этом позаботился ее первый директор и осно-
ватель В. Я. Струве.
Виктор Амбарцумян всегда с почтительным чувством пере-
ступал порог обсерватории, высоко ценил заслуги ее ученых
прошлого и настоящего. Здесь находилась колыбель отечествен-
ной астрофизики. В шестидесятых годах минувшего века в Пул-
кове впервые было установлено астрофизическое оборудование.
Это позволило П. Розену и Э. Линдеману сделать большое коли-
чество измерений блеска звезд, в том числе и переменных. В 1876
году была основана астрофизическая обсерватория. Для нее по-
строили специальное здание. Однако астрофизика приобрела
в Пулкове полные «права гражданства» лишь в 1890 году, когда на
пост директора был назначен крупнейший русский астроном
ф- А. Бредихин. Он сменил В. Струве. Впервые со времени
основания Пулковской обсерватории ее ежегодные отчеты стали
выходить на русском языке.
Однако главная заслуга нового директора состояла в его
выдающихся научных работах. Он создал учение о кометах и
метеорных потоках, теорию кометных форм, дал первую класси-
фикацию кометных хвостов. ЛУолодые астрономы были счастливы,
к°гда им удавалось «поработать с Бредихиным».
Виктор мечтал о таком учителе. Поступая в аспирантуру Пул-
ковской обсерватории, он знал, что мечта эта осуществима. Его
Учителем стал Аристарх Аполлонович Белопольский, который вме-
сте с ф. А. Бредихиным считается пионером новой науки —аст-
рофизики.
И поныне в кабинете академика Амбарцумяна на самом по-
четном месте — портрет учителя, одного из виднейших ученых \1Х
з
А Арзуманян 65
и XX веков. Он висит над письменным столом, где рядом со сним-
ками галактик и туманностей находится бюст Ширакаци
Аристарху Аполлоновичу был присущ самобытный склад ума,
передовые воззрения. Этот труженик науки ненавидел догматизм
и слепое преклонение перед иностранными авторитетами Он мог
целыми днями не выходить из астрономической башни, из лабо-
ратории или из мастерской, где лично участвовал в изготовлении
точнейших приборов и инструментов. В такие дни он иногда го-
ворил: «Нам, чернорабочим в астрономии, некогда следить за
чужими трудами». Конечно, это говорилось в шутку. Один
из старейших сотрудников Бредихина, он был в курсе событий
в астрономическом мире.
Когда поезд подошел к станции Александровка, Виктору за-
хотелось пройтись до обсерватории пешком. Вспомнилось — как
будто это было вчера—16 ноября 1924 года, заснеженная доро-
га, встреча с Сергеем Константиновичем Костннскпм, лекция про-
фессора Иванова и юбилейный номер кильского журнала.
Прошло четыре года. Немало пройдено трудных дорог в уче-
бе и исследованиях. За студенческие годы опубликован целый
ряд научных работ. А все же, как и тогда, четыре года назад,
чувствуется некоторая робость. И снова представляется встреча
с Аристархом Аполлоновичем.
Прямое шоссе ведет к обсерватории по знаменитому Пулков-
скому меридиану на юг от Ленинграда. Виктор жмурится
от солнца, но на его лице то и дело появляется улыбка. Он
идет в Пулково полный добрых надежд, с запасом сил, которые
окончательно решил отдать науке, астрономии, астрофизике.
«Удивительно! — думает Виктор. — Почти за два тысячелетия
до Коперника греческие ученые Гераклит, Аристарх Самосский
и другие высказывали мнения, во многом сходные с учением Ко-
перника: считали Солнце, а не Землю, центром неба. Это было
в третьем веке до нашей эры. С тех пор люди изучают природу
Солнца. И будут изучать, ибо это дает многое для разгадки тайн
далеких звезд. В середине прошлого века здесь, в Пулкове,
О. В. Струве наблюдал полное солнечное затмение и сделал вы-
вод, что протуберанцы и солнечная корона не оптические явления,
а составные части самого Солнца.
Осенью того же 1928 года аспирант Пулковской обсерватории
Виктор Амбарцумян, уже знакомый с Аристархом Аполлонови-
чем Белопольским, встретился с ним один на один. Может быть,
это произошло случайно. А может быть, Белопольский вспомнил,
как вот так же пригласил его однажды Бредихин, ученый и педа-
гог, рсегда искавший среди молодежи дарования и таланты Это
явилось важным поворотом в жизни. Не будь этой встречи, воз-
можно, Белопольский не сделался бы астрономом.
Слышал, слышал о вас! — протянул Виктору руку Ари-
старх Аполлонович. —Значит, астрономия—облюбованное вамп
поприще. А я ведь случайно стал астрономом
66
Эта часть разговора явно предназначена для того, чтобы
«снять» смущение и робость с собеседника
— Но вы, по-моему, не имеете оснований сожатеть, что ста-
ли астрономом, — говорит Виктор. — Я читал ваш автобиогра-
фический очерк в «Огоньке».
И уже с явным намерением перейти от преамбулы к сути раз-
говора Аристарх Аполлонович спросил:
— Мне Сергей Константинович Костинский рассказывал, что
вы еще в ученические годы писали работу на тему «Новый шест-
надцатилетний период солнечных пятен».
— Верно. Хотя едва ли можно назвать это работой: мне было
тогда одиннадцать лет
— Латинская поговорка гласит: «Пусть не хватило сил, нуж-
но ценить старание». — И, не ожидая ответа, Белопольский стал
говорить, как важно по-настоящему, до самозабвения посвятить
себя науке, упорному труду, неустанным исканиям.
Он явно начинал горячиться, а Виктор подумал: «Неспроста
его называют «неистовым Аристархом». Представляю, как грозен
бывает он, когда распекает нерадивых!»
— Вы только что от Аристарха Аполлоновича? — спросил Кос-
тинский, который как нельзя кстати встретился Виктору. — Рас-
сказывайте, рассказывайте...
Слушая Виктора, он кивал головой, а потом сказал:
— Да будет вам известно, он считает великой ценностью
склонность ученика к самостоятельным исследованиям. Не слу-
чайно упомянул он о вашей самой первой работе. Не потому,
что свою астрономическую карьеру он начал с изучения Солнца.
Вы -помните тему его диссертации на степень магистра астроно-
мии? Нет? Она называлась: «Пятна на Солнце и их движение».
Белопольский в разговоре со мной дважды спросил о ваших
ученических трудах. «Не тот ли это Амбарцумян, который выпу-
стил работы «Структура внешних слоев звезд», «О температуре
солнечных пятен», «Об интегральном уравнении лучистого рав-
новесия»?
У нас в Пулкове были люди, — продолжал Сергей Константи-
нович, — считавшие Гарвардскую обсерваторию в США «законо-
дательницей мод». Американским астрономам подражали до
смешного не только в науке, но и в мелочах быта Как-то стало
известно, что в Гарвардской обсерватории завели швейцара
с большой бородой. Наш директор — тогда это был О. А. Баклунд,
отличавшийся проамериканской ориентацией — не раз слышал, как
молодежь подтрунивала над ним, говоря, будто он заставляет
и своего швейцара отращивать точно так^ю же бороду. Ныне
это совершенно немыслимо. Отечественная паука господствует
на пулковских высотах безраздельно. Это не означает, что мы
сторонимся зарубежных астрономов. Нет! Белопольский — жи-
вой пример для молодежи. Он настоящий россиянин, человек ши-
рочайшего размаха, остроумный и в высшей степени благород-
ный. Ученики стремятся перенять у него не только виртуозное
3*
67
искусство экспериментатора, но и просто человеческие черты. По-
работаете у нас, узнаете поближе Аристарха Аполлоновича, ска-
жете судьбе спасибо за то, что она привела вас сюда, заклю-
чил Костинский.
Виктор вспоминал о годах, проведенных в аспирантуре у
Белопольского, не раз: и когда стал доцентом Ленинградского
государственного университета; и после 1934 года, когда ему
было присвоено звание профессора и его величали уже по имени и
отчеству; и когда молодой профессор стал ведать кафедрой астро-
физики в ЛГУ, и много позднее.
В этих воспоминаниях было много поучительного.
С именем Белопольского связана слава Пулковской обсерва-
тории. Он был ее вице-директором с 1908 по 1916 год, а с де-
кабря 1916 года до июня 1919 года—директором. Потом Аристарх
Аполлонович снял свою кандидатуру, отказался от поста дирек-
тора, чтобы целиком заняться наукой. В условиях того времени
это было подвигом. Герберт Уэллс в книге «Россия во мгле» дол-
жен был признаться, что «одним из самых необычных впечат-
лений в России» для него явилась «встреча в Доме ученых
с некоторыми крупнейшими представителями русской науки, из-
нуренными заботой и лишениями». Английский писатель перечис-
лил имена: «Я встретил там востоковеда Ольденбурга, геолога
Карпинского, лауреата Нобелевской премии Павлова, Радлова,
Белопольского и других всемирно известных ученых. Они задали
мне великое множество вопросов о последних достижениях нау-
ки за пределами России, и мне стало стыдно за свое ужасающее
невежество в этих делах... Наша блокада отрезала русских уче-
ных от иностранной научной литературы. У них нет новой аппа-
ратуры, не хватает писчей бумаги, лаборатории не отапливаются...
И все же они успешно работают».
Уэллс не случайно назвал Белопольского в числе всемирно из-
вестных ученых. Он 11 раз совершал заграничные поездки, имел
три почетных иностранных звания и три медали, в том числе ме-
дали Жансена и Лаланда.
Еще в студенческие годы Белопольский попал однажды к из-
вестному меценату Савве Ивановичу Морозову. В имении Абрам-
цево познакомился с Репиным, Васнецовым и другими выдающи-
мися русскими художниками, писателями, музыкантами. Это по-
служило стимулом к развитию разносторонних интересов юноши.
Любопытно, что любовь к музыке и хороший слух помогали иног-
да Аристарху Аполлоновичу в научной работе. В 1900 году в
своем знаменитом опыте по проверке принципа Допплера он оп-
ределял число оборотов колес с зеркалами, оценивая высоту зву-
ка, издаваемого от ударов зубцов шестерни о бумажку. Иногда
он вскакивал, подходил к стенным часам и останавливал маятник,
мешавший слушать музыку. Все знали, что он очень любит цирк
и любительские спектакли. На традиционных вечерах в своей
квартире Белопольский строил свою, речь на выдержках из стихов
68
поэтов — классиков мировой литературы, всегда полных веры в
торжество разума.
Три однокурсника-аспиранта, работавшие у Белопольского в
1928—1931 годах — Амбарцумян, Козырев и Пономарев, особенно
запомнили еще одну сторону богатой натуры своего учителя.
Белопольский являл собою образец сочетания доброты и от-
зывчивости с неумолимой требовательностью. Строгая дисципли-
на распространялась одинаково и на учеников и на него самого.
Эта дисциплина не была муштрой или школярством. Задачу пе-
дагога-воспитателя он видел не в том, чтобы разжевывать и класть
в рот аспирантам готовый фактический материал из книг, а в том,
чтобы пробуждать в них самостоятельную мысль. Он предостав-
лял им широкую инициативу в выборе тем, но требовал внутрен-
ней дисциплины ученого. У телескопа он был старшим товари-
щем, в аудитории становился учителем: объяснял, консультиро-
вал. Так он растил и лелеял будущее науки.
В конце 1912 года на торжественном собрании Академии наук
Белопольский говорил об изучении расстояний и движений звезд.
Он закончил речь словами, характеризующими его самого: «Как
вы изволите видеть, сделано немного, остается впереди огромная
работа, но астрономы бодро смотрят на предстоящий им путь
с верой и надеждой, что энергия преодолеет все трудности и увен-
чает, может быть, в отдаленном будущем, их изыскания блестя-
щим успехом».
— Вещие слова! — сказал Козырев Амбарцумяну. — Надле-
жало бы нам с тобой до сырой земли поклониться Аристарху Апол-
лоновичу за науку.
Первые аспирантские каникулы провели в Грузни, в Гори.
Стояла погожая осень 1929 года, и только тревожные вести с
Дальнего Востока, где разгорался конфликт на Китайско-Восточ-
ной железной дороге, омрачали отдых. По утрам можно было
видеть, как Амазасп Асатурович в сопровождении Виктора, Гоар
и Левона отправлялись на прогулку.
— Вспомнились мне наши путешествия по Головинскому про-
спекту, папа, — вздохнула Гоар. — И стало чуть грустно оттого,
что это было так давно.
Но щедрые лучи июльского солнца бодрили,, и на лицах сно-
ва появлялись улыбки. Молодежь неутомимо одолевала крутые
склоны Горисцихе и дотошно осматривала старинную крепость.
Потом шли на Уплисцихе, где на самой вершине также стоит
старинная церковь. Во время прогулок часто говорили о достопри-
мечательностях Грузии и Армении.
— Можно априори утверждать, папа, что Армения не менее
славна своими памятниками старины, — сказал Виктор. — Мно-
гие из них по сей день поражают дерзновенным полетом архитек-
турной мысли гениальных зодчих древней Армении. Но многое
и сейчас пока лежит в руинах либо похоронено под землей. Нужна
69
гигантская сила, чтобы все найти, раскопать, реставрировать.
— Ты прав, — ответил отец.— Наши древности, отмеченные
печатью отдаленных эпох истории, могут считаться по своем}
содержанию и значению непревзойденными. Например, Анн —
уникальный центр древней культуры, Гегарт, Эчмиадзинский со-
бор, монастыри Гаяне и Рипсиме, крепость Анберт. Они хранят
богатую историю народа нашего.
Через несколько дней отец с детьми увидели Арарат и провели
памятные дни в Эривани.
Эривань тех лет! Бедная тень нынешней столицы Армении.
Но людей, знавших город в тс годы, и тогда уже поражало его
стремительное обновление. Много было неприглядного, глинобит-
ного, доставшегося в наследство от безрадостного прошлого Но
каждый видел, что старое уходит навсегда.
Побывавший в Советской Армении Алексей Максимович Горь-
кий писал:
«Серый каменный город на фоне хмурой массы серебристого
Арарата, в шапке красноватых облаков, — этот город издали вы-
звал у меня впечатление заключенного в клетку строительных ле-
сов, на которых муравьиные фигурки рабочих лепят новые зда-
ния как будто непосредственно из каменной массы библейской
горы. Такое впечатление явилось потому, что стройка идет на
окраине города и его видишь сквозь леса. Внутри города строят
не так много, как это показалось издали, — бедна Армения, мно-
гократно растоптанная копытами врагов, разоренная той звериной
ненавистью и жаждой крови, которые так умело разжигают жре-
цы золотого бога, имя которому Желтый Дьявол.
Да, Армения бедна, но уже энергично идет стройка жилищ для
рабочих... всюду чувствуется смелая рука умного хозяина, и
движение в городе носит характер движения накануне большого
праздника».
— Это Александр Тамаиян, питомец Петербургской академии
художеств, создает новый Ереван. Через десять — пятнадцать лет
город будет не узнать. Он застроится многоэтажными домами,—
сказал отец, указывая на старые дома, которые уже начали сно-
сить. И тут же направился навстречу знакомым, они еще изда-
ли шумно приветствовали его. Едва успел он подать знак, что
скоро вернется, как друзья уже увлекли его за собой.
Отец возвратился не так скоро, но братья не теряли времени
даром. Они встретили группу шахматистов.
Амазасп Асатурович остался доволен результатами товари-
щеского турнира, но чувствовалось, что над ним довлеют впечат-
ления от встречи со старыми друзьями.
— Завтра вечером мы приглашены к Аветику Исаакяну. Там
будут Дерсник Демирчян, Мишо Манвелян и другие известные
писатели. Слышите, сыновья?
На следующий день начались сборы в дорогу. По тем време-
нам она считалась трудной: предстояла поездка от Эривани до
Басаргечара.
70
Лошади дружно катили фаэтон. Промелькнули окраины го-
рода, и путники почувствовали прохладу ясного раннего утра.
Справа сверкал снеговыми шлемами Арарат. Вокруг зеленели
альпийские луга, а на их бархатистых коврах паслись стада
Но живописные рощи попадались лишь местами.
— Неужели всегда здесь были камни, камни и луга? — спро-
сил младший сын.
— Представь, что нет, — откликнулся отец. — В былые време-
на тут все покрывала пышная растительность. Я представляю
сейчас эти окрестности такими, какими они были в давние вре-
мена, когда здесь трудились наши предки.
— Расскажи нам о них, папа! — попросил Левон. — Все нача-
лось в стране, которая называлась Цахкотн — цветущий край
Верно?
— Верно, сынок, — отвечал отец. — У реки Аранани с ее че-
тырьмя притоками, впадающими в Евфрат, простирался Цахкотн.
Его хорошо знали правители Ассирии и Вавилона, Урарту, Ми
дни, Персии и гордого Рима. В глубоких ущельях и пышных
долинах, на могучих плечах громадных горных хребтов то улыба-
лась Солнцу, то ожесточенно сражалась против заклятых врагов
древняя Армения. На берегах Арацани побывал некогда Александр
Македонский. По его повелению соорудили мост: так перепра-
вились через реку войска великого полководца.
Знавали Цахкотн и армянские цари. По словам историка Бю-
занда, там, в крепости Ангх, был расположен военный лагерь
Аршакидов. Оттуда хорошо была видна Нпат - вулканическая
вершина, упоминаемая в сочинениях Страбона и других древних
историков.
Страна Цахкотн простиралась до склонов Арарата и слави
лась не только природными красотами, но и добычей золота,
серебра, меди, железа. В самом центре ее стоял Дпадни с непрн
ступной крепостью и трехбашенной церковью. В этом городе и
жил ваш предок Амбарцум ага.
Родился Амбарцум ага на пороге восемнадцатого века. Став
купцом, совершил несколько больших путешествий — в Багдад,
Алеппо, Стамбул, Тегеран, Тавриз и другие города Малой Азии.
Побывал затем с религиозной миссией в Иерусалиме Этим он
заслужил звание «мехтеси». Стали его величать Мехтеси Амбар
цум ага.
На этом рассказ отца прервался. Что случилось? Ведь недавно
останавливались в местечке Ахта. Все было в порядке: и лошади,
и фаэтон. Вскоре недоумение рассеялось — путники увидели .<а
жущееся потусторонним чудом Севанское озеро. В далеком гово-
ре волн будто слышался голос давних времен человеческого бытия
Звучало что-то похожее на зов предков.
Все стояли молча, очарованные величием легендарного Гегам
ского озера, поднятого, как заздравная чаша, на гве гысячп
метров.
Фаэтон катил вправо от Епеповки к Басаргечару
"1
II вот где-то на рубеже яви и сна перед путниками то и дело
вставали картины из рассказа о предках. То они мысленно совер-
шали путь переселенцев-диадинцев, то помогали Амбарцум аге
в бою с коварным Гасан-пашой, то ехали с Горо вокруг Севана
в поисках того самого Басаргечара, где их теперь ждала много-
людная родня.
И кто может сказать: не в такие ли минуты зарождается в
сознании людей согревающее душу ощущение глубоких корней,
связывающих каждого с родным краем, родным народом!
Дорога шла по побережью. Фаэтон двигался медленно. Убаю-
канные дорогой путники дремали.
Бодрствовал только возница. Он был озабочен прозаическими
делами. «Лошади устали... Скорее бы доехать!» И невольно обра-
дованно воскликнул, когда заметил впереди огни:
— Виден Басаргечар!
Приезжих встречало много народу. Поговорили немного, рас-
спрашивали, что делает астроном, как работается в Ленинграде.
Потом стали просить прочесть при случае лекцию. Лекция вско-
ре состоялась и прошла удачно. Виктор говорил о сложных ве-
щах, давая популярные объяснения.
Неугомонный отец то и дело говорил:
— В Басаргечаре надо тебе обращать внимание на отдых
Поезжай, например, на кочевку... Жаль, что с собой мало захва-
тил научной литературы.
Но сын был доволен. Он писал матери:
«Меня здесь заставили прочесть одну лекцию, кажется, уда-
лось. Здесь я живу великолепно. Каждый день кушаю сливки,
мацони, сытный обед и т. д... Я остановился в той комнате, где
раньше всегда мы останавливались (кабинет). Все твои письма,
как в Эривани, так и здесь, я регулярно получаю...»
В Басаргечаре Виктор прочел «Термодинамику» Планка —
первую часть ее и одну главу из второй части. Книга маститого
ученого, по мнению Виктора, была талантливо, мастерски и ин-
тересно написана. Пройденное им составляло шестьдесят шесть
параграфов.
...Снова за окном вагона мелькают пейзажи Грузии, Азербайд-
жана... Слева поднимаются величественные горы Дагестана. Впе-
реди— безбрежные степи Северного Кавказа. Поезд мчится на
север, в Ленинград. Понемногу впечатления от поездки в родную
Армению, на Севан, в Басаргечар уступают место думам о бли-
жайшем будущем — о предстоящей работе в Пулковской обсер-
ватории и в Ленинградском университете.
Зима прошла в обычных трудах и заботах. В застольных
речах новогоднего праздника было высказано немало добрых
пожелании Виктору. И кстати: Виктор Амазаспович вместе с
Дмитрием Иваненко готовил тогда серию работ по теоретической
физике. Было несколько интересных бесед с Аристархом Аполло-
новичем Белопольским об исследовании спектров внегалактиче-
ских туманностей, о том, как он впервые вывел из наблюдений
72
величину «старения квантов». Хотя гипотеза эта не давала пра-
вильного объяснения так называемого красного смещения, она
послужила толчком для важных теоретических исследований.
Однако «событием номер один» явилась весть о том, что в Одессе
должна состояться конференция физиков с участием иностранных
ученых.
В Пулковской обсерватории и Ленинградском университете
называли имена маститых иностранцев, с которыми предстояло
встретиться летом в Одессе: Зоммерфельд, Паули, Фери, Иордан,
Дирак и многие другие.
— Виктор Амазаспович! Вы едете на конференцию в Одессу.
Необходимо уточнить тему вашего выступления,— напомнили од-
нажды в университете.
— Тема избрана: «Квантование пространства».
— Что ж, весьма модно!
— Почему «модно»?
— Потому что, как вам известно, в Берлине состоялся Все-
мирный энергетический конгресс. С докладом выступал сам Аль-
берт Эйнштейн. Он закончил так: «...Можно сказать в символи-
ческой форме: пространство, открытое через телесные объекты,
возведенное в физическую реальность Ньютоном, в течение послед-
них десятилетий съело эфир и съест весь мир».
— Ничего! Что-нибудь и нам останется, — отшучивался Ам-
барцумян. Но для себя сделал вывод, что к конференции нужно
подготовиться фундаментально. В студенческие годы столкновение
с Э. Милном произошло заочно. Здесь, в Одессе, Амбарцумяну
предстояло впервые встретиться с представителями зарубежной
науки.
Начались дни томительного ожидания вестей из Одессы.
Доклад о работе Амбарцумяна «Квантование пространства»
на конференции сделал Матвей Бронштейн. Говорил он вдохно-
венно. В кулуарах шутили, что это был «триумфальный въезд в
квантовую механику». Но увы! Неожиданно выступил Паули. Он
спросил: «Соблюден ли в работе принцип инвариантности Эйн-
штейна?» Это был удар в самое сердце. Последовал ответ: «Нет!»
Оставалось утешаться перспективой поездки по Черномор-
скому побережью вместе с иностранными участниками конферен-
ции. Это имело свой смысл. На борту теплохода Амбарцумян
встретился с Паули и его ассистентом Пайерлсом.
— Коллега Амбарцумян, — сказал Паули. — Положение кван-
товой электродинамики в данный момент безнадежно. Но в бе-
седе с господином Таммом я уже сказал, что еше несколько
таких идей, как идеи английского математика Урзелля и Амбар-
цумяна, и снова окажется возможным заниматься квантовой ме-
ханикой.
Лестно отозвался о труде Амбарцумяна и Пайерлс, он посове-
товал работать в области квантования пространства и посвятил
в некоторые новости из жизни зарубежного мира математиков
и астрономов.
73
Тамм и Деонтовнч хвалили работу Амбарцумяна, красоту
предложенной им теории. Но согласились с автором, что спе
шить с публикацией не следует.
Виктор Амазаспович сожалел, что на обсуждении его статьи
о квантовании пространства не присутствовал Зоммерфельд. Он
сказал, что ничего не понимает в этой отрасли, и ушел на пляж,
«А что могло это изменить? Удар Паули был точен. Итак,
как же оценить итог первой встречи с иностранцами? Пораже-
ние, успех или ничья? Скорее всего «ничья». Этого, конечно, ма-
ло. 11ужен успех!»
Конференция в Одессе и поездка по Черноморыо закончены
Снова мысли возвращаются к университету и Пулковской обсер-
ватории. Но за последнее время обсерватория почему-то все ча-
ще и чаще стала ассоциироваться с ее филиалом в Симеизе,
Еще зимой в Пулкове было немало разговоров о Симеизе.
С. К Костинский однажды рассказал молодежи, как астроно-
мия породнилась с этим очаровательным уголком Южного Крыма.
— В окрестностях Петербурга едва ли можно было выбрать
более удачное место для обсерватории, чем Пулково, — говорил
Сергей Константинович. — Но астрономия стремится вынести
свои телескопы на такие высоты, где воздух чище, а природные
условия дают больше времени для наблюдений. Так в свое вре-
мя возникла мысль создать филиалы, отделения. Первое появилось
в конце прошлого века в Одессе, а 1909 году было переведено
в Николаев на Украине, где находилась небольшая обсерватория
Морского ведомства.
— Говорят, Симеизское отделение тоже имело свою историю?—’
вставил кто то из аспирантов.
— Да, — подтвердил Костинский. — Она связана с именем
почетного русского академика IT. С. Мальцева. Он был влюблен
в астрономию. В 1900 году он соорудил на горе Кошка, на высоте
триста пятьдесят метров над уровнем моря, небольшую башню и
заказал за границей шестидюймовый телескоп. В числе создате-
лей Симеизской обсерватории А. П. Ганский, молодой, талант-
ливый, к сожалению рано умерший астроном. В 1908 году
II С. Мальцев подарил свою обсерваторию вместе с участком
земли Пулкову. Симеизское отделение с самого начала своего
существования специализируется по профилю астрофотографи-
чсских и астрофизических наблюдений.
— Это подходит! — весело заметил Н. А. Козырев. — Мы
с Амбарцумяном должны побывать там. И места там, вероятно,
красивые. . .
Вот она, наконец, гора Кошка. Со всех сторон обрывы, скалы,
покрытые можжевельником и колючим кустарником. Тропинка
ведет к скалам Дева и Монах, в Симеиз. Отсюда можно любо-
ваться морем на восходе и на закате солнца, в ясную и штор-
мовую погоду. Но астрономов привлекает небо. Оно здесь выше
пулковского, хотя и зимой нет-нет да обрушивается с Яйлы сви-
репый ветер «бора», ломая деревья, срывая крыши. Тогда астро-
74
номы с досадой покидают башню. Но сейчас август. Легкий ве-
терок тянет с моря, небо безоблачно. В тени кипариса можно
отдохнуть с дороги, разобраться во впечатлениях от первого зна-
комства с обсерваторией.
Встреча принесла несколько новых знакомств. Директор об-
серватории Г Н. Пейумин был известен понаслышке. Это, можно
сказать, протокольное знакомство. Но во г Шайн... Тот самый
Шайн,, о котором столько читано и слышано!
Виктор Амбарцумян припоминает множество эпизодов, свя-
занных с именами Григория Абрамовича Шайна и его супруги
Пелагеи Федоровны.
«Стеклянная библиотека... Малая планета Пелагея... Откры-
тие вращения звезд. .. Каталоги лучевых скоростей звезд. . Зна-
комство с английскими обсерваториями и оптико-механическим за-
водом Гребб-Парсон в Ньюкасле .. Как он представился?»
Его представили как старшего научного сотрудника Симеиз-
ского отделения Главной астрономической обсерватории в Пул-
кове. Вернее было сказать: «душа Симеизского отделения». Это
он устанавливал полученный из Англии большой телескоп-реф-
лектор с зеркалом диаметром в один метр. И в первую же ночь
работы нового телескопа открыл комету, названную затем его
именем. Какое счастливое совпадение!
А открытие вращения звезд? Правда, это не случайно, а резуль-
тат долгих и упорных трудов В специальной печати уже третий
год пишут об этом открытии как о событии, изумившем не толь-
ко непосвященных, но и опытных аспономов. В статьях под брос-
ким заголовком «От Галилея до Шайна» говорится, что в свое
время Галилей, пользуясь примитивной подзорной трубой, за-
метил вращение Солнца. Он заметил это по перемещению пя-
тен на его поверхности. Шайн открыл вращение звезд. Как?
Ведь даже в мощный телескоп звезды видны как точки.
Шайн задумался: почему у некоторых горячих гигантских звезд
линии их спектров заметно расширены? Чем объясняется этоэ
Может быть, вращением этих звезд? Ведь один край далекого
диска удаляется от нас, а другой приближается, поэтому линии
спектра одновременно сдвигаются и вправо и влево. Но возмож-
но влияние и других причин. Значит, нужно найти доказатель-
ство факта вращения без влияния посторонних причин.
Ученый теоретически нашел, какие именно изменения в спек-
тральных линиях должны произойти, если на них действует только
вращение звезды. В статьях отмечалось, что одно это уже было
выдающейся заслугой. Но ученые пошли дальше — вычислили и
скорости вращения для многих звезд. Они оказались огромны:
от ста до трехсот километров в секунду. В сто раз больше ско-
рости вращения Солнца на экваторе! Советские и иностранные
авторы отмечали, что работы Шайна и Струве дали материал
Для принципиально важных выводов об эволюции звезд.
«Н все это сделано здесь!—думал Амбарцумян, огля 1ывая
усадьбу обсерватории. — Здесь же — знаменитая «стеклянная
75
библиотека»! В кругу астрономов об этой библиотеке говорили дав-
но. В Пулкове хорошо знали, что еще в 1927 году Шайн вместе
с Владимиром Александровичем Альбицким решил составить ка-
талоги лучевых скоростей звезд. Вспомнили, что эту работу в
свое время начал А. А. Белопольский. Но в Симеизе ее повели
с размахом. Было получено несколько тысяч спектрограмм. Спект-
рограммы не только требовали тщательного и вдумчивого изу-
чения, но и нужно было время, чтобы ввести их в научный обиход.
Звездные каталоги были изданы. Это был великолепный по-
дарок мировой науке. А уникальная «стеклянная библиотека» по-
постоянно пополнялась в Симеизе. До поры до времени многие
и не подозревали, какую великую службу сослужит она науке
вторично. Еще не совсем было ясно, как она может пригодить-
ся, но Амбарцумян чувствовал, что это ценнейший материал для
астрофизика.
Чем ближе к закату, тем заметнее меняются краски на море.
Зрелище гипнотизирует. Не хочется ни о чем думать — лишь
смотреть и смотреть. Закат навевает то чувство покоя и благо-
душия, то легкой грусти и тоски. Иногда хочется помечтать, иног-
да наметить дела и встречи на грядущий день.
Амбарцумян решает, что завтра следует ближе познакомить-
ся с Пелагеей Федоровной Шайн. Она — астроном. Он много
слышал о ней на недавнем совещании астрономов в Харькове.
Нейумин рассказывал, что в первые годы после приезда в
Симеиз она открыла двадцать три новые малые планеты. «Кажется,
что Нейумин придумал историю с планетой Пелагея». Можно себе
представить, как встретили некоторые астрономы в международ-
ном каталоге малых планет среди имен богов из римской мифоло-
гии имя русской женщины Пелагеи. Сама Пелагея Федоровна
открытым ею планетам тоже давала русские имена — Катя, На-
таша и так далее.
Начало тридцатых годов нашего века было ознаменовано обо-
снованием современной теории атома. Начинал свои исследова-
ния по ядерной физике молодой Игорь Васильевич Курчатов,
ставший позднее ученым с мировым именем. Было известно, что
«проблемой № 1» занимаются ученые во многих зарубежных
странах. В сфере науки, облюбованной Виктором Амазаспови-
чем Амбарцумяном, «атомный крен» в научных исследованиях
создавал базу для бурного расцвета еще очень молодой в те го-
ды теоретической астрофизики.
Вчерашний аспирант Пулковской обсерватории, сегодняшний
ее научный сотрудник и доцент Ленинградского университета,
Амбарцумян именно па такой основе стал строить исследования.
Это был безошибочный выбор. Развитие науки показало, что
чрезмерное увлечение математическими задачами привело в конце
76
концов к исчезновению физического смысла в работах даже бес
спорно талантливых зарубежных ученых,
Свою деятельность в качестве доцента в Ленинградском уни-
верситете Виктор Амазаспович начал с создания кафедры астро-
физики, продолжив работу одного из своих учителей — Гаврии-
ла Адриановича Тихона. Труды по астрофизике и звездной аст-
рономии сделали его первым астрофизиком-теоретиком в Совет-
ском Союзе и принесли мировую известность. За эти труды в
1935 году В, Амбарцумяну была присуждена степень доктора
физико-математических наук.
Иные пытались рассуждать о правомерности присуждения
ученым степеней без защиты диссертаций, но в случае с Викто-
ром Амазасповичем эта правомерность не требовала доказа-
тельств, что подчеркивалось и на ученом совете университета.
И если бы записывать то, что говорилось, на магнитофон, то мож-
но было бы воспроизвести примерно такую речь:
— Из многих научных работ уважаемою коллеги Амбарцу-
мяна всем нам хорошо известна вышедшая в 1924 году работа
«О лучистом равновесии планетарных туманностей». Она имеет
эпохальное значение для истории физики газовых туманностей.
Эта фундаментальная работа Амбарцумяна, открывшая це-
лую серию его трудов по физике газовых туманностей, вызвала
большой интерес в кругу зарубежных ученых. Последовали за-
просы; появилась настоятельная необходимость в популяризации
новой теории. Академия наук СССР разъясняла:
«Впервые правильное толкование свечения туманностей было
предложено известными астрофизиками Росселандом и Занстра,
но только В. А. Амбарцумян дал точную математическую трак-
товку происходящих при этом процессов. Он выяснил огромную
роль светового давления в туманностях. Так, оказалось, как это
ни кажется парадоксальным на первый взгляд, что в некоторых
частях туманностей световое давление действует по направлению
к звезде. В. А. Амбарцумян проследил также условия, при кото-
рых в спектрах туманностей становится воможным появление
так называемых «запрещенных» линий. Они никогда не наблю-
даются в спектрах земных источников света. По наличию тех или
иных спектральных линий можно судить о физических условиях,
господствующих в данном объекте».
Потом лишь наиболее глубокие и проницательные умы смо-
гут оценить открытия, которым большинство ученых не придает
первостепенного значения. Работы В. А. Амбарцумяна в начале
тридцатых годов можно было уподобить серии вспышек молнии.
Они привлекали внимание широкого круга ученых, особенно тех,
кто интересовался проблемами звездной динамики и внутренне-
го строения звезд.
Вскоре в Ленинград приехал известный астроном, индус по
происхождению, Субрахманиан Чандрасекар. Он всегда инте-
ресовался новыми идеями советских ученых. «Лучистое равнове-
сие», безусловно, заинтриговало его.
77
Амбарцумян знал о своем коллеге-ровеснике уже не первый
год по литературе и рад был случаю познакомиться с ним.
Они встретились и разговорились Это было в 1935 году. Пос-
ле того как выяснилось, что обоих интересуют одни и те же темы,
разювор коснулся методов исследования,
— В теоретической астрофизике есть два метода, два пути, —
заметил Амбарцумян своему коллеге. — Первый: сначала наблю-
дать и размышлять над смыслом наблюдений, а потом уже пи-
сать формулы; второй метод заключается только в писании мате-
матических формул. Мы называем второе направление формализ-
мом, и оно нам чуждо. Природу нельзя загнать в колодки чисто ма.
тематических формул, нужно считаться с объективной реальностью.
— Но я прежде всего математик! — Чандрасекар защищал
второй метод.
Через два года Чандрасекар уехал в США и считается теперь
американским ученым. Однако его ленинградский визит имел свое
продолжение, представляющее немалый интерес. Коротко гово-
ря, Чандрасекар не раз обнаруживал, что он и Амбарцумян за-
нимаются отними и теми же научными проблемами. Почему же
получались разные результаты? Чандрасекар погружался в мир
уравнений, интегралов, сложнейших вычислений. Витая в вы-
сшем мире чистой математики, он в конце концов запутывался
в физических проблемах.
Годы спустя, когда Амбарцумян разбирал гору поздравитель-
ных писем из многих стран, ему попалось и письмо Субрахмани-
ана Чандрасекара. В числе других Чандрасекар поздравлял со-
ветского коллегу с блестящим решением полувековой математи-
ческой задачи, над которой бились такие видные ученые, как
Шварцшильд, Линдблат и другие. Однако и на этот раз Чандра-
секар не оценил физического смысла работы Амбарцумяна, прак-
тического значения ее. А ведь именно эта заслуга Амбарцумяна
была принята во внимание Советским правительством, которое
в 1946 году присудило ему Государственную премию.
— Когда-то тебе, Виктор, слали в театр телеграммы, в кото-
рых шутливо называли профессором. Теперь ты настоящий про-
фессор. Ведаешь кафедрой астрофизики университета. Трудишь-
ся в Пулковской обсерватории, — говорил Амазасп Асатурович.—
И семья у тебя. И внучку мне подарил — Карине. Радоваться бы
мне. А па душе тяжело...
— Всех нас давит горе, папа, но ты успокойся! Нельзя же
бесконечно страдать.
Вся семья очень тяжело переживала смерть брата Левона
Как-то случилось, что о нем стали беспокоиться сразу, как толь-
ко в мае 1933 года он уехал в Среднюю Азию руководителем од-
ного из отрядов Темирской экспедиции. А в сентябре оттуда при-
шла телеграмма: «Левон Амазаспович тяжело болен. Выезжайте».
В тот же день отец покинул Ленинград. Вот уже третьи сутки он
не смыкал глаз: скоро ли покажется эта станция Джурун? Как
мед теппо тащи гея поезд! Когда доехали, отец кинулся к телефо-
78
ну, чтобы позвонить в Темир начальнику геологоразведочной
конторы Эмбанефть. И тут его постш жестокий удар На теле-
фонной станции произошел такой разговор.
— Будьте любезны соединить меня с местной больницей
— В больнице нет телефона.
— Тогда с геологоразведочной конторой.
— У них испорчена связь.
— Может быть, вы скажете, каково состояние здоровья на-
чальника геологоразведочного отряда Амбарцумяна?
— Амбарцумян?.. Его похоронили три дня тому назад...
Смерть людей, близких по крови, по духу, причиняет острую
боль. Потом, пока рана еще не зарубцевалась, она дает о себе
знать при малейшем прикосновении. Но горе и закаляет челове-
ка. Кажется, что кто-то вдруг схватил тебя за рукав, выволок
из бурно кипящего потока жизни и сказал: «Оглянись! Не стало
человека, который шел рядом, чей локоть ты чувствовал. На твои
плечи лег его груз*. Человек оглядывается на пройденный путь
и становится закаленнее.
Виктор Амазаспович вспомнил англичанина Эдуарда Милна.
Совсем недавно произошел в университете разговор, к которому
следует вернуться. «Непременно вернуться! Не забыть!»
А разговор был такой:
— Вы слышали, Виктор Амазаспович, как ваш старый «друг»
Эдуард Милн беседовал с коллегами о возрасте Вселенной?
— Нет.
— Вот посмотрите! Из свежей заграничной почты.
Английский журнал сообщал, что состоялось заседание Ко-
ролевского астрономического общества в Лондоне. Собрались
светила — Артур Эддингтон, Джемс Джинс и Эдуард Милн Ста-
вя мир с ног иа голову, эти люди противоборствуют, когда пау-
ка делает серьезный шаг на пути познания мира. Сторонники и
последователи взглядов Эддингтона утверждают, что Вселенную
нельзя представить себе наглядно, ее свойства можно описать
только математически, ибо ни пространство, ни время не существу-
ют реально, это якобы лишь формы наших представлений
Знаменитый английский ученый Джемс Хопвуд Джинс, про-
живший большую жизнь, был долгое время президентом Королев-
ского астрономического общества, лидером так называемой кемб-
риджской школы «физического» идеализма. На этих философских
взглядах и была основана его космогоническая теория, проник-
нутая верой в «великого Архитектора мира».
На заседании произошел обмен мнениями о возрасте Все-
ленной. Почтенные ученые пришли к общему выводу момент,
когда Вселенная имела наименьшее протяжение, следует счи-
тать «началом всех вещей». Разногласие возникло лишь по един-
ственному вопросу—признать «короткую» или «длинную» шка-
лу при определении возраста Вселенной: два миллиарда лет, как
предполагали Эддингтон и Мили, или тысячу или даже десятки
тысяч миллиардов лет, как считал Джинс
79
— Вы обратили, Виктор Амазаспович, внимание на то, как
говорят они о боге?
— Конечно. Они боятся преподносить его открыто, пряча за
разными терминами. То это «начало всех вещей», то «естествен-
ный Нульпункт шкалы времени». Со временем нам придется столк-
нуться с ними на этом рубеже, — так считает Амбарцумян. Но
приходится пока концентрировать силы. Хотя после окончания
аспирантуры и вышло двадцать научных работ, в том числе пер-
вая часть «Курса астрофизики и звездной астрономии» с главой
о некоторых сведениях из теоретической физики, но надо закон-
чить главу для второй части — «Звездные атмосферы». Нужно
довести до конца работу по получению оценки масс оболочек,
выброшенных новыми звездами. Есть много других неотложных
проблем. К тому же лекции, дела по кафедре астрофизики и бес-
конечные университетские дела.
Амбарцумян снова мысленно возвращается к обзору фронта
астрономической науки.
Виктор Амазаспович вспоминает взятое им на заметку выска-
зывание Джемса Джинса: «Мы можем понимать Вселенную се-
годня, только если думаем о ней как о создании чистого матема-
тика в терминах чистой Мысли. Она становится чистым пара-
доксом, если мы пытаемся представить ее в виде механической
модели».
Ему вспоминается семинар в Харькове летом 1930 года. Туда
приезжал молодой английский математик Урзелль. У него были со-
вершенно потрясающие способности. Одну задачу, касавшуюся
вопроса об инвариантности уравнения в конечных разностях по от-
ношению к некоторым преобразованиям, он решил в день сво-
его приезда, не просидев минуты: ходил по комнате — решал, гу-
лял по городу — решал. И решил! Но жаль, что многие матема-
тики идут от математики к явлениям природы и жизни, а не
от жизни к математике.
Мысли, обежав по большому кругу, возвращаются к траги-
ческим событиям. Смерть брата—первая утрата из числа самых
близких. Смерть профессора А. А. Белопольского.-., Обе утраты
тяжелы. Но что же делать?
Пока мы живем, должны заниматься созиданием.
В 1941 году, на второй день после объявления войны, ком-
мунист Амбарцумян явился к военкому Васильеостровского ра-
йона в Ленинграде с просьбой направить его в действующую
армию.
— Вы бы подождали до призыва,— сказал военком,— а то ведь
я не знаю, как поступить с вами!
Но, столкнувшись с упорством профессора, военком направил
его в одну из частей действующей армии в окрестностях Ле-
нинграда.
Когда В. А. Амбарцумян вошел в помещение, где находились
красноармейцы, в том числе несколько человек, хорошо знавших
его, поднялся шум, раздались голоса.
80
— Кто же вас направил сюда? Кто же будет учить студентов,
если вы будете на поле боя? Полно, вы здесь не нужны! Обратно,
обратно домой, в университет!
Но ученый и слышать об этом не хотел. Он остался в воин-
ской части.
Стоило больших хлопот вернуть его к научной деятельности,
условия для которой ему были обеспечены в тылу, на берегах
Волги.
В первую минуту, как только стало известно о начале Великой
Отечественной войны, Амбарцумян вспомнил о двухканальном
ящике. К мыслям о нем и научных выводах, связанных с опытом,
он возвращался неоднократно все эти недели. Ради осуществле-
ния этого замысла хотел немедленно вызвать своих аспирантов
Соболева и Русакова. А когда его самого внезапно демобилизовали,
тут же взялся за продолжение исследований, но должен был их пре-
рвать. На коротком совещании в ректорате ему сказали:
— Виктор Амазаспович! Вы назначаетесь руководителем фи-
лиала Ленинградского государственного университета в городе
Елабуге Татарской АССР. Надлежит немедленно эвакуировать
туда всех сотрудников, членов их семей, приборы, имущество.
В вашем распоряжении целый поезд — двадцать четыре товар-
ных вагона. Вы — начальник эшелона.
«Хорошо, что Соболев едет с нами!» — подумал Амбарцумян,
закончив обход вагонов перед отправкой в путь 18 июля.
Три дня спустя в Москве, на запасном пути Казанского вок-
зала, все население поезда устремило свои взоры к звездному не-
бу. Там часто вспыхивали ракеты: это наши зенитчики отгоняли
от столицы воздушных пиратов со свастикой на крыльях. Време-
нами отдельные выстрелы сливались в яростную канонаду. По
вагонам было передано строгое распоряжение:
— Немедленно покинуть поезд и укрыться в соседних домах.
Сам же начальник эшелона оставался у состава.
Грохот зенитных орудий, плач детей, оказавшихся в непривыч-
ных условиях железнодорожных теплушек, жаркие объяснения
с комендантами станций, заботы о хлебе насущном для пасса-
жиров и нудно-медленный путь до Елабуги — все это, наконец, по-
зади. А впереди — непочатый край хлопот с размещением и бла-
гоустройством филиала в Елабуге, но это уже легче. Все-таки
здесь не грохочут зенитки. И хоть изредка выдаются немногие ми-
нуты, чтобы сесть за стол, на котором стоит двухканальный ящик.
Если изменять порядок чередования стекол в каждом из двух
каналов, происходят загадочные превращения. Матово-молочные
стекла и негативы по различным законам рассеивают и ослаб-
ляют свет, и освещенность зависит от порядка их следования.
«Чем может сейчас помочь Красной Армии астрономическая
наука? — думает Амбарцумян. — Восемь раз в день астрономы пе-
редают сигналы точного времени. Это помогает штурманам само-
летов и летчикам в слепом полете, всем, кому нужно знать точ-
но свои координаты. Астрономы решили загадку внезапных
81
нарушений радиосвязи, жизненно необходимой для армии и фло-
та Что еще?»
Лицо ученого озаряет улыбка: в самом деле, ведь работы с
двухканальным ящиком, его исследования распространения све-
та в мутных средах, могут иметь серьезное оборонное значение.
Значит, работы эти нужно скорее закончить. Как можно скорее!
На столе появляются рукописи серии научных работ с мудреными
названиями: «Рассеяние и поглощение света в планетных ат-
мосферах», «О рассеянии света атмосферами планет», «К вопро-
су о диффузном отражении света в мутной среде»...
Легче стало слушать сводки Совинформбюро, зная, что твой
научный труд помогает воинам у Сталинграда, на Курской дуге,
на"морях. Легче стало переживать личные горести, трудности ела-
бужского эвакуационного быта.
Осенью 1942 года тяжело заболела дочь Карине. Вначале ду-
мали, что это легкая простуда. Потом температура поднялась до
критического уровня. Больная два дня бредила. Неимоверных тру-
дов стоили поиски лекарств, редкого в те времена стрептоцида.
Потом, когда Карине стала выздоравливать, нужно было соблю-
дать диету. Рипсиме Сааковна разводила руками: «Все мож-
но было бы достать, но вы же знаете щепетильность нашего
Виктора!» Дедушка хмурится, а затем отважно отправился в
поход по осенней слякоти — в деревни Лекарево, Танайка,
Мальцеве.
Мысли о больной дочери, об отце, шагающем по грязи с тя-
желой ношей продуктов, конечно, тревожили ученого, ио он с
предельной концентрацией сил и воли вершил свои исследования.
Иногда его не решались беспокоить даже ближайшие помощ-
ники В. В. Соболев и М. А. Ковалев. В период эвакуации они
стали близкими людьми в семье Амбарцумянов. Виктор Викто-
рович Соболев являлся на правах старого знакомого. Все радова-
лись его приходу, любили слушать его суждения — оригинальные,
глубокие, любили его меткий, тактичный юмор. Максим Анто-
нович Ковалев пришелся по душе как человек добродушный, лю-
безный, незлопамятный, веселый, всегда готовый прийти на по-
мощь в трудную минуту.
Однажды отец, давно уже заметивший, что сын целиком по-
глощен новой научной работой, обратился к Соболеву и Ковалеву
— Чем его увлекло распространение света в мутных средах5
Это какая-нибудь новость?
Это как раз не новость, — ответил Соболев. — Теория рас-
сеяния света — старая теория. Первоначально она разрабатыва-
лась для газовых туманностей и оболочек звезд. Многие ученые
занимались ею. Они свели ее к сложному интегральному урав-
нению, которое решалось методом последовательных приближе-
иии В результате достигалось лишь приближенное решение это-
го уравнения, и притом в очень громоздкой форме. Совсем иначе
подошел к этой проблеме Виктор Амазаспович. В результате ка-
питальных исследований он создал чрезвычайно эффективный ме'
82
тод прибавления бесконечно тонкого слоя — тут я вынужден поль-
зоваться нашей терминологией, позволяющей исключить из рас-
смотрения внутренние параметры среды и свести задачу к изуче-
нию явлений диффузного рассеяния на поверхности. Суть дела
станет яснее, если скажу, что для очень общих случаев ему уда-
лось довести задачу до числовых таблиц, удобных для практи-
ческого применения.
— Каких?
— Например, к решению проблемы видимости в земной атмо-
сфере и под водой.
— И это важно сейчас — в дни войны?
Ответ на свой вопрос отец получил несколько лет спустя, ког-
да в газетах появилось постановление о присуждении Государ-
ственных премий за 1946 год в области науки и техники. Среди
лауреатов был и его сын.
Жители Елабуги старались создать ученым и их семьям все
условия. Но они не могли нейтрализовать действие «внешних сил
притяжения», как говорили эвакуированные. И как только в
сводках Совинформбюро все чаще и чаще стали упоминаться ос-
вобожденные города, районы и области, бывшие ленинградцы
и приезжие из других районов страны начали поговаривать о
реэвакуации. Сроки менялись, оттягивались, но все-таки насту-
пили. Виктор Амазаспович уже был озабочен хлопотами о воз-
вращении в Ленинград, но как не вспомнить библейское выраже-
ние: «неисповедимы пути господни».
По сей день, когда советские люди или иностранные гости
читают на станциях московского метрополитена надписи на мра-
морных щитах и узнают, что многие станции построены во вре-
мя минувшей войны, они невольно думают: какой же исполин-
ской силой обладал народ, живущий по заветам Ленина, если в
годы тягчайшей войны он строил такие подземные дворцы!
А разве не более удивительно то, что в те же годы в ряде
наших республик были основаны Академии наук?
Создание Академии наук Армянской ССР в конце 1943 года
армянский народ воспринял как настоящий праздник. Академия
учреждалась не символически, а в полномерном объеме — как
крупное научное учреждение с комплексом научно-исследователь-
ских институтов и лабораторий и большим коллективом ученых,
научных работников. И каких!
Молодая академия в период своего становления срузу же по-
лучила руководителя с мировым именем. Это был Иосиф \бга-
рович Орбели.
Когда начались хлопоты о преобразовании созданного в 1935 го-
ДУ Армянского филиала в Академию наук Армянской ССР,
И. А. Орбели был директором ленинградского Эрмитажа Эва-
куировав художественные ценности, он остался в осажтенном
городе. Его разносторонняя деятельность в тот период —тема
нз
особой книги. Достаточен один эпизод, чтобы представить облик
этого подвижника науки.
...Против Зимнего дворца вмерз в лед пароход «Полярная
звезда», бывший когда-то царской прогулочной яхтой. Однажды
зимой 1941 —1942 годов сюда прибыл командир бригады подвод-
ных лодок Герой Советского Союза А. В. Трипольский. Он про-
шел в устроенную на пароходе ремонтную мастерскую и обра-
тился к работавшим электрикам:
— Есть поручение, товарищи.
Краснофлотцы, как по команде, встали.
— Эрмитаж знаете?
— Еще бы! Мы там летом картины в гробницу Александра
Невского упаковывали.
— Стало быть, вы должны знать и директора Эрмитажа ака-
демика Орбели.
— Знаем, ученый человек! —• почтительно отозвались красно-
флотцы.
Трипольский продолжал:
— Сейчас он пишет научный труд, а в кабинете у него ад-
ская тьма. Ходит с фонариком «жиу-жиу»... Мозоли на руках
натер. Надо побывать у него сегодня же и провести электриче-
ство с корабля прямо в кабинет.
— Это мы вмиг сделаем, товарищ комбриг, — отчеканил стар-
шина электриков. Он помнил, как в самом начале Отечественной
войны из Эрмитажа вывозилось более миллиона экспонатов.
Упаковкой картин, скульптур, различных вещей, найденных во
время археологических раскопок, занимались сотни людей. Сре-
ди них были курсанты Военно-морского училища имени Фрунзе
Встреча с академиком Орбели осталась в памяти старшины,
и, быть может, потому с таким жаром принял он поручение Три-
польского. В тот же день моряки-подводники протянули провод
через набережную Невы в холодный кабинет ученого. Возвратив-
шись, старшина рассказывал:
— Пришли мы, а там тьма, хоть глаза выколи. Подвели про-
водку к настольной лампе. Академик обрадовался, даже в ладо-
ши захлопал. Потом сели—закурили армянские папиросы. Он
на больные ноги жалуется: глянули мы под стол, а там электро-
печка бездействующая. Ну, мы разом ввели ее в действие. Акаде-
мик не знал, как и благодарить. Вспомнил, что во время эвакуа-
ции моряки упаковывали картины Ван-Дейка. А мы ему: «Так
это мы и работали!» Он еще больше обрадовался. «Ну, говорит,
в долгу я перед флотом, после войны рассчитаемся»€
Летом 1942 года Орбели был командирован в Ереван, где
должен был приступить к исполнению своих обязанностей пред-
седателя Президиума Армянского филиала Академии наук СССР
В это время сильно сказались последствия невзгод, пережитых
в осажденном Ленинграде. Его здоровье и без того было подор'
вано, а тут пришлось перенести тяжелую операцию глаз. Орбели
понимал, что ему предстоит выполнить почетное поручение, ко-
84
торое составит эпоху в истории родного народа. И как только
состояние немного улучшилось, горячо взялся за дело.
Удалось решить несколько важных организационных вопро-
сов, была расширена аспирантура, к работе филиала привлечены
ученые, эвакуированные в Ереван. Институты филиала включи-
ли в планы проблематику, связанную с обороной страны. Было
положено начало изданию научно-популярной серии «Боевые под-
виги сынов Армении», создан кабинет Отечественной войны и
многое другое.
Академик Орбели еще в 1938 году получил назначение на пост
руководителя Армянского филиала Академии наук СССР, но
лишь теперь, когда он находился непосредственно в Ереване, бы-
ли сделаны важные шаги к объединению научных сил республи-
ки. Несокрушимую мощь братских народов СССР, заботу пар-
тии и правительства о расцвете их духовной культуры знаменовал
этот исторический факт.
В один из ноябрьских дней 1943 года академик Орбели пришел
в свой кабинет сияющий и, не ожидая расспросов, сказал:
— Дорогие друзья! Советское правительство решило создать в
Ереване на базе нашего филиала Академию наук.
Две недели спустя был утвержден первый состав академи-
ков— двадцать три человека, в том числе Виктор Амазаспович
Амбарцумян. Весть об этом немедленно дошла до Елабуги. Пе-
репоручив дела филиала, Амбарцумян собрался в путь. Он то-
ропился. На 29 ноября было назначено первое общее собрание
действительных членов молодой Академии Армении.
Подули теплые ветры. Побурел снег. Зима, словно стыдясь
за свой погрязневший наряд, торопливо ушла на север. Потом
буйно отшумело половодье, раскидав по берегам коряги, развесив
на прибрежных кустах пучки прошлогодней травы, поломав шат-
кие мостки рыбаков. Вначале робко, только на солнцепеках, а
потом смелее и смелее пошла трава. Шиповник, жимолость, ба-
гульник— все поднялось, зацвело. От душистого разнотравья и
свежей листвы, особенно после полудня, с полей и лесов понесло
крепким ароматом. Все Прикамье оделось в роскошный летний
наряд. Даже скалы похорошели. Ярче стали облепившие их мхи
и лишайники.
Можно часами стоять на палубе парохода и любоваться су*
ровой красотой. Пароход идет вниз по реке. Елабужский филиал
Ленинградского университета возвращается в Ленинград. Зима
была щедрой на добрые вести с фронтов. Красная Армия уже
подходила к западным границам Советского Союза. Ленинград
начинал залечивать свои раны. Скорее, скорее туда, к берегам
Невы!
— Ну как, Виктор Викторович, успели собраться? — спраши-
вает Амбарцумян-отец стоявшего рядом на палубе Соболева
85
— У меня сборы недолги, Амазасп Асатурович. Один малень-
кий чемоданчик. И все!
«Тоже весь в науке, как и мой Виктор», —- подумал Амазасп
Асатурович. Он рад был поговорить с человеком, которого ценил
сын.
— Скучаете о Викторе Амазасповиче? — сочувственно посмот-
рел Соболев
— Да! — откровенно сознался отец.— Знаю, что ему необхо-
димо быть в Ереване. У него там много дел в Академии. Вы слы-
шали? Он вице-президент у Орбели. Много хлопот в Ереванском
университете. Там еще в начале тридцатых годов создали астро-
номическую обсерваторию. Перед началом войны ее перепали в
ведение Армянского филиала Академии наук СССР. Сейчас он
думает о создании новой обсерватории. Говорит, что будут нуж-
ны специалисты. Их должен дать Ереванский университет. Вик-
тору приходится совмещать обязанности вице-президента Акаде-
мии с такими постами, как заведующий кафедрой астрофизики
Ереванского университета, — он читает там лекции, назначен ди-
ректором академической обсерватории. И конечно, пишет. А что
пишет? — не представляю. Он как-то постепенно стал ускользать
от меня, обособляться... Вернее, даже не обособляться, а я сам
не могу уже охватить всех аспектов его научной деятельности.
Я ведь не физик и не математик. Мое призвание — философия,
литература
— Всех аспектов его научной деятельности и мы не представ
ляем, хотя работаем рядом с ним, — заметил Соболев. — Знаем,
что сделано, меньше знаем, что делается, и почти не знаем его
замыслов.
— Да, это так. Век энциклопедистов остался позади. В наше
время нужно знать обо всем понемногу, но о немногом все.
— Яс этим согласен. А вы как считаете — разве это не пра-
вомерно? — спросил подошедший к собеседникам Ковалев.
Амазасп Асатурович и Соболев согласились. И снова наступи
ло молчание. Шел встречный пароход. Потом ожил репродуктор,
и не осталось на всем пароходе человека, который нарушил бы
тишину: все слушали, и постепенно выражение настороженности
сменялось на лицах довольной улыбкой. В Москве в ту весну
ежедневно гремели салюты в честь победителей, и древние сте-
ны Кремля то и дело озарялись фейерверком.
Прогулки и беседы на палубе давали выход стремлению лю-
тей к общению. Время было такое, что трудно было оставаться
наедине со своими переживаниями.
Снова меняются ландшафты, мелькают деревни и городки.
На палубе беседуют Амазасп Асатурович, Соболев и Ковалев
Зная, что старику одиноко, оц^ стараются быть около него.
— Завтра предстоит пересадка на поезд. Значит, через три
четыре дня будем обедать уже в Ленинграде. Это меня не
очень радует, хотя мечтаю увидеть Ленинград, где я когда-то бе-
гал в студенческой курточке. — сказал Амазасп Асатурович
86
— Но ведь вы вскоре, вероятно, переедете в Ереван? — вы-
сказал свое предположение Соболев.
— Да, но если это произойдет даже «вскоре», все равно нуж-
но ждать. Что-то поделывают теперь мои внуки и внучки?
— Уже устроились в Ереване.
— Не уверен. В прошлом году я был у них, когда они жили
еще в гостинице «Интурист».
Отец хотел добавить, что другой на месте его сына уже дав-
но бы выхлопотал квартиру, но умолчал.
— Конечно, в ближайшее время благоустроятся. Вот вы и при-
езжайте к нам в Ереван.
— Виктор Амазаспович, вероятно, доволен, что вернулся на
родину. Соскучился!
— Он уехал из Тифлиса в двадцать четвертом году, сейчас
сорок четвертый, да, почти двадцать лет прожил Виктор за пре-
делами Закавказья,— подтвердил отец.
...«Почти двадцать лет!» — подумал Виктор Амазаспович, гля-
дя на фотоснимок группы действительных членов Академии наук
Армянской ССР и сравнив его с группой учащихся тифлисской
3-й мужской гимназии. «Трое из членов новорожденной Акаде-
мии— братья Левон и Иосиф Орбели и я учились, хотя в разное
время, в стенах одной и той же тифлисской гимназии в Сололаке».
Снимки лежат на столе у окна. Летний ветерок несет прохладу
с Арарата. Вершины горы посеребрила неполная луна.
Если один человек способен нести в себе лучшие черты цело-
го народа—его ум и мудрость, стойкость и мужество, доброту
и скромность, то таким человеком является герой моей повести.
Близко соприкасаясь с ним на протяжении более тридцати
лет, я всегда поражался требовательности, порой суровой и без-
жалостной, которою он проявлял к самому себе, и мягкости в
обращении с друзьями, родными, знакомыми.
Во второстепенных вопросах он не мелочен. Но он высокоприн-
ципиален во всем, что касается узловых вопросов науки.
Мой герой, являющий собой образец строгой требовательности
и научной добросовестности, стремящийся, по его словам, посто-
янно «оставаться на почве фактов и не вдаваться в далекие спе-
куляции», в то же время романтик.
Он одарен счастливой способностью выходить в своих меч*
тах за пределы изученных фактов и самых авторитетных гипо-
тез, окрылять мечтой будничную повседневность
Это, по-видимому, и привело главного редактора японского
журнала «Сэкай» г-на Эбихара Мицуеси к мысли — обратиться
к В. А. Амбарцумяну с просьбой познакомить читателей с пер-
спективами шестидесятых годов. В письме, адресованном Вик-
тору Амазасповичу, г-н Эбихара Мицуеси писал: «Журнал «Сэ-
кай», выпускаемый издательством Иванами с 1942 года, который
я имею честь редактировать, старался и старается формировать
87
прогрессивные мнения в Японии по политическим, экономиче-
ским и культурным вопросам. Главной своей задачей журнал «Сэ-
кай» всегда считал упрочение мира во всем мире и укрепление
демократии в Японии и опирается в своей деятельности на под-
держку многочисленных читателей — трудящихся, студентов и ин-
теллигенции. В первом номере 1960 года мы хотели бы позна-
комить наших читателей с мнением зарубежных ученых о пер-
спективах шестидесятых годов... Мы будем очень признательны
Вам, если Вы согласитесь принять участие, и направляем Вам
письмо видного японского ученого-астронома, профессора Токий-
ского университета Хатанака Такэо... Мы сознаем, что Вы очень
загружены делами, но все-таки решились потревожить Baq, зная,
какой огромный интерес вызовет у наших читателей Ваше мне-
ние».
Виктор Амбарцумян ответил согласием. В ответном письме
г-ну Эбихара Мицуеси он сообщил: «... Я думаю, что Ваша идея
опубликовать взгляды ученых различных стран в виде переписки
между ними и японскими учеными очень хороша». Далее следо-
вали ответы на вопросы профессора Хатанака Такэо.
В кратком изложении строй мыслей Амбарцумяна таков.
Перспективы изучения Солнечной системы в предстоящем де-
сятилетии огромны. Всякому ясно, что с каждым годом в глуби-
ны пространства будут отправляться все более совершенные ле-
тательные аппараты, которые сообщат нам достоверную инфор-
мацию о различных космических телах. Не так далеко время,
когда первые люди совершат полеты в мировое пространство, но.
конечно, трудно предсказать точно, когда это случится.
Нельзя не признать, что наука о планетах и их спутниках,
успешно развивавшаяся с момента изобретения телескопа и до
начала XX века, в дальнейшем была до известной степени оттес-
нена на второй план в связи с фантастическими темпами разви-
тия наших знаний о физике звезд и о строении звездной Вселен-
ной. Нам, работникам в области звездной физики и звездной аст-
рономии, казалось, что планетарная астрономия находится в за-
мороженном состоянии. Так, человеку, летящему на самолете,
кажутся почти неподвижными поезда и автомобили, движущиеся
по земле. Конечно, планетарная астрономия двигалась вперед.
Все же прошедшие десятилетия не принесли решающих успехов.
Но вот фотографии противоположной стороны Луны, полученные
советскими учеными, явились предвестником коренных измене-
ний, которые произойдут в этой области. Возможность изучения
планет и их спутников обещает разрешение многих задач.
Хочется особенно отметить одну сторону дела. Речь идет о
происхождении планет и их спутников. В то время как вопросы
происхождения и эволюции звезд получили за последние десяти-
летия весьма конкретное и плодотворное развитие {хотя решена
пока только часть вопроса), проблема происхождения планет и
спутников продолжает оставаться ареной довольно произволь-
ных и малообоснованных предположений. Причина в том, что
88
число различных состояний звезд, подробно изученных нами, ог-
ромно. Сравнивая звезды, находящиеся в разных стадиях разви-
тия, мы получаем возможность делать заключения о закономер-
ностях происхождения и развития звезд.
Парадоксальным образом, по отношению к более близким те-
лам— планетам — ученые были до сих пор в худшем положе-
нии: подробно изучили одну планету — нашу Землю и знали внеш-
ний вид одной стороны Луны. Но наши сведения о других пла-
нетах были крайне скудны. Чтобы составить себе представление
о состоянии других планет, мы всегда старались дополнить эти
скудные сведения различными предположениями, основанными
на известной аналогии с Землей. Поэтому когда мы рассужда-
ли о происхождении и развитии планет, то в основном исходили
из данных, относящихся к Земле. Иными словами, брали за ос-
нову твердые сведения об одной планете, прибавляя к ним жал-
кие сведения о других планетах, и стремились построить теорию
эволюции планет. Но очень трудно заниматься проблемой эволю-
ции объекта, хорошо известного нам только в одном состоянии,
на одной стадии развития. Именно поэтому наши надежды на
предстоящее бурное развитие планетной астрономии очень вели-
ки. Сравнение надежных данных, касающихся других планет, с
данными геофизики явится крепкой основой для теории эволю-
ции планет и планетных систем.
Конечно, большие’ возможности откроют наблюдения небес-
ных тел, производимые вне земной атмосферы. Искусственные
спутники Земли будут играть большую роль как астрономические
обсерватории, находящиеся вне земной атмосферы. Но пока еще
трудно делать какие-либо конкретные предсказания. Пятнадцать
дет тому назад никто не мог предвидеть современные успехи
радиоастрономии, Поразительным образом оказалось, что радио-
астрономия стала доставлять нам сведения главным образом
о нестационарных объектах и нестационарных явлениях во Все-
ленной, Радиоастрономические наблюдения как бы отбирают эти
явления и доставляют нам, в первую очередь, сведения о них.
Совершенно иной характер носит научная информация, получае-
мая путем оптических наблюдений. Грубо говоря, она дает бо-
лее статическую картину мира. Никто не мог предвидеть этой
замечательной способности радиоастрономии. Будем же надеять-
ся, что наблюдения Солнца, отдаленных звезд и туманностей, ко-
торые будут произведены с искусственных спутников, так же
^едро дополнят наши современные знания, как радиоастрономия
Дополнила оптическую астрономию.
— Что касается перспектив развития обычных методов на-
блюдения с Земли, то должен сказать, — продолжает Амбарцу-
мян,—что сам я плохой наблюдатель. Это я говорю не из скром-
н°сти. После окончания Ленинградского университета я работал
в Пулкове у А. А. Белопольского, которого считаю великим на-
блюдателем-астрофизиком, но даже это не помогло мне стать
наблюдателем. Тем не менее обращает на себя внимание то, что
применение электроники в оптической астрономии развивалось
до сих пор довольно медленно.
Между тем возможности в этой области гигантские. Поэто-
му увеличение чувствительности в современных телескопах с по-
мощью электронных преобразователей явится мощным рычагом
прогресса в астрономии. Количество объектов, доступных изучению
современными оптическими методами, очень велико. Мы можем
наблюдать сотни миллионов звезд и много миллионов галактик
Новые методы умножат эти числа в десятки раз.
Многие звезды следует наблюдать почти непрерывно. Иными
словами, объем астрономической информации, которую мы долж-
ны получать, огромен. Мы, астрономы всей Земли, не справ-
ляемся с этим. Отсюда ясно, что нам нужно. Мы должны иметь
большое количество крупных телескопов. Эти телескопы должны
быть максимально автоматизированы, для того чтобы наблюде-
ния велись по программе, заранее заданной на ночь. Несколько
фантазируя, дальше я скажу, что и само программирование долж-
но вестись автоматически и непрерывно приводиться в соответ-
ствие как с прогнозом погоды, так и с ходом выполнения програм-
мы данного момента. Кроме того, должна быть автоматизирова-
на и обработка наблюдений. Я уверен, что в шестидесятых го-
лах мы достигнем серьезных успехов в этом направлении.
Говоря о перспективах теории эволюции звезд и других кос-
мических объектов, я чувствую себя несколько более уверенным
Мне кажется, что успехи в области изучения звездной эволюции,
начавшиеся в пятидесятых годах, будут продолжаться. Однако
качественных скачков я ожидаю главным образом в результате
изучения некоторых малоисследованных нестационарных объек-
тов. Нам нужно по-настоящему понять, какова природа объектов
Харбига-Харо, что из себя представляет ядро Крабовидной ту-
манности и т. д. Вероятно, будут найдены и другие «странные
звезды», изучение которых обогатит сведения о звездных состоя-
ниях. Но больше всего я жду успехов в области внегалактиче-
ской астрономии. Мне кажется, что правильное выяснение приро-
ды радиогалактик, таких, как радиогалактики в Центавре, Лебеде
и Деве, окажет решающее влияние на решение проблемы эволю-
ции галактик как звездных систем. С другой стороны, проблемы
происхождения звезд и галактик переплетаются теснейшим обра-
зом. Поэтому я возлагаю очень большие надежды на радиоаст-
рономические данные. Действительно, радостно видеть, что раз-
витию радиоастрономии уделяется большое внимание во многих
странах.
И наконец, о взаимодействии различных наук. Мы наблюдаем
рост этого взаимодействия, происходящий с огромной быстротой
Меня больше всего интересует взаимное влияние физики и астро-
номии. Когда-то астрономия оказала огромное влияние на фоР'
мировацие основного раздела физики—теоретической механи-
ки. Можно считать, что физика с лихвой оплатила свой долг. За
последние сто лет бурное развитие астрофизики явилось резуль-
90
татом необычайно плодотворного воздействия физики на астро-
номию. В то же время за эти сто лет влияние астрономии на
физику было сравнительно слабым. Мне кажется, что мы нахо-
димся накануне новой перемены ролей. Новые факты, раскрыва-
емые астрофизикой, настолько своеобразны и связаны со столь
глубокими свойствами вещества, что для их объяснения потре-
буется быстрее развивать наши сведения о свойствах элементар-
ных частиц, об электронно-ядерной плазме и о сверхплотных со-
стояниях материи. Это явится огромным импульсом для нового
развития физики Произойдет ли эта новая перемена ролей уже
в наступающем десятилетии, сказать трудно. Поживем — увидим...
Наступило лето 1961 года. Мысли астрономов всего мира бы-
ли заняты предстоящими событиями в Беркли. Здесь в августе
1961 года состоится XI конгресс Международного астрономиче-
ского союза. Кто же будет на очередной срок избран президен-
том?.. Этот вопрос волновал всех.
Советские астрономы из Москвы полетят в Париж, затем пе-
ресекут Атлантику, Нью-Порк, и наконец самолет приземлится
в Лос-Анджелесе. Там должны состояться два симпозиума. А уж
потом в Сан-Франциско, близ которого — небольшой городок Берк-
•1И. Это резиденция Калифорнийского университета Именно там
намечено провести конгресс астрономов.
Поездка Амбарцумяна в Беркли во многих отношениях инте-
ресна, и следует остановиться на ней несколько подробнее.
Невелика Западная Европа. Прошли времена, когда европей-
ские расстояния считались Значительными и Карамзину понадо-
бились месяцы, чтобы объехать полдесятка европейских стран, а
государевы гонцы больше двух недель скакали днем и ночью,
чтобы доставить в Петербург весть о том, что русские войска
14 марта 1812 года вступили в Париж, оставленный войсками
Наполеона.
Меньше трех часов тому назад наши путешественники слы-
шали бой кремлевских курантов. И вот уже аэропорт Орли, близ
столицы Франции. Репродукторы сообщили, что авиакомпания
«Эйрфранс» готова принять на свой лайнер желающих лететь за
океан. У' трапа стюардесса, небесное создание в сине-голубой уни-
форме, дарила каждому ослепительную улыбку, которую выра-
батывают месяцами под руководством опытных мастеров. Пас-
сажиров уносит ноток предотлетной суматохи. Нужно найти один
из трех салонов и занять свое место. Точно по расписанию само-
лет взлетает
Когда миновали Гринвич, шумная компания молодых мужчин
Решнла «спрыснуть» это событие Оказывается, есть такая тради-
ция; отмечать перелет через экватор, тропики, полярные круги
и через Гринвичский меридиан, от которого ведется счет времен-
НЬ1Х поясов и географических долгот.
91
И тут в рядах кресел, занимаемых советскими астрономами,
прозвучал по-русски чей-то голос:
— Меридиан? Это — наше дело. Так что традиция касается
и нас.
— Пусть стюардесса принесет что-нибудь покрепче.
— Покрепче, может быть, и принесет, но сомневаюсь, что на
борту есть что-нибуть лучше армянского коньяка.
— Меньше самоуверенности! Меньше коньячного патриотизма'
Гринвич остался позади. Далеко вправо на берегах Темзы шу
мел Лондон. Исчезли последние островки Ирландии. Самолет
повис над океаном. Только солнце, навстречу которому, казалось,
летела машина, напоминало, что все еще продолжается тот самый
день, который советские астрономы встретили на пути к аэропор-
ту Шереметьево. Но вот постепенно сумерки начали скрадывать
простор океана. И в это время, как во времена Колумба, раз-
дался обрадованный возглас:
— Земля!
Справа по борту видна россыпь огней. Конечно, это город
Какой?
— Дамы и господа! Вы имеете возможность убедиться, что
путешествие через океан на лайнерах авиакомпании «Эйрфранс»
совершенно безопасно и, надеюсь, не очень утомительно. Мы ле-
тели девять часов. Справа по курсу огни Бостона.
— Извините,, мисс! Но мы хотели бы ознаменовать перелет
через океан...
— Не хотите ли вы сказать, что появился еще один повод,
который следовало бы отметить?
— А почему бы и нет?! — подхватывает Виктор Амазаспович,
чувствуя за собой молчаливую поддержку коллег.— Впрочем, -
спохватился он,—вероятно, это делается, когда совершается пер-
вый полет над океаном.
— Значит, вам ничего не полагается. Вы уже бывали за
океаном, — шутливо замечает один из коллег.
— Из любого правила можно сделать исключение, тем бо-
лее для вице-президента почетного Международного астрономи-
ческого союза, — нашелся кто-то.
— За удачный прыжок из Европы в Америку! — провозгла
шают единственный тост.
— А теперь за успех конгресса!
В салоне снова появляется грация авиакомпании «Эйрфранс»:
— Дамы и господа! Наш лайнер приземлится на аэродроме
Айлуайлд. Багаж будет подан в зал аэровокзала. Пассажиры,
не являющиеся гражданами США, приглашаются в бюро имми-
грации для выполнения некоторых формальностей. .
Летящие впервые несколько обескуражены, знакомство с Нью-
Йорком не состоялось. Проездные документы переоформлены Са-
молет «Пан-Америкен эйруэйс компани» готов к полетхг в Лос-
Анджелес. Той же ночью показались огни Лос-Анджелеса. В аэро-
порту советских астрономов встречали председатель Хмерикаи-
92
ского национального совета по астрономии профессор Гельдберг
со своей супругой.
После короткого разговора по дороге в гостиницу наши путе-
шественники могли поздравить себя с завершением первой поло-
вины транс-европейско-океано-американского перелета.
Мы, земляне, живем масштабами Земли. Тысячи километров
земной поверхности кажутся нам большим расстоянием. Такое ощу-
щение свойственно даже астрономам, которые имеют дело с не-
постижимо колоссальными масштабами Вселенной. Они изме-
ряют эти расстояния парсеками, то есть миллиардами километ-
ров, которые свет пробегает за год со скоростью триста тысяч
километров в секунду.
Если мерить этой мерой, то наши путешественники пролете-
ли лишь столько, сколько свет проделывает за треть секунды.
Симпозиум в Санта-Барбара накануне XI конгресса Между-
народного астрономического союза явился своего рода разведкой
в расстановке сил на фронте науки.
Прибытия советских астрономов ждали здесь с интересом, но
по-разному. Есть в лагере астрономов мира представители раз-
ных идеологий, поклонники различных идей и гипотез.
Астрономия всегда враждовала с религиями. Религии стреми-
лись использовать ее в своих целях. Предметом своих исследова-
ний она затрагивала то, что веками у многих народов считалось
священным, — Солнце, Луну, звезды. Поэтому попытки ученых
научно объяснить небесные явления нередко кончались трагически.
Таким образом, астрономия—одна из тех наук, развитие ко-
торой проходило в непрерывной борьбе с религиозными предрас-
судками и догматами. Эта борьба берет свое начало в глубокой
Древности, когда такие стихийные материалисты и наивные диа-
лектики, как Фалес, Гераклит, Демокрит, отстаивали от нападок
идеалистов и служителей культа передовые для того времени
взгляды на природу.
Мысль Птолемея о том, что Земля является центром Вселен-
ной, для своего времени была шагом вперед по сравнению с ди-
карски наивными представлениями о мироздании, господствовавши-
ми за пределами Средиземноморья, древней Индии и Китая. Труд
Птолемея «Мэгистэ», или «Альгамест», на протяжении четыр-
надцати веков оставался образцовым сводом астрономических зна-
ний. Огромный путь проделало человечество в своем стремлении
познать небо, пока дошло до уровня знаний, изложенных Птоле-
меем. Нельзя считать потерянными для человечества и те че-
тырнадцать веков, которые отделяют Птолемея от Коперника Да,
развитие науки шло медленно. — не в один же день прозрел ве-
ликий польский ученый, создатель гелиоцентрической системы ми-
ра. Его открытие зрело исподволь, факты копились веками, у не-
го было немало предшественников, в том числе и армяне
Кто вокруг кого: Солнце, звезды и вся Вселенная вращают-
ся вокруг облюбованной богом Земли или она сама песчинка
во Вселенной — вращается вокруг Солнца на правах заурядной
93
планеты? Этот вопрос издавна разделил ученых-астрономов и
поборников религий на два враждующих лагеря.
Итальянец Галилео Галилей, который был не только продол-
жателем и пропагандистом учения Коперника, но и крупнейшим
ученым, заложившим основу современной механики, предстал
перед «святой инквизицией». «Сжечь не значит опровергнуть»,—
заявил великий мученик науки Джордано Бруно. Эти слова бы-
ли близки и понятны всем, кто с верой в конечную победу нау-
ки боролся с мракобесием церкви, пытавшейся навязать свои
«истины» костром.
Великая научная революция, происходившая в XVII—XVIII
веках, привела не только к установлению правильного взгляда
на устройство Солнечной системы, но и позволила объяснить
движение небесных тел на основе закона всемирного тяготения
Ньютона. Более того, она открыла возможность предсказания
с большой точностью происходящих в Солнечной системе движе-
ний как для близкого, так и далекого будущего. Перед таким
триумфом естествознания религия вынуждена была отступить и
искать новые пути и формы для своего обанкротившегося ми-
ровоззрения. Однако полное решение вопроса о строении окру-
жающей нас звездной системы — Галактики, в которую Солнце
входит как один из ее элементов, было достигнуто только в
первой половине XX века.
Открылась бездна, звезд полна;
Звездам числа нет, бездне дна...
(М В Ломоносов)
Ученые доказали, что на самом деле Галактика наша входит
в состав тройной системы; у нее два спутника: Большое и Ма-
лое Магеллановы облака; и что в этой системе насчитываются мил-
лиарды звезд. Затем появилась теория галактического вращения,
творцами которой являются Я. Оорт и Б. Линдблад, В. Бааде
и другие создали учение о разных подсистемах в Галактике.
В. Морган обосновал теорию о положении спиральных ветвей
Г алактики.
Каждое из этих крупных научных достижений было побе-
дой материалистической науки независимо от философских воз-
зрении исследователей. Ни фидеизм, ни менее откровенные фор-
мы идеализма не смогли найти на поприще научных исследований
и научной мысли удобных для себя оборонительных рубежей и поэ-
тому вынуждены были отступить
Новые неприятности религии причинили ученые, которые в
своих исследованиях и теоретических работах вышли за пре-
делы Галактики — во Вселенную. Можно понять, почему уча-
стники симпозиума в Санта-Барбара с таким интересом ждала
прибытия советских делегатов и почему первостепенный инте-
рес вызвала концепция В. А. Амбарцумяна о нестабильности
систем галактик.
Космогония — узел всех наук, всех проблем. Над решением ее
94
загадок бьется мысль астрономов, математиков, физиков, филосо-
фов. Трудно решать судьбу Вселенной, не решая одновременно
фундаментальных вопросов мироздания. Теснимые и опроверга-
емые наукой религиозные системы, их апологеты и трубадуры
изощренно приспосабливались к новым условиям развития циви-
лизации. Что касается выхода за пределы Солнечной системы —
в Галактику, то здесь сторонники религии пытались широко ис-
пользовать для подкрепления своих воззрений главным образом
вопрос о происхождении и развитии звезд.
Это и понятно. В доступной для наших наблюдений части
Вселенной подавляющее количество вещества сконцентрировано
в звездах — гигантских раскаленных газовых шарах. Яркая по-
лоса Млечного Пути—это сложившийся свет расположенных на
больших расстояниях от нас десятков миллиардов звезд. Все
они вместе со звездами, наблюдаемыми отдельно на небе, со-
ставляют огромную единую систему, называемую Галактика. Как
рядовой член в эту систему входит и Солнце — ближайшая к
нам звезда вместе с планетной системой. В Галактике около ста
миллиардов звезд. Вокруг многих из них, подобных Солнцу,
существуют холодные твердые тела — планеты. Планетная ма-
терия занимает в Галактике очень скромное место. Достаточно
сказать, что девяносто девять и восемьдесят шесть сотых про-
цента массы всей Солнечной системы сосредоточено в самом
Солнце. С этой точки зрения оно является одиночной звездой.
Наша Земля и даже такие огромные планеты Солнечной систе-
мы, как Юпитер или Сатурн, по сравнению с Солнцем выгля-
дят пылинками.
Вопрос о происхождении и развитии звезд и стал вскоре глав-
ным направлением в борьбе идеалистов против материалисти-
ческой науки. Они пристально следили за успехами прогрессив-
ных ученых, стараясь обнаружить слабые звенья, чтобы порвать
всю цепь доказательств.
Первые оценки возраста звезд, полученные астрономической
наукой, естественно, были очень неточными. Еще четверть
века назад утверждали, что возрасты звезд измеряются милли-
ардами лет. Из этой правильной, но весьма грубой оценки идеа-
листы поспешили сделать собственные выводы о том, что все
звезды одного и того же возраста, а следовательно, и сотворе-
ны в одно время.
Возраст людей, населяющих Землю, измеряется десятками
лет> но из этого не следует, что люди родились в одно и то
Же время. Тем не менее современные фидеисты, сторонники ак-
Та творения, ухватились за неточную формулировку о возрас-
те звезд. (А она была неточна только потому, что глубокое
изучение этой проблемы началось недавно.) С тех пор немало
сделано в изучении изумительного многообразия Галактики,
галактик. Вселенной.
Это знали инакомыслящие, собравшиеся в Санта-Барбара,
ни внимательно слушали, пробовали выступать против, дока-
95
зывая свою точку зрения, но под давлением логически четких
объяснений Амбарцумяна вынуждены были соглашаться. Мно-
гие ученые в докладах и прениях приводили соображения в поль-
зу развиваемой Амбарцумяном концепции о нестабильности сис-
тем галактик, опровергающей утверждения, что якобы какая-то
высшая сила свершила акт творения, создав одновременно все
сущее во Вселенной.
Симпозиум закончился. Он послужил лишь прелюдией к
главному событию — XI конгрессу Международного астрономи-
ческого союза.
В этот короткий промежуток времени между симпозиумом и
конгрессом Виктору Амазасповичу доложили:
— Армяне, проживающие в Лос-Анджелесе, очень просят вас
с супругой и Маркаряна встретиться с ними. Можно ответить,
что приглашение принято?
— Разумеется!
В назначенный срок машина из Санта-Барбара примчалась
в Лос-Анджелес и остановилась у одного из лучших отелей го-
рода. В банкетном зале собралось около трехсот человек. Во-
просов было очень много. Временами играла музыка. Но вот
оркестр начал исполнять отрывки из балета «Гаянэ» Арама
Хачатуряна. Сверкающие, зажигательные звуки заставили встре-
пенуться каждого. А мелодия, ритм, пронизанные национальным
колоритом, вернули многих к давним дням, проведенным на род-
ной земле, к заветной мысли — побывать на родине во что бы
то ни стало, на священной земле своих предков.
Слова «трогательное прощанье» не дают никакого пред-
ставления о том, что происходило у подъезда отеля поздно ве-
чером.
— Как, они улетают обратно?
— Нет! Они едут в Сан-Франциско, вернее — в Беркли на
научный конгресс.
В Сан-Франциско были снова букеты, объятия и слезы ра-
дости. И еще непередаваемое — это лучезарное чувство пере-
полняющей сердце гордости. Сложное это чувство. Армяне в
зарубежных странах, особенно молодежь, прекрасно понимают,
что они не причастны к успехам Советского Союза, но они вос-
принимают их как свое, родное.
Родина—святое понятие В дни, когда впервые полетел в
космос искусственный спутник, когда весь мир выучил это рус*
ское слово «спутник», большинство наших соотечественников, за-
брошенных судьбой в зарубежные страны, ликовали, словно каж-
дый из них лично участвовал в этой эпопее.
Говорят, что Сан-Франциско самый красивый город на бе-
регу Тихого океана. Он и в самом деле необычайно красив
Океанское побережье, залив-бухта, величественные мосты, удач-
ная планировка и архитектура — все это свойственно городу,
обладающему солидным муниципальным бюджетом. Сан-Фран-
96
циско заслуживает того, чтобы осмотреть его детально, но нуж-
но спешить в Беркли.
Одно обстоятельство определяло особое значение конгресса.
Он состоялся в 1961 году, который в истории человечества всег-
да будет ассоциироваться с исключительным событием. В апре-
ле 1961 года человечество впервые шагнуло в космос: советский
космонавт Юрий Алексеевич Гагарин совершил свой леген-
дарный полет по космической орбите на корабле «Босток-1».
Началась новая эпоха в истории науки, в том числе и астро-
номии.
Все три столетия со времени изобретения телескопа астро-
номы видели Вселенную как бы сквозь туманное стекло. Они
были счастливы, когда выдавалась безоблачная погода и мож-
но было наблюдать за небом. Но и в такие ночи поле зрения
туманила атмосфера — пыль, кристаллы льда.
Затем наступило время радиоастрономии. Перед учеными от-
крылись недосягаемые дотоле космические дали. Один амери-
канский научный журнал тогда образно писал: «Это похоже на
то, как если бы человек смотрел на игру в футбол через гла-
зок в заборе, а затем вдруг пришел бы бульдозер и сорвал весь
забор». Из космических далей идут радиосигналы достаточно
сильные, чтобы их слышать. И радиотелескопы стали улавливать
это «космическое радиовещание», вскрывать, таким образом, че-
го не видно в оптические телескопы — внутренний «скелет» Млеч-
ного Пути.
И все же ученые мечтали и мечтают о таком времени, когда
они смогут вести наблюдения за Вселенной вне пределов земной
атмосферы — из космического пространства, из искусственных
спутников, из обсерваторий на Луне и других небесных телах.
Первый полет человека в космос укрепил надежду на то, что
именно такие наблюдения станут возможными через какое-то
пока еше трудно определимое время.
Конгресс астрономов в Беркли начал свою работу утром
15 августа в необычной обстановке: не в парадном зале, не в
традиционном святилище науки, а под открытым небом Кали-
форнии— перед Главной университетской площадью.
Президент МАС Ян Оорт открыл первое заседание. Продол-
жительные аплодисменты были заслуженной данью уважения
человеку, который дважды обратил на себя внимание астроно-
мов мира. Первый раз это произошло в 1927 году К тому
времени математическая теория вращения, разработанная еще
в 1859 году русским астрономом из Казани М. А. Ковальским
(1821 — 1884), была уже забыта Специалисты тщательно изу-
чали работы по вращению Галактики, проводившиеся Б. Линд-
б-чадом в Швеции и Я. Оортом в Нидерландах. Последний и
считается открывшим это вращение. Вторично Я. Оорт обра-
тил на себя внимание научного мира в 1951 году радионаблю-
^ениями спиральной структуры Галактики.
А. Арзуманян
Пять листков календаря улетели в вечность. Комментаторы и
наблюдатели, подытоживая первые пять дней работы конгресса,
уже отмечали деловую атмосферу, дух сотрудничества, обилие
интересных докладов и сообщений. Но вместе с тем оговари-
валось, что главный доклад прочтет Амбарцумян о проблемах
внегалактических исследований.
Начав доклад на русском языке, одном из языков конферен-
ции, Амбарцумян заявил, что попытается рассмотреть лишь ос-
новные факты внегалактической астрономии.
— Поскольку правильное представление о внешних звездных
системах — галактиках — установилось в науке лишь около со-
рока лет тому назад, многие фундаментальные вопросы, относя-
щиеся к миру внешних галактик, остаются нерешенными, — ска-
зал он. — Исходя из этого, мы попытаемся сформулировать ряд
проблем, которые кажутся наиболее существенными для даль-
нейших внегалактических исследований. При этом будем ста-
раться не слишком удаляться от фактов и касаться преиму-
щественно тех проблем, разрешение которых представляется осу-
ществимым в обозримом будущем с помощью имеющихся
средств...
— У вас, кажется, есть поговорка: «Дайте мне не стаю жу-
равлей в небе, а одного журавля в руки», — шепнул советско-
му корреспонденту Осси Швейдель, желая блеснуть знанием
русских пословиц. В ответ он услышал:
— Вы почти точно передали одну из русских пословиц. Но
разве в самом деле плохо оставаться на почве фактов и реаль-
но осуществимых действий?
А докладчик продолжал уже на английском языке:
— Как известно, внегалактическая астрономия соприкаса-
ется с космологией, то есть с теориями, пытающимися описать
Вселенную в целом. Эти теории, несомненно, приносят известную
пользу, поскольку в них исследуются некоторые решения общей
теории тяготения Эйнштейна и ставится вопрос о сравнении этих
решений со свойствами наблюдаемой части Вселенной. Вместе с
тем они часто служат ареной для очень грубых упрощений и
безудержных экстраполяций.
— Это уже не стрела, а копье в тех, о ком мы так много го
ворилн вчера на нашей импровизированной пресс-конферен-
ции,— заметил Дин Коуверс из Австралии Невилю Гранту из
английской обсерватории Джодрелл Бэнк. — Думаю, что в ад-
рес авторов некоторых гипотез полетит еще не одно такое
копье!
— Пожалуй. Упоминание об очень грубых упрощениях и
безудержных экстраполяциях, конечно, сделано не случайно.
— А что такое «экстаполяция»? Извините, пожалуйста,-'
решилась спросить дама, сопровождавшая, по-видимому, мужа-
астронома, но далекая от астрономической науки и математики.
— Это термин математический. Настоящие экстраполяции не
вызывают упреков; они — закономерные приемы математических
98
исследований. Профессор Амбарцумян говорит о «безудержных
экстраполяциях», то есть о таких, когда стремятся все объяснить,
исходя из математических формул, или все подгоняют под эти
формулы.
Между тем Амбарцумян делает оговорку:
— В настоящем докладе мы не сможем коснуться анализа
упомянутых теорий и экстраполяций, хотя считаем, что крити-
ческий разбор работ, выполняемых в этой области, был бы весь-
ма ценным. Хочу подчеркнуть, что факты и проблемы, которые
будут рассмотрены нами в пяти разделах, имеют немалое зна-
чение также для космологических теорий.
Как при чтении интересной книги люди невольно забывают
об окружающем, так и в Беркли слушатели, казалось, вышли
мысленно за пределы нашей Галактики. Все явственнее просту-
пали детали невиданной картины: создавалось представление о
Метагалактике — наблюдаемой части Вселенной за пределами
нашей Галактики.
Академик Амбарцумян вел от истины к истине, от вывода к
выводу, подводя итог тому, что уже исследовано и бесспорно.
Было много разговоров о впечатлениях от доклада советско-
го ученого, о бесспорных или спорных положениях, аргументах,
ссылках. Передовые ученые были захвачены силой доводов в поль-
зу того, что Вселенная и ныне развивается, что в ней рождаются
новые небесные тела и системы.
Кто-то сказал:
— Вселенная бесконечна во времени и в пространстве, не
было начала и не будет конца ее существованию. Слушая про-
фессора Амбарцумяна, убеждаешься в том вечном круговороте
материи, о котором писал Энгельс.
Кому-то вспомнились слова пулковского астронома академи-
ка А. А. Михайлова:
— Человеческой мысли потребовалось лишь несколько ты-
сячелетий, чтобы проникнуть туда, куда свет доходит за сотни
миллионов лет...
Прощанье и проводы бесконечно разнообразны в деталях, но
в основном одинаковы всюду. В Беркли официальная вежли-
вость сменилась многочисленными проявлениями дружеских
чувств. Многие ученые давно уже связаны знакомством по преж
ним конгрессам или многолетней деятельностью в одной и топ
Же области астрономической науки. Много новых знакомств за-
вязалось здесь, под небом Калифорнии. Но, пожалуй, наиболее
широкий круг друзей приобрела советская делегация. Ее отъезд
из Берклц был волнующим событием.
Как в фильме, прокрученном в обратном поря 1ке, прошел
полет через океан. Было лишь одно примечательно в нем. .Лет-
чики всех стран находились тогда под особенно сильным впе-
чатлением от подвига космонавта Германа Титова Когда экипаж
99
узнал, что в салоне находятся советские делегаты, возвраща-
ющиеся в Европу с конгресса в Беркли, командир корабля
вышел в салон и тепло приветствовал соотечественников Германа
Титова, совершившего полет в космос, поздравив их с победой
советской науки и техники. Советские граждане были пригла-
шены осмотреть пилотскую кабину и другие служебные отсеки
воздушного лайнера.
— Мы делаем исключение для вас в знак уважения и вос-
хищения. Привет вашим космонавтам — Гагарину и Титову.
Медленно тянулись часы полета. Наконец показались бере-
га Европы. Вот под крылом промелькнули западные департамен-
ты Франции, и воздушный корабль коснулся бетона аэропорта
близ Парижа.
Еще три часа, и делегация советских ученых в родной
Москве.
Столько же часов от Москвы до Еревана кажутся непомер-
но долгими.
— Арарат! Арагац! — эти возгласы вызывают ликование. Оно
нарастало по мере приближения к Еревану. А тут уже ждали
встречающие. Ведь избрание Амбарцумяна на высокий пост пре-
зидента Международного астрономического союза не только лич-
ное делр.
И если заслуга увенчана признанием на мировом форуме ас-
трономов, то народу принадлежит неотъемлемое право радо-
ваться, поздравлять.
Машина Амбарцумяна мчалась из Ереванского аэропорта в
Бюракан. А ученый смотрел и не мог наглядеться на окрестности.
— Как я соскучился по нашим горам! Даже в прекрасной
Калифорнии мне не хватало запаха наших гор и бюраканского
неба!
Мы прожили еще одно десятилетие. И убеждаемся, что фан-
тазия ученого становится привычной явью.
Новые поразительные успехи достигнуты в запуске космиче-
ских летательных аппаратов к таким далеким планетам, как
Марс и Венера.
Человечество пишет первые страницы летописи освоения вне-
земных просторов. Мы гордимся тем, что на этих первых стра-
ницах запечатлены блестящие успехи отечественной науки, чу-
десные плоды труда и творчества советских людей — ученых,
конструкторов, инженеров, техников, рабочих — представителей
всей многонациональной семьи народов СССР.
Ф. Энгельс говорил, что эпоха Возрождения должна была
породить и породила титанов духа и мысли.
Уместно вспомнить эти слова в наши дни великих социаль-
ных преобразований, меняющих к лучшему жизнь всех трех
с лишним миллиардов жителей Земли, и таких научных подви-
гов. которые открывают перед нами просторы Вселенной.
100
Весь строй нашей жизни, идеалы, устремления и бурная прак-
тическая деятельность, озаренные светом ленинского учения, по-
рождают людей, смело идущих по неизведанным путям.
Этой дерзновенной смелостью, духом новаторства, пафосом
первооткрывателей охвачен наш народ, его ученые.
Мне вспоминаются строки из статьи, написанной Амбарцумя-
ном в феврале 1964 года для журнала «Урания» в связи юби-
леем А. Эйнштейна.
«Роль науки и ее применение в современном обществе возра-
стают с огромной быстротой. Люди, занимающиеся историей
науки, прилагают значительные усилия, чтобы понять законо-
мерности научного развития. Однако эти закономерности еще
далеко не выяснены полностью. Нет сомнений, что для разви-
тия науки имеют большое значение случаи, когда старые по-
нятия о каком-либо предмете приходят в противоречие с новыми
результатами экспериментов и наблюдений. Внесение неболь-
ших поправок уже не может исправить дело, и необходим отказ
от старых представлений, которые в известной степени превра-
тились в предрассудки. Но вместо этих предрассудков стано-
вится необходимым создать новые представления. Для отказа от
старых представлений нужна бывает большая смелость, и тем
большая, чем больше они кажутся привычными, естественными
и само собой разумеющимися. А для создания новых, до этого
неизвестных, но правильных представлений и концепций требу-
ется сочетание проницательности научного гения с еще большей
смелостью, которая возникает только из уверенности в правиль-
ности предлагаемого решения. Сама же эта уверенность рож-
дается после тысяч сомнений и тысяч проверок новых идей».
Эти строки как нельзя лучше характеризуют самого автора.
За плечами ученого годы упорного труда, но его творческая
энергия не слабеет. И мы могли бы с полным правом отнести к
Виктору Амбарцумяну слова А. М. Горького: «Я чувствую себя
моложе моих лет потому, что не уставал учиться». Интенсивность
научного поиска, восприятие жизни во всем ее стремительном
Движении, «кипение ума», постоянное обновление понятии
о мире являются для академика Амбарцумяна источником силы и
молодости.
В «Правде» от 18 сентября 1978 года был напечатан N каз
Президиума Верховного Совета СССР «О награждении Героя
Социалистического Труда президента Академии на^к Армянской
ССР академика Амбарцумяна В. А. орденом «Ленина и второй
золотой медалью «Серп и Молот».
А где семьянин, педагог, государственный деятель, просто
человек?
— Если я жив и беседую с вами, этим я обязан большому
Ученому ц большому человеку, — сказал мне один из видных
Пулковских ученых, Дмитрий Дмитриевич Максутов. — В тыся-
ча девятьсот пятьдесят шестом году я перенес тяжелый инфаркт,
а в пятьдесят восьмом году — второй, окончательно подорвав-
Ю1
ший мое здоровье. Надежды на выздоровление не было. Каза-
лось, что я обречен... Об этом стало известно ученому, о ко-
тором я говорю. Он в экстренном порядке достал еще мало
известный, созданный химиками Армении спасительный эликсир
и самолетом прислал мне.
Можно быть выдающимся деятелем науки, но, увы, черст-
вым человеком, — тому немало примеров. Ученому, мол, не до
сантиментов, он весь в науке, ему некогда, он занят... Этот же
ученый перегружен колоссальной работой — и умеет при этом
оставаться простым и внимательным товарищем и другом.
...Дмитрий Дмитриевич говорит с большим внутренним вол-
нением:
— Мы все еще не умеем ценить, как много значит для лю-
дей человеческое внимание друг к другу. Вы хотели услышать
от меня о Викторе Амазасповиче Амбарцумяне, так вот начнем
с того, о чем я только что вам рассказал. Людям полезно знать
и это.
В Бюракане наступили сумерки. Вокруг четырехглавого снеж-
ного Арагаца плывут островки облаков. В небе зажглись лампа-
ды звезд. Столетия назад смотрели звезды на армянскую зем-
лю. Звезды смотрят и сейчас. Мне чудится, как блеклые звезды
шепчут о прошлом, а яркие — о настоящем. Быть может, поэ-
тому мне снова приходят на память события, которые бушевали
на бюраканской земле. Тогда наши предки прославили себя без-
заветной отвагой и невиданной храбростью при защите родной
земли. Эта слава хранится в памяти народа.
Нс вот передо мной нынешний Бюракан. Серебристые купо-
ла обсерватории и мощные радиотелескопы стали неотъемлемой
деталью живописного пейзажа сурового снежного Арагаца. Раз-
двигаются купола башен. Око бюраканских телескопов устрем-
ляется в неизведанные дали. А радиотелескопы? Они несут свою
бдительную вахту днем и ночью. Ночи напролет бьет ключом
пытливая научная мысль в звездном городе Виктора Амбарцу-
мяна. И днем и ночью продолжается бюраканское сражение —
сражение за открытие тайн «восьмого неба».
1962—1965—1976
СУДЬБА ТАЛАНТА
ла первая мировая война. Окутанные дым^м пожа-
рищ, горели армянские деревни. Обезумевшая от
страха женщина, муж которой был убит турками,
с четырьмя своими детьми, покинув родную дерев-
ню Меник, в Западной Армении, бежала неведомо
куда, спасаясь от неминуемой гибели.
Турция предавала мечу и огню все, что связано с армянами.
На глазах человечества истреблялась целая нация...
— То, что я спасся от смерти, кажется мне подлинным чу-
дом, — рассказывает профессор Асратян. — И это чудо свершилось
с помощью русских солдат. Небольшая группа армян, среди
которых оказались и мы с матерью, была спасена действующей
на турецком фронте русской армией. Мой истощенный вид гово-
рил о многих днях голодной жизни. Как сегодня помню: с доброй
отеческой улыбкой подошел ко мне здоровенного роста солдат
и протянул ломоть хлеба с салом. В его светлых голубых глазах
я прочел участие. Затем его окликнули: «Рядовой Соловьев!»
Услышав голос командира, русский солдат улыбнулся, своими
могучими руками подхватил меня, двенадцатилетнего мальчика,
легко приподнял вверх и, бережно опустив на землю, отдал оста-
ток хлеба, что-то сказал по-русски и быстро удалился С тех пор
прошло более сорока лет. Но образ русского солдата навсегда
остался в моей памяти.
Шагая по просторному кабинету, профессор с волнением про-
должал свой рассказ:
— С лета тысяча девятьсот пятнадцатого года по декабрь
тысяча девятьсот двадцатого мне пришлось жить в различных
городах и селах Закавказья. Это была мучительная борьба за
существование. Без отца, я, как самый старший в семье, должен
был заботиться не только о себе, во и о двухлетнем брате Ма-
навазе, семилетней сестре, другой сестре, грудного возраста, и о
больной и беспомощной матери. Моя самостоятелы ая трудовая
жизнь как «главы» бездомной и нишеи семьи, живущей под от-
крытым небом, началась в тысяча девятьсот пятнадцатом году.
В Эчмиадзине, куда со всех концов как называемой Турецкой
Армении хлынули спасшиеся беженцы, я и двухлетний брат < а-
наваз ходили по домам, просили милостыню. Некоторое время
я продавал семечки и чистил сапоги. Вскоре умерли от
голода обе сестры. Осенью того же года я был принят в приют
Для сирот, а мать с маленьким братом переселилась в деревню,
гДе она нанялась работать батрачкой
103
Последние слова Эзраса Асратовича заглушили голоса шумно
вбежавших в кабинет трех шустрых мальчиков, горячо споривших
между собой. Но, заметив в кабинете меня, они смущенно остано-
вились. В ласковом, веселом взгляде отца нетрудно было прочесть
ощущение семейного счастья.
— Познакомься со своим тезкой,— обратился он к старшему
сыну, которому недавно исполнилось девять лет, — дядю тоже
Ашотом зовут. — А потом, показывая на младших двух, похожих
друг на друга мальчиков, он добавил:—А это мои младшие сы-
нишки — Карен и Рубен.
Мирно разрешив «принципиальный спор» своих детишек, Ас-
ратян выпроводил их в детскую. Мы продолжили нашу интерес-
ную беседу.
— Летом тысяча девятьсот двадцатого года наш приют из
Тифлиса перевели в город Карс, который, в результате начавшейся
повой войны между Турцией и авантюристическим правитель-
ством дашнаков, осенью был взят турецкой армией. Дашнаки
не забыли своевременно перебросить имущество, награбленное
ими у крестьян, по они «забыли» эвакуировать такую «мелочь»,
как воспитанники приютов. Мы попали в плен.
Не считаясь с угрозой почти неминуемой смерти, я присоеди-
нился к одной из групп перебежчиков. С неимоверным трудом,
отморозив себе ноги в декабрьские дни, мы все же перебрались
в ту часть Армении, над которой реял красный флаг.
Одиннадцатого декабря 1920 года мытарства Эзраса закончи-
лись. Началась совсем другая жизнь.
— В этот день я раз и навсегда поймал «синюю птицу» моего
счастья, — с радостной улыбкой заключил рассказчик.
Советскую власть Асратян встретил семнадцатилетним юношей
и сразу же воспринял великие идеи нового строя.
На мой вопрос о том, как ему в те тяжелые годы удалось
приобщиться к знаниям, он ответил:
— Страстная тяга к учебе у меня была с детских лет. Непро-
должительные периоды учебы при кратковременном пребывании
в приютах безгранично усилили эту любовь к учению. Даже
в самые тяжелые минуты моей жизни мечта о дальнейшей учебе
не покидала меня. Еще в период пребывания в Тифлисе, после
утомительных дневных хождений и работы, я по вечерам сидел
под уличным фонарем и с жадностью поглощал учебники и другие
книги, полученные во временное пользование от знакомого гимна-
зиста— сына лавочника. Взамен этого я решал ему арифметичес-
кие задачи. Я не мог без зависти смотреть на учеников с ранцами
па плечах. Все мои сны того периода носили одно неизменное
содержание: у меня тоже ученический ранец, я тоже ученик
и хожу в школу. Мои представления об учебе и об образовании
имели в те годы очень скромные рамки: окончить школу и стать
народным учителем.
В тысяча девятьсот двадцать втором году я экстерном сдал
экзамены на аттестат зрелости. В тысяча девятьсот двадцать шес-
104
ТОМ и тысяча девятьсот тридцатом годах окончил два факультета
Ереванского университета, первенца высших учебных заведений
молодой республики. “
гггоУСТЯ ТрИ Г0Да успеш”° окончил аспирантуру Академии наук
СССР под руководством И. П. Павлова, а еще через три года
стал доктором наук и профессором. н
* ♦ *
Мы с интересом слушали рассказ ученого, хотя ясно понимали,
что это один из тысяч обычных примеров нашей действительности.
И сразу же пришли на память слова великого Ленина о том, что
«социализм... впервые создает возможность... втянуть действи-
тельно большинство трудящихся на арену такой работы, где они
могут проявить себя, развернуть свои способности, обнаружить
таланты, которых в народе — непочатый родник».
В первые годы учебы на сельскохозяйственном факультете
Ереванского университета незнание русского языка лишало Асра-
тяна возможности пользоваться соответствующими учебниками
и научными трудами на русском языке, а на армянском языке
их тогда еще не было. Однако он учился с жадностью, проявляя
огромное упорство.
В университетские годы Эзрас Асратович увлекался многими
науками: химией, общей биологией, генетикой, физиологией, бо-
таникой. Однако из-за незнания русского языка все это давалось
ему с трудом.
— Из состояния неопределенности, — продолжал свой рассказ
Асратян,— меня вывело случайное знакомство с гениальной кни-
гой И. П. Павлова «Двадцатилетний опыт объективного изучения
высшей нервной деятельности». Хотя я читал эту замечательную
книгу с большим трудом, пользуясь словарем, гений Павлова,
его ясный ум, железная логика и глубокие мысли помогли пре-
одолеть все препятствия. Я перечитывал книгу несколько раз
подряд. Читал днем, ночью, находясь в плену этого чудесного
творения. Замечательный труд Павлова определил мой жизненный
путь в науку. Все мои мечты и устремления были направлены
теперь к городу Ленина, где жил и творил Павлов.
Окончив университет, летом тысяча девятьсот двадцать шес-
того года я выехал в Ленинград. Надо сказать, что дирекция
Ереванского университета возражала против моей поездки Она
считала, что своим слабым знанием физиологии и русского языка
я могу дискредитировать молодой армянский университет в гла-
зах ленинградского ученого с мировым именем. Однако в своем
решении я был тверд. Я не терял надежды, я готов был просить
Павлова принять меня в свою лабораторию хотя бы рядовым
лаборантом, даже служителем, лишь бы иметь возможность хоть
издали наблюдать за его опытами.
В Ленинграде Павлова я не застал, он был в отъезде Это
меня опечалило. Тогда я направился к ученик) Павлова профес-
105
сору Л. А. Орбели. Выслушав мою настойчивую просьбу и позна-
комившись с моими тогда еще скудными знаниями физиологичес-
кой науки, Леон Абгарович тепло встретил меня и любезно принял
в свою лабораторию.
Несколько дней я ходил в лабораторию и издали смотрел
на опыты. Я ничего не понимал в них, но все же зарисовывал
с возможной точностью. Вскоре я набрался смелости и стал
повторять виденные простые, а затем и более сложные опыты,
без достаточного, однако, понимания существа дела.
Отвлекаясь на минуту от беседы с Э. А. Асратяном, вспоминаю,
что рассказывал мне один из старших сотрудников этой лабора-
тории о своем первом впечатлении от начинающего физиолога.
— В тысяча девятьсот двадцать шестом году в нашей лабо-
ратории появился широкоплечий рослый юноша, который сразу
же расположил к себе всех неисчерпаемой энергией, уважением
к науке и незаурядными способностями. Плохо зная русский язык,
он решительно приступает к изучению не только русского, но
и одновременно необходимых для ученого иностранных языков.
Он поражал нас, товарищей по работе, своими быстрыми
успехами...
— Я никогда не забуду,— продолжал Эзрас Асратович,— того
внимательного отношения, которым окружили меня мои стар-
шие русские коллеги не только в вопросах науки, но и в выра-
ботке правильной русской речи и литературного стиля.
Благодаря настойчивому труду трехмесячная работа в лабора-
тории дала Асратяну немало практических навыков. Ему необхо-
димо было вернуться в Ереван. Перед самым отъездом он узнал,
что в Ленинград возвратился И. П. Павлов. О своей встрече
с великим ученым Асратян вспоминает так:
— Помню, было ясное сентябрьское утро. С рекомендательным
письмом Л. А. Орбели я стоял у дверей знаменитой «башни мол-
чания» и с нетерпением ждал великого ученого. Когда я увидел
приближающегося быстрыми шагами чуть сутулого старика, меня
охватила дрожь. Павлов был очень приветлив и ласков, в течение
полутора-двух часов беседовал со мной, лично показал свою
лабораторию. Непривычное душевное состояние, напоминающее
легкое опьянение, не покидало меня все это время. Я не мог
оторвать глаз от его ясного взора, от его благородного лица.
Над письменным столом в кабинете Асратяна, где мы находи-
лись, висел один из редких снимков Ивана Петровича. Словно
сговорившись, мы молча взглянули на портрет.
Упорная научно-исследовательская работа в лаборатории
моего великого учителя,—рассказывал Асратян дальше,—постоян-
ное общение с ним и с учеными Ленинграда значительно повысили
мои знания но физиологии.
Через полтора года, выполнив пять научных работ, Асратян
вернулся вновь в Ереван и впервые начал читать самостоятельный
курс по физиологии высшей нервной деятельности.
106
Студенчество Еревана с воодушевлением слушало лекции
влюбленного в свою пауку ученого.
Асратян стал организатором и руководителем первой физиоло-
гической лаборатории в Ереване. Он сплотил около себя группу
молодых специалистов, студентов старших курсов.
Окончив в 1928 году и медицинский факультет, он возвратил-
ся в Ленинград, где поступил в высшую аспирантур) Академии
наук СССР, будучи одновременно сотрудником Физиологического
института у И. П. Павлова.
7 декабря 1932 года Иван Петрович оставил следующую за-
пись о своем ученике:
«Следя в завсдоваемой мною лаборатории за работой аспи-
ранта Академии паук Э. А. Асратяна, я должен рекомендовать
его как начинающего выдающегося научного сотрудника, обла-
дающего инициативностью и строгостью мысли, ведущего научное
исследование с страстным увлечением, вместе с щепетильной
добросовестностью и точностью, а также тщательно изучающего
литературу разрабатываемого предмета и физиологическую ли-
тературу».
В отзыве 1933 года Л. А. Орбели пишет; «Три года тому назад
Асратян зачислен в аспирантуру Академии паук. Все три года
проработал с большим азартом, увлечением, не щадя сил и в
результате этого, при своих редких способностях, достиг очень
многого. Он значительно усовершенствовал свой русский язык
и почти ликвидировал недочеты в писании научных статей, недо-
четы, зависевшие от недостаточного знакомства с русским языком.
Он вполне овладел английским и немецким языками, настолько,
что начал на них свободно объясняться и читать. Это дало ему
возможность овладеть громадной литературой по нескольким раз-
делам физиологии. Этими литературными богатствами он дей-
ствительно овладел, так как прочитанную литературу он прочув-
ствовал и понял до мельчайших подробностей Вполне успешно
развивалась его экспериментаторская деятельность как в моей
лаборатории, так и в лаборатории академика И П. Павпова
В результате он должен в ближайшее время закончить не-
сколько работ большого научного значения. Между прочим, неко-
торые его работы начаты им по собственной инициативе. На осно-
вании всего этого Асратян должен быть характеризован как один
из талантливых, серьезных научных работников, вполне честно
и успешно использовавших аспирантскую стипендию и достигших
такого уровня развития, который дает право на звание ученого
специалиста и на занятие руководящей должности в вузе или
исследовательском институте».
Когда в том же году встал вопрос о командировании Асратя-
на в заграничную научную поездку, Орбели написал в Сек-
ретариат Академии наук СССР характеристику, на которой Пав-
лов оставил следующую запись:
«Присоединяюсь к сообщению проф Л. А Орбели»,
107
«На Ваш № 62-682 от 3 марта 1933 года сообщаю, — писал
Орбели,— что внес предложение о командировании аспиранта
АН тов. Асратяна Э. А. по следующим основаниям: тов. Асратян
сделал большие успехи в изучении физиологии и в эксперименталь-
ной разработке некоторых важных вопросов физиологии нервной
системы, он является очень увлеченным, талантливым научным
работником, почему крайне важно дать ему возможность макси-
мально усовершенствоваться в своей специальности. Командиров-
ка за границу должна быть использована так, чтоб Асратян при-
обрел то, чего не может получить в СССР.
Я рекомендовал ему ехать в Англию к профессору Шерринг-
тону, так как последний в настоящее время ведет работу по изу-
чению внутрицентральных нервных взаимоотношений, пользуясь
новейшими электрофизическими методами исследования. Общую
предварительную подготовку по электрофизиологии Асратян имеет,
а потому с успехом может усвоить новейшие приемы исследования,
еще не практикуемые у нас».
Спустя два года в записях внимательно наблюдавшего за
деятельностью Асратяна академика А. Ухтомского читаем:
«В настоящее время перед нами в лице Асратяна выступает
вполне оформившийся, самостоятельный, весьма даровитый науч-
ный деятель, энергичный и надежный руководитель лаборатории
в Ленинградском Бехтеревском институте мозга, причем мы мог-
ли видеть неоднократно, как физиологи, узнавая о поступлении
названного учреждения в заведование Асратяна, выражали спо-
койную уверенность, что теперь плодотворная жизнь лаборатории
обеспечена.
Очень ценно открытие Асратяна, что влияния симпатической
иннервации сказываются выразительно на ходе образования услов-
ных рефлексов. Введение в кровь питуитрина угнетает условные
I рефлексы на слюноотделение, тогда как так называемые безуслов-
ные рефлексы могут еще усиливаться.
Новое замечательное наблюдение Асратяна отмечает, что
влияние постороннего условного раздражителя на величину без-
условного рефлекса зависит от интервала между раздражениями.
Если пауза мала, дифференцировочное раздражение усиливает
безусловный рефлекс. Если она более длительна (до 1 мин.),
безусловный рефлекс ослабевает. Повторение дифф, раздраже-
ния всегда уменьшает безусловный рефлекс. Здесь автор имеет
перед собой факты, говорящие о зависимости эффектов торможе-
ния не от гипотетической «тормозящей субстанции», но от порядка
раздражений и от интервала между ними.
Большая работа под руководством И. П. Павлова посвящена
физиологии оборонительного условного рефлекса. Закономерности,
установленные для слюнных условных рефлексов, сравниваются
с закономерностями для оборонительного рефлекса. И там и здесь
необходимо участие активного торможения. После условного реф-
лекса, когда он заторможен, безусловный усиливается; и если
безусловный рефлекс ослаб, условные снижаются. Все это неза-
108
висимо от утомления, как не зависим от пего и процесс угашения.
Автор приходит здесь к замечательному обобщению: условный
рефлекс в своем угашении стоит в непосредственной зависимости
от интервала последовательных раздражений.
Следующая замечательная работа автора посвящена «Систем-
ности работы б. полушарий головного мозга». Этой работой
начинается, по-видимому, новая страница в учении об условных
рефлексах. Условные рефлексы теснейшим образом соприкасают-
ся здесь с учением о хронотопе.
Обозрение этих работ Асратяна дает видеть, как их автор ста-
новится все более и более самостоятельным в наблюдении и в
теоретической оценке фактов. Перед нами быстро зреющий круп-
ный работник науки, выходящий на свою дорогу».
Как мы видим, научная деятельность Эзраса Асратовича Ас-
ратяна находится в поле зрения крупнейших естествоиспытате-
лей нашего времени.
Проходят годы упорного труда.
В 1953 году академик А. Д. Сперанский характеризует прой-
денный Асратяном путь следующим образом:
— За последние два десятка лет Э. А. Асратян, творчески
развивая идеи своего учителя, приступил к планомерной и
углубленной разработке одной из самых обширных и сложных
проблем — проблемы приспособительных явлений в поврежденном
организме, имеющей не только теоретическое, но и огромное прак-
тическое значение для клинической медицины. В этой области
им опубликованы десятки фундаментальных работ, в которых
показаны закономерности восстановления поврежденных и компен-
сации утраченных функций организма, а также ведущая роль
больших полушарий головного мозга в этом классе явлений. Эти
превосходные исследования Э. А. Асратяна позволили расширить
экспериментальную основу павловского учения и распространить
его на новые области физиологии, патологической физиологии
и клинической медицины.
Исследовательский талант Э. А. Асратяна проявился с особой
силой и в развиваемом им с начала Отечественной войны павлов-
ском принципе охранительной роли торможения. Иа основании
новых экспериментальных фактов и глубокого теоретического
анализа их Э. А. Асратян сформулировал положение о всеобщем
охранительно-целебном значении торможения, возведя это поло-
жение в универсальный биологический закон, согласно которому
не только корковое, но и любое торможение осуществляет охра-
нительно-целебную роль. Исходя из этого, он исследовал природу
травматического шока и еще в 1942 г. предложил новую противо-
шоковую жидкость, которая с большим успехом применялась на
Фронтах Отечественной войны.
Следует считать весьма важными те исследования Эзраса Ас-
ратовича, которыми установлен новый принцип деятельности ко-
Pbi — принцип переключения
Свою интенсивную экспериментальную работу Э. А. Асратян
успешно сочетает с плодотворной педагогической деятельностью.
Своими первоклассными научными работами он значительно
обогатил советскую физиологию и медицинскую науку. Его иссле-
довательская деятельность неуклонно развивается по восходящей
линии.
* * *
— Прошло много лет с тех пор, когда я впервые, в 1935 году,
стал руководителем маленького научного коллектива,— вспоми-
нает Асратян.
— Кто же вам помог?
— Павлов. Еще при жизни Ивана Петровича по его рекомен-
дации я организовал в Институте мозга имени В. М. Бехтерева
сектор физиологии центральной нервной системы. Создав неболь-
шой коллектив молодых сотрудников, я, по мере своих сил и воз-
можностей, стал разрабатывать вопросы, связанные с гигантским
наследием И. П Павлова.
И, заметно волнуясь, Асратян добавил:
— Никогда не забуду, как живо он интересовался работой
молодого коллектива, радовался нашим скромным успехам, во
одушевлял нас. Никогда не забуду светлый образ учителя.
И теперь, в своей самостоятельной работе, в работе с сотрудниками
института, которым я руковожу, стараюсь быть верным его иде-
ям, оправдать высокое звание ученика Павлова.
В опубликованном недавно моем труде «Физиология централь-
ной нервной системы», — сказал в заключение Эзрас Асратович,—
я постарался поместить в хронологической последовательности
основные из моих работ по творческой разработке некоторых ак-
туальных вопросов, поставленных Иваном Петровичем Пав-
ловым.
Павлов, — продолжает Эзрас Асратович, — оставил нам бо-
гатейшее научное наследство: стройные, создавшие в науке эпоху,
учения о работе пищеварительной системы, о трофической иннер-
вации тканей и о высшей нервной деятельности, глубокие и ориги-
нальные мысли по многим другим вопросам физиологии, биологии
и медицины. К научному наследию Павлова в известном смысле
могут быть причислены также те научные направления в нашей
физиологии и медицине, которые возникли на плодотворной почве
добытых им фактов и в животворной атмосфере его идей. Органи-
ческой составной частью этого драгоценного научного наследия
являются также его непревзойденный по совершенству научный
метод, высокая культура его научно-исследовательской работы.
Павлов оставил мощную научную школу — много своих учени-
ков разных поколений и многочисленную армию последователей
в нашей стране и среди передовых ученых зарубежных стран. За
годы, прошедшие со дня смерти великого натуралиста, в несколько
раз увеличились материальные средства и число сотрудников
НО
основанных им научных учреждений, носящих ныне его славное
имя, а именно: Физиологического института Академии наук СССР
и Отдела физиологии Института экспериментальной медицины
Академии медицинских наук СССР. В основном завершилось
в селе Колтуши (под Ленинградом) строительство прекрасного
научного городка, равного которсму нет в мире и который по
замыслу его гениального основателя должен стать мировой «сто-
лицей условных рефлексов». Значительно улучшились условия
работы и в других научных учреждениях страны, также занятых
разработкой тех вопросов, над которыми он трудился. Для этого
были специально организованы новые лаборатории и институты,
в том числе мощный Институт физиологии центральной нервной
системы Академии медицинских наук СССР.
Все это было нелегко сделать,— уж очень велики масштабы
дела и очень сложны задачи по существу; кроме того, тяжелый
и трудно поправимый урон причинили фашистские захватчики
находящимся в Ленинграде основным научным учреждениям,
разрабатывающим научное наследие Павлова. II все же это не
помешало нашим ведущим научным коллективам и отдельным
ученым добиться новых крупных успехов в развитии научного
наследия Павлова.
— В каких направлениях развивалось павловское учение?
— В двух новых. Это, во-первых, учение Л. А. Орбели об уни-
версальной адаптационно-трофической роли симпатической нерв-
ной системы и, во-вторых, академика А. Д. Сперанского о роли
нервной системы в возникновении и течении различных болез-
ненных состояний организма.
Многолетняя напряженная работа Л. А. Орбели и его сотруд-
ников привела к тому, что теперь точно установлено, что так назы-
ваемая симпатическая нервная система является как бы в чистом
виде трофической нервной системой.
Симпатическая нервная система, имеющая обширные связи
почти со всеми органами и системами организма, была до иссле-
дований Орбели одной из загадок в физиологии и медицине. Более
или менее достоверны были лишь сведения о регуляции симпати-
ческими нервами деятельности сердца и просвета мелких и мель-
чайших кровеносных сосудов. Остальное было покрыто мраком.
*П- А. Орбели с павловской убедительностью доказал, что волокна
симпатической нервной системы, идущие к органам сложного орга-
низма, способны изменять в них интимные химические процессы,
питание (трофику), простые физические, химические и физи-
ко-химические свойства, а также сложные функциональные
или физиологические состояние — и в результате могут сильно
влиять па работоспособность этих органов, делать их более
или менее полноценными, приспособлять (адаптировать) их
текущим потребностям целостного организма, готовить их
наилучшему выполнению функции в соответствии с текучцими
условиями существования Например, возбуждение симпатических
нервов способно значительно увеличивать работоспособность
утомленных мышц. Целостность симпатических нервов и узлов,
а также достаточно высокий уровень их постоянной активности
являются необходимыми условиями точной работы многих органов
чувств, совершенной координационной! деятельности центральной
нервной системы, в том числе и больших полушарий головного
мозга. Повреждение симпатических нервов и узлов или подавление
их активности делает работу мышц, органов чувств и центральной
нервной системы неполноценной.
На основании богатейшего материала своих лабораторий
Л. А. Орбели развил собственное оригинальное и глубокое учение
об универсальной адаптационно-трофической роли симпатической
нервной системы. Оно связано с упомянутыми учениями Павлова
и является одним из наиболее крупных достижений советского
периода развития отечественной физиологии. Это учение все глуб-
же проникает в медицину, в частности в невропатологию и хирур-
гию, и оказывает клиницистам большую помощь в решении мно-
гих трудных теоретических и практических задач
* * *
Как мы видим, свою научную деятельность Э. А. Асратян
начал почти сорок лет назад под руководством двух корифеев
науки — академиков И. П. Павлова и Л. А. Орбели.
Как принципиальный и последовательный ученик академика
И. П. Павлова, он в течение более чем тридцати лет возглавляет
и творчески развивает одно из кардинальных направлений совет-
ской нейрофизиологии — учение о высшей нервной деятельности,
обогатив его целым рядом новых положении. За эти годы им
были сформулированы фундаментальные закономерности, рас-
крывающие механизмы восприятия внешних сигналов — принци-
пы «системности» и «переключения» в условнорефлекторной доя
телыюсти.
Все указанное дало основание многим зарубежным ученым
дать высокую оценку роли Э. А, Асратяна в развитии современной
нейрофизиологии и признать его большие заслуги в этой области
Показателем высокой оценки научных заслуг Э, А. Асратяна со
стороны не только советской, по и зарубежной физиологической
общественности является тот примечательный факт, что на послед-
нем, XXIV Международном конгрессе физиологов (США, Ва-
шингтон, 1968) в повестку дня заключительного пленарного засе-
дания был включен вопрос «Прошлое, настоящее и будущее фи-
зиологии», причем почетную задачу ее освещения Оргкомитет
конгресса поручил четырем выдающимся ученым: трем лауреа-
там Нобелевской премии Эдриану (Англия), Хюсей (Аргентина)
и Като (Япония), и советскому ученому — Э. А. Асратяну. Вы-
ступлению каждого из вышеуказанных физиологов предшествовал
доклад одного из видных американских ученых, посвященный
биографии и научной деятельности данного ученого. Об Э. А. Ас-
ратяне этот доклад был сделан известным американским нейро-
физиологом Ф. Бардом, который очень высоко оценил заслуги
Э. А. Асратяна в развитии нейрофизиологии, в частности физи-
ологии высшей нервной деятельности.
Свое выступление на мировом форуме физиологов профессор
Асратян кончил так:
— Будущее физиологии мне представляется также в значи-
тельном усилении социальной ее роли. Важное теоретико-познава-
тельное и прикладное значение физиологических знаний для ме-
дицины, педагогики, психологии, философии искусства, космонав
тики, рациональной организации многообразной трудовой дея-
тельности человека общеизвестны.
На XV Международном конгрессе физиологов, состоявшемся
в моей стране, Павлов говорил: «Для того чтобы наслаждаться
сокровищами природы, человек должен быть здоровым, сильным
и умным. И физиолог обязан научить людей не только тому,
как правильно, т. е. полезно и приятно, работать, отдыхать, пи-
таться и т. д., но и как правильно думать, чувствовать и желать>.
Но и этим не исчерпывается социальная функция физиологии
как научной дисциплины.
Переживаемый нами период времени является не только эпо-
хой клеточной физиологии и молекулярной биологии, но явля-
ется также эпохой ядерной энергии. И от деятельности науки,
в том числе и физиологов, зависит немалое — сделать эти вели-
чайшие достижения человеческого гения средством улучшения
жизни людей, их благополучия, средством укрепления мира на
нашей планете и дружбы между его народами, а не дьявольским
инструментом разрушения, умерщвления, уничтожения, создания
еда на нашей планете.
Не забудем, что в современном мире прогрссивно усиливается
роль науки и деятелей науки в социальной жизни народов и стран.
Не забудем также и то, что одним из центральных объектов
исследований в современной физиологии является мош орган
высшей нервной деятельности, поведения.
Давайте использовать эти рычаги благородно и будем содей-
ствовать тому, чтобы во взаимоотношениях между различными
народами воцарилось благоразумие и справедливость, стремление
к взаимопониманию, миру и дружбе, к непрерывному прогрессу
человеческого общества, гггп
Последние слова члена-корреспондента Академии наук CCCI
и Действительного члена Академии наук Армении Эзраса Асратя-
на потонули в буре аплодисментов.
Богаты страницы жизни Асратяна.
Вот он читает лекции в университетах США, Англии, Канады,
Японии, Италии Он участвует во всех важнейших международных
Форумах по физиологии. Его труды издаются на английском,
Французском, чешском, польском, немецком, испанском и многих
Других языках.
113
1961 год. Ныо-Порк. С целью достижения взаимопонимания
здесь происходила павловская конференция Ныо-Поркской ака-
демии наук и Академии медицинских наук СССР.
На память пришли слова американского ученого проф. Г. Раз-
рана: «Я испытываю удовольствие, видя, как учение И. П Павлова
распространяется на равнины Айовы и Небраски, а на берегах
Москвы-реки и Невы происходит дальнейшее развитие системы
взглядов И. П. Павлова.
Я считаю работу Э. А. Асратяна блестящей, непревзойденной.
Асратян, как и его великий учитель И П. Павлов, новатор». Эти
слова признания заслуг советского ученого были откликом на
доклад Асратяна об условных рефлексах, о Павлове.
«В чем же секрет успехов Асратяна?» — думал я.
Конечно, прав профессор П. В. Симонов, когда говорит, что
Э. А. Асратяна можно меньше всего обвинить в догматической
приверженности к букве павловского учения. Все его научное
творчество свидетельствует о смелом развитии ряда положений
этого учения. Работы Э. А. Асратяна узнаешь сразу — так ори-
гинальны их стиль, замысел экспериментов, анализ научных ре-
зультатов. Они занимают особое место в наследии павловской
школы, в современной физиологии центральной нервной систе-
мы. В них находят отражение не только итоги многолетних экс-
периментов исследователя, но и «точки роста» дальнейших его
изысканий, а также замечания, мысли, предположения, которые
в значительной своей части принадлежат будущему нашей науки
1956—1968
Заветное имя великого латышского поэта-
революционера Яна Райниса горячо лю-
бимо армянским народом.
Аветик Исаакян
СВЕТЛОЕ ИМЯ
оистине трогательна дружба между великим поэтом
и борцом за свободу латышского народа Яном Рай-
нисом и армянскими революционерами социал-демо-
кратами. В далекой ссылке в Вятской губернии, в го-
роде Слободском, Райнис сблизился с армянским
политическим ссыльным Ашотом Хумаряном.
Трагическое прошлое армянского народа, веками боровшегося
с кровавым гнетом иноземных завоевателей, нашло глубокое
сочувствие в сердце великого гражданина Латвии и вызвало
большой интерес к высокой культуре и героической истории
Армении.
В 1900 году, в результате общения со своими армянскими дру-
зьями— политическими ссыльными, Райнис написал для газеты
«Диенас Лапа» статью об Армении под заглавием «Армения, ее
история и культура»'. Эта статья должна была познакомить ла-
тышский народ с армянским, с его многовековой культурой
и борьбой за свою свободу. Этим выступлением Райнис пресле-
довал цель содействовать дружбе народов России и крепить
единство революционного движения народов против царского са-
модержавия. Уже в то время в заметках, относящихся к 1905 году,
Райнис предвосхитил широкие и величественные перспективы
развития латышской и армянской культур под благотворным
влиянием культуры великого русского народа.
Будучи в изгнании, он сам особенно остро переживал горе
целого народа-изгнанника и глубоко сочувствовал судьбе армян.
Вот почему Райнис перевел на латышский язык восемь песен
из цикла народных «Песен изгнанников». Начал он этот цикл
известным «Крунком», который был ему особенно по душе.
Для того чтобы написать статью «Армения, ее история и куль-
тУра», Райнис, находясь в ссылке, запросил газетные материалы
°б Армении, а также монографии по истории и литературе Арме-
нии, познакомился не только со многими сочинениями армянских
классиков XIX века, но и с древнеармянской литературой. На-
пример, он хорошо знал «Историю Армении» Моисея Хоренского
11 назвал его «Гомером армянского народа». Однако статья Раи-
ниса об Армении была опубликована на латышском языке в жур-
Па ' Статья написана на русском языке и переписана, как видно сестро i поэта
^ори, которая в это время разделяла ссылку своего мужа (П Стучки) в
'“•юбодском.
115
«Самый несчастный народ и самая
вступление2 к этой статье полно высо-
армянскому народу и сознания дружбы
из следующих разделов: «Заметки об
нале «Izgliba» только в 1922 году после предварительной пере-
работки, а в 1925 году вошла в первое издание Полного собрания
сочинений под названием
несчастная страна»1. Его
кого гуманного чувства к
народов России.
Сама статья состоит i
армянах и Армении», «Об истории Армении», «Исторический пери-
од. Самостоятельность Армении. Потеря самостоятельности:»,
«Преследования, страдания, эмиграция, попытки вернуть незави-
симость», «Занятия армян, состояние образования, школы, интелли-
генция», «Армяне Персии. Турецкая Армения — больное место
Хатти-гумаюм. Национальная конституция и ее конец», «Созда-
ется армянский вопрос. Опять избиение армян. Чего не видело
солнце. Коронованный убийца. Мировая война». Вторая часть
статьи тематически излагается в следующем порядке: «Древняя
армянская литература. Что осталось от армянской поэзии? Нерсес
Прекрасный», «Народная поэзия. Христианская вера ее уничто-
жает», «Христианская вера приобретает народную поэзию. Вар-
дан Мамиконян. Вместо драмы — религиозные церемонии. Хрис-
тос и Анаит и бог огня». В последнем разделе рассматривается
состояние новейшей армянской литературы и обозревается со-
держание армянской периодики.
Уже этот перечень заголовков дает представление о том,
каким вопросам посвящена статья. Она затрагивает главнейшие
проблемы истории и культуры армянского народа. Конечно, в
наши дни приводимый в статье материал частично устарел. Уста-
рели также некоторые оценки, которые давал Райнис тем или
иным общественным явлениям, но и они представляют большой
интерес с точки зрения широты охвата, столь характерной для
творчества Райниса. Говоря об армянской литературе, он сплошь
и рядом дает меткие характеристики и определения.
Чуткое сердце Райниса особенно бурно реагировало на крова-
вые события в Турецкой империи — резню армян в 1895-1896
годах.
В 1897 году, будучи в Париже, Райнис в своих беседах часто
касался Армении, ее истории и литературы. Впоследствии (в 1922
году) он опубликовал новую статью о судьбе армянского народа'
Возмущенный Райнис в годы первой мировой войны писал:
«Прежде, во времена самого страшного турецкого варварства,
1895 —189G гг., было вырезано около миллиона армян. Но заметь-
’В инвентарном списке за номером 1/4 хранятся 7 листов рукопиа
Райниса на латышском языке — отрывки из его статьи об Армении 1925 гол1
и 25 корректурных листов этой статьи с поправками Райниса. Эта СТВР\
впоследствии вошла также в новое Собрание сочинений Я. Райниса (т. М
Рига, 1931, стр. 317).
8Вступление к этой статье об Армении написано на латышском язык
и хранится в архивных фондах Яна Райниса. Там же хранится схематическа
карта Армении, как видно сделанная рукой одного из его армянских друзей -
политических ссыльных.
116
те: это не павшие в бою, это — систематически уничтожаемое
мирное население. В Турции верховодили тогда немецкие совет-
ники, но уничтожение все-таки происходило. И уцелевшее от резни
армянское население не только не получило политической само-
стоятельности, как целый ряд других малых и уничтожаемых на-
родов, мы об этом тоже кое-что знаем! — но Армения осталась
разделенной между тремя государствами: Турцией, Россией и
Персией».
Райнис стремился заострить внимание общественности на не-
счастной судьбе армян, не забывая при этом аналогичной судьбы
своего родного латышского народа. Он понимал, что в траги-
ческой судьбе армян прежде всего повинны империалистические
государства.
«...К несчастью для армян, армянский вопрос не является
легко разрешимым. Турецкая Армения «нужна» Европе, чтобы
спасти статус-кво... И «коронованный убийца» ловко использует
в своих интересах удобную ситуацию...» — писал Райнис.
В своей статье Райнис делает краткий экскурс в историю
Армении. Он говорит о происхождении армян, о древнейшем
периоде истории Армении, останавливается на завоеваниях и
выселениях армян в последние эпохи. Райнис касается проекта
образования Армяно-грузинского царства под протекторатом Рос-
сии при Екатерине II. В дальнейшем Райнис говорит о численнос-
ти армян, живущих в различных местах, об их занятиях, об обра-
зовании и культурной жизни, подробно разбирает реформы сул-
танской Турции, которые привели лишь к новой резне и новому,
еще более жестокому истреблению армян.
Говоря о великой трагедии, переживаемой армянским народом
в годы первой мировой войны, Райнис не теряет надежды видеть
светлое будущее армянского народа. Он пишет: «Но, веря в ду-
ховные силы и жизнеспособность армянского народа, мы не сом-
неваемся, что скоро наступит конец мукам этого многострадаль-
ного народа».
* * *
Ян Райнис, как блестящий литературовед, обращает особое
внимание на историю развития армянской литературы с древней-
ших времен до наших дней. В своей статье он говорит о всех более
или менее известных представителях древнеармянской и современ-
ной армянской литературы, давая нередко яркие образные харак-
теристики.
Высокую оценку Райнис дает древнеармянской поэзии, одно-
временно считая, что у армянской поэзии «отнята ее оригиналь-
нейшая часть: древняя языческая эпическая поэзия», которая
«почти совсем исчезла, и ее памятников мало сохранилось до
наших дней». «Христианская вера,— по его словам, подавила
в Душе армянского народа ту поэтическую радость творчества, с
которой древнеармянские сказители и певцы пели древние ми-
117
фологические и героические предания. Однако,— продолжает
он,— как бы ни были малочисленны дошедшие до нас памятники
народного творчества, все же их достаточно, чтобы доказать, что
в языческой Армении существовала светлая, гордая и жизнерадо-
стная поэзия». В доказательство сказанного Райнис приводит
одну из жемчужин армянской поэзии — сказание о рождении
Ваагна, которое Райнис с любовью перевел на латышский язык
Он считает, что подобных поэтических произведений у армян
было много. «Армянин,— говорит он,— по своей натуре и тем-
пераменту стремится к лиризму. Он всегда глубоко любил поэ-
зию, которая и в древности была одним из основных элементов
его общественной и частной жизни».
Ян Райнис интересуется не только древнеармянской поэзией,
его глубоко трогает современная народная поэзия армян По его
словам, армянская народная песня «свежа, наивна и благородна,
как все песни, которые выливаются из сердца народа». В качестве
доказательства он приводит переведенную на латышский язык
армянскую колыбельную песню.
Он указывает, что христианская религия в Армении уничто-
жила памятники языческой культуры, но намечала совершенно
новые линии в творческой и духовной жизни народа, давала на-
родному гению другое, совершенно новое направление.
«Народный дух, — пишет Райнис, — постепенно приобретал ме-
ланхолическое, печальное направление в этой мистической темно-
те, теряя там свою интеллектуальную силу...» Но, по его словам,
«задерживает литературное и интеллектуальное развитие народа
не одно только сковывающее влияние церкви: этому во многом
способствовало постоянное преследование армян со стороны на-
родов-победителей, вновь и вновь разрушавших Армению». Рай-
нис по опыту своего собственного народа хорошо знал и чувство-
вал, что представляет собой иноземное порабощение: он с горечью
говорит о последствиях немецкого ига, которое искусственно за-
держивало дальнейшее культурное развитие народов Прибалтики.
Результатом этого явился, по его мнению, застой не только в
литературном языке, но и во всей интеллектуальной жизни этих
народов вообще.
По словам Райниса, армянской средневековой литературе
«свойственна какая-то сугубо лиричная красота. В ней выражено
единство народного духа, она опирается и на мощное самосозна-
ние народа, служит выразителем горя народа, которому пришлось
перенести больше, чем любому другому народу... С этой точки
зрения армянская духовная литература остается великой и в
своей печали, и в окровавленных лохмотьях...»
Большое внимание Райнис обращает на поэзию Григора На'
рекаци. Он считает, что его «Книга скорбных песнопений» явля-
ется одним из лучших и самых типичных произведений армянском
средневековой лирики. Райнис знакомит читателя с некоторым11
отрывками величайшего произведения Григора Нарекаци и гово-
рит, «что, читая эти кошмары в стихах Григора, вспоминаешь
И8
Апокалипсис, письмена святой Терезы и «Песню песней», Фра
Анжелпко и Ван-Эйка». «Но этот самый Григор,— продолжает
он,— писал и нежные стихи, полные лиризма и красочного мисти-
цизма, напоминающие поэзию языческого времени». Тонкая душа
латышского поэта уловила дух эпохи, который отразился в поэзии
Григора Нарекаци. Это был период (X век) взлета и расцвета
средневековой армянской феодальной культуры, давшей шедевры
творчества не только в поэзии и в прозе, но и в архитектуре.
В этот период мы сталкиваемся в культурном творчестве армянс-
кого народа с такими явлениями, которые напоминают времена
предренессанса и раннего Ренессанса Италии. Райнис, говоря о
женщине-матери, которая является центральной фигурой «Книги
скорбных песнопений» Григора Нарекаци, восклицает: «Не могло
ли бы это быть и (новое воплощение) явлением Венеры? Не при-
ходит ли в голову картина Боттичелли «Весна»? А это ведь
только песня о святой деве...»
Подобно Райнису, самобытностью армянской культуры и ли-
тературы восхищались М. Горький и В. Брюсов. «При всех...
превратностях судьбы армяне за тысячелетия своей исторической
жизни создали самостоятельную культуру, внесли свои вклады
в науку и оставили миру богатую литературу»,— отмечает Вале-
рий Брюсов.
Ян Райнис с большой теплотой и задушевностью говорит и о
современной армянской литературе: «Армянская литература но-
вейшего периода является уже продуктом XIX века. У нее есть
замечательный предшественник — богатая старая литература, в
которую входят накопленные за четырнадцать веков произведения,
созданные на классическом литературном языке». По его мнению,
XIX век вызвал к жизни целый ряд энергичных борцов культуры,
«которые создали новый литературный язык, дали первые образцы
различного рода литературных жанров, до этого неизвестных
армянам. Они сумели пробудить любовь своего народа к книге и
положили основы новейшей литературы».
Райнис отмечает, что в новой армянской литературе можно
найти «много одаренных писателей и по-настоящему художествен-
ные произведения, которые делали бы честь литературе любого
народа».
Райнис особенно обстоятельно говорит о Хачатуре Абовяне и
и его романе «Раны Армении», который он намеревался пере-
вести на свой родной язык. Латышскому патриоту особенно было
близко произведение, в котором показана героическая борьба
армянского народа, с помощью русского оружия освободившего
персидских башибузуков Восточную Армению в 1827—1828 годах
Великий латышский писатель хорошо понял Абовяна, который
в освобождении армян от восточного деспотизма турок и персов
видел наиболее реальную гарантию предотвращения \ грозы фи и
еского уничтожения родного народа. Райнис подметил, что имен-
о в этот переломный период развития литературы древнеармян-
КИи литературный язык сменился новоармянским литературным
119
языком. По его словам, «классический армянский язык, так на-
зываемый грабар, имевший множество форм, благозвучие и силу,
на котором были написаны лучшие философские, исторические
и духовные произведения древней армянской литературы, уже в
начале XIX века изжил себя. Этот язык остался языком церков-
ного богослужения... У народа был свой собственный язык — аш-
харабар, который делился на ряд диалектов... Нужно было вырабо-
тать общий литературный язык. Абовян был инициатором этой
идеи, он стал отцом новейшей армянской литературы». Абовян
написал свой роман на ереванском диалекте и поэтому был всем
понятен.
«Будущий художник действительной армянской жизни,— го-
ворит Райнис,— сам вышел из народа: он— сын крестьянина
Эриванской губернии. Уже с детства Абовян видел тяжелое по-
ложение армянского народа под игом персов. Жизнь народа,
унижение и молчание, вечный страх за имущество и жизнь —
все это глубоко врезалось в сознание вдумчивого юноши.
...Его славой явился роман «Раны Армении». Появление
этого романа было событием как в отношении формы, так и
содержания.
Судьба,— заключает Райнис,— предназначила Абовяну высту
пить в переходное время, когда армянский народ, после многове-
ковых мучений, вновь начал стремиться к свету и культуре»
Говоря о современной армянской классической литературе,
Райнис особенное внимание обращает на Раффи и Патканяна.
Как отмечает он, Раффи «является самым замечательным армян-
ским романистом». «Литературное наследие, — пишет он, — кото-
рое Раффи оставил своему народу, широко и многообразно; но
самыми выдающимися являются те его работы, в которых он
защищает турецких армян, изображая их тяжелое положение
и печальную судьбу».
Говоря о Патканяне, латышский поэт-интернационалист Ян Рай-
нис пишет:
«Нет такого армянина, который бы не знал стихов Патканяна,
нет такого уголка земли, где армяне не пели бы его «Слез Арак-
са». И это неудивительно, ибо Рафаэл Патканян — поэт-патриот,
особенно в последние годы жизни. Он жалуется... он плачет о
жертвах турецких зверств, и всюду чувствуется его истекающее
кровью сердце и горячая любовь к родине».
В поле зрения Райниса попали и такие вопросы, как история
возникновения армянского книгопечатания (начало XVI века),
выход в свет первой армянской газеты (1794 год) и первых жур-
налов.
Райнис касается таких выдающихся деятелей армянской куль-
туры, как «замечательный публицист и поэт» Микаэл Налбандян,
который совместно с С. Назаряном издает в Москве «остро ради-
кальный» журнал «Северное сияние». Он отмечал, что реакцион-
ные силы выступили против Налбандяна, который был обвинен в
государственном преступлении и после долгого одиночного заклю-
120
чения в тюрьме умер от чахотки. Для Райниса не мог не быть
интересным Микаэл Налбандян, современник и единомышленник
Герцена, Белинского, Добролюбова, Чернышевского.
Райниса особенно интересуют те писатели и поэты, которые
стоят близко к народу.
«Его романы знакомят нас с народной жизнью, экономическим
положением и обычаями... С таким умением и такими подробно-
стями описывает он безыскусственную сельскую жизнь, так умеет
встать на точку зрения простого народа, что, прочитав его кни-
ги, ясно можешь представить себе жизнь армянских крестьян»,—
пишет он о Перче Прошяне.
Наиболее выдающимся поэтом девяностых годов он считает
«поэта трудящихся» Ованеса Туманяна.
В распоряжении Райниса не было материалов, чтобы писать
о более поздних периодах армянской литераторы. «О дальней-
шем развитии армянской культуры и литературы у меня в насто-
ящий момент нет более точных сведений; если будет хоть где-
нибудь чувствоваться интерес к этому вопросу и кто-нибудь ска-
жет о судьбе этого многострадального народа или о развитии его
прекрасной поэзии, тогда... я смогу еще об этом писать и дать
больше переводов из оригинальной лирики—может быть, даже
составить маленькую книжку».
Эта статья завершается совершенно переосмысленным, глубоко
поэтическим пересказом легенды о муках и пытках Григория Про-
светителя. Превращая ее в символ, Ян Райнис заключает словами:
«Так, вечно страдавшая в веках, живет Армения!»
* * *
Ян Райнис еще на заре революционного движения в России
предвидел, что во главе прогресса человечества станет русский
народ, что за великим исполином в грядущее пойдут латышский,
армянский и другие угнетенные народы. Его предсказания стали
живой действительностью в наше счастливое время, когда в эко-
номике, литературе, архитектуре, музыке, живописи — во всех
областях человеческих знаний так ярко проявляет себя гений
советского народа. Знамя дружбы, поднятое пламенным Райни-
сом еще в условиях самодержавной России, высоко и креп-
ко держат в руках верные его последователи — латышские
писатели.
И хотя далеко от горной солнечной Армении, среди густых
Лесов и озер, у самого Балтийского моря раскинулись латвийские
земли, но семена братства, посеянные еще Яном Райнисом, дали
п наши дни пышные всходы Для сердечной близости народов нет
и расстояний, ни границ. Вот почему Андреи У пит говорит:
«Многое роднит нас — армянский и латышский народы: много-
ек°вая угнетенная жизнь под властью иноземных захватчиков;
°рьба за национальную самостоятельность, культурные ценное-
121
ти, народные традиции и, наконец, совместная борьба за комму-
низм, за творчество, за созидание»1.
Золотые нити традиций связывают латышскую советскую ли-
тературу с фольклором, с реалистическими писателями конца
прошлого и начала нашего века, в особенности же с великим
Райнисом. Сильнейшее влияние на развитие латышской литера-
туры оказали творения русских писателей и мыслителей, у кото-
рых учились, брали пример и черпали энергию все латышские
реалистические и прогрессивные писатели досоветского периода
с революционным Райнисом во главе. У русских писателей, у
Горького, у Маяковского и у наших современников не перестают
учиться и молодые латышские писатели, и ветераны латышской
литературы. Благодаря русскому языку совершенно новый, бо-
гатейший мир раскрыли перед латышским народом произведения
писателей братских республик. Все это помогало созданию нацио-
нальной по форме, социалистической по содержанию литературы
За советские годы Андрей Упит создал лучшие свои творе-
ния — романы «Земля зеленая» и «Просвет в тучах». В них с
большой жизненной правдой и художественным мастерством
показаны и латвийская деревня, и Рига, значительные экономи-
ческие сдвиги, класс эксплуататоров и первые борцы за дело про-
летариата в конце прошлого и в начале нашего века.
Народный писатель Вилис Лацис в своих романах «Буря» и
«К новому берегу» придвигает линию исторического повествования
ближе к новому времени, и события в них сливаются с нынешним
днем. И «Буря», и «К новому берегу» помогли и помогают по-
вышать бдительность, бороться с остатками буржуазного национа-
лизма. Оба романа ярко и правдиво показывают расцвет Совет-
ской Латвии, глубокую любовь народа к Коммунистической пар-
тии, новых людей латышской деревни.
И Упит, и Лацис изображают исконною дружбу латышского
и русского народов.
Можно было бы назвать еще много славных имен, украшающих
латышскую литературу, многих писателей, произведения которых
ярко отражают величие наших дней.
Многие латышские писатели побывали в Армении.
Мирдза Кемпе написала стихотворение «Армянский камень»
Она нашла этот камень на берегу Севана. Теперь он постоянно
лежит на письменном столе писательницы. Тепло рассказывает
она своим друзьям о впечатлениях, полученных в Армении:
«Я видела Армению. Я видела ее суровые горы, ее цветущие
сады и голубую древнюю воду Севана. Я видела ее народ —
в темных пламенных глазах армян я читала скорбь прошедших
веков, радость и огненную силу настоящего дня. И каждый камень
на армянской земле, могучие строения прошедшего и настоящего
говорили мне о великой любви к свободе этого высокоодаренного
и мудрого народа. Я прислушивалась к прекрасному армянскому
1 «Гракан терт*, 1953, № 37(717).
122
языку,— продолжает опа,— как он звучен в песнях, в поэзии,
в разговоре! Мы имели счастье говорить с великим армянским
поэтом Аветиком Исаакяном. Его проникновенные и мудрые сти-
хи, произведения тонкого прозаика Степана Зорьяна, пылкого
Напри Зарьяна и других армянских писателей читает и любит
мой народ»1.
В 1948 году, в дни, когда отмечалось столетие со дня смерти
великого армянского просветителя Хачатура Абовяна, побывал
в Армении и Фрицнс Рокпельнис.
«Неизгладимое впечатление,— рассказывает он,— произвело на
меня то глубокое чувство любви, с которым армянский народ
хранит память своего великого сына, его бессмертное наследство.
И в этой драгоценной сокровищнице будут вечно живими слова
Абовяна, которые так созвучны голосу сердца латышского народа:
«Имя русского должно быть для нас свято, как и его кровь, бла-
годаря которой мы освободились навсегда...»
И если мы сегодня знаем друг друга, если мы можем обмени-
ваться за тысячи миль дружеским словом, то это лишь потому,
что на свете есть Коммунистическая партия, есть Москва, что
великий русский народ нас познакомил, и, встретившись раз,
мы уже больше неразлучны. Ведь нет ничего на свете ценнее
дружбы...»2
Благодаря русскому языку произведения латышских писате-
лей вышли на мировые просторы. Настольными книгами стали
для армянского читателя «Буря» и «К новому берегу» Вилиса Да-
ниса, переведенные на армянский язык Ашиком Газаряном.
Целый номер газеты «Гракан терт» («Литературная газета»)
был посвящен дружбе латышского и армянского народов. Побы-
вали в Риге армянские поэты Напри Зарьян и Сильва Капутикян,
и nt только они.
Проникновенные стихи написала о Яне Райнисе Сильва Капу-
тикян, посетившая столицу Латвии Ригу:
Я —дочь Армении, поэт своей страны.
Сегодня обошла всю Родину мою.
И вот, дойдя до берегов Двины,
Перед могилой Райниса стою...3
Дальше поэтесса рассказывает, что видела рядом с памятником
Райнису плиту из белого мрамора, надпись на которой говорит
о том, что там похоронен лейтенант Советской Армии армянин
Владимир Манвелян, павший смертью героя 16сентября 1944 года
в боях за освобождение Советской Латвии. Боец-армянин поко-
ится рядом с великим латышским поэтом, который питал глубо-
ко любовь к армянскому народу, с восхищением высказывался
°б армянской культуре и литературе.
‘ «Гракан терт», 1953, № 37(717).
Там же.
’Сильва Капутикян. Стихи Ереван. Дипетрат, 1953
123
О процветании, о дружбе, о взаимной помощи пламенно поет
в стихотворении «Письмо товарищу Жаиису Зуймачу» Напри
Зарьян:
. Под синим небом Латвия цветет.
Цветет моя Армения на юге,
Земля приморья и земля высот —
Надежные и верные подруги.
Прославленный стекольщик и поэт —
Мы честно служим Родине Советов:
Несем в стихах и в стеклах чистый свет,
Свою отчизну наполняем светом...
Согретый солнцем дружбы и братства, латышский народ
строит свою счастливую жизнь. Новая песня радости звучала на
традиционном певческом празднике, очевидцем которого, среди
многих приглашенных гостей, был мой несравненный друг армян-
ский поэт Гурген Борян и я. Всю силу любви своего народа
к северному собрату — народу-труженику Латвии вложил он
в очерк о Латвии, о Даугаве.
На встрече с тружениками Латгалии один из латышских поэтов
прочел свой перевод стихов Боряна «Деревья на улице Абовяна»,
а в исполнении Гургена Боряна прозвучали стихи о верности,
об отчизне, о своем поколении:
Тебе одной — все, что у жизни есть.
Мы делим все с твоей душой прекрасной:
И горечь слез, и огненную месть,
И остроту опасности всечасной
Едиными устами вместе пьем
Единую великих бедствий чашу,
Не стоя на коленях, нет, — с мечом! —
И смерти не сломить решимость нашу.
В столице Советской Латвии многое связано с памятью вели
кого писателя. Один из лучших бульваров Риги назван именем
Яна Райниса. На этом же бульваре Риги находится первая риж-
ская средняя школа, в которой провел свои детские годы поэт.
На этом здании установлена мемориальная доска.
Имя Райниса носит и литературный музей Латвийской Акаде-
мии наук, организованный на базе литературного фонда великого
писателя. Этот фонд насчитывает около 15 тысяч экспонатов,
в том числе 300 мемориальных предметов, личную библиотеку
и большую часть его рукописей
Вечный памятник установлен «мощному поэту» Яну Райнису
в сердцах и повседневных делах советских людей. Большой лю-
бовью пользуется имя Райниса в социалистической Армении, где
вы больше не услышите мотивы горя и тоски, в Армении, где
оз края до края летит песня о счастье, о дружбе, о братстве...
1953
К
ез гнева говорить о вредном — значит говорить бледно.
Нет, сын Армении, академик Орбели не умел говорить
бледно!
Кто не помнит 1946 год. Нюрнбергский процесс воен-
ных преступников? Вот по вызову советского обвинения
выступает он свидетелем варварских обстрелов города Ленина
— Я —Орбели Иосиф, гражданин Союза Советских Социали-
стических Республик, вызванный в качестве свидетеля по настоя-
щему делу, перед лицом суда обязуюсь и клянусь говорить суду
только правду обо всем, что мне известно по настоящему
делу.
Взгляд Орбели скользнул по скамье подсудимых, на мгновение
задержался на Геринге—ведь именно Геринг подписал план пол-
ного уничтожения Ленинграда...
— Скажите, пожалуйста, свидетель, — спросил представитель
советского обвинения, — какую должность вы занимаете?
— Директор Государственного Эрмитажа.
— Ваше ученое звание?
— Действительный член Академии наук Советского Союза,
действительный член Академии архитектуры Союза ССР, дей-
ствительный член и президент Армянской Академии наук, почет-
ный член Иранской Академии наук, член Общества антикваров
в Лондоне, член-консультант Американского института археоло-
гии и искусств.
— Находились ли вы в Ленинграде в период немецкой бло-
кады?
— Находился.
Известно ли вам что-либо о разрушениях памятников куль-
ТУРЫ и искусства в Ленинграде?
— Известно.
Не можете ли вы изложить суду известные вам факты?
И свидетель обвинения академик Орбели, директор Государ-
ственного Эрмитажа, возвысил свой голос для того, чтобы пове-
дать Международному трибуналу о том, что никогда не будет
забыто советским народом.
«Старый академик выступил на свидетельской трибуне, как
прокурор», _ писала газета «Правда» об этом дне судебного раз-
иРательства. А старый академик приводил только факты. Он на-
звал число снарядов, выпущенных по Эрмитажу фашистскими
артиллеристами, число бомб, сброшенных на Эрмитаж фашистски-
ми летчиками. Он говорил о снаряде, который ранил гранитное
тело одного из атлантов Эрмитажа, о снарядах, которые рвались
125
в залах Эрмитажа, он говорил о фугасной бомбе, которая погуби-
ла в музейном здании в Соляном переулке немало уникальных
экспонатов музея. Он перечислил затем архитектурные памятники,
пострадавшие в Ленинграде от артиллерийских обстрелов и авиа-
ционных бомб, рассказал о руинах, которые видел в Петергофе,
Пушкине, Павловске. И вновь говорил об Эрмитаже:
— Преднамеренность артиллерийского обстрела Эрмитажа для
меня и для всех моих сотрудников была ясна потому, что повреж-
дения причинены музею не случайным артиллерийским налетом,
а последовательно, при тех методических обстрелах города, кото-
рые велись на протяжении многих месяцев...
Адвокаты пытались оспорить показания свидетеля Орбели.
— Достаточно ли велики познания свидетеля в артиллерии,
чтобы он мог судить о преднамеренности этих обстрелов? — спро-
сил адвокат, защищавший военных из гитлеровского генерального
штаба.
— Я никогда не был артиллеристом. Но в Эрмитаж попало
тридцать снарядов, а в расположенный рядом мост всего один,
и я могу с уверенностью судить о том, куда целил фашизм. В этих
пределах я артиллерист! — ответил свидетель.
Таким был Иосиф Орбели. Что бы он ни делал, и в большом,
и в малом он оставался страстным патриотом, глубоким исследо-
вателем и человеком. Результаты его раскопок на древней армян-
ской земле заняли почетное место в археологической и историче-
ской пауке.
Природой одаренный щедрым и многообразным талантом, он
делал все ради науки, как подлинный ученый и как организатор
научной деятельности сотен и тысяч научных работников. Имен-
но эту его черту так высоко ценил академик Тарле.
«К числу самых выдающихся ученых, — писал он, — которых
армянский народ дал нашей великой родине, бесспорно, относится
Иосиф Абгарович Орбели. Он замечателен не только как крупней-
ший исследователь-археолог, историк искусства, автор глубоких
анализов армянского эпоса, проявивший во всех этих разнообраз-
нейших областях свежесть и оригинальность научного мышления,
полную самостоятельность широкого и плодотворного ученого тру-
да и обширность кругозора. Помимо всех этих качеств Иосиф
Абгарович с первых дней Октябрьской революции обнаружил ред
кий в ученой среде талант организатора и руководителя коллек-
тивной научной работы
Задолго до того, как началась его славная, продолжающаяся
много лет блестящая работа на ответственнейшем посту директо-
ра Эрмитажа — одного из крупнейших музеев в мире, И. А. Орбс-
ли показал, до какой степени он умеет объединять силы научных
работников и, ставя перед ними определенные, строго конкрет-
ные задания, направлять но намеченному руслу деятельность все-
го коллектива. А как нужны всегда и особенно в годы великих
социальных сдвигов такие организаторы!»
Кто не знает в Ленинграде крупнейший музей мира — Эрми-
126
таж? Он играл роль воспитателя люден разных поколений и спе-
циальностей. Екатерина II, заложившая основы картинной гале-
реи будущего Эрмитажа, говорила: «Этими картинами любуются
мыши и я». В последующие годы Эрмитаж стал несколько доступ-
нее, но только для избранных.
Только в советское время Эрмитаж стал подлинно народным
музеем. Но эта перестройка произошла не сразу. Потребовались
долгие и трудные годы для превращения придворного музея вму
зеи, доступный широким массам. Его залы были широко открыты
для показа культурного наследия тех народов, которые не счита-
лись в то время ведущими в мировой культуре. Это были народы
Востока. Отдел Востока был создан благодаря кипучей энергии
Иосифа Абгаровича Орбели, благодаря его чуткому пониманию
запросов современной жизни.
У Иосифа Абгаровича были помощники среди его друзей и
многочисленных учеников, но он был душой этого отдела, его
организатором. Постепенно роль центра изучения востоковедения
в Ленинграде стала переходить к Эрмитажу. Открытия выставок,
посвященных культуре народов Востока, особенно разделов, отно-
сящихся к народам Советского Востока, превращались в научные
праздники Не случайно культурные празднества народов СССР
проводились при энергичном участии И. А. Орбели в стенах Эрми-
тажа: юбилеи Пушкина, Шота Руставели, эпоса «Давид Сасун-
скнй», а в годы Великой Отечественной войны — юбилеи Низами
и Навои. Эти юбилеи делали Эрмитаж центром дружбы народов,
местом сбора и учебы молодых ученых разных национальностей
Бывавшие у Иосифа Абгаровича в Эрмитаже могли видеть
го занятым одновременно и крупными делами государственного
и международного значения, и «мелочами музея». В этом была
замечательная черта характера Иосифа Абгаровича — внимание
11 к большому, и к обыденному. Недаром Орбели знал всех служа-
щих Эрмитажа и дружил со многими из них. Он был патриотом
воей родной Армении, но ему всегда была чужда национальная
ограниченность, пренебрежительное отношение к достижениям
культуры других народов
В дни тяжелых испытаний советского народа Орбели оставал-
ся на боевом посту. Во время финской войны в Эрмитаж приезжа-
ли бойцы с фронта, чтобы отдохнуть, встретить друзей, увидеть
галерею Героев Советского Союза, устроенную в одном из поме-
щений Эрмитажа; хотя по пышности и блеску она значительно
Уступала прославленной галерее 1812 года, но ее значение для
поднятия боевого духа армии было очень велико. Этим же целям
содействовала и большая выставка великолепных картин, собран-
ных из различных музеев страны, отражающих героическое прош-
л°е русского народа.
В первые грозные дни Великой Отечественной войны Иосиф
гарович проявил себя истинным патриотом В кратчайший срок
Ыла организована эвакуация наиболее ценных сокровищ Эрмн-
причем вместе с музейными коллекциями были увезены и
такие бесценные сокровища Академии наук, как рукописи Ломо-
носова и библиотека Пушкина.
Сам Орбели остался в Ленинграде и руководил охранными
работами, перенесением оставленных музейных ценностей в на-
дежные хранилища. В тяжелые дни блокады он вел большую об-
щественно-политическую работу, постоянно выступая в воинских
частях перед солдатами и офицерами и по радио.
Борис Борисович1 Пиотровский, тогда еще молодой ученый
Эрмитажа, разделивший все тяготы блокады, вспоминает:
«В ночь на 1 января 1942 года Иосиф Абгарович был пригла-
шен в Радиокомитет для выступления. Я провожал его. Помню,
как в холодных, промерзших комнатах Радиокомитета сидели
прибывшие с фронта солдаты, рабочие ленинградских заводов, а
гостеприимные хозяева могли угостить их только кружкой кипят-
ка... Но эта тяжелая обстановка только воодушевляла крепких
духом людей. Иосиф Абгарович произнес замечательную речь, ко-
торая, к сожалению, не сохранилась в записи. Он выступил после
летчика, протаранившего вражеский самолет над Ленинградом,
и перед рабочим, который рассказывал о том, как их завод выпус-
кает танки для фронта.
После митинга мы возвращались с ним ночью в Эрмитаж. На-
чался артиллерийский обстрел, и мы попали в вилку разрывов
снарядов. Но Иосиф Абгарович был на таком большом подъеме,
что не утратил своей бодрости и веселости и уверенно шел под
звуки разрывов снарядов, не обращая на них никакого внимания.
Внутри Эрмитажа Иосиф Абгарович организовал большое бом-
боубежище, в котором жили научные сотрудники многих учрежде-
ний города. В противопожарной комнате Эрмитажа не затихала
научная работа. Писались научные труды, делались переводы во-
сточных стихов, расписывались фарфоровые изделия на восточ-
ные темы, и во всем этом Иосиф Абгарович постоянно принимал
организующее участие. Все знают, какое большое значение для ра-
боты имеет спаянный коллектив. Директер Эрмитажа сумел орга-
низовать дело так, что Эрмитаж продолжал жить полной жизнью.
Вокруг него стали объединяться другие учреждения. В самые
трудные дни, когда была опасность, что враг может прорваться
в город, Орбели не покинул Ленинград. На настоятельные предло-
жения выехать, на предложения, граничащие с приказом, Орбели
ответил решительным отказом и добился от Военного совета раз-
решения остаться в Ленинграде до окончания охранных работ.
В дни сильных бомбардировок Ленинграда Эрмитаж спасал
до двух тысяч человек, постоянно tqm живших. Кроме убежища
для сотрудников Эрмитажа и их семей было устроено убежите
и для работников других учреждений. Там жили архитекторы,
сотрудники Академии наук, Академии художеств. Медицинской
академии, артисты и режиссеры театров. Особые убежища на
240 мест были отведены детям и старикам, которых не успели
эвакуировать из Ленинграда. Все бомбоубежища были устроены
силами работников Эрмитажа.
128
Зимой 1941/42 года почти весь Балтийский флот находился на
Неве. Моряки кораблей были лучшими друзьями не только Эрми-
тажа, но и самого Иосифа Абгаровича. Они провели с ближай-
шего корабля свет в госпиталь, где лежали ослабевшие сотруд-
ники музеев. Моряки провели освещение и в комнату Иосифа Аб-
гаровича, постоянно предоставляли музею рабочую силу...»
Борис Борисович рассказывал о том, какую поддержку дава-
ло каждое слово привета, полученное в эти суровые дни от друзей.
«Помню, — говорил он, — как однажды, в первых числах янва-
ря 1942 года, я был спешно вызван к директору Эрмитажа. Полу-
чив этот вызов, я решил, что Иосиф Абгарович снова начнет меня
распекать как помощника начальника пожарной команды или же
как заведующего отделом Востока. Какова же была моя радость,
когда я увидел новогоднюю поздравительную телеграмму, при-
шедшую в Ленинград из Еревана от моих близких друзей! Легко
и радостно стало на душе. Даже болезненное чувство голода как
будто сразу ослабело. Через несколько дней я получил еще и от-
крытку из Еревана. Ленинградцы никогда не считали себя отор-
ванными, они всегда знали, что им сочувствует вся страна, что
они своим трудом помогают победе над врагом».
После завершения охранных работ Иосиф Абгарович в апреле
1942 года выехал в Ереван для выполнения своих обязанностей
председателя Президиума армянского филиала Академии наук
СССР. С присущей ему кипучей энергией он принялся за большую
научную и организационную работу.
Это было временем расцвета Орбели-ученого. Все те, кто встре-
чал Иосифа Абгаровича в это время в Ереване, видели его окру-
женным людьми разных профессий. Он постоянно встречался
с Аветиком Исаакяном, Мартиросом Сарьяном, Дереником Демир-
чяном. Всем памятна та энергия, с которой еще в дни войны пер-
вый президент — Иосиф Абгарович взялся за организацию Ака-
демии наук Армянской ССР.
После войны Орбели вернулся в Ленинград, в свой Эрмитаж,
и с новой силой взялся за восстановление музея и развертывание
прежних и новых экспозиций.
Многим знакомо то тяжелое чувство, какое испытываешь при
адении могучего, древнего дуба в лесу. Смерть академика И эси-
Фа Абгаровича Орбели в 1961 году вызвала у всех глубокую ду-
шевную боль.
Память моя воскрешает многие наши встречи и беседы, строки
Моих записей после посещения дома 32 на Дворцовой набереж-
ной в Ленинграде, когда хозяин квартиры пять был еще жив
Я вновь в этой квартире Книги, книги и еще раз книги, ведь
книги — самые почетные и драгоценные обитатели дома Орбели.
Стоило только Иосифу Абгаровичу начать разговор на какую-
нибудь интересную тему, он с юношеской горячностью отстаивал
А- Арзуманян
свои взгляды, подкрепляя доводы различными источниками. Книги
у Орбели всегда были в действии, в отличие от иных ученых
у которых они покоятся в плотно заделанных стеллажах, шкафах-
саркофагах, безмолвно коротая свой век.
После того как не стало Орбели, все в его доме кажется осиро-
телым. Утешает лишь то, что многочисленные ученики с чувством
полной ответственности изучают оставленное выдающимся ученым
богатейшее наследие. Вот и сейчас, вновь зайдя в дом Орбели,
я застал за работой группу ученых, и это глубоко тронуло меня.
Нет, не умер Иосиф Орбели! — подумал я. Он живет в каждом,
кто соприкасался с ним, кто знал, какую славную жизнь, запол-
ненную страстной преданностью науке, провел он, воплощавший
собой высокие идеи дружбы армянского и русского народов. По-
юму так интернационален состав его учеников.
Но даже вдали от своей родины — Армении — Иосиф Абгаро-
вич всем сердцем был связан с армянской наукой и очень многое
сделал для ее процветания.
Сотрудники, работающие в архиве Иосифа Абгаровича,—
люди самых различных специальностей — показали мне бесцен-
ный клад рукописных трудов ученого. О себе Орбели говорить
не любил. И то, что он не спешил публиковать свои труды, давало
повод иным говорить о малой продуктивности ученого. И вдруг —
целый клад...
Многие исследования годами лежали в готовом для печати
виде. Иные нуждаются лишь в уточнении отдельных деталей, и
этим охотно занимаются его ученики. Двухтомное издание науч-
ных трудов Иосифа Орбели, думал я тогда, явится ценным вкла-
дом в советское востоковедение, главным образом в арменистику.
Вот объемистая связка с надписью «История». В ней много
папок, на машинописных листах различные поправки и пометки —
это прекрасный перевод «Истории дома Арцрунидов», который
почти завершен. В этой же связке хранятся переводы из произве-
дений Газара Парбеци, Иоанна Мамиконяна, псевдо-Шапуха Баг-
ратуни. И, наконец, папка, где хранятся уникальные переводы со-
чинений ученого древности Егише...
В квартире ученого я встретился с заведующим Кавказским
кабинетом ленинградского отделения Института народов Азии
Русуданой Рубеновной Орбели—дочерью старшего брата Иоси-
фа Абгаровича. Она готовит к печати исследования Орбели о Ру-
ставели. Туда входят стенограммы лекций, наброски, тезисы вы-
ступлений, варианты опубликованных работ. Руставели был од-
ним из любимейших поэтов ученого.
Каково же научное наследие Орбели? Достаточно сказать, что
разработка его архива требует усилий целого ряда специалистов.
В кабинете работают арменисты и грузиноведы, историки иран-
ского искусства и археологи, византисты и русисты.
— Диапазон научной деятельности Орбели так широк, — го-
ворит многолетний друг Орбели по научно-исследовательской ра-
боте, член-корреспондент Академии наук СССР профессор Камил-
130
ла Васильевна Тревер, — что разработку и изучение его материа-
лов мы можем производить лишь совместными усилиями...
Близко познакомившись с людьми, занимающимися сегодня
научным наследием Орбели, с радостью убеждаешься в том, что
ученикам его по силам завершить то, чего не успел доделать их
славный учитель.
Здесь, в кабинете Иосифа Абгаровича, снова вспомнилась ти-
таническая работа, которую он вел в Армении. Он был душой под-
готовки празднования 1000-летия армянского народного эпоса
«Давид Сасунскпй». Его кипучая энергия и выдающийся талант
забили новым ключом. Он делал доклады, писал статьи, выступал
с лекциями, руководил работой сессии Армянского филиала Ака-
демии наук. Разве перечислишь все, что Орбели сделал для этого
подлинно национального праздника армянского народа!
...В октябре 1956 года Президиум Академии наук СССР назна-
чил Орбели заведующим ленинградским отделением Института
востоковедения (ныне Институт народов Азии). Маститый ученый
приступил к работе, можно сказать, на пустом месте. А через два-
три года отделение превратилось в настоящий центр советской
востоковедческой науки и блестяще проявило себя на XXV Между-
народном конгрессе востоковедов. Орбели вернул к жизни Кав-
казский кабинет, где ученые успешно занимаются исследованием
истории Армении и Грузии. Но ему не суждено было завершить
все свои планы, — тяжелая болезнь сломила его.
В кабинете Иосифа Абгаровича все сохраняется так, как было
при жизни. Здесь по-прежнему стоит его бюст, выполненный ле-
нинградским скульптором Левоном Лазаревым, а в монументаль-
ной раме красуется панорама нового Еревана на фоне седого Ара-
рата. Посредине кабинета высятся горы ящиков с проставленны-
ми номерами. По мере изучения материалов они доставляются
в специальный кабинет академиков Марра и Орбели, организован-
ный Институтом народов Азии, и в архив Академии наук. В этих
ящиках хранятся оттиски его первой научной работы, опублико-
ванной в 1908 году в Петербурге, тексты лекций, свод армянских
надписей из Ани и его окрестностей, корректурные листы «Дави-
да Сасунского». Здесь и чернильница учителя Иосифа Абгарови-
ча академика Николая Яковлевича Марра, которому Орбели
остался верен и в то время, когда научные заслуги Марра пыта-
лись свести на нет. Тут и предметы типографского ремесла, ко-
торыми Иосиф Абгарович пользовался, когда сам набирал ании-
ские надписи и книгу «Вопросы и решения Анания Ширакаци».
Все знавшие и любившие Иосифа Абгаровича будут с нетер-
пением ждать выхода в свет его многочисленных трудов, которые
покажут общественности всю широту и глубину знании этого яр-
Ког°, незабываемого человека.
Перед нами недавно вышедший первый том избранных пр из
Олений Орбели.
5* 131
Это издание, осуществленное Академией наук СССР совмест-
но с Академией наук Армянской ССР, подготовили сотрудники,
ленинградских отделений Института народов Азии и Института
археологии АН СССР, Институтов истории и археологии Акаде-
мии наук Армянской ССР и Государственного Эрмитажа.
Первый том, состоящий из двух частей, посвящен истории куль-
туры Армении X—XIII веков. В первом разделе помещено иссле-
дование архитектурных памятников Ахтамара, острова на озере
Ван в древней армянской области Васпуракан; во втором—ис-
следование армянских средневековых басен XII—XIII веков с пе-
реводом текстов.
В первом разделе тома впервые публикуется капитальное ис-
следование двух архитектурных памятников Ахтамара. Первый
из них — дворец, построенный в X веке васпураканским правите-
лем Гагиком Арцруни. Памятник не сохранился, но, исходя из опи-
саний современников и учитывая все достижения армянского
зодчества той поры, И. А. Орбели убедительно воссоздает
архитектурный облик дворца со смелой конструкцией бесстолп-
ного перекрытия (посредством перекрещивающихся арок), бле-
стяще развитой в XII—XIII веках.
Второй памятник — знаменитый храм Креста (Сурб Хач) на
острове Ахтамар с его замечательными рельефами, датируемый
915 годом. Храм этот не раз служил предметом описания и изу-
чения, но для большинства этих работ (главным образом зарубеж-
ных) характерно рассмотрение памятника вне связи его с исто-
рией армянской культуры в целом.
Можно без преувеличения сказать, что для понимания средне-
векового армянского искусства исследование И. А. Орбели, посвя-
щенное храму, имеет выдающееся значение. Изучение этого па-
мятника им впервые поставлено на научное основание. Рассмат-
ривая скульптуру храма в целом, И. А. Орбели видит в ней одно
из ярких проявлений армянской средневековой культуры. В рель-
ефах Ахтамарского храма он прослеживает глубокие пласты на-
родного творчества, светского по содержанию (хотя помещены
они на стенах храмов); и даже в рельефах на библейские сюжеты,
занимающих видное место в скульптурном убранстве здания, он
усматривает отраженное влияние светской скульптуры. Много
важного для своих дальнейших исследований найдут в этом труде
историки искусства не только армянского, грузинского и визан-
тийского, но и древнерусского, особенно владимиро-суздальского
искусства.
И. А. Орбели совершил поездку на остров Ахтамар в 1912 году-
Составленное им тогда же описание храма и его рельефов дано
в «Приложении». Исследование памятников в основном было им
закончено в 1948 году. В процессе работы И. А. Орбели неодно-
кратно выступал с докладами о памятниках Ахтамара (в 1921,
1939, 1948 и 1950 годах), не наиндшими, к сожалению, отражения
в печати.
132
Работа, посвященная Ахтамару, не была полностью заверше-
на; ненаписанной осталась глава I («Географический и историче-
ский очерк Васпуракана»), не вполне закончены заключительный
раздел и обзор литературы об Ахтамаре. На основании имеющих-
ся в архиве автора рукописных материалов некоторые недостаю-
щие части удалось восполнить.
Вторую часть первого тома составляет исследование, посвя-
щенное армянским средневековым басням. Басни эти привлекли
внимание И. А. Орбели еще в студенческие годы, и интерес к этой
теме сопутствовал ему на протяжении всей его жизни.
Коллеги и ученики Орбели оправдали наши надежды. Они
вложили много труда в издание первого тома трудов ученого.
Здесь сосредоточены главным образом исследования Иосифа Аб-
гаровича, посвященные истории культуры и искусства Армении
X—XIII веков.
Среди членов редакционной коллегии и в перечне тех деяте-
лей, которые подготовили этот том к печати, я с удовольствием
встретил имена тех научных сотрудников, кто с 1961 года кропот-
ливо и бережно изучал богатое научное наследие незабываемого
первого президента Академии наук Армении.
Патриотическая деятельность Иосифа Абгаровича во время
Великой Отечественной войны, а также его научные заслуги были
высоко оценены правительством. В 1944 году И. А. Орбели был
награжден орденом Ленина «за самоотверженную работу по со-
хранению в условиях блокады Ленинграда научных и культурных
ценностей в институтах, музеях и библиотеках Академии наук
СССР, являющихся национальным богатством страны», позднее
он был награжден вторым орденом Ленина и двумя орденами
Трудового Красного Знамени.
Есть смерть физическая, уносящая только человека из жизнен-
ного общения, и есть смерть духовная, когда ушедшему нечего
оставить после себя. Иосиф Абгарович ушел из жизни. Но голос
его не угас, жив в душе тех, кто имел счастье встречаться с ним,
работать рядом с ним.
Сейчас мы входим в его кабинет, и из-за письменного стола,
заваленного книгами и рукописями, не встанет уже нам навстречу
широкоплечий, несколько сутуловатый человек с добрыми круп-
ными армянскими глазами и ассирийской бородой, не раскинет
Широким жестом руки, не скажет дружеских слов привета...
1962—1968
СЕМЬДЕСЯТ ПЯТЬ РОЗ
г;...— то делать? Отправить телеграмму? Выехать? Но когда?
Ч Успею ли? Мысли несутся вихрем, и я тут же решаю:
вылететь из Еревана завтра, невзирая ни на что! Но
in —-J как пуститься в путь с пустыми руками? Первой по-
павшейся автомашиной выехал я на родину Ор-
сели— в Разданский район Лусаванский агроном Вардкес
Горцунян подлинный поэт цветов, оказался большим поклонни-
ком академика Орбели. Узнав о цели моей поездки, с радостью
взялся удовлетворить мою просьбу. Ночь была темная. Вооружив-
шись карманным фонарем и ножницами, он срезал с кустов 75 роз
необычайной красоты. Я возвращался в Ереван, когда уже рас-
светало. На аэродром подоспел к самому взлету московского само-
лета. Командир корабля, узнав, для кого предназначается необыч-
ный подарок, дал указание поставить мою драгоценную ношу на
самое лучшее место, чтобы сохранить розы свежими. Так же
любезно поступил в Москве экипаж рейса Москва — Ленинград.
Я добрался в город на берегу Невы в тот момент, когда в
переполненном конференц-зале Академии наук СССР академик
Энгельгардт уже объявил юбилейное заседание открытым. Один
за другим поднимались на трибуну ораторы. Именно в это время
машина доставила меня на торжество, а спустя несколько минут
председательствующий огласил текст моей записки:
«Только что самолет доставил с родины Орбели — Армении —
букет, в котором столько роз, сколько лет нашему дорогому юби-
ляру».
Два человека внесли на сцену огромную охапку армянских роз.
Зал сотрясался от бури аплодисмещов, юбиляр был взволнован.
Юбилей Леона Абгаровича прошел как праздник дружбы на-
родов СССР, праздник советской физиологической науки, для
которой Орбели так много сделал, за которую он так мужествен-
но боролся и так незаслуженно пострадал...
После юбилейного заседания Леон Абгарович не отпустил
меня в гостиницу. Десять дней я жил под его гостеприимным кро-
вом, занимая один из кабинетов ученого; в другом кабинете жил
приглашенный юбиляром друг его детства — учитель-пенсионер
из Подмосковья Александр Гаврилович Саламбек.
Находясь в постоянном общении с Леоном Абгаровичем, поль-
зуясь его отеческим вниманием, я был счастлив еще ь потому,
что академик раскрыл передо мной много интересных страниц
своей богатой жизни, полной сыновней любви к Армении н Гос-
сии, признательности к своим друзьям и товарищам по работе.
Даже теперь, спустя несколько лет, невозможно забыть ответ-
ную речь, произнесенную юбиляром:
134
«Мне с первых лет моей жизни повезло. Первое везение за-
ключается в том, что я принадлежу к одной из древнейших наций,
которая на протяжении многих столетий разрабатывает культуру.
Дальше мне повезло в том, что я попал в Военно-медицинскую
академию, мою дорогую alma mater, с которой я остался связан-
ным на протяжении всей моей дальнейшей жизни. Мне повезло
и в том, что я имел счастье стать учеником И. П. Павлова и рабо-
тать в Институте экспериментальной медицины, в первом физиоло-
гическом научно-исследовательском учреждении нашей страны.
Коллектив сотрудников Павлова, с которыми я трудился отчасти
в роли помощника руководителя, отчасти в роли ученика и от-
части в роли простого сотрудника, оказал огромное влияние на
всю мою жизнь...»
* * *
Я никогда не забуду дни, проведенные в доме ученого, в об-
ществе его милой супруги Елизаветы Иоакимовны и чудесного
внука Абгара.
Позволю себе привести отдельные записи, частью сделанные под
непосредственным впечатлением наших бесед, частью почерпну-
тые из лекций-бесед и дневников, любезно предоставленных мне
Леоном Абгаровичем.
Помню очень живо, как Орбели, уютно устроившись в кресле,
переплетя пальцы сложенных рук, мысленно переносился в те
Далекие времена, когда он более полувека назад впервые при-
ехал в Петербург. Он собирался поступить в Военно-медицинскую
академию, о которой имел весьма приблизительное представле-
ление.
Если в Тифлисе были известны ‘^и^^^много больных,
ских профессоров, к которым впервые услышал только
то имя Ивана Петровича Павлова Р
в северной столице. л„о„.пЯп Пеон Абгарович,—я
— По приезде в Петербург,— рас цитаетСя цикл лекций по
сразу же узнал, что в Соляном городу ц Р. Тарханов,
физиологии, и читает их известный ф ня всегда полна.
Лекции пользуются большим успе , У
и мне посоветовали пойти послушать ег лекцию о пише-
Я отправился в Соляной г°Р0Дг°ткпн” "ал собак с желудочны-
варении. Иван Романович демоне р Р , любезно прело-
ми фистулами, с эзофаготомией; эти* Тарханову два сту-
ставил его коллега Павлов. Асси р Пар0Д0ВСКий и Эйсмонт.
Дента Военно-медицинскои академ» читал живо, красн-
Лекция была очень интересная- Р^ я впервые и узнал, что
во, демонстрации протекали удачно. рпялеет целым рядом ин-
существует физиолог Павлов, котор
тересных исследовательских приемов. ч мод товарищ по
Вскоре после этого Павел Владимирови
гРУппе, соблазнил меня:
135
— Пойдемте, Леон Абгарович, на лекцию второго курса — там
сегодня Павлов читает.
Времена у нас в Академии были вольные, тогда никто не
мешал студентам ходить на лекции любого курса, независимо от
того, на каком курсе они учились. Многие лекции посещались
студентами разных курсов, а некоторые не посещались совсем,—
все зависело от того, какой преподаватель читает.
И вот мы отправились на лекцию второго курса, чтобы послу-
шать Павлова.
Придя в аудиторию, мы уселись. Вскоре вошел человек не-
большого роста, с квадратной бородой, с большой копной наполо-
вину поседевших русых волос на голове. Он сел спокойно в кресло
и начал совершенно непринужденно рассказывать опять-таки
о пищеварительных железах. В точности не помню, но, кажется,
это была лекция с демонстрацией эзофаготомированной собаки с
желудочной фистулой,— приблизительно то же, что входило в лек-
цию И. Р. Тарханова.
Читал Иван Петрович свободно, будто в домашней обстановке
рассказывал о своих работах.
Аудитория была полна. Лекция произвела и на меня, и на
Павла Владимировича сильное впечатление.
После этого почти целый год я не слушал Павлова, но зато иа
втором курсе с первого и до последнего дня мы посещали все
лекции Ивана Петровича.
Занятия всегда протекали оживленно, всегда сопровождались
демонстрациями. Демонстрации проводили ныне покойный про-
фессор Вартан Иванович Вартанов, затем только что приехавший
из заграничной командировки Антон Антонович Вальтер и из-
редка еще Петр Яковлевич Борисов, приват-доцент Академии.
Но вот пройден второй курс. Мы уже на третьем. В самом на-
чале учебного года встретились с Николаем Васильевичем Весел-
киным в здании Анатомического института, где тогда помещалась
кафедра физиологии, и разговорились: нам так хотелось начать ра-
боту где-нибудь в лаборатории. Я мечтал быть у Павлова,
Н. В. Веселкин хотел начать работу по патологической физиоло-
гии у профессора Альбицкого (кафедра экспериментальной пато-
логии). Мы постояли, пошептались и пошли в разные стороны:
он от лестницы пошел направо, в лабораторию Альбицкого, а
я — налево, в лабораторию Ивана Петровича Павлова, с тем
чтобы проситься к нему.
Разговор был очень короткий. Я подошел к профессору Вар-
танову и сказал, что хочу обратиться к Ивану Петровичу с прось-
бой взять меня в лабораторию.
— Я так и думал, что вы придете! — сказал Вартанов и про-
вел меня в кабинет Павлова.
— Иван Петрович, помните, я вам говорил, что этот молодой
человек будет проситься работать? Вот он, хочет с вами по-
говорить.
— В чем дело? — спрашивает Иван Петрович.
136
- Прошу разрешения— отвечаю,—работать в лаборатории
не дадите ли вы мне тему?
В этот же день к Павлову ходил и Груздев, товарищ мой по
курсу. Иван Петрович нас обоих принял и дал совместную работу
по отделению железок. 7
Поручил он меня Антону Антоновичу Вальтеру, который обыч-
но проверял — подходит студент для работы или нет? Испытание
было очень простое — он подвел меня к весам и спросил:
Как будете действовать, если вам нужно что-нибудь взве-
сить?
Я едва успел сказать, что разновески надо брать пинцетом
с костяными концами, как присутствующие при этом «экзамене»
в один голос закричали:
— Пойдет, пойдет, можно принять!
Таким образом я был зачислен сотрудником Ивана Петровича.
Помощь мне в работе оказывал Антонович, который разъяснял,
что нужно делать, как наблюдать за собакой, как вести протокол,
как определять переваривающую силу желудочного сока по спо-
собу Метта. Собака была переведена на кафедру из Института
экспериментальной медицины, но после первого же опыта при-
шлось произвести серьезные переделки. Первая переделка заклю-
чалась в том, что мы сговорились с моим товарищем Груздевым
ставить опыт в определенный день и час. Я пришел на опыт, а
Груздеву что-то помешало, и он не явился: таким образом, опыт
сорвался. Это послужило поводом к тому, что мы с ним договори-
лись просить себе раздельные темы, чтобы не мешать друг другу.
С этим мы обратились к Ивану Петровичу, и он дал согласие.
Мне была дана тема по изучению сравнительной работы желудоч-
ных желез до и после перерезки блуждающих нервов. Эта работа
и была потом мною выполнена в течение двух лет.
Вспоминаю, что при втором опыте, когда я уже один пришел
в лабораторию кафедры, молодой служитель, только что нанятый,
пьяный, не вовремя накормил собаку, да еще и перекормил: у нее
началась рвота — опыт опять-таки сорвался.
Иван Петрович, узнав об этом на следующий день начал то-
пать ногами, кричать, что «здесь нельзя работать...».
— Знаете что, если хотите работать, переходите в Институт
экспериментальной медицины, а здесь я ни за что ручаться не
могу, здесь безобразие, какая тут лаборатория...
Собака была водворена в Институт экспериментальной меди-
цины, и мне представилась возможность регулярно посещать т\
лабораторию Ивана Петровича, где в основном протекали его
исследования.
Надо сказать, что в этом институте мне удалось побывать
еЩе в предыдущем году. На одной из лекций Ивана Петровича то-
произошел очень интересный для меня случай. Он всегда обра-
^ался к студентам с предложением задавать вопросы в любое
время лекции.
137
— Как только что-нибудь кажется не вполне понятным,— го-
ворил он,— прерывайте лекцию, задавайте вопросы,— что же ду-
раками сидеть и слушать, если что-нибудь непонятно? Мне это
не помешает, я в любой момент могу прервать лекцию.
И это он напоминал почти на каждой лекции. Однажды по по-
воду одного из поставленных мною вопросов Иван Петрович
сказал:
— Знаете что, я не могу дать ответа, это требует фактической
проверки. Если вас интересует, приходите в Институт экспери-
ментальной медицины, мы с вами вместе поставим опыт и по-
лученный результат на следующей лекции сообщим курсу.
Институт экспериментальной медицины находился на бывшей
даче принца Ольденбургского, той даче, в которой, за несколько
лет до того, в 1861 году, Александр II подписал манифест об ос-
вобождении крестьян.
Вот в этой самой даче и размещался вначале Институт экс-
периментальной медицины. Была прикуплена еще вторая дача,
принадлежавшая банкиру Алферову4 В кухне помещались основ-
ные, наиболее важные части павловской лаборатории — операци-
онная, вивисекционная клиника.
Когда мы в первый раз с Витольдом Брешелем пришли по
приглашению Ивана Петровича (нам сказано было прийти туда
к четырем часам дня), нас встретил швейцар в ливрее с импе-
раторскими орлами, привел к Ивану Петровичу.
Оказалось, что уже приготовлены собака и станок в одной из
свободных комнат. Тут я впервые увидел Евгения Александро-
вича Ганике, молодого еще мужчину с большой косматой боро-
дой и всклокоченными волосами, который помогал при первом
опыте.
Иван Петрович вышел, а мы поставили собаку в станок —
собаку эзофаготомированную, с желудочной фистулой. Вопрос за-
ключался в том, какие результаты будут от мнимого кормления
жиром. При мнимом кормлении пережеванной и проглатываемой
пищей, которая не попадает в желудок, наступает секреция же-
лудочного сока, а жир, прибавленный к пище, тормозит секре-
цию желудочного сока. Возник вопрос, что же будет, если вести
мнимое кормление не мясом, а жиром?
Вот и занялись мы этим опытом. Был с нами знаменитый
служитель Иван Шувалов, который в течение многих лет работал
у Ивана Петровича. Ганике вскоре ушел, и мы с Брешелем
уселись наблюдать. Кормили собаку сливочным маслом, она
съела сто или двести граммов, и у нее потек сок в очень неболь-
шом количестве. Иван Петрович сразу стал рассуждать, чем это
можно объяснить, и говорил, что, очевидно, природа рассчиты-
вает на переваривание не чистого жира, а жировой ткани, в кото-
рой много соединительной ткани.
Этот опыт был поставлен, дал определенные результаты, а
на следующей лекции он уже рассказал об этом.
138
Я должен теперь обратить внимание еще на одно чрезвычайно
важное обстоятельство, которое имело место в Военно-медицин-
ской академии того времени,— продолжал Орбели.
— Иван Петрович, как заведующий кафедрой физиологии, и
знаменитый Александр Яковлевич Данилевский, занимавший в
то время кафедру физиологической химии, договорились между
собой и разделили предмет так, чтобы нс было излишних пов-
торений. Физиологические беседы устраивались своим чередом.
Они отводили еще два часа в неделю дтя того чтобы собираться
с жаждущими знаний студентами и обсуждать отдельные вопро-
сы, вести практические занятия и т. д. Практикумов по физиоло-
гии совсем не бьк.о.
Только по физиологической химии был практикум — там такие
собеседования на физиологические темы были организованы. Кро-
ме того, они договорились поочередно, через год, читать специ-
альный курс физиологии, то есть кроме общего пятичасового
курса, который был обязательным для всех студентов, читать для
желающих со всех трех старших курсов — третьего, четвертого
и пятого — лекции по специальным вопросам. Это называ ось
«специальным курсом физиологии».
Этот специальный курс всегда представлял большой интерес.
Я помню, в первый год Иван Петрович лекции семь или восемь
прочел о физиологии олуждающею нерва как на основан и
ратурнЫХ дипНЫХ, Tuiv и своих опытов.
В следующем году Иван Петрович читал . hi физио
логин органов чувств, причем в течение шести с ми ни
изложил учение об обонянии, вкусе.
Беседы Ивана Петровича представляли исключительным инте-
рес, потому что он ставил вопросы на обсуждение, предлагал
студентам высказываться, давать разъяснения, . Kwi’aT® 10
иное явление, описанное им, или постараться на с но i 4
полученных ранее знаний найти ответ на поста
Эти беседы протекали очень живо. Обычн) 1 и ( > сасы.
учебный год, потому что постепенно аудитория ® Р было
валась, оставалось три-четыре человека, ради Р
уже трудно приезжа.ь « Академию и курсы Иван
ПетраовичПп°р“доставил мне двух оперированных собак с изолнро-
ванными желудочками, я ХГТза"м₽7н Си^е-Гоп^^
дочков при разных сортах пиши, а затем ‘ л павлов-
перерезки соединительного мостика . гедНОВСкий желудочек,
ский изолированный желудочек в |
и затем продолжалось дальнейшее наблюден)_ опыты
В лаборатории была замечательная обстановка,
начинали в восемь или девять часов> у наблюдение, опыт
от того, как оперирована собакаi и к и каждый около своей
Длился шесть, восемь, иногда десять » Когда я был на
собаки в отдельной комнате вел »?б”” все?о было шесть
третьем курсе, в первый год моей р
139
сотрудников, на следующий год было немного больше. Казалось,
что это страшное переполнение, а потом дело дошло до десяти
человек, и это уже считалось чрезвычайным событием в жизни
лаборатории.
Условия работы были совершенно не те, к каким мы сейчас
привыкли. На всю лабораторию Павлова полагалось два ассис-
тента— один штатный (Е. А. Ганике), второй вольнонаемный
(А. П. Соколов); он оплачивался из так называемых специальных
средств, а специальные средства образовались благодаря тому,
что Ивану Петровичу пришла в голову следующая мысль: он ис-
пользовал эзофаготомированных собак с желудочной фистулой
для того, чтобы путем мнимого кормления получать от них же-
лудочный сок. Этот желудочный сок очищали, отфильтровывали
от случайных примесей, пропускали через шамберленовские филь-
тры, которые задерживали яйца всяких глист и бактерий, а потом от-
пускали в стерилизованных склянках аптекам для лечения боль-
ных, страдающих отсутствием желудочного сока. Эта так называ-
емая «фабрика желудочного сока» сначала имела очень ограни-
ченный размер, потом постепенно разрослась и доставляла до-
статочно средств для того, чтобы лаборатория Ивана Петровича
безбедно существовала и могла содержать то количество собак,
которое было нужно для работы. Ведь отпуск казенных средств
был весьма ограниченным...
К Ивану Петровичу ежегодно приезжало человек пять-шесть
сотрудников. Они не только не получали за это никакого воз-
награждения, но сами должны были 60 рублей в год вносить в
кассу Института экспериментальной медицины за право работать.
Но такие, как я, студенты, если попадали в лабораторию, то
освобождались по записке Ивана Петровича от уплаты этих
60 рублей.
В лаборатории я тогда впервые и познакомился, уже при
втором или третьем опыте, с двумя товарищами, о которых по-
том на всю жизнь сохранилась самая светлая память и с кото-
рыми ни одна минута никогда не была ничем омрачена,— это
И. С. Цитович, в то время студент одним курсом старше меня,
и В. В. Савич, врач, уже за год до того окончивший курс Воен-
но-медицинской академии. Я с ними познакомился в процессе ра-
боты, и у нас навсегда установились дружеские отношения.
Дни Ивана Петровича в те годы, когда мне пришлось с ним
познакомиться, были строго расписаны. Он аккуратно в девять
часов приходил в лабораторию по понедельникам, вторникам и
средам. В четверг, пятницу и субботу он читал лекции в Воен-
но-медицинской академии (из года в год было одно и то же рас-
писание). После лекций у него минут двадцать еще оставалось
для беседы с сотрудниками Военно-медицинской академии. К Две'
надцати часам он уже попадал опять в Институт эксперимен-
тальной медицины и сидел в лаборатории точно до половины
шестого. В половине шестого он уходил домой, потому что в
шесть часов обедал. После обеда он должен был отдыхать час
140
или полтора, в девять часов вечера пил чай, и в это время мож-
но было его посещать для бесед по специальным вопросам.
Вспоминаю некоторые интересные случаи,— интересные в смыс-
ле понимания характера Ивана Петровича. Правда, это было не-
сколько позже, не в студенческие годы мои, а когда я был уже
врачом. К нам обратились три женщины-врача с просьбой допу-
стить их к работе в лаборатории. Это нас удивило. Иван Петрович
поговорил с ними, разговор был довольно шумный, и они вскоре
ушли. Некоторое время спустя Павлов пришел и говорит:
А ведь теперь в Ломанском переулке есть новая лабора-
тория, большая лаборатория, там много места. Отчего бы не
попробовать — может быть, и из женщин может выйти толк.
Знаете, я как раз встретил одну из тех трех женщин-врачей, ко-
торые к нам приходили, я тогда так нелюбезно отказал им, а
сейчас думаю попробовать.
Вот тогда и начали работать у него Мария Капитоновна Пет-
рова, а потом Выскобойникова-Гранстрем, тогда студентка ме-
дицинского института, и Вурцель. Это было в период, когда на-
чали изучать условные рефлексы. В один прекрасный день по-
лучает Иван Петрович сообщение, что фрейлина императрицы
баронесса Мейндорф получила разрешение от царя обойти все
лаборатории, где происходят вивисекции (ее муж был начальни-
ком императорского конвоя), и, выполняя высочайшую волю, по-
смотреть, не мучают ли господа ученые животных своими опы-
тами. Эта великосветская дама была «по совместительству» пред-
седательницей Общества покровительства животных.
Когда в Военно-медицинской академии об этом узнали, на-
чальник Академии Таренецкий, анатом, очень плохо, с сильным
акцентом, говоривший по-русски, потому что весь гимназический
курс прошел в Штутгарте (он был сыном священника при посоль-
ской церкви), говорит:
— Ну что ж, прикажите всем лягушкам надеть голубые, а
крысам и свинкам — розовые ленточки, чтобы у баронессы не бы-
ло неприятного впечатления от наших условии.
А Иван Петрович, когда ему сказали, что баронесса может
прийти, закричал:
— Я ей прямо скажу: мне с вами не о чем разговаривать!
После такого прелюда через несколько дней подкатывает
Дворцовая карета с ливрейным лакеем на козлах. Принц, что ли?
не принц. А, значит, баронесса приехала! А в это время
как раз идет острый опыт, собака лежит наркотизированная. Мы
говорим Ивану Петровичу: «Давайте-ка избежим этих неприят
ностей!» Эту собаку забрали, утащили в другую комнату, все
почистили. Баронесса только входит в вестибюль лаборатории
очень маленький и тесный, а Иван Петрович вышел к ней
навстречу, а мы сзади стоим: ждем, что произойдет.
Ппа говорит:
— /х. здравствуйте! Вы — профессор Павлов? Вы работаете
141
у принца Александра Петровича? Ну, я знаю, конечно, у вас все
будет благополучно, я вас не буду беспокоить. До свидания.
— До свидания.
Он поклонился, и баронесса уехала в другие учреждения. Все
кончилось благополучно.
А вот другой инцидент. Дело было в лаборатории. Иван Пет-
рович имел обыкновение в двенадцать часов уходить к себе в
кабинет и завтракать. Там у него всегда был небольшой завтрак,
завернутый в салфеточку,— два бутерброда или что-нибудь такое.
Чашку чая выпивал у себя наверху, а со второй чашкой спус-
кался вниз, в общую комнату, и на протяжении пятнадцати —
двадцати минут шли разговоры на вольную тему: это было нечто
вроде естественно возникающего обеденного перерыва,
Он очень любил рассказывать о разных событиях из своей
студенческой жизни, о роли молодого врача, о заграничных ко-
мандировках своих много рассказывал. А как-то он стал говорить
о своих учителях и заметил, что он больше* всего получил от
Циона (Цион был профессором университета, когда Иван Пет-
рович учился на естественном факультете), так что по существу
он ученик Циона.
Я в 1904 году был на пятом курсе, кончил и попал на службу
в Кронштадтский морской госпиталь. В 1905 году, в январе, по-
лучил предписание в течение двадцати четырех часов пригото-
виться к заграничному плаванию и явиться в главный штаб.
Я отправился туда и оказался зачисленным на крейсер № 14,
а мой товарищ Быстров—на крейсер № 12. Мы должны были
отправиться срочно в Либаву, сесть там на какое-то транспорт-
ное судно и плыть к южной оконечности Южной Америки для
того, чтобы там пересесть на два крейсера, якобы купленных
у Аргентины. На них мы и должны были догнать третью эскадру,
эскадру Небогатова. Но дело свелось к тому, что в течение двух
месяцев мы оба ежедневно к двенадцати часам приходили в глав-
ный морской штаб, чтобы получить направление в Либаву, и каж-
дый раз нам говорили: «Приходите завтра».
В то время, оказывается, происходила еще торговля относи-
тельно этих двух крейсеров, и никак не могли сойтись в комис-
сионных. Переговоры велись через итальянского консула с ка-
кими-то аргентинскими негоциантами. И пока вся эта история
длилась, японцы купили эти крейсеры, назвали их «Нисип» и
«Косуге», и крейсеры, вместо того чтобы усилить эскадру Небо-
гатова, встретили нашу эскадру и эскадру Рождественского и
участвовали в разгроме нашего флота...
Так продолжалось дело до 15 мая 1905 года. В этот день я
шел в лабораторию, как обычно, чтобы повидаться с Иваном
Петровичем, и не успел прочитать газету. Говорю ему, что вот
никак не решается вопрос, что который день все мы ходим, а он
вдруг заявляет:
— Что вы, сударь, газет не читали сегодня?
— Нет, еще не читал.
142
— Так уже все кончено, наш флот потоплен, разгромлен, раз-
бит! Нет, с этой гнилью нужно кончать. Только революция может
спасти Россию. Гнилое правительство, которое довело страну
до такого позора, должно быть свергнуто, и иначе как револю-
цией ничего сделать нельзя! А теперь приступим к работе. Война
кончилась, я больше ничем не интересуюсь, начинаем работать.
Несмотря на это свое решение Иван П^рович стал ходить
с тех пор на некоторые общественные собрания, чего раньше ни-
когда не бывало. Это был разгар революционных событий 1905
года. В нашем Институте им. Лесгафта, который в то время на-
зывался Санкт-Петербургской биологической лабораторией (тогда
был еще жив сам Лесгафт), начали собираться группы либераль-
ных профессоров из Технологического института, и Иван Петрович
стал туда ходить.
Приблизительно на третий год после окончания мною Военно-
медицинской академии Иван Петрович предложил мне стать у
него ассистентом. Эта должность называлась «помощник заве-
дующего физиологическим отделом». Соколов ушел, и Иван Пет-
рович попросил сначала Савича занять эту должность. Но тот
отказался, потому что был очень состоятельным человеком, мате-
риально был вполне обеспечен и не желал брать на себя какие-
нибудь служебные обязанности. Савич хотел заниматься наукой
столько, сколько ему нравится и хочется, и вместе с тем не хо-
тел закрывать дорогу тому, кто материально не был обеспечен.
Тогда Иван Петрович предложил эту должность мне. Савич его
поддержал, и я стал ассистентом Ивана Петровича.
Первые месяцы я вынужден был совмещать службу в морском
флоте и работу у Ивана Петровича, и сразу начались, конечно,
всяческие трудности в том смысле, что я не умел оперировать,
а Ивану Петровичу нужно было ассистировать на операции. Он
работал то левой рукой, то правой (Иван Петрович был левша),
то и дело перекладывал пинцеты и нож из правой руки в лев>ю,
а ассистирующему надо было за ним гнаться. А оперировал Иван
Петрович совершенно в бешеном темпе, оперировал великолепно.
Иной раз кричал:
— Ах, вы мне это сорвете, вы мне все испортите! Ах, пусти гр,
вы не так держите!..
Очень тяжело было. После месяца двух такой работы я
пошел к нему и говорю:
— Знаете что, Иван Петрович, освободите меня, разрешите
мне работать, как я до сих пор работал, волонтером, а ассис е i
том пусть будет кто-нибудь другой, кто больше подходи д я
этого дела: я, по-видимому, не в состоянии с этим справиться.
Так, право, будет лучше.
Тогда он меня спрашивает:
— Это вы что, сударь, из-за того, что я ругаюсь?
— Но вы же ругаетесь из-за того, что я не умею делать.
' Да это у меня просто привычка такая, вы так и о и ситесь
143
к этому... Вы же, когда входите в лабораторию, чувствуете запах
псины?
— Да, чувствую.
— Так рассматривайте мою ругань, как запах псины! Вы же
из-за запаха не бросаете лабораторию?
— Если так — буду продолжать.
И я скоро свыкся с характером Ивана Петровича.
Иван Петрович был очень справедливым человеком. Если
сгоряча он и мог сказать лишнее, то, увидев, что ошибся или по-
ступил несправедливо, брал свои слова обратно и не боялся того,
чтобы более молодому человеку привести извинения.
Вспоминаю и такой случай.
Иван Петрович как-то рассматривал оперированных мною
собак.
— Удивительно, как Леон Абгарович красиво оперирует, одно
удовольствие смотреть,— так все хорошо, красиво сделано!
Через некоторое время одна из оперированных собак сдохла
— Вот,— говорит Павлов,— результат эстетических наклон-
ностей этого диссертанта! Он за красотой гонится, а в результате
собака погибает...
С Цитовичем мы познакомились в лаборатории. Он изучал
влияние алкоголя на желчную секрецию. В 1903 году осенью
я вернулся из отпуска и думал, что получу еще третью собаку,
буду дальше работать. А Иван Петрович вдруг вызывает меня
и Цитовича и говорит:
— В Академии золотые медали выдают.
В прошлые годы заранее давалась тема, по которой нужно
было выполнить работу для соискания премии, и люди начинали
работать только для того, чтобы заработать премию — эту ме-
даль. Было принято решение не давать заранее тему, а давать ме-
дали тем, кто работает, давать за лучшие работы.
— Так вот, будьте любезны, в течение десяти дней оформите
свои работы, я их представлю на золотую медаль.
Мы, два друга, оказались в положении конкурентов. Оба за-
сели дома (это было как раз начало учебного года), решив
бросить все занятия. Я написал работу, жена моя Елизавета
Иоакимовна переписала мне ее (у нее почерк был хороший, у
меня он никудышный), перечертила все кривые, и работа была
представлена на медаль. Цитович тоже представил свой труд-
Работы обсуждала комиссия, было жюри, и, в конце концов,
мне и моему товарищу по курсу Арбухову присудили золотые
медали (он сделал какую-то хирургическую работу), а И. С. Ци-
товичу — серебряную. Неприятный это был момент. Тогда же
военный министр Куропаткин распорядился — тем, кто получил
золотые медали, дать денежную премию по 100 рублей. 100 руб-
лей в то время были громадные деньги. Таким образом, я должен
был получить сверх золотой медали еще сторублевую премию.
Я отнес ее Ивану Петровичу и попросил разделить между мной
144
и Цитовичем. Иван Петрович так и сделал, разделил эти 100 nv6-
лей между нами поровну.
Был и такой случай.
Перед Октябрьской революцией освободилась кафедра в пер-
вом медицинском институте, тогда еще женском медицинском.
Объявили конкурс. Подало туда заявлений десять или двенад-
цать человек. Савич пришел ко мне и говорит:
— Леон Абгарович, многие конкурируют. Я очень хотел бы
получить эту кафедру, но не уверен, что меня выберут. А если я
не попаду, то хотел бы, чтобы эту кафедру заняли вы. У меня
такое к вам предложение: давайте выставим друг друга — я вы-
ставлю вас кандидатом, а вы — меня.
Зачем же? возразил я.— В Военно-медицинской акаде-
мии я уже работаю!
— Нет, нет, иначе я участвовать в конкурсе не буду!
А надо сказать, что перед тем был я у Ивана Петровича и
намекнул, что нужно бы выдвинуть кандидатуру Савича на ка-
федру.
— Хорошо, хорошо, я подам.
И вышло так, что Савича рекомендовал Иван Петрович, а
меня Альбицкий по своей инициативе, а, кроме того, я написал
рекомендацию Савичу, а Савич—мне. Там конкурировало еще
несколько человек, а когда дело приближалось уже к результату,
я заявил, что снимаю свою кандидатуру. Пришел тогда ко мне
покойный Лихачев и говорит:
— Если вы это сделаете, мы все забаллотируем Савича, а ес-
ли хотите, чтобы Савич конкурировал наравне со всеми други-
ми,— не снимайте.
Еще кто-то из профессоров приходил, чуть не сам Верховский.
Дело кончилось тем, что я получил больше голосов, чем Савич
и оказался избранным. Но это не помешало нашей дружбе.
?авичо тогда временно исполнял обязанности заведующего ка-
федрой. Я тотчас же поехал к нему и просил его не покидать
каФедру. Мы по душам поговорили, и после того одиннадцать лет
я был заведующим кафедрой, а он вторым профессором.
Такая же история произошла у Оппеля и Н. Н. Петрова. Пет-
ров был ассистентом кафедры общей хирургии. Одиннадцать че-
ловек участвовали в конкурсе, и в том числе Оппель с кафедры
госпитальной хирургии. При баллотировке Оппель получил на
несколько голосов больше и должен был занять кафедру. В день
выборов, как только были оглашены результаты, он помчался на
Квартиру к Петрову и просил его остаться работать вместе Они
проработали тоже около десяти лет на одной кафедре.
Работа велась таким образом, что все операции Иван Петро-
вич проводил с участием Александра Петровича Соколова, его
ассистента, который в это время от непосредственной работы уже
Устранился; он только приходил в операционные дни, затем в
послеоперационный период ухаживал за оперированными живот-
ами, но сам в экспериментальной работе не участвовал. Он был
145
рекомендован Ивану Петровичу Александром Станиславовичем
Догелем, гистологом, для того чтобы исследовать состояние же-
лез при различных воздействиях со стороны пищевых раздражи-
телей, при действии нервов на железы и т. д. Соколов и стал
организатором гистологической лаборатории.
Евгений Александрович Ганике — физико-химик по образова-
нию— по окончании университета был направлен к Ивану Петро-
вичу. Перед ним стояла дилемма: либо остаться в университете
и готовиться к чисто химической карьере, либо пойти в физиоло-
гическую лабораторию. Он выбрал второе, за что и подвергся
известному гонению в университете.
Надо сказать, что в то время в Петербургском университете
было несколько враждебно-презрительное отношение ко всему
медицинскому — и к Военно-медицинской академии, и к Инсти-
туту экспериментальной медицины, потому что в университете
себя считали учеными высшего ранга, а Военно-медицинскую
академию именовали то «выборгская академия», то «выборгские
ученые», то «выборгские академики». Потом, немного позже,
это сгладилось. И это в то время, когда многие научные открытия
в России совершались именно в стенах Академии!
В эти годы в физиологической лаборатории произошло не-
сколько интересных инцидентов. Работал там Лепер. Это был воен-
ный врач, прикомандированный к Петербургскому военному ок-
ругу из какого-то другого округа. Он использовал период своего
не то прикомандирования для усовершенствования, не то отпус-
ка для того, чтобы работать в лаборатории Ивана Петровича, и
занимался два года физиологией кишечных желез. Опыты у него
длились по восемь—десять часов, он занимался всеми этими
ферментами в кишечном соке, и работа шла очень успешно. Но
в один прекрасный день пришел швейцар и вызвал его к главному
подъезду. Он побежал из лаборатории через две-три комнаты
на парадную лестницу. В этот момент в ту комнату, где он ра-
ботал, влетает Иван Петрович:
— Где доктор Лепер?
Служитель говорит, что его вызвал швейцар на парадную
лестницу.
Через несколько минут тот возвращается.
— Где вы были?
Он говорит:
— Меня жена вызвала.
— Куда?
— Да на парадную...
— Милостивый государь, если вы хотите работать в моей ла-
боратории, то должны прекратить эти посещения жен! Я не могу
допустить, чтобы жены или кто-либо другой являлись в лабора-
торию и отрывали работников от дела!
Второй инцидент был связан с «Новым временем». В лабора-
тории был маленький вестиоюльчик у входа со двора и потом
большая вивисекционная компата и несколько маленьких иссле-
146
довательских кабинетиков, где ставили отдельных собак чтобы
каждый исследователь мог работать со своим подопытным жи-
вотным. В вестибюле было зеркало, под зеркалом столик туда
клали головные уборы, газеты, книги. Иван Петрович, выпив чаю
наверху, спустился, подошел к зеркалу, надел пенсне, схватил
газету оказалось «11овое время». Он швырнул ее и говорит:
—- Что это за гадость? Откуда это взялось? Иван!
Пришел Иван.
— Чья это газета?
— Не знаю,— говорит.
Как же ты, черт возьми, стоишь тут и не знаешь, что эта-
кая мерзость в лаборатории появилась, и никаких мер не при-
нимаешь?!
Тут все выбежали на крик, и я в том числе.
— Этакая гадость эта газета — «чего изволите». Я не могу
допустить, чтобы у меня в лаборатории такая гадость водилась!
Тогда входит Стражеско, очень торжественный, и говорит:
— Иван Петрович, это моя газета.
— Так вот что, сударь: если вы хотите работать у меня в
лаборатории, так не приносите такую мерзость!
Тот отвечает:
Иван Петрович, я приехал работать по физиологии пище-
варения, и в этом отношении вы можете ставить мне какие угодно
требования, но заставлять меня читать те газеты, которые вам
нравятся, вы не можете.
— Конечно, я не могу запретить вам читать «Новое время»,—
говорит Павлов,— можете читать его где угодно, но не в моей
лаборатории. В мою лабораторию я не позволю приносить это!
Работал у нас Болдырев, маленький, невзрачный с виду чело-
век, но очень трудолюбивый и очень упорный. Он впервые обна-
ружил явления периодичности работы пищеварительного тракта
при пустом желудке. До 1901 — 1902 годов в лаборатории Ивана
Петровича господствовало мнение, что пищеварительные железы
находятся обычно в полном покое, и только под влиянием пище-
вых раздражителей, при поступлении пищи в рот, начинается
Работа пищеварительного тракта, которая слагается из ряда
Фаз, причем эта работа протекает закономерно, определенным
образом.
И вдруг Болдырев, недавно приехавший работник, сообщает
Павлову, что он при пустом желудке наблюдает периодическую
Смену сокращений и покоя желудка, периодическое поступление
в Двенадцатиперстную кишку поджелудочного сока, желчи, сло-
вом, все соки изливаются в течение двадцати двадцати пяти
Минут, потом перерыв на час-полтора, потом опять периодическая
Работа.
От вас вечно пахнет пищей,— говорит Иван Петрович,
ы там наедитесь, потом придете, сядете около собаки, а от вас
пищей несет... Это все психическая секреция желудочных желез,
147
и вы совершенно не приспособлены для того, чтобы вести такие
исследования.
Тогда тот, очень упорный человек, вводит такую систему:
идет домой, питается, принимает ванну, затем переодевается с
ног до головы в чистое белье, надевает свежевыстиранный ха-
лат, является в лабораторию и остается с собакой на двадцать
шесть — двадцать восемь часов. Но так как собаке утомительно
так долго стоять в станке, он устраивает такую подковообраз-
ную лежанку, которая у нас принята, собаку укладывает на тю-
фячок, садится около нее и неподвижно сидит и записывает, не
издает ни одного звука (были, кроме запаха, еще упреки: «Вы
говорите, вы, наверное, разговариваете с кем-нибудь»). Болдырев
устроил перегородку, запретил проходить через определенную
часть коридора. Таким образом, он набрал целую кучу наблю-
дений над периодической деятельностью различных отделов пи-
щеварительного канала.
В конце концов Иван Петрович пришел и сел сам около него.
До того было принято считать, что если наступило психическое
отделение, то это оттого, что где-нибудь заговорили, стукнули
посудой и т. д. Иван Петрович убедился в том, что периодическая
деятельность существует. Тогда наступило примирение. Болдырев
написал большую диссертацию о периодической работе пищева-
рительных желез, и этот факт стал общепризнанным. В даль-
нейшем он лег в основу целого ряда работ Эдельмана и Кац-
нельсона; я и Мария Борисовна продолжаем изучать эту про-
блему уже в течение многих лет. Теперь не подлежит никакому
сомнению факт периодической деятельности при пустом желудке,
но история этого открытия была довольно сложной.
В 1901 году, когда я был на втором курсе, Иван Петрович
излагал вопрос таким образом, что существует физиологическая
секреция и психическая секреция, что это нечто совсем особенное —
влияние психики на работу пищеварительных желез.
В это время уже был разработан прием выведения протоков
слюнных желез, и слюнная железа казалась ему наиболее удоб-
ным органом для изучения «психической секреции».
Занятия «психологией», как это тогда называлось, происходили
во второй половине дня, после четырех часов. В четыре часа из
психиатрической больницы в Удельной приезжал д-р Толочинов,
психиатр, и они вдвоем изучали условные рефлексы. Тогда еще
названия «условный рефлекс» не было, говорили «психическая
секреция», «изучение психологии». Это «изучение психологии» за-
ключалось в том, что приводили собаку в первую комнату от
вестибюля, там садился Толочинов со своей тетрадкой, приходил
Иван Петрович, затем привлекались Е. А. Ганике и служитель
Николай Харитонов, который работал с Иваном Петровичем еше
в Боткинской клинике и был к нему очень привязан.
Собаку ставили в станок. Потом Николай Харитонов разевал
ей пасть. Из двухсотграммовой аптечной бутылки Толочинов,,
должен был вливать собаке в р^т кислоту. Он вопьет собака мс'
148
тает головой, у ное течет слюна, а потом, через несколько минут,
начинали болтать этой бутылочкой около собаки — у нее опять
текла слюна.
Потом начались усложнения опыта. Евгений Александрович
прибавлял в эту кислоту тушь или генеция-виолет из коллекции
гистологических красок Соколова, и эту подкрашенную кислоту
вливали, потом подносили воду, подкрашенную той же краской,
и таким образом изучали эти условные, натуральные рефлексы.
Это происходило в 1902—1903 годах регулярно раза три в неделю,
в послеобеденные часы.
Результатом этого исследования явился доклад Ивана Петро-
вича и Толочинова в Гельсингфорсе на съезде северных физиоло-
гов. Собрались физиологи из Швеции, Дании, Финляндии и Нор-
вегии. Из Норвегии, кажется, был только один участник, а из
Швеции, Финляндии и Дании было несколько человек. Туда же
был приглашен и Иван Петрович. Первое сообщение об этих
натуральных условных рефлексах было сделано там. Потом
эта статья была напечатана в «Русском враче».
В 1903 году появился Бабкин. Бабкин кончил тогда Военно-
медицинскую академию, остался при Академии, но, как полага-
лось, должен был избрать себе специальность — и выбрал судеб-
ную медицину.
В это время произошло очень большое событие. В один из
дней мы явились свидетелями приезда целой кучи иностранцев —
Тигерштедта, профессора Стокгольмской королевской медицин-
ской академии, физиолога, оттуда же биохимика Иогансона и
фармаколога Сантесуна,— они приехали смотреть павловские
операции. Переполох был довольно большой. Несколько дней под-
ряд показывали гостям всевозможные операции — изолированный
желудочек и кишечные фистулы, и экковскую операцию делали,
так что мы сами имели возможность посмотреть все эти операции
подряд. Сопровождалось это большой спешкой, волнением. Но
вместе с тем оперировал Иван Петрович бесшумно.
Потом мы узнали, что, оказывается, приезжала комиссия из
Нобелевского комитета для проверки работы Ивана Петровича.
Он был представлен к Нобелевской премии, и в 1904 году эту
премию ему присудили.
* * *
Это было в том же 1904 годУ;1оик(<.,ю работу делал по пнше-
Бабкин сначала первую мал приглашению Ивана Петр
варению, а после этого события ,зиологию и диссертационную
вича он решил перейти совсем н Фп ных условных рефлек
Работу написал по изучению на УР Тогда и появились назв -
Были установлены законы У! . ’ «искусственный уело
ния «натуральный условный Ре(^ рефлексы только и заклю
рефлекс». Но искусственные Усл<^ и т. д.
лись в том, что подкрашивали, п Д
149
В это же время приступил к исследованиям Болдырев, уже
закончивший работу с пищеварением. Он начал вырабатывать
искусственные условные рефлексы на общее освещение, на звук
метронома, на все органы чувств — и выработал все эти рефлек-
сы, а в 1905 году уже вся лаборатория была переключена на изу-
чение условных рефлексов.
Еще в 1903 году, перед получением Нобелевской премии
Иван Петрович ездил в Мадрид. В Мадриде он и сделал первый
доклад «Экспериментальная психология и психопатология на жи-
вотных».
Я проработал три года, вернулся после каникулярного отдыха
в сентябре 1903 года, и Иван Петрович заставил меня написать
работу и представить ее к медали, а затем назначил доклад в
Обществе русских врачей. Это было одним из больших событий
в моей жизни. 23 сентября 1903 года состоялся мой доклад в
Обществе русских врачей «Сравнение работы пепсиновых желез
до и после перерезки блуждающих нервов». Присутствовало много
профессоров, врачей, студентов. Елизавета Иоакнмовна нарисо-
вала мне большие кривые для демонстрации, схему перерезан-
ного желудочка. Доклад прошел очень успешно, выражали удив-
ление, что я докладывал без записки. Это было мое первое вы-
ступление. Недели за две до того делал доклад Цитович, так что
обе наши работы были доложены в Обществе русских врачей,
затем опубликованы. Я помню, как многие выступали, задавали
вопросы. И. С. Цитович тогда был секретарем общества, Лев
Попов — председателем, Иван Петрович сидел в качестве замести-
теля председателя, давал пояснения, добавления к моему докладу,
так что в обществе это был такой торжественный и такой памят-
ный для меня день, который до сих пор у меня перед глазами.
Бабкин был оставлен при Академии. На следующий год, по
нашим предположениям, должен был остаться Цитович, но у него
на конкурсе вышло неблагополучно — он получил меньше голо-
сов, чем другие, и должен был уехать в Варшаву, в Уяздовский
военный госпиталь. Но он уговорил своего товарища Тихомирова
остаться при кафедре физиологии. Тот очень долго раздумывал,
какую выбрать кафедру, ходил по всем клиникам, но по совету
Цитовича остался при кафедре физиологии, первую работу делал
тоже по вопросам пищеварения.
Я тоже участвовал в конкурсе на оставление при Академии,
но «пролетел», не получил нужного количества голосов. Конкурс
происходил таким образом, что к написанию сочинения допуска-
лись те, кто окончил с отличием.
Иван Петрович очень картинно описывал порядок этих про-
цедур.
Я помню первую процедуру — очень неприятную: из трех тем
выпала как раз наименее интересная для меня («Покой и труд
в деле лечения различных заболеваний», две другие темы я даже
не помню). Я писал, мазал-мазал — и промазал: работа не полу-
чила одобрения.
150
Иван Петрович рассказывал, как это происходит обычно и как,
в частности, происходило в тот раз. Приходили к шести часам
вечера, зная, что придется сидеть до двух часов ночи, потому что
тридцать два сочинения надо было прочесть вслух и поставить плюс
или минус, а потом плюсы складывались с пятерками, а минусы —
с тройками, и таким образом отбирался человек. Он говорил, что
устраивалось чаепитие, приносили разные пирожные, конфеты’, по-
пивали коньячок и читали сочинения, причем читали поочередно.
Смотря по тому, в чьи руки попадет сочинение, уже можно было
заранее предсказать, получит ли человек нужное число голосов
или нет. Один читал, как пономарь. Сиротин обычно читал со
всякими шуточками и в издевательском тоне, так что обычно те
работы, которые представлял он, проваливались. А были и такие,
которые старались читать с пафосом, с выражением. Но это,
конечно, имело второстепенное значение. Основным требованием
было четко выразить основную мысль. Обычно во время голосо-
вания мы толпились в вестибюле в главном здании и маялись,
ожидая решения. Никуда нас не пускали, с нами были только
три швейцара, которые выражали нам сочувствие, заглядывали
в конференц-зал и рассказывали — сколько сочинений прочтено,
сколько еще осталось.
В конце концов в два часа — в половине третьего ночи объявля-
ли результаты.
Из моего выпуска, — вспоминал Леон Абгарович, — остались
Аствацатуров, Деревенко, Гирголав. Они пошли дальше и сде-
лались профессорами. Остальных постигла неудача.
Итак, я не прошел по конкурсу, но был оставлен, проработал
Два года с лишним во флоте и параллельно, со второго года на-
чиная, работал у И. П. Павлова...
Леон Абгарович задумался. Наступило молчание. Я решился
напомнить ему случай с его провалом на конкурсных экзаменах
в адъюнктуру, о котором он упомянул в одной из своих речей в
Военно-медицинской академии.
— Я сказал, что считаю этот момент счастливейшим днем в
моей жизни. И сказал это не случайно. Вы можете себе предста-
вить, как велико было мое горе, когда в результате работы кон-
курсной комиссии было выяснено, что я не попал в число сдав-
ших! Из тридцати трех человек посчастливилось только десяти,.
Я был потрясен, потому что беспокоился, что будет со мной
Дальше, смогу ли я продолжать научную работу.
Обстоятельства сложились так, что мне предложили поста-
вить во флот, в Кронштадтский госпиталь. Главным врачом
Кронштадтского госпиталя был доктор В. И. Исаев, ученик еч-
иикова, который мог мне помочь вести научную работу^ Я был на-
значен младшим врачом одного из флотских экипажей Но дело
не в том, что я попал под начало ученика Мечникова. Исаев сра
3У направил меня к своему помощнику, который мне сказал что
«флот интересуем хирургия, терапия и венерические болезни.
Физиологи нам не нужны». А между тем, когда меня назначали
151
на службу, главный медицинский инспектор флота тайный совет-
ник Кудрин сказал, что «физиолог во флоте пригодится. Будем
создавать из него физиолога для флота».
Я был назначен ординатором крестьянского терапевтического
отделения Кронштадтского госпиталя. Это крестьянское отделение
было единственной больницей, куда поступало гражданское на-
селение города: рабочие кронштадтских заводов, мещане, бого-
мольцы и богомолки, приезжавшие к Иоанну Кронштадтскому
на богомолье, матросы с гражданских кораблей. Вся эта беднота
получала единственную возможность медицинской помощи в кре-
стьянском отделении этого госпиталя.
Этот год работы в крестьянском отделении сформировал меня.
Я и сделался-то физиологом благодаря работе в Кронштадтском
морском госпитале, и эта работа помогла мне больше, чем ра-
бота во всех физиологических центрах, потому что мне пришлось
в этом отделении видеть то, что не каждому клиническому вра-
чу и не каждому врачу большой больницы удается видеть. В этом
отделении были сконцентрированы все формы инфекций. Я видел
сыпной тиф, возвратный тиф, брюшной тиф, цингу, оспу, крупоз-
ную пневмонию, тяжелый туберкулез, то есть то, что не увидит
ни один врач в чисто военном госпитале.
Если бы я сидел в физиологической лаборатории даже у тако-
го гениального учителя, как И. П. Павлов, то дальше разра-
ботки вопросов пищеварения, а потом физиологии условных
рефлексов ничего бы не получил.
А между тем работа в морском госпитале именно в крестьян-
ском отделении, где перед моими глазами прошел огромный боль-
ничный материал, открыла мне многое, сыграла большую роль в
моих дальнейших занятиях физиологией.
Я очень счастлив,— продолжал Л. А. Орбели,— что профес-
сор Карчикян напомнил мне еше одно имя, с которым была тесно
связана моя студенческая жизнь и с которым я сохранял дружес-
кие отношения на протяжении многих лет,— это М. И. Астваиа-
туров, который, занимая кафедру нервных болезней, все время про-
поведовал эволюционное направление в неврологии. С ним мы
много беседовали, обсуждали различные вопросы физиологии
нервной системы. М. И. Аствацатуров начал свою деятельность
в лаборатории Введенского. Это сплетение интересов невропато-
логии и физиологии сыграло большую роль в развитии тех основ-
ных тенденций, которыми и он и я руководствовались в своей
деятельности.
* * *
Прошел четвертый год после окончания Академии, и настало
время для заграничного конкурса, уже следующего, через год.
По положению Академии, в этом конкурсе могли участвовать не
только те десять человек, которые были оставлены, но и люди
со стороны.
152
Когда я не попал в первый конкурс,— продолжал рассказы-
вать Леон Абгарович, — Иван Петрович мне сказал:
Ну, если вы будете работать, я всегда могу вас представить
прямо на заграничную командировку,— только не теряйте связи
с лабораторией.
Но потом он как-то об этом забыл. В один прекрасный день
Владимир Васильевич Савич, мой большой друг, поговорил с Ген-
надием Александровичем Смирновым, а тот напомнил Ивану
Петровичу:
— А ты помнишь, что четыре года тому назад сказал Леону
Абгаровичу?
— Что я сказал?
— Сказал, что, когда будет следующий конкурс, ты можешь
его представить на заграничную командировку.
— На кой черт ему ехать за границу?
— Как на кой черт? Ты же ездил, ты же пользовался такой ко-
мандировкой и от этого пользу получил?
— Ну и что? Он ведь у меня работает, неужели этого мало?
А старик Смирнов возразил:
— Нет, Иван Петрович, раз обещал — выполняй!
Иван Петрович вбегает ко мне в комнату и тут же говорит:
— Леон Абгарович, помните, я вам обещал, что могу предста-
вить вас на заграничную командировку? Сейчас подходит срок.
Как вы к этому относитесь? Хотите, чтобы я вас представил,
или нет?
Я говорю, что я не могу так, сразу, ответить (это было во
время опыта).
— Тогда вот что, милостивый государь, я вам скажу. Конечно,
очень полезно поездить по разным лабораториям, познакомиться
с условиями работы, повидать известных ученых,— это все очень-
очень полезно, но я вам скажу, что того, что вы имеете у меня, вы
нигде не найдете. Так как же, сударь мой?
— Разрешите, Иван Петрович, хоть до завтрашнего дня по-
думать, взвесить все обстоятельства. Так я не могу сразу отве-
тить.
~~ Ну, вот и хорошо. До свидания.
До свидания.
На следующий день пришел я, принялся опять за свой опыт.
Опять приходит Иван Петрович.
~~ Ну-с, сударь, что ж вы решили?
Я решил воспользоваться вашим предложением и просить
вас представить.
— Ах, вот что. Да, конечно, отчего не поводить жену по кар-
тинным галереям?!..
Иван Петрович, моя жена не собирается ехать за границу.
Как не собирается ехать?
Она — учительница в женской гимназии и, во всяком случае
первый год, поехать не может, она не может бросить свою рабо-
да и я еду не для того, чтобы ходить по картинным галереям.
153
Вы же мне сами сказали, что очень полезно посмотреть, как рабо-
тают в других лабораториях, познакомиться с европейскими уче-
ными...
— Да, да, да. Ну конечно, если она не едет... Я не хотел
сказать... Ну хорошо. До свидания.
Потом я узнал уже от других профессоров, что он горячо
дрался за меня, отстаивал. Там была попытка со стороны кого-то
из профессоров сказать: «С какой стати, у нас есть свои канди-
даты, а мы будем брать людей со стороны», но он напомнил,
что не «со стороны», чго я закончил Академию, имею медаль.
Альбицкий и Данилевский меня поддержали, и, в конце концов,
я получил большее число голосов и оказался избранным на
заграничную командировку.
Иван Петрович меня поздравил и тут же говорит:
— Знаете что, сударь, я вас не для того приглашал в ассис-
тенты, чтобы вы через два года бросили лабораторию и уехали
за границу. Правда, с хорошими целями, но все-таки вы меня
поставили в трудное положение. Я вам помог получить команди-
ровку, но ставлю вам одно условие: вы не уедете, пока я не найду
вам замены!
— Что ж, хорошо.
И начал он искать мне преемника.
Свои услуги предложил Игорь Владимирович Завадский, ас-
систент одного провинциального медицинского факультета. Он
действительно два года заменял меня. А потом, после моего воз-
вращения, Бабкин занял это место, так что все обошлось благо-
получно.
Иван Петрович дал мне рекомендательные письма к Херингу
в Лейпциг и к Ленгли в Кембридж, предварительно очень вни-
мательно обсудив со мной, куда ехать. У Херинга я познакомился
еще с Гартеном и съездил на несколько месяцев в Гессен.
Первый месяц я потратил на то, что жил в Берлине и очень
основательно занимался немецким языком, брал уроки. После
этого, уже в конце марта, переехал в Лейпциг. В Лейпциге очень
хорошо было работать. Через 2 года приехала ко мне Елизавета
Иоакимовна, мы один месяц потратили на отдых, ездили в Ти-
роль, потом переехали в Англию, из Англии в Неаполь, так что
все время было использовано.
Я писал Ивану Петровичу, от него получал ответы с одобре-
нием того, что мною было написано и сделано. Затем я ему посы-
лал некоторые работы. Есть у меня письмо, где мой учитель
благодарит за присылку работ Херинга, — они потом пригодились
для дальнейших исследований по условным рефлексам.
В 1905 году началась систематическая работа по условным
рефлексам. Зеленому Павлов дал изучать рефлекс от слухового
аппарата, мне — от зрительного. Только я начал работу — надо
было на зрительные раздражения вырабатывать рефлексы, — как
вдруг появляется в лаборатории комиссия — принц Ольденбург-
ский привозит британского посла сэра Артура Никольсопа. Иван
154
Петрович объясняет на русском языке, а Ольденбургский перево-
дит на английский язык Никольсону, что, мол, если какой-нибудь
раздражитель будет совпадать с работой слюнной железы, воз-
никнет условный рефлекс. Тот говорит: «Значит, можно и на пи-
ковую даму получить слюноотделение?» Почему именно на пи-
ковую даму— не знаю. Принц захохотал, перевел это Ивану
Петровичу и говорит:
— А знаешь, может быть, действительно сделать так, чтобы
на пиковую даму?
— Хорошо.
С этого и началось. После их ухода Иван Петрович сказал:
— Давайте возьмите на цвета, в первую очередь цвета.
Это был самый неудачный выбор из всех раздражителей.
Я полтора года просидел над тем, чтобы выработать дифференци-
ровку на цвет у собак.
Был период, когда Боткинская лаборатория закрылась. Иван
Петрович был уже большим ученым-физиологом, а все кафедры
были заняты. Освободилась кафедра в университете, но туда
попал по конкурсу Введенский, а не Иван Петрович Потом он
конкурировал в Томске, на кафедре фармакологии, и в Военно-
медицинской академии, на кафедре фармакологии. Его выбрали
и тут, и там. Он и решил остаться в Петербурге. В это же время
был основан Институт экспериментальной медицины, и было ре-
шено открыть там физиологический отдел. Так что Иван Петрович
сразу получил кафедру фармакологии и лабораторию в Институ-
те экспериментальной медицины. С тех пор у него уже широко
могла пойти работа.
Я хочу остановиться на том периоде, когда Иван Петрович
особенно усиленно стал изучать роль отдельных анализаторов и
взаимоотношения между функцией и структурой, когда он присту-
пил к экстирпациям различных частей коры больших полушарий
с целью выяснить локализацию.
Надо сказать, что с самого начала, когда он только приступал
к изучению условных рефлексов, он был несколько скептически
настроен по отношению к В. Бехтереву. Помню, что еще в 1905 году
я обратился к Павлову с просьбой показать мне литературу, с
которой необходимо познакомиться. Он мне сказал, что подходя-
щей литературы он не знает, и назвал мне лишь «Физиологиче-
скую психологию», которая уже у меня была тогда.
С момента, когда Иван Петрович Павлов выступил в Обществе
русских врачей с первыми докладами, он принялся за системати-
ческое изучение условных рефлексов и видел в этом подведение
физиологической базы под психологию. С большим сочувствием
к этому делу выступил и И В. Тарханов. Он считал, что это
очень продуктивное, очень полезное дело, и высказал ряд пер-
спективных соображений
Помнится интересный момент, связанный с операцией над
большими полушариями. Иван Петрович сначала просто проверял
и отрицал те факты, которые были получены у Бехтерева, а затем
155
сам уже систематически направлял свои исследования. Были
сделаны хорошие работы тем же Тихомировым, потом Эльясоном,
Тороповым, Кудриным, которые в конце концов привели к тому,
что Иван Петрович создал свое представление о том, что про-
екционные зоны у собак переслаиваются, что точного разграни-
чения нет, что в каждой проекционной зоне нужно усматривать
ядерную часть, центральную часть и периферическую, более рас-
сеянную, в которой и происходит перемешивание волокон от раз-
личных органов чувств.
Тогда, в 1908—1909 годах (тут была сделана и моя работа с
удалением верхних половин полушарий у собаки), Павлов отрицал
точку зрения Флексига о том, что кроме проекционных зон нужно
усматривать еще особые ассоциационные зоны, которые устанав-
ливают связи между отдельными проекционными зонами и служат
для выполнения высшей психической функции. В то время каза-
лось, что обычный условный рефлекс и представляет собой наи-
высшую форму высшей нервной деятельности, и так как условные
рефлексы не выпадали иначе как при разрушении почти целого
полушария, создалась такая точка зрения.
Помню, как я делал доклад в Обществе русских врачей об удале-
нии верхних половин полушарий. В этой работе оказалось, что все
условные рефлексы сохранились, хотя в удаленную область входи-
ла кора, и слюноотделительный центр Белицкого, как его называл
Иван Петрович, и значительная часть зрительного анализатора и
двигательного анализатора. Но тем не менее условные рефлексы
очень хорошо вырабатывались и были налицо и условные рефлек-
сы и дифференцировки, за исключением кожных.
В Иване Петровиче замечательно было то, что он считал
факты особенно ценными и всегда подчеркивал, что во главе всег-
да должен стоять «господин факт» и что если факты противоре-
чат гипотезе, то нужно отбросить гипотезу и держаться фактов.
Эту точку зрения он всегда последовательно проводил, и когда
факты заставляли его несколько изменить свои формулировки, он
это свободно делал, в отличие от некоторых учеников, которые,
став на какую-нибудь одну позицию, никак не могли с нее сдви-
нуться, и очень часто при этом происходили курьезы. Когда при
беседах Иван Петрович высказывал определенные соображения,
некоторые ученики сейчас же записывали это и на следующей
неделе приходили и начинали докладывать, а Павлов говорил:
— Ну, что это, сударь? Чепуха это все!
— Как чепуха, вы же сами говорили?
— Ну, мне тогда казалось так. Но это же чепуха, ведь факты
этому противоречат!
И его оппоненты были в смешном положении.
Я думаю, что сейчас он многих заставил бы немножко поче-
сать затылок, если бы послушал некоторые высказывания, от
его имени исходящие.
Была у нас полоса, когда военные врачи из полков приезжали,
156
и в это время Иван Петрович высказывал свои очень ценные,
очень интересные мысли относительно пищевого центра. Он ана-
логизировал пищевой центр с дыхательным центром и считал,
что нужно признать комплексным центром большую структуру,
функциональную и анатомическую, которая участвует в пище-
вом процессе, и назвал эту структуру пищевым центром. Это было
интересное и до сих пор имеющее огромное значение исследова-
ние Ивана Петровича.
Очень интересны были опыты по удалению больших отделов
передней половины и задней половины мозга. При удалении зад-
ней половины выпадали некоторые рефлексы, но все-таки вся
основная высшая нервная деятельность протекала более или менее
нормально, а при удалении передних половин были значительно
более глубокие расстройства, вся моторная сфера была нарушена.
Тогда Иван Петрович дал очень интересную формулировку,—
это объясняется тем, что удалена кинестетическая зона, следова-
тельно, при суждении о поведении нужно считать, что в моторном
отношении собака — дура, а по слюнной железе — она вполне
разумное существо, потому что слюноотделительные рефлексы
протекали довольно благополучно, движения же у собаки были
настолько расстроены, что ее нужно было подвешивать к станку
и никаких сложных двигательных актов осуществлять она не могла.
Но даже при удалении значительно меньших поверхностей
сложные синтетические рефлексы оказывались сильно нарушен-
ными.
К этому же времени, к 1909—1910 годам, опять-таки к тому
периоду, когда я был в заграничной командировке, относится вы-
ступление Ивана Петровича в Москве. Это было большое научное
событие у нас в стране. Иван Петрович выступил с докладом об
условных рефлексах на заседании Общества испытателей при-
роды, затем его пригласило так называемое Леденцовское обще-
ство'— общество, которое организовали Высшие женские курсы
и частный медицинский институт. В Леденцовском обществе
Иван Петрович закончил свой доклад заявлением, что дальнейшее
изучение условных рефлексов встречает страшные затруднения
в силу того, что нужно создать специальную обстановку, рабо-
тать в открытых, незаглушеиных комнатах нельзя, что все побоч-
ные раздражители нарушают ход эксперимента и что нужно
создать специальную лабораторию.
Его сокровенной мечтой было создание звуконепроницаемых
камер, в которых животные были бы совершенно изолированы
и от окружающей среды, и от экспериментатора, и можно было
бы наносить чистые раздражители в форме физически чистых
звуков, световых раздражений уже спектрально чистых. Средства
на это были ассигнованы. Тогда Иван Петрович написал мне
письмо (я получил его, уже будучи в Кембридже), что с успехом
прошел его доклад в Москве и что одно научное общество от-
кликнулось и ассигновало средства на постройку специальных
звуконепроницаемых камер.
157
На пожертвования этого Леденцовского общества и была
начата постройка «башни молчания», которая находится в Инсти-
туте экспериментальной медицины и сейчас составляет основу
этого отдела. В 1911 году началась проектировка этого здания.
Сюда приезжал академик Лазарев, который помогал Е. А. Гани-
ке в том, чтобы спроектировать надлежащим образом устройство
этих камер и достигнуть звуконепроницаемости, устроить гене-
раторы чистых звуков. Все это было сделано Е. А. Ганике при
консультации Петра Петровича Лазарева, и в 1912 или 1913 году
была уже начата постройка этой башни. Но из-за мировой войны
пришлось ее прервать, потому что средства иссякли, рабочей
силы не было, сотрудников тоже в это время не было, так дело
и застыло года на три или четыре.
Потом уже, во время одного из юбилеев Ивана Петровича,—
кажется, когда ему исполнилось 65 лет,— нашим правительством
были ассигнованы средства на достройку этих камер, и они были
приведены в то состояние, в каком находятся сейчас.
Теперь о знаменитых «средах». Они начались уже значительно
позже, в советский период. У Павлова был отдел в Институте
экспериментальной медицины, сначала вся работа там концен-
трировалась.
Очень интересные заседания происходили в Философском об-
ществе, где шло обсуждение вопроса — можно ли объективно
изучать психические явления, правильный ли этот путь или не-
правильный? В общем, Философское общество с большим инте-
ресом отнеслось к исследованиям Ивана Петровича. Выступал
там Александр Иванович Введенский, сильно поддерживал учение
об условных рефлексах, несмотря на то что сам был сторонником
идеалистической философии, но, как психолог, был широко обра-
зован, стоял на правильных позициях. Между прочим, в это время
вышла его книга «Психология без всякой метафизики», с ко-
торой познакомился Иван Петрович и говорил, что он всегда
отрицательно относился к психологической науке, считал, что пси-
хология стоит не на научных основах, что ее нельзя рассматри-
вать как науку, но эта книга показывает, что это есть настоящий
научный труд. Автор определенно стоял на идеалистических по-
зициях, но конкретный материал был дан хорошо, и Иван Петро-
вич это высоко ценил.
В эти годы начались и усиленные посещения Павлова ино-
странными учеными. В 1907 году к Ивану Петровичу из Глазго
приезжал физиолог Кеткарт, провел здесь около полугода. В 1913
году приезжал Шеррингтон. Один голландец приезжал, тоже не-
сколько месяцев провел в лаборатории Ивана Петровича. Ради
них Павлов иногда возвращался к разработке отдельных частных
вопросов физиологии пищеварения, хотя в основном вся лабора-
тория занималась проблемами высшей нервной деятель-
ности.
Я упоминал, что в 1903 году Иван Петрович ездил в Мадрид
на международный конгресс физиологов и там сделал первый
158
доклад «Экспериментальная психология и психопатология на жи-
вотных». Это один из самых замечательных докладов Ивана Пет-
ровича, в котором (еще в 1903 году) была намечена вся дальней-
шая перспектива работы. Потом последовательно он выступал
в Лондоне, затем в Эдинбурге, в Берлине на международных
конгрессах.
Интересны были его впечатления от поездки в Мадрид: он вер-
нулся с большим подъемом, потому что доклад был хорошо встре-
чен, но был очень недоволен самой Испанией, множеством нищих,
особенно он был возмущен боем быков.
По словам Ивана Петровича, это зрелище произвело такое
неприятное, тяжелое впечатление на представителей северных
народов, что физиологи целого ряда стран, в частности трех скан-
динавских, сам Иван Петрович и кто-то еще из наших, кажется
А. И. Введенский, заявили протест оргкомитету против того, что
он позволяет себе развлекать их таким безнравственным заня-
тием, как бой быков.
Это был единственный случай, известный мне, когда междуна-
родный конгресс вызвал неудовольствие Ивана Петровича. В ос-
тальных случаях он всегда отзывался о международных совеща-
ниях физиологов с большой похвалой.
Очень интересно, как Ивана Петровича встречали на между-
народных конгрессах. В этом отношении особенно примечатель-
ным был Бостонский съезд. Я помню, когда открывался съезд,
в большом зале сидела масса членов конгресса, на эстраде на-
ходился президиум, все уже были в сборе. Последним вошел
Иван Петрович. Все участники конгресса встали, его встретили
бурными аплодисментами. Так же отнеслись к его докладу.
Было подряд два конгресса — международный конгресс физио-
логов в Бостоне и тотчас по его окончании международный кон-
гресс психологов в Ньюхэвене. Иван Петрович участвовал в обоих
этих съездах, принимали участие и мы с Фольбортом.
На конгрессе физиологов тогда было внесено предложение
прослушать доклад Ивана Петровича на русском языке. Обычно
он читал доклад, переведенный на тот или иной язык, большей
частью на немецкий, но произносил немецкие слова с русским
акцентом. А тут американцы — главным образом, я думаю, Кэн-
ион был в этом деле замешан — внесли предложение заслушать
доклад Ивана Петровича на его родном яыке (хотя русский я )ык
не считался тогда международным), чтобы видеть его жестикуля-
цию, мимику и т. д.
Дело было организовано таким образом, что текст доклада
был переведен и тщательно проверен Иваном Петровичем с помо-
щью Фольборта и Владимира Ивановича Павлова, сопровождав-
шего его. Иван Петрович должен был читать по-русски, а Анреп,
отрезок за отрезком, переводить на английский язык.
Было огромное стечение публики. Весь конгресс, конечно, со-
брался слушать Ивана Петровича. Он начал очень оживленно,
что всегда ему было свойственно, с большой горячностью произно-
159
сил свой доклад и вместе с тем внимательно слушал перевод.
И вдруг в одном месте он восклицает:
— Вы что это?..
Дело в том, что Анреп вкатил одну фразу о себе самом. Уже
после того, как весь доклад был проверен, все было в полном
порядке, Анреп самовольно вставил кое-что о своих собственных
исследованиях, что не входило в доклад Ивана Петровича. Иван
Петрович тотчас это заметил, и Анреп прекратил отсебятину и
продолжал дальше.
Закончился конгресс тем, что Павлова провозгласили «ста-
рейшиной физиологов мира».
* * *
В то время, когда Павлов жил на углу Введенской и Пушкар-
ской, против Введенской церкви, где теперь поликлиника, его
часто посещали иностранные ученые. Один раз был приглашен
Кеткарт, который у него несколько месяцев работал, потом при-
езжал Бикель из Берлина с визитом на несколько дней. В этих
случаях он устраивал обед и приглашал некоторых сотрудников,
в частности и я получал приглашения.
Я был в то время определенным образом воспитан и знал,
что если пригласили к обеду, то в ближайшее воскресенье нужно
сделать визит. Я был морским врачом, приехал из Тифлиса, где
эти церемонии очень строго соблюдались.
В ближайшее воскресенье я нарядился в форму (в то время
это был длинный черный сюртук с эполетами, с саблей) и
отправился с визитом. Позвонил — мне открыли. Вышла Серафима
Васильевна, поздоровалась со мной, села, потом побежала в
другую комнату и сказала Ивану Петровичу, что я пришел. Я слы-
шу из соседней комнаты:
— А что ему нужно?
Вскоре она опять вышла, я посидел две-три минуты, обменялся
какими-то фразами и ушел.
Приехал я в Институт экспериментальной медицины, рассказы-
ваю все Е. А. Ганике. Тот покатился с хохота. Вот, говорит, тоже
нашли — к Ивану Петровичу с визитом идти!..
Оказалось, что в это время Павлов сажал какую-то рассаду,
готовился к поездке на дачу, да и вообще никаких визитов, ни-
каких формальностей не признавал.
Часто у него бывали те, кто обладал какими-нибудь музы-
кальными способностями. Бывал Красногорский — он на рояле
играл, Е. А. Ганике он приглашал иногда с виолончелью, на кото-
рой тот играл великолепно, приглашал Сперанского. Иногда
устраивались квартеты. Купалов играл на скрипке. Красногор-
ский и композитором себя считал,— прошел какой-то класс компо-
зиции. Но Евгений Александрович, послушав произведение Крас-
ногорского, как-то подпрыгнул и сказал: «Так ведь это же от того-
то взято!» (Он был музыкально хорошо образован).
160
Евгений Александрович замечательно играл на фисгармонии
и на виолончели. Вместе с тем он не любил лишнего общества.
В Институте экспериментальной медицины рядом с его рабочей
комнатой была клетушка, где хранились такие ценные вещи, как
спирт и прочее. Там он поставил фисгармонию. Он сам себе делал
ленты, пробивал дырочки и, приспособляя их к фисгармонии, за-
пускал ее, а сам брался за виолончель и под аккомпанемент фис-
гармонии играл, причем это происходило в ночные часы. Он при-
ходил в лабораторию в час или в два, сидел долго и, когда все рас-
ходились, играл. Изредка нам, счастливчикам, удавалось попасть
к нему на концерт. Я с большим удовольствием слушал его.
Потом, несколько позже, как-то пригласил он Елизавету Иоа-
кимовну и меня и устроил нам концерт из произведений Листа.
Как я уже говорил, у Ивана Петровича был такой порядок:
в любой день вечером, в девять часов, с предупреждением и без
предупреждения, можно было ходить к нему.
Секунда в секунду должен был быть подан самовар. Он зава-
ривал чай (почему-то был такой порядок, что вечерний чай он
заваривал сам), затем напевал: «тра-та-та», любимый мотив его
был из «Кармен», хор мальчиков, садился и начинал расклады-
вать пасьянс. Тогда Серафима Васильевна уже наливала и пода-
вала ему чашку чая, и вот в это время можно было к нему при-
ходить, все деловые или полуделовые разговоры нужно было
вести в это время, с девяти до одиннадцати. Я засиживался у него
иногда до часу. При этих посещениях велись всякие разговоры —
и о политике, и об общественной жизни, и о религии, и о наци-
ональном вопросе. Очень много было интересных бесед. Я никогда
не злоупотреблял этим, но если заходил, то сидел сколько
можно.
...Это было связано с юбилеем В. В. Савича, которого мы все
любили. Не помню, сколько лет ему Тогда исполнилось, — веро-
ятно, шестьдесят. Мария Капитоновна Петрова устроила у себя
на квартире, в большом доме, куда когда-то эмир бухарский при-
езжал, встречу всех учеников Ивана Петровича. Вечер очень ми-
ло, уютно протекал, был Иван Петрович, а утром в этот день мы
чествовали Владимира Васильевича в лаборатории. Вот тогда я
впервые применил выражение «староста», назвав Владимира Ва-
сильевича «старостой павловской школы». Он действительно был
таким «старшим» у нас, все его одинаково ценили и уважали.
Об этом кто-то рассказал Ивану Петровичу, и на ужине у Марии
Капитоновны Иван Петрович произнес такую фразу:
— Я не люблю повторять чужие слова и никогда чужих слов
не повторял, но я сегодня слышал, что Леон Абгарович назвал
Владимира Васильевича «старостой павловской школы». В виде
исключения я повторяю эту фразу и пью за здоровье Владимира
Васильевича как за старосту моей школы!
На этом вечере, по предложению Марии Капитоновны, каж-
дый из нас карандашом расписался на скатерти, оставил свой
автограф, а потом она дала вышить гладью эти фамилии. Эта
® А Арзуманян 1*"»1
скатерть осталась после Марии Капитоновны со всеми вышиты-
ми гладью подписями учеников Ивана Петровича.
По воскресеньям у Ивана Петровича устраивалась игра в ду-
рачки. Всегда собиралась определенная группа своих—Иван Пет-
рович, Серафима Васильевна, Вяжлинский, фармаколог Камен-
ский. Протекали эти встречи очень бурно. Иван Петрович горя-
чился, а Серафима Васильевна (она была очень веселая, живая
женщина) всегда сговаривалась, чтобы «посадить» Ивана Петро-
вича. Он не поддавался, но если его оставляли в дураках, прихо-
дил в страшную ярость.
Павлов был большой любитель городков, считал, что из всех
видов спорта и физических упражнений самое лучшее — это играв
городки. Я раз как-то присутствовал при игре, но больше мне
не хотелось, потому что все это происходило со страшным азартом,
главным образом с препирательствами между ним и сыновьями.
А Серафима Васильевна рассказывала как-то, что на даче, когда
они жили в Силомягах и устраивали игры, кухарка прибегала и
говорила: «Бегите скорей, а то они перессорятся!» — такие проис-
ходили бурные споры из-за нарушения правил.
В Колтушах у нас хранились городки, которыми он играл.
Когда он состарился, для него сделали городки несколько умень-
шенного размера. И площадка там была специально для городков.
Иван Петрович каждую среду участвовал в работе гимнасти-
ческого общества. Собирались врачи-гимнасты сначала в одном
из помещений адмиралтейства, потом около Инженерного замка,—
там есть такие маленькие домики.
Я однажды пошел на эти гимнастические занятия, потому что
Иван Петрович сказал как-то:
— Ну что вы, сударь, нельзя же без гимнастики.
А Перельцвейг, оказывается, эти занятия долго посещал. Там
было очень много врачей, в том числе этот Перельцвейг, Явейн (был
такой терапевт, он немецкое училище кончил, поэтому хорошо
владел всеми гимнастическими приемами). Иван Петрович, что
называется, задавал тон. Из молодежи был Виталий Григорьевич
Хлопин, тогда студент четвертого курса университета. Когда на-
чинались вольные движения, нужно было по команде махать
руками или ходить. Иван Петрович снимал пиджак, приносил
какие-то холщовые туфли. Он давал разные смешные названия
неудачникам. А Перельцвейг никак не мог попасть в тон. Если
шли и раздавалась команда «Стой!», он непременно должен был
сделать еще лишний шаг. Если махали руками вперед и назад,
а потом была команда переменить движение, он делал еще лиш-
нее движение—всегда отставал, а при беге или внезапном пово-
роте обязательно сталкивался с кем-нибудь. Хохотали при этом
все... й
А Иван Петрович очень серьезно к этому относился. С одно
стороны, он всякие шуточные названия любил, но вместе с тем
сердился, если кто-нибудь на пять минут раньше уйдет или на
пять минут опоздает.
162
Он очень любил ездить на велосипеде, пока не сломал ногу,
при этом вся семья имела велосипеды — у него, у Серафимы Ва-
сильевны, у трех сыновей и у дочери. Должны были придержи-
ваться строгих правил — он непременно впереди (они вереницей
ездили кататься), потом дочь, сыновья, и замыкала шествие Се-
рафима Васильевна. Он ехал впереди для того, чтобы не допус-
тить чрезмерно быстрого темпа движения, а Серафима Василь-
евна сзади должна была наблюдать, чтобы кто-нибудь не сошел с
пути. Таким образом они делали иногда большие прогулки.
Велосипед его тоже хранился в Колтушах, велосипед без сво-
бодной передачи, потому что он говорил:
— Позвольте, как же так можно,— тогда будешь ехать по
инерции, не работая! Для чего же ездить на велосипеде, если не
работать?!
Он все время работал ногами, чтобы упражняться. На этой
почве у него тоже бывали с сыновьями споры,— они хотели сво-
бодную передачу, а он считал, что ее не должно быть.
Между прочим, когда в Гельсингфорсе был съезд северных
физиологов, туда тоже были доставлены велосипеды, и по
Финляндии совершали прогулки: он, Тигарштедт и еще несколь-
ко человек.
Лето Павлов проводил в Силомягах, около Нарвы, чуть ли
не на протяжении двадцати — двадцати пяти лет в одном и том
же доме, и не хотел менять, говорил, что нет лучшего места, луч-
шего курорта, что и море и пляж там самые замечательные. Он
еще в мае начинал заготавливать необходимую рассаду цветов
и в эти дни иногда даже не заходил в лабораторию. Иван Шу-
валов приносил ему черную землю с усадьбы Института экспери-
ментальной медицины. Затем 28 или 29 мая он уезжал на один
день в Силомяги, сажал эти цветы, а с 1 июня уже абсолютно
прекращал на три месяца посещение лаборатории. Летом, как
он сам рассказывал, он любил читать беллетристику или истори-
ческие сочинения, иногда делился, рассказывал, какое впечатле-
ние на него произвела та или иная книга.
Коснусь характерных черт Ивана Петровича. Это такой
вопрос, который всегда всех интересует, — отношение его к ре-
лигии.
Примерно в 1911 или 1912 году, когда его избрали председате-
лем Общества русских врачей, произошел знаменательный ин-
цидент. Должно было быть объединенное заседание Общества
русских врачей и Хирургического общества. Такие объединенные
собрания устраивались два раза в год — один раз в день кончины
Боткина и другой раз в день рождения Пирогова: заседание, по-
священное Боткину, и заседание, посвященное Пирогову.
Боткинские заседания обычно начинались с панихиды. В зале
Пироговского музея устраивалась сначала панихида, а затем
начиналось научное заседание, обычно бывал какой-нибудь один
Доклад, который был посвящен памяти Боткина.
6*
163
В первый же год, как председателем оказался Иван Петрович,
пришел секретарь общества (сейчас не помню, кто в то время был)
договариваться с Иваном Петровичем относительно докладчика на
этом боткинском заседании. Вдруг Иван Петрович в присутствии
всех работников лаборатории говорит:
— Что это у нас тут завелась манера ни с того ни с сего устра-
ивать панихиду? Какое имеет отношение научное общество к па-
нихиде?! Мы, ученые, собираемся почтить память ученого, а тут
вдруг почему-то панихида... Я думаю, надо изменить этот порядок.
Все молчат Потом он говорит:
— Так что вот мы и распорядились — никакой панихиды уст-
раивать я не буду. С какой стати на заседании общества панихи-
ду устраивать?
Одним словом, отменили.
На такое боткинское заседание всегда приезжала вдова Бот-
кина, приходили сыновья (оба они были профессорами и терапев-
тами) — Сергей Сергеевич и Евгений Сергеевич, их жены, затем,
кажется, приходила дочь С. П. Боткина с мужем,— словом, вся
семья. И в этот раз тоже все собрались, причем все в черном.
Заседания происходили очень торжественно, военные были в
мундирах, гражданские— во фраках.
Панихиды нет. Председатель объявляет:
— Сегодня заседание, посвященное памяти С. П. Боткина,
прошу почтить память вставанием.
На следующий день приходит Иван Петрович в лабораторию.
Только снял пальто, повесил, входит в комнату внизу, ударяя
рукой по лбу:
— Какого я дурака свалял вчера! Как не подумал! Мне не
хотелось нюхать ладан, а я не подумал о том, что почувствуют
члены семьи. Ведь они же пришли не доклады наши слушать,
они привыкли к тому, что мы посвящаем заседания памяти
Боткина, служим панихиду, они же религиозные, верующие лю-
ди! Я не верующий, но я все-таки должен считаться с верующими.
Никогда себе этого не прощу! Я это понял, как только увидел
выражение лиц у вдовы и у остальных членов семьи...
Я не могу точно вспомнить, — продолжал Леон Абгарович,—
когда именно, но знаю только, что из года в год к Ивану Петро-
вичу приезжал старик, очень почтенный, с большой седой боро-
дой, его товарищ по выпуску Военно-медицинской академии, врач,
который работал в Воронеже. Приезжая в отпуск, он обязательно
заходил к Ивану Петровичу. Они поднимались наверх, в каби-
нет, сидели там с полчаса, беседовали. Иван Петрович поил его
чаем, потом они мирно расходились. Он нам говорил, что «это
очень милый человек, врач из Воронежа, постоянно меня наве-
щает, я всегда очень рад с ним побеседовать».
В один прекрасный день приехал этот врач, поднялись они.
как всегда, наверх, сначала тихий говор раздавался, потом
164
голоса все повышались, наконец слышим, что Иван Петрович
что-то громко говорит, почти кричит. Мы обеспокоены, ждем.
Наконец быстро скатываются с лестницы оба.
— До свидания.
— До свидания.
Старик одевается и уходит, а Иван Петрович входит в общую
комнату со словами:
— Черт его знает, всегда приходил ко мне, так приятно было
вспомнить студенческие годы, мы беседовали, а тут пришел и
говорит: «Как ты относишься к загробной жизни?» Я говорю:
«Как отношусь? Какая же загробная жизнь?» — «А все-таки,
как ты думаешь — загробная жизнь существует или не существу-
ет?» Я сначала ему отвечал, потом мне надоело. «Как тебе
не стыдно, ты врач—и говоришь такие глупости!» Он говорит:
«А меня интересует этот вопрос». — «Ну, если тебя такие глупости
интересуют, иди куда-нибудь в другое место и не мешай мне за-
ниматься наукой». На этом мы и расстались.
На следующий день Иван Петрович приходит белее полотна,
мрачный и хватается за голову:
— Какого я вчера дурака свалял, что я наделал! Ведь доктор
тот, вчерашний, ушел из лаборатории и ночью покончил с собой.
Большую дозу морфия впрыснул себе и умер... А я-то не сообра-
зил того, что у него недели три или четыре тому назад скончалась
жена и человек искал себе утешений, надеялся, что если сущест-
вует загробная жизнь, то он все-таки встретится с душой умер-
шей жены, с которой он прожил около пятидесяти лет. А я этого
ничего не понял и так оборвал его... Он, очевидно, рассчитывал
на поддержку, на утешение—и такой трагический конец! Все-
таки нужно думать немножко и о других-людях...
Затем как-то накануне пасхи Иван Петрович мне говорит:
— Знаете что, завтра пасха, там начнут везде собираться, с
визитами ходить и т. д. В лаборатории будет пусто, отчего бы
вам завтра не поработать?
Я отвечаю:
— Отчего же не поработать.
— Тогда приходите завтра в лабораторию, поставьте опыт.
— С удовольствием.
На следующий день я прихожу. В лаборатории — один Иван
Петрович и служитель, Иван Шувалов, как полагается. Служитель
поставил ему чайник, дал отчет о состоянии собак и ушел. Иван
Петрович начал со мной беседовать, опыт мне испортил, конечно,
потому что разговаривал. Других никого не было. Тут, между
прочим, он и высказал такую мысль:
— Не хочется идти домой, всякие визитеры — неинтересно
А только, знаете, я ужасно люблю служб)7 пасхальную. Все таки
хожу иногда к заутрене. Во-первых, замечательное пение, во-
вторых, это впечатления детства. Живо вспоминаю, как мать сна-
ряжала меня и братьев в церковь. Давала свечку с собой. Говори
ла, что там, во время заутрени, свечку нужно зажечь, а потом
165
нести ее домой. Мы шли и боялись, как бы не потухла свечка.
И эти воспоминания так радуют, приносят такое спокойствие, что
я с большой охотой под пасху и под рождество бываю в церкви.
Таково было отношение И. П. Павлова к религии. С одной
стороны, любовь к церковному пению, к этой красивой обряд-
ности, заложенная с детства, а с другой стороны — резко атеис-
тические взгляды ученого.
Несмотря на это, ходили всякие слушки. Я помню, один из
них потом даже попал на сцену. Кто-то пустил слух, будто
Иван Петрович очень религиозный человек, будто он даже старос-
той был в Знаменской церкви, около Московского вокзала, и что
он, проходя мимо какой-нибудь церкви, останавливается, крестит-
ся и кладет поклоны. И будто бы, когда он крестился у какой-то
церкви, проходивший мимо красноармеец сказал:
— Ишь ты, темнота!
Если помните, это действительно вставили в какую-то пьесу, а
артист Скоробогатов как-то прочел у нас этот отрывок. Мы тогда
объяснили, что это неверно, и обратились к театру с просьбой
выбросить эту порочащую Павлова чепуху из пьесы.
Мы, его ученики, работавшие с ним, хорошо знали материа-
листические взгляды Ивана Петровича. Помню, начиная свою
работу по условным рефлексам, он сам говорил, что это, конечно,
настоящий материализм, а материалистический подход требует,
чтобы была уравновешенная система, в которой малейшее измене-
ние в каком-нибудь пункте сейчас же влечет за собой уравновеши-
вающее явление. Он утверждал, что все в природе представляет
уравновешенную систему, малейшее нарушение которой должно
вызвать ответную реакцию, и с этой точки зрения ему казалось,
что условные рефлексы вполне соответствуют материалистиче-
скому учению. На эту тему среди нас часто возникали интересные
беседы. Я помню, что Г. П. Зеленый и я сам занялись изучением
философии. Мне было неясно, почему Челпанов и некоторые ДРУ’
гие резко обрушиваются на материализм, пока я не понял, что
они говорят о вульгарном материализме.
Иван Петрович тоже принимал участие в этих философских
беседах.
Прошло много лет после этого, и уже примерно в 1919 году,
когда я еще был ассистентом в Институте экспериментальной
медицины, как-то, не знаю уж по какому поводу, он зашел ко
мне в комнату.
— Так вот, Леон Абгарович, я не могу молча думать. Я не-
пременно должен думать вслух, и мне нужен собеседник, нужен
кто-нибудь, кому я мог бы изложить свои мысли.
И действительно, часто, когда к нему заходили, он говорил:
— Мне некогда, я этим не могу заниматься, я вас направляю к
такому-то. А вы послушайте, о чем мы говорим.
И начинал рассказывать о том, что его больше всего в этот мо-
мент интересовало.
166
— Вот пока я работал над вопросом пищеварения,— говорил
Иван Петрович, — мне помогала Сарра Васильевна (он обычно
называл так Серафиму Васильевну), я с ней обсуждал дома
все вопросы, она записывала мои мысли, а на следующий день
я мог с другими разговаривать и к этому привык. Но с тех пор
как я перешел на условные рефлексы, мне становится все труднее
и труднее, потому что каждый раз, как стану говорить, Сарра Ва-
сильевна начинает волноваться: она же верующий человек, тотчас
начинает плакать и твердить: «Что ты делаешь?! Ведь это же ве-
дет к материализму, это же настоящий материализм!» Как я ее
ни убеждаю, что это чистая наука, она все свое твердит! Поло-
жение такое, что я уже чувствую себя скованным и не могу так
свободно думать, как мне нужно. Отсюда и мое сближение с
Марией Капитоновной. Мария Капитоновна умеет сразу же ожи-
вить разговор, поддержать его, и это мне дает возможность ду-
мать, как я привык, — думать вслух.
В молодые годы Иван Петрович Павлов очень увлекался Пи-
саревым, в семинарские годы с увлечением читал книжку Льюи-
са «Физиология обыденной жизни». Это был популярный учебник
физиологии, которым Иван Петрович увлекся. Он и натолкнул
его на мысль не оставаться по окончании семинарии на богослов-
ском факультете, а поехать в Петербург и поступить в универ-
ситет.
В студенческие годы Павлов сильно увлекся физиологией.
В то время в университете физиологию преподавали два профессора
Овсянников — гистологию и Цион — физиологию. Кафедрой за-
ведовал Овсянников, а Цион был вторым профессором. Оба они
одновременно и читали курс, и руководили научной работой сту-
дентов.
Павлов характеризовал Циона в тот период, когда тот был про-
фессором университета, как совершенно исключительного виви-
сектора, прежде всего, а во-вторых, как замечательного лектора,
в-третьих же, как человека, который умел держать всех сотрудни-
ков в руках — не какими-нибудь там суровыми мерами, а просто
своим собственным отношением к делу.
Иван Петрович несколько раз рассказывал о двух фактах из
жизни университета того времени. Вопрос касался вивисекции.
Цион сердился, когда люди на вивисекционном опыте забрызги-
вались кровью, вымазывали руки, работали недостаточно акку-
ратно и опрятно. Цион говорил, что нужно уметь орудовать
только инструментом, не пачкать руки и что вообще все должно
быть красиво, чисто, аккуратно. Однажды он сказал:
— Я держу пари, что в канун Нового года я поставлю опыт
с сердечными нервами
Как известно, этот опыт требует перевязки целого ряда ар-
терий и вскрытия грудной клетки. Следовательно, нужно пере-
кусить шесть-семь ребер, отвернуть переднюю грудную стенку и
отпрепарировать сердечные нервы,— это одна из самых кровавых.
167
самых тяжелых операций, какую вообще приходится делать ви-
висектору.
И действительно, Цион приехал около одиннадцати часов.
В лаборатории собрались его ученики. А он во фраке, в белой
манишке, в белых перчатках взял скальпель, пинцет, поставил
кого-то ассистировать, проделал весь этот опыт, подраздражал
сердечные нервы, а к двенадцати часам надел пальто и отпра-
вился куда-то встречать Новый год... Во-первых проделал он это
очень быстро и, во-вторых, так аккуратно, что перчатки у него
остались белоснежными.
Иван Петрович любил приводить этот факт как образец блес-
тящей техники и аккуратности.
Другой случай — несколько иного порядка. Говорят, обыкно-
венно, когда Цион вел опыт, вокруг толпились студенты, и иног-
да раздавались жалобы, что с собак прыгают блохи. Один из
сотрудников как-то сказал:
— Фу ты черт, блохи одолели!
Тогда Цион вдруг поворачивается к нему:
— Как вам не стыдно, вы биолог и говорите такие пустяки!
Разве вы не знаете, что блоха собачья и блоха человечья—это
разные виды? Какая же собачья блоха будет по вас прыгать?
Это вам должно быть стыдно, что сами заносите сюда блох!
С этого момента никогда и никто не решался пожаловаться,
что его кусает блоха.
Все свои основные студенческие работы Иван Петрович про-
вел под руководством Циона в университетской лаборатории.
Павлов навсегда сохранил к своему учителю теплое чувство,
хотя сам находился под сильным влиянием идей Сеченова.
У Сеченова же он фактически никогда не работал и непосредствен-
ного контакта с ним не имел.
После ухода Циона кафедра была поручена Тарханову, кото-
рый и был потом утвержден профессором. Тарханов, ученик Сече-
нова, был оставлен при Академии в адъюнктуре, где работал }
Сеченова, а после этого находился в заграничной командировке
два года у Гольца и, кажется, у Клода Бернара.
В связи с уходом Циона Иван Петрович снова проявил свою
горячность и решительность поведения. В первый раз, когда Циона
вынудили уйти из Академии, Павлов ушел с кафедры и перешел
к Устимовичу. Потом он рассказывал, что при университете, как
и сейчас, было Общество испытателей природы, в котором было
отделение физиологии. Председателем там был Овсянников. Этот
Овсянников как-то решил сделать доклад. Иван Петрович это
описывал в юмористических тонах. По его словам, Овсянников
бывал в лаборатории Людвига и видел, как Людвиг вел работу
по лимфообразованию. Для этого у него была устроена машинка,
которая вертелась, ноги собаки были привязаны через какие-то
блоки к шнурам, служитель вертел колесо, так же как для искус
ственного дыхания, и ноги собаки проделывали альтернирующие
168
пассивные движения, таким образом выдавливалась лимфа, лимфу
собирали и подвергали исследованию.
Овсянников видел этот опыт, связанный с лимфообразовани-
ем и основанный на пассивных движениях.
Вернувшись в Петербург, он построил такую же машину и
так же заставил собаку делать пассивные движения, и в обществе
сделал доклад о влиянии мышечной работы на обмен веществ.
Этот доклад был зачитан профессором (даже в то время уже
академиком) в Обществе естествоиспытателей, и тогда бородатый
студент Военно-медицинской академии Иван Павлов выступил со
следующим заявлением:
— Позвольте, а при чем тут работа? Какую же мышечную
работу делала собака, когда у нее пассивно вертели ноги?
Это произвело, говорят, ошеломляющее впечатление на док-
ладчика, уже пожилого ученого, который, конечно, ничего не смог
возразить, когда сообразил, что сделал грубую ошибку. Он только
и смог пролепетать:
— Вот тут... этот самый...
Тут Тарханов вмешался (он уже был профессором) и, чтобы
смягчить впечатление от слов Павлова, сказал, что замечание
студента Павлова не столь важно, потому что, конечно, известная
степень работы тут есть, так как не одни же активные движения
мускулатуры обеспечивают работу,— также и пассивные, и, сле-
довательно, с этим нельзя не считаться.
Тогда студент Павлов из публики заявил, что «если таково
отношение к науке, мне здесь нет места!» — и со скандалом ушел.
С тех пор он перестал посещать заседания этого общества. Этот
инцидент со смехом рассказывал сам Иван Петрович.
Несколько лет Иван Петрович пробыл в лаборатории Усти-
мовича — кажется, два или три года< В это время Боткину пришла
в голову мысль организовать физиологическую лабораторию при
терапевтической клинике. Я не знаю, по рекомендации ли Сече-
нова или Устимовича или сам Боткин знал Ивана Петровича, но
он предложил Павлову занять место руководителя этой лабора-
тории. Это было в последний год студенчества Ивана Петровича
или тотчас по окончании — я точно даты не знаю. Во всяком слу-
чае, Иван Петрович был оставлен при Академии на три года и в
это время руководил лабораторией, так что его подготовка к на-
учному руководству кафедрой физиологии протекала не на ка-
федре физиологии, а в клинической лаборатории Боткина. Ведь
когда оставляли при Академии, то потом предоставляли право
выбора специальности. Павлов избрал кафедру Боткина и здесь
был не просто адъюнктом или аспирантом, а руководил работой
Других врачей.
Потом начались его материальные мытарства. У него к этому
времени уже было двое детей. Серафима Васильевна рассказывала
такой интересный случай: они были очень стеснены в средствах,
жалование адъюнкта было маленькое, нужно было экономно жить,
169
и Иван Петрович поставил ультиматум — тратить столько, сколь-
ко он выдавал денег. Сам он никаких лишних расходов не делал,
конечно, но нужно было укладываться в эти деньги. Ему предла-
гали читать лекции то во врачебной школе, то на фельдшерских
курсах, но он не хотел брать никакого побочного заработка, что-
бы не отвлекаться от научных занятий.
Трудные это были годы для Ивана Петровича. Как ученый
он уже созрел настолько, что оставаться в роли руководителя
клинической лаборатории даже при Боткине, которого он очень
уважал и ценил, ему уже было неинтересно. Павлову хотелось
вести свою работу — ведь он и шел-то в Военно-медицинскую ака-
демию для того, чтобы стать самостоятельным исследователем
Помню, 23 декабря 1916 года с Павловым произошел несча-
стный случай. На Лопухииской улице он поскользнулся, упал,
получил перелом шейки бедра и должен был лежать в постели
более двух месяцев.
Произошло это так. Я шел в лабораторию и вдруг вижу впе-
реди, около Института экспериментальной медицины, какая-то
толпа, экипажи стоят. К тому времени, когда я пришел, он уже
был перенесен в лабораторию, там успел побывать принц Оль-
денбургский, затем присланные от него врачи, и Иван Петрович,
бледный как смерть, только успел мне сказать:
— Вот упал и, по-видимому, получил серьезный перелом, не
знаю, чем все это кончится...
В это время подоспела карета «скорой помощи», присланная
принцем Ольденбургским. Ивана Петровича уложили и увезли
домой. До марта 1917 года он лежал в постели.
Февральский переворот и отречение Николая от престола Пав-
лов горячо приветствовал. Выразилось это не только в том инте-
ресе, с которым он выслушивал нас, но и в том, как он требовал,
чтобы каждый, кто приходил, подробно рассказывал, что делается
на улице, каково настроение народа.
Иван Петрович, Лихачев и Вартанов были инициаторами соз-
дания Общества физиологов, задачей которого должен был быть
созыв всероссийских съездов физиологов. Над этим бились очень
долго; в инициативной группе кроме Ивана Петровича, Лихачева
и Вартанова было еще несколько человек, в том числе и я. Мы
подписывали общее ходатайство правительству, но проводили это
дело непосредственно Лихачев и Вартанов. Был целый ряд пре-
пятствий, помех, исправляли проект постановления, устава, пере-
краивали его чиновники, и только после февральского переворота,
уже при Временном правительстве, удалось создать это общество
и созвать первый съезд.
Иван Петрович тогда не смог сам участвовать в работе съезда,
но написал горячее приветственное письмо, которое мы зачитали
на заседании. В письме он приветствовал съезд и говорил, что
наука теперь будет расцветать, что свергнута тирания и т. д. Это
письмо напечатано в первом номере «Физиологического журна-
170
ла», который был основан и стал выходить уже при советской
власти.
На съезде обсуждали кандидатуры на первые должности в Об-
ществе физиологов. Председателем, конечно, единогласно был из-
бран Иван Петрович.
Крайне отрицательно относился он к Керенскому.
— О, паршивый адвокатишка,— говорил Павлов,— такая соп-
ля во главе государства,— он же загубит все!
Когда позже англичане высадились на севере, а японцы на во-
стоке нашей страны, он восклицал:
— Ну, родину мою разрезали на части!
Его настроение несколько улучшилось, когда прогнали англи-
чан с севера, японцев с востока. Когда же начал складываться
Союз Советских Республик, он подчеркивал большое значение той
национальной политики, которую проводило Советское государство,
и говорил, что для русского народа выгоднее и больше чести, ес-
ли он играет и будет играть роль народа, культурно объединяю-
щего остальные народы, а не проводящего колониальную политику
на окраинах страны.
На этих пунктах — на объединении России в Советский Союз
и на национальной политике, которая должна была придать ру-
ководящую роль русскому народу на основе культурного объеди-
нения, а не на основе подавления и колониальной политики,— и
состоялось его примирение, которое выразилось потом в его горя-
чем выступлении на Международном съезде физиологов в Ленин-
граде.
Когда Иван Петрович Павлов вернулся с предыдущего кон-
гресса, состоявшегося в Америке, он мне заявил:
— Я пригласил следующий конгресс к нам в страну на 1935 год.
Я ставлю такое условие: если, вы согласитесь быть моим заме-
стителем и фактически организовать съезд, то я оставлю мое
предложение в силе. Если вы на это не согласны, то напишу от-
каз, скажу, что я передумал, что не имею возможности его про-
вести. Следующим кандидатом на созыв конгресса числится дру-
гая страна,— пусть там и собираются.
Я дал свое согласие.
Павлов немедленно написал в Совнарком (он писал всегда
«Совнарком», без упоминания какой — РСФСР, СССР): «Так
как мною было сделано приглашение Международному конгрес-
су, то прошу назначить моим заместителем по оргкомитету члена-
корреспондента, профессора Военно-медицинской академии Леона
Абгаровича Орбели. Академик Павлов».
Вспоминаю такой эпизод. Мы были с Иваном Петровичем в
Париже, проездом на конгресс в Бостоне. В гостиницу к Павловх
являлись французские ученые, некоторые представители других
государств, которые ехали через Париж,— все считали нужным
нанести Ивану Петровичу визит. И, конечно, появлялись коррес-
понденты.
Как раз при мне подошел к нему один французский научный
работник из русских эмигрантов, он же и корреспондент какой-то
газеты, и начал задавать вопросы:
— Иван Петрович, я хотел бы дать статью о Советской Рос-
сии. Не могли бы вы ответить на некоторые вопросы?
Павлов как стукнет кулаком по столу:
— Я о своей Родине в чужой стране не намерен разговари-
вать с такими типами!
* # *
...Осенью 1958 года перестало биться сердце Леона Абгаровича
Орбели — выдающегося человека, ученого, общественного деятеля.
В конце 1958 года «Правда» писала: «Имя Л. А. Орбели —
человека в высоком значении этого слова, кристально чистого,
патриота своей Родины, выдающегося ученого Советской страны,
подлинного гуманиста — занесено в анналы советской науки, славу
которой столь приумножили труды Л. А. Орбели».
Л. А. Орбели создал интернациональную школу физиологов
в Ленинграде, Москве, Ереване и других научных центрах страны.
В Ленинграде я зашел в Институт эволюционной физиологии име-
ни И. М. Сеченова Академии наук СССР, основанный академиком
Л. А. Орбели. Заместитель директора института по научной части,
один из талантливых учеников Орбели — профессор Арташес Ка-
рамяи говорил о том, что лучшим памятником выдающемуся уче-
ному является творческое развитие его научных идей. Коллектив
института принял решение ежегодно приурочивать ко дню рож-
дения академика Л. А. Орбели отчетную научную конференцию
и заслушивать на ней доклады, подытоживающие результаты ис-
следований за прошедший год. На первой научной конференции
с докладами выступили пятьдесят сотрудников. Конференция по-
казала, что в институте продолжается работа по всем основным
проблемам, начертанным Леоном Абгаровичем Орбели.
Орбели продолжает жить.
1964
ФЛОТОВОДЕЦ
НАЧАЛО
-------1914 году студент Петербургского технологического ин-
Вститута Ованес Исаков подал прошение, в котором хо-
датайствовал о зачислении в Морской корпус Царский
«-*-- адмирал украсил прошение студента резолюцией: «Прось-
бе отказать. Зачем это молодому человеку из Армении
идти на морскую службу? Ну, еще в сухопутные войска — дело
другое. Были отменные офицеры и генералы армяне. Но флот?..
Не было адмиралов из Армении».
Любовь к морю и настойчивость помогли все же Ованесу Иса-
кову не только надеть форму гардемарина, но стать впоследствии
Адмиралом Флота Советского Союза.
...Я раскрываю объемистую папку с надписью «И. С. Исаков»,
В папке хранятся собранные мною за многие годы письма, днев-
никовые записи, отрывки воспоминаний друзей и сослуживцев
Исакова, фотографии. Документы повествуют о детстве, юности,
о зрелых годах, о славном боевом пути выдающегося советского
флотоводца.
Много раз я и сам встречался с Иваном Степановичем Исако-
вым. Беседы с ним оставили глубокий след в моей душе и в моей
памяти.
В 1912 году Ваня Исаков окончил Тифлисское реальное учи-
лище. Учение давалось ему легко, и он переходил из класса
в класс с хорошими отметками.
Лето 1907 года Ваня провел на даче в Боржоми. Там он со
своими однокашниками много бродил по окрестностям. Мальчиш*
ки особенно любили карабкаться по обрывистому берег}' Куры
Обрыв был высок и крут, и ребята с опасностью для жизни взби-
рались по нему, хватаясь за кусты, чтобы не сорваться.
Однажды Ваня со своим другом Колей Джунковским забра-
лись на плот, причаленный к берегу. Они бегали и скакали по
бревнам до тех пор, пока плот не сорвался с чалки. Плот сразу
подхватило течением горной реки, и мальчики едва успели пере-
скочить на берег.
Ныне здравствующий профессор Джунковский, вспоминая, рас-
сказывает:
— Пришло время избирать профессию. Ваня, еще будучи реа-
листом, твердо решил стать военным моряком. Меня тоже тянуло
к морю, но привлекало также инженерное дело. В конце концов
я стал портовым инженером Ваня уже в то время по немецким
справочникам изучил типы кораблей военных флотов всего
173
мира. Он знал, какие крейсеры и броненосцы имеются в разных
иностранных флотах, какое у них вооружение, скорость хода.
В 1911 году, окончив гимназию, я уехал в Петербург и поступил
в Петербургский политехнический институт, избрав гидротехниче-
скую специальность. Ваня, кончив реальное училище на год поз-
же меня, поступил в Петербургский технологический институт.
Наши встречи с Ваней Исаковым продолжались и в годы его уче-
бы в гардемаринских классах. Он приобрел прекрасную выправку.
Морская форма ему очень шла. Он серьезно относился к изучению
военно-морских дисциплин. Рассказывал красочно, увлекательно.
* « «
Открытие в Петербурге «Отдельных гардемаринских классов»
связано было с развитием русского флота. Со стапелей петербург-
ских заводов один за другим сходили новые линейные крейсеры,
строилась серия легких крейсеров. Флоту нужны были знающие
молодые офицеры.
Студент технологического института Ованес Исаков был при-
нят в юнкеры флота, а через три месяца после сформирования
«Отдельных гардемаринских классов» его перевели в число слу-
шателей этих классов.
В Европе уже бушевала война.
Вскоре Исакова вместе с другими гардемаринами направили
на Дальний Восток в учебное плавание. На крейсере «Орел»
Исаков побывал у берегов Японии, Китая и Кореи. Навыки мор-
ской службы он усваивал легко. В 1917 году выпускные экзамены
Исаков сдавал, будучи в чине унтер-офицера.
Вскоре Исаков, уже мичман, получил назначение на боевой
корабль Балтийского флота «Изяслав».
«Изяслав» занимает особое место в жизни Исакова. На этом
миноносце он участвовал в историческом сражении в Ирбенском
проливе. Было это в ту пору, когда немцы пытались опрокинуть
заслон наших кораблей и прорваться к революционному Петро-
граду. В неравном бою балтийцы проявили чудеса героизма.
Михаил Андреевич Крастин, кочегар эсминца «Изяслав», свой
рассказ начал так:
— Весной 1918 года я был назначен на эскадренный миноно-
сец «Изяслав», который стоял тогда в Гельсингфорсе. Здесь и на-
чалась моя совместная служба с молодым мичманом, исполняв-
шим должность ревизора (офицер, ведающий хозяйством кораб-
ля), Иваном Степановичем Исаковым.
Тяжелое тогда было время для нашей молодой Советской рес-
публики. Особенно трудно было флоту. Корабли стояли на зимнем
ремонте, закованные в тяжелый лед. И тут немцы начали наступ-
ление, над флотом нависла опасность быть захваченным. Немцы,
быстро продвигаясь к Гельсингфорсу, предъявили нам ультиматум
с требованием вывести флот из Финляндии в Россию. Срок дали
кратчайший. Расчет был простой: корабли быстро вывести нель-
174
зя — механизмы разобраны, да и льды тяжелые. И русские моря-
ки либо бросят корабли, либо взорвут их. Хоть так, хоть этак, —
революционная Россия лишится флота Однако наши моряки ре-
шили: ни одного корабля не оставлять немцам! Работали днем
и ночью. К великому стыду надо сказать, что не все офицеры
оказались патриотами своей Родины. Начальник нашего дивизио-
на, капитан первого ранга Шевелев, сбежал с корабля, оставил
на произвол судьбы свое соединение. Вместе с ним сбежал и ко-
мандир нашего корабля, фамилию которого я сейчас уже и не
помню. Тогда, по предложению судовой большевистской организа-
ции, команда выбрала своим командиром старшего лейтенанта
Эмме, который до этого занимал должность старшего офицера.
На его место поставили молодого мичмана Ивана Степановича
Исакова. Другие офицеры, часть скрытно, а часть открыто, сабо-
тировали, сидели в каютах и никакого участия в работе по подго-
товке корабля к походу не принимали. Молодой наш старший
офицер мичман Исаков безоговорочно перешел на сторону рево-
люционных моряков и вполне оправдал доверие команды. С него
можно было брать пример — каким должен быть советский моряк
Всем нам было тогда трудно. Особенно доставалось машинистам
и кочегарам. Эти трудности можно себе представить, если учесть,
что в тот ответственный и, прямо сказать, трагический для Бал-
тийского флота момент проходила демобилизация флота, и многие
матросы уехали по домам. На кораблях осталось не более поло-
вины штатного состава команды. Вахту приходилось стоять бук-
вально без смены.
Вспоминаю, — продолжал свой рассказ Крастин, — как на
«Изяславе» возник пожар в четвертой кочегарке. Горела нефть,
скопившаяся на мостиках перед котлами. Чтобы загасить огонь,
надо было немедля прекратить доступ в кочегарку воздуха, за-
драить переборки и люки. Оставалась дымовая труба. Необходимо
было немедленно накрыть ее брезентовым чехлом, чтобы хоть как-
нибудь уменьшить или прекратить тягу. Исаков, находившийся
в то время наверху, сразу оценив обстановку, первым бросился
к трубе и с помощью верхней команды быстро накрыл ее чехлом.
Не теряя драгоценных секунд, он не только организовал тушение
пожара, но и сам бросился в огонь вместе с матросами. После
этого случая вся команда прониклась большим доверием к своемх
старшему офицеру...
Вместе с нашими кораблями в Гельсингфорсе, — продолжа-
ет Крастин,— стояли подводные лодки англичан. Уходить от нем-
цев англичане отказались: свои подводные лодки они взрывами
топили. Им никто в этом деле и не мешал. Но когда англичане
вывели для потопления свою базу подлодок — транспорт «Обси-
диан», на котором хранились боеприпасы и всякое имущество
русского происхождения, следовательно, по праву принадлежащее
нам,— Исаков приказал вернуть транспорт в гавань Подняли
сигнал, но англичане не обратили на него внимания и продолжали
уходить в море. Был вызван буксир, который, подойдя к нашему
175
борту, принял человек тридцать команды во главе с Исаковым.
Борясь с тяжелыми льдами, буксир настиг «Обсидиан» и заставил
его вернуться в гавань.
Хотя английский капитан и ругался на чем свет стоит, но
команда мгновенно произвела осмотр транспорта и обнаружила,
что «Обсидиан» подготовлен к взрыву — в трюмах, в машинном
отделении и кочегарке заложена взрывчатка. С транспорта наши
матросы выгрузили и разместили на русских судах более сотни
мин Уайтхеда (торпед). Кроме того, на «Обсидиане» нашлось мно-
го нашего матросского обмундирования и других грузов, которые
англичане пытались уничтожить, лишь бы это имущество не попа-
ло в руки их настоящих хозяев, советских моряков. Так благодаря
бдительности и инициативе Исакова и работе команды было спа-
сено от уничтожения большое количество ценного имущества.
В. первые дни апреля более двухсот кораблей нашего флота
вышли из Гельсингфорса, держа курс на Кронштадт. Поход про-
должался больше недели. Экипажи наших кораблей, в том числе
и «Изяслава», были приведены в боевую готовность, так как можно
было ожидать нападения вражеских судов и обстрела с острова.
К тяжести беспримерного ледового похода прибавилось несение
вахты у орудий по боевой тревоге, и все это в условиях, когда на
кораблях недоставало половины команд...
И почти всегда, днем ли, ночью ли, на ходовом мостике можно
было видеть старшего офицера Исакова.
По приходе в Петроград «Изяслав» был переведен вверх по
Неве к Обуховскому заводу. В середине лета многие изяславцы
ушли на сухопутный фронт гражданской войны. Когда поздней
осенью они вернулись на корабль, «Изяслав» готовили на долгое
хранение.
В июне 1919 года форт «Красная Горка» и затем другой
форт — «Серая Лошадь» изменили и повернули орудия против
Кронштадта. Начался поединок «Красной Горки» с кораблями,
стоявшими в Кронштадте. Через короткое время мятеж был по-
давлен. Особенно активно громили форты линкоры «Петропав-
ловск» и «Андрей Первозванный». В обстреле фортов принимали
участие и крейсер «Олег», и эсминцы «Гавриил», «Свобода»,
«Константин» и «Азард». Неся дозорную службу, в ликвидации
мятежа на фортах участвовал и сторожевой корабль «Кобчик»,
на котором И. С. Исаков служил в то время старшим офицером.
Исаков принимал также активное участие в отражении налета
английских торпедных катеров на наши корабли в Кронштадтской
гавани 18 августа 1919 года. Весь 1919 год корабли Балтийского
флота вместе с армией вели борьбу с белогвардейцами и англий-
ским флотом.
* * *
В Хосте я разыскал бывшего старшего комендора миноносца
«Деятельный», ныне персонального пенсионера, члена КПСС
с 1919 года Владимира Филипповича Гридина. Гридин с готов-
176
ностью поделился воспоминаниями об Исакове, с которым служил
на Каспии.
— Нас познакомила и сблизила гражданская война,— так
начал свой рассказ Владимир Филиппович.— Для защиты Северо-
кавказского фронта от англо-американских и деникинских хищ-
ников в 1918 году, по инициативе В. И. Ленина, была создана
Волжско-Каспийская военная флотилия. В нее вошли 6 минонос-
цев, пришедших с Балтики, и разные суда торгового флота.
В Астрахань на миноносец «Деятельный» был прислан коман-
диром молодой моряк в офицерской морской шинели без погон —
Иван Степанович Исаков.
Команда миноносца «Деятельный» в большинстве была уком-
плектована старыми моряками Черноморского флота, участника-
ми Февральской и Октябрьской революций, сражавшимися с де-
никинскими, колчаковскими и другими белогвардейскими армия-
ми. Команда отнеслась к Ивану Степановичу сначала насторо-
женно. Это и понятно: ведь он был офицером.
Надо признаться, что дисциплина на «Деятельном» до прихо-
да И. С. Исакова была очень слабая: матросы уходили на берег
кому когда заблагорассудится, не спрашивая ни у кого разре-
шения. Являясь с берега, никому не докладывали о прибытии.
Разумеется, на военном корабле такие порядки терпимы быть не
могли.
Иван Степанович Исаков первым долгом созвал общее собра-
ние команды миноносца, на котором напомнил, что необходимо
соблюдать воинские порядки.
— Если вы не будете выполнять мои приказания,— сказал он
прямо,— я не смогу командовать миноносцем, и мы не выполним
оперативные задания командования.
Первым долгом Исаков потребовал прекращения самовольных
отлучек с корабля: увольнение на берег — только с разрешения
вахтенного начальника, который записывает всех ушедших с суд-
на; по возвращении с берега каждый должен явиться к вахтен-
ному начальнику и доложить, что явился. Это многим из нас,
в том числе, признаюсь, и мне, не понравилось. Помнится, я с места
буркнул:
— Нам надоело в старое время козырять и просить: «Разре-
шите, ваше благородие, сойти на берег». И по приходе с берега
докладывать: «Честь имею явиться».
Неудивительно, что Исаков вначале смотрел на меня косо
и, наверное, думал, что с такими моряками трудно будет воевать.
Но после нескольких боевых выходов в море Иван Степанович
изменил свое мнение. Это случилось после того, когда во время
плавания он посылал меня, комендора, вниз, где я заменял боль-
ных и укачавшихся кочегаров.
В зимнее время на стоянке команда имеет много свободного
времени. Жизнь тянулась медленно. Астрахань была отрезана:
с востока приближались колчаковские войска, с юга угрожали
банды Деникина. С продовольствием было очень плохо Хлеба
177
получали 200—300 граммов в день. И с приварком было не лучше.
Команда стремилась на берег в поисках съестного. Поддерживало
нас в то время население Астрахани главным образом воблой.
Ждали весны, когда миноносец выйдет на ходовые испытания
после ремонта. Ремонт проводился под тщательным наблюдением
Исакова. Во время ходовых испытаний, которые проводились на
Волге, командир устраивал стоянки у селений и разрешал всем
желающим сходить на берег, чтобы купить или выменять на вещи
продукты. Конечно, такие дни были настоящим праздником для
команды.
По инициативе Исакова на миноносце были созданы кружки
для желающих изучать арифметику и грамматику русского языка,
Были также и кружки повышения знаний по специальностям.
Матросы очень скоро полюбили Исакова. Команда увидела
в нем своего, советского командира.
Миноносец «Деятельный» участвовал в боях за Астрахань,
поддерживал фланг армии, наступавшей на Кавказ, участвовал
во взятии Петровска, Баку, Ленкорани и в заключительной опера-
ции в порту.
Молодой командир умело выполнял все задания командования
флотилии. Молодой Исаков оказался отличным моряком. В кас-
пийские злые штормы он всегда был на мостике у телеграфа и так
маневрировал на волнах, что ни один старый морской волк не
мог бы ни к чему придраться.
При всей своей требовательности, Исаков был очень заботлив
и не позволял без особой нужды изнурять людей. Когда миноно-
сец заходил ночью в знакомый порт, где мы не раз уже шварто-
вались, Исаков говорил боцману: «Не буди на швартовку всю
команду. В первую очередь буди более опытных».
♦ ♦ ♦
С сослуживцем Исакова Михаилом Афанасьевичем Степано-
вым, старым балтийским моряком, у меня переписка началась
еще весной 1957 года. Потом были и встречи. В папке «И. С. Иса-
ков» лежат записи моих бесед со Степановым, отрывки из его
воспоминаний
Степанов был ответственным организатором партийно-полити-
ческой работы в Севастопольском порту.
Летом 1924 года Михаила Афанасьевича вызвал к себе член
Реввоенсовета Черноморского флота Г. П. Киреев и повел такой
разговор:
— Вот, товарищ Степанов, хотим послать тебя комиссаром
на эсминец «Корфу». Командиром туда назначен военмор Исаков.
Настороженное отношение Степанова к бывшим царским офи-
церам было хорошо известно на флоте.
— Так вот,— продолжал Киреев,— Исаков отличается от всех
других тем, что не дожидается указаний сверху, не ждет согласо-
вания с комиссаром, а ведет повседневную жизнь корабля само-
178
стоятельно. Это, конечно, не значит, что он не считается с комис-
саром или не признает директив штаба и Реввоенсовета. Просто он
инициативный командир. Тебе это понятно?
— Все они инициативные, однако за ними — глаз да глаз. Во
всяком случае, попробую поработать.
— Не «попробую», а работать надо согласованно, помня о его
характере, инициативности и работоспособности. Не сработа-
ешься— пеняй на себя! Потом—за хвост и из флота вон! По-
нятно?
— Понятно-то понятно, но я за командиром буду признавать
только революционную инициативу, если же что — то извините!
Вы хоть расскажите мне, что он за человек.
Киреев познакомился с Исаковым еще в 1917 году в Гельсинг-
форсе и, по-видимому, хорошо его изучил.
— Ну что же,— сказал член Реввое. совета,— он из дворян, не
из потомственных, а из личных. Отец его был дорожный техник.
Попал Исаков на флот из студентов. А где служил после рево-
люции — это ты знаешь. Удовлетворяет тебя его биография?
— Удовлетворять-то удовлетворяет, а почему же он не в пар-
тии? Особого приглашения, что ли дожидается? Подозрительно.
— С подозрениями своими ты пока повремени. Поработай
с человеком, узнай его получше, поглубже. Думаю, что узнаешь
и то, почему он не в партии. В партию мы тоже не всякого при-
нимаем. Это тебе известно не хуже меня, хотя, по моем} мнению,
он был бы неплохим большевиком. Поработай, узнаешь, а там
видно будет. И не торопись с приемом в партию.
И вот Степанов в Одессе. Переночевал и на следующий день
выехал в Николаев. В пути он познакомился с женой Исакова —
Ольгой Васильевной, которая ехала к мужу. Но о том, что она
жена Исакова, Степанов узнал потом.
В Николаеве на пристани жену ждал Исаков. Ольга Васильев-
на, подозвав Степанова, представила мужу.
— Вот, Вано, привезла тебе комиссара,— и, сдержанно усмех-
нувшись, добавила шутливо: — Сама выбирала...
— Зря не предупредили о приезде,— сказал Исаков,— я
прислал бы кого-нибудь донести вещи.
— Благодарю, привык обходиться сам,— ответил Степанов.
— Напрасно, не на прогулку приехали, а служить. Сейчас
поедем вместе.
Степанов отказался. Исаков все-таки настоял, чтобы комиссар
оставил им свою корзинку: они довезут до штаба.
Вечером того же дня Исаков рассказал комиссару о положении
дел на эсминце. Собственно, эсминца еще не было, была только
коробка, стоявшая на заводе. Начинка корпуса шла медленно,
то один цех, то другой задерживали поставку на корабль меха-
низмов. Это раздражало командира, и он наставительно говорил:
— Дисциплиной в цехах завода надо бы заняться и комиссару
корабля Замыкаться в команде нет смысла, тем более что
Г9
и команды-то всего пять человек... Да и они весь день на заводе.
Завтра пойдем на завод.
Михаилу Афанасьевичу было не по себе. Создавалось впечат-
ление, что командир начинает командовать не только кораблем,
но и комиссаром... Но Степанов на первое время сдержался.
Утром следующего дня Степанов с Исаковым пришли на завод.
Посмотрели коробку, потом прошли по цехам. Там комиссар уви-
дел и команду. Главстаршина турбинист Василий Пузенков пред-
стал перед комиссаром не как матрос, а как заправский рабочий.
На голове у него была не фуражка, а засаленная кепка... Он
с придирчивостью осматривал, ощупывал каждую лопатку тур-
бины, изготовлявшейся для строящегося корабля
Из турбинного цеха командир и комиссар прошли в механи-
ческий, где работали трюмные старшины Брутт и Колесниченко.
Они имели такой же вид, как главстаршина, только на головах
были фуражки.
Исаков оставил Степанова в цехе, а сам отправился в заводо-
управление. Разговаривая со своими ребятами, комиссар и от них
услышал, что завод задерживает подачу механизмов на коробку.
Степанов поговорил с начальником цеха. Тот стал уверять комис-
сара, что в задержке виноват вовсе не цех, а сам командир эс-
минца.
— При чем же здесь командир? — удивился Степанов.
— А при том, что уже готовый агрегат мы часто не можем
сдать на коробку, и только потому, что ваш командир бежит
к главному инженеру, а оттуда приказ: снова перебрать и прове-
рить агрегат.
Да, тут действительно надо ухо держать востро. С одной сто-
роны, Исаков жалуется, что завод, цехи задерживают подачу аг-
регатов на коробку, а с другой — начальники цехов жалуются на
командира. Надо проверить, заключил Степанов.
Оказалось, что на заводе пытаются сдать на установку недо-
статочно проверенные механизмы и при этом уверяют: обязанность
командира и команды — принять корабль после заводских, а затем
и сдаточных испытаний, а лазать в каждый механизм нечего. Иса-
ков же вполне обоснованно и справедливо требовал, чтобы ста-
вились безукоризненно изготовленные и тщательно проверенные
машины.
Разъяснив все это комиссару, Исаков спросил, хорошо ли
Степанов знает механизмы. Получив более или менее удовлетво-
рительный ответ, командир порекомендовал комиссару взять ка-
кой-либо механизм под свой контроль и держать связь с матро-
сами и старшинами, которых командир не без умысла рассадил
по наиболее важным цехам, изготовлявшим начинку для корабля.
Так Степанов и сделал. Практика подтвердила правоту
командира.
Комиссар как-то сказал Исакову:
— Удивляюсь, откуда вы, старый офицер, так хорошо знаете
механику?
180
— Это не совсем верно, что я старый офицер. В мичманы ведь
я произведен в семнадцатом году. Что же касается знания неко-
торых основ механики, то ведь в гардемаринские классы я попал
из студентов технологического института. Да я не только учился,
но и работал в гараже. Так что в механике я кое-что понимаю...
Через некоторое время прибыл старший механик корабля.
Понемногу пополнялась и команда.
Иван Степанович в тот период был загружен до предела.
Строительство корабля отнимало много времени. Кроме того, он
выполнял довольно частые задания штаба флота по обследованию
побережья, промерам. Уклоняться от дополнительных заданий он
не умел, да и не хотел.
Степанову с Исаковым становилось все легче и легче работать.
Однажды в Николаев прибыл член Реввоенсовета флота Ки-
реев.
— Ну как, сработался с командиром? — спросил он у Сте-
панова.
— Работать пока можно...
— Не пока — всегда надо находить точки соприкосновения
с командиром, особенно с таким, как Исаков.
В те времена единоначалия на флоте и в армии не было, о нем
только поговаривали. Но Исаков нет-нет да и вмешивался в де-
ятельность комиссара.
Однажды Исаков предложил комиссару созвать партийное
собрание команды и поговорить о дисциплине.
— Выберу время, подготовлю доклад, а потом и созову собра-
ние.
— А как бы вы, Михаил Афанасьевич, отнеслись к тому, если
бы на партсобрании доклад о состоянии дисциплины в команде
сделал я?
— Не возражаю, хотя вы и беспартийный. Тем более— команда
вас уважает. Ваш доклад на партийном собрании был бы полезен
для дела.
Исаков сделал интересный доклад о состоянии дисциплины,
задачах партийной организации, внес ряд конкретных предложе-
ний, поддержанных почти всеми коммунистами корабля. Заготов-
ленная резолюция показалась Степанову бледной, и он. вместо
того чтобы огласить ее, предложил в основу решения партсобра-
ния принять положения доклада командира. Коммунисты согла-
сились.
Однако влетело комиссару здорово, когда в политуправлении
флота узнали, что на партсобрании доклад делал беспартийный
командир. Теперь подобные веши в жизни воинской части обы-
денны. Ведь ныне командир, являясь единоначальником, несет
полную ответственность за всю жизнь на корабле, имея у себя за-
местителя по политической части...
Эсминец «Корфу» между тем вышел на сдаточные испытания
Однажды, после очередного перехода, Исаков попросил сда-
точного капитана, чтобы тот разрешил ему ввести эсминец в ковш
I8J
и поставить к стенке. Капитан разрешил, и вот, почти восемнад-
цатиузловым ходом, Исаков ввел эсминец в ковш, на пятачке раз-
вернул корабль и точно в указанном месте стал у стенки. Стоя
на мостике, комиссар Степанов в этот момент даже глаза зажму-
рил. Думал — ну, гроб судну... Но — небольшой толчок борта
корабля о кранцы, и эсминец замер у стенки. В этот момент раз-
дались громкие аплодисменты и даже крики «ура!». Директор
завода и все присутствующие дали высокую оценку мастерству
Исакова. Сойдя на берег, Исаков услышал, как рабочие говорили:
«Ну и ну, прямо князь Трубецкой». Исаков спросил у Степано-
ва — о каком это Трубецком идет речь?
Степанов рассказал, что князь Трубецкой, командовавший
в царские времена дивизионом эсминцев, отличался необыкновен-
ной / лихостью. Рабочие Николаевского завода помнят, как он
почти с полного хода влетал в этот же ковш и, развернувшись,
ставил судно к стенке.
Исаков, выслушав рассказ, нахмурился и заметил с укоризной:
— Что ж ты, Михаил Афанасьевич, не предупредил меня...
Ведь рабочие могут подумать, что я так входил в ковш,- чтобы
сорвать аплодисменты и переплюнуть князя. Мне просто надо было
проверить и судно, и себя, и команду. Неловко вышло как-то...
Эсминец «Корфу», уже достроенный, прошедший испытания,
собирался покидать завод.
Моряки решили дать кораблю новое название, тем более что
под первым названием он не плавал, числясь только в списке
строящихся.
Как-то Степанов предложил Исакову назвать их эсминец
«Петровский», в честь председателя Всеукраинского Центрально-
го Исполнительного Комитета Григория Ивановича Петровского.
Исаков выразил сомнение — он считал, что называть корабли,
города, заводы именами живых деятелей негоже.
После недолгого спора Исаков, однако, уступил. Решили про-
сить Г. И. Петровского дать свое согласие назвать эсминец его
именем. Петровский согласия не дал, добавив, впрочем, что если
моряки уж так настаивают, то пусть обратятся в Политбюро
ЦК КП (б) У. Так и сделали. Политбюро удовлетворило просьбу
команды, поддержанную Реввоенсоветом Черноморского флота
И вот настал день подъема военно-морского флага на корабле.
На торжество пригласили и Григория Ивановича Петровского.
После подъема флага директор завода вместе с управляющим
«Южмаштрестом», в состав которого входил Николаевский судо-
строительный завод, решили устроить скромный банкет В каби-
нете директора завода собралось человек 12—15, в том числе Гри-
горий Иванович Петровский, командующий флотом, член Рев-
военсовета флота. Были также Исаков и Степанов.
За столом Григорий Иванович спросил у Исакова: почему он
еще не в партии? Ведь командование флотом считает его хорошим
командиром, разделяющим цели и задачи партии.
Исаков ответил так:
182
— В свое время я не вступил в партию, потому что мало знал
о ней. А теперь, когда партия стала правящей, когда в нее идут
не только самые лучшие люди нашей страны, но иной раз при-
мазываются и случайные люди, я не хочу, чтобы кто-нибудь по-
думал, будто я вступаю в партию из корыстных побуждений.
Петровский, улыбнувшись наивности Исакова, возразил ему:
как же так — если к хорошему делу примазался прохвост, то и на-
стоящему человеку к этому делу путь заказан? Это неправильная
точка зрения. Кроме того, принимая в партию товарищей, находя-
щихся на руководящей работе, мы тем самым имеем возможность
твердо рассчитывать, что они наши люди в полном смысле слова.
Партия и государство могут с большей уверенностью рассчитывать
на таких людей в трудных обстоятельствах,
— Григорий Иванович, я благодарю вас за доверие,— сказал
Исаков,— но остаюсь при своем мнении. Однако честью заверяю
вас, что когда стране будет угрожать опасность военного нападе-
ния, то я, не медля ни минуты, приду в партию и буду ее верным
сыном...
— Это почему же только тогда?
— Потому что если придется встретиться в море с врагом, то
чтобы он не думал, что на корабле в качестве командира находится
«бывший офицер царского флота». Враг должен знать, что коман-
дует советским боевым кораблем советский офицер и член партии
большевиков.
Иван Степанович Исаков, как известно, стал потом членом
нашей партии...
Я вновь перелистываю папку с надписью «Исаков» Вот запись
моей беседы со Степановым в 1960 году. Я спросил, какие были
недостатки в характере Ивана Степановича Исакова. Мой собе-
седник нахмурился:
— Иван Степанович, как всякий живой человек, имеет недо-
статки, но они настолько мелки в сравнении с его положительны-
ми качествами, что я вправе во время нашей беседы остановиться
только на хороших сторонах
Итак, — продолжал Степанов, — через несколько дней мы
провожали нашего шефа — Григория Ивановича Петровского На
прощанье, уже на вокзале, перед тем как мне покинуть вагон,
Григорий Иванович, задержав меня, сказал: «Не забудь, о чем
мы говорили. Приблизь к себе, точнее — не к себе, а к партии,
твоего командира. Он неплохой человек и партии будет еще бо-
лее полезен, чем беспартийный».
После подъема военно-морского флага, — продолжал Сте-
панов,— и вступления эсминца «Петровский» в строй действую-
щих кораблей Черноморского флота началось освоение его уже
под командованием Ивана Степановича Исакова. В эти нетели
с исчерпывающей полнотой проявились качества Ивана Степано-
вича как командира боевого корабля, и, мне кажется, и сейчас
неплохо вспомнить его методы руководства кораблем и экипажем.
Суть их сводилась к следующему положению: «Доверять и про-
183
верять». Мне не стыдно признаться теперь в том, что я, комиссар,
которому в первую очередь надо было знать людей, все-таки знал
команду слабее, чем Иван Степанович... Я многому научился
у него.
Летом 1925 года к нам на Балтику прибыли с визитом два
итальянских эсминца — «Тигре» и «Леоне». Международная об-
становка была такова, что нанести ответный визит балтийцам
было трудно. Решено было отправить в Италию черноморцев и,
в частности, эсминец «Петровский». Надо ли говорить, с каким
рвением принялась команда готовить корабль к ответственному
походу. Это был первый «выход в свет» кораблей Черноморского
флота. Но сам Исаков, прекрасно подготовив корабль и команду,
участвовать в походе не смог. Буквально накануне выхода в море
он заболел и был отправлен в Севастопольский морской госпи-
таль с температурой сорок.
Командование эсминцем принял старший помощник, которому
ни команда, ни комиссар Степанов не доверяли. Впоследствии
этот человек оказался замешанным в контрреволюционном заго-
воре. Однако срок выхода уже был запротоколирован диплома-
тически, и «Петровский» вышел в поход под командой этого
командира.
Степанову, правда, удалось подобрать на освободившуюся
должность старшего помощника достойную кандидатуру.
Любопытная деталь: новый старпом, подобранный комиссаром
и по его настоянию утвержденный Реввоенсоветом флота, К- К. Ко-
валевский, был некогда царским офицером. Больше того, он актив-
но выступал против Советской власти в период гражданской вой-
ны, и выступал, так сказать, идейно. Эта «идейность» зиждилась
на белогвардейской пропаганде, трубившей на все лады о боль-
шевиках как о «немецких шпионах», о том, что, мол, большевики
продали Россию, и т. д. и т. п. Слабо разбираясь в политике,
Ковалевский поверил в правоту «идеи» и дрался против Совет-
ской власти...
Попав в плен к красным и отказавшись сотрудничать с ними,
он был заключен в лагерь. Побыв там почти полгода, он имел
возможность на досуге пересмотреть свои идеи и после долгих
и мучительных колебаний пришел к выводу, что если он русский
человек, то его место — не в рядах белых, а в рядах большевиков,
в рядах истинно патриотически настроенных людей. Ковалевский
подал заявление (очень немногословное) о том, что он принимает
политику большевиков и отдает свои знания и себя целиком в рас-
поряжение Советской власти.
Перед походом в Италию Ковалевский занимал должность
командира плавбазы подводных лодок. Степанов не успел даже
посоветоваться с Исаковым по поводу этой кандидатуры. Исаков
в те дни был в таком состоянии, что идти к нему по такому делу
было бы неблагоразумно.
Когда эсминец вернулся из плавания, Исаков, зная насторожен-
ное отношение Степанова к бывшим царским офицерам, тем более
184
настороженное к тем, кто активно выступал против Советской
власти, спросил у комиссара:
— Почему ты выбрал Ковалевского?
— Я лично доверяю больше тем бывшим офицерам, которые
пришли к нам после долгих и мучительных раздумий, чем дру-
гим, — брякнул комиссар, почуяв в этом вопросе легкую подко-
вырку.
По лицу Исакова прошла тень, и он серьезно, медленнее обыч-
ного, произнес:
— Это, пожалуй, и верно... — А затем, с присущей ему иронией,
добавил: — Растешь, значит, Михаил Афанасьевич?
Тут уже впору было обидеться Степанову, но он сдержал себя,
а поразмыслив, пришел к выводу, что в этой фразе Исакова за-
ключалась, быть может, не только ирония.
В тот же день комиссар вручил Исакову памятный подарок,
приобретенный для командира корабля в заграничном плава-
нии, — карманный пистолет.
Исаков на эсминец не вернулся, получив назначение в опера-
тивную часть штаба Черноморского флота. Вскоре Иван Степано-
вич был переведен в Москву.
Расставаясь с Исаковым, Степанов по-дружески напомнил ему
о вступлении в партию и выразил свою готовность дать рекомен-
дацию. Исаков ответил:
— Я помню разговор с Петровским. Буду помнить и твое пред-
ложение. Когда настанет время вступать мне в партию, я к тебе
первому обращусь за рекомендацией.
Плавая на Амуре в 1929 году, Степанов получил от Ивана Сте-
пановича письмо. Оно было кратким. Исаков писал, что хочет
вступить в партию, и обращался к Степанову за рекомендацией,
если тот не раздумал... Степанов тотчас же ответил положительно.
Время было такое, что Степанов ждал подобного письма от Иса-
кова. На Западе фашисты рвались к власти. На Востоке япон-
ская военщина переходила к прямой военной провокации Исаков
и тут остался верен себе. Он действительно не забыл своего раз-
говора с Григорием Ивановичем Петровским.
В период конфликта на КВЖД Исаков работал в оператив-
ном отделе Генерального штаба РККА. В этот период Степанов
виделся с ним лишь однажды, будучи в Москве проездом. Запом-
нились Михаилу Афанасьевичу меткие и весьма дальновидные
суждения по поводу военного положения и руководства обороной
страны.
Следующая встреча Степанова с Исаковым произошла
в 1933 году, когда Иван Степанович занимал должность препода-
вателя Военно-морской академии имени К- Е. Ворошилова Имя
военно-морского теоретика Исакова приобретало известность. Иван
Степанович в то время вел исследования в области тактики и
стратегии. Известны его работы о действиях подводных лодок
в первую мировую войну (в соавторстве с В. А Белли и А'П Алек-
сандровым); историческое исследование операции под Циндао, за
185
которое ему после публичной защиты было присвоено ученое зва<
ние доцента.
Несколько лет спустя Исаков стал начальником штаба Бал-
тийского флота. И тут произошел инцидент, как нельзя лучше ха-
рактеризующий личность Исакова.
...Шли маневры. На мостике флагманского линкора кроме Иса-
кова, наблюдавшего за действиями флота, и командира корабля,
находился общевойсковой начальник высокого ранга.
Внезапно перед линкором появилась наша подводная лодка;
выход один — отклониться от боевого курса, чтобы не таранить ее.
Но большой начальник велел командиру корабля форсировать ход,
рассчитывая, очевидно, на то, что подлодка уйдет на глубину или
отвернется.
Командир корабля растерялся и принял команду, хотя пони-
мал, что этого делать нельзя. Несколько роковых мгновений —и
линкор таранил подводную лодку. Исаков попросту не успел от-
реагировать и отменить неправильное, с морской точки зрения,
указание — настолько быстро все произошло. Тем не менее Иван
Степанович сразу же объявил, что виноват в тяжелом происшест-
вии только он, старший из офицеров флота на мостике, так как
высокий начальник — не моряк.
Иван Степанович получил взыскание, заслонив собой не винов-
ных в аварии офицеров корабля, которые иначе жестоко постра-
дали бы. Истинную же картину происшествия все видели и по-
нимали. И, разумеется, о поступке Исакова узнал вскоре весь
флот.
Интересны некоторые подробности расследования этой ката-
строфы. Комиссия, назначенная Реввоенсоветом, не разобравшись
детально в обстановке, а просто используя собственное заявление
Исакова, принявшего на себя всю ответственность, признала ею
единственным виновником. Но когда доклад был представлен тому
самому высокому начальнику, который подал необдуманную
команду на мостике линкора, тот написал: «Основываться на соб-
ственном заявлении Исакова о его ответственности за катастрофу
нельзя. Для этого надо знать его как работника и человека, ни
при каких обстоятельствах не снимающего с себя ответственность.
Наоборот, надо учиться у него не бежать от ответственности, как
бы она велика ни была...»
Степанов не утратил связи с Исаковым и в последующие годы.
Одно время Михаил Афанасьевич учился в академии, а Исаков
там преподавал. Вскоре Исаков вновь был назначен начальником
штаба, а некоторое время спустя, в 1937 году, — командующим
Балтийским флотом.
Мы уже упоминали, что еще в 1929 году Исаков принял реше-
ние вступить в ряды партии. Однако членом партии он стал
не скоро. Это уже от него не зависело, а вызвано было тем обстоя-
тельством, что существовало положение, по которому прием в чле-
ны партии лиц из интеллигенции должен был проводиться через
фабрично-заводские организации, куча и прикреплялся тот или
186
иной товарищ. Частые переброски из одного конца страны в дру-
гой не давали возможности Исакову пробыть в одной производ-
ственной организации в течение года, как тогда требовалось. Иса-
ков, вследствие этого, еще долго оставался вне рядов партии. Это,
конечно, не значит, что партия не доверяла ему. О высоком дове-
рии говорили хотя бы его должности, которые он в этот промежу-
ток времени занимал.
* * *
1939 год. Война с Финляндией Исаков — в Кронштадте. Здесь
он, в качестве заместителя народного комиссара Военно-Морского
Флота СССР, руководит операциями флота...
...Для сборника «Дружба» — об армяно-русских историчес-
ких связях — нужен был очерк об Исакове. Всеволод Вишнев-
ский взялся его написать. К сожалению, болезнь помешала ему
завершить эту работу. Но отрывки сохранились. Вот один из
них.
«Дело было в 1939 году. Мне вспоминаются боевые выходы
наших линейных кораблей в район Бьерке-Койвисто, где у фин-
нов были тяжелые дальнобойные батареи, перекрывающие своим
огнем основной наш фарватер, ведший из Ленинграда в Таллин,
Ригу и далее на запад.
Флоту была поставлена задача подавить эти батареи комби-
нированными ударами авиации и линейных кораблей. В большом
синем угловом зале штаба флота — в Кронштадте — был рабочий
кабинет Ивана Степановича. Окна глухо затемнены. Падает свет
из-под абажуров. Аккуратно разложены карты и снимки финских
батарей, испытавших первые налеты наших бомбардировщиков.
Иван Степанович с большой лупой в руке часами изучает эти
снимки, изучает следы разрывов и дешифрует маскировку батарей,
аккуратно занося в записную книжку свои замечания, выводы и
указания.
Это была кропотливая, точная и требовательная работа...
На лихие порой заявления иных летчиков: «Мы пх моментом раз-
несем!»— флагман спокойно отвечал: «Вы дадите самые точные
снимки, по которым мы и установим точность ваших попаданий.
Слов и заверений не нужно. Нужны фотодокументы, доказа-
тельства».
Мне вспоминаются и выходы линейных кораблей Залив начал
затягиваться молодым льдом. С раннего утра оживленно на ли-
нейном корабле. Молодым матросам не спится: они идут в первую
боевую операцию. Проводится короткий митинг. Звучат настави-
тельные простые слова ветеранов гражданской войны — участни-
ков прежних боев за Балтику, «а Петроград. Линкор медленно вы-
водит с большого рейда и лож ч курсом на запад.
На ходовом мостике — Lu. «анор.ич. Он спокойно, мето-
дически делает пометки в свск»> опиской книжке. Резкий холод-
ный ветер ударяет в броню.
Боевая тревога. Финская батарея стреляет... В бинокли вид-
ны вспышки. Мы ждем падения снарядов, Гул, свист, высокие
фонтаны. Иван Степанович методически зарисовывает всю опера-
цию, фазу за фазой. У меня сохранился блокнот, в котором рядом
с моими записями одну из схем сделал мне тут же, в боевой руб-
ке, Иван Степанович. Графически четко, экономно изображены
наблюдаемые огневые точки противника, попадания наших зал-
пов, некоторые выводы и наблюдения, курсы, время Это была
оперативная и научная работа на практике.
Рядом комбинированных ударов все финские батареи, вся си-
стема береговых укреплений противника были подавлены, разру-
шены... Наблюдения за ходом операций и непрестанное, тщатель-
ное изучение опыта войны, шедшей с 1 сентября 1939 года, послу-
жили основой новой научной работы И. С. Исакова. Он выступил
на сборе командующих флотами страны и сделал доклад, который
лег в основу книги «Характер современной войны и операций на
море».
* * *
В январе 1939 года партийная организация штаба Балтийского
флота принимала Исакова в ряды партии. Михаила Афанасьевича
Степанова, давшего Исакову рекомендацию, пригласили на общее
собрание.
Исаков был принят кандидатом в члены партии единогласно.
Он сдержал слово, которое дал когда-то Петровскому в день подъ-
ема флага на эсминце.
Обстановка в то время была крайне напряженной. Капитали-
стический мир готовился к войне, прежде всего—к войне против
СССР. Враги партии, агенты империализма и фашизма сеяли не-
доверие и подозрительность в нашей стране. Были попытки «за-
вести дело» и против Исакова. На свет божий извлекли старую
историю с подводной лодкой. Вокруг имени Исакова, заместите-
ля народного комиссара Военно-Морского Флота и начальника
Главного морского штаба, пошли сначала шепотки, потом ему
стали предъявлять прямые обвинения. Работать становилось все
труднее.
В те же дни Михаил Афанасьевич Степанов был внезапно уво-
лен из флота с «каучуковой» формулировкой — «за невозмож-
ностью использования».
Михаил Афанасьевич мучительно раздумывал о причинах
увольнения, не спал ночей.
— За что тебя уволили? В чем обвиняют? *— сразу спросил
Иван Степанович.
— Никакой вины за собой не знаю.
— Я уверен в тебе... Не горюй, все придет в норму.
Исаков сказал далее, что постарается выяснить причину уволь-
нения. Помолчав, добавил, что и сам находится в нелепом поло-
188
жении: никто прямо в глаза ему не говорит, что он нечестный че-
ловек, но за спиной нашептывают всякое...
— Я верю тебе, верь и ты мне... Если узнаешь, что со мной
что-то случилось, то не забывай, что я как был, так и останусь
честным, преданным Родине человеком... Крепись, все разъяс-
нится...
Впоследствии приказ об увольнении Степанова из флота
был отменен. Михаила Афанасьевича восстановили во всех
правах.
В папке «Исаков» я храню адресованные мне письма Степа-
нова. В одном из них он рассказывает о событиях тех дней, как
нельзя лучше проливающих свет на облик Исакова.
«Мне приходит на память эпизод, относящийся к дням празд-
нования 20-летия Красной Армии,— рассказывает в одном из
своих писем Степанов.— Предполагалось, что в то время будут
награждаться орденами. И вот один из «друзей» Ивана Степано-
вича позволил себе обратиться к нему с просьбой посодействовать
награждению его орденом... Письмо это Исаков получил, еще бу-
дучи в Кронштадте командующим флотом. Надо было видеть, как
рассвирепел Исаков, прочитав это «дружеское» письмо. Он при
мне отдал приказание своему адъютанту написать в соответствую-
щих выражениях ответ этому «другу» и обязательно на машинке
и на открытке, чтобы знали существо «просителя»... Приказание
было выполнено точно!»
♦ * *
Наш флот в трагические дни начала Великой Отечественной
войны сохранил свою силу и активный дух, несмотря на исклю-
чительную сложность обстановки. Немалую роль в этом деле сы-
грал Исаков.
В подтверждение этой мысли хочу привести слова Маршала
Советского Союза Г. Жукова. В своей книге «Воспоминания и раз-
мышления» он пишет:
«Приняв должность начальника Генерального штаба, за крат-
костью времени и чрезвычайной занятостью делами, непосредст-
венно относящимися к Красной Армии, я не смог основательно
ознакомиться с состоянием флота. Однако мне было известно, что
личный состав Военно-Морского Флота подготовлен хорошо,
командующие флотами, флотилиями и их штабами готовы к бо-
евым операциям. Главный штаб Военно-Морского Флота воз-
главлял тогда талантливый, инициативный и волевой адмирал
II. С. Исаков».
Судьбе суждено было свести Г. Жукова и И. Исакова в начале
Великой Отечественной войны на одном участке битвы за Ленин-
град, за Балтику.
Как известно, гитлеровское командование придавало очень
большое значение армейской группе «Норд», перед которой была
поставлена задача захватить Ленинград.
189
Войска Ленинградского фронта и Балтийский флот противо-
действовали натиску очень сильного противника, рвавшегося к
Ленинграду, с тем чтобы после его захвата бросить все силы на
Москву.
Заместитель Главкома по морской части и член Военного
совета Северо-Западного направления адмирал Исаков в наибо-
лее напряженный период военной операции находился на Бал-
тийском флоте.
«Можно без преувеличения сказать, что корабли и береговая
артиллерия, части морской пехоты Балтийского флота сыграли
исключительно большую роль в обороне Ленинграда. И координа-
ция всех усилий флота и армии решалась Исаковым и его помощ-
никами».
Эти строки принадлежат адмиралу Гордею Ивановичу Левчен-
ко, который свыше тридцати лет непрерывно служил с Иваном
Степановичем Исаковым.
В те суровые, полные трагизма дни Иван Степанович работал
в Смольном, где располагался штаб Северо-Западного направле-
ния. «Я считаю своим долгом отметить,—говорил адмирал Лев-
ченко, — что, несмотря на трудности, душевное состояние Исако-
ва было ровное и уверенное. Многие, встречавшиеся в то время
с Иваном Степановичем, заражались его верой в правоту нашего
дела, верой в побед/, несмотря на, казалось бы, безвыходное по-
ложение Ленинграда и его района».
Исаков в те дни как-то сказал своим друзьям и подчиненным:
— Видите ли, у фашистской Германии при нападении на нашу
страну был ряд преимуществ, которыми она и воспользовалась.
Однако учтите, что, подобно тому как резец или зубило имеют
хорошо закаленную лишь переднюю часть, так и германская
армия, ее первые успехи, притом успехи значительные, недолговеч-
ны. Как только передняя часть будет сломлена, германская армия
начнет крошиться.
Прошло три месяца, и под Москвой начался разгром фашист-
ских войск. Осенью 1941 года адмиралу Исакову было поручено
выполнение чрезвычайной важности задания.
Вот что пишет об этом задании уполномоченный Государствен-
ного Комитета Обороны по продовольственному снабжению войск
Ленинградского фронта и населения Ленинграда Дмитрий Василь-
евич Павлов в своей книге «Ленинград в блокаде».
«...Военный совет принял решение организовать в 19 километ-
рах от Шлиссельбурга, в небольшой бухте Осиновец на западном
берегу Ладожского озера, порт по приемке грузов и вывозу неко-
торых видов уникального оборудования из города.
Строить порт ускоренными темпами, отбиваться от непрерыв-
ных воздушных атак противника, разгружать и загружать суда
в предельно короткий срок, обеспечивать безопасность их плава-
ния — для этого требовался руководитель, обладающий огромной
волей, железными нервами и незаурядными организаторскими
способностями. 19 сентября Военный совет флота, обсудив поло-
190
жение с завозом грузов, решил возложить руководство перевозка-
ми на члена Военного совета адмирала Исакова. Иван Степано-
вич охотно взялся за беспримерное дело. Подобно пахарю, про-
кладывающему борозду на земле, не знавшей плуга, он углублял
каменистое дно озера и строил причалы на пустынном берегу.
Изо дня в день он пять — семь раз обходил территорию будущего
порта, подбадривая и воодушевляя уставших рабочих, солдат,
матросов. Ивану Степановичу удалось сделать многое и прежде
всего — увеличить завоз грузов, но довести до конца начатое
успешно дело ему не пришлось. Активные действия гитлеровцев
в Балтийском море потребовали возвращения Исакова к своим
прямым обязанностям».
В штабе Северо-Западного направления в Смольном Исакова
можно было видеть в те дни очень редко — он находился там, где
складывалась тяжелая, угрожающая обстановка.
В Таллине он участвовал в подготовке и руководстве первыми
операциями Балтийского флота и совместными боевыми действия-
ми с сухопутными войсками фронта. В Кронштадте—руководил
подготовкой и организацией обороны подступов к городу Ленина со
стороны моря. Активно участвовал в создании непосредственной
морской обороны города Ленинграда и в формировании озерных
военных флотилий (Ладожской, Онежской, Чудского озера), моби-
лизуя, вооружая и укомплектовывая суда торгового флота, органи-
зуя их взаимодействие с артиллерией фронта.
Когда фашистские войска вышли на ближайшие подступы
к городу, то умело созданная морская оборона сыграла большую
роль в системе защиты города.
Исаков активно участвовал в организации переброски через
Ладожское озеро станков и оборудования Кировского завода, ко-
торый эвакуировался на Урал, где спешно создавалось танковое
производстве.
* ♦ ♦
В ноябре 1941 года Исаков был отозван в Москву для работы
в Главном морском штабе. Но уже весной 1942 года, когда на
фронтах Северного Кавказа и Крыма сложилась неблагоприятная
обстановка, Исаков вновь покинул столицу.
На юге линия фронта в это время подходила к перевалам Глав-
ного Кавказского хребта. Узкая полоска Кавказского побережья
удерживалась нашими войсками ценой тяжелых усилий. Севасто-
поль оборонялся в блокаде от штурмующих его фашистских войск
и авиации; корабли Черноморского флота базировались на Кав-
казском побережье.
Исаков прибыл в Краснодар для координации действий фрон-
та и флота, являясь членом Военного совета и заместителем
командующего Юго-Западным направлением (впоследствии — Се-
верокавказский фронт). Его можно было видеть вместе с Марша-
лом Советского Союза С. М. Буденным на сторожевом катере
191
в Керченском проливе. Это — когда надо было организовать пере-
праву наших войск, оставлявших Крым, на Таманский полуостров.
Он часто бывал на передовых батареях в Цемесской бухте.
После ликвидации Северокавказского фронта, в сентябре
1942 года, морская оперативная группа, возглавляемая Исаковым,
прибыла в Тбилиси, где находился штаб Закавказского фронта.
2 октября 1942 года Исаков, вместе с контр-адмиралом Рутков-
ским отправился в очередную поездку к линии фронта под Ново-
российск. 4 октября начиналось наступление войск Закавказского
фронта на горном перевале севернее Туапсе. Поскольку в этой
операции принимали участие морская пехота и морская артилле-
рия, то Исаков изменил маршрут и вместе с командованием За-
кавказского фронта направился в район проведения операции
войск фронта. В районе железнодорожной станции Индюк маши-
ны, следовавшие по узкой горной дороге, внезапно были атако-
ваны тремя «юнкерсами». Во время атаки был тяжело ранен в ле-
вую ногу И. С. Исаков.
Вот что рассказал об обстоятельствах ранения адъютант адми-
рала подполковник А. И. Соколов:
— После разрыва первых бомб я услышал поблизости стон.
Подполз и увидел ужасное зрелище: Иван Степанович лежал
ничком, и на левой ноге у него зияла большая рана от осколка
бомбы. Я позвал на помощь лейтенанта Мельникова, и мы стали
делать перевязку. Перевязав рану, мы повезли Ивана Степановича
на легковой машине «М-1» в медсанбат. В медсанбате Ивану Сте-
пановичу сделали переливание крови. Потом на грузовой автома-
шине его отправили в полевой госпиталь, который находился в ле-
су, неподалеку от железнодорожной станции Индюк. В госпитале
Иван Степанович попросил, чтобы я оставался с ним. Адмиралу
обработали рану, а спустя сутки после ранения перевезли в госпи-
таль в Сочи. Там, на третьи сутки после ранения, в связи с начав-
шейся газовой гангреной, Ивану Степановичу была ампутирована
левая нога.
Когда Исаков находился в госпитале, пришло известие о на-
граждении адмирала орденом Ушакова.
В ответ на поздравления Иван Степанович, еще не оправив-
шись, прислал морякам письмо, которое и сейчас нельзя читать
без волнения:
«Моргруппе Кавказского фронта.
Дорогие товарищи!
Спасибо за поздравления и пожелания на будущее. Верьте,
что все отдам, что от меня останется, на окончательное уничтоже-
ние фашизма, на укрепление родного флота нашего Союза и осу-
ществление любого задания партии и правительства. Но помните,
что в тех больших делах, которые мы делаем с вами, один чело-
192
Ваш Исаков».
век — ничто. Я могу работать, только опираясь на вас. От вашей
работы зависит общий успех дела, и полученная награда в значи-
тельной степени относится и к вам. Поэтому желаю вам здоровья
и успеха в работе, еще больше стойкости, товарищества, воли
к победе и партийности в работе.
Едва оправившись от трудно переносимых страданий, Иван
Степанович вновь на посту. Должность начальника Главного
морского штаба и от здорового-то человека требует огромного
напряжения, а что же говорить о больном... Но Исаков работает!
Наш народ знает много случаев, когда искалеченные люди,
казалось бы, начисто вышедшие из строя, продолжали летать, во-
дить тракторы и автомобили. Мы знаем Маресьева, Нектова и
многих других. Я позволю себе причислить к их числу и Ивана
Степановича Исакова.
Однако силы человека не беспредельны. Исаков вскоре вынуж-
ден оставить пост начальника Главного морского штаба. Он вновь
обращается к научной и исследовательской работе, оставаясь за-
местителем Главнокомандующего Военно-Морскими Силами, со-
четая большую государственную работу с непрерывной научной
деятельностью. В этот период он пишет свои труды: «Приморские
крепости», «Очерки по истории флота», возглавляет редакцию
«Морского атласа». В фонд военно-морской науки вошли более ста
работ Исакова.
В марте 1945 года Ученый совет Военно-Морской ордена Ле-
нина академии направил в Высшую аттестационную комиссию
ходатайство о присвоении доценту, кандидату военно-морских
наук, армиралу флота Исакову Ивану Степановичу ученой
степени доктора военно-морских наук без защиты диссертации и
ученого звания профессора по кафедре стратегии и оперативного
искусства...
В марте 1950 года Иван Степанович подал в отставку. Но он
продолжал деятельно трудиться до последнего дня жизни Он
оставался главным редактором «Морского атласа». За этот труд
Исаков с группой товарищей был удостоен Государственной
премии.
Он пишет научно-популярные статьи, главным образом по исто-
рии флота, участвует в качестве главного консультанта в созда-
нии кинокартины, посвященной флотоводцу Федору Ушакову.
В нем открылся, неожиданно для тех, кто мало его знал, писатель-
ский дар.
...Ноябрь 1958 года. Ленинград. Гостиница «Астория». Исаков
со своей супругой Ольгой Васильевной прибыли из Москвы и у
себя в гостиничном номере принимают изяславцев — давних со-
служивцев адмирала.
Перед тем как передать для публикации «Невыдуманные рас-
? А Арзуманян 193
сказы», адмирал решил прочитать их друзьям. Успех был полный.
Бывший машинист эсминца «Изяслав». персональный пенсионер
ленинградец Филимон Сергеевич Дук долго жал адмиралу р\ку
— Спасибо, воскресили в моей памяти давно прошедшею по-
ру Да какую пору!..
Бывший комиссар «Изяслава» Даниил Евгеньевич Корнюшин
и бывший кок Николай Александрович Воронин, участники этой
встречи, были также растроганы и взволнованы.
Морские рассказы Исакова заинтересовали не только моряков,
но и широкие круги читателей. Он был принят в члены Союза пи-
сателей СССР
Он очень дорожил своим писательским званием. Но в день
кончины Исаков едва слышно произнес:
— А моряком я все-таки стал!
Это были едва ли не последние слова адмирала.
1971
МАЛЬЧИК ИЗ САНАИНА
ГЛАВА ПЕРВАЯ
О
дин из уголков Армении с незапамятных времен назы-
вался Гугарком, а позднее — Лори. Здесь природа не-
сравненно живописнее, чем в других местах республи-
ки: седые скалы перемежаются с густыми массивами
лесов. Пики гор Лок, Конд, Двал пронзают облака,
разрывая их в клочья. Эхо грома заполняет ущелье своим могу-
чим ревом. А совсем внизу, у подножия горных великанов, словно
кипящую лаву, несет свои пенистые воды безудержно дикий Дебе.
Звонко дробится о камни и скалы река. Под лучами солнца изло-
мы гор, скал и ущелий создают причудливую, бесконечно богатую
пляску света и тени. Оттого Лори так не похож ни на один другой
район Армении.
С наступлением ночи темные силуэты гор выглядят таинствен-
нее и страшней. Полнолуние здесь редко увидишь. Не успеет луна
появиться, как облака окутают ее или горные вершины засло-
нят своей могучей спиной. Лишь отдельным счастливцам — звез-
дам удается прорваться сквозь ночную тьму.
И каждый раз, когда с наступлением сумерек на синем небе
загорались звезды, на колокольню древней церкви забирался
мальчик. В селении Санаин церковь гнездится на самой высокой
точке. И маленькому Анушавану, которого сверстники сокращен-
но называли Ануш, казалось, что он находится ближе к звездам,
чем все остальные, — ведь выше этой колокольни в деревне не
было ничего.
Ниже по склону находилась сельская школа. Ее построили
в 1908 году по инициативе уроженки Санаина, старейшего педа-
гога Софьи Васильевны Аргутинской-Долгорукой. В один из ве-
черов силами учеников здесь ставили инсценировку известного
рассказа Ованеса Туманяна «Гикор».
Суть повествования такова: тяжело жилось многодетному кре-
стьянину Амбо, и, вопреки желанию жены, он решил своего сына.
Двенадцатилетнего Гикора, отвезти в город, чтобы он вышел в лю-
ди. В городе Амбо удалось пристроить своего сына слугой к купцу
Артему. Мальчик должен был прислуживать хозяину дома, а
спустя год — работать в лавке учеником. Артем предупредил отца,
что пять лет мальчик будет трудиться бесплатно, зато научится
чему-нибудь.
И началась у Гикора новая жизнь, полная издевательств и
унижения, побоев и голода. В зимнюю пору ребенок сильно про-
студился и больше не встал...
7*
195
На сцене шла последняя картина встречи отца с мечущимся
в жару мальчиком. Роль Гикора исполнял Ануш. Конечно, в его
игре не было ничего профессионального, зато была волнующая
искренность, которая проникла в сердца присутствующих, еще раз
напомнив об участи их детей и о полной лишений, безысходного
горя их жизни.
— Что с тобой стало, Гикор-джан? — горестно спрашивал
мальчика Амбо.
Гикор был в жару и не узнавал отца.
— Гикор-джан, вот я и пришел, Гикор... ведь это же я — твой
апн1.
Больной ничего не сознавал и только выкрикивал в тяжелом
бреду: «Микич! Зани! Апи! Нани!..2»
— Здесь я, Гикор-джан, нани меня послала за тобой. Пойдешь
домой? Микич и Зани, стоя на кровле, смотрят на дорогу, ждут
тебя. Ну, что скажешь?
— Сюда пожалте! Сюда пожалте! — мечась и смеясь, бредил
больной.
Ему все казалось, что он стоит у лавки хозяина и с утра до
ночи заманивает покупателей.
Сыгранная роль потрясла мальчика: ведь он и сам был сыном
бедного сельского плотника Ованеса Микояна, обремененного
большой многодетной семьей. Постоянная нужда и участь Гикора
могли стать участью мальчика из Санаина.
Санаин! Как высоко он расположился на склоне гордой горы,
но как бесчеловечно была попрана здесь гордость мужественных
людей!
Красота природы и нищенское существование дорийских кре-
стьян находились в разительном противоречии. Каждый клочок
земли приходилось отвоевывать человеку ценой пота и крови.
Несравненный певец, великий лориец Ованес Туманян писал:
Плуг, забирай! Ну, ну, волы!
Дотянем понемногу
К полудню вон до той скалы, —
Господь нам будь в подмогу!
Дай силы, боже, их плечам!..
Дотянем-ка глыбу, ну же!
Хлестни их, мальчик!.. Черным дням
Конца нет. Жить все туже...
Черные дни стали еще беспросветнее, когда в 1914 году нача-
лась первая мировая война. Анушу тогда было восемь лет. Мно-
гие из ушедших на фронт пропали без вести. Старший брат Ер-
ванд вернулся в родное село с Георгиевским крестом.
На Кавказе началась братоубийственная резня. Беспокойно
жилось и в девственных лесах Лори. Царизм разжигал националь-
ную рознь кавказских народов, принявшихся бессмысленно истреб-
’ Ann — отец.
2 11 а и н — мать.
196
лять друг друга. Погромы и резня стали обычным явлением в этих
краях. Шумные горные реки обагрились кровью. В это же время
под знаменем Ленина сражались за молодую Советскую власть
тысячи и тысячи храбрых сынов Армении. Среди первых пламен-
ных большевиков, учеников и соратников Ленина, были Христофор
Лалаянц, Степан Шаумян, Богдан Кнунянц, Александр Спанда-
рян и старший брат Ануша — Анастас Микоян.
...В Санаине, казалось, все было по-прежнему. Но так только
казалось. Из прежних трех учителей в шестиклассной школе ос-
тался лишь один — Овсеп Галстян; двое ушли в партизанские
революционные отряды. Поэтому занятия велись урывками, а иг-
ры ребят стали воинственными.
Как-то раз в лесной чаще, недалеко от села, ребятишки играли
в войну, разделившись на два отряда. Командиром у одних был
Ануш, а у других — Хечо. Два ослика тоже участвовали в игре:
на них восседали вожаки отрядов. Ребята были вооружены ро-
гатками, самодельными саблями. Заняв удобные позиции на де-
ревьях, кустах, за камнями, они ждали команды, чтобы начать
бой. Игра началась. Хлестнув своих осликов, Ануш и Хечо по-
неслись друг на друга. Было условлено, что победителем будет
отряд, чей командир окажется сильнее и свалит другого с осла
наземь. Но случилось неожиданное. Не добежав до места встречи,
ослик Хечо, резко вскинув задние ноги вверх, сбросил мальчика.
Тот кубарем полетел вниз и сильно ударился о корягу. Пораже-
ние отряда Хечо было налицо. Но Ануш посчитал несправедли-
вым такой исход и поторопился спешиться сам. Между тем Хечо
делал отчаянные попытки взобраться на своего непослушного осла,
но безуспешно. Видя эту картину, Ануш предложил ему стоя поме-
риться силой, хотя знал, что противник старше и сильней его. Их
обступили шумным кольцом возбужденные ребята. Негодуя на свою
беспомощность, напрягая все силы, Хечо приблизился к «врагу».
В этот момент он забыл даже об острой боли в руке.
Приставив йогу к ноге, сцепив кисти рук, мальчики изо всех
сил пробовали свалить друг друга.
— Кончай, Ануш, кончай с ним! — вопили со всех сторон ре-
бята своему командиру.
— Э-э-э, как бы не так, наш Хечо сильнее, не подведет! —
кричали другие.
Между тем Ануш всем корпусом подался впепед, продолжая
сжимать руку противника и пытаясь столкнуть его с места. Губы
Хечо искривила насмешливая улыбка, и он резко согнул руку
Ануша, откинув его немного назад. Воодушевленный ободряющи-
ми возгласами своих ребят, Хечо усиливал натиск. Казалось, вот-
вот—и правая нога Ануша сдвинется с места, принеся «врагу»
победу.
Но не так-то легко одолеть маленького жилистого Ануша.
Скрипя зубами, мальчик сам перешел в наступление. Его пальцы,
словно клещи, впились в кисть Хечо. Тот, не выдержав натиска,
всем телом подался назад, и правая нога его сорвалась с места.
197
Согласно правилам игры, Хечо был побежден, и отряд Ануша
праздновал победу.
Но недолго ликовал Ануш — он заметил в глазах Хечо сле-
зы. Хечо— и слезы? Это удивило мальчика, и он быстро подошел
к Хечо, протягивая в знак примирения руку. Только сейчас Ануш
заметил, что рука товарища беспомощно повисла вдоль тела. Хечо
не в силах был управлять ею. Тут только Ануша осенила мысль,
вылетевшая из головы в горячке «боя»: разве можно, упав с ос-
ла, остаться невредимым?! Ануш виновато обнял Хечо, как бы
прося прощения
Детские игры тем и хороши, что обида недолго держится
Вскоре ребята дружной гурьбой возвращались в селение, поза-
быв горечь поражения и радость победы; они уже с жаром
обсуждали новую затею. Ребятам хотелось добраться до неприступ-
ной вершины Чатин-Дага, где вьют свои гнезда властелины до-
рийских небес— могучие орлы.
Богат животный мир дорийских лесов. Медведи, волки, лисы,
быстроногие олени, дикие козы — постоянные обитатели лесных
чаш. Пернатых же трудно перечислить.
В ветхом сельском домике, где жил Ануш, старожилами бы-
ли ласточки, они каждую весну прилетали в свои гнезда выво-
дить птенцов. А ребята бережно охраняли их, с интересом слушая
неугомонный щебет заботливых хлопотуний.
Больше всего любил Ануш ходить со старшим дядей Мкрты-
чем на высокогорные пастбища пасти коз. Горизонт там казался
мальчику необъятным, бесконечные дали манили его. Пока дядя
сгонял непослушных коз, Ануш ложился навзничь и подолгу не
отрывал взгляда от небесной синевы Неописуемая радость ох-
ватывала мальчика, когда он замечал в небе орла. Гордый полет
птицы, то парившей, неподвижно раскинув крылья, то неожидан-
но падавшей камнем вниз, то вдруг опять взмывавшей кверху,
зачаровывал мальчика.
Конечно, об искусственных летающих аппаратах Ануш и по-
нятия не имел. Весь мир его технических познаний тогда заклю-
чался в работе отца да сельского кузнеца. Из рассказов старше-
го брата Ерванда, работавшего на Алавердском медеплавильном
заводе, расположенном в ущелье, на берегу Дебета, принадле-
жавшем французской компании, Ануш знал о существовании же-
лезной дороги Движение по ней из Тифлиса до Карса началось
в 1898 году.
Ануш, конечно, не имел никакого представления о воздушных
шарах, аэропланах, которые в то время уже существовали.
Все это было далеким неведомым миром. Но сказка бабушки о
человеке, летающем на чудо-ковре и чудо-птице, возбуждала во-
ображение мальчика. Как-то раз он даже сделал крылья из гиб-
ких кизиловых прутьев и прицепил их ягненку. Полет, разу-
меется, не состоялся, но эта странная затея послужила причиной
злых насмешек и подтруниваний санаинских ребят над незадач-
ливым изобретателем. Еще долго после этого, увидя Ануша за
198
каким-либо занятием, сельские забияки не упускали случая по-
смеяться над ним.
Ануша часто можно было видеть в мастерской отца, обладав-
шего большим изобретательским даром. Я не раз бывал в Са-
ванне и видел сделанные руками искусного плотника Ованеса
стулья, шкафы, столы, двери, рамы, амбары, крыши домов, ве-
ранды и т. д.
Ануш любил набчюдать за работой отпа, сам мастерил замыс-
ловатые, одному ему понятные деревянные конструкции.
Однажды во время очередного такого занятия Ануш услы-
шал за спиной знакомый мальчишеский голос:
— Ты опять что-то затеваешь? Может, быка дяди Вартана хо-
чешь поднять в небо?
— Оставь его в покое, не твоего ума дело, — вмешался Хечо.
Ануш резким движением выпрямился и взглянул на ребят.
На лице его отражалась горечь обиды, хотя глаза светились ра-
достью.
— Как с рукой, Хечо?—спросил Ануш, бросив презрительный
взгляд на отступившего назад насмешника.
Рука Хечо была еще в повязке, но он все же бодро ответил:
— Совсем хорошо, завтра мать обещала снять эти тряпки.
Они сели рядом. Ануш с увлечением принялся рассказывать
другу о своей очередной выдумке, но тот скорее с сочувствием,
чем с интересом, слушал его.
Жизнь Ануша мало чем отличалась от судьбы его сверстни-
ков. Вместе с санаинскими ребятами он учился, играл, мечтал.
Школьный учитель Овсеп Галстян был человеком образован-
ным. Он увлекательно рассказывал об интересных фактах из ис-
тории математики. Ануш очень любил эти уроки, на которых он
впервые узнал о том, что самыми древними математиками средн
народов царской России были армяне Живший в VII веке ученый
Анания Ширакаци, говорил учитель Овсеп, был не только ма-
тематиком, но и астрологом, метеорологом, историком и геогра
фом. Он писал о шарообразности Земли, о затмениях Луны и
Солнца, о календарных исчислениях, о солнечных часах. Боль-
шой интерес представляет его учебник по арифметике, а решен-
ные им задачи с дробями и сейчас входят в школьные учебники.
Как зерна, попадая в плодородную почву, дают сильные всхо-
ды, так и слова школьного математика находили отклик в умах
впечатлительных и пытливых учеников. Своей влюбленностью в
науку Овсеп Галстян зажег у ребят интерес к знаниям.
Рассказывал Галстян и о людях русской науки и литерату-
ры, о могучем гении земли русской Михаиле Васильевиче Ломо-
носове, о Менделееве и Попове.
Но таже Галстян, близко знавший своих учеников, не мог
угадать, каково будущее каждого из них, чему посвятят они свою
жизнь.
Не так просто в раннем детстве подметить наклонности
ребенка, его дарование. Это шестилетним Моцарту и Шопену
199
можно было безошибочно предсказать будущее великих музыкантов.
Это нынешний президент Академии наук Армении, прославлен-
ный астрофизик Виктор Амбарцумян познал премудрости выс-
шей математики, будучи десятилетним мальчиком. Не будем про-
должать перечень подобных примеров.
Ясно одно, что в глухой дореволюционной армянской дерев-
не добрый учитель Галстян да и сам Ануш Микоян не могли
знать своего будущего.
Д!,ем Санаин окутал туман, казалось, он проникал в каждую
щель. К вечеру нависли тяжелые свинцовые тучи. Начался силь-
ный дождь. В лесу раздался ружейный выстрел. Собаки жалоб-
но завыли. Недоброе предзнаменование... Мощные раскаты гро-
ма потрясли воздух, эхом отозвались они в горах и ущельях. Ос-
лепляющей змейкой сверкнула молния и погасла во мраке.
Санаинцы попрятались в своих ветхих домишках. Многим не
спалось в эту ночь.
Не сомкнул глаз и Ануш. Разные думы приходили ему в голо-
ву. Беспокоила мальчика судьба брата, который находился в
Баку.
А в Баку тогда развертывались бурные революционные собы-
тия. Советская Россия, Ленин помогали кавказским большеви-
кам избавиться от иностранных интервентов. Плечом к плечу
с пламенным руководителем бакинского пролетариата Степаном
Шаумяном неутомимо боролся брат Ануша — Анастас. Шел 1918
год, но от брата уже давно не было никаких вестей.
Утром природа проснулась безмятежно. Восходящее солнце
посылало ласковые, веселые лучи уходящей на отдых, поблек-
шей луне. Ночная буря прошла, как неспокойный сон.
С первой улыбкой солнца от ночной дремы очнулся красавец
Лалвар В сторону Лалвара держала путь группа санаинских
ребят. Среди них был и Ануш.
Звонко лилась песня:
Очарованьем таинственных слов
Горы друг с другом ведут разговор,
Славя в едином хору голосов
Мощный Лалвар — повелителя гор
Вдруг их нагнал тревожный зов:
— Ануш, э!.. Ануш!
— Чего?
— Вернись в село!
— Зачем?
— Вернись, говорю!
Мать зовет. Ануш знал, что она не вернет его попусту с до-
роги. Он бегом пустился по тропинке обратно. Подходя к дому,
мальчик с тревогой заметил раскрытую настежь калитку и боль-
шую толпу односельчан, собравшихся во дворе. Мужчины ды-
мили из чубуков и тихо перебрасывались словами. Лица многих
женщин были заплаканы. Из комнаты доносились всхлипывания
200
матери. Ануш бросился к ней, а та, обняв его за плечи, запричи-
тала еще громче. Взглянув на тахту, Ануш сразу все понял. Там
лежал с удивительно спокойным, как всегда добрым лицом, сомк-
нув навсегда усталые веки, отец. У тахты стояли убитые горем
старший брат Ануша — Ерванд, сестры Воскеат и Астхик, братья
покойного Мкртыч и Вартан.
Большое горе клещами сдавило горло Ануша. До боли сжав
губы, он силился не моргнуть, чтобы слезы не расплескались по
щекам, но не выдержал и, спрятав лицо в отцовскую чуху, гром-
ко зарыдал.
Санаинцы провожали в последний путь Ованеса Микояна со
всеми почестями, принятыми в здешних местах. Они любили его,
доброго, мужественного человека, хорошего мастера своего де-
ла. Ведь он был единственным на селе плотником, без него не
обходился никто... Как ни трудно приходилось его многодетной
семье, он всегда оставался верным себе, честным и справедливым.
Потому и оплакивали его в каждом доме, сочувствовали его оси-
ротевшей семье.
Не мог выполнить перед отцом последнего сыновнего долга
находившийся в Баку, в горниле революционных событий, сын
Анастас. После смерти отца вся тяжесть забот в семье легла на пле-
чи матери Талиды Отаровны и старшего сына Ерванда. Ему приш-
лось оставить мечты об образовании. Надо было думать о сест-
рах и братьях.
Холодными зимними вечерами, когда, вторя голодным вол-
кам, завывала дикая вьюга, санаинцы прятались по домам. По-
долгу не гас тусклый огонек коптилки и в хижине Микоянов.
Собравшись у огня в кружок, дети часто заводили разговор об
отце.
Медленно, как караван, тянулись унылые зимние дни. Но всему
бывает конец. Пришла пора — и снег растаял. Нежно воркуя, побе-
жали с гор ранние весенние ручейки, пробиваясь в рыхлом, те-
перь уже совсем хрупком снегу. То тут, то там поднимали свои
нежные головки подснежники. Они словно спешили первыми от-
дать поклон солнцу и весне.
И вдруг в тишину спокойного утра ворвался необычный, все
нараставший гул. Он был не похож ни на обвал в горах, ни на гро-
зовые разряды. Застыли в страхе животные. Санаинцы собра-
лись группами. Старики набожно крестились. На память пришли
легенды, которых так много сложено в этих местах. Жадно ло-
вя каждое слово старших, дети удивленно смотрели друг на дру-
га и прислушивались к странным звукам.
Вскоре гул сменился треском и шумом, из-за вершины горы
показалось странное чудовище. Покачиваясь в воздухе, оно спус-
калось все ниже и, проделав несколько кругов, неуклюже, с трес-
ком и скрипом побежало по единственной ровной полянке и нако-
нец умолкло. Те из жителей, кто побывал на войне, сразу узна-
ли в нем аэроплан. Кто видел впервые — были поражены. Но вот
20!
из странной машины вышел летчик. Ребята, осмелев, побежали
к нему. Стали приближаться и взрослые.
Так впервые в Лорийских горах совершил вынужденную по-
садку французский самолет «Фарман». Так впервые санаинские
ребята и вместе с ними Ануш узнали о существовании чудо-пти-
цы, сделанной руками человека из дерева и железа и летающей
как орел.
Два дня летчик безуспешно копался в моторе, два дня Ануш
с нескрываемым удивлением и любопытством не отходил от са-
молета. Наконец тишину нарушил знакомый треск и шум. Само-
лет двинулся с места, балансируя своими двухэтажными крылья-
ми. Доехав до конца полянки, он развернулся и побежал быст-
рей. Через несколько мгновений «Фарман» поднялся в воздух.
Ануш и его товарищи восторженно провожали эту птицу-мечту,
птицу-сказку, громко крича и кидая вверх свои папахи.
Кто знает, может быть, в тот момент, когда Россия еще не
имела собственного авиапроизводства и закупала самолеты за
границей, в голове юного Ануша и зародилась впервые дерзно-
венная мысль стать создателем вот таких машин...
Старший брат Ануша, Ерванд, работал на Алавердском меде-
плавильном заводе. Дыхание революции давно уже захватило
рабочих этой французской концессии, где они подвергались не-
слыханной эксплуатации. Концессионеры наживали состояния,
варварски истребляя огромные природные богатства. Люди гиб-
ли от непосильного напряжения и частых аварий. Об охране тру-
да не было и речи.
Брат Ерванд, приходя с завода, рассказывал об Октябрьской
революции в России, о том, что Ленин и Советская Россия обя-
зательно протянут руку помощи армянским рабочим и крестья-
нам. Товарищи Ерванда, горняки, убежденно говорили: недолго
властвовать на Кавказе дашнакам, меньшевикам, мусаватистам.
Мать предложила Анушу готовиться к поездке в Тифлис, что-
бы, как она выразилась, «стать человеком». Двенадцатилетний
Ануш, колеблясь, отказался. Ему было совестно покидать свой
дом, близких. После смерти отца Ануш как-то сразу повзрослел
и часто задумывался над тем, что и ему пора вступить на тру-
довой путь, чем-нибудь помочь своим близким. Он теперь еще боль-
ше привязался к матери, тихой и неразговорчивой женщине, глаза
которой всегда светились беспредельной лаской, кротостью, по-
корностью своей трудной доле. Она целый день неустанно хло-
потала по дому, успевала управляться и с огородом, и с единст-
венной живностью в хозяйстве — козой, заботилась об убогой
одежде своих детей, в чем ей усердно помогали дочери — Астхик
и Воскеат.
Как-то раз Ануш, не найдя матери в комнате, вышел во двор.
Она устало сидела под тутовым деревом, грустно глядя вдаль.
По щекам ее, одна за другой, медленно скользили слезы... От нео-
жиданности мальчик застыл на месте, но в следующее мгнове-
202
ние бросился на колени перед матерью, спрятав у нее на груди
голову.
— Что с тобой, майрик?
— Ничего, Ануш-джан, ничего! — растерянно молвила мать,
поспешно отирая рукой влажные щеки.
— Но ты же плачешь, почему? — допытывался Ануш. Не в
силах скрыть от мальчика свои чувства, мать с грустью в голо-
се прошептала:
— Ануш-джан, об Анастасе думаю я, бог знает, где теперь он,
когда приедет к нам...
Ануш не находил слов для утешения. Он молчал. Только ру-
ки его еще крепче стиснули худенькие, бесконечно дорогие мате-
ринские плечи.
Мать утаила другую причину своего беспокойства: как ни тя-
жело ей было расставаться с Анушем, но она твердо решила,
собрав последние гроши, отправить его в город к родственникам,
учиться.
Смутные думы беспокоили Ануша. Не терпелось узнать: какой
он — этот край, какой он — город, куда собираются его везти?..
Ранним ясным утром он вместе с матерью отправился в путь.
Провожали Ануша брат, сестры, дядя Мкртыч и Вартан. При-
шли проститься и друзья, с которыми были связаны лучшие воспо-
минания детских лет. Хечо, не скрывая грусти, шел рядом с Ану-
шем. Когда тропинка привела к крутому обрыву, где она почти
отвесно спускалась в бездну, к реке Дебет, все остановились Сест-
ры Воскеат и Астхик обняли брата, погладили непослушные чер-
ные кудри, поцеловали в широкий лоб и сдавленным голосом
чуть слышно прошептали слова напутствия. Попрощались с Ану-
шем и все остальные. Каждый желал ему счастья и удачи. Пос-
ледним подошел к другу Хечо. Он старался казаться спокойным,
но его угрюмое молчание говорило о другом. Крепко обнявшись
с Анушем и уже отойдя от него, он вдруг вернулся и протянул
свою любимую кизиловую палку, которой всегда гордился:
— На, возьми на память, пригодится в дороге... — А потом,
постояв немного в раздумье, добавил: — Ты всегда был хорошим
парнем, Ануш, и я не забуду тебя.
На глаза Ануша навернулись слезы. Взяв подарок друга, он
окинул прощальным взглядом дорогих ему людей и вместе с
матерью стал медленно спускаться по горной тропинке, которая
вела к железнодорожной станции.
Перейдя по древнему одноарочному мосту, который вот уже
Десятый век выдерживал натиск необузданного Дебета, они по-
пали в Алаверди. Единственный медеплавильный завод, на ко-
тором работал Ерванд, несколько домов да станционных пост-
роек— вот все, что составляло облик Алаверди тех дней.
Вскоре подошел, пыхтя и задыхаясь, товарный поезд. С лю-
бопытством разглядывал Ануш огнедышащую грудь, огромные
колеса и длинную вереницу прицепленных товарных вагонов и
платформ. Но вдруг раздался удар колокола, а вслед затем и
203
оглушительный паровозный свисток, приведший мальчика в ужас;
от испуга он ладонями зажал уши, Облако пара окутало колеса
паровоза. Мать с силой потянула его за руку, кто-то из земля-
ков подхватил руками за пояс и подсадил на первую попавшую-
ся платформу. Затем села и мать.
От Алаверди поезд медленно полз в сторону Тифлиса. В то
время особого порядка на дороге не было, и поезд останавливал-
ся по самым неожиданным причинам. А\ашинист, заметив иду-
щих по тропинке крестьян, своих земляков из Артика, замедлил
ход и, выглянув из окошка паровоза, окликнул:
— Добрый день, Маркар!
— Рад встрече, дядя Тигран, — ответил путник.
— Давно я дома не был, новости есть?
— Как не быть новостям. Больного деда Петроса, нашего
пастуха, в каменной бане совсем залечили.
— Ну и что, опять старик лазает по горам?
— Да нет, три дня назад богу душу отдал.
— Жаль... Плохо, когда хорошие люди помирают
— Что поделаешь? Много на селе детишек мрет, тиф косит
людей, голодные времена наступили.
Поезд, медленно набирая скорость, обогнал путников. Уже из-
дали машинист крикнул им:
— Зайдите к нашим, передайте, что видели меня. Пусть не
тревожатся, я скоро заеду...
Сидя в душном вагоне с матерью и уже освоившись с непри-
вычным поначалу лязгом и грохотом товарного состава, Ануш
не спускал восторженных глаз со всего, что попадалось в пути.
И как не поражаться: ведь он впервые покинул родное село и
вступил в другой мир.
Горы становились все ниже, чередуясь с зеленым ковром рав-
нин Попадавшиеся по пути речушки казались неподвижными в
своем тихом течении.
ГЛАВА ВТОРАЯ
Было уже совсем темно, когда поезд остановился на товар-
ной станции Тифлиса — Навтлуги. Спустившись на землю, мать
уверенно повела изумленного Ануша. Очутившись на большой
станции, среди множества составов различных поездов, светящих-
ся зелеными, красными и желтыми огоньками, которые отража-
лись в блеске рельсов, Ануш растерялся.
Войдя в спавший город, они направились через Авлабар, Лес-
ковскую улицу и Сурб-Карапетский проход по узенькому пере-
улку к домику двоюродной сестры Вергине Туманян. Здесь в свое
время жил Анастас, когда учился в Нерсесянской семинарии.
Этот дом стал местом сбора подпольщиков-болыневиков.
Мать постучалась в калитку дома, она быстро отворилась.
Их встретили зять Габо, недавно пришедший с работы, и Верги-
204
одеялом. Беседа взрослых затянулась
расспрашивали Талиду о родном селе,
Вергуш—Маня — повела Ануша знако-
не. Гостеприимные хозяева потрепали по голове Ануша, они уже
знали, что мальчик останется у них продолжать учебу.
Верго быстро собрала на стол то немногое из еды, что было
в доме, согрела чай. Талида Отаровна выложила остаток дорож-
ных запасов: несколько ячменных лепешек и кусок сыру. Вместо
сахара хозяйка достала из буфета таблетки сахарина.
Тем временем Ануш, утомленный дорогой и массой новых впе-
чатлений, прислонившись к стене, заснул на табуретке. Мальчи-
ка не стали будить. Мать развязала веревки самодельных санда-
лий из буйволиной кожи, осторожно сняла их с Ануша и уложи-
ла его на тахту, укрыв
допоздна. Габо с женой
о близких и знакомых.
Утром младшая дочь
мить с городом. Все было интересно мальчику. Множество ма-
газинов с разноцветными тканями, лавки, наполненные сочными
фруктами, овощами и разной другой снедью; шарманщик с га-
дающим попугаем и монотонной дребезжащей музыкой; мчащие-
ся фаэтоны с нарядными господами, а рядом с ними медленно
плетущийся под тяжестью навьюченных на него корзин малень-
кий, хорошо знакомый Анушу ослик; упряжка сильных ломовых
лошадей, несущая по рельсам вагон с пассажирами, так назы-
ваемая конка; крики мальчиков-зазывал, стоящих у входа в ма-
газины; торговцы диковинными игрушками, нанизанными на длин-
ные палки; комичные кинто с огромными лотками на головах,
выкрикивающие на все лады: «Лакированный бадриджан»,
«Красные, сердечные помидоры», «Груши, груши, словно мед»,
«Дули яблоко»; непривычная уху Ануша мелодичная грузинская
музыка, доносящаяся из духана, — весь этот хаос впечатлений
проносился перед ошеломленным мальчиком, как сказочные ви-
дения, как сон.
Проходя по главной улице Тифлиса — Головинскому проспек-
ту, Ануш застыл от удивления перед многоэтажным большим до-
мом. Чтобы сосчитать этажи, ему пришлось высоко откинуть го-
лову, так что его папаха упала наземь. Маня взглянула на зазе-
вавшегося Ануша и с улыбкой сказала:
— Это гостиница «Мажестик», построенная богачом Ара-
мянцем.
Еще много попадалось на пути красивых больших зданий: и
на Михайловском проспекте, и на Эриванской площади, и в рай-
оне Сололака...
Невольно у Ануша вырвался вопрос:
— Откуда же у них столько денег?
Через несколько дней мать уехала в Санаин. Шли дни. Ануш
постепенно привыкал к жизни суетливого города и старательно
готовился к поступлению в среднюю школу.
Приобретенных в санаинской школе знаний было недостаточ-
но: в городе предъявлялись более высокие требования. Да и рус-
ского языка Ануш вовсе не знал. Но вот трудности остались
205
2
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
206
5
6
91
И
Ануш с запиской брата приехал в семью Шаумяна. Екатери-
на Самсоновна, жена Шаумяна, устроила его в отдельной ком-
натке.
позади. Ануш переступил порог средней школы, вскоре ставшей со-
ветской.
В 1923 году начался новый этап в жизни Ануша. Из Тифлиса
он переехал в Ростов-на-Дону и стал учиться в школе фабрич-
но-заводского ученичества.
Занимался он, как всегда, с душой. Никакие трудности не
могли стать препятствием в учебе для юноши, чье детство про-
шло в вечной борьбе с лишениями. А трудности были, особенно в
холодную зимнюю пору, когда в ветхом помещении школы, не
приспособленном для занятий, во все щели дул холодный степ-
ной ветер, а дров не хватало, чтобы нагреть все классы. Бывало
так, что чернила застывали и цепенели руки. Но молодежь не
сдавалась, жаждала знаний.
По совету старшего брата, чтобы приблизиться к производст-
ву, Ануш одновременно начал работать учеником токаря на за-
воде «Красный Аксай». Дружелюбно относились к нему русские
товарищи, помогая Анушу не только в овладении токарным
делом, но и в его стремлении лучше усвоить русский язык. Смыш-
леный юноша, еще с детских лет увлекавшийся техникой, нравил-
ся им своим любовным отношением к делу. Учеба и работа, труд-
но совмещаемые обычно, для Ануша стали естественной необхо-
димостью. Упорный молодой рабочий шаг за шагом преодолевал
трудности в новом для него токарном деле.
Годы, проведенные в Ростове, навсегда запомнились ему. Здесь
юноша возмужал, вырос политически. В его жизни произошло
великое событие — в памятном 1924 году, в дни Ленинского призы-
ва, двадцатилетний комсомолец Микоян был принят в кандида-
ты партии, а год спустя его приняли в члены партии.
Окончив школу ФЗУ и овладев специальностью токаря, в
1925 году Ануш Микоян покинул город на берегу Дона, ставший
значительной вехой в его самостоятельной трудовой жизни.
Каждому известно, как быстро завязываются знакомства в
пути. В общем вагоне поезда Ростов —Москва ехало много мо-
лодежи из Закавказья. Среди них были и армяне.
За оживленной беседой новые знакомые коротали время. Ду-
хота, дым махорки, неудобства не удручали их. Крылья мечты
уносили молодых людей далеко вперед, обгоняя поезд. Все они
ехали в Москву, и каждому она представлялась по-разному.
Как песок, мгновенно впитывающий в себя влагу, Москва погло-
щает тысячи приезжих, где каждый находит свою дорогу. Ануш
сошел с поезда. Впереди его ожидали новые встречи, радость
труда и учебы, полет дерзновенной мысли.
Квартира Шаумянов и завод находились в разных концах го-
рода, поэтому вскоре он перешел в общежитие завода «Динамо»
и жил вместе с дворником в кочегарке, где часто шум по ночам
лишал его спокойного сна.
Горячо взялся он за работу на московском заводе «Динамо»,
куда его теперь зачислили токарем. Новые друзья Ануша стали
звать его на русский лад Артемом, а на цеховых собраниях по
имени и отчеству — Артемом Ивановичем. Такое обращение под-
черкивало, что теперь он самостоятельный *токарь с разрядом.
И Артем старался не ударить лицом в грязь. В коллективе боль-
шого завода он с первых же дней не чувствовал себя чужим. Ha-
оборот, бесхитростное, простое обращение цеховых рабочих, обод-
ряющие взгляды вернули ему спокойствие и природный юмор.
Друзья по цеху полюбили своего нового товарища и избрали
его секретарем партийной организации токарного цеха.
Один из цеховых друзей, Василий, был коренным москвичом
и знал свой город вдоль и поперек. Он охотно вызвался быть ги-
дом нового товарища, которому Москва представлялась еще не
прочитанной замечательной книгой.
О Москве Артем много знал из книг и рассказов ростовских
рабочих. Но теперь он сам жил в Москве.
...Дружно беседуя, шли по улице два простых рабочих парня.
Василий и Артем, сыны России и Армении, два солдата мирного
труда.
Через Иверские ворота они вышли на Красную площадь. В то
время она была вымощена булыжником, трамвайные линии про-
ходили через всю площадь. Й памятник Минину и Пожарскому
находился не у собора Василия Блаженного, как сейчас, а прямо
у главного входа в ГУМ. Не были увенчаны рубиновыми звезда-
ми башни Кремля. Они заканчивались двуглавыми орлами, кото-
рые напоминали о падении самодержавия. Под лучами заходя-
щего солнца поблескивали золотые купола кремлевских соборов.
Раздался чистый серебристый звон курантов Спасской башни,
сообщающих всему миру московское время.
Никакие рассказы, никакие книги не могли передать торжест-
венной симфонии архитектурных ансамблей, созданных трудом
и творческим гением древних русских зодчих.
Поняв восторженное состояние друга. Василий не стал доку-
чать ему излишними объяснениями. Они молча стояли рядом.
А Артему, охваченному глубокими думами, зрительно представ-
лялись былые страницы древней Москвы
...1812 год. Дни нашествия Наполеона. Пламя пожарищ гроз-
но лизало стены домов покинутого города, но он устоял.
...1917 год. Улицы Москвы в баррикадах. По зову партии,
«Пенина народ сражался за свою свободу, за власть рабочих и
крестьян. Израненная, истерзанная Москва вынесла на своих мо-
гучих плечах и это испытание. Наконец ее улицы загорелись алым
пламенем знамен. Шли голодные, оборванные, зато несущие по-
беду, ликующие люди. Казалось, с ними вместе победную песню
207
пел каждый камень мостовой, каждый кирпич кремлевской сте-
ны. Вождь революции приветствовал их. А теперь на этой самой
площади, которая встречала его морем восторженных глаз, в
деревянном еще Мавзолее покоится прах основателя государст-
ва рабочих и крестьян.
Артем чувствовал, что с каждым днем Москва становится ему
все дороже. Москва... Санаин... Безнадежно далекие друг от дру-
га прежде, казались бесконечно близкими теперь.
Рабочие будни в токарном цехе были насыщены трудовыми
подвигами. Молодежь работала самозабвенно, окрыленная соз-
нанием высокого долга перед городом, ставшим сердцем эпохи.
Теперь в движениях Артема чувствовались уверенность и лов-
кость. Его токарный станок изготавливал все более сложные де-
тали для электродвигателей.
В 1928 году Артем Иванович Микоян был призван в ряды
Красной Армии. Год был солдатом, а затем секретарем комсо-
мольской организации в Иваново-Вознесенской военной школе.
Он жаждет учиться дальше, и в 1931 году он уже слушатель Во-
енно-воздушной академии им. Н. Е. Жуковского.
Однокурсники полюбили Артема Микояна. Его простота, чут-
кость, серьезное отношение к академическим занятиям, подкупа-
ющее остроумие и общительность сделали его душой коллектива.
Еще большее уважение снискал Артем у товарищей после слу-
чая, который запомнился ему на всю жизнь.
Как-то раз в Академию приехал командующий воздушными
силами Я. И. Алкснис. На его вопрос, кто из первокурсников хо-
чет совершить парашютный прыжок, одним из первых вызвался
слушатель Артем Микоян. В то время парашютизм у нас только
начинал развиваться. Как и ко всякому новому делу, к нему от-
носились недоверчиво, с опаской. И на прыжки с парашютом от-
важивались немногие.
С тех пор прошло немало лет, но Артем Иванович является и по
сей день единственным среди известных советских авиаконструк-
торов, чье имя вошло в историю парашютного спорта тех лет
Невзирая на большую загруженность, Артем Иванович посе-
щал и летные курсы при Осоавиахиме и совершал свои первые
полеты на самолете У-2.
В отличие от дореволюционных порядков, советская страна
всемерно развивала отечественное самолетостроение. Пополни-
лись ряды знаменитых деятелей авиационной науки.
Артем Иванович пришел в Академию воздушного флота, имея
за плечами большой жизненный опыт и солидный производствен-
ный стаж. Правда, все это не имело связи с авиацией, но трудо-
вая жизнь развила в нем очень нужные качества — самостоятель-
ность и упорство.
Как и в других высших учебных заведениях, в Академии на
первых курсах изучали общетеоретические дисциплины. Физика,
математика, механика как бы являлись подготовительной сту-
пенью к специальным предметам. Вот тут-то и сказалась разни-
208
ца между слушателями, попавшими в Академию прямо со школь-
ной скамьи, и такими, как Микоян, подготовленными жизнью к
учебе и творчеству.
Когда на старших курсах приступили к изучению аэродинами-
ки, расчета на прочность, двигателя внутреннего сгорания и Дру-
гих предметов, имеющих прямое отношение к инженерному авиа-
ционному делу, у Артема Микояна обнаружился к ним особый
интерес. Это и понятно. Прохождение специального курса откры-
вало перед ним возможность самостоятельного проектирования
самолета и его осуществления в натуре. И случай не заставил
себя долго ждать. Пришла пора изучения действия щитков и за-
крылков. Это новшество было разработано теоретически у нас и
за рубежом.
Отлично понимая значение теории, слушатель Микоян еще в
стенах Академии стремился применить ее на практике. Вместе с
двумя однокурсниками — Павловым и Самариным он приступает
к проектированию учебно-тренировочного самолета с применением
щитков и закрылков и с толкающим винтом. Когда проект был го-
тов, тут же, в мастерских академии, собственными силами начали
осуществление проекта в натуре. На самолет поставили американ-
ский мотор в 18 лошадиных сил. Свой первенец Микоян с друзья-
ми нарекли «Октябренком». Но самое главное было впереди. «Ка-
ков будет «Октябренек» в полете?» — с волнением думал Артем.
Наступил день испытания.
Учебно-тренировочный самолет летел со скоростью 120 кило-
метров в час. Вдруг случилось неожиданное: вышел из строя мо-
тор. И тут пришли на помощь щитки и закрылки, позволившие
снизить посадочную скорость до 40 километров в час.
Авиационная наука тем временем продолжала неуклонно раз-
виваться. Все новое находило горячий отклик в будущем конст-
рукторе. Но, как правило, оно рождается в муках и терзаниях,
не всегда сразу получая оценку и признание. Но если веришь в
себя, в правильность своих дерзновенных мыслей — ни шагу
назад! Этот незыблемый принцип настоящего творчества был зало-
жен в характере Артема Ивановича, слушателя Академии воз-
душного флота, тогда еще только-только пробовавшего свои силы
в авиационной науке.
В 1937 году Микоян с отличием окончил инженерный факуль-
тет Академии.
С глубокой благодарностью вспоминает Артем Иванович своих
первых учителей — профессоров Академии Юрьева, Оглоблина,
Бураго, Земскова, Козлова, воспитавших в нем любовь и пре-
данность избранной профессии, любовь и преданность науке, ко-
торой было суждено большое будущее.
Не стерлись в его памяти и имена товарищей, с которыми он
Учился, сдавал экзамены, курсовые проекты, делил трудности, ра-
дость удач.
Недолго продолжалась работа молодого инженера А. И. Ми-
кояна в качестве военного представителя по приемке самолетов
209
на одном из авиационных заводов. Счастливый случай привел его
в бюро старейшего русского конструктора Николая Николаевича
Поликарпова.
В 1910 году с треском и неимоверным шумом самолет Сер-
гея Уточкина появился над орловским ипподромом и сделал два
круга. Публика, придя в неистовый восторг, бурно аплодировала.
По тем временам это был смелый поступок. Среди присутству-
ющих находился и воспитанник Орловской духовной семинарии
Николай Николаевич Поликарпов. Этот полет предопределил его
будущее. В 1915 году он уже окончил теоретические курсы авиа-
ции в Петербургском политехническом институте. А через год с
усердием, достойным подражания, Поликарпов помогал одному
из пионеров русского тяжелого самолетостроения И. И. Сикор-
скому в строительстве его многомоторных самолетов.
Как известно, у колыбели своего развития авиация представля-
лась лишь как самый быстрый вид передвижения. Но время по-
ставило перед ней и другие задачи. Вскоре она выполняла и раз-
ведывательные функции. В военное время рамки применения авиа-
ции расширились. Потребовались бомбардировщики. Но каждое
действие порождает и противодействие. Так появились истреби-
тели. Они предназначались для борьбы с бомбардировщиками.
В целях обороны Советский Союз осваивал все новые и новые
истребители с хорошими характеристиками скоростей и манев-
ренности. Достигнуть скорости 500 километров в час к 1935 го-
ду— такая задача была поставлена перед конструкторской мыслью
в 1930—1931 годах.
У читателя наших дней это может вызвать улыбку, по не на-
до забывать, что на первых порах лишний десяток километров
приобретенной скорости считался заметным шагом вперед.
Советская истребительная авиация, вооруженная пушками, не
всегда встречала одобрение, находились и маловеры. Но к чести
наших конструкторов надо отнести их упорство и стремление ид-
ти вперед. Благодаря этим качествам советские конструкторы на-
много опередили своих зарубежных коллег.
Поликарпов отличался глубокими знаниями авиационной тех-
ники. В любимое дело он внес много нового, обогатив отечест-
венную авиационную науку. Его идеи всегда отличались све-
жестью. Вдохновение его передавалось большому коллективу кон-
структорского бюро, которым он руководил.
Это было в 1937 году. Артем Иванович Микоян вступил в этот
творческий коллектив в пору, когда истребитель «Чайка» и И-17
продолжали совершенствоваться.
В условиях усложняющейся международной обстановки 1933—
1939 годов — интенсивных военных приготовлений фашистской Гер-
мании, ряда провокаций оголтелой японской военщины на наших
восточных границах — авиационные конструкторы особенно ост-
ро ощущали свою личную ответственность за наметившееся тех-
ническое отставание советской истребительной авиации. В это
трутное для нашей авиационной техники время требовалась яс-
210
ность ума, большая воля и уверенность в правильном решении
ответственнейшей задачи, огромные организаторские способности,
чтобы выступать с предложением о создании качественно но-
вого самолета-истребителя.
Надо сказать, что именно вокруг Артема Ивановича Микояна,
бывшего тогда руководителем одного из отделов КБ Поликарпо-
ва, стали группироваться авиационные специалисты, более дру-
гих ощущавшие ненормальность сложившегося положения и ис-
кавшие так же, как и сам Артем Иванович, путей выхода из ка-
жущегося тупика в развитии истребительной авиации.
Да, в нелегкое время пришел в авиационную промышленность
молодой военный инженер Артем Микоян, и решать ему со свои-
ми сподвижниками пришлось далеко не техническую задачу.
Инженерный творческий труд — труд нелегкий, труд же авиа-
ционного конструктора, которому, как и минеру на войне, оши-
баться при жизни непозволительно, труден вдвойне.
Жизнь властно требовала создать качественно новый истре-
битель с большим приростом скорости против существовавших
образцов. Именно такой самолет и задумали создать осенью 1939
года Артем Иванович и его единомышленники.
же шла вторая мировая война. Падали бомбы на древние
города Европы. Горела многострадальная Варшава. Всем было
ясно, что война вот-вот ворвется в наш мирный дом. Времени
оставалось мало, до страшного мало. Ошибаться было нельзя.
Страна стояла на крутом повороте истории.
В ноябре 1939 года ЦК нашей партии поддержал инициативу
группы конструкторов, возглавляемой Артемом Ивановичем, дал
их работе «зеленую улицу». Одновременно в стране развернулись
невиданные в истории нашей авиации работы по созданию других
типов скоростных истребителей, штурмовиков, бомбардировщи-
ков. Работа творческой группы А. И. Микояна влилась в общее
русло работ коллективов С. В. Ильюшина, А. С. Яковлева,
С. А. Лавочкина в содружестве с В. П. Горбуновым и М. Н. Гуд-
ковым, П. О. Сухого, В. М. Петлякова и других.
Наиболее близкими сподвижниками Артема Ивановича в пе-
риод проектирования нового истребителя были опытный, высоко-
образованный инженер Михаил Иосифович Гуревич, талантливый
молодой аэродинамик Николай Захарович Матюк, блестящий ор-
ганизатор Владимир Александрович Ромадин и многие тругие.
Особенно подружился Артем Иванович с Михаилом Иосифови-
чем Гуревичем. Активное творческое содружество переросло в
крепкую личную дружбу.
Проектирование самолета 11-200, развернувшееся в ноябре 1939
года, было подчинено одной идее — создать качественно новый
истребитель с приростом максимальной скорости полета не менее
30 процентов против существующих серийных самолетов И-16.
Пролетели дни, наполненные напряженным творческим тру-
дом, спорами, выбором наилучшего конструктивного решения.
В процессе труда рождался и цементировался знаменитый мнкоя-
211
новский творческий конструкторский коллектив. Новый истре-
битель был спроектирован в рекордно короткий срок — за три
месяца.
Наконец настал весенний день, когда новый самолет был пол-
ностью собран, опробован на земле и подготовлен к полету. Опыт-
нейший летчик-истребитель А. Н. Екатов 5 апреля 1940 года
впервые поднял серебристый истребитель И-200 в воздух. Немного-
численная группа людей на Центральном аэродроме Москвы следи-
ла за исчезающим в голубизне неба новым самолетом. Все бы-
ли взволнованы, но скрывали свое волнение друг от друга.
После посадки, когда истребитель зарулил на стоянку, летчик,
сняв парашют, поздравил Артема Ивановича с большой побе-
дой — самолет, первенец молодого творческого коллектива от-
лично вел себя в воздухе, на посадке и взлете.
1 мая 1940 года в заключение воздушного парада над Крас-
ной площадью столицы пронеслись, вызывая удивление и восторг
в колоннах демонстрантов, новые скоростные советские самоле-
ты и среди них первый И-200 — первенец большой семьи микоя-
новских истребителей.
В ходе летных испытаний нового самолета 24 мая 1940 года
летчик Екатов впервые в Союзе достиг скорости 648,5 километ-
ра в час на высоте 6900 метров, а немного позже на втором эк-
земпляре И-200 была получена скорость 651 километр в час на
высоте 7000 метров.
Это были блестящие результаты. Ни один боевой самолет в
это время ни у нас в стране, ни за рубежом не имел таких ско-
ростей полета. Против серийного истребителя И-16, имевшего ско-
рость 450 километров в час, был получен прирост скорости около
200 километров в час.
ЦК нашей партии и Советским правительством было принято
решение о быстрейшем развертывании строительства нового ист-
ребителя И-200 в большой серии на одном из крупнейших авиа-
ционных заводов страны.
Однако Артем Иванович отлично и лучше, чем кто-нибудь дру-
гой, представлял себе и достоинства, и недостатки своего пер-
венца. Началась упорная работа по улучшению самолета. Для
повышения дальности полета был сильно увеличен запас топли-
ва. Улучшена боевая живучесть самолета и его маневренные ка-
чества. Вскоре новый вариант самолета был запущен в серийное
производство взамен прежнего.
В начале января 1941 года самолетам И-200 первых выпусков
было присвоено название МИГ-1, а улучшенным И-200 последу-
ющих выпусков — МИГ-3. Название МИГ состояло из первых двух
букв фамилии Микояна и первой буквы фамилии Гуревич, а в
целом символизировало быстрый, как мгновение, полет скорост-
ных истребителей, созданных под руководством Артема Ивановича.
Достигнутые успехи ко многому обязывали. Выпуск МИГов
быстро нарастал. За 1940 год наши ВВС получили 100 самоле-
тов МИГ-1 и 200 самолетов МИГ-3. МИГи скоро стали наиболее
212
массовыми новыми истребителями наших Военно-Воздушных Сил.
Опытнейшие боевые летчики, такие, как Герой Советского Сою-
за Степан Павлович Супрун, высоко оценивали летно-техниче-
ские данные МИГ-3, были горячими патриотами нового ис-
требителя.
К 1 мая 1940 года полетам на МИГ-3 в строевых частях ВВС
было обучено уже 80 процентов летчиков, подлежащих переучи-
ванию на этом истребителе. Заметим, что к обучению строевых
летчиков на Як-1 и других новых истребителях в частях ВВС
к маю 1941 года еще не приступали из-за отсутствия серийных
самолетов.
Эскадрильи МИГов базировались на аэродромах вдоль на-
шей западной границы от Черного моря до Балтики.
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
На рассвете 22 июня 1941 года огромная военная машина гит-
леровской Германии вторглась в пределы Советского Союза. На-
чало войны сложилось для нашей страны исключительно небла-
гоприятно. Внезапными ударами вражеской авиации удалось унич-
тожить на аэродромах большое количество наших боевых
самолетов. Немецко-фашистская авиация получила перевес
в силах.
В этих условиях на немногочисленные подразделения наших Во-
енно-Воздушных Сил, вооруженные истребителями МИГ-3, выпа-
ла особая роль. В первые месяцы войны это были единствен-
ные и, к сожалению, малочисленные подразделения ВВС, кото-
рые могли вести активные наступательные воздушные бои с наг-
лым противником. На эти подразделения легла большая тяжесть
и ответственность. Применялся широкий маневр МИГ-3 вдоль ог-
ромного по протяженности фронта. Так, для обороны Мурманска
и баз Северного фронта на заполярные аэродромы летом 1941 го-
да были переброшены МИГ-3 из Крыма. Эти самолеты были
включены в истребительный полк знаменитого морского летчика,
впоследствии дважды Героя Советского Союза Б. Ф. Сафонова.
На вооружении этого полка ранее находились устаревшие ист-
ребители И-16.
Активное участие приняли МИГи в боях в Прибалтике, в сте-
пях Украины, в Крыму.
Трижды Герой Советского Союза А. И. Покрышкин, вспоми-
ная о первых днях войны, писал: «Я летал когда-то на МИГе.
Это была выносливая машина. На больших выходах она вела се-
бя отлично: ее скорость и маневренность возрастали».
В начале войны был сформирован специальный авиационный
полк из самолетов МИГ-3, укомплектованный опытными летчика-
ми-испытателями под командованием впоследствии дважды Ге-
роя Советского Союза С. П. Супруна. В задачу этого полка вхо-
дило проверить поведение МИГ-3 в бою с новыми немецкими
213
самолетами, установить, что в МИГах нужно улучшить и усовер-
шенствовать, чтобы не терять превосходства над врагом.
Воздушные бои, проведенные на МИГ-3, показали, что этот
самолет был хозяином больших высот и наиболее.пригоден для
использования в системе противовоздушной обороны против вы-
соко летящих бомбардировщиков.
В ходе воздушного сражения на Кубани весной 1943 года в
истребительном авиационном соединении впоследствии дважды
Героя Советского Союза маршала авиации Е. Я. Савицкого были
использованы наряду с другими самолетами также и истребители
МИГ-3. Опыт воздушных боев показал, что МИГ-3 являются наи-
более пригодными машинами для ведения воздушного боя на вы-
сотах более 5000 метров, превосходя на этих высотах любые
фашистские самолеты.
Много самолетов МИГ-3 применялось в системе ПВО Моск-
вы и других крупных городов до копна войны. Вместе с тем, опыт
боев показал, что МИГ-3 на малых высотах, до 4000 метров,
уступали некоторым самолетам противника в горизонтальных ско-
ростях и в скоростях набора высоты. Поэтому МИГ-3 были мало
пригодны для использования в качестве фронтовых истребителей
для действий на малых высотах.
Истребители МИГ-3 строились в серии до конца 1941 года
Возросшая потребность в моторах для штурмовиков — важней-
ших в то время противотанковых самолетов Ил-2—заставила снять
с производства мотор АМ-35А, который устанавливался на МИГ-3.
Освободившиеся производственные мощности моторостроитель-
ных заводов были использованы для наращивания выпуска штур-
мовиков.
Построенные и сданные фронту более двух тысяч самолетов
МИГ-1 и МИГ-3 пронесли свою боевую службу до конца войны
в основном в системах противовоздушной обороны.
Нельзя сказать, чтобы прекращение выпуска МИГ-3 было пе-
ренесено легко самим Артемом Ивановичем и его сподвижника-
ми. Все понимали, что положение на фронте сложилось тяжелое
и многим приходилось жертвовать, чтобы создать перелом в ходе
боев. Прошедшие полгода войны, опыт боевого применения МИГ-3,
опыт воздушных боев, успехи и неудачи его первенца были су-
ровой школой для молодого конструктора и его сотрудников,
многим из которых пришлось поглотать пыли степных аэродро-
мов Украины, испытать горечь отступления, видеть, как летают
МИГи на каменистых аэродромах Заполярья, срезая об острые
камни покрышки колес и хвостовые костыли.
За эти полгода закалился характер, накопился опыт, стал яс-
нее и зорче взгляд на вещи — истребитель должен быть простым,
выносливым и сильно вооруженным.
Простота, выносливость, вооружение — вот три вывода, выне-
сенные Артемом Ивановичем из огня первого полугодия войны.
Все как будто просто и ясно, но как трудно это осуществить!
214
Инженерам хорошо известно, что создать сложную конструкцию,
как правило, легче и быстрее, чем выполняющую те же функции
простую. Для осуществления простой, а следовательно, и дешевой,
нетрудоемкой и выносливой конструкции требуется не только
больше времени, но и, если хотите, больше инженерного талан-
та, творческого горения.
Так вот, работа Артема Ивановича, начиная с 1942 года, и
развертывалась в направлении материального осуществления этих
факторов, и все его последующие конструкции имеют ярко выра-
женный характер простоты, исключительную эксплуатационную
выносливость и мощное вооружение.
В 1942 году Артем Иванович назначается руководителем опыт-
ного самолетостроительного завода, на который возлагается прак-
тическое решение задачи дальнейшего развития высотной ист-
ребительной авиации.
Опытные работы коллектива Артема Ивановича Микояна и
руководимого им коллектива в годы Великой Отечественной вой-
ны проводились в двух направлениях
Во-первых, строились скоростные военные истребители с порш-
невыми моторами. Значительный размах опытных работ этого на-
правления во время войны обеспечивал высокий технический уро-
вень отечественного самолетостроения и давал возможность иметь
в резерве высококачественные новые самолеты-истребители на
случай неудач с модификацией основных серийных машин кол-
лективов Яковлева и Лавочкина.
Во-вторых, строились опытные поршневые истребители с
ускорительными реактивными двигателями, предназначенными для
резкого увеличения скорости полета, а также истребители с
реактивными двигателями в качестве основной двигательной
установки. Развивая и улучшая самолет МИГ-3, Артем Иванович и
его сотрудники в 1942 году создали самолет И-230 (Д) с мото-
ром АМ-35А, на котором была достигнута скорость полета 660 ки-
лометров в час на высоте 7000 метров. В 1943 году на улучшен-
ном варианте этого самолета И-231 (2Д) с новым мотором АМ-39
впервые в Союзе была достигнута скорость 707 километров в час
на высоте 7100 метров.
Много вопросов приходилось решать при проектировании топ-
ливной системы, системы охлаждения мотора и воздуха, пода-
ваемого в мотор специальными нагнетателями. Возникла большая
сумма аэродинамических задач по обеспечению минимального
сопротивления нового самолета в полете. Наконец, возникли
большие трудности в борьбе за уменьшение веса конструкции
самолета. Несмотря на все эти трудности, Артем Иванович взял-
ся вместе со своими сотрудниками за создание первого в Союзе
стратосферного истребителя.
Работа эта потребовала огромной затраты усилий, упорного
труда, страстной настойчивости в достижении поставленной цели
и строительства нескольких опытных самолетов для проверки и
испытаний различных конструктивных решений. Артем Иванович
215
проявил при этом исключительную энергию, напористость, стрем-
ление использовать для решения новых задач различные техни-
ческие возможности.
Осенью 1944 года опытный истребитель И-224 (4А) достиг
впервые в Союзе высоты 14 100 метров. Другой опытный само-
лет— И-225 (5А)—впервые в Союзе достиг скорости полета
730 километров в час.
Это были великолепные, не превзойденные за рубежом тех-
нические достижения, но они достигались ценой значительного
усложнения и утяжеления самолета. Дальше повышать скорость и
высоту полета, используя поршневые авиационные моторы, было
крайне затруднительно, а повысить сколько-нибудь значительно
и вообще невозможно.
Необходимо было другое решение, другая двигательная уста-
новка самолета. Поршневые двигатели с воздушным винтом долж-
ны были уступить в скоростной авиации место двигателям реак-
тивным.
Так, уже на четвертом году своей самостоятельной работы в
авиации Артем Иванович столкнулся с необходимостью воплотить в
жизнь известное предвидение основоположника отечественной ра-
кетной техники Константина Эдуардовича Циолковского о том, что
«на смену аэропланам винтовым придет эра аэропланов реак-
тивных».
Естественно, что разработка первых боевых реактивных само-
летов коллективом Артема Ивановича и других конструкторов
началась не на пустом месте. Отечественная техника в 1944 году
имела многообразные и значительные достижения в создании и
испытании различного рода реактивных двигателей летательных
аппаратов, как беспилотных, так и пилотируемых. В стране были
талантливые ученые-теоретики реактивного движения, были кад-
ры исследователей и конструкторов, накопивших уже большой
опыт в создании летательных аппаратов с реактивными двига-
телями.
Мы не можем в короткой повести, посвященной жизни и ра-
боте только Артема Ивановича Микояна, подробно останавли-
ваться на истории развития реактивной техники в нашей стране.
Однако необходимо вспомнить основные вехи на большом и не-
легком пути становления отечественной реактивной техники,
необходимо хотя бы затем, чтобы яснее стала роль, которую
сыграли в этом деле Артем Иванович и его сотрудники.
Основоположником теории реактивного движения был знаме-
нитый русский ученый, создатель основ теории полета самолетов
и основ аэродинамики как строгой и точной науки, профессор
Николай Егорович Жуковский. Еще в 1882 году в работе
<О реакции струи вытекающей и втекающей жидкости» ему удалось
получить математическую зависимость для силы реакции струи
жидкости, вытекающей из движущегося сосуда.
Основы динамики полета ракет были заложены знаменитым
ученым-самородком Константином Эдуардовичем Циолковским,
216
который начал работать над проблемами реактивного дви-
жения с 1892 года, а в 1903 году опубликовал некоторые резуль-
таты этих работ в замечательном по глубине научного предви-
дения труде «Исследование мировых пространств реактивными
приборами».
Артем Иванович прекрасно знал теоретические обоснования
возможности создания реактивных самолетов, приведенные
К. Э. Циолковским в работах «Новый аэроплан» (1929), «Реак-
тивный аэроплан» (1930), «Ракетоплан» (1930), «Стратоплан по-
луреактивный» (1932) и др. Идеи К. Э. Циолковского, заложен-
ные в его классических трудах по ракетной технике, волновали
конструктора, он с благодарностью вспоминал и автора, и издате-
лей. Ведь исследования К. Э. Циолковского мы читаем благодаря
труду и величайшей научной добросовестности его редакторов —
талантливого инженера, современника Константина Эдуардовича
Ф. А. Цандера и одного из зачинателей нашего ракетостроения —
инженера М. К. Тихонравова. Изучив по первоисточникам труды
К- Э. Циолковского, М. К. Тихонравов их переработал, исправил
отдельные неточности, привел в единую систему все обозначения
и формулы, внимательнейшим образом отредактировал все труды.
Перед мысленным взором Артема Ивановича раскрывалась
короткая, но славная по заслугам и результатам творческих
усилий отечественная история ракетной техники. Эффективная кон-
структорская работа по созданию ракетных двигателей на твер-
дом топливе началась у нас в стране еще в 1920 году, когда
в Петрограде была создана Газодинамическая лаборатория
(ГДЛ). В ГДЛ работали инженеры-энтузиасты ракетного дела
В. А. Артемьев, Тихомиров и позже Петропавловский, Г. Э. Лан-
гемак и другие.
В 1927 году этой группой были созданы опытные реактивные
снаряды на твердом топливе калибров 82 миллиметра и 132 мил-
лиметра, а 3 февраля 1928 года состоялись первые пуски этих
снарядов, которые были отработаны к 1930 году, на дальность
стрельбы соответственно 5 и 6 километров.
В 1938 году эти снаряды под обозначением РС-82 и PC-132 были
приняты на вооружение нашей авиацией, и в июле — августе 1939 го-
да снаряды РС-82 приведены в действие с пяти специально обо-
рудованных самолетов И-16 в воздушных боях с японскими
захватчиками в районе реки Халхин-Гол в Монголии.
Реактивные снаряды РС-132 впервые применялись с наших
бомбардировщиков СБ зимой 1939/40 года во время финской вой-
ны по наземным и воздушным целям. Пусковые самолетные
установки для этих реактивных снарядов были разработаны
Ю. А. Победоносцевым, И. И. Гваем и А. П. Павленко. Так
еще перед Великой Отечественной войной наши ВВС получили
значительно раньше, чем ВВС зарубежных стран, реактивное
1 «Красная звездаэ, 19 ноября 1959 г.
217
оружие для ведения огня по воздушным и наземным целям.
Одновременно с ГДЛ в Москве активно работала в начале
тридцатых годов Группа изучения реактивного движения (ГИРД)
при Центральном совете Осоавиахима. Группа ГИРД возглав-
лялась учеником К. Э. Циолковского, энтузиастом реактивной
техники, работавшим в этой области с 1908 года, талантливым
инженером и конструктором Ф. А. Цандером, к которому присое-
динились молодые инженеры Ю. А. Победоносцев, М. К. Тихо-
нравов, Л. С. Душкин, А. Г. Костиков и другие.
В 1930 году Ф. А. Цандером был создан первый в мире жид-
костно-реактивный двигатель ОР-1, работающий на бензине и
сжатом воздухе. В 1932 году он построил второй двигатель ОР-2
с тягой около 50 килограммов, предназначенный для испытания
на самолетах. Начиная с 18 марта 1933 года начались огневые ис-
пытания ОР-2, а 28 марта 1933 года Ф. А. Цандер умер 46 лет
от роду, осуществив далеко не все, что задумал и мог бы совер-
шить. Им была написана единственная книга «Проблема полета
при помощи реактивных аппаратов» (1932), которая до сего вре-
мени не потеряла своего значения.
Внимание Артема Ивановича и его сотрудников привлекло и
другое направление в работе ГИРД, связанное с созданием под
руководством М. К. Тихонравова высотной ракеты с жидкостным
реактивным двигателем, первые огневые испытания которой на-
чались 17 августа 1933 года. В ходе испытаний в 1932 году ра-
кета М. К. Тихонравова достигла высоты более 10 километров.
Наряду с практическими конструкторскими работами М. К. Ти-
хонравовым был создан ряд научных трудов: «Ракетная техни-
ка» (1935), «Устойчивость вертикального полета ракеты» (1935 —
1938) и др.
Значительная работа по топливам для жидкостных реактив-
ных двигателей была проведена в 1934—1938 годах инженерами
Н. Г Чернышовым и В. П. Глушко, которые обобщили резуль-
таты своих работ в фундаментальном труде «Жидкое топливо
для реактивных двигателей» (1936).
Жидкостно-реактивный двигатель с тягой 140 килограммов,
разработки Л. С. Душкина, в 1939—1940 годах был испытан в
полете на планере С. П. Королева. В одном из испытательных по-
летов 28 февраля 1940 года на высоте 2000 метров летчик В. П. Фе-
доров отцепил планер от самолета-буксировщика и включил дви-
гатель. Израсходовав весь запас топлива, Федоров совершил по-
садку на свой аэродром. После летных испытаний на планере
С. П. Королева реактивный двигатель Л. С. Душкина в несколь-
ко усовершенствованном виде уже в годы Великой Отечественной
войны был установлен на нескольких новых самолетах.
Таким образом, еще до Великой Отечественной войны у нас
в стране были созданы и испытаны в полете первые образцы жид-
костно-реактивных двигателей, пригодных для установки на са-
молеты. Однако мысль Артема А1икояна вновь и вновь возвра-
218
щалась к тому, что применению этих двигателей на самолетах
препятствовал чрезвычайно большой секундный расход топлива
и окислителя, а также высокие температуры в камере сгорания,
которые ограничивали длительность работы жидкостно-реактив-
ного двигателя несколькими минутами.
Видный советский специалист в области реактивного движения
М. К Тихонравов еще в 1934 году писал: «...только воздушные
реактивные двигатели и могут называться двигателями в полном
смысле этого слова, понимая год этим агрегат, работающий до-
статочно продолжительное время. Это обстоятельство является
следствием применения воздуха в качестве окислителя и, следо-
вательно, работы с малыми температурами сгорания. Применяя
чистый кислород, мы из-за чрезвычайно высоких температур сго-
рания (3000—4000 °C) не сможем получить долго работающий
двигатель, а получим кратковременно работающую ракету с даль-
нейшим движением по инерции»
Начало развитию теории воздушно-реактивных двигателей
было положено у нас в стране в 1929 году, когда профессор, а
ныне академик Б. С. Стечкин опубликовал свою классическую ра-
боту «Теория воздушного реактивного двигателя» * 2.
Экспериментальные исследования бескомпрессорных воздуш-
но-реактивных двигателей у нас в Союзе начались еще в 1932—
1935 годах под руководством профессора Ю. А Победоносцева.
На основе этих экспериментальных работ и теории Б. С. Стечкина
инженером И. А. Меркуловым в 1938—1939 годах были созданы
первые ракеты с прямоточными воздушно-реактивными двигателя-
ми. В 1939 году прямоточные воздушно-реактивные двигатели бы-
ли испытаны на истребителе И-15 летчиками П. Е. Логиновым,
Н. А. Сопоцько, А. В. Давыдовым и А И. Жуковым.
Летом 1940 года эти и более мощные прямоточные воздушно-
реактивные двигатели установили и испытали на истребителе И-163.
Испытания этих двигателей проводились в довольно широких мас-
штабах. На самолетах И-15 и И-153 с новыми реактивными уско-
рителями было сделано 74 испытательных полета
В 1938—1940 годах на Кировском заводе в Ленинграде рабо-
тал над первым отечественным турбореактивным двигателем
А. М. Люлька. Но начавшаяся война и блокада Ленинграда пре-
рвали эти испытания до 1943 года.
Чтобы сказать свое слово, Артем Иванович должен был изу-
чить и творчески осмыслить отечественную и зарубежную науч-
но-техническую практику и опыт, ведущиеся в этом направлении
Из сказанного видно, какие разнообразные теоретические, эк-
спериментальные и опытно-конструкторские исследования в об-
ласти различных типов реактивных двигателей и реактивных ле-
тательных аппаратов были проведены у нас в стране еще до на-
чала Великой Отечественной войны. Эти работы послужили той
’Тихонравов М. К Ракетная техника М , ОНТИ, 1935, с 7
2 Журнал «Техника Воздушного флота», 1929, № 2
219
основой, на которой началось интенсивное внедрение реактивных
двигателей в боевую авиацию начиная с 1944 года.
Еще в марте 1941 года в коллективе В. Ф. Болховитинова ин-
женерами А. Я- Березняком и А. А. Исаевым началось проекти-
рование одноместного истребителя БИ с жидкостно-реактивным
двигателем с тягой 1400 килограммов в качестве основного дви-
гателя самолета. К весне 1942 года первый этап летных испы-
таний и наземная огневая отработка двигателя были закончены,
и 15 мая 1942 года летчик-испытатель Г. Я. Бахчиванджи совер-
шил на самолете БИ моторный взлет, набор высоты до выгора-
ния топлива и посадку с выключенным двигателем. Это был пер-
вый в СССР полет боевого самолета с жидкостно-реактивным
двигателем.
Работа над истребителем БИ показала, что суммарный рас-
ход топлива (керосин) и окислителя (азотная кислота) составлял
5,5 килограмма в секунду, то есть 330 килограммов в минуту.
Такой вес топлива был достаточен поршневому истребителю пе-
риода войны для полета длительностью около полутора часов.
Поэтому жидкостно-реактивный двигатель как крайне неэконо-
мичный не мог быть применен на фронтовых истребителях, от
которых требовалась большая продолжительность полета.
Поэтому уже в годы Великой Отечественной войны у нас в
стране велись поиски более экономного, простого и быстрого пу-
ти, пути создания воздушно-реактивного двигателя, использую-
щего для сжигания топлива атмосферный кислород. В этих поис-
ках со свойственной ему энергией и принял участие Артем Ива-
нович Микоян.
Новая двигательная установка, состоящая из мощного порш-
невого мотора ВК-Ю7Р с отводом части мощности на привод
компрессора воздушно-реактивного двигателя, камеры сгорания
с семью форсунками для впрыскивания топлива и регулируемого
выходного сопла, была создана одним из научно-исследователь-
ских институтов в творческом содружестве с конструкторским
коллективом Артема Ивановича Микояна в 1943—1944 годах.
В мае 1944 года Государственный комитет обороны принял
решение поручить создание истребителя с новой силовой уста-
новкой А. И. Микояну. К февралю 1945 года этот самолет, по-
лучивший обозначение И-250(Н), был построен.
Летчик-испытатель А. П. Деев 3 марта 1945 года впервые под-
нял И-250(Н) в воздух. Летные испытания показали удачное со-
четание летно-технических характеристик самолета.
Высокая, впервые достигнутая в Союзе максимальная скорость
824 километра в час (с включенным реактивным двигателем) и
значительная дальность беспосадочного полета—1820 километ-
ров (с выключенным реактивным двигателем) при сильном во-
оружении (три пушки калибра 20 миллиметров) образовали очень
удачный и боеспособный комплекс
В 1945—1946 годах после всесторонних испытаний самолет
И-250(Н) выпускался в серийном порядке для строевых частей
220
истребительной авиации как наиболее грозный истребитель свое-
го времени. Создание самолета И-250(Н) явилось большой твор-
ческой победой Артема Ивановича и его ближайших сотрудни-
ков. Была создана машина, сочетавшая преимущества реактив-
ных истребителей того времени (большая скорость) и лучших
истребителей с поршневыми двигателями (большая дальность по-
лета). Вместе с тем самолет И-250(Н) не обладал теми недостат-
ками, которые были свойственны первым реактивным истребите-
лям, выпускавшимся в те годы за рубежом.
Выпуск истребителя И-250(Н) явился серьезной заявкой кол-
лектива А. И. Микояна на решение крупных научно-технических
проблем. Нужно сказать, что работа нашей авиационной промыш-
ленности в 1943—1944 годах по внедрению реактивного двигате-
ля в истребительную авиацию не ограничилась созданием само-
лета И-250(Н).
Творческие коллективы А. С. Яковлева и С. А. Лавочкина
устанавливали в опытном порядке различного рода реактивные
ускорители на истребители Як-7, Як-3 и Ла-7. На этих самоле-
тах в 1945 году были достигнуты скорости полета до 780 кило-
метров в час. Однако многочисленные особенности и дефекты
прямоточных воздушно-реактивных и жидкостно-реактивных ус-
корителей не дали возможности выпускать эти опытные самоле-
ты в серийном порядке.
Одним из конструкторских коллективов страны в 1945 году
был выпущен на летные испытания опытный самолет с такой же
комбинированной двигательной установкой, как и у самолета
И-250(Н). Летно-технические характеристики этого самолета ока-
зались значительно хуже, чем у самолета Артема Ивановича, и
вопрос о его дальнейшей доводке отпал.
В процессе создания самолета И-250(Н) определилась одна
из основных черт творческого характера Артема Ивановича.
Я имею в виду его крайнюю заинтересованность в разработке дви-
гательных установок для своих самолетов, включающую прямое
участие и лично Артема Ивановича, и коллектива, руководимого
им, в разработке и доводке всего комплекса силовой установки,
теснейшей «привязки» его к конструкции будущего самолета. Этот
метод, не отделяющий двигатель от самолета, а предусматрива-
ющий рассмотрение и работу над ними как над единым целым,
ориентирующий многочисленных сотрудников разных профессий
на эту точку зрения, впоследствии полностью себя оправдал и
послужил основой многих достижений Артема Ивановича и
руководимого им конструкторского бюро.
Кроме того, Артем Иванович считал, и совершенно правиль-
но, как показал опыт, выбор типа двигателя, выбор его размеров
одним из важных этапов создания нового самолета, этапом, во мно-
гом определяющим успех или неудачу нового самолета.
Из сказанного понятны истоки той глубокой заинтересованнос-
ти генерального конструктора А. И. Микояна в работе моторо-
строительных коллективов, понятны традиции творчества, актив-
22]
ного содружества руководимого им коллектива самолетостроите-
лей с моторостроителями.
Поэтому Артем Иванович особо внимательно относился к под-
бору, выдвижению и воспитанию сотрудников, работающих в об-
ласти силовых установок скоростных самолетов, и эта часть ру-
ководимого нм конструкторского коллектива являлась одной из
сильнейших в нашей стране.
Еще в ходе Великой Отечественной войны в феврале 1945 го-
да Совет Министров СССР принял план внедрения реактивного
двигателя в истребительную авиацию. По этому плану творчес-
кому коллективу Артема Ивановича Микояна предстояло постро-
ить новый реактивный истребитель со скоростью полета 900 ки-
лометров в час и мощным вооружением.
В то время советские самолетостроители располагали только
двумя типами турбореактивных двигателей РД-10 с тягой 900 ки-
лограммов и несколько более легким двигателем РД-20Ф с тягой
800 килограммов.
Английские авиационные конструкторы, создавшие неплохой
реактивный истребитель «Глостер — Метеор F4», для получения
достаточно хороших летных характеристик установили на нем два
двигателя «Роллс-Ройс» и «Дервент У» с тягой 1590 килограм-
мов (суммарная тяга двух двигателей составляла 3180 кило-
граммов) .
Американские конструкторы фирмы «Локхид», выпустившие в
то же время реактивный истребитель Р-80 «Шутинг Стар», устано-
вили на нем один двигатель «Дженерал Электрик У-33» с тягой
1750 килограммов.
Новый советский истребитель должен был иметь летные ха-
рактеристики не худшие, чем у этих иностранных самолетов, а
вооружение значительно более мощное.
Реактивный самолет «Н» для конструктора стал ступенью для
следующего смелого шага вперед. Легкий и сильный реактивный
двигатель дал возможность многократно улучшить летные харак-
теристики.
В ходе войны на долю нашей страны выпало много испыта-
ний. Поэтому трудно было вести широкие экспериментальные ра-
боты. Когда война кончилась, некоторые типы зарубежных реак-
тивных самолетов были лучше наших серийных реактивных истре-
бителей. Советские конструкторы взялись за создание новых
машин с характеристиками, превосходящими зарубежные образцы.
Микоян с головой ушел в работу. Началось проектирование
нового реактивного истребителя с индексом МИГ-9. Специализи-
рованные группы приступили к проектированию и изготовлению
рабочих чертежей. Но когда пришла пора конструкторской разра-
ботки нового проекта, Артема Ивановича словно подменили Чув-
ствовалось, что он недоволен своей идеей, заложенной в основу
МИГ-9. Не было в нем той радости и задора, которые светились
обычно при каждом новом решении.
222
Дли шли. Работа подвигалась. Но Артема Ивановича, каза-
лось, она не интересовала. Доклады своих сотрудников о новом
проекте он выслушивал как-то рассеянно и недовольно.
Даже в домашней обстановке он не находил покоя. Жена его,
Зоя Ивановна, с которой он связал свою жизнь еще будучи слу-
шателем Военно-воздушной академии, почувствовав плохое на-
строение мужа, предложила ему прогуляться. За годы совмест-
ной жизни эта чуткая женщина хорошо изучила характер Артема
Ивановича, не докучала ему расспросами. Зоя Ивановна зна-
ла, что в такие вот минуты замкнутости его думы цетиком погло-
щены любимым делом, какими-то новыми планами. Она в таких
случаях старалась, чтобы и девочки — семилетняя Наташа и пяти-
летняя Светлана — не мешали отцу, не отвлекали его. Но дети
всегда остаются детьми. Заслышав шаги отца, они бежали на-
встречу ему и наперебой спешили рассказать о своих делах.
В этот вечер они направились в Парк культуры им. Горького
всем семейством. Погода была теплой. Аллеи парка пестрели на-
рядной публикой. лыбающиеся лица, звуки музыки — все это
действовало успокаивающе, сосредоточивало мысль, придавало ей
ясность.
Пока девочки играли со своими сверстницами, Артем Ивано-
вич прислушивался к доносившимся звукам музыки. Так прошел
час, другой. Когда собрались уходить домой, Артем Иванович не
чувствовал больше нервного напряжения.
На следующий день своей обычной твердой походкой он во-
шел в кабинет и тут же вызвал к себе группу конструкторов. Не
обращая внимания на затраченный труд и время, Микоян отме-
нил свою же схему, по которой уже велось рабочее проектирование,
и подробно изложил новую задачу: убрать оба двигателя в фю-
зеляж, освободив от них крылья. Аэродинамика двухмоторного
самолета, внешне похожего на одномоторный, резко улучшилась,
а скорость достигала 920 километров в час.
В апреле 1946 года новый истребитель МИГ-9 был закончен
постройкой и перевезен для начала испытаний на аэродром лет-
но-исследовательского центра.
ГЛАВА ПЯТАЯ
24 апреля 1946 года стал большим днем в истории советской
авиации. С обычных мест стоянок вблизи взлетно-посадочной по-
лосы были убраны все самолеты. Подготовлены пожарные и
санитарные автомобили. Все собравшиеся на аэродроме с нетерпе-
нием ждали начала исторических событий — первых вылетов пер-
венцев советской реактивной истребительной авиации — самоле-
тов коллективов Микояна и Яковлева.
Вокруг двух поражавших своим необычным видом са-
молетов хлопотали инженеры и техники, подготавливая их к
первым полетам.
И вот тонко запел пусковой моторчик двигателей самолета
223
МИГ-9. Его звенящий свист перекрыло мощное гудение турбин.
Летчик-испытатель инженер А. Н. Гринчик на МИГ-9 начал взлет.
Через несколько секунд самолет оторвался от бетонной взлетно-
посадочной полосы и, быстро набирая высоту, пологим разворо-
том скрылся в голубом небе.
Через 40 минут после взлета МИГ-9 другой советский истре-
битель Як-15, пилотируемый замечательным летчиком-испытате-
лем полковником Ивановым, ушел в свой первый полет.
Летные испытания МИГ-9 связаны с именем одного из пионе-
ров советской реактивной истребительной авиации летчиком-испы-
тателем инженером А. Н. Гринчиком. Это был летчик нового
склада, летчик с высшим инженерным образованием, учащийся в
аспирантуре Московского авиационного института, летчик, кото-
рый по праву становился одним из ближайших помощников ге-
нерального конструктора, соучастником творческого процесса соз-
дания и доводки нового самолета.
Уже после первых полетов А. Н. Гринчик отметил ряд несом-
ненных, с точки зрения летчика, достоинств МИГ-9 по сравнению
с обычными поршневыми истребителями. В МИГ-9 летчик имел
отличный обзор, особенно по сторонам вниз, где обычно у порш-
невых самолетов обзору мешали крылья. Это было следствием
того, что кабина летчика у МИГ-9 была смело перенесена в са-
мый нос самолета, и летчики образно назвали обзор из нее «бал-
конным».
В кабине МИГ-9 было сравнительно тихо и не так жарко, как
в кабинах поршневых истребителей, где летчик сидел в одном
метре от многоцилиндрового мотора мощностью около 2000 ло-
шадиных сил. У самолета вообще не было тяжелого, бешено вра-
щающегося воздушного винта, реактивный момент которого не
позволял на поршневых истребителях выполнять правые
и левые фигуры пилотажа с одинаковым временем и техникой
выполнения. Трехколесное шасси МИГ-9, примененное впервые
в нашей истребительной авиации сделало выполнение посадки на
нем более простым и безопасным.
В общем, МИГ-9 был проще и удобнее для летчика, чем порш-
невые истребители. В процессе испытания МИГ-9 летчик А. Н. Грин-
чик столкнулся с рядом вопросов, решать которые пришлось с
большой активностью всему коллективу Артема Ивановича.
Особенно тревожными для летчика и для конструктора явля-
ются вопросы различных трясок и вибрации в полете. Летая на
МИГ-9, А. Н. Гринчик специально изучал литературу по вибра-
ции самолета в полете, стремился постичь теорию и физику этих
сложнейших явлений и вместе со специалистами коллектива Ар-
тема Ивановича Микояна добился их устранения.
К авиационному параду 1946 года в Тушино было построено
еще два экземпляра самолетов МИГ-9. На этих машинах стали
летать опытные летчики-испытатели М. Л. Галлай и Г. М. Шия-
нов. Они и провели оба МИГ-9 на параде в Тушино 18 августа
1946 года.
224
Там же провел свой Як-15 полковник М. П. Иванов. Итак,
истребители Микояна и Яковлева получили путевку в жизнь.
К ноябрьскому параду 1946 года надо было запустить самолеты
МИГ-9 и Як-15 в серию и иметь к ноябрю по 12—15 самолетов
обоих типов.
Однако воздушный парад 7 ноября 1946 года не состоялся из-за
плохой погоды, но усилия конструкторов, летчиков и других не
пропали даром — страна получила первый реактивный боевой
самолет серийный МИГ-9, а Як-15 стал учебно-тренировочным
истребителем.
Таким образом, Артем Иванович — сторонник большого раз-
маха в экспериментальной работе — по праву стал одним из пер-
вых среди советских конструкторов, который, наряду с поршне-
выми, дал путевку в жизнь реактивным двигателям.
Но мысль Микояна летела вперед. Она шла по пятам звуко-
вого барьера, который оставался пока недосягаемым. Борьба за
большие скорости боевого истребителя в бескрайних просторах
воздушного океана продолжалась. Техническая сущность вопро-
са была ясна: при приближении скорости полета к скорости зву-
ка обтекание самолета набегающим потоком воздуха претерпе-
вает сложные изменения. При этом самое досадное то, что резко
увеличивается сопротивление самолета, ухудшается устойчивость,
затрудняется управляемость. Для приближения к скорости звука
одного увеличения тяги двигателя мало. Надо было крылу само-
лета придать стреловидное очертание.
В течение 194о—1947 годов группа аэродинамиков вплотную
занималась этими вопросами. К этому времени были готовы два
турбореактивных двигателя: один более легкий, другой мощный,
но тяжелый. Три конструкторских бюро самолетостроителей с
рвением взялись за проектирование новых машин. Два конструк-
торских бюро, возглавляемые известными конструкторами
А. С. Яковлевым и С. А. Лавочкиным, выбрали для своих истре-
бителей легкий двигатель. Микоян же для нового своего самоле-
та после долгих обдумываний и обсуждений в бюро остановился
на тяжелом, более мощном турбореактивном двигателе.
К концу 1947 года все три конструкторских бюро—Яковлева,
Лавочкина и Микояна — выпустили на летные испытания новые
машины.
Лучшим оказался новый самолет Артема Ивановича с обоз-
начением МИГ-15. В нем отлично сочетались летно-технические
характеристики, наибольшая мощность вооружения. Новый ско-
ростной реактивный истребитель МИГ-15 в начале 1948 года
стал лучшим боевым самолетом в мире.
Самолет МИГ-15 развивал 1050 километров в час, то есть
90 процентов скорости звука. Но талантливый конструктор хоро-
шо знал, какие большие перспективы таит в себе эта машина.
Поэтому он полностью использовал возможности самолета МИГ-15
в модифицированном его новом варианте МИГ-17. Это было в
1949 году, когда Микоян улучшил его аэродинамику и заменил
8
А Арзуманян
225
мотор новым, более мощным. Блестяще проявило себя в это но-
вое детище — МИГ-17 первым прорвал «звуковой барьер».
Лишь дальновидный конструктор способен заложить в конст-
рукцию опытного экземпляра еще в процессе проектирования воз-
можность дальнейшего улучшения. Задача трудная, но выполнимая,
если он глубоко проникает в закономерность развития авиацион-
ной техники. Ведь в наше время, когда стремительно меняются
летно-технические характеристики реактивной истребительной авиа-
ции, затруднительно каждый раз внедрять в серийное производ-
ство через очень короткие промежутки времени новые типы са-
молетов. Куда целесообразнее уметь подтягивать существующие
марки на уровень передовых достижений авиационной техники.
Вот этим редким, но важным, с точки зрения интересов нашего
государства и нашей боевой авиации, качеством и обладал кон-
структор Микоян.
В отличие от других областей науки и техники, в самолето-
строении конструкторы созревают сравнительно поздно. За всю
историю отечественной авиации не было случая, чтобы конструк-
тор создал свой первый самолет в возрасте моложе тридцати лет.
Это и понятно. На всем протяжении развития авиационной тех-
ники самолет представлял собой машину, в которой в наиболее
сконцентрированной форме проявляется все самое передовое в
целом ряде областей знания — от металлургии до радиоэлектро-
ники и от неметаллических материалов (резин, пластмасс и т. д.)
до тонкостей сверхзвуковой аэродинамики.
Таким образом, труд в области создания новых образцов са-
молетов имеет ряд особенностей, которые закономерно не могут
привести к слишком раннему признанию таланта конструктора.
Вероятно, это происходит вследствие того, что труд конструкто
ра самолетов весьма многообразен и требует не только глубоких
знаний в различных областях науки и техники, но также больших
организаторских способностей, настойчивости, сильной воли и уме-
ния находить компромиссные решения. Таким образом, труд кон-
структора требует такого объема знаний и умения, который не
может накопить один, даже очень талантливый, человек раньше
чем к тридцати — сорока годам.
Бывают конструкторы, для которых с утверждением опытного
экземпляра кончается забота об этой машине. Она поступает в
серийное производство, и создатель перестает ею интересоваться.
Громкая слава мешает иной раз заниматься дальнейшей судь-
бой выпущенного самолета.
Не таков Микоян. От рождения замысла до серийного выпус-
ка он заботливо опекал свою новую боевую машину. Это давало
ему возможность совершенствовать дальнейшие процессы созда-
ния опытных самолетов.
Как мы уже говорили выше, МИГ-9 явился первым строевым
самолетом с реактивным двигателем. МИГ-17 вторгся в область
сверхзвуковых скоростей, то есть открыл пути перехода всей
авиационной техники к невиданным по тому времени скоростям.
226
В обычную авиационную терминологию уверенно вошли та-
кие новые понятия, как звуковой барьер, реактивные двигатели,
стреловидные и треугольные крылья, аэродинамика и полет на
сверхзвуковых скоростях.
Благодаря усилиям Микояна и других советских конструкто-
ров отечественные реактивные самолеты ныне летают со ско-
ростью, в два — два с половиной раза превосходящей скорость
звука.
Не могу удержаться от того, чтобы добрым словом не вспом-
нить еще раз замечательный творческий коллектив Микояна, ко-
торый всегда смело шел по неизведанным путям за своим гене-
ральным конструктором, веря ему, заполняя белые пятна авиа-
ционной техники новыми открытиями. Но здесь успехи не рожда-
лись сами по себе. Подчас они проходили через столкновения
различных мнений, горячие споры. Споры ради выяснения истины,
но не ради рекламы и шумихи. Артем Иванович органически не
выносил хвалебных дифирамбов в свой адрес, как бы заслужен-
ны они ни были. Таким был и весь коллектив его, где рука об ру-
ку трудились многоопытные конструкторы и совсем еше молодые
инженеры.
Один из старейших советских конструкторов, Герой Социалис-
тического Труда А. А. Архангельский, человек широкой эруди-
ции, хорошо знающий Микояна, в одной из наших бесед говорил
о нем с большой теплотой:
«Исключительно высокая культура, искрящаяся талантливость
и одновременно необыкновенная скромность—вот чем, по-мое-
му, объясняется то обаяние Артема Ивановича, которое невольно
привлекает к нему всех, кто с ним встречается, кто с ним рабо-
тает. На больших совещаниях Артем Иванович выступает крайне
немногословно и конкретно».
Есть ученые, которые своими идеями, открытиями прибавляют
еще один кирпич к зданию давно установленных истин. Но есть
и другие, которые, суммируя добытые своими предшественниками
знания, сами закладывают фундамент новых открытий в науке и
технике.
Читателю легко понять, что конструктор Артем Иванович Ми-
коян принадлежал ко второму типу ученых. Постоянно размыш-
ляя о судьбах скоростной авиации, он, как генеральный конст-
руктор, выдвигал все новые и новые проблемы. Каким еще изме-
нениям подвергнутся форма самолета и его отдельные части? Что
сохранить, что совершенствовать, от чего отказаться? Можно ли
убрать крылья самолета? «А что, если создать самолет без
крыльев, — писал он. — При нынешних сверхскоростях крылья в
полете ему, в сущности, не нужны. Они и так уже сокращены до-
нельзя, а хорошо бы вовсе от них избавиться. И для взлета крылья
не особо нужны: машину можно «катапультировать» с земли. Вот
только посадку без крыльев мы пока что осуществить не можем.
Когда-то крылья нужны были человеку, чтобы оторваться от зем-
ли. Теперь главным образом для того, чтобы вернуться на землю»
8* 227
Вот еще проблема... И ее надо решить.
Так, всегда веря в человеческий разум, смотрел вперед, в
грядущее Артем Микоян.
В мирные послевоенные годы быстрыми темпами развивалась
советская реактивная авиация. Всему миру известны наши выда-
ющиеся достижения: мировой рекорд высоты — 28 852 метра, ко-
торый на самолете Т-431 установил известный летчик-испыта-
тель В. С. Ильюшин; абсолютный мировой рекорд скорости уста-
новлен Героем Советского Союза летчиком-испытателем Г. К. Мо-
соловым. 31 октября 1959 года Мосолов на самолете Е-66 с од-
ним турбореактивным двигателем достиг средней скорости 2388
километров в час; в одном из заходов он разогнал самолет до
2504 километров в час — до скорости атиллерийского снаряда!
К. Коккинаки летел на истребителе в два раза быстрее звука.
А впереди еще новые горизонты.
Наша страна первой запустила искусственный спутник Земли.
Это историческое событие знаменовало собой победу отечествен-
ной науки и техники. Вслед за первым мы запустили второй ис-
кусственный спутник с собакой Лайкой на борту. А затем и тре-
тий. Третья космическая ракета сфотографировала невидимую сто-
рону Луны. Весь прогрессивный мир рукоплескал запущенному
нами на заданную орбиту первому искусственному спутнику Сол-
нечной системы. Наука у нас служит человеку, его будущему.
Мирное соревнование между Западом и Востоком принесло еще
одну блестящую победу нашей стране. Покорение космоса про-
должается. Но как бы ни велики были наши успехи, мы знаем,
что новые задачи выдвигают новые требования. Сегодня конст-
рукторское бюро не похоже на то, которое существовало пятнад-
цать—двадцать лет назад. Создание сверхзвукового самолета-
истребителя трудно представить без координации усилий многих
конструкторских коллективов с различными профилями знаний.
Генеральный конструктор самолетов объединяет усилия десятков
смежных конструкторских коллективов, в которых трудятся ты-
сячи специалистов.
Одним из тех, кто испытывал созданные Микояном самолеты,
развивающие скорость, близкую к скорости звука, был заслужен-
ный летчик-испытатель СССР Герой Советского Союза М. Галлай.
Вспоминая об этом времени, запомнившемся ему на всю жизнь,
и о своей встрече с Микояном, он говорил: «Артем Иванович
встретил меня на аэродроме, сердечно поздравил и в ответ на вы-
сказанное мною замечание, что поздравлять следует в первую оче-
редь его самого, сказал: «Пусть это будет нашим общим дости-
жением».
Галлай рассказал и о Другом примечательном случае, проис-
шедшем четыре года спустя, в 1948 году: «Однажды, когда в по-
лете у меня неожиданно возникло серьезное осложнение и нор-
мально приземлиться удалось не без труда, А. И. Микояна на
аэродроме не было Он немедленно приехал, осмотрел машину,
ознакомился с обстоятельством дела и проявил по отношению ко
228
мне столько благородного и теплого участия, человеческого одоб-
рения моих действий, что повторить все высказанное им нет воз-
можности.
Полет следовал за полетом. И в каждом из них укреплялось
мое доверие к новому самолету и уважение к генеральному кон-
структору А. И. Микояну, его ближайшим соратникам М. И. Гу-
ревичу, Н. 3. Матюку, А. Г. Брунову, Г. Е. Лозино-Лозинскому
и ко всему коллективу».
От генерального конструктора самолетов тянется длинный и
сложный путь, пока рождается новая опытная машина и дохо-
дит до летчика-испытателя. Здесь экзамен держит не только са-
молет, но и все: от автора идеи до испытателя. Качество работы
зависит от лучшего взаимодействия всех творческих участков.
Как родители радуются первым шагам своего ребенка, так и
те, кто вкладывал свой труд, свою любовь в этот новый тип ист-
ребителя, трепетно следят за его первым полетом. Тотчас же, как
летчик-испытатель благополучно сажает быстрокрылую птицу на
аэродром, напряженные и взволнованные взгляды вопросительно
устремляются на него. Да и разве может быть иначе? Ведь в эту
минуту вложено усилие многих людей, новейшие достижения нау-
ки, бессонные ночи, столкновения технических идей, конструктив-
ные новшества, примирение целого ряда технических конфлик-
тов, уже приобретенный опыт и то смелое, принципиально новое,
что вложено в новую конструкцию.
Микоян требовал от летчика-испытателя только трезвой оцен-
ки, только правды, какой бы горькой она ни была. Умение ви-
деть'наряду с отличными данными и упущения — святая обязан-
ность испытателя.
Артема Ивановича интересовало все: максимальная скорость
и потолок, которые подчас только завоеваны, поведение самолета
на всех возможных режимах, устойчивость, управляемость, манев-
ренность, пилотажные качества, испытания на прочность, положе-
ние в штопоре и многое-многое другое.
Только образованный, мужественный, не теряющий самообла-
дания в самые критические минуты человек способен стать лет-
чиком-испытателем. Летчик-испытатель — верный друг конст-
руктора. Их отношения строятся на взаимном доверии. Для того
чтобы выяснить заложенные в машине летно-технические качест-
ва, прежде всего нужно сохранить ее, избежать аварии. Иначе
как же устранить имеющиеся недостатки?
Такой летчик-испытатель очень дорог Артему Микояну.
Вот что говорит лучший знаток микояновских машин летчик-
испытатель Герой Советского Союза Григорий Александрович Се-
дов о своем генеральном конструкторе: «Иногда анализ данных,
полученных в предварительных полетах, показывает, что граница
безопасности резко приблизилась. В этом случае Артем Ивано-
вич, несмотря ни на что, немедленно принимает решение о вре-
менном прекращении полетов, чтобы не рисковать летчиками.
И вновь возобновляются полеты только после надежного устранения
229
обнаруженного недостатка, когда граница безопасности сно-
ва отодвинута»,
Я был доволен своим знакомством с Седовым, оказавшимся
очень приятным человеком, хорошо знающим свое дело.
— Бывают ли случаи, когда летчику все-таки не удается со-
хранить вверенную ему новую машину? — поинтересовался я.
— Да, если что-то не учтено, если что-то непредвиденно пре-
рвало успешное течение полета.
— Вы хотите сказать, что самолет больше не может лететь?
— Именно. В таком случае ничего не остается делать, как
прилипнуть второпях его на совершенно непригодный для этого
кусок земли. Бывает, что происходит крупная авария, самолет
разбивается.
— Это самое ужасное для испытателя.
— Конечно, тебе доверили такой самолет, а ты, хотя и не ви-
новат другой раз, но винишь в первую очередь только самого себя.
— Может быть, причина несчастья кроется в конструкции?
— Возможно и так. Но летчик-испытатель должен чувствовать
интуитивно испытываемую машину, обнаружить неисправность в
самом зародыше и не дать ей развиться в процессе полета. Надо
быстро принимать решения, спасать самолет.
— А бывали у вас такие случаи неудач?
— Да, было такое, когда стыдно было смотреть людям в гла-
за. Но вот на место аварии приезжает Артем Иванович Микоян.
Наверное, ему было не легче, чем мне. Но никогда не увидишь
на его лице недовольства, не услышишь никаких упреков. Даже
улыбается тебе счастливой улыбкой. Первые вопросы о твоем
здоровье, а уж потом обсуждение происшедшего. Вообще при
докладах о неприятностях в полетах у начальника нашей летной
станции уже выработана особая форма: «Артем Иванович, не
беспокойтесь, с Григорием Александровичем (или с другим лет-
чиком) все в порядке, он невредим...», а дальше уже рассказы-
вается о происшедшем.
Седов задумался. Чувствовалось, что он взволнован.
— Может быть, люди моей профессии особенно чутки к чело-
веческому отношению,—словно размышляя, продолжал он,— но,
во всяком случае, летчики-испытатели очень ценят внимание и
заботу Артема Ивановича.
Микоян часто посещал аэродромы, где проводились испытания
серийных машин его марки. Они изготавливались на авиацион-
ных заводах по образцу опытного экземпляра. Летчики Военно-
Воздушных Сил впервые должны опробовать эти боевые истре-
бители. Понятно, что квалификация у летчиков разная: среди них
есть и бывалые, опытные, и совсем молодые, начинающие...
Но Артему Ивановичу не надо было предварительных харак-
теристик, чтобы отличить умелого пилота.
Вот над аэродромом с головокружительной быстротой проно-
сится истребитель. Артем Иванович не видит машину, она недо-
сягаема для глаза. Когда полет заканчивается. Микоян обяза-
но
тельно высказывает свое мнение, будь то слова одобрения или
горького упрека.
Присутствуя однажды при неудачном полете летчика, Артем
Иванович строго и укоризненно сказал:
— Ну что же, теперь нам стало ясно, что на максимальных
скоростях вы летать умеете, выжали все, что может дать машина.
Но скажите, пожалуйста, как ведет себя самолет при других ре-
жимах полета? Ведь он что хороший скакун: легко подчиняется
воле человека, надо только умело управлять им. При маневрен-
ном сложном воздушном бое не только скоростью побеждают вра-
га, нужны ловкость, смекалка, острое чутье обстановки.
Заметя смущение и растерянность на лице молодого пилота,
Артем Иванович дружески потрепал его по плечу и уже мягко,
со своей веселой улыбкой вдруг вспомнил эпизод своего детства:
— Это похоже на то, как я еще мальчиком в нашем селе за-
думал покататься на резвом вороном коне. Долго я с завистью
смотрел, как красиво гарцевал он под своим хозяином, как он
послушно менял шаг, несясь галопом или рысцой. И вот как-то
я улучил момент. Вскочил на коня, понесся вихрем за село, по-
хлестывая его гибким кизиловым прутиком. Долго носил меня во-
роной как угорелый. И если бы не моя цепкость — не жить бы
мне на свете. Завидя нашу бешеную скачку, односельчане пере-
полошились. Умелые наездники поспешили мне на выручку и
едва уняли скакуна. От страха я с трудом расцепил свои руки,
которые обвивали шею лошади, но был горд, что умею так быст-
ро ездить. А когда взглянул на коня — не узнал. Глаза у него
были какие-то дикие, безумные, изо рта и ноздрей, как из вулка-
на, валил огнедышащий пар. Увидя разгневанное, свирепое лицо
хозяина лошади, я поспешил скрыться в толпе односельчан.
Вечером наш сосед дед Барсег растолковал мне, что хороший
наездник так бездушно не гонит свою лошадь, не выматывает ее
силы, иначе трудно научиться езде.
♦ * *
Помимо своих прямых обязанностей, Микоян много времени
посвящал депутатским делам. К нему, как к депутату Верховно-
го Совета СССР, обращались люди с самыми различными прось-
бами. Они знали, что Артем Иванович никогда не оставит их об-
ращение безответным. Не перепиской, которая никогда не была
стилем его работы- и в конструкторском бюро, а в личных встре-
чах добивался он решения наболевших вопросов.
В кабинете Микояна было многолюдно. Здесь находились не
только ведущие конструкторы бюро, но и приглашенные из дру-
гих ведомств ответственные лица. Это совещание было посвяще-
но координации какого-то важного вопроса. Оно уже близилось к
концу, когда зазвонил телефон. Артем Иванович взял трубку. Раз-
говор длился недолго, но с лица Микояна вмиг исчезла обычная
живость, оно как-то потухло. Ответив говорившему коротко:
231
«Немедленно приеду», он тяжело опустился в кресло, бросив трубку
аппарата. Присутствующие умолкли и вопросительно глянули на
Микояна. В глазах его читалось страдание. Глухим голосом Ар-
тем Иванович произнес:
— Матери плохо... Очень плохо...
Микоян уехал. Заседание было прервано. У оставшихся ис-
портилось настроение. Каждый из них понимал, что значит по-
терять мать.
Талида Отаровна последнее время жила в Москве, переселив-
шись из далекого Санаина к своим младшим сыновьям. Чтобы не
обидеть их семьи, она находилась то у одного, то у другого, ок-
руженная вниманием своих детей, многочисленных внуков и пра-
внуков.
В больнице, куда приехал Артем Иванович после телефонно-
го разговора, мать свою он застал еще в сознании. К ночи пере-
стало биться сердце этой много пережившей, но счастливо про-
жившей свою старость женщины.
Долгую жизнь прожила Талида Отаровна — 93 года, почти
век. Материнское сознание ее было спокойно. Легко было смот-
реть в глаза людям: воспитала она своих детей, неутомимых тру-
жеников, служащих народу.
Наши будни слишком насыщены, и не всегда находится вре-
мя для встречи с друзьями. Порой они заменяются телефонны-
ми звонками, короткими разговорами. Но мне вспоминается один
вечер, проведенный в семье Артема Ивановича. Приятно было
встретить в этом доме гостей из Санаина, бывших односельчан хо-
зяина. Дорийцы здесь чувствовали себя как дома, в чем была не-
малая заслуга жены Артема Ивановича—Зои Ивановны. Для
всех у нее находилось ласковое слово, приветливый взгляд.
В этот вечер я застал здесь и близкого друга Артема Ивано-
вича— сына Степана Шаумяна, литератора Льва Степановича
Шаумяна. Это он написал замечательную книгу о легендарном
революционере Камо. Во время беседы я улучил момент, чтобы
выразить свое мнение по поводу редкого сочетания научности и
беллетристичности в этом захватывающем произведении. В ответ
на мою искреннюю похвалу Лев Степанович скромно заметил;
— Еще юношей я знал Камо и восхищался им. Поэтому я
стремился написать о нем лишь правду.
В тот день я впервые увидел фотографию, на которой про-
славленный конструктор Андрей Николаевич Туполев, создатель
замечательных советских лайнеров, и Артем Иванович засняты в
момент беседы. Их давно объединяла деловая дружба, взаимное
понимание проблем дальнейшего прогресса реактивной техники.
Обмен мнениями для каждого из них стал необходимостью. По-
этому они часто встречались, не тая своих сокровенных замыслов.
Такая дружба между конструкторами встречается не так уж часто.
На нее способны лишь сильные натуры.
И родина не забывает их, высоко ценит заслуги своих сынов.
Кто мог подумать, что бедный крестьянский мальчик из Са-
наина, ровесник которого Гикор погиб в царское время, пытаясь
найти в городе приют, в советской действительности достигнет
таких успехов?
Генерал-лейтенант авиации Артем Иванович Микоян стал дваж-
ды Героем Социалистического Труда, генеральным конструктором
самолетостроения, депутатом Верховного Совета СССР, лауреа-
том Государственных премий, действительным членом Академии
наук СССР. Его грудь украсили многочисленные ордена и меда-
ли Советского Союза.
Перелистывая альбом, я остановился на странице, где конст-
руктор Микоян заснят в дни Великой Отечественной войны с
группой летчиков. Каждого из них он помнил, о каждом из них
мог рассказать много интересного,
А вот другая домашняя реликвия. Эта фотография тоже воен-
ных лет. На ней сняты Микоян с пятью сыновьями старшего бра-
та Анастаса Ивановича: Степаном, Володей, Алешей, Вано и Серго.
Ребята еще с детства очень любили бывать у дяди. Рассказы
Артема Ивановича об авиации увлекали их, а когда приходило
время выбирать профессию, они не колеблясь шли в авиацию
Профессии дяди изменил лишь самый младший из братьев — Сер-
го. Он стал филологом.
Один из племянников Артема Ивановича, Володя, героиче-
ски погиб в неравном воздушном бою над Волгой. Генерал-майор
авиации Степан и генерал-майор авиации Алексей Микояны слу-
жат в рядах Военно-Воздушного Флота, а Вано работает в
конструкторском бюро Микояна.
Старшая дочь Наташа в 1959 году окончила биологический
факультет Пединститута им. В. И. Ленина и по распределению по-
пала в Оренбургскую область. Из Оренбурга ее направили учи-
тельницей в село, которое находится на расстоянии 400 километ-
ров от областного центра. Наташа делилась в письме с родите-
лями своими радостями и трудностями самостоятельной жизни.
Услышав разговор о сестре, подошла младшая дочь, Светла-
на. Оставив свое занятие, к нам приблизился самый младший в
семье Микояна — Ованес. Это имя он получил в память о де-
душке.
Пойдет ли Ованес по стопам своего отца, думалось мне, ста-
нет ли он трже конструктором... Кто знает? Пока трудно сказать.
Тепло и радостно было у меня на душе, когда я расстался с
гостеприимным домом этого простого человека.
На площади Свердлова меня остановили позывные москов-
ского радио. Прохожие, как и я заинтересованные, ожидали важ-
ных сообщений. Раздался знакомый голос диктора. Он передавал
сообщение ТАСС о выдающемся успехе советской науки и техни-
ки, о том, что сегодня, 12 апреля 1961 года, летчик-космонавт
Юрий Алексеевич Гагарин на космическом корабле «Восток» ле-
тит по орбите вокруг нашей планеты.
До сих пор ракетная техника была беспилотной. Летчики ле-
тали только на самолетах.
233
Полет Юрия Гагарина на корабле «Восток» открыл новую
страницу в развитии науки и техники, характеризующуюся прежде
всего тем, что сращиваются, взаимно обогащают друг друга ра-
кетная и авиационная техника.
Было приятно сознавать, что человек, о котором я вел рас-
сказ, внес частицу своего таланта в великое дело. Я радовался
вместе со всеми, радовался и думал о богатырях мысли и труда.
Закрыв последнюю страницу этой короткой повести, где нет
ничего необычного для нашего современника, читатель, улыбнув-
шись, подумает: автор любит своего героя.
Ну что же, я и не старался этого скрывать. Больше того, ес-
ли вы разделяете мои чувства, значит, труд не пропал даром.
1960—1961
НА РОДИНЕ «ТИХОГО ДОНА»
огда по пути в Вешенскую я остановился в Ростове-на-До-
ну, прежде всего побывал в Ростовском отделении Союза
писателей СССР. Оно помещается в здании областной
газеты «Молот». Здесь я познакомился с ее главным ре-
дактором драматургом и журналистом Александром
Михайловичем Суичмезовым, благодаря вниманию и теплому
отношению которого Ростов стал для меня дорогим и близким
городом.
Было особенно приятно встретиться с ростовскими писателями
Анатолием Калининым, Михаилом Никулиным, Ашотом Гарна-
керьяном, а особенно с Михаилом Андриасовым,— с ним судьба
нас свела еще в суровые годы Отечественной войны.
После естественных приветствий разговор коснулся волнующей
меня темы. Рассказывая о Шолохове, они с необычайной теплотой,
и задушевностью припоминали интересные встречи с ним.
— До войны в Ростове был кабинет рабочего автора, — рас-
сказывал Михаил Никулин,— где состоялась памятная встреча
с Шолоховым. Тогда молодых авторов больше всего интересовал
вопрос отражения правды жизни, вопрос о социалистическом ре-
ализме. Как его решить? У кого и чему учиться? Запомнился про-
стой и ясный ответ Шолохова: «Учиться надо у всех классиков,
особенно у русских... Надо знать жизнь... Не зная жизни, разуме-
ется, нельзя ее отобразить».
Невольно вспомнились мне слова старейшего русского писате-
ля А. С. Серафимовича о Шолохове;
«Дон дает ему массу впечатлений, типов, часто неожиданных
проявлений народного творчества, самобытного, оригинального
в борьбе с природой. У писателя — большие знакомства и тесные
дружеские отношения с рыбаками-казаками. Он у них учится, он
их наблюдает, он берет от них сгустки векового народного твор-
чества... Он часто приезжает в какой-нибудь колхоз, собираются
старики и молодежь. Они поют, пляшут, бесконечно рассказыва-
ют о войне, о революции, о колхозной жизни, о строительстве.
Он превосходно знает сельскохозяйственное производство, потому
что не со стороны наблюдал его, а умеет и сам участвовать
в нем...»
Михаил Александрович Шолохов в высокой степени одарен
и еще одним талантом — радостным, необычайно добрым отноше-
нием к труду, к успехам других, работающих в литературе всерьез,
от всей души. Анатолий Калинин вспомнил, как на цимлян-
ской стройке Шолохов вдруг сразу насторожился, потемнел лицом,
когда один из участвующих в разговоре литераторов, упомянув
235
«Тихий Дон» и «Поднятую целину», сказал, что ничего другого он
не может назвать в нашей литературе.
— То есть как?! — неприкрыто и как-то обидчиво возмутился
Шолохов. — Что же, я одинок? Ну нет, это совсем не то. Нет, так
нельзя, не годится...
И он так глубоко огорчился, что потом в разговоре еще не раз
возвращался к этому и бросал на легкомысленного литератора
колючие взгляды.
— «Разгром» я прочитал одним дыханием, — говорил он
однажды в Ростове. — А «Молодая гвардия»?! — И сам отвеча-
ет: — Кто еще смог бы так написать о молодежи?
И он, не тая восхищения, охотно и тепло говорит о творчестве
своего товарища по литературному цеху, отдавая должное заме-
чательному таланту А. А. Фадеева.
Шолохов за то, чтобы работа писателя была согрета и осве-
щена большим, человечным раздумьем о жизни, судьбах людей
и чтобы книга давала читателю широкое поле для размышлений.
Когда в 1956 году М. Шолохов выступал в Ростове перед мо-
лодыми писателями Дона, он призывал их не торопиться сдавать
в печать «невыношенное». «Вы — великолепные представители ве-
ликолепного народа», — любовно называл он литературную моло-
дежь. И он сказал, что за теми молодыми силами, которые входят
в литературу, великое будущее литературы социалистического ре-
ализма. «Вы — наша надежда».
Из Ростова в станицу Вешенскую ехать мне не пришлось —
Михаил Александрович находился в Москве. В столице я по теле-
фону связался с ним. Шолохов был занят читкой гранок журнала
«Октябрь», который печатал главы второй книги «Поднятой цели-
ны». Поэтому он попросил заехать к нему через день, к девяти ча-
сам утра.
Кабинет писателя. На письменном столе—бюсты Льва Толсто-
го и А. М. Горького, скульптура «Собаки охотятся за кабаном»,
телефонный аппарат, скромный чернильный прибор, пепельница.
Здесь же стопка бумаг и несколько пачек ростовских папирос «Бе-
ломорканал». На стене висит картина художника Перова «Рыбо-
лов». К стене прикреплено чучело глухаря, убитого одним из сы-
новей в Крыму. В его библиотеке — произведения классиков марк-
сизма-ленинизма, советских и зарубежных писателей. Здесь же
хранятся изданные на различных языках «Тихий Дон» и «Подня-
тая целина». Зная, что эти книги переведены на армянский язык и
давно стали любимыми и популярными у меня на родине, я спро-
сил, есть ли у него эти издания. Их не оказалось, отчего мне стало
очень неловко за наших издателей.
Увидя мое замешательство, Михаил Александрович подошел
к одному из книжных шкафов и, достав томик в синем переплете,
протянул мне. Я узнал знакомую книгу — однотомник избранных
произведений Аветика Исаакяна.
— Этот подарок, — сказал он, — один из самых ценных в моей
библиотеке.
236
л
«Самому замечательному и любимому писателю, автору чару-
ющего меня, бессмертного «Тихого Дона»—эта трогательная
надпись Исаакяна на титульном листе книги сразу же бросилась
в глаза.
— Передайте на память глубокоуважаемому Исаакяну мой
роман «Тихий Дон», хотя я должен был это сделать первым.
Расскажите ему, что донские казаки любят исаакяновскую лирику,
читают ее,— сказал Михаил Александрович.
Тщетными оказались все поиски Шолохова в книжных шка-
фах — русского издания «Тихого Дона» там не оказалось.
— Ну что же, нет худа без добра,— сказал он.— приедете
в Вешенскую, увидите наши края — там и найдется «Тихий Дон».
В библиотеке, рядом с книгами Белинского и Чернышевского,
можно увидеть томик произведений земляка Шолохова Микаэла
Налбандяна. Михаил Александрович с особым уважением отно-
сится к творчеству революционных демократов прошлого века,
мужественных борцов против самодержавного режима.
Необычайная сердечность, простота Шолохова расположили
к нему сразу.
Коснувшись своей литературной работы, писатель сказал ко
ротко:
— Кончаю вторую книгу «Поднятой целины», остается дора-
ботка. К концу года сдам в печать. Потом возьмусь за роман «Они
сражались за Родину». Две трети первой книги уже написаны, но
работы еще немало.
Встречи, о которых я упоминал, состоялись накануне праздно-
вания пятидесятилетия Шолохова.
Юбилейный вечер состоялся в Концертном зале имени Чай-
ковского Желающих попасть туда было великое множество.
Всем нам известно, как тепло и торжественно отметил совет-
ский народ знаменательную дату любимого писателя.
После юбилейных торжеств, 26 мая, мы вновь встретились
На мой вопрос, как он себя чувствует, Шолохов со свойственной
ему искренностью ответил:
— Ну, сами понимаете, сколько волнений! Для чего только
нужно было устраивать такой вечер!
— Народная любовь!
— Да, но когда обрушивается на плечи одного человека на-
родная любовь и ласка, невольно думаешь: достоин ли, выдержу
ли? Еще предстоят встречи в Академии, у воинов — я обещал им.
А слову своему нужно быть хозяином.
29 мая Шолохов с супругой Марией Петровной и внуком вы-
ехали с Казанского вокзала поездом Москва — Ростов в станицх
Вешенскую.
Тем же поездом, спустя несколько дней, на рассвете я прибыл
на станцию Миллерово. С аэродрома этого городка утром выле-
тел самолет. Он взял курс на северо-восток.
237
Здесь я не увидел дымчатого очарования наших высоких не-
приступных гор. Мой взор приковала мягкая прелесть донских
степей, манящих к себе своей необъятной ширью. То там, то тут
ярко выделяются крупные массивы сосновых лесозащитных полос.
Что такое для самолета ст© шестьдесят километров воздуць
ного пути? Вот и крутой берег Дона. Мы уже различаем раски-
нувшуюся среди песков, вытянутую вдоль реки и прижатую к бе-
регу станицу Вешенскую. Самолет плавно садится на небольшой
полянке посреди леса. Дорога до станицы невелика. Но машина
продвигается медленно, колеса ее тонут в сыпучем песке. Заметив
на моем лице некоторое недоумение и словно угадав мои мысли,
водитель улыбнулся и сказал:
— Это еще что! Было время, когда в здешних местах совсем
не было лесов. Степной ветер властно гулял, волнами разгоняя
пески. След человека исчезал тотчас за ним.
И мне стало понятно, почему с такой деловитой гордостью, по-
хозяйски оглядывал он стройные ряды сосен, разрезающих степь
в разных направлениях.
Станица Вешенская встретила меня бурным пробуждением
весны. Весна, так поэтически воспетая Шолоховым в «Тихом До-
не», с буйным разливом Дона, со сказочным цветением степи,
сплошь покрывающейся фиалками, а вслед за ними тюльпанами,
с неутихающим шумом привольного ветра в затопленном полой
нодой донском лесу, с лебедями, дохнула на нас неукротимой
мощью донской природы.
Прямая улица в центре станицы, названная земляками Шо-
лохова его именем, выходит прямо к двухэтажному дому писателя
Сад тянется до самого крутого берега Дона.
В Вешенской я познакомился с секретарем райкома партии
Василием Алексеевичем Сетраковым. Он с большим уважением
говорил о своем великом земляке.
— Несмотря на свою занятость, Михаил Александрович нахо-
дит время встречаться с трудящимися, дать вовремя нужный со-
вет, помочь в просьбе. Как-то раз к нему обратился председатель
областного потребсоюза письменно, как к депутату, чтобы он по-
мог строительным организациям получить лес для животноводче-
ских ферм. Шолохов написал подробное письмо в Москву, и вско-
ре просьба депутата была удовлетворена—лес получили. Шоло-
хов как член Вешенского райкома партии принимает активное
участие в жизни нашей парторганизации, дает очень нужные и
дельные советы. Многие из нас помнят его критические замечания
и предложения па партийных конференциях.
В Вешенской, где я находился впервые, не пришлось долго
искать знакомых. Имя Шолохова помогает людям, не знавшим
ранее друг друга, найти общий язык, как старым знакомым.
Когда я вошел в двухэтажную Вешенскую среднюю школу,
заседал педагогический совет. Но вскоре раздавшийся звонок воз-
вестил о начале занятий в классах. Мне повезло: первый учитель
23а
Шолохова, шестидесятисемилетний Тимофей Тимофеевич Мрыхин,
оказался свободным от занятий.
Годы иа его лице оставили свой отпечаток. Но глубокие мор-
щины разгладились, когда он узнал, что меня интересует.
— В моей памяти, — начал он, — сохранилось много незабы-
ваемых детских образов, озаренных радостью успеха в учении или
озабоченных и настойчиво преодолевающих трудности.
Одним из таких ярких является воспоминание о работе с Ми-
шей Шолоховым. Мише тогда было около семи лет Перед нача-
лом занятий у нас с родителями зачастую возникали интересные
беседы, в которых непременно участвовал и Миша. В одной из
таких встреч был поднят вопрос о будущем Миши. Когда спроси-
ли об этом его самого, то он не задумываясь ответил: «Я буду
военным».
Мы сперва поинтересовались мотивами этого желания Миши,
а потом, как далекие от военных дел люди, стали склонять его па
путь научного работника, путь людей, обессмертивших свои имена
великими достижениями в области литературы, биологии и других
наук и техники. Обсуждение этого вопроса протекало довольно
долго и заняло несколько наших бесед. Вначале Миша упорно
отстаивал свою точку зрения, но с течением времени стало замет-
но, что он стал колебаться, и однажды заявил: «Ну, Тимофей Ти-
мофеевич, значит, когда вырасту, буду студентом, а там дальше
видно будет».
В начале тысяча девятьсот двадцать первого года в станине
Каргинской была создана агитколонна, в которой состоял и Миша
Шолохов. Несмотря на свой молодой возраст, Миша был одним из
самых активных, самых деятельных членов нашего коллектива.
В течение всего периода работы агитколонны он систематически
снабжал ее литературой для постановки спектаклей, помогал
в подборе нужных людей из молодежи и выполнял разные пору-
чения при художественных выступлениях колонны в качестве де-
кламатора, хориста, актера и докладчика. С особым успехом ЛАи-
ша исполнял комические роли. Однажды мы ставили пьесу «Не-
обыкновенный день» (автора нс помню), которая представляла
собой довольно удачную пародию на «Недоросль» Фонвизина
В этой пьесе Миша Шолохов с неподражаемым успехом исполнял
роль типа Митрофанушки.
Перед моими глазами прошел его путь от начинающего писа-
теля до выдающегося мастера советской литературы.
На минуту задумавшись, Мрыхин добавил:
— Много учеников воспитала школа. Некоторые из них, выйдя
в люди, позабыли нас, стариков. Но не таков Михаил Алексан-
дрович. Он и сейчас такой же простой и близкий человек, уважаю-
щий труд большой и малый, любящий своих земляков. Два десят-
ка лет назад как-то раз спросили у Шолохова, почему он нс пе-
реезжает в Москву. — После паузы, Хитро подмигнув живыми
глазами, Тимофей Тимофеевич передал нам шолоховский ответ:
«Чтобы не ездить в творческие командировки»
239
Интересно отметить, что у Мрыхина учились и все дети Шоло-
хова: и Саша, ныне агроном, работающий в Ялте в Никитском
ботаническом саду; и Светлана, живущая сеи.час со своим мужем
моряком-офицером на Камчатке; и Миша — студент третьего кур-
са биологического факультета. Заканчивает 10-й класс Вешенской
средней школы ученица Мрыхина — самая младшая из детей Шо-
лохова — Маша.
В нашу беседу со старым учителем вмешался старожил-казак:
— Уйма работы у Шолохова в нашей станице. Он не только
пишет книги, но и активно участвует во всех делах нашего района.
Хорошо знает он наше крестьянское дело, в вопросах сельского
хозяйства разбирается не хуже любого агронома. Своими совета-
ми и помощью содействует развитию садоводства и виноградар-
ства у нас.
Много интересного узнал я из рассказов жителей. Было время,
когда Москву с югом связывал большой сухопутный тракт. Одна
из придорожных вех находилась у переправы через Дон. По этой
вехе, или, как говорят, вешке, выросла на левом берегу Дона ста-
ница, получившая название Вешенской. Ничем особенным не
примечательная, она оставалась неизвестной. До революции о ней
писали: «Вешенская кажется бедной, она слабо застроена и имеет
пустынный вид».
В наши дни преобразилась станица Вешенская. Но известной
стала она всему миру потому, что там родились «Тихий Дон» и
«Поднятая целина».
Коммунист Михаил Александрович Шолохов отличается пора-
зительной скромностью. О себе он говорит мало, без охоты. Зато
с большим воодушевлением рассказывает об успехах родной ста-
ницы, своих земляков.
Теперь в Вешенской есть электростанция, своя больница, ро-
дильный дом, новые общественные здания, придающие станице
благоустроенный вид. Педагогическое училище имеет общежитие
для студентов, жилой дом для преподавателей.
Жители Вешенской знают, что во всем этом немалая заслуга
их неутомимого и заботливого друга депутата Шолохова.
Неустанным, напряженным трудом заполнен день писателя.
Уже в пять часов утра он за письменным столом. Михаил Алек-
сандрович пишет карандашом, иногда и ручкой, и лишь тогда,
когда отрывок готов и удовлетворяет взыскательного автора, мно-
го раз перечитав написанное, Шолохов садится за машинку сам
или ему помогает печатать жена и друг Мария Петровна. Спустя
некоторое время он вновь возвращается к рукописи, читает и, слу-
чается, по многу раз подвергает правке написанное.
Он получает обширную корреспонденцию. От рабочих и кол-
хозников, студентов и читателей приходят в Вешенскую много-
численные письма. Молодые писатели посылают свои рукописи
к Шолохову с просьбой познакомиться с ними и высказать свое
мнение. Несмотря на свою занятость, он находит время лично от-
ветить, лично вести переписку с авторами писем, не прибегая к по-
мощи литературного секретаря, которого у него не было в то
время.
Получив целый ряд дельных замечаний Шолохова о своей ру-
кописи, один из молодых авторов с благодарностью пишет:
«Дорогой Михаил Александрович! Сердечное спасибо Вам за
Ваше письмо. Читали и перечитывали его всей семьей. Большую
радость оно принесло в наш дом. Ни один отзыв о моей повести не
ободрил меня так, как Ваш. Я, безусловно, последую Вашему со-
вету: посижу над рукописью и постараюсь сделать из нее настоя-
щую вещь. Теперь у меня сил прибавилось вдвое...»
Вдохновенно, любовно работая над каждым образом, каждой
строкой, Шолохов требует и от своих товарищей по перу такой же
ответственности в труде. Надо полагать, что рукописи, авторы ко-
торых стремятся как можно быстрее издать их, получают его су-
ровую оценку.
Кабинет Михаила Александровича помещается на втором эта-
же его дома и выходит на большой овальной формы балкон, под-
пираемый снизу колоннами. Кабинет обставлен скромно, без из-
лишней премудрости: письменный стол, книжные шкафы, на стене
висит карта мира
Богатая библиотека и архив писателя погибли в дни Отече-
ственной войны, в 1942 году. Во время бомбежки тогда же от
осколка бомбы погибла мать Шолохова Анастасия Даниловна.
На родине «Тихого Дона» все меня волновало. Здесь Михаил
Шолохов создал свой большой второй роман, «Поднятую цели-
ну», — произведение, в котором он развернул, благодаря своему
могучему таланту, картину коллективизации в казачьем краю. Со-
ветский читатель сроднился с большевиком-рабочим Давыдо-
вым— одним из самых замечательных образов в советской лите-
ратуре.
Размышляя о шолоховских героях и вдыхая аромат донских
степей, где происходили события минувших дней, вновь и вновь
чувствуешь глубину созданных картин и образов, позволяющих
произведениям писателя свободно перешагнуть через границы вре-
мени и быть вечно живым источником познания и наслаждения.
Естественно поэтому, что первые же главы второго тома «Подня-
той целины», опубликованные в газете «Советакан Айастан», с та-
кой жадностью читали трудящиеся Армении на родном языке.
В 1956 году Аветик Исаакян мне говорил:
«По-моему, Шолохов — самый блестящий писатель великой
эпохи Октябрьской революции. Талант Шолохова — правдивый,
непринужденный, смелый. Как настоящий мастер, он пишет уве-
ренно, искренне, не изменяя своей совести. Гениальную шолохов-
скую эпопею «Тихий Дон» смело можно поставить рядом с «Вой-
ной и миром» Л. Толстого. Все, что создано этим удивительно
цельным, ясным, мудрым писателем, пронизано огромной любовью
к человеку».
День клонился к концу. Под лучами солнечного заката уже
заблестели искорками перламутра тихие воды величавого Дона.
241
За вечерним чаем хлопотала всегда приветливая жена писа-
теля Мария Петровна. К нашим голосам присоединилось веселое
потрескивание угольков в самоваре. Разговор касался самых обы-
денных тем: весенних полевых работ, отстающих и передовых кол-
хозов, виноградников.
Выйдя из комнаты, он вскоре вернулся, неся с собой четыре
книги «Тихого Дона» в прекрасном издании.
— Вручишь старейшему из наших друзей этот скромный по-
дарок, — сказал он.
На титульном листе первого тома надпись: «Дорогому Аветику
Исаакяну. С сердечной любовью и глубоким уважением. М. Шо-
лохов».
С крепким рукопожатием Михаил Александрович пожелал мне
счастливого пути и просил передать привет той земле, где он со-
бирается побывать. Я простился с Вешенской, с благодатной зем-
лей, взрастившей великого мастера слова.
Ранним утром я переправился на пароме через Дон. Отсюда
на машине МТС ехали по ухабистой дороге. Шофер то и дело воз-
мущался, что прошедший накануне сильный дождь, так необходи-
мый для хорошего урожая, испортил все дороги.
— Дождь так сгубил дорогу, — с душой говорил он, — аж
сердце сжимается! Правда, в прошлом году наша земля тоскова-
ла по воде, дожди как рукой сняло. А теперь полюбуйтесь: вон
в каком пышном цветении наши поля, какой будет урожай!
Мы проезжали Базки — центр Базковского района.
Миновали Катарский, Криворожский районы. Нашему води-
телю много раз еще пришлось сетовать на дорогу. И каждый раз
я старался его ободрить.
По обе стороны дороги тянулись поля свежевспаханного чер-
нозема — ранние пары. Кругом кипели сельскохозяйственные ра-
боты. Лишь молча стояла неподалеку от дороги одинокая ветря-
ная мельница.
1956
ПАРИЖСКИЕ ВСТРЕЧИ1
в
конце мая 1980 года я детел из Москвы в Париж, за-
ранее сознавая, как ответственна задача, стоящая передо
мной. Мне предстояла новая встреча с моими земляками,
людьми с тяжелой судьбой скитальцев. Во время преж-
ней поездки у меня завязались интересные знакомства.
Но радость новых встреч и бесед омрачили грустные раз-
мышления.
Горькая судьба моего героического, израненного на протяже-
нии веков народа вставала передо мной. Как могло случиться,
что во Франции оказалось более трехсот тысяч армян? Что забро-
сило их от подножия Арарата до предгорий Монблана? А сколько
их рассеяно по всей планете?! Более двух миллионов.
Находясь в центре торговых путей, ведущих с Востока на За-
пад, Армения неоднократно превращалась в арену кровавых битв
и нашествий. Коренные жители — армяне—вынуждены были це-
лыми массами мигрировать в разные концы света, спасаясь не
только от физического уничтожения, но и от депортации и ас-
симиляции.
Наш народ, выстояв в бесчисленных битвах, словно сказочный
Феникс, вновь и вновь возрождался из пепла и пламени. Никакие
нашествия варварских орд не могли остановить поступательный
рост армянской культуры. Восстанавливая лежавшие в развали-
нах древние храмы, дворцы и свой очаг, народ-созидатель не да-
вал умолкнуть на своей земле родной речи и материнской песне.
Мудрецы-ученые неутомимо трудились, воссоздавая утраченное,
собирая разрозненные листки, создавая страницы истории своего
народа.
Поколение за поколением, бросив созидательный труд и взяв-
шись за оружие, шло защищать родину. Чередовались годы сози-
дания и разрушений. Вчерашние юноши теперь уже сами стано-
вились отцами и дедами. Они просто знали, что защита родины
так же естественна и священна, как сияние солнца, существова-
ние жизни на земле. В годы передышки вновь живым дыханием
лирики и философии наполнялась армянская поэзия, звучала му-
зыка и блистала живопись, давая древнему народу новые силы
и веру в будущее.
Проходили века. В конце второй половины XI столетия, когда
на Средиземноморском побережье было основано армянское Ки-
ликийское королевство, начавшиеся крестовые походы привели
к взаимному обогащению армянской и западноевропейской куль-
1 Очерк написан на русском языке
243
туры. Киликийский порт Айас, откуда Марко Поло совершил свое пу-
тешествие в глубь Азии, сближение кипрской королевской династии
с армянской династией Рубенидов-Этумидов подготовили поч-
ву для проникновения культурных начал Востока, прежде все-
го армянской культуры на Запад. К этому времени армяне уже
имели глубокие культурные традиции, обогащенные достижениями
античной и эллинистической культуры. К первому тысячелетию
до нашей эры относится возникновение армянского театра. Боль-
шое значение для дальнейших судеб страны имело принятие
в 301 году христианства. Мощным оружием национального само-
сохранения, средством борьбы с политикой ассимиляции стало
создание Месропом Маштоцем армянской письменности. Монумен-
тальная фигура поэта IX века Григора Нарекаци явилась пред-
вестником эпохи Возрождения.
На протяжении всей своей многовековой истории армяне отли-
чались высокой строительной культурой, возводили города, обра-
батывали землю, горячо любя свой очаг, свою родину. Однако
возведенные города и цветущие сады вновь превращались в мерт-
вые пустыни: уж слишком неравны были силы защитников род-
ной земли и поработителей. Потомки кочевых варварских орд ту-
рок-сельджуков — правители Османской Турции — превзошли сво-
их кровавых предков. В апреле 1915 года на глазах лицемерных
европейских держав османцы зверски вырезали более полутора
миллионов беззащитных армян. И вновь начался процесс рассеи-
вания моих соотечественников по многим странам мира, где им
не угрожало физическое уничтожение.
Признаться, меня всегда коробит слово «эмигрант». И вовсе
не потому, что не было или нет эмигрантов армян. А потому, что
главная причина разбросанности армян по всему миру — геноцид,
и только геноцид! Как не вспомнить определение, одобренное Ге-
неральной Ассамблеей ООН: «Геноцид — это не только физиче-
ское уничтожение народа или его части, но и создание тех невы-
носимых условий жизни, при которых местные жители вынужде-
ны оставлять родные места». При этом геноцид считается тяжким
преступлением не только в военное время, но и в мирных условиях.
И в наши дни находятся охотники, заставляющие коренное насе-
ление «мирным» путем покидать родной очаг...
...Когда же впервые армяне появились во Франции? Согласно
историческим свидетельствам, первые контакты между армянски-
ми и французскими торговцами относятся еще к VII веку. Армяне
тогда ввозили во Францию шелк и восточные пряности. Армяно-
французские связи не ограничивались простым товарообменом.
Историки архитектуры указывают на сходство некоторых фран-
цузских архитектурных памятников с армянскими. Стрижиговский,
например, считает, что церковь Сен-Жермен Депре (близ города
Орлеана) построена в 806 году в армянском стиле. В XI веке,
после разрушения города Ани — древней столицы Армении, армя-
не, вынужденно покинув родные места, обосновались в разных
странах Европы, в том числе и во Франции. Историк Иордан Ива-
244
нов утверждает, что армянские очаги во Франции возникли имен-
но в это время.
В XII—XIV веках армяне-торговцы часто появляются в Мар-
селе, Монфиле, Нарбоне, Ниме и других портовых городах. Один
из притоков реки Роны, который ныне высох, в старину назывался
«Армянский». На берегах его жили армяне, которые принимали
активное участие в местных ярмарках. В одной из церквей южно-
французского города Тараскона была обнаружена армянская
надпись, относящаяся к 1226 году. Это неопровержимо доказыва-
ет, что там существовало древнее армянское поселение.
После падения Киликийского армянского государства в 1384 го-
ду последний армянский царь Левон находит пристанище на фран-
цузской земле. Левон Лусинян умер в Париже в 1393 году и похо-
ронен в пантеоне французских королей в Сен-Дени. Есть сведения,
что кроме армянских купцов во Франции обосновались и ремеслен-
ники. Известно, к примеру, что армяне участвовали в постройке
дворца французского короля Филиппа Отважного.
Наплыв армян во Францию усиливается в 1453 году после за-
хвата Константинополя турками. В последующие века Париж,
Марсель, Лион становятся основным средоточием армян, пересе-
лившихся во Францию. В XVII—XVIII веках, кроме указанных го-
родов, армянские колонии появляются в Тулоне, Ницце и других
крупных промышленных центрах. В XVIII веке армяне открывают
свою типографию в Париже. С позволения короля Луи XIII и
кардинала Ришелье в 1630-х годах в Париже издается армяно-
латинский словарь.
В 1860—1863 годах здесь же на армянском языке выходил еже-
недельник «Париж» буржуазно-демократического направления.
Одним из друзей этой газеты был арменовед Виктор Лагула.
В разное время разными деятелями велись исследования, знако-
мящие французское общество с историей и культурой армянского
народа.
Армяне внесли свой вклад и в развитие сельского хозяйства
этой страны. Агроному Жану Алтыну в городе Авиньоне установ-
лен памятник. Настоящие его имя и фамилия — Ованес Алтунян.
Во Франции он распространил также вывезенную из Армении
культуру — краски марени.
Ныне армянская колония во Франции является одним из наи-
более крупных организованных очагов зарубежных армян. Добро-
желательное отношение местных властей способствовало расцвету
культурной жизни в колонии. В 1810 году по личной инициативе
Наполеона Бонапарта в Париже, в Высшей школе восточных язы-
ков, открывается кафедра армянского языка. Руководителем ка-
федры назначается известный культурный деятель Шаган Джрпет
(Акоп Шаган Джрпетян). В то время в окружении Наполеона
были и другие высокопоставленные армяне — Ростан, Мирдавид
и др. Благосклонное отношение к армянам соответствовало внеш-
ней политике Франции на Востоке.
С сороковых годов XIX века начинается приток во Францию
245
жаждущей знаний армянской молодежи. Многие ее представите-
ли были участниками революции 1848 года. Они же создали «Ара-
ратское общество», целью которого было способствовать прогрес-
су Армении. Долгие годы в Париже действовал армянский лицей
«Мурадян-Рафаелян». Попечителем его являлся Габриел Айвазов-
ский, старший брат великого художника-мариниста Ивана (Ова-
неса) Айвазовского. Однако возникшие разногласия с представи-
телями армянской католической церкви вынуждают Айвазовского
уйти с занимаемой должности и организовать вместе со своими
единомышленниками новый линей «Айказян».
Под влиянием свободолюбивых идей французского народа пе-
редовые деятели армянской колонии становятся носителями де-
мократических идей в армянской действительности. С годами
Марсель сделался вторым крупным очагом армянского книгопеча-
тания. Основанная в 1674 году архимандритом Восканом типо-
графия просуществовала до 1710 года и выпустила в свет свыше
тридцати книг на армянском языке. Здесь возникают различные
патриотические общества, выходит в свет армянская газета «Арме-
ния», издается ряд ценных книг, в числе которых «Закон Линча
в Турции».
В конце девятнадцатого века во Франции было создано не-
сколько общественных организаций, целью которых становится
открытие армянских библиотек, оказание помощи нуждающимся
студентам, распространение культуры среди трудящихся армян.
В 1904 году силами рабочих и ремесленников в Париже организу-
ется «Союз трудящихся», а в 1913 году — благотворительное об-
щество и «Союз женщин-армянок».
После установления Советской власти в Армении в ноябре
1920 года прогрессивные деятели проводили огромную работу
среди армян Франции, правдиво отображая жизнь Советской Ар-
мении и разоблачая клеветнические измышления ее недругов.
Значительна в этом отношении роль газеты «Банвор» («Рабо-
чий»), которая с 1924 года начала издаваться в Париже. Армяне
всегда оставались верны интересам французских трудящихся,
стране, где они нашли приют. Яркий тому пример — активное уча-
стие их в борьбе против фашизма в годы второй мировой войны.
Патриотическая организация «Национальный фронт французских
армян» становится одним из боевых отрядов французского дви-
жения Сопротивления. Но об этом речь пойдет дальше.
Самолет нырнул в облака и пошел на снижение. Вдали видне-
лись контуры Парижа. Точно по расписанию советский лайнер
подрулил к отсеку аэропорта «Шарль де Голль». Меня встречали
друзья: сотрудник Советского посольства Рубен Саакян и Юрий
Мусиенко. Выехав за пределы аэропорта, наша машина оказалась
в плотном кольце автомашин.
— Не удивляйтесь. — сказал мне Юрий Мусиенко, — уже кото-
рый день бастуют работники автомобильного грузового транспор-
та. Они требуют повышения зарплаты.
246
— На днях начнется забастовка энергетиков. Хлопот у париж-
ских рабочих много. Они отстаивают свои права, — добавил Ру-
бен Саакян.
То и дело мы останавливались. Впереди несколько грузовых
машин, преградив дорогу, создали многокилометровую пробку.
— Как видите, — заметили друзья,— Париж встретил вас не
очень гостеприимно. Постарайтесь привыкнуть к такой езде.
Наконец, проехав несколько десятков метров, малолитражка
нашла щель и рванулась вперед. «Ну, теперь поедем, как и поло-
жено легковому автомобилю», — подумал я. Но не тут-то было.
Минут через пять мы снова оказались в пробке. Словом, до совет-
ского посольства вместо тридцати пяти минут добирались около
двух с половиной часов, немногим меньше, чем летели из Москвы
в Париж.
...Несколько дней спустя меня принял Чрезвычайный и Полно-
мочный посол СССР во Франции Степан Васильевич Червоненко,
с которым я познакомился, когда приезжал в творческую ко-
мандировку. Это был человек исключительной доброжелатель-
ности, ни при каких обстоятельствах не теряющий самообладания.
Во время беседы я особенно интересовался научными связями,
так как знал, что сотрудничество ученых Бюраканской астрофи-
зической обсерватории, возглавляемой академиком Виктором
Амбарцумяном, с французскими коллегами из астрономической
обсерватории Ниццы может служить весьма убедительной иллю-
страцией полезности объединения усилий ученых двух стран.
— Ученых и специалистов нашей страны, — сказал Степан Ва-
сильевич,— издавна объединяют с французскими коллегами узы
взаимной симпатии, дружбы и сотрудничества. Ныне, в эпоху стре-
мительно разворачивающейся научно-технической революции,
которая охватывает все сферы и области человеческой деятель-
ности, международное сотрудничество в области науки и техники
становится объективным и настоятельным императивом, необхо-
димым условием развития научных исследований. Однако для на-
лаживания и успешного осуществления такого сотрудничества
требуется еще целый ряд факторов и условий как объективного,
так и субъективного характера, и прежде всего четко выражен-
ное стремление, политическая воля обеих сторон к развитию по-
добного сотрудничества на стабильных и взаимовыгодных усло-
виях.
Что касается СССР и Франции, подобные условия были созда-
ны в 1966 году, во время визита в Советский Союз президента
Франции генерала де Голля, когда на межправительственном
уровне был подписан целый ряд соглашений и документов, опре-
деляющих правовую базу, направления, формы и методы сотруд-
ничества, а также создан специальный смешанный организацион-
ный механизм.
— Начиная с этого времени советско-французское научно-тех-
ническое сотрудничество неуклонно и стабильно развивается по
восходящей линии,— подчеркнул товарищ Червоненко.
247
Неожиданно Степана Васильевича пригласили к телефону.
Пока он в соседнем кабинете был занят срочным разговором, я
вспомнил о своей недавней беседе с академиком Виктором Ам-
барцумяном и его бессменным заместителем в Бюраканской об-
серватории доктором физико-математических наук Людвигом Мир-
зояном.
Известные французские ученые, такие, как член Французской
академии наук директор Национальной обсерватории Верхнего
Прованса Шарль Ференбак и директор Института астрофизики
в Париже профессор Колледж де Франс Жан Клод Пекер, всегда
доброжелательно относились к проведению совместных научных
исследований во Франции и Армении. Ференбак в дни пребывания
в Бюракане прочел два доклада на научном семинаре о современ-
ных тенденциях в астроприборостроении, в частности о принципах
постройки астрономических спектрографов.
Французский ученый проявил большой интерес к Армении, к
ее культуре и науке. Большое впечатление на Ференбака произве-
ло знакомство с простыми людьми. Запомнилась ему встреча
с крестьянами-кочевниками на Арагаце во время поездки к высо-
когорному озеру.
— Увидев нашу автомашину, — вспоминал впоследствии Люд-
виг Мирзоян,— кочевники загородили дорогу и пригласили нас
к себе. Так как мы спешили, то заглянули на кочевку только на
обратном пути. Нас повели в шатер. Хозяева охотно рассказывали
Ференбаку о своей жизни, а французский ученый с готовностью
отвечал на интересующие их вопросы. Ему очень понравилось
доброе отношение хозяев. Обстановка в шатре была простой.
На столе—армянский лаваш, сыр, зелень, водка и мацони. Ферен-
бак чувствовал себя свободно и шутил вместе со всеми,
— Людвиг, — спросил Ференбак, — действительно ли вы рань-
ше не встречались с этими людьми?
— Представьте себе, познакомился впервые вместе с вами,—
ответил Мирзоян.
За последние два десятилетия значительно расширились науч-
ные и дружеские контакты между армянскими и французскими
астрономами. И это очень ценно. В связи с заседанием Исполкома
Международного астрономического союза (МАС) в 1962 году
в Ереван прибыл французский астроном Пекер, бывший в то вре-
мя Генеральным секретарем МАС. Заседание вел президент Меж-
дународного астрономического союза академик Виктор Амбарцу-
мян. Это был первый приезд Пекера в наши края. Еще тогда он
очень тепло отзывался о работах армянских астрономов. Спустя
четыре года на очередное заседание МАС, в Ниццу, должен был
прилететь Амбарцумян. Приближался день заседания, а от него
не было вестей. Узнав, что Амбарцумян тяжело болен, Пекер не-
медленно связался по телефону с Бюраканом и успокоился лишь
тогда, когда выяснил, что состояние здоровья коллеги улучшается
и ему не грозит опасность.
248
Пекер вновь приехал в Бюракан в 1973 году, будучи уже ди-
ректором Института астрофизики в Париже и президентом Фран-
цузского астрономического общества. Целый месяц он оставался
в Бюракане, проявляя большой интерес к проблеме изучения га-
лактик, участвуя в научных семинарах и проводя интересные бе-
седы с Виктором Амазасповичем Амбарцумяном.
Пекер неизменно стремился к расширению совместных иссле-
дований бюраканских и французских ученых. Его приезд положил
начало посещению Бюракана рядом французских астрономов —
X. Эдмана, Б. Миле, А. Терзана, С. Каллина-Суфана и Ж. Лелель-
евра. В свою очередь во Франции неоднократно работали бюра-
канские ученые Л. Мирзоян, В. Осканян, А. Никогосян и другие.
Примечательно, что программы и результаты совместных ра-
бот с французскими астрономами всегда тщательно обсуждались
директором Бюраканской обсерватории академиком Виктором Ам-
барцумяном, советы и замечания которого во многом способство-
вали их успешному проведению.
— Извините, что заставил долго ждать, — промолвил Степан
Васильевич, появляясь в дверях кабинета.
— Мне скучать не пришлось, — с улыбкой ответил я. — Более
того, под впечатлением вашего рассказа все это время я мыслен-
но находился в высокогорных обсерваториях Армении и Франции.
А теперь, Степан Васильевич, вернемся к нашему прерванному
разговору.
— Советско-французское сотрудничество в области исследова-
ния и освоения космического пространства в мирных целях, —
продолжал Степан Васильевич, — занимает особое место в науч-
ных связях двух стран. Оно по праву уже в течение ряда лет
оценивается обеими сторонами как образцовое. Ярким символом
этого сотрудничества, наглядно показывающим взаимовыгодный,
плодотворный характер научно-технических связей между СССР
и Францией, стал совместный полет советских и французского
космонавтов на орбитальном космическом комплексе «Союз —
Салют — Союз»,
Я поделился своими творческими планами, рассказав о встре-
чах с различными представителями армянской колонии, о том,
что намерен написать книгу о нравственном подвиге людей под
названием «Встречи с земляками». Многие патриоты в условиях
капиталистической Франции не без риска, ценою определенных
материальных лишений продолжают борьбу за мир и прогресс,
активно выражают свою приверженность к Советской Армении.
Степан Васильевич поддержал мою идею. Нашему послу хорошо
было известно о благородном поступке парижского армянина
Абраама Джинджяна, подарившего Государственной картинной
галерее в Ереване ценнейшую коллекцию полотен Айвазовского.
— Инициатива журнала «Огонек» рассказать о проживающих
во Франции армянах достойна добрых слов. Советские люди дол-
жны знать о таких патриотах. Желаю вам успеха, — сказал на
прощанье Степан Васильевич.
249
Потом были еще встречи с профессором, послом СССР Алек-
сандром Сергеевичем Пирадовым — постоянным представителем
СССР при ЮНЕСКО, представителем СССР в Комитете ООН по
космосу и с другими ответственными сотрудниками Советского
посольства. А в один из дней я получил приглашение присутство-
вать на приеме Луи Арагона послом Советского Союза.
Впервые я познакомился с крупнейшим французским писате-
лем, политическим деятелем, старейшим членом ЦК Коммунисти-
ческой партии Франции Луи Арагоном в Москве в 1954 году, в дни
Второго съезда Союза писателей СССР. С того памятного време-
ни у меня осталась фотография, где мы вместе сняты в кулуарах
Колонного зала Дома Союзов. Встретиться вновь двадцать семь
лет спустя, что и говорить, было приятно,
Луи Арагон... Это имя известно всему миру. В годы немецко-
фашистской оккупации Франции он стал одним из организаторов
и боевых певцов национального движения Сопротивления. Горечь
поражения своей страны для писателя неотделима от призыва
к борьбе. Вышедший в 1948 году сборник стихов «Снова нож
в сердце» явился резким протестом против проникновения импе-
риализма США в Европу. Цикл «Реальный мир» Арагон заверша-
ет романом «Коммунисты». Это произведение писателя-борца
Андре Стиль называл «значительным и длительным фактом в жиз-
ни нашего народа, важнейшим действием нашей партии».
Жизнь и борьба французского рабочего класса и всего фран-
цузского народа за мир, свободу, демократию и независимость
в романе Арагона получают прекрасное художественное вопло-
щение. Это правдивое и вдохновенное произведение дорого фран-
цузскому народу в его борьбе за свои благородные идеалы. О чем
бы ни писал Луи Арагон, в романах, поэмах, повестях его крас-
ной нитью проходит тема все возрастающей силы рабочего клас-
са Франции. Переведенные на русский язык «Красный фронт»,
«Коммунисты» и другие сочинения писателя хорошо знакомы со-
ветскому читателю и любимы им. Друг Советского Союза Луи
Арагон являлся членом Всемирного Совета мира, лауреатом Меж-
дународной Ленинской премии, почетным доктором наук Москов-
ского университета.
Настал день приема. Третьего апреля 1981 года в тринадцать
часов я был в посольстве. В сопровождении советника посольства
С. Зотова и первого секретаря Р. Саакяна Луи Арагон вошел
в зал, где его тепло приветствовал Степан Васильевич Червонен-
ко. После короткой беседы за аперитивом посол пригласил всех
присутствующих в соседний зал, к обеденному столу. Арагон был
в приподнятом настроении.
Степан Васильевич от имени Советского правительства пере-
дал ему приглашение посетить Советский Союз, где писатель по-
бывал три года назад.
— Тронут, весьма тронут вниманием, — ответил Луи Арагон,—
но в ближайшее время я должен поехать на лечение в Италию,
что-то плохо стало со здоровьем.
250
Предложив тост за французского друга, товарищ Червоненко
особенно подчеркнул его роль в сближении и взаимопонимании
французского и советского народов.
— Яс удовольствием выпью за свое здоровье русской водки,—
ответил Арагон. — Как видите, закусываю медленно, но пью бы-
стро и в свои почти восемьдесят пять лет не отказываюсь от на-
питков. — В глазах его замелькали веселые искорки.
Посол преподнес Луи Арагону альбом «Космонавтика» в свя-
зи с двадцатилетием первого полета Юрия Гагарина в космос.
Извинившись, Арагон страницу за страницей внимательно рас-
сматривал с большим вкусом оформленный красочный альбом.
Затем беседа коснулась расширения культурного обмена, взаим-
ного перевода литератур.
— Без лишней скромности могу сказать, что по изданию клас-
сической и советской современной литературы на французском
языке мы сделали много, — заметил Арагон, — и смею считать
себя зачинателем этого дела во Франции.
За столом возникла оживленная беседа. Улучив момент, я об-
ратился к Луи Арагону:
— Знакомы ли вы с «Антологией армянской поэзии» в перево-
де большой группы поэтов на французский язык?
— Конечно, я имею это издание. Его подарил мне человек не-
уемной энергии, наш поэт и ваш земляк Рубен Мелик. Благодаря
его усилиям удалось осуществить это издание и донести до фран-
цузского читателя мудрую, самобытную армянскую поэзию. Чи-
тая Туманяна, Исаакяна, Чаренца, даже в переводе я почувство-
вал глубину и своеобразие армянских классиков.
Мне вспомнилась беседа с известным французским писателем
Пьром Гамарра, который сказал следующее: «Выход в свет чуть
ли не всеобъемлющей антологии армянской поэзии позволит фран-
цузам ближе узнать народ, который заслуживает глубокой симпа-
тии и восхищения. Признавая оригинальность поэм, их националь-
ные и индивидуальные особенности, мы видим в них то, что объ-
единяет всех людей, — любовь к жизни, к свободе, стремление к
добру».
Я напомнил Луи Арагону о нашей давней встрече на съезде
Союза писателей СССР в 1954 году и протянул фотокарточку.
Он с интересом разглядывал ее, а затем задумчиво проговорил:
— Двадцать семь лет... Это много или мало, дорогой АшоР
Иногда это целая жизнь. Глядя на фотографию, я не замечаю
у тебя ни одного белого волоса, а сейчас не найдешь черного.
А от моей густой шевелюры, как видишь, остались одни воспоми-
нания. Это говорит, что нам надо запечатлеть себя еще раз, в Па-
риже, и фотографии сохранить на память. И если доведется встре-
титься так же не скоро, посмотрим, что тогда от нас останется.—
Его французский юмор искрился даже в этой не совсем веселой
шутке.
А потом Луи Арагон предложил тост за страну, которую очень
любит.
— В 1917 году выстрелом с крейсера «Аврора» вы оповестили
о рождении нового, социалистического государства, осветив яркой
вспышкой сознание людей. Великая общественная сила — созна-
ние — действенно тогда, когда перед ним стоит цель борьбы с об-
щественной несправедливостью, когда оно собирает людей в еди-
ный монолит, когда моральный критерий вырастает до норм со-
циального идеала. Советская литература всегда развивала эти
высокие идеи, идеи братства и дружбы народов. Поэтому, подни-
мая бокал за Советский Союз, я пью и за моих друзей, советских
писателей.
Луи Арагон говорил на русском языке. Говорил медленно, ино-
гда, не сумев подобрать нужные слова, переходил на французский.
Поблагодарив его, Степан Васильевич добавила
— Прогрессивные писатели всегда были в авангарде борцов
за мир. Жизнь и творчество Горького, Маяковского и ваша патрио-
тическая деятельность являются тому прекрасным примером.
Прием был закончен. Прощаясь с товарищем Червоненко, Луи
Арагон по-русски же сказал:
— Спасибо за теплую, радушную встречу. — И, повернувшись
ко мне, проговорил: — На днях мы встретимся у меня дома.
Восьмого апреля в 15 часов мы — Андре, зять почетного члена
Академии наук Армении, члена французской Морской академии
Затика Ханзаряна, Рубен Саакян и я — вышли из машины у до-
ма № 58 по улице Варены, напротив резиденции премьер-мини-
стра Франции. В глубине двора виднелось старинное трехэтажное
здание, одетое в строительные леса. Мы направились к нему. Ока-
завшись на втором этаже, заметили, что вдоль более крутой лест-
ницы, ведущей на третий этаж, тянутся ввысь два рельса, на ко-
торых приспособлено небольшое кресло. Короткий, но крутой
подъем на третий этаж, пояснил Рубен, Арагон преодолевает, сидя
в кресле, которое нажатием кнопки приводится в движение. Домо-
правительница встретила нас радостной улыбкой.
Коридор квартиры писателя во всю длину был заставлен книж-
ными шкафами, стеллажами. Свободные пространства заклеены
плакатами, рисунками, дружескими шаржами. В разделе русской
литературы — тома Пушкина, Грина, Маяковского. Тут же пла-
кат «Маяковский во время выступления», красочная афиша «Мо-
сква— Олимпиада-80». С суперобложки книги о Качалове смот-
рит на нас великий русский артист. Рядом на полке — неболь-
шая книжечка «Долгая песня Армении» — обстоятельный очерк
Арагона об армянской поэзии. Тут же я заметил его рукопись
поэмы «Красные плакаты» — о герое французского движения Со-
противления Манушяне. Видя, с каким интересом я разглядываю
рукопись, Луи Арагон промолвил:
— Потрясенные страданиями армянского народа, многие ин-
теллигенты Франции пролили немало чернил, чтобы содействовать
его освобождению. Армянский же народ... пролил свою кровь за
свободу Франции. Никогда не забуду, как в годы войны во всех
уголках Франции были расклеены на стенах огромные объявле-
252
ния, извещающие о расстреле бойцов «Интернациональной груп-
пы». Их командиром был армянин Манушян... В провинциальной
глуши чья-то неизвестная рука на одном из таких объявлений на-
чертала: «Они пали за Францию. Мы не сможем забыть участие
вашего народа в освобождении нашей Родины».
Луи Арагон достал из кармана ключ и, открыв одну из дверей,
пригласил нас войти.
— С тех пор как не стало подруги моей жизни Эльзы Триоле,
я редко кому открываю эту дверь. Все вещи до мелочей лежат на
своих местах, как было при Эльзе. Изредка я заглядываю сюда,
мысленно перелистывая страницы нашей счастливой совместной
жизни, и думаю о важности духовного родства между супругами.
Когда я остался один, среди моих друзей находились чудаки,
которые сватали меня. В мои-то годы жениться?.. Разве нашлась
бы другая Эльза?
Наступило молчание. Арагон погрузился в свои думы.
— И все-таки жизнь хороша! — совсем другим тоном произ-
нес писатель. — Живые должны заниматься жизнью.
Через несколько минут мы вошли в залитый солнцем обшир-
ный кабинет писателя. Сбросив с себя грустные воспоминания,
он обратился ко мне с вопросом:
— Вы помните зал советского посольства, где нас принимал
Степан Червоненко?
— Конечно, — ответил я.
— Обратили внимание на пластичные фигуры женщин на сте-
нах зала? Сколько в них красоты и изящества! Они оживляли
официальную обстановку этого великолепного зала. Вы там бы-
вали еще?
— Не часто, но приходилось.
— Ашот, я завидую вам, более того — ревную, — теперь уже
улыбаясь промолвил Арагон.
В разговоре мы коснулись возможной поездки писателя в Со-
ветский Союз.
— Если улучшится состояние здоровья, обязательно восполь-
зуюсь приглашением.
— Прошу вас в программу своей поездки включить и Армению,
Я сам приеду за вами в Москву.
— Спасибо, добрый друг, нисколько не сомневаюсь в искрен-
ности ваших слов.
На вопрос, с кем из армянских писателей он был знаком, Луи
Арагон ответил:
— С Исаакяном, с прекрасным поэтом и человеком. Он ведь
до возвращения на родину, в Советскую Армению, долгие годы
жил в Париже.
Задумавшись и как бы перебирая в памяти события давних
дет, Арагон молча остановил свой взгляд на фотографии Эльзы
Триоде, а затем продолжал:
— В 1936 году Эльза Триоле и я поехали навестить Горького
по его приглашению. Он умирал. И только по дороге к нему мы
253
узнали, что тот, кого мы собирались навестить, уже умер. Годы
спустя, в 1957 году, приехав в Л1оскву, я узнаю о смерти крупней-
шего поэта этого столетия Аветика Исаакяна, которому мне хо-
телось лично передать сердечный привет, а через него — всей про-
никновенной поэзии Армении.
Чело нашего века носит печать нескольких светлых имен поэ-
тов. В Англии это Киплинг, во Франции — Аполлинер и Элюар,
в Германии — Рильке, в Испании—Гарсия Лорка, в России —
Маяковский и Есенин, в Армении — Исаакян и Чаренц. Всякий
раз, когда один из этих современников угасал, казалось, что в
мире становится темней. Но все то, что оставляли они за собой,
не было тенью, а было пламенем. Исаакяна не стало, но остались
«Абул Ала Маари» и «Мгер из Сасуна». И так же, как века не
смогли стереть образ Мгера, «который любил бедных», так же,
как тысячелетия спустя в голосе Исаакяна вновь послышалось
дыхание Мгера, так же и смерть Аветика Исаакяна не властна
омрачить живой луч света его поэзии, который будет вечно согре-
вать не только сердца армян, но и озарять неугасимым светом
лучшие мечты человечества.
Никогда не были так нужны его пламенные слова о свободе,
которую он воспевал еще пол века тому назад: «Ты — свобода,
бессмертный, святой Аль Коран, соловей, что в раю распевает
в тиши!» Теперь нам, оставшимся в живых, предстоит высоко
поднять его факел. Пусть через произведения ушедшего от нас
Исаакяна везде и всюду веет аромат розового сада многовековой
армянской поэзии, пусть все познают страдания, гуманное вели-
чие и славу этого народа.
Показав на каталог выставки Мартироса Сарьяна, которая
была тепло принята парижанами, он добавил: ’
— К сожалению, с этим оригинальным колористом, мастером
живописи, я встретился однажды, и то мельком.
— Ваша литература представлена в разных жанрах, — сказал
я. — Поэзия, проза, публицистика, критика, журналистика — все
произведения, вышедшие из-под вашего пера, одинаково волнуют
читателя. Но какой жанр больше любим вами?
— Для меня важна и одинаково дорога любая форма лите-
ратурного творчества, лишь бы она была высокохудожественной
и отвечала идеалам свободолюбивого человечества. Литература
существует в моем восприятии неотделимо от борьбы против вра-
гов трудового человека—созидателя всех ценностей на земле.
В этой острой борьбе писатель должен быть в авангарде и вла-
деть своим пером как оружием. Вы меня спрашиваете, работаю
ли я в свои восемьдесят пять лет? Помните, Ашот, когда-то ска-
занные мною слова-’ «Я живу — значит, работаю. Иначе биологи-
ческое существование бессмысленно».
— А как вы расцениваете современную поэзию Франции?
— Французская поэзия наших дней существенно отличается
от поэзии столетней давности. Не умолкают споры между тради-
ционной, классической, и экспериментальной — новаторской поэзи-
254
ей. Поэзия достигает своей цели тогда, когда проповедует любовь
к жизни словами емкими, искрящимися всеми красками радуги.
Она должна зажигать души людей, вселять уверенность, надеж-
ду. Находясь на распутье, сегодняшняя поэзия в поисках новых
форм иногда проходит мимо души читателя. Почему же это про-
исходит? Потому, что некоторые, даже талантливые молодые
поэты не усвоили простой истины: любая форма и стиль имеют
право на жизнь, если они несут читателю хотя бы крупицу своей
неповторимости и оптимизма. Поэзия должна постоянно ощущать
реальную жизнь своего народа, воспевать его идеалы и подогре-
вать патриотические чувства. Тогда любая словесная ткань стиха,
любые акценты приемлемы для меня.
В конце сороковых годов я познакомился со вторым сборни-
ком стихов тогда еще молодого поэта Рубена Мелика. Стихи его
покорили меня свежестью мысли, глубиной философских сужде-
ний. Я написал тогда похвальную рецензию. Жизнь показала, что
его поэтическая лира мужала с годами. С тех пор многие произ-
ведения Рубена Мелика увидели свет, заявив о нем как об одном
из оригинальных и талантливых поэтов Франции
После паузы Луи Арагон продолжал:
— Несколько лет назад Рубен Мелик прочитал мне строки
из поэмы Паруйра Севака «Неумолкаемая колокольня» в пере-
воде на французский язык. Я не знаком с творчеством армянского
поэта Паруйра Севака. Но и в том, что я услышал, угадал неспо-
койную, клокочущую душу мощного дарования.
На прощанье мы обменялись с хозяином книгами. Луи Арагон
на романе «Коммунисты» написал поэтический экспромт, я же
поднес ему свою последнюю книжку очерков «Арарат беспо-
добен».
Между тем Андре увлеченно щелкал то одним, то другим
фотоаппаратом.
С Рубеном Меликом мы встретились в ясный солнечный день
31 марта 1981 года в кафе «Бредон», что на Бульваре Монмартр.
Время было послеобеденное, посетителей сравнительно мало
Сняв пиджаки, мы расслабили стесняющие нас галстуки. Пред-
стояла интересная беседа. Гарсон подал нам по чашечке кофе
и удалился.
Рубен Мелик не только поэт. Он видный общественный дея-
тель, в прошлом боец Сопротивления, автор подпольных издании,
переводчик и издатель. Он появился на небосклоне французской
поэзии вскоре после разгрома гитлеровской Германии, заявив о
себе первой книжкой стихов «Аккорды мира».
— Я имел смелость, — признался Рубен Мелик, — не быть
модным, оставаясь всегда современным.
Для поэта Рубена Мелика верность прошлым традициям фран-
цузской литературы является естественной потребностью, хотя
его поэтическая речь не засорена архаизмами. Нельзя не согла-
255
ситься с мыслью одного из критиков о том, что прозрачность
и стройность стиха Рубена Мелика, легкость и графическая чет-
кость рисунка не исключает лукавого пародирования, виртуозно-
сти, игры в стилизацию. Патетика тут же перебивается едкой
насмешкой. Он любит вывернуть традиционный прием и поэти-
ческий ход наизнанку или утрировать его. Логика его мысли час-
то причудлива, а порой даже парадоксальна. Слово из другого
лексического ряда, введенное в словесную ткань стиха, перестав-
ляет акценты, делает стих Мелика неожиданно современным.
Я поинтересовался, какие писатели оказали на него благо-
творное влияние.
— В процессе формирования моего поэтического мышления,—
сказал поэт, — большое место занимали Бодлер, Поль Валери и
Поль Элюар. Они являются достойными продолжателями клас-
сической французской поэзии. Их литературное направление
бережно относилось к значению слова в поэзии и к классическим
формам.
...Я был хорошо знаком с Полем Валери, Полем Элюаром,
Луи Арагоном. В моих ушах и сейчас звучит голос Поля Элюара,
читающего свои замечательные стихи, полные поэтической музы-
кальности и ритма. Когда накануне второй мировой войны вышла
моя поэтическая тетрадка — первый опыт в поэзии, я осмелился
почтой отправить ему. Через несколько дней получил ответ: «Ва-
ши стихи мне нравятся. Придите ко мне домой». С тех пор и до
печальной кончины Поля Элюара в 1952 году продолжалась наша
дружба. Память о человеке, первым окрылившем меня на поэти-
ческом поприще, со мной останется навсегда.
Много лет своей кипучей жизни Рубен Мелик отдал издатель-
ству «Эдитер франсэ реюни» в качестве литературного директо-
ра. По его инициативе были выпущены в свет антологии маке-
донской и вьетнамской поэзии, сборники Николоза Бараташви-
ли, болгарского поэта Христо Ботева, венгерского — Аттилы По-
жефа, греческого—Яниса Рицоса в переводе на французский
язык. Под непосредственным руководством Рубена Мелика луч-
шие поэты Франции переводили «Антологию армянской поэзии»,
куда вошли не только произведения советских армянских поэтов,
но и стихи поэтов-армян, проживающих за рубежом.
— Чтобы приступить к такому кропотливому и трудоемкому
делу, — объяснил он, — издательство заручилось заказами мно-
гих стран мира.
— При переводе поэтический оригинал часто теряет свою ху-
дожественную подлинность. Нередки случаи, когда автор не уз-
нается в переводе.
— Совершенно справедливо. Главное, к чему я стремился,—
ответил он, — это избежать опасности, которая всегда подстере-
гает антологическое издание: переводчик книги не должен по-
давлять индивидуальности переводимых им поэтов. Этим каче-
ством отличается поэт-переводчик Франсуа Кетель Мне часто
приходилось самому сличать подстрочные переводы с армянско-
256
го на французский и армянские оригиналы с поэтическими пере-
водами. Работая над «Антологией армянской поэзии», я с лю-
бовью вновь и вновь перечитывал поэтов разных эпох — Наре-
каци, Саят-Нову, Туманяна, Исаакяна. Восхищался ими и ду-
мал о том, что сегодня, говоря о мировой поэзии, мы не можем
обойти молчанием эти светлые имена.
На мой вопрос, какое место в издательстве занимали пере-
воды русской классики и современной советской литературы, Ру-
бен Мелик вместо ответа протянул мне каталог издательства и
попросил прочитать следующие строки: «В издаваемых нами
сериях произведения русской классики и наиболее характерные
образцы советской литературы от ее истоков занимают такое
привилегированное место, как ни в одном другом издательстве
Франции».
— Благодаря энергичной деятельности нашего издательства,—
продолжал поэт, — французский читатель на родном языке по-
знакомился с сочинениями Чехова, Горького, Маяковского, Шо-
лохова, Эренбурга, Айтматова и других авторов,
— Ты говоришь о деятельности в издательстве «Эдитер фран-
сэ реюни» в прошедшем времени, а разве сейчас там не ра-
ботаешь?
— Ты не ошибся, — пояснил мой собеседник. — В настоя-
щее время я являюсь членом редколлегии и консультантом из-
дательства «Тан Аксуэль». Наша задача — издание произведе-
ний молодых прозаиков, романистов, документалистов и поэтов.
Одновременно мы издаем сочинения писателей, незаслуженно
преданных забвению. Их должен знать наш современник.
— А каково твое мнение о тенденциях развития современной
французской литературы и, в частности, поэзии? — спросил я
— Это вопрос трудный, — после короткой паузы ответил Ру-
бен Мелик.— Французская литература переживает период поис-
ка, иногда впадая в крайности. Наши поэты большое значение
придают шлифовке языка, фразировке, борются за чистоту фран-
цузского языка. В поисках нового неизбежны издержки. Я за
такое новаторство, которое обогащало бы литературу и искусство.
— Дорогой Рубен, ты свободно говоришь и читаешь по-армян-
ски. Почему же пишешь на французском языке?
— Прежде чем ответить на этот вопрос, — сказал Рубен Ме-
лик, — хочу напомнить о тех наших соотечественниках, которые
в сложных условиях зарубежных стран, говоря и творя на язы-
ке страны, где они живут, в трудной, неустанной борьбе, доби-
лись европейского и мирового признания. Взять хотя бы Фран-
цию. Здесь живут и творят всемирно известный писатель Анри
Труайя (Левон Торосян)—член французской Академии наук,
художник Гарзу (Гарник Зулумян)—член французской Акаде-
мии искусств, Анри Верней (Ашот ААалакян), прославившийся
во Франции как один из ведущих кинорежиссеров. А сколько
певцов, артистов и художников армянского происхождения во-
шли в историю французской культуры! Имена Шарля Азнавура,
9 А Арзуманян
257
Рози Вард, Алис Саприч, Луи Леоне и многих других широко
известны не только во Франции, но и далеко за ее пределами.
Если мои знания армянского языка дают возможность сво-
бодно беседовать, то, к сожалению, они недостаточны, чтобы пи-
сать на родном языке, — продолжал после паузы Рубен Мелик.—
Такова судьба многих армянских литераторов за рубежом. На
английском языке пишут Уильям Сароян, Даяна Тер-Ованнисян,
Гарольд Бонд, на испанском — уроженка Буэнос-Айреса Алисия
Киракосян. Нельзя не считаться и с таким горьким фактом: из
года в год армянская молодежь за рубежом забывает родной
язык, родную речь. Поэтому литература на армянском языке ста-
новится недоступной для них. Этот процесс, как ни прискорбно,
прогрессирующий, хотя и во всех армянских колониях принима-
ются меры, чтобы созданием школ, школ-интернатов препятст-
вовать этому явлению. Что касается меня, я родился в Париже,
окончил французскую школу, а затем и Сорбоннский универси-
тет. Воспитывался на французской литературе. Литературная
среда, коллеги мои по работе почти все французы.
— Значит ли это, что писатели, которые творят на иностран-
ном языке, принадлежат народу, на языке которого они пишут?
— Это не совсем так. Я происхожу из патриархальной ар-
мянской семьи, с рождения слышал язык своего древнего народа,
и его многострадальная судьба не могла не коснуться струн мо-
ей поэтической лиры.
Сто лет назад, в 1882 году, родители его отца покинули Иран
и переехали на жительство в Париж. Отцу Левону Мелик-Мина-
сянцу было тогда всего четыре года. Он был младшим среди се-
ми детей. Во время первой мировой войны двое из братьев по-
гибли. В 1920 году отец будущего поэта выехал из Парижа в
Тифлис к своим родственникам. Здесь он познакомился с из-
вестной в ту пору певицей Еранун Сагателян. Чувства молодых
людей были настолько сильны, что они поженились и вместе вер-
нулись в Париж. В семье его мать была единственной, кто не
владел французским языком. Тогда бабушка, чье слово поль-
зовалось беспрекословным уважением, повелела всем дома го-
ворить только на армянском, чтобы невестка не ощущала нелов-
кости. Через год родился Рубен, а шесть лет спустя — его сес-
тра Назели.
— Семья наша жила безбедно благодаря моему отцу-ювелиру
с прозвищем «каменных дел мастер». С колыбели я слышал ар-
мянские и русские лирические песни, чувствовал тепло ласковых
рук своей матери. Поэтому я считаю, что у меня было радост-
ное детство. Жизнь шла своим чередом. Чем взрослее я стано-
вился, тем больше меня захлестывал водоворот парижской
жизни...
Чем больше я узнавал Рубена Мелика, тем большей симпа-
тией проникался к нему. Из тех немногих встреч с ним в кафе
на Монмартре, в Москве, куда он приезжал вместе со своими
французскими коллегами в 1979 году по приглашению Союза
258
советских писателей, в Ереване осенью 1980 года, где выступал
в дни празднования 60-летия Советской Армении в большом кон-
ференц-зале Академии наук Армении, на первом форуме пред-
ставителей зарубежных армян я понял, что он не только талан-
тливый поэт с европейским именем, но и человек чистой души и
исключительной порядочности.
— Дорогой Рубен,— продолжал я, отпивая мелкими глотками
французское бордо,— как-то раз ты сказал мне, что любимыми
предметами в Сорбонне у тебя были математика, философия,
ораторское искусство и декламация. Интересно, какое отраже-
ние они получили в твоем творчестве?
— Представь себе, самое прямое. Для меня ритм имеет боль-
шое значение. Любовь к декламации помогла изучить законы
ритмики. А математика способствовала общей архитектонике
стиха. Не люблю расхлябанности в стихосложении. Не люблю
поэзии без мысли, философских размышлений.
— Меня давно занимает вопрос, как ты, получив французское
образование, вращаясь в культурных кругах Франции, не поте-
рял интереса к армянской литературе?
— О, это гораздо проще, чем тебе кажется, дорогой Ашот.
«Главным виновником» была мама. По ее желанию и подбору
я впервые в юности прочитал на армянском языке «Антологию
армянской поэзии», составленную Асатуром Наваряном. С горя-
чим порывом декламировал я наизусть стихи таких крупных ар-
мянских поэтов, как Сиаманто, Варужан, Гамар-Гатипа. Патрио-
тические стихи этих небезызвестных поэтов зажигали мою ду-
шу любовью к родине. Помню как сейчас, третьего июня 1935 го-
да под влиянием прочитанного я написал первое стихотворение
и дал на суд матери. «Никто не знает, что мы дети великой Ар-
мении»... — прочла она первую строку, как мне показалось, в ве-
ликом волнении и порывисто прижала меня к груди. Со слезами
на глазах она тихо промолвила: «Сынок, родной мой, теперь я уве-
рена, что ты никогда в жизни не потеряешь себя!»
Пророческие слова матери оправдались. В 1948 году в Па-
риже вышел в свет на французском языке сборник стихов Ру-
бена Мелика «Проводники через горизонт». Во вступительном
слове «Армянские колокола» автор немногословно, но образно
рисует свое детство и юность, события, которые оставили след
в его душе. Книга кончается поэмой «Армянские легенды». Ли-
тературная общественность Франции проявила большой инте-
рес к этому сборнику. Рубен Мелик был удостоен премии име-
ни известного французского поэта Аполлинера. В 1960 году по-
эт получил премию Арто от общества литераторов Франции, а
семь лет спустя премию французской Академии за лучшую по-
этическую книгу года.
С годами рос и мужал талант поэта. В журналах и газе-
тах о нем появлялись статьи таких видных представителей фран-
цузской литературы, как романист и критик Ален Боске, поэт-
критик Рене Лякот, критик Эдит Мор. Письма поклонников
9*
259
поэзии Рубена Мелика могут стать предметом обширного обозрения.
И сегодня, когда говорят о французской поэзии трех поколений,
в одном ряду с Пьером Беарном, Люком Беримоном, Шарлем
Добжинским, Жанной Марсенака, Бернаром Ноелем и Лионелем
Рейем упоминают и имя Рубена Мелика.
Книги, радиопередачи, часовая телевизионная передача по-
эмы «Где текла кровь», посвященные Франции, ее небу, земле,
лютям, движению Сопротивления, борьбе французского народа
за свободу, против гитлеризма—достойная дань Рубена Мели-
ка своей второй родине — Франции. О своей поэме «Где текла
кровь» поэт как-то говорил мне: «Она родилась в глубинах мо-
ей души, от истоков моей любви к французской культуре и к ее
свободолюбивому народу. Только выходящие из берегов боль-
шие чувства могли вылиться в поэтический сказ об усыновив-
шей меня любимой Франции».
Вышедшая в 1954 году поэма «Линч» сразу же обратила на
себя внимание литературной общественности и читателей. Год
спустя состоялась радиопостановка поэмы с участием одного из
лучших американских оркестров. В 1961 году театрализованная
поэма «Линч» прошла с большим успехом на фестивале искусств
на юге Франции. А в 1974 году она прозвучала в одной из ста-
ринных церквей Парижа.
— В этой поэме,— сказал Рубен Мелик,—я выразил свой
протест против тех, кто в Америке подвергает негров унизитель-
ной для человека дискриминации. Я проклинаю воинствующие
дикости, творящиеся в Америке на глазах человечества. И пос-
ле всего этого ее правители смеют говорить о правах человека!
Судьба негров в Америке потрясла меня еще и потому, что в
1915 году в османской Турции было зверски уничтожено более
полутора миллионов моих соотечественников, а уцелевшие из них,
спасаясь от резни, рассыпались по всему свету. Вот почему я не
мог молчать. Возмущенная, гневная моя душа владела пером.
В поэме «Каменный страж» поэт раскрывает перед читателем
этапы страданий и борьбы армянского народа. Это произведение
завершается рассказом о том, как на древней армянской земле
был положен конец слезам и страданиям. Советская власть да-
ла широкие возможности для расцвета армянской культуры.
На мой вопрос, с какого времени Рубен Мелик стал актив-
но проявлять интерес к своей родине, он ответил:
— После поездки моей матери в Армению осенью 1966 года.
В старом Ереване она еще до революции была учительницей.
На следующий день после ее возвращения в Париж у нас дома
собралась вся наша семья с разных концов города, чтобы послу-
шать рассказ о новых преобразованиях в армянской столице.
Мать моя с большим волнением говорила о своих впечатлениях:
«Я помню старый Ереван. Глинобитные дома. Грязные и пыльные
улочки и переулки, где от малярии погибало множество насе-
ления. В городе было всего несколько двух-трехэтажных домов
из черного туфа. Единственная приличная Астафьевская улица
260
(ныне Абовяна) делила город на две части и служила излюблен-
ным местом для воскресных прогулок горожан. Школа, где я
учительствовала, не имела никаких удобств и условий для нор-
мальных занятий. Новый Ереван очаровал меня. Широкие лен-
ты проспектов, кварталы новых строек из разноцветного туфа,
здания театров, музеев, высших учебных заведений. Я обошла
много школ, таких просторных и светлых, повсюду слышала ар-
мянскую речь, видела счастливые лица детей и педагогов. Да
разве можно обо всем рассказать! Порой мне казалось, что я
вижу чудесный сон. Поезжайте сами, дорогие мои, собственными
глазами увидите, каких успехов добилась наша родина всего за
четыре десятилетия».
Следующая наша встреча состоялась через некоторое время
у Рубена Мелика дома, куда он пригласил нас вместе с первым
секретарем советского посольства во Франции Ашотом Манукяном.
Молодой энергичный дипломат и его милая супруга Ганянэ, не-
смотря на чрезвычайную занятость, всячески старались окру-
жить нас дружеским вниманием. А их семилетний сын Вильям
горячо привязался к нам и заходил запросто, как к своим
близким.
Семья Манукянов охотно приняла эстафету моей дружбы с
первым секретарем Советского посольства Эдуардом Ходжояном
и его супругой Эммой, к моему последнему приезду в Париж
уже отбывшим на Родину. Вот и сейчас мы ехали все вместе.
За рулем сидел Ашот Манукян. Машина мчалась по берегу
воспетой поэтами Сены. Пересекая улицы, площади, мы не пере-
ставали восторгаться прекрасными памятниками и архитектур-
ными творениями великих зодчих, которых в этом уютном горо-
де удивительно много. Через тридцать пять минут мы очу-
тились в утопающем в зелени пригороде Парижа. Высоких
построек здесь уже не было. Зато небольшие особняки приятно
радовали глаз своим скромным видом и обилием цветов.
У открытой калитки дома нас встретили Рубен и Элла Тем-
ные живые глаза обаятельной подруги поэта, матери двух взрос-
лых дочерей, армянки с удивительно стройной, девичьей фигу-
рой, излучали тепло и радость. Она радушно заключила в объя-
тия наших жен. Все сразу же почувствовали себя как дома
Войдя через калитку, мы очутились в небольшом садике,
покрытом ковром густой зеленой травы. Здесь возвышалось
несколько деревьев—великолепный инжир, вишня, грушевое
дерево и две совсем еще молоденькие яблоньки. Зато сколько про-
хладной тени было от их раскидистых ветвей. Густые кусты роз
служили естественной оградой одной из сторон садика. Прекрасный
сиамский кот и смелая черепашка сразу же подружились с
Вильямом, который радостно, по-детски потянулся к ним. Не-
которое время мы провели в этом благоухающем уголке, распо-
ложившись в удобных легких креслах. Наши женщины быстро
нашли общий язык, завязалась оживленная беседа.
Вскоре Элла пригласила нас в дом. В маленькой уютной гос-
261
тиной был накрыт стол. Нас удивил патриархальный вид окру-
жающей обстановки. Ясно было, что находящаяся в доме ме-
бель— старинная, но все вещи сияли какой-то опрятной новизной.
Рубен Мелик, как бы прочтя в наших взглядах вопрос, пояснил:
— Мебель, которую вы видите, примерно вековой давности,
досталась нам от деда и отца. Нашей с Эллой задачей было
только сохранить ее.— Рассказ Рубена был прерван мелодич-
ным звоном стоящих в углу больших часов с маятником.— Вот
и часы эти служили нашим предкам, точно отмеряя неумолимый
бег времени. Рука часовщика пока не касалась их. Мы любим
эту старинную обстановку, давно ставшую частью нашей жизни,
и не представляем вместо нее никакой, даже самой красивой
мебели модерн. Она украшала когда-то молодость наших роди-
телей, 38 лет назад была свидетельницей нашего счастливого
союза с «Эллой, Элладой моей». Две наши дочери Седа и На-
тали, получив высшее образование, оставили родное гнездо и
живут самостоятельно. У старшей. Седы, растет сын, наш лю-
бимый внук Севан. А с младшей — Натали вы уже знакомы. Она
заехала к нам сегодня, чтобы поделиться свежими впечатления-
ми о недавней туристической поездке с сестрой по Армении.
Натали попыталась было объясниться на родном языке, но это
ей плохо удавалось, К сожалению, такое часто можно встретить
у армян, живущих за рубежом. Зардевшись, Натали продолжа-
ла свой восторженный рассказ на французском о своей второй
встрече с Арменией, с готовностью отвечая на вопросы
По винтовой лестнице хозяин дома ввел меня в свой крошеч-
ный рабочий кабинет, гнездящийся под самой крышей. Стен не
видно—повсюду книги, рукописи. На письменном столе—недав-
но вышедший в Ереване сборник стихов под названием «Мир,
живущий во мне» в прекрасном переводе с французского на ар-
мянский язык Абраама Аликяна, тома Егише Чаренца и Паруй-
ра Севака.
— После Чаренца,—сказал Рубен Мелик,—самой высокой
вершиной в современной армянской поэзии я считаю рано ушед-
шего из жизни Паруйра Севака.
Я знал, что по инициативе Рубена Мелика издательство
«Европа» собирается выпустить в свет произведения известного сред-
невекового армянского поэта Григора Нарекаци. Поэтому рас-
сказал ему о своей встрече с профессором арменоведения
Парижского университета № 7 Жаном-Пьером Маэ. Ученый,
неоднократно бывавший в СССР, в настоящее время занят
переводом с древнеармянского на французский сочинений
Нарекаци,
Затем, по моей просьбе, Рубен Мелик показал письма руко-
водителя французского рабочего класса Мориса Тореза, при-
сланные по прочтении сборников его стихов, изданных в разнос
время. Я ознакомился с ними. В поэзии Рубена Мелика Морис
Торез прежде всего видел человека, обычного человека с его
богатыми и сложными переживаниями, которые породили ма-
262
стерски написанные, волнующие и мудрые строки. Эти письма
Мориса Тореза, как драгоценные реликвии, бережно хранятся
в архиве поэта.
На прощание Рубен подарил мне свой сборник стихов «Мир,
живущий во мне» с пожеланиями новых встреч в Париже и
Ереване. Проникновенные, идущие из глубины души слова по-
эта, обращенные к армянскому читателю, начинаются так:
«Вот и моя поэзия. Благодаря этому сборнику я объясняюсь
с моей родиной, с армянской землей. Исполняется мечта моей
далекой молодости; рано или поздно вернуться в отчий дом и
занять свое место у родного очага. Быть с вами, в Армении, мои
дорогие сестры и братья. Я знаю, вы примете меня, но многие
из вас, быть может, даже с удивлением. Иным форма моих сти-
хов может показаться странной, образы — неожиданными, мысль —
необычной.
Но вы помните, что я родился- не на берегу Севана, а, волей
судеб, на берегу Сены, и поэтому ритмика звучания моей поэзии,
обороты в моих строках, выражение моих мыслей берут начало
во Франции. Такая форма может показаться игрою слов, но знай-
те, что во Франции, в ее поэзии игра слов имеет исключительную
весомость и серьезность. Поэтому эти же слова иной раз могут
поставить под вопрос само существование художника И все же
я стремлюсь к вам. Знаю, что вы меня примете по нашим тради-
циям с хлебом и солью, так как я ваш. Я ваш, когда нужно
делить боли и радости. Я ваш, когда мы вспоминаем наши прош-
лые невзгоды. Я ваш во имя освобожденной и цветущей моей
родины — Советской Армении. Я не один возвращаюсь к вам, то
есть домой, а с букетом цветов—книгой «Мир, живущий во мне».
Когда настанет время моего отъезда к берегам Сены, я не скажу
вам прощальных слов, я скажут «До свидания, мои дорогие
братья и сестры, до скорых встреч»
Это только некоторые штрихи к портрету Рубена Мелика,
замечательного человека и поэта-бойца О многом я не успел
рассказать. Но ведь и дружба наша еще в пути. Впереди новые
встречи, новые впечатления.
Редактор прогрессивной армянской газеты «Ашхар» («Мир»)
Аветис Аликсанян, услышав мой голос по телефону, воскликнул:
— О, Ашот, ты в Париже! Почему не предупредил? Приезжай
в типографию. Я жду тебя.
Слово «типография» звучит слишком громко. На самом же
деле это обычный сарай, расположенный в глубине двора на
одной из узеньких улочек Парижа, знаменитой тем, что находится
возле популярного среди туристов «Фолн-Бержер». Так вот в этом
сарае помещаются и редакция и типография.
Аветис Аликсанян основал свою еженедельную газету двадцать
лет назад. С тех пор он бессменный корректор и стилист, редак-
тор и наборщик «Ашхар». И хотя с годами ему все труднее и
263
труднее исполнять все эти обязанности, дружелюбная улыбка, од-
нако, не сходит с его лица.
К моему приезду во Францию в первых числах января 1980
года пресса, радио и телевидение продолжали антисоветскую
кампанию в связи с выдуманной ими же так называемой «афган-
ской проблемой». «Ашхар», разъясняя миролюбивую политику
Советского Союза, на первой странице газеты поместила карту
Турции с указанием новых баз США на западном берегу реки
Араке, неподалеку от государственной границы СССР. Ниже та-
кая подпись: «Протестуйте против политики США. Эти установки
направлены в первую очередь против лучезарной родины всех
армян — Советской Армении».
А вот строки из статьи А. Аликсаняна:
«...В Соединенных Штатах живут более пятисот тысяч армян
Со многими из них власти считаются, особенно когда идет пред-
выборная кампания. Иногда армян — граждан США приглашают
к себе губернаторы и другие высокие должностные лица. Такие
встречи чаще всего приурочивают к апрельским дням, чтобы вы-
разить свое сочувствие, вместе с тем отметить преданность и при-
верженность армян к усыпанному звездами флагу США. Был
даже случай, когда в Белом доме делегацию армян принимал
президент Картер, пожимал всем ее участникам руки и с ангель-
ской улыбкой на лице фотографировался с ними...
Однако рьяный защитник гражданских прав... ни словом не
обмолвился о геноциде, устроенном в апреле 1915 года османской
Турцией над целой нацией. Он не потрудился сказать вслух, кто
преступник и кто жертва этой неслыханной трагедии в истории
человечества. Позволительно спросить у проживающих в США
армян — общественных деятелей, тружеников печати, всех — по-
жилых и молодых, против кого создает Картер на территории
Турции, у самой границы Советской Армении — единственной
родины рассеянных по свету армян, новые очаги термоядерных
установок? Против Советского Союза. Против земли наших пред-
ков, где вот уже шестьдесят лет армянский народ в мире и друж-
бе со всеми братскими народами строит свою самобытную куль-
туру. Как же можно армянам пожимать руку человека, цель
которого — испепелить нашу родину!»
Мы беседовали с Аветисом Аликсаняном за неизменной чаш-
кой кофе в его крохотном кабинете. Вскоре к нам присоединился
один из его ближайших друзей по работе Карапет Унджян. Говоря
о цели газеты «Ашхар», Алпксанян подчеркнул:
— На ее страницах мы рассказываем об успехах общины
Франции, пропагандируем наши достижения, успехи Советской
Армении. Все это способствует укреплению дружбы и взаимопо-
ниманию между французским и советским народами.
В связи с 70-летием со дня рождения активный общественный
деятель и редактор газеты писатель Аветис Алпксанян был на-
гражден орденом Дружбы народов. Узнав в советском посольстве
264
о награждении Аликсаняна, я тут же позвонил к нему домой,
заранее извинившись за беспокойство в поздний час.
— Что ты, Ашот, девять для меня не поздний час! День был
хлопотливый. Много работал. Хочется проветриться. Только что
созвонился с Миграном Мавьяном и Карапетом Унджяном Они
тоже не прочь прогуляться. Может быть, присоединишься к нам?..
— Охотно, — ответил я.
— А что, если мы встретимся в кафе возле «Фоли-Бержер»?
— Договорились. В девять сорок встретимся.
Быстро уложив в целлофановый мешочек привезенные из Ере-
вана и Москвы гостинцы, я направился к ближайшей станции
метро. Протянув двухфранковую монету, попросил билетик Кас-
сирша вежливо ответила, что с сегодняшнего дня стоимость биле-
та поднялась на полфранка. И тут же пояснила:
— На бензин тоже поднялись цены...
У входа в кафе меня уже ждали друзья. Мы заняли столик'
в углу. Гарсон подал кофе.
— Аветис, говорят, нет правила без исключения: нельзя ли
выложить на стол кое-что наше? — спросил я.
— Отчего же, только попросим разрешения.
Получив «добро», я извлек из пакета бутылку армянского
коньяка, полбуханки ржаного хлеба, маленькую баночку икры,
бастурму, суджух и, конечно, лаваш.
— Что все это значит? По какому поводу?
— Повод есть, давайте наполним рюмки. Сегодня — особый
день. Сегодня Указом Президиума Верховного Совета СССР, под-
писанным товарищем Брежневым (я сделал маленькую паузу),
наш друг Аветис Аликсанян награжден орденом Дружбы народов.
Неожиданная радость сразу сняла у всех усталость. Мы сер-
дечно поздравляли Аликсаняна. Видя необычное оживление за
нашим столиком, к нам подошел гарсон. Он тоже приветствовал
виновника торжества и охотно опорожнил рюмку коньяка. Вско-
ре на нашем столике появилась бутылка французского шампан-
ского.
— Такую радость нельзя отмечать без шампанского, — сказал,
улыбаясь, гарсон.
Пошли немногословные тосты за французско-советскую друж-
бу, за Советский Союз и родину, где живут соотечественники,—
Советскую Армению, за двадцатилетие газеты «Ашхар». Завяза-
лась беседа. Вспомнили и о тяжелых годах борьбы за создание
Культурного союза армян Франции в самый разгар «холодной
войны» в 1950 году. Основателям Союза нелегко было получить
разрешение властей. Первым мероприятием нового центра яви-
лась отправка состоящей из армян туристической группы в СССР.
В те годы противники сближения Франции и СССР распростра-
няли всякие небылицы о Советском Союзе. Во время первой же
поездки в Советскую Армению произошел случай, о котором со
смехом и шутками рассказывали мои парижские друзья.
265
Случилось это летом 1950 года. Туристическая группа армян
из Парижа прибыла поездом в Москву и после осмотра досто-
примечательностей столицы через пару дней направлялась в Ере-
ван. На станциях туристы гуляли по перрону, покупали фрукты,
и надо же было случиться, чтобы двое из них задержались у
киоска сувениров ростовского вокзала и не заметили, как поезд
Москва — Ереван тронулся. По их растерянному виду дежурный
вокзала сразу догадался, что это отставшие от поезда пассажиры.
На вопрос, чем помочь, те только пожимали плечами. Когда же
туристы робко заговорили на армянском и французском, теперь
уже дежурный пожимал плечами. Создалась трагикомическая
ситуация.
Жестикулируя и повторяя слова «Париж, Москва, Ереван», они
старались, как могли, объяснить, кто они и куда едут. Наконец
дежурный уразумел, что перед ним иностранные туристы, сле-
дующие в Ереван. Первым же поездом он отправил их на юг.
В пути пассажиры не раз разделяли трапезу с нашими неудачни-
ками. Так, пользуясь гостеприимством советских людей, турис-
ты из Франции благополучно добрались до Еревана и присо-
единились к основной группе.
— В Париже кое-кто твердил, якобы в Советском Союзе
преследуют и оскорбляют интуристов, что поездка небезопасна.
Мы вдвоем три дня путешествовали, пока доехали до Еревана,
и ни разу никто даже не спросил у нас документов. Везде нас
утешали, сочувствовали и помогали... — признавались потом от-
ставшие.
Теперь, благодаря деятельности Культурного союза армян
Франции, ежегодно в Советскую Армению приезжают тысячи
армян.
Мое пребывание в Париже совпало с тридцатилетием Культур-
ного союза, который, как мы уже говорили, знакомит француз-
скую общественность с достижениями культуры Советской Арме-
нии. Ежегодно в знаменитом парижском зале «Плейель» Союз
проводит торжественные собрания, посвященные годовщине ус-
тановления Советской власти в Армении.
— Примечательно,— поделился Аветис Аликсанян,— что в орг-
комитет по подготовке торжеств входит свыше двадцати различ-
ных организаций, в то время как лет пятнадцать — двадцать
назад многие не решались близко подходить к залу «Плейель».
Рассказ о тридцатилетием пути Культурного союза полон дра-
матических и радостных страниц. Но об этом, дорогой Ашот, в
другой раз...
Прощаясь, Аликсанян сказал, что сегодняшний экспромт за-
помнится ему надолго. Любопытства ради я спросил:
— Французы тоже заразились армянским гостеприимством?
— Что ты имеешь в виду?
— Появление шампанского.
Хитро улыбаясь, Аветис ответил:
— Гарсон, как тонкий психолог, точно оценил обстановку и
266
сделал красивый жест. Но стоимость шампанского он не забыл
включить в счет.
Мы оба посмеялись над находчивостью гарсона.
...Я шел по улицам ночного Парижа и думал об этих заме*
чательных патриотах нашей Родины. Думал и о том, что в наши
дни из Франции в Советскую Армению приезжают не только
туристы-армяне, но и наши друзья французы. Когда писа-
лись эти строки, я не мог не вспомнить о недавнем посещении
Армении членом Политбюро Французской коммунистической пар-
тии, политическим директором газеты «Юманите» Роланом Ле-
руа и его супругой, активисткой ФКП Даниель Оливье. Гости из
Франции за несколько дней пребывания в республике познако-
мились с ее достопримечательностями. Побывали на заводах, в
институтах, в селах. Осмотрели музеи, картинные галереи.
Перед отъездом из Еревана Ролан Леруа заявил в беседе
следующее:
— Я уезжаю из Армении с хорошими впечатлениями. II рань-
ше я немало знал об этой республике. Знал из печати, рассказов
наших армянских друзей в Париже. Но то, что мы увидели здесь
собственными глазами, превзошло все наши представления Со-
временная Армения динамично развивается. В памятной для
меня беседе в ЦК КП Армении первый секретарь ЦК товарищ
Демирчян дал впечатляющую картину сегодняшней социалистиче-
ской Армении. Опираясь на новую общественную основу и на
бескорыстную помощь советских народов, на собственные люд-
ские ресурсы и природные богатства, трудящиеся Армении до-
стигли экономического и культурного расцвета. В этом воочию
убедились мы в дни пребывания в республике. -
...Немногим менее десяти лет назад я, как один из президен-
тов общества «Франция — СССР», выступал в крупнейшем па-
рижском зале «Плейель» на торжественном заседании, посвя-
щенном 50-летию Советской Армении. Собрания эти стали тра-
диционными. Тогда я имел много материалов, характеризующих
жизнь Армении. Теперь, спустя десять лет, я снова должен вы-
ступить с речью в том же зале, но уже по случаю 60-летия
Советской Армении. Поэтому, находясь у вас, я испытываю двой-
ное чувство: во-первых, нужно воспринять все увиденное и,
во-вторых, суметь отразить реальность Армении в предстоящем
выступлении в Париже. Если мне это удастся, я буду вполне
удовлетворен.
История армянского народа нам, французам, хорошо извест-
на,— продолжал Ролан Леруа. — У нас нашли приют тысячи
армян, вынужденных покинуть свою страну в результате чудо-
вищного геноцида, организованного правителями османской Тур-
ции. Между французами и армянами существует традиционная
дружба. Живущие в нашей стране армяне разделяют с нашим
народом кров и борьбу. А\ногие из них сражались в рядах
267
Сопротивления против гитлеровской оккупации, многие пожертвова-
ли своей жизнью. Мы всегда будем помнить участие коммунис-
тов-армян в Сопротивлении. Славные дела героической группы
Мисака Манушяна вошли в историю борьбы нашего народа
против гитлеровского фашизма.
Немало армян, — сказал далее Ролан Леруа, — живущих во
Франции, принимает активное участие в деятельности общества
«Франция — СССР», которое ставит перед собой цель содейство-
вать сближению и взаимопониманию, укреплению и развитию
дружбы между французским и советским народами. В рамках
франко-советского сотрудничества происходит и расширение свя-
зей Франции с Армянской ССР. В наши дни стал обычным куль-
турный обмен. В прошлом году в Армении успешно прошли Дни
Франции, организованные обществом «Франция — СССР». Эти
связи мы будем развивать и дальше.
Ролан Леруа подробно рассказал армянским товарищам о дея-
тельности ФКП, об огромных усилиях партии и ее органа газеты
«Юманите» по поддержанию мира и безопасности в Европе,
подчеркнул выдающуюся роль СССР в борьбе за разрядку меж-
дународной напряженности.
— Мне кажется, — заключил Ролан Леруа, прощаясь с присут-
ствующими,— я лучше узнал, лучше понимаю сейчас армянский
народ...
Слушая Ролана Леруа, я вновь испытывал радость за свою
родину, за нашу непоколебимую политику борьбы за мир, благо-
даря которой связи с Францией, несмотря на трудности, из года
в год расширяются. Иначе бы Леруа не был в Армении, а мы —
в его стране. Думается, схожие чувства испытывал и сам Леруа.
Но даже догадываясь о его чувствах, я в данном случае буду го-
ворить не о нас, а о тех армянах, проживающих во Франции,
которые своей кровью, своей жизнью сделали все, чтобы францу-
зы были нашими желанными гостями, а мы пользовались госте-
приимством на их земле.
На следующий день в кафе возле Булонского леса мы встре-
тились и беседовали с Миграном Мавьяном. Он говорил больше
о своих боевых друзьях. Кровоточащая память воскрешала ужа-
сы детства и немецких концентрационных лагерей. Мавьян гово-
рил о своих боевых товарищах с такой страстью, что я всем сво-
им существом ощущал кипение его души...
— Расскажите о себе, — попросил я.
— А разве человек, говоря о других, не виден сам?
Были и другие встречи и беседы с Мавьяном, жизнь которого
отражает трагическую участь армян Западной Армении. Он ро-
дился в городе Адапазары, основанном в четырнадцатом веке
спасенными от нашествий Тамерлана армянами Себастии Ада-
пазары назывался Тоникашеном — в память о предводителе армян
ишхане (князе) Тонике.
268
В 1915 году в Адапазары проживало до двадцати пяти тысяч ар-
мян, а после резни в живых осталось менее четырех тысяч. Город ле-
жал в руинах. Жертвами стали и родители Мавьяна. Малыши —
Мигран с братом и сестрой — остались без крова и без куска
хлеба. Так, не успев раскрыть глаза на мир, Мигран стал оче-
видцем кровавой расправы в родном городе. Участь детей была
предрешена — беженство, сиротство. Прощаясь с родными мес-
тами, они пустились в путь неведомо куда.
В 1923 году Мигран Мавьян попал в Марсель. Здесь он овла-
дел специальностью рабочего-обувщика. В 1928 году вступил в
ряды Коммунистической партии Франции. Испивший горькую ча-
шу насилия, Мигран всю свою жизнь вел непримиримую борьбу
против эксплуатации и гнета. Когда в 1934 году фашистская опас-
ность угрожала Франции, он находился среди участников улич-
ных боев. Всегда верный партийному долгу, интернационалист
Мавьян, как только Гитлер двинул свои орды против Советского
Союза, стал одним из организаторов движения Сопротивления
армян во Франции.
Я вновь прошу Мавьяна рассказать о себе, а он вспоминает
подвиги своих товарищей.
— Надо понять меня,— поясняет он, — я остался чудом жить,
их уже нет. Пусть никогда не померкнет память о моих погибших
товарищах, расстрелянных на Мон-Валериане — Мисаке Ману-
шяне, Арбене Давидяне, о зверски убитом в Эльзас-Лотарингии
Айке Дпряне, о павшем от руки гитлеровских палачей Ншапе
Тер-Мартиросяне...
Мы должны помнить сожженных в гитлеровских лагерях смер-
ти Луиз Асланян (Лас), ее мужа Арпиара, ереванца Мушега
Балаяна, повешенных во Флоссенбюргском фашистском лагере.
Мы не можем предать забвению память Ивана Карапетова.
Хачатура Аманатяна^ Аветиса Тулумджяна, Бернара Гужона из
Ланжа, рыбака из города Нант-Эдварда, парижанина Бельмена
и всех тех, кто ценою своей жизни приблизили победу над
фашизмом.
Французы чтят память павших за свободу Франции. Именами
героев, ставших легендарными, названы улицы Мисака Ману-
шяна в Париже, Альфорвиле, Арнувиле, Айка Дпряна в городе
Баньо и в других местах.
Попав в когти гестапо, Мавьян остался стойким борцом-ин-
тернационалистом. Он прошел через лагеря смерти — Освенцим,
Бухенвальд, Флоссенбюрг, в которых были уничтожены и сож-
жены сотни тысяч сынов и дочерей народов Европы. Только бла-
годаря победе над фашистской Германией вчерашние смертники
чудом остались в живых и стали активными борцами за мир и разо-
ружение. В Ереване недавно вышла книга Мавьяна об этих событи-
ях «Из преисподни* на армянском и русском языках.
Я распрощался с Мавьяном, сожалея, что у меня больше не
будет времени встретиться с ним. Вероятно, такова судьба всех,
кто едет за рубеж на короткий срок: всегда не хватает времени.
269
Мавьян ушел, а я все оставался в мире героического прош-
лого. Я вспомнил рассказ коммуниста Арсена Чахыряна — ны-
не председателя Союза оставшихся в живых партизан группы
Мисака Манушяна. В этот Союз входят не только боевые друзья,
но и члены семей расстрелянных гитлеровцами партизан, и те,
кто остался верен высоким интернациональным идеям Манушяна.
...В тот день в тени деревьев своего дома на окраине Пари-
жа много интересного рассказал Арсен. О том, как с начала
1942 года тройки из отряда Манушяна по заранее намеченному
плану совершали набеги на фашистов, как взрывали мосты, эше-
лоны, распространяли листовки под носом гитлеровцев, приводя
их в бешенство. Обо всем трудно вспомнить. Но операция, которая
длилась более четырех месяцев, потребовала от манушяновцев
исключительной выдержки и смекалки.
Комендант Парижа 1енерал фон Шанбур в годы оккупации
своей жестокостью наводил ужас на жителей. План убийства
генерала был разработан до мелочей. Каждый из участников опе-
рации ежедневно докладывал Манушяну о своих наблюдениях.
Арсену было поручено изучение возможных маршрутов генерала.
Ему удалось установить, что фон Шанбур каждое утро в одно
и то же время предпринимал верхом прогулки по Булонскому
лесу. Шел апрель 1942 года. Наконец настал день расплаты.
Было ясное утро. Генерал совершал свой обычный утренний
моцион. Конь нетерпеливо рвался вперед. Улучив момент, когда
Шанбур приблизился на нужное расстояние, Манушян с размаху
бросил бомбу. Пока к месту происшествия подоспела полиция,
манушяновцев и след простыл. В этом покушении под руковод-
ством Манушяна участвовали кроме Арсена поляк Райман, ис-
панец Альфонсо и итальянец Фонтану. По случаю гибели гене-
рала фон Шанбура Гитлер объявил траур в Берлине.
Как же попал в Париж сын эрзерумских крестьян Арсен Ча-
хырян? В конце прошлого века, во время очередной армянской
трагедии, семья Чахырянов вместе с другими беженцами попа-
ли на Ближний Восток, затем в Болгарию, а оттуда во Францию.
Арсен родился на трудных дорогах беженства, в 1918 году.
С 1930 года семья его обосновалась в Париже. Отец Арсена,
парикмахер Овсеп, отдал своего сына в ученики к портному, а
другого— Амбарцума — на мебельную фабрику.
Арсен пе без гордости спрашивал:
— Видели киоски в аэропортах Парижа?
Я ответил утвердительно и добавил, что они выполнены с
большим вкусом.
— Рад, что поправились. Это работа рук моего брата Ам-
барцума. }
Подходило время призыва. Арсен ушел в армию артнллерн- з
стом. Когда началась вторая мировая война, он попал в бо- 5
свой отряд партизан Манушяна. Смерть ежечасно шагала еле- ®
дом, к счастью, так и пе схватив этого мужественного человека.
После окончания войны обзавелся семьей. Построил с по- й
270
» ~ я
1 JF* 4
мощью брата небольшой уютный томик, где хозяйничает его
милая подруга жизни Жаклин, превратив этот маленький ку-
сочек земли в чудесный уголок для отдыха. Зтесь все дышит
любовью к природе, все говорит о постоянном труде умелых рук,
не знающих отдыха.
Пока Арсен рассказывал нам о пережитых тревожных днях
войны, о боевых товарищах, ушедших из жизни, и тех, кто бо-
рется сегодня за мир, Жаклин несуетливо, с неизменной привет-
ливой улыбкой на лице накрывала стол прямо под развесистым
деревом. Супруги рассказали нам, что недавно вернулись из
поездки по Советской Армении, где сняли цветной кинофильм,
назвав его «Армения сегодня». Недолго раздумывая, включили
передвижной телевизор и показали заснятую ленту.
Промелькнули кадры живописных пейзажей нашей страны,
культурные и промышленные центры, советские люди, радостно
встречающие прибывших из Франции своих земляков. Арсен и
Жаклин поочередно комментировали события на экране. Ар-
сен— на армянском, Жаклин — на французском и армянском
языках. Они намерены с этим фильмом совершить турне по не-
которым армянским очагам Франции, чтобы наглядно рассказать
тем, кто еще не был в Армении, об успехах этой страны.
Другой участник движения Сопротивления, не знавший стра-
ха в борьбе с врагами,— человек открытой души, прекрасный
друг и себеседиик Тигран Воскеричян. Его жизнь тоже, как и у
Мавьяна, полна страниц стойкости и страданий. О второй мировой
войне, через призму своих восприятий, он написал книгу, кото-
рую трудно читать без волнения. Мне рассказывали, что в самые
трудные минуты Тигран не терял самообладания. Люди на
фронте нередко впадали в уныние, а он пел частушки, шутил,
рассказывал армянские и французские анекдоты, и многие не-
вольно улыбались.
Мы сидели с Воскеричяном в отном из кафе на Больших Буль-
варах, где трескотня современной музыки не заглушает речи со-
беседников. Тигран говорил о том, как важно в критические мо-
менты жизни не пасть духом.
— Мои шутки на войне, где постоянно тебя подстерегает
смерть, вызваны были вовсе не тем, что я хуже других оцени-
вал остроту ситуации, в которой мы неожиданно оказались Рас-
судком понимая все, я чувствовал сердцем, что нельзя терять
бодрость духа.
Мой собеседник умолк, как бы ушел в себя А потом, словно
очнувшись от дум, произнес:
— Дорогой Ашот, при всех превратностях судьбы я остаюсь
убежденным оптимистом. Верю, силы мира победят
Кто только, посетив Париж, не писал о Лувре — хранилище
бессмертных произведений человеческой культуры, о красотах
Версаля, Дворце инвалидов, Пантеоне, церкви Сен-Шапель, о
271
неповторимом соборе Нотр-Дам и многом другом... Но мне на-
до еще посетить кладбище Пер-Лашез. Помочь в этой поездке
вызвался Геворг Бакерджян— руководитель Союза ветеранов
войны армян Парижа, человек трудной и интересной судьбы.
Испытав все лишения беженцев Западной Армении, семья
Бакертжянов попала в Сирию в самом начале двадцатых годов.
Свою трудовую жизнь Геворг начал двенадцатилетним мальчи-
ком на побегушках в одном из магазинов по продаже и реста-
врации ковров. Семья из восьми человек ютилась на окраине
Парижа в небольшой двухкомнатной квартире. Полуголодный
паренек как завороженный наблюдал за процессом восстанов-
ления старинных ковров. Со временем мастерская стала его
родным домом, школой жизни. Домой Геворг возвращался не
ранее десяти часов вечера. Обменявшись несколькими словами
с родными, быстро засыпал. А утром чуть свет — опять на
работу.
Так в трудах и заботах прошли годы лишений, пока ему
удалось открыть свою маленькую мастерскую-магазин. О том,
как овладел Геворг тайнами коврового искусства, рассказ длин-
ный. Ему помогала вся семья, выполняя любые работы, дающие
хоть какой-нибудь заработок. Они терпеливо ждали, что ниспошлет
им Тихе—богиня Счастливого Случая.
Небольшая гостиница под названием «Пакс», в которой я
останавливался в январе 1980 года, находится на той же улице
Тревис, где работает и проживает Геворг Бакерджян. Это чело-
век худощавый, роста чуть ниже среднего, темные внимательные
глаза его как бы вопрошающе устремлены на собеседника. Ве-
теран второй мировой войны мужественно сражался против фа-
шизма. Бакерджян — горячий патриот Советской Армении. При
всей своей занятости он находит время, чтобы оказать помощь
приезжающим в Париж соотечественникам. Перед поездкой на
кладбище Пер-Лашез он пригласил меня к себе домой на обед.
Накануне я совершил вместе с Ваганом Навасардяном уто-
мительную поездку в Руан. Оставив машину на автоматической
платной стоянке, мы прошлись по ярко освещенным светом рек-
лам улицам, где соседство старинных и новых неповторимых
зданий создает своеобразный облик современного города.
Два собора разных эпох привлекли мое внимание. Один из
них, величественный, весь устремленный ввысь, воздвигнут в один-
надцатом веке. Здесь более пятисот лет назад инквизиция устро-
ила судилище над великой дочерью Франции Жанной д’Арк.
Другой собор ее имени являет собой произведение современной
архитектуры и построен на площади, где была сожжена на костре
Жанна д’Арк.
Чувства не подвластны времени. Французский народ, и не
только французский — все свободолюбивое человечество сохраня-
ет в своей памяти легендарный образ патриотки. Руан остался
для меня символом бессмертия Жанны д’Арк. Без этой живой
памяти город много бы потерял.
272
Из-за наводнения и плохой погоды наше путешествие с На-
васардяном прервалось. В тот же вечер мы покинули Руан.
Малолитражка, петляя в лабиринте шоссейных дорог, наконец
попала на автостраду, ведущую в Париж. Ваган любезно пред-
ложил, как только установится погода, повторить поездку. Я по-
благодарил Вагана за рассказ о деятельности Армянского Крас-
ного Креста в Париже, о благотворительных вечерах, об оказа-
нии помощи престарелым землякам. Наше путешествие прошло
за интересными для меня разговорами.
Телефонный звонок прервал мои воспоминания о поездке в
Руан. Я посмотрел на часы. Час дня.
— Я в вестибюле,— раздался в трубке голос Бакерджяна.
— Сейчас спускаюсь.
Бакерджян, как обычно собранный, аккуратный, встретил ме-
ня с характерной ему мягкой улыбкой. Через несколько минут
мы оказались у четырехэтажного старинного дома на узенькой
улице Тревис. У полуоткрытой двери на третьем этаже мадам
Бакерджян с матерью гостеприимно встретили нас. Я препод-
нес им ереванские сувениры. Завязалась беседа. Бакерджян рас-
сказал, как в 1972 году он и его земляки стали инициаторами
организации Общества патриотов по увековечиванию памяти ге-
роических защитников села Айнтап в годы геноцида в Западной
Армении. Многие из спасенных айнтаповцев проживают в Совет-
ской Армении в селе Таза гюх (Новое село). По просьбе жи-
телей в 1973 году оно переименовано в Айнтап.
— Сам я, — сказал Бакерджян,— тоже уроженец того села.
Есть и другие айнтаповцы, живущие во Франции и других стра-
нах Европы. Благодаря этому патриотическому обществу мы по-
степенно находим друг друга, поддерживаем самые тесные связи
с Арменией и нашими земляками из села Айнтап. Более того,
уже несколько лет в Армении действует ткацкая фабрика, где
установлены приобретенные нами и переданные в дар соотечест-
венникам станки.
Мой собеседник с большим волнением вспомнил, как в один
из своих приездов в Ереван узнал, что решением правительства
Советской Армении неподалеку от Айнтапа началось строитель-
ство памятника жертвам трагедии 1915 года. Беседа шла на род-
ном языке. Но с приходом невестки, тоже армянки, потребовал-
ся перевод на французский. Я подарил ей изданный в Ереване
учебник армянского языка с пояснениями на французском, ан-
глийском и испанском. Она обрадовалась и пообещала в сле-
дующий мой приезд вести разговор на армянском языке.
Потом Бакерджян рассказал о своем ереванском знакомом
враче.
— Я был в гостях у него дома, в Ереване. Семья его занимала
трехкомнатную квартиру. После обильного армянского застолья
он повез меня в собственной машине в больницу, где заведовал
отделением. Показал несколько палат, познакомил с коллегами
273
Я расстался с ним, вручив свою парижскую визитную карточку.
Прошло несколько лет, и вдруг я недавно получаю от него письмо.’
Как вы думаете, откуда? Из Америки, Лос-Анджелеса. Оказывает-
ся, в 1974 году он со своей семьей переехал на постоянное житель-
ство в Калифорнию.— И протянул мне конверт.
Вот дословный перевод этого письма. «Дорогой Геворг! Я не
собираюсь оправдываться. Оказавшись в Америке, я познал все
муки ада. Мне, врачу с большим стажем, врачеванием занимать-
ся здесь запрещено. Предлагают пройти двухгодичные курсы
повышения квалификации, платные. Откуда мне взять столько
денег? Их у меня нет. Выполняя различные унизительные работы,
чтобы прокормить троих детей и жену, я наконец утвердился в
«должности» мойщика полов в одной из больниц Лос-Анджеле-
са. Иногда, правда, мне доверяют и более «ответственные» по-
ручения, как перевозка тяжелобольных. В Америке я морально,
материально и физически так низко пал, что предпочтительнее
смерть, чем такое унижение».
В конце письма он просил оказать ему посильную матери-
альную помощь. Не называя фамилию злополучного «искателя
счастья», чтобы не нарушить своего обещания Бакерджяну, я в
свою очередь расскажу об одной марсельской встрече. Это тоже
печальная история о том, как, поддавшись лживой пропаганде,
человек разрушил благополучие семьи.
— Случай аналогичный? — спросил меня тогда Бакерджян.
— Не совсем. Дело было так. Я собирался уходить посде
выступления в клубе Джрбашяна, как меня остановил один из
слушателей:
— Товарищ Ашот, не найдется ли у вас несколько минут для
меня?
— Хотя и поздно, но я слушаю вас.
— Я не здешний, переехал из Ленинакана с семьей два го-
да назад. Свой советский паспорт не сменил.— И, глядя в упор
на меня, твердо добавил: — Никогда на это не пойду. В эту беду
я попал из-за переписки моей жены со своими родственниками —
марсельцами. Они настойчиво советовали нам переехать во
Францию. Все это кончилось тем, что, поддавшись уговорам же-
ны, я уступил.
— И что, плохо устроились или материально нуждаетесь? —
спросил я.
— Устроились ничего. Я — потомственный мастер-каменотес,
зарабатываю на хлеб насущный. Купил небольшой домик на
окраине Марселя. Приобрел старую малолитражку. Словом,
внешне все как будто бы в порядке.
— А разве в Ленинакане было так уж плохо, что вы решили
покинуть родные края?
— В Ленинакане я был известен всему городу. Звали меня
«Оник — золотые руки». Радостно жилось в окружении род-
ственников, друзей и товарищей. И все-таки беда не миновала
нас.
274
— Надо было все взвесить перед тем как тронуться с семьей
в дальний путь на чужбину.
— Виню только себя. Не можем привыкнуть к новой жизни.
Мы же не свиньи, чтобы только есть, уткнувшись рылом в ко-
рыто. Человек отличается от животного, между прочим, и тем,
что иногда глядит на небо, звезды, луну,.. Каждый раз, встре-
чаясь дома с детьми, я с трудом переношу их молчаливые
осуждающие взгляды. То и дело ребята вспоминают родную ле-
нинаканскую школу, сверстников. Тоска у них на душе... Это
страшно.
— А как жена? — поинтересовался я.
— Угрюмо молчит.
— Чтобы привыкнуть, видимо, нужно дольше прожить, — как
бы невзначай заметил я.
— К чему привыкнуть? Армяне здесь живут обособленно. Сын
с отцом или дочь с матерью, живущие в разных концах М.ар-
селя, чаще всего общаются по телефону. Для встреч с родите-
лями или друзьями у них не остается времени. Время здесь —
деньги, живые франки, которые заработать не так-то легко. Видя
все это, мне, коренному ленинаканцу, становится тошно. Безумно
хочется обратно, на родину, где хлеб и соль, язык и традиции
так дороги каждому. Словом, товарищ Ашот, не передать сло-
вами наших переживаний. Хлеб, который мы здесь едим, словно
без соли, не идет в горло. Помогите нам вернуться к берегам
Арпачая, где мальчишкой я ловил рыбу и бегал по склонам горы
Арагац, так прекрасно воспетой моим великим земляком Авети-
ком Исаакяном. Я готов на колени встать перед первым
советским пограничным столбом и, ступив на священную зем-
лю отечества, обнять первое деревце, склонить перед ним свою
голову и сказать: «Прости, родная земля, великодушно
прости заблудшего сына, чтобы дети мои вновь обрели свою
родину».
На моих глазах этот здоровый мужчина весь сник, съежился.
Непривыкший, должно быть, проливать слезы, мой собеседник не
выдержал...
— Извините, нервы... Это впервые в моей жизни.
О многом еще мы говорили с Бакерджяном. Пора уже было
ехать на кладбище Пер-Лашез, печально известное тем, что там
28 мая 1871 года были расстреляны последние защитники Париж-
ской коммуны. Памятью о них осталась Стена Коммунаров.
Машина Бакерджяна, миновав улицу Лафайет, выехала на
площадь Сталинграда, где посажено дерево дружбы — память
о героических защитниках города на Волге. Далее, миновав
станцию метро Жана Жореса, тихим ходом, в гуще плотно дви-
жущихся машин, мы добрались до проспекта Пирене и вскоре
оказались у знаменитого Пер-Лашез, где покоятся представите-
ли нескольких поколений великих сынов Франции — писатели,
философы, композиторы, художники, артисты. Многие надгробия
275
выполнены с большим вкусом и принадлежат резцам известных
в мире скульпторов.
У входа на кладбище—Порта Гамбера — мы с Бакерджяном
задержались у памятника павшим в первую и вторую мировые
войны армянским воинам и жертвам геноцида 1915 года. На
поднимающемся в гору коне изваяние легендарного Андраника...
Тут же приходят на память звучащие как клятва слова героя
армянского национально-освободительного движения: «Я солдат
армии угнетенных. Где борьба за свободу против угнетателей,
там и мой меч». Это он задолго до установления Советской вла-
сти в Армении первым объявил в Нахичевани Советскую власть-
и телеграфировал об этом соратнику В. И. Ленина Степану Шау-
мяну. В ответной телеграмме Шаумян писал: «Народному вож-
дю Андранику. Вашу телеграмму получил. Полный текст со-
общил в Москву Центральному правительству. Со своей сто-
роны приветствую в вашем лице истинного героя...»
Армянский народ гордится именем легендарного героя тех
лет, слагает о нем песни и поэмы. 28 ноября 1926 года во Фрез-
но (США, Калифорния) состоялось торжественное заседание,
посвященное шестой годовщине установления Советской власти
в Армении. Присутствующие с большим вниманием слушали вы-
ступление Андраника, заявившего от имени рассеянных по све-
ту беженцев-армян: «...Ныне многострадальный и измученный
армянский народ имеет свою родину. Пусть здравствует вековая
дружба армянского и русского народов. Вечная слава бессмертным
сынам Армении и России, которые пали на заре освобождения
Армении...» С думами о павших героях мы с Бакерджяном поки-
нули кладбище Пер-Лашез.
Затем мы поехали в пролетарский пригород Парижа Иври
и посетили могилу героя движения Сопротивления Мисака Ману-
шяна. Манушян и его двадцать три боевых товарища были рас-
стреляны гитлеровцами 21 февраля 1944 года. Его именем названы
во Франции улицы, организации, учебные заведения. Однако
тема «Манушян» еще не исчерпана, говорили мне французские
коммунисты, ибо подвиг Манушяна и его товарищей символизи-
рует связь французского движения Сопротивления с борьбой
советского народа против гитлеровского фашизма.
По просьбе Ассоциации бывших участников Сопротивления
армянского происхождения Франции правительство Советской Ар-
мении преподнесло в дар памятник Манушяну, который торже-
ственно, при большом стечении народа, в присутствии француз-
ских официальных лиц и представителей посольства СССР и по-
сольств других стран был открыт в 1978 году.
В Париже в июне погода изменчива. Вот и теперь, попро-
щавшись с Бакерджяном, под моросящим дождем я направился
к ближайшему метро. Когда я вышел на станции «Трокадеро»,
дождь перестал, и кружевные контуры Эйфелевой башни уже
сияли под лучами солнца.
276
Удивительно, как ни старался я думать о неотложных делах,
мысли возвращались к последним встречам. Мои парижские
земляки, с кем мне довелось познакомиться, полны лютой нена-
висти к фашизму, к тем заокеанским политиканам, которые раз-
глагольствуют о неизбежности новой мировой войны.
6 февраля 1980 года вечером я должен был выступать в клу-
бе Культурного союза армян Франции и жафистов — членов
армянской молодежной демократической организации.
— Уважаемый Арзуманян, — обратился ко мне один из ор-
ганизаторов,— буржуазный пропагандистский аппарат Франции
в связи с событиями в Афганистане пронизан антисоветизмом. То
тут, то там взрывают и поджигают автомашины. Черные силы
устраивают антисоветские митинги. Группа хулиганствующих эле-
ментов напала на здание Аэрофлота СССР в Париже и нанесла
большой ущерб. Словом, обстановка тревожная. Париж плохо
управляем. Давайте отложим ваше выступление.
— А что может быть? — спросил я, продолжая мелкими глот-
ками отпивать кофе.
— Могут пулю пустить в вас.
— А еще?
— Могут бомбочку бросить в зал.
— А ведь в зале, как вы утверждаете, будет около ста пари-
жан. Почему вы думаете, что пострадаю именно я?
— Вы — наш гость, мы отвечаем за вашу безопасность. Вы
правы: несчастье может постигнуть любого из нас, но...
— Спасибо за заботу, дорогие товарищи. Но о сегодняшнем
моем выступлении уже объявлено в парижских армянских
газетах разных направлений, и так как вход свободный, может
зайти любой желающий. Об отмене или переносе этого мероприя-
тия и речи быть не может. Я начну выступление ровно в восемь,
как объявлено. Ваша забота сделать так, чтобы не сорвать се-
годняшний вечер.
Высказав свое твердое решение, я вместе с первым секретарем
советского посольства Рубеном Саакяном вышел на улицу. В за-
пасе у нас оставалось полчаса. Чем ближе было к началу, в зале
становилось все многолюднее. Пришли не только армяне, но и
пары смешанного брака. Интерес к предстоящему сообщению был
явно повышенный.
В свое выступление о духовном мире моих литературных героев
я включил рассказ о президенте Академии наук Армении, всемир-
но известном астрофизике Викторе Амбарцумяне, прошедшем пре-
красную школу в Ленинградском университете и Пулковской об-
серватории; говорил и о мальчике, спасенном во время трагедии
1905 года в городе Шуше Ованесе Тевосяне, будущем выдающемся
организаторе советской тяжелой индустрии. Рассказал о выходце
из бедной семьи села Сананн, дважды Герое Социалистического
Труда академике Артеме Ивановиче Микояне, одном из
277
ведущих авиаконструкторов нашего времени. Поведал о жизнен-
ном пути бывшего мичмана царского флота Ованеса Исакова
(Тер-Исаакяна), выдающиеся способности которого полностью
раскрылись после Великой Октябрьской Социалистической рево-
люции. Став ^крупнейшим теоретиком и флотоводцем Страны Со-
ветов, он одним из первых получил высокое звание Адмирапа Фло-
та Советского Союза.
Не без внимания выслушали рассказ о жизни и деятельности
выпускника Ереванского политехнического института академика
Николая Ениколопяна — крупнейшего исследователя органической
химии, о профессоре физико-химике Хачатуре Багдасарове, труды
которого известны всему научному миру. Затем я познакомил при-
сутствующих с огромными научными заслугами крупнейшего во-
стоковеда, историка-археолога, организатора Академии наук Ар-
мении и его первого президента академика Иосифа Орбели, жизнь
которого протекала в Армении и Ленинграде; напомнил о высо-
ком гражданском подвиге директора ленинградского Эрмитажа
Орбели, который под бомбежкой и артиллерийским обстрелом,
пренебрегая смертью, выступал перед защитниками блокад-
ного Ленинграда и призывал их не дать фашистским отщепенцам
осквернить священную землю Ленинграда.
Впоследствии защитник Ленинграда Иосиф Абгарович Орбели
для составленного мною сборника «Дружба» об исторических свя-
зях Армении и России в своей волнующей статье «О чем думалось
в дни и ночи блокады Ленинграда» напишет: «...Что станется с ар-
мянской цветущей равниной и с прекрасной, залитой солнцем
столицей и тысячами маленьких смуглых черноволосых ребятишек,
если и туда залетят с юга фашистские бомбовозы или начнут за-
летать снаряды из-за пограничной реки Араке, не более отдален-
ной от Еревана, чем места расположения фашистской артиллерии
в пригородах Ленинграда».
Я продолжал цитировать: «Но когда возникало это тревожное
чувство, оно всегда облегчалось сознанием, что эта маленькая
родная республика, ее поля, города, а главное — дети не брошены
на произвол судьбы, что они ограждены несокрушимой стеной тех
же мужественных и самоотверженных советских бойцов, которые
ограждают Ленинград и каждый клочок родной советской зем-
ли— земли, безраздельно принадлежащей всей великой советской
семье народов, навеки сплотившихся вокруг великого русского
народа. И когда я встречал среди бойцов Ленинградского фронта
солдат или офицеров армян, в моей памяти вставал незабываемый
образ молодого русского пограничника, явившегося с делегацией
только что отстоявших свою вахту пограничников, чтобы привет-
ствовать писателей, отмечавших в Ереване тысячелетний юбилей
«Давида Сасунского». Вспомнилось лицо этого юноши, деклами-
ровавшего отрывок из эпоса «Давид Сасунский», где говорится
о долге каждого бороться не только за свою свободу, но и протя-
нуть руку братской помощи тем, кому не хватает собственных сил,
чтобы добыть свое освобождение».
278
...Советская Армения прошла нелегкий путь становления.
Встречалось, конечно, немало трудностей на пути к новой жизни.
И недостатков, с которыми мы ведем непримиримую борьбу. Но
ведь всякое дело ценится по результатам, а не по тому, что еще
не сделано. Наш народ в дружной семье народов за шестьдесят
лет Советской власти превратил страну сирот, эпидемий и дикого
произвола в цветущий край с высокоразвитой индустрией, высши-
ми учебными заведениями, театрами и музеями, Академией наук
и ее многочисленными научно-исследовательскими институтами.
Да разве все перечислить? Сегодня Армения дышит полной
грудью. Повсюду в лучезарном Ереване звучат родная армянская
речь и чарующие мелодии Комитаса и Екмаляна, Спендиаряна
и Хачатуряна, а волшебные краски Сарьяна поют гимн матери-
родине Армении.
Многие из присутствующих на этой встрече не раз бывали
в Армении. Они воочию могли убедиться, как из года в год хо-
рошеет республика. На лицах присутствующих в зале я читал
радость и гордость, когда говорил о высоком трудовом энтузиазме
в честь шестидесятилетия Советской Армении. В том и сила брат-
ских народов, что и в трудную годину, и в радостный час они всег-
да вместе. Вот почему юбилей Армении стал общесоюзным
праздником для всех народов нашей страны.
Отвечая на заданные вопросы, я продолжал:
— Армения, как самостоятельная социалистическая республи-
ка, входит в состав Советского Союза. Союзное правительство
в Москве координирует всю многостороннюю жизнь республик,
где живут и трудятся сто тридцать народов и народностей Каж-
дый народ развивает свою экономику и культуру не по чьей-либо
указке, а с учетом своих природных и людских ресурсов, культур-
ных традиций и тех кадров, которые способны поднять развитие
Каждой национальной республики на новую, еще более высокую
ступень.
В Армении ныне развивается горнорудная промышленность.
Благодаря активной деятельности наших ученых и инженеров по-
лучили бурный расцвет электромашиностроение, электроника,
станкостроение. Для всякого большого начинания нужны люди не
только одаренные, но и волевые, способные решать сложные на-
роднохозяйственные проблемы. Двенадцать вузов Армении успеш-
но решают кадровые вопросы.
Что могло заставить бывшего архитектора его императорско-
го величества академика Александра Таманяна бросить в начале
Двадцатых годов бывший столичный Петроград, переехать в глино-
битный, провинциальный Ереван и, засучив рукава, взяться за
планировку и строительство столицы Армении?.. Любовь к ро-
дине. Безграничная любовь. Кто мог принудить Александра Спен-
диаряна расстаться со своим особняком в Крыму, в Судаке, и,
живя в крохотной квартире Еревана, сочинить бессмертную оперу
«Алмаст»?.. Любовь к родине. Беззаветная любовь.
279
Могла ли развиваться астрофизика в Армении, если бы акаде-
мик Виктор Амбарцумян не переехал из Ленинграда, оставив свою
комфортабельную квартиру, Ленинградский университет, и по
своей инициативе, одобренной правительством, не начал строи-
тельство на склонах горы Арагац теперь уже всемирно известной
Бюраканской астрофизической обсерватории? Сам же с семьей
в восемь человек на первых порах ютился в номере гостиницы
«Ереван», лишенном всяких удобств.
Не знаю, кто был автором присланной записки, но вопрос по-
ставлен прямо: «Мсье Ашот, в порядке самокритики скажите, что
стало с армянским химкомбинатом?» Я собрался с мыслями.
— Если вы читаете наши газеты, то обязательно встретите
острокритические статьи, фельетоны. Мы не боимся вскрывать
наши недостатки. Разница только в том, что мы об этом говорим
с болью и досадой, тогда как те же факты становятся у наших
недругов поводом для злопыхательства. Хотел бы спросить у авто-
ра записки: о каком химкомбинате идет речь, у нас их несколько?
— О том, что губит всю зелень в Цахкадзоре, — раздался из
зала женский голос.
— Я понял вас. Наша пресса резко критиковала строительство
Разданского горнохимического комбината. История вопроса та-
кова. В самом начале пятидесятых годов, доверив обоснованиям
одного из технологов, вышестоящие органы санкционировали строи-
тельство комбината. Грубой ошибкой следует считать выбор ме-
ста— Цахкадзор, живописную здравницу республики. Годы спу-
стя выяснилось, что научное и технологическое обоснование не
выдерживают критики. Идя навстречу просьбе правительства Ар-
мении о нецелесообразности продолжения работ, Союзное прави-
тельство, не считаясь с уже затраченными капитальными вложе-
ниями и потерей времени — четверть века, ради спасения природы
поддержало просьбу правительства Армении. В конце 1978 года
этот промышленный объект был законсервирован.
— А цементный завод, продолжая дымить и сейчас, отравляет
атмосферу, — раздался тот же голос. — Я была недавно на родине
и сама видела.
— К сожалению, вы правы. Цементный завод тем же решени-
ем должен быть демонтирован и перенесен в другое, более безо-
пасное для природы место. Вопрос времени, не более четырех-пя-
ти лет.
— Как случилось, что весною этого года погиб весь урожай
в Араратской долине?
— Из-за стихийного бедствия. В середине апреля, ночью, нео-
жиданно выпал снег и ударил мороз в десять градусов. Кто помог
армянским колхозникам в этот тяжкий час? Москва, братские
республики. Чтобы подсчитать размеры ущерба, нанесенного сель-
скому хозяйству Армении, из Москвы прибыла авторитетная ко-
миссия. Союзное правительство из своих резервов отпустило рес-
публике необходимые средства
280
1 Прошло около двух часов. Разговор продолжался. Вновь за-
давали вопросы: и по существу прочитанной лекции, как здесь
принято говорить, и о международных проблемах, и о едином ар
мянском языке, и еще о многом другом. В этой далеко не однород-
ной аудитории, где твое выступление, вопросы и ответы записыва-
ет несколько магнитофонов, царила довольно напряженная атмо-
сфера.
В глубине души я сознавал, сколь серьезна выпавшая на мою
долю ответственность, когда мои слушатели — представители раз-
личных организаций и убеждений — задавали вопросы, причем
всякие, на которые следует тут же отвечать Но внутренним чуть-
ем я понимал, что это вызвано скорее незнанием, чем желанием
поставить меня в неловкое положение. Естественно, мы не во всем
были единомышленниками, но активность аудитории, заинтересо-
ванный откровенный разговор очень импонировали мне. Важно,
что сегодня выпала еще одна возможность поделиться мыслями,
понять друг друга.
Разошлись мы в первом часу ночи. Малолитражка Рубена Са-
акяна остановилась у ночного кафе Только теперь я почувствовал
невероятную усталость.
— А знаете, Ашот Мартиросович, — промолвил Рубен Саа-
кян,— организаторы все-таки позаботились о безопасности.
Приехав домой, я старался заснуть. Погасил свет. Ничего не
вышло. Мысли обуревали меня, гнали сон. Я думал о том, в какой
степени в непривычных условиях человек ощущает меру своей от-
ветственности. Ответственности перед самим собой, перед родиной,
маленькой частицей которой является. От того, насколько поймешь
степень доверия как коммунист-писатель, находясь за рубежом
в сложной международной обстановке, зависит успех выполнен-
ного долга.
В один из февральских вечеров 1980 года я шел по улицам
Парижа на открытие ассоциации по передаче культурных цен-
ностей Советской Армении. Кружа в воздухе, падали редкие сне-
жинки, таявшие тут же на лету и только на вереницах запарко-
ванных автомашин задерживаясь легкой вуалью.
На торжественной церемонии присутствовали представители
армянских прогрессивных организаций, советского посольства, ху-
дожники и артисты. В своем приветственном слове председатель
ассоциации Альбер Ашчян рассказал о целях и задачах ассоциа-
ции, об открытии воскресной школы для армянских детей, желаю-
щих изучать родной язык. Были еще приветствия. Я подарил шко-
ле несколько армянских учебников и армянский календарь на
1980 год, пожелав членам ассоциации успехов в их благородном
начинании. Здесь же я познакомился с пожилым человеком.
— Джинджян, — представился он. — Вы из Еревана, а потому
разрешите спросить: моя фамилия ничего вам не говорит?
От неожиданности я несколько смутился.
28)
— Я принес в дар моей родине сорок полотен Ованеса Айва-
зовского и по две работы Репина и Шишкина. То есть все, что
составляло смысл моей сознательной жизни. Сейчас мне восемь-
десят семь. По моей просьбе многие парижские армяне, мои
друзья и родственники, посетили картинную галерею Еревана, но
в залах, где экспонируются картины Айвазовского, им нигде не
встретилась моя фамилия.
Абраам Джинджян вопросительно смотрел на меня, ожидая
моей реакции. С быстротой калейдоскопа перед моим мысленным
взором прошли залы выставки Моне в Париже, где на днях я про-
вел несколько чудесных часов. Вспомнились четыре картины Мо-
не, привезенные сюда из Эрмитажа. На одной из них на латуни
значится фамилия обладателя полотна, подарившего ее Эрмитажу.
Значит, можно, значит, нужно упоминать фамилию патриота, ко-
торый, кто знает, с какой болью расстался с любимым произве-
дением искусства, чтобы обогатить коллекцию картинных галерей
другой страны. И я решился. Решился на святую ложь, чтобы не
разрушить его представления о нашем благородстве. Старик про-
должал взволнованно смотреть на меня.
— Мсье Джинджян, ваша горечь мне понятна. Вы и меня
взволновали. Но все дело в том, что я своими глазами видел вашу
фамилию на великолепной композиции Айвазовского «Христофор
Колумб», где было выгравировано: «Дар А. Джинджяна. Париж».
Сейчас я все восстановил в памяти.
Старик обхватил мою голову дрожащими от радости руками
и поцеловал меня в лоб.
— В таком случае,-—сказал Джинджян, — сфотографируйте
и пришлите мне хотя бы эту надпись. Это нужно не мне, а для
воспитания молодых, чтобы они подхватили эстафету моего поко-
ления. Одновременно это будет и ответ тем недоброжелателям Со-
ветской Армении, которые не верят, что благородные поступки
уцелевших на чужбине армян ценят и помнят на родине.
По возвращении в Ереван я на следующий же день посетил
картинную галерею, надолго задержавшись в залах Айвазовского.
Великолепные полотна висели на стенах, а латуни, на которой
значится фамилия Джинджяна, как ни прискорбно, не нашел.
С чувством горечи направился я к директору картинной гале-
реи, народному художнику Армении, моему другу детства Эдуар-
ду Исабекяну, и рассказал ему обо всем. Исабекян избавил меня
от неприятной обязанности идти по инстанциям и объяснять оче-
видность столь простой истины. Мы заговорили с Эдуардом Иса-
бекяном о ценности подаренных Джинджяном произведений Ай-
вазовского.
— Посмотрите на полотно «Буря у берегов Ниццы», — обра-
тился ко мне художник. Исабекян говорил о творчестве Айвазов-
ского страстно, с любовью.— Нам, потомкам великого мариниста,
беззаветно влюбленного в мощную стихию морей, не так просто
вникнуть в глубину философского мышления художника, по ма-
новению кисти которого на дыбы вздымались волны. Перед кар-
282
тинами великого мастера я всегда забываю о понятии профессио-
нальных задач так же, как это случается перед настоящими тво-
рениями. Передо мной не «водное пространство», не марина, не
пейзаж, а живое существо, которое просто, как человек, может на-
ходиться во всех состояниях.
Мы медленно переходили от картины к картине, а Исабекян
продолжал развивать свою мысль:
— Айвазовский великолепен в своем гневе, благородном гневе
гения. Он имел все основания бушевать при виде у дверей своей
феодосийской мастерской толпы спасенных от резни соотечествен-
ников. И тогда под его яростной кистью волны обрушивались на
скалы, твердыни берегов... Много написал картин великий мастер.
Это кажется не под силу одному художнику. Их можно встретить
во всех музеях мира. Годами наша галерея кропотливо собирала
его работы; можно смело сказать, что Государственная картин-
ная галерея Армении обладает значительной коллекцией полотен
Айвазовского (их около семидесяти), и среди лучших — подарен-
ные Джинджяном. Особо следует упомянуть большой холст «Хри-
стофор Колумб», «Буря у берегов Ниццы», «Перед бурей», «Вол-
на», «Кораблекрушение» и многие другие, которые, к сожалению,
нет возможности выставлять одновременно.
Я поблагодарил Эдуарда Исабекяна, а он попросил передать
Джинджяну фото картины Айвазовского, на которой тот прочтет
свою фамилию на армянском языке. Перед следующим отъездом
в Париж в конце мая 1980 года я еще раз посетил залы Айвазов-
ского.Здесь я встретил одного из основателей Картинной галереи
Еревана заслуженного деятеля искусств Армении Рубена Драм-
пяна. Наша беседа, как догадывается читатель, касалась творче-
ства великого мариниста.
— Собрание произведений Айвазовского в нашей галерее по
количеству уступает лишь феодосийской, — говорил Дрампян,—
но превосходит последнюю качеством работ. Еще в первые годы
организации армянской галереи к нам поступило несколько зна-
чительных произведений художника. К ним следует отнести «Вос-
ход солнца на набережной Феодосии» (1855), «Рыбаки на берегу
моря» (1852), «Неаполитанский залив в туманное утро» (1874)
и еще несколько других полотен. «Неаполитанский залив...» —
одно из лучших творений Айвазовского и ничем не уступает таким
прославленным картинам, как «Девятый вал» в Русском музее или
«Черное море» в Третьяковской галерее,—'продолжал старейший
искусствовед. — «Неаполитанский залив,..» получил высокую оцен-
ку И. Н. Крамского: «Айвазовский есть звезда первой величины,
и не только у нас, айв истории искусства вообще».
В картине «Неаполитанский залив в туманное утро» Айвазов*
ский, как это ни кажется странным, поставил и разрешил пленэр-
ную задачу, которую в те годы ставили французские импрессио-
нисты. Передача туманной атмосферы, которой пропитан окружа-
ющий воздух, решена нм блестяще. Эта картина средн всех
283
остальных работ собрания в Картинной галерее Армении един-
ственная по поставленной задаче.
Я вновь в Париже. И вот телефонный звонок:
— С приездом, Ашот. Вас беспокоит Джинджян. Я вернулся
из поездки и готов встретиться с вами. Мне будет приятно видеть
вас в своем доме.
Эскалатор станции метро «Каде» быстро вывел меня на тро-
туар, где я увидел Абраама Джинджяна. С легкостью, порази-
тельной для его почтенного возраста, он шел мне навстречу. Его
движения были порывисты, энергичны. По всему было видно, что
он рад нашей встрече,
__ Вы так сразу приглашаете домой? — проговорил я.
— А как же иначе? Живущий во Франции армянин всегда
придерживается традиций своего народа.
Через несколько минут мы оказались на улице Рошешуар, у
старинного дома 26. Двухместный лифт доставил нас на третий
этаж. В слабо освещенной узенькой передней нас встретил зять
Джинджяна. Он приветствовал меня на французском и армянском
языках. По-видимому, слова привета — единственный запас его
знаний армянского языка Абраам Джинджян пригласил меня
в залитый дневным светом кабинет-гостиную, добавив:
— А знаете, нам повезло. Энергетики Парижа вот уже который
день бастуют. Они поочередно выключают электрическую энергию.
Так что дня два назад нам пришлось бы подниматься пешком.
Я кладу на стол большой конверт с фотографиями и передаю
их хозяину дома.
— А это вам, мсье Джинджян, обещанное.
Он быстрым движением достает фотографии и вслух читает
на картине надпись: «Дар Джинджяна. Париж».
Передо мной сидел человек, который не знал, как выразить
свою радость.
— Помните нашу первую встречу?
— Как же не помнить? Теперь я счастлив. Значит, на родине
не забудут старого Джинджяна.
Я бросил взгляд на убранство комнаты. Старый высокий бу-
фет, стол, стулья, мебель большой давности. На стенах несколько
фотографий в рамках, среди них — в красивой раме редкая фо-
тография Айвазовского. Через дверь в смежную комнату виднеет-
ся телевизор, рядом этажерка с книгами и два низких, изрядно
потрепанных мягких кресла. Ничего лишнего.
Успокоившись, Джинджян бросил реплику:
— Друг мой, с чего начнем нашу беседу?
— С вашей биографии.
— Я обыкновенный человек, который, с раннего возраста ви-
девший холод и голод, пустился в самостоятельное плавание по
морю житейскому, не зная, к какому берегу пристанет. Скитаясь,
как и тысячи других беженцев, по разным городам и городишкам,
я всегда помнил слова отца — рядового счетного работника: «Если
смолоду не научишься какой-либо профессии и языкам, пропа-
284
дешь в жизни». Поэтому я владею кроме армянского, француз-
ского, немецкого еще и арабским языком. В восемнадцатилетнем
возрасте в 1911 году учился и работал в сельскохозяйственной
школе неподалеку от Марселя. Но из меня агронома не получи-
лось, хотя я и имею звание техника.
Накануне первой мировой войны в поисках средств для суще-
ствования попал в город Картан, тоже недалеко от Марселя.
С ужасом вспоминаю работу в подземных угольных карьерах.
Зарабатывал гроши — три франка в день. А с 1917 года обосно-
вался в Марселе, стал учеником одного из мастеров кожевенного
и обувного дел. Опытный специалист по имени Вреж терпеливо
учил меня всем тонкостям своей профессии, постоянно твердя;
«Без любви нельзя овладеть каким-либо делом. Запомни, Абраам»,
Эти слова я и сейчас не забываю.
С тех пор я работаю посредником по оптовой продаже обуви
различных французских обувных фирм. До недавнего времени
представлял пять фирм. Трудился с семи утра и до одиннадцати
вечера, чтобы прокормить семью и помочь детям встать на ноги.
Теперь, когда мне восемьдесят семь, я получаю пенсию и пред-
ставляю только две фирмы. Слава богу, дочь моя Вероника окончи-
ла марсельскую консерваторию. Она пианистка. Зять тоже рабо-
тает. Жена рано ушла из жизни. А сын мой, Рене, — невропатолог,
внезапно скончался три года назад от вирусной болезни. Он по-
бывал в Советском Союзе, участвовал в работе международного
симпозиума...
Вот, пожалуй, и вся моя биография, — продолжал после
паузы Джинджян. — Как видите, в моей жизни нет ничего приме-
чательного. Обычная борьба за существование и стремление дать
детям образование, чтобы они оказались более жизнестойкими
в мире, где перед франком снимают шапку.
— Как родилась у вас идея коллекционировать полотна Айва-
зовского? — спросил я.
— Живя в Марселе, я влюбился в морскую стихию. Все сво-
бодное время проводил в марсельском порту или же на лазурном
берегу Канн и Ниццы, куда я приезжал по служебным делам.
Постепенно меняющее свой облик море завладело всем моим су-
ществом. Я любил наблюдать за уходящими в океан кораблями,
за причаливавшими к берегу в штормовую погоду рыболовецкими
шхунами. Несколько раз на себе испытал могучую силу штормов,
не раз тонул — все было.
В годы моей молодости я не имел ни малейшего представле-
ния о творчестве Айвазовского. Но вот однажды, в 1924 году, раз-
дался звонок. Я отворил двери. Незнакомый человек средних лет
передал мне письмо от моих близких родственников с просьбой
устроить его, Грима, на какую-либо работу и оказать в первое
время материальную помощь. Я выполнил эту просьбу и, перегру-
женный работой, перестал думать о ней. Прошло несколько не-
дель, и вот как-то Грим пришел с большим пакетом под мышкой.
Он сказал, что по моей рекомендации хозяин книжного магазина
285
принял его на работу. Его обязанностью было приобретение цен-
ных старинных книг у частных лиц. Протянув мне пакет, он по-
яснил, что купил эту картину по сходной цене и подносит ее мне
в знак благодарности за горячее участие в его судьбе. В следую-
щую минуту я увидел картину в добротной раме с надписью «Буря
на Черном море», в углу стояло: «И. Гайвазовский». Прекрасное
творение искусства! Я вопросительно смотрел на Грима. Чтобы
вывести меня из состояния растерянности, он стал расска-
зывать:
— А знаете, мсье Джинджян, Гайвазовский всемирно извест-
ный певец моря. Ваш великий земляк. Он родился в армянской
семье 17 июля 1817 года, в городе Феодосии, что находится на
Крымском полуострове. Впоследствии Ованесу Гайва.зовскому
стало известно, что его предки носили фамилию Айвазовских.
Поэтому, убрав первую букву, он стал подписываться Айвазов-
ский, Ованес Айвазовский. Художественное образование будущий
маринист получил в Петербурге у выдающихся русских художни-
ков, совершенствовал свое мастерство в Европе, но постоянно жил
в Феодосии.
Джинджян продолжал:
— «Буря на Черном море» настолько заворожила меня, что
мне стало чудиться, будто картина дышит, волны вздымаются и
вот-вот хлынут из рамы. Я был потрясен мощью захватывающего
видения. С этим моментом, с первой встречей с Айвазовским, свя-
зано мое новое рождение. Рождение человека, для которого твор-
чество художника стало страстным увлечением. Мне хотелось все
больше и больше проникнуть в мир его образов. И я стал учиться
Теперь уже при первой возможности приобретал книги о живопи-
си, о маринистах. Постепенно интуитивная любовь к Айвазовско-
му стала осмысленным, продуманным чувством. Точнее, неизле-
чимой болезнью.
Через некоторое время Грим сообщил мне, что в Каннах у от-
ставного офицера Фон Тервиша видел изумительное полотно Ай-
вазовского «У берегов древней Греции». На следующий день на
своей старенькой машине я выехал в Канны, благо у меня там
были дела. Без труда договорились с Фон Тервишем о стоимости
картины. Затем сняли ее из подрамника и скатали. Так случайно
я стал обладателем второго произведения любимого художника.
Все в этой работе было подчинено душевному движению автора,
от нее веяло глубокой поэтической правдой, любовью к Элладе,
к жизни.
— Мсье Джинджян, судя по всему, вы рисковали: вас же
могли обмануть, предложив искусно выполненную подделку.
— Совершенно верно. Вначале я был доверчив и мне везло.
Эксперты подтверждали подлинность моих приобретений. Но од-
нажды я все-таки обжегся. Когда я показал специалисту неболь-
шой морской пейзаж, он прямо сказал, что меня надули. Это не
оригинал Айвазовского. Я долго буду помнить полный сострада-
ния взгляд эксперта, который посоветовал в будущем никогда не
28'6
покупать картин Айвазовского без консультации со знатоками.
Охотников копировать великого мариниста слишком много.
Любовь к искусству Айвазовского настолько овладела мною,
что я создал во многих городах Франции целую сеть контактов.
Мои друзья и знакомые, как только узнавали, что кто-нибудь со-
бирается продать его картины, звонили мне, телеграфировали,
писали письма. Поиск полотен Айвазовского продолжался. С каж-
дым годом моя коллекция росла.
Однажды в Ницце произошел забавный случай. За картину
«Буря на море» торговец антикварного магазина заломил такую
высокую цену, что мне пришлось отдать ему и отложенные на
обратный путь деньги. Вдогонку он бросил: «Мсье, не огорчайтесь,
во Франции живет армянин по фамилии Джинджян, он коллек-
ционирует Айвазовского. Найдите его, эту же картину он купит
у вас за еще большую сумму». Я не знал, плакать мне или сме-
яться. Радостный, но без единого франка в кармане, голодный,
я направился на вокзал, чтобы переспать на скамейке в зале ожи-
дания.
Естественно, не все друзья одобряли мою необычную увлечен-
ность. Один из них утверждал, что времена трудные, деньги не-
устойчивы, лучше на свои сбережения покупать золото, оно много
места не занимает, в случае чего, как верный друг, всегда с тобой.
Признаться, я тоже не раз думал об этом Но с каким золотом
можно сравнить счастье быть обладателем картин Айвазовского,
иметь возможность постоянного общения с ними! Сама мысль за-
менить их другими ценностями казалась мне святотатством.
Так постепенно в нашей семье возник культ Айвазовского.
Но если сын и дочь одобряли мое увлечение, то этого нельзя ска-
зать о жене... «Абраам, — не однажды сетовала она, — не оста-
навливаясь перед расходами, ты приглашаешь реставраторов,
страховые расходы только во что обходятся. Таким вниманием не
пользуется ни один из членов нашей семьи. Не считаясь с нами,
зашторил окна большой комнаты-гостиной, чтобы солнце не по-
вредило картины. Черт знает что ты творишь: нагрузил себя не-
померной работой, не знаешь ни минуты отдыха. Долго ли про-
держишься? Ты же всегда осуждал тех, кто живет в долг». В глу-
бине души я сознавал справедливость слов жены. Но был споко-
ен. Никогда еще в жизни я не подводил людей.
Как-то, оказавшись по своим делам в Бордо, я направился по
адресу, который дал мне знакомый антиквар, к старику, собирав-
шемуся продать картину Айвазовского «Чумаки». Тот запросил
непомерную цену. Сделав над собой усилие, я собирался изви-
ниться за беспокойство и уйти. Но тут хозяин дома примиритель-
но пригласил присесть. Я машинально опустился в кресло. «Мсье,
за это прекрасное творение Айвазовского мне предлагали и боль-
ше. Но тогда я не хотел с ним расстаться. А сейчас мне очень
нужны деньги. Как бы франки ни менялись, Айвазовский всегда
в цене. Пока у меня были некоторые сбережения, я обходился
А на пенсионные средства никто не станет меня лечить. Вы же
287
знаете, как дорого берут у нас в госпитале».— «Да, но у меня ни-
когда не было таких денег», — отвечал я. Я в уме прикинул воз-
можную стоимость и то, что держу в кошельке. Назвал сумму,
правда, тоже солидную, и сказал, что это все, чем я располагаю.
«Давайте остановимся на новой цене. У вас в Бордо, вероятно,
есть друзья, берите взаймы — и картина ваша». Я не стал торго-
ваться. Картина «Чумаки» заняла почетное место в моей кол-
лекции.
За дверью раздался звонок. Вскоре Вероника заглянула к нам
со словами:
— Папа, к тебе пришли по делу, выйди на минутку.
Пока Джинджян был занят деловыми переговорами, я думал
о картине «Чумаки» Она отличалась не только высоким мастер-
ством, но и необычным для Айвазовского сюжетом. Море почти
отсутствует. Оно едва приметно в глубине картины, а на перед-
нем плане изображен табор. Чумаки занимаются собиранием со-
ли на побережье, а точнее — соляного песка, который потом ва-
рят и процеживают.
В картине «Чумаки» видное место занимают фигуры, какие
редко присутствуют в произведениях художника, а если и присут-
ствуют, то играют роль стаффажа. Здесь же фигуры равноценны
с пейзажем. Произведение написано в 1857 году, в пору наиболь-
шего расцвета мастерства Айвазовского. Вспомним великолепную
картину «Христофор Колумб», созданную художником в 1880 году.
По сюжету, по историчности ее сравнивают с «Помпеей» Брюлло-
ва— старшего наставника и друга Айвазовского. Сюжетом этого
большого полотна явился имевший место эпизод из жизни море-
плавателя, с именем которого связано открытие Америки. Колумб
во время одного из своих заморских путешествий в конце пятнад-
цатого века потерпел кораблекрушение и спасся на плавающих
останках погибающего корабля. Но в картине центральное место
принадлежит не Колумбу, а морской стихии, разыгравшейся
ночью. Лишь луна слабо освещает бурное море. На переднем
плане «плот», где находится Колумб, занимающий сравнительно
небольшое место.
«Писать молнию, порыв ветра, всплеск воды — немыслимо
с натуры». Слова Айвазовского подтверждаются его творческим
методом работы по памяти. Исключительная зрительная память
художника в сочетании с богатым воображением позволяла созда-
вать типические, убедительные сюжеты высокого искусства.
Вскоре Джинджян вернулся к столу со словами извинения.
«Срочные дела», — бросил он на ходу. Наша беседа продолжа-
лась.
— «Буря у берегов Ниццы», «Лунная ночь на берегу моря»,
«Мельница, перекрытая соломой. Закат», «Волна», «Перед бурей,
Феодосия», «Спокойное море», «Кораблекрушение»—да разве
есть смысл перечислять все шедевры Айвазовского, которые я по-
дарил моей Армении? Каждый из них имеет свою судьбу. Да, да,
я не оговорился, именно судьбу, свою историю поиска, полного ра-
288
достей и разочарований. Поэтому, Ашот, я не стану утомлять вас
другими рассказами о трудных годах моих исканий. Хочу вспом-
нить один эпизод. Полагаю, что он заинтересует вас.
Во Франции о моей коллекции знали многие. Особенно работ-
ники искусств. В присутствии группы друзей известный русский
художник, историк искусства, человек глубоко уважаемый мною,
Александр Бенуа сказал: «Бедняге Джинджяну кажется, что он
коллекционирует картины Айвазовского. Я уверен, что ®н обманут.
Принимает копии за оригинал. Надо остановить человека. Иначе
его постигнет не только материальный, но и душевный крах». Мне-
ние Бенуа-искусствоведа, с блеском работающего в качестве ху-
дожника не только в парижских, но и в итальянских театрах,
меня задело за живое. И я не медля, через одного из наших общих
знакомых, пригласил его к себе домой. Бенуа в этот день провел
у нас более двух часов, не спеша переходя от одной картины к
другой и вновь возвращаясь к ним. Затем опустился в кресло и,
легко вздохнув, медленно заговорил:
— Вот это здорово. Вот это богатство! Как я рад, что ошибся.
В мире шедевров живете, мсье Джинджян. Поздравляю, поздрав-
ляю! Посмотрите на этот морской пейзаж. Как здесь тщательно
продумана композиция, как точно и искусно выбрано место каж-
дой детали, каждого штриха. Айвазовский, обладая даром гения,
изумительно чувствовал силу мазка кисти, как композитор — зву-
чание музыкальной фразы. Здесь одной виртуозной техникой ни-
чего не добьешься. Только изучением природы, ставшей плотью
пламенного воображения художника, можно подарить человек)'
наслаждение. Спасибо, спасибо, мсье Джинджян, за те несколько
часов, которые я с удовольствием провел в мире радости русского
икусства — Ивана Айвазовского.
— И армянского, — добавил Джинджян.
— Нашего художника, — улыбаясь, промолвил Бенуа.
На прощание Бенуа выразил готовность дать Джинджяну лю-
бую консультацию. Много лет прожил Бенуа в Париже. Он скон-
чался в феврале 1960 года, немного не дожив до девяностолетнего
возраста, и оставил по себе доброе имя как о великолепном пред-
ставителе русского искусства.
Во время встречи у Джинджяна стол был завален альбомами,
папками, стопками различных бумаг. На небольшом комоде —
цветные виды Армении. В трех толстых альбомах — репродукции
картин Айвазовского с точным указанием дат, места исполнения.
На многих подтекстовки с названием картинных галерей мира, где
они экспонируются. Перечень фамилий обладателей полотен пока
неполный. Но, как сказал Джинджян, изыскания продолжаются.
В другом альбоме собраны репродукции произведений собствен-
ной коллекции Джинджяна. Под каждой картиной пометка —
дата и место приобретения.
— Ав этой папке, — сказал Джинджян, — плоды моих изы-
сканий в различных архивах и библиотеках. Здесь воспоминания,
газетные оценки, различные высказывания об Айвазовском в годы
10 А Арзуманян
289
пребывания художника в Италии и Франции в 1840—1845 годах
и в последующие посещения Европы.
«Художественная газета», которая в своем одиннадцатом но-
мере за 1841 год пророчески предсказывала судьбу Айвазовского,
теперь информировала своих читателей об успехе мариниста:
«В Риме и Неаполе все говорят о картинах Гайвазовского. В Неа-
поле так полюбили нашего художника, что дом его целый день
наполнен посетителями. Вельможи, поэты, ученые, художники и
туристы поочередно ласкают его, угощают и, воспевая в стихах,
признают в нем гения...»
Судя по тому, с каким рвением работал художник, эти визиты
ненадолго отвлекали его. Среди многих поклонников Айвазовского
в Неаполе и Риме самыми восторженными были первый маринист
Европы англичанин Тернер и неаполитанский патриций, впослед-
ствии друг и адъютант Гарибальди, Векки. Прекрасный знаток
живописи, он писал в одной из неаполитанских газет: «Беспри-
страстно оценивая произведения Италии и прочих земель, спешу
известить о присутствии в Неаполе русского живописца морских
видов, г. Ивана Гайвазовского. Получив благодаря своему гению
и художественному дарованию все награды в императорской Ака-
демии художеств, где он был пенсионером, Гайвазовский путеше-
ствует теперь на счет правительства для усовершенствования себя
в своем искусстве. Вдохновленный прелестным цветом нашего неба
и нашего моря, он в каждом взмахе своей кисти выражает свой
восторг и свое очарование. Игра лунного света, в котором он хо-
тел изобразить Неаполь ночью, полна истины и блеска и приводит
в такой восторг, что наблюдатель, очарованный волшебными пе-
реливами красок, среди бела дня переносится как бы в ночь, смот-
ря, как луна светит на горизонте и, придавая особый оттенок пред-
метам, блещет на полосе озаряемого моря...»
Молодой Айвазовский хорошо помнил слова Тернера: «...Искус-
ство твое высоко и могущественно, потому что тебя вдохновлял
гений». Совершая прогулки по морским берегам Рима, он с благо-
говением вспоминал своих великих русских учителей-художников
и писателей. Похвалу маэстро Тернера он воспринимал как сти-
мул к неустанному поиску и труду.
Я продолжаю перелистывать страницы папки Джинджяна, а
он между тем достает из своего архива все новые и новые доку-
менты. Вот еще запись: «1843 год. Айвазовский в Париже. Худож-
ник выставил в Лувре картины «Море в тихую погоду», «Ночь на
берегу Неаполитанского залива» («Остров Капри») и «Буря у
берегов Абхазии». Он стал первым представителем русской жи-
вописи на выставке в Лувре. Тысячи восторженных парижан лю-
бовались картинами художника. Французские газеты были полны
похвальных слов в адрес молодого Айвазовского. А Французский
институт искусств присудил ему золотую медаль третьей степени.
Успех был полный
По вскоре Айвазовский выехал из Парижа в Лондон, а оттуда
па пароходе направился к португальским и испанским берегам.
290
Повсюду он делал много зарисовок для своих будущих картин.
Весной 1844 года художник вновь посетил Париж. «Возвращаясь
из Франции через Нидерланды, — пишет Айвазовский, — я был
удостоен звания члена амстердамской академии за картины, мною
выставленный...» Осенью 1844 года он прибыл в Петербург. Ху-
дожник оправдал ожидания своих соотечественников. Рим, Неа-
поль, Венеция, Лондон и Амстердам удостоили его самых высоких
почестей и похвал.
Записи скупо и немногословно рассказывают о жизни Айвазов-
ского за границей. Зима 1873 года. В Ницце Айвазовский устроил
выставку своих картин в пользу армянского приюта. Во Флорен-
ции весь сбор входной платы на выставку передан в пользу по-
страдавшим от разлива реки Арно. Как всегда, тысячи посетите-
лей заполняли залы, выражая свою любовь к творчеству иностран-
ца-художника. Профессора, академики заявили, что, согласно
уставу, он, как высокопоставленный иностранный художник, дол-
жен написать свой портрет для галереи дворца Питти. Такой
высокой чести кроме Айвазовского из русских художников удосто-
ился только Кипренский. Многие французские, итальянские и
английские газеты поместили восторженные отзывы об этих выстав-
ках. Далее следуют информация о посещении Египта и Констан-
тинополя, воспоминания Айвазовского о своих встречах и впечат-
лениях.
Посещение Парижа в 1878 году оказалось ничем не примеча-
тельным для Айвазовского. Говоря об этой поре, художник пишет:
«Вообще я заметил, что на парижских художников напала какая-
то страсть к лепке. За нее принялась по совету и под руководством
Густава Доре в его мастерской даже талантливая сценическая
артистка Сарра Бернар...» Мелькают страницы об организации вы-
ставок в России и во многих городах Европы. А вот копия привет-
ствия католикоса всех армян в связи с восьмидесятилетием Айва-
зовского, широко отмеченного в Феодосии, на родине художника,
в сентябре 1897 года.
Джинджян показывает мне прекрасные цветные репродукции
трех работ Айвазовского на армянские темы. На одной из них —
подпись художника на армянском языке. Я вспомнил рассказ ди-
ректора феодосийской картинной галереи имени Айвазовского
Таисии Сергеевны Трубниковой:
— В дни празднования столетнего юбилея нашей картинной
галереи были зачитаны доклады о жизни и творчестве Айвазов-
ского. На научно-теоретической конференции выступала и сотруд-
ница Всесоюзного художественного научно-реставрационного цент-
ра Е. Седова. Она сообщила о недавно обнаруженной картине
Айвазовского «Верблюды в горах Кавказа». Это полотно попало
к нам из частной коллекции. Когда на экране появилось изобра-
жение картины «Верблюды в горах Кавказа», прибывший из Ере-
вана на торжества искусствовед Минас Сарксян выкрикнул с ме-
ста: «Это же гора Арарат и верблюды с фигурами людей, идущих
по Араратской долине, при чем тут Кавказские горы!» Так к трем
to
291
известным картинам Айвазовского на армянские темы прибави-
лась еще одна, четвертая.
Наша беседа с Абраамом Джинджяном закончилась поздним
вечером. Он хотел было проводить меня, но я отказался. Пошел
пешком. Моросил мелкий дождь. Я ощущал знакомый аромат Па-
рижа. Да, каждый город имеет специфический аромат. Впрочем,
может быть, есть города, которые не имеют ничего своеобычного.
Мне они не по душе. Париж не такой. Я иду по берегу Сены.
Медленно и торжественно течет река. Свидетелем каких только
событий не была она. Если бы она могла заговорить!
Не знаю, как получилось, но я оказался на улице Ришелье,
у величественного здания Национальной библиотеки. Здесь в
начале 1975 года в фондах Виктора Гюго мне так и не удалось
обнаружить его переписку с известным армянским драматургом
Габриэлом Сундукяном, хотя в свое время в тифлисских газетах
некоторые из писем были опубликованы. Следы их я не нашел и в
парижском доме-музее Виктора Гюго...
Много, очень много памятных мест в Париже. В небольшом
квартале имени Мольера в вечернем сумраке виднеется почернев-
шая от времени бронзовая фигура великого драматурга, сидящего
в свободной, непринужденной позе. Волнение охватывает меня.
Вспомнился созданный Булгаковым неповторимый образ француз-
ского комедиографа, чье дыхание так живо витает в театре «Ко-
меди франсэз», где на спектакле «Мнимый больной» я почувство-
вал, сколь современен Мольер и сегодня. Последнее видно было и
по бурной реакции зрителей. Между прочим, они с таким же вдох-
новением принимали ансамбль танца под руководством Игоря
Моисеева, а концерты «Березки», ансамблей танцев Армении и
Грузии в Париже проходили под несмолкающие аплодисменты
парижан. Крепкие рукопожатия символизируют дружбу советско-
го и французского народов.
Вернувшись домой на улицу Декамп, я долго не мог уснуть.
Включил магнитофон. Мягкие звуки голоса Зары Долухановой
заполнили комнату. Я знал, с каким успехом она концертировала
в Париже. «Как будто только добрые феи окружили ее колыбель
и наделили своими дарами, а злая фея не дала ни одного недо-
статка, — писал в газете «Монд» Рене Дюмениль. — Изысканность,
соединенная с простотой, придает ей особое изящество». А Георг
Леон во французской радиогазете утверждал: «Мастерство, тех-
ника никогда не может удовлетворить слушателя: он требует еще
чувства, музыкальности, глубокой мысли. Только в совокупности
эти качества создают впечатление высокого стиля. Зара Долуха-
нова обладает ими. Она—выдающаяся артистка нашего вре-
мени...»
Через неделю, в воскресенье, был назначен день очередной
встречи с Джинджяном. Мы сидели в его доме за тем же столом,
где неизменно присутствуют бутылка минеральной воды и бутыл-
292
ка французского вина. Продолжая прерванную беседу, время от
времени утоляли жажду: я отпивал воду, а Джинджян — глотка-
ми вино. В ответ на мой вопрос, о чем он еще хотел бы рассказать,
мой собеседник положил на стол две визитные карточки.
— В один из дней конца 1954 года раздался телефонный зво-
нок,— прокомментировал он,—сотрудники советского посольства
изъявили желание навестить меня и познакомиться с моей кол-
лекцией. В точно назначенный час посол СССР Виноградов с груп-
пой экспертов были у меня дома. После обстоятельного осмотра
экспозиции они убедились в подлинности картин Айвазовского и
ушли, как мне показалось, довольные. Через несколько дней ко
мне явился сотрудник посольства Виктор Володин — вот его ви-
зитная карточка — и вежливо поинтересовался, не собираюсь ли
я продать картины Айвазовского. Я отрицательно покачал голо-
вой. «Если когда-нибудь решитесь, — продолжал он, — советское
посольство готово приобрести всю коллекцию. Что касается цены,
мы с вами договоримся».
Я в недоумении выслушал его и предложил выпить по чашечке
кофе. Мне нужно было выиграть время, чтобы прийти в себя от
неожиданного предложения. Никогда, нигде и никому я не гово-
рил ни слова о продаже. Более того, сама такая мысль никогда
не появлялась у меня. Спрашиваю: «Откуда вы взяли, что я со-
бираюсь лишиться картин Айвазовского, которые давно уже стали
частью моей жизни, моего существа?» «Мсье Джинджян, — отве-
тил, улыбаясь, Володин, — неужели вам не жалко лишать тысячи
любителей искусства радости новой встречи с работами великого
нашего соотечественника?..» Внимательно выслушав Володина,
я попросил передать уважаемому послу мои глубокие сожаления,
но я не готов принять столь лестное предложение. А двери мои
всегда открыты перед прибывающими из Советского Союза го-
стями.
— Как же все-таки вы решились добровольно лишиться ва-
шей коллекции? — не удержался я.
— Диалектика этого вопроса такова. Мой парижский друг,
известный художник Рафаэл Шишманян, в середине пятидесятых
годов переехал на постоянное жительство в Ереван. Переписка
между нами не прекращалась. В каждой весточке из Армении он
рассказывал о достижениях нашего народа, о культуре, искусстве
и конечно же о ереванской Картинной галерее
Джинджян дал мне почитать письмо Шишманяна, датирован-
ное 17 апреля 1956 года. Художник не намекал, а тепло, по-дру-
жески советовал реально подумать о передаче коллекции картин
Айвазовского ереванской Картинной галерее. «Отдел Айвазовско-
го здесь выглядит прилично, но, Абраам, дорогой мой друг, ты
представляешь, как обогатится фонд нашего земляка Ованеса
Айвазовского, если в экспозиции появятся собранные за твою дол-
гую жизнь более сорока оригиналов. Ты мысленно только пред-
ставь. Я знаю, у тебя добрая душа. О моем предложении подумай
293
серьезно. Ты представляешь, что будет с твоей коллекцией, если,
не дай бог, случится неминуемое. Мы все ведь смертны. Дети
твои пустят по ветру, распродадут кому попало эти полотна. И то-
гда получится: ты напрасно жил на свете, ничего доброго не сде-
лал для своего народа».
Письмо Шишманяна кончилось словами привета и просьбой
встретиться с прибывшим в Париж председателем Армянского об-
щества культурной связи с зарубежными странами Бабкеном
Аствацатряном. В следующем письме из Еревана Шишманян пи-
сал своему парижскому другу, что он весьма доволен беседой
с Аствацатряном. «Пойми, Абраам, когда ты решишься на этот
патриотический шаг, легче станет на душе. Коллекция твоя будет
в безопасности, в сохранности, ухожена. Тысячи посетителей,
узнав о твоем поступке, будут молиться богу, чтобы ты долго жил
на свете. Вот и все. Жду весточки. Всегда твой Шишманян».
— Дорогой Ашот, поверьте мне, в поисках решения вопроса
у меня в душе начался настоящий хаос. Подсознательно я пони-
мал, что мой друг Шишманян прав, прав и Аствацатрян, правы и
те, кто шушукается за моей спиной. Душа у меня разрывалась.
Сердцем я чувствовал, что пока не готов принять решения. Это
влияло и на мою основную работу, которая кормила семью
Джинджян отпил несколько глотков вина. Наступило молча-
ние. Я рассматривал рукопись Джинджяна на французском языке
с наклеенными репродукциями с картин Айвазовского.
— Как раз в дни моих тяжелых переживаний, — продолжал
он, — ко мне в гости напросился сухопарый англичанин. Не пом-
ню уж, сколько он пробыл у меня, но я заметил, что гость мой
несколько раз задерживался у полотна «Христофор Колумб».
Потом опустился в кресло около журнального столика. Достал
из кармана чековую книжку, ручку и весьма вежливым тоном ска-
зал: «Сколько бы вы ни попросили — плачу не торгуясь. Вы знае-
те, эта вещь украсит Британский музей».
— Сэр, я собирал эту коллекцию не для продажи. Мне уже
много лет. Сколько надо было курить сигар, я уже выкурил, пере-
шел на сигареты, сколько надо было пить виски и джина, выпил,
пью теперь только слабое вино. Зачем мне ваши фунты стерлин-
гов? Вы находитесь не в антикварном магазине. Знай я о вашем
намерении, бог свидетель, не пустил бы вас на свой порог. Изви-
ни ге за неучтивость. Но вы мне дали повод.
Несколько успокоившись, Джинджян достал из большого кон-
верта несколько редких семейных фотографий Айвазовского и
протянул мне.
— Они тоже куплены? — спросил я.
— О нет. Они цены не имеют. Прочтите на обороте: «Благо-
родному Джинджяну от признательной вдовы Айвазовского —
Анны Бурназян. 25 июля 1924 года. Феодосия».
Дело было так. Мой хороший знакомый, о котором уже шла
речь, Грим, сообщил летом 1924 года, что вдова Айвазовского
294
жива и находится в бедственном положении. Я, не медля, отпра-
вил ей посылку с продуктами питания в адрес феодосийской кар-
тинной галереи. Вскоре она подтвердила ее получение. Я послал
вторую посылку и написал, что являюсь горячим поклонником
творчества Айвазовского. В ответном письме она благодарила за
бесценную для того времени помощь и прислала мне вот эти фо-
тореликвии.
Я сидел и размышлял про себя. Это была пора, когда после
гражданской войны наша страна залечивала раны. Во многих рай-
онах царили эпидемии и голод. В такую вот пору помощь Джинд-
жяна была ни с чем не сравнима. Именно в эти же годы, а точнее,
в 1925 году, Анна Мкртичевна (Никитична) Бурназян в поисках
средств для существования обратилась с письмом в Наркомпрос
Советской Армении с просьбой приобрести для вновь организован-
ной картинной галереи Армении несколько картин мужа. Вскоре
народный комиссар просвещения Асканаз Мравян написал вдове
Айвазовского, что по предложению Председателя Совнаркома Са-
ака Тер-Габриеляна решением правительства Советской Армении
ей, как вдове армянского художника — основоположника пейзаж-
ного жанра в армянской живописи — установлена посмертная пер-
сональная пенсия. Вдова Айвазовского скончалась в Феодосии
в 1945 году и похоронена в могиле Айвазовского, во дворе ста-
ринной армянской церкви.
— В поисках картин Айвазовского, — продолжал Джинджян,—
однажды в 1970 году я совершенно случайно в шестнадцатом рай-
оне Парижа попал в гости к внуку Айвазовского. Меня очень ми-
ло приняли, но отказались продать единственную картину своего
великого деда.
Всего за сорок пять лет неустанных поисков я приобрел ценой
великих лишений шестьдесят картин Айвазовского. Одно полотно
я подарил католикосу всех армян Вазгену Первому. Три — париж-
скому армянскому музею, пять — дочери и столько же сыну.
Но кто мог подумать, что сын мой Рене так скоропостижно скон-
чается? После его смерти моя невестка и внуки распродали карти-
ны случайным людям. Через родственников я попросил сообщить
адреса их новых обладателей. Но мои попытки оказались бесплод-
ными. Так я потерял не только картины, но и внуков
Вероника пригласила отца к телефону. Он, извинившись, уда-
лился. А я задумался... К сожалению, такие случаи не единичны.
На чужбине легко рушатся армянские традиции, засыхают корни
привязанности людей. Но я был в Париже и в других домах, где
устои армянской семьи по-прежнему прочны. Сын Джрбашяна
Тигран приехал за мной на улицу Декамп. Передо мной стоял
опрятно одетый молодой человек. Машина мчалась по парижским
улицам. Тигран охотно поддерживал беседу на родном языке
Первое же знакомство с Карлисом Джрбашяном, его супругой
армянкой Лизет, дочерьми Гоар и Ануш оставило чувство светлой
радости. В этом доме господствовал армянский язык, и в переводе
ни родители, ни дети не нуждались. Во время беседы выяснилось,
295
что хозяин дома родился в Париже. По настоянию родителей по-
лучил армянское образование, что не мешает ему преуспевать
в своих делах. Воспитал трех детей в том же духе. В этот вечер
мы говорили о многом, но больше всего заботила нас проблема
родного языка.
К слову сказать, дело не только в языке. Я беседовал с некото-
рыми молодыми людьми, живущими во Франции, которые плохо
говорят по-армянски или вовсе не владеют этим языком. В их гла-
зах я читал и печаль, и озабоченность. С болью говорили они о
том, как из года в год у них уходит почва из-под ног, они не в си-
лах устоять перед законом ассимиляции. Существование Совет-
ской Армении — большое счастье. Это хорошо понимали мои мо-
лодые собеседники. Но как прикажешь им мыслить одинаково
с нами, советскими гражданами. У них другая судьба, другие,
неспокойные думы.
Джинджян вернулся к столу. Наша беседа возобновилась.
— Дорогой друг, я вам рассказал о том, как во мне созревала
идея передачи коллекции картин Айвазовского ереванской Картин-
ной галерее. Но я еще не признался, что чисто человеческие по-
ступки, патриотизм Айвазовского постепенно меняли мою психо-
логию. Подумать только! Все свои произведения в экспозиции
и в фондах своего дома, недвижимое имущество, сам дом, ставший
еще при его жизни картинной галереей, он подарил Феодосии.
Весь сбор от своих многочисленных выставок в России и за рубе-
жом он передавал бедным и нуждающимся. Это ли не свидетель-
ство высокой нравственной красоты человека?
Так шаг за шагом потухали во мне частнособственнические
инстинкты, уступая место благородным чувствам патриотизма и
душевной щедрости. Вот тогда-то я и принял твердое решение до-
бровольно лишиться своей коллекции и подарить ее моей родной
Армении; я как-то помолодел, словно кто-то снял давящий на
сердце камень. А сколько было хлопот с оформлением докумен-
тов, упаковкой, отправкой — страшно подумать! Здесь мне неоце-
нимую помощь оказал Культурный союз армян Франции.
Когда я узнал, что моя коллекция благополучно прибыла в Ере-
ван, может быть, впервые в жизни легко вздохнул. Значит, карти-
ны в безопасности. Значит, я не зря жил.
В этот момент погас свет. Мы оказались в темноте.
— Это энергетики Парижа. Они еще не кончили забас-
товку.
Джинджян с несвойственной ему медлительностью встал и, как
мне показалось, слегка качнувшись, ощупью подошел к буфету.
Зажег свечу и дрожащими руками опустил подсвечник на стол
Под желтоватым, мигающим огоньком свечи он был неузнаваем
Его крепкие трудовые руки повисли по бокам, как плети. Я с тру-
дом уловил глухие, обрывистые слова Джинджяна:
— Наступит день, когда и меня проглотит вечность. Как жут-
ко жить на чужбине покинутым внуками старцем. Они ведь тоже
осколки родины...
296
Это были не слезы отчаяния, а слезы обиды. Видимо, душев-
ная боль этого крепкого человека давно искала выхода. Немного
погодя Джинджян продолжал:
— Любители искусства, тем более коллекционеры, легко пой-
мут, что значит по доброй воле лишиться любимых картин, с ко-
торыми прошла полная радости общения жизнь.
— А знаете, Ашот, — вмешалась в беседу дочь Вероника, —
в первое время, когда поздно вечером, возвращаясь домой, отец
молча сидел перед зияющими пустотой рамами, мы были сильно
обеспокоены его здоровьем. Известно, что Врубель жаждал изба-
виться от своих произведений, а мой отец тосковал по картинам
Айвазовского. Как странно устроен человек! Слава богу, с тече-
нием времени он оправился и, как видите, в свои восемьдесят семь
лет чувствует себя еще бодро.
Свет вспыхнул так же неожиданно, как погас. Вероника пода-
ла чай и удалилась в соседнюю комнату. Вскоре зазвучали армян-
ские мелодии, фортепьянные миниатюры Рахманинова и француз-
ских композиторов. Прикасаясь к клавишам, Вероника вводила
нас в мир величественных раздумий Комитаса и Екмаляна. Пе-
чальные звуки воскрешали в памяти образы армянских памятни-
ков старины, бессмертные строки Нарекаци и фрески Овнатаняна.
И вдруг через минутную паузу вихрем ворвалась огненная, будто
сверкающая музыка Арама Хачатуряна. Пианистка проникала
в самые глубинные тайны армянской музыки, подарив нам чудес-
ные мгновения, грустные и вдохновенные...
...С Абраамом Джинджяном мы попрощались у ближайшей
станции метро «Каде». Он был, как всегда, любезен и бодр. Я же
от пережитого чувствовал себя усталым. Сейчас, когда пишутся
эти строки, я вновь мысленно возвращаюсь к прощальному вечеру
в доме Джинджяиов. Вижу его грустные глаза и трепетный свет
свечи, который дрожал, но не гас. Вспоминаю дочь его Веронику,
которая говорила на малопонятном смешанном языке, до боли ко-
веркая армянскую речь.
Какая Вероника — подлинная? Та, что путала армянские сло-
ва с французскими, или та, которая вложила свою душу в родные
мелодии?.. Обе подлинные. Такова жизнь на чужбине. Работая
над очерком «Возвращение Айвазовского» у себя в Ереване, я не
мог забыть полный горечи шепот Джинджяна о потерянных вну-
ках — детях скоропостижно умершего сына: «Они ведь тоже ос-
колки родины». В этих словах слышалось тревожное беспокойство
за судьбы тысяч армянских ребят, живущих вдали от родины.
Поколения идут своим чередом, иногда забывая, на чьих плечах
мужали.
...Год спустя, когда я вновь посетил Джинджяна в Париже, он
радостно сообщил, что завален корреспонденцией из Советского
Союза и от армян, живущих за рубежом.
— Вот что наделал ваш очерк в московском журнале «Ого-
нек»!
297
Как бы в подтверждение этих слов он положил на стол папку.
Дело в том, что ереванская газета «Голос родины» в четырех но-
мерах печатала мой огоньковский очерк на армянском языке, и
весть о благородном поступке Джинджяна, очевидно, разнеслась
среди подписчиков-армян, проживающих более чем в шестидесяти
странах мира. Бережно разложив на столе многочисленные письма,
Джинджян дал мне возможность ознакомиться с ними.
Семья Кулик из Полтавы 15 февраля 1981 года писала: «Спа-
сибо вам от всех украинских и русских людей! Пусть не печалят
вас пустые рамки на стенах — вы достойно увековечили свое имя,
вас теперь знает весь мир, ваше имя теперь дорого всем советским
людям! Спасибо!!!» На следующем конверте я опять увидел зна-
комый почерк и обратный полтавский адрес. «Дорогой господин
Джинджян, — писала Татьяна Кулик. — Я благодарна вам за то,
что мое письмо не осталось не замеченным вами, и вы, несмотря
на свою занятость, ответили мне. В августе я побывала в Феодо-
сии, где покоится прах великого Айвазовского, посетила его дом—
картинную галерею, была в армянской Сергиевской церкви, где
он венчался и где его отпевали. Сейчас в этой церкви музей-ла-
пидарий, где собрано много древних армянских надгробий. Постояла
у могилы великого гения и поклонилась его праху от вашего име-
ни. При этом взяла земли с его могилы и этот цветок. И церковь,
и могила находятся в чудесном небольшом парке, где растут кра-
сивые растения, за ними прекрасно ухаживают, там царит тиши-
на и покой.
Извините меня за то, что опять побеспокоила вас, но сделала
я это с добрыми намерениями. Искренне преданная вам — Татья-
на Кулик».
Привлекло мое внимание и коллективное письмо от имени пре-
подавателей и учащихся училища искусств города Орджоникидзе
с Северного Кавказа, несущее в себе искренние слова признатель-
ности и душевной чистоты: «Уважаемый мсье Джинджян! В жур-
нале «Огонек» мы прочитали очерк о вашем благородном поступ-
ке—о передаче в дар ереванской Картинной галерее коллекции
картин Айвазовского, которые вы собирали в течение всей своей
жизни. Мы восхищены вашим бескорыстием и добротой и беско-
нечно благодарны вам за такой бесценный дар. Многим людям
подаренные вами картины помогут стать лучше, чище, возвышен-
нее, а ваше благородство будет всегда служить для них примером
подлинной любви к искусству и к людям».
Альберт Мурадов из Тбилиси написал о том, что благодаря
своему поступку Джинджян приобрел много друзей и заслужен-
ную известность. Вот отрывок из его письма: «Я вас приглашаю
к нам домой, в Тбилиси. Будьте уверены, что мы вас примем как
самого дорогого гостя. Очень прошу вас не отказать в моей прось-
бе. Несмотря на то, что я живу не в Армении, но мы с вами со-
вершим поездку по древней армянской земле, и я уверен, что бу-
дете очарованы новым Ереваном. С нетерпением жду весточки
298
с сообщением о дате приезда». В конце письма был указан под-
робный адрес Альберта Мурадова
«Я не знаю, какими словами выразить Вам, лучшему патрио-
ту, охватившее меня волнение после прочтения очерка Ашота Ар-
зуманяна «Возвращение Айвазовского» на страницах журнала
«Огонек», — обращалась Маро Акопян из Еревана.— В эти дни
Ваше имя на устах всех ереванцев. Не прекращается поток посе-
тителей в ереванской Картинной галерее. Я тоже была там и про-
вела счастливые минуты общения с великими творениями Айва-
зовского. В залах, где экспонируются подаренные вами картины,
то и дело произносилась фамилия Джинджян».
Перечитывая одно за другим эти трогательные послания, я ра-
довался за советских людей, умеющих по достоинству оценить по-
ступок настоящего человека. Я собирался было закончить знаком-
ство с перепиской, когда Джинджян протянул мне еще одно
письмо:
— Получено сегодня, познакомьтесь и переведите, пожалуйста,
оно на русском.
Полагая, что читателя тоже заинтересуют строки из далекого
Новосибирска, цитирую письмо Метелкина полностью:
«Глубокоуважаемый господин Абраам Джинджян! От лица
многих сибиряков хочу поблагодарить вас за ваш благородный
жест, за великолепный и чудесный подарок, который вы еде тали
нашей стране и своей родине. Этот бесценный дар очень тронул
всех тех, кто любит,- чтит и дорожит именем прославленного худож-
ника Ивана Айвазовского. Большое вам спасибо. В нашей централь-
ной газете «Правда» вчера ваш соотечественник, народный артист
СССР Оганес Чикиджян упомянул о вашем даре, не назвав, правда,
вашего имени (прилагаю вырезку)
Есть ли у вас журнал «Огонек» № 2—3 за 1981 года, где на-
печатаны репродукции ваших картин в достаточном количестве?
Мы можем вам прислать. Посылаю также маленький сборник рас-
сказов «Арарат бесподобен» Ашота Арзуманяна, только что
вышедший из печати. Мой отец, которому в этом году исполняется
90 лет, и моя жена Людмила Францевна шлют вам свой привег
Желаем вам бодрости, здоровья, счастья и благополучия!»
Передо мною конверты с марками различных стран. На англий-
ском, испанском, итальянском, румынском, болгарском языках.
Армяне шлют слова признательности в Париж Абрааму Джипд-
жяну с разных концов нашей планеты.
— Дорогой Ашот, — обратился ко мне Абраам Джинджян, —
если вы намерены рассказать о переписке с моими новыми совет-
скими друзьями, не забудьте передать им слова благодарности
старого Джинджяна. Мне ведь перевалило за девяносто. За свою
долгую жизнь я привык отвечать на редкие письма близких
А теперь...
Я обещал ему.
Впереди ждали новые знакомства, новые впечатления.
299
...День и час встречи с членом Французской Академии искусств
художником Гарзу был назначен заранее. Настоящее имя его
Гарник, фамилия — Зулумян. Из двух первых слогов имени и фа-
милии возник псевдоним художника. Его мастерская находится
неподалеку от Монпарнаса. Лифт поднимает меня на седьмой
этаж. Ровно в шесть часов в открытых дверях мастерской меня
встретил господин Гарзу с мягкой, радушной улыбкой, хотя гла-
за его были полны тоски и страдания. Я выразил ему свое глубо-
кое соболезнование по случаю недавней кончины его единствен-
ной любимой сестры Тигрануи. Разговор явно не клеился. В со-
седней комнате раздался телефонный звонок. Извинившись, худож-
ник удалился, попросив меня свободно чувствовать себя в ма-
стерской. Я воспользовался его любезностью. И что же увидел?..
По всей длине коридора в беспорядке стояли начатые и полуза-
вершенные холсты, малые и большие. На стенах, кое-как прикреп-
ленные, висели картины, написанные маслом, акварелью или
карандашом. В обширном зале, где работает художник, на столе
лежали коробки красок, множество кистей, карандаши и перья,
куски обычной и чертежной бумаги, конверты, стопки раскрытых
и еще не распечатанных писем от почитателей искусства любимого
мастера.
Рядом, на круглом столике, — альбомы, каталоги на немецком,
итальянском, испанском, английском, японском и других языках.
Выставки этого самобытного, оригинального художника устраи-
вались в различных странах мира и всегда пользовались неизмен-
ным успехом. Недавно по состоянию здоровья Гарзу отказался по-
лететь в Японию на открытие своей персональной выставки в То-
кио, пятидесятой по счету.
Я внимательно разглядываю прямые, косые, вертикальные, ко-
роткие и длинные, едва уловимые линии и точки, так искусно раз-
бросанные по холсту. Круглые и полукруглые, овальные, порой
густо начерченные, редкие, но никогда не хаотичные. Изображает
ли художник сушу, воду, воздух, пустыню, цветущую природу —
повсюду линии. «У художника есть свое, только ему присущее вы-
ражение творческой фантазии. Линии выполняют разные функции,
думал я. — Тишину — горизонтальные, радость — несущиеся ввысь,
«грустные линии» спускаются книзу. А образы множества меня-
ющихся оттенков выполняют другие, промежуточные. Да, беско-
нечные конфигурации линий создают мир искусства Гарзу, ни на
кого не похожего Гарзу».
Линии... Когда внимательно всматриваешься в них, словно слы-
шишь тихий всплеск моря или сердитое кипение волн. Пушки, го-
товые в любую минуту поднять свои смертоносные жерла, несу-
щие смерть и разрушение, а вдали — руины полуразвалившихся
зданий. Гарзу словно предупреждает человечество об угрозе вой-
ны, горечь которой он испытал сполна в детстве, которую он люто
ненавидит и силой своего творчества призывает людей не забы-
вать о нависшей над человечеством опасности. В этом заключает-
ся смысл жизни художника, его высшая мораль.
300
Размышляя о творчестве Гарзу, я не заметил, когда появился
хозяин мастерской.
— Извините, я задержал вас. Звонила жена из больницы. Уже
две недели она находится на обследовании
— С интересом рассматривал ваши работы и обстановку, в ко-
торой вы трудитесь, — ответил я.
— Что вас интересует, с чего начнем беседу? — спросил ху-
дожник.
— С вашей биографии. Мои сведения о вашей семье, месте
рождения противоречивы,
Гарзу занял кресло напротив меня. Тяжело вздохнул:
— Мои родители — Айкануш Ташчян и Арутюн Зулумян, спа-
сенные от резни беженцы из Тигранакерта (Западная Армения).
Родился я 1 января 1907 года в Сирии, в городе Алепо. Безрадо-
стным было мое детство, в вечных скитаниях, в борьбе за кусок
хлеба. Когда настала пора учиться, мои родители отправили меня
в Египет. Начальное образование я получил в каирском армян-
ском Галустяновском училище. Позднее, попав в Париж, увлекся
архитектурой. Мое творчество формировалось в общении с таки-
ми известными армянскими художниками, как Эдгар Шайн, Вар-
дан Махохян, Рафаэл Шишманян и другие. Каждый из них был
личностью в искусстве. Они направляли мои первые шаги, неиз-
менно поощряя те задатки, которые были заложены во мне.
Уместно вспомнить, что Гарзу, как художник, принимал актив-
ное участие в периодической армянской печати. Книги Аршака
Чобаняна и Вагана Текеяна — известных писателей и деятелей
армянской культуры в Париже—выходили в его оформлении.
Так рождался стиль художника, который, однако, не всеми по-
нят и достойно оценен. Проходили годы неустанных поисков и
разочарований, пока со временем окончательно не отшлифовался
собственный почерк Гарзу.
Каждая из персональных выставок отражала определенные пе-
риоды деятельности художника. На первых вернисажах обратили
на себя внимание посетителей и критиков такие полотна, как «Ви-
ды Венеции», «Двухколесные телеги», «Опустевшая пристань»,
«Прованс», «Апокалипсис». Картина «Апокалипсис» выставлялась
на различных международных выставках и получала высокую
оценку искусствоведов разных стран.
Большинство исследователей творчества Гарзу обращали осо-
бое внимание на «Апокалипсис», не скупясь на самые высокие и
щедрые похвалы.
Сотрудник журнала «Темушняж Ернтвн» Жан Кишар в своем
исследовании высказывает следующую мысль: «Гарзу мастер.
Он создал доселе нам не знакомые и таинственные вселенные.
В отличие от своих предшественников он не перегружает их раз-
личными безвкусными украшениями и наводящими ужас суще-
ствами». А Кристин Анри Эрон пишет: «Наконец мы являемся
современниками такого художника, который уважает и себя, и
301
своих почитателей. Как жаль, что среди прославленных мастеров
он остался единственным в своем роде».
На мой вопрос о методе его работы после короткой паузы
Гарзу ответил:
— Такой же вопрос задал мне известный искусствовед Фло-
ран Фельсон. Ну что же, постараюсь объяснить. Когда я нахожусь
перед каким-либо предметом или сижу в мастерской, я тотчас же
мысленно исчезаю из реальной действительности и попадаю в мир
искусства, где царит священная тишина. И тогда, как только я
сажусь за мольберт, чудится мне, что моей рукой водит незримая
сила. Я как завороженный рисую, рисую, находясь в другом
мире, отличном от реального, виденного нами.
Художник силою своей фантазии с помощью красок и линий
вводит нас в мир своих образов. На картинах его вонзаются в не-
бо металлические конструкции резервуаров нефти и нефтеперера-
батывающих заводов, неподалеку валяются пустые вагоны поез-
дов, то тут, то там торчат безжизненные, суровые скалы, унылые
берега морей. На другой картине — безлюдный, торчащий на воз-
вышенности дворец, как верный пес, сторожит столь же унылую
пустыню. А вот другое полотно, сплошь насыщенное металлом,
летящими смертоносными «конями» огромной разрушительной си-
лы, стрелой несущиеся ракеты, металлические спутники-города,
сеющие смерть и разрушение. Металлический ужас царит в небе.
А на земле? На земле руины разрушенного города, пушки с пере-
битыми стволами и пушки с горизонтальными стволами, еще не
успевшие выстрелить. Все кругом пустынно. Тишина. Душераз-
дирающая тишина. Некогда цветущий город безлюден и мертв.
Нет жизни в этих местах. Нет человека. Нет следов того, что явля-
ется венцом его творчества. Леденящее впечатление от этого по-
лотна огромно. Кто-то его коротко назвал «Ужас». Гарзу, глядя
на лежащую на столе кипу газет и свою картину, говорит:
— Вот к чему может привести преступное безразличие и бес-
печное спокойствие воинствующих государственных деятелей, если
не объединить неуемные, могучие силы человечества и не объя-
вить глобальную войну поджигателям новой мировой бойни.
Когда у творца, обладающего чувством гражданского долга,
неспокойно на душе, он не может молчать, проходить мимо слож-
ных процессов общественной жизни нашего времени. Вся сила его
таланта—на службе дела мира.
Гарзу прошел трудный жизненный путь. У него не было сча-
стливого детства, а юность полна забот и волнений. Поэтому он
постоянно думает о детях, о миллионах детей, которые должны
Вырасти и сделать жизнь на земле еще краше. Об этом он говорит
своим обычным тихим голосом, неторопливо. Но в этом кажущем-
ся спокойствии угадываются тревога и беспокойство художника.
Ярче всего говорят об этом его произведения.
Как великий Айвазовский в своих полотнах отражал необуз-
данную, разрушительную силу морской стихии, так и Гарзу в сво-
их картинах показывает разрушительную силу смертоносного ме-
302
пушек.
и разных даровании
силою
талла. Два художника разных эпох
своей кисти выражают свою ненависть ко всякому насилию.
Я поинтересовался частым появлением на его картинах
— Мои пушки не всегда несут разрушение,— сказал Гарзу.—
Они обрушивают свой огонь лишь на тех, кто покушается на сво-
боду людей. Без выстрелов пушек под Москвой, Сталинградом
и Ленинградом в годы второй мировой войны не могли заговорить
пушки восставших парижан летом 1944 года. Тридцать восемь лет
назад неподалеку от моей мастерской, в здании парижского вок-
зала Монпарнас, представители командования французских во-
оруженных сил и движения Сопротивления приняли капитуляцию
гитлеровского гарнизона, разгромленного в ходе парижского вос-
стания.
Постучав в полуоткрытые двери в мастерскую, вошел знако-
мый почтальон. Он протянул Гарзу телеграмму из Еревана. Надо
было видеть, как просияло лицо художника, когда он узнал, что
первым среди мастеров армянского изобразительного искусства
удостоен премии имени народного художника СССР Мартироса
Сарьяна, с которым его связывала многолетняя дружба.
Мы расстались с Гарзу, большим мастером и обаятельным че-
ловеком. Шагая по улицам Парижа, то тут, то там я узнавал за-
печатленные художником живописные уголки французской сто-
лицы, где он вырос как художник, приобрел широкую известность.
Мне радостно было сознавать, что в горниле борьбы различных
направлений современного искусства Гарзу сумел сказать свое
весомое, только ему присущее слово.
В бушующем океане человеческих страстей больше всего стра-
дают попавшие в водоворот событий в лихую годину истории ма-
лые народы. Скитальцев армян спасает на чужбине в неравной
борьбе животворная сила культуры—языка, песни, традиций, хо-
тя и они подвержены всем причудам нашего неспокойного вре-
мени.
Поэтому не можешь не волноваться, видя, как в субботних
школах с разных концов Парижа собираются дети, чтобы впервые
в жизни вывести в тетради армянские буквы, созданные в пятом
веке Месропом Маштоцем. Или когда в Севре, в армянском пан-
сионате-училище Мурада Рафаэляна слышишь, как учащиеся
декламируют отрывки из поэмы «Неумолкаемая колокольня» без-
временно ушедшего из жизни талантливого поэта Паруйра Се-
вака. Такие же чувства радости я испытал, когда И февраля во-
шел в Культурный центр «Алекс Манукян» благотворительного
Союза армян Франции на улице Курсель, 118. Вместе с первыми
секретарями Советского посольства Эдуардом Ходжояном и Рубе-
ном Саакяном мы были приглашены на ежегодний вечер выпуск-
ников Есаяновского училища.
Благотворительный Союз армян поддерживает тесные связи
с Советской Арменией, оказывая деятельную помощь различным
303
зарубежным армянским организациям более чем в сорока стра-
нах мира. Многие годы его возглавляет проживающий в США
известный промышленник и общественный деятель Алекс Ману-
кян, председатель Благотворительного союза армян за рубежом.
Союз ведет большую просветительскую работу по созданию школ
и клубов, борется за сохранение родного языка и культуры.
Просторный зал переполнен людьми разных поколений. Руко-
пожатия, объятия. Встречаются есаяновцы, которым минуло уже
шестьдесят. Когда-то они были учениками, прилежно изучали
родной язык и науки, шалили, любили и огорчались. А сейчас,
десятилетия спустя, обзавелись семьями, детьми и внуками и це-
ной больших усилий сохраняют свое национальное достоинство.
Защелкали затворы фотоаппаратов. Короткие приветствия.
теплые слова признательности своим первым учителям, попечите-
лям Есаяновского училища. Никаких докладов. В каждом вы-
ступлении просвечивает горячая заинтересованность сохранить
язык, родные традиции. Звучат песни о дружбе, о любви, о про-
цветающей Советской Армении, где вот уже шестьдесят лет в ми-
ре и труде развивается общенациональная армянская культура.
Предоставляется слово и мне. Когда я, не любитель утомлять
слушателей цифрами, сказал, что на десять тысяч населения Со-
ветской Армении в настоящее время приходится 190 студентов,
в то время как в Великобритании — 95, ФРГ — 96, Японии — 149,
а во Франции — 165, в зале раздались бурные аплодисменты. С ме-
ста поднялась девушка. Она говорила о духовном единстве диас-
поры (так называют проживающих за границей армян) с родиной,
общих усилиях по сохранению армянской культуры на чужбине.
Бывшая жительница Бейрута гневно осуждала преступные дей-
ствия израильских оккупантов, вдохновляемых американским
империализмом. Погибли тысячи невинных людей — ливанцев,
палестинцев. Некогда цветущая армянская колония Ливана раз-
громлена. Уцелевшие в трагические дни и ночи Бейрута армяне
вновь стали беженцами. Это тоже геноцид.
Вечер встречи выпускников Есаяновского училища продолжал-
ся допоздна. Здоровые национальные чувства моих земляков не
вместить в обычные рамки речей и тостов. Но такие встречи ста-
новятся своеобразным допингом, толчком к действию. В них есть
нечто такое, чего не выразишь словами. Патриотические чувст-
ва— та сила, которая рождает в человеке уважение к самому
себе и своим предкам, ставшим воспоминанием, символом.
Я никогда не забуду эту ночь. Как не забуду обличительных
слов трех моих молодых соотечественников о том, что «до сих пор
человечество официально не осудило турок за 1915 год — за по-
пытку истребить целую нацию. Поэтому стремление сохранить
нацию за рубежом устройством вечеров, речами, памятниками
отдельным деятелям, пусть самым достойным, или возведением
траурных мемориалов малоэффективно. Это все-таки пассивное
самоутверждение. Нужно, чтобы проснулась совесть человече-
ства». Таких ораторов тоже можно понять.
304
— Но прежде спюрк должен преодолеть собственные проти-
воречия, — говорили другие. — А для этого необходима самоотвер-
женность каждого. Без совместных усилий трудно представить
тесное сотрудничество разрозненных армянских организаций, пат-
риотическая деятельность которых при единстве взглядов дала
бы куда более прекрасные результаты.
Я уже упоминал о ЖАФе— молодежной прогрессивной армян-
ской организации, которая кроме Парижа имеет филиалы в Лио-
не, Марселе, Тесине, Балансе, Гренобле и других французских
городах. Жафисты участвовали во всех международных форумах
Ежегодно они организуют туристические поездки армян на ро-
дину.
— Идея создания клуба Янцев (окончание армянских фами-
лий),— рассказал мне один из ее руководителей-энтузиастов Тов-
мас Товмасян,— возникла еще осенью 1963 года. Потом мы приоб-
рели небольшое трехэтажное здание и реконструировали его.
24 апреля 1965 года, в день пятидесятилетия геноцида армян в
Турции, в торжественной обстановке состоялось официальное
открытие клуба. Тогда нас было всего сорок пять человек. А сей-
час членами клуба являются более трехсот парижан: врачей, ин-
женеров, ученых, художников, писателей, педагогов, промышлен-
ников, коммерсантов. Они платят ежегодные взносы. В клубе
имеются разные кружки. Наша задача — бороться за сохранение
языка и традиций нашего народа, из года в год расширять куль-
турные связи с родиной. Мы с радостью встречаем прибывших
из Армении деятелей культуры, искусства и науки, организуем
их концерты, лекции, доклады и просто собеседования. Туристи-
ческие поездки наших товарищей на родину давно стали обычным
явлением.
— Что касается меня, — продолжал Товмас Товмасян, чело-
век исключительного обаяния и энергии,—то я имел счастье че-
тыре раза посетить Армению вместе с супругой, видеть своими
глазами, как из года в год мой народ в напряженном и счастли-
вом труде строит новую жизнь. Мы получаем от Комитета по
культурным связям с зарубежными армянами из Еревана книги,
журналы, газеты на родном языке. В клубе проводится подписка
и продажа произведений советских армянских писателей. Мы под-
держиваем связи с нашими земляками, проживающими в других
городах Франции и ряде зарубежных стран. Живописцы, графики,
скульпторы, состоящие в Союзе имени Тороса Рослина, регуляр-
но устраивают персональные и смешанные выставки не только
в Париже, но и в других городах Франции.
Во главе Общества «Франция — СССР» по Лионскому округу
стоит небезызвестный промышленник, патриот Советской Армении
Наполеон Бюлюкян, у которого с Советским Союзом установились
дружественные и деловые отношения. Он же — председатель Ко-
митета породнившихся городов Лион — Минск. По его инициати-
ве в Лионе открыт кабинет Арама Хачатуряна, где армянские
305
ребята — ученики французских школ — изучают армянский и рус-
ский языки.
Активная патриотическая деятельность Культурного союза
армян Франции заслуживает самых высоких похвал. Во Франции
действует более шестидесяти армянских общественных организа-
ций. Самую широкую деловую помощь оказывает им Комитет по
культурным связям с зарубежными армянами при Совете Мини-
стров Армянской ССР, возглавляемый Вардкесом Амазаспяном.
...Время проходило быстро. Дни моего пребывания во Фран-
ции были так насыщены встречами и различными мероприятиями,
что казались короткими. И вдруг некстати заболел пневмонией.
Только благодаря исключительной заботе старшего врача нашего
посольства Серго Джалиева я довольно скоро поправился. Как
не вспомнить добрым словом советников Виталия Юденкова и
Ованеса Саркисяна, — они постоянно снабжали соотечественников
и гостей всевозможными материалами.
Смотрю на запись в блокноте. «Парижские газеты сообщили
о встречах прибывшей из Москвы группы депутатов Верховного
Совета СССР с депутатами Национального собрания, день спу-
стя — с членами сената. В деловой и дружественной обстановке
стороны затронули актуальные вопросы советско-французских от-
ношений, проблемы международной политики». «31 мая в Люк-
сембургском дворце состоялась церемония, посвященная вруче-
нию ордена Дружбы народов Жан-Луи Вижье. Вручая награду,
руководитель делегации Верховного Совета СССР Л. М. Замятин
отметил активное участие Ж.-Л. Вижье в движении Сопротивле-
ния. На протяжении многих лет он возглавлял группу франко-
советской дружбы сената...»
На следующий день в посольстве СССР я присутствовал при
вручении орденов Дружбы народов участникам движения Сопро-
тивления. Присутствующие с большим вниманием слушали вы-
ступления французских ветеранов войны. Они благодарили за
высокую награду, призывали к бдительности, говорили о необхо-
димости дальнейшего укрепления советско-французского сотруд-
ничества во имя мира.
Среди награжденных находился полковник в отставке вице-
президент федерации республиканских офицеров запаса Анри
Роль-Танги, депутат Национального собрания Франции, предсе-
датель республиканской ассоциации бывших военнослужащих
Андре Турне, председатель национальной федерации депортиро-
ванных и интернированных борцов Сопротивления и патриотов
Марсель Поль.
Большой деловой жизнью живет посольство СССР во Франции.
Оно проводит много интересных мероприятий по дальнейшему
расширению культурных, научно-технических связей. Организуют-
ся вечера встреч с видными представителями общественности
Франции. Запомнился мне прием, устроенный в посольстве в честь
двадцатой годовщины полета первого человека в космос. Имя
Гагарина и мир были у всех на устах.
306
...В середине февраля 1975 года я покинул Париж с твердый
намерением написать о своих впечатлениях. Но не получилось.
И только пять лет спустя, когда я вновь оказался во Франции,
решил выполнить задуманное. Первые встречи с интересными
людьми запоминаются надолго. Хочу вернуться на несколько лет
назад.
В свой первый приезд в Париж в январе 1975 года я месяц
гостил в доме у Аракелянов неподалеку от Булонского леса, на
улице Нюнжесер эколи № 20.
Акоп Аракелян — профессор, один из основоположников кп-
ногрима во Франции, и его супруга Елена Павловна — верные
друзья Советской Армении, нашей страны. Они неоднократно бы-
вали в Москве, Ленинграде и Ереване. Во время этих поездок я
подружился с ними и оказывал им посильное внимание. После
многократных приглашений Аракелянов я, наконец, — их гость.
Реальный и рожденный в моем воображении Париж благодаря
французской литературе, изобразительному искусству и докумен-
тальным фильмам мало чем отличались один от другого. Просто
мне показалось, что я возвращаюсь в Париж после долгой раз-
луки. Мы с Акопом Аракеляном гуляли по Парижу и ранним ут-
ром, и поздним вечером, и в дождь, и в солнечную погоду. Город
всегда был уютен и многогранен.
...Трудно говорить о человеке, которого ты знал, чувствовал
тепло его искрящегося, мягкого юмора. Трудно потому, что его
уже нет. Мы — на Булонском кладбище вместе с Еленой Павлов-
ной, супругами Валей и Рубеном Саакянами. Кладем цветы на
могилы двух Акопов — многолетних друзей. Теперь они покоятся
рядом. Еще в 1975 году я с Акопом Аракеляном посетил могилу
Акопа Гюрджяна, моего земляка из Нагорного Карабаха, урожен-
ца города Шуши, скульптора с европейским именем И тогда тоже
мы принесли цветы. И так же, как сейчас, молчали.
Незабываемы остались встречи и беседы в гостеприимном до-
ме Аракелянов в 1975 году. Как только лифт поднял нас на пятый
этаж и мы оказались в их уютной квартире, я почувствовал не-
которую неловкость. И вот почему. По роду своей литературной
деятельности мне часто приходится разъезжать. Всегда и неиз-
менно я останавливался в гостиницах. А теперь должен был жить
в семье, где свои установившиеся привычки и порядки. Словно
угадав мои мысли, Акоп, похлопав меня по плечу, сказал:
— Дорогой Ашот, мы с Лелей очень любим гостей, но не в та-
кой степени, чтобы они у нас поселялись на жительство. Что ка-
сается тебя, то и без лишних слов знаешь, как мы рады твоему
приезду. У нас двухкомнатная квартира, если не считать наш
холл. Располагайся в гостиной, как тебе удобно. Возьми ключи
от нашей квартиры. Чувствуй себя как дома.
Хозяйка пригласила нас к армяно-русскому столу. Елена Пав-
ловна будто бы излучала тепло. А Акоп в свои восемьдесят два
года не потерял ни крупицы оптимизма и неиссякаемого остро-
умия. Присутствие за обедом первого секретаря посольства, на
307
шего друга Генриха Лилояна еше больше оживило застолье.
У Аракелянов царила атмосфера непринужденности. За обедом
хозяин дома с увлечением рассказывал о знаменательном со-
бытии в Лувре:
— 16 октября 1970 года я был свидетелем открытия выстав
ки армянского искусства «От Урарту до наших дней». Экспози-
ция занимала залы первого этажа крыла, выходящего на улицу
Риволи. Вход в 107-й подъезд украшали три государственных фла-
га — Франции, Советского Союза и Армянской ССР, а рядом
большая красочная афиша, извещавшая об этом событии. Поду-
мать только — древний Лувр открыл свои залы армянскому искус-
ству! Сердце переполнялось гордостью. Я ликовал, видя, как ты-
сячи парижан с интересом осматривают экспозицию выставки.
И как-то больно сжалось сердце от чувства неисполненного сы-
новнего долга перед родиной. Кто живет на чужбине, хорошо пой-
мет мое состояние.
Любуясь позже шедеврами Лувра, «Джокондой» Леонардо,
я вспомнил об одном забавном эпизоде, рассказанном Акопом.
— В кинематограф я пришел в начале двадцатых годов по
совету моего старшего друга, признанного в Европе мастера ки-
ногрима Аршо Шахатуни,— начал Акоп. — Импозантная внеш-
ность его, знание европейских языков, образованность импониро-
вали каждому, кто с ним общался. Его охотно приглашали в своп
салоны самые высокопоставленные деятели Франции. Случилось
это еще до второй мировой войны, когда в Люксембургском двор-
це состоялся прощальный прием в честь английской королевы.
По ритуалу королеве представили приглашенных гостей. В их
числе был и Шахатуни.
На вопрос, что больше всего понравилось в Париже, англий-
ская королева отвечала: «Джоконда» и Шахатуни. Остроумный
ответ потонул в шумных аплодисментах.
— Что это — выдумка или легенда? —спросил я.
— Об этом мне рассказал один из присутствовавших во время
диалога знакомых. Сам же Шахатуни беседовал в соседнем зале
с друзьями-художниками.
Шахатуни был щедро одарен талантами. Он охотно передавал
свои знания и опыт другим, всегда оставаясь скромным и сим-
патичным человеком. В дореволюционной кинематографии Рос-
сии Шахатуни был известен как исполнитель главных ролей рус-
ской кинематографии. Он любил Станиславского и учился у Вах-
тангова. Обосновавшись в Париже, стал одним из основателей
киногрима Франции. Под его руководством Акоп Аракелян около
трех лет старательно овладевал тайнами этого тогда еще молодо-
го искусства.
Более полувека творчество Акопа Аракеляна было связано
с европейской кинематографией. С профессором Аракеляном ра-
ботали
Сесиль
Морлэ,
308
почти все звезды французского киноэкрана. Такие, как
Сорель, Мистаангет, Морис Шевалье, Жан Габен, Габи
Жан Маре, Фернандель, Ив Монтан, Марина Влади.
Из иностранных киноактеров Орсон Вельс, Бранду, Боб Гоп, Джон
Форсайт, Клаудиа Кардинале, Мария Шель и многие другие.
В трехстах полнометражных художественных фильмах пришлось
сотрудничать Акопу Аракеляну с режиссерами разных почерков.
Он с особым чувством уважения вспоминал таких режиссеров,
как Жан Кокто — автора нашумевшего фильма «Зверь и красави-
ца», Абеля Ганса с его исторической лентой «Наполеон», Роже
Вадима (он же Племянников) —автора известного фильма с уча-
стием Бриджит Бардо «Бог создал женщину». Долгие годы в Па-
рижской академии эстетики Аракелян вел курс гримерного искус-
ства.
Профессор Аракелян читал лекции об искусстве французского
киногрима в Италии, Югославии, Швеции, Румынии, Испании.
Выступал перед творческими коллективами Ленфильма и Армен-
фильма.
На просьбу рассказать о своей богатой событиями жизни Акоп
ответил: «Мне восемьдесят второй год пошел. Боюсь наскучить
вам». Генрих Лилоян поддержал меня. Акоп вскользь бросил:
«В вашей стране вопросы решаются большинством голосов»...
«Я с большинством», — заявила Елена Павловна. «Ну, уж если
и моя жена с такой легкостью перешла на вашу сторону, придется
капитулировать».
Родился он в России, в Екатеринодаре, в 1894 году. Участво-
вал в первой мировой войне. После Февральской революции всту-
пил в русскую армию и попал в Армению, чтобы воевать против
османцев. Здесь встретил весть о победе Октябрьской революции,
завязав красный бант, приветствовал XI Красную Армию, служил
в ее рядах. Но, узнав, что комиссар Александрополя (ныне Лени-
накана) обещал расстрелять бывших офицеров независимо от их
симпатии к Советской власти, покинул Ереван, помня народную
поговорку: «Когда лес рубят, щепки летят...» Решил податься во
Францию. В Батуми он застал генерала Андраника, напросился
к нему на прием. В трепетном волнении явился к легендарному
народному герою. Тот принял его просто и радушно. Как заворо-
женный, смотрел он на него, на усыпанную орденами грудь. Чув-
ствуя, что Аракелян плохо владеет армянским, Андраник продол-
жал беседу на русском языке, однако заметил: «Молодой чело-
век, можно знать или не знать иностранные языки. Но владеть
родной речью должен каждый, кто любит и уважает свою родину.
Наш народ по злой воле судьбы поставлен на колени. Однако
недалек тот час, когда он распрямится, прочно станет на ноги и
с помощью новой России воспрянет для новой жизни».
— Эти слова генерал произнес убежденно, — вспоминал Ара-
келян.— Орлиный, удивительно проникновенный взгляд серых
глаз Андраника поразил меня; как сейчас стоит он передо мной —
стройный, крепко сложенный, среднего роста, с решительными
чертами лица, с седеющими усами. Человек, который еще при жиз-
ни стал легендой. Я много слышал о нем, но видел только один
309
раз. Это все, что я могу вспомнить. Мне жаль, что больше не до-
велось встречаться с генералом Андраником...
— Тем обиднее, что жизнь не так часто дарит радость с от-
крытым сердцем говорить о человеке, — вставил я,
— И все-таки состоялась еще одна встреча, — продолжал Акоп
Аракелян после паузы. — В 1929 году Аршо Шахатуни поставил
на парижской студии фильм «Андраник», где он выступал в за-
главной роли. Я участвовал в этой картине как гример и артист.
Самым лестным было то, что мой учитель Аршо Шахатуни гри-
мировать себя под Андраника доверил мне. Судя по меркам того
времени, фильм получился...
— Какая идея была заложена в основе фильма? — спросил я.
— Борьба отрядов армянского национально-освободительного
движения во главе с бесстрашным Андраником против турец-
ких башибузуков. Андраник верил, что Советская власть вызовет
к жизни неиссякаемую творческую энергию армянского народа.
В фильме мы постарались быть близки его идеям.
— Деятельность Андраника была отмечена в свое время в га-
зете «Известия» и получила справедливую оценку в «Армянской
советской энциклопедии»,—добавил я.
— Мы это знаем. При всех превратностях Судьбы я счастлив.
Приезжая с супругой Еленой Павловной на родину, в Советскую
Армению, я видел, как обновляется и развивается экономика и
культура моего древнего народа. Как чтят его подлинных героев.
Акоп Аракелян бережно сохранил и передал Советской Арме-
нии около пятисот скульптур в мраморе и бронзе — произведения
своего друга скульптора Акопа Гюрджяна, выполнив его завеща-
ние. Это подвиг. Подвиг истинного патриота.
...Далеко от родины встретил свою зрелость скульптор Акоп
Гюрджян. Он родился 5 декабря 1881 года в городе Шуше, в цент-
ре Нагорного Карабаха. Неприступные, величественные горы,
быстро меняющиеся краски природы, дикие животные в лесах не-
изменно манили к себе влюбленного в природу мечтателя. Маль-
чик увлекался лепкой зверьков. Вскоре у него образовался неболь-
шой «зоопарк».
Ко времени занятий Акопа в местном реальном училище из
Парижа домой, в Шушу, вернулся окончивший французскую Ака-
демию Жюльена мастер портрета Степан Агаджанян. Художник
горячо поддержал стремление одаренного юноши посвятить себя
искусству и посоветовал ему настойчиво учиться,
С 1899 года по 1904 год Акоп Гюрджян — ученик частного
реального училища Фидлера в Москве. Одновременно он занимает-
ся в мастерской скульптора Паоло Трубецкого. Акоп Гюрджян
навсегда полюбил пластическое искусство. В 1907 году он посту-
пает в Академию Жюльена, где в процессе академического обуче-
ния в то время намечалась определенная свобода. Новые тенден-
ции в искусстве пришлись по душе молодому студенту из далекой
310
Шуши. Самостоятельность, профессионализм, экспрессия, живое
восприятие модели Гюрджяна были отмечены таким видным пред-
ставителем французского академизма, как скульптор Поль Лан-
довский.
Творчество Гюрджяна мужало из года в год. Он формировал-
ся как художник в эпоху сложных исторических процессов, про-
исходивших на планете, когда решалась судьба революционной
России, судьба самой Армении и охваченной пожаром первой ми-
ровой войны Европы. Искусство XX века выражало все зигзаги
своего времени: борьбу и противоречия различных направлений,
переоценку классического наследия, утверждение новых веяний
в искусстве.
В стенах Академии Жюльена Гюрджян, получив прекрасное
профессиональное образование, смело вступает на трудный, но
благородный путь самостоятельного творчества. Первые же его
работы говорят о появлении самобытного таланта, умеющего про-
никнуть во внутренний мир людей с совершенно разными харак-
терами. Сколько романтичности и вдохновения в женственно утон-
ченном портрете Маргариты Ширванзаде! Словно ушедшим в му-
зыку смотрится скульптурный портрет пианиста Добровейна
А с каким тактом и любовью скульптор передает в мраморе ум-
ный взгляд и сдержанный темперамент Рахманинова...
С каждой новой работой почерк скульптора становится все
более твердым и вдохновенным. Ему удавалось чисто пластиче-
скими средствами вдохнуть в камень жизнь, мысль, чувства. В по-
ру, когда Гюрджян приступил к созданию образа Льва Толстого
в мраморе, скульптор блестяще владел любым трудно поддаю-
щимся обработке материалом. Для усиления эмоционального воздей-
ствия образа он смело пользовался всеми возможностями фак-
туры материала. Диапазон фантазии Гюрджяна был велик и раз-
нообразен Он был врагом всякой манерности в искусстве. Мас-
тер постоянно искал новые средства, новый язык, новый стиль,
подсказываемый самой натурой.
Узнав о кончине Льва Толстого, его любимого писателя, Гюрд
жян решил увековечить память гения. Отныне его мысли и чувст-
ва были направлены на поиск скульптурного образа Толстого.
Через три года работа была завершена. Выступающая из мра-
морной глыбы, ушедшая в свои думы голова писателя наклонена
вправо. Скульптору удалось решить живописную задачу игры
светотени не в ущерб объемности изваяния. На мир смотрит умуд-
ренный житейским опытом автор «Войны и мира», которым не
устает восхищаться человечество. Впоследствии Гюрджян напи-
шет: «Спасибо Толстому. Три года моей жизни не прошли даром
Роль вдохновения—первостепенна. Это чувство владело моим
резцом».
Акоп Аракелян выполнил и другое завещание Гюрджяна: пе-
редал мраморный бюст Льва Толстого Парижу как благодарность
скульптора за теплый прием беженцев-армян на французской
земле.
311
Свое выступление на торжественном открытии памятника
Л. Толстому в одном из скверов Парижа Андре Моруа начал так:
«Годы назад впервые в истории Парижа, как исключение, на
площади Альма был воздвигнут памятник польскому писателю
Сенкевичу. Сегодня, 25 мая 1955 года, когда наша столица в зе-
леном убранстве, мы открываем памятник второму иностранцу —
Льву Толстому, выполненный тоже иностранцем, парижанином,
ныне покойным, талантливым скульптором Акопом Гюрджяном.
Пусть это прекрасное изваяние великому писателю России станет
символом дружбы наших народов».
Прошли годы. 5 декабря 1974 года Президент Франции Жис-
кар д’Эстен в своей речи, обращенной к высокому гостю, товари-
щу Л. И. Брежневу, скажет: «Господин Генеральный секретарь,
я завершаю сейчас каждый свой вечер чтением одной из чудес-
ных книг. Эпоха, обстоятельства, экономические и социальные ус-
ловия изменились. Но русский народ, подлинный герой «Войны и
мира», остался тем же, его человеческая теплота снискала ему
дружбу и уважение французского народа».
Акоп Гюрджян больше чем скульптор. Все в нем гармонично.
Но одна черта подкупает особенно — любовь к родине. Отдельные
его работы находятся в различных музеях Европы, а почти все
уцелевшее художественное наследие — в ереванской Картинной
галерее.
Немногие способны на щедрость души. Гюрджян никогда не был
богатым. Более того, он знал и нужду, и неудачи. Все было.
Но богатым душой оставался неизменно. Конечно, в начале своих
исканий молодой скульптор тоже подвергался различным влияни-
ям. В те же годы Гюрджян посещал Родена, знал Бурделя, Ма-
йоля. Участвовал на выставках армянских и русских художников.
Его работы пользовались успехом в Париже, Брюсселе, Белграде,
Праге. Но от успехов его голова не кружилась. Ему приходилось
вести борьбу с самим собой, видя, как в начале нашего века не-
которые художники, не выстояв, растворялись в могучей струе
французского искусства.
Несмотря на то что с Парижем связана почти вся его художе-
ственная деятельность, он сумел сохранить в своем творчестве
национальную самобытность. Именно поэтому французский искус-
ствовед Дени Рош писал: «Он похож на античных скульпторов
восточного происхождения, какие, несомненно, были в мастерских
древней Греции и которые были связаны далеким атавизмом
с древним искусством Азии и Египта». А критик Луи Боксель до-
бавляет: «Влияние атавизма сливается в нем с влиянием Запада».
«Будучи армянином, Гюрджян принадлежит к древней ветви
и знаком с богатством и роскошью восточного искусства», — за-
являет Гюстав Кан
Всеми нитями своего творчества скульптор был связан с куль-
турой родного народа. Вероятно, поэтому любовь Гюрджяна к на-
полненным формам ассоциируется с памятниками зодчества древ-
ней Армении. Но не только это. Достаточно вспомнить созданную
им галерею портретов таких армянских художников, как Е. Тате-
восян, М. Сарьян, Г. Якулов, романист А. Ширванзаде, известного
деятеля армянской культуры А. Чобаняна, чтобы почувствовать,
как утолял жажду своей грустной тоски по своим друзьям и сооте-
чественникам этот богато одаренный, широкой души человек.
В Москве и в Париже он установил дружественные отношения со
многими представителями русской культуры (Рахманинов, Скрябин,
Шаляпин, Луначарский). Гюрджян пользовался дружбой и лю-
бовью М. Горького. В его художественном наследии галерея порт-
ретов русских друзей занимает почетное место. Они свидетельству-
ют о большом таланте и большом сердце скульптора. Образ
Ф. Шаляпина отличается, более того, огромной силой, передает
натуру, характер великого сына земли русской.
Мастерская Гюрджяна, которую он любовно назвал «Шуша»,
находилась в предместье Парижа — Булони. Здесь он вновь вер-
нулся к работе по увековечиванию образа писателя-просветителя
Хачатура Абовяна — идее, которая волновала его еще в годы
обучения в Академии Жюльена.
Горькая судьба беженцев-армян нашла отражение в тщатель-
но моделированном лице бронзовой скульптуры «Бегство». Тяже-
лый труд в горах Арцаха идущего за сохой крестьянина с боль-
шой экспрессией передан в отлитой в бронзе скульптурной компо-
зиции «Пахота». Это едва ли не единственный отклик на тему
труда в дореволюционном армянском пластическом искусстве.
К этой теме он обращается и в барельефе «Армянские крестьяне».
Ни время, ни чужбина не погасили в нем чувства любви к родине,
не засушили палитру резца самобытного колориста. К сожалению,
он не сумел осуществить свою мечту: создать скульптурный порт-
рет Владимира Ильича Ленина, с которым Гюрджян познакомил-
ся в Париже в 1912 году, когда великий вождь революции вместе
с Максимом Горьким посетил его мастерскую.
Эта встреча описана драматургом И. Сургучевым, бюст кото-
рого скульптор лепил в ту пору: «Однажды во время сеанса в ма-
стерскую Гюрджяна пришел Горький, но не один, а с каким-то
человеком с необычно зоркими глазами. Эти глаза скользнули по
глине, сразу как-то вобрали в себя, все оценили, и человек ска-
зал: «Суховаты-то губки вышли, суховаты». Это был Владимир
Ильич. Первая встреча с Лениным и беседа с ним о пластическом
искусстве навсегда осталась в памяти Акопа Гюрджяна.
Началась первая мировая война. В конце 1914 года Гюрджян
выехал в Россию. В гостях у Горького в Мустамяках он увлечен-
но работает над портретом своего друга-писателя. В письме
К. Пешковой 14 декабря 1914 года Горький пишет: «Талантливый
человек. Голову мою он сделал отлично». По свидетельств)
Е. Пешковой, этот портрет Горький считал своим лучшим изоб-
ражением в скульптуре.
После победы Октябрьской революции в холодной и голодной
Москве Гюрджян с невиданным вдохновением включается в работу
по монументальной пропаганде. Согласно задуманной В. И. Лениным
313
идее, нужно было создать галерею скульптурных портретов
выдающихся деятелей культуры. Гюрджян остановил свой выбор
на Врубеле. В неотапливаемой мастерской, не чувствуя холода и
голода, скульптор трудился над композицией. Через два года ра-
бота была закончена. Годами волновавшая его врубелевская те-
ма получила реальное воплощение: на прямоугольном постамен-
те — бюст Врубеля, а на двухступенчатой площадке у самого ос-
нования— фигура сидящего в раздумье Демона.
Первая попытка Гюрджяна увенчалась успехом. Но однажды
ночью случилась беда. Войдя утром в мастерскую, Гюрджян
в ужасе застыл на месте: памятник Врубелю в глине распался на
части. Холод и пронзительный ветер явились роковой причиной.
Двухлетняя работа пропала даром. Надо быть человеком с силь-
ной волей, чтобы оправиться от такого удара и вновь приступить
к творческой работе.
Своей смелой идеей по созданию памятника Карлу Марксу
в Москве, на Театральной площади, неистовый Гюрджян поделил-
ся со скульпторами С. Алешиным и С. Кольцовым. Закипела ра-
бота. Шли недели, месяцы. Наконец настал день, когда макет па-
мятника в граните и бронзе в виде многофигурной спиралеобраз-
ной композиции со статуей Марксу на вершине был готов. Однако
по тем тяжелым временам разрухи и нужды сооружение подоб-
ного памятника было делом весьма затруднительным. В моногра-
фии «История русского искусства» на странице 44 читаем: «Па-
мятник Марксу... по замыслу несомненно принадлежал к самым
значительным произведениям монументальной пропаганды. В нем
были выражены мощь революции, ее народное начало и ее духов-
ный гений, олицетворенный в фигуре Маркса».
На закладке памятника Марксу присутствовал Ленин. Момент,
когда Гюрджян находился рядом с Владимиром Ильичем, за-
печатлен на фотографии. Во время беседы скульптор обратился
к Ленину с просьбой выбрать время на несколько сеансов, чтобы
иметь возможность вылепить его портрет. О своей беседе с Лени-
ным Гюрджян поделился с А. В. Луначарским, бюст которого не
так давно был готов в гипсе. В портрете Луначарского скульпто-
ру удалось создать образ мыслителя и ученого в состоянии раз-
думья.
Несколько дней спустя, 21 июня 1920 года, Анатолий Василь-
евич обратился к Ленину со следующей просьбой: «Дорогой Вла-
димир Ильич! Вы обещали попозировать несколько раз худож-
нику-скульптору Гюрджяну. Художник этот, армянский поддан-
ный, в скором времени выезжает на Запад с разрешения всех
подлежащих властей. Там он мог бы сделать бюст, который он
здесь с вас слепит, в более прочном материале. Скульптор этот
очень хороший, и бюст, вероятно, будет удачный. Я очень просил
бы вас не отказать назначить сравнительно короткие сеансы в са-
мом ближайшем будущем для этой работы».
Когда в Париже враждебные Советской власти элементы уз-
нали об активном сотрудничестве Акопа Гюрджяна с большевика-
314
ми, они учинили в его мастерской в Булони дикий разгром.
Скульптору ничего другого не оставалось делать, как ускорить
свой отъезд во Францию. В начале 1921 года расстроенный и боль-
ной Гюрджян прибыл в Париж. Его мастерская была превраще-
на в кладбище разбитых вдребезги скульптур. Повсюду валялись
обломки, кучи грязи. Уцелели лишь некоторые из портретов в мра-
море и бронзе.
С кровоточащей раной в душе Гюрджян размышлял о своей
тяжелой судьбе, о необходимости вновь встать на ноги. Вспомнил
слова Ромена Роллана: «Радость, бешенство радости — солнце, оза-
ряющее все, что есть, и все, что будет, — божественная радость
творчества! Все радости жизни в творчестве Любовь, гений,
труд — все это вспышки сил, вышедших из единого пламени...
Творить — значит убивать смерть». Творить — значит действовать,
твердил скульптор.
Человек волевой и энергичный, Гюрджян быстро оправился
от тяжелого удара судьбы. С невиданным трудолюбием и вдохно-
вением он взялся за дело. За прожитые в России годы он не раз
видел, с каким упорством и энтузиазмом люди налаживают но-
вую жизнь. Началась новая полоса и для Гюрджяна — борьба
за самоутверждение в богатом событиями Париже. Вновь засвер-
кал талант скульптора. О нем опять заговорили.
Только ценой неустанного, вдохновенного труда удалось Ако-
пу Гюрджяну найти свое место в истории развития европейского
искусства. Скульптор шел на человеческий подвиг, проявив при
этом лучшие черты жизнестойкости нашего народа. Нелегко было
воспитаннику парижской Академии Жюльена далеко от родины,
на чужой земле сохранить неповторимость своего таланта, сиять
собственным светом на ярком небосклоне звезд Франции. Одна
из парижских газет писала о нем: «Акоп Гюрджян справедливо
считается одним из самых значительных скульпторов современно-
сти... Он вечно эволюционирует, вечно ищет, и каждое его произ-
ведение — новый этап творчества, новое достижение».
«Париж настолько привык к постоянному участию в салонах
и выставках новых произведений Акопа Гюрджяна, что его смерть,
последовавшая 28 декабря 1948 года, подействовала на нас как
смерть земляка. Мы забыли о том, что он армянин, но разве мог
он забыть свою страну!» — эти слова принадлежат французскому
искусствоведу Максимилиану Готье, автору монографии об Акопе
Гюрджяне, изданной в Париже.
Я имел счастье десятилетиями дружить с Мартиросом Сарья-
ном, который создал и возглавил школу красочной армянской жи-
вописи, подарив миру оригинальные творения своей могучей ки-
сти. Но кто же первый скульптор армянского народа? На этот
вопрос никто не решался ответить.
В мае 1982 года к 100-летию со дня рождения Акопа Гюрд-
жяна в залах Государственной картинной галереи Армении раз-
вернулась экспозиция творений скульптора. Впервые в полной мере
его творческое наследие открылось взору многочисленных по-
сетителей. Вот он, единодушно признанный первый певец пласти-
ческого искусства в армянской культуре! Гений великого мастера,
его вдохновение воплотились и застыли в бронзе, мраморе, ба-
зальте.
Прав Максимилиан Готье, сказавший: «...разве мог он забыть
свою страну». Акоп Гюрджян завещал пятьсот своих творений
родной Армении. Они восхищают нас. Они навечно нашли свое
пристанище на обновленной армянской земле. Я хожу по залам
Государственной картинной галереи Армении и, соприкасаясь
с творчеством Акопа Гюрджяна, думаю, что истинный художник
интернационален, что мировое искусство — это прекрасный букет
бессмертных творений, национального творчества всех народов.
Чем же дорог Гюрджян? Своим заражающим духом, сме-
лостью, новаторством, умением подобно Мартиросу Сарьяну от-
крывать новые горизонты в искусстве.
...В том же 1975 году Акоп Аракелян познакомил меня еще
с одним шушинцем, человеком редкого обаяния Ованесом Хунун-
цем. Большой знаток литературы, он работал в книготорговой
фирме Франции. Завязалась доверительная беседа. Он расспраши-
вал меня о жизни в Советской Армении, о книгоиздательском
деле. Дал почитать только что полученное из Нью-Йорка письмо
от брата. «Дорогой Ваня,— писал тот. — Чужбина — это каторга.
Некоторым все равно, где жить. Наша душа там, в родном крае.
Почему-то Шуша меня страшно тянет. Обожаю Шушу и скучаю
по ней! Хотя я был там только два летних сезона, она врезалась
мне в память. Все вспоминаю, даже орлов, которые так плавно па-
рили над горами. Сижу в этом несносном Нью-Йорке и вспоминаю
прошлое. А в праздники особенно. Слезы текут по щекам от гне-
ва и печали. Но такова моя судьба. Передай привет нашим париж-
ским родным...»
— Что добавить к этому письму?.. — с болью заключил Хунунц.
В тот же день он показал мне у Елисейских Полей, в центре
Парижа, церковь — прекрасный памятник армянского зодчества,
построенный в свое время на средства бакинского промышленника
Манташева. И добавил: «Ведь он тоже из Шуши...»
Справедливо заметил один из моих парижских собеседников:
«При всем том, что мы гордимся единственной родиной армян —
Советской Арменией, где свободно развивается культура нашего
древнего народа, и это дает нам силы бороться за сохранение
нашего языка, традиций в трудных условиях зарубежных стран,
при всем том, что мы с вами атеисты, культурные люди, все-таки
за рубежом церковь играет собирательную, объединяющую роль.
Возьмем хотя бы Францию. Армяне живут здесь в разных концах
страны и в известной степени разрознены друг от друга. Но когда
католикос всех армян Вазген Первый бросил клич об оказании
помощи пострадавшим в дни бейрутской трагедии армянам,
только во Франции сумма добровольных пожертвований, посту-
пивших в церковь, достигла миллиона франков».
316
Весною 1979 года Францию посетил Вазген Первый. Со всеми
почестями, достойными его высокого сана, он был принят прези-
дентом Франции Жискаром д’Эстеном и мэром Парижа Жаком
Шираком. Надо ли говорить о царившем в армянской колонии
оживлении?
...Я перелистываю свои парижские записи: сегодня Ованес Ху-
нунц познакомил меня со своим двоюродным братом Артюшей
Хунунцем, отец которого Иосиф Хунунц долгие годы являлся рек-
тором Нерсесяновской армянской семинарии в Тифлисе. Отсюда
вышла целая плеяда революционеров, писателей, художников,
артистов и архитекторов, которыми по праву гордится армянский
народ. На мою просьбу рассказать о себе бывший капитан ино-
странного легиона французской армии Артюша Хунунц ответил.
— Мне перевалило за семьдесят три года. Со многими встре-
чался, оказывался в разных переплетах, но один эпизод врезался
в память на всю жизнь.
После капитуляции фашистской Германии в Берлине прохо-
дили переговоры между союзниками. В один из дней состоялся
диалог между представляющим Францию генералом де Латром
де Тассиньи и маршалом Жуковым. Кроме них в зале находились
два переводчика. Одним из них был я. Во время переговоров мар-
шал Жуков обратился к де Латру де Тассиньи с просьбой: «Гос-
подин генерал, пусть переводит сопровождающий вас офицер. Мне
кажется, у него это получается лучше». К концу встречи Жуков
бросил реплику:
— Я редко встречал иностранца, который бы так блестяще
владел русским языком.
— Господин маршал, я армянин, окончил известную третью
русскую гимназию в Тифлисе, и не к лицу мне плохо говорить
по-русски. — И тут же я обратился с просьбой: — Господин Жу-
ков, вы, конечно, часто видитесь с Иваном Христофоровичем Ба-
грамяном?
— Разумеется.
— Передайте ему привет от Хунунца. Когда я командовал
полком, он был у меня младшим офицером.
— В каком вы чине были тогда?
— Капитаном.
— А сейчас?
— Тоже капитан.
— А за эти же годы бывший младший командир стал видным
военачальником.
— Я рад успехам генерала Баграмяна...
Таковы судьбы армянские.
В Париже, в советском торгпредстве, я встретился с одним
из ветеранов внешней торговли нашей страны, торгпредом СССР
во Франции Константином Константиновичем Вахтовым. Расска-
зывая о развитии взаимовыгодных торговых отношений между
31-
СССР и Францией, он рекомендовал мне познакомиться с руково-
дителями фирмы «Хавиар Петросян». Эта фирма возникла во
Франции в 1926—1927 годах и занимается торговлей рыбными
продуктами. Она поддерживает с нашей страной долголетние кон-
такты.
— Истинные человеческие качества руководителей фирмы «Ха-
виар Петросян» проявились в годы фашистской оккупации Фран-
ции. Население Парижа чувствовало острую нехватку в продуктах
питания. В таком же бедственном положении оказались и мы,
сотрудники советского торгпредства, — вспоминал Константин
Константинович. — Понимая наше положение, глава фирмы «Ха-
виар Петросян» часто присылал в торгпредство продукты — кон-
сервы, колбасу, масло, сыр и даже кофе. Как-то при встрече я по-
просил руководителей фирмы братьев Мушега и Мелкона не ста-
вить нас в неловкое положение, так как нам нечем расплачивать-
ся. Братья запротестовали: «Мы не позволим, чтобы сотрудники
дружественной нам страны терпели голод. Будем и впредь помо-
гать. А об оплате не думайте. Когда у вас будет возможность,
тогда и рассчитаетесь. Не думайте, господин Бахтов, что мы спо-
собны забыть добро. В то далекое время,'когда возникла наша
фирма, многие высмеивали нас. Никто не верил в успех нашего
предприятия, не хотел иметь с нами дела. Советский Союз в кон-
це двадцатых годов был единственной страной, признавшей нас.
Вы прекрасно знаете, каких усилий стоило нам укрепить свои по-
зиции».
Да, задумавшись, продолжал Бахтов. — В те суровые дни,
когда грязный сапог оккупантов топтал землю свободолюбивой
Франции, когда наша страна вела кровопролитную войну с веро-
ломной гитлеровской Германией, поступок братьев Петросянов
был рискованным, больше того — мужественным. Отгремели бои.
Только после победоносного окончания Великой Отечественной
войны советское торгпредство во Франции полностью расплати-
лось с фирмой «Хавиар Петросян». Этот акт не оформлялся ни-
какими договорами, попросту их не было. А установившиеся меж-
ду нами доверительные отношения утверждаются год от года.
Окрепла и сама фирма. В настоящее время она связана с восем-
надцатью странами мира. Братьев Петросянов давно уже нет
в живых, — сказал Константин Константинович. — Но нынешние
руководители фирмы, младшее поколение, сохраняет с нами самые
добрые отношения. Поэтому, встречаясь со своими земляками,
друзьями нашей страны, не обойдите вниманием Петросянов.
Фирмой «Хавиар Петросян» руководят четверо: Тамара и Ар-
мен— дети Мушега и Хачик и Анаит—дети Мелкона. Набрав
номер телефона фирмы, я попросил секретаря пригласить к аппа-
рату кого-либо из руководителей. Девичий голос поинтересовался,
кто говорит и какой вопрос меня интересует. Пришлось подробно
объяснить.
— На месте только мадам Тамара, мсье, сейчас я доложу.
Вскоре в трубке послышалась армянская речь:
318
— Здравствуйте, мсье Ашот, с приездом. Чем можем быть по-
лезны?..
— Я хотел бы познакомиться с вами и вашими компаньонами.
Когда это возможно?
— Нас трудно собрать всех сразу, это почти невозможно.
Ведь каждый из нас занят делом. Но для вас, прибывшего из Ере-
вана, постараемся сделать встречу возможной. Позвоните, пожа-
луйста, послезавтра в это же время. Если меня не окажется в ка-
бинете, узнаете все точно у секретаря.
В шесть часов вечера я был уже на месте, куда меня любезно
согласился подвезти один из сотрудников нашего торгпредства.
Меня встретили у входа в здание фирмы и на лифте подняли на
третий этаж. Я оказался в приемной. Секретарь, молодая девуш-
ка, предложив присесть, скрылась в кабинете. Но тут же дверь
распахнулась и на пороге показался молодой человек.
— Хачик Петросян, — отрекомендовался он.
Я начал было излагать причину моего посещения, но в кабинет
стремительной походкой вошла плотная женщина с волевым сим-
патичным лицом.
— Тамара, — проговорила она просто. — По телефону мы
с вами уже познакомились.
Хачик и Тамара с готовностью согласились рассказать все, что
меня интересует. Только мы удобно устроились для беседы у жур-
нального столика, как на письменном столе зажглась мигающая
лампочка. Хачик снял трубку телефонного аппарата и нахмурился.
— Неужели нельзя обойтись без меня? У нас гость из Арме-
нии, с которым мы заранее договорились о встрече... Я понял,
придется извиниться, выезжаю. — Положив трубку и откланяв-
шись, Хачик покинул кабинет.
— Так. пожалуй, чего доброго, и вас похитят, Тамара, с кем
же я буду беседовать? — улыбаясь сказал я.
— Да нет, раз я виновница этой встречи, придется отвечать
за всех, — подхватив шутку, ответила она. Ее палец опустился на
кнопку. Тут же появилась секретарша. — Ни с кем не соединяйте
меня. Если что экстренное — доложите. — Тамара повернулась
ко мне:
— Что бы вам хотелось знать о нас?
— Расскажите, пожалуйста, некоторые подробности о вашей
семье.
— Охотно, — ответила Тамара. — Отец мой, Петросян Мушег,
родился в 1895 году в Тавризе. Чтобы избежать очередной траге-
дии, семья его перебралась на Кавказ. Он окончил тифлисское
Нерсесяновское училище, а затем — московский Лазаревский ин-
ститут восточных языков. /Мать моя Ирина Маилова — из Нагор-
ного Карабаха, представительница древнего армянского рода.
Родители наши познакомились в Париже, поженились в 1933 году.
В семье у нас всегда говорили на армянском и русском языках.
Литературу на обоих языках мы читали в оригинале. Брат моего
отца Мелкой получил высшее образование в московском медицин-
319
ском институте. Жизнь сложилась так, что наши родители оказа-
лись во Франции, сохранив навсегда любовь к своему народу,
к традициям, языку. Эта любовь передалась и нам, детям. После
кончины отцов мы вчетвером возглавили фирму, стараясь сохра-
нить те же прочные устои и взаимопонимание. Ведь дядя Мелкой
и мой отец всегда работали дружно. Они прекрасно понимали
принципы советской внешней торговли. Данное ими слово имело
не меньшее значение, чем подписанный и скрепленный печатью
документ. С таким же уважением и верой относились они к де-
ловым связям с Москвой. Нередки были случаи, когда на незапол-
ненных договорах мой отец заранее ставил свою подпись и отсы-
лал в Министерство внешней торговли СССР для подписания.
Я люблю ездить в Москву по нашим делам, люблю ее деловой
кипучий ритм, люблю слушать русскую речь. Я ведь в Сорбонне
изучала русский и английский языки.
Время нашей встречи истекло, а переговорить оставалось еще
о многом. Условились о следующей встрече. Но ей не суждено
было состояться в этот раз. Я вскоре вернулся на родину.
Год прошел в делах и заботах. Как-то в апреле 1982 года я
зашел по делам в фундаментальную библиотеку Академии наук
Армении. Один из ее руководителей, мой хороший знакомый,
узнав, что я скоро буду в Париже, попросил передать привет Ми-
каэлу Кочаряну, прибавив при этом, что на днях ему отправлено
письмо с благодарностью за бесценный подарок библиотеке.
— Какой Кочарян, о каком подарке ты говоришь? — уди-
вился я.
— Не знаешь? Это же один из крупных ученых-кораблестрои-
телей Франции, большой патриот Армении. Года два назад он
вместе с супругой по приглашению нашего Института механики
гостил в Ереване. Побывал в библиотеке, интересовался нашими
фондами. Удивился, что при таком богатстве изданий библиотека
не располагает двадцатитомной универсальной энциклопедией
Франции. Мы объяснили, что все попытки приобрести ее не увен-
чались успехом. Кочарян не давал никаких обещаний, а только
сказал, что поинтересуется, как нам помочь, и в любом случае
сообщит.
Мой друг повел меня в соседний зал и остановился у одного
из стеллажей.
— Взгляни, — радостно сказал он. — Вот они, все двадцать
томов этой ценнейшей энциклопедии. Их прислал Кочарян из Па-
рижа в дар библиотеке.
Затем, достав пятый том энциклопедии, открыл страницу, на
которой значилась фамилия Кочаряна с перечислением его фун-
даментальных трудов. В другом разделе этого же т<Ума были опуб-
ликованы две научные статьи М. Кочаряна: одна из них о главных
теоретических проблемах современной физики и механики, вто-
рая— об основных вопросах прочности современных конструкций.
— Странно, — заметил я. — Никто в Париже из так называ-
емых «знатоков» армянской колонии не называл этого имени.
320
— А ты думаешь, Ашот, этим Микаэл Кочарян ограничился?
Ценные издания уникальных трудов по различным областям ма-
тематики на нескольких иностранных языках прислал он Инсти-
туту математики Академии наук Армении. Так что обязательно
повидайся с ним и передай нашу горячую благодарность.
В мае 1982 года я вновь оказался в Париже. В прошлом мне
так и не удалось встретиться с некоторыми бойцами движения
Сопротивления, активными коммунистами, которые, рискуя
жизнью, в партизанских отрядах наносили ощутимые удары гит-
леровцам, приближая тем самым окончательный разгром фашист-
ской Германии. Предстояла напряженная работа.
Как-то, за делами и встречами, я решил позвонить Тамаре Пет-
росян, вспомнив о нашей незаконченной прошлогодней беседе.
В трубке отчетливо послышался ее голос.
— Здравствуйте, Тамара, говорит Ашот Арзуманян, писатель
из Армении. Я в Париже. На этот раз впервые приехал вместе
с супругой. Надеюсь, вы не забыли о нашей договоренности про-
должить прерванный разговор?
— Как же, как же... Но, к сожалению, завтра вылетаю по де-
лам в Москву. Через четыре дня буду в Париже. Мы можем дого-
вориться и сейчас. Чтобы нас не отвлекали дела, встретимся луч-
ше дома, в семейном кругу. Будьте с супругой готовы. Я заеду
за вами. — Она назвала день и час встречи.
Быстро летят дни. 25 мая, за полчаса до назначенного време-
ни, позвонила Тамара:
— Не удивляйтесь, за вами заедет мой муж, я жду вас дома.
Захватив с собой армянские сувениры, мы спустились вниз.
У подъезда остановилась машина, и из нее вышел высокий строй-
ный мужчина с копной тронутых сединой черных волос. С удиви-
тельно приветливой, открытой улыбкой он протянул нам руку:
— Микаэл.
Неширокая улочка Рю Декамп, что находится неподалеку от
плаца Мексике, была заставлена автомашинами (картина, харак-
терная для Парижа). Мы быстро сели в малолитражку Микаэла,
подгоняемые нетерпеливыми сигналами парижан.
Кабина лифта вместила только нас с женой Захлопнув дверцу,
Микаэл широкими шагами направился на третий этаж по лестни-
це. У открытых дверей квартиры стояла хозяйка дома, на этот раз
показавшаяся мне еще более привлекательной. Сбросив с себя
официальность деловой женщины, Тамара и улыбалась теперь
как-то иначе. Эта улыбка одновременно озаряла чудесные армян-
ские глаза и подчеркивала кокетливые ямочки на щеках. Около
нее, радостно скуля и энергично крутя хвостиком, топтался чер-
ный пудель, всем своим видом выражая собачью радость по по-
воду прихода хозяина.
— Да пойди же ты на место, Ники, не путайся под ногами,
мягко сказал Микаэл, ласково потрепав кудрявую головкуг всеоб-
щей любимицы.
11 А. Арзуманян
321
Мы сразу почувствовали себя легко, свободными от условностей
этикета. В доме все говорило о тонком вкусе сравнительно моло-
дых еще хозяев. Приняли они нас с неподдельным радушием.
И если бы не искрящийся французский юмор, то и дело проскаль-
зывавший в разговоре, нам могло бы показаться, что мы в гостях
у наших ереванских друзей. Эту иллюзию создавал и великолеп-
ный вид нового Еревана на фоне громады величественного Ара-
рата, взятый в рамку и висевший на одной из стен.
К прерванному прошлогоднему разговору Тамара вернулась
сама, без предисловий:
— Как вы уже знаете, в ранней своей молодости я училась в Сор-
бонне, легко преодолевая разные науки. Даже музыка увлекала ме-
ня. Но главный мой диплом — это вот он, Микаэл Кочарян, сви-
детельство о браке с которым мы получили в 1960 году.
Тамара игриво взглянула на мужа, сидящего напротив, и до-
бавила:
— Он в семье у нас самый мудрый...
Последние слова жены вызвали на лице Микаэла краску сму-
щения. Он смотрел на нее ласково и осуждающе, как на провинив-
шегося ребенка. А я вдруг вспомнил разговор в Ереване, в фун-
даментальной библиотеке Академии наук. Кочарян, Микаэл Ко-
чарян... «Неужели это просто совпадение?» — подумалось мне.
— Микаэл, скажите, вы бывали с Тамарой в Ереване? — взвол-
нованно спросил я.
— Конечно, но только неделю провели там, больше не было
времени.
— Это вы подарили фундаментальной библиотеке и Институту
математики Академии наук редкие издания книг?
— Откуда вы знаете? — он метнул подозрительный взгляд на
жену.
Поняв, что Микаэл именно тот человек, которого мне предстоя-
ло разыскать в Париже, я обратился к нему:
— Теперь вижу, что это вам адресованы слова благодарности
армянских коллег. Для меня это неожиданный сюрприз. «О ля-ля!
Браво!»—воскликнул бы мой парижский знакомый Абраам
Джинджян, окажись он здесь.— Всей компанией мы дружно рас-
смеялись. Посыпались шутки, которые окончательно рассеяли
следы напряженности.
Неслышной походкой вошли две стройные, как тополь, де-
вушки.
— Это наши дочери, — представила их Тамара. — Старшая
Аник учится в стоматологическом институте, а младшая Надия
собирается стать адвокатом. У них сейчас горячая пора экзамена-
ционной сессии. И вы не удивляйтесь, если они вскоре уйдут.
Разговор в семье велся на родном армянском языке, хотя Ми-
каэл и Тамара в беседе с нами временами переходили на рус-
ский. Узнав, что мы из Еревана, девушки укоризненно посмотрели
на отца.
322
— Папа, который уже год ты откладываешь нашу поездку
в Армению, — сказала одна из них. — Мы уже выросли. Если ты
не можешь по занятости, то отправь нас одних с армянской тури-
стической группой.—Тамара горячо поддержала просьбу дочерей.
— А мы охотно поможем вам познакомиться с достоприме-
чательностями республики,— предложил я.
Меня интересовали некоторые подробности из жизни и научно-
инженерной деятельности Микаэла. Поэтому мы продолжили бе-
седу в его домашнем кабинете.
— Отец мой Степан Кочарян родился, как и отец Тамары,
в 1895 году в Тавризе, — начал он свой рассказ, похожий на слы-
шанное мною не однажды. — Годы спустя, спасаясь от очередных
гонений, проделал тяжелый путь беженца и оказался с семьей
в Эчмиадзине. Повзрослев, поехал в Москву, где окончил Лаза-
ревский институт восточных языков. Потом судьба забросила его
в Париж. Здесь он познакомился с моей будущей матерью Манией
Саркисян, уроженкой Александрополя (ныне Ленинакана). Наша
семья постоянно испытывала нужду. Позже я успешно сдал экза-
мены в Сорбоннский университет. Любимыми дисциплинами были
математика, физика и механика. Но на втором курсе вынужден
был оставить занятия в университете и устроиться на работу, что-
бы добывать средства для существования семьи. Можно было
понять горе моих родителей, лишенных возможности дать обра-
зование единственному сыну. Мы не могли платить хозяину за
двухкомнатную квартиру, оставили ее и поселились в одноком-
натной
Как-то вечером, — продолжал Микаэл, — к нам зашел то-
варищ отца. Узнав о том, что я бросил ходить в университет, он
нахмурился. Обещал поговорить с нашим земляком Артюшей Ху-
нунцем, сыном бывшего ректора тифлисского Нерсесяновского
армянского училища. «Я уверен, что этот образованный и отзыв-
чивый карабахец, — сказал он отцу, — не останется безразличным
к судьбе твоего сына». Не прошло и нескольких дней, как он вновь
появился в нашем доме. Хунунц согласился в течение двух лет
оказывать нам необходимую материальную помощь при условии
моей успешной учебы. Окрыленный, я вновь взялся за учебники.
Для меня в эти годы на свете, кроме учебы, ничего не существова-
ло. Сорбоннский университет я окончил с отличием. К своему доб-
рожелателю Хунунцу явился с чувством выполненного долга пе-
ред самим собой и перед человеком, который поверил в меня.
А сколько моих сверстников нужда заставила бросить Сорбон-
ну... Помню Оноре, Сурена — моих друзей ранней молодости, та-
ких одаренных и трудолюбивых. Что стало с ними?. У них не
нашлось своего Хунунца, который в трудную минуту протянут
бы руку помощи.
С 1960 года, — продолжал он, — я работал инженером,
главным инженером в крупнейших французских кораблестроитель-
ных фирмах. Объединение, которым я сейчас руковожу в качестве
главного инженера, .много лет поддерживает тесные контакты
11' з23
с Советским Союзом. Со своими московскими коллегами время
от времени встречаюсь в Москве и Париже.
Книжная полка была уставлена теоретическими трудами и ис-
следованиями в области прикладной математики, физики и .меха-
ники, принадлежащими перу Микаэла Кочаряна.
— Чем занимается ваше объединение? — поинтересовался я.
— Трудно перечислить весь круг вопросов. Сжижение и тран-
спортировка газа морем, сохранение на суше таких жидких газов,
как метан, пропан, гютан, аммиак и другие. Поведение различ-
ных материалов и продуктов при оптимальных режимах холода,
сохранение их первоначальных качеств. И, наконец, поиск таких
материалов, которые при различных режимах холода могут быть
использованы в судостроении, авиации и так далее. При решении
и исследовании этих важных проблем подчас возникают самые
неожиданные трудности. Словом, у нас непочатый край работы.
Несколько погодя, как бы колеблясь и подбирая слова, Микаэл
обратился ко мне:
— Ашот, я заметил такую странность: разговаривая, вы то и
дело поворачиваете голову влево. Это что — привычка или по-
вреждение слуха?
— К сожалению, последнее. Дело давних лет. Осенью 1941 го-
да, в результате взрыва бомбы, я был контужен. В правом ухе
появился постоянный шум, напоминающий кипение воды на рас-
каленном железе. С годами он увеличивался и, наконец, я вовсе
перестал слышать этим ухом. А шум остался. Мои редкие попыт-
ки заняться лечением ничего не дали. Да и стыдно сказать —
терпения и времени не хватало.
— Я попытаюсь помочь вам, Ашот, — с участием сказал Мика-
эл.— Один из моих друзей — известный профессор-отоларинголог,
едва ли не самый крупный во Франции. Вы должны найти время
для встречи с ним.
Не дождавшись моего ответа, он решительно снял трубку те-
лефона и набрал номер. Профессор оказался на месте. Микаэл
в нескольких словах рассказал обо мне. Но прежде, чем назначить
день и час приема, другу понадобилось заглянуть в свои записи.
Самой ближайшей очереди необходимо было ждать две недели.
— Не удивляйся, Микаэл, и не сердись на меня,— утешил про-
фессор,— другим больным приходится ждать по два-три месяца
Итак, благодаря настойчивости Микаэла я оказался в руках
у врачей. Был проведен ряд тончайших исследований с примене-
нием самых совершенных методов. Обследования проходили как
в домашнем кабинете профессора, так и в госпитале, где он заве-
довал кафедрой. Каждый приемный день, несмотря на свою за-
нятость и мои протесты, Микаэл сам отвозил меня к профессору
Окончательное заключение: необходима операция в стационарных
условиях.
— Но прежде, — сказал профессор, — я попробую без хирур-
гического вмешательства добиться снижения угнетающего вас
шума, которое, несомненно, до некоторой степени восстановитель!
324
шпмость в правом ухе. Это потребует не менее шести недель.
Но Микаэл сказал мне, что вы через несколько дней собираетесь
на родину. Когда вновь окажетесь в Париже, я с удовольствием
возьмусь вам помочь.
Эту историю, дорогой читатель, я рассказал, забегая несколько
вперед. А сейчас возвратимся в кабинет Микаэла. Взглянув на
часы, он встал и пригласил меня в столовую. Ужин был подан
Женщины дожидались нас. Короткое знакомство, состоявшееся
год назад, в этот вечер, благодаря редкой сердечности и обаянию
супругов, превратилось в теплую встречу друзей, как будто давно
знавших друг друга.
Был уже первый час ночи, когда Тамара и Микаэл поехали
нас провожать. Даже Ники проворно забралась в машину, не же-
лая, видимо, в своем внимании к гостям отставать от хозяев.
На улицах Парижа было безлюдно. Множество машин, прижав-
шись друг к другу, отдыхали от дневного безумного бега, и лишь
гулкие шаги редких прохожих нарушали тишину в это позднее
время.
Трудовой Париж спал. Только в отдельных ночных кабаре
и ресторанах, утопающих в море огней, праздная жизнь била
ключом.
Перед отъездом во Францию в начале 1981 года я предполагал
встретиться с известным французским кинорежиссером Анри Бер-
неем. Но судьба рассудила иначе.
4 ноября 1980 года, под вечер, в моей ереванской квартире
раздался телефонный звонок. Я снял трубку и услышал знакомый
голос:
— Ашот, как я рад, что ты дома! Мы с Анри Бернеем хотим
заехать к тебе. Как ты смотришь на это?
— Кто это присвоил псевдоним известного кинорежиссера?
— Ошибаешься, — возразил мой друг, народный артист рес-
публики, один из ведущих армянских кинорежиссеров Фрунзик
Довлатян. — Пятый день он гостит в Армении.
— Приезжайте сейчас же, — ответил я.
— Захватить кое-что для поддержания беседы? — спросил
Фрунзик.
— Зачем? — ответил я—Моя хозяйка перед отъездом поза-
ботилась обо всем. Холодильник в боевом строю.
Через пятнадцать минут они были у меня дома. Мы поздоро-
вались, как старые друзья. Анри Верней с восторгом делился сво-
ими первыми впечатлениями о пребывании в Армении.
— Ашот, а знаешь, как возникла идея посетить тебя? — спро-
сил Фрунзик и тут же сам ответил: — Мой парижский коллега
просил рассказать о тех деятелях армянского народа, которые
известны не только в Советском Союзе, но и за рубежом. Вместо
ответа на вопрос я ему сказал, что это сделает не хуже меня мой
друг, писатель Ашот Арзуманян.
325
Зашел разговор о современных проблемах развития литературы
и искусства
— О том, что вы намерены посетить Советскую Армению,
я читал в одной из ереванских газет еще лет десять-одиннад-
цать назад. Чем вызвано такое долготерпение? — спросил я
Верней.
— Нет,— ответил он,— этой встречи с родиной я ждал не
десять, а ровно тридцать лет. Душой я был всегда связан с Арме-
нией. Но, как говорят, лучше один раз увидеть, чем сто раз услы-
шать. Мой приезд каждый раз откладывался из-за неотложных,
порой очень неожиданных дел в моей капризной профессии кино-
режиссера, который должен ценой неописуемого напряжения дер-
жаться на должном уровне требований мирового экрана. Иначе
жизнь безжалостно задавит тебя. За каждую неудачу я должен
расплачиваться собственным карманом. Другое дело в Советском
Союзе. За вашей спиной стоит государство. Оно помогает, поддер-
живает кинематографистов.
Счастлив, что осуществилась моя мечта, что я на родной земле.
Я горжусь своими земляками, которые получили мировое призна-
ние. О них расскажу своим детям, друзьям и журналистам Па-
рижа.
— Вы автор тридцати документальных и тридцати пяти ху-
дожественных фильмов,— сказал я.— Могли бы вы назвать лен-
ты, которые пользовались наибольшим успехом на мировом
экране?
— Конечно, — ответил Верней. — «Запретный плод», «Застолье
кутил», «Корова и заключенный», «Максим», «Дело одной ночи»,
«Обезьяна среди зимы», «Тайная мелодия», «100 000 долларов под
солнцем», «Двадцать пятый час» и другие. А картина «Сражение
при Святом Себастьяне», которую я экранизировал в Мексике,
с апреля не сходит с экранов Франции.
— Как вы относитесь к новым веяниям в мировом и, в част-
ности, во французском кинематографе?
— На этот вопрос я не могу дать вам исчерпывающий ответ.
Слишком сложны процессы, происходящие в искусстве, а следова-
тельно, и в кинематографии. Скажу только, что происходит непре-
рывный поиск новых выразительных форм. Отвергая старые, клас-
сические приемы, выдержавшие испытание временем, появляются
ленты «первооткрывателей», которые в силу абсурдности отвер-
гаются кинозрителем. Это не значит, что поиск надо прекратить.
Напротив, его надо настойчиво продолжать. Но при условии со-
блюдения основных критериев художественности. И, что самое
важное, в фильмах надо ставить большие проблемы, сеять в лю-
дях добро, человеколюбие, бережное отношение к природе, кото-
рую повсюду так безжалостно уничтожают, лютую ненависть
к войне, результаты которой в полной мере испытал наш народ
в годы первой мировой войны, когда Османская империя уничто-
жила более полутора миллиона безоружных армян в Терзорской
пустыне.
326
Я родился 15 октября 1920 года в городе Родосто на берег}'
Средиземного моря. В 1924 году наша семья покинула Малакию,
чтобы не стать жертвой новой трагедии, и, проделав долгий путь
беженства, обосновалась в Марселе.
— Насколько мне известно, — заметил я, — вы мечтали соз-
дать фильм по мотивам романа «40 дней горы Муса». Не охладел
ли со временем ваш порыв?
— Эта тема живет во мне и набирает силы. Кинематограф
обязан сегодня, кроме местного патриотизма, воспитывать, я бы
сказал, интернациональный патриотизм, единение усилий всех на-
родов в борьбе за мир на планете.
На мой вопрос, как Ашот Малакян стал Анри Бернеем, он от-
ветил:
— Хочу, чтобы вы знали, что я рос в семье, где, по настоянию
моих родителей, все говорили на родном армянском языке. Спа-
сибо им за это. Кроме того, нигде и никогда я не скрывал, что
я армянин. Мне известны всякие кривотолки в мой адрес. После
окончания второй мировой войны я работал в марсельской еже-
дневной газете «Ла Марсельез». Редактор, оценив важность серии
моих статей о геноциде армян в Турции в 1915 году и не желая
видеть в моем выступлении оттенок спора между армянами и тур*
ками, окрестил меня первым пришедшим на ум французским име-
нем и фамилией — Анри Верней. На следующий день, увидя под
моей статьей эту подпись, я, расстроенный, помчался в редакцию.
Но когда редактор, успокоив меня, объяснил мотивы своего по-
ступка, я согласился с ним. Так я, Ашот Малакян, стал Анри Бер-
неем. Вот и вся история с моим именем и фамилией.
— Какие из ваших фильмов особенно любимы вами? — спро-
сил я.
— Они мои детища. Все они у меня любимые, в каждый из
них я вкладывал все, на что был способен как режиссер, а талант-
ливые актеры помогали раскрывать замыслы.
— Какие известные артисты снимались в ваших фильмах?
— Многие, их знает мировой экран: Жан Габен, Ален Делон.
Жан-Поль Бельмондо, Омар Шариф и другие.
Вообще к искусству кино я отношусь с величайшей ответствен-
ностью. Ведь ты имеешь дело с многомиллионной интернациональ-
ной аудиторией, и от того, как ты повлияешь на ее поступки, мыс-
ли и чаяния, зависит оценка твоих творческих мук. Не скрою,
когда последний мой фильм «И. как Икар» с успехом демонстри-
ровался в разных странах мира, я забыл о бессонных ночах, тре-
вогах, сомнениях. Я был счастлив.
— Но ни одна из твоих лент и ни один из названных актеров
не играл в твоей судьбе такой роли, как Фернандель, дорогой
Ашот, — прервал наступившее молчание Фрунзик Довлатян.
— Ты прав. Было бы несправедливо забыть об этом. В 1948 году
моя кинематографическая карьера началась с создания коротко-
метражного фильма. Популярный актер французского театра и кино
Фернандель охотно согласился принять участие в рождении
327
моего первенца. Что и говорить, я. еще никому не известный
молодой режиссер, был очень рад такому сотрудничеству. Участие
Фернанделя во многом предопределило успех картины. На фести-
вале короткометражных фильмов я завоевал первую премию.
С тех пор и до печальной кончины этого замечательного актера и
человека мы сохраняли друг к другу теплые чувства.
Я включил магнитофон. Словно плеск тихого ручейка, полш
лись хрустально чистые, нобыкновенно нежные звуки песен Коми-
таса и Екмаляна в неповторимом исполнении Лусине Закарян.
Ашот Малакян откинулся в кресле и подхватил своим бархатным
баритоном звучащую мелодию. Он пел с большим чувством и глу-
боким пониманием души армянских церковных песнопений. Не
скрою, это меня поразило. Видя на моем лице восторженное удив-
ление, Ашот Малакян сказал:
— Сейчас я открою тайну моего знания классических песен
наших бардов—Комитаса и Екмаляна. Отец мой Акоп Малакян
много сделал для сохранения армянской песни. Тогда единствен-
ным местом, где в первозданном виде исполнялись армянские хо-
ровые песни — тараканы, была церковь. С шестилетнего возраста
в течение многих лет я стоял рядом с отцом в церковном хоре
и вместе с ним пел. Так что армянская песнь живет во мне всю
жизнь, где бы я ни находился и над каким бы фильмом ни рабо-
тал.
— А все-таки армянская тематика остается в повестке дня?..
— Несомненно. Я уже говорил, что еще не нашел нужный ка-
мертон. Постоянно размышляю. Одно ясно: события будущего
фильма о нашем народе, его истории должны быть созвучны
с общечеловеческими проблемами сегодняшнего неспокойного вре-
мени.
Время за непринужденной беседой пролетело незаметно Была
полночь, когда мы распрощались. По просьбе моего гостя я по-
дарил ему две книги на родном языке о наших выдающихся сов-
ременниках Ованесе Тевосяне и Викторе Амбарцумяне.
— К твоему приезду в Париж я обязательно прочту эти книги
и поделюсь с тобой своими впечатлениями, — бросил на проща-
ние мой новый знакомый из Франции. Мы крепко пожали друг
другу руки.
Я вышел на балкон. Редкие огоньки мелькали в окнах домов.
Мой родной город-труженик отдыхал от дневной суеты.
Я махал рукой вслед набирающей скорость машине Фрунзика
Довлатяна и думал о еще одной судьбе заброшенного на чужбину
армянина, Ашота Малакяна, известного в мировом кинематографе
под именем Анри Верней.
На память пришли слова великого гуманиста Максима Горь-
кого, бросившего клич объединения силам прогресса против мра-
кобесия и фашизма: «С кем вы, мастера культуры?» II сейчас,
когда миру угрожают атомной войной заокеанские империалисты,
этот призыв звучит так же актуально, как годы назад.
И я уверен, что Анри Верней с памп.
328
...Летом 1977 года Арам Хачатурян прибыл в Париж на гастро-
ли. Но вскоре тяжело заболел и попал в больницу. Супруги Люси
и Перч Джзверджяны — горячие поклонники музыки Хачатуря
на — окружили его сердечным вниманием. Ежедневно они прино-
сили больному любимые армянские блюда, а попавший в Париж
после ливанской трагедии мастер фотографии Торос Аладжаджян
снабжал свежими фруктами
— Вы спрашиваете, когда я впервые познакомился с музыкой
Арама Хачатуряна? В годы юности,— ответил Торос. — Когда
включал радио, на волне «Говорит Ереван» всегда звучала хача-
туряновская музыка.
Хачатурян догадывался, что он серьезно болен. Несмотря на
это, он был по-прежнему жизнерадостен, постоянно шутил, охотно
делился мыслями о жизни, о творчестве. Как-то сказал Торосу:
«Дорогой мой. Мы с тобой — служители разных областей искус-
ства. Я, конечно, понимаю, как трудно ежедневно отрываться от
работы и навещать меня. Я тронут твоим вниманием. Ты помога-
ешь мне легче переносить выпавший на мою долю тяжелый
недуг».
А однажды, когда тот внес в палату большую корзину с цве-
тами и фруктами, воскликнул:
— Сколько гармонии в этих удивительно контрастных крас-
ках!
— В тот же день, — вспоминает Торос, — я подарил ему ручку
с просьбой никогда не переставать сочинять музыку.
— Второй случай в моей жизни, — ответил композитор,—
когда мне дарят ручку с таким пожеланием. Спасибо, дорогой То-
рос, твою просьбу выполню.
Однажды Торос спросил Хачатуряна, кого из великих музыкан-
тов он больше всего любит. Последовал ответ:
— Ты помнишь корзину с фруктами и цветами, такими раз-
ными и такими красивыми? Музыка похожа на дары природы.
Каждый цветок и каждый плод имеет свою окраску, свой аромат
и вкус. Все они любимы и дороги нам
Когда состояние здоровья Арама Хачатуряна несколько улуч-
шилось, он вместе с женой и сыном 19 ноября 1977 года вылетел
в Москву. В аэропорту его провожали друзья и просто почитате-
ли таланта. Один из присутствующих бросил фразу:
— Вы кто по национальности?
Арам Хачатурян, подняв руку, ответил-
— В этих жилах течет армянская кровь.
На прощание Хачатурян в большом волнении обнял и поцело-
вал Люси, Перча и Тороса. Это был знак признательности за их
человеческое тепло и дружеское внимание к нему.
...В конце июня 1982 года я позвонил в Монако одному из дру-
зей Арама Хачатуряна — Мушегу Джиерджяну, промышленнику,
патриоту Советской Армении, который охотно оказывает матери-
альную помощь армянским школам и клубам во Франции
329
Узнав, что я нахожусь в Париже, Джиерджян любезно при-
гласил меня на концерт памяти композитора в Марселе и доба-
вил: «Прилетайте так, чтобы пару дней погостить у нас».
Первого июля меня встретили в Ницце. В машине Мушег Джи-
ерджян расспрашивал о последних новостях в Армении, о ереван-
ском метрополитене, о новостях армянской литературы и музыки.
Я пробыл в Монако несколько дней. Супруги Эрмине и Мушег
Джиерджяны рассказали много интересного об Араме Хачатуря-
не, который в начале семидесятых годов вместе с семьей гостил
у них дома.
— Моя переписка с Арамом Хачатуряном, — сказал Мушег
Джиерджян, — продолжалась много лет. Он, как и я, писал на
армянском языке. Я сохраняю письма как память, как драгоцен-
ные реликвии.
На этажерке, письменном столе — свежие номера газет и жур-
налов Армении: «Советакан гракапутюн», «Советакан арвест»,
«Голос родины», рядом—тома Раффи, Мурацана, Туманяна,
Исаакяна, Шираза, книга, посвященная шестидесятилетию Со-
ветской Армении, альбомы, последние номера французских газет.
Четвертого июля 1982 года вместе с супругами Джиерджян
выехали поездом в Марсель В тот же день вечером в переполнен-
ном зале оперного театра состоялся концерт, посвященный памяти
Арама Хачатуряна. Здесь можно было увидеть наших соотече-
ственников из Парижа, Лиона и других городов Франции. Из Ере-
вана для участия в торжествах прибыл председатель Союза ком-
позиторов Армении Э. Мирзоян.
В фойе — большая фотовыставка, своеобразный иллюстриро-
ванный рассказ о жизни и деятельности композитора. Концерт
начался оркестровой сюитой из «Маскарада» Арама Хачатуряна
в исполнении симфонического оркестра марсельской оперы под
управлением Яноша Фурста. Затем Мариам Папазян в сопровож-
дении оркестра с блеском сыграла Первый фортепьянный кон-
церт Чайковского.
Вечер кончился поздно. Но долго еще публика не расходи-
лась. То тут, то там оживленно беседовали. Радостно сияли лица.
Нет, никогда не померкнет живой дух самоутверждения у моих
соотечественников, ставших инициаторами еще одного патриоти-
ческого начинания, думал я. Как я узнал, весь сбор, полученный
от концерта, был передан Фонду Арама Хачатуряна.
По моей просьбе один из основателей Фонда Арама Хачату-
ряна Мушег Джиерджян рассказал некоторые подробности его
создания.
— Фонд имени Арама Хачатуряна, — сказал он, — основан в
середине 1981 года в Марселе по инициативе патриотов-армян,
любителей музыки, в память всемирно известного советского
композитора, который являлся послом армянской песни и музы-
ки, подняв ее уровень до мирового признания.
Помню, как-то раз из хМарселя ко мне в Монако приехал Ар-
шам Бабаян. Он поделился своей идеей по созданию этого Фонда.
330
я горячо поддержал его и тут же дал согласие стать членом-
основателем. Вскоре в списке учредителей появились и другие
имена ценителей творчества Арама Хачатуряна.
К слову сказать, благодаря усилиям Бабаяна в Париже, в
театре на Елисейских Полях несколько лет назад была осуще-
ствлена постановка оперы А. Тиграняна «Ануш» силами марсель-
ских армян — любителей оперной музыки. И в том, что состоящий
из ста двадцати человек армянский хор имени Саака Месропа под
руководством тонкого знатока хоровой музыки Хачика Элмазяна
так успешно выступает в Марселе, немалая заслуга пропаган-
диста армянской музыки Аршама Бабаяна.
Фонд находится под покровительством и председательством
мэра города Марселя Г, Деффера, — продолжал далее Джиерд-
жян.— Почетными членами его являются атташе по вопросам
культуры марсельской мэрии М. Паоли, ректор марсельской кон-
серватории П. Барбизе, директор отдела по вопросам культуры
департамента Буш-дю-Рон Ж. Сольер.
Раз в два года будет присуждаться премия имени Арама Хача-
туряна победителю конкурса классической музыки, а также уста-
навливается стипендия, которую по решению жюри будет полу-
чать талантливый молодой музыкант.
Оргкомитет пока еще не имеет своего здания и временно поме-
щается в марсельской консерватории. Для того чтобы войти в со-
став основателей Фонда, необходимо внести разовый денежный
вклад в размере двадцати тысяч франков, а для желающих при-
нять участие в укреплении Фонда — от двух до пяти тысяч фран-
ков.
Так как организаторы этого благородного начинания еще не
имеют достаточного опыта работы, они обратились в Союзы ком-
позиторов СССР и Армении с просьбой поддерживать постоянные
контакты с ними и оказывать посильную помощь. Музыкальный
фонд Союза композиторов Армении живо откликнулся на нашу
просьбу: уже получены книги, альбомы, ноты, пластинки, посвя-
щенные творчеству, биографии Хачатуряна. Посольство СССР во
Франции подарило Фонду два комплекта фотовыставки компози-
тора. Союз художников Армении обещал прислать для кабинета
Арама Хачатуряна небольшую скульптуру и живописный портрет
композитора.
На следующий день я тепло попрощался с супругами Джиер-
джян, поблагодарил их за доставленную мне радость новой встре-
чи с прекрасной музыкой, со многими прибывшими из разных го-
родов на концерт нашими соотечественниками.
Говоря о грозящей миру опасности ядерной войны, мои собе-
седники давали высокую оценку мирным инициативам нашей стра-
ны. С понятной гордостью я думал о моей великой Родине, став-
шей могучим оплотом мира и созидания. И еще. Рассыпанные
горькой судьбой от Арарата до Монблана, на всех континентах
331
армяне, хотя и вынуждены жить далеко от земли своих предков,
неразрывно связаны помыслами и сердцами с Советской Арме-
нией.
Вопреки всем сложностям нашего времени, несмотря на евро-
пейскую пеструю круговерть Франции, на этих маленьких остров-
ках я увидел сильных духом патриотов своего Отечества. Они так
же, как и французы, видят, как доллар, попирая франк, подрыва-
ет экономику Франции, с каким остервенением заокеанские запра-
вилы давят на своих партнеров по НАТО, требуя новых жертв.
Трудовая Франция бдительно следит за сложными процессами,
происходящими в мире, активно борется за мир и дружбу между
народами.
День ото дня крепнут дружественные отношения между Со-
ветским Союзом и Францией. Армяне Франции — неизменные сто-
ронники этой политики.
Париж многолик. Рассказать о его жизни со всеми оттенками
красок и противоречий — задача увлекательная и трудная. Да я
и не ставил ее перед собой. Пусть простят меня и те соотечествен-
ники, которые не найдут своих имен в этих заметках. В книге
«Встречи с земляками» я постараюсь восполнить упущенное.
Пути от сердца к сердцу нс знают границ, когда люди стремят-
ся к добру и взаимопониманию. Пусть моя попытка рассказать
о проживающих во Франции армянах и французских друзьях —
горячих поборниках укрепления советско-французских связен —•
станет еще одним штрихом на светлом панно «СССР — Франция».
РОМАН-ХРОНИКА
ОВАНЕС ИЗ ШУШИ
"1 а окном возникает в сумерках расчерченный пунктиром
{огней силуэт большого города. Стучат колеса на стрелках.
Вагон кидает из стороны в сторону, но паровоз безоши-
_____ бочно находит путь в паутине рельсов, которая становится
все гуще и запутанней по мере приближения к вокзалам.
Потом поезд выберется из зигзагов выездных путей и помчится
по магистрали — к Москве.
К Москве стремятся и мысли Тевосяна, пробиваясь сквозь
ворох воспоминаний и раздумий.
...Отец усмехнулся бы, наверно: «Это кровь предков зовет тебя,
Ованес!» И впрямь, ведь дядя Арсен рассказывал, что в недрах
древнего Арцаха 1 уже в незапамятные времена люди добывали
железную руду и плавили металл. В памяти всплывают вычитан-
ные в книгах, дошедшие из глубин веков сказания и легенды о том,
как человек осваивал металл.
За три тысячи лет до наших дней бытовала в народе легенда
о невиданном почете, оказанном кузнецу, первому по тем време-
нам металлургу. Это было на пиру после окончания строитель-
ства знаменитого храма царя Соломона. Царь предложил кузнецу
воссесть на свой трон, желая этим подчеркнуть важность его ре-
месла.
Прославленный в древности своими сказочными сокровищами
лидийский царь Крез как-то ввел мудреца Солона в свою сокро-
вищницу, желая вызвать его восхищение. Но Солон, усмехнувшись,
сказал: «Ты — временный владелец этих несметных богатств, Крез:
ты лишишься их, если встретишь человека, у которого будет луч-
ший, чем у тебя, металл...»
На протяжении веков люди совершенствовали добычу и обра-
ботку железа главным образом из побуждений далеко не добрых.
Ради орудий убийства себе подобных научились они делать «луч-
шее железо» — сталь для кинжальных и сабельных клинков, и
ценили ее много дороже золота.
А во время одного из крестовых походов в «святую землю» —
Палестину египетский султан Юсуф Салахаддин (прозванный
европейцами Саладином) пригласил вождя крестоносцев Ричарда
Львиное Сердце на дружескую встречу по состязанию паладинов
в ловкости и силе. Там, на пиру, и состоялся знаменитый спор Ри-
чарда и Саладина — чье оружие лучше: меч крестоносцев или са-
рацинская сабля. Чтобы доказать свою правоту, английский ко-
роль одним ударом меча разрубил железный брус, не оставив на
1 Арцах — Карабах.
<
7
ч
I
331
лезвии даже малейшей зазубрины. Тогда Саладин вынул из но-
жен саблю из настоящей булатной стали, подбросил в воздух
платок из тончайшего шелка и рассек его пополам! Потом подал
королю другой такой же платок и сказал: «Рассеки его своим мечом
на лету». Как Ричард ни старался, но сделать этого не смог.
Долгие века люди бились над разгадкой секрета крепчайшей
стали, которой славился Восток и которая была известна под
арабским названием булат.
Вернувшись в Англию, Ричард Плантагенет приказал коро-
левскому казначею не скупиться на щедрые посулы тем, кто суме-
ет раскрыть секрет изготовления булата. Иностранные послы при
дворе английского короля разнесли по своим странам весть о том,
что Ричард, готовясь к новой войне, собирается добиться тайны
булата. Такие же поиски начались в Европе.
Приходил какой-нибудь книжник или цеховой мастер и довери-
тельно сообщал: «Я раскрыл тайну булата». Начинался торг, ого-
варивалась награда.
— Нужно закалять сталь так, как это делают в городе Тире,—
возвещал пришелец,— накалить клинок до цвета вечерней зари
и шесть раз вонзить его в ягодицы раба-эфиопа...
Слуг английского короля не смущала столь жестокая «техно-
логия». Но попытки закалить сталь «по-сирийски» ни к чему не
привели. Обманщика вели на плаху, но через некоторое время
являлся новый открыватель, и снова начинались опыты.
— В Дамаске делают так,— доносили лазутчики,— найдя узкое
ущелье, возводят вдоль него высокие стены. Когда дует сильный
ветер, между ними образуется мощная струя воздуха, равная по
силе урагану. Эту силу и надо передать стали.
Но ведь дядя Арсен рассказывал предания о булатных клинках
не менее поэтичные, чем эти. Как это было? Царский кузней со-
общал командиру расквартированного в ближайшем селе отряда
армянской конницы, что боевые мечи выкованы. Перед кузницей
выстраивались всадники на лихих конях. Кузнец выхватывал из
огня раскаленный клинок и передавал переднему всаднику. Тот
пускал коня вскачь — встречная струя воздуха обтекала клинок
в высоко поднятой руке всадника, а роса, которую он стряхивал
с ветвей деревьев на скаку, завершала закалку. Следующий кли-
нок кузнец передавал второму всаднику. Так в предутренней
полумгле мчалась длинная вереница джигитов с пылающими
клинками в руках.
По другой армянской легенде, раскаленный клинок охлаждали
в молоке молодой женщины, кормящей сына-первенца, и в слезах
старой матери, у которой единственный сын погиб в битве с врага-
ми родины. Такой меч был вечным, но тотчас ломался, если вла-
делец его осквернял священный клинок.
Легенды легендами, но долго еще Европа продолжала пользо-
ваться привозным булатом, хотя и училась потихоньку варить все
более и более крепкую сталь.
Во всех монарших дворах Европы особо желанными гостями
33.3
были послы из стран Востока. Еще бы: ведь в числе дорогих
даров они нередко привозили настоящие булатные клинки — пред-
мет зависти и гордости военных людей тех времен. Русский ле-
тописец. особо отмечал, что и царь Федор Иоанович, и царство-
вавший после него Борис Годунов «зело рады были», когда послы
персидских шахов преподносили им булатные клинки (всего —
восемь), — по тем временам это считалось даром щедрым. Очень
пришелся по душе царю Михаилу Романову булат, преподнесен-
ный ему послом шаха персидского. И, наконец, при Алексее Ми-
хайловиче решено было начать «булатное производство» в самой
Москве. Тогда же отправили в Астрахань трех молодых парией
«для учения булатных сабельных полос и панцирного дела», но
чем кончилась эта затея, неизвестно.
Шли годы, десятилетия, века, однако тайна так и оставалась
нераскрытой.
Уже при Николае I дошла до Петербурга весть, что наместник
царя на Кавказе — граф Паскевич-Эриванский отыскал некоего
мастера, которому якобы ведом секрет производства булата. Тог-
дашний министр финансов Канкрин тотчас распорядился заку-
пить у того мастера все булатные клинки. Готовых клинков у него
не оказалось, по он согласился изготовить их, запросив за каж-
дый по 160 червонцев. Это была очень высокая цена, но даже
прижимистый Канкрин согласился уплатить ее, лишь бы угодить
царю. Паскевичу было предписано немедленно заключить сделку.
Редкостный груз прибыл, тюки бережно распаковали и приг-
ласили царя: «Вот, мол, что умеют делать ваши подданные на
Кавказе — извольте взглянуть!» Царь повеселел: оружие ему по-
нравилось. Канкрин возликовал, решив, что все затраты окупились
с лихвой — он заслужит особую царскую милость. Паскевичу было
дано поручение договориться с мастером, чтобы тот взялся научить
русских оружейников булатному делу. По мастер наотрез отка-
зался передавать кому-либо свой секрет...
Европу облетело содержание письма выдающегося немецкого
ученого Александра Гумбольдта, путешествовавшего тогда по Рос-
сии. Гумбольдт писал, что «россияне» научились делать подлин-
ный булат и делают его на Урале.
— В России?! Не может быть! — восклицали тогда за грани-
цей, где усиленно рекламировалась своя сталь.
А «россиянам» к тому времени уже не только стал известен
адрес отечественного булатного производства, но и имя кудесника,
открывшего тайну старинного булата.
...Мемориальная доска на фасаде оружейной фабрики в Зла-
тоусте запечатлела имя человека, которого по праву признают
большим мастером высококачественной металлургии не только
в отечественной, но и в мировой практике. На доске написано:
«В ЭТОМ ЦЕХЕ В 1828—1838 гг
ВЫПЛАВИЛ БУЛАТНУЮ СТАЛЬ
ВЕЛИКИЙ РУССКИЙ МЕТАЛЛУРГ П. П. АНОСОВ;
кристаллического строения стали, ввел травление поверх-
стали кислотами, проверял, как изменяются ее свойства,
нее добавить марганец или хром, кремний или титан, алю-
или платину.
успешно провел и необычайно точно описал в своей книге
Ваня Тевосян много читал о Павле Петровиче Аносове и ис-
кренне восхищался им. Аносов был подлинным пионером метал-
лургии специальных легированных сталей. Ученый ломоносов-
ского склада, он смело ломал укоренившиеся косные представле-
ния о металле, пытливо и неутомимо многие годы подряд изучал
свойства стали. Позади остались многие сотни опытов, пока, на-
конец, ему удалось установить, что свойства стали зависят от ее
кристаллического строения. Ведая крупнейшими заводами Урала,
Аносов все свободное время проводил в лабораториях, изучал,
как застывает жидкая сталь, как образуются слитки. Намного
раньше иностранных ученых он применил микроскоп для распоз-
нания
ности
если в
ми ний
Он
«О булате» эти опыты, постепенно приближавшие его к разгадке
многовековой тайны, разработав на их основе все стадии произ-
водства высококачественной литой стали — выплавку, разливку,
ковку, отжиг, закалку, отпуск, механическую обработку, контроль
качества по макроструктуре и механическим свойствам. Аносов
раньше на тридцать с лишнем лет, чем братья Мартен, открыл
способ получения стали путем непосредственного передела чу-
гуна.
Успехи П. П. Аносова вынуждены были признать крупнейшие
зарубежные авторитеты. В Штирии (Австрия) проводились испы-
тания славившихся тогда шафгаузеновских кос и иностранных, в
том числе русских. В сохранившемся акте испытаний записано:
«Одна златоустовская коса закалена жестче шафгаузеновских и
так остро, что превзошла 120 кос штирийских, выбранных из 600
таких кос. Она выдержала в 1836 и 1837 гг. по два покоса и по
две ржаных жатвы». В Штирию было послано всего несколько
кос, а на Златоустовском заводе булатная сталь выплавлялась
уже тысячами пудов. И тогда-то Аносов задумал свой новый экспе-
римент.
Веками лили пушки из бронзы и чугуна. А нельзя ли сделать
стальную пушку? И Аносов сделал. Но после первой же неудачи
высшие военные круги тогдашней России, не без корысти благо-
волившие к иностранным пушечным тузам, добились запрета на
дальнейшие опыты. А в 1847 году, словно начисто забыв об ини-
циативе отечественного ученого-металлурга, шумно восторгались:
«Вы только подумайте! В Германии на заводе Круппа отлили
стальную пушку!..»
Годами и десятилетиями тормозили производство стальных
пушек в России клевреты иностранных пушечных королей. Так, они
всячески препятствовали производству стальных пушек на заводе,
где работал последователь Аносова — замечательный металлург
П. М Обухов. Лишь после упорной борьбы детище Аносова —
Обухова и уральских сталеваров получило право на публичное
337
испытание. Было это в 1860 году под Петербургом. На конечные
испытания пожаловал царь Александр II. Он спросил Обухова:
— Уверен ли ты, что твоя пушка выдержит?
— Вполне, ваше величество, — спокойно ответил тот.
Сделали больше тысячи выстрелов нормальными зарядами —
пушка цела. Сделали еще три тысячи выстрелов усиленными заря-
дами — пушка цела! Год спустя она заслужила высокую оценку
на Всемирной оружейной выставке в Лондоне.
Так появление созданной Аносовым булатной стали привело к
разгадке тайны древнего булата. Однако это поставило ученых пе-
ред новыми загадками, которые таил в себе металл.
В наш век насчитывается несколько тысяч металлических
сплавов, из которых всевозможной обработкой можно получить
десятки тысяч вариантов самого различного значения. В бесчи-
сленных сочетаниях они могут обладать повышенной прочностью,
твердостью, пластичностью, упругостью, вязкостью, сопротивлени-
ем истиранию, плавкостью, магнитными свойствами, сопротивле-
нием коррозии, плотностью и т. д.
Метко назвал Ленин металл «фундаментом цивилизации»! Ваня
прервал свои размышления, достал из чемодана туго набитую пап-
ку, вынул общую тетрадь. Каллиграфическим почерком в' нее были
вписаны цитаты из ленинской статьи 1913 года: «За полвека после
освобождения крестьян потребление железа в России возросло
впятеро, и все же Россия остается невероятно, невиданно отста-
лой страной, нишей и полудикой, оборудованной современными
орудиями производства вчетверо хуже Англии...» (его рукой под-
черкнуто было слово «вчетверо»), «...впятеро хуже Германии» (бы-
ао подчеркнуто слово «впятеро»), «...вдесятеро хуже Америки»
(слово «вдесятеро» обведено черной рамкой).
«Но почему, почему мы так бедны металлом?!..» — задумался
будущий металлург. Он пе знал еще, что в 1921 году Советская
Россия выплавит лишь 116,3 тыс. тонн чугуна, то есть около трех
процентов довоенного производства, которое Ленин назвал ни-
щенским.
Еще гремели пушки в Крыму и на Дальнем Востоке, а Совет-
ская власть начала уже создавать новые очаги науки. Одним из
научных центров стала и Московская горная академия, помещав-
шаяся на Большой Калужской улице, в доме № 14. Многие
ее профессора во время революции 1905 года, будучи еще
студентами, подвергались репрессиям за участие в студенче-
ских политических демонстрациях. Так, Н. П. Чижевский, круп-
нейший специалист в области органической химии и металлургии
чугуна, по вакуумной плавке стали, оставивший исследования
о влиянии урана на свойства стали, — не имел права до победы
советского строя работать ни в Москве, ни в Петербурге. К. П. Гри-
горовича, ведущего в Горной академии кафедру электрометал-
лургии за участие в студенческих забастовках выслали в Оло-
нецкую губернию. Лекции по электрометаллургии он начал
читать в Горной академии в 1919 году, хотя она еще не имела
338
под собой прочной материальной базы: в это время в стране
насчитывалось всего несколько электропечей по плавке стали.
На первой, вступительной лекции по электрометаллургии при-
сутствовало не больше десяти студентов; одетые в пальто, шинели
и полушубки, они вплотную сидели вокруг профессора, который
и сам вынужден был накинуть шубу — аудитория не отапливалась.
Высокий, подтянутый лектор с седеющими висками говорил так
интересно и захватывающе, что невольно увлекал молодежь но-
визной им же созданного курса.
Среди профессоров, читавших лекции в Горной академии, были
такие крупнейшие специалисты, как профессора М. А. Павлов
и В. Е. Грум-Гржимайло, блестящий геолог В. А. Обручев, из-
вестный механик И. И. Баборыков и специалист по цветным ме-
таллам профессор В. А. Ванюков; ректором был замечатель-
ный специалист по нефти И. М. Губкин. Как правило, все лек-
торы академии являлись не только знатоками, но и энтузиастами
своего дела, умели привить молодежи глубокий интерес к науке,
вооружить знаниями для научного творчества, увлечь перспекти-
вами проникновения в еще неизведанные тайны природы и ме-
ханики, приучить к такому труду, который по праву называют
самоотверженным.
Но все это будет потом. А пока Ваня Тевосян вспоминал...
Он видел себя совсем еще маленьким...
Тяжелый путь остался позади. Мальчик из Шуши с двумя
сестрами и маленьким братом оказался в Баку. Старшие дети —
Юлия и Ованес, вдумчивые и не по возрасту серьезные, озабо-
ченно следили за родителями. Уста 1 же Теван и Анна с тревогой
думали — где приютиться, как заработать на хлеб насущный?
Детей разобрали по домам сердобольные соседки, а муж с
женой и старым варжапетом2 Арсеном так и сидели под откры-
тым небом, пока Тевадрос не встал, не пошел искать ночлега
для семьи. Жили еле перебиваясь; ломоть хлеба с арбузом часто
заменял обед. Ованес и Юлия ходили с котелками в руках по
казармам, и русские солдаты делились с ними своим обедом.
Так прошло много трудных голодных лет. пока нашлись за-
казчики, пока стало возможным обзавестись скромным домаш-
ним скарбом. А там подоспели новые заботы.
— Детей надо отдать учиться, — твердо заявила Анна.
Тевадросу было ясно, что она не откажется от этого решения.
Сам он не очень был уверен, что детям так уж необходима школа:
пусть прежде научатся зарабатывать на кусок хлеба, учение не убе-
жит... Но Анну поддерживал дядя, а спорить с Арсеном-даи Те-
t вадрос не решался.
Мать не только ратовала за образование для своих детей —
она настойчиво добивалась этого. Часть полученных от заказчиц
। Уста__так называли ремесленников на Востоке (буквально — мастер)
• ? В а р ж а п ет- учитель.
339
денег за связанные кружева и чулки неизменно откладывалась
в сторону, пока ие набралось достаточно, чтобы отдать Юлию
в гимназию.
Подрос и старший сын — Ваня, как звали его сверстники, то-
варищи по играм. Анна знает, какой он способный, уверена, что он
будет учиться хорошо. Только русским языком владеет неважно.
Маленького Ованеса пришлось отдать в приходскую школу. Един
ственный армянин в классе, он очень скоро изучил русский язык,
стал говорить почти без акцента.
Сборы в школу всегда были для Ованеса радостью, но и ра-
дость он проявлял как-то сдержанно; в детских забавах участво-
вал редко—больше наблюдал со стороны, как играют другие.
Дома над ним подшучивали за необычайную аккуратность и чисто-
плотность: учебники и исписанные каллиграфическим почерком
тетради без единой помарки всегда находились в порядке.
По окончании общеобразовательного курса Ованес поступил
в трехгодичную Торговую школу и тут же начал поиски работы.
Помог директор школы, сосед по дому, приметивший способного
и прилежного мальчика. Зайдя как-то к родителям Ованеса, он
сказал:
— Я найду Ване учеников, пусть репетирует.
Он оставлял Ованеса после уроков в учительской, поручал
переписывать бумаги и за это освобождал от платы за учение.
В пятнадцать лет Ваня Тевосян закончил Торговую школу.
Начало трудового пути, порог юности совпали с преддверием
великих перемен.
Стояла весна 1917 года, в стране развернулись революционные
события. То и дело созывались митинги; выступавшие ораторы
спорили до хрипоты Тогда-то Ваня заметил, что у Юлии завелись
от него тайны. За нею часто заходил смуглый юноша с внима-
тельными, умными глазами — Левон Мирзоян, они явно были
товарищами по какой-то ответственной работе. Однажды брат
упрекнул сестру в скрытности, и Юлия рассказала, что она и
Левон — члены партии большевиков. По просьбе Ванн они снаб-
дили его марксистской литературой, повели с собой на собрания,
где ему довелось услышать выступления руководителей бакинских
большевиков: Степана Шаумяна, Алеши Джапаридзе, Мешади
Азизбекова, Вани Фиолетова, Якова Зевнна, Анастаса Микояна.
Левон Мирзоян и один из его товарищей были поручителями
Ованеса Тевосяна, когда он летом 1918 года подал 'заявление
о приеме в члены партии большевиков. Толковый, развитый и
начитанный, он вскоре обратил на себя внимание старших това-
рищей. В то время он работал в Волжско-Бакинском нефтяном
обществе конторщиком, потом счетоводом и помощником бух-
галтера.
Но оставаться недоучкой не хотелось; он решил сдать экза-
мены на аттестат зрелости и поступил в вечернюю гимназию
Здесь, на 4-й Канитапинской, он и познакомился с пареньком по
имени Вася Емельянов. Он был секретарем партийной органпза-
340
ди и телефонной станции, принадлежавшей бельгийскому консулу
в Баку Бьерингу.
31 июля 1918 года Советская власть в Баку под натиском
внутренней контрреволюции и наступления иностранных интер-
вентов пала. В городе поочередно хозяйничали турецкие, а затем
английские оккупанты. Многие деятели большевистской партии
погибли или томились в застенках. Всю страну облетела страшная
весть о гибели двадцати шести бакинских комиссаров во главе
со Степаном Шаумяном. Часть большевиков выехала в Астра-
хань, а другая осталась в Баку на нелегальных началах.
На подпольной работе оказались подружившиеся к этому вре-
мени Тевосян и Емельянов: Ваня — секретарь подпольного рай-
онного комитета партии, Василий — секретарь подпольной пар-
тийной ячейки. Оба они были избраны делегатами на партийную
конференцию. В целях конспирации в удостоверениях делегатов
указывалось, что они являются членами комиссии по выработке
нового коллективного договора. Все обязаны были сначала явить-
ся в союз швейников — здесь находились дежурные, знавшие
в лицо всех товарищей.
На Каменистой улице перед домом № 205, где помещался
союз металлургов, Емельянов встретился с Тевосяном, и они
вместе проследовали в помещение, где должна была начать работу
подпольная конференция. Тевосян занял место за столом прези-
диума — вести протокол.
Только закончился доклад, как дверь рывком открылась и на
пороге появился пристав с десятком городовых. Тевосян, смяв
протокол, сунул его в карман.
— Бумаги не трогать! — гаркнул пристав. — Всем в другую
комнату!
Тевосян сделал знак рукой и вместе с Емельяновым быстро
прошел в смежную комнату. Василий распахнул окно — делегаты
стали прыгать во двор. Друзья успели условиться, что встретятся
в гимназии. А в доме надрывались полицейские свистки, слыша-
лись грубые окрики городовых.
На следующий день Тевосян, рассказав, кто был арестован
накануне, с любопытством спросил товарища:
— Как тебе удалось ускользнуть? Признаться, я боялся: ведь
за нами увязались шпики.
— Отсиживался до ночи в подвале дома неподалеку, — пожал
плечами Василий.— А ты как избежал ареста?
— Свернул в переулок, где хозяин мелочной лавки старик-ар-
мянин. С порога крикнул: «Резня!» Старик тут же кинулся за-
крывать двери и ставни. А городовой не заметил, куда я скрылся.
Хозяин одолжил мне шапку и пиджак, через некоторое время я
вышел через черный ход и кружным путем добрался к себе.
Немало пришлось пережить бакинцам во время турецкой окку-
пации и организованного турками погрома Озверевшие банды
обходили квартал за кварталом, дом за домом. Кровавая оргия
341
шла уже на перекрестке улицы, на которой жила семья Тевосянов
Юлия забежала за родителями, дядей, братьями и сестрой, чтобы
увести всех подальше от квартала, где бесчинствовали погром-
щики. Но в это время младший брат Вардан вдруг поднял крик:
монетка, которой он играл, провалилась в щель, и он требовал,
чтоб ее достали.
Юлия заметила, что половица расшатана, поддела ее кочер-
гой— открылся ход в подвал. Анна Согомоновна схватила хлеб
свечи и одеяла, и вся семья спустилась вниз. Так под полом про-
сидели Тевосяны, пока шла резня. Погромщики заглянули в от-
крытую дверь, увидели, что никого нет — и отправились дальше.
Но и после того, как прекратились погромы, уцелевшие жи-
тели Баку не сразу вышли из домов. Минуло много дней, пока
у ворот дома, где жили Тевосяны, стали по вечерам снова соби-
раться соседи — армяне, русские, греки, азербайджанцы. Говори-
ли негромко, опасливо озираясь, но пережитое за страшные дни
вызывало потребность высказаться, узнать и понять, почему ли-
лась кровь ни в чем не повинных людей...
Большевистское подполье в Баку постепенно набирало силы.
Налаживались связи, проверялись люди Ваня Тевосян вскоре
зарекомендовал себя осторожным, находчивым и ловким конспи-
ратором, успешно вел сложную партийную работу. Весной 1919 го-
да, когда был создан подпольный горком партии, его избрали
членом комитета, затем он вошел в президиум, а в августе того
же года стал секретарем Бакинского городского райкома.
Молодой руководитель крупной парторганизации продолжал
службу в Волжско-Бакинском нефтяном обществе.
Прошла трудная зима 1919—1920 гг. Из далекой Москвы
доходили вести о победах Красной Армии на фронтах граждан-
ской войны. В феврале 1920 года нелегально состоялся Первый
съезд Коммунистической партии (большевиков) Азербайджана;
было принято решение готовиться к вооруженному восстанию
против мусаватистского правительства. В тройку Бакинского го-
родского районного комитета вошел и Ваня Тевосян.
Временный революционный комитет Азербайджана обратился
к правительству РСФСР с просьбой заключить союз для совмест-
ной борьбы и прислать помощь. Центральный Комитет Комму-
нистической партии направил в Закавказье XI армию во главе
с тт. Орджоникидзе, Кировым и Микояном. Начавшееся 28 апре-
ля вооруженное восстание завершилось победой; образовалась
Азербайджанская Советская Социалистическая Республика.
Тевосян — секретарь городского районного комитета партии,
член центрального правления Союза работников нефтяной п ме-
таллургической промышленности, член Баксовета профсоюзов — це-
ликом переключился на партийную работу. Если судить не по
прожитому, а по пережитому, то к 1920 году кончилась юность
Вани Тевосяна. В те годы люди взрослели райо: напряженная
342
работа, в которой все было срочным и неотложным, накладывала
отпечаток, и совсем молодые люди становились ответственными
партийными и государственными работниками, полководцами и
дипломатами.
Дни Ованеса Тевосяна проходили в неустанном труде, в учебе.
Строилась новая жизнь, и от коммуниста требовалась полная
самоотдача, умение работать с людьми и знания. Молодежь нахо-
дилась тогда под сильнейшим влиянием речи Ленина на Третьем
съезде комсомола. «Учиться, учиться и учиться...» Смысл ленин-
ского призыва был ясен. Предстояло гигантское строительство,
и одного революционного энтузиазма было мало: чтобы суметь
построить самый передовой социальный строй, необходимо овла-
деть не просто знаниями, а вершинами науки и техники. Поздними
вечерами после работы, сидя над книгой, Ваня не раз думал об
этом, мечтая о Москве, об университете. Но эти мечты казались
далекими, несбыточными.
В начале 1921 года бакинская организация стала готовиться
к участию в X съезде РКП (6). В Баку открылся Третий съезд
Коммунистической партии Азербайджана. В числе делегатов на
съезд партии в Москве и Иван Тевосян.
Состав осторожно полз по наскоро восстановленным мостам,
опасливо пробирался по ущелью, нередко останавливаясь из-за
отсутствия топлива или из-за поврежденного диверсантами пути.
Из окон старых, потрепанных вагонов открывались картины,
редко радовавшие взор. В начале пути многое еще скрашивало
яркое весеннее солнце; по одну сторону полотна плескались
волны Каспия, по другую — вздымались живописные кручи Дагес-
тана.
Азербайджанская делегация ехала в вагонах, специально от-
ремонтированных для посланцев партии. По тем временам эти
вагоны считались комфортабельными: было чисто, окна —
целы. Тевосян мог часами стоять у окна — все его интересовало.
Перед взором то и дело мелькали руины и пожарища — следы
гражданской войны. Редко где дымили фабричные трубы. У боль-
ших рек поезд подолгу ждал, чтобы перебраться на другой берег
по временному настилу.
А потом потянулись степи, и забылась на время военная раз-
руха. Радовала глаз сочная весенняя трава.
Ростов-на-Дону Тевосян видел впервые. Полуразрушенный, полу
мертвый город. Но самое тягостное — малолетние беспризорники.
Сколько их, особенно на рынках и у вокзала!
Заметив Тевосяна с попутчиками, двое замызганных, оборван-
ных мальчишек затрещали деревянными ложками и под этот ак
компанемент хрипло запели. А потом потребовали:
— Гони деньги или папиросы, слышь?!
Вот на перроне показалась женщина (на руках — грудной ре-
бенок, у подола —еще двое; у всех лица исхудавшие, почти про-
зрачные). Попросила несмело:
-— Может, дадите что-нибудь, ребят покормить...
343
Покривившись, словно от нестерпимой боли, Тевосян выхватил
тощий бумажник.
По вагонам прошли железнодорожники, предупредили — дер-
жать оружие наготове: предстояло проехать район, где усмиря-
лось кулацко-белогвардейское восстание.
— Ну что ж, хоть и не быстро едем, зато все успеем пови-
дать! — вслух утешил себя Тевосян.
— Да уж навидались! — горько усмехнулся сидевший у окна
немногословный человек. Помолчав, он неожиданно отрекомен-
довался:
— Меня зовут Мартыном, фамилия Оганезов. А вы откуда?
— Из Баку. Иван Тевосян.
— Когда в Москве будем, не знаете? — спросил Мартын.
— Не знаю, ведь мы не по расписанию едем. Не терпится
скорей увидеть. Да не только увидеть, но и решить...
— Что решить? — Оганезов пытливо посмотрел на молодого
попутчика.
— Многое! — уклонился от ответа Тевосян, не решаясь сразу
раскрыть свои сокровенные думы.
Но тут вдруг разговорился Оганезов.
— Красивые места проехали мы, земляк, большие города ви-
дели. Но повсюду разруха, нужда. Прикинь-ка, сколько потре-
буется сил, чтобы обуть, одеть, накормить раздетый, разутый, го-
лодный народ. Одних мостов на железных дорогах, наверное, не-
сколько тысяч придется заново перекинуть. А заводов, городов,
деревень отстроить...
И, словно рассеивая собственные сомнения, досказал:
— Конечно, справимся! Но сколько времени, сколько усилий
понадобится!
— Вот и едем с тобой туда, чтоб все это лучше решить! —
задумчиво проговорил Тевосян.
Сказал — и словно переплелись две надежды: подкрепленная
уверенностью надежда на то, что будет найден на партийном
съезде верный путь к укреплению экономики страны, и надежда,
что и им доведется принять посильное участие в этой работе.
Москва двадцатых годов даже с печатью трудных лет револю-
ции и гражданской войны оставалась строгой и величественной.
Делегаты Азербайджана вышли на площадь Курского вокзала
и зашагали к Садово-Каретной, на которой находился третий
Дом Советов. По дороге подивились на Сухаревскую башню,
названную по имени командира полка, оставшегося верным царю
Петру во время стрелецкого бунта. Хотя частная торговля была
запрещена, на площади впритык стояли ларьки и палатки зна-
менитого в свое время Сухаревского рынка, толпилась по ста
рой памяти торговая «плотва», шныряли жулики, канючили ми-
лостыню нищие.
344
В Доме Советов делегатов встретили радушно, разместили
быстро, но приезжие не захотели отдыхать: всех тянуло скорее
увидеть Кремль, походить по Москве.
На улицах какие-то юркие люди приторно-приветливым голосом
предлагали свои услуги гидов, заводили разговор о том о сем
и, словно между прочим, спрашивали:
— Слышали, что в Кронштадте делается? А вот сибиряков
по дороге, под самым Петропавловском, обстреляли...
Так, на коротком пути от Садово-Каретной до нынешней пло-
щади Маяковского делегатам успели нашептать и о контррево-
люционном мятеже в Кронштадте, и о других тревожных собы
тияХ.
Мартовский вечер был сырым, пасмурным. Голые деревья
на бульварах Садового кольца дрожали под порывами ветра На
некоторых домах еще сохранились вывески с зазывающими надпи-
сями бывших владельцев магазинов. Век прошлый и век новый,
революционное и отжившее переплеталось на каждом шагу. Но-
вое чаще всего представало в красочных лозунгах и плака-
тах. На выцветшем прошлогоднем листке еще можно было про-
честь:
В первомайскую субботу
Все возьмемся за работу
И напором трудовым
Превратим разруху в дым.
Они подошли к Иверской часовне, с обеих сторон которой
открывались проходы на Красную площадь. Особенно запомнился
алый стяг на куполе Сенатского здания. Не потому ли, что в
старинном ансамбле кремлевских стен и башен это было един-
ственное, что принесла на площадь пролетарская революция?
Флаг реял над зубчатой стеной, как бы внушая без слов- «Не-
зыблема новая власть! Многое еще остается сделать, но власть
рабочих и крестьян утвердилась и в столице, и во всей стране».
— Слушай, а что же все-таки происходит в Кронштадте? —
вдруг спросил идущий рядом товарищ.
— Завтра узнаем, — отозвался Тевосян. — На съезде узнаем.
Утром делегаток торжественно поздравили с Женским днем
Восьмое марта 1921 года стало вдвойне праздничным для них—
этот день совпал с днем открытия съезда.
Задолго до объявленного часа делегации направились по Труб-
ной площади, Неглинной, Охотному ряду к Манежу, вошли под
своды Троицкой башни. Открылась изумительная панорама Ива-
новской площади.
С интересом разглядывали соборы, пушки времен войны с На-
полеоном— многие впервые видели Кремль. Но все яркие впе-
чатления отодвигались на второй план перед тем, ради чего при-
ехали в Москву: все спешили к Кремлевскому дворцу
В перерыве между заседаниями нельзя было найти в кулуа-
рах делегата или гостя съезда, который не участвовал бы в горя-
чих спорах, в обмене впечатлениями, не вливал бы своего голоса
в общий гул одобрения новой политики — ленинской наметки о
замене разверстки натуральным налогом.
К Тевосяну пробился делегат-украинец.
— Как тебя звать, а? — спросил он доверительно.
— Иван Тевосян.
— Вот что я тебе скажу, Тевосян: когда я уезжал в Москву,
батько мой, кузнец, мне наставление прочел. «Ты, — говорит,—
смотри, чтоб решение было принято крепкое, чтобы после этого
жизнь наша круто пошла на поправку. Надоели нехватки, доволь-
но уж. Но дело наше только тогда на лад пойдет, когда мы
отвыкнем вот так, голыми кулаками махать (тут поднял батько
кулак, а кулак у него что гиря пудовая). Видишь,— говорит,—
какой кулак здоровый? Но ведь и малый гвоздь даже таким
кулачищем не забьешь... А возьми простой молоток — и гвоздь
в доске! Ну, а если вместо молотка кувалдой ударишь? Ведь не
только гвоздь, костыль в шпалу мигом вгонишь. А уж ежели не
кувалдой, а паровым молотом, у которого я двадцать пять годочков
орудую? Против него и молоток, и кувалда — что детские игрушки.
Так вот нам сейчас надо ударить по всем нашим бедам не голым
кулаком, не молотком и даже не кувалдой, а такой силой, что
схожа с паровым молотом. Потому наказываю я тебе привезти
со съезда такое решение...» Понял, Тевосян, о чем старик гутарил?
И, сдается мне, такой молот поднял Ленин...
— Хорошо сказал твой батько о паровом молоте, друг! —
улыбнулся Тевосян. — Новая политика и даст деньги на то, чтобы
больше было у нас паровых молотов и чтоб меньше набивали
люди наши мозолей от работы вручную.
...Да, конечно, только так можно «распутать весь клубок».
Об этом толковали и крестьяне, встреченные на станциях и в по-
езде, об этом говорили делегаты, но все казалось смутным, рас-
плывчатым. Но заговорил о том же Ленин — какой это ясный
и верный план!
И хотя на трибуну поднимались ораторы, возражавшие про-
тив ленинского плана, становилось все ясней: правда на стороне
Ленина.
Недаром улыбался сам Ленин, когда некоторые ораторы из
лагеря оппозиционеров пытались запугать делегатов:
— Нэп неотвратимо приведет нас к стихии рынка!
— Не забывайте о развитии денежных отношений...
— До каких рубежей придется нам отступать?
Ильич был спокоен. Да, конечно, введение нэпа поставит перед
партией множество сложных проблем. Заранее предусмотреть
все невозможно. Главное — начать, чтобы массы правильно по-
няли смысл новой экономической политики как меры, на которую
идет партия.
31 ь
...Шел третий день съезда, когда из Петрограда пришла весть,
что белогвардейско-эсеровский 'мятеж в Кронштадте подавить
одними местными силами трудно.
Поступило предложение командировать на подавление мяте-
жа часть делегатов.
— Всех желающих послать не можем,— решительно заявил
глава азербайджанской делегации.— Не подходите больше—ве-
чером объявим, кто поедет.
Ваня Тевосян терпеливо ждал вечера — он был почему-то уве-
рен, что его просьбу удовлетворят Был уверен — и угадал.
С курьерской скоростью мчался эшелон к Петрограду. В Кол-
пино, после недолгой стоянки, состоялась раскомандировка, и Те-
восян попал в группу, которую направили в Сестрорецк. Там его
назначили в ТАОН — тяжелую артиллерию особого назначения.
Весна на Балтике выдалась капризной — то светило солнце,
то мела вьюга. Мартовским вечером Тевосян пришел на батарею;
завязалась беседа с группой моряков.
— Ну и погодка! — плюнул с ожесточением бывалый мат-
рос. — То морозит, то от слякоти деваться некуда! А вы, извиня-
юсь, откуда будете? — обратился он к Тевосяну.
— В числе других делегатов партийного съезда прислали из
Москвы.
— Как зовут-величают?
— Фамилия моя Тевосян. А ваша?
— Устименко, Петро Афанасьевич.
Снова зашла речь о «гнилой» погоде.
— Ничего, скоро потеплеет! — уверенно и с некоторой угрозой
заявил Устименко. — Верно говорят, что недолго осталось бала-
мутить шутам этим, скоро прихлопнем их?
— Да чем скорее, тем лучше, — ответил Тевосян.
— И еще толкуют,— продолжал Устименко,— что главный
их — царский генерал Козловский А вот на побегушках у него
один из наших хлопцев — Петриченко, будь он неладен!
Видно, желая хоть немного обелить незадачливого земляка,
матрос продолжал:
— Понимаешь, ведь Петриченко сам по себе хлопец неплохой,
да опутали его эсеры. Вот и попал в холуи к Козловскому А тот
перед заграничными заводилами лебезит — оружие-то ему они
подкинули...
— Да, пушек и пулеметов у них много появилось, около деся-
ти тысяч человек под ружье поставить смогли! — подтвердил
Тевосян.
Устименко, который по праву старшего — и по возрасту, и по
чину — свободно беседовал с «делегатом из Москвы», тогда как
остальные, помоложе, слушали молча, справился:
— Как полагаешь, скоро начнем?
Улыбку собеседника матрос расшифровал правильно.
16 марта начался плотный артиллерийский обстрел позиций
мятежников. Со стороны Сестрорецка и Ораниенбаума перешла
347
в наступление пехота. С северных фортов ударили красные кур-
санты. 18 марта Кронштадтская крепость пала; контрреволюцион-
ный мятеж был подавлен.
...Запыхавшийся Тевосян остановился около носилок, на ко-
торых лежал накрытый шинелью юноша с худым, бледным лицом
и прозрачными, словно льдинки, глазами.
— Что это вы одни здесь? — удивленно спросил он.
— Санитар пошел за напарником,— ответил раненый.
— Я подожду, пока вернется, спешить некуда.
Раненый благодарно кивнул и, как бы оправдываясь, с улыб-
кой проговорил:
— уже решил было, что удастся беспрепятственно шагнуть
«из военбригов в студенты», поступить в Горную академию,—
вот, извольте, чикнуло невпопад...
— Успеете и поступить, и кончить эту вашу академию, — за-
смеялся Тевосян и, заметив вынырнувших из-за угла санитаров,
пожелал раненому скорого выздоровления.
— Вот и прихлопнули шутов-баламутов! — встретившись с
Тевосяном в отряде, весело воскликнул Устименко.
— Прихлопнули, да не всех,— отозвался тот.
— О чем ты? — с удивлением переспросил матрос.
— Да ведь главари-то метяжа удрали.
— Неужто прозевали наши?! — огорчился Устименко, но тут
же добавил: — Ну, будут теперь по заграницам мотаться да когти
на нас точить, и невдомек им, что уж теперь когти эти мы всегда
обломать сумеем. Закуришь, браток? — радушно протянул он
кисет
— Спасибо, не курю, — отозвался Тевосян.
Делегаты съезда вернулись в здание Кремлевского дворца
словно бы повзрослевшие, возмужавшие.
— Ваня, Ваня! Тевосян! — услышал участник штурма Крон-
штадта, переступив порог третьего Дома Советов. — Иди скорей,
вызывают в ЦК...
— В ЦК? — удивился Тевосян.
С тремя приглашенными товарищами Тевосян направился на
Воздвиженку, где тогда помещался Центральный Комитет партии.
В кабинет к Ярославскому заходили по одному. Когда очередь
дошла до Тевосяна, Ярославский с улыбкой поздоровался, попро-
сил присесть и, то опуская взгляд на лежавший на столе листок,
то поднимая на юношу внимательные прищуренные глаза, привет-
ливо произнес:
— Товарищ... Тевосян Иван Тевадросович, не так ли? Хочу
вот о чем спросить тебя: как ты смотришь на то, чтоб осенью по-
ступить в Комуниверситет имени Свердлова?
Тевосян ответил не сразу — предложение застало его врасплох.
Правда, он и сам думал об учебе, но хотелось поступить в тех-
348
нический вуз, стать инженером. Желание это зародилось еще в
Баку, окончательно окрепло по пути в Москву.
Ваня Тевосяи решил прямо сказать об этом товарищу Яро-
славскому: мол, очень хочу стать инженером, мечтаю об этой
профессии. Ярославский пристально посмотрел на юношу, заду-
мался, потом сказал:
— Значит, к техническим дисциплинам тянет? Скажем, в Гор-
ную академию?.. Что ж, учтем твое желание.
На следующий день на имя Ивана (Ованеса) Тевадросовича
Тевосяна пришло в Дом Советов направление на металлургиче-
ский факультет Московской горной академии.
До начала учебного года оставалось достаточно времени, чтобы
вернуться в Баку, сдать дела и подготовиться к поступлению в
академию. Теперь, когда предстояла разлука с городом на берегу
Каспия, с его лесом нефтяных вышек, немного щемило сердце:
хотелось поскорее доехать до Баку, повидаться с близкими и дру-
зьями, подробно рассказать Юлии обо всем, что довелось видеть,
слышать и перечувствовать за столь короткое, но так насыщен-
ное событиями время.
ТАИНА БУЛАТА
— Десять пальто принес, ни одно не подходит!..—добродушно
ворчит старый Энвер Валиев, которому доверен этот полутемный
склад одежды
Войдя сюда с залитой ярким августовским солнцем улицы,
надо долго приглядываться, пока глаз освоится с сумеречным
светом и сможет различить в просторном полуподвале длинные
ряды распяленных на вешалках пальто, шуб, жакетов, черкесок,
бурок, макинтошей и плащей всех размеров и фасонов, бытовав-
ших в Российской империи в дореволюционное время. Отдельно
висят шинели — простые солдатские, узаконенного образца, качест-
вом получше — офицерские, генеральские — серые на красной под-
кладке с гербовыми пуговицами, цвета хаки — английские и не-
определенного цвета — турецкие. Генеральская шинель привезена,
вероятно, из Новороссийска оборотливым перекупщиком, который
не упустил случая поживиться, когда тысячи обезумевших от стра-
ха белогвардейцев за бесценок распродавали свои пожитки, что-
бы хоть налегке пробиться на борт какого-либо транспорта и вы-
ехать из России, спасаясь от Красной Армии, ужё наступавшей
им на пятки. Добротные шубы, словно брезгливо сторонясь оде-
жек незадачливых вояк, висят в сторонке: они здешние. Когда-то
их носили удачливые бакинцы. Нет, не нефтяные воротилы —
Нобели и Манташевы, а их управляющие, приказчики и другая
приближенная челядь, прикрывавшая их грабежи, урывая себе
долю из них: чины городской думы, судьи и прокуроры, газетная
«верхушка», содержатели ресторанов, игорных и прочих доход-
ных домов...
349
Ваня Тевосян окинул взглядом все это доброй громко окликнул
направившегося было в глубь склада старика:
— Не ходи, Энвер-даи, я ничего не возьму. До свидания, на-
верное, больше не увижусь с тобой.
— Э-э, куда ты, Ваня?! — возмутился Энвер. — Да как же
можно без теплого пальто в Москву ехать? Скажи спасибо, что
умные люди за тебя подумали, ордер выписали. Подожди немного,
подберу тебе пальто по росту,— и Энвер добрыми выцветшими
глазами пытливо посмотрел на юношу.
Наконец из полутемных глубин склада доносится торжеству-
ющий голос Энвера:
— Нашел... Ну, словно на тебя шито! Шуба почти новая,
мехом подбита, драп без единого пятнышка. Распишись вот
здесь — и бери, носи на здоровье.
Тевосян идет с большим узлом по улице, и ему кажется, что
все прохожие укоризненно смотрят на него. Вот, дескать, смотри-
те-ка, что делается: реквизировали добро у богачей и спекулян-
тов, чтобы отдать неимущим и раздетым. А вон кому добро это
попало — комиссару, у которого и без того найдется что обуть-
одеть... Однако напрасно казнится будущий студент: никто на
него не смотрит, да и откуда им знать, что завязал ему старый
Энвер в кусок грязной бязи? Люди спешат по своим делам. Те-
перь дел у всех много.
Но что это за новшество? Тевосян останавливается, с удивле-
нием глядя, как чистят, моют, белят и красят какой-то магазин.
— Чей будет? — спрашивает он одного из маляров.
— Чего не знаем — того не знаем,— ухмыляется тот. — А что
хозяин не скупой, это известно: каждый день нас винцом угощает...
«Частный магазин! — догадался Тевосян. — Что ж, на то и
нэп... Мы же решили сначала отступить, накопить денег на раз-
витие промышленности, чтобы не кулаком или там кувалдой уда-
рить по всем нашим бедам, а «паровым молотом», как говорил
старый кузнец; вот после этого и начнем наступать! II тогда
снова отремонтируем этот магазин, поменяем вывеску».
Тевосян перекинул ношу из левой руки в правую и зашагал
к дому.
Вечером мать заставила его примерить шубу, как он ни отне-
кивался. Хохотала до упаду вся семья; маленький Вардан с воп-
лем восторга бегал вокруг старшего брата. Глядя на раскраснев-
шуюся Юлию со слезящимися от смеха глазами, улыбнулся даже
сам Ованес, скинул шубу, бросил ее на стул и серьезно сказал:
— Мама, я уезжаю через три дня. Уложусь сам, ты не бес-
покойся. Скажи, ничего не надо сделать для тебя до отъезда?
В Замоскворечье, в здании под № 33 по Старо-Монетномм
переулку, когда-то находилась Марфо-Марьинская женская оби-
тель. Вихрем революции эту обитель смело бесследно, а дом был
отведен под общежитие для студентов Московской горной академии.
350
Осенью 1921 года в вестибюль бывшего женского монастыря
ввалилась шумная ватага студентов. Среди них был и Ваня Те-
восян.
«Ну вот он — «приют священный»!» — с улыбкой подумал он.
кладя в угол чемодан и узел с шубой.
На шум сбежались приехавшие ранее студенты, появился оза-
боченный комендант. К Тевосяну с радостными воплями кину-
лись знакомые бакинцы — Ф. Зильбер, Вася Емельянов, Ваня
Апряткин. Комендант охотно согласился поместить в одной ком-
нате с Зильбером, Апряткиным и Емельяновым Тевосяна. Подо-
бралась дружная компания.
— Надо прикрепить к двери табличку, чтобы знали, кто здесь
живет,— в первый же вечер деловито заявил Зильбер.— Кстати,
как записать твое отчество? — обратился он к Тевосяну.— Имя-
то я знаю— Ваня, то есть Иван, не так ли?
— Уж если русифицировать,— прищурил тот бархатисто-чер-
ные глаза,— так уж вместе с именем надо переделать и отче-
ство. — И он проскандировал: — Богодар Божедарович, сын Тево-
сов...
— Как, как?! — удивленно переспросил Зильбер.
Тевосян расхохотался, показывая ослепительно белые зубы.
— Видишь ли, друг, зовут меня Ованес Тевадросович. Ова-
нес— это армянская форма древнего имени Иоханаан, которое
по-древнееврейски значит «дар бога». Тевадрос — тоже армянская
форма греческого имени Теодорос, что тоже «дар бога». А Ваня —
моя партийная кличка по подпольной работе в Баку.
— Ну ладно, согласись уж на русифицированную, как ты го-
воришь, форму твоего имени, ладно? Мы выучимся правильно
выговаривать твое мудреное имя-отчество, а для других пусть
оно будет «Иван Федорович»... Идет? — попросил Зильбер.
Тевосян только развел руками. Так на дверной табличке од-
ной из комнат общежития появилось еще одно имя — «Иван Фе-
дорович Тевосян».
Четверо обитателей комнаты на пятом этаже общежития сту-
дентов-горняков, посовещавшись, решили организовать коммуну:
по очереди дежурить — убирать комнату, готовить еду на всех.
Деньги складывали в общую «казну» — жестяную коробку7 из-под
леденцов, и каждый брал из нее на расходы.
Студенческая жизнь пошла своим чередом. Начались лекции,
занятия на семинарах. С первых же дней Ваня Тевосян стал
принимать активное участие в работе партийной организации и
вскоре был выбран ее секретарем. Работал он с огоньком, и со-
курсники с ним очень считались, хотя он держался скромно и ни-
когда себя не выпячивал. Несмотря на большую партийную на-
грузку, к экзаменам готовился весьма тщательно и сдавал их
только на «отлично». Трудоспособность у него была, как уверял
Зильбер, «прямо бесчеловечно-бешеная»,— уже после того как
укладывались спать товарищи, Ваня завешивал газетой лампочку
и садился заниматься по программе, причем непременно уделял
351
часа два и немецкому языку, который изучал самостоятельно.
Ложился он не раньше трех, а то и четырех часов ночи и все же
вставал утром свежий и отдохнувший, тщательно чистил обувь и
одежду.
Первые два-три года в академии были очень трудными: тяжело
было с продовольствием, не раз вместо обеда студенты ели мерз-
лую картошку. Донимал также мороз — как южанин Тевосян
плохо переносил холод. Злополучную шубу на меху он стеснялся
носить из-за «нэповского вида» и всю зиму проходил в кожаной
куртке поверх пиджака. Как-то товарищи пристали к нему:
— Достань же свою шубу, чудак! Зачем вез в Москву, если
не носишь?!
Шубу извлекли из узла, стали примерять по очереди, и каж-
дый раз это вызывало взрыв хохота. Из-под черного драпа тор-
чали стоптанные сапоги или башмаки, доживавшие второй или
третий срок службы, из каракулевого воротника озорно ухмыля-
лись лица вихрастых юнцов.
— Не буду носить эту чертову шубу! — решительно заявил
Тевосян, и никакие уговоры товарищей не помогли.
В течение нескольких лет злополучную одежду носил Зильбер.
Только тогда, когда она приняла достаточно потрепанный вид,
Тевосян подрезал полы, сделал из нее что-то вроде бушлата и
носил «реликвию имени Энвера Валиева» в последний год пребы-
вания в академии.
Тевосян ровно, приветливо относился ко всем товарищам по
учебе, но постепенно у него складывался круг близких друзей —
Василий Емельянов, Николай Блохин, Иван Апряткип. Почти
все они были людьми, пришедшими на студенческую скамью с
немалым житейским опытом. Дружба их выдержала испытание
и временем, и тяжелыми жизненными обстоятельствами, и сов-
местной ответственной службой.
В один из зимних диен 1921 года комендант занес в комнату
«коммуны» письмо и посылку. Письмо адресовано было Емелья-
нову, посылка — из Баку па имя Тевосяна.
Пока Тевосян и Зильбер вскрывали ящик, делая самые не-
вероятные предположения о его содержимом, Емельянов читал
письмо. С воплем восторга вытащив из ящика мешочек с рисом,
завернутый в несколько газет, Тевосян повернулся к Емельянову.
Увидя растерянное лицо товарища, он быстро спросил:
— Что-нибудь неприятное? От кого письмо?
— От невестки; насчет брата, он в Петроградском универси-
тете учится. Врачи туберкулез обнаружили...
— Постой, вот мы сейчас референдум устроим... Ведь ему
усиленное питание необходимо. Ну как, товарищи, оставим рис
или в Петроград переадресуем?
Члены коммуны единодушно проголосовали за «переадресовку».
Хозяйственный Зильбер, решив приспособить ящик от посылки
для разных нужд, вытащил газеты, устилавшие дно, и обнаружил
352
под ними листок бумаги, исписанный мелким женским почерком.
Он передал листок Тевосяну.
Акать писала: «Дорогой сынок, посылаю тебе восемь килограм-
мов риса. Мы все здоровы, кроме дяди Арсена. Он что-то часто
хворает, дядя настоял, чтобы я отправила эти старые дневнико-
вые записи. Я не захотела огорчить его, вложила их в ящик,—
может, тебе понадобятся. Прошу тебя следить за собой, питать-
ся вовремя и не простуживаться. Целую — мам а».
Тевосян старательно разглаживал помятые страницы.
— Видишь ли,— медленно сказал он Зильберу.— Мать моя
очень сдержанная женщина, и я боюсь, что она умышленно так
коротко пишет о болезни дяди. Вероятно, он серьезно болен — не-
спроста присылает мне записи о родном Карабахе, которыми очень
дорожил.
Как-то раз среди зимы Тевосян, вернувшись из райкома, со-
общил товарищам, что завтра будет открытое партийное собрание,
на котором выступит крупный представитель коммунистической
партии одной из зарубежных стран. На следующий день зал
академии был переполнен. Собрание открыл Тевосян:
— Товарищи, перед вами сейчас выступит работник Комин-
терна, его фамилию мы называть не будем по некоторым сообра-
жениям...
Спустя несколько месяцев Николай Блохин увидел на койке
Тевосяна немецкий журнал. Перелистывая его, он вдруг задер-
жал взгляд на снимке, где запечатлен был оратор на многолюд-
ном собрании под открытым небом. Внизу стояла подпись: «Сек-
ретарь Компартии CIJJA Рутенберг». Это и был безымянный до-
кладчик по международному положению.
На лекции Рутепберга Тевосяп встретился с тем синеглазым
юношей, которого впервые увидел на носилках под степами Крон-
штадтской крепости. Бывший партизан-дальневосточник и буду-
щий писатель стал частым гостем в «коммуне», подружился с
Тевосяпом, читал ему свои первые произведения—повесть «Раз-
лив» и рассказ «Против течения», считался с его замечаниями.
Это был Александр Фадеев.
Осень 1922 года внесла изменения в жизнь дружной четверки —
комнатная «коммуна» поневоле распалась. Комендант разместил
их в двух соседних комнатах, но они свято хранили дружбу даже
и после окончания
Горная академия находилась в Замоскворецком районе, поэтому
все члены и кандидаты ее парторганизации состояли на учете в
местном райкоме.
В те годы райком обратился к партийным ячейкам высших
учебных заведений Замоскворечья с просьбой выделить внештат-
ных лекторов и прислать на них анкетные данные. Вскоре списки
12 А Арзуманян
353
и анкеты поступили, и молоденькая заведующая отделом лекцион-
ной пропаганды Ольга Хвалебнова принесла папку с ними секре-
тарю Замоскворецкого райкома — Розалии Самойловне Землячке.
Друг В. И. Ленина и Н. К. Крупской, первый секретарь ле-
гального Московского комитета в 1917 году, начальник полит-
отделов армий на Северном и Южном фронтах гражданской вой-
ны, Р. С. Землячка была человеком неиссякаемого оптимизма
и огромной работоспособности, большой души и светлого ума.
Она была талантливой воспитательницей молодежи, смело вы-
двигала молодых партийцев и опиралась на них в своей работе.
В числе самых близких ей людей находилась также О. Хвалебнова,
которую она ласково называла своей дочкой.
— Кто это такой, Ольга? — с недоумением спросила она, про-
сматривая одну из анкет.— В графе «имя, . отчество, фамилия»
стоит в кавычках «Ваня»...
— Напишу запрос, пусть пришлет новую анкету,— сдвинула
брови Хвалебнова.
Исправленную анкету занес в райком сам «Ваня» — Тевосян.
Строго глядевшей на него стройной девушке с большими серыми
глазами и светло-русыми волосами он, чуть смущенно улыбаясь,
объяснил, что заполнял анкету на рассвете перед зачетом, к
которому готовился всю ночь. А «Ваня» — это его подпольная
кличка.
Оля Хвалебнова объяснение приняла, сменила гнев на милость
и повела Тевосяна к Землячке. Секретарь райкома внимательно
оглядела невысокого худощавого юношу с угольно-черными сме-
ющимися глазами. Умный взгляд и смуглое волевое лицо ей по-
нравились, и она сказала с улыбкой:
— Так вот какой он, загадочный «Ваня»! Как ты посмотришь
на то, если мы назначим тебя партийным организатором четвер-
того участка?
Ваня Тевосян был не против, и Землячка стала объяснять ему,
что в том районе обосновались раскольники из «рабочей оппози-
ции», возглавляемые Мясниковым-Медведевым. Анархистская
группа пыталась подорвать авторитет партии в глазах беспар-
тийных, сеяла панику и сбивала людей с толку крикливой дема-
гогией. Необходимо было разоблачить их, сорвать маску защитни-
ков «демократии».
Несмотря на молодость, Тевосян обладал и опытом, и врож-
денным талантом пропагандиста. Землячка осталась настолько
довольна его работой, что привлекла его в райком в качестве за-
ведующего оргипструкторским отделом. Это была для> Тевосяна
учеба иа живом опыте,, обогащенная советами большевиков стар-
шего поколения.
В райкоме часто встречались не только Оля Хвалебнова и
Вапя Тевосян, но и Саша Фадеев, также вовлеченный в пропа-
гандистскую работу. Молодые коммунисты видели в Р. С. Земляч-
ке строгого руководителя и чуткого, сердечного человека. В сво-
бодную минуту забегали к ней в райком, в редкие часы досуга
354 .
приходили домой. Как-то Оля Хвалебнова проговорилась, что на
следующей неделе у Розалии Самойловны день рождения. Вечером
на квартиру Землячки неожиданно явились Тевосян, Фадеев, Еме-
льянов и Блохин с цветами и конфетами. Землячка была очень
тронута — она не ожидала гостей.
А в 1925 году, после возвращения из Баку, куда Ваня Тевосян
(уже студент четвертого курса академии) ездил на зимние ка-
никулы повидаться с родными, он зашел к Землячке с Олей Хва-
лебиовой и, склонив «повинную» голову, сказал:
— Розалия Самойловна, смилуйтесь, виноват я перед вами —
похитил вашу дочку нареченную!
Когда Землячка с восклицанием удивления повернулась к
Хвалебиовой, та, краснея, подтвердила:
— Еще перед отъездом в Баку мы поженились.
— Твердость в мужчине — качество необходимое! — приосанясь
заявил Тевосян, победно поглядывая на смеющуюся Землячку.
Почти два года длилась совмещаемая с учебой партийная ра-
бота в Замоскворецком районе, но и после этого Р. С. Землячка
продолжала с большим интересом следить за молодыми ком-
мунистами своей выучки, которые сохранили на всю жизнь глу-
бокое уважение к соратнице Ленина.
В начале двадцатых годов в высшие учебные заведения при-
нимали по путевкам партийных, комсомольских и профсоюзных
организаций, в Академию — по путевкам ЦК РКП (б). Учеба
считалась партийной обязанностью, а сознание подсказывало, что
студент несет особую ответственность за успешное овладение на-
уками, ибо в то время, как ему выпала счастливая доля учиться,
другие должны работать в условиях послевоенной разрухи.
Ваня Тевосян мог служить образцом сознательного отношения
к учебе — это сказывалось и на академических занятиях, и на
практике, которую студенты Горной академии проходили на за-
водах по три месяца ежегодно.
На Таганрогском металлургическом заводе он был сначала
рабочим в мартеновском цехе, затем подручным вальцовщика в
трубопрокатном цехе. На металлургическом заводе в Донбассе —
помощником сменного мастера в мартеновском. На заводе имени
Дзержинского в Каменском вел уже научно-исследовательскою
работу.
В июле 1927 года академический курс был закопчен. Надо
было начинать писать диплом. На вопрос Николая Блохина
когда он приступает к этой работе, Тевосян неожиданно сообщил,
что уезжает в Подмосковье, на завод «Электросталь».
— Почему именно на «Электросталь»?
Тевосян ответил не сразу. Да, ему полюбилась сталь, ее про-
изводство обусловлено широтой постановки научных опытов и
разнообразием применяемых методов. Уже теперь сталь являет-
ся основой всей цивилизации. На стальных каркасах высятся
12*
355
американские небоскребы; линейные корабли военно-морского
флота — это закованные в сталь громады; наступил век автомо-
биля, но для того, чтобы производить автомобили, тоже нужна
сталь, и сталь разная. Говорят же, что при постройке Эйфелевой
башни была использована сталь пятнадцати сортов. Аносов смот-
рел далеко вперед, когда так настойчиво пробовал всевозмож-
ные присадки для получения стали различных марок... Но как
сказать покороче?
— Хочу научиться сам варить сталь разных марок.
— Вот и правильно! — одобрил Блохин.— За границей уже вы-
пускают высококачественные стали. Нам нужно как можно ско-
рей догнать всех этих круппов и маннесманов,— необходимо и для
труда, и для обороны. Этому можно посвятить всю жизнь и не
раскаяться. Езжай, но давай знать о себе. Еще не решил навер-
няка, но, может, и сам махну...
Через несколько дней Тевосян уехал в Ногинск, а оттуда —
на завод «Электросталь».
Бурно растущее машиностроение предъявляло требования к
новым качествам металла, настала необходимость широко раз-
вернуть качественную металлургию, расширить выпуск специаль-
ных сталей. Средств для увеличения производства металла реше-
но было не жалеть. На востоке страны закладывались основы
второй угольно-металлургической базы, полным ходом строились
заводы Еще в годы первой мировой войны в окрестностях Моск-
вы был сооружен завод специальных сталей, получивший впослед-
ствии название «Электросталь». Здесь-то и зародилась советская
качественная металлургия.
И в дореволюционное время, и в первые годы после революции
способы производства стали старательно засекречивались специ-
алистами. Сталеваров старались не подпускать близко к техно-
логическим процессам плавки, скрывали от них химический состав
шихты,способы образования шлаковой корки.
На преддипломную практику в «Электросталь» поехало чело-
век двенадцать. Старостой выбран был однокурсник Тевосяна
Давид Габриэлян, которому предоставили отдельную комнату
в общежитии для практикантов. Сюда вселили сперва Тевосяна,
потом Никол-ая Блохина и еще одного сокурсника.
Питомцы Горной академии добросовестно отрабатывали прак-
тику, и снова поражала окружающих нечеловеческая работоспо-
собность Тевосяна. Это было по сути освоением суворовского ме-
тода учебы — начинать с азов ратной! службы. Много раз впос-
ледствии он с благодарностью вспоминал эти проведенные на за-
воде два года, когда смог детально изучить мартеновское и элек-
тросталелитейное производство. С признательностью вспоминал
он старика Раскова и других опытных мастеров-металлургов
«Электростали», которые, угадав, что не праздно интересуется
молодой специалист «норовом стали», так щедро, ничего не тая,
поведали ему все, что знали сами.
356
Шли дни. С раннего утра — в цехе, но и после смены не вид-
но Тевосяна ни в клубе, ни на улице, где собираются жители
рабочего поселка «забить козла», посудачить или же просто по-
дышать свежим воздухом (благо завод не дымил, как другие).
На все уговоры отдохнуть Тевосян отговаривался тем, что хочет
скорее закончить диплом.
В середине февраля 1929 года Тевосян уехал в Москву, защи-
щать дипломный проект. Квалификационная комиссия с интере-
сом рассмотрела представленную Тевосяном рабо»у, которую он
скромно озаглавил: «Расчет и оборудование металлургического за-
вода, расположенного на Днепре у города Екатеринослава».
— Все на редкость тщательно рассчитано и веско обоснова-
но,— одобрительно кивнул председатель комиссии академик Пав-
лов.— Считаю, что надо дать похвальный отзыв.
Получив диплом, Тевосян уже инженером-металлургом вер-
нулся на «Электросталь».
— Как дела, товарищ Науменко? — весело сказал Тевосян,
здороваясь с начальником смены — мастером электросталелитей-
ного цеха завода.— Директор к тебе прислал, помощником.
— Здравствуй, Иван Федорович! — степенно отозвался мастер. —
Поработать с тобой рад—плохого о тебе не слышал, а доброе
говорят. Но ведь ты теперь инженер?
— Инженер, а знания у меня книжные, на производстве не
набил еще руку. Мысли у меня разные о том, как можно поста-
вить лучше дело на «Электростали», вот и хочу с тобой посове-
товаться.
— Смотри да слушай, если что — спрашивай смело. А рабо-
тать будем так...
И старый сталеплавильщик стал обстоятельно разъяснять, как
он думает поделить с молодым помощником хлопотные обязан-
ности мастера смены.
Назначение молодого инженера помощником мастера имело
свою историю. Руководство «Электростали» было не очень добро-
желательно настроено к Тевосяну. Незаурядные способности и
энергия, обнаруженные во время преддипломной практики, про-
сочившиеся слухи о том, что дипломант критически относится к
укоренившимся на заводе порядкам,— все это уже успело насто-
рожить некоторых. Узнав о его активной партийной деятельности
и бескомпромиссной принципиальности, обосновавшиеся на заво-
де старые специалисты поняли, что он не примирится с хстановлен-
ными ими порядками какой-то изолированной вотчины. От неу-
добного сотрудника решили избавиться, назначив его на разливку
стали: туда обычно направляли самых слабых рабочих, ни один
инженер «на канаве» никогда не работал. Надеялись на то, что
Иван Федорович Тевосян не пожелает остаться на этой «унизи-
тельной» для инженера должности и в конце концов не выдержит
и покинет завод.
Но хитроумный расчет обернулся большим просчетом: Тево-
сян выдержал это испытание. За короткое время он превратил
357
место «ссылки» в импровизированную научно-исследовательскую
лабораторию. Собранный материал был положен в основу науки
о разливке высококачественных сталей.
Полгода спустя Науменко рассказывал другим мастерам:
— Так мы с ним хорошо сработались — ну, прямо с полусло-
ва все понимал! Хоть всегда у него новое на уме, то и дело спра-
шивает: «А если мы иначе сделаем, Науменко? Что скажешь?»
Никакой работой не гнушался, себя не жалел. И вдруг слышу:
«Назначен главным инженером «Электростали» Тевосян Иван
Федорович». Так и ушел от меня, но перед уходом особо побла-
годарил: «Спасибо,— говорит,— товарищ Науменко, за науку, за
учебу...»
— А ты, дорогой товарищ Науменко, видно, новости не зна-
ешь...
— Какой это новости?
— А такой, что Тевосян уже не главный инженер завода!
— Как это?..
— А вот так!
— Да не такай ты, говори толком!
— Сам узнаешь...
Ученик и соратник Ленина — Г. К. Орджоникидзе (которого
еще с дореволюционного времени все знали под партийной клич
кой «товарищ Серго») в 1929 году как бы воплощал в себе трех
руководителей Советского государства: он был одновременно На-
родным комиссаром рабоче-крестьянской инспекции, заместите-
лем Совета Народных Комиссаров и заместителем председателя
Совета труда и обороны (СТО). Особое внимание уделял он
развитию экономики страны и прежде всего тяжелой промышлен-
ности. Это и предопределило его назначение в 1930 г. на пост
председателя Высшего Совета народного хозяйства СССР, и
Орджоникидзе по-ленински понял свою миссию: «...Без спасения
тяжелой промышленности, без ее восстановления мы не сможем
построить никакой промышленности, а без нее мы вообще по-
гибнем как самостоятельная страна».
Полным ходом идет индустриализация; в стране есть сырье,
есть замечательные люди, рабочие; вот специалистов маловато...
Орджоникидзе взял трубку, позвонил своему помощнику.
— Припеси-ка мне, Семушкин, ту серую папку, что я передал
тебе перед обедом.
Серго достал из нее вырезку из иностранной газеты с прило-
женным переводом статьи на русский язык.
— Значит, вот что утверждает журнал «Форийн афтэрс»: «Для
большинства западных экономистов и деловых людей пятилетний
план — это еще одна русская химера, сотканная из дыма печной
трубы...» Ишь как зло написано! А ведь не от доброй жизни врут
писаки из «Форийн афтэрс» — даже там, на Западе, многие дело-
вые люди думают иначе.
358
Орджоникидзе достал из папки вторую вырезку с переводом
статьи автомобильного короля Генри Форда. Американский мил-
лиардер писал: «Россия начинает строить. С моей точки зрения
не представляет разницы, на какую теорию опирается реальная
работа, поскольку в будущем решать будут факты. Если Россия,
Китай, Индия, Южная Америка разовьют свои возможности, то
что станем мы делать? Только люди, одержимые глупой жад-
ностью (причем здесь больше глупости, чем жадности!), мо-
гут полагать, что мир будет всегда зависеть от нас. Нет! Народы
сделают так, как делает Россия: используя американские методы,
русские выгадывают полвека опыта. Они идут к тому, чтобы в от-
ношении промышленности идти в ногу с веком ..»
«Толково сказано! Надо выгадать эти «полвека опыта»... К то-
му и нужно вести в Высшем Совете народного хозяйства».
Редкостный талант Орджоникидзе — организатора и руководи-
теля — сказался прежде всего в том, что он умел охватить все
области промышленности, успевал побывать всюду, проявить ини-
циативу, поддержать разумные предложения.
«Выступаю я на заводе машиностроения, — да ведь это же
товарищ Орджоникидзе... Толкую ли о выработке с работниками
шахт,— да ведь это товарищ Орджоникидзе... Наблюдаю ли за
танками, самолетами, орудиями на маневрах Красной Армии,—
да ведь тут тоже товарищ Орджоникидзе!.. Никуда от него не
уйдешь, всегда с ним встречаешься, его дела видишь,— поражался
писатель Серафимович.— И человек, заваленный такой громадой
дел, успевает учиться, приобретает огромные знания... Рука у не-
го жесткая, спуску виноватым он не дает, а как его любят! А его
удивительная манера обращаться с людьми... Прямо хоть легенду
о нем пиши!»
И действительно, Орджоникидзе еще при жизни стал личностью
легендарной. О нем ходили рассказы, как о не знающем страха
неуловимом подпольщике, как о талантливом командире в годы
гражданской войны, герое знаменитого перехода через закован-
ный в льды Мамисонский перевал, как о простом и сердечном
человеке, искреннем друге людей труда.
Но особенно ценным в этом человеке большой души и кипу-
чей энергии было то, что он умел, как тогда говорили, «ворочать»
не отдельными заводами или рудниками, а целыми отраслями про-
мышленности и умел находить для них подходящих руководите-
лей. Когда нужно было где-нибудь укрепить позиции Советского
государства, партия посылала туда своего бесстрашного сына.
Выражаясь образно, это был танк прорыва. Как говорил
академик И. П. Бардин, долгие годы работавший с ним, Ортжо-
ннкидзе был человеком наступления, — отступать он не любил и
не умел.
Горячий и настойчивый по натуре, он иногда мог дать волю
раздражению, обидеть человека.
Как-то раз после большой взбучки, заданной директору завода
«Манометр». Семушкин доложил Орджоникидзе представленные
359
документы доказывают, что срочный заказ оборудования для
нефтяной промышленности не выполнен не по вине завода. А рас-
терявшийся под напором наркома директор не смог объяснить это.
Орджоникидзе нахмурился, вспомнив, как обозвал сгоряча сму-
щенного директора «шляпой», и быстро произнес:
— Пошлешь вне всякой очереди телеграмму. Записывай текст:
«Приношу глубокое извинение. Народный комиссар тяжелой про-
мышленности Орджоникидзе». И обязательно с копией в горком
партии!
Только закончилось затянувшееся совещание, Орджоникидзе,
задумавшись, сидел один в своем кабинете. Днем на заседании
Президиума ЦКК— РКП Землячка рассказывала о тачантливой
молодежи — инженерах-выпускниках Горной академии, называла
фамилии: Емельянов, Блохин, Коробов, Завенягин... Особенно
хвалила какого-то Тевосяна. Чтобы советская тяжелая индустрия
стала такой, какой она видится пока еще в мечтах — могучей, ос-
нащенной самой передовой техникой,— нужна пытливая, воору
жснная знаниями молодежь! Но Орджоникидзе ясно видел и ди-
станцию, которая отделяла мечту от действительности. Идет ин
д\ стриализация страны, а это означает прежде всего развитие
металлургии, топливной и энергетической промышленности, ко-
торые только-только приближаются к довоенному уровню. Надо
использовать все возможности, перенять опыт наиболее развитых
капиталистических стран — и обогнать их!
В этом помогут молодые, энергичные и любознательные спе-
циалисты нашей, советской формации. Их надо послать для вы-
учки на зарубежные предприятия.
Орджоникидзе взял чистый лист бумаги и стал писать доклад-
ную записку в Центральный Комитет партии. Закончив, внима-
тельно прочел, сложил исписанные листы в папку.
«Да, не забыть бы вызвать этого инженера с «Электростали».
По докладной записке Орджоникидзе Центральный Комитет
принял решение командировать за границу 200 молодых специа-
листов для прохождения практики на заводах Европы. В их числе
был Тевосян.
РАЗВЕДЧИКИ ЖЕЛЕЗНОГО НАРКОМА.
Перегон — Столбцы — Негорелое — последний отрезок Родины,
который проезжают посланцы Советской страны.
Оглядывая пульмановский вагон, Тевосян вспомнил две пер-
вые свои поездки в Москву в 1921 году: тогда он ехал в марте
и в августе, а сейчас сентябрь 1929 года... Прошло восемь лет,
а как неузнаваемо изменилось все! Поезд идет строго по распи-
санию. В вокзальных буфетах и пристанционных ларьках масса
всякой снеди, способной удовлетворить самый прихотливый вкус.
360
По одежде, по настроению людей, по множеству мелочей подме-
чает наблюдательный глаз, как живет народ, чем дышит страна
Радовался Тевосян тому, что видел вокруг. Но это были лини
«окна» в занятиях, которым он посвящал почти все время в до-
роге. Хотелось освежить знание немецкого языка, перечесть кнн
ги, где говорилось о состоянии современной металлургии, о заводе
Круппа в Эссене. В объемистую общую тетрадь вносились бисер-
ным почерком заметки. Две такие же тетради, уложенные в че-
модан, предназначались для записей обо всем увиденном на круп-
повском заводе.
За окном тянулась польская земля. Это была первая чужая
территория, которую довелось увидеть Тевосяну.
На границе Польши и Германии снова прошли проверку пас-
портов, как на польско-советской границе. Хоть расстояния в
Европе невелики, но от мысли, что уже не одна, а две чужих
границы отделяют от Родины, стало как-то сиротливо.
Миновали Берлин. Прибыли в Эссен. «Вот она — цитадель
прусской военной мощи, главная кузница немецкого пушечного
короля!—думал Тевосян.— А ведь его предки правильно расши-
фровали итоги Крымской войны, поняв, что бронзовые пушки от-
жили свой век и настало время стальных. Недаром инженеры
тогдашнего владельца завода — Фридриха Круппа так пристально
следили за опытами Аносова, Обухова и других русских метал-
лургов. Появись русская стальная пушка раньше крупповской,
вероятно, можно было бы спасти Севастополь и выиграть Крым-
скую войну... Но Аносову так и не дали усовершенствовать его
изобретение, и Крупп беспрепятственно отхватил все патенты и
заказы. И Россия стала покупать стальные пушки и бронебойную
сталь за границей.
Крупп-то Крупп, да сам не будь глуп! Можно досадовать на
то, что царская Россия так неосмотрительно уступила приоритет
в стальном поединке, во надо смотреть на вещи трезво. Инжене-
ры и металловеды Германии, а также некоторых других капи
талистических стран ушли далеко вперед в производстве стали,
но в 1915 году и Н. Швецов освоил в Златоусте производство
снарядной стали.
В 1920 году в том же Златоусте была сварена нержавеющая
сталь в электрической печи, построенной по проекту советского
ученого С. Штейнберга; в златоустовской «Электростали» изобре-
тательные мастера трудятся над выплавкой медистои, магнитной,
вольфрамовой и других марочных сталей, ищут лучшие режимы
ее термической обработки. И все же мы во многом отстаем от за-
границы. Сколько еще надо поработать, чтобы освоить их опыт!»
У дирекции завода состоялся прием группы практикантов.
С первых же минут собеседования стало понятно, что дирекция
преследует сугубо рекламные цели. Ворохи почетных дипломов,
десятки медалей и других отличий, полученных на бесчисленных
выставках, должны были убедить большевистских посланцев в том,
что они имеют дело с самой лучшей фирмой в мире С фирмой
361
самого Альфреда Круппа! Затем состоялось распределение прак-
тикантов.
Тевосяну предстояло пробыть у Круппа год или чуть больше.
Полтора-два месяца он должен проработать на литейной канаве,
изучая разливку стали, полгода — помощником мастера электро-
сталелитейного цеха, чтобы постигнуть секреты производства круп-
повской стали, а остальное время — в дирекции, изучая работы
цехов и всего завода в целом.
Очень помогало в общении с мастерами и рабочими знание
немецкого языка; обращали на себя внимание солидные знания
и умение проникнуть в самую суть сложнейших процессов «Ивана
Шварца», как прозвали Тевосяна за его смоляно-черную шеве-
люру и антрацитовые глаза.
Как правило, на заводах Круппа к работе на сталеплавильных
печах практикантов не допускали, да и вообще старались ограни-
читься самыми общими указаниями. Тевосян был единственным
инженером-практикантом, получившим право работать сталеваром.
Позже, характеризуя членов группы практикующихся на его
заводе, сам Крупп заявил, что практикант Советского Союза
Иоганн Тевосян получил право непосредственно работать у печи
благодаря своему исключительному трудолюбию, таланту и
блестящему знанию теории сталеварения.
Опыт партийной работы и умение объясняться на языке окру-
жающих людей привлекали к нему симпатии. А то, что Тевосян
любил на досуге побыть в их кругу, держался по-товарищески
просто, позволяло расспросить, как живется в Советской стране
рабочему люду. Одного только не одобряли немцы: редко согла-
шался посидеть он за кружкой пива, уверял, что не имеет при-
страстия к алкогольным напиткам.
Вскоре немецкие рабочие стали донимать советских металлур-
гов-стажеров весьма настойчивыми расспросами о Тевосяне:
— Расскажите, пожалуйста, кто он такой, этот ваш «Иван
Шварц»? Он так легко усваивает самое сложное в нашем деле,
задает такие вопросы, что не только наши мастера, но и самые
опытные инженеры с трудом удовлетворяют его любопытство
Когда Тевосяну передавали эти разговоры, он с улыбкой па-
рировал:
— А вы что, не страдаете, значит, ни любознательностью, ни
любопытством? А ведь по сути дела, только расспрашивать — это
мало; надеяться на то, что запомнишь все услышанное, не при-
ходится: память — хранилище не очень надежное.
— Что же ты советуешь?
— Нас прислали сюда для того, чтобы мы усвоили все самое
лучшее. И не по памяти, а зафиксировали по возможности точ-
ней, дабы можно было потом применить этот ценный опыт на
родине, вспомнив его не приблизительно, а во всех деталях, рас-
четах и формулах.
— Да это же какого труда кропотливого потребует!
— Другого способа нет.
362
После обеда Тевосян с час отдыхал, затем принимался запи-
сывать и систематизировать узнанное за день, и товарищи стара-
лись не мешать ему в эти часы. Но в этот день они всей ватагой
ввалились к нему, выстроились около двери, широко ухмыляясь:
— А ну догадайся!
— Да выкладывайте же, заговорщики! — взмолился он, чув-
ствуя, что его охватывает нетерпение.
— К ко-му-то е-дет же-на, пусть го-то-вит-ся встречать! — хо-
ром начали скандировать товарищи, а потом стали с азартом, на-
перебой предлагать, чем и как ознаменовать встречу.
Сдержанный по натуре, застенчивый во всем, что касалось
его лично, Тевосян дал волю радости лишь после того, как ушли
друзья. На чужой стороне особенно донимает тоска о близких,
и хотя день заполнен по край делами и заботами, в который раз
извлекаются из бумажника заветные фотографии!..
Сердечная встреча завершилась скромным застольем, пошли
расспросы и рассказы. Все, чем жили Москва и Родина, близкие
и друзья,— все было дотошно выспрошено и вызнано.
— Мы часто собираемся у Ивана Федоровича,— рассказывали
Ольге Александровне товарищи.— Ведь он читает здешние газеты,
у него много друзей среди немецких рабочих. Вот и узнаем от не-
го о немецких и иных делах, обсуждаем их, спорим
Одним из поводов для жаркой дискуссии в присутствии Ольги
Александровны были, например, пресловутая немецкая методич-
ность и пристрастие к регламентации. Вначале они вызвали лишь
град остроумных насмешек, но затем раздались голоса в защиту
аккуратности и плановости в работе. Доводы сторон сводились
к нескольким основным положениям.
— Хотя советский народ с его размахом в кипучей энергией
сочетает в себе революционные масштабы с американской дело-
витостью, но работает и будет работать всегда своим собствен-
ным стилем,— утверждали одни.
— Правильно! — подхватывали их единомышленники—Смеш-
но думать, что мы станем когда-нибудь с немецкой методично-
стью черпать море ложечкой, эдак «ахтцейн лёффельн веден таг»...
Нам свойственно долго раскачиваться, но. взявшись за дело, де-
лать его на славу. Помните, как Ленин и I орький наблюдали
за работой итальянских рыбаков и Ленин сказал: «А наши ра-
ботают ловчее, проворнее».
— Все это так,— не отрицали противники.— Но посмотрим
же на вопрос диалектически! Неужели народы СССР остались
неизменными, неужели революция не повлияла на национальные
характеры, не выработала новых черт, характерных для совет-
ского человека! Теперь, когда приходится иметь дело с умными
машинами, нельзя уже работать по методу «Эи, ухнем! .
Тевосян не раз порывался вступить в спор, но держал себя
в руках. Партийная работа приучила его выслушивать довоты оп-
понента до конца и затем убеждать толково и терпеливо С трем-
ление не сбиваться с делового, дружелюбного тона на личные
ЗьЗ
выпады было характерным для полемики Тевосяна с теми, кто мыс-
лил иначе, чем он. Скромностью было продиктовано и другое
правило, которого он всегда старался придерживаться: не пора-
жать оппонента знаниями, не «сокрушать» его эрудицией, а ве-
сти со ступеньки на ступеньку выводов до логического финала.
Заметив, что страсти накаляются, дело может дойти до личных
обид, подменив полезный обмен мнениями, он решил разрядить
атмосферу.
— Вот вы вошли в азарт и уже начинаете покусывать друг1
друга вместо того, чтобы поздравить товарища, доставившего
нам повод к восхищению,— с упреком сказал он, воспользовав-
шись паузой в беседе.
— Кого поздравить? С чем? — посыпались вопросы.
— Как, вы не заметили, какой потрясающий галстук выкопал
Борис, обойдя все магазины Эссена?! Шик, блеск, «иммэр эле-
гант» — иного не скажешь...
Когда смех утих, Тевосян уже серьезно спросил:
— Хотите, прочту вам часть записей в «таинственную черную
тетрадь»? — и после дружного хора утвердительных восклицаний
достал из ящика стола общую тетрадь в клеенчатом переплете.
Задумчиво полистал исписанные четким почерком страницы.
Вначале шли разрозненные записи, отдельные цитаты, собствен-
ные мысли; затем все, постепенно приобретая стройность, уклады-
валось в систему: нетрудно было проследить, как развивалось
мышление и выкристаллизовывались выводы.
...Ленин неутомимо разрабатывал вопросы «организации труда
по-социалистически» («земледелие-!-промышленность»), решитель-
на выступал против гех, кто не ценит фактора времени, бесшабашно
тратя часы и минуты па заседательскую суетню, писание ненуж-
ных бумаг, лишнюю беготню и парадную шумиху; призывал учи-
ться работать и руководить даже у буржуазии, «черпать обеими
руками хорошее из-за границы...».
— Так что, друзья, нас не случайно послали сюда... Несом-
ненно, многие со временем станут хорошими специалистами, мо-
жет быть, и руководителями предприятий. Вот нам и предстоит
в совершенстве овладеть советским методом руководства. Здесь
же, в Германии, мы видим передовой буржуазный метод. Так
должны ли мы целиком отмести этот опыт?
— Конечно нет!
— Конечно да! — с одинаковой категоричностью прозвучало
два разных ответа — разнобой мнении снова дал знать о себе.
Тевосян поднял руку, призывая к тишине.
— Давайте послушаем, что говорит Владимир Ильич: «В капи-
талистическом мире гением организации и управления считает-
ся Тэйлор... но система Тэйлора (как и все прогрессы капитализ-
ма) соединяет в себе утонченное зверство буржуазной эксплуа-
тации...»
— Так мы об этом и толкуем! — воспряли духом противники
«чужих методов». — Буржуазная, в том числе немецкая, органи-
364
зованность и система управления — ведь это и есть утонченное
зверство капиталистической эксплуатации!
— Погодите, вот что дальше,—спокойно возразил Тевосян.—
«Соединяет в себе утонченное зверство буржуазной эксплуатации
и богатейших научных завоеваний в деле анализа механических
движений при труде, изгнания лишних и неловких движений, вы-
работки правильнейших приемов работы, введения наилучших
систем учета и контроля и т. д. Советская республика во что бы
то ни стало должна перенять все ценное из завоеваний науки
и техники в этой области...»
— Стоп, товарищи! — поднялся Емельянов. — Уважим прось-
бу Ольги Александровны, устроим перерыв, попье.м по немецкому
обычаю кофейку и уже после этого продолжим дискуссию.
После перекура все расселись, по-прежнему наступила выжи-
дательная пауза.
— Полезно вспомнить,— продолжал Тевосян, иногда загля-
дывая в тетрадь,— что Ленин все эти требования относил к труду
не только производственному, но и управленческому. Как не пере-
носил Ильич «коммунистического» чванства, как настойчиво тре-
бовал «научиться ценить науку», «научиться работать, системати-
чески используя и предыдущий опыт, и практику!». «Поправлять
с кондачка работу сотен лучших специалистов, отделываться
пошло звучащими шуточками, чваниться своим правом «не утвер-
дить», — разве это не позорно?! Поменьше приемов Тит Титыча
(«могу утвердить, могу и не утвердить!»)...»
— При чем же тут крупны и тэйлоры?!
— А при том, что при всей своей ограниченности, которую
предопределяют противоречия буржуазного строя, они многое
сделали, пока мы были заняты нашей революцией и гражданской
войной. Да и теперь они кропотливо совершенствуют производство,
организацию и управление своим обществом. Мы призваны взять
у них самое лучшее, а оно не лежит на поверхности. Ну, как, со-
гласны с этим?
— Похоже, в Горной академии ты, Тевосян, основательно изу-
чал не только металлургию, но и всего Ленина! — последовало
в ответ.
Когда стажировка советских специалистов на заводе Крупна
закончилась, сам «хозяин» пожелал поговорить с советскими
инженерами. Особая беседа была у него с Тевосяном, причем
не без умысла он начал разговор издалека.
— Мне много рассказывали о вас, герр Тевосян. Вы отлично
работали и многое узнали. Мне это нравится. Надеюсь, вы до-
вольны пребыванием на заводе моей фирмы?
— Доволен, хотя, конечно, не все успел изучить
— Так, может быть, вы остались бы еще у нас? Тогда вы
сможете в полной мере усвоить немецкую точность и аккуратность»
немецкую организованность и исполнительность!
365
— Вы перечислили очень ценные качества характера, но они
не являются прирожденными чертами какой-либо одной нации.
За приглашение благодарен, но у меня есть своя работа. Меня
ждут на заводе, ждут друзья и родные.
Уже перед самым отъездом из Эссена Василий Емельянов уго-
ворил друга съездить в Кобленц. Осмотрев город, собор и кре-
пость, друзья снялись на фоне исторического памятника и рас-
писались в книге посетителей.
Упаковав чемодан в Эссене, Тевосян, однако, не сразу напра-
вился в Советский Союз. Ему было поручено изучить организа-
цию производства, секреты технологии выпуска специальных ста-
лей на целом ряде лучших металлургических заводов Европы.
В Чехословакии он внимательно осмотрел заводы Шкоды,
Витковиц и Польди-Поше, славившиеся выпускаемыми марками
сталей. Полтора месяца пробыл в Италии: три недели заняло
ознакомление с металлургическими заводами фирмы «Фиат» в
Турине, остальное время ушло на осмотр других заводов, выпус-
кавших легированные стали.
Мел поздний листопад, когда за аркой на перегоне Столб-
цы — Негорелое Тевосян снова увидел землю Родины.
— Как живешь, товарищ Науменко? — весело воскликнул Ге-
восян, входя в мартеновский цех завода «Электросталь». — Вот
я и вернулся... Ты слышал, наверное, что меня посылали за границу?
— С прибытием, Иван Федорович!—ответил Науменко, вни-
мательно разглядывая бывшего своего помощника. — Я об отъ-
езде, конечно, слышал и хочу пожурить, что уехал не попрощав-
шись. Ребята спрашивают — знаешь, мол, куда твой Тевосян уехал?
А я глазами хлопаю... А еще напарниками были! Заставил ты меня
краснеть перед людьми.
— Да, нехорошо получилось, оплошку я дал. Но, понимаешь,
столько вышло хлопот перед отъездом, что трудно было минуту
выкроить. Выберу время, расскажу, а сейчас, извини, вызван я...
Тевосяна вызывал Серго Орджоникидзе. Нарком велел пере-
дать, что заболел и просит зайти к нему домой.
Дверь отворила жена наркома и тотчас провела его к боль-
ному.
Орджоникидзе полусидел в кровати; на одеяле лежали газеты,
журналы и вскрытые конверты — ему доставили почту за день.
Он крепко пожал руку Тевосяну, сказав:
— Ну садись, «иностранец», выкладывай по порядку: что ты
там видел.
В первые минуты не сразу находя нужные слова, но постелен- 4
по все больше увлекаясь, молодой инженер рассказал о накоп- J
ленной долгими годами методике и культуре производства в евро-
пейской металлургии качественных сталей; о том, что именно 7
можно заимствовать и перенести из этого богатейшего опыта на *
— Слушай, Тевосян, — спросил Орджоникидзе, когда тот за-
молчал, — есть ли у нас специалисты, хорошо знакомые с теорией
и практикой производства высококачественных сталей?
Тевосян не спеша стал перечислять:
— Есть. Например, профессор Григорович Константин Петро-
вич: он в Горной академии кура электрометаллургии читал, в Гер-
мании руководил практикой стажеров. Блестяще эрудированный
металлург, который сумеет отобрать и систематизировать все, что
необходимо внедрить у нас из опыта европейской металлургии.
Крупный инженер с огромным производственным опытом Суб-
ботин Иван Иванович, недаром металлурги прозвали его «завод-
ским волком». И еще найдутся. Но, мне кажется, хорошо было
бы на первое время пригласить специалистов из Европы, чтобы
они натаскали наших молодых металлургов, подготовили себе
смену.
— Ну, вот и хорошо! — одобрительно кивнул Орджоникидзе.—
Договорись с Григоровичем, и пригласите на работу опытных не-
мецких металлургов.
В конце беседы Орджоникидзе сказал Тевосяну:
— Ты, конечно, знаешь, что на XVI съезде партии тебя выбра-
ли членом ЦК ВКП(б)—это во-первых. А во-вторых, ты на-
значен заведующим отделом черной металлургии.
В самом деле, на двери одного из кабинетов в ЦК Иван Федо-
рович увидел металлическую дощечку со своей фамилией. Честь
была большая, но Тевосян мечтал скорее применить зарубежный
опыт на заводе «Электросталь», обобщить все узнанное и домыс-
ленное о разливке качественных сталей в отдельной книге. Он
стал настойчиво просить, чтобы его отпустили на завод, дали воз-
можность написать задуманную работу. Сначала Орджоникидзе
об этом и слышать не хотел, но в конце концов Тевосян сумел его
переубедить и был оставлен в «Электростали».
Каждую минуту, которую Тевосян мог выкроить на работе,
почти все часы отдыха он посвящал книге, в которой задумал
собрать самый передовой опыт европейской металлургии в области
разливки качественных и высококачественных сталей Ему рее
казалось, что он пишет многословно, и он снова и снова сокращал
и переделывал текст.
И вот наконец в 1934 году труд был издан под непритязатель-
ным названием: «Разливка качественных и высококачественных
сталей». Авторы предисловия — специалисты — писали, что работа
«представляет собой очень ценное практическое подобие для ин-
женеров, мастеров и рабочих, работающих в сталелитейных цехах,
производящих специальные стали». Хвалили за обилие фактиче-
ского материала, тщательность описании, меткость наблюдении
и точность характеристик.
— Третью неделю читаю, а все еще не дочитал, возвраща-
юсь — и снова перечитываю,— говорил мастер Науменко, получив-
ший от Тевосяна экземпляр книги с автографом. Сама-то кни-
жица небольшая, а вошло в нее много
3G?
— Не дают д^ха перевести нашему Ивану Федоровичу —
опять послали... — как бы между прочим говорил он, не без умыс-
ла ожидая вопроса — «куда?».
Но на этот раз он мог точно ответить; Тевосян, помня упрек
старшего напарника, перед отъездом доверительно сообщил ему,
что по поручению товарища Орджоникидзе едет в Германию при-
глашать опытных иностранных специалистов по качественным
сталям. Тевосян сумел убедить Орджоникидзе, что много выгод-
ней заплатить однажды валютой за выучку своих специалистов,
пойти на приглашение зарубежных крупных специалистов для
инструктажа, чем систематически расходовать огромные средства
в той же валюте на закупку марочных сталей за границей.
Еще не раз в тридцатых годах Тевосяиу пришлось выполнять
различные задания «по поручению товарища Серго». В течение
всей своей жизни он с чувством глубокого уважения и искренней
признательности говорил о незабываемом командарме советской
индустрии, научившем целое поколение молодых советских хо-
зяйственников вести дело и управлять промышленностью по-ле-
нински.
Иван Федорович радовался, когда ему удавалось, освободив-
шись от поездок и заседаний, заняться заводом. Иногда он часа-
ми молча ходил по цехам, словно сравнивая порядки на «Электро-
стали» с крупповскими, подсказывал наиболее толковым масте-
рам новые решения.
Однажды ему доложили о приезде группы стажеров с Ижор-
ского завода.
— Зовите ко мне! — распорядился Тевосян, хотя и был осо
бенно занят именно в это время.
— Добро пожаловать, друзья! — весело приветствовал он мо
лодых инженеров.— Ну, рассказывайте, как работает ваша элект-
ропечь? Это правда, что вы собираетесь освоить производство
быстрорежущей стали?
— За инструктажем и приехали, Иван Федорович! — подтвер-
дил руководитель стажеров И. Фрумкин.— Вот письмо от нашего
завода — просим поделиться опытом.
Тевосян быстро отпустил сидевших у него товарищей и занял-
ся ижорцами. Ведь это были первые соратники на том поприще,
которое давно уже влекло его. Пригласив подсесть поближе, он
стал расспрашивать ижорцев, надолго ли они приехали, какие
имеют поручения, сказал, что поможет продлить командировку,
если не хватит времени изучить опыт «Электростали». Тут же
сам позвонил всем начальникам цехов и попросил оказывать гос-
тям всемерное содействие. Потом справился, как они устроились.
Узнав, что люди еще сидят на чемоданах, позвонил в Ногинск,
помог с гостиницей.
— Ну как, хорошо ли объясняют вам товарищи Францев, Ни-
колаев и Зуев? Показали уже инструкции и технологические
карты, свели в лаборатории, объяснили, как делаются анализы? —
спрашивал он ижорцев при каждой встрече.
368
— Вот если бы везде так щедро и охотно делились опытом,
далеко бы мы ушли вперед! — говорили между собой стажеры.
Да и не одни ижорцы уезжали из «Электростали» с таким
бодрым настроением.
По инициативе Орджоникидзе и при его личном участии б
ЦК ВКП(б) и в правительство поступил проект решения о том,
чтобы заводы Златоустовский, «Электросталь», «Серп и молот»,
«Красный Октябрь», Ижорский, ферросплавные и некоторые
другие были включены в объединение (трест) «Спецсталь».
12 июля 1931 года решением СНК СССР и ВСНХ И. Ф. Тево-
сян был назначен руководителем образованного объединения за-
водов качественных сталей и ферросплавов под названием «Спец-
сталь». Серго Орджоникидзе тепло поздравил Тевосяна с назначе-
нием на пост управляющего. Тут же завязалась долгая беседа
о главном звене, за которое нужно ухватиться, чтобы разнообраз-
ный спрос на качественные стали можно было целиком покрыть
отечественным производством, не тратя валюту на покупку и не
завися от заграницы.
Первый этап деятельности Тевосяна в борьбе за качественные
стали получил в те дни яркое отражение в прощальном приказе по
заводу «Электросталь»: «Заводоуправление, расставаясь с т. Тево-
сяном, крупнейшим специалистом Советского Союза по высоко-
качественным сталям, отмечает его исключительные заслуги в
постановке и расширении производства высококачественных сталей
на заводе. Свои исключительные технические и организационные
способности за 5-летнее пребывание на предприятии т. Тевосян
сумел сочетать с качествами партийца-массовика, стойкого боль-
шевика, твердого бойца за генеральную линию партии.
Для завода «Электросталь» т. Тевосян являлся лучшим коман-
диром производства. Опираясь на широкую заводскую обществен-
ность, обладая классовым чутьем, стойко, на деле отстаивал он
интересы производства как интересы господствующего рабочего
класса, смело сметая с пути все оппортунистическое, дряблое,
реакционное, обломовское, тормозящее развитие завода и спла-
чивая все лучшее среди старых и молодых специалистов.
Инициативе т. Тевосяна принадлежит широкое применение но-
вейших заграничных методов литья, штампования, термообра-
ботки. Заводоуправление выражает глубокую благодарность ин-
женеру-большевику т. Тевосяну за его преданную работу в инте-
ресах партии, Советской власти, рабочего класса. ,
Заводоуправление призывает весь инженерно-технический пер-
сонал и особенно молодых специалистов на образцах работы
т. Тевосяна учиться овладевать техникой, техническому руко-
водству, с такой же настойчивостью преодолевать трудности».
Работа на посту руководителя «Спецстали» при тесном обще-
нии с Серго Орджоникидзе была таким периодом в жизни Тево-
сяна, о котором он всегда вспоминал как о поре, когда «испыты-
вались на прочность» все его качества — и специалиста, и органи-
затора, и партийного, и государственного деятеля.
369
К счастью, Тевосяну пришлось начинать уже не на голом
месте. Партия дальновидно позаботилась о создании качествен-
ной металлургии, учитывая ее первостепенное значение для разви-
тия машиностроения и других важнейших отраслей народного хо-
зяйства. Совершенно очевидным было и оборонное значение ка-
чественных сталей. Советские заводы уже давали стране хромис-
тую, хромоникелевую, хромомолибденовую, хромованадиевую сталь,
сталь для подшипников, быстрорежущую, инструментальную, нер-
жавеющую и трансформаторную. Но потребности росли, нужны
были новые марки стали, и нужны были во все большем и боль-
шем количестве.
В «Спецстали» Тевосяну удалось подобрать крепкое ядро как
отечественных специалистов (К- П. Григорович, И. И. Субботин,
Н. А. Блохин, В. С. Емельянов, В. В. Кузнецов, А. Г. Шереметьев,
Д. И. Габриэлян), так и приглашенных из-за границы — люксем-
буржец С. Криц, доктор Вальтер (которого общепризнанные ав-
торитеты относили к числу пяти самых опытных ферросплавщи-
ков в мире), специалист по мартенам Сайл, англичанин по про-
исхождению, и другие.
Однако, помимо кадров на заводах, Тевосяну надо было подо-
брать и управленческий аппарат, и в этом отношении очень ха-
рактерна история с секретарем Анастасией Забудько.
Дочь прокатчика-партийца на московском заводе «Серп и мо-
лот> Забудько работала вначале в общем отделе этого же завода,
затем рабкором газеты «Мартеновка», была избрана депутатом
Пролетарского райсовета, а в 1931 году направлена райкомом на
службу в только что организованное объединение «Спецсталь».
Пристально взглянув на молодую девушку, Тевосян выдвинул
ящики своего письменного стола и предложил:
— Сумеешь привести1 все это в божеский вид, а? Прислали мне
тут одного парня из Тяжпрома. Посмотрел я, как он начал ко-
паться, и отправил обратно. А тебя как, не придется?
— Постараюсь, чтоб не пришлось, — поджав губы, отозвалась
Забудько.
— Вот это хорошо — стараться! — одобрил Тевосян. — Стено-
графировать ты умеешь? Ну ничего, тут неподалеку есть курсы,
будешь ходить учиться.
Десять лет работала Анастасия Забудько с Тевосяном, пройдя
хорошую школу — рабочую и жизненную—под его руководством
Прежде всего Тевосян распорядился, чтобы она изучила
висевшую на стене кабинета диаграмму всех металлургических
заводов страны. По утрам в кабинет являлся (до прихода Тево-
сяна) статистик и показывал, что делается на каждом заводе,
а она записывала данные, так что каждый день была в курсе
того, как идет работа на заводах.
Приезжая на работу, Тевосян первым делом говорил:
370
— Ну, докладывай, как дела?
Забудько с ходу начинала перечислять:
— Сегодня выплавлено мартенами столько-то, там-то произо-
шла авария и т. д.
Каждую неделю проводились производственные совещания,
материалы к которым тщательно готовились заранее. Без заблаго-
временно подготовленных материалов Тевосян на заседания не
ходил.
Он был в курсе всех событий на заводах. Наравне с офи-
циальной корреспонденцией приходила масса писем, подчас без-
грамотных, написанных неразборчивым почерком. Забудько
должна была перепечатывать эти письма, снабжая каждое крат-
кой справкой, чтобы сэкономить у Ивана Федоровича время на
ознакомление с ними. Тевосян читал письма, справку и накла-
дывал резолюцию. Был учрежден специальный контроль за вы-
полнением резолюции на документах и письмах.
Как-то она вошла к Тевосяну с пылающим лицом и выпалила:
— Я по вашему поручению в главке была и вдруг слышу:
«Пришел тевосяновский цербер, ждите взбучки...» Что же это
такое, уже в «церберы» меня произвели, Иван Федорович?!
— А чем это плохо, скажи пожалуйста? — серьезно спросил
Тевосян, хотя глаза у него смеялись. — Цербер охранял вход в
ад, вот они и хотели этим сказать, что ты не даешь им в ад
попасть, охраняешь, по моему поручению, от такой страшной
участи!
Забудько с негодованием подняла глаза на него, хотела что-
то сказать — и вдруг, сама рассмеявшись, вышла из кабинета.
Вскоре Забудько, по совету Тевосяна, пошла учиться в Пром-
академию.
Начальник секретариата в то время был экономист металлург
Я. А. Обломский, проработавший после этого с Тевосяном около
двух десятилетий. Однажды Обломский позвонил на дом За-
будько и попросил встретиться с ним. Забудько застала его очень
расстроенным.
— Слушай, Анастасия Ивановна, расскажи, как ты у Тевося-
на работала? Никак характера его не разгадаю — то ровный,
приветливый, то разбушуется, хоть святых выноси...
— Знаешь, Яков Антонович, что самое главное? — задумчиво
сказала Забудько. — Никогда не криви душой с Иваном Тевадро-
совнчем,— смертной ненавистью ненавидит он ложь и увертки!
Ошибся в чем — признайся прямо. Он всегда говорит. «Повинную
голову и меч не сечет!» Не любит он угодничества, очень строг
к себе, скромен. Столько лет работала я с ним, а не знаю номера
его квартиры, его дачи, никто из сотрудников никогда его лично
не обслуживал. Насчет же характера — это правда, нрав у него
крутой. Но я заметила, что боялись его те, которые в чем-либо себя
виновными чувствовали или в своих знаниях не были уверены
А как он относится к своим сотрудникам — уж и сказать не могу
Помню, получали мы карточки, жили тяжело. А Иван Тевадросо-
371
вич собрал все карточки, устроил столовую для нас, и стали мы
питаться сносно.
Видел он, по его примеру работаем день и ночь, не жалуем-
ся,— снял для нас дачу в Удельной, платили же мы копейки —
по числу квадратных метров и вывозили детей на дачу. Заболела
я полиартритом — меня в больницу поместил, отправил потом
в Сочи, а ведь могла я без лечения инвалидом стать.
Главное в его характере, что он — человек большой души,
а работник прямо одержимый. Как-то задержался Иван Тевадро-
сович с Габриэляном, а я тоже сидела, стенограмму расшифро-
вывала. Вышли они вдвоем из кабинета, и Иван Тевадросович
говорит: «Поздравляю тебя, дочка у тебя родилась! Я давно о
дочке мечтаю, да все нет». А Габриэлян ему: «Ну, что ты, Иван
Тевадросович, чего скрываешь — есть у тебя и сын, и дочка
любимая!» Тевосян удивился: «Да нет у меня дочки!» — «Как
пет?! — стоит на своем Габриэлян. — Сын — Володя, а дочка
любимая — Качественная Сталь!» Как захохочет тут Иван Тева-
чросович — все зубы свои белопенные показал!.. В шутке этой —
чистая правда.
Обломский задумчиво смотрел на Забудько:
— Ну, спасибо тебе, Анастасия Ивановна! Обратился я к тебе
за простой информацией, а прослушал целую лекцию по челове-
коведению и организации труда в управлениях. Думаю, что теперь
я с Тевосяном сработаюсь, раз ты ключ к его характеру из рук
в руки передала. Ну, будь здорова, и еще раз спасибо!
Методы руководства заводами, применяемые управляющим
трестом «Спецсгаль», были далеки от стандартных. Новое объе-
динение кто-то очень метко назвал «Трестом на колесах».
На завод, намеченный для обследования, выезжала большая
группа работников «Спецстали», в составе которой были предста-
вители всех отделов — доменщики, прокатчики, механики, литей-
щики, транспортники, управленцы и т. д. Не требуя никаких
справок, данных или других обычных материалов, они день за
днем проверяли работу завода — каждый на своем участке вы-
являл неполадки, совместно с работниками соответствующих
служб завода намечал необходимые для выправления дела ме-
роприятия.
Через неделю или дней десять приезжал Тевосян. Все докла-
дывалось ему, после совместного обсуждения созывалось совеща-
ние у директора завода. Поездка завершалась подготовкой прика-
за с перечислением мероприятий и сроков их выполнения. Эти
приказы систематически проверялись на производственных сове-
щаниях в тресте, которые созывались раз в неделю.
Как-то Тевосян предложил директору одного обследованного
завода дать объяснения о причинах срыва работы и внести пред-
ложение о необходимых для выправления мерах,— директор
запутался, и доклад его не удовлетворил Тевосяна. На помощь
372
пришел заместитель по строительству, дав нужную справку. На
второй вопрос за директора ответил заместитель по кадрам.
Тевосян внимательно посмотрел на директора и вдруг спросил:
— Знаешь, почему пала Римская империя?
В кабинете наступила тишина.
— Римская империя процветала, чем была обязана наместни-
кам, которые неусыпно заботились об усилении ее боевой и эко-
номической мощи. Но вот наместники решили не утруждать себя
больше и взяли помощников. Позднее эти наместники стали под-
писывать все бумаги, которые им подсовывали, не занимая себя
их чтением. Так постепенно развалилась некогда мощная империя.
Не кажется ли тебе, что ты начинаешь походить на такого на-
местника?...
Красный как рак директор не поднимал глаз.
Текущие заботы и вызовы на доклады и совещания hhoi да
отвлекали Тевосяна от общих «стратегических задач», от выра-
ботки стройной системы организации работ всего объединения, но
он ставил себе задачей найти и испытать все элементы этой
системы на живой практике
Как-то раз он позвонил директору «Электростали».
— Добрый день, товарищ директор! Не кажется ли тебе, что
вы у себя там одно лечите, а другое калечите? Что калечите?..
А вот у мастера Никифорова при постройке трасформаторной
будки разве не снесли сарайчик? И новый не построили...
Проследите же за тем, чтобы построили ему сарайчик луч-
ше прежнего! В воскресенье буду у вас на заводе — заеду
взглянуть на сарай.
Приезжал он обычно не в заводоуправление, а прямо в цеха,
а после проверял столовые, общежития и ясли с детсадами.
Работники «Электростали», хорошо знавшие Тевосяна, в шут-
ку спрашивали:
— По крупповскои мерочке будете судить нас, Иван Федоро-
вич?! Насчет чистоты и прочего...
— А вы за чистоту или против? Например, изложницы у вас
продуваются?
— Конечно!
— И правильно! Дайте-ка посмотрю на шланг, которым вы
это делаете.
А шланга-то и не оказалось.
— Так вы уверяете, что просматриваете изложницу? Где лам-
почка, хочу взглянуть.
Электростальны не знали, куда глаза девать со стыда, поимен-
ные на «неточной» информации. Молва о подобных конфузах рас-
ходилась как круги по воде.
Заводы «Спецстали», имея прокатные мощности, превышав-
шие собственное производство стали, крайне нуждались в металле
со стороны, в заготовке для переката. Вопрос о получении метал-
ла нередко решался не с высоким начальством, к которому Тево-
сян был вхож в любое время и без всяких докладов, а с рядовыми
373
снабженцами. Личным обращением к рядовым исполнителям он
побуждал их действовать так, что они сами систематически напо-
минали поставщикам: не забудьте, мол, вовремя отправить за-
готовку заводу «Красный Октябрь», «Серп и молот» или еще
куда-то.
В стенах треста царила творческая обстановка, люди горди-
лись, что работают в организации, которая явно идет в гору. Вот
наградили управляющего, вот избрали его в обком, вот отметили
работу объединения на съезде партии... Многие стремились в
«Спецсталь». И уж где-где, а в Институте стали (одном из инсти-
тутов бывшей Горной академии) это было заветной мечтой вы-
пускников, тем более что Тевосян всегда очень приветливо встре-
чал молодое пополнение.
Одним из трех производств на Челябинском комбинате фер-
росплавов являлось изготовление электродов, бывшее в Советском
Союзе делом совершенно новым. Электроды были необходимы
для электросталеплавильных печей, для печей по производству
ферросплавов, для электролизных ванн, в производстве алюминия
и многого другого. Заграничные фирмы использовали нашу зави-
симость от поступления электродов из-за границы и, смотря по
обстоятельствам, или поднимали цены на них, или же навязыва-
ли продукцию низкого качества.
В 1932 году на границе с Маньчжурией возникла опасная
ситуация — дело явно шло к войне с Маньчжоу-Го. Именно в
этот момент фирма «Симменс» отказалась принять советский
заказ на электроды для ферросплавных печей, прислав такой
ответ: «К сожалению, в настоящее время мы лишены возможности
принять новые заказы. Однако, если хотите, можем отгрузить
Вам то, что забраковал Ваш приемщик».
Между тем из Москвы шли тревожные телеграммы: на Челя-
бинском заводе всего месячный запас электродов. Именно тогда
работник завода — товарищ Тевосяна по Горной академии, по
заграничной практике у Круппа и его совместной работе в оте-
чественной металлургии В. С. Емельянов — находился в команди-
ровке в Италии. Ему предложили немедленно выехать в Герма-
нию— в Ратибор, осмотреть забракованные электроды и, если
их хоть как-нибудь можно использовать, принять и отправить
в Советский Союз.
Емельянов с трудом отобрал несколько десятков электродов
и справился у директора Ратиборского завода:
— Ну, а по какой же цене вы уступите этот товар? Ведь поку-
пателей на него вам не найти.
— Почему не найти? — усмехнулся тот.— Вот приехали же
вы за ним даже из Италии, профессор!
За бракованные электроды фирма «Симменс» потребовала
полную стоимость.
Работники электродного производства прилагали все силы н
знания, чтобы быстрее наладить выпуск отечественной продук-
ции, особенно были нужны графиты для электросталеплавильных
374
печей, производящих высококачественные стали. А производство их
все не налаживалось. Сложностей здесь оказалось не меньше,
чем на ферросплавном заводе. Трудно было определить, чем
вызван брак и что является самым важным в этом новом для
советских специалистов деле.
Как-то, после того как полностью была забракована большая
партия электродов, Емельянова и директора Челябинского завода
Власова вызвали в Москву. Поздно вечером они вошли в кабинет
наркома тяжелой промышленности. Серго Орджоникидзе поднял-
ся навстречу и, поздоровавшись, предложил сесть. А сам положил
перед собой лист бумаги и карандаш.
— Скажите, пожалуйста, что входит в состав электродов? —
обратился он к Власову.
— Кокс.
— Обычный кокс? — записав что-то, переспросил Орджони-
кидзе.
— Обычный, но чистый в отношении содержания золы, а также
размельченный на частицы определенной крупности.
— Еще что?— продолжал выспрашивать Орджоникидзе.
— Антрацит; его обжигают, удаляют все летучие примеси
и тоже измельчают.
Нарком опять что-то записал.
— Еще?
— Смола каменноугольная, которую нагревают, чтобы удалить
из нее влагу и нафталин.
Емельянов понял, что нарком аккуратным столбиком записы-
вает компоненты, входящие в состав электродной массы
— Еще что?
Власов подумал — и пожал плечами:
— Больше ничего...
Орджоникидзе отодвинул листок с записями, положил на не-
го карандаш и, встав из-за стола, сказал:
— Нет, Власов, неверно!
«Почему? — подумал Емельянов.— Власов совершенно пра-
вильно назвал компоненты!»
— Неверно, Власов! — повторил Орджоникидзе.— Еще органи-
зация входит!.. А у вас на заводе, как видно, этот компонент
отсутствует. К коксу, антрациту и смоле обязательно следует до-
бавить организацию—без этого вы никогда хороших электродов
не получите!
И Орджоникидзе стал подробно перечислять все неполадки,
бытующие пока на Челябинском заводе.
«А я-то думал, что открываю ему Америку...» — со стыдом по-
думал директор ферросплавного завода. На следующий день
Емельянов узнал, что у Орджоникидзе до их прихода был управ-
ляющий объединением «Спецсталь» Тевосян, и нарком подробно
выспросил у него всю технологию производства электродов.
На одном из совещаний руководящих работников «Спецсталн»,
посвященном вопросам экономической работы заводов, рассматрн-
375
вались причины высокой себестоимости продукции. Тевосян поста-
вил перед работниками заводов задачу — отказаться от правитель-
ственной дотации, заметно снизив стоимость производства. Вне-
сено было много деловых предложений, каким путем можно до-
биться увеличения производительности металлургических печей,
прокатных станов, ковочных молотов и прессов. Говорили также
о сверхнормативных потерях металла, простоях оборудования
и браке, указывали на возможности, скрытые на каждом заводе
и могущие быть использованными для увеличения производства
и снижения затрат.
Вскоре после того Тевосян с группой работников «Спецстали»
выехал в Златоуст, куда был вызван и главный инженер Челябин-
ского завода В. С. Емельянов. В числе работников «Спецстали»,
прибывших па завод, находился немецкий специалист инженер
Криц. Подойдя к директору завода, он с усмешкой заявил ему:
— Знаете, я нашел у вас на свалке доллар.
— Вы, вероятно, хотели сказать рубль? — переспросил
директор
— Нет, именно доллар! — возразил Криц, показывая графит-
ную деталь — ниппель, соединяющую два электрода. — За этот нип-
пель вы заплатили американской фирме Ачесон один доллар...
И рубли я тоже нашел,— продолжал Криц.— Каждый магнезито-
вый кирпич стоит в Германии две марки. Эти кирпичи мы, немцы,
покупаем неподалеку от вас — на Садкинском заводе; там нахо-
дится одно из лучших в мире месторождений магнезита — пре-
восходного огнеупорного материала. Отправляя такие кирпичи с
одного завода на другой, мы каждый обертываем в бумагу, преж-
де чем запаковать в ящик. На свалке, куда выбрасывают завод-
ские отходы, я нашел не только битые, но и целые магнезитовые
кирпичи. А ведь в Германии мы используем и битые кирпичи —
измельчаем их и вновь пускаем в дело. Конечно, страна у вас
очень богатая. Но почему вы не бережете ваше богатство?!
— Вы и теперь будете утверждать, что не можете сэкономить
полмиллиова рублей? — резко спросил директора Тевосян.— Да
ведь если вы устраните только эти явные потери, одно это даст вам
куда больше экономии!
Затем повернулся к Емельянову;
— Скажите, как у вас получают ферросилиций?
Емельянов начал было рассказывать, но Тевосян перебил его:
— Ну, это устаревший способ. Директор Златоустовского за-
вода открыл способ куда более простой: он сеет его! Получив
от вас ферросилиций, он разбрасывает его по всей территории
завода, видимо, в надежде на большой урожай... Не так ли?
Директор молчал. Выброшенный на свалку ниппель и магне-
зитовый кирпич, разбросанный по двору завода ферросили-
ций — все это говорило о полном отсутствии порядка на пред-
приятии.
— Ну, сколько же вы беретесь сэкономить за год? — настой-
чиво спросил управляющий «Спецстали».— Я думал записать
376
вам полмиллиона, но, вижу, этого мало. Садитесь и подсчитайте,
где и на чем можете сократить лишние расходы и потери, а потом
мы обсудим.
В 1934 году Серго Орджоникидзе, поднявшись на трибуну
XVII съезда партии, говорил:
— ...Приведу вам такой пример: есть у нас объединение1 «Спец-
сталь''. Автотракторная промышленность гордится своими успе-
хами. Но если б у нас не было качественных сталей, у нас не
было бы и автотракторной промышленности. Стоимость расходу-
емых нами сейчас качественных сталей превышает четыреста мил-
лионов рублей. Если б надо было ввозить стали на эти четыреста
миллионов рублей,— черт побери, мы бы в кабалу попали к капи-
талистам! А это производство поставили наши молодые специа-
листы, которые сумели старых пригласить и вести это дело. II об*
разцом работы треста, по-моему, должна быть работа объедине-
ния «Спецсталь».
Орджоникидзе счел нужным рассказать и о том, как добилась
«Спецсталь» успеха, как организовали там дело:
— Так что они сделали? Они взяли профессора Григоровича,
человека, безусловно хорошо знающего качественные стали; взяли
инженера Субботина — «заводского волка», который заводское
дело знает как следует; взяли трех-четырех крупповских инже-
неров, которые были там мастерами и начальниками цехов... И вот,
когда им надо на том или ином заводе с прорывом бороться, что
они делают? Они собирают этот кулак на заводе, разъясняют, при-
водят все в порядок. Григорович прочтет лекцию мастерам и ра-
бочим. Субботин пойдет пошурует у мартена или у проката, нем-
цы со всей своей аккуратностью обследуют все и скажут потом,
как надо дело выправить... И всем этим ведает молодой инже-
нер — наш товарищ Тевосян, стоящий во главе объединения «Спец-
сталь»!
ЗАКАЛКА
В 1936 году у Тевосяна родилась долгожданная дочка, а в
конце этого же года ему пришлось оставить свой «булатный пост»
и временно расстаться с друзьями-сталеварами всех рангов: он
был назначен начальником 7-го Главного управления Народного
комиссариата оборонной промышленности.
На политическом горизонте — и с Запада, где уже бряцала
оружием гитлеровская Германия, и с Дальнего Востока, где япон-
ские милитаристы чертили на картах мира новые границы буду-
щих завоеваний, о которых говорили уже не таясь, наползали
грозовые тучи. Это предвещало приближающуюся бурю, и пар-
тия должна была позаботиться об укреплении оборонной мощи
страны. Можно представить себе, какие сугубо ответственные
377
обязанности были возложены на Тевосяна в связи с новым на-
значением, если тогда же, в декабре 1936 года, он был команди-
рован в Германию и Чехословакию.
Выполнив с успехом миссию, Тевосян в 1937 году вернулся
на родину и получил новое назначение: он стал первым замести-
телем народного комиссара оборонной промышленности, в его
непосредственное ведение было передано судостроение. Главмор-
пром — так называлось Главное управление, где ему пришлось
подышать морским воздухом, войти в особый мир корабелов,
как называли себя судостроители.
И тогда же советский народ оказал ему высокую честь — он
был избран депутатом Верховного Совета СССР первого созыва.
Характерные черты Тевосяна — эрудированного специалиста
и волевого руководителя — предопределяли удачу дела, на кото-
рое направила его партия, ибо для этого как раз требовались те
качества, которыми он обладал: глубокое сознание своего граж-
данского долга, исключительная работоспособность, умение бы-
стро схватывать технически сложные вопросы и, наконец, спо-
собность выделять главные моменты и отсекать второстепенные.
Ярый враг бюрократизма, Тевосян был сторонником творческо-
го общения сотрудников, сам служил живым примером тесного
делового контакта между руководителями, лично связываясь с нар-
комами смежных областей и требуя таких же контактов от сво-
его аппарата.
Работники часто вспоминали такой случай. В свое время весь
наркомат обошел рассказ об эпизоде с сейфами заместителей
наркома оборонной промышленности.
У референтов четырех заместителей наркома находились ду-
бликаты ключей от их личных сейфов, где хранились секретные
материалы. И вот как-то являются двое и требуют у секретаря
ключи для проверки документов.
— Без Ивана Тевадросовича я не могу отдать ключи,— ре-
шительно сказала Забудько.
— Да вы знаете, кто мы? — спросил старший из них.
— Знаю. Вы показали свои документы.
— Вы будете сняты с работы, если сейчас же не откро*
ете сейф!
— Как хотите, без товарища Тевосяна я этого не сделаю.
Пришел начальник секретариата, уговаривал и грозил — За-
будько сейфа не открыла.
Приехал Тевосян, Анастасия Ивановна, бледная, еле смогла
выговорить:
— Иван Тевадросович, прикажите, чтоб сухари купили, сейчас
придут меня забирать...
Узнав, как было дело, Тевосян набрал номер телефона.
— На каком основании являются в наркомат ваши работники
и в мое отсутствие требуют у референта ключи, чтобы открыть
378
сейф с секретными документами? Разве неизвестно, что у членов
правительства они не имеют права делать проверку? Я сейчас же
доложу в ЦК о таком самоуправстве!..
Через несколько дней Тевосян сообщил Забудько:
Ну, Анастасия Ивановна, назначили меня замом по судо-
строению... Убеждал в ЦК, что я — металлург по образованию
и призванию, как же я буду с судостроением управляться?.. А мче
говорят: «Сейчас ты нужен на этом посту». Так что будем с тобой
корабли строить, а?
Будем! —бодро отозвалась Забудько: она не сомневалась
в том, что если Иван Тевадросович начнет работать в судострое-
нии, он обязательно справится.
Новый замнаркома ездил в Ленинград — подбирать кадры.
Придя на работу в здание Наркомтяжпрома, где вначале поме-
щался главк (Забудько была назначена заведующей секретариа-
том), она узнала, что Тевосян вернулся из Ленинграда, и поспе-
шила в кабинет. Тевосян рассказал, что объездил все ленинград-
ские судостроительные заводы, познакомился с конструкторами,
изучал кадры. Очень одобрительно говорил о А. М. Редькине —
уполномоченном Главного управления кораблестроения в Нико-
лаеве, которого решил перевести к себе в Москву, в главк.
Назначение Тевосяна произошло в период, когда решено было
приступить к реализации постановления партии и правительства,
направленного на создание в СССР могучего военно-морского
флота, достойного страны победившего пролетариата. Проекти-
рование как самих кораблей, так и их вооружения и механизмов
предполагало проведение огромного числа опытно-конструктор-
ских и научно-исследовательских работ, притом в самые кратчай-
шие сроки. Отнюдь не легче были задачи в области производ-
ства — для развернутого строительства большого флота требова-
лась значительная перестройка почти всех основных отраслей
судостроительной промышленности.
Вставала необходимость создания новых высококачественных
легированных сталей, налаживание производства крупных про-
филей сортовой стали. Переход на высокие параметры пара тре-
бовал коренной переделки котлостроительной промышленности.
По сути строительство военно-морского флота выходило далеко
за пределы одного наркомата судостроительной промышленности,
представляя собой комплексную задачу, решение которой было
чрезвычайно трудно.
Подобрав солидный костяк руководящих работников судостро-
ения во главе с А. М. Редькиным, Тевосян приступил к обследо-
ванию и проверке работы судостроительных заводов.
Применялся уже оправдавший себя метод «главка на колесах»,
комплектовалась группа обследователей человек одиннадцать
(и название им подобралось соответствующее — «футбольная
команда Тевосяна»!). Дней за десять плановики, трудовики,
379
финансисты, техники направлялись на свои участки. Так экономи-
лось время. К приезду Тевосяна вырисовывалась полная картина
состояния обследуемого объекта; а, с другой стороны, замнар-
кома проверял, насколько каждый сотрудник его аппарата спо-
собен разбираться в обстановке, достаточно ли квалифицирован-
но сумеет доложить свои наблюдения. Конечно, это поднимало
у людей чувство ответственности за порученное дело.
В условленный день приезжал замнаркома, обходил завод
(или же корабль), потом устраивал обсуждение, которое сплошь
и рядом затягивалось до трех-четырех часов ночи. Во время обхо-
да сам Тевосян никогда обедать не ходил — отломит кусочек шо-
колада и идет дальше. Сотрудники по двое, по трое умудрялись
перекусить на ходу — в гостинице ресторан уже закрыт, магазины
продовольственные тоже. А жили все рядом, по нескольку человек
в номере (Тевосян — вместе> с Редькиным в одной комнате). И вот
как-то слышит зам. начальника управления вооружения наркома-
та Л. Рогоза, как Тевосян негромко окликает Редькина:
— Андрей Михайлович, нет ли у тебя сухарика?
Редькин смущенно кашлянул.
— Последний съел, Иван Тевадросович, надо завтра попол-
нить запасец.
На следующий день после поездки в Кронштадт Тевосян на-
значил совещание. Редькин сидит за столом, еле держится — гла-
за у него смыкаются... Посмотрел раза два на него Тевосян и по-
жалел людей: сказал, что обсуждение материалов и порядка до-
клада в Кремль переносит на совещание в Москве.
Вернулись обследователи в Москву, через четыре дня Тевосян
назначил совещание. Кабинет у него был большой, на совещания
приглашались представители с заводов, из ЦКБ, из аппарата.
Люди чувствовали себя свободно, споры случались даже с самим
Тевосяном.
Постепенно все разгорячились, забыли, что Иван Тевадросо-
вич не курит и табачного дыма не переносит, и надымили в ка-
бинете так, что под потолком ходили синевато-серые волны. Один
лишь Андрей Михайлович Редькин каждый раз уходил в самый
конец кабинета, открывал форточку, которая была устроена
у низа окна, и курил.
Тевосян то откинется назад, то рукой дым отгоняет. Уж не-
втерпеж стало ему, поднялся сердито:
— Андрей Михайлович, надо же совесть иметь — совсем нас
задушить дымом хочешь?! Товарищи, у меня предложение — за-
претить Редькину курить!
Наступила тишина. Смотрят все на Редькина, а он рукой за-
крылся, смеется. Раздался общий хохот, кинулись все окурки со-
бирать и выносить из кабинета...
Как-то сообщили, что в Кремле назначено совещание по рас-
смотрению проектов новых боевых кораблей. Тевосян всегда
380
неуклонно следовал принципу, который Ленин считал важнейшим
в управлении: четкое разграничение ответственности руководи-
телей за каждый участок работы. Поэтому на важные совещания
он обычно брал с собой исполнителей главных мероприятий и им
поручал делать доклады.
Затребовав пропуска на всех ответственных работников судо-
строения, он вместе с ними направился в Кремль. В просторном
помещении комендатуры собралось человек сто: конструкторы
различных специальностей, военные моряки и работники судо-
строительной промышленности. Главные инженеры управлений
главка Розинкин и Боголюбов оказались около двери. Как только
дежурный комендант объявил, что можно войти, они предъявили
пропуска и последовали первыми.
В просторном зале стояли отдельные столики и возле каждо-
го— стул. Чуть в стороне от В. М. Мюлотова находились А. А Жда-
нов, Л. М. Каганович, И. Ф. Тевосян, И. С. Исаков и другие.
А Сталин все время подходил к огромной карте мира на стене,
рассматривал ее, курил.
Тевосян вызывал по одному главных конструкторов проектов,
те докладывали и обосновывали проекты. Совещание длилось
больше трех часов.
Здесь же присутствовали некоторые наркомы и директоры
заводов-поставщиков судостроительной промышленности, чуть ли
не каждый из 300 с лишним поставщиков так или иначе срывал
установленные сроки. Поставщики пытались ссылками на «объек-
тивные причины» оправдать невыполнение контрактов, но Тево-
сян, не повышая голоса, обоснованно разбивал их доводы.
Замнаркому судостроения приходилось работать в новой для
него области в очень сложных условиях. 18 февраля 1937 года
всю страну облетела горестная весть — перестало биться сердце
Серго Орджоникидзе. Своей неутомимой деятельностью «желез-
ный командарм» советской промышленности завоевал уважение
миллионов советских людей, к нему были глубоко привязаны
коммунисты и крупные специалисты, имевшие счастье работать
вместе с ним. Надо ли говорить, как тяжело переживал смерть
Серго Орджоникидзе нарком его школы Тевосян?
На следующий день после совещания в Кремле Тевосян ехал
в Наркомат оборонной промышленности, думая о необходимости
кооперировать заводы-поставщики в системе самого судостроения,
но мысли о потере ведущих специалистов не давали сосредото-
читься. Он знал десятки лет почти всех этих людей, работал
многие годы с ними, уважал их за влюбленность в свое дело...
Беда не минула и лично Тевосяна: Юлия, любимая сестра,
из рук которой он впервые получил в бакинском подполье марк-
систскую литературу, которая готовила его к вступлению в пар-
тию, которой он всегда гордился,— оклеветана. Она работала ди-
ректором филиала Института марксизма-ленинизма в Алма-Ате.
Та же участь не минула и ее мужа — первого секретаря ЦК
Компартии Казахстана Левона Мирзояна
381
О судьбе детей Юлии по приезде Тевосяна из командировки
рассказывала жена.
— Вызвали меня с заседания бюро Московского городского
комитета партии и сообщили по телефону, что сейчас привезут
детей Левона. Я встревожилась — что случилось? Кто-то грубо
ответил в трубку: «Дети не маленькие — девочке 15 лет, маль-
чику 10. Могут сами все рассказать». Отпросилась с заседания,
прихожу домой, вижу — у девочки высокая температура. При-
ехавшая с детьми няня рассказала, что ей самой пришлось везти
детей уже без Левона и без Юлии.
Потери друзей, Юлии и ее мужа — старого большевика-под-
польщика, работавшего в Баку с Кировым, награжденного орде-
ном за большие заслуги на посту первого секретаря ЦК КП Ка-
захстана, явились тяжелым потрясением для Тевосяна и его
семьи.
Только вмешательство Политбюро помогло И. Ф. Тевосяну
спокойно продолжать свою деятельность.
В ходе «дела» ему пришлось написать автобиографию. Вот
этот документ.
«Родился 4 января 1902 г. в гор. Шуша автономной области
Нагорного Карабаха (АзССР). Отец портной-кустарь (работал
периодически или дома один, или в своей мастерской с учеником).
В 1919 г. отец прекратил занятие своим ремеслом по старости
лет. Сейчас ему около 80 лет.
Мать домохозяйка. Так как заработка отца не хватало, то
мать прибегала к заработкам, работая белошвейкой, чулочницей.
Последние годы жизни занималась только домашним хозяйством
и умерла в 1926 г.
До 1906 года жил в Шуше. В 1906 году во время армяно-та-
тарской резни отец с семьей бежал из Шуши и поселился в Баку
без всяких средств к существованию. С этого времени я почти
безвыездно, до 1921 г., жил в Баку.
Учиться начал, когда мне было 8 лет, в 2-классной церковно-
приходской школе. По окончании поступил в 3-классную торго-
вую школу, которую окончил в мае 1917 г. Одновременно с уче-
бой, в целях заработка, давал уроки.
В июне 1917 года поступил на работу в Волжско-Бакинское
нефтяное общество, где работал по счетоводству: конторщиком,
счетоводом и пом. бухгалтера. Одновременно по вечерам, в целях
получения среднего образования, учился на вечерних общеобра-
зовательных курсах.
В партию вступил в Баку в 1918 году в июле месяце, накануне
свержения Советской власти.
Весь период, начинай с конца 1918 г. до 28 апреля 1920 г.,
работал в бакинском подполье. До марта 1919 года был рядовым
партийцем. В марте, с организацией подпольного городского
комитета, вошел членом комитета. Затем был избран членом
президиума, а с августа 1919 года — секретарем городского рай-
онного комитета, вплоть до захвата власти. При этом одновре-
382
менно служил в Волжско-Бакинском нефтяном обществе. После
переворота, т. е. 28 апреля 1920 г., я перешел целиком на пар-
тийную работу в качестве ответственного секретаря городского рай
онного комитета. В подполье, кроме партработы» я вел профес-
сиональную работу в секции конторских работников.
Был членом Центрального правления Союза работников неф-
тяной и металлической промышленности и членом Бакинского
Совета профессиональных союзов. Принимал участие в подготовке
к захвату власти в Баку (апрель 1920 г.). Был членом тройки
городского района.
В марте 1921 года послан в Москву делегатом на X партийный
съезд. На третий день съезда поехал на подавление Кронштадт-
ского восстания вместе с группой делегатов съезда во главе
с тов. Ворошиловым.
Возвратившись из Ленинграда, остался в Москве для учебы.
По командировке ЦК РКП (б) в 1921 году поступил в Мос-
ковскую горную академию на металлургический факультет
В октябре 1921 г. Замоскворецкий райком ВКП(б) назначил
меня парторганизатором 4-го участка, затем зам. заведующего
орг. отделом Замоскворецкого райкома РКП (б). Совместить
с учебой эту работу было трудно, и я большую часть времени про-
водил на парт, работе вплоть до 1923 года. Был кандидатом и чле-
ном Замоскворецкого райкома РКП (б) нескольких созывов.
Принимал активное участие в борьбе с троцкистами как в
горной академии, так и в Замоскв. районе. Был на месяц пере-
брошен в райком для подготовки райпартконференции, которая
должна была подвести итоги дискуссии.
До этого, в конце 1921 г. и 1922 г., принимал участие в борьбе
с рабочей оппозицией (группа Мясникова-Медведева).
Как известно, Медведев особенно активно работал в Замоскво-
речье (на заводах Бромлей, Обозном и Протезном).
С зиновьевской оппозицией боролся также в Замоскворечье.
В период учебы был на производственной практике:
1) На Таганрогском металлургическом заводе 3 месяца Ра-
ботал рабочим в мартеновском цехе (1 месяц) и трубопрокатном
цехе (2 месяца подручным вальцовщика). 2) На Сталинском
металлургическом заводе (Донбасс) 3 месяца в мартеновском
цехе, помощником сменного инженера. 3) На заводе им. Дзержин-
ского и Каменском 3 месяца, в мартеновском цехе — исследова-
тельская работа.
В июне 1927 г., закончив учебный план, поступил на подмос-
ковный завод «Электросталь», гда работал: рабочим на литей-
ной канаве Р/г месяца, пом. мастера электросталелитейного цеха
*/2 года и мастером цеха Р/2 года до IX. 1929 г.
Одновременно выполнял дипломный проект по двум специаль-
ностям: мартеновскому и электросталелитейному производству.
Дипломный проект защитил в 1929 году, и Государственная
Зкз
квалификационная комиссия под председательством академика
Павлова присудила похвальный отзыв.
В сентябре 1929 г., после двух с лишним лет работы на «Элек-
тростали», поехал для повышения квалификации за границу.
(Входил в число 200 молодых специалистов, командированных
по решению ЦК ВКП(б) в Германию).
За границей работал:
1) Один год на заводе Круппа в Эссене, из них 1’/2 — 2 ме-
сяца рабочим на литейной канаве по разливке стали, 6 месяцев
пом. мастера электросталелитейного цеха (обершмсльиер)
Остальное время изучал работу цеха и всего завода.
2) Объездил все основные заводы Германии, занимающиеся
производством специальных сталей.
3) Объездил заводы Чехословакии, выпускающие качественные
стали (Шкода, Витковиц и Польди-Поше).
4) Объездил в течение 1 */з месяцев все заводы Италии, вы-
пускающие качественные стали. Из них 3 недели провел в метал-
лургических цехах завода «Фиат» в Турине.
В ноябре 1930 г. вернулся из-за границы на завод «Электро-
сталь», где был назначен начальником электросталелитейных це-
хов и через короткое время главным инженером завода. На этой
работе проработал до августа 1931 года.
В апреле 1931 года я, по поручению тов. Орджоникидзе, ездил
в Германию для приглашения к нам на работу крупных иностран-
ных специалистов по качественным сталям.
В конце августа 1931 г. назначен управляющим Объединения
«Спецсталь», на этой работе проработал до декабря 1936 г.
С декабря 1936 г., по решению ЦК ВКП(б), перешел на работу
в Наркомат оборонной промышленности начальником 7-го Глав-
ного управления.
С июня 1937 года начальник 2-го Главного управления и зам.
наркома оборонной промышленности СССР
В октябре назначен первым заместителем наркома оборонной
промышленности.
В 1930 году я был на XVI съезде партии избран членом
ЦК ВКП(б).
С 1932 по VI 1937 гг.— член Московского областного коми-
тета ВКП(б).
В настоящее время член ЦИК СССР, член РК ВКП(б)».
Внизу стояла дата: «ноябрь 1937 г.».
На следующее утро секретарь парткома наркомата прислал
записку, сообщая, что вечером на партийном собрании будет рас-
сматриваться его вопрос. Тевосян заперся в кабинете, потом вы-
звал заместителя начальника секретариата Д. Герасева и по-
просил принести ему клей и плотный конверт. В руке у него был
наполовину исписанный листок.
— Дайте заклею,— предложил тот-
— Нет, я сам,— отказался Тевосян. Он вложил конверт с
письмом в другой, чуть больше, и крупно вывел:
384
«Товарищу ПОСКРЕБЫШЕВУ для вручения товарищу Ста-
лину».
Протягивая конверт Герасеву, серьезно сказал;
— Дмитрий Григорьевич, прошу тебя лично отвезти это, ни-
кому не доверять доставки. Можешь это сделать?
Герасев на машине отвез письмо, сдал его, куда нужно, и
вручил расписку Тевосяну.
На следующий день к концу занятий курьер передал пакет
из Кремля. Тевосян вскрыл конверт-—и облегченно вздохнул.
После работы он отправился домой, а вечером поехал в нар-
комат. В вестибюле его ждал Емельянов. Увидя друга, он быстро
подошел к нему и негромко спросил:
— Ну как?
Тевосян молча открыл портфель. Емельянов, почти вырвав
листок из его рук, побежал вверх по лестнице.
Через несколько минут собравшимся сотрудникам наркомата
было объявлено, что партийное собрание отменено.
Как-то, оставшись наедине с Тевосяном, Герасев спросил его:
— Иван Тевадросович, а что это было за письмо?
Тевосян внимательно посмотрел на сослуживца и не сразу
ответил.
— Я видел, подбираются ко мне, и написал, что мне не дают
работать, установили слежку, треплют нервы. Хотя я ни в чем
виновным себя не чувствую, но если мне перестали доверять,
пусть снимут с должности,— работать дальше в таких условиях
я не в состоянии.
Сталин внизу на письме написал:
«Доверяли, доверяем. И. Сталин».
Так-то, уважаемый Дмитрий Григорьевич. После этого слежка
и допросы прекратились.
Тевосян сидел за столом и рассеянно чертил прямоугольники
на листе тонко очиненным карандашом. «Надо все тщательно
обдумать... Не стало так много хороших людей, больших специа-
листов. На их место придется выдвигать молодых неопытных,
не знакомых с суровой трудовой дисциплиной. Главное сейчас
воспитать эту смену, сберечь людей...»
И, словно назло, случаются в царстве судостроения и пожары,
и неполадки, и аварии.
— На Николаевском судостроительном был большой пожар.
Почти все заводское начальство арестовано. Представить толь-
ко! — услышал он горестный возглас Редькина, просматривавшего
срочные телеграммы.
— А директор завода Миляшкин? — быстро спросил Тевосян.
— Он сейчас здесь, в Москве.
— Разыщите и срочно вызовите его!
В тот же день Миляшкин вылетел в Николаев, но никого из
13 А. Арзуманян
своих помощников на заводе не застал По телефону он сообщил
Тевосяну, что ему самому все время грозят арестом.
Когда нарком затребовал данные о пожаре, Тевосян твердо
сказал:
— Миляшкин ни в чем не виноват, пожар произошел в его от-
сутствие. Нет никаких оснований давать согласие на его арест —
это же один из лучших директоров! Предлагаю перевести
Миляшкина на какой-нибудь другой завод, хотя бы в Ле-
нинград...
Так отвоевывал Тевосян свои кадры, хотя в его доводы часто
вносились коррективы, и достаточно непререкаемые.
В Севастополе проходили испытания большого подводного
корабля — из новой серии кораблей большой мощности. После
каждого выхода в море ответственный сдатчик этого корабля
Кузнецов должен был докладывать результаты Тевосяну. Он про-
сил разрешения присылать телеграммы, но Тевосян велел звонить,
чтобы решать вопросы немедленно.
В последнее время что-то не ладилось на корабле с упорными
подшипниками.
— Алло! Кузнецов? Почему два дня не звонил? Голос сорвал?
Ну что ж, объяснение принимаю, но в будущем или сам звони,
или поручай кому-нибудь, а чтобы сообщение было ежедневно!
А сейчас иди отдохни. Утром подробно доложишь...
Корабль был благополучно введен в строй, и Кузнецов увидел
свою фамилию в числе кораблестроителей, награжденных орде-
нами и медалями Советского Союза. Умудренный опытом ответ-
ственной сдачи большого корабля, он был после этого назначен
сдатчиком крейсера «Ворошилов», позднее работал директором
завода, прошел большой путь в отечественной промышленности,
но с неизменной любовью вспоминал свои первые шаги в судо-
строении.
— Первое время,— рассказывал он в дружеском кругу,— мы
не часто обращались к Тевосяну с техническими тонкостями судо-
строения: мол, где ему разобраться, не корабел же... Но один
случай научил меня ценить и его знания, и его оперативность.
Во время ходовых испытаний при режиме полного хода понадоби-
лось очистить котлы. Вдруг котельный машинист взволнованно
докладывает: «Беда! Заклепки коллектора хоть вручную выби-
вай— начинаешь стучать по головке, отваливаются. А это ведь
взрывом грозит...» Позвонил я в Москву Тевосяну — так, мол, и
так. А он прежде всего спрашивает: «Какие меры принимаете,
чтоб взрыв предупредить?..» Я ему подробно описал, и тогда Те-
восян с облегчением говорит: «Вот и хорошо, а то могло слу-
читься, что они на ходу стали бы по заклепкам стучать!..» Вот
каков был наш Иван Федорович Тевосян — в технике велико-
лепно разбирался, но прежде всего за жизнь и здоровье моря-
ков волновался. Это было предметом его постоянного бес-
покойства
386
На календаре все тот же 1937 год. И несет он все те же забо-
ты о людях
Ну, что скажешь, Иван Георгиевич? — спрашивает Тевосян
Мнляшкина того самого, который «погорел» в Николаеве, был
переведен в Ленинград и приехал с докладом о заводе им. Жда-
нова, директором которого назначен.—Почему вечером тебя не
было?
— Навестили вместе с Иконниковым Сушунова, Иван Федо-
рович!— объясняет тот.— Это начальник корпусного цеха.
Наступает пауза. Обоим ясно, о чем речь: Сушунов — предан-
ный партии, заслуженный руководитель, директор Адмиралтей-
ского судостроительного завода, был внезапно отстранен от работы.
Изо дня в день вопрос о кадрах на первом плане, но далеко
не всегда люди на своем месте. На Балтийском заводе отставало,
не укладывалось в заданные сроки строительство стапелей, мон-
таж кранов. С номерного завода был вызван Сергей Газарян,
молодой инженер, отличившийся там на стройке.
— Товарищ Газарян, начальник отдела капитального строи-
тельства (Тевосян кивком указал на сидевшего балтийца) уверяет,
что в установленный срок завершить работы на стапеле и кранах не-
возможно. Как вы полагаете, можно сдать эту работу?
—• При наличии определенных условий, ресурсов и инициативы
ничего тут невозможного нет, — спокойно отозвался тот.
— Я тоже так думаю! — просветлел лицом Тевосян. — Если
поручить это дело вам, вы, значит, справитесь?
— Приложу все усилия, хотя не ручаюсь... Сроки очень сжа-
тые, да и объем работ большой...
— Что за отговорки? Это не ответ комсомольца! Ведь ты
комсомолец? — спросил Тевосян, переходя на «ты».
— Комсомолец,— подтвердил Газарян.
— Ну, раз так, не может не получиться! — И, обращаясь, к Рай-
зеру, распорядился:—Дайте приказ о назначении товарища Сер-
гея Газаряна помощником директора завода по капстроительству.
Строительство оказалось одним из узких мест промышленнос-
ти судостроения — без наращивания мощностей расширить произ-
водство было невозможно. На пути этого сложного и дорогостоя-
щего дела встречалось много трудностей, и заводы нередко про-
сили помощи у главка.
— На вас, товарищ Кондратьев, балтийцы жалуются, что
плохо слип строите,— пристально глядя на вызванного начальника
стройтреста, сказал Тевосян.
— Балтийцы сами виноваты, Иван Федорович, места нам не
освобождают! — бодро откликнулся тот.
— А вы обращались к ним по этому вопросу?
— Несколько раз звонил лично директору — никаких мер не
принимает.
— А еще к кому обращались?
— К главному инженеру. Он тоже обещал и тоже ничего не
сделал А теперь хотят вину на меня свалить
73*
387
Прищуренными глазами поглядывая на присутствующих
при этом балтийцев, Тевосян спокойно продолжал расспра-
шивать.
— Так. А какой же он из себя, этот главный инженер? Высокий,
маленький, толстый или худой, белобрысый или черномазый?
Что-то в голосе, во взгляде Тевосяна настораживает началь-
ника стройтреста. А тот продолжает спокойно:
— Познакомьтесь с товарищем Боженко — главным инженером
Балтийского завода, к которому вы «обращались». А теперь иди-
те договоритесь по-настоящему — где и какое место хотите вы,
чтоб вам освободили.
На заводе имени Жданова задерживалось строительство боль-
шого корабля. Тевосян прошел на стапель, начал расспрашивать
директора завода о причине многочисленных неувязок и волокиты,
а директор старался свалить всю вину на контрагентов, постав-
щиков.
— Товарищ Лобанов, брось искать козлов отпущения, козлы
тебе не помогут. Лучше подробно доложи, почему не заверше-
ны...— и он перечислил ряд недоделанных работ.
— Да нет, Иван Федорович, вам неправильно доложили, эти
работы мы завершили уже пять дней тому назад, —пытался вы-
крутиться директор.
— Ах, завершили? Ну что ж, посмотрим... — И Тевосян спус-
тился в люк. Директор поплелся за ним.
— Разве здесь не закончены работы? — спросил Тевосян
у рабочих.
— Какое там — рук не хватает, пятый день об этом доклады-
ваем, да никто внимания не обращает!
Разговор был закончен на палубе.
— Как вы решились солгать?! — медленно проговорил Те-
восян. — Беру вам на заметку: завершайте работу без обращения
к «козлам» и учтите — еще одна попытка обмануть, и вас ветром
отсюда сдует!
После этого случая по заводам пошла присказка «не стоит
обращаться к «козлам»!», которая долго жила среди судострои-
телей.
Конечно, и заводы-поставщики были не без греха. Например,
на Ижорском заводе запаздывали с достройкой термического
цеха, а это задерживало выпуск судовой брони, столь необходи-
мой для выпуска новых боевых кораблей.
Шло совещание строителей. Каждый докладывал о своем участ-
ке. Когда дело дошло до монтажа оборудования, слово взял
Тевосян:
— Пусть об этом расскажет сам начальник строительства.
Начальник выступал путано и многословно. Тевосян слушал,
постепенно накаляясь, в конце размеренно проговорил:
— Вы меня извините, может быть, вы и очень хороший человек,
но монтаж и вы друг другу явно противопоказаны, не такой тем-
перамент монтажнику полагается...
388
Потом посоветовал директору завода:
— У вас на строительстве есть толковый главный механик.
Вот у него для монтажа темперамент подходящий.
Великая морская держава с границами, омываемыми многими
морями и океанами, нуждалась в надежной охране и средствах
обороны в случае любой угрозы. Партия и правительство сочли
необходимым создать в 1939 году Народный комиссариат судо-
строения — по сути дела развернуть Главморпром в самостоятель-
ный наркомат.
Однажды Тевосян пришел в свой кабинет и сказал Забудько:
— Был в правительстве. Приняли решение разделить наркомат
на четыре — авиации, вооружения, боеприпасов и судостроения.
Там для меня дела по специальности нет, пойду работать дирек-
тором металлургического завода. Я о себе подумал,— как ты?
— А я буду с вами работать — ведь вы от меня не откаже-
тесь?
Лицо Тевосяна просветлело, но он хитровато переспросил:
— А ты пойдешь работать к директору завода после того,
как была таким важным лицом — референтом в наркомате?!
— Да, пойду, — твердо сказала Анастасия Забудько.
Народным комиссаром судостроения был назначен Тевосян.
Впервые вступал он на такой высокий пост. Ответственность
огромна, но велики ресурсы и возможности. Наркомат располагает
мощными заводами, они обрастают все новыми и новыми стапе-
лями, эллингами, цехами, самостоятельными производствами. Он
вспомнил замечательных судостроителей, которых уже знал до-
статочно хорошо — Райзера, Барабанова, Лебедева, Терентьева,
Мучкина, Шокина, Прибыльного, Бутову, Казакова, Гармашова,
Орешкина и многих других.
В главке и на заводах выросли талантливые руководители и
организаторы, умеющие работать по-новому. Сколько из них
могли принести пользу судостроению! Невольно вспомнилась по-
следняя встреча с Сашей Фадеевым.
Как это похоже на Александра, — узнав о назначении, он урвал
все-таки время заехать вечером к нему. В первую минуту, когда
Фадеев, широко раскинув руки, переступил порог, Тевосяну
показалось, что перед ним прежний Саша — высокий, ладно
сложенный, привычно подтянутый; молодая улыбка обна-
жила белый ряд зубов. Но вот оживление первых минут встречи
схлынуло, они сели. Ольга Александровна оставила их наедине,
они заговорили о старых временах, о старых друзьях, и — словно
кто-то жесткой рукой взял Тевосяна за сердце: свежая, тонкая
кожа на лице друга словно обожжена ветром, на высоком лбу
уже глубокие морщины, взгляд васильковых глаз — насторожен-
ный, испытующий. Сидит, слегка откинув по привычке голову
назад, положив сжатые руки на стол, и на лице вместо обычного
выражения безграничной доброты, упрямой, через край силы —
горестное неудоуменис и боль
389
Он рассказал Фадееву о пережитом за последние годы. Кому
же еще рассказать, как не ему?
...Создание нового наркомата явилось не только мерой госу-
дарственного значения, но и как бы первым признанием заслуг
судостроителей. Вторым признанием был обнародованный вскоре
Указ Президиума Верховного Совета СССР о награждении девя-
тисот лучших судостроителей.
Мало кому было известно, что при рассмотрении списка пред-
ставляемых к награде среди достойных ордена Ленина значилась
и фамилия Тевосяна, но он отвел свою кандидатуру, указав на
то, что в судостроении он недавно и мало еще успел сделать.
Тевосян получил тогда орден Трудового Красного Знамени.
Награды судостроителям вручал в Кремле сам М. И. Калинин.
В Москве можно было встретить в эти дни весь цвет отечественно-
го судостроения: в первый день награды получали ленинградцы,
на второй — николаевцы, сормовичи и другие.
Праздничное настроение, царившее на заводах, иногда мешало
возвращению к задачам деловых будней. Представителям одного
из заводов, сетовавших на то, что нарком не нашел времени при-
ехать к ним поздравить с наградой, Тевосян сказал:
— Ваши заслуги нам известны, и мы их высоко ценим. Пом-
ним и 1905 год, и Петра Заломова. Ну, а как с двумя отстаю-
щими участками на заводе? Вам есть о чем подумать. Скажите,
не можем ли чем помочь?
Своим ближайшим сотрудникам Тевосян не раз напоминал:
— Нельзя оценивать работу наркомата лишь путем сравнения
данных прошлого года с нынешними. Конечно, это — тоже важ-
ный показатель, но международная обстановка в качестве основ-
ного критерия подсказывает нам иное сравнение — сравнение с
лучшими мировыми образцами. До сих пор мы лишь преодоле-
вали наше отставание, — теперь предстоит скачок вперед! Вот
с этой точки зрения и нужно строить, нужно оценивать деятель-
ность наркомата, главков и его предприятий!
Постепенно все больший вес приобретал в наркомате техни-
ческий совет, работавший под непосредственным руководством
наркома. На его заседаниях оперативно и детально рассматри-
вались все технические проблемы, возникавшие на заводах.
Ожидая, пока Тевосян освободится (его вызвали по телефону
из Кремля), в кабинете Редькина как-то беседовали член тех-
совета профессор Ф. Ф. Попов и профессор Е. В. Товстых — руко-
водитель работ на ледоколе «Ермак».
— Меня поражает быстрота и компетентность решений наше
го наркома! — проговорил Попов. — И его простота, человечность...
Вот обсуждали мы просьбу «Амурстали» о техническом инструк-
таже, надо было спешно послать кого-нибудь в Комсомольск-на-
Амуре. Нарком и говорит мне: «Конечно, я бы очень хотел, чтоб
поехали именно вы. Но если у вас есть серьезная причина, по
которой вы должны отказаться от этой командировки, скажите, мы
вместе обсудим ее». Я ему напоминаю: «Вы же знаете, что я
390
ленинградец, консультантом приглашен с Балтийского завода,
и...» А он серьезно говорит: «Могу дать вам гарантию — офи-
циальную гарантию! что ни Ленинград, ни Балтзавод от вас
за время командировки не убегут...» Условились, что, посовето-
вавшись с женой, дам ответ. И ведь знаете, чувствую, что поеду...
Н-да, интересный, очень интересный человек!
Ивану Федоровичу неосмотрительно слово скажешь, а
потом самому неловко делается,— кивнул Товстых.— Встретились
мы как-то на борту «Ермака», он спрашивает: «Ну, как дела
идут, сдадите в срок ледокол, а?» «Постараемся, Иван Федоро-
вич!» — говорю. А Тевосян сморщился: «Ветер что-то подул, отнес
ваши слова в сторону, да и не ответ это инженера. Значит, от-
вечайте конкретно—когда сдадите ледокол?..» Потребовал он
тут расчеты, сели мы с ним — и уточнили срок сдачи. Да, у тако-
го руководителя и впрямь слов на ветер не бросишь! Помню —
сказал он раз; «Тот, кто не может обеспечить поставки в срок,
должен страдать бессонницей».
В конце 1939 года Тевосян побывал снова па Балтийском за-
воде и на заводе имени Жданова — жаловались их руководители,
что представители Военно-Морского Флота не принимают участия
в испытании строящихся кораблей.
На совещании у директора завода имени Жданова он обратил
внимание на то, что один из ответственных работников плохо видит.
— Почему так читает ваш начальник производственного отдела^
— У товарища Бурлункова очень слабое зрение, никак не
удается подобрать ему подходящих очков в Ленинграде,— объяс-
нил директор.
— Я скоро поеду в Германию. Дайте мне рецепт очков, при
везу, — сказал Тевосян.
Вернувшись в наркомат, он думал о том, что многое зависит
от судостроителей, но и моряки должны вносить долю доброй волн
в сотрудничество. Давно уже тревожили Тевосяна сложившиеся
с основным потребителем — Наркоматом военно-морского флота —
взаимоотношения. С бывшим наркомом Фриновским наладить
дело оказалось невозможно—нерасторопность и нерешительность
этого человека были попросту поразительны. Правда, он сам до-
гадался уйти в отставку. Его первый заместитель П. Смириов-
Светловский, естественно, не всегда мог решать вопросы, кото-
рыми должен был заниматься нарком. Бывали случаи, нетелями
нельзя было добиться ни ответа на срочное письмо от Наркомата
военно-морского флота, ни участия его представителя в испыта-
нии готовых кораблей. Хорошо, что на пост перво! о заместителя
наркома назначен Н. Г. Кузнецов.
Через несколько дней, созвонившись с Николаем Герасимова
чем, Тевосян приехал к нему. Это было первое знакомство, но
оба почувствовали, что сработаться им удастся обоих равно
волновало усиление морской мощи родной страны Н Г. Кузнецов
391
понял, что во главе судостроительной промышленности оказался
человек, обладающий и огромной энергией, и государственным умом,
к тому же отлично знающий порученное ему дело. Чем дальше
обсуждал он с Тевосяном ход строительства кораблей, тем отчет-
ливее вырисовывалась картина создания большого флота, о суще-
ствовании плана которого моряки догадывались, но который дер-
жался до поры до времени в тайне.
Один за другим закладывались корабли, на стапелях росли
корпуса линкоров-гигантов и тяжелых крейсеров. Крейсеры-пер-
венцы достраивались у стен заводов. Все больше эсминцев и под-
водных лодок вступало в строй: одни проходили еще швартовые
испытания, другие уже ушли в море для окончательной ходовой
проверки. То, что доводилось мельком слышать о строительстве
во время командировок на Дальний Восток или же на заседа-
ниях Главного морского совета, представляло собой лишь отдель-
ные детали этой гигантской программы.
«Да, с ним можно работать!» — с удовольствием подумал Те-
восян после первого же свидания с флагманом Кузнецовым.
И действительно, уже общими силами добивались они выполне-
ния государственной программы создания Большого флота. Чуть
ли не каждую неделю проходили совещания по кооперированным
поставкам для судостроения, представлялись на утверждение
правительства согласованные проекты кораблей, планы «создания
военно-морских баз, судоремонтных заводов, доков, складов —
всего необходимого Большому флоту. И все подчинялось одному
требованию—надо успеть, ведь уже и в Европе, и на Дальнем
Востоке вот-вот вспыхнут очаги новой мировой войны. И они то-
ропили проектантов («архимедов», как их называл Тевосян),
поставщиков и судостроителей.
Лето 1939 года выдалось жаркое, но осень наступила дожд-
ливая, с сильными грозами. Не миновали грозы и Европу — пер-
вого сентября гитлеровцы, переодетые в форму польских леги-
онеров, спровоцировали конфликт на германо-польской границе,
и фашистская Германия немедленно объявила войну Польше.
Так открылась первая страница истории второй мировой войны.
То, что она началась агрессией против Польши и первое вре-
мя ее острие было обращено как будто только против Запада,
нисколько не поколебало уверенности, что это—акция дальнего
прицела, и подлинной целью гитлеровской агрессин является
Советский Союз.
Однако и в этих условиях следовало использовать малейшую
возможность, чтобы извлечь максимум пользы из противоречий
между капиталистическими державами и кое-чего добиться в
счет недавно заключенного торгового соглашения Советского Со-
юза с Германией. Вот почему решено было послать в Германию
комиссию по реализации советско-германского торгового согла-
шения. Председателем экономической делегации был назначен
392
Тевосян. Он сумел подобрать очень солидную по составу комис
сию из специалистов-судостроителей, техников, энергетиков, опти-
ков, артиллеристов и экономистов.
Членов делегации начали быстро обшивать. Достали драп-
велюр только двух цветов — коричневый и синий, и каждый вы-
бирал себе материал на пальто по собственному вкусу. Однако
немцы почему-то решили, что в коричневых пальто — армейцы,
а в синих — моряки, и их в этом не разубеждали.
Перед отъездом в Германию делегацию принял Анастас Ива-
нович Микоян, рассказал в общих чертах о политической и эко-
номической обстановке в Европе. Немцы очень заинтересованы
в получении зерна и топлива. Советский Союз должен исполь-
зовать этот момент, чтобы закупить в Германии возможно больше
нужной нам техники, небезынтересно узнать — что в данный пе-
риод нового в Германии в области судостроения. Запомнилась
членам делегации и высказанная с улыбкой мысль: если удаст-
ся купить у немцев хотя бы один крейсер, то это будет озна-
чать, что у нас на один корабль больше, а у них — на один
меньше.
Тевосян разбил экономическую делегацию на несколько сек-
ций с учетом специализации. Представители этих секций встре-
чались с немецкими специалистами разного профиля, начиная с
сотрудников кораблестроительной промышленности и кончая аген-
тами разных фирм, вели переговоры о приобретении готовых из-
делий или же о техпомощи. По своей привычке Тевосян предо-
ставил этим секциям широкие права; конечно, коммерческих
прав у них не было, но по вопросам техническим заключение сек-
ций фактически являлось решающим.
Интересна история о покупке недостроенного крейсера: со-
гласно договору, немцы обязались поставить собственноручно не-
достающее оборудование и передать всю техническую докумен-
тацию. Документацию они сдали полностью, но стали тянуть о
завершением оборудования: поставят главную машину, котлы,
артиллерию, но все чуточку недоделанное. Таким образом, с
большим трудом получен был корабль: все-таки на один крейсер
у них стало меньше!
На заводе фирмы «Дешимаг» в то время работал знамени-
тый профессор-турбинист Бауэр. Здесь делегация увидела котлы
и турбины, действовавшие на высоких параметрах пара. Тевосян
ими заинтересовался и, несмотря на то что за делегацией следо-
вала целая свита немцев, почти час задержался в этом цехе,
подробно расспрашивая Бауэра. Сперва тот отвечал неохотно, но
потом сам загорелся и рассказывал уже подробно, не ожидая во-
просов. Когда Тевосян добился приглашения иностранных кон-
сультантов, он послал профессору Бауэру предложение консуль-
тировать советских специалистов, и Бауэр принял его.
Как-то Тевосян должен был с главным инженером ЦКБ-17
Никитиным поехать на совещание, и тот обратился к Те-
восяну:
393
— Иван Федорович, зачем мы берем переводчиков? Ведь мы
оба немецкий язык знаем неплохо. Давайте обходиться на со-
вещаниях без них!
Тевосян покачал головой:
— Нет уж, не будем отказываться от переводчиков: пока они
станут переводить, мы выгадаем время для обдумывания ответов.
Часть делегации во главе с Тевосяном выехала в Кенигсберг,
11 Тевосян предупредил своих подопечных:
— Имейте в виду, товарищи, — никаких политических раз-
говоров! Говорите о цветах, пейзажах, театре, — а политические
излияния для вас табу. На заводах ведите деловые разговоры
по технике — это сколько душе угодно, а вообще придерживай-
тесь правила: «Глаза и уши раскрой пошире, а рот на запоре
держи покрепче!»
Все члены делегации были в хорошем настроении, весело пе-
реговаривались и смеялись — все, за исключением главного кон-
структора главка С. В. Боголюбова: Тевосян распорядился пере-
дать ему выделенные на представительство деньги, коварно пре-
дупредив, что за перерасход спросит с него, и Боголюбов трясся
над каждой маркой.
Приехали в гостиницу, получили номера, почистились, умы-
лись, чтобы спуститься в зал. Вдруг в номер к Боголюбову во-
рвался один из членов делегации — Герой Советского Союза
Шевченко. Невысокий, кряжистый, он говорил басом, но тут со-
рвался на дискант:
— Боголюбов, мне в номер бабу подсунули!
Заинтересованный Боголюбов пошел с ним — и видит: и
впрямь, лежит полуоткрытый чемодан, а в нем женское тряпье.
Стали думать — в чем дело? Пошли к директору гостиницы, тот
извинился, сказав, что это ошибка.
Немцы, которые встречали делегацию, пригласили всех по-
ужинать. Тевосян пойти не смог, но членам делегации разрешил
принять приглашение. За ужином главный строитель одного из
линкоров на Балтзаводе — Мучкин проговорился, что во время
проезда по Литве члены делегации ничего не ели и очень про-
голодались.
На другой день делегация должна была выехать из Кенигсбер-
га. Вдруг к Тевосяну подбегает корреспондент какой-то местной
газеты и просит подписать статью. Взглянул Тевосян на листок
бумаги — и побелел от ярости. Скомкав статью, отрубил:
— Лживой стряпни я подписывать не стану! Откуда вы все это
взяли?!
Тевосян ни слова не сказал членам делегации, пока все не
устроились в вагоне, а потом собрал всех и резко спросил:
— Кто это жаловался немцам, что мы в Литве чуть с голоду
не умерли?!
— Да что вы говорите, Иван Федорович, никто не жаловался!
— В статье, которую пытался мне всучить этот корреспондент,
написано, что советскую делегацию плохо приняли в Литве,
39-4
морили голодом, везли в закрытых вагонах. А вот в Германии ее
встретили великолепно. Статью я не подписал, но что, если они
напишут, что глава делегации испугался и не пожелал подтвер-
дить отчет о действительном!
На бедного Мучкина жалко было смотреть — краше в гроб
кладут...
В Берлине делегацию повезли в отель «Адлон» около Бран-
денбургских ворот, развели по номерам, а через четверть часа
пригласили в ресторан, усадили за столики: за каждым столи-
ком один немец и два члена делегации (причем все подсаженные
немцы прекрасно говорили по-русски). А в счете, который пода-
ли Боголюбову в день отъезда, значился и тот ужин, которым
членов делегации угощали в Кенигсберге, и тот, что подали
в день приезда в Берлин.
Во время пребывания делегации в Киле часть ее (судостроите-
ли и военные моряки) во главе с Тевосяном была приглашена
на разные корабли — новейшие линкоры и крейсеры. Когда члены
делегации сходили с трапа «Шарнгорста» (тот самый линкор, ко-
торый был потоплен в полярную ночь в Атлантическом океане),
командир вручил каждому фотографию своего корабля и ленточку
матроса.
Повезли делегацию и на крейсер «Адольф Гитлер», который
вышел в море на стрельбу — немцы стремились похвалиться сво-
ими кораблями в действии.
Перед отъездом особоуполномоченный Гитлера — фон Риттер
пригласил членов делегации на банкет в «Кайзергоф», что на <
Унтер-ден-Линден. Когда Тевосян объявил, что членов делегации
приглашают на банкет, Боголюбов взмолился:
— Зачем мы будем оплачивать лакеев и все прочее, когда |
можно лучше и дешевле поесть в ресторане?
Тевосян задумался — и махнул рукой:
— Не думаю, чтоб и за это пришлось платить, но если захо-
тят содрать,— черт с ними!
Перед банкетом Тевосян придирчиво осмотрел всех членов
делегации.
Банкет был организован с немецкой методичностью. У входа
членов делегации встретил какой-то бело-розовый тип в аксель-
бантах, подвел к столу в вестибюле, за которым восседал некий
мрачный тип, раздававший пригласительные билеты. Он держал
в руках план банкетного стола на 300 персон, где было обозначено,
кто где должен сидеть.
Вошли в банкетный зал с парадно накрытым столом. Вокруг
каждого прибора было разложено по десять разных вилок, ло-
жек, ножей, стояло по пять всевозможных бокалов и рюмок.
Фон Риттер приветствовал делегацию очень напыщенно. Ему
ответил просто и остроумно Тевосян, причем говорил по-русски
Когда все намеченные обследования и консультации были
проведены, на аэродром подали специальный самолет. В Советский
Союз экономическая делегация вернулась через Ленинград
395
Прямо с аэродрома Тевосян поехал на завод имени Жданова,
а после обхода цехов протянул директору аккуратный пакет в цел-
лофановой упаковке:
— А это передайте, пожалуйста, Бурлункову, достал я ему
очки. Пусть носит на здоровье.
На Балтийском заводе Тевосян обратился к своему заведую-
щему секретариатом:
— Товарищ Герасев, вручите эти маленькие подарки работни-
кам завода за хорошую работу.
Директор завода с нетерпением спросил:
— А заводу что привезли из Германии?
— Да почти ничего, кое-какие мелочи,— скромно отозвался
Тевосян.
В числе «мелочей» оказался уникальный самоходный кран
грузоподъемностью в 350 тонн. Во всем мире было в то время
только два таких крана.
На совещании в Кремле результаты командировки экономи-
ческой делегации были оценены очень высоко.
В ноябре 1940 года Тевосяну вновь пришлось поехать в Герма-
нию в составе полномочной советской делегации на высоком
уровне.
Международная обстановка к этому времени сложилась очень
напряженная. Гитлеровские полчища уже демонстрировали успе-
хи своего разрекламированного «блицкрига» оккупацией Поль-
ши, Дании, Норвегии, Голландии, Бельгии, Франции. Осенью
1940 года германские войска высадились в Финляндии, германская
военная миссия появилась в Румынии, Болгария склонялась к
содействию фашистской Германии. Сроки обусловленных тор-
говым соглашением поставок немецкого оборудования системати-
чески нарушались, в то время как немецкая сторона настойчиво
добивалась увеличения советских поставок зерна, нефти, мар-
ганца и других товаров.
Эти факты были недобрыми предвестниками надвигающейся
грозы, и делегация, выехавшая в Берлин по приглашению гер-
манского правительства, должна была выяснить истинные цели
и намерения гитлеровского рейха.
На третий день после отъезда советской делегации из Мос-
квы поезд остановился у перрона Ангальтского вокзала. После
окончания церемонии официальной встречи «мерседесы» помчали
членов делегации к старинному дворцу «Бельвю», в котором
обычно останавливались гости немецкого правительства. Здание
дворца было окружено большим парком, а к подъезду вела об-
саженная раскидистыми липами аллея.
Дворец поражал своим великолепием: стены его парадных
залов были обиты старинными гобеленами и увешаны картина»
ми в золоченых рамах, в стекляных горках красовались музей-
ные статуэтки и фарфор, видимо, награбленные гитлеровцами
396
в оккупированных странах, по углам комнат стояли большие вазы
с цветами.
После завтрака советских делегатов повезли в имперскую кан-
целярию, где должна была состояться их первая встреча с Гит-
лером.
Кортеж черных лимузинов, сопровождаемый мотоциклистами
в стальных шлемах, мчался по улицам Берлина. Заполнившие тро-
туары берлинцы молча разглядывали первую машину, на радиаторе
который был укреплен красный флажок с серпом и молотом.
«Вот оно, логово нашего смертельного врага, уже успевшего
зажечь факел новой мировой войны! — думал Тевосян.— Схватка
фашистской Германии с Советским Союзом—дело лишь времени.
Она предрешена уже лидерами нации, давно создавшими кузницу
самого современного оружия, нацеленного против нас. Мерки Вер-
сальского мира устарели, недаром и страны бывшей Антанты, и
разбитая в первой мировой войне Германия так торопились раз-
вить свою металлургическую промышленность. И как быстро на-
шли былые враги общий язык, как торопились восстановить сотруд-
ничество в рамках бесчисленных международных объединений,
содействовавших росту немецких монополий и возрождению не-
мецкого милитаризма!..»
Сбавив скорость, машины въехали в квадратный мрачный
д-вор новой имперской канцелярии, походивший на плац казармы
или же тюрьмы. Само здание в «нацистском стиле» — то есть
смеси классики, готики и тевтонской символики,— восхищения
вызвать не могло.
Мимо застывших по обе стороны входа часовых в серо-зеленых
шлемах делегаты вошли в вестибюль, за которым открылась ан-
филада тускло освещенных комнат и переходов без окон. Стояв- |
шие вдоль стен люди одинаковым движением, словно автоматы,
подбрасывали руку в фашистском приветствии и щелкали каблу-
ками. Делегатов вели очень длинным, видимо, кружным п>тем.
В круглом, ярко освещенном зале перед кабинетом Гитлера
находились немецкие эксперты и офицеры охраны. Тут же оста-
лись и советские эксперты, а в кабинет Гитлера вошли В. М. Мо-
лотов, его заместители и переводчики.
— Я рад приветствовать советскую делегацию в Берлине!
сказал Гитлер и широким жестом пригласил расположиться за
круглым столом в передней части кабинета, которая как бы за-
меняла гостиную. Из-за драпировки рядом с письменным столом,
которая, видимо, скрывала еще одну дверь, появились министр
иностранных дел Германии Риббентроп, личный переводчик Гит-
лера и советник немецкого посольства в .Москве Хильгер, хорошо
знавший русский язык. Все разместились вокруг круглого стола
в креслах...
Вечером в особняке советского посольства был устроен тор-
жественный прием по случаю приезда делегации Советского пра-
вительства. На приеме Гитлера не было этим он демонстрировал
свое недовольство ходом переговоров. Зато блистали своим
397
присутствием «наци № 2» — Геринг и «наци№3»— Рудольф Гесс,
министр иностранных дел третьего рейха Риббентроп, фельд-
маршал Кейтель и другие высокопоставленные нацисты.
Перед беседой с Гитлером из Москвы поступила депеша с
инструкциями категорически отклонить попытки втянуть совет-
ских представителей в обсуждение вопроса о «разделе британ-
ского наследства» и настаивать на получении объяснений по во-
просам подозрительных перебросок немецких войск и невыполне-
ния обязательств по торговому соглашению.
Во время вечерней встречи с Риббентропом прийти к взаимо-
попимаю также не удалось: рейхсминистр вытащил листок все
с теми же рассуждениями о неизбежном разгроме Британской
империи и предложением присоединиться к пакту, заключенному
между третьим рейхом, Италией и Японией для раздела владений
«побежденной» Англии. Представитель советской стороны отка-
зался обсуждать этот вопрос, и в кабинете Риббентропа воцари-
лось неловкое молчание.
Советская делегация покидала Берлин. При ее отъезде при-
сутствовал Риббентроп. Представители протокольного отдела гер-
манского министерства иностранных дел сопровождали советскую
делегацию до границы.
Все впечатления за время пребывания в нацистской Германии
убеждали в том, что она превращена в военный арсенал и ка-
зарму, а приглашение пашей делегации было лишь отвлекающим
маневром, продиктованным стремлением использовать встречу для
того, чтобы поставить Советский Союз в неблагоприятные
условия.
В том же 1940 году Тевосян распрощался с судостроением:
Указом Верховного Совета СССР он был назначен народным
комиссаром черной металлургии СССР. Судостроители от души
поздравили его с возвращением на любимое поприще—в метал-
лургию, но тут же — морской ведь характер, морская душа! —
прямо сказали, что отпускают поневоле. Поминали добрым сло-
вом Тевосяна в главке и на судостроительных заводах, рас-
сказывали о его требовательности, справедливости и чело-
вечности.
В кабинете директора завода им Жданова И. Г. Миляшкнпа
после работы собрались члены комиссии главка, приехавшие для
очередной консультации. Как бы подытоживая впечатления о ра-
боте с бывшим наркомом, директор завода сказал:
— Тевосян сумел поднять судостроение до самостоятельной
и важной отрасли промышленности. А так как мы связаны мно-
жеством нитей с металлургией, то фактически и впредь будем
вместе с ним...
— И ведь крепко доставалось порой, а не помню, чтоб кто-ни-
будь затаил на него обиду! — задумчиво проговорил заместитель
начальника кораблестроительного отдела Зубов.— Как-то спро-
сил я Редькина Андрея Михаиловича — где он такой дотошности
научился? Он улыбнулся в ответ: «Тевосяна наука...» А вспомнить
398
только о поездках с ним — какая это адская работа. Бывало,
весь день мотаемся, а с вечера чуть ли не до утра сидим, об-
суждаем все. Спрашиваю я Андрея Михайловича — почему мы
под утро совсем вымотанные, а Тевосян свежий, бодрый — дву-
жильный он, что ли? Редькин смеется: Почем) «ДВУжильный—
он у нас МНОГОжильный!»
— Запомнилось мне,— вступил в беседу начальник заводской
лаборатории А. Е. Волков.— Мы, три работника Балтзавода —
главный технолог Мокшанцев, главный металлург Соколов и я,
должны были встретиться с наркомом по такому щекотливому
вопросу, как обжалование принятого нм решения. Ожидая при-
ема, долго совещались, как сказать Тевосяну, что завизирован-
ный проект не оптимальный и завод настаивает на своем варианте.
В назначенный час Иван Тевадросович нас принял:
— Ну, рассказывайте, профессора!
Осмелели мы, говорим, утвержденный вариант не только, мол,
не учитывает перспективы развития цеха, но не удовлетворяет
требованиям завода на ближайшие два-три года. Разложили
привезенные материалы. Выслушал Тевосян нас и сказал без оби-
няков: «Хоть я и утвердил уже вариант проекта, против которого
вы возражаете, по если все так, как вы докладываете, обещаю
пересмотреть решение!» И ведь впрямь пересмотрел... Будь на его
месте другой, быть может, и не захотел бы поколебать свой ав-
торитет, а он только с правдой считался!
— Чего-чего уж, а этого Иван Тевадросович не боялся, знал,
чем создается настоящий авторитет! — веско заметил начальник
проектно-конструкторского сектора, приборостроитель Юрьев.—
Произошел у меня конфликт с Носенко в его кабинете, когда я
директором номерного завода был. Носенко жаловался, что я
задержал поставку приборов и сорвал график строительства
линкора на Балтзаводе. Иван Тевадросович же знал, что он
пока только склепал корпус, а требует поставки приборов, тогда
как у меня вот-вот запускают их в производство; и установить
приборы он должен гораздо позже, а срыв графика на меня сва-
ливает. Слушал, слушал Иван Тевадросович — и вдруг начал
меня гвоздить и пушить за грехи не мои, а Носенко... Я, как го-
ворят у нас по-морскому, «стравился» и не замечаю, что Носенко
сник, понял — что к чему. Ушел он, а я сижу, себя от злости не
помню. Посмотрел на меня Тевосян и начал серьезно:
_____ Юрьев, сегодня ты что-то злой.— Потом, нажав кнопку,
говорит секретарю: — Принесите, пожалуйста, чай и бутерброды.
Юрьев, наверно, голоден, я не могу с ним разговаривать.
Принесли чай и бутерброды, он угощает: «Кушай же, Юрьев!»
А я бурчу: «Не хочу!» Тогда он уговаривать стал. «Обиделся, да?
Да ведь я не тебе выговаривал, а Носенко! Выпей чаю, мы с
тобой обо всем договоримся». Я внял его совету, и мы с ним
договорились о плане поставки приборов. Вот таким был
Иван Тевадросович, последователь Орджоникидзе, человек его
школы
Зч9
— Как-то возник у меня спор со строителем корабля Муч-
киным: мы совместно проворонили одну контрагентскую постав-
ку,—рассказал Борис Георгиевич Чиликин, главный конструк-
тор КБ.— Разнес нас тогда Иван Тевадросович: «Имейте в виду,
следующий раз не буду разбираться, кто больше виноват: посажу
обоих в один мешок и начну бить по тому, кто подвернется!» По-
няли мы, что за его прохлоп буду отвечать я, а за мой — он, Муч-
кин... Помню еще, как посадил он военных моряков,— у них при-
сказка была такая скверная: «Мы, мол, заказчики, а вы должны
делать то, что вам говорят!» Тевосян им отрезал: «Заказчик не
вы, а государство! Вы такие же приказчики для государства, как
и мы, только в другой отрасли!» Вот такой он был, нарком судо-
строения.
До Тевосяна мы никогда не докладывали на заседаниях пра-
вительства. Он первым добился, чтобы мы докладывали, первый
доверил нам это.
Должен попутно сказать, что Иван Федорович неоднократно
требовал от нас, чтобы мы отделились от завода. Он считал, что
в рамках завода деятельность нашего конструкторского бюро
сковывается, время затрачивается на мелкие вопросы текущего
дня, а решение основной задачи по кораблям тем самым отодви-
гается на задний план. Мы с этим не соглашались, считая, что
должны быть теснее связаны с заводом. Но, наконец, завод нас
так допек, что стало невтерпеж. На нас даже появилась такая
карикатура: мы в небе на самолете, а внизу маленький заводик.
Мысль была такая: мы витаем в облаках и нет нам дела до
забот земных!
В конце 1938 года я должен был ехать с женой в Кисловодск
По дороге в Кисловодск меня в Москве задержал Тевосян. Он отсро-
чил путевки один раз, второй, третий. Потом стал уговаривать
сдать путевки. Иван Федорович продержал меня в Москве боль-
ше месяца. Я плохо себя чувствовал, был истрепан и обижался,
что он меня задерживает. Он мне предложил тогда: «Хотите, дам
вам путевки в Подлипки, там очень хороший санаторий только
что открыли». Иван Федорович мне эти путевки все же дал. За
время отдыха Тевосян меня вызывал в Москву несколько раз!
Как-то вызвали меня оттуда в наркомат в Уланский переулок.
Мне объяснили, что я должен ехать в Кремль на заседание. Весь
взмокший я вошел в зал. На заседании был Сталин. Обсуждался
важный вопрос.
К концу обсуждения Сталин спросил:
— Ну, как у нас дела с линкором?
Редькин говорит:
Что же, товарищ Сталин, не успели начать выпускать
чертежи (после срыва, который до этого был), как уже появился
на четырех страницах машинописного текста перечень ошибок.
При этих словах я уткнулся носом в стол. Слышу: отодви-
гается стул. Медленные шаги вокруг стола ко мне; я слышу голос
Сталина:
400
— Товарищ Редькин! Вы эсминцы строили?
Тот недоуменным тоном отвечает:
— Строили.
— А у вас там ошибки были?
— Были.
— Так как же вы хотите, чтобы в таком большом деле, как
строительство линкора, сразу без ошибок обошлось?
Всеобщее молчание. Я стал поднимать голову. Слышу опять
шаги. Сталин сел и спрашивает-
— Чем нужно помочь?
Я через стол шепчу Ивану Федоровичу-: «Отделиться от завода».
Он также через стол шепотом отвечает: «Додумал наконец
Давай!»
Я встал и докладываю — так и так.. Сталин спросил Тевосяна:
— Как, это нужно или не нужно?
Тевосян говорит:
— Это необходимо.
— А может быть, сейчас не будем заниматься этой реформой^
Тевосян:
— Пока конструкторское бюро на заводе, его загружают ме-
лочами, и оно не может сосредоточиться на своем основном деле.
Сталин:
— Хорошо, считаем вопрос решенным. Завтра оформим
Интересна позиция Тевосяна: он нас долго уговаривал, может
быть год, отделиться от завода, но мы все говорили, что это не
нужно. Жизнь доказала, что Тевосян был прав...
И на Черном море, и на Балтийском, и в Сормове, и в Ком-
сомольске-на-Амуре проектанты и строители кораблей сходились
на том, что судостроительной промышленностью уже можно гор-
диться, что она и на самом деле становится похожей на выверен-
ные часы.
ОТКРЫТЫЙ СЕМАФОР
Необычной была первая встреча И. Ф. Тевосяна с бывшим
наркомом черной металлургии. Приехав к началу работы, Тево-
сян прошел в кабинет наркома, здороваясь по дороге с сотруд-
никами. В кабинете его ждал Ф. А. Меркулов. Ситуация была
нелегкой, но Тевосян сразу же устранил неловкость; поздоровав-
шись, он не сел в кресло за столом, а жестом пригласил Мерку-
лова к окну. Вскоре у них завязалась доверительная беседа о
причинах отставания металлургии.
— Ну вот, мы и выяснили, что мешает развитию металлур-
гии,— подытожил Тевосян.— А теперь я вас спрошу, как вы при-
мете мое предложение остаться в наркомате и работать моим за-
местителем?..
Когда заведующие отделами и ответственные работники нар-
комата собрались в кабинете, у окна рядом с коренастым, плотным
401
Меркуловым стоял невысокий худощавый человек в строгом
черном костюме. Лицо Меркулова было сосредоточенно, мохнатые
брови высоко вскинуты; он внимательно слушал собеседника, не-
громко рассказывавшего что-то.
Заметив вошедших сотрудников, новый нарком обернулся
к Меркулову, показал на стул рядом с креслом и спокойно
заговорил:
— Товарищи, правительство и партия назначили меня нарко-
мом черной металлургии, учтя полученное мной специальное об-
разование и прошлый опыт работы. Во избежание всяких кри-
вотолков хочу сейчас же сообщить вам, что я попросил товарища
Меркулова остаться моим заместителем и получил его согласие.
Товарищ Меркулов очень дельный работник, хороший коммунист
и опытный государственный деятель, но, к сожалению, не специа-
лист; работая же рядом со специалистом-металлургом, он вос-
полнит этот пробел, и мы вместе будем изыскивать самые эф-
фективные меры, чтобы изжить отставание черной металлургии.
Беседа наркома с сотрудниками продолжалась почти три часа.
В конце Тевосян сообщил, что правительство поручило ему вме-
сте с учеными-металлургами, специалистами из аппарата управ-
ления и опытнейшими работниками заводов и рудников разрабо-
тать проект постановления о мерах, необходимых для развития
металлургии. Проект был составлен, и вскоре было обнародовано
постановление ЦК ВКП(б) и Совнаркома СССР «Об оказании
широкой помощи металлургии».
Металлург до мозга костей, великолепно разбиравшийся в
сложных вопросах металлургической технологии и в то же время
обладавший замечательным организаторским даром, Тевосян слов-
но создан был для такой ответственной работы, как подъем от-
стающей металлургии на должную высоту в канун Отечественной
войны. Сотрудников поражала его способность работать с пере-
напряжением, с нечеловеческой нагрузкой. «Видать, у нашего
Ивана Федоровича мотор с большущим запасом мощности,— и
на больших оборотах работает легко!» — с доброй завистью го-
ворил один из крупных доменщиков о Тевосяне.
Во время обследования одного из коксовых заводов ГУМПа на
юге директор завода хвастался наркому:
— Мы применяем новые методы контроля производства в со-
ответствии с новейшими достижениями науки. Установили, напри-
мер, в лаборатории прибор профессора Сапожникова.
— A-а, это очень интересно! — откликнулся Тевосян, уже за-
метивший, что директор не знает производства, отделывается об-
щими фразами.— А ну, пойдемте, покажите этот прибор.
Не ожидавший такого оборота дела директор нехотя повел
наркома в лабораторию. Поздоровавшись с работниками лабо-
ратории, Тевосян предложил директору;
— Покажите же прибор Сапожникова!
402
А директор и понятия не имеет, который из многочисленных
приборов — прибор профессора Сапожникова. Работники лабора-
тории стараются подсказать, но нарком, нахмурившись, под-
нял руку:
— Ну расскажите о новой методике контроля,— вы ведь озна-
комились уже с нею!
Еле-еле, руководствуясь жестами лаборантов, сумел директор
добраться до прибора, с помощью которого «применял новые ме-
тоды контроля производства» на своем заводе Но этот случай
навсегда отбил охоту к бахвальству не только у него, но и у дру-
гих руководителей, управляющих предприятиями, не вникающих
глубоко в доверенное им дело.
На партийном собрании в конце 1940 года Тевосян остано-
вился па вопросе о графике, затем перешел к «искусству
управлять».
— Большинство директоров у нас сейчас — руководители мо-
лодое, и некоторые раньше работали под рукой у незадачливых
директоров, которые сами управлять по-настоящему не умели и
поэтому обучить молодежь этому высокому искусству не могли.
Так молодые директора стали во главе производства, не пройдя
никакой школы. Вот таких молодых директоров и должен научить
наркомат искусству управлять заводами. Я имел возможность
проследить, какую подготовку проходят руководители крупных
предприятий за границей, почти все они начинают с того, что не-
которое время работают просто рабочими—даже сыновья вла-
дельцев предприятий! Казалось бы, зачем сынку владельца со-
лидной пачки акций фирмы надевать спецовку и идти самому в
цех? Но ведь не освоив лично и досконально производственные
процессы, любой специалист будет смотреть в рот мастеру, ока-
жется в плену у него.
Очевидец рассказал о том, как однажды нарком, приехав для
обследования одного завода, зашел в сталелитейный цех и за-
метил, что мастер неправильно ведет плавку, нарушая техноло-
гию. Сделал ему замечание, а тот буркнул:
— Много вас тут советчиков, а работников мало!
Тогда Тевосян, став на место мастера, довел плавку до конца
по всем правилам. Вероятно, тому на всю жизнь запомнился
этот урок.
Огромную роль в утверждении нового стиля работы наркомата,
в воспитании кадров играли заседания коллегии, созываемые
всегда в определенные дни. Примечательны были порядок прове-
дения этих коллегий и царившая на них атмосфера. Тевосян тре-
бовал тщательной подготовки вопросов, стоящих в повестке дня
коллегии, причем докладчикам запрещалось читать свой доклад,
они должны были докладывать устно, лишь изредка заглядывая
в листок с данными.
Всем присутствующим на коллегии заранее раздавался
письменный доклад, и в начале каждого заседания Тевосян неиз-
менно справлялся — все ли ознакомились с материалами. Если
403
оказывалось, что почему-либо не успели, то из повестки заседания
этот вопрос тотчас же исключался (нужно оговориться, что это
случилось всего раза два за все время). По сложным техническим
вопросам Тевосян, как правило, давал распоряжения: «Дайте на за-
ключение мозговому центру!» (так называл он руководство
ГИПРОМЕЗа) или «Согласуйте с архимедами!» (подразумевая
под этим шутливым прозвищем молодых проектантов, к которым
очень благоволил).
На заседания коллегии «черметовцы» всегда являлись во все-
оружии, готовые высказать свое, подкрепленное своими сообра-
жениями мнение и полностью уверенные в том, что их с интере-
сом выслушают, а спор о наиболее оптимальном варианте
решения будут вести на правах равных оппонентов. Тевосян не
был сторонником «магии окрика» и никогда не поддавался со-
блазну подменить авторитет личности — авторитетом должности.
Об этот же вспоминает А. Ф. Борисов, начальник цеха Кузнец-
кого комбината в те годы.
— Иван Федорович любил дискуссии на технические темы.
Так, например, он был сторонником высокого процента марганца
в чугуне, хотя мы утверждали, что надо снизить процент мар-
ганца, так как это улучшит экономические показатели и качество
стали. Долго мы его убеждали и в конце концов убедили в на-
шей правоте.
— Мы идем на заседания коллегии, как на экзамен, гото-
вимся к обсуждению тщательно и добросовестно,— рассказывал
молодому инженеру начальник управления треста «Энергочермет»
А. Адабашьян.— Ивану Федоровичу нужно все досконально обо-
сновать, иначе ничего не добьешься. Если вопрос подготовлен
грамотно — отказа не будет. У него особый талант определять,
где у тебя слабое место: придешь, бывало, а он как раз на этом
пункте тебя и подловит! И в то же время терпеть не может, когда
человек сразу сдается,— и любит, когда ты умеешь отстаивать
свое предложение, свое мнение. Спорить с ним легко и трудно:
легко потому, что ему всегда интересно, как ты смотришь на но-
вое дело, а трудно, потому что он — блестящий специалист, у
него и эрудиция большая, и умение схватывать новое с полу-
слова и опыт.
— Ну, коллегия — это для нас не школа, а настоящий уни-
верситет! — поддержал заместитель директора Краматорского
завода П. Горда. — Вызвал как-то раз товарищ Тевосян меня с ди-
ректором и пятью другими работниками завода в Москву. При-
ехали, зашли я и директор в кабинет, Тевосян вышел из-за стола,
поздоровался, пригласил сесть и стал расспрашивать. Потом
сказал, что через 15 минут будет заседание коллегии и мы
должны доложить, как работает наш завод сейчас и как мы
представляем себе перспективы наращивания его мощностей. На-
чалась коллегия, а в это время входит Павел Иванович Коробов —
его заместитель и сообщает, что в секретариате еще пять человек
с нашего завода. Товарищ Тевосян распорядился немедленно
404
позвать их, а сам обернулся к директору и недовольно говорит:
«Имей в виду, что коллегия — это школа и для руководителей,
и для непосредственных исполнителей на предприятии, и если мы
вызвали вас с ответственными сотрудниками, то они должны
быть на коллегии, а не в секретариате наркомата дожидаться!»
Непосредственное наблюдение за производственными процес-
сами, общение с рабочими и беседы с командирами производ-
ства во время обследования заводов дали возможность собрать
огромный фактический материал для выработки системы мер,
необходимых для организации порядка управления и резкого
подъема отечественной металлургии. Этот материал и лег в основу
приказа № 393 «О мероприятиях по улучшению технологии стали
и проката и выполнении плана по заказам», подписанного нар-
комом в октябре 1940 года.
Каждая строчка этого приказа детально обсуждалась на од-
ном из заседаний коллегии наркомата. Запершись в своем каби-
нете в конце рабочего дня, Тевосян, вооружившись хорошо
зачиненным карандашом, придирчиво просматривал проект подго-
товленного приказа, шлифуя каждое предложение и внося по-
правки.
Вечером в кабинете собрались ближайшие помощники — его
заместители, члены коллегии и начальники главков, расположи-
лись за длинным столом. В руках у каждого — текст будущего
приказа.
Ближе всех к столу Тевосяна — П Коробов, крупный, широко-
плечий, с волевым лицом. Коробов—потомственный доменщик,
большой знаток доменного производства, в его непосредственном
ведении находятся такие мощные комбинаты, как Магнитогор-
ский, Кузнецкий и Нижнетагильский; ошибок в обеспечении
условий для бесперебойной работы своих подшефных предприятий
он не терпит.
Низко склонившись над проектом приказа, металлург академик
И. П. Бардин делает пометки на листке бумаги. Он высок, слегка
сутулится, у него продолговатое лицо с чуть лукавой улыбкой.
Положив крупные руки на стол, сидит похожий на добродуш-
ного медведя коренастый Ф. А. Меркулов. На голове густая
шапка кудрявых волос, над живыми умными глазами нависли
мохнатые брови. Он ревностно опекает старые уральские заводы,
и в наркомате его ласково называют «уральцем».
Невысокий, энергичный Д. Я. Райзер ведает капитальным
строительством — Наркомчермет ведет строительство своими си
лами Он быстро перечитывает отдельные пункты проекта, иног-
да щуря выпуклые глаза. Нарком очень считается с опытом Рай-
зера, который работал на Магнитке, строил завод имени Дзержин-
ского
Рядом с заместителем — начальники основных главков.
— Ну кажется, все собрались? Начнем! — говорит Тевосян.
В приказе № 393 были оговорены основные условия, обеспечи-
вающие необходимый подъем черной металлургии,- неуклонное
405
соблюдение графика осмотров и ремонта оборудования, создание
несиижаемого запаса сырья, топлива, материалов и полуфабри-
катов, разработка инструкций по технологии, изучение их и неук-
лонное выполнение; установление графиков производства по за-
казам, оперативный контроль хода производства, во избежание
частой смены руководящих кадров отдельным пунктом особо было
оговорено, что отстранять их можно лишь с личного разрешения
наркома.
Этот приказ, во многом сохранивший свое значение и до на-
стоящего времени, в течение многих лет был документом перво-
степенной важности для руководящих кадров черной металлургии.
В И часов дня в наркомат приехал Тевосян (уехал он домой
в 5 часов утра — затянулось совещание, созванное в связи с не-
поладками на одном из заводов Урала). Его ждал начальник
мартеновского цеха Краматорского завода Е. Дикштейн, вызван-
ный телеграммой в Москву.
Расспросив, как идут дела в цехе, какие намечены перспективы
развития, Тевосян неожиданно заявил:
— Вот что, Ефим Ионович, хватит вам быть начальником це-
ха. Пойдете работать заместителем главного инженера Енакиев-
ского завода!
— Но должность, которую я занимаю, вполне устраивает ме-
ня,— начал убеждать тот наркома.— Да, кроме того, предстоит
большая работа по реконструкции моего мартеновского цеха, а
мне очень хотелось бы довести ее до конца.
— Что ж, по-твоему, выходит, что и меня неправильно назна-
чили наркомом черной металлургии? — усмехнулся Тевосян.—
Ведь и у меня осталось немало недостроенных кораблей. Но, ухо-
дя сюда, я все свои наметки, все свои мысли — то, чего не
запечатлеешь на чертежах и проектах, оставил своему преем-
нику. Так что, считай, придется тебе ехать на Енакиевский завод...
Так Дикштейн поехал на Енакиевсий завод, где дела в тот
период шли особенно плохо.
В Чермете получили из-за рубежа уникальный фрезерный
станок; претендентов на него только в Москве насчитывалось
больше двадцати. И вот на первое место в списке начальник
снабжения Поташник поставил Институт черной металлургии (ко-
торый возглавлял академик Бардин), а на последнем, двадцать
втором, стояла Центральная лаборатория автоматики. Начальник
ЦЛА И. Науменко решил доложить Тевосяну о том, что этот ста-
нок необходимо передать лаборатории, поскольку ей дано задание
разработать автоматическую аппаратуру для взрывоопасной
среды. Зная, что Тевосян днем очень занят, он решил пойти к
нему поздно ночью — и без предупреждения, хотя знал, что пар-
ком этого не любит. Зам. зав. секретариатом Н. Т Андрианов
очень удивился, увидев его, и отказался доложить о его приходе —
406
Тевосян писал важный доклад. Сидит Науменко час, два, три.
Пробило четыре часа.
Открылась дверь кабинета, вышел Тевосян и, увидя сонного
Науменко, строго сказал:
— Порядочные люди у себя дома спят
Дома крепко спится, Иван Федорович, можно царство не-
бесное проспать!
Тевосян, засмеявшись, сказал:
— Ну, докладывай, зачем пришел?
— Иван Федорович, вы же нам важное задание дали, а у
нас станка нет, который обеспечил бы требуемую точность. Без
этого станка выполнить задание качественно мы не сможем То-
варищ Поташник Бардину радеет, а у Бардина и имеющиеся
станки стоят, чехлами накрытые, а у меня в три смены работают.
Что ж, значит, мне надо ждать, пока меня академиком сделают,
чтобы требуемое оборудование вовремя получить?
Тевосян покачал головой, затребовал список и при Науменко
зачеркнул стрелку, которая указывала, кому перетается станок,
и красным карандашом нацелил ее на ЦЛА. На другой день Те-
восян до слез хохотал, когда Андрианов рассказал ему, что Нау-
менко шел домой, пел песни, вальсировал на площади Ногина,
и постовой милиционер звонил дежурному по наркомату, допы-
тываясь, действительно ли гражданин Науменко Иван Емелья-
нович получил от наркома какой-то станок, и мог ли он так ра-
доваться этому, что «казался в подпитии», хотя «хмельного духа
от него не было»?
Поташник с Науменко поссорился, а Бардин нс хотел даже
смотреть на него чуть ли не месяц, обиделся на слова Тевосяна
— Ну, как не дать человеку, который так просить умеет?!
Чуть не плакал, когда не давали, а получил — и на площади
Ногина в пляс пустился...
К секретарю Тевосяна — В. Бондаренко уверенно заходит
полный краснолицый старик с обожженной от многолетней рабо-
ты у печи кожей и доверительно справляется:
— У себя?
Это Расков, старый сталевар с завода «Электросталь», у
которого в помощниках работал Тевосян, осваивая выплавку
стали после окончания Горной академии. Он уже перешел на
пенсию п один-два раза в год обязательно навешает наркома.
Бондаренко просит старика присесть и докладывает Тево-
сяну:
— Иван Федорович, Расков пришел.
_____ Зови его, зови! — весело говорит Тевосян, выхотя из-за сто-
ла, здоровается с Расковым, усаживает рядом.
Он расспрашивает о новостях в семье Раскова, угощает его
папиросами, чаем.
Выпив чай с Тевосяном, Расков сидит еще, беседует с пол-
часа, потом прощается и уходит, очень дово ьный встречен со
своим «подручным».
407
...В самый канун октябрьских праздников в «Правде» появилось
обвинительное заключение по делу руководителей Златоустовского
завода, привлеченных к ответственности за низкое качество про-
дукции. По Указу Президиума Верховного Совета СССР за
выпуск бракованной продукции отвечает руководство завода —
директор, главный инженер и начальник отдела технического
контроля.
Весь заводской коллектив переживал этот случай, как личное
горе. Невеселым получался октябрьский праздник в 1940 году.
— Да был ли брак? — спрашивали металлурги друг друга.
— К сожалению, был.
— Значит, не зря притянули к ответу?!
— В том-то и дело, что зря... и не зря.
— Как же это?
— Дело в том, что очень трудно сразу распознать этот брак,
будь он неладен. Обнаружили его в легированной хромистой ста-
ли — внутри нее образуются микроскопические пустоты, флоке-
нами называются. На заводе их не смогли обнаружить. Надо было
бы, конечно, в этом основательно разобраться, но...
— Так неужели не разберутся, неужели так и засудят нашего
Дмитрия Захаровича? — тужили златоустовцы, любившие своего
директора.
— Говорят, нарком вмешался. А уж он не даст человека по-
напрасну засудить.
— Это так, но посмотрим, какую комиссию пришлют.
По предложению Тевосяна в присланную комиссию был вклю-
чен от наркомата П. Я. Бардзайн.
Целый месяц пробыла комиссия в Златоусте, и работа ее
протекала в жарких спорах. Часть членов ее говорила:
— Да о чем здесь спорить — не понимаем. Есть брак? Есть.
Значит, все ясно, и незачем воду в ступе толочь. Поехали в
Москву!
Но другие отвечали:
— Под влиянием напряжений, возникших в металле из-за
наличия в нем газов водорода, образовались микроскопические
пустоты, обнаруженные в цехах завода-потребителя. Вполне
возможно, что в сталелитейном цехе Златоустовского завода эти
пустоты еще не успели образоваться, почему и не могли быть
замечены. Вот в этом надо разобраться.
Комиссия, составив акт, отбыла. Директор завода без раз-
решения наркома поехал следом за нею в Москву. Сначала Те-
восян хотел вернуть его немедленно на завод, но потом принял
и даже показал письмо, написанное им Сталину. В письме этом
Тевосян просил не передавать дела в суд, а предоставить право
наказать виновных в выпуске брака властью наркома.
Руководство завода было избавлено от судебного приговора,
но из этого случая следовало сделать самые серьезные выводы:
как добиться того, чтобы технический контроль стал более ква-
лифицированным.
408
В Москву с того же Златоустовского завода вновь был вызван
директор Д. 3. Дмитриев и Л. Н. Корнеенков — известный метал-
лург, энергичный работник, пользовавшийся большим авторитетом
среди сослуживцев. До этого Тевосян созвонился с Дмитриевым по
прямому проводу и имел с ним небольшую беседу:
Подбери ты там, среди своих работников, грамотного, че-
стного и принципиального инженера и срочно выезжайте в Мос-
кву. А мы потом вернем тебе его уже квалифицированным на-
чальником ОТК. Устраивает?
К наркому Корнеенкова пригласили около двенадцати ночи,
когда закончилось заседание коллегии. Явно обращаясь не толь-
ко к Корнеенкову, но и к тем, кто еше оставался в кабинете,
Тевосян громко сказал:
— У нас можно встретить три типа начальников ОТК: лю-
дям первого типа безразличны вопросы технологии, их мало за-
ботит вопрос о том, как работает завод: отбраковали негодные
детали — и ладно; такие начальники могут нанести немалый вред.
Второй тип начальника ОТК — это другая крайность: когда на
него нажимают, он принимается так свирепо браковать изделия,
что сокращается выпуск продукции. Этим такой начальничек как
бы хочет сказать: «Знай наших... Если захочу, то так прижму,
что план к черту полетит!» Но стоит его по головке погладить —
он и брак пропустит, и душа у него не заболит... Но есть еще
один тип начальников ОТК—работники, которые нам нужны
и которых мы стараемся воспитать. Это — толковые, добросовест-
ные инженеры, которые интересуются и техникой, и технологией,
стараются проникнуть в самую суть процессов, узнать — что имен-
но влияет на качество металла, каковы секреты плавки, которые
стремятся постичь душу металла. Настоящий начальник ОТК
должен каждую ночь начальникам цехов сниться. От таких лю-
дей зависит и работа, и доброе имя завода,— и такого именно
начальника ОТК мы хотим иметь в Златоусте!
Вся работа в наркомате была направлена на то, чтобы выше
становился научный и технический уровень знании всего команд
кого состава черной металлургии.
— Генералитет черной металлургии должен быть оснащен са-
мыми последними достижениями мировой науки! не раз гово-
рил нарком.
Заглядывая в закрома емкой своей памяти, он старате ыо
подбирал отовсюду знающих люден в нюне должна была вые-
хать в командировку за границу группа специалистов для изуче-
ния опыта горнорудных предприятий Швеции.
— А кто возглавляет криворожцев? — спросил Тевосян, про-
сматривая список командируемых. ,
— Группу криворожцев возглавляет Мелешкин, Сергеи Ми-
хайлович,— напомнил Андрианов.
— Правильно! Криворожье дает сейчас 17 миллионов тонн
руды в год и будет давать в четыре-пять раз больше
...В здании на площади Ногина все события отзываются
400
эхом — и отгремевшие бои в Финляндии, и вести с полей «стран-
ной войны» (как называли первый этап второй мировой войны)
в Европе, и победа Советской власти в Прибалтике, и события
на берегах Прута, события внутри страны и за ее пределами.
И неуклонно повышается требование к черным металлам в неук-
лонно растущей стране. А это значит, что нужно уметь смотреть
вперед, чтобы видеть будущее.
Сложный доменный процесс можно интенсифицировать, при-
меняя восстановительные газы и кислородное дутье. Начало этим
опытам было положено в 1930 году инженером Мозговым, пред-
ложившим метод продувки чугуна технически чистым кислородом.
Его предложение было категорически отвергнуто двумя академи-
ками, но Мозговой не пал духом, продолжал свои опыты на киев-
ском заводе «Большевик» и в 1936 году получил авторское сви-
детельство на продувку мартеновской ванны технически чистым
кислородом.
— Как идут дела у инженера Мозгового? — спросил однаж-
ды Гевосян, знавший об этих исследованиях.
— Ведет опыты уже в полупромышленном масштабе, но слу-
чаются срывы.
— Наркомчермет обязан помочь ему! При первой возмож-
ности повидаюсь с ним... А пока подготовьте материал об освое-
нии выпуска новых марок стали.
Это задание поначалу казалось просто невыполнимым,— ведь
в стране не было многих необходимых компонентов. Например,
обычный ферротитан не годится, а где взять ферросплавную дву-
окись титана? Несколько раз пришлось ездить в командировки
заместителю начальника «Главспецстали» Л. Хинчину, пока
наконец удалось наладить на заводе «Свободный труд» в Яро-
славле производство двуокиси титана для ферросплавов. Легко
сказать — «удалось», а ведь тогда это было связано не только
с техническими трудностями: завод «Свободный труд» не входил
в систему Наркомчермета, а междуведомственные барьеры пре-
одолеваются с трудом.
Четкое распределение обязанностей между Тевосяном и его
заместителями позволяло выкраивать время для частых наездов
на предприятия. А тут стали приходить сигналы с юга — не ла-
дится работа на Макеевском заводе. Откомандированные туда
предварительно специалисты сообщили, что завод сидит на «го-
лодном пайке», систематически недополучая известняк от Еле-
новского рудоуправления.
Тевосян немедленно выехал в Макеевку и уже в вагоне дал
задание начальнику Управления труда и заработной платы Чер-
мета М. Томашпольскому:
— Вместе с экономистами на месте поломайте-ка голову над
тем, как материально заинтересовать рабочих каменоломен в
большей добыче известняка.
Действительно, намеченные мероприятия сыграли свою роль:
добыча известняка резко пошла в гору.
ИО
Тем временем на заводе тщательно выявлялись причины отста-
вания. Прежде всего было обнаружено, что имеющимися вагон-
весами не обеспечивалась загрузка доменных печей. Специалисты
наркомата и завода совместно разработали систему премирования
машинистов вагон-весов за бесперебойное обеспечение домен пол-
ной загрузкой. Но новый порядок премирования следовало пред-
ставить на утверждение правительства, а это потребовало бы
времени.
— Систему премирования ввести немедленно, утверждение
правительства будет,— успокоил Тевосян. Связавшись с Москвой,
он немедленно получил нужную санкцию.
В результате длительной поездки были обнаружены мел-
кие, на первый взгляд, неполадки, но устранение их в масштабе
всей наркоматской системы давало ощутимый эффект, и, высту-
пая на XVIII Всесоюзной партийной конференции, Тевосян
уже мог сказать, что глубокий прорыв металлургии преодо-
лен: впервые после 1937 года план по всему циклу был пере-
выполнен.
Но это был лишь первый сдвиг, лишь начало большого подъ-
ема: и нарком, и его соратники сознавали, что у заводов есть еще
запасы неиспользуемых возможностей, что они могли бы работать
намного лучше и производительней.
— Ну, Павел Иванович, не взыщи, если иногда буду подбра-
сывать часть своей нагрузки тебе! — предупредил Тевосян своего
сокурсника по Горной академии П. И. Коробова, ставшего его
первым заместителем.
— Ничего, Иван Федорович, засыпай хоть под самый колош-
ник— потяну' сколько сил есть, хоть и ругает меня батька...—
неторопливо отозвался Коробов.
— Ругает, значит?
— Крепко! Приехал в этот раз, а меня дома нет до самого
рассвета — не вернулся еще с работы. Только переступил я
порог, а он как примется меня отчитывать «Если ты дур*
ной, так будешь продолжать, выйдешь из строя!» — говорит.
Напрасно объяснял я ему, что недоделанного еще много у нас,
надо с полной отдачей работать, чтобы если даже и не
прожить долго, сделать то, что смог бы за годы нормальной
долгой жизни.
— А отца твои доводы убедили?
— Как раз и не убедили.
— Представь, что на его месте не убедили бы и меня! —со
смехом подхватил Тевосян.
Сколько раз этот же Коробов пытался втолковать ему, что
он должен умерить свою нечеловеческую работоспособность,
спать хотя бы по пять-шесть часов в сутки, прекратить система-
тические ночные бдения!
Как-то они вместе возвращались уже под утро домой, любо-
вались восходом солнца над .Москвой. II незаметно перешли к
деловому обсуждению проблемы, поставленной на последнем за-
411
седании коллегии, на котором мнения их не сошлись (сказалось
различие металлургических профилей — сталевара и доменщика).
Тевосян, кстати, припомнил недавний эпизод во время посещения
Ижорского завода.
— Зашел я в цех № 1. А ижорцы уже знают, что буду до-
тошно осматривать все. II вышел тут у меня с ними спор. По-
нимаешь, предстоял разлив стали. Установили уже изложницу
на 70 тонн, приготовились к приему металла. А мне показалось
что загрязнена изложница. «Неправильно изложница собрана,—
говорю.— Очень уж быстро,— наверно, грязная...» Они уверяют,
что все в порядке, я свое твержу: «Нет, что-то не так». Тогда
обозлился начальник смены — ты же знаешь Якова Юшина:
«Ладно, давайте разберем изложницу!» А дело не простое — вот-
вот придется принимать плавку. Ну, я и говорю: «Давайте, толь-
ко побыстрее». Разобрали (как черти работали!), принесли ле-
стницу, подставили и предлагают: «Полезайте, товарищ нарком,
сами посмотрите!..» Вынул я тогда платок, начал водить по вну-
тренней стороне изложницы. Представляешь,— ведь и в самом
деле никакой грязи не оказалось! И пришлось мне тут пови-
ниться: виноват, мол, промашку дал.
— Ну, а как на это реагировали ижорцы? — усмехнулся Ко-
робов.
— Закрутили усы; «Значит, не только у круппов умеют чис-
то работать».
— Доброе утро! — здоровался с заместителями Тевосян,
успевший приехать на работу после бессонной ночи.— Ты что та-
кой хмурый, Павел Иванович?
— Неладно в... Казахстане... (Коробов неохотно назвал эту
республику, и Тевосян сразу понял — почему.) — Ты, наверно, пом-
нишь Антропова, Петра Яковлевича,— он кончил Горную ака-
демию на год или два позже нас. Его обвинили в подрыве цвет-
ной металлургии республики. Получено официальное отношение —
тебя, Иван Федорович, просят познакомиться с материалами и
поддержать обвинение твоим авторитетом.
— Давай сюда все материалы этого «дела». Думаю, что об-
винение Петра Яковлевича Антропова — результат по меньшей
мере недоразумения!
Обвинителям не удалось поддержать свое заключение авто-
ритетом наркома черной металлургии—материалы «дела» лишь
подтвердили необоснованность обвинения.
В Иаркомчермете решительно восстали против «метода» мас-
совых снятий с работы, чем был положен конец текучести кад-
ров— шла борьба за каждого способного и преданного делу спе-
циалиста. Но таким же незыблемым правилом была и строгая
проверка документов, докладов, сводок и вообще всех отчетов.
Тут уж не было поблажки ни брату, ни свату.
Так «погорел» однажды старый приятель наркома, товарищ по
412
«острые углы».
нарком, листая
мастер Науменко, к которому'
был приставлен Тевосян, только что получивший диплом
инженера
Науменко перевелся с «Электростали» на Ижорский завод и
работал там как специалист по спецсталям. Но выпуск спецста-
лей на заводе явно не ладился. Учитывая старое знакомство На-
уменко с наркомом, на заводе поручили именно ему ехать в Мос-
кву с докладом, в котором немного сгладили
Доклад получился почти благополучный.
Тевосян радушно встретил старого мастера, усадил рядом,
побеседовал, потом раскрыл папку с докладом. Тут Науменко
заметил, как все больше и больше сводит брови
страницы объемистого доклада. «Ой, нагорит...» — мелькнула
мысль.
Буря действительно грянула — Тевосян был возмущен попыт-
кой замазать неблагополучное положение дел, резко заявил, пе-
рейдя на официальный тон:
— Вот что, товарищ Науменко, аллилуйщиков мне не тре-
буется. Мне нужно, чтоб вы честно и подробно рассказали, по-
чему не варят на Нжорке хорошую сталь, и что именно вы пред-
лагаете сделать для того, чтобы завод стал выпускать эту хоро-
шую сталь.
С легкой руки наркома установилась практика проверки. Вот
докладывает ему один из старейших работников «Металлосбыта»
Е. Салит (он всю жизнь имел дело с металлом, знает на память
все законы и правила). В условные часы входит в кабинет Те-
восяна с объемистой папкой, набитой документами на подпись,
таблицами и сводками. Но нарком нет-нет да начнет пересчиты-
вать некоторые графы таблиц или сводок — навык быстро разби
раться в отчетах остался у него от торговой школы, которую он
окончил в Баку, и от работы в Волжско-Бакинском нефтяном об-
ществе. Удостоверившись в правильности подсчетов, говорит, хит-
ро поглядывая на Салита:
— Под таблицей распишешься ты — не увиливай1 А весь до-
кумент пойдет за моей подписью.
Но, убедившись несколько раз, что его не подводят, он в
дальнейшем доверял таким людям, как самому себе, и в шутку
любил говорить: «Проверяю, чтобы доверять...»
Был ли Тевосян излишне горячим, строгим, суровым? Был
таким, когда сталкивался с обманом, корыстью, нед< бросовес
ностью в работе; тут он не всегда умел себя сдерживать. Н
находил в себе мужество признаться в этом и даже извиниться,
если в пылу гнева хватил через край и незаслуженно обидел ко-
го-нибудь. А обычно Тевосян всегда советовал сотрудникам нар-
комата черной металлургии поддерживать друг с другом и с по-
сетителями вежливые и корректные отношения.
— Вот, к примеру, накричал я на начальника главного управ-
ления, он вышел из моего кабинета и накричал на начальника
отдела,— объяснял он, щуря глаза. Начальник отдела накри-
413
чит на непосредственного исполнителя—не иначе. Ну, а испол-
нитель, не имея подчиненных, на которых мог бы накричать,
вернувшись домой, сорвет гнев на жене и на детях. Вот ка-
кая длинная цепная реакция у крика. Лучше уж обходиться
без него.
Однажды все соседи завода «Запорожсталь» обратили вни-
мание на поистине вселенскую чистку цехов, дворов и прилета-
ющих к заводу территорий. Множество вагонов всевозможного
мусора спешно вывозились из заводских ворот.
— Начальство ждут, не иначе...
И вот на подъездных путях появился вагон наркома. Тево-
сян пригласил заводское начальство к себе (во время инспекци-
онных поездок он и жил, и питался всегда в своем вагоне). До
него уже дошел слух о том, как наводили «красоту» к его
приезду, да и директор завода А. Кузьмин чистосердечно
признался:
— Выгребли, наверно, с полтысячи вагонов мусора, к вашему
приезду готовясь, Иван Федорович!
Невольно рассмеявшись, Тевосян пригрозил:
— В следующий раз я предупрежу, а сам не приеду, чтобы
ты хоть раза два в год наводил такую же «красоту» на своем
заводе...
В этот же выезд из Москвы побывал он и на металлургиче-
ском заводе в Днепропетровской области. После обследования
завода надо было перебраться в Харцызск, чтобы вагон прице-
пили к московскому поезду. Н. Т. Андрианов пошел к началь-
нику станции — узнать, как можно это организовать, тот заявил,
что через полчаса выйдет в Харцызск резервный паровоз. Андри-
анов так и доложил Тевосяну.
Тевосян знал, что некоторые руководящие работники во вре-
мя командировок требовали себе паровозы, и не раз возмущался
этим. Думая, что Андрианов тоже, как он выражался, «выцыга
нил» паровоз, он дал волю возмущению. Задетый незаслуженной
нахлобучкой, Андрианов молча повернулся и под дождем пошел
на станцию. Заместитель начальника секретариата М. А. Розен-
штейн объяснил, что паровоз должен пойти в Харцызск незави-
симо от того, прицепят к нему вагон Тевосяна или нет, и Тево-
сян попросил Розенштейна пойти за Андриановым. А тот в это
время, зайдя к начальнику станции, попросил взять график и
вместе с ним вернулся к Тевосяну. Взглянув на график, Тево
сян серьезно сказал:
— Извини, Николай Тимофеевич, я не подумал, что ты пи
когда бы меня в неловкое положение не поставил.
Несмотря на обиду, Андрианов чуть не рассмеялся, заметив
удивление на лице начальника станции (нарком извиняется пе-
рел своим подчиненным!)
414
— Ну, кажется, путь намечен правильно,—сказал Тевосян
заместителям — академику И. П. Бардину и П И. Коробову.—
Приказ № 393 спущен, инструктаж проведен. Теперь надо про-
следить, чтобы по возможности планомерней внедрялась новая
технология, новые методы. Промышленность все шире снабжа-
ется металлом, однако нельзя забывать другую половину обя-
зательств— обеспечение заказов обороны.
По понятным причинам это совещание было узким. Началось
оно с рассмотрения положения дел у потенциального противника.
Тевосян неоднократно бывал в Германии, был знаком со специ-
альной литературой по первоисточникам и поэтому зримо пред-
ставлял себе военный потенциал гитлеровского рейха после при-
хода фашистов к власти.
В целях более полной милитаризации хозяйства гитлеровское
правительство создало «Райхсгруппе индустри» — государствен-
но-монополистическую организацию, возглавляющую всю про-
мышленность страны. Вошедшие в нее прежние картели и син-
дикаты поднялись, как на дрожжах, на щедрых американских
займах. Так, стальной трест «Ферейнигте штальверке», созданный
путем объединения предприятий Тиссена, Отто Вольфа и Гуго
Стиннеса, представлял собой крупнейший металлургический ком-
бинат всей капиталистической Европы. Американские кредиты
этому тресту превышали 100 миллионов долларов (около 500 мил
лионов немецких марок), в то время как весь акционерный ка-
питал треста составлял 461 миллион марок. Крупный заем полу-
чила в США и фирма Круппа.
Накануне второй мировой войны в Германии появилось еще
одно мощное государственно-монополистическое объединение —
концерн Геринга: начав с добычи и обработки небогатых немец-
ких руд, этот концерн постепенно захватывал сталелитейные, ма-
шиностроительные, военные и другие предприятия как в самой
Германии, так и все крупнейшие военно-металлургические заво-
ды Чехословакии и Румынии.
Вся металлургическая промышленность Германии, тесно свя-
занная с аппаратом фашистского рейха и полностью зависевшая
от него в вопросах получения сырья, заказов, обеспечения ра-
бочей силой, напряженно работала над оснащением фашистского
зверя стальными клыками и когтями.
— Ко всему этому нужно добавить ресурсы Италии и стран,
порабощенных фашистами,— напомнил Коробов.
— И ресурсы немалые! — кивнул Тевосян, вспомнив свою
командировку в Италию.
Но пе стояла на месте и советская металлургия—опа уверен-
но набирала силы, все ускоряя темпы. Партия и правительство,
озабоченные укреплением обороноспособности страны в канун
Отечественной воины, в несколько раз увеличили долю расходов на
цели обороны в государственном бюджете третьей пятилетки по
сравнению со второй. За начальные годы третьей пятилетки еже-
годный прирост продукции в оборонных отраслях промышленности
415
в несколько раз превысил прирост продукции по всей про-
мышленности СССР. Парк оборудования заводов авиационной
промышленности возрос на сорок процентов. К 1941 году Совет-
ский Союз вышел на третье место (после Германии и Англии) по
производству боевых самолетов. Заводы бронетанковой техники
решали сложные задачи по производству танков «КВ» и покрыв-
ших себя славой «Т-34». Промышленность вооружения выпускала
много стрелкового оружия разных калибров, артиллерийские ору-
дия, осваивала выпуск грозных гвардейских минометов —
катюш.
Все это требовало металла и в первую очередь стали. И сталь
была дана. Создавались необходимые предпосылки, чтобы в 1941
году добиться увеличения выпуска металла и расширения про-
филей и марок стали.
Вся страна ждала этого, отрывая июньский листок календаря
с цифрой 22. В тот день гитлеровская Германия без объявления
войны напала на Советский Союз.
ПОЕДИНОК СТАЛИ
Весть о беде облетела страну в полдень. Несмотря на то что
подчас тысячи километров отделяли города и села от границы,
где беззаветно сражались герои Брестской крепости и погранич-
ных застав, эта тревожная весть обожгла сердца, вытеснив за-
боты и мысли мирного времени. Всех тревожила судьба родной
страны, все мысленно были с теми, кто в жарких боях отстаи-
вал ее рубежи от вторгшегося врага.
Пока летели телеграммы и звонили телефоны, собиравшие в
наркомат руководителей армии советских металлургов, в каби-
нете уже шло совещание наркома с его ближайшими помощниками.
— В современной войне решающую роль будет играть
металл — его количество и качество. Мы должны разить врага
военной техникой. Это во времена Буслая дрались оглоблей —
теперь нужен металл: и наземным, и воздушным, и морским
силам! Вот наша задача, и мы все отвечаем за ее выполнение
перед Родиной.
Уже первые вести с фронта говорили о том, что металлургии
южных районов Европейской части СССР и особенно оборонной
промышленности, опирающейся на эту металлургию, грозит смер-
тельная опасность. По всему было видно, что отныне основным
арсеналом страны должны стать восточные области — Урал и
Сибирь (раньше казалось, что врагу не удастся зайти так да-
леко в глубь страны, но все-таки учитывалась возможность воз-
душных налетов). Вернувшийся из Кремля в грозные дни июля
1941 года нарком сообщил директивы партии и правительства.
— Основные работники наркомата немедленно выезжают в
Свердловск, в Москве остается два десятка человек для руковод-
ства эвакуацией заводов Московской и Ленинградской областей
и связи с заводами Юга на период передислокации наркомата.
416
Руководство этой группой возлагается на моего заместителя то-
варища Бычкова. Товарищи Меркулов, Шереметьев и Резников
будут руководить эвакуационной работой на месте, обеспечивая
вывоз важнейшего оборудования, металлургов и их семей на
восток страны. Если условия не дадут возможности отправить
оборудование, его следует взрывать, шахты и рудники — затоп-
лять. Мне предписано выехать в Свердловск и ознакомиться с
условиями для перебазирования предприятий Юга на Восток.
Глубокой ночью поезд с работниками наркомата во главе с
Тевосяном отошел от перрона Ярославского вокзала; прощаясь
с Бычковым, нарком сказал, крепко пожав ему руку:
— Защита Москвы, по моему глубокому убеждению, орга-
низована вполне надежно. Но если придется выезжать, восполь-
зуйся автомашинами — на твою группу оставляю двадцать. Бу -
дешь двигаться к Свердловску. Хотя, повторяю: по-моему, этого
не случится.
Наркомату предоставили все условия для эвакуации оборудо-
вания, работников с семьями на Восток. Перебазирование мо-
сковских заводов шло нормально, хотя почему-то задержалась
подача вагонов для оборудования Солнечногорского завода ме-
тизов. И вдруг — звонок междугородной телефонной станции;
взволнованный голос директора завода Соловьева:
— Немецкие танки под Солнечногорском! Уже под обстрелом
нам удалось вывезти последние вагоны с оборудованием. Людей
эвакуировали раньше.
Указание наркома выполнялось неуклонно: ценное оборудо-
вание разбиралось и грузилось для вывоза, но если складывалась
такая обстановка, что отправить его было невозможно, делалось
все, чтобы враг не мог использовать его и наладить производство.
По приезде в Свердловск Тевосян развернул всю свою не-
уемную энергию и огромный организаторский талант, намечая
места для прибывающих заводов, размещая специалистов и их
семьи. Огромного напряжения требовала и организация руковод-
ства всей промышленностью из Свердловска.
Вскоре из Москвы сообщили, что присутствие Тевосяна не-
обходимо: в ГКО должен рассматриваться вопрос об увеличении
производства металла для оборонных целей, будут установлены
сроки строительства заводов на Урале и Сибири на базе спасен-
ного оборудованя южных заводов. Прилетев в Москву, Тевосян
участвовал в обсуждении и через несколько дней выехал вновь
в Свердловск. . п
В одном вагоне с ним находился А. Фадеев. В шинели и пи-
лотке, с серебряными висками, он напоминал отставного солдата,
хотя держался, как и раньше, подтянуто. Тон а кожа на су
нувшемся лице чуть отдавала желтизной, но глубоко запавшие
синие глаза смотрели по-прежнему зорко и молодо, лысли еду-
щих обращены к фронту. Ведь сводки Совинформбюро с каж
дым днем тревожней — уже мелькают в сообщениях названия го-
родов и сел Московской области.
14 А Арзуманян
417
— Все бы отдал сейчас, если б кто-нибудь мне твердо сказал,
что скоро вернусь обратно в Москву, — тихо говорит Фадеев.
— Вернемся, Саша, ты не сомневайся! — не сразу отозвался
Тевосян. — Знаешь, ведь миллион вагонов пошел на Урал и в
Сибирь. Сохранены живые сокровища—наши чудесные умельцы,
вывезено уникальное оборудование. Теперь нужно разумно ис-
пользовать его для обороны, дать дело золотым рукам рабочих.
Урал — это ведь исконный очаг металлургической промышлен-
ности. Помнишь, нам в Горной академии рассказывали, что
заводская выплавка черных металлов началась на Урале еще
в XVII веке.
Тевосян с радостью заметил, что ему удалось отвлечь друга
от тяжелых мыслей,— Фадеев поднял голову, лицо у него про-
светлело.
— Мы действительно как-то недооцениваем славу Урала-ме-
таллурга... — задумчиво сказал Фадеев. — А ведь интересно бы-
ло бы написать о старых уральских заводах, о наследниках сла-
вы старинных уральских умельцев.
— Вот и напиши! — загорелся Тевосян. — Два века тому
назад Россия занимала чуть ли не первое место в мире по выплавке
чугуна, а к концу прошлого века давала меньше трех процентов
его мирового производства: мощная южная металлургия подо-
рвала Урал, и не подняться бы ему, если бы не воля и разум пар-
тии Ленина. И вот в 1929 году появились на горе Магнитной пер-
вые землекопы...
— Ты вот за Урал агитируешь, а я тебя за Сибирь и Даль-
ний Восток агитировать буду! — усевшись спиной к окну, гово-
рит Фадеев Тевосяну. — Это же близкие для меня места — иско-
лесил их из края в край, когда партизанил. Еще при Петре Ве-
ликом слепил там приказчик демидовский Митька Семенов, по
прозванию «Козьи ножи», печурку для плавки меди. А век спус-
тя уже пришлось создать на Алтае особый «округ Колывано-
Воскресенских горных заводов» для управления горнометаллур-
гическими заводами. Добывали и медь, и золото, — недаром же
слово «алтай» значит по-монгольски «золотое дно»! В Барнауле
строилась первая в мире паровая машина, изобретенная Ползу-
новым. К. Фролов сооружал свои уникальные гидротехнические
установки на алтайском Змеиногорском руднике, а его сын —•
П. К. Фролов проложил первую в России чугуннорельсовую до-
рогу, ввел доменное и железоделательное производство на Гурьев-
ском заводе, намечал постройку железоделательного предприя-
тия возле Томска. А теперь в Сибири есть все условия для раз-
вертывания эвакуированных предприятий — современные заводы,
рабочая сила, жилища для специалистов и рабочих, продо-
вольствие.
— Сражен твоими доводами, Саша! — развел руками Тево-
сян. — Но напрасно ты думаешь, что мы намерены скучить все
эвакуированные предприятия только на Урале: часть намечено
двинуть дальше на восток
418
...В вагон по очереди входили начальники управлений и отде-
лов наркомата, уточняли задания и функции. Попросилась на
прием к наркому группа металлургов, желающих пойти на фронт
добровольцами.
— Воина будет длительной, товарищи, — задумчиво прогово-
рил Тевосян. Каждой тонной выплавленной качественной ста-
ли вы разите так же метко по врагу, как если б сами наводили
на него автомат или орудие. Тысячи металлургов с оружием в
руках мужественно сражались и сражаются на всех фронтах.
Так что давайте условимся прекратить разговоры: если хотя бы
часть их, оставшихся кадровых металлургов, уйдет на фронт —
тогда некому будет поставлять армии боеприпасы, самолеты,
танки и минометы. Лучше давайте послушаем товарища Мелеш-
кина — едва вызволили его из Швеции, куда его посылали опыт
зарубежный перенимать. Спрашивается, зачем же было этим
опытом запасаться, если он на фронт собирается уйти? Нет, то-
варищ Мелешкин, ты с людьми этим опытом, уж будь любезен,
от души поделись, а сам бери, как и было условлено перед по-
ездкой, новый пост: будешь начальником Главруды. И мой те-
бе совет — постарайся сохранить для Родины кадры опытных
горняков, иначе заводы будут без руды, а страна — без стали.
На перроне свердловского вокзала москвичей ждала группа
встречающих.
Настоятельные просьбы Тевосяна о разрешении вернуться в
Москву были наконец учтены — в конце 1941 года большая часть
работников наркомата во главе с ним вернулась в столицу.
К этому времени были подведены итоги бедствий, причинен-
ных фашистским нашествием. Первой жертвой оказались шахты
железорудного бассейна Кривого Рога и Никополь-марганца. Что-
бы не дать захватчикам воспользоваться мощными запасами же-
лезной и марганцевой руды этих месторождений, горняки подор-
вали стволы шахт, вентиляционные и подъемные сооружения и
затопили шахты. Большую часть оборудования удалось выхва-
тить из-под самого носа у немцев и отгрузить из Кривого Рэга.
Директор треста «Никополь-марганец» накануне эвакуации
связался по прямому проводу с Тевосяном и неожиданно сообщил,
что Никопольский госбанк прекратил операции; Тевосян тут
же распорядился доставить самолетом в Никополь три миллиона
рублен, рабочим полностью была выдана зарплата, а оставши-
еся деньги привезены в Ивдель, куда эвакуировался трест.
— Ну вот, все в порядке! — одобрил нарком. — А теперь сдай
деньги в отделение госбанка и быстрей разверни в Ивделе добы
чу местного марганца.
Конечно, далеко еще было до порятка, ведь на территории,
временно оккупированной фашистами, выплавчялось ti
всей довоенной добыч» чугуна и около 60 % стали На первом
этапе войны особенно сильно сократилось производство метал- 1
419
14*
Большая часть эвакуированного оборудования находилась еще в
пути на восток; работали только уральские и сибирские заводы,
которые даже резким увеличением выпуска продукции не могли
восполнить потерянное.
По указанию партии и правительства были разработаны пла-
ны создания на востоке страны новых мощностей черной метал-
лургии. Прежде всего требо'валось установить оборудование пе-
ребазированных заводов. В самые сокращенные сроки начали дей-
ствовать вывезенные из Ленинграда и Мариуполя станы для
прокатки брони, смонтированные на Магнитогорском и Нижне-
тагильском комбинатах. На основе эвакуированного оборудова-
ния завода «Днепроспецсталь» было заново организовано произ-
водство специальных сталей на Кузнецком комбинате. На Челя-
бинском заводе заработали плавильные печи и прокатные станы,
вывезенные с московской «Электростали», и доменные печи Ли-
пецка. На Нижнетагильском комбинате стали давать продукцию
станы холодной прокатки московского завода «Серп и молот».
Параллельно с этим осуществлялась большая программа стро-
ительства новых предприятий. В 1942 году была введена в дей-
ствие новая доменная печь на Магнитогорском комбинате, нача-
ли плавить сталь в новых мартеновских печах на Магнитогор-
ском и Новотагильском комбинатах и на заводе «Амурсталь»,
приступили к выпуску проката новые прокатные станы. На Гурь-
евском заводе начато было освоение самолетных профилей, а
поскольку здесь негде было выплавлять требуемую марку стали,
потребовалось организовать поставку ее сталеплавильными и
прокатными цехами Кузнецкого комбината. И днем и ночью не-
сколько месяцев подряд шла напряженная работа по выполне-
нию этого ответственного задания.
Но самые большие усилия были направлены, конечно, на ор-
ганизацию производства новых видов металла для танковой и
авиационной промышленности, для освоения в предельно корот-
кие сроки производства танковой брони и ряда марок высокока-
чественной стали. У Тевосяна была справочная тетрадь, по ко-
торой он в любое время мог сказать, как идет поставка военным
заводам снарядной заготовки, броневой стали, стали для взры-
вателей и другой марочной стали. Требовательность его к ди-
ректорам металлургических предприятий в годы войны создала
обстановку подлинно военной дисциплины на заводах, и с нару-
шениями этой дисциплины он не мирился.
В период строительства доменной печи и конверторного цеха
в Чусовской не обошлось без попытки возродить волевой стиль ру-
ководства. Печь намечено было пустить в январе 1942 года. Не-
ожиданно на строительство приехали секретарь Пермского об-
кома партии и секретарь горкома Чусовской в сопровождении сви-
ты каких-то людей. Узнав, что домна будет введена в строй не
раньше двух месяцев, Чернышев собрал внеочередное бюро и
поставил вопрос о том, почему ведающий строительством домен-
ной печи заместитель директора Челябинского завода Павел
420
8 Ji
дГ°РДа заинтересован в срыве строительства объекта оборонногозна-
дрения н не надо ли разобраться, что он собой представляет. Как
раз в это время неожиданно приехал в Чусовскую Тевосян. Ког-
да Горда рассказал наркому об угрозах Чернышева, тот по-
шел в горком и заявил:
— Я его сюда назначил и за его работу буду нести ответст-
венность сам. Печь надо доделать, в таком виде ее готовой счи-
тать нельзя.
П. И. Коробову нарком дал поручение перебазировать в Та-
гил колесно-прокатный стан одного из ленинградских заводов.
Спустя десять дней эшелон с броневым станом прибыл к месту
назначения. Знание уральских заводов и личное знакомство с
их руководителями дали Коробову возможность тут же разме-
стить по машиностроительным заводам все необходимое для окон-
чательного монтажа. Точно в назначенный срок Коробов, сняв
телефонную трубку, доложил:
— Иван Федорович, работа завершена, броневая сталь по-
лучена. Распорядитесь, чтобы заказчики прислали своих предста-
вителей забрать ее.
Тевосян, поздравив своего заместителя с выполнением сроч-
ного заказа, сказал:
— С юга поступает на Урал остаток демонтированного обо-
рудования. Разберись-ка там по-хозяйски. Ведь эшелоны шли
за эшелонами, там черт себе ногу сломит... А броневой стан пе-
ребазирую на Магнитку.
Коробов в тот же день вылетел в Орск, где к тому времени
лишь огородили колышками места будущих цехов. Надо было
распределить по заводам и металлургов, которые приезжали
вместе с оборудованием своих эвакуированных заводов.
На очереди стоял вопрос о Магнитогорском комбинате, играв-
шем большую роль в выпуске продукции оборонного значения.
В самый разгар войны — в 1942 году — комбинат вдруг резко
ухудшил работу. Это стало предметом обсуждения на коллегии
наркомата. Одни предлагали снять все руководство, другие на-
стаивали на смене директора. Но Тевосян никогда не был сто-
ронником разгона специалистов. Чью бы кандидатуру ни вы-
двигали, вопрос упирался в незнание условий работы на Урале, а
знакомиться с многокомплексным комбинатом новому человеку
было некогда. ж,
— Видно, придется тебе поехать временно на Магнитку ди-
ректором, Павел Иванович, оставаясь моим первым заместите-
лем. А я даю слово во всем помогать.
Иван Федорович сдержал обещание: не было случая, чтобы
он не отзывался на любую просьбу, не принимал экстренного ре-
шении не давал нужной консультации. Коллектив Mai нитки под-
тянулся, и за короткий срок Магнитогорский комбинат восста-
новил свое доброе имя. Через полгода Тевосян связался с Ко-
робовым по прямому проводу:
— Не пора ли тебе вернуться к родным пенатам?
421
— Побуду еще несколько месяцев, чтобы закрепить успех, —
отозвался Павел Иванович.
Когда Коробов уезжал с Магнитки, директор комбината
Г. И. Носов, работавший при нем главным инженером, снова был
назначен директором и впоследствии зарекомендовал себя прекрас-
ным руководителем.
Еще в начале войны Тевосян поздно ночью позвонил в Куз-
нецк. К аппарату подошел главный инженер завода.
— Вы знаете, что до войны броневую сталь выпускали Ижор-
ский, Мариупольский и Сталинградский заводы, разбомбленные
ныне фашистами. Кузнецк должен давать сейчас как можно боль-
ше броневой стали. Подсчитайте свои возможности, обдумайте —
как быстрее и рациональнее переделать мартены. Приступите к
строительству новых корпусов для термических печен.
Директор комбината Белан, главный инженер, начальники ста-
леплавильных цехов, мастера и сталевары не покидали завода,
не зная пи сна, ни отдыха. Третьи сутки идет плавка, третьи
сутки идет борьба за скоростной выпуск броневой стали.
— Прилег бы... — советуют мастеру Петру Никитину. — Лица
на тебе нет, весь опух от бессонницы.
— Не до сна мне! — отмахнулся Никитин.
Но вот принята последняя плавка. Никитин отошел от пли-
ты, покачнулся — н не поддержи его в ту минуту начальник це-
ха, упал бы наземь.
— Что с тобой, Петр? — затормошили его встревоженные то-
варищи. Никитин не отвечал: он спал.
Армия советских металлургов начинала свою фронтовую вах-
ту: ведь строителям советских танков нужна была не просто сталь,
а броневой лист толщиной в 45 миллиметров и даже больше.
В Кузнецке имелся лишь среднелистовой прокатный стан, да и
на Магнитке стана для прокатки такого листа не было.
Главный механик наркомата Александр Гора получил сроч-
ное задание выехать в Ленинград и приготовить броневой стан
для перебазировки его на Урал, где на новом месте обосновался
уже эвакуированный ранее завод.
В Ленинграде пришлось демонтировать стан, когда по шесть-
семь раз в день объявлялась воздушная тревога. Махина в две
тысячи тонн была уже разобрана и упакована в ящики по всем
правилам, когда спохватились, что не уложены чертежи, а без
чертежей монтажникам нс собрать стана. Чертежей на заводе не
оказалось. Кто-то из работников завода вспомнил, что копия их
есть в проектном институте. Гора бросился в институт:
— Дайте дубликат чертежей броневого стана — нужен для
монтажа на Урале.
— Рады бы дать, да не можем, — развели руками проектиров-
щики.
— Это почему?! — воскликнул Гора, наливаясь гневом
422
~ Да У нас все уложено в ящики — ведь институт эвакуиру-
ется. А в каком из тысячи забитых гвоздями ящиков лежат эти
чертежи, никому не известно.
Работали всю ночь, ободрали в кровь руки о гвозди — и вот
они, чертежи! Гора по телеграфу сообщил в Тагил параметры ста-
на, чтобы там могли подготовить фундамент, а сам решил по-
ехать через Москву, навестить семью, которую не видел с нача-
ла воины.
Тогда в Москве можно было ходить после полуночи только
со специальными пропусками. Гора припустил по улицам, спот-
кнулся при переходе, выронил рулон, и чертежи рассыпались по
мостовой. Заподозрив неладное, постовой милиционер неистово
засвистел.
«Ох, задержат меня сейчас... — уныло подумал Гора. — Тут
дорога каждая минута, а пройдут часы, пока выяснится, кто я и
что здесь делаю...»
Над головой вырос дежурный противовоздушной обороны,
явившись па свисток. Глянул Гора — и глазам своим не поверил:
перед ним жена.
— Откуда, Сашук? Что с тобой?
Милиционер с понимающей улыбкой проговорил:
— Ну, я пойду, вы здесь без меня разберетесь.
На следующий день Гора явился к наркому, рассказал про
демонтаж и находку чертежей (умолчав о ночном происшествии!
— Сутки можешь побыть в Москве,— разрешил без его прось-
бы нарком. — Послезавтра поедешь в Тагил начальником мон-
тажа стана. Первого сентября доложишь, что броневой лист
идет.
Монтаж стана в Тагиле велся по-фронтовому; ежедневно то-
кладывали паркому о ходе работ, выслушивали его указания.
И вот наконец даны первые листы. В Тагиле царило ликование.
Гора позвонил в Москву:
— Товарищ Тевосян, стан работает четко. Плохо вот с ма-
стерами— нет опытных. Нельзя ли из Ленинграда прислать сю-
да самолетом?
Вскоре прилетели мастера, и старшин доверительн сказал
Александру Горе __
_____ у ж ти извини, друг, что так нелюбезно тебя в Ленинграде
приняли, — видим, что нс зря наш стан разорил. Вот и придется
теперь поработать на нем у вас тут, на Урале.
Магнитогорцы и кузнечане творили чудеса — освоили прокат-
ку брони по блюмингу,-мировая практика еще не знала чего-
либо подобною. Подметили они и то, что нзлинше усложнена тех-
нология броневой стали. Директор Магнитки Г И Носов доле-
жи i наркому соображения своих металлурюв Рассмотрев рас-
четы технологов, Теиосян телеграфировал: «Предложение обо-
сковано правильно, поступайте по нему».
Магнитогорцы с блеском доказали,
пению можно варить в мартеновских
что сталь для танков ус-
печах с основным подом
423
Так же удачно освоили они и производство этих сталей в боль-
шегрузных мартенах.
На заводе был установлен еще один броневой стан. До того
магнитогорцы решили сложную инженерную задачу — начали ка-
тать па блюминге броневой лист для танковой промышленности.
Только специалист может представить себе, сколько монтажно-
строительных и технологических проблем пришлось решать тогда в
условиях военного времени, осваивая новые виды продукции...
А в наркомате все понимали с полуслова, во всем шли на-
встречу.
— Как с резкой слябов? — допытывается нарком у Белана с
главным инженером Вайсбергом.
— Ножницы подводят: они ведь у нас в единственном числе,
да и рассчитаны на резку листа вдвое меньшей толщины.
— Не пробовали доводить нагрев до более высокой темпе-
ратуры?
— Рискнем.
— Еще в чем задержка?
— После дополнительного нагрева заготовок в печах листо-
вого стана пытались раскатывать слябы на листовом стане, но
подъемные столы не справляются со слябами повышенного раз-
веса и сечения.
— Что думаете предпринять?
— Хотим поднимать слябы рывком. Рассчитали, что после
некоторой реконструкции сможем обеспечить успешную прокат-
ку брони.
— Добро.
Когда начались налеты фашистской авиации на столицу, в под-
вальном этаже наркомата оборудовали бомбоубежище, в од-
ном углу отгородили ширмой несколько метров: там работал
нарком. Тревожным было положение с эвакуированным на восток
оборудованием. Ведь демонтаж и погрузка в эшелоны происхо-
дили в условиях почти фронтовой обстановки; шеф южной ме-
таллургии— один из заместителей наркома А. Г. Шереметьев,
директора заводов и группы монтажников работали у станов под
бомбежкой вражеской авиации, когда другой берег Днепра уже
оказался занят фашистами, и все-таки успели эвакуировать поч-
ти все оборудование вплоть до кабеля.
— Прошу немедленно ко мне товарищей Золотина и Кадыкова
В «кабинет» входят вызванные товарищи, и нарком обращается
к ним:
— Ко мне поступают сигналы, что оборудование эвакуирован-
ных заводов по прибытии на места назначения выгружается где
попало и как попало. За его сохранностью и использованием
следят плохо.
— Может, растерялись там и не сообразят, как поступить с
массой прибывшего оборудования? — высказывает предположе-
ние Кадыков.
424
Тевосян обращается к своему заму— Бычкову.
о,, Узнай, пожалуйста, как без всякого промедления отправить
Кадыкова в Челябинск и Магнитогорск.
Два часа ночи, бомбежка не прекращается. Наконец появля-
ется Бычков:
— Кадыков может улететь в шесть часов утра грузовым са-
молетом, который везет танковые детали,— сообщает он.
— Видно, придется снять какую-нибудь деталь и отправить
Кадыкова вместо нее, чтоб не было перегрузки... — задумчиво за-
мечает Тевосян без тени улыбки и поворачивается к Кадыкову.
— Разберитесь повнимательнее на месте. Найдите помещение
для раскомплектованного оборудования. Составьте и подпишите
планы размещения.
— Как мне согласовывать работу — с вами?
— Согласуйте только с собой, но с местными руководителями
все-таки советуйтесь.
Из Таганрога директор завода тревожно спрашивает:
— Представители центра настаивают, чтобы завод работал, а
нужно еще демонтировать и увезти в тыл два стана — броневой
и маннесман. Как быть, товарищ нарком?
— Какова обстановка?
— Сейчас поджигаем мазутохранилище, затем начнем взры-
вать цеха —фашисты уже недалеко...
— Свяжитесь с воинскими частями. Если отход решен, то ос-
тановите работу и демонтируйте станы!
«Во второй пятилетке, — подытоживал мысленно нарком, —
после ввода в эксплуатацию новых предприятий, Советский Союз
занял второе место в мире по производству тракторов, был на
третьем — по выплавке чугуна, на втором—по производству гру-
зовых автомашин. Чтобы вдвое увеличить выплавку чугуна
(с пяти до десяти миллионов тонн в год), Германии понадобилось
10 лет, США — 11, Англии —38. А у нас этого добились за четы-
ре года! И все же эти темпы недостаточны—необходимо взять
от действующих заводов все возможное, быстро нарастить их
мощности за счет перебазированного оборудования южных заво-
дов. Да, взять все, что возможно, — и строить новые предприя-
тия».
В первый год войны добыча железной руды на востоке стра-
ны почти удвоилась, и заводы на Урале и в Сибири снабжались
ею бесперебойно. Но за Уралом мало геологических апа ов мар-
ганцевой руды, а без марганца не получишь стали для танков.
Тевосяна вызвали на совещание в Государственный Комитет
Обороны —было обнародовано специальное постановление, обу-
словившее героическую эпопею, которая не должна быть преда-
на забвению: речь шла о разведке месторождении марганцевых
руд в районах, где господствуют особо тяжелые климатические
условия. Предстояло основать в тайге два рудника Полуночный
125
и Джездинскнй. При 50—55° мороза Полуночный рудник
необходимо было связать железной дорогой со станцией Ивдель.
Сроки, данные на ввод рудников в эксплуатацию, обязывали
дорожить каждым днем; проектирование и строительство шли
одновременно. В конце сентября 1941 года в городок Ивдель
прибыли управляющий Щелкруды М. К. Новиков, директора
рудоуправлений, главный механик, главный энергетик и другие
сотрудники (всего 21 человек), и их глазам представилась сле-
дующая картина: небольшой карьер, лежневая дорога на четы-
ре доски, протяженностью в 35 километров, и с десяток грузо-
виков; на месте, где предполагалось строить рудник, ветхая из-
бушка геологов, окруженная непроходимой тайгой, кишащей не-
насытным гнусом. С лежневой дороги даже на шаг свернуть нель-
зя— кругом таежный бурелом, а под ним болото; летом — спло-
шной день, можно читать без электричества в ночные часы, зи-
мой — сплошная ночь.
Сюда же прибыло с Новиковым около 400 человек из Нико-
поля; в распоряжении дирекции были, кроме этих шахтеров, око-
ло 12 тысяч рабочих: предстояло строить железнодорожный путь,
широкую проселочную дорогу, 24 моста через речку, карьер,
шахты, обогатительную фабрику и жилые помещения для шах-
теров и чернорабочих. По просьбе Новикова, наркомат выделил
руднику 100 автомашин, 3 экскаватора, и вскоре на складах уже
скопились тысячи тонн марганца. Когда Новиков во время еже-
дневной беседы стал опять что-то выпрашивать у Тевосяна, тот
сперва рассердился, но потом сказал:
— Ты ведь знаешь, что если попросишь у меня птичьего мо-
лока, и в этом случае не откажу, а попробую это чертово мо-
локо чем-нибудь заменить. Но смотри, не злоупотребляй этим и
грузи марганец заводам без отказа!
Карьер заработал на полную мощность. Началась планомерная
отгрузка руды заводам. Но вскоре стали поступать рекламации —
в руде обнаружено очень много фосфора; в шахтах она была
более чистой, но в карьере оказалась с избыточным содержани-
ем фосфора, что не отвечало технологическим требованиям.
Тевосян срочно прислал техническую комиссию из высококва-
лифицированных специалистов. В составе ее находились заме-
ститель Тевосяна Меркулов, начальник главка Мелешкин и на-
чальник Горнорудного управления Ильин. Комиссия установи-
ла, что дело выправится с пуском шахт, так как руда пойдет
более богатая и малофосфористая. Заместитель наркома Мер-
кулов очень часто наведывался на рудник, а начальник Глав-
руды Мелешкин почти не уезжал с Полуночного, пока не была
организована ритмичная добыча руды
До ввода в действие рудников Полуночной и Джезды дело с
марганцевой рудой для выплавки специального металла обстоя-
ло пе совсем благополучно. Приходилось использовать букваль-
но все запасы, отходы, отвалы. В горах Южного Урала, пример-
но в 150 километрах от Магнитогорска, было выявлено в это вре-
426
мя небольшое Уразовское месторождение марганцевых руд с
общим запасом всего в несколько десятков тысяч тонн. По ре-
шению ГКО, в Магнитогорск срочно направили автобатальон, ко-
торый добывал и перевозил эту руду машинами на комбинат по
горному бездорожью Тевосян с небольшой группой специали-
стов сам ездил на это месторождение, чтобы проверить ход до-
бычи, проследить—полностью ли забирается руда.
К концу первого года войны определилось уже многое: раз-
меры потерь, нужды фронта, возможности предприятий Урала
и Сибири, подкрепленных перебазированными предприятиями
Юга. Битва под Москвой, достигшая предельного накала, обер-
нулась мощным контрнаступлением частей и соединений Красной
Армии. Советский народ и его руководители выдержали первое,
самое тяжкое испытание: было осуществлено перераспределение
гигантской техники и огромных масс людей, поскольку часть их
ушла на фронт, а другая впервые стала к домнам и мартенам
Оборвались проторенные пути снабжения промышленности,
а война требовала все новые и новые марки металла, новые
профили проката. И если эту титаническую работу удалось за-
вершить так успешно, то это нужно объяснить тем, что советская
металлургия работала по тщательно выработанному плану орга-
низованных мероприятий — плану, в котором было продумано,
учтено и взвешено все.
Именно это знание всех ресурсов — как в отношении металла,
выплавляемого на предприятиях, так и в отношении металла жи-
вого, человеческого, — давало наркомату в годы военных испы-
таний возможность добиваться результатов, которые при объек-
тивном анализе могут показаться невероятными.
Учитывая все увеличивающееся значение металлургических
предприятий на востоке страны, Тевосян по согласованию с пра-
вительством вскоре после начала войны организовал в Свердлов-
ске филиал наркомата на базе Главуралмета. В то время, ког*
да по указанию сверху наркомат был передислоцирован в Сверд-
ловск, считалось, что в Москве оставлен его филиал; когда же
весной 1942 года Тевосян вернулся в Москву, оставшаяся в Сверд-
ловске часть руководящих работников вместе с аппаратом ста-
ла считаться филиалом наркомата. Этим было обеспечено по
вседневное руководство восточными металлур ическими ред
приятнями и эффективная помощь им.
Вечером 6 декабря радио разнесло по миру весть о начале
контрнаступления Красной Армии под Москвой. За айв дыха
ние люди выслушивали сводки Совинформбюро, с нетерпением
ждали новых радостных вестей, впервые с начала войны смея
лись и пели на улицах столицы.
— Наконец-то наши как следует дали фашистам! — ликовал
молодой вахтер наркомата.
_____ Ох и недогадлив же ты, парень. Спроста, что ли, мы так
далеко его заманивали^!
427
— «Молодо-зелено, в голове незрело...» — подкрутил усы ста-
рик-вахтер. — А теперь надо и о деле подумать.
— О каком?
— Как о каком? Дом наркоматский требуется в порядок при-
вести — запущен, заморожен... Пойду скажу коменданту, пусть
вызывает уборщиц, хватит им по домам отсиживаться!
1942 год принес оживление в дом на площади Ногина — вер-
нулась с Урала ездившая туда с Тевосяном группа.
В наркомате давно уже был заведен порядок, по которому
все — начиная с наркома до непосредственного исполнителя за-
дания — первую половину дня уделяли заводам, приему работ-
ников предприятий или ответам на поступившие от них отноше-
ния. Но в строго соблюдавшийся регламент работы война внес-
ла свои коррективы, поставив перед руководством наркомата
сложные задачи.
С оккупацией Украины был выведен из строя Запорожский
ферросплавный завод, а без ферросилиция нельзя выплавлять
качественные стали для оборонной промышленности. На Зеста-
фонский ферросплавный завод в Грузии стали подвозить хал-
цедон, добычу которого спешно наладили в Аджамете. Выплав-
ленный ферросилиций везли по железной дороге в Баку, из Ба-
ку — морем до Красноводска, а оттуда через среднеазиатские ре-
спублики доставляли на Урал. Надо только прикинуть, каких
трудов стоило наладить одну лишь транспортировку ферросили-
ция по такой «цепочке» — от станции Зестафони до Златоуста,—
и станет ясно, во что обходилось соблюдение условий, необходи-
мых для металла особого назначения.
С полной отдачей работали люди, предельные нагрузки нес-
ла техника, а допускаемая по необходимости перегрузка была
сопряжена с большим риском. Так, на Кузнецком комбинате на-
стоятельно требовалось подновить огнеупорную кладку в одной
из доменных печей, но пришлось продолжать работу на ней,
пока пустят новую. И вот авария — разорвало шахту; раскален-
ный кокс и руда вывалились в литейный двор. Молниеносно при-
шла догадка —• надо отсечь от аварийной зоны машинный зал, обе-
спечивавший работу всех механизмов печи. Так спасли от полно-
го разрушения металлический каркас домны.
Трое суток длилась борьба, авария была ликвидирована,
знамя Государственного Комитета Обороны осталось за кузне*
чанами.
В год, когда началась война, гигантский Магнитогорский ком-
бинат еще достраивался. Он должен был давать четыре тысячи
тонн стали в сутки. Тевосян поручил техническому управлении?
точно подсчитать, какое предельное задание можно установите
комбинату, учитывая нужды военного времени. Инженеры и эко-
номисты засели за расчеты, — вышло 4600 тонн в сутки. Нарком
перепроверил данные — все было вполне обоснованно. К теле-
фону был вызван директор Магнитогорского комбината Г. И. Но-
сов.
428
— Даем задание довести выплавку стали до 5000 тонн в сут-
ки, — сообщил ему Тевосян.
Испуганные экономисты писали на бумажке, показывали на
пальцах цифру 4’/2, а Тевосян уже давал деловые указания и
технические рекомендации, как снизить простои печи, как уско-
рить завалку, как регулировать газ, как готовить составь/ для
изложниц, как размельчать шихту и т. д.
Все резервы предприятия известны лучше руководству на
местах, чем работникам наркомата. Я убежден, что комбинат
выполнит задание! — положив трубку, повернулся к встревожен-
ным экономистам Тевосян.
Вскоре техническому управлению была послана копия теле-
фонограммы с рапортом директора комбината о том, что Маг-
нитка вышла на уровень заданной выплавки — 5000 тонн стали
в сутки.
В 1942 году нарком черной металлургии с полным правом мог
заявить:
— До сих пор армия не имеет оснований сказать, что по на-
шей вине были какие-либо перебои в снабжении боеприпасами.
Мы сознаем, что если допустим заминку в снабжении армии во-
оружением, боеприпасами, броней, это будет преступлением пе-
ред Родиной!
Именно для того, чтобы не допускать такой преступной за-
минки, нарком систематически бывал на предприятиях Урала.
Опять все управления готовили ему подробные данные о налич-
ном оборудовании, о состоянии его, о кадрах, неполадках, о вы-
полнении плана, возможности за счет резервов повысить плано-
вое задание или же о причинах недовыполнения плана и т д.
По приезде Тевосян знакомился с работой каждого цеха и аг-
регата, проводил целый день в цеху, обходя все участки, бесе-
довал с инженерами, мастерами, рабочими, знакомился с запися-
ми дежурных, подолгу лично изучал технологические процессы
производства.
Любимым присловием наркома было: «В цехе специалист
учится, в наркомате на основе приобретенного опыта и эрудиции
учит других, поэтому должен сам непрерывно учиться, чтоб не
оказаться по знаниям ниже тех, кого ему положено учить». Вы-
слушав это присловие первый раз, молодой энергетик Е. А. Джа-
паридзе задумалась, а Тевосян, довольный ее реакт е , х
рой улыбкой досказал: «Цепная реакция, ничего не попишешь.
_____ Иван Федорович учил нас предметности, — рассказывал
директор Челябинского трубопрокатного завода Я. П. Осадчий
И мы директора, боялись оказаться в своем деле, в своей спе
циальности менее знающими, чем он, боялись упасть в его гла-
зах боялись оказаться морально убитыми. Причем он не ловил
на ошибках, а учил, как надо работать, воздействуя личным
примером. *
Тевосян был аскетом в жизни,— никаких признаков барства,
он горел на работе, не жалел себя, как-то умел заразить всех
429
Г
своей одержимостью — поэтому-то еженощные бдения вызывали
не ропот сотрудников, а искреннюю, хорошую зависть к «много-
жильному наркому».
Далеко не последнюю роль играло и то, что специалисты, ра-
ботавшие под руководством И. Ф. Тевосяна, твердо знали —
нарком всегда станет горой в их защиту, даже рискуя навлечь
на себя гнев аппарата Ежова и Берия. Так, когда по наветам
некоторых лиц было возбуждено дело против руководства Зла-
тоустовского завода по обвинению в поставке недоброкачествен-
ной продукции Министерству авиационной промышленности, Те-
восян резко возражал против этой инсинуации. Но Берия, забла-
говременно заручившись поддержкой, сумел отмести все возраже-
ния. Руководство завода было снято и предано суду.
По предложению Тевосяна директором завода был назначен
М. А. Перцев. И Тевосян, и Перцев знали, что дело по обвинению
руководства Златоустовского завода явно дутое. Тевосян не раз
и не два обсуждал с Перцевым вопрос — как добиться беспри-
страстного следствия, но все усилия ни к чему не привели: люди
были заранее осуждены. Перед отъездом Перцева в Златоуст
Тевосян, пригласив его в свой кабинет, сказал:
— Будь повнимательнее к семьям репрессированных товари-
щей. Сам их не обижай и никому обидеть не давай.
Нарком словно в воду смотрел: вскоре после осуждения ру-
ководящих работников Златоустовского завода к новому дирек-
тору стали являться представители различных организаций, на-
стаивая на том, чтобы тот разрешил переселить семьи репрес-
сированных в менее благоустроенные квартиры. Перцеву удалось
отбить все атаки — ни одна семья не была выселена из кварти-
ры. Более того, он позаботился о том, чтобы жены всех постра-
давших товарищей были устроены на работу.
«Да, нелегко директорствовать, — размышлял Михаил Андре-
евич Перцев, шагая через сквер к заводским воротам. Он замед-
лил шаг, присел на скамейку около газетного киоска и задумал-
ся: сколько трудностей еще впереди?! Потом мысленно перебил
себя: — А в 1921 разве было легче?» Он вспомнил, как в том су-
ровом году, еще будучи юношей, ночевал на привокзальном складе.
В зале ожидания стекла были побиты, дул холодный ветер. По-
езда ходили с перебоями, и ждать приходилось часами, днями.
Кто-то принес яшик из-под угля (угля тогда не хватало). Раз-
били его и разожгли костер. На огонек стали собираться люди.
Вот в склад вошел немолодой мужчина в старой форменной фу-
ражке с цветным околышем, на котором четко выделялся не ус-
певший выцвести силуэт значка. Усевшись поближе к очагу, рас-
спросил соседей, кто куда едет, потом представился:
— Инженер Горин, в Москву еду, на совещание. Будем об-
суждать, как оживить Донбасс. Да, братцы, доходит очередь
и до нашего Донбасса. Пришла пора не столько восстанав-
ливать разрушенное, сколько заново все ставить. Вернее.
430
делать и то и другое разом! Словом, собираемся делать то, чего
не могли, несмотря на свои капиталы, Детер, Дворжанчик и дру-
гие бывшие хозяева донецких шахт... Вот тебя, парень, интере-
сует металлургия, —обратился он к Мише Перцеву, — вероятно,
и не представляешь, какую огромную роль играют в металлургии
восемь наших угольных бассейнов, и особенно Донецкий. Еще Петр
Великий говорил о каменном угле: «Сей минерал если не нам,
то нашим потомкам нужен будет». Угледобыча в здешних краях
началась еще в 1825 году. Прошло совсем немного времени, а вы-
года применения каменного угля стала очевидной. В 1841 году
донской наказной атаман писал, что от угля каменного, от пере-
возки его, от судоходства, которое от него возродится в общее
употребление вместо более дорогих дров, обогатятся целые гу-
бернии, а леса будут сохранены.
Миша молча слушал.
— Кстати, вы знаете, сколько угля в Донбассе? — спросил
вдруг Горин собеседников. — А ведь рядом с углем в недрах и
другие богатства лежат. Да разве кто-нибудь знает — сколько?! —
как бы отвечая сам себе, пожал плечами Горин. — Во время пер-
вой мировой войны некогда было уточнять запасы. А в начале
века, когда начали здесь угледобычу, Менделеев говорил, что
если брать уголь только сверху в Донецком бассейне и закрыть
все угольные копи на всем земном шаре, то и тогда этого поверх-
ностного донецкого угля хватит всем людям при самой расточи-
тельной трате на пятьдесят лет. Недалеко от Сулина нашли богатую
железную руду, берут ее — сколько душе угодно. Да и всюду —
у Мариуполя, у Бердянска, у курганов и холмов Корсан-Моги-
лы—руда идет необычно богатая и чистая. А Криворожье? Да
там железной руды на века хватит! Но без угля металла не вы-
плавишь...
— А без металла уголь не добудешь,— подсказал кто-то.—
Немало денег понадобится, чтоб и Донбасс поднять, и домны
раздуть на полный ход. Миллионы нужны и миллионы настоящие,
а не те, которые день ото дня в иене падают.
Потом разговор зашел о нефти. Смуглый низкорослый кавка-
зец говорил, что нефть идет, хотя должного темпа нефтедобычи
все еще нет. Пожары, вредительство бывших нефтепромышлен-
ников и их приказчиков сильно подорвали и без того примитивное
хозяйство бакинских промыслов. Потом кавказец воодушевился.
— Сейчас в Баку находится Киров. Слышали об этом? Ну,
так можете быть уверены, что с ним бакинские нефтяники нала-
дят нефтедобычу! Скоро примутся за засыпку части бухты Ильича.
Там по всем данным, большие запасы нефти, ^е начали бу-
рить скважины. А меня вот отпустили учиться... - сказал он в
заключение, словно извиняясь за то, что другие трхдятся на про-
мыслах, а он едет на такое легкое дело, как }чеба в вузе.
_____ Ну вам позавидовать можно, дорогой... покачал голо-
вой Горин. —Наслышан я о Московской горной академии. Там
подобрались такие спецы горной науки — только держись...
431
На огонек приходили новые и новые люди. Некоторое время
они молча осматривались и обживались в тесном кругу. Среди
них был и скромно одетый однорукий мужчина. Он поставил меж
ног небольшой железный ящик и стал молча рассматривать лю-
дей, ожидающих поезда, прислушиваясь к их разговору. А речь
шла все о том же, о трудностях.
— По всем хозяйствам Донбасса машинная вырубка состав-
ляет всего несколько процентов, — продолжал Горин, — мы иног-
да не в состоянии даже отремонтировать старые врубовки, нет
слесарей. Деникинцы планомерно отбирали для расстрела имен-
но квалифицированных рабочих... Вот и стоят сейчас эти английские
«экгоффы», «кнаппы» и «джеффри» из-за неисправностей или из-
за того, что не хватает электроэнергии — белогвардейцы вывели
из строя большинство местных электростанций. Не хватает на
какой-нибудь «сисколе» пустячного хомутика — и стоит себе ма-
шина! Правда, наловчились шахтеры, стали сами изготовлять не-
которые запасные части в деревенских кузницах, хотя часто труд
даром пропадает, потому что нет металла нужных марок, крепкой
стали.
— Я ведь сам из Горловки, — вмешался в разговор однору-
кий.— Копеин моя фамилия, Иван Копеин. В землянках и бара-
ках люди живут, а жилье то протекает, то промерзает. На Кон-
торской улице у нас уцелели со времен гражданки только дом
директора и его заместителя, двухэтажный инженерный корпус
да дом протопопа, да еще дом, где технические служащие жили.
А на этой Конторской только чистая публика жила... У директора
в мраморном бассейне лебеди плавали, а нашим ребятишкам
даже к ограде дома подходить запрещали, чтоб на лебедей тех
поглядеть.
— Живоглоты окаянные!—скрипнул зубами, сидевший ря-
дом матрос.
— За железной дорогой, где и сейчас живут горловские шах-
теры,— продолжал Копеин,— теснятся по оврагам и тесным про-
улочкам землянки, хибарки да закуты всякие. Правда, начали
что-то ремонтировать, строить, но много еще надо сделать, ох
много, чтоб люди могли свободно вздохнуть, начали жить по-
человечески.
Разговор этот происходил лет двадцать назад, но Перцев,
сам удивляясь своей памяти, запомнил многое, что услышал
тогда у костра на привокзальном складе. Цепка же юношеская
память!
Михаил Андреевич Перцев вспомнил и то, что тогда говорил
Горин о будущем Донбасса. Многое теперь сбылось: отошли на-
всегда в прошлое шахты мышеловки, кайла и лампы Дэви, коп-
тящие керосинки в штреках и квершлагах. Дожили мы до вели-
колепных подземных галерей, увидели гигантское надземное хозяй-
ство крупных каменноугольных предприятий с электровозами, раз-
личными транспортерами, электрическими подъемниками, врубо-
выми комбайнами, образцовой вентиляцией, душами и купальня-
432
ми для шахтеров, цветниками, благоустроенными жилыми дома-
ми, прекрасными школами, клубами.
Да что шахты! Страна воздвигла гиганты черной металлургии,
развила машиностроение, транспорт, химию. Подготовила кадро-
вых рабочих, опытных специалистов. Они все смогут. Только пла-
нировать бы лучше, чтобы в погоне за процентом не давали бра-
кованную сталь...
Перцев понял, что надо делать. И, встав со скамейки, реши-
тельно зашагал к проходной.
На строящемся в Челябинске металлургическом заводе глав-
ным энергетиком был С. Виноградов, квалифицированный инже-
нер и глубоко принципиальный человек. Стройку вело МВД; на-
чальству не по нраву пришлась «придирчивость» и неуступчивость
Виноградова, и к Тевосяну поступила телеграмма с требованием
снять Виноградова, поскольку он «не только не помогает, но и яв-
но мешает строительству, срывая ввод в действие законченных
агрегатов». Тевосян, лично знавший Виноградова по «Электроста-
ли», не поверил навету. По его поручению комиссия разобралась
в деле и доложила, что обвинение Виноградова ни на чем не ос-
новано. Тевосян вызвал к прямому проводу представителя соот-
ветствующей организации.
— Вашу телеграмму я получил и по проверке выяснил, что
обвинение в адрес инженера Виноградова явное недоразумение.
Для его снятия решительно никаких оснований нет, и я настоя-
тельно прошу всячески поддерживать товарища Виноградова в
работе и выполнять его совершенно справедливые требования.
Во время восстановления Алчевского металлургического заво-
да начальник ТЭЦ — опытный инженер Федотов несколько раз
обращал внимание Тевосяна на некачественное выполнение работ,
указывая лучшие способы ввода в строй станции.
— Ну, вам бы лучше вообще не вмешиваться в разговор и
не особенно активничать, так как еще неизвестно, что вы собой
представляете и как вели себя во время оккупации! грубо обор-
вал Федотова один представитель.
Наступила тишина, Федотов побледнел. Присутствующие зна-
ли, что Федотов не по своей вине остался в тылу у фашистов и
прекрасно держался в период оккупации (выдал себя, за черно-
рабочего, с оккупантами не сотрудничал). Вспыхнувший ! ро
ного возмущения, Тевосян раздельно выговорит:
— Во-первых, ваше замечание неуместно, бестактно и ника-
кого отношения к обсуждаемому вопросу не имеет Во-вторых,
работники черной металлургии, завода и аппарата знают товари
ща Федотова как честного советского патриота. И, в-третьих, все
замечания товарища Федотова я полностью поддерживаю, а по-
тому потрудитесь учесть их.
В октябре 1941 года был назначен уполномоченным Нарком-
чермета, а затем и Государственного Комитета Обороны дирек-
433
тор строящегося в Закавказье металлургического завода В. Б. Хлеб-
ников. Он руководил эвакуацией заводов и рабочих Донбасса
(в Енакиево, Горловке, Никитовне, Дебальцеве, Сулине и Рос-
тове-на-Дону), работами по подрыву агрегатов, которые не уда-
лось вывезти. Именно в эти жаркие дни Хлебников был тяжело
ранен в Ростове. В полевом госпитале ему ампутировали ногу.
Обком сообщил об этом в наркомат, и Тевосян, несмотря на страш-
ную занятость, нашел время организовать эвакуацию Хлебнико-
ва самолетом из Ростова накануне захвата города немцами,
В Москве Тевосян устроил Хлебникова в Кремлевскую больницу
для реампутации. По его же ходатайству для Хлебникова был
изготовлен в США специальный протез.
После выздоровления, весной 1942 года, В. Б. Хлебников был
назначен начальником I лавного управления капитального строи-
тельства (ГУКСа). Основной задачей ГУКСа с первых же дней
войны было ускорение строительства металлургических агрега-
тов на востоке страны и подготовка размещения на Урале и в
Сибири эвакуированных с юга и центра страны заводов с их аг-
регатами и цехами, рабочих, специалистов и служащих.
Многие рекомендации ГУКСа охотно принимались наркомом
(Тевосяну и в годы войны не изменяла его обычная вниматель-
ность к мнению собеседника), но часто он вносил новые или до-
полнял внесенные предложения. Затем тут же давались указания
уральским и сибирским предприятиям подготовиться к приему юж-
ных предприятий, а тем одновременно направлять на восток стра-
ны необходимую для проектирования и наладки эвакуируемого
производства техническую документацию. И, что примечательно,
зачастую решения принимались без затяжных.согласований в раз-
ных инстанциях, продиктованных стремлением переложить на ко-
го-либо ответственность. Это была одна из основных черт стиля
Тевосяна.
Тысячи металлургов южных предприятий зачастую у переко-
чевавших на восток страны своих же агрегатов ковали оружие
для победы над захватчиками. И подлинно боевым штабом, руко-
водителем этого грандиозного перемещения очагов металлургии
с одного края страны на другой, организатором быстрейшего вво-
да в действие перебазированных заводов был Наркомат черной
металлургии СССР во главе со своим наркомом И. Ф. Тевосяном.
В Кузнецке и до настоящего времени работают «приземлен-
ные» во время войны прокатные станы и электропечи Запорожья,
в Магнитке — прокатные станы Мариуполя и Зопорожья, в Че-
баркуле — уникальное прессовое оборудование московских заво-
дов, в Челябинске»—оборудование Сталинградского металлур-
гического завода, не говоря уж об остальном вывезенном с юга
страны оборудовании.
В первые годы войны ряды металлургов обновились почти на
сорок процентов. В сложное производство, требующее непрерыв-
ности ппопесса и слаженности в работе всех звеньев, пришли
впервые увидевшие домну, мартен, прокат, рудники люди. Прнш-
434
ли люди, сорванные вихрем войны с насиженных мест, прибыли в
незнакомые места с непривычным суровым климатом. И многие
пришли налегке, оставив на дорогах эвакуации или в госпита-
лях все пожитки, весь домашний скарб. Пришли люди, потеряв-
шие родных и близких, претерпевшие всяческие беды военного
времени.
Не было ни одного приезда на завод, чтобы нарком не про-
верил лично, как налажена служба быта, и за упущения в этой
области он спрашивал так же строго, как за неполадки в цехах
завода. Однажды на собрании работников наркомата он с го-
речью и возмущением рассказывал:
— На Магнитке люди приходят с работы и, не раздеваясь, в
той же одежде ложатся спать: помыться негде, белье не стирает-
ся и не меняется. А ведь можно(и нужно!) было бы организовать
стирку, помыть замызганные полы. Имеется фонд леса, значит,
можно было бы наделать табуреток, столов, скамеек. Нет, нужно
решительно улучшить положение в общежитиях, чтоб рабочие,
придя с работы, могли раздеться, умыться, выспаться и бодрыми
выйти снова на работу.
По очагам металлургии полетел слух о том, что нарком стро-
го спрашивает за «бытовку», и в подтверждение приводились рас-
сказы.
— Приехал он на Серовский завод, спрашивает замдиректо-
ра и начальника жилищно-коммунального отдела: «Что это та-
кое, почему так запустили общежитие? Разве можно так отно-
ситься к рабочим?!» А те —давай юлить, изворачиваться да
оправдываться. Не стал Тевосян их слушать, говорит: «Значит, сде-
лаем так. С завтрашнего дня поселим жилищного начальника —
замдиректора товарища Табунова в рабочее общежитие, и пусть
он тут и живет до тех пор, пока не наведет образцового порядка.
Только после этого дирекция и завком могут прислать в нарко-
мат ходатайство о возвращении товарищу Табунову его кварти-
ры. И мы, конечно, это разрешим, если только в общежитиях
будет тепло, чисто и во всем полный порядок». Так и сделали До-
сталось нерадивому администратору забот и хлопот, пока навел
полный порядок!
На Златоустовском заводе Тевосян услышал случайно обры-
вок разговора:
— Почему это молока совсем нет?
— Говорят, начальство приехало, вот и забрало все...
Вскипел нарком. Всем известна была его щепетильность, его
скромность в быту. С начала войны его семья не пользовалась
никакими продовольственными фондами, кроме строго установ-
ленных норм. Никогда во время поездок он не позволял угощать
себя и сурово осуждал за встречи с угощениями. А здесь зашел
посмотреть, как кормят рабочих; заведующий столовой пригласил
его отобедать, выпить молока; он отказался. Это приглашение
насторожило. Тевосян распорядился проверить снабжение
435
молоком, и выяснилось, что детский сад получает его с перебоями,
а рабочие вредных профессий и вообще не получают.
— Куда же девается молоко? — стал допытываться нарком.
— Не хватает,—объяснил директор подсобного хозяйства
завода.
— Почему?
— Телятам спаиваем!—с апломбом объяснил тот.
— А сколько именно литров спаиваете?
Директор, замявшись, сослался на отсутствие данных под
рукой.
— Каков у вас суточный удой?
Оказалось, тысяча литров.
— Сколько же вы даете заводу?
— Пятьсот двадцать.
— А остальное, значит, телята выпивают?
Начинала проясняться явно неприглядная картина.
— Ну, а сколько телят у вас?
Директор окончательно запутался.
— Проверить и удои, и расход молока!—распорядился нар-
ком. — При таком удое не должно быть перебоев со снабжением:
дети и рабочие должны получать по крайней мере 700 литров
в день.
Проверка выявила злоупотребления в подсобном хозяйстве.
Прожорливые «телята» (о двух ногах, конечно) были наказаны,
директора подсобного хозяйства с работы сняли. Дети и рабочие
вредных профессий стали получать молоко бесперебойно и в
должном количестве.
К продовольственным фондам тогда нередко «присасывались»
нечистоплотные люди, и часто виной тому бывала безрукость ру-
ководителей, любивших все сваливать на трудности военного вре-
мени. Понадобились решительные меры, и снова пошел по заво-
дам слух:
— Приехал нарком, осмотрел сталелитейный цех, стал рас-
спрашивать о питании. Справляется у заводских начальников:
«Сколько в мае было мясных дней в заводской столовой?» А тем
откуда об этом знать — их же дома жены кормят! Один говорит —
23, другой спорит: «Нет, меньше: 13 мясных, да еще 9 рыбных
дней...» Говорит им нарком: «Вижу, не интересовались вы тем,
как кормили людей в мае и как кормят в июне. А то, что рабо-
чие питаются плохо, заставляет вас либеральничать — ведь нель-
зя строго спрашивать за работу, если не обеспечиваешь людей
приличным питанием. Раз выдают человеку продольственный век-
сель, то есть карточку, следует выдать по нему все, что этому че-
ловеку полагается. Следить за тем. чтобы держателю векселя
выдали положенное, — это обязанность руководителей!..»
Стоустая молва разносила вести о том, что сказал нарком на
таком-то заводе и как поступил на другом. И, конечно, похвала
такого наркома должна была цениться (и ценилась!) особенно
высоко, а его упрек должен был действовать особенно сильно.
436
Можно поэтому понять, какими пристыженными чувствовали себя
йапример, магнитогорцы, когда Тевосян упрекнул их за выпуск не-*
кондиционной продукции (военная промышленность отказалась
принять часть продукции завода, мотивируя отказ несовпадени-
ем марок).
И это происходит в то время, когда мы вынуждены полу-
чать некоторые сорта стали из Америки! А ее нужно завозить
через океан, и тоннаж каждого корабля не превышает восьми —
десяти тысяч тонн, да и сопровождать этот корабль должно не-
сколько военных кораблей, чтобы гитлеровцы его не потопили.
Можем ли мы примириться с таким положением, потеряв огром-
ную часть металлургических предприятий, имея ограниченные мощ-
ности на i рале и в Сибири и зная, что судьба Родины зависит
от металла? Ведь вы знаете, что заводов-дублеров у нас сейчас
нет. От нас требуется высокий класс работы, и мы обязаны ра-
ботать четко.
Технически компетентное и энергичное вмешательство нар-
комата нередко давало ощутимый эффект, иногда даже удава-
лось предупредить крупные неполадки. Так было, когда нарком
решительно заявил, что надо снять с ремонтных цехов задание
по производству боеприпасов. С первого взгляда могло показать-
ся, что при такой постановке вопроса пострадают поставки фрон-
ту. Но при внимательном рассмотрении выяснилось, что это не
так: занятые производством боеприпасов ремонтные цехи не име-
ли возможности изготовлять запасные части, и основное обору-
дование работало на износ. Это грозило выходом его из строя,
грозило срывом всей программы производства металла. Тевосян
вовремя разглядел эту опасность. Невзирая на упорное сопротив-
ление некоторых влиятельных учреждений и организаций, он до-
бился правильного решения в руководящих инстанциях, и воен-
ное производство было снято с ремонтных цехов.
Миновал первый шквал, вызвавший перегруппировки людей,
техники, оборудования и заказов, создавший множество непредв i-
денных осложнений. Руководители советской металлургии полу
чили возможность уделить больше внимания коренным проблемам,
чт^обы не на время, а на весь период войны обеспечивать
наращивание производства металла. Ясно было, что с\ шествует
некий предел перегрузки, что нельзя «выжимать заводы, как ли-
моны». И тогда возникла необходимость строить, наращивать
мощности, совершенствовать технику.
Проектанты приступили к составлению проектов и смет, нача-
лось пристальное их изучение, чтобы избежать лишних затрат и
добиться максимального эффекта. Тут и встало на очередь меро-
приятие, выглядевшее в те грозовые годы каким-то будничным и
прозаическим — автоматизация металлургического произвол
Собрав у себя всех, кто работал в этой области. Тевосян развернул
437
перед ними перспективу механизации и автоматизации про-
изводства.
— Ведь это наше будущее, — говорил он, — и нам надо серь-
езно готовиться к полной автоматизации производства при строи-
тельстве коммунизма. Необходимо составить широкий план дей-
ствий, включая закупку аппаратуры за границей, посылку туда
специалистов, создание у нас необходимой конструкторской,
проектной и производственной базы, причем необходимо преду-
смотреть создание центра по автоматизации черной металлургии
в лаборатории автоматики, конечно, значительно расширив ее.
После детального обсуждения этой важной проблемы, Тевосян
сообщил в руководящие инстанции соображения наркомата о раз-
витии автоматизации в черной металлургии. Предложение было
поддержано в ЦК ВКП(б). В это время в Америку выезжала груп-
па специалистов во главе с бывшим директором Запорожского
металлургического завода Кузьминым для заказов оборудования
по ленд-лизу. По указанию Тевосяна в эту группу были включе-
ны специалисты по автоматике, которые должны были изучить
схемы и аппаратуру, применяемые за границей для автоматиза-
ции в системе черной металлургии, и давать консультации при
закупке необходимого оборудования. В числе командированных
оказались молодые способные инженеры Чарихов, Воробей и Че-
люскин, которые впоследствии стали крупными специалистами в
области автоматики. Из Америки было доставлено 10 комплек-
тов новейшей аппаратуры для автоматизации мартеновских и до-
менных печей, а также оборудование прокатных станов вместе с
соответствующей аппаратурой для их автоматизации.
На отечественные заводы выехали группы специалистов, чтобы
установить на месте, как работают первые агрегаты с автомати-
кой, какие узлы или механизмы ненадежны, изучить детально все
положительное, что дает автоматика. Обследованием было уста-
новлено, что хуже всего работает автоматика на Тагильском ком-
бинате, а лучше всего — на Кузнецком и Магнитогорском; что
там, где технология не соблюдается, оборудование находится в
запущенном состоянии, а подача шихты не организована, — в та-
ких условиях автоматика помочь не может, и что предваритель-
ным условием для внедрения автоматики является наведение
полного порядка в технологии, в состоянии оборудования и органи-
зации работ по загрузке печей. По предложению наркома пред-
приятиям было предписано коренным образом улучшить работу
мартеновских цехов, ввести жесткий график ремонта и точную тех-
нологическую карту режима работы мартеновских печей. Приказ
по наркомату положил начало широкому внедрению автомати-
зации в черной металлургии. Впоследствии были созданы специ-
альные предприятия по проектированию, монтажу и снабжению
заводов средствами автоматики.
Об энтузиазме, которым были охвачены металлурги и строи-
тели в борьбе за наращивание новых производственных мощно-
стей, за увеличение выпуска металла, столь необходимого для
438
фронта, может рассказать следующим эпизод. Для возмещения
потерянных на юге производственных мощностей к старым заво-
дам Урала и Сибири пристраивались огромные новые цехи, под-
нимались на новых объектах строительные леса. На Магнитогор-
ском комбинате под наблюдением заместителя наркома Д. Я. Рай-
зера строилась домна с проектной мощностью в 1200—1400 тонн
в сутки и три мартеновские печи на 180 тонн каждая. Домна на
600 тонн ставилась на Чусовском заводе, и там же полностью вос-
станавливался эвакуированный завод «Днепросталь».
Как раз в это время в Советский Союз приехал министр без
портфеля Соединенных Штатов В. Вильсон. Во время осмотра
цехов Магнитогорского металлургического комбината директор
Г. И. Носов и начальник доменного цеха А. Ф. Борисов показа-
ли гостю недавно пущенную мощную доменную печь № 5.
— За какой срок построена эта печь? — справился Вильсон.
— Построена и введена в эксплуатацию за один год, — после-
довал ответ.
Заметив недоверчивую улыбку Вильсона, руководители ком-
бината повели его к котловану, где на постройке шестой домен-
ной печи работали строители:
— Взгляните, тут будет шестая доменная печь. Она также нач-
нет давать металл через год.
— Ловлю вас на слове!—воскликнул Вильсон.— Прошу дать
мне знать об этом каблограммой, и я непременно приеду на
пуск печи.
Через год печь № 6 уже плавила металл. Носов дал услов-
ленную телеграмму, но Вильсона на торжественном пуске новой
печи не было...
Нарком пристально следил за стройками, немедленно посылал
подкрепления и искусно маневрировал ограниченными резервами
стройматериалов. Обычно сдержанный на похвалы, он не скупил-
ся на поощрение тех, кто вкладывал всю душу в производство.
— Если бы Кожевников — начальник «Главтрубостали», буду-
чи на юге, не успел вовремя организовать вывозку большой части
оборудования и если бы трубники не поработали так хорошо, бы-
ло бы подорвано и производство минометов. Надо внимательней
присмотреться к эвакуированным с юга квалифицированным спе-
циалистам. среди них мы найдем и других замечательных ор а-
низаторов и руководителей.
Тогда же опытные металлурги Воронов, Орешкин, Рязанов и
многие другие специалисты южных предприятий бы. и направле-
ны наркоматом в качестве начальников цехов, главных инжене-
ров и заместителей директоров на предприятия ^paлa и Сибири.
Они оказали значительную помощь уральцам и сибирякам в \ве
личении производства металла и добычи руды. Однако спрос на
металл рос быстрее, чем его производство.
Правительство решило шире использовать ленд-лиз и напра-
вить в США группу специалистов для изучения передового опы-
та зарубежных металлургов Секретарь доложил наркому.
439
— Пришла группа назначенных в командировку в Америку —
Борисов, Иванов, Гусаров, Мартынов и другие товарищи во главке
с Кузьминым.
Тевосян тотчас же отложил все дела. Командированные по од-
ному входили в его кабинет, и он доверительно беседовал с каж-
дым, выясняя, насколько люди разбираются в международной
обстановке, правильно ли усвоили, что им поручено, знают ли,
как должны держаться в чужой стране.
Во время беседы он обратил внимание на то, что А. Ф. Бо-
рисов плохо выглядит, и спросил его:
— Что это вы таким утомленным выглядите, устали, да?
Узнав, что в связи с переездами товарищи не устроились со
снабжением и не получают продовольственных карточек, он рас-
порядился немедленно прикрепить их к столовой наркомата.
Как на приборах в машинном отделении локомотива или ко-
рабля видна работа механизмов, так в те дни сводки Совинформ-
бюро отражали работу армии и тыла, радуя или тревожа людей.
За сухими цифрами вставала жизнь предприятий и людей. А свод-
ки, поступавшие к наркому черной металлургии, показывали, что
выпуск металла растет, но заводы работают неровно, неритмично.
— Мы могли бы давать больше металла, резервы у нас есть.
Вот, например, на Магнитке—18 мартеновских печей, а на Куз-
нецком всего 15 печей, и площадь пода у них меньше. А Кузнецк
дал стали на 25 процентов больше, чем Магнитка... Теперь обра-
тимся к простоям: если учесть потерянное время сверх того, что
было запланировано на непредвиденные простои, то потерянный
прокат сравняется с продукцией нескольких уральских заводов.
Можно ли мириться с этим?!
После такого подробного анализа начинался разговор без вся-
ких скидок.
Дни были решающие, суровые: преддверие Сталинградской
битвы. В Сталинград подбрасывались подкрепления, но угроза
не уменьшалась, враг остервенело рвался вперед. В районе Трак-
торного завода возник фронт длиною в четыре километра, на
каждый километр было установлено по 39 орудий, но даже ре-
кордная плотность артиллерийского огня не могла остановить
вражескую лавину. Чудилось, в этом кромешном аду можно лишь
сражаться, не выпуская оружия из рук до последнего вздоха. Но
сталинградские тракторостроители сделали больше: они доказа-
ли, что даже в таком аду можно сражаться и строить танки —
был бы лишь металл. За одну грозовую ночь они выпустили шесть-
десят танков. Выпустили потому, что был под рукой нужный ме-
талл, — металл и люди-герои.
В обороне участка фронта у Тракторного завода отличился
истребительный батальон металлургов с завода «Красный Ок-
тябрь». Среди них была и Ольга Ковалева — одна из первых в
стране женщин-сталеваров. Напрасно отговаривали ее товари-
щи: «Не ходи ты, Ольга, в батальон. Мы уж сами управимся, а
ты не ходи!» Оля, усмехнувшись, ответила им:
440
*— „ Когда я бралась сталь варить, тоже говорили некоторые,
jjto не женское это дело—ничего, мол, у тебя не выйдет! А ведь
вышло. Сколько лет уже вместе работаем! Вместе работали, зна-
чит, вместе и воевать должны.
Разгром фашистских полчищ под Сталинградом вызвал пани-
ку в стане противника. Гитлер и его окружение гадали и не мог-
ли понять, откуда Советская страна берет силы для сопротивле-
ния. По их расчетам, военный и материальный потенциал Совет-
ского Союза был основательно подорван.
По приказу Гитлера был расстрелян бывший военный атташе
в Москве, который не сумел разузнать и доложить фюреру о
неведомых резервах Советского Союза. Гитлер и его советники
не могли понять того, что Советский Союз побеждает благодаря
героизму людей фронта и тыла. Победа под Сталинградом увен-
чала этот героизм, вызвав радость во всех уголках страны и за
ее пределами и укрепив веру в неминуемую победу над фашизмом.
Положение продолжало оставаться напряженным, но на заво-
дах Урала, Сибири рабочие, разглядывая прибывшие с фронта
платформы с битым фашистским металлом, уже шутили:
— Вон как изрядно подкидывают нам своего металлолома фа-
шисты... Пригодится для варки стали!
Металл с платформ брали и на скрап, и на пристальное иссле-
дование в лабораториях.
Враг был предельно оснащен — и столь же предельно хваст-
лив. Отметая в сторону хвастовство, необходимо было определить,
в чем именно преуспели его металлурги и его конструкторы, что-
бы можно было выплавлять сталь лучше, крепче крупповской:
ведь впереди были танковые баталии, артиллерийские дуэ-
ли, схватки воздушных армад.
Первые тонны советской стали, обрушившейся на голову вра-
га в начале войны, еще ни в чем не убедили немецких металлур-
гов: в Берлине не допускали сомнений в превосходстве германс-
кой стали. Удар, полученный под Москвой, поразил фашистов,
но серьезно задуматься не заставил, — они продолжали тешить
себя надуманными оправданиями о «генерале Морозе». Сталин-
градская битва подействовала уже отрезвляюще стали возни-
кать сомнения в правильности политики, стратегии и тактики, в
совершенстве и непревзойденности оружия, металла. К >манд
вание вермахта стало пришпоривать металлургов и конструкто-
ров. Заставить «Рейхсферейнигунгаизен» выплавлять сталь креп
че советской! — приказал Гитлер.
В лабораториях Круппа и Клёкнера, Маннесмана и Геша. «Фе-
рейнигте штальверке» и «Гутехофнунгсхютте» металловеды снова
засели за анализы, исследуя сталь трофейных советских танков и
орудий, в сотый раз задавая себе вопрос: «Что эти советские ме-
таллурги придумали там у себя на J рале.. Почему у них такая
крепкая сталь?..»
1 «Имперское объединение железа».
441
А в это время «колдуны» варили сталь на Урале и в Сибири
по единой технологии, которую, несмотря на все трудности воен-
ного времени, начали вводить на всех металлургических заводах.
И там же, на востоке страны, неподалеку от домен и мартенов,
работали с предельной нагрузкой заводы, выпускавшие танки,
пушки, снаряды и мины.
Стремясь определить, чем отличается немецкая сталь от со-
ветской, гитлеровцы заставляли захваченных в плен советских
танкистов вести трофейные советские танки по полигону и били
по этим танкам из орудий, чтобы нащупать уязвимые места в
броне.
Немецкие конструкторы ломали голову: «Значит ли это, что
надо делать броню толще? Может быть, тогда она станет проч-
ней? Тогда и сами тапки надо строить иначе — крупнее...» Но тут
же возникали сомнения, выраженные в высказываниях гитлеров-
ского генерала Э. Шнайдера: «Советский танк Т-34 вызвал сен-
сацию. Снаряды его 76,2-миллиметровой пушки пробивали броню
наших танков с расстояния в полторы и две тысячи метров, тог-
да как наши танки могли поражать русские с расстояния, не
превышающего 500 метров, да и то лишь в том случае, если сна-
ряды попадали в бортовую и кормовую часть танка Т-34».
Учитывая боевой опыт, гитлеровские конструкторы сделали за-
ключение, что им нужно догонять советских сталеваров и конст-
рукторов. Так они пришли к созданию сверхмощных танков «тиг-
ров» и «пантер»,
— Уж теперь-то мы покажем русским! — вопила геббельсов-
ская пропаганда. — Под Сталинградом и Москвой они били нас
зимой, а этим летом 1 мы возьмем реванш!
Внимание стратегов обеих воюющих сторон особо привлекал рай-
он Орел — Белгород—Курск. Здесь линия фронта причудливо
изгибалась, создавая два выступа. Линия одного выступа, выгод-
ного для гитлеровцев, тянулась севернее города Жиздра и южнее
города Белев к городу Новосиль — на Змиевку и Малоархан-
гельск, а оттуда на запад — к Севску. В центре этого выступа
находился город Орел, а за ним — Карачев и Брянск. Гитлеров-
цы возлагали большие надежды на этот плацдарм, думая орга-
низовать отсюда прорыв советского фронта, затем обход Моск-
вы с юга и юго-востока, что и должно было, по их мнению, ре-
шить исход войны. Орловский плацдарм они укрепляли почти
два года, создав там систему мощных укреплений и минных
полей.
Южнее этого лежал выступ, обращенный на запад и выгодный
для советских войск. Он тянулся от Малоархангельска к Севску,
гранича с Орловским плацдармом, затем сворачивал прямо на
юг — к Рыльскому и оттуда снова загибался к востоку. В центре
находился город Курск, освобожденный уже от оккупантов и
сильно тревоживший гитлеровское командование: фашисты назы-
1 Подразумевалось лето 1943 года.
442
вали его «пистолетом, приставленным к виску орловской груп-
пировки».
Командование обеих сторон не сомневалось, что летняя кам-
пания 1943 года развернется именно в районе Орел — Курск —
Белгород. Как ни старались фашисты скрыть направление наме-
чаемого летом наступления, шила в мешке ведь не утаишь. К на-
чалу июля Гитлер согнал сюда 18 пехотных дивизий, 3 моторизо-
ванных и 17 танковых дивизий из 21-й, имевшейся у вермахта на
советско-германском фронте. Танковые дивизии были оснащены
новыми «тиграми», «пантерами» и сверхмощными самоходными
артиллерийскими установками «фердинандами».
Советским воинам было заранее сообщено, с какой новой тех-
никой им придется иметь дело. Ее пристально изучали, советские
офицеры и солдаты искали слабые места у новых фашистских
танков и самоходок. К тому времени уже исчезла танкобоязнь
первых месяцев войны, в частях имелись опытные бронебойщи-
ки. Молва об их подвигах разносилась по всему фронту.
И вот грянула великая битва на Курской дуге. Это был ярост-
ный поединок тысяч танков, орудий, самолетов. Особенно оже-
сточенным было столкновение танков. Горела броня, скрежетала
сталь шедших на таран машин. Снаряды сшибали с танков баш-
ни. Рушилась надежда гитлеровцев на неуязвимость «тигров»,
«пантер» и «фердинандов»...
Полтора месяца шло сражение на Курской дуге. Это сраже-
ние было крупнейшим в истории танковых битв. Здесь круппов-
ская сталь «потеряла свое лицо»: победила советская воля, совет-
ская техника — и советская сталь! Более 70 тысяч солдат и офи-
церов не досчитали гитлеровцы, потеряли 2900 танков, 195 само-
ходных орудий, 844 полевых орудия, 1892 самолета.
Война явилась экзаменом и для Советской Армии, и для все-
го тыла. И если этот экзамен был выдержан с честью, в этом
большая заслуга также советских металлургов — недаром мно-
гие из них были удостоены правительственных наград. За особые
заслуги в организации производства высококачественного метал-
ла для всех видов вооружения, танков, авиации и боеприпасов
в трудных условиях военного времени было присвоено звание
Героя Социалистического Труда с вручением орзена Ленина и
Золотой медали «Серп и Молот» Ивану Федоровичу Тевосяну и
его первому заместителю Павлу Ивановичу Коробову.
Гитлер был взбешен поражением на Курской дуге, не сте
снялся в выражениях по азресу провинившихся генералов. Не ми-
нул гнев фюрера и пушечных королей: таром, что ли, в их распо-
ряжение были переданы мощности металлургического производ-
ства и Бельгии, и Люксембурга, и Франции, и Италии, и других
стран Европы?! Ведь приглашены были или насильно привезены
специалисты Европы, все, казалось, обдуманно и методично
443
,, П г- ”Г
подготовлено для победы третьего рейха. В избытке имелись средст-
ва, сырье, рабочая сила... В чем же просчитались фашистские
экономисты и стратеги?! Даже подручные Круппа молча по-
жимали плечами, когда им задавали вопрос: «В чем же
просчет?!»
Вскоре после битвы на Курской дуге уральцы получили газе-
ты с фотографиями. На одной из них были запечатлены танки
типа «тигр», подбитые советской артиллерией: у одного — начисто
снесена башня, пушка уткнулась носом в землю, у другого — от-
бита дульная часть ствола, раздроблена кормовая часть; третий,
видно, подмял шедший на таран советский танк. Дальше свалены
в кучу фашистские танки обычного типа. Сталевары молча раз-
глядывали фотографии.
— А ведь это наша, златоустовская сталь их доняла! — задум-
чиво проговорил один из них.
— Ну, может, не златоустовская или другая уральская, а,
скажем, сибирская, да все равно наша, советская! — откликнул-
ся другой.
...В напряженную обстановку и без того перегруженного мно-
жество^ дел аппарата наркомата метеорами влетали тревожные
вести о потерях и утратах, о чрезвычайных происшествиях, тре-
бовавших отключения от текущей работы и немедленного вме-
шательства. Но день ото дня становилось меньше аварийных
производственных вопросов, все реже нарушалась планомерная
работа. Возобновились заседания технического совета Главкнсло-
рода под председательством академика Капицы. Тевосян снова
заинтересовался опытами инженера Мозгового, обрадовался, уз-
нав, что М. Шаповалов защитил диссертацию «Интенсификация
доменного процесса с применением восстановительных газов и
кислорода».
Из Соединенных Штатов Америки вернулась часть команди-
рованных специалистов. В наркомате был установлен такой не-
писаный закон: приезжающие из-за границы прежде всего являлись
к Тевосяну. Он с интересом расспрашивал их, по образному вы-
ражению одного из командированных, «пытал с пристрастием».
Обязал, например, Борисова, в свое время принимавшего уча-
стие в строительстве Кузнецкого комбината, написать подробный
доклад о доменной практике в Америке, а потом спросил:
— Поедешь на Магнитку начальником доменного цеха? Цех
с работой не справляется, а я уверен, что у тебя заработает.
— Не возражаю, — отозвался Борисов и в шутку добавил: —
Жаль, что Магнитка не у Черного моря!
Тевосян покачал головой:
— Вижу, испортила Америка наших неплохих парней. Ну, зна-
чит, договорились — едешь на Магнитку!
В очередной объезд заводов в Златоусте собралось людное
совещание в мартеновском цехе. С наркомом сюда для укрепле-
ния руководства завода приехали специалисты. Совещание нача-
лось, и мастера стали жаловаться, что у них то и дело не хватает
444
то извести, то ферромарганца и плавки из-за этого задерживают-
ся. Инженер Бардзайн бросил реплику:
Неправильно информируете наркома! Известь у нас есть.
Нарком нахмурился и резко остановил его:
Привычки только командовать недостаточно для руковод-
ства. Мало ли что есть на заводе — надо уметь все подать к печи!
Бардзайн удивленно взглянул на него, хотел что-то сказать,
но передумал.
К концу совещания Тевосян «остыл» и уже спокойно сказал:
Здесь было высказано много справедливых замечаний. До-
садно, что к ним мало прислушиваются такие хорошие специа-
листы, отлично разбирающиеся в мартеновском производстве, как
товарищ Бардзайн. Я сожалею, что так резко прервал его, но,
товарищи, нужно учиться прислушиваться к мнению рабочих, ма-
стеров, специалистов. В цехах, в гуще рабочих они многое ви-
дят и порою могут подсказать самое верное решение какой-либо
сложной проблемы.
В самом деле, информация, получаемая при непосредствен-
ном общении с трудовыми массами, помогала наркомату идти,
словно по компасу, по правильному пути с учетом коллективного
опыта. Поездки убеждали, что даже при самом напряженном ре-
жиме заводы подчас могут давать продукции больше, чем это бы-
ло запланировано. Однако принцип «ближе к заводам!» требо-
вал большой воспитательной работы в самом коллективе нарко-
мата: живучи еще канцелярские методы руководства, их приходится
вытравлять упорно и настойчиво.
Как-то ночью заместитель наркома по энергетике Елена Алек-
сеевна Джапаридзе оставалась на работе—надо было подгото-
вить материалы по электроснабжению предприятий. Кабинет
наркома находился на втором этаже, а Джапаридзе — на шестом.
Лифт не работал. Подготовив материал, Е. Джапаридзе спусти-
лась на второй этаж. При рассмотрении вопроса Тевосян потре-
бовал справку, которой она с собой не захватила. Пришлось под-
няться снова. Но и этой справки оказалось недостаточно, при-
шлось второй раз подняться на шестой этаж. Казалось, еще
несколько ступенек — и разорвется сердце.
— Тевосян, заметив мое возбужденное состояние и одышку,
спросил, что со мной, почему так учащенно дышу’1 Я сказала о
причине. Он возмутился и сердито сказал: «Почему вы не поста-
вили меня в известность о неисправности лифта? Зачем же бе-
гать по этажам? Вполне могли отложить разбор этого вопроса до
утра. Так нельзя обращаться со здоровьем».
Но этот случай научил Елену Алексеевну Джапаридзе до
«последнего винтика» подготавливать материалы, иметь при се с
все без исключения справки, относящиеся к разбираемому воп-
росу. Урок был преподан один раз, но его хватило на всю жизнь
Близким друзьям Е. Джапаридзе признавалась.
445
— Мне кажется, в тот раз Ивану Федоровичу совсем не так
необходимы были справки, из-за которых я вынуждена была два
раза подняться на шестой этаж. Просто он хотел раз и навсегда
отучить меня от «тяп-ляпа» в работе... Тогда-то я поняла ответ,
который мне дал один из заместителей Ивана Федоровича на мой
вопрос — зачем он носит с собой на доклад такую большую, на-
битую бумагами папку: «А разве можно угадать заранее, о чем
тебя спросит Тевосян?! Потом бегай, ищи, высунув язык...»
В наркомате царила атмосфера высокой требовательности к
себе, ответственности за порученное дело. Но вот кончался рабо-
чий день (конечно, можно было лишь условно говорить «рабо-
чий день» — обычно это бывал уже поздний вечер, нередко и
ночь). Уже нет посетителей, молчат телефоны, заперты сейфы,
шкафы, столы. И даже в эти часы Тевосян иногда приглашал чле-
нов коллегии, своих заместителей, начальников главков и ответ-
ственных сотрудников к себе просто поговорить—на «дружескую
коллегию», как шутили в наркомате. Он рассказывал о рассмот-
ренных правительством вопросах, касавшихся металлургии, де-
лился важнейшими новостями дня. Сотрудники задавали вопросы,
обсуждали его мнения или мнения друг друга, высказывались за-
просто, чего не позволяли себе на официальных заседаниях. Воз-
никали интересные мысли, вносились предложения. Все это по-
могало привить сознание обшей, коллективной ответственности.
А хорошую товарищескую атмосферу помогал создать юмор Ива-
на Федоровича.
Уже поздней ночью все расходились или разъезжались по до-
мам, но Иван Федорович оставался: у него всегда была под ру-
кой папка с письмами рабочих, мастеров, часто незнакомых лю-
дей, его избирателей, — ведь он был депутатом Верховного Со-
вета СССР четырех созывов. Письма он читал и отвечал на них
лично. Иногда он завершал ночное бдение письмом жене и де-
тям на Урал, в Свердловск. Суровый нарком писал маленькой
дочери:
«Дорогая Роза, привет тебе от папы. Целую тебя крепко-креп-
ко сперва в щечку, потом в лобик, потом в носик. Желаю тебе
крепкого здоровья,
твой папа».
Всегда чрезмерно загруженный делами и, как говорили мно-
гие, «жадный до работы», он оставался заботливым отцом, вни-
мательно следил за ростом и развитием детей, всегда был в кур-
се их забот и горестей, тактично помогал им неназойливыми со-
ветами. Нередко в перерыве между делами он возвращался к
мыслям о детях, об их здоровье и будущем.
Как-то раз начальник секретариата Я. А. Обломский засидел-
ся у Тевосяна в кабинете и они заговорили о семьях. Тевосян за-
думался и сказал негромко:
— Роза меня беспокоит меньше — она у меня уравновешен-
ная и собранная по натуре. Я за сына, за Вову, тревожусь, — он
416
засели
новых
двери
из карт
продви-
ревмокардитом болел, да и по характеру более трудный
Способный он у меня, но учится неровно. Каждая хорошая
которую он приносит домой, как бы подарок мне...
ребенок.
отметка.
Неостановимо шло время. Красные флажки на одной
в кабинете наркома черной металлургии СССР заметно
нулись к западу. Почти ежедневно гремели в Москве салюты в
честь отличившихся частей и соединений, освобождавших род-
ную землю от фашистских захватчиков. Разноцветные фейервер-
ки веселыми бликами расцвечивали стены кабинета, но листки
календаря молча напоминали, что идет вторая половина 1943 го-
да, третий год Великой Отечественной войны.
И перед мысленным взором Тевосяна вставали разрушенные
заводы, города, села, которые придется восстанавливать, подни-
мать из пепелищ. Он распорядился пригласить руководителей
главных управлений и рассказал о беседе, которая состоялась в
ЦК. Речь шла о том, что пора начать готовиться к предстояще-
му восстановлению предприятий на освобождаемом постепенно
от гитлеровцев юге страны, приступить к работе по подготовке
дальнейшего развития металлургической промышленности СССР
Присутствующие недоуменно переглядывались: ведь часть тер-
ритории юга еще оккупирована фашистами, а ведут речь о вое
становлении южных предприятий... Люди вдумывались в эту но-
вость, и лица их постепенно светлели — им передавалось радост-
ное волнение, которым был охвачен нарком. Из эвакуации были
вызваны работники металлургических заводов юга. Они
за планы восстановления своих предприятий.
Вскоре стало известно, что намечается строительство
заводов в Череповце, Рустави, Сумгаите.
Внимание посетителей стала привлекать табличка на
одного кабинета: «УПРАВЛЕНИЕ ПО ВОССТАНОВЛЕНИЮ ЮЖ-
НЫХ ПРЕДПРИЯТИЙ». Люди останавливались, читали, снова
перечитывали и широко улыбались.
Стало известно, что в Управлении кадров подбираются канди-
даты на посты директоров и других руководителей предпрняти ,
подлежащих первоочередному восстановлению. А прежде всего
решено было восстановить «Донбассводтрест»: в Донбассе всег-
да была нехватка воды. Теперь нужно было особо позаботиться
о будущих водохранилищах и водопроводных сетях, чтобы обес-
печить водой предприятия, города и рабочие поселки Донбасса
На железных дорогах, ведущих из Сибири и > рала в центр
страны, заметно больше стало пассажирских поездов, ересекая
границы Европы и Азии, люди оглядывались на восток
где прожили многие тревожные месяцы и годы, и думали.
сибо тебе, Сибирь... и тебе. Урал!.. Спасибо, что приютили нас в
лихую годину, что ваши сыны поделились с нами Д р .
нились в своих домах».
А поезда мчались на запад.
447
Создалось как бы два фронта в тылу: металлургия, сложившая-
ся в военную пору на Урале и в Сибири, и металлургия, которую
предстояло поднять из руин на юге и в центре страны. И оба
требовали огромного внимания, огромного напряжения сил
На первом месте, конечно, по-прежнему стояли нужды фрон-
та. Задания Государственного Комитета Обороны выполнялись
любой ценой, невзирая ни на что. Так, поступило требование уве-
личить производство взрывателей для 152-миллиметровых снаря-
дов. С Урала вызван в Москву директор Тагильского завода.
— Ну, брат, или грудь в крестах, или голова в кустах! — ска-
зал ему нарком. — Ты уж сделай так, чтоб нам с тобой голову
сохранить, — наладь бесперебойное производство взрывателей у
себя. Сам понимаешь, снаряд без взрывателя — что бревно.
Взрыватели тагильцы дали, хотя пришлось работать с нече-
ловеческим напряжением сил.
А на каждом этапе восстановительных работ на юге вставали
свои трудности. Так, например, в Макеевке предстояла огромная
работа — завод был разрушен почти до основания. Не хватало
продовольствия, а где его достать сверх очень скудного карточ-
ного пайка? Надумали пригласить на завод военных во главе с
генералом Чумаковым. Показали им взорванные цехи, начатые
и предстоящие работы. Походил генерал по цехам, посмотрел —-
и сказал интендантам:
— Ну, этих людей подкормить надо, — и распорядился от-
дать металлургам непригодных лошадей. В тех условиях это бы-
ло большим подспорьем. Люди стали есть досыта, и работа пош-
ла более споро.
Слово «восстановление» не отражает всей сущности намечен-
ных на юге страны работ. Война продолжалась, поэтому требо-
валось немедленно включить в производство для нужд фронта все,
что уцелело или могло быть восстановлено без крупных капи-
тальных затрат. Но восстанавливать нужно было не просто по
принципу «так, как все было до войны». Задача состояла в том,
чтобы широко, по-государственному, взглянуть на освобожденные
районы и при восстановлении разрушенных предприятий более
рационально подойти к вопросам их размещения и коопериро-
вания; перестраивать и модернизировать эти предприятия с уче-
том новых достижений науки и техники, с учетом возросших по-
требностей страны не только в период завершения войны, но и в
послевоенное время.
Сугубо осмотрительно следовало подойти к судьбе эвакуиро-
ванных предприятий: не возвращать их на старые места огульно,
а разобраться — какие заводы возвратить, а какие — оставить
там, где они уже успели прочно врасти в экономику края. Необ-
ходимо было максимально целесообразно решить вопрос, когда
именно приступить к реэвакуации заводов, чтобы не сорвать фрон-
товых заказов, не помешать снабжению фронта неразумной спеш-
кой.
-148
По традиции, полностью оправдавшей себя и прочно утвердив-
шейся в наркомате черной металлургии, решено было направ-
лять в освобождаемые районы группы специалистов возгтавзен-
ные ответственными руководителями наркомата. По той же
традиции этим выездам должны были предшествовать «обстедо-
вательские комиссии» по тем же маршрутам
Одну из групп, в которую входил также академик-металлург
И. П. Бардин, возглавил заместитель министра по строитетьству
Д. Я. Райзер. Этой группе поручено было по возможности’быст-
рее попасть в Приднепровье, Донбасс и Криворожский бассейн.
В помощь ей был придан большой отряд военных работников во
главе с генерал-лейтенантом Богаткиным и выделен специальный
поезд.
На станции Журавка Юго-Восточной железной дороги
во время стоянки поезд был обстрелян фашистским самоле-
том-разведчиком. Один из товарищей получил ранение, другой
был убит. Решили дальше ехать на автомашинах. Так добрались
до Миллерова — в городе Алчевске (ныне Коммунарск) находил-
ся большой завод.
Усталые, грязные и голодные путники улеглись спать в полу-
разрушенной конторе завода. Вдруг в контору ворвался днрек
тор завода П. А. Гмыря:
— У меня вас ждет министр.
— А мы-то думали, что добрались первыми... Ну, вставайте,
друзья, идем!
Прилетевший с большой группой (председателем ЦК проф-
союза В. В. Кузнецовым и специалистами наркомата) Тевосян
уже осматривал завод. Тогда металлурги шли чуть ли не по пятам
за фронтом. Работали почти без отдыха, днем и ночью, строго по
графику. Один из таких графиков дает представление об этом:
«Вылет из Москвы—11 сентября 1943 года, прилет в Вороши-
ловград— 11 сентября к концу дня. Выезд из Ворошиловграда
на «виллисах»—11 сентября вечером, прибытие в Алчевск
сентября ночью. 12 сентября — осмотр Алчевского металлурги-
ческого и Алчевского коксохимического заводов. Выезд из \л
чевска «виллисами» в Енакиево и приезд в Енакиево 12 сентяб
Ря. Осмотр Енакиевского металлургического завода, стар
Енакиевского коксохимического завода и ново о Ен
коксохимического завода — 12 и 13 сентября Вы д J
ва- 14 сентября рано утром, прибытие в Макеевку и
14 сентября (город Сталине был освобожден от ф
Шли дни за днями, по каждому заво у с р^^был постав-
ные планы восстановления и реконструкции. ия металлу р
лен на обсуждение план комплексного B0CSr „ жья Кигтпыр
пш всего Донбасса, а вслед за этим - ^риворожьж
темпы восстановительных работ в Дои ассе рдЫ обр\шил
ство гитлеровцев. Аппарат геббельсовской пропаганды Р
лавину злобной клеветы на советских металлург .
Быстры»,
в бешен
15 А Арзуманян
Находившийся в Донбассе в период обсуждения планов восста-
новления южной металлургии Я. Л. Обломскнй случайно обнаружил
в яшике стола конторы несколько экземпляров газетки «Вестник
Донбасса», издававшейся фашистами во время оккупации. В одной
из статеек говорилось, что битва на Курской дуге была «грандиоз-
ной битвой материалов» Это было вынужденное признание того
факта, что под Курском победили советские, а не крупповские
«материалы». Но передовая статья того же номера этой газетки
изобиловала клеветническими нападками на советскую металлур-
гию. Автор статьи всячески старался принизить ее заслуги и воз-
можности, допускал гнусные выпады против Д. Я- Райзера,
ведавшего вопросами капитального строительства в Наркомате
черной металлургии. Во время завтрака Обломский показал эту
статью, и Тевосян гневно бросил:
— Брань врага — похвала для честного человека!
Осмотр заводов завершился, началось деловое обсужде-
ние— как «лечить» металлургию Приднепровья, как заставить
домны, мартены и прокатные станы быстрее давать металл для
фронта. Тевосян выезжал на места с наркомами машиностроения,
строительства предприятий тяжелой промышленности и электро-
промышленности, чтобы тут же без проволочек решать все вопросы,
связанные с восстановлением завода.
Когда советские войска уже входили в Донбасс, Тевосян рас
порядился вызвать в Москву заместителя директора Челябинс-
кого металлургического завода по капитальному строительству
П. Е. Горду.
— Ты как, испугаешься, если я тебя сейчас переброшу в Дон-
басс?— самым будничным тоном спросил Тевосян, пристально
глядя на него.
— Если требуется, значит, ехать надо, а испугаюсь я или нет,
это дело личное, — отозвался Горда.
— Тебя же не к немцам посылаю, — сдержав довольную улыб-
ку, возразил нарком. — Ты будешь на границе фронта, и как
только освободят район завода, сразу поедешь туда, осмотришь
и установишь, в каком он состоянии, напишешь подробный док-
лад, чтобы ничего не упустить и не забыть.
Без промедления был подготовлен особый пропуск (который
и сейчас хранится в бумагах П. Е. Горды). Затем нарком созво-
нился с начальником тыла армии генералом Мидовским, и через
час после разговора с ним Горде вручили мандат за подписью Ми-
довского, в котором было сказано, что П. Е. Горде предоставляет-
ся право пользоваться всеми воинскими средствами передвиже-
ния, а военные власти должны его информировать о положении
дел иа фронте и оказывать ему всемерное содействие. Военным
самолетом Горда был переброшен в район Красного Лимана
Именно тогда был освобожден город Краматорск, и с частями
Красной Армии Горда вошел в Краматорск. Он немедленно при-
ступил к осмотру завода, но этой же ночью ему пришлось вер-
нуться снова в Красный Лиман, потому что фашисты предприня-
ло
ли контрнаступление, и советские войска оставили только что за*
нятый город. Горда связался по прямому проводу с наркоматом
и доложил Тевосяну, что по полученной от военных властей ин-
формации до конца месяца линия фронта не изменится. Тевосян
приказал ему вернуться.
Однако это был единичный случай, когда командированным на
юг сотрудникам Наркомата черной металлургии пришлось вер-
нуться не завершив задания, — восстановление металлургии на
юге началось стремительными темпами тотчас же после оконча-
тельного освобождения Донбасса и Запорожья. Уже через три
месяца после освобождения Енакиевский завод выдал первый чу-
гун (тот самый Енакиевский завод, на котором в годы оккупа-
ции фашистам не удалось выплавить ни одной тонны металла,
потому что оставшиеся в тылу врага люди срывали все попытки
фашистов оживить завод).
Вслед за Енакиевским один за другим вступали в строй дру-
гие предприятия, поднятые героическим трудом из руин и
пожарищ.
— Вот и мы успели дать металл фронту, — радовались метал-
лурги юга.
В те годы люди как-то привыкли говорить и писать, что от го-
рода или предприятия «остались только руины», но не все пред-
ставляли себе, как трудно пробраться к этим руинам, обшарить
каждый уголок миноискателями, убрать мины и другие взрыво-
опасные устройства. А вслед за этим — вывезти груды битого кир-
пича и всякого мусора, рыть котлованы для постройки новых
предприятий.
Часто во время обхода разрушенных заводов нарком вдруг
вспоминал кого-нибудь из местных металлургов и начинал допы-
тываться — где такой-то и что он делает. Обычно за такими рас-
спросами следовало распоряжение вызвать того товарища, чтобы
назначить на особо трудный участок.
Так был вызван из Забайкалья Е. Ф. Москальков, немедлен-
но назначенный управляющим одного из рудоуправлений Криво-
рожского бассейна. Затем Москальков был командирован в США,
вернулся обогащенный зарубежным опытом и долгое время ра-
ботал в родном Криворожье.
Если приглядеться к маршрутам поездок того периода, не-
трудно заметить, что они неоднократно пересекаются в определен-
ных пунктах, где расположены объекты, которым придавалось
особое значение. Одним из таких пунктов был и завод «Запорож-
сталь», славившийся своими рабочими традициями и мастерами-
умельцами. Восстановление таких важнейших объектов стояло в
центре внимания наркомата. Туда посылались обычно самые со-
вершенные механизмы, контрольно-измерительные приборы и обо-
рудование для автоматизации производства. Так осуществлялось
создание опорных очагов наиболее совершенной металлургии,
чтобы возможно было на их базе поднять до мировых стандар-
тов предприятия всей отечественной черной металлургии.
15*
451
Управляющим строительным трестом по восстановлению «За-
порожстали» был назначен один из крупных специалистов
В. Э. Дымшиц.
Война продолжалась, на предприятиях в освобожденных
районах уже росли домны, мартены, коксовые батареи большой
мощности; строились по-новому агломерационные фабрики для
спекания пылевидных руд, совершенствовалось производство ста-
ли и ферросплавов в электропечах. Иногда словно сильный по
путный ветер убыстрял ход всех работ, и наркомату приходилось
приноравливаться к стремительному ритму времени, к возросшей
активности металлургов, воодушевленных победоносным маршем
советских корпусов и дивизий на запад, к границам Родины и
за их пределы — на помощь порабощенным народам Европы.
Прямо с вокзала Тевосян поехал в наркомат. Он догадывал-
ся, что ему не все рассказали об аварии в Тагиле.
«Но что могло там случиться?..»
Л случилась большая беда — едва не рухнула доменная печь.
По чьему-то недосмотру не сработала система охлаждения, ших-
та раскалилась докрасна, накренилась в сторону соседней до-
менной печи, и быть катастрофе, если бы не успели немного
охладить ее и удержать в наклонном положении. Авария вызвала
резкое сокращение производства металла по заводу.
Тевосян доложил ГКО об аварии, а коллективу завода пору-
чил как можно скорее смыть с себя позорное пятно. Но как ис-
править положение? Мировая практика рецепта дать не могла —
случай был уникальный. Из Тагила сообщали, что печь остает-
ся в наклонном положении. Из Москвы в Тагил самолетом выле-
тела группа специалистов, возглавляемая опытным металлургом
Барушем.
— Необходимо снести печь до мораторного кольца, на кото-
ром стоят шихта и колошник, и построить ее заново, — последо-
вало заявление после осмотра домны.
Министр отложил этот вариант и поручил инженеру А. П. Го-
ру, отличившемуся перебазировкой броневого стана из Ленин-
града в Тагил, собрать па месте всех специалистов, еще раз по-
думать, как быть. Срок — одни сутки.
Специалисты пришли к смелому решению. Они заявили, что
нет нужды применять обычный способ ремонта — разбирать и
восстанавливать разрушенную часть. Надо попытаться припод-
нять печь и поставить ее в прежнее положение. Хотя за успех не
ручались, поскольку такой способ прежде не применялся. В тече-
ние ночи был составлен предварительный расчет, который пока-
зал, что этот способ позволит задуть домну в два-три раза быст-
рее, чем любой другой.
О предложении специалистов положили министру, и он дал
свое согласие на пего, определив недельный срок на разработку
проекта восстановления домны, причем сказал, что в этом деле
452
помогут и работники Гипромеза (Государственного института по
проектированию металлургических заводов). После детального
обсуждения решили устроить опоры, которые позволили бы вы-
ровнять печь и повернуть ее вокруг вертикальной оси до нормы.
Наркому доложили, что проект закончен.
— Пусть утверждает проект руководитель бригады инициа-
торов Александр Гора! — отказался санкционировать предложе-
ние Баруш.
Тевосян позвал к телефону Хлександра Гора.
— Веришь ты или не веришь в то, что предлагает твоя брига-
да? Если веришь, то и я тебе верю. Знай, назначаю тебя уполномо-
ченным паркомата по ремонту домны.
Пришел приказ о назначении Александра Гора. Следом за
приказом приехали сто опытных монтажников. По старой друж-
бе магнитогорцы (у которых Гора был долгие годы главным ме-
хаником) изготовили основную часть опорной системы и достави-
ли се в Тагил специальным эшелоном. Крайним сроком восста-
новления было назначено 15 июля.
— Ну, ни пуха ни nepal — пожелал министр.
Рядом поставлены были товарные теплушки, чтобы можно
было хоть полежать часа два за сутки. Прораб огнеупорных ра-
бот Родоман, обладавший способностями организатора и наход-
чивостью в трудные минуты, вскоре был назначен главным инже-
нером по ремонту.
Иногда у домны слышалась песня, иногда наступала напря-
женная тишина и люди бледнели от страха—трагических поло-
жений возникало немало. Однажды при повороте верхней части
колошника обломился кронштейн подъемника — ошиблись, ког-
да делали «косынки», взяли металл не того сечения. Это грози-
ло катастрофой. Но ремонтники преодолели все трудности, и
домна стала па место 13 июля — на два дня раньше срока. В тот
же день ее задули, и 16 июля домна уже выдала чугун.
/Хлександр Гора получил орден Ленина, остальные ремонтни-
ки были награждены орденами и медалями. В Москве сияющих
«именинников» радушно встретил нарком. Гору дали поручение
написать брошюру о выполненном ремонте — уникальном в прак-
тике мировой металлургии. Предисловие к этой брошюре было
написано академиком И. П. Бардиным.
Подчас в аварийном положении оказывались не только отдель-
ные цехи или заводы, ио и целая отрасль промышленности.
Бывало, месяцами и годами все идет как будто гладко,
и вдруг — тревожный сигнал. Так встал однажды вопрос об
огнеупорах.
Сталеразливочными огнеупорами металлургию снабжали три
завода (в том числе Нижнетагильский), поставляли «пробки» и
«стаканы». Часть «пробок» шла иа танковый завод, чтобы там
могли разливать сталь на конвейере. Детали танка отливались
прямо с ковша: прижмут «пробку», закроют отверстие в «стака-
не», и ковш идет дальше; отнимут «пробку» — еще 100 килограммов
453
металла слито, ну, как водопроводный кран. Но если «пробок»
нет — тогда беда...
Начальником цеха «пробок» и «стаканов» одно время была
Н М. Бурннская. Вот уж кто умел безупречно наладить техно-
логический процесс в цехе! Под ее руководством весь коллектив
цеха работал с особо высоким чувством ответственности, пони-
мая, как нужны заводам его изделия. Уж на что требовательным
был нарком, но и он после осмотра цеха сказал:
— Очень понравились мне здесь культура производства, тех-
нологического процесса, спаянность коллектива и заботливое от-
ношение к качеству продукции.
Огнеупоры — добыча руды — кокс — машинное оборудование...
да разве только это звенья конвейера черной металлургии?! Па
ответственном совещании шла речь о заказах на оборудование,
которое поставляли машиностроительные заводы. Нарком вни-
мательно следил, чтобы заводы не заказывали лишнего, требо-
вал, чтобы они добивались выполнения заказов и вовремя выво-
зили машины на свои предприятия.
Однажды уже за полночь Тевосян позвонил по телефону в
Первоуральск — на Старотрубный завод директору П. В. Городец-
кому. Сразу же, как раздался звонок из Москвы, Городецкий
схватился за книгу, в которой записывал все заказы и особо — за-
казы оборонной промышленности, полагая, что министр будет
говорить о заказах на снарядные заготовки или на трубы различ-
ных профилей.
— Здравствуй, товарищ Городецкий, — раздался в трубке
строгий голос министра. — Что ж ты так плохо выполняешь за-
каз Министерства путей сообщения, а?
Городецкий полистал книжку и, мельком заглянув в страни-
цу, назвал объем заказа и цифру отгруза против него.
— Неправильные у тебя данные! — отрезал Тевосян.
Городецкий всмотрелся и обнаружил, что ошибся на несколь-
ко тонн.
В феврале 1944 года ГКО решил создать Бюро по примене-
нию кислорода в черной металлургии при самом наркомате под
руководством академика И. П. Бардина. В Бюро входили круп-
ные специалисты, занимавшиеся этой ппоблемон.
После долгой дискуссии решено было строить специальную
доменную печь объемом в 330 кубометров и кислородную станцию
производительностью в 78 тысяч кубометров в час на Ново-Туль-
ском заводе. Вопрос об этом строительстве обсуждался на кол-
легии наркомата. Руководителем стройки был назначен М. А. Ша-
повалов.
А ты чего молчишь? Разве тебе нечего сказать о том, что
потребуется на строительство? — удивился Тевосян, обраща-
ясь к нему.
Рассчитал я, что па первое время потребуются инженеры,
техники и квалифицированные рабочие, — всего сорок пять чело-
век,— степенно ответил Шаповаюв.
454
Тевосян живо интересовался всем ходом строительства вплоть
до сдачи в эксплуатацию. Но тут-то и начались неполадки: ход
доменной печи при введении дутья кислородом оставался неров-
ным; часто образовывались громадные пасты и их приходилось
удалять взрывами.
— Почему так неровна диаграмма схода шихты? — спросил
Тевосян в один из приездов.
Шаповалов попытался дать пояснение, но потом откровен-
но признался:
— Сам не пойму...
Тевосян обошел весь цех, побывал под бункерами, осмотрел
систему забора материалов, правильность их взвешивания, пра-
вильность отбора проб на анализ. Потом провел беседу с высоко-
квалифицированными инженерами и учеными, знакомыми с оте-
чественным и зарубежным опытом. И установил одно: пока еще
не выяснена новая тайна металла.
В свое время при заводе «Серп и молот» была создана спе-
циальная лаборатория кислородного дутья. Тевосян с большим
интересом следил за опытами новатора этого дела Мозгового.
А теперь дело приобретало уже промышленный размах. Отсюда,
после удачного опыта, было всего несколько шагов до широкого
внедрения кислородного дутья в металлургию.
— Ну, ты не волнуйся, Шаповалов, — поможем тебе, чем смо-
жем. Уверен, что дело у вас пойдет.
А технических проблем, которые выдвигала сама жизнь, ста-
новилось все больше и больше, и, конечно, их немыслимо было
изучать и решать единолично. Сила наркомата и заключалась в
том, что там подобрался высококвалифицированный аппарат и
утвердилась хорошая традиция всегда советоваться со специа-
листами всех рангов. Иногда нарком опрашивал двадцать — три ь
цать человек, прежде чем принять окончательное решение, и фа
милли многих десятков знающих и умеющих людей хранил в
кладовой своей памяти. Но однажды подвела его обычно цепкая
память, и он обратился к П И. Коробову.
— Ты не помнишь фамилию того доменщика, который гово-
рил о малофосфористой руде? Хотел подробней расспросить его,
да фамилию забыл. Кажется, на букву «М>...
Долго перебирали фамилии (вспомнили и «лошадиную фами-
лию» Чехова!), пока не выяснилось, что фамилия доменщика на-
чиналась на «С».
Поговорка «На букву М...» долго жила в министерстве.
— Серьезно заболел главный коксохимик Дворни — просту-
дился во время поездки в Донбасс,— доложили как-то наркому.
Начали лечить от воспаления легких, потом обнаружили абсцесс
печени.
— Надо добиться, чтоб его приняли в Главный военный гос-
питаль.
45Э
Дворина лечили в госпитале восемь месяцев, еле спасли от
смерти. А в правилах о выплате по бюллетеням есть ограничения
для длительно болеющих. Тевосян договорился в ВЦСПС, чтобы
Дворину в порядке исключения бюллетень оплачивался полностью.
А когда все сроки бюллетеня истекли, ему установили персональ-
ную пенсию, выдавали премиальные суммы, доставали редкие
лекарства. Тевосяну не раз предлагали взять вместо Дворина но-
вого работника, но он неизменно отказывался.
— Если сделать так, то Дворин поймет, что мы не верим в
его выздоровление. А если он будет знать, что на работе его це-
нят, ждут, — это будет для него лучшим лекарством, он быстрее
поправится.
И, действительно, Дворин поправился. Тевосян захотел его по-
видать, послал за ним свою машину. Приняв вне всякой очереди,
встретил приветливо, расспросил о здоровье и в конце беседы
сказал:
— В вашем отделе заждались вас. Когда сможете приступить
к работе?
— Иван Федорович, беда у меня, не могу ходить...
— Долго лежали, вот и отвыкли. На первое время буду при-
сылать машину за вами. А если сразу трудно будет работать це-
лый день, будьте в наркомате хотя бы часа два, потом уезжайте
домой. Ничего, втянетесь.
Когда на одном из металлургических заводов произошел взрыв
и тридцать человек получили ожоги, надо было во что бы
то ни стало достать противоожоговую сыворотку и немедленно
отправить...
— Послать самолетом! — распорядился министр.
А потом детально расспрашивал, сколько достали сыворотки,
когда вылетел самолет и каково самочувствие пострадавших.
— Слушай, будешь сегодня на расширенном заседании кол-
легии?
— Что на повестке дня?
— Бочка капусты.
— Что-о?!
— Бочка квашеной капусты
— Да серьезно тебя спрашиваю!
— А я серьезно тебе и отвечаю.
Этот разговор в коридоре министерства имел свое продолже-
ние вечером: на рисширенном заседании коллегии действительно
был поставлен вопрос о бочке квашеной капусты и мешке кар-
тофеля. Эти продукты взял из отдела рабочего снабжения под-
московского завода один из руководящих работников наркомата.
Конечно, взял не даром.
Виновный в самоснабжении готов был сквозь землю прова-
литься, чувствуя всеобщее осуждение поступка. Тевосян преду-
предил, что если кто-нибудь позволит себе взять хотя бы крошку
456
позариться на эти тряпки! Это все надо было
помня себя от стыда, еле смог объяснить, что его
без ведома и согласия и он уже вернул выде-
да и внушение сделал своим «благодетелям».
из ОРСа, работать в паркомате не будет, кто бы это ни был по
чину и положению.
Коллегия предложила виновному немедленно отвезти продук-
ты обратно на склад и сдать их. Кроме того, он должен был
извиниться перед работниками завода и рассказать,, как ему по-
пало на коллегии министерства (все это, разумеется, сверх стро-
гого взыскания по партийной линии). Аналогичное предупрежде-
ние было сделано позднее и тем, кто ездил в Германию, занятую
союзными войсками.
— Если узнаю, что кто-то хотя бы карманные часы себе при-
вез, человеку этому в министерстве не место, будь он о семи пя-
дях во лбу! И никакие просьбы и ходатайства ему не помогут.
Как-то раз управляющий трестом «Энергочермет» Адабашьян
вернулся из командировки. В его отсутствие распределяли аме-
риканские подарки и ему тоже что-то выделили. Вызвав к себе
в кабинет Адабашьяна, Тевосян укорил его:
— Как ты мог
дать рабочим.
Адабашьян, не
включили в список
ленные ему вещи,
Работа в подполье, годы учебы и практики на заводах про-
будили и постепенно укрепляли у Тевосяна качества партийного
работника и руководителя. Искусство работать с людьми, при-
слушиваясь к их мнению, искусство растить и воспитывать со-
трудников он совершенствовал всю жизнь, сочетая в себе ка-
чества партийного работника и администратора. Оно сказывалось
в удивительно талантливом «прочтении» характеров сотрудников,
воистину творческом подходе к людям в зависимости от обстоя-
тельств и возникавших задач.
И все-таки даже этому опытному человековеду хотелось иног-
да проверить, правильно ли разгадан характер, в меру ли ока-
зано доверие, как справляется выдвинутый человек с порученным
делом.
Так было, например, на Магнитке, когда директором туда был
назначен бывший начальник цеха Кузнецкого комбината А. Ф Бо-
рисов.
Как-то ночью раздался звонок из Москвы.
— Здравствуй, товарищ Борисов. Говорит Тевосян. Завтра
вылетаю на Магнитку. Хочу посмотреть, как работает комбинат.
Осмотр завода закончился на второй день, и Тевосян предло-
жил директору собрать совещание руководящего состава завота.
— О чем же будем говорить н кто будет вести собрание?
справился Борисов.
— Ты и будешь вести. Ты — директор, тебе карты в руки!
На следующий день Борисов созвал совещание, и оно прошло
очень интересно — завязался спор о влиянии примеси марганца
157
на качество стали. Хотя всем было известно, что нарком был сто-
ронником традиционного режима марганца, но выступавшие до-
казывали, что снижение примеси марганца положительно сказы-
вается и на качестве стали, и на экономических показателях. Мно-
ю позднее магнитогорцам удалось переубедить наркома, но на
совещании он больше молчал и слушал.
Когда парод разошелся по домам, Тевосян пригласил дирек-
тора пообедать с ним в его вагоне и за столом, как бы между про-
чим, сказал:
— Совещание ты вел правильно, и строй мыслей у тебя ло-
гичный. Вижу, что работа тебе нравится.
По возвращении из Магнитки Тевосяну позвонил директор
Макеевского завода И. Ф. Белобров, поделился заботами.
— Молодежь у нас неохотно идет на завод, Иван Федорович.
Вот я и надумал создать здесь, в Макеевке, филиал Донецкого
института: может, работа, совмещенная с учебой, привлечет мо-
лодых..,
— Удачная мысль, — поддержу. Но что у тебя тон такой уны-
лый, случилось что-нибудь?
— Неприятности у меня с обкомом,— признался Белобров.—
Потребовали, чтоб отдал вагоны под погрузку угля. Отказался
я, не захотел оставить завод без вагонов. Вот и будут меня
прорабатывать на бюро... И как раз сегодня, в день моего
рождения!
— Да, совпадение неудачное и за дружеское поздравление сой-
ти не может. Но ты не тужи, — чем сильнее начальник, тем силь-
нее его прорабатывают, ничего страшного нет. Я здесь поговорю
с кем надо.
Белобров был прав: никто не имел права отбирать у него ва-
гоны, необходимые заводу. Проработка отпала, по день рожде-
ния был все-таки отравлен. А вскоре приехал на завод и сам
нарком, причем не один, а с группой специалистов: по всему вид-
но— задумано тщательное обследование завода и всесторонняя
помощь ему.
Прошли по цехам. Тевосяпа всегда точно магнитом притяги-
вал к себе мартеновский цех. Заметив, что не совсем аккуратно
«набрали» литейную канаву, взял инструмент, сам полез в ка-
наву, исправил. Молча вернул инструмент.
У директора в этот час должна быть планерка, но он не ре-
шался покинуть «высоких гостей». Нарком, заметив замешатель-
ство директора, серьезно сказал:
— Нс обращай иа нас внимания, иди и руководи планеркой.
Я ведь приехал для того, чтобы посмотреть, как ты заводом ру-
ководишь. Вот и командуй, а я посмотрю
Снова гремят над Москвой победные салюты, и все радуют-
ся. По есть в Наркомате чермета человек, который после каж-
дого салюта выглядит все мрачнее.
458
— Да что это с тобой, Сергей Михайлович? — допытываются
товарищи.
С. М. Филлипов — южанин, родился в Днепропетровске, учил-
ся в Харькове. Сейчас все его мысли прикованы к эшелонам ме-
таллолома, которые день и ночь идут с запада.
— Да вы представляете себе, какой это резерв для нашей ло-
моперерабатывающей промышленности?! — с волнением обращал-
ся к друзьям С. М. Филлипов. — А она не рассчитана на перера-
ботку такой лавины покореженного металла, нет у нас предприя-
тий по переработке лома современными способами. Все делается
полукустарно.
— А ты пойди к наркому! — посоветовали друзья.
Филлипов, подумав, пошел и встретил полное внимание. Вмес-
то мер-времянок было намечено создание целой специализирован-
ной отрасли, появилось 16 металлоперерабатывающих заводов:
Вторчермет приобрел государственное значение. Не случайно Те-
восян уделял большое внимание этому вопросу — ведь более 50
процентов стали выплавляется из металлолома.
Вместе со всей страной торжественно отпраздновали День По-
беды над фашистской Германией и милитаристской Японией и
советские металлурги.
Более двух тысяч дней длилась развязанная фашизмом вто-
рая мировая война, в которую оказалось вовлечено шестьдесят од-
но государство. В ее огне погибло около пятидесяти миллионов
людей, в пепел обратились неисчислимые материальные ценности
Это была самая кровопролитная и самая «металлическая» из
всех войн в истории человечества — в годы второй мировой вой-
ны металла было израсходовано больше, чем за все предшество-
вавшие войны, взятые вместе. И вот наконец военный кошмар
остался позади. А дел предстоял непочатый край: всем было яс-
но, что не придется ни жить, ни работать по-довоенному.
Многое изменила война в нашем мирном советском доме ia
и за его пределами: у нас появились новые соседи-друзья — стра-
ны народной демократии. Пало было сообща и трудиться и обе-
зопасить себя от возможных реваншистских поползновений зачин-
щиков войны.
ПОДВИГИ БУДНЕЙ
Эта поездка происходила в период, когда в Германии еще
царил послевоенный хаос. Возглавленная Тевосяном iруппа, куда
входили руководящие работники Гипромеза (А. В. Истомин и др.),
начальник «Главтрубосталп» 11 А. Тихонов, начальник «Глав-
спецстали» А. Г. Шереметьев, энергетик А А. Таланов, К. М Кол-
повскпй, начальник секретариата Я. А. Обломский и другие
специалисты, осмотрела большинство заводов Реннско-Вестфаль-
ского района, этого очага военной и экономической мощи фашист-
ского рейха.
139
Во время обхода одного из крупповских заводов Тевосян об-
ратил внимание на то, что как мартеновский, так и другие цехи
совершенно не пострадали от бомбежки. Между тем в последние
дни войны командование вермахта перебросило почти всю про-
тивовоздушную защиту на Восточный фронт и англо-американ-
ские авиаэскадрильи без опаски налетали и подвергали города
Западной Германии прицельной бомбежке с небольшой высоты.
Но, странное дело, — бомбы почему-то. падали не на металлур-
гические, машиностроительные, химические и другие заводы
(в которых участвовал иностранный капитал), а на пустыри и жи-
лые кварталы.
В цехах группе встречались служащие и рабочие заводов.
Один немолодой немец внимательно и долго всматривался в Те-
восяна и, подойдя к нему, негромко спросил:
— Скажите, не вы ли Иоганн Шварц? На этой вот марте-
новской печи не вы работали когда-то у меня подручным? Тогда
я был мастером... Разве вы забыли меня?
Тевосян приветливо поздоровался с ним, поговорил о прежних
днях совместной работы.
На вопрос Тевосяна, как ему живется, немец многозначитель-
но ответил:
— Как видите... — Он тут же почти вдвое обернул себя пола-
ми своего пиджака, чтобы показать, как он похудел, и со вздо-
хом сказал: —А цех стоит...
Обычно по приезде на немецкий завод Тевосян собирал стар-
ших специалистов, расспрашивал о состоянии и работе завода.
После вступительной беседы начинался уже детальный осмотр.
В иные дни осматривали даже по два-три завода со всеми их це-
хами и агрегатами. Спутников Тевосяна, как всегда, поражала
его исключительная выносливость и работоспособность: после уто-
мительного обследования заводского оборудования он подробно
опрашивал членов группы о виденном, уточнял и систематизиро-
вал полученные сведения, делал выводы, намечал планы на сле-
дующий день и т. д.
Как-то раз один из членов группы пожаловался на слишком
интенсивную нагрузку:
— От непрерывного хождения по заводам и массы увиденно-
го у меня в голове полный хаос.
В глазах Тевосяна мелькнули веселые искорки, но он строго
спросил:
— Значит, у вас хаос оттого, что вы занимаетесь цехами од-
ного назначения, то есть своего профиля? Ну, а что же, по-ваше-
му, в моей голове должно твориться? Ведь мне приходится за-
ниматься всеми цехами одновременно.
В связи с этой поездкой нельзя не отметить одного обсто-
ятельства, характеризующего главу советской группы. В Герма-
нии того периода очень плохо обстояло с продуктами питания, и
Тевосян распорядился при поездке ца заводы брать с собой бу-
терброды. Если во время перерыва выяснялось, что у присут-
ствующих в кабинете директора работников завода (обычно — спе-
циалистов) нет ничего на завтрак, он незаметно подавал знак уго-
стить и немцев.
Как-то в том же 1945 году с состоянием металлургии в Запад-
ной Германии знакомились специалисты союзных с нами стран.
Хозяевами зоны оккупации, в которой находилась часть обсле-
дуемых заводов, были англичане. При посещении одного из круп-
повских заводов во время перерыва группа английских инжене-
ров зашла в кабинет главного инженера раньше советских специ-
алистов. Англичане уже разобрали бутерброды с ветчиной, маслом
и сыром и со смехом запивали шотландским виски, по очере-
ди нацеживая его в крышку-стаканчик фляжки. У сидящего за
своим столом главного инженера завода бутерброда в руках не
было — угостить его, наверное, сочли лишним. Видно, немец по-
нял это и, покраснев, молча вынул из ящика письменного стола
три холодных вареных картофелины. Члены советской группы
специалистов уселись с другой стороны стола. Повинуясь молча-
ливому кивку наркома, секретарь протянул бутерброд и главно-
му инженеру завода.
С окончанием Отечественной войны перед Советским Сою-
зом встала необходимость в кратчайший срок создать атом-
ную бомбу.
Параллельно с этим советские металлурги должны были ре-
шить и другую жизненно важную задачу — создать жаропрочные
сплавы для уже рождавшейся в этот период реактивной авиа-
ции, а затем и организовать промышленное производство таких
сплавов.
Между тем даже самые объективные иностранные специалис-
ты считали, что понадобятся многие годы для того, чтобы совет-
ские домны и мартены могли вступить в строй в районах, подверг-
шихся гитлеровской оккупации. А ведь до войны удельный вес
промышленного производства металла южных и центральных рай-
онов страны был очень велик... На Западе была выпущена книж-
ка «Когда у русских будет атомная бомба?», авторы которой с
нескрываемым злорадством отмечали, что нам многого еще не
хватает: советская металлургия не справится с производством та-
ких марок металла, которые нужны для сверхвысоких давлений,
сверхвысоких температур и т. д.
На сессии Верховного Совета СССР в марте 1946 года перед
избранниками народа, обсуждавшими четвертый пятилетний план,
министр черной металлургии, докладывая об итогах и о перспек-
тивах, говорил о том, как выполняли металлурги задания Ком-
мунистической партии и правительства Советского Союза, как ко-
вали оружие для защитников Родины. В зале загремели апло-
дисменты, когда Тевосян сказал;
— Увеличение производства металлов в условиях такой тяже-
лой войны является беспрецедентным в истории не только Рос-
сии,, но и в истории любой из европейских стран, участвовавших
и в первой, и во второй мировых войнах.
461
Но самой впечатляющей частью выступления явилась та, где
И. Ф. Тевосян представил завтрашний день отечественной ме-
таллургии, ее расцвет в новом качественном обличии. Делегатам
казалось, что они вместе с оратором присутствуют при рожде-
нии реактивной и сверхзвуковой авиации, ракетной техники,
атомных реакторов, миллионоградусной плазмы, — всех чудес
науки и техники, с помощью которых экономическая и оборон-
ная мощь страны поднимается на новую, небывалую прежде
высоту.
И. Ф. Тевосяну было предложено лично возглавить и руко-
водить работой предприятий и институтов черной и цветной ме-
таллургии, перед которыми была поставлена сложнейшая зада-
ча по созданию совершенно новых марок металла и новых видов
продукции, по разработке новейших технологических процессов,
а вслед за этим — по освоению в предельно сжатые сроки про-
мышленного производства этих материалов и передачи их про-
мышленности, занятой созданием атомной бомбы и строитель-
ством реактивной авиации.
Силами широкого круга специалистов под непосредственным
руководством министра развернулись форсированные разработ-
ки. Вначале дело не ладилось: много было брака, но даже в слу-
чаях, когда металлургический цикл как-будто благополучно за-
вершался, наблюдались сильные колебания жаропрочных свойств
металла; кроме того, полученный металл не поддавался ковке,
не обладал пластичностью, был хрупок и во время испытаний
рассыпался как сахар.
Тевосян лично взялся за освоение технологии плавки и после-
дующего передела сплавов, вместе с коллективом завода «Элек-
тросталь» и группой ученых ЦНИИЧермета детально изучая в
цехах завода и в заводской лаборатории ход плавки, разливки,
ковки, термической обработки многих образцов новых сплавов.
Образчик выплавленного металла несли на механическую обра-
ботку чуть ли не на вате — чтобы не поцарапать. На станок его
устанавливал сам начальник лаборатории В. С. Култыгин или
главный инженер М. И. Зуев, обработку доверяли только опыт-
нейшим токарям. Боялись нечаянно стукнуть, чтобы не вызвать ис-
кажения структуры, опасались класть на пол — в цехе гуляли
сквозняки. Десятки людей, целыми днями не выходивших из ла-
боратории, с затаенным дыханием ждали — что покажет проба?
А металл опять разваливался на куски, рассыпался...
Тевосян назначил совещание специалистов разных профилей,
где заметил:
— Металлурги «Электростали» доказали, что они скрупулез-
но соблюдали выработанную технологию. Следовательно, причи-
на неудач не в нарушениях технологии, она технически еще не
поддается объяснению. Надо ее найти—и устранить. Мы знаем,
что у англичан есть уже жаропрочный сплав, который они назва-
ли «нимоник», есть подобные сплавы и в тругих странах. Но ка-
питалистические фирмы бдительно охраняют секрет их производ-
।
!,
s
(>
7
8
9
II'
462
ства. Работая в контакте с научно-исследовательскими учреждения-
ми, мы стремились созвать собственный такой сплав, однако по-
лученный металл не обладал необходимыми свойствами — плас-
тичностью и жаропрочностью. На заводе пробовали из рваных
кусков металла штамповать лопатки, чтобы сделать хоть нес-
колько пробных деталей для реактивных моторов. Но стоило по-
ставить мотор на стенд, он выходил из строя: лопатки разрыва-
ло, в них образовывались трещины.
Началось генеральное наступление на тайну металла с ис-
пользованием всего арсенала знаний, опыта, гипотез, достиже-
ний мировой науки, техники и практики. Была создана авторитетная
бригада из представителей Академии наук СССР, научных орга-
низаций, предприятий и министерств черной металлургии и ави-
ационной промышленности. М. В. Приданцев, В. А. Боголюбов,
С. Т. Кишкин, Ф. Ф. Химунин, А. М. Самарии представляли
ученый мир; от «Главспецстали» присутствовали Н. А. Блохин,
П. Е. Соколов, В. Е. Лейкин; от руководства Министерства чер-
ной металлургии — А. Г. Шереметьев, от Министерства авиацион-
ной промышленности Н. А. Куинджи и Б. Н. Месяцев, от завода
«Электросталь» М. С. Корешков, В. С. Култыгин, М. И. Зуев,
М. Я. Дзугунов А Ф. Каблуковский, М. И. Виноград, А. М. Ми-
кельсон. К работе бригады эпизодически привлекались и другие
специалисты.
Первая встреча состоялась в центральной лаборатории за-
вода «Электросталь». Тевосян открыл совещание такими
словами:
— Мы должны обеспечить получение жаропрочного сплава
отечественной марки ЗИ-437, полностью отвечающего требова-
ниям авиационной промышленности и конструкторов-моторостро-
ителей. Прошу каждого высказать все, что он знает о факторах,
которые могут отрицательно или положительно повлиять на ка-
чество жаропрочного сплава. После этого мы отберем все самое
ценное из высказываний и возьмем на вооружение для решения
стоящей перед нами задачи.
Началось горячее обсуждение, и постепенно определилось основ-
ное направление поисков: созданию нужного сплава мешают вред-
ные примеси — свинец, цинк, сера, фосфор и другие элементы.
Стало ясно: нужно добиться плавок с минимальной загрязнен-
ностью примесей, устранить даже микрозасоренность шихты.
Шаг за шагом разрабатывался сложный ^омплекс новых техно-
логических процессов—отбор исходных шихтовых материалов,
технология выплавки и горячей механической обработки, термо-
обработки, и т. д.
Тевосян присутствовал на плавках, как правило, не в качест-
ве министра, а как инженер-специалист, металловед и главный
технолог. Надев спецовку, он становился к печи и, вспомнив ста-
рину, сам проводил плавку, по 12 часов не выходя из цеха.
Ход испытаний со всей несомненностью показал, что самой
«1рязной» в отношении примесей является никель-титановая ти-
163
гатура. Тевосяну вспомнились слова Культыгпна: «Вот сейчас
дадим в печь никель-титановую лигатуру, и металл начнет пор-
титься.. »
— Какой никель дают «цветники»? — запросил он.
Выяснилось, что завод «Электросталь» получает никель пер
вого, второго и третьего сорта вместо никеля высшего, «нулево-
го» сорта. Началась эпопея борьбы за чистый никель, — полеты к
местам производства никеля, опыты на заводах цветной метал-
лургии (в этот период произошло слияние министерств чер-
ной и цветной металлургии, что намного облегчило решение
проблемы).
Стоял жаркий июль 1948 года. Накалялись к полудню земля,
асфальт, крыши зданий.
Накалялась и обстановка вокруг проблемы жаропрочного спла-
ва. Проходили недели, месяцы, тратились миллионы. Стояли на
аэродромах или в цехах авиазаводов реактивные самолеты, соз-
данные коллективами авиаконструкторов А. Яковлева и А. Ми-
кояна. На моторостроительных заводах ждали поступления жаро-
прочного сплава ЗИ-437. А его все не было.
Поздно вечером, перед отъездом с завода в Москву, министр
подводил итоги трудного дня. Работавших с ним поражала чет-
кость и глубина анализа очередной неудачи, умение раскрыть
перспективу, показать путь к дальнейшим поискам. Тевосян сов-
сем не давал почувствовать, что удручен бесплодностью усилий.
Ровный, приветливый тон, вкус и интерес к работе, невероятная
работоспособность и умение заразить своей увлеченностью всех
окружающих создавали вокруг подлинную атмосферу горения.
В дни, когда неудачи следовали одна за другой, Тевосян оставал-
ся все таким же подтянутым и бодрым, природное остроумие не
изменяло ему.
И вот началась очередная плавка. Ничто нс предвещало, что
эта плавка станет вехой в советской металлургии. От множест-
ва предшествующих плавок она отличалась тем, что содержала
чистый никель, хром и окись никеля. И, словно в награду за
труды и тревоги, стали приходить добрые вести.
— Анализ подтвердил, что сплав свободен от вредных при-
месей!
— Жаропрочный сплав выдержал экзамен — прошел механи-
ческую обработку.
— Металл передан моторостроителям...
— Реактивный мотор выдержал испытания!
Наконец металлургов пригласили на аэродром, где должен
был взлететь в небо реактивный истребитель с новым надежным
реактивным мотором. 21 июля 1948 года не было на аэродроме
человека, которому удалось бы скрыть свое волнение: ведь серия
удачных испытаний должна была неопровержимо подтвердить,
что Советский Союз имеет уже прочную базу для серийного про-
изводства самолетов, способных преодолеть звуковой барьер
464
Присутствующие не отрывали глаз от самолета. Вот в кабину
поднялся летчик. Запел пусковой мотор. Взорвался мощный гул
турбин. Самолет начал разбег, оторвался от земли и скрылся
в небе. До рези в глазах всматривались все в небо, пока не
показался он, пока не приземлился благополучно на взлет-
ном поле.
Испытание прошло удачно.
Признанием заслуг металлургов явились правительственные на-
грады. Тевосян получил тогда орден Ленина.
В последующие годы промышленность страны не раз ставила
новые сложные задачи перед металлургией. Поиски решений по-
ставленных задач продолжались с неменьшим напряжением.
Тевосяна нередко можно было видеть в первом сталелитейном це-
хе завода «Электросталь» даже тогда, когда он был уже на пос-
ту заместителя председателя Совета Министров СССР.
Начались новые поиски — поиски еще более совершенных спла-
вов для новых свершений на Земле и за ее пределами.
Боевую рубку корабля называют его сердцем. Сюда со всех
палуб и отсеков, с башен и из пороховых погребов, из командных
и наблюдательных пунктов идут рапорты и доклады, передают-
ся показатели приборов. И отсюда по различным средствам свя-
зи, словно по нервной системе человека, расходятся команды,
приказы, запросы по всему кораблю.
Чем-то напоминал такую боевую рубку и строгий кабинет ми-
нистра черной металлургии. На стенах — карты и диаграммы, сбо-
ку от письменного стола — портрет В. II. Ленина, беседующего
с ходоками. Телефонные звонки, почта, телеграммы, личные док-
лады, атмосфера глубоко делового, без малейшей суеты и ав-
рала, руководства — все это заставляло почувствовать, что ты
находишься в самом центре управления огромным и сложным
механизмом, который перерабатывает миллионы тонн руды, кок-
са, флюсов, готового металла.
Чувствовалось, что отсюда исходят директивы и планы, кото-
рые регулируют труд и продукты труда многих тысяч людей в
разных концах необъятной страны, и еще чувствовалось, что все
тут подчинено тому, чтобы идти в ногу со всей страной.
Вот и сегодня здесь речь идет о том, что послевоенное восста-
новление требует увеличить производство белой жести... для кон-
сервных банок; затем—трансформаторного железа и еще чего-
то. и еще, — и все это в огромных количествах. Да, необычайно
велик круг забот министерства!
Но здесь, в его «боевой рубке», никогда не бывало замеша-
тельства,— здесь и в мирное, и в военное время царила орга-
низованность. Знавшие Тевосяна в течение всего периода его дея-
тельности (с начала тридцатых годов и до последних дней его
жизни) в один голос говорят о том, что организованность была
ему органически присуща.
465
— Еще в первые годы деятельности мы знали, что Иван
Федорович серьезно изучает научные основы руководства сферой
производства, — вспоминал товарищ Тевосяна по учебе и работе
Н. А. Блохин. — Это было и талантливое проникновение в глубины
теории, и большая работа собственной пытливой мысли. Неда-
ром ои так любил приводить слова Маркса: «Скрипач играет
один, а оркестру нужен дирижер...»
Иногда, как это было в случае с жаропрочной сталью, Тево-
сян оказывался «первой скрипкой», но обычно он находился за
«дирижерским пультом». Конечно, между этими постами можно
было насчитать множество переходных, но, видимо, в этом и со-
стоит секрет гибкого, конкретного, действительного руководства —
не безошибочного всюду и всегда, но надежного по наименьшему
количеству допускаемых оплошностей и ошибок.
Сильна была в первые послевоенные годы тяга людей на род-
ные, насиженные места — тянуло вернуться из эвакуации точ-
но на то самое место, откуда сорвала война. Но не всегда это
законное желание совпадало с экономической целесообразностью.
Еще в начале войны были отправлены с Украины на восток
страны заводы тяжелого машиностроения — Новокраматорский,
Старокраматорский и другие, выпускавшие оборудование для пред-
приятий черной металлургии. Эшелоны с оборудованием Новокра-
маторского завода уже прибыли на Урал, когда выяснилось, что
там нет готовых помещений, где его можно было бы смонтиро-
вать. Решено было создать завод тяжелого машиностроения
под Москвой, а оборудование временно разместить в цехах
завода «Электросталь». Еще появлялись в подмосковном небе
гитлеровские самолеты, а с Урала (из Орска) уже шли к Моск-
ве вагоны с краматорским оборудованием.
— Ну, уж если везут с Урала завод под Москву, значит пра-
вительство уверено в нашей силе! — радостно говорили друг дру-
гу люди.
В мае 1942 года этот подмосковный новосел уже дымил вовсю
и исправно давал продукцию, хотя ему на первых порах было
тесновато в чужих цехах. Пришлось кое-где подымать на три-
четыре метра крыши, и завод прижился и работал, пока было
построено для него просторное здание. А на базе оставшегося в
Орске оборудования возникло новое предприятие, действующее и
поныне.
Так причудливо решалась иногда судьба эвакуированных пред-
приятий, хотя обычно они возвращались в родные края. Так, на-
пример, вернулся прославленный завод-гигант «Запорожсталь».
После войны он, в числе нескольких других, стал предметом осо-
бых забот Министерства металлургии, а заодно и Министерств
строительства предприятий черной металлургии и тяжелого ма-
шиностроения. Работы по восстановлению «Запорожстали» воз-
главляли директор комбината А. Н. Кузьмин, начальник «Запо-
рожстроя» В. Э. Дымшиц, министр строительства П. А. Юдин и
министр тяжелого машиностроения II. С. Казаков.
и><>
Успех дела в решающей мере зависел от использования мест-
ных ресурсов и наличия рабочей силы, а в этом отношении на
«Запорожстали» все сложилось самым благоприятным образом
Первым секретарем Запорожского обкома партии тогда был
Л. И. Брежнев, с которым Тевосян часто встречался в период ос-
вобождения Донбасса, когда Брежнев был начальником политуп-
равления 4-го Украинского фронта. Инженер-металлург по об-
разованию, прошедший заводскую школу, Леонид Ильич, будучи
секретарем Запорожского обкома партии, внимательно относил-
ся к нуждам комбината и всемерно помогал ускорить восстано-
вительные работы.
— Мы не раз видели, как.Брежнев и Тевосян вместе со спе-
циалистами обходили цехи, — вспоминал Я. А. Обломский. — Не-
редко тут же на месте решались неотложные вопросы строитель-
ства и производства: оба инженеры-металлурги, они с полуслова
понимали друг друга.
Старожилы с улыбкой вспоминают развернувшуюся тогда на
«Запорожстали» битву: междуведомственные трения и раздоры
потрясали Запорожье. Дело было в том, что на огромном заводе
одновременно велись в крупных масштабах строительство, мон-
таж оборудования и пробный выпуск продукции. Одних квалифи-
цированных монтажников было около двух тысяч человек. Обо-
рудование прибывало эшелонами. Строители хотели взять монтаж
оборудования на себя, а машиностроители упорствовали: «Тяже-
лое оборудование поставляем мы, мы и будем его монтировать!»
«Битва» в разгаре, «противники» недобро смотрят друг на дру-
га. А министр с улыбкой говорит секретарю обкома:
— Деловое, рабочее соперничество — вешь полезная. Обе сто-
роны стараются, а дело от этого только выигрывает! Надо лишь
правильно распределить виды работ, составить графики и просле-
дить за их осуществлением.
Стремясь во что бы то ни стало обогнать строителей, маши-
ностроители создали особую монтажную организацию 2)то намно-
го ускорило монтаж, и уже в 1947 году завод впервые выдал хо-
лоднокатаный лист Л. И. Брежнев (ставший секретарем Днепро-
петровского обкома партии) торжественно вручил монтажникам-
машиностроителям Красное знамя победителей. Опыт создания
монтажной бригады оправдал себя. Она выросла и превратилась
в трест «Союзпрокатмонтаж», который металлурги и по сей день
поминают только добрым словом.
Но отдельные удачи нередко перебиваются неполадками. Так.
вдруг стали «капризничать» и вышли из строя «иностранцы» —
импортные станы и другое зарубежное оборудование, поступив-
шее на заводы. На Макеевском заводе имени Кирова на импорт-
ном стане отказали подшипники жидкостного трения. Стан оста-
новился. Шарикоподшипниковая промышленность попыталась бы-
ло освоить производство подшипников жидкостного трения, но,
убедившись, что дело хлопотное, умыла руки: очень уж кропот-
ливая требуется, мол, работа, изворачивайтесь сами... Заказ
и-
принял завод «Электросталь» — и освоил новое производство так
успешно, что сполна обеспечил отечественную промышленность
доброкачественными подшипниками жидкостного трения.
Министр хмуро рассматривает докладную записку главного
бухгалтера — ревизоры министерства сигнализируют о наруше-
ниях финансовой дисциплины на Никопольском и Ашинском за-
водах, предлагают наложить строгие взыскания и начеты персо-
нально на Н. А. Тихонова и С. П. Мысовского.
— В Никополь я вылечу послезавтра, на месте выясню под-
робности. А Мысовский скоро будет в Москве, — напомните об
этом! —говорит министр главному бухгалтеру.
Откинувшись на спинку кресла, Тевосян прикрыл глаза.
Самолет покачивало, но сон не шел. Всю войну проработал
Николай Тихонов главным инженером Новотрубного завода
в Новоуральске и хорошо себя зарекомендовал. Потом назначен
был директором Южнотрубного завода в Никополе и тоже показал
себя хорошим специалистом, организатором и честным челове-
ком. Как же его угораздило нарушить финансовую дисциплину?
Приехав на завод, Тевосян первым долгом осмотрел цехи, скла-
ды готовой продукции, зашел в лабораторию, потом попросил
проводить в заводскую столовую, в детсад и, довольно хмык-
нув, предложил пройти в кабинет Н. А. Тихонова.
В кабинете устроился у стола, старательно размял папиросу,
с наслаждением затянулся и добрым голосом спросил:
—- Что ж это ты у себя на заводе куролесишь, государствен-
ные средства разбазариваешь, товарищ Тихонов, а? Думаешь, по
головке тебя за это погладят, что ли? Выкладывай, куда казен-
ные денежки ухлопал!
Тихонов вспыхнул, но ответил не сразу — видно было, ста-
рается взять себя в руки. Министр терпеливо ждал.
— Когда заводы эвакуировали, здешних работников не всех
успели вывезти... — хмуро начал свое объяснение Тихонов. — При-
ехал я директором, а кругом голод, люди пухнут, цинга. Пошел
в детсад — детишки какие-то одутловатые, под кожу точно воды
накачали, и такие апатичные... Перевернулась у меня душа. Рас-
порядился, чтобы отдел снабжения закупил на частном рынке
картофель и лук, и еще муку. Чтобы подкормить людей. Бухгал-
тер не хотел, я его в детсад повел. Он говорит: «Наложите вторую
резолюцию,— хоть и незаконно это, не могу отказать!» Я наложил.
А потом приехала ревизия, акт составила. Теперь делайте со
мной что хотите, я на все согласен.
Вид у министра был очень довольный, хотя он с негодованием
отозвался:
— Ну, вот спасибо, что разрешил, а то что бы я стал делать
без твоего позволения?.. То, что тебе за своеволие полагается,
полностью получишь! А пока распорядись, чтобы дали машину
468
ну и меня в горком отвезли — надо с секретарем обкома встре-
титься.
Пока потемневший директор завода давал распоряжение шо-
феру, Тевосян аккуратно потушил папиросу, встал и, направля-
ясь к двери, совсем другим голосом сказал:
— Этот вопрос мы с Леонидом Ильичем в обкоме отрегули-
руем, так что ты об этом больше не думай...
И. А Тихонов получил выговор — и даже не строгий. Начета на
него не сделали.
Через несколько дней после возвращения в Москву секретарь
доложил о приезде Мысовского, и министр распорядился при-
гласить его в кабинет.
— А, приехали, товарищ Мысовский? Садитесь, пожалуйста!—
приветствует министр, и от этого вежливого приветствия и обра-
щения на «вы» мороз подирает по коже: ведь это — преддверие
крутого разговора.
— Ну, рассказывайте, как идут дела на заводе? Укладывае-
тесь в график, наладили ритм производства?
Мысовский достал сводки, данные о поставке продукции за-
казчикам, Тевосян внимательно выслушал и, когда собеседник
замолчал, справился:
— И это все, что ты имеешь сказать?! А о безобразиях на
заводе не собираешься рассказывать?
— О каких это безобразиях, Иван Федорович? — с легким ис-
пугом переспросил Мысовский.
— О растратах! О том, что неправильно расходуешь деньги,
что бухгалтеров с ревизорами до родимчика доводишь. Что ты
там натворил?
Мысовский свободно перевел дыхание и даже позволил
себе улыбнуться, хотя Тевосян смотрел на него не очень при-
ветливо.
— Ах, вот вы о чем, Иван Федорович... Видите ли, у нас в
поселке рабочем пожар случился: дом обер-мастера загорелся от
искры, когда жена самовар раздувала. А сам он со смены еще не
вернулся. Хороший мастер, старожил уральский — золотые руки.
Кричат ему на заводе — мол, твой дом горит, Петрович, беги...
А он в ответ: «Не могу цех покинуть, да ничего, соседи у меня
хорошие, не оставят в беде, отстоят домишко!» Сказали мне, я по-
доспел к концу смены, вместе с ним побежали в поселок. Дом-то
не отстояли, сразу занялся, а часть вещей все-таки вынести успе-
ли. Взглянул Петрович на жену, на обуглившиеся бревна и го-
ворит мне: «Смотри, Святослав Павлович, какая беда... Хорошо,
что хоть вещи успели вынести». Посмотрел я на его пожитки —
ну, просто убогий скарб! Думаю: «Вот это и успел ты нажить за
всю жизнь, трудовая душа?!» Распорятился построить своему
обер-мастеру новый дом (лес у меня есть, для ремонта), купить
ему койки, постель — словом, все, что для семьи рабочего чело-
века требуется. Директор был в отъезде, я его заменял, — на мне
и ответственность за расход. Бухгалтер за голову хватался, вместе
469
с ревизором в один голос мне нарушение законов приписывали.
Я от ответственности не отказываюсь: если закон нарушил, пусть
мне объяснять, в чем мое нарушение!
Посмотрел на него Тевосян, посмотрел — и рассмеялся:
— Значит, объяснить тебе надо, да? Ох, и хитрец ты, Святослав
Павлович! Вот за то, что тебе» такие объяснения требуются, и
получишь иа орехи. А за то, что ты наши золотые кадры бере-
жешь, о них думаешь, прямо тебе скажу: молодец, Мысовский!
Ну, иди себе — там тебя в отделе капстроительства ждут не
дождутся.
Все так же улыбаясь, Тевосян проводил взглядом нарушите-
ля до двери. Мелькнуло воспоминание: «Вот и этот тоже... Ведь
совсем разные люди, а одинаково поступили, за себя не побоя-
лись. Вот какие люди пошли, а?..»
У министра не только сотрудники были «такие». Случилась
беда на Ингулецком руднике: подгнил крепежный лес, полег—-
и завалило выход из рудника. А за завалом остались двенадцать
человек. Произошло это в субботу, в конце рабочего дня. Тотчас
же полетело по телефону распоряжение стянуть на рудник все
окрестные спасательные отряды. На место происшествия министр
решил выслать Меркулова с Мелешкиным и Москальковым. Но
начальник секретариата доложил, что вылететь им не удается,
погода нелетная. Несколько часов «охотился» Тевосян за минист-
ром авиации, пока не разыскал.
— Случилось большое несчастье, люди могут погибнуть под
завалом, а ваши подчиненные отказываются вылететь, ссылаясь
на нелетную погоду. Как вы это расцениваете?
Самолет немедленно выделили. Утром представители мини-
стерства были уже на месте аварии. Благодаря распорядительно-
сти и энергии Меркулова все необходимые меры были приняты
Через 46 часов заместитель министра уже пожимал руки спа-
сенным: все двенадцать рудокопов благополучно выбрались на
поверхность земли.
Трудно современникам сейчас припомнить и представить себе
полуразрушенный, обезлюдевший город военного времени. Мрач-
ное безмолвие царило в освобожденных городах и поселках, где
когда-то шагали веселые пешеходы, мчался городской транспорт,
доносились гудки, грохот, лязг, — все то, совокупность чего при-
нято называть городским шумом, шумом, таким надоедливым, ког-
да он есть, и таким желанным, когда его нет... Оглянется прише-
лец на такой мертвый город, и становится ясно, что весь механизм
городской жизни приводит в движение человек. Нет его — и вот
замерло все.
Мошно дышит большой металлургический завод. Неуемная ти-
таническая сила бушует в его домнах и мартенах. Словно огром-
ный великан забавляется, кидая раскаленные слитки, могучий
блюминг. Теряется непривычный посетитель от пышуших адским
жаром коксовых батарей, от озорного окрика машиниста, ухитря-
ющегося вести свою завалочную машину в теснине технического
470
оборудования. А ведь жизнь в эту металлургическую махину
вдыхают люди!
Правда, люди занимают разные места в сложном производстве.
Одни работают у мартена или у блюминга, другие следят за ана-
лизами в лаборатории, третьи подсчитывают данные в конторе,
четвертые — руководят. И очень важно, чтобы каждый понимал
свою роль в этом сложном разделении труда, не преуменьшая
и не преувеличивая своего значения.
Но вот именно это иногда забывается некоторыми хозяйственни-
ками, которые рассуждают так: все подчиненные им являются
«винтиками», а они руководители, ворочающие заводом, предпри-
ятием, городом или целым краем, — являются по меньшей мере
моторами и рычагами. И как они млеют, когда, обращаясь к ним,
их называют льстиво «хозяин». И зарываются настолько, что
употребляют такие выражения, как «мой завод», «в моей обла-
сти», «мои люди»...
Тевосяну органически чужды были проявления такого зазнай-
ства, высокомерия. Он всей своей деятельностью показывал, каким
должен быть настоящий советский руководитель.
— Мало подобрать работника и назначить его на руководя-
щий пост приказом,— не раз говорил он. — Необходимо систе-
матически следить за его работой, за его ростом — политическим
и трудовым. Некоторые работники, в свое время неплохо справляв-
шиеся с порученным им заданием, с течением времени, попав в сре-
ду обывателей и не работая над своим политическим ростом, сами
незаметно перерождаются в обывателей и становятся на антиоб-
щественный и антигосударственный путь во имя обеспечения лич-
ного благополучия.
Несколько таких случаев в системе министерства общими
усилиями коллегии, парткома и месткома были широко использо-
ваны для воспитания всей армии работников металлургии.
Обсуждение подобных фактов сопровождалось, как тогда гово-
рили, «профилактикой по всей округе», чтобы выкорчевать зло
с корнем.
— Разве можно оставлять на руководящем посту людей, ко-
торые превращают завод в кормушку для «своих людей», дают
своему окружению возможность за бесценок или безвозмездно
пользоваться благами завода?! Поощряя незаконный отпуск мате-
риалов на сторону, такие люди делаются сообщниками расхити-
телей социалистической собственности. Прощать подобные про-
ступки мы не имеем права! — решительно заявил Тевосян при
разборе поведения директора одного из заводов.
Такую же непримиримость проявил он и тогда, когда обсуж-
дался поступок некоего работника министерства, разрешившего
преждевременно опубликовать статью о работах по прямому по-
лучению железа из руды, а затем статью о применении кислорода
в сталеплавильном производстве.
— Ротозейство в таких случаях должно быть приравнено к
измене интересам родной страны, — сурово отрезал Тевосян.—
И тем не менее я виню не только самого «ротозея», а людей.
471
которые недосмотрели, не проследили за тем. чтобы он до конца
осознал свой гражданский и государственный долг.
Тевосяна больше всего огорчали просчеты в деле воспитания
работников. Размышления над этим вопросом приводили к мысли
о том, что одним из самых действенных средств воспитания дело-
вой сознательности является порядок. Если дело хорошо постав-
лено, четко организовано, оно должно увлечь, должно подтя-
нуть в нужном направлении. Не случайно так любил он систему
в работе, логику действий. И как он радовался, когда удавалось
отыскать человека, умеющего работать организованно!
— Иван Федорович создал целую школу руководства про-
мышленностью, — говорил бывший начальник «Запорожстроя»
В. Э. Дымшиц. — Он доверял своим кадрам, но не любил работ-
ников, слепо и безропотно исполняющих приказы начальников.
Я часто удивлялся, зачем он вызывает меня к себе, когда в
в кабинете у него бывало полно народу. Иногда я просиживал
по два-три часа, бывал свидетелем разбора проблем и вопросов,
совершенно не касавшихся строительства, которым я тогда ве-
дал. И лишь позднее я понял, для чего он это делал. Как-то раз,
рассердившись на неорганизованность и отсутствие системы в ка-
кой-то работе, он сказал мне: «Рекомендую вам поехать в Мини-
стерство судостроения и изучить график строительных работ,
начиная от закладки корабля на стапеле и до спуска его на
воду. В создании корабля участвуют сотни предприятий, но судо-
строителям удалось добиться такой четкости в работе и такого
сознательного отношения к своим обязанностям, что корабли
сдаются точно в срок, по графику. Необходимо всем нам отка-
заться от кустарщины, вести все строительные работы строго по
графику — день в день, час в час! Только так и создается образ-
цовая индустрия».
Достаточно было предать огласке тот или иной случай непо-
ладок, отсутствия порядка или огрехи работы, и на заводах уже
делали выводы для себя. Как-то на заседании коллегии министер-
ства Тевосян рассказал об одной поездке.
— Заехали мы и на Магнитку с Иваном Павловичем Барди-
ным, товарищами Резниковым и Равделем. Осмотрели комбинат,
пришли в кабинет директора, когда там шел рапорт. Сидим и слу-
шаем, как целых полтора часа три ответственных работника в
глаза лгут главному инженеру завода. «Почему у вас задержи-
вают вагоны Министерства путей сообщения?» — спрашивает
главный инженер. «А нам некуда сливать, все заполнено!» — не
моргнув, объясняет начальник мартеновского цеха. «То есть как
это «некуда сливать» — совершенно не имеется свободной емкости,
что ли?» «Совершенно не имеется!» — стоит на своем тот. Попро-
сил я директора проверить — обнаружили свободную емкость в
300 тонн. Дошла очередь до инженера горнорудного управления:
«А у вас почему не сливают мазута?» «Да видите ли, загустел
мазут, не вытекает!» — объясняет тот. Послали его лично прове-
рить густоту мазута, — побежал он, быстро вернулся и весело
472
докладывает: «Все в порядке, вытекает мазут как надо!» Образец
вранья номер три показал начальник транспортного цеха. Спра-
шивают его — почему, мол, не подали состав? А он объясняет:
«Вагон там свалился, еще не подняли...» Приказал я проверить
и этот «рапорт». Оказалось, что вагон давно поднят. А на
«рапорте» разыгрывали комедию, и главный инженер до-
волен... Вранье не наш метод, но и ротозейство нам тоже не к
лицу, — гневно заключил Тевосян.
При встречах и с большим, и с малым кругом руководящих
работников металлургии Тевосян старался убедить их в необхо-
димости правильно понять и правильно строить отношения с мас-
сами служащих и рабочих. Учитывая особенности металлургии, за-
ключающиеся в том, что заводы строят обычно обособленно от го-
родов, часто с рабочими поселками, где все свое — и клуб, и ма-
газины, и столовые, школы, и больницы, Тевосян не раз говорил:
— Поступая на завод, рабочий доверяет заботу о себе и своей
семье руководителям завода, и те обязаны это доверие оправдать.
Рабочий надеется, что получит благоустроенное жилье, магазин,
с достаточным ассортиментом товаров, вкусный и сытный обед
в столовой, интересные зрелища в клубе, опытного педагога в
школе, внимательного и знающего врача в больнице и т. д. Но
все это должно быть обеспечено ему с участием руководителей
завода.
В министерстве укоренилась традиция тщательно учитывать
и быстро отмечать трудовые подвиги передовиков производства,
широко распространять их опыт Очень охотно это делал в первою
очередь сам министр. Выступая в 1948 году в Донецке на совеща-
нии металлургов юга, он говорил:
— Обмен опытом передовых людей поможет вывести всю
металлургию в первый ряд, чтобы люди могли равнятся на пере-
довиков... на таких работников, как знатный домещик обер-мас-
тер Иван Григорьевич Коробов, мастера Трофимов, Азаров, Atap-
ченко, как горновые Чалый, Кравченко, Дериглазов, газовщики
Бабенко и Козловский...
Зал сотрясали аплодисменты, а с трибуны звучали все новые
имена:
— ...как сталевары Михайлов, Цишнатый, Данильченко, Невчас,
Клименко, Кочетков, Журавлев, Ноздряков, как вальцовщики
Лавренев, Фетисов, Зайцев...
Можно себе представить, какую радость приносило это пере-
числение фамилий в докладе министра перед товарищами и чле-
нами семьи. А министр, знавший в лицо сотни передовиков метал-
лургии, продолжал оглашать все новые имена:
— ...как бурщики Дорохин, Плавин, Сердюк, забойщики Каш-
лицкпй и Бондаренко, коксовики Никитин, Обыденный, Телешов,
Самарец, Ищук... Радостно говорить вам об этом, но больно со-
знавать, что некоторые руководители предприятии до сих пор
не понимают, что рабочие в Советском государстве работают на
социалистическом предприятии. Это не просто рабочая
473
сила, это — активные строители социализма, подлинные хозяева
нашей страны, всех ее богатств, всех ее заводов. И когда рабочий
приходит на завод, надо его достойно встретить, создать все необ-
ходимые жилищно-бытовые условия, ознакомить с производством,
особенно в первый период, когда он еще мало знает завод, не
освоился со спецификой работы на нем. Некоторые руководители
заводов подходят к комплектованию рабочей силы чисто ариф-
метически: прибыло столько-то, убыло столько-то, в наличии
столько-то... А как прибыли, как устроились рабочие, каков их быт,
как справляются они с работой, кто их инструктирует,— этим они
почему-то не интересуются. Необходимо общаться с людьми,
говорить с ними по душам, объяснять им промахи, показывать,
как можно улучшить работу, — это принесет пользу и рабочим,
и коллективу завода, и лично руководителю.
Кропотливая и сложная воспитательная работа давала свои
плоды. Так, в 1946 году на восточных предприятиях страны чис-
ленность рабочих уменьшилась на17832 человека против числен
пости 1945 года, а производство металла увеличилось.
В течение первых послевоенных лет, наряду с решением мно-
гих других первостепенных проблем, усилия хозяйственного и
партийного руководства министерства были направлены на ра-
боту с людьми. Это было начало большого, можно сказать, стра-
тегического плана крутого подъема черной металлургии. Про-
изводство усложнялось, все более квалифицированным становился
труд. Но о какой квалификации кадров массовых профессий
могла идти речь, если сильна была текучесть, если мало было
заботы о быте рабочих, если па той же Магнитке в 1945 году
свыше полутора десятков тысяч рабочих жило еще в общежитиях
с двухъярусными койками?
Говоря об этом, Тевосян резонно заметил:
— Кто будет серьезно думать о повышении своей квалифика-
ции, живя в шумном общежитии с двухъярусными койками? Ведь
он пе имеет возможности отдохнуть после работы, не может
хорошо умыться, следить за чистотой, на работу идет, кое-как
выспавшись...
В 1946 году двухъярусных коек па Магнитке почти не остава-
лось. На заводах усилилось жилищное строительство.
Как-то раз на коллегии министр взял слово после доклада
директора завода «Азовсталь».
— Вот мы выслушали доклад директора завода, — сказал он
морщась. — Если вы помните, он говорил о пуске новой домны,
но мимоходом признался, что у него нет пи одного квадратного
метра жилья для новых рабочих. Пу, разве это допустимо, разве
с этим можно мириться?! Как можно эксплуатировать объект,
если у работников нет крыши над головой?! Ведь если нет жилья,
это значит, что не будет и рабочих!
Тевосян нарисовал картину скорого будущего: к концу пяти-
летки весь жилой фонд предприятий министерства увеличится
более чем в два раза. Широко будет развернуто культурно-быто-
474
вое строительство— 184 клуба, 213 бань, 235 прачечных, 415 дет-
садов, 263 помещения для яслей.
Попутно с этим велась с широким размахом работа по созда-
нию совершенной системы подготовки кадров, по организации ты-
лов металлургии, всего комплекса многосторонней деятельности.
В течение первых трех послевоенных лет черная металлургия
достигла довоенного уровня производства раньше, чем любая из
европейских стран, участвовавших во второй мировой войне. Со-
ветское правительство решило создать в 1948 году единое Ми-
нистерство металлургической промышленности. Министром ее был
назначен И. Ф. Тевосян.
— Нашего полку прибыло1 — весело говорили друг другу
работники Министерства черной металлургии.
Пришли новые люди — в основном работники включенных в
объединенное министерство бывших министерств цветной метал-
лургии и геологии. Коллектив центрального аппарата министерства
дошел до семи с половиной тысяч человек.
Тевосян стал основательно входить в курс новых отраслей,
которыми ему предстояло отныне заниматься. На его журнальном
столике появились периодические издания по цветной металлур-
гии и геологии, а в книжных шкафах пришлось отвести специ-
альные полки для литературы в этой области. Расширение поля
деятельности, конечно, вносило существенные коррективы в планы
очередных мероприятий, намеченных министерством.
Министр распорядился пригласить ведущих специалистов
цветной металлургии и геологии, чтобы посидеть с ними, разо-
браться в состоянии дел, наметить основные направления деятель-
ности. После серии подобных совещаний он направился вместе
с новыми консультантами в командировку на предприятия цветной
металлургии.
В цветной металлургии и геологии форсированно были прове-
дены те же важные мероприятия, что и в черной металлургии после-
военного времени, чтобы выровнять фронт работ Конечно, сказы-
валась специфика приданных отраслей, которую необходимо было
принимать в расчет, вставала необходимость отказаться от мерок
военного времени, пересмотреть условия труда и быта с целью
их облегчения.
Вот, например, Д. И. Гавриш, опытный химик-технолог сили-
катной промышленности, выдвигает вопрос о тяжелых условиях
труда на Первоуральском заводе динасовых огнеупоров. В самом
деле, производство вредное: рабочим завода и рудника грозит
силикотуберкулез, если не принимать мер предосторожности
Медицинское освидетельствование помогает распознать недуг в
самом начале, но иногда нужны остродефицитные медикаменты
Правильно делает Гавриш, что заранее хлопочет об этом. Надо
выписывать лекарства даже из-за границы, если понадобится;
и чтоб путевок в санатории и дома отдыха выделяли больше
— Кстати,— делает отметку у себя министр,— к вопросу об
огнеупорах вернемся, чтобы рассмотреть его основательно. Пору-
475
чить подготовить доклад группе специалистов во главе с Гаври-
шем. На очереди — катодный никель.
В кабинет входят работники цветной металлургии во главе с
П. Ф. Ломако, И. В Архиповым и И. А. Стригииым, одним из
столпов этой отрасли. Их сопровождает группа специалистов.
Она не случайно многолюдна — умышленно пригласили многих:
II. Ф. Тевосян хочет познакомиться с работниками новой отрасли
промышленности, вошедшей в объединенное министерство.
Это было не официозное заседание, не прием у начальства, а
деловая беседа компетентных специалистов, во время которой
Тевосян несколько раз связывался по телефону с директорами и
главными инженерами заводов. В конце концов ему удалось дока-
зать Стригину и его коллегам, что в организации производства ка-
тодного никеля были допущены серьезные недостатки.
— Принимаемые меры, — кончает свое сообщение И А. Стри-
гин,— не являются достаточными для устранения попадания при-
меси в катодный никель, поскольку при электролизе никеля все-
таки получается переход примеси из раствора на катод...
— А кто изучал электролиз непосредственно на предприяти-
ях? — спрашивает министр.
Стригин называет фамилию.
— Один он?! — с удивлением переспрашивает Тевосян.
— Да, — подтверждает Стригин.
— Даже самый крупный специалист при выезде на предприя-
тие не может один охватить все. А ведь обязательно нужно учесть
все факторы. Для этого необходимо обследование группой специ-
алистов.
— Вот не думал я, что нам сегодня удастся докопаться до
первопричины наших неполадок!—откровенно признался Стригин,
прощаясь с министром.
— А мне стало ясно другое — как должен работать хозяйствен-
ник, прислушиваясь к мнению людей и проявляя такт и уважи-
тельность при обсуждении вопросов,— добавил уже после выхода
из кабинета П. Ф. Ломако и, понизив голос, договорил, имея ввиду
включение промышленности цветной металлургии в объединенное
министерство: — Сдается мне, что мы будем жить и работать в
хорошем окружении.
— Ну, что у вас нового?— с интересом справляется Тевосян
у М. М. Шумова, с 1941 года посвятившего свои силы и время
изучению кислородно-конверторного производства.
— Опробовали различные методы подачи кислорода на предпри-
ятиях станкостроения, Иван Федорович,— сообщает Шумов —
Удалось выплавить годную сталь. С положительным результатом
исследовали ее в прокате. Но еще многих ввергает в сомнение
кислород, Иван Федорович!
— В сомневающихся никогда не бывает недостатка при каж-
дом новом деле, товарищ Шумов. А вам хватит кустарничать,
пора переходить на большие рельсы, войти в большую металлур-
гию. Время уже перевести вашу лабораторию в систему миипстер-
476
ства, в Центральный научно-исследовательский институт черной
металлургии— к Ивану Павловичу Бардину.
— О, ЦНИИЧермет — солидное учреждение! — просиял Шу-
мов.
Ближайшие сотрудники министра заметили, что на последних
заседаниях коллегии Тевосян выглядит озабоченным.
Однажды один из руководителей строительных работ, докла-
дывая на коллегии о ходе важной стройки, вынул записную книж-
ку и стал называть цифровые данные, заглядывая в нее. Вни-
мательно слушавший Тевосян вдруг нахмурился, прервал его,
попросил показать книжку, «которая содержит такие важные
данные». Покрасневший до ушей докладчик должен был сознать-
ся, что докладывал по памяти, а в книжку заглядывал для пущей
убедительности. Конечно, ему пришлось выслушать несколько
едких слов. Причина раздражительности министра вскоре выяс-
нилась. Он не уставал повторять своим заместителям:
— Как можно без систематического анализа работы за истек-
ший период по всем без исключения показателям обеспечить про-
гресс, двигать производство вперед?! А у нас часто и в отделах,
и в главных управлениях не любят и не умеют заниматься анали-
зом работы предприятий и отдельных участков. Надо этому на-
учиться!
Напоминание о необходимости тщательной проверки данных
вызывало у некоторой части работников предприятий ирониче-
ское отношение.
— У некоторых директоров есть настроение такого рода: «Что
это, мол, министерству вздумалось спрашивать с пас такого же
конкретного знания дела, какое требуется от мастеров и началь-
ников цеха?» — говорил министр. — Мы можем ответить таким
горе-руководителям: да, министерство требует и будет требовать,
чтобы директор и главный инженер знали положение дел на за-
воде на зубок за каждый день и за каждую смену! То же самое
относится к заместителям министра и начальникам главков, чтобы
можно было вовремя предупредить угрозу диспропорций и всячеш
ких «узких мест».
Образцом «предупредительного» анализа явилось выступление
Тевосяна на сессии Верховного Совета СССР в 1946 году. Сравне-
ние годичного цикла работ черной металлургии за ряд лет пока-
зало, что предприятия периодически снижают темпы производст-
ва металла. В чем же крылась причина такого отставания и как
можно его предупредить? Детально рассмотрев этот вопрос, ми-
нистр счел возможным представить Верховному Совету пробле-
му большого государственного значения.
Выплавка одного миллиона тонн металла требует пяти
миллионов тонн металлургического сырья. Всю эту массу необ-
ходимо разгружать, складировать, транспортировать и подавать
к доменным и мартеновским печам. В данное время все эти процес-
сы механизированы очень слабо. Необходимо оснастить метал-
лургию большим количеством специальных кранов. К сожалению.
477
краностроеиие было свернуто в годы войны, и теперь придется
приложить немало усилий для того, чтобы восстановить и значи-
тельно расширить производство кранов, а некоторые их типы —
освоить заново. Надо также полнее обеспечить металлургию само-
разгружающимися вагонами, думпкарами, электровозами и танк-
паровозами.
Сколько трудностей и осложнений пришлось бы пережить
не только металлургам, но и потребителям металлов, если бы
заблаговременно не был поставлен этот важный вопрос, не был
применен профилактический вид анализа.
Другим и, к сожалению, более распространенным видом ана-
лиза Тевосян называл анализ «аварийный», когда следует уста-
новить причину аварии или срыва выполнения планов, ослабле-
ния темпов производства. В качестве примера он приводил Маг-
нитогорский комбинат, который в годы войны некоторое время
изрядно отставал, выполняя планы на 97—98 процентов. Казалось
бы, почти полное выполнение плана не давало повода к беспо-
койству, но «аварийный анализ» был все-таки предпринят.
— Интересно, а куда же все-таки девается выплавленный
металл? — задавал себе вопрос министр. — Данные говорят о
том, что в мартеновском цехе очень много металла выплавляется
не по заказам, перемаркировывается, переназначается на другую
марку, которую никто не заказывал. Значит, надеются, что найдет-
ся какой-нибудь «дядя со стороны» — купит этот металл А что
значит выплавить не то, что заказано? Это же значит сорвать
работу целой группы заводов-заказчиков!
До министерства дошла весть, что в мартеновских цехах ме-
таллургических заводов южных районов увеличился брак: слитки
получались с грязной поверхностью, неплотные, с развитой уса-
дочной рыхлостью ликвационной зоны. Где брак — там не
выполняется план. А если к тому же увеличились и простои
мартенов?!
Министр приехал в Макеевку. Начался детальный разбор.
— Выход годного металла в мартеновских цехах у вас сни-
зился,— говорил он.— А брак металла в прокатных цехах увели-
чился. Почему это? Причин две. Это, во-первых, грубые наруше-
ния технологии разливки металла и, во-вторых, большие потери
из-за простоев мартеновских печей. Процент простоев мартенов
до войны равнялся 14. А каков показатель был в прошлом году?
32 процента! Как видите, резервы у вас есть. Так неужели руко-
водители завода не могут ускорить ремонт мартенов?!
Примерно такой же анализ был сделан и по доменным печам
Так заводские работники учились анализировать свою работу.
За прошедший год министерство не выполнило задания пра-
вительства по снижению себестоимости металла, дав перерасход
в 80 миллионов рублей. Вместе со специалистами Тевосян засел
за тщательное изучение показателей. Обстоятельный анализ себе-
стоимости металла дал поразительную картину. Министр развер-
нул ее на совещании актива заводов черной металлургии.
478
— По действующим предприятиям мы подучили экономию в
207 миллионов рублей. Но восстанавливаемые предприятия дали
перерасход в 286 миллионов рублей, то есть поглотили всю эко-
номию, которую дали предприятия действующие... А в текущем
году нам предстоит сэкономить 760 миллионов рублей, в том
числе по восстанавливаемым предприятиям, то есть по южной
металлургии, — почти полмиллиарда. Ясно, что центр тяжести
этой работы перемещается на юг...
Последовало скрупулезное перечисление стоимости сырья, ма-
териалов, топлива, металлодобавок, начался разговор о нормах рас-
хода руды и выносе колошниковой пыли, о скрапе, о прочих компо-
нентах. Последовал каскад примеров использования мартеновской
окалины и сварочного шлака, о неплотностях в воздуходувках,
кауперах и фурменных приборах, вызывающих хищническое рас-
ходование дутья; о выработке на одного рабочего по каждому
заводу, о расходе электроэнергии, о многом другом.
И сейчас, спустя десятилетия, можно приводить этот анализ
в поучение молодым хозяйственникам: в своей методической осно-
ве он нисколько не устарел.
Так тщательный анализ всех видов служил верно Тевосяну и
его соратникам в их огромной работе по руководству металлургией
страны. Словно прожектором освещал он отстающие участки, и
в его свете становилось ясным — в чем причина отставания, где
скрыты резервы, что нужно предпринять, чтобы покончить с
отставанием.
13 июня 1949 года И. Ф. Тевосян был назначен заместителем
председателя Совета Министров СССР. Металлурги приняли эту
весть с гордостью, видя в этом назначении признание и его за-
слуг, и заслуг всей металлургии страны. Не могло не возникнуть
опасения, что теперь И. Ф. Тевосян уже не сможет уделять метал-
лургии столько внимания, сколько уделял до того.
— Э, нет, эта опасность не грозит! — уверенно заявляли вете-
раны металлургии.— Металлургия остается в его ведении, она
у него — в крови.
И они были правы, металлурги. Более того, в 1950 году, оста-
ваясь заместителем главы правительства, И. Ф. Тевосян был
одновременно назначен и министром чернои металлургии, хотя
цветная металлургия была снова выделена в самостоятельное
министерство так же, как и геология. Ему были поручены металл,
уголь, нефть, газ, химия, разведка недр и строительство тяжелой
промышленности, а положение давало возможность непосред-
ственно заниматься металлургией, помогать ей.
В те годы сше не были завершены работы на заводе имени
Дзержинского. Металлургическое оборудование имеет подчас пря-
мо циклопические размеры: встречаются прокатные станы весом
до 20 тысяч тонн и протяженностью до километра. Так, стан
«600» на Коммунарском заводе имел длину в 900 метров. Работы
479
на заводе им. Дзержинского велись сложные, требовали четкой
кооперации, что иногда вызывало междуведомственные трения.
В кремлевском кабинете Тевосяна нередко собирались «враж-
дующие» стороны. Одну из них представлял тогда Д. А. Вино-
градов, металлург по образованию, руководивший трестом «Союз-
прокатмонтаж».
— Ты уже начал монтаж в Дзержинске, товарищ Виногра-
дов?— обратился к нему Тевосян.
— Побойтесь бога, Иван Федорович, как я могу начать мон-
таж? Оборудование ведь надо подвозить, а подъездные пути
еще не готовы.
— Товарищ Виноградов не в курсе дела: пути уже давно уло-
жены!— с самоуверенной улыбкой возразил представитель мини
стерства-строителя.
— Если это так, в чем же тогда дело?
— Пе готовы пути, Иван Федорович: ведь подбивка-то долж-
на быть из щебенки, а щебенки нет. Поставишь вагон, а он на-
кренится— и готова авария...
— Да нет, не так обстоит дело, вы ошибаетесь!..— снова оп-
ровергает представитель строительной организации.
Тевосян взглянул на него—молча снял трубку телефона, пере-
ключив селектор так, чтобы ответ с Дзержинского заводоуправ-
ления был слышен всем.
— Подбивка путей еще не закончена, но наметили обязательно
закончить ее сегодня,— ответили из Дзержинска.
Строитель обомлел.
— Кто же из вас не в курсе дела? — спросил спокойно
Тевосян.
— Извините, Иван Федорович. Был введен в заблуждение
ложной информацией. Обещаю разобраться и узнать, кто меня
надул, и еще обещаю не полагаться на чужой подсказ, не про-
верив его достоверность,— поборов смущение, ответил предста-
витель строительной организации.
Чистосердечное признание спасло,— Тевосян не прощал пред-
намеренной лжи и уверток. Но на завод имени Дзержинского он
все же решил послать междуведомственную комиссию, и с этой
поездкой у того же Виноградова снова вышла неувязка: ему
нужно было устроить жену в родильный дом. Хлопоты заняли
весь субботний день, в воскресенье же он пе смог купить билет.
А в понедельник — повое совещание в министерстве, и раз ты в
Москве, то на этом совещании нужно быть. Виноградов был уве-
рен, что ему не миновать неприятности,— секретариат Тевосяна
проверял, все ли командированные выезжают на места вовремя.
Заметив входящего в кабинет Виноградова, Тевосян холодно
спросил:
— Почему вы не выполнили предписания и нс выехали на
объект в составе проверочной комиссии?
Виноградов коротко рассказал, почему не смог выехать, и за-
кончил словами:
180
— Сеичас все в порядке, билет в кармане.
Ну, кто же родился наследник или наследница? — смяг-
чился сразу 1евосян.
Дочка, смущенно улыбнулся Виноградов.
— Тогда примите наши общие поздравления! — подобрел сов-
сем министр, оглядывая заулыбавшихся участников совещания.—
Теперь ничто не мешает вам выехать, не так ли?
— Ну, конечно!
Рельсоблочныи стан в Днепродзержинске, три могучих про-
катных стана в Жданове, Тагиле и на Урале... Советская метал-
лургия набиралась сил.
Временами подводили строители, и Тевосян, у которого чем-то
органичным было стремление к организованности и рациональной
затрате труда и усилий, с горечью выговаривал:
— Сколько времени и сил пропадает у вас зря... И когда вы
научитесь работать по комплексному недельно-суточному графику?!
Очень советую присмотреться к нашему министерству—внедрение
таких графиков уже дает ощутимый эффект.
Тевосян утверждал это не на основе одних лишь докладов с
мест, он объехал ряд заводов, чтобы лично убедиться в эффек-
тивности нового метода. Особенно хорошо привился график на
заводе «Запорожсталь», и лишь в машинном зале центральной
электростанции Тевосян обнаружил брак в укладке плиточной
облицовки. Выяснив, что укладку вела бригада военнопленных,
он распорядился вызвать бригадира. Когда тот явился, Тевосян
на немецком языке указал на недоделки и брак, предложил из-
менить порядок укладки, чтобы не допустить дефектов.
«Откуда этот спокойный смуглый человек знает наш язык и
все тонкости техники укладки?!» — поразился в душе бригадир
и, едва дождавшись ухода Тевосяна, с любопытством спросил:
— Кто это был? — И широко раскрыл глаза, услышав
в ответ:
— Заместитель председателя Совета Министров Советского
Союза.
По всей необъятной стране размещены ныне очаги металлур-
гии, шахты, рудники и газопроводы. Лет пятнадцать назад карта
выглядела уже достаточно внушительно Работы велись и за
Полярным кругом, и в субтропиках.
Для строившегося Череповецкого завода, например, нужна бы-
ла руда. Ее должны были добывать в суровых условиях Олене-
горского рудоуправления на Кольском полуострове, где прихо-
дилось бороться со стихией, преодолевать бездорожье
В субтропиках, на земле Грузии и Азербайджана, в Рустави
и Сумгаите, подымались заводы — поставщики металла, труб,
руды и угля для страны. В Армении были разработаны мероприя-
тия по наращиванию производства меди и молибдена. Со всей
необходимой документацией в Москву выехали первый секретарь
16 А. Арзуманян
481
ЦК Армении Г. А. Арутюнян и заведующий промышленным от-
делом ЦК КП Армении С. А. Мелкумян. Им предстояло выдвинуть
предложения о завершении Каджаранского и начале строительства
Агаракского и Дастакертского комбинатов
В Кремле их принял И. Ф. Тевосян. Он расспрашивал о жиз-
ни трудящихся республики, интересовался успехами ее промыш-
ленности, планами строительства новых предприятий, развитием
энергетической базы и сельским хозяйством.
— Почему Зодское месторождение золота вами законсервиро-
вано? — поинтересовался он.— По данным и истории, и геологи-
ческой разведки, здесь должны быть богатые залежи. Ведь в прош-
лом там находились золотые рудники царей Армении. Это—
дело стоящее, не откладывайте разведок.
Затем, перейдя к конкретному рассмотрению предложений
о развитии медно-молибденовой промышленности, он сказал:
— Производственная часть разработана неплохо, но вот во-
просы жилищно-бытовых условий рабочих и служащих оставлены
почти без внимания. Между тем могут ли хорошо себя чувство-
вать, жить и работать на высоте более двух тысяч метров люди,
если у них не будет благоустроенного жилья, школ, детсадов, по-
ликлиники, бани? Я уж пе говорю о том, что человеку всегда
нужна духовная пища — клуб, библиотека, кино... А вы эту часть
предложений или вовсе не разработали, или подошли к ней фор-
мально, без всякого подсчета и обоснования.
Обращаясь к Г. А. Арутюняну, Тевосян спросил:
— Как вы думаете, Григорий Артемьевич, разве пе надо было,
внося предложения о строительстве Каджаранского, Агарак-
ского и Дастакертского комбинатов, сразу же оговорить вопро-
сы быта работников? Ведь они н? менее важны, чем само про-
изводство.
— Видите ли, Иван Федорович, нам казалось, что все это само
собой разумеется.
— Это надо было сделать параллельно с предложениями о
строительстве комбинатов,— подчеркнул Тевосян.— Если вместе
со строительством предприятия будет идти и строительство жилого
комплекса, люди охотно придут работать, тем более если это
предприятие возводится почти на голом месте Приступайте
немедля к строительству благоустроенного поселка с хорошими
бытовыми условиями. Приглашайте высококвалифицированных
специалистов и рабочих, ведите строительство и промышленных
объектов, и всего того, что необходимо для нормальной жизни,
труда и отдыха работников. Тогда дело у вас пойдет!
Через несколько дней было подписано постановление прави-
тельства о строительстве объектов медно-молибденовой промыш-
ленности в Армении. Перед отъездом Г. А. Арутюнян пришел
прощаться с Иваном Федоровичем, который, очень тепло отозвав-,
шпсь об энтузиасте производства огнеупоров в Армении Мами-
коне Оганесяне, с улыбкой сказал по-армянски: «Чудесный чело-
век, ио невозможно упрямый!»
482
По возвращении в Армению, по поручению Г. А. Арутюняна,
были подняты все материалы геологического фонда, проведены
совещания с ведущими специалистами, опрошены старожилы
уроженцы Басаргечарского района, где находится Зодское место-
рождение золота. Внимательно исследовали несколько образцов
кварца с крупными кристаллами серного колчедана (частого спут-
ника золота), взятых в истоках реки Мазрик, в районе забро-
шенного Зодского рудника. В речных наносах было установлено
до 10 зерен самородного золота на ковш.
Проблемой золотоносности территории Армении заинтересо-
вался трест «Кавзолоторазведка». В сводке, составленной под ру-
ководством академика И. Г. Магакяна, говорилось, что золото
обнаружено в аллювии рек Шишкар, Тохлуджа, Караиман и Маз-
рик иногда в ассоциации с самородным оловом и киноварью.
Размер золотинок от 0,1 до 1,0, форма пластинчатая и крючкова-
тая. Наибольший интерес, по данным сводки, установившей на-
личие золота и в бассейне озера Севан, представляли река Шиш-
мар и верховья реки Мазрик.
Именно здесь было открыто Зодское месторождение, и таким
образом прогноз как в отношении места залегания, так и типа
оруденения полностью оправдался. По заключению разведочной
партии, месторождение, безусловно, заслуживало детальной раз-
ведки и относилось к очень перспективному золототеллуровому
типу так называемой «молодой золоторудной формации».
Согласно архивным и историческим данным, на территории
Армении во многих пунктах добывались и плавились железные
руды. Геологи Армении описывали десятки выходов железных
руд, остатки железоплавильных печей, древних выработок с отва-
лами, скопления шлаков.
Между прочим, сведения о древней металлургии Армении име-
лись и у Ивана Федоровича Тевосяна, который живо интересо-
вался проблемой железных руд на территории Закавказья и осо-
бенно Армянской ССР.
— По заданию Ивана Федоровича,— рассказывает академик
Магакян,— нами была подготовлена и передана уже в 1947 году
докладная записка о перспективах поисков железных руд в Ар-
мении. Однако в самой среде геологов оказались скептики, иног-
да достаточно авторитетные, которые отрицательно оценивали
перспективы на железо, а относительно отдельных районов писа-
ли даже, что «железных руд в районе быть не может». Указыва-
лось также, что разработка в древности не является еще доводом,
подтверждающим наличие значительных запасов руд, ибо наши
предки могли довольствоваться очень небольшими выходами руд
и в условиях рабского труда разрабатывать их.
Вот тут и пришел нам на помощь и поддержал своим авто-
ритетом министра и крупного специалиста в области черной ме-
таллургии Иван Федорович Тевосян — на поиски и разведку же-
лезных руд в районах Кохб и Раздан были отпущены небольшие
средства, и с 1947 года здесь начались работы. Успех пришел
16*
483
не сразу; наоборот, вначале были одни огорчения — неудачно за-
данные первые штольни и буровые скважины не встретили на
глубине железных руд. В связи с этим даже скромные оценки
запасов по выходам на поверхности, произведенные геологами
Армении, казалось, не оправдывались: в районе Кохба вместо
оценки в 20 млн. т. руды было выявлено только 2 млн. т., в Раз-
дане вместо 20 млн. т. соответственно только 5 млн. т руды;
работы были прерваны, и все дело оказалось под угрозой.
Тщательный анализ материалов предварительных работ по-
казал, однако, что разведка не может считаться законченной и
что в Раздане, например, горные выработки не вышли из богатых
руд, а следовательно, запасы их не могли быть оценены пра-
вильно. Наши геологи настаивали на возобновлении работ, обо-
сновывали перспективы еще ряда новых участков (Абовян, Агар-
цин, а позднее Сваранц и др.) и обратились за поддержкой
в ЦК КПА и снова к министру черной металлургии И. Ф. Тево-
сяну.
И снова такая поддержка была оказана. Работы теперь
уже в более крупных масштабах охватили три наиболее перс-
пективных месторождения Армении — Раздан, Абовян и Сва-
ранц.
Разданское месторождение оказалось настолько высоким, что
здесь ныне проектируется производство специальных сталей и
сплавов на базе этих руд; Абовянское месторождение, кроме вы-
сококачественных концентратов, будет давать апатитовые концен-
траты — ценное сырье для фосфорных удобрений; Сваранцское
месторождение с огромными запасами железных руд, содержа-
щих примесь титана и ванадия, может стать базой производства
ванадиевых качественных сталей на месте и будет поставщиком
богатых концентратов (агломерата) для Руставского комбината.
Запасы железных руд в указанных месторождениях в сумме рав-
ны двум Дашкесанам.
Сейчас, добившись этого нелегкого успеха, геологи Армении
с признательностью вспоминают человека большого ума и сердца,
государственного деятеля — министра и крупного специалиста
Ивана Федоровича Тевосяна, который своим горячим участием
и доброжелательной поддержкой очень помог успешному ходу
дела.
Разведка недр все ширилась,— энергично велись поиски га-
зовых месторождений, прокладывались колоссальные газопроводы.
По бесчисленным маршрутам уходили на разведки полезных иско-
паемых все новые и новые партии геологов.
Завершался период вхождения в круг ответственных обязан-
ностей. Работа шла нормально, постепенно высвобождалось вре-
мя для нового крупного наступления — черная металлургия уже
была в состоянии сделать еще один гигантский шаг вперед, чтобы
184
можно было осуществить давние замыслы. А они и в самом деле
были давними, но нужно было выждать, подготовить условия,
чтобы можно было осуществить их.
Тевосян мысленно возвращался к довоенным годам, к планам,
возникшим у него еще тогда, когда он был руководителем объе-
динения «Спецсталь»/ Он не раз говорил молодым специалистам,
что не удовлетворен работой объединения, хотя оно и было с
похвалой упомянуто на партийном съезде. Ему казалось, что ра-
бота идет рывками, что нет в ней системы, нет должной органи-
зованности; что при наличии такой системы основой всего должна
стать научно разработанная технология, которую будут неукосни-
тельно соблюдать все заводы, чтобы повсюду на одинаково высо-
ком научно-техническом уровне варили металл и готовили прокат,
а не по старинке — кто во что горазд.
Он знал, что научная разработка такой технологии — дело
весьма сложное и ответственное. Надо было бережно учесть опыт
целого десятилетия, все, рожденное творческой инициативой ме-
таллургов в героические годы Отечественной войны; учесть новое
в мировой металлургии, отметая то, что является данью вчераш-
нему дню.
При огромной перестановке людей и техники в годы войны
трудно было совершенствовать технологию, хотя еще до того
группа крупнейших специалистов начала разработку ее основ, но
теперь все становилось на свои места: закрепились и повысили
квалификацию кадры массовых профессий, больше стало инже-
неров и техников, обновилась и усовершенствовалась техника.
Значительно исправнее работали тылы, ровнее шло снабжение
сырьем, топливом, электроэнергией. Намного опытнее стали ди-
ректоры и главные инженеры предприятий, подобран высококва-
лифицированный, политически подготовленный и дисциплиниро-
ванный коллектив Министерства черной металлургии и других
министерств и ведомств, которыми он призван заниматься по раз-
делению обязанностей в Совете Министров СССР
Так в военном деле складывается, назревает обстановка, ког-
да стратег чувствует, что настала пора для решающей опера-
ции.
Совещание по вопросу интенсификации производственного про-
цесса открылось выступлением Тевосяна.
— Установить грамотный технологический процесс и точно
выполнять его — это значит ликвидировать потери производства
из-за брака и простоев, вызванных нарушением технологии. Точно
соблюдать технологию — это значит ликвидировать потери сырья
и материалов, ликвидировать излишнюю затрату рабочей силы
и износ оборудования. Точно соблюдать установленный техноло-
гический процесс — это значит обеспечить ритм производственного
процесса, дать идентичную по качеству продукцию, когда одно
изделие похоже на другое, одна плавка неотличима от другой
плавки этой же марки. Точно соблюдать технологический процесс -
это также значит ликвидировать нарушение графиков производ-
485
ства, ликвидировать срыв выполнения оперативных планов, преду-
предить большинство аварий..> В этом секрет примерной поста-
новки производства! — закончил Тевосян.
На одном из заседаний коллегии министерства снова слушался
доклад о результатах опыта применения кислорода в доменных
печах. Докладывал М. А. Шаповалов, приводя веские доводы,
со всей очевидностью говорившие о пользе кислородного дутья.
Некоторые работники министерства выступили со скептическими
замечаниями.
— При таком поверхностном отношении к вопросу кислород
так и не получит путевки в жизнь. Может оказаться так, как
бывало в старину: создадут у нас что-либо хорошее, начнут этому
новому вставлять палки в колеса, — оно и уйдет за границу.
Там его быстрее внедрят, найдут куда приспособить. А мы потом
боремся за приоритет—и покупаем патент! — дал отповедь скеп-
тикам академик И. П. Бардин.
Одернул скептиков и Тевосян:
— Надо сказать энтузиастам кислородного дутья спасибо и за
то, что ими уже сделано. Правда, это еще не 50 процентов успе-
ха, обещанного Шаповаловым, но спасибо и за 30 процентов!
Надо им помочь добиться полного успеха, а не «сомневаться» с
закрытыми глазами. А ну, товарищ Шаповалов, говори — в чем
тебе помощь нужна?
Шаповалов что-то мялся.
— Что же ты, не знаешь, что тебе нужно?—засмеялся Тево-
сян.
— Надо было бы построить кислородные блоки на Магнитке,
в Кузнецке и еще один на юге, Иван Федорович.
— Сколько всего будет построение—не знаю, но один блок
на юге построим, — твердо обещал Тевосян и тут же распорядил-
ся, чтобы директору завода «Запорожсталь» Бабарыкнну бы-
ло дано указание построить кислородный блок производительно-
стью в 12 500 кубометров для проведения опытов в доменных
печах.
Тогда же, летом 1950 года, вопрос о применении кислорода об-
суждался на заседании бюро Совета Министров по металлургии
и геологии, у Тевосяна. Когда вызванный на заседание Ша-
повалов сказал, что доклада у него нет, Тевосян серьезно спро-
сил:
— А по пальцам доложить не сможешь?
— Доложу по памяти,— отозвался не понявший его Шапо-
валов— и сделал поистине блестящий доклад. Даже ярые люби-
тели перебивать докладчиков репликами молчали.
Кислородная проблема превратилась в государственное де-
ло, на ее решение было ассигновано свыше 250 миллионов руб-
лен.
После заседания Тевосян задержал Шаповалова и спросил:
— Что это ты нахохлился? Что-нибудь не так?
И Шаповалов откровенно сказал, что план министерства по ис-
486
пользованию кислорода неоправданно сужен, нуждается в пере-
смотре.
— Ну, об этом не тужи—пересмотрим! — улыбнулся Тево-
сян.— Ты мне скажи, как живет и работает Мозговой?
Давно ушел подбодренный Шаповалов, а задумавшийся ми-
нистр сидел за своим столом, глядя на запись в настольном кален-
даре: «Проверить, как идет дело в Енакиево...»
На Енакиевском металлургическом заводе намечено было про-
вести несколько серийных плавок с применением чистого кисло-
рода, который доставляли туда в сжиженном виде с Балашихинско-
го завода. Тевосян с таким интересом следил за этими опытами,
что распорядился учредить специальную диспетчерскую службу,
и ему регулярно докладывали о поступающих в Енакиево железно-
дорожных цистернах с жидким кислородом.
Борьбу за внедрение кислорода смело можно было сравнить
с артиллерийской подготовкой наступления на технологическом
фронте. Эту артподготовку вели многочисленные энтузиасты
своего дела.
Во время поездок по предприятиям Тевосян не раз во время
бесед с работниками убеждался, что в начатое наступление вклю-
чаются все более и более широкие массы металлургов, нефтя-
ников и шахтеров. Требование изучить новую технику, применять
и осуществлять все, что могло повысить коэффициент использова-
ния металлургических агрегатов и производительность труда не
только на новопроектируемых или уже строящихся заводах, но
и при капитальных ремонтах старых предприятий,— встречало
полное понимание на местах.
Между тем все шире проектировались и неустанно возводи-
лись большой мощности доменные и мартеновские печи, прокатные
станы и коксовые батареи; форсированно строились фабрики для
спекания пылевидных руд; внедрялось применение кислорода в
мартеновском производстве для интенсификации процесса выплав-
ки стали; совершенствовалось производство стали и ферроспла-
вов в электропечах. Благодаря всем этим мероприятиям советская
металлургия вышла на второе место в мире и по экономическим
показателям, и по общему производству.
Когда ключ для решения всего комплекса проблем производ-
ства— совершенная технология и организация труда — удачно
найден, если налицо знание новейших достижений науки и тех-
ники, особенно поражают отдельные случаи срыва производствен-
ных заданий, неумение уложиться в нормативы по срокам и каче-
ству. Может быть, дело в консерватизме отдельных работников,
может быть, у людей неправильно организован рабочий день?
Ведь день — не резина, его не растянешь, нужно уметь уклады-
ваться в его неизменные пределы, надо научиться всем работать
так, чтобы успевать сделать все, что положено за данный
срок.
Тевосян недаром сделал у себя заметку относительно снакиев-
187
ского завода — завод, всего три месяца спустя после изгнания фа-
шистов выдавший первый чугун, теперь стал хромать. Было на-
значено заседание коллегии, на которое получила приглашение
группа руководящих работников завода. После краткого вступи-
тельного слова, огласив неутешительные показатели по заводу,
Тевосян обратился к начальнику прокатного цеха:
— Расскажите нам подробно, как вы строите свой рабочий
день?
— Прихожу на завод в восемь часов утра,— начал тот. — До
11 часов обхожу свой цех, чтобы узнать — как идет работа: в 11
часов надо быть на «рапорте» у директора. Захожу в кабинет ди-
ректора, сижу там на «рапортах» час-полтора...
— А бывает что-либо дельное на этих «рапортах»?
— Какое там — чистая говорильня!— махнул рукой начальник
цеха.— После «рапорта» весь инженерный состав отправляется по
квартирам — обедать...
— А как же работают цехи? Без начальства?
— Как бог на душу положит. Ну, прихожу после обеда в цех.
Три раза в неделю с двух до трех часов принимаю рабо-
чих...
— Значит, всего три часа в неделю?
— Да, три.
— А вы не слышали, что говорил о таких приемах Серго Орд-
жоникидзе?
— Не приходилось, товарищ Тевосян.
— Когда кто-то из его помощников вывесил без его ведома бу-
мажку с указанием приемных часов, товарищ Серго сначала спро-
сил, какой чудак до такой чепухи додумался, а потом распоря-
дился повесить объявление, что товарищ Серго Орджони-
кидзе принимает посетителей в любое время и на службе, и
дома у себя.
— Буду знать...
— А что делает за день директор завода?
— После обеда просматривает почту. Потом вызывает работни-
ков цехов, выясняет с ними текущие вопросы, уточняет задания
на следующий день. В семь часов уходит домой.
— И вы — тоже?
— Мы тоже.
— Ведь это же мотовство времени! Где у вас планирование
времени? Разве не говорили вам — проверяй себя: день прошел —
спроси себя, что сделал за день; неделя прошла — проверь, что
сделано за неделю, выполнил ли работу, которую должен был вы-
полнить? Ну, а вопрос об организации рабочего дня обязательно
потянет за собой вопрос о стиле работы вообще... о стиле работы
и па предприятиях, и в самом министерстве. Ведь не секрет, что
часто работники министерства не могут пробиться к начальникам
главков. Давайте выясним, в чем же тут причина?
Тевосян сделал паузу, оглядел притихших участников сове-
щания.
488
— А причина состоит в том, что начальники в главках... поздно
уходят домой!
— Как это—причина в том, что поздно уходят домой?
— Да, в этом: раз они в два-три часа ночи уходят домой, то
и приходят-то, как правило, к 11 часам на следующий день. Через
несколько часов — обеденный перерыв. А за это время секретари
бегают, как угорелые, тратят уйму времени, чтоб их найти. Это
касается почти всех начальников главка (думаю, каждый про себя
примерно сообразит, кого я имею в виду). И выходит, что аппарат
работает почти без руководства...
Подчас одобрительный гул выразительней некоторых резолю-
ций. В подобных случаях проштрафившиеся дают в душе зарок
никогда больше не попадать под обстрел и уже с искренним
стремлением исправить ошибки слушают полезный урок.
Следующий раздел выступления предназначался для работ-
ников предприятий. Рецепты предельно просты и конкретны, ка-
жутся чем-то сами собой разумеющимися. Но люди достают блок-
ноты: ведь тут много молодых руководителей, а их в вузах так
предметно никто не учил. И бегают перья, записывая:
«Сразу же с утра проверить работу каждого агрегата за ис-
текшие сутки; выяснить, как выполнено задание по каждому агре-
гату; если недовыполнено, — установить, что мешало работе; де-
тально выяснить, как выполнялся технологический процесс; какие
имелись нарушения, отступления от технологических инструкций;
проверить правильность анализа работы, данного начальником
цеха; принять по всем этим вопросам оперативные решения».
— Но этого мало: не всегда руководителю удается сочетать
решение узловых проблем и параллельно заниматься мелкими
текущими вопросами. Предположим, директор пришел в свой каби-
нет—и начинается цепная реакция: звонки то из цехов, то из
Москвы, вызовы на заседания. Суматоха длится целый день. Надо
организовать рабочий день по строго намеченному плану, ни в
коем случае не сбиваться с ритма. Вот, скажем, этот день недели
он должен посвятить транспортному цеху, узнать, как там идет
работа. На следующий день — заняться с главным механиком,
узнать, как обстоит дело с запасными частями. На следующий
день — проверить, что делается на мартене. И это не просто
так — пошел, посмотрел, остановился, послушал, что скажут,
и все... Как будто походя можно что-либо узнать. Такой променад
ничего не даст ни людям, ни ему, человек только устанет. Придет
он в кабинет уже утомленный, а там на него наваливается бумаж
ная лавина, телефонный трезон, и пойдет круговерть. А потом,
обязательно, непременно надо каждый день выкраивать опреде-
ленное время для пополнения знаний в своей области, кто не
идет вперед, тот не стоит на месте, а отстает! В секретариате
министерства имеется обширный список периодической науч-
но-технической литературы по металлургии, с которым, я
думаю, интересно познакомиться всем участникам этого сове-
щания...
489
Наступление развернулось в двух главных направлениях—по
линии совершенствования технологии производства и по линии
совершенствования технологии управления.
На приеме у Тевосяна горный инженер, бывший начальник
молибдено-вольфрамового комбината в Кабардино-Балкарии, а
затем директор Туманянского рудоуправления «Главогнеупора»
Наркомчермета М. Л. Оганесян. Ему поручено представить доклад
о единственной в СССР сырьевой базе камненодобных огнеупор-
ных пород Туманянского месторождения в Армении.
Выслушав доклад и просмотрев обоснования, Тевосян распоря-
дился передать доклад для проверки данных в «Главогнеупор».
Получив положительное заключение руководства «Главогнеупо-
ра» СССР, он вызвал М. Л. Оганесяна. Открыв его личное дело,
Тевосян хотел было уже подписать подготовленный приказ о на-
значении Оганесяна директором Туманянского рудоуправления
и завода огнеупоров, но спросил:
— Сколько времени собираетесь вы работать в Туманяне,
товарищ Оганесян?
— Думаю проработать два, два с половиной года, Иван Тевад-
росович, — ответил Оганесян.
Тевосян отодвинул приказ и решительно сказал:
— В таком случае я вас назначить директором этого пред-
приятия не могу!
— Почему? — удивился Оганесян.
— А потому, что у нас в Наркомчермете существует традиция:
директор предприятия должен работать минимум пять лет, не
меньше. Почему именно пять лет? А потому, что вновь назначен-
ный директор первый год приносит предприятию только вред.
.Второй год он возмещает нанесенный вред и лишь три года рабо-
тает с пользой для дела. А вы собираетесь навредить, возместить
причиненный вред и уйти?! Мне такого директора не требу-
ется.
— Я полагал, что должен построить этот объект и, закончив
его, перейти на другой. Но если вы считаете, что мне надо быть
там не менее пяти лет, как солдат партии, обязуюсь поступить по
вашему указанию.
Тевосян подписал приказ и поздравил Оганесяна с назначе-
нием, после чего обратился к нему со словами:
— Товарищ Оганесян, я прошу вас осуществить строитель-
ство Туманянского рудника и завода непременно винтерскпм
способом!
— К сожалению, я с этим способом не знаком,— смущенно
признался Оганесян.
— Винтер — это крупнейший гидростроитель, построивший
Днепрогэс и другие важные объекты в Союзе. Сущность его спо-
соба заключается в том, что он начинает строить в первую очередь
подъездные шоссейные и железные дороги, водопровод, капали-
490
зацию, линии энергоснабжения, телефонную связь; затем—жи-
лые дома, объекты культбытового строительства (бани, шко-
лы, детсады, ясли, столовые, медицинские учреждения) и, лишь
по мере их завершения, приступает к строительству уже непосред-
ственно промышленных объектов с таким расчетом, чтобы ввод
их в эксплуатацию был выполнен точно в установленный срок.-
Это — первый мой совет вам. А вот второй: когда вам понадо-
бится решить какой-либо принципиальный вопрос по работе,
начните подготовку его с низовых звеньев. Поясню на примере:
когда мне надо добиться решения какого-либо вопроса в Госплане
СССР, я никогда не обращаюсь сразу к товарищу Вознесенскому,
а иду сначала к специалисту соответствующего отдела, а затем—
к руководителю этого же отдела. А Вознесенский для разрешения
выдвинутого мною вопроса должен обратиться за заключением к
тем работникам, у которых я уже побывал, которые уже в курсе
дела, и решение не затягивается. И последний мой совет вам —
помните, что директор предприятия должен быть инициативным
руководителем, не бояться принимать разумные и обоснованные
решения, но не считать себя единственно компетентным судьей
в специальных вопросах, а прислушиваться к мнению людей
знающих.
Приказом министерства ввод в эксплуатацию Туманянского
завода огнеупоров и рудника был предусмотрен в ноябре 1950 го-
да. Однако из-за неудовлетворительного руководства ходом
строительных работ со стороны треста «Главюгострой» Министер-
ства строительства предприятий тяжелой индустрии и плохого
снабжения строительными материалами и оборудованием пуск
этих объектов был сорван В связи с этим И. Ф. Тевосян вызвал
к себе представителей «Главогнеупора», «Главоборудования»,
«Главстроя», «Главснаба» и других главков министерства.
— Каждый пятый рубль государственного бюджета направля-
ется на развитие черной металлургии, и мы с вами ежегодно вво-
дим в эксплуатацию десятки крупных предприятий, осуществляя
это требование партии и правительства. Почему же в этом неболь-
шом строительстве мы оказались такими несостоятельными?
Может быть, потому, что это касается Армении, Тевосяна, Огане-
сяна?! Так это же бессмыслица, явное заблуждение! Закавказ-
ский металлургический завод в Рустави, Бакинский трубопрокат-
ный в Сумгаите и Туманянский завод огнеупоров в Армении — это
важные узлы металлургической промышленности всего Закавка-
зья и Северного Кавказа! Кто же дал нам право срывать пуск
таких объектов, которые особым постановлением Совета Минист-
ров СССР предусмотрены к сдаче в строго определенный
срок?!
Туманянский завод огнеупоров и рудник были введены в
эксплуатацию в декабре 1951 года, работают успешно. Рудник
дает ежегодно 75 тысяч тонн огнеупорного сырья, завод выпус-
кает 60 тысяч тонн огнеупорных изделий класса «Б» и «В» и
20 тысяч тонн огнеупорного порошка — мертеля Намечено строи-
491
тельство второй печи для обжига, с вводом которой мощность
рудника достигнет 150 тысяч тонн огнеупорного сырья, а мощ-
ность завода— 120 тысяч тонн огнеупорных изделий и 20 тысяч
тонн мертеля. Общие запасы огнеупорного сырья Туманянского
месторождения исчисляются десятками миллионов тонн природ-
ного шамота.
Отмечалось двадцатилетие Магнитогорского комбината.
Вместе с Тевосяном в специальном самолете в Челябинск вы-
летели А. Фадеев и академик И. П Бардин. На Челябинском
аэродроме их встретили руководители области и директоры ме-
таллургических заводов города. Не успел самолет приземлиться,
как наступили сумерки. Тогда в Челябинске самолеты отправляли
и принимали только в дневное время.
— Еще бы немного — и мы опоздали на посадку, хотя обычно
опаздывают к вылету самолета,— пошутил Тевосян.
Сразу же после приветствий Тевосян спросил:
— Ну, к кому первому едем на завод?
Директоры молча переглянулись. Все понимали, что у Тево-
сяпа, занимающего большой государственный пост, на счету
каждая минута времени, но ведь и ему, п его спутникам после
такого утомительного полета необходим отдых... Секретарь об-
кома предложил отложить обход заводов на утро, и его охотно
поддержали Бардин и Фадеев.
Покачав головой, Тевосян сказал:
— Ну, раз никто из директоров нас пригласить к себе на за-
вод не жаждет, тогда я приглашаю всех к себе. Поехали’
Никто не догадывался, куда он собирается везти всех. На ули-
це Свободы автомашина свернула к вокзалу, остальные поехали
за нею. Перед зданием вокзала машина Тевосяна остановилась,
он вышел и пригласил всех следовать за ним. Вскоре все уже были
в специальном вагоне, который был предоставлен Тевосяну для
поездок в районы. Завязалась оживленная беседа. Тевосяна ин-
тересовала работа челябинских заводов, Бардина — работа домен-
ных печей. Фадеев молча пил чай, внимательно прислушиваясь
к беседе и иногда делая пометки в толстой тетради.
Когда чай был выпит, Тевосян посмотрел на часы:
— А ведь только девять... Может, махнуть на трубопрокатный
завод, а? Как вы смотрите на это, товарищ Токовой?— с улыбкой
обратился он к директору завода.
— Поздновато уже, Иван Федорович, не доберемся туда —
ведь на заводе большое строительство, все дороги чертовы строи-
тели перерыли, — развел руками Токовой.
Значит, сейчас разрушены. А что, к утру их успеют отре-
монтировать? — серьезно спросил Тевосян.
Директор пе нашелся, что ответить.
— А ведь хорошо, когда на подступах к заводу дороги
в нужный вид приводят, — с невинным видом проговорил Тево-
сян.
Взгляды директоров ферросплавного, электродного и абра
492
зивного заводов встретились — у них тоже «старались» строители.
Фадеев, сдерживая улыбку, снова что-то черкнул в своей тет-
радке.
Так произошел редчайший случай— в график обследований
Тевосяна была внесена поправка:
— Утром осмотрим металлургический, а в полдень ферро-
сплавный, после обеда — трубопрокатный.
На другой день с утра началось ознакомление. На завод при-
ехали Тевосян, Бардин, Фадеев и секретарь обкома. Тевосян
расспрашивал о работе каждой печи, беседовал с рабочими,
интересовался их заработком, бытовым и медицинским обслужи-
ванием. Задержавшись у печи № 15, он стал подробно рассказы-
вать Фадееву, что эта печь и соседняя выдавала во время войны
феррохром, необходимый для военной техники
— Наши союзнички, американцы, феррохромом нас снабжать
не желали и все удивлялись, откуда мы его берем. А нам его
давали челябинские ферросплавщики, они должны тебя заинте-
ресовать, Саша!
Фадеев, кивнув, опять сделал пометку в тетради После этого
он еще несколько раз бывал на челябинских заводах, беседовал
с плавильщиками, собирая материалы о жизни металлургов в годы
войны.
После доклада директора завода Гусарова о ходе строитель-
ства Тевосян распорядился:
— Езжай на завод и жди меня!
Гусаров в душе порадовался тому, что у пего оказалось в
запасе несколько часов, чтобы еще раз продумать все вопросы,
которые он собирался поднять перед Тевосяном.
В полночь Тевосян приехал на завод вместе с секретарем об-
кома, молча вошел в кабинет директора, снял пальто и присел
сбоку—на то же самое место, куда садился всегда, когда бывал
па заводе.
— Ну, много будешь ставить вопросов? — повернулся он к
Гусарову.
— Всего один, — ответил тот.
Тевосяна, казалось, удивил этот ответ. На его усталом лице
мелькнула улыбка.
— Говори уж,— махнул он рукой.
— Разрешите построить новый цех по производству ферро-
хрома, — попросил Гусаров.
— Министерство приняло решение развивать производство фер-
рохрома на Серовском заводе ферросплавов. Зачем же строить
новый цех в Челябинске? — возразил Тевосян.— Здесь у вас
и с электроэнергией тяжело, ведь потому зимой и печи вык. ю-
чаете
— Неправильное это решение! — твердо сказал Гусаров. Его
надо отменить.
Тевосян с минуту молча смотрел на него, потом мягко сказал:
— Ты долго был в Америке, насмотрелся там и на заводы.
193
и на капиталистов. Давай-ка представим себе на минуту, что
ты—капиталист. Так вот, дал бы ты деньги на строительство
цеха?
Вопрос бил прямо в цель — Тевосян всегда учил директоров
предприятий думать о рациональном вложении средств, учил не
расходовать зря государственных денег.
— Ну, отвечай же, «капиталист»! — настойчиво повторил он.
— Будь я капиталистом, непременно построил бы еще один
цех в Челябинске! — не отступал Гусаров.
— Раз так, приведи свое подтверждение целесообразности,—
потребовал Тевосян.
У Гусарова заранее было подготовлено экономическое обосно-
вание строительства дополнительного цеха.
— Хромистая руда добывается в Казахстане. Ее нужно везти
в Серов через Челябинск, после чего феррохром возвращается
снова в Челябинск и Златоуст, поступает на заводы качественной
стали. Разве это целесообразно с экономической точки зрения,
Иван Федорович?
Тевосян задумался — и вдруг широко улыбнулся:
— Молодец, капиталист советской формации, убедил ты меня!
Но теперь у меня тоже один вопрос: как у тебя с планом и пока-
зателями? Выполняете?
— Выполняем, Иван Федорович.
— Ну, давай-ка веди в цехи,— распорядился Тевосян. И хотя
была уже глубокая ночь, никого не удивило это предложение.
Он шел первым — дорогу в цехи знал уже двадцать пять лет.
Из Челябинска Тевосян, Бардин и Фадеев доехали в Магни-
тогорск в вагоне, который прицепили к маневровому паровозу.
На комбинате Тевосян прежде всего зашел во второй мар-
теновский цех, начальником которого был старый знакомый
Е. И. Дикштейн. Потом вместе с ним отправился в новый мар-
теновский цех, где пока работали только три печи. Он очень ин-
тересовался этим цехом, изучал работу печей, которые по своей
конструкции отличались от печей в цехе № 2, сам стоял на плавке,
присутствовал на разливке и давал указания, почерпнутые из но-
вейшей зарубежной литературы.
В Магнитогорске в это время шла предвыборная кампания.
В депутаты городского Совета коллективом Магнитки был выдви-
нут и Ефим Ионович Дикштейн. На улицах повсюду висели пла-
каты, на которых огромными буквами было написано:
ГОЛОСУЙТЕ ЗА НАШИХ КАНДИДАТОВ!
Глядя на эти плакаты, Тевосян кивнул провожавшему его
Дикштейну:
— За тебя, значит?
На вопрос Фадеева — не трудно ли работать с Тевосяном,
Дикштейн ответил, понизив голос:
— Не стану кривить душой — конечно, трудно. Приходится
494
все время быть начеку, потому что он досконально разбирается в
технологии, следит за специальной литературой, да и память
у него цепкая. Но в то же время и легко, так как он охотно де
лится своими знаниями и радуется, когда видит, что ты растешь
и в обиду тебя никогда не даст.
Завершив все свои дела в Магнитогорске, Тевосян с Фадеевым
в том же служебном вагоне выехали обратно уже без Бардина,
который решил остаться еще немного на Магнитке. Смеркалось.
На предоконном столике уютно светила затененная лампа. Мягко
постукивали колеса, плавно покачивался вагон.
Фадеев с наслаждением вытянул длинные ноги, взглянул на
Тевосяна, старательно разминавшего папиросу,— и вдруг рас-
хохотался так заразительно и звонко, как умел только он один.
Тевосян вскинул голову и с любопытством спросил:
— Ты что?
— Да твой Дикштейн вспомнился... Если бы ты знал, каким он
тебя гибридом василиска и ангела-хранителя представил!
— A-а, выдумаешь тоже,— отмахнулся Тевосян.— Ты лучше
скажи — встречаешься с кем-нибудь из наших? Я почти не бываю
дома, а по воскресеньям езжу за город, так что никого вне службы
не вижу.
— Виделся недавно с Колей Блохиным, а до этого как-то
встретился с ним у Васи Емельянова на квартире. Но потом
Москва-разлучница нас опять развела. Слыхал я, что Коля Бло-
хин серьезно болен...
— Повышенное кровяное давление,— кивнул Тевосян.— В ми-
нистерстве для него даже особый режим работы создан.
— С Николаем Блохиным, помнится, судьба привела встре-
титься в Уфе — я жил под Уфой в доме отдыха, писал «Послед-
ний из удэге». А он приехал вместе с Губкиным по делам ишим-
баевской нефти. После этого мы разика два обменялись визитами
в Москве. Он уже тогда сильно жаловался на сердце... Опять-
таки в связи с работой над романом встречался несколько раз с
Шурой Андреевой (теперь она Виноградова), — работает в ЦЗЛ
«Серпа и молота». Во время поездок по заводам вижу многих пи-
томцев нашей Горной академии, но все это в большинстве люди,
далекие от той дружеской компании, почти семьи, к какой мы
все принадлежали...
Фадеев замолчал.
— Хочешь еще одно высказывание о тебе, автор которо-
го Вася Емельянов? — И, не обращая внимания на то, что Тево-
сян поморщился, он с пафосом продекламировал: «Высокий
друг — потерянный друг!»—И уже обыкновенным тоном доска-
зал:— «Но,— говорит,— эта пословица к Ване Тевосяну пе отно-
сится».
Тевосян недовольно глянул в потемневшее окно Наступившее
молчание заставило его быстро повернуть голову. Фадеев сидел.
495
сгорбившись и подобрав ноги. Только что оживленное лицо выгля-
дело смертельно уставшим.
— Что с тобой, Саша? — встревоженно спросил Тевосян.—
Ты нездоров?
— Да нет, я-то совершенно здоров, а вот бедняга Вургун,
говорят, тяжело болен.
— А ты с собой в Москву везешь какие-нибудь новые запи-
си?— попытался «переключить» его Тевосян. — Виж>, ты нет-нет
да черкнешь что-то в тетрадку.
— Я познакомился на Урале с замечательными людьми! —
оживился Фадеев.— Инженеры, мастера, рабочие — настоящие но-
ваторы-энтузиасты, смелые и инициативные, с широким кругозо-
ром. И ведь никто не суется с советами «изображать всяческую
дрянь — вытащить за ушко да на солнышко»! Наоборот, их инте-
ресует, чтобы показано было, как «настоящие люди всяческую
дрянь одолевают», как они «красоту душевную в себе воспиты-
вают и на всю жизнь сохраняют». Хотят, чтоб «книга не мучила,
а учила»! Подумать только, а?! Человеческие конфликты —
любовь, ненависть, соперничество, социальная борьба — легко по-
ложить в основу литературного сюжета, о них немало написано.
Мало обращались писатели к специфике труда, к профессиональ-
ным раздумьям. Но ведь показывать наших людей, наше общество
вне труда, вне трудовых раздумий, споров и поисков — это же
значит не только обеднить, но и попросту оболгать нашу жизнь!
В то же время надо показать живых, настоящих людей и их
взаимоотношения, личные и производственные, с их творческими
поисками. А это — ох как трудно...
Фадеев, порывшись в небольшом чемодане, вытащил тетрадь,
достал ручку и, листая страницы, стал читать записи, вычерки-
вая и снова что-то записывая.
Тевосян, морщась, стащил с распухших нывших ног ботинки,
с наслаждением вытянулся на сиденье и вытащил последний но-
мер «Вестника металлургии».
В купе настала тишина, нарушаемая лишь шелестом перевора-
чиваемых страниц.
Редко удавалось Тевосяну проводить воскресные дни вместе
с семьей, но приезд отца — это такое событие, ради которого мож-
но урвать хоть немного времени. Иван Федорович решил прсвестн
воскресенье со стариком, поехав на подмосковную дачу. Он помог
ему выкупаться, заварил свежего чаю, сели вместе за стол. Те-
вадрос выглядел каким-то задумчивым, на себя не похожим
Иван Федорович забеспокоился:
— Что случилось, отец? О чем загрустил?
— Да вот вспомнил всякое... Далеко мыслями ушел, прош-
лую жизнь нашу вспомнил.
— Что же ты один ушел? Давай, отец, рассказывай Давно
мне хочется послушать тебя.
496
— ...Раз как-то сильно задержался я в мастерской, новый
архалук с бешметом дошивал. Уже в темноте запер лавку, отпра-
вился^ к заказчику, зеленщику Саи. Ну, сдал я ему работу, иду
домой. Зажег у себя в комнате лампу керосиновую, поужинал
мацуном с лавашем, потом вышел за ворота посидеть. Сижу,
значит, себе на скамейке, вдруг окликает меня кто-то: «Уста
Теван!» Подошел Арсен-даи, учитель истории и литературы в на-
шем армянском училище. Сел рядом на скамейку и вот что го-
ворит:
— Давно я приглядываюсь к тебе, Теван. Хороший ты парень,
честный, работящий. Вот только жизнь у тебя неустроенная,
прости за прямое слово. Ведь тебе уже за тридцать, правда? Что
же, так и думаешь век бобылем прожить? Не годится, Теван-
джан.
Не раз думал я об этом, а сегодня решил серьезно поговорить
с тобой. Ты, наверно, слышал, что у меня младший брат был, по
имени Согомон. Лет семнадцать назад приехала к подруге-шушин-
ке погостить девушка из Тифлиса. Познакомился с нею мой Со-
гомон, полюбил, и увела его любовь из Шуши в Тифлис. Пять лет
тому назад умер Согомон. В начале этого года скончалась и моя
невестка. Осталась бедная Ануш полной сиротой. Я поехал на
похороны Согомона, видел ее: славная и умная девушка, хорошо
ее воспитала покойная невестка, и к хозяйству приучила и к ру-
коделию. К тому же хороша собой... Не хотелось бы мне ее
оставлять одну. Хочу съездить в Тифлис. Может, поедешь ты со
мной? Если придется по душе тебе наша Ануш, сговорю за тебя.
Что скажешь, а?
Я пока молчу. Арсен дальше речь свою ведет.
— Ясное дело, пока ты девушку не видел, ответа дать не
можешь. Поезжай пока со мной как сосед и попутчик, а там
увидим...
Тут понял я, что молчать дальше неудобно, и спросил:
— Разреши подумать до завтра, варжапет!
Наутро выехали мы вместе. Едем проселочной дорогой. Фур-
гон трясет порядком, но думать мне не мешает. А думы мои все
о том, какой же она окажется, эта тифлисская девушка? Арсен
говорит, что умная, трудолюбивая, собой хороша. Но захочет ли
она выйти за простого ремесленника? Ведь ее отец был тоже учи-
телем в школе, да мать родом из Тифлиса, а там, говорят, жен-
щины привередливые, высоко заносятся. Ну, скажем, согласится
Анна выйти за меня. Хлеб насущный я всегда обеспечу, а будет в
доме хорошая хозяйка — пойдет ладная, счастливая жизнь. Не угас-
нет род, вырастут дети и ремесло мое унаследуют. Пойдет дале-
ко в округе слава про мастерство их, ну а мы, старики-родите-
ли, гордиться ими станем. Почему бы не быть этому? Хватит и
того, что сам я натерпелся в жизни, не знал ни довольства, ни
счастья.
А дорога все тянется. Уже и Шамхор вдали показался...
— И как вас там в Тифлисе приняли? — спросил сын
17 Л Арзуманян
497
— Приняли нас хорошо. Как увидел я Анну, сразу понял,
что поскупился дядя на похвалу племяннице. Сам я, видно, по-
началу не больно ей понравился: невзрачный был с виду, да и
слова толком молвить не умел. Но потом пригляделась она и
переменила мнение, а после долгого разговора с дядей согласие
свое дала. Через две недели сыграли свадьбу, и вернулись мы
с молодой женой в Шушу.
Ну, скоро и дети пошли... Больше всего любил я, когда всей
семьей собирались мы за столом. Радовался, что кусок хлеба есть
для всех и на сегодня и на завтра. Да только разве бывает так
на земле, чтобы счастье без горя обходилось? Жизнь скоро
тревожная стала. Точно раскаты далекого грома, долетели до
нас слухи про вражду христиан н мусульман. Сколько лет жили
дружно бок о бок, а теперь косятся друг на друга, ведут себя,
как заклятые враги.
Потом грянул гром и у нас в Шуше. Начались ссоры, потасов-
ки на улицах, на базаре. Кинжалы в ход пошли, пули засви-
стели.
Анна покой потеряла. Что пи ночь, плакала, просила: «Увези
отсюда меня и детей». Поговорил я с учителем, с Арсеном Бах-
шияном, он посоветовал в Баку ехать, да и сам к нам решил при-
соединиться.
Нанял я лошадей, купил четыре корзины. На одну лошадь
дядю Арсена усадил, а в корзины тебя и Юлю; на другую— вашу
мать и малышей. Проводник взял под уздцы одну лошадь, я —
другую, и двинулись мы через Нижние Ворота прочь из родного
города.
На повороте дороги оглянулся. Вдалеке были горы: Мрав,
Ехегпасар, а еще дальше — Хачеискне...
Когда остановились на привал, я спросил жену:
— Куда же идти? По-моему, надо послушаться Арсена-дан,
в Баку такой дикости быть не может, там люди, наверное, спо-
койно живут.
— Едем в Баку! — согласилась Анна. У Арсена, слава богу,
были близкие знакомые в этом городе. На них мы и надеялись.
Когда рассвело, поехали дальше. Той же дорогой ехали, по кото-
рой несколько лет назад вез я домой молодую жену, но теперь
путь наш лежал в другую сторону, в чужой нам город, и все
другое было — и пора другая, и думы, и заботы. А что впереди
нас ждет, не знали мы, не гадали...
Тевадрос, вздохнув, замолчал.
Иван Федорович подошел к отцу, обнял за плечи:
— Трудно пришлось тебе, отец, что и говорить. Ну, теперь
зато все это позади, и смуты прошли, и жизнь пошла на лад.
Потом предложил, улыбаясь:
— Может, выпьем еще чаю? Крепкого? А потом тебе спать,
а мне — к делам своим...
498
...В пятой пятилетке производство стали и проката увеличилось
на 67 процентов, а выплавка чугуна — на 74 процента. Значитель-
но возросло число заводов. Внедрялась автоматика, механизиро-
вались трудоемкие процессы. Было освоено сто пятьдесят новых,
главным образом легированных марок стали. По многим показа-
телям, например, по удельному весу больших мартеновских пе-
чей (на 200 тонн и выше) советская металлургия вышла на
первые места в мире.
В марте 1953 года И. Ф. Тевосян был назначен министром
металлургической промышленности с одновременным освобож-
дением от обязанностей заместителя председателя Совета Ми-
нистров СССР и оставался на этом посту до декабря того же
года. Он радовался возможности посвятить себя всецело родной
его сердцу металлургии, завершившей этап послевоенного разви-
тия.
Сводка о выплавке и прокате металлов по-прежнему каждое
утро ложилась на стол министра, как и прежде, пристально изу-
чалась.
Тевосян часто встречался с учеными-металлургами, инженер-
но-техническими работниками, проектантами, финансистами и
плановиками. Чувствовалось, что он что-то проверяет в беседах
со знающими людьми, вынашивает какой-то замысел.
И это пе было ошибкой: Тевосян пытался заглянуть в буду-
щее, которое мы называем семилеткой, и даже дальше... Это был
мысленный экскурс в дальние, грядущие годы, думы о том,
какое место займет металл, когда человечество войдет под сво-
ды светлого здания коммунизма. Конечно, первой его заботой
оставался ближайший этап — раздумья о металлургии 60-х го-
дов, когда в стране назрело уже все необходимое для первых
шагов к овладению тайнами микромира (ядерной, атомной энер-
гией) и макромира (космическими далями); все необходимое для
оснащения спутников, ракет-носителей, лунников, легендарных
кораблей «небесных братьев». Прославленные заводы давали тру-
бы больших диаметров для транспортировки газа, нефти и воды;
давали новые виды металла, которые применяются в новых чу-
десных машинах и приборах, в автоматике и радиоэлектронике;
давали металл, украшающий общественные здания, металл для
ювелирного, декоративного, гравировального искусств, для на-
родных художественных промыслов и художественной промыш-
ленности.
Министр вспоминал весь путь металла — от первых кузнецов,
пользовавшихся метеорным железом, до сложнейших сплавов
современности. Понадобились тысячелетия, чтобы человечество
прошло начальную школу металлургии. Два века назад во всей
Европе выплавлялось всего сто тысяч тонн чугуна. В 1763 году
Ломоносов писал: «Металлом называется светлое тело, которое
ковать можно. Таких тел находим только шесть: золото, серебро,
медь, олово, железо, свинец». До девятнадцатого века люди зна-
ли только 16 металлов в чистом виде и лишь в девятнадцатом
17*
499
веке открыли еще платину А в двадцатом веке им было известно
уже более 70 металлов!
«Металлические опоры» современной цивилизации верно слу-
жат ей, будут служить и впредь. То и дело появляются новые
материалы, которые рождает для нас химия, — пластмассы,
пленки, проводники. Происходит чудесное превращение стекла,
смол, силикатов. Все это дополняет, теснит, но не может заме-
нить металлы, — они будут верно служить нам и в будущем.
И нас, и наших потомков еще будут заботить подготовка руд,
проблемы пирометаллургии, новые возможности в области гидро-
металлургии и выделения металлов из растворов, из вод морей
и океанов; проблемы порошковой металлургии, новые методы
покрытия поверхности изделий металлами, диффузионные покры-
тия.
Кто знает, на какие планеты понесут земной металл наши
космические исполины? И, может быть, разумные существа иных
миров с удивлением установят, что металлы у них точно такие
же, как у нас, хотя называются и ценятся иначе.
В кабинет министра вошел выпускник Ленинградского поли-
технического института Евгений Михайлович Алексеев, работав-
ший на Урале по ферросплавам.
— Слушаю вас, товарищ Алексеев! — приветливо произнес
министр.
— Иван Федорович, меня как заместителя начальника «Глав-
спецстали» сейчас особенно беспокоит вопрос о производстве чи-
стого марганца, необходимого для высокожаропрочных и нержа-
веющих сталей. Марганец добывается у нас, но по своим ка-
чествам нас не устраивает.
— Придется поехать на Запорожский завод ферросплавов,
там есть и знающие люди, и техника. Думаю, что там удастся
освоить производство чистого металлического марганца.
(Группа энтузиастов Запорожского завода и «Главспецстали»
получила потом государственную премию за чистый марганец.)
— Вот и еще один Евгений! — весело сказал министр при виде
Е. Ф. Москалькова, знатока криворожской руды, дошедшего до
поста начальника «Главруды». — Ну, что у вас нового в Криво-
рожье?
— Криворожье дымит, Иван Федорович!
— По приказу № 410? — с улыбкой спросил Тевосян.
Вспомнилось, сколько положено было труда на уточнение это-
го приказа, в котором расписано было все — вплоть до мельчай-
ших деталей: чем должен быть занят мастер, по каким докумен-
там и по какому графику строится его работа, как надо планиро-
вать производство на сутки и на неделю, и, конечно, перечислены
все требования технологии.,,
500
— Вот именно — по приказу № 410! Но сильно не хватает
нам кое-чего, Иван Федорович.
— А именно?
— Отстает механизация подземных работ.
— Сколько и чего вам нужно, чтобы полностью механизиро-
вать горнорудное производство?
Москальков тут же стал перечислять заранее подготовленные
данные: он давно узнал, что на доклад к министру надо приходить
во всеоружии (как тогда говорили в министерстве, готовясь даже
тщательнее, чем студент к государственным экзаменам).
— А ведь конструировать специальное оборудование для под-
земных работ некому, Иван Федорович. Надо бы создать инсти-
тут «Гипрорудмаш».
— Ну, пока мы передадим в ваше ведение конструкторское
бюро Днепропетровского завода металлургического оборудования.
Институт будет, — весной вернемся к этому вопросу.
Тевосян перевел взгляд с окна, за которым бушевала декабрь-
ская пурга, на телефонный аппарат, взял трубку кремлевского
телефона.
Он слушал молча и только в конце сказал: «Спасибо за доб-
рую весть».
7 декабря 1953 года И. Ф. Тевосян был вновь назначен заме-
стителем председателя Совета Министров СССР с освобождением
от обязанностей министра металлургической промышленности;
он курировал все области промышленности: металлургической,
угольной, нефтяной, газовой, химической, судостроительной, раз-
ведку и добычу полезных ископаемых и строительство тяжелой
промышленности.
Тридцать два года и девять месяцев прошло с того дня, когда
он впервые вошел в Московский Кремль делегатом на Десятый
съезд партии, когда он впервые услышал Ленина. С того дня он
никогда еще не входил в ворота Кремля равнодушно: любую оза-
боченность сменяло особое, высокое чувство, когда перед глазами
вставали эти стены и башни. И каждый раз внутренний голос на-
поминал о тогдашней клятве молодого коммуниста, о присяге на
верность знамени ленинизма. И всегда он становился от этого
строже, требовательнее прежде всего к самому себе.
И ему, бывалому партийному и государственному деятелю,
предстояло снова занять кабинет заместителя главы Советского
правительства. В этот декабрьский день с особой силой вставало
чувство ответственности за предстоящие дела.
«Начнем с недр...» — подумал Тевосян, бросив взгляд на спи-
сок посетителей.
— Попросите зайти товарища Антропова, — распорядился он.
Вошел министр геологии и охраны недр П. Я. Антропов — тот
самый, которого Тевосян когда-то спасал от репрессий по необос-
нованным обвинениям.
501
— Мы подробно проанализировали весь огромный материал
по геологии сопряженных с Советским Союзом стран, Иван Федо-
рович. Пришли к выводу, что геология Среднего и Ближнего Во-
стока в какой-то степени аналогична геологии наших среднеазиат-
ских республик и Казахстана. Между тем установлена тенденция
бурного роста нефтяной промышленности в районах Аравийского
полуострова. Вот данные о добыче в Кувейте, Ираке, Саудовской
Аравии, на Бахрейнских островах,—Антропов назвал весьма вну-
шительные цифры.
— Эти данные говорят о настоятельной необходимости форси-
ровать работы по изучению недр наших среднеазиатских респуб-
лик и Казахстана. Нет сомнений, что там в кратчайший срок мож-
но выявить крупные месторождения и нефти, и газа, в известной
степени аналогичные нефтегазовым месторождениям стран Ара-
вийского полуострова и зоны Персидского залива.
— Можно считать эти расчеты солидно обоснованными?
— Могу поручиться, но не буду скрывать, что некоторые гео-
логи-нефтяники встретили их в штыки, — развел руками Антропов.
И он поведал горестную повесть о скептиках — и об их покро-
вителях.
Последовала серия совещаний со специалистами, перепроверки
расчетов и доводов обеих сторон, пока наконец Тевосян санкцио-
нировал форсирование геологоразведочных работ в Средней Азии
и в Казахстане. Поиски дали замечательные результаты — без-
отказно служит стране Бухарский нефтегазоносный район, круп-
нейшее месторождение нефти обнаружено и на полуострове Ман-
гышлак. Необычно перспективной признана вся акватория При-
каспия.
В. И. Ленин уделял большое внимание Курской магнитной
аномалии, высоко ценил труды таких выдающихся ученых, как
академик И. М. Губкин, А. Д. Архангельский, П. П. Лазарев и их
коллеги. Но в первые годы Советской власти дел было невпрово-
рот: эта неисчерпаемая кладовая железных руд осталась не-
использованной. К тому же нашлись невежественные или просто
недобросовестные люди, из каких-то особых побуждений распус-
кавшие слухи о том, что в районе Курской магнитной аномалии
обнаружены лишь железистые кварциты с незначительным содер-
жанием металла, и умалчивавшие, что там же есть уникальные
магнетитовые и гематитовые железные руды, которые содержат
от 56 до 66 процентов металла.
«Теперь есть возможность достать из земли курские сокрови-
ща, и тогда металлургия получит руду на многие годы,— думал
Тевосян.— Нужны люди с размахом и кругозором, энергичные
и преданные делу — именно такие, какие сейчас и работают там».
Словно в библейских легендах, где сатана постоянно строит
козни творцу, или как в романе Леонова «Русский лес», где под-
линного ученого всю жизнь травил конъюнктурщик-скептик,—так
и на Курской аномалии мелкотравчатые люди мешали работни-
502
кам-энтузиастам: они бубнили, что курские руды невозможно
эксплуатировать, поскольку там имеется семь водообильных го-
ризонтов, а технических средств для откачивания этой воды нет.
Дважды ставился на обсуждение правительства вопрос, и
дважды приходилось доказывать с данными в руках экономиче-
скую целесообразность создания в районе аномалии крупнейшей
железорудной базы в стране.
— Победили на Курской дуге, победим и в Курской магнит-
ной аномалии! — шутил Тевосян.
Экономическая целесообразность эксплуатации курских недр
была наконец доказана, ассигнования выделены, и работы нача-
лись. Вскоре начали поступать сводки об успешной работе на руд-
никах и богатой добыче курской руды.
— Прирост выплавки стали, добычи угля и нефти только за
один год шестой пятилетки будет больше, чем все производство
и добыча их в дореволюционной России в 1913 году, — выступая
на одном из заседаний XX съезда партии, говорил заместитель
председателя Совета Министров СССР.
Рисуя грядущий расцвет Сибири, Тевосян отмечал, что подъем
экономики этого богатейшего края будет сопровождаться ростом
населения, созданием новых городов, культурных центров,— го-
ворил с такой убежденностью, словно видел уже созданными
Братскую ГЭС, город Братск или Шелехов около Иркутска, заво-
ды Ангарска, Сибирский филиал Академии наук СССР или уже
фонтанирующей тюменскую нефть...
Он горячо ратовал за быстрейшее внедрение специализации
и кооперирования, непрерывно-массовых способов производства
и автоматизации всех производственных процессов, напоминая,
что еще в 1918 году Ленин писал о выгодах специализации.
— В США еще в те далекие времена, когда вместо автомоби-
лей производились конные экипажи, производство их было уже
специализировано,— отмечал Тевосян.— Колесные ободья, напри-
мер, делались на одних специализированных предприятиях, ко-
лесные спицы — на других, а ступицы — на третьих. Целые же ко-
леса выпускала особая фабрика, которая покупала отдельные
части у этих специализированных предприятий. Таким образом,
десятки предприятий участвовали в изготовлении экипажей..
А что делается у нас? Возьмем такую массовую деталь, как ше-
стерни. Из 16 тысяч зубофрезерных станков лишь 56 процентов
сосредоточено в 12 машиностроительных министерствах, а осталь-
ные 44 процента распылены. Непомерно велико на новых заводах
количество вспомогательных цехов, которые буквально все произ-
водят у себя — и шестерни, и запасные части, и инструменты, и
крепеж, и сменное оборудование. И обходится все это, конечно,
намного дороже, чем обошлось бы на специализированном пред-
приятии... Нет еще у наших хозяйственных кадров, по выражению
Ленина, этого «купцовского подхода», редко у нас услышишь во-
прос: «А сколько будет стоить, например, тонна, и какие допол-
нительные накопления получит государство?»
503
Было видно, что Тевосян живет заботами советской экономи-
ки, восхищен ее перспективами. Глубокое впечатление произво-
дила его способность видеть далеко вперед и мыслить по-го-
сударственному.
ЧРЕЗВЫЧАЙНЫЙ ПОСОЛ
В человеческой судьбе бывают крутые повороты, которые четко
отмечают этапы жизненного пути.
Кто работал с Тевосяном, хорошо знал: когда он чем-либо
сильно озабочен, обычно закрывался в кабинете, часа два никого
не принимал. А в первой половине 1956 года это бывало неодно-
кратно, особенно после того, как он отправил в руководящие ор-
ганы обстоятельную докладную записку в связи с предполагаемой
реорганизацией управления промышленностью. Тевосян преду-
преждал, что эти мероприятия пагубно повлияют на все отрасли
промышленности' и технологию производства, что при такой ломке
будут рассредоточены и разбредутся ценнейшие кадры специа-
листов.
Особенно мрачен был Тевосян 14 октября 1956 года — именно
в этот день был окончательно решен вопрос о его назначении Чрез-
вычайным и Полномочным Послом Советского Союза в Японии.
Отношения с этой страной, сильно натянутые до этого, несколько
нормализовались, и после длительного перерыва было достиг-
нуто соглашение восстановить дипломатические контакты на уров-
не посольств.
Иван Федорович настойчиво готовился к совершенно новой
для него дипломатической деятельности.
Тевосян переехал из своего кремлевского кабинета в здание
Министерства иностранных дел СССР на Смоленской площади,
в кабинет одного из заместителей министра (В. В. Кузнецова),
находившегося в длительной командировке в США. Тут и пред-
ставили ему группу дипломатических работников, которые долж-
ны были войти в состав формируемого посольства. Еще до этого
он предложил работникам секретариата в Совмине Андрианову
и Филатову поехать с ним в Японию. Н. Т. Андрианов расценил
это предложение как доказательство большого доверия и сразу же
дал согласие.
Когда П. Н. Филатов пришел утром на службу, дежурная
машинистка сообщила ему, что Иван Федорович уже два раза
спрашивал о нем. Филатов проследовал в кабинет.
— Что вы скажете, товарищ Филатов, если я предложу
поехать со мной далеко, надолго? — тотчас же спросил
его Тевосян. — Подписано решение о моем назначении в Япо-
нию.
— Иван Федорович, я поеду с вами куда угодно,— просто
ответил Филатов.
Тевосян помолчал, потом, не глядя на него, сказал:
504
Посоветуйтесь с женой. Пока я считаю, что ответа от вас
не получил.
Я знаю, что жена согласится со мной,— утверждал Фи-
латов.
— Идите, идите и посоветуйтесь! — твердо повторил Тевосян.
Филатов тут же позвонил жене. Прямо говорить о том, куда
придется ехать, он не счел возможным, сказал только, что надо
будет ехать далеко и на долгое время. «Тебе виднее, Павел. Раз
ты считаешь нужным, поедем».
Филатов вернулся в кабинет и сказал улыбаясь:
— Едем, Иван Федорович!
Тевосян взглянул на него и тихо произнес:
— Спасибо. Большое спасибо.
После переезда в МИД Тевосян серьезно засел за подготовку
к новой работе, поручив Андрианову и Филатову достать книги,
которые были изданы на русском и немецком языках о Японии.
Эти книги он читал все ночи напролет. Затем со всей Москвы
собрали специалистов по Японии, и Тевосян провел с ними не-
сколько встреч — отдельно с дипломатами, отдельно — с работни-
ками внешней торговли, отдельно — с учеными, с литераторами
и переводчиками. За короткое время, оставшееся до отъезда, он
изучил массу материалов по русско-японским отношениям, пере-
читал массу литературы — не только официозной и технической,
но и художественной. Провел ряд бесед с работниками Дальне-
восточного отдела МИДа, с сотрудниками Института междуна-
родных отношений, Конъюнктурного института и специалистами-
японоведами (в частности, с тт. Поповым и Денисовым).
В Японию он приехал уже достаточно подготовленным для
высокоответственной деятельности, причем особенно детально изу-
чив отношения ее с другими странами. Поэтому при встречах с
послами капиталистических и социалистических стран он был
всегда в курсе политики, осуществляемой той или иной страной.
Тевосян проявил талант врожденного дипломата, вызывая восхи-
щение даже старых работников МИДа своим тактом, умением
заинтересовать и привлечь симпатии собеседников. Примечательно,
что глубже и шире всего изучил он вопросы экономического по-
рядка попутно с кругом внешнеполитических проблем в бассейне
Тихого океана.
Денисов, крупный специалист по экономике Японии, после
первой же беседы с Тевосяном пришел к Филатову и, отдуваясь,
иризнался:
— Ну, знаешь, Павел Николаевич, я в такой переплет еще
никогда не попадал. Твой посол попросил меня написать справку по
одному вопросу. Я ему принес, и он, казалось бы не имея еще
достаточного опыта, так повернул некоторые положения в моей
же справке, что мне самому стало неудобно за неквалифицирован-
ный подход к вопросу.
После нормализации дипломатических отношений с Японией
стал вопрос о создании посольства (в Японии тогда находились
505
лишь остатки военной миссии). Когда было объявлено о назна-
чении И. Ф. Тевосяна послом и были получены запрошенные на
него данные, в МИДе начали прикидывать: во внешней политике
до этого не работал; был заместителем председателя Совета Ми-
нистров, вероятно, привык действовать с размахом, — можно ли
с ним сработаться? Особенно интересовал этот вопрос Забродина
и Адырхаева, назначенных советниками в посольство.
Представляясь Тевосяну, Адырхаев отрапортовал:
— Адырхаев Николай Борисович, уроженец Дербента, осетин.
Кончил японское отделение дальневосточного факультета Москов-
ского института востоковедения. В партии с 1929 года, в МИДе
работаю с 1940 года экспертом-консультантом, назначен советни-
ком в посольство, которое вы будете возглавлять...
Подняв глаза, Адырхаев увидел на лице Тевосяна такой не-
поддельный интерес, что невольно воскликнул:
— Так вот вы какой, оказывается, товарищ Тевосян!
— А каким, собственно, вы меня представляли? — с лю-
бопытством спросил Тевосян. — Может быть, мой внешний
облик не подходит для дипломата, а? Ну, а теперь приступим
к делу..,
У Тевосяна был список московских организаций, где он хотел
получить информацию о различных областях жизни и деятель-
ности в Японии, и он спросил Адырхаева:
— Как вы думаете, получим ли мы от них нужные нам мате-
риалы, и если нет, то что могли бы узнать у них?
Адырхаев вначале скептически махнул рукой и уверял, что
из этих организаций получить исчерпывающие материалы нельзя,
| но Тевосян с улыбкой говорил:
— Я, конечно, очень ценю ваше мнение, но давайте поедем,—
может, раздобудем что-нибудь.
Этот интерес ко всем сведениям, относящимся к Японии, к
порядкам и обычаям, царившим в дипломатическом корпусе, при-
вел, в частности, вот к чему. В одном из учреждений, куда он
ездил за информацией, ему рассказали, что на официальных при-
емах аккредитованные послы выстраиваются не по рангам, а по
времени прибытия в данную страну. Тевосяна очень позабавил
этот курьезный обычай, но, узнав, что с его назначением совпала
замена посла США в Японии, он, отложив все личные дела, свя-
занные с отъездом, вылетел в Японию с таким расчетом, что-
бы опередить нового американского посла хотя бы на несколько
часов.
Тевосян работал по двенадцать, по четырнадцать часов в
сутки. Ровно в девять часов утра он входил в здание на Смолен-
ской площади, и лишь поздно ночью гас свет в его временном
кабинете. Сотрудники, с которыми ему предстояло работать в
Японии, уже не чувствовали себя скованными -общением с новым
послом, охотно вошли в заведенный им ритм работы.
В период этой тщательной подготовки к предстоящей деятель-
ности на посту посла Тевосян, конечно, предвидел, что и на новом
506
поприще ему придется сталкиваться с проблемами тех отраслей
народного хозяйства, которыми он ведал, будучи заместителем
председателя Совета Министров СССР, в том числе с металлур-
гией, и подбирал материалы, которые могли ему понадобиться.
В этом ему деятельно помогали работники аппарата Совмина
(товарищи Обломскии, Натаров, Андрианов, Юзов и их кол-
леги), а также сотрудники. Министерства иностранных дел
(3Р.
Завершая дела по руководству важнейшими отраслями совет-
ской экономики, Тевосян позаботился о том, чтобы эти отрасли
могли развиваться беспрепятственно и впредь. Он встречался
с министрами, руководящими работниками министерств, подолгу
беседовал с ними, стараясь вызвать у них интерес к перспективам
развития народного хозяйства; проявлял глубокую заинтересо-
ванность к старым своим сотрудникам, расспрашивал — кто и
как устроен.
Перед уходом из кремлевского кабинета Тевосян достал из
ящиков своего рабочего стола все личные бумаги, свою фотогра-
фию и, надписав: «На добрую память о долголетней совместной
работе», передал Я. А. Обломскому, бывшему начальником сек-
ретариата у него в наркомате и в Совмине. Пожимая руку чело-
веку, проработавшему с ним около двух десятилетий, он негромко
сказал:
— Меня тревожит твоя судьба, Яков Антонович... Хотелось бы,
чтобы предоставили работу вполне по душе.
— Не беспокойтесь за меня, Иван Федорович! — отозвался тро-
нутый Обломский.— Желаю вам крепкого здоровья, а за успе-
хи ваши на новом поприще совсем не волнуюсь, — уверен, что
они не могут у вас не быть!
Товарищи и сотрудники по прежней работе, узнав о дне пред-
стоящего отлета, стали звонить И. Ф. Тевосяну на дом, приезжали
повидаться перед отлетом.
Однажды собрались у него бывший его заместитель по Чер-
мету — крупный инженер-строитель Д. Я. Райзер, металлур-
ги Н. Ф. Натаров и Н. В. Голдин, засиделись до поздней
ночи — было о чем вспомнить. Прощаясь с друзьями, Тевосян
сказал:
— Где бы я ни находился, чем бы ни занимался, частица
моего сердца всегда будет с металлургами нашей страны.
После их ухода Тевосян позвонил П. И. Коробов}, с которым
в один и тот же день они получили звание Героя Социалистиче-
ского Труда. Павел Иванович побаливал, врачи ему не позволяли
выходить из дому. Иван Федорович выслушал напутственные по-
желания старого сослуживца, велел поскорее выздоравливать, как
вдруг в телефонной трубке что-то захрипело. Коробов засмеялся.
«Вот это и называется правом захватчика!» затем послыша тся
голос старого знакомого—инженера С. П Мысовского:
— Здравствуйте, Иван Федорович! Не стало у меня терпения
ждать, пока Павел Иванович наговорится... Я только сегодня вече-
507
ром прибыл, зашел к Павлу Ивановичу, чтобы вместе отправиться
к вам. Но застал его больным и застрял вот. Можно приехать на
аэродром попрощаться с вами? Я сам привезу Павла Ивановича
и сам же доставлю его домой.
— Спасибо за внимание, дорогой, но этого делать не надо...—
ответил растроганный Тевосян.
Рано утром 7 февраля 1957 года из Москвы мчалась автома-
шина, держа направление на Внуковский аэродром. Пассажиру
предстояла поездка на Дальний Восток, а ехал он к отлету само-
лета, следовавшего на запад: тогда еще не было авиалинии, свя-
зывавшей Советский Союз с Японией. В Токио летели вокруг
Европы (с остановкой в Каире), а затем по южной и юго-восточ-
ной окраине Азии.
Тевосян был болен. Укладывая вечером карточки близких в
1 портфель, он долго держал в руке фотографию Юлии; заснул
только под утро и увидел во сне Сашу Фадеева, каким видел
его в последний раз в то черное майское воскресенье: лежит
высоко на двух подушках, легкие серебристые волосы спутаны,
брови сжаты, на лице — горькое удивление. Правая рука откину-
та, рядом — наган...
Он так тяжело застонал, что к нему в испуге бросилась уже
вставшая жена. Он сказал, что видел тяжелый сон, но что имен-
но, не объяснил. Подавленное настроение не проходило; казалось,
что тени этих двух дорогих людей будут всегда витать над ним.
Машина круто свернула, подъезжая к зданию аэропорта. Те-
восян поднял голову, всмотрелся — и лицо его просветлело. По
зову сердца, из чувства уважения и дружбы, на аэродром приехали
чуть ли не все друзья и товарищи по работе — члены коллегии
и заместители по наркоматам и министерствам, которые он в свое
время возглавлял, ближайшие помощники по работе в Министер-
стве металлургии и в Совете Министров СССР. Он увидел и ста-
рых друзей, и тех, кого вырастил и выдвинул на высокие посты.
Металлический голос объявил о начале посадки. Люди, про- <
шедшие суровые испытания мирного и военного времени, не раз
и сталкивавшиеся по деловым поводам, и выручавшие друг друга
бескорыстной товарищеской помощью, не смогли скрыть волнения.
Они крепко жали Тевосяну руку, обнимали и, словно ободряя и
его и себя, повторяли:
— Вот так же придем все встречать... Только не забудь из-
вестить!
Наконец поднялся последний пассажир; самолет пробежал
по взлетной дорожке, взмыл в мглистое небо и взял направление
на Стокгольм.
Посреди поля долго чернела группа провожавших
508
...Тесна Европа: совсем недавно прощались с близкими в Моск
ве, обедали в Риге, а уже под ногами шведская земля. Машина не-
сется по улицам с незнакомыми названиями, с броскими вывес-
ками и рекламными ухищрениями, и мысли все больше обраща-
ются к Японии. Все ли сделано, чтоб по прибытии в Токио были
соблюдены все тонкости дипломатического протокола? Форма
сшита заранее, но этого мало. Посоветовались впятером, в кругу
летевших в Токио, потом и в советском посольстве в Стокгольме.
Оказалось, что надо сделать некоторые покупки.
Прыжок от Стокгольма до Копенгагена могут считать путе-
шествием лишь жители маленьких западноевропейских стран.
А для советского человека это именно прыжок, не более: только
рассматривали с воздуха Мальме, глядь — с другого борта уже
завиднелся вишнево-черепичный Копенгаген. В пределы часа с
небольшим укладывается маршрут между Копенгагеном и Запад-
ной Германией.
Во Франкфурте-на-Майне Тевосян шестой раз в жизни ступил
на немецкую землю, «поразмял» свой немецкий язык, поговорив с
портье гостиницы аэропорта и соседями-немцами.
Полет от Франкфурта-на-Майне до Женевы запомнился не про-
должительностью, а быстрой сменой пейзажей. Когда не мешают
облака, редко кто от души не любуется прославленными Швей-
царскими Альпами. Тевосяну они чем-то напомнили родные Ар-
цахские горы, и мысли полетели туда — на родину, в Нагорный
Карабах, потом в Москву — к семье и друзьям...
В Женеве прошлись по магазинам — Тевосяну захотелось при-
обрести будильник: в самом деле, быть в Швейцарии и не купить
хоть какой-нибудь часовой механизм! От осмотра достопримеча-
тельностей Женевы, от прогулки в лодке по знаменитому озеру
и посещения Шильонского замка пришлось отказаться — надо
было до сумерек добраться до Рима. После остановки в Риме са-
молет взял курс к Африке. Но красоты цветущих берегов и Среди-
земного моря уже не могли отвлечь Тевосяна от невеселых дум.
Он все более и более замыкался в себе, выглядел озабоченным
и нездоровым.
Под крылом самолета проплыли Африка, египетская земля.
Показался освещенный каким-то странным зеленоватым светом
Каир, в котором им предстояло переночевать.
Об этом путешествии от Москвы до Токио не осталось ни пу-
тевого дневника, ни писем. Только по рассказам спутников
Ивана Федоровича известно, что лишь к утру он оживился, когда
(после короткой остановки в пакистанском авиапорту) внизу пока-
залась земля овеянной легендами Индии. Остался где-то Бхилаи
с огромным металлургическим заводом, в постройку которого
Тевосян вложил так много сил и забот. Самолет шел прямо на
Калькутту, без остановки в Дели
Спутники Тевосяна обрадованно переглянулись, заметив, что
живописные пейзажи Индии и рассказы об этой прекрасной стране
отвлекли посла. Он с интересом расспрашивал советников об Ин-
509
дин, делился впечатлениями о ней, потом перешел на беседу о
Японии, и вторую половину' путешествия все пятеро уже думали
и говорили об одном — о Токио, о предстоящей работе в по-
сольстве.
К Токио самолет подлетал уже под вечер. Когда в разрывах
облаков показались внизу острова, стюардесса подтвердила, что
под самолетом Япония. Вот воздушный лайнер стал быстро сни-
жаться и пронесся почти над самой водой, как вдруг из нее
вынырнула широкая бетонированная дорожка: аэродром распо-
ложен на самом берегу залива и взлетная дорожка доходит до
океана.
Самолет подрулил к зданию аэровокзала. К ним направилась
большая группа встречающих — официальные представители япон-
ского правительства, советская колония с консулом во главе,
журналисты и фотокорреспонденты. Тевосян первым вышел нз
самолета. Дети служащих советского посольства поднесли ему
большие букеты цветов. Представитель японского министерства
иностранных дел произнес приветственную речь, Тевосян выступил с
кратким ответным словом.
После небольшого интервью для радио и телевидения все
направились в зал ожидания и, выполнив формальности с пас-
портами и багажом, вышли к машинам К этому времени уже
стемнело.
Машины помчались по неосвещенной дороге, по обе стороны
которой тянулись пустыри и небольшие одноэтажные дома. Вско-
ре свернули на слабо освещенную улицу и через несколько пово-
ротов въехали в какие-то ворота. Это была уже территория со-
ветская — советское посольство. На участке возвышалось основ-
ное здание и в нескольких десятках метров от него — три двух-
этажных дома, в которых жили сотрудники посольства (около
пятидесяти человек вместе с членами своих семей).
Главное здание было отведено под жилье и резиденцию для
посла. Двухэтажное, сильно вытянутое в длину, оно чем-то напо-
минало корабль; сходство увеличивала плоская крышка с какими-
то надстройками, оставляющая впечатление палубы с капитанским
мостиком. Мачта с' советским флагом венчала здание, окруженное
прекрасным садом с декоративными деревьями и кустарниками,
газонами и клумбами.
Перед зданиями были раскинуты теннисный корт, волейболь-
ная, городошная и детская площадки, беседки со столиками для
настольного тенниса.
На первом этаже главного здания круглосуточно дежурили i
сотрудники посольства, принимавшие посетителей и отвечавшие
на телефонные звонки. В этой же комнате находился рычаг, с
помощью которого можно было моментально опустить железную ь
решетку на входную дверь (такие же решетки имелись на всех J
окнах первого и второго этажей) •>
510
Эта предосторожность была далеко пе лишней: осенью 1956 го-
да, когда официально пе были еще установлены дипломатиче-
ские отношения между СССР и Японией и в здании посольства
жило лишь несколько человек из бывшей военной миссии, члены
японских профашистских организаций ворвались на территорию
советского участка и пытались проникнуть внутрь главного
служебного здания. Хорошо, что кому-то из советских граждан
удалось вовремя привести в действие рычаг и опустить ре-
шетку.
Особые меры предосторожности приходилось принимать каж-
дый год 8 августа — в годовщину объявления войны Советским
Союзом. В этот день где-то в Токио проходил митинг членов неко-
торых полуфашистских организаций, после которого толпы пьяных
громил, неся плакаты с антисоветскими лозунгами, собиратись
у ворот посольства, которое несколько часов находилось как бы
в осаде.
На квартиру посла на втором этаже вела деревянная лестница.
Там же находились приемная, комнаты завканцелярией и маши-
нистки. Рядом со спальней Тевосян оборудовал комнатку для до-
чери (там Роза и жила во время краткого посещения Японии)
Квартира была со всеми коммунальными удобствами, но жить
в ней, вероятно, было не очень приятно - один на весь
большой дом, лишь внизу, у входа, дежурный. И решетки на
окнах...
Климат в Японии мягкий, морской, но летом бывает очень
тяжело из-за непрекращающихся дождей. Почти без перерыва
40—50 дней идет мелкий-мелкий горячий дождь. Влажность воз-
духа не опускается ниже 90%, дышать трудно. Л юти просыпаются
по утрам вялые, расслабленные, а впереди снова сырой, какой-то
«банный» день.
Период летних дождей плохо переносит даже местное населе-
ние. В крупных магазинах Токио установлена специальная аппа-
ратура, создающая искусственный климат. И поэтому в таких ма-
газинах часто можно видеть, как толпы людей заходят сюда не для
покупок, а для того, чтобы отдышаться после уличной влажной
духоты.
Во всех кабинетах посольства и в квартирах сотрудников так-
же стояли небольшие аппараты, потающие охлажденный воздух,
однако распространяющие при этом неприятный запах Разница
температур в комнатах и на дворе создавала опасность простуды
Из-за этого Тевосян очень редко включал установку и сильно
страдал от духоты.
Первые два-три месяца, до приезда повара, было трудно с пи-
танием. Тевосян не ел каш, колбасы и рыбы. Птица в Яш пни пах-
нет рыбой — ее там кормят рыбной мукой. Приходилось выезжать
на любимой отварной картошке и овощах.
Выручала работа — Тевосян и любил, и умел работать с \ вле-
чением. Работа помогала бороться с одиночеством, чувством отда
511
ленности. Он сознательно старался загружать свой день так, что-
бы незанятого времени оставалось совсем мало.
У послов, аккредитованных при правительствах крупных госу-
дарств, жизнь обычно проходит весьма напряженно — бесконечные
приемы, встречи, проводы, визиты, иногда по два-три мероприятия
за день. Дипломатический ритуал требует пунктуальности. Пер-
вые дни после приезда в Токио были связаны с устройством па
новом месте и подготовкой к церемонии вручения верительных
грамот: ведь посол начинает свою деятельность лишь после того,
как будет официально представлен главе государства (в данном
случае — императору Японии, микадо), вручив ему грамоты
верховного органа своей страны. Тевосян нанес вначале визит
министру иностранных дел Японии, затем — премьеру Киси;
через несколько дней ему была назначена аудиенция у японского
императора.
Церемониал аудиенции старомоден, но очень красочен. Нака-
нуне в посольство прибыл представитель императорского двора,
обсудил с Тевосяном все подробности предстоящего визита и рас-
сказал об установленной процедуре встречи. В день приема Тево-
сян надел официальную форму посла, прикрепил к груди все свои
ордена. Сопровождавшие его советники и переводчики посольства
были во фраках и цилиндрах.
В полдень к зданию подъехали раззолоченные кареты, запря-
женные двумя парами лошадей цугом. В первую карету сел Тево-
сян с представителем императорского двора, в остальных разме-
стились сотрудники советского посольства. На запятки карет ста-
ли ливрейные лакеи, и кортеж торжественно проследовал к импе-
раторскому дворцу. Таким же порядком кортеж вернулся в по-
сольство после церемонии вручения верительных грамот.
Потянулись однообразные будни. Перейдя на совершенно но-
вую, непривычную работу, Тевосян постарался найти себя, уста-
новить характерную для него рабочую обстановку. Основной труд-
ностью было, конечно, незнание японского языка. Переводчики
посольства говорили, что с новым послом страшно трудно рабо-
тать, потому что приходится переводить не отвлеченную, светскую
беседу, а конкретные, деловые переговоры о вещах весьма серьез-
ных. Большой подмогой Тевосяну было солидное знание немецко-
го языка. Например, при встречах с заместителем министра ино-
странных дел Оно (который ведал отношениями с Советским Сою-
зом) он свободно обходился без помощи переводчиков, потому что
Оно знал немецкий язык.
Посольство выписывало массу газет. Каждый сотрудник дол-
жен был просматривать несколько из них (на языках, которыми
владел) и утром составлять краткие аннотации по особо интерес-
ным статьям. Это давало Тевосяну возможность находиться всегда
в курсе событий и местных, и зарубежных. Особенно интересовал-
ся он вопросами экономики, умел нащупать главное, поставить
вопросы широко и глубоко.
512
В Токио Тевосян взял с собой большую библиотеку, которую
разобрал по приезде П. Н. Филатов. Читал Иван Федорович очень
много, и не только техническую или специальную литературу по
металлургии, но и относящуюся к Японии, в том числе художест-
венную (прозу и поэзию).
Основной задачей в своей работе Тевосян считал улучшение
отношений между Советским Союзом и Японией, которое кое-кто
всячески старался не допустить. В Японии в тот период особенно
сильно было американское влияние, враждебное Советскому Сою-
зу. После многократных встреч с местными деловыми кругами
(представителями монополий и фирм, работающих на экспорт),
а также с разными представителями соответствующих министерств,
Тевосян составил подробную, глубоко обоснованную докладную
записку для Москвы с планом конкретных мероприятий. Он пони-
мал, что возможности улучшения отношений далеко не безгранич-
ны, но экономическим связям дать наладиться и развиваться нуж-
но. А для этого обеим сторонам необходимо узнать возможно
больше друг о друге.
Тевосян решил начать ознакомление японцев с Советским Сою-
зом с показа советской культуры, а в первую очередь — ба-
лета. Но для того, чтобы добиться нужного эффекта, надо этот
эффект подготовить. И вот за несколько месяцев до приезда со-
ветского балета начали писать о нем, помещать статьи в журна-
лах, рецензии с иллюстрациями о самых прославленных поста-
новках.
Советский балет вызвал бурное восхищение, появились востор-
женные рецензии. Старт был блестящий. С огромным успехом
прошли гастроли советского цирка. Приезжали отдельные испол-
нители — скрипачи и пианисты, произвели колоссальное впечатле-
ние. Газеты писали уже об общей высокой культуре совет-
ских народов, о том, что в Советском Союзе делается все, чтобы
создать самые благоприятные условия для расцвета культуры.
Много времени уделял Тевосян и обществу «Япония — Советский
Союз». Деятели его относились к советскому послу с большим
уважением и симпатией, во всем шли ему навстречу.
Тевосян приложил много усилий для того, чтобы рассеять
создавшиеся в Японии предубеждения в отношении политики и эко-
номических принципов Советского Союза. Во время бесед с ми-
нистром торговли и промышленности Японии произошел следую-
щий любопытный разговор. v
— Вы же социалистическая страна, с вежливой улыбкой го
норил министр.— И вот мы заключим с вами торговый договор, своп
обязательства выполним пунктуально, а вы вдруг в один прекрас-
ный день заявите: «Нет, оговоренное в договоре количество того-то
И того-то мы дать (или продать — все равно!) не можем, это
противоречит таким-то и таким-то нашим идеям...» В каком поло-
жении мы тогда окажемся?! Ведь отстоять свои интересы мы не
сможем...
— Советский Союз существует уже 40 лет,—спокойно воз-
513
разил Тевосян.— Можете ли вы назвать случай, когда бы Совет-
ский Союз не выполнил свои обязательства по каким-либо заклю-
ченным им договорам?
Министру нечего было ответить на прямой вопрос.
Как-то раз одна из самых реакционных профашистских орга-
низаций прислала Тевосяну именное приглашение на свое собра-
ние. Тевосян мог бы не пойти, но он рассудил иначе. Нескольким
сотрудникам были даны поручения подобрать материалы — что
это за организация по своему влиянию, с кем связана, кто ее ли-
деры. Оказалось, что она довольно влиятельна, в нее входят отко-
ловшиеся от социалистической партии люди с националистическим
уклоном и представители откровенно реакционных направлений.
Тевосян решил пойти на собрание.
Выступавшие ораторы сначала осторожно, а потом все более
и более откровенно стали осыпать оскорблениями советскую поли-
тику. Тевосян спокойно слушал переводчика, не обращая внима-
ния на нападки. За ним внимательно следили, но, видя, что он
ничем не выдает своего возмущения, начали запускать наиболее
рьяных ораторов. Когда наступило затишье и все выжидательно
смотрели на советского посла, он встал и сдержанно заговорил,
останавливаясь после каждых двух-трех фраз, чтобы дать пере-
водчику перевести свои слова.
— Я не дипломат по профессии и не знаю, как должен был бы
отнестись дипломат к подобным выступлениям. Как обыкновенный
советский человек, я скажу, что мне было интересно встретиться с
вами, и ваша откровенность мне не претит. А теперь будем гово-
рить по существу. Мы все — люди взрослые, имеющие опреде-
ленный житейский опыт. Нам не подобает выступать с заявлени-
ями, что плохо то, что каждому из нас лично не нравится. Вот вам
не нравятся наши, советские порядки, но ведь может найтись
человек, которому не понравятся ваши, японские порядки. Однако
это отнюдь не значит, что плохи или советские, или же японские
порядки. Каждому — свое! У японцев есть хорошая поговорка:
«Каменный мост в деревяной обуви бесшумно не перейдешь...»
(В зале раздался дружный смех.) Спорить с вами я не собира-
юсь,— словами убедить трудно. Вот поезжайте в Советский Союз,
сами поглядите, послушайте, попробуйте Советский Союз «на
вкус»,— приезжайте обратно, и тогда мы будем на равных правах:
обе стороны будут говорить о том, что сами узнали. А пока я от
души желаю трудолюбивому и талантливому японскому народу,
сынами которого являетесь и вы, самых больших успехов в эконо-
мической и культурной жизни.
Когда он направился к выходу, сидевшие в президиуме япон-
цы встали и проводили его до дверей.
Сотрудники посольства не очень надеялись на то, что слова
посла в чем-либо убедили устроителей встречи. Но на следующий
же день те написали в своей газете, что имели место резкие вы-
ступления ораторов, что советский посол говорил «очень разум-
но и сдержанно» и что «встреча была весьма полезной». Тево-
514
сян все время повторял: нельзя упускать ни одного повода дтя
контакта, отказываться ни от одной встречи с представителями
японской общественности и давать реакционерам основания ут-
верждать, что советские представители «боятся» каких-то мифи-
ческих «разоблачений». v
После этой встречи в посольство нередко приходили общест-
венные деятели, представители деловых кругов и студенты,
прося у посла консультаций по самым разнообразным воп-
росам.
В дипломатическом корпусе он вскоре завоевал уважение и
симпатию, с ним считались и высоко ценили как эрудированного
и остроумного собеседника. Среди сотрудников же посольства
особое восхищение вызывали его такт и исключительная наход-
чивость. До сих пор еще передается из уст в уста эпизод, где с
блеском проявились именно эти качества Тевосяна. Дело в том,
что одну из советских делегаций возглавлял человек, у которого
не было ни опыта ведения подобных переговоров, ни знания воп-
росов, по которым велись они. И вот Тевосян на совещании в по-
сольстве предложил неудачливому представителю не утруждать
себя и ходить на переговоры только в тех случаях, когда будут
обсуждаться наиболее сложные вопросы или когда переговоры
зайдут в тупик. Глава делегации, по-видимому, человек тщеслав-
ный, клюнул на эту удочку, и переговоры после этого фактически
велись его заместителями или экспертами делегации, успешно
завершившись. Были защищены интерес и престиж Советского
государства, причем остался и доволен глава делегации, по су-
ществу отстраненный от переговоров, но об этом так и не дога-
давшийся.
В мае 1957 года представители Советского Союза были при-
глашены на международную выставку в Токио. Японское посоль-
ство в Москве выдало визы на въезд в Японию только части
членов делегации. МИД обратилось в советское посольство в
Токио, и визы получили все двадцать три члена делегации. По
приезде в Токио Тевосян объяснил, что японцы охотно дают визы
на въезд потребителям их промышленной продукции, а промыш-
ленникам визы стараются не давать, задерживая выдаче
под всякими предлогами. Понадобился его звонок в мини-
стерство иностранных дел Японии, чтоб визы были срочно оформ-
лены.
По прибытии всех членов делегации немедленно пригласили
в посольство. Тевосян знал многих из них по совместной работе
в Наркомате судостроительной промышленности и в Министерст-
ве металлургии Желая сделать приятное судостроителям
В- В. Смирнову и Т. Д. Походуну (у И. Ф. Тевосяна была осо-
бая слабость к металлургам и судостроителям), он сказал, обра-
щаясь ко всей делегации:
— Имейте в виду, товарищи, — судостроительная часть в ва-
шей делегации представлена очень солидно!
Металлург М А. Перцев, возглавлявший делегацию, тепло
515
приветствовал Тевосяна, напомнив, что начальником «Главспец-
стали» и членом коллегии Министерства черной металлургии в
1955 году его назначили по предложению Ивана Федоровича и что
тот первым поздравил его тогда.
— Не могу не сказать, как мне были приятны именно ваши
поздравления, Иван Федорович, и каким окрыленным бывал я
после каждой встречи с вами!
— Даже когда эти встречи бывали разносные? — прищурил
глаза Тевосян.
— Ну, мне от вас попадало, наверно, чаще, чем Михаилу Анд-
реевичу,— вмешался Т. Д. Походун.— Но, поверьте, Иван Фе-
дорович, ни разу мы не уходили от вас с обидой.
Тевосян, засмеявшись, махнул рукой, усадил членов делега-
ции, познакомил их с обстановкой в Японии и в самом Токио и
попросил обращаться к нему без всякого стеснения, как только
возникнет необходимость в консультации или в содействии.
После осмотра выставки в тот же день вечером посол пригласил
В. В. Смирнова и Т. Д. Походуна к себе в кабинет, чтобы об-
стоятельно рассказать о судостроительной промышленности Япо-
нии и ее специфических особенностях. Ясно было, что он уже
детально познакомился со всеми павильонами и экспонатами вы-
ставки и знает здешнюю судостроительную промышленность не
хуже своей, отечественной. Он обратил внимание на то, что Япо-
ния приобретает массу лицензий на постройку турбин, дизелей,
турбо- и дизель-генераторов, вспомогательных и палубных меха-
низмов, объяснив это отсутствием возможностей на собственные
разработки. Вместе с тем японские конструкторы ведут и собст-
венные интересные разработки конструкций механизмов,—он дал
высокую оценку способностям и трудолюбию японских кон-
структоров и советовал внимательней присмотреться к их ра-
боте.
Дав подробную информацию о технологии постройки судов в
Японии, об универсальности судостроительных заводов, богатстве
их сухими доками и секретах низкой себестоимости работ, Тево-
сян просил не удивляться тому, что самыми крупными заказчи-
ками судов являются такие страны, как, например, Либерия: эти
суда малым странам не принадлежат — они заказываются Аме-
рикой или другими империалистическими странами.
Судостроители слушали его—и радовались: прошло ведь чет-
верть века с тех пор. как Тевосян был их наркомом, но и сейчас
с ними говорил их нарком судостроительной промышленности
Иван Федорович Тевосян! Даже не верилось, что перед ними по-
сол Советского Союза в Японии, и только появление старшего
советника со срочными бумагами напоминало об этом.
Первый раз старший советник вошел со срочным сообщением
МИДа Японии о том, что премьер Киси в пятницу улетает в Ин-
дию. Иван Федорович распорядился подтвердить получение этого
сообщения, но отметить, что информацию о предстоящем визите
516
японского премьера в Индию он прочел в Токийской газете еще
три дня тому назад. Во второй раз советник сообщил что анг-
лийский посол прислал приглашение на ужин, но поручил секре-
тарю узнать, что закажет Иван Федорович его повару (приверед-
ливость Тевосяна в еде была уже известна в дипломатическом
корпусе).
u Пусть мне подадут на ужин протоколы секретных совеща-
ний, заключенных во время переговоров английского посла с
премьером Киси, —я буду вполне сыт и этим! —с лукавой улыб-
кой сказал старшему советнику Тевосян.
По просьбе В. В. Смирнова и Т. Д. Походуна он рассказал о
церемонии вручения верительных грамот императору Японии Хи-
рохито. Представитель императорского двора предупредил Тево-
сяна, что император задает стереотипные вопросы и в беседу ни
с кем не вступает. На деле оказалось все не так: Хирохито при-
ветливо заговорил с Тевосяном, удивился тому, что он так молодо
выглядит, и просил сообщить ему секрет молодости. Когда же
Тевосян сказал, что никакого секрета у него нет, а просто он —
оптимист и старается ко всему относиться с улыбкой, — Хирохи-
то это очень понравилось. Он долго не отпускал Тевосяна, гово-
рил с ним на различные темы вплоть до вопросов современной
биологии.
В разговоре Тевосян упомянул, что члены японского прави-
тельства играют в демократию, при каждом удобном случае фо-
тографируются, и ему надоело то и дело слышать: «Господин по-
сол, пожмите руку господину премьер-министру и улыбнитесь!»
Император почувствовал, оказывается, большую симпатию к со-
ветскому послу и засыпал его приглашениями на скачки, на охо-
ту и различные традиционные празднества. Тевосян не был охот-
ником, но на императорской охоте ему одному удалось поймать
утку сачком (в Японии в таком случае уток почему-то не стре-
ляют, а ловят сачками). Об этой «охотничьей удаче» было даже
опубликовано сообщение в японском официозе.
В беседе с полным составом советской делегации (в ней боль-
шинство составляли металлурги) Тевосян был также на высоте.
Ему наперебой рассказывали о впечатлениях, у него консульти-
ровались по самым сложным проблемам металлургии и на все
вопросы получали четкие разъяснения. Судостроители слушали,
поражаясь подобной эрудиции, широким знаниям и необыкновен-
ному интересу к любому делу, и даже слегка ревновали своего
бывшего наркома к металлургам.
Когда Походун осторожно спросил, как ему живется и рабо-
тается в Японии, Тевосян с невеселой улыбкой ответил.
— Хожу на приемы к микадо, ремонтирую здание, вот и
все мои заботы!
В воскресенье И. Ф. Тевосян пригласил руководителя делега-
ции — металлурга М. А. Перцева, судостроителей В. В. Смирно-
ва и Т. Д. Походуна к себе домой. Он жил в посольст е иг
без семьи — жена не могла оставить службу% а дети учебу. Он
517
встретил гостей у входа, усадил за стол и, хотя не выспрашивал
предварительно — чем их может угостить (как это делал англий-
ский посол), ужин удался на редкость. Но особенно запомнился
этот вечер множеством интересных рассказов и остроумнейших
анекдотов — Тевосян оказался чудеснкм рассказчиком.
Ясно было, что его живо интересуют вопросы реорганизации
промышленности, но он не желал ставить гостей в затруднитель-
ное положение своими расспросами. Лишь раз он задумчиво ска-
зал, что следовало бы так организовать дело, чтобы обеспечить
максимальную специализацию всех без исключения заводов, ши-
рочайшую кооперацию всех отраслей промышленности, стандар-
тизацию и унификацию механизмов и изделий, ибо в этом имен-
но и кроется секрет высшей производительности.
За столом засиделись до часу ночи, а после ужина хозяин
пригласил гостей в гостиную, где стояла радиола с массой совет-
ских пластинок. Сели за круглый столик с банкой сигарет—в
Японии некоторые сорта сигарет упакованы в круглые банки —
н пепельницей с надтреснутым краем. Эту коробку (100 сигарет!)
выкурили Тевосян со Смирновым вдвоем.
Иван Федорович по очереди ставил пластинки. — «Мы — моло-
дая гвардия», «Замучен тяжелой неволей», «Наш паровоз», «Ка-
ховка», и все негромко вторили дорогим по воспоминаниям моло-
дости песням любимой Родины.
Во время пребывания советской делегации в Японии Тевосян
приложил немало усилий к тому, чтобы членам делегации пока-
зали как можно больше предприятий, хотя японцы ссылались на
то, что американцы возражают против ознакомления советских
специалистов с японской промышленностью.
Накануне отъезда делегации из Токио Тевосян попросил Ми-
хаила Андреевича Перцева зайти к нему. Тевосян появился
в строгом черном костюме и белой сорочке — он был приглашен на
вечер к императору. Перцев несколько раз пытался встать и по-
прощаться, но Тевосян, выглядевший непривычно взволнованным,
каждый раз удерживал, говоря:
— Нет, нет, у меня пока есть время, посиди еще!
Стрелка на стенных часах подходила к восьми. Перцев ре-
шительно встал, крепко обнял своего старого наркома от имени
«всех советских металлургов» и быстро вышел.
После отъезда делегации, в душе у Тевосяна словно что-то
надломилось. Однажды ночью дежурный по посольству был
П Н. Филатов. Заметив свет в кабинете у Тевосяна, он позво-
нил ему.
— Извините, Иван Федорович, я увидел свет у вас, наверно,
вы заснули в кабинете?
— Да нет, я не сплю, читаю. Зайдите ко мне, раз вы бодрст-
вуете по обязанности.
— Что-то не спится, болит вот здесь... — Тевосян показал Фи-
латову на правую сторону груди.
518
— Иван Федорович, надо врачу показаться!
— А чем помогут врачи? — махнул Тевосян
В июле он получил большое письмо от Розы В этот день его
было нельзя узнать: лицо просветленное, глаза сияют. Оказа-
лось, жена и дочь решили приехать к нему на месяц. Как все
радовались за него, как готовились к их встрече!
И вот во второй половине июля 1957 года они прилетели. Те-
восян ожил, наглядеться не мог на дочь, ходил с нею по городу,
показывал достопримечательные места, водил в театр «Кабуки»,
радовался, что ей понравилась комната, которую он обставил
для нее.
Но после отъезда Розы и Ольги Александровны состояние здо-
ровья Тевосяна резко ухудшилось. По утрам Н. Т. Андрианов
обычно приносил ему поступавшую корреспонденцию. Как-то
раз он обратил внимание на то, что Иван Федорович побледнел,
на лбу выступила испарина. Пришлось принять душ, переодеть-
ся, но через полчаса он опять был весь в поту и так ослабел,
что вынужден был лечь в постель.
Выполнив какое-то поручение, П. Н. Филатов поднялся к
Тевосяну, чтобы доложить ему о результатах. Он постучал раз.
Другой и, не получая ответа, осторожно приоткрыл дверь каби-
нета. Тевосян сидел, откинув голову на спинку кресла, прикрыв
глаза рукой.
Филатов кинулся к нему, страшно встревоженный. Тевосян
опустил руку, взглянул на него потухшими глазами и устало про-
говорил:
— Ну, докладывайте, —что сделали?..
Поняв, что с ним творится что-то неладное, Филатов посове-
товался с Андриановым и Адырхаевым, и им удалось уговорить
его показаться японским врачам. Те сразу определили, что в ор-
ганизме происходит нечто очень серьезное, а ему сказали, что
ничего опасного нет, однако лучше съездить в Москву и там
провериться.
Тайно от Тевосяна дали знать Ольге Александровне, настоя-
тельно просили приехать. Она прилетела в сопровождении из-
вестного профессора А. Л. Мясникова. Осмотрев Тевосяна, он зая-
вил, что все в порядке, он в этом уверен. Но для того, чтобы удо-
стовериться на все 100 процентов, нужно поехать в Москву: «Я
Должен твердо знать, что все анализы сделаны чисто!» Профес-
сору было ясно, каким неизлечимым недугом поражен Тевосян,
НО он старался внушить больному, что санаторный режим и со-
ответствующее лечение в Москве помогут ему перебороть болезнь.
Однако профессор допустил тактическую ошибку — он больше не
осматривал Тевосяна, и это встревожило больного.
Иван Федорович поручил Филатову показать Токио пр фе о-
Ру Мясникову, и во время осмотра города Филатов рассказал, что
невнимание к нему насторожило больного. Профессор спохватил-
ся, и, когда они вернулись в посольство, сказал, что намеренно не
беспокоил пациента, чтобы проверить, как подействуют на него
принимаемые последние несколько дней порошки и микстуры.
519
Моральное равновесие у больного было восстановлено, но в раз-
говоре с Андриановым и Филатовым профессор дал понять, что
подозревает болезнь не только серьезную, но и неизлечимую.
Провожала его вся советская колония. Отъезд советского пос-
ла вызвал живой отклик в дипломатической среде и в общест-
венных кругах Токио.
Филатов держал себя крепко в руках, но в последний момент,
видимо, чем-то выдал свое волнение. Тевосян, взглянув на него,
быстро спросил:
—• Что с вами, вам плохо?
— Просто устал,— поспешил объяснить Филатов.
— Ну да, конечно, — согласился Тевосян, продолжая все так
же пристально глядеть на него. — Примите что-нибудь, выспи-
тесь— и все будет в порядке. Да... обработайте, пожалуйста, все
последние материалы, чтобы они были готовы к моему возвра-
щению.
Филатов переписывался с Ольгой Александровной, имел кор-
респонденции от Обломского, но от Тевосяна получил только од-
но письмо, адресованное ему и Андрианову одновременно:
«Дорогой товарищ Андрианов!
Все, что лежит в переданном Вам на хранение пакете (клеен-
чатые тетради с моими записями и другими заметками), прошу
уничтожить.
Шлю Вам сердечный привет, прошу передать сердечный при-
вет и товарищу Филатову.
Желаю Вам обоим здоровья и удачи —
18/1 1958 г. И. Тевосян»
Друзья поняли, что дела Ивана Федоровича плохи. II что он
об этом знает.
В окно виден лес в серебряно-хрустальном уборе. Синеет не-
бо морозного зимнего дня. Как хорош студеный воздух хвойных
лесов Подмосковья! Он целителен для тех, кого может еще исце-
лить, он бодрит даже обреченных...
Тевосян находится в клиническом санатории Барвихи. Осто-
рожный стук в дверь заставляет его очнуться.
— Рад вас видеть, Иван Федорович! Думал, что вы еще
в Японии... — входит в комнату Георгий Иванович Иванов-
ский.
Некоторое время Г. И. Ивановский был директором Макеевско-
го металлургического завода, работал в аппарате ЦК партии и
Наркоматах боеприпасов и тяжелой промышленности, в Мини-
стерстве строительства металлургических предприятий. Одним
словом — родился человек у домен в Таганроге и всю жизнь был
связан с металлом; на этой почве и встречался с Тевосяном еще
520
В довоенные годы. А теперь довелось встретиться в Барвихе ку-
да приехал отдыхать Г. И. Ивановский. ‘ у
— Я тоже очень рад! — искренне откликается Тевосян —
для него всегда приятно побеседовать с человеком огненной
профессии.
31 декабря Г. И. Ивановский и П. Ф. Ломако зашли к Тево-
сяну, чтобы поздравить его с наступавшим Новым годом. Тевосян
был весел, вспоминал положение дел в металлургии до 1939 го-
да, говорил об отдельных заводах и их директорах, доменщиках
и сталеплавильщиках, характеризовал их тепло и уважи-
тельно.
Поблагодарив посетителей за память и пожелав им успехов,
он сообщил, что его переводят в Кремлевскую больницу на ули-
це Грановского.
Главврач санатория, присутствовавший при прощании Тевося-
на с товарищами, ободряюще заметил:
— Ну, вот и хорошо, Иван Федорович,— подлечитесь и снова
приедете к нам отдыхать!
Тевосян скользнул взглядом по улыбающемуся лицу глав-
врача.
— Вот и Ломако тоже так думает!
Даже в такой момент чувство юмора не изменило ему...
Приход П. И Коробова в Кремлевскую больницу очень обра-
довал Тевосяна — он знал, что Павел Иванович подробно расска-
жет ему то, что его больше всего интересовало.
Коробова потряс вид больного, хотя тот старался держаться
бодро. Вспомнилось, как Тевосян встретил однажды его, только
что вернувшегося после отдыха в Барвихе, и настойчиво уго-
варивал:
— Смотри, береги себя! Старайся не перегружаться, чтобы
не случилось непоправимой беды...
«А вот тут, кажется, непоправимая беда уже случилась, — с
болью подумал Коробов.—Лицо лихорадочно возбуждено, речь
прерывистая...»
Опасаясь переутомить больного, Коробов постарался уло-
житься в регламент больничного визита.
Это была последняя встреча старых однокашников.
Когда его навещали друзья, Тевосян находил в себе силы
интересоваться делами промышленности, шутил, что он служит
подопытным «двуногим кроликом» врачам, которого они «экспе-
риментально травят новыми медицинскими препаратами».
в больницу пришли академик И. П. Бардин и Я. А. Облом-
ский — бессменный начальник секретариата Тевосяна, они уви-
дели Ивана Федоровича тщательно выбритым, полулежащим на
кровати в белоснежной сорочке. Он сильно похудел, острее стал
взгляд.
Ни одним словом не дал он понять, что знает о своем неиз-
лечимом недуге знает, что ему остались считанные дни.
И лишь когда посетители собрались уходить, он пристально
521
посмотрел на Обломского. Привыкший за долгие годы совмест-
ной работы понимать Ивана Федоровича с полуслова, а то и
без слов, Обломский кивнул. Выйдя о Бардиным, он дошел до
гардеробной, но, извинившись, тут же вернулся в палату якобы
за забытой папкой.
Поблагодарив его улыбкой, Тевосян негромко сказал:
— Прошу тебя, помоги Вове всем, чем сможешь...
— Какое мужество и стойкость! — невольно вырвалось у Ива-
на Павловича, когда Обломский вернулся. И, как бы разговари-
вая сам собой, Бардин продолжал: — Впервые я познакомился
с Иваном Федоровичем 33 года назад на Днепропетровском заводе,
где делегация студентов настойчиво просила меня прочесть ввод-
ную лекцию перед началом их первой практики. В числе деле-
гатов выделялся студент с черными живыми глазами Это был
Иван Федорович. После были встречи в приемной Серго Орджо-
никидзе и на совещаниях.
С начала сорокового года в разных должностях мне все вре-
мя приходилось работать под его руководством. Стиль его рабо-
ты был особенный — никогда не жалея себя, он неизменно забо-
тился о подчиненных. Металлургию он любил беззаветно, так
как понимал, что без любви к делу начинается служба, а не твор-
чество. Работая, ясно представлял себе будущее.
Его мнения были всегда тверды — он не был конъюнктурщи-
ком, не терпел лжи, и первое, на что обращал внимание и что
воспитывал у своих подчиненных, — это было правило: «Как бы
ни горька была истина, говори всегда правду».
...Я больше, чем другие, обязан Ивану Федоровичу трогатель-
ным вниманием и защитой моей репутации в 1956 году — это я
буду помнить до конца моей жизни...
Когда Иван Федорович еще хорошо чувствовал себя, он час-
то ходил в палату, в которой лежал старый друг и однокашник
по Горному институту Николай Александрович Блохин. Тот был
сердечником, и врачи предписали ему лежать неподвижно на
спине. Друзья подолгу беседовали, вспоминали студенческие го-
ды, совместную работу в металлургии, делились соображениями
о ее будущем. Но вот Коли Блохина не стало. Ольга Александ-
ровна послала от имени Ивана Федоровича большой венок и
письмо с искренним соболезнованием. К этому времени сильно
ухудшилось и здоровье Тевосяна.
— Нужно все-таки собраться с силами, навестить Колю Бло-
хина,— сколько времени не заходил к нему... — как-то сказал он
озабоченно.
— Тебе будет очень трудно, его перевели на третий
этаж! — может быть, чуть поспешней, чем следовало, ответила
жена.
Иван Федорович пристально посмотрел на нее—и умолк.
В Кремлевской больнице часто навешал Ивана Федоровича
лежавший в палате на том же этаже заместитель Тевосяна по
Наркомчермету, Алексей Михайлович Питерский. Вскоре не ста-
522
ло и его. И хотя Ольга Александровна видела, что Тевосян ждет
Питерского, удивляется тому, что не приходит, -- вопроса о том
почему не видно его, он так и не задал...
Ощутимо сужается круг забот, интересов-и круг людей с
которыми общается тяжелобольной.
«Их не пропускают ко мне, чтоб не беспокоили...» — догады-
вается Тевосян.
Тоскливое чувство обреченности вызывают примелькавшиеся
уже лица врачей и медсестер, но всегда рядом одно милое и
родное лицо — жены.
Как стремительно летели годы, и как мало удавалось им быть
вместе! Но незабываемы часы и дни, когда недолгий досуг про-
водился в кругу семьи. Даже сейчас, когда под правой ключицей
и по всему боку справа такие нестерпимые боли, насколько лег
че становится от заботливого прикосновения ее рук, если она на-
тягивает одеяло или поправляет подушку...
Тихо в палате, когда больной впадает в забытье. Сюда не
доносится шум города.
Тогда и жене можно закрыть усталые глаза, побыть в полу-
дреме. Но сковать память дремота бессильна. Из ее тайников
все выплывают эпизоды из жизни, пройденной рука об руку —
от первых встреч в Замоскворецком райкоме партии до этой вот
палаты в Кремлевской больнице.
Целых три десятилетия!.. Сколько всего пережито, а ведь ка-
жется, все было совсем недавно: и встречи в райкоме, и поездка
к нему в Эссен, и рождение сына и дочки... А это увлечение спе-
циальными сталями, ради которых он забывал отдых и сон!
А эта постоянная тревога за остойчивость кораблей, за проч-
ность их брони и совершенство вооружения! А потом — снова
металлургия, радости и тревоги за нее. Сколько было проводов
в бесчисленные поездки на заводы, в освобожденные города, за
границу!
Была ли она счастлива с ним?.. И улыбка, вызванная этим
вопросом, уже служила исчерпывающим ответом. Три десятиле-
тия этих двух людей объединяла общность идей, осуществлению
которых они посвятили всю жизнь. Простой, здоровый семейный
уклад, добрые отношения. Он утверждал в шутку, что его един-
ственная человеческая слабость — то, что он последние годы стал
много курить (а ведь до тех событий совсем не курил!) ... \ по-
настоящему он беспощадно строг к себе и скромен, бесконечно
скромен. Не любит, чтобы с ним носились, чтоб за ним ухаживали.
Единственная просьба — отутюженный костюм и чистая сорочка.
Но как все-таки мало бывали они вместе, как мало удава
лось его видеть, как часто он не пользовался отпуском. На служ-
бу уезжал к началу рабочего дня, приезжал домой только чтоб
пообедать... Лишь после 1953 года стал возвращаться к 7—« ве-
чера, да и то после ужина работал за полночь.
523
...Как тянутся минуты, тянутся невыносимо медленно! Лучше
не думать о времени, лучше листать страницы памяти...
Вот он склонился над письменным столом — читает. На сто-
ле— только лампа под абажуром да чернильный прибор с брон-
зовым конем. Все бумаги — в ящике стола или на полках книж-
ного шкафа — всегда в идеальном порядке. Рядом, у локтя —
треснувшая пепельница, подарок покойной Юлии. Как успевал
он следить и за технической, и за художественной литературой?
Всегда сетовал, что не хватает времени на чтение. До поездки в
Японию он шутя сказал как-то сыну: «Пойду на пенсию — вот
когда буду читать запоем, и лежа—чтоб не отекали и не болели
ноги!» Да... что сказал Володя, когда принес ему в последний раз
его любимые исторические романы? А, вспомнила — спросил от-
ца: «Папа, если бы пришлось начинать жизнь сначала, какую бы
ты выбрал специальность?» Он ответил: «Был бы металлургом
снова, — только металлургом!..»
Мысли Ольги Александровны прервались — дверь тихонько
приоткрылись и в палату вошел Алексей Николаевич Косыгин.
Жену больного поразило время посещения — ранний утренний час,
хотя Косыгин был всегда внимателен к тяжело больному това-
рищу и часто навещал его.
— Вам сказали о резком ухудшении? — еле выговорила она.
— Да нет, что вы! Просто только что вернулся из коман-
дировки, захотелось перед работой повидать Ивана Федо-
ровича.
Больной открыл глаза, и Алексей Николаевич подсел к нему.
Но Тевосяну уже не под силу было казаться бодрым, — он был
плох, очень плох.
Как трудно выдержать взгляд больного друга, когда ясно
сознаешь, что помочь ничем уже не мо?кешь!
«Кажется, уснул... Значит, утихли боли...» — думает Ольга
Александровна, глядя на бледное лицо мужа.
Как он тогда написал в анкете? «В а н я»...
— Спи, Ваня!
РЕДКИЙ СПЛАВ
Трудящиеся Октемберянского района Армянской ССР 16 мар-
та 1958 года избрали Ивана Федоровича Тевосяна в Верховный
Совет СССР пятого созыва и дали ему наказ как своему депу-
тату. Это был единственный наказ избирателей, который не был
нм выполнен: 30 марта 1958 года в 21 час 35 минут И. Ф. Тево-
сян скончался в Кремлевской больнице.
Медицинское заключение о болезни и причине смерти гласи-
ло: «У товарища Тевосяна И. Ф. в сентябре 1957 года был об-
наружен рак легкого с метастазами. Лечение проводилось луча-
ми и медикаментами. Болезнь, однако, прогрессировала и приве-
ла к смерти».
Потоком шли соболезнования в Москву. Приходили телеграм-
мы и письма из-за границы. Одни из них были отражением офи-
524
циальпых отношений (среди них — выражения соболезнования
императора Японии и дипломатического корпуса капиталистиче-
ских стран), другие содержали теплые строки —дань уважения за-
слугам покойного и слова искреннего сожаления о его безвремен-
ной кончине.
Перед гробом Тевосяна шли и шли трудящиеся, с утра до ве-
чера звучала траурная музыка в Колонном зале. Все несли и
несли венки.
К алой подушке были приколоты Звезда Героя Социалисти-
ческого Труда, пять орденов Ленина, три ордена Трудового Крас-
ного Знамени, несколько медалей.
Среди множества писем и телеграмм запомнились строки од-
ного письма, присланного с Урала: «Словно по хорошему умыс-
лу, собрала в нем природа редкий сплав всего лучшего, что
мы ценим в Человеке...»
Как хорошо найдены эти слова — «редкий сплав»!
3 апреля 1958 года на Красной площади Москвы состоялся
траурный митинг.
Москва прощалась с верным сыном Коммунистической пар-
тии, отдавшим всю свою яркую жизнь беззаветному служению
советскому народу, делу строительства коммунизма, человеком
большого личного обаяния...
У Кремлевской стены появилась мраморная доска с надписью:
ИВАН ФЕДОРОВИЧ
ТЕВОСДН
19 4-02 19^58
Стол писателя завален папками с документами, письмами,
воспоминаниями.
Год за годом с благоговением работал он над страницами, по-
священными жизни и деятельности Ивана Федоровича Тевося-
на. По всему, что было изучено, услышано и прочитано, что да-
ли беседы с соратниками и учениками, — воссоздавался в его
представлении образ деятеля, как‘бы сосредоточившего в себе
тайну булата.
„Несколько страничек с надписью «Николай Константинович
Байбаков». Как и Тевосян, он прошел путь от инженера-нефтя-
ника по заместителя Председателя Совета Министров СССР.
«Тевосян — титан металлургии, — пишет Байбаков. — Его, как
организатора индустрии, можно сравнить только с Серго Ор-
джоникидзе.
Мне всегда казалось, что каждое дыхание домен и мартен в
в каждый час и каждую минуту чувствовал, контролировал и
регулировал этот человек удивительной трудоспосо ности и та
ланта. Вся его жизнь — это горение... познакомил-
Об Иване Федоровиче я слышал ^^^^оТкве. Мне при-
ся близко, когда в 1939 году иач . Р а мы оба были
ходилось часто встречаться с ним и тогда, когда
525
министрами, и тогда, когда он стал заместителем председателя
Совета Министров СССР...
Он любил людей, ценил их; очень многих работавших в раз-
ных концах страны знал лично, помогал и заботился о них. Стро-
гая требовательность, помощь и забота о людях — это прекрас-
но сочеталось в Иване Федоровиче.
Обсуждаем ли мы сегодня годовой перспективный план в са-
мых высоких инстанциях, когда дело доходит до металлургии, мы
неизменно вспоминаем нашего товарища, несравненного Тевосяна...
Пишите о нем смелее! Пусть наши современники воспитыва-
ются на таких высоких примерах того, как надо жить и тво-
рит ь».
Большеглазый мальчик из Шуши вырос в яркого, умного, силь-
ного человека. Он ушел из жизни, оставив немеркнущий след в
душе и памяти всех, кто знал его.
Вот почему друзья и соратники Ивана Федоровича, задумы-
ваясь над решением важных государственных задач, спрашивают
себя:
— А как бы поступил Тевосян?
1967
СОДЕРЖАНИЕ
ОТ АРАРАТА ДО МОНБЛАНА Повести, очерки
Звезды над Арагацем. Повесть . ................ 6
Судьба таланта. Очерк ....................... 103
Светлое имя. Очерк .. ......... .. .115
Голос его не угас. Очерк .. . .125
Семьдесят пять роз. Очерк ................... 134
Флотоводец. Повесть . . . . 173
Мальчик из Санаина. Повесть > 195
На родине «Тихого Дона>. О ч е р к. . . 235
Парижские встречи. Очерк 243
ТАЙНА БУЛАТА. Роман-хроника
Ованес из Шуши .... . ....... 334
Тайна булата .......... ..... 349
Разведчики железного наркома . • 360
Закалка .... ...... . • 377
Открытый семафор ..... ............ 401
Поединок стали 416
Подвиги будней ,..,...•••••*• 459
Чрезвычайный посол . . . 50
Редкий сплав ...... .... .........
мин
Сов
I
НЫх
гая
но с
(
МЫ)|
неиз
I
ЮТС5
Р И 7
Е
но го
душ<
В
ваяс
себя
1967
Ашот Мартиросович Арзуманян
ТАЙНА БУЛАТА
М., «Советский писатель», 1984. 528 стр
План выпуска 1984 г. X? 257
Редактор М. Э Кузанян
Худож редактор А С. Томилин
Техн редактор И М Минская
Корректор И. Ф. Сологуб
И Б № 4075
Сдано в набор 03 05 83. Подписано к пе-
чати 10 0184. A024I0. Формат 60 x 90/ie.
Бумага тип. № 2. Литературная гарниту-
ра Офсетная печать Усл печ л 33 Уч -
нзд. л 38,43 Тираж 100 000 экз. Заказ
№ 3 159 Цена 2 р 50 к.
Издательство «Советский писатель». 121069.
Москва, ул. Воровского. II Книжная
фабрика «Ком-мунист». 310012, Харьков 12,
Энгельса, И