Текст
                    - Что же
такое сон?
• Для чего он
нужен организму?
(В. Ковалъзон)
• Астрофизики
(Б. Силкин)
— о Вифлеемской звезде
На 1 стр. обложки:
• Р. Маерит. «Память о странствиях»
(Заметка «Окаменевшие сокровища»)
В НОМЕРЕ
Письмо в редакцию
Ю. Пивоваров
СЖАТИЕ ПРОСТРАНСТВА
В. Мимер
ИНТЕРЕС К ИСТОКАМ
В. Мальков
ВЕЛИКАЯ НЕИЗВЕСТНОСТЬ
Во всем мире
Т.Дгрлугъян
БРЕИН-ДРЕИН
Курьер науки и техники
Наука: вчера, сегодня, завтра
А. Сетное
ТРИ ПУТИ В МИКРОМИР
Во всем мире
«Фокус»
ГАДАНИЕ
НА ВУЛКАНИЧЕСКОЙ
ГУЩЕ
Во всем мире
Б. Ковалъзон
ТАЙНА СНА: НА ПОРОГЕ
ТРЕТЬЕГО ТЫСЯЧЕЛЕТИЯ
Всемирный курьер
ЗЕМЛЕТРЯСЕНИЯ
Волшебный фонарь
Т. Нефедова, А. Трейвиш
ПРОСТРАНСТВО
РЫНОЧНЫХ РЕФОРМ:
ОТ АЛЬП
ДО ТИХОГО ОКЕАНА
Авантюрист в эпоху медиа
Я. Верилио
ОТ «Corpus profanum»
К ПРОФАНАЦИИ ТЕЛА
Памяти Натана Эйдельмава
К Мазур
ПЯТЫЕ
ЭЙДЕЛЬМАНОВСКИЕ
ЧТЕНИЯ
76 А. Каменский
«ПО ЗАКОНАМ И ПО
СЕРДЦУ БАБКИ НАШЕЙ...»
73


85 ЛИЦЕИ: 86 Курс лекций История западной цивилизации XX века Д. Прокудин «КОНТИНЕНТ ОТРЕЗАН ОТ БРИТАНИИ» 92 К Хмелик ЕСЛИ ВЫ ВЫБИРАЕТЕ ДОМАШНЮЮ ШКОЛУ 100 Проблема: ребенок и психологическое насилие В. Каган ГДЕ НАЧИНАЕТСЯ «ЗОЛОТАЯ КЛЕТКА*? 106 Самоучитель В. Строилов СВЕРИМ НАШИ ЗАБЛУЖДЕНИЯ 111 Записки социолога 112 В. Чеснокоеа НАСЛЕДСТВО 122 Рассказы о животных, но не только о них Д. Тоеи А ВЫ ВИДЕЛИ ЕГО ПО ТЕЛЕВИЗОРУ? 130 Между небом и землей 132 А. Мурашев «ДРУГ БАРДОВ АНГЛИЙСКИХ...» 144 О. Дмитриева АСТРЕЯ И КОНЕЦ «ЗОЛОТОГО ВЕКА» 157 Мозаика 158 Клуб «Гипотеза» Б. Си/ист ВИФЛЕЕМСКАЯ ЗВЕЗДА - ТЫСЯЧЕЛЕТНЯЯ ТАЙНА • Петр Козловский — дипломат, путешественник, литератор (А. Мурашев) • Перевод с кошачьего на человеческий. (Рассказы о животных) • «Мой престол всегда был троном королей...» Елизавета I. («Семь портретов королевы») ВНИМАНИЮ ЧИТАТЕЛЕЙ! В редакции продаются номера журнала, а также с предоплатой принимаются заказы на следующие номера. 1 Знание — сила №11
ЗНАНИЕ - СИЛА 11/95 Ежемесячный научно-популярный и научно-художественный журнал для молодежи № 11 (821) Издается с 1926 года Зарегистрирован 23.01.1995 года Ре гнет рационный № 0134253 Журнал издается под эгидой Международной ассоциации «Знание» Главный редактор Г. А. Зелснко Редакция: И. Беиненсон Г. Белъская В. Брелъ И. Вирхо (зам. главного редактора) М. Курячая Ю, Лсксин А. Леонович Н. Максимов И. Прусс И. Розовская И. Умнова Н. Федотова Г. Шевелева В. Янкулин (зам. главного редактора) Заведующая редакцией А. Гришаева Художественный редактор Л. Розанова Оформление А. Эстрина Корректор И. Любавина Технический редактор О. Савенкова Сдано в набор 29.08.95. Подписано к печати 12.10.95. Формат 70x100 1/16. Офсетная печать. Псч. л. 10,0. Усл.-пгч. л. 13,0. Уч,- изд. л. 15,82. Усл. кр.-отт. 52,00. Тираж 17 000 экз. Зак, 1063. Адрес редакции: 113114, Москва, Кожевническая ул., 19, строение 6, Тел. 235-89-35 Ордена Трудового Красного Знамени Чеховский полиграфический комбинат Комитета Российской Федерации по печати 142300, г. Чехов Московской области тел. (272) 71-336 факс (272) 62-536 Индекс 70332 <D «Знание — сила», 1995 г. Из общего тиража журнала 11,5 тысяч экземпляров производятся по заказу института «Открытое общество», кото- рый ежемесячно направляет их в библиотеки России и ряда стран СНГ. ПИСЬМО В РЕДАКЦИЮ О 1Л I О) ф — со _£ Сжатие пространства Каждый из нас с детства привык слышать о несметных богатствах СССР и России, но вряд ли кому-нибудь доводилось узнать, во что обходятся их добыча, переработка и транспортировка в реальном исчислении. Такие данные обычно не публиковались, потому что они обнаруживали затратный характер большинства добывающих предприятий. Главным был пресловутый «вал». И страна продолжала идти в кладовые природы все дальше на север и восток, создавать там новые города и поселки, не думая о будущем ни этих поселений, ни их жителей. Проведения такой политики требовали прежде всего военно-стратегические и военно-политические интересы тоталитарного государства, и им сознательно приносилось в жертву развитие экономики и социальной сферы. Естественно, что игнорирование объективных закономерностей в угоду ложно сформулированным имперским интересам привело к печальным результатам. Примеров принятых на основе этой «методологии» решений можно привести множество: это и освоение целинных земель, и строительство «магистрали века» — Байкало-Амурской магистрали, и ликвидация «неперспективных» сел, и проект переброски стока северных рек, и многое другое. Ныне назрела необходимость пересмотра прежней теории и практики регионального развития России. Новая концепция должна исходить из других позиций и прежде всего учитывать объективные исторические процессы пространственного саморазвития регионов, их разные возможности адаптации к рыночным условиям, экономическому кризису, инфляции, внешней конкуренции. Имеется в виду прежде всего выявленный ученым Института географин АН СССР Л. Е. Иофа устойчивый исторический процесс «сползания на юг» населения Европейской равнины на протяжении нескольких веков, вплоть до первой половины XX века.
Такая тенденция сохранилась н в последние десятилетия. После развала СССР заметно изменились экономико-географические, геополитические, демографические факторы развития России в целом. Уменьшились ее территория, население, объем производства. Россия (по сравнению с СССР) заметно сдвинулась на восток и север, она стала в значительной мере северной страной. Поэтому еще более возросла ценность теплых районов с комфортными условиями жизни, их значимость в оценках самого населения. Для новой России с ее огромными просторами, падением производства и пустой казной необходима новая стратегия регионального развития. Страна должна стать другой не только по отраслевой структуре экономики, о чем сейчас много говорится, но и по самой «внутренней планировке» — по своей территориальной и урбанистической структуре. С этой точки зрения самым главным представляется возврат к антропоцентризму в региональном развитии (и в географии как науке) — переносу акцента на человека и его потребности. Главное действующее лицо регионального развития, урбанизации и других пространственных процессов — человек, а не производство стольких-то тонн чугуна или стали, как нас учили многие годы, не развитие территории и так далее, и тому подобное. Мы должны возвратиться к «очеловеченному пониманию пространства». В условиях перехода к рыночной экономике с новыми правилами игры все более усиливаются тенденции к сжатию интенсивно используемого пространства, ведь рынок беспощадно «выбраковывает» не только нерентабельные предприятия и целые отрасли, но соответственно города н целые территории «второго эшелона» (Север, Северо-Восток, некоторые районы Сибири, Дальнего Востока и другие). Речь при этом не идет о выделении каких-то «второсортных» районов. Просто государству сегодня в условиях кризиса непосильны крупные затраты на развитие всего и вся. Необходима поэтому такая стратегия, которая предусматривает определенную очередность интенсивного освоения районов разного типа. Иначе мы сохраним сложившуюся ситуацию, когда почти повсеместно наблюдаются очень острые региональные социально-экономические проблемы. Исследование процесса урбанизации дало нам основание еще задолго до периода «перестройки» оценить все преимущества концепции сжатия интенсивно используемого пространства, а главное — показать его объективную основу и направления сдвигов в расселении страны, не совпадавшие во многом с государственной доктриной. Сегодня эта концепция представляется весьма актуальной. Она может содействовать столь необходимому переходу к интенсивному развитию экономики России. Ведь поворот экономики «лицом к человеку», в частности, устранение гипертрофии военно-промышленного и топливно-энергетического комплексов и подъем находящихся в полном упадке отраслей инфраструктуры, аграрного сектора, машиностроения и особенно сферы обслуживания, вряд ли сегодня возможен без концентрации усилий во времени и пространстве. По существу, речь идет о переломе тенденций прошлых десятилетий — от фронтального крупномасштабного движения на восток и север к выборочному, тщательно продуманному освоению сравнительно немногих районов восточнее Урала. Прежде всего предусматривается дальнейшее развитие урбанизированных старопромышленных районов европейской части России. С этим связана и другая географическая особенность интенсивного освоения регионального пространства — мозаичность, территориальная дробность, фрагментарность этого процесса, требующая детальных предварительных исследований ареалов и центров преимущественного развития. И, стало быть, о переходе на новый путь развития российских регионов надо думать заранее. Ю. ПИВОВАРОВ, доктор географических наук Институт географии РАН, Москва
• А". Карра. «Метафизическая муза», 1917 год II I • 111 | I i * it
Виктор Миллер, кандидат исторических наук Интерес к истокам Историческое время часто не совпадает с хронологическим. Историки все чаще ириходят к выводу, например, что XX век начался с 1914 года, то есть с первой мировой воины. XX век — это время острейших социальных и национальных конфликтов, время войн и революций, время глубокого кризиса, охватившего все стороны человеческого сознания. И когда мы ищем истоки того, что составляет его суть и содержание, мы неизбежно приходим к первой мировой войне. Хорошо известно, что войны развращают людей, приучают их убивать, не испытывая при этом нравственных страданий, что за войнами следует нарастающий вал преступности. А в основе всего этого лежит особая военная мораль, которая не только оправдывает аморальные (с точки зрения общечеловеческих ценностей) действия, но подчас и прямо вынуждает делать то, что в иных, мирных условиях человек никогда бы не сделал. Российская революция вряд ли случилась бы, не будь мировой войны, и уж наверняка гражданская война не была бы столь кровопролитной. Колоссальные потери ранеными и искалеченными притупили понимание ценности человеческой жизни, сделали смерть если не обыденным, то обычным делом. За годы войны солдаты привыкли убивать, не испытывая при этом особых переживаний: ведь все это были убийства «во имя правого дела», «для спасения и блага своего народа». А отсюда всего один шаг до массовых убийств и в нашей стране, и в других странах. Для большинства наших современников нет, наверное, более зловещего слова, чем фашизм. Но мы далеко не всегда задумываемся над тем, что в основе фашизма лежит воинствующий национализм, что разгром германского посольства в Петербурге в 1914 году и немецких магазинов в Москве в 1915 и погромы последующих лет — явления одного порядка, что геноцид армян в Турции в 1915 году и катастрофа еврейского народа в годы второй мировой войны порождены одними причинами* В последние годы мы часто употребляем слово «тоталитаризм». Но, как показали американские исследователи, впервые тоталитарное общество, при котором каждый житель страны оказывается винтиком военно-промышленной машины, функционирующим под строгим надзором правительственных чиновников, сложилось в • Европа цезарей! С тех пор, как в Бонапарта Гусиное перо направил Мет- терних,— Впервые за сто лет и на глазах моих Меняется твоя таинственная карта! О. Э. МАНДЕЛЬШТАМ. Европа, 1914 год • Я был глубоко убежден, и сохраняю это убеждение и по сей час, что если бы... заявление о солидарности держав Тройственного Согласия в вопросе об австро- сербском споре было своевременно сделано от лица Великобританского правительства, из Берлина, вместо слов поощрения, раздались бы советы умеренности и осторожности и что, если, может быть, и не навсегда, то, по крайней мере, на целые годы был бы отсрочен час расчета между двумя противными лагерями, на которые была разделена Европа. Из мемуаров С. Д. САЗОНОВА, бывшего министра иностранных дел России • Не русская мобилизация, а вера главного германского штаба в неизбежность войны сделала войну неизбежной и прекратила 1 августа всякие переговоры объявлением войны. К. КАУТСКИЙ
• Для Пруссии-Германии невозможна уже теперь никакая иная война, кроме всемирной войны. И это была бы всемирная война невиданного раньше размера, невиданней силы. От восьми до десяти миллионов солдат будут душить друг друга и объедать при этом всю Европу до такой степени дочиста1, как никогда еще не объедали тучи саранчи. Опустошение, причиненное Тридцатилетней войной — сжатое на протяжении трех-четырех лет и распространенное на весь кентинент, голод, эпидемии, всеобщее одичание как войск, так и народных масс, вызванные острой нуждой, безнадежная путаница нашего искусственного механизма в торговле, промышленности и кредите; все это кончается всеобщим банкротством; крах старых государств и их рутинной государственной мудрости,— крах такой, что короны дюжинами валяются по мостовым и не находится никого, чтобы поднимать эти короны; абсолютная невозможность предусмотреть, как это все кончится и кто выйдет победителем из борьбы; только один результат абсолютно несомненен: всеобщее истощение и создание условий для окончательной победы рабочего класса. Ф. ЭНГЕЛЬС. 1887 ГОД • Мы прибыли в Париж с твердым убеждением, что должен быть заключен справедливый и разумный мир. Мы уехали с сознанием того, что договоры, которые мы навязали нашим врагам, были несправедливы и неразумны. Из мемуаров британского дипломата Г. НИКОЛЬСОНА «Как делался мир в 1919 году» Германии в годы первой мировой войны. И это неудивительно. Первая мировая была и первой тотальной войной, а отсюда до тоталитаризма как системы уже не очень далеко. Война высосала из тыла большинство здоровых мужчин, и на их рабочие места пришли женщины. За последние месяцы появилось несколько публикаций о женском «батальоне смерти» и о его командире прапорщике Бочкаревой. Но при этом часто не знают, что в 1917 году женщины составляли 43 процента всей используемой рабочей силы в России. И когда мы говорим или пишем о «раскрепощении женщины» после революции, нам не следует забывать и того, что это было прямым следствием мировой войны. Катастрофическим следствием. На наших глазах мир захлестывает волна терроризма. Убийство президента Руанды, за которым последовала гибель в межнациональном конфликте сотен тысяч граждан этой страны. Ну как тут не вспомнить покушения сербского студента Гаврилы Принципа на наследника австро-венгерского престола Франца-Фердинанда, явившегося поводом к развязыванию мировой войны?* Сегодня нам кажется, что мы стоим на пороге XXI века. Но стоит посмотреть вокруг, и станет ясно, что эпоха, начатая первой мировой войной, продолжается. И XX век не кончается. Еще один феномен этого кровавого века — особая забывчивость (специальная, нарочитая — можно подобрать много слов, но и все вместе они вряд ли. дадут представление об этом явлении). В самом деле, как можно объяснить, что в нашей стране нет ни единого памятника героям и мученикам великой войны? Во всех остальных странах их десятки и сотни. Не свидетельство ли это того, как успешно мы можем осуществить (если хотим) хирургические операции на обоих полушариях головного мозга нации, способствуя прорастанию либо травы забвения, либо буйной фантазии, мгновенно превращающей Павла в Савла, а Савла в Павла? Думая о причинах этой чудовищной забывчивости, нельзя не усмотреть ее в стремлении «отрезаться» (термин А. И. Герцена) от Европы и от остального мира. Плюс — отстоять абсолютную первичность Октябрьской революции для всего последующего в цивилизационном развитии человечества. Уж если для России это никак не признать, то что же говорить о Западе? Глазомер западной («буржуазной»-, или «немарксистской») историографии, признаем, оказался более точным. Кстати, это вовсе не значит, что там, «за бугром», преднамеренно искажались и умалялись роль и значение в истории событий октября 1917 года. Утверждалось прежде всего, что сами они, эти события, были всего лишь актом в кровавой драме, разыгравшейся в 1914— 1918 годах. И не последним актом, поскольку вторую мировую войну по праву рассматривают как продолжение первой, а двадцатилетие, отделявшее их друг от друга, * Виктор Иосифович Миллер не дожил до событии в Буденновске, иначе, конечно же, за примером убийства президента Руанды последовал бы пример жесточайшего терроризма в Буденновске.
лишь как эпоху вооруженного перемирия перед новой смертельной схваткой в сущности тех же военно-политических блоков. Хочу напомнить, что лорд Кейнс в вышедшей в 1919 году книге «Экономические последствия мира» предупреждал, что созданная в Версале система мировых экономических связей обречена на крах. Великая депрессия тридцатых годов трагическим образом показала правоту Кейнса. Рузвельт и «план Маршалла» сделали все, чтобы исправить ошибку. Таков XX век. С началом войны 1914—1918 годов, говорил Н. А. Бердяев, мир вступил в «новое историческое измерение». Именно в этой системе координат и следует рассматривать происхождение фашизма и антифашизма, большевизм, политику умиротворения и Мюнхен, создание новых национальных государств в Европе (итальянский историк С. Романо называет их «псевдонациональными») и новый пароксизм национализма и расизма в мире, рост насилия и жестокости в военных конфликтах, явления геноцида, прогресс в совершенствовании орудий массового уничтожения и создание ВПК, изменившуюся повсеместно роль армий и спецслужб в структуре государственных институтов и, наконец, выход человечества на идею создания международной организации безопасности, механизма урегулирования конфликтов. Куда ни обрати взор, на всем лежит печать тех импульсов, которые (либо к лучшему, либо к худшему) сообщила война экономике, политике, дипломатии, культуре, национальным отношениям и демографическим процессам. Она была тотальной, поэтому нравственная травма, нанесенная ею человечеству, была обширной, болезненной и многообразной по своим последствиям. Многие хронические болезни общественного сознания, психологии и этнокультуры обязаны своим происхождением великой войне. Разрушенный Сараево стал мрачным символом неизлечимости этих страшных заболеваний, современная трагедия балканских народов — напоминанием о грозных последствиях пробуждения засыпанного старым пеплом вулкана. Известный американский политолог Хантингтон говорит, что после первой мировой войны и русской революции конфликт наций уступил место конфликту идеологий. Думается, что вывод нуждается в уточнении. Пожалуй, правильнее будет сказать, глядя на современную Восточную и Юго-Восточную Европу, Африку, Ближний Восток и Переднюю Азию, что конфликт наций уже в наше время все более окрашивается в идеологические и религиозные тона. Старые линии разлома, обусловившие особую конфигурацию пограничной линии отторжения, ненависти и вражды, не заросли, не зарубцевались. Никому не нужно объяснять, что культурные различия, которые усилили многократно экономический и политический конфликты между державами в начале XX века, никуда не исчезли с «планом Маршалла», НАТО, ГАТТ и официальным провозглашением прекращения «холодной войны». Именно поэтому — исследовательский бум на Западе вокруг проблематики первой мировой войны. Интерес к истокам. К истокам, по существу, всех процессов, идущих сегодня на любых уровнях и в любых сферах. • ...Затем наступил потоп. Русский ковчег не годился для плавания. Этот ковчег был построен из гнилого дерева, и экипаж был никуда не годен. Капитан ковчега способен был управлять увеселительней яхтой в тихую погоду, а штурмана изображала жена капитана, находившаяся в капитанской рубке. Руль захватила беспорядочная толпа советников, набранных из Думы, советов солдатских, матросских и рабочих депутат тов. политических организаций всех мастей и направлений, которые растрачивали большую часть времени и сил на споры о том, куда направить ковчег, пока, в конце концов, ковчег не был захвачен людьми, которые хорошо знали, куда его вести. Д. ЛЛОЙД ДЖОРДЖ Виктор Иосифович МИЛЛЕР, кандидат исторических наук, специалист по новейшей истории России, к сожалению, ныне покойный. Интересы Виктора Иосифовича были очень разнообразны, но всегда сосредоточены на ключевых проблемах, в их числе — проблемы первой мировой войны.
Виктор Мальков, доктор исторических наук Великая неизвестность
• Д. Вата. Демонстрация «вторжения» — военные интриги, 1915 год Люсьен Февр с пророческой смелостью сказал как-то: «Всякая наука конструктивна. Но не всякая конструкция устойчива, приемлема, закономерна. Можно утверждать, что источники не говорят нам всего. Что из них нельзя автоматически извлечь однозначных и необратимых заключений». Этот афоризм подтверждается всем опытом изучения мировых войн и прежде всего великой войны 1914—1918 годов, имеющим уже без малого вековую традицию. И в наше такое бурное время, когда многие предпочитают говорить только о банкротстве старых идей, старых учений, крушении идеалов, сметенных новыми веяниями, само собой как-то уходит понимание того, что русла рек возникают главным образом в силу сложившегося рельефа местности, ее геологического, природного строения. В нашей отечественной, российской историографии выдающуюся роль играла плеяда историков, оставивших заметный след в изучении первой мировой войны. Их заслуга — прежде всего в передаче игры тех вышедших на поверхность глобальных сил XX века, которым приписывалось всемогущество в определении вектора истории. Отдавая им должное, нельзя не сказать вместе с тем, что они шли на компромисс с идеологией, подчинялись ее диктату, что и предопределило заданность, монотонность исследовательских процедур, промежуточных целей и генеральных выводов. Однако невольное или вольное монотонное повторение набора «вечных истин», схематизм, отражающий методологический детерминизм, растиражированные в учебниках и прочей «обязательной» литературе не были простым следствием идеологического и всякого другого прессинга. Здесь сказалась и своеобразная семиотика знаковых систем в мировой историографии, где (в иных, разумеется, пропорциях и комбинациях) в межвоенный период обнаружилась та же склонность к фиксации универсальных законов, к плоскому морализму. Я не хочу, чтобы меня поняли так, будто бы известные постулаты о соотношении экономики и политики в возникновении войн должны быть объявлены безжизненным экстрактом «экономического спиритуализма», нет. Моя цель — подчеркнуть проблематичную природу ряда монодетерминистских, материалистических о&ьяснений. Теория империализма, доказавшая свою плодотворность в определении главных узлов противо-
• Господа, ровно сорок восемь лет назад в Зеркальном зале Версальского дворца была провозглашена Германская империй. Сегодня мы собрались здесь, чтобы разрушить и заменить то, что было создано в тот день. Из речи президента Франции Р. ПУАНКАРЕ на торжественном открытии Парижской мирной конференции 18 января 1019 года • Поперек австро-германских путей стояла Россия с ее вековой традицией покровительства балканским славянам, с ясным сознанием опасности, грозящей ей самой от воинствующего пангерманизма, от приближения враждебных сил к морям Эгейскому и Мраморному, к полуоткрытым воротам Босфора. Поперек этих путей стояла идея национального возрождения южных славян и весьма серьезные политические и экономические интересы Англии и Франции Было над чем призадуматься. Но при всех этих условиях и напряжении причин для мирового столкновения было достаточно, и Германия, и Австрия выжидали лишь подходящего времени. А повод... Если бы не было сараевского выстрела, то не трудно было найти другой повод. А. И. ДЕНИКИН • ...Всех подданных Османской империи армян старше пяти лет выселить из городов и уничтожить... всех служащих в армии армян изолировать от воинских частей и расстрелять.... Из шифрованной телеграммы военного министра Энвера-паши командующим турецкими армиями от 27 февраля 1915 года речий между великими державами (работы школы Ф. Фишера — последний тому пример), вместе с тем с течением времени заслонила от взора исследователей человеческий фактор, самостоятельную роль властных структур, появление новых, не видимых невооруженным глазом субструктур общественного мнения, средств массовой информации, наконец, роль милитаризма в разжигании международной напряженности, искусственно подпитывающего «великие замыслы». Что и говорить, на все тот же вопрос — «Где тут имя существительное?» — становится еще труднее ответить, если в перечень источников антагонизма противоборствующих сил внести национализм и повторяющиеся явления коллективного психоза. Теория империализма не согласовывалась или плохо согласовывалась и с фактором культуры, который на рубеже XIX—XX веков приобрел геополитическое, если не геостратегическое значение. Уже образование военно-политических блоков — Центральных держав и Антанты — выявило, что на цивилизационном уровне могут действовать не меньшие силы сближения или отторжения (в значительной мере неконтролируемые), чем в сфере экономики. С конца XIX века быстро набиравшие экономическую силу Соединенные Штаты своей политикой «открытых дверей» бросили вызов старому колониализму, но из этого никак не следовало, что противоречия между Британской империей и США могли перейти последнюю грань и взорваться войной. Напротив, между двумя странами постепенно накапливались предпосылки того, что почти через полстолетия будет названо «особыми отношениями». И Достоевский в России, и Томас Манн в Германии, каждый в рамках своего времени, усматривали в нарастании международной напряженности, а затем, после 1918 года, в отношениях между победителями и побежденными явные признаки разнобоя культурного процесса, в чем они видели симптом социального распада. Тойнби, как бы подытоживая эти размышления, утверждает, что выдвижение на передний план с 1945 года конфликта в сфере культуры (считавшегося на протяжении столетий делом сугубо внутренним) связано именно с мировыми войнами, хотя это и не воспринималось на первых порах как явление политическое. Марксизм в том виде, в котором он воплотился в исторической мысли в нашей стране, прошел мимо этого фактора расщепления, разобщения мирового сообщества, а тем временем он приобретал в межгосударственных отношениях в период, непосредственно предшествующий Великой войне, в ходе ее и в послевоенный период все большую и, к несчастью, главным образом деструктивную роль. Зигмунд Фрейд был прав и не прав, когда утверждал, что осчастливливайие, принесенное Вудро Вильсоном раздираемой войной Европе и 10
превратившееся во зло, истоком своим имело способ мышления. Прав, когда говорит, что этому способу мышления была свойственна тенденция отгораживания от реального внешнего мира (своеобразный интеллектуальный зилотизм). Не прав, когда приписывает его целиком Вильсону, его религиозным убеждениям и суперэго. Корректнее было бы, очевидно, сказать, что видение Вильсоном послевоенной Европы, колониального мира преимущественно отражало несхожесть культур, ментальности (американской и западноевропейской), встреча которых хотя и состоялась, но принесла самому «спасителю человечества» глубокие внутренние разочарования. Неблагодарность европейцев не была единственным к тому поводом. В изоляционизме американцев в межвоенный период обнаруживается то же самое явление культурного обособления. Кстати сказать, американские политики эпохи второй мировой войны в большей мере учли это обстоятельство, чего нельзя сказать о советских лидерах. Для советской историографии было характерно стремление замкнуть анализ на (если так допустимо сказать) хронологически локальном аспекте, проблеме-генезисе — периоде самой войны и ее прямых последствиях. И на примере ряда исследований можно легко убедиться, что их профессиональный уровень весьма высок. Чего недоставало, так это философского осмысления планетарного масштаба Великой войны в контексте цивилизаци- онного развития, хотя историко-философская мысль русского зарубежья всегда обращала внимание на эту сторону вопроса: «Я чувствовал с первых дней войны, что и Россия, и Европа,— писал Н. А. Бердяев,— вступают в великую неизвестность, в новое историческое измерение». Увы, немногие работы до последнего времени могли претендовать на такой подход, и сегодня, как никогда прежде, мы ощущаем этот недостаток. Между тем многие исследователи на Западе, используя преимущества сравнительного исторического метода, идут по пути исторической реконструкции «переходного периода» в истории европейской цивилизации, начало которому положили события, непосредственно связанные со сползанием мира к Великой войне, и завершившимся где-то в пятидесятых годах. Другие, уже в самое последнее время побуждаемые . поразительной аналогией в положении восточноевропейских государств после радикального изменения обстановки в конце восьмидесятых годов с послеверсальским миром, продолжают этот илкл вплоть до нашего десятилетия. Профессор Серджо Романо в своей очень важной в теоретическом отношении статье "«Версальские нации» и мир в Европе", опубликованной в мартовском номере журнала «Международные отношения» за 1990 год, находит, что мы являемся свидетелями возвращения к некогда созданному и разрушенно- • Четыре года три месяца и 26 дней длилась первая мировая война, во время которой было истреблено больше, чем за все предыдущие войны, начиная с 1790 года, то есть за 125 лет. Десять миллионов убитых, свыше двадцати миллионов искалеченных, раненых, контуженных, отравленных газами и тому подобное - таковы жертвы этой кровавой трагедии. По относительному количеству людей, погибавших в среднем ежедневно, мировая война 1914—1918 годов была почти в тридцать раз губительнее, чем наполеоновские войны. Царская Россия потеряла за весь период войны убитыми на полях сражений 2,5 миллиона человек, Германия — 1890 тысяч, Франция — 1400 тысяч, Австро- Венгрия - 1400 тысяч, Великобритания — 800 тысяч, Сербия — 700 тысяч, Болгария — 70 тысяч, Италия — 500 тысяч. Румыния - 300 тысяч. США - 57 тысяч. К концу войны в ней участвовали тридцать три страны с населением в полтора миллиарда человек. Общая протяженность фронтов равнялась трем тысячам километров. Крупнейшие воюющие государства призвали в армию от 10 до 20 процентов населения (более всех Германия - 19,7 процента и Австро-Венгрия — 17,3 процента) . В целом Антанта мобилизовала 48 миллионов человек, Четвертной союз — 25 миллионов человек. Все участвовавшие в войне государства израсходовали на военные нужды около шестисот миллиардов рублей из общей суммы народного богатства, исчисляемого в 1200 миллиардов рублей. В России на военных предприятиях было занято 76 процентов всех рабочих, в Германии — 58, во Франции — 57, в Англии — 46. 11
• В день манифеста о Войне с Германией огромная толпа собралась перед Зимним даорцом. После молебна о даровании победы государь обратился с несколькими словами, которые закончил торжественным обещанием не кончать войны, пока хоть одна пядь русской земли будет занята неприятелем. Громовое «ура» наполнило дворец и прокатилось ответным эхом в толпе на площади. После молебствия государь вышел на балкон к народу, за ним императрица. Огромная толпа заполнила всю площадь и прилегающие к ней улицы, и когда она увидела государя, ее словно пронизала электрическая искра, и громовое «ура» огласило воздух. Флаги, плакаты с надписями «Да здравствует Россия и славянство» склонились до земли, и вся толпа, как один человек, упала перед царем на колени. Государь хотел что-то сказать, он поднял руку, передние ряды зашикали, но шум толпы, несмолкавшее «ура» не дали ему говорить. Он опустил голову и стоял некоторое время, охваченный торжественностью минуты единения царя со своим народом.... Из воспоминаний М. В. РОДЭЯНКО, бывшего председателя Государственной думы « Национальный идеал нашего народа и нашей страны требует от нас уничтожения московского врага, для того чтобы тем самым достигнуть естественных государственных границ, которые охватят и объединят всех наших сородичей. Наше религиозное чувство побуждает нас освободить ми р ислама от господства неверных. Из циркулярного письма руководства правящей младотурецкой партии «Единение и прогресс» к местным организациям от 12 ноября 1914 года му «порядку», Версальской системе. Но вслед за тем он ставит вопрос об ответственности того же «порядка» за развязывание второй мировой войны и как следствие этого — за барачную модель государственности, которая получила распространение в Восточной и Центральной Европе после второй мировой войны вплоть до девяностых годов. Иными словами, круг замкнулся, но был ли он последним? Такие видные представители американской и английской исторических школ, как профессор Дж. Кеннан и Кристофер Ситон-Уотеон, придерживаются примерно той же точки зрения (и это не случайно), полагая, что отражение первой мировой войны в судьбах человечества (особенно на межгосударственном уровне, хотя и в социально-экономической, политической сферах также) является более глубоким и значительным, чем принято было считать в недалеком прошлом. Дисфункция системы международных отношений, заложенная, по мнению Ситона-Уотсона, в «утопических» идеях 1919 года, обнаружила себя в явлении «колебания маятника», когда сначала «утопический мир 1919», построенный на принципе, как тогда говорили, «балканизации», был смыт с карты Европы «сулер- реалистами» Гитлером, Муссолини и Сталиным, с тем чтобы во многих своих чертах возродиться после 1945 года. Посев 1919 года дал морозоустойчивые, по мнению одних, и недолговечные, угрожающие стабильности в Европе, по мнению других, всходы. Современным политикам надлежит разобраться, насколько «идеализм» творцов Версальской системы отвечает реалиям конца XX — начала XXI века. Задача историков не менее сложна — понять и объяснить тот сложный и парадоксальный алгоритм историко-культурного процесса в Европе, который был задан первой мировой войной и ее последствиями в масштабах цивилизационного развития. В этой связи убедительной является точка зрения, берущая за основу представление о фундаментальной и долговременной, начавшейся с первой мировой войны трансформации взглядов на вещи, совокупности убеждений и ценностей (в том числе и под влиянием непрерывно расширяющегося информационного пространства, прогресса телекоммуникаций и технологий). Происходит становление новой парадигмы, которая в изменившихся внешних рамках мировой политики заявила о себе давно. Но только теперь мы во всей полноте осознаем значение двух мировых войн (они тесно взаимосвязаны между собой), вызвавших общекультурное потрясение. Многие философы и тео логи, учитывающие значение экономического фактора, но полагаясь главным образом на свое внутреннее ощущение, заметили это уже в ходе первой мировой войны. В мировой политике уже тогда они обнаружили подрыв мирового господства европейских держав и формирования полицентри- 12
'-".' "."-"-_-А.«М'"' .*."."."-"-• К 1916 году Николай II лишь числился Верховным главнокомандующим. Он демонстрировал свою полную несостоятельность как раз тогда, когда в стране усилилась борьба группировок, небывалый размах приняла распутин- щина, когда Ставка раздиралась противоречиями. Именно в это время Николай II все больше самоустранялся от непосредственных дел, впадая в полную апатию. • На ураганный огонь германской артиллерии нам нечем было отвечать, и началось то длительное и тяжелое отступление всего русского фронта, которое предрешило исход войны для России. ...До какого же безумия мог дойти царь, этот полковник с кругозором командира батальона, не способным навести порядок даже в собственной семье, чтобы возомнить себя полководцем, принять ответственность за ведение военных операций миллионных армий, внести в работу ставки атмосферу придворных интриг. Для меня это являлось началом конца. Из мемуаров бывшего российского военного агента ао Франции полковника А. А. ИГНАТЬСВА
• ...Изголодавшиеся на фронте и во время путешествия в Германию, пленные крайне нуждались в усиленном питании. Одной восьмой фунта хлеба и обеденного супа, конечно, было недостаточно, приходилось систематически недоедать. Отсюда общее слабосилие, болезни. ...Голодали пленные всех национальностей. В конце 1914 года и в начале 1915 года мы все были на равном положении; тогда еще не существовало высшей расы — французов, бельгийцев, англичан, которые в 1916 и 1917 годах питались как нельзя лучше, и низшей — русских, которые пухли от голода и сотнями тысяч отправлялись к праотцам... Воровство в лагере шло самое отчаянное. Когда из города на кухню привозили картофель, мясо, толпа набрасывалась и расхватывала. Напрасно возивший оборонял воз кнутом. Нападающих били и палками, но напрасно. Избитые до крови, все же пожирали украденное тут же, под ударами. ...Ели смолу,— сшибали и собирали затвердевший, каплями стекающий с крыш бараков деготь... Ю.КИРШ. Под сапогом Вильгельма Из записок рядового военнопленного № 4925. 1914-1918 годы. М -Л, 1925. Виктор Леонидович МАЛЬКОВ, историк-американист, доктор исторических наук, лауреат Государственной премии СССР, профессор МГУ, автор многих монографий по новейшей истории. Последнее время в поле его научного интереса особое место занимают неизвестные страницы первой мировой войны. 14 ческого мира, которому еще предстояло пройти состояние биполярности и стадию возвышения «периферии». В этот же период качественным образом изменяются все (или почти все) условия развития человеческой индивидуальности и императивы общества. Кстати говоря, появление таких мыслителей, как В. И. Ленин, В. Вильсон, М. Вебер, В. Парето, О. Шпенглер, Э. Дюркгейм, символизировали начальную стадию переломного времени, трансформацию социума на путях ускоренного индустриального развития. Они по-разному предлагали изучать социальное поведение человека, но для каждого из них это был человек, сформировавшийся в условиях смуты, обострения социальных и религиозных конфликтов в ходе тотальной войны с ее особой шкалой нравственных критериев. И все они, жившие в период европейской истории, который ретроспективно считается благословенным, ощущали кризис общества. Одним из источников его в их понимании был воинствующий национализм. В нем угадывалась скрытая энергия огромной разрушительной силы. «Избави Бог единения расового»,— говорил Л. Н. Толстой, размышляя в 1908 году о военном кризисе в Боснии. Позволительно сказать, что идея нации, ее самоопределения, подхваченная «организованным общественным мнением» (слова В. Вильсона), овладев массами в ходе Великой войны, уже не расставалась с человечеством, несмотря на все попытки интернационалистов снять ее остроту. Интернационалисты сами становились проповедниками «национального развития» с претензией на ортодоксию и универсальность, а в ряде хорошо нам известных случаев — на мировое или региональное лидерство. Иммануэль Валлерстайн рассматривает этот процесс в контексте «великой идеологической антиномии XX века, вильсонизм против ленинизма», рожденной, как он утверждает, в 1917 году и исчезнувшей к концу восьмидесятых годов. Нет смысла сейчас полемизировать по поводу категоричности этого ключевого суждения Валлерстайна — она оспаривается многими серьезными исследователями. Но, получив мощный импульс в годы Великой войны, эта антиномия создала принципиально новую ситуацию. Что таит в себе ее дальнейшее развитие в условиях сегодняшнего хаоса на «рынке идей»? Увеличение вероятности войн или усиление тенденции к их прекращению? — так стоит сегодня вопрос, говорит Валлерстайн. Ответ дать непросто, но без изучения опыта первой мировой войны дать его вообще невозможно. •
ВО ВСЕМ МИРЕ Бактериям 11 тысяч лет В торфяных болотах штата Огайо американские палеонтологи обнаружили хорошо сохранившиеся останки мастодонта. Его возраст определен в одиннадцать тысяч лет. Интерес исследователей вызвал не только сам праде- дуика слона, но и содержание его пищеварительного тракта — биологи обнаружили там живых бактерий. Сравние их с бактериями из окружающей среды, ученые доказали, что речь идет о специфических кишечных бактериях, сохранившихся с того времени, когда мастодонт был еще жив. Содержимое желудка дало материал для любопытных выводов. Оно состоит из водных и болотных растений. До сих пор предполагали, что мастодонты питались ветками вечнозеленых растений, а вымерли потому, что граница распространения этих растений в ледниковый период переместилась на север. Теперь ужа можно утверждать, что гиганты погибли из-за пересыхания болот и водоемсв, которое началось с потеплением климата. Пчелы — живые компасы Давно уже ученые догадывались, что пчелы строят свои ульи и прокладывают маршруты полетов, ориентируясь на магнитное поле Земли. Смущало лишь то, что в пчелах было слишком мало магнетита для такой ориентации. Недавно двое тайваньских исследователей обнаружили в нервных клетках пчел крошечные кристаллы магнетита — всего десять миллионных долей миллиметра. И хотя представители англий- О О О о о о о о о о о о о о о о о о о о о о о о о о о о о о ской школы «пчеловедения» считают Солнце главной путеводной звездой для пчел, они признают важность открытия, поскольку оно подводит научную базу под описание многих аспектов поведения пчел. Окаменевшие сокровища В китайском уезде Линь- цюй провинции Шаньдун вот уже двенадцать лет существует Шаньванский заповедник окаменелостей. Они образовались здесь восемнадцать миллионов лет тому назад. Недавно в заповеднике были проведены раскопки: обнаружено 204 пласта, в которых найдено более трехсот видов окаменелых животных и растений, две трети из которых сегодня уже не существуют. На фото: 1. Ученые за реставрацией окаменелостей. 2. Окаменелая рыба. О О О О о о о о О О о о о о о о о о о о о о о о о о о о о о Почему гулять полезно Хождение пешком укрепляет иммунную систему — к этому выводу пришли американские ученые из Калифорнийского университета. Они отобрали группу из тридцати восьми физически пассивных женщин и обязали половину из них ежедневно совершать сорокапятиминутные прогулки. Остальные же продолжали Рисунки В. и Ю. Сарафановых жить по-старому. Спустя пятнадцать недель оказалось, что разницы в заболеваемости между двумя группами нет, но физически активные выздоравливают в среднем за пять дней, а пассивные — за одиннадцать. Анализы крови показали, что у прогуливающихся количество антител на двадцать процентов выше. 15
Ф. Мазерелъ. Город • Кроме чисто статусно- карьерных соображений, есть и мощнейшие культурные стимулы к возвращению. 13 / /■ / i Щ ж ML* hi я У • Бороться с брейн- дрейном бессмысленно, это симптом, а не болезнь. Георгий Дерлугъян, США БРЕЙН-ДРЕЙН (Можно или нужно с ним бороться?) Это дребезжащее словосочетание из английского, означающее отток мозгов, закрепилось в изрядно варваризованном политическом словаре постсоветского периода. Изначально это выражение было запущено в оборот лет тридцать назад экспертами ЮНЕСКО, которые были озабочены поисками очередных причин, препятствующих бедным странам Юга дорасти до благополучия индустриального Севера. Развал науки и бегство кадров стали у нас одним из тяжких обвинений в адрес тех злоумышленников, которые как будто бы обладали дьявольской властью профукать российскую державу. Упаси нас Боже от вульгарного социологизма, но как не отметить, что возглавляют негодующих видные организаторы науки, то есть советские академические
• Развал науки и бегство кадров. • Так реальна ли проблема «оттока мозгов»? • «Запад — это то же царство теней». • Противодействующие факторы. генералы, чьим специфическим объектом властвования была прежняя институтско-университет- ская система, или «советская наука». Хор им составляют более заурядные научные работники, которые печалятся, вспоминая былую интеллектуально нетребовательную, чиновничье-упорядочен- ную и умеренно сытную научную жизнь. Наука неминуемо социоморф- на, проще говоря, строится по тем же правилам, что и породившее ее общество. Советская наука, естественно, могла быть организована только как номенклатурное ведомство. При этом данная отрасль рассматривалась как приоритетная, значит дотируемая, в силу исконно большевистской, доходящей до иррационального страсти к современной технике (особенно военной) и одновременно священного трепета перед знанием об обществе. Наряду с собственно производством науки и остепененных кадров (качество которых, конечно же, снижалось пропорционально общесоветским тенденциям), это гигантское совокупное ведомство было призвано упорядочивать и контролировать потенциально опасные массы интеллигенции. С тех пор как в советском обществе была ограничена роль чекистской подсистемы террора, контроль над «мозгами» шел преимущественно по линии развращения ничегоне- деланьем (за письменным столом или на овощебазе) при относительно высоких окладах, академ- кооперативах, продзаказах, загранпоездках и прочих поощрениях. В научной среде строго иерархическая система институтско-ка- федральной власти сама по себе выполняла роль приманки для честолюбцев, цензора для еретиков и гаранта стабильного интеллигентского образа жизни для основной изрядно заболоченной массы. И, надо признать, прекрасно справлялась — вспомните-ка раннеперестроечные разочарования в общественных науках, сильно поотставших от публицистов и литераторов в деле всегласного осмысления. Боже нас упаси от грехов очернительства и неблагодарности — система сия предоставляла вполне приемлемую социальную нишу многим хорошим людям, а порой и производила знание и ученых отменного качества (правда, все чаще в виде побочного продукта от основной функции воспроизводства власти господствующей в науке академическо-чиновничьей элиты). Иерархичность рядилась в одежды академических стандартов и тем невольно способствовала поддержанию профессионального уровня. Короче, ситуация в советской науке неизбежно напоминала ситуацию в советском балете, журналистике, спорте, литературе, а также в танкостроении, газовой промышленности и партаппарате. То же самое наблюдаем мы и сегодня, после системного краха позднесоветского общества. Надеяться, что прежнюю систему власти можно и следует возродить путем простого «восстановления разорванных связей» и «государственного внимания», свойственно равно председателям колхозов и академикам. Ну «кто выживет, увидит», как говорят французы. Так реальна ли проблема «оттока мозгов»? Да. Количество аспирантов, высококвалифицированных техников и ученых из бывшего СССР, работающих (и не работающих) сегодня за рубежом, оценкам не поддается. Слишком га s и т i с I ел 0 *~ х л 1 О- (О Ю 17
V cg 1 различны и порой причудливы индивидуальные траектории. Однако подшивки «Известий», «Литературою» и «Независимых газет» исправно зачитаны до дыр повсеместно по читалкам всех шестисот с лишним американских университетов — от Гарварда до крохотного колледжа в графстве Хампти-Дампти. Едва ли не в каждой университетской или промышленной лаборатории США плечом к плечу с китайцами и латиноамериканцами корпят «(русскоговорящие» всех национальностей бывшего Союза и бывшего СЭВа. Дружба народов, кстати, здесь процветает, притом нередко царит и едва ли не раннекавеэновская непринужденность — прямой результат освобождения ученой братии от начальственного присмотра. Личное освобождение плюс то удивительное чувство, которое, по замечательному выражению Е. К. Лигачева, возникает от «делания дела», компенсирует большинству экс-совзаграннаучкоман- дированных житейскую стесненность и даже тяготы, производимые и>: относительным безденежьем, процессами адаптации и, главное, временностью их положения. Эпизоды из телефильма «Ми- хайло Ломоносов», посвященные пребыванию нашего великого предтечи в Германии, звучат поразительно актуально: «Я — российский студент!» (то есть «уйду пешком»). Надо откровенно признать, что за годы, прошедшие со времени открытия пограничных шлагбаумов (скажем, с 1989—1990 годов), немногие из наших соотечественников разбогатели и добились гарантированного положения в научном мире Запада. Не стоит, впрочем, сомневаться, что добьются. Как и в спорте или балете, нашу многокусочковую Родину пока еще представляет на диво сильный состав — просто в мировой науке дольше цикл признания. В зависимости от научной дисциплины он составляет от пяти до десяти-двенадцати лет. Здесь и кроется главная опасность для государственных интересов наследников СССР (а речь, по большому счету, именно о государственных интересах и державном престиже на мировой арене, что бы там ни говорили про национальные гордости и судьбы культуры). Пока что великая сушь, наступившая в постсоветской науке, имела катастрофически облагораживающее воздействие. Подсохла и порядком растрескалась былая система власти, легионы профнепригодных сотрудников подались Бог весть куда — кто обиженно почивать на кушетке, кто в бизнес, кто в народные депутаты. Их коллеги, сумевшие доказать неформальную квалификацию, уже не зависят, как раньше, от своих мест работы. Они научились добывать гранты у себя дома и побивать иноземную ученость на ее территории. Между прочим, психологически последнее обстоятельство сравнимо с полетом «спутника» и с первой победой нашей сборной над канадскими профи из НХЛ. С двадцатых годов отечественная наука существовала в провинциальной отгороженности от пресловутого «мирового уровня» и отгораживаема была, конечно же, в основном теми, кто нынче оплакивает бегство своих научных крепостных. Катастрофа советской науки (или, если хотите, постигшая ее шоковая терапия) осуществила таким образом двойную созидательную задачу: была установлена связь с мировым, то есть западным сообществом, а следовательно, и конвертируемость отечественного научного знания, и, худо-бедно, расчищено место для новой организации науки, адекватной посткоммунистическому обществу. Но если это место хотя бы в ближайшие пять- семь лет не обрастет новыми научными организациями, мы рискуем столкнуться с двумя действительно крупными неприятностями. Во-первых, размывание препо- давательскх кадров и неизбежная для беднеющего и нестабильного общества потеря ориентированных на науку студентов приведут 18
к провалу в цикле поколений. Разрыв грозит быть менее кровавым, чем массовое уничтожение российской научной молодежи в гражданской войне, но зато куда более истощающим. Даже если в России наступит экономическое чудо (а по расчисленьям философических и экономических таблиц оно наступит лет эдак через семь), новый подъем будет сосредоточен в сфере бизнеса и никогда не сравнится с мифологическим энтузиазмом большевизма. Это означает, что при прочих равных чисто экономический расчет будет отвращать молодежь от науки, одновременно подталкивая наиболее образованных и конкурентоспособных выпускников университетов и аспирантур к миграции на Запад. Во-вторых, слишком прочные корни пустят на Западе именно те, в чьем возвращении должно быть наиболее заинтересовано любое посткоммунистическое правительство России (и стран СНГ), испытывающее чувство ответственности перед гражданским обществом и государством. «Запад — это то же царство теней,— сказал один печальный русский интеллигент,— многие отправляются туда, но немногие возвращаются обратно». Данное эмпирическое обобщение, как многие подобные максимы, отражает на самом деле отнюдь не универсальный опыт. Десятки, если не сотни, тысяч интеллектуальных работников из бывшего СССР, оказавшиеся сегодня на Западе, пока еще не составляют научной диаспоры и тем более не интегрированы в западные общества (что б там ни утверждали отдельные коллеги, уже и говорящие с акцентом). При определенных условиях они окажутся не потерей, а выгоднейшим вложением капитала, «мозгами», отданными на сохранение, причем под высокий процент. Здесь прежде всего необходимо различать типы мотивации, которыми сегодня определяются действия и планы этих людей. «Русскоговорящих» ученых, утекающих за кордон, можно условно разделить на четыре категории: «супермены», «академказа- ки», «клещи» и «зайчишки». «Супермены» — это действительно крупнейшие ученые, чей конвертируемый научный престиж совпадает с формальным академическим чином (то есть Академик с большой буквы). Естественно, очень редкая категория. Американские иммиграционные власти с почтением выдают им виды на жительство по престижной категории Е-1 наряду с олимпийскими чемпионами и выдающимися исполнителями. Летают супермены высоко и быстро, перемещаясь по всей планете. Жить же предпочитают дома — и суперменам необходимо отдыхать душой и телом. Только бы «дом» элементарно позволял комфорт и отдохновение в промежутках между звездными полетами. «Клещи» и «зайчишки» — персонажи знакомые, «совковые». Как правило, им около сорока лет, так что это люди, успевшие (и допустившие) быть исковерканными подчиненной ролью в советской научной системе. Объединяет их странное сочетание неуверенности в себе с готовностью выживать. «Клещи» прибывают на Запад с твердым намерением держаться за хвост удачи. Это преимущественно карьеристы не из подлинно великих, а также довольно неизобретательные потребители. Именно карьерная жилка делает эту категорию потенциальными возвращенцами. Никто не отменял древнюю истину о приятности несоответствия рангов в Риме и галльской деревне, тем более если последняя совпадает с родными пенатами. «Зайчишки», или «беженцы в душе» прибывают с тем же самым намерением, но с несколько иной мотивацией. Это люди твердо, истинно по-иашему уверены, что опасней и ужасней КГБ и вообще российской истории ничего не бывает и, главное, никогда не будет. Их отравленная жизнь — ожидание погрома. Тяжелый случай. Наконец, вольное «академиче- 8 Г О. г is Г> 19
£g s и л I 01 с *~ x Q- ra *O К ское казачество» — самая массовая и в целом молодая группа. Как и полагается, состоит из беглых холопов да разоренных купчишек. Безродная и лихая категория, включающая студентов, аспирантов и «приват-доцентов», отчего-то подавшихся в молодые звезды отечественного бизнеса или политики, и пущенных по миру трудяг-завлабов. Кормится небольшими грантами и стипендиями и оттого вынуждена беспрестанно кочевать с кампуса на кампус. «Клещи» и «зайчишки» в большинстве своем по натуре скорее продолжатели и исполнители, пусть добросовестные, и они едва ли рассчитывают на многое. Для них воистину «отдых и покой замена счастию». Напротив, «ака- демказаки», как правило, метят в атаманы или надеются со временем обрасти крепким самостоятельным хозяйством. И обрастут, конечно же, в том числе и на самом важном — бытовом уровне. Появятся дома со всеми атрибутами комфортной западной повседневности. Разовьются экзотические для отчих палестин привычки. Самое же главное, даже если заморским персиянкам в браке предпочтут они милых соотечественниц, их дети все равно заговорят по-иностранному, привыкнут с младых ногтей праздновать какой-нибудь чертовский Хэллоуин и есть на завтрак кукурузные хлопья «Тотал» с арахисовым маслом. Останется, конечно, некая тургеневская серебряная пепельница в виде мужицких лаптей да привычка водить машину под ностальгические раскаты хора имени Веревки или «ДДТ». Противодействующие факторы, впрочем, будут еще долго тянуть в родную сторону. Прежде всего далеко не всем достанет сил и терпения карабкаться сквозь многоязыкую толпу конкурентов по западным научным лестницам. При определенной ловкости, регулярно перемещаясь между западным и отечественным сообществом, добиться научного престижа много легче (как давно открыли указующие нам путь в будущее братья-поляки и ветры). Кроме чисто статусно-карьерных соображений, есть и мощнейшие культурные стимулы к возвращению. СССР и все предшествующие ему российские империи составляли мир в себе, вполне самодостаточный и по- своему привычно уютный для коренных обитателей. Внешний мир всегда был нам очень необходим и желанен, покуда оставался экзотическим далеком. Непосредственное бытовое общение с иностранностию мы едва ли выносим. Сказывается многое — органическая неспособность советского интеллигента получать удовольствие от «Ныо- Йорк тайме», пестро-пресного телевидения, от ужасно серьезных дебатов по поводу «геев» в армии или от общей целлулоидности постмодернистского Запада и фундаментальной невозможности распивать и вести задушевные беседы с одномерными «местными». (См. «Новую московскую философию» Вяч. Пьсцуха.) Короче, из-за всего того, что наряду со святейшим чувством «своей команды» (в спортивном смысле) составляет патриотизм. Несколько парадоксальным образом новейший выброс соотечественников за рубежи российского импе- риомира в чем-то удивительно напоминает послереволюционную, первую волну эмиграции. Позднесоветская, или «еврейская» волна эмиграции была преимущественно волной принципиальных невозвращенцев. Логика отвержения советского общества очень тяжело сказалась в этих людях (потому и остающихся именно позднесоветской, «застойной» диаспорой — неосознанными, но тем более ревностными хранителями «совка»). Студенческо-научная диаспора посткоммунистического периода скорее даже и не диаспора, и не эмиграция. Кардинальное отличие этой волны в том, что она представляет не одно из прошлых России (до- или поздне- советское), а потенциальное постсоветское будущее. Наши утекшие на Запад мозги будут представлять конкретно это, демократическое, постиндустри- 20
альное будущее экс-Союза, даже если оно не состоится. Просто в этом случае интеллектуальная фракция «четвертой» волны превратится в эмигрантскую диаспору, культурно соответствующую стране, которая не получилась. В этом содержится и ответ на вопрос, вынесенный в подзаголовок. Бороться с брейн-дрейном бессмысленно — это симптом, а не болезнь. Если к сакраментальному 2000 году (ну, 2005) посткоммунистическая Россия не будет нормализована в качестве хотя бы сегментарной, очаговой демократии, то отток мозгов лишь усугубит ее сползание в третий мир. Это не индивидуальный выбор, а социологическая неизбежность — даже если отдельные специалисты вернутся на родину, их шансы оставаться именно учеными будут минимальны. Напротив, в случае нормализации нынешний брейн-дрейн будет казаться преимуществом — вернулись же отец российского фарфора Виноградов с Михайлой Ломоносовым (последний далее с женой-немкой). И с какой пользой для отечества! Конечно, ответственные господа непременно спросят, а можно ли способствовать возвращению на родину сильно выросших за годы скитаний кадров? Теоретически, конечно, можно. Скажем, можно бы поспособствовать Аэрофлоту в предоставлении льготных тарифов, организовать летние стажировки для студентов, биржи репатриантского тру- Да, помогать с доставкой на родину книг и иных полезных тяжестей, повлиять на родные таможенные и консульские службы. Впрочем, по поводу оттока из СНГ специалистов лучше всего вообще ничего не предпринимать, все равно исполнение будет поручено отечественному чиновничеству. Так что лучше не надо. Целее будут. • Кандидат исторических наук Георгий Матвеевич ДЕРЛУГЬЯН — исследователь. Так написано на его визитной карточке — на двух языках, конечно. Ныне трудится в уни эрситете штата Нью-Йорк (Бингемтон), в Центре по изучению экономик, исторических систем и цивилизаций (центр носит имя Фернана Броделя, одного из основателей исторической иколы Анналов). Так что сам участвует в «утечке мозгов» и наблюдает этот процесс изнутри. 21
Курьер науки и техники • Ферменты вызывают психоз, а пептиды его снимают • О вкусах древних не спорят • География отдаленного будущего • Антибиотики — антиподы • Запах соленой воды • О чем шумит море В психиатрической практике для успокоения «буйных» используют вещества нейролептики. Однако в случае передозировки этих препаратов организм пациента впадает в другую крайность— в каталепсию. Так называют двигательное расстройство, при котором человек или подопытное животное буквально застывает в случайно принятой позе. По фиэиолого-биохими- ческим данным, основным механизмом быстрого развития каталепсии служит излишняя активность в мозге некоего фермента, известного под названием «пролилэн- допептидаза», или сокращенно — ПЭП. Интерес к этому ПЭП со стороны ученых подогревался еще и тем обстоятельством, что некоторые пациенты впадали в ка- талепсическое состояние сами по себе, без всяких лекарств. Активность этого фермента могла возрастать и в силу чисто внутренних причин. Как обуздать эту «ферментную самодеятельность»? В поисках ингибиторов — подавителей фермента — сотрудники московского НИИ фармакологии РАМН стали перебирать разные пептиды. И очень скоро в поле их зрения попали известные дипеп- тиды, уже показавшие ранее свои полезные антидепрессивные свойства. Тогда ученые взяли лабораторных крыс и с помощью препаратов галоперидола и трифтаэина быстро ввели их в каталепсию. Уровень ПЭП в мозге при этом чрезвычайно возрос. Но когда тем жв зверькам сделали уколы с растворами целебных дипеп- тидов, животные быстро пришли в норму. Средство против каталепсии найдено. Недалеко от берега залива Петра Великого, что на нашем Дальнем Востоке, открыта первая в регионе стоянка древнего человека, питавшегося» как выяснилось, почти исключительно устрицами. Совместная экспедиция американских ученых из университета штата Аризона и наших, из Владивостока и Москвы, нашла на берегу речки Ряэановки «неолитический памятник)» — раковинную кучу высотой в один метр. Когда ее раскопали, то обнаружилось, что отлояения сложены чередующимися слоями чистых раковин моллюсков и бурого суглинка с обломками тех жв ракушек. Изучение всего содержимого стоянки показало, что здесь наличествуют, кроме раковин, в небольшом количестве кости крупных хищников, кости человека, а также уголь от костров. Человек жил здесь, охотился, собирал моллюсков, жаг костры, здесь жв и умирал. По данным анализа пыльцы растений, место здесь было тогда прекрасное — вокруг грабо- во-дубовые леса, встречались липа, ясень, орех. «Меню» древнего обитателя берегов Японского моря было, однако, довольно однообразным. Моллюски и опять одни моллюски. На 08 процентов это были устрицы. Мидии, гребешки, а также мясо крупных животных «подавались», видимо, только «по большим праздникам». Далеки друг от друга Калифорнийский залив в Северной Америке и Красное море на Ближнем Востоке, но геологи часто упоминают их вместе. Потому что у них на дне похожие разломы, они внедряются в материки, раздвигая берега заливов. Но разломы эти не только похожи внешне. Они еще и связаны между собой системой «маленьких» разломов, идущих по дну океанов из Западного полушария в Восточное и обратно. Эти разломы, заключенные с боков в центрально-океанические хребты, протянулись вокруг планеты по дуге большого круга, «словно кто-то, играючи, пытался разорвать земной шар на две половины, и, не выдержав этого насилия, земная кора лопнула по шву, который уместно назвать тектоническим экватором Земли». Это — цитата из исследования ученого из Саратова Е. А. Меркулова, где анализируется геологическое прошлое и будущее лика нашей планеты. Сила, разрывающая планету надвое, действует вдоль оси, наклон которой удивительным образом совпадает с наклоном орбиты Луны. Определив виновника всех событий — Луну,— исследователь провел расчеты, на основе которых он предсказывает будущую — в геологических масштабах времени — карту планеты. По мнению Е. Меркулова, непрерывная цепь проливов соединит Красное море со Средиземным через Мертвое море. Европа и Азия разделятся морем по линии Одесса — Гданьск. Калифорнийский же залив расколет Североамериканский континент с юго-запада на северо-восток вдоль Большого Каньона до самого Гудзоно- ва залива. 22
В 1966 году японские биохимики выделили из культуры стрептомицетов новый антибиотик — блеомицин. Вещество оказалось замечательным по своим свойствам. Ужв с 1073 года появились сообщения об успешном использовании блеомицина в медицинских клиниках при лечении рака. Но позже выяснилось, что он обладает и отрицательными свойствами радиомиметика — вызывает некоторые биологические эффекты, подобно радиации. В московском Институте общей генетики имени Н. И. Вавилова провели специальные опыты, где сравнивались мутагенные эффекты от рентгеновского облучения и от нового «целебного антибиотика». Результаты оказались вполне сопоставимы — блеомицин в доле 20 миллиграммов на миллилитр в течение двух часов вызывал те жв хромосомные повреждения, что и прямая радиация в дозе 0,5 гигаренгген. Антибиотик, относящийся по структуре к гликопептидам, оказался не так безопасен в употреблении. Чтобы как-то избавиться от его вредных мутагенных свойств, московские исследователи начали целенаправленно подбирать к нему ингибиторы '— вещества, подавляющие ту или иную нежелательную активность препарата. В результате серии опытов такой ингибитор был найден. Им оказался другой известный антибиотик — митомицин С. Если в культуральную среду, где проращиваются семена растений, за шесть часов до подачи блеомицина ввести ничтожную дозу митомицина С, то дальше блеомицин ужв почти не вызывает повреждений хромосом клеток. Такое совместное и дополняющее друг друга действие двух антибиотиков называют кросс- адаптацией. Свежий морской воздух чувствуется далеко от берега, когда никакого моря, мо- жвт быть, и не видно. Причиной тому служат аэрозоли — мельчайшие частицы воды, выброшенные в воздух прибоем и ветром и легко мигрирующие в атмосфере на значительные расстояния. Невероятно, но факт: аэрозольные частицы больше «пахнут» морем, немели само море. Это происходит потому, что каждая капелька воды, прежде чем ей оторваться от поверхности океана, обогащается всеми взвесями, что есть в полуметровом слое моря. Механизм этот, изученный учеными МГУ, работает по принципу флотации, о чем нам ужв приходилось рассказывать (см. статью «Минздраву на заметку)» в номере 1 за 1001 год). Сегодня исследователи уже далеко продвинулись в анализе химического состава морских аэрозольных частиц. Всего в них встречаются 52 химических элемента. Морские соли составляют в них 65 процентов массы. Почти 13 процентов — почвенная пыль, принесенная ветрами с далеких континентов. Долями процента измеряются вулканическая пыль и продукты органического разложения и сгорания разных видов топлива. Интересно, что почти все эти источники поступления грязи в морскую воду несут с собой и металлы, в том числе токсичные,— никель, мадь, цинк, селен, молибден, серебро, золото, ртуть, свинец. Но, кто знает, может быть, без них море для нас лишится того аромата дальних странствий, что оно имеет сегодня?.. Шумы в море бывают разные. Среди них — естественные, звуки волнений воды, сейсмические колебания, «разговоры» рыб, и искусственные, связанные с продвижением в водной среде кораблей, подводных лодок, торпед и так далее. Все они подлежат изучению средствами морской гидроакустики, в основе которых используется одно и то жв устройство — гидрофон. Совершенствование гидрофонов в связи с этим приобрело значение самостоятельной сферы технологических изысканий. Сегодня конструкторы добиваются улучшения своих металлических детищ в двух направлениях: понижения частоты принимаемого звука, поскольку чем она ниже, тем с более далекого расстояния удается принять сигнал, а также уменьшения габаритов самого гидрофона. Причем, надо скаэвть, обе задачи в какой-то мере взаимоисключающи. Новое решение проблемы «хорошего гидрофона» разрабатывается совместно владивостокским Тихоокеанским океанологическим институтом ДО РАН и Московским государственным университетом. Исследователи по-прежнему используют точечный приемник звука — одиночный гидрофон. Однако путем определенной обработки регистрируемой прибором акустической информации удается разделить в ней параметры звукового давления и колебательной скорости. В итоге на фоне энергии пришедшего сигнала заметно выделяется его угловая анизотропия, четко указывающая направление на удаленный в море источник звука. Такие векторные гидроакустические системы в перспективе позволят определять не только координаты «подозрительного источника звука» под водой, но и, возможно, его размеры и форму. 23
НАУКА: ВЧЕРА, СЕГОДНЯ, ЗАВТРА Александр Семенов Три пути в микромир Пять лет назад я написал статью под таким названием. Смысл названия и статьи был в рекламе третьего пути — строительства небольшого ускорителя в Москве, на котором мы хотели делать хорошую науку. Первый же путь — это создание больших ускорителей. Второй — строительство крупных установок для наблюдения за частицами из космических лучей. Пока я писал статью и она доводилась до ума в редакции, в России наступило время экономических реформ и вопрос о строительстве чего-либо отпал сам собой. Поэтому все аргументы о преимушествах третьего пути повисли в воздухе. Однако благодаря мудрости и прозорливости редакции мои строчки не были • В. Кандинский. «Маленькие мири. IV»
Типичное протон-антипротонное столкновение, приведшее к рождению промежуточных бозонов в 1983 году отправлены в мусорную корзину и теперь, «как драгоценным винам», пришел им срок вновь появиться на свет. Оказалось, что исследования микромира — это нечто более стабильное и долговременное, чем реформенные всплески и спады. По-прежнему три пути ведут в микромир, и российские ученые находят все новые и новые способы выжить, ухитряясь при этом еще что-то создавать и открывать. Очень хочется написать посвящение к статье: «Уникальной способности российской науки выживать при всех режимах и гонениях посвящается...» Путь первый — быстро, как только возможно Суть его — быстро, как только возможно, разгонять элементарные частицы и, сталкивая их, все глубже проникать в тайны их внутреннего устройства. Исторически все главные экспериментальные победы были достигнуты именно на переднем краю больших энергий: открытие антипротона, трех сортов нейтрино, странных и очарованных частиц, промежуточных бозонов — все эти достижения свидетельствуют о том, что прорывы в новые области энергий сулят новые неожиданности. Однако, как и во
всяком деле, экстенсивному наращиванию мощностей рано или поздно приходит конец. Закрытие строительства Сверхпроводящего суперколлайде- ра (SSC) американским конгрессом — первый очень серьезный предупреди- I тельный звонок для исследователей микромира. Пора думать о пристальном | *| изучении области не самых больших энергий, которую мы проскакиваем в » а погоне за неожиданностями. Но об этом разговор впереди — в главе «Путь " о] третий», а пока, ради научной объективности, поговорим о первом пути, тем более, что его пока закрывать не собираются и в ответ на американский предупредительный звонок- Совет ЦЕРН дал добро на строительство большого адронного коллайдера (LHC) 16 декабря 1994 года руководящий орган Европейского центра ядерных исследований — Совет ЦЕРН — под председательством профессора Юбера Кюрьена одобрил проект строительства ускорителя БАК (Большой адрон- ный коллайдер) на энергию 14 ТэВ. Генеральный директор ЦЕРН Крис Лювеллин Смит сказал: «Сегодняшнее решение — важный шаг вперед для ЦЕРН и всей физики высоких энергий. Решение Совета гарантирует двадцатилетнюю поддержку исследований в этой области физики. Я уверен, что это будет уникальным вкладом в фундаментальные исследования, и я горжусь тем, что голосовал «за». После получения поддержки мы можем приступить к сложнейшей задаче постройки БАК. При продолжающемся сотрудничестве с блестящим коллективом ЦЕРН мы сможем сделать дальнейшие шаги в нашем понимании материи. Мы надеемся на помощь ученых других стран, не только на финансовый вклад, но и на особо важную интеллектуальную поддержку. Сегодняшнее решение означает великое будущее для ЦЕРН и всей физики элементарных частиц». БАК — это ускоритель протонов с высокомощными сверхпроводящими магнитами, каждый 14 метров длиной, которые будут установлены в уже существующем 27-километровом тоннеле ЦЕРН. Магниты должны удерживать разгоняющиеся частицы на круговой орбите, а специальные ускоряющие промежутки будут добавлять им энергию, разгоняя до невиданных пока на нашей планете энергий. Сталкивая два пучка таких разогнанных частиц, исследователи надеются понять, как устроено взаимодействие между кварками, из которых состоят частицы. Новый ускоритель будет строиться в два этапа. К 2004 году должен заработать ускоритель с энергией пучков по 10 ТэВ. Исследовательская программа его включает широкий круг вопросов — от изучения свойств недавно найденного шестого кварка до поисков несохранения СР-четности. К 2008 году будут добавлены магниты, что позволит поднять энергию ускорителя до 14 ТэВ. Тогда основной акцент исследований будет перенесен на изучение самой природы массы элементарных частиц. ЦЕРН приглашает все страны, заинтересованные в прогрессе фундаментальной науки, принять активное участие в научной программе БАК. США, Япония, Канада, Россия, Индия, Израиль уже выразили готовность сотрудничать в этом направлении. Что же конкретно будут исследовать физики на БАК? В самое сердце материи В своих усилиях забраться все глубже и глубже во внутреннее строение материи ученым удалось достигнуть разрешения 10~18 метра — это миллиардная часть миллиардной доли метра. На этом уровне «мелкости» были обнаружены точечноподобные кирпичики материи — кварки и лептоны. Все их взаимодействия, при помощи которых строятся элементарные частицы, ядра и отдельные атомы и молекулы, демонстрируют такие простоту и единство, каких прежде не встречалось в науке. Это просуммировано в Стандартной модели частиц и взаимодействий — так природа являет нам у £ краешек своей красоты. Стандартная модель сравнительно молода. Она требует тщательной * £ проверки и, несмотря на свою простоту, не может быть последним словом «| в науке. Заработавший несколько лет назад в ЦЕРН ускоритель электронов 26
и позитронов LEP — идеальный инструмент для таких проверок. В соответствии с квантовыми законами (соотношение неопределенностей Гейзенбер- га) энергия — это цена, которую приходится платить, чтобы достичь высокого пространственного разрешения. Для прощупывания материи в масштабах 10~ls метра нужны частицы, разогнанные до энергии 100—200 ГэВ,— именно такую возможность и предоставляет LEP. При столь высоких энергиях мы сталкиваемся с физикой, царившей во Вселенной через одну десятимиллиардную долю секунды после ее рождения в Большом взрыве. Только в таком далеком прошлом удается отыскать ответы на некоторые сегодняшние загадки микромира. Большие успехи Стандартной модели не исключают целого ряда глубоких фундаментальных вопросов, ответы на которые лежат за пределами возможностей LEP — глубже 1018 метра. Следующий шаг в глубь материи, к разрешению 10~19 метра, означает переход к физическим явлениям, которые царили во Вселенной через одну тысячемиллиардную долю секунды (10~12 секунды) после ее рождения. Как ни мимолетен промежуток от 10~12 до 10~10 секунды, многое происходит за это время. Например, W и Z-бозоны, переносчики слабого взаимодействия, приобретают свою большую массу. Очень важно знать, как и почему это происходит. Новая физика на 10~" метра Первая глобальная задача, с которой надеются разобраться при новом пространственном разрешении,— прояснить нарушение симметрии. Стандартная модель основана на концепции симметрии — так реализуется надежда и мечта на простоту и единство. Однако эта симметрия, заложенная в сердцевину модели, не сохраняется, когда энергия взаимодействия уменьшается. Работая со столь различными явлениями, как электромагнетизм и радиоактивность, физики приходят к выводу, что вакуум в физике частиц — это не «пустота», а скорее, среда, ответственная за нарушение внутренней симметрии, произошедшее при охлаждении окружающего мира до нынешней температуры. Пока мы не знаем, как происходит это нарушение. Мы знаем лишь, что при температуре, эквивалентной энергии 200 ГэВ, должна исчезнуть огромная масса W и Z-бозонов. Невероятно интересно посмотреть, что же станет со всеми взаимодействиями и преоращениями частиц при таких качественно новых условиях. При энергиях около 1000 ГэВ можно будет исследовать и процесс возникновения массы у всех элементарных частиц. На сегодня общепринятым механизмом, обеспечивакшеим массу всем частицам, является модель Хиггса. Суть ее в том, что весь наш мир погружен в невидимое море нейтральных частиц Хиггса (подобно эфиру начала века), взаимодействуя с которыми все частицы приобретают массу. Вторая глобальная задача, решение которой ждет нас при энергиях в 1000 ГэВ,— «почувствовать» великое объединение, присоединение сильного взаимодействия к слабому и электромагнитному. Успех в объединении электромагнитного и слабого взаимодействий в одно электрослабое заставил физиков искать более глубокие уровни связи — предположить существование единого взаимодействия, сильного и электрослабого. Расчеты показывают, что объединение должно происходить при 1015 эВ и выше. Сейчас мы пока не чувствуем никаких его проявлений при энергиях 1012 эВ, но есть надежда, что оно даст о себе знать при энергиях в несколько тысяч гигаэлектронвольт,— это мощнейший аргумент, толкающий экспериментаторов на достижение таких энергий. Программа ЦЕРН на расстояниях 10 " метра Следующий шаг в пространственном разрешении в принципе может быть достигнут десятикратным увеличением энергии. К сожалению, у электрон-позитронного ускорителя это требует стократного увеличения его радиуса, что практически невозможно (радиус LEP больше трех километров). LEP — это кольцевой ускоритель. Можно искать решение на пути строительства линейных ускорителей, такие планы есть в нескольких физических центрах по всему миру. Но на сегодняшнем уровне развития техники они пока не могут дать необходимой энергии в 1000 ГэВ при 27
разумной длине ускорителя в несколько километров. Единственно возможный сценарий прорыва в энергии более 1000 ГэВ — это кольцевой ускоритель протонов. В ЦЕРН более чем за четверть века его существования накоплен большой опыт ускорения протонов. Именно здесь были впервые созданы сталкивающиеся пучки протонов, а на протон-антипротонном ускорителе о SPS (Суперпротонный синхротрон) были открыты промежуточные бозоны WhZ. Для ускорителя LEP был создан большой тоннель, в котором достаточно места для установки новых сверхпроводящих магнитов протонного ускорителя БАК. Это будет идеальный инструмент для исследования структуры материи на расстоянии 10~19 метра и даже глубже. Практика показывает, что исследовать тайны природы лучше всего самыми разными способами, и здесь БАХ отлично вписывается в структуру ЦЕРН. БАК — это столкновение протонов с протонами, LEP — столкновение электронов с позитронами, а поскольку оба ускорителя расположены в одном тоннеле, в будущем планируется организовать и столкновения электронов с протонами. Предусмотрена возможность и ускорения в БАК ядер атомов вплоть до железа. Таким образом, в столкновениях самых разных объектов есть шанс найти ответы на поставленные в предыдущей главке вопросы. Что же такое БАК? Прежде всего — это два кольца, упрятанные в мощнейшие сверхпроводящие магниты. Очень большое магнитное прле (примерно 10 Тесла) будет достигнуто охлаждением сверхпроводящих катушек из титаната ниобия до сверхнизких температур — 2 градуса Кельвина — при помощи жидкого гелия. Сверхпроводимость — свойство некоторых металлов и сплавов терять практически полностью сопротивление при охлаждении ниже определенной температуры. Оно позволяет экономить большое количество энергии, а также металла, поскольку размеры сверхпроводящих магнитов на порядок меньше обычных. По сути дела, единственные затраты энергии при работе со сверхпроводящими магнитами — это поддержка обмоток при температуре сверхтекучего гелия. Магниты и криогенная система — основные и наиболее дорогие элементы нового ускорителя. Тоннель уже есть, есть и инжектор — поставщик протонов для ускорения. Огромное преимущество для БАК — наличие технологической инфраструктуры ЦЕРН: мастерских, фабрик, вспомогательных служб и тому подобного. Все это существенно снижает его стоимость до 1,7 — 2 миллиардов швейцарских франков. Еще не началось строительство ускорителя, а уже обсуждаются проекты детекторов, которые станут на нем работать. При столкновении протонов столь высокой энергии будут рождаться сотни новых, тоже очень энергичных частиц, и экспериментаторам предстоит каждую зарегистрировать, обмерить и все результаты записать на пленку ЭВМ. На БАК масштабы всех установок должны быть больше известных раза в три, а то и в пять — детекторы вырастут до размеров десятиэтажных домов. В общем, будет что- то грандиозное... Выход в промышленность и образование Кроме чисто научных планов, уже сейчас «прощупывают» возможности применения научных разработок в промышленности. Прежде всего это относится к сверхпроводимости. Для БАК разрабатываются кабели, способные переносить мощность от электростанции в 1000 МВт на расстояние в тысячу километров с потерями менее одного процента. Если проект реали- | зуется, то можно будет успешно перебрасывать электроэнергию в густона- "Й селенные районы от удаленных электростанций. Для успешной работы • ^ ускорителя планируют большие накопители энергии в тороидальных сверх- !« проводящих катушках, а это может помочь решить проблему пиковых п| нагрузок в городах. Японские фирмы, разрабатывакшсие сверхбыстрые 28
поезда, с большим интересом относятся к: проектам по сверхпроводимости. Менее известны разработки (также японских промышленников) сверхпроводящих движителей для судов. Кстати, все детали устройств ускорителя, его охлаждающая система и магниты должны работать бесперебойно как минимум шесть тысяч часов в год — это высочайший уровень надежности. Он, без сомнения, заинтересует промышленность, будет изучен и применен в будущем не в одном уникальном экземпляре ускорителя, а на потоке. Безусловно, работа на новом ускорителе подготовит сотни и тысячи первоклассных специалистов для всех областей промышленности. В создании ускорителя и новых детекторов принимают участие группы из университетов со всего мира, в которых заметную часть составляют молодые аспиранты и ученые. Они учатся работать в международном коллективе над проблемами завтрашнего дня. Разработана программа для студентов, когда они приглашаются в разные группы на время летних каникул. Двадцатилетние практиканты получают доступ к самым последним достижениям науки и технологии и учатся не по учебникам, изданным вчера и позавчера, а по еще не написанным статьям и разработкам. Нельзя переоценить значение такой работы. Путь второй — к небесам из подземелий Впрочем, почему бы не попытаться обойтись совсем без ускорителей? Ведь микромир можно исследовать, заглядывая в небеса. Оттуда к нам летят потоки энергичных космических лучей, надо только уметь в них разобраться. Например, полтора десятка нейтрино, зарегистрированных от Сверхновой 1987А, рассказали земным наблюдателям немало интересного о рождении звезды и свойствах самих нейтрино. Поймали эти частицы при помощи больших подземных установок, которые начали создавать более десяти лет назад дня поиска распада протона. Распадающихся протонов пока не обнаружили, но зато поняли, что можно изучать самые разные объекты из мира частиц — магнитные монополи, нейтрино, новые кварки — всего лишь при помощи огромной (в тысячи тонн) емкости с водой, тщательно просматриваемой чуткими приборами. Однако для пристального наблюдения за небесами надо либо забираться в глубины морские, либо зарываться под землю. Все дело в том, что, кроме редкостей, интересующих экспериментаторов, с небес буквально потоками низвергаются космические лучи совсем не- интересные, и они ежесекундно тысячами пронизывают установку. Разглядеть то, что хочется, не проще, чем увидеть свет от карманного фонарика на фоне бродвейской иллюминации, если, конечно, не укрываться от помех надежным щитом. Вот и приходится зарываться и погружаться, волоча при этом с собой тонны всевозможных приборов. Непросто, что и говорить, однако игра стоит свеч — больно уж загадочные объекты залетают к нам порой из космических далей. Поэтому установки такие строятся и некоторые из них успешно работают. Скажем, по зарегистрированным нейтринным событиям от Сверхновой были получены ограничения на свойства самих нейтрино. Если бы у нейтрино была масса, то более энергичные частицы от Сверхновой должны были бы прийти на Землю раньше менее энергичных. И по ширине нейтринного импульса, то есть по времени от его начала до конца, можно поставить ограЕ1ичение на массу электронного нейтрино — меньше 23— 28 эВ. Для сравнения можно напомнить, что лучшие «земные» результаты — меньше 17~18 эВ — ненамного отличаются от «небесного». Получены подобные пределы на величину электрического заряда (меньше 10~17 зарядов электрона) и магнитного момента нейтрино. Есть результаты и для других сортов нейтрино, да и еще немало интересного удалось выяснить, просто наблюдая за событиями в небе. я С созвездием Лебедя — еще интересней. Оттуда на Землю летят лучи £ колоссальной энергии (в миллион раз больше, чем удается получить в ° земных условиях) и неизвестной природы. Астрофизики считают, что в I Галактике не менее десятка таких объектов. Вся Галактика может стать | нашей лабораторией — надо привыкать в ней работать. Может, действитель- n 29
• Вид с торца на один из детекторов уже работающего ускорителя LEP в ЦЕРНе. Хорошо видны многослоиность детектора и его мосштабы. На LHC все будет в несколько раз побольше.,. • Подземная пещера для японского водяного детектора. Эту котловину в шестьдесят метров высотой и сорок — шириной рыли два с половиной года. На снимке — более двухсот почетных гостей слушают в пещере концерт камерной музыки. • Черными точками на графике обозначены работающие ускорители, красными — строящиеся и планируемые фабрики. Сплошные линии и пунктир — уровень светимости на них. Светимость — величина, характеризующая частоту столкновений частиц во встречных пучках.
9 но, разумней вести исследования на космических ускорителях, чем тратить | миллиарды на постройку новых земных? Наверное, такой категорический вывод делать нельзя, но сбрасывать со счетов эту возможность, по меньшей мере, неразумно. Кроме того, далекий космос едва ли не лучшее место для поисков S ■= всяческой экзотики — суперсимметричных частиц, «зеркальных» частиц и ^ о прочих странностей. В первые мгновения после рождения Вселенной температура была так высока, что в столкновениях мечущихся с колоссальными энергиями частиц могло рождаться все, что угодно. Кое-что из этого «чего угодно» могло дожить до наших дней и, проблуждав миллиарды лет по холоду и темени галактик, добраться до поверхности Земли. Тут-то мы «это» и поймаем. Чтобы подытожить свои рассуждения, перечислю, чем же космос может помочь микромиру. Новые сведения о свойствах известных частиц. Поиск новых частиц. Сверхвысокие энергии, недостижимые на Земле. Новые процессы — гравитационные волны, осцилляции нейтрино. При желании список можно продолжить. Теперь — об экспериментах по наблюдению за небесами. «Глаз мухи»- — установка из шестидесяти семи полутораметровых зеркал, снабженных моторами, чтобы они могли вращаться и согласованно следить за небом точь-в-точь, как это делает глаз мухи. Когда в атмосферу Земли влетает сверхэнергичная частица и сталкивается с ядром атома, она порождает целый сноп вторичных энергичных частиц. От них исходит черенковское излучение — его-то и должны поймать зеркала «глаза» и, сопоставив свои наблюдения, восстановить направление прилета первичной частицы и ее энергию. Еще один проект — ДЮМАНД. Его суть — заставить работать огромные массы океана. Если кубический километр воды напичкать фотоумножителями — устройствами, регистрирующими свет, то можно будет проследить путь сверхэнергичной космической частицы, пронизывающей океанскую толщу. Этот эксперимент эффективней предыдущего, потому что вода плотнее воздуха и столкновения прилетающих частиц с ядрами атомов должны происходить чаще. Но технически его воплотить гораздо сложнее. Еще две интересные установки располагаются в специальной подземной лаборатории в тоннеле Гран Сассо под Монбланом. Эксперимент МАКРО — это установка длиной 110 метров, шириной — 12 и высотой — 7. Она сложена из огромных длинных баков, заполненных жидким сцинтил- лятором — веществом, светящимся при прохождении через него энергичных частиц. Свет с каждого бака собирается отдельным устройством — по их сигналам прослеживается путь частицы. Эксперимент ИКАРУС — цилиндр длиной 30 и диаметром 14 метров, заполненный инертным газом аргоном и пронизанный многими тысячами проволочек под напряжением. Проходящая частица ионизирует аргон, ионы собираются на проволочки и возникает сигнал о прохождении частицы. И чуть более подробно об одной идее, предложенной российскими физиками. Плавающий в толще льда Отрадно сознавать, что с самого начала в разработке конструкций этих детекторов активное участие принимали отечественные экспериментаторы. Г. А. Аскарьян и Б. А. Долгошеин предложили не просматривать вышеупомянутые миллионы тонн воды, а прослушивать их при помощи тысяч и тысяч чувствительных микрофонов. Преимущества прослушивания — в том, что звук может в воде пройти большее расстояние до затухания, чем свет, поэтому микрофонов надо меньше, к тому же они дешевле. Что ж, более десяти лет назад была высказана красивая идея, а о £ невероятной сложности ее воплощения говорит то, что она до сих пор не « g реализована. Но это невеселое обстоятельство никак не может повлиять на о - процесс рождения хороших идей, тем более что после регистрации нейтрино | £ от родившейся Сверхновой 1987А именно в таких гигантских установках о | стало ясно: они имеют полное право на существование. 32
А еще раньше — более четверти века назад — Г. А. Аскарьяном в качестве подходящих рабочих сред больших объемов были предложены лед, горные породы, сухой песок. Их основное преимущество — малое поглощение волн. Особенно мало поглощает лед при низких температурах — меньше минус пятидесяти градусов Цельсия: в воде звук затихает на сотне метров, а в холодном льде слышен и за километр. Таким образом, с помощью одного прослушивающего модуля можно следить за кубическим километром льда. Конечно, только после того как что-нибудь пролетит сквозь лед, подаст сигнал и модуль этот сигнал зарегистрирует, и начинается настоящая работа экспериментатора, разбирающегося, что пролетело, да откуда прилетело. Но мы оставим этот этап без внимания — нас интересует лишь сама возможность прослушивания колоссальных толщ льда. Кстати, как показывают исследования гляциологов, такие низкие ^температуры льда характерны для антарктических и некоторых арктических областей. Встает только один вопрос: каким образом нашпиговать лед прослушивающими устройствами. Г. А. Аскарьян предлагает погружать и передвигать их в лучах мощных СВЧ-радиоволи. Как мальчишки на весеннем солнышке с помощью увеличительных стекол выжигают всевозможные глупости на деревяшках, так и радиоволны можно фокусировать в глубине льда. Расчеты показывают, что если на поверхности слоя льда находится генератор СВЧ-излучения мощностью в 100 Вт и размером излучающей зоны 10 метров, то на глубине 300 метров можно получить пятно сфокусированного луча размером всего в 30 сантиметров. При этом в фокальном пятне на каждый квадратный сантиметр придется мощность в 100 кВт. Покрыв модуль пластинами, поглощающими СВЧ-излучение, их будут нагревать и плавить лед вокруг них. Если плавить лед под модулем, то он постепенно будет опускаться (если его плотность больше плотности воды) или подниматься. За день можно будет опуститься метров на триста. А в горизонтальном направлении модуль сможет двигаться, если снабдить его крыльями типа самолетных или же нагревать неравномерно. По мнению автора, «предлагаемый метод может облегчить и упростить создание гигантских регистраторов...». Ну и, как это обычно бывает с хорошей идеей, можно ожидать гораздо большую отдачу, чем первоначально было намечено: такое движение модуля в толще льда несложно использовать в геофизических экспериментах, для взятия проб реликтового льда и донного грунта, собирания метеоров на глубине и так далее. Что ни говори, а приятно, что есть в науке этакие красивые мелочи и люди, их подмечающие,— именно они-то и двигают науку вперед. Думать надо... Как видите, исследователи неплохо экипированы для наблюдения за космическими глубинами. С помощью описанных установок можно не только следить за космосом, но и искать распад протона (исключая, естественно, «глаз мухи»). Его обнаружение означало бы как раз торжество идеи Великого объединения, упомя1гутого в первой части статьи. Процесс этот крайне редкий, вероятность его (если он вообще существует) ничтожно мала, и, чтобы искать его, нужно взять огромные количества вещества и наблюдать за ними. Очевидно, что все три установки — ДЮМАНД, МАКРО, ИКАРУС — идеально подходят для этой цели, распавшийся протон они зарегистрируют как вспышку света внутри установки без прохождения частицы извне. Этот увлекательный поиск, точнее, ожидание, ведется и на десятках других установок, но пока безуспешно. Обратите лишь внимание, что это еще один пример неускорительной физики, позволяющий заглянуть в область очень высоких энергий. И в заключение — несколько слов о проверке самых фундаментальных | законов и констант. В последние годы абсолютное большинство экспери- «« ментальных результатов, полученных в микромире, укладывается в сущее- i- твующую модель электрослабого и сильного взаимодействий, которая, как Ц- говорилось, называется Стандартной моделью. Вроде бы понятно, как £ S 2 Знание — сила № 11 33
щ взаимодействуют частицы и как они устроены. И постепенно все более I популярными становятся «вечные» вопросы: откуда берется масса, сохраня- * ется ли электрический заряд, постоянна ли гравитационная постоянная, т I постоянна ли скорость света, абсолютен ли запрет принципа Паули и | * многие другие. А к этим проблемам уже не получается подступиться • с простыми «силовыми» методами, то бишь наращиванием энергии сталкива- < о ющихся частиц. Для них надо придумывать нечто «этакое», причем каждый раз — свое. В общем — думать надо, ведь именно этот способ действий может стать продуктивной альтернативой ускорительному пути. Путь третий — «фабрики» частиц Для любого ускорителя со встречными пучками важнейшая характеристика — его светимость. Она определяет частоту, с которой сталкиваются частицы пучков. Больше светимость — больше столкновений, больше рождается новых частиц, а значит, меньше времени вам понадобится для того, чтобы набрать нужную статистику. Долгие годы во главу угла ставилось увеличение энергии сталкивающихся частиц. Светимость всегда обеспечивалась, так сказать, по остаточному принципу, но за полвека строительства ускорителей был накоплен колоссальный опыт. И теперь выясняется, что при умеренных энергиях (1—10 ГэВ) возможно увеличение светимости в сто, а то и в тысячу раз. Такой «большой скачок» делает возможным переход на качественно новый уровень изучения элементарных частиц. Их рождается так много, что новые ускорители начали называть «фабриками». Вот работа на «фабриках» и есть третий путь в микромир. На графике показаны работающие электропозитронные ускорители со встречными пучками и планируемые фабрики. Ф-фабрика должна строиться в Новосибирске (Ф — частица, состоящая из «странного» кварка и антикварка). В-фабрика (для изучения частиц, содержащих пятый, «прелестный» кварк) будет работать в США, Ст — фабрика (для исследования частиц с «очарованным» кварком) должна была заработать в Москве, но... проект заморожен. И все же ничто не может победить неукротимую тягу российских физиков к исследованиям. Группа московских экспериментаторов, к сожалению, напрасно разработавших проект фабрики, решила не отчаиваться и нашла новый путь в микромир. Несколько лет назад в международном центре ДЕЗИ в Гамбурге был запущен новый ускоритель ГЕРА. Он не отличался рекордными энергиями, его особенность — это впервые осуществленные столкновения электронов с протонами. Ускоритель успешно работает, на нем трудятся две большие международные группы, в составе которых немало наших соотечественников. И вот вдобавок к этому был создан проект ГЕРА-В. Суть его в том, что предлагается на пути протонного пучка, крутящегося в кольце ускорителя ГЕРА, вставить тоненькую медную проволочку. Причем вставить ее максимально деликатно — на самой периферии, чтобы не «портить» пучок и не мешать работе основных экспериментов на ускорителе. Расчеты и первые проверки показали, что это вполне возможно. Тогда при взаимодействии протонного пучка с ядрами мишени-проволочки будет рождаться множество других элементарных частиц, которые можно изучать. Например, В-мезонов — частиц, содержащих пятый кварк. Одна из интереснейших проблем современной физики элементарных частиц — это поиск нарушения четности именно в системе В-мезонов. Именно на эту задачу и нацелен проект ГЕРА-В. Прелесть его в том, что не надо строить новый ускоритель, поток частиц получается вроде как «бесплатно». Из этого же вытекает и сложность: £ нужные для физиков В-мезоны будут составлять лишь малую часть того, что " g полетит с проволоки, поэтому колоссальные усилия придется приложить 1~ для выделения того, что нужно. Но все это решаемые задачи. В январе 1995 | J- года директорат ДЕЗИ одобрил проект ГЕРА-В и сейчас интенсивно идет n S создание установки. Так что — жизнь продолжается! • 34
ВО ВСЕМ МИРЕ Рисунки В. и Ю Сарафановых Свитера из бутылок Французские текстильщики переходят на новый тип сырья: они собираются выпускать свитера, на тридцать процентов состоящие из шерсти, а на семьдесят — из полихлорвинила, того самого, из которого делают бутылки для питьевой воды, столь популярные во Франции. На один свитер идет двадцать семь бутылок, естественно, предварительно измельченных, расплавленных и вытянутых в нити. Самым сложным оказалось очистить сырье от примесей (например, бумажных этикеток) и красителей, чтобы придать нитям необходимую прочность. Ориентировочная цена новой продукции — от семидесяти до ста долларов. Мыши жалуются на старческое слабоумие С помощью методов генной инженерии американские ученые создали линию мышей, в мозгу которых со временем протекают те жв изменения, что и у людей, страдающих болезнью Аль- цхаймера — старческим слабоумием. До сих пор исследования этой болезни затруднялись тем, что они не О О О О О О О О О о о о о о о о о о о о о о о о о о с о с о о о о о о о о о встречаются у животных, то есть отсутствием животной модели. Новая линия мышей сэкономит много времени — это все равно что сделать скачок от бумажного змея к самолету. С тех пор как в 1906 году немецкий врач Алоис Аль- цхаймер впервые описал старческое слабоумие, прогресс в изучении этого недуга невелик. А между тем только в США от этой болезни страдают около четырех миллионов человек. Новые мыши будут поставщиками необходимых сведений о развитии болезни и помогут открыть лечебные средства против нее. Новая линия мышей была получена в результате введения в оплодотворенную яйцеклетку мыши гена с закодированным в него человеческим протеином бета- амилоидом, который обычно встречается в мозгу больных старческим слабоумием. Еще раз об озоне Напомним: озоновый слой атмосферы защищает нас от проникновения вредных ультрафиолетовых солнечных лучей. Вот уже в течение многих десятилетий отходы химической промышленности, в особенности хлорированные и фторированные углеводороды, разрушают озоновый слой, что ведет, в свою очередь, к повышенному риску заболевания раком кожи и образования катаракты. Страны, производящие такие соединения, заключили между собой ряд международных соглашений, обязывающих к постепенному сведению их производства на нет. Такая стратегия привела уже к положительным результатам. Группа ученых из О О о о о о о о о о о о о о о о о .о о о о о о о о о о о о о о о о о о о э о Национального управления по проблемам океанов и атмосферы США измерила содержание в ряде районов северного и южного полушарий двух наиболее опасных видов хлорированных и одорированных углеводородов (ХФУ-11 и ХФУ-12) и обнаружила замедление роста содержания этих химических веществ в атмосфере. Но нормальный уровень озоновой защиты будет восстановлен... только через несколько поколений. Для полного исчезновения ХФУ-11 понадобится сорок лет, а ХФУ- 12 — сто сорок лет. Тепловая смерть Астрономы из Калифорнийского института технологии, находящегося в американском городе Пасадена, получили модель гибели Солнца. Вопреки прежним представлениям, Солнцу не удастся поглотить Землю: оно потеряет слишком много массы. Из-за этого Земля лишь сместится и перейдет на орбиту Марса — недосягаемую для раздувшегося красного гиганта. Впрочем, на Земле возникнет сильнейший парниковый эффект: моря испарятся, все превратится в пустыню наподобие вене- рианской. Правда, до этой катастрофы остается еще 1,1 миллиарда лет. 35
«ФОКУС» Гадание на вулканической гуще 14 января 1993 года Стенли Уильяме, вулканолог из Аризонского государственного университета, привел группу из двенадцати ученых на вершину вулкана Галеро в Колумбии. Действующий вулкан в этот день был тих, лишь небольшая струйка дыма поднималась над кратером. Но как только люди достигли края кратера и стали спускаться внутрь, началось извержение. Горячие газы прорывались сквозь поверхность кратера, обломки горных пород, как при взрыве, разлетались в разные стороны. Извержение, длившееся всего несколько минут, привело к гибели шестерых ученых и трех туристов из этой группы. Сам Уильяме выжил, но получил серьезное ранение головы и ожоги. Описание этого несчастья встретилось мне в статье из английского научно-популярного журнала «New Scientist». Конечно, на сегодняшний день человеку не дано предсказывать поведение стихии, а уж тем более управлять ею. Но мы учимся. И по случайному стечению обстоятельств именно в тот день Уильяме планировал проверить прибор, который, как он надеется, поможет предупредить о грозящем извержении и, возможно, защитить от него. Прибор называется ДВГ (дозиметр вулканических газов). Он автоматически измеряет концентрацию определенных газов в атмосфере. Показания, ради которых ученые рискуют своей жизнью, можно снимать, помещая устройство в кратер действующего вулкана. Уильяме также разрабатывает инфракрасный телескоп, с помощью которого можно было бы измерить концентрацию двуокиси углерода в столбе воздуха над кратером вулкана. Ученый верит, что его приборы помогут превратить случайное и бессистемное предсказание извержений вулканов в точную науку. Л более точные прогнозы крайне необходимы: предполагается, что к концу века пятьсот миллионов человек 36
• Начиная с этого номера, редакция предлагает читателям две новые рубрики: «Фокус» и «Всемирный курьер». будут жить в зонах риска действующих вулканов, большая часть из них — в развивающихся странах. Основная трудность в том, что ученые не вполне точно представляют себе сам процесс извержения. Достаточно ясно, как формируется вулкан. В нескольких сотнях километров под Галеро плита Наска (часть дна Тихого океана) «скользит» под Южноамериканский континент, такой процесс называется субдукцией. Из пятисот действующих вулканов мира около четырехсот находятся в зонах субдукции. Они обычно характеризуются сильнейшими взрывными извержениями. Ученые полагают, что причиной этому — очень вязкая и легко затвердевающая магма, закупоривающая жерло вулкана. Из-за этой блокировки давление под куполом вулкана нарастает. В результате происходят внезапные и мощные извержения. Магма других типов вулканов обладает меньшей вязкостью и потому достаточно спокойно вытекает на поверхность. Ученые основывают свои предсказания на изучении газов, которые выделяются из магмы, таких, как водяной пар, двуокись серы и углерод. Из-за огромного давления на больших глубинах газы сохраняются в растворе магмы, но когда расплавленная порода поднимается к поверхности земли перед извержением, давление уменьшается и летучие газы достигают поверхности первыми. Очень важно количество и тип газов, выходящих из кратера. Некоторые из них растворяются легче и поэтому выделяются из магмы при другом давлении (и на другой глубине). Теоретически, когда магма начинает подниматься из очага, находящегося на глубине 15—30 километров, ученые уже могут определить увеличение выделения углекислого газа. Когда же магма достигает небольших глубин, начинается выделение двуокиси серы. «Таким образом, уже за несколько недель до извержения изменяется соотношение выделяющихся газов — двуокиси серы и углерода»,— считает Уильяме. В настоящее время разрабатываются два типа дозиметра вулканических газов. Первый — портативный и легкий, который ученые могут брать с собой в изучаемые районы. Второй должен быть крепким, прочным и надежным: атмосфера действующего вулкана очень горячая и заполнена газами с сильной коррозионной способностью, такими, как хлороводород, который при добавлении воды легко образует соляную кислоту. И в такой атмосфере прибор должен выдерживать месяцы. Первые разработки дозиметра относятся к 1992 году. В нем используется электрический насос, который через определенные промежутки времени забирает пробы атмосферного воздуха. С помощью двух электрохимических датчиков сначала измеряется содержание хлороводорода и 37
38
Вулкан Толбачик
двуокиси серы. На следующем этапе измеряется содержание углекислого газа. И в заключение измеряются концентрация кислорода и атмосферное давление. Весь измерительный цикл занимает 16 минут. Прибор имеет двойной корпус из химически стойкого пластика. Во внутреннем корпусе содержатся датчики, электроника и записывающее устройство, промежуток между корпусами заполнен угольным фильтром и батарейками. Такая конструкция была создана после испытаний, обнаруживших недостатки прежних моделей. В част- ? ности, раньше использовались солнечные батареи, но I на их панели осаждались частицы серы, препятствуя работе. К тому же соляная кислота проникала внутрь прибора через швы в корпусе. После испытаний солнечные батареи заменили электрическими, а все металлические компоненты между корпусами были покрыты эпоксидным клеем, защищающим их от соляной кислоты. Несколько раз потеряв данные из-за невозможности забрать прибор (опасность начала извержения, например), его оборудовали радиопередатчиком, который может вести направленную передачу информации по мере ее накопления. Таким образом, устройство получалось похожим на космические разработки, и цена соответствующая — сейчас она составляет тридцать тысяч долларов США. Правда, упростив конструкцию, удешевив материалы и наладив массовый выпуск, цену можно снизить до двух тысяч долларов. Спрос будет зависеть от того, сможет ли Уильяме доказать возможность предсказания извержений с помощью этого прибора. Но даже в случае неудачи он может быть использован для других целей, например мониторинга токсичных отходов. Приборы, установленные на земле в непосредственной близости от кратера,— не единственный способ наблюдения за вулканами. Международная группа ученых, возглавляемая Питером Мугини-Марк из Гавайского университета, предполагает контролировать состав выделяющихся из вулкана газов с помощью искусственного спутника, который будет запущен в 1998 году. Спутник предназначен для того, чтобы следить за озоновыми нарушениями и потеплением климата, но он также может определять количество углекислого газа и двуокиси серы в атмосфере. Ученые полагают, что наблюдения из космоса смогут революционизировать вулканологию. К тому же использование спутников удешевит работу и уменьшит риск. Один из старейших вулканологов, Уильям Роуз, считает, что наземное и спутниковое изучение дополняют друг друга. Тем не менее ученый признает, что разработки Стенли Уильямса предпочтительнее спутниковых наблюдений. Это вызвано тем, что большая часть самых опасных вулканов находится на территории развивающихся стран, которые не имеют собственных спутниковых программ. А переносные газовые дозиметры и такие приборы, как сейсмометры, входят в бюджет междуна- * родных агентств помощи некоторым развивающимся стра- "S нам. И это именно то оборудование, считает Уильяме, Z которое может спасти много жизней. • т о- £ Татьяна КУЗНЕЦОВА 40
ВО ВСЕМ МИРЕ Рисунки В. и Ю. Сарафановых Цунамиметр Японское метеорологическое агентство создало новую систему оповещения о приближающемся цунами — гигантской волне, следующей за землетрясением. Четвертого октября прошлого года она успешно прошла первую проверку: через пять минут после первых толчков в морских глубинах к северу от Хоккайдо на экранах телевизоров во всей Японии появились предупреждающие сигналы. Это позволило принять необходимые меры, и не было ни одного погибшего, всего двести человек получили небольшие повреждения. Основное преимущество новой системы — сто пятьдесят сейсмо- датчиков по всей Японии вместо прежних тридцати. Компьютер анализирует их сигналы непрерывно, в случае опасности включается в телесеть, и на экран идут сигналы предупреждения. Белок против вируса Группа израильских ученых из Научно-исследовательского института имени Вей- цмана в городе Реховоте в ходе исследований выделила белок, предотвращающий распространение в организме любого вируса. Ученые О О О о с о с о о о с о о о о о о о о о о о о о о о о о о о о о о о о о о о полагают, что этот белок можно будет использовать при лечении больных самыми разными вирусными заболеваниями, вероятно, включая и СПИД. Зерна надежды Международный центр сельского хозяйства в тропиках, расположенный в Колумбии, развернул программу «Зерна надежды», направленную на спасение зерновых культур в Руанде. Он проводит ее совместно с шестью другими сельскохозяйственными центрами из Индии, Перу, Нигерии, Эфиопии, Италии и Мексики. Эти центры создают специальные хранилища руандийских сельскохозяйственных культур, организуют посадки и собранный посадочный материал направляют на фермы Руанды. Угроза не только урожаю, но и гибели целых видов зерновых возникла в Руанде в связи с гражданской войной, когда урожай 1094 года не был высажен. А в рационе этой страны — бобы, сорго, маис, обычный картофель, а также сладкие сорта картофеля, поставляющие четыре пятых всех калорий. Директор колумбийского центра Вильям Скоукрофт отмечает очень быструю реакцию мирового сообщества на возникшую угрозу, в считанные дни на программу «Зерна надежды» поступило более двух миллионов долларов. Раки в мутной веде Звучит невероятно, но раки действительно могут помочь очистить загрязненные промышленными отходами реки и озера Точнее, не все раки, а один из пресноводных видов под названием пасифе- стукус лениускулус. Некогда О О О О О О о о о с о о о о о о о о о о о о о о о о о о о о о о о о о о о о этот вид изобиловал в европейских реках, но к началу XX века почему-то исчез из Старого Света. Зато он до сих пор процветает в Северной Америке, например, в озере Тахо в Калифорнии. Этот вид прославился уже тем, что может жить в любой, даже сильно загрязнен ной воде и с удовольствием питается отходами. С 1960 года всеядные раки вновь появились в Европе. Их привезли и начали разводить в Швеции. Они отлично чувствуют себя там, размножаются и по совместительству занимаются очисткой двухсот шведских озер. В зоопарке родился теленок... Ну и что жв в этом удивительного? А дело в том, что этого теленка родила в Пекинском зоопарке семилетняя самка такина. Такин — животное вымирающее. По внешнему виду оно несколько напоминает хорошо известного нам лося со вздувшейся, как бы от укусов пчел, мордой. Живет такин в Китае. Сами китайцы считают его чем-то средним между коровой и козой. Вес новорожденного (женского пола) — девять килограммов. Назвали малышку «Жунжун». 41
Владимир Ковальзон • Для чего нужен человеку сон? На этот наивный вопрос четко ответить пока не удается. • Крыса, лишенная сна, через несколько суток эксперимента выглядит измученной и больной. Мех становится взъерошенным и пожелтевшим, лапы опухают, хвост и подошвы сильно изъязвлены. Она худеет, хотя ест очень много. О 1П X О. а «о т _£ Тайна сна: на пороге третьего тысячелетия Что такое сон? В современной физиологии проблема сна продолжает оставаться одной из наиболее загадочных. До сих пор не получен ответ на основной вопрос: какова функция сна, для чего он нужен организму? Об актуальности этой проблемы можно судить по формированию в последние годы мультидисциплинарной «науки о сне», многочисленных национальных и ре гио11альных научных обществ по изучению сна, объединенных с 1991 года во Всемирную федерацию, ежегодному проведению различных конференций и симпозиумов по сну, выпуску двух международных периодических журналов и справоч- но-библиографического и реферативного ежегодника. Кстати, согласно этому справочнику, число ежегодно публикуемых научных сообщений по проблеме сна (статьи, тезисы, книги, диссертации) составляет около двух тысяч (!). Сегодня наука осознала, что небольшие хронические нарушения сна и бодрствования, столь характерные для современного урбанизированного человечества, чреваты серьезными • Если в мозге есть центр бодрствования, почему в нем нет центра сна? Может быть, его просто еще не нашли? • В чем различие между нашим восприятием внешнего мира и мира сновидений? Продолжение. 1995 год. Начало — в номере 10 за 42
последствиями в производственной сфере, на транспорте и тому подобное. Не представляя,' по-видимому, опасности для здоровья, они могут быть одной из важнейших причин (скрывающихся за неопределенным термином «человеческий фактор») многих инцидентов и катастроф. В их числе западные источники называют такие, как аварии на атомных электростанциях «Тримайл Айленд» в США и в Чернобыле. В США существует специальная общественная комиссия «Сон, катастрофы и социальная политика». В 1988 году она пришла к выводу, что быт и характер производственной деятельности человека в условиях научно-технической революции (управление автомобилем, «общение» с компьютером и так далее) требуют жесткого соблюдения гигиены сна. Однако образ жизни человека плохо согласуется с такими требованиями: залитые электрическим светом ночные города -— «эффект Эдисона», постоянный шум, поздние передачи по телевидению и прочее. Эта коллизия продолжает обостряться, что заставляет принимать срочные меры в промышленно-пере- довых странах. Так, в США по всей стране развернуто более пятисот центров по коррекции нарушений сна, в рамках Национального института здоровья (аналог нашей Академии медицинских наук) создан специальный Институт по изучению сна, разработаны новые безлекарственные методы лечения и тому подобное. Одно из важнейших направлений в данной области — создание эффективных и безвредных лекарственных препаратов нового поколения. Понятно, что для успешного решения проблемы необходимо изучение фундаментальных физиологических механизмов сна человека. Итак, что же такое сон? Для чего он нужен организму? Вопрос о функциональном назначении этого обыденного состояния кажется настолько наивным, что даже не требует раздумий для ответа; разумеется, для отдыха! Однако подобный ответ порождает цепочку новых вопросов. Что такое отдых? Почему этот отдых столь продолжителен? Почему он столь сложно организован? Почему он приурочен к определенным периодам суток? Почему для отдыха недостаточно телесного покоя, а необходимо еще и выключение органов чувств, что, казалось бы, резко повышает уязвимость по отношению к неблагоприятным факторам среды? Почему теплокровные животные, у которых «постоянство внутренней среды является залогом свободной жизни» (Клод Бернар), вынуждены, подобно своим холоднокровным предкам, каждые сутки на несколько часов впадать в состояние неподвижности и ареактивности? На протяжении многих столетий сон рассматривался именно по этим внешним, поведенческим проявлениям: как состояние покоя и пониженной реактивности. Такому подходу не смогло помешать даже возникновение представлений о двух принципиально отличных как друг от Друга, так и от бодрствования состояний «внутри» естественного сна (медленноволновая и парадоксальная фазы). Эти взгляды сформировались в конце пятидесятых — начале шестидесятых годов, главным образом, под влиянием работ М. Жуве. И до сих пор многие авторы поддерживают идею о том, что по крайней мере одна из функций медленного сна состоит в обеспечении телесного «отдыха», в то время как для парадоксального сна предполагаются функции «охранительные», «сторожевые» и тому подобное. Однако в последнее время накапливаются важные факты — и их все больше,— которые не укладываются в подобные представления. Скажем, такая, казалось бы, обяза- I S « 43 43
I S ft «o В. Ковальзон Тайна сна: на пороге третьего тысячелетия тельная характеристика сна, как неподвижность, у многих млекопитающих сопровождает и длительные периоды спокойного бодрствования или сезонной спячки. С другой стороны, у дельфина-азовки, например, сон протекает без всякого снижения двигательной активности. В начале восьмидесятых годов московские исследователи В. С. Ротен- берг и С. И. Кобрин изучали сон у больных с атрофией мышечной системы и не выявили его уменьшения, хотя эти больные вовсе не нуждались в соматическом (телесном) «отдыхе». Следовательно, сон не есть синоним покоя, а телесный отдых не представляет собой необходимый элемент физиологического сна. То же самое и с ареактивностью. Она считается общепринятой характеристикой сна и означает психическую заторможенность, отсутствие реакции на внешние стимулы. Но, во-первых, это, так сказать, «а пос- териорный» признак сна, поскольку порог пробуждения можно определить, лишь разбудив животное или человека. Во-вторых, данный признак так же, как и неподвижность, не является достаточным. Ведь он встречается и при других естественных состояниях, нежели сон,— при различных видах спячки и оцепенения у животных. Кроме того, пониженная реактивность характерна для ряда заболеваний и иных патологических состояний — фармакологического сна, наркоза, комы и прочего. Идентификация сна, его фаз и стадий производится физиологами на основе общепринятых «полиграфических»* критериев. А потому логично определить сущность сна по этим, также внешним, но уже не поведенческим, а физиологическим показателям. Однако и здесь мы сталкиваемся с теми же трудностями: нет ни одного признака, который можно было бы рассматривать как достаточный сам по себе для идентификации сна. Отдельные характеристики медленного и парадоксального сна встречаются иногда и в других состояниях в условиях нормы, а особенно патологии. Даже совокупность отдельных признаков не всегда достаточна для идентификации тридцатисекундного отрезка записи полиграммы, если не известно, что было до и после этого. Расхождение между поведением и ЭЭГ иногда отмечается после более или менее длительных периодов лишения сна. При различных формах патологии и под влиянием фармакологических препаратов возможны изменения в ЭЭГ, имитирующие определенные стадии сна. Главное, пожалуй, ритмичность Что же тогда считать необходимым и достаточным условием? Внимательное рассмотрение этого вопроса приводит к выводу, что, вероятнее всего, таким признаком служит ритмичность. Именно ритмическое чередование совокупностей определенных физиологических признаков (полиграфических картин) позволяет отличить нормальный сон от монотонных «сно- подобных состояний». Соответственно и критерием «нормальности» сна служит неизменность циклического чередования стадий 1—2—3—4 медленного сна, завершающегося эпизодом парадоксального сна. Такой подход позволяет дать новое, современное определение сна: «Сон — это особое генетически детерминированное состояние организма теплокровных животных, характеризующееся закономерной последовательной сменой определенных полиграфических картин в виде циклов, фаз и стадий». Что же лежит за этим циклическим чередованием, каково функциональное назначение каждой из двух фаз сна? В физиологии применяют классический метод разрушения, чтобы понять, какова функция данного органа: если его повредить или удалить, то, зная последствия и адекватно истолковывая их, можно прийти к определенным выводам относительно его роли. Подобный подход применим и в отношении сна: можно попытаться лишить испытуемого или подопытное животное сна в течение некоторого времени и посмотреть, * Этот термин применяется здесь вовсе не в типографском смысле, а как определение совокупности объективных признаков сна, главными из которых являются электрическая активность мозга — электроэнцефалограмма (ЭЭГ), глаз — электроокупограмма (ЭОГ) и мышц шеи — электромн ограмм а (ЭМГ). 44
какие сдвиги происходят при этом в организме и поведении. Первые опыты подобного рода выполнила более ста лет назад русская ученая М. М. Манасеина (1843— 1903), ставшая, в сущности, основоположником «науки о сне». В нашем столетии исследователи, начиная с К. Ишимори и А. Пьерона, в экспериментах на животных и на здоровых испытуемых неоднократно пытались выяснить, к каким изменениям в организме приводит лишение сна. Однако лишь во второй половине двадцатого века, с началом электроэнцефалографической эры, такие попытки стали научно обоснованными. Исследования последних лет на людях дали до некоторой степени парадоксальные результаты. При проведении депривации в течение одних или нескольких суток как можно более мягким, щадящим способом никаких серьезных нарушений в организме и психике субъектов не отмечалось. Наблюдались лишь повышенная сонливость, утомляемость, раздражительность, рассеянность. Возникает впечатление, что главным результатом лишения сна становится... нарастающая потребность в сне. Естественно, подобные эксперименты с людьми не могут продолжаться более двух-трех суток, поэтому для изучения последствий длительного лишения сна нужны опыты на животных. Однако, чтобы не давать спать многие дни и ночи, необходимо применять к ним сильные и неприятные пробуждающие стимулы: звуковые, тактильные, двигательные и тому подобные. А они, наряду с лишением сна, вызывают и серьезные побочные эффекты — стресс, утомление. Таким образом, выбор методики «деликатного» лишения сна и контроль побочных последствий — главное в подобных экспериментах. Опыты по длительному лишению сна, удовлетворяющие современным научным требованиям, впервые выполнил в восьмидесятые годы известный американский исследователь А Речшаффен (представитель старшего поколения сомнологов, к которому принадлежат М. Жуве и В. Демент) с сотрудниками. Авторы разработали остроумную методику, используя «карусели»: горизонтальный диск полуметрового диаметра, насаженный на вертикальную ось и способный вращаться. Две крысы, экспериментальная и контрольная, помещались по обе стороны вертикальной перегородки, разделяющей надвое этот диск. Под ним располагалась ванна с водой. Если крыса соскальзывала в воду, то легко могла снова забраться на диск, служивший ей островком. Каждая крыса на своей половине островка имела постоянный доступ к воде и пище. У обеих крыс постоянно регистрировали ЭЭГ и ЭМГ, и с помощью компьютера определяли состояния бодрствования, медленного и парадоксального сна. Как только компьютер идентифицировал наступление сна у экспериментальной крысы, автоматически включался моторчик, медленно вращавший диск в ту или другую сторону по случайному выбору. Это вынуждало обеих крыс двигаться против вращения, чтобы не упасть в воду из-за столкновения с вертикальной перегородкой; после пробуждения экспериментальной крысы моторчик выключался. Что бы сказал уважаемый читатель, если бы ему довелось в течение длительного периода времени наблюдать за ходом подобного эксперимента? Он видит двух крыс, проживающих во вполне комфортных (для крыс) условиях на карусельном диске, который время от времени вращается. Одна из крыс превосходно себя чувствует: она гладкая, откормленная, белая шерстка лоснится, красные глаза блестят, усы топорщатся; физиологические показатели состояния ее организма полностью соответствуют внешним наблюдениям читателя. Проходят день за днем, неделя за неделей, но никакого ухудшения состояния не наблюдается. Напротив, ее напарница, находящаяся по другую сторону стенки на том же карусельном диске, уже через несколько суток после начала эксперимента выглядит измученной и больной; мех становился взъерошенным и пожелтевшим, лапы опухают. Отмечается сильное изъязвление и ороговение хвоста и подошв, исхудание (несмотря на значительное увеличение потребления пищи!), нарушение координации движений и позы. Через несколько недель это животное неизбежно погибает. В чем же дело? Ведь обе крысы пребывают в абсолютно одинаковых условиях! Чело- 0 щ t Si О) "" х л 1 a го «о 45
В. Ковальзон. Тайна сна: на пороге третьего тысячелетия • Американский исследователь Джон Леберг изучает так называемые люцидные сновидения, то есть очень яркие, эмоционально окрашенные сны, когда спящий сознает, что ему снится сон, но не может проснуться. С помощью системы обратной связи (слабое инфракрасное раздражение глазных яблок при появлении быстрых движений глаз) Леберг обучает испытуемых управлять собственными сновидениями/ • Локализация повреждений в мозгу елияет на тип движений, которые совершает животное во время «быстрого» сна без атонии. Кошка с небольшим повреждением в верхней части варолиева моста могла только приподниматься на передних лапах (вверху), то есть влияние срединной тормозной зоны на локомоторную полоску устранялось лишь частично. Кошка с большим повреждением глубже в варолиевом мосту стояла на всех четырех лапах и ходила (в середине), то есть влияние тормозной зоны снималось полностью. Кошка с повреждением, затрагивающим средний мозг, демонстрировала агрессивное поведение (внизу); такое повреждение влияет на нервные пути из большого мозга, регулирующие агрессивное поведение.
• Р. Санти. «Изведение Петра*
а с s О (л I Ж i a то «о СО £ В. Ковальэон. Тайна сна на пороге третьего тысячелетия веку, не знакомому с условиями данного эксперимента, происходящее покажется какой-то мистикой... А разница — лишь в том, что воздействия (вращения карусели) на вторую крысу строго приурочены к моментам наступления сна, для первого же животного периоды вращения диска оказываются как бы случайно распределенными во времени. Иными словами, оно может отсыпаться в то время, когда диск не вращается, в периоды бодрствования первой крысы. Особый интерес представляет описанное авторами падение амплитуды электрической активности мозга (ЭЭГ) у лишенной сна крысы. Оно служило предвестником смерти и возникало каждый раз примерно за сутки до гибели животного. Если на этом фоне эксперимент прекращался, то крыса уже не могла заснуть, и амплитуда ЭЭГ не восстанавливалась. Смерть все равно наступала в течение суток. Следовательно, падение амплитуды ЭЭГ указывало на какое-то необратимое нарушение механизмов мозга, вызванное лишением сна. Заметим, что при лишении всего сна организм утрачивает одновременно два различных состояния — медленного и парадоксального сна, как бы противоположных по своим ■характеристикам. Быть может, этим, по крайней мере отчасти, объясняется некоторая неопределенность полученных результатов? Тогда логично предположить, что избирательное лишение только парадоксального сна приведет к более однозначным эффектам. Мы в свое время провели специальное исследование этой проблемы, используя разработанный нами метод пробуждений подопытных животных (белых крыс) в самом начале каждого периода парадоксального сна. Наше предположение подтвердилось: в поддержании устойчивости организма к сильным внешним воздействиям парадоксальному сну принадлежит ключевая роль. Но вернемся к работам Речшаф- фена. Авторы обратили внимание, что в опытах с лишением сна методом «каруселей» индивидуальные сроки выживания у крыс сильно различались: от 5 до 33 суток. Чем же определялась столь разная устойчивость животных? Выяснилось, что лишение сна сказывалось в большей мере на парадоксальном сне, чем на медленном: доля первого снижалась в двадцать пять раз, а второго — лишь в семь. Однако ничтожные остатки парадоксального сна оказались жизненно важными, поскольку между ними и сроком выживания была обнаружена высокая положительная корреляция. Иными словами, чем большую «кроху» парадоксального сна удавалось сохранить животному в ходе опыта, тем дольше его организм мог оказывать сопротивление примененному воздействию — такова поразительная связь между парадоксальным сном и выживанием! По-видимому, в парадоксальном и медленном сне в мозге протекают какие-то еще не известные ритмические процессы принципиальной важности, и их нарушение приводит к общему разрегулированию биохимических и физиологических механизмов, а в итоге — к летальному исходу. Сравнение опытов по лишению сна показывает, что функции как медленного, так и парадоксального сна оказываются весьма хорошо защищенными. Резкое повышение «давления» сна наступает гораздо раньше, чем удается выявить последствия дефицита сна как такового для организма животного и человека. Эта мощная зашита осуществляется «инстинктом сна». Он обеспечивает колоссальную избыточность суточной представленности сна по сравнению с жиз1 *енно необходимыми минимальными его количествами. Необходимы изощренная экспериментальная техника и большое упорство, чтобы «сломать» защитный механизм сонного инстинкта и пробиться к пониманию биологической функции сна. Механизмы сна Существует ли в мозге «центр сна»? Это один из главных вопросов, волновавших физиологов еще со времен Павлова. Только во второй половине нашего столетия удалось провести прямое изучение клеток мозга, вовлеченных в регуляцию сна—бодрствования. Оказалось, нормальное функционирование коры мозга, обеспечивающее весь спектр сознателъ- 48
ной деятельности человека в бодрствовании, возможно только при постоянных («тонических») мощных воздействиях со стороны определенных подкорковых структур, называемых активирующими. Таких систем (их можно условно назвать «центрами бодрствования»), как сейчас ясно, несколько — вероятно, шесть или семь: в качестве медиаторов — химических посредников — нервные клетки (нейроны) выделяют глутаминовую кислоту, ацетилхолин, норадреналин, серото- нин и гистамин. У холоднокровных животных нарушение деятельности одной из них может быть скомпенсировано за счет других. Но у высших млекопитающих, особенно у человека, любое нарушение несовместимо с сознанием и приводит к коме. Казалось логичным предположить, что если в мозге есть центр бодрствования, то должен быть и центр сна. В поисках такого центра, где нейроны должны явно учащать свои разряды при переходе от бодрствования ко сну, нейрофизиологи «перекопали» весь мозг и дошли до самых глубинных его отделов. Здесь, у самого основания, в так называемой базальной области переднего мозга, удалось, наконец, найти скопления нейронов, которые можно было бы назвать «последними кандидатами» на роль центра сна. Однако детальное изучение их свойств, проведенное в последние годы, показало, что и они, скорее всего, все же не служат инициаторами перехода от бодрствования к дремоте и сну. Дело в том, что в систему поддержания бодрствования (активации коры) «встроен» механизм положительной обратной связи. Он представляет собой особые нейроны, которые предназначены для торможения активирующих нейронов и которые сами же ими тормозятся. Эти нейроны разбросаны по разным отделам мозга, но обладают общим свойством: все они выделяют один и тот же химический посредник — гамма-аминомасляную кислоту, главное тормозное вещество мозга. В итоге стоит только активирующим нейронам ослабить свою активность, как включаются тормозные нейроны и ослабляют ее еще более. В течение некоторого времени процесс развивается по нисходящей, пока не срабатывает некий «триггер», и вся система перебрасывается в другое состояние — бодрствования или парадоксального сна. Объективным отражением этого процесса служит хорошо известная смена картин в электрической активности головного мозга по мере засыпания. Нейроны коры не прекращают своей активности, но ее характер коренным образом изменяется: она становится менее индивидуализированной, более «хоровой». В целом, условия для переработки информации в мозге, причем не только поступающей от органов чувств, но и хранящейся в памяти, резко ухудшаются. Продолжая аналогию с техническими устройствами, можно сказать, что в глубоком медленном сне мозг не выключается, но работает «на холостом ходу». На первый взгляд, отсутствие в мозге «центра сна» представляется довольно странным. Однако задумаемся, какие последствия для организма могли бы вызывать внезапные включения такого центра, когда безопасное место для сна еще не найдено? Понятно, что тогда в ходе эволюции смогли бы выжить только такие существа, которые, почувствовав желание уснуть, имели бы достаточный запас времени для поиска убежища. С этой точки зрения представление о пассивной природе медленного сна представляется вполне логичным. Иными словами, он возникает вследствие спонтанного периодического ослабления тонических активирующих воздействий на кору со стороны подкорковых активирующих систем. В сущности, «тайна сна» (сна вообще, медленного сна, засыпания) и заключается в природе этого периодического ослабления, «утомления», «ухудшения деятельности» активирующих клеток мозга. Физиологи разработали определенные методы, позволяющие объективно оценить степень такого периодического «утомления». Наибольший вклад здесь принадлежит канадскому нейрофизиологу старшего поколения (румынского происхождения) Мирче Стериаде и его сотрудникам. Удалось выяснить, что первые признаки «утомления* возникают вскоре после пробуждения и постепенно нарастают в течение бодрствования. (б ч S (J in I О> I О) ф *" X Q. га « X * со $ 49
8! 1 б- л «о 1 5 СО о В. Ковальэон Тайна сна: на пороге третьего тысячелетия Совершенно по-другому обстоит дело с парадоксальным сном. В отличие от медленного, он имеет ярко выраженную активную природу. Парадоксальный сон запускается из четко очерченного центра, расположенного в задней части мозга, в области так называемого варолиева моста. Химическими передатчиками сигналов этих клеток служат ацетил- холин и глутаминовая кислота. Во время парадоксального сна клетки мозга чрезвычайно активны, однако информация от «входов» (органов чувств) к ним не поступает и на «выходы» (мышечную систему) не подается. Парадоксальный характер такого состояния — в его названии. По-видимому, при этом интенсивно перерабатывается информация, полученная в предшествующем бодрствовании и хранящаяся в памяти. Подтверждением служит появление в парадоксальном сне эмоционально окрашенных сновидений у человека. В пользу такого предположения говорят и эксперименты на животных. Специально подготовленные кошки (у них хирургически разрушали в задней части мозга крошечную группу клеток, ответственных за «выключение» мышечной системы в парадоксальном сне) демонстрировали так называемое онейрическое поведение. Неадекватные включения «центра парадоксального сна» действительно имеют место при некоторых, довольно редких видах патологии, передающихся по наследству. В первую очередь надо упомянуть нарколепсию. При этой болезни запуск парадоксального сна происходит прямо из бодрствования в самых неожиданных и неподходящих ситуациях: человек сваливается, как подкошенный, в состоянии «сонного паралича», продолжающегося несколько минут. Во" время таких приступов наблюдаются быстрые движения глаз, нерегулярность дыхания и пульса и другие явления, характерные для парадоксального сна, а при пробуждении человек отмечает эмоционально окрашенные сновидения. Разумеется, подобные припадки чрезвычайно опасны для жизни человека — ведь они могут произойти и на улице, и на перроне, и на мосту... Кроме того, больные нарколепсией жалуются на плохой сон ночью, что неудивительно, поскольку часть суточной «квоты» парадоксального сна приходится у них на день. Лдя разработки методов и средств лечения опасной болезни создана своеобразная модель — особая порода собак, способная демонстрировать приступы «сонного паралича», весьма сходные с человеческими. Эту породу вывели сотрудники Стенфор- дского университета (США) под руководством одного из пионеров в изучении сна Билла Демента. Можно надеяться, что модель сослужит весьма ценную службу врачам и ученым. Несмотря на внешнее сходство мозговой деятельности в активном • Регистрация одного из типов электрической активности головного мозга — так называемый Р-ритм (со скальпа здорового человека). Показано пространственное распределение этой активности во время четырех последовательных периодов сновидений в течение одной ночи. Цвет кодирует интенсивность ^-активности — от самой слабой (фиолетовый) до самой сильной (белый). Метод ЭЭ1-картирования. Видно, что максимальная интенсивность р-ритма отмечается в лобных отделах коры — эта картина характерна именно для сновидений. REH CVCLE 1 BETA | / ВЕЯ CVCLE 3 ^Я BETA ^* i a 9 В 12 4 0 - 9 ЯЕП I CVCLE 2 BETA .B ^ .a REN | CVCLE 4 BETA . D 1 3 1 1 1 a -3 - i .a • i ■ i
бодрствовании и парадоксальном сне, между ними существует принципиальная разница. Она заключается в том, что из всех известных сегодня активирующих мозговых систем, совместно включающихся при пробуждении и действующих во время бодрствования, в период парадоксального сна активны лишь одна-две. Это — системы, использующие в качестве передатчиков ацетилхолин и глутаминовую кислоту. Все же остальные выключаются, и во время парадоксального сна их нейроны молчат. Такое молчание активирующих систем мозга, выделяющих в качестве химических передатчиков норад- реналин, серотонин и гистамин, и определяет фундаментальное различие между бодрствованием и парадоксальным сном, или — на психическом уровне — различие между нашим восприятием внешнего мира и восприятием мира воображаемого, мира сновидений. Наибольший вклад в изучение механизмов парадоксального сна вносят несколько групп нейрофизиологов среднего поколения из США и Канады (А. Хобсон, Дж. Маккарли, Б. Джонс и другие), а также японский исследователь К. Сакаи. Некоторые из этих ученых (Аллан Хобсон, Барбара Джонс) учились в аспирантуре или проходили стажировку в лаборатории Мишеля Жуве, а Кунио Сакаи вообще его платный сотрудник и постоянно живет в Лионе. Практически неизвестным, однако, остается механизм (очевидно, биохимический, гуморальный, поскольку речь идет о медленно протекающих процессах), посредством которого происходит попеременное вовлечение нейронных систем и их переключение, определяющее наступление и циклическое чередование обеих фаз сна. На эту роль требуются вещества, обладающие более длительным сроком жизни в организме, чем «классические» нейромедиаторы, менее специфичные по отношению к рецепторам, способные переноситься током ликвора (спинномозговой жидкости) и диффундировать по межклеточной жидкости, оказывая воздействия на более обширные области в мозге, иногда довольно удаленные от места выброса. Такие вещества стали известны сравнительно недавно — это регуля- торные пептиды, продукты прицельного расщепления белков, эволюци- онно древние передатчики, широко распространенные в мозге и организме и играющие важную роль в целом ряде физиологических процессов. Однако вопрос о возможной модуляции сна со стороны некоторых регуляторных пептидов — это уже тема отдельной статьи. • Владимир Матвеевич КОВАЛЬЗОН — доктор биологических наук, ведущий научный сотрудник Института проблем экологии и эволюции Российской Академии наук. Специалист по физиологии и биохимии сна. Любимое изречение: «Я провожу во сне треть жизни, и эта треть моей жизни — отнюдь не худшая!» (А. Эйнштейн). Мечтает найти издателя для публикации на русском языке книг М. Жуве «Замок снов» и «Сон и сновидения». От редакции Возможно, у читателя возникнет желание глубже ознакомиться с проблемой сна. В этом случае рекомендуем прочитать следующую литературу: 1. Ковальзон В. Пептиды сна: гипотезы и реальность // Знание — сила.— 1985.— № 3. 2. Крюгер Дж. М., Ковальзон В. М. Вещества сна: иллюзии и реальность. // Наука и Человечество: международный ежегодник.— М.: Знание, 1994. 3. Ковальзон В. М. Эволюция и модели сна // Знание — сила.— 1985.— № 4. 4. Борбели А. А. Тайна сна / Пер. и коммент. В. М. Ковальзона.— М.: Знание, 1989. 5. Ковальзон В. М. Парадоксы парадоксального сна // Природа.— 1982.— № 9. 6. Ротенберг В. С, Ковальзон В. М, Цибульский В. Л. Парадоксальный сон — защита от стресса? // Наука в СССР,— 1986.— № 2. S О ш "1 51
ВСЕМИРНЫЙ КУРЬЕР Землетрясения Мрачные рекорды Катастрофическое землетрясение в Кобе было сильнейшим из всех, когда-либо зарегистрированных в Японии, утверждают японские ученые. Зафиксированные максимальные подвижки были в два раза больше, чем во время сильнейшего землетрясения в 1923 году, которое погубило около 140 тысяч человек и уничтожило две трети Токио. Огромные разрушения в Кобе были вызваны необычным характером сейсмического удара. Фумно Ямазака из Токийского технологического института установил, что максимальное горизонтальное перемещение поверхности во время толчка составило 8,17 метра в секунду за секунду — около 80 процентов ускорения силы тяжести. Это вдвое больше вертикального ускорения, которое равнялось 3,32 метра в секунду за секунду. Сейсмоустойчивые здания были рассчитаны в основном на вертикальные колебания, и потому именно горизонтальный удар стал причиной многочисленных разрушений. События, которые последовали за главным ударом землетрясения, также удивили многих сейсмологов. Было известно, что интенсивность последующих толчков может повышаться в результате феномена, который впервые наблюдался во время землетрясения в Мехико в 1985 году. Тогда, отражаясь от крепких пород гор, окружающих Мехико, сейсмические волны увеличивали мощь удара стихии. «Это происходит, когда преобладают сильные отраженные горизонтальные волны,— говорит Койиро Ирикура из университета Киото.— Они, конечно, медленнее природных, но не уступают им по силе. Ведь строения разрушаются быстрее, когда получают удары волн со всех сторон». 52
• Мрачные рекорды • Невеселые прогнозы • Кваканье лягушек Кобе испытал этот феномен, потому что расположен на рыхлых отложениях, смытых с близлежащих гор. Природные сейсмические волны, отражаясь от окрестных твердых пород, усилили удар, который пришелся на здания, расположенные на мягком грунте. Невеселые прогнозы Сильное землетрясение в ближайшее время может произойти в районе Центральных Гималаев в Индии, считают американские геофизики. Спутниковые и исторические данные позволяют предположить, что Центральные Гималаи должны подвергнуться удару с магнитудой 8—9, который опустошит регион с населением более двухсот миллионов человек и несколькими большими плотинами. «Это похоже на дамоклов меч, занесенный над вами»,— говорит Роджер Билхам из университета Колорадо. Гималайский хребет сформировался на северной окраине Индийского субконтинента, который вот уже сорок миллионов лет перемещается на север, «вдавливаясь» в Азию. Используя глобальную координатную систему, сеть спутников и наземных станций, Билхам и его коллеги нанесли на карту линии передвижения индийской и азиатской тектонических плит между 1991 и 1994 годами. Они обнаружили, что Индия по- прежнему надвигается на Азию со скоростью в два сантиметра в год, что примерно равно скорости скольжения друг относительно друга двух частей известного разлома Сан-Андреас. «Это первые точные измерения движения Индии по отношению к Азии»,— говорит Винод Гауэр, директор Индийского геофизического института. Однако вместо плавного скольжения одной плиты под другую сталкивающиеся плиты изгибаются и накапливают энергию подобно сжатию пружины. Эта энергия рано или поздно должна разрядиться, и тогда произойдет землетрясение. Как велико оно будет, зависит от того, как много напряжения было накоплено по границам двух плит. Исторические свидетельства подтверждают, что энергия может высвободиться именно в Северной Индии. Британские колонисты в Индии дотошно сохранили данные, которые показывают, что регион I 8 О) "~ I О. €0 «О 1 5 53
z с л «о r ос to о не имел сильных землетрясений с тех пор, когда в 1650 году начались наблюдения. Ранние сведения менее полны, но исторические документы говорят об огромном землетрясении в 1255 году, которое убило короля Непала и, возможно, около трети его подданных. Прогноз американских ученых создает серьезную проблему для правительства Индии, которое только что начало работы по сооружению 260-метровой плотины в горах к северу от Дели, в регионе, который подвержен самому большому риску будущего землетрясения. Современные планы постройки плотины не включают необходимых мер безопасности на случай землетрясения такой силы. ...и квакание лягушек Колебание почвы может вызываться не только землетрясениями, но и... лягушками. Американские биологи, исследуя малазийских древесных лягушек, обнаружили, что они обмениваются информацией, вызывая вибрацию почвы или других твердых поверхностей. Питер Нарис и Тед Левис из Калифорнийского университета сделали свое открытие, наблюдая за группой самцов древесных лягушек, которые устраивают квакающие концерты в тростниках по берегам прудов. Привлеченные шумом, самки приближаются к ним и начинают методично щелкать пальцами лап. Это в свою очередь стимулирует самцов для спаривания. Сейсмическая коммуникация мало распространена среди позвоночных. Первый и наиболее зрелищный случай был открыт Нарисом и Левисом в восьмидесятых годах. Оии показали, что белогубая лягушка из Пуэрто-Рико может чувствовать колебания поверхности почвы в сто раз лучше, чем человек. Орган, ответственный за восприятие таких сейсмических сигналов,— аппарат внутреннего уха лягушки, который у человека используется для сохранения равновесия. Глубоко расположенные чувствительные нервные клетки, покрытые студенистой массой, чутко реагируют на изменения давления. И когда почва вибрирует, лягушки чувствуют движение грунта. Почему коммуникация у лягушек осуществляется с помощью вибрации почвы, а не звука? «Ответ очевиден для всех тех, кто посетит места обитания белогубых лягушек,— влажные леса Пуэрто-Рико,— говорит Питер Нарис.— Когда мои студенты приехали туда, они сказали, что в воздухе там стоит такой шум, что нельзя услышать своих собственных мыслей». Поэтому-то в качестве канала связи лягушки выбрали почву. Нарис подозревает, что есть и другие примеры «сейсмических посланий*-, которые ждут своего исследователя. Среди позвоночных коммуникация такого рода уже обнаружена у двух видов кротов. По материалам зарубежной печати подготовил Никита МАКСИМОВ 54
ВОЛШЕБНЫЙ ФОНАРЬ Пифагорова спираль Легендарный Пифагор (VI век до но- стороной единичной длины) иррацио- вой эры) или его последователи пифаго- нально. По образцу и подобию доказа- рейцы обнаружили, что диагональ и сто- тсльства Евклида можно доказать ирра- рона квадрата несоизмеримы: отношение циональность квадратного корня из лю- длин диагонали и стороны квадрата вы- бого целого числа, не являющегося точ- ражается числом, не представимым в ным квадратом (например, числа V5, VJ, виде отношения двух целых чисел. Такие V7, VS", \ID, VTl и так далее иррацио- числа получили название иррациональ- нальны, а "#=2=2:1 или ных, то есть противных разуму,— столь непостнжшшм казалось древним грекам открытие пшЬагорейцевА Изумление их было» тем болё\ велик©. таэ отрезки ир- легко линей- / h\J \\ \ )Ы Евклид доказал/ чй 'оИйямСВалоата со вьТвадите гштагорЬву спи- ^н!гую из беско1«а™и пос- ости прям^голъньк^р^толь- аль жосЧаточно рацирналь На рис раль, по ледо ников. долго, линейки по из любого
Татьяна Нефедова, Андрей Трейвиш Пространство рыночных реформ: от Альп до Тихого океана Статья первая Восточноевропейское меню: шоковая терапия по-польски или гомеопатия по-украински? - / 7 В конце восьмидесятых годов по Европе вместе с призраком антикоммунизма гулял анекдот. Мол, полунить уху из живой рыбы несложно, а попробуйте наоборот.». Вот то же и с рыночной экономикой: известно, как сотворить из нее плановую, но как возродить живой рынок? Поиском ответа занялась ^сверхновая» дисциплина — транзито- логия. Времени на раскачку у нее не было, ведь десятка три стран из бывшего соцлагеря уже вступили в переходный период практически (вместе они занимают две трети площади Евразии, где живет 45 процентов населения нашего громадного материка)* Пришлось следить за крутыми переменами и тут 56
Пожалуй, веер — достаточно наглядный образ, найденный художникам для оформления этой статьи. Одни его пластины под рукой хозяина Раскрываются, другие — схлопываются. Не так все просто, когда речь идет об экономическом «веере». ?, по ходу делать обобщения. Понятно, что первые наблюдения и выводы транзитологов касаются государств в целом и главных различий между ними. Уже самые первые стадии реформ показали, что разные страны сталкиваются с одинаковыми проблемами. Однако результаты порой разительно несхожи, В чем оке дело — в стартовом состоянии социалистических экономик, в политике правительств и ходе самих реформ, в готовности к ним общества? Попробуем разобраться на материале девятнадцати европейских стран, включая Россию (по азиатским странам данных у нас, признаться, маловато). Кто с какой позиции стартовал Венгерский экономист Янош Корнай в книге «Дефицит» назвал плановую экономику ограниченной со стороны ресурсов. Предприятия гнали план (всегда напряженный, ибо низкие цены не сдерживали спрос), не считаясь с затратами и качеством, не имея резервов. Производство «перегрето», но сколько бы оно ни росло, всегда всего не хватало. Отсюда владычество распределяющей материальные блага бюрократии. И парадоксальное сочетание дефицита с избыточным производством. Например, в России такой избыток оценивали в одну треть промышленной продукции. Отраслевая и региональная структуры хозяйства формировались экстенсивно, путем наращивания, достройки вместо реконструкции и модернизации. Новые отрасли не вытесняли базовых, а добавлялись к ним, обостряя дефицит ресурсов. Даже в столичных центрах Восточной Европы застряли неуместные для них отрасли металлургии, крупнотоннажной химии и т. п. Надо было осваивать новые территории, источники сырья, что обходилось все дороже. Буквально любой ценой, особенно у нас, в СССР, создавали оборонные отрасли, и целые районы зависели именно от них. Другой особенностью была подавленная инфляция, порожденная товарным дефицитом при твердых государственных ценах. Их несоответствие реальным затратам, балансу спроса-предложения, отрыв от мировых цен так или иначе ощущались. Расширялась система субсидий и дотаций, все сильнее обременявших госбюджеты. Освобождение цен сразу перевело инфляцию в открытую 57
3 и is -О Я ш о 8 t-tz О u> i a * 5 форму, заставив многих вздыхать по тем временам, когда все хоть и бралось с боями в очередях, да за гроши. Полная занятость вызвана той же экстенсивностью и тем же дефицитом — на сей раз рабочих рук при их низкой производительности. При этом отсутствие безработных считалось важнейшим социальным завоеванием строя. Платой за него и за грошовые цены были низкие и слабо дифференцированные заработки. Трансформировать такую систему после долгих лет ее реального существования в рыночную, всегда ограниченную со стороны спроса, равносильно хирургическому лечению старого хроника и его выхаживанию после операции. Осложнения в виде инфляции, спада производства, безработицы оказались весьма тяжелыми. Сперва многим казалось, что переход к рынку будет быстрым и легким. После первого холодного душа экономисты стали утверждать, что на это потребуется до десяти — пятнадцати кризисных лет. Но вскоре выяснилось: кому как. Все страны переживают системный кризис, сопутствующий переходу от плана к рынку. Всем недостает рыночной инфраструктуры, с трудом даются сами принципы. Скажем, то, что вместо ресурсов и снабжения производителя лимитируют теперь спрос и сбыт. Системный кризис тем острее, чем сильнее огосударствление экономики и чем меньше было в ней ростков рынка в виде небольших частных предприятий, разных видов сервиса, торговли по коммерческим ценам. Кроме системных кризисов, бывают еще циклические и структурные, причем одни могут накладываться на другие. Циклические кризисы связаны с закономерным колебанием цен, инвестиций и производства в рыночной экономике. Однако и в соцстра- нах нынешнему обвалу предшествовал этап замедления экономического роста, переходящий в стагнацию и спад производства. Нарастали структурные диспропорции, внешняя задолженность, общее отставание от Запада. Таким образом, элементы цикличности (пусть в сглаженном, растянутом виде) наблюдались и на востоке Европы. В последние годы вышло немало работ, определяющих место разных стран на обобщенной траектории структурных сдвигов в экономике. Оказалось, что они могут жить в разных структурных эпохах. Так, запад Европы вступил в постиндустри- алыгую эру: третичный (сервисный) сектор превосходит там вторичный (индустриальный), а тот в свою очередь возвышается над первичным (аграрным). Восточная Европа в восьмидесятых годах имела громоздкое индустриальное здание нередко при расшатанном аграрном фундаменте и худой сервисной крыше. Доля промышленности в национальном продукте достигала 45—60 процентов. Такой она была на Западе в пятидесятых годах, но потом сократилась там в среднем вдвое. Зато доля торговли, транспорта, услуг выросла до 60 процентов и более. На востоке континента доля сервисных отраслей только добирается до уровня западной тридцатилетней давности. То же самое показывает структура занятий населения, хотя ее пропорции несколько иные. Различия между странами не были полностью стерты в ходе индустриализации. В так называемых старопромышленных странах — ГДР, Чехословакии — на индустрию и строительство приходилось до половины занятых. К ним быстро приближались Болгария и Румыния. А в Албании и Молдавии место этого сектора все еще занимал аграрный. Налицо и разница в уровне развития. Больше других на душу населения производили ГДР, Чехословакия, Россия, Прибалтика и Белоруссия. Самыми бедными были Албания, Румыния и Молдавия. Вся Восточная Европа к 1990 году уступала по потреблению Западной в два-три раза, а США — в четыре- пять раз. Наблюдалась связь между благосостоянием и структурой хозяйства. Беднее были, как правило, аграрные страны, богатые обладали более развитой сферой услуг. У промышленных районов тоже своя история, подъемы и спады, носившие и циклический, и структурный характер. Взять хотя бы текстильные Лодзь и Иваново, угольно- металлургические Донбасс и Верхнюю Силезию, Средний Урал и Северный Альфельд в Венгрии. Их давно отличали замедленный рост и 58
старение производственных фондов. Откуда это в плановой экономике, не знавшей рыночной стихии и кризисов сбыта? Да хотя бы от дефицита средств. Их выделяли молодым и сильным районам, а старым, со сложившимися отраслями — что останется. Но наличие депрессивных районов, как и кризисов вообще, долго отрицалось; и они выпадали из поля зрения государственной региональной политики. Чем позже происходила индустриализация страны и чем более догматичным было ее руководство, тем дольше продержалось такое отношение. Правда, восточные районы тяжелой индустрии приобрели дурную славу самых грязных в Европе. Бороться с их экологическим кризисом было трудно из-за непризнания кризиса экономического и отсутствия структурной перестройки. При переходе к рынку спад производства автоматически снизил остроту экологических проблем. Этой тенденции противостоит другая. Не имея иных конкурентос пособных экспортных товаров, многие страны вынуждены торговать сырьем, полуфабрикатами, топливом и энергией, а тем самым — собственной средой, за качеством которой здесь не следят так строго, как на Западе. Эта «африканизация» опасна для Европы в целом, несмотря на преобладание атмосферного переноса с запада на восток. Итак, страны и отдельные районы начинали совсем не в одинаковых условиях. Да и само начало, точнее, реформаторский задел, был разным. Можно выделить два основных типа социалистических экономик, сложившихся к началу девяностых годов: центральнопланируемые (Болгария, Чехословакия, Румыния, республики СССР) и частично реформированные (Венгрия, Польша, Югославия). В последних заметную роль играли рыночные механизмы, отступал дефицит товаров и услуг. При этом Югославия представляла собой особый случай сочетания децентрализма и планового управления. Среди цен- тральнопланируемых стран относительным изобилием товаров выделялась Чехословакия. Но в целом в экономиках этого типа отмеченные выше дефекты директивной системы проявлялись острее. Тактика первых забегов в рынок К девяностым годам мнения экономистов и политиков о путях трансформации экономики дефицита разделились. Сторонники социал-демократических и неокейн- сианских методов выступали за плавное вхождение в рынок. Они считали, что инфляционного стресса можно избежать, предварительно утолив товарный голод за счет негосударственных секторов, создания конкурентной среды, демонополизации. А либералы-рыночники считали, что система мягкими методами не реформируема. Она постоянно будет возрождаться, все равно вызывая либо дефицит, либо инфляцию. По их мнению, требовался резкий, шоковый переход к рыночным ценам с последующей структурной перестройкой экономики. От того, какой подход победил в той или иной стране, во многом зависит картина перемен. Впрочем, этот этап так или иначе уже пройден: цены большей частью всюду стали свободными, поправ благие намерения ряда правительств. Прямым продолжением борьбы тех же взглядов и методов в следующей фазе перехода становится выбор между антиинфляционной и антирецес- сионной политикой. Первая — это жесткая монетарная политика для стабилизации национальной валюты, отказ от протекционизма и дотаций лежачим секторам экономики обычно ценой ускорения обвального спада и роста безработицы. Вторая — это попытка поддержать национальное производство дешевыми государственными кредитами и иными видами финансовой помощи, но ценой инфляции, которая, между прочим, тут же съедает сами кредиты. Именно отношение к инфляции, разная трактовка ее причин и следствий лежат в основе теоретических разногласий. А в политике тот или иной выбор был сразу сделан. Лидеры реформ, давно в них поднаторевшие или нагнавшие упущенное шоковым прыжком, дружно избрали контринфляционный вариант. И, кажется, не ошиблись. Теперь они справляются со спадом производства. Для Польши, Венгрии, Словении и Прибалтийских государств его экстремальная точка уже позади. В €0 О 59
» и I О . Q большинстве республик бывшего СССР он продолжается. Вообще можно выделить три основных отрезка переходного периода со своими особенностями экономического и регионального развития. — Предкризисный (допереходный) с явной деградацией экономики в рамках старой системы и с более или менее робкими попытками ее реформирования. Наблюдаются как бы затухание прежних тенденций развития, эрозия его принципов (выравнивание уровней, индустриальная модель роста, самообеспеченность и т. п.). — Кризисный (начало реформ), когда разрушение старых структур и связей опережает формирование новых. Общий фон — инфляция, экономический спад, растерянность и споры о сути происходящего — уже описаны. Как и основные шаги: целенаправленная или почти спонтанная либерализация цен; борьба с инфляцией либо сразу со спадом производства, хотя последний удается в лучшем случае оттянуть; преодоление кризиса инвестиций ради нового подъема, вначале сугубо очагового. Налицо пионеры новых форм деятельности, но говорить о новых тенденциях в развитии и размещении хозяйства трудно, мала масса объектов, необходимая для таких суждений. Можно наблюдать скорее пространственные вариации отрицательной динамики: где-то симптомы кризиса проявляются сильнее, где-то слабее. — Посткризисный, когда начинают преобладать процессы упорядочения и созидания. Вырисовываются контуры новой отраслевой и региональной структуры экономики. Тут могут быть существенные отличия от • Структура занятых в трех основных секторах экономики на западе и на востоке Европы географии первых проб, хотя зависимость от результатов предыдущего отрезка и успешности этих проб несомненна. В рамках отрезков можно наблюдать разные сценарии их протекания. При вползании в кризис различна степень радикализации общества и его готовности к переменам. В разгар кризиса важна его острота (скажем, спокойный вариант, ограниченный социально-экономической сферой, и вариант «беспокойный», с политическим хаосом, сменой власти, военными столкновениями). Для третьей стадии существенны пропорция между рыночными и административными механизмами, с которой общество выйдет из кризиса, и конкретная экономическая основа подъема. Понятно, что наши страны находились и находятся на разных стадиях (в основном первой и второй) и воплощают разные сценарии их протекания. Уже поэтому добыть сопоставимые данные нелегко. Тем не менее попытаемся сравнить основные индикаторы реформ, исключив из списка рассматриваемых стран ГДР и «малую» Югославию, где по разным причинам не хватает информации. 19SS 198S
Кто возглавил гонку Начало переходного периода всюду окрашено в национальные цвета и зависит от решительности государственной политики. Ведь ход преобразований во многом определялся готовностью к ним, их направлением и скоростью. Реформаторский задел в Венгрии, Польше, Югославии облегчал их продвижение по сравнению с Болгарией, Румынией и СССР. Напомним также, что Чехословакия сочетала жесткость управления с неплохим наполнением потребительского рынка. Эти особенности отразились прежде всего на динамике роста цен как индикаторе реформ и кризиса, что хорошо видно из рисунка. В Венгрии после многолетних частичных реформ, начавшихся еще в шестидесятых годах, уже к исходу восьмидесятых цены были на 60 процентов свободными. Поэтому она не испытала сильной инфляции, как другие страны. Польша также подошла к радикальным реформам с преобладанием в торговле свободных цен. Однако инфляция там была выше отчасти из-за популистской политики последнего коммунистического правительства, отчасти из-за индексации зарплат и резкого занижения курса злотого в целях его стабилизации. Шестикратный пиковый рост цен в Польше в 1989 году все же был гораздо меньшим, чем в России и на Украине три года спустя. С 1991 года инфляция в Польше, Словении и Хорватии пошла на убыль. В Чехословакии радикальная реформа началась в 1990 году на фоне сравнительной экономической стабильности. После либерализации цены выросли на 60 процентов. По мнению Вацлава Клауса, экономический шок удалось смягчить также за счет своевременных ограничений производства, экспорта и зарплат. Чехия избежала и обвала национальной валюты, сразу намеренно занизив курс кроны. Болгария и Румыния пошли на освобождение цен на год — полтора позже. Переходный период в Румынии был одним из самых сложных — растянутым во времени и отягченным социальными последствиями. Правительство, взяв было курс на твердые цены и постепенные реформы, выдержать его не смогло. Жизнь дорожала (коэффициент компенсации был определен в размере 40 процентов), а полки магазинов не наполнялись. Неэффективность ре- О in I 8! г а. п о 1 5 • Рост потреби- * телъеких цен, в I процентах к /J предыдущему юду о_
ш форм и политическая нестабильность усилили эмиграцию из страны. В целом же к западу от бывшего СССР инфляция была умеренной и ее быстрее остановили. Крайний случай представляет собой Украина, которая расплачивается не за реформы, а за их оттягивание. Они начинались несколько раз и тут же приостанавливались. Очередная попытка (с ноября 1994 года) предпринята уже с накопленным отставанием от России, с подорванной валютой и крайне обнищавшим населением. В 1993 году цены на Украине выросли в 45—50 раз, а стоимость прожиточного минимума вдвое превысила среднедушевой доход. Да и Белорусия, по сути, лишь приступает к реформам. Все, что делалось до сих пор, было скорее тенью сдвигов в соседних странах и топтанием на месте. Постоянная поддержка предприятий кредитами привела к тому, что в начале 1994 года Белорусия вступила в полосу гиперинфляции с ростом цен около 50 процентов в месяц. Правда, неудачи в этих республиках склонны списывать на Россию — переход к торговле сырьем и топливом по мировым ценам, к собственной валюте и т. п. Но ведь и страны Балтии были в тяжелом положении: быстро покинули рублевую зону, лишились дешевой нефти и емкого рынка сбыта. Тем не менее выбор западного варианта реформ с жесткой монетарной политикой, стабильной валютой и отказом от поддержки убыточных предприятий помог справиться с инфляцией. Это стимулировало сбережения и инвестиции, необходимые для нового роста экономики, который уже начинается. Россия по степени жесткости финансовой политики занимает промежуточное положение между Украиной и Белорусией, с одной стороны, и центральноевропейскими странами—с другой. Ее положение заслуживает Ьтдельного анализа. Здесь отметим, что про- и контринфляционные меры у нас регулярно чередовались, часто усиливая сезонную ритмику производства. Однако можно надеяться, что пик инфляции пройден еще при Гайдаре. В 1994 году она упала примерно до того уровня, который за год до этого имели Литва и Румыния. С самых первых шагов стало ясно, что страны выбрали разные пути и тропы перехода к рынку. Это сказалось и на динамике производства. Затратное, монополизированное, взращенное в теплице протекционизма, оно ответило на удорожание ресурсов не их экономией, не поиском резервов эффективности, а вздуванием цен на продукцию. Но тут столкнулось с конкуренцией иноземных товаров, с проблемой сбыта и стало сокращаться. Впрочем, тоже по-разному. В 1990 году самый глубокий спад испытала промышленность Польши. Но она же стала первой страной, где с 1992 года спад сменился ростом и затем стал устойчивым (3—5 процентов в год). К этому рубежу подошли Венгрия, Чехия и Словения (в последней в 1994 году ВВП вырос на 4 процента). Сложнее положение в Болгарии и Румынии, которые медлили с жесткими финансовыми мерами, но все равно теряли продукцию, особенно промышленную. После отпуска цен спад усилился и продолжался в 1992 году. Затем наметился перелом, хотя в 1993 году индустриальная депрессия еще имела место (спад на уровне 8 процентов). В общем, эти страны показали тот спектр вариантов, которые могли выбирать Россия и другие республики СССР, где официальная статистика впервые зафиксировала заметный спад в 1991 году (правда, в восьмидесятых годах в СССР почти не учитывалась реальная инфляция, так что по иным расчетам спад начался еще в 1985 году). В любом случае обращает на себя внимание тот факт, что в России, Украине и Белоруски темп сокращения ВВП • Уровень зарплаты к середине 1993 года, в долларах США 62
был близок к индустриальному или опережал его. В других странах, как правило, наоборот. Это говорит о том, что кризис в Центральной Европе сильнее всего коснулся именно промышленности, а в бывшем СССР еще больше пострадали остальные отрасли экономики. Схема внизу (накопленный спад в промышленности) показывает потери индустриальной продукции за четыре года. Они были максимальными у Румынии, Болгарии и Прибалтийских стран. Меньше потеряли те, кто прибегал к производственному протекционизму, особенно Украина и Белорусия. Однако вскоре ситуация здесь резко изменилась. Государство уже не могло выкупать продукцию, произведенную по его заказу. В начале 1994 года промышленный спад на Украине достиг 36 процентов. Заводы замирают. Особняком стоят Польша и Венгрия, где спад начала девяностых годов уже частично скомпенсирован ростом производства в последующие годы. Вложения в экономику тоже наглядно отражают ее состояние. В Польше, Венгрии, Чехословакии в 1992 году спад инвестиций достигал одного-полугора процентов в сравнении с предыдущим годом (в худшие времена было и 15, и 34 процента) . В Болгарии и Румынии спад продолжался, оставаясь на уровне 15—20 процентов. Самый острый инвестиционный кризис характерен для бывшего СССР. Уже в 1992 году на Украине инвестиции сократились на 37 процентов. Россия два года держалась на уровне 18 процентов, а к 1993 году скатилась до 44 процентов. Похожая картина с привлечением иностранного капитала. Рекордсмены здесь — Чехия, Польша и Венгрия. Последняя ежегодно привлекала около половины всех западных вложений в Восточную Европу и намерена довести их долю в своих инвестициях до 24 процентов. Болгария и Румыния отстают от лидеров в восемь — десять раз. А зарубежные инвестиции в экономику России по ее масштабам смехотворно малы: душевые суммы меньше не только балтийских, но и украинских. Низкие доходы населения прежде возмещала система социальных гарантий, связанных с работой, жильем, здоровьем, образованием. В ходе реформ власти редко полностью отказывались от контроля за доходами. Минимальная зарплата устанавливалась на базе прожиточного минимума. Напомним, что в России и других странах СНГ первая явно ниже второго. Даже нормы по основным продуктам питания сильно занижались. Дисбаланс внутренних и мировых цен тоже уменьшал валютные эквиваленты доходов. В 1991 году и in I 8 ф Накопленный к концу 1993 года спад промышленного производства по сравнению с 1989 годом, в процентах 63
зарплата в СССР в долларовом исчислении не шла в сравнение не только с западной, но и с восточноевропейской. Либерализация цен вызвала изменение персональных доходов, причем в зависимости не только от инфляции, но и от радикальности реформ. Так, зарплата в Прибалтике и России выросла в пять—восемь раз, а на Украине при сильнейшей инфляции — лишь в два с половиной раза. Процент безработных максимален в таких сугубо аграрных странах, как Македония и Албания, чьи экономики при первых же шагах к рынку буквально рухнули, оставив каждого второго (в Албании даже двоих из трех трудоспособных!) без работы. Вслед за ними, но с приличным отрывом идут Болгария, Словения и Польша. В сравнении с ними у нас пока больше страхов перед безработицей, чем ее самой, хотя скрытые формы (неполная занятость, вынужденные отпуска и другое) приобрели массовый характер. Одновременно почти всюду имеет место феномен скрытой занятости, когда люди, числящиеся безработными и получающие пособие, на деле активно зарабатывают мелкой торговлей, продажей продуктов с приусадебных участков и тому подобным, не платя при этом даже подоходного налога. В целом можно наблюдать смещение пика трудностей на восток региона, который запоздал с началом реформ. В 1990 году наибольшие сложности, связанные с переходом к рынку, испытывали Польша и Югославия. В 1991—1992 годах тяжелее всего пришлось Болгарии, Румынии и странам Балтии, а Белорусия, Украина и даже Россия выглядели довольно благополучно. Но уже в следующем году на гребне тягот, правда, больше по обвалу производства, чем по безработице, находились республики распавшегося СССР, тогда как в Центральной Европе, включая Балтию, показатели улучшились. Отток мигрантов из Центральной и Восточной Европы фиксировался еще в шестидесятые годы. В восьмидесятых главным очагом экономической эмиграции были Югославия и Польша. Нелегальные миграции из Румынии мало чем им уступали. С 1990 года она явно лидирует по оттоку населения. Вслед за ней идут Прибалтийские государства, некоторые республики бывшей Югославии, отдельные районы России. В общем современный всплеск миграций — это обычно лишь более бурное продолжение давних событий. Ожидания колоссального эмиграционного бума на востоке Европы не оправдались. Тем не менее страны Запада, в том числе европейские, поспешили ужесточить свои иммиграционные правила. Правда, отток из беднейших стран — Албании и ю- • Число безработных среди — ? О трудоспособного населения к кощу т3года' в процентах 64
других — очень заметен для них самих, а из России внушителен по абсолютным размерам. В 1990—1993 годах ежегодная эмиграция отсюда возросла по сравнению с 1988 годом с 10 до 100 тысяч человек и держится на этом уровне. В разных частях Центральной и Восточной Европы наблюдаются миграционные процессы различной природы. На юге, особенно в Румынии и Албании, преобладает «выплескивание» этносов за пределы «своих» государств (еще недавно так же вели себя поляки). На востоке реэмиграция русских, отчасти украинцев, белорусов и других из многих республик бывшего СССР указывала на противоположный процесс известной консолидации этносов в своих границах. Чему учит опыт лидеров и аутсайдеров Рыночные преобразования в Восточной Европе привели на первых этапах как к достижениям, так и к потерям. Более демократические и открытые общества и более изобильные потребительские рынки возникли везде, но не все смогли начать активную перестройку экономики. Если такие явления, как инфляция, спад производства, безработица, были в принципе неизбежны при системном кризисе и реформах, то динамика и амплитуда их параметров зависели от различий между странами и районами. Весьма выразительно указывают на их неблагополучие миграции населения. Прежде всего отметим основные различия в очередности реформ и кризиса. Они запаздывали по направлениям с запада на восток и с севера на юг. На северо-западе изучаемого региона — Венгрия, Чехия, Польша и страны Балтии — спад производства после крутых преобразований остановлен и уже сменился ростом на рыночной основе. На востоке и юго- востоке он усилился или остался прежним. Надо отметить две составляющие отставания: а) более поздний старт реформ, вообще-то позволявший учесть опыт продвинутых стран и не повторять их ошибок (что, однако, использовано слабо) и б) нарастание непоследовательности реформ к югу и востоку (в известной мере за исключением России, опередившей Белорусию и Украину). Уроки первых лет реформ в центре Европы сразу показали, что невозможно избежать обвальной либерализации цен или отложить ее до момента полной готовности производства и населения в условиях экономики дефицита. Страны с умеренным шоком при освобождении цен либо уже давно терзала инфляция (Beнгрия, Польша), либо вообще миновал острый потребительский дефицит (Чехия). Те, кто пытался отложить свободу цен до лучших времен, получили худшее — пустые магазины при буйстве черного рынка и той же инфляции (Румыния, Украина, Белорусия). Однако это для всех уже в основном пройденный этап. Сегодня эти же страны показывают, что победа над инфляцией — совершенно необходимое, хотя и недостаточное условие для перехода к росту инвестиций, производства и реальных доходов. Будущее реформ во многом зависит от настойчивости их проведения. Иначе тормозом становится и психологическая усталость населения, возникающая при затянувшемся неопределенном положении. Постадийный анализ переходных экономик указывает на закономерность: чем более радикальны и последовательны реформы, тем тяжелее вначале, но тем быстрее наступает облегчение. И наоборот, чем больше топтания на месте, тем неизбежнее старое доброе благополучие сменяется резким ухудшением всей обстановки. Третий путь, увы, еще не найден ни одной из реформируемых стран. В качестве примеров такового называли то Чехию, то Болгарию, то Китай. Но жесткая экономическая логика одна: выше эффективность — меньше равенства, сильнее расслоение. А равенство без эффективности может быть только равенством в бедности и дефиците, хотя одни все равно оказываются «равнее» других. В следующей статье будут рассмотрены порайонные различия в ходе реформ, показано, какие регионы в разных странах вырываются вперед, какие отстают, кто несет наибольшие потери. Как соотносятся ожидаемые и реальные полюса кризиса и возрождения. • я с «J ю I 81 п в 3 Знание — сила № 11 65
АВАНТЮРИСТ В ЭПОХУ МЕДИА
Поль Вирилио, Франция От «Corpus profanum» к профанации тела Накануне третьего тысячелетия мы с трепетом душевным узнаем, что нам угрожают не только катастрофы — демографическая, ядерная и прочие, но и блаженная смерть в удобном кресле перед экраном компьютера. Там, в виртуальной реальности, мы рискуем погрузиться в иллюзорное бытие и утратить энергию подлинной жизни и собственное «я». Так неутешительно Владимир Якобсон («Знание — сила», № 9 за 1995 год) оценил перспективы реализации головокружительного проекта «Альтер эго» фирмы «ПараГраф» («Знание — сила», № 9 за 1994 год) — проекта создания компьютерной машины времени, которая позволит переселяться в разные эпохи и культуры, общаться то с римским легионером, то с Христом, то с Дездемоной. Петербургский историк, конечно, не одинок в негативной оценке почти смертоносного воздействия техноцивилизации на человека. Французский философ Поль Вирилио менее эмоционально, но еще более отважно пытается додумать до конца последствия тех соблазнов, которыми манит человека нынешний супертехнологичный мир. Подмена подлинной реальности виртуальным пространством телекоммуникаций, искушение возможностью вырваться за границы собственной телесности и естественной природной ограниченности — не ведет ли это к опасным мутациям человека? «Бог умер... но насколько далеко идут последствия этого?» — так радикально ставит вопрос Поль Вирилио. «Для того, кто вполне понял, что он смертен, агония уже началась»,— писал австрийский драматург и прозаик Артур Шницлер в конце прошлого века. Что же можно сказать сегодня, в конце тысячелетия, об увлечении экстремальными, точнее говоря — самоубийственными видами спорта, такими, как, например, Base Jump — прыжок с парашютом со скалы, с моста или с башни небоскреба, при котором парашют раскрывается в последний момент, или прыжок на резинке, когда любитель острых ощущений испытывает судьбу в свободном падении, доверив свою жизнь куску резины? Вот слова одного из таких героев — Бруно Гуви, погибшего 15 июня 1990 года во время одного из своих экспериментов: «Это прежде всего огромное наслаждение, испытываемое всеми чувствами. Когда видишь стену, на которую, кажется, вот-вот * Corpus profanum (дат.) — тело греховное (здесь н далее примечания 3 g переводчика). • з: 3* 67
П. Верилио От «Corpus profanum» к профанации тела Юни не хотят умирать, но хотят почувствовать себя мертвыми». налетишь и которая затем оказывается от тебя в нескольких метрах,— это нечто нереальное. Это ощущение необычайной силы и полного счастья». Если действие трагедии со времен античности заключалось в отсрочке смерти, то спортивный экстремизм закладывает основы своеобразной трагедии, единственным зрителем которой обычно является фотограф, режиссер или журналист — свидетель этого вызова, брошенного смерти. В самом деле, авантюрист эпохи медиа, любитель смертельных прыжков осуществляет свой подвиг только в присутствии адвоката, то есть счастливого «посредника», способного одновременно зафиксировать это падение и оправдать его, заинтересовав телезрителей, удобно устроившихся в креслах... Без передачи ощущения посредством тслеизображения испытание пределов не имело бы никакого смысла, ибо «даже самоубийство становится абсурдным, если оно никому не причиняет боли: тогда оно всего лишь бегство в никуда», как писал тот же Шницлер. «Никуда», о котором здесь идет речь,— это бездна внезапного падения при свидетелях, погружения человека в желанную пропасть множества чужих взглядов, и теперь уже не на театральной сцене или на арене цирка, а на сцене телевизионной, стремящейся привлечь к себе весь мир. Отсюда головокружение нового типа, переживаемое эксгибиционистом,— головокружение прыжка в пустоту и одновременного погружения в воображаемый мир коллективного бессознательного, проявляющегося, впрочем, в поступке одного человека. «Они не хотят умирать, но хотят почувствовать себя мертвыми»,— заметил о наших современниках один английский психиатр в семидесятые годы. Подтверждение тому мы слышим сегодня от режиссера специальной телепередачи об экстремальном спорте, во всеуслышание заявляющего: «Иногда бывает потребность почувствовать себя между жизнью и смертью». Действительно, эти спортивные эксперименты сегодня получают развитие только благодаря телевизионной очной ставке двух индивидов: один, избравший игровой тип деятельности в камерных условиях, любитель пребывания в коконе; другой — любитель скайсерфинга и экстремальных спортивных опытов. Без первого не существовал бы и второй, во всяком случае, как социально значимое явление. То же можно сказать и о террористе, который, зная время теленовостей, планирует взрыв своей бомбы и убийство невинных людей именно таким образом, чтобы немедленно попасть в восьмичасовую передачу. Удивительный факт, в то время как использование сверхзвуковых средств транспорта и скоростных телекоммуникаций ведет к предельному сокращению масштабов мира, индивидуум становится сам для себя единственным опытным полем, областью исследовательских экспериментов. «В предельном мире» начинается наблюдение за собственными пограничными ощущениями, проводятся испытания предельной интенсивности, сопоставимые с нигилизмом древних или с привыканием к наркотикам. Вот как описывает Лоран Буке свое падение в скайсерфинге с высоты четырех тысяч метров на скорости около двухсот километров в час: «Скорость тела в свободном падении создает потрясающее сопротивление. Такое впечатление, что ты плывешь на надувном матраце, но минута, когда длятся три тысячи метров падения, весит тонны... Даже при хорошем физическом состоянии неизбежно быстрое разрушение. Однако, если я делаю перерыв на три месяца, я чувствую, 68
что мне чего-то не достает, тело лишилось своей дозы адреналина». Симуляция собственной смерти, превращение в бомбу, наслаждение зовом могилы, как высшим блаженством, с чем сравнить такую извращенность, если не с падением ангелов? Именно о нем напоминает минутный прыжок, длящийся вечность, прыжок Бруно Гуви — «человека-ракеты», ринувшегося в тысяче метровую пустоту в боеголовке снаряда с тем, чтобы достичь скорости 535 километров в час, мирового рекорда скорости в свободном падении. Подвиг, совершенный в интересах тележурнала. Здесь заметны признаки мутации восприятия времени у современного человека. Промежуток времени оказывается длительностью без длительности, которая выражает себя лишь через то, что она уничтожает. В так называемых передовых обществах, где ускорение внезапно стало общим знаменателем всей промышленной, экономической и политической деятельности, устанавливается новый временной режим: вплоть до отмены власти времени, старения или памяти — к торжеству забвения и отсутствия. Если техника изменяет временной режим человеческой деятельности, то самоубийственные эксперименты наносят ущерб телесной природе, физиологии человека. Многочисленные попытки достичь предельного ускорения, так или иначе уподобиться снаряду, объясняются тем, что естественная двигательная способность в современной цивилизации подвергается опасности паралича, атрофии. В самом деле, если революция транспортных средств сопровождалась подъемом в европейской гимнастике и командных видах спорта, то революция синхронной трансляции стимулирует индивидуальные, личные эксперименты, практикуемые не столько в спортзале или на стадионе, сколько на экране. «Моя жизнь — это одноместная машина»,— говорил один закоренелый холостяк, любитель автомобильных гонок. Сегодня, в эпоху телеприсутствия на расстоянии, поклонник аудиовизуальных скоростей мог бы сказать: «Жизнь — это униформа», некий «информационный костюм», надев который, любитель «камерного спорта» способен «передвигаться», оставаясь физически неподвижным. Облегченный электромагнитным всесилием, этот телеоператор может забыть здесь и сейчас о своем доме, отсутствовать и никуда не направляться, совсем как тот герой Самюэля Беккета, который «мечтает двигаться в пространстве, где нет «здесь» и «там», где любые земные шаги ни к чему не приближают и ни от чего не отдаляют». Этот «конец игры», как и конец театра, означает вступление й «общественную игру» без общества, диктуемую уже не домашним окружением человека, а программой компьютера, системой датчиков и теледетекторов. Обездвиженность связана с прогрессом телекоммуникаций, телевидения, но главным образом — теледействия, развертываемого в параметрах так называемого реального времени. Став поборником «закона обратного приближения», который отдаляет близкое и мгновенно сближает с далеким, превращая соседа в постороннего или даже врага, а далекого собеседника — в друга, «нематериальную» родственную душу, участник этого всеобщего взаимодействия уже не нуждается в людях, а только в их образах и средствах синхронной трансляции. «Снятие дистанции подобно смерти»,— предупреждал Рене Шар. Смещение расстояний, сопровождаемое исчезновением и забвением ближнего, усугубляется еще и убийством «матери- земли», уничтожением своеобразия местностей, ставших произ- «Неужели семнадцать веков спустя живое тело стало подарочной упаковкой, а мертвое — просто выброшенной упаковкой?» 69
П. Верилио. От «Corpus profanum» к профанации тела вольно взаимозаменимыми. Когда уже загрязнены атмосфера и гидросфера, заражены воздух, вода, фауна и флора, мы неожиданно становимся свидетелями последнего загрязнения — загрязнения пространства-времени, утраты протяженности и геофизической длительности, сопровождающей утрату физической телесности как таковой, упадка мира «топического» по всей сути и расцвета произвольно манипулируемого «телетопического» потустороннего мира. Если нигилизм в конечном счете это способ дистанцироваться от нашего чувственного опыта, то он оказывается порождением прогресса иллюзионистской техники. С одной стороны, иллюзии движения, с другой — иллюзии эмоций, возникающей благодаря новейшим средствам аудиовизуальной коммуникации. В этом и только в этом смысле прав Ницше: нигилизм прямо следует из смерти Бога... Отсюда это изобретение техник подмены, отсылающих к божественным атрибутам — вездесущности, то есть способности быть одновременно повсюду, и всевидению. Телесуществование сходно с подлинным «общением святых», что возвращает к вопросу об умирании тела (а следовательно, и к вопросу о существовании Бога), умирании не только от болезни, несчастного случая или старости, но также из-за неспособности физически сосуществовать с другими. По словам Иринея Лионского, слава Божия есть живой человек. Неужели семнадцать веков спустя живое тело стало подарочной упаковкой, а мертвое — просто выброшенной Вернемся к тому же кибернетическому костюму-униформе, превращающему человека, который его надевает, в «электромагнитного призрака». Уже с сороковых годов телеметрия сделала возможным дистанционное управление — сначала уменьшенными моделями, затем* танками типа «Голиаф» во время второй мировой войны или беспилотными воздушными цитаделями «Б-17». Позже, в шестидесятые годы, завоевание космоса позволило с помощью информатики расширить воздействие на расстоянии. Техника дистанционных датчиков и других детекторов, разработанная на основе исследований будущего электронного «поля сражения» в период войны во Вьетнаме, недавние достижения симуляторов полета позволили создать технологию телеопераций, проводимых с помощью компьютера: человек осуществляет пилотирование через камеры, приборы и собственноручными манипуляциями. Заметим, что «телеоператоры» — отнюдь ие роботы, так как их разум, восприятие и двигательная функция исходят от человека. Так, благодаря системе визуализации, которая показывает отдаленную среду, человек-оператор может почувствовать себя находящимся в том далеком мире, где действует машнна-«телеоператор», при этом аудиовизуальное восприятие дополняется тактильной информацией. Несколько военных телеоператоров недавно были использованы для воздушной разведки на Ближнем Востоке, во время войны в Залнве. Подобное контролирование среды на расстоянии приводит к «невесомости», к потере «удельного веса» человека. • Саша Кетофф. Воздушная катастрофа. Скульптура
упаковкой? Бог умер... но насколько далеко идут последствия этого? Является ли пределом профанация живого тела путем воздействия на нервную систему с помощью химических или электрических наркотиков, способных окончательно избавить человека от непосредственных ощущений?.. Ныне вдруг ставшая актуальной тема «мертвого — живого», зомби, увенчивает полным абсурдом стремление к могуществу индустриальной эры. Это могущество оборачивается целенаправленным желанием достичь совершенной недееспособности, инертности и вездесущности одновременно благодаря парадоксальным свойствам электромагнитных волн. Можно отметить в связи с этим шизоидный характер некоторых рассуждений. Вот, например, высказывание Ж. Ланье, одного из создателей знаменитого кибернетического комбинезона: «Когда вы с кем-то общаетесь с помощью телефона или компьютера, вам приходится использовать базовые символы — слова. Но слова ограничены! Непрерывную последовательность жестов и форм невозможно полностью выразить прерывистым рядом слов. В виртуальной реальности вы можете обойтись без них и непосредственно включаться в коммуникацию всем телом. Ваше виртуальное тело с успехом сможет постепенно принять форму кометы, затем — паука, превосходящего размерами планету, который будет взирать на ваших друзей с высоты небес». Моделируемые на экране компьютера виртуальные реальности, виртуальные, или «облеченные славой»* тела-термины, * Облеченные славой — в христианском понимании просвещенные светом Воскресения, духовным торжеством над грехом и смертью.
П. Верилио. От «Corpus profanum» к профанации тела «Симуляция собственной смерти, наслаждение зовом могилы как высшим блаженством, с чем сравнить такую извращенность, если не с падением ангелов?» опять-таки говорят о забвении, утрате субстанции по вине электроники. Это приводит к появлению психотропных средств нового типа — визуального наркотика, позволяющего поклоннику электромагнитного спорта превратиться в голограмму, в изображение более легкое, чем воздух, которым он дышит. Так телеприсутствие оказывается присутствием в чистом виде, без посредничества слов и вещей. Смешение, идентификация уникального, принадлежащего индивидууму тела со средой его обитания, или, точнее, стремление достичь полного совпадения двух оболочек — костюма и среды обитания,— вот крайняя цель сторонников тотальной коммуникации, напоминающей о лягушке, которая хотела раздуться до размеров быка, прежде чем лопнуть и исчезнуть. Это наводит на мысль о том, что симуляция полета (нечто подобное вполне реальному полету в экстремальном спортивном эксперименте) влечет за собой агонию плоти — грехопадение, происходящее при свидетелях, словно в головокружительном кошмаре, когда падаешь без надежды остановиться. Перевод из французского журнала *АП press», Наталии КИСЛОВОЙ Поль ВИРИЛИО (Pole Vlrlllo) — современный французский мыслитель, специалист по архитектуре военных сооружений. Очень продуктивно развивает тему войны как пространства культуры (книги: «Эстетика исчезновения», «Скорость и политика», «Чистая война», «Кино и война»). Рич Бордж. Иллюстрация для окурнала ^Психология сегодня*
ПАМЯТИ НАТАНА ЭЙДЕЛЬМАНА Наталья Мазур Пятые Эйдельмановские чтения Пятые научные чтения памяти Н. Я. Эйдельмана, устроенные Комиссией по литературному наследству Эйдельмана и редакцией журнала «Знание — сила», состоялись 18 апреля 1995 года, в день рождения историка. Ему исполнилось бы шестьдесят пяты.. а х I 8 73 Во вступительном слове и двух первых докладах шла речь о различных сторонах его творческого наследия. В выступлении А. А. Формозова замечательным образом переплелась собственно тема доклада ("О книге Н. Я. Эйдель- мана «Ищу предка»") с воспоминаниями о герое чтений. Выступающий был школьным соучеником Эйдельмана, соучастником в обмене самиздатом, а также свидетелем создания научно-популярной книги по антропологии. Даже в этой книге, написанной для заработка, легко заметить, как говорил докладчик, любопытную особенность Натана Эйдельмана. Его интерес к истории никогда не ограничивался рамками одного периода. Взявшись писать «о питекантропе», он увлекся темой и написал очень неплохую книгу, в которой наглядно отразился его собственный стиль мысли, «всеохватность» таланта: за что ни брался Эйдельман, все получалось. С. В. Житомирская говорила о текстологических проблемах произведений № Я. Эйдельмана. Речь шла не об отношениях «РУ^ копись— книга», а о проблеме выбора окончательного авторского варианта среди опубликованных текстов. Натан никогда не повторял самого себя. Один и тот же сюжет в различных статьях или книге мог меняться; он вводил или опускал по мере необходимости различные исторические подробности, и хронологически наиболее поздний текст не всегда был самым полным. Кроме того, необходимо учитывать сохранившиеся фонограммы его выступлений, потому что Эйдельман был блестящим рассказчиком, импровизатором. Каждый, кто хоть раз
Н. Мазур Пятые Эйдвльмановские чтения С и) I gl с ■" x о. eg *> «I слышал его, никогда уже не забывал. После первой, юбилейной части чтений, посвяшенной творчеству Эйдельмана, последовали доклады историков и филологов, развивающих идеи, темы Эйдельмана и работающих в его методологии. В докладе И. Н. Данилевского «Нравственность летописца» говорилось о двух устойчивых образах летописца. Образу пушкинского Пимена, безразличного к мирским страстям, был противопоставлен созданный школой Шахматова тип летописца, подчиненного политическим интересам. Опровержению этих точек зрения и был посвящен доклад. Как доказывал И. Н. Данилевский, даже если летописец и руководствовался политическими интересами, то опирался на жесткие нравственные императивы христианской морали. Не удалось избежать, однако, некоторой условности, в чем признался и сам докладчик. Понимание нравственности в разные эпохи может быть различным, а значит, без особых оговорок трудно не смешать представления нового времени и средневековые моральные категории. Подробному разбору двух отдельных категорий был посвящен доклад А. Л. Юрганова «Правда и вера Ивашки Пересветова». В нем было проанализировано понимание правды и соотношение ее с верой, роль правды (для Пере- светова) как основы и сущности государственной власти. А. Б. Каменский в названии выступления использовал фразу из манифеста Александра I, который, вступая на престол, обещал править «по законам и по сердцу бабки нашей». Докладчик сделал ряд предположений о том, как реформаторские планы Екатерины, оставшиеся известными лишь узкому кругу, могли дойти до Александра и повлиять на его государственную программу. Александр не смог бы издать указ о вольных хлебопашцах, если бы ему не предшествовала екатерининская грамота дворянству 1785 года, которая ввела в России понятие свободного гражданина. Доклад Каменского, переработанный автором в статью, читатель может прочесть в этом номере. А. Н. Архангельский напомнил собравшимся о понятии «тайный фермист». Аналогом неразрешимой теоремы Ферма в русской истории является загадка старца Федора Кузьмича. Созданная Л. Н. Толстым история нагрешившего царя, который уходит с престола искупать грехи, при всей своей обаятельности была, скорее, проекцией яснополянского ухода. Необходимо помнить, как указал докладчик, о разнице между царем и писателем. Бежав, царь становится клятвопреступником и изменяет России. Объявив, что загадка Федора Кузьмича подлежит логическому, а не фактологическому анализу, А. Н. Архангельский привел обстоятельства, говорящие против гипотезы о самозванце, и критически разобрал положительные свидетельства. После ряда топких наблюдений был сделан вывод: тот, кто называл себя Федором Кузьми- чом, взял на себя, вероятно, по благословению митрополита Филарета, царский крест и понес его по Сибири, М. А. Рахматулин в докладе «Николай I и семьи декабристов» рассказал о составленной по приказу императора записке об имущественном состоянии семей декабристов. Частично эта записка была опубликована в 1926 году в пятнадцатом томе «Красного архива» по писарской копии, однако докладчику удалось найти полный источник с собственноручными пометками Николая. Обнаружилось, что нуждающимся семьям по их личной просьбе денежная помощь или помощь по устройству детей в учебные заведения на казенный счет оказывалась почти непременно. Интересные наблюдения об отношении Николая к императорской власти содержались и в сообщении Л. Г. Захаровой о путешествии наследника, цесаревича 74
Александра Николаевича, по России в 1837 году. Оно было своего рода продолжением выступления на третьих Эйдельмановских чтениях о письме-завещании Николая сыну 1835 года. Важность, которую император придавал этому путешествию как «венчанию* наследника с Россией, тщательный выбор им маршрута, наставления сыну позволяют многое понять в николаевской концепции империи, а запись в дневнике Александра бросает любопытный свет на историю крестьянской реформы. В докладе В. А. Мильчиной и А. Л. Осповага шла речь об интереснейшей архивной находке — не изданной книге князя П. Б. Козловского, написанной им в Париже в 1824—1825 годах во время нежеланной отставки. Книга, судя по прочитанным отрывкам, прекрасная сама по себе, в блестящем переводе с французского одного из докладчиков чрезвычайно порадовала аудиторию. Письменных работ Козловского известно очень немного, и рукопись «Социальной диарамы Парижа» является великолепным дополнением к биографии князя. Однако значение ее этим далеко не ограничивается. Сравнимая по силе и остроте с книгой Кюстина о России, «Социальная диарама Парижа» — великолепный и редкий (в особенности в это время) пример критического взгляда русского, «напитанного европейской культурой» более многих европейцев (характеристика современника), на современную ему Францию. Неудивительно, что французские издатели в прошлом веке отказывались печатать книгу; любопытно, удастся ли издать ее во Франции сегодня? В моем докладе «К истории взаимоотношений А. С. Пушкина и круга «Московского вестника» были рассмотрены некоторые причины охлаждения отношений Пушкина и «московских юношей». Среди прочего говорилось о несоответствии Пушкина тому образу «национального гения», который определился в кругу москвичей под влиянием немецкой философии, о различных образцах романтического жизнестрои- тельства, а также о нескольких эпизодах литературного соперничества, следы которых обнаружились в пушкинском фрагменте «Осень* (1833). Выступление Г. С. Кнабе было посвяшено И. С. Тургеневу и русской античности 1840-х годов. В 1840-е годы, по мнению Г. Кнабе, укрепляется представление об античности как о корнях западного мира; Россия в этом противопоставлена Западу. Тургенев, по словам докладчика, в культурной ситуации того времени занимает особое место. С одной стороны, его отличает интерес к древним языкам и превосходное их знание, с другой — ему неприятна идея сопряжения России и античности, поскольку для него это несоприкасающиеся сферы. Анализ античного подтекста в «Вешних водах» был логическим продолжением выступления Г. С. Кнабе на четвертых Эйдельмановских чтениях «Пушкин, Тютчев и конец античного канона в русской культуре». Собравшиеся смогли также услышать сообщение В. Л. Махна- ча «Тирания как форма власти». Теоретические положения докладчика значительно отличались от методов историко-филологического анализа, которыми пользовались остальные докладчики, однако были выслушаны аудиторией с интересом и вызвали живую полемику. Пятые Эйдельмановские чтения состоялись, и можно с радостной уверенностью ожидать, что в будущем году, благодаря неизменной энергии устроителей, состоятся и шестые. • X I 8 75
ПАМЯТИ НАТАНА ЭЙДЕЛЪМАНА Александр Каменский кандидат исторических наук «По законам и по сердцу бабки нашей...» Одна из парадоксальных особенностей нашего восприятия истории России, характерная и для профессиональных историков, и для неспециалистов,— в его фрагментарности, разорванности. Конечно, мы знаем, что на самом деле исторический процесс непрерывен, что новое не рождается на пустом месте. И тем не менее, отечественную историю мы представляем себе как бы из фрагментов и называем их эпохами или периодами. Гравицы между ними пролегают (и это еще один парадокс) строго по хронологическим рубежам. Так, XVII век кажется нам совершенно отличным от XVIII, XVIII от XIX, а XIX от X*. Отчасти такое представление формируется уже на школьной скамье. Школьные учебники, основанные на сложившейся еще в тридцатые годы схеме русской истории, постоянно твердят о всякого рода «периодах», «этапах» и их особенностях. Конечно, совсем без этих определений не обойтись. Но не утрачивается ли из-за этого понимание условности такого деления, а с ним вместе и осознание истории как процесса? Но, если с теми, кто изучал историю только в школе, более или менее понятно, то почему также воспринимают историю н профессионалы? Свою негативную роль тут играет специализация историков. Например, исследователь, занимающийся Московской Русью, как правило, слабо разбирается в проблемах истории XVIII века, и наоборот. Положим, это еще как-то можно объяснить происшедшими на рубеже XVII и XVIII веков изменениями в составе и характере исторических источников, что, в свою очередь, тесно связано с изменениями в ментальное™ и социальной психологии русского общества. Но как объяснить границу, разделяющую в нашем сознании XVIII век и XIX? Ведь речь идет вроде об одном и том же обществе, с одними и теми же культурными и нравственными ценностями. А между тем, редко к с . из историков так же свободно ориентируется одновременно и в XVIII, и в | XIX веке, как ориентировался, например, Н. Я. Эйдельман, и за редким " а исключением у нас иочти нет работ, в которых рассматривалась бы эволюция ф- какого-то одного явления на протяжении двух этих столетий. | J- А может быть, никакой загадки тут нет и речь действительно идет о двух л| качественно разных исторических эпохах? Ведь не случайно существенно 76
отличаются даже зрительные образы, возникающие при самом упоминании этих двух столетий. XVIII век — это напудренный парик, камзол и чулки с башмаками, характерные высокие шапки штурмующих Измаил суворовских «чудо-богатырей», придворная роскошь и ужасы крепостничества, тяжеловесная архаичная поэзия, которую в наше время вряд ли кто станет читать даже на сон грядущий. Начало же XIX века — это фрак и цилиндр, лорнет и кивер, романтика воины 1812 года, французский язык петербургских гостиных и пленительная легкость поэзии Пушкина, которую всякий русский интеллигент читает всю жизнь, открывая в ней для себя все новые горизонты. В самом словосочетании «начало» или «первая четверть XIX века» уже улавливаются неизъяснимое изящество, романтика и привлекательность. Обе эпохи противостоят друг другу в наших представлениях примерно так же, как в комедии «Горе от ума». Правда, опустившись с уровня зрительных и чувственных образов на уровень исследовательский, познавательный, мы сразу же вспоминаем, что и фрак, и круглая шляпа появились уже в XVIII веке и с ними, как с символами свободомыслия, боролся Павел I, что французский язык постепенно становился языком общения русского дворянства еще с елизаветинского времени, а без комедий Фонвизина и поэзии Державина не было бы, наверное, Грибоедова и Пушкина. Мы знаем, что идейная основа взглядов людей начала XIX века своими корнями уходит в те же сочинения французских просветителей, что и у их отцов, и что многие генералы — победители Наполеона прошли военную школу русско-турецких войн екатерининского времени. И все-таки сухих фактов явно недостаточно. Необходимо почувствовать и понять существо преемственности между этими двумя эпохами, без этого искажается и представление о них самих. Н. Я. Эйдельману мы обязаны ставшими уже крылатыми словам о двух иепоротых поколениях русских дворян, чьи дети стали героями 1812 года, а потом декабристами. В этой, казалось бы, очень простой мысли заключен глубокий смысл. Возможно, именно здесь ключ к мнимой загадке, объяснение странного скачка, которое русское общество совершило на рубеже двух столетии. Привыкшее за тридцать четыре года екатерининского царствования к политической стабильности, предсказуемости и в целом либеральному духу правительственной деятельности русское дворянство, избавившись от самодурства Павла I, вступило в XIX век с понятиями чести, собственного достоинства и страстным ожиданием перемен. «Не знаю, как описать то, что происходило тогда,— вспоминал один из современников,— все чувствовали какой-то нравственный простор, взгляды сделались у всех благосклоннее, поступь смелее, дыхание свободнее». Наступало время, которое Пушкин охарактеризовал как «дней Александровых прекрасное начало», время новых попыток преобразования страны. Но действительно ли Александр I начинал с «чистого листа»? В какой мере опирался он на сделанное своей предшественницей Екатериной II, в какой мере судьба его реформаторских замыслов зависела от итогов ее царствования? О преемственности в реформаторской деятельности правительства, как об одном из мостиков, соединяющих две эпохи, и пойдет речь в этой статье. 3 О (Л В манифесте о восшествии Александра 1 на престол молодой император * " обязался «управлять Богом нам врученный народ по законам и по сердцу в | J- бозе почивающей августейшей бабки нашей государыни императрицы Екате- « | 77
рины Великия». Эти слова приводятся всеми авторами, пишущими о sonantним и начальном периоде царствования Александра, и вполне справедливо трактуются как удовлетворение чаяний тех, кто возвел его на престол. Обыкновенно их интерпретируют как обещание возврата к екатерининским порядкам, гарантию от произвола павловского времени и связывают с | наступившим во второй половине XVIII столетня «золотым веком русского g дворянства». Но что это значило практически? Как сам Александр понимал 0 правление по законам и духу Екатерины II? При том что в литературе распространено убеждение, что в последние годы царствования любимой 1 бабки внук весьма критически оценивал ее достижения, нравы и порядки ее |{j двора. Иначе говоря, были ли для самого Александра эти слова пустой ? *1 | 8 р р фразой или они имели определенный, вполне конкретный смысл? 5 S <» Документальных свидетельств, позволяющих судить о действительном отношении Александра к бабкиному наследию, совсем немного. В частных письмах начала 1796 года, ставшего последним годом царствования Екатерины, великий князь писал, что «все грабят» и «почти не встречаешь честного человека»: «Наши дела находятся в невообразимом беспорядке, грабят со всех сторон, все департаменты управляются дурно — порядок, кажется, изгнан отовсюду»*. Как видим, основной упрек — в отсутствии порядка в управлении, контроля за чиновниками. В письме к своему воспитателю Лагарпу в начале ноября 1797 года Александр высказался определеннее: «Вам известны различные злоупотребления, царившие при покойной императрице, они лишь увеличивались по мере того, как ее здоровье и силы... стали слабеть...» Внук как бы оправдывает бабку: все зло, оказывается, было не в том, что она правила плохо, а в том, что с годами у нее не хватало сил держать все под контролем. Но зато уж отцу, не успевшему еще справить и первой годовщины своего воцарения, Александр пощады не дает: «Мой отец, вступив иа престол, захотел все реформировать... Все сразу же было перевернуто с ног на голову. Это только увеличило беспорядок и без того в слишком сильной степени царивший в делах.» «Перевернуть с ног на голову...» — это, конечно, словесный оборот, и совсем не обязательно считать, что при Екатерине «все» стояло на ногах, то есть в принципе было организовано верно. Но так или иначе преобразования Павла, считал цесаревич, лишь усилили беспорядок. Но ведь преобразования Павла были направлены на всемерное укрепление дисциплины и централизации управления. Следовательно, что же с точки зрения Александра, это был путь неверный? Он продолжает: «Военные почти все свое время теряют исключительно на парадах. Во всем прочем решительно нет никакого строго определенного плана. Сегодня приказывается то, что через месяц будет уже отменено». Это уже упрек посерьезней. Речь идет об отсутствии продуманной, плановой политики. Но и это еще не все. Цесаревич пишет: «Не допускается никаких представлений, разве уж тогда, когда все зло совершилось. ...Благосостояние государства не играет никакой роли в управлении делами; есть только абсолютная власть, которая творит все без разбора». Здесь нужно остановиться. Александр упрекает Павла в том, в чем упрекало его и все общество, свергшее его с престола,— в деспотизме и самодурстве: царь ни у кого не спрашивает совета, ему нельзя возражать, он делает все, что сам находит нужным. Но если вершители переворота 11 марта 1801 года защищали прежде всего свой, обретенный в течение XVIII века социально-политический статус, то в словах Александра прочитывается нечто большее. За ними — * Эта слова юного Александра небезынтересно сопоставить со знаменитым ответом Карамзин* х £ уже опытному императору иа его вопрос о том, тто происходит я стране: «Воруют*. Сам же | *> Александр в 1816 году говорил генералу Киселеву: «Я знаю, что в управлении большая часть людей « £ должна быть переменена... Я н 52 губернаторов выбрать не могу, а надо тысячи... помощников нет». 78
отвращение человека, воспитанного на просветительских идеалах, к любым проявлениям деспотизма и убеждение, что благо государства есть цель, ради которой государь и царствует. Однако продолжим чтение письма: «Невозможно перечислить все те безрассудства, которые были совершены, прибавьте к этому строгость, лишенную малейшей справедливости, большую долю пристрастия и полнейшую неопытность в делах. Выбор исполнителей основан на фаворитизме: достоинства здесь ни при чем. ... Хлебопашец обижен, торговля стеснена, свобода и личное благосостояние уничтожены.» Наиболее важны тут самые последние слова. Если «свобода и личное благосостояние уничтожены», не следует ли понимать, что прежде в представлении Александра они существовали? Но в следующей части письма наследник престола, переходя к изложению собственных планов, пишет: «Я сделаю несравненно лучше, посвятив себя задаче даровать стране свободу (курсив мой.— А. К.) и тем не допустить ее сделаться в будущем игрушкою в руках каких-либо безумцев.» Удивительные слова! Оказывается, будущий царь и самодержец всероссийский собирался взойти на престол, чтобы даровать своим подданным... свободу. Но что понимал он под свободой, что имел в виду? К этому важнейшему вопросу мы вернемся чуть позже, а пока лишь заметим — за этой фразой опять характерное для XVIII века представление, что свобода может быть дарована народу верховной властью законодательным путем. Это восходящее к просветителям представление разделяла и Екатерина II. Мы не так уж хорошо знаем, насколько духовно близки были бабушка и внук, который с раннего детства принужден был быть как бы един в двух лицах, храня одну маску для императрицы, а другую — для отца. Но мы знаем, что воспитание и образование Александра осуществлялись в соответствии с желанными для Екатерины принципами. Нет сомнения, что выбор в наставники внукам известного своим свдбодомыслием Цезаря Лагарпа был отнюдь не случаен, как не случайно императрица сохраняла за ним это место и после Французской революции, несмотря на все доносы, которые она на него получала. И, конечно же, она была в полной мере осведомлена о том, чему и как Лагарп учил великих князей. Сама же она, как рассказывал Александр придворным, заставила его прочитать опубликованную в русских газетах французскую Декларацию прав человека и гражданина и сама растолковала внуку ее содержание. Именно воспитание Лагарпа сформировало мировоззрение молодого Александра... И скорее всего в идейном плане Екатерина и ее старший внук были единомышленники, причем не только в отношении к принципам просветителей, но и, что, может быть, даже важно,— к крепостному праву. Именно единомыслие и было, очевидно, причиной искушения: оставить престол внуку в обход сына. И дело не в том, что Екатерина не любила Павла, не испытывала к нему материнской нежности, но в том в первую очередь, что она не видела в нем продолжателя своего дела. Еще в 1787 году она с грустью замечала: «... не вемь ради кого тружусь и мои труды и попечение, и горячее к пользе империи радение не будут ли тщетны, понеже вижу, что мое умоположение (курсив мой.— А, К.) яе могу учинить наследственное». Что касается самой Екатерины, то свои убеждения она воплотила в политической программе своего царствования, которую терпеливо и последовательно проводила в жизнь на протяжении тридцати четырех лет пребывания на престоле. На 1797 год намечались новые важные реформы. Они должны были затронуть сферу центрального управления и заложить основы представительной власти. По некоторым данным, предполагалось также начать процесс ликвидации крепостного права. Во всяком случае, в новых Z учреждениях должны были заседать выборные представители от крестьян. « ^ Насколько и в какой мере Александр был осведомлен о планах бабки, нам I - неизвестно. Если он и знал о них, то скорее всего лишь в самых общих Ц- чертах. Екатерина вообще имела обыкновение обсуждать вопросы государ- п о 79
I 3 3 I II 3 п I S *? I 80 ственной политики только с теми, кто имел к этому непосредственное отношение, а в разборе ее архива Александр участия не принимал. Но был человек, который знал о намерениях императрицы во всех деталях, поскольку являлся ее первым помощником в законодательной деятельности. Это был Александр Андреевич Безбородко. С именем Безбородко связана одна из загадок русской истории. Едва ли не единственный из екатерининских вельмож он после смерти императрицы не только не был отправлен в отставку, но, наоборот, обласкан и щедро награжден Павлом I. Такое необъяснимое поведение сурового к любимцам своей матери императора уже тогда породило слухи, что якобы Безбородко выдал Павлу доверенное ему Екатериной [I завещание, по которому престол должен был отойти к Александру Павловичу. Однако никаких прямых доказательств того, что завещание Екатерины действительно существовало, до сих пор не найдено. Скорее всего его никогда и не было. Зато есть основания полагать, что если Безбородко и выдал новому императору какой-то секретный документ покойной императрицы, то им мог быть созданный ею «Наказ Сенату», в котором среди прочего была предусмотрена долгая и сложная процедура утверждения Сенатом прав ее преемника на престол. Именно этот документ Екатерина и собиралась ввести в действие в 1797 году. Так или иначе Безбородко сохранил свое положение при дворе и даже упрочил его, заняв пост канцлера. Однако это вовсе не означает, что он был безусловным сторонником Павла. Во второй половине 1798 года по просьбе своего племянника князя В. П. Кочубея уже тяжелобольной Безбородко написал документ, вошедший в историографию под названием «Записка о составлении законов российских». Кочубей — один из «молодых друзей» Александра — передал эту записку другому члену этого кружка — А. С. Строганову, который в свою очередь познакомил с ней Александра. Спустя два с половиной года, когда Александр уже стал императором, Строганов напомнил ему о записке Безбородко, предложив положить ее в основу деятельности Негласного комитета. По мнению историка М. М. Сафонова, посвятившего записке Безбородко специальное исследование, само ее существование послужило как бы толчком, поводом к образованию своего рода штаба подготовки реформ.
Но что представляет собой записка Безбородко? Внимательное изучение текста показывает, что она была не чем иным, как кратким конспектом оставшихся нереализованными законодательных проектов Екатерины. Правда, как замечает Сафонов, Александр «был не в восторге от сочинения канцлера», поскольку «намеченные там меры по крестьянскому вопросу удовлетворить его не могли». И тут мы подходим к главной проблеме, позволяющей уяснить, в чем именно состояла преемственность реформаторской деятельности Александра I и в чем были ее принципиальные отличия. Одно существенное общее качество выделяет Екатерину и Александра среди других реформаторов в русской истории предшествующего и последующего времени. И бабка, и внук поднялись на русский престол, имея вполне определенную политическую программу. Какова была программа Александра? Об этом мы уже знаем из не единожды процитированного выше письма Александра Лагарпу 1797 года. Вспомним: «Я сделаю несравненно лучше, посвятив себя задаче даровать стране свободу и тем не допустить ее сделаться в будущем игрушкою в руках каких-либо безумцев. Это заставило меня передумать о многом, и мне кажется, что это было бы лучшим образцом революции, так как она была бы произведена законной властью, которая перестала бы существовать, как только конституция была бы закончена и нация имела бы своих представителей». Теперь пора сказать, что вкладывал Александр I в слово «свобода» и было ли какое-то отличие в его понимании свободы от екатерининского. Что касается Екатерины, то о своем понимании свободы она высказывалась не раз. В ее знаменитом «Наказе Уложенной комиссии» говорилось, что «вольность есть право все то делать, что чаконы дозволяют». При этом вольность отнюдь не означает автоматически всеобщего равенства. Екатерина любила повторять мысль Вольтера о том, что равенство есть «самая естественная и самая химерическая вещь». В одном из писем к Безбородко императрица писала о масонах, вводящих «неустройство под видом незбыточ- • В. Боровиковский. «Екатерина II» (фрагмент) С. Щукин. «Портрет Павла I» А. Пушкин. «Александр I» I g 81
LJ наго и в естестве не существующего мнимаго равенства». Сам Безбородко в «Записке» 1798 года замечал, что не имеет в виду «какую-либо излишнюю вольность, которая под сим невинным названием обращалась бы в своеволие и подавала повод к притязанию на какое-либо равенство всеобщее и суще химерическое». Иначе говоря, свобода свободой, а ее размеры зависят от того, что разрешает закон. g А как понимал свободу Александр? |« В приведенных его словах понятие свободы сопряжено с понятием • I «конституции» и представительной властью. Значит, речь идет о введении «« сверху некоего основополагающего закона, дарующего народу свободу, реа- <"г лизуемую через выборные органы и ограниченную конституцией, то есть опять же законом. Противоречия с подходом Екатерины, считавшей, что свобода — это «душа всего», тут нет. Иное дело путь к ее достижению. Как и Екатерина, Александр отлично понимал, что путь этот лежит через ликвидацию крепостничества. И тут новоиспеченный монарх оказался перед извечной для русских реформаторов проблемой: следует ли сперва создать необходимое законодательство и эффективную систему управления и уж затем освободить народ или надо начинать прямо с освобождения, а уж после разрабатывать новые законы и основанную на них систему управления. Екатерина, убежденная, что новые законы должны быть приноровлены к обычаям страны, пошла первым путем. Александр же предпочел второй и уже в мае 1801 года внес на рассмотрение Непременного совета проект указа о запрещении продажи крестьян без земли. Это был как бы пробный шар, запушенный императором. В случае успеха он собирался затем разрешить покупку населенных земель недворянам с условием, что живущие на этих землях крестьяне станут вольными. На третьем этапе это правило должно было распространиться и на дворян. Может показаться, что Александр вел себя чуть ли не как революционер, ведь мы привыкли думать, что предшествующее ему время — это апогей крепостничества, а самым ярым крепостником была сама императрица. На самом деле наше представление — не что иное, как один из многочисленных исторических мифов. Именно при Екатерине и по ее инициативе крестьянский вопрос впервые стал в России предметом публичного обсуждения, а способ его решения, предлагавшийся Александром, был во многом схож с планами его бабки (о чем он, правда, вряд ли знал). Екатерина еще в августе 1771 года предприняла попытку ограничить продажу крестьян без земли, а в одной из сохранившихся записок предлагала издать закон, по которому при смене владельца имения (в результате продажи или наследования) крестьяне должны были становиться вольными. Безбородко, повторяя Екатерину, в своей «Записке» также ратовал за запрещение продажи крестьян без земли, закрепление за ними г.рана на движимую собственность, прикрепление их к земле, а не к помещику. Ратовал также за ограничение повинностей в соответствии с Указом о трехдневной барщине, который, впрочем, считал он, следовало растолковать более внятно. Однако планы Екатерины остались лишь на бумаге. Опытный политик, она признавалась: «Едва посмеешь сказать, что они (крепостные крестьяне.— А. К.) такие же люди, как мы, и даже, когда я сама это говорю, я рискую тем, что в меня станут бросать каменьями». Александру еще только предстояло испытать это на себе. События не заставили долго ждать. Намерения императора были заблокированы сперва в Непременном совете, а затем и в Негласном комитете, члены которого оказались консервативнее царя. Те, кто казался ему безусловными единомышленниками, стали пугать его дворянским бунтом, новым переворотом и уговаривать отложить свои ё планы до лучших времен. «« По существу, Александр оказался в той же ситуации, что и его I - предшественница: осуществление задуманных реформ означало бы государ- Ц- ственный переворот, изменение политического строя, а следовательно, неиз- ё | бежное столкновение с дворянством и угрозу собственной власти. В резуль- 82
тате молодой император, не желавший потерять трон и еще надеявшийся добиться своего каким-нибудь иным способом, сделал то же, что и его бабка,— отступил. Единственным реальным итогом его борьбы за решение крестьянского вопроса стал Указ о вольных хлебопашцах 1803 года. В его тексте мы находим ссылку на екатерининский манифест 1775 года, но которому отпущенным на волю крестьянам разрешалось оставаться свободными и записываться в мещанство или купечество. Ссылка эта не случайна. Это непросто дань памяти Екатерины. Манифест 1775 года впервые если и не ввел, то по крайней мере обозначил в законодательстве понятие свободного гражданина. В 1785 году, когда статус свободных граждан закрепили за дворянами, был сделан еще один шаг к созданию в России гражданского строя. Без появления в законодательстве этого понятия не мог бы появиться и указ 1803 года. Не смог бы Александр пройти и еще часть пути — законодательно закрепить идею о возможности освобождения крестьянина с землей за выкуп. Прямым продолжением политики Екатерины оказывается при внимательном рассмотрении и законодательство Александра о крестьянстве в Лифляндии и Эстляндии, получившем право выкупа своего участка земли в собственность. К александровскому времени продажа крестьян без земли в Прибалтике была уже запрещена, а еще в 1765 году линфляндский генерал- губернатор Ю. Ю. Броун объявил ландтагу, что «Е.И.В. из жалоб, ей принесенных, с неудовольствием, узнала.., в каком великом угнетении живут лифляндские крестьяне, и решилась оказать им помощь и особенно положить границы тиранской жестокости и необузданному деспотизму... тем более, что таким образом наносится ущерб не только общему благу, но и верховному праву короны» (курсив мой.— А. К.), и далее Броун отмечал, что главное зло состоит в отсутствии у крестьян права собственности. Крестьянский вопрос был, конечно, центральным вопросом реформ. Но можно было бы указать и на ряд других направлений, например, образование, где Александр I прямо опирался на достижения Екатерины и развивал их. Однако в положении и деятельности обоих государей была и существенная разница. Время, в котором жил и действовал Александр I, было совсем иным, ибо это было после Французской революции 1789 года. Отношение Александра к революции, как и его бабушки, было двойственным. С одной стороны, Декларация прав человека и гражданина, которая, казалось бы, воплощала в жизнь его собственные идеалы, с другой — насилие, кровь, установление еще более жестокой диктатуры. Не случайно такой революции Александр противопоставлял другую — законную, «революцию сверху». Но уроки французской революции имели, как известно, колоссальное воздействие на общественное сознание. И один из уроков был связан с изменением представлений о конституционализме. Как развивались в русском обществе идеи конституционализма, это большая, самостоятельная и плохо пока изученная тема. Для нас же важно, что само слово «конституция» только после революций конца XVIII века в Америке, Франции и Польше приобрело то значение, в каком мы знаем его теперь. Именно так понимал конституцию Александр I, и именно создание такой конституции он сделал своей целью. Соответственно изменилось, сделалось гораздо более приближенным к нашим современным представление о гражданских правах личности, причем правах не сословных, но общегражданских. В проекте «Всемилостивейшей грамоты, Российскому народу жалуемой...» именно это и нашло отражение. Проект был подготовлен к изданию при | коронации Александра, но так и остался нереализованным. В нем были Sg предусмотрены общие для всех жителей страны права и гарантии частной I $ собственности, личной безопасности, свободы слова, печати и совести. |£ Иначе трактовали понятие конституции в екатерининское время. Тогда | о 83
под ним понимали просто некую совокупность «фундаментальных*- или «непременных» законов, определяющих права и привилегии отдельных сословий, их взаимоотношения друг с другом и государством. Законы эти и должны были превратить страну в «законную монархию». Над их созданием и трудилась всю жизнь Екатерина II. Различные формулировки всех перечисленных выше гражданских прав в том или ином виде можно обнаружить в различных ее документах — в реализованных и нереализованных законопроектах, записках, письмах. Не случайна и сама форма «Всемилостивейшей грамоты», повторявшей форму екатерининских жалованных грамот 1785 года дворянству и городам, причем, помимо перечисленных общегражданских прав, новая грамота должна была вновь подтвердить незыблемость прав и привилегий, данных этим сословиям «августейшей бабкой». Однако именно соединение вместе основополагающих гражданских прав и свобод делало проект грамоты совершенно уникальным документом в русской законодательной практике. Интересно, что подготовлен он был не в Негласном комитете, состоявшем из, казалось бы, единомышленников императора, а в Непременном совете, членами которого были в основном бывшие екатерининские вельможи. Проект грамоты почти не вызвал разногласий и был принят всеми. Но Александр понимал, что это пиррова победа: грамота имела смысл только вместе с еще двумя документами — проектом реорганизации Сената и законопроектом по крестьянскому вопросу, подготовленным П. А, Зубовым. Однако именно они вызвали в окружении Александра новые ожесточенные споры, в результате чего ему пришлось отказаться от реализации всех трех документов... И в этом не было ничего нового: в подобном положении не раз оказывалась и Екатерина. Каков же итог реформаторских попыток Александра в первые годы его царствования? По существу, это — провал всех попыток идти собственным путем. Он понял, что есть необходимость вернуться на путь постепенных преобразований, проложенный бабкой. Понял, что совсем не случайно ее радикальные проекты остались лишь проектами на бумаге. Но как политик Александр был, видимо, много слабее ее, и потому и на этом пути его ожидали в основном одни разочарования. Думаю, понятно, что неудачи реформ начала XIX века объясняются отнюдь не только личными качествами императора. Причины их уходят корнями в начало XVIII века, когда в результате преобразований Петра Великого, с одной стороны, были созданы предпосылки формирования дворянства как самостоятельного сословия, представлявшего собой мощную политическую силу, способную влиять на правительственную политику, а с другой — были укреплены основы крепостнического строя. Отныне могущество дворянства, его политическое влияние напрямую зависели от сохранения крепостного права, и, защищая его, дворянство готово было на все. Правительство оказалось в своеобразной западне, и выбраться из нее, разорвать порочный круг означало по сути изменить систему социальных отношений, то есть политический строй страны. Иначе говоря, нужно было ? й совершить нечто вроде государственного переворота, поставив тем самым под «^ угрозу стабильность государства и собственную власть. Решиться на это ни 5с Александр I, ни его младший брат Николай, сменивший его на престоле в <?| 1825 году, так и не смогли. • 84
"Knowledge itself is power "(F.Bacon) ЗНАНИЕ-СИЛА Ш95
КУРС ЛЕКЦИЙ История западной цивилизации XX века Дмитрий Прокудин «Континент отрезан от Британии» Размышления об Англии и не только «Над Ла-Маншем густой туман! Континент отрезан от Британии/* (Заголовок из «The Times») «Чтоб тебе жить во время перемен/» (Китайское проклятие) ш ЭТО - ЗАКЛЮЧИТЕЛЬНЫЙ РАЗГОВОР о первой половине нашего столетия. Разумеется, автор не случайно предлагает для такого разговора Великобританию 1929—1939 годов: с одной стороны, Англия — страна, которую из всех столпов западной цивилизации в наименьшей степени затронули болезни массового общества (что уже само по себе останавливает на ней наше внимание), а с другой — именно на ней, стране, которая была центральным звеном в системе европейских международных отношений, лежит огромная вина за то, что стала возможной широкомасштабная тоталитарная агрессия, породившая вторую мировую войну. Почему так случилось? Почему английское Окончание. Начало — в номере 7 за 1994 год. общество и политическая элита страны, бывшие столь разумными в домашних (в том числе имперских) делах и экономической политике, оказались буквально слепы в политике европейской и не предприняли никаких реальных мер, чтобы избежать глобальной катастрофы? Как это связано с прошлым Англии? Вообще почему стала возможной эта величайшая трагедия человеческой истории? Таковы основные предметы наших размышлений. На сей раз начнем не с исторического экскурса, а с изложения текущих событий 1929—L939 годов: они сами по себе, особенно события предвоенных дипломатических игр, достаточно выразительны. Кроме того, автор льстит себя надеждой, что внимательный и заинтересованный читатель, обративший внимание на продемонстрированный в предыдущих лекциях метод нахождения проблем в «бес- 86
проблемном» материале и знакомый с теоретическими положениями курса, захочет, подобно читателю детективного романа, самостоятельно поискать ответ на поставленные выше вопросы. В конце концов, давно известно, что история — это роман, бывший в действительности, а современник описываемых событий, замечательный английский историк Р. Дж. Коллингвуд не зря уподоблял профессиональные приемы историка приемам сыщика. Итак, «чисто английский детектив»... НАЧНЕМ (в который раз) с Великой депрессии. Британская экономика — обратим на это внимание — в высокой степени была ориентирована на внешние рынки, соответственно, удар был сокрушительным. К 1932 году уровень производства в металлургии упал наполовину по сравнению с 1929 годом, в машиностроении — на 30, а в традиционно важнейшем для «владычицы морей» судостроении — на 88 процентов! Агонизировало сельское хозяйство: падение цен на мировом рынке вело к широкомасштабным закупкам дешевого продовольствия за границей и разорению производителей, широко распространенный в это время термин «покинутые районы» говорит сам за себя... Тогда же, в 1932 году, правительство было вынуждено отменить золотой стандарт (твердо гарантированный золотой эквивалент денежной купюры) и девальвировать самую устойчивую в то время валюту мира — фунт стерлингов — на треть. Не замедлили проявиться и социальные последствия кризиса: безработица к началу 1933 года перешагнула четырехмиллионный рубеж. В сфере политической сложилась весьма парадоксальная ситуация. Правившие в тот момент лейбористы пришли к власти до кризиса, опираясь, как это и положено социалистам, на профсоюзы и обещая широкие социальные программы (например, введение семичасового рабочего дня). Однако экономическая депрессия требовала совсем другой политики, и правительству Дж. Р. Макдональдс пришлось вместо обещанных реформ заниматься повышением больно бьющих по населению косвенных налогов, экономя при этом на социальных программах, чтобы как-то поддержать рушащуюся национальную экономику. В ответ профсоюзы выдвинули лозунг «Ни пенни за счет рабочих!» и, к бурной радости коминтер- новских пропагандистов, отказали лейбористам в поддержке. Казалось бы, все способствовало активизации массы: депрессия, разрушающая непрочные в массовом обществе объединения второго (корпоративно-сословного) уровня социальности, кризис политических институтов либеральной демократии, общее ощущение бессилия перед грозными социальными катаклизмами и принадлежности к «одинокой толпе» (американский социолог Д. Ризмэн) одинаковых пешек на поле игры исторических сил. И действительно, в Англии этого времени наблюдаются явления, свидетельствующие о переходе массы в активное состояние. Радикализируются профсоюзы. На политическую арену выходят правые радикалы. В начале 1931 года в стране формируется фашистская партия «Британский союз фашистов» и появляется претендент на роль харизматического лидера — Освальд Мосли, отличавшийся не только до боли знакомой истеричностью в публичных выступлениях, но и особой оригинальностью теоретических построений: написанный им труд имеет поражающий новизной заголовок «My fight» — «Моя борьба». В середине 1931 года рухнуло правительство Макдональда. Лейбористская партия перед внеочередными парламентскими выборами раскололась на опиравшихся на профсоюзных радикалов собственно лейбористов во главе с Гендерсоном и более умеренных национал-лейбористов (у них лидерство сохранил Макдональд). Все условия для дополнения экономического кризиса политическим были налицо. Однако этого не произошло, и Англия вышла из Великой депрессии просто-таки с минимальными потрясениями. Британский политический механизм оказался удивительно эластичным, способным к самым неожиданным, но всегда очень адекватным ситуации трансформациям, а политическая элита страны —высокопрофессиональной и дальновидной. ЧТО ПРОИЗОШЛО в 1931-1934 годах на политической сцене страны? По сути дела, на какое-то время двухпартийная политическая система, традиционная для Англии, сменилась многопартийной: конкурентная борьба двух периодически сменяющих друг друга у власти оппонентов уступила место процессам выработки компромиссного решения с участием многих, часто с трудом воспринимающих друг 87
ш друга политических сил, когда ни одна из них не имеет перевеса и когда обычным приемом становится объединение по тактическим вопросам с «оставлением за скобками» принципиальных политических позиций. Характерный пример — ситуация после внеочередных выборов 1931 года. Наибольшее число мест на них, однако менее половины, получили лейбористы; кроме них, в парламента были представлены консерваторы, национал- лейбористы и либералы. Однако этим партиям удалось договориться между собой по поводу первоочередных антикризисных мер и выступить единым фронтом на голосовании о вотуме доверия кабинету. А потому именно они оказались в абсолютном большинстве и сформировали правительство, получившее название «национального». Подчеркну еще раз: подобная политическая механика для Англии не характерна, обычно правительство формируется на основании результатов прямого волеизъявления избирателей, власть принадлежит партии, собравшей наибольшее число голосов на выборах. Однако в данном случае внутрипарла- ментская сделка оказывалась и более эффективной, и, по сути дела, более демократичной, чем голосование испуганного, раздраженного и потому популистски настроенного населения. «Национальное правительство», возглавленное все тем же Макдональдом, провело ряд жестких антикризисных мер: были сокращены практически по всем статьям социальные расходы, приостановлен рост военного бюджета (фактически с учетом инфляции даже понижено жалованье рядовому и сержантскому составу, что привело к беспорядкам в армии и на флоте), принят ряд совершенно новаторских мер, чтобы укрепить национальную валюту. И, несмотря на забастовки и волну левых и правых митингов, кабинету в основном удалось достичь своих целей: уже в 1933 году — это после фантастического провала 1932! — производство по главным показателям вышло на докризисный уровень. Следует отметить, может быть, самое главное: большинство оказалось достаточно разумным, чтобы согласиться с принципом «правительство не любят, но терпят», элите удалось в достаточной степени «просветить своего хозяина». Однако вспомним сказанное вначале: английская экономика в высокой степени ориентирована на внешние рынки. Ее стабилизация тем самым не могла быть достигнута без серьезного внешнеполитического обеспечения. И именно в этой сфере «национальное правительство» достигло, на мой взгляд, выдающихся результатов. В первую очередь следует назвать заключенный в 1931 году многосторонний договор (Британская империя и ее доминионы — самоуправляемые колонии с преимущественно европейским населением,— Канада, Австралия, а также Скандинавские страны, Португалия, Аргентина и другие) о создании стерлингового блока, то есть о привязке друг к другу (и к фунту стерлингов как к основе) курсов национальных валют без опоры на золото; первый и удачный опыт современной формы регулирования валютного рынка. Второй уникальный документ, заставляющий просто-таки снять шляпу перед политической элитой Англии,— это знаменитый Вестминстерский статут 1931 года. При минимальном давлении со стороны доминионов правительство и парламент Англии пошли на предоставление им права самостоятельно решать все вопросы внутренней и внешней политики при сохранении дружественных отношений с бывшей метрополией и признании английского монарха номинальным главой государства. Доминионы просили о расширении самоуправления, а получили полную независимость! Решив тем самым больной текущий вопрос о сохранении льготного положения на емких внешних рынках (понятно, что после такого политического хода можно было добиться от доминионов едва ли не любых экономических льгот), английские политики заложили прочнейшие основы благоприятного для своей страны международного положения в неколониальном и неимперском будущем и создали замечательный образец национальной политической стратегии, основанной на «игре на опережение», которая практически всегда обеспечивает успех. В чем разгадка этого эффектного и воистину по-детективному неожиданного хода? Что здесь сработало? Высокий уровень образованности элиты, тесно связанной со знаменитыми британскими университетами? Общая культура народа? Но какой смысл мы вкладываем в это понятие? Не идет ли речь о погруженности именно в современную культуру, в ту самую культуру модернити, о которой шла речь в первой лекции курса? Вспомним, что главная ее характеристика — это готовность к 88
переменам, ориентация на новое, а не на воспроизведение прежних образцов, понимание изменений как определяющего фактора и главного вызова эпохи модернизации. Отметим этот успех и поставим рядом с ним неудачу; в отношении колоний, самоуправления не имевших, сохраняется жесткая линия, принципом остается имперский диктат. Почему так? Может быть, дело в малой способности к диалогу с неевропейскими (и уже не английскими) обществами, иными политическими традициями, в непонимании других путей эволюции? Политика здесь изменится лишь после второй мировой войны, и отношения с этими колониями будут для англичан куда более сложными. Запомним прозвучавшие в нашем разговоре вопросы и попробуем поискать ответы, анализируя ход дальнейших событий. ХОТЕЛИ ТОГО ИЛИ НЕТ британские политики, но в тридцатые годы именно внешнеполитические вопросы выходили на первый план: угроза со стороны германского нацизма с очевидностью нарастала. Был ли англо-французский союз, сущест- вовавигий с начала века, силой, способной ее остановить? Тогда, в начале первой мировой, потребовалась помощь России. С^ейчас французы (хотя и заключившие в 1935 году Договор о взаимной помощи с СССР), а тем более англичане сталинскому Советскому Союзу с его вездесущей коминтерновской агентурой не доверяли. Страны же «санитарного кордона» как серьезный союзник против Германии не рассматривались. Думается, что в условиях действия Версальской системы при жесткой политике в отношении любых агрессивных проявлений Германии если не предотвратить войну — это, конечно, маловероятно, — то минимизировать ее масштабы было возможно. Что же, однако, происходило? Вспомним последовательность событий. Март 1935 года. Германия вводит всеобщую воинскую обязанность — грубое, открытое нарушение Версальского договора. Англия и Франция направляют ноты протеста германскому МИДу. Июнь 1935 года, европейская сенсация: англичане подписывают с нацистами военно-морской договор, устанавливающий общий тоннаж германского ВМФ в 35 процентов английского, — опять измена Версалю, теперь еще и с прямым участием ведущей державы — победительницы в первой мировой. Октябрь 1935 — Италия нападает на Эфиопию, дипломатические протесты. Март 1936 — немецкие войска оккупируют демилитаризованную Рейнскую зону; первый акт агрессии в Европе, дипломатические протесты. Июнь 1936 — начало гражданской войны в Испании: прямое военное вмешательство Германии и Италии и замаскированное СССР, Англия и следующая в фарватере ее дипломатии Франция провозглашают доктрину «невмешательства во внутренние дела Испании» и делают вид, что все происходящее их не касается. В марте 1937 даже Соединенные Штаты, население которых в большинстве стояло на позициях изоляционизма, считая, что европейские дела их не касаются (с настроениями общества, естественно, должно считаться правительство), пробуждаются от дипломатической спячки: Рузвельт делает заявление об угрозе фашизма. Англия и Франция молчат. Март 1938 — аншлюс (присоединение) Австрии, дипломатические протесты. Весь 1938 год назревает чехословацкий кризис: сторонники нацистов из граничащей с Германией Судетской области требуют «воссоединения с рейхом», к сентябрю дело — на грани войны. У Чехословакии союзный договор с Францией, но Франция смотрит на Англию, а английский премьер Невилл Чемберлен отправляется в Берлин «спасать мир в последнюю минуту» и соглашается со всеми «разумными требованиями» Гитлера. 30 сентября в Мюнхене под диктовку фюрера и под «гарантии» англичан и французов чехословацкий президент Э. Бенеш подписал соглашение, передававшее часть страны под власть Германии. Остальная ее территория будет оккупирована через полгода (читатель уже догадался о последовавшем дипломатическом протесте). Знаменитый немецкий «танковый генерал» Гейнц Гудериан позже вспоминал, как он с коллегами вскоре после присоединения Судет осматривал чехословацкие пограничные укрепления. По его мнению, их мощь была такова, что тогдашнему (образца 1938 года) вермахту потребовался бы минимум год, чтобы выиграть войну с Чехословакией один на один. А представьте, что при этом Германия получила бы англо-французский фронт 89
ы на своей западной 1ранице! Думаю, можно твердо сказать: даже если бы рывок Гитлера не был остановлен, была бы другая (куда менее страшная и кровавая) вторая мировая война. И лишь после подписания советско-германского пакта о ненападении и последовавшей агрессии против Польши Англия и Франция вступили в войну. В сущности, поздно: Гитлер был уже слишком силен, и война могла стать только той войной, какой она была... Почему так получилось? Почему блистательной политике внутри страны (выход из кризиса с наименьшими возможными потерями) и в отношениях с доминионами сопутствовал такой сокрушительный и трагический по последствиям провал в европейских делах? Дело, конечно, не в личности Н. Чемберлена, хотя и он сыграл свою роль. Аристократ, родственник Дж. Чемберлена, одного из создателей расовой теории, частый посетитель салонов так называемой клайвден- ской группы (компании аристократов, поклонников нацизма), пришедший к власти на волне недовольства жесткой экономической политикой «национального правительства» (после победы консерваторов, лидером которых он был на выборах 1935 года), для него вполне характерны были германофильские настроения в сочетании с «миролюбивым» популизмом. Но, во-первых, и до его прихода в премьерское кресло «национальное правительство» вполне покровительственно относилось к нацистскому режиму, а во- вторых, рядом с ним в руководстве консервативной партии был человек совершенно иного склада и иных взглядов — Уинстон Черчилль. Однако до начала войны поддержкой большинства населения и наиболее влиятельных кругов элиты пользовался «миротворец» Чемберлен. Опять-таки: почему? Стремление вести традиционную британскую политику стравливания сильнейших континентальных держав в новейшем варианте, сиречь, «направить германскую агрессию на восток», столкнуть двух тоталитарных хищников — несомненно. Непонимание природы и степени агрессивности тоталитаризма — да, конечно. Но какая-то все-таки неправдоподобно близорукая политика. Попробуем поискать ответ не в сиюминутных политических перипетиях тридцатых, а рассмотрев «время большой длительности», используя термин и метод Ф. Броделя. ОБЫЧНО ИСТОРИЮ (точнее, предысторию) английского либерализма начинают с XIII века, с Великой хартии вольностей 1215 года. Но, пожалуй, стоит начать с несколько (и даже существенно) более раннего периода. Английская (точнее, британская) история первых двенадцати веков нашей эры представляет собой череду последовательных завоеваний острова незначительными по численности, по сравнению с коренными обитателями, группами завоевателей. Римское, англосаксонское, датское, наконец, самое известное — нормандское (высадка нормандского герцога Вильгельма Завоевателя в 1066 году). Во всех случаях завоеватели образовали элиту, но именно элиту местного общества, а она не могла опираться только на силу и вынуждена была как-то договариваться с местным населением (пожалуй, труднее всего этот процесс диалога развивался в VI—IX веках между англосаксами и кельтами — англосаксов было много, но и их уравняли между собой новые — датские завоеватели). Мне кажется, что именно в этом процессе завоевания — адаптации — и сложилась важнейшая английская традиция: диалог власти и общества. И как только власть в тот или иной период пыталась прекратить этот диалог и перейти к диктату, реакция общества была весьма острой. Это наблюдение отчетливо, как мне кажется, подтверждается историей выбора путей внешней политики страны. Активная английская внешняя политика начинается в сущности с XIV века и начинается весьма характерно — с попытки завоевать Францию, что в случае удачи наверняка послужило бы началом очередного опыта по созданию европейской империи. Однако поначалу удачная британская экспансия на континент обернулась тяжелейшей и в итоге проигранной Столетней войной, а затем, как это часто бывает, «война империалистическая переросла в войну гражданскую», в войну Алой и Белой розы. В итоге ее новый политический режим — абсолютизм династии Тюдоров — при активной поддержке общества перенес направление британской экспансии с континента на море и в заморские земли. И этот оплаченный англичанами такой тяжкой ценой выбор оказался одним из самых удачных и продуктивных не только в национальной, но и в мировой истории: именно морская и торговая Англия стала родиной промышленной революции и «мастерской мира». Но обратной его стороной стало глубокое неприятие обществом идеи прямого 90
участия Англии в континентальных делах. Континент оказался «отрезан от Британии». Все попытки тех или иных правителей страны втянуть общество в континентальные дела, будь то через религиозные, политические или какие-либо иные проблемы, как правило, заканчивались весьма болезненно (например, для династии Стюартов они обернулись двумя казненными и одним свергнутым монархом) В течение двух столетий Англия вела политику «блестящей изоляции», воюя на континенте чужими руками и реализуя свое могущество экономически, дипломатически и опираясь на свою морскую мощь. При этом континентальная политика в принципе была менее важна, чем внутренняя и особенно имперская. И вот здесь мне кажется чрезвычайно полезной и многое объясняющей мысль Броделя об «инерции удачных решений», часто служащей причиной упадка великих экономик, обществ и цивилизаций, о чрезвычайной трудности приспособления к изменившейся реальности. Тем более что в данном случае эта инерция подкреплялась еще и недавним трагичным опытом «включения» в дела Европы — участием в первой мировой войне. При таком анамнезе даже близорукий пацифизм Чембер- лена воспринимался как панацея. И вот здесь, разгадывая наш английский детектив, мы подошли, пожалуй, к самому главному. В первой лекции мы познакомились с понятием модернизации, которое определялось как «процесс перехода от аграрного общества к индустриальному и постиндустриальному, процесс, изменяющий все стороны жизни общества». Тогда ударение было сделано на понятиях индустриального и аграрного общества, сейчас мне хотелось бы поразмыслить над собственно «процессом перехода». Модернизация — это процесс, а не состояние. Отсюда следует простой вывод: ее содержание постоянно меняется, ее фундаментальное свойство — непредсказуемость. Собственно, об этом шла речь тогда же: «...мы заложники эпохального эксперимента, начатого протестантами XVI века и продолженного английскими предпринимателями XVIII». Но ведь эксперимент подразумевает неизвестность не только конечных, но и промежуточных результатов. Вывод: в процессе модернизации существует огромная опасность исторической инерции, наклонности человека и общества к повторению удачно, а порой и неудачно найденных решений. Англичане могли предотвратить вторую мировую войну, располагая для этого достаточным экономическим, политическим и военным потенциалом, особенно действуя совместно с Францией. Англичане не могли предотвратить вторую мировую войну, потому что в критический период континент оказался психологически и социокультурно «отрезан от Британии». Позволим себе под конец такую антиномию в кантовском духе, тем более, что заплачено за нее человечеством более чем дорого. Да разве и само по себе массовое и тоталитарное общество, которому посвящено столько страниц в этом курсе, не есть результат инерции определенных, в данном случае простых решений? Но не значит ли это, что все кровавое безумие XX века — это всего лишь(!) плата за нашу (человечества) неготовность к переменам? А в таком случае есть ли какой-либо шанс избежать подобного в будущем? И да простится учителю такой печальный каламбур: мы все время в истории ищем уроков, а может быть, все дело в переменах? От редакции Это последняя лекция курса «История западной цивилизации XX века». Курс вели учитель истории экспериментальной московской школы Лиги школ, научный сотрудник Института общего и среднего образования РА О Дмитрий Прокудин и учитель истории московской школы № 57 Борис Меер- сон (участвовал в работе над лекциями с седьмого номера 1994 года по седьмой номер 1995 года). Мы будем благодарны читателям за отклики, вопросы и замечания по этому курсу и за пожелания по поводу дальнейших курсов в «Лицее». Ш 91
Наталья ХМЕЛИК Если вы выбираете домашнюю школу Ы В четвертом номере мы рассказали о частных школах России. Теперь школа семейная, домашняя. Понятие «домашняя школа» еще только входит в наш обиход. Людей, решившихся самостоятельно учить собственнь1Х детей, немного. Да и статистику такую никто не ведет и опыт пока не обобщает. Почему же родители делают именно такой выбор при существующем многообразии школ и, казалось бы, широком выборе? Как осуществить задуманное, если выбор уже сделан? Какие трудности встречаются на этом пути? РЕШЕНИЕ УЧИТЬ детей дома люди принимают не обязательно из- за того, что в обычной школе у ребенка что-то не складывается. Я знаю семью, где такое решение было принято после того, как сын-пятиклассник, придя из школы, сообщил, что в космос первым должен был лететь Королев, но он был занят, поэтому полетел Гагарин. К другим родителям с просьбой забрать мальчика из школы обратилась учительница математики, которой трудно было работать с классом, где есть способный мальчик. «Когда я работаю с классом, он ходит на голове, — сказала она. — А когда я что-то объясняю ему, у меня остальные двадцать пять на голове». Еще один мальчик, второклассник, каждый день доводил до слез свою молоденькую учительницу, которая в конце концов уверовала в то, что знает меньше него. В результате мальчишка возомнил о себе незнамо что и, если бы его не забрали из школы, имел все шансы превратиться в безнравственное чудовище. Известны мне случаи, Автор замечательных книг для детей — Наталья ХМЕЛИК — сейчас работает в газете «Экспресс-хроника», ведет раздел «Образование и права человека». А еще она — мама троих детей: сыновья 14 и 12 лет и девятилетняя дочка учатся дома. 92
когда родители не отдавали в школу детей (особенно девочек) просто из соображении безопасности: все знают, что творится сегодня в школах, где за здоровье детей не отвечает никто. На какую правовую основу опираются те, кто учит детей дома? Действующий закон «Об образовании» уравнивает в правах государственную, частную и семейную формы обучения. Таким образом, возможность самим учить своих детей закреплена в законодательстве и не требует от родителей особенной смелости и противостояния государственной машине. Все просто. Родители пишут заявление на имя директора школы, где учится сын или дочь: «Прошу перевести моего ребенка на обучение в форме получения образования в семье». Очень важно написать именно такие слова, потому что, написав их, родители заявляют о том, что намерены учить ребенка сами. Слова «домашнее обучение» предполагают, что ребенка будут учить дома школьные учителя, а значит, директор или завуч должен обеспечить эти учительские посещения и оплатить их. И за то, как ребенок будет подготовлен в конце года, тоже отвечает школа. Поэтому для оформления домашнего обучения школа требует множество медицинских справок, подтверждающих , что ребенок болен, причем настолько, что школу посещать не может. На заявление с просьбой перевести ребенка на семейную форму получения образования может последовать только согласие администрации школы. Никто не может запретить родителям взять ответственность за обучение ребенка на себя. Школа предложит семье расписание, по которому ребенок будет приходить и сдавать экзамены школьным учителям. Следует отчетливо понимать — расписание, предложенное школой, это не что-то застывшее, высеченное на камне и отлитое в бронзе. Если родителей не устраивает график экзаменов и контрольных работ, они вполне могут поспорить, предложить собственный вариант. По своему опыту знаю, что школа довольно охотно принимает варианты контроля, предложенные семьей, — это дело новое, методы контроля еще не отработаны, значит, возможен совместный поиск. Если ребенок совсем маленький, первоклассник, его можно записать в ближайшую к дому школу или в любую другую, которая нравится родителям. Большинство родителей предпочитают заранее знать, где ребенок будет сдавать экзамены, кто их будет принимать. Но, скажем, в Москве это не обязательно. В каждом округе существует специальная школа, которая принимает экзамены у тех, кто учится самостоятельно. И не обязательно начинать с первого класса — я знаю детей, которые первые свои экзамены сдавали, пройдя с мамами и папами весь курс начальной школы. Если ребенок уже большой, в седьмом классе или старше, принимать у него экзамены может не всякая школа, а только та, которая наделена такими полномочиями. Директор одной из московских школ объяснила мне, что это связано с тем, что подготовка учителей, преподающих в обычных школах, не всегда достаточна. Учитель просто не может принять экзамен или зачет у ребенка, обучающегося дома. Звучит, признаться, довольно странно — обучать тех, кто приходит на уроки постоянно, учитель может, а проконтролировать знание предмета у того, кто на эти уроки не ходил, не может. Однако дело обстоит именно так. Когда решение принято и все формальности улажены, начинается самое трудное и самое интересное. Начинается ученье. Учатся все: дети и родители. Давайте попробуем начать сначала, с первого класса. Это самое простое — здесь не нужны специалисты, научить собственного ребенка читать, писать и считать может любая мама. И, как мне кажется, может сделать это лучше, чем школьный учитель. КОНЕЧНО, УЧИТЕЛЬ получил специальное образование, однако ему, учителю начальной школы, приходится иметь дело одновременно с двадцатью детьми. При этом кто-то из них уже свободно читает, а кто-то с трудом различает буквы. Кто-то легко схватывает математические премудрости, а кому-то надо медленно и подробно объяснить все это несколько раз. К тому же над учителем висит программа, «сроки прохождения» той или иной темы. В эти Ы 93
сроки необходимо уложиться. И учительница обращается к родителям: помогите! И мама, вернувшись с работы и управившись с домашними делами, усаживает ребенка за стол и начинает «помогать». При этом мама за день успела устать, ребенок — тоже. Поэтому помощь постепенно превращается в скандал, слезы и, в конце концов, в ненависть к школе. Ведь не пройти намеченное нельзя, иначе завтра будет двойка. Если мама берется учить ребенка сама, она точно знает, где можно двигаться побыстрее, а где надо приостановиться и «потоптаться на месте». И если какая-то тема не идет, отложить ее и заняться чем-то другим. Пойдет она, никуда не денется. Любой, кто учил ребенка плавать, кататься на коньках или на велосипеде, знает: пока не придет время, все равно не научишь. А если время угадано точно, ребенок чуть ли не в первый раз садится на велосипед и едет. Точно так же происходит с математикой, чтением, русским языком. Главное — набраться терпения и верить в то, что все получится. А у кого хватит терпения на ребенка, если не у его мамы? И где можно подождать и потерпеть, если не в домашней школе? Конечно, тем, кто только начинает учить ребенка дома, не чужды страхи: а вдруг мы не успеем пройти все положенное? Уверяю вас — успеете. Во всяком случае, опыт родителей, которые сами учат своих детей, показывает, что в начальной школе отставания от школьной программы не бывает. При этом ребенок живет в комфортной обстановке, занимается в такое время дня, когда он лучше всего усваивает новое. Мы, родители, ведь точно знаем, что кто-то из детей — «жаворонок», а кто-то — «сона». И это не значит, что одни хуже других. Но всех детей загоняют в класс в половине девятого утра, потому что какой-то медицинский или педагогический авторитет решил, что именно в это время должны начинаться занятия. А расплачиваются за это решение (может быть, диссертацию и, может быть,— не одну) дети, которые ни в чем не виноваты. В этом отношении не спасают и самые лучшие частные школы: и в них занятия по утрам начинаются учета особенностей детей. без ЕСЛИ РОДИТЕЛИ решают оставить малыша дома, возникает проблема детского одиночества. Давайте только сразу договоримся: идея о том, что любому ребенку нужен коллектив сверстников, выглядит, мягко говоря, неубедительной. Мне доводилось видеть детей, которые не просто не нуждались в общении со сверстниками, а всячески этого общения избегали. Им вполне хватало самих себя. Подрастая, эти дети находили себе друзей, общались вполне полноценно, но потребность в таком общении возникала у них лет в двенадцать, а расцветала годам к шестнадцати. Я знаю мальчика, который к концу первого класса знал только имя своей учительницы и ни одного из одноклассников. С моей точки зрения, заставлять таких детей каждый день проводить в классе четыре- пять часов — преступление против личности. Однако не все дети способны просидеть дома одни целый день, если родители работают. Конечно, для того чтобы устроить домашнюю школу, лучше, если мама не работает, работает неполный рабочий день или работает дома. Но такое условие является необходимым лишь на первое время, пока процесс учения только налаживается. Кстати, это предпочтительно не только для самых маленьких детей. Предпочтительно, но не обязательно. Я видела детей, которым удавалось самим наладить свои занятия, пользуясь лишь минимальной родительской помощью. Однако это, скорее, исключения. Если же мы имеем дело с ребенком, у которого потребность в общении велика, родителям, кроме обучения, придется взять на себя и организацию такого общения. Наверняка, есть дети у знакомых, друзей, соседей. Соседские дети, конечно, оптимальный вариант, но дружба с ними не всегда складывается у того, кто учится в домашней школе. Согласитесь, что далеко не все дети готовы терпимо отнестись к тому, кто на них не похож, кто ведет иную, непохожую на их, жизнь. Так что родителям общительных детей надо быть готовыми к тому, что им придется тратить некоторое количество времени и 94
преодолевать, может быть, значительные расстояния, чтобы у их ребенка была своя компания. Правда, надо сказать, что при наличии в семье братьев и сестер проблема общения часто решается сама собой. КОГДА ВЫ определили физические склонности ребенка — «жаворонок» он или «сова», сколько времени в день может отдавать занятиям, способен ли заниматься самостоятельно и до какой степени, нужно составить распорядок дня. В этом распорядке занятиям следует отвести строго определенное время и четко это время соблюдать. В домашней школе всегда есть соблазн отложить занятия, и связано это может быть с самыми разными вещами. Занята мама, на улице хорошая погода, надо сходить в магазин... Но представьте себе маму, которая является в школу, входит в класс, где идет урок, и просит сына сходить в магазин или выполнить какое-нибудь другое поручение. Невероятно? Таким же невероятным должно быть вторжение в домашние занятия. Чтобы определить время, необходимое для занятий, надо определить набор предметов, которыми родители намерены заниматься с ребенком. Кроме русского языка (точнее — письма, как это называли, когда мы были детьми), математики и чтения, в программу обучения в домашней школе можно ввести и другие предметы. Многие дети занимаются музыкой, и это, конечно, тоже урок. Есть дети, для которых это и есть основной предмет. Я знаю семью, где растет музыкально одаренный мальчик. Музыку в этой семье считают основным предметом, им мальчик и занимается с утра, на свежую голову, и его педагог в музыкальной школе связывает серьезные успехи своего ученика во многом именно с этим. В зависимости от интересов ребенка и родителей можно добавить в программу и другие предметы: историю, географию, биологию. Сейчас вышло и выходит множество книг, которые могут помочь родителям в преподавании этих предметов. Но для того чтобы заниматься ими могли самые маленькие, необходимо участие взрослых. Именно они должны читать ребенку вслух всевозможные детские энциклопедии или даже рассказывать своими словами то, что в них написано. Я не отношусь к сторонникам идеи о том, что иностранному языку надо учить с самого раннего детства. Конечно, маленькие дети легко запоминают новые слова и грамматические конструкции чужого языка. Но даже после короткого перерыва приходится начинать все сначала: забывают они с той же скоростью, с какой запоминают. Так что, на мой взгляд, начинать учить иностранный язык с ребенком семи-восьми лет стоит лишь в том случае, если у родителей есть возможность не расставаться с ребенком даже на несколько недель и не прерывать занятия. Надо сказать, что программа начальной школы, на самом деле, сильно растянута. Поэтому у родителей в домашней школе есть возможность идти на поводу у ребенка, занимаясь с ним по большей части тем, что ему нравится. Любит ребенок сочинять истории — пусть сочиняет. Нравится ему решать задачки — и хорошо. А если он с удовольствием учит стихи, но совсем не хочет учиться писать — тоже годится. Иногда родители говорят: «Мы ведь должны воспитывать у ребенка чувство долга, ответственность. Как же можно позволять ему заниматься только тем, что нравится?» Но ведь это мы сами решаем, что ребенок должен делать, фактически навязываем ему свое понимание долга, а потом требуем, чтобы он этому нашему понимаю служил. Уверены ли мы в том, что ребенок сам не знает, чего он хочет? Мне представляется, что чувство долга лучше воспитывать на том, что человек сам определил как нужное для себя. Наверное, каждый из вас может припомнить примеры из собственной школьной жизни, когда человека считали безответственным и безалаберным на том основании, что он не хотел учить математику или химию. А человек этот между тем изучал три языка и проявлял в этом деле упорство, которому могли бы позавидовать не только одноклассники, но и учителя. Попробуем хотя бы в домашней школе не создавать таких ситуаций. Конечно, у многих родителей, особенно поначалу, существует страх перед предстоящим экзаменом. А вдруг не сдаст? Провалится? Что тогда? Ы 95
ш Скорее всего не провалится. Дети, которые научились заниматься самостоятельно, способны освоить практически любой предмет в объеме школьной программы за очень короткое время. В домашней школе есть возможность почаще устраивать детям каникулы. Особенно это важно для маленьких. Многие малыши работают в своем собственном ритме и, с точки зрения взрослого человека, движутся рывками. Ребенок проводит за столом часы, учится с увлечением, с удовольствием и вдруг — все. Как будто машина остановилась на полном ходу. Значит, нора отдыхать. Он ведь не от лени остановился, вы же видели, как он работал. Устройте перерыв и подождите, пока ребенок заскучает по учебникам. Это случится обязательно, если у родителей хватит мудрости не подгонять. Если каникулы, на родительский взгляд, подзатянулись, можно ненавязчиво предложить позаниматься любимым предметом. Они ведь легкомысленные, эти малыши, мыслишки у них еще 'коротенькие, как у Буратино. А вспомнит ребенок, что есть такое увлекательное занятие — уроки, и сам за них схватится. НЕРЕДКО ВОЗНИКАЕТ ВОПРОС, как заниматься с ребенком чтением. По поводу того, как научить читать, существует довольно много книг, и книги эти доступны. Гораздо интереснее — что читать. Если родителям очень хочется предложить ребенку какой-нибудь учебник, я бы порекомендовала учебник Бунеевых «В одном счастливом детстве». Отбор текстов в этом учебнике сделан со вкусом и с пониманием того, что детям интересно, что они любят. Но и этот, хороший, на мой взгляд, учебник, я бы не стала читать «насквозь». Главный критерий отбора — вкус и пристрастия родителей и ребенка. А если ребенок уже хорошо читает, пусть читает те книги, которые ему нравятся. В ажио только не упустить из виду умение пересказывать прочитанное, а еще важнее — думать над книгой. И здесь, конечно, должны подключиться родители. Причем разговор о прочитанном можно затевать даже тогда, когда родители читают ребенку вслух. А уж когда человек начинает читать сам, пусть еще и по слогам, это тем более важно. Ведь если ребенок просто составляет буквы, не понимая смысла, то и пользы в этом занятии немного. Тогда пусть и читает слоги, пока не почувствует себя уверенно и свободно. Есть и еще одна проблема: многие дети не желают учить наизусть стихи. Здесь есть и наша, взрослая ошибка. Мы предлагаем маленьким детям замечательные стихи русских поэтов-классиков. Стихи прекрасные, но все слова в них понятны ребенку? И каково это — учить стихи на непонятном языке? Так что классику я бы отложила для совместного чтения, с разговорами, с остановками. В этом чтении родителям зачастую предстоит выполнять роль переводчика. А учить лучше всего то, что понятно, что легко запоминается. Стихи Юнны Мориц или «Вредные советы» Григория Остера. От этого дети отказываются значительно реже, а со слуха запоминают эти стихи непроизвольно. Хотя, конечно, дети бывают разные. У меня есть знакомая девочка, которая в девять лет стала горячей поклонницей поэзии Анны Ахматовой. Она поражает взрослых осмысленным чтением ахматовских стихов. Причем тексты для заучивания девочка выбирает сама, и стихи эти — любовная лирика. Но, конечно, такие дети, скорее, исключение. Бывает, родители спрашивают, удается ли воспитать в ребенке самостоятельность, если он учится в домашней школе? Ведь в школе обычной, куда ребенок уходит на целый день, он фактически предоставлен сам себе и приучается сам решать свои проблемы. Подобная самостоятельность, на мой взгляд, сродни беспризорности. По моим наблюдениям, больше всего настаивают на том, чтобы ребенок сам решал свои школьные проблемы, люди робкие, для которых каждый поход в школу и разговор с учителями становится неприятным переживанием на много дней. Помощь ребенку, совместные с ним занятия, которые проходят в домашней школе, — это не навсегда. Все чаще родители слышат от ребенка «Я сам!», а им остается только порадоваться успеху, поздравить с победой. И, 96
конечно, быть готовыми прийти на помощь. Я знаю маму, которая в школьные годы, классе примерно в восьмом, очертила для себя круг предметов (главным образом — гуманитарных), которыми решила заниматься. Будучи человеком крепкого характера, она честно объявила учителям физики, химии, математики, что их предметы она учить не будет. Поначалу учителя отреагировали по-разному, но в конце концов вынуждены были смириться. Закон о всеобщем среднем образовании, действовавший в те годы, или поддержка преподавателей истории, литературы и английского сыграла свою роль, сказать трудно* Однако из школы эту ученицу не исключили. Сейчас у этой мамы двое сыновей. Оба они — ученики домашней школы, один заканчивает девятый класс, второй — седьмой. И эта мама решает с сыновьями квадратные уравнения, помогает записать химические реакции и говорит, что, если ребятам понадобится, освоит и физику, и любой другой предмет. Но ни разу мальчишки не злоупотребили этой маминой готовностью. Им просто приятнее до всего дойти самим. Да и проще, мне кажется, доходить, если ты знаешь, что ты не один в чистом поле, что тылы у тебя прикрыты. ДЕТИ ПОДРАСТАЮТ, вот уже начальная школа позади, и перед родителями возникает новая проблема. Детям нужны учителя. Родителям не всегда под силу самим освоить все предметы школьной программы. Я знакома с одним папой, по профессии он шофер, который, когда сын учился в пятом классе, забрал его из школы. Забрал потому, что видел — мальчику в школе плохо. И решил: буду учить его тому, что знаю сам. А если чего не знаю, значит, и он знать не будет. Все равно это лучше, чем ходить туда, где находиться мучительно. Сейчас этот мальчик получает полноценное образование и на экзаменах удивляет учителей своими знаниями. Как это получилось? У его отца, как у всех нас, есть знакомые. И далеко не всем детям этих знакомых было так уж хорошо в школе. И родители, увидев, что отец забрал сына из школы, и ничего страшного не произошло, последовали его примеру. И объединились. И учат детей вместе. Нашелся среди этих родителей и математик, закончивший мехмат, н женщина-программист, интересующаяся историей, и сестра одного из учеников, студентка мединститута, взявшая на себя химию н биологию, и переводчик с английского. Выяснилось даже, что одна из мам работала когда-то в школе словесником, но была уволена за непро- веденный ленинский урок. Так вот и учат они детей все вместе. И выясняется, что такое обучение очень много дает не только детям, но и родителям. Между прочим, трудный переходный возраст эти ребята преодолевают значительно легче, чем их сверстники, много лет назад оторванные от семьи. В качестве примера расскажу о том, как решают подростки, обучающиеся в домашних школах, свои материальные проблемы. К тому моменту, когда у этих ребят возникает желание зарабатывать деньги, они уже вполне осознанно относятся к собственному рабочему времени, знают, что можно уплотнить, как высвободить часы, необходимые для работы. И никто из них не работает мойщиком автомобильных стекол или продавцом сомнительных газет. Эти ребята получили одно из самых важных умений — умение учиться. И если надо, учиться быстро. Четыр- надцати-пятнадцатилетние мальчишки работают программистами, операторами компьютерной верстки, переводчиками. Я подозреваю, что среди них складывается сегодня класс «новейших русских», людей, которые умеют не выкачивать деньги из воздуха, а создавать некоторые продукты, действительно нужные обществу. НО ВЕРНЕМСЯ к прозе жизни. Наступает пора сдавать экзамены, и ученики домашней школы отправляются в школу обычную. С малышами дело обстоит довольно просто: учителя, по большей части, доброжелательны, маму пускают на экзамен. Хотя бывают и забавные истории, связанные с тем, что учителя задают вопросы так, как предписывается программами и методиками, а дети от знаний методики свободны. Одного мальчика учительница спросила, по- 4 Знание — сила N° 11 97
чему он в диктанте у такого-то имени существительного написал такое окончание, а не другое. Предполагалось, что в ответ мальчик назовет падеж и склонение имени существительного и скажет, что, по правилу, писать надо именно так. Однако в ответ учительница услышала мрачное: «Потому что так правильно!» Чем старше становятся дети, тем сложнее им сдавать экзамены в обычной школе. И дело не в том, что ребята слабо подготовлены. Домашнее обучение имеет немало противников среди учителей. Главным образом, это, по моим наблюдениям, не лучшие учителя, "которые, как любой монополист, долгие годы самоутверждались на том, что детей все равно приходилось отдавать в их руки. Деваться было некуда. И вдруг оказалось, что без них можно обойтись. И они всеми правдами, а чаще — неправдами , стремятся доказать, что обойтись без них невозможно. Мальчик сдавал экзамены за девятый класс. Сдавал в школе, которая предназначена для приема экзаменов у тех, кто учится дома. Он поражал учителей своими знаниями, далеко выходящими за рамки школьных программ, разносторонностью, грамотностью. Когда учителя заглянули в личное дело, выданное школой, из которой мальчик ушел, они увидели, что за восьмой класс ему выставлены двойки по пяти предметам. Выяснилось, что именно год назад мальчик решил учиться дома. Родители его поддержали. Директор и учителя долго убеждали их не делать этого, а когда не сумели добиться своего, дождались экзамена и свели с мальчишкой счеты. Скажем, на экзамене оо геометрии ему предложили решить шесть задач и ответить на шесть теоретических вопросов, дав на эту работу два академических часа. Понятно, что ни один ученик школы подобную контрольную работу не писал. Фактически семья ученика столкнулась с ущемлением прав ребенка на том основании, что они выбрали определенную форму образования, которая не понравилась школьным учителям. От таких ситуаций никто не застрахован. Поэтому, на мой взгляд, лучше иметь дело с теми школами, которые принимают экзамены у экстернов. Там к таким ребятам привыкли и относятся к ним достаточно объективно. Конечно, сегодня, когда домашнее обучение находится в стадии становления, организационных трудностей еще хватает. Мне думается, школы могли бы выполнять роль консультационных пунктов, где дети или родители могли бы встретиться с учителем-предметником и выяснить непонятные им вопросы. Ведь не всем родителям удается найти единомышленников и объединиться так, как это удалось семьям, о которых я уже рассказывала. Кроме того, школьные библиотеки могли бы выдавать «домашним ученикам» необходимые учебники более свободно. Сейчас получение учеником домашней школы нужной книжки зависит от доброй воли школьного библиотекаря, а найти школьные учебники в библиотеке районной не всегда удается. Я призываю обычную школу сотрудничать с домашней, а не вступать с не й в конфронтацию. Ведь дело они делают одно. И ПОСЛЕДНЕЕ, что хотелось бы сказать. Думаю, многие родители с удовольствием попробовали бы учить детей сами, но боятся, что не получится. Но ведь если не получится, всегда есть возможность вернуться... По опыту знаю — любая школа охотно принимает детей, прошедших через домашнее обучение: это дети образованные и умеющие работать. Хлопот с ними обычно не бывает. Ы 98
Наше досье Домашнее образование, очень распространенное в России в XIX веке, с 1918 по июль 1992 для наших сограждан было недоступно. Сегодня, согласно Закону Российской Федерации «Об образовании», каждая семья получила право самостоятельно выбирать школу — государственную, муниципальную, частную, общественной или религиозной организации. Решая, как ребенок будет учиться — каждый день ходить в школу, заниматься дома или в форме экстерната, родители должны знать «особенности» каждой формы получения образования. Для детей, которые не могут учиться в классе общеобразовательной школы по состоянию здоровья, сохраняется обучение на дому. (По приказу директора к таким детям учителя приходят домой.) Экстернат — самостоятельная, ускоренная форма получения образования разрешается только с пятого класса. Государство при этом материальные издержки родителей не компенсирует. Семейное обучение возможно с любого класса, при этом в любой момент можно вернуться к занятиям в школе. Если вы решили выбрать для своего ребенка домашнюю форму обучения, вы должны знать, что • вам предстоит не только написать заявление на имя директора, но и заключить с администрацией школы письменный договор — ваш основной юридический документ. Составив его подробно и грамотно, вы сможете получить в школе на время обучения дома бесплатные учебники и литературу из школьной библиотеки, методическую помощь и консультации учителей. У вас не возникнут сложности, если в договоре будут определены все вопросы аттестации — сроки, программа, участие домашних учителей, оплата школьных. • Государство обязано выплатить родителям или лицам, замещающим их, денежные средства, равные затратам на образование ребенка, как если бы он продолжал учиться в государственной или муниципальной школе. Эта процедура не отработана и занимает у родителей очень много времени. Пока не приняты федеральные нормативы, выплаты на образование ребенка в семье производятся в соответствии с местными нормативами и из местного бюджета. Чтобы понять хотя бы порядок цифр, советуют в Министерстве образования России, нужно сумму зарплаты всех сотрудников школы (и учителей, и работников столовой) разделить на количество учеников. Сделав это, вы убедитесь, что сумма компенсации ничтожно мала по сравнению с затратами, которые предстоят вам. • Решив учить ребенка дома, вы можете это сделать сами или пригласить преподавателей. (Ими могут быть и учителя школы.) • Ученики «домашней школы» каждый год проходят аттестацию в общеобразовательной и по ее итогам по решению педсовета переводятся в следующий класс. Итоговая аттестация в форме устных и письменных экзаменов обязательна для всех учеников 9 и 11 (12) классов. Выдержавшие экзамены получают документ государственного образца о соответствующем образовании, могут быть награждены золотой или серебряной медалью. • Контроль за обучением остается за школой. Ее администрация вправе расторгнуть договор, если, обучаясь дома, ученик не усваивает программу. В этом случае родителям могут предложить продолжить обучение в школе, перевести в класс компенсирующего обучения или оставить на повторный курс. Но без вашего согласия вернуть ребенка в общеобразовательную школу нельзя. • Все спорные волросы решают местные органы управления образования (бывшие РОНО). Там же вас должны познакомить с Законом «Об образовании» и Примерным положением «О получении образования в семье». 99
ПРОБЛЕМА: ребенок и психологическое насилие Виктор Каган Где начинается «золотая клетка»? За редкими исключениями насилие над детьми, психологическое особенно, совершается отнюдь не как насилие. Никто не говорит себе: «Сейчас я сделаю ребенку плохо... обижу... раню». Никто не делает дурно, понимая, что это дурно. Каким- то образом насилие мотивируется Добром, забывая, не ведая, что — как точно сказал Григории Поме- ранц — «Добро кончается там, где у ангела Добра проступает на губах злая пена». Пытаясь понять, как же происходит это превращение, имеет смысл обратиться прежде всего к культуре. Можно совершать долгие экскурсы в историю, прослеживая истоки насилия по отношению к детям. Их запросто приносили в жертву богам. Египетские фараоны готовили мумие по потрясающему сегодняшнее Окончание. Начало — в номере 10 за этот год. сознание рецепту: специально отобранного рыжего младенца-мальчика содержали до пятнадцати лет как праздничного гуся — в специальных условиях на специальной диете, затем убивали и помещали его тело в большую амфору с медом, которую герметично закрывали и глубоко закапывали в землю, — и через столетие новый фараон получал для поддержания своего священного здоровья отличное мумие... Можно написать историю от седой старины до печей Освенцима и сегодняшних похищений детей в рабство, в публичные дома, с целью добычи органов и тканей для лечения «новых фараонов». Но нам это не только ничего не даст, кроме утоления умственного любопытства, но и будет мешать, ибо возмущение этими «дикарями и выродками* будет как бы индульгенцией для нас, не замечающих собственных жесто- Виктор Ефимович КАГАН — доктор медицинских наук, вице- президент Независимой психиатрической ассоциации России. 100
кости и насилия, не отдающих себе отчета в том, что и сегодня наши культура общения с детьми и отношение общества к детству пропитаны насилием. Дети должны бояться родителей... Это ведь принцип не неверный, а просто устаревший. В одних странах он устаревал быстрее, в других — как, например, в России — медленнее. За ним стояла необходимость, пусть по сегодняшним меркам и не лучшего свойства. Она определялась прежде всего неспешным традиционным укладом жизни, в которой преемственность поколений была почти буквальной. Дети повторяли жизнь родителей. Вспомним, что Михаил Ломоносов убегал из Холмогор отнюдь не от бедности, а от неизбежности этого повторения. «Выбить блажь», вбить детей в эту преемственно-иерархическую систему — означало сохранить привычный, освященный временем уклад. К тому же, место ребенка в жизни было совсем иным. Качественные особенности детства еще не осознавались культурой — дети жили, учились, играли вместе и наравне со взрослыми, будучи не столько детьми, сколько маленькими взрослыми. Понятия личности в сегодняшнем смысле слова еще не было, а стало быть, не могло быть и разговора о формировании личности, уважении к ней, личностных переживаниях. Но сегодня мы живем в иной культуре, в иных условиях. Значение раннего развития личности для всей последующей жизни уже ни для кого не секрет. Передача традиций от поколения к поколению уступила место проектированию жизни, которая за тридцать-сорок лет изменяется больше, чем когда-то за века. Воспитание теперь должно не вколотить традиции в ребенка, а ребенка — в традиционный уклад, но передать ему «вечные ценности» и научить не подчинению, а поиску своих путей. Жестко усвоенные навыки сегодняшней жизни в жизни завтрашней, которую едва ли мы в состоянии представить, могут оказаться помехой. Навыки жизни, привитые методом насилия, которое так или иначе блокирует продуктивную творческую инициативу, не могут не оказаться помехой. И поэтому строить принципы отношений с детьми по логике «наши отцы и деды» приходится предельно вдумчиво, имея в виду все — от культуры до целей воспитания. В конце концов, мы, как и они в свое время, должны сделать максимум для приспособления детей к той жизни, которой дети будут жить, а не повторять действия «отцов»- с рвением обученного стучать в барабан зайца. Принцип «Дети должны бояться родителей» сегодня не работает, а точнее — работает против нас и против детей. К сожалению, сегодня это остается непонятным не только для многих родителей, но и ддя врачей, педагогов, воспитателей. Вот воспитатель выставляет расшалившегося шестилетку нагишом перед группой — «Надо же призвать его к порядку!». Вот учительница, поставив первоклассника у доски, говорит: «Посмотрите, дети, что получается у родителей-алкоголиков». Вот врач в приемном покое приказывает перепуганному болью и отрывом от матери ребенку: «Не реветь!». Вот... продолжите сами. Это можно было бы считать исключениями из правила, если бы они не заслоняли правило, оставляя ему роль исключения. Да, каждый раз это индивидуальная проблема учителя, воспитателя, врача. Вернее сказать, и индивидуальная тоже, но прежде всего проблема культуры: не «культурности или некультурности», а культуры как системы жизненных стандартов, правил, диктующих и поощряющих те или иные нормы поведения. Мы быстро привыкли называть систему, в которой прожили солидную, если не большую, часть жизни тоталитарной, а сомнительную честь создания этой системы приписывать исключительно коммунистическим идеям, представляя их лишь по тому, какими их преподносили нам очередные вожди. Однако не будем «переводить стрелку» на идею, тем более, что чего-чего, а насильственного отношения к детям она в себе не содержала. Но исполнение, воплощение идеи совершилось в свойственном России много раньше тоталитарном стиле, который можно проследить со времен если не Ивана Калиты, то уж Петра I. По школьным учебникам мы помним, что в 1861 году в России отменили крепостное право, но в них мы Ш mm- га 101
"В не могли прочитать, что в Скандинавии в том же году было введено общее образование и что реальная отмена крепостного права в Российской империи началась только в 1974—1976 годах, когда паспорта стали выдавать всем достигшим шестнадцатилетия гражданам страны, и не закончилась до сих пор, ибо, несмотря на Закон 1993 года, продолжает действовать разрешительная система прописки, резко ущемляющая жизненно важные права взрослых и детей на медицинскую и социальную помощь. С болью и сожалением приходится признать, что выдвинув множество гуманистических и демократических идей, давая всему миру индивидуальные уроки гуманизма и демократизма, мы не имеем в своей истории демократических традиций, и в частности — традиции ненасилия. Более того, сегодня нам приходится освобождаться от насилия как принципа человеческих отношений в «советской культуре». За последние десять лет из нашего языка исчезло понятие «советский человек», о котором говорили: «Советский человек — имя существительное». В то время как официальная пропаганда приписывала ему все мыслимые и немыслимые добродетели, Даниил Андреев писал: «„.развитая, энергичная, жизнерадостная, целеустремленная, волевая личность, по-своему честная, по-своему идейная, жестокая до беспощадности, духовно-узкая, религиозно невежественная, зачастую принимающая подлость за подвиг, а бесчеловечность — за мужество и героизм». Р. Бистрицкас и Р. Кочюнас описывают присущие «советскому человеку» черты: догматичность сознания; закрытость сознания живому опыту (до сих пор многие из тех, кто жил в тридцатых-пятидесятых годах, утверждают, что потрясающие воображение цифры уничтоженных в ГУЛАГе — сказки демократов, а не имевшие паспортов крестьяне были свободными людьми); некритическое доверие к «коллективному разуму» или тому, что так называется; принятие ответственности на себя лишь за желательные результаты своей деятельности с приписыванием нежелательных чему угодно — от климата до происков врагов или чьим-то нежеланию, незрелости, глупости; упование на внешние инстанции с адресованием им ответственности за благополучие; раздвоение частного и социального «Я»; постоянный страх, отсутствие чувства стабильности и безопасности; недостаточное принятие себя и сниженное самоуважение («Единица — вздор, единица — ноль» — В. Маяковский); недостаточное осознавание своих чувств, переживаний, своего «Я»; поведение, строящееся не на стремлении к достижению позитивных целей, а на стремлении избежать неудач; обесценивание настоящего, которое воспринимается лишь как точка пересечения прошлого и будущего. В. Лефевр дополняет этот список позитивным восприятием соединения добра и зла («Добро должно быть с кулаками»-, ради благой цели можно обмануть или нарушить закон) при подчеркнутой бескомпромиссности («Кто не с нами, тот против нас»), что с прискорбной яркостью проявилось и в августе 1991, и в сентябре — октябре 1993 годов. Разумеется, все это не диагностический список или перечень улик, по которым мы должны сегодня делить людей на «хороших и плохих», «наших и ненаших» — это жилка тоталитарного сознания, которая бьется в каждом из нас. Как же проявляет себя тоталитарное сознание в отношении к детям, в воспитании? Из сказанного ясно, что тоталитарное сознание внутренне конфликтно — оно говорит одно и делает другое, знает одно и чувствует другое, страх в нем соседствует с агрессивностью, а бескомпромиссность — с неразличением полярностей... Каскад внутренних конфликтов тоталитарного сознания делает его размытым, и неосознаваемая эта размытость, какие правильные слова ни говорили бы детям, прорывается, заявляет о себе в неконтролируемом (интонация, поза, жест) и не адресованном непо средстве нно ребе нку поведении взрослых. Они, взрослые, хотят, чтобы ребенок походил на них, но предстают перед ним как расфокусированное изображение, которое не отвечает реальной потребности ребенка в определенности, помогающей ему формировать собственное «Я». Результатом становится ослабление или утрата личностных отношений с подменой их функ- 102
циональными. Приходя на прием, родители обычно говорят о том, что их не устраивает в ребенке, но застывают в полном недоумении перед вопросом: «А какой он, Ваш ребенок?» Отношения воспитателей и детей становятся похожими не на отношения людей, а на отношения компьютеров, стремящихся заложить друг в друга удобные для себя функциональные программы. А по компьютеру — он ведь прибор! — не грех и стукнуть, чтобы он заработал. Самая общая особенность тоталитарного воспитания — взаимное противостояние взрослых и детей, «феномен Павлика Морозова». Механизмы такого противостояния очень неоднозначны, но оно в любом случае отливается в формы насилия взрослых, ибо ребенок не имеет ни права, ни ресурсов, ни навыков самообеспечения жизни и защиты своих интересов. Самый общий механизм связан с тем насилием, которое взрослые пережили и переживают в социальной жизни по отношению к себе: оно приводит к своего рода «воспитательной дедовщине», где самый младший обречен на то, чтобы быть «крайним». Учитель, переживший «разнос» директора на педагогическом совете при всех коллегах, проводит родительское собрание, где устраивает такой же прилюдный «разнос» родителям Иванова, Петрова, Сидорова, которые возвращаются домой и обрушивают лавину эмоций на детей. Дети, в свою очередь, разряжают эту «вертикаль насилия» в так называемой горизонтальной агрессии — с равными и подобными себе, моделируя в разнообразных играх будущее взрослое насильственное поведение. Я говорю это не в осуждение по той простой причине, что описанный процесс закономерен и не сводится только к передаче насилия — все сложнее. Многие обращали внимание на то, что дети повторяют болезненные и пугающие их вещи с куклами или животными, например, делают уколы. При этом достигается сразу несколько неосознаваемых целей: переход из позиции слабого в позицию сильного, постижение ситуации — ребенок ведет себя как исследователь в повторяемой им ситуации, попытка ответить себе на вопросы — к чему стремился и что переживал причинивший ему неприятное взрослый, освобождение от психологической травмы по механизму «отрыгивания» через совершение того же... Но в условиях насильственной культуры на входе и выходе «черного ящика» детской души насилие лишь подкрепляется и закрепляется внутренними мотивами. Оно ломает не только душу, но и тело. Одна девятилетняя девочка, лежавшая в больнице по поводу повторяющегося за 2,5 года уже второй раз артрита, рассказывала мне о своей «хорошей, доброй и справедливой учительнице». В следующей беседе выяснилось, что учительница за малейшую провинность одного ребенка заставляет класс стоять до конца урока и доделывать то, что не успели, самостоятельно, грозит «всех этих тупиц» вернуть в первый класс — артрит выводит девочку из этой тяжелой ситуации: в середине сентября она простудилась и не могла ходить в школу, а когда простуда кончалась и замаячил призрак школы — развился гастрит, трехнедельное лечение дома было вполне успешным и пора было идти в школу, но туг возникли боли в суставах с ограничением движений, и девочка оказалась в больнице. В этом примере, отнюдь не редком, видна и неутолимая жажда общения с понимающими и сотрудничающими взрослыми. Да, но мы же отвечаем за него, говорят взрослые. Однако ответственность эта принимается лишь за желательное в ребенке. Вспоминаю женщину, бесконечно гордящуюся художественными способностями одиннадцатилетнего сына («Как мы правильно сделали, начав учить его рисованию еще до школы!») и столь же бесконечно третирующую его за «тройку» по математике, в которой его способности были много ниже: мальчик лечился у меня от тяжелого астенического невроза. Да и в быту — то же: вырастает «хорошим» — наша заслуга, растет трудным, «плохим» — виноваты для родителей школа, для школы родители, для тех и других — улица, сам ребенок, плохая наследственность. Это настолько сильная тенденция, что школьные педагоги по поводу любой трудности поведения ребенка требуют консультации психиатра и лечения у него, а Ш 103
в поступлению ребенка в школу предшествует отборочное «тестирование». А поскольку тоталитарное сознание стремится прежде всего избежать неудач, поведение взрослых строится не просто как если бы ребенок был «чистой доской», а впитал в себя к моменту рождения все зло мира, выкорчевать которое и есть главная задача взрослых и добро воспитания. В этой «корчующей педагогике» ребенок видится как будущий убийца, насильник, каковым он непременно и станет, если взрослые не вмешаются и не искоренят это. Вместо обучения навыкам опрятности — борьба с нечистоплотностью, вместо воспитания доброты — борьба с жадностью... При этом вдобавок видение ребенка через «функции» приводит к тому, что оценивается не качество, не успех или неуспех, а сам ребенок: плохо вымыл шею, недоел, получил «двойку» — «Ты плохой!». Такая тотальная негативная оценка воспринимается детьми как вызывающее глубокий страх отвергание взрослыми. Так ли уж трудно сказать: «Вот это у тебя не очень удачно вышло. Давай посмотрим, как сделать лучше»? Вместо этого звучит: «Растяпа, недотепа, лодырь, и откуда у тебя руки растут, чем ты думаешь?». Взрослый почти постоянно обращается не к ребенку, а к «злу» в ребенке, так что от любви до ненависти часто, и правда, всего шаг. Любовь похожа то на склеенную чашку, из которой не напиться, то на фигуру со сжатыми кулаками, грохочущим голосом и мечущим молнии взглядом вместо теплых обнимающих рук, ласкового шепота, улыбающихся глаз. Десятилетия страха — перед ГУЛАГом, «психушкой» — не прошли даром: взрослым кажется, что чем более открыт и искренен человек в социальной жизни, тем больше его жизнь в опасности. Отсюда отчасти осознаваемое, отчасти нет стремление взрослых лишить ребенка его индивидуальной самости, в которой содержится прямая угроза благополучию. Ребенок не принимается таким, какой он есть. Ему предписывается быть и стать, «как все», «каким надо». Тогда трехмесячного Штольца связывают пеленками, а рядом с ним такого же маленького Обломова достают из пеленок, чтобы .заставить его двигаться. Тут часто важнее всего, чтобы был «как все», «не выделялся». Борьба за ребенка становится борьбой против ребенка, против того, что делает его самим собой и личностью. Заниженные самооценка и самоуважение «советского человека» превращают отношения с детьми из сферы самореализации в площадку для самоутверждения, где главное — главенствовать над ребенком, черпая в этом подтверждения своей «правильности», значимости, самоуважения. Послушание при этом оказывается главной добродетелью ребенка. Когда инструмент обучения этой добродетели — насилие, то в ответ либо возникает непослушание как протест, либо в ребенке убивается инициатива: и то и другое вызывает новую волну воспитательного насилия. Раздвоенность приватного и социального «Я» создает неразрешимые конфликты и для взрослого, и для ребенка. Мать шестилетней девочки готова госпитализировать ее в психиатрическую больницу из-за упрямства и непослушания, стремления во что бы то ни стало командовать всеми и добиваться своего; но в ее рассказе о том, что девочка сгонит с пустой огромной скамейки единственного ребенка, чтобы сесть самой, звучит оттенок любующейся удовлетворенности. В ответ на вопрос о том, на кого девочка похожа по характеру, слышу: «Я понимаю, доктор, что вы имеете в виду. Но мне- то она должна подчиняться!». Блестяще освоенный взрослыми язык двоемыслия недоступен ребенку, который то и дело попадает из-за этого впросак. А если этот язык осваивается, то страдают семейные связи ребенка — формируется раздвоенность его собственного и семейного «Я», так что родители оказываются для ребенка примерно в той же роли, что для них социум. Надо ли тогда удивляться тому, что ребенок «не поддается» воспитанию? Осознавать свои чувства — значит строить более эффективное общение, но как раз осознание этого у взрослых чаще всего очень страдает. Было бы неверно приписывать это «нежеланию» или «ограниченности», осуждать и давать «бабушкины сове- 104
ты» типа «Пойми же...». За снижением или утратой этой способности стоят многие десятилетия, когда место человека в жизни, а то и сама жизнь, зависело от слияния со всеми, умения раствориться в массе, никак не выделяться или, если и выделяться, то опережая других в этом растворении. Индивидуальность при этом должна быть подавлена, чтобы избежать мучительных степеней раздвоения социального и личного «Я». Не испытывать жалости к «врагам народа»-, ликовать вместе со всеми, не ощущая страха или омерзения,— означало защитить себя. Этот паралич самоосознавания сохраняется и сегодня как механизм приспособления к агрессивной среде, как закрепившееся качество. Вот, например, учитель сердито выговаривает перед классом заглядевшемуся в окно ребенку. Если спросить учителя — что он чувствует в этот момент, скорее всего прозвучит что- нибудь вроде: «Мой долг учить, его — учиться» или «Я обязана вернуть его к уроку», но ни слова о своих чувствах. Стоит в такой ситуации сказать себе: «Э-э, да я на него страшно злюсь!», как сам собой возникнет вопрос: «А за что? Почему меня это так злит?», и тогда либо улыбнешься, либо вдруг поймешь, что ребенок в этот момент был похож на мужа сегодня утром, который смотрел мимо и не слышал обращенных к нему твоих слов. Злость-то, оказывается, вовсе не на то, что ребенок делает. Но осознание своих чувств — дело часто болезненное, без этого легче. Гораздо проще приказывать, внушать, разъяснять, призывать, одергивать, пряча за слова и от себя, и от детей истинные переживания. «Жизнь все время поворачивается ко мне, мягко говоря, не лицом, — сказала мне женщина на приеме, — муж отбывает жизнь дома как заключение, вот-вот останусь без работы, у подруг своих забот по уши, но хоть где-то должно быть все хорошо — хоть ребенок-то любить меня должен? А приходишь домой — все вверх дном, и он весь в своих играх...». Послушаем ее тринадцатилетнего сына: «Я не понимаю, чего она от меня хочет! Хоть из кожи вылези — все не так. Я между ними вообще один.» «Советский человек» в нас использует язык запугивания, политику устрашения. Долгое время дверь моего кабинета выходила на «перекресток дорог» в детской поликлинике. «Отдам медведю, милиционеру, чужому дядьке... не реви, а то на уколы отведу»... Каждый раз для меня было удивительно обнаружить, что родители запугивают детей... мной: «Приготовь, приготовь тетради! Пусть В. Е. полюбуется на эту грязь! И дневник тоже — лицо двоечника!» — это в ожидании моего приема. Из таких ситуаций нет «хорошего» выхода. Если ребенок верит взрослому, то оказывается подавленным страхом, преданным тем, кому доверял. Если не верит, то в лучшем случае прикинется послушным, пока взрослый следит за ним, но уж потом отведет душу! Если остается безразличным — это либо психологически защитная глухота, либо проявление утраты эмоциональной связи со взрослым. Но в любом случае ребенок подвергается насилию — страхом и безвыходностью, безысходностью, несвободой. Наконец, психологическое насилие — даже эпизодическое — делает насильственной всю атмосферу воспитания и отношений взрослых с детьми, в которой ребенок перестает верить даже жесту Добра. И душа его не живет, не развивается, как подобает душе свободного человека, а выживает в этом ГУЛАГе детства. Все это — не в прошлом. Все это не ушло вместе с эпохой тоталитаризма, а живет в нас и проявляется, возможно, даже сильнее, чем раньше. Это похоже на невозможность старых лагерников жить на свободе — не раз и не два описано, как некоторые из них стремятся обратно в лагерь. Похоже, что «советский человек» в нас стремится построить ГУЛАГ в отношениях с детьми, где он сможет быть начальником. Что ж, поругаем еще раз — который!? — Советскую власть? Попинаем мертвого льва? А может быть, лучше познакомиться с «советским человеком» в себе? Он — часть каждого из нас, и в этом смысле он — мы сами. Он заслуживает любви и помощи. Это единственное, что позволит вступить с ним в диалог и научить жить в новом мире, не превращая его в мир насилия. г 105
САМОУЧИТЕЛЬ ш Владимир Строилов Сверим наши заблуждения Заметки астролога СИСТЕМАДОМОВ И ИЗГНАНИЙ понадобилась нам для того, чтобы структурировать знаки Зодиака. Наверное, уместно напомнить, что каждой планете соответствует определенная сфера проявлений человеческой личности, а каждому знаку Зодиака — некий образ, манера поведения, стиль, совокупность характеристик, которые, собственно, и проявляются в сфере той или иной планеты. У каждого знака есть планета-хозяйка, в сфере которой качества, присущие данному знаку, проявляются наиболее адекватно и полно. В этом случае говорят: такой-то знак является домом такой-то планеты. Естественно, что качества противоположного знака, лежащего в оппозиции дому той или иной планеты, проявляются в Окончание. Начало ■ номере 7 за этот год. сфере этой планеты искаженно, ос- лабленно. Такой знак называют изгнанием данной планеты. Водолей — дом Сатурна, изгнание Солнца. Рыбы — дом Юпитера, изгнание Меркурия. Овен — дом Марса, изгнание Венеры. Телец — дом Венеры, изгнание Марса. Близнецы — дом Меркурия, изгнание Юпитера. Рак — дом Луны, изгнание Сатурна. Лев — дом Солнца, изгнание Сатурна. Дева — дом Меркурия, изгнание Юпитера. Весы — дом Венеры, изгнание Марса. Скорпион — дом Марса, изгнание Венеры. 106
Стрелец — дом Юпитера, изгнание Меркурия. Козерог — дом Сатурна, изгнание Луны. Система домов и изгнаний позволяет в первом приближении определить качества каждого знака. Но система домов и изгнаний может многое сказать и о самих планетах. Заметим, например, что дом Марса всегда является изгнанием Венеры, и наоборот: дом Венеры всегда является изгнанием Марса. Точно так же дом Меркурия всегда является изгнанием Юпитера, и наоборот: дом Юпитера всегда является изгнанием Меркурия. Не менее интересно отметить, что в соответствии с системой домов и изгнаний планеты могут быть мужскими, женскими, двуполыми и бесполыми. Мужская планета — Солнце, имеющее дом в огненном знаке Льва. Женская планета — Луна, имеющая дом в водяном знаке Рака. Двуполые планеты — Марс и Юпитер, каждый из которых имеет один дом в огненном (мужском), а другой — в водяном (женском) знаке. Это соответствует двум возможным, различным, контрастным способам ведения борьбы или осуществления власти — открытому и скрытому, о которых мы уже говорили. Бесполые планеты — Меркурий, Венера и Сатурн. Их дома расположены в мягких знаках: земляных и воздушных. Здесь нет такой разницы между полярными, контрастными проявлениями. Возможен весь спектр промежуточных вариантов. Нужно сказать, что приходится сталкиваться и с другими вариантами деления планет на мужские, женские, двуполые и бесполые. Приведенная классификация хороша, на мой взгляд, тем, что не требует никаких допол- Ш 107
нительных предположений, а непосредственно вытекает из системы домов и изгнаний, с которой согласны все известные мне астрологи. Рассуждая о домах и изгнаниях, мы задавались вопросом, насколько адекватно и полно проявляются качества того или иного знака в сфере той или иной планеты. Попробуем теперь взглянуть на соответствие планет и знаков Зодиака с другой стороны. Зададимся вопросом, насколько качества того или иного знака обеспечивают успех в сфере той или иной планеты. То есть, если раньше мы говорили о любимых и нелюбимых планетах каждого знака, теперь речь пойдет о любимых и нелюбимых знаках каждой планеты. Тот знак, соответствующие которому качества наиболее выгодны для той или иной планеты, назовем экзальтацией этой планеты. А знак противоположный, лежащий в оппозиции к экзальтации, пусть называется падением этой планеты. Большинство известных мне астрологов согласны в том, что: экзальтация Солнца — Овен, экзальтация Луны — Телец, экзальтация Меркурия — Дева, экзальтация Венеры — Рыбы, экзальтация Марса — Козерог, экзальтация Юпитера — Рак, экзальтация Сатурна — Весы. Мне нечего возразить против этого, однако приведенная система, по- моему, нуждается в дополнении. Дело в том, что после рассмотрения весьма симметричной системы распределения знаков Зодиака по стихиям и перекликающейся с ней системы домов и изгнаний планет не хочется мириться с тем, что система планетных экзальтации и падений устроена с такими зияющими нарушениями симметрии. Именно соображения симметрии и подтолкнули меня в свое время к поискам поправок к приведенной системе экзальтации. Оказалось, что такие поправки, причем поправки минимальные, найти не так уж трудно. Подправленная картина выглядит вполне симметрично. Но главное: вынужденные формальные поправки имеют смысл, причем смысл иной раз нетривиальный. Итак, привожу систему экзальтации планет в том виде, который кажется мне наиболее убедительным. НАЧНЕМ РАССМОТРЕНИЕ экзальтации с традиционных, общепринятых сопоставлений. Овен с его напористостью и безоглядностью обеспечивает успех стремлению распространить и продолжить себя, что присуще Солнцу. Трудолюбие, нежность и «стремление обладать», присущие Тельцу, обеспечивают привлекательность, готовность принять и породить что-то новое, присущие Луне. Стремление Рыб быть избранными, умение проявить лучшие свои качества оказываются весьма полезными при завязывании личных знакомств и контактов. Но в той же сфере личных отношений не менее положительную роль могут сыграть качества, присущие Водолею: доверчивость, готовность проникнуться проблемами партнера. Для Марса, для борьбы, для победы, пожалуй, оптимальны одержимость, непреклонность и вера в поддержку судьбы, присущие Козерогу. Но часто Марс достигает успеха за счет других, более земных качеств, за счет вписанности в иерархию, в систему, за счет умения подчинять и подчиняться, присущих Стрельцу. Весы с их стремлением к равновесию, к гармонии, с их диалектич- ностью могут помочь добиться успеха в сфере Сатурна. Но не меньшей мистической значимостью обладает присущая Скорпиону готовность жертвовать. Знак Девы является для Меркурия не только домом, но и экзальтацией. Это означает, что не только качества 108
Девы (увлеченность, склонность перебирать варианты) лучше всего проявляются в деятельности, но и для самой деятельности, для достижения в ней успеха эти качества оказываются полезными. Напротив, знак Рыб (оппозиция Деве) является для Меркурия и изгнанием, и падением. Это означает, что как качества Рыб (стремление к неформальному лидерству, желание быть избранными, умение в нужный момент показать свои лучшие стороны) находят не самое лучшее выражение в сфере деятельности, так и для самой деятельности они редко оказываются полезными. Однако в нашей подправленной схеме экзальтацией Меркурия является не только Дева, но и Лев. Что ж, наверное, не лишено смысла, что присущие Льву самостоятельность и уверенность в себе нередко являются основой успеха в той или иной деятельности. И наоборот: доверчивость, готовность прислушаться к чему угодно и отсутствие самостоятельности Водолея, вовсе не являющиеся недостатками сами по себе, иному делу могут и навредить. Экзальтацией Юпитера традиционно считается Рак. И это понятно: готовность Рака отлиться в любую форму, его пластичность, адаптивность, отсутствие в нем стержня, хребта и устойчивость за счет панциря, а не за счет внутренней опоры, могут оказаться весьма полезными для Юпитера, для того чтобы занять желанное кресло, занять соответствующее место в обществе, добиться власти, удовлетворить честолюбие. И наоборот: Козерог (оппозиция Раку) слишком непреклонен, недостаточно гибок, ориентирован на слишком неосязаемые интересы, чтобы суметь сделать карьеру, чтобы добиться успеха в сфере Юпитера. Вторым знаком, который в рассматриваемой исправленной системе объявляется экзальтацией Юпитера, являются Близнецы. Тут есть некоторый парадокс. Ведь Близнецы (оппозиция Стрельцу — дому Юпитера) являются для Юпитера изгнанием. Но этот парадокс только украшает, на мой взгляд, складывающуюся картину. Ведь Близнецы — это стремление и умение сотрудничать. Конечно, дух сотрудничества и равноправия, дух демократии и само собой разумеющейся поддержки сильно искажается и разрушается Юпитером, стремлением к власти, к славе, стремлением сделать карьеру, стремлением навязать свою волю. Это и означает, что Близнецы являются изгнанием Юпитера. Качества, присущие Близнецам, проявляются в сфере Юпитера неадекватно. Однако для Юпитера, для сферы честолюбия может оказаться весьма выгодным использовать атмосферу Близнецов и присущие им качества. Как часто лавры, которыми следовало бы увенчать целый коллектив, достаются кому-то одному. Как часто, например, научная карьера основывается на работах, опубликованных в соавторстве. Словом, несмотря на то, что Близнецам невыгодно проявляться в сфере Юпитера, Юпитеру качества Близнецов могут обеспечить известный успех. Поэтому Близнецы — изгнание Юпитера, но в то же время — его экзальтация. Не менее парадоксально и положение Юпитера в противоположном знаке — в Стрельце. Стрелец в рассматриваемой схеме является домом Юпитера, но в то же время — его падением. Это значит, что качества, присущие Стрельну (умение классифицировать, склонность к субординации, стремление вписаться в иерархию, умение подчинять и подчиняться), как нельзя лучше проявляются именно в сфере Юпитера. Но в то же время эти качества для самого Юпитера могут оказаться не очень полезными. Стрелец слишком прямолинеен для того, чтобы обеспечить успех в такой тонкой и парадоксальной области, как сфера Юпитера. Для чего мы все это обсуждаем? Исключительно для того, чтобы почетче представить себе сущность каждого знака Зодиака и очертить область проявления этих сущностей, соответствующую каждой планете. Было бы трудно дать исчерпывающую характеристику каждого знака и каждой планеты самих по себе. Поэтому мы пошли другим путем. Дав лишь самую приблизительную, самую поверхностную характеристику каждого знака и каждой планеты, мы занялись выяснением и описанием взаимных отношений между ними. Теперь, если нам понадобится описать, допустим, качества, присущие Козерогу* мы можем не только вспомнить о чем-то, связанном с жесткостью, непреклонностью и несгиба-
емостью, но и констатировать, что Козерог — оппозиция Раку (готовность отлиться в любую форму, устойчивость за счет панциря, за счет формы, а не за счет внутреннего стержня), что Козерог в тригоне (сходство, общность темперамента) с Тельцом и Девой, что Козерог в квадратуре (с трудом осознаваемая помеха, отсутствие общего языка) с Овном и Весами. Если к этому добавить, что Козерог — это дом Сатурна, изгнание Луны, экзальтация Марса н падение Юпитера, то характеристика получится практически полной. Правда, для многих не совсем понятной. Сформулированной на каком-то непривычном языке. Именно это я и имел в виду, когда с самого начала говорил об астрологическом языке. Языке со своими основными символами (иероглифами?), со своими грамматическими иравилами (дома, экзальтации...), со своими рифмами (аспекты)*.. Может быть, первое время, пока астрологический язык не стал привычным, имеет смысл пользоваться подстрочником — буквальным переводом каждого слова. Со временем, по мере освоения астрологического языка, многие фразы, многие утверждения станут складываться сразу на этом языке. Тогда появится возможность оценить точность, емкость и структуру этого языка. Тогда станет возможным формулировать на астрологическом языке и какие-то практические выводы. А пока ограничусь лишь одной практической рекомендацией. Старайтесь избегать отождествления себя или кого-то из знакомых с одним из знаков Зодиака. В каждом человеке сосуществуют все двенадцать. Одни из них усилены, другие ослаблены. Одни сочетаются гармонично, другие спорят, конфликтуют. Во многом это можно понять, зная расположение планет в момент рождения. Не планеты определяют нашу судьбу, но планеты могут служить индикаторами, следя за миганием которых можно понять и яснее представить себе то, что делается вокруг и внутри нас. 110
ИЗОБРЕТАТЕЛИ ! о EAST-WEST INVENTORS ALLIANCE основана в целях укрепления сотрудничества между Россией и Америкой и для помощи Российским изобретателям по патентованию и маркетингу их изобретений на Западе. ЭЛЕКТРОНИКА ХИМИЯ МАШИНОСТРОЕНИЕ Вычислительная техника Биотехнология Математика Оптика Материалы Механика Средства связи Генетика Космос Измерения Медицина Производство и пр. и пр. и пр. Ждем от Вас: Краткий обзор на русском или английском языке • Описание • Функциональные чертежи • Информацию о том, как с Вами связаться Комиссия специалистов рассмотрит Ваш краткий обзор и решит, имеет ли Ваше изобретение шансы на успех на Западе. Если Ваше изобретение будет выбрано для оценки, мы предложим Вам договор о сотрудничестве и после его подписания произведем первую предоплату 1000.- долларов США. EAST-WEST INVENTORS ALLIANCE, INC. 2000 Bering Drive, Suite 850, Houston, Texas 77057 Bankers: Texas Commerce Bank, Houston, Texas 77056, USA Свяжитесь с нами по любому из следующих адресов: РОССИЯ, Москва, 107078, а/я 103 USA Sweden Switzerland P.O.Box 56148 P.O.Box 70396 P.O.Box 130 Houston, TX 77256-6H8 S-107 24 Stockholm CH-8034 Zurich Телефон: Телефон: Телефон: 8-10-1-713-206-57 57 8-10-46-8-99 60 12 8-10-4Ы-383 1290 Факс: Факс: Факс: 8-10-1-713-787-1018 8-10-46-8-20 95 54 8-10-4Ы-386 6188 Worldwide Internet E-Mail: ewia@neosoft.com Гарантируем полную конфиденциальность.
(ЗАПИСКИ СОЦИОЛОГА) Валентина Чеснокова Наследство Общий взгляд на то, что было получено мною в наследство Девочка «безотцовщина» Доверчивость и доверие Чужие в родном доме К какому миру готовит школа? Мнения -> убеждения -> ценности Игра в проекции Оглядываясь теперь на свою жизнь,— в основном худо ли, хорошо ли, уже прожитую,— с высоты своих лет и накопленного опыта, я сделала бы общее заключение относительно того, что передала мне в наследство семья. В общем и целом положительное заключение. Конечно, ребенок из распавшейся семьи приобретает комплекс, тяготеющий над ним всю жизнь. И комплекс этот тем более трудно устраним (если устраним вообще), что он совершенно неосознан своим носителем, а потому часто незаметен и для окружающих. То есть в поведении он, конечно же, проявляется. Но наблюдая только поведение человека, совершенно невозможно догадаться, какими представлениями оно обусловлено, если сам человек этих своих представлений не осмысляет и не переводит в какие-то более или менее вразумительные формулировки. Я была, конечно, тем, что называется «безотцовщина». Понятие это применяется в основном к мальчишкам и описывает некоторые особенности их поведения, хотя в нем (в понятии) неявно предполагается и определенное объяснение этого поведения. Гораздо реже это понятие применяется к девочкам, хотя,— я утверждаю это на собственном опыте,— существует девчоночий вариант безотцовщины. Этот вариант в поведении проявляется гораздо менее явно, комплекс здесь гораздо лучше скрыт, загнан внутрь, но тяготеет над человеком не менее, если не более, упорно. Заключается он, по моему убеждению и наблюдению, в том, что у девочки не формируется способность эмпатии — сопереживания — по отношению к мужчинам вообще. Тем самым мужчины как род подсознательно (все это сугубо подсознательно, неосознанно, иррационально) исключаются из категории ближних существ и воспринимаются как нечто чуждое, непонятное и в определенной степени опасное, а иногда (в более тяжелых случаях) как прямо враждебное, чего следует опасаться, беречься и от чего держаться рекомендуется подальше, на всякий случай. • Окончание Начало в номере 8 за этот год. 112
Это отношение проявляется не только и не столько во внешнем поведении — в избегании мужского общества, в неумении наладить контакты и взять правильный тон и так далее. Как раз эти-то недостатки под влиянием окружающих в сознательном возрасте преодолеваются: среда социализирует нас, так сказать, натаскивает, и мы искренне стремимся не отличаться от других в своих способах поведения. Комплекс, однако же, остается и влияет на наши решения. И вот от этого избавиться очень трудно. Сколько раз в своей жизни, поставленная перед необходимостью принять какое-то решение относительно того или иного парня, собирающегося сделать мне предложение, я вдруг начинала необъяснимым образом стремиться удрать, уйти из этой крайне неприятной ситуации. Хороший парень, такой славный и понятный, пока он находился на положении просто приятеля, товарища, при переходе в статус возможного будущего супруга вдруг кардинально менялся, становился подозрительным, чужим и непонятным. Как будто он что-то замышлял против меня. Какие-то глубоко погребенные, изначальные подвалы моей психики вдруг приоткрывались, и оттуда выплывало, постепенно окутывая сознание, какое-то иррациональное ощущение мучительного беспокойства, переходящего в тоску, в маяту, в желание убежать, скрыться, ничего этого не видеть. Все это я сейчас перевожу в слова, а тогда было просто бессмысленное ощущение, непонятно почему возникающее и порождающее всегда совершенно определенное желание: избавиться от этого человека. Подвалы психики как будто вдруг приводили в действие какие-то силовые линии, пронизывающие все сознание, и под влиянием этих силовых линий стрелка моих желаний автоматически, но с железной определенностью устанавливалась на красной отметке: «Опасно! спасайся бегством!». Потом, задним числом, рассудок пытался оправдать это бессмысленное для меня и для окружающих поведение, и, самое смешное, ему это всегда удавалось: на парня или на ситуацию что-то «вешалось», что мешало продолжать отношения. (Если покопаться, то всегда такое что-то найти можно в любой ситуации и в любом человеке.) А я достигала своего: сбегала от возможности. Так замуж и не вышла. Что, впрочем, не ощущаю теперь как трагедию. Не вышла и не вышла. И так живу. И так жила бы. Не об этом здесь речь, а о безотцовщине. Почему же при всем при том я утверждаю, что общее наследство, переданное мне семьей, было все-таки положительным? Да хотя бы уже только потому, что, имея такой комплекс, я умудрилась не только как-то прожить, но — более того — не потерять глубоко заложенного и изначального доверия к миру. Я никогда не была доверчивой, но всегда испытывала бессознательное доверие к миру в целом. Доверчивость, как правило, порождается детским эгоцентризмом — этим прекрасным состоянием, которое, по-моему, человек обязательно должен пережить и обязательно затем изжить для того, чтобы в нем сформировалась по-настоящему человеческая основа («человеческая» — от первоначального смысла «человечность» как «доброта», способность сочувствовать другому, умение сохранять в своих отношениях к людям теплоту). « Доверчивость исходит из, если можно так выразиться, очень сильного ! предположения: что мир в принципе устроен очень хорошо, что он добр, и i g в частности — ко мне, и что вообще моя особа имеет для мира большое £ Z, значение, так что уж хотя бы поэтому все просто не могут не относиться ко ||" мне хорошо. <2х 113
Такое состояние, естественное и благотворное для ребенка, было во мне 1 разрушено — правда, не очень рано, но все же насильственно — уходом отца 3 (вернее, моим знанием об этом факте). Уход одного из родителей навсегда 1 разрушает в ребенке его уверенность в своей значимости для других, для шх мира в целом. И разрушение часто имеет катастрофические последствия. Но для меня потеря этого представления таких последствий не имела, хотя сам момент разрушения был болезненным. Величайшую роль сыграло здесь привитое мне матерью крепкое душевное здоровье, которое основывалось на ее чисто крестьянском мироощущении, вот этом самом доверии к миру. Доверие к миру, в отличие от доверчивости, исходит из более слабой посылки, из отношения к миру как к чему-то целому и имеющему смысл, который, правда, для отдельного человека непостижим, но тем не менее мы его там предполагаем. Я называю эту посылку слабой, потому что ее труднее выразить, сформулировать, чем ту, на которой основывается «доверчивость». Но она гораздо сильнее тем, что ее практически невозможно опровергнуть. Представление о доброте мира разрушается при первом же столкновении со страданиями и несправедливостями, представление же об осмысленности и цельности мира — нет. Мои страдания и несправедливости, совершенные по отношению ко мне, могут иметь какой-то смысл в общем балансе этого необозримого целого. Значит, для чего-то мне нужно пострадать. Ну ладно, пострадаю... Не правда ли, сразу же возникает за этим Достоевский с его изломанными героями, такими непонятными и сложными для простого интеллигента... Дело в том, что чисто интеллигентское мироощущение представляет собой правильную оппозицию крестьянскому: оно исходит из посылки о познаваемости мира и о необходимости внести в него смысл извне. Отсюда идея о переустройстве мира, сугубо интеллигентская идея. Крестьянское мироощущение может вместить в себя только идею о возвращении мира, отклонившегося от своего первоначального состояния, в правильную колею, но ни в коем случае не идею о переустройстве его на основании каких-то принципов, порожденных человеческим разумом. Крестьянское мироощущение не признает за человеческим разумом таких верховных прерогатив, и для него первоначальный смысл в мире, а вовсе не во мне. Мироощущение тем и отличается от мировоззрения, что оно прекрасно обходится без рефлексии. Я могу, например, очень убедительно разглагольствовать о мире и жизни как веренице случайностей, проповедовать индетерминизм в крайних формах, высмеивать людей, распространяющих свое ожидание «справедливости»- на природные явления и так далее, к моему мироощущению это не имеет никакого отношения. Оно себе лежит где-то в глубине, создавая своими отблесками определенный постоянный фон, на котором течет моя жизнь. Только в периоды наиболее тяжелых крушений и потрясений сознание разворачивает, как щит, навстречу бушующим эмоциям сильное и живое ощущение причастности к чему-то незыблемо вечному, к чему-то большому, сложному и имеющему свой непонятный, но сокровенный смысл. И поскольку я все же какая-то частица этого сложного и осмысленного, хотя и непонятного целого, его устойчивость в конечном счете передается и мне. И, отсидевшись и собрав свои растрепанные чувства, я вылезаю из-под развалин рухнувших представлений, отношений, планов, гонимая неистребимым любопытством опять потрогать лапой это таинственно волнующее какой-то своей непонятной жизнью целое, называемое миром. И в конце концов любопытство пересиливает обиду на него. Напыщенные панегирики личности, героически борющейся с миром или гениально его творящей, столь распространенные в нашем веке, благополучно прошли через меня, не привившись по-настоящему. Здоровое « смирение заложенного в меня в детстве крестьянского мировоззрения 1 оказалось для них плохой питательной средой, хотя нельзя сказать, чтобы ?g! они вообще не производили на меня впечатления. Но перейдя от детской •л религиозности к юношеской вере в открываемые наукой законы природы, ««! я вернулась на склоне лет опять-таки к религиозности. Романтический культ У i героической личности не прививался к моему мироощущению, говорящему 114
мне о моей частичности, только частичности по отношению к миру. Часть не может восставать против целого, это смертоубийственно прежде всего для части. Что бы там ни говорили апологеты героической личности и как бы ни высмеивали они теории «винтиков» и «кирпичиков», я теперь, умудренная жизнью, смотрю на это спокойно, в свою очередь посмеиваясь над их беззаветной верой в человеческий разум (различные мироощущения всегда склонны потешаться друг над другом: что естественно для одного, другому кажется чудовищным), и выполняю в мире ту функцию, которая мне более всего свойственна,— охранительную по отношению к слишком рьяным творцам. По-моему, человек всегда должен стремиться выбирать себе в жизни место в соответствии со своим мироощущением, тогда он чувствует себя наиболее легко и естественно, в полном смысле «на своем месте». А другие пусть выполняют другие функции. Вот это самое мироощущение, которое я назвала крестьянским, было передано мне матерью и, по-видимому, тем более полно и устойчиво, что отец, носитель интеллигентского — размышляющего и критического — начала, фактически исчез из моей жизни очень рано (когда мне было шесть лет). И хотя он продолжал существовать в ней какое-то время и в свое отсутствие, тем не менее свое мироощущение передать мне не мог. С этим наследством я и вышла в мир. Не осознавая, конечно, с чем именно. Я его испытала в различных передрягах, которых не может избежать ни один человек, что и дает мне теперь право сказать: это было хорошее наследство, очень полезное в жизни. А мировоззрение нам давали школа, литература, средства массовой коммуникации. И оно несколько раз в моей жизни кардинально менялось. Переоценивались ценности. Только мироощущение осталось неизменным. Что-то, значит, есть в нас такое устойчивое, на всю жизнь. И, оказывается, это устойчивое — не материя, не слово и не мысль, а чувство. Никогда бы не подумала! Когда мы переехали с мамой на другой конец поселка, больше по соседству у меня не было сверстников. С родственниками своими я так и не сблизилась. Единственной реальной группой, в которой я жила полной жизнью и в которую я была погружена с головой, был школьный класс. Этот класс был своеобразным социумом. Мы проучились почти в одном и том же составе с пятого по десятый класс. Очень сильно сближало нас, что по отношению к жителям поселка и окружающих деревень, отчасти и в своих семьях, мы были уже как бы не свои и становились все более не похожими на других. Мы попали в то, что на языке современных социологов называется «каналом социальной мобильности»-, и нас уносило течением все дальше от родных берегов. Мы уже не принимали некоторые элементы образа жизни, характерного для наших родителей, не признавали некоторых традиционных ценностей. Мы выходили из-под влияния старших. Собственно, процесс этот шел без особых трагических осложнений. Они, наши родители, родители поселковых десятиклассников, как-то вообще уже привыкли думать, что мы лучше знаем, что делаем. «Мы свое прожили»,— говорили они. Это звучало так: мы не очень хорошо прожили свою жизнь и вам желаем другой; что могли, мы сделали, а дальше — вам виднее. Собственно, для этого они нас и учили, чтобы мы вышли в другой мир из этого, который на их глазах распадался, разваливался. Они тянули нас изо всех сил, отказываясь от нашего возможного дополнительного заработка, даже от нашей помощи в хозяйстве: «Вы учитесь». Это были в основном люди из «хороших» семей (не по имущественному положению и не по образованию, а по моральной устойчивости, способности противостоять всеобщему распаду — пьянству, погоне за рублем и так далее). | Они сохранили остатки традиционного деревенского мировоззрения, "3 согласно которому жить нужно с расчетом на очень отдаленное будущее — »^ свое, своих детей и даже внуков, нельзя поддаваться соблазнам момента. «& Чтобы человек мог жить, рассчитывая на счастье своих отдаленных потом- <?£ 115
g o ков, мир должен быть в его представлении прочным, постоянным, устроен- § 2 ным разумно и справедливо. И в то же время достаточно просто. Есть J S несколько надежных принципов, которые, если их соблюдать постоянно, * £ как прямые и широкие пути ведут к благу. Одним из таких фундаментальных 1Г и надежных принципов было образование. Чем человек больше и добросовестнее учится, тем в будущем он будет счастливее. И они стремились учить нас сколько только возможно. Мы немногим отличались от них в основном представлении о мире. Мы ощущали его смутно как построенный по образцу семьи: где-то есть какие- то взрослые, которые все знают (неизвестно откуда, но это и неважно), они- то и определяют, кто, что и как должен делать, чтобы всем было хорошо. Они распределяют обязанности, а потом следят, как эти обязанности выполняются. И хорошее выполнение должно вознаграждаться автоматически. Если что-то не получается, но у человека при этом были хорошие намерения, это тоже засчитывается ему. Напротив, подлецов карают. Плохие дела не должны оставаться безнаказанными. Меня охватывает грусть, когда я вспоминаю, каким неколебимым и абсолютным был мир в начале моей жизни. Как все целесообразно и хорошо было в нем устроено и продумано. И во что он превратился теперь? Такое хрупкое, непрочное образование, мерцающее, как свеча на ветру... И такие бесконечно длинные и запутанные переходы между людьми, что сделанное кем-то доброе дело блуждает, блуждает в них, попадает не тому, кому надо, или вовсе теряется без ответа. И вообще невозможно понять, где граница между добром и злом и что из них сильнее вредит людям. А тогда мы хорошо знали, что нужно делать» и, делая это спокойно, ожидали, что нас вынесет туда, куца надо. Но нас и легче было разбить, чем наших родителей. У нас не было Бога, этого гениального амортизационного устройства, который всегда воздает за благо. Не сразу, не всегда понятными способами. Иногда даже не при жизни. Но хотя бы за счет воздаяния на том свете справедливость все-таки торжествует. Наша уверенность должна была разлететься очень скоро. Но прежде чем мы ее потеряли, мы получили образование. Мы выучились, как могли, основательно и добросовестно, в надежде на скорое и справедливое воздаяние. Если бы у наших родителей и у нас не было такой уверенности, неизвестно, как бы наши судьбы сложились. Я думаю, что уже в седьмом-восьмом классах не только я, но и все мои одноклассники знали, что они здесь и так жить не будут. Мы хотели уехать, вырваться из этого болота. Мы были убеждены, что это — все, что происходит вокруг нас,— не нормальная жизнь, что нормальная жизнь где- то существует. Собственно, она, по нашим представлениям, должна была существовать везде, а наш поселок — это патологический случай. «Нормальная жизнь» транслировалась через книги, радио, кино. Мы тогда, безусловно, относились к искусству как к отражению действительности. Вера в печатное слово, в слово вообще была поистине религиозной. Мы впитывали жизнь, познаваемую из книг и фильмов, а законность той, которая существовала вокруг нас, отказывались признавать. Объясняя и интерпретируя мир, учителя иногда совершенно неосознанно и непроизвольно прививали нам новые ценности и представления, что делало уже невозможным возвращение в ту среду, из которой мы пришли. Школу обвиняют, что она не дает подросткам представления о реальной жизни, не готовит их к ней. Она преподносит им какую-то выдуманную действительность, и они вырастают идеалистами, а потом никак не могут приспособиться. Я и одноклассники мои, и те ровесники, с которыми я познакомилась потом,— наглядное подтверждение тому, что «реальной жизни» нас совсем не учили. И правда, много претерпели мы разочарова- «• ний. Но вот что я думаю теперь: если бы у нас сформировали представление ^ о действительной жизни, если бы нас приспособили к ней, была ли бы у нас 7 S потребность жить иначе? Ведь мы всю жизнь упорно искали «нормального •1 мира», мы к нему стремились, мы не могли жить в действительном мире, и |& в каком-то смысле мы этот действительный мир преобразовывали. Своим <?i разочарованием в нем, своим отказом принимать его таким, как он есть, 116
созданием внутри него микромиров с нормальными — для нас нормальными — отношениями. Я прихожу к убеждению, что величайшая функция, основная задача искусства — не отражение, а именно проектирование мира. И, собственно, школа учила нас жить в этом спроектированном мире, который еще не существовал. Я не думаю, конечно, что учителя осознавали, к чему они нас готовят, просто, должно быть, учителя самим своим положением поставлены как-то вне того действительного мира, который существует, и, как мне кажется, сами плохо себе его представляют. Может быть, они убеждены, что действительность вокруг них — это частный случай, а в большом мире, который они рисуют себе по литературе, все обстоит совершенно иначе, и учеников они готовят для жизни именно в этом большом, нормальном, настоящем мире. Во всяком случае, человек, подготовленный для жизни в спроектированном мире, довольно скоро обнаруживает, что этот нормальный, настоящий мир не существует в реальности. Но все дело в том, что он уже не хочет жить в прежнем. У него другая система ценностей. У него потребность в других условиях. (Собственно, эти «другие условия» и не могут быть созданы, пока нет потребности в них.) И вслед за искусством, которое делает первый шаг к изменению мира, проектируя новый, школа делает второй, формируя людей, ориентированных именно на этот спроектированный мир. Конечно, было бы очень большим упрощением понять меня так, что я себе представляю писателя, например, сидящим за чистым листом бумаги и что-то там сознательно «проектирующим»: «Создам-ка я вот такой проект на будущее...», эдакую «социальную инженерию», внедряемую посредством литературы. Отнюдь. Даже большей частью писателю, наверное, кажется, что он именно «отражает», «изображает» то, что есть в действительности. Но ведь ни один литератор, ни один человек вообще никогда не имеет дела со всей действительностью в целом. Он обозревает всегда только куски, части и частицы, связанные друг с другом более или менее косвенно. «Изображать» эти именно куски и так именно, как их видишь в данный момент, нет никакого смысла. Это было бы знаменитое «вижу забор — говорю забор». И больше ничего. «Изобразитель», как бы он ни декларировал свою верность действительности, всегда экстраполирует, он домысливает недостающие связи и тем самым вносит свою логику в хаос фактов. А предполагая те или иные связи, он уже неизбежно подходит к ответу на вопрос, как же все это — целое, которого как целое никто никогда не может охватить,— предположительно устроено, следовательно, чего от него можно ожидать в дальнейшем. Фактически этих «предполагая» и «предположительно» литераторы, как правило, не употребляют (не злоупотребляют ими). Это только в научных и околонаучных статьях авторы бесконечно оговариваются: «по нашему мнению», «вероятно» и прочее. Но в школьных учебниках даже и эти якобы научные тексты лишены совершенно таких предостерегающих авторских оговорок. Там и физика, как литература, рисует человеку мир, «как он есть в действительности». И там, где в оригинале сказано было: «Исходя из таких-то и таких-то фактов, можно выдвинуть следующую гипотезу...», учебник прямо переходит к делу и сообщает: «Когда-то не было ни Земли, ни других планет, а существовала только туманность...» Точно так же история и литература рисуют нам мир социальный. И как в физике и биологии есть множество гипотез о строении и функционировании мира физического, так в литературе — масса представлений о социальных отношениях, их системах, их закономерностях. Это все проекции, точки зрения на социальный мир. Их огромное множество. А во множестве всегда найдется разнообразие. Отсюда и мое утверждение, что литература проецирует нам социальный мир. Что мы в ней имеем дело с проекциями. Но в отличие от деревьев и минералов, например, социальные отношения имеют такую любопытную особенность: когда много людей верят в то, что они есть, они есть. Достаточно некоторому количеству людей уверовать £ ^ в то, что такие-то эталоны приняты у нас, и сориентировать на них свое |« поведение, они могут найти друг с другом общий язык. Ведь в принципе ^х 117 О in
ц т 5 . л СО X X -О безразлично, будем ли мы выражать уважение друг другу при встрече пожиманием рук или потиранием носов. И точно так же безразлично, что ставят себе идеалом и целью, к которой следует стремиться, люди разных культур: упоение властью, творческое вдохновение, погружение в нирвану, самопожертвование или что другое. Раз идеал сформулирован, к нему стремятся, а приближаясь, испытывают удовлетворение и счастье. Литература только то и делает, что формулирует разнообразные идеалы. Создает из них системы, выстраивает их по ранжиру, с одними воюет, другие внушает, и все при помощи этих самых «образов», «сюжетов». Но тот факт, что писатель отстаивает какую-то систему эталонов, еще не означает, что она: а) жизнеспособна; б) будет усвоена многими; в) даст те последствия, которые он предвидит и ради которых весь сыр-бор разгорается. Поэтому я и называю этот процесс проектированием мира. И это дело литературы, ее функция в обществе. Дело же школы — подготавливать молодое поколение к жизни в реально существующем обществе. Но поскольку (опять же) никто этого реально существующего общества в целом охватить никогда не может, школа пользуется вот этими самыми проекциями на него. Не оговаривая, правда, что это — просто точки зрения, просто мнения. И обучаемые их усваивают, будучи в большей или меньшей степени убеждены, что это и есть настоящий мир. И начинают иногда вести себя, как будто это так все в самом деле и есть. Вот и мы учили историю с географией, а также образы Онегина и Печорина и все образы, сколько их ни было в учебнике, начиная от Микулы Селяниновича и кончая, по-моему, молодогвардейцами. И были убеждены, что познаем самый что ни на есть «действительный» мир вещей. А если проекции иногда друг другу противоречили, то мы были уверены, что это мы чего-то недопонимаем. Вот вырастем и во всем разберемся окончательно, надо только к этому «вырастем» заранее подготовиться. И окажется в конечном счете, что никакого противоречия никогда и не было. Мир, повторяю, был в нашем сознании чем-то таким, хотя и большим, но устроенным прочно и надежно (так с самого начала предполагалось, это был как бы постулат, отправная аксиома существования, а фактически — экстраполирование семейных отношений, в которых мы до сих пор жили, на отношения социальные, которых мы совершенно не знали). Основные принципы этого устройства — справедливость, моральность, благожелательность, все это мы знали с самого начала; в школе же мы должны были только познать как 118
бы конкретное оформление, наполнение этих принципов. И мы познавали... вот эти самые «проекции», а также интерпретации проекций и интерпретации интерпретаций... И нас уносило все дальше и дальше от мира родителей, который был (когда-то) действительно прочным и надежным, поскольку имел на себя единственную, в данном социуме общепризнанную проекцию и весьма небольшое количество интерпретаций этой проекции. Там действительно было, как мне кажется, легче ориентироваться. Но мы этого мира тоже не знали, поскольку были выключены из веками отработанных циклов: сев, сенокос, жатва, Пасха, Троицын день, Рождество, крещение, венчание, отпевание покойников. Где-то это все продолжалось, постепенно сходя на нет и теряя смысл (форма держалась дольше), а мы уже только помогали копать картошку, сгребать сено и еще делали кое-какие мелочи по хозяйству. Нашим основным занятием было учиться, то есть познавать мир, пока что не прикасаясь к нему. И вот теперь с большим трудом я пытаюсь сформулировать для себя, что же мы все-таки познавали? По-моему, массу различных фикций. Любопытно, что в социологической литературе мне только один раз встретилось подобное рассуждение о функции школы. Польский специалист в области сельской социологии Галенский ссылается на наблюдения, сделанные литераторами или публицистами, кажется, еще в прошлом веке. Они утверждали, что школа разрушительно влияет на деревенский уклад жизни. Она нарушает сбалансированный веками процесс социализации крестьянского ребенка, протекавший почти исключительно внутри семьи, в своем крестьянском хозяйстве, ставит его как бы вне того образа жизни, который для крестьянина является единственным и неопровержимо истинным, прививает ему потребности, которые не могут быть реализованы в прежнем образе жизни, что порождает неудовлетворенность, недовольство собой и окружением, короче, нарушает равновесие личности. Так рассуждали сами крестьяне, которые боролись против внедрения светской школы в деревню, доказывали, что им она не нужна. Можно оспаривать целесообразность таких процессов точно так же, как и борьбу против них. Но в том, что они идут, по-видимому, трудно усомниться. И возникает проблема «отцов и детей» — рассогласование поведения в результате трансформации систем эталонов. Взаимное непонимание. Конфликты. У нас, правда, как я уже говорила, особых конфликтов с родителями не было. Они осознавали, что тот мир, для которого были приспособлены их системы эталонов, распадается, нам же, как они предполагали, придется жить в каком-то другом. В каком, сами они хорошо не понимали, не видели этого мира (и никто его хорошо не видел). Нас в свою веру обращать не стремились. Но и не помогали нам что-то конструктивное вырабатывать. Только, так сказать, желали нам всего наилучшего. Я думаю, что и школа (учителя) тоже не очень хорошо понимала, что именно выйдет из того, что она нам прививала, в какую систему все это сложится. Во всяком случае, «проекциями» она нас нашпиговывала довольно усердно. При полном несопротивлении окружающей социальной среды. Если бы мы понимали, что это именно проекции и проекты, мы бы почувствовали себя, наверное, в состоянии невесомости, подвешенности в пустоте. Но мы этого не понимали и доверчиво все воспринимали, всему учились, считая, что если в этом всем не просматривается единства и системы, то только из-за нашего неразумения, а на самом деле они там есть. Нет, что бы там im говорили, а школа — прелюбопытнейший феномен! Особенно вот в таких «продуктах распада», как моя бывшая «родина». И что она только вытворяет с человеком! Впрочем, что именно, ни сам человек не знает, ни школа. Что именно из всего этого потом выйдет? Но что-то всегда * выходит, потому что, как выражается скороговорка, никогда не было, чтоб £ ничего не было, а всегда было, что что-нибудь да было. У§» Какие-то мнения и взгляды застревали в нас, постепенно превращались g * в убеждения, какие-то вырабатывались ценности, не всегда уже соответ- |«| ствующие родительским. Что-то мы там, внутри себя, приводили в Ч? £ 119
какое-то подобие системы, приводили в некоторое подобие порядка этот конгломерат представлений. И... жили в нем, потому что ничего другого у j si нас не было. х § В соответствии с новыми представлениями и ценностями мы должны ' были вырабатывать для себя и новые способы поведения. В этом мы были, по существу, единственной реальной опорой друг друга. И в классе, и вне класса мы были друг для друга всем — и средой, и референтной группой, здесь же были наши «значимые другие». Все замыкалось внутрь. Я очень любила ходить в школу. Без одноклассников я чувствовала себя, как рыба без воды. Поэтому даже больная, даже с температурой я стремилась туда. Кроме того, и сам процесс обучения доставлял мне большое удовольствие. Я никогда не воспринимала его как труд. И должно быть, большое значение имело также и то, что нигде в другом месте я не могла познавать мир, ни музеев, ни театров, ни поездок — ничего ведь тогда не было. И взрослые были дисквалифицированы нами как наставники. И сами на эту роль как-то не особенно претендовали. Единственным источником знаний, единственным проводником в тот «нормальный» мир, который только мы и признавали, была школа. Это было единственное место нашей духовной жизни. И еще литература. Читала я много, неразборчиво и бессистемно. Книги попадали в мои руки самыми запутанными путями. Помню учебник по закону божию для церковно-приходских школ, изданный, наверное, в каком-нибудь 1911 году. Церковный календарь был прочитан мной от корки до корки. Из каких-то частных библиотек попадал ко мне Жюль Берн, в то время не издававшийся. Был какой-то учебник по основам дарвинизма для вуза, прочитанный мною с большим интересом. Книга Воронцова-Вельяминова о Вселенной. Потом какие-то брошюрки общества «Знание» уже в старших классах. Все прочитывалось, впитывалось и употреблялось в дело — на построение мировоззрения, которое, по утверждению философов, есть не что иное, как представление о мире и о месте человека в нем. Элементы и отдельные куски «проекций» обрушивались на меня в огромном количестве. Надо было создать из них что-то единое и более или менее логическое. Задача поистине непосильная для ума подростка. Если бы была получена «по наследству» некоторая схема, на которую все это можно было бы относить... Но такой схемы не было. Надо было что-то предпринимать самой. У меня все это пошло по линии создания еще своих собственных «проекций» и наверчивания их вокруг всех этих «кусков» и «элементов». И потом всеми этими конструкциями я... играла, как игрушками. Начиная примерно с пятого класса, как бы заново и сильно активизировалась моя «внутренняя игровая группа» — способность строить в уме сюжеты, развивать и переживать события с отнесением всего этого к некоторой довольно устойчивой группе персонажей, отчасти списанных с реальных людей, а отчасти полностью «сконструированных». Если раньше это были преимущественно игры «в войну», «в семью», «в школу», «в приключения», то есть в события, происходящие друг за другом без особенной связи, как бы хронологически, то теперь эти внутренние сочинения все больше приобретают характер проекций, планов. Правда, чрезвычайно фантастических планов, нереальных даже для самого сочинителя, но связных, отнесенных к отдельной человеческой жизни. Правда, не к моей. То есть не к той, которая могла быть у меня реально. Например, в этом внутреннем мире у меня было шесть или восемь братьев (родных) и сколько-то сестер. Для каждого строились возможные варианты его судьбы с учетом всех остальных. Иногда мои реальные __ знакомые вводились в этот внутренний мир посредством создания каких-то « семейных или других связей, например кто-то выдавался замуж за моего 5 брата, и начинали там жить параллельно с нашими отношениями в реальном ?§ мире. Иногда такой образ мог начисто оторваться от своего реального jj прототипа, трансформироваться в этой внутренней действительности и ««g продолжать там жить, в то время как связи с его носителем в мире реальном ^i давно уже были порваны. 120
В сложных сюжетах мы действовали все вместе. Во всякий прочитанный (или еще читаемый) роман мы вторгались и начинали там действовать наряду с авторскими персонажами, создавая с ними определенные отношения и убеждая их трансформировать сюжет. Иногда нам это удавалось и получалось что-то совсем другое. Понравившихся нам новых знакомых мы забирали с собой в нашу общую дальнейшую жизнь. Помню, что долгое время с нами вместе шлялся Максим Горький, должно быть, после «В людях» и «Детства», в этой компании был и Мересьев из повести В. Полевого. В общем, много всяких людей. Все чаще сюжет строился как проекция будущего. Моего будущего. Но совершенно невозможного в действительности. Над достижением этого будущего я никогда не работала. Подразумевалось, что оно должно наступить само собой или никогда не наступить. Может быть, это были какие- то планы из разряда «а вдруг», затрудняюсь определить. Но скорее всего это было просто желание прожить не одну, а много разных жизней. Построить множество разнообразных комбинаций из различных элементов. Теперь я думаю, что все эти фантастические жизни были мною тем не менее прожиты, хотя и не внешне, а внутри себя, но какая разница! Они принесли мне массу великолепных переживаний, целое море эмоций. Я чрезвычайно благодарна за этот дар, доставшийся мне от созвездия Рака и покровительницы его Луны. При помощи таких забавных процессов и механизмов, по-видимому, формировалось мое мировоззрение. Конечно, я никогда не путала этого своего внутреннего мира с внешним, реальным. Относительно внешнего мира у меня были свои внешние, совершенно реальные планы. Но они как- то постоянно отодвигались в сторону внутренней реальностью, которая была очень яркой, напряженной и, безусловно, более интересной. Эта внутренняя реальность на внешний мир не могла воздействовать, и потому я относилась к ней как к безобидной фантазии, которая никому ведь не мешает. Я, конечно, не понимала тогда еще, с какой огромной силой она влияет на меня, на мою личность, на мои представления. Я не могла оценить тот факт, что эта внутренняя реальность формирует меня, изменяет меня. И до сих пор для меня непонятно, в какую сторону она меня изменяла (и изменяет, потому что до сих пор она при мне) и что было бы, если бы ее не было. Я не знаю, существует ли такой феномен у других, в какой форме, в какой степени. И чем он вызван и какую функцию выполняет. Со мною вот дело обстояло таким образом. Мир внешний был как-то далеко. Его будто и вовсе не было. Я сибаритствовала с книжкой в руках, строила свои внутренние конструкции: умозрительно проживала различные варианты жизней (часто от начала до конца — от плана до результата), заслоненная от необходимости столкновений с действительностью отцовской пенсией и материнской терпимостью к моему длительному «процессу развития». И все никак ни до чего «не дозревала». А тут как-то совершенно неожиданно показался конец обучения — я уже была в старших классах школы. А страсть как не хотелось, чтобы это все кончалось! Как я понимаю грусть, испытываемую каждым новым поколением десятиклассников при прощании со школой. Это ведь прощание с уютным обжитым миром, который как-никак освоен, привычен, понятен, и переход во что-то новое,- совершенно непонятное. Из состояния минимальной ответственности от знакомых до мелочей прав и обязанностей, достаточно несложных и уже вошедших в привычку, доведенных до автоматизма, к состоянию ответственности, когда от твоего поведения начинает в твоей же судьбе многое зависеть, когда твой поступок уже влечет за собой целый ряд непредвиденных последствий и оценивается с гораздо большей строгостью другими. И эти «другие» — какие-то совсем уже другие, которых ты совсем не знаешь. И все надо обдумать хорошо, прежде чем на что-то решиться, потому что жизнь — не планируемая, не воображаемая, а реальная — у тебя все же одна; если начнешь неудачно, назад уже не вернешься, чтобы переиграть все заново. ' А тут оказалось, что ничего совсем не продумано... • 121
РАССКАЗЫ О ЖИВОТНЫХ, НО НЕ ТОЛЬКО О НИХ Дорин Тови А вы видели его по телевизору? 18 0)*" т о. 122 Естественно, нельзя было выдумать ничего глупее, чем написать о наших кошках. Чуть их имена появились в воскресных газетах, как они распоясались еще больше. Прежде, когда прохожие останавливались поговорить с нами через садовую калитку, кошки, как правило, тут же исчезали. Особенно, если решали, что разговор пойдет о них. «Пора поймать ту мышь»,— буркала Шеба и решительным шагом удалялась в глубину сада, чуть люди высказывали намерение поглядеть поближе на голубую сиамскую кошечку. «Гулять иду»,— орал Соломой и поспешно ретировался в лес, едва кто-нибудь ахал, какой он большой — и ие кусается ли он? «И назад никогда не вернусь»,— добавлял ои, если его непростительно оскорбляли вопросом, не мать ли он Шебы, а это случалось довольно часто — он такой крупный и черный, она такая маленькая и серебристая. И когда они уходили, я шла за Соломоном в лес. Обычно он сидел под сосной в тоске, на какую способны только сиамы — размышляя, вздыхал он, когда я перекидывала его через плечо и уносила домой, то ли уйти Продолжаем публикацию глав нз книги «Кошки в мае». Начало — в № 10. Полностью книга выходит в 1996 году в издательстве «Армада». жить к лисицам, то ли завербоваться в Иностранный легион. Слава все это изменила. Стоило кому- то остановиться поговорить с нами — пусть просто угольщик справлялся, к задней двери ему подъехать или как? — и в ту же секунду они возникали, неведомо откуда. Шеба проносилась по дорожке в облаке пыли, задыхаясь, тормозила на ограде и застенчиво спрашивала, читали ли оии про нее? Соломой небрежно огибал угол дома, слегка покачиваясь на длинных ногах, и заверял желающих послушать, что все это ои написал собственаолапно. Откуда что взялось, не понимаю! Кроме тех случаев, когда я запирала дверь перед его носом, и он, сидя на ограде и страдальчески глядя на них голубыми глазами, объяснял, что его выгнали из дома, или запирала его в гараже, где ои вопил во весь голос, каждое предложение в той книге создавалось под аккомпанемент прыжков Соломона, изображавшего кузнечика- переростка, и его жалоб, что стук машинки действует ему на нервы. И всякий раз, садясь за машинку, я ощущала себя преступницей. Иногда даже, когда он лежал врастяжку на коврике и отблески огня играли на его глянцевом кремовом пузе, а большая черная голова блаженно покоилась на голубом пузичке Шебы, я тихонько пробиралась наверх в
свободную комнату и там отстукивала несколько строчек, лишь бы не потревожить его. Соломон, всегда глухой, как пень, не слышал, как я металась по дороге, во всю силу легких выводя «толлнволлнволнн» (единственный зов, на который он откликался, видимо, считая верхом сиамского остроумия, когда прохожие косились на меня как-то странно н убыстряли шаг), Соломон, повторяю, звук машинки уловил бы и за милю. Одна соседка, давно привыкшая к тому, что наши кошки с воплями заглядывают к ней в окна посмотреть, чем она занимается, а то и проходят процессией через ее коттедж от парадной двери до задней, как- то пережила жуткое потрясение — подняв глаза от портативной машинки мужа, на которой выстукивала что-то одним пальцем, она увидела, что за окном на подоконнике Соломон прыгает вверх-вниз, вверх- вннз точно бешеный. Она тут же в панике позвонила мне и сообщила, что он полностью свихнулся. (Спрашивать, кто «он», нужды не было: вся деревня ждала этой минуты с момента его рождения.) Я приду за ним или ей вызвать ветеринара? Она долго отказывалась верить, что он просто таким образом реагирует на стук пишущей машинки. Если так, сказала она, то почему бы ему просто не уйти? Почему он прыгает на ее подоконнике как цирковая блоха? Вот именно — почему? Типичное его поведение и все. Я могла бесшумно прокрасться в свободную комнату илн на кухню, а то и с машинкой в руке ускользнуть в сарай — и через одну-две минуты являлся Соломон, глядел на меня с горькой укоризной и всякий раз, когда я ударяла по клавише, взмывал на несколько футов в воздух. Даже когда я с омерзением закрывала машинку, он продолжал прыгать. Пошевели ногой — и ои взлетал по вертикали как ракета. Возьми в руки каминные щипцы — «Кто-то,— кричал он, проделав полное сальто н осмотрительно приземлившись на бюро,— покушается на него». Как-то, когда я только что убрала машинку, священник неожиданно окликнул его сзади, когда он пил нз цветочной вазы па столике в прихожей,— и бедняга Сол с перепугу чуть не ударился о потолок. Чтобы преодолеть эту идиосинкразию, нам пришлось обзавестись бесшумной пишмашинкой, а если кто-то упрекнет нас в глупом потакании животным, отвечу, что купили мы ее не ради Соломона, а потому лишь, что н наши с Чарльзом нервы совсем сдали, и мы уже тоже прыгали, как кузнечики. К тому времени, когда книга вышла, Соломон забыл про машинку — он, но не мы. Когда нас попросили привезти их в Лондон на званый вечер с сиамскими кошками, мы позеленели н сразу отказались наотрез. «У Соломона шалят нервы,— объяснили мы,— и наши тоже, н очень». «Так привезите Шебу»,— предложили нам. Но н это было невозможно. Как мы убедились на горьком опыте, когда дружок Шебы укусил ее за хвост и нам спешно пришлось везти ее к ветеринару, Соломон, оставшись в одиночестве даже на полчаса, сразу водворился на подоконник в прихожей, чтобы вся деревня видела, до чего мы с ним не считаемся, и выл так, что чуть крыша не обрушилась. А потому мы отправились на вечер без них, что и привело к самым роковым последствиям, ибо там мы познакомились с кошками, которые умели себя вести. Обворожительная старая снамка Сьюкн, судя по шрамам, была в свое время порядочной безобразницей, что подтверждалось и рваным ухом, но теперь она сидела в своей корзинке величаво, как сама королева Виктория, и мирно смотрела на происходящее сквозь тонкие прутья. Два юных гладеньких сил-пойнта из Челси, Бартоломью и Маргарита, попивали херес и были так похожи на Соломона, что у меня сердце оборвалось прн мысли, что он сейчас либо терзает дорожку на лестнице, либо басом профундо извещает всю деревню, какие мы бездушные — уехали, а его бросили. Но самым внушительным был Тиг, который прибыл на вечер прямо из телестудии. Тиг тоже очень походил на Соломона, но (хотя вид у его хозяйки был измученный, а шляпа ня^лобучена набок в нормальном стиле сиамовладельцев) излучал $* невозмутимое спокойствие. Когда она до- |« стала его плошку с землей, прося нзвине- т' СО о 123
от IS в "~ s 5 no ния — он ведь был очень занят, а переполнение мочевого пузыря ему вредно,— он посмотрел на нее с брезгливым презрением. «Мочевого пузыря у меня нет»,— сказал он и отошел поздороваться с репортерами и фотографами, словно всю жизнь только и водил такие знакомства. И всякий раз, когда мы смотрели на его хозяйку, лицо у нее становилось все тревожнее, и она по- прежнему следовала за ним с плошкой, но до конца вечера Тиг отказывался воспользоваться этим удобством с самообладанием, сделавшим бы честь самому закаленному общественному деятелю. Домой я ехала в поезде, зеленая от зависти. Все эти кошки, светские до мозга н костей... Надменный отказ Тнга от плошки с землей... И сам Тнг — лощеный, уравновешенный, невозмутимый... и выступает по телевидению... Я с тихой тоской спросила Чарльза, что, по его мнению, произойдет, если нашу парочку когда-нибудь пригласят выступнть на голубом экране. «Наверное, все было бы отлично»,— пробормотал Чарльз, блаженно развалившись на сиденьн: ему в эту минуту все — включая н сиамских кошек — рисовалось сквозь розовую дымку, подсвеченную шампанским. «Возможно, мы (читай — я) — напрасно опасаемся брать нх с собой. Наши кошки,— сказал он, ласково поглаживая подголовник вместо голубого заднка Шебы и засыпая,— произведут на телевидении настоящий фурор». Вот почему, когда на другой день позвонили из студии Бн-бн-сн,— дескать, они знают про вечер и про книгу, так, может, Соломон н Шеба выступят в вечерней программе,— мы, не задумываясь, дали согласие. Зря, конечно. Я поняла это сразу, едва 124
о I п. положила трубку и увидела, что Соломон наблюдает за мной с порога восточным мрачно-подозрительным взглядом. Он всегда смотрел на меня так, когда я говорила по телефону,— вероятно, просто нз любопытства, чего это я болтаю сама с собой, а то и из убеждения, что я свихнулась н стоит подождать, не выкину ли я чего-нибудь интересного. Тем не менее, когда я увидела, как он сндит там, словно злодей- китаец из фильма о преступном мире лондонских доков, у меня по телу пробежала нервная дрожь. Дрожь эта оказалась пророческой. Едва Чарльз вошел с кошачьими корзннкамн в одну дверь, готовый отправиться в путь, как Соломон, тут же отказавшись от амплуа восточного злодея, прижал ушн н решительным шагом вышел в другую. Когда мы, наконец, отыскали его, он лежал, прижавшись к полу под кроватью и орал, что никуда не поедет, что сейчас знма, а мы знаем, знмой он никуда ни ногой. Потом сволокли Шебу с гардероба, куда она забралась не нз страха, а просто хотела, чтобы Чарльз и за ней погонялся. И к этому времени стало абсолютно ясно, чем обернется наше выступление по телевидению,— полнейшим бедламом. Так н произошло. Всю дорогу Соломон отчаянно грыз прутья своей корзины, точно гигантский термит. Чарльз, поскольку действие шампанского уже кончилось, трагично внушал мне, пока мы мчались в вечерней мгле, что он погибнет, если чертовы кошки выставят его на всеобщее посмешище, и мои нервы окончательно не выдержали — к счастью, я погрузилась в туманное полузабытье. Однако то, что моя память сохранила об этом вечере, будет преследовать меня до конца моих дней. Словно тягостный бред. Шествие через ■л 125
Oi/J IS I r к ПО фойе — Чарли несет Шебу, я несу Соломона, а сзади (н, судя по его выражению, этого Бн-бн-си не учла) помощник продюсера несет ящик с землей. Наставления в студии — продюсер деловито указывает, "то я должна говорить и где сидеть, а мне становится все жарче и жарче при мысли, что произойдет, когда мы откроем корзинки. Самый кошмар начался, когда мы их открыли и во мгновение ока тихая чинная студия преобразилась в карусель — Чарльз и продюсер мчатся бешеными кругами за Соломоном, а он несется, как призовой скакун, и выкликает, что никуда зимой не ездит, мы же знаем. Жуткие интервалы, когда они хватали его, лихорадочно совали в мон объятия и хриплыми от тревоги голосами умоляли, хоть на этот раз его удержать во имя всего святого. И леденящая кульминация: когти Соломона абордажными крючьями впиваются мне в спину, Шеба у меня на коленях самодовольно ухмыляется камере, продюсер в контрольном зале возносит вслух молитву, мы выходим в эфир — и ведущий приветствует нас рекордными по иднотнчностн словами: если он не ошибается, я привезла в студию моих кошек. Что происходило дальше, не знаю. Помню только, как Соломон с оглушительным воплем спрыгнул с моей спины и бросился к вентилятору. По-видимому, я сказала что-то о том, как он наловчился открывать холодильник — во всяком случае на другой день пришли две старушки посмотреть, как он это делает. Шеба, несомненно, поведала обычную свою душещипательную историю, иначе почему бы мы получили письмо от какой-то женщины с предложением удочерить ее? «Чудной крошкой» назвала она ее, не зная, что в первый н единственный раз, когда нам удалось на полсекунды усадить Соломона мне на колени, подлянка исподтишка ущипнула его в областн хвоста, и он взвился в воздух как ракета. Еще смутно помню, как Чарльз вез нас домой, бил себя кулаком по лбу и безнадежно спрашивал, за что, ну за что ему такое? Однако более или менее в сознание я пришла только на следующий день. На следующий день, когда зашел священник справиться о моем здоровье и о том, как чувствует себя Соломон,— для него же это, конечно, было тяжким, тяжким испытанием. И тут появился сам Соломон. И не съсжавшийся, напуганный, дрожащий от страха, но шагая нетороплива и надменно — походкой Рекса Харрисона, как мы скоро начали ее называть. Приблизясь, он поздоровался со священником басистым воплем. А затем остановился для пущего эффекта и осведомился (глаза его преподобия округлились за стеклами очков в два яичных желтка), видел лн он его по телевизору? Даешь трубы! «Нет,— сказал Чарльз, спуская воду из бачка и уныло выслушивая утробное бульканье, которым туг же ответила раковина,— должна же быть причина, почему на нас все время что-то сваливается». Я разделяла его чувства. На этой неделе на нас свалилось следующее: Соломона укусил котенок, взорвалась скороварка и — в качестве последней соломинки — что-то случилось с канализационными трубами. Впрочем, непосредственные причины были достаточно ясны. Соломон был укушен, потому что загнал в угол бродячего котенка величиной с блоху, подверг его легкой пытке — уселся в двух фугах от него, чтобы котенок не мог до него дотянуться, и экспериментально тыкал ему в мордочку длинной черной лапой — и пришел к выводу, что куда интереснее засовывать лапу котенку в рот. Дважды он проделал это вполне успешно. Когда я бросилась на дорогу выручать бедняжку, уши Соломона лихо стояли торчком, свидетельствуя, что в этом занятии он усмотрел огромные потенциальные возможности и готов храбро их исследовать. В третий раз, когда я была уже совсем близко, котенок зажмурился, собрался с духом и укусил. Соломон после этого два дня хромал. Собственно, пострадал он мало. Рассмотреть укус можно было только в лупу. Но Соломон любил все использовать до максимума. Если его укусили, значит, он ранен, А если он ранен, так пусть все об этом знают! А потому, садясь, он держал пострадавшую лапу на весу и демонстративно дрожал, как осиновый лист. А когда ходил, то хромал не как обычные нормальные кошки, но передвигался мучительными трехногими прыжками наподобие лягушки — что и послужило непосредственной причиной взрыва скороварки. Эти его скачки и прыжки по всему дому довели меня до того, что утром, положив в скороварку кошачью крольчатину, я забыла налить туда воду. Но у всего есть своя светлая сторона; когда предохранительный клапан вырвало с оглушительным «бу-у-м!», Соломон впервые за несколько дней перестал быть раненым и молнией взлетел ва ближайшее дерево. Непосредственная причина неприятностей с отстойником была, по мнению Сид- 126
ни, который в свободное время работал у нас в саду н огороде, не менее проста. Мы слишком часто принимали ванны. Легко ему было говорить! Ему не только не грозила опасность злоупотребить ваннами, в чем мы убеждались всякий раз, оказавшись с подветренной стороны от него, но его удобства были подсоединены к главной канализационной трубе. Неофициально, разумеется, а то пришлось бы за это платить. Сидни отгородил угол кухни под великолепную ванную, а соорудив ее, два темных зимних вечера, когда соседи сидели у телевизоров, копал под каменными плитами. И точно форель на майского жука, поднялся к тому месту, где мимо его коттеджа проходила «вонючка», как он ее назвал, и подсоединился к ней. При желании он мог бы принимать по десять ванн на дню без малейших помех. Однако Сидни был протнв принятия ванн из принципа — только расслабляют, утверждал он. Ему просто была нужна ванная не хуже, чем в муниципальных домах, н все. Мы же, наоборот, сведя мытье в ванной до голодного минимума (Чарльз утверждал, что даже мысль об этом заставляет его ощущать себя заросшим грязью изгоем), всякий раз, спуская воду, слышали это гнусное бульканье, от которого кошки приходили в дикий восторг, мчались в ванную и выкрикивали угрозы в отводную трубу. А крышка смотрового колодца угрожающе приподнималась. Дело дошло до того, что стоило нам вылить воду в кухонную раковину, как она затопляла ванну. И Чарльз сказал, что необходимо принять меры. Обычно Чарльз такой торопливостью не отличается. Например, когда он снял в доме все дверные ручки, чтобы их выкрасить, прошел не одни месяц, прежде чем он водворил их на место. Хотя людям, чтобы войти, постоянно приходилось прибегать к штопору. «Рим,— заявил Чарльз,— не одни день строился (а люди по всему коттеджу сражались с дверями и клялись, что их ноги больше в этом доме не будет), ну и обновление его — особенно покрытие шести ручек черной эмалью — требует времени». Другое дело — сточные трубы. Когда они закапризничали, до приезда тетушки Чарльза Этель оставалась одна неделя, и их необходимо было утихомирить, учитывая характер тетушки Этель — «старой ведьмы в самом соку»,— как выразился старик Адаме, наш сосед, в тот день, когда услышал, какой крик она подняла, потому что Соломон оставил свой автограф, грязные отпечатки больших лап, на ее ночной рубашке. Он бы на ней и за десять фунтов не женился. Да, принять меры было необходимо. Но когда мы позвонили водопроводчику, к несчастью, оказалось, что он за это возьмется не раньше чем через две недели, и в результате (о чем я стараюсь не вспоминать, и особенно по ночам, когда думаю о Чарльзе н о кошках, внушая себе, что мне есть, есть чему радоваться!) Чарльз и Сидни взяли это иа себя. На счету Чарльза имеется немало катастроф. Как-то раз он навинтил в прихожей бра, например, и, экспериментируя с подсоединением к проводке, получил всякие интересные результаты. Сначала, стоило нажать на кнопку выключателя, и в гостиной зажигались все лампы, хотя прихожая оставалась темной; затем после кое- каких манипуляций он добился еще более замечательного феномена — при нажатии кнопки в доме перегорели все лампочки, и наконец (уж если это не поможет, ликующе заявил Чарльз, появляясь из чулана с большой отверткой в руке, так и рассчитывать больше не на что!) — роскошный финал: он вдвинул рубильник на место, и в долине погасли все огни. И тот раз, когда он сложил ограду из камней, и по меньшей мере четверо стариков, предвкушая пинту пива в «Розе и Короне», заявили, что лучше кладки они не видели с тех пор, как совсем мальцами были, н что сердце радуется, что старое-то ремесло еще ие позабыто! Но едва последний из них, ковыляя, скрылся за поворотом, как ограда рухнула и надолго завалила дорогу. Ну, а Сидни... Несколько лет назад рабочие почтового ведомства неделю убирали местные телефонные провода под землю, и едва их зеленый фургончик укатил в город, как Сидни, который тогда работал у соседнего фермера, беззаботно отправился пахать и перерезал плугом кабель пополам. Ну, и можете себе представить, как эта парочка приводила в порядок нашу канализацию. Во-первых, они сняли крышку со смотрового колодца и прокопали длинную глубокую канаву поперек лужайки в поисках поглотительного колодца. Затем, по совету старика Адамса, который случайно заглянул к нам, и, хотя сам предпочитает будочку за домом, очень даже хорошо разбирается в подобных вещах, они выкопали длинную глубокую канаву в противоположную сторону, и нашли искомое. Затем они перекрыли трубу. После этого, потея, надрываясь и объясняя мне, какая это выматывающая работа, они углубили и расширили поглотительный колодец и за- я с ЗЕ 18 i a а со о 127
m ■ го с 3 От 18 5 1 5 (0° ложили его камнями. Жаль, что к тому времени старик Адаме отправился домой пообедать, не то он мог бы заодно объяснить им, что глупо открывать трубу, не выбравшись предварительно из канавы. Ну и когда я вышла, чтобы позвать их к столу, раздался властный возглас Чарльза, который в воображении, видимо, завершал строительство плотины на какой-то могучей реке: «Пускай!». Кнрка Снднн вышибла затычку, н не успели бы вы сосчитать до двух, как оба уже стояли по щиколотку в черной вонючей воде, а Чарльз на мой вопрос, что он затеял, сумел только ответить, что его левый резиновый сапог протекает. После этого все пошло сикось-накось. Пока мы обедали, Соломон вышел погулять, начал заглядывать под доски, которые они настелили поверх канавы, и немедленно свалился туда. Едва мы его выудили, как Чарльз принялся прочищать трубы шестом (в этом никакой нужды не было, но он сказал, что любит делать все обстоятельно) н уронил плунжер. Чуть только выудилн плунжер, Сиднн испустил придушенный крнк: он часами беззаботно кружил возле открытого смотрового колодца, но лишь сейчас удосужился измерить его глубину шестом. Семь футов! Сиднн почти сразу же ушел домой. Никогда еще, сказал он, ему не встречался колодец глубже четырех футов шести дюймов. Стоит только в него провалиться, твердил он в панике с другого края лужайки, н уж тебя оттуда не вытащат! Бесполезно было втолковывать ему, что поперечник колодца меньше четырех футов, и хотя теоретически в него можно провалиться, практически для этого придется вытянуться по стойке смирно и хорошенько прижать руки по швам. Но Сидни был сыт по горло и отправился домой, боязливо оглянувшись на нас через плечо, будто мы только что покусились прикончить его, и оставил нас разделываться с трубами и канавами. Пришпориваемые мыслью о том, что скажет тетушка Этель, если ванна, пока она будет лежать в ней, наполнится водой из раковины, где моется посуда, мы принялись разделываться с ними. Интересно заметить, что трубы велн себя идеально, пока канаву не засыпали, а тогда вода опять как сумасшедшая принялась течь не там и не туда, однако до конца недели угомонилась, и все пришло в порядок. Затем — «Специально, чтобы не давать ему передышки,— свирепо заявил Чарльз, чтобы после труб, сиамских кошек, а также упрямых ослов вроде Сидни, окончательно свести его в могилу»,— вечером накануне приезда тетушки Этель пропала Шеба. Будь это Соломон, мы бы не удивились. Соломон постоянно шлялся, где попало. Нагло заглядывал в чужне окна, зловеще шнырял возле чьих-то курятников — впрочем, если бы только что вылупившийся цыпленок просто посмотрел бы ему прямо в глаза, он бы мгновенно улепетнул. Как- то раз двое пеших туристов, проходя мимо коттеджа и увидев Шебу на крыше машины (откуда она нежно улыбалась Чарльзу), спросили: «А кот с черной мордой тоже ваш?» Мы ответили утвердительно, н они сказали, что могут сообщить нам, где он сейчас,— прячется в высокой траве в двух милях вверх по долине. Насмерть их перепугал, сказали онн. Только они устроились перекусить у ручья и Лила повернулась, чтобы бросить банановую корку в кусты, как вдруг нз купыря вылезла его черная морда. Она до того перепугалась, что облила нз термоса все шорты. — Нельзя такого выпускать,— сказал муж Лилы, нежно вытирая бочкообразное бедро Лилы в бурых пятнах чая.— Такого надо в клетке запирать! — заорал он мне в спину, когда я припустила по дороге. Практически все, кто знал Соломона, обязательно хоть раз, но говорили что- нибудь в таком роде, но бежала я не потому. В долине водились лнсы, и хотя я побилась об заклад на любую сумму, что Шеба справится со всякой встречной лисой, мне с пронзительной ясностью представлялось, как Соломона затаскивают в ближайшую лисью нору, а он продолжает спрашивать, видели лн они его по телевизору. Впрочем, я встретилась с ним за первым же поворотом дороги — он шел по ее середине, величаво изображая Рекса Харрисона, и громко жаловался, что новые знакомые его не подождали. Нет, с ним ничего не случилось. Но всего несколько дней спустя мы оплакивали Шебу в убеждении, что ее сцапала лисица. Вечер был таким же, как сотни и сотни до него,— я возилась в саду, комары увлеченно кусались, порой свирепые ругательства и звон бьющегося стекла доносились нз угла, где Чарльз с инструкцией в одной руке сооружал свой собственный парник. Соломона нашлепали за то, что он катался по пионам. Шебу — чтобы не охотилась на бантамских кур старика Адам- са. Соломон оглушил осу, но съесть ее не успел — помешали в последнюю секунду. Шеба, всегда выискивающая случай произвести впечатление, растянулась в позе Дианы в ящике с рассадой, поставленном 128
на ограду, н произвела большое впечатление на прохожих — еще большее на Чарльза, когда он обнаружил, что возлежит она на салате, который он собрался посадить. Обычный, нормальный вечер. До той секунды, когда я пошла позвать их ужинать и вместо привычной живой картины — две кошечки в тихой печали сидят на ограде, не зная, нужны ли они нам еще — увидела одного Соломона. Он весело боксировал с мошкарой. А когда мы спросили его, где Шеба, он ответил, что не знает, но волноваться нам не надо: он, так и быть, съест и ее ужин. Мы искали ее три часа — и без всякого толка. Сначала неторопливо, каждую минуту ожидая увидеть, как ее маленькая фигурка покажется на дороге илн выбежит из леса. Затем уже с тревогой, вооружившись фонариками, по сараям н в старых амбарах, блуждая по лесу и зовя, зовя, а Соломон, запертый на случай, если ему тоже захочется проделать фокус с исчезновением, завывал на подоконнике в кухне, осыпая нас упреками. Мы легли в час ночн. Не спать, но ждать рассвета, чтобы продолжить поиски. Это была одна нз самых тяжелых ночей в моей жизни. И не только из-за Шебы, чье изуродованное тельце, казалось мне, валяется в лисьей норе. Но и из-за Чарльза, который то объяснял, что задушит проклятую лису собственными руками, когда поймает, то вспоминал таинственную детскую коляску, которую в сумерках катили вверх по склону. Чем больше он о ней думает, твердил он, тем все больше убеждается, что Шебу похитили. И из-за урагана, который бушевал у кровати, точно у мыса Горн, потому что все дверн и окна в доме были открыты настежь, чтобы мы услыша- лн, если она позовет. И в немалой степени из-за Соломона, который в два часа ночи принялся во весь голос завывать в свободной комнате. — Бедный малыш! — сказал Чарльз, когда после особенно пронзительного вопля мы решили забрать его к себе, пока он не разбудил всю долину. — Он тоже без нее места себе не находит,— сказал Чарльз, когда Соломон с обиженным хмыканьем вошел в спальню и подозрительно заглянул под кровать. Естественно, ничего подобного. Соломона просто язвила мысль, что Шеба с нами, а он нет. И убедившись, что ее нигде не видно, он устроился поуютнее с головой у меня на плече и вскоре захрапел, как свинья. Чуть позже храп сменился непрерывным скрежетом зубовным. Ему снился счастливый сон, как в будущем он каждый вечер будет съедать ужин Шебы, а не только свой, и лншая нас всякой возможности услышать ее призывы, Соломон продолжал сладко спать. Причина всех тревог вернулась в девять утра. Мы с рассвета снова прочесывали лес, звали ее, пока не охрипли, с тревогой оглядывали ручьи н поилки для скота — что если она плавает там среди ряски, как миниатюрная голубая Офелня. К нам присоединился старик Ддамс с лопатой в руках, намереваясь разрыть лисью нору в лесу, дабы мы узнали, не там ли она нашла свой конец. Чарльз наотрез отказывался верить, что мы потеряли ее навсегда, и подробнее разрабатывал теорию, что ее — предположительно связанную и с кляпом во рту, поскольку мы не слышали нн звука, похитили и увезли в той самой детской коляске. Он намеревался тут же позвонить в Скотленд-Ярд. Соломон восседал на скороварке, опасаясь хоть что-нибудь упустить, а его сверхсамодовольный вид яснее слов говорил: «Я-то здесь, верно? А Шеба — дура». Тут раздался стон, исполненный надтреснутым сопрано, н она вошла в кухню. Мы так и не узнали, где она пропадала. Сама я, глядя на ее грязные лапы и стертые когти, решила, что ее случайно заперли в чьем-то сарае, н всю ночь она копала подземный ход, чтобы выбраться наружу. Сама Шеба поддерживала теорию Чарльза. — Да, ее похитили,— заверяла она нас, скашивая глаза и загадочно ухмыляясь всякий раз, когда мы на нее смотрели.— Заперли в зарешеченном погребе и поставили сторожить огромного-преогромного детнну. Вылезла в окошко и прошла десять миль до дома, а похитители гнались за ней по пятам. На телевидении за такую историю ухватятся, верно? И она небрежной походкой направилась к своей мисочке посмотреть, что иа завтрак. И тут Соломон сделал то, что я с наслаждением сделала бы сама: сшиб ее с ног и укусил в основание хвоста. • Перевод с английского Ирины ГУРОВОЙ IS О) *~ X О. 1 5 5 Знание — сила 129
МЕЖДУ НЕБОМ И ЗЕМЛЕЙ Как ни убеждает нас наука, что небо — это безграничная глубина пространства, все же, когда в него долго смотришь, оно кажется каким-то сказочным сводом, а меж/у ним и нашей Землей летают планеты, кометы, квазары и спутники. И чем больше ученые туда вглядываются, тем больше встает вопросов, тем все загадочней и непонятней..* Но по-прежнему — интересно! Загадки вместо отгадок Астрономы всего мира с нетерпением ждали результатов с космического телескопа имени Хаббла: вне атмосферы Земли ничто не должно было мешать ему разглядывать тайны природы. И вот информация пошла бурным потоком. К сожалению, несет она больше загадок, чем отгадок. Считалось, что квазары черпают энергию для своего мощнейшего излучения из близлежащих галактик. Но из четырнадцати обследованных Хабблом галактик у восьми ничего подобного не обнаружилось. Откуда же энергия у квазаров? Наука не знает и должна серьезно пересмотреть свои теории. «Это самые непонятные данные, которые я анализировал когда-либо»,— считает Дональд Шнейдер из университета американского штата Пенсильвания. Темная сторона Луны Американский космический зонд «Клементина», исследующий темную сторону Луны, обнаружил там гигантский кратер глубиной тринадцать и шириной две с половиной тысячи километров. Он покрывает почти четверть темной половины, и это самый большой и глубокий кратер в Солнечной системе. Похоже, что он еще и самый старый: ему около четырех миллиардов лет. За семьдесят дней своего визита к Луне «Клементина» создала самую точную топографическую карту Луны, она обнаружила, что разница между самой высокой и глубокой точками Луны составляет шестнадцать километров, а не двенадцать, как определил в свое время экипаж «Аполло»*. Где же мы с вами живем? Древние философы ставили Землю в центр мироздания. Все последующее развитие науки снижало нашу значимость: оказалось, что наше Солнце — незаметная звездочка в небольшой галактике, одной из миллионов таких же галактик. Последние находки теоретиков возвращают нам надежду опять вернуться в центр. Андрей Линде из Стенфордско- го университета (США) предположил, что расширение Вселенной происходит в виде пузырей в сверхплотном космическом окружении («Знание — сила», № 10 за 1995 год). И таких пузырей — вселенных — бесконечно много. Плотность материи в таких пузырях может быть разной, и, что особенно интересно, по краям каждого пузыря она больше, чем в центре. Хорошо известно, что измерения плотности вещества в нашем пузыре — Вселенной — дают малую величину, что очень заботит ученых. Так, может, мы все- таки живем в центре? Надувные антенны Когда какой-нибудь прибор или устройство собираются посылать в космос, его стараются упаковать как можно компактнее, потому что в космическом корабле каждый сантиметр объема на счету. Поэтому все антенны до сих пор делали складными. Но то, что складывается, может порой и не раскрыться, как случилось с антенной зонда «Галилей», стоившего полтора миллиарда долларов. Конструкторы из Калифорнии Митч Тома и Костас Кассапакис предлагают делать антенны надувными, тогда проста нечему будет ломаться. Пока это лишь эффектная идея, и авторы строят первую модель, которая будет испытана в следующем году. Две наиболее серьезные проблемы: смогут ли надувные конструкции выдерживать размеры, необходимые для точного положения антенн, и как уберечь надувные трубки от метеоритов. Делать их собираются из шестимиллиметрового майлара Время покажет, что получится, но идея хороша. 130
А • В. Кандинский. «Голубое небо». просторах Вселенной. Например, в августе прошлого года американские астрономы из Института планетарной науки в Таксоне (штат Аризона) обнаружили астероид ИДУ. У которого есть своя собственная Луна — Дактиль. Анализируя движение этой «парочки», удалось установить, что Ида состоит из материала с очень малой плотностью — в полтора раза меньше, чем у аналогичных астероидов. Кроме того, поверхность у нее какая-то неоднородная, ее цвет и фактура меняются от места к месту. То ли этот астероид из кусков состоит, то ли дырки у него внутри. А может быть?.. f Осторожно, сверхновая! Джон Эллис из Европейского центра ядерных исследований и Дэвид Шрамм из Чикаго — известные специалисты в области элементарных частиц, решили заняться палеоботаникой: они предложили теорию, согласно которой исчезновение почти всего живого на Земле много миллионов лет назад связано со вспышкой сверхновой звезды. Если заезда вспыхивает в тридцати трех световых годах от Земли, то поток космических лучей на Землю возрастает в сто раз. Выжигается девяносто процентов озонового слоя, и излучение начинает выжигать все живое. Расчеты Эллиса и Шрам- ма показывают, что такая вспышка должна происходить раз в двести пятьдесят миллионов лет. Теперь надо искать ее следы в древних породах камня. Одно из подозрительных мест — конец пермского периода, двести сорок миллионов лег назад. Странный астероид Американский космический зонд «Галилей» продолжает свой полет к Юпитеру, а по пути отыскивает немало любопытного в бескрайних Пыль, всюду пыль... Известно, что Солнце на закате кажется красноватым потому, что лучи его проходят через слой запыленной земной атмосферы. Рэчел Вебстер с коллегами из Австралийского университета в Мельбурне обнаружили, что аналогичный эффект может работать и во Вселенной. По их мнению, например, многие квазары менее красные на самом деле, а краснеть их заставляет космическая пыль. Для квазаров это очень важно, потому что по их «цвету» определяется расстояние до них Если гипотеза Вебстер подтвердится, то астрономам придется пересмотреть некоторые свои теории, в частности, оценки возраста Вселенной, которые используют квазары и их возраст. 131
• В. Кандинский. «Лирический овал* \
Князь Петр Козловский «Русский европеец». Так шутливо Жермена де Сталь величала князя Петра Козловского — дипломата, путешественника, литератора* Наполеон переслал князю Петру орден Почетного легиона. Почетное звание доктора — первому из русских — от Оксфордского университета. Восторженные отзывы — от просвещенной Европы: лорд Байрон и граф Жозеф деМестр, Гейне, Бальзак, маркиз деКюстин... Петр Вяземский вспоминал: «Главная деятельность Козловского была устная и не выражавшаяся в действиях. Нужно было бы иметь при нем постоянного и неутомимого стенографа. Вот что могло бы дать полную и живую фотографию его». Сетования друга-тезки отчасти справедливы. Тем более, что в Россию дипломат-путешественник Козловский наезжал не часто. Сохранились, однако, первоклассные «снимки» — воспоминания современников — от самого князя П. Вяземского. От А. Пушкина и В. Жуковского. «Хромого Тургенева» и брата его Александра. От Ф. Тютчева. От Филиппа Фи- липпыча Вигеля. От княгини 3. Волконской. Аркадий МУРАШЕВ «Друг бардов английских...» Учитывая привязанность князя Петра к Англии, позволим себе одолжиться у Джерома К. Джерома рецептом приготовления ирландского рагу. Основными компонентами коего и явились воспоминания, письма, дневники самого князя Петра и его современников, и в качестве «приправы» и «перчинок» — карикатуры на князя и его портрет. Итак, полистаем альбомы современников. Петр Козловский родился в Москве в декабре 1783 года. Юный князь — «Рюриковой крови». В прямой нисходящей линии от легендарного предка — двадцать восьмое колено. Домашнее образование — в «третьем Риме». Всенепременные французы. «Из Бордо». Но не только. Скорее — парижские эмигранты из «благородных» — д'Отишан, Лам- бер, Шамиссо. Литературный дебют — в «Приятном и полезном препровождении времени». Год до рождения А. Пушкина. В 1798-м, « безмолвно молодым внимал...» тогдашний живой классик — В. Дмит- 133
риев. В январе 1801 года киязь Петр определен в службу. Ваше слово ... Филипп Филиппыч: • Филипп Филиппович Вигелъ (1786-1856). «Архивный юноша». Чиновник. Автор занятных *3аписок» • Федор Иванович Тютчев (1803-1873) ...Молва уже говорила нам об одном князе Козловском, молодом мудреце, который имел намерение определиться к нам в товарищи, и мы с любопытством ожидали обещанное нам чудо. Вместо чуда увидели мы просто чудака. Правда, толщина не по летам, в голосе и походке натуральная важность, а на лице удивительное сходство с портретами Бурбонов старшей линии ... разглядев же его пристальнее, узнали мы в нем совсем не педанта, но доброго малого, сообщительного, веселого и даже легкомысленного. Способностей в нем было много, учености никакощ даже познаний весьма мало; но он славно говорил по-французски и порядочно писал русские стихи* Откормленный, румяный, он всегда смеялся и смешил, имел, однако же, искусство не давать себя осмеивать, несмотря на свое обжорство и умышленный цинизм в наряде, коим прикрывал он бедность и скупость родителей. ...Московский архив Коллегии иностранных дел. Элитное — в те времена — заведение. «Сливки» московские — князь Гагарин, братья Булгаковы, Андрей Тургенев, Дмитрий Блудов ... — «архивны юноши толпою...». Остроумные шалуны. Март 1801 года. Александр I на престоле. «Начало дней Твоих прекрасно...» — отклик князя Петра Козловского. Позже — созвучное и более известное — «Дней Александровых прекрасное начало...». От Александра Пушкина. А пока ... молодые честолюбцы разъежаются по европейским столицам: Вена, Неаполь ... Князь Петр прикомандирован к русскому посольству в Сардинии. Вслед за королевским двором, перекочевавшим в Рим. Юные дипломаты незамедлительно вступают в переписку. Александр Булгаков (из Неаполя) — брату Константину (в Вену; июль 1803 года): ...Козловский бегает по развалинам, удивляется и кричит: чогт знает, как славно!,. «Письма» — жанр модный среди россиян. После Н. Карамзина. Тон сентиментальный. И немножко шутливый. Вот еще одно, тому же адресату (от октября 1803 года): ...Козловский проказит в Риме; не имея что писать, расскажу анекдот с ним приключившийся. Собрание у папы [Пий VII]. Все туда съезжаются; Козловский в шелковых чулках, идет также по улицам, с двумя лакеями; инако из ворот своих не выходит, утверждая: один — для того чтобы объявлять о моем прибытии, а второй, чтобы чистить мои башмаки; приходит во дворец, входит в комнату, множество людей, видит одного кардинала, думает, что папа, подходит к нему, целует его руку, говоря: vostra sanctita вместо sanctita ... Все — ха, ха, ха! Один француз говорит ему: сударь, это не папа. — А кто же это? — Кардинал. 134
— А где тогда папа? — Дальше, милостивый государь, но он не принимает. — Благовоспитанным иностранцам доступ открыт всегда и везде, отвечает Козловский и идет далее, входит в комнату папы, сам себя рекомендует. Папа его обласкал и много с ним говорил. Козловский, говорят, ночи не спал от радости ... Теперь объявил всем, что начал писать римскую историю; ее план показал, говорит, другу моему Шатобриану, который от него в восхищении.. . Шатобриан — сочинитель книги «Дух христианства» и при французской миссии в Риме... 1811-й ... князя Козловского отзывают в Россию. В Риме, на балу у графини Шуваловой, его встретил Тургенев Николай. Он пишет брату Сергею (ноябрь 1811 год): ..Мод конец бала вошел в горницу князь Козловский, возвращающийся в Россию из Кальяри ... Ты, я думаю, его помнишь: сделался еще толще. Я его тотчас узнал. Он, конечно, меня узнать не мог. Он очень обрадовала сей встрече. Позвал меня спать с собою в его трактире; там проболтали мы до третьего часу ночи. Он уже семь лет из России. Все спрашивал о состоянии литература и об экзаменах. Французский император дал ему недавно крест легиона второго класса, за то, что он спас несколько французских генералов и дал им пасспорты* Я с ним много спорил о таких предметах, которые никакому сомнению не подвержены: он утверждает, что русский народ никакого характера не имеет. Вот, брат, как и неглупые люди заблуждаются. Есть ли бессмысленное рассуждение некоторых иностранцев сделает на них в первой раз какое-нибудь впечатление, то они продолжают блуждать в сем лабиринте ложных мнений и наконец усиливаются в этих пустяках до невероятной степени... Вчера он был у меня во французском кафтане с кошельком. Можешь копию найти в Гогартовых карикатурах. Мартос тотчас срисовал его. Впрочем, в России князь Петр не задержался. В конце 1812 года вновь получил назначение к сардинскому двору. С повышением — в ранге посланника и полномочного министра. Кружной путь к месту. Вынужденная остановка в Англии (развязка войны на континенте еще не наступила). Князь Петр — герой великосветских салонов. «Друг бардов английских». Из письма лорда Байрона — Д. Меррею (февраль 1814 года)»: ...Меня столько же заботит «Курьер», сколько князь или вообще князья, за исключением Козловского... Кстати, «добавим... (не от себя, а от литературоведа М. Алексеева) ...что, несомненно, Козловского Байрон упомянул еще раз в XVII строфе 7-й песни «Дон- Жуана», где его имя искажено и стоит в ряду других, также искаженных имен: «Schermatoff and Chermatoff, Koklophti, Koclobski, Kourakin and Mouskin-Pouskin...» В апреле 1814-го — князь «при дворе». В Турине. В конце года — уже в Вене. На конгрессе. Николай Тургенев: • Иван Иванович Дмитриев (17SO—1837). Писатель * Зинаива Александровна Волконская (1792— 1862). Поэтесса, певица, композитор. Хозяйка салона, собиравшего в двадцатых годах прошлого века весь цвет московской интеллигенции 135
• Василий Андреевич Жуковский (1783—1852) • Генрих Гейне (1797-1856) • «Долгота и широта Санкт -Петербурга». (Графиня Д. Ливен и князь П. Козловский). Гравюра Дж. Крукшанка ... князь Козловский еще здесь и занимается чтением Библии.,. Похоже, в Вене с ним свел знакомство граф де ла Гард: „.Один из присутствующих за столом, князь Козловский, русский посланник в Турине, уполномоченный своим государем содействовать на конгрессе соединению Генуи и Пьемонта, сопровождал каждый стакан токайского остротою или эпиграммой, которые касались или его двора, или того двора, при котором он был уполномочен... Хотя император Александр, которого он потешал своими шутками, относился к нему очень благосклонно, ... но все-таки мне казалось, что он как будто прокладывает себе верный путь к немилости или изгнанию, потому что он выражался с благородной независимостью, которой он научился, конечно, уже не в обществе придворных. Истина и сила его замечаний были таковы, что если бы он заговорил так в Петербурге, как он это делал в Вене, я мог бы побиться об заклад, что для него тотчас же были приготовлены фельдъегерь и кибитка, чтобы отвезти его вглубь Сибири для того, чтобы он там научился молчанию, которое должно быть неотъемлемою принадлежностью его дипломатического положения. Тем не менее князь Козловский был нелицемерно предан своему государю и был воодушевлен славой и величием своей родины... В 1820-м П. Козловский (чрезвычайный посланник и полномочный министр при дворах Баденском и Вюр- тембергском) оставляет дипломатическое поприще. Предчувствия графа де ла Гарда отчасти оправдались. Князь Петр колесит по Европе. Встречи. Переписка. Ф. Тютчев из Мюнхена (декабрь 1824): Дорогой князь, Только будучи всецело убежден в неисчерпаемой доброте, составляющей суть вашей натуры, осмеливаюсь я докучать вам своим письмом. Впрочем, я мог бы счесть достаточным себе оправданием и глубоко искреннюю преданность по отношению к вам. ... Вот уже около двух лет я получаю о вас только косвенные и весьма скудные известия, лишь усугубляющие неопределенность, в которой я пребываю на ваш счет. ... Барон Хорнштейн 136
Франсуа-Рене Шатобриан (1768-1848). присоединяется ко мне в изъявлении глубочайшего уважения к вам. Без сомнения, кроме меня, в мире нет человека, любящего вас сильнее, чем он. Мы видимся с ним очень часто, и, если верно, что дух Учителя присутствует везде, где двое собрались во имя его, то просто необходимо, князь, чтобы вы иногда снисходили до нас в своих помыслах. «Русский европеец» в Берлине, в Париже, в Лондоне... В августе 1826 года на острове Норденрей князь Козловский сходится с Гейне. Два фрагмента из переписки поэта: ...Я много общаюсь с князем Козловским, очень остроумным человеком. ...Я очень подружился с русским, nous etions insepara- ^Р^»"Узскии писатель Mes <мы были неразлучны>, и позднее мы снова с ним свиделись в Линденгофе и Бремене. Он еще не знает, может ли он вернуться в Россию или нет... «Back in «to Russia» — в конце 1835 года. Князь Петр в Петербурге. В кругу родных. Слушает романс — «покаяние» племянника своего — Александра Даргомыжского: Каюсь, дядя, чорт попутал... Среди друзей — В. Жуковский и князь П. Вяземский. А. Пушкин, раз познакомившись с князем, зазывает в «современники». Позже князь Петр вспоминал: .„Когда незабвенный издатель «Современника» убеждал меня быть его сотрудником в этом журнале, я • Князь Петр Козловский. Дружеский шарж • «Любезный повеса». Карикатура на Козловского неизвестного английского художника f ЛюЛедемй Повесе) Карнкатури на Козловского неизвестного Английскою художника
• Александр Сергеевич Пушкин (1799-1837) • Петр Яковлевич Чаадаев (1793—1856) представлял ему, без всякой лицемерной скромности, без всяких уверток самолюбия, сколько сухие статьи мои, по моему мнению, долженствовали казаться неуместными в периодических листах, одной легкой литературе посвященных. Не так думал Пушкин. В первой книжке журнала П. Козловский «разбирает» «Парижский математический ежегодник»: Возвратясь в наше Отечество, после долговременного отсутствия, мы с радостию взираем на возрастающий в нем порыв к просвещению ... но, к сожалению, сколько нам известно, все сие ограничивается литературою и некоторыми историческими произведениями, ... Науки, так сказать, остаются позади, исключительным занятием школ или уделом людей, посвятивших себя какой- либо отдельной части государственной службы. Таковое несогласие с ходом по сему предмету умов в Европе, тогда как во всем другом наши соотечественники храбро борются с нею, вовсе для нас неудобопонятно. Как бы то ни было, в недоумении истинной причины исключительного вкуса к литературе, мы с нашей стороны имеем в предмете сею статьею возбудить не токмо в юношах, но и в созрелом читателе желание к занятиям, которые новое просвещение так облегчило, что и нежный пол не находит большого затруднения в понятии правил просто и ясно изложенных... Вскоре — новая сЛтья «О надежде (то есть о теории вероятности или об удобосбытностях)». Из письма А. Пушкина к П. Чаадаеву (октябрь 1836 года): ...Читали ли вы 3-й № Современника?... Козловский стал бы моим провидением, если бы захотел раз навсегда сделаться литератором. Для князя же — «письменный процесс ... тягостен и ненавистен». Его собственные слова. А теперь послушаем признанного авторитета, архивиста П. Бартенева: ...Козловский владел необыкновенным искусством рассказа. Он сочинил целый роман ... Роман этот, из лености, он не положил на бумагу, а постепенно рассказывал его своим приятелям. Впрочем, еще одну статью князь напишет. Ту, что «обещал» А. Пушкину. Поэт вспомнит о ней ... — 26 января 1837-го... Статья «Краткое начертание теории паровых машин» появится в седьмой книжке журнала А. С. Пушкина, «изданного по смерти его в пользу его семейства». Стихотворение же поэта останется в черновиках: Ценитель умственных творений исполинских, Друг бардов английских... «Любовник муз латинских» в Петербурге не усидел. Летом 1836 года — уже в Варшаве. Получил место представителя министерства иностранных дел при наместнике в Царстве Польском князе И. Ф. Паскевиче. Едва ли только по соображениям материальным. П. Вяземский вспоминал: ...Николай I спросил его, зачем хочет он поселиться и служить в Варшаве. — Чтобы проповедовать полякам любовь к Вашему 138
Величеству и к России, — Ну,— сказал ему на то Император, улыбаясь,— как вы ни умны, а при всем уме и дарованиях ваших, вероятно, цели вы своей не достигнете,.. У каждого, верно, были свои резоны. Князь быстро завязал знакомства в польском обществе. «Он был,— свидетельствует П. Вяземский,— если можно позволить себе такое сравнение, род подушки (именно подушка, да еще какая!), которая служила к смягчению трений между властью и власти подлежащими...»-. Князь И. Ф. Паскевич — давний знакомый Козловского. Тем не менее, замечает Н. Шильдер, «...относился к нему с некоторым недоверием. Козловский был католик и в делах, относящихся до католического духовенства, он действовал не вполне согласно с видами правительства..,». А потому не случаен, видимо, такой пассаж в депеше фельдмаршала Николаю I — «... о князе Козловском имею счастье донести, что по секретным сведениям...». Туда же, в Петербург, адресуется и сам князь — Петру Вяземскому (ноябрь 1836 года): ...Мнение мое о письмах Чаадаева отгадать вам будет не трудно ... Как бы на странны казались его мысли, все-таки человек, не посягающий на существующее правление, не оскорбляющий высокую особу монарха, не ищущий в неблагоразумной своей искренности, ничего, кроме правды добра, все-таки в самых заблуждениях достоин заступления ... тех, у которых есть перо и сердце... 1839-й ... дружеская сходка во Франкфурте — В. Жуковский, Петр Козловский, Тургенев Александр. Последний сообщает письмом П. Вяземскому: .„Жуковский здоровее прежнего. Князь Козловский краснобай по-прежнему. Здесь и все его семейство, сын с невестой: он благословил их по-своему». Чуть позже, на борту «Николая I», князя встречает маркиз де Кюстин. Автор «Писем об Испании», «Этели» ... приятель Шатобриана и Рекамье направляется в Россию. Ему и слово: ..л увидел на палубе пожилого, очень полного, с трудом державшегося на своих колоссально распухших ногах господина, напоминающего лицом, фигурой, всем своим обликом Людовика XVI. Это был русский вельможа, князь Козловский. Он обратился ко мне, назвав меня по имени. Я был поражен ... наша беседа завязалась... Князь Петр наставляет «паломника» маркиза де Кюстина: ...Я дам вам ключ к разгадке страны, в которую вы теперь направляетесь. Думайте о каждом шаге, когда ры будете среди этого азиатского народа. Помните* что русские лишены влияний рыцарства и католицизма... вы не сможете составить себе верного представления о глубокой нетерпимости русских, потому что те из них, которые обладают просвещенным умом и состоят в деловых сношениях с Западом, прилагают все усилия к тому, чтобы скрыть господствующую у них идею — • Джордж Ноэл Гордой Байрон (1788—1824). Английский поэт • Александр Сергеевич Даргомыжский (1813— 1869). Русский композитор • Петр Андреевым Вяземский (1792-1878). Литератор, чиновник 139
• Николай Иванович Греч (1787-1867) Журналист, писатель • Петр Александрович Плетнев (1792-1865). Поэт. Критик. Академик торжество греческой ортодоксии, являющейся для них синонимом русской политики. Не думайте, например, что угнетение Польши является проявлением личного чувства императора. Это — результат глубокого и холодного расчета. Все акты жестокости в отношении Польши являются в глазах истинно верующих великой заслугой русского монарха. Святой дух вдохновляет его, возвышая душу над всеми человеческими чувствами, и сам бог благословляет исполнителя своих высоких предначертаний. При подобных взглядах судьи и палачи тем святее, чем большими варварами они являются... Таково, в записи маркиза, содержание одного из разговоров с князем. По выходу книги де Кюстина «Россия в 1839» беседы с князем взялся интерпретировать литератор Н. Греч: ...Среди его <де Кюстина> спутников по плаванию был один русский князь К°, остроумный человек, просвя- щенный и любезный, который почти всю свою жизнь провел за границей, где и довершил свое воспитание; женившись на иностранке и исповедуя католичество, он, вследствие своего долгого, почти беспрерывного отсутствия, превратился в иностранца, и не без враждебности к отчизне. С бойкостью, едва ли простительной искушенному дипломату, выкладывает он маркизу абсурдные анекдоты, и последний верит им безоговорочно. И ведь всякий раз ясно — или маркиз не всегда понимал князя-либерала, нашего соотечественника, или оке вкладывал в его уста такие идеи, которые никогда не могли с них сорваться.*. .«К счастью,— вспоминал П. Плетнев,— Козловский тогда уже был покойник, когда вышла книга [1843], а то она повредила бы ему„.)> Тремя годами раньше князь Петр Козловский уехал в Баден-Баден. Там и опочил в октябре 1840-го. Похоже, для первой половины XIX века «Козловский» — порицателен. По крайней мере, Меттерних, один из порицателей князя, восклицал: «Сколько Козловских на свете/» В 1846 году вышла первая (немецкая) версия биографии князя Петра. Столетием позже — у В. Вересаева («Спутники Пушкина») — князь Петр Козловский не упоминается. Сдается, что и у нашего современника упоминание о Козловском ассоциируется не иначе как: «...Ну, конечно... Козловский... «О-о-о, чаша моих прэ-э-эдков...». Меж тем в Сан-Франциско (1950) и Ленинграде (1978) опубликованы книга Глеба Струве и брошюра В. Френкеля. Последние зарисовки о князе П. Козловском — в форме комментариев при публикации архивного материала принадлежат Р. Темпесту, В. Мипьчиной, А. Осповату... Аркадий Анатольевич МУРАШЕВ — историк, источниковед, работает в жанре исторической биографии. Изучает мемуары «века нынешнего» (девятнадцатого) и «века грядущего» (двадцатого) с целью вписаться в эпоху, создать анимационную историю, населенную ожившими персонажами прошлого. В журнале печатается впервые. 140
ТТ/*ЛТТТ?ЛЛТТ/"УГЛ7 п тили межДУ полостью и волноводом [-.данного газа в атмосфере. Откуда llVyxl.JCiIVin.Vyl J керамическую плоскость толщиной берется остальное количество,-это ОДу|"ЕТ/"\ГУЛ]1Л' '-''три миллиметра, плазма проникла О было загадкой. 1V1"VJX V/1VJ. а сквозь нее, никак ее не повредив, п Теперь научные сотрудники Уни- что сходно с прохождением шаро- верситета штата Калифорния, оче- 1=1 вей молнии сквозь стекло. D видно, нашли ответ на этот вопрос. □ Ученые меняли условия, вводя в пОни вспомнили, что при производ- пришла полость медный прут длиной десять стве нейлона в значительных коли- влабораторию О сантиметров. Очествах получают адипиковую кис- Длительнсе время многие ученые □ Эт0 приводило к образованию лоту, а побочным продуктом являет- относили шаровую молнию к «фольк- _ °Дного за другим многих плазмен- u ся окись азота. лору» не доверяя свидетельствам об° ных шаров, причем некоторые из них а Согласно подсчетам этих иссле- огненном «мяче», плывущем по воз- п перемещались по этому пруту. Даже доватепей, подобное химическое духу иной раз против ветра и даже если в полости создавался сильный L-I производство может отвечать лри- обладающем способностью бвспре-п поток воздуха, некоторые такие шары D мерно за десять процентов всего пятственно проникать сквозь окон- п преодолевали ©го и двигались вдоль ежегодного мирового прироста со- ное стекло. Постепенно, однако, су- лРУТа ПР°™В «ветра». Тем самым □ держания этого газа в земной ат- ществование такого явления стало О плазменная природа шаровых мол- Q мосфере. Тем самым, «пробел» в общепризнанным и лишь его при-п нии получила сильное эксперимен- этой формуле кажется заполненным, рода вызывала споры тальное подтверждение. D Кроме того, возникает возможность Свидетели обычно описывают ша- □ D объяснить Д° сих W остававшийся ровую молнию как ярко светящуюся п „ неразъясненным факт превышения сферу диаметром около двадцати U Кпии„ D концентрации окиси азота в Север- пяти сантиметров, белую или окра- □ К™мат а D ном полушарии над Южным; именно шейную в оранжевый, красный цвет, г-, и производство нейлона u на Севере расположено лодавляю- Чащеее наблюдают в грозу, но иног-u Известно, что окись азота сбла- О Щве большинство химических пред- да она появляется и в хорошую по- П дает способностью как разрушать □ ПР^™"- производящих нейлон, году. С пятидесятых годов наиболее п молекулы озона, так и создавать , Технология для решения этой про- распространенной стала гипотеза, «парниковый эффект». Это вещест- □ блемь|. столь ва*нои А™ экологии, согласно которой шаровая молния □ во занимает третье после двуокиси q У*е существует. Многие химические образуется в результате плазменно-,_, углерода и метана место в перечне зав°Ды У»® оснащены установками го разряда, возникающего при ин-п «парниковых» газов. ПДЛЯ сжигания окиси азота прежде терференции различных радиоволн. П Сейчас концентрация окиси азота q чем она °Удет выброшена в воздуш- Теперь это предположение провери-п в атмосфере возрастает лишь на ное пространство. ли экспериментальным образом 0,2 процента в год Однако этот газ D японские физики Й X. Оцуки ип обладает способностью, не разру-j-j X. Офурутон. шаясь, длительное время (до ста пя- При помощи магнетрона они re-L' тидесяти лет) сохранять свое при- D нерировали до пяти киловатт энер- о сутствие в aTMocqbepe, так что в пер- г-. гии в микроволновом диапазоне с спективесн становится важным кли- частотей 2,45 гигагерц. Это излуче-1~1 матообразующим фактором на D ниеканализировалось в полости раз- □ Земле. мером 161 на 370 миллиметров, со- Прежде многие исследователи и зданной внутри металлического тела. ^ полагали, что не менее четверти всей □ Полученные микроволны много- rj окиси азота, поступающей в атмо- кратно отражались от стенок своего сферу ежегодно, возникает при ежи-u «вместилища», вызывая явление сто- d гании тропических лесов и отходов D ячей волны, которая обладала □ сельского хозяйства на полях. Од- шестью «антинодами» - точками, . накс такие утверждения подверга- ^ где интенсивность поля была мак-О лись сомнениям из-за технического q симальной. Удалось получить сним-rj несовершенства методики сбора и ки нескольких различных видов хранения образцов газа, собранныхD плазменного разряда, которые воз-О при лесных пожарах: химические ре- □ никали в «антинодах», в том числе^ акции, происходящие в контейнере, стационарной шаровой молнии и могут повышать концентрацию там D подвижного пламени. Они в нексто- О окиси азота. □ рых случаях сохранялись в течение q Недавно научный сотрудник НАС А- одной - двух секунд и после того, США Джо Левин организовал сбор с п как выключали магнетрон. С вертолета газов, выделявшихся при □ Особенно близкими к описанию q лесном пожаре, охватившем 300 гек- естественной шаровой молнии были таров в канадской провинции Онта- ^ два явления. Одно из них - плаз-D рио. Оказалось, что сжигание био- □ менное пламя, светясь то белым, то □ массы никак не может приводить по п синим, красным и оранжевым све- всей Земле к поступлению в вез-u том, выходило из полости по волне- Е душное пространство более чем од- D воду, по которому поступало мик- rj ного миллиона тонн окиси азота в ровелновое питание. год, а это не превышает семь про- и Когда экспериментаторы помес- П центов общего годичного прироста п 141
•Знание-сила» Ноябрь 1995 И *
Сотрудники редакции разнь^ лет: Ю. Лексин, И. Розовская. А. Леонович, Т. Юнда, В. Левин. 143
Ольга ДМИТРИЕВА Астрея и конец «золотого века» с s 0 in 1 8? х а. 1 К «Милый Робин» Льстецы часто уподобляли Елизавету Астрее. Согласно легенде, эта греческая богиня, дочь Правосудия и сестра Стыдливости, считавшаяся олицетворением Справедливости, жила среди людей, когда на земле торжествовал «Золотой век», но падение нравов заставило ее покинуть землю, и Астрея вознеслась на небо, превратившись в созвездие Девы. Увы, и английской Астрее, похоже, было суждено разделить судьбу ее греческой предшественницы. Елизавета была вынуждена с горечью признать, что «золотой век» ее правления клонится к упадку. Что-то разладилось в сорокалетней гармонии постаревшей королевы и ее подданных. Она обманула время и пережила свое столетие, проводив одного за другим прежних соратников, старых друзей и преданных советников. Один за другим ее покинули Лейстер, Уолсингем, Хэтгон, Дрейк. XVI век иссякал, как струйка песка в песочных часах, но наступающее столетие не сулило ей ничего, кроме разочарований. Оно началось с трагического мятежа последнего фаворита королевы, графа Эссекса. Молодой Роберт Девере, граф Эссекс, аристократ, в жилах которого текла королевская кровь, был пасынком Роберта Лейстера. Тот, возможно, привел его ко двору еще юношей не без дальнего прицела, чтобы отвлечь королеву от чар сво- Продолжение. Начало — в №№ 8—10 за этот год. его главного соперника — голубоглазого девонширца Уолтера Рэли — поэта, философа-и морского волка. Эссекс — изящный красавец и галантный кавалер, получивший прекрасное образование в Кембридже, обещал стать украшением английского дворянства. Он был настоящее дитя своего века, ее века, истинный ели- заветинец, грезивший о подвигах, славе, морских путешествиях и, разумеется, о том, чтобы она — Королева-Солнце, отметила его доблести своим вниманием. Он застал ее в зените славы, полубогиней и немедленно принес ей оммаж галантной любви, лести и преклонения, включившись в самую привлекательную из придворных игр. Он рано снискал репутацию героя. Девятнадцатилетний Эссекс командовал кавалерией Лейстера в Нидерландах, где был возведен в рыцарское достоинство. По возвращении оттуда Елизавета приняла юношу более чем милостиво и подолгу проводила время в беседах с ним. Он стал одним из немногих избранных, кто накоротке допускался в ее покои. Пятидесятичетырехлетняя королева избрала себе двадцатилетнего поклонника, как всегда безошибочно угадав в нем лучшего и достойнейшего. Была ли это ее последняя влюбленность? Никто и никогда не узнает этого. Но то была ее последняя прекрасная игра в любовь... Она произвела Эссекса в генералы кавалерии, сделала рыцарем Ордена Подвязки, маршалом Англии, членом Тайного совета, поручила курировать внешнеполитические дела, с чем он блестяще 144
справлялся. Но если кто-нибудь, и в первую очередь сам Эссекс, полагал, что он не будет делить ее расположение с другими, он горько заблуждался. Королева по-прежнему играла с поклонниками в кошки-мышки, держа всех в мягких кошачьих лапах, то поощряя, то награждая неожиданными ударами. Она сталкивала соперников между собой, заставляя постоянно проявлять рвение и бороться за ее расположение. Некий царедворец однажды заметил; «Она управляла путем группировок и партий, которые сама же и создавала, поддерживала или ослабляла в зависимости от того, что подсказывал ей рассудок. Она была абсолютной и суверенной хозяйкой своих милостей.» Но гордый и порывистый Эссекс не был готов сносить это, он не терпел соперников, и всякий знак внимания, оказанный королевой любому другому, выводил его из себя. Эссекс убегал от двора и бросался в рискованные военные экспедиции, затевал дуэли и ссоры. Это льстило самолюбию стареющей королевы, и она снисходительно смотрела на выходки своего любимца, периодически проливая на его раны бальзам в виде подарков, самым ценным из. которых стала монополия на импорт в Англию сладких вин, дававшая Эссексу большой доход. Собственные финансовые дела графа, вынужденного вести при дворе экстравагантный и дорогостоящий образ жизни, находились в полном расстройстве. Однако в девяностых годах отношения Эссекса с королевой все чаще омрачались серьезными конфликтами. После успешных военных кампаний во Франции и Испании граф стал национальным героем, его величали «вторым Сципионом», «мечом Англии», посвящали ему баллады. Популярность Эссекса начинала волновать королеву, так как едва не затмевала ее собственную. За его спиной стояла так называемая партия военных — сотни преданных графу дворян, считавших его своим патроном. Ветераны всех его кампаний, они, как правило, были горды, воинственны и бедны, как церковные мыши. Эссекс поддерживал их, как мог, и пытался добиться от королевы должностей и пенсий для своих сподвижников. Елизавета все чаще отказывала ему. Война с Испанией была единственным средством поддержать этих людей, и Эссекс стал горячим сторонником новых н новых антииспанских рейдов, но в конце века морское соперничество с Испанией стало слишком дорого обходиться Англии. «Партия мира» в Тайном совете, представленная У. Берли и Р. Сесилом, одерживала верх, и королева склонялась "к их точке зрения. Эссекс был в бешенстве, обвинял своих оппонентов в наветах и кознях против него, и однажды, не сдержавшись в споре, пробормотал, что «рассуждения королевы столь же кривы, как прутья ее корсета». Елизавета немедленно отвесила фавориту звонкую пощечину, а маршал схватился за меч и его с трудом успокоили. Эта сцена стала началом его конца. Возмущенная королева вскоре лишила его доходной монополии, чем поставила на грань банкротства. Эссекс лишился влияния при дворе, в среде его друзей зрело недовольство. В 1599 году его отправили подальше от столицы усмирять мятеж в Ирландии. Там, мучимый страхами, что за его спиной политические противники сумеют окончательно лишить его расположения государыни, что означало бы крах и его, и его друзей, Эссекс стал вынашивать планы заговора, чтобы отстранить от власти соперников, и в первую очередь Р. Сесила. Он заключил мир с ирландцами и, не добившись никаких успехов, неожиданно вернулся в Лондон. В пыльном дорожном плаще он ворвался на рассвете в покои королевы и пал к ее ногам, чтобы поведать о своей преданности ей и обидах. Растроганная и растерявшаяся поначалу Елизавета вскоре трезво взглянула на вещи и отдала его под домашний арест вплоть до выяснения всех обстоятельств его мирных переговоров с мятежниками. Тем временем в Лондон прибывали из Ирландии офицеры — друзья Эссекса. На постоялых дворах и в лондонских тавернах они рассуждали об излишней жестокости королевы О (Л I a 145
л si is a no и о незаслуженно обиженном графе, в поддержку которого тайно распространялись памфлеты. Эссекс-хауз, резиденция графа в столице, стал центром притяжения для всех недовольных. 8 февраля 1601 года нарыв, наконец, прорвался. Эссекс выехал на улицы ночного Лондона во главе вооруженного отряда в триста человек и призвал горожан подняться на его защиту против козней «дурных советников» королевы. Лондонцы, однако, не пожелати участвовать в опасной авантюре, и мятеж был быстро подавлен. Эссекс предстал перед судом и бьш приговорен к смертной казни за государственную измену. Каким бы ни было решение суда, последнее слово оставалось за королевой. Двор затаил дыхание в ожидании. Было невозможно представить, что голова благородного героя и любимца Англии скатится с плеч, и палач выставит ее на обозрение, как голову обыкновенного преступника. Елизавета подолгу сидела в своих покоях в задумчивости, не смыкая глаз. Возможно, она ждала, чтобы граф сам попросил ее о помиловании, но, раскаявшийся в содеянном, он тем не менее твердо готовился встретить смерть, храня гордое молчание. Королева обмакнула перо в чернила и подписала смертный приговор. Но тут же отменила его. Она ждала еще сутки. Существует туманная легенда о кольце, которое Елизавета якобы подарила Роберту Эссексу в период их идиллии, пообещав, что простит ему любые пригрешения, если он пошлет ей этот перстень в напоминание о ее обещании. Ждала ли она кольца? Кто знает... На исходе очередных суток королева снова поставила свою подпись на приговоре, на этот раз — окончательно. Все та же романтическая легенда гласит, что в последний момент Эссекс все же передал перстень с графиней Норзем- птон, чтобы та отнесла его королеве. Это был единственный безмолвный жест отчаяния и надежды, который он себе позволил. Но то ли по недоразумению, то ли умышленно графиня передала его Елизавете слишком поздно, когда талисман любви уже не мог спасти графа и лишь стал его последним «прости». Нет никаких доказательств, что все это происходило именно так, кроме косвенного: с той поры королева невзлюбила графиню и больше никогда не выказывала к ней прежней симпатии. 25 февраля 1601 года тридцатичетырех- летний Эссекс взошел на эшафот в Тауэре. Когда палач, свершивший приговор, возвращался оттуда, его едва не растерзала толпа. Ходили слухи, что на месте гибели несчастного графа совершались чудеса: кто-то видел упавшую с неба окровавленную плаху, кому-то почудилась радуга... Со смертью Эссекса королева лишилась покоя и сна. Ее охватывала то безысходная тоска, то ярость, и тогда шестидесятисемилетняя королева, слоняясь по коридорам, изо всех сил вонзала кинжал в ковры и гобелены, развешанные по стенам. В чем она была искренна — в своей печали или в своей ненависти? Она повелела похоронить государственного преступника, но все же ее «милого Робина», рядом с могилой собственной матери, Анны Болейн, и оставила в капелле Св. Георгия его личное знамя как рыцаря" ордена Подвязки. Ее милость оказалась губительной для того, кого она любила, но и в ненависти своей она не забывала прежней нежности. В эти дни она получила послание от Генриха IV французского, некогда тоже восхищавшегося Эссексом и называвшего его своим другом. Но не дело королей щадить друзей, когда они угрожают престолу. Бурбон выразил «царственной сестре» восхищение ее твердостью и мужеством. У себя в Лувре он восклицал: «Какая женщина! Она единственная знает, как надо управлять государством!» В который раз в своей жизни Елизавета одержала победу. Но слезы горечи переполняли ее усталые глаза и текли по старческим щекам, размазывая белила. Чем она не угодила? Королева неотступно думала о том, как могло случиться, что против нее восстал цвет английской аристократии, лучшая ее молодежь? Чем она не угодила этим порывистым сорви-головам, которым нельзя было отказать ни в благородстве, ни в смелости, ни в.чести? Как мог решиться на это Эссекс, самый «высокооплачиваемый» из ее фаворитов? Чего они хотели от нее? Она знала ответ слишком хорошо: денег, денег и еще раз денег — пенсий, подарков, синекур. Но она не могла одарить всех, кто теснился у трона. Она была бессильна против экономических законов, а в XVI веке Европа уже в полной мере ощутила капризы инфляции. Дохо- 146
ды аристократии и дворянства таяли, ренты не приносили прежней прибыли. Что могла сделать для них королева? Их были сотни, а казна одна. Елизавета знала, что всегда слыла скупой, но в ней властно говорил здравый смысл разумной хозяйки. Постоянные войны опустошали кладовые казначейства, налоги росли, вызывая недовольство подданных, займы у иностранных банкиров оборачивались огромными процентами и новыми налогами. И все же она поддерживала свое дворянство, как могла: сдавала им в аренду коронные земли на льготных условиях, прощала тысячные долги пэров казне, даровала придворным торговые монополии, приносившие неплохие доходы. Елизавета была необыкновенно изобретательна, делая это не за счет казны, соблюдая государственный интерес. Но всего этого оказывалось катастрофически недостаточно. Недовольные аристократы ворчали: «Когда королева что-то жалует, то каждую кротовую кочку считает горой». Беда была в том, что придворные в мгновение ока проматывали целые состояния и превращали любую гору в кочку. На противоположном полюсе елизаветинского общества дела обстояли не лучше. Англия вовсе не была райским островком социальной гармонии: с начала века се раздирали противоречия, порожденные первыми шагами капитализма, возросшего на ее благодатной почве. Сельская округа, если и напоминала Аркадию, то только обилием овец, пасущихся на изумрудных пастбищах. Что же до счастливых поселян, работающих на тучных нивах,— таковых почти не осталось, так как лорды сгоняли их с земель, превращая пашни в пастбища для овец, а крестьян—в нищих, скитавшихся по миру с протянутой рукой. Когда же они попадали за бродяжничество в тюрьмы, им безжалостно клеймили лбы и резали уши. На земле выживали лишь самые сильные, те, кто был в состоянии платить лендлордам неимоверные ренты, ибо цена земли подскочила во много раз. Ненависть, потравы, поджоги и местные крестьянские бунты были непременными атрибутами сельской жизни той поры. Последнее десятилетие XVI века усугубило ситуацию целой чередой голодных и засушливых лет. Урожаи погибали на корню, люди пухли от голода. Скупщики зерна и спекулянты на рынках взвинчивали и без того непомерные цены. Социальное напряжение нарастало и выливалось в погромы продовольственных лавок, нападения на обозы с зерном и «рыночные» бунты. Королева, конечно, была невластна над природными стихиями и голодом. Но то, что она могла, она делала: были приняты десятки законов по поддержанию землепашества и против огораживаний, запрещалась спекуляция зерном, она строго каралась. Но другая стихия — властная сила рынка и зов денег — обращала эти законы в груду бесполезных бумаг. В адрес королевы неслись угрозы, «добрая королева Бэсс» теперь казалась обездоленным крестьянам старой злобной ведьмой. Напрасно она надеялась, что не доживет до тех времен, когда услышит такую хулу из уст своих «любящих подданных». Гарантом стабильности ее режима всегда оставался «средний класс» — зажиточные горожане, торговцы, мастера привилегированных компаний, купечество, сельское джентри. Ни один из европейских монархов ее времени не сделал больше, чем Елизавета, чтобы эти люди процветали. Они были «кровеносными сосудами» нации, снабжавшими страну всем необходимым, поэтому королева была убежденной протекционисткой: поощряла производство и торговлю разумными пошлинами, даровала патенты тем, кто приносил на английскую почву технические новинки, и хартии торговым компаниям, чтобы обеспечить своим купцам самые благоприятные условия торговли во всех концах света. Елизавета, правда, извлекала из своего покровительства ощутимые выгоды для казны, все ее патенты и хартии обходились «торговому народу» весьма недешево, однако такие условия игры до поры до времени устраивали обе стороны. Но в последние годы ее царствия разлад ощущался и здесь. Война с Испанией и вызванная ею торговая депрессия привели к спаду в экономике. Стагнация сделала «средний класс» чувствительным ко всякого рода поборам и государственному нажиму. Это произошло как раз тогда, когда Елизавета довела до совершенства систему скрытого вымогательства средств у богатого купечества и перекачивания их в карманы придворных аристократов. Королева обыкновенно наделя- • ла последних монополиями на экспорт и | импорт важнейших товаров, благодаря " чему купечество было вынуждено отку- пать у придворных фаворитов свое ис- |«е конное право торговать. Это гениальное •I 147
• Граф Эссекс — маршал Англии после взятия испанского порта Кади с • «Портрет с радугой». Елизавета — «королева -солнце», держащая в руке радугу. Ее аллегорический костюм заткан глазами и ушами, символизирующими, что королева всевидяща. Змея на ее рукаве — воплощение мудрости и разума, контролирующих сердечные страсти. It го v I 8? 1 Е (П О 148
U ш I a • *~ s £ z о. 1 по своей простоте решение позволяло Елизавете поддерживать аристократию, не расходуя ни пенни из казны, но со временем оно перестало устраивать тех, кто прежде безропотно позволял себя обирать, и, как показал мятеж Эссекса, было явно недостаточно, чтобы удовлетворить аппетиты придворных. Но справиться с несколькими десятками заговорщиков было легче, чем с широким недовольством ее экономической политикой. Лозунг свободы торговли, за который ратовали в начале XVII века ее подданные, не был для Елизаветы экономической абстракцией, он означал, что нация, возмужавшая под крылом ее заботливого протекционизма, отныне выросла и не нуждалась в ней самой. Это было оскорбительно и грустно. Обидный для Елизаветы парадокс заключался в том, что в глазах народа алчный Левиафан-государство принимал ее облик, и те, кто жаловались на рост налогов, считали, что это она, королева, обирает их, в то время как она была одним из самых- экономных правителей1 и весьма заботилась об их кошельках. Чувство разочарования не остаг'зию ее. «Весь механизм моего правления постепенно приходит в упадок»,— писала она с горечью Генриху IV. Елизавета очень чутко ощущала перемены в общественном настроении. На ее глазах распадалось трогательное единство с нацией, на котором она всегда строила свою политику. Со всей очевидностью симптомы этого кризиса проявились в парламенте. Английсквй парламент Это был древний институт, претендовавший на разделение суверенитета с монархами. Веками в английском парламенте культивировалась теория «смешанной монархии», подразумевавшая, что высшая власть принадлежит «королю в парламенте», то есть собранию государя и представителей всех сословий общества. Эта теория господствовала в политической мысли Англии даже при таких авторитарных правителях, как Генрих VIII или Елизавета. Появление королевы в парламенте на открытии или закрытии его сессии становилось апофеозом политической жизни страны. Она торжественно вступала в палату лордов и занимала свое место на троне под балдахином, а на красном бархате перед ней восседали ее пэры и прелаты, депутаты же нижней палаты общин, приглашенные по такому случаю, толпились за барьером. Многие из избранных провинциалов впервые лицезрели свою госпожу во время этих официальных церемоний; от важности момента у них перехватывало дыхание. Елизавета была величественна со всеми своими регалиями в имперской короне и мантии, с державой и скипетром в руках, и в то же время подчеркнуто милостива. Однако времена менялись. С возрастом и ростом собственного культа Елизавета все больше утверждалась в мысли, что может управлять без постороннего вмешательства, а в парламенте, как в любой политико-бюрократической системе, в свою очередь зрели идеи об исключительной значимости этого института. Между королевой и парламентом началось подспудное «перетягивание каната». Свобода, даже если это всего лишь свобода слова,— опасное вино для неугомонных умов. Вкусив его, парламентарии уже не. могли не говорить о том, что их волновало. Две проблемы вызывали постоянные жалобы: тяжелые налоги и торговые монополии, дарованные королевой частным лицам. Никогда прежде речи депутатов не были столь резки, как при обсуждении размеров налогов в последних елизаветинских парламентах. Времена сильно изменились, и те мальчики, которые в 1588 году были готовы с легкостью отдать за свою королеву жизнь, повзрослев, уже не хотели жертвовать ради нее своими кошельками. Когда в 1601 году один депутат пристыдил своих чересчур прижимистых собратьев и заявил, что государыня имеет право распоряжаться имуществом своих подданных, «вся палата затопала и засмеялась». Елизавета воспринимала антимонопольную кампанию болезненно. Дело было не только в доходах, получаемых короной от торговли лицензиями, но и в том, что право даровать их было священной прерогативой государыни. Елизавета не могла отказаться ни от самих монополий, ни от своего права, это затронуло бы достоинство «суверенной леди». В 1601 году во дворце Уайтхолл она произнесла публичную речь, вошедшую в историю как «золотая речь». Она как будто предчувствовала, что это ее последняя возможность обратиться к нации и запечатлеть свой образ в ее памяти таким, каким она того хотела. Мерно и с достоинством королева начала говорить: «Я уверяю вас, что нет государя, который любил бы своих подданных сильнее нас 150
или чья любовь могла бы затмить нашу. Нет такой драгоценности, которую я предпочла бы сокровищу вашей любви, ибо я ценю ее выше, чем любые драгоценности или богатства,— те поддаются оценке, а любовь и благодарность я считаю неоценимыми. Господь вознес меня высоко, но славой своей короны я считаю то, что управляю, пользуясь вашей любовью. И я не хотела бы прожить дольше, чем длится ваше процветание... Никогда на моем троне не будет королевы, которая была бы большей ревнительницей своей страны, больше заботилась бы о подданных и могла бы охотнее подвергнуть риску свою жизнь ради вашего блага и безопасности, чем я. Думаю, на этом троне у вас были и будут государи могущественнее и мудрее меня, но у вас не было и не будет никого более заботливого и любящего». Когда королева замолчала, многие плакали, не скрывая слез умиления. Она усмирила вчерашних бунтовщиков и ниспровергателей устоев, как добрая мать — не в меру расшалившихся детей, и теперь они смущенно шмыгали носами. Им внезапно открылось, что, что бы там ни случилось с монополиями, их королева прощается с ними и скоро покинет свой народ. Когда депутация вернулась в палату, еще не оправившись от пережитого эмоционального потрясения, кто-то предложил записать текст речи Ее величества на золотых скрижалях, чтобы навсегда сохранить для истории. Смерть Розы Никогда прежде ее организм, зажатый в тиски ежедневной дисциплины, не находился в такой дисгармонии с душой, как в эти последние полтора года. По- прежнему, вставая по утру, Елизавета часто приглашала учителя танцев, музыкантов, и танцкласс мог продолжаться, пока шестидесятидевятилетняя королева не исполняла шести галлиард. При дворе все шло своим чередом, и Елизавета, как неизменное светило по небосклону, свершала свой привычный путь через аудиенц-зал в кабинет или зал заседания Тайного совета, где подолгу работала. Она не изменяла привычкам — выезжала, охотилась, не давая себе ни малейшей поблажки, и по-прежнему отправлялась в хлопотные летние поездки по стране. Только самым близким друзьям она могла изредка посетовать на болезни: конечно же, ее кости ломило и мучил бок, а временами нападала слабость. Однако она безжалостно взнуздывала себя и гнала вперед. Но силы изменяли ей. Елизавета угасала в меланхолии. Казалось, она потеряла интерес ко всему, что раньше доставляло ей удовольствие. Напрасно придворные пытались развеселить ее свежими эпиграммами, напрасно старались актеры, приглашенные играть во дворце на Рождество. Она лишь печально улыбалась, как бы извиняясь, что времена ее веселья миновали. Глубокая задумчивость овладевала ею внезапно, и, погруженная в собственные мысли, старая женщина часами сидела в темноте, не замечая ничего вокруг. Она не позволяла фрейлинам приносить свечи, но они и без того знали, что по ее лицу текут слезы. Великая королева уходила из жизни разочарованной, познав неблагодарность всех, кому она отдавала свои силы,— неверность друзей и непостоянство народа. Она плакала о своем одиночестве, и все чаще имя Эссекса срывалось с ее губ. Ей хотелось вернуть и снова увидеть рядом своего капризного и необузданного Робина. В такие минуты Елизавета вдруг делалась лихорадочно разговорчива и подолгу не отпускала от себя того, кто попадался под руку. Она говорила и говорила все об одном и том же — об Эссексе, вспоминая что-то, что было дорого ей, но внезапно, осознав, что его больше нет и она сама обрекла его на смерть, разражалась слезами. Эти изнуряющие приступы возобновлялись постоянно, Елизавета теряла самоконтроль. Временами окружающим казалось, что рассудок и память начинают изменять ей, но она неизменно брала себя в руки. Наступал 1603 год. сорок пятый год ее царствия. После довольно унылого Рождества простуженная королева решила перебраться из Уайтхолла в более комфортабельный дворец в Ричмонде, в «мой теплый коробок, где я могу укрыть свою старость», говорила она. Переезд двора, как всегда, породил толчею и суету со сбором вещей, погрузкой и беготней слуг. Среди этого хаоса к Ее величеству заглянул лорд-адмирал граф Ноттингем. Они поболтали о пустяках, о переезде, потом наступила неловкая пауза, и граф наконец заговорил о том, зачем пришел (или был послан Советом) к больной государыне. Это был все тот же деликатный и проклятый вопрос о ее преемнике, которым ее допекали всю жизнь. Ноттингем старался быть осторожным, зная, что может вызвать бурю, поток упреков и исте- I I 8 151
i 8 152
• 1. Двойной портрет У Берли и Р.Сесила, отца и сына, преданных министров королевы • 2. И. Хиллиард. «Портрет молодого человека среди роз*. Миниатюра, предположительно изображающая молодого графа Эссекса, романтического поклонника королевы. На Елизавету как предмет его страсти указывают символические цвета его костюма, а также цветы белого шиповника — непременные атрибуты самой королевы. • 3. Эссекс-хаус. Резиденция графа Эссекса в Лондоне на набережной Темзы • 4. Уолтер Рэли — соперник Эссекса. Моряк, поэт и философ, здесь он облачен в черно-белые цвета, излюбленные королевой Елизаветой • 5. Адмирол Ховард, один из самых закаленных «морских волков» Елизаветы и политический противник Эссекса • 6, Так называемый портрет «Дитчли», Королева стоит на карте Британии • 7. Н. Хиллиард. Елизавета как богиня вечной молодости и красоты • 8. Н. Хиллиард Портрет Елизаветы с горностаем, аллегория ее величия и могущества т ■ Щ: ••• ;• • • • щ. r ■ Л /ж * * * 1m * ■ 1*1 f • • • ^^^^^ * / •
£ о о 1- о о « si о о S О< х о. рику. Против его ожиданий Елизавета осталась спокойной и с величайшим достоинством, которым часто маскировала гнев, ответила: «Мой престол всегда был троном королей, и никто не будет наследовать мне, кроме как ближайший по крови претендент». Адмирал раскланялся и поспешил прочь — обсуждать ее ответ с членами кабинета. В Ричмонде Елизавета почувствовала себя лучше, но в самом конце февраля снова занемогла. В середине марта ей сделалось совсем плохо. Смерть приблизилась к ней и остановилась в нескольких шагах, разглядывая эту ослабевшую женщину, полулежавшую в глубоком кресле, обложившись подушками. Елизавета почувствовала ее приближение. Она не погрузилась в молитвы и не покорилась, встречая философски незваную гостью. Гордая женщина и великая государыня поднялась со своего кресла и не в силах сделать более ни шага застыла стоя, выпрямившись, сжав худые кулачки и не давая слезам сорваться с ресниц. Вокруг нее в испуге засуетились фрейлины и врачи, умоляя лечь в постель. Елизавета не замечала их и не отвечала, она видела перед собой только свою противницу и знала, что будет побеждена, если ляжет. Она стояла молча, сжав зубы, пятнадцать часов подряд, пока смерть не отступила в изумлении перед этим непостижимым характером. Тогда королева разрешила усадить себя в подушки, но так и не легла. Несколько дней и ночей она провела, отказываясь от лекарств и еды, не смыкая глаз, чтобы смерь не застала ее врасплох. Она молчала и думала о чем-то своем, не обращая внимания на панику вокруг и уговоры лечь. Наконец, Роберт Сесил убедительно сказал ей: «Ваше величество, вы должны лечь в постель, чтобы успокоить людей». На миг в ней блеснул интерес к тому, что сказал ее министр. «Коротышка,— ответила она,— к королям неприменимо понятие «должны». Она была все та же, прежняя Елизавета... Тихое угасание ее было необычным: она пожелала наполнить свои последние дни прекрасной музыкой, и в ее покоях мягко зазвучал клавесин, на котором она так любила музицировать прежде. 23 марта к ней вошли члены Тайного совета: лорд-адмирал Ховард, граф Ноттингем встал по правую руку, лорд-хранитель Эджертон — по левую, Роберт Сесил — в ногах, напряженно вглядьша- ясь в лицо королевы. Адмирал напомнил Елизавете об их недавнем разговоре относительно преемника, советники хотели узнать ее последнюю волю. Она, несмотря на слабость, выразила ее в своей обычной энергичной манере: «Я уже говорила, что мой престол — трон королей, и я не позволю, чтобы после меня пришел низкий подлец; кто может наследовать мне, если не король?» Советники переглянулись: им было необходимо имя, а не туманные фразы. Видя их колебания, она наконец подтвердила, что имеет в виду своего «племянника», короля Шотландии Якова, и велела им не тревожить ее больше. К обеду ей стало хуже, она лишилась дара речи. Теперь Елизавета была готова принять смерть. Старый архиепископ Кентерберийский Уитгифт пришел, чтобы преклонить колени у ее смертного одра и молиться о ее душе. Он читал молитвы, пока силы не оставили его самого, но когда старик хотел подняться с затекших колен, онемевшая Елизавета сделала ему знак, прося продолжать, и он остался. После четырех часов пополудни ее постель снова окружили министры. Роберт Сесил в последний раз спросил ее, по-прежнему ли ее величество желает, чтобы король Шотландии наследовал ей, и если это так, не может ли она подать им знак. Елизавета внезапно приподнялась на подушках, воздела руки и соединила их над головой, как будто надевая корону. После этого силы покинули ее навсегда. Около трех часов 24 марта 1603 года Елизавета I умерла. Это случилось в канун праздника Девы Марии, и королева-девственница уходила, оставляя свою страну покровительству Девы небесной. Доктор Джон Мэннингэм, присутствовавший при ее последних минутах, записал в своем дневнике: «Она ушла из этой жизни тихо, как агнец, и легко, как спелое яблоко с дерева...» Даже в смерти своей она рождала поэтические сравнения. Красная роза дома Тюдоров увяла, и с нею закончилась ее блестящая и героическая эпоха. Odor го- sarum manet in manu etsiam Rosa submota — Запах Розы остается в руке, даже если Роза отброшена... Запах Розы остается... Рассвет застал министров почившей королевы на дороге из Ричмонда в Уайтхолл. Государственные мужи пустились в путь около шести утра, а уже в десять, 154
после недолгого совещания, они провозгласили Якова VI Шотландского королем Англии. Роберт Сесил сам зачитал прокламацию, возвещавшую об этом, у ворот Уайтхолла, а затем герольды разнесли эту весть повсюду. «Королева умерла. Да здравствует король!» — этот крик, как нож, неумолимо рассекал узы, десятилетиями связывавшие английский народ с его правительницей. Время гнало вперед, не оставляя места сожалениям. Впереди предстояли надежды и тревоги о том, как пойдет жизнь при новом короле. Он был шотландец — огромный минус, но протестант и мужчина — безусловный плюс. Навстречу ему стремились чиновники и придворные, и путь Якова от самой шотландской границы в новую столицу превратился в сплошное триумфальное шествие. Новое светило всходило на северном небосводе, и никто еще не подозревал, как бессильны окажутся его лучи. По мере того как бодрая и энергичная елизаветинская Англия сникала, деградируя в «стюартовскую», теряя былую славу, современники все чаще оглядывались назад, взывая к призракам милого им былого. И Елизавета возвращалась к ним во всем блеске своего величия, легендарной, фольклорной «доброй королевой Бэсс». Ее последние мрачные годы как будто не оставили отпечатка на ее облике, и память англичан безошибочно извлекала из глубин народного сознания только то, что казалось по-настоящему важным. Семнадцать монархов сменились после Елизаветы на троне Британии, но каждое новое поколение лишь убеждалось, что она — самая яркая величина среди всех, превратившаяся в своеобразный эталон, с которым непроизвольно соотносили всех последующих. Но что нам до нее, до этой эксцентричной леди в рыжем парике, очарова- тельницы былых времен? Почему, несмотря на прошедшие века, что-то неуловимо манит, заставляя подозревать в ней нечто большее, чем исторический персонаж XVI века? Если стереть толстый слой белил с лица и отрешиться от ее фантастических, деформирующих реальные пропорции нарядов, под ними вдруг обнаружится необыкновенно современное лицо женщины-интеллектуала и политика новейшей формации, которая вынесла необыкновенную подвижническую миссию сорока- пятилетней ответственности за страну не Неизвестный автор. Аллегорический портрет старой Елизаветы со Смертью и Временем Яков I Стюарт, преемник Елизаветы на троне Англии
£ о о о ю га о m х 0) О Q. Is X О- разделенной ни с кем. Мало кому в истории было суждено стать лидером в таких неблагоприятных обстоятельствах, как ей. Немногие сумели бы, подобно ей, постоянно ощущая себя под дамокловым мечом, сохранить не только спокойствие, но и заразительную уверенность в себе, внушив ее миллионам своих подданных. В истории редки, а может быть, и вовсе отсутствуют примеры, когда судьбы страны и правителя оказывались настолько спаянными воедино и он нес бы эту колоссальную ношу в течение полувека. При Елизавете совершилась гигантская созидательная работа во всех сферах общественной жизни, где требовались мужество, характер, вдохновляющий импульс — в открытиях, исследованиях и дальних плаваниях, в международных делах, в торговой экспансии, в культуре,— превратившая Англию из заштатного государства в великую мировую державу, и трудно не увидеть в этом всеобщем воодушевлении оплодотворяющего воздействия ее лидерства. Королева далеко опередила свой век не только в том, какими политическими средствами она владела (с ее прямой апелляцией к обществу, популизмом, необычными средствами пропаганды, новой политической лексикой), но и в своих убеждениях. В мире, расколотом надвое религиозным конфликтом, оказывавшим огромное эмоциональное давление на каждую личность, в мире, чуждом терпимости, она всю жизнь шла серединным путем разума и толерантности, путем интеллектуалов и интеллигентов, пытаясь отстоять права каждого и свои в том числе — жить в согласии с собственной верой и чувствами. С точки зрения многих, она губила свою душу, будучи «не горяча, не холодна» в деле религии; и ее подлинный героизм заключался в том, чтобы не соблазниться заведомо легким путем и, «спасая душу», не принять сторону одних своих подданных против других, разрушив хрупкое единство своего народа. «Я скорее тысячу раз отстою мессу,— говорила она,— чем позволю совершиться тысяче подлостей во имя ее отмены». И все ее мучительные компромиссы, и нерешительность, и бесконечная ложь вдруг предстанут тем, чем они были на самом деле — государственной и человеческой мудростью. И навсегда в глазах цивилизованных потомков ей зачтется наряду с победой над Армадой прокламация, запрещавшая уничтожать католические иконы и скульптуру, имевшие художественную ценность,— не самый обычный в то время шаг для протестантской государыни. Быть может, не осознавая того, Елизавета была одним из самых сильных адвокатов свободы личности с ее полувековым противостоянием антиженским предрассудкам ее эпохи и расхожей морали, настаивая на своем праве жить в согласии со своим сердцем и склонностями, оставаясь одна или демонстративно окунаясь с головой в романтическую игру. Как истинная женщина, она ушла, навеки сохранив свою тайну: никто и никогда с полной уверенностью не сможет ни подтвердить, ни опровергнуть ее репутацию королевы-девственницы. Но при том что эта тайна всегда будоражила досужие умы, Елизавета осталась национальной героиней, не опустившейся до уровня блестя- шей, но банальной куртизанки. Эта темпераментная и увлекающаяся натура была подобна морю: смятение сердца могло вызвать на его поверхности рябь, волнение и даже шторм, но в глубинах своих оно оставалось невозмутимым и неколебимо охраняло от всех бурь маленький остров, вверенный его покровительству. Роберт Сесил как-то сказал о своей государыне: «Она, пожалуй, была больше, чем мужчина, но меньше, чем женщина». Простим ему, он знал ее лишь на закате жизни. Она всегда была более чем просто женщина. Она была Королева, отваживавшаяся жить, как чувствует. Она была женщина, способная поступать, как тре- эовал долг. • 156
МОЗАИКА Наука — мой друг Таков девиз Экспо-парка, открывшегося в южно-корейском городе Тэчжоне. Это страна — фантазия, где с помощью волшебной силы современной науки и техники перед глазами детей предстают прошлое и настоящее, вымысел и реальность. Есть возможность и поэкспериментировать — собрать радиоуправляемый автомобиль и научиться искусству вождения, пообщаться с друзьями по видеотелефону, попробовать управлять сенсорным экраном телевизора, на который поступает информация из двадцати четырех стран. Большой интерес у ребят живания туристов в некоторых районах Индии. Казалось бы, использование слона на этом и кончается. Однако в Китае придумали кое-что новенькое. В городе Куньмине толстокожие великаны не только традиционно обслуживают турис- выэывают грозно рычащие гигантские динозавры, которые бродят в одном из уголков парка. Это роботы, покрытые шкурой из силиконового каучука. Слоны и туристы В Азии слоны в туристическом обслуживании используются обычно в качестве транспортного средства. Ну кто же откажется прокатиться на слоне или посмотреть с его спины на отдыхающего тигра, что, кстати, входит в программу обслу- тов, подставляя свою спину желающим покататься, но и выполняют более сорока различных трюков. Например, любителям острых ощущений предлагается следующее: туристы укладываются с определенным промежутком в ряд на земле, а слон проходит по этому ряду, переступая через каждого. Желающие могут покататься на качелях, «сделанных» из двух сплетенных друг с другом слоновьих хоботов. Развлекают туристов и другими трюками. Приносящая счастье Западно-американская танагра, или горная голубая птица — символ американского штата Айдахо. Когда, как и за что она удостоилась этой чести? Произошло это давно. В 1928 году Федерация женских клубов штата начала кампанию по выбору символом штата этой птицы. А в 1931 году администрация штата уже утвердила соответствующий закон. Школьники жв провели по этому поводу опрос населения штата и выяснили, что нигде выбор голубой птицы не вызывал возражений. Дело в том, что впервые этот вид был обнаружен в 1806 году именно на территории Айдахо, и, хотя при выборе символа выдвигались и другие претенденты: трупиал, фазан, полынный тетерев, дикая индейка и даже... канарейка, предпочтение было отдано голубой птице. Почему же именно ей? Вот что выяснили школьники при опросе населения: «Эта птица символизирует счастье», «Она голубая, как наше небо», «На флаге штата тоже есть голубой цвет», «Она нежна и грациозна», «Голубая птица приносит удачу». Ну что же, как видим, причины уважительные. 157
Клуб «Гипотеза» \_т И щ| ' ■1 Ги RJ ш Ги LMi П LHi ± X X X □ И П 1 1 М Борис Силкин Вифлеемская звезда - i а IS. Каждый четный год годится для наблюдений Вифлеемской звезды. Ибо тогда в любой ясный вечер двух рождественских недель над западным краем горизонта видно очень яркое небесное тело. В Новом Завете говорится, что вроде бы как раз оно призвало волхвов покинуть родную Персию и отправиться на запад, в сторону Иерусалима, чтобы первыми поклониться новорожденному Младенцу. К сожалению, то, что в это время вплоть до нового года предстает перед нами,— это Венера, выступающая на сей раз в роли вечерней звезды. Волхвы, то есть халдейские мудрецы и гадатели, были опытными астрологами, хорошо знакомыми со звездами и планетами. И такое регулярно повторяющееся поведение Венеры их бы не изумило. Не выходит ли, что они узрели в первое Рождество что-то куда более примечательное и необычное, чем Венера, раз это убедило их в пришествии новой эры? На рождественских открытках ' звезда сияет с такой силой, что превращает ночь в день. И действительно, в Сирии епископ Антиохийский Игнатий около 100 года новой эры пишет, как «все звезды вместе с Солнцем и Луной собрались хором вокруг этой звезды, но она всех их своим светом превзошла». Увы, полный восхищения епископ жил намного позже описываемого им события и сам наблюдать его был не в силах. Да и звезда не могла сиять столь ярко. Ведь из Библии ясно, что царь Ирод и «все первосвященники и книжники» сами-то ее не заметили (Матф., 2, 1—4). Более того, есть независимые свиде- тельства современников, живших на ином краю Земли. Китайские астрономы тща- тельно записывали все, что происходило в небе еще за столетия до рождения Христа (о котором, естественно, и не подозревали), но никакого упоминания о весьма яркой звезде в это время у них нет. За тысячелетие они занесли в свои книги несколько вспышек так называемых Сверхновых — изредка взрывообраз- но появляющихся молодых звезд, ио ни одна из них по времени нам не подходит. А что если волхвы обратили внимание на какое-то другое небесное знамение? Чтобы отыскать соответствующее астрономическое явление, надо знать, когда именно Иисус появился на свет. Сейчас очевидно одно (этого н церковь теперь не отрицает): великое событие свершилось не 25 декабря первого года новой эры. Давайте в этом разберемся. Христиане начали отмечать Рождество лишь через триста пятьдесят лет после прихода Основателя своей религии. Дату для него выбрали, вероятнее всего, потому, что 25 декабря близко к моменту зимнего солнцестояния, когда день равен ночи, да и к привычному для античного мира римскому празднику сатурналий. Более того, время года для Рождества Христова подходило любое, кроме разве зимы, недаром же в Библии говорится, что тогда стада были в полях и лугах (Лука, 1, 8). Да и год, несомненно, не тот. Ведь лишь в 525 году новой эры ученый монах Дионисий Малый (ксгати, наш, так сказать, земляк — родом с северных берегов Черного моря) установил ту систему нумерации годов от Рождества Христова, которой сейчас пользуется мир. Высчитывая время, Дионисий упустил четыре года царствования римского императора Октавиаиа. И не получается ли, что подлинное Рождество случилось за несколько лет до нашей эры? Но вернемся от календаря к звездам. Под пятым годом до новой эры китайские хронисты записали появление в небе «метлистой звезды», которая как бы расчищала небо. Прошло целых семьдесят суток, прежде чем она угасла, а в момент 158
тысячелетняя тайна своего расцвета она была весьма яркой. Китайские астрологи заключили: это к переменам, столь долгое время видимости небесного знака говорит о большой важности предсказуемых событий. Как ныне утверждает кембриджский астроном Колин Хамфриз, волхвы видели как раз эту, «китайскую» комету. Но английский ученый игнорирует тот факт, что в древней Европе появлению кометы обычно приписывали гибельные, а не радостные события. Например, так оценили астрологи яркую комету 134 года до новой эры, совпавшую с воцарением грозного Митридата Понтийского, который ничего доброго не сделал. За семьдесят суток, что в небе сверкала комета пятого года до новой эры, волхвы могли спокойно добраться до Иерусалима. Это — во-первых. А во-вторых, движущееся хвостатое небесное тело вполне подходит под описание евангелиста Матфея: «...и се, звезда, которую видели они на востоке, шла перед ними, как наконец пришла и остановилась над местом, где был Младенец» (Матф., 2, 9). Это прекрасно изображено многими живописцами эпохи Возрождения, но особенно впечатляюще — в «Поклонении волхвов» Джотто ди Бондоне, завершенном в 1303 году. У него отчетливейшим образом сияет именно хвостатая комета, стоящая прямо над яслями, где перед волхвами — все Святое Семейство. Нет сомнений, что великого итальянского художника вдохновила знаменитая комета Галлея, озарившая небо несколькими годами ранее: ее-то он видел, а вот верблюдов, на которых прибыли волхвы, вряд ли, стоит только взглянуть на странное их изображение. Как ни удивительно, китайцы, наблюдавшие в пятом году до новой эры свою «метлу в небе», за все семьдесят суток ни разу не заметили никакого ее движения. Это привело нынешних английских астрономов к мысли, что перед китайскими мудрецами была вовсе не комета, а так называемая гостевая звезда — внезапно появляющееся на пустом месте небосвода светило. Астрофизики свидетельствуют, что такие объекты, ныне именуемые Новыми, возникают, когда с одной из звезд срывается мощное газовое покрывало. Оно обрушивается на соседнюю, парную первой звезду и мощно взрывается. Все же и такая гипотеза не без слабых мест. Дело в том, что древние ближневосточные астрологи почти всецело были поглощены событиями, в которых участвуют планеты, Луна и Солнце, а эфемерные создания, как Новые и кометы, их не интересовали. Волхвы занимались знаками Зодиака, домами планет, их сближением, благоприятностью таких событий... И как раз в седьмом году до новой эры они зарегистрировали весьма важное явление — тройное сближение Юпитера и Сатурна в созвездии Рыб. Тому, кто пренебрегает астрологией, это событие напоминает нечто вроде космического танца двух ярких планет на фоне бледных звезд, образующих созвездие Рыб. В мае Юпитер как бы догоняет медленно движущийся Сатурн и обходит его. Затем обе планеты предстают нашему глазу идущими в противоположном направлении. Но вскоре Земля их «достает»; в октябре планеты тесно сближаются почти до самого конца года. В декабре Юпитер сперва слегка отходит от Сатурна, а затем снова воссоединяется с ним — это уже третье сближение. Но потом они разойдутся насовсем. Вот этот танец от внимания халдейских волхвов ускользнуть никак не мог. Шеффилдский астроном Дейвид Хьюз утверждает, что Юпитер и Сатурн в подобные отношения вступают лишь раз в 139 лет. Для вавилонян это имело колоссальное значение. Ибо в те времена зодиа- I 8 X С ц (О 159
Б. Силкин Вифлеемская звезда — тысячелетняя тайна IS! Ф ■*" z о. и» 1 К кальный знак Рыб астрологи связывали с еврейским народом. Юпитер же, как известно, царил над античными богами, а Сатурн имел отношение к законам справедливости и к Палестине. То есть здесь мы видим целое собрание сил божественных, царственных и прикосновенных Земле Обетованной. Д. Хьюз заключает: «Для древних жрецов соединение Юпитера с Сатурном в созвездии Рыб означало знамение прихода Мессии (Спасителя), обещанного иудеям в Ветхом Завете». Опытные волхвы могли заранее высчитать это тройное соединение. В мае седьмого года до новой эры они видели первое из них, но, вероятно, отложили свое путешествие до окончания знойного лета. Затем, уже в дороге к Иерусалиму, зафиксировали важный момент: Юпитер и Сатурн восходят в месте солнечного заката. Английский ученый считает, что библейская фраза «мы видели звезду Его на востоке» (Матф., 2, 2) означает «мы видели Его звезду на востоке в тот момент, как Солнце садилось». Волхвы и посчитали эту минуту рождением Христа. Сообщение волхвов, должно быть, при дворе Ирода вызвало панику. Ведь иудеи- астрологи таким событиям обычно внимания не уделяли, соединение планет им было невдомек. В конце года мудрецы, пришедшие с востока, снова увидели сближение тех же небесных тел в стороне Вифлеема, куда и направили свои стопы, не забыв прихватить богатые дары для Младенца. Вроде бы все сходится, но и в этой гипотезе есть слабое место. Библия четко говорит о звезде, а не о планете, и не о паре планет. Ведь даже в период наибольшего сближения при тройном соединении Юпитера с Сатурном они отстоят друг от друга на ширину лунного диска. Не обратиться ли здесь к мнению видного американского астронома Роджера Синнота? Он просчитал расположение планет примерно в то же время и обнаружил, что, кроме всего прочего, было сближение Юпитера с Венерой. И в самом деле, 17 июня второго года до новой эры жители Вавилона заметили, что два этих тела чуть ли не сливаются в небе Иудеи, лежащей к западу от них. Остались свидетельства того, что «Венера поглотила Юпитер и затем снова породила его» — планеты разошись. Что может быть лучшим доказательством прихода Царя Небесного? Однако и здесь есть сомнения. Царь Ирод, судя по всему, ко второму году до новой эры был уже в могиле. Исторические источники, правда, точной даты кончины почему-то не дают, но говорят, что смерть наступила «в нескольких днях от затмения Луны». Очевидно, имеется в виду ее затмение в Палестине 13 марта четвертого года до новой эры. Словом, пока нет теории, которая бы не противоречила хотя бы одному из доступных науке фактов, говорящих о точной дате Рождества Христова. Даже четыре евангелиста не во всем единодушны. О большом действе, устроенном в фискальных целях императором Августом, св. Лука пишет: «...Эта перепись была первая в правление Квириния Си- риею» (Лука, 2, 2). Римские хроники сообщают, что правителем данной провинции Квириний стал не раньше шестого года" новой эры, то есть когда Ирод уже был мертв. Из писаний св. Луки мы узнаем, что когда Младенец появился на свет, «в той стране были на поле пастухи, которые содержали ночную стражу у стада своего. Вдруг предстал им Ангел Господень... И сказал им... ныне родился вам в городе Давидовом Спаситель» (Лука, 2, 8—10). Но ни звезд, ни волхвов св. Лука не упоминает. Вообще о звезде и волхвах из всех четырех евангелистов возвещает только св. Матфей. Но не для того же, чтобы приукрасить свой и без того драматический рассказ? Конечно, можно склониться к мнению многих верующих, согласно которому Вифлеемская звезда — просто чудо Господне, и незачем его рассматривать с научных точек зрения. Провидение ее зажгло, чтобы подвигнуть волхвов в Вифлеем для поклонения Спасителю и поднесения ему даров. Пока ясно одно: какой бы вариант мы с вами, читатель, ни избрали, люди будут дивиться Вифлеемской звезде, покуда отмечают Рождество Христово. • На ГУ стр. обл. Фото Е. Эстрина «Тяга к жизни». 160
Современный вид Вифлеема BeiMthem • Джотто. Фреска «Поклонение волхвов». Часовня Скровеньи, Падуя, ок. 1341 года
У > V\" A'1 ' v Шж £» $Х6 ®Т*