ЛХуіо

Типографія Т-ва И. Д. Сытина Пятницкая ул., с. д.
МОСКВА. — 1914.

РО Д Н Ы Я СК А ЗК И т. 2

О гл авл ен и е
Сестрица Аленушка и братец Иванушка...........................................................................................2
Аѳоня дурачокъ...................................................................................................................................... 5
Про мышь зубастую да про воробья богатаго...................................................................................8
Охотникъ до сказокъ........................................................................................................................... 12
Хрустальная гора................................................................................................................................. 14
Двѣ доли.................................................................................................................................................18
Марко богатый..................................................................................................................................... 22
Царевна-змѣя........................................................................................................................................29
Окаменѣлое царство............................................................................................................................34
Несмѣяна-царевна............................................................................................................................... 38
Вѣщій сонъ............................................................................................................................................ 42
Морской царь и Василиса Премудрая............................................................................................. 47
Царь-дѣвица..........................................................................................................................................55
Три копеечки........................................................................................................................................ 63
Никита Кожемяка................................................................................................................................71
Шемякинъ судъ....................................................................................................................................74
Сказка о щукѣ зубастой...................................................................................................................... 83
Вольга богатырь................................................................................................................................... 84
Микулушка Селяниновичъ................................................................................................................90

1

РОДНЫЯ СКАЗКИ т. 2

Сестрица Аленушка и братец Иванушка.
I.

дутъ двое сиротъ, братецъ Иванушка и сестрица Алѣнушка, идутъ въ
дальній путь по открытому полю; а жаръ-то, жаръ ихъ донимаетъ.
Захотѣлось Иванушкѣ пить.
— Сестрица Аленушка! я пить хочу.
— Подожди, братецъ, до колодца дойдемъ.
Идутъ.
А солнце высоко,
Колодецъ далеко;
Ж аръ донимаетъ,
Потъ выступаетъ.
Стоитъ лошадиное копытце,
Полно водицы.
— Сестрица Аленушка! хлебну я изъ копытца.
— Не пей, братецъ, жеребеночкомъ станешь. Вздохнулъ Иванушка, и пошли. Идутъ.
А солнце высоко,
Колодецъ далеко;
Ж аръ донимаетъ,
Потъ выступаетъ.
Стоитъ коровье копытце,
Полно водицы.
— Сестрица Аленушка! хлебну я изъ копытца.
— Не пей, братецъ, теленочкомъ скинешься. И пошли они дальше. Идутъ.

2

РОДНЫЯ СКАЗКИ т. 2
А солнце высоко,
Колодецъ далеко;
Ж аръ донимаетъ,
Потъ выступаетъ.
Стоитъ баранье копытце,
Полно водицы.
Не спросился уже у Аленушки братецъ: поотсталъ немного, кинулся къ копытцу и
выпилъ до дна.

II.
Оглянулась Аленушка, зоветъ братца; а вмѣсто Иванушки бѣжитъ къ ней бѣленькій
барашекъ. Догадалась Аленушка, что это за бѣлый барашекъ, и горько заплакала. Но дѣлать
нечего, пошли дальше Аленушка и барашекъ.
Идутъ, а навстрѣчу имъ баринъ.
— Продай барашка, красная дѣвица!
Аленушка:
— Нѣтъ, баринъ, этотъ барашекъ не продажный: это не настоящій барашекъ, а мой
братецъ родимый.

3

РОДНЫЯ СКАЗКИ т. 2
Баринъ взялъ ихъ обоихъ и повезъ къ себѣ; потомъ на Аленушкѣ женился, а барашка
берегъ и холилъ. Ж или они очень счастливо. Добрые, на нихъ глядя, радовались, а злые —
завидовали. Больше всѣхъ завидовала сосѣдка, старая вѣдьма: думала она, что баринъ
женится на ея дочери, да не по ея вышло.
Вотъ задумала вѣдьма Аленушку извести и стала ее подстерегать. Пошла разъ
Аленушка гулять, а вѣдьма схватила ее, навязала ей тяжелый камень на шею и бросила въ
рѣку. Дочку же свою обернула Аленушкой и послала въ барскія хоромы. Никто ее и не
распозналъ: самъ баринъ обманулся. Одинъ барашекъ все зналъ; не ѣстъ онъ, не пьетъ,
ходитъ по берегу да жалобно кричитъ.

III.
Услышала новая барыня, какъ кричитъ барашекъ, и говоритъ барину:
— Вели барашка зарѣзать.
Удивился баринъ: «Какъ это, — думаетъ онъ, — жена такъ любила барашка, а то
вдругъ велитъ его резать!» Однако согласился.
И велѣла вѣдьмина дочь наточить ножи, разложить костры и нагрѣть котлы.
Провѣдалъ барашекъ, что ему недолго жить, легъ на бережку у рѣки и причитываетъ:
«Аленушка, сестрица моя!
М еня хотятъ зарѣзати:
Костры кладутъ высокіе,
Котлы грѣютъ чугунные,
^ ж и точатаъ булатные».
А Аленушка изъ-подъ воды братцу въ отвѣтъ:
«Ахъ, братецъ мой, Иванушка!
Тяжелъ камень шею перетеръ,
Ш елкова трава на рукахъ свилась,
Ж елты пески на грудь легли».
Баринъ былъ неподалеку; услыхалъ
переговариваются, и сталъ своихъ людей звать:

онъ,

какъ

Аленушка

съ

братцемъ

«Собирайтесь вы, люди дворовые,
Закидывайте невода шелковые!»
Собрались люди, закинули неводъ и вытащили Аленушку. Отрѣзали камень,
окунули ее въ чистую воду и обтерли полотенцемъ. Ожила Аленушка и стала еще краше
прежняго. Бросилась она барашка обнимать, а барашекъ сталъ уже Иванушкой. Зажили
они тогда втроемъ лучше прежняго, а вѣдьмину дочь слуги метлами со двора прогнали.

4

РОДНЫЯ СКАЗКИ т. 2

А=оня дурачокъ.

или-были три брата: двое умныхъ, Кирила да Гаврила, а третій дурачокъ Аѳоня.
Ж или они дружно, и хоть старшіе братья меньшого журили, а бить не били:
^
вѣдь въ дуракѣ и Богъ не воленъ, ума къ кожѣ не пришьешь; ты стели ему вдоль,
а онъ мѣритъ поперекъ; что ни скажетъ, что ни сдѣлаетъ, все не по-людски, а по
своему, по дурацкому разуму!
Вотъ сидитъ онъ разъ на завалинкѣ да мухъ бьетъ; извѣстно, что на дурака и муха
падка. Идетъ сосѣдка, ищетъ сынишку и говоритъ:
— Охъ, охонюшки, не видалъ ли ты, Аѳонюшка, моего Васьки?
— Видѣлъ, — говоритъ дуракъ.
— Ахъ ты мой, такой сякой разумный, гдѣ же и когда ты его видѣлъ?
— А какъ невѣстка его била, — говоритъ дуракъ, — тогда видѣлъ!
— Твоя невѣстка моего Васютку била! Да за что же это она на него, злодѣйка,
взъѣлась?
— А вотъ за что: говоритъ, по чужимъ огородамъ не ходи! Да каково больно била-то,
— прибавилъ дуракъ, — даже жалко стало.
— А ты чего смотрѣлъ, не отнялъ? — приставала сосѣдка.
— Некогда было, невѣстка за веревкой въ клѣть посылала.
— А на что ей понадобилась веревка?
— Ваську вязать.
— Ахъ, батюшки свѣты!
Тутъ дуракъ испугался, что проговорился, и началъ бабу просить, чтобы она никому
не сказывала, какъ невѣстка Ваську била, да на веревку посадила и отвязывать запретила.
— Аѳонюшка, золотой мой паренекъ хочешь рѣдечки?
— Не хочу.
— Хочешь огурчиковъ съ квасомъ?

5

РОДНЫЯ СКАЗКИ т. 2
— Не хочу.
— Хочешь колачика съ медкомъ?
— Хочу, — сказалъ дуракъ.
— Такъ сослужи мнѣ службу, отвяжи ты моего Васеньку да выведи ко мнѣ.
— Ладно, — сказалъ дуракъ и побѣжалъ въ хлѣвъ.
Долго ли, коротко ли онъ тамъ возился, а вышелъ таки на дворъ, вытянулъ за собой
чернаго козла Ваську, да и говоритъ сосѣдкѣ:
— На, возьми, только невѣсткѣ не сказывай.
Разсердилась баба, что попусту время потеряла, чуть-чуть не вцѣпилась Аѳонѣ въ
волосы, да благо невѣстка вступилась. Оставила баба дурака и пошла дальше искать своего
парнишку.

II.
Затѣяли разъ Кирила съ Гаврилой къ празднику пиво варить; въ бочку слили да въ
погребъ бочку спустили. Стала хозяйка пивомъ хвалиться:
— Ахъ, кумуш ка-голубуш ка, какое у насъ къ празднику будетъ пиво, сущее диво: не
успѣли въ бочку слить, а оно ужъ бродить и играть стало!
«Дай-ка, — думаетъ Аѳонюшка, — погляжу я, какъ пиво играетъ, — въ свайку, въ
лапту аль въ чехарду?»
Пошелъ, поглядѣлъ на бочку и около, пива не видать; нагнулся къ ней и слышитъ,
что въ бочкѣ, какъ въ ульѣ, гудитъ.
— А-а! такъ вотъ оно какъ играетъ, — говоритъ Аѳоня, — знать, сердится, что его въ
бочку заперли. Дай ототкну затычку, пусть его разгуляется!
Вотъ присѣлъ нашъ дуракъ къ бочкѣ и ну тянуть гвоздь; бочка покачнулась, пиво
всколыхнулось, затычка выскочила, пѣна брызнула и залѣпила глаза дураку; пока онъ
ихъ.теръ-протиралъ, а пиво все до капли изъ бочки ушло и залило погребицу. Что дѣлать
дураку! Взялъ колъ и ну хлестать по пиву, приговаривая: — Вишь, глупое, и на просторъ-то
выпустить нельзя, полѣзай назадъ, доколѣ невѣстка не провѣдала!
Но пиво не слушалось дурака и въ бочку не шло. Разсердился Аѳоня, забранилъ
пиво, захлесталъ его еще пуще прежняго. На крикъ дурака сбѣжались братья, увидали бѣду,
выгнали дурака изъ погреба; знать, пословица правду говоритъ: «Съ дураками пива не
сваришь, а и сваришь, такъ не разопьешь».
Пуще же всѣхъ осерчала невѣстка:
— Не хочу съ дуракомъ жить; пусть его въ люди идетъ уму-разуму учиться!

III.
Вотъ и отдали дурака въ работники, а на тяжелую работу куда какъ онъ былъ дюжъ!
Гаврила съ Кирилой ударили за брата по рукамъ, выговорили ему харчей вволю, одежду —
зипунъ, сапоги, шапку да красный кушакъ — да по три деньги въ день. Увезли дурака за
тридевять верстъ; прожилъ тамъ дуракъ безъ году недѣлю, соскучился по родной печи, по
Ж учкѣ по братьямъ да по сердитой невѣсткѣ, простился съ хозяевами, обулся, одѣлся и
пошелъ во-свояси. Вотъ идетъ онъ путемъ-дорогой; летитъ грачъ, кричитъ:
— Каръ-каръ, красны сапоги, красны сапоги.

6

РОДНЫЯ СКАЗКИ т. 2

Показалось Аѳонѣ, что грачъ кричитъ:
— Крадены сапоги, крадены сапоги.
Снялъ онъ сапоги, бросилъ ихъ и пошелъ дальше.
Летитъ синичка, кричитъ:
— Зинь, зинь, зинь!
Аѳонѣ показалось, что синичка кричитъ:
— Скинь, скинь, скинь!
Снялъ онъ кафтанъ и бросилъ его на дорогѣ, а самъ пошелъ необутый, неодѣтый;
погода же стояла куда какая морозная.
Вотъ пришелъ домой; первая увидала его невѣстка.
— Здорово, братъ Аѳоня, что больно налегкѣ пришелъ? Гдѣ же одежа?
— Н а дорогѣ оставилъ.
— Что такъ?
— Да вотъ такъ и такъ, — тутъ дуракъ ей все разсказалъ.
Всплеснула баба руками.
— Эхъ, Аѳоня, Аѳоня, на головѣ-то у тебя густо, а въ головѣ пусто. Тебѣ съ твоимъ
умомъ только пугаломъ сидѣть!
Пришли братья, посердились на дурака, побранили его, а все-таки накормили,
напоили и на печь спать уложили.

7

РОДНЫЯ СКАЗКИ т. 2

П ро мышь зубастую да про воробья богатаго.
I.
Пришла старуха и стала сказывать про деревенское раздолье: про ключи
студеные, про луга зеленые, про лѣса дремучіе, про хлѣба хлѣбистые, да про
ярицу яристую. Это не сказка, а присказка, — сказка будетъ впереди.
Ж илъ-былъ въ селѣ мужичокъ, крестьянинъ исправный — и Бога боялся
и о людяхъ печаловался; коли кто былъ въ горѣ да въ нуждѣ, всякъ къ нему за
совѣтомъ шелъ, а коли у кого было хлѣба въ недостачѣ, шли въ его закромъ,
какъ въ свой. Богъ благословлялъ его поля; у кого хлѣбъ родится самъчетвертъ, сам ъ-пятъ, а у него нерѣдко и самъ-десятъ. Сожнетъ мужичокъ
хлѣбъ, свезетъ въ овинъ, перечтетъ снопы, да каждый десятый снопъ къ сторонѣ
отложитъ, промолвя:
— Это на долю бѣдной братіи.
Услыхалъ такія рѣчи воробей, зачиликалъ во весь ротъ:
— Чивъ, чивъ, чивъ! М ужичокъ полонъ овинъ хлѣба навалилъ, да и на нашу братію
видимо-невидимо отложилъ!
— Шишь, не кричи во весь ротъ! — пропищала мышь-пискунья. — Не то всѣ
услышатъ: налетитъ ваша братія крылатая стая, все по зернышку разнесетъ весь закромъ
склюетъ и намъ ничего не оставить!

II.
Трудновато было воробью молчать, да дѣлать нечего, мышка больно строго ему
пригрозила. Вотъ слетѣлъ воробей со стрѣхи на полъ, подсѣлъ къ мышкѣ и сталъ тихонько
чирикать:
— Давай де, мыш ка-норуш ка, совьемъ себѣ по гнѣздышку, я подъ стрѣхой, ты въ
подпольѣ, и станемъ жить да быть да хозяйской подачкой питаться и будетъ у насъ все
вмѣстѣ, все пополамъ.

8

РОДНЫЯ СКАЗКИ т. 2
Мышка согласилась. Вотъ и зажили они вдвоемъ. Ж ивутъ годъ, живутъ другой, а на
третій амбаръ ветшать сталъ, про новый хлѣбъ хозяинъ выстроилъ другой амбаръ, а въ
старомъ зерна оставалось намалѣ.
М ышка-норушка это дѣло смекнула, раскинула на умахъ и порѣшила, что коли ей
одной забрать все зерно, то болѣе достанется, чѣмъ съ воробьемъ пополамъ. Вотъ прогрызла
она въ половицѣ въ закромѣ дыру, зерно высыпалось въ подполье, а воробей и не видалъ
того, какъ весь хлѣбъ ушелъ къ мышкѣ въ нору.

III.
Сталъ воробей поглядывать, гдѣ зерно — зерна не видать; онъ туда, онъ сюда, нѣтъ
нигдѣ ни зернышка; сталъ воробей къ мышкѣ въ нору стучаться:
— Тукъ, тукъ, чивъ, чивъ, чивъ! Дома ли, сударушка мышка?
А мышка въ отвѣтъ:
— Чего ты тутъ расчирикался? Убирайся, и безъ тебя голова болитъ!
Заглянулъ воробей въ подполье, да какъ увидалъ тамъ хлѣба ворохъ, такъ пуще
прежняго зачирикалъ:
— Ахъ, ты, мышь подпольная, вишь, что затѣяла; да гдѣ жъ твоя правда? Уговоръ
былъ все поровну, все пополамъ, а ты это что дѣлаешь? Взяла да обобрала товарища!
— И-и! — пропищала мышка-норушка, — вольно тебѣ старое помнить, я такъ ничего
знать не знаю и помнить не помню!
Нечего дѣлать, сталъ воробей мышкѣ кланяться, упрашивать, а она какъ выскочитъ,
какъ начнетъ его щипать, только перья полетѣли!

IV.
Разсердился воробей, взлетѣлъ на крышу и зачирикалъ такъ, что со всего округа
воробьевъ слетѣлось видимо-невидимо. Всю крышу обсѣли и ну товарищево дѣло
разбирать: все по ниточкѣ разобрали и на томъ порѣшили, чтобы къ звѣриному царю всѣмъ
міромъ съ челобитьемъ летѣть. Снялись, полетѣли, только небо запестрѣло. Вотъ
прилетѣли они къ звѣриному царю, зачирикали, защебетали, такъ что у льва въ ушахъ
зазвенѣло, а онъ въ ту пору прилегъ было отдохнуть. Зѣвнулъ левъ, потянулся, да и
говоритъ:
— Коли попусту слетѣлись, такъ убирайтесь восвояси, — спать хочу; а коли дѣло есть
до меня, то говори одинъ, вѣдь пѣть хорошо вмѣстѣ, а говорить порознь!
Выскочилъ тутъ воробышекъ, что побойчѣе другихъ, и сталъ такъ сказывать дѣло:
— Левъ-государь, вотъ такъ и такъ, нашъ братъ воробей положилъ уговоръ съ твоей
холопкой мышью зубастой жить въ одномъ амбарѣ, ѣсть изъ одного закрома до послѣдняго
зерна; прожили они такъ безъ малаго три года, а какъ сталъ хлѣбъ къ концу подходить,
мышь подпольная и слукавила, прогрызла въ закромѣ дыру и выпустила зерно къ себѣ въ
подполье; братъ воробей сталъ ее унимать, усовѣщивать, а она, злодѣйка, такъ его ощипала
кругомъ, что стыдно въ люди показаться; повели, царь, мышь ту казнить, а все зерно истцу
воробью отдать; коли же ты, государь, насъ съ мышью не разсудишь, такъ мы полетимъ къ
своему царю съ челобитной!
— И давно бы такъ, идите къ своему орлу! — сказалъ левъ, потянулся и опять
заснулъ.

9

РОДНЫЯ СКАЗКИ т. 2

V.
Туча-тучей поднялася стая воробьиная съ челобитьемъ къ орлу на звѣринаго царя да
на его холопку мышь.
Выслушалъ царь-орелъ, да какъ гаркнетъ орлинымъ клектомъ:
— Позвать сюда трубача!
А грачъ-трубачъ ужъ тутъ какъ тутъ стоитъ передъ орломъ тише воды, ниже травы.
— Труби, трубачъ, великій сборъ моимъ богатырямъ: беркутамъ, соколамъ,
коршунамъ, ястребамъ, лебедямъ, гусямъ и всему птичьему роду, чтобы клювы точили,
когти вострили; будетъ де вамъ пиръ на весь міръ. А тому ли звѣриному царю разлетную
грамоту неси за то де, что ты, царь, потатчикъ, присяги не памятуешь, своихъ звѣришекъ въ
страхѣ не держишь, нашихъ пернатыхъ жалобъ не разбираешь, вотъ за то де и подымается
на тебя тьма-тьмущая, сила великая; и чтобы тебѣ, царю, выходить со своими звѣришками
на поле Арекское, къ дубу Веретенскому.
Тѣмъ временемъ, выспавшись, проснулся левъ и, выслушавъ трубача-бирюча,
зарычалъ на все свое царство звѣриное; сбѣжались барсы, волки, медвѣди, весь крупный и
мелкій звѣрь и остановились они у того дуба завѣтнаго.

10

РОДНЫЯ СКАЗКИ т. 2

VI.
И налетала на нихъ туча грозная, непроносная, съ вожакомъ своимъ, съ царемъорломъ, и билися обѣ рати не отдыхаючи три часа и три минуты, другъ друга не одолѣвая; а
какъ нагрянула западная сила — ночная птица, пугачъ да сова, тутъ зубастая мышь первая
наутекъ пошла. Доложили о томъ докладчики звѣриному царю, разсердился левъ-государь
на зубастую мышь:
— Ахъ ты, мышь, мелюзга подпольная, изъ-за тебя, мелкой сошки, бился я, не
жалѣючи себя, а ты же первая тылъ показала!
Тутъ велѣлъ левъ отбой бить, замиренья просить; а весь награбленный хлѣбъ
присудилъ воробью отдать, а мышь подпольную, буде найдется, ему же, воробью, головою
выдать.
Мышь не нашли, сказываютъ: сбѣжала де со страху не въ наше государство.
Воробышекъ разжился, и сталъ у него что ни день, то праздникъ — гостей видимо­
невидимо, вся крыша вплотную засажена воробьями, и чирикаютъ они на все село былину
про мышь подпольную, про воробья богатаго да про свою удаль молодецкую.

11

РОДНЫЯ СКАЗКИ т. 2

Охотникъ до сказокъ.

илъ себѣ старикъ со старухой, и былъ старикъ большой охотникъ до сказокъ и
всякихъ розсказней. Приходитъ зимою къ старику солдатъ и просится ночевать.
— Пожалуй, служба, ночуй, — говоритъ старикъ, — только съ уговоромъ:
всю ночь мнѣ разсказывай: ты человѣкъ бывалый, много видѣлъ, много знаешь.
Солдатъ согласился.
Поужинали старикъ съ солдатомъ и легли на полати рядышкомъ, а старуха сѣла на
лавкѣ и стала шерсть прясть.
Долго разсказывалъ солдатъ старику про свое житье-бытье, гдѣ былъ и что видѣлъ.
Разсказывалъ до полуночи, а потомъ помолчалъ немного и спрашиваетъ у старика:
— А что, хозяинъ, знаешь ли, кто съ тобою на полатяхъ лежитъ?
— Какъ кто? — спрашиваетъ хозяинъ. — Вѣстимо, солдатъ.
— Анъ, нѣтъ, не солдатъ, а волкъ.
Поглядѣлъ мужикъ на солдата — и точно, волкъ. Испугался старикъ, а волкъ ему и
говоритъ:
— Да ты, хозяинъ, не бойся, погляди на себя, вѣдь и ты медвѣдь.
Оглянулся на себя мужикъ — и точно, сталъ онъ медвѣдемъ.
— Слушай, хозяинъ, — говоритъ тогда волкъ, — не приходится намъ съ тобою на
полатяхъ лежать: чего добраго придутъ въ избу люди, такъ намъ смерти не миновать.
Убѣжимъ-ка лучше, пока цѣлы.
Вотъ и побѣжали волкъ съ медвѣдемъ въ чистое поле. Бѣгутъ, а навстрѣчу имъ
хозяинова лошадь.
Увидѣлъ волкъ лошадь и говоритъ:
— Давай съѣдимъ ее!
— Нѣтъ, вѣдь это моя лошадь, — говоритъ старикъ.
— Н у такъ что жъ, что твоя, — голодъ не тетка.
Съѣли они лошадь и бѣгутъ дальше, а навстречу имъ старуха, старикова жена. Волкъ
опять говоритъ:
— Давай старуху съѣдимъ.

12

РОДНЫЯ СКАЗКИ т. 2

—Какъ такъ? да вѣдь это моя жена, — говоритъ медвѣдь.
—Какая твоя! — отвѣчаетъ волкъ.
Съѣли и старуху.
Пробѣгали такъ медвѣдь съ волкомъ цѣлое лѣто. Настаетъ зима.
— Давай, — говоритъ волкъ, — заляжемъ въ берлогу; ты полѣзай дальше, а я спереди
лягу. Когда найдутъ на насъ охотники, то меня перваго застрѣлятъ, а ты смотри: какъ меня
убьютъ да начнутъ шкуру сдирать, выскочи изъ берлоги да черезъ шкуру мою переметнись
— и станешь опять человѣкомъ.
Вотъ лежатъ медвѣдь съ волкомъ въ берлогѣ; набрели на нихъ охотники, застрѣлили
волка и стали съ него шкуру снимать. А медвѣдь какъ выскочитъ изъ берлоги да кувыркомъ
черезъ волчью шкуру... и полетѣлъ старикъ съ полатей внизъ головой.
— Ой, ой! — завопилъ старый. — Всю спинушку отбилъ!
Старуха перепугалась и вскочила.
— Что ты? что съ тобой, родимый? отчего упалъ? кажись и пьянъ не былъ!
— Какъ отчего? — говоритъ старикъ. — Да ты, видно, ничего не знаешь! — и сталъ
старикъ разсказывать: мы де съ солдатомъ звѣрьемъ были; онъ волкомъ, я медвѣдемъ; лѣто
цѣлое пробѣгали, лошадушку нашу съѣли и тебя, старуха, съѣли.
Взялась тутъ старуха за бока и ну хохотать.
— Да вы, — говоритъ, — оба уже съ часъ мѣста на полатяхъ во всю мочь храпите, а я
сидѣла да пряла.
Больно расшибся старикъ: пересталъ онъ съ тѣхъ поръ до полуночи сказки слушать.

13

РОДНЫЯ СКАЗКИ т. 2

Хрустальная гора.

ъ нѣкоторомъ царствѣ, въ нѣкоторомъ государствѣ жилъ-былъ царь. Было у
\ Sтого царя три сына. Вотъ дѣти и говорятъ ему:
— Государь нашъ батюшка, благослови насъ: мы на охоту ѣдемъ!
Благословилъ отецъ, и они поѣхали въ разныя стороны.
Меньшой сынъ ѣздилъ-ѣздилъ и заблудился.
Выѣзжаетъ онъ на поляну, лежитъ на полянѣ палая лошадь, около нея собралось
много всякаго звѣря, птицы и гаду.
Вдругъ поднялся соколъ, сѣлъ царевичу на плечо и говоритъ:
— Иванъ-царевичъ! раздѣли намъ эту лошадь: лежитъ она здѣсь тридцать три года,
мы все споримъ, а какъ подѣлить — не придумаемъ.
Царевичъ слѣзъ съ своего коня и раздѣлилъ падаль: звѣрямъ — кости, птицамъ —
мясо, кожу — гадамъ, а голову — муравьямъ.
— Спасибо, Иванъ-царевичъ! — сказалъ соколъ. — За эту услугу можешь ты
обращаться яснымъ соколомъ и муравьемъ всякій разъ, какъ захочешь.
Ударился тутъ Иванъ-царевичъ о сырую землю, сдѣлался яснымъ соколомъ, взвился
и полетѣлъ въ тридесятое государство; а того государства больше чѣмъ наполовину
втянуло въ хрустальную гору. Прилетѣлъ прямо во дворецъ, оборотился добрымъ
молодцемъ и спрашиваетъ придворную стражу:
— Не возьметъ ли вашъ государь меня на службу къ себѣ?
— Отчего не взять такого молодца!
И поступилъ онъ къ тому царю на службу.

II.
14

РОДНЫЯ СКАЗКИ т. 2
Ж иветъ царевичъ у царя недѣлю, другую и третью. Полюбила его молодая царевна.
Стала проситься она у отца:
— Государь мой батюшка! позволь мнѣ съ Иваномъ-царевичемъ на хрустальной горѣ
погулять.
Царь позволилъ. Сѣли они на добрыхъ коней и поѣхали. Подъѣзжаютъ къ
хрустальной горѣ, вдругъ откуда ни возьмись — золотая коза. Царевичъ погналъ за ней,
скакалъ-скакалъ, козы не добылъ, воротился назадъ, а царевны нѣтъ! Что дѣлать? какъ
царю на глаза показаться? Н арядился онъ древнимъ старичкомъ, чтобы не признали,
пришелъ во дворецъ и говоритъ царю:
— Царь-государь, найми меня стадо пасти!
— Хорошо, будь пастухомъ; коли прилетитъ змѣй о трехъ головахъ — дай ему три
коровы; коли о шести головахъ — дай шесть коровъ, а коли о двѣнадцати головахъ — то
отсчитай двѣнадцать коровъ.

Погналъ Иванъ-царевичъ стадо по горамъ, по доламъ; вдругъ летитъ съ озера змѣй о
трехъ головахъ.
— Эхъ, Иванъ-царевичъ, за какое ты дѣло взялся? Гдѣ бы сражаться доброму
молодцу, а онъ стадо пасетъ! Ну-ка, отгони мнѣ трехъ коровъ.
— Не жирно ли будетъ? — отвѣчаетъ царевичъ. — Я самъ въ суточки ѣмъ по одной
уточкѣ, а ты трехъ коровъ захотѣлъ... Нѣтъ тебѣ ни одной!
Разсердился змѣй и вмѣсто трехъ захватилъ шесть коровъ. Иванъ-царевичъ тотчасъ

15

РОДНЫЯ СКАЗКИ т. 2
обернулся яснымъ соколомъ, снялъ у змѣя три головы и погналъ стадо домой.
— Что, дѣдушка, — спрашиваетъ царь, — прилеталъ ли трехглавый змѣй, далъ ли ты
ему трехъ коровъ?
— Нѣтъ, государь, ни одной не далъ!
Н а другой день гонитъ царевичъ стадо по горамъ, по доламъ; прилетаетъ съ озера
змѣй о шести головахъ и требуетъ шесть коровъ.
— Ахъ ты, чудо-юдо обжорливое! я самъ въ суточки ѣмъ по одной уточкѣ, а ты чего
захотѣлъ! Не дамъ тебѣ ни единой!
Разсердился змѣй, вмѣсто шести захватилъ двѣнадцать коровъ, а царевичъ
обратился яснымъ соколомъ, бросился на змѣя и снялъ у него шесть головъ. Пригналъ
домой стадо; царь и спрашиваетъ:
— Что, дѣдушка, прилеталъ ли шестиглавый змъй, много ли моего стада поубавилъ?
— Прилетать-то прилеталъ, да ничего не взялъ!
Похвалилъ царь пастуха.
Позднимъ вечеромъ оборотился Иванъ-царевичъ муравьемъ и сквозь малую
трещинку заползъ въ хрустальную гору: смотритъ — въ хрустальной горѣ сидитъ царевна.
— Здравствуй, — говоритъ Иванъ-царевичъ. — Какъ ты сюда попала?

— Меня унесъ змѣй о двѣнадцати головахъ; живетъ онъ на батюшкиномъ озерѣ — въ
томъ змѣѣ сундукъ таится, въ сундукѣ — заяцъ, въ зайцѣ — утка, въ уткѣ — яичко, въ яичкѣ
— сѣмечко; коли ты убьешь его да достанешь это сѣмечко, то можно хрустальную гору
извести и меня избавить.

16

РОДНЫЯ СКАЗКИ т. 2
Выбрался И ванъ-царевичъ изъ горы, снарядился пастухомъ и погналъ стадо. Вдругъ
прилетаетъ змѣй о двѣнадцати головахъ.
— Эхъ, Иванъ-царевичъ! не за свое ты дѣло взялся; чѣмъ бы тебѣ, доброму молодцу,
сражаться, а ты стадо пасешь... Ну-ка, отсчитай мнѣ двѣнадцать коровъ!
— Ж ирно будетъ! я самъ въ суточки ѣмъ по одной уточкѣ; а ты чего захотѣлъ!
Начали они сражаться, и долго ли, коротко ли сражались — Иванъ-царевичъ
побѣдилъ змѣя о двѣнадцати головахъ, разрѣзалъ его туловище и въ правой сторонѣ
нашелъ сундукъ; въ сундукѣ — зайца, въ зайцѣ — утку, въ уткѣ — яйцо, въ яйцѣ — сѣмечко.
Взялъ онъ сѣмечко, зажегъ и поднесъ къ хрустальной горѣ — гора вдругъ растаяла. Вывелъ
Иванъ-царевичъ оттуда царевну и привезъ ее къ отцу; отецъ возрадовался и говоритъ
царевичу:
— Будь ты моимъ зятемъ!
Тутъ ихъ и обвѣнчали. На той свадьбѣ и я былъ, медъ, пиво пилъ, по бородѣ текло, да
только въ ротъ не попало.

17

РОДНЫЯ СКАЗКИ т. 2

Двѣ доли.
I.

илъ да былъ мужикъ, прижилъ двухъ сыновей и померъ. Задумали братья
жениться: старшій взялъ бѣдную, младшій — богатую; а живутъ вмѣстѣ, не
дѣлятся. Вотъ начали жены ихъ межъ собою ссориться да вздорить. Одна
говоритъ:
— Я за старшимъ братомъ замужемъ: мой верхъ долженъ быть!
А другая:
— Нѣтъ, мой верхъ, — я богаче тебя!
Братья смотрѣли-смотрѣли, видятъ, что жены не ладятъ, раздѣлили отцовское добро
поровну и разошлись.
У старшаго брата что ни годъ, то дѣти родятся, а хозяйство все плоше да хуже идетъ:
до того дошло, что совсѣмъ разорился. Пока хлѣбъ да деньги были — на дѣтей глядя,
радовался; а какъ обѣднялъ — и дѣтямъ не радъ! Пошелъ къ меньшому брату:
— Помоги-де въ бѣдности!
Тотъ наотрѣзъ отказался:
— Ж иви, какъ самъ знаешь, — у меня свои дѣти подрастаютъ
Прошло немного времени, опять пришелъ бѣдный къ богатому:
— Одолжи, — проситъ, — хоть на одинъ день лошади: пахать не на чѣмъ!
— Сходи на поле и возьми на одинъ день, да смотри — не замучь!
Бѣдный пришелъ на поле и видитъ, что какіе-то люди на братниныхъ лошадяхъ
землю пашутъ.
— Стой! — закричалъ. — Сказывайте, что вы за люди?
— А ты что за спросъ?
— Да то, что эти лошади моего брата!
— А развѣ не видишь ты, — отозвался одинъ изъ пахарей, — что я — Счастье твоего
брата? Онъ пьетъ, гуляетъ, ничего не знаетъ, а мы на него работаемъ.
— А гдѣ же мое Счастье?
— Твое Счастье вонъ тамъ, подъ кустомъ, въ красной рубашкѣ лежитъ: ни днемъ ни
ночью ничего не дѣлаетъ, только спитъ.

18

РОДНЫЯ СКАЗКИ т. 2

II.
«Ладно, — думаетъ мужикъ, — доберусь я до тебя!» Пошелъ, вырѣзалъ толстую
палку, подкрался къ своему Счастью и вытянулъ его по боку изо всей силы.
Счастье проснулось и спрашиваетъ:
— Что ты дерешься?
— Еще не такъ прибью! Люди добрые землю пашутъ, а ты безпросыпу спишь!
— А ты, небось, хочешь, чтобъ я на тебя пахалъ? И не думай!
— Что жъ, все будешь подъ кустомъ лежать? Вѣдь этакъ мнѣ умирать съ голоду
придется!
— Ну, коли хочешь, чтобъ я тебѣ помощникомъ было, такъ брось крестьянское дѣло
да займись торговлею. Я къ вашей работѣ совсѣмъ непривыченъ, а купеческія дѣла всякія
знаю.
— Займись торговлею!.. Да было бы на что! мнѣ ѣсть нечего, а не то что въ торгъ
пускаться.
— Ну, хоть сними съ своей бабы старый сарафанъ да продай; на тѣ деньги купи
новый — и тотъ продай. А ужъ я стану тебѣ помогать; ни на шагъ прочь не отойду.
— Хорошо.

III.
Поутру говоритъ бѣднякъ своей женѣ:
— Ну, жена, собирайся — въ городъ поѣдемъ.
— Зачѣмъ?
— Хочу въ мѣщане приписаться, торговать зачну.
— Съ ума, что ли, ты сошелъ, — дѣтей кормить нечѣмъ, а онъ въ городъ норовитъ!
— Не твое дѣло! Укладывай все имѣніе, забирай дѣтишекъ и ѣдемъ!
Вотъ и собрались. Помолились Богу, стали наглухо запирать свою избушку и
послышали, что кто-то горько плачетъ въ избѣ. Хозяинъ спрашиваетъ:
— Кто тамъ плачетъ?
— Это я — Горе!
— О чемъ же ты плачешь?
— Да какъ же мнѣ не плакать, — самъ ты уѣзжаешь, а меня здѣсь покидаешь.
— Нѣтъ, милое, я тебя съ собой возьму, а здѣсь не покину! Эй, жена, — говоритъ, —
выкидывай изъ сундука свою поклажу!
Ж ена опорожнила сундукъ.
— Ну-ка, Горе, полѣзай въ сундукъ! Горе влѣзло. Онъ его заперъ тремя замками,
зарылъ сундукъ въ землю и говоритъ:
— Пропадай ты, проклятое, чтобъ вѣкъ съ тобой не знаться!

19

РОДНЫЯ СКАЗКИ т. 2

IV.
Приходитъ бѣдный съ женой и съ дѣтьми въ городъ; нанялъ себѣ квартиру и началъ
торговать: взялъ старый женинъ сарафанъ, понесъ на базаръ и продалъ за рубль; на тѣ
деньги купилъ новый сарафанъ и продалъ его за два рубля. И вотъ такимъ-то счастливымъ
торгомъ, что за всякую вещь двойную цѣну получалъ, разбогатѣлъ онъ въ самое короткое
время и записался въ купцы.
Услыхалъ про то младшій братъ, пріѣзжаетъ къ нему въ гости и спрашиваетъ:
— Скажи, пожалуй, какъ это ты ухитрился — изъ нищаго богачомъ сталъ?
— Да просто, — отвѣчалъ купецъ, — я свое Горе въ сундукъ заперъ да въ землю
зарылъ.
— Въ какомъ мѣстѣ?
— Въ деревнѣ, на старомъ дворѣ.

20

РОДНЫЯ СКАЗКИ т. 2

V.
Младшій братъ чуть не плачетъ отъ зависти; поѣхалъ сейчасъ на деревню, вырылъ
сундукъ и выпустилъ оттуда Горе.
Ступай, — говоритъ, — къ моему брату, разори его до послѣдней нитки!
— Нѣтъ, — отвѣчаетъ Горе, — я лучше къ тебѣ пристану, а къ нему не пойду: ты —
добрый человѣкъ, ты меня на свѣтъ выпустилъ, а тотъ лиходѣй — въ землю упряталъ!
Немного прошло времени — разорился завистливый братъ и изъ богатаго мужика
сдѣлался голымъ бѣднякомъ.

21

РОДНЫЯ СКАЗКИ т. 2

Марко богатый.
I.
илъ-былъ Марко богатый. Такъ прозывался онъ потому, что было у него
несмѣтное богатство. И Марко тѣмъ весьма величался, и былъ непомѣрно гордъ
своимъ прозвищемъ. Во снѣ и наяву ему грезилось только его богатство.
Однажды, стоя въ церкви, Марко сказалъ своему сосѣду:
— Что это, сосѣдъ, какъ ни богатъ я, а хоть бы разъ Господь Богъ
пожаловалъ ко мнѣ въ гости!
_ Что жъ, — отвѣчалъ сосѣдъ, — приготовься получше, и Господь
посѣтитъ тебя Своею благостью.
Сосѣдъ разумѣлъ по-христіански, а Марко понялъ по-своему; сталъ готовить
богатый обѣдъ, пышно разубралъ свой домъ; настлалъ парчи и бархату отъ воротъ до
церкви и сталъ дожидаться; а самъ ужъ ни на кого и не глядитъ. Прошла обѣденная пора, а
Марко все ждетъ. Ужъ стало садиться солнце. Марко не дождался и велѣлъ собирать парчи
и бархаты, разостланные по дорогѣ и по двору.
Въ это время приходитъ на его дворъ сѣденькій старичокъ и проситъ ночлега.
— Не до тебя мнѣ, — сказалъ ему съ сердцемъ Марко.
— Ради Бога, Марко богатый, укрой меня отъ темноты ночной!
Марко, чтобы отвязаться, велѣлъ впустить его въ избу, гдѣ лежала у него при смерти
хворая тетка.
Н а другой день видитъ Марко, что идетъ къ нему тетка совсѣмъ здоровая.
— Какъ это угораздило тебя? — сказалъ онъ съ удивленіемъ.
— Ахъ, Марко богатый, — отвѣчала она, — знаешь ли что? Видѣла я, будто въ эту
ночь Господь Богъ приходилъ въ избу и будто къ Нему прилеталъ ангелъ и разсказывалъ,
что въ эту ночь родилось три младенца: одинъ у купца; другой у крестьянина, а третій у
какого-то бѣднаго, и спросилъ:
— Какой талантъ присудишь имъ, Господи?
И Господь сказалъ:

22

РОДНЫЯ СКАЗКИ т. 2
— Купеческому сыну обладать отцовскимъ талантомъ; крестьянскому сыну обладать
землепашествомъ, а бѣднякову сыну — Марковымъ богатствомъ.
— А еще что? — спросилъ Марко.
— Да вотъ какая еще благодать: какъ проснулась я, то стала совсѣмъ здоровая, какъ
самъ видишь!
— Это ладно, — сказалъ Марко, — только съ бѣднякова сына много будетъ обладать
Марковымъ богатствомъ!

II.
Однако залегло у него это на душу. На ту же пору родилась у него дочь. И захотѣлъ
Марко провѣдать, подлинно ли родился его наслѣдникъ у бѣдняка? Поѣхалъ, отыскалъ
бѣдняка, и видитъ, чго у него, въ самомъ дѣлѣ, родился мальчикъ. И задумалъ Марко
недоброе.
— Добрый человѣкъ! — сказалъ онъ, — что вамъ дѣлать съ этимъ мальчишкой, коли и
самимъ вамъ нечего ѣсть? Отдайте его мнѣ!
— Что ты, Марко богатый! — сказала мать. — Даетъ Богъ дѣтушекъ, дастъ и на
дѣтушекъ.
— Полно упрямиться! у меня ему будетъ лучше, чѣмъ у васъ; воспитаю его какъ
сына, да и васъ не оставлю. Вотъ вамъ пятьсотъ рублей!
Бѣдняки подумали, потолковали между собою, согласились. Взялъ Марко мальчика
и уѣхалъ.
М орозъ былъ трескучій. Увидавъ въ полѣ сугробъ снѣгу, Марко остановился,
разгребъ снѣгь и бросилъ туда бѣднаго мальчика, приговаривая:
— Теперь владѣй М арковымъ богатствомъ!
Въ тотъ же день по дорогѣ той ѣхали купцы на ярмарку; и видятъ они, что изъ
сугроба паръ идетъ.
— Сходи-ка посмотри, что за чудо! — сказалъ хозяинъ молодцу.
И тотъ, воротясь, разсказалъ, что въ сугробѣ проталинка; на проталинкѣ зеленѣетъ
трава и цвѣтутъ цвѣты, а въ цвѣтахъ лежитъ мальчишечка, забавляется и улыбается.
— Это Богъ даетъ намъ благодать! — сказалъ хозяинъ. Взяли они того мальчика и
повезли съ собою.
Только, подлинно, имъ благодать Божія была: на ярмаркѣ все продали съ большимъ
барышомъ. Возвращаясь, они заѣхали къ М арку богатому за товаромъ. И узналъ отъ нихъ
Марко про мальчика, и сталъ у нихъ всячески выпрашивать его.
— У меня, — говоритъ, — будетъ онъ расти вмѣстѣ съ дочерью; вамъ же его не дѣлить
стать, а вотъ вамъ за это тысячу рублей, раздѣлите ее между собой.
Купцы согласились и уступили ему младенца. «Ну, — думаетъ Марко, — погоди же!
коли и морозъ тебя не беретъ, коли и въ сугробѣ не окочурился, то я справлюсь съ тобою
вѣрнѣе!»
Скоро разлились рѣки; Марко взялъ мальчика, положилъ его въ ящикъ и пустилъ за
полою водою, приговаривая:
— Владѣй теперь Марковымъ богатствомъ! Вода помчала ящикъ, а Марко воротился
домой въ полномъ спокойствіи.

23

РОДНЫЯ СКАЗКИ т. 2

III.
Долго плылъ ящикъ съ младенцемъ; наконецъ волною прибило его къ берегу, на
которомъ стоялъ убогій монастырь. Въ то самое время послушникъ приходитъ къ рѣкѣ за
водою и видитъ, что въ ящикѣ лежитъ мальчикъ, — лежитъ, забавляется и улыбается. Онъ
побѣжалъ къ настоятелю.
— Чудо Господне! — сказалъ монахъ и пошелъ за мальчикомъ.
Принесли его, и сталъ мальчикъ у нихъ расти такъ скоро, какъ пшеничное тѣсто на
опарѣ подымается. И растетъ онъ такой пригожій, такой смышленый и послушный, такой
охочій до ученья и способный до церковнаго пѣнія, что всѣ не нарадуются ему. Съ тѣмъ
вмѣстѣ сталъ богатѣть и монастырь; стали вносить богатые вклады, и монастырь въ
короткое время обстроился великолѣпно.
Такъ прошло пятнадцать лѣтъ; мальчикъ Иванъ сталъ ужъ на возрастѣ. Случилось
какъ-то проѣзжать мимо М арку богатому, и заѣхалъ онъ въ тотъ монастырь; сталъ

24

РОДНЫЯ СКАЗКИ т. 2
разспрашивать, какимъ образомъ обогатилась святая обитель, и, узнавъ про неключимаго
мальчика, опять сталъ бояться за свое богатство и опять задумалъ недоброе. Вотъ онъ
сдѣлалъ богатый вкладъ въ монастырь и началъ просить, чтобы Ивана отпустили съ нимъ;
говорилъ, что сдѣлаетъ его первымъ приказчикомъ, потомъ зятемъ, и что, наконецъ, Иванъ
будетъ наслѣдникомъ всего несмѣтнаго богатства его и станетъ тогда вносить большіе
вклады въ монастырь. Призвали, спросили Ивана; тотъ согласился; и его отпустили съ
богатымъ Маркомъ.
Марко обласкалъ его и посылаетъ домой съ письмомъ къ женѣ, говоря, что черезъ
три дня и самъ пріедетъ. А въ письмѣ онъ приказывалъ строго женѣ, чтобы она непремѣнно
послала гостя въ ту конуру, гдѣ содержатся у него самыя злыя собаки, и заперла бы его
тамъ, и не давала бы корму собакамъ три дня, до его пріѣзда.
Отдавъ письмо Ивану, онъ простился съ нимъ и подумалъ:
«Теперь владѣй моимъ богатствомъ, прекрасный зятюшка и наслѣдникъ!»

IV.
Отправился Иванъ въ путь. На полдорогѣ заснулъ онъ крѣпкимъ сномъ. Въ это
время его ангелъ-хранитель невидимо взялъ у него. письмо Марково и положилъ другое, въ
которомъ такою же рукою написано было, что Марко нашелъ зятя своей дочери и велитъ
женѣ поскорѣе обвѣнчать ихъ и приготовить пиръ на весь міръ, и что онъ черезъ три дня
самъ пріѣдетъ пировать свадьбу и навезетъ съ собой гостей.
Ж ена такъ и сдѣлала; и всѣ не могли налюбоваться женихомъ, больше же всѣхъ — его
молодая жена.
Черезъ три дня возвратился домой Марко богатый.
— Что, уходила молодца? — было первое его слово женѣ.
— И теперь еще ухаживаемъ за нимъ, мой отецъ. У жъ подлинно молодецъ! Вчера
обвѣнчали.
— Какъ!, — заревѣлъ Марко, но въ ту пору вошли молодые и подошли къ нему за
благословеніемъ; дѣлать было нечего! Марко скрылъ на время свою злость и притворился
веселымъ, пируя свадьбу съ гостями.
— Ну, зятюшка, — сказалъ онъ недѣли черезъ двѣ Ивану, — теперь надо хозяйство да,
прибытокъ вести, но сначала ты долженъ сходить къ вѣщуну Людоѣду да справиться у него:
какъ велико мое богатство и есть ли счетъ ему?
Иванъ не зналъ еще всего, что бываетъ на этомъ свѣтѣ, и пошелъ.
Вотъ пришлось ему переѣзжать черезъ рѣку.
— Куда Богъ несетъ тебя, добрый молодецъ? — спросилъ перевозчикъ.
— Къ вѣщуну Людоѣду.
— Узнай ты у него, добрый молодецъ, когда кончится моя мука такая, что вотъ уже
пятнадцать лѣтъ перевожу я, и не могу сойти съ лодки?
— Хорошо! — сказалъ Иванъ и пошелъ далѣе.
Вотъ видитъ онъ, стоитъ курганъ, на курганѣ колышекъ, а на колышкѣ стоитъ одной
ногой мужичокъ, мотается онъ, куда вѣтеръ повѣетъ, и всего его вѣтромъ истрепало, какъ
ветошку.
— Куда Богъ несетъ? — спросилъ онъ у Ивана.
— Къ вѣщуну Людоѣду.

25

РОДНЫЯ СКАЗКИ т. 2

— Ахъ, добрый молодецъ, узнай ты, когда кончится мука моя такая, что вотъ уже
пятнадцать лѣтъ стою я тутъ, и мотаетъ меня, куда вѣтеръ повѣетъ, всего изветшалило!
— Хорошо! — сказалъ Иванъ и пошелъ далѣе, дивясь на такое чудо.
Долго шелъ Иванъ черезъ степи, черезъ лѣса, черезъ долы, черезъ горы и приходить,
наконецъ, въ домъ вѣщуна Людоѣда. Его встрѣтила тамъ молодая жена Людоѣдова; она
была русская. И рада и не рада она Ивану. Онъ разсказалъ ей, какъ и зачѣмъ пришелъ,
разсказалъ про перевозчика и про мужика на курганѣ.
— Нѣтъ, не затѣмъ послалъ тебя тесть твой; онъ прислалъ тебя на съѣденіе; онъ
вѣчный злодѣй твой!
И всплакался Иванъ.
— Не плачь, Иванъ, авось, сладимъ дѣло...
Вдругъ заревѣлъ вѣтеръ, закрутилъ вихорь.
— Ахти, — сказала она, — мужъ летитъ! Ну, слушай же хорошенько!
Тутъ она перекинула съ руки на руку иголочку, воткнула въ него; сталъ онъ
булавочной головкой; и она приколола его себѣ на голову.
— Что это, жена, у тебя русскимъ духомъ пахнетъ?
— И! какому тутъ русскому духу быть! въ эти три года ужъ и мой русскій духъ весь
выдохся. Знать, ты леталъ все по Руси да нанюхался русскаго духу, такъ тебѣ и тутъ
чудится!

26

РОДНЫЯ СКАЗКИ т. 2
— И то, быть-можетъ! — сказалъ Людоѣдъ и повѣрилъ.

V.
Вотъ жена его накормила, улегся онъ отдыхать и сталъ разсказывать ей, что творится
на бѣломъ свѣтѣ.
— Слыхала я, — говоритъ она, — въ прежніе годы про М арка богатаго. Скажи, есть ли
счетъ его богатству?
— Какъ звѣздамъ на небѣ! — отвѣчалъ Людоѣдъ.
— А что, скажи, долго ли тому перевозчику возить, что не можетъ съ лодки сойти?
— Да пока онъ не сунетъ кому-нибудъ весла въ руки, а самъ не соскочитъ на берегъ.
— А долго ли мотаться тому мужичку, что стоить на курганѣ на колышкѣ!
— Да коли кто-нибудь догадается ударить его наотмашь палкою, такъ онъ
разсыплется золотомъ да каменьями самоцвѣтными!
— Вотъ, такъ! Сосни же, голубчикъ!
Людоѣдъ заснулъ. На утро проснулся, поцѣловалъ жену и улетѣлъ рыскать по свѣту.
Тутъ она вынула булавку изъ головы, перекинула съ руки на руку, и булавочная головка
стала опять молодцомъ Иваномъ.

27

РОДНЫЯ СКАЗКИ т. 2

— Слышалъ? Ну, теперь поди съ Богомъ да не поминай лихомъ!
Тутъ распрощались они, какъ слѣдуетъ, и Иванъ отправился въ дорогу.
— Что, Иванъ, скоро ли? — закричалъ мужичокъ, увидавъ его съ кургана.
— А вотъ сейчасъ! — сказалъ Иванъ, хвать его палкою наотмашь.
Мужичокъ посыпался и зазвенѣлъ червонцами, алмазами и всякими самоцвѣтными
каменьями, Иванъ набралъ ихъ, сколько снести могъ, и отправился далѣе.
— Что, добрый молодецъ, узналъ ли, какъ мнѣ избавиться? — закричалъ
перевозчикъ, увидавъ Ивана.
— А вотъ какъ перевезешь, такъ тогда и скажу!
Сойдя съ лодки на другой берегъ, Иванъ разсказалъ перевозчику, какъ самъ
слышалъ отъ Людоѣда, и пошелъ домой.
— Не сгибъ и тутъ! — проворчалъ Марко съ досадою, увидавъ въ окно
возвращающагося зятя.
Иванъ пересказалъ, что узналъ у Людоѣда; и Марко обрадовался несказанно, что
богатству его нѣтъ числа, какъ звѣздамъ на небѣ.
— Это откуда столько? — спросилъ онъ, увидавъ драгоцѣнности, которыми Иванъ

28

РОДНЫЯ СКАЗКИ т. 2
дарилъ молодую жену свою.
— Столько? — сказалъ Иванъ. — Нѣтъ! тамъ на курганѣ и не столько еще осталось, да
ужъ нести было не подъ силу.
— Что же ты, братъ, пойдемъ поскорѣе, пока еще не растаскали!
— Съ меня довольно и этого; а коли хочешь, поди самъ!
Марко, хоть и богатый былъ, поразспросилъ дорогу, немедля отправился изъ дому, —
да ужъ и не возвращался.
Иванъ владѣетъ Марковымъ богатствомъ; а Марко богатый все возитъ да возитъ
черезъ рѣку, и ввѣкъ не догадается, что ему надо сдѣлать...

Царевна-змѣя.
I.
халъ казакъ путемъ-дорогою и заѣхалъ въ дремучій лѣсъ; въ томъ лѣсу на
прогалинкѣ стоитъ стогъ сѣна. Остановился казакъ отдохнуть немножко, легъ
около стога и закурилъ трубку. Курилъ-курилъ и не видалъ, какъ заронилъ
искру въ сѣно. Отдохнулъ, сѣлъ на коня и тронулся въ путь. Не успѣлъ и
десяти шаговъ отъѣхать, какъ вспыхнуло пламя и весь лѣсъ освѣтило. Казакъ оглянулся,
смотритъ: стогъ сѣна горитъ, а въ огнѣ стоитъ красная дѣвица и говоритъ громкимъ
голосомъ
— Казакъ, добрый человѣкъ! избавь меня отъ смерти.
— Какъ же тебя избавить? Кругомъ пламя, нѣтъ къ тебѣ подступу.
— Сунь въ огонь свою пику, я по ней выберусь.

29

РОДНЫЯ СКАЗКИ т. 2
Сунулъ казакъ пику въ огонь, а самъ отъ великаго жару назадъ отвернулся. Тотчасъ
красная дѣвица оборотилась змѣею, влѣзла на пику, скользнула казаку на шею, обвилась
вокругъ шеи три раза и взяла свой хвостъ въ зубы.
Казакъ испугался, не придумаетъ, что ему дѣлать и какъ ему быть.
Проговорила змѣя человѣческимъ голосомъ:
— Не бойся, добрый молодецъ! Носи меня на шеѣ семь лѣтъ да разыскивай
оловянное царство; а пріедешь въ то царство — останься и проживи тамъ еще семь лѣтъ
безвыходно. Сослужишь эту службу, счастливъ будешь!

II.
Поѣхалъ казакъ разыскивать оловянное царство. Много ушло времени, много воды
утекло, на исходѣ седьмого года добрался онъ до крутой горы. На той горѣ стоитъ
оловянный замокъ, кругомъ замка высокая бѣлокаменная стѣна. Поскакалъ казакъ на гору,
передъ нимъ стѣна раздвинулась, и въѣхалъ онъ на широкій дворъ. Въ ту же минуту
сорвалась съ его шеи змѣя, ударилась о сырую землю, обернулась душой-дѣвицей и съ
глазъ

30

РОДНЫЯ СКАЗКИ т. 2
пропала — словно ея не было. Казакъ поставилъ своего добраго коня на конюшню, а самъ
пошелъ во дворецъ и сталъ осматривать комнаты. Всюду зеркала, серебро да бархатъ, а
нигдѣ не видно ни одной души человѣческой.
«Эхъ, — думаетъ казакъ, — куда я заѣхалъ? Кто меня кормить и поить будетъ?
Видно, пришлось помирать голодною смертью!»
Только подумалъ, глядь — передъ нимъ столъ накрытъ, на столѣ и питья и ѣды —
всего вдоволь. Онъ закусилъ и выпилъ, подкрѣпилъ свои силы и вздумалъ пойти на коня
посмотрѣть. Пришелъ въ конюшню — конь стоитъ въ стойлѣ да овесъ уплетаетъ.
— Ну, это дѣло хорошее, — сказалъ казакъ, — можно, значитъ, безъ нужды прожить.

III.
Идутъ дни за днями, мѣсяцы за мѣсяцами, а казакъ все живетъ въ оловянномъ замкѣ.
Взяла его скука смертная: шутка ли — всегда одинъ-одинешенекъ, не съ кѣмъ словечка
перекинуть. Съ горя напился онъ пьянъ и задумалъ уѣхать на вольный свѣтъ. Только куда
ни бросится — вездѣ стѣны высокія, нѣтъ ни входу ни выходу. Разсердился казакъ не на
шутку, схватилъ палку, кинулся въ замокъ и давай стекла, зеркала бить, бархатъ рвать,
стулья ломать, серебро швырять,

«Авось, — думаетъ, — хозяинъ выйдетъ да на волю выпуститъ!»
Нѣтъ, никто не является.
Легъ казакъ спать. На другой день всталъ, погулялъ, походилъ и вздумалъ закусить:
туда-сюда, смотритъ — нѣтъ ему ничего!
«Эхъ, — думаетъ, — сама себя раба бьетъ, коль нечисто жнетъ! Вотъ набѣдокурилъ
вчера, а теперь голодай!»
Только покаялся, какъ сейчасъ и ѣда, и питье — все готово!

31

РОДНЫЯ СКАЗКИ т. 2
Прошло дня три. Проснувшись поутру, смотритъ казакъ въ окно —у крыльца стоитъ
его добрый конь осѣдланный.
— Что бы такое значило? — думаетъ.
Умылся, одѣлся, Богу помолился, взялъ свою длинную пику и вышелъ на широкій
дворъ.
Вдругъ, откуда ни возьмись — явилась красная дѣвица.
Здравствуй, добрый молодецъ! семь лѣтъ окончилось — избавилъ ты меня отъ погибели.
Знай же: я — королевская дочь; полюбилъ меня Кощей Безсмертный, унесъ отъ отца, отъ
матери, хотѣлъ взять за себя замужъ, да я надъ нимъ насмѣялася. Онъ озлобился и
оборотилъ меня лютой змѣею. Спасибо тебѣ за долгую службу! Теперь поѣдемъ къ моему
отцу. Станетъ онъ награждать тебя золотой казной и камнями самоцвѣтными, ты ничего не
бери, а проси себѣ бочонокъ, что въ подвалѣ стоитъ.
— А что за корысть въ немъ?
— Покатишь бочонокъ въ правую сторону — тот-часъ дворецъ явится, покатишь въ
лѣвую — дворецъ пропадетъ.
— Хорошо, — сказалъ казакъ, сѣлъ на коня, посадилъ съ собою и прекрасную
королевну; высокія стѣны сами передъ нимъ пораздвинулись, и поѣхали они въ путьдорогу.

IV.
Долго ли, коротко ли — пріѣзжаютъ въ сказанное королевство.
Король увидалъ свою дочь, обрадовался, началъ благодарить казака и давать ему
полные мѣшки золота и жемчуга. Отвѣчаетъ добрый молодецъ:
— Не надо мнѣ ни злата ни жемчуга. Дай мнѣ на память тотъ бочонокъ, что въ
подвалѣ стоитъ.
— Многаго хочешь, братъ! Ну, да дѣлать нечего дочь мнѣ всего дороже! За нее и
бочонка не жаль. Бери съ Богомъ!
Казакъ взялъ королевскій подарокъ и отправился по бѣлу-свѣту странствовать.
Ёхалъ-ѣхалъ, попадается ему навстрѣчу древній старичокъ. Проситъ старикъ:
— Накорми меня, добрый молодецъ!
Казакъ соскочилъ съ лошади, отвязалъ бочонокъ, покатилъ его вправо — въ ту же
минуту чудный дворецъ явился. Взошли они оба въ расписныя палаты и сѣли за накрытый
столъ.
— Эй, слуги мои вѣрные, — закричалъ казакъ, — накормите, напоите моего гостя! —
Не успѣълъ вымолвить— несутъ слуги цѣлаго быка и три котла пива.
Началъ старикъ уписывать да похваливать. Съѣлъ цѣлаго быка, выпилъ три котла
пива, крякнулъ и говоритъ:
— Маловато, да дѣлать нечего. Спасибо за хлѣбъ, за соль!

32

РОДНЫЯ СКАЗКИ т. 2

Вышли изъ дворца, казакъ покатилъ свой бочонокъ въ лѣвую сторону — и дворца
какъ не бывало!
— Давай помѣняемся, — говоритъ старикъ казаку: — я тебѣ мечъ отдамъ, а ты мнѣ —
бочонокъ.
— А что толку въ мечѣ?
— Да вѣдь это мечъ-саморубъ! Только стоитъ махнуть — хоть какая ни будь сила
несмѣтная, всю побьетъ! Вонъ видишь — лѣсъ растетъ. Хочешь, пробу сдѣлаю?
Тутъ старикъ вынулъ свой мечъ-саморубъ, махнулъ имъ и говоритъ:
— Ступай, мечъ-саморубъ, поруби дремучій лѣсъ!
Мечъ полетѣлъ и ну деревья рубить да въ сажени класть, Порубилъ и назадъ къ
хозяину воротился.
Казакъ не сталъ долго раздумывать, отдалъ старику бочонокъ, a себѣ взялъ м ечъсаморубъ и поѣхалъ назадъ къ королю. А подъ стольный городъ того короля подошелъ
сильный непріятель.
Казакъ увидалъ рать-силу несмѣтную, махнулъ на нея мечомъ:
— Мечъ-саморубъ! сослужи-ка службу, поруби войско вражее.
Полетѣли головы, полилася кровь, и часу не прошло, какъ все поле трупами
покрылося.
Король выѣхалъ казаку навстрѣчу, обнялъ его, поцѣловалъ и тутъ же рѣшилъ выдать
за него замужъ прекрасную королевну.
Свадьба была богатая. Долго и шумно пировали гости. Счастливо и радостно зажили
молодые.

33

РОДНЫЯ СКАЗКИ т. 2

Окаменѣлое царство.
I.
U f f t l ъ нѣкоторомъ царствѣ, въ нѣкоторомъ государствѣ жилъ-былъ солдатъ. Служилъ
онъ долго и безпорочно, царскую службу зналъ хорошо. На смотры, на ученья
і^этЦНгшриходилъ чистъ и исправенъ. Сталъ послѣдній годъ дослуживать — какъ на бѣду
невзлюбило его начальство: то и дѣло подъ арестомъ сидитъ да на часахъ стоитъ.
Тяжело солдату. Задумалъ онъ бѣжать: ранецъ черезъ плечо, ружье на плечо.
Прощается съ товарищами, а тѣ его спрашиваютъ:
— Куда идешь? или начальство требуетъ?
— Не спрашивайте, братцы! Подтяните-ка мнѣ ранецъ покрѣпче да лихомь не
поминайте!

II.
И пошелъ онъ, добрый молодецъ, куда глаза глядятъ. Много ли, мало ли шелъ —
пришелъ въ другое государство. Видитъ часового и спрашиваетъ:
— Н ельзя ли мнѣ отдохнуть здѣсь?
Часовой сказалъ ефрейтору, ефрейторъ офицеру, офицеръ генералу, генералъ
доложилъ про него самому королю. Король приказалъ позвать того служиваго передъ свои
свѣтлыя очи.
Явился солдатъ, какъ слѣдуетъ — въ формѣ, сдѣлалъ ружьемъ на-караулъ и сталъ,
какъ вкопанный.
Говоритъ ему король:
— Скажи мнѣ по совѣсти, откуда и куда идешь?
— Ваше королевское величество! не велите казнить, велите слово вымолвить. —
П ризнался во всемъ королю по совѣсти и сталъ на службу проситься.
— Хорошо, — сказалъ король, — наймись у меня садъ караулить. У меня въ саду
неблагополучно: кто-то ломаетъ мои любимыя деревья. Сбережешь садъ, дамъ тебѣ за
трудъ плату немалую.

34

РОДНЫЯ СКАЗКИ т. 2
Солдатъ согласился.
Караулитъ садъ годъ, караулитъ другой: все исправно. Вотъ ужъ и третій годъ на
исходѣ, тутъ-то и вышла бѣда; пошелъ солдатъ садъ осматривать, и видитъ — половина
самыхъ лучшихъ деревьевъ поломана.

«Боже мой, — думаетъ онъ, — вотъ какая бѣда приключилась! Какъ замѣтитъ это
король, сейчасъ велитъ меня казнить».
Взялъ ружье въ руки, прислонился къ дереву и крѣпко-крѣпко призадумался.
Вдругь послышался трескъ и шумъ, очнулся добрый молодецъ, глядь — прилетѣла
въ садъ огромная, страшная птица и ну ломать деревья.
Выстрѣлилъ въ нее солдатъ изъ ружья, убить не убилъ, а только ранилъ въ правое
крыло. Выпало изъ того крыла три пера, а сама птица на утекъ пустилась. Солдатъ за нею.
Птица хоть летѣть не можетъ, да ноги у нея быстрыя, скорехонько добѣжала до провалища
и скрылась изъ глазъ. Солдатъ не побоялся — и вслѣдъ за нею кинулся туда же. Упалъ въ
глубокую-глубокую пропасть — цѣлыя сутки лежалъ безъ памяти. Опомнился, всталъ,
осмотрѣлся — видитъ, что и подъ землей такой же свѣтъ.
«Ничего себѣ, — думаетъ, — и тутъ люди живутъ», и пошелъ.

III.
35

РОДНЫЯ СКАЗКИ т. 2
Шелъ-шелъ, пришелъ къ большому городу, у воротъ караульня, при ней часовой.
Сталъ его спрашивать — часовой молчитъ, не движется; взялъ его солдатъ за руку — а онъ
совсѣмъ каменный. Взошелъ солдатъ въ караульню — народу много: и стоятъ и сидятъ,

только всѣ окаменѣлые. Пустился бродить по улицамъ — вездѣ то же самое: нѣтъ ни единой
живой души человѣческой, все какъ есть камень! Вотъ и дворецъ расписной, вырѣзной;
идетъ нашъ солдатъ туда, смотритъ — комнаты богатыя, на столахъ закуски и напитки
всякіе, а кругомъ тихо и пусто.
Сѣлъ солдатъ за столъ. «Хорошо бы теперь выпить да закусить», думаетъ, а закуски
и напитки всѣ окаменѣлые. Вдругъ послышалось ему — словно кто къ крыльцу подъѣхалъ.
Схватилъ онъ ружье и сталъ у дверей.
Входитъ въ палату прекрасная царевна съ мамками, съ няньками. Солдатъ отдалъ ей
честь, а она ему ласково поклонилась:
— Здравствуй, служивый, разскажи, какими судьбами ты сюда попалъ?
Солдатъ разсказалъ:
— Нанялся я царскій садъ караулить и повадилась туда большая птица летать да
деревья ломать. Вотъ я подстерегъ ее, выстрѣлилъ изъ ружья и выбилъ у нея изъ крыла три
пера, бросился за ней въ погоню и очутился здѣсь.
— Эта птица — мнѣ родная сестра. Много она творитъ всякаго зла, и на мое царство
бѣду наслала — весь народъ мой окаменила. Слушай же: вотъ тебѣ книжка, становись вотъ
тутъ и читай ее съ вечера до тѣхъ поръ, пока пѣтухи не запоютъ. Какія бы страсти тебѣ ни

36

РОДНЫЯ СКАЗКИ т. 2
казались, ты знай свое — читай книжку да держи ее крѣпче, чтобъ не вырвали: не то живъ не
будешь! Если простоишь такъ три ночи, то выйду за тебя замужъ.
— Слушаюсь! — отвѣчаетъ солдатъ.

IV.
Только стѣмнело, взялъ онъ книжку и началъ читать. Вдругъ застучало, загремѣло —
явилось во дворецъ цѣлое войско, подступили къ солдату его прежніе начальники и
бранятъ его и грозятъ за побѣгъ смертью, вотъ ужъ и ружья заряжаютъ, прицѣливаются...
Но солдатъ не обращаетъ вниманія, знай себѣ книгу читаетъ!
Закричали пѣтухи — и все разом сгинуло.
На другую ночь страшнѣй было, а на третью и того пуще: прибѣжали палачи съ
пилами, топорами, молотами, хотятъ ему кости дробить, жилы тянуть, на огнѣ жечь, а сами
изъ всѣхъ силъ стараются, какъ бы книгу изъ рукъ вы хватить.
Такіе страхи были, что едва солдатъ выдержалъ, но вотъ запѣли пѣтухи — и
демонское наважденье сгинуло! В тотъ самый часъ все царство ожило. По улицамъ и въ
домахъ народ засуетился. Во дворецъ явилась царевна съ генералами, со свитою, и стали
всѣ благодарить солдата и величать его своимъ царемъ.
На другой день женился онъ на прекрасной царевнѣ и зажилъ съ нею въ любви и
согласіи.

37

РОДНЫЯ СКАЗКИ т. 2

Несмѣяна-царевна.
I.

акъ подумаешь, куда великъ Божій свѣтъ! Ж ивутъ въ немъ богатые и
бѣдные, всѣмъ имъ просторно, и всѣхъ ихъ хранитъ Господь Богъ. Ж ивутъ
богатые — и празднуютъ; живутъ бѣдные — и трудятся, — каждому своя
Въ царскихъ палатахъ, въ роскошныхъ чертогахъ, въ высокомъ терему
красовалась Несмѣяна-царевна.
Какое ей было житье, какое приволье, какая роскошь! Всего много, все есть,
чего душа хочетъ, а никогда она не улыбалась, никогда не смѣялась, словно сердце
ея ничему не радовалось.
Горько было царю-отцу глядѣть на печальную дочь.
Открылъ онъ свои царскія палаты для всѣхъ, кто пожелаетъ быть его гостемъ.
— Пускай, — говоритъ, — попытаются развеселить Несмѣяну-царевну: кому удастся,
тому она будетъ женою.
Только это вымолвилъ, какъ закипѣлъ народъ у царскихъ воротъ!
Со всѣхъ сторонъ ѣдутъ, идутъ — и царевичи, и княжевичи, и бояре, и дворяне,
полковые и простые.
Начались пиры, полились меды — царевна все не смѣется!

38

РОДНЫЯ СКАЗКИ т. 2

II.
На другомъ концѣ царства въ своей хаткѣ жилъ честный работникъ. По утрамъ онъ
свой дворъ убиралъ, а вечеромъ шелъ къ богатому хозяину и по ночамъ пасъ его лошадей.
Хозяинъ былъ человѣкъ правдивый, платою не обижалъ. Кончился годъ.
Вынесъ хозяинъ мѣшокъ денегъ, положилъ на столъ:
— Бери, говоритъ, сколько хочешь! — а самъ къ двери и вышелъ вонъ.
Работникъ подошелъ къ столу и думаетъ: «Какъ бы передъ Богомъ не согрѣшить, за
труды лишняго не взять?»
Выбралъ одну только денежку, зажалъ ее въ горсть и пошелъ путемъ-дорогою.
Вздумалъ по дорогѣ водицы напиться, нагнулся въ колодецъ — денежка у него выкатилась
и потонула.
Остался бѣднякъ ни при чемъ. Другой бы на его мѣстѣ заплакалъ, затужилъ и съ
досады бы руки сложилъ, а онъ нѣтъ:
— Все, — говоритъ, — Богъ посылаетъ! Господь знаетъ, кому, что давать, кого
деньгами надѣляетъ, у кого послѣднія отнимаетъ. Видно, я плохо работалъ, мало трудился,
теперь стану усерднѣй!
И снова за работу. — Каждое дѣло въ его рукахъ огнемъ горитъ! Кончился срокъ,
минулъ еще годъ, хозяинъ ему — мѣшокъ денегъ на столъ.
— Бери, — говоритъ, — сколько душа хочетъ! — а самъ къ двери и вышелъ вонъ.
Работникъ опять думаетъ, чтобы Бога не прогнѣвить, за трудъ лишняго не взять.
Взялъ денежку, пошелъ напиться и выпустилъ изъ рукъ. Денежка — въ колодецъ и
потонула. Еще усерднѣе принялся онъ за работу: ночь не досыпаетъ, день не доѣдаетъ.
Поглядишь: у кого хлѣбъ сохнетъ, желтѣетъ, а у его хозяина все бутѣетъ; чья скотина ноги
завиваетъ, а его по улицѣ, брыкаетъ; чьихъ коней подъ гору тащатъ, а его и въ поводу не
сдержать! Хозяинъ понималъ, кого благодарить, кому спасибо говорить.
Кончился срокъ, миновалъ третій годъ, онъ — кучу денегъ на столъ.
— Бери, работникъ, сколько душа хочетъ: твой трудъ, твои и деньги! — а самъ
вышелъ вонъ.
Беретъ работникъ опять одну денежку, идетъ къ колодцу воды испить — глядь:
послѣдняя деньга цѣла и прежнія двѣ наверхъ выплыли.
Подобралъ онъ ихъ, догадался, что Богъ его за труды наградилъ, обрадовался и
думаетъ:
«Пора мнѣ бѣлый свѣтъ поглядѣть!» Подумалъ и пошелъ, куда глаза глядятъ.

39

РОДНЫЯ СКАЗКИ т. 2

III.
Идетъ онъ полемъ, бѣжитъ мышь:
— Здорово, дорогой куманекъ! Дай денежку; я тебѣ сама пригожусь!
Далъ ей денежку. Идетъ лѣсомъ, ползетъ жукъ:
— Здорово, дорогой куманекъ! Дай денежку; я тебѣ пригожусь!
Далъ и ему денежку.
Идетъ берегомъ, а по рѣкѣ плываетъ сомъ, подплылъ къ берегу и говоритъ:
— Здорово, дорогой куманекъ! Дай денежку; я тебѣ пригожусь!
Онъ и ему не отказалъ, послѣднюю отдалъ.
Пришелъ въ городъ, гдѣ царь живетъ. Тамъ людей, тамъ домовъ! Заглядѣлся,
завертѣлся работникъ на всѣ стороны, куда итти не знаетъ. А передъ нимъ

40

РОДНЫЯ СКАЗКИ т. 2

стоятъ царсюя палаты, серебромъ, золотомъ убраны, у окна Несмѣяна-царевна сидитъ и
прямо на него глядитъ. Куда дѣваться? Затуманилось у него въ глазахъ, нашелъ на него
страхъ, и упалъ онъ прямо въ грязь.
Откуда ни взялся сомъ съ большимъ усомъ, за нимъ жучокъ-старичокъ, мышкастрижка — всѣ прибѣжали. Ухаживаютъ, ублажаютъ: мышка платьице снимаетъ, жукъ
сапожки очищаетъ, сомъ мухъ отгоняетъ. Глядѣла, глядѣла на ихъ услуги Несмѣянацаревна, и засмѣялась.
— Кто, кто развеселилъ мою дочь? — спрашиваетъ царь.
Тотъ говоритъ — я; другой — я.
— Нѣтъ, — сказала Несмѣяна-царевна, — вотъ этотъ человѣкъ! — и указала на
работника. Тотчасъ его во дворецъ, и сталъ работникъ передъ царскимъ лицомъ молодецъмолодцомъ!
Царь свое царское слово сдержалъ: что обѣщалъ, то и даровалъ.
Ж енился работникъ на царской дочери.
Я говорю:
— Не во снѣ ли это работнику снилось?
Говорятъ, что нѣтъ, истинная правда была. Надо вѣрить!

41

РОДНЫЯ СКАЗКИ т. 2

Вѣщ\й сонъ.
I.
или-были мужикъ да баба, и стало имъ по ночамъ чудиться, будто подъ печкою
огонь горитъ и кто-то стонетъ:
— Ой, душно! ой, душно!
Мужикъ разсказалъ про то сосѣдямъ, a сосѣди присовѣтовали ему сходить въ
ближній городъ:
— Тамъ де живетъ купецъ Асонъ, мастеръ отгадывать всякій сонъ.
Вотъ мужикъ собрался и пошелъ въ городъ.
Ш елъ-шелъ и остановился на дорогѣ переночевать у одной бѣдной вдовы. У вдовы
былъ сынъ —мальчикъ лѣтъ пяти. Увидалъ мальчикъ мужика и говоритъ:
— Старичокъ! я знаю куда ты идешь.
— Куда?
— Къ богатому купцу Асону. Смотри же, станетъ онъ тебѣ сонъ разгадывать и
попроситъ половину того, что лежитъ подъ печкой, ты ему половины не давай, давай одну
четверть. А если спроситъ, кто тебя научилъ, — про меня не сказывай.

II.
Н а другой день поутру всталъ мужикъ и отправился дальше. Пришелъ въ городъ,
разыскалъ Асоновъ дворъ и явился къ хозяину.
— Что тебъ надобно?
—Да вотъ, господинъ купецъ, чудится мнѣ по ночамъ, будто въ моей избушкѣ подъ
печкой огонь горитъ и кто-то жалобно стонетъ: «Ой, душно! ой, душно!» Н ельзя ли
разгадать мой сонъ?
— Разгадать-то можно, только дашь ли ты мнѣ половину того, что у тебя подъ
печкою?
— Нѣтъ, половины не дамъ. Будетъ съ тебя и четверти.

42

РОДНЫЯ СКАЗКИ т. 2
Купецъ было заспорилъ, да видитъ, что мужикъ стоитъ на своемъ крѣпко, и
согласился. Взялъ рабочихъ съ топорами, съ лопатами и поѣхалъ вмѣстѣ съ ними къ
старику въ домъ. Пріѣхалъ и велѣлъ ломать печь.

Какъ только печь была сломана, половицы подняты, сейчасъ и оказалась глубокая
ямища — въ косую сажень будетъ, и вся-то набита серебромъ да золотомъ. Старикъ
обрадовался и принялся дѣлить этотъ кладъ на четыре части.
А купецъ давай его спрашивать:
— Кто тебя научилъ, старичокъ, давать мнѣ четверть, а не половину?
— Никто не училъ, самому въ голову пришло.
— Врешь! не съ твоимъ умомъ догадаться. Слушай: коли признаешься — кто тебя
научилъ, такъ всѣ деньги твои будутъ, не возьму съ тебя и четвертой доли.
Мужикъ подумалъ-подумалъ, почесалъ въ затылкѣ и сказалъ:
— А вотъ какъ поѣдешь домой, увидишь на дорогѣ избушку, въ той избушкѣ живетъ
бѣдная вдова, и есть у ней сынъ — малолѣтокъ — онъ самый и научилъ меня.

43

РОДНЫЯ СКАЗКИ т. 2
Купецъ тотчасъ сѣлъ въ повозку и погналъ лошадей скорою рысью. Пріѣхалъ къ
бѣдной вдовѣ.
— Позволь, — говоритъ, — отдохнуть у тебя да чайку попить.
— М илости просимъ!
Асонъ усѣлся на лавку, началъ чай распивать, а самъ все на мальчика поглядываетъ.
На ту пору прибѣжалъ въ избу пѣтухъ, захлопалъ крыльями и закричалъ: кукуреку!
— Экой голосистый какой! — сказалъ купецъ. — Хотѣлъ бы я знать, про что ты
горланишь?
— Пожалуй, я тебѣ скажу, — промолвилъ мальчикъ: — пѣтухъ говоритъ, что придетъ
время — будешь ты въ бѣдности, а я стану владѣть твоимъ богатствомъ.
Напился купецъ чаю, сталъ собираться домой и говоритъ вдовѣ:
— Отдай мнѣ своего сынишку. Будетъ онъ жить у меня на всемъ на готовомъ, въ
довольствѣ, въ счастіи и не узнаетъ, что такое бѣдность. Да и тебѣ лучше — лиш няя обуза съ
рукъ долой!
Мать подумала, что и въ самомъ дѣлѣ у купцовъ жить привольнѣе, благословила
сына и отдала его съ рукъ на руки Асону.

III.
Асонъ привезъ мальчика въ свой домъ и велѣлъ ему итти на кухню.
Призвалъ купецъ повара и отдалъ ему такой приказъ:
— Заколи ты мнѣ того мальчика, что я привезъ, вынь изъ него сердце да печень и
приготовь къ обѣду.
Поваръ воротился на кухню, взялъ ножъ и принялся на брускѣ точить.
М альчикъ залился слезами и спрашиваетъ:
— Дядюшка! для чего ты ножъ точишь?
— Хочу барашка колоть.
— Неправда! ты хочешь меня колоть.
У повара и ножъ изъ рукъ упалъ. Ж алко ему стало губить душу человѣческую.
— Радъ бы, — говоритъ, — отпустить тебя, да боюсь хозяина.
— Не бойся! Поди, возьми у собаки щенка, вынь изъ него сердце да печень, зажарь и
подай своему хозяину.
Поваръ такъ и сдѣлалъ.
Угостилъ Асона собачиной, а мальчика у себя до поры до времени спряталъ.
Прошло мѣсяца два-три.

IV.
Приснился тамошнему королю такой сонъ, будто есть у него во дворцѣ три золотыхъ
блюда.
Прибѣжали собаки и начали изъ тѣхъ блюдъ локать.
Задумался король, что бы такое тотъ сонъ значилъ. Кого ни спрашивалъ, никто ему
не могъ сонъ разгадать.
Вотъ надумалъ король послать за Асономъ. Разсказалъ ему свой сонъ и велѣлъ
разгадать, а сроку далъ три дня.

44

РОДНЫЯ СКАЗКИ т. 2

— Если въ этотъ срокъ не разгадаешь, — сказалъ король, — то все твое имѣніе себѣ
возьму.
Возвратился Асонъ отъ короля самъ не свой. Ходитъ пасмурный да сердитый, кого
ни встрѣтитъ — всякому затрещину дастъ, а пуще всѣхъ на повара напустился:
— Зачѣмъ мальчишку со свѣту сжилъ! онъ бы теперь пригодился мнѣ!
На тѣ рѣчи поваръ возьми да и признайся, что мальчикъ живехонекъ.
Асонъ тотчасъ потребовалъ его къ себѣ.
— А ну, — говоритъ, — отгадай мой сонъ: снилось мнѣ нынѣшней ночью, будто есть у
меня три золотыя блюда и будто изъ тѣхъ золотыхъ блюдъ собаки локаютъ.
Отвѣчаетъ ему мальчикъ:
— Это не тебѣ снилось, это снилось королю.
— Угадалъ, молодецъ! А что значитъ этотъ сонъ?
— Знать-то я знаю, да тебѣ не скажу. Вези меня къ королю, передъ нимъ ничего не
скрою.

45

РОДНЫЯ СКАЗКИ т. 2
Асонъ приказалъ заложить карету, мальчика на запятки поставилъ и поѣхалъ во
дворецъ.
Подкатилъ къ высокому крыльцу, вошелъ въ бѣлокаменныя палаты и отдалъ королю
поклонъ.
— Здравствуй, Асонъ! Отгадалъ ли мой сонъ? — спрашиваетъ король.
— Эхъ, государь! твой сонъ не очень мудренъ. Не только я, его малый ребенокъ
разсудить можетъ. Коли хочешь, позови моего мальчика, онъ тебѣ все какъ по писанному
разскажетъ.
Король приказалъ привести мальчика, и какъ только привели его во дворецъ, началъ
про свой сонъ выспрашивать.
Отвѣчалъ мальчикъ:
— Пусть прежде Асонъ разгадаетъ. А то онъ, ничего не вѣдая, чужимъ умомъ жить
хочетъ.
— Ну, Асонъ, говори ты прежде.
Асонъ упалъ передъ королемъ на колѣни и признался, что не можетъ отгадать
королевскаго сна.
Тогда, мальчикъ выступилъ и сказалъ королю:
— Государь! сонъ твой правдивый: есть у тебя три дочери, три королевны
прекрасныя — это три блюда золотыя. А псы — это королевичи, что пріѣдутъ къ тебѣ изъ-за
тридевять земель, чтобы сватать дочерей твоихъ, королевенъ прекрасныхъ.
Какъ сказалъ пятилѣтокъ, такъ все и случилось.
Король отобралъ у Асона все богатство и отдалъ его мальчику.

46

РО Д Н Ы Я СК А ЗК И т. 2

М орской царь и Василиса Премудрая.
I.
илъ-былъ царь съ царицею. Любилъ онъ ходить на охоту и стрѣлять дичь. Вотъ
■одинъ разъ пошелъ царь на охоту и увидалъ — сидитъ на деревѣ молодой орелъ;
только хотѣлъ его застрѣлить, орелъ и проситъ:
— Не стрѣляй меня, царь-государь, возьми лучше къ себѣ; будетъ время, я
тебѣ пригожусь.
Царь подумалъ-подумалъ и говоритъ:
— Зачѣмъ ты мнѣ нуженъ! — и хочетъ опять стрѣлять.
Говоритъ ему орелъ въ другой разъ:
— Не стрѣляй меня, царь-государь, возьми лучше къ себѣ; будетъ время, я
тебѣ пригожусь.
Царь думалъ-думалъ, опять-таки не придумалъ, на что бъ такое
пригодился ему орелъ, и хочетъ ужъ совсѣмъ застрѣлить его. Орелъ въ третій
разъ говоритъ:
— Не стрѣляй меня, царь-государь, возьми лучше къ себѣ да прокорми три
года; будетъ время, я пригожусь тебѣ!
Царь смиловался, взялъ орла къ себѣ и кормилъ годъ и два. Орелъ такъ
много поѣдалъ, что всю скотину пріѣлъ: не стало у царя ни овцы ни коровы.
Говоритъ ему орелъ:
— Пусти-ка меня на волю.
Царь выпустилъ его на волю; попробовалъ орелъ свои крылья, нѣтъ — не сможетъ
еще летать, и проситъ:
— Ну, царь-государь, кормилъ ты меня два года, ужъ какъ хочешь, а прокорми еще
годъ; хоть займи, да прокорми: въ накладѣ не будешь.
Царь то и сдѣлалъ. Цѣлый годъ кормилъ орла, а послѣ выпустилъ его на волю
вольную. Орелъ поднялся высоко-высоко; летѣлъ-летѣлъ, потомъ спустился на землю и
говоритъ:
— Ну, царь-государь, садись теперь на меня, полетимъ вмѣстѣ.
Царь сѣлъ на птицу и они полетѣли. Много ли мало ли прошло времени, прилетѣли
они на край синяго моря. Тутъ орелъ скинулъ съ себя царя, упалъ онъ въ море — по колѣни
намокъ; только орелъ не далъ ему потонуть, подхватилъ его на крыло и спрашиваетъ:
— Что, царь-государь, небось испугался?
— Испугался, — говоритъ царь, — думалъ, совсѣмъ потону!
Опять летѣли-летѣли — прилетѣли къ другому морю. Орелъ скинулъ съ себя царя
какъ разъ посреди моря — царь по поясъ намокъ. Подхватилъ его орелъ на крыло и
спрашиваетъ:
— Что, царь-государь, небось испугался?
— Испугался, — говоритъ онъ, — да все думалось, авось, Богъ дастъ, ты меня
вытащишь.
Полетѣли дальше; летѣли-летѣли и прилетѣли къ третьему морю. Скинулъ орелъ
царя въ великую глубъ — намокъ онъ по самую шею. И въ третій разъ подхватилъ его орелъ
на крыло и спрашиваетъ:

47

РОДНЫЯ СКАЗКИ т. 2
— Что, царь-государь, небось испугался?
— Испугался, — говоритъ царь, — да все думалось, авось, ты меня вытащишь.
— Ну, царь-государь, теперь ты извѣдалъ, каковъ смертный страхъ! Это тебѣ за
старое, за прошлое: помнишь ли, какъ сидѣлъ я на дубу и ты хотѣлъ меня застрѣлить; три
раза принимался стрѣлять, а я все просилъ тебя да въ мысляхъ держалъ, авось не погубишь,
авось смилуешься — къ себѣ возьмешь!
Послѣ полетѣли они за тридевять земель. Дорогой сказываетъ орелъ:
— Посмотри-ка, царь-государь, что надъ нами и что подъ нами?
Посмотрѣлъ царь:
— Надъ нами, — говоритъ, — небо, подъ нами — земля.
— Посмотри-ка еще, что по правую сторону и что по лѣвую?
— По правую сторону — поле чистое, по лѣвую — домъ стоитъ.
— Полетимъ туда, — сказалъ орелъ, — тамъ живетъ моя меньшая сестра.
Опустились прямо на дворъ; сестра вышла навстрѣчу; принимаетъ своего брата,
сажаетъ его за дубовый столъ, а на царя и смотрѣть не хочетъ: оставила его на дворѣ,
спустила борзыхъ собакъ и давай травить.
Разсердился орелъ, выскочилъ изъ-за стола, подхватилъ царя и полетѣлъ съ нимъ
дальше. Вотъ летѣли они, летѣли; говорить орелъ царю:
— Погляди, что позади насъ?
Обернулся царь, посмотрѣлъ:
— Позади насъ домъ красный.
А орелъ ему:
— То горитъ домъ меньшой моей сестры, — зачѣмъ тебя не приняла да борзыми
собаками травила!
Летѣли-летѣли, орелъ опять спрашиваетъ:
— Посмотри, царь-государь, что надъ нами и что подъ нами?
— Надъ нами — небо, подъ нами — земля.
— Посмотри-ка, что будетъ по правую сторону и что по лѣвую?
— По правую сторону — поле чистое, по лѣвую — домъ стоитъ.
— Тамъ живетъ моя средняя сестра; полетимъ къ ней въ гости.
Опустились на широкій дворъ. Средняя сестра принимаетъ своего брата, сажаетъ его
за дубовый столъ, а царь на дворѣ остался; выпустила она борзыхъ собакъ на него и ну
травить.
Орелъ осерчалъ, выскочилъ изъ-за стола, подхватилъ царя и улетѣлъ съ нимъ еще
дальше. Летѣли они, летѣли; говоритъ орелъ:
— Царь-государь! посмотри, что позади насъ?
Царь обернулся: стоитъ позади красный домъ.
— То горитъ домъ моей средней сестры! — сказалъ орелъ. — Теперь полетимъ туда,
гдѣ живетъ моя мать и старшая сестра.
Вотъ полетѣли туда. Мать и старшая сестра куда какъ имъ обрадовались и приняли
царя съ честью и ласкою.
— Ну, царь-государь, — сказалъ орелъ, — отдохни у насъ, а послѣ дамъ тебѣ корабль,
расплачусь съ тобой за все, что поѣлъ у тебя, и ступай съ Богомъ домой.
Далъ онъ царю корабль и два сундучка: одинъ — красный, другой — зеленый, и
сказалъ:
— Смотри же, не отпирай сундучковъ, пока домой не пріѣдешь. Красный сундучокъ

48

РОДНЫЯ СКАЗКИ т. 2
отопри на заднемъ дворѣ, а зеленый сундучокъ — на переднемъ дворѣ.

II.
Взялъ царь сундучки, распростился съ орломъ и поѣхалъ по синему морю, доѣхалъ
до какого-то острова, тамъ его корабль и остановился. Вышелъ царь на берегъ, вспомнилъ
про сундучки, сталъ раздумывать, что бы такое въ нихъ было и зачѣмъ орелъ не велѣлъ
открывать ихъ. Думалъ-думалъ, не утерпѣлъ — сильно узнать ему хотѣлось — взялъ онъ
красный сундучокъ, поставилъ наземь и открылъ; оттуда столько разнаго скота вышло, что
глазомъ не окинешь, едва на островѣ помѣстились. Какъ увидалъ это царь, взгоревался,
началъ плакать и приговаривать:
— Что мнѣ теперь дѣлатъ! какъ опять соберу все стадо въ такой маленькій
сундучокъ?
И видитъ онъ — вышелъ изъ воды человѣкъ, подходитъ къ нему и спрашиваетъ:
— Чего ты, царь-государь, такъ горько плачешь?
— Какъ же мнѣ не плакать, — отвѣчаетъ царь — какъ мнѣ будетъ собрать все стадо
великое въ такой маленькій сундучокъ?
— Пожалуй, я помогу твоему горю; соберу тебѣ, все стадо, только съ уговоромъ:
отдай мнѣ — чего дома не знаешь.
Задумался царь:
«Чего бы это я дома не зналъ? кажись, все знаю».
Подумалъ и согласился.
— Собери, — говоритъ, — отдамъ тебѣ чего дома не знаю.
Вотъ тотъ человѣкъ собралъ ему въ сундучокъ всю скотину; сѣлъ царь на корабль и
поплылъ восвояси. Какъ пріѣхалъ домой, тутъ только увидалъ, что родился у него сынъ —
царевичъ; сталъ онъ его цѣловать, миловать, а самъ такъ слезами и разливается.
— Царь-государь, — спрашиваетъ царица, — скажи, о чемъ горьки слезы ронишь?
— Съ радости, — говоритъ.
Побоялся царь сказать ей правду-то, что надо отдать царевича. Вышелъ онъ послѣ на
задній дворъ, открылъ красный сундучокъ — и полѣзли оттуда быки да коровы, овцы да
бараны; много-много набралось всякаго скота, всѣ сараи стали полны. Вышелъ царь на
передній дворъ, открылъ зеленый сундучокъ — и появился передъ нимъ большой славный
садъ, какихъ-какихъ деревьевъ тутъ не было! Царь такъ обрадовался, что и о горѣ своемъ
забылъ.

III.
Прошло много лѣтъ. Разъ какъ-то захотѣлось царю погулять; подошелъ онъ къ рѣкѣ;
вдругъ показался изъ воды прежній человѣкъ и говоритъ:
— Скоро же ты, царь-государь, забывчивъ сталъ: вспомни, вѣдь ты долженъ мнѣ!
Воротился царь домой съ тоскою-кручиною и разсказалъ царицѣ и царевичу всю
правду истинную. Погоревали, поплакали всѣ вмѣстѣ, и рѣшили, что, дѣлать нечего, надо
отдавать царевича. Отвезли его на взморье и оставили одного.
Оглядѣлся царевичъ кругомъ, увидалъ тропинку и пошелъ по ней: авось, Богъ
приведетъ куда-нибудь. Ш елъ-шелъ, и очутился въ дремучемъ лѣсу: стоитъ въ лѣсу
избушка, въ избушкѣ живетъ баба-яга.
«Дай зайду», подумалъ царевичъ, и пошелъ въ избушку.
— Здравствуй, царевичъ! — молвила баба-яга. — Дѣло пытаешь или отъ дѣла

49

РОДНЫЯ СКАЗКИ т. 2
лытаешь?
— Эхъ, бабушка, напой, накорми меня, а потомъ и разспрашивай!
Напоила, накормила его старуха, и царевичъ разсказалъ ей про все безъ утайки, куда
и зачѣмъ идетъ.
Говоритъ ему баба-яга:
— Иди, дитятко, на море; прилетятъ туда двѣнадцать колпицъ, обернутся красными
дѣвицами и станутъ купаться; ты захвати у старшей дѣвицы кольцо и ступай къ морскому
царю; попадутся тебѣ навстрѣчу Объѣдало и Опивало, попадется еще М орозъ-Трескунъ —
всѣхъ возьми съ собою; они тебѣ къ добру пригодятся.
Простился царевичъ съ ягою, пошелъ на сказанное мѣсто, на море и спрятался за
кустъ. Тутъ прилетѣли двѣнадцать колпицъ, ударились о сырую землю, обернулись
красными дѣвицами и стали купаться. Царевичъ взялъ у старшей кольцо, сидитъ за
кустомъ — дожидается. Дѣвицы выкупались и вышли на берегъ, одиннадцать обернулись
птицами и полетѣли домой: оставалась одна старшая — Василиса Премудрая. Стала она
молить, стала просить добра-молодца:
— Отдай, — говоритъ, — мое кольцо! Придешь къ батюшкѣ Водяному царю, — въ то
времечко я тебѣ сама пригожусь.
Царевичъ отдалъ ей кольцо, она сейчасъ обернулась колпицею и улетѣла вслѣдъ за
подружками. Пустился царевичъ дальше; повстрѣчались ему на пути три богатыря:
Объѣдало, Опивало да Морозъ-Трескунъ; взялъ ихъ съ собою и пришелъ къ водяному
царю. Увидалъ его Водяной царь и говоритъ:
— Здорово, дружокъ! Что такъ долго ко мнѣ не бывалъ? я усталъ, тебя дожидаючи.
Принимайся-ка теперь за работу. Вотъ тебѣ первая задача: построй за одну ночь
хрустальный мостъ, чтобъ къ утру готовъ былъ! Не построишь — голова долой!
Идетъ царевичъ отъ Водяного, самъ слезами заливается. Василиса Премудрая
отворила окошко въ своемъ терему и спрашиваетъ:
— О чемъ, царевичъ, слезы ронишь?
— Ахъ, Василиса Премудрая, какъ же мнѣ не плакать: приказалъ твой батюшка за
единую ночь построить хрустальный мостъ, а я и топора не умѣю въ руки взять.
— Ничего! ложись-ка спать; утро вечера мудренѣе.

50

РОДНЫЯ СКАЗКИ т. 2

F

Уложила его спать, а сама вышла на крылечко, гаркнула-свистнула молодецкимъ
посвистомъ. Со всѣхъ сторонъ сбѣжались плотники-работники; кто мѣсто равняетъ, кто
кирпичи таскаетъ: скоро поставили хрустальный мостъ, вывели на немъ узоры хитрые и
разошлись по домамъ. Поутру рано будитъ Василиса Премудрая царевича:
— Вставай, царевичъ! Мостъ готовъ, сейчасъ батюшка смотрѣть придетъ.
Всталъ царевичъ, взялъ метлу; стоитъ на мосту — гдѣ подмететъ, гдѣ почиститъ.
Похвалилъ его Водяной царь:
— Спасибо, — говоритъ, — сослужилъ мнѣ единую службу, сослужи и другую. Вотъ
тебѣ задача: насади къ завтраму зеленый садъ — большой да вѣтвистый, въ саду бы птицы
пѣвчія распѣвали, на деревьяхъ бы цвѣты расцвѣтали, груши, яблоки спѣлыя висѣли!
Идетъ царевичъ отъ Водяного, самъ слезами заливается. Василиса Премудрая
отворила окошечко и спрашиваетъ'
— О чемъ плачешь, царевичъ?

51

РОДНЫЯ СКАЗКИ т. 2
— Какъ же мнѣ не плакать: велѣлъ твой батюшка за едину ночь садъ насадить.
— Ничего, ложись спать; утро вечера мудренѣе.
Уложила его спать, а сама вышла на крылечко, гаркнула-свистнула молодецкимъ
посвистомъ. Со всѣхъ сторонъ сбѣжались садовники-огородники и насадили зеленый садъ.
Въ саду птицы пѣвчія распѣваютъ, на деревьяхъ цвѣты расцвѣтаютъ, груши, яблоки спѣлыя
висятъ. Поутру рано будитъ Василиса Премудрая царевича:
— Вставай, царевичъ! Садъ готовъ; батюшка смотрѣть идетъ.
Царевичъ сейчасъ за метлу да въ садъ; гдѣ дорожку подмететъ, гдѣ вѣточку
поправитъ. Похвалилъ его Водяной царь:
— Спасибо, царевичъ! сослужилъ ты мнѣ службу вѣрой и правдой. Выбирай за то
себѣ невѣсту изъ двѣнадцати моихъ дочерей. Всѣ онѣ лицо въ лицо, волосъ въ волосъ,
платье въ платье. Угадаешь до трехъ разъ одну и ту же — будетъ она твоею женою, не
угадаешь — велю тебя казнить.
Узнала про то Василиса Премудрая, улучила время и говоритъ царевичу:
— Въ первый разъ я платкомъ махну, въ другой — платье поправлю, въ третій — надъ
моей головой станетъ муха летать.
Угадалъ царевичъ Василису Премудрую до трехъ разъ. Повѣнчали ихъ и стали пиръ
пировать.
Водяной царь изготовилъ много всякаго кушанья — сотнѣ человѣкъ не съѣсть! и
велитъ зятю, чтобы все было поѣдено; коли что останется — худо будетъ.
— Батюшка, — проситъ царевичъ, — есть у насъ старичокъ, дозволь ему закусить съ
нами.
— Пускай придетъ.
Явился Объѣдало: все пріѣлъ — еще мало стало. Водяной царь наставилъ всякаго
питья сорокъ бочекъ и велитъ зятю, чтобы дочиста было выпито.
— Батюшка, — проситъ опять царевичъ, — есть у насъ другой старичокъ, дозволь и
ему выпить про твое здоровье.
— Пускай придетъ.
Явился Опивало; за разъ опросталъ сорокъ бочекъ — еще опохмелиться проситъ.
Видитъ Водяной царь, что ничего не беретъ, приказалъ истопить для молодыхъ баню
чугунную жарко-на-жарко истопили баню чугунную, двадцать саженъ дровъ сожгли,
докрасна печь и стѣны раскалили, — за пять верстъ подойти нельзя.
— Батюшка, — говоритъ царевичъ, — дозволь напередъ нашему старичку попариться,
баню опробовать!
— Пускай попарится!
— Пришелъ въ баню Морозъ-Трескунъ; въ одинъ уголъ дунулъ, въ другой дунулъ —
ужъ сосульки висятъ.
Вслѣдъ за нимъ и молодые въ баню сходили, помылись, попарились и домой
живехоньки воротились.

IV.
— Уйдемъ отъ батюшки Водяного царя, — говоритъ царевичу Василиса Премудрая:
— онъ на тебя очень сердитъ, не причинилъ бы зла какого!
— Уйдемъ, — говоритъ царевичъ.
Осѣдлали коней и поскакали въ чистое поле.
Ёхали-ѣхали, много прошло времени.

52

РОДНЫЯ СКАЗКИ т. 2
— Слѣзь-ка, царевичъ, съ коня да припади ухомъ къ сырой землѣ, — сказала
Василиса Премудрая: — не слыхать ли за нами погони?
Царевичъ припалъ ухомъ къ сырой землъ, — ничего не слышно. Василиса Премудрая
сама сошла съ добраго коня, прилегла къ сырой землѣ и говоритъ:
— Ахъ, царевичъ! слышу сильную погоню.
Оборотила она коней дремучимъ лѣсомъ, себя — колодцемъ, а царевича — старымъ
старичкомъ. Наѣхала погоня.
— Эй, старикъ! не видалъ ли добра молодца съ красной дѣвицей?
— Видѣлъ, родимые! только давнымъ-давно: они еще въ тѣ поры проѣхали, какъ я
молодъ былъ, этотъ лѣсъ сажалъ.
Погоня воротилась къ Водяному царю.
— Нѣтъ, — говорятъ, — ни слѣдовъ ни вѣсти; только и видѣли, что старика возлѣ
колодца да лѣсъ дремучій.
— Что жъ вы ихъ не брали? — закричалъ Водяной царь, и тутъ же предалъ гонцовъ
лютой смерти, а за царевичемъ и Василисою Премудрой послалъ другую смѣну.
А тѣмъ временемъ они далеко-далеко уѣхали. Услышала Василиса Премудрая новую
погоню, оборотила царевича старымъ попомъ, а сама сдѣлалась ветхой церковью: еле стѣны
держатся, кругомъ мохъ поросъ. Наѣхала погоня.
— Эй, старичокъ! не видалъ ли добра молодца съ красной дѣвицей?
— Видѣлъ, родимые! только давнымъ-давно: они еще въ тѣ поры проѣхали, какъ я
молодъ былъ, эту церковь строилъ.
И вторая погоня воротилась къ Водяному царю:
— Нѣтъ, ваше царское величество, ни слѣдовъ ни вѣсти: только и видѣли, что старцапопа да церковь ветхую.
— Что жъ вы ихъ не брали? — закричалъ пуще прежняго Водяной царь; предалъ
гонцовъ лютой смерти, а за царевичемъ и Василисою Премудрой самъ поскакалъ.
На этотъ разъ Василиса Премудрая оборотила коней рѣкой медовою, берегами
кисельными, царевича — селезнемъ, себя — сѣрой утицею.
Водяной царь бросился на кисель и сыту, ѣлъ-ѣлъ, пилъ-пилъ до того, что лопнулъ и
духъ испустилъ.

V.
Царевичъ съ Василисою Премудрой поѣхали дальше. Стали они подѣезжать домой,
къ отцу, къ матери царевича. Василиса Премудрая и говоритъ:
— Ступай, царевичъ, впередъ! доложись отцу съ матерью, а я тебя здѣсь на дорогѣ
обожду; только помни мое слово: со всѣми цѣлуйся, не цѣлуй сестрицы, не то меня
позабудешь.
Пріъхалъ царевичъ домой, сталъ со всѣми здороваться, поцѣловалъ и сестрицу.
Только поцѣловалъ — какъ въ ту же минуту забылъ про свою жену, словно и въ мысляхъ не
была.
Три дня ждала Василиса Премудрая, на четвертый нарядилась нищенкой, пошла въ
стольный городъ и пристала у одной старушки. А царевичъ собрался жениться на богатой

53

РОДНЫЯ СКАЗКИ т. 2

королевнѣ, и велѣно было кликнуть кличъ по всему царству, чтобъ сколько ни есть народу
православнаго — всѣ бы шли поздравлять жениха съ невѣстою и несли въ даръ по пирогу
пшеничному.
Старуха, у которой жила Василиса Премудрая, принялась тоже муку сѣять да пирогъ
готовить.
— Для кого, бабушка, пирогъ готовишь? — спрашиваетъ ее Василиса Премудрая.
— Какъ для кого? развѣ ты не знаешь: нашъ царь сына женитъ на богатой королевнѣ;
надо во дворецъ итти, молодымъ на столъ подавать.
— Дай и я испеку да во дворецъ снесу: можетъ, меня царь чѣмъ пожалуетъ.
— Пеки съ Богомъ.
Василиса Премудрая взяла муки, замѣсила тѣсто, положила творогу да голубя съ
голубкой и сдѣлала пирогъ. Къ самому обѣду пошла старуха съ Василисою Премудрой во
дворецъ, а тамъ пиръ идетъ на весь міръ. Подали на столъ пирогъ Василисы Премудрой, и
только разрѣзали его, какъ вылетѣли оттуда голубь и голубка. Голубка ухватила кусокъ
творогу, а голубь говоритъ:
— Голубушка, дай и мнѣ творогу!
— Не дамъ, — отвѣчаетъ голубка, — а то ты меня позабудешь, какъ позабылъ
царевичъ свою Василису Премудрую.
Тутъ вспомнилъ царевичъ про свою жену, выскочилъ изъ-за стола, взялъ ее за руки
бѣлыя и посадилъ ее возлѣ себя рядышкомъ. Съ тѣхъ поръ стали они жить вмѣстѣ во
всякомъ добрѣ и счастіи.

54

Царь-дѣвица.
I.
ъ нѣкоторомъ царствё, въ нѣкоторомъ государствѣ жилъ царь съ царицею.
Былъ у нихъ сынъ Василій-царевичъ.
Умерла царица, остался царевичъ сиротою. Поплакалъ царь,
погоревалъ, а черезъ нёкоторое время задумалъ жениться.
Взялъ царь молодую жену. Сдёлалась она въ домё полной хозяйкой, а
Василію-царевичу злой мачехой. Не долго жилъ царь съ молодою женой:
заболёлъ и умеръ.
Осталась молодая царица вдовою.
Задумала она вмёстё съ дядькой Василія царевича извести его, чтобы самимъ
завладёть его царствомъ.
Разъ зоветъ царевичъ своего дядьку:
— Пойдемъ, по городской стёнё погуляемъ.
— Пойдемъ, царевичъ!
Пошли, гуляли-гуляли, стали съ городской стёны спускаться, вдругъ изъ каменной
башни окликаютъ царевича три голоса — левъ, змёй и воронъ:
— Выпусти насъ, Василій царевичъ, изъ неволи: мы тебё пригодимся.
— Слышишь, что у насъ на городской стёнё дёлается? — спрашиваетъ царевичъ
дядьку.
— Нётъ, Василій-царевичъ, ничего не слышу.
Воротились они домой. Вечеромъ рано легъ Василій-царевичъ спать, а дядьку отъ
себя отослалъ. Переждалъ царевичъ нёкоторое время, всталъ потихоньку, взялъ желёзный
ломъ, вылёзъ въ окошко и пошелъ къ городской стёнё. Ударилъ ломомъ разъ, другой и
выбилъ дверь у башни. Вышли оттуда левъ, змёй и воронъ. Обступили кругомъ царевича и
стали говорить ему:
— Слушай, Василій-царевичъ, нашего наказу! Какъ были у тебя живы отецъ да мать
родные, долго они искали тебё невёсту и нашли — за тридевять земель, въ тридесятомъ
царствё высватали тебё Царь-дёвицу, и такой уговоръ съ нею сдёлали: тебё на иной не
жениться, ей за иного замужъ не выходить. Ужъ скоро двёнадцать лётъ, какъ она ждетъ
тебя

55

РОДНЫЯ СКАЗКИ т. 2

— не дождется. Возьми ты завтра гусли, сядь на корабль и ступай по морю погулять. Какъ
только выёдешь въ море да заиграешь въ гусли, Царь-дёвица сейчасъ къ тебё будетъ.
Только смотри: станетъ тебя сонъ клонить, ты не спи; если уснешь, она тебя не добудится и
назадъ уёдетъ. Да еще тебё скажемъ: берегись, Василій-царевичъ: завтра смерть тебя
ожидаетъ.
— Какая смерть? — спрашиваетъ царевичъ.
— Твоя мачеха испечетъ на змёиномъ салё три лепешки и велитъ тебё подать. Не
ёшь ихъ, лучше въ карманъ положи.
Какъ сказано, такъ и случилось. Взялъ на другой день царевичъ лепешки, положилъ
въ карманъ и пошелъ гулять. Слышитъ — что-то въ карманё шевелится; сунулъ руку и
вытащилъ ужа, сунулъ другой разъ — вытащилъ змёю, сунулъ въ третій разъ — вытащилъ
лягушку.
— Правду сказали мнё левъ, змёй и воронъ. Съёшь я лепешки, не быть бы мнё
живому.

56

РОДНЫЯ СКАЗКИ т. 2

II.
Воротился царевичъ съ прогулки, взялъ гусли и говоритъ дядькё:
— Пойдемъ на корабль — поплаваемъ, по морю погуляемъ.
Побёжалъ дядька, съ докладомъ къ мачехё.
— Царевичъ хочетъ гулять по морю и гусли съ собою беретъ.
Говоритъ дядькё царица:
— Вотъ тебё мёдная булавка, воткни ее царевичу въ воротъ кафтана, тогда онъ
заснетъ крёпкимъ сномъ, и кто бы ни пришелъ, кто бы ни пріёхалъ — ни за что его не
разбудитъ!
Дядька взялъ булавку и пошелъ съ царевичемъ на пристань.
Сёли на корабль и поёхали въ открытое море. Василій-царевичъ заигралъ на
гусляхъ.
Услыхала ту игру Царь-дёвица изъ-за тридевяти земель. Поспёшила на свои
корабли легкіе и пустилась въ путь къ Василію-царевичу.
Царевичъ завидёлъ паруса за три версты и говоритъ дядькё:
— Это чьи корабли плывутъ?
— А мнё почемъ знать! — отвёчалъ дядька да тёмъ временемъ вынулъ булавку и
воткнулъ царевичу въ воротъ кафтана.
— Ахъ! что-то мнё спать хочется, — проговорилъ царевичъ, легъ и заснулъ крёпкимъ
сномъ.
Подъёхала Царь-дёвица, спустила съ своего корабля сходни на корабль Василіяцаревича, сошла къ нему.
Видитъ — спитъ царевичъ. Стала его будить, нёж ныя рёчи приговаривать. Нётъ, не
могла добудиться.
Говорить она дядькё:
— Поклонись отъ меня Василію-царевичу да скажи ему, чтобъ ложился спать съ
вечера, обо мнё не печалился: завтра я опять пріёду.
Сказала и уёхала. Какъ только отплыла Царь-дёвица версты на двё или на три,
дядька видитъ, что теперь до нея голосомъ кричать — не докричаться, рукой махать — не
домахаться, взялъ да и вынулъ булавку. Василій-царевичъ проснулся и сталъ дядькё
разсказывать:
— Снилось мнё, будто какая-то пичужечка вокругъ меня увивалась, да такъ-то
грустно щебетала, что у меня на душё и теперь тошно.
Отвёчаетъ дядька:
— Не пичужка то увивалась, увивалась прекрасная Царь-дёвица, будила тебя,
цёловала-миловала, нёж ныя рёчи приговаривала, да никакъ не могла добудиться. Уёзжая,
она приказала, чтобы ты, добрый молодецъ, ложился спать съ вечера, поутру раненько
вставалъ, да опять бы сюда пріёзжалъ.
Василій-царевичъ воротился домой и легъ спать съ вечера, только съ горя да съ
кручины не могъ уснуть всю ночь.
Поутру всталъ рано-рано и говоритъ дядькё:
— Поёдемъ на кораблъ прогуляться!
Дядька побёжалъ къ мачехё докладывать, что Василій-царевичъ опять на море
собирается и беретъ съ собой гусли звонкія.
— На тебё другую булавку, — говоритъ, ему царица, — сдёлай нынче то же самое, что

57

РОДНЫЯ СКАЗКИ т. 2
и вчера дёлалъ.
Дядька взялъ булавку и пошелъ съ царевичемъ на пристань. Сёли на корабль и
поёхали въ море. Василій-царевичъ заигралъ на гусляхъ, да такъ нёжно, сладко, что и
сказать нельзя. Услыхала его игру Царь-дёвица, не могла усидёть на мёстё, быстро
вскочила и закричала громкимъ голосомъ:
— Эй вы, корабельщики! подымайте якоря желёзные, распускайте паруса тонкіе и
готовьтесь скорехонько плыть къ Василію-царевичу: надо его пораньше застать, пока не
заснулъ непробуднымъ сномъ.
Понеслись ея корабли по морю, словно птицы быстролетныя.
За три версты увидалъ Василій-царевичъ паруса бёлые и спросилъ у дядьки:
— Чьи это корабли плывутъ?
— A мнё почемъ знать! — отвёчалъ дядька, вынулъ опять булавку и воткнулъ ее
царевичу въ воротъ кафтана.
Начала дрема одолёвать Василія-царевича. Умылся онъ холодной водой — думалъ
какъ-нибудь разгуляться, да не стерпёлъ добрый молодецъ, повалился на палубу и заснулъ
мертвымъ сномъ.
Пріёхала Царь-дёвица, спустила сходни на корабль Василія-царевича, сошла къ
нему, начала его будить — цёловать, на полотнахъ качать. Царевичъ спитъ — не
пробуждается. Принялась на него брызгать, обливать холодной водой: авось, проснется!
Нётъ, ничего не помогаетъ.
Царь-дёвица написала письмецо, положила царевичу на бёлую грудь, ушла на свой
корабль и поёхала назадъ; а въ томъ письмё было написано:
«Прощай, Василій-царевичъ! не ожидай меня въ третій разъ; кто меня любитъ, тотъ
самъ найдетъ!»
Какъ только отъёхала Царь-дёвица, дядька увидалъ, что до нея крикомъ не
докричаться, рукою не домахаться — тотчасъ взялъ, да и выдернулъ булавку.
Василій-царевичъ тотчасъ проснулся и говоритъ:
— Что бъ это значило? во второй разъ мнё привидёлось, будто какая-то пичужка
вокругъ меня долго-долго увивалась.
Отвёчаетъ дядька:
— Не пичужка то увивалась, увивалась прекрасная Царь-дёвица, цёловала тебя,
миловала, на полотнахъ качала, холодной водой обливала, никакъ не могла добудиться.
— А что у меня на груди за бумага?
— Это она письмецо тебё написала.
Василій-царевичъ раскрылъ письмецо, прочиталъ и сильно заплакалъ:
— Правду говорили мнё левъ, змёй и воронъ, чтобы я отъ сна воздержался; да, видно,
чему быть, того не миновать!

III.
Вернулся царевичъ домой въ большомъ горё. Взялъ ружье и пошелъ въ зеленый садъ
горе размыкать.
На любимой его яблонё сидитъ черный воронъ да каркаетъ:
— Каръ, каръ, Василій-царевичъ! не послушался ты, не сумёлъ отъ сна воздержаться
— вотъ теперь и пеняй на себя!
«Какъ, — думаетъ царевичъ, — ужъ и птица надо мной смёяться стала!» навелъ
ружье, спустилъ курокъ и обломилъ ворону правое крыло. Еще тошнёй у него на душё

58

РОДНЫЯ СКАЗКИ т. 2
стало. Вышелъ царевичъ въ чистое поле, шелъ-шелъ, попался ему пастухъ съ табуномъ
лошадей.
—Богъ помочь тебё стадо пасти! — говорить царевичъ.
— Добро пожаловать, Василій-царевичъ!
— А ты какъ меня знаешь?
— Какъ же мнё не знать тебя, коли я у твоего батюшки тридцать лётъ въ пастухахъ
служилъ. Зовутъ меня Ивашка бёлая рубашка, Прежде я былъ первымъ воеводою, да отецъ
твой за провинность разгнёвался и сослалъ меня въ пастухи.
— Не найдешь ли ты, Ивашка бёлая рубашка, коня по мнё? Если найдешь мнё
добраго коня, я тебя во вёкъ не забуду. Когда буду царемъ, тебя опять первымъ воеводою
сдёлаю.
Отвёчаетъ ему Ивашка бёлая рубашка:
— Не видавъ твоей силы, нельзя тебё и коня указать. Вонъ стоитъ ракитовый кустъ,
попробуй — выдерни его съ корнемъ.
Василій-царевичъ ухватился за кустъ и выдернулъ его съ корнемъ, а подъ тёмъ
кустомъ лежали мечъ-кладенецъ, боевая палица и вся богатырская сбруя: узда въ три пуда,
сёдло въ двадцать пять пудовъ боевая палица въ полтораста пудовъ.
— Ну, царевичъ, дожидай меня здёсь, — говоритъ Ивашка бёлая рубашка: — поутру
пригоню я стадо лошадиное, впереди всёхъ молодой конь будетъ, а вслёдъ за нимъ старый;
кинутся они въ воду и поплывутъ далеко-далеко, а какъ свалить жаръ, станетъ старый
молодого выгонять въ зеленые луга, ты смотри, не зёвай: только ступитъ старый на берегъ,
тотчасъ и бей его промежду ушей своей палицей.
— Сказано — сдёлано. На другой день выждалъ Василій-царевичъ удобный часъ,
ударилъ стараго коня боевой палицей промежду ушей — палъ конь на колёни. Взнуздалъ
его добрый молодецъ уздой трехпудовою, надёлъ на него сёдельце черкасское и сёлъ
верхомъ.
Какъ очнулся конь отъ удара богатырскаго, какъ понесъ Василія-царевича по
доламъ, по лугамъ, по высокимъ горамъ! Трое сутокъ носилъ безъ роздыху, и не потъ съ
коня — алая кровь закапала.
Возгласилъ тутъ конь человёческимъ голосомъ:
— Гой еси, Василій-царевичъ! отпусти меня погулять три зори утреннія. Въ синемъ
морё я искупаюсь, на росё поваляюсь, и буду я твой вёрный слуга!
Царевичъ отпустилъ коня. Конь погулялъ три дня и воротился такимъ сильнымъ и
добрымъ, что лучше того и не видано и не слыхано. Сёлъ Василій-царевичъ на коня и
поёхалъ за тридевять земель, въ тридесятое государство.
Долго ли, коротко ли — пріёзжаетъ въ царство львиное.
Говоритъ царь-левъ:
— Эй, мои дётки семеры! берите вилы желёзныя, подставляйте подъ мои очи старыя,
дайте мнё посмотрёть на добраго молодца.
Посмотрёлъ, узналъ царевича и обрадовался:
— Добро пожаловать, Василій-царевичъ! за твою услугу великую гости у меня,
сколько хочешь.

59

РОДНЫЯ СКАЗКИ т. 2

Накормилъ, напоилъ левъ царевича и коня его. Погостилъ царевичъ въ львиномъ
царствё, отдохнулъ и сталъ въ путь-дорогу снаряжаться. Проводилъ царь-левъ царевича
честь-честью. Ёхалъ-ёхалъ царевичъ и пріёхалъ въ змёиное царство. Царь-змёй
обрадовался, ласково гостя встрётилъ и ласково проводилъ. Поёхалъ царевичъ дальше.
Ёхалъ онъ и полями, и горами, и дремучими лёсами. Пріъхалъ въ вороново царство.
Встрёчаетъ его царь-воронъ и говоритъ:
— Хорошъ молодецъ! за что про что обломалъ крыло у моего братца родного? За
такой поступокъ надо бы съ тебя голову снять. Да ужъ такъ и быть — смертнымъ страхомъ
отдёлайся!
Взялъ посадилъ царевича на крылья, полетёлъ на сине море и бросилъ его въ самую
глубь. Василій-царевичъ упалъ — окунулся въ воду, а какъ вынырнулъ — царь воронъ
подхватилъ его и вынесъ на сушу.
— П оёзжай теперь, куда знаешь! — сказалъ воронъ царевичу.

IV.
60

РОДНЫЯ СКАЗКИ т. 2
Опять сёлъ на коня царевичъ, чтобы дальше путь держать.
Говоритъ конь царевичу человёческимъ голосомъ:
— Крёпче держись, Василій-царевичъ! Надо въ три часа, въ три минутки поспёть въ
тридесятое царство. Подъ то царство подступилъ Иванъ-богатырь, рожа шитая, носъ
плетеный, языкъ строченый, ноги телячьи, уши собачьи. Если не поспёемъ туда въ три часа,
въ три минуточки, то возьметъ онъ Царь-дёвицу за себя.
Пріёхалъ Василій-царевичъ къ тридесятому царству, а у тридесятаго царства стоитъ
Иванъ-богатырь — не пускаетъ царевича. Не долго думалъ царевичъ — вступилъ въ бой съ
Иваномъ-богатыремъ. Разъёхались они на двадцать верстъ, пустили коней навстрёчу, какъ
ударились боевыми палицами — ровно громъ загремёлъ! Бились-бились, никто не осилилъ.
Пріустали добрые витязи и условились дать другъ другу перемирье на три дня.
Василій-царевичъ разбилъ шатеръ, легъ на отдыхъ и заснулъ крёпкимъ,
богатырскимъ сномъ. Третьи сутки на исходё, а онъ все спитъ.
Сталъ его будить добрый конь:
— Гой еси, Василій-царевичъ! Не время спать, время вставать съ Иваномъбогатыремъ бой начинать.
Начался бой. Разъёхались витязи на тридцать верстъ, разогнали коней навстрёъу,
бились-бились — ни тотъ ни другой не осилилъ. Взяли перемирье еще на три дня.
Царевичъ легъ въ шатрё и опять уснулъ. Третьи сутки на исходё, будитъ его добрый
конь:
— Гой еси, Василій-царевичъ! Полно спать, время вставать, Ивану-богатырю голову
сымать.
Вскочилъ Василій-царевичъ, осёдлалъ своего коня наскоро, подпруги подтянулъ
натуго — не для бодрости, а для крёпости. Ёдетъ онъ, подъ нимъ конь пляш етъ, а Иванъбогатырь ёдеть, подъ нимъ конь слезно плачетъ.
Разъёхались они на пятьдесятъ верстъ, припустили коней навстрёчу, какъ ударились
— земля задрожала! Иванъ-богатырь промахъ далъ, не сдержалъ въ рукё боевую палицу,
пала она остреемъ наземь и ушла въ глубину на три сажени, а Василій-царевичъ ударилъ
его коня прямо въ грудь, посадилъ того коня задомъ на сырую землю, самому Иванубогатырю снялъ буйную голову.
— Теперь путь мнё, доброму молодцу, не заказанъ: возьму-ка я гусли звончатыя да
пойду въ любимый садъ Царь-дёвицы.
Взялъ гусли, пришелъ въ садъ и заигралъ такъ нёжно да сладко, что и сказать нельзя!
Услыхала ту игру Царь-дёвица, зоветъ своихъ нянюшекъ-мамушекъ, даетъ имъ
портретъ Василія-царевича и посылаетъ въ свой любимый садъ:
— Бёгомъ бёгите, хорошенько разглядите, не пріёхалъ ли Василій-царевичъ, не онъ
ли въ саду на гусляхъ играетъ?
Нянюшки-мамушки побёжали, посмотрёли, съ портретомъ сличили, вернулись къ
Царь-дёвицё и докладываютъ:
— Нётъ, то не Василій-царевичъ на гусляхъ играетъ; хоть и похожъ на него, а все не
онъ — Василій царевичъ куда прекраснёе!

61

РОДНЫЯ СКАЗКИ т. 2

Отвёчаетъ имъ Царь-дёвица:
— Ахъ вы, глупыя — неразумный! вёдь царевичъ теперь отъ великихъ трудовъ
изнурился, оттого и портретъ не похожъ.
Бросилась сама въ садъ, тотчасъ узнала своего суженаго, взяла его за руки бёлыя и
повела въ свои терема высокіе.
Обвёнчались они, отпраздновали свадьбу и поёхали въ государство Василіяцаревича. Мачеху и дядьку Василій-царевичъ приказалъ прогнать, а самъ съ молодою
женой сталъ жить-поживать да добра наживать.

62

РОДНЫЯ СКАЗКИ т. 2

Три копеечки.

стался мальчикъ сиротою. Плохо ему было жить — кормиться нечѣмъ,
голодалъ онъ изо дня въ день. Пошелъ сирота къ богатому мужику и
нанялся въ работники. Въ годъ за одну копеечку порядился работать.
Прошелъ годъ. Получилъ сирота копейку и пошелъ къ колодцу.
Бросилъ копейку въ колодецъ и говоритъ:
— Коли не потонетъ, такъ возьму: значить, я вѣрно хозяину служилъ!
Копеечка потонула. Остался мальчикъ на другой годъ въ работникахъ у
мужика. Прошелъ другой годъ.
Опять получилъ сирота копеечку и снова бросилъ ее въ колодецъ —
копеечка потонула.
Остался сиротинка на третій годъ. Работалъ-работалъ, пришло время къ расчету —
хозяинъ даетъ ему рубль.
— Нѣтъ, — говоритъ сиротинка, — мнѣ твоего не надобно; давай мою копеечку.
Получилъ копеечку, бросилъ ее въ колодецъ, смотритъ — всѣ три копеечки поверхъ
воды плаваютъ; взялъ ихъ и пошелъ въ городъ. Идетъ по улицѣ и видитъ: ребятишки
поймали котенка и мучатъ его. Пожалѣлъ сирота котенка и говоритъ ребятамъ:
— Продайте мнѣ, ребятки, этого котенка.
— Купи!
— Что возьмете?
— Давай три монетки.
Отдалъ сирота деньги, взялъ котенка и пошелъ искать работы. Н анялся онъ къ купцу
въ лавкѣ сидѣть. Пошла у купца торговля на диво: товару только подавай, отъ покупателей
отбою нѣтъ.
Собрался купецъ за море, снарядилъ корабль, и говоритъ сиротинкѣ:
— Дай мнѣ своего котика, пусть на кораблѣ мышей ловитъ да меня забавляетъ.
— Н у что жъ, — говорить мальчикъ, — возьми.

II.
63

РОДНЫЯ СКАЗКИ т. 2
Пріѣхалъ купецъ въ чужестранное государство и остановился на постояломъ дворѣ.
Замѣтилъ хозяинъ постоялаго двора, что у купца денегъ много, и отвелъ ему комнату, гдѣ
мышей да крысъ видимо-невидимо водилось.
«Пусть купца совсѣмъ съѣдятъ, мнѣ деньги достанутся», подумалъ хозяинъ.
Въ этомъ государствѣ про кошекъ не знали, и мыши да крысы всѣхъ крѣпко
одолѣвали.
Пошелъ купецъ спать и котика съ собою взялъ. Поутру хозяинъ входитъ къ нему —
купецъ живехонекъ, котика по головкѣ гладитъ, а котикъ мурлыкаетъ, пѣсенки распѣваетъ.
На полу цѣлый ворохъ мышей да крысъ мертвыхъ лежитъ.
— Господинъ купецъ! продай мнѣ этого звѣрька, — говоритъ хозяинъ.
— Купи.
— А что возьмешь?
— Да недорого: на заднія лапки звѣрька поставлю, за переднія подниму, засыпь его
кругомъ золотомъ — съ меня и довольно.
Хозяинъ согласился. Купецъ отдалъ ему котика, забралъ цѣлый мѣшокъ золота и,
справивши свои дѣла, поѣхалъ домой. Плыветъ купецъ по морю и думаетъ:
— Неужели все золото сиротѣ отдать? За простого котенка да столько денегъ, —
жирно будетъ! Возьму-ка лучше всѣ денежки себѣ.
Только рѣшился на грѣхъ, какъ поднялась буря, да такая сильная — вотъ-вотъ
корабль потонетъ.
— Ахъ, я грѣшникъ: на чужое польстился. Господи, прости меня, ни копейки не утаю!
Сталъ купецъ молитву творить — и тотчасъ вѣтеръ стихъ, море успокоилось, и
приплылъ корабль благополучно къ пристани.

III.
Встрѣтилъ сирота купца и говоритъ:
— Здравствуй, хозяинъ! А гдѣ же мой котикъ?
— Продалъ, — отвъчаетъ купецъ; — вотъ и деньги за него, бери всѣ сполна.
Сиротинка взялъ мѣшокъ съ золотомъ, распрощался съ купцомъ и пошелъ на
взморье къ корабелыцикамъ; сторговалъ у нихъ за свое золото цѣлый корабль ладану,
свалилъ ладанъ на берегу и зажегъ во славу Божію. Пошло по всему царству благоуханіе и
явился вдругъ старичокъ.
— Чего хочешь, — спрашиваетъ сиротинку: — богатства или жену добрую?
— Не знаю, старичокъ!
— Ну, такъ вотъ тебѣ мой совѣтъ; ступай въ поле, увидишь тамъ — три брата землю
пашутъ; спроси у нихъ, они тебѣ скажутъ.
Пошелъ сиротинка въ поле: видитъ — мужики землю пашутъ:
— Помогай Богъ!
— Спасибо, добрый человѣкъ! Что тебѣ надо?
— Послалъ меня старичокъ, велѣлъ спросить у васъ, чего пожелать мнѣ — богатства
или доброй жены?
— Спроси у большого брата, — вонъ на телѣгѣ сидитъ.
Подходитъ сиротинка къ телѣгѣ и видитъ ребенка малаго, какъ бы трехлѣтка.
«Неужели это старшій братъ!» подумалъ онъ и спрашиваетъ:
— Что повелишь мнѣ взять: богатство или добрую жену?
— Возьми добрую жену!

64

РОДНЫЯ СКАЗКИ т. 2
Сиротинка воротился къ старику:
— Велѣно, — говоритъ, — жену просить.
— Ну, и ладно! — сказалъ старикъ и съ глазъ пропалъ.
Сиротинка оглянулся, а возлѣ него стоитъ красавица.
— Здравствуй, добрый молодецъ, я твоя жена.

IV.
Взялись они за руки и пошли. Ш ли-шли, стало солнце садиться; остановились
ночевать въ чистомъ полѣ. Заснулъ сиротинушка крѣпкимъ сномъ, а красавица жена его
крикнула громкимъ голосомъ, и на зовъ ея явилось двѣнадцать работниковъ.
— Постройте мнѣ богатыя палаты подъ золотой крышею!
Вмигъ палаты поспѣли съ зеркалами, съ картинами. Спать легли молодые въ
чистомъ полѣ, а проснулись въ чудныхъ палатахъ!
Поутру воевода той страны вышелъ изъ своего терема и видитъ чудо-чудное, диводивное: еще вчера пустое мѣсто было, а нынче палаты стоятъ. Н а крыльцѣ тѣхъ палатъ
стоитъ красавица, да такая, что ни въ сказкѣ сказать, ни перомъ описать. Красавица такъ
воеводѣ понравилась, что задумалъ онъ жениться на ней. А какъ узналъ, что она — жена
сиротинушки, то, не долго думая, рѣшилъ погубить сироту, а жену его себѣ взять. Позвалъ

65

РОДНЫЯ СКАЗКИ т. 2
онъ къ себѣ сироту и говоритъ ему:
— Еще вчера было тутъ мѣсто пустое, а нынче палаты стоятъ! Видно, ты колдунъ!
— Нѣтъ, воевода, — отвъчаетъ сирота, — я не колдунъ. Все это сдѣлалось по Божіему
велѣнію.
— Ну, если ты сумѣлъ за одну ночь палаты поставить, такъ построй къ завтраму отъ
своихъ палатъ до моего терема мостъ — одна половица серебряная, а другая — золотая. Не
выстроишь, то — мой мечъ, твоя голова съ плечъ!
Пошелъ сиротинка, заплакалъ. Встрѣчаетъ его жена у дверей:
— О чемъ плачешь?
— Какъ не плакать мнѣ: приказалъ воевода мостъ построить — одна половица
золотая, другая серебряная, а не будетъ готовъ къ завтраму, хочетъ голову рубить.
— Ничего, супругъ мой, ложись-ка спать; утро вечера мудренѣе!
Легъ сирота и заснулъ. Встаетъ на утро — ужъ все сдѣлано: мостъ такой, что смотри
— не насмотришься!
Позвалъ воевода къ себѣ сироту и говоритъ ему:
— Хороша твоя работа! Теперь сдѣлай мнѣ за одну ночь, чтобъ по обѣ стороны моста
росли яблони, на тѣхъ яблоняхъ висѣли бы спѣлыя яблочки, чтобъ по вѣточкамъ порхали
бы птички райскія и распѣвали бы пѣсенки звонкія, а не будетъ готово, то — мой мечъ, твоя
голова съ плечъ!
Пошелъ сирота, заплакалъ. У дверей жена стоить, дожидается:
— О чемъ, душа, плачешь? — спрашиваетъ.
— Какъ не плакать мнѣ: воевода велѣлъ, чтобы къ завтраму по обѣ стороны моста
яблони росли, на тѣхъ яблоняхъ спѣлыя яблочки висѣли, чтобы птицы райскія порхали,
пѣсни распѣвали, а не будетъ сдѣлано — хочетъ рубить голову.
— Ничего, ложись-ка спать; утро вечера мудренѣе.
Наутро встаетъ сирота — ужъ все готово: яблочки зрѣютъ, птички порхаютъ, пѣсни
распѣваютъ. Нарвалъ онъ яблокъ, понесъ на блюдѣ къ воеводѣ. Съѣлъ воевода одно, другое
яблоко и говоритъ:
— Можно похвалить: такой сласти я еще никогда не пробовалъ! Ну, братецъ, коли ты
такъ хитеръ, то сходи на тотъ свѣтъ къ моему отцу-покойнику и снеси ему поклонъ отъ
меня. А не сумѣешь сходить туда, помни одно: мой мечъ — твоя голова съ плечъ!
Опять идетъ сирота домой со слезами.
— О чемъ, другъ мой, слезы льешь? — спрашиваетъ жена.
— Какъ мнѣ слезъ не лить: посылаетъ меня воевода на тотъ свѣтъ — снести поклонъ
его отцу-покойнику.
— Это еще не бѣда! ступай къ нему да проси себѣ въ провожатые тѣхъ думныхъ
людей, что ему злые совѣты даютъ.
Далъ ему воевода двухъ бояръ въ провожатые, а жена достала клубочекъ:
— На, — говоритъ, — возьми! куда клубочекъ покатится — туда смѣло иди.

V.
Катится клубочекъ черезъ горы, лѣса и поля и прикатился прямо къ морю. Море
разступилось, дорога открылась. Ступилъ сирота со своими провожатыми разъ, другой и
очутился на томъ свѣтѣ. Смотритъ, на покойномъ воеводѣ черти въ пекло дрова везутъ да
погоняютъ его желѣзными прутьями.
— Стой! — закричалъ сирота. Черти подняли рогатыя головы и спрашиваютъ:

66

РОДНЫЯ СКАЗКИ т. 2
— А тебѣ что здѣсь надобно?
— Да мнѣ нужно слова два перекинуть вотъ съ этимъ покойникомъ, на которомъ вы
дрова возите.
— Ишь, что выдумалъ! есть когда толковать съ тобой, — у насъ въ пеклѣ огонь
погаснетъ.
— Небось, поспѣете! возьмите на смѣну этихъ двухъ бояръ, — еще скорѣе довезутъ.
Ж иво отпрягли черти стараго воеводу, а на его мѣсто двухъ бояръ заложили и
повезли дрова въ пекло.
Говоритъ сирота отцу воеводы:
— Твой сынъ, а нашъ воевода, прислалъ меня къ твоей милости, чтобы я передалъ
тебѣ поклонъ отъ него.
— За поклонъ спасибо! А скажи ты моему сыну: коли онъ будетъ не по правдѣ жить,
то и съ нимъ то же будетъ! Самъ видишь, какъ меня черти замучили, до костей спину и бока
простегали. Вотъ возьми это кольцо и отдай сыну для большаго увѣренія!
Только старый воевода покончилъ эти слова, какъ черти ужъ назадъ ѣдутъ:
— Но-но! эхъ, какая пара славная! дай намъ на ней еще разокъ прокатиться!
А бояре кричатъ сиротѣ:
— Смилуйся! не давай насъ. Возьми пока живы!
Черти отпрягли ихъ, и бояре возвратились съ сиротою на бѣлый свѣтъ.

VI.
Приходятъ къ воеводѣ; онъ глянулъ и ужаснулся: лица у бояръ осунулись, глаза
выкатились, изъ спины, изъ боковъ желъзные прутья торчатъ.
— Что съ вами сдѣлалось?
— Были мы на томъ свѣтѣ, — отвѣчаетъ сирота, — увидалъ я, что на твоемъ покойномъ отцѣ
черти дрова везутъ, остановилъ ихъ и далъ этихъ двухъ бояръ на смѣну. Пока я съ
покойнымъ говорилъ — черти на нихъ дрова возили.
— О чемъ же съ тобою отецъ мой говорилъ?
— Да велѣлъ сказать, коли ты будешь не по правдѣ жить, то и съ тобою то же будетъ.
Вотъ и кольцо прислалъ для большаго увѣренія.
— Не то говоришь! Все это пустяки. Сумѣлъ на тотъ свѣтъ сходить, такъ сумѣй
достать мнѣ гусли-самогуды, а не достанешь, то мой мечъ — твоя голова съ плечъ!
Идетъ сирота домой и горько-горько плачетъ.
— О чемъ, сердечный другъ, горько плачешь?
— Какъ же мнѣ не плакать: сколько ни служишь, а все голову снять хотятъ!

67

РОДНЫЯ СКАЗКИ т. 2

Посылаетъ меня воевода за гуслями-самогудами.
— Это не трудно: вѣдь мой братъ ихъ дѣлаетъ.
Дала жена ему клубочекъ, полотенце своей работы и наказала взять съ собою двухъ
прежнихъ бояръ, воеводовыхъ совѣтниковъ.
— Теперь ты пойдешь долго-надолго! Какъ бы воевода мнѣ чего злого не сдѣлалъ.
Пойди-ка ты въ садъ, да вырѣжь три прутика.
Вырѣзалъ сирота въ саду три прутика.
— Ну, теперь ударь этими прутиками и дворецъ и меня по три раза и ступай съ
Богомъ!
Сиротинушка ударилъ — жена обратилась въ камень, а дворецъ въ каменную гору.
Взялъ онъ у воеводы двухъ прежнихъ бояръ и пошелъ въ путь-дорогу.
Куда клубочекъ катится, туда и они идутъ.

68

РОДНЫЯ СКАЗКИ т. 2

VII.
Долго ли, коротко ли, близко ли, далеко ли — прикатился клубочекъ въ дремучій
лѣсъ, прямо къ избушкѣ.
Входитъ сирота въ избушку, а тамъ старуха сидитъ.
— Здорово, бабушка!
— Здравствуй, добрый человѣкъ! Куда Богъ несетъ?
— Иду, бабушка, искать такого мастера, чтобы сдѣлалъ мнѣ гусли-самогуды: сами бы
гусли играли, а подъ ихъ музыку всѣ бы волей-неволей плясали.
— Ахъ, да вѣдь такія гусли мой сынокъ дѣлаетъ! Подожди немножко — онъ скоро
домой придетъ!
Немного погодя, приходитъ старухинъ сынъ.
— Господинъ мастеръ! — проситъ его сирота, сдѣлай мнѣ гусли-самогуды.
— У меня готовыя есть. Пожалуй подарю тебѣ, только съ уговоромъ: какъ стану я
гусли настраивать — чтобъ никто не спалъ! А если кто уснетъ, да по моему оклику не
встанетъ, съ того голова долой!
— Хорошо, пусть будетъ по-твоему!
Взялся мастеръ за работу, началъ настраивать гусли-самогуды, а одинъ бояринъ
заслушался и крѣпко заснулъ.
— Ты спишь? — окликаетъ его мастеръ.
Тотъ не встаетъ, не отвѣчаетъ. Покатилась есо голова по полу. Минуты двѣ-три — и
другой бояринъ заснулъ. Отлетѣла и его голова съ плечъ долой. Еще минута — и сирота
задремалъ.
— Ты спишь? — окликнулъ мастеръ.
— Нѣтъ, не сплю! съ дороги глаза слипаются, нѣтъ ли воды? промыть надобно.
Старуха подала воды.
Сирота умылся, досталъ шитое полотенце, что жена дала, и сталъ утираться.
Старуха глянула на то полотенце, признала работу своей дочери, и говоритъ:
— Ахъ, зять мой любезный! не чаяла я съ тобой свидѣться. Здорова ли моя дочка?
Тутъ пошло у нихъ обниманье-цѣлованье: три дня гуляли, пили-ѣли, прохлаждалися,
а тамъ наступило время и прощаться.
На прощаньи мастеръ подарилъ своему зятю гусли-самогуды.

VIII.
Взялъ сирота ихъ подъ мышку и пустился домой.Приходитъ въ свое государство.
“Что, — думаетъ, — мнѣ къ воеводѣ итти — еще успѣю! лучше я напередъ съ женою
повидаюсь!”
Ударилъ тремя прутиками въ каменную гору — разъ, другой, третій, и явились
чудныя палаты; ударилъ по камню и, жена передъ нимъ.
Обнялись, поздоровались, двумя-тремя словами перемолвились; послѣ того взялъ
сирота гусли и пошелъ къ воеводѣ.
Увидалъ его воевода и думаетъ:
— Эхъ, ничѣмъ его не уходишь — все исполняетъ!
Какъ закричитъ воевода, какъ напустится на сироту:
— Ахъ ты, такой-сякой! вмѣсто того, чтобъ ко мнѣ явиться, ты напередъ къ женѣ
пошелъ.

69

РОДНЫЯ СКАЗКИ т. 2
— Виноватъ!
— Мнѣ изъ твоей вины не шубу шить! ужъ теперь ни за что не прощу... Подайте мнѣ
мой булатный мечъ!
Видитъ сирота, что дѣло плохо, и крикнулъ:
— Эй, играйте, гусли-самогуды!
Гусли заиграли, пошелъ воевода плясать. Ужъ онъ плясалъ-плясалъ; потъ съ него
градомъ льетъ, ноги устали, руки примахались, радъ бы остановиться, да не можетъ.
Плясалъ, плясалъ воевода, свалился, — изъ него и духъ вонъ!
Сдѣлался послѣ него сирота воеводой и правилъ страной долго и милостиво.

РО Д Н Ы Я СК А ЗК И т. 2

Н икита Кожемяка.

У|М«И&Р ъ старые годы проявился невдалекѣ отъ Кіева страшный змѣй. Много народа
MGIü II l изъ Кіева потаскалъ онъ въ свою берлогу, потаскалъ и поѣлъ. Утащилъ змѣй и
царскую дочь, но не съѣлъ ее, а крѣпко накрѣпко заперъ въ своей берлогѣ
Увязалась за царевной изъ дому маленькая собачонка. Какъ улетитъ
змѣй на промыселъ, царевна напишетъ записочку къ отцу, къ матери; привяжетъ
pJ S t записочку собачонкѣ на шею и пошлетъ ее домой. Собачонка записочку отнесетъ и
отвѣтъ принесетъ.
Вотъ разъ царь и царица пишутъ къ царевнѣ:
«Узнай отъ змѣя, кто его сильней».
Стала царевна отъ змѣя допытываться и допыталась.
— Есть, — говоритъ змѣй, — въ Кіевѣ Никита Кожемяка — тотъ меня сильнѣй.
Какъ, ушелъ змѣй на промыселъ, царевна и написала къ отцу къ матери записочку:
«Есть въ Кіевѣ Никита Кожемяка; онъ одинъ сильнѣе змѣя; пошлите Никиту меня
изъ неволи выручить» .
Сыскалъ царь Никиту и самъ съ царицею пошелъ его просить выручить ихъ дочку
изъ тяжкой неволи. Въ ту пору мялъ Кожемяка разомъ двѣнадцать воловьихъ кожъ. Какъ
увидалъ Никита царя — испугался: руки у Никиты задрожали — и разорвалъ онъ разомъ
всѣ двѣнадцать кожъ. Разсердился тутъ Никита, что его испугали и ему убытку надѣлали, и
сколько ни упрашивали его царь и царица пойти выручить царевну — не пошелъ.
Вотъ и придумали царь съ царицею собрать пять тысячъ малолѣтнихъ сиротъ —
осиротилъ ихъ лютый змѣй — и послали ихъ просить Кожемяку освободить всю русскую
землю отъ великой бѣды.
Сжалился Кожемяка на сиротскія слезы, самъ прослезился. Взялъ онъ 300 пудовъ
пеньки, насмолилъ ее смолою, весь пенькою обмотался и пошелъ. Подходитъ Никита къ

71

РОДНЫЯ СКАЗКИ т. 2

змѣиной берлогѣ; а змѣй заперся, бревнами завалился и къ нему не выходитъ.
— Выходи лучше въ чистое поле, а не то я всю твою берлогу размечу, — сказалъ
Кожемяка и сталъ уже бревна руками разбрасывать.
Видитъ змѣй бѣду неминучую, некуда ему отъ Никиты спрятаться, вышелъ въ
чистое поле.
Долго ли, коротко ли они бились, только Никита повалилъ змѣя на землю и хотѣлъ
его душить. Сталъ тутъ змѣй молить Никиту:
— Не бей меня, Никитушка, до смерти! Сильнѣе насъ съ тобою никого на свѣтѣ нѣтъ;
раздѣлимъ съ тобой весь свѣтъ поровну: ты будешь владѣть въ одной половинѣ, а я въ
другой.
— Хорошо, — сказалъ Никита, — надо же прежде межу проложить, чтобы потомъ
спору промежъ насъ не было.
Сдѣлалъ Никита соху въ 300 пудъ, запрягъ въ нее змѣя и сталъ отъ Кіева межу
прокладывать, борозду пропахивать; глубиной та борозда въ двѣ сажени съ четвертью.
Провелъ Н икита борозду отъ Кіева до самаго Чернаго моря и говоритъ змѣю:
— Землю мы раздѣлили, теперь давай море дѣлить, чтобъ и о водѣ промежъ насъ
спору не вышло.

72

РОДНЫЯ СКАЗКИ т. 2
Стали воду дѣлить: вогналъ Никита змѣя въ Черное море, да тамъ его и утопилъ.
Сдѣлавши святое дѣло, воротился Никита въ Кіевъ, сталъ опять кожи мять, не взялъ
за свой трудъ ничего. Царевна же воротилась къ отцу, къ матери.
Борозда Никитина, говорятъ, и теперь кое-гдѣ по степи видна; стоитъ она валомъ
сажени въ двѣ высотою. Кругомъ мужички пашутъ, а борозды не распахиваютъ: оставляютъ
ее на память о Никитѣ Кожемякѣ.

73

РОДНЫЯ СКАЗКИ т. 2

Ш емякинъ судъ.
I.

о д В у Ш ъ нѣкоторомъ царствѣ, въ нѣкоторомъ государствѣ стояла деревня. Въ той
d j B S £ деревнѣ жили-были два мужика: Голой Ерема да Ѳома, Большая Крома. Вотъ,
пришла къ нимъ зима сиволапая, затрещали избушки, повалилъ снѣгъ. У кого
тепло, у кого добро, а Ерема лежитъ на нетопленной печи, дуетъ въ кулаки да думаетъ:
— Ухъ! холодно! Нынѣ и морозы стали сердитѣе: нигдѣ мѣста не находишь! Дай-ка,
поѣду я въ лѣсъ, дровъ нарублю да печку вытоплю!
Пошелъ къ сосѣду, попросилъ сани. Пришелъ къ Ѳомѣ, проситъ лошади. На Ѳому въ
тотъ разъ добрый стихъ нашелъ.
— Изволь, — говоритъ, — возьми лошадь.
Ерема поклонился, взялъ лошадь, повелъ къ себѣ, да идучи-то, и думаетъ:
— Экой я дуралей! Выпросилъ я лошадь, а хомута не взялъ. Какъ же я запрягу ее?
Итти опять къ Ѳомѣ — еще разсердится и лошаденки не дастъ. Итти къ сосѣдямъ —
скажутъ: что за дуракъ, хомутъ забылъ, когда лошадь бралъ! Да и придется ли чужой
хомутъ по лошадкѣ? Голь мудрена. Думалъ-думалъ, да и вздумалъ: «привяжу я лошадь къ
санямъ хвостомъ?»
Точно! привязалъ, перекрестился, поѣхалъ.
Ну, ѣхалъ онъ близко ли, далеко, низко ли, высоко, скоро сказка сказывается, да не

74

РОДНЫЯ СКАЗКИ т. 2
скоро дѣло дѣлается. Ерема нарубилъ возъ дровъ и поѣхалъ назадъ. Ладно дѣло! Пріѣхалъ
домой, отворилъ ворота, да и забылъ подворотню вынуть: нукнулъ на лошадь; та уперлась,
двинулась: сама-то на дворъ взошла, а возъ-то на улицѣ остался, и съ хвостомъ!
Этакое горе! Какъ теперь къ Ѳомѣ показаться? Что онъ скажетъ? Взялъ лошадь съ
хвостомъ, а отдаешь безъ хвоста! Но, такъ какъ дѣлать было нечего, побрелъ Ерема къ
Ѳомѣ, повелъ съ собою и лошаденку безхвостую.
Какъ закричитъ на Ерему Ѳома, Большая Крома, закричитъ, какъ только богатые на
бѣдныхъ кричать умѣютъ; у Еремы и ноги подкосились! Повалился онъ въ ноги Ѳомѣ,
проситъ, плачетъ, умоляетъ. Нѣтъ пощады!
— Какъ ты смѣлъ! Какъ ты дерзнулъ! Какъ ты могъ у моей лошади хвостъ выдернуть!
Ерема увѣрялъ, что она сама его выдернула, отдавалъ себя въ заработку, просилъ
простить, просилъ прибить, да только простить.
— Ни прощать ни бить тебя не стану, — отвѣчаетъ Ѳома, — а пойдемъ-ка, пріятель
дорогой, къ судьѣ Шемякѣ! Пусть онъ разсудитъ, и что онъ велитъ, то и будь!
Что станешь дѣлать! Ѳома ухватилъ Ерему за воротъ и повелъ его къ судьѣ Шемякѣ.
Недалеко ужъ имъ и до Ш емяки судьи, и думаетъ Ерема:
“Ну, и безъ бѣды судья бѣда, а у меня такая бѣда надъ головою — куда я дѣнусь!
Сгинь моя голова побѣдная! Вотъ подходимъ мы къ мосту, а подъ мостомъ прорубь не
малая. Перекрещусь да брошусь въ прорубь — поминай, какъ звали!”
Сказано — сдѣлано. Только поровнялись съ серединой моста, Ерема говоритъ:
— Постой, Ѳома Карпычъ! Вонъ видно отсюда село, дай перекреститься на Божію
церковь!

II.
Отпустилъ Ѳома Ерему, а онъ снялъ шапку, положилъ ее на перила моста,
перекрестился, да какъ махнетъ съ моста — только и видѣли его! Бросился Ѳома къ
периламъ, глядитъ — глазамъ не вѣритъ: Ерема стоитъ подъ мостомъ на льду, живехонекъ,
и держитъ его тамъ за воротъ здоровый мужчина; подлѣ стоитъ лошадь, запряженная въ
сани, а въ саняхъ лежитъ кто-то и молчитъ.
Сбѣжалъ Ѳома внизъ, а мужчина уже навстрѣчу ползетъ, Ерему съ собой за воротъ
волочетъ.
— Что, добрый человѣкъ, — сказалъ Ѳома, — какъ звать тебя, не знаю... Куда это
волочешь ты этого окаяннаго Ерему?
— Зовутъ меня Артамономъ, сынъ я Сидорычъ, — отвѣчалъ мужчина. — А ѣхалъ я съ
бачкой моимъ къ куму въ гости, новаго пива отвѣдать. Подъѣхали мы подъ этотъ мостъ, и
вдругъ свалился съ моста вотъ этотъ окаянный на моего бачку и отправилъ его въ дальнюю
дорогу, такъ что онъ передъ смертью и пожалѣть не успѣлъ, что у кума пива молодого не
отвѣдалъ. Вотъ я поворотилъ оглобли: веду этого прыгуна къ судьѣ Шемякѣ, пусть онъ у
него попрыгаетъ
да научится, каково съ мосту, не оглядѣвшись, бросаться да добрыхъ людей давить!
— Хе-хе! — возгласилъ тогда Ѳома, по прозванію Большая Крома. — Такъ я тебѣ
добрый попутчикъ!

75

РОДНЫЯ СКАЗКИ т. 2

III.
Подошли наши просители къ дому судьи Ш емяки, смотрятъ: домъ стоитъ во дворѣ,
на всей красотѣ, а надъ домомъ поставлена превеликая надпись:
«Домъ правосуднаго судіи Ш емяки».
Ворота растворены настежь, и отъ самыхъ воротъ до крыльца дубоваго снѣгъ
расчищенъ, песочкомъ дорожка посыпана — свободный входъ всякому, бѣдному и
богатому.
— Ай да судья Шемяка! — говорятъ просители. — Да у насъ и къ сотскому такого
свободнаго входа нѣтъ!
Смотрятъ они еще: подлѣ воротъ на улицѣ, по обѣ стороны, врыты два столба
высокіе, и подлѣ каждаго столба стоитъ земскій ярыжка съ дубинкой, а на столбахъ
прибиты листы, и на листахъ написано что-то такими крупными буквами, что и слѣпой
прочитаетъ. Нашимъ просителямъ жаловаться судьѣ Ш емякѣ было дѣло небывалое,
не.знаютъ они ни суда ни обряда.

Сняли шапки, кланяются ярыжкамъ и хотятъ итти прямо во дворъ, въ ворота.
— Стой! — закричалъ одинъ ярыжка. — Сперва прочитай, что на столбѣ написано!
Просители поглядѣли другъ на друга и отвѣчали:
— Грамотѣ не знаемъ, кормилецъ!
— Ну, такъ слушайте, я вамъ прочту: «Вѣдомо симъ чинится всякому, что никто изъ

76

РОДНЫЯ СКАЗКИ т. 2
жалобщиковъ, приходящихъ къ судьѣ Шемякѣ, никакихъ взятокъ никому давать не
долженъ, а паче чаянія кто что дастъ, будетъ судиться, яко виновный въ подкупѣ».
— Ай да кормилецъ судья Шемяка! — вскричали просители.
— Ну, теперь давай же за прочтеніе! — сказалъ имъ ярыжка, протягивая руку.
— Какъ: давай? Да вѣдь ты самъ о томъ читалъ, чтобы мы не давали?
— Да развѣ я взятку съ тебя прошу? — вскричалъ ярыжка. — Это законное дѣло. Кто
тебѣ не велѣлъ грамотѣ знать самому!
— А если бы мы сами грамотѣ знали?
— Тогда вы должны бы были заплатить за то, что сами прочитали. Толковать нечего!
Давай, а не то дубиной по лбу съѣзжу; забудешь, какъ твоего отца зовутъ, да еще въ тюрьмѣ
насидишься за ослушаніе противъ начальства и своевольство!
Толковать было, въ самомъ дѣлѣ, нечего; просители вынули свои мошны, заплатили
по алтыну.
— Теперь ступайте къ другому столбу! — проговорилъ ярыжка.
Просители подошли къ другому столбу.
— Знаете грамотѣ? — спросилъ товарищъ ярыжки.
— Нѣтъ, кормилецъ!
— Такъ слушайте: «Вѣдомо симъ чинится всякому, что каждый жалобщикъ,
приходящій къ судьѣ Шемякѣ, имѣетъ быть къ нему допущенъ свободно во всѣ
положенные часы, и никто не смѣетъ пришедши уйти назадъ, подъ опасеніемъ быть судимъ,
яко виноватый».
— Слышимъ, кормилецъ! — отвъчали просители, низко кланяясь.
— Давай же за объявленіе, — сказалъ ярыжка, — и отговариваться не смѣй, понеже за
ослушаніе будешь виноватъ!
Просители поглядѣли другъ на друга и заплатили еще по алтыну.
— А ты, молодецъ, что не платишь? — спросили ярыжки Ерему.
— У меня нечего дать, — отвѣчалъ Ерема
— Такъ и не смѣй ты итти къ судьѣ Шемякѣ, коли за прочтеніе да за объявленіе
приказовъ не платишь — пошелъ прочь!
— Да я и не желаю итти къ судьѣ, — сказалъ Ерема:—спасибо вамъ, господа земскіе
ярыжки! Пожалуй, хоть пріударьте еще меня въ толчки да прогоните!
— Давай затылокъ, за этимъ дѣло не станетъ!
Тутъ Ѳома и Артамонъ испугались, кланяются, говорятъ:
— Господа земскіе ярыжки! ведемъ мы его къ судьѣ Шемякѣ, а если вы его
прогоните, такъ кого же судья судить будетъ?
— Намъ какое дѣло! Платите за него вы, а безъ того не пустимъ.
Просители постояли, подумали, опять развязали мошны и заплатили за Ерему по
доброму грошу съ брата. А Ерема, между тѣмъ, расхаживалъ на улицѣ, подлѣ воротъ,
увидѣлъ камешекъ порядочный, подумалъ, завернулъ его въ тряпичку и спряталъ за пазуху.
— Все выместимъ на лиходѣѣ нашемъ, когда будемъ у судьи Шемяки! — говорили
просители.

IV.
77

РОДНЫЯ СКАЗКИ т. 2
Идутъ, прошли сквозь широкія ворота, пошли по чистой, гладкой, широкой
дорожкѣ.
— Стой! — закричали два новые ярыжки и выскочили изъ будокъ, которыя
поставлены были во дворѣ, по обѣимъ сторонамъ воротъ, такъ что съ улицы совсѣмъ не
были видны. — Куда? зачѣмъ?
— Къ судьѣ Шемякѣ.
— Давай по три алтына!
— За что, кормильцы?
— Положенное за входъ во дворъ судейскій.
— Что, Артамонъ Сидоровичъ, платить ли намъ? — спросилъ Ѳома, который былъ
скупѣе товарища. — Не вернуться ли намъ?
— Такъ заплатите по шести алтынъ за выходъ! — вскричали ярыжки.
Ни взадъ ни впередъ! Попались молодцы! Ерема и думать ни о чемъ не хотѣлъ,
потому что ему, какъ голому, и тутъ угрожали только толчками, а просители поморщились,
да опять за него заплатили.
— Ш апки долой! — пени по пяти алтынъ! — закричалъ главный ярыжка, когда
просители подошли къ судейскому крыльцу.
Они и не замѣтили, какъ онъ вывернулся, откуда взялся. То-то и бѣда, что
просителямъ кажется чистая, широкая дорога къ судейскому крыльцу, а какъ пойдутъ по
той дорогѣ, ярыжки словно изъ-подъ земли вывертываются да такъ змѣйкой въ карманъ и
лѣзутъ.
— Послушай-ка, кормилецъ, — сказалъ, Ѳома главному ярыжкѣ, — читали намъ
приказы у воротъ, чтобы никому взятокъ не давать.
— Да развѣ вы давали кому-нибудь? Развѣ съ васъ взятки взялъ кто-нибудь?
Скажите скорѣе; бѣда и вамъ и тому бѣда, кто взялъ!
— А вотъ, кормилецъ, заплатили по алтыну у перваго столба.
— За прочтеніе.
— Да по алтыну у другого столба.
— За объявленіе.
— Да по три алтына, когда вошли во дворъ.
— За вхожденіе.
— А ты, кормилецъ, за что берешь?
— За то, что вы у крыльца шапокъ не сняли.
— А если бы мы сняли?
— Такъ заплатили бы за здорово живешь.
— Какъ: за здорово живешь?
— Да такъ, потому что я приставленъ здѣсь говорить всякому, кто ни придетъ:
«Здорово живешь», а за это вносится по пяти алтынъ.
— Была не была!

V.
Заплатили молодцы, взошли на высокое судейское крыльцо, подошли къ двери.

78

РОДНЫЯ СКАЗКИ т. 2
Дверь заперта. Стукнули разъ, и за дверью кто-то сиплымъ голосомъ произнесъ: «Гривна!»
Стукнули въ другой, и тотъ же голосъ произнесъ: «Другая!» Стукнули въ третій, и тотъ же
голосъ въ третій разъ промолвилъ: «Третья!»
— Ой, братъ! да не на нашъ ли карманъ это насчитываютъ! — молвилъ Ѳома.
— Подразумѣвается! — произнесъ невидимка; маленькое окошечко въ двери
отворилось; протянулась изъ него костлявая рука, крючкомъ изогнутая, и невидимка за
дверью произнесъ:
— Положи по три гривны съ брата.
— Кормилецъ! за что же?
— А за то, что вы въ положенный день пришли. Развѣ не читали приказа у входа?
— Артамонъ Сидоровичъ! не пойти ли намъ назадъ? — шепнулъ Ѳома.
— Такъ за безчестье положенному дню и напрасное челобитье давай по шести
гривенъ.
— Отворяй двери — бери деньги!
— Нѣтъ! сперва заплати, тогда отворятъ.
— На, бери деньги.
— Взялъ.
— Отворяй.
— Нѣтъ! погоди — надобно еще дьяку доложить.
— Такъ иди да докладывай!
Рука опять протянулась, а дверь не отворялась.
— Иди же докладывать.
— Вы должны положить, а тогда и двери настежь!
Еще по гривнѣ съ головы слетѣло въ костлявую руку невидимки. Дверь, наконецъ,
растворилась. Глядятъ просители: стоитъ цѣлый рядъ подьячихъ, протянулся до самаго
того стола, за которымъ сидитъ дьякъ, пишетъ, перомъ пощелкиваетъ и не глядитъ.
Не знали просители, что тутъ дѣлать. И вотъ съ правой стороны протянулась
подьяческая рука крючкомъ, и говоритъ первый подьячій: «На отопленіе судейской!»
Протянулась другая, говоритъ другой: «На бумагу для жалобы!» Протянулась третья,
говоритъ третій: «За записку просьбы». Протянулась четвертая, говоритъ четвертый: «За
печать!» Протянулась пятая... Словомъ, протянулось четырнадцать рукъ, и каждая
вытянула изъ мошны у каждаго просителя по нѣскольку алтынъ.
И съ горя, и съ расходовъ, и съ холоду повалились просители въ ноги дьяку, кричатъ,
вопятъ:
— Смилуйся, отецъ!
— Что вы? — спросилъ дьякъ.
— Ж аловаться судьѣ Шемякѣ.
— На жалобу нѣтъ запрещенія. Справедлива ли жалоба?
— Эй, отецъ, ужъ какъ справедлива, кормилецъ!
— Не бралъ ли кто-нибудь съ васъ взятокъ, пока вы дошли до меня?
— Нѣтъ, кормилецъ! брали съ насъ много, а взятокъ не бралъ никто.
— Имѣешь ли ты наличныя доказательства въ правотѣ своего дѣла? — спросилъ
дьякъ у Ѳомы.
Тотъ подумалъ-подумалъ и отвѣчалъ:
— Со мной никакихъ доказательствъ налицо нѣтъ!
— Хорошо, а ты имѣешь ли?

79

РОДНЫЯ СКАЗКИ т. 2
— Нѣтъ!
— А ты имѣешь ли?
Еремка смекнулъ и отвѣчалъ:
— Имѣю.
— Покажи.
Ерема вынулъ изъ-за пазухи камень въ тряпичкѣ и изъ-за спины Ѳоминой показалъ
дьяку.
— Ладно! — молвилъ дьякъ. Онъ всталъ, растворилъ двери и ввелъ просителей въ
судейскую.

VI.
Глядятъ наши молодцы: сидитъ старый судья Ш емяка на большой скамьѣ, за
большимъ столомъ; съ одной стороны стоитъ чернильница въ полтора ведра; съ другой
лежатъ большою охапкою перья лебединыя. Хорошъ судья Шемяка, толстъ, красенъ,
дороденъ, ноздри раздуваетъ, правду изрекаетъ. Испугались, струсили, оробѣли наши
просители, кланяются въ землю.
— Судья Ш емяка, — заговорилъ дьякъ, подошедши къ судейской скамьѣ, — бьютъ
тебѣ челомъ два просителя на одного ответчика!
— Гмъ! — промолвилъ Ш емяка и поднялъ носъ кверху.
— Наличныхъ доказательствъ не имѣютъ!
— Гмъ! — промолвилъ опять Ш емяка и погладилъ по широкой своей бородѣ рукою.
— Не имѣютъ! А отвѣтчикъ наличныя доказательства имѣетъ!
— Гмъ! — молвилъ еще разъ Шемяка, потянулся по лавкѣ, выдвинулъ брюхо
впередъ, голову закинулъ за спину глаза уставилъ въ потолокъ, сложилъ нога за ногу и
сказалъ: «Объявленъ ли просителямъ приказъ, что посуловъ не принимаютъ?»
— Объявленъ.
— Итакъ, судъ по формѣ начинается. Ж алуйтесь по порядку!
И вотъ Ѳома повалился въ ноги судьѣ Шемякѣ, объясняетъ сущую правду, какъ
Ерема у лошади его хвостъ выдернулъ.
— Ну, что ты, отвѣтчикъ, скажешь? — возговорилъ судья Шемяка.
— Я не виноватъ, что онъ не далъ мнѣ хомута и что у его лошади хвостъ не крѣпко
держался.
— А чѣмъ докажешь?
Ерема не отвѣчалъ, а изъ-за Ѳомы показалъ судьѣ Ш емякѣ камень въ тряпичкѣ.
— Гмъ! — промолвилъ судья Ш емяка и тихо прибавилъ: — Сто рублей, навѣрное.
— Правъ! — возгласилъ онъ.
— Слушай, проситель: отдай ты свою безхвостую лошадь этому негодяю, и, пусть онъ
держитъ ее у себя до тѣхъ поръ, пока у нея опять хвостъ вырастетъ. Тогда возьми себѣ
лошадь съ хвостомъ, а если онъ хвоста отдавать не будетъ, дозволяется тебѣ жаловаться
законнымъ порядкомъ. Дьякъ! вывести просителя и взять съ него надлежащую подписку,
пошлины, приказный сборъ и прочее, какъ слѣдуетъ.

80

РОДНЫЯ СКАЗКИ т. 2

Ѳому подхватили и повели въ подьяческую, а Артамонъ повалился въ ноги судьѣ
Шемякѣ, объясняетъ сущую правду, какъ Ерема съ моста прыгнулъ и отца его задавилъ.
— Ну, что ты, отвѣтчикъ, скажешь? — возговорилъ судья Шемяка.
—Я не виноватъ, что отцу его вздумалось подъѣхать подъ мостъ, когда я прыгнулъ, и
что отецъ его не увернулся, когда я на него упалъ.
— А чѣмъ докажешь?
Ерема не отвѣчалъ, а изъ-за Артамона показалъ судьѣ Ш емякѣ камень въ тряпичкѣ.
— Гмъ! — промолвилъ судья Ш емяка и тихо прибавилъ: — Еще сто рублей, навѣрное!
— Правъ! — возгласилъ онъ.
— Слушай, проситель: поди ты, стань на мостъ на томъ самомъ мѣстѣ, гдѣ стоялъ
этотъ негодяй, а его поставь на то самое мѣсто, гдѣ стоялъ твой отецъ, и потомъ спрыгни на
него съ моста и задави его, точно такъ же, какъ онъ задавилъ твоего отца. А если ты,
спрыгнувши, его не задавишь, дозволяется тебѣ снова жаловаться на него законнымъ
порядкомъ. Дьякъ! вывести просителя и взять съ него надлежащую подписку, пошлины,
приказный сборъ и прочее, какъ слѣдуетъ.

VII.
81

РОДНЫЯ СКАЗКИ т. 2
Артамона подхватили и повели въ подьяческую. Остались въ судейской судья
Ш емяка, дьякъ да Ерема.
— Ну, — сказалъ судья Ш емяка, — доволенъ ли ты моимъ судомъ?
— Доволенъ, — отвѣчалъ Ерема.
— Такъ подавай же доказательства того, что доволенъ.
— И за этимъ не станетъ! — отвъчалъ Ерема, вынулъ тряпичку, развязалъ и показалъ
судьѣ Ш емякѣ камень.
— Какъ? — воскликнулъ Ш емяка. — Стало-быть, ты не хотѣлъ мнѣ за каждое
рѣшеніе давать по сту рублей и не деньги, а камень мнѣ показывалъ? Для чего же ты мнѣ
его показывалъ?
— А вотъ для чего: если бы ты судилъ не по мнѣ, такъ я этимъ камнемъ прямо бы тебѣ
въ лобъ пустилъ!
Судья Ш емяка посмотрѣлъ на камень, подумалъ и сказалъ:
— Увѣсистъ камешекъ выбралъ! — Потомъ онъ перекрестился и промолвилъ: —
Слава Богу, что я по немъ судилъ! Если бы да пустилъ онъ мнѣ въ лобъ этимъ камнемъ,
такъ, навѣрное, лбу моему уцѣлѣть было бы невозможно. Но на чемъ же ты основывался,
оправдываясь въ судѣ такимъ образомъ?
— На извѣстной поговоркѣ, правосудный судья Шемяка: семь бѣдъ — одинъ отвѣтъ.
— Правъ, правъ! — возгласилъ судья Шемяка. — Казусное, однакожъ, дѣло! Дьякъ!
вытолкать этого негодяя, а впередъ поставить правиломъ на судѣ: не принимать наличныхъ
доказательствъ безъ надлежащаго предварительнаго осмотрѣнія, и если кто таковыя или
тѣмъ подобныя доказательства представить вознамѣрится, каковыя сей негодяй
представилъ, то оныхъ не принимать, поелику... Ну, да «поелику»-то ты ужъ тамъ подведи,
какъ законы повелѣваютъ!
Ерему вытолкали изъ судейской, а у воротъ на улицѣ встрѣтилъ онъ Ѳому и
Артамона, которые стояли и думали: «Жаль хвоста, да все-таки лошадь-то и безъ хвоста
денегъ стоитъ!» — «Ж аль отца, да все-таки своя голова на что-нибудь да пригодится!»
— Ерема, — сказалъ Ѳома, — чѣмъ брать тебѣ у меня лошадь безхвостую, возьми
лучше корову, и передъ тобой она! Грѣхъ да бѣда на кого не живетъ!
— Пожалуй! — отвѣчалъ Ерема.
— Ерема, — сказалъ Артамонъ, — чѣмъ мнѣ прыгать на тебя съ моста, возьми лучше,
я подарю тебѣ, хату теплую, владѣй на здоровье: вѣдь иной разъ такъ прыгнешь, что потомъ
и прыгать не станешь!
— Пожалуй! — отвъчалъ Ерема. — Давно бы вамъ такъ. Право, худой миръ лучше
доброй ссоры.
конецъ сказкѣ о судьѣ Ш емякѣ!

82

РО Д Н Ы Я СКА ЗКИ т. 2

Сказка о щукѣ зубастой.

ъ ночь на Ивановъ день родилась щука въ Шекснѣ, да такая зубастая,
что Боже упаси! Лещи, окуни, ерши — Всѣ собрались глазѣть на нее и
дивовались такому чуду. И стала щука расти не по днямъ, а по часамъ:
что день, то на вершокъ прибавится; и стала она въ Шекснѣ
\
Щ Я Я Л похаживать да лещей, окуней полавливать: издали увидитъ леща, да и
хвать его зубами, леща какъ не бывало, только косточки хрустятъ на
зубахъ у щуки зубастой. Экая оказія случилась на Шекснѣ! Что дѣлать
лещамъ да окунямъ — тошно приходитъ, щука всѣхъ пріѣстъ, прикорнаетъ.
Собралась вся мелкая рыбица и стала думу думать, какъ перевести
щуку зубастую. Н а совѣтѣ пришелъ и Ершъ Ершовичъ и сказалъ: «Полно-те
думать да голову ломать, полно-те мозгъ портить! а вотъ послушайте, что я буду баять.
Тошно намъ всѣмъ теперь въ Шекснѣ; щука зубастая проходу не даетъ, всякую рыбу на
зубъ беретъ: не житье намъ въ Шекснѣ, переберемтесь-ка лучше въ мелкія рѣки жить: въ
Сизму, Коному да Славенку; тамъ насъ никто не тронетъ, и будемъ жить припѣваючи». И
поднялись всѣ ерши, лещи, окуни изъ Ш ексны въ мелкія рѣчки Сизму, Коному да
Славенку.
Съ тѣхъ поръ въ Шекснѣ совсѣмъ мало стало мелкой рыбицы. Закинетъ рыбакъ
удочку въ воду, да ничего не вытащитъ; когда нѣкогда попадется стерлядка, да тѣмъ и
ловлѣ шабашъ. Вотъ вамъ и вся сказка о щукѣ зубастой. Много надѣлала, плутовка,
хлопотъ въ Шекснѣ, да послѣ и сама не сдобровала. Какъ не стало мелкой рыбицы, пошла
хватать червяковъ и попалась на крючокъ. Рыбарь сварилъ изъ нея забубенную ушицу, да
тѣмъ, кажись, и заговѣлся.

83

РОДНЫЯ СКАЗКИ т. 2

Вольга богатырь.

то не мелки часты звѣздочки
£ Разсажались по поднебесью,
У

Ш
ч

Что не ясенъ свѣтелъ мѣсяцъ
Просвѣтилъ въ небѣ высокоемъ,
Освѣтило красно солнышко
Нашу землю святорусскую:
На святой Руси на матушкѣ
Народился удалъ молодецъ
Свѣтъ Вольга — сударь Буслаевичъ.
Отъ рожденья богатырскаго
Потряслася мать сыра земля,
Море сине всколыбалося,
Рыбы въ глубь моря забилися,
Звѣри въ чащи схоронилися,
Потряслось царство турецкое.
***
Выросталъ Вольга семи годовъ —
Захотѣлъ онъ много мудрости,
Къ мудрецамъ задался въ выучку
И въ наукъ пошло ученіе.
Понималъ Вольга всѣ мудрости.
Обучился первой мудрости —
Оборачиваться птицею;
Обучился другой мудрости —
Оборачиваться рыбою;
Обучился третьей мудрости —
Сѣрымъ волкомъ ся обертывать.
Какъ и сталъ Вольга въ пятнадцать лѣтъ,
Подбиралъ Вольга дружинушку;
И собралъ онъ себѣ ровнюшекъ —
Удалыхъ ли добрыхъ молодцевъ —
Тридцать братьевъ безъ единаго,
Становился самъ въ тридиатыихъ.
***
Какъ и сталъ Вольга съ дружиною
Н а крутомъ яру у Кіева,
Взговоритъ Вольга Буслаевичъ:
«Вы, дружина моя храбрая,
Тридцать братьевъ безъ единаго,

84

РОДНЫЯ СКАЗКИ т. 2
Самъ Вольга я во тридцатыихъ, —
Вы большого брата слушайте,
Повелено дѣло дѣлайте:
Повяжите сѣти шелковы,
Опускайте въ море синее».
Тутъ Вольгу дружина слушалась:
Повязала сѣти шелковы,
Опускала въ море синее.
Рыбой Вольга ся обертывалъ,
Рыбой-щукою зубастою,
Во станы поплылъ глубокіе,
Распугалъ всю рыбу красную,
Загонялъ рыбу во часты сѣти.
***
Какъ и сталъ Вольга съ дружиною
Н а крутомъ яру у Кіева,
Взговорилъ Вольга Буслаевичъ:
«Вы, дружина моя храбрая,
Тридцать братьевъ безъ единаго,
Самъ Вольга я во тридцатыихъ, —
Брата большого вы слушайте,
Повелено дѣло дѣлайте:
Вейте шелковы веревочки,
Разстанавливайте по лѣсу,
На звѣриныхъ ли на тропочкахъ».
Тутъ Вольгу дружина слушалась:
Вила шелковы веревочки,
Разстанавливала по лѣсу,
Звѣремъ Вольга ся обертывалъ,
Сѣрымъ волкомъ голенастыимъ,

85

РОДНЫЯ СКАЗКИ т. 2

Поскакалъ въ лѣса дремучіе,
Во глухи ломы, во чащицы.
Распугалъ онъ звѣря куннаго,
Загонялъ звѣря во петельки.
***
Какъ и сталъ Вольга съ дружиною
Н а крутомъ яру у Кіева,
Взговоритъ Вольга Буслаевичъ:
«Половили мы всю рыбушку
Изъ синя моря глубокаго,
Половили звѣря куннаго
Изъ темныхъ лѣсовъ дремучіихъ:
А и будетъ ли тотъ молодецъ,
Чтобъ сходилъ въ царство турецкое
Ко царю Салтанъ Бекетычу,
Свѣдать думу его царскую».
Молодцы тутъ стали прятаться,
Что большой да за середняго,
А середній что за меньшаго,

86

РОДНЫЯ СКАЗКИ т. 2
А отвѣта нѣтъ отъ меньшаго.
Говоритъ Вольга Буслаевичъ:
«Вольгѣ будетъ самому идти».
Птицей Вольга ся обертывалъ,
Высоко взвился подъ небесью:
Прилеталъ въ царство турецкое,
На оконце сѣлъ косящато.
Сидитъ царь Салтанъ Бекетовичъ
Со царицею Давыдьевной, —
Разговоры разговарива(е)тъ:
Говоритъ Салтанъ Бекетовичъ:
«Ты, жена моя возлюбленна,
Молода ли свѣтъ Давыдьевна,
Воевать хочу святую Русь,
Хочу взять я славный Кіевъ градъ,
Подарить хочу по городу
Девяти сынамъ по русскому;
Да привезть хочу я шубоньку
Дорогую, соболиную».
Взговоритъ ему Давыдьевна:
«Гой ты, царь Салтанъ Бекетовичъ!
Ты напрасно снаряжаешься
Воевать на землю русскую,
Али ты того не вѣдаешь —
На Руси все не по-старому.
Освѣтило красно солнышко
Славну землю святорусскую:
Народился удалъ молодецъ
Богатырь Вольга Буслаевичъ:
Онъ теперь Вольга Буслаевичъ
Н а окнѣ сидитъ и слушаетъ
Наши рѣчи съ тобой тайныя.
Не возьмешь ты славный Кіевъ градъ,
Не подаришь ты по городу
Девяти сынамъ по русскому,
А пропасть твоей головушкѣ
Отъ того Вольги Бусла(е)вича».
Тѣмъ словамъ Салтанъ не вѣровалъ,
На царицу царь прогнѣвался —
По лицу ударилъ бѣлому,
Прогонялъ онъ съ глазъ Давыдьевну.
***
Догадался Вольгъ Буслаевичъ,
Горностаемъ ся обертывалъ,

87

РОДНЫЯ СКАЗКИ т. 2
Въ погреба бѣжалъ глубокіе —
Онъ тетивочки шелковыя
Н а лукахъ тугихъ накусывалъ,
Съ каленыхъ-отъ стрѣлъ желѣзочки
Онъ повынималъ-закапывалъ,
Оборачивался птицею,
Прилеталъ назадъ ко Кіеву,
Собиралъ свою дружинушку,
Подходилъ къ царству турецкому.
Царство крѣпко огорожено
Стѣной каменной, высокою.
Во стѣнѣ ворота крѣпкія,
По булату золоченыя,
А засовы — крюки мѣдные,
Подворотня — дорогъ рыбій зубъ,
М елкимъ вырѣзомъ вырѣзана,
По мудренымъ мелкимъ вырѣзамъ
Въ пору ли пролѣзть мурашику.
***
Тутъ дружина закручинилась:
«Какъ пройти намъ стѣны каменны.
Погубить ли добрымъ молодцамъ
Намъ головушки напрасныя?»
Догадался Вольгъ Буслаевичъ:
Мурашомъ себя обертывалъ,
Добрыхъ молодцевъ мурашками, —
Пролѣзалъ съ своей дружиною
Въ подворотню зуба рыбьяго:
За стѣной Вольга Буслаевичъ
Оборачивалъ мурашиковъ —
Молодцами съ сбруей ратною.
Взговоритъ ли Вольгъ Буслаевичъ:
« Вы большого брата слушайте,
Поведено дѣло дѣлайте:
Въ славномъ царствѣ во турецкіимъ
Вырубайте старъ и малаго.
Изведите всѣхъ до кореня:
Оставляйте только лучшіихъ
Тридцать душекъ красныхъ дѣвушекъ».

Тутъ Вольгу дружина слушалась:
Въ славномъ царствѣ во турецкіимъ
Вырубала старъ и малаго,

88

РОДНЫЯ СКАЗКИ т. 2
Изводила всѣхъ до кореня,
Не оставила на сѣмена,
Оставляла только лучшіихъ
Тридцать душекъ красныхъ дѣвушекъ.
Самъ Вольга царя отыскивалъ
Во палатахъ его каменныхъ:
Двери заперты желѣзныя,
Во дверяхъ засовы крѣпкіе.
Взговоритъ ли Вольгъ Буслаевичъ:
«Хоть ногу сломать, а выставить!»
Пнулъ ногой двери желѣзныя,
Поломалъ засовы крѣпкіе;
Царя славнаго турецкаго
Бралъ Вольга за ручки бѣлыя.
Говорилъ Вольга Буслаевичъ:
«А не бьютъ царей, не казнятъ васъ»,
Царя хлопнулъ о кирпищатъ полъ
И расшибъ Салтана вдребезги.
Тутъ дружину свою храбрую
Вольга поровну одѣливалъ —
Табуновъ коней по тысячѣ,
По бочонку красна золота
Да по дѣвушкѣ на молодца.

89

РОДНЫЯ СКАЗКИ т. 2

М икулуш ка Селяниновичъ.

ыѣзжалъ ли Вольга-свѣтъ съ дружиною
По селамъ, городамъ за получкою
Съ мужиковъ выбирать дани-выходы:
Выѣзжалъ ли сударь во чисто-поле, —
Услыхалъ во чистомъ полѣ пахаря:
Слышно — пашетъ мужикъ да посвистываетъ,
Сдалека, слышно, сошка поскрипываетъ,
Сошники по камнямъ, слышно, черкаютъ,
А не видно нигдѣ въ полѣ пахаря.
И поѣхалъ Вольга къ тому пахарю —
Цѣлый день ѣхалъ съ утра до вечера,
А наѣхать не могъ Вольга пахаря.
День, другой ѣхалъ съ утра до вечера,
А наѣхать не могъ Вольга пахаря.
Слышно пашетъ мужикъ да посвистываетъ,
Сдалека, слышно, сошка поскрипываетъ,
Сошнички по камнямъ, слышно, черкаютъ,
А не видно нигдѣ въ полѣ пахаря.
Третій день Вольга ѣхалъ до пабѣдья —
Наѣзжаетъ Вольга въ полѣ пахаря:
Въ полѣ пашетъ мужикъ да понукиваетъ,
Съ края въ край онъ бороздку отваливаетъ,
Камни, корни сохой выворачиваетъ:
Какъ заѣдетъ мужикъ-отъ въ одинъ конецъ —
Со другого конца и не виднушко.
А у пахаря сошка кленовенька,
Сошники во той сошкѣ булатные,
Захлеснуты гужочки шелковеньки,
А кобылка во сошкѣ соловенька.
* * *

90

РОДНЫЯ СКАЗКИ т. 2
Взговоритъ ли Вольга тому пахарю:
«Гой мужикъ-пахарекъ! Божья помощь тѣ
Божья помощь пахать да крестьянствовать,
Ш ироку борозду отворачивать
Да коренья, каменья вывертывать!»
Говоритъ ли мужикъ таковы слова:
«А спасибо, Вольга, благодарствуемъ —
Божья помощь, поди-тка, намъ надобна.
Божья помощь — пахать да крестьянствовать,
Самъ далеко ль ѣдешь, со дружинушкой?
Далеко ль Богъ несетъ, куда путь держишь?»
Взговоритъ ли Вольга таковы слова:
«А я ѣду, мужикъ, со дружинушкой
По селамъ-городамъ за получкою —
Выбирать съ мужиковъ дани-выходы.
Ай, пойдемъ со мной во товарищахъ!»
Взялъ мужикъ, воткнулъ сошку въ бороздочку,
Онъ гужочки шелковы взялъ выстегнулъ,
Взялъ изъ сошки кобылку да вывернулъ,
На кобылку ввалился, сѣлъ охлѣпью —
Со Вольгою поѣхалъ въ товарищахъ.
Говоритъ ли мужикъ таковы слова:
«А не ладно, Вольга, я въ бороздочкѣ
Свою сошку оставилъ не убранну,
Какъ бы сошку съ земельки повыдернуть,
Съ сошничковъ какъ бы землю повытряхнуть,
А и бросить сошку за ракитовъ кустъ...»
***
Посылалъ тутъ Вольга десять молодцовъ:
Велитъ сошку съ земельки повыдернуть,
Съ сошничковъ велитъ землю повытряхнуть,
А и бросить сошку за ракитовъ кустъ.
Подъѣзжали ко сошкѣ тѣ молодцы,
Соскочили въ борозду съ добрыхъ коней,
Разомъ брались за сошку кленовеньку.
Отъ земли этой сошки поднять нельзя.
Они сошку за обжи вокругъ вертятъ,
А не могутъ съ земли сошку выдернуть,
Не могутъ съ сошниковъ землю вытряхнуть,
А и бросить сошку за ракитовъ кустъ.
А и шлетъ ли Вольга всю дружинушку:

91

РОДНЫЯ СКАЗКИ т. 2

Велитъ сошку съ земельки повыдернуть,
Съ сошничковъ велитъ земельку повытряхнуть,
А и бросить сошку за ракитовъ кустъ.
Вотъ за сошку бралась вся дружинушка,
Разомъ бралась за сошку кленовую: —
Только сошку за обжи вокругъ вертятъ,
А не могутъ съ земли сошку выдернуть,
Не могутъ съ сошничковъ землю вытряхнуть,
А и бросить сошку за ракитовъ кустъ.
***
Подъѣзжалъ тутъ мужикъ деревенщина:
Онъ слѣзалъ со кобылки соловенькой,
Подходилъ къ своей сошкѣ кленовенькой,
Брался ручкой одной да попехивалъ,
Изъ земельки онъ сошку выдергивалъ,
Съ сошничковъ онъ земельку вытрехивалъ,
Онъ палицей комлыжки соскребывалъ,
А и бросилъ сошку за ракитовъ кустъ.
На добрыхъ коней сѣли — поѣхали.
Выѣзжаютъ они на дороженьку —
М ужикова кобылка ходой идетъ,

92

РОДНЫЯ СКАЗКИ т. 2
А Вольгинъ-отъ конь ужъ поскакиваетъ;
Мужикова кобылка рысцой пошла,
А Вольгинъ-отъ ужъ конь оставаться сталъ.
Передомъ мужикъ ѣдетъ, не тряхнется,
Во всю прыть Вольга ѣдетъ сугоною.
М ужику тутъ Вольга сталъ покрикивать,
Мужику колпакомъ сталъ помахивать:
«Ты, мужикъ-пахарекъ, ты постой, пожди,
За тобою, мужикъ, не угонишься».
На Вольгу тутъ мужикъ пріоглянулся,
Сталъ кобылку свою окорачивать
И поѣхали шагомъ дорожкою.
***
Взговоритъ ли Вольга таковы слова:
«У тебя ли, мужикъ, лошадь добрая —
Кабы лошадь твоя да конькомъ была, —
За лошадку цѣна бы пятьсотъ рублей»
Говоритъ ли мужикъ таковы слова:
«А и глупъ ты, Вольга, глупо сказываешь.
Я кобылочку взялъ изъ-подъ матери.
За сосунчика далъ я пятьсотъ рублей;
А конькомъ бы была — ей и смѣты нѣтъ».
Взговоритъ ли Вольга таковы слова:
«А и какъ тя, мужикъ, звать по имени,
Величать тебя какъ по изотчеству!»
Говоритъ ли мужикъ таковы слова:
«А я ржи напашу, во скирды сложу,
Домой выволоку, дома вымолочу.
Да и пива сварю, мужиковъ сзову,
И почнутъ мужики тутъ покликивать:
Гой, Микула-свѣтъ, ты Микулушка,
Свѣтъ М икулушка да Селяниновичъ!»

93